МЕСТО РАБОТЫ - СЕРДЦЕ

В 1956 году плеядой великих хирургов во главе с А.Н. Бакулевым был создан Институт сердечно-сосудистой хирургии. За 44 года своей жизни Институт превратился в крупнейший, а, по мнению зарубежных специалистов, и в самый крупный в мире кардиохирургический центр. В нем оказывается высококвалифицированная помощь больным с врожденными и приобретенными пороками сердца, нарушениями ритма, ишемической болезнью сердца и другими сердечно-сосудистыми заболеваниями. В состав Центра входят Институт коронарной патологии и сосудистой хирургии. Институту кардиохирургии (пару лет назад открывшемуся на Рублевском шоссе) присвоено имя великого кардиохирурга В.И. Бураковского, долгое время возглавлявшего Институт, а затем и Центр.

Применение Центром новейшей диагностической аппаратуры позволяет всего за несколько часов изучить особенности сердца пациента и выявить заболевания на самых ранних стадиях. Лабораторная база помогает определить степень повреждения не только миокарда, но и печени, почек и других органов и тканей организма. Обследование и лечение проводятся пациентам любых возрастов, начиная с самых первых дней жизни. Будущие родители должны знать, что отклонения в развитии сердца плода можно выявить уже на ранних стадиях беременности.

Здесь работают всемирно признанные хирурги, выполняющие все известные в мире операции на сердце и сосудах. Ежегодно в стенах институтских клиник проходят обследование и лечение более 15000 пациентов, выполняется более 3500 операций, в том числе около 2000 - в условиях искусственного кровообращения. В Центре 25 операционных, 76 коек отделений реанимации и интенсивной терапии, в том числе и 18 для новорожденных и детей первого года жизни, которые оснащены современнейшим оборудованием.

Но, несмотря на мощность Центра, готового помочь каждому человеку, сегодня в России делается лишь 5% от необходимых операций на сердце. Поэтому так высока статистика смертности - ежегодно умирает около 300 тысяч человек, которые нуждались в этой операции. Смертность от сердца перекрывает все другие - более 55%. Проще всего задать вопрос: почему это происходит и кто виноват? Гораздо сложнее разрешить причины такого катастрофического состояния: это не только отсутствие системы социального страхования, а отсюда и недостаточность финансирования из бюджета; но и несознательное отношение людей к своему здоровью, а отсюда и большой процент запущенных больных, которым даже при всем профессионализме врачей помочь уже нельзя. Поэтому так важно, чтобы каждый человек задумывался о своем здоровье и здоровье своих близких. А высококвалифицированные врачи Института готовы помочь в любой ситуации.

ЛЕО БОКЕРИЯ

ДИПЛОМАТИЧНЫЙ ХИРУРГ

Сегодня Центром руководит Лео Бокерия - академик РАМН, лауреат Ленинской и Государственной премий. Ленинскую премию он получил в 1976 году за работу в области гипеpбаpичеcкой окcигенации, котоpая позволяла cущеcтвенным обpазом улучшить защиту оpганизма от киcлоpодного голодания. А Государственную премию - в 1986 году за работу по хиpуpгичеcкому лечению тахиаритмий. Лео Бокеpия считается первым кардиохирургом в Европе по лечению аpитмий cеpдца, и одним из ведущих кардиохирургов мира. Является действительным членом Амеpиканcкой ассоциации тоpакальных хирургов, членом Научного правления Междунаpодного каpдиотоpакального центpа Монако, членом pедколлегий нескольких жуpналов в США, Великобpитании, Италии. В 1995 году журнал "Кто есть кто" назвал Лео Бокерия человеком года. А в прошлом году в Сан-Франциско (США) он был принят в круг избранных врачей мира - в Американский колледж хирургов, куда избираются пожизненно сто лучших хирургов мира.

- Несмотря на то, что ваш Центр самый крупный не только в СНГ, но и в мире, он не может помочь всем. Почему?

- Сегодня мы выполняем лишь 1/15 потребностей страны. Если в России 146 млн жителей - мы должны делать 46 тысяч операций на открытом сердце. Вся страна делает лишь 10 тысяч. Конечно, мы можем отстроить какой угодно огромный центр. Но это не решит проблемы. Самое главное, Центру, как государственному учреждению, - не хватает финансирования. У меня как-то был разговор с одним депутатом Государственной Думы. Он мне говорит: "Почему это вы некоторых больных лечите по договорам?" Я объяснил, что наш Центр получал только 20% от бюджета. На что слышу ответ: "А вот врачи нашего института отдали всю свою месячную зарплату, чтобы привлечь внимание губернатора. И целых два дня лечили больных на свои деньги". Но я подумал: пусть даже мы все в институте скинемся и отдадим свои зарплаты, то эти два дня пройдут, а Центр как стоял так и будет стоять, но врачи будут голодать. Какой в этом смысл? Мы привыкли мыслить высокими категориями, витать в облаках. Хотя давно уже пора спуститься на землю и заняться вопросами, которые действительно имеют значения для самосохранения. Мы все время бьем тревогу в отношении того, что мы вымираем, что смертность превышает рождаемость во много раз. А что это значит? Это значит, что вымирают наши семьи. Каждый, кто пропускает мимо ушей эту фразу, должен понимать, что его конкретное древо уходит на "нет". И через 50 лет некому будет вспомнить его фамилию. Пора заняться своим здоровьем.

- Говорят, вашему Центру удалось выжить именно потому, что вы очень жесткий человек?

- Ну почему же я жесткий? Я, например, за все годы своей работы никого не уволил.

- Интересно, а зачем вы сами отбираете своих работников, начиная с хирургов и заканчивая людьми, сидящими в справочном отделе?

- Многим это очень странно слышать, но я прошу, чтобы ко мне приводили даже тех, кто нанимается на работу в справочный стол. Я ставлю себя на место того, кто приходит к нам за помощью. Вот я, например, вхожу и попадаю при входе на человека, которому все равно, кто перед ним, больной ли, родственник ли его. Что тогда? Или старшая сестра в отделении - это ведь тоже лицо Центра. Как одеты врачи, нет ли пыли на окнах, заполнены ли карточки. Это старшая сестра - она хозяйка дома. Поэтому я стараюсь узнать, что это за люди, чем они дышат... Для меня важно, чтобы человек обладал хорошими знаниями. Каким бы он ни был добрым и отзывчивым, если у него нет должного образования, такой врач больному не нужен. Это очень профессиональный разговор.

- Не ошибаетесь?

- Очень часто ошибаюсь. Но увольнять уже не могу. Потому что жалко людей. Я понимаю, что лучше бы не было этого человека- ведь на него не можешь надеяться, будешь искать другого. Но это только на словах. Он все равно остается работать.

- Вас называют человеком-компьютером, потому что вы все обо всех помните и знаете.

- Я знаю подавляющее большинство людей, работающих со мной. Разве что у некоторых отчеств не помню. Но о людях знаю очень мало. Я сделал все возможное, чтобы у меня в кабинете никакие сплетни не крутились. Началось это с того, что я 18 лет был заместителем директора института, поэтому многое повидал на своем веку: как люди строят свои отношения, как пытаются эти отношения использовать. Пережил массу анонимок в свой адрес. И когда стал руководителем Центра, то сказал людям, что при первой же их попытке рассказать мне что-либо по секрету, не буду прерывать, но на общем собрании скажу все, что слышал. Я десятки раз в зал говорил такие вещи, за которые меня очень ругают и ненавидят. Не признаю закулисных игр, разговоров за закрытыми дверями.

- Вы - правдолюб?

- Думаю, я все-таки достаточно образованный человек, чтобы быть дипломатичным. Но стремлюсь к тому, чтобы в центре не было интриги. Это самое главное. Хотя порой чувствую напряжение, исходящее от окружающих.

- Рассказывают, что в Центре, что на Рублевском шоссе, вы начали работать, когда он еще и готов-то не был.

- Это точно! Мы вселились сюда, когда здесь ничегошеньки не было. В моём кабинете стоял стол, который мне принесли строители, три стула и один телефон. Почему я сюда так въехал? Я создал комиссию по переезду, но никто сюда не ехал: закончилась работа и все по домам. До меня дошло: однажды я получал квартиру, но на ремонт не было ни копейки. Я предложил жене: "Давай въедем, а потом уж как-нибудь начнем обживаться". Действительно, мы въехали, начали жить и все обстроилось. Такой же метод я применил на этот раз. Взял и переехал сюда. Моим заместителям делать ничего не оставалось, по телефону-то много не поговоришь, потянулись за мной.

- Что за история, когда вы пошли чуть ли не против Ельцина?

- Здесь должна быть ясность. После своей операции Борис Николаевич хотел отблагодарить человека, который его прооперировал. И заговорили о том, чтобы отдать наш Центр этому врачу. Но когда вопрос стоял уже остро - передавать наш институт или нет - Ельцин сказал: "Нет, я же сказал, стройте новый институт!" Я очень благодарен ему. Ведь он очень помогал создавать этот Центр, у меня даже переписка с ним есть на эту тему.

- Что вы считаете своими положительными качествами?

- Мою работоспособность. Я много работаю и мне это нравится. И делаю это всю жизнь: и в школе, и в институте, и в аспирантуре. Помню, мой кабинет был рядом с кабинетом моего учителя В.И. Бураковского. Он рано приходил и поздно уходил на работу. А я уходил еще позже. И совсем не потому, что хотел кого-то пересидеть, а потому, что всегда что-то писал, читал. И каждый раз, когда он уходил, говорил мне: "Ну ты пока еще здесь? Тогда я пошел". И так продолжается с года 68-ого... Я провожу в Центре 13-15 часов. Это качество позволяет мне на равных разговаривать с любым человеком. Второе - я - неплохой специалист. Третье - я никогда не предал и не предам то, во что верую. Когда я был в 7-ом классе, со мной учился второгодник Юра, который играл в футбол за сборную города. Мы сдавали физкультурные нормы. Надо было пробежать 60 метров. Бежали по три человека. А у него болела нога, и он мне и моему знакомому сказал: "Я все-таки хочу пробежать, чтобы получить зачет. Давайте медленно побежим". И мы побежали. Он на одной ноге прыгает, а мы вроде эскорта его сопровождаем. Преподаватель начал требовать, чтобы мы побежали. Сначала сорвался мой знакомый, а потом и меня заело. И я побежал. За нами прискакал Юра. И сказал мне фразу, которую я помню по сей день: "Запомни, человек, который предал один раз, может предать еще раз". И я стараюсь идти по своей жизни так, чтобы второй раз этого не произошло.

- А что относите к отрицательным?

- Мне часто не хватает терпения, и когда встречаю ложь, то не могу дождаться окончания и быстро раскрываюсь. Думаю, если бы я боксировал, то в каждом бою был бы или в нокауте или нокдауне. Потом, я не очень последовательный человек. Я могу сказать: "Сейчас уволим! Накажем!" И все: ничего не происходит. Эта мягкость, жалостливость, может быть, и не плохое качество на обывательском уровне. А в профессиональном смысле очень подводит. Я к себе отношусь гораздо хуже, чем люди думают. Вообще, я по натуре человек очень стеснительный. Хотя сейчас, занимая эту должность, не имею на это право - я должен отстаивать интересы Центра. Но по личным вопросам очень редко к кому обращаюсь, да и то - раз десять подумаю до этого. Ни один человек не может сказать, что я где-то что-то для себя сделал, пользуясь положением.

- Чего не должен делать хирург?

- Того, чего он не знает. Особенно хирург, который оперирует на сердце. Шаг в сторону, на два миллиметра, и всё - "финиш". Всё необходимо знать точно, наверняка. По большому счету, у меня не бывает ситуаций, когда не знаю, что делать. Человеческое сердце устроено схематично, и ты уже знаешь с точностью до 100%, где что находится. Правда, с хирургом работают и многие другие специалисты, за ошибки которых он не может отвечать.

- У вас в кабинете очень много дипломов. Вы ими очень гордитесь?

- Для меня важно только признание меня как специалиста. Из всех наград самая дорогая - Ленинская премия, которая в нашей стране приравнивалась к Нобелевской. Её я получил в 36 лет. Это самое большое в моей жизни достижение. Горжусь также дипломом, который нам вручили как самому "динамично развивающемуся коллективу в Европе". Потом, диплом за то, что в Центре была выполнена первая операция с роботом на сокращающемся сердце.

- Вы много работаете и, наверное, очень мало бывает с семьей?

- Правда, видимся мы мало, но отношения в семье очень крепкие. В моей семье тоже, кстати, все медики. Жена и старшая дочь работают в первом медицинском институте, младшая закончила медицинский с президентской стипендией, досрочно сделала кандидатскую и на законных основаниях работает в Центре. Они тоже много работают. Но я, конечно, самый мало бывающий дома.

- Признайтесь, на выбор дочерей пойти в медицинский вы оказали влияние?

- Думаю, да. Со старшей дочерью я имел неоднократные беседы. Она знала имена многих хирургов, их работы были ей интересны. И я ей сказал: "У тебя есть возможность работать мире, где ты персонально знаешь многих, знаешь по моей и маминой работе, чем будешь заниматься. А если ты пойдешь в чуждую среду, где ничего не знаешь, тебе будет сложнее ее понять, проникнуть в нее. Так что посмотри и подумай..." И она поступила в первый медицинский институт. А когда младшая подросла, там вопрос практически не стоял. Она только сказала: "Со мной-то тоже надо поговорить!"

- С дочери, работающей в Центре, спрашиваете вдвойне?

- На экзаменах - да. Она проходила экзамены, где я был председателем комиссии. Она сдавала наравне с другими. Зато мне было приятно.

- А как вы познакомились с женой?

- Мы учились в медицинском, в одной группе. И была такая маленькая девочка в группе... Я пришел на экзамен по анатомии и спрашиваю сдавших его одногруппников: "Ты чего получил?" - "Три". "А ты?" - "Два". "А ты?" - "Три". И тут я спрашиваю ее, а она получила единственная "пять". Я был очень удивлен: "Ты? Ай-яй-яй!!!"

- И что, сразу любовь?

- Нет... У меня мама была очень красивая. Когда моего отца не стало, ей было всего 36 лет. Она осталась с тремя детьми. Но все это стоически перенесла и потом мне сказала: "Я хотела, чтобы никто никогда тебе не сказал, что твоя мама делала какие-то ошибки". И она, конечно, хотела, чтобы у нее была невестка таких же нравов. И моя будущая жена ей понравилась, она согласилась на наш брак. Ольга была похожа на мою мать, которую тоже, кстати, звали Ольгой.

- Как любой человек, который родился в Грузии, вы любите петь?

- Я обожаю слушать хоровое пение. Но и петь очень люблю. У меня все пели дома: мама, сестры, соседи. Я рос в послевоенные годы, еды не хватало, одежды не хватало, отца не было - он погиб на войне. Чем дети занимались? Были песни, танцы, бессмысленные гуляния по городу. Мы любили петь. Потом, когда мы уже стали прилично жить, нам, естественно, захотелось петь - ведь наша жизнь наладилась! У меня есть несколько любимых песен, но они для близких и я не хочу их называть...

- Вы лучше Кикабидзе поете?

- Что вы, что вы... Вахтанга Константиновича затмить невозможно.

- Но вы поете грузинские песни или русские народные?

- Русские народные я не знаю. Но если "Очи черные" можно отнести к народной песне, тогда она наша любимая.

- Хоть что-то открыли из своего секретного списка любимых песен!.. А в футбол давно не играете?

- Давно. И дело не во времени. Просто не с кем играть. Я играл в футбол очень долго и надо сказать, ординаторы били меня по ногам нещадно. Может, даже специально, чтобы выместить на мне все обиды.

- Вы часто в разъездах, перелетах. Есть такая история: индейцы несли багаж экспедиции и вдруг остановились посреди пути. На вопрос "что случилось?" они ответили: "Мы шли слишком быстро. Надо остановиться, наши души не успевают за нами"... А ваша душа успевает за вами?

- Я могу к ним присоединиться. Останавливаться надо почаще - и для себя и для пользы дела. Но чем больше я делаю каких-то инициативных шагов, тем больше моя жизнь становится похожа на шахматную ситуацию, в которой вы или противник должны делать вынужденные ходы, потому что некуда ходить. Каждый новый шаг становится для меня невпроворот, потому что в результате все должен делать я: кому-то позвонить, что-то написать. Только должен, должен, должен... А между тем, лежит целый ряд книг, которые написаны, которые мне интересны. Их надо только подредактировать и отдавать в печать. Но не успеваю.

- А в переселение душ верите?

- Мне бы хотелось, чтобы так было. Но думаю, его нет. Ведь я пришел с теоретической кафедры, поэтому очень много анатомировал, препарировал, видел все только как физическое явление. И хотя я был крещен в раннем детстве, мама моя была страшно верующая, я не верю в это. Еще никто не может сказать, что он повторился.

- Во что же вы верите?

- Мне просто нравится жить. Нельзя сказать, чтобы я этой жизнью наслаждался. Но бывают радостные минуты, часы, дни, годы. Конечно, я думаю: где же все-таки то, к чему все стремятся, чтобы быть счастливыми. Мне кажется, что человеческое счастье - это общение. Ведь не радость же, например, сидеть и наедаться до отвала!

- Но для кого-то это и есть счастье.

- Может быть... Я даже скажу, что иногда домой такой голодный прихожу, что для меня нет большей радости, как поесть.

- Наверное, очень хорошо готовите, как и все люди вашей национальности.

- Ну нельзя же на всех это распространять. Я люблю хорошую пищу, хорошее вино. Но, к сожалению, готовить не умею. Я бы научился, но времени не было. Правда, чай и яичницу сделать могу.