В комнате темно. Толстые темно-синие шторы почти полностью занавешивают окно, только справа едва-едва пробивается яркий солнечный свет. И в этих кривых, заблудившихся в темноте лучах отплясывают свой хаотичный танец бесконечные пылинки. А у меня ведь аллергия, того и гляди - чихну. Пахнет сыростью...
- И долго ты так будешь стоять? Сядь, не мозоль глаза.
Я даже не подозревала, что в комнате кроме меня еще кто-то есть. Есть - в левом углу, за огромным столом, заваленном книгами, журналами и стопками бумаги, сидит старик, и его лохматая седовласая голова возвышается над горами переработанных деревьев.
В комнате нет ни одного стула, кресла или дивана. Только книги, которые сложены одна на другую в стопки, и каждая стопка подпирает другую. Выбираю самую крепкую, не очень высокую книжную постройку рядом со столом, и сажусь. Старик опять чихает.
- Пыльно у вас. И темно. А у меня аллергия, теперь целый день буду болеть, - жалуюсь, одновременно устраиваясь поудобнее на книгах. И тут понимаю, что, наверное, не очень-то красиво своим мягким местом вот так рассесться на литературе. Из любопытства стараюсь рассмотреть, на чем сижу. Но темно...
- Глупости, - вновь произносит слабым голосом старик и вдруг исчезает под столом.
- Может, я не вовремя? - спрашиваю, стараясь заполнить долгую паузу. Из-под стола снова раздается чихание и шорох. - Давайте я пока шторы открою? Темно ведь...
- Глупости! - голова старика показывается из-под стола, в зубах он крепко сжимает маленький целлофановый пакетик, а на волосах повисла толстая ветка пыли. Кряхтя, он садится в глубокое кресло, разжимает челюсти и пакетик падает на стол. - Покурим!
Дрожащими сухими пальцами со сморщенной кожей он медленно раскрывает пакетик и достает из него две беленьких папироски. Одну протягивает мне.
- Покурим! - повторяет и засовывает в рот плоский конец своей папиросы.
Я нюхаю свою папиросу и прихожу к выводу:
- Травка?!
- Ну и молодежь пошла! - старик хмыкает и бросает мне спичечный коробок.
Несколько минут мы сидим молча. Комната быстро наполняется воздушными шарами дыма. Набираю больше воздуха и еще плотнее надуваю один из шаров, потом беру тонкую нитку, которую старик только что выпустил изо рта, и завязываю ею конец шара.
-Красиво! - держу кончиками пальцев ниточку, она тянется на самый верх, почти под потолок, и крепко держит огромный воздушный шар. И вдруг старика начинает трясти, он подпрыгивает в кресле и так сильно чихает, что часть его слюны попадает мне на лоб. От неожиданности я выпускаю шар, и он исчезает где-то за потолком.
- Вот так и мир. Есть и нет, - старик долго смотрит на потолок, а я на старика.
- Мне кажется ваше лицо очень знакомо...
- Еще бы, со школьной программы! - хихикает старичок и хитро смотрит на меня. Я уже привыкла к темноте, поэтому могу лучше рассмотреть его внешность. Не расчесанная, спутавшаяся седая борода, большие глаза в глубоких впадинах, узкий нос...
- Тургенев? - робко думаю вслух я.
- Спасибо, что не Островский, - все еще продолжает хихикать старичок. - Солженицын.
Я только и могу выдавить, что:
-Круто!
-Глупости!
- И как же вас так?
- Да так... - старик пожимает плечами и смеется. Он осторожно сворачивает пакетик и пропадает под столом. Через несколько секунд его голова снова появляется. Правый глаз прикрыт, второй хитро улыбается. - Всегда надо быть на шухере, а то засекут!
Взмахиваю руками, приготовившись к долгим аплодисментам, но, не удержав равновесия, падаю на пыльный пол. Книги, на которых я сидела, рассыпаются вокруг.
Упала больно, даже в глазах проскочило несколько голубых звездочек...
- Глупости... Все суета сует...
Просыпаюсь оттого, что затекла рука. Она неловко задрана кверху и, онемевшая, лежит над головой на огромной подушке в по-гостиничному белой наволочке. Словно не принадлежит мне, а спит отдельно.
Нескольких секунд хватает, чтобы оценить ситуацию. Я не дома. Это понятно. Я у него.
А вот и он - мой любимый мужчина спит с детским выражением блаженства на лице. Спит так тихо, как не умеет спать ни один мужчина, которого я знала. Очень хочется его разглядывать еще и еще, но становится неловко, словно подглядываешь в чужое окно за ничего не подозревающим человеком.
Закрываю глаза и медленно переворачиваюсь на левый бок, чтобы не было искушения. Вчера... Все было хорошо, одно неверно. Я сказала то, чего не должна была говорить и тем самым испортила себе ощущение сегодняшнего счастья, этакого послевкусия после сладкого свидания с самым дорогим человеком. Ничего обидного для него, наоборот, это даже ему польстило. Я сказала, что люблю его. Вот так просто звучала эта фраза: "Я тебя люблю". И все. Не знаю, чего ожидала услышать после этих слов...
Но очень страшно сказать искренне, из самой глубины своего существа, "я тебя люблю" - не "безумно люблю", не "обожаю", не "жить без тебя не могу" - потому что это все не то - а в ответ услышать только... тишину. Страшно услышать именно ТИШИНУ. Ни "я тоже" или "угу" - хотя это тоже не успокоит, но все-таки немного обнадежит. А ТИШИНУ. Словно ты и сказал эти слова, и в то же время не произнес ни звука. И это уже приговор.
И как подтверждение в голове - прошлогодний летний разговор с моим знакомым в уличном кафе. Было выпито много бокалов сладкого вина, от которого немного кружилась голова. И очень хотелось говорить. Много и о самом интимном. И тогда он мне признался:
- Знаешь, я никогда и никому не говорил "люблю". И с каждым годом мне становится страшно: возможно, я уже никогда и не скажу этого. Ведь в первый раз произнести это слово - почти как лишиться невинности. И я начинаю себя ненавидеть за то, что я так и не смог его сказать...
- А должен был?
- Ни разу у меня не было возможности сказать его искренне. А ты? Признавалась кому-нибудь в любви?
- Да. Первый раз я искренне сказала человеку, что я его люблю. Но он мне не поверил, потому, наверное, что привык - о любви постоянно врут. Потом и я, неожиданно для себя, стала называть любовью то, что ей не являлось. Я стала лгать. Мне была интересна реакция - поймут или нет. И я слышала в ответ тоже ложь. После этого я могу говорить о любви на каждом шагу. Правда, сказать об этом тому, кого по-настоящему люблю, больше не могу...
- А я, возможно, и мог бы признаться в этом. Но вся проблема в том, что девушки, с которыми я встречался, приходили на финиш очень быстро, я в тот момент был еще на старте. А они уже не могли молчать и говорили мне - "люблю". И мне становилось в этот момент очень страшно. Как мне поступить? Сейчас, научившись быть неискренним, я смог ответить хотя бы: "И я тоже". Но тогда мне казалось, что надо быть искренним. И молчал в ответ.
И он промолчал... ПРИГОВОР - ТИШИНА. И что сегодня?
Он заворочался. Оборачиваюсь - проснулся.
- Привет, - тихо говорю.
- Привет, - отвечает и поворачивается ко мне спиной.
Вот тебе и сегодня. А вчера, когда он засыпал, я положила руку ему на голову и сосредоточилась на кончиках пальцев. Казалось, что через них мне удастся передать ему все то, что уже не сказать словами. Все ощущения были только на пяти кончиках, которые стало покалывать. Но, видно, ничего не получилось.
Встаю и тихо начинаю одеваться. Домой: там будет и чашка дымящегося кофе, и пушистая от пены ванна. А потом пройдет день, неделя, месяц и все устаканится. А потом пройдет полгода, и я обо всем забуду. Первое и самое главное, чему меня научила жизнь - все проходит. Как бы тебе не было плохо сейчас, как бы тебе не было одиноко, или даже наоборот - как бы тебе не было хорошо и счастливо с другим человеком - все конечно. Правда, когда ты счастлив, о конечности ты задумываешь слишком редко, если вообще задумываешься. Хотя с опытом эта мысль настойчиво лезет в голову чуть ли ни первым делом. А когда тебе плохо...
Когда я рассталась с любимым человек в первый раз, мне показалось, что весь мир остановился и ничего дальше не имеет смысла. Это состояние было продолжительным. Но как-то незаметно оно вдруг перестало меня беспокоить. И когда я смотрела на других влюбленных, мне не становилось горько. Когда я проезжала мимо наших мест, не щемило даже краешек сердца. И его фотография не будила горьких эмоций. Я даже не поняла, как это произошло. Но почувствовала свободу. Так что когда мне стало больно во второй раз, я уже не думала, что - все. Знала, что и это состояние пройдет. И если это знаешь, можно двигаться дальше, заглядывать в приоткрытую дверь, за которой тебя ждет предсказуемая неизвестность, где известно главное - все конечно.
Вечна только обыденность. И навсегда для меня останется только мой дом, мой кофе в моей кружке, моя ванная, разве что пенки в ней будут другими, для разнообразия. Сейчас могу успокоить себя только этим - он меня не любит, но и это пройдет...
- Уходишь? - он оборачивается и смотрит, как я собираюсь.
- Да, работы много, - вру, затягивая на брюках красный ремень. В цвет футболки. Надеваю черных свитер, который вчера - помню - положила на кресло, но теперь он валяется в пыльном углу его комнаты.
- Я закрою, - садится на край кровати и надевает брюки.
Наверное, в день, когда красота устанет, утро каждого из нас станет таким безрадостным, как сегодня.
Закрыл... Выхожу на улицу. От мороза, пока дошла до машины, слипаются ноздри. Сажусь внутрь - так холодно, что берет озноб. И еще понимаю, что выпитая у него с утра кружка минеральной воды была моей большой ошибкой. Уже очень надо. Но не возвращаться же? Вот он обрадуется... Решив, что и так доеду, трогаюсь с места. Машина нехотя и с ревом преодолевает небольшой сугроб, пробуксовывает на льду и резко срывается вперед. Если повезет, дома буду через двадцать минут. Вытерплю.
Но, видно, сегодня не мой день: выезжаю на Садовое кольцо, понимаю, что с таким движением раньше чем через час мне до дома не добраться. Следовательно, не вытерплю. И куда?
Помню, так же ехала пару месяцев назад с Максом - он решил сделать доброе дело: моя машина сломалась, и он вез меня домой. Макс нервно ерзал и беспрестанно переключал радиостанции.
- Ты чего? - интересуюсь.
- Не могу больше, писать хочу, - признается. Повисла секундная пауза, после которой он, положив руку мне на колено, произнес сакральное:
- Я тебя люблю...
Справа вижу какой-то бар. Если не успею перестроиться и припарковаться, не выжить... Это уже вопрос жизни и смерти... Включаю аварийку и из крайнего левого медленно карабкаюсь через плотно забитые ряды в правый. Все, конечно, возмущаются, но мне наплевать.
Забегаю в бар. Официантка нервно бросается мне навстречу.
- Девушка, где у вас туалет?
Она не понимает вопрос. В ее протянутой руке - толстая папка с меню.
- Туалет...- уже молящим голосом.
- Он у нас только для клиентов! - гордо отвечает она и опускает руку с папкой.
- Да я куплю у вас потом сок! Где туалет?
- А вы проходите за свободный столик, делайте заказ... - Господи, где таких людей делают, которые не слышат слов мольбы?! - Выпейте сок... - продолжает она, смакуя каждую произносимую буковку... Представив лишь на сотую долю секунды, что я еще должна выпить сок, понимаю: лопну!
А там, не припаркованная как следует, мигая во все стороны аварийкой, стоит моя машина - в ней моя сумка с документами и деньгами, телефон, компьютер. Там все - в том числе и газовый пистолет, из которого я с удовольствием сейчас бы в нее выстрелила. Сжимаю скулы и из последних сил постанываю:
- Тууууааалллеееттт.............
- Поднимайтесь на второй этаж, - вдруг произносит она и резко отворачивается.
Не поднимаюсь - взлетаю. Хватаюсь за ручку, дергаю. И, конечно, сегодня не могло быть иначе - ЗАНЯТО. Через дверь слышу женский голос. Она говорит по телефону. В туалете! Зачем? Хотя странный вопрос. Многие люди так делают. Ты беседуешь с человеком, порой душу изливаешь, признаешься в самых сокровенных тайнах. И вдруг, как откровение, слышишь на другом конце провода звук смываемого бачка. Мол, ты тут мне три часа плачешься в трубку, а я что - терпеть должен?
Дверь широко открывается. Выходит, сразу же оценивает меня по пятибалльной шкале, ставит "два" и удовлетворенно, с видом победительницы, проходит мимо. Ну да, сегодня не мой день. Твой. В следующий раз будет наоборот...
Снова сажусь за руль. Ехать теперь можно куда угодно, но никуда не хочется. Прикуриваю сигарету, открываю окно, и тут же в салон нагло врываются снежинки. Они бесшумно располагаются внутри салона и начинают оттаивать. Бесследно исчезают. Появляются другие...
А сок я так и не купила - вылетела из бара, по-глупому опустив глаза в пол. И заметила, что у меня на ботинке развязался шнурок. Ну и пусть...
О чем сейчас думает он? Хотя бы на секунду в его голове промелькнет мысль обо мне, о том, что сегодня он проснулся со мной?..
Как же все сложно. И стыдно за свою секундную слабость-честность. Всегда противно выходить из таких боев проигравшим, а не победителем.
А каким простым казался мир всего лишь пятнадцать лет назад! Ты даже не всегда понимал, почему у людей может быть плохое настроение, а уж тем более, проблемы. Протянул руку, коснулся шершавой кожи дерева, поднял голову высоко-высоко к небу. Стоишь так долго-долго, пока не закружится голова и не застучит в висках, и смотришь на ветви, листья, а через них - на облака. А лучше, когда идет ленивый дождь, тогда тебе на лицо падают большие капли. Ты и мир.
Сейчас никто даже верить не хочет, но почему-то в детстве мне хотелось стать обычным хомячком. Бродить в своей просторной банке, по уложенной заботливыми руками вате, обнюхивать еду и часами обдумывать - есть или оставить. Когда приятели родителей, больше не зная, о чем спросить чадо своих друзей, задавали мне вопрос о том, в качестве кого я вижу свое будущее, то мой ответ повергал их в шок. Родители отшучивались: детка юморит. А мне было даже обидно, что мою мечту не принимают всерьез. Конечно, когда все нормальные дети хотят поскорее рвануть в мир взрослых в качестве милиционеров, актрис или бухгалтеров, мой растительный образ жизни удивлял. Никогда не забуду, как в очередной раз после своего ответа я услышала не смех, а вполне серьезный вопрос:
- А ты будешь одиноким хомяком или с тобой будет жить другой хомяк?
Ни о каком другом хомяке в моей просторной банке в те несознательные годы я не помышляла. Но если сначала этот вопрос поставил меня в тупик, то потом заставил задуматься, а после вообще не выходил из головы. С каждым годом я понимала, что мои взгляды меняются. Пусть я уже не хотела быть хомяком, но, вспоминая о своем желании и анализируя его, понимала, что хотела бы видеть в своем стеклянном жилище второго. А с этим желанием и начались все мои проблемы. Ведь если ты однажды кого-то запустил к себе, тебе уже не отделаться от желания, что второй, третий и далее без остановок, будет лучше, чем первый, второй, третий и далее без остановок, которых ты запустила к себе.
Хотя нет, все совершенно не так...
В моем кармане что-то задрожало. А потом запело голосом Боба Марли. Мобильный.
- Привет, во сколько приедешь в редакцию? - Редактор.
- А надо? - Конечно, надо. Только я забыла, что сегодня - четверг, следовательно, у нас в газете собрание отдела, где мы должны сдавать отчеты о проделанной работе. - Уже еду. Пробки. - Опять соврала. День лжи. Нет, пробки есть, но ехала я не в сторону работы, а домой...
- Тут одна актриса, твоя знакомая, родила. Поэтому тебе надо ей звонить, писать материал...
- Еду. - Выключаю телефон, выкидываю вторую по счету докуренную сигарету. На Садовом движение стало свободнее, в редакции буду минут через тридцать. Еще есть время побыть с собой.
И как я не заметила, что всю дорогу ехала с включенной "аварийкой"?
Чтобы добраться до рабочего места, надо пройти через всю редакцию и раз десять сказать всем "привет!", "доброе утро!", "как дела?". И улыбаться. Натянуто, неискренне, но обязательно - "чииииизззз". Плиз... Только порой этого делать не хочется. Особенно сегодня.
Как они надоели за эти три года, что я здесь работаю. Каждый день одно и то же. Одни и те же. И статьи мы пишем об одном и том же одними и теми же словами. И я знаю не только наизусть лица этих людей, но и каждую яму на шоссе по дороге сюда. Когда я в очередной раз объехала впадину и поняла, что теперь навсегда запомнила, что она здесь, что завтра сделаю так же, а потом послезавтра - и так до ремонта этого шоссе или моего увольнения - стало противно. Обыденно. Даже написала заявления об увольнении. И сама же подписала. А потом разорвала и выкинула, пока никто не увидел и не решил на самом деле его подписать...
Может, и хорошо, что сегодня я буду работать. Забуду хотя бы на день о нем... Хотя бы на час...
В кабинете душно. За грязными окнами - грязное серое небо и кружит снег. Слышно, как внизу сигналят на светофоре нервные водители. Все сосредоточенно пишут - хруст клавиш и пощелкивания мышей. В этот момент лучше не говорить ни слова не по делу. Люди зарабатывают деньги. Мы подсчитали, что каждое нажатие на клавишу стоит четыре рубля. Чем больше нажмешь, тем больше слов напишешь - вот и гонорар.
- Она родила! А ты ничего не знаешь! - кричит редактор Иван.
Не могу понять, что он здесь делает. Хотя ничего он и не делает. Знаю о нем только то, что Иван любит красивую одежду, дорогой парфюм и нещадно наносит гель на свои густые волосы, так, что они образовывают толстую блестящую корку. Он постоянно что-то жует. В многочисленных карманах его пиджака всегда лежат маленькие кусочки чего-то вкусного. Что это несомненно вкусно, я не сомневаюсь, потому что после каждого кусочка он причмокивает и облизывает пальцы. Когда мы приходим в буфет, заказываем блюдо, он достает из нагрудного кармана маленькую вилку или ложку, отламывает от хлеба маленькие кусочки и медленно-медленно их пережевывает. А когда ест, никогда не говорит, считая, что это "мове тон". А так как он ест почти всегда, то никогда не говорит. Но сегодня - исключение: Иван сидит и машет со своего места цветной газетой.
Круглолицая ведущая актриса столичного театра Маша Перова родила сына. На обложке газеты-конкурента она грудью кормит красного младенца, на толстеньких ножках которого крупными буквами: "Я забеременела от президента!"
Президенту не дозвониться. Поэтому надо искать по всем роддомам роженицу и ее младенца. Коллеги-конкуренты постарались и напечатали, в каком именно месте рожала актриса. Осталось узнать телефон, представиться родственником, попросить, чтобы соединили, а там она меня узнает, и мы поговорим...
Звоню и как можно мило в этот не самый благополучный день говорю:
- Добрый день! Больница?
- Конечно! - весело и многообещающе отвечает на том конце приятный женский голос.
- Скажите, а можете ли вы соединить меня с одной из ваших пациенток? - Я уже уверена, что у меня все получится, меня соединят с палатой актрисы.
- Интересный вопрос. При желании, конечно. А кто она? - заинтересованно спрашивают.
- Маша Перова, она сегодня родила у вас. Я ее близкая подруга, у нее мобильный выключен...
- Вряд ли она у нас родила.
- Как? - Очевидно, не мой день.
- Вы, наверное, хотели позвонить в родильное отделение?
- Именно.
- Попали же в психиатрическое, в кабинет главного врача. Но, в принципе, если вы хотите поговорить с кем-нибудь, я могу организовать.
- Да нет, спасибо, как-нибудь потом. - Ничего себе ошибка. А ведь телефон мне дали по "09". Кому верить?
- Не стесняйтесь. Может, все-таки хотите с кем-нибудь поговорить? Для вас - организую. - Она что, меня разводит? Зачем ей это надо? - И вообще, если хотите, приезжайте к нам! Отдохнете, поговорим?! - Ничего себе гостеприимство в психиатрических клиниках.
- Мне еще рановато. - Только и нахожусь.
- Думаете? - переспрашивает.
- А вы что думаете? - раздраженно отвечаю.
- Ну что вы так разнервничались! Вы, по крайней мере, телефончик не теряйте. Он-то вам всегда пригодится. И как что - тут же звоните, не откладывайте в долгий ящик. Позвоните?
- Даже не сомневайтесь! Я даже приеду. Всего вам.... - кладу трубку. Но телефон жирно обвожу, чтобы не потерять. Потом занесу в записную книжку. Может, она и права, эта милая женщина на том конце провода. И если вспомнить мой сегодняшний сон, то мне самое время к ней в гости.
- Ну чего? - мой редактор выглянул из-за монитора компьютера и с любопытством уставился на меня.
- Ошиблась номером. - Мало мне, что меня не любят в этой жизни...
Не успела положить трубку, звонок.
- Редакция?
- Угу.
- До вас не дозвониться! - голос нервный. Может, предложить перезвонить по другому номеру? - Вы не знаете, почему у моего телевизора пропал звук? А сейчас идет сериал "Клоуны", восьмая серия, заключительная. Что это за безобразие?
- А вы не пробовали регулировать громкость? - такие звонки раздаются постоянно. Я уже знаю, что отвечать на подобные вопросы. Снова кладу трубку.
Закрываю глаза. Он такой красивый, когда спит. Такой нежный. Он никогда не бывает со мной нежным. А мне всегда хочется сжаться у его груди в комочек и почувствовать, как он своими крепкими руками прижимает меня к себе. Только он так никогда не делает. Хотя мы знакомы с ним три года.
Дзынььььььььь. Как же противно звонят в нашем кабинете телефоны. И опять мой - грязненький, заляпанный, с треснувшим табло. Звонит уверенно и настойчиво. Раздраженно мямлю в трубку:
- Да.... - уверена, что это опять зритель "Клоунов". Ошибка.
- Добрый день! Мы хотим пригласить вашего корреспондента на очень интересное мероприятие. С кем можно поговорить?
- С корреспондентом...
- А можно?
- Можно... - в разговоре наступает пауза. Там ждут, что я позову корреспондента, я думаю... А я думаю о нем. И работа не помогает.
- Але... - робко на том конце провода.
- Слушаю.
- Понимаете, надо срочно, чтобы ваш корреспондент приехал! У нас икона замироточила! Приезжайте скорее, а то она перестанет мироточить! Мы уже позвали все центральные каналы, не хватает только ваших.
Они сегодня все сорвались? День магнитных бурь? Или сговорились, чтобы довести меня до безумия? Оглядываюсь в кабинете: больше ни у кого не звонит телефон. Только мой без конца охватывают металлические вибрации. Надо было ехать домой...
- Приедете? - я уже и забыла, что около уха крепко прижата трубка. Очень хочу домой. И немного поплакать.
- Не получится. Мы о подобных вещах не пишем. Вы позвонили в исключительно светское издание, где рассказывают, какую еду предпочитают известные люди, кто кого любит или не. Особенно нам нравится тема разводов и разбитых машин. Но в последнее время нам с этим не везет: одни свадьбы и все время покупают новые машины. Понимаете, у нас очень тяжелая работа... - Ничего себе! Я готова была продолжать, потому что очень хотелось рассказать подробности. Например, что сейчас мне надо искать родившую актрису, которая полгода назад рассказывала нам о своей ванной комнате и позировала на голубом и уникальном унитазе. По-моему, его ей купил любовник. Но ребенок у нее от другого.
Тут меня прервали:
- Извините, - и повесили трубку. Зря я так. Надо успокоиться.
Достаю из сумки плеер, пачку сигарет и выхожу в коридор. Поглубже усевшись в кресло, закуриваю, включаю музыку и закрываю глаза. Меня здесь нет: мимо проходят люди, но меня среди них нет. Люблю так уходить. А в наушниках - Азнавур. Как он туда попал? Но очень кстати, поет грустные песни.
Мне становится легче. Легче, легче, еще легче. Пытаюсь себя убедить. Но вместо этого вспоминаю, как мы познакомились... Три года назад на курорте... Он шел впереди меня со своим другом, о чем-то говорил, до меня долетали только обрывки фраз. Было начало очень душного лета, тенистая аллея, пустынная в дневной час. Я брела сзади, тоже не спеша, и упорно смотрела ему в спину, затылок, иногда видела профиль. Почему-то сразу поняла, что с этим человеком мне никогда не расстаться. И даже стало смешно от такой мысли. Но она промелькнула.
Я шла выпить чего-нибудь холодного в ближайший бар. И с удивлением поняла, что они заходят туда же. Мы сели в разные стороны, и больше я не интересовалась присутствием этого человека. Но когда выходила на улицу, неожиданно поймала на себе его взгляд. А вечером мы уже познакомились - снова столкнулись на улице, и он тут же позвал меня с ним поужинать.
Случайности.
Люблю везде находить нечто большее, чем простую физическую связь. Я никогда не говорила, что просто встретилась с человеком. Для меня все приобретало высший смысл. "Когда он сел ко мне в машину, я сразу же почувствовала, что мы каким-то образом будем вместе. Мне сразу же показался он очень близким, моим человеком... А ведь он должен был сесть в другую машину". "Мне позвонили из редакции и дали задание встретиться с ним. Хотя меня в это время не должно было бы быть дома!" Наверное, каждому человеку свойственно искать в подобных встречах скрытые смыслы, говорить о судьбе, о знаках и тому подобном. Никто не признается: я шел по улице, она шла навстречу, мы познакомились. Слишком просто и банально. В нас притаился наивный романтик, которой в такие моменты протирает глазки и открывает ротик. И начинается!..
Как хорошо поет Азнавур. О любви. Никогда не поверила бы, что мужчина способен ТАК тонко чувствовать. Но он так поет, что ему веришь. Вот, кстати, парадокс: женщина не может поверить, что мужчина ее любит, а мужчина - что женщина. Никто никому не верит. Каждому кажется, что его обманывают, вешают лапшу на уши... А песни послушаешь, и немного веришь.
Только я знала, что он меня не любит. А он никогда этого и не говорил. Может, какое-то время я ему и нравилась, но потом его внимание стали привлекать другие женщины. И он очень по-джентельменски попрощался со мной. Пару раз мы встречались на каких-то крупных вечеринках, и я каждый раз наблюдала новую подругу. И, зная его вкусы, предполагала, на какую в следующий раз будет обращено его внимание. Но я ждала. Чего-то. И сделала все, чтобы мы остались друзьями, внешними, далекими, но именно это позволяло нам изредка созваниваться и узнавать, как дела друг у друга. Я не могла позволить себя потерять его навсегда.
Но потом он вообще забыл обо мне. На полгода. По-моему, в очередной раз увлекся кем-то. К моему удивлению, постепенно и я стала чувствовать себя спокойнее: не помнила его, но и не забывала. И вдруг через шесть месяцев:
- Приедешь? - он позвонил ровно в тот день, когда я почувствовала, что больше не жду его звонка. И начала жить другой жизнью. С другим.
Я приехала тогда. И из знакомых мы превратились в друзей-любовников - изредка встречались, хорошо проводили время, а на утро просыпались немного чужими людьми и холодно прощались. А через пару месяцев снова встречались, словно расстались только два дня назад, и повторялась такая же история. Одновременно он вел романы с другими женщинами, а я решила не отказываться от других мужчин. Но все это время я прекрасно понимала, что кроме него никого не люблю. Только говорить ему об этом не хотелось. И я старательно делала вид, что для меня наши отношения такие же поверхностные, как и для него. Его это устраивало.
И только вчера...
Зачем?
Не смогла больше молчать. Плюнула на все условности наших отношений и прошептала ему: "Я тебя люблю". Разве я ожидала ответа? Нет, но надеялась. И после этого он так легко заснул, как ребенок, которого мама со всей нежностью и любовью поцеловала на ночь в лобик. А я полночи проворочалась на жесткой постели - он так любит спать на жестком - и под утро заслужила сумасшедший сон.
Как поет Азнавур... Как его жалко...
Опять телефон. Звука не слышу, но по определителю вижу - Макс. Вот уж некстати. Я давно хочу прервать с ним отношения, которые длятся для меня долгих два года. Но когда внутренне решаюсь сказать ему об этом, у него что-то происходит - то с работы уволят, то жена руку сломает, то лучший друг попадет в больницу, то украдут из хорошо охраняемого гаража машину - и мне приходится откладывать решение. Не то, чтобы он мне очень мешал, но эта связь стала для меня обременительной. Я с удовольствием перевела бы ее в дружеские отношения. Но прекрасно понимаю, что Макс ни за что не согласится дружить с бывшей любовницей. Не такой он мужик.
- Ну ты как? - радостно спрашивает. Мы не виделись полторы недели, но у меня ни разу не возникло желания позвонить ему. - Ты прости, что не звонил - дела разгребал, настроение было плохое, не хотел тебя этими вещами напрягать.
- Мне все равно...
- Хороший ответ. Ты не в духе?
- Я в полном раздрае.
- Что не так?
- Меня не любят, - искренне отвечаю ему.
- Ты о чем? - Конечно, он даже не догадывается, что все то время, пока длится наш с ним роман, я люблю совершенно другого человека. Его же никогда не любила. НО! Какое-то время все-таки была влюблена. И даже несколько раз ревновала к другим женщинам - нравиться он умеет. А когда прошла влюбленность, пришла привычка к Максу, оказавшаяся куда сильнее простой привязанности. Я привыкла к его звонкам, нашим встречам, разговорам и молчанию, совместному просмотру телевизора, привыкла к его жизни и его проблемам.
- На работе меня не любят. Не ценят, - поправляюсь.
- Ты уже свободна? Встретимся?
- Через час на обычном месте, - не задумываясь, отвечаю и выключаю трубку.
Сегодня поеду к Максу и расстанусь с ним. Глупость какая: поехать, чтобы расстаться. А машину оставлю на редакционной парковке, потому что по случаю расставания мы наверняка с ним напьемся. А напиться мне сегодня особенно хочется...
В вагоне метро шумно. Все разговаривают друг с другом, кричат, чтобы быть услышанными. Но шум съедает слова, однако слушающий делает вид, что слышит все и понимает прекрасно. Только когда поезд останавливается, голоса в тишине становятся такими громкими, что говорящие сами пугаются своих слов и на секунду замолкают.
- А что я должна понять? Я не хочу с тобой встречаться. И так уже все смеются и говорят обо мне ерунду, - тихо отвечает длинная девушка с пышными черными волосами.
Я не вижу ее лица, зато рассматриваю парня: худой, сутулый, с бесцветными глазами, маленьким ртом. Да, я тоже не стала бы с таким встречаться. И что могло объединить хотя бы на пару часов эту высокую стройную девушку с этим парнем, едва дышащим ей в плечо.
- А почему тебя так беспокоит, что говорят другие? - резко и напористо продолжает он. -
Потому что...
Поезд тронулся. Несмотря на все мои старания, мне уже не удается услышать их разговор.
Изредка доносятся обрывки его слов. "Тебе не кажется, что ты слишком рано стараешься повзрослеть?" Как будто этот худосочный парень в очках может знать, как девушка взрослеет. У него едва прыщи сошли, а он туда же... Ему кажется, что он все знает. И в своей уверенности так смешон. Он напряженно что-то доказывает девушке, при этом сам получает удовольствие от того, что выглядит в своих глазах героем.
Поезд снова останавливается. Тот же резкий голос.
- Так что ты подумай. Я тебе даю один выходной, чтобы ты прикинула - что к чему. Поняла? - парень целует девушку в щеку, встав при этом на мысочки, и выходит из вагона.
Ловлю себя на мысли, что, пожалуй, самое неприятное для меня в отношениях с мужчинами было то, что рано или поздно приходилось объясняться, выяснять отношения. Вот сейчас я еду. Еду в плохом настроении к человеку, который меня ждет, который по мне скучал все это время и сейчас готовит вкусный ужин. А я еду, чтобы испортить ему настроение надолго. Как сегодня ночью его испортили мне.
И как ему сказать, что мне надо поставить точку? И почему именно сегодня?
- Знаешь, я и не мог представить, что сегодня я услышу от тебя такое, - говорит Макс, стараясь поймать мой взгляд, а через него проникнуть в меня. Как я предполагала, он приготовился к встрече: цветы, мое любимое вино, ужин. И такой ищущий моих поощрений взгляд. Но я отвернулась от его поцелуя, и не успели мы сесть, как на одном дыхании сказала, что хочу расстаться.
Он долго молчит:
- Неужели ты не понимаешь, что для меня значишь? Ты же знаешь, что я о тебе постоянно думаю, что я по тебе скучаю, что я тебя люблю. Ты ЭТО знаешь?
- Я допускаю, что ты испытываешь ко мне то, что говоришь. - Ведь по большому счету, как ты можешь знать, любит тебя человек или нет? Ты не всегда уверен, любишь ли ты, а тут - кто-то другой. Вот и я сейчас сказала, что хочу поставить точку, а когда поняла, что моя жизнь будет продолжаться без него, мне стало не по себе. С другой стороны, я просто привыкла к его присутствию, к тому, что мне кто-то звонит, что я с кем-то встречаюсь. Хотя в последнее время наши встречи стали все более редкими. Именно поэтому мне захотелось, чтобы их не было вовсе. Я понимала, что у него нет времени встречаться со мной столько, сколько мне хочется. Я понимала это прекрасно, но по-женски мне требовалось абсолютное внимание. - Понимаешь, мне мало знать, что ты меня любишь. Мне надо это чувствовать. - Ах, какая ложь! Неужели нельзя просто сказать, что ты его не любишь? Но ведь это ему будет больнее слышать. Или нет?
- Так вот в чем дело! Тебе не хватает секса со мной? Конечно, я понимаю... - Он сразу же находит самое простое объяснение.
Макс сидит как в воду опущенный и с каждой секундой становится мрачнее. А я не знаю, о чем еще говорить. И, что ужасно, с каждой минутой понимаю, что все меньше и меньше хочу с ним расставаться. Приехали! Но раз я уже это сказала, то брать свои слова обратно и говорить, что передумала - несерьезно.
- Я тебе говорил, не помню... Недавно проснулся утром, плохо себя чувствовал и подумал: вот если я умру, то как ты об этом узнаешь? - неожиданно обрывает тишину Максим.
- Что ты такое говоришь?
- Нет, ну, правда, как ты узнаешь, что меня больше нет? Ведь обо мне не объявят по радио, не напишут в газетах. Ты позвонишь, телефон не отвечает. И все. И мне стало так страшно. Мне бы очень хотелось, чтобы ты пришла ко мне на могилу. Я собираюсь написать завещание. И думаю, а что я могу тебе завещать?
- С ума сошел? - Он начинает растирать ладонью в области сердца. Это мне уже не нравится.
- Нет, в одном завещании я все оставлю сыну... - У него был сын и, кстати, даже жена. Но это совершенно не мешало нашим встречам в течение этих двух лет. Наоборот, освобождало меня от многих обязательств перед ним. А именно - особенной откровенности и честности. - А тебе - не знаю. Я завещаю тебе часы.
- Какие интересно! Вот эти? - указываю на его руку, украшенную дорогими швейцарскими часами.
- Нет, другие, - серьезно. И снова трет рукой в области сердца.
- А что ты еще мне можешь завещать? Ведь зачем мне часы? Ты мне перечисли, что я еще могу выбрать, чтобы уж наверняка. - Глупее разговора представить не могу. На жалость берет.
- Да больше и нечего. - Бедненький мой....
- Тогда завещай мне сына. - Он смеется, но вижу, шутки не понял.
Мы снова молчим. Сидим рядом, наши колени соприкасаются. Мы знаем слабости и недостатки друг друга, за два года прошли через несколько серьезных ссор, хотя он считает, что только через одну, следовательно, через остальные я проходила в одиночку, но оставались все равно рядом... до этого времени. Благодаря ему я спокойнее пережила расставания с НИМ, измены ЕГО, нелюбовь ЕГО.
А сейчас, я ощущаю это кожей, изменившимся вокруг нас воздухом, мы отдаляемся друг от друга, отчаянно сопротивляясь, но при этом с интересом ожидая - неужели возможно вот так вдруг поставить точку. Пепельница переполнена сломанными сигаретами и серыми бычками. Мы курим без остановки одну за другой, лишь бы заполнить долгие паузы. Не хочется просто встать и уйти. И, как ни странно, хочется чего-то услышать, что остановило бы меня. Но он не говорит. И, как ни странно, не говорит самого главного - простого "не уходи от меня". Понимаю, если он произнесет эти слова, я останусь с ним, скажу, что не права. Но звучит все похожее на это, но не ЭТО.
Он снова закуривает, а я стараюсь запомнить его руки, губы, глаза, которые нравятся больше всего, и даже то, как он курит, мощно выпуская дым через ноздри. Он медленно окунает до фильтра докуренную сигарету в пепельницу и встает. Идет на кухню. А я наблюдаю за ним.
Зачем мне надо сегодня с ним расходиться? Просто потому, что меня не любит тот, кого люблю я? Но ведь я так привыкла к Максу. Смогу ли я ко всем свалившимся неприятностям прибавить и его отсутствие? И вдруг мне так сильно захотелось прикоснуться к его волосам, погладить по голове и сказать, что ошиблась, что не могу от него отказаться. И...
говорю.
Чувствую себя глупо. Получается, все это время я играла, наблюдая за ним, а теперь игра закончилась. И все снова хорошо.
Он долго молчит, потом выходит из кухни:
- Зачем же ты вывернула мне всю душу?
И что мне сказать? Я была уверена, что у меня получится уйти. Снова стыдно за свою слабость. Опускаю глаза в пол. Молчу. Он тоже не издает ни звука. Поднимаю взгляд на него и вижу - плачет. Тихо так плачет и трет тыльной стороной ладони глаза.
- Я люблю тебя, - говорит, резко отворачивается и уходит на кухню. Закрывает за собой дверь.
Женщина убегала от смерти. Стремительно. Даже вспотела. Чувствовала, как по спине сползают холодные капельки пота. Она не боялась Смерти, но надо было завершить столько дел, что важно было именно убегать.
Смерть была не страшная и не такая, какой ее обычно представляют. Это не была женщина в черном плаще, скрывающем бледное лицо. И блестящей и острой косы тоже не было. Это сухенький старичок, еле-еле поднимающийся за ней по бесконечным лестницам бесконечных зданий, в которых она бегала. Этот старичок маленький и одет в черный вязаный свитер, весь в катушках от долгой носки. И почему-то он не знал, как она выглядит, и шел за ней словно собака-ищейка - по запаху.
Наверное, от нее пахло смертью. Старичок это чувствовал. И хотя безумно устал выполнять свою однообразную работу и произносить бесконечное количество однообразных слов всем убегающим от него - почему-то они все убегали, боялись его, а он не мог понять почему - плелся вслед за ней.
Это была его работа. Эта работа раздражала его: каждый день приходилось догонять этих пахнущих смертью. А они каждый день убегали и прятались, думая, что смерть здесь их не найдет. Но он находил.
Теперь и она. Убегала от него, а он медленно шел, зная, что все равно нагонит.
Она узнала смерть в лицо. Когда сбегала вниз по ступеням, увидела старика и поняла, кто он. Старик упрямо шел наверх, туда, откуда она только что ушла. Запах вел туда. Или он просто давал ей возможность убежать? И она бежала, раскидывая обещания, поцелуи и улыбки.
Вдруг остановилась: зачем? Зачем убегать? Она молода, полна сил и этот старик, очевидно, ошибся. Надо его подождать и договориться с ним, пусть подождет. Ей еще рано. Она села в маленькое темное кафе и стала ждать. Была уверена, что старик поймет ее и согласится.
Она не знала, что старик уже давно оглох и ослеп от бесконечной человеческой боли и трагедий. Он не услышал бы ни ее слов, ни ее молодого голоса, ни увидел бы ее молодых губ и глаз. Поэтому он всегда спокойно и хладнокровно уводил с собой и молодых и старых, не зная, кого ведет с собой в темноту....
С чего мне стали сниться такие сны? Чтобы скорее выкинуть эту историю из головы, открываю глаза. И сразу зажмуриваю - шторы открыты, и хотя на улице серо, дневной свет раздражает. Несколько секунд ощущение, что я проснулась рядом с ним. Но следом за ним - разочарование. С Максом.
Прошедший вчера праздник "возвращения" добром не закончился: мы распили несколько бутылок вина, а потом решили провести эту ночь вместе. И что в итоге: голова раскалывается, лицо вряд ли придет в норму к завтрашнему дню, а у меня сегодня интервью.
Опускаю руку к полу и стараюсь нащупать около кровати бутылку с минеральной водой. Нахожу, но она абсолютно пустая, ни капельки. Очень жарко - его рука лежит на моем бедре. Поразительной температуры человек - от него всегда исходит такой жар, что, как он шутит, когда в молодости пошел "поступать в космонавты", то выдержал все тесты, но его не взяли именно по причине температуры тела.
Тоже мне, космонавт! Храпит за десятерых. Я вообще-то не очень люблю оставаться с ним на ночь - не высыпаюсь. И как мне удалось это сделать сегодня - загадка.
Неожиданно в спальне наступает звенящая тишина - храп прекратился. Макс просыпается. Заворочался, но левую руку, что лежит на моем бедре, не убирает. Потом крепко прижимает меня к себе, горячо целует в плечо:
- Хорошо просыпаться рядом с тобой...- Медленно, еще сонным голосом, шепчет. И молчит. Снова целует в плечо. - Ты не уйдешь от меня?
- Только убегу... У меня так болит голова.
- Давай, я тебе сделаю ванну? И кофе?
- Поцелуй меня сначала еще... - Закрываю глаза и представляю, что это не Максим, а он меня обнимает и целует. Не Максим, а он говорит мне эти слова. Представляю так явственно, что от удовольствия мурашки бегут по коже. Возвращаюсь в реальность, только когда звучит голос Макса:
- Я сейчас все для тебя сделаю. И ты будет в форме, не переживай...
- Переживаю, мне же после обеда ехать в гости к Галине Олдиной, у нас серьезное интервью. Полторы недели готовилась к встрече. И как я покажусь ей на глаза в таком виде?
- Да разве эта сумасшедшая старая актриса что-то увидит в твоем лице? Она же полуслепая.
- Это я - полуживая. А она-то все прекрасно видит, поверь мне.
- Через полчаса ты будешь летать! - обещает Макс и бодро вскакивает с постели. Голышом, шаркая ногами и почесывая грудь, выходит из спальни.
И почему все это делает для меня человек, которого я не люблю? И что сейчас делает человек, которого так люблю я?
Взлететь - не взлетела, но в довольно бодром состоянии после вчерашней проведенной ночи стою перед красной, обитой деревом, дверью народной актрисы Галины Петровны. Мне назначено ровно на четыре. Сейчас - без трех минут. Звонить рано, приходится стоять и дожидаться своего часа.
В случае с другим человеком, я бы уже давно позвонила, но с Олдиной все непросто. Она настолько помешана на мелочах и деталях, не заметных обычным людям, что этим даже свела в могилы троих мужей. Рассказывают, что подушки на их семейном ложе всегда должны были лежать под определенным углом. И когда этот угол изменялся хотя бы на один градус, актриса устраивала безумный скандал. Безумный настолько, что разбивала в доме всю посуду. Это тоже, видимо, было для нее принципиально - если бить посуду, так всю. Утром виноватый муж шел по магазинам за покупкой новой домашней утвари, домработница терпеливо убирала все осколочки, а народная актриса, мучаясь мигренью, отлеживалась на перинах...
Но когда умер ее третий муж, Олдина задумалась. И вдруг решила, что живет неверной жизнью. Скупила в книжных всю эзотерическую литературу и начала свое трехлетнее просвещение. Все эти годы о ней никто ничего не слышал и не знал. А потом... она появилась вновь - худая, длинная, с карими, горящими глазами и звонким голосом. Олдина объявила, что навсегда отказывается сниматься в кино (хотя ее давно уже никто и не приглашал), потому что это изобретение злых духов, и питается светлой человеческой энергией. По тем же причинам отказалась фотографироваться. Но оставаться не у дел старушка не захотела и создала свой эзотерический театр, где режиссером и актером была одна она. К удивлению многих, с огромным успехом стала гастролировать по миру, получила всеобщее признание, собрала самые престижные награды. А потом начала раздавать советы, как надо жить, что принимать или нет близко к сердцу, как, кстати, пережить несчастную любовь, да и вообще, есть ли смысл любить противоположный пол и что есть смысл любить. И из народной актрисы превратилась для поклонников в гуру.
Но вдруг, через пять лет всеобщей любви и восхищения, эта "божья коровка", как раз к своему 70-летию, выпустила мемуары. Ничего более злобного в Москве не читали давно, сплетники с удовольствием принялись пересказывать бесконечные скабрезности из книги. Многие крепкие актерские пары распадались на глазах, ориентация некоторых актеров непредсказуемо изменялась, а один крайне уважаемый кинорежиссер просто рухнул с инфарктом на лекции во ВГИКе.
И теперь я нажимаю на дверной звонок этой милой старушки.
Тишина.
Жду немного и снова жму на красный пупок в стене.
И - тишина. Только внизу хлопнула входная дверь.
Смотрю на часы - все точно, секунда в секунду. И что же? Звонить третий раз? Или, может, отыграть на ее звонке мелодию из "Похоронного марша", а потом быстро, вниз по ступеням, как в детстве?
Пока раздумываю - щелкает замок и дверь медленно открывается. Из образовавшейся маленькой щелочки кто-то гавкает. Смотрю вниз - маленькая лохматая собачка. Такая маленькая, что уместится на ладошке. Но гавкает как большой кот.
- Микки! - выше показывается голова Олдиной. - Микки, фу! Проходите, деточка, не бойтесь, не загрызет.
Боясь раздавить мини-собачку, аккуратно переступаю порог квартиры актрисы. Дверь за моей спиной резко захлопывается, оказываюсь в кромешной темноте. Только чувствую, где-то под ногами шевелится Микки. Или это не Микки? А вдруг у нее еще кто-то живет? Змеи или крысы...
- Раздевайтесь, - голос Олдиной прямо над моим ухом.
Чуть не срывается: "Полностью?" Но вдруг делаю неловкое движение и внизу раздается мерзкий визг.
- Микки! Микки! Что с тобой?! - встревожено кричит актриса.
Судя по всему, это я что-то отдавила псине, когда принялась снимать ботинки. А вдруг ботинком ее придавила?
Справа от меня резко открывается дверь в какую-то светлую комнату. В проеме стоит Олдина и, щурясь, всматривается в пол. Коридор теперь освещен и я вижу, что из моего ботинка торчат задние лапы Микки. Значит, остальная часть тела находится внутри.
- Я так и знала! Микки, ты опять за старое! - Олдина взмахивает руками, хватает мой ботинок и аккуратно вытаскивает собаку. Вырвавшийся наружу, Микки резво убегает в светлую комнату. - Он очень любит прятаться в обуви. Мечтает, чтобы его отсюда кто-нибудь забрал, - спокойно говорит актриса и приглашает жестом пройти за собакой. - Вы простите за темень. Вчера в коридоре перегорела лампочка, а я не умею ее менять. Позвала электрика. Он сегодня приходил, но я на него посмотрела, он мне очень не понравился, поэтому дверь не открыла...
Неплохое начало для неудачного интервью... Наверное, все это время она и за мной наблюдала. Но если открыла, то, пожалуй, я произвела на нее не самое ужасающее впечатление. Только оно испорчено казусом с Микки. И как теперь налаживать контакт с хозяйкой? Опять же, через Микки.