Аннотация: Его слюна, кровь и прикосновение губительны для живых существ, он переносчик множества болезней. Люди его боятся и презирают. Он грязь под ногами человечества, и он устал так жить. Что же может пожелать тот у кого ничего нет? Всё!
ПРОЛОГ
Он пришел, чтобы насытиться. Тенью упал на город с острыми крышами, сбросил на них необъятное тело и расплескался густым, чернильным туманом. Щупальцами втекал между домами, впитывался в рыжую пыль на дороге, смывал прохожих, собак, деревья, скрипящие качели и недопитую бутылку с ромом. Люди шли и пропадали, не успев даже вскрикнуть, как муравьи слизанные с ветки.
Паутина задрожала, серая от пыли, лапы похожие на острые пики, коснулись тонких линий...
Его имя Ами, он - танцовщица, что зарабатывает на жизнь уличными выступлениями. Ами раскинула ноги на ржавом стуле. Повивальная бабка втиснула острую иглу между ног. Еще не родившаяся жизнь, выплеснулась вместе с кровью и разлилась по телу горячей, бьющей тело лихорадкой.
Нет...
Он рудокоп, что потерял жену, дочь, собаку, в тот день когда горели трущобы, но выжил сам, чтобы погубить сорок человек. Он думал, что они вышли, когда поджигал динамит.
Нет...
Ему сорок, он муж и отец. Каждый день он идет к обрыву и смотрит в пустоту под ногами. Пустота внутри него. Глубокая, давящая и бессмысленная. Для чего? Для кого? Ответов нет. Но там, на дне этой бездны есть все, что ему нужно.
Нет...
Он астроном, считающий звезды, на его столе карта неба, а душа горит, охваченная мечтой долететь до звезды. Я найду способ!
Да. Но мало! Этого мало!
Ему всего пять, он бинтует своей собаке, отрубленную лапу.
Еще!
Он кареглазый, стройный наследник. Шахзаде. Он пришел, чтобы спасти город. Жажда помогать и вести народ к светлому будущему переполняет его. Эти бесплодные земли и жадные люди впервые породили воистину великого и благородного правителя.
Черная земля задрожала и дома стали оседать. Строения разлетались на куски, как трухлявый улей, брызгали каменной крошкой на песок. А он поглощал и насыщал свое пустое нутро... Аура шахзаде разливалась по телу огнем, выгоняя лед и холод. Потемнели золотые линии и стали обгорать. Погасла в далеком будущем цветущая империя, исчезло имя Адама сына Эрганга из страниц летописей. Исчезли множество паутинок, линий и ветвей, вместе с великой династией завоевателей и детей кареглазого шахзаде. Темнея линия судьбы изменила рисунок паутины, обвалились и прорвались края - пыль сыпалась с паутины, и другая нить, тонкая и светящаяся, блеснула в темноте серебром и кровью.
Он чуть коснулся ее, заставил тонкую нить дрожать и жадно вдохнул запах. Женщина. Сильная женщина... Ее судьба, ее будущее, утолит его голод.
1. ПУГАЛО
Над головой темнел свод и свисала скользкая бахрома из волос и тряпок. Вокруг царила вонь. Уже десять гребаных лет его жизни в канализации царила вонь. От этой вони хотелось выблевать легкие.
Скар проглотил кислый комок рвоты и попытался приподняться.
Что-то рвануло плечо с такой силой, что он вскрикнул. Горячая кровь хлынула за шиворот и сбоку вспыхнули два желтых огня. Влажное дыхание из пасти существа обожгло шею. На движение плечом в ране жгучей болью отозвались клыки. Ящерица зашамкала пастью, пытаясь вобрать кусок побольше, но зубы вязли в плотной куртке.
Холера его жрет!
- Довольно! - Скар оттолкнул Холеру. Она зашипела и подняла веером красный гребень, готовясь для броска. Злое, вечно прожорливое и жестокое создание. Вырасти она в загонах благородного господина и миниатюрные, завернутые в шелка женщины катались бы на ней по персиковому саду. Но ее вырастил Скар, вырастил так, как вырос сам. И только его резкий окрик или шлепок мог вернуть Холере рассудок, когда она, почувствовав запах крови, превращалась в хищника, кем ее и породила природа.
Скар среагировал быстро - вытащил из кармана тонкий шнур и ударил по земле. Ящерица вздрогнула и попятилась. Следующий удар пришелся ей по морде. Собравшиеся вокруг дети разразились визгливым хохотом. Для них любая боль смешна, если ее причиняют другому.
Холера затравленно зашипела и отползла, пригибая голову. Из темноты засверкали сердитые, голодные и обиженные глаза.
Стоит ли на нее сердиться, ведь она животное?
Но Скар сердился, ощущая недовольство на грани обиды.
Как же так, Хал? Как же так?..
Под носом становилось мокро и горячо. Едва он коснулся верхней губы, как ощутил, что ткань шейного платка, за которой он прятал лицо, липкая от влаги.
Кровь. Она затекла даже под ободки очков-консервов и резиновый пояс, что плотно удерживал их, и теперь они не защищали глаза, а мешали видеть.
Скар пытался припомнить, что произошло и затылок наполнила тяжесть.
Я потерял сознание! Упал с Холеры, на потеху мелким ублюдкам. И я что-то видел. Гибель... Я видел гибель этого мира.
Что-то недоброе движется на этот мир, что-то голодное, злое и холодное, как пустота. Так было всегда. Гибли миры, цивилизации, города, страны, люди, и их история предавалась забвению. И вот опять...
Снова бежать? Скитаться, как призрак в поиске хоть какого-то подобия жизни?
Вот только в этот раз сложнее. Скар вернулся на родину предков, в надежде отыскать прошлое и возможно будущее. Не нашел ни того, ни другого. Но может быть плохо искал?
- Говноед упал в дерьмо! И в дерьме сидит оно!
- Пугало! Пугало! Пугало!
Скар оглянулся, пытаясь рукавом протереть стекла очков. Пыль и кровь размазывались. Их нужно снять и хорошо вытереть, но... Скар едва ли представлял какой переполох это вызовет. Тем времен дети кружили рядом с возвышенностью черными демонами, они отбрасывали тени и скалились, не переставая кричать и смеяться. Он поставил руки на землю, раскачиваясь вперед и назад. Грязные, цвета старой ржавчины, волосы раскачивались вместе с ним.
- Пугало!
В Скара швырнули пару мелких камешков. Ожгло висок и кровь щекоткой побежала по щеке, за шиворот.
- Я съем ваши души, - сказал он, в его спокойном голосе было больше обещания боли, больше угрозы, чем в разъяренном крике. Его внешность, в тон голосу, была устрашающей - тело, жилистое и гибкое, как ремень и настораживающая скрытность - глубокий капюшон, лицо всегда в тени и спрятано под шейным платком до носа.
Дети чуть попятились, когда он устоял на полусогнутых ногах.
Головная боль усиливалась. Он стреляла в переносицу жгучими укусами, как змея. Скар раздул щеки, втягивая воздух рывками.
Лучше бы я сдох, чем терпеть это!
Он уже спускался по пригорку, когда в него снова полетели камни.
Скар закрылся рукой. Камни били в локоть, колени, ребра и плечи. Дети смелели с каждым метко угодившим камнем, вскоре вход пошли увесистые булыжники. Они врезались, как тяжелые кулаки. Скар попятился и едва не рухнул на спину.
- Пугало немытое!
Огонь облил шею и лоб, зубы скрипели так, что должны были плавится челюсти. Он бы кинулся и разорвал на клочки маленьких сучат, но люди убьют его. Никто не придет мстить за Скара. Его сородичи попрятались в вонючие дыры и довольствуются объедками.
Дети продолжали крутиться вокруг, словно дразнили спящего шипохвоста. А слабо...!
Их нужно лишь припугнуть.
Скар пригнул голову и зашипел, подражая ящеру. Воздух вырвался из легких, словно струя из лопнувшего шарика. Дети с визгом бросились наутек - замелькали грязные пятки и косички. Один остался. Мальчишка широко открыл рот, а в его глазах бился ужас.
Скар сгреб мальчишку за шкирку и встряхнул.
- Жизнь так сложна, опасна и непредсказуема. Сейчас ты играешь в игру, а через секунду у тебя нет ушей, глаз или носа. Иди и скажи своим дружкам, я знаю, где их домик. Скажи, я приду и съем их душу! - он клацнул зубами возле его уха, через шейный платок. Легкий толчок - ребенок отчаянно взмахнул руками, загребая воздух, и хлопнулся в пыль.
Хоть бы говнюк сломал шею!
Скар не оглянулся, быстро зашагал, размахивая руками. Холера сопела в спину. Идет... Куда она денется? Тишину прорезал громкий, детский плач. Мальчишка кричал не от боли, от ужаса, который медленно отступал. Вот и урок на будущее, что, играя в "опасность", учись бегать так же быстро, как и дружки, иначе огребешь за всех. Скар еще не ушел, а в спину уже доносились детские голоса - друзья вернулись за мальчишкой.
- Не надо душу-у-у... Господин, простите! Мы больше не бу-у-удем!
Скар удовлетворенно хмыкнул. Идиоты. Если бы он мог выпить душу, он бы уже ее выпил.
***
Более двух сотен лет Скар потратил на поиски дома, путешествуя между мирами Вселенной, а теперь не готов покинуть даже Крысятник. Он брел вдоль стены, увешенной коптящими факелами, мимо подъемника, вслушиваясь в дыхание Холеры. Страх был физически осязаем. Он пытался представить Верхний мир и желудок съеживался от ужаса. Тьма и проклятье! Многие миры гибли на его глазах, но может быть он понял свое видение неправильно? Или это всего лишь отговорки... Видения никогда не бывали ошибочными. Здесь проще затеряться, а там он будет бросаться в глаза. Сколько же городов и земель предстоит обыскать в поисках атриума? Сколько людей повстречать! С ними придется общаться, пытаться выстраивать хоть какое-то подобие беседы. А может не придется? Может ему удастся избежать разговоров? И все же десять лет долгий срок! Он едва ли представляет, как жить наверху. А здесь он прижился, стал частью этой зловонной массы.
Я так же воняю и разлагаюсь, как все вокруг.
Извилистые, влажные туннели забило вонью и гарью, под ногами скользила, твердая как стекло, земля. Темно, душно и жарко. Шли не люди - балахоны, лиц не видно, никто не хочет, чтобы его узнавали, шли, низко опустив головы.
- Никакого спокойствия! - шептались двое у лавки, сделанной из глины и камней. - Мы выбрали добровольно заточение в зловонной тюрьме, а они пришли сюда! Потрошили здесь все, трясли всех, пока его не сдал кто-то, не выдал, как нашкодившего ублюдка. И что теперь думать? А вдруг завтра они придут за мной?
- Не придут. Он сделал что-то такое, что зудело в их холеных задочках. А ты всего лишь украл булку хлеба и снасильничал эту жирную кабаниху.
- Он говорил, что служил Эргангу.
- Он слишком много говорил об этом, поэтому за ним пришли.
- И здесь живут крысы. Тихо!
Двое замолчали. Скар прошел мимо. Его это не касалось. Многие головы жителей Крысятника в Верхнем мире стоят золота. Верхние знают где прячутся убийцы и насильники. Время от времени туннели сотрясают шаги солдат, тогда жители прячутся в норы, хижины, лачуги и молятся о том, чтобы солдаты пришли за кем-то другим. Единственное, что удивляло Скара - если правители знают, где искать беглых бандитов, почему Эрганг - правитель Золотой империи или империи Рассвета, так это государство называли люди, не приказал вычистить Крысятник? Может ему было жаль детей и женщин, что бежали вслед за мужьями или были похищены и замурованы здесь?
Скар повидал много политиков, справедливые и мягкие быстро умирали. Эрангу Великому и Всемогущему было тридцать девять лет, из них двадцать три он просидел на престоле.
Скар зашагал по веревочному мосту под скрип канатов и досок. На небольшом островке, окруженном просторным гротом, стоял шатер. Он был входом в жилище. Здесь, среди хлама, книг и пыльных ковров, Скар принимал людей, рассказывая их будущее и прошлое. Но чаще всего "смерть". "Крикун" - называли его местные. Хочешь узнать, когда сдохнешь, сходи к Крикуну. Клиентов у него было мало, либо сумасшедшие, либо отчаявшиеся. И денег его умение не приносило. Скар постепенно охладевал к этому занятию, поэтому заметив возле шатра девушку, громко выдохнул через нос. На ней был серый, латаный плащ. А тонкие пальцы сплетали и расплетали кончик золотой косы. Девушка боязливо подняла голову. В глазах слюнявая, щенячья боль... Все брошенки выглядят, как побитые собаки. Скар брезгливо сморщил нос и прошел мимо.
- Господин Крикун!
- Чего тебе, дорогая? - бросил с издевкой. Голос его прозвучал тонко и ядовито. Скар был не в настроении.
- Я не знаю как быть, господин Крикун. Вы моя последняя... - она протянула ему голую ладошку без перчатки, Скар едва не шарахнулся прочь. Еще ему не хватало... - Я не знаю что для этого нужно... Моя кровь?
- От тебя ничего. Уходи. Сегодня я никого не принимаю.
- А завтра?
- Нет.
Он вошел в шатер и задернул полог, снаружи послышались всхлипы.
Внутри шатра железный люк на замке и спуск в само жилище, Скар спустился в него и захлопнул, мгновенно позабыв о девушке. Да помнил ли он о ней хоть минуту? Его жилище представляло собой небольшой грот, душный и темный, словно чрево чудовища, и в нем минимум вещей - лежак, лавка, тумба и пара сундуков. Сумрачно и сыро. Низкий, земляной потолок нависал над головой, пахло горелым жиром от светильников и дохлятиной. Гнили запасы Холеры. Она сносила еду в комнату и складывала под кровать или дорожную сумку, делала припасы на черный день. Он никогда не успевал отыскивать ее заначки и они начинали разлагаться. В комнате не было окон, чтобы проветрить, лишь узкое решетчатое отверстие в потолке, что служило вентиляцией.
Тем временем боль усиливалась, набрякла где-то за глазами, рвущая и пульсирующая, даже моргать было больно. Сначала Скар развязывал тесёмки тряпичного мешка. На дне оказалась сушенная трава, в воздухе запахло горьковатым и терпким ароматом. Опиат успокаивал боль, но после его принятия, Скар с трудом мог сосредоточится на действительности. Холера забилась под лавку и с любопытством следила за тем, как он медленно бинтует след укуса. После, словно обкуренный, Скар ходил между тумбой и кроватью, собирая вещи в дорогу - что-то натягивал на себя или заталкивал в сумку. Брал он немногое. Еду, острое шило, очки-консервы с желтыми линзами, бурдюки с водой, куртку и тяжелые ботинки. А после задвигал ящики, закрывал крышки от тайников на ключ и готовил лежанку на ночь, подталкивая в залысины травяного матраса солому.
Зачем я это делаю, если не вернусь?
На стене был нарисован календарь, Скар зачеркнул день, как делал всегда прежде чем пойти спать.
Я не собираюсь спать!
Когда боль и действия опиата стала стихать, Скар лег на лежанку и закрыл глаза. Завтра он продолжит сборы.
Ранним утром, когда Крысятник еще погружен в безжизненную дрему, Скара разбудил грохот. Ящерица выследила, вынюхала крысу. Хвост и гребень поднялись в боевую готовность. Скар наблюдал за их мельтешением, когда пытаясь выгнать добычу из укрытия, Холера стремительно металась по пещере, подпрыгивала и била задними ногами об пол. Постепенно накал ее охоты стих до едва различимого шебуршания, Скар задремал, но вновь был разбужен урчанием и чавканьем.
- Подавись! - крикнул он, бросив в нее подушку - мешок набитый перьями и соломой.
Подушка ударила Холеру и в ее зубах взорвалась перьями и соломой. После чего ящерица расчихалась и расфыркалась, окончательно лишив Скара сна. Он нехотя поднялся, понимая, что поспать уже не выйдет и нужно собираться. К тому же нужны деньги в дорогу. Скар взглянул на крышку люка в потолке и раздраженно выдохнул.
- Девка! - крикнул он, выбраясь наружи. Глупо было надеяться, что она его ждет. Тишина. У края расщелины что-то темнело, Скар приостановился и разглядел серый, латаный плащ. В крамане лежало письмо от некого Грина. Так и есть... Бросил. И она бросилась. Выбыла из этой утомительной гонки за счастье, даже не попытавшись сделать хоть что-то. А может и правильно сделала... Такие не живут, ломаются, как спички.
Впрочем Скар был занят, чтобы думать о судьбе несчастной.
Он послонялся по Крысятнику в поисках клиентов, заглядывал в гнусные закоулки, где его знали и провожали долгим, настороженным взглядом. Заходил в грязные притоны, усаживался за стол и ждал. Никто не хотел знать ни о будущем, ни о прошлом, ни о смерти, а заговорить с людьми Скару было сложнее чем с ящерицей. Он прибег к более плодотворному ремеслу, вынес из плохо закрытого подвала пару мешков зерна и продал.
В тот же день заглянул в харчевню. Он всегда занимал дальний столик, что прятался в тени пугала какой-то живности. Пугало было старое и породу живности определить было сложно. Пил пиво, не снимая маски с лица и слушал хриплый голос полногрудой девушки. Ее нога всегда закинута на ногу, волосы цвета жженного карамеля собраны в косу, на ней мятое платье с корсетом. Она пела громко и томно. Кажется, она была красива на человеческий вкус. Скар едва ли приглядывался, но ее голос растекался по его венам горячим свинцом. Тяжелели ноги, руки, душа истончалась и точно таяла, окутанная магией голоса. Певица пахла абрикосами. Скару не раз и не два хотелось заговорить с ней. Но о чем? И зачем? И какие неприятности за этим последуют?
Щедрая плата за недопитую кружку пива, единственный безопасный способ сказать ей, как чудесно она поет и пахнет.
Вечером снова занялся сборами, и поймал себя за подготовкой лежака ко сну.
Зачем я это делаю? Я не собираюсь...
Когда сумка была готова, снаружи уже потушили факелы. Слишком темно... И Скар лег спать. Завтра денег опять показалось недостаточно, сапоги изношены, плечо все еще болело и Скар остался на месте. Но к вечеру ничего не изменилось. Сапоги так же оставались изношенными, денег недостаточно и плечо болело. А на третий день он вспомнил, что долгая дорога к долгому воздержанию. И отправился в бордель, Холера увязалась следом - этот хвост никогда не отваливался. Скар уже привык, что она рядом, даже если ему этого не хочется.
В туннелях пахло сыростью и гнилью. Люди здесь бледные и больные, готовили за стенами хижин, спали здесь же на земле, справляли нужду прямо под ноги, или сношались, как животные. Скар шел, прячась в тени: голова низко опущена, спрятана в глубине капюшона, лишь поблескивают очки-консервы. Холера наоборот крутила головой на длинной шее и провожала людей шипением. Ее тело сплошь черная, гладкая кожа, которая время от времени покрывается сверкающей рябью, и ящерица словно растворяется в воздухе, чтобы незаметно цокнуть зубами возле чьего-то задремавшего уха. А потом зыркнуть в их сторону желтым, надменным глазом, вышагивая на задних лапах, как человек, поджимая передние, не переставая пожирать глазами мясные лавки и рахитичных карапузов.
Скар шел мимо зарешеченных окон лавок, мимо парикмахерской и портняжной, на дверях и окнах которой болтались грязные банты, мимо маленьких столовок из глины, в них не было дверей и окон, лишь проемы и дыры. В нос то и дело тянуло подгоревшими бобами или резким запахом парфюма. Красный свет газовых фонарей упал под ноги Скара, окна бросились в глаза яркими пятнами. Он пожевал губы и шикнул на Холеру.
- Жди здесь!
Едва дверь приоткрывалась, как приторный запах духов ударил в ноздри. В борделе все излишне и вычурно. Красный свет заливал зал. Скар с жадностью осматривался. Так много женщин! Тела окутаны удушающими запахам, губы намазаны жирным слоем красной помады, а груди едва умещаются в крошечных лифчиках. Все же Скару здесь нравилось. Ложь здесь пахла, блестела, плескалась в бокалах, становясь томной и тягучей и расплывалась в отраженных на бокале улыбках. В его жизни ложь была грязной, нередко наглой и всегда помогала выжить. Скар рубил ей, как сучья топором - без изящества. А эти девы знали толк в игре. Уже с десяти лет, эти маленькие шлюхо-девочки, могли за пару часов оставить клиента без единой монеты в кармане. Но они изначально в выигрышной позиции - клиенты жаждут, они слабы и уязвимы. Потребность в женщине, еде, воде мешает рассуждать. Потому Скар решил, что любую потребность надо утолять и как можно скорее.
Скар проталкивался, ощущая на себе внимательные взгляды, и как чьи-то руки обшаривают его карманы, забираются под плащ. Бесполезно. Деньги он спрятал в сапог. Его взгляд скользил по роскошным блондинкам, брюнеткам и рыжим, чьи губы расползались в лучезарные улыбки, когда они ловили его внимание. Слишком дорого, слишком опасно! На глаза Скара попалась потасканная и угрюмая шлюха.
Дешево и сердито.
Он пожевал губу под шейным платком и взялся за предплечье женщины.
- Сколько?
Она немного оживилась, губы даже силились выдавить улыбку, но внезапно ее лицо чуть побелело, и она отшатнулась.
- Только не с тобой! После тебя все дохлые. Я тебя запомнила!
Скар остался невозмутим. Он ходил в бордель не чаще одного раза в шесть месяцев и выбирал самых скверных девок. Смерть которых не принесла бы много убытка. Но его запомнили. Кажется, ему пора уносить ноги.
- Что такое, Кирава? - к ним медленно приближался толстый и упитанный мужик, пуговицы трещали на его одежде.
- Это тот самый, тот самый! Помните я говорила! После которого Бетта, Хрюги и Диси неделю харкали кровью, а потом сдохли, - зашипела проститутка.
- Да? - толстяк покосился с сомнением.
- Неужели, вы меня с кем-то путаете? Шлюха явно обозналась, - похолодев, сказал Скар, - Ваших девок каждый день куча херов пробует. Стоит поискать какого-то другого. Я здесь впервые.
- Он это! Тот самый, замотанный с головы до ног! У него пальцы видите, какие длинные. - Скар сжал кулаки и низко опустил голову, теперь его бросило в жар. Скверная ситуация. - Бетта говорила он там под тряпками бледный, как трупоед и страшный.
Скар чуть сморщил нос от досады. Он же только снимал штаны.
- Идем, - сказал толстяк, кивнув своим парням. - Посмотрим, что там под одеждой. Если Кирава обозналась...
- Я уже передумал! Правда, совсем ничего не хочу, - сказал Скар, уже осознав, что попытка отвести от себя подозрения была ошибкой. Он собирался уйти, когда руки охранников легли ему на плечи.
- Нет, сначала мы развеем наши сомнения, что ты не тот, который отправил моих девочек на тот свет. Видишь ли, найти в этой дыре смазливую мордашку довольно сложно. Излишне обременительно. А тут приходит некто и трахает моих девочек так, что после они харкают кровью. Он должно быть был болен. А значит должен мне. И он должен заплатить.
Погоняемый тычками охранников, Скар последовал на улицу. Подальше от клиентов. Сердце билось в грудь, как подвешенный на веревку железный шарик. Удары шарика о ребра раздавались в голове и вибрировали в шее. Если его разденут, ему уже не выбраться отсюда ни живым, ни мертвым. Он слишком опасен, чтобы люди позволили ему слоняться рядом.
Толстяк шел следом, колыхая могучим телом, его щеки распирало от негодования, как и грудь. Сильным тычком в спину, Скара толкнули в угол.
- Раздевайся! Если ты не тот, тебе нечего боятся. Или ты может стесняешься?
Скар по-крысиному сморщил нос, поглядывая по сторонам. Его загнали в угол. Их много, а он привык действовать исподтишка. Неужели именно так все закончится?
- Раздевайся!
- Я не хочу раздеваться на...
От удара под ребра Скар задохнулся, со свистом выпустив воздух из легких. И согнулся пополам, тяжело дыша. Слюна наполнила рот, ниточкой повисая на губе. Его затошнило.
- Ты кажется медленно понимаешь ситуацию, - процедил толстяк. - Или совсем не понимаешь.
Скар уже давно понял, что ситуация херовая. Он потянулся за шилом, его руку тут же поймали и ударом по голени, уронили на одно колено.
- Раздевайся или я вытряхну тебя с этих тряпок, так что хер нечем прикрыть будет!
Скар быстро закивал, потянулся к платку на лице. Дерьмо! Полное дерьмо! Если он снимет его, если они поймут, что он такое...
Над головой неожиданно раздался женский вопль и что-то теплое брызнуло на щеку. Скар смазал влагу и, поднеся руку к глазам, медленно поднял голову. Толстяк смотрел на обрубок запястья, кровь фонтаном орошала пыль под его ногами, а рядом кричала проходившая мимо женщина. Вокруг мгновенно стало просторно, охранники пытались перетянуть ремнем руку хозяина, а прохожие вжались в стены. Их лица напоминали театральные маски - рты искривлены, брови ползут на лоб. На зубах Холеры затрещали кости, она с аппетитом пережевывала человеческую плоть.
Скар одним прыжком вскочил в седло.
- Пошла, Хал! Пошла!
Холера полетела сквозь толпу, как нож сквозь масло, Скар тянул повод, пиная ящерицу в бока.
- Давай, Хал! Давай!
За спиной слышался топот, но толпа не сжимала их, шарахалась от Холеры, чья пасть еще была испачкана кровью. За спиной свистнуло. Раздался треск - лопнула кожа куртки, Скар вскрикнул, боль стегала его по плечу как хлыст и что-то жгучее застряло внутри плеча, в мясе. Впереди падал свет, Скар увидел подъемник и закричал, подгоняя ящерицу. Холера запрыгнула на подъемник и змейкой юркнула по стене, взбежав по ней, как паучиха. В спину еще летели ругань и крики, но Холера уже несла его прочь.
За спиной оставался глубокий ров, куда люди сбрасывают отходы. Впереди пески, пески, пески.
Глаза резало ветром и солнцем. С непривычки Скар не мог даже поднять голову. Белое лезвие полосовала зрачки. В лицо полетели клубы удушливой, колючей пыли, что набилась в рот и ноздри.
Золотая империя богата песками, что не хуже денег и золота превращают людей в рабов и заложников.
Раздался гул.
Скар отчаянно заморгал, силясь разглядеть нечто над головой, что-то вроде гигантской птицы... Махолет? Машина летела низко, поднимая и опуская широкие крылья. Тень махолета проплыла по небу и обнажила белый диск солнца. Глаза вмиг ослепли, свет вышиб слезы из глаз, и черный силуэт размазался, как клякса.
Это был второй махолет в его жизни, первый он видел несколько лет назад, когда из-за моря приплыли маршайцы и привезли с собой машины.
Десят лет добровольного заточения! А ведь этот мир менялся! Где-то у линии горизонта чадили трубы заводов, а город возвышался, словно гигантский термитник. Сложно было представить какой он вблизи. Когда Скар спускался в Крысятник заводы только начинали строить, а города были сплошь глиняные хибары и каменные замки. По телу разливалась слабость, сила вытекала вместе с кровью, голова закипала от жары, закипала и кровь в венах. Назад дороги нет, но и до ближайшего поселения кажется не добраться.
А есть ли у него выбор? Скар потянул повод.
2. ПЛЕННИЦА ЗАМКА ЭФФЭ
Болтики, гайки, пружинки и храповики шахриде Мора находила под щеткой для волос, в банке с кремом, в пудренице, среди жемчужных брошек и серёг, и даже в постели. Находила, прибирала, а после снова теряла и обнаруживала в самых удивительных местах.
Ее день проходил за чертежами, в работе с мелкими деталями и механизмами, в одной руке лупа, в другой отвертка, правая нога заткнута под себя, а нос и пальцы испачканы жирной и липкой смазкой. В ее покоях туфли, усыпанные бриллиантами, рубинами, как кровавыми слезами, платья из бархата, муслина, шифона, соседствовали с механическими шкатулками, заводными игрушками, гаечными ключами, отвертками и даже мужскими штанами.
В штанах и рубахе Мора иногда гуляла по дворцу. Один угол рубахи небрежно вытянут из штанов, темно-каштановые волосы водопадом из пружинок подпрыгивают в такт щелчков набоек по мрамору, следом тянется шлейф из косых взглядов, перешептываний и приступов удушья у тетушек.
Послы, судьи и банкиры, что приезжали в дворец, окидывали странную девушку, взглядом, преисполненным недоумения, а золотистая кожа, цвета корицы и красные, полные губы, задерживали его дольше чем нужно. Мора вскидывала подбородок, не опуская глаз, преисполненных ненависти.
Госпожа Софора всегда тут как тут, неудивительно, ведь ее уши и глаза были в каждом уголке замка.
Госпожа Софора - бабушка Моры и мать императора. Когда она зла, ее тонкогубый рот сжимается в твердую линию, собирая вокруг морщины - единственные складки в ее безупречном внешнем виде.
- Нельзя показываться мужчинам! И что за руки такие? Почему вы такая грязная? Что за руки такие? - снова и снова вопрошает Софора. - Почему такие грязные? Почему вы такая грязная, моя дорогая? И что это на вас надето? Посмотрите на меня, девушка, я похожа на свинью, от которой пошел ваш род? Вы чернорабочий, а не шахриде! Позор династии! О, великий и всемогущий Триедин, я молю тебя, чтобы мой сын не увидел этого кошмара! Родная дочь... Родная кровь... Умойтесь и снимите грязь. Никаких изобретательств! Никаких мужчин! Быстрей бы вас выдали замуж!
Мора хохотала ей в лицо и возвращаясь в покои, скидывала рубашку и штаны, одетая лишь в свои распущенные волосы, она садилась на подоконник и курила. Мундштук и коробку сигарет - прямиком из Железной империи, ей подарил старший брат Адам, когда поймал за жадными затяжками. Тогда она курила самокрутку, спрятавшись за шторку в маленькой столовой для слуг и делала так всегда, когда сильнее обычного ненавидела замок Эффэ. Но больше всего на свете в ту минуту и любую другую она ненавидела отца.
Моторчик маршайской куклы не заводился, Мора уже заменила детали и полностью переделала его, однако, результата не было. Накручивая темно-каштановые кудри на отвертку, она перебирала в голове каждую деталь и заставляла вращаться, когда за спиной хлопнула дверь.
- Шахриде! - голос бабушки прошел ледяной волной по позвоночнику. Мора мгновенно соскочила со стула и низко склонила голову, ощущая смесь из раздражения и благоговения. - Посмотрите на меня.
Мора выпрямилась, бабушка прошествовала через покои, с гордостью неся свою ладную и стройную фигуру, по которой красный муслин платья буквально стекал, как вода. Фигура, как у девушки, говорили про нее. Но седина уже серебрилась в ее волосах, и удивительно гармонировала с блеском диадемы. За ней стайкой шествовали, разодетые в изящные платья, служанки. Она взяла Мору за подбородок.
- Ах, - с призрением выплюнула она и Мора прочувствовала каждое грязное пятно на одежде и теле. - Будет ли когда-нибудь конец твоему неуважению?
- Так расскажите отцу какая я, пусть казнит меня, убейте меня наконец, как и мою мать, если мое поведение...
Хлесткая пощечина заставила ее замолчать. Щека пульсировала болью и Море хотелось выбежать из покоев. И бежать, бежать, бежать... Глаза Софоры пылали негодованием и шахриде не выдержала, низко опустила голову. Волосы упали, как занавес. Она любила бабушку, а должна была бы ненавидеть.
- Ты не знала своей матери! Ты была ребенком! Эта казнь была криком отчаянья, Мора. Но я пришла не обсуждать Розалию или тебя... - Софора снова излучала лишь спокойствие и власть. - Я привела тебе служанку.
Мора села за стол, скрестила на груди руки. Служанки сновали по ее покоям днем и ночью, еще одной больше, одной меньше... Какая разница?
- Тебе нужна служанка, - повторила Софора с нажимом и Мора вскинула удивленный взгляд. - Тиша! - позвала бабушка.
Буквально на цыпочках, пугливо, как птичка, из-за ее спины показалась светловолосая, худенькая девушка четырнадцати лет. Она боязливо вздрагивала, маленькая грудь жадно вздымалась. Пунцовый румянец залил ее щеки и шею, тонкие в запястьях, точно прутики, руки вцепились в юбку. На Мору она не смотрела, застыла в низком поклоне. Служанки Софоры поглядывали с любопытством, их покровительница была могущественнее и попасть в услужении дочери Эрганга... Что может быть хуже?
- Зачем мне такая бестолковая? - вскрикнула Мора.
- Ее имя Тиша, - продолжила бабушка. - Она будет жить с тобой и следовать за тобой. Твоя помощница и твоя опора, куда бы ты ни пошла.
- Ты приставила ко мне шпионку, - поняла Мора.
- Она будет тебе помогать.
- Она будет шпионить!
- Мора!
Шахриде стукнула каблуком об пол и вскочила со стула.
- Она здесь не останется!
- Еще слово и вы ничего больше не сможете в этой комнате закрутить, девушка. Я прикажу здесь прибраться и оставить только то, что должно соответствовать статусу шахриде. И твои маршайские учителя будут изгнаны из дворца.
- Ты хочешь дать Железной империи лишний повод ненавидеть нас? - Мора попыталась найти брешь в словах бабушки.
- Твои учителя могут и не добраться до покровительницы. По дороге так легко оступиться в темноте, - небрежно заметила Софора. - Кто будет выяснять причину гибели двух или трех преподавателей?
Мора ахнула. Она угрожает? Моя бабушка угрожает мне!
- Тиша останется здесь. Разговор окончен.
Юбка Софоры взметнулась от резкого движения и стремительно перечеркнув комнату, госпожа исчезла за дверью, следом выскользнули служанки. Осталась лишь Тиша. Тоненькая, глазастая и бестолковая дурочка. Она не двигалась, словно вросла в пол.
- Ты так и будешь стоять?
- Что же мне делать, госпожа? - ее голосок был таким тонким, что казалось вот-вот переломится.
- Исчезни! Уйди с моих глаз! Убирайся, мерзкая крыса!
Служанка упрямо поджала губы и не сдвинулась с места. Мора опустилась на стул, и сжав переносицу, медленно выдохнула. Она должна была ненавидеть бабушку, как и законы этого закостеневшего времени, в котором шахриде не имела право распоряжаться, даже собственными руками.
Ее, как члена правящей династии, оберегали законы и традиции, которые устанавливались в течении десятилетий. Ей запрещалось трудиться и хоть как-то подвергать себя опасности, оставаться с мужчинами наедине, постигать науки, повышать голос в присутствие мужчин или смотреть на казнь. Она никогда не видела, как палачи рубят головы или сдавливают шеи тонкими шнурками, но знала, что казненным и убитым нет числа. Каждый день, за пределами дворца и внутри него, лилась кровь во славу шаха Эрганга. Брызги крови рубинами вспыхивали на золотом песке и розовом мраморе в великих садах замка Эффэ. Однажды, там пролилась и кровь ее матери.
Мора не связывалась с политикой. Ее растили тихой, красивой птичкой, что должна высиживать потомство, услаждать взор и слух мужа. Большего от дочери Эрганга не требовалось - живое мясо для голодных гиен и львов. Она росла с мыслью, что однажды ее закинут в чью-то пасть, чтобы заключить выгодный союз для империи. А пока шахриде едва замечали - внимание вселенной и императора было приковано к сыновьям.
Но Мора не тосковала по отцу, наряды и подарки вполне окупали отсутствие в жизни чужого ей человека. А статус дочери Эрганга давал чуть больше свободы, чем позволено остальным женщинам в гареме. И Мора пользовалась этим, она открыла себе путь к знаниям: ее интересовали химия, история, арифметика и механика. Каждый день она погружалась в подвал, где обитал ученный Ирваш, единственный кто не побоялся дать уроки дочери Эрганга. Уже старый, древний и морщинистый, как складки гор, он открывал для Моры двери в прошлое предков, знакомил с бытом чужаков и их изобретателями, некоторые лично посещали замок Эффэ, чтобы дать принцессе уроки. Учитель возвеличивал власть ума над людьми. И она покорялась его спокойной манере речи, зажигалась его идеями и жизнь чужаков, неограниченная рамками предрассудков, ее ужасала и безумно влекла.
Теперь каждый кто рискнул помочь ей перешагнуть законы и традиции, будут тут же переданы бабушке этой лупоглазой Тишей. Этого допустить нельзя! Если отец узнает о занятиях, учителя могу выгнать из дворца или того хуже казнить. Она ничего не может сделать со служанкой: ни бросить в темницу, ни выгнать, ни даже отослать в другой дворец... Кто-то должен ей помочь! Тот, чье мнение и желание превыше всего. Конечно же, это ее могущественные братья.
Но Адам в походе - он повел небольшой отряд к городу Рубишу, ходили слухи, что город каменотесов и рудокопов исчез, словно сдутый ветром бархан. Даже странно думать об этом. Пустяки, ерунда, Адам разберется, Адам со всем разберется... Он бы и к Софоре сходил, но Адама нет. А Дадрэйд прогуливает занятия, летает на махолете, что подарил ему маршайский церковник. К Лихану тоже нельзя, он напивается... Лихан всегда пьян. У Моры не осталось выхода. Она надела чистое платье, а на голову, зная, что Софора едва ли оценит имперскую моду,- миниатюрную шляпку, с красными бутонами на ленточке, и пошла к Салему.
Семнадцатилетний Салем был старше ее на два месяца. Всего у отца было девять детей, в живых осталось пятеро. Сестры умирали одна за другой и к двенадцати годам она стала младшим ребенком и единственной дочерью Эрганга.
- Не ходи за мной! - крикнула Мора Тише.
- Прошу вас, не гоните. Я буду делать все-все-все, только не гоните, госпожа.
- Иди к госпоже Софоре. Пусть приставит тебя к кому-нибудь другому! Скажи, что я невыносима.
- Я не хочу к другим.
Мора гневно фыркнула и заторопилась. Служанка волочилась следом с покорностью матона, что тащит тяжелый воз, повинуясь ударам плетей. Натравить бы на нее стражников, но бабушка может... И в самом деле может...!
Покои Моры находились в гареме, на пятидесятом этаже. Чем выше положение человека, тем выше находились покои. Император Эрганг жил на двухсотом этаже, уборщики туалетов и загонов с ящерами жили в подвалах. Чтобы навестить братьев или бабушку, ей приходилось использовать специально подъемное устройство или прибегать к помощи дамжулов - проводники, единственные, кто мог бы путешествовать по замку Эффэ с закрытыми глазами. Они носили с собой карты замка, знали короткие и тайные тропы, и где найти даже самую ничем непримечательную служанку.
Гарем занимал сразу несколько уровней и каждую девушку расселяли согласно статусу. Прохладные коридоры гарема пересекали друг друга, как ниточки огромной паутины. Шелковые завесы заменяли двери множества комнат. Девушки возникали из ниоткуда и тут же пропадали где-то, среди легких, как дымка полупрозрачных тканей. Мора замечала оголенные руки и плечи, темные волосы, унизанные белыми бусинами или жадные взгляды, что выхватывали ее саму и долго не отпускали. Пленницы гарема - легкие, тонкие и прозрачные, как дымки. Ни солнце, ни ветер, ни раскалённый зной не касался их тел. Замурованные среди каменных стен, как в склепе, они взирали на мир через узкие, решетчатые окна.
Мору стены гарема не останавливали. Она спускалась с этажа на этаж, заставляя механизмы подъемного устройства скрежетать и вращаться. Тишу подъемники пугали, но служанка упрямо следовала за Морой. И вскрикивая, хваталась за поручни, как подъемник дергало вниз.
Видимо, бабушка предупредила стражу, Тишу пропустили во внутренний двор, путь до которого занял около часа, но шаги служанки мгновенно стихли. Мора озадаченно оглянулась. Служанка застыла на лестнице, ее взгляд не задерживался на карауле, слугах и строителях, казалось, она не слышит даже обрушившегося на Мору шума - стук ведер, жужжания водных насосов, перекрикивание слуг и стражи, и уличную музыку. Тиша тонула взглядом среди розовых цветов. Персиковые деревья в саду уже набухали бутонами и медовый аромат витал в воздухе. Мора расстегнула верхние пуговицы корсажа и тоже глубоко вдохнула этот пряный и сладкий аромат.
- Что такое? Ты никогда не видела цветущего персика?
- Я... первый раз... - Тиша заломила руки. - О, госпожа! Это так прекрасно! Я ничего подобного не видела. Я так вам благодарна! Так благодарна!
- Что ты несешь? - Мора не понимала и злилась одновременно. Она не просила ее ходить за собой! За что благодарит?
- Мне было четыре, когда меня вырвали из рук матери...
- Какое мне дело до этого? Замолчи! - едва не завизжала шахриде и двинулась через сад, так быстро, что это можно было принять за бегство.
- Простите, - смущенно сказала служанка и шаги за спиной возобновились.
Они шли мимо загонов для ящеров, откуда тянуло сладковатым запахом падали, ящеры любили делать запасы, которые гнили и разлагались от жары, мимо оружейной, где два, подаренных госпожой Ривеной, ружья соседствовали с мечами, копьями и ятаганами, мимо кузниц, мастерских, прачечной, мимо огромной кухни, в которой нередко устраивали обеденные приемы, чтобы не изводить гостей подъемами и спусками с этажа на этажа. Сейчас был полдень и Мора знала, где найти Салема.
Как она и ожидала он был на стрельбище. Грива его густых, рыжих волос издалека пылала, как факел. На нем были лишь свободные штаны, которые он закатал выше колен, а рубаху подвязал на пояс. Бос, почти раздет. Мора смотрела с завистью. Никто не скажет брату, что он одет не почтительно!
Пожалуй, он был самый крепкий и крупный из братьев. На его руках и спине заметно выделялись мускулы, когда он стрелял из мушкета. Рядом крутился сын загонщика, мальчишка лет пяти, и подавал ему мешочек с порохом и воду.
- Здравствуй, братец, - сказала Мора. Тиша постарался спрятаться за спину госпожи. Салем однозначно ее пугал.
- Ах! Да ты в платье, сестра, - с издевкой заметил он и его темно-карие глаза иронично сверкнули. Все дети Эрганга унаследовали от отца густой, почти черный цвет глаз, как доказательство того, что в жилах всех его детей течет благородная кровь.
Мора одернула юбку, но так словно хотела сорвать с себя и подошла ближе. От брата резко пахнуло потом, дымом и горечью табака.
- Софоре не нравятся мои наряды. И она наряжает меня в рюши и кружева, как младенца.
- А по мне так платье чудесно. Но тебе бы больше подошла мешковина. Ты не умеешь это носить, - и протянул руку к мальчишке, к свидетелю того, как груб и насмешлив с ней брат, потребовав воду.
- Может ты сам будешь носить мои гребанные платья?
Салем растянул губы в улыбке. Он полил себе из бурдюка на шею, тут же вскинул голову и отряхнулся, как собака. Брызги окатили Мору с ног до головы, она гневно раздула щеки и Салем захохотал.
- Ты хотела надеть на меня платье? Да ты оскорбляешь шахзаде? Оскорбляешь кровь и плоть самого шаха? Ты оскорбляешь...
- Хватит, Салем! - разозлилась Мора. - Ты первый начал!
- Что же привело тебя сюда, моя любимая сестрица?
- То, что я могу тебе предложить, мой любимый брат.
Он удивленно вскинул брови и озадаченно улыбнулся.
- Это, - Мора схватила Тишу за руку и вытолкнула вперед. Служанка едва не упала и сгорбилась перед Салемом, взгляд ее бегал по сторонам, словно искал защиту, и без того хрупкая и маленькая, уменьшилась в росте. Кровь отлила от ее лица, сделав щеки и губы почти бескровными. - Сегодня ты воспылаешь к ней любовью и захочешь себе.
Салем цокнул языком, пригнул голову к одному плечу, потом к другому и снова цокнул. Окинув Тишу долгим и задумчивым взглядом, он посмотрел на ее маленькую, едва обозначившуюся грудь.
- Не воспылал.
Это он специально! Какая ему разница, кого он затащит в кровать? Какая им вообще разница?
- Салем...
- Ее приставила к тебе бабуля?
- Салем! - щеки Моры вспыхнули.
- Прошу прощения... Я хотел сказать госпожа Софора, - такт Салему был несвойственен, он любил бросать в лицо правду, как грязь: - Удивляюсь ее терпению. Она все еще пытается вылепить из тебя, - он окинул Мору быстрым взглядом, - женщину.
- Из тебя то ее она уже вылепила... может и со мной получится, - ядовито фыркнула Мора, припоминая ему выпады в сторону своих нарядов.
- Глупая! - лишь заметил он и взял из рук мальчишки стрелу. - Мне жаль тебя.
- Себя пожалей! - вскрикнула Мора. И зная, где у него болит, ударила в ответ: - Сегодня Эраганг любящий отец, а завтра посчитает тебя обузой. Потому что есть Адам, есть Дадрэйд и Лихан. Тебе не видать власти!
- Ты права. Я самый младший сын... И, наверное, я жалок, - Салем зло улыбнулся и засыпал порох в мушкет. Его глаза горели неистовым, лихорадочным огнем, когда он целился. Море стало страшно, она тут же пожалела о сказанном и торопливо добавила:
- Но отец прислушивается к Адаму. А Адам никогда не тронет тебя... Он замечательный брат.
- Адам, Адам, Адам... - передразнил Салем. - Адам тебя не тронет. Трон один, а нас четверо, а в будущем станет еще больше, - добавил он глухо. - Отец каждый день бороздит просторы между ног очередной наложницы. В его штанах еще полно будущих сыновей и дочерей. Всех его сыновей растят воинами.
Раздался грохот. У Моры зазвенело в ушах. Она не сразу разглядела куда попал заряд, но кажется точно в центр мишени.
Холодок разлился по сердцу. Перед глазами Моры возник темноволосый и кареглазый Адам. Стройный и самый красивый из братьев. Представила холодного и раздражительного Дадрэйда, чье имя в детстве никак не могла выговорить. Со временем Диди превратился шахзаде Дадрэйда и отдалился от нее. И этот невыносимый Лихан... Он проводит время за карточным столом чаще, чем за учебными занятиями. Мора взглянула на рыжего демона, что стоял перед ней. Салем тер подбородок и хмуро смотрел вдаль. Мысль потерять их, содрогнула ее - братья ее корни, а она дерево. Подруби их, и она рухнет.
- Конечно же, это лишь мои страхи, сестра, - неожиданно сказал Салем, заглянув ей в глаза. - Адам займет трон, а мы станем наместниками.
Мора ему не поверила. Но говорить и думать о смерти братьев невыносимо.
- Ты мне поможешь? Заберешь служанку? - перевела она разговор.
- И что мне с ней делать? - поморщился Салем.
- Делай что хочешь? Какая мне разница? Не хочешь ее, пусть моет горшки. Но в моих покоях ей не жить!
- В моем гареме тоже. Перисия очень ревнива. Била наложницу статуэткой, пока не сломала переносицу. Девочка была чудо как хороша.
Мора устало вздохнула. О Перисии она слышала чаще, чем хотелось. А лучше было бы вообще не слышать о ней. Почему она не может испариться! Кануть в подземные реки Тахару?
- Не понимаю. Ты все время недоволен Перисией, и никак от нее не избавишься. Отошли ее куда-нибудь, чтобы она больше не докучала.
Салем захохотал, но Мора успела заметить гримасу растерянности.
- Ей сложно отказать. Она волшебно танцует и поет.
- Она забила наложницу статуэткой! - возмутилась Мора. - Твою женщину! И тебе все равно?
- Льву подходят только львицы. Эта девочка не подходила... Можешь предложить ее Адаму, но месяц назад его наложнице подпалили шелковое платье, когда оно было на ней. Если тебе станет чуточку легче, скажу, что он, как правильный и образцовый брат страдал, - Мора судорожно сглотнула и Салем вскинул руки, как будто сдавался: - Хорошо. Я беру твою служанку в гарем. Но назад ты уже скорее всего получишь только ее хладное тело.
Мора едва ли не оскалила зубы и оглянулась на Тишу. Служанка хлопала коровьими ресницами, глаза уже раскраснелись и тонули за дымкой слез. Еще немного и у нее начнется истерика. Мора развернулась на каблуках и поспешила покинуть стрельбище, ощущая на себе по собачьи обиженный взгляд служанки.
- Чего стала? - крикнула Мора. - Уже хочешь остаться?
Тиша просияла и подобрав юбку, последовала за ней.
- Я так благодарна, госпожа. Так благодарна...
- Я от тебя все равно избавлюсь.
Мора вернулась в сад. Воздух здесь сухой, хлесткий и раскаленный, и даже пять фонтанов не спасают от зноя. Ветер дул с запада, с гор мельхов, заметал мраморные дорожки песком, слуги сметали рыжую пыль, которую тут же приносило ветром. Или наполняли кувшины свежей водой и раскладывали под тенью навесов вазы с фруктами. Здесь же, в тени, находились фонтаны - их хрустальные струи под изогнутыми углами падали в каменную чашу.
Жители Золотой империи клялись утопить Эрганга в этом фонтане.
Шакал, что поласкает свой хер в фонтане, когда наши дети умирают от жажды! Когда-нибудь он захлебнется или его утопят добрые люди! - такое Мора слышала, когда совершала редкую прогулку по городу.
И пусть утопят... Пусть!
Но им не пробраться сюда. Никому не пробраться за стены замка, что такой белый, будто сделан из человеческих костей, ведь стены, что окружают его - непреодолимая преграда. Они высоки и их охраняют лучшие из воинов.
А снаружи мир похож на термитник. Темные громады домов высились над стенами, заслоняя небо. Множество окон в полумраке зажигались золотыми огнями, и Мора нередко смотрела на них с балкона, представляя звездным небом. Эти гиганты росли друг на друге, как грибы, в несколько слоев.
Нижний уровень служил опорой для строительства нового. Самый плотно населённый район был так густо застроен, что лучи солнце не достигали нижнего яруса. А чтобы подняться на верхние улицы, нужно преодолеть множество лестниц и мостов, самый короткий путь - это подъем на лифте, дирижабле или махолете.
Самым большим термитником города Джуна был, конечно же, замок Эффэ - маленький город, в одном здании. И его острые купола буквально пронизывали небо. С его верхних этажей можно разглядеть все четыре яруса и как люди, точно муравьи поднимаются с одного яруса на другой, идут пешком, едут на ящерах, в каретах, на велосипедах, или даже в этих дымных, рычащих коробках, что называются машинами.