Дант : другие произведения.

Парад Победы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это драма о "попаданцах". Но не из нашего настоящего в прошлое, а из прошлого в будущее. 24 июня 1945 г в одной из палат госпиталя для раненых умирают 5 человек. После смерти они обретают возможность перемещаться во времени и пространстве. Последовательно они посещают разные места в 1970, 1995, 2020 и 2045 годах. Могут всё видеть и слышать, но не могут ничем ни на что повлиять. Только смотрят, обсуждают, оценивают. Единственное исключение из этого правила имело место в 2020 году: они смогли побеседовать с потомком главврача того госпиталя, в котором умерли.

Парад Победы

мистическая драма

   Артиллерист (А)
   Лётчик (Л)
   Пехотинец (П)
   Танкист (Т)
   Юнга (Ю)
  
   Действие первое
   Главврач госпиталя (В) - пожилой, сухощавый; он же ветеран ВС РФ в четвёртом действии
   Старенькая медсестра (М)
   Первый санитар (С1)
   Второй санитар (С2)
   Фельдшер (Ф) - крупного телосложения, дородный (примерно 35 лет)
  
   Утро 24 июня 1945г. Военный госпиталь. Палата для тяжелораненных.
   На сцене 5 кроватей с тяжелоранеными. Все без сознания. На заднем плане сцены вверху размещён белый экран. У каждой кровати стоит тумбочка. Посередине сцены небольшой стол и несколько стульев.
   Входит главврач, следом за ним фельдшер.
   В (торопливо) - Здесь всё для трансляции готово?
   Ф (несколько удивлённо и развязно) - Здесь? А зачем? Они все без сознания. Чего им?
   В - (жёстко, сердито) - Я те дам! Без сознания! Они воевали за это! В сознании, не в сознании. Всё равно. Это и их день. Может, услышат. Обеспечить!
   Ф - Да ладно. Где я им тарелку лишнюю найду?
   В (резко повернувшись к фельдшеру) - Ефрейтор, как отвечаешь полковнику?! Как стоишь?! Возьми репродуктор из моего кабинета. Вот ключ. (Достаёт из кармана ключ, передаёт его фельдшеру) Выполнять!
   Ф - (встав по стойке смирно) - Есть обеспечить!
   Выбегает.
   В (медленно обходя кровати с ранеными, заглядывает им в лица, щупает пульс) - Да, тяжёлые. Безнадёжные. Не вытащить. Уйдут. Глупо, конечно, ничего они уже не услышат.
   Подходит к кровати юнги.
   В - Юнга, совсем мальчишка.
   Берёт со спинки кровати медицинскую карту, смотрит.
   В - Нет, до следующего утра даже не дотянет. У меня сын его же возраста. Горько. (Потом решительно) - Нет, пусть и здесь будет слышно!
   Входит фельдшер.
   Ф - Товарищ полковник, репродуктор из Вашего кабинета.
   В (смотрит на наручные часы) - Успел. Подключай. Сейчас начнут. И смотри у меня, может ещё с японцем воевать. Отправлю в действующую армию.
   Фельдшер торопливо устанавливает на столе посреди палаты тарелку-радиорепродуктор, подсоединяет провода.
   Из репродуктора слышны хрипы и треск, потом, медленно нарастая, начинает звучать торжественный голос диктора: "Москва, Красная Площадь, 24 июня 1945 года. На трибуне Мавзолея товарищ Сталин, руководители партии и правительства Советского Союза". На экране в верху сцены смутно, бледно, но постепенно проясняясь, появляется видеоряд Парада Победы 1945 года. Быстро мелькает нарезка из фрагментов движения парадных расчётов с соответствующим звуковым сопровождением (не более нескольких минут, но так, чтобы показать все войска). Главврач и фельдшер молча смотрят на экран.
   Видеоряд постепенно затухает.
   В - Ну вот. Хорошо прошли. Ладно, идём в ординаторскую. Небось, все уже там. Пора обход начинать. Сюда медсестру пришли. Пусть побудет. Вдруг кто очнётся.
   Уходят.
   Свет на сцене несколько приглушается. Входит медсестра, оглядываясь назад.
   М - Вот боров, перед главным-то лебезит сегодня, а санитаров всех разогнал. Даром, что такой здоровый. Фельдшер называется, а на фронте ни дня не был.
   Подходит к кровати юнги. Внимательно смотрит. Наклоняется ближе.
   М (тихо) - Господи, отмучился.
   Крестит тело юнги.
   М - Совсем мальчик. Знал, что умрёт. Не хотел. Всё спрашивал меня: Мария Егоровна, тётя Маша, я не умру? Хотела ему иконку под подушку подсунуть. Не дал. Говорит - я комсомолец, и Бога нет. Теперь положу ему Спасителя.
   Осторожно подкладывает ему под подушку иконку. Накрывает с головой.
   М - Комсомолец, не крещённый, но ведь за людей погиб. Не может быть, что б не зачлось перед Ним. Он же всё видит.
   Подходит по очереди ко всем остальным кроватям.
   М - Да что же это! Все преставились. В одночасье.
   Поражённо замирает посреди палаты.
   Свет на сцене полностью меркнет. Узкие лучи прожекторов выхватывают только кровати. В полной тишине с кроватей поднимаются Юнга, Танкист, Лётчик, Артиллерист и Пехотинец. Бинты и повязки спадают с них, все одеты в парадную форму своих родов войск, на мундирах погоны, боевые награды. Когда они полностью встают, становится видно, что на кроватях остаются лежать одеяла, повторяющие формы тел людей, словно бы лежащих под ними.
   Ю (удивлённо оглядывая себя) - Что такое? И ничего не болит. Здоров? Форма, награды.
   Замечает медсестру.
   Ю (радостно и удивлённо) - Тётя Маша, меня выписывают? Вылечили?
   М (сама себе) - Надо главврачу сказать. Санитаров пришлёт с каталками. В морг везти.
   Еще раз крестит кровати, поворачивается и медленно, никого не замечая, начинает уходить.
   Ю - Подождите, кого в морг? Тётя Маша! Мария Егоровна!
   М (словно что-то услышав, приостанавливается, оборачивается) - Зовёт кто?... Нет, показалось.
   Уходит.
   Юнга поворачивается к своей кровати, приподнимает одеяло.
   Ю (недоверчиво) - Я? Как это?
   Поднимает голову и замечает остальных, которые всё это время ощупывали себя и разглядывали друг друга.
   Ю (с обидой в голосе) - Почему? Мы умерли, да?
   Л - Похоже, да. Вот он, я - на кровати. То есть, тело моё, и левой ноги нет. А у меня есть.
   Крепко притопывает.
   Л - Есть нога, и ходить могу.
   Т (ощупывая свой лицо) - Глаза, нос, губы - всё цело, не болит, а ведь в танке горел. И руки.
   П (радостно) - О, гляньте. И у меня обе руки на мести. А ведь по самые плечи взрывом отхватило. Целы мои кормилицы!
   А - Да, дела... Умерли, выходит. Мне осколком весь живот разворотило. Не вдохнуть, не выдохнуть. А сейчас, как ничего и не было.
   Ю (протестующе) - Но ведь бога нет!... Или есть? А мы-то теперь кто? Души? Да не может такого быть!
   А - Постой, не ерепенься. Может, не может. Ты меня видишь, и я тебя вижу, слышу. Говорить с тобой могу. Летун, вон, ногами топочет. А ему левую ампутировали. А на махру посмотри. Как он своим рукам рад.
   П - Будешь тут рад. Куда крестьянину без рук... (Потом вдруг печально) Какой же я теперь крестьянин, ежели помер? И жинка, и детки без меня, как?
   Л (задумчиво) - А ещё, похоже, что дуг друга только мы сами и видим. Санитарка точно нас не увидела.
   Ю - Да кто же мы?
   Л - Кто, кто. Какая разница! Да хоть и души. Не знаю. Может наука когда и разберётся. Нам главное понять - что делать-то?
   А - Непременно наука разберётся. Потом. А я одно скажу: выходит и в правду - человек не только тело, но и душа. Или разум. Это кому, как нравится. Разум, который и без тела может... А вот, что делать нам? Тут думать надо.
   Ю - А Парад видели? Видели? Во сила! И Сталин на Мавзолее! Я его никогда в живую так близко не видел.
   Л - Сила! Вот эта сила немца и сломала. Хорошо прошли! Красиво.
   П - Знамёна фрицевские к Мавзолею побросали! Хотите, верьте, хотите нет, а я одно такое как раз и взял в Берлине, когда Рейхстаг штурмовали.
   Ю -Так Вы Рейхстаг брали?!
   П - Брал. Там меня и покалечило.
   Входят два санитара с каталкой. Не замечая никого, перекладывают тело пехотинца с кровати на каталку и не торопясь молча уходят с ней.
   Т (мрачно провожая их взглядом) - Старшина, тебя повезли. В морг. Точно, нас не видят.
   П (горестно и вопросительно) - Может родные хоть тенью увидят? Эти-то чужие...
   Т - Да, увидят. Приведение. Испугаешь еще. Получат похоронку: умер от ран. И всё. А тут ты. Каково им будет?
   П - И то верно.
   Ю - А мы их видим. Всё видим. И Парад видели. Как, не пойму. Но видели.
   Ю (обращаясь к Пехотинцу) - А Гитлера поймали?
   П - Нет. Этот гад сам подох. Так говорили, когда мы ещё к Рейхстагу прорывались. Мы б его не выпустили. Ух, что б я с ним, сволочугой, сделал, попадись он мне (сжимает натруженные руки в огромные кулаки). Они ж всю мою Беларусь разорили, пожгли. Я её два раза из конца в конец прошёл. Сначала отступал, потом освобождал. Что они натворили, что натворили! Жизнь порушили! Я своё село освобождал. Довелось! Всё сгорело. У меня четверо деток было, осталось двое. Жинка только двоих уберегла. Их троих, там, в землянке и нашёл. Младшенькая первой зимой от голода умерла, а старший парнишка к партизанам ушёл. Его полицаи поймали и убили. Люди сказали, не местные то полицаи были, с трезубцами какими-то на нашивках.
   Т - Это, видать, из УПА.
   П - Что за упа такая?
   А - Украинская повстанческая армия. УПА сокращённо. Националисты украинские. Под немца легли. Гитлеру присягу дали. Дурни и мерзавцы: думали, немцы им позволят после победы свою Украину построить. Немчура их для самых грязных дел держала, что б самим не мараться. Каратели они были. И у себя, на Украине, и в Беларуси, и в Польше. А немцу независимая Украина разве нужна была? Они сами там хотели жить. Вот и обеспечивали себе "жизненное пространство" руками этих мерзавцев.
   Ю - А сами-то эти УПА что ж?
   А - Что ж? Они так говорили: тот украинец, что против самостийности, то есть не хочет отдельно от русских и белорусов жить, а хочет Советский Союз, тот плохой украинец. Неправильный, лишний для них. Вот как. Потому, хоть и украинцы, а своих же побили много. Думали Гитлер им поможет, а он их просто использовал.
   Т - Верно. Мы, когда левобережную Украину освобождали, в прорыв шли. Берём село. Перед селом заслон из какого-то сброда, мы после боя узнали, что это УПА, позади них - сами немцы. Мы надавили, эти побежали. Так немцы по ним же из пулемётов... Да мы их всё равно раздавили. Кто жить хотел, руки задрал. Загнали всех в сарай: и немцев, и этих, с трезубцами. С трезубцами кричать начали - не убивайте, нас заставили. А танкисты, известное дело, в наступлении пленных не берут. Мы тогда про эту УПА мало знали. Собрал комбат, нас, офицеров. Думаем, что делать. С немцами - понятно - пуля. А с этими? Время поджимает. Вперёд надо. А за нами пехота вскоре должна подойти. Оставить их, что ли, СМЕРШУ, пусть разбираются. Тут прибегает адъютант комбата - глаза белые: - Там на площади, посмотрите! Идём. А там - не приведи такое кому увидеть - столб, к нему колючей проволокой женщина и детки малые прикручены. Мёртвые. И плакат: "Семья комиссара", а ниже "Москаляки". Местные сказали, что это, и немцы, и те, с трезубцами, их еще живыми прикрутили к столбу. У меня виски седые. Это когда я тело девчушки с того столба снимал. Мы словно озверели. "Танкисты пленных не берут". Пуля - это для них слишком легко... Подогнали пару танков к сараю и завалили его. А потом в труху гусеницами все там перетёрли. Люки открыты, слышно было, как они орали... Мне до сих пор самому себя страшно. А тогда только зубами скрипел: "Так вам, так вам"...
   Л (тихо, но решительно) - Всё правильно. Нельзя таким жить.
   А - Нельзя! За замученных людей. И ещё: ну получили бы они кто десять, кто двадцать лет лагерей. Кто бы дожил - освободился бы. Которые по моложе и здоровее, может женились бы, детей бы родили. Спрашивается - какими бы они их вырастили? Что в головы вложили бы?
   Юнга потрясенно молчит, глядя на Танкиста.
   Опять на сцене появляются санитары с каталкой и увозят очередное тело.
   Л (задумчиво) - Я поехал. А костыли взять забыли.
   Т - Брось. В морге они не нужны.
   Л - Это я так. Не привыкну.
   Т - Фельдшер потом заберёт. Вот тоже, не воевал, а решает - нужно нам про Парад знать или нет. Отъелся тут в тылу. Знаю я, как он на кухне подворовывал. Ох, чую, попади такой на фронт в сорок первом, сдался бы. Точно сдался бы.
   Л - Я поначалу просил, чтоб костыли принесли. Всё надеялся выкарабкаться. А этот гад под нос себе бормотал: "Куда тебе..., множественные сквозные пулевые ранения... Обойдёшься". Думал, я не слышу. Куркуль, будто от себя отрывал. Потом санитарка принесла. Но не пришлось...
   П (задумчиво) - Курить охота. Есть у кого, товарищи командиры?
   Т - Эк, хватил. Нам теперь, может, не положено. Духи всё ж. Или как-то так. Да и нету ни у кого.
   П - Вот я думаю: что война с человеком делает? К примеру, мы или немцы эти. Обычные, поди ж люди, а как в атаку идёшь, так какое там пулей или штыком, зубами, кажется, готов был их грызть за всё, что они натворили. Ну и они, наверное, за что-то своё. Немец, вообще, солдат крепкий, умелый. Как тут человеком остаться?
   П (чуть помолчав) - Когда через Беларусь шёл да Польшу, только и думал - добраться бы до этой клятой Германии. Уж вы мне за всё ответите, за всё расплатитесь... Довелось. Дошёл. Ну вот она Германия. Немцы цепляются за всё, где могут. Но куда им против нас в сорок пятом. Давим. Городки берём. Пустые, как казалось. Некогда рассматривать. Потом остановилось наступление, выдохлось. Нас на переформирование отвели. Мы этот небольшой городишко пару дней назад сами и штурмовали. Ну чего там целого осталось... Однако встали на постой, в себя приходим, обустраиваемся. Всё как положено. Полевая кухня, баня. Вот эта кухня-то как задымила, видим, по вылазили местные из щелей каких-то, где прятались. Стоят, смотрят на нас. Сами все худые какие-то, блёклые. Видно, что голодные и нас боятся. Ну и мы на них смотрим, чего им надо. Обеда ждём. Потом одна их фрау, что ли, к нашему лейтенанту неуверенно так подходит. "Битте, Битте". И руки протягивает. В одной - часики наручные, должно - золотые, а в другой кастрюлька. И соплёнок у ней за спиной за пальто держится. Лейтенант бледный весь стоит, скулы свело. Он сам из Ленинграда, у него в сорок третьем всю семью одной бомбой накрыло. Может её же муж и бомбил. Может такое быть? Может! А он только повернулся, махнул рукой повару и ушёл... Накормили мы их всех. Вот скажите, почему так? Немчура к нам с войной пришла, а мы, когда кровью умылись да их всех побили, их же жён-детей потом пожалели.
   А - Эх, пехота, ты ж сам ответ знаешь. Тут важно, кто за что воюет. Если человек людей защищает, своих родных, страну свою - то он человеком и останется, хоть много нечеловеческого наделает. Война это. А звереет окончательно тот, кто за себя дерётся или за свою же идею какую бредовую, для которой и человек уже не человек, а только средство или помеха. Не более. Вот так и нацисты, что немецкие, что украинские. Перестали быть людьми, а вместе с этим и право на жизнь потеряли. Уничтожаемы должны быть, что б не уничтожили других. Так-то.
   А немцы, они за что дрались? За землю они дрались. За нашу, которую своей уже сочли. А нас на ней лишь в виде рабочей скотины видели. Мы для них дикари, а они - цивилизация, и потому имеют право. Европа, одно слово. Она на Россию из века так смотрит. А тут им Гитлер сказал - можно...
   На сцене появляются санитары с каталкой и увозят следующее тело.
   А - Моя очередь.
   Идёт рядом с каталкой, как бы провожая в последний путь. Потом возвращается.
   А (тихо, сам себе) - Всё. Теперь другая жизнь... Или не жизнь. Разберёмся.
   П - Да, кормили. И после в других местах тоже кормили. А вот сейчас я думаю - ведь это ж мы у своих семей брали. Наши детки не доедали, а мы немцам отдавали. Правильно ли это?
   Л - А ты б смог на глазах у голодного ребёнка кашу с тушёнкой наворачивать? Пусть даже и немчика. Я бы - нет.
   П (с тоской в голосе) - Как-то там мои? Хоть глазком на них поглядеть.
   Опускает голову, замолкает.
   Т - Правильно было их кормить, нет. Чего говорить. Мы ж не фашисты. Не могли мы по-другому. И весь сказ.
   Юнга подходит к Артиллеристу.
   Ю - Товарищ ПОЛКОВНИК, разрешите вопрос?
   А - Разрешаю.
   Ю (решительно) - Парад сейчас был. Сила какая! Но ведь и в сорок первом тоже была сила. Как так получилось, что до самой Москвы немцы дошли? Вы среди нас самый старший, можете ответить?
   Лётчик и танкист поворачиваются к ним. В это же время луч прожектора, освещающий пехотинца, начинает гаснуть. Пехотинец полностью скрывается во тьме, но это пока остаётся незамеченным остальными.
   Л - Чего тут не ясно. Напали внезапно, вот и побили нас сначала.
   А (на минуту задумавшись) - Постой, старлей. Не всё так просто. Представь: идёшь ты с другом по улице, а к вам шпана подваливает. Мелкая, наглая. На наглость и рассчитывающая. И вы знаете, что драка будет, но первыми не ударите. Вы же советские летчики, офицеры! Ну, вот ударили тебя, может даже нос в кровь разбили. Так вы же всё равно их свалите, скрутите и в милицию сдадите. Конечно, шпана - не Германия, но и вы не СССР. Если бы дело было только во внезапном нападении, так не дальше сотни - другой километров фрицы бы прошли. Это приграничные сражения. Тут дело сложнее. Отвечу, как сам понимаю и знаю. Но сначала пример. Вот ты, юнга, как ко мне обратился?
   Ю (недоумённо) - По уставу, как же ещё.
   А - Правильно. По уставу. Но ведь мы умерли, какой же нам устав? Привычка? Нет, не думаю. Тут дело в другом. Мы даже сейчас ощущаем себя бойцами Красной Армии (смотрит на юнгу) и Флота. Потому, что умеем и готовы защищать Родину. (Делает непродолжительную паузу.) Но мы знаем сколько наших бойцов и даже командиров сдались в плен летом сорок первого. Вполне здоровые, не раненные. Сами руки в окружении поднимали. Нет, ну не все поголовно, многие до последнего бились! Но ведь миллионы в плен пошли. Раненые не в счёт, конечно. А так, чтоб целыми и невредимыми... Чего хмуритесь. Был, был такой позорный факт! Вот у вас бы патроны кончились, снаряды, горючка, вас бы окружили. Вы бы сдались? Нет! Голыми руками бы дрались, зубами бы их грызли, на таран шли. Но не сдались бы. А всё потому, что вы готовы умереть за свою страну. Но как оказалось для победы умереть мало.
   Л (мрачно) - Чего ж ещё?
   А - Капитан, вон, молчит (кивает на Танкиста). Он знает, и ты, лейтенант, знаешь. Только до конца еще не понял. Объясню. Когда-то давно был такой император Фридрих Великий, слышали, наверное. Однажды он сказал своим солдатам: "Ваша задача не в том, чтобы умереть за Родину, а в том, чтобы заставить мерзавцев с той стороны умереть за свою." Лучше не скажешь. Это о том, что надо уметь воевать, уметь лучше врага. И в окопах, и в штабах, и в тылу. В сорок первом мы не умели, а иные и не готовы были так воевать, что б побеждать. В сорок втором уже были готовы, но ещё не научились. В сорок третьем - научились. От солдата до генерала и маршала. Вот тогда и начали побеждать. Чего уж там, даже боевой Устав не соответствовал. Что в авиации, что у танкистов, что в пехоте. Вон у старшины спросите, как Устав в сорок первом предписывал строить оборону батальона? А в сорок пятом за такой опорный пункт под трибунал бы отправили.
   Непроизвольно все смотрят на то место, где был пехотинец.
   Ю (удивлённо) - Нет старшины. Исчез.
   Т - Дела... А его ж первого увезли.
   Л - А потом меня... Не долго, выходит... Жаль. Я уж подумал... Прощайте, что ли, заранее.
   Т - Да погоди, ты летун, не раскисай. Раньше времени прощаться. Ещё точно ничего не известно. Может вернётся старшина.
   А (решительно) - Товарищи офицеры, (все как по команде встают "Смирно") прошу не забывать, несмотря ни на что, мы остаёмся военнослужащими Красной Армии. Что нам суждено, то встретим достойно. Два раза не умирают. Вольно. Партийные есть?
   Ю - Комсомолец.
   Т - Кандидат в ВКП(б).
   А - Я в партии с тридцать девятого.
   Л - Извините, больше не повториться. Комсомолец.
   А - Ну вот и отлично. Большевики не сдаются. (Чуть помедлив) Может нам награда какая во всём этом дана, чтоб на главные вопросы получить ответы да высказать несказанное ранее.
   А - И ещё добавлю. Мне не только в окопах довелось повоевать, но и в штабах. Так вот, в штабах тоже долго криво-косо многое получалось: связи нет, сведения о противнике отсутствуют, решения запаздывают или не отвечают возможностям войск, планирование операций долгое. Да что там, даже взаимодействие разных родов войск толком наладить не могли. У немцев как было: наступает их полк, наши как-то укрепились, отбили первую атаку. Вскоре обязательно налетят "юнкерсы" и обработают наши траншеи. Немцы тут же повторно атакуют, прорывают оборону и двигают дальше. У нас такого тогда не было. Вот старшина, подтвердил бы. А всё потому, что у них с передовыми частями всегда шли авиа-наводчики с радиостанциями. Фрицы, по началу, почти во всём нас сильно опережали. Ну и панические настроения у нас бывали.
   Л (возмущённо) - Так что ж, товарищ полковник, выходит, по-вашему, армия была плоха?
   А - Армия, да, для этой войны была плоха. Но не только это.
   Опять на сцену выходят санитары и увозят тело танкиста. Но на них уже не обращают внимания.
   А - А скажи, старлей, ты на каком последнем самолёте летал?
   Л - На "лавке". То есть, извините, на Ла-5ФН.
   А - Ну и как, лучше "мессера"?
   Л - В чём-то, конечно, уступает "худому", но в целом - лучше. Сильно лучше! Особенно по вооружению.
   А - Вот! В сорок первом - на чём?
   Л - В сорок первом я еще в школе учился, в девятом классе. А так - на "ишачках", на И-16, в основном наши летали. Очень сильно они "мессерам" уступали, кроме горизонтального манёвра. Старики в полку рассказывали, что только так хоть как-то удавалось шансы в бою равнять.
   А - Теперь ты, капитан. Последний твой танк Т-34-85, верно?
   Т - Верно.
   А - С сорок первого на фронте?
   Т - Какое там. Из тех, кто начинал, мало в живых осталось. Почти все сгорели. Я в сорок третьем из училища выпустился.
   А - Понятно. А в училище, что у вас было?
   Т - Сначала вообще ничего не было. Пешим по танковому! Слышали? Был такой метод обучения для начинающих. Вот и у нас так - курсанты есть, а танков в училище мало и все старые битые БТ-седьмые. Ломались часто. Это сорок второй год был, все новые машины на фронт шли. Потом несколько списанных тридцатьчетвёрок пригнали из первых серий.
   А - Это которые с трёхдюймовой пушкой, четырёхместные?
   Т - Ну да, они родимые.
   А - Вот, вот. Тогда поделись с нами, что думаешь о немецких танках и о наших.
   Т (воодушевлённо) - О, я вам целую лекцию могу прочитать.
   А - Не надо лекцию. Самое важное скажи, о чём лучше всего знаешь.
   Т - Тогда так. (Встаёт, поправляет гимнастёрку.) Если только тридцать-четвёрки сравнивать, так в сорок первом и в сорок пятом это почитай разные машины. Пушка 85 мм вместо 76, башня просторней, наводчик в экипаже работу командира сильно облегчил. Наблюдение из танка лучше. Нормальные приемо-передающие радиостанции появились. Это так. А самое главное, они надёжней и проще в управлении и ремонте стали. К нам в часть инженеры с танкового завода приезжали - изучать на месте, как машины воюют - обмолвились, что танк стал дешевле. Лучше, сильней, технологичней, проще в производстве и дешевле. Потому их и больше у нас стало. А у немцев всё наоборот. Полазил я по трофейным "Тиграм" и "Пантерам": пушки хорошие, броня толстая, особенно лобовая. Но сами громадные, тяжёлые, сложные. Ходовая и трансмиссия ломались часто. Представляете, фрицы в сорок пятом со своими "кошками", как мы в сорок первом: танк цел, но сломался - они его бросают и дёру. Сами чинить не могут. И, наверное, очень дорогие они были. Вот их старые "тройки" и "четвёрки" в этом смысле, пожалуй, и получше были бы, но до нас им всё равно далеко. В общем, мало их у немцев стало.
   А - Теперь всё ясно, юнга? Не готовы мы были к войне в сорок первом. Ни армия со всеми штабами и войсками, ни народ, ни страна в целом. Почему так вышло, тоже понятно. Против нас, считай, вся Европа воевала. А мы от неё сильно отстали. Я-то постарше вас всех буду. Еще до войны высшее образование получил. Офицеров тогда основательно учили. Не только воевать, но и многому другому. Так вот: еще в тридцать первом году товарищ Сталин сказал "Мы отстали от передовых стран на 50--100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут". Вам об этом вряд ли говорили. Вы учились в другое время.
   Ю - В тридцать первом, а через десять лет началась война... Как точно.
   Узкий луч прожектора плавно начинает высвечивать пехотинца на том месте, где он был раньше.
   А - Тут еще один момент есть. Что война с Германией точно будет, мы знали уже с середины тридцатых. В слух не говорили, но знали и готовились. Однако готовиться к войне в мирное время и учиться воевать во время войны - это две большие разницы. Недаром же кадровым военным год на фронте идёт за три в мирное время. Это я к тому, что даже не начни фрицы в сорок первом, а, допустим, в сорок втором - результат поначалу был бы не сильно другим. Да, оружия нового было бы значительно больше, но ведь его еще надо было уметь правильно применять. В общем - мы не то что не успели подготовиться к такой войне, мы и не смогли бы это сделать должным образом. Вот так.
   Т - Чтобы уметь воевать, надо воевать.
   А - Да. Причём с сильным противником. Вот ещё один самый простой пример про мою артиллерию. Про артиллерийское наступление слышали? Это когда наступающие войска на поле боя движутся с минимальным интервалом вслед за артиллерийским огневым валом. А ведь такое мы, артиллеристы, впервые только под Сталинградом применили. Теперь кажется, что это очевидное тактическое решение, но надо было год провоевать, что б такое придумать и - главное - суметь осуществить. А двойной огневой вал вообще появился только в сорок четвертом... Немцы же ничего подобного выполнить не смогли.
   П - Товарищ полковник, это что ж получается - пока нас не побьют хорошенько, так мы и сдачи дать не можем? Вон, француз, Москву даже взял, прежде чем мы ему бока намяли.
   Т (восторженно-удивлённо) - О, наш старшина объявился! Куда Вы подевались? А то тут некоторые прощаться надумали...
   Все вопросительно смотрят на пехотинца.
   П (радостно)- Куда подевался? Погодите, всё расскажу. Не поверите, семейство своё повидал!
   Т - Так они что, тоже умерли? Чему ты радуешься?
   П - Да нет же. Живы. Все живы. И оба парнишки, и жинка. Колхоз в селе восстановили. Мужики, которые уцелели, с войны вернулись. Живут все трудно, но потихоньку выправляют хозяйство... Так как же, товарищ полковник? Почему сначала нас, а потом уж мы?
   А - А вот здесь могу сказать только одно - раньше почти всегда так и было. Мы долго запрягали, зато быстро ездили. Это про русских еще Бисмарк сказал. Надеюсь, после такой войны впредь будем вовремя и быстро запрягать.
   На сцену выходят главврач, фельдшер и два санитара. Санитары перекладывают тело юнги на каталку и увозят.
   В - Всё. Палата свободна. (Смотрит на фельдшера.) Проведите уборку, замените бельё на кроватях. Будем "расселять" сюда из других палат. И ещё - соберите личные вещи, приготовьте - что следует отправить родным, особенно награды. Лично проверю.
   Уходит.
   Ф (глядя вслед главврачу) - Награды... Эх, да тут две Звезды Героя: у полковника и юнги... Вот тоже юнга! Узбек или таджик, да кто его разберёт. Как он в юнги-то попал? Сидел бы в своём кишлаке, был бы жив... Или еще редкость - полная Слава у старшины. И других наград полно. (Мечтательно) Это ж сколько мне за них отвалить-то могли б... Раньше-то всё по мелочи было, а тут столько... Лично он проверит. У, вражина. Такой улов и мимо!
   Со злостью плюёт на пол, потом подходит к кровати юнги, открывает ящик тумбочки. Некоторое время смотрит в него.
   Ф (тревожно) - Нет. Нет наград.
   Поднимает подушку, заглядывает под неё.
   Ф (удивлённо) - Икона. Комсомолец... А туда же, как прижало.
   Берёт икону и разглядывает её.
   Ф (несколько удивлённо) - Скажи ка. Спас. В окладе. Серебро. Стоящая вещица...
   Кладёт икону в карман халата. Быстро подходит к другой кровати и заглядывает в тумбочку.
   Ф - И здесь нет!
   Фельдшер быстро осматривает все тумбочки.
   Ф - Опередили! Нигде нет. Да кто успел? Надо доложить. Пусть разбираются...
   Делает шаг, застывает и бьёт себя ладонью по лбу.
   Ф - Влип! Ой влип! Нельзя докладывать. Нельзя. Следствие будет, всё раскопают. Пропал. Это ж статья, трибунал... Да кто ж увёл их? Кто?! Самому искать. Самому! Быстро. Найду - душу вытрясу. Всё вернуть. Всё! Пока не заметили. И из каптёрки всё вынести. Спрятать, но не в госпитале.
   В этот момент из кармана халата на пол выпадает икона. Фельдшер некоторое время растерянно шарит у себя под ногами, разыскивая икону. Лезет под стол, поднимает стулья.
   Ф - Вот проклятая, да куда ж она завалилась. Нигде нет. Чертовщина какая-то. Ладно, некогда. Потом найду.
   Выбегает со сцены.
   Т (оглаживая награды у себя на гуди и оглядывая остальных) - А награды-то вот где. С нами!
   А - Так, похоже, действительно влип мерзавец. Не знаю, как, но награды у нас остались.
   П - Дела-а...
   Юнга достаёт из кармана брюк икону, смотрит не неё.
   Ю (растерянно и несколько испуганно) - Икона... А как она у меня очутилась?
   Кладёт её на стол.
   Ю - Ни к чему мне. Я же комсомолец.
   А - Подожди. Тебе её глубоко верующий человек оставил после твоей смерти. Возьми. Из уважения и как память о ней. Может быть, единственная ценная вещь у неё была. Это ж мольба за тебя, неверующего, перед Богом, чтоб к себе забрал. Какая глубина души и сила веры! Ты только пойми.
   Ю - Про веру понимаю, но взять... Креститься я не буду. В церковь не пойду.
   А - Вера и Церковь не одно и то же. Мария Егоровна в Бога верит, а ты во что веришь?
   Ю - Я в построение коммунизма верю.
   А - Эх, юнга. Плохо у тебя с политической подготовкой.
   Ю - А что здесь неправильного?
   А - А то, что марксизм-ленинизм есть наука. И как во всякой науке, здесь нет места вере. В науке есть знания. Уловил разницу?
   Ю - Да. Тогда знаю, что коммунизм мы построим.
   А - Это верно. И я знаю. Только вот в чём фокус: в основе наших знаний лежит всё же вера. Вера в человека. Вера в то, что справедливость для человека важнее любых богатств. И потому люди неизбежно построят коммунизм, как самое справедливое общество. Вся разница между христианами, например, и коммунистами в том, что первые верят в Бога, как вершителя высшей справедливости, а мы верим в человека, как вершителя этой справедливости. А церковь, церковь - всего лишь посредник между христианином и его Богом. Понял? Так что возьми, возьми Спасителя, как символ веры в справедливость.
   Ю - Да, понял. Теперь понял, товарищ полковник.
   Юнга забирает икону.
   Ю - Но как?
   Т - А награды - как? Да какая разница - как. Разве правильно было бы, чтоб они этому гаду достались?
   А - К чему гадать. Всё, с нами происходящее, с позиции диалектического материализма - это объективная реальность. Если хотите - данность, причины которой нам пока не известны. И всё!
   Ю - Товарищ старшина, так вы расскажите, как дело было. Как Вы в своём селе оказались?
   П - Вот верите, сам не пойму, как вышло. Когда про немцев, которых мы кормили в Германии, вспоминали, то я о своих подумал. Что делают, как живут? И так захотелось их хоть на миг увидеть, сил нет. Тут померкло всё в глазах, потом будто в яму какую провалился. Еще успел подумать: "Теперь, кажись, точно смерть пришла". А потом опять светло стало. Вот ей богу, как в сказке какой: вижу сыночков своих и жену, сидят за столом, картоху из чугунка уплетают. Промеж себя разговаривают о том, как удачно мальчишки нарыбачили сегодня. И точно - ухой здорово пахнет. Олеся - жинка моя - парней нахваливает - Добытчики! Михась - это который постарше - над Васильком потешается, как тот неловко удочку закинул и крючком себя за рубаху поймал. А Василёк его кулаком в бок тычет. И все улыбаются. Огляделся я по сторонам: вижу, не в землянке сидят, в комнатке с одним окошком. Потолок низкий, но пол не земляной, из досок. И печка в углу. Пригляделся - а печка-то наша, я на ней каждую щербинку знаю. Как так - печка знакома, а хата нет? Смотрю - стены из брёвен сложены, а брёвна где новые, а где обгорелые. Тут и сообразил, что хатку малую сложили прямо вокруг печи из того, что было. Ну вот, сидят они, мои ненаглядные, меня ясно, что не видят. Михась, совсем как взрослый рассуждает - хорошо яровые взошли, если погода не подкачает, с урожаем колхоз будет. Весной районную МТС успели восстановить, так что много земли тракторами вспахали. Про мужиков обмолвились, что демобилизовались. Треть их вернулось от ушедших... Я в углу комнатки встал, сморю на них, не могу насмотреться. И горько, и радостно. Горько, что не могу обнять, расцеловать, сесть рядом с ними, поговорить, плечо своё в хозяйстве подставить. И радостно, что живы. Чувствую - слёзы на глазах наворачиваются. Ну, скажите, какие тут слёзы, ежели умер я? А Олеся моя вдруг замолчала, повернулась в мою сторону, губами что-то беззвучно шепчет, потом рукой рот прикрыла и встаёт медленно. А глазами прямо на меня смотрит. Не выдержал я, братцы, шагнул ей на встречу. И тут словно молнией в меня ударило - нельзя это, ведь умер же. Померкло всё, опять куда-то полетел. И здесь очнулся. Ну, что это было?
   Т - Старшина, а ты ведь исчез здесь. А потом появился.
   П - Да что же это? Неужто и впрямь я там был. А она, Олеся, меня увидела? Здесь-то никто нас не видит.
   Все помолчали, обдумывая услышанное.
   А - Здесь не видят точно. А жена твоя, старшина, может, почувствовала что. Не знаю. Говорю - разберёмся. Не просто же так мы здесь остались.
   Л (задумчиво) - Выходит мы можем перелетать, что ли, в другие места?
Т - А Парад как мы могли видеть? Где Москва, а где мы!
   А - Интересно... Ну ка, старшина, еще раз повтори, как ты ухитрился к своим попасть? Что сделал?
   П - Да ничего особенного, товарищ полковник, не сделал. Очень захотел их увидеть, представил себе. И всё.
   Л - Так просто? А если я тоже попробую. Маму с сестрёнкой повидать.
   А - Лейтенант, только осторожней. Не напугай там.
   Летчик замирает на месте, луч прожектора, направленный на него, начинает гаснуть.
   Т - Готово!
   Ю - И я попробую.
   Прожектор, направленный на юнгу, тоже гаснет.
   А - Ну вот, будем ждать. Вернутся - расскажут. Похоже, крайне необычные возможности у нас. Старшина, еще раз попробуешь?
   П - Нет... Пока нет. Боюсь - не выдержу... Что тогда будет? Потом - да. А сейчас попривыкнуть надо.
   Входят два санитара. Начинают менять постельное бельё, открывать прикроватные тумбочки и вынимать из лих личные вещи умерших, складывают всё в вещмешки.
   С1 - Гляди-ка, наград-то нет.
   С2 - И здесь нет.
   С1 - Посмотри у других.
   Второй санитар осматривает оставшиеся тумбочки.
   С2 - Нет. Ни в одной...
   С1 -Так, тут больше ничего не трогаем. Пошли. Я к главврачу! А ты жди снаружи. Никого сюда не пускай. Это дело такое... сам понимаешь... Хорошо, что мы вдвоём пришли. За мародёрство - трибунал светит.
   Санитары быстро уходят.
   Т - Закрутилось! Не успел фельдшер... А вы, товарищ полковник, попробуете?
   А (резко) - Нет. Некуда мне и не к кому.
   Т - И мне... не к кому. В Сталинграде при первом же налёте... А я потом как вышел из цеха после смены на тракторном, так в военкомат и пошёл. И не ушёл, пока бронь не сняли...
   Включается прожектор, освещающий юнгу.
   Т - О, вернулся. Что-то быстро ты. Не получилось?
   Ю - Получилось. Всё получилось. А почему Вы сказали быстро? Долго меня не было?
   Т - Совсем не долго. Несколько минут всего.
   Ю (удивлённо) - Вот так штука! Прямо "Машина времени" Уэлса. Читали?
   А - Читали. Короче, докладывай!
   Ю - Если коротко, то мы можем не только в любое знакомое место попасть, но, похоже, и в прошлое время. Вот! И вернуться.
   А - Та-ак. Ну этого можно было ожидать, исходя из всего остального. А теперь - подробно.
   Ю - Товарищ полковник, в свой посёлок под Ленинабадом я попал легко. Как товарищ старшина посоветовал - представил свой дом - и там. Мама, братья, сестра - все живы-здоровы. Еще в доме семья эвакуированных из Ленинграда. Они у нас в сорок втором появились. Тогда много эвакуированных из России к нам в посёлок привезли. Когда они немного в себя пришли, им всем с работой помогли. В общем, как положено в Советской стране, в большой семье.
   А - Да, так и должно быть... Значит, всё хорошо у твоих?
   Ю - Да. Только не очень долго я там пробыл. Посмотреть - посмотрел, послушал о чём говорят. Но что еще? Слёзы лить? Это не по-комсомольски.
   Т - Тоже верно. И что дальше?
   Ю - Дальше загадку одну для себя я разгадал. У моего отца был старший брат. Когда война началась, он уже был непризывного возраста. Отца призвали, а его - ни в какую. Слишком старый сказали. Как он ни просил. Потом, когда папа погиб, он тоже ушёл воевать - добился своего. Его в санбат определили. И он тоже погиб. Вместе с похоронкой нам его медаль "За отвагу" пришла и письмо из санбата: дядя собой молоденькую медсестру от пули закрыл, когда какие-то недобитые немцы из окружения прорвались и на их санбат наткнулись. Мама тогда читала письмо и обмолвилась: "Искупил, значит, свой грех... Освободил душу..." Я спросил - о чём это? А она ответила, что это давняя и очень плохая история. Не нужно мне знать. Ну вот. А дядю я очень любил. И так вышло, что в какой-то момент о нём подумал, вспомнил про то письмо. Что за давняя история? Подумал и провалился, как в первый раз в темноту. Потом опять светло стало. Вижу, люди бегут, кричат, палками размахивают. Большинство все какие-то оборванные, худые, злые. Одеты так, как наши старики только одеваются, но эти почти все молодые. "Бей неверных" вопят. Впереди всех мой дядя несётся, но совсем молодой. А гонятся они за русской, то ли женщиной, то ли девушкой. Не понять. Ей юбка длинная бежать мешает. Дядя догнал её, закричал "Не нужна нам твоя грамота!" и ударил палкой по голове. Она и упала. Тут все остальные набежали. Дальше я уже смотреть не мог... Ведь ни помочь, ни защитить её никак... Думаю, мама именно про эту историю говорила. В общем, вернулся я сюда. Что это было? Словно фашисты какие.
   А - Возможно, я знаю. Твой дядя - какого года?
   Ю - Девяносто пятого. Отец в девятьсот пятом родился, а дядя ровно на десять лет его старше.
   А - Ленинабад раньше ведь Худжандом назывался?
   Ю - Да. В тридцать шестом переименовали.
   А - А тому, молодому, дяде лет двадцать было?
   Ю - Да. Наверно.
   А - Тогда всё сходится. Теперь точно знаю, что ты видел.
   Ю - Что?
   А - Ты что-нибудь про бунт в Средней Азии летом шестнадцатого года слышал?
   Ю - Нет... Хотя... Про что-то такое старики изредка говорили между собой. Но ведь это еще до Революции было. А причём здесь грамота, о которой кричал дядя? Вот, еще вспомнил, когда я в первый класс пошёл, отец всё приговаривал: "Учись, учись старательно сынок. У тебя теперь есть такая возможность." А потом как-то сказал, что из-за брата только два класса успел окончить... Постойте, так это учительница была?
   А - Может быть... Там так дело было. Летом шестнадцатого года царь в Средней Азии объявил призыв мужчин в строительные отряды для работ в прифронтовой полосе. А надо сказать, что до этого мужчин там никогда в российскую армию не призывали. Тут еще и Турция руку приложила - все мусульмане должны помогать турецкому султану в его войне с "неверными". Турция-то в Первую мировую в союзе с Германией состояла. Впрочем, когда она на стороне России была? Исторический противник, можно сказать. Опять же местное духовенство стало воду мутить. А кроме того само царское правительство незадолго перед войной организовало переселение малоземельных крестьян из центральной России на окраины Империи. В том числе и в Туркестан, то есть к вам. И сразу возникли напряжённые отношения между местными и переселенцами из-за земли и воды. А когда на этом фоне объявили мобилизацию, - ну кому хота от своих семей за тридевять земель уезжать на чужую войну? - да муллы стали призывать к войне с "неверными". В окрестностях Худжанда начался бунт, а потом полыхнуло по всему Туркестану. Началась резня русских. В общем, стравили народы. Спустя время бунт подавили, но много людей было убито. Вот так, юнга.
   Ю (задумчиво) - Вот так... Кода отцу повестка пришла, мы его все до военкомата провожали. Там уже много мужчин собралось, и никто из них не спрашивал, зачем им на эту войну идти. Когда уже прощались, отец обнял меня и сказал: "Береги маму и младших. Хорошо учись. А если я не вернусь, то знай и накрепко запомни: я ушёл потому, что эта война наша общая, для всех в Советском Союзе. Хоть она и далеко от нас, но если плохо будет русским, плохо будет и нам, таджикам. Не станет Советской власти, всё потеряем, что дала нам Революция. Опять вернуться баи, а ты станешь у них батраком. И не исполнится твоя мечта, сынок."
   П - Хорошо сказал. Правильный у тебя был батька... И детей своих правильно воспитал.
   Т - А что за мечта? Исполнилась?
   Ю - Исполнилась!
   Юнга хлопает себя по погонам.
   Ю - Вот же. Я о море с детства мечтал. О флоте.
   Т - Понятно. А я-то всё удивлялся - как тебя в юнги занесло?
   Ю (с улыбкой, радостно) - Я морем с десяти лет заболел. Представляете, в живую ни разу не видел, только в кино. У нас в посёлке клуб построили с кинозалом. Мне как раз десять исполнилось, привезли "Детей капитана Гранта". Так я его несколько раз смотрел, почти наизусть запомнил. До этого просто не представлял, что такое есть на свете. Море! Это же невозможно словами описать. Море! Потом еще "Остров сокровищ" был и "Моряки". Я их тоже несколько раз смотрел. Решил - буду моряком. На до мной сначала только посмеялись. И то правда - таджик и море... А потом отец сказал: "Пусть. У мальчика должна быть мечта. Раньше такое было бы невозможно, а теперь - да". Ну вот. Мне пятнадцать исполнилось, я военкому три месяца проходу не давал: отец погиб, дядя погиб, хочу во флот. Награды их показывал. Как-то смог он пробить мне направление в школу юнг на Северный флот. Так что исполнилась мечта!
   Т - Теперь не жалеешь? Ведь мог бы жив остаться.
   Ю (чуть помедлив, но твёрдо) - Нет. Не жалею. Если бы я в тот раз (указывает на Звезду Героя) к штурвалу торпедного катера не поднялся, приказ бы не выполнили, и сколько бы братишек североморцев из похода не вернулись... А что умер... В одном из писем с фронта отец рассказал про своего комбата-казаха. Это в ноябре под Москвой было. Комбату из штаба полка адъютант принёс новую карту, а там оказалась нанесена территория восточнее Москвы. Так комбат эту часть карты оторвал и сжёг. Сказал: "Это нам не нужно". Он в любом случае не собирался отступать за Москву. Так и я. Про флот не жалею. А что умер - конечно жалко. Но так надо было.
   Пауза.
   А - Куда-то летун наш запропастился. Не находите?
   Т - Может, что интересное встретил? Ну не пропал же он.
   П - Товарищи командиры, так нам бы решить, что дальше-то делать. Не сидеть же здесь вечно. Вот и главврач сказал, сюда из других палат раненых переводить будут. А нам при них оставаться? Не пойму.
   Ю - Наверное, надо товарища старшего лейтенанта дождаться.
   Луч прожектора высвечивает Лётчика.
   Т - Привет, сталинский сокол. Что-то долго ты. Юнга уже давно с нами. Где был, что видел?
   Л - Фу-х, выдернули вы меня, друзья-товарищи. А мы оказывается можем и в будущее заглядывать! Вот дела!
   А - Юнга в прошлом побывал, а ты, старлей, в будущем. Ну и как там? Хотя нет, давай по порядку.
   Л - Если по порядку, тогда так. Я сам из Харькова. Перед войной мама на Харьковском авиазаводе инженером работала. Мы с младшей сестрой в школе учились. Когда в августе сорок третьего Харьков освободили, они из эвакуации вернулись. А я в лётную школу поступил. С тех пор и не виделись. Вот к ним я и махнул. Прямо в комнатке у них оказался. Сидят, обедают. Мама рассказывает, что в дирекции завода обсуждали план по развитию производства и переходу на выпуск мирной продукции, что и сколько будут выпускать в следующем году. Вот так посмотрел я на них, послушал, да и решил сам завод увидеть. Я ведь там раньше часто с мамой бывал. Решил и как-то так вышло, что сразу на территории завода оказался. Прошёл, посмотрел: цеха в руинах, но на расчищенной площадке готовые самолёты стоят. Людей много, даже нескольких старых знакомых заметил. А потом самое интересное произошло. Мама говорила о мирной продукции, а я подумал - как же они вместо сборки истребителей из готовых комплектов через год в этих развалинах что-то смогут сами выпускать? Вот бы увидеть. Только подумал - хлоп - и всё вокруг изменилось. Вместо самолётов сельхозтехника стоит, несколько цехов появилось, люди одеты получше. На стене лозунг: "План 1946 года перевыполним!", плакат "Пятилетку - досрочно!". Это я в сорок шестой год попал. Здорово, думаю, получилось. А если сорок седьмой? И опять всё поменялось. Из ворот цеха самолёт выкатывают. "Як-18" на борту выведено. Люди улыбаются, музыка гремит. Вокруг развалин уже нет. В толпе маму с сестрой мельком заметил. А сестра-то подросла заметно. Да, ещё на один момент я обратил внимание: хоть меня никто и не видит, но как-то так выходит, что в толпе никто и не налетает: или останавливаются, или обходят. Ну и я тоже ни до чего дотронуться не могу - словно барьер какой-то мешает. Дальше мне интересно стало, скакнул я сразу на два года вперёд - в сорок девятый. Новое дело. Прямо носом уткнулся в красавца, что площадке стоял. Я примерно о таких только слышал и на тактических рисунках видел: реактивные истребители. У немцев они в конце войны появились. А на этом МиГ-15 обозначено. А? Вырос завод, выросла страна! Каково? Еще город хотел посмотреть, но тут словно ваши голоса услышал, и меня сюда как за ноги кто выдернул.
   Т - Выходи мы и выдернули. Как раз о тебе говорили. Куда запрпастился.
   А - Ну ка, лейтенант, еще раз повтори, как из года в год перепрыгивать получалось?
   Л - Затрудняюсь точно определить, товарищ полковник. Просто намечал мысленно такой-то год. И всё.
   А - А юнга не о годе думал, а конкретном человеке, точнее хотел узнать, что он когда-то раньше сделал. Любопытно.
   Ю (восторженно) - Так это что ж выходит, мы можем в любой год заглянуть?! Да? И в то самое, как Маяковских сказал, "коммунистическое далеко"? Попробуем, а?! Вот прямо сейчас.
   Т - Не суетись моряк. Тут спешить не стоит. Конечно, интересно посмотреть, как оно всё будет дальше. Но неровен час потеряем друг - друга в этом "далеко".
   А - Капитан прав. Летуна мы к себе вернули, когда вместе о нём подумали. Старшина и ты, юнга, сами вернулись, когда сильный стресс испытали. Во всех случаях, кто-то один возвращался именно сюда ко всем остальным. То есть, мы все вместе и само это место вроде маяка были. Я так понимаю. Другие идеи есть?
   Т - Нет.
   Л - И у меня - нет.
   Ю - Согласен.
   П - Другое не придумывается.
   А (задумчиво) - Посмотреть действительно интересно... Предлагаю следующее: выбираем год и думаем именно об этом же самом месте. Прыгаем. Если кто-то потом оказывается в одиночестве, ждёт полчаса там, куда попал, затем пытается вернуться сюда и в этот день. Остальные, если кого-то в новом времени недосчитаются, будут пробовать притянуть его к себе. Не получится притянуть - возвращаемся сюда же. Возражения, замечания есть?
   Пауза.
   А (последовательно всех оглядев) - Вижу, что нет. Какой год?
   Ю - Пусть семидесятый. Через четверть века. Уж точно коммунизм будет.
   Т - Вряд ли. Сколько восстанавливать-то после войны пришлось. Не успеют.
   А - Ладно, семидесятый. Согласны?
   П (задумчиво) - Моей Олесе уже за шестьдесят, и сыны взрослые. Ладно, там видно будет.
   Т - Согласен.
   Л - Да.
   Все собираются в центре сцены. Смотрят друг на друга. Кладут руки на плечи друг - друга.
   А - Поехали!
   Свет на сцене плавно меркнет. В полной темноте громко и резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой "Тысяча девятьсот семидесятый год"!
  
   Занавес
  
   Конец первого действия
  
   Действие второе
   Сцена первая
   О1 - первая отдыхающая (молодая женщина)
   О2 - вторая отдыхающая (женщина предпенсионного возраста)
   Ж - журналист (достаточно молодой человек, около тридцати лет )
   С - сын фельдшера (юноша с волосами до плеч в расклёшенных брюках, по виду типичный хиппи).
  
   Время действия - 24 июня 1970г., вечерние сумерки. Место действия - зона отдыха в парке санатория, на территории которого ранее располагался госпиталь для раненых.
  
   В полной темноте громко и резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой "Тысяча девятьсот семидесятый год"!
   Сцена постепенно освещается до полусумрака. На сцене - добротная парковая мебель (стол, кресла для отдыха, навес от солнечных лучей). Столб с репродуктором. На заднем плане виден фасад здания санаторного корпуса. На фасаде виден балкон над входом и купол на крыше. Из репродуктора звучит негромкая спокойная музыка. Ближе к краю сцены, подсвеченные прожектором, в креслах под навесом сидят две женщины. Одна (О1) разглядывает журнал "Огонёк", вторая (О2) что-то вяжет на спицах. У противоположного края сцены тесной группой стоят Артиллерист, Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга. Они подсвечены вторым прожектором.
  
   Т - Есть! Приехали.
   Оглядывает всех.
   Т - Без потерь.
   Ю (радостно) - Получилось!
   Из репродуктора раздаётся приятный женский голос: "Товарищи отдыхающие, приглашаем в столовую на ужин. После ужина в кинозале санатория, желающие могут посмотреть комедию "Бриллиантовая рука", в главных ролях Юрий Никулин, Андрей Миронов и Анатолий Папанов".
   О1 (откладывая журнал на стол) - Пойдём, что ли.
   О2 - И то правда.
   Прячет вязание в сумочку.
   О2 - Пойдём. Комары что-то заели.
   О1 - В кино после ужина идёшь?
   О2 - Нет. Я лучше спать лягу. Первый день отпуска, до сих пор перед глазами раскроечные машины. Не поверишь, еще позавчера думать не думала, что в санатории окажусь.
   О1 - Это как?
   О2 - Позавчера после беда в цех вернулась, примерно полчаса прошло, чувствую голова закружилась, перед глазами всё поплыло, в ушах гул. Хорошо девочки мои рядом были, не дали упасть. Отвели в медпункт. А там докторша у нас молоденькая, только диплом получила и к нам из самой Москвы приехала. Посадила меня, давление измерила, сердце послушала, кардиограмму сняла. Посмотрела и говорит: "А знаете, давайте я вас в санаторий на пару недель отправлю". Мне тут даже будто полегчало. "Какой санаторий?" - говорю. "Последний год пятилетки. У нас соцсоревнование по перевыполнению плана. Без меня в цеху не справятся. Нет, не поеду. Вот уже прошло". Хотела встать и не смогла. Опять голова закружилась. А она: "Да вы не переживайте. Вы же у нас мастер-наставник. Передовик производства. Портрет ваш на доске почёта. Зря вы, что ли, свою молодёжь учили. Без вас справятся". Я упираюсь: "Дирекция не отпустит. Отпуск у меня только через полгода. И не справятся они без меня". А она своё гнёт: "Справятся, справятся. И вообще, я вам как врач говорю - или в санаторий, или минимум на месяц сляжете. Это у Вас от хронического переутомления. В профкоме есть бесплатная путёвка в санаторий, вот и поедете. А в дирекцию я сама пойду". Молодая, пробивная...
   О1 - А чего она к нам за столько вёрст от Москвы поехала?
   О2 - По распределению после ВУЗа. У неё в Москве мать - медицинское светило. Её спрашивали: "Чего ж в столице не осталась?" И знаешь, что она ответила? "У нас династия врачей. Я должна была поехать. Поработаю здесь, потом, может быть, вернусь в ординатуру... А может останусь, если у вас понравится". Вот она какая... Но в одном права - что-то уставать я стала быстро. Не то что раньше. И то сказать - пятьдесят три стукнуло. Ещё пара лет, и на пенсию... Ну ладно, притомилась я с дороги. Пойду спать. А фильм смешной, я его недавно смотрела. Сходи.
   О1 (игриво-весело) - Схожу. Может с кем из мужчин познакомлюсь. А то скучно будет.
   О2 - Сходи, сходи. Твоё дело молодое, незамужнее. Только не шуми, когда вернёшься.
   Обе уходят.
   Артиллерист приближается к столу и смотрит на обложку журнала.
   А - Так, что тут у нас? О, "Огонёк"! Ну, старый знакомый. А год какой? Семидесятый. Отлично! С годом не ошиблись. Что за место? Кто знает?
   Все расходятся по сцене, разглядывая и изучая окружающее.
   Л - Кажется, я знаю.
   Смотрит на фасад санаторного корпуса.
   Л - Да, точно. Это наш госпиталь. Вон балкон над главным входом и купол на крыше. Только штукатурку обновили да рамы и двери покрасили.
   А - Стало быть теперь это не госпиталь, а санаторий. Да, жизнь идёт... Как видно, вполне восстановились после войны, обустроились. Пятилетки, соцсоревнование, передовики производства и санатории для трудящихся... Ну что, думаю, тут социализм уже есть.
   П - Товарищ полковник, разрешите отлучиться? Хочу на своих посмотреть. Как там у них?
   А - Конечно. Мы же для этого сюда и попали. Все могут отправиться кому куда интересно. Сбор здесь же через сутки.
   Прожектора, освещающие Лётчика и Пехотинца, гаснут. Остаются Артиллерист, Танкист и Юнга.
   А - Пожалуй, я пока здесь останусь. Посмотрю, послушаю. Потом, может быть, в Москву...
   Т (задумчиво)- А мене куда? Тоже здесь? Нет. Сгоняю в Сталинград, гляну на свой тракторный.
   Прожектор Танкиста гаснет.
   Ю - Товарищ полковник, может в кино... Вон, сказали, что весёлое... Комедия.
   А - Хорошая мысль, юнга. Я с таким названием не помню, что-то новое, видать, сняли. Из фильма можно многое узнать про эту жизнь... Подожди ка.
   В этот момент на сцену выходит молодой человек (Журналист). Делает несколько торопливых шагов, останавливается, оглядывается по сторонам. С противоположного края сцены, опираясь на палку, появляется, сильно постаревший фельдшер, в руке он держит толстую папку для бумаг.
   Ж - Ну наконец! Принесли?
   Ф - Принёс. Как договаривались.
   Ж - Покажите.
   Ф - Э, нет. Сначала денежки.
   Оба подходят к столу, садятся. Журналист достаёт из кармана пачку купюр. Пересчитывает на глазах у фельдшера.
   Ж - Вот, получите. Вся сумма.
   Ф - И Вы получите.
   Передаёт журналисту папку.
   Ф - Только, если что, я вас не знаю. Я предупреждал.
   Журналист торопливо хватает папку, раскрывает.
   Ж - Ага! "Архипелаг". "В круге первом". Солженицын.
   Приближает папку к глазам.
   Ж - Эх, блёкло как. Третья или четвёртая копия? Ну ладно.
   Встаёт, прячет папку под куртку и, не прощаясь, уходит. Фельдшер смотрит ему вслед.
   Ю (повернувшись к Артиллеристу удивлённо) - Да ведь это же наш фельдшер. Только состарился.
   А - Да, он. Жив поганец.
   Ю - А о чём они?
   А - Не пойму. Солженицын какой-то. Архипелаг. Не нравится мне это.
   Ю - Шпионы?!
   А - Нет. Не похоже...
   Ф - Беги, беги дурачок. Просвещайся. Быль, небыль... Это тебе не статейки про "Славу КПСС" в газетёнку пописывать ... Хэ, хэ... Сколь прожил, убедился - прав был батяня. Не раз мне говаривал: "Отцы крепкие, да детки их, даст Бог, послабже будут или внуки". Не ошибся с внуками-то. Вот отцы и деды, те - да, им трудно пришлось, потому и крепкие... Которые в живых остались... А как внукам, ну хоть некоторым, быть крепкими, когда, почитай, всё на блюдечке получили. Детство тяжёлое было, но в войну их спасли, страну потом тож не они поднимали. А чем человек действительно дорожит? Известно - чего своим горбом достиг, тем и дорожит. То и ценить умеет. Жисть легче слала, значит, слабее будут. Как там на политграмоте комсомолисты учили - "Единство и борьба противоположностей". Поболе тридцати лет прошло, а вот поди ж ты, запомнилось. А еще: "Переход качества в количество". Или наоборот? А! Только когда его этого "качества" будет достаточное "количество"? Нет, не увижу. Ну, ничего, наследник увидит. Будет еще наше время... Ладно, пора на боковую.
   Встаёт и медленно начинает уходить. На сцену быстро и решительно выходит Сын фельдшера.
   С (обращается к фельдшеру) - Батя, мне деньги нужны. Сколько можешь. Ты папку-то ту продал?
   Ф - Ну продал. И зачем тебе деньги?
   С - Дело верное. Только бабки нужны.
   Ф - Расскажи сначала.
   С - Кореш из Питера приехал. Джинсу американскую фирменную привёз. Форцанул там у моряков. Здесь толкнул хорошо. Ну я тебе рассказывал. Теперь он обратно собирается. Я договорился в долю войти. Только ему, как он говорит, оборотные средства нужны. Дашь?
   Ф (сердито) - Я те дам "форцанул"! Я те дам "оборотные средства"! Сдурел! На ерунде погореть хочешь?! Мелко плаваешь. Почему не постригся? Штаны на что похожи? Мои слова тебе не указ?
   С - Ну батя, у нас все парни так ходят. Мода.
   Ф - Мода?! Твоих обормотов волосатых осенью в армию забреют. Тоже хочешь?! Они через два года на завод, и ты туда же? Мы с тобой о чём говорили?
   С (протяжно) - Не-е, какой завод? Ты ж знаешь, я в торговый документы подал. Как ты велел.
   Ф - Вот, вот. Иди марксизму-ленинизму учи, а не улицы штанами подметай. Возьми в библиотеке хоть "Очередные задачи Советской власти" и это - "Как нам реорганизовать рабкрин?".
   С - Скукота. Что мне с этого? Может ещё "усатого" предложишь?
   Ф - Не. Он у нынешних не в чести. Но это и к лучшему. Может быстрее нужного "качества" станет достаточное "количество". Хе-хе.
   С - Ты это о чём?
   Ф - Не поймёшь пока. Иди, читай Ульянова, который Ленин. Потом в нужном месте нужную фразочку вставишь. Процитируешь при случае. Иной раз одного этого бывает достаточно, чтобы выехать. А на форцу не разменивайся. Мелочь это, и замести могут... В комсомолию вступил?
   С - Да. В райкоме заявление накатал. Сказали через два дня прийти, у них там бюро райкома будет. А пока устав дали почитать... Не пойму только, зачем мне это?
   Ф - Вот в таком виде туда и заявился?
   С - Да... Уй, батя, я балбес. А то всё думал, что они на меня так смотрят.
   Фельдшер любовно хлопает сына по плечу.
   Ф - Балбес, точно. Но умнеешь. А про ВЛКСМ (выговаривает презрительно) не сейчас, так потом поймёшь... Поступишь в институт, правоверным комсомольцем держись. Тебе в люди выйти надо. Как это: "карьеру сделать"! Потом своё возьмёшь. Всё твоё, сынок, будет. А с гешефтами завязывай. На этом жизнь не сделаешь, только вред один и риск. Мой тебе пример.
   С - Батя, а откуда у тебя эта папка? Я полистал её. Жуть. Так всё и было?
   Ф - Полистал и забудь. Гляди, не обмолвись где об этом. Затаскают... Я там пять лет лес валил. Потому и фамилия у тебя не моя. Оттуда знакомства кое-какие остались, вот и шлют иногда. Сказки это, хотя есть и верное. Я вот вернулся, тебя родил и жив до сих пор, и друге вернулись. Ты заглавие-то внимательно читал? Про "опыт художественного исследования"?
   С - Ну да. Читал. И что с того?
   Ф - А то. Писатель этот - выдумщик. О чём сам и сообщил. Но так, что умный поймет, а дурак не догадается... Однако, сказки эти при правильном применения очень полезными могут быть. Особенно если к ним подсунуть нужный ответ - почему так было... Ладно, идём.
   Оба медленно уходят.
   А - Нет, юнга, это не шпионы. Это хуже. Это гниль человеческая. Если её не пресечь вовремя, она всё испоганить может, до чего дотянется... Ладно, пойдём, попробуем найти кинозал, посмотрим, чем страна живёт. Может, перед фильмом документальный киножурнал покажут.
  
   Свет на сцене гаснет.
   Конец первой сцены второго действия
  
  
   Сцена вторая
  
   ВС - Второй секретарь обкома КПСС (дородный мужчина в солидном костюме и шляпе)
   Д - Дама, жена Второго секретаря (худощава, одета с претензией на шик)
   САС - Сотрудник администрации санатория (худощавый мужчина средних лет)
   Р1 - Первый рабочий (отдыхающий в санатории)
   Р2 - Второй рабочий (отдыхающий в санатории)
   И - Инженер (отдыхающий в санатории)
  
   Свет на сцене зажигается.
   Утро следующего дня. У края сцены стоят Артиллерист и Юнга.
   Из репродуктора звучит бодрый голос: "Доброе утро, товарищи отдыхающие. Как всегда, после зарядки и водных процедур ожидаем вас в нашей столовой. Далее лечебные мероприятия по индивидуальным планам. Желающие могут принять участие в конной прогулке, по согласованию с лечащим врачом".
   На сцену выходят Второй секретарь и Дама, держащая в руках маленькую дамскую сумочку.
   Д (сердито и капризно) - Нет! Нет! И ещё раз нет! Что они себе тут позволяют?!
   ВС (сердито) - Безобразие! Я им, что, мальчик?!
   Решительно садится в кресло у стола. Его жена устраивается под навесом, достаёт из сумочки косметическое зеркало и начинает "поправлять личико".
   На сцену выбегает Сотрудник администрации санатория в белом халате. Тащит за собой огромный чемодан.
   САС (просительно) - Но войдите же в положение. Ведь нельзя их просто так взять и переселить в другой номер. Ваш ничуть не хуже.
   Д (громко) - Как это не хуже? А балкон? А вид из окна? И по площади больше. Не люблю тесноту.
   САС - Вы же видите, они отказались переселяться.
   ВС (строго и наставительно)- Мне что, вас учить надо? Не умеете работать?
   САС - Да что я могу сделать? Ну в самом деле не могу же я им сказать - переселяйтесь в другой номер, потому что ваш понравился жене второго секретаря обкома?
   ВС - Почему вы их вообще туда заселили? Разве вам не звонили из обкома по поводу брони?
   САС - Звонили. Да. Но их трое, и номер семейный, трёхместный. У них ребёнок маленький. А вы предлагаете переселить их в двухместный. И потом, ваш же обком их и премировал этой путёвкой, как ударников коммунистического труда и рационализаторов производства. В конце, концов! Что вы от меня-то хотите?!
   Д (дурно-капризно) - Нам тоже нужен семейный. Может к нам дочь собирается на денёк другой приехать. От своего мужа отдохнуть.
   ВС поворачивается к сотруднику администрации, наставляет на него указательный палец.
   ВС (решительно) - Значит так. В тот двухместный номер, что нам предложили, ставите раскладушку. Найдите, где хотите. Этим (кивает головой в сторону здания санатория) говорите, что их номер закрывается на профилактику или что-нибудь ещё подобное. Сами придумаете. Переселяете. Меняете бельё, полотенца, всё моете. Времени - час. Ну ладно - два. Чемодан пока к себе отнесите, потом в номер, а мы по парку погуляем.
   ВС встаёт, подаёт жене руку.
   ВС (уже спокойнее и назидательно) - Вы, молодой человек, вроде бы не мальчик уже, давно пора научиться понимать "Ху из Ху".
   Оба медленно с чувством достоинства уходят.
   САС (удручённо) - Вот напасть. Что делать? Ума не приложу. Поди, не исполни. Тут не то что мне, главврачу может не поздоровится. Пойду к нему, пусть сам решает.
   Медленно начинает уходить, подволакивая за собой чемодан. Останавливается.
   САС (в полголоса, как бы сам себе) - А вот напишу в областную газету об этом заметку. Или фельетон. Анонимно. Напечатают или не напечатают? Нет, себе дороже выйдет. Вдруг дознается.
   Уходит. За всей этой сценой наблюдают Артиллерист и Юнга, стоящие у края сцены.
   Ю (разочарованно) - Разве можно так? Прямо барин и слуга. А еще секретарь обкома...
   А (сердито) - Это комчванство называется! Ленин об этом говорил еще в начале двадцатых. Предупреждал партию о такой опасности. И у нас это встречалось, видишь, и до сих пор сохранилось. Отвратительно! Владимир Ильич прямо назвал комчванство врагом партии. Сильный враг оказался, живучий. До сих пор не смогли его удавить.
   Ю - А этот, в халате, он же советский человек, а ведёт себя словно какой дореволюционный приказчик перед хозяином.
   А - Разве ты их видел, приказчиков-то?
   Юнга качает головой.
   Ю - Нет, не видел. Рассказывали.
   А - Понятно... Нет, эти оба не советские, хоть и живут в советской стране. Далеко им до советских. Такая вот коллизия. Так что, если социализм тут и построили, то не до конца. Пока... А знаешь, каких ещё двух врагов партии назвал Ленин?
   Ю - Каких?
   А - Безграмотность и взятка. Надеюсь, что хоть с этим тут справились. (Пауза) Тебе кинокомедия понравилась?
   Ю - Да. Очень. Как жить хорошо люди стали! Правда и жулики имеются.
   А - Радует то, что они над жуликами умеют смеяться. Значит, победить должны. Но меня больше киножурнал впечатлил. И озадачил. Насколько мощь страны выросла! И всё строят, и строят. Поразительно, сколько сил у страны стало. Но эта идея с хозрасчётом на заводах и фабриках ... Я военный, а не экономист, не знаю, но внедрение хозрасчёта на крупном заводе... Насколько это оправдано... Это ж не артель какая. До войны, например, у нас было и плановое государственное хозяйство, и мелкое частное рыночное. Вполне удачно дополняли друг друга. А здесь, похоже, одновременно всё перевели в государственную собственность и пытаются внедрять хозрасчёт, как в артели. Такое только поначалу будет хорошо, а потом пойдут перекосы. Так не далеко до полной разбалансировки всей промышленности. Не понимаю. И ещё, юнга, ты заметил, о товарище Сталине ни слова. Вообще! Как не было его. Это как понимать?
   Ю - Я тоже заметил. Даже портретов нет. А генеральный секретарь теперь товарищ Брежнев.
   А - Мало мы еще узнали об этом времени. На первый взгляд, в целом, всё хорошо, но есть некоторые тревожные моменты. Ничего, разберёмся.
   Ю - Товарищ, полковник, разрешите отбыть на родину? Посмотрю, что там.
   А - Разрешаю. Я же сказал вчера: все свободны. К вечеру возвращайтесь. Обсудим, кто, что узнал.
   Ю - Слушаюсь. Спасибо.
   Уходит.
   На сцену не спеша выходят три отдыхающих в лёгкой прогулочной одежде (Инженер, Рабочий-1, Рабочий-2 (заметно моложе двух первых)), присаживаются к столу.
   Р1 (насмешливо) - Нужны мне эти их "лечебные процедуры". Лучшая процедура - это беленькая.
   Р2 (удивлённо-воодушевлённо) - Так чего ждём?
   Р1 - Э-эт можно. Но не сейчас. Вечером перед сном.
   Р2 - Чего так?
   Р1 - Батя, пока жив был, такой порядок держал. Он у меня крутёшенек был. Вот я и привык. А то по молодости - я тогда еще не женился, с родителями жил - для бодрости принял как-то утром перед сменой, так он не посмотрел, что я уж и срочную оттрубил, такого леща мне вкатил... Куда там, ротный старшина такого не отвешивал... Ну а ты (обращается к инженеру), чего такой смурной с утра пораньше?
   И (мрачно) - Не выспался.
   Р2 - Ага. Рабочий класс в санаторию приехал для поправки здоровья, а он полночи с логарифмической линейкой над своей тетрадью сидел. Видел я. И главное - всё стулом скрипел.
   И - Извини. Не знал, что мешаю. Надо было.
   Р1 (обращается к Р2) - У меня пока соседа нет. Перебирайся в мой номер.
   Р2 - Идёт!
   Р1 - Тогда не тяни, вселят кого... Да, не получилось совместно с супружницей в этом году отдохнуть. У неё отпуск осенью. А как было б красиво (далее продолжает мечтательно) - обеих девчонок на всё на лето в пионерлагерь от завода отправили, сами в отпуск. Жаль. Не сложилось.
   И - Перенёс бы на осень.
   Р1 - Ин-нтересн-но. Перенёс бы. А горящая путёвка?! Бесплатная! Случайно в профкоме об ней узнал. Ну не упускать же было. И отпускные сэкономил.
   Р2 (обращаясь к Р1) - Что, не упустишь своего?
   Р1 (с убедительной интонацией) - Своего - не своего, а чтоб мимо пролетело, я такого не люблю.
   И (обращаясь к Р2) - Это да. Он у нас на заводе рвач известный.
   Р1 (возмущенно)- Какой рвач?! Ты это видел? Если инженер с образованием, так на рабочего человека через губу смотришь? (Далее с наставительной и ёрнической интонацией.) Как партия учит: у нас диктатура пролетариата. Вот! Я рабочий, значит ге-ге-мон! В институте, небось, учил такое?
   И - Какой ты гегемон... Диктатура пролетариата, это, прежде всего, личная ответственность каждого за всю страну. А ты дальше своего кармана не видишь.
   Р2 - А жена как?
   Р1 - А что жена? У меня отпуск по графику. Опять же ковёр теперь купим и ещё чего-нибудь.
   Р2 - Так вы с одного завода?
   Р1 (сердито) - Да. Он в заводском КБ, а я в кузнечно-прессовом. Последние полгода у нас в цеху только и сидел. И высидел себе премию. (Обращается к инженеру). Вот скажи мне, почему тебе премия, а мне шиш?
   И - Премию не я себе выписал, а директор. И ты сам знаешь за что. Кто новую оснастку для вашего пресса придумал и внедрял? И не прибедняйся - всей вашей бригаде зарплату увеличили.
   Р1 - Ну увеличили... Но мало, я так считаю! Добавили по паре червонцев, а выпуск штамповок за смену в полтора раза вырос. Это справедливо?
   И - Так ты и зарплату в полтора раза больше хочешь? По-твоему, так справедливо?
   Р2 - Разве нет?
   И (обращается к Р2) - Ну ты же тоже на заводе работаешь и в вечерней школе ещё учишься, я видел, как ты учебники из рюкзака доставал. Должен понимать - зарплата от трудозатрат зависит, а у них трудозатраты на единицу продукции в полтора раза упали. Это называется повышение производительности труда за счёт нового инструментария. Чего не понятно? Хоть и выпускают они теперь больше, но за те же восемь часов рабочего времени. Но зарплату им несколько увеличили, потому что выпуск всё же увеличился. Справедливо?
   Р2 - Вполне.
   Р1 - А по-моему - нет! Больше делаем, больше платите. Так! Остальное меня не касается.
   И - Вот я и говорю - рвач.
   Р2 - А остальные в бригаде как думают?
   И - Остальные правильно всё понимают. Он с ними потому и разругался. И в отпуск ушёл.
   Р2 (обращаясь к инженеру) - Повременю я пока с переселением. Может, пока мы здесь прохлаждаемся, подтянешь меня по физике. А то я еле-еле в следующий класс перешёл.
   И - Это можно. Пойдём, покажешь в чём затруднения, попробую объяснить.
   Оба встают.
   Р1 (торопливо и деланно-развязно им вслед) - Вечерком заглядывайте. Раздавим пузырь-то на троих.
   Р2 - Не-е, спасибо. В другой раз. Может быть. (Оборачивается к инженеру) Я тут одну красавицу заметил, вчера только заехала. А пальчик-то без колечка. Незамужняя... Вечером на танцах попробую подкатить, а то опередят ещё.
   Инженер и Рабочий-2 уходят. Рабочий-1 остаётся в одиночестве.
   Р1 - Рвач! Это я-то рвач?! Я за справедливость! Во всём. Как план в конце квартала, так - давай-давай. А зарплату платить по-честному, так - нет. Как там говорится: при социализме - "от каждого по способностям, каждому по труду". А если я больше стал делать, так и плати во столько же больше. Вот так будет по-социалистически. Что, моду зажимать рабочего человека взяли? Интересно, в парткоме знают? Накатаю жалобу... Инженер он. Внедрил что-то. А зарплата меньше моей. Это при царе инженер на рабочего сверху вниз смотрел, а теперь я ге-ге-мон. Вот так-то!
   Встаёт и медленно вальяжно уходит.
   А (удивлённо и возмущённо) - Рвач ты и есть, а не пролетарий. Лучше не скажешь. (Далее более спокойно и задумчиво.) Ладно, в семье не без урода... Но что у них тут не так пошло? Как же можно, чтоб у специалиста с высшим образованием зарплата была меньше, чем без такого? У нас пред войной ровно наоборот было. Товарищ Сталин такого безобразия не допускал. Без знаний социализм построить нельзя. И Армию вооружить нельзя. И в войне не победить. Мы это все понимали. И потом, хорошее образование, это ещё и более высокий культурный уровень у человека... Как правило... Хотя бывает и наоборот. А культурный человек ближе к социализму, чем некультурный. Выходит здесь, человека, имеющего, в лучшем случае, среднее специальное социально поставили выше человека с высшим образованием, что и выразилось материально. Исключительно по классовому признаку, что ли? Но даже если и так, специалист всё равно должен получать больше, поскольку ответственность больше и результативность труда выше. Опять же стимул к получению высшего образования у трудящихся. Не туда они могут зарулить, не туда... Однако, наведаюсь в Москву.
   Уходит за кулисы.
  
   Свет на сцене гаснет.
  
   Конец второй сцены второго действия
  
   Сцена третья
  
   Свет на сцене зажигается.
   Поздний вечер того же дня. Парк санатория. Вдали слышна танцевальная музыка. На сцене Юнга, Лётчик, Танкист и Пехотинец. Освещены узкими лучами прожекторов. Все расположились произвольно на сцене, но не далеко друг от друга. Слушают Юнгу.
   Ю - ... Вот и всё. А потом товарищ полковник разрешил мне отбыть домой.
   Т - Сам-то куда запропастился наш "бог войны"?
   Л - Вы говорили, он в Москву, вроде, собирался. Может, вернуться не получается. Надо его вытаскивать, ну как меня в сорок пятый из сорок девятого вытащили.
   Т (решительно) - Да. Пробуем. Всем думать о товарище полковнике.
   Все замолкают.
   Через мгновение вспыхивает ещё один луч прожектора, он освещает Артиллериста на краю сцены.
   А (подходя к остальным) - Вот спасибо, товарищи, так спасибо! Можно сказать, на самом интересном выдернули. Хоть обратно возвращайся.
   Т - Что такое?
   А - Потом... Все в сборе?
   Оглядывает присутствующих.
   А - Вижу, все здесь. Ладно. В общем-то, там всё ясно... Потом расскажу... Теперь давайте по порядку.
   Смотрит на Юнгу.
   А - Если не ошибаюсь, на флоте есть хорошее правило: первому в кают-компании дают слово самому младшему из присутствующих. Верно?
   Ю - Так точно. Это чтоб младший не смущался в своих оценках и предложениях перед мнением более старших по чину.
   А - Так и поступим. Юнга, пожалуйста, что у тебя?
   Ю (несколько замявшись) - У меня, вроде, всё хорошо. Мама ещё жива. Постарела только сильно. У братьев и сестры свои семьи, дети. Посёлок наш уже и не посёлок, а город, хоть и небольшой. Красиво, аккуратно всё. И, знаете, там есть школа моего имени! Представляете: школа имени Героя Советского Союза и мой большой портрет на первом этаже. Это фотография, когда мне Звезду вручали. Вроде бы всё хорошо у них. Вот только... Царапнуло одно... Знаете, я прямо на день рождения мамы попал. Все там за столом сидели, пели, потом разговаривали о разном. Ну и о работе, кто где работает, сколько получает. А сестра вдруг сказала, что СССР объедает Таджикистан. Те ткани, что выпускает её комбинат, за границей стоят больше, чем за них платят по советским расценкам. И вот если б Таджикистан был сам по себе, то они б в деньгах просто купались. И это всё русские устроили. Старший брат, как услышал - стал её стыдить: ведь вся страна этот комбинат строила, и русские могли бы его у себя поставить. А младший промолчал. Вот такая история. Не знаю, что и думать.
   А - Да, очень неприятно. Но, может быть, это только единичный случай. Есть что еще?
   Ю - Еще в Ленинабаде успел побывать. Совсем большой город стал. Сто двадцать тысяч жителей. Там даже троллейбусные маршруты пустят в этом году. Самый крупный в Советском Союзе комбинат шёлковых тканей. Это там сестра работает. А сколько ещё других фабрик - и не перечесть. И домов много новых высоких построено. Везде деревья, парки, фонтаны. Люди красиво одетые... Вот только если б не то, что сестра сказала, совсем хорошо было бы.
   А - Ну ясно. Теперь "сталинский сокол". Что у тебя?
   Л - Да в общем-то всё то же, что и у юнги. Одним словом - жизнь идёт своим чередом... Харьков после войны восстановили, отстроили. Похорошел город.
   Сестра уже замужем. Две племянницы у меня. Красавицы. Школьницы. Я как раз попал, когда сестра с мужем их в летний пионерский лагерь собирали. Шум, суета: это взять, то не забыть. Старшая чтоб за младшей смотрела... А мама умерла. Да. Это её война догнала...
   Ну вот. Харьковский авиационный - теперь имени Ленинского комсомола. Выпускают там пассажирские турбореактивные самолёты Туполева - Ту-134. Видел я их на заводском аэродроме. Вот машина, так машина. Сразу 80 человек перевезти может! Целую роту. Не удержался - заглянул в пилотскую кабину. А там глаза просто разбежались: приборы, указатели, тумблеры, кнопки, рычаги управления. Даже бортовой радиолокатор есть. Это на пассажирском-то самолёте. Жаль, не поднимать мне его в воздух... Мы о таких даже и не мечтали.
   Да, вот ещё что: партию переименовали. Теперь вместо ВКП(б) КПСС. Коммунистическая партия Советского Союза.
   А - Это, наверное, уже все знают... Хорошо. Что "мазута" скажет?
   Л (сам себе и невпопад) - Турбореактивные... Это ж какая скорость у них. Быстрее моего истребителя... А истребители тогда здесь какие?...
   Артиллерист укоризненно смотрит на лётчика. Потом поворачивается к танкисту.
   А - Капитан?
   Т - А у меня радость, товарищи! Младший брат оказывается жив остался, когда наш дом в Сталинграде фрицы разбомбили. Я думал, все погибли: от дома одна воронка осталась. А его как раз перед налётом матушка в магазин отправила. Но и ему в тот день тоже досталось: ранение, тяжёлая контузия. Без сознания, без документов в госпиталь попал, потом эвакуировали из города. В общем поскитался по стране. В Сталинград вернулся только после войны. Там в военкомате похоронку на меня получил...
   Л - Как же ты всё это узнал? Сам брат, что ли, тебе рассказал?
   Т - Да, только не мне, а своему сыну, но при мне.
   Л - Это как?
   Т - Случайно. Чисто случайно... А может и нет... Не случайно же с нами всё это происходит... Я, когда в Сталинград отправился, сразу наметил то место, где наш дом стоял. Там и оказался... Да, вот ещё: Сталинград теперь Волгоградом называют. Хрущёв, сволочь, постарался. И об этом скажу... Так вот, стою я в том месте, где мой дом был, понятное дело - воронки от бомбы уже и в помине нет. Вообще с трудом место определил, и то лишь по изгибу улицы и спуску в сторону Волги. Тут подходят мужчина средних лет и подросток. А мужчина чем-то смутно узнаваем. Но сразу не понять. Остановились они почти рядом. Меня, понятно, не видят. Постояли, помолчали. Потом мужчина вздохнул и говорит: "Вот так, сынок. Здесь мы жили. Здесь твоя бабушка, жена и сынишка твоего дяди-танкиста погибли. А мне повезло, уцелел..." Вот тут меня и пробило - это же мой младший брат. Жив! Смотрю внимательней на него. Точно, он! Теперь узнал. И по возрасту подходит... Вот и думайте: случай это или нет.
   Танкист замолкает.
   Ю (после паузы) - А дальше?
   Т - Дальше пошли они не спеша в сторону Волги, ну и я за ними. Вот тогда брат сыну всё про свои мытарства рассказал. Помолчали они. Потом сын спрашивает: "Пап, почему ты Волгоград всегда Сталинградом называешь?" Тут брат остановился, повернул сына за плечи к себе и выдал. Давно видать это у него наболело: "Потому, что я родился в Сталинграде! Потому, что "Сталинградская битва"! Потому, что я восстанавливал Сталинград! Потому, что в историю СССР этот город вошёл Сталинградом. Сталинградом и останется! Потому, что есть меч Сталинграда, и нет меча Волгограда. А "Волгоград" - это затея Никитки Хрущёва. Он боялся Сталина, потому и ненавидел".
   П (задумчиво) - Хрущёв, это который на Украине до войны главным был?
   А - Никита Сергеевич. Да, он. Больше, вроде, некому.
   Т - А сын опять спрашивает: "Сейчас про Сталина разное говорят. И плохое, и хорошее. Кто, что. Пап, а ты что скажешь?". Они дальше пошли. Брат уже спокойнее стал объяснять. "Старайся всегда главное видеть в любом деле. А главное здесь то, что без Сталина не было бы нашей Победы в войне и вообще... И все какие ни есть враги у России, хоть внутри, хоть снаружи за это всегда его будут помоями поливать". Сын: "Ну да, а репрессии? Сколько людей сгинуло! Почему он палача Берию рядом держал?" Брат усмехнулся так и говорит: "Вот и ты о том же. Пойми, не был Лаврентий Павлович палачом. Врагов нашей страны он преследовал, да. Но и реабилитировал, кого ложно осудили. И наказывал за такие расправы. Основное же, что он делал - строил и укреплял оборону СССР. И о простых людях, что работали там, где он был главным, всегда заботился, как мог. Я это по себе знаю. В конце сороковых я на строительстве одного атомного объекта работал. А чтоб ты знал, всей атомной промышленностью страны в то время заведовал Берия. Так что могу судить. Лаврентия Павловича я несколько раз видел. Однажды даже разговаривал с ним. Вот о себе самом он заботился мало, а для рабочих старался. И ведь сумел же всё организовать. Не один конечно. От генеральных конструкторов до простых работяг. Все мы старались. Ты представь: в разрушенной стране, сразу после войны с пустого места целую отрасль промышленности поднять. Каково? Во многом себе отказывали, но надо было. Иначе бы нас Америка, как Японию в сорок пятом, атомными бомбами бы... Мы смогли, успели. И Берия тут был на своём месте. Ну и про репрессии... Сейчас кто-то пытается говорить, что дескать все в страхе жили. Что людей миллионами сажали. Чуть не на улицах хватали. Но я такого не помню. Кого-то, да, арестовывали, судили. Может за дело, может нет. Мне трудно судить. Время было тяжёлое. Но так, чтобы массово - такого не было. Был страх на работу опоздать, брак выпустить. Это да. Но это же и правильно. Нельзя халтурить. А сейчас дисциплина труда упала, ответственности такой, как была - нет. В результате качество продукции снижается. Есть и такие, кто с завода норовит чего вынести... А потом пальцем тычут - "Вольво" лучше "Волги". Нет, чтоб на себя посмотреть. И ещё. Вот репрессии называют "сталинскими"". А если я скажу, что это были во многом "антисталинские" репрессии? Точнее - "антисоветские" Тогда как? Сталин не был ни маньяком, ни параноиком, как сейчас иные вслед за Хрущёвым утверждают. Иначе, разве мог бы он привести СССР к Победе? И не имели бы дел с идиотом лидеры антигитлеровской коалиции. Не стал бы целенаправленно ослаблять свою страну рачительный руководитель. А вот усилить её перед надвигающейся войной - должен был. В том числе - вычистив всякую гниль. А враги у нашей власти были. И явные, и неявные. Те же Ягода или Ежов с приспешниками творили всякие безобразия. Недаром самих их потом осудили. Тогда выходит, что репрессии могли быть безмерно усилены именно скрытыми врагами Советского государства для его же ослабления. А? Да и не был Сталин единоличным правителем, как сейчас рисуют. Это тоже Хрущёв придумал, чтоб себя оправдать за всё, что вытворял в Украине перед войной. Самые важные решения принимались коллективно Политбюро ВКП(б), а не единолично Сталиным. Так что учти, если кто упорно твердит о "сталинских" репрессиях, то это либо враг СССР и твой лично, либо подпевала врага, потому что цель у них одна - ослабить нашу страну. Согласись, кощунство стоны о невинно репрессированных использовать для разрушения страны, патриотами которой они были". Вот такой монолог брат сыну выдал. Прям с пролетарской прямотой по полочкам разложил.
   А - Да, есть, что обдумать.
   Все замолкают.
   Ю (после паузы) - Что за бомбы такие атомные?
   А - Наверное, очень сильное оружие. Не слышал о таком. Видимо, уже после нас применили. И должно быть сложное оно, раз целая отрасль промышленности потребовалась. А союзнички-то хороши! Хотя, Европа всегда врагом России была. Вот и Гитлера там вырастили, чтоб на нас напал. Но он всех обдурил.
   П (сердито) - А чего ж они по Гитлеру-то не применили, раз было? Что б нашей кровушки побольше пролилось? Так выходит?
   А - Может так, а может просто не успели доделать, как мы его добили.
   П - Вот еще не пойму, чем Волга хуже этой Вольвы? Рыбы, что ли, меньше или ещё что? И причём тут дисциплина труда?
   Т - "Вольво", это автомобиль. Шведский, кажется. А "Волга" - это уже наш автомобиль, ГАЗ-24, в Горьком выпускают. Их здесь довольно много. Если сравнивать с теми, что в наше время ездили, так даже шикарный автомобиль.
   Л (обращаясь к Танкисту) - Ясно. А дальше?
   Т - Дальше? Дальше - домой они пришли. И я за ними. Мне про брата всё интересно. Ну и узнать, как после 50-ти лет Советской власти и двух войн рабочий человек в СССР живёт... Они обедать сели, а я квартиру посмотрел. Ничего так квартира. Отдельная - не коммуналка какая - большая, светлая, три комнаты, своя кухня, туалет. Даже душевая с ванной есть. Мебель добротная... К обеду жена брата вполне приличный стол накрыла на пятерых: брат с женой и трое пацанов... В одной из комнат - грамоты в рамках на стене. Все - брата. Он у меня оказывается токарь шестого разряда! Работает на Волгоградском моторостроительном заводе. Видать, после войны построили.
   Л - А чего же он у тебя в рабочий день не на заводе?
   Т (сердито) - Отпуск у него. С понедельника. (Далее уже мягче.) Они пока обедали, на завтра на рыбалку ехать договаривались. А ты, что подумал? Брат - прогульщик?! Твои-то тоже не на работе были. А?
   Л - Извини. Так вырвалось. Сестра отгул взяла, чтоб дочерей собрать, а у её мужа скользящий график работы. Он её еще упрекал: "Зачем отгул оформила? Что я, без тебя не управлюсь девчонок собрать?"
   А (Танкисту) - Это всё?
   Т - Нет. Я еще на свой тракторный заглянул. Только теперь он просто Волгоградский тракторный, а был Сталинградский тракторный имени Дзержинского. Тоже Хрущёв постарался...
   Но там после войны почитай всё заново отстроили. По цехам прошёл, на станки посмотрел. Какие-то вполне знакомые, но много совершенно новых. Еще трактор видел, который там делают - ДТ-75. Вот машина! Эх, да что говорить. Не зря мы полегли. Жаль, конечно. Но не зря.
   Вот если б еще не эти переименования... Как бы за ними что-то более серьёзное не стояло... И неприятно, что какая-то Швеция машины лучше наших делает. Вот теперь всё.
   А - Ясно. Теперь вы, товарищ старшина.
   П (расправляет гимнастёрку, выходит в центр) - Докладываю, товарищи командиры.
   А - Не надо "докладывать", по-простому расскажите, что видели, что узнали. А самое главное - что думаете.
   П - Есть! То есть, если по-простому, то было так: попал я в своё село аккурат в то место, где хатка моя была. Понятное дело, что всё там сильно изменилось. И хатки уже нет, а вполне справный дом стоит за крепким тыном. И людей вокруг никого. Это тож понятно - все в полях. Вот и я туда направился - посмотреть какой урожай в этом году ждать. Вышел за село - поле озимой пшеницы. Густо колосья стоят, зёрна крупные. По всему хороший урожай соберут, если с погодой ладно будет. В сторону речки глянул - там у нас выпас завсегда был. И теперь видно луг и коровы на нём. Только никогда у нас в колхозе столько коров не было потому, как кормов бы на такое стадо не хватило б. И вроде что-то похожее на полевой стан виднеется: навесы и столы под ними. Пара тракторов с прицепами. Еще коровники неподалёку. Не было их раньше. Вот там людей и заприметил. Туда надо идти. Послушаю, о чём судачат. Иду вдоль поля: утро, а солнце уже греет, ветерок гуляет, дышится легко, а запахи такие... Разве словами передать? Будто и не умирал. Забылся. Хотел колосья рукой погладит, как бывало. Поднёс руку и - нет, не пускает...
   Ладно, умер, так умер. Мир этот наш, да мы уже не его. Даже следов в дорожной пыли нет, и тени нет. Вот так и дошёл я до людей, что за столами сидели. Подкреплялись. Встал рядом, слушаю. О разном говорят. Пересмеиваются. Потом о серьёзном речь пошла: вспоминали, как колхоз несколько лет назад едва по миру не пошёл из-за долгов за технику, которую пришлось выкупать у МТС. И не хотели, так районное начальство заставило.
   Поговаривали, что это, вроде как Хрущёв придумал: будто колхозы окрепли, пусть теперь сами о тракторах-комбайнах и прочих грузовиках заботятся. Пусть выкупают машины у государственных МТС. А колхозам где сразу на всё это деньги взять, кто подумал? Хочешь, не хочешь, а покупай и обслуживай. МТС-то больше не будет. Да еще урожай по разнарядке и твёрдой цене сдавай и налоги большие потом плати. А уж как личные подворья порезали...
   Я вам, товарищи командиры, так скажу - слушал я всё это и думал: "За то ли мы Советскую власть подняли и отстояли, чтоб такое творилось? Как же можно свой же советский народ так не любить? В Хрущёве, что ль, в одном дело? А остальная партия куда смотрела?" В общем, выходит, хлебнули селяне лиха от своей же рабоче-крестьянской власти. Вот прямо за столом и спрашивали друг друга: "А власть-то эта, точно наша?"
   Потом, правда, вспомнили, как к лучшему повернулось, когда Никитку скинули. Государство, вроде, стало к деревне лицом поворачиваться: то, что по плану сдаёшь - одна цена, сверх плана - в половину выше, личные подворья перестали зажимать, льготы по кредитам опять же и государственные пенсии для колхозников ввели. Налоги уменьшили.
   "Вот - думаю - это другое дело!" Но оскомина-то осталась даже у меня, что ж говорить про тех, что за столом сидели...
   Потом они Машерова стали хвалить. Как я понял - это нынешний первый секретарь ЦК белорусской компартии. Оказывается, очень уважают его в моей Беларуси за то, что он к людям с пониманием относится. Вот ферму, что рядом, он не только помог построить, но и корма обеспечил из республиканского фонда. Так мой колхоз планы по мясу и молоку в два раза перекрыл. Это, скажу я вам, очень правильный подход к крестьянину: ты ему подмогни, облегчи труд, а он тебя, то есть страну, накормит-напоит в достатке. А будешь из него жилы тянуть, так и сам ноги с голодухи протянешь. Или попрошайкой станешь. Вот такая тут политика.
   Ю - А семья Ваша, что-то получилось узнать?
   П (почти весело) - Получилось. А то! Оба моих сына здесь же и сидели. Не узнал сразу-то: крепкие, высокие выросли. Мужики, одно слово. Старший - Михась - бригадир у механизаторов, женился уж давно, внуков мне нарожал. В том большом доме живёт, что на месте моей прежней хаты стоит. А Василёк-то в форме военной, майор-лётчик. Награды у него разные и орден Боевого Красного Знамени на кителе. Во как!
   Т - Это как же? Опять война?! Кто напал?!
   А -Никто не напал. Были войны, но не у нас.
   П - Не у нас, не у нас. Это Василёк мой из Вьетнама вернулся. В отпуск. Только вчера и приехал.
   Л - А туда-то он как попал? Это ж на краю света. Юго-восточная Азия, кажется. С кем нам там воевать-то? И зачем?
   А - А мы там и не воевали. Только помогали. Вообще, после Великой Отечественной, по-моему, многое в мире изменилось. Вьетнам вот был колонией у французов. Потом там рабочие и крестьяне восстали против угнетателей. Началась освободительная война, а вьетнамские коммунисты её возглавили. У французов плохо получалось, тогда американцы туда полезли. Империалисты! Вьетнамцы к нам за помощью обратились. СССР им боевую технику отправил и инструкторов. Ну а учить-то иногда прямо в бою приходится. Сами знаете, как это бывает. Видать, старшина, твой сын так свой Боевик и заслужил.
   П - Точно. Так и было. Василёк рассказывал: учебный полёт был, а тут бомбардировщик американский - он ещё его "летающей крепостью" назвал. Один летел и высоко. Может, думал не заметят. Вьетнамец, которого Василёк обучал, в атаку пошёл, но промахнулся. Пришлось сыну "крепость" ту сбивать, иначе бы проскочила. Только Василёк всё это как бы по секрету рассказал. И то, после долгих уговоров. И ещё просил об этой истории не распространяться. Вот так.
   А - А это уже не правильно. То, что не бросили в беде братьев-трудящихся, это хорошо. Империалистам по рукам давать надо, иначе совсем распоясаться могут. Не правильно скрывать заслуги своих солдат. Тем более, что война всё-таки идёт. Только называется она "холодная". Но это тоже война.
   Л - Что за война такая "холодная"?
   А - Потом объясню.
   П - А Старший-то мой тоже молодец. С пониманием. Там такой момент был: отозвал он в сторонку одного из тех, что застольничали, и стал ему негромко выговаривать за то, что тот увёл целый прицеп комбикормов с фермы на своё подворье. Украл, то есть. Велел в кассу колхозную деньги внести, будто всё честно куплено. Не стал позорить перед односельчанами, но пригрозил, что в следующий раз заявление в милицию напишет. Вот так.
   Т - Целый прицеп! А коли в другой раз он не заметит? Попустительство это, а не понимание.
   П (сердито) - Вы, городские, наших дел деревенских вовсе не понимаете. Вот перед войной, помню, приезжали к нам из Минска коллективизацию делать. Таких дров наломали... Справных середняков с какого рожна в кулаки написали? Выслали вместе с семьями. А? Не понять им было, что мужику трудно с хозяйством своим в миг единый расстаться. Ведь всё горбом своим нажито. Но своим горбом, только своим! Не были они мироедами. А их в кулаки потому, как в колхоз не хотели... Хорошо товарищ Сталин таким прытким руки окоротил, когда "Головокружение от успехов" в ПРАВДЕ напечатал. Я ту статью вырезал и сохранил. На всякий случай. Советская власть хороша, только иные "партейные" от её имени такое творить могут, что и врагам не придумать... (Потом, помолчав, добавляет) А колхозы, что ж, хоть больно, а надо. Без них-то, без колхозов, не было б у нас ни заводов с фабриками, ни танков с самолётами. И тракторов бы у крестьян не было. И про Михася так скажу: когда в деревне все друг - друга знают, ославь человека один раз, и всё. Ему жизни не будет. А у него семья, дети. Им каково? Дал слабину человек, а ты помоги ему выправиться. Больше он в жизни себе ничего такого не позволит.
   А (обращается к Пехотинцу) - А что ж про Олесю свою не говорите? Жива ли?
   П - Жива, жива, слава Богу, моя ненаглядная. Со старшим сыном живёт. И постарела-то не сильно. Не согнули года. Сама из села чуть позже пешком пришла. Её Михась нежно так спрашивает: "Что вы, мама? Что случилось? Садитесь с нами". Она присела на лавку, а сама всё в мою сторону поглядывает. "Не знаю - говорит - никак не могла дома усидеть. Словно сюда какая сила вдруг потянула". И я весь дрожу. Вроде уж старый, а глаз от неё не отвести. Вот так, товарищи мои дорогие. Верите ли нет, а будто чувствует она меня. И Василёк в отпуск приехал аккурат к моему появлению. Случайно ли?
   А (задумчиво) - Вот смотрите: каждый раз, когда вы появлялись там, где жили до войны, там же оказывались и все ваши близкие, что живы в этот момент. Ну, допустим, один раз - случайность, другой раз - совпадение. Но ведь происходило это постоянно! Хоть и причины всегда разные. Так? Следовательно, здесь есть закономерность. Думаю, неслучайно твой, старшина, Василёк в отпуск приехал. Выходит, к тебе он приехал.
   Т (после паузы) - А вы, товарищ полковник, где были?
   А - В Москве.
   Л - А "холодная" война, это как понимать, и что такого в мире изменилось?
   Ю - Откуда мы вас выдернули?
   А - Нет, товарищи, так не пойдёт. Всё по порядку. Сначала - где я побывал и как узнал то, о чём расскажу. Все вопросы - потом. Возражения есть? (Оглядывает всех.) Нет.
   А -Отправился я в Москву на завод холодильных агрегатов "Компрессор". Но это до войны там холодильное оборудование выпускали, а во время войны делали наши гвардейские миномёты - "Катюши". И сами установки, и ракеты к ним. Почему туда? Потому, что я почти всю войну "Катюшами" командовал. Сроднился с ними, можно сказать. Первый раз я на этом заводе был в сорок втором, когда новые машины принимал. Потом с фронта еще раз приезжал, рассказывал, как воюем, замечания и рекомендации заводчанам передавал. Перезнакомился там со многими. Вот и решил навестить еще раз. Опять же - Москва, столица... Да и некуда мне было податься. Никого из родных у меня не осталось.
   Посмотрел я завод. Понятно, там опять мирную продукцию выпускают. Нескольких старых знакомых приметил. Как будто даже родными они мне показались... В общем, всё, как и должно было быть. Работают. В прошлом году завод наградили орденом Ленина.
   (Артиллерист на миг замолкает. Потом продолжает уже гораздо медленнее, рассуждая в слух.)
   А - По цехам походил, послушал, о чём люди говорят, что их заботит. Оказалось - нет у них действительно серьёзных проблем, на мой взгляд. Больше о личном речь. А помните, как у нас было: и о личном, но и о стране, о мире, в целом. Об индустриализации, о мировой революции, о войне с фашистами. О многом. Часто спорили. Здесь этого почти нет. А если ещё добавить то, что мы видели и слышали в этом санатории, что рассказали друг-другу? Какие выводы? Знаете, показалось мне, что измельчали они, что ли. Нет, не все, далеко не все конечно, но многие. Такие и у нас были, но как-то меньше. Думаю, что это, видимо, неизбежно. Ведь сейчас в СССР всё более-менее обустроено, голода нет, с жильём проблемы решаются, работа для всех есть, защитить страну тоже есть чем. Но если страна живёт в безопасности и каком-никаком достатке, то люди в массе своей могут погрузиться в мелкие, личные проблемы. Они, как народ, не стоят в ситуации: либо погибнуть всем вместе, либо вместе победить, когда неизбежно в первую очередь заботятся об общем и важном. У нас-то именно так было. Вы, может быть, скажете: "Не об этом ли мечтали? О спокойствии и благополучии. Не для этого ли строили социализм? Что ж здесь плохого, когда у простых людей в России в кои-то веки появилась возможность не биться за выживание, а позаботиться именно об улучшении своей личной жизни?" Так?
   Да, коммунисты предложили России строить социализм ради лучшей жизни для всех. И путь этот шёл от общих улучшений к личным. От общего к частному. Здесь же, похоже, постепенно, почти незаметно пошла трансформация: личное начинает довлеть над общим. Перед человеком исчезли призраки голода и нашествия - тех бед, которые лучше решать сообща. И потому важность общего отступила на второй план.
   Т - А ещё сколько настоящих советских людей война эта проклятая выбила...
   А - Да... Всё это касается и нашей партии. Одно дело быть коммунистом, когда тебе только за одно это светит каторга или расстрел, и совершено другое, когда у партии в руках государственную власть. Да, возможностей для достижения целей у партии неизмеримо больше, но появляются и громадные соблазны личного плана для её руководителей. Это большая опасность для государства, народа и партии. Если личное стоит впереди общего, то страна неизбежно слабеет. Может, я сгущаю краски, но, боюсь, наших потомков ждут большие невзгоды. Особенно если учесть наличие империалистических стран. Они-то свой шанс ограбить и уничтожить первое в мире государство рабочих и крестьян и Россию, как таковую, не упустят.
   А (после непродолжительной паузы) -Теперь о мире и "холодной" войне. После того, как мы фашистов побили, во многих странах, что наша армия освободила, к власти пришли рабочие и крестьяне. Появились новые социалистические государства. Так что СССР теперь не один! Есть Социалистическое содружество! И оборонительный союз.
   Ю - Товарищ полковник, разрешите вопрос?
   А - Спрашивай.
   Ю - А что с Германией?
   А - А Германий сейчас с две: Восточная - социалистическая и Западная - капиталистическая. Причём, похоже, что самый надёжный и преданный союзник у СССР именно Восточная Германия и её армия. Вот такая история...
   П - Однако...
   А - Потом в колониях у капиталистов произошли восстания. Кое-где там тоже встали на путь социализма. Как во Вьетнаме, например. Понятное дело, что капиталистам это сильно не понравилось. Причиной всех своих бед они посчитали СССР. Хотя мы-то знаем, что это объективный процесс кризиса капитализма. Но поскольку победить силой нас не получается, они нам решили устроить войну идеологическую и экономическое противостояние на истощение вместе с локальными вооружёнными конфликтами. И назвали всё это "холодной" войной. Еще они придумали резко улучшить жизнь трудящихся в своих странах. Дескать, смотрите: у капиталистов рабочие живут лучше, чем у коммунистов. Это война идеологий. Она самая опасная. Но если понимать, что империалисты вместо эксплуатации трудящихся своих собственных стран стали эксплуатировать трудящихся отсталых государств, то всё становится на свои места. Со своими рабочими империалисты просто чуть-чуть делятся тем, что отняли у других рабочих. И всё. Вот такая ситуация нынче в мире. А узнал я всё это при помощи телевизора.
   Ю - Телевизора? Извините, вырвалось.
   А - Телевизор, это радиоприёмник, который вместе со звуком воспроизводит и изображение. Телевизоры еще перед войной появились. Но это были опытные модели. А теперь они есть у многих. Мне повезло: у вахтёров на проходной "Компрессора" был такой. Они его смотрели, а вместе с ними и я. Ведь газет толком читать мы не можем - страниц не перевернуть. Оказалось, что здесь есть хорошая новостная телепередача "Время", в девять часов вечера каждый день. Обо всем, что в стране и мире в этот день произошло показывают. Если перескакивать изо дня в день к девяти вечера, то можно очень многое узнать. Что я и делал, пока вы меня сюда не вернули... Вот так. Вопросы есть?
   Т - Нет. Пока нет. Надо всё обдумать.
   Артиллерист оглядывает остальных. Все молчат.
   А - У других, значит, тоже пока нет. Какие будут предложения?
   Ю - Дальше, наверное, прыгнуть? Ещё на четверть века?
   А - Есть возражения?
   П (задумчиво) - Олеси уж не будет, и сыновья состарятся... Но ведь потом и обратно можно? Наверное?
   Л - Наверное. Юнга, вон, и в дореволюционном времени побывал. Узнаем. Я "за".
   Т - В тысяча девятьсот девяносто пятый? Давайте.
   А - Решено. Делаем, как в прошлый раз.
   Все становятся в центре зала, берутся за руки. Застывают.
   А - Начали!
   Свет на сцене плавно меркнет. В полной темноте громко и резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой "Тысяча девятьсот девяносто пятый год"!
  
   Занавес
  
   Конец второго действия
  
  
   Действие третье
   Сцена первая
   Первый браток (Б1) - около 25-ти лет
   Второй браток (Б2) - около 20-ти лет
   Архитектор (Арх)
   Ферзь (Ф) - сын фельдшера - роль играет тот же актёр, что играл фельдшера в первом действии.
  
   Время действия - 24 июня 1995г., утро. Место - парк того же санатория.
   В полной темноте громко и резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой "Тысяча девятьсот девяносто пятый год"!
   Занавес открывается.
   У края сцены стоят Артиллерист, Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга. Вся сцена представляет собой парк со следами запустения и разорения, видны обломки парковой мебели, частично срубленные, частично сломанные деревья и кустарники. На заднем плане сцены видно здание санатория со следами разрушений: в стенах, разрисованных граффити, проломы, обрушения и следы пожара, выбитые окна, сорванная с петель входная дверь, купол частично рухнул. В центре сцены стоят несколько дешёвых пластиковых стульев красного цвета и такой же стол с матерчатым зонтом над ним.
   Артиллерист, Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга некоторое время молча разглядывают сцену.
   Ю - Что это?!
   Л - Опять война?! Да сколько можно!... Воронка вон, вроде, от бомбы.
   Т (задумчиво) - По стенам чем-то крупнокалиберным приложили, похоже.
   П (наклоняясь, разглядывает что-то под ногами) - Гильзы. Стреляные. Странные. Для трёхлинейки коротковаты будут и калибр уж слишком маленький.
   Артиллерист тоже наклоняется вниз.
   А - Да, около пяти миллиметров. (Многозначительно добавляет) Не наши.
   Т - Приехали. Только, вроде, жить начали. С кем теперь-то? А вы говорили: "Есть чем страну защитить. Страна в безопасности". Как же это? По разрушениям если судить - не больше пары лет прошло. Может, назад на год-два прыгнем?
   А - Может... Хотя стоп. Стол этот и стулья явно новые. И, на мой взгляд, какие-то недолговечные, что ли. Подождём, посмотрим, кто их оставил. Думаю, должны скоро появиться.
   На сцену выходят два бритоголовых молодых человека в импортных ширпотребовских спортивных костюмах с броскими лейблами на английском и в кроссовках. В их движениях чувствуется самоуверенность (Б1 и Б2). Тот, что моложе, несёт спортивную сумку. Они пододвигают пару стульев ближе к столу, усаживаются. Молодой достаёт из сумки банки с пивом, закуску. Всё расставляет на столе.
   Б1 (развязно и покровительственно) - Ну, чё там притаранил?
   Вытирает рукавом лоб.
   Б1 - Фу-у, вот же палит. Это утром-то.
   Берёт одну из банок, разглядывает.
   Б1 (удивлённо-восторженно) - О, немецкое! "Доппельбок"! Тёмное, крепкое. У кого прихватил?
   Б2 (пренебрежительно рассмеявшись) - А, магазинчик по пути навестил. Ну, тот, который "У перекрёстка" называется. Баба одна его держит. Мы её крышуем. Я прикололся: ржу-не-могу. Захожу, достаю шпалер, не неё направляю, ору: "Матка, курка, яйки, млеко!". Ну, как в кино показывали. Она: "Побойтесь бога, я в этом месяце уже заносила. Ведь по миру пустите!" Я бабах в потолок. Ну, она сразу стухла, просекла тему. Сама вынесла, что нужно и закусь добавила... Божилась, что пиво настоящее, из Германии.
   Б1 - Кажись, знаю... У неё может и настоящее.
   Открывает банку. Пробует.
   Б1 - А-ах, хорошо пошло! А были времена - пива нормального не выпить.
   Пробует ещё.
   Б1 (с сомнением в голосе) - На наш "Портер" похоже. (Опять разглядывает банку.) Может подделка? А какая разница. Это тоже ничего.
   Смеётся.
   Б1 - Анекдот слыхал? Сдались бы Гитлеру, пили бы баварское.
   Л - Подлец!
   Танкист молча срывается с места, одним стремительным броском оказывается перед Первым братком и с яростью бьёт его кулаком. Но рука Танкиста останавливается перед лицом братка, словно налетев на невидимую преграду. Тем не менее первый браток отшатывается, едва не опрокидываясь вместе со стулом. Танкист долго пристально смотрит на братка.
   Т (с презрением) - П-падаль! Холуй!
   Медленно возвращается к своим.
   Б1 (удивлённо-испуганно) - А?
   Смотрит на Второго братка.
   Б1 - Ты сказал?
   Б2 (удивлённо) - Что сказал?
   Б1 (трясёт головой, как после оплеухи) - Ничего. (Неуверенно добавляет) Показалось.
   Б2 - А-а. Ну бывает. Должно голову напекло. Слышал я твой анекдот. Долго ждать-то?
   Б1 (сердито) - Чего тебе? Сидишь с удобством. Ещё и бабла Ферзь отвалит. Из "пацанов" в "бойцы" как бы перепрыгнул. Не догоняешь?
   Б2 (оглядываясь по сторонам) - А чё здесь было-то? Прям танкодром.
   Б1 - Танкодром! Ты, танкодром-то видел? Служил?
   Б2 - Не. Отмазался.
   Б1 - Ну ясен пень. То-то смотрю всё в "пацанах" бегаешь. А я два года тот самый танкодром гусянками пахал. В "несокрушимую и легендарную" в самый последний призыв попал. Усёк? В Кантемировскую дивизию.
   Б2 - Это ваши танки по Верховному Совету в Москве лупили? А ты?
   Б1 - Наши. Но срочники побоку. Там в экипажах офицерьё сидело. Поговаривали, им здорово Ельцин отбашлял.
   Артиллерист, Лётчик, Танкист, Пехотинец, Юнга переглядываются между собой.
   Ю (с ужасом в голосе) - Как это всё?
   Л - Война? Оккупация?
   Т - А эти? Пособники?
   П - Вроде по-нашему говорят, а понять через слово можно.
   А - Вторжение и предательство в армии?
   Б2 - Так кто здесь стрелку-то устроил?
   Б1 - Ты в натуре не в курсах? На всю ж область гремело года полтора назад.
   Б2 - Я год, как здесь. Маза моя от армии кончилась. Пришлось валить от призыва. У вас осел.
   Б1- Ясныть... Тут залётные порезвиться решили. У нас мебельный комбинат был. Ничё так. Даже за бугор что-то уходило. У меня там два поколения предков горбатились. Сначала дед с бабкой строили, а потом батя мастером в цеху. До последнего не верил, что гикнется комбинат. Как зарплату платить перестали, я ему сразу сказал: "Увольняйся, свой бизнес открой". А он упёрся: "Нет, я рабочий. Пролетарий!" Вот и до упирался пролетарий. Полгода эти пролетарии за так деревяшки свои пилили. В конец оголодали. Ну, своих-то предков я поддерживал, сам уже на ногах стоял. Как дембельнулся, быстро просёк, кто хозяин в городе. К Ферзю подался.
   А потом у проходной комбината контора открылась по скупке ваучеров. Ну, пролетарии свои ваучеры там быстро и спустили. Я так думаю, коль ты пролетарий, то умей свой пролетарский интерес блюсти. А не умеешь, так и не пролетарий ты. Могли б хоть попробовать комбинат на ваучеры свои приватизировать. (Прихлёбывает пиво.) Конторку эту те самые залётные открыли. Положили они глаз на наш комбинат, порешали как-то с его директором и малое предприятие при комбинате сварганили. Директор в долю вошёл. А потом всё, что комбинат выпускал, он стал этому малому предприятию за копейки спускать. И уже оно всё на рынок выводило. Короче: комбинат пыхтит, работяги в мыле, но бабло мимо кармана. А чё? Это бизнес! Еще немного, и комбинат бы они к рукам прибрали, но у Ферзя там свой интерес был. Вообще он в гробу видел этот комбинат. Ему площадка в центре города нужна была. Он сначала-то протупил, но потом врубился в ситуацию и пошёл буром. Погнал волну, дескать пришлые разоряют гордость нашего города, проплатил несколько митингов, подтянул городское руководство, областные власти тоже свой голос подали. Потом судебные иски устроил. Нам тож дело нашлось, проредили мы этих, самых борзых. Наших тоже нескольких прикопали. В общем, повеселились... Так всё зависло. А дальше Ферзь в тихую взял комбинат в аренду под предлогом финансового оздоровления и оптимизации производства. Ха! Отжал, короче. Тут хана комбинату и пришла. Всех уволил, оборудование продал. Но долги погасил, как обещал. А дальше ты знаешь. Теперь вместо комбината там конторы, склады, кооперативы разные и главная городская барахолка. Все на субаренде у Ферзя. И не подкопаешься: юридически комбинат есть, финансово здоров, налоги платит, товарооборот вырос, производство оптимально (Смеётся, пьёт пиво.) по причине полного отсутствия. А кому наши табуретки нужны? У кого грины есть, те импорт хотят, а для тех, кто с деревянными, стараться (старательно выговаривает) ма-ло-рен-та-бель-но. Опять же новые рабочие места появились на барахолке. И у Ферзя никаких проблем с организацией производства. Все довольны!
   Б2 - Э, удивил... Сейчас по всей рашке такое... А батя как?
   Б1 - Что как?
   Б2 - Тоже доволен?
   Б1 - Он - нет. А кому это интересно? Это раньше он был пролетарий - пуп земли... Хотя ему ничем не угодишь. Сначала Мишка-меченый с КПСС страну до ручки довели и развалили, потом Советская власть не такой советской оказалась, чтоб за неё вписаться, а теперь Ферзь во всём виноват. Со мной вконец разругался, как узнал, что я у него. Орёт: "Это твой Ферзь и такие, как он, всех обокрали! И меня, и тебя! Украл на миллиард, вернул на миллион, и ты рад ему служить!" А по мне, так и пусть. При "совке" я бы сотни две деревянных получал, а у Ферзя -- тыщу долларов. Переведи-ка в рубли... А кто мимо кассы - тот сам виноват.
   Б2 - Ну ладно, здесь-то что было?
   Б1 - А здесь санаторий комбинатовский был. Хотя, сам он даже старше комбината, но как-то к комбинату его приписали в начале восьмидесятых. Ну, а когда на комбинате проблемы начались, санаторий забросили. Непрофильный актив! Глушь. Это раньше работяги в профкоме за льготные путёвки сюда чуть не дрались. А за полную стоимость кто поедет? Кто с баксами, те в Турцию да Египет рванули или ещё куда. Не здесь же им комаров кормить. Ну вот, потихоньку санаторий растаскивать начали. Тут много интересного было. А потом братва смекнула, что здесь по полной оттянуться можно со всякими стрелялками. Вот уж оторвались. Однажды даже из гранатомётов. И бомбу откуда-то приволокли. Во бабахнуло!
   А теперь Ферзю всё это понадобилось. Так что ждём архитектора. Велено встретить, сопроводить, показать и обеспечить. Болтают, Ферзь тут свой закрытый элитный клуб забабахать решил и хорошую дорогу до города провести.
   Б2 - Так сюда бабла сколько ему вбухать придётся!
   Б1 - Ну Ферзь Ферзём бы не был, если б и здесь гешефт не поимел. Санаторий на балансе комбината, комбинат у него в аренде. А собственность-то городская, потому восстанавливать и строить будет Ферзь, но за счёт города. Не, с таким жить можно. Цени, на кого шестеришь.
   Б2 - Да. Эт-т я удачно к вам зашёл. А Ферзь-то сам ваш, местный?
   Б1 (с гордостью) - А то! У него папаня при этом самом санатории сторожем состоял. Для виду... А так дела свои крутил по всей округе. Через него и Ферзь поднялся. Папаня-то лет десять, как откинулся, но сынка успел пристроить. Замдиректором плодоовощной базы. Это, скажу тебе, была должность! При нужном умении, конечно... Это я только теперь понимать стал.
   Б1 (вглядываясь в даль) - Погоди. Чапает кто-то. Ферзь! И с ним ещё один. Должно - архитектор. Ох ты, а Ферзь-то на себя не похож.
   Появляются Ферзь (одет в добротный костюм с галстуком) и Архитектор (в модной замшевой курточке и джинсах, в руках папка для бумаг). Оба братка вскакивают на ноги.
   Арх (торопливо) - Здравствуйте, господа.
   Ф (вальяжно-весело) - Привет, орёлики. Вот, проводите-ка гостя. Пусть посмотрит где, что и как.
   Арх (просительно) - У вас в джипе с кондеем просто прелесть было ехать. А пока дошли... Господа, позвольте сначала глоточек пропустить. Очень уж жарко.
   Архитектор берёт банку пива.
   Ф (покровительственно хлопая Архитектора по плечу) -- Ну, ты не очень налегай. А то развезёт ещё. Фуршет потом. Время - баксы. (Повелительно) Пошли, я тоже гляну, что тут братва накуролесила... (Поправляет галстук) Зар-раза. Не привыкну никак.
   Все четверо уходят.
   Л - Ферзь. Кличка, что ли? На фамилию не похоже. Это ж сынок нашего фельдшера.
   Т - Точно, он. Как две капли. Вот поганое семя!
   П (сокрушённо) - Всё одно к одному.
   А - Погодите. Не это главное. Не это! Что у них, вообще, произошло? Пока ясно, что ни о каком социализме и речи нет. Всё кардинально изменилось. Причём, сравнительно недавно. (Медленно) По Верховному Совету из танков офицеры Кантемировской дивизии стреляли. И какой-то Ельцин им за это отбашлял. Отбашлял? Отбашлял? (Быстрее) Подкупил, что ли?! Гвардейцев?! (Потрясённо оглядывает всех.) Значит военный переворот? Дожили! А остальные куда смотрели? Ельцын - кто? Генерал-диктатор, вроде Франко в Испании перед войной? Так? А коммунисты?
   Т - Эти (кивает в след ушедшим браткам), вроде, что-то про партию, то есть КПСС, говорили: страну до ручки довели и развалили.
   Ю - Еще какой-то меченый медведь был.
   Т - Не медведь. Это имя. Михаил. Меченый. Михаил с какой-то меткой. Вместе с КПСС расшатал страну. Довёл до ручки. Развалил.
   Л - Вместе с КПСС? Коммунисты развалили страну? (Выкрикивает) Бред! Выдумки! Это провокаторы!
   П (обводя рукой по сторонам) - Это выдумки?...
   А - Боюсь, что не выдумки. Только попустительством партии могло такое произойти. Теперь понятно, почему всякие ферзи со своими подручными повылазили. Что они там про мебельный комбинат говорили: "По всей рашке такое"? Рашка -- это что?
   Артиллерист вопросительно всех оглядывает.
   Л - Раша - по-английски Россия. А "рашка" - это похоже на выражение презрения.
   А - Да, верно. Презрение. С холуёв станется... И по всей стране такое твориться...
   Т - А страну развалили? Это про Советский Союз? Его больше нет?
   А - Если они Россию имели в виду, когда говорили, что везде одно и то же, а не Союз...
   Т (тихо, не веря самому себе, потрясённо) - Значит - нет. Нет Союза.
   Все молчат, осознавая услышанное.
   П - Приватизация -- это что? А ваучеры? Рабочие на ваучеры могли приватизировать свой комбинат. Ничего не понимаю.
   А - Приватизация - это обратное к национализации. Передача в частные руки государственного и общественного имущества. А ваучеры, это, видимо, какие-то билеты или талоны. Суррогат денег.
   Далее тихо продолжает, как бы размышляя.
   Они еще про доллары говорили, которыми Ферзь им платит. Значит здесь и рубли, и доллары ходят. Но доллары явно ценятся выше рублей. А доллары - это Северо-американские соединённые штаты. Это Америка. Во время войны на оккупированных территориях тоже немецкие марки ходили. То есть всё-таки оккупация? Нет. Иначе бы здесь не Ферзь верховодил, а какой-нибудь шериф из местной оккупационной администрации. И про войну они ничего не говорили. Так была война с Америкой или нет? Неизвестно. Скорее нет. Но оккупация, во всяком случае, экономическая - есть... Подчинение экономики интересам другого государства. А у них ведь из-за этого, похоже, всё рухнуло. Вообще всё. Ради чего мы жили и воевали. Ради чего погибали. И даже хуже. Если никто на них не нападал, то, выходит, своими руками всё уничтожали. Почему?
   А (решительно, чеканно) - Товарищи, (все смотрят на Артиллериста) будем исходить из того, что ситуация такова: Советской власти нет, раз верховодят всякие жулики и проходимцы. Социалистического хозяйства нет, если предприятия уничтожают ради личной наживы. Пролетариат деморализован и деклассирован. Наша партия скорее всего выродилась, и её теперь нет, раз всё это произошло. Люди, в целом, утратили навыки коллективной борьбы за свои общие интересы или,... или их всё это устраивает. Тогда общество больно или деградировало. Таким образом, СССР, как политической и экономической сущности нет. Но есть те, кого мы назовём пособниками оккупантов: хамы-рабы, довольные своим рабским положением и господа, паразитирующие на разворованной общенародной собственности. Только это не военная, а экономическая и идеологическая оккупация. Картина почти ясна.
   Ю (не выдержав, с надрывом в голосе) - Выходит, проиграли эту "холодную войну"? Да? Да! (Несколько раз бьёт себя кулаком по ладони.) Выходит, всё, всё, всё зря было! (Громко выкрикивая) Так?! Они нас предали! Они все нас предали! И моего отца, и дядю, и вас, и ту медсестру, что дядя собой прикрыл! Всех! Всех! Понимаете! Всех нас предали те, ради которых... (Не в силах больше сдерживаться -- рыдает.)
   А (громко, повелительно) - Отставить!!! Юнга, стыдно! Не сметь! Ты моряк, ты русский солдат, советский солдат! Прекратить истерику!
   Юнга отворачивается от всех, отбегает в строну, закрывает лицо руками. Стоит так несколько секунд. Потом возвращается.
   Ю - Извините, товарищ полковник. Извините, товарищи. Смалодушничал. Виноват.
   Артиллерист по-отечески обнимает его.
   А - Ничего, сынок. Ничего. Мы большевики, мы коммунисты. Мы советские. Это ещё не конец.
   Ю - Но ради чего тогда жить? Какие из нас солдаты? Солдаты свою Родину, народ защищают. А мы даже оплеуху этому гаду дать не можем.
   П - Товарищи командиры, разрешите? Я вот заметил, этот-то, который про баварское ляпнул, как дёрнулся, что чуть со стулом не упал, когда товарищ капитан не него замахнулся. Будто кулак у себя под носом увидел. И Олеся моя, каждый раз, похоже, чувствовала, что я рядом. А?
   Ю (неуверенно, но с надеждой в голосе) - Верно. И тётя Маша, кода уходила, а я её позвал, тоже обернулась. Это что ж выходит?
   Л - Выходит, что мы как-то можем влиять на них, что ли. Да?
   Все потрясённо замолкают на миг.
   А - Ты, юнга, хорошо сказал: "Ради чего жить". Вот именно - жить. Не так, как прежде, но жить. И смысл должен быть. Должен!... Будет нам смысл. А пока надо понять: как и почему всё это с ними произошло? И осталось ли что-то от советского народа? Хоть часть русских сохранили социальное здоровье? Если -- да, то будем думать, что делать. Если нет, то сейчас даже не знаю...
   Вот, что. В любом случае поражение в войне, это не капитуляция. А потому, слушай приказ: (все подтягиваются, распрямляют плечи, встают по стойке "Смирно") Всем вернуться туда, где были в тысяча девятьсот семидесятом, смотреть, слушать, запоминать, искать наших, к десяти вечера возвратится сюда. Всё. Исполнять!
  
   Освещение сцены гаснет.
   Конец первой сцены третьего действия.
  
   Сцена вторая
   Место - то же, что и в первой сцене третьего действия. Вечер того же дня.
   Прожектор высвечивает на затемнённой сцене Артиллериста, Лётчика, Танкиста и Юнгу.
   А - Так. Старшина отсутствует.
   Т - Может в семидесятом решил остаться? Или ещё дальше отправился? К свей Олесе. Просто, чтоб рядом быть.
   А - Нет. Он солдат. Что такое приказ - хорошо знает. Не мог он без разрешение нас оставить. Для него это, как дезертировать.
   Ю - Будем вытягивать?
   А - Подождём. Может есть причина задержки.
   Л - Думаю, есть. Есть причина. Часовые пояса! Я тоже мог бы отсутствовать, но правильно рассчитал, когда узнал. Те мерзавцы, что Союз разваливали, (опустив голову) - ну, это вы уже знаете, - так от России хотели убежать, что в своих новых республиках даже свои собственные часовые пояса ввели. В Белоруссии, например, или в моём Харькове сейчас девять часов вечера, а не десять, как у нас по Москве. Если я прав, то наш старшина только через час прибудет.
   А (задумчиво) - Возможно... В семидесятом часовой пояс был один, что в Москве, что в Киеве, что в Минске. Потому мы все легко в одно время встретились, ровно через сутки. Если не считать моего опоздания. Хотя, нет: в Сталинграде и Таджикистане тогда были другие часовые пояса.
   Вопросительно смотрит на Танкиста и Юнгу.
   Т - Я не о времени думал, когда возвращался, а о всех вас.
   Ю - И я.
   Л - Сталинград сейчас по Москве живёт. Я в Харькове современную карту часовых поясов видел.
   А - Юнга, ты как сюда в этот раз возвращался?
   Ю - Так же, как в прошлый.
   Артиллерист смотрит на Танкиста.
   Т - Как приказано было: к 10 часам вечера.
   А - Та-ак. Похоже сходится. (Весело) Но это же хорошо! Это просто замечательно, товарищи!
   Ю - Что?
   Т (бодро) - А ведь и правда. Замечательно!
   Ю - Да что?!
   Артиллерист кладёт руки юнге на плечи.
   А - Юнга! Часовые пояса от людей зависят. Только от людей. Понял? Нет? Смотри. Для встречи имеют значение место и время. Место это одно на всей Земле. А время у нас здесь по Москве. Но в Белоруссии-то на час меньше. Так же и в Харькове. Старлей это учёл и точно к нам попал. Часовые пояса люди придумали. Понял? Это естественно (выделяет интонацией).
   Л и Ю (одновременно и восторженно) - Понял!
   Л - Ничего сверхъестественного с нами не происходит. Так?
   А - Стоп. Сначала надо проверить. Вытаскиваем старшину. А то он неизвестно где, точнее - когда может очутиться.
   Все умолкают. Через мгновение еще один прожектор высвечивает на сцене старшину.
   Т - С прибытием!
   П - С прибытием? Товарищи командиры, ничего не понимаю. Вернулся ко времени. Как приказано. А никого нет, только стулья эти перевёрнутые валяются. (Смотрит на стулья.) Стоят? Ждал вас ждал. Уж беспокоиться начал. Потом, как в самый первый раз...
   А - Старшина, который час?
   Пехотинец смотрит на наручные часы.
   П - Девять часов, пять минут.
   А - Хорошие часы, не врут?
   П - До этого ни разу не врали. Но наши... прыжки что-то там повредили. Как в село своё попал, вскорости заметил, что спешить стали. На час вперёд убегли. Хотя, ежели по Солнцу было судить... Но подвёл стрелки назад. Радио у кого-то так голосило, что на улице слышно. Местные новости передавали и точное время.
   А - Сюда когда решили вернуться?
   П - Пять минут назад. В девять. Только час вперёд прибавил, чтоб к десяти быть.
   А - Так и есть! Похоже, мы не ошиблись.
   П - В чём?
   А - Нет ничего неестественного или точнее сверхъестественного с нами.
   П (задумчиво) - Вот как... Жаль. А я-то потихоньку молитвы начал пробовать вспоминать.
   Т (насмешливо) - О спасении души молитвы-то?
   П (сердито) - Мою душу спасать не надо. Раз за людей погиб, то грехи мне и так отпущены... О спасении отечества от этой новой напасти молитвы... Жаль, что всё это не привиделось, что настоящее. Одной молитвой это не исправить. Самим решать и исправлять. А это дольше и трудней. Трудней, чем с немцем. Там проще было: вот свои, вот враги. А здесь? Вдруг они все такие стали? Тогда как? Долго ли, коротко, но погубят ведь всё... Но объясните, как прознали?
   А - Да, вы правы, старшина. Им самим исправлять придётся. И нам, если сможем. А догадались так: у нас сейчас десять, в Белоруссии -- девять. Вы про часовые пояса слышали?
   П (с гордостью) - А как же. Чай, "не лаптем щи хлебаем".
   А - Ну так вот, часы ваши верные. Только когда вы в Белоруссии в девять вечера прыгнули сюда с прибавкой на один час, то здесь это соответствовало одиннадцати - другой часовой пояс. Вот в одиннадцать по Москве вы здесь и оказались. А мы на час раньше. За этот час кто-то и стулья успел перевернуть, и мы, видимо, еще куда-то прыгнули, раз вы здесь никого не встретили. Но часовые пояса люди придумали, а значит всё, происходящее с нами, имеет человеческое, естественное объяснение.
   П - Теперь понял. То есть, если мы час подождём, то я сам себя увижу?
   А - Нет. Так долго мы ждать не будем. Незачем возможные лишние сложности создавать. Всё естественное -- познаваемо, но пусть этим лучше учёные занимаются. Когда смогут.
   Л - А мы?
   В этот момент на сцену подсвечивая себе дорогу ручными фонариками выходят оба братка. За ними идут Архитектор и Ферзь.
   Ф (Архитектору) - Ну как, сделаешь?
   Арх (подобострастно) - Любой ваш каприз за ваши деньги.
   Ф (смеётся) - Неверно. Любой мой каприз за бюджетные деньги... Проект жду через неделю.
   Арх - Помилуйте. Не успею. Сколько здесь всего.
   Ф - Напрягись. Таких, как ты у меня очередь стоит. Усёк?
   Арх - Да. Да. Сделаю. Сделаем. Помощников припашу по полной.
   Ф - Вот и ладно. Мне через пару недель в Лондон отпрыска везти надо. На учёбу устраивать. Чтоб нормальное европейское образование получил. У нас это в моду входит, для карьеры полезно. А затем в столицу: хочу там филиал своего банка открыть. Но до этого всё здесь запустить надо. Когда ещё вернусь.
   Арх - Какая же вашему сыну, позвольте спросить, карьера нужна? Разве вы его в свой бизнес не пристроите?
   Ф (поучительно) - Просто так пристраивать детей в бизнес нельзя, так в пелёнках и останутся. А они надёжными партнёрами должны быть. Поэтому сначала в госорганы пойдёт, пусть его научат... Как у нас это всё работает... Вот там и будет мне партнёром.
   Ферзь смотрит на Второго братка.
   Ф - Это ты утром в "У перекрёстка" начудил?
   Б2 (боязливо) - Да.
   Ф - Балбес. Не ты. Ты вообще отморозок. Балбес твой бригадир. Не довёл до личного состава. Ведь предупреждал, что с рэкетом завязываем. Полностью в легальный бизнес перехожу. Кто не уймётся - тех под списание. Остальных пристрою. (Смеётся) Как учили классики - период разбойного накопления первоначального капитала пройден. В легальном бизнесе сейчас такие дала крутить можно... Вы даже не представляете! Если своя рука есть, конечно. Одни залоговые аукционы чего стоят...
   Арх - А позвольте поинтересоваться. Слышать, слышал, а что такое не пойму.
   Ф - Тебе и ненужно. Это не для всех... Ладно, объясню.
   Садится на один из стульев, открывает банку пива. Пьёт.
   Ф - Тьфу. Гадость. Тёплое... Это Толька Чубайс придумал. Вот же цветочный спекулянт, а как поднялся. Талант! Всё просто. Бюджетные деньги, которые как бы свободны сейчас, кладутся в коммерческие банки. Под проценты. Якобы для защиты от инфляции. Проценты конечно смешные, и в банках этих уставного капитала-то может, почитай что и ничего. Потом государство объявляет аукцион по предоставлению ему кредита на неотложные госнужды, а в качестве обеспечения выставляет ликвидные госпредприятия. Сечёте? Ну, кто выигрывает аукцион?
   Арх - Ерунда какая-то. Сначала кладут деньги в банки, потом занимают. Зачем?
   Б2 (неуверенно) - Выигрывают те банки, где размещены бюджетные средства?
   Ф - Молоток! В точку. Государство кредитуется его же собственными деньгами! А?
   Арх - И что?
   Ф -Это первый этап.
   Ферзь вопросительно смотрит на Второго братка.
   Ф - А второй этап? Сообразишь?
   Б2 (уже уверенней) - Кредит не гасится, и залоговая собственность переходит к этим банкам!
   Ф - Верно. Угадал. Вторая приватизация по Чубайсу! Фишка в том, что деньги - это бумажки, которые обесцениваются, а материальные ценности - никуда не деваются. Миллиард сегодня, через год - прах, а Норнинель и через десять лет Норникелем останется. Вот только банки эти, где бюджетные средства размещаются не абы какие, а те, которые нужным людям принадлежат. Но всё легально, по закону. (Мечтательно) Вот бы куда попасть. Есть у меня человечек в Думе. Одномандатник. Должок за ним, и не малый. Пусть отрабатывает... А может сам в Думу попробую. В декабре-то новые выборы. Но для всего этого личное присутствие требуется, то да сё перетереть кое с кем. Так что в столице надолго могу задержаться, потому здесь тороплю.
   Арх (вопросительно) - А первая приватизация?
   Ф - Ваучеры. Вот ты куда свой дел?
   Арх - "Нефть-алмаз-инвест".
   Ф (весело) - Ха. Ну и как? А (машет рукой), можешь не говорить. И так известно - полный облом.
   Арх (грустно) - Естественно.
   Ф - А я себе на память оставил. Сразу просёк, что всё это для "больших мальчиков" затеяно. У меня тогда ещё не тот масштаб был.
   Ферзь встаёт. Потягивается.
   Ф - Ладно, засиделся я с вами. Мне еще с наследником побеседовать надо. А, ты (смотрит на Второго братка) ствол бригадиру верни. Не по тебе игрушка. И вот что: завтра, нет, не до тебя будет, послезавтра утром в офис ко мне зайди.
   Не прощаясь начинает уходить.
   Арх - А как же?...
   Ф (полу-оборачиваясь) - Аванс получишь, когда проект увижу. (Браткам) Бойцы, угостите его, скажете - за мой счёт, и сами тоже можете... А потом подбросьте, куда скажет.
   Неторопливо уходит.
   Б1 - Двинулись, что ль? Пошли к тачке. Я тут по дороге забегаловку одну знаю.
   Архитектор и Первый браток начинают уходить.
   Б2 (с завистью) - Нет, ну вот почему так? Почему?! Одним всё, другим ничего. Почему он, а не я?!
   Бьёт ногами по стульям, переворачивая их.
   Ю (удивлённо) - Вот и стулья...
   Второй браток достаёт пистолет, подражая героям из фильмов, направляет его в сторону здания санатория.
   Б2 - Бах, бах! И нет его.
   Б1 (оборачиваясь) - Не дури. Точно отморозок. Не въехал? Ферзь тебя приметил, раз велел зайти. Глядишь, ещё поднимешься с ним. Дуракам везёт... Это тебе не со шпалером лотошников трясти. (Далее задумчиво добавляет) Ферзь-то, видать, и впрямь с концами в легальный бизнес решил уйти. Вишь, даже прикид сменил. Вместо малинового клифа нормальная пара. В жизни его с галстуком не видел.
   Б2 (удивлённо-недоверчиво-обрадованно) - Да?
   Бегом догоняет уходящих Архитектора и Первого братка.
   А - Задерживаться не будем. До одиннадцати надо отсюда убыть. Что бы какой-нибудь коллизии со старшиной не произошло. Так что, юнга, докладывай.
   Ю - У меня всё плохо, товарищи. Очень плохо. В Таджикистане гражданская война. Но не бедные против богатых, а, как их называют, "радикальные исламисты" против правительства. Правительство это чисто буржуазное. А исламисты из Афганистана помощь получают. Оттуда какие-то моджахеды лезут. Эти вообще религиозные бандиты. Но знающие люди говорят, что все дело в наркотиках. В путях их перевозки. Правительство пытается этому препятствовать, потому и война. Социалистическое хозяйство они разрушили, работу найти трудно и платят мало, жизнь скудная. Только малая часть разбогатела. Вот многие от безысходности и поддерживают исламистов. Ленинабад опять Худжантом назвали, памятники Ленину снесли, а жить стали хуже. Шёлковый комбинат остановили, и много других фабрик тоже стоят, троллейбусы не ходят. Люди выживают, как могут. Они будто одичали, зато мечети полны. Школу мою, так вообще сожгли. Ужасно, как быстро они всё забыли. Кто может, уезжает в Россию на заработки. Семью свою я не нашёл. Дом разграблен, окна, двери повыбиты... А еще пять лет назад там была страшная резня русских. Национализм жуткий. Русских называли оккупантами. Я просто не понимаю, как таджики могли это делать: русских убивали прямо на улицах только за то, что они русские. Простите, мне стыдно за это... Русские уехали. И в Таджикистане стало сильно не хватать врачей, учителей, инженеров. Потом началась гражданская война. Это всё. Я не знаю, что делать. Я не понимаю, откуда это всё повылезло. Ведь мы были одним народом в Советском Союзе.
   А (медленно, задумчиво) - Всё то же... Своими руками разрушали. Общее умопомешательство, которое кто-то очень хорошо подготовил и направил. Да, это результат проигрыша в идеологическом противостоянии с империалистами. Правильно говорил товарищ Сталин: по мере построения социализма классовая борьба будет обостряться. В СССР готовились к защите от внешней агрессии, а нападение произошло изнутри через идеологическое перерождение... И одним из инструментов разрушения стал национализм. Страшная сила. Советская власть могла держать её в узде. Убеждением, примером. А когда она ослабла, переродилась или кто-то очень постарался её ослабить, национализм вырвался на свободу. Мы-то думали, что с национализмом покончено. Ошиблись. А враги нашего пролетарского государства этим умело воспользовались. Но думаю, первопричина всё же в ослаблении Советской власти... Компартия там хоть осталась?
   Ю - Компартия? Осталась, но устояло меньшинство коммунистов, да и те сильно деморализованы. Большинство или вышли из партии и просто выживают, или примкнули к буржуазии и сами стали эксплуататорами. Особенно руководители. Вот так!
   А - Ясно. Старший лейтенант, что в Харькове, Украине?
   Л - Получше. Но тоже плохо. Хорошо хоть войны нет. А так, всё то же самое. Заводы Харькова еле дышат. Харьковский авиационный самолёты десятками в год выпускал, а теперь буквально единицы собирают. Зарплату рабочим задерживают. Вы представляете - даже безработица теперь есть. Страшная! Проблемы с сырьём, с комплектующими, с заказами. Всё из-за разрыва производственных связей. Цены растут каждый месяц. Ну и конечно - приватизация. Буквально за гроши передают государственные предприятия буржуазии, которую сами же создали. Они с чего-то вообразили, что буржуазное хозяйство будет лучше их обеспечивать, чем социалистическое. А? Недоумки! Ведь и в школах, и в институтах учились же. Грамотные. А талдычат: капиталистическое производство эффективнее социалистического. Слово-то какое: эффективнее. Конечно эффективнее, для буржуя. Эксплуатация рабочих у них эффективнее. Это точно. Уже несколько лет так кувыркаются, но признать ошибки не могут или боятся. Ведь понимают, что ворам всё досталось, но придумали такое: воры наворуются и начнут производство налаживать. Чисто - дети. Вор умеет только воровать, капиталист думает только о своём кармане. Но самое поганое, что новыми капиталистами оказались бывшие коммунисты. Многие из руководства партии. Даже президент их буржуйского государства - бывший секретарь ЦК Компартии Украины. Перерожденец! И до него тоже был поганец, вообще Первый секретарь ЦК. Это он с Ельциным - президентом России - подписал документы о роспуске СССР. Вот так, товарищи. Из-за всего этого и остатки компартии, и сама идея социализма не имеют большой поддержки в Украине. Да, вот еще: сволочей из УПА теперь народными героями величают, борцами за независимость Украины от москалей-оккупантов.
   Т (после некоторой паузы) - Сестру видел?
   Л - Да. Она с мужем на пенсии. Бедствуют. Дочери сами уж мамами стали. Помогают, чем могут, хоть и самим не легко... Что нам тут делать?
   А - Товарищ капитан, можете что добавить?
   Т - По текущему положению добавить почти нечего. Прав был тот, который моложе. Что здесь, что в Сталинграде, везде одно и то же. Видимо, так и по всей России. В следующем году у них выборы президента. Главы государства, на американский манер. Есть надежда, что коммунист победит. Вы, товарищ полковник, наверное, и сами всё это знаете, лучше сможете рассказать...
   Брата своего я застал живым. Шестой десяток разменял. Пенсионер. Но продолжает работать. В компартию решил вступить. Я и застал-то его, когда он старшего сына к себе домой пригласил, чтобы тот дал рекомендацию. Всё наоборот. Сыновей так воспитал, что все трое коммунистами еще в СССР стали. А сам - нет. У них при мне интересный разговор вышел. Старший его спросил: "Почему раньше не вступал?" "Потому, сынок, что при Советской власти думал - не моё это дело. Я на заводе честно работаю, а политикой пусть другие занимаются. А оказалось, если рабочий не интересуется политикой, то политика заинтересуется им. Парторга нашего заводского помнишь? В своё время он всё агитировал меня в КПСС вступать. А когда вы свою компартию восстановили, я его как-то встретил и поинтересовался: чего ж сам теперь в стороне? А он мне знаешь, что ответил? Я - говорит - в девяносто первом партию предел. Теперь не могу вернуться. По убеждениям я советский и коммунистам помогать буду, но вернуться не могу. Ну так вот, и я хоть в партии не состоял, а всё равно как бы предал. Вот не захотел вступать, и другие многие, такие же как я, не захотели. Зато всякие прочие набились туда кто зачем. В результате в нашей рабочей, пролетарской партии верховодить стали чистые проходимцы. А фактически - враги. И некому оказалось их остановить, когда они вместе со своим генсеком стали разрушать страну. Так что выходит и Советский Союз я тоже предал. Теперь исправлять должен. Мне не всё равно, в какой стране мои внуки жить будут... Почему я тогда в КПСС не хотел вступать? Потому, что побоялся на себя ответственность за страну принять. И многие так же. А что в итоге?... Ленин-то прав был - рабочие должны брать свою судьбу в свои руки."... Хороший семейный разговор вышел?
   А - Хороший. И деградация партии стала объяснима. Теперь вы, товарищ старшина.
   П - Я так скажу: в Белоруссии трудно, но есть крепкая надежда. Без малого как год назад и у них выборы были. Победил наш, из крестьян. Лукашенко Лександр Григорьич. Что за человек? Ну если коротко, то так - ему сорок, а люди уже "батькой" зовут. Даже те, кто старше. Это да!
   Т - Точно. Я в Сталинграде тоже про него слышал.
   П - Интересной судьбы человек... На учителя выучился, пограничником служил, а потом еще и танкистом был. А ещё сельскохозяйственную академию осилил. Ясное дело -- партийный. И директором совхоза успел поработать... До того, как он президентом стал в Белоруссии всё так развалилось, что дальше уж некуда. А Лукашенко сумел людей поднять. Они за ним пошли и не ошиблись. Сейчас все вместе Белоруссию в порядок приводят после того, что прежние начальники натворили. Такие дела. Одно плохо: без России в одиночку Беларусь не выстоит.
   Л - Семья-то ваша как?
   П (грустно) - Ну как? Олеси моей уж десять годков, как нет. Понятно, сколь лет-то прошло. Старшего вот тоже два года, как схоронили. Убили его... Бандиты какие-то. Прямо на шоссе, когда он в Минск ехал. Колхозные деньги в банк вёз. Засаду на него устроили. Люди до сих пор гадают, ведь из своих, из поселковых кто-то навёл тех бандитов. Не иначе..... Как жизнь-то перевернулась... Один Василёк остался. В отставку полковником вышел, внуков теперь доглядывает. Вот уж не гадал увидеть младший сына старше себя.
   А - А я в Москве побывал... (Долго молчит) Трудно словами передать. Это не наш город. Это не та Москва, которую я знал. За четверть века город вырос неимоверно. Это ожидаемо. Но дело в другом. Он по духу, что ли, стал чужой. Люди там живут теперь другие. Суетливые, равнодушные и... какие-то обречённые. Дикий город капитализма. Бездомные, нищие попрошайки и тут же рядом роскошь новых господ, вроде Ферзя. Их так и называют - новые русские... Как, как они дошли до этого?! За пять лет! Из города заводов, фабрик, институтов Москва превращена в город торгашей, банкиров, чиновников, лакеев и людей, которые выживают, как могут... А наша Россия: внутри разруха, снаружи либо такие же деградирующие бывшие союзные республики, либо во многом враждебные буржуазные государства на месте стран социалистического содружества.
   Я ещё в девяносто шестой год заглянул, надеялся, что коммунист на выборах победит. Какое там... Ошельмовали, облили грязью, пугалом выставили. Еще чего-то придумали, сразу не понять. Это у них называется "избирательные технологии". В общем, буржуазная демократия во всей красе. Коммунист пытался по-честному победить. Но с шулерами если и можно по-честному, то только когда за тобой сила есть. А этого как раз и нет. Кто устроился в новой жизни, тот боится потерять имеющееся, а в нищету впавшие ни о чём кроме выживания думать не могут. Потому президентом у них опять стал прежний полуживой алкоголик. И тоже из бывших руководителей партии. А какое позорище он устроил двумя годами раньше в Берлине, когда выводил наши войска из Восточной Германии! Пьяный, едва стоящий на ногах верховный главнокомандующий приплясывая пытается дирижировать немецким оркестром... 9 мая этого года они в Москве устроили парад. Парад в честь пятидесятилетия нашей, Нашей Победы (выделяет интонацией) . И это ничтожество взобралось на Мавзолей и стояло там, где стоял Наш Верховный. Правду говорят: каждый народ достоин своего правителя. Мы были достойны своего, а эти - своего.
   Все долго молчат.
   А - Подведём итог. СССР развален, экономика деградирует. Социальные и идеологические ориентиры утрачены: одни купились на красивую картинку буржуазной жизни, других подвели к мысли, что в СССР всё устроено не правильно, третьим объяснили, что нужны незначительные изменения и надо чуть-чуть потерпеть. Еще кого-то интересовали только личные проблемы. Но были и те, кто осознавал к чему всё идёт, направлял это движение и видел для себя впереди лишь выгоду. Нет. Честные, советские люди здесь ещё остались, но силы за ними сейчас нет. Вот так... Какие будут предложения?
   Л (неуверенно) - Может глянем, о чём Ферзь с сынком своим беседовать будет?
   А - Для полноты картины? (Оглядывает всех.) Возражения есть? Нет. Вот и решили.
   Свет на сцене гаснет. Потом прожектор высвечивает в углу сцены фрагмент богато обставленной комнаты. В кресле в домашней одежде сидит Ферзь. Просматривает бумаги. В противоположном углу сцены второй прожектор освещает Артиллериста, Лётчика, Танкиста, Пехотинца и Юнгу. Появляется молодой человек - сын Ферзя (СФ). Одет модно (мода середины 90-х) и вызывающе.
   СФ - Звал?
   Ф - Да. Садись.
   Указывает на соседнее кресло. Ждёт пока сын усядется.
   Ф - Поговорим. Предельно откровенно. Предельно. Давно уже надо было. Тебе у англо-саксов долго жить придётся. Не дрейфь. Один там не останешься. Доверенного человека с тобой отправлю. Завтра познакомлю. Твоя задача будет вжиться, проникнуться, освоится. Знакомства завести. И забудь свои мажорские замашки. Там не поймут и не примут... Но сейчас не об этом... Что для человека главное, что б быть успешным по жизни?
   СФ (несколько неуверенно от очевидности ответа) - Ну как, деньги. Много денег.
   Ф - Нет. Главное чётко понимать, кто он есть. Даже если это самому не нравится. Из этого всё остальное следует... Кто я, и кто ты?
   СФ (удивлённо) - Ты бизнесмен, как бы. А я твой сын.
   Ф (смотрит на сына, потом произносит ровно, уверенно) - Не как бы. И не бизнесмен. Я паразит.
   Сын Ферзя резко, протестно вздёргивает голову.
   Ф (прежним тоном) - А ты сын паразита. И сам, возможно, будешь паразитом. Не дёргайся и слушай внимательно. Бизнесмены там, на Западе. И то не все. Многие тоже паразиты. А у нас серьёзный бизнес только паразитический. Иного в ближайшие годы не будет. Здесь по-крупному можно только либо утилизировать то, что досталось от Союза, либо опустошать недра, ну или оказывать услуги тем и другим. Всё это и есть паразитизм. Кто думает иначе, пробует много инвестировать в производство с надеждой на будущую прибыль, вылетает в трубу. За редкими исключениями или если хоть как-то связан с утилизацией. Понял? Никаких инвестиций, кроме как в утилизацию. Это бизнес по-русски.
   СФ - Прости, как-то неожиданно это... И противно про паразитов. И не понял, почему кроме, как ты говоришь, утилизацией, ничем нельзя заниматься?
   Ф (досадливо) - Нет, заниматься можно всем. Но действительно серьёзные деньги можно сделать только там, где я сказал.
   СФ - Почему?
   Ф - Правильный вопрос. Потому, что мы теперь живём в открытой экономической системе. И так сложилось, что почти любая деятельность у нас менее выгодна, чем где-либо ещё. Вот здесь (указывает на небольшую стопку книг, лежащих перед ним на столе) об этом достаточно доходчиво изложено. Специально для тебя подобрал... А, поскольку, как в своё время обнаружил Ленин (слыхал о таком?), крупный капитал не имеет отечества, то он всегда стремиться туда, где норма прибыли выше. Таким образом, у нас может работать исключительно тот бизнес, который прочно завязан на местную конкретику. (Усмехается) При наличии достаточного внутреннего спроса, разумеется. Всё остальное попросту нежизнеспособно.
   СФ - Так что, никакого нормального капитализма, ну, как в Европе или Штатах, у нас не будет?
   Ф - Не будет. Вот, послушай.
   Ферзь встаёт, подходит к шкафу с книгами, приглядывается, достаёт одну, открывает и листает её.
   Ф - "Капитализм вовсе не мог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда". Это Бродель, один западный историк. У него "развиваться" подразумевает "существовать", а "услужливая помощь" - помощь задарма. Здесь имеется в виду ограбление колоний. О колониальной системе вам в школе рассказывали?
   СФ (неуверенно) - Что-то было такое, вроде.
   Ф (возвращаясь в кресло) - Ну так вот: Запад строил себя из материала колоний несколько столетий. А у России нет и не предвидится колоний. И, стало быть, такого, как на Западе капитализма не будет.
   СФ - А, ну ладно. Это понял, вроде... Почитаю (кивает на книги) Спасибо. Но ведь так вечно продолжаться не может?
   Ф - Верно. Не может. Если вести дело без ума. Хороший паразит всегда должен знать меру и не усердствовать излишне. А лучше даже заботиться об объекте паразитирования, что б не загнулся. Иначе и паразиту - хана.
   Ферзь указывает рукой на настенные маятниковые часы.
   Ф - Видишь маятник? Влево, вправо. Это наша жизнь. Большевики после революции сильно и резко загнали маятник в свою сторону. Но у них и не было другого выхода, что б устоять. Устояли, и слава богу.
   СФ (удивлённо) - Ты это что, за красно-коричневых топишь?
   Ф - Я тебе, как было в действительности говорю, а не то, чему вас сейчас учат. Запомни, не было никаких красно-коричневых. Были красные, были белые, были коричневые и ещё всякие другие. И красные в разное время всех уделали. А для меня и тебя это лучшее из возможного.
   СФ - Опять не понял.
   Ф - Всё просто. Красные сами себе были хозяева и потому страну в целости сохранили. В порядок привели. Укрепили. То есть, обеспечили нам тот самый объект паразитирования. Мы, ведь, и пять и десять лет назад в "шоколаде были". Не забыл, небось, как я тебя в школу на нашей "Волге" привозил? А у белых все хозяева были заграничные, Россию меж собой договорились поделить и паразитировать на её кусках. И чего бы нам, например, при них светило? Ну, про коричневых - фашистов - тебе, надеюсь, и объяснять не надо. Так понятно?
   СФ - Да. А то из ящика всё про красно-коричневый реванш балаболят.
   Ф - Это уже сейчас к выборам готовятся, запугивают, дурят. (Чуть помолчав, продолжил) Так вот, маятник должен был пойти обратно. И он пошёл. Это диалектика. Отрицание отрицания. Уж так всё устроено. Твой дед и мой отец под конец жизни вполне это усвоил. И меня вразумил. А вот нынешние этого как-то не секут. В свою сторону маятник толкают и толкают без меры.
   СФ (недоверчиво) - Хочешь сказать, маятник опять обратно пойдёт? Да ладно, сдулись комми, слились. Всё, "алес капут"!
   Ф (раздражённо, повысив голос) - Неуч! Ты про "Парижскую коммуну" слышал? Сколько она продержалась? Два месяца. Задавили. Меньше полувека прошло, и снова. Теперь уже в России. Семьдесят лет простояли. Опять рухнуло. Думаешь, следующего раза не будет? Будет! А почему? А потому, что мечта о справедливом устройстве жизни вечна. (Цитирует) "Когда идея овладевает массами, она становится материальной силой". Это Маркс. Но так же вечна и корысть. Вот отсюда маятник! Так что - будет. Пролетарская революция произойдёт в наиболее слабом звене цепи капитализма. Это опять Ленин. Это про Россию тогда и сейчас.
   СФ (неуверенно) - Да ладно. Что ты мне Ленина своего тычешь. Ленин - отстой.
   Ф (успокаиваясь) - Ленин не мой. Он мировая величина. Нам с тобой до него, как до Луны! Я тебе подберу что-нибудь для ознакомления. Тоже полезно будет для понимания. Просто цели у него и у нас разные. Так, что маятник пойдёт обратно. Неизбежно. И заметь, это и в наших интересах.
   СФ - Не понял. Опять социализм-коммунизм строить?
   Ф - Да. Иначе здесь рано или поздно люди в звериных шкурах с дубинками друг за другом гоняться будут. Тебе это надо? Я-то не доживу, а ты - возможно. Но уж дети твои - точно.
   СФ - Ты меня поэтому в Англию учиться отправляешь? Что бы мы там осели, если что?
   Ф - Как крайний запасной вариант. Но лучше бы нам-вам здесь остаться. Запад выходцев из России за своих вряд ли когда примет. Может, в третьем-четвёртом поколении. Если и когда здесь всё перевернётся, то побегут многие. Их, конечно, встретят и, конечно, обчистят. Запад в этом мастак. Все наши капиталы палёные или их такими выставят. Тебе что больше нравится: быть нищим там или строить коммунизм здесь?
   СФ - Ну ты и вопросы задаёшь.
   Ф - Лучше здесь. Если до дубинок и шкур не дойдёт... Я с чего начал? Нужно знать, кто ты. Так вот, паразиту проще устроиться, где ему всё знакомо, чем на новом месте. Главное не перегнуть, как нынешние, чтоб дустом не повывели или не разрушить среду обитания. Понял?
   СФ (обескураженно) - Так что, коммунизм строить?
   Ф - Лично для себя, дурачок. Для всех пусть остальные строят. А мы для себя. Вот я вполне хорошо среди этих строителей устроился. И дед мог бы, да по молодости надурил. А когда Горбачёв свою Перестройку затеял, ещё лучше стало. Только он слишком далеко зашёл, а остановить его некому оказалось. Теперь-то вообще прелесть. Но если сейчас очень хорошо, то потом очень плохо будет... Лучше б этот маятник где-то около середины качался.
   СФ (после некоторой паузы) - А если не паразиту?
   Ф - А если не паразиту, то решать тебе. Кем быть... Но что б что-то путное для всех (выделяет интонацией) теперь здесь построить, надо литры пота пролить. Как минимум. Тебе это надо? Всё. Иди. Думай. У меня ещё другие дела есть.
   Прожектор, освещающий эту часть сцены, гаснет.
   Л - Интересная беседа.
   А - Да, в последовательности и откровенности Ферзю не откажешь. Философ. Хорошо его учили.
   П - Я так понимаю, здесь мы ничего не сделаем.
   Ю - Может вернуться назад и как-то рассказать, что впереди? Пусть думают, ищут выход. Попробовать рассказать. А?
   Т - Как рассказать? В какой год вернуться? Даже если сможем рассказать, не поверят. Вот ты бы поверил, если б не увидел? То-то.
   Л - Я бы точно не поверил.
   А - Возвращаться бессмысленно. Видимо, сначала разложение происходило незаметно, крайне постепенно. И даже если мы как-то найдём способ предупредить, к нам не прислушаются. Не поверят. А потом, в какой-то момент всё уже стало или станет необратимо. Остаётся двигаться вперед. Надеюсь, там у нас будет возможность. Предлагаю ещё на двадцать пять лет.
   Артиллерист оглядывает всех. Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга согласно кивают. Все сходятся в центре сцены. Расправляют плечи. Замирают.
   А - Отправляемся туда, где бывали. Потом собираемся здесь же 24 июня в полдень... Начали!
  
   Свет на сцене быстро меркнет. В полной темноте громко и резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой "Две тысячи двадцатый год"!
  
   Занавес
   Конец третьего действия
   Действие четвёртое
   Сцена первая
   В - Ветеран вооружённых сил РФ в форме майора медицинской службы (играет тот же артист, что играл Главврача госпиталя в Первом действии, но выглядит старше - под шестьдесят).
   С - Сын Ветерана (около 40 лет)
  
   Время действия - 24 июня 2020г., полдень. Место - уютный тенистый уголок парка Сокольники.
   В полной темноте громко и резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой "Две тысячи двадцатый год"!
   Свет на сцене резко вспыхивает. В центре сцены в окружении высоких парковых насаждений расположены парковые скамьи и стол. На скамьях сидят Артиллерист, Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга. По краям сцены видны другие скамейки, заполненные людьми.
   Т (оглядываясь по сторонам) - Красивое место.
   А (со вздохом) - Да. Здесь всё моё детство прошло. С тех пор, правда, многое сильно изменилось.
   П - Это ж хорошо вы придумали, товарищ полковник. Москва, Сокольники. Здесь куда как приятнее. До чего ж противно было смотреть на разгул этих мироедов.
   Т - Жулики, казнокрады! Даже не стесняются друг друга в этом своём элитном клубе.
   Л - Ну прямо из себя лезут, красуются: кто, где и сколько урвал. Это ж откуда они взялись такие? Товарища Берии на них нет...
   П (со злобой) - Откуда? А это наши внуки и правнуки. Любуйтесь! Чую, и здесь нам делать нечего. В Беларуси моей тоже раздрай начинается.
   На сцену не спеша выходит, опираясь на палку, Ветеран ВС.
   В - Здравия желаю! (Замявшись) Вы, я вижу, верно, реконструкторы? Разрешите присесть?
   Артиллерист, Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга недоумённо переглядываются между собой.
   А (с некоторым удивлением) - Да, пожалуйста...
   Ветеран садится рядом с Юнгой.
   В - Слышал о таких, как вы. Теперь встретил. Вот хочу спросит: зачем вам это?
   Внимательно и долго смотрит на форму, награды.
   В - Да, очень похоже. Практически, как настоящее. Трудно было сделать?
   Ю (запальчиво) - Здесь всё настоящее.
   В (снисходительно) - Молодой человек, не горячитесь. (Обращаясь ко всем) Дело ваше, но, по-моему, юноша у вас всё же переигрывает. Звезда Героя, согласитесь, это у него лишнее. Вот у вас (обращается Артиллеристу) смотрится вполне достоверно.
   Ветеран еще раз внимательно смотрит на награды.
   В (с возмущение) - Постойте! Они же у вас действительно настоящие... Не бутафория! Вы кто?! "Чёрные копатели" или купили? Нет, я лучше пойду. Не то наговорю ещё...
   Встаёт.
   А (быстро) - Не уходите. Останьтесь. Это важно.
   В (сердито) - Остаться? Зачем? Клоуны! Это же настоящие боевые награды! Они не ваши! Ваш мальчик (указывает на Юнгу) со Звездой Героя. Ведь должны быть границы. Такими вещами не играют. Молодой человек, снимите, снимите. Нельзя носить такую чужую награду.
   Ю - Это не чужая!
   Т - Это его Звезда!
   А (почти приказным тоном) - Майор, сядьте.
   Ветеран садится.
   В - Почему вы мне приказываете?
   А - Потому, что это очень важно. Поверьте. Потому, что я полковник, а вы майор. И награды у нас у всех свои, заслуженные. И мы не реконструкторы, мы даже не знаем кто это такие.
   В - Ряженный вы, а не полковник! Заслуженные, говорите?! СССР скоро тридцать лет как нет. Как вы могли получить звезду Героя Советского Союза? России - возможно, но не СССР. На вас новая парадная форма образца сорок третьего года. Сейчас такую одевают те, кто увлекается воссозданием исторических эпизодов войны. Реконструкторы.
   П - Мы не ... воссоздавали (произносит с некоторой запинкой), мы воевали.
   В - Ну и что, я тоже воевал, но не вешаю себе чужие награды!
   Пехотинец резко встаёт.
   А - Старшина, стоп! (Пехотинец медленно садится) Всем стоп. (Обращается к Ветерану) Практика - критерий истины. Не так ли? Вы видите мою руку? Попробуйте дотронуться до неё.
   В - И что?
   Одновременно с этой фразой Ветеран делает попытку дотронуться до Артиллериста, но не может.
   В (удивлённо) - Что за ерунда! Словно стена!
   Делает еще одну попытку. У него ничего не получается.
   В - Это как? Почему? Вы... вы кто?
   А - Кого вы видите перед собой?
   В - Вас, вас вижу! Полковника, капитана, старшего лейтенанта, старшину и моряка, юнгу, кажется.
   Ветеран замолкает на миг.
   В (задумчиво) - Полковник артиллерист, капитан танкист, старший лейтенант лётчик, старшина пехотинец, юнга...
   Смотрит на всех.
   В - (растерянно) Полковник и юнга - Герои Советского Союза... (Расстроенно, самому себе) Ах ты ж! Этого только не доставало. Сколько лет прошло. Как контузия эта сказывается.
   Откидывается на спинку скамьи, закрывает лицо ладонями.
   Л (обращаясь к своим товарищам) - Он первый, кто нас увидел и услышал. Из-за контузии? А?
   Ю (привстав и наклонившись над Ветераном, пытается заглянуть ему в лицо) - Товарищ майор, вам плохо? Вы меня слышите?
   Т - Слышит, слышит. Только думает, что у него бред из-за какой-то старой контузии.
   А - Майор, не раскисать! Вы же офицер. Возьмите себя в руки. Ну ка оглянитесь: много людей вокруг? Все скамейки заняты? Если нас здесь нет, то почему это место осталось свободным?
   Ветеран оглядывается по сторонам.
   В - Да, всё занято. И что это значит?
   А - Это значит, что мы есть. А вы что подумали?
   В (собираясь с мыслями) - Что это бред, и такого не может быть.
   А - Чего не может быть?
   В (медленно) - Понимаете, у нас династия военных-врачей. И мой отец, и дед... Сын, правда, по-другому решил... Дед служил главврачом госпиталя во время войны. Там фельдшер был один, он подворовывал. Это обнаружили. Так он кое-что подбросил деду в кабинет, чтоб от себя следствие отвести. У него ключ от кабинета оказался. Там еще странная история произошала со старинной иконой. Фельдшер её тоже украл, а потом не смог объяснить, куда она делась. Говорил: исчезла.
   Ю (достаёт из кармана икону) - Эта?
   В (внимательно смотрит) - Спас в серебряном окладе. Да, похоже, икону так описывали. Её одна медсестра юнге оставила.
   Ю (нетерпеливо) - Ну вот. А ключ фельдшеру ваш дед сам отдал. Чтоб он радиорепродуктор из кабинета забрал и в нашу палату принёс. 24 июня 1945 года это было. По радио шла передача из Москвы с Парада Победы.
   В (оглядывая всех) - Верно. Так и было. Дед сам рассказывал, я запомнил... Для умирающих... Чтобы тоже услышали... (Совсем тихо, еле слышно) Полковник артиллерист, капитан танкист, старший лейтенант лётчик, старшина пехотинец и юнга... Все умерли в один день, 24 июня. И икона... Господи! Но так не бывает. Не бывает. Не может быть такое... (Наклоняется вперёд к своим собеседникам) Это... это были вы?... Вы?!... Так Он, Он есть? Да?
   Т - Кто?
   В - Бог.
   А - Бог? Бог, это дело веры. Человек либо верит, либо нет. Знать о Боге человеку не дано. Но мы точно знаем, что с нами нет ничего чудесного. Как узнали - объяснять долго. Примите, как факт.
   В (откидываясь на спинку скамьи) - Пусть так. Это даже лучше. Я ведь атеист. Но что теперь?
   А - Понимаете, как оказалось, после смерти мы получили способность свободно перемещаться куда и когда захотим, видим и слышим, но не можем ни до чего дотронуться. Нас никто не видит и не слышит и тоже не может дотронуться. Вы первый, кто увидел и услышал. И Вы внук главврача, воевали, были серьёзно ранены. Прорисовывается связь. Нет?
   Л - И еще пришли именно сюда и сейчас. Вообще, мы заметили, что люди, имевшие к нам отношение при нашей жизни, часто оказываются там, и тогда, где появляемся мы.
   В - А другие? Другие, кто погиб или умер? Также? Видят и слышат?
   Т - Не знаем. Не встречали. Но если это и так, то у них у всех, и у нас к вам один вопрос: (говорит тяжело, чётко, внушительно) что вы сделали с нашей страной?! Мы за это (выделяет интонацией) в землю легли?!... И что намерены делать дальше?
   Ветеран долго молчит. Все ждут.
   В (потрясённо) - Вот он суд!... Как произошло... Как объяснить... Вы многого не знаете...
   Л - Ну почему же, кое-что успели узнать.
   А - А вы расскажите. Просто как сами понимаете.
   В (успокаиваясь) - Хорошо. Попробую. Как запомнилось. В начале девяностых, когда всё рушиться стало, мне чуть за тридцать было. Семья, дети. Из армии я уволился. Тогда многие увольнялись. На вольные хлеба. Цены-то каждый месяц росли, а должностной оклад маленький и выслуги почти нет. За КПП, как из ниоткуда эти "новые русские": суетятся, покупают, продают. Деньги - рекой, жизнь бурлит. Свобода: делай, что хочешь. Вертись, лови момент. Не зевай! А солдатики в казарме голодные сидят. Вот так... Ну, меня и понесло, как щепку. Много чего перепробовал: охранником был, спекулировал, репетиторствовал, магазинчик свой открыл. Кувыркался, как мог. Вроде и не плохо жил. Но тоска давила. Я же врач. В частную клинику хотел устроиться - не взяли, не срослось. А тут первая чеченская: восстановление конституционного порядка. Решил вернулся в армию. Там моё место. Взяли, и сразу командировка в Чечню. Там и контузило. Но это другая история.
   Ну вот. А первые звоночки где-то в середине - второй половине восьмидесятых прозвучали, как мне кажется. Я тогда зелёный был, хоть уже несколько лет как семейный. Женился-то я сразу после срочной. Сын родился, а я учиться поступил. Теперь такое и представить трудно... Да. Диплом получил, звёздочки на погоны, назначение. Всё, как положено... По-моему, мы к тому времени, как бы это сказать, размякли, что ли, и одновременно хотелось чего-то. А чего конкретно? Обновления? Но какого? "Социализм с человеческим лицом" - был такой лозунг. Но как это должно быть, толком объяснить не могли. Каждый своё видел. Утратили мы инстинкт самосохранения. Союз был таким огромным, могучим, светлым домом. Казался несокрушимым. Мы чувствовали себя в полной безопасности. И были донельзя наивными, доверчивыми в политике. Конечно, были и сложности в экономике, в снабжении. Ворчали на кухнях: "развитой социализм". И всё очень заорганизованно было. А тут ещё такая нарядная картинка жизни простых людей на Западе. Позарились, одно слово.
   А - Вот как. О таких подводных камнях при строительстве социализма мы даже не догадывались.
   В - Потом два закона приняли: о госпредприятиях и о кооперативах. И после этого из магазинов всё исчезать стало. Мы понять не могли: заводы-фабрики работают, а магазины пустеют. Как так? Одни кооператоры довольные ходят, да еще какие-то мутные личности в ресторанах деньгами швыряются. Год от году всё хуже и хуже. Правительство явно не справлялось. Потом забастовки ещё на предприятиях начались. Чего требовали? Ну чего-то и по делу, конечно. А во многом каждый на себя одеяло тянул. Помню, фильм показали "Так жить нельзя" про наше советское житьё-бытьё. В газетах-журналах про то же самое. Словом, внушили нам, что социалистическая экономика не работает. Под это дело всякая шваль до власти дорвалась. Хотя почему дорвалась? Они красивые слова говорили про демократию и народовластие, про рыночную экономику, конкуренцию, эффективность. Кисельные берега с молочными реками обещали. Люди им поверили. А как же. Ведь не могут же так врать. Значит, правду говорят. А эти болтуны либо полными идиотами оказались, либо только о своём кармане заботились. Но вот, как дорвались, тут и пошла потеха. Союз развалили. Советскую власть танками расстреляли. Заводы, фабрики да колхозы - в распыл, как неэффективные. И на всём этом одна сволота жирует. А люди только глазами хлопают, да выживать пытаются. При всём при том - свобода. Никто никому ничем не обязан. Гуляй - не хочу. А в самой глубине у народа к власти недоверие и озлобление зреют.
   А - Дальше-то как пошло?
   В - А потом как-то всё лет за десять - пятнадцать выправилось постепенно. Более-менее жить стало можно. Не всем, но достаточно многим. А кому-то даже и вполне хорошо. И даже неприлично хорошо. Правда, последние год - два опять всё валиться начало. Опять же эпидемия эта. Небось заметили, что многие с повязками на лицах ходят. От заразы берегутся.
   Т - Если эпидемия, то почему повязки не у всех? Привитые?
   В - Вакцина для прививок пока не готова. Но странная какая-то эта зараза. Одних за руки за ноги хватает и в могилу, а другим всё ни по чём. Вот каждый по-своему и решает: носить - не носить.
   А - Скажите, а когда стало ясно, к чему дело идёт, когда экономика посыпалась, заводы останавливали, разгоняли колхозы, неужели трудящиеся молчали? Ведь должны же были быть попытки спасти страну?
   В - В том-то и дело, что нет. Как-будто так и надо. По полгода не платили зарплату, и люди сами постепенно увольнялись.
   Т - Да, про невыплаты зарплат в девяностые мы знаем. На примере одного... олигарха областного пошиба. А вот то, что не было никаких протестов - поражает.
   В - А чего было протестовать? Рабочим просто говорили - ваша продукция не находит спроса, потому и денег нет. Кому невтерпёж - ищите другую работу.
   А - Пусть так. А сейчас, сейчас трудящиеся готовы бороться за свои интересы? Случаются ли забастовки и демонстрации, доходят ли они до вооружённых столкновений?
   В (удивлённо) - До вооружённых столкновений? С кем? С полицией? Как до революции? Ну, что вы, нет. Трудовые конфликты происходят, да. И иногда с забастовками, и перекрытием дорог. Но власти, скорее, на стороне трудящихся. Пару лет назад в Москве на хлебокомбинате забастовали рабочие, голодовку объявили - им четыре месяца не платили зарплату. Президент, и мэр лично этим озаботились. Деньги рабочим выплатили, комбинат вновь заработал. А забастовщиков никто не разгонял. Вот директора и владельца комбината - тех арестовали за махинации. Или еще. Десять лет назад, кажется, в Пикалёво, тоже похожая ситуация сложилась. Так президент, он тогда премьер-министром был, лично приехал всё разруливать. И тоже рабочим всё выплатили. Но бывает, что и разгоняют, и арестовывают за протесты. Но это совсем по другим поводам.
   В этот момент к ним тихо подходит мужчина средних лет, одетый по прогулочному, в руках держит спортивную сумку - Сын Ветерана. Останавливается рядом, слушает.
   Л (удивлённо) - Это что, получается, как если бы вместо расстрела, Николай II лично на Ленские прииски приехал золотодобытчиков поприжать, чтобы рабочих не обижали? Да?
   А (протяжно-задумчиво) - Вроде того. Интересно выходит.
   Ю - У вас теперь и полиция есть?
   В - Да. Милицию в полицию перекрестили.
   П (мрачно) - Полицаи у нас фашистам прислуживали.
   А - А кого разгоняют? За что?
   В - За политику.
   Л - Ну вот, а говорите, нет никакого сопротивления.
   В - Это не то, что вы думаете. Гоняют тех, кто хочет, чтобы Россия еще более либеральной стала, к европейским ценностям приобщилась. Глупенькие. Те, кто их за ниточки дёргает, ведут дело к тому, что б Россия уже полностью под Запад легла.
   С (Ветерану) - Здравствуй, папа. Почти случайно тебя заметил. Мы же, вроде, у фонтана договаривались встречаться. Ты как? Нормально? А то смотрю, сам с собой разговариваешь.
   Сын пытается сесть там, где сидит юнга, но резко останавливается, удивлённо смотрит перед собой.
   В (быстро) - Обожди, сядь напротив (указывает на единственное свободное место напротив себя). Мне так удобнее будет. Вот, кстати, (оглядывается на Артиллериста) поговорим.
   С - Хорошо.
   Садится напротив.
   С - Так ты как?
   В - Всё нормально, сынок. Всё нормально.
   С - Ну так идём, раз решил. Чего разговоры-то городить?
   В (несколько неуверенно) - Ты погоди. Не спеши, время еще есть... Ты, наверное, помнишь ту историю с моим дедом, твоим прадедом, когда его арестовали после войны?
   С - Конечно помню. Это уже, почитай, семейной легендой стало. И что?
   В (увереннее) - Что? Семьдесят пять лет прошло, понимаешь. Опять же Парад Победы сегодня смотрел. Как-то накатило. Вот подумалось: представь, что мы, сегодняшние, могли бы сказать им?
   С - Кому им?
   В - Им. Тем, кто с войны не вернулся, кто страну потом восстанавливал. Деду моему. Или тем пятерым, что в тот день умерли. Вот что сказали бы, коли они бы увидели, что у нас тут делается?
   С - Ну ты спросил!
   Сын делает попытку поставить сумку на скамью рядом с собой (там сидит Пехотинец), но рука как бы натыкается на невидимое препятствие.
   С (удивлённо) - Да что за... (ставит сумку у ног) Что бы сказал?
   Замолкает.
   В - Вот ты представь на минуту, что они здесь рядом. Смотрят на тебя и ждут ответа.
   С (быстро) - Ах вот так. Какого ответа? Где та страна, за которую они умирали? Да? Почему планы Гитлера осуществились? Это? Ты моё мнение знаешь. И не мне отвечать за это. Те, кто тридцать лет назад клювами щёлкали, когда у них из-под ног страну уводили, вот пусть они объясняют.
   В - Ну вот почему сразу планы Гитлера? Какие планы?
   С - Э, ладно. Будто сам не знаешь: Союз на части развалить, а обломки сырьевыми колониями для Германии сделать. Разве не так сейчас? Только вместо Германии Евросоюз с Америкой. И еще народ в разорение и нищету опустить. И сократить. Ну это впереди, хотя много где уже и так есть.
   В - Палку-то не перегибай. Россия не колония.
   С - Не колония, так сырьевой придаток. Без разницы. Живём за счёт продажи природных ресурсов. Только разговоры одни о "слезании с нефтяной иглы" и переходе к инновационной (выделяет ударением) экономике. Сколько лет. И всё впустую. Вот ты спросил, что я бы сказал. А ничего бы не сказал. Стыдно мне пред ними, хоть нет моей вины. Даже в глаза им не смог бы посмотреть. Они страну отстояли и подняли для нас, а мы по ветру пустили. А еще у них большая мечта была и цель жизни... Получается, предали мы их.
   В - Опять ты за своё. Ну где по ветру? Вот же люди вокруг: одеты, сыты. Вот дома, магазины, машины. Это по ветру? Всё же есть. Стабильность. И в мире с Россией тоже считаются. А мечта? Мечтами сыт не будешь.
   С - Ошибаешься! Как раз только мечта о чём-то большом в жизни действительно может двигать человека вперёд. (Немного помолчав) Я тебе сейчас скажу то, что не говорил раньше никому. Глубоко внутреннее, личное. Это было непередаваемое словами ощущение: мы родились и жили в самой лучшей, самой справедливой, самой сильной стране. И нас ждало будущее, в котором мы сделали бы свою страну ещё лучше. И жили бы в ней. Как объяснить? Вот я шёл по улице, смотрел на дома, на людей и понимал, что это всё моё. Не в смысле - личное. Нет. Моё - в смысле наше, общее. И все люди свои. Понимаешь? Свои! А потом это всё у нас отняли. Украли. И большую мечту тоже. Вот этого, там, в самой глубине, я не могу простить.
   В (неуверенно) - Ты в детстве многого не знал.
   С (решительно) - Я знал главное! И повзрослев, только укрепился в этом знании.
   В - Было много недостатков.
   С - Ну и что? Новое часто бывает с недостатками. СССР и был тем новым в мировой истории. А теперь вокруг одна бутафория. Потому, что не своё. Народ, государство должны жить тем, что сами делают, а не продажей природных богатств. И с Россией не считаются, Россию терпят, пока нефть, газ, металлы, хлеб через границу идут. У Америки проблемы с Китаем и внутри сейчас неспокойно, а то б за нас всерьёз взялись: зачем покупать, если можно так взять?
   В - Брось. Что нам эта Америка сделать может? В конце концов, ядерное оружие на что?
   С - Не поможет ядерное оружие. Без войны справятся. Россия уязвима в экономическом и технологическом плане. Стабильность, говоришь. На чём она держится эта стабильность? Введут запрет на торговлю с Россией, и что останется от твоей стабильности? На слабую Россию будут смотреть, как на законную добычу. А чего? Земной шар, он общий для всех. Почему эта горстка непутёвых, не сохранивших построенное предками, владеет такими богатствами? Не справедливо! В интересах мира и прогресса передовые страны должны сами всем этим распорядиться. Ещё бы - территория огромная, природных богатств - несчитано, а народу мало. И в голове у этого народа сущий бардак. Мы, как страна, для Запада просто мартышки, перенявшие их ценности и пытающиеся имитировать, имитировать (выделяет ударением) западный образ жизни.
   В - Нет! У нас свои ценности.
   С - Не у всех. Уже достаточно тех, кто вполне перенял. Главное, что там нас так воспринимают. Хотя, дело в другом. На Западе прекрасно понимают, что у России, вставшей на их путь, нет ни единого шанса на успех, поскольку место уже занято. А когда ценности не соответствуют образу жизни, то это симптом коллективного умопомешательства. Это добыча.
   В - Боже мой, что у тебя в голове! Какая еще добыча? Они же цивилизованные, культурные люди.
   С - Правильно. Только они для себя цивилизованные и культурные, а мы, русские, для них - дикари. Дикари, пытающиеся натянуть фрак и стать вровень с ними. В качестве дикарей, забавных обезьянок Запад русских ещё готов терпеть. И то при условии своевременной поставки чего ему потребуется. А ровней - никогда... Хочешь, предложу простой мысленный эксперимент?
   В - Ну, давай.
   С - Представь себе карту мира. Представил?
   В (с некоторым удивлением и запинкой) - Да.
   С - А теперь представь на месте России пустоту. Или океан, если так проще.
   В - И?
   С - Что изменится для Запада?
   В (испуганно глядит на сына) - Кажется, понимаю. Без наших природных ресурсов они как-нибудь обойдутся... Им мешать никто не будет! Никто и ничто не будет мешать окончательно перестроить всё на Земле исключительно под свои нужды. Так?
   С - Именно! Запад наверху, а все остальные страны и народы под ним и у него в услужении. Даже Китай они нагнут, потому что опережают. А Россия, какая бы она ни была, даже сейчас, одним фактом своего существования мешает этому. Ну вот мешает, и всё. Сейчас, и сто, и двести лет назад. От этого все войны, которые они против нас устраивали... А ты говоришь - с Россией считаются. Считаются. Точнее считают: можно уже ударить, чтоб наверняка, или ещё рано.
   В - Погоди. Но, ведь, ядерное оружие-то есть. Не ударят.
   С - Союзу ядерное оружие не помогло. А он во всех отношениях был сильнее. Возьми хоть собственное производство, что ещё осталось: оно завязано на импорт, и без него сразу загнётся. А жуткое расслоение по доходам! Это как? Злость берёт, когда говорят: такой-то за год заработал, заработал (выделяет интонацией) сто-двести-триста миллионов. По миллиону в день! Это заработок называется? Не надо нас за дураков держать! Любой нормальный человек понимает, что здесь воровство. Какие бы ни были трудозатраты, они не соответствуют такому доходу. А всё, что не заработано, то украдено! Думаешь, если что серьёзное начнётся, простые чайники, вроде меня, за олигархов и прочих топ-менеджеров впишутся? Ага! За Россию - да! А за этих - нет! Они тогда за всё ответят. За то, что страну до края довели. По полной ответят. Им не позавидуешь.
   В - Сбегут.
   С - Куда? Эти деятели далеко не дураки. Понимают: куда бы не побежали, их там ждёт приём не менее тёплый, чем могут оказаться проводы здесь.
   В - Какие ещё проводы? Что ты имеешь в виду?
   С - Проводы? А, например, системы ПВО, если драпанут воздушным путём.
   В - Жестоко! Ведь там же и семьи их, наверное, будут. Они-то чем виноваты?
   С - А я тебе так отвечу. Вот царь Николай II теперь у нас великомученик. А он самодержцем был, абсолютную власть имел. Но вместе с ней и ответственность абсолютную. Привёл империю к крушению, за это и ответил сам и своей семьёй. По-другому в России не получается.
   Оба замолкают, устрашившись сказанного.
   В (словно выдохнув) - Надеюсь, до этого не дойдёт.
   С - Я тоже... И злодейство это я не оправдываю, только объясняю... Знаешь, что про нас, про москвичей говорят, где-нибудь за сотню-другую километров отсюда? За одну и ту же работу в Москве в разы больше платят, чем там, а цены такие же, если не выше. "Зажрались", про нас говорят! Так что внутренним распадом, когда каждый сам за себя, без всякой войны нас одолеют. Вот за это мне стыдно и этого страшно.
   В (неуверенно) - Знаешь, хватит мне всякие страшилки рассказывать. Всё это уже было в девяностые. Ничего, пережили, не распались. Ты, наверное, не помнишь, как магазины были пустые. А я помню. Сейчас вон какое изобилие.
   С (после некоторой паузы) - Почему не помню? Хорошо помню. А ещё помню, как в один день всё и сразу в магазинах появилось. С 1-го января 92 года. Только це-ены... Глаза на лоб лезли. Не подступишься. Но изобилие... Вот не было, и вдруг сразу всё есть. А?! Это ж какая провокация была, когда власть рука об руку с жуликами действовала. Народ в прострации: разрыв шаблонов, как сейчас говорят. Мне тогда чуть больше десяти было, мало, что понимал. Потом уже, когда в СТАНКИНе учился, много думал, вспоминал, сравнивал, еще книги читал. Те проблемы, что у Союза были - ерунда, по сравнению с последующим. Всё решаемо было, всё в ваших силах. Но нет. Повелось ваше поколение, как дети малые: свобода, демократия, приватизация, ваучеры, все станут собственниками. Стали? Ну, те, кто всё это затеял - стали. Остальные - в пролёте.
   Т (не обращаясь ни к кому) - Что называется - поговорили отец с сыном...
   А (Ветерану) - Если я верно понял, вы сказали, что трудящиеся в капиталистических странах жили лучше, чем в СССР. Да? Почему так вышло?
   В - Вот это и странно было. Мы тоже понять не могли, почему так.
   С - Что странно? Почему в пролёте оказались? Ну, ты меня удивляешь. До сих пор не понял?
   В (смотрит на Артиллериста потом на Сына) - Нет. Это-то понятно. Ты мне на другое ответь. Я врач, мало в экономике понимаю. А у вас, в СТАНКИНе, что-то такое преподавали. Верно?
   С - Ну, да. Было.
   В - Так вот, если про СССР вспомнить: как же так выходило, что в государстве трудящихся эти самые трудящиеся жили хуже, чем у капиталистов? С этим-то не поспоришь.
   С - Ну, это еще разобраться надо, где хуже, где лучше. Ты пойми, страны, где люди, в целом, жили сравнительно лучше, чем в СССР, по пальцам пересчитать можно. Это Западная Европа да США с Канадой. Может ещё Япония. Про Австралию - не знаю. А остальные Африки с Азиями и прочие Бразилии - так там всё было куда хуже, чем в СССР. А ведь тоже - капитализм. Живя в СССР, вы на Европу смотрели, а надо бы в другую сторону было глянуть для сравнения. Ведь это ж понимать надо, что только социализм позволил русским, в массе своей, практически достичь европейского уровня жизни. Вот так. Кто-нибудь об этом всём в то время задумывался? А теперь ещё систему неэквивалентного обмена в международной торговле учти. Запад просто диктовал свои условия остальным. Фактически грабил. И с этого грабежа, конечно, мог развиваться ещё быстрей и подкидывать что-то всем своим гражданам, чтоб помалкивали. Видишь, как всё просто?
   Ветеран вопросительно смотрит на Артиллериста. Артиллерист кивает головой.
   А - Да. Теперь понятно. Но чего дальше ждать?
   В (обращаясь к сыну) - Да. Видимо, ты прав... Но пусть и после потрясений, а Россия худо-бедно вошла мировую экономическую систему. И далеко не на последних ролях. Проживём как-нибудь.
   С - Как-нибудь? Дудки! Не выйдет. Вот послушай: "Россия должна подчиниться Европе или устоять в своей отдельности. Если ответ русских будет в пользу отдельности, то нам следует крепить себя." Хорошо сказано? Это Константин Леонтьев ещё полтора века назад сформулировал. Как топором вырубил. Думаешь, что-нибудь изменилось с тех пор? Ни-че-го! Вариантов всего два. Если подчинимся, нас удушат, обчистят и развалят. Сильная, единая Россия Западному миру не нужна. Их здесь вполне устроит кучка маленьких полузависимых вымирающих государств, конкурирующих между собой за вывоз природных ресурсов. А чтобы устоять почти всё придётся делать самим, даже если где-то и худшего качества. Собственно, так и было в СССР.
   В - Зачем же самим, если хуже? Делать то, что лучше получается, а остальное можно купить. Нет?
   С - Можно! Очень можно. То купить, это купить. Но для этого надо и продать. Верно? А что у нас вроде бы хорошо получается, не сильно зависит от импорта и имеет спрос? Ну так, по-крупному? Атомная энергетика, вооружения, космос? Может еще что смежное. На этом и сосредоточимся? А остальное покупать? Да? Только не хватит валютной выручки на всё остальное. Не хватит. Придётся и дальше продавать энергоносители, сырьё, зерно и продукцию грязных производств типа металлургии и удобрений. Здравствуй, сырьевая колония! И, заметь, продавая сырьё, Россия помогает своим конкурентам. Но главное, что убийство - другого слова не подберу, - убийство своих заводов потому, что их продукция уступает импорту, ведёт к утрате товарной безопасности страны. Это главное! Слышал что-нибудь о товарной или экономической безопасности?
   В - Нет.
   С - Правильно. Об этом у нас не распространяются, потому что утрачено. Вот про безопасность продовольственную всем известно. Этим хвастают, поскольку она есть. Только безопасность эта однобокая. Хлеба, да, выращивают достаточно. Даже экспортируют. А вот с животноводством, например, много хуже. Свинины еще хватает, а говядина - импортная. Но самое лучшее мясо - это, ведь, говяжье. Тебе ли, как врачу, этого не знать? А почему так получилось?
   В - Да откуда ж мне знать? Наверное, менее выгодно.
   С - Да. Выгодно зерно за границу гнать. А стадо коров по полгода в тёплом хлеву держать - не выгодно. Отсюда имеем вывоз зерна и сокращение коров, на корм которым большая часть зерновых всегда раньше и уходила. Всё просто... С промышленностью ещё хуже. Не выпускаем своё - зависим от импорта. А это петля на шее. Когда нет своего производства, возникает технологическое отставание. И все. Петля затягивается. Я тебе еще как станкостроитель скажу: о какой безопасности России можно говорить, если мы ввозим оборудования для металлообработки больше, чем сами производим? Вот СССР закупал станков десятую часть от собственного производства, и на один только экспорт их шло больше, чем производит Россия сейчас. А металлообработка, это основа всей промышленности. В том числе и оборонной. Так, что остаётся делать самим и для себя. И смириться с тем, что во многих случаях качество может оказаться заметно ниже.
   Л (возмущённо) - Почему качество ниже?! Что он говорит? В России все криворукие?
   В (Летчику) - Нет, конечно это не так.
   В (Сыну) - Почему ты уверен, что наша продукция будет менее качественной?
   С (после некоторой паузы) - Извини, у меня такое чувство, что мы здесь не одни. Как будто кто-то ещё нас слышит. И ты с ним тоже разговариваешь. Нет?
   В (неуверенно) - Тебе показалось... Так почему наша продукция должна быть хуже импортной?
   С - Не так. Я сказал, что она может оказаться хуже. И этому есть объективные причины. А также... субъективные. И нам всё равно надо пользоваться своим. Так было, так есть и так будет.
   В - Что ты имеешь в виду?
   С - Мы же для другого встретились. Пойдём, по дороге договорим.
   Сын делает попытку встать.
   В (быстро бросив взгляд на Лётчика) - Нет. Нет. Посидим здесь.
   С - Ну, как знаешь. (Садится) Для начала, замечу, не всё наше хуже. Далеко не всё. Вот у меня на даче холодильник, ещё советский. До сих пор работает. Теперь дальше. Например, какое-то уникальное, буквально штучное производство. Тут мы, русские, кого угодно за пояс заткнём, если постараемся. Опять же оборонка. Тут нас война крепко научила. По любому, вооружения должны быть надёжны, эффективны и, по возможности, просты. Проблема в массовом серийном производстве, особенно товаров народного потребления. Вот ты хоть и медик, но офицер. Стало быть, должен понимать, что любая армия не может быть одинаково сильной везде. По всему фронту.
   В - В общем, да.
   А (как бы невольно вырвалось) - Это верно. И что?
   В (бросив короткий взгляд на Артиллериста) - Да, и что?
   С - Гм... Что-то ты не договариваешь... Ладно. Здесь то же самое. Человечество напридумывало громадное разнообразие вещей. И по одной этой причине невозможно в одной стране выпускать всё на высшем уровне. Мир гораздо больше, чем одна страна, и всегда найдётся тот, кто будет делать конкретную вещь лучше всех. Главное, чтобы не было критического отставания по стратегическим направлениям. Любое сложное техническое изделие состоит из множества комплектующих. Какие-то могут быть похуже, какие-то получше зарубежных аналогов, но в целом - изделие оказывается на мировом уровне. И СССР всегда шёл у верхней границы этого мирового уровня по стратегическим направлениям. Космос, авиация, вооружения, энергетика, моторостроение, станкостроение, автомобили, радиоэлектроника. В принципе, этого было вполне достаточно.
   В - Вот, вот, радиоэлектроника. Сказал тоже. Я помню, как в СССР гонялись за японскими магнитофонами. Видики, так те и вообще дефицитом были. А теперь подобного добра - завались.
   С - Ты это про что? Разрушение Союза стоило того, чтоб в каждой подворотне китайской электроникой торговали?
   В (смущённо) - Нет. Я не про то. Но ведь был же дефицит того, этого.
   С - Погоди. Я тебе и о дефиците объясню. Ты про качество понял? Главное, что б было своё, и не очень отставало от лучших мировых образцов. Обеспечить внутренний рынок СССР лучшими импортными изделиями никакой валюты не хватит. И что свои трудящиеся делать будут?
   В - Допустим всё так.
   С - Так, так. Нельзя было радиоэлектронную промышленность гробить только потому, что японцы сделали магнитофон лучше. Радиоэлектроника, это еще и оборонка. А куда рабочим и инженерам идти? В трущобы и шалаши? Но ведь после всех реформ, образно говоря, так и вышло.
   В - Можно было в бизнес пойти.
   С - Можно. Только это не для всех. Тут склонность нужна и некоторое везение. А для большинства это утрата квалификации и профессии, да маята от жизненной неопределённости. Бизнес - это риск. А человеку надёжность нужна и уверенность в завтра. Сам-то в бизнесе покрутился, а потом, как появилась возможность, опять в медицину вернулся. Нет?
   В (медленно, как бы вспоминая своё прошлое) - Да, бизнес, это не для всех. Тут ты прав.
   С - Ну вот. А теперь о дефиците. Но сначала еще о качестве, хотя и о дефиците. Вот речь была о радиоэлектронной промышленности. А ты знаешь, что СССР экспортировал в год по миллиону телевизоров? Значит, вполне приличное качество было. И никакого дефицита на телевизоры внутри страны. Но это частность. У меня есть ощущение, что в СССР по многим товарам дефицит должен был быть вполне плановым.
   В - Это как? Специально его создавали? Не может быть. Зачем?
   В - Зачем? Затем. Вот представь: на рынок выпускается какой-то новый товар. Спрос на него огромный, сильно превышает предложение. Имеем тот самый дефицит. Что делает капиталист? Одной рукой задирает цену, а другой рукой, по возможности быстро, наращивает производство. Далее рынок насыщается, спрос падает. Тогда капиталист, снижает цену, чтобы сохранить за собой спрос, и одновременно сворачивает производство до уровня этого спроса. Всё верно?
   В - Верно. Обычная бизнес-стратегия.
   С - Вот. А сворачивание производства - это сокращение персонала и распродажа оборудования.
   В - Ну да. Главное отбить капиталовложения и получить максимально возможную прибыль.
   С - А уволенный персонал?
   В - Пусть ищут другую работу. Что с ними будет - для бизнеса не имеет значения.
   С - А теперь представь, мог ли СССР себе позволить такое: построить завод, подготовить персонал, обустроить социалку для этого персонала, а потом, когда спрос упал, резко сократить производство и уволить людей?
   В - Ну, ясно - не мог.
   С - Верно. Ведь во главе угла стояла не прибыль, а нормальная жизнь трудящихся. Потому производство любого товара, думаю, планировалось с плавным насыщением рынка так, чтобы в последующем не нужно было заметно сокращать производство. Следовательно, неизбежно в течение длительного времени имел место дефицит. Дефицит вполне плановый. Как тебе такое?
   В - Достаточно убедительно. Я об этом раньше как-то не задумывался... Но ведь был же дефицит не только на какие-то новинки. На многое другое, на продовольствие, наконец. С этим как?
   С (сердито) - А так. "Как потопали, так и полопали". Если чего не хватало, значит плохо работали или мешало что. Это исправлять надо было.
   В - Ну вот и исправили. Нет?
   С (почти кричит) - Исправлять, а не рушить страну! Сейчас много сами делаем? Или всё за нефть-газ куплено? (Спокойнее) А про продовольствие мне не говори. На колхозных рынках всё свободно купить можно было. Дороже, чем в магазинах, но можно. И качеством выше. В любом случае, люди не голодали и всякую дешёвую синтетическую дрянь не ели. Вот представь: всё тоже самое, что и сейчас, но ни нефти, ни газа в России нет. Обделила природа нашу страну. Ну, что бы было? А? Представил? То-то. А коммунисты - гады такие, народ работать заставляли. А им надо было продавать, что из земли добыли, и в ус не дуть. И жил бы народ куда как лучше, чем сейчас.
   В (обескураженно) - Почему?
   С - Олигархов бы всяких не было бы. Распределение доходов от продажи ресурсов было бы куда справедливее. Не находишь? Но вот не додумались, их и скинули. А ещё они, сволочи, не только заставляли всех работать, но и не давали нормальную, нет, конкурентоспособную (выделяет ударением) продукцию выпускать. Вот без них-то теперь как всё наладилось! Наши машины самые лучшие, за нашими смартфонами за границей люди в очередях давятся. Правда? Вот у тебя что: "Москвич" или ВАЗ? Иномарка? Странно! Хотя, да. Можно понять. Иномарки дешевле. Качеством "Запорожцу" уступают.
   В - Ладно, ладно, не кипятись.
   С - А про дефицит, что в конце восьмидесятых был, и говорить нечего. Да ты и сам знаешь. Его специально устроили, чтоб обозлить население, расшатать страну, дискредитировать социализм. Тут обсуждать надо не дефицит, а тех, кто его устроил.
   Л - А субъективные, субъективные причины?
   В (Сыну, чуть помедлив) - С этим ясно... Ты упоминал еще о субъективных причинах низкого качества. Хотя, знаешь, наверное, я и сам отвечу: персональная ответственность за конечный результат и производственная дисциплина вместе с повышением общей культуры труда. Всё это у нас серьёзно просело в послесталинский период. Ты это имел в виду?
   С - Верно. Всё перечисленное относится и к простым работягам, и к начальству.
   А - Да. Разгильдяйство, низкая квалификация и безголовость иных начальников - очень знакомо.
   Ю - И что? Ничего нельзя сделать?
   П - Погодь. Послушаем, что они еще скажут.
   В (Сыну) - Полагаешь, нет никакого выхода?
   С - Почему нет? Должен быть. Увидеть бы его только. Одно скажу: сейчас Россия в тупике ложных фетишей. Вот с высоких трибун уж сколько лет звучат заклинания о повышении конкурентоспособности. А не о конкурентоспособности, как таковой, бы надо заботится.
   В - Это ещё почему?
   С - Нам нужна новая индустриализация на базе передовых научно-технических достижений. Тут тебе и рабочие места, и благополучие народа. А конкуренция? Вот ответь: как повысить конкурентоспособность того, чего нет, задушено налогами или разорено "дефективными менеджерами"? Не знаешь? Вот и я не знаю. Зато знаю почему самые главные новости у нас - это курс доллара и стоимость бочки нефти. Слезать "нефтяной иглы" никто не собирается! Действительно, а зачем? Ведь как удобно: знай гони за рубеж природные ресурсы, себя не забывай и на социалку что-то отстёгивай, чтоб людишки помалкивали. И потому я телевизор выключаю, как только слышу про слезание и повышение. Все достижения этих заклинателей только в прокладке очередной трубы и освоении бюджета. Перестал я им верить.
   Ю - Какой трубы?
   В (Юнге) - Трубопровод для продажи нефти и газа за границу.
   Т - Выходит для того и загубили заводы-фабрики, чтоб больше сырья оставалось на продажу?
   Ветеран молча смотрит на Танкиста.
   Ю - А освоение бюджета?
   В (Юнге) - Освоение бюджета? Это сделать что-то по госзаказу втридорога так, чтоб себе в карман было что положить.
   С (с досадой) - Не пойму. Кому ты это объясняешь?
   В - Никому. Так, самому себе. Не обращай внимания.
   С - Да, еще одно достижение забыл. Количество долларовых и рублёвых миллиардеров растёт. А число граждан за чертой бедности где-то около двадцати миллионов.
   Ю (с удивлением) - Это что, как до Революции?!... Бедняки. Миллиардеры?! Миллиардеры? Да зачем человеку столько?!
   А - Откат в социальной справедливости на столетие назад! Это надо было постараться! А разрушение огромного хозяйства страны? Либо от неумения, либо целенаправленно.
   П - Я вот чего-то не понимаю. Раз такое количество бедноты, то у этих, которые в правительстве и миллиардеры, у них, наверное, просто совести нет.
   В (Пехотинцу) - Видимо, так.
   Т - А что, вполне наглядно: стоило отказаться от социализма, сразу получили богачей и нищих.
   В (Сыну) - Тридцать лет назад мы такого себе представить не могли. Просто никто не хотел об этом думать. Те же шахтёры. Их по телевизору показывали. Помнишь, приезжали в Москву касками стучать: "Наш уголёк всем нужен. Что заработали, то отдайте по полной". Вот теперь их сыновья по полной-то получают у собственников. А ведь были элитой рабочего класса.
   С - Шахтёров спровоцировали. Но ведь надо было голову на плечах иметь. А так, их же самих против их же Советской власти и социализма и использовали.
   В (Сыну) - А есть такие, кому бы ты мог поверить?
   С (медленно, задумчиво) - Не знаю. Пока не знаю. Но знаю, почему бы мог поверить.
   В - Почему?
   С - Знаешь, чтобы верить или не верить кому-то, здесь нужен критерий чёткий. Я думаю, это любовь к своему народу. К народу России. Только это даёт право быть во главе страны.
   А - Верно!
   В - Согласен.
   С - Так вот, не вижу я, что наши нынешние правители любят свой народ. Мы для них скорее средство в достижении каких-то политических и экономических целей. Не более.
   Т (смотрит на Артиллериста) - Средство в достижении целей? Вот даже как.
   В - Ну, если так рассуждать, то в России, наверное, никогда и не было хорошего правителя.
   С - Ты спросил, я ответил. Вот когда увижу тех лидеров, те силы, что любят, им поверю.
   В - А как узнаешь?
   С - Да просто. Когда любят, говорят правду, не думают о личной выгоде и заботятся о народе. Это всё очень хорошо видно. Они там все наверху миллионеры-миллиардеры, а чтобы какому ребёнку на сложную операцию миллион другой собрать - как с шапкой по кругу надо идти.
   В - Знаю... Мерзко это, когда есть такие, кому раз плюнуть, чтоб операцию оплатить... Ну хорошо, особняки, поместья, дорогие машины там разные, драгоценности жён и прочие наручные часы шикарные - не спрячешь. Это на виду. А как с правдой быть?
   С - И с правдой просто. Вот обещали пенсионный возраст не повышать? Повысился! Или другой пример. Вот ты Парад сегодня смотрел, верно?
   В - Да. Смотрел.
   С - Почему Мавзолей Ленина за спиной президента декорациями каждый раз закрывают? Что, никто не знает, кто и что там?
   В - Ну, не могут же они...
   С - Верно. Не могут! От Ленина ширмой отгораживаются. Не видно, значит, как бы и нет. А в действительности - на посмешище себя выставляют. Они правды Ленина боятся: впервые появилась страна, в котором сильный не поедал слабого, государство обеспечивало интересы всех, а не только элиты. Это была попытка прорыва в лучше будущее. Да, попытка оказалась неудачной. Но это не значит, что не будет следующей попытки. Вот какой правды они боятся. Так боятся, что даже придумали новый праздник четвёртого ноября вместо седьмого.
   В - "День народного единства"?
   С - Да. Объяснили: в этот день четыреста лет назад поляков изгнали из Китай-города. Победа, одним словом. А о том, что поляки в Кремле сидели - молчок! И вот тут такая коллизия: Кремль-то поляки сдали в ночь с шестого на седьмое ноября. А?! Ну, нет бы ещё недельку продержались. Как подгадали! Или большевики в семнадцатом? Вот она правда истории! Но нет, празднуют четвёртого ноября. Седьмое - совсем другой праздник. Не их праздник.
   В - Да, тут ты прав. Опять же, как ни крути, а нынешняя российская государственность началась с Октябрьской революции. И, стало быть, Ленин - основатель Российской Федерации.
   С - Вот, вот. С большевиками соглашайся, нет, но честно признавай историю страны и не прячь её за ширмами. А ежегодный военный парад в честь Парада 41 года? Во формулировка! Ведь официально ни гу-гу, почему во время войны Сталин провёл тот Парад. Именно традиционный ежегодный Парад в честь Великого Октября. Это же был посыл всему народу, всему миру: СССР не сломлен, мы победим. Без упоминания об этом пропадает весь смысл и того Парада и нынешних. Так что, кто правду говорит, а кто её боится и прячет - очень хорошо видно.
   В - Ладно. Но ведь заботятся же. Хотя, вроде, как и не должны.
   С - С чего это ты взял? Должны! Ой как должны. А для чего ещё государство нужно людям, что б не проявляло заботу о них? Повышение пенсионного возраста, до которого не все и доживут, это забота? Нет, это затыкание дыр в Пенсионном фонде, которые по их же вине возникли.
   В - Ну вот весной всех на карантин посадили, чтоб пандемию затормозить. Люди не работали, а зарплату получали. Как не забота?
   С - Зарплату только бюджетники нормально получили. А остальным весьма несладко пришлось. Не обольщайся. А в квартирах безвылазно сидеть почти два с половиной месяца, это как, полезно для здоровья? В Москве даже парки все позакрывали. Человеку движение нужно. Ты же врач, должен понимать, как вредна малая подвижность. Особенно пожилым. И потом, вон в Белоруссии никакого карантина не было, и не перезаражались все поголовно. Это как объяснишь?
   В - Пока никак. И вообще, я хирург, а не инфекционист.
   С - А я вот думаю, что карантин нам устроили из-за недавней реформы здравоохранения. Тогда сколько больниц сократили. Оптимизировали для сокращения расходов на избыточные - как они посчитали - койко-места, что еще от СССР остались. А тут пандемия. Спохватились. А людей-то лечить негде и некому. Потому и карантин ввели, пока какие-никакие места для госпитализации не обеспечат. Это они о собственном благополучии заботились, чтоб чего не вышло, если зараза сильно распространиться. И вообще, о народе они так заботятся, что население все тридцать лет от какой заботы только сокращается. Как врачу, тебе это должно же что-то говорить?
   В - Говорит. Давно говорит. Условия жизни способствуют угнетению популяции. Это если по-научному. Ладно. Убедил.
   Ю (быстро) - Товарищ полковник, как вы думаете, товарищ Сталин любил наш народ?
   А - Потом, потом. Этих послушаем.
   С - Я уже тебе говорил, если б действительно о людях заботились, не допустили бы безобразного социального расслоения, а вместо разрушения промышленности создавали бы рабочие места, требующие высокой квалификации. Это к вопросу об инновационном пути развития. Завёл ты меня здорово своими вопросами. Я тебе про инновационный путь ведь еще не всё сказал. Все эти инновации-цифровизации не будут работать, если с ними некому будет работать. Понял? Это я про нашу нынешнюю систему образования. От школьного и до высшего. После всех реформ.
   В - И что?
   С - А ты сходи в школу на родительское собрание к своему внуку. Попробуй с учителем по душам поговорить. Если согласиться. Уверяю, много интересного узнаешь. О реформах и тех, кто их затеял. И всё будет негатив. Это помимо ЕГЭ, который сам по себе диверсия... Но я тебе и так скажу самое главное. Если министр образования заявляет, что недостаток советской школы был в том, что она формировала человека-творца, а сейчас нужен потребитель, способный квалифицированно пользоваться результатами творчества других, то о каком инновационном развитии может вообще идти тут речь? Того министра уже и след простыл, а результаты его деятельности остались. Или другая напасть: школа должна не учить, а оказывать образовательные услуги. Каково? Оказание услуг! Прочувствовал? В СССР школа формировала гражданина страны. (Делает паузу, потом медленно продолжает) Хотя, видимо, под конец не очень-то успешно формировала. (Резко) А теперь - услуги! И учитель - не учитель, а слуга. Ну и как дети буду учиться, если видят - нет пользы от этих знаний в теперешней России? Услуга - это хочу - беру, не хочу - не беру. Вот они так и учатся. Точнее - не (выделяет интонацией) учатся. А сокращение бюджетных и увеличение платных мест в профессиональном и высшем образовании? Это тоже забота и путь к инновациям? Или выкачивание средств из граждан?
   В - Так может это правильно. Почему кто-то посторонний должен оплачивать учёбу человека? Пусть берёт кредит, например, получает профессию, работает. Его выбор, его ответственность. Будет стимул хорошо работать по специальности, чтоб вернуть долг.
   С - Ага. Стимул. Как же. Стимул будет поскорее кредит закрыть. Вот ответь: врач, сам оплативший своё обучение, будет в первую голову заботиться о том, как потраченные деньги отбить, или как больных лечить? Вот я думаю, что каков бы он ни был, а о деньгах будут первые мысли. И потом, сам-то ты бесплатно учился, а теперь как рассуждаешь.
   В (тихо) - Тогда другое время было.
   С - Знаешь, а мне то (выделяет интонацией) время как-то всё больше и больше нравиться стало.
   В - Тогда тебе к коммунистам надо.
   С - А тебе не надо?!
   В - Мне... (Далее медленно, задумчиво) Понимаешь, сын, когда СССР стал рушиться, я только в жизнь входить стал. Ещё вы с сестрой на руках. И тут такое началось. Кто этого не пережил, то не поймёт. (Откидывается на спинку скамейки. Долго молчит.) За два - три года всё перевернулось. С ног на голову. Чёрное стало белым, белое чёрным. Это, это, знаешь, как контузия было. Я теперь уж и не знаю, что верно, что нет. Столько на голову вылили за это время. И вот так жизнь пролетела. А признать, что всё, по большому счёту, неправильно было... Трудно... Поздно мне что-то менять. Дожить бы своё. Теперь ваше время.
   Т (Ветерану) - А хорошая позиция у вас, товарищ майор. Заварили кашу и в сторону.
   Ветеран вскидывает голову, смотрит на Танкиста. Встаёт.
   А (Танкисту, кладя руку ему на плечо) - Не горячись, мазута. Когда предательство с самого верха идёт, голову, действительно, потерять немудрено.
   С (вставая) - Так идём, что ли?
   В (пристукнув палкой о землю) - А если Сталин Гитлеру бы сдался? Каково такое пережить?
   Т (тоже вставая, Ветерану) - Но, но! Товарищ Сталин вашим не чета!
   А (Ветерану) - Майор, обождите. Может, больше не встретимся.
   С - Ну, это ты, отец, хватил. Сталин не тот человек был, чтоб страну врагам сдать.
   В (садится) - Да, это верно. Посидим еще здесь.
   С - Как хочешь... А про коммунистов я уже думал. Но какие-то они все сомнительные, что ли. Вот те, что думские, они, вроде, верно говорят. Но больше власть критикуют. Оно и понятно - оппозиция. Плохо то, что они лишь реагируют на текущую политическую повестку, а должны бы стараться сами её формировать. Что критика? Страна неправильно живёт, это люди и так понимают. А как правильно? И как сделать это самое правильно? И ещё. Не хватает им привлекательного образа, картинки той России, которую построить хотят. Сказать "социализм", "СССР 2.0" мало. Надо показать, каким всё это будет. Ну, про остальные мелкие компартии и говорить нечего. Невесть кто. Хотя, там, наверняка, есть приличные люди... А с другой стороны - они это мы. Другим-то, лучшим, откуда взяться? Не с Марса же прилетят. Но, в общем, да, ты прав. Социализм мне ближе чем то, не знаю, как назвать, что у нас сейчас... Индустриализацию провести, образование со здравоохранением поднять и жуликов извести при социализме вполне можно. И население, как показывает прошлый опыт, только вырастет... Кстати. На счёт коммунистов. Меня в Китай работать по контракту приглашают. Инженером-конструктором.
   В (с интересом) - Думаешь России по китайскому пути надо пойти? Поедешь? Надолго?
   С - Нет. По китайскому пути не надо.
   В - Почему же? Индустриализация, инновации, образование. Всё там есть, за что ты ратуешь.
   С - А еще социальное расслоение и эксплуатация трудящихся. С этой точки зрения, чем там лучше-то? Там тоже есть свои миллиардеры и беднота. Нет, России это не подходит. И второму Китаю на планете Земля места нет. Китай плотно встроен в мировую экономику, не самодостаточен, и потому уязвим. Хотя, верно и обратное - мир зависим от Китая. Ведь в чём причина китайского рывка? Просто они, за неимением ничего другого, в обмен на инвестиции и технологии сдали в эксплуатацию мировому капиталу самих себя. А Россия сдала в эксплуатацию свои недра. И вся разница. Но разница существенная. Без России и русских мир проживет, недра-то останутся. Без Китая - нет. Это к вопросу о том, что я говорил раньше... А с образованием, да, у них полный порядок. И стимулы есть, и учитель в Китае почти на уровне святого почитается.
   В - Поедешь?
   С - Не знаю. Контракт на пять лет с возможностью пролонгации. Пока думаю. Время терпит.
   В - Смущает что-то? Мало предлагают?
   С - Нет. Я здесь за эти пять лет столько не получу, сколько там за год. В другом дело.
   В - В чём же?
   С - В детях. В моих детях.
   В - Не понял. Не хотят ехать?
   С - Наоборот. Им даже интересно. Но пять лет, это слишком долго.
   В - Почему?
   С - Пять лет для ребёнка целая эпоха. Они будут расти в совершенно другой культурной среде. Тут не то, что младший, а и старший русский язык подзабудет.
   В - А вы с женой разве не на русском будете с ними говорить?
   С - На русском. Но они же и с китайскими сверстниками контактировать будут. И чем дальше, тем больше. А в какую школу пойдут? Боюсь увезти русских детей, а привезти китайских.
   В - Не преувеличивай. И что плохого в китайской культуре?
   С - Плохого ничего. Просто она другая. И всё. Понимаешь, вот другая, не наша. Меня ведь туда мой однокашник по СТАНКИНу сосватал. Он после защиты диплома сразу как-то в Китай уехал. А тут объявился, старые знакомства поднял, меня нашёл, посмотрел, над чем сейчас работаю. Предложил то же самое в Китае делать. Еще нескольких из нашего выпуска подбивает. Так вот: он стал не таким, как мы. Другой почти во всём. Вот я и задумался: "А что значит быть русским"?
   В - И?
   С - Ну это мы с тобой до вечера проговорить можем. Никуда не успеем. Как-нибудь в другой раз.
   Л - Нет, пусть уж скажет. Если начал.
   А (Ветерану) - Попросите сына хоть коротко рассказать. Что значит быть русскими, мы семьдесят пять лет назад отлично понимали. Потому и фашистов побили. А как теперь?
   В (Сыну) - Ну если коротко, попробуй. Самое главное.
   С - Вряд ли коротко об этот можно. Но попробую. Извини, если несколько академически получится. Самая суть. Русский - это первую очередь носитель мировоззрения, определяющего место человека в обществе и мире и их неразрывную взаимосвязь. Основу можно сформулировать так: все сущее, имеет право на существование; живи сам, и не мешай жить другим; поиск правды, смысла жизни и стремление к справедливости; человек свободен в поступках, и один судья ему - его совесть. Все в мире взаимосвязано и взаимозависимо, следовательно, человек несет в себе связь со всем миром, а в свободе своей - ответственность за все, происходящее вокруг. И здесь граница его свободе, а также основа коллективизма. Это мировоззрение сложилось исторически в процессе формирования, как русского народа, так и русской государственности, ведь одно без другого невозможно. Ну а государственность, это, конечно, Империя. Хоть Православная монархия, хоть Советы. Империя потому, что сочетание в русском внутренней свободы с ощущением взаимосвязи всего со всем, приводит к тому, что мы, русские, как народ, не можем сколько-нибудь долго сохранять себя в соприкосновении с агрессивными соседями без наличия у нас жесткой внешней защитной оболочки и прочного каркаса в лице сильного государства. Если хочешь - ирония судьбы: самый свободолюбивый народ вынужден стягивать себя стальным обручем централизованной государственной власти, которая, единственно и может организовать его движение для адекватного ответа вызовам времени. И решающим моментом в согласии народа на такую власть является то, в какой мере она отражает его национальные интересы. То есть для России народовластие - есть действие верховной власти в интересах народа. Вот примерно так.
   В (медленно, задумчиво) - Пожалуй. Пожалуй.
   Л - Верно сказано.
   А - Да. В главном ничего не изменилось. Это обнадёживает.
   С - А, например, Китай, он другой. Для китайца, его страна - абсолютный центр мироздания. Всё, что вне Китая, имеет хоть какое-то значение только в приложении к Китаю. Личность отдельного человека - пыль на фоне пяти тысяч лет истории Китая. Их полтора миллиарда, из-за этого они в постоянной конкуренции друг с другом. Отсюда: если ты не лучший, то ты лузер. Разница с Россией очевидна. У нас личные интересы человека, способного подчинить их общим, именно в силу этого, становятся также важны, как и общие. Личное и общее равноценны и должны стремиться к согласию, к симфонии.
   Все молчат некоторое время.
   А (Ветерану) - Спасибо вам. Теперь мы узнали всё, что нас интересовало... Я так понял, вы куда-то собирались идти с сыном перед тем, как встретили нас. Простите, что задержали вас. Нам даже отблагодарить вас нечем.
   В - Ничего. Наш разговор сам по себе невероятно значим. Так откровенно взглянуть на себя и страну... Есть о чём подумать... Однако, действительно, мы сильно задержались. (Сыну) Идём.
   Ветеран и его сын встают.
   В - Прощайте. Хочется надеяться, что всё у вас будет благополучно... Несмотря ни на что.
   С - Может ты мне, наконец, объяснишь, что здесь происходит?
   В - Может быть. Потом.
   Т (Ветерану) - Да объясните. Чего там. Поверит, не поверит. Какая разница. А с нами, что будет, то будет. Но спасибо.
   А - Расскажите о нас сыну. Он у вас достойным человеком вырос. И будьте здоровы.
   Л, П, Ю (одновременно) - Прощайте.
   В (Сыну) - Идём, идём. Я тебе кое-что сказать должен, только обещай не перебивать.
   Ветеран и его сын не торопясь уходят.
   А (после некоторой паузы) - Ну, что, товарищи, подведём итоги.
   Т - А чего подводить-то? И так всё ясно. Скурвились они вконец. За редкими исключениями.
   А - Не всё так просто. В конец, в массе своей, так измениться в худшую сторону русские не могут.
   Т - Ну, да, если они еще русские, в таком случае.
   А - Если здесь в России еще остались русские, то они рано или поздно всё на свой лад повернут. И я думаю, что русские здесь пока есть. Только в силы свои и возможности не верят, потому и путей выхода из беды не видят. Хотя выход-то рядом, рукой дотянутся. И противиться их воле, если действием проявят её, здесь некому.
   Л - Как же некому, а государство это их буржуйское?
   А - Никакое это не буржуйское государство. Здесь даже крупной буржуазной собственности-то толком нет. Мелкая есть, но она не в счёт. А крупная, я даже не могу определить какая она. Но точно не буржуазная.
   Ю - Почему? Ведь богачи же здесь есть.
   А - Есть. Только все крупные проекты или бизнесы (произносит с некоторым затруднением), где действительно большие деньги крутятся, связаны с бюджетом или контролируется государством. Но даже не это главное. Цели у них совершенно не буржуазные, не капиталистические.
   Л - А какие же?
   А - Эх, не хватает, вам, молодым, образования. Иначе сами бы давно поняли. Вот в чём цель капиталистического хозяйства? Во всемерном росте капитала. А буржуазное государство - это что? Это инструмент насилия - часто, вооружённого насилия - в руках буржуазии для реализации своего господства. А здесь? А здесь есть химера, целью которой является продажа за границу природных ресурсов для персонального обогащение лиц, контролирующих этот процесс. Но химера эта недолговечна. Она в любом случае исчезнет, когда оскудеют природные запасы или сильно упадут на них цены.
   Л - Но они подчиняются этой химере. Значит, согласны с ней.
   А - Нет. Скорее, боятся, ведь она кажется всесильной. А еще не хотят брать на себя личную ответственность за страну. Но достаточно им решить избавиться от химеры, и она рухнет.
   П - Химера-то она, может и химера, а только как бы после неё от страны пепелище не осталось. Если долго раскачиваться будут.
   А - Это верно... Но химера ещё и умная. Помните Ферзя с его правилами паразитирования? Химера - тот же паразит. Паразит, как-то заботящийся о сохранении объекта паразитирования. Потому и населению не даёт полностью в откровенную нищету упасть, и армию старается держать на приемлемом, по её понятиям, уровне. А конфликты и протесты, напрямую не направленные против неё и не затрагивающие её интересы, она старается решать путём компромиссов. Лишь бы никто не посягал на неё и не мешал выполнению главной цели.
   На сцену быстро выходит Сын Ветерана. Замедляясь, приближается к тому месту, где сидят Артиллерист, Лётчик, Танкист, Пехотинец и Юнга.
   С (нерешительно)- Вы, вы ещё здесь?... Здесь? (Как бы сам себе) Бред какой-то... Если здесь, дайте знать хоть как-то.
   Л - Как? Не увидит, не услышит.
   П - Поверил, значит, бате.
   Сын подходит к скамье, на которой сидел, осторожно садится. Поднимает над столом руку, раскрыв ладонь в сторону сидящего напротив Артиллериста. Медленно двигает руку вперёд.
   А - Молодец! Догадался!
   Артиллерист поднимает свою руку навстречу руке Сына. Их ладони почти соприкасаются.
   С (удивлённо и удовлетворённо) - Есть! Дальше не пускает.
   Отводит руку назад и снова вперёд.
   С - Стена. Значит - всё правда!
   Вскакивает.
   С - Послушайте, я вам отвечу. Главное. Всё было не напрасно. Не напрасно! Вы смогли, и мы выстоим. Нам нельзя иначе.
   П - Эх, милый. Это ты сейчас так говоришь. День - другой пройдёт, жизнь закрутит - завертит. Своя-то рубашка ближе к телу, а тут как напрягаться придётся. До кровавого пота. Да и много ли таких найдётся?
   С - Наш президент однажды признал, что гибель СССР была катастрофой. И ещё добавил: "Кто не жалеет об этом, у того нет сердца. А у того, кто хочет восстановления его в прежнем виде - нет головы". В прежнем виде. (Выделяет ударением) Громадное количество людей считает, что и в прежнем виде для страны было бы лучше, чем сейчас. И головы у них вполне на месте. Головы нет у того, кто не хочет восстановить в более совершенном виде то, о крушении чего сожалеет.
   Свет на сцене быстро меркнет. В полной темноте тревожно и пронзительно звучит голос Юнги.
   Ю - Подождите! Так не правильно! Так не должно быть! Так не может быть! Попробуем ещё. Давайте еще на двадцать пять лет. Посмотрим там.
   А (громко) - Да.
   Резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой "Две тысячи сорок пятый год"!
  
   Конец первой сцены четвёртого действия.
  
   Сцена вторая (Финал)
  
   Сцена полностью затемнена.
   Ю (восторженно) - Смотрите! Видите! У них получилось! Получилось! У всех у нас получилось!
   Освещение сцены медленно нарастает, начиная от центра. На большом экране в глубине сцены постепенно проявляется флагшток над Кремлём. На флагштоке виден Государственный флаг СССР, развевающийся на ветру. Звучит, постепенно усиливаясь, музыка Государственного гимна СССР. Узкий луч прожектора высвечивает на сцене Юнгу. Юнга несколько секунд пристально смотрит со сцены в зал, потом медленно поворачивается к флагу СССР, отдаёт ему честь и застывает. Далее такие же узкие лучи прожекторов последовательно освещают Лётчика, Танкиста, Пехотинца и Артиллериста. Они тоже смотрят в зал, а потом, как Юнга поворачиваются к флагу, отдают ему честь и застывают.
   В это же время на несколько секунд узкий сине-фиолетовый луч прожектора освещает на краю сцены Ферзя, смотрящего на флаг СССР. Одновременно на противоположном краю сцены луч прожектора "тёплого цвета" высвечивает медсестру из Первого действия, она пристально смотрит на флаг СССР, поднимает руку и крестит его.
   Лучи света начинают постепенно освещать всю сцену, оставляя лишь по краям её полусумрак. Вся сцена (и сумрачная её часть) оказывается заполненной бойцами и командирами Красной Армии, стоящими лицом к залу. Те из них, на которых начинают падать лучи света, некоторое время смотрят в зал, делают полуоборот к флагу СССР и отдают ему честь.
   Артиллерист, Лётчик, Танкист, Пехотинец и Юнга поворачиваются лицом к залу. Теперь прожектора высвечивают только их.
   А (громко, внушительно) - Мы сделали, что должно! Теперь ваш черёд!
  
   Занавес
  
   Конец четвёртого действия
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"