Аннотация: Моя история о том месте, где я проводил детство. Посвящается моему "Дерену", Дмитрию Тюлину
Сны в Крейг Фоллз
Довольно странно, не так ли? Когда спишь, но все как будто наяву. Все реально, словно можно дотронуться и ощутить холод голых стен, шершавый мох и битое стекло у себя под ногами.
Вы скажете: так бывает со всеми.
Вы скажете: ничего особенного.
Но я могу доказать.
Я говорю о Крейг Фоллз, о том маленьком клочке новой Англии, где я часто бывал в детстве. Просто написать историю довелось лишь сейчас. Когда я хоть немного отошел от своего страха. Когда забыл все, что видел там. Почти забыл.
Сейчас мне сорок семь.
А тогда было шестнадцать.
Я затрудняюсь сказать, почему наш с Дереном случай был единичным, почему все началось и закончилось на нас. Ну, или на нем, конкретно. Ведь я вроде как уцелел. Хотя по ночам я начинаю жалеть, что не оказался на его месте. В чем дело - загадка для меня и по сей день. И уж точно мне не поверили его родители. А сейчас, когда все уже забыли, я начинаю свой рассказ. С чего? С того, где все закончилось. С конца.
Вот мы с Дереном стоим на крыше четырехэтажного отеля, который перестал функционировать еще в двадцатых годах теперь уже прошлого века. Я сижу на краю, как мне нравилось, а его туда силком не затащишь. Он боится высоты, поэтому гуляет в нескольких футах от меня, вытаскивая пустые пивные бутылки из щелей в крыше и кидая их о стену, которая раньше была частью лифта. Изредка он нервно поглядывает на меня и быстро отворачивается, словно его мутит от одного вида карниза. Вот такие мы: совсем юные (причем Дерен на два года меня моложе), замученные летней жарой, скучающие и пустые внутри. Просто в такие моменты, когда стоишь, словно на вершине вселенной и чувствуешь себя богом - в голове столько мыслей, что все вместе они превращаются в полную кашу, сваренную на июньском солнце. Вот такие мы. Мы в самом центре Крейг Фоллз.
Мы не такие как остальные подростки в этих местах и вообще: мы не проводим целые дни, катаясь на велосипедах или купаясь в грязных реках. Так же мы не пьем и не курим, как это делают все. Наша совесть почти чиста, но это не относится к делу. Лето мы проводим, просто блуждая по Крейг Фоллз, наблюдая за здешними жителями, обсуждая кино, книги, музыку. Мы совершенно свободны, пока не придет время обеда или ужина. Каждый день мы пишем собственную историю, создаем в своих головах собственные шедевры, а что-то потом ложится на бумагу холодными зимними вечерами, когда уже слишком устаешь для прогулок и еще не хочешь спать. Да, мы любим писать. Мы редко пишем о реальной жизни, хотя я к ней ближе. Дарен не видит эстетику в жизни и смерти, и я думаю, что это проблема возраста. Я даже думал, что он напишет свой гениальный роман, когда вырастет. Напишет и прославится. Я не видел себя на этом месте, не знаю почему. Я никогда не верил в свое будущее, а вот в его - верил. Но вот с того времени прошло не много, ни мало - тридцать лет, а повзрослел лишь один из нас. И это я, как вы догадались. Если бы не то лето, может мы бы написали роман в соавторстве, о чем мечтали, будучи мальчишками. А теперь я часто вспоминаю о нем. Эх, бедный маленький Дерен. Его светлые непослушные кудри, его маленький рост - этот человек был рожден, чтобы поражать людей, и ведь он умел это. Я всегда удивлялся его великолепным творениям. Поэтому ли я посвятил свой роман ему, и даже назвал его в честь того маленького рассказа, который он почти дописал? Единственный, где не было столько крови и жестокости.
Да, и почему же я все еще верю в то, о чем пишу?
Вы скажете: я просто выросший ребенок с чересчур развитым воображением.
Вы скажете: мне нужно к врачу.
Да, вы правы... Но все так и было.
Мы идем сквозь лес и смотрим, как меж ветвей просвечивает солнце. В моей руке бейсбольная бита. Не то, чтобы я был бейсболистом или что-то вроде этого. Просто остальные подростки в этом чудесном месте не были такими дружелюбными как мы.
Мы часто смеемся, но на "своих" улицах. Отходя далеко от домов, мы говорим достаточно приглушенно, чтобы никто нас не услышал. Иногда в наших разговорах проскальзывают смешки, но мы тут же успокаиваемся и начинаем нервно прислушиваться. Если все спокойно, мы боимся еще больше. Просто у нас постоянное ощущение, что мы не одни. Причины две: мы слишком впечатлительные и в этих местах нередки объявления о пропавших детях. И хоть я и уделю этой теме несколько строк, знайте - мой рассказ не о похищениях. Тут кое что пострашней.
Так вот, я, кажется, говорил о детях. О пропажах.
Однажды я шел по лесу и наткнулся на мешок. Тогда мне было лет девять, и я гулял не один, но случилось так, что родители были далеко. Был я чрезмерно любопытным и никогда не думал, что могу обнаружить в мешке ТАКОЕ. Я подошел поближе и дотронулся до жесткой войлочной ткани ногой.
Нечто мягкое...
Я чуть наклонился и протянул руку к зашитому отверстию, пальцами раздвинув шов.
Через секунду я с криком бежал прочь. С тех пор никто не узнал, что же я увидел там. Так или иначе, на следующий день я прочитал объявление на столбе возле железнодорожной станции.
На маленьком кусочке бумаги ровным почерком было что-то написано. Я не помню всего объявления, а может, заставил себя забыть. Но суть помню точно.
В этих местах пропала пятилетняя девочка.
И за все свое пребывание в Крейг Фоллз я натыкался на десятки таких бумажек, прикрепленных гвоздями или клеем к столбам. Причин всех исчезновений я не знаю и не был знаком ни с одной жертвой лично, но это и не важно. Ну, хватит уже об этом...
Мы изнываем от жары целыми днями, которые, иногда, тянутся целую вечность. Мы блуждаем бесцельно и словно зомби. Да, не лучшее сравнение, но так и бывает. Говоря об очередной книге, прочитанной перед сном или об "Инкспотс", мы заходили в самую глубь лесов или внезапно понимали, что находимся в каком-нибудь совершенно незнакомом месте. Вот так мы однажды набрели на "Понд-Вью". Этот четырехэтажный отель сгорел, как говорили, много лет назад. Никто не знал причины, а сейчас она была и не важна - единственная проблема на данный момент заключалась в продаже земли. Так вот, отель располагался на берегу некогда красивого водоема, а сейчас - всего лишь грязного болота. Все сгорело при пожаре, остальное растащили любопытные подростки. Сейчас там часто спали бродяги, являвшиеся для нас самой большой опасностью, ведь именно их мы винили в исчезновениях местных детей.
Вот так мы и встретили впервые эту громадину: два здания, соединенные одним коридором-трубкой, кинотеатр и около ста пятидесяти номеров, ныне не отличавшихся один от другого. Стены давно искрошились, предметов интерьера не было. Отель сам напоминал заблудшего бродягу, некогда важного и чванливого богатея. Сегодня мы не испытывали к нему ничего, кроме жалости. Пройдясь по территории, мы вошли внутрь без особого труда, так как дверей не было, да и не было тех, кому захотелось бы их закрывать. Мы прошлись по всем этажам, осмотрели все. Именно тогда Дерену понравилось поднимать пустые бутылки и швырять их о стены. Да, это было весело.
Мы даже пытались спуститься в подвал, но там повсюду была вода, а вокруг стояла кромешная темнота. Хоть глаз выколи. И тогда мы снова поднимались наверх, чтобы зайти в будку, где раньше находился проектор. Сейчас там не было вообще ничего, лишь из стен торчали какие-то ржавые крюки, раньше служившие, скорее всего, как крепления для полок. В три маленьких окошка мы могли разглядывать бывший зрительный зал, где теперь не осталось ни единого сидячего места - только вода, стекающая с потолка на пол, поросший травой. Кругом - лишь обломки стен, кирпич и мусор. Ни единого человека. Ни единого признака пребывания живых существ, кроме нескольких рисунков, сделанных углем, и теперь стирающихся от влаги, сырости и времени. Объявления, свидетельствующие о том, что тот-то и тот-то человек был здесь и другие, менее приличные. Все хотели оставить след в истории, только кому-то не хватало ума написать что-нибудь красивое. Дерен говорит "дерьмо", а я согласен... Все, что здесь написано настолько глупо, что мы боимся написать что-то свое. Да и зачем? Раз тут не нашлось тех, кто может написать что-то умное, то почему должны писать мы. Вряд ли кто-то умный это прочтет. Хотя, может быть, они тоже постеснялись оставить здесь что-то свое. Пожалев идею. Оставив ее в голове, дабы она не стала достоянием недоумков...
А мы все смотрим и смотрим вниз, туда, где раньше располагался зрительный зал. Там явно было много людей, тогда, много лет назад.
Вот именно этим моментом я связываю те четыре эпохи: когда был отель, когда появились в нем мы, настоящее и тот момент, когда я умру, и никто уже не узнает о произошедшем. А ведь я даже ни разу не ходил на могилу Дерена. Так получилось. Я чувствовал вину и страх.
Я смотрю вниз, туда же, куда смотрит мой друг, и вижу роскошных людей, красивый зал, вместо обоев - красный бархат и люстру над потолком. Так высоко, что луч прожектора не качается ее кончика. А потом я открываю глаза и вижу Увядание. Скорее всего, и люди те уже давно умерли, остались лишь наши фантазии. Потом, выходя из комнаты с проектором, мы видим, что солнце уже садится. Даже с высоты второго этажа мы не видим его лучей, лишь блеклое очертание поверх деревьев. Мы понимаем, что напрочь забыли о времени и бежим домой. Через водоем и сквозь лес, заставляя себя поверить в то, что мы просто гуляли, что ничего этого не было.
А на утро я узнаю, что Дерен все свалил на меня. Он опоздал, и пришлось рассказать всю правду. Также нужен был козел отпущения, и Дерен выбрал меня. "Да, мам, это он повел меня туда. Это он предложил. Не говори с ним об этом, прошу!"
Я не обижаюсь, ведь я старше, и на его месте поступил бы также. Мы быстро забываем обо всем этом и идем гулять. Наш разговор заводит в самые глубины детской фантазии, и так проходят дни...
В этот раз мы снова опаздываем, и Дерена сажают под домашний арест, наказывают. Наверное, он сопротивляется, говорит с надрывом, почти крича, обнажая свой рано прорезавшийся бас. Но, как часто бывает, последнее слово остается за его матерью.
Меня иногда пускают к нему, и тогда он читает мне какой-нибудь из его новых рассказов. Так получается, что один ужаснее другого, но я все - равно говорю "хорошо, мне нравится". И не вру, мне, правда интересно их слушать, и они не так плохи, как вы могли бы подумать. Потом мы сидим и подолгу говорим о чем-нибудь. Не важно, о чем, просто, иначе мы бы умерли со скуки. Потом я ухожу, причем, поспешно. Его родители никогда не были слишком гостеприимными.
В первую же ночь я вижу "Понд-Вью". Таким, каким он был до этого. Дерен рядом, мы словно смотрим и видим прошлое. Люди во фраках, коктейльные платья, улыбки на миллион долларов. И мы, посреди всего этого. Двое мальчишек. И вот, внезапно, словно пленка быстро проматывается вперед. На какие-то сорок лет. Отель успевает сгореть, рушится, и вот мы остаемся у его "подножия". И никого живого рядом. Любопытство и время, близкое к ночи. Мы настолько уязвимы, что чувствуем себя Богами. Отель смотрит на нас своими пустыми глазницами - окнами. Словно приглашает. Мы охотно принимаем вызов.
Здание встречает нас холодом и сыростью. Запахами смерти, запахами разложения. Запахами, иными. Мы почти ничего не видим и боимся произнести хоть слово. Шум раскроет нас пустому отелю. Тьма словно поглощает нас, делая маленькими и ничтожными. Еще меньше, чем мы были. Штукатурка осыпается откуда-то сверху, мы натыкаемся на штыри, торчащие из стен. Повсюду лишь мрак и Смерть.
Я не просто ВИЖУ сон, я им УПРАВЛЯЮ. Я могу поступать так, как хочу. Могу остановиться и стоять, пока Дерен не спросит с опаской, что случилось. Я могу делать все, что захочу. Пока утро не будит меня лучом яркого солнца. Я неохотно встаю, и сон проходит. Одно мгновение - и я уже на планете Земля. Одно мгновение - и я дышу воздухом, а не смрадом, отдающим гарью. Одно мгновение - и я уже тот, кто я есть.
В первую же свободную минуту я бегу к Дерену. Не знаю, почему, но делаю именно так. Я около часа сежу на террасе у его дома, дожидаясь, пока он проснется. Когда вижу его - рассказываю о столь реальном сне. Он смотрит на меня, вытаращив глаза. Словно я говорю что-то настолько ненормальное. Обычный сон ребенка, слишком перегруженного воображением. Потом он медленно оседает на пол и говорит "я видел тоже самое! Черт подери..."Когда Дерен договаривает - рот так и остается открытым, и я даже вижу, что с нижней губы стекает тонкая струйка слюны. Вот так он возбужден. Еще более странно то, что в его сне все было совершенно так же! Он описывает мой сон настолько подробно, что приходит моя очередь удивляться. Каждая деталь, вплоть до звуков и запахов. До малейшего движения. Словно мы видели одно и то же. Такие дела. Потом я ухожу. За днем наступает ночь, и я ложусь в свою постель в той же комнате, что и родители. Я хочу, искренне хочу, чтобы все повторилось. Просто я не верю, что могу так, что Дерен может. Кто из нас врывается в чужой сон?
Да, все повторяется, и на утро мы оба убеждаемся в этом. Те же поступки, мы даже фразы запомнили. Хотя их было и не так много. И вот я решаю проверить в последний раз, а потом повеселиться. Мы решаем повеселиться.
Две ночи спустя, мы стоим рядом так, что наши плечи соприкасаются. То есть его плечо и мой локоть. Мы стоим прямо у самых дверей отеля "Понд-Вью" и с опаской размышляем. Последние лучи заката догорают, а пепел их растворяется где-то на горизонте. Мы думаем, войти или нет. Тьма уже готовится поглотить нас. Плана особого мы не придумали, просто мы знаем, что все происходящее наяву, и это дает нам преимущество. Мы неуязвимы, но, тем не менее - реальны. И мы поднимаемся на крышу, чтобы посмотреть на утопающее в деревьях солнце, а после встретить тьму. И не бояться. Так вот, мы идем по изъеденным сотнями ног и пожаром лестницам, даже не оглядываясь по сторонам. Никакой опасности нет. Кирпич трещит под нашими кроссовками, но для нас это не значит ровным счетом ничего. Я и Дерен стоим на крыше и вдыхаем воздух, который преподносит нам сон: мерзкий, гнилой и совсем нереальный. Так, наверное, должна пахнуть могила с тысячью трупов внутри. Дерен подходит к самому краю и кричит что-то. Я оборачиваюсь нам за спину, и вижу, что там резко темнеет. Не то, чтобы это была ночь, просто у нас за спинами шныряли десятки теней. И тут я вспоминаю всех тех, кого видел в зрительном зале. Нарядных женщин, мужчин во фраках и ни одного ребенка. Все такие красивые и дорогие на вид. Ну что ж, вот они. Приветствуйте. Прошу любить и жаловать. Собственной персоной.
Уже пробегая между третьим и вторым этажами, я слышу истошный крик Дерена. Крик ужаса и боли. Я разворачиваюсь, чтобы прийти на помощь, но ступеньки надо мной изгибаются и крошатся, исчезая на глазах. Я бегу в другую часть здания, но там обнаруживаю, что лестница словно взлетела на сотни этажей вверх - ближайший пролет больше чем в километре над моей головой. На последнем издыхании я падаю в кинозале, прямо под проекторной. Как раз в этот момент крик моего друга обрывается.
Я перевожу глаза с проектора на экран, все еще не потрепанный временем. Машина высвечивает причудливые картинки, а граммофон играет "Я не хочу сжигать мир"...
Полупрозрачные тени, еле различимые на фоне света прожектора, танцуют, собравшись в пары. А одна фигура, не нашедшая себе партнера, танцует с бездыханным телом Дерена.
Наутро я прибежал к другу, хотя и был почти уверен, что увижу там. Его плачущая мать, склонившаяся над чем-то, укутанным бежевой порчей. Дерена нигде не было.
Умер во сне, как мне сказали.
А я пытался все объяснить.
Даже сказал, что виноват во всем этом.
Ну кто же поверит шокированному ребенку.
И вот теперь, спустя многие года, когда эта история уже стерлась в памяти многих, я дописываю этот текст, чтобы оставить его где-нибудь, чтоб забыть. Говорят, что страхи стираются, когда пишешь о них. Может, наконец, я смогу нормально уснуть, не видя лица лучшего друга. Не видя танцующих постояльцев бывшего "Понд-Вью", а ныне - разровненного пустырька на самом краю Крейг Фоллз.
С этой историей я похороню свое детство, что пугает меня больше всего, что я пережил. С этой историей я похороню Дерена, похороню с миром, а не так, как его похоронили тогда - в закрытом гробу, судя по словам очевидцев.