Аннотация: Постапокалиптическая история... не фантастика даже. Просто пытался затронуть психологию.
Первый день Земли
Во взгляде Паттерсона читалась лишь безысходность. Конечно же, если его глаза еще могли что-то объяснить. Шепард не знал точно - такие мутные и тусклые стали со временем зрачки старика. Кресло-качалка то мерно посылала тело Паттерсона вперед, то с той же скоростью возвращало назад. Возможно, он дремал, а может быть - умер. Шепард не знал, да и знать не особо хотел. Он желал одного - чтобы это оказалось сном. Чтобы он проснулся в своей постели, нагретой сном Мэдлин. Он хотел иметь возможность снова жить той реальностью, которой он жил тогда. Он хотел рутины. Хотел банальности. Он хотел еще раз увидеть семью. Еще раз почувствовать теплый поцелуй на своей щеке и ответить встречным поцелуем. Он хотел еще раз увидеть солнце. Наверное, отдал бы все, что угодно за это.
Когда Шепард впервые встретил Паттерсона, он задал всего один вопрос. Он спросил "как Вы собираетесь с этим жить?" Паттерсон почти не думал, прежде чем ответить. И ответ поставил Шепарда в тупик, после чего он боялся задавать старику подобные вопросы. "А ты?" - произнес он. Было холодно.
Шепард уже повернулся, чтобы спуститься в дом, но услышал голос за спиной. Голос Паттерсона всегда походил на скрежет ржавого метала. Непосредственность убивала.
"Послушай, - сказал он, - ты хоть понимаешь, что сейчас происходит?"
Шепард обернулся, на лице застыла гримаса удивления и непонимания.
"Что?"
"Ну, Билл, ты понимаешь, к чему все идет? Все это, что вокруг? Ты понимаешь, что Земля очищается? Ты понимаешь, что последний день для человечества, то есть для тебя и меня, будет означать первый день для Земли? Ты понимаешь это? Нет?"
Шепард был не готов к подобному разговору. Он хотел спать. Больше всего он хотел откинуться на спинку дивана этажом ниже и спать. Впереди - вечность, и никто не выбирает ее исход. Когда остается всего двое, в их распоряжении вся планета. Но кому она нужна?
"Я вас не очень понимаю... Честно сказать, я не очень отягощаюсь этими проблемами. Встретимся позже. Я не выспался сегодня".
Шепард спустился вниз, закрыв за собой люк, разделяющий крышу и нижние этажи. Паттерсон так и остался качаться. Ему было все равно, есть ли рядом кто-то или никого нет. У него была своя жизнь. Внутренняя. Он предпочитал мечтать. И в местах своих он не был стариком, обреченным на смерть в одиночестве. В своих мечтах он мог ходить. В реальности же он качался в кресле, а поодаль лежало инвалидное кресло, опрокинутое на один бок. Паттерсон не дотянулся бы до него, даже если бы очень хотел. Поэтому он мечтал. Он другом.
Сны Шепарду снились неспокойные. Во снах он всегда возвращался к тем временам, когда еще мог глубоко вздохнуть. Полной грудью. В своем сне он сначала убил жену, а потом - дочь. Не потому, что хотел этого - просто не мог смотреть на их страдания.
Он стоял на махровом ковре, стоял босыми ногами. На нем был халат телесного цвета. В руках - ружье, купленное для самообороны. Ведь оружие есть у каждого. Нелепый вид. Человек с ружьем и в халате. Они плакали. От страха и от боли. Они плакали от безысходности. Он стоял над ними, и ему было страшно. Они плакали потому, что другого не оставалось. Этот мир уже сильно изменился тогда. Они плакали и по этому миру тоже. Шепард неумело и с опаской поднял ружье. Он их напугал, и поэтому они плакали. Время словно застыло, он не мог выстрелить. Руки покрылись потом, и ружье противно скользило в ладонях. Это, конечно же, не было причиной их слез. Он вздохнул. Сделал один выстрел. Шелли закричала, Мэдлин повалилась набок. Он сделал второй выстрел. Вокруг все затихло, а потом он почувствовал собственные слезы. Сначала в уголках глаз, потом - на щеках, во рту...
Он сидел, засунув дуло ружья в рот, когда Дезинфекторы нашли его.
Скоро и их не стало, остались лишь Паттерсон и Шепард. У Шепарда даже осталось имя, а вот как звали Паттерсона... Шепард этого не знал.
Сон закончился криком. А потом наступило пробуждение. Каждый сон заканчивается пробуждением, если, конечно, ты не умираешь во сне. Он проснулся. Вокруг как всегда была ночь. Он видел это через пустые глазницы окон. Стекол нигде не было. Это стало закономерностью, как и то, что день не наступает.
Одеваться не приходится - он уже давно не раздевался перед тем, как ложиться спать. Он просто выходит на крышу и находит Паттерсона в той же самой позе, сидящего на своем кресле-качалке. Глаза его открыты, но снова если что-то и выражают, то только безысходность. У них разница в тридцать с лишним лет. Шепард слишком молод, чтобы быть сыном Паттерсона, но слишком стар, чтобы быть его внуком.
"Знаешь, Билл, скоро все кончится. Я чувствую это, не знаю в чем именно, но я чувствую. Подумай над моими словами. И представь себе: людей совсем не станет, а что тогда? Все наши интеллектуальные ценности исчезнут. Все, что мы придумывали тысячелетиями. Все романы, стихи, законы, все, что нельзя потрогать или продать. Да, конечно, это все и так давно продано, но ты ведь понимаешь, о чем я? Понимаешь. А дальше? Дальше природа начнет медленно точить то, что материально. Здания, машины... На это уйдут столетия, но что это в масштабе вселенной? Тысячи звезд, галактики, система планет и астероидов. Эх. Дальше останутся пирамиды и что-то в этом роде. В итоге, через пару тысячелетий ничего не останется, что будет напоминать о том, что существовал разумный человек. Все, что мы накопили, останется лишь в памяти мертвецов. Скажи мне теперь, Шепард, ради чего мы все это делали?"
Шепард не знал, что ответить. Хотя, похоже, Паттерсон и не ждал ответа. Его радовали и развлекали лишь собственные слова, его заботили лишь свои мысли. Шепард принес ему сникерс, валявшийся в не работающем холодильнике. Запил батончик Паттерсон водой. Ее оставалось не много. Большая часть запасов уже стухла. Продукты портились, лежа в магазинах, никому не нужные, но зато не одинокие. Спускался вниз Шепард редко и только по крайней необходимости. Люди всегда, в любой ситуации и при любых обстоятельствах, боятся навредить своему здоровью.
Обертку Паттерсон бросает вниз, туда, где уже давно никого нет. Она летит, вращаясь в воздухе, а потом останавливается, коснувшись растрескавшегося асфальта. Шепард перестал видеть ее немного раньше. Она просто растворилась в вечной ночи...
"Как думаешь, мы могли бы сделать иначе? Мы могли бы все исправить?" - спрашивает старик, глотая остатки батончика. Шепард думает, какого ответа ждет Паттерсон. Отвечает "наверное".
"Нет. Правильный ответ один. Не могли бы. Вот так" - он говорит это так, как будто это все, что он имеет. Это убеждение. Как будто отстаивать больше нечего. Как будто Билл Шепард - его злейший враг в своих убеждениях. Шепарду плевать. Он вообще не думает, что бы могло быть. Потому, что не могло бы. Все уже кончено. Он убил собственную семью, и для него это страшнее, чем то, что происходит сейчас.
"Мы во всем виноваты, Билл. Конечно, не лично мы с тобой. Мы все. Ну, те, что уже мертвы и те, что еще выживают. Мы обрекли себя на мучения. Не могли иначе. Знаешь, для нас все так сложно. Мы думаем, что имеем все, но это обыденно, а потом все исчезает, и мы уже не можем без этого жить"
"Потребители" - пускает старик вдогонку.
"Глупое стадо" - добавляет он, и слова проносятся сквозь голову Шепарда, даже слегка не коснувшись мозга. Он думает о Мэдлин и Шелли.
"Знаешь, Билл, а ведь это даже хорошо. Больше не будет ни злобы, ни ненависти, ничего, что не приемлет Природа. Ни секса без обязательств, ни голода, ни эпидемий и страданий. Отсутствие людей приведет к УСПОКОЕНИЮ. Люди заставляли Землю страдать" - Шепард был готов возражать этим словам. Из него вырвалось лишь "Вы во многом не правы. Есть еще много вещей, которые потеряны очень зря..."
Но старик не слышал его. Он слышал лишь свои мысли. И Шепарда это злило.
"Знаешь, Билл..." - это было последнее, что слышал Шепард, закрывая за собой люк, разделяющий крышу и нижние этажи.
"Празднуйте свое успокоение!" - бросил он напоследок, и слова долетели до Паттерсона.
Расколотая люстра, висящая под потолком в середине комнаты Шепарда, манила своим гротескным видом. Она походила на манекенщицу, уволенную, распухшую от беременности и накаченную героином. Шепард не улыбнулся, когда это сравнение пришло в голову. Он нашел шнур. Скрутил его в петлю. Хотел помолиться, но не стал. В ад он попадет исключительно атеистом. Он поцеловал фотографию семьи, которую держал в бумажнике. Петля затянулась, заставляя разбитую люстру скрипеть, словно издавая стоны разбитой женщины.
Паттерсон скоро все понял. Шепард не ушел в другое место в поисках выживших, он не спит и не обижен. Сомнений быть не могло - мертв. Старик ждал. Ждал своего времени и погружался в мечты. Однажды его сон не закончился пробуждением.