Дария Волох : другие произведения.

Чудище

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Линнель живет только ради особей - людей со сверх-способностями; людей, которых убивают как скот. У нее нет чувств, она ни к кому не привязывается. Ей недоступны ненависть и любовь. Но все меняется, когда погибают отец и учитель... Теперь, когда по пятам идет инспектор, одержимый желанием закрыть ее в клетке, Линнель придется заново учиться бояться, ненавидеть и может даже... Любить?
  Ее мать вытащили из петли и выволокли из клетки, завернув окоченевшие руки за голову. Босые ноги задели миску с утренней похлебкой, и та опрокинулась на пол.
  Сара жила в тесной клетке почти десять лет. Она была безумна. Мягкая и теплая в своем безумии. Линнель приходила сюда с потаенным трепетом и желанием приласкаться к шершавой коже рук. Сара гладила макушку девочки, напевала песню на странном гортанном языке. Канцлер говорил, что это не язык, что эти напевы и перекаты - всего лишь горячечный бред. Линнель ненавидела его за это даже больше, чем за то, что он посадил ее мать в клетку.
  Вчера Сара сказала, что собирается сделать это. Вчера Линнель только сжала ее сухую ладонь и позволила себе расплакаться. Вчера она была слабой... Но сегодня Линнель готова была принять наследие матери - то, что свело ее с ума. Теперь она сама хотела залезть в голову канцлера и найти эту опухоль, убивающую все вокруг.
  
  Часть 1. Поймай меня
  
  Глава 1
  
  Лин Линнель закрывает глаза. Ветер касается лица. Стелется рыбьей чешуей черепица на крыше под босыми ногами. Три рывка, толчок и прыжок вниз. Внутренности стягиваются, как пересохший изюмом. Тело, как будто картонка на крепких нитках, падает, толкается ступнями о землю. Позвонок оживает, сворачивается змеей в новом кувырке. Ноги переходят на бег. И только после этого - голова, руки, ноги становятся единым целым. Становятся скелетом Линнель, обросшим мясом и кожей. Она бросается в толпу обезумевших от ярости псин.
  Сорок три минуты назад Дори приказал ей бежать через двор, от старых погребов. Бежать и не останавливаться до тех, пор, пока не рухнет от усталости. Это его задание было не правильным - Лин так видела. Поэтому вместо бега она забралась на низкую крышу одного из погребов и валялась там, пока ее не обнаружил учитель.
   Он лишь прищурился и лихо свистнул, просунув меж зубов два пальца - спустил собак. И Лин пришлось подчиниться. Эти дикие псины всегда заставляют ее следовать приказам.
  Земля вскипает под ногами. Хрипы из собственного горла страшнее и резче, чем гулкий переговаривающийся лай псин за спиной. Лин сжимает челюсти, во рту появляется вкус собственных зубов. Собаки обступают, загоняют, дурея от погони и скорой схватки. Лин виляет в сторону. В груди не осталось места, там только огонь. Каждая мышца, каждый волосок - средоточие пламени.
  Впереди всегда запертый на висячий замок гараж со старой техникой и всяким хламом. В стене есть выступ, в два пальца толщиной, сразу над воротами. Если добраться, если суметь зацепиться, то, возможно, сегодня обойдется без новых шрамов. Лин ускоряется, хотя секунду назад ей казалось, что это не возможно, тело выпячивается колесом, как будто намеревается опередить ноги. Кожа на ступнях стирается мелким камнем. Слезы растекаются по глазному яблоку мутной пленкой.
  Горячее влажное дыхание клыкастого зверя касается босых ног. Линнель взвывает и делает последний быстрый рывок к спасительным воротам. С размаху врезается в них одной ногой, намертво цепляется пальцами за каменный выступ и подбрасывает себя вверх.
  Перекатывается по жесткому металлу крыши и, наконец, замирает на месте. С минуту в ушах стоит звон, а после медленно затихает, возвращая ей звуки и ощущения собственных мышц. Кожа на спине и локтях, подобно нежной шкурке какого-нибудь фрукта, содрана от быстрых движений. Опершись о трясущиеся руки, Лин поднимается на четвереньки. С кончика носа стекают слезы и пот. Лин трясет головой, стряхивая влагу с лица, совсем как псины, что отчаянно, с обидой облаивают старую постройку. На секунду появляется непосильное желание пристрелить бешеных созданий. Но ей не позволят. И Дори, наверное, расстроится. Поэтому она кривится и с трудом вытаскивает из кармана маленький приемник.
  - Я живу...
  Нажимает на кнопку, но в ответ слышит только скрипучий хохот старого приспособления.
  - Я живу... - Лин хрипит почти также, как этот теплый от ее рук кусок пластмассы. - Ты знал, что Дори - женское имя?
  Молчание в ответ вынуждает встать на колени. Лин осматривает двор, но кроме брешущих собак никого не видит. Снова поднимает приемник к губам, и тут замечает мелкую рябь по воздуху.
  - Мудак, - выдыхает она, а голова взрывается миллионами трещин и искр. Он снова выиграл.
  Приемник закашливается от смеха.
  - Ты труп, сан Линнель! - заключает веселый мужской голос на другой стороне и отключает связь.
  Лин растирает по лбу синюю краску и устало смотрит на низкие густые облака.
  - А ты носишь женское имя, - говорит она и закрывает глаза
  ****
  Отец Лин плавными движениями пальцев перелистывает пожелтевшие страницы журнала. Изредка слюнявит кончик указательного пальца и цепляет новую страницу. Наконец, видимо, он достигает цели и оставляет старую бумагу в покое, удобно расположив руки на распахнутом журнале. Он слышит неуверенный шаг своей дочери, немного морщится при мысли, что снова придется пробиваться сквозь эмоциональную стену.
  Забавным это было только в начале. Видеть, как ее четко выстроенная логика как бесперебойная работа электронной машины спотыкается о его провокации, как темнеет ее взгляд, не от пробуждающихся чувств, отнюдь. А от попытки исправить цепь, по которой течет ток - мысли этой славной девочки. Он ее вообще воспринимал не то роботом, не то куклой. Она не смогла бы стать даже домашним питомцем, потому как на ничтожные крохи привязанности едва ли была способна. Для Лин существует только 'да' и 'нет', плюс и минус, черное и белое. И как только тропа по которой она идет заводит ее на минус, она поворачивает туда, где должен быть плюс. Все так просто и абсолютно раздражающе.
  Возраст Син Бери перекатил за пятидесятую отметку. Он многого достиг благодаря своей пронырливости и осторожности. Оброс деньгами, связями, завистниками. Он знал, что некоторые грибы нужно было срезать еще до того как они перерастут безопасные размеры. Он ни в коем случае не причислял свою дочь к кому-то из этих наросших паразитов. Просто иногда ему виделось, как она с присущим ей спокойствием перерезает ему глотку, потому что его смерть стала для нее 'плюсом'. Син Бери очень не хотелось становиться для Лин ни плюсом ни минусом. Шесть лет он лепил из нее идеальное существо для любой цели, будь то казнь или защита. Лин была примерной ученицей - беспрекословная, упертая. Никакого уныния, отчаяния или страха. Идти на риск намного проще, когда тобой не завладевает первобытный страх, а все твои расчеты говорят о том, что удачный исход в разы превышает печальный. В этом смысле ей нет равных и Син Бери это знает. Вот только неделю назад он понял самый главный просчет во всей этой затей.
  Она дурила его все это время. Девочка попросту училась выживать за пределами сытого дома. Она не собиралась в благодарность служить отцу, ей были безразличны его планы, какие бы блага они ей не принесли.
  - С наступлением зимы, я уйду, - так она ему сказала. Своим привычным глухим голоском, без какой-либо окраски. Не 'подумываю' или там 'собираюсь', а просто -'уйду'.
  И это бесило Син Бери более всего. Она заставляла его передумывать сотни вариантов, как увлечь ее и не оказаться на отметке 'минус'.
  Девочка хромает на одну ногу, прямая спина, тонкие руки в глубоких карманах свободных штанов. Немытую голову скрывает капюшон. Почти всегда одинаковая - серая точка на карте его усадьбы. То тут, то там.
  Син Бери делает попытку улыбнуться, но привычно натыкается на стену. Словно в укор ее неряшливости приглаживает ладонью густую прядь все еще темных волос за ухо.
  - Как прошла тренировка?
  Лин пожимает плечами и отводит взгляд в сторону.
  - Удовлетворительно, - голос за спиной Лин принадлежит Дори, - Кажется, сан Линнель немного ленилась.
  Ее наставник и сторож. Син Бери доверял ему свою жизнь. Но в последнее время у него были сомнения, мог ли он доверять ему свою дочь.
  - И что ты сделал? - Син Бери складывает руки перед собой и не может перестать смотреть на дочь. Ее веки опухшие - плакала.
   - Выгулял ваших собак.
   Ладони Син Бери с хлопком опускаются на столешницу, он подается вперед, жадно охватывая взглядом закостеневшую Линнель.
  -Они могли ее разорвать, - медленно, почти спокойно говорит он.
  - Не разорвали, - отзывается Дори и разворачивает Лин за плечи перед отцом и скидывает с нее капюшон, будто показывает хозяину, что игрушка и впрямь цела и не потрепана. - Это хороший опыт для сан Линнель.
   Она стоит чуть кособоко, под левым глазом пульсирует жилка. Должно быть, больно, девочка? Кожа на челюстях Син Бери натягивается, он с силой трет лоб. Рядом с Дори его дочь выглядит еще мельче. Совсем крошечная, в нелепой одежде, волосы паклями выбились из хвоста. Единственная привлекательная черта на ее длинном лице - рот, полный с идеальными линиями и лиловыми бликами под тонкой кожей. Обманчиво хрупкая, тонкие пальцы неизменно спрятаны в карманах.
   - Следующий раз, прежде чем принять подобное решения, посоветуйся со мной, - говорит син Бери, и Дори покорно кивает, признавая свою ошибку.
   - Думаю, это лишнее, - встревает Лин. - Вы наняли его тренером, потому что у него достаточно опыта и подготовки. Ваше мнение в вопросе тренировок абсолютно не компетентно, чтобы Дори им руководствовался. А я не настолько бессмертна, чтобы рисковать своим здоровьем в угоду вашему самолюбию.
   Син Бери задыхается от бешенства, но все, что может - это сгрести одни махом карандаши в верхний ящик стола. Потому что, попробуй он дать волю гневу, его ждет монотонное: 'Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Поговорим позже, когда вы будете готовы к адекватному диалогу'.
  Как будто к разговору с заводной куклой и впрямь можно подготовиться. Он делает несколько вдохов и выдохов, прежде чем к нему возвращается трезвость, не замутненная злостью.
   Син Бери осторожно и мягко улыбается и достает из ящика стола папку.
   - Присядь, милая.
  Он жестом отправляет тренера за пределы кабинета и принимается перебирать листы с министерскими векселями. Пальцы его проворно скачут от одного листа к другому. Аккуратно подстриженные ногти, широкие и плоские, чуть скребут по бумаге.
  - Я обдумал твои слова, и скажу честно, решение далось мне не просто, - Син Бери чуть напряженнее обычного вздыхает и извлекает из кипы нужный документ. - Сегодня у нас будут гости, и если ты окажешься стабильной, то сможешь уйти.
  - Нет, - все, что может сказать глупая девчонка.
  Син Бери стискивает зубы и заставляет себя улыбаться.
  - Ты не веришь в себя? Чтобы позволить тебе покинуть этот дом, я должен быть уверен, что ты никому не навредишь.
  Лин прикрывает на секунду веки, и син Бери видит, как дергаются глазные яблоки под тонкой кожей. Он дотягивается пальцами до ее скулы, и девочка тут же распахивает глаза. Что-то непривычное мелькает в глубине, что-то схожее с отвращением. Син Бери одергивает руку. Он готов расцарапать себе глаза, потому что уверен, что видел настоящее живое чувство в ее взгляде. Но уже спустя мгновение, он точно так же уверен, что ничего подобного и быть не могло.
  - За четыре года не было ни одного приступа. Думаю, я полностью излечилась от недуга, - говорит Линнель.
  У син Бери есть что ответить, потому он тепло улыбается и снова касается своей дочери, на этот раз гладит по прилизанным волосам, борясь с брезгливостью и чем-то более терпким и волнующим.
  - Это не болезнь, милая. Нельзя обмануть природу, - уголки глаз его грустно обвисают, как будто это мысль его нестерпимо огорчает, - сегодня мы проверим, насколько ты безопасна для нормальных людей.
  Лин опускает глаза на собственные колени и сложенные на них руки, тонкие с еще содранной кожей. Она покачивает головой из стороны в сторону.
  - Лучше отложить до следующего раза, - спокойно произносит девушка и без интереса смотрит на бумагу, которая легла перед ней. - Что это?
  - Договор, - Син Бери улыбается, подталкивает лист в руки дочери.
  Лин пробегает глазами по незамысловатым предложениям. По лицу ее невозможно что-либо прочитать, впрочем, даже если на столе бы лежал изуродованный труп зверушки, его малышка смотрела бы на него ровно с таким же выражением лица. Разве мог син Бери отпустить такое сокровище? Он ведь и правда любил ее, даже если любовь его выходила за рамки.
  - Это хорошее предложение, лучшего тебе не поступит.
  Он не говорит больше ничего - знает, что это бессмысленно. Если она увидит для себя благо, то останется и без его уговоров. Но если в ее железных мозгах загорится красная лампочка, она не уступит.
  В одном син Бери уверен - он ее не отпустит. Она будет или его дочерью или его собственностью.
  Он продолжает улыбаться, пальцы пляшут короткий танец на отполированном столе. Лин третий раз перечитывает договор, третий раз ведет пальцем по строчкам подобно маленькому ребенку, и наконец, возвращает син Бери договор.
  - Я согласна на сегодняшнюю проверку. Насчет этого, - она тычет пальцем в середину листа - Я буду думать до завтра.
  Син Бери сжимает в руке карандаш и старательно улыбается дочери. Лин склоняет голову в поклоне и, не дожидаясь его ответа, покидает кабинет.
  А Син Бери продолжает улыбаться.
  
  
  Глава 2
  
  Лин знала, где искать Дори. Он всегда ждет ее на тренировочной площадке. Уже в форме, разминается, опершись о толстый ствол клена. Землю не расчистили от опавшей листвы, и теперь она мягко шуршит бод быстрыми ногами мужчины. Он старше Лин почти на двадцать лет, с мелкой седой пылью в коротких волосах. Она тихо подходит к старому дереву и садится под ним, скрестив ноги.
  - Что он хотел?
  Дори наклоняется в сторону и вновь выпрямляется. На секунду его лицо оказывается на уровне ее глаз.
  - Ты был прав, - произносит Лин, следя за гибким телом. - Он пытается оставить меня в своем доме. Его доводы не бессмысленны, однако, думаю, мне стоит отказаться.
  Дори выкидывает руку и встряхивает Лин за шиворот, она практически повисает перед охранником. Ее жесткие волосы взъерошены, глаза спокойно смотрят на стиснутую челюсть. Он сжимает тонкую шею и мягко бодает ее лбом.
  - Дори, мне кажется, что-то происходит со мной, - шепчет Лин, от близости его глаза расплываются серым блестящим пятно, - Отец хочет проверить, стабильна ли я.
  - Он хочет показать тебе, что ты не стабильна. Только это.
  Лин мягко освобождается из рук тренера и касается его плеча, жест который она подсмотрела у Айриса - он должен означать одобрение. Но Дори морщится и перехватывает узкую ладонь.
  - Оставь это. Это выглядит еще отвратительнее, чем твои попытки улыбаться. Побудь с Айрисом, приди в себя, - советует он и прячет взгляд на босых ступнях.
  - Ему неприятно...
  - Тебе не насрать?! Просто иди к нему - это его работа. Сама ты не справишься - последнее время слишком непредсказуема. Аурина больше нет, а без инъекции ты быстро превратишься в опасного звереныша.
  Лин поджимает губы, расправляет складки на спортивной кофте. Она чувствует легкий зуд от живота к горлу. Этот зуд, то, что он есть, то, что она чувствует, вынуждает ее бежать. Ее вера в свои силы сейчас не так крепка. Сможет ли она обойтись без наркотика, без способностей Айриса? Она почти уверена, что нет. И син Бери тоже. Иначе к чему бы эта проверка?
  - Я соберу самое необходимое. Ночью уйдем.
  Она склоняет голову. Жест, который, она точно знает, Дори ненавидит. Он отворачивается и смотрит на золотой шар, повисший над усадьбой.
  - Син Бери что-то подозревает, не приходи ко мне больше. Я сам заберу тебя.
  Лин становится рядом, плечом задевает его локоть.
  - Я сегодня постараюсь, обещаю, - тихо произносит девушка и вкладывает узкую ладошку в руку Дори.
  ***
  Вой в голове. Проклятый вой. Пока спускается по ступеням в подвальные комнаты, пока пересекает узкий коридор, когда поворачивает ключ в двери. Как только дверь распахивается, в комнате загорается свет. Сначала нервно мигает яркими вспышками, а после заливает помещение неприятным желтым пятном.
  Взгляд спотыкается о застывшую фигуру. Девушка невероятно красива, в шелковом платье на изможденном теле. Гладкие волосы заплетены в простую косу. Узлы позвонков выступают под тонкой кожей, острые лопатки того и гляди вспорют шелк.
  -Елена, - Линнель тихо зовет ее, и девушка оборачивается.
  Залитые изумрудом глаза как два камня на бледном лице. Она стоит неподвижно, руки в замке спрятались в складке платья. Грудь ее взволнованно поднимается и опадает. Она не знает, что ее ждет, и Лин протягивает руку. Елена проводит двумя пальцами по выставленной ладони и отшатывается. Только разговор с отцом, тот, где он приказал забрать Елену и привести на торги. Линнель показала ей только это, но в голове засела мысль, что она могла ухватить намного больше. И это не то чтобы ее беспокоит, но и забыть и не думать не получается.
  Лин сжимает руку в кулак. На коже горит линия, которую оставили тонкие пальцы.
  - Нам пора, - произносит она и отходит в сторону, пропуская Елену вперед.
  И девушка подчиняется. Чуть пошатывается, то замедляется, то идет слишком скоро. И вдруг замирает.
  - Айрис, он знает? - голос ее тихий и необычайно мягкий.
  Голос гипнотизера, по тонкой ниточке проникающий в самый мозг, минуя ушные раковины. Лин знает эту ее особенность, или скорее привычку, вытаскивать из твоего подсознания не только то, что ты ей позволяешь, но и подворовывать твои сокрытые желания и обрывки жизни. Вероятно, секунды назад Елена подсмотрела подобие теплых чувств, что иногда просыпались в Линнель по отношению к Айрису. То что на самом деле было не чувствами, а слабостью. Постыдной и нежеланной. Для Айриса.
  - Я скажу ему после, - ровно произносит Лин и подталкивает девушку вперед.
  Та спотыкается, но продолжает идти сквозь полумрак коридора. Плечи ее напряжены, она трет большой и указательный пальцы друг о друга. Кажется, пытается восстановить ускользающие картинки, чтобы найти ту самую ниточку, которая не оборвется при попытке подергать за нее.
  - Он дурак, - с горечью шепчет Елена, - верил, что ты не уподобишься своему отцу. Что ты одна из нас.
  - Я не такая как вы, - замечает Лин, а худые обнаженные плечи перед ее глазами дрожат.
   Лин слышит, что Елена плачет. Линнель смотрит на спину и проворачивает в голове еще одну тугую пружину. Упоминание ее отца всегда затягивает до отказа все разболтанные винтики в ее алюминиевом скелете. Ей вдруг нестерпимо хочется сказать, что Елена фатально ошибается, пытаясь взывать к ее чувству общего родства, но та не дает ей шанса.
  - Айрис говорил, что вокруг тебя иногда есть что-то кроме тишины, - Елена оборачивается на мгновение, лицо ее расчерчено тенями от ламп, - Я знаю, что он приходит к тебе. Случайно подсмотрела.
  Лин заправляет тонкую прядь волос за ухо и чуть склоняет голову на бок. Ладони начинают зудеть, но в платье, что на ней нет карманов. Ей совсем не хочется говорить с Еленой. Она представляет, как кричит на нее, и девушка в ужасе вжимает голову в плечи и больше не произносит ни слова. Но кричать Лин тоже не хочется. Поэтому она молча идет следом.
  - Сюда, - Лин мягко подталкивает ее в спину, когда та останавливается перед лестницей. Ее голос отражается от каменной стены.
  Елена вздрагивает. И Лин замирает в ожидание сцены.
   - Помоги мне, ради Айриса... - рыдания сотрясают девушку, и она падает на колени. - Это так страшно, стать просто вещью! Это невыносимо, кажется, я схожу с ума от ужаса... Невозможно больше с этим жить! Линнель, прошу....
   Взгляд Елены и впрямь затравленный, но Линнель заботит только то, что Елену нужно успокоить и привести в зал к гостям. Но она совсем не понимает, как это можно сделать с человеком, которого собираются продать. Лин просто смотрит и ждет. Она не рискует прикасаться к ней, потому как в горле вдруг начинает першить.
  - Как можно быть таким чудовищем?! - Елена стихает, кажется все-таки осознавая всю бесполезность своей истерики, она выбрала не того зрителя. - Он... Вы все... - она задыхается от злости и вскакивает на ноги.
  Руки Елены трясутся, скрюченные пальцы хватают за твердые плечи. Ноздри Лин чуть расширяются, она сдерживает желание стряхнуть ледяные ладони.
  - Я ничем не могу тебе помочь, - скупо произносит Линнель.
  Елена кивает и вытирает слезы с лица, вновь возвращая себе хрупкий воздушный вид. Никаких истерик вплоть до самого места, где ее ждали. Она не произносит больше ни слова и даже ни разу не оборачивается на Линнель.
  Только перед входом в гостевую (когда один из людей отца помогает Лин облачится в накидку), Елена вновь неуверенно замирает, а после бросает пронзительности взгляд на девушку.
  - Просто убей его, - произносит она.
  Лин прекращает застегивать пуговицы и поднимает глаза. Она и это подсмотрела?
  - Так ты решишь множество проблем, - Елена улыбается. - Но ты и сама это знаешь.
  Лин возвращается к своему занятию, лишь кивком головы давая понять, что слушала. После накидывает капюшон и распахивает дверь в комнаты, и, прежде чем зайти, тихо произносит своим привычным тоном:
  - Я подумываю над этим уже какое-то время.
  За овальным столом трое мужчин в таких же плащах как у Лин. Син Бери стоит чуть поодаль. Он жестом подзывает вновь пришедших, и легкая улыбка касается его губ. Широкий капюшон небрежно лежит на его спине, а пальцы украшают крупные перстни. Еще одна его слабость.
  - Милая, прошу, подведи Елену к нашим гостям.
  Лин склоняет голову в знак приветствия. Трое мужчин прячутся под мягкой тканью. Люди, чья власть и достаток позволяет им вмешиваться в чужую жизнь в угоду своим прихотям.
  Елена - особь, представитель крайне бесправного вида на этом острове. Считается, что причиной всему маленький сбой в генотипе, невинная забава природы. Это красная печать на твоем лбу. Ты рождаешься с удивительными способностями, но взамен теряешь свободу, теряешь почти все. Твоя жизнь начинает подчиняться Куратору, Исследовательскому Центру, иногда даже Военному Министерству, если природа с лихвой поиграла с тобой и одарила поистине ценным для острова подарком.
  Таких, как Елена, мало. Никто из ныне живущих не помнит, когда особенные люди появились, и что было тому причиной. Они пугали, восхищали, но точно могли быть полезными, нужно было только взять их под контроль. Десять лет назад началась повальная вакцинация. Она закончилась абсолютным бесправием для таких людей. Их лишили всего и разбросали по медицинским лабораториям, тюрьмам, военным отрядам. На них охотились, их делали рабами.
  Говорят, что последние пять лет новых одаренных не появлялось, что организм справился с вирусом - теперь это называют вирусом. Сейчас торговцев особями осталось не так много, потому как и самого товара почти нет, но син Бери крайне удачлив. Линнель выбирает для него лучших из тех, что Продавцы чуда предлагают.
  В комнате невыносимо душно, а запах мужского терпкого пота разъедает глаза. Линнель щурится, превращая свои глаза в щелочки, и заставляет себя дышать мелко, едва-едва. За ее спиной Елена, Линнель слышит ее прерывистое дыхание и клацанье зубов.
  Син Бери расправляет ладонь, приглашая свою рабыню, и Лин почтительно склоняет голову и отходит в сторону, пропуская Елену.
  Перетянутый черным бархатом стол пуст, стопка фишек возле каждого гостя. Как только Елена делает первые шаги, мужчина, что ближе к выходу, кидает две фишки на середину стола. Елена вздрагивает. Шаг ее кроткий и мучительный. В голове Лин мелькает мысль, что она наверное успела бы перерезать им всем глотки, а Елена так и не проделает половину пути. Наконец, девушка осторожно дотрагивается до ладони одного из гостей и смыкает веки.
  Остальное длится не более пятнадцати минут. Пальцы из-под широких чернильных рукавов как паучьи лапы перебирают пластиковые круги, добавляя в общую кучу, после того, как Елена подходит к мужчине, касается его своей ладонью и шепчет вырванные из головы прошлое, желания, страхи в ткань капюшона. Она подсмотрела за каждым из гостей син Бери, и каждый назначил ей цену. Елена на глазах становится белее и тоньше, дар вытягивает из нее силы. А когда пьяно путается в собственных ногах, едва успевает ухватится о спинку стула. Но не это ее спасает, а тяжелая сильная рука, перехватившая ее поперек талии. Последний не разгаданный Еленой гость, крепко прижимает ее к своему боку, полностью развернувшись дырой капюшона к Елене. Она путано шепчет извинения и склоняется над ним, касается его руки. Задерживается чуть дольше, глаза ее стекленеют, губы нервно дергаются.
  Линнель со свистом втягивает вонючий плотный воздух. Порыв спрятать Елену захлестывает нутро, сбивая с ног. Лин осознает, что приближается к ним, но не может себя остановить. Отец хмурится и предупреждающе вскидывает руку.
  - Сан Линнель!
  Как будто внутри нее переключили тумблер - Лин замирает в двух шагах от гостей. Этот мужчина играет пальцами на столе, заставляя костяшки перекатываться и подпрыгивать. Он напевает себе под нос песню на забытом языке коренных. Как удар под дых! Лин отшатывается, не сумев сдержать этот новый накатывающий порыв. Мужчина двумя ладонями придвигает всю стопку фишек к центру стола и поворачивается к Елене.
  - Я покупаю, - голос его мягкий и теплый, такой, каким Линнель его запомнила.
  Син Бери удовлетворенно кивает головой. Глаза его сыто окидывают стопку фишек и безликих гостей.
  - А что насчет этой милой девушки? - небрежный жестом мужчина оборачивает все взгляды на Лин.
  Отец не успевает спрятать удовлетворенной гримасы. Лин видит радость в его глазах, помешанную на сумасшествии. Син Бери отнюдь не собирается продавать собственную дочь, только преподать ей урок, показать, насколько она слабая перед лицом настоящего мира, того, что за переделами этого дома.
  - Может быть, в следующий раз, - растягивая слова, произносит Син Бери, - Я пока не готов назначить цену.
  Он улыбается, и Лин чувствует, что тошнота становится нестерпимой. Спазмы скручивают желудок, один за одним. Она с трудом склоняет голову и, не дожидаясь позволения, покидает комнату.
  
  Глава 3
  
  Лин не знает, сколько времени она сидит на полу собственной комнаты и бездумно отковыривает краску с гладких досок. Пол в ее комнате синий. Цвет выбирал син Бери. И этот кисло-синий вызывал в ней что-то неприятное, почти досаду.
  Но сегодня, пока она держала полиэтиленовый пакет, а Елена складывала туда свои немногочисленные вещи, другая зудящая мысль въелась в голову девушки, словно назойливая мелодия: почему пакет? Разве Елена настолько ничтожна, что ей не положена даже обычная холщовая сумка с двумя удобными ручками?
  Лин соскребает очередной миллиметр краски и крепче сжимает челюсть. Зубы звонко постукивают друг о друга, и Лин никак не удается унять этот неровный марш.
  В голове то и дело всплывает до тошноты обывательское: 'Покупаю'.
  Этот голос прочно сидит в голове Лин, настолько, что в узких щелях пола ей начинают мерещиться быстрые пальцы. Они выворачиваются из тесноты досок и подбрасывают пластиковые фишки к босым ногам. И никак не получается отодвинуть их от сбитых в кровь пальцев. Фишек становится все больше. Обрубленные конечности вдруг поворачиваются ладонями к Лин, и она видит вертикальные порезы как зевы рта. Они смеются. Обрубки рук истерично смеются и продолжают забрасывать Лин фишками...
  Приходит в себя Лин там же, на полу, в луже собственной рвоты. Дрожь отпускает тело, лишь отголоски ее уродливо выворачивают суставы скелета.
  Она со стоном поднимается и плетется в ванную комнату. Кажется, знакомые люди встречаются ей по пути и кто-то даже заговаривает с ней. Должно быть Лин действительно дерьмого выглядит, обычно с ней никто не говорит, кроме Дори и Айриса.
  Мысли о Дори помогают ей непреклонно стоять под горячей струей душа, намылить приторным мылом волосы и тело. А после остервенело растирать кожу махровым полотенцем, пока кровь не приливает к окоченевшим конечностям.
  Лин надевает чистый тренировочный костюм, куртку и вязаную шапку. Она зачем-то вытаскивает куклу из нижнего ящика комода и крепко сжимает ее тонкими пальчиками. Она ее почти чувствует как себя, либо себя ощущает совсем как эта кукла, которую она завалила кучей белья. Ей восемнадцать и Дорин первая ее кукла в этой жизни. Подарок на прошлый день рожденья. Ее тренер подарил ей куклу, а отец пользовал всю ночь, насмешливо отбросив детский подарок в сторону.
  Наемные рабочие жили в другом доме, одноэтажном и достаточно удобном. У него был отдельный вход, одна ванна на весь персонал и кухня.
  Лин замедляет шаг по мере приближения к двери и совсем останавливается, когда носы ботинок мягко касаются деревянного полотна.
  Едва уловимый запах жженого сахара растворяется в воздухе.
  - Идем со мной, - голос Айриса хриплый, словно скребет металлической щеткой по шейным позвонкам.
  Лин оборачивается против своего желания и цепляется взглядом за острый кадык.
  - Сейчас?
  Он въедливо следит за тем, как Лин трет нос, ограждая себя от его запаха, и тут же прячет руки в карманы. Айрис высокий и крепкий, и прислуга в доме говорит, что он непристойно груб. Лин ничего такого не замечает. Разве что брезгливо поджатый рот, всякий раз, когда он касается Лин. Должна ли она говорить, что ей безразлично его отношение к той ситуации, в которой они оказались. Он - губка, которая впитывает и разливает все эмоции, что улавливает его крайне чувствительный радар. А Линнель - это противоядие, которое способно заглушить все своей эмоциональной пустотой. Но иногда в такие моменты как сейчас, ей тоже нужно, чтобы губка впитала все лишнее, все тонкое, что Лин не способна вынести сама. Эти чувства, что в ней просыпаются против ее желания, способны убить только Айрис и лекарство, которое почти невозможно достать.
  У Айриса есть причина быть здесь - Елена. Линнель помогла продать его любимую. Хотя сейчас Лин думает, что Айрис и Елена надеялись на ее помощь. Должно быть, поэтому он смотрит на нее как оголодавшее безумное животное. Должна ли Линнель объясниться? Лин хмурится и прикусывает щеку в раздумье, но все же решает, что она совсем не обязана объяснять Айрису очевидное. Спасать Елену было бессмысленно, это навредило бы многим, и в первую очередь Линнель.
  -Давай отложим, чтобы ты не хотел от меня, - предлагает Лин и делает первые шаги, чтобы обойти рослую преграду.
  Но Айрис цепляет ее за рукав и притягивает к себе механическими скрипящими движениями. Он одеревеневший и горячий, почти раскаленный, словно плоская медяшка на летнем солнце.
   Как только длинные конечности сходятся на пояснице, Лин проваливается в томительную пустоту. Айрис замораживает нерв за нервом. Лин стонет и с благодарностью бодает твердое плечо. Но Айрис поспешно отстраняется и прижимает руки к бокам. Рот его превращается в тонкую ниточку.
  - Прости, но сегодня ты слишком... отвратительна. От тебя воняет.
  Лин вскидывает голову. Светлые волосы парня взъерошены и беспорядочно торчат на затылке и висках. Кадык нервно двигается вверх-вниз. Он вновь вытирает ладони об одежду.
  - Меня стошнит, если придется к тебе еще хоть раз прикоснуться, - он склоняет голову, сжимает подбородок девушки и заставляет смотреть только на него, - Ты идешь со мной! И мне плевать, что там у тебя за планы.
  Уголки губ Линнель вздрагивают, как будто они собирались сложиться в улыбку, но вовремя вспомнили, что это им недоступно. Лин освобождает лицо из крепкого захвата Айриса и делает, как он сказал, все еще пребывая в сладостном бесчувствии. Айрис плечом толкает дверь и вытягивает Лин на воздух. Резкий пронизывающий ветер тут же скользит под шапку и широкие рукава куртки. Девушка ежится и вертит головой, осматривая двор. Отец стоит лицом к воротам, которые закрываются беззвучно и томительно медленно. Последний гость покинул усадьбу. Блестящий зад автомобиля отражает багровый закатный луч и растворяется в склоне дороги. Син Бери дергает тонкий шнур у горла и освобождается от опостылевшей накидки, устало кидает ее на локоть мужчины, что стоит чуть позади.
  Лин бросает осторожный взгляд на бледное лицо Айриса, ошалевшие глаза которого все еще пытаются различить в дали очертания машины, что увезла от него девушку. На его лице отражается что-то не знакомое Лин. Она называет это про себя тоской и пытается запомнить его таким, запомнить, как выглядит это чувство. Айрис подается вперед и тянет девушку за собой с упорством тупого животного. Лин пытается освободить руку, но Айрис еще крепче сжимает пальцы и зло кривится. Девушка склоняет голову, почти вжимает ее в грудь. Все, что ей подарил парень ранее, вся эйфория растворилась в холодных пальцах и застывших глазах. У них еще есть шанс уйти, поэтому Линнель окликает парня и тянет свободной рукой за рукав. Но он не шевелится, только широко открывает рот.
  - Син Бери!!! - Айрис орет во всю глотку, вены на побагровевшей шее набухают, капли слюны слетают с языка вместе со звуками.
   Син Бери складывает руки за спиной и всем корпусом разворачивается к незваным гостям.
  - Вы что-то хотели?
  - Отменить сделку! - восклицает Айрис, и тонкая полоса металла сверкает в воздухе.
  Холодный клинок прижат к худой шее, и Лин замирает, задерживает дыхание и всем телом впитывает это невероятное в своей новизне ощущение. Гнев за ее спиной волнами накатывает и сжимается, втягивая и ее. Айрис теряет контроль и расплескивает себя в пространство. Парень рукой прижимает ее к своей груди и скорее держится за ненадежную опору, чем задерживает на месте. Лин не шевелится, столько эмоций, пусть даже не ее собственных для нее сродни рождению, и она осторожно пропускает все через себя как тонкий бумажный фильтр ниточку кофе.
  Отец недовольно поджимает губы и делает едва уловимый знак рукой. Лин бросает взгляд по обе стороны от них и примечает темный силуэт за углом дома. Тень уверенно поднимает руку и прицеливается, крепко удерживая что-то в руке.
  - Я меняю вашу дочь на Елену!
  Айрис на шаг приближается к син Бери. От движения рука его нервно дергается и, кажется, ножом царапает кожу. По крайней мере, Лин абсолютно уверена, что щекочущее чувство вдоль горла, это отнюдь не капельки пота или ее галлюцинации. Парень, не ведая того, полностью закрывает своей спиной маленькое тело Лин от застывшего в темноте солдата, и абсолютно безнадежно подставляет себя под удар. Лин на мгновение прикрывает глаза в ожидании, что сейчас Айрис в последний раз вздрогнет и опадет на землю.
  - Это моя дочь. Она уже принадлежит мне. У тебя есть что-то еще? - едко замечает син Бери, Лин даже сквозь закрытые веки видит, как искривляются его губы в усмешки, а глаза блестят, выдавая возбуждение от охватившего син Бери садистского азарта.
  Айрис дышит тяжело и порывисто. Лин чувствует теплые мягкие губы на своем влажном виске, чувствует их дрожь. Внутри, там, где пищевод, и ничего больше не должно быть, щекотит и стягивает внутренности узлом. Девушка распахивает глаза и напряженно смотрит вперед, пытаясь унять 'это' внутри своего тела. Приторный его запах впитался в ее кожу и осел на кончике языка. Удивление читается на лице Син Бери, но всего на мгновение. Он улыбается тонкой понимающей улыбкой и едва заметно расчерчивает ладонью воздух, словно загребая его. Лин знает этот жест. Син Бери отдал приказ.
  - Тогда что насчет ее секретов?! - восклицает парень.
  Глупец! Лин поджимает губы и непрерывно смотрит на жилистую фигуру отца. Он щелкает языком в раздумье и чуть перекатывается с пяток на носки. Позвоночник девушки содрогается в ознобе, Айрис перехватывает ее поперек талии и вжимает в свою грудь. Забота или же попытка удержать от бегства?
  Лин не знает, почему она все еще здесь. Не составило бы огромного труда, выбраться из объятий Айрис и покончить с этой идиотской ситуацией. Но она продолжает стоять между двумя мужчинами и слушает все, на что готов пойти каждый из них, словно это что-то значимое. Словно это может быть ей интересно.
  Наконец, Син Бери принимает решение.
  - За тобой придут.
  Он неторопливо двигается к дому, встряхивая в беззвучном смехе головой.
  Айрис шумно выдыхает и опускает руку с оружием. Подбородок его утыкается в девичью макушку. Лин поворачивается лицом к нему, так ей удобней следить за солдатом в тени дома. Она все еще раздумывает, говорить ли о нем Айрису. Полагает, что парня действительно стоит наказать, его глупая выходка взволновала Лин, и это было неправильно. Поэтому она склоняет голову на бок и убирает руки в карманы, но не произносит ни слова.
  Острый кусок металла со свистом пролетает несколько метров и вонзается в голень парня. Он вскрикивает и подламывается, заваливаясь на землю. Девушка садится перед ним на корточки и смотрит на неровное пятно крови вокруг костяной ручки клинка.
  - Он мог убить тебя, - спокойно проговаривает Лин и резко выдергивает небольшое лезвие из ноги.
   Парень рычит и бьет ее по лицу. Лин не успевает увернуться, и оказывается распластанной на земле. Звезды вспыхивают холодными каплями в бездонной мути. Губа саднит.
  - Ты совсем не оставил мне времени, - произносит она и прищуривается, рассматривая потемневшее небо, - Я думала, ты сдашь меня позже.
  - Да неужели?! - Айрис зажимает ладонью рану и садится, подтягивая здоровую ногу к животу, - А я верил, что ты еще не ссучилась окончательно. Дерьмо, Линни, ты становишься редкостной тварью!
  Линнель тоже поднимается и бросает на парня безразличный взгляд. Она стягивает с головы шапку, вытирает кровь на шее и протягивает шапку Айрису, предлагая сделать то же самое. Он принимает ее помощь с тяжелой ухмылкой, но прижимает ткань к порезу. Несколько секунд смотрит пристально и как будто теплее, чем обычно. И тянется пальцами к ее губам. Лин вздрагивает от первого касания и бьет его по руке раньше, чем понимает, что он хотел сделать, и зачем ей нужно было не позволить ему это.
  - У тебя кровь, - ворчливо объясняет Айрис. Как будто и сам не довольный своим поступком или тем, что Лин могла не так его понять.
  Линнель вытирает рот рукавом куртки слишком порывисто и грубо, не замечая боли в разбитой губе.
  - В любом случае, Айрис, - говорит она, пока встает на ноги и отряхивает штаны, - Будешь пытаться изменить ситуацию с Еленой - сам сдохнешь.
  Айрис горько ухмыляется и не без интереса поглядывает на угловатую фигуру.
  - Тебя это беспокоит?
  - Без разницы. Просто это могу быть я, а ты знаешь, что я тебе по крайней мере благодарна и убивать тебя будет не правильно.
  Он откидывает голову и заливается искренним смехом. Лин морщится от неприятных резких звуков. Он утирает рукавом проступившие слезы и с трудом поднимается с земли.
  - Не правильно, говоришь...? Прости, Линни, надеюсь это никак не запутает твое и так долбанутое восприятие мира.
  Он склоняет голову, как это обычно делала она, и уходит прочь, припадая на одну ногу.
  
  ***
  Летер внимательно рассматривает сжавшуюся девушку. Ее руки лежат на коленях, крепко сцеплены между собой. Острые бледные коленки постукивают друг о друга как глухие колокольчики. Ей очень идет это платье, но оно настолько тонкое, что девушка выглядит скорее раздетой. От этой мысли у него ноет в паху. Он презрительно улыбается собственной слабости и спешно отворачивается.
  Она, безусловно, интересна, ее способности и красота, но Летер надеялся найти в доме этого проходимца что-то куда более сокрушительное. Впрочем, он не сомневается, что такое наверняка имеется в распоряжении Бери Вонса. Вот только, чтобы получить такую особь придется приложить некоторые усилия. Мужчина не собирался никого покупать сегодня, сама ситуация была ему отвратительна, но когда в комнату вошли девушки, что-то пробудилось в нем. Должно быть это жажда, Летер так давно находится в поисках, что необходимость обладать захлестнула все его существо. А теперь в его владении особь, пускай красивая и в некотором роде талантливая, но для Летера абсолютно бесполезная. Впрочем, может быть и для нее найдется какое-нибудь занятие.
  Летер сжимает кулаки, жажда так и не отпускает его. Кровь пульсирует в голове и, кажется, начинает издавать завывающие звуки. Он снова поворачивается к девушке и с удивлением видит, что она разглядывает его. У нее опухшие глаза, покрасневший нос и покусанные губы. Это ее немного портит, слабость вызывает у Летера раздражение, но он сдерживается.
  - Как тебя зовут?
  - Елена, - тихо произносит девушка и сжимается как перепуганная гусеница.
  Ее имя звучит знакомо, должно быть его произносили, но Летер не обратил на него внимание. Он отворачивается, ее откровенный страх начинает выводить мужчину из себя.
  - В доме Бери еще есть особи?
  Он скорее чувствует, чем видит, как девушка утвердительно кивает. Волнение охватывает его.
  - Расскажи о них, - Летер в предвкушении склоняется к бледному лицу и пропускает сквозь пальцы тонкий завиток волос на виске. Девушка замирает, но не пытается отодвинуться.
  - Я знаю только Айриса, он слышит чужие эмоции. Он живет в усадьбе, не в подвале. Он служит Син Бери. Айрис, он вроде как помогает дочери син Бери... - девушка мешкает прикусывает в нерешительности нижнюю губу и оставляя новую ранку на розовой коже, - Полгода назад была девушка, ее мутацией было зрение. Она видела через стены и предметы. Но ее продали почти сразу... До нее была еще одна девушка и трое парней. Их тоже продали.
  Радость трепещет внутри живота Летера. Так много особей. Какими бы способами не пользовался Син Бери, чтобы находить столь редкие сейчас вид человечества ,но, кажется, Летер станет постоянным участником аукционов. Впервые за много лет он настолько близко к желаемому.
  - Та, кто привел тебя, тоже особь? - интерес не отпускает Летера.
  Ярость искажает черты девушки, она сжимает губы и гневно сопит маленькими ноздрями. Ее злость веселит Летера, он едва успевает сдержать улыбку. Но Елена слишком долго молчит, и Летер начинает терять терпение.
  - Для тебя лучше, если не будешь заставлять меня повторяться, - говорит он достаточно спокойно, но девушка вздрагивает, словно приходит в себя от неожиданного приступа, и страх вновь завладевает ею.
  - Я не знаю, - тихо отвечает Елена и сминает пальцами ткань платья, - Она дочь Син Бери...У нее есть кое-какие проблемы, но я не знаю, особь она или нет.
  - Какие проблемы?
  Елена снова мнется и принимается терзать губы острыми зубками, Летеру ничего не остается, как осторожно взять ее за плечо, только чтобы напомнить место каждого из них. Он чуть надавливает пальцами, но даже от этой ничтожной силы Елена болезненно морщиться и дергается в попытке выбраться из захвата.
  - Лин эмоциональная калека, - в голосе Елены проскакивает раздражение, - ничего не чувствует, ничего и ни к кому. Надеюсь, она убьет своего отца, - мстительно добавляет она и крепко стискивает зубы.
  Летер вскидывает одну бровь и недоверчиво оглядывает маленькую, теперь уже его собственную, особь.
  - Почему ты думаешь, что она убьет Бери?
  - Потому что он ей мешает! Она как бык, если что-то стоит у нее на пути, сносит без сожаления.
  Летер ухмыляется, все-таки его новая девочка очень забавная.
  - Она должно быть в переходном возрасте. Но такие трудности обычно временны. Девочка выглядела невозмутимо на встрече, это вызывает интерес.
  Елена сжимает кулаки и резко отворачивается к окну.
  - Она не трудный подросток, - сквозь злость цедит Елена, - Линнель Бери не испытывает ни единой человеческой эмоции, она монстр! Самое пустое и бесчувственное создание на этом проклятом острове!
  Летер откидывается на спинку сиденья, голова снова начинает болеть. Значит, ее зовут Линнель. Он не мог не узнать ее, и все-таки она осталась незамеченной. Почти шесть лет бесполезных поисков, кажется, привели к результату.
  Легкие Летера разрываются от дикого смеха, перед глазами все кружится и пляшет, и ему совсем не увидеть, что Елена прячет лицо в коленях и зажимает уши ладонями.
  Он заберет своего монстра.
  
  Глава 4
  
  Уже давно сгустилась ночь, но Дори так и не пришел. Лин упрямо сидит на бетонных ступеньках, крепко запахнув тонкую пуховую куртку. За ней не приходят люди отца. И это заставляет мысли в голове вертеться суматошно и беспорядочно. Она все пытается прикинуть, на что готов пойти Син Бери, чтобы оставить ее при себе, и кажется, что возможности его неограниченны. Бездействие вынуждает Линнель проигрывать в голове новые сценарии и впадать в еще большую неуверенность. Она почти готова пойти к Айрису, чтобы узнать, что он рассказал отцу, но тут в комнате Дори зажигается тусклый желтый огонек. Он вернулся и включил ночник.
  Линнель на ходу натягивает скомканную в руке шапку и быстрым шагом пробирается к дому для слуг. Возле двери она немного мешкает, звуки из комнаты настораживают ее - торопливые и тревожные. Лин не стучит, резко нажимает на дверную ручку и толкает дверь. Напряженно ждет удара в челюсть, но отчего-то ее встречает молчание и легкий ветерок. Окно распахнуто, и тонкая замасленная занавеска пляшет в проеме. В свете ночника по столу растекается темная лужица и по каплям перебирается на пол, разбрызгиваясь на десятки густых пятен. Лин невольно отступает и слышит хруст, приходится наклониться, чтобы разглядеть в полумраке осколки крошечной ампулы. В груди пульсирует боль, начало которой никак не получается определить. Что-то зловещее в самом воздухе нависает над Лин. Она медлит всего секунду, прежде чем протянуть руку к выключателю и хлопнуть по нему. Яркий холодный свет режет по глазам. Линнель несколько секунд часто моргает, прежде чем зрение привыкает.
  Дори... Его тело лежит возле кровати, навзничь, с раскинутыми руками и огромной дырой в груди. Он все еще смотрит на потолок. Он теперь всегда будет смотреть только на потолок. Лин опускается возле Дори и ощупывает карманы в поисках еще одной ампулы, но находит только связку ключей, пустой листок и карамельную конфету. Она складывает все рядом с телом и несколько минут смотрит на лицо своего наставника. Узел - средоточие ее рук, ног и головы вдруг развязывается. Руки повисают омертвевшими чреслами, а голова падает на грудь. Она пытается подняться, но ноги снова подкашиваются. Лин не успевает удержаться, скользит руками в его крови и неловко падает. Она утыкается подбородком, губами в мокрое пятно и резко стискивает зубы, чтобы сдержать крик. Но даже сквозь закрытый рот вырывается дикое мычание.
  Холод гнездится в глубине ее существа.
  Должно быть именно холод поднимает ее на ноги и за руку ведет к кабинету Син Бери. Неустанно нашептывает ей, что это он. Что отец отнял у нее мужчину, отнял свободу. И когда Лин приходит к нужной двери и наталкивается на охранника, не раздумывая, вскидывает почти окоченевшие руки и сжимают его шею.
  Линнель Бери входит во владения своего отца, плотно закрывает за собой дверь и проворачивает замок, чтобы ей никто не помешал.
  
  Айрис перекидывает сумку через плечо и садится на корточки, почти полностью скрывшись в колючих ветках. Они жадно цепляют одежду и клочья волос.
  На небе висит лишь половинка луны, отчего полумрак рассекается редкими нитями света. И Айрис подобно сказочному животному разлинован мягкими полосами. Он слышит перестук мелких камней под тяжелым шагом, но еще сильнее Айрис слышит холодную уверенность и звериную силу. Он задерживает дыхание, чтобы не выдать себя, когда рослый мужчин, похожий на костяную фигурку, проходит мимо кустарника.
  Мужчина резко останавливается, бросает внимательные взгляды по сторонам, и Айрис уверен - его заметят и приволокут на смерть. Айрис собирается с мыслями, готовится к тому, что бы выйти самому, сохранить хотя бы остатки самолюбия. Он крепко сжимает ручку сумки с вещами и едва успевает распрямить колени...
  Визг отчаянный, испуганный, обрушивается на усадьбу. Визг накрывает собой дом, оцветающие клумбы, замеревшего в волнении незваного гостя. Этот крик взболомучивает окна, как семейство мелких насекомых. В них зажигается свет, один за одним, подчиняясь своему какому-то тайному закону.
  Айрис заворожено смотрит, как просыпается дом, как мелькают беспокойные тени. Гость в волнении трет лысую голову. И пятится, собираясь скрыться в тех же самых кустах, что выбрал Айрис. И парень вместо того, что бы готовиться, возможно, к последней драке в своей жизни, потому что теперь он совершенно точно видит, что этот мужчина - чужак, Айрис вспоминает, почему оказался здесь. Как стоял, крепко держа в неуверенных руках сумку со своим барахлом и не выходил из спальни. Потому что за дверью была Лини. За дверью пульсировало ее смятение, едва уловимое, робкое. Лини не двигалась. Айрис наблюдал в щель от приоткрытой двери, как она мешкает перед тем, как войти к Дори. Айрис молча ждал, когда она столкнется с тем, что ждало ее внутри.
  Она вошла, и Айрис наконец-то смог покинуть свою комнату. Но это промедление стоило ему шанса выбраться до всей этой суматохи, до появления неожиданного посетителя, до момента, когда воздух пропитался запахом ее горя.
  Айрис возвращается из воспоминаний, когда ветки над его головой начинают шевелиться. Он запрокидывает голову и сталкивается с яростным взглядом мужчины.
  Сначала слышится рык, а после грохот сотрясает двор. Мужик делает прыжок назад, и цепким взглядом окидывает все пространство вокруг себя. Айрис ему уже не интересен, потому что в проеме распахнутой ударом двери стоит маленькая хрупкая Лини. Она как будто узнает его.
   Они срываются с места одновременно. Молча, быстро. Бросаются в объятия друг друга и сталкиваются, кажется, всеми конечностями разом. Лин быстрая, как робот, которого перемкнуло. Но мужик мощный и несокрушимый. На ее сотню ударов он отвечает едва десятком. Никто из них не стонет, ни разу не теряет равновесие и не пытается отступить.
  Айрис видит, что Лин больно, видит, как она морщится, как слабеет, но ловит себя на том, что его это не радует, хотя должно было. Он невольно подается вперед, когда она спотыкается, и мужик тут же подминает ее под себя.
  Как будто перекрыли воздух и отключили свет. Айрис вдруг выключился из сети, а потом пришел в себя, но уже в другом месте и при других обстоятельствах...
  Он стоит над крепко сплетенными людьми, зажимая в руке холодный гладкий камень. Перед ним два безвольных тела замерли в страстных объятьях. Перед его глазами расплывается кровавая рана на гладкой голове мужика.
  Айрис роняет оружие и отшатывается, не в силах отвести взгляда от бессознательного тела.
  - Сними его с меня... - доносится тихий девичий писк из-под распластавшегося широкого тела - Айрис! Не стой, как идиот! Оттащи его...
  Айрис вдруг начинает суетливо исполнять ее указания. Хотя в другой своей жизни, которая была до этого вечера, он, скорее всего, оставил бы Лин задыхаться под этой тушей, наслаждаясь мыслью, что ей пришлось бы пройти через все этапы разложения этого человека.
  Но в эту минуту Айрис, пыхтя и потея, сталкивает мужчину с Лин и помогает добраться до 'своих кустов'. Лин опускается на землю, тяжело дышит и чуть склоняется на один бок. Рукой зажимает ребра.
  - Я его убил? - Айрис кивает в сторону бездвижимого пыльно-грязного тела, задерживая дыхания в каком-то извращенном радостном ожидании. Он ждет, что сейчас его провозгласят убийцей. Сухо, официально, так, как это умеет Лини.
  Но она вопреки ожиданию едва качает головой, а в голосе слышится горечь:
  - Его не так просто убить. И думаю, это будешь не ты, - она пытается улыбнуться, но тут же кривится и сильнее сгибается, - Нужно уходить, пока он не пришел в себя.
   Она говорит, что им нужно укрыться в старом гараже, и он послушно берет свою сумку и следует за ней. Под коркой крови не разглядеть выражения ее лица, но в одном Айрис уверен, глаза ее стали темнее. Пока они добираются до гаража, Айрис узнает две вещи о Линнель Бери - на ее теле ножевая рана и с этого вечера Лин свела крепкую дружбу с отчаяньем.
   Лин запирает дверь изнутри, прежде чем включить тусклый фонарь, и наваливается спиной на ржавый металл. В неровном свете фонаря, ее лицо призрачно мерцает. Виски и шея в капельках пота. На ней слишком много крови, Айрис чувствует, как к горлу подступает тошнота. Он ненавидит в этой девочке все, от внешности коренных аборигенов до запаха спелых яблок, который он слышит от ее кожи. Он ненавидит, но все же прикладывает ко лбу свою ладонь, пытаясь сбить, этот пульсирующий, бьющий фонтан горя, злости, чего-то неразличимого. Столько всего переплелось в этом теле, что Айрис начинает чувствовать головокружение и резко одергивает ладонь. Не хватало им обоим повалиться здесь без чувств. Он должен выбраться, и Линнель этому ни в каком виде не помешает. Если понадобится, он оставит ее здесь умирать. Айрис в этом уверен, но почему-то продолжает беспокойно кружить вокруг девчонки.
   - Дай посмотрю, - Айрис склоняется над неподвижным телом и стягивает с плеч куртку.
   Лин стонет, глаза с трудом открываются и смотрят него в упор. Она не сопротивляется, лишь со свистом дышит и бодает лбом плечо Айриса, когда становится особенно больно. Ее кофта почти равномерно окрасилась, и разобрать, где рана едва ли возможно. Парень цепляет бегунок двумя пальцами и тянет его вниз. Полы кофты раскрываются, обнажая бледную кожу, хлопковый лифчик на маленькой груди и сочащийся порез вдоль нижнего ребра. Айрис чувствует вкус металла во рту, от напряжения челюсть его начинает нервно двигаться, зубы трутся друг о друга. Он вытряхивает все из своей сумки и достает первую попавшуюся футболку. Разрывает на несколько широких полос, но растерянно застывает с этими тряпицами в руках потому как не уверен, как подступить к такой ране.
   Лин касается его руки
   - В багажнике сумка... Там лекарства, - шепчет она невнятно и тихо, как будто засыпая, и в бессилии откидывает голову на стену.
  В багажнике старого 'Зундо' действительно находится большой походный рюкзак с кучей вещей. Во внешнем кармане пакет с несколькими тюбиками, банками и таблетками, моток пластыря и бутыль с чем-то крепким. Новый металлический футляр, в котором - Айрис видел подобный в комнате Лин - лежит стеклянный шприц на двадцать миллилитров. Айрис брезгливо морщится и убирает его на самое дно кармана. Он старается сделать все быстро: промочить рану жидкостью из бутыля, обтереть кровь вокруг пореза и перевязать. Старается как можно осторожней касаться как будто фарфоровой кожи из боязни, что она вся пойдет трещинами, и он уже не сможет залатать Лин. Она не стонет, не вздрагивает от его неумелых действий. И когда Айрис поднимает глаза, обеспокоенный ее недвижимостью, он цепенеет от вида слез на кроваво-грязном лице. Лини оглохла и онемела - закрыла себя блоками и превратилась в каменный мешок с костями. И сколько бы Айрис не силился пробиться сквозь блоки, он уже не мог понять, что заставило ее плакать.
   И все, что он может, это взять единственную бутылку с водой, найденную в вещах Лин и Дори, и смыть с лица девушки следы крови и слез.
  
  Глава 5
  
  Он задремал, будто нырнул в глубокий вязкий колодец. Одна часть его сознания понимала, что нужно уходить, что он тонет. Но другая - словно пришпиленная иглой бабочка - оставалась здесь, рядом с ослабевшей девочкой. Обе его части помирились, только когда Лини пришла в себя.
  Она тяжело поднимает голову и загребает пятерней растрепанные волосы на затылок, открывая гладкий широкий лоб. В уголках ее губ запекшаяся кровь. Она толкает Айриса в плечо, и он делает вид, что только что проснулся.
  - Нужно уходить, - когда Лини говорит, облако пара окутывает ее губы, - Посмотри, что там.
  Айрис поднимается на ноги и тайком бросает на нее внимательный взгляд. Кажется, к щекам ее вернулся прежний прозрачный румянец. Он прижимается к узкой щели чуть ниже крепкой массивной петли. Четыре служебные машины разбросаны между клумбой и усадьбой. Айрис насчитывает пятеро мужчин в форме, один из которых размашистым шагом двигается на их ненадежное убежище. Этот мужчина несет с собой звуки, которые обрушиваются на старые кирпичные стены. Крики, лай собак и урчание моторов. Айрис отшатывается. И теперь уже с той стороны щели оказывается чужой любопытный глаз. Ручка на двери приходит в движение. Замок скрипит, но не поддается, замирая за секунду до щелчка.
  Сердце бешено вздрагивает и замирает. Лини шевелится под рукой, и Айрис понимает, что душит ее. Он медленно, будто их могут услышать, убирает руку от лица девушки. Она смотрит на него в упор, и втягивает ноздрями воздух, трепеща. Заглатывает запах особенного. Айрис морщится и вытирает руку о штанину, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения ее губ на ладони.
  Грохот сотрясает железную дверь, кто-то с той стороны потерял терпение и пытается снести ее с петель.
  - Где ключ? - сквозь грохот доносится резкий глухой голос, - Найди, быстро!
  - Надо спросить у слуг.
  - Так спроси, какого х**а ты еще здесь?!
  Он топчет гравий за стеной, шаркая мимо двери туда-сюда. Лини не реагирует никак на то, что происходит. Просто сидит, облокотив голову на кирпичную кладку, и спокойно смотрит на противоположную стену, на которой нет совсем ничего. Даже полок с барахлом. Где-то в глубине нутра Айриса рождается странное щекочущее чувство, готовое вот-вот разорваться смехом. Он в секундах от конца своей истории - его запрут, и Елена так и останется там, вне его жизни. И в решающие минуты он почему-то ждет, что именно Лини вытащит их из этого дерьма. Хотя ей точно бежать сейчас незачем. Ее ничего не гонит из дома.
  Шорох шагов неожиданно затихает, а потом и вовсе прекращается.
  - Вы двое останьтесь здесь, - все тот же недовольный голос разносится по двору, - Когда этот... В общем, как принесут ключ, обыщите здесь все. И глаз не спускать с ворот. Этот мудак пожалеет, что решил убить так рано и вытащил меня из постели.
  - Есть, инспектор Гум! - звонко слышится в ответ.
  И когда стихает недовольное ворчание, на плечи вновь опускается волнительная тяжелая тишина.
  Лини неожиданно легко поднимается на ноги и подходит к двери, с минуту смотрит в щели, не меняясь в лице и не произнося ни слова. А потом жестом подзывает Айриса. Он едва успевает схватить рюкзак. Свою развороченную сумку он оставляет на полу, за эти несколько часов убедившись, что вещи в рюкзаке подходят для побега куда лучше его собственных пожитков.
  Девушка отпирает замок и приоткрывает дверь на треть, впуская предрассветное марево в пыльный туман гаража. Айрис мешкает мгновенье, прежде чем согнуться, стараясь спрятаться за собственной тенью. Лини тихо бежит прямиком на двух мужиков, бежит стремительно, как охотничья псина, пугая Айриса хищным молчанием. Айрис слышит болезненный девичий хрип, и вот она уже обвила руками и ногами крепкую мужскую спину, прежде чем тело под ней обмякает и ложится на землю. Айрис изумленно замирает, пытаясь моргать, но глаза странным образом приклеились к маленькой девочке, которая уже бежит в объятия остолбеневшего от удивления оденера. Он все же приходит в себя до того, как Лини достает его. И даже успевает вбить кулак в маленькое тело, отчего Лини на мгновение сгибается пополам. Айрис срывается с места. И если от его кулаков мало толку, то он готов грызть зубами этого здорового ублюдка. Но Лини с бешеным визгом бросается на мужика, и уже через мгновение, Айрис видит, что все кончено. Мужик лежит у ее ног, упершись лицом в гравий.
  -Он жив? - голос Айриса звенит, а сам он покачивается, как будто никак не может решить, в какую сторону двигаться.
  Лини оборачивается, и смотрит на него холодно и раздражающе спокойно.
  - Жив. Нужно торопиться. Помоги мне.
  Она прихрамывает, и часто останавливается, чтобы отдохнуть. Он следует за ней, словно щенок на привязи, хотя до конца не понимает, что она делает. Лини шарит рукой по забрызганному грязью корпусу служебного авто, словно ища что-то. Тяжело вздыхает и трет вспотевший лоб, а затем идет к следующей машине. Когда Айрис понимает что именно она делает то он за несколько секунд успевает обежать все пять машин и найти все же ту, в которой багажник оказывается незапертым. Крышка со скрипом ползет вверх оголяя проржавелое нутро багажника. В нем просторно и кроме грязной тряпки и пластиковой бутылки ничего нет. Айрис смотрит на тела двух законников и про себя умолят хоть чьего-нибудь бога оставить их в живых. Ни один бог ему не отвечает, поэтому он закидывает в багажник рюкзак, подсаживает девушку и забирается сам. Айрис вжимает в себя маленькую фигуру, чувствуя, как намокает его рука, и захлопывает крышку багажника.
  
  Глава 6
  
  Инспектора Рони Гума раздражало на месте преступления только одно - завывающие бабы. Их перекошенные лица с соплями под носом превращали смерть в комедию.
  Он вновь обходит убитого со спины и склоняется теперь со стороны ранения. Из коридора доносится приглушенный вой. Инспектор Гум морщится и вытягивает подбородок, почти касаясь носом тонкого кабинетного ножа с каменной ручкой, которая торчит поверх накрахмаленного воротничка. Кровью залита шея, большая часть левой руки и белая рубашка. Голова покоится в луже собственной крови поверх кипы документов. Глаза удивленно смотрят на стену, на которой ничего примечательного, кроме стеллажа с книгами нет. Можно подумать, что покойник обнаружил в стопках книг нечто неожиданное, вроде сборника детских стихов или 'Сто забавных рассказов о собирательстве'. Инспектор Гум не ленится и смотрит в ту же точку, что и покойник, но, как и ожидается, никакой книги с рассказами не обнаруживает.
  - Где эксперты? - спрашивает он, так и не отвернувшись от полок с книгами.
  - Они за дверью, - Нана кивает головой в сторону, - ждут. Управляющий выделил соседнюю комнату для допроса. Парни осматривают территорию, но похоже убийца успел уйти.
  Инспектор Гум не спеша обводит взглядом кабинет и останавливается на своей молодой помощнице. Нана только после Академии - страстная, вскормленная историями о справедливости и долге барышня. Инспектор честно старался видеть в ней хранителя правопорядка, но ее пышные формы и ярко нарисованные брови слишком выдавали в ней женщину. Даже заурядная серая форма законников выглядела на ней непозволительно вульгарно, обтягивая крутые бедра и натягиваясь на полной груди.
  Ее лицо сегодня бледное и каменное, а движения непривычно резкие. Это первое убийство за три месяца ее работы с Инспетором Гумом а скорее всего первое и за время учебы. Нана стоит в дверном проеме, вытянув руки по шву, словно боится одним своим присутствием нарушить девственность места преступления. Инспектор подходит к ней и заглядывает через ее голову в коридор.
  - Что мы имеем? Сколько людей в доме?
  На полу под большим горшком с цветком, скорее похожим на недоразвитое дерево сидит крупная женщина и скулит в прижатые ко рту кулаки. Ее лицо успело распухнуть, а подол униформы неприлично разошелся на ляшках. Инспектор Гум тактично отворачивается и смотрит на пристроившегося у стены оденера, кажется, его зовут Фокк.
  - Проведи ее в комнату для допроса, - тихо шепчет Рони Гум и вновь обращает свое внимание на Нану, слегка кивает, готовый слушать.
  Она достает блокнот из кармана распахнутой куртки и перелистывает две страницы. Нос ее морщится, когда она преступает к чтению.
  - Всего в доме около пятнадцати человек. Из них пять человек обслуги, учитель, - Нана делает жест за спину, - это та, которая ожидает в допросной, тренер, три охранника. Один личный - тот, что был без сознания, когда обнаружили убитого, двое дежурят у ворот. С ними сейчас беседуют Ганс и Литерин.
  Инспектор кивает головой и трет подбородок. Жестом приглашает Нану покинуть кабинет. Женщина разворачивается и вновь склоняет голову над блокнотом.
  - Дочь Син Бери и ее друг... - Нана бросает неуверенный взгляд на своего начальника, тот вновь трет щетину. - И еще тренер.
  -Учитель и тренер... - проговаривает Инспектор Гум, прежде чем открыть дверь в комнату, которую им уступили. - Как зовут дочь министра?
  - Линнель Бери.
  - Приведи ее, если она в состоянии ответить на вопросы.
  - Да, Инспектор.
  Нана отправляется в поисках девушки, а инспектор Гум проходит в комнату, где его ожидают охранник и зареванная женщина. Теперь местом преступления должны заняться умники из лаборатории, а у него впереди долгая ночь за разговорами. Оденер - пусть все-таки будет Фокк - заходит следом и замирает возле двери.
  Инспектор располагается за небольшим деревянным столом и жестом подзывает охранника, присесть на стул напротив. Женщина остается сидеть на софе.
  Комната оказывается небольшой спальней. Обжитой она не выглядит, скорее стерильной. Квадратный стол на низких ножках едва достает до согнутых колен инспектора. Рони убирает жесткие пряди за уши и выкладывает перед собой блокнот и карандаш. Он машет охраннику министра, удерживая его на тонком поводке пронзительным взглядом серых глаз.
  Охранник убитого неуверенно садится на стул с высокой спинкой и скрещивает руки на коленях, совсем как провинившийся мальчишках. Инспектор Гум подмечает, насколько потерянным выглядит мужчина, при всем своем росте и ширине плеч. На шее яркие кровоподтеки, а глаза влажно блестят. Его рубашка расстегнута на груди, а узел галстука сдернут немного вбок.
  - Вы... - инспектор замолкает, дает возможность мужчине назвать свое имя.
  - Ив Коллаг, - голос у мужчины низкий, звуки немного пляшут на языке, словно он вот-вот начнет заикаться.
  Инспектор наносит на бумагу первые пометки.
  - Ив Коллаг, вы видели, кто на вас напал?
  Зрачки мужчины сужаются до черной точки, а дыхание становится осторожным и порывистым. Он касается своей шеи и резко убирает руку, когда замечает внимательный взгляд законника. Сильно трет костяшки рук и покачивает головой, словно на что-то решаясь.
  - Этот человек опасен. Ив Коллаг, вы видели, кто на вас напал? - с нажимом повторяет Инспектор и щурит глаза, словно от солнечного света.
  Мужчина сдается и склоняет голову на грудь, рука теперь смело касается синяков на коже.
  - Это его дочь. Сан Линнель, - хрипло произносит он и вздрагивает от разорвавшегося воя.
  Женщина на постели вновь принимается истошно рыдать и затыкать себя дрожащими руками.
  Инспектор недовольно кривится и жестом просит ее успокоится, ругая себя за то, что приказал ее тоже привести в эту комнату.
  - Почему она это сделала?
  Инспектор ставит галочку на полях напротив аккуратно выведенного 'Линнель Бери' и украдкой улыбается, одним лишь краешком губ, так чтобы посторонние не заметили.
  - Не знаю, - голос Ива Коллага набирает силу - голос праведника, невинно оскорбленного, - Она ненормальная! Она пришла за Син Бери! Это точно, что она его убила! Я слышал, как она говорила, что раздумывает над этим. Раздумывает, понимаете?! Сан Линнель сумасшедшая, я это и раньше замечал, но когда она пришла сюда, она выглядела просто свихнувшейся! - он яростно крутит пальцем у виска, а после вытерает забрызганные слюной губы, - Я сначала подумал, что она разукрасила себе рожу, а вот сейчас понимаю, что это была кровь! Она пьет кровь, или что там делают все эти свихнувшиеся чернокнижники.
  Инспектор мысленно щелкает языком. Но женщина вновь нарушает его спокойствие. Она вскакивает на крупные ноги и яростно трясет в воздухе кулаками.
  - Замолчи, идиот! Да что ты понимаешь?! У тебя ни мозгов, ни чувства сострадания! И вся твоя работа - это стены подпирать! Идиот! Жалкий никчемный тип! - она делает вперед три шага, словно собирается пристукнуть неожиданно оробевшего под таким натиском взрослого мужчину, - Бедная девочка, бедная моя Лин! Она так много страдала! А теперь еще и это! Обвинить ее в убийстве?! Да как у тебя язык повернулся! И правильно она сделала, что шею тебе свернуть хотела! Ты ведь все видел, видел, как это животное издевается над ней, но молчал. Ведь так? Ведь все знал? Убила?! Да как она могла, если столько лет терпела это чудовище? Она слабая! Как котенок. Дори!!! - вдруг вскрикивает женщина и радостно расправляет руки, как будто собираясь обнять инспектора, - Вы поговорите с Дори. Вот кто все знает! Знает, как несчастна наша девочка. Он за ней присматривает. Он подтвердит, он тоже знает, что она никого не могла убить! О господи, что же это делается....
  Женщина резко садится на зад, лишившись остатка сил. Плечи ее начинают мелко дрожать и рыдания вновь сотрясают крупное тело. К счастью Инспектора, на этот раз абсолютно отчаянные, и оттого беззвучные. Он слегка откашливается, кое-что помечает в блокноте и вновь обращает внимательный взгляд на взволнованного Коллага.
  - Когда вы слышали, что она собирается убить своего отца? - тихо спрашивает он, чтоб не разбудить в женщине новую истерику.
  - Сегодня, она говорила об этом с какой-то девушкой.
  - Какой девушкой? И где она сейчас?
  - Я не знаю. Красивая такая, блондинка. Впервые ее видел, Сан Линнель пришла с ней в Красную комнату. А перед тем как войти, девушка предложила убить Син Бери. И она сказала, что думает об этом. После девушка уехала с какими-то мужчинами.
  Инспектор трет щетину на подбородке и думает, что нужно обязательно побриться, прежде чем идти с докладом к начальству. Это дело для его карьеры необычайно важно, и он должен быть безупречен со всех сторон. Найти убийцу и побриться! Только так.
  - Сан Линнель, - инспектор повторяет учтивое обращение дочери убитого, - За что она хотела убить отца?
  Ив поджимает губы и поднимает взгляд выше головы инспектора, вновь возвращаясь к своей ипостаси охранника.
  - Не знаю, - сухо произносит Ив Коллаг, ставя точку в разговоре.
  Инспектор с улыбкой кивает головой и просит оденера Фока проводить Ива Коллага, но просит помнить, что он может еще понадобится для следствия, поэтому будет очень признателен, если Коллаг пока не будет покидать усадьбы.
  Его место на стуле занимает тучная учительница Гродинс. Она промокает рукавом глаза, словно вдруг вспомнив о своем статусе, который влечет за собой необходимость в любой ситуации оставаться благовоспитанной и сдержанной.
  - Инспектор, - начинает женщина тихо, но губы все равно предательски дрожат, - Прежде всего хочу указать на то, что Ив - тупица. Он вряд ли умеет читать, что уж говорить о том, чтобы познать, что на душе у несчастной девочки.
  Инспектор Гум неуместно улыбается.
  - Я приму это во внимание, синне Гродинс, - он склоняется над записями и как будто действительно отмечает там, что Ив Коллаген не кто иной, как тупица , - Может быть вы видели кого-то постороннего этим вечером? Или знаете, - он выделяет последнее слово, - кто мог желать смерти Син Бери?
  - Сан Гродинс, - поправляет его женщина и зачем-то считает необходимым объяснить это обстоятельство, - Понимаете, я никогда не была замужем. Посвятила свою жизнь обучению деток.
  Инспектор понимающе склоняет голову, про себя думая, что последняя детка явно не была столь уж прилежной ученицей. Женщина, встретив поддержку в лице не совсем приятного, но все же образованного человека, воодушевляется и становится на защиту своей подопечной.
  - Син Бери нажил себе достаточно врагов. Здесь постоянно появлялись посторонние люди. Чаще ночью. Думаю, вы понимаете, что вряд ли здесь происходило, что-то приличное, раз уж приходилось прятаться в этих странных одеждах и пробираться сюда как преступники, - женщина понижает голос и переходит на свистящий шепот, - Я однажды видела... Это ведь ничего что я рассказываю, ведь син Бери мертв и ему это не навредит? Так вот, я видела как из этой жуткой комнаты, в которую никого, заметьте, из слуг не пускают, выходил человек в синем плаще, Обмотанный весь как гусеница. И буквально тащил девушку. Еще одну девушку! - она обличительно вздергивает палец вверх, - А она, бедняжка, плакала и упиралась.
  Сан Гродинс вытирает скатившуюся по рыхлой щеке слезу. Инспектор с интересом рассматривает ее чуть мутные от слез глаза и подмечает в них скрытую злость.
  - Как думаете, кто это был? - спрашивает он, впрочем, не надеясь на ответ.
  Женщина передергивает плечами.
  - Откуда мне знать? Я сразу же ушла оттуда, пока меня не заметили. Меньше всего мне хотелось оказаться в руках этих бандитов. Я и работу эту не бросила только из-за Линнель. Девочка и так лишена была какой-либо ласки, - взгляд ее вдруг становится откровенно гневным, - Это были те самые девочки, которых заставляют продавать себя. Я уверенна! Син Бери был ужасным человеком, и теперь я могу открыто об этом заявить!
  Инспектор Гум ставит еще одну галочку напротив имени дочери убитого и в раздумье постукивает ручкой о поверхность стола. Потом вскидывает неожиданно сочувствующий взгляд на женщину и накрывает ее нервные пальцы широкой ладонью.
  - Он обижал свою дочь?
  На мгновение его сердце замирает в ожидании.
  - Да, - всхлипывает женщина и роняет голову на руки, - Он... он совратил бедняжку.
  Рыдания ее набирают оборот, как снежный ком, несущийся с невероятной высоты, а мысли инспектора Гума сладко пляшут в эйфории. У него все есть: подозреваемая, мотив, свидетель. Остается только забрать девочку и слепить дело. Это дело будет громким, но крайне плодотворным для его карьеры.
  Он рисует маленькую рожицу и пытается сдержать мышцы лица от очередной радостной улыбки, когда дверь в комнате распахивается и перед ним появляется немного растрепанная Нана. Лицо ее выглядит уже не бледным, а каким-то землистым, словно она собирается помереть прям здесь, перед довольно малюющим инспектором.
  Нана некоторое время молчит, шумно дышит и беззвучно шлепает губами. Инспектор Гум ее не подгонят, неторопливо переворачивает лист в линованном блокноте, готовый записывать, если понадобится.
  - В доме для слуг обнаружили еще одно тело, - Нана бросает короткий взгляд на сгорбившуюся спину женщины, с которой беседовал ее начальник, и чуть приосанивается, вспоминая о своей роли во всем этом балагане, - Согласно показаниям слуг, это и есть тренер Дори Вэлс. Убит ударом острого предмета в сердце, - она вновь запинается, но тут же берет себя в руки, - На наших парней во дворе напали. Они уже пришли в сознание и утверждают, что это была девушка.
  Инспектор вскидывает бровь, а рука его нервно сжимает хрупкий карандаш. Он разламывается надвое и выскальзывает из грубых пальцев. Кашель Наны возвращает инспектора из круговерти резких обрывочных мыслей.
  - Линнель Бери пропала, возможно похищена, но скорее всего сбежала. Думаю, это она вырубила ребят.
  Инспектор Гум осторожно отодвигает от себя обломки карандаша и закрывает блокнот. Затем откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. Перед взором мелькают воспламенившиеся мошки. Рони Гум не чувствует, что кусает губы.
  Сбежала из-под носа. Бедная несчастная девочка!!!! Маленькая дрянь усложнила такое выгодное для него дело. Он не позволит ей исчезнуть, не упустит шанс унести свой зад с мерзкого острова!
  Рони желает ей спрятаться как можно лучше, потому что сам пугается своих мыслей. Он так сильно жаждет ее поймать, что пьянеет в одно мгновенье. Как же давно в нем не просыпался зверь ...
  
  
  Глава 7
  
  Инспектор Гум крепко сжимает обводку руля и едва сдерживается, чтобы не вдавить педаль газа до отказа. В голове пульсирует боль, как нескончаемая назойливая мелодия из старой музыкальной шкатулки. От запаха духов помощницы, до невозможного приторного, в носу неприятно щекотит. Он чуть опускает ветровое стекло и впускает сырой рассветный воздух в затхлый салон. Он дышит глубоко, животом, так что бы наполнить легкие до отказа, и освежить, наконец, голову.
  Он провел шесть часов в усадьбе Бери Вонса, министра культуры и внутренних дел, шесть раздражающих часов. И как итог, полнейших бардак в деле: два места преступления, нападение на законников. Бегство!
  Бери Вонс. 51 год. Последние семь лет занимал пост Министра культуры, имел заслуги перед островом Бай, почетный житель города Орон, хотя последние пять лет жил вдали столицы в собственной усадьбе, которую получил в качестве бонуса при переводе на остров. С детства отличался целеустремленностью и прилежностью. Прилежный ученик гимназии, позже Академии, закончил курсы подготовки Резерва Войск островной империи, по окончании которых был определен на службу на малый остров Бай. Пару прошений о переводе на главный остров, и вдруг он как будто смирился с положением дел и стал преданно работать на треклятом острове. Параллельно с этим к нему приезжает дочь, на тот момент 12 летняя Линнель.
  Примерно в то же время в доме стали появляться люди, появляться и исчезать. Их видели, но не все уверены, что действительно кто-то был. Красная комната оказалась банальной комнатой для игр, и единственное что в ней было красным - это название. Никаких найденных тайников, двойной бухгалтерии и прочего. Единственно, что представляло интерес - это подвальные помещения, скорее похожие на камеры временного содержания, с крепкой дверью и внешним замком. В некоторых на полу валялись матрасы и кое-какая утварь. Наличие этих комнат в немалой степени поддерживало теорию о незаконном удерживании людей. Возможно, догадка учителя Гродинс была не столь безумной. Вот только торговать девочками - не самое выгодное предприятие, цена на услуги шлюх настолько низка, а разнообразия представительниц наоборот велико, что приобщаться к этой отрасли крайне недальновидно.
  Убийство министра вполне может быть связано с неизвестными посетителями - от конкурентов, до мести бывшего возлюбленного, чью девку продали.
  Есть вероятность политических мотивов, но анализ его последней деятельности на государственном поприще выявил абсолютное затишье. Вонс Бери просто работал, без амбиций и долгосрочных планов. Он был незаметен как мышь.
  И есть третий вариант - Линнель Бери.
  Персонаж крайне интересный и не совсем однозначный. Согласно показаниям Гродинс девочка была исключительно несчастна. Невинное дитя, которое растлил собственный отец. В таком случае мотив девочки ясен.
  - Что думаете, Инспектор? - Нана поворачивается к инспектору лицом, пуговка на женской рубашке выскакивает из петлицы, и Рони Гум может заметить белый бюстгальтер, если немного отвлечется от дороги, - Это действительно может быть Линнель Бери?
  Инспектор запускает на мгновение пальцы в взлохмаченные вихры и продолжает свои рассуждения вслух.
  - Вполне возможно. Как и то, что убить могла и не она.
  - Но если сан Гродинс права, и Вонс Бери и в самом деле...?
  Нана мнется, как будто стесняясь говорить о насилии, инспектор раздраженно двигает челюстью.
  - Вот поймаем малышку, и ты обязательно ее об этом спросишь, - ядовито обрывает свою помощницу инспектор и довольный щурится, замечая, как бледнеет красивое лицо.
  В молчании Рони Гум выдерживает не больше десяти минут, а потом вновь возвращается к обсуждению дела.
  - Если он вел дела, связанные с торговлей людьми, Линнель Бери может быть и не при чем. Но она последняя кто заходил в кабинет убитого, едва не задушила охранника и хорошенько приложила наших ребят. Слишком круто для слабой невиновной девочки, не находишь? - он не ждет ответа помощницы, - Экспертиза расставит все по местам, а нам с тобой пока надо порыться в личных делах Вонса Бери.
  Инспектор сбавляет скорость, когда они пересекают черту города и вклиниваются в редкий поток машин.
  - Может, это из-за парня, - неуверенно произносит Нана и немного ерзает на сиденье, - согласно показаниям служанки, Линнель Бери встречалась одновременно с Айрисом, своим тренером и отцом. Но в живых остался только один. Может, она так закончила отношения. Многие намекали, что у девушки не в порядке с головой.
  Инспектор чуть кривится, не особо довольный версией своей помощницы.
  - Все это со слов одной болтливой служанки. Нужно доказать, что дочка убитого имела связь со всеми тремя. Но это мало, что даст. Ну не умеет девка отказывать, это не повод обвинять ее в убийстве. Да и этот парень - Айрис - мы еще можем найти его труп.
  - Я думаю, она сбежала с ним. Она могла убить Дори Вэлса, чтобы тот не помешал ей расправиться с отцом. Способ убийства схожий, - Нана чешет кончик носа.
  Инспектор не винит ее в глупости: они оба устали, а впереди еще целый день работы.
  - Тогда получается, что она планировала убийство отца заранее, но что-то не тянет оно на продуманное. Слишком неаккуратно. И мы снова возвращаемся к мотиву. Зачем ей убивать отца? Почему сейчас? Девушка, что была тем вечером в Красной комнате, может быть во всем этом замешана или, по крайней мере, что-то знать. А пока, что мы имеем? Айрис - не возраста, ни документов, ни фамилии, зачем-то проживал в усадьбе. При этом никаких явных обязанностей, кроме как развлекаться с дочкой хозяина, у него не было. Исчез. Тренер - бывший военный, обучал ее. Чему? Защищаться? Нападать? Возможно, также вступал в интимную близость со своей подопечной - мертв. Син Бери - родитель, не самый внимательный, возможно, имел извращенное представление об отцовской любви - мертв. Это те, кто больше всех пересекался с девушкой. Как по мне, так многовато любовников на квадратный метр. И что говорит большинство обслуги?
  Рони сам себе удивляется. Зачем он так упорно ставит под сомнение виновность Линнель Бери, если сам почти уверен в обратном? Ему еще не доводилось спорить самому с собой. Это новое захватывающее чувство вызывает на губах инспектора улыбку. Он на мгновение поворачивается к собеседнице, чтобы увидеть, как та прикусывает нижнюю губу в раздумье.
  - За исключением Гродинс, все сходятся на том, что она может быть опасной. Она никому не нравилась, - Нана пожимает плечами, словно это не должно иметь никакого отношения к делу, - Замкнутая - это еще не значит ненормальная.
  Инспектор Гум это и сам понимает. Он тоже многим не нравится, потому что характер у него гнилой. Вот только это не делает его убийцей.
  - Проверь всю недвижимость. Всю, что связана с этой семьей. Нужно найти, куда могла податься Линнель Бери. Достань ее медицинские записи. Контракт Вэлса и завещание Бери. Вряд ли дело в нем, но проверить нужно. Как будут готовы пальчики из комнаты парня, проверь на совпадения. Если установим, кто он, возможно, поймем, что он делал в усадьбе. Нужно еще раз опросить слуг и охрану, может кто-то знает о странных гостях больше, чем говорит. Управляющего вызови к нам сегодня. И все документы, что изъяли из кабинета, - мне на стол.
  Он сворачивает с дороги между двух пятиэтажек в Третьем микрорайоне Орона и глушит двигатель. Нана замечает, что он привез ее к дому и благодарно улыбается. Улыбка застывает на ее губах, когда инспектор говорит, что проводит ее и подождет, пока она примет душ и переоденется. Помощница нервно открывает дверь и выскакивает на улицу. Сердце с силой бьется о ребра, а мысли суматошно крутятся в тяжелой после бессонной ночи голове. Они в молчании поднимаются на пятый этаж. Ключи подрагивают в ее руках, но с третьей попытки она справляется с замком. Нана впускает в свою уютную по-женски пахнущую духами и лосьоном для тела квартиру неопрятного грубого мужчину. Рони (мысленно она позволяет себе иногда так его называть) занимает почти все пространство в узком коридоре. Он скидывает ботинки и ждет, пока Нана аккуратно поставит свои начищенные без единого пятнышка туфли.
  - Может быть, хотите кофе, инспектор? - помощница ведет его на кухню, начинает перебирать пачки с чаем и кофе.
  Инспектор Гум пьет много кофе и много курит. Что-то из этого его убьет. Но сейчас ее волнует не это, а его дыхание возле самого уха.
  - Я хочу тебя трахнуть, Нана, - произносит он хрипло и немного резко, словно начинает отчего-то злиться, - Твой ответ не повлияет на дальнейшую работу, но лучше, если это будет 'да'. Я чертовски устал, чтобы искать кого-то еще.
  Отвратительно грубо. Нана вздрагивает, никогда ее не унижали сильнее. Она бы согласилась, будь он чуточку мягче. Ему лень искать себе партнершу, а она под рукой.
  Мразь!
  Нана резко разворачивается, и Инспектор ловит ее руку за мгновение до удара. В его серых глазах сквозит удовлетворении, а губы растягиваются в улыбке.
  - Я так понимаю, что нет? - веселье в голосе выводит помощницу из себя.
  Она неловко толкает его и оказывается прижата к маленькому кухонному столу. Инспектор нависает над ней. От былого веселья не осталось и следа. Он напряженно смотрит на пухлые губы.
  - Просто скажи 'нет', если это действительно нет! - хрипит он.
  Нана шумно дышит, грудь ее высоко поднимается и опадает, губы чуть приоткрываются и на мгновение между ними мелькает кончик языка. Рони медленно склоняется, чтобы дать ей возможность остановить его, если все-таки он ошибся. Но она упрямо молчит, лишь чуть подается вперед, когда инспектор грубо целует мягкие губы.
  
  
  Глава 8
  
  Айрис минутой ранее выкинул из багажника рюкзак и вылез сам. И теперь он аккуратно подхватывает Линнель и ставит на ноги. Она шатается и мягко садится на свой рюкзак. Голова тяжело падает на грудь. Шапка висит на макушке и вот-вот скатится на холодный асфальт. Они все еще возле машины законника, Айрис вымотан и растерян. А Лин слабо покачивается на мешке с вещами, как будто убаюкивает сама себя.
  - Нужно идти - надтреснутым голосом заявляет Лин и встает, опершись рукой о багажник, но тут же падает обратно.
  - Ты не сможешь. Может, позаимствуем это? - он шлепает ладонью по крыше автомобиля. Старый металл недовольно грохочет.
  Линнель качает головой и рукавом утирает пот со лба.
  - Достаточно безрассудства на сегодня. Этот человек может вернуться в любой момент, - она по-особенному произносит 'этот человек', чувствуя, как упоминание о нем обжигает язык и гортань.
  Айрис смотрит на нее долго и неподвижно, а после подсовывает ладони подмышки и ставит Линнель на ноги. Ноги трясутся, но Лин делает несколько шагов прочь от машины. Айрис подхватывает рюкзак за спину и идет следом, то и дело подаваясь вперед, когда Линнель начинает особенно сильно раскачиваться из стороны в сторону.
  - Просто уйдем. Нужно проверить по карте, где мы и куда двигаться, - хрипит девушка и тянет Айриса за рукав в сторону гаражей, - Хорошо бы добраться до темна. Я хочу спать.
  Злой смех обрушивается на ее голову.
  - Это просто здорово! Ты удивительная девушка, самый отзывчивый и искренний друг! - заливается Айрис, согнувшись от смеха.
  Линнель резко останавливается, оборачиваясь на дрожащего в беззвучном смехе парня.
  - Ты закончил корчить из себя идиота? - спокойно спрашивает она, бросая на него последний усталый взгляд, прежде чем пойти дальше, - Ты можешь не идти со мной, так будет даже лучше. Тебе ведь есть куда идти? - она не ждет ответ, а продолжает монотонно бубнить себе под нос, - Конечно есть. Ты ведь не совсем больной, что бы просто сбежать, словно бунтующий подросток, прихватив только пару трусов и любимую футболку. Ты не забыл ее?
  - Я все оставил в гараже... - Айрис давится словами и смолкает. Он обгоняет Лин и идет размашисто, нарезая воздух руками на ровные пласты.
  Уголки обветренных губ вздрагивают, но Лин стирает это ладонью, возвращая рту привычный покой. Меж бровей ложится тонкая складка.
  - Я лучше побуду с тобой и посмотрю, чем все это закончится, - она слышит в голосе Айриса улыбку.
  - Тебе просто некуда идти.
  - Даже если так, - он оборачивается и обнажает белозубый оскал, - Но сейчас ты как расстроенный инструмент. Много шума и фальши! У тебя ведь нет 'аурина'? Что если я не притронусь к тебе? Что с тобой тогда станет? А вдруг... - он понижает голос и хватает Линнель за плечи, заставляя остановиться, - ... вдруг ты превратишься в человека? Будет обидно, если я пропущу все веселье. Лучше останусь с тобой, посмотрю, как ты будешь корчиться ото всех этих 'люблю-ненавижу-стыжусь-боюсь'!
  - Если я снова начну чувствовать, а ты окажешься рядом - ты захлебнешься! Лучше побереги себя и проваливай! - отвечает Лин, легко избавляется от тяжелых руки и идет дальше.
   Айрис вдруг стихает. Он больше не лыбится и не хватает Лин за руки, и дышать становится легче. Она чуть ведет головой и примечает на щербатом кирпиче старую исчерченную ржавыми разводами табличку с названием улицы. Череда пятиэтажек быстро сменяется цепью низких гаражных коробок из оцинкованных листов. Они пристраиваются в узкой щели между двумя крайними гаражами. Лин со свистом оседает на землю. Айрис озабоченно поглядывает на нее, пока рыскает в рюкзаке в поисках карты.
  Бестолково разглядывая карту несколько минут, он понимает, что ровным счетом ничего не смыслит в картографии и раздраженно опускает ее. Только тут он замечает, что Лин смотрит на него и улыбается. Улыбается по-настоящему. Он невольно отшатывается. Глаза Линнель темнеют и закатываются .
  Айрис ловит ее, обмякшую и тяжелую. Держит, неловко сцепив ладони поперек живота. И, кажется, прижимает к себе слишком крепко. Сквозь слои одежды ее сердце панически бьется о его ребра. Блоки в ее голове спадают, выпуская на волю дикую, пьянящую стаю чувств.
  - Лин... Лини!
  Она дышит порывисто и хрипло. Бьет его наотмашь! Бьет, не двигаясь, не приходя в сознание. Хлещет тугим канатом из ярости и страха. Айрис захлебывается, разжимает в бессилии руки. Лини медленно оседает на землю, затягивая в бездонную глубину своего существа Айриса.
  Так много всего, кишит и царапается, жадно вгрызаясь в мягкую губку, которой оказывается Айрис. Секунды застывают в воздухе.
  Желание смерти овладевает измотанной душой, вынуждая вибрировать на грани экстаза. Обломать им зубы и лишить игрушки, испортить мерзкий вечер собственными мозгами на натертом полу. Пьянея от смелости, хватает тонкими пальцами перила и перекидывает одну ногу. Внизу этажи, как острая мозаика, закручивается в угловатую спираль. Мир сужается до размера бусины и висит перед самым носом, насмехаясь над тем, кого выплюнул. Мимолетная слабость перерастает в мучительное сомнение, и страх тут же пускает в сердце корни. Он трусит и теперь не держится за дорогое дерево, а упирается, словно оно затягивает его внутрь. Их смех, жестокий, полный предвкушения взрывается в прохладной тишине коридора. И кто-то более смелый, чем он, толкает его в спину.
  Линнель воет. Ее голова трещит на кафеле, ее кости рассыпаются от удара. Еще никогда она не умирала так больно.
  Этого особенного звали Одорин...
  Линнель Бери блюет кровью между гаражами, и Айрис держит ее за плечи. Его подбородок трясется. А скрюченные пальцы оставляют следы на тонкой коже даже через ватную куртку. Лин знает, что он почувствовал эту смерть, и видел, как Линнель Бери разбилась на тысячи мясных кусков. Она вытирает рот рукавом и пытается выпрямиться на слабых ногах.
  - Ты как? - Лин заглядывает ему в глаза. Шапки на голове больше нет, и уши начинают гореть.
  - Что за херь, Лини?! Что это было???
  Он хватает ее за куртку и втряхивает, вынуждая встать на носочки. Лин с силой вырывает из захвата одежду и поднимает с земли шапку. Она не смотрит больше на Айриса, не хочет видеть его испуганное и растерянное лицо.
  - Похоже, даже для тебя это слишком, - тихо говорит она, - Переночуешь сегодня со мной, а потом уходи. От тебя не будет никакого толка. Мне нужен 'аурин', а не ты.
  - Что это было? - повторяет Айрис, не обращая внимание на ее слова.
  Она оборачивается, лиловые воспаленные губы складываются в ровную, словно линия, улыбку.
  - Ты же видел - я умерла !
  Место, куда привела их Лин, оказалось старым трехэтажным домом. Большая парадная уныло встречала гостей потрескавшейся краской и неприличными надписями, запах мочи намертво въелся в каменный пол. Они поднимаются на последний этаж, и Лин немного медлит, пока шарит в кармане куртки в поисках ключа. Стены здесь, как и во всем доме, грязно-зеленого цвета, только надписей значительно меньше. Всего на площадке три квартиры, Лин открывает среднюю под номером 'восемь'. Старая дверь, обтянутая клеенкой поверх пожелтевшего поролона, легко отходит в сторону и глухо бьется об угол обувной полки.
  Квартирка оказывается маленькой и обставлена весьма скудно. В единственной жилой комнате под окном стоит продавленная с левой стороны кровать и двустворчатый шкаф. Старый стул подпирает распахнутую дверь. Три стопки книг ровными башенками лежат на полу вдоль стены. На них плотный слой пыли, Лин рисует на одной из книг знак, похожий на солнце и чуть хмурится.
  Она чувствует вибрацию во всем теле. Ее вены горят от недостатка льда. И осколки ампулы с 'аурином' всплывают в памяти. Одна инъекция заморозила бы ее на несколько месяцев. Если бы она вколола лекарство себе прямо там, возле еще теплого тела Дори, то сейчас... Лин вскидывает голову к потолку, потому что совсем не может представить, что тогда сейчас с ней было бы, будь она уже под действием 'аурина'.
  - Чья это квартира?
  Голос Айриса выдергивает ее из мыслей. Лин оборачивается и видит, что парень уже разделся и изучает содержимое шкафа.
  - Квартиру арендовал Дори, мы должны были здесь какое-то время переждать,- Лин тяжело опускается на кровать и снимает куртку, а затем и кофту. - Но все пошло не по плану.
  Старая скрипучая дверца с грохотом встает на место. Айрис вытирает руки о штанины и поворачивается к Лин всем телом. Густая янтарная челка закрывает хмурый изгиб бровей. Лин откидывается на прохладное покрывало. В нос бьет запыленный ветхий запах старых тряпок. Действие таблеток заканчивается, и тугая выкручивающая боль накатывает на уставшее тело.
  - Он не придет? - Айрис вновь отворачивается к шкафу, но стоит перед закрытой дверью, не проявляя былого любопытства.
  Лин прикрывает глаза. Под веками вспыхивают зонтики электрического света.
  - Поспи со мной, - просит Лини и хлопает ладонью по покрывалу.
  - Дори... - голос Айриса обрывается, тонет в невыносимом звоне.
  Лин встряхивает головой, пытаясь очистить уши, но звон лишь усиливается. Где-то на краю сознания мелькает мысль, что ей нужно закрыться от Айриса, спрятать свое обнаженное нутро. Она выстраивает внутри стену, кирпич к кирпичу. Плотно и надежно закутываясь в панцирь. Этому она научилась еще в детстве, когда дядя искал способ выяснить, что же она такое. Дочь своей матери или своего отца?
  - Дори мертв, - она говорит терпеливо и настойчиво, словно в сотый раз, объясняя несмышленому трехлетке, как пользоваться ложкой, - Ты ляжешь со мной?
  Линнель морщится, когда Айрис пытается толкнуться внутрь ее головы, пытается ворваться туда и раскурочить все своим незрелым любопытством. Он стоит, вцепившись пальцами в волосы. Его подбородок дрожит. И каждый раз, когда Айрис пытается сломать стену и добраться до чувств Лин, он качается вперед с тихим яростным хрипом.
  -Покажи! Покажи мне, бл*ть, что ты человек! Покажи, что тебе жаль, что ты готова развалиться от горя! Хотя бы сожаления, Лини... Пускай это будет хотя бы сожаление...
  Линнель отворачивается к стене, пряча голову под одеяло. Айрис стоит прямо над ней, сжав кулаки. Но уже через несколько минут забирается под одеяло и прижимается к замерзшему телу.
  - Ты не человек, Лини. Ты - тварь, - он страстно шепчет ей это на ухо, надеясь отпечатать каждое слово под кожей, чтобы не забывала. - Ты должна понимать, что он умер из-за тебя.
  Лин закрывает глаза и откидывает голову на мужскую грудь. Айрис - теплый. Ей это нравится, возможно, поэтому Лин засыпает почти сразу .
  
  
  
  Линнель просыпается резко и взволнованно. Как будто выключили трансляцию сна и вытолкнули ее на свет. Солнце висит над окном и тянет горячие лапы через толстое стекло, чтобы обнять подушку и голову Лин. Она пытается спрятаться от него, но боль в теле вынуждает со стоном замереть.
  - Выспалась?
   Айрис стоит перед окном. Солнце за его спиной рассеивается мягким облаком. Его лицо размыто и темно в этом свете.
  - Угу. Сколько сейчас? - спрашивает Лин, потягивая онемевшие мышцы. Боль рождается в боку и растекается горячим онемением по спине и животу. Девушка садится на кровати, облокотившись спиной о гладкую прохладную стену.
  Айрис швыряет ей на ноги пузырь с таблетками.
  -Уже почти вечер. Прими их, ты бледная.
  Линнель вертит в руках звенящий таблетками пузырь. Ей нечего сказать Айрису, да и говорить совсем не хочется. Она совершенно точно понимает, что ей нужно остаться одной. Почему-то одиночество ей сейчас кажется большим благом, чем пища, крыша над головой, даже 'аурин' блекнет по сравнению с пустой тихой капсулой, в которую Лин желает замуроваться. Но она уже позволила остаться ему на ночь. Всего одна ночь! Лин отвинчивает крышку и глотает несколько таблеток, не считая и не запивая. Они мелкими камнями скатываются по пищеводу, оставляя горький жгучий след.
  - Сан Линнель! - Айрис тянет буквы в ее имени, так, как произносил Дори.
  Линнель стискивает кулаки и зубы, сжимаясь в тугой колючий узел.
  - Ты открылась, - продолжает говорить он. - Твоя душа полна мусора, Лини. Как ржавый бак с отходами. Поставь блоки, а не то меня стошнит. Ты ведь сейчас думала о нем?
  - Не лезь в этот бак, если тебя не просили. Ты такой нежный, Айрис! Как же ты собираешься спасать свою подружку? Не испачкав рук?
  Айрис забирается на диван, усаживается рядом с Лин, точно так же вытянув ноги. Он глотает две таблетки, которые до этого выпила Лини. Она закрывает от него сознание, возводя разрушенные сном стены. Снова прячется в каменном колодце, и только тогда напряжение отпускает ее.
  - Это тебя не вставит, Лини, - он отбрасывает пузырь и закидывает обе руки за голову. - Я тут подумал, пока ты сопела и пускала слюни мне на плечо: ты ведь мне должна, много. Думаю, до конца своей жалкой жизни не расплатишься. Так почему я должен тебя отпустить? Ты притащила Елену в дом этого мудака. Ты ее унюхала и купила. И ты же ее продала. Я тебя терпел и вытаскивал из мерзкого дерьма; меня тошнило после каждой твоей истерики. Да я даже покрывал тебя от папаши, молчал, что ты срываешься и начинаешь что-то чувствовать. И взамен мне нужно было только одно - Елена. Моя, в безопасности. А ты все изгадила, как всегда, Лини. Ты угробила всех. Тебе остается только пойти и сдохнуть. Я бы очень хотел, чтобы ты сделала это, - он как будто улыбается, только рот слишком напряжен и изогнут. - Ты можешь это сделать для меня? Можешь сдохнуть?
  Линнель поворачивается к нему. Она проводит ладонью по мягкой щеке. Айрис красив, даже она это может понять. Парень не избегает этого прикосновения, только щека нервно дергается, как от укола. Дыхание становится глубже и резче. Он никогда не был нежен с Линнель, но все равно оставался рядом. Лин знала, почему. Единственное божество, которому он поклоняется - Елена. И теперь, после того, как потерял ее, он рассыпается на части.
  - У меня совсем другие планы, Айрис, - говорит Линнель и убирает руку, сжимает ее в кулак, сохраняя тепло чужой кожи. - Ты хочешь, что бы я тебе помогла?
  - А ты поможешь?
  - Нет. У меня нет на это времени, - Она запинается, в груди что-то бьет о ребра. - Но если честно, даже если время есть, я не приближусь к этому человеку. Он - тьма! Даже такое чудовище, как я, не осмелится зайти к нему в клетку, - Линнель натягивает одеяло на плечи, озноб вдруг пробирает кости. - Просто живи дальше. Есть вещи, который лучше не пытаться изменить.
  Он молчит несколько минут, молчит тяжело и ощутимо. Линнель, кажется, что он пытается задушить ее своим молчанием. Она собирается его прогнать, потому что ночь рядом с ним будет невыносимой. В таком ее состоянии, она слишком уязвима.
  - Ты знаешь его, - медленно говорит Айрис, и тяжело выдыхает. - Все это время знала. Ты скажешь мне?
  - Я не хочу, чтобы ты умер.
  Айрис смотрит на нее, так как смотрел почти всегда. Смотрит как на ничтожество.
  - Мне насрать, чего ты хочешь. Скажи кто он, и я сделаю для тебя все. Если надо, душу продам твоим чокнутым богам.
  Его речь необычайно спокойна и тверда. Линнель думает не долго, просто решая для себя, что же на самом деле для нее важно. Что бы она сделала, если бы как раньше, она чувствовала просто холод, жажду и голод, а не это волнительное покалывание в пальцах.
  - Хорошо, - делает свой выбор Лин. - Ты ведь жил в этом городе до... до всего, что было после. Найди старых знакомых и достань 'аурин', две дозы. Деньги у меня есть. Тогда получишь имя и адрес.
  - Я смогу достать.
  Айрис улыбается, и Лин улыбается ему в ответ, заученной кукольной улыбкой, которая не трогает глаз. На щеке Айриса появляется ямочка, и Лин поспешно отворачивается, чувствуя себя слишком странно.
  - Спасать пойдешь сам. Мне моя задница слишком дорога.
  - Как скажешь, Лини. Как скажешь...
  
  
  
  Глава 9
  
  Вечером Лин оказывается в постели, ее мучает жар. Она теряет сознание, потом приходит в себя, успевает наговорить миллионы слов на мертвом языке меков, прежде чем снова впасть в полубессознательное состояние.
  И Айрис решает выйти на поиски врача. В его прошлой жизни было много полезных знакомых. Но как только на него открыли охоту, круг его приятелей резко поредел. От него все шарахались, словно он был носителем чего-то смертельного и непременно заразного. Хотя в какой-то степени его особенность действительно оказалась смертельной.
  Айрис медленно плетется вдоль длинной череды одинаковых коробок, в которых живут законопослушные граждане Четвертого района, хотя между собой горожане называют его 'Свалка'. Когда-то именно в эту часть города привезли отравленных газом и сложили на самой широкой улице, чтобы родственники их могли опознать. За некоторыми так никто и не приехал, они лежали ровным рядком четыре дня, и в итоге их захоронениями вынужден был заняться город.
  Он подходит к когда-то синему забору и останавливается перед старой покосившейся калиткой. Просовывает ладонь в прореху легко нащупывает маленький крючок. Чуть надавливает и тот выскакивает из металлической дуги, калитка со скрипом отходит внутрь двора. Айрис торопливо оглядевшись по сторонам, заходит внутрь и прикрывает калитку, возвращая ненадежный замок на место. Несколько мгновений он неуверенно топчется на бетонированной дорожке, но берет себя в руки и быстрым резким шагом преодолевает короткую тропинку до двери.
  Он нажимает белую кнопку звонка, прикрученного к деревянной стене дома, и слышит приглушенную трель детской песенки из-за двери. После непродолжительной возни с замком по ту сторону, дверь наконец-то открывается.
  Айрис успевает малодушно пожелать, чтобы ему открыл чужой незнакомый человек. он вдруг понимает, что совсем не готов встретиться со своей прежней жизнью.
  Рыжеволосая немного пухлая девушка крепче запахивает полы мягко облегающего ее формы халата и враждебно рассматривает нежданного гостя. На ее ногтях яркий красный лак и губы обведены такой же красной помадой. Айрис неловко перешагивает с одной ноги на другую, и все же против ожидания чувствует испуг, от того, что в доме и впрямь теперь живут другие люди, и куда ему идти дальше он не имеет ни малейшего представления.
  Айрис прочищает горло и вытягивает шею, пытаясь увидеть что-нибудь внутри узкого коридора.
  - Ийтан дома? - все же спрашивает он, впрочем полностью уверенный, что ответ будет отрицательный.
  А значит... Лин может умереть, и он не узнает, где Елена.
  - Вы кто? - голос у девушки глубокий и бархатный. Тонкие полоски бровей хмуро сходятся на переносице.
  - Антарис Вин, - прежнее имя кажется Айрису каким-то чужим, он вытирает вспотевшие ладони о куртку и неловко прячет их в карманы. Он чувствует, что еще немного и нервы его не выдержат, и он, наплевав на все, развернется и уйдет.
  Но за спиной девушки вырастает худой смуглый парень с густыми бровями и идеально ровным носом. Нижняя часть его лица идеально выбрита, а от волос на голове остался ровный короткий ежик. Он неловко немного растерянно ведет ладонью по виску от уха к затылку и качает головой.
  - Иди к сыну, - говорит он, не обращая внимание на недовольное фырканье жены, и отступает вглубь, - Проходи. Значит, все-таки жив...
  Айрис кивает и проходит в дом, но дальше черного пыльного коврика не двигается.
  - У меня кое-кто заболел, а из врачей кроме тебя никого не знаю, - говорит Айрис, желая сразу разделаться с тем, зачем пришел. Он нетерпеливо одергивает куртку и убирает упавший на лицо клок волос.
  - Ясно, - отвечает Ийтон и умалчивает о том, что еще ему ясно: раз Антарис не пошел в городскую клинику, значит, заболел не просто знакомый.
  Лет пять назад, когда мать Антариса не смогла скрыть отклонение в его анализах от комиссии из Микоцентра, те несколько общих знакомых, что были у Ийтона и Антариса, предпочли сделать вид, что Антариса никогда не было в числе их знакомств. А через три месяца домой к Винам пришло уведомление о смерти Антариса Вина. Больше о нем никто не заговаривал.
  Ийтон не был ему ни другом, ни даже приятелем - просто знакомый знакомого. И относился соответственно к Антарису ни хорошо, ни плохо. Просто иногда они пресекались и здоровались. Возможно, даже о чем-то пару раз говорили, но наверняка Ийтон не мог этого утверждать. Возможно, это ему просто казалось. Память штука избирательная и хитрая.
  Этот парень вообще умудрился исчезнуть из жизни многих людей бесследно и безболезненно. Пару раз только после событий тех дней, Ийтон задавался вопросом, что же такого умеет Антарис, что его спрятали.
  - Можешь рассказать о болезни подробнее? - отбросив ненужные мысли, спрашивает Ийтон и принимается укладывать медикаменты и необходимый инструмент в старый кожаный саквояж. Пальцы у него длинные и сильные, он проворно перебирает пробирки и ампулы, защелкивает сумку и быстро накидывает пальто.
  - Нож, - шепчет Айрис, напряженно следя за руками Ийтона.
  Тот скупо кивает головой, не выдавая ни единой эмоции, но Айриса слышит его тревогу так же отчетливо, как болтовню малыша из другой комнаты.
  - Нила, я ушел. Приду, скорее всего, поздно. Не жди и ложись спать, - кричит он вглубь дома и торопливо идет к выходу.
  Он закрывает дверь, делая вид, что не слышит недовольную ругань жены.
  Ийтон садится за руль своего старенького видавшего ни один ремонт 'Бору' и ждет, пока Айрис пристегнется, и прежде чем повернуть ключ в замке зажигания, напоминает:
  - Я - ветеринар, ты ведь знаешь?
  Айрис отворачивается к окну.
  - Ты отлично подходишь для этого существа, - ухмылка не сходит с губ всю дорогу, превращаясь в горький дрожащий оскал.
  Ийтон занимается Лин больше часа. Он промывает рану, зачищает воспаленные края и выдавливает из металлического тюбика прозрачную густую массу. Ийтон сдавливает пальцами порез, 'склеивая' его. Лин лежит под его руками, стиснув зубы. Легко вздрагивает, когда Ийтон ощупывает шею и запястья, проминая кожу сильными прохладными пальцами. Она тянет воздух со свистом через сомкнутые зубы, как будто именно эти действия причинили ей большую боль.
  - Вы не любите врачей?
  - Людей, - поправляет его девушка, - Не люблю, когда незнакомые люди прикасаются ко мне.
  - Ваше право, - он улыбается одними лишь губами и ловко наклеивает на рану бинт, скрепляя его пластырем, - Пару дней лучше полежать. Вот, купи все это.
  Он передает Антарису листок с зашифрованными словами и, собирая инструменты в саквояж, продолжает уверенно наставлять:
  - Принимать по схеме. Рану я заклеил, поэтому три дня не мочить. В противном случае есть риск воспаления. Если начнутся осложнения, вам лучше пойти к врачу, - он смотрит на Айриса серьезным осуждающим взглядом, - Я на полном серьезе, Антарис, ей нужен 'человеческий' врач. Я не знаю, что у вас тут происходит... И, поверь, знать не хочу, но считаю, что человеческая жизнь слишком ценна, чтобы ей рисковать.
  В ванной, где Ийтон три раза намыливает и смывает руки, Айрис осмеливается спросить:
  - Ты не знаешь, кто может помочь с 'аурином'?
  - Бор. Он все в той же дыре, - отвечает Ийтон, не поднимая от раковины головы, ни на секунду не замявшись, как будто вопрос был самым будничным и естественным для врача, - Только, Антарис, не приходи ко мне больше. С наркотиками я дел иметь не хочу. Не впутывай меня во все это. У меня семья, но ты и сам видел. Твоя подружка, покажи ее врачу. Я не про ранение. 'Аурин' ведь для нее? Можешь не отвечать, она отличается от нас с тобой. Ее реакции заторможены, пульс замедлен, она как будто законсервированная. Понимаешь, о чем я? Вроде жива , но... Не знаю, как объяснить...
  Айрис не понимает, почему в его душе рождается странное чуждое ему желание вступиться за Лини, сказать, что она просто защищается, что это не зависимость, что это ее кокон от боли. Но прикусив губу, опускает голову, и не смотрит больше на старого знакомого, как будто сам стыдится своего порыва. Он заверяет его, что больше не побеспокоит, и сует в руку тугой денежный сверток. Ийтон принимает деньги и покидает квартиру беглецов, попрощавшись с Айрисом легким кивком головы.
  Как в тумане Айрис двигается по квартире, из угла в угол, продолжает что-то переставлять и перекладывать. В нос бьет запах антисептика и мази. Лин стонет во сне и хнычит. Туман рассеивается, и Айрис находит себя на кровати, рядом с Лин. Он гладит ее по слипшимся волосам и уговаривает ее скорее выздороветь. Он чувствует себя вконец одуревшим от слабости и страха перед неизвестностью. Он перехватывает маленькую ладошку, и тиски отпускают грудь, высвобождая молодое горячее сердце. Он снова слышит его биение, и вены вновь наполняются любовью и страстью. Айрис засыпает с именем Елены на губах, так и не выпустив руки Лини.
  
  Глава 10
  
  Тонкая струйка дыма сладко обжигает гортань, инспектор тут же запивает его крепким кофе и вытирает ладонью коричневый след от кружки на медицинской карте Линнель Бери. Он снова затягивается и перелистывает страницу криминально отчета. По всему выходит, что на Линнель Бери у него есть пока только нападение на Ива Коллага. Пальчиков на канцелярском ноже нет, а в остальном же отпечатков в кабинете столько, что впору брать всех скопом и распихивать по камерам.
  Они с Наной пересмотрели кипу документов, среди которых было ни мало интересного, но не было того единственного, что может выстрелить. Столько никчемного мусора пришлось прочитать, что у Рони начала раскалываться голова. Накладные, договоры, приказы, награждения, вырезки из газет, три бухгалтерские книги, чеки и прочая муть. Он с раздражением откинул очередной отчет и чиркнул зажигалкой, с удовлетворением проследил за крохотным огоньком, чуть успокаиваясь. И взял в руку тонкий сероватый листок из лаборатории с очередными анализами, с шумом вдохнул табачный дым и схватил следующий лист, мысленно целуя тощего лаборанта с посыпанной перхотью головой. На ноже, которым проткнули шею хозяина, были только одни отпечатки - его собственные, а вот остальные результаты были куда интереснее. Он перечитал ровные строчки на желтых шуршащих листах несколько раз, снова и снова возвращаясь в начало текста. И только после шестого раза удовлетворенно откинулся на спинку стула, обдумывая все.
  Парень, у которого было только имя, так и остался невидимкой, его отпечатков не было в базе данных. Единственное, что было значимого в его комнате - это стальной короткий клинок с засохшей кровью, анализ которой подтвердил то, что заподозрил Рони Гум после беседы с несколькими служащими. Парень - гражданин второго уровня. Особь. К тому же в его комнате полно пальчиков малышки Линнель
  Дори Вэлс, тренер или хрен знает, кто он на самом деле. В договоре найма он числился учителем физической подготовки. Торен государственной службы, командир боевого отряда и прочее-прочее, и все это конечно в отставке. Со службы ушел после смерти дочери и пропал на пару лет, а потом оказался в усадьбе Бери. Убит ударом в сердце острым конусовидным предметом. Вокруг него хорошо потоптались, и его совершенно точно обыскивали. Инспектор Гум начинает догадываться почему: результаты анализа мелких осколков с пола показали, что когда-то это была ампула дезутерина, в простонародье 'аурин' - психотропное вещество для блокады признаков мутированного гена. Его запретили после того, как несколько десятков людей свихнулись после его приема. Кровь убитого чиста, он не употреблял даже алкоголь, кровь на клинке из комнаты Айриса тоже без примесей, а вот та кровь, что они обнаружили в старом гараже принадлежит нашему зависимому. Чистая кровь абсолютного человека с зашкаливающим количеством дезутерина в составе. Кто-то плотно сидел на этом дерьме. Что ж вполне можно потерять над собой контроль.
  И теперь самое интересное! Рони Гум крепко затягивается и стряхивает пепел в опустевшую кружку. Отпечатки пальцев на убитом, кровь в гараже - все принадлежит малышке Линнель Бери. Папочка был до бредового скрупулезным относительно ее здоровья. Она сдала в частной клинике 'Пульс' все мыслимые анализы: от мочи до частиц ногтей. Теперь Рони Гум знал частоту ее сердечных сокращений, у него была формула ее ДНК, а также образцы крови. Эти образцы уже содержали в своем составе дезутерин, лет так с 14. Удивительно, если папочка об этом не знал.
  Что ж, он пока не может доказать ее причастность к убийству отца, но вот со своим тренером она сплоховала. Теперь Линнель Бери официальная подозреваемая, и ее милая мордашка будет красоваться на всех информационных стенах городка.
   - Инспектор... - лицо Наны неожиданно влезает в мечту Рони, - Инспектор Гум!
   Рони Гум дергает головой и ловит себя на том, что совершенно по-идиотски улыбается. Он опрокидывает остатки кофе и тут же сплевывает, чувствуя на зубах пепел собственной сигареты. Инспектор звучно матерится и размашистым шагом подходит к окну, на котором стоит графин с кипяченой водой.
  - Вы в порядке, инспектор? - помощница уже топчется позади него, отравляя его своим парфюмом, - Там подошел управляющий из усадьбы син Бери. Мне проводить его в допросную?
  Рони вытирает тыльной стороной ладони губы, во рту остался вкус пепла, и инспектор, кривясь, сглатывает густую слюну.
  - Проводи, - подтверждает он и отмечает, что сегодня Нана внимательнее отнеслась к застегиванию пуговиц, но планки рубашки непослушно натянулись на пышной груди, открывая островки сливочной кожи, - И сама подожди меня там. Я скоро подойду.
  Нана уходит, а Инспектор собирает необходимые для допроса фотографии, документы и свой блокнот с плотной зеленой обложкой без каких-либо надписей и картинок на ней и через две минуты приступает к допросу .
  Поджарый мужчина далеко за пятьдесят в отглаженном темно-сером костюме и накрахмаленной рубашке сидит на хромированном стуле с мягким кожаным сиденьем, руки его сложены на столе, а взгляд снисходительно-мягкий. Он смотрит на вызывающе женственную белокурую помощницу и чуть покачивает головой своим мыслям. Смотреть на инспектора ему не приятно, и он не пытается скрыть этого. Слишком уж дерзкой ему кажется его внешность. В годы молодости Индьяра Ри служители закона выглядели достойно своей роли: опрятная форма, начищенная обувь, короткая стрижка и безукоризненная преданность своему делу. А что теперь? Перед ним сидит лохматый юнец с резинкой на волосах и украшениями в ушах и носу. И, конечно же, в помощницы он взял дамочку, которая единственно чем может выбить показания - это обзор на декольте. Два клоуна на службе у народа. Он не сдерживает снисходительной улыбки, когда девушка под его взглядом ерзает на стуле и неуверенно касается верхней пуговицы на рубашке, проверяя на месте ли та.
  Инспектор Гум протягивает ему фотографию подопечной Вонса Бери, и мужчина замечает несколько кожаных веревочек на запястье инспектора. На фото Линнель в голубом коротком платье, без обуви и заколок на голове. Губа ее еще не зажила после очередного боя с Дори, а ноги сплошь покрыты синяками. Улыбки нет, глаза бездонны и вся эта бездна заполнена пустотой. Словно она под кайфом. Эту фотографию син Бери сделал в своей спальне в прошлом году. День ее рожденья. Индьяра Ри держит фото за уголок и поднимает хмурый взгляд на инспектора.
  - Она бы не стала убивать син Бери так. У нее не было причин, - мужчина кладет фотографию на стол и больше не смотрит на изображение.
  Инспектор вяло прокручивает карандаш в пальцах и открывает свой блокнот.
  - Где она может прятаться? - Рони Гум прибивает взглядом управляющего к стулу, и тот чувствует, как жар рождается где-то внутри живота и поднимается к голове.
  Мужчина трясет головой, чтобы избавиться от наваждения, но сам понимает, что застрял в липкой паутине и чем больше он трепыхается, тем надежней закручивает себя. Он стискивает зубы и вновь хватает карточку девушки, чтобы заставить себя молчать. Девочка в голубом платье...
  - Я не знаю. Я почти ничего не знаю о сан Линнель. Если это действительно сделала она, должна быть причина, - Индьяра Рин смотрит на свои ладони и переплетает пальцы.
  - Может ей надоело спать с собственным отцом? - сдержанно спрашивает инспектор.
  Мужчина удивленно смотрит на собеседника и вдруг начинает улыбаться той улыбкой, которая кричит о твоей никчемности.
  - Здесь есть два момента, один из которых вы должны были уже обнаружить и без моего вмешательства. Вы ведь изъяли все документы на эту девочку, - снисходительно объясняет он, - Во-первых, сан Линнель делала это в каком-то смысле добровольно, не то чтобы ей это нравилось, иногда даже она перебаливала, но поверьте, за два года она ни разу не отказала син Бери, не плакала, не пыталась избежать близости...
  - Она была ребенком! Она могла бояться или просто не понимала, насколько это отвратительно, - глаза Нана как два влажных блюдца, в которых плещется злость, руки предательски дрожат, и она поспешно прячет их под столом.
  Мужчина смотрит на помощницу инспектора, словно у нее на лбу выросло нечто действительно удивительное, а потом хлопает ладонями и смеется, заразительно до слез. Глаза Наны расширяются еще больше. Инспектор стискивает зубы, а Индьяра Ри не понимает, почему он это все говорит, и смех его под конец становится горьким и злым.
   - Линнель Бери не боится, ни любит, ни ненавидит - ни-че-го! А вот син Бери было страшно. Он приказал присматривать за ней и усилил охрану. Сан Линнель ублажала его добровольно. Я не представляю, зачем ей это было нужно, но даже после того, как отец перестарался, после чего пришлось к девочке вызывать доктора, ее это не остановило.
  - Звучит так, будто она его принудила, - замечает Инспектор. - Даже интересно, что же во вторых.
  - Она не его дочь, - сухо сообщает Индьяра, проклиная непослушный язык, и пытается отвернуться, но щелчок пальцев малахольного инспектора парализует, - Син Бери привез ее почти шесть лет назад. Думаю, он подобрал ее во время беспорядков. Девочка была странной, и ему это нравилось. Но однажды, он признался, что боится стать для нее 'помехой'. Он приказал Дори не только заниматься с ней, но и присматривать.
  Инспектор чуть подается вперед, и Индьяра видит поры на лице мужчины и жесткие волоски на подбородке и щеках.
  - Так может он все-таки стал помехой? Она избавилась от надзирателя, а после проткнула папочке горло.
  Мужчина неохотно пожимает плечами.
  - Она хотела уйти, он предложил ей подписать контракт. Не думаю, что это могло ее так взбесить. Син Бери был осторожен и не давил на девочку.
  - Она принимала наркотики?
  - Нет. Она ничем таким не интересовалась.
  Инспектор складывает руки в замок и покачивается на стуле. Индьяра ждет, когда он опрокинется, но тот только самодовольно лыбится и продолжает раскачиваться.
  - Но если представить, что она употребляла время от времени какую-нибудь дрянь. Например, чтобы ее не стошнило от поцелуев папочки. Кто в этом случае ее мог снабжать?
  Индьяра Ри трет ноющий виски, и прикрывает глаза, пытаясь избавиться от голоса инспектора внутри его головы.
  - Я не знаю. Кто угодно, там каждый с гнильцой.
  Инспектор Гум кивает головой и убирает фотографию в папку. Управляющий задерживает дыхание в ожидание, что его, наконец, отпустят. Он и так наговорил сверх меры. И теперь он знает, почему. Его отравили, он пока не понимает как, но его заставили говорить.
  Рони Гум тянет жесткие губы в улыбке и вновь принимается вертеть карандаш в пальцах.
  - Тогда что насчет подвала? Кого там держали?
  - Людей, - хрипит мужчина и крепко сжимает челюсти в надежде справится с наваждением.
  - Каких? - невинно интересуется инспектор и что-то помечает на линованной странице, - И где они сейчас?
  Нана тревожно смотрит на красное лицо управляющего, бросает короткий взгляд на начальника, но тот, кажется, совсем не замечает странных изменений с Индьяром Ри.
  - Их продали! - кричит мужчина, понимая, что ему конец, он вырыл себе яму величиной с могилу, - Син Бери продавал особей.
  Почему-то Рони Гуму стало невероятно интересно, сколько же сейчас стоит одна особь, но он удержался. Цену он может узнать после, если интерес не угаснет.
  - Кому? - Нана оторопело смотрит на управляющего, кажется, этот допрос стал тяжелым испытанием для ее нервов.
  Рони с сожаление думает, что она слишком эмоциональна для своей должности и если это не изменится, ему придется искать нового помощника. Индьяра Ри кривит губы в усмешке и бросает на помощницу пронзительный взгляд.
  - Тем, кто мог заплатить!
  Нана вспыхивает и зло сжимает кулаки. Рони Гум касается ее руки и раздраженно отбрасывает карандаш в сторону. Боль сжимает ему голову и вкручивает пару винтов ему в виски.
  - Имена, - требует он, с трудом удерживая голос от рыка.
  Управляющий потешно разводит руки в сторону и качает головой.
  - Меня не посвящали. Не тот уровень. Мое дело было встретить гостей и проводить. Следить, чтобы особи получали еду и лекарства. Но думаю, вы прекрасно понимаете, какие люди могут позволить себе такие покупки.
  - Да, - соглашается инспектор и доверительно сообщает, - А вы должно быть понимаете, что пособничество в торговле людьми грозит вам реальным сроком. В ваших интересах указать на того, кто знает имена.
  Индьяра Ри сжимает голову и стонет как зверь. Он поднимает горящий взгляд на инспектора и с ненавистью выплевывает:
  - Я знаю, что вы это делаете! Теперь во власть берут уродов?
  Нана переводит удивленный взгляд на инспектора, лицо которого не выражает ничего, кроме раздражения. Рони с легкостью читает на лице помощницы ненависть к этому мужчине.
  - Кто знает имена? - не отступает инспектор, и Индьяра вновь попадает под странное влияние серых глаз.
  - Вонс Бери вел журнал. Он в каждом видел предателя. Никому не верил, вот и записывал все сделки. Может кто-то узнал о записях, и решил избавиться от син Бери. Вы нашли журнал?
  Они ничего подобного не находили. Но придется пересмотреть все сначала, теперь уже зная, что искать. День становится отвратным. Количество подозреваемых увеличивается до неизвестной величины, а шанс подобраться хоть к кому-нибудь из них стремиться к нулю. Кулаки Рони начинают чесаться, он смотрит на раскрасневшегося мужчину и понимает, что он заслужит пару крепких ударов, но Рони совсем не хочется откачивать потом Нану. Он со злостью косится на помощницу, подумывая отослать ее с допроса, но во время берет себя в руки и фокусируется на записях в блокноте.
  Инспектор задает еще несколько вопросов о парне, который исчез вместе с дочерью хозяина. Но управляющий ничего о нем не знает, кроме того что он был особью и каким-то образом присматривал за Линнель Бери. Под конец беседы инспектор чуть ли не скрипит зубами. По всему выходит, что за малышкой Линнель присматривал каждый второй, но просмотрели ее все.
  Спустя чуть больше часа Рони Гум раздраженно хлопает дверью своего кабинета и заваливается на стул с таким размахом, словно это кресло, а не старое казенное барахло, которое опасливо скрипит под тяжелым телом. Он зажимает сигарету между двумя пальцев и чиркает зажигалкой. Нана топчется в проходе, держа под мышкой желтую папку с документами.
  Инспектор Гум запускает в легкие горячую струйку дыма и выдыхает ноздрями, шумно как вскипевший чайник. Сейчас бы открутить все мысли до нуля, и накатать все часы заново. Он косится на помощницу, волосы которой выбились из хвоста и игриво касается шеи. Сегодня она обходила его по кругу, тайком поглядывая со своего рабочего места. Каждый раз Рони чувствовал этот ее взгляд: недоуменный и любопытный одновременно. Боится, что он нагнет ее прямо в кабинете? Инспектор фыркает и стряхивает пепел мимо пепельницы, на старый исчерченный трещинами и царапинами стол.
  - Что думаешь? - на самом деле ему плевать, что она там думает, но он никак не может решить, что делать с полученной информацией.
  Она проходит все-таки в кабинет и неуверенно застывает перед инспектором.
  - Я... я думаю, что журнал могла забрать Линнель.
  Уголок рта мужчины дергается, он сжимает большим и указательным пальцем переносицу. Он что, вытрахал ей мозги?!
  - Нана, - он честно старается сдержаться, но звуки выкатываются изо рта с недовольным рыком, - Стоит ли давать ход этому делу с такого ракурса?
  Помощница обижено поджимает губы и вздергивает подбородок.
  - Мы в первую очередь служим закону! - пафосно заявляет она, и инспектор взрывается сухим смехом.
  - Девочка моя, - он все еще улыбается и теперь намного нежнее смотрит на свою помощницу, - каким же дерьмом забита твоя голова! Мы служим тем, кто держит в руках закон, тем, кто решает кто человек, а кто куча мусора. И если это дело затронет хоть кого-нибудь из них, - а Рони уверен, что оно затронет многих, - наши жопы будут гореть, и поверь, нам это не понравится.
  Лицо ее забавно застывает в неподдельном ужасе. Она прикрывает ладонью рот и странно озирается по сторонам, словно вот прямо сейчас из-под стола появится Канцлер и начнет ее пороть.
  - Поедем в усадьбу, проверим еще раз кабинет, поговорим с людьми. Сначала найдем беглецов, а там уже посмотрим, что делать со всем этим дерьмом, - он жестом указывает Нане на дверь и поднимается с места. Она все еще бледная, но кажется уже приходит в себя. Резво принимается укладывать документы в свой новенький из искусственной кожи портфель и ныряет в форменную куртку.
  Пока спускаются со второго этажа древнего муниципального здания и шагают по коридору мимо однотипных коричневых дверей, он мыслями возвращается к разговору с управляющим. И мысленно же стреляет мужику в висок для того, чтобы не слышать все, что он вылил на них своими сухими нервными губами. Рони пытается понять, зачем он вытянул из Индьяра Ри информацию, которая сродни кислоты в бумажном пакете, который теперь не передать другому, не выбросить. Придется тащить его, пока не сожжет руку до костей. Пока он был почти уверен, что Линнель Бери виновна, дело текло гладко и приятно, Рони даже испытывал некое подобие удовольствия. Ему достаточно было найти убийцу Вонса Бери, хватило бы одной маленькой удачи, чтобы наконец стряхнуть с себя проклятье этого острова.
   Но лезть в дело, где замешаны политики - это подписать себе приговор. Он сдохнет в канаве, как бешеная собака! Правильно просто забыть о разговоре, но Нана... Хренов экспериментатор, уж если решил тревожить улей, делал бы это в одиночку!
  Инспектор открывает заднюю дверцу служебной развалины, на которой ездил последние два года, и швыряет куртку и несколько папок дела на сиденье. Резко хлопает дверью, замок в ней барахлит и не всегда цепляется с первого раза. Дверца закрывается. Рони провожает взглядом помощницу, которая спешно огибает его автомобиль сзади. Ее бедра покачиваются, и Рони всего на секунду смещает взгляд с пышной задницы на крышку багажника, и задерживает дыхание. Через мгновение он уже нависает над распахнутым багажником и стискивает в бессильной злобе кулаки.
  - Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
  На крышке его багажника смазанный кровавый след от чьей-то пятерни, а в прямоугольном отсеке нехилое пятно крови.
  - Рони Гум - ты обосрался самым никчемным образом, - говорит он сам себе и оборачивается на изумленную помощницу, - Иди за криминалистами. Мы притащили эту ведьму в город. Бл*ть! - он бьет кулаком по крышке и та с хлопком падает на багажник и вновь отскакивает, - Я провез маленькую суку под носом у наших людей.
  
  Глава 11
  
  Тонкая рука с острыми костяшками неуверенно держит кухонный тесак острием вперед.
  Летер смыкает руки за спиной и устало смотрит на особь перед собой. Ее коса растрепалась, бретелька платья держится на тонкой нитке и вот-вот откроет Летеру то, что так неумело прячет. Подбородок особи дрожит. Нож смотрится настолько нелепо в хрупкой руке, что Летер с трудом сдерживается, чтобы не вырвать его.
  За дверью начинается суматоха, слуга успел сбегать за кем-то и теперь они решают, как спасать хозяина от ненормальной гости. Летер скрипит зубами, понимая, до чего они могут додуматься. Глаза особи загораются лихорадочным блеском, она надеется, что кто-нибудь вызовет законников. Летер чуть поворачивает голову в сторону двери.
  - Пошли все вон! - приказывает он тоном, от которого особь вздрагивает и пятится к стене. - Разошлись по домам и забыли об этом! На сегодня работа для вас закончилась. Если об этом узнает кто-то посторонний... - он замолкает, и за дверью слышатся торопливые шаги уходящих прочь свидетелей.
  Особь всхлипывает, а Летер приближается еще немного. Он снова забыл ее имя, и это его раздражает даже больше, чем пляшущий в воздухе тесак. Если эта дурочка все-таки уронит нож, то, скорее всего, останется без пальцев.
  - Где твоя обувь?
  Летер сводит брови. И особь бледнеет, хотя, казалось бы, что бледнее стать уже невозможно. Глаза ее расширяются, она что-то мычит и роняет руку в складку платья. Летер морщится в ожидании того, что острый край полоснет по женскому бедру, но тесак благополучно повисает в складках ткани.
  - Ты хотела бежать босиком?
  Он продолжает наступать, незаметно приближаясь к ней с каждым сказанным словом. Особь не шевелится, удивленно смотрит на свои ноги, словно только сейчас заметила, что они босы. Летер за секунду сокращает расстояние между ними. Особь поднимает на него глаза, в них столько ужаса, что Летер невольно морщиться от неприязни. Он без помех забирает у нее оружие и с интересом рассматривает блестящую сталь.
  - Зачем тебе оружие, если даже с ним ты выглядишь жалкой? - она его злит, хочется перехватить тонкую шейку и сломать.
  Особь снова дрожит, цепляется пальцами за ткань платья и едва не плачет. Летер с хрипом отшвыривает тесак в сторону, боясь, что не сдержится и прибьет эту дрожащую курицу.
  - Я задал тебе уже три вопроса! И пока не услышал ответа ни на один из них.
  Ей страшно. Особь давится всхлипами и вздохами. И Летер звереет еще больше, его желваки приходят в движение, а глаза резко темнеют.
  - У тебя есть язык? - голос его звучит вкрадчиво, - Покажи...
  Она ошарашено смотрит на своего нового хозяина. Летер выдыхает резко сквозь сомкнутые зубы и крепко хватает девушку за подбородок, вынуждая ее запрокинуть голову.
  - Язык! - требует он, и особь подчиняется, проталкивает вперед кончик языка.
  Она тут же прячет язык и пытается вывернуться из захвата крепких пальцев. Летер намеренно давит пальцами на тонкую кожу, в паху снова пульсирует боль. Особь царапает его руки, пытается отодрать их от своего лица. Щеки заливает слезами.
  - Если не хочешь оказаться в подвале, то успокоишься и прекратишь вести себя как идиотка! - шепчет он и сжимает пальцы еще сильнее.
   Особь зажмуривается и стихает, безвольно повиснув на руках Летера.
   - Я на тебя потратился, поэтому будь добра не доставляй мне и мои людям беспокойства. Ты делаешь все, что я скажу, и тогда, может быть, сможешь отработать свою цену и уйти отсюда.
  - Я поняла.
  Летер выпускает ее лицо и слышит треск - камень на его перстне цепляется за нить, которая удерживает бретельку. Летер рвет нитку и наблюдает за тем, как отворачивается лепесток ткани и оголяет белую кожу груди и розовый сосок. Особь хнычит, лицо ее заливается краской. Она пытается прикрыться, но Летер останавливает ее, перехватив запястья. Его взгляд блуждает между вспыхнувшим лицом особи и оголенной плотью. Не двигается, не прикасается, просто заставляет ее терпеть. А когда он отпускает ее запястья, особь не поднимает ни рук, ни лица.
  - Переоденься. Я жду тебя через пять минут в кабинете.
  Он почти не слышит ее 'хорошо', отходит в сторону, и уже через несколько секунд оказывается в гостиной один.
  Летеру нужно больше пяти минут, чтобы успокоиться. Он залпом выпивает стопку крепкого тайги и подходит к окну. Унылая морось зависла в воздухе, вечер стал серым и спокойным. Мужчина упирается ладонями в подоконник и смотрит сквозь миллионы капель вдаль. Туда, где ему не приходится перебирать людей в качестве оружия. Где у него есть благородная цель - спасти мир от тирании и несправедливости, свершить Великую революцию. Там его сердце наполнялось диким восторгом от одного лишь присутствия в огромном колесе, которое стремительно несло их к новому будущему.
  А потом в один день они из благородных борцов с жестокостью превратились в террористов. Весь смысл был утерян, хоть им и пытались доказать, что все во благо. Но газ действительно пустили 'Стрелы' . Летер теперь думает, что только категорично мыслящие юнцы могли придумать такое название. Им надо было назваться 'Могила', потому что они похоронили сотни людей в борьбе за свои идеалы. Идеалы, о которых возможно, даже не подозревали те, кто за них умер.
  Его Мика была среди них, среди посиневших тел, со следами рвоты на губах. Она лежала между тучным мужиков в замасленных штанах и маленькой девочкой с двумя черными косичками. Их привезли в Четвертый район, но он не смог забрать ее тело. Мику похоронили родители, а Летер трусливо напивался в день похорон.
  Он тоже открывал баллон с газом, им сказали, что это легкий галлюциногенный препарат. Им нужен был небольшой переполох и беспорядки, чтобы большую часть законников бросили на разборки с одурманенными жителями. Он верил своему лидеру. Дарен Каси - его герой. Все было ложью!
  Летер сжимает подоконник и чувствует, как под ногти забивается краска.
  Дарен Каси сдал всех, приговорил почти восемьдесят человек к усыплению и почти две сотни отравил ядом. Он победил терроризм и стал новым Канцлером. Двадцать пять лет Летер ищет способ убить Дарена Каси. Ублюдок прячется в своей норе и не позволяет Летеру увидеть себя. Он знает, что его поджидают те, кто выжил после мясорубки. Ждут, когда смогут разорвать его плоть на куски.
   И теперь Летер знает, что где-то есть та, кто может покарать виновника. Его весь день знобило от желания увидеть и прикоснуться к самому прекрасному творению природы, но Бис вернулся с пустыми руками. Она ушла из дома, Бери мертв, а усадьба кишит законниками.
  Он уверен, что она - его меч. Дочь своей матери, чудовище в хрупком теле.
  
  ****
  Линнель просыпается первая, когда на горизонте горит предрассветное зарево. Тело после сна кажется легким и воздушным, как клок сваленной шерсти. Рана под тугой повязкой зудит, и Лин скребет ногтями поверх бинта. Рядом тихо сопит Айрис, голова его покоится на одной подушке с Лин, и влажный рот почти касается виска. Линнель смотрит на прилипшие к щеке волосы и ровные полоски бровей одного цвета с кожей. От его волос пахнет сладостью.
  Лин не хочет видеть, как он проснется, как превратится из нежного юноши в колючего отчаявшегося воина. Она перелазает через спящего парня и на цыпочках крадется в ванную. Пыльная лампочка сиротливо торчит из патрона и еле слышно потрескивает несколько секунд. Лин становится на выложенный плиткой пол, в центре которого ржавое отверстие слива. Труба, которая ведет к душевому шлангу, поначалу тяжело кряхтит и трясется в конвульсиях, но все же выплевывает первый сгусток прохладной воды. Она отмывает его кровь, и, наконец, боль из легких уходит, отпускает ее, как будто кто-то провернул ключ между лопаток, и все ее тело заработало слажено и верно.
   Она находит в рюкзаке синее платье в мелкий цветочек с широким воланом по подолу и смотрит на него, пока белки глаз не начинают чесаться. Рюкзак собирал Дори, это платье положил он. Первое желание Лин зашвырнуть его под кровать, что бы оно там сотлело и расползлось на тонкие полоски и его не нашли бы даже крысы. Но пальцы так крепко прижимают его к животу, что Лин едва не задыхается. Она ныряет в него как в ледяную волну, задыхается от боли и холода. Непослушными пальцами застегивает две пуговицы на манжетах длинных рукавов и стройный ряд пуговиц на горловине. Платье жжет кожу, трется о нее и кусается. Лин сжимает челюсти и одергивает подол, пытаясь прикрыть колени. Ноги белыми палками торчат из-под пышной юбки. Лин лихорадочно вытряхивает содержимое рюкзака. Она злится, что напялила платье, но почему-то запрещает себе переодеваться. Среди вороха вещей находит плотные серые колготки в тонкий рубчик и быстро, пока не передумала, натягивает их, прыгая то на одной, то на другой ноге.
  Айрис налетает порывом ветра. Сначала его запах, потом руки и грудь. Он оборачивает себя вокруг Линнель и вжимает в себя, как будто хочет протолкнуть ее под клетку из ребер. Лин замирает, растерянно уставившись на пустую стену.
  - Дай мне минутку, - шепчет Айрис еще хриплым ото сна голосом. - Давай так постоим.
   Лин отсчитывает секунды вслух, и когда минута подходит к концу, выходит из кольца длинных рук. Она поворачивается к парню и по наклону головы, по прозрачному взгляду узнает равнодушие. Айрис смог отпить ее пустоты.
  - Когда умоешься, помоги мне сменить повязку, - просит Лин, чувствуя себя непривычно от этой близости.
  Он трет лицо ладонями ожесточенно и резко, как будто сдирает кожу. Линнель подается вперед, но так и не решается остановить его нервные руки. Он говорит в пальцы, говорит без остановки и вдохов-выдохов:
  - Я проснулся, и на минуту забыл, что случилось и где я. Всего минуту, но я успел подумать, что мне нужно найти одеяло. Потому, что скоро похолодает, а в подвале очень холодно. Елена плохо переносит холод. Я подумал, что вчера она перебирала мне волосы, и я не стал их мыть. На них остался ее запах. Ты знаешь, как она пахнет? Нет. Нет... Ты ведь чувствуешь только тот запах... Запах, который делает нас ничтожеством. А Елена пахнет... У меня в детстве на заднем дворе росло дерево. Каждую весну оно цвело убогими цветами. Такими бледными. Но запах, он был опьяняющий... Я проснулся и все еще чувствовал этот запах. А потом... - Айрис опускает руки и смотрит на Лин обжигающим воспаленным взглядом. - Потом я вспомнил. Ничего этого не было, такого 'вчера' не было. Теперь я знаю, что с тобой происходит, когда ты липнешь ко мне. Это, бл*ть, так больно! Настолько, что плевать, кто и как снимет этот спазм. Я не должен винить тебя в этом, но ведь ты, сука, и, правда, виновата... Я все время думаю о том, что тебе стоило...
  Рот Линнель плотно запаян. Она отворачивается к окну. Солнце поднялось еще выше, а бок снова сдавливает болью. Шум города врывается в душную комнату и заполняет собой все вокруг, заглушая прочие звуки. Голоса города, жужжащие, живые укрывают Лин, прячут в своей суете. Слова Айриса тают, не коснувшись слуха. Он все еще что-то говорит. Лин не слышит это, но чувствует. Знает, что он возбужден. Должно быть, он ждет, что Лин что-то ему скажет в ответ. Только Лин совсем не понимает, что нужно сказать.
  Сегодня лучше уйти из этой квартиры. Законники скоро найдут ее.
  - Ты сможешь достать сегодня 'аурин'?
  Запах жженого сахара бьет в ноздри. Айрис подскакивает к Лин. Ярость съедает оставшееся между ними расстояние. Парень берет ее лицо в ладони и заставляет посмотреть на себя.
  - За каким он тебе? У тебя и без него отлично получается быть бесчувственным куском дерьма! Ты вообще человек?! - Айрис орет, и город уже не в состоянии сожрать эти слова
  Лин морщится от боли в висках, Айрис сжимает их до одури, не замечая, как вздулись вены на руках.
  - Ты никого не слушаешь! Никогда! Ты не хочешь даже притвориться, что в твоих венах течет кровь, а не моча. Это слишком тебя утомит, да, Лини?
  В животе разливается кислота. И горячие пары ее обжигают пищевод. Рот, глотку, желудок сжигает за секунды. Лин кажется, что голова тоже раскаляется и надувается, наполняясь тем же ядом.
  Линнель бьет Айриса в живот. Они заваливаются на пол все еще сцепленные, как собаки во время случки. Лин снова бьет, и Айрис хрипит, но рук не разжимает.
  - Я должна тебя успокоить? - шипит Лин. - Должна объяснять маленькому глупому Айрису, что моя жизнь только для меня?! И не стоит мне навязывать спасение своей подружки! Я не имею права умирать в угоду твоей прихоти. И что еще важнее, не вижу для этого достаточных причин. Так что, будь хорошим мальчиком, Айрис, - прекрати ныть!
  - Причины? Тебе нужны причины? Ну конечно, чтобы хоть что-то сделать для таких отбросов как мы, нужны 'достаточные причины'.
  Линнель вдруг стихает, и все внутри нее разом сдувается. Она чувствует себя в опасности, слабой. И Айрис чувствует это тоже, потому что прекращает держать Лин, и она падает на него всем телом. Его сердце бьется в ее грудь, как будто пытаясь пробить эту стену.
  - Вы все, ты - благословение, Айрис. Подарок этому миру... Просто, мир вас не достоин.
  Он зажмуривается. И Лин видит, как путаются мокрые ресницы. Лин впервые целует его, полностью снося стены со своей души. Его ярость и ее искусственный покой ожесточенно разрушают друг друга, оставляя после себя руины и запах тлена.
  Поцелуй стихает, но никто не открывает глаз.
  - Тебе идет это платье, - шепчет Айрис.
  Лин кивает головой, соглашаясь.
  Вечером Айрис уходит за лекарством, без которого они оба пропадут.
  
  Глава 12
  
  В баре 'Стрекот' трудится его старый друг-собутыльник, который и сдал их с Еленой Службе надзора за неучтенными людьми второго уровня. Его можно оправдать тем, что у него была ломка, а за каждую неучтенную особь полагалось вознаграждение, но оправдать его Айрису так и не удалось.
  Он поднимается по грязной заблеванной лестнице из пяти ступенек и попадает в крохотный душный клоповник. Стойкий кислый запах бьет его в лицо и оседает на одежде. Пять деревянных столов, из которых заняты три, с трудом умещаются в тесном помещении. Дальняя стена сверху донизу заколочена досками в виде полок, на которых расставлены бутылки с дешевым разбавленным пойлом. Он подходит к барной стойке и тычет в первую попавшуюся бутылку. Хмурый мужик с замасленными клоками волос и густыми бровями, сросшимися на переносице, грязными пальцами протирает бокал и наливает в него на треть той бурды, что выбрал Айрис.
  - Бор здесь? - спрашивает Айрис, не рискуя поднести бокал к губам, он крепко обнимает его пальцами и медленно крутит вокруг своей оси.
  Брови мужика приходят в движение, он выпячивает губы, отчего в уголках рта скапливается слюна и зычно кричит куда-то за спину:
  - Оборва, к тебе!!! Кончай зазывать сюда своих дружков! - он наваливается на стойку, растирая потной рубашкой лужицу от напитка Айриса, и доверительно сообщает, - Больше не приходи сюда, парень. Спущу с лестницы - не посмотрю, что можешь заплатить за выпивку. Мне неприятности не нужны!
  Айрис коротко кивает и выходит из прокуренного бара, с жадностью глотая воздух глухой улицы. Он ждет на лестнице, пока его бывший друг о чем-то препирается с мужиком за стойкой и, недовольно сморщив нос, плетется к Айрису. Он подходит разболтанной походкой и долго всматривается в лицо гостя. Айрис понимает, что он узнал его по странному глухому кряку из раскрытого рта и взметнувшимся на прыщавый лоб бровям.
  Он вытирает ладошку о замасленный фартук, прежде чем протянуть руку Айрису. После недолгого колебания, Айрис коротко пожимает руку. Губы его брезгливо кривятся, и он пытается скрыть это за улыбкой.
  - Как поживаешь, Бор? - спрашивает он, незаметно вытирая ладонь от липкого рукопожатия. Руки у Бора всегда потели.
  - Да... вот так, - Бор разводит руками и пожимает плечами, словно извиняясь за то, что он так поживает.
  Айрис пытается ободряюще похлопать того по плечу, но не решается дотронуться, боясь, что вцепиться в костлявую шею, поэтому неловко машет рукой в воздухе и возвращает ее на место.
  - Ты чего пришел?
   Бор неловко топчется. Должно быть, ему хочется, чтобы Айрис ушел, но большой альтруист внутри его маленького накачанного наркотой сердца говорит ему, что Айрис имеет право сказать, зачем появился сейчас. После чего может смело проваливать из жизни Бора.
  Айрис приближается к худому как жердь парню и все-таки кладет руку ему на плечо, чтобы удержать его, если тот вдруг решит свалить. Парень напрягается и недружелюбно выкатывает воспаленные глаза.
  - Ты ведь сидел на всякой дряни пару лет назад, а, может, и сейчас сидишь? - интересуется Айрис и крепче сжимает пальцы на плече.
  Бор ощетинивается и раздувает ноздри.
  - Тебе то что?! В 'птичку' заделался? Пришел нагадить в отместку за тот случай?
  Айрис ослабляет хватку и не сдерживает гадкий смешок. Забавно! Теперь Бор боится, что именно Айрис настучит законникам, хотя три года назад он сам не чурался подобной подработки.
  - Мне нужен 'аурин'. Сегодня. Сможешь достать?
  Бор недоверчиво щурит глаза и с хрюком втягивает содержимое носа в глотку.
   - Вот это поворот! - скалится он, - Сколько?
  - Две ампулы, - Айриса начинает трясти от омерзения, он стискивает зубы и задерживает дыхание. Чувствует, как к кулакам приливает кровь.
  - И давно ты... - Бор осекается под прямым взглядом Айриса и просто кивает, - Вечером приходи, будет тебе две дольки. Только внутрь не заходи, под лестницей постой - Дух лютует. Ну его на хрен!
  Они расходятся, больше не пожимая рук.
  Айрис с трудом удерживается, от того чтобы бежать сломя голову. Он заходит за угол и с размаху врезается в металлически лист какого-то хлипкого забора. Лист жалобно громыхает и покачивается. Айрис в бессилии садится на дорогу и сжимает голову руками.
  Он - жалкое ничтожество, которое просит помощи у еще более никчемного человека. Бесполезная нарывающая язва на теле издыхающего острова. Он не смог защитить Елену - ни тогда, ни сейчас. Айрис запрокидывает голову к холодному режущему глаза солнцу и кричит, раздирая глотку:
  - Ты беспомощный урод, Антарис!
  Звуки тонут в плотном гуле, который забивается ему в уши. Айрис снова орет, но слышит только...
  'Ты - благословение, Айрис. Подарок этому миру...'
  Он яростно бьет себя по голове, чтобы вытряхнуть слова этой ведьмы. Но она как заевшая пластинка повторяет и повторяет.
  'Ты - благословение, Айрис. Подарок этому миру...'
  'Ты - благословение, Айрис. Подарок этому миру...'
  
  
  Глава 13
  
  Линнель пришла в часовню, одну из тех, в которой даже воздух выталкивает вас прочь.
  Она с минуту стоит в проеме, привыкая к густому пряному запаху благовоний. Прямо от входа пестрый алтарь украшен цветами. И низкий монах с седой головой сидит, скрестив ноги. Пустые глаза его смотрят сквозь дверь и Линнель, сквозь веревки улиц. Взгляд этот добирается до побережья и скользит по воде. Этот взгляд, должно быть, ищет Бога где-то там, за границей этого мира.
  Линнель склоняет голову, приветствуя монаха, хоть и знает, что он этого не видит. Она проходит на середину зала и замирает, вскидывая голову к высокому куполу под крышей. Линнель не знает, зачем она сюда пришла, даже не уверенна, что сейчас потолок не содрогнется и не обрушиться ей на голову. Ее сердце в смятении. Лин стоит в храме, где почитают богов этого острова, но не чувствует даже волнения. Душа ее отзывается эхом, как пустой сосуд.
  Монах вдруг оказывается прямо перед Лин. Он смотрит как будто покрытыми мыльным налетом глазами на Лин, точнее смотрит на ее лоб.
  - Приветствую, - он склоняет голову, а после вновь поднимает взгляд и останавливает его на лбу девушки.
  В какой-то момент лоб начинает чесаться, Лин сжимает пальцы в карманах куртки.
  - Ты пришла за ответами? - голос у монаха мягкий и журчащий, голос старого кота, пригретого летним солнцем.
  -У меня нет вопросов.
  Губы монаха изгибаются и раскрываются.
  - Тогда что же ты здесь ищешь?
  За его ухом рисунок древних меков. Этот узор напоминает Лин о том, что за пределами этих стен почти не осталось аборигенов этого острова.
  Что она ищет? Лин удивленно смотрит на старика. Кто-то говорит, взволнованно и страстно, и Линнель вдруг понимает, что все до единого слова принадлежат ей:
  - Путь, который разорвет эту петлю, внутри которой я застряла. Мое тело болит, внутри моего тела тоже боль. Одна сплошная боль... я хочу помнить всех их, помнить ради чего я снова выхожу на ту же дорогу, но сзади только тишина. Как будто все онемели. Я так хочу помнить, потому что иначе я думаю, может быть, никто из них не стоил моей жертвы. Может все это давно стоило прекратить и покаяться. Признать свою вину перед отцом и склонить колени. Но это вечное умри-родись отнимает у меня память. Мне нужно лекарство, но не потому, что я боюсь прочувствовать все, что было. Я боюсь только одного - почувствовать сожаление и захотеть отказаться от них, уступить эгоизму.
  Лин смолкает, ее тело, словно наполнилось холодной морской водой, до самой глотки, в которой теперь оседает соль. Грудь распирает от избытка соли и холода. Линнель роняет голову на грудь. Воздух в часовне становится невыносимым, он гонит ее. Лин пошатывается и пятится к выходу, не в силах сопротивляться желанию духов.
  Монах молча отворачивается и возвращается на место у алтаря. Усаживается и прикрывает глаза, готовясь к медитации.
  Лин задерживает дыхание, душа внутри себя недовольство.
  - Если у тебя нет вопросов, - говорит старик, - тогда просто иди домой. Но я все же вот, что скажу: что тебе стоит просто верить, что все они были достойны этой жертвы?
  Монах поднимает веки, но глаза его вновь прозрачны и пусты. Он уже не здесь - ищет дорогу к своим богам. Еще несколько минут Линнель стоит, чувствуя всю тяжесть свое человеческого тела, ощущая каждую каплю крови в венах и каждое волокно в своих мышцах. Она так явственно чувствует себя здесь человеком, что становится страшно.
   Линнель склоняет голову перед ослепшим стариком и в спешке покидает часовню. Ее все еще окутывает этот газовый туман тлеющих благовоний. Она выходит из проулка, пребывая в непривычной задумчивости. Мысли ее испуганно скачут между событиями и лицами. Морось ложится на ее плечи и сбивает остатки унесенного с собой запаха. Лин кажется, что он покидает ее с шипеньем и клубами пара.
  Тычок в плечо, и Лин заваливается на асфальт. От боли в содранных ладонях она приходит в себя. Наваждение слетает окончательно и бесповоротно. Она удивленно рассматривает разбитое колено, не спеша подняться на ноги.
  - Ты в порядке?
  За спиной грохочет сиплый голос. Лин костенеет в странной скрученной позе, и не смеет ни сказать, ни обернуться. Этот голос она знает...
  - Эй!
  Чужая рука сжимает плечо и пытается развернуть Лин. Она вздрагивает и с придушенным вскриком сворачивается в тугой клубок, как перепуганный паук.
  - Как знаешь, - он убирает руку и уходит.
  Линнель делает первый вдох только тогда, когда запах этого человека растворяется в городском смоге. Особенный, тот самый, что стоял по ту сторону гаражных ворот. Законник. Сладость с горечью - Лин никогда не чувствовала таких особенных. Жженого сахара в нем на пару кристаллов, все остальное - жгучий перец и полынь.
  Линнель вдруг вскакивает на ноги и оборачивается, высматривая его на полупустой улице. Ей кажется, что высокий мужчина, скрывшийся в одном из домов - это он. Линнель натягивает шапку до самых бровей и идет за ним, тянет носом воздух, как гончая, выслеживая его след.
  Лин заходит в те же двери, ни на мгновенье не задумываясь, что она будет делать, если столкнется с этим мужчиной. Внутри полумрак, много красного и штор. Они наглухо задернуты. Несколько светильников включены, и в мягком желтом свете рождаются причудливые тени. На диванах сидят мужчины и женщины, чередуясь между собой. Как полоски на платье - белая-черная, белая-черная. Все они поворачивают головы, смех застывает на губах, как только дверь за Линнель задевает колокольчик, оповещая о новом госте.
  Лин осматривается, никогда еще она не была в борделе. Она бросает мимолетный взгляд на полуобнаженных женщин, на мужчин, неловко прикрывающих расстегнутые рубашки и набухшие ширинки. Она уверенно подходит к стойке, за которой стоит парень и начищает бокал тканевой салфеткой.
  - Минуту назад сюда пришел мужчина, - тихо говорит Лин, вынуждая парня склониться на стол грудью, - В какой он комнате?
  Парень понимающе улыбается и выпрямляется, прежде чем громко заявить:
   - Никакого мужчины не было! Вы ошиблись сан.
  Линнель копирует его улыбку и кладет ладонь на стол, расплющивая денежный ком по поверхности стола.
   - Я не буду закатывать скандал. Я просто хочу отдохнуть, - теперь Линнель ложится грудью на стол, - Отдохнуть в соседней комнате...
  Парень принимает деньги, а его улыбка становится еще более понимающей. Она становится омерзительной.
  Он ведет Линнель на второй этаж, плотно засеянный одинаковыми дверьми. Одну из них парень открывает и пропускает Лин внутрь.
  - Приятного отдыха, - говорит он и захлопывает дверь. Лин тонет в темноте. Она шарит рукой возле двери в поисках выключателя, но пальцы замирают на кнопке, как только за тонкой стеной раздается голос паренька:
  - Вам что-нибудь еще нужно?
  - Нет, всего достаточно.
  Это особенный, парень не обманул. Сердце Лин застревает в горле, а ладони становятся влажными. Она не может найти ни одной причины, почему стоит сейчас здесь. Она убирает руку с выключателя, оставляя себя в темноте. Как будто боясь обнаружить ответ, если загорится свет. На ощупь она находит на стене плоскую задвижку и отворачивает ее в бок. Ей приходится встать на носочки, чтобы увидеть то, что происходит в соседней комнате.
  Ее оглушает собственная наглость и безрассудство. Она боится хоть на минуту остановиться и подумать. Лин смотрит в крошечное отверстие, вылавливая из полумрака сходящиеся, сплетающиеся тела. Она тайком наблюдает за чужой любовью, чувствуя себя отвратительным грязным существом, но в то же время не в состоянии оторваться от этого первобытного таинства.
  Ее собственное тело становится тяжелым и горячим, как будто скелет внутри нее плавится и сжигает натянутую на него кожу. Она стонет вместе с девушкой, оседлавшей особенного. На своих бедрах Линнель чувствует его руки, его зубы вгрызаются как будто в ее шею.
  Особенный хрипит и смотрит прямо на Линнель...
  Линнель отшатывается и прижимает ладони к груди. В ушах бьют барабаны. И вслед за жаром тело затапливает холод. Кости промерзают в одно мгновенье.
  Он ее почувствовал?
  Лин находит на полу выпавшую из рук шапку и торопится покинуть комнату. Она распахивает дверь и наталкивается на законника. Он стоит, уперев обе руки в дверной проем. Смотрит на Лин прищуренным взглядом. Его грудь все еще влажная, а брюки не застегнуты.
  Лин отступает. Пытается захлопнуть дверь, но мужчина тычком в грудь толкает Лин вглубь комнаты и проходит следом. В темноте его запах ощущается еще острее. Лин задыхается.
  - Понравилось? - вкрадчиво спрашивает особенный и тянется к выключателю.
  Лин набрасывается на мужчину, отрывая руку от опасной кнопки. Ее дыхание сбитое и тяжелое. Настолько близко находится невыносимо. Она делает попытку отскочить, но теперь она сплетена по рукам и ногам.
  - Пусти, - хрипит Линнель.
  Его близость жаркая. Лин не ведая того, вжимается еще сильнее в голую грудь, впитывая чужой вкус и запах. Она трется носом о горячую кожу.
  - Тебе понравилось? - повторяет законник у самого уха. - Бонди сказал, что одна сан хочет понаблюдать, как я имею шлюху. Я не посмел отказать в такой малости уважаемой сан. Ты не разочарованна?
  Он незаметно шевелится, но Лин улавливает это движение. Он снова хочет включить свет. Лин отшвыривает особенного на дверь и бьет его в живот. А в следующее мгновенье оказывается прижата грудью к двери. Особенный придавливает ее к полотну и волнует дыханьем волосы на макушке.
  - Ты кто такая?! Говори!
  -У меня здесь встреча, - хрипит Лин, - Бонди, наверное, пошутил.
  Его смешок ложится влажной дымкой на шею.
  - Ты так и не ответила: тебе все понравилось?
  Законник перехватывает талию Лин и тянет к себе, увлекая на жесткую кровать. Лин покорно укладывается на спину.
  - Вы были слишком торопливы.
  - Я исправлюсь. С тобой я спешить не буду.
  Наваждение спадает резко и болезненно. Как будто кто-то все-таки включил лампочку в этой спальне. Теперь его запах Лин не кажется притягательным. Она чувствует дешевые женские духи, чужой пот на влажной коже. Его ладонь грубая и прохладная. Он гладит ее живот и пробирается под слои одежды к груди. Лин вздрагивает, когда прохладные пальцы касаются соска.
  Ее тело вдруг вспоминает другого мужчину и сжимается в ожидании боли. Тошнота камнем растет в желудке и проталкивается по пищеводу к горлу.
  - Отпустите меня, - просит Лин и теряется от того, насколько жалко звучит ее голос.
  Крепкие пальца вдавливаются в ее бедро, а влажные губы ползут от шеи к лицу.
  - Хочешь уйти? Тогда тебе стоит рассказать, кто ты и зачем следила за мной.
  Он раздвигает ее ноги и стаскивает колготки до колен. Лин задыхается, руки и ноги тяжелеют и не слушаются.
  - Я просто ждала друга ... - всхлип срывается с ее губ.
  - Ложь, - обвиняет особенный, и Лин слышит улыбку в каждом звуке.
  Мужчина прижимается губами к ее рту, со стоном проталкивает язык. Лин каменеет. Пальцы скручиваются в тяжелые неподъемные кулаки. Никто кроме Айриса не целовал ее. Она ему позволяла. Она могла стерпеть его поцелуи, потому что польза от них превышала вред, который они наносили ее телу. Ее тошнило, но она могла стерпеть, потому что знала, ради чего терпит.
  - Такая хрупкая... - шепчет особенный. - Лучше все мне рассказать, пока я случайно не навредил этому маленькому телу.
  Он снова целует ледяные губы. Боль скручивает мышцы Линнель. Тошнота становится невыносимой. Лин накручивает на кулак длинный хвост особенного и оттягивает его голову. Мужчина позволяет ей это с легкой улыбкой на лице. Белые зубы мелькают в темноте. И Лин сносит крышу.
  - Лучше бы ты меня избил, особенный!
  Она бьет его три раза. В лицо. В живот. В пах. Бьет быстро, как учил ее Дори, не давая опомниться. Особенный с грохотом падает на пол, и Лин вскакивает на ноги. Она натягивает колготки. И прежде чем уйти, склоняет голову, прощаясь с мужчиной.
  
  
  Глава 14
  
  Когда Линнель возвращается в квартиру, Айрис уже ждет ее. Вышагивает от стопок с книгами до окна, и обратно. Он смотрит на Лин с упреком и останавливается напротив. Складывает руки за спиной и чего-то ждет. Линнель склоняет голову - приветствует парня. Она обходит Айриса и прячется в комнате за огромным рюкзаком с вещами. Тормошит их, перекладывая из кучи в кучу, складывает и сминает, по бесконечному кругу. Воздвигает в голове крепкую стену, замуровывая все, что принесла с собой из той спальни. Один мимолетный взгляд на кровать и блоки в голове вибрируют и шатко накреняются. Лин зажмуривается, принюхиваясь к себе. Безобразная смесь запахов этого дня въелась намертво в кожу, одежду и волосы. Она принесла с собой эту вонь.
  - Где ты была?
  Лин поднимает на Айриса ничего не выражающий взгляд.
  - Надо было кое-что подготовить.
  - 'Кое-что подготовить', - передразнивает Айрис и выхватывает из рук тонкое полотенце. - Ты должна была предупредить! А ещё лучше не шастать одна по улице. Что я должен был подумать?! Что ты свалила?! Или тебя схватили? Да я чуть с ума не сошел.... Я совершенно не знал, куда бежать и где тебя искать!
  Линнель отбирает истерзанное полотенце из рук парня и аккуратно скатывает его в валик.
  - Прости, я не подумала, что тебя это будет беспокоить. Я не планировала задерживаться там, но так вышло, - Лин накрывает мужскую ладонь и смотрит в глаза из голубого стекла. - Скоро все закончится.
  Одинокий смешок срывается с губ Айриса. Он запускает пятерню в вихры и тормошит их, словно мысли в голове.
  - Хотел бы я, как ты...
  - У тебя получилось достать 'аурин'? - перебивает его Лин.
  Айрис медлит с ответом, и Лин сама не понимает, почему ладони и спина стали влажными от пота, а горло сжалось от сухости. Айрис отводит глаза, пряча недовольство в прозрачных ресницах.
  - Вечером заберу. Мне все это не нравится...
  Лин встает на ноги, оставляя в покое рюкзак, и отворачивается от парня. Его опущенная голова и сутулая спина кричат о его слабости. И внутри Лин что-то ноет, что-то живое и чувствительное. Лин морщит нос, сдерживая рассыпающиеся фрагменты своего собственного нутра. Она разрушается с каждой прожитой минутой. Она - уже почти развалины.
  - Помоги мне сменить повязку, - просит она Айриса, выводя их обоих из этого трусливого оцепенения.
  Линнель устало садится на кровать, рана неприятно пульсирует. От обезболивающего клонит в сон. Айрис помогает ей раздеться и лечь на здоровый бок. Антисептиком орошает рану, покрытую тонкой прозрачной пленкой. Опухоль вокруг нее спала, и цвет потерял несколько тонов красного. Лин сама обрабатывает порез мазью, и покорно поднимает руки за голову, пока Айрис клеит пластырем марлевый тампон.
  - Здесь немного припухло, - говорит Айрис и касается пальцами кожи вокруг раны. - Ты ведь не была в душе? Я могу помочь, если нужно... Чтобы хуже не стало.
  Лин украдкой улыбается этим его сбитым неловким фразам. Она качает головой.
  - Все в порядке. Не нужно, - Лин мягко убирает его ладонь и опускает платье на колени. - Я посплю, разбуди меня через час.
  - Ты уверенна?
  Лин поднимает на него взгляд, не понимая, о чем он.
  - Я уже была в душе, - поясняет Лин, - Или от меня воняет?
  Жар приливает к ее щекам. В ноздри снова бьет тот самый запах. Линнель думает, что Айрис почувствовал и разгадал, что она делала. Как постыдно себя вела. Она думает о том, что ему сказать, если Айрис спросит почему. Но парень просто встает с постели и сгребает старый пластырь и лекарство.
  - Не обращай внимания, сам не знаю, что несу, - бурчит Айрис и покидает комнату.
  Лин размыкает зубы, и воздух прорывается с шумом, раздувая щеки. Она чувствует себя странно и потеряно, не то стыд, не то смятение. На мгновение возникает мысль пустить Айриса в душу, чтобы он разгадал эту мозаику. Но янтарная голова появляется в проеме, и мысль о помощи испуганно прячется в глубинах памяти.
  - Куда ты пойдешь? Потом...
  Отчего-то нестерпимо хочется улыбаться. Картинка перед глазами вдруг становится необычайно яркой и резкой. Лин поддается порыву, и губы вздрагивают.
  - Домой. К отцу.
  Айрис не улыбается в ответ. Он молча кивает и возвращается на кухню.
  Он дает ей поспать немного больше часа. А после легко толкает в плечо, и Линнель, словно послушный робот распахивает глаза. Так это знакомо, что Линнель невольно ждет, что син Бери ворвется в узкую спальню и прикажет ей идти на тренировку, пока Айрис делает вид, что его нет в собственной комнате. Такое происходило слишком часто последние полгода. Она могла спать только в чужой кровати, пока сам хозяин рядом колдовал с ее мозгами, замораживая и иссушивая каждый бугорок и каждую впадину.
  Линнель умывается ледяной водой, пока челюсть не начинает сводить от холода. Впервые за эти часы ее нервы спокойны и тихи. Она как будто снова впала в эмоциональную кому. Линнель ждет развязки, и по ее подсчетам все должно закончиться положительно для нее. Их пути должны разойтись сегодня. Нет никакой необходимости дальше оставаться с Айрисом. Она собирает свои вещи в рюкзак, аккуратно складывая немногую одежду Айриса на кровати, туда же подсовывает деньги, что припрятал Дори для их побега. И только потом под недоуменным взором парня выкладывает свое решение.
  - Я не вернусь с тобой сюда. Здесь можно жить еще месяц, но я советую тебе скорее убраться. Законники, скорее всего, легко выйдут на нее.
  - Почему не вернешься? - Айрис как будто слышит только это, он отбирает из рук Линнель куртку, не давая одеться.
  - Потому что мне это больше не будет нужно. Дальше каждый сам, своим путем. Тебе нужно быть осторожнее. В том доме есть нижний этаж, если попадешь туда - не выберешься. А в остальном, никакие советы не помогут. Разве только один - забудь и не суйся туда.
  - С ума сойти, Лини! - Айрис хмурится и отвечает, встряхивая куртку и услужливо возвращая ее Линнель. - А я ведь почти купился на твою человечность. Но целительный сон превратил тебя обратно в 'это'. И вот тебе снова нет ни до кого дела. Я даже успел соскучиться, честго. Ну что, с возвращением, Линнель Бери!
  Улица встречает их неприятной новостью. Их лица красуются на досках информации и дверях магазинов. Черно-белые фотографии с плоскими лицами, под которыми красным крупным шрифтом напечатано пояснение: Разыскиваются! А ниже их примерный рост и возраст, а также особые приметы, вроде цвета волос и глаз, те, что не угадаешь по бесцветному снимку.
  Айрис нервно оглядывается по сторонам и быстро накидывает на голову капюшон. Линнель спокойно срывает листовку, сминает ее и прячет в карман. Начинает темнеть и это им на руку, но скоро над дорогой запестрят желтые фонари, а людей на улицах убавится. Не хочется попасться на глаза какой-нибудь бдительной старушке.
  Они в полном молчании добираются до переулка, в тупике которого стоит двухэтажное строение с неоновой вывеской 'Стрёкот'. Трое мужчин о чем-то тихо переговариваются у начала металлической лестницы. Айрис оставляет Лин в тени невысокого забора, а сам выходит под красные блики мигающих лампочек. Мужчины замолкают и провожают взглядом высокую фигуру, пока Айрис не скрывается под лестницей.
  Айрис ждет недолго, но и за это время спина успевает промокнуть от пота, а к горлу подступает тошнота. В темную нишу заходит крупный, чуть сутулый мужик, двое остаются чуть дальше, они вертят головой, что-то высматривая в темноте. У Айриса нет опыта в покупке незаконных препаратов,но все ему кажется не таким, неправильным.
  - Айрис? - мужик наклоняется очень низко и дышит в лицо Айриса. - Деньги принес?
  Айрис протягивает пачку смятых купюр и тут же в его руку ложатся две прохладные ампулы. Он собирается уйти, но мужик кладет ему руку на плечо и улыбается, обнажая отсутствие переднего зуба.
  - А девчонка где?
  - Что... - Айрис мало что успевает почувствовать или подумать, только откуда-то из глубин подсознания, взывают первобытные инстинкты.
  Он отчаянно бодает мужика в грудь и бьет кулаком наугад. Кулак скользит, а живое и мягкое под ним сминается. Айрис снова заносит руку, но в живот вбивается колено и вышибает из него весь воздух. Кажется, что кости тоже выскочили из ненадежного кожаного мешка. Айрис падает на бок и пытается закрыть голову от ударов. Тихо стонет, пока мужик топчет его тяжелой ногой. Айрис прячет руку, в которой зажаты ампулы, под живот и сжимается от боли.
  Линнель ждет слишком долго. Она выглядывает из своего укрытия - Айриса нигде нет. Лин скидывает с плеч рюкзак и бежит в сторону темного угла. Она слышит звуки, суматошные, торопливые. Слышит стон, тонущий в жадном хрипенье и топоте. Голова как летящий с бугра колокол трясется, катится, сокрушаясь от уродливых звуков, и разваливается на части. Лин ныряет под лестницу, ища глазами того, кто виновен в ее минутном сумасшествии. Айрис лежит в скрюченной позе, вжимая голову между ног. Колокол летит из головы к животу, сотрясая грудную клетку звоном.
  Лин нападает сразу, все еще не выпуская из вида недвижимое тело Айриса. Первый удар приходится в голову, мужик кулем сваливается к ногам Лин. Они не успевают ни о чем спросить, не успевают даже рассмотреть, кто помешал расправе. Они остаются лежать кучей бессознательных тел на впитавшей мочу земле.
  Лин тяжело дышит, в голове еще завывает и кружится. Она подхватывает Айриса подмышки и тащит на свет. Его лицо в крови, волосы слиплись, а одна рука неестественно вывернута. Линнель зовет его и встряхивает за плечи. Айрис дергается и шарит здоровой рукой по земле. Лин перехватывает свернутую в кулак ладонь, и Айрис тяжело выдыхает. Он разжимает сцепленные пальцы, и на землю выкатываются две стеклянные ампулы.
  - Имя.. - хрипит он и хватается за рукав пуховой куртки.
  Линнель не вырывается. Она замирает, слыша, как вокруг них начинают сгущаться звуки. Шорох крадущихся шагов. Много. Она смотрит на избитого парня и принимает решение, от которого тяжестью наливаются все ее чресла.
  - Лини, прошу... имя, - умоляет Айрис, кажется и он слышит, что их окружили и понимает, что теряет единственный шанс. Из его руки ускользает гладкая ткань. Линнель склоняется к уху, чувствуя кровь и жар, исходящий от тела. Лин шепчет имя, словно подкидывает свежей земли в его могилу, после чего оставляет одного.
  
  Глава 15
  
  Лин бежит, быстрее собственных мыслей, быстрее ударов сердца. Бежит от тупой боли в груди, и чем дальше убегает, тем сильнее натягивается цепь, сжимая сердце и давя его как сгнивший фрукт. Прохладные ампулы в ладони ласкают нервы. А свист ветра в голове заглушает шаги погони, в сто раз помноженные эхом. Кто-то упрямый следует за ней, дразнит азартным бегом местных собак.
  Лин ныряет между гаражей, в заросли кустов. Ветки царапают лицо и вырывают клок волос. Она спотыкается о корень и растягивается на влажной траве. Успевает перевернуться, и видит ладонь, которая тянется к ней. Мужчина в форме законника стоит в тени кустов, согнувшись. Тяжело дышит, но двигается плавно и уверенно, приближаясь к Лин. Он ее почти поймал.
  Такой знакомый запах бьет хлестко. По всему телу разом, как будто нырнула в кипяток! Линнель, что есть силы, лягает колено законника. Рык вперемешку с матом тревожит птиц.
  Лин одним прыжком умудряется вскочить на ноги и снова рвануть через кусты...
  Стена. Сплошная бесконечная стена тянется по обе стороны. Лин прикидывает ее высоту и в отчаянии стискивает зубы. Она поворачивается на хруст веток. Законник не спеша приближается. Он несет на плечах лунный свет, а в руке оружие. В темноте сверкают белые зубы. Он манит ее рукой, и Лин пятится, пока не наталкивается на прохладный камень стены.
  - Побегали, и хватит, - предупреждает он.
  Он взводит курок, но не поднимает оружие. Тело Лин как гудящий электрический провод. Ей стоит только обвить собой этого особенного, и он рухнет мертвой птицей к ее ногам. Лин подается вперед, но ноги будто втянулись, вросли в землю; сплелись с корнями кустов и трав. Навредить особенному или навредить себе? Биться до чьей-то смерти? Никогда еще Лин так не желала принять 'аурин', раздавить ампулу и пустить каждый пропитанный лекарством осколок по венам. Потому что иначе она будет вынуждена покориться. Ногти вонзаются в кожу ладоней, и пот стекает по вискам и шее. Лин бросает взгляд за плечо, все еще ищет возможность вскарабкаться по стене.
  - Глупо, сан Линнель, очень глупо, - замечает законник и осторожно приближается к Лин.
  Она не шевелится, не сопротивляется, когда он легко разворачивает ее к себе спиной и заводит руки, чтобы нацепить наручники. Металлические браслеты крепко сдавливают запястья, Лин пытается вытащить руки, но еще туже затягивает замок. Законник хватает Лин за шкирку и тащит от стены. Лин недовольно дергается, а он вдруг останавливается и с любопытством рассматривает ее.
  - Рад встречи, Линнель Бери, - шепчет на ухо, душа Лин своим запахом, - Ты мой билет с этого острова, и я буду беречь тебя.
  Лин шумно тянет носом воздух и мажет губами по небритой щеке. Законник замирает. Едва уловимый вкус жженого сахара с его кожи въедается в губы девушки.
  - Как вы это скрываете? Свое происхождение? - Лин позволяет себе улыбку и чуть склоняет голову на бок, наблюдая за тем, как вспыхивает злость в темных глазах.
  Он щелкает пальцами и мягко толкает Лин в грудь.
  - Точно! Теперь ясно, почему ты кажешься такой знакомой! - он сжимает ладонями лицо Лин и приближается настолько близко, что Лин слышит его дыхание. - Твой голосок, когда ты умоляла не трахать тебя... Мы снова встретились! Только вопросов теперь у меня еще больше.
  Он мягко целует ее в лоб и гладит по волосам. Насмешливый и злой. Жар накрывает Лин от ступней до самой макушки.
  - А! Что-то не так с моим происхождением? Не достаточно высокородный? - он перекидывает руку на плечи Линнель и по-приятельски склоняет голову к ее голове. - Мой отец был сапожник. Представляешь, он выбрал умершую профессию и сам умер от голода. А мать... Дай вспомню! Кажется, умерла от одной из этих болезней, который в приличном обществе не произносят вслух. Ты ведь понимаешь? Ты, кажется, то же любитель пикантных мест. Поняла? Да ладно? Моя мать была шлюхой! Неужели не догадалась?! Ни за что не поверил бы! Какая ты интересная! Впрочем, у нас еще будет время поболтать. Идем, девочка...
  Шут! Линнель резко выскальзывает из дружеского захвата особенного и замедляется. Он поджимает губы и, ободряюще хлопнув Лин по спине, зажимает в кулаке воротник куртки. Лин склоняет голову и покорно идет рядом. Он пружинистым шагом пробирается из кустов, таща за собой Лин, насвистывая веселый мотивчик. Он подсаживает ее в клетку, прикрепленную к блестящему фургону, и исчезает из вида и из воздуха. Лин перестает его чувствовать, и дышать становится легче.
  Айрис в той же клетке, сжался в комок, спрятав голову в согнутой руке. Снаружи прицепа на выступе сидит мужик, он следит за каждым движением Линнель, а в руке крепко держит служебный ствол.
  Их провозят по городу в окружении вооруженных законников. Но никто из горожан не смотрит на пленников, как будто фургон проезжает в отдельной плоскости. Словно это не клетка с людьми, а нечто омерзительное и постыдное, один взгляд на которое осквернит плоть и душу до самой смерти.
  Лин подползает к Айрису, поджимает ноги и кое-как садится. Заваливается на парня, когда старую клетушку трясет и подбрасывает на колдобине. На Айриса не надели наручники. Его рука, скорее всего, сломана, а, может, он не достаточно опасен. Лин ежится, хочет спрятать замерзшие руки в карманы, но с браслетами это невозможно.
  Мужики негромко переговариваются о последних кадровых смещениях. Их бесит то, что некий Урен получил должность главного надзирателя в колонии, хотя куда больше на эту работу подходит сани Теразин. Они скабрезно шутят о ее видимых достоинствах и довольные собой ржут в голос. Лин морщится от резких звуков. Они проезжают мимо высокой женщины, в опрятном светлом пальто и жесткой шляпке, она единственная, кто открыто с интересом провожает взглядом клетку с людьми. Она стоит под фонарем и нетерпеливо постукивает носком туфельки. Лин последний раз оборачивается, чтобы увидеть, кто не боится за свою судьбу, но женщина уже растворилась в тенях города.
  Перед высокими железными воротами машина притормаживает, ворота со скрипом раскрываются, и клетка возобновляет свое движение, пока не сотрясается в последний раз (самый звонкий) на середине мощеного булыжником двора.
  Айрис поднимает голову и осматривается. Никто из них не говорит ни слова. Линнель равнодушно следит за суетливыми движениями людей.
  - Что будет дальше? Нас обвинят в тех смертях? - Айрис поворачивает заплывшее лицо к Лин.
  - Там просто нужно молчать.
  - Почему?
  - В таком месте, если откроешь рот - станешь преступником. Даже если самое страшное твое преступление - родиться на этом острове с 'поцелуем Айры'.
  Мир колышется подобно водорослям в толщах воды, плавно, легко и неумолимо. И нет ни единого шанса, что будет передышка в этом странном первобытном танце. Линнель глубоко дышит, считая вдохи и выдохи, считая количество досок в полу. Помойка в ее душе разрастается до небывалых размеров, а единственное спасение сейчас бесполезно толкается в кармане куртки. Как только они прибудут на место, 'аурин' отберут. Сколько она сможет продержаться?
  - Испугалась? Я вытащу тебя, - торопливо говорит Айрис, разворачивается всем телом к Лин и кладет здоровую руку ей на плечо, - Расскажи им все, пусть они разворошат этот улей. И тогда я вытащу тебя.
  Лин морщится, блоки в ее голове рухнули, и Айрис не упустил возможность залезть в ее личное, по самый нос. Лин качает головой, она вспоминает жадный взгляд законника.
  - Никто не станет слушать, мне не поверят. Ты еще думаешь об этом? - Лин выдергивает плечо из пальцев Айриса, - Ты еще больший идиот, чем я думала.
  - Я просто хочу выбраться. Или ты думаешь снести им крышу своим уникальным приемчиком: рыбьим взглядом?!
  - О, ну твоя идея просто верх благоразумия! - Лин понижает голос, ладони сжимаются в кулаки, - Люди мертвы, а нас взяли под стражу. Думаешь, нам выдадут медальки и будут слушать бредовые версии? Тебя закопают прежде, чем ты откроешь рот! А что касается Елены, прекрати обманываться на ее счет. Она не пропадет. Чего не скажешь о нас...
  - Лучше сдохнуть, пытаясь ее спасти!
  - Для начала спаси себя.
  Вокруг клетки поднимается гвалт и суета. Законники, что их сопровождали, резво выпрыгивают из кабин машин и окружают пленников. Парень с неразличимым лицом, весь какой-то серый и невнятный, под присмотром еще четверых сослуживцев открывает замок клетки. Они подхватывает девушку под мышки и выволакивает из клетки.
  - Тебе пора, малышка! Рони не терпится с тобой поболтать, - молодой законник, не старше Айриса, шутливо поправляет на Лин куртку, словно младшей сестренке и грозит перед носом пальцем, - Не вздумай злить нашего Рони, он и выпороть может.
  Тяжелый хриплый смех как каменный оползень перекатывается по двору. Лин смотрит на веселое веснушчатое лицо законника, и ярость диким огнем вспыхивает в груди. Она бьет парня в колено и выбивает его к хренам. Законник хрипит и оседает, а ее сваливают на землю, лицом на гладкий камень. Тяжелый ботинок врезается в бок, и Лин мычит сквозь стиснутые зубы. От боли сбивается дыхание, и звуки смешиваются в один сплошной гул.
  - Лини!!! - Айрис срывается с места, но его оттаскивают и кулем швыряют назад в клетку.
  - Не борзей, парень, - рявкает один из законников, - Твоя очередь еще не пришла. Тащите ее к инспектору! Пускай сам возится с этой психопаткой.
  Лин одним рывком ставят на ноги и подталкивают вперед. Двое законников становятся по обе стороны от девушки. Она оборачивается и выискивает в полумраке пошатывающегося Айриса. Он тяжело наваливается на решетку и придерживает больную руку. Лин снова чувствует себя маленькой и потерявшейся. Айрис утверждает, что ей страшно. Пожалуй, Лин может с этим согласиться.
  - Скажи им только свое имя, они обязаны связаться с родственниками, - орет она и получает тычок в спину.
  - Им на это плевать! - крик Айриса догоняет ее спину.
  - Просто скажи!
  Законник, что по правую руку от нее крепко перехватывает ее за шею и толкает вперед, Лин спотыкается, но удерживается на ногах.
  - Заткнулась быстро! - предупреждает законник и распахивает коричневую поржавевшую дверь.
  Они поднимаются по лестнице на второй этаж и заходят в четвертую дверь справа. В кабинете горит один только тусклый светильник, отчего большая часть комнаты тонет в мягком мраке. За столом, ссутулившись, сидит тот самый законник. Особенный. Увлеченно скребет карандашом в раскрытом блокноте. Как будто это не он скакал по кустам, охотясь на Линнель
  Лин осматривается. В темном углу угадывается еще один стол, чуть поодаль узкая софа. Напротив освещенного стола пара стульев и высокий покосившийся стеллаж с шестью прямоугольными дверцами.
  - К стене.
  Законник подталкивает ее, снимает наручники и разводит руки над головой. Стучит ногой по ботинкам. Лин послушно ставит ноги шире и касается лбом шершавой краски. Законник шарит по ее груди, поясу, прощупывает ноги от щиколоток до бедер. Сминает в руках ткань куртки. Карман шуршит бумагой.
  - О-па, - напевает законник и забирает смятый лист и две ампулы.
  Оденер подталкивает ее к столу, за которым сидит инспектор, и кладет перед ним добычу. Особенный щурится, длинным пальцем перекатывает по столу одну из ампул.
  Легким кивком он отправляет конвоиров девушки за дверь. Оденеры уходят, а особенный сгребает то, что принадлежит Лин, и сваливает в один из ящиков стола. Линнель прячет кулаки в карманах и старается не смотреть слишком жадно на свое лекарство. Мужчина заводит руки за голову и откидывается на спинку стула. Его лицо озаряется довольной улыбкой.
  - Присаживайся.
  Лин склоняет голову и неловко садится на деревянный стул, тот чуть скрипит под ее весом. Девушка незаметно ведет плечами, чтобы приглушить онемение в руках. В глазах рябит от неприятного освещения. Законник заправляет жесткие пряди волос за уши, в свете лампы блестят круглые серьги. Мужчина покачивается на стуле и не спускает с девушки глаз.
  - Я - инспектор Гум, - он последний раз качается в сторону девушки и замирает над столом, - В моем ведении дело об убийстве Вонса Бери. А ты, Линнель Бери, в нем главная подозреваемая.
  Он тянется к ней и стирает пальцем мазок грязи с щеки. Линнель не шевелится, но кожа вмиг нагревается и подобно пересушенной обожженной краски трескается. Лин задерживает дыхание, суматошно восстанавливает рухнувшие блоки в голове. Она совершенно точно не доверяет этому мужчине.
  - Мои поздравления, девочка! - инспектор широко улыбается, вонзает зубы в нижнюю губу. - Теперь за тобой присматриваю я.
  Линнель склоняет голову перед инспектором Гумом, чувствуя, как замерзает и скрипит позвоночник.
  
  
  Глава 16
  
  Елена всей душой ненавидит время ужина. Ее новый хозяин оставляет ее в покое на весь день, но вот вечернюю трапезу он делит со своей новой игрушкой. Ей постоянно приходится отвечать на вопросы. Еще никогда ей не приходилось так много говорить. Но пока ни разу он не использовал ее способности, и к себе не подпускал.
  Елена расправляет на коленях салфетку и упрямо смотрит в собственную тарелку. Летер сам накладывает ей еду, ту, которую сочтет нужной и в таком количестве, которой считает необходимым. Эту его дурость Елена тоже ненавидит. Она с трудом сдерживает на лице подобострастное выражение и крепче перехватывает вилку, представляя, с каким наслаждением проткнет его руку.
  - Как прошел твой день?
  Он почти всегда вежлив. Елену передергивает от раздражения. Она опускает глаза на колени. Вилка звонко цепляет тарелку. Летер шумно выдыхает и убирает свою салфетку в сторону.
  Елена вжимает голову насколько это возможно, опасаясь столкнуться с бешенством нового хозяина. Син Бери был скор на расправу, но его наказания ограничивались лишением ужина. В худшем случае ее запугивал и давал пару оплеух один из никчемных работничков син Бери.
  - Я почти все время провела в комнате, - спешно отвечает Елена и украдкой посматривает за мужчиной, - Читала книгу, что вы мне дали.
  - И как она тебе?
  Абсолютная несусветная чушь! Большего бреда Елена не держала в руках. Елена пытается улыбнуться.
  - Я прочла всего несколько страниц, пока еще не поняла, нравится или нет.
  Летер удовлетворенно кивает и принимается за еду. Он взмахом руки приказывает ей есть. Елена судорожно сжимает руки, от злости ее начинает колотить. Он снова не сводит с нее глаз, недовольно морщится, словно раздавил никчемную букашку и перепачкал идеальную подошву идеальных туфель совсем неидеальными кишками.
  - Как ты попала к Вонсу Бери?
  Он кладет в рот кольцо апельсина и вытирает пальцы о салфетку, довольно причмокивает от сладкой горечи. Елена криво смотрит на неочищенные кружки.
  - Он перекупил меня на складе, - Елена оставляет в покое столовые приборы и складывает руки на коленях. Аппетит окончательно пропал.
  - На складе? - удивляется Летер.
  Елена не успевает скрыть снисходительную улыбку, и взгляд Летера подозрительно вспыхивает.
  - Мы его так называли. Склад, где отовариваются 'торговцы Чудом', - улыбка ее приобретает горький окрас, - Сначала нас официально делали мертвыми, а потом отправляли на склад в таких серых фургонах. Меня привезли туда одну, но иногда было по два-три человека за раз. Говорили, что покупателей ('ценителей' редкостей) всего двое. Один из них син Бери. Он выбрал меня.
  Летер внимательно слушает, поражаясь размаху и количеству вовлеченных в эту историю людей.
  - Он тебя использовал? - Летер увлеченно подается вперед.
  Елена опускает взгляд на собственные коленки, пальцы костенеют и мерзнут. В груди снова гнездится ком обиды. Она ловит себя на том, что начинает перебирать обрывки прошлого, в которых они с Айрисом убегают от Службы надзора и вдруг осознает, что именно там, в сырых полуподвалах, в грязных домах сомнительных приятелей она была свободна и счастлива.
  - Елена... - Летер напоминает о себе, и Елена вся сжимается словно высушенный изюм.
  Ее обдает холодом, есть у ее нового хозяина такая особенность, он выглядит заледеневшим и все вокруг него стремится в своей температуре к нулю. Елена зябко ежится. Летер вздергивает одну бровь и нетерпеливо отстукивает пальцами по белоснежной скатерти.
  - Син Бери иногда брал меня на встречи. Хотел, чтобы я проверила, не пытаются ли его надурить.
  Девушка морщится при воспоминании, что именно она рассмотрела в прошлом этих людей. Вероятно, что-то вражеское подтолкнуло ее задать вопрос хозяину.
  - Зачем вы меня купили? Что я должна делать?
  Он смотрит на нее с удивлением, словно впервые узнал о том, что купил себе живого человека. Он резко поднимается из-за стола и в два шага оказывается возле девушки.
  - Вставай!
  Она чуть мешкает, путается в собственных ногах, но подчиняется. Елена не решается поднять головы, вспоминает покорные поклоны Линнель и крепко стискивает кулаки. Летер разворачивает ее к себе и усаживает на стол, сваливая тарелки на пол. Он нависает над девушкой, а Елена испугано выставляет перед собой ладони.
  - Дело в том, что для меня ты бесполезна, - шепчет мужчина. - Подозреваю, что купил тебя исключительно для одного...
  Он целует ее горькими от апельсинов губами. Сжимает голову, не давая шансов увернуться. Девушка пытается украсть его воспоминания, хоть что-то, что поможет избавиться от этой участи. Но задыхается раньше, чем успевает разглядеть картинку. Он жадно впивается в ее рот и терзает ее, пока не срывает болезненный стон.
  Летер выпускает ее из объятий, и Елена едва не расползается по столу от неожиданности. Он покидает столовую молча, в состоянии крайнего бешенства.
  Елена продолжает сидеть на столе, растеряно провожая взглядом широкую спину. Щеки горят, а дыхание спотыкается в горле и с хрипом покидает рот. Она пробует встать, но понимает, что ноги ее не удержат, и облокачивается на стол.
  - Мудак! - взбешенно шипит и рывком срывает скатерть.
  Посуда звенит и разлетается по полу, заплевывая остатками еды пол. И становится немного легче.
  Много позже, когда Елена уже лежит в кровати, память вновь возвращает ее к тому происшествию. Она смотрит на перевернутую обложкой вверх книгу на тумбочке и мстительно захлопывает, обещая себе больше не читать ни строчки. Он посмел прикоснуться к ее губам. Елена прикрывает рот ладонью, словно стирая следы поцелуя. Она внезапно осознает, что этот мужчина может потребовать большего, даже не требовать, а просто взять. И никто не станет между ней и этим человеком. Она нервно натягивает одеяло до подбородка и закусывает губу.
  Вспоминает жесткую линию губ и грубые знаки татуировки за левым ухом. В них есть сакральный смысл, Елена это чувствует, как и примеси крови коренных жителей. Говорят, они внезапно исчезли с острова, но она уже сталкивалась с чистокровной островитянкой, так что встретить еще одного аборигена не так уж и невозможно. Линнель и Летер почему-то не исчезли с остальными сородичами, и Елена с радостью помогла бы этим двум сгинуть во тьме.
  Ручка двери медленно приходит в движение, сердце девушки наливается тяжестью и замирает. Она шарит рукой по тумбочке и хватает книгу. Дверь с щелчком открывается и впускает полоску мрака в освещенную комнату. Летер заходит в комнату и закрывает за собой дверь, устало наваливается на нее. Какое-то время часто моргает и удивленно смотрит на постель. Презрительная улыбка искажает его лицо. Он цокает языком и тычет в девушку пальцем.
  - Пошла вон! Дрянь!
  Летер пьян. Елена с трудом понимает смысл его окрика. Она вскакивает с постели и крутится на месте в поисках своей одежды. Летер неуверенно переставляет ноги, а когда оказывается возле кровати, падает на нее без чувств.
  Елена недоверчиво осматривает жилистую фигуру, склоняется над одутловатым лицом. В нос ударяет кислый запах спиртного. Мужчина недовольно мычит, спугивая любопытную девушку, и пытается перевернуться на бок, но не справляется с собственной тяжестью. У нее узкая койка, но Летер все равно умудряется вальяжно раскидать руки и ноги на чистом белье.
  - Животное, - девушка брезгливо морщится и вновь нависает над телом.
  Боязливо касается его лба прохладными пальцами и прикрывает глаза, ища вход в распахнутую душу. Мутные образы, картинки, словно пожелтевшие от времени, обрывки прошлой жизни вертятся в обратном движении долгой жизни. Она словно смотрит забытый кем-то журнал, местами истертый до дыр, местами захватывающий или наоборот чересчур нудный. Она пролистывает страницу за страницей. Нещадно вырывает понравившиеся страницы и кладет в глубокий карман, чтобы позже извлечь их и прочитать.
  Елена удовлетворенно поджимает губы и открывает глаза. Летер не спит. Он прожигает ее мутным от алкоголя взглядом. Кожа на шее мужчины багровеет, а лиловые вены наливаются кровью. Он резко перехватывает ее запястье и выворачивает в сторону. Боль простреливает руку, и Елена с криком садится на пол. Мужчина поднимается, все еще сжимая руку в болезненном захвате, и наклоняется над испуганной девушкой. Он приближает свое лицо, и Елена сквозь выступившие слезы различает на синей радужке брызги цвета жухлой листвы. Его голос похож на урчание хищника перед прыжком.
  - Я вот не понимаю, что это было: смелость или тупость?
  Елена сглатывает и отводит взгляд.
  - Вы уснули на моей кровати. Я только хотела... - она запинается и жалобно смотрит на своего хозяина. Сколько она провела времени в его памяти? Час? Или больше? Еще никогда она не растворялась в чужом сознании так надолго.
  - Что ты хотела? - Летер не собирается ей помогать и спускать с рук этот поступок. - Давай, Елена, расскажи мне, что же ты хотела от спящего мужчины?
  Девушка вспыхивает, осознав, вдруг, в какую ловушку она себя загнала, и нервно дергается, в тщетной попытке освободится. Тяжелая ухмылка чуть искажает жесткие губы, и Летер мажет ими по бледной девичьей щеке. Жаркая удушающая волна накрывает слабое тело, и мышцы парализует, словно от невиданного яда. Елена всхлипывает и едва слышно просит:
  - Прошу, не надо. Отпустите меня!
  Но мужчина с хрипом опрокидывает ее на пол и наваливается сверху. Елена задыхается от тяжести и мерзкого запаха. Отчаянно молотит кулаками по спине и голове, но только больше распаляет озверевшего мужчину.
  - Ты - негодная дрянь! - рычит Летер и придавливает обе ее руки к полу, - Мне стоит выколоть тебе глаза и отрезать язык за твою наглость и беспросветную тупость! - он перехватывает рукой тонкую шею и сдавливает. Елена выгибается и ловит ртом воздух, и он мерцает красками на поверхности глаз, а после тонет в алом. Летер разжимает пальцы. Воздух стремительно втягивается в легкие. Елена хрипит, а грудь царапает и сдавливает. Только сейчас ужас накрывает девушку. Она сжимается под взглядом Летера. Он наблюдает за тем, как бьется в истерике молодое тело под ним и с ненавистью выплевывает в перекошенное от страха лицо:
  - Посмеешь еще раз залезть в мою голову, отдам наемникам! Они быстро научат тебя выполнять команды. Забудь все, что успела увидеть, если не хочешь стать бесполезным куском мяса!
  Елена давится подступающими рыданиями и послушно кивает. Летер сразу же покидает ее комнату, чуть пошатываясь в пьяном дурмане. Девушка еще долго лежит на полу, прижав колени к животу и зябко обхватив себя. Ни одной мысли не рождается в объятом ужасом мозгу, только бесконечный холод и тьма. Она боится закрыть глаза и выключить свет. Она все время повторяет только одно:
  - Чудовище...
  Утром ее переселяют в нижнюю часть дома, в комнату, похожую на подсобное помещение, в которое свалили непригодную мебель. Теперь в ее комнате нет окон, зато имеется стул на трех ножках, низкий шатающийся стол и жесткий матрас, который сиротливо лежит на некрашеных досках с многочисленными трещинами и пятнами грязи. К свободной стене этого уютного обиталища прикручена железная клетка с человеческий рост высотой и в ширину порядка трети этой комнаты. Елена заворожено смотрит на ржавые, но от этого не менее прочные прутья и понимает, что она еще не видела края у этой пропасти.
  
  Глава 17
  
  Антарис Вин.
  
  - Полное имя и возраст.
  Рони кладет перед собой стопку чистых желтоватых листов и снимает колпачок с ручки. Рисует в верхнем правом углу несколько завитков, которые складываются в курносое лицо и три барашка волос. Лицо не улыбается. И лицо парня напротив такое же скорбное.
  - Антарис Вин, 25 лет.
  Он сидит на стуле ровно, руки (одна из которых замотана тугим бинтом) зажаты в замок и кувалдой лежат на коленях. Половину лица скрывает челка. У него желтые волосы.
  - Антарис Вин... - Рони диктует себе, царапая ручкой бумагу. - Что ты делал в усадьбе Бери Вонса?
  - Жил.
  - В качестве кого?
  - В качестве жильца.
  Рони Гум поднимает взгляд. Парень, чуть склонив голову, изучает неровные строчки на бумаге.
  - И как долго ты там жил? - спрашивает Рони.
  - Три года и три месяца, - Антарис Вин вдруг подается вперед, укладывая руки-кувалды поверх бумаги. - Если я расскажу все, что знаю, вы спасете моего друга от рабства?
  Инспектор Гум выдергивает листы из-под рук Антариса и вновь расправляет их. Парень прячет взгляд, словно что-то скрывая. И Рони едва не подпрыгивает на стуле от нетерпения и любопытства.
  - Если рассказ будет интересным, то сделаю все возможное.
  Антарис кусает губы, высматривая что-то на полу. Рони Гум чувствует себя на удивление оглушенным, словно чего-то лишился. Впервые за все допросы он настолько неуверен. Хотя нет, это второй раз. Первый был раньше, когда он разговаривал с Линнель Бери. Как будто говорил сам с собой. Четыре часа собственной жизни! Все повторял и повторял как безумный, а в ответ получил лишь: 'Я устала и хочу спать. Мы можем на этом закончить?'
  Отчего ты устала?! Не сказала ни единого слова, просто сидела в одной позе и корчилась от скуки! И тогда-то и появилось то самое чувство: как будто он вдруг разучился читать и писать, даже понимать родной язык. Он оказался беспомощным в разговоре с ней.
  - Думаю, вам понравится, - заверяет Антарис, но Рони с сомнением качает головой.
  - Тогда начнем с самого увлекательного. Ты знаешь, кто убил Бери Вонса и Дори Вэлса?
  Айрис опускает голову. Что ж, как Рони и думал, сказать этому пареньку нечего.
  - Тогда что насчет тебя? Где был ты в момент убийства?
  - А когда был этот момент?
  Инспектор узнает этот трюк - прикинуться несведущим. Он сообщает время, когда жертвы были убиты и въедливо изучает ускользающий из-под его власти взгляд. Антарис Вин вновь утыкается в свои колени и тихо бурчит:
  - Я собирал вещи...
  - Какие вещи? - перебивает его Рони.
  Айрис вдруг поднимает пылающее лицо и впервые за весь разговор смотрит прямо на Рони:
  -Я пытался сбежать! Этот урод продал Елену, и я должен был пойти за ней!
  - Худая блондинка? - уточняет Рони. - Твоя девушка? Ты должно быть сильно разозлился, когда узнал о том, что ее купил другой мужик. Да-а, такое сложно спустить с рук...
  Губы Антариса искривляются ломаной линией. Он ухмыляется. Рони отвечает ему теплой насмешливой улыбкой.
  - Нет, у вас это не получится. Я разозлился, да. Попытался договорится с син Бери, но это еще глупее, чем договариваться со смертью, - говорит Антарис. - Я собрал вещи и решил уйти за Еленой сам. Но...
  - Но? - Рони наклоняется вперед, чувствуя, как натягивается ниточка между ним и парнем, как она вибрирует. Впервые за весь разговор, Рони смог сделать что-то для него привычное, он, кажется, взял разговор под контроль.
  - Но Лини стояла под дверью Дори, и я не смог уйти сразу. А потом я натолкнулся на постороннего во дворе. Думаю Лини его знала. Они подрались. И нам пришлось спрятаться в гараже. Мне и Лини.
  Инспектор останавливает ручку, острие зависает над бумагой.
  - Линнель Бери? Откуда она взялась во дворе, если стояла возле двери Дори Вэлса
  Антарис нетерпеливо наклоняется, заглядывая в документ на столе.
  - Это случилось позже. Я ждал, пока она уйдет из спальни Дори, потом только, минут через 10 вышел. И почти в это же время мы и встретились. Тот мужик, я и Лини. Она как раз выбежала из хозяйского дома. Никогда раньше не видел ее такой... живой.
  - Какой она выглядела? Взволнованной? Напуганной или злой?
  - Она обезумела.
  Рони снова начинает записывать, почерк еще острее ложится на линии.
  - Она могла убить в таком состоянии?
  Антарис смолкает, загребает со лба растрепанные волосы и пальцами приглаживает их к макушке. Волосы лежат послушно секунды две, а после снова падают на лицо. Парень дергает головой и с шумом выдыхает.
  - Этот человек торговал людьми. Он заслужил такую смерть!
  - Так могла или нет?
  Антарис хлопает здоровой рукой по столу:
  - Почему вы не спросите, что за мужик там шастал?!
  Рони Гум сгребает листы и встает, чувствуя, что большего он из этого разговора не вытянет. Что нужна передышка и ему, и парню. Рони нужно выпить кофе и покурить. А завтра все-таки не забыть побриться и, наверное, надеть чистую футболку. Кажется, это от него так паршиво воняет весь разговор.
  - Я обязательно спрошу. Обо всем и обо всех. И о препарате, кстати тоже. 'Аурин' все еще вне закона, ты знаешь? Мы еще поговорим, Антарис Вин.
  
  Глава 18
  
  Когда наступает утро Рони Гум успевает только нырнуть под холодный душ и нацепить мятую, зато чистую футболку. Щетина на лице становится на миллиметр длиннее. Всю дорогу до Инспекции Рони думает лишь о сан Линнель, Айрисе и неизвестном мужике, который появился в этой истории из ниоткуда и исчез в никуда.
  Половину утра он тратит на составление протоколов, отчетов и просмотр еще одной кипы анализов. Потом возвращается к документам из кабинета Бери Вонса, пытаясь угадать среди них таинственный, возможно и не существующий вовсе, журнал. Когда мозги начинают жужжать и трястись как потревоженный улей, Рони поднимается со стула.
  Какое-то время он 'прогуливается' между софой и письменным столом. За окном серый полдень, время, которое Рони не любит более всего. Его нестерпимо клонит в сон, а выпитый кофе застрял горькими кофейными зернами в пищеводе и никак не всасывается в кровь. Нана тихо шуршит бумагами за своим столом и на начальника старается вовсе не поднимать глаз.
  Всего два дня назад Рони Гум просрал свой шанс получить повышение и перевод на большой остров. Его не то, что не поощрят, когда он докажет виновность Линнель Бери, это теперь единственная возможность не потерять насиженное место. Маленькая сука подставила Рони, когда выбрала именно его машину. Ему пришлось отвалить этому жирному говнюку Бадосону все свои сбережения, чтобы не попасть в категорию 'соучастников'. Хитрый урод хотел отобрать это дело, но Инспектору Гуму так вовремя местная птичка напела информацию по Айрису, что у Бадосона не осталось вариантов. Рони предпочел бы сгнить в канаве, чем сообщить своему начальству, где именно будет отовариваться паренек. Поэтому Бадосону пришлось закрыть свой огромный рот и позволить Рони Гуму и дальше вести расследование, но с одной оговоркой - никакого поощрения. Только возможность не вылететь из Инспекции. На этом дрянном острове в почти тридцать остаться без работы и с подпорченной трудовой историей равносильно самоубийству.
  Инспектор останавливается перед своим столом и достает из мятой пачки сигарету и зажимает ее зубами, он чиркает зажигалкой и пару секунд смотрит, как колышется пламя. Горечь дыма заполняет рот. Рони жадно затягивается и бросает взгляд в окно, на пустынный сейчас двор. Солнце выпрыгивает из-за туч и на мгновение ослепляет, после чего вновь ныряет в серый колодец. Там, на противоположной стороне в одноэтажном, узком как коробка, здании, в одной из камер временного содержания ждет очередного допроса Линнель Бери. Хотя, ждет его Рони, а вот девчонка, скорее всего, репетирует очередную беспристрастную мину.
  Инспектор Гум остервенело тушит недокуренный огрызок сигареты о дешевую керамическую пепельницу. Он хватает со спинки стула свою замызганную куртку и блокнот. Нана спохватывается и неловко поднимается с места. Она бросает на инспектора осторожный взгляд.
  - Идем, навестим нашу подружку. Посмотрим, как она устроилась, - Рони криво улыбается, и тычет пальцем в свою помощницу. - Застегни блузку и убери с лица выражение наивной дурочки.
  Нана вспыхивает и прикрывает грудь ладонью.
  - Простите, - цедит она и накидывает на плечи свою безразмерную форменную куртку, - Буду следить за своим лицом.
  - Что там с Айрисом? - спрашивает Рони, не оборачиваясь и не замедляя шаг.
  Нана не отстает, прижимая к груди документы. Она всегда носит с собой какую-либо папку. Рони Гум никогда не видел ее с пустыми руками.
  - Все так, как он говорил. Настоящее имя - Антарис Вин. Двадцать пять лет. Пропал без вести три года назад. Год как официально объявлен умершим. В Ороне остались мать и старший брат.
  - Направила им уведомление о восставшем из мертвых родственнике? - Рони досадливо трет нос, общение с родственниками он предпочтет свалить на помощницу.
  - Да, еще утром, - он слышит в голосе Наны довольство собой, - В архиве есть результаты исследования его генетического материала Центром вакцинации.
  А вот о малышке Линнель они не узнали ничего нового. На допросе она не проронила ни слова, только постоянно склоняла голову, отчего через час у инспектора Гума начался нервный тик. Он уже не выносил эту ее привычку, как и отстраненный абсолютно непроницаемый взгляд. Рони хотел дать ей время правильно оценить ее положение. При всем скудном содержании, здесь, в Инспекции, поистине комфортные условия для заключенных. Все-таки здесь нет каторжных работ, кормят помоями - но все же два раза в день - и есть одеяло, хоть и тонкое и воняет плесенью.
  Они выходят на улицу. Ветер злорадно трепет волосы и забирается под куртку. Рони пытается пригладить непослушные пряди, но они, словно в насмешку, хлещут его по лицу и выбиваются из-за ушей. Инспектор прибавляет шаг и почти вбегает в старое здание.
  Их встречает оденер и, взглянув на пропуск и документы Рони и его помощницы, впускает их через скрипящую решетчатую дверь. Там их ждет еще один служитель закона в идеально выглаженной серой форме.
  - Линнель Бери, - Рони вновь показывает пропуск с номером дела.
  - Пройдемте, - полный оденер ведет их к камере.
  Это оказывается восьмая дверь слева, тяжелая, металлическая, с единственным внешним замком и узким окошком для подачи еды. Освещение в коридоре слабое, но Рони и так знает, что на двери разводы от когда-то опрокинутой похлебки или еще какой бурды.
  Через дверь оденер кричит Линнель, сесть на койку и выставить руки перед собой, и только после этого отпирает замок.
  Она сидит, как ей сказали, лицо немного помято, глаза сонно и без интереса встречают инспектора. Пуговицы на платье расстегнулись, и ворот съехал на бок, обнажив острую ключицу. Резинка с волос теперь крепко обхватывает запястье. Рони смотрит на это нелепое детское платье и теплые колготки и морщится.
  
  
  Линнель, не дожидаясь разрешения, опускает руки и переводит взгляд на девушку возле инспектора. Фигуристая, с пухлыми губами и каким-то пьяным взглядом. Она слышит жар ее крови и запах жженого сахара. Удивленно поднимает брови. Эта девушка совершенно точно не особь, но терпкий запах окутывает молочную кожу. Линнель переводит взгляд на инспектора, и наконец, понимает, что ее смутило.
  - Вы спите с инспектором Гумом, - говорит она но, видя вспыхнувшие щеки девушки, торопится исправиться. - Простите. На вас просто его запах, и я сначала подумала... Простите...
  Лицо и шею девушки заливает краска. А инспектор отчего-то довольный улыбается. Он подтаскивает к койке стул и седлает его, оставив свою помощницу в крайнем смущении возле стены.
  Линнель склоняет голову, шея с трудом подчиняется ей. Тело вообще сегодня ведет себя странно, как будто оно собралось жить своей самостоятельной жизнью. Лин с трудом удерживается от того, чтобы заправить жесткую непослушную прядь волос инспектора за ухо или коснуться загорелой кожи. Она просто изучает его, подобно дикому зверьку, случайно столкнувшемуся с себе подобным. Инспектор не сопротивляется, тоже рассматривает девушку. Каменные стены внутри головы Лин дрожат под натиском особенного, но остаются несокрушимыми. Она медленно дышит. Холодный рассудок вновь берет верх, и телу приходится подчиниться. Лин прикрывает веки на мгновенье, а когда вновь смотрит на инспектора во взгляде не остается даже намека на что-то живое и уязвимое.
  - Я хочу, чтобы ты со мной говорила, - просит он своим низким хриплым голосом.
  Линнель нравится его голос, лицо тоже нравится. Он напоминает ей одного мальчишку с улицы. Они вместе лазили в дома, и обворовывали их, пока хозяев не было. Мальчишку задушили, а Линнель даже имени его не может вспомнить. Но он тоже стягивал непослушные вихры шнурком от ботинок, а другой повязал на запястье. Ботинки сгнили на свалке еще до их знакомства, а шнурки он носил еще почти год. Пока не умер.
  Линнель фокусирует взгляд на переносице мужчины.
  - Я не убивала отца. Вы ведь за этим пришли?
  - Ты напала на охранника, - возражает Рони Гум и ловит скучающий взгляд. - Зачем ты пошла к Вонсу Бери?
  - Я хотела убить, - поясняет она, - но он уже был мертв.
  - Хм!
  Инспектор подается вперед, перекладины стула жалобно скулят. Рони Гум жестом подзывает замершую у двери помощницу.
  - Чем же тебе помешал отец? - он крутит в руках какие-то листы и цокает языком. - Не одобрял твои шашни?
  - Шашни? С кем? - переспрашивает Лин и наклоняется к инспектору.
  Его запах назойливо заполняет собой все пространство вокруг, одуряет и сбивает с толку. Линнель сглатывает и чуть ведет носом, чтобы вдохнуть затхлый воздух камеры и прочистить мозги.
  - Антарис Вин, или Айрис. Как тебе больше нравится. Он, конечно, молодой и смазливый, - рот чуть дергается в попытке улыбнуться. - Но зачем так с папашей? Неужели не жалко?
  Линнель молчит. В животе растет что-то колючее и холодное. Она сжимает ладони в кулаки и отворачивается к стене. Ночью он мучил ее почти четыре часа, задавал одни и те же вопросы по кругу, гневно громыхал стулом, на котором она сидела, и раскидывал на столе фотографии Дори и Вонса. Мертвые фотографии мертвых людей. Инспектор Гум то и дело пытался ворваться в ее разум, но бестолково отшатывался от крепких стен. К концу разговора Линнель начала догадываться, что он даже не подозревает о своей природе и делает все это по наитию. Утром она решила поговорить с ним, но он снова начал дикие пляски вокруг убийства ее отца.
  Линнель сердито поджимает губы и вновь обращается к Нане:
  - Он вас заставил? Вам не показалось хотя бы на секунду, что на самом деле вы не хотели этого?
  Лицо помощницы бледнеет, а после она неуверенно мямлит:
  - Я не думаю, что это вас касается, Линнель Бери.
  - Выйди! - гремит инспектор.
  Линнель зябко натягивает на колени подол платья. Он мог бы рушить стены голосом, или поднимать войска, но он всего лишь управляет маленькой хрупкой женщиной. Нана подчиняется, нервно опускает ему в руки какие-то документы и, стуча широкими каблуками по бетонному полу камеры, оставляет их.
  
  
  Глава 19
  - Оказывается, ты любишь поговорить, - Рони Гум говорит тихо, с насмешкой, усаживаясь рядом с Линнель, упирает ладони в край кровати.
  Плечо инспектора трется о ее плечо. Мышцы Лин натягиваются как ржавые провода, натягиваются и трескаются. Инспектор берет руку Лин в свою и обводит пальцем сбитые костяшки, огибая засохшую корку.
  - Ты мне все расскажешь, хочешь ты того или нет. Все вы рассказываете.
  Линнель резко встает с постели, как будто выпрыгивает из густого липкого пузыря. Она моет руки и лицо над металлической раковиной, осязая терпеливое ожидание инспектора как нечто живое. Его взгляд блуждает по ее спине и ногам. Он прилипает к ней, оставляя после себя ядовитые следы.
  Когда Лин возвращается к своей новой кровати, узкой и скрипучей, с досками вместо матраса, это неудобное чувство рядом с инспектором затухает. Остается только порыв. Спасти этого особенного, открыть ему глаза.
  - Вы знаете, какой вы?
  Она садится на стул, который инспектор приволок, и опускает подбородок на перекладину спинки. Инспектор вздергивает брови и склоняет голову на бок, предлагая Лин самой ответить.
  - Вы родились с поцелуем Айры, - говорит Линнель, а инспектор взрывается хохотом.
  Когда он успокаивается и вытирает выступившие слезы, то смотрит на Линнель с нежностью.
  - Кто тебя этому научил? Отец? Тренер? Ну же, не стесняйся! - он снова тихо смеется. - Ты, кажется, не совсем понимаешь, как будет идти наша беседа. Спрашивать буду я, а ты отвечать. И лучше нам начать этот процесс как можно раньше. Иначе мы будем встречаться каждый день, пока один из нас не свихнется. Давай начнем, девочка?
  Лин морщится - стены в ее голове вздрагивают под грубым напором.
  - Как ты попала к Бери Вонсу?
  Лин трясет головой как собака, пытаясь вытряхнуть хриплый голос из ушей. Она говорит, чтобы заглушить его, что бы он молчал:
  - Он подобрал меня, шесть лет назад. Зимой стало совсем плохо. В Центре появились законники, и я ушла на улицу. Чуть больше года я продержалась, а потом боги отвернулись от меня. Другие могли что-то предложить за деньги, у них был дар. Я же была пустой, абсолютно. Ни дара, ни живых эмоций. Я даже себя не могла продать. Кто захочет манекен? Тогда я встретила Бери Вонса. Я пыталась его обокрасть, на улице, среди бела дня. И он меня поймал. Он забрал меня к себе, и я была благодарна. Я поверила, что он сможет помочь не только мне. Это я... Я привела его туда, на склады, куда сгоняли особенных. Я призналась, что чувствую их, каждого по своему запаху. Я ему рассказала, а он... Он купил человека.
  Лин смолкает и только сейчас замечает в руках инспектора блокнот, в котором он оставляет острые буквы. Он смотрит на Лин, когда в камере повисает тишина. Что-то мелькает в его глазах, но Лин не распознать это, а потому она отворачивается от внимательного взгляда.
  - Сколько тебе было лет?
  - Двенадцать, или около того. Я не знаю точно, когда попала в центр и сколько времени провела там.
  Он поджимает губы, сосредоточенно всматриваясь в свои записи, а потом уточняет, не поднимая головы:
  - То есть ты уже совершеннолетняя?
  Лин равнодушно пожимает плечами - она не знает точно, но если вести отсчет от того возраста, что дал ей син Бери, то да, она считается совершеннолетней. А потом вдруг ей приходит в голову шальная мысль:
  - Вы испугались? Что едва не изнасиловали малолетку? - Линнель отвечает холодной улыбкой на горящий взор инспектора.
  - Не забывайся! - предупреждает он. - Обвинения здесь выдвигаю я. А что касается того инцидента, то возраст согласия в нашем маленьком государстве с пятнадцати лет. Так что... - он подается вперед, опуская взгляд на губы Лин, - с тобой уже все можно.
  Лин холодеет и даже рот замерзает в искусственной улыбке.
  - Дальше! - напоминает о себе инспектор, - Когда появился Антарис Вин?
  - Остальное вас не касается. История Айриса - это его дело.
  - Говори! - приказывает Рони Гум, и Лин встряхивает как куклу от сильнейшего удара по ее блокам.
  Он бьется снова, как будто с разбегу, и новый удар получается сильнее и беспощаднее. Лин больно, но она в восхищении смотрит на инспектора. Он силен! Невероятно силен!
  Рони подскакивает, его голос грохочет в камере, в голове, в теле:
  - Это ты убила своего отца?!
  Лин выставляет вперед руку и делает несколько плавных движений кистью, похожих на какой-то танец. Мышцы сводит от напряжения, но внутренних сил уже не хватает на то, чтобы восстанавливать стремительно сносимые блоки.
  - Это была ты? - уже тише повторяет Рони и перехватывает танцующую руку.
   Линнель удивленно смотрит на мозолистые пальцы.
  - Я его не убивала, - сипло отвечает Линнель и хватается за спинку стула. - Хватит! Мне больно! Неужели не чувствуете, когда выходите за грань?!
  Инспектор Гум отступает, озадаченный и одновременно разочарованный. Он смотрит на нее по-другому, не так как раньше. Такой взгляд Лин уже знает - он решил, что она ненормальная.
  Линнель жадно делает первый свободный вдох и решает оставить это дитя острова в покое. Она говорит, все еще задыхаясь от боли:
  - Я хочу выйти отсюда! И хочу вернуть свое лекарство! Каждую минуту я оказываюсь ближе к концу. Я не собираюсь умирать чужой смертью! Если вам важно найти убийцу, то вы застряли не в том месте. Я НЕ УБИВАЛА. Дори и отец были уже убиты, когда я их обнаружила. Я сбежала, потому что я собиралась уйти, и ничья смерть не могла что-либо поменять. Айрис и я не крутим эти ваши 'шашни'. Мы взаимодействуем. Для этого он и жил с нами. Как только я получу свою вакцину, потребность в Айрисе отпадет. И, инспектор, - она смотрит на него с прежним равнодушием, - не знаю, говорил ли вам кто-то об этом раньше, но... Вы - особь. Невероятно сильная особь. И я восторгаюсь тем, что вы смогли сохранить жизнь человека и не стали изгоем.
  Рони Гум скрещивает руки на груди, рубашка натягивается на поджаром теле. Его голос насмешлив, а торчащие волосы придают ему вид уличного безумца.
  - Ого! Какая речь! Прям пробрало до мурашек... Будь я Наной, у тебя пожалуй, получился бы этот трюк. Она, как ты успела заметить, девушка крайне впечатлительная. А мне позволь не поверить ни единому твоему слову! Дам тебе еще немного времени подумать. От того, что ты скажешь, будет зависеть, где ты будешь встречать рассветы ближайшие годы. Подумай, я ведь могу помочь - только попроси. Признание, 'аурин' - все это сыграет тебе на руку. Никто не отправит напуганную девочку на смертную казнь. Ей и так досталось: насилие, лекартсва, что бы как то пережить весь этот ужас. Поверь, с твоим талантом и моей поддержкой, тебе поверят.
  Линнель теряет интерес к разговору и отводит потухший взгляд. Он начинает ее утомлять своим упрямством. Лин спрашивает на всякий случай, зная ответ заранее:
  - Я могу встретиться с Айрисом?
  - Нет, - инспектор приподнимает подбородок.
  - Вы отдадите мне 'аурин'?
  - Нет! - Рони Гум теряет терпение и едва не подпрыгивает на месте от бешенства.
  - Вы отпустите меня?
  - Нет.
  Он вновь завладевает ее вниманием. Она смотрит на Рони Гума с упреком, он такой непробиваемый. Лин и впрямь устала от него, и от этого разговора.
  - Тогда что мне сделать, чтобы получить все это?
  Рони Гум думает. Линнель буквально слышит, как прокручиваются шестеренки в его голове. Как мозг тарахтит и дымится, взвешивая и оценивая ее предложение. Взгляд инспектора становится осторожным, блеск прячется за прищуренными веками.
  - Разве есть что-то ценнее твоей жизни? - наконец спрашивает инспектор, ловя Линнель в ловушку собственных глаз.
  Линнель моргает, что бы избавится от наваждения и кивает, соглашаясь с инспектором. Она пытается улыбнуться, но только сжимает губы.
  - Вы хотите дневник, - догадывается Лин. - Я отдам его вам, после того как окажусь подальше отсюда. И вам придется вернуть мне лекарство.
  Она все-таки улыбается, а Рони Гум не сдерживается:
  - Это не лекарство, а ты не больная. Ты - наркоманка!
  - Вы даже в себе разобраться не можете, поэтому не ставьте диагнозы другим.
  
  
  Глава 20
  
  Рони добирается домой уже за полночь. Он, не разуваясь, проходит на кухню и наливает большую кружку водопроводной воды. Жадно пьет большими глотками и утирает губы рукавом куртки. Он смертельно устал и задолбался. Сначала девчонка, потом родственники парня.
  Они нагрянули почти сразу после беседы с Линнель Бери. Рони и без этого был не в самом лучшем своем настроении. Но истерично завывающая мамаша на грани обморока и отмороженный высокомерный выродок из госслужащих вылили на его голову ведро эмоциональной хрени. Он честно заполнял бланки и формуляры, и терпел кудахтонье пухлой мамаши, но вот на десятиминутной нотации о работе Инспекции и им подобным он сдулся. Инспектор Гум без угрызений совести и должного прощания с посетителями покинул свой кабинет, оставив все на радушную и сочувственно утирающую глаза Нану. Она так легко проникается чужими эмоциями, что иногда он чувствует себя рядом с ней калекой.
  Рони открывает контейнер с готовым ужином из магазина за углом и ест картофельное пюре с горошком и что-то похожее на отбивную, не разогревая. Быстро глотает месиво с неопределенным вкусом и запивает все это крепкой вишневой настойкой. Пластиковую посуду выбрасывает в урну, а стакан наполняет вновь, и тут же его опустошает. Наливает третий раз и несет его в комнату. Он спит в гостиной, спальня давно служит не больше, чем кладовкой. Он сваливает туда грязные вещи, на стирку которых не может найти время, старые журналы, которые, как ему кажется, еще могут пригодиться, перегоревшую лампу и проигрыватель со сломанной иглой.
  Рони Гум устраивается на единственное старое кресло с прожженными пеплом подлокотниками и пялится в окно, за которым нет ничего кроме абсолютного мрака. Звезды и луна сегодня не высовываются из-за натянутых туч. Он недолго греет в руке стакан и просто дышит, ни о чем не думая. И, наконец, опрокидывает горячую жидкость в глотку и фыркает от горького привкуса. Ему лень перебираться на узкий диван, поэтому он откидывает голову на спинку кресла и собирается уснуть прямо так.
  Но заснуть не получается. В голову лезут соблазнительные мысли о свободе, о Линнель и журнале. Действительно ли он у нее? Или девчонка тянет время. И может ли Рони провернуть это перед носом у начальства? У Бадосона большие уши, в этом Рони Гум уже успел убедиться. Он знал о махинациях Рони на службе, о том, что он накопил деньги, его желании перевестись с острова. Этот гад знал все!
  Но если все-таки дневник существует, сможет ли Рони его продать или умрет раньше? Он рассматривает знакомое желтое пятно на обоях и прикидывает, каковы его шансы. И постепенно приходит к выводу, что шансы ничтожны. Но желание сбежать от опостылевшей жизни сильнее доводов рассудка. Что проку от того, что он сохранит свое место? Он просто сгниет на работе через год или два. Орон его душит, медленно, но верно. Он должен валить отсюда, не оглядываясь.
   Рони встает с кресла и принимается вытряхивать из своего портфеля на пол кипу бумаг и ручек. Он разгребает листы и отыскивает протокол с места преступления.
  Рони снова перечитывает обо всем, что было найдено подозрительного в усадьбе до тех пор, пока в окнах не появляется первое зарево рассвета. Розовая полоска проявляется на горизонте как ягодное пятно на белоснежной рубашке. Рони устало трет виски и потягивает занемевшие руки над головой. Он решает прилечь на пару часов перед работой, и спит почти пять, пока Нана не приезжает за ним.
  Она колотит в хлипкую дверь кулачками и звонко зовет его по имени:
  - Инспектор Гум! Вы там? С вами все в порядке? Инспектор Гум! Рони?
  Он открывает дверь, злой и встрепанный, как лохматый бродячий пес. Нана чуть робеет, но все же протискивается в коридор, отодвигая Рони плечом.
  - Вас долго не было, - поясняет она, нервно пробегая пальцем по замку куртки. - Я подумала, может что случилось... Поэтому приехала. Вам вернули машину, я на ней.
  Рони Гум рассеянно ведет рукой по волосам и одергивает помятую футболку. Голова никак не желает включаться, все еще пребывая в полудреме.
  - Пройди, - сипит он и пытается прочистить глотку, но голос садится окончательно.
  - Вы завтракали? - Нана догоняет его на кухне, едва заметно морщится от грязи, но пытается не подать виду.
  - Нет, мамочка.
  Рони ставит чайник на плиту и тащится в ванную. Наскоро умывается ледяной водой, чистит зубы и расчесывает волосы старой плоской расческой с миллионами царапин и заусенцев. Он перетягивает хвост растянутой резинкой и в который раз думает о том, что пора побриться. И снова откладывает это на вечер или, в крайнем случае, на завтрашнее утро.
  Когда возвращается, Нана уже наливает кофе в две одинаковые кружки и режет хлеб и сыр. Она пьет бесшумными глотками и смотрит на Рони поверх щербатого ободка чашки. Рони салютует ей свое кружкой, делает первый глоток и чуть не давится.
  - Ты добавила сахар?
  Девушка на секунду теряется, а потом принимается бегать вокруг Рони и тараторить:
  - Я, наверное, по привычке. Я переделаю, подождите минутку.
  - Не стоит.
  Рони улыбается и кладет руку ей на плечо, останавливая перед собой. Девушка замирает, ее взгляд неуверенно падает на его подбородок, потом на губы и вновь возвращается к подбородку. Рони вспоминает податливость ее тела, в паху болезненно ноет. Девушка судорожно вдыхает и сглатывает. Он подтягивает ее к себе, уже чувствуя, как сладко пахнут кофе ее губы, но в голове так не вовремя вспыхивают слова глупой девчонки: 'Он вас заставил?'. Если вдруг....
  Инспектор отшатывается и убирает руки от своей помощницы. Он трясет головой, пока голос девчонки не гаснет совсем.
  - Переделай кофе, - просит он, пожалуй, слишком резко, но плюет на все и отходит к окну. Он зажигает первую за это утро сигарету и, не оборачиваясь, принимает из руки Наны чашку с нормальным кофе.
  - В инспекции все нормально?
  - Не совсем. У Линнель Бери ночью был приступ, дежурные вызывали врача, и он вколол ей успокоительное, - Нана стоит за спиной своего начальника и нервно заправляет волосы за уши. - Антарис пытался увидеть ее, но ему, естественно, не позволили.
  - Естественно, - отзывается Рони. - Врач (кстати, кого вызывали?) сказал, что за приступ одолел нашу девочку?
  - Приезжал Син Бенит. Он почти уверен, что это ломка.
  - Почти? - Рони кидает недовольный взгляд через плечо. - А какие варианты еще были?
  Девушка пожимает плечами и принимается убирать со стола: заворачивает в бумагу хлеб и сыр и кладет все в холодильник. А затем переходит к мытью посуды.
  - Он предположил паническую атаку, - Нана неожиданно выключает воду и срывающимся от волнения голосом шепчет: - Этот парень, все повторял, что они ее убьют. Что особи сведут ее с ума. И умолял дать ей лекарство. Инспектор Гум, вы никогда не думали, что эти люди действительно опасны? Что если, она страдает из-за них?
  Рони смотрит на свою помощницу и удивляется, как она умудрялась столько времени прятать от него свою дурость.
  - Она страдает от того, что не получила дозу! И если еще раз при мне скажешь нечто подобное, можешь сразу проваливать на хрен из моего кабинета!
  - Я просто...простите, - шепчет Нана и тут же включает воду в кране.
  
  Путь до работы занимает двадцать минут. Инспектор Гум крепко держит обводку руля и жалеет, что не остался этой ночью в Инспекции. Он мог подремать на софе, зато точно знал бы что делает Линнель Бери. Ему не нравится, что что-то случилось с девчонкой. Он пока не понимает почему, и это ему тоже не нравится. Рони вжимает педаль газа в пол. Он должен поскорее убедиться, что она в порядке.
  
  Глава 21
  
  Летер в третий раз перечитывает послание от Точки. Он должен был думать, прежде чем доверить дело человеку с прозвищем 'Точка'. Он раздраженно кладет лист на стол и прикрывает его ладонью. Линнель Бери задержана Инспекцией, ее подозревают в убийстве.
  Старый Бис покорно ждет возле двери, чуть склонив голову в поклоне. Летер достает из верхнее ящика стола книжку и отписывает наемнику вознаграждение. Он протягивает конверт Бису со словами:
  - Передай. На большее пусть не рассчитывает, я и так переплачиваю. И, Бис, - он трет уставшую шею, - напомни ему, что об этом деле он должен забыть.
  Крепкий мужчина с резкими широкими чертами лица почтительно склоняет голову и прячет конверт во внутренний карман пиджака.
  - Узнай, что за человек инспектор Рони Гум, и можно ли с ним договориться. Пора Линнель занять свое место.
  Летер жестом отпускает своего управляющего, и поворачивает голову к окну. В солнечном луче пляшут пылинки. Отсюда, со своего кресла кажется, что за окном весна. Солнце сегодня по-особенному мягкое. Летер довольно жмурится и закидывает руки за голову, на несколько секунд расслабляясь.
   Новый день несет с собой новые хлопоты. Сегодня ему придется лично присутствовать на собрании членов Межнационального торгового общества, главой которого он является. Те несколько судов, что незаконно сбывали товар на Большом острове, арестованы со всей командой, грузом и немалым доходом. Теперь предстоит решить, что делать с почтенным жителем острова Бай, который является владельцем этих четырех судов. Уважаемый син Ларингом является человеком рискованным, но надежным, именно поэтому Летер и вел с ним кое-какие дела, обнародование которых нежелательно. Необходимо как можно деликатнее решить этот вопрос, не хотелось бы действовать варварскими методами.
  Летер встает из-за стола, расправляет рубашку и направляется к небольшому бару из потрескавшихся досок. Он купил его еще в период студенчества у местного разорившегося чиновника за ничтожную цену, и отчего-то до сих пор не сменил его. Летер распахивает дверцы и берет с полки небольшой графин с прозрачной жидкостью. Наливает себе наполовину в пузатый стакан.
  - Твое здоровье, Лили, - шепчет он и опрокидывает содержимое в рот.
  Дарка крепкая, с привкусом трав и кислинкой ягод. Обжигает глотку и жарким шариком растекается в желудке. Летер удовлетворенно вытирает губы и убирает все в шкафчик.
  О своем возрасте Летер наверняка знает только то, что ему больше сорока. Точный год рождения он так и не выяснил, а теперь ему это мало интересно. Еще ребенком его подобрали с улицы сердобольные законники и перенаправили в приют для детей. Документов при нем не было, мать его была прислугой. Она пропала за неделю до того, как Летер оказался на улице. Хозяйке квартиры надоело прикармливать пацана, и она сменила замок, а вещи выставила за порог, те, которые нельзя было выгодно продать. Летер знал только свое имя, его осмотрел врач на наличие заразных и опасных болезней и предположил, что возраст того около пяти лет. Летер Бедоз, такое имя ему дали. Бедоз - название улицы, на которой его нашли. Это позже он узнал, что принадлежит семье монахов. Что мать его не просто исчезла, а ушла назад к 'своим'. Но притащить с собой нагулянного мальца не могла, ее бы снова вышвырнули на улицу. А она этой вольной жизни нахлебалась. Лучше уж молитвы и работа в монастыре. Но натуру не спрячешь, даже там она умудрилась нагулять еще одного ребенка. Собственно он ее и убил, роды мать Летера не пережила.
  Летер неспешным шагом спускается в подвал. Ему хочется увидеть девушку, которую наказал два дня назад. Два дня достаточный срок, чтобы принять свое положение таким, какое оно есть. Он отпирает дверь и проходит в комнату, здесь уже достаточно прохладно, а зимой будет совсем невыносимо. Но до зимы девушка должна покинуть его дом, и будет ей холодно или нет, его уже касаться не будет.
  Елена сидит на матрасе и водит пальцем по острой коленке, голова ее склонена на бок. Простоволосая, в неизменном тонком платье на тесемках-ниточках. Она скользит туманным взором по мужчине и вновь опускает его на свои ноги. Летер останавливается в дверях и складывает руки за спиной.
   - Пойдем, прогуляемся, - предлагает он.
  Девушка покорно встает, с трехногого стула берет цветастую шаль и заворачивается в нее. Летер пропускает ее вперед и плотно прикрывает за собой дверь. В прихожей он накидывает на плечи Елены куртку, и они выходят на улицу, к небольшому саду за домом. Там есть беседка, увитая колючими ветками. Скелет когда-то плодоносящего винограда. Вот уже три года, как на нем не появляется ни одного цветка и ни одной ягоды. В этом естественном склепе Летеру спокойно и хорошо, он часто проводит здесь вечер в компании бутылки дарки и ветра, свистящего между костями-ветками.
  Летер смотрит на бледную почти прозрачную кожу девушки, на покрасневший от холода нос и протягивает ей свой шарф.
  - Оденься, не хочу, чтобы ты заболела.
  Елена вздрагивает и отшатывается от его руки. Губы ее сжимаются в тонкую алую ниточку. Она садится на скамью у противоположной стены, держит спину прямо, а руки укладывает на колени. Летер в раздумье осматривает полумрак тесной беседки и невольно ухмыляется. Решила показать коготки? Что-то хищное просыпается на самом дне его нутра. Он садится напротив, распахивает полы пальто и хлопает себя по ляшке.
  - Пересядь, - приказывает он, - ближе.
  Особь неуверенно смотрит на его ноги, краска стекает с худого лица. Девушка садится на расстоянии вытянутой руки от своего хозяина.
  - Я прошу прощения за то, что позволила себе, - шепчет она, стараясь не глядеть на мужчину.
  Летер ухмыляется. Рывком хватает ее поперек талии и усаживает на свое колено. Чувствует, как напрягается спина, и подрагивают руки особи. Как сбивается в страхе дыхание. Особь его боится, теперь по-настоящему.
  - А теперь расскажи, маленькая моя, что же ты успела подсмотреть? - вкрадчиво спрашивает он.
  Руки Летера как тиски сжимают ее живот и грудь. В его железных негнущихся объятиях маленькое трепещущее существо. Он слышит частое сердцебиение особи. Мышка, попавшая в капкан. Летер сдувает с ее лица непослушные волоски и шепчет:
  - Говори.
  Она вздрагивает, словно от окрика и признается звонким голосом:
  - Я видела девушку. И ваших друзей, и... Газ пустили вы, - замолкает, напряженно ждет чего-то болезненного и жуткого, но Летер шепчет, чтобы она продолжала, и особь подчиняется. - Женщину, такую же, как вы, в клетке. Островитянка. И ребенка, ее ребенка.
  - Что еще?
  Особь поворачивается, и Летер ловит себя на том, что смотрит на нее заинтересованно, даже интимно. Девушка пытается вскочить с мужских колен. Но Летер силой удерживает ее на месте, еще крепче прижимая к себе.
  - Что ты еще видела? - уже настойчивее требует он.
  - Вас и Канцлера Каси! - отчаянно выпаливает девушка. - Я знаю, чего вы хотите!
  Она хочет сказать что-то еще, Летер видит, как наливаются силой ее глаза. Летер даже мог бы угадать, в чем она так яростно хочет его обличить. Его болезнь, вот что она увидела, пока копалась в его голове! Он останавливает этот порыв, пробежав пальцами по налитым губам, вынуждая замереть в страхе.
  - Тогда ты понимаешь, что от тебя требуется?
  Елена мотает головой. Он тихо смеется и приближает свое лицо, выдыхает горький запах алкоголя.
  - Все забыть, маленькая моя! Все забыть...
  Летер снова касается сухих губ, проталкивает один палец в горячий рот, чувствует острые зубы, мягкость языка. В глазах особи собираются слезы. А мужчина продолжает порочное движение, то полностью выходя из влажного рта, то погружаясь. Лицо девушки краснеет, нагревается как в лихорадке. Летер сдавливает ее подбородок, заставляет сосать еще яростнее. Слезы текут по щекам особи. Напряженные ладони упираются в грудь Летера, пытаются оттолкнуть. Он с улыбкой, медленно, вытаскивает из влажного плена пальцы и вытирает их о пальто. Особь хнычет и хлюпает носом. А Летер губами стирает слезы с жарких щек. Пульс бьется в висках, дыхание становится рваным. Особь не шевелится. Летер отстраняется и читает в ее глазах дикий страх, и это возбуждает его.
  - Ты спала с Вонсом? - хрипло спрашивает он.
  - Нет, - едва слышно заверяет его Елена, и Летер уверен, что врет.
  Он бы не упустил такой возможности, только не Вонс. Он любил редкие и необычные вещи. Впрочем, как и сам Летер. Он ухмыляется своим мыслям.
  - Как часто ты с ним не спала?
  - Ни разу! - негодует девушка.
  - Как интересно. И что же его останавливало? Ты фригидна? Или больна?
  Особь становится пунцовой то ли от стыда, то ли от злости, а Летер довольно улыбается.
  - Это не ваше дело!!!
  - Как раз мое, Елена, потому как и Елена теперь моя, - он щелкает ее по носу, отчего-то радуясь тому, что помнит ее имя, - А мне до смерти любопытно, как долго ты будешь сопротивляться.
  Она сжимает в кулаках ткань платья и смотрит на него сквозь проступившие слезы.
  - Не переживай, я не любитель экзотики, поэтому будет только то, к чему ты привыкла, - успокаивает он девушку вкрадчивым шепотом. - Начнем, пожалуй...
  Летер легко целует ее, раскрывая податливые губы, вжимает тонкое тело в себя и приходит в неистовое безумие от того, что она не смеет сопротивляться. Он трогает ее через платье, слегка сжимает и гладит. Летер отстраняется и довольно смотрит на распухшие губы. Он тихо смеется, высоко запрокинув голову, все еще сдавливает податливое тело в своих объятиях. Когда, наконец, веселье отпускает, Летер коротко касается сжатых губ и сообщает:
  - Ты, в самом деле, улучшила мне настроение. Увидимся за ужином, маленькая моя!
  Он мягко ссаживает ее с колен и уходит, ни разу не обернувшись на дрожащую от гнева особь. Он крайне доволен этой минутой, и даже предстоящие хлопоты не кажутся ему уже столь обременительными.
  
  Елена ненавидит этого мужчину, теперь она в этом уверена. И если он еще раз приблизится к ней, она найдет в себе смелость и проткнет его гадкое сердце.
  
  
  Глава 22
  
  Утро в камере сырое и промозглое. Тонкое выстиранное одеяло не греет, но Линнель все равно кутается в него с головой. Из маленького зарешеченного окна под потолком почти не попадает свет, а электричество теперь включат после пяти, ровно на три часа, а потом камера вновь потонет в серости. Таковы правила.
  Линнель пытается перевернуться на другой бок, но морщится от боли. Голова тяжелая, как после лучшего удара Дори, а мышцы болезненно сжимаются при попытке двигаться. Она прочищает горло, во рту привкус крови, а в мыслях полная сумятица. Десятки образов и картинок, из которых она не может отделить галлюцинации от воспоминаний. Через дверь доносится голос законника:
  - Линнель Бери! К тебе посетитель. Сядь на койку, руки перед собой!
  Со стоном Лин скидывает ноги на пол и выставляет руки. В камеру входит сухопарый мужчина в идеально белом халате и небольшим саквояжем в руках. Инстинкты Линнель Бери сжимаются в ожидании прыжка. За спиной врача стоит крепкий усатый оденер и хмуро следит за девушкой. Рука его лежит на резиновой палке, пристегнутой к поясу.
  - Доброе утро, Линнель, - ласково произносит врач, и уголки его губ чуть дергаются в подобии улыбки. - Как ты сегодня себя чувствуешь?
  - Прекрасно, - без тени эмоций отвечает девушка и крепко перехватывает одеяло на плечах. - Кто вы?
  Врач довольно улыбается и ставит свою сумку возле девушки, расстегивает ее и что-то там выискивает.
  - Я рад. Я рад. Так, давайте посмотрим на вас. Закатайте рукав, я проверю пульс.
  Он деловито выкладывает на кровать прямоугольную карточку, фонарик и пару неизвестных Лин предметов. Последним на грязную простынь ложится блестящий футляр со шприцом.
  Линнель поднимает глаза на узкое гладкое лицо мужчины.
  - Прикоснетесь ко мне, и я сломаю вам руки, - спокойно говорит она. - Я спросила: кто вы?
  - Доктор Бенит, - быстро отвечает он, удивленно взирая поверх прямоугольных линз очков.
  - Что произошло? Почему вы здесь? - Линнель нетерпеливо трет пальцы под одеялом.
  - У вас был приступ. Вы помните?
  Син Бенит склоняется над девушкой, будто старается что-то узнать, не прибегая к своим инструментам. После того, как Лин отрицательно качает головой, он укладывает длинные ладони в карманы халата и принимается вышагивать по крохотной камере.
   - Вы были напуганы, кричали и пару раз приложились головой о пол. Все время умоляли не трогать вас и оставить в покое. Дословно: 'Прошу, дайте мне умереть! Убейте меня!'. Мне пришлось вколоть снотворное. Вы все кричали и пытались навредить себе.
  Он останавливается перед Линнель и смотрит в потемневшие зрачки. Холод волной стекается от пяток и ладоней внутрь живота. Гнев перекрывает воздух в легких. Губы Лин дрожат, он с трудом говорит:
  - Она умерла?
  Син Бенит вздрагивает и отступает ближе к оденеру. Он смотрит на Линнель, как на огромного бешеного жука. Лин качается на кровати, толкается, но заледеневшие ноги не слушаются.
  - О ком вы говорите, Линнель? - осторожно уточняет он и слегка наклоняется в силу привычки, будто может в глазах прочитать ее диагноз.
  Лин пытается дышать, но воздух как будто за что-то цепляется и с хрипом рвется на части. Этот человек трусливо прячется за оденера. Человек, что оставил ее умирать. Линнель сжимает кулаки, вонзая полумесяцы ногтей в кожу ладоней.
  - Я успела умереть до того, как вы усыпили меня?
  Врач с выдохом расправляет плечи и понимающе улыбается, от этой тонкой улыбки у Лин начинает болеть затылок.
  - Вы ведь сейчас здесь, сан Линнель, поэтому уверяю вас, вы не умерли.
  Кто-то скулит, отчаянно, по-звериному. Как волчица-мать, потерявшая щенка. Лин закрывает уши, не в силах вынести этот вой, но он пробирается внутрь головы. Только тогда Лин узнает - это ее вопли! Она опускает руки и смотрит на врача и законника, как будто только сейчас увидела их настоящими. Их самонадеянность, их слепая вера только в себя убила слабое существо. Они бросили умирать в одиночестве дитя Айры! Глаза Линнель засыпаны песком, а во рту лишь застарелый вкус крови. Она познает истинный чистый цвет гнева, пока окрашивает в красный пол своей камеры. Она выбивает зубы син Бениту и выворачивает правую кисть. Успевает лишь раз ударить оденера в живот, до того, как в камеру вваливается человек пять с дубинами и скручивают ее на полу, прикладывая лицом к бетону. Ноздри заполняется кровью.
  Линнель пристегивают браслетами к кровати и оставляют одну в камере. Только один из законников, молодой с кривой жадной улыбкой, бьет ее напоследок дубинкой поперек живота. Лин хрипит и сжимается от боли, заламывая руки за головой. Слезы застилают реальность, а кровь из носа стекает в рот и на матрас.
  Линнель закрывает глаза и мысленно просит Саруна уберечь душу особи, которая осталась без защиты Лин. Она плохая дочь своего отца.
  
  Еду ей не приносят. Несколько часов Линнель лежит в абсолютной тишине, а мочевой предательски напоминает ей о никчемном положении дел. Линнель крепче сжимает ноги, чтобы не помочиться под себя, она стискивает зубы и пытается думать о чем-то кроме грязного толчка за тонкой ширмой. Боль наполняет ее живот и жаром поднимается почти до самой шеи, но в последний миг скручивает спазмом нутро и шумно лопается. Девушка удивленно смотрит на серый потолок, пока под ней образуется горячее пятно, смешивая чувства стыда с наслаждением и легкостью.
   Что-то влажное скапливается в уголках глаз и чертит дорожку на висках. Лин прикрывает веки, стараясь не замечать резкий запах мочи, и делает то единственное, что еще может удержать ее за гранью - строит новые стены в голове.
  
  Когда замок на двери лязгает металлом, Линнель прибывает в полудреме. В камеру, шумно отстукивая тяжелой подошвой, проходит инспектор Гум. Он останавливается перед койкой и с минуту просто смотрит. Лин слышит, как он осторожно тянет запах, принюхиваясь по-собачьи. Его запах влетает, смешивается с запахом пота и мочи. Линнель держит веки плотно сомкнутыми, чувствуя, как дрожит натянутая на глаза кожа. Что-то горячее и сухое скользит по ее щеке, размазывая слезы по лицу. Лин сглатывает колючий комок в горле и распахивает глаза. Рони Гум стоит прямо над ней, смотря впритык, ничуть не смущаясь. А его пальцы блуждают по лицу, смешивая кровь и слезы. И этот прямой какой-то пришибленный взгляд прожигает в груди Лин огромную осязаемую дыру. Инспектор одергивает руку, взгляд его обретает ясность. Лин стискивает зубы, чтобы не выдохнуть во все легкие, чтобы не дать ему заметить, как влияет на нее.
  - Это последствия ночного приступа? - спрашивает инспектор Гум у оденера, который тихо стоит за спиной.
  Линнель узнает того самого, что не отказал себе в удовольствии и врезал ей. Она сосредотачивается на потолке, выискивая новые не замеченные ранее трещины. Лин ждет, когда инспектор и этот оденер уйдут, а она сама вновь сможет подремать.
  - Она напала на врача и наших ребят, - голос у законника мягкий и заискивающий.
  - Как это произошло? Впрочем, потом... Отведите ее в душ. После этого приведите в допросную.
  С минуту Лин слушает, как он сопит, ей нестерпимо хочется повернуть голову и увидеть его, но когда она почти решается, инспектор добавляет:
  - И постель нужно сменить.
  Он уходит - об этом извещает скрип двери и клацанье замков. А еще эта горькая сладость скользит, виляя хвостом, и исчезает за дверью.
  Линнель отрывается от созерцания потолка и краем глаза следит за оденером, который остался исполнять приказ. Он довольно ухмыляется и отстегивает дубину с крепления на поясе, крепко перехватывает ее в руке и, отстукивая по полу, приближается к Лин. Демонстративно втягивает воздух над ней и брезгливо морщится. Он склоняется над кроватью с ласковой улыбкой:
  - Ну ты и хрюшка, сан Линнель, - шепчет он, душа ее своим дыханием. - Но ты не переживай, мы тебя отмоем. Как следует.
  Он тянется к ее рукам и прежде чем освободить, шутливо щелкает по носу указательным пальцем. Линнель вздрагивает от боли, а парень тихо и удовлетворенно хихикает.
  - Только дернись, и я размажу твою голову по полу. Показалось или нет - разбираться буду потом. Кивни, если поняла, - он дожидается наклона головы и стряхивает девушку с постели .
  
  
  Глава 23
  
  Линнель покорно идет впереди, в коридоре к ним присоединяются еще трое законников. Они тихо переговариваются и время от времени начинают довольно ржать. Линнель пытается сложить руку в кулак, но та не слушается, слишком долго находилась в неудобном положении. Ее обступают со всех сторон, и Лин начинает себя чувствовать беспомощной. Что-то не дает ей покоя, она озирается по сторонам, вдоль всего коридора через каждые десять метров дежурит охрана. Они провожают их странными взглядами, от которых Лин покрывается липким потом.
  Два раза они сворачивают направо, а потом спускаются примерно на уровень одного этажа. Под потолком здесь тянутся ржавые трубы коммуникаций, стены покрыты испариной, а воздух тяжелый и влажный.
  - Прошу в ванные комнаты, сан Линнель, - гогочит высокий с брюшком оденер и распахивает перед Линнель кирпично-красную дверь.
  Кто-то тычет Лин в спину, и она заваливается внутрь на скользкий от мыльного налета пол. Это небольшая комната с тремя прикрепленными к потолку шлангами и круглыми лейками на конце. Линнель поднимается на ноги и оборачивается, чтобы убедиться в том, что она уже успела понять. Мужчины действительно вошли вслед за ней. Лица их вдруг становятся одинаковыми: красными и лоснящимися. У них одно на четверых лицо - ей улыбается син Бери!
  Лин опускает голову, смотря только на свои босые ноги. В ушах гул, а желудок первый раз мучительно сжимается. Лин сглатывает горечь и сжимает пальцами подол платья, пытаясь собраться, почувствовать силу в руках. Но тело - будто набитый ветошью мешок.
   Один из оденеров, плотно захлопывает дверь, другой крутит вентиль и пробует ладонью воду. Она течет редкими ленивыми каплями из всех леек сразу.
  - Раздевайся и становись под воду, а мы пока намылим руки, - говорит он и довольный скалится, отстегивая от пояса дубинку.
  Линнель еще крепче хватается за подол платья и отступает. Она бегло осматривает комнату в поисках, чего-нибудь, чем можно разбить пару голов. Кроме плесени и трех вентилей здесь ничего нет. Лин снова делает шаг в сторону и вздрагивает от резкого холода. Ледяные капли льются ей на голову и за шиворот. Лин дрожит и сжимается, но не отходит. Ждет, что сила вернется, что руки перестанет выкручивать от боли, а голова вдруг проясниться. Резкий грохот разрывает монотонное журчанье воды.
  - Раздевайся, сука! - рычит оденер, тот, что был с ней в камере. - Или тебе помочь?
  Линнель смотрит на него оценивающе. Понимает, что, скорее всего, успеет свернуть ему шею, ей бы это было крайне приятно. Но остальные... Ей не выбраться. Не сегодня.
  Она стискивает зубы и принимается расстегивать пуговицы на платье. Пальцы непослушно скользят по гладким пластиковым кружкам, но, в конце концов, справляются с этим делом. Мокрое платье с трудом снимается с маленького тела, застревает и прилипает к коже, а после побежденное, ложится бесформенной кучей у ног. Очень быстро там же оказываются и колготки. Линнель остается в лифчике и трусах и неуверенно топчется на ледяном полу. Она почти не может дышать, легкие сжимаются от холода. Она обхватывает себя руками и замирает под каплями, дрожа и пошатываясь.
  - Какая послушная, оказывается, у нас сучка, - толстый оденер не спеша приближается, у него крупный нос и изъеденная шрамами кожа. - Давай я помогу тебе, ты, кажется, замерзла.
  Линнель слышит хохот, но видит только широкую шею, когда мужчина обхватывает ее руками и тянется к спине. Он расстегивает крючки на лифчике и тянет с плеч лямки. Лин крепче сжимает руки.
  - Ну же, будь умницей, - ласково просит мужчина и вытаскивает ее из-под воды. - Вот так, опусти руки.
  - Да ты не стесняйся! - кто-то из зрителей не сдерживается и подходит ближе. - Все равно все увидим.
  Он обходит Линнель сзади. Влажные холодные щупальца скользят по позвонкам, по лопаткам, добираются до кромки трусов и замирают.
  Дыхание останавливается, с губ срывается всхлип. Линнель пытается отодвинуться, но ее зажимают два тела. Ткань трусов ползет по ее ногам. Четыре руки мнут и щиплют холодную кожу, забираются между ног, трогают живот и грудь. Тошнота подкатывает резко и сильно, ее скручивает и рвет на того, что спереди.
  Мужик отшатывается и толкает Линнель на пол.
  - Грязная шлюха! - рычит мужик и за волосы волочет ее под душ. - Пора мыться!
  - Похоже, ты ей не понравился, Бес!
  Голоса смешиваются в одном сплошном звоне. Когда ледяная вода обрушивается на маленькое тело, Лин кричит от боли.
  Линнель задыхается в ледяном потоке, захлебывается от заливающейся в рот воды, но не может освободить волосы и встать с колен. Все еще зажимая в кулаке прядь волос, мужик рывком заваливает Лин на пол...
  
  Глава 24
  
  Нана удивленно поднимает глаза на скоро вернувшегося инспектора Гума. Он раздраженно ерошит пятерней волосы и идет прямиком к кружке с едва теплым кофе.
  - Что-то случилось? - спрашивает она и откладывает ручку в сторону.
  Инспектор отмахивается от нее и залпом выпивает кофе. Ему кажется, что напиток имеет соленый привкус. Он сплевывает и утирается рукавом.
  - Рюкзак девчонки, что мы нашли, там, кажется, было что-то из одежды?
  - Да, вроде.
  Нана исполнительная и очень аккуратная. Во всяком случае, каждый лишний шаг он старательно записывает в нескончаемых протоколах, докладах и пояснительных записках. Вот и сейчас она ставит какую-то пометку в своей писанине и торопится к стеллажу. Открывает верхнюю дверцу и достает темно-зеленый холщовый рюкзак. Она ныряет в него, сосредоточенно там все перерывает и, наконец, поднимает взгляд на Рони:
   - Точно. Есть костюм.
  Нана протягивает комок вещей, но инспектор не спешит его брать.
  - Отнеси это в душевую.
  Нана смешно прижимает к груди барахло девчонки и округляет глаза, яркие нарисованные брови картинно ползут по лицу.
  - Зачем в душевую?
  Рони криво улыбается, намеренно игнорирую душащее его чувство злобы, в нем он будет разбираться позже. Он пытается говорить тихо и четко, но горло сжимается от бешенства, и слова вываливаются из глотки с хрипом и рычанием:
  - Нана, какого хрена ты меня допрашиваешь?!
  Помощница вздрагивает, а инспектор резко отворачивается и отходит к софе. Он садится и сжимает виски. Тут же резко спохватывается и хлопает себя по карманам, но вспоминает, что сигареты оставил на столе.
  - Дерьмо! - возмущается он и смотрит на остолбеневшую перед шкафом девушку. - Подай сигареты.
  Нана послушно сгребает пачку сигарет и зажигалку и подходит к начальнику.
  - Какого хрена она налетела на врача?! И на парней? Она совсем отмороженная! - бормочет Рони, зажимая сигарету в зубах.- Тупая курица!
  Он откидывает голову на спинку, боль в висках начинает отступать.
  - Эти идиоты разукрасили ее лицо и пристегнули к постели, а девочка хотела пипи. Она обоссалась, вся в крови, но, бл**ь, смотрит на меня все также - как на дерьмо на своей клумбе. Я отправил ее в душ! Так что неси свой сочный зад в цоколь, и вещи не забудь.
  Нана открывает рот, округляет его и вытягивает, но так ничего не сказав, вновь плотно смыкает алые губы. Она еще крепче сжимает помятые тряпки побелевшими пальцами.
  - Что? - рычит Рони, с досадой разглядывая свою помощницу.
  Она молчит, кусая губы, теребя в руках несчастные тряпицы.
  Рони затягивается, выпуская с дымом каплю своей злости.
  - Или говори, или проваливай выполнять, - говорит он, прищуривая левый глаз от ядовитого дыма.
  И Нана с истеричным всхлипом вываливает на него ведро грязи:
  - Она ведь ребят наших отделала. К тому же молодая и красивая. А вы... Ей из душевой некуда будет деться.
  Рони не дышит, пялясь на движение полных губ. Дым застрял в глотке, Рони выкашливает его, едва не выблевывая вместе с легкими. Но Нана не затыкается, продолжать лепетать у самого уха:
  - Они ее просто так не отпустят. Я слышала, парни говорили, что хочется расшевелить ее, посмотреть действительно ли она такая ледышка, как говорят.
  Это же бред! Нет, ребята на многое способны, но что бы в стенах Инспекции...
  Рони срывается с места, прежде, чем мысль успевает сложиться в его голове. Он несется через несколько ступенек, с размаху врезается в дверь и вываливается во двор. Ему кто-то что-то кричит, но в ушах только голос Наны.
  Только бы не опоздал. Он не долбанный урод! Он не хотел! Он не хотел делать такого!
  Он налетает на первого оденера на входе в барак. Тот протягивает руку за пропуском. Рони зло скалится.
  - Открывай! Если вы, ребята, хоть пальцем ее тронули, я вас через жопу протащу! Открывай! - он в бешенстве пинает решетку, и та жалобно лязгает.
  - Я понял, - торопливо заверяет его оденер и быстро отмыкает дверь.
  Рони прикладывает его к стене и срывается на бег. По тому же коридору, далее вниз по лестнице к темному полуподвальному проему, в тупике которого находятся две душевые комнаты с ржавым водопроводом. Глоток цивилизации в закоченелом старье бараков.
  Он с грохотом распахивает дверь, ту, в щелях которой отсвечивают электрические лампочки и доносятся мужские голоса.
  Девушка лежит на полу, ее держит за голову Бесал, пузатый Кор нависает над обессиленным телом, пристраиваясь между ее ног. Он почти спустил свои штаны, когда в помещение врывается инспектор Гум. Кор вздрагивает и оборачивается, его лицо красное, покрыто испариной. Удивление сменяется страхом. Он отползает и замирает. Его ширинка расстегнута, он шарит рукой, пытаясь прикрыться.
  - Инспектор Гум, как вы...
  Бесал, Кор, Данис и четвертый, имени которого Рони не знает, смотрят на него, напряженно вцепившись в собственные ремни и дубинки. Они знают, что просто так им не выйти, и Рони это знает. Кор вскидывает руку, как будто отдает команду псу. Инспектор Гум с хрипом кидается на первого, до кого может достать. Им оказывается Данис. Рони слышит, как хрустит челюсть и это словно вдохновенная мелодия в мерзком затхлом мире. Он бьет все, что попадается ему по пути, не замечая стонов и сопротивления. Все будто смешалось в рагу из тел и крови.
  Наконец, инспектор выдыхается, и устало наваливается на стену. Воздух с шумом покидает легкие, голова наполняется успокоительным эликсиром, и Рони удовлетворенно прикрывает глаза.
  - Пошли все вон, - с трудом произносит он и с наслаждением наблюдает, как соскребают свои никчемные уродливые тела с пола его бывшие работники.
  Он ищет глазами Линнель, она успела куда-то деться в абсолютно пустом помещении. На мгновение в голове мелькает мысль, что она могла сбежать, но взгляд напарывается на голую неподвижную фигуру в углу. Девчонка отползла от места бойни и закрыла голову руками в глупой попытке спрятаться.
  Рони Гум останавливается в нескольких шагах от нее, нерешительно оборачивается, словно ожидая увидеть Нану. Она бы была кстати. Сам он не знает, что делать сейчас. Рони сглатывает и протягивает руку, заманивая ее, словно маньяк ребенка.
  - Вставай, Линнель, - голос ему изменяет, становится каким-то неуверенным и писклявым. - Ты ведь можешь встать?
  Девчонка поднимает лицо. Из разбитой губы течет кровь, нос распух и посинел, а глаза как дыры на старом мешке. Рони отступает к двери, всерьез намереваясь сходить за помощницей, но вспышка испуга в темных глазах прибивает его к месту.
  - Я подойду к тебе, - предупреждает он девушку и делает несколько медленных шагов, снимает с себя футболку и протягивает ее Линнель. - Одень пока это.
  Девушка склоняет голову - Рони проклинает это ее собачье воспитание - и берет вещицу. Тут же встает и быстрым движением ныряет в широкую футболку. Она криво висит на худом теле, но полностью скрывает наготу. Вот только Рони успевает заметить несколько крупных наливающихся синяков на руках и бедрах, а в районе живота набухшую гематому. С боку приклеена посеревшая повязка. Такой пятнистый щенок с пришибленным взглядом.
  Рони Гум несет ее на руках, прижимая маленькое тело к груди. Между ними только два слоя кожи и один слой ткани. Он чувствует, как трепыхается ее сердце. Вполне себе живое, не замороженное. Ее горячее сухое дыхание жжется. Рони тащит девчонку, как сраный романтик, но мысли его далеки от лирических.
  
  
  Глава 25
  
  Инспектор Гум неспешно прогуливается в тени короткой аллеи недалеко от Инспекции. Вдоль мощеной дорожки тянутся деревянные скамейки с коваными спинками, за каждой такой скамейкой крепкие стволы пушистых деревьев, название которых Рони не знал. Весной трава здесь усыпана мягкими лепестками. Сейчас же только мертвая листва под ногами мерно шуршит и рассыпается. Рони косится на лавочку и раздумывает, сесть или дальше двигаться к месту службы. Не более чем двадцать минут назад он оставил Линнель Бери в компании Наны и врача син Гоуни. Сам он там находится не смог. Девчонка была какой-то заледеневшей, а оказывать психологическую помощь жертвам нападения он пока не умел. Да и чувство вины, которое все-таки терзало его маленькое сердце, гнало его прочь от бледного лица. Он отметил одну странность, на которую раньше не обращал внимание: когда ее голова покоилась на его груди, так близко, что он мог бы различить и отдельные крапинки на темно-синей радужке, он обнаружил, что и губы ее под тонкой кожей имеют лиловый оттенок. Поначалу он списал это на то, что девчонка замерзла, но когда щеки ее порозовели после того, как он завернул ее в казенное одеяло и заставил выпить крепкий кофе, губы так и остались, будто у мертвеца.
  Рони возвращается мыслями к текущему делу и по привычке зажигает сигарету, вдыхая ее терпкий вкус. Голова приятно кружится, а по телу расходится тепло. Дело пора сдвинуть с мертвой точки. Как бы он не распорядился журналом дальше, сейчас нужно сосредоточится на убийстве Вэлса и Бери. Стоит уточнить у малышки про ее отношения с тренером, может ей известно что-нибудь полезное про бывшего военного.
  Что ж, Рони сделает вид, что убийца не Линнель, а некто неизвестный. Инспектор глубоко затягивается и бросает долгий взгляд на небо, разорванное полуголыми пиками деревьев. Пора разобраться в этом дерьме.
  - Инспектор Рони Гум?
  Рони оборачивается на голос. Перед ним высокий лысый мужчина в пальто в крупную клетку. Его лицо замотано в зеленый шарф практически по самый нос, а глаза блестят круглыми бусинами на абсолютно гладком лице.
  Рони бросает окурок на землю и придавливает его подошвой, зябко прячет руки в куртку и незаметно осматривает силуэт мужчины, пытаясь определить, есть ли у того оружие.
  - А вы...
  - Бис, - представляется незнакомец и присаживается на скамейку. - Так приятно встретить Вас здесь.
  - Правда? - Рони улыбается, и мужчина отвечает на улыбку легким наклоном головы.
  Голова инспектора начинает гудеть, не к месту он вспоминает девчонку и ее черную макушку.
  Бис ерзает на скамейке, заглядывает в лицо инспектора, но, так не дождавшись и слова от Рони, говорит слишком настойчиво и нервно:
  - У меня к вам предложение.
  Рони делает вывод, что переговоры не его конек, как и беседы вообще. Инспектор садится рядом и вновь достает сигарету, чтобы занять руки. Он молчит и ждет, пока Бис, наконец, не принимается говорить о деле, не пытаясь больше прикрыться неудачной болтовней ни о чем:
  - Такие дела, инспектор Гум. Знаете, один хороший человек потерял ребенка и много лет тщетно искал его. И буквально вчера он узнал, что девочка нашлась. Радости его не было предела, - мужчина разворачивается всем корпусом и глазками-бусинами следит за реакцией инспектора. - Но вот незадача, девочка попала в неприятности. И мой знакомый готов приложить все усилия и немалые ресурсы, чтобы ей помочь. Такие вот дела. Вы ведь понимаете меня, Инспектор Гум?
  Рони выдыхает колечко дыма. Напряжение, до этого сжимавшие его в своих тисках, разжимает объятия. Рони курит молча, несколько минут просто пребывает в сладостной пустоте, без единой мысли. Как будто всего его заполнил горький табачный дым. Его собеседник не тревожит и ни единым движением не нарушает покой инспектора. Он бросает окурок на землю, собирает вязкую слюну во рту и сплевывает, а потом возвращается и телом и мыслями на эту бренную землю, готовый драть глотки и карабкаться к лучшей жизни.
  - Могу я узнать имя вашего знакомого?
  На лице Биса невозможно прочитать ни единой эмоции. Голова-яйцо с нарисованным ртом и глазами. Голова-яйцо кланяется, и Рони ждет, что сейчас она соскочит с углубления в шее и шмякнется о землю, расплескав прозрачный вязкий белок и жидкое золото. Но голова остается на месте, а нарисованный рот изображает улыбку.
  - Это ни к чему, - говорит мужчина. - Но ему известны постигшие вас неприятности, в том числе финансового плана. И он с удовольствием окажет посильную помощь в обмен на ответную услугу. Вы бы хотели перевестись на Большой остров?
  Рони хмыкает и уже не удивляется осведомленности этого человека. Его прощупали и нашли то, за что Рони будет преданно вилять хвостом.
  - Предположим, я хотел бы оформить перевод, - осторожно начинает Рони. - И готов принять помощь некого сина. Не хотелось бы при этом попасть в неловкую ситуацию. Такие рода вопросы лучше решить со знакомыми благодетелями.
  - Что ж, понимаю вашу осторожность, - вежливо отзывается 'голова'.
  На скамейку ложится тонкая карточка с отпечатанным именем. Рони, не глядя, перекладывает ее в карман и встает со скамейки, но прежде чем ему удается сделать шаг, мужчина вырастает перед ним и с улыбкой склоняется к уху. Он нашептывает число, от которого Рони невольно сжимает кусок картона в руке и нервно сглатывает.
  - Номер есть на обратной стороне, свяжитесь с нами, когда примете решение, - Бис склоняет голову и быстрым шагом уходит вглубь аллеи, а Рони еще долго стоит на месте и дышит через раз, словно на краю пропасти.
  
  
  Глава 26
  
  Линнель тихо сидит на жесткой старой кушетке. Бело-синий медкабинет с закрашенным краской окном. Свет здесь резкий и холодный, один стол и металлический стул, да кушетка. В комнате еще пахнет краской, от недавно выкрашенного пола. Тоже синий.
  Девушка зябко обнимают голые плечи. Инспектор оставил ее наедине со своей помощницей и очередным врачом. Нана, не прекращая, перелистывает какие-то листы в плотной стопке на своих коленях. Врач не замечает Нану вообще, он и Линнель как будто всю целиком не видит, а только частями: рот, уши, лимфоузлы, грудь, бедра. Он не упускает ни одной щели, выпуклости, ни одного синяка или раны. Врач-коллекционер болезней и уродств.
  Через целую вечность он заканчивает осмотр и возвращается к своему чемоданчику.
  - Я вколю вам успокоительное, - ровным тоном произносит он. - Сожмите кулак.
  Линнель вскидывает голову и одергивает тонкую ткань футболки на сбитые колени.
  - В этом нет необходимости.
  - В чем конкретно? - мужчина нависает над ней белым облаком, пропитанным микстурами и настойками.
  - В успокоительных.
  - Вас почти изнасиловали. Вы избиты и истощены, - мужчина смотрит на нее поверх очков, он держит толстую тетрадь перед собой и что-то в ней помечает. - Лекарство и сон, лучшее, что я могу предложить.
  - У него не встал, значит - не считается, - Линнель хмурится, а голос наливается силой и звуком. - Мне нужно поесть и поспать. С этим я справлюсь и без лекарств.
  Врач покачивает головой.
  - У вас есть медицинское образование? Нет? Тогда не занимайтесь самолечением. Сожмите кулак. Или мне позвать оденера на помощь?
  Он держит стеклянный шприц и терпеливо ждет. В груди Лин рождается что-то мерзкое и злое. Она отворачивается, чтобы не выдать своих эмоций.
  - Я вас убью, - тихо говорит Лин. - До того, как вы откроете рот, сверну вам шею.
  Врач отступает и в нерешительности смотрит на шприц в своей руке. Шелест бумаг прекращается. Нана, заинтересованная разговором, прекращает бесполезное терзание бумаг и слушает.
  - Ну, только если вы настаиваете, - уступает мужчина и убирает лекарство в футляр. - Я так понимаю, это не нечто необычное в вашей жизни. Вы уже подвергались нападению?
  Линнель не отвечает, продолжает смотреть в синее окно. Отвратительно синее.
  - Я имею в виду ваши шрамы. Они не такие, которые обычно юные девочки выносят с собой из детства.
  - Мои шрамы? - переспрашивает Лин, теряя интерес к окну. Она бегло осматривает колени и икры, шевелит пальцами ног. - В них нет ничего примечательного. Просто шрамы.
  - Как скажите, сан Линнель, - врач соглашается, в его руках снова оказывается пухлая тетрадь. - Вас пытали? Или вы сделали это сами?
  Тело и душу Лин охватывает животный трепет. Линнель ныряет в те ночи с новой силой, с новой удушающей волной боли и страха. Каждое его движения заставляет ее сжиматься от ужаса и отвращения. Сейчас все кажется невыносимым, но не тогда. Тогда она покорно ждала, когда он насытится и прекратит терзать ее.
  Тихое покашливание врача возвращает ее из омерзительных воспоминаний.
  - Кажется, это называется любовью, - с улыбкой отвечает она. - И ее нужно доказать.
  Ручка замирает в воздухе. Мужчина сводит брови и, не мигая, смотрит на свою пациентку.
  - Поясните?
  Линнель злится на этих людей за их любопытство, и на себя за столь яркую реакцию.
  - Если объект любви не отвечает на ласку, стоит попробовать другие методы. Боль сложно не замечать. Если хотите подробностей...
  - Не стоит, - резко перебивает ее доктор и захлопывает, наконец, пухлую тетрадь. - Оставьте подробности для тех, кто ведет ваше дело. Я здесь не для этого.
  Лин согласно кивает. Доктор прав - все это никого не касается.
  Врач вновь превращается в постороннего равнодушного человека: просит задрать футболку и отклеивает старый пластырь. Осматривает рану и разбитую губу и наносит мазь. После ощупывает пальцами нос и сообщает, что перелома нет. В последнюю очередь перевязывает запястья и, сухо попрощавшись, уходит.
  Линнель резко выдыхает и чувствует, как сжимаются легкие. В воздухе витает запах антисептиков и мази. К ней медленно приближается белокурая Нана. Она протягивает штаны от спортивного костюма и черные трусы.
  - Держи.
  Линнель забирает штаны и с подозрением смотрит на клочок ткани в изящной женской руке.
  - Они твои. Из рюкзака.
  Трусы переходят на колени к Линнель, и она с благодарностью склоняет голову.
  - Спасибо.
  Инспектор Гум заходит в палату, когда Линнель натягивает штаны. Он неловко делает вид, что его что-то привлекло в противоположной стороне, в то время как Нана смущенно краснеет. Лин молча сидит, пока женщина нашептывает на ухо инспектору нечто важное. Линнель почти уверена, что та пересказывает разговор с врачом, но волнует ее другое: блоки никак не хотят выстраиваться. Голова словно дырявое ведро. Она стискивает зубы и вновь пытается восстановить защиту, вот только та трескается под натиском внутренней силы. Кажется, сегодняшнее приключение ее окончательно пробудило. Лин с трудом удерживает на лице бесстрастное выражение лица, она прячет руки в карманы и склоняет голову. Отчего-то щиплет нос, а глаза застилает влажная дымка.
  Рони рассеянно слушает рассказ своей помощницы, затем грубо обрывает ее взмахом руки.
  - Оставь нас.
  Нана выходит, но перед тем, как дверь закрылась, бросает взволнованный взгляд через плечо. Инспектор проходит мимо Линнель, прямиком к окну и замирает, как будто видит нечто необычное в слое краски. Лин не двигается, чувствует присутствие инспектора Гума кожей, глазами, носом. Он по обыкновению мрачный и какой-то взъерошенный. Айрис бы сейчас смог объяснить ей, что же вокруг происходит. Грудную клетку сдавливает боль, Линнель бьет ладонью в грудь, но узел не рассасывается. Она подтягивает колени к животу и сжимается, пытаясь остановить это гадкое чувство.
  - Поговорим? - инспектор не оборачивается на Лин, но она все равно чувствует себя связанной по рукам и ногам одним лишь голосом. - Я хочу знать, где журнал.
  Этот голос пробивает брешь в ее черепе. Он пробирается в ее мысли с силой и тактичностью взбесившегося зверя. Блоков нет, и Лин абсолютно беззащитна перед неуправляемым даром. Линнель бросает на инспектора болезненно-усталый взгляд. Но его спина остается непоколебимой и твердой.
  - Вы приняли решение?
  Рони Гум отлипает от окна и подходит к Лин, склоняется, уперев руки в бока. Не спеша осматривает девушку с головы до ног, с тяжелой ухмылкой останавливает свой взгляд на своей футболке - Линнель не стала ее переодевать. Она знакомо пахла жженым сахаром, это успокаивало. Но сейчас ей кажется, что она допустила ошибку, вот только пока не понимает какую.
  - Можно и так сказать. Ты его читала? - интересуется он.
  - Да, - Линнель слышит свой голос со стороны, словно на записи, трескучий и тусклый.
  - И ты знаешь, где он?
  Линнель слабеет, пот покрывает виски и спину. В голове истошно бьется истерика, ей хочется рассказать обо всем, поведать мужчине самое сокровенное и постыдное.
  - В склепе! - шипит она и отчаянно закрывает серые колючие глаза ладонью. - Хватит, ты убьешь меня!
  
  Глава 27
  
  Дыхание ее, горячее и срывающееся, касается небритой щеки. Рони Гум оторопело замирает. Тонкие пальцы в паре миллиметров от его лица. Она не смеет дотрагиваться, чувствуя границу своей безопасности, и Рони... разочарован. Он резко выпрямляется и задирает голову, скользит взглядом по обшарпанному потолку.
  Какое-то время ему нужно, чтобы взять себя в руки.
  - У меня есть пара условий, - говорит Рони, когда это неловкое чувство оставляет его. - Ты пойдешь со мной...
  Девчонка вскакивает, прозрачный взгляд наливается кровью:
  - Зачем?
  - Как запасной вариант, на случай, если ты просто пудришь мне мозги.
  Она вертит головой как заклинившая детская игрушка, одна из тех, что шевелит конечностями и издает скрипучие звуки, если завести маленьким плоским ключом. Пугающие маленькие уродцы, и Линнель Бери одна из них. Она хватает воздух ртом и тяжело дышит.
  - Я не пойду с вами! - говорит она и вскидывает вперед руку, как будто собирается пристрелить инспектора.
   Рони прищелкивает языком. Злость! Чистая и яркая - такая, какой должна быть у настоящего, живого человека. Инспектор тянет руки к девчонке, обхватывает пылающие щеки и заставляет вытянуть шею. Выставленные пальцы упираются ему в грудь. Девчонка смотрит на него, не моргая. Вдох застывает на губах. Они и впрямь лиловые.
  - Пойдешь, - холодно приказывает инспектор Гум. - Мы вместе пойдем за журналом, и как только он окажется у меня, можешь валить со всем дерьмом в твоей голове.
  Он держит ее слишком близко, и слишком долго смотрит на рот, заучивая каждую ранку и трещину. А Линнель Бери, как назло, не сопротивляется, не опускает свои глазища, словно клеймит. Если она каждый раз так ведет себя с мужиками, то нечего удивляться... Рони одергивает руки, мысли грязные и злые, кружатся в мутной голове.
  Он больше не удерживает, но девчонка не отходит, и Рони чувствует запах влажных волос, мази и чего-то еще, не угадать. Он проклинает ее упрямство, но отступить первый не может.
  - Тебе правда уже есть восемнадцать?
  Что он несет?! Рони сжимает кулаки, желает пробраться ей в голову, прочитать мысли. И бесится от того, что первый вопрос задает о ее возрасте. Ему должно быть все равно. Ему плевать! Вот только ответа он ждет с невиданной жаждой.
  Она прячет синеву в прищуре, глаза становятся узкими щелочками. По напряженному лицу, по набухшей вене на шее можно подумать, что девчонка борется сама с собой. Рони склоняется к ее лицу, что бы расслышать шепот.
  - Вы снова это делаете, - обвиняет она. - Я не знаю, инспектор Гум. Я не помню всех своих жизней. Наверное, около трехсот, до поцелуя...
  Шаг назад, и что-то осязаемое рвется между его и ее головой, как будто шелковая нить. Рони шарит пальцами по волосам, и впрямь желая найти обрывки нити. В голове много воздуха, и он распирает стенки черепа, давит на глаза. Рони опускается на кушетку.
  'Наверное, около трехсот, до поцелуя...'.
  Ненормальная!
  Просто дурочка!
  Она не врала, это Рони знал наверняка. Она и правда так думает, а значит, ее нужно показать совсем другому врачу. Рони Гум смотрит на Линнель, на ее бесстрастное плоское лицо и понимает, что начинает ненавидеть ее. Не знает за что, и разбираться не собирается, просто хочет уничтожить, разорвать на части, чтобы не осталось даже воспоминания. Слишком сильное чувство для незнакомого человека. Руни пугается своих мыслей и чувств, своей одержимости.
  - Ваше второе условие, инспектор Гум, - говорит девчонка.
  Он ей улыбается через силу.
  - Я надену на тебя ошейник.
  - Нет! - хрипит она, и маленький, но крепкий кулак летит в челюсть инспектора.
  Он выдерживает удар и скручивает девчонку, слыша только грохот барабанов в ушах. Рони Гум валит ее на кушетку и придавливает собственным телом, перехватывает запястья поверх бинтов и с наслаждение слушает стон боли.
  - А я все ждал, когда же ты взбрыкнешь! - он не говорит - рычит. - Если не получится продать журнал, продам тебя.
  Она гибкая и тонкая, Рони чувствует ее каждым сантиметром тела, потому как она не останавливается ни на секунду: бьется о него, пытаясь скинуть. Всего на мгновение их взгляды пересекаются, и Рони замирает, оглушенный пониманием, что хочет ее. И в те секунды Рони мысленно благодарит девчонку за то, что она ничего не чувствует, а значит и понять не может.
  - Пусти, - просит она, окоченевшая под ним.
  Ее подбородок дрожит, а из глаз вот-вот брызнут слезы. Инспектор выпускает ее и отползает на край кушетки. В висках бьет - БАМ! БАМ! - и хочется выть.
  Тихие шаги отдаляются. Рони не поворачивает головы.
  - Меня не устраивают ваши условия, - доносится от двери.
  - Тебе придется смириться, и 'лекарство' ты не получишь.
  Инспектор Гум не помнит, как оказался рядом с ней, приходит в себя только когда стоит позади, удерживая ладонью дверь. Он говорит только для того, что должен что-то сказать:
  - Ты же понимаешь, что о наших планах никто не должен знать?
  Линнель покорно склоняет голову и хватается за дверную ручку. У нее тонкая беззащитная шея и острые плечи. У нее белая меловая кожа.
  - Я зайду вечером, проверю, как ты устроилась.
  Девушка надавливает на ручку. Дверь с щелчком открывается, но широкая ладонь инспектора ложится на полотно и возвращает ее на место.
  - Что вам еще нужно?! - срывается сан Линнель.
  Рони Гум не знает, что ей ответить, он и сам до конца не понимает, что ему нужно. Или понимает, но признаться не смеет даже самому себе. Он только ведет пальцем по позвонкам, между лопаток, забирается под футболку. Его рука останавливается на пупке. В миллиметре от резинки штанов, в миллиметре от того, что бы нырнуть в этот омут. Ребра трещат под натиском дыхания. Со стоном он зарывается носом в ее волосах, будто жалкая псина. Ее тихий всхлип выводит его из болезненного экстаза. На нее напали! И он делает то же самое!
  Он тяжело дышит ей на ухо:
  - Ты чувствуешь, девочка! Еще одна ложь, - он резко отстраняется от маленького тела и поправляет на ней одежду. - Не переживай - меня не привлекают дурочки, - он отодвигает ее в сторону, сам открывает дверь и кричит дежурному оденеру:
   - Увести задержанную!
  Ничтожный лжец!
  Рони Гум следит за тем, как Линнель Бери исчезает в повороте коридора. Двое оденеров ведут ее в камеру. Ладонь инспектора горит, и если закрыть глаза, то он уверен, что сможет повторить рисунок пупка.
  Он разворачивается и видит Нану. Она стоит, облокотившись о стену, возле Медкабинета. И, судя по ее бегающему взгляду, все это время стояла.
  Рони Гум проходит мимо, не сказав ни слова. Он чувствует себя преступником, и не готов отвечать за собственные мысли и желания. Он возвращается в кабинет и первым делом делает несколько крупных глотков настойки прямо из бутылки. Вытирает рукавом подбородок и прикрывает веки, пытаясь найти внутренний покой, но нервы звенят, а память подкидывает обрывки его поступка. Он хотел подозреваемую! Он был в шаге от того, что бы залезть к ней в трусы. Он ведь не сопливый недотраханный малец! Да что за дрянь?!
  Рони стаскивает куртку и с психом швыряет ее на стул. Он перегнул палку, сам это знает, но остановится отчего-то не смог. Ему просто нужно все забыть и прийти в себя. Нужно получить журнал и избавиться от Линнель бери, пока не натворил дел.
  
  Глава 28
  
   Две пары глаз смотрят на него в терпеливом ожидании. Его мать и брат ждут, когда он им все поведает и покается, ведь они уверенны, что Айрис сам, по своей глупости пустился в бега, попал в руки работорговцев и оказался в мертвом списке. С ним всегда так было. Он связался с уличной шпаной лет с девяти, а потом одно за другим: драки, мелкие нарушения, отчисление из трех школ. Никто и не ждал, что из него выйдет что-то путное. И Айрис полностью оправдал их ожидания - взял и умер.
  У его матери пшеничного цвета волосы и широкий полный рот, его наследие, то единственное, что мать передала Айрису, в то время как его старшему, более путевому, брату достались уважение и родительская ласка. Нет, Айрис не может врать себе и утверждать, что он был обделен любовью, ведь какое-то время в его жизни был отец. Первые девять лет жизни он был сыном, с которым играли в настоящие мальчишеские игры, где совсем не нужно было иметь амбиции или соответствовать каким-то непонятным ему идеалам. А потом отец ушел, скупо поцеловав сына в макушку. Айрис его видел только однажды, спустя десять лет, он покупал игрушечный грузовик своему другому сыну.
  Мать Айриса садится рядом и неуверенным прикосновением пытается погладить кисть своего младшего сына. Получается как-то глупо и фальшиво, Айрису становится жутко неловко. Он спешит расчесать пятерней растрепанные локоны, избавляя и себя, и женщину от неудобного момента. От ее плотного тела пахнет духами вперемешку с кислым потом.
  - Я вижу, что с тобой все в порядке, - наконец произносит она своим мягким мелодичным голосом и бросает короткий взгляд на старшего брата в поисках одобрения. - Думаю, все эти беседы о том, что с тобой происходило, можно отложить. Если, конечно, ты сам не хочешь поговорить? - она вопросительно заглядывает в лицо Айриса и, не дождавшись ответа, продолжает. - Что ж... Твоя комната сейчас переделана под кабинет Брино, поэтому я постелю тебе в гостиной, - она порывисто прижимает Айриса к мягкой груди и ему, кажется, что объятия искренние. - Антарис, мой сынок, я поверить не могу! Я так счастлива...
  Очередной всхлип переходит в надрывное завывание. Айрис гладит мать по спине, задыхаясь от запаха ее тела. Он слышит ее растерянность и удивление, но вот радости в ее душе он не находит. Он устало улыбается стоящему поодаль брату и даже не пытается прочесть его душу. С него хватит! Не хочет падать в еще одну яму равнодушия. Брино отвечает на улыбку брата и подмигивает, кивая головой в сторону кухни. Айрис медленно моргает в знак согласия.
  Через каких-то десять минут материнское сердце с легкостью выпускает сына из объятий. Десять минут после нескольких лет смерти. Пожалуй, на большее Айрису не следовало и рассчитывать. Хотя признать честно, после того как они пришли за ним в Инспекцию, переполошив половину этажа, в его душе шевельнулась надежда. Однако долго она не прожила, задохнувшись от тяжелого запаха маминых духов в тесной кабине дешевого авто. Именно там мамино красноречие и рыдания закончились. Брат же, оставался неизменно сдержанным и напыщенным умником. Впрочем, как всегда.
  Айрис проходит на небольшую кухню с добротным встроенным гарнитуром и мягкой дорожкой под ногами. Прямоугольник окна занавешен цветастой короткой шторой, на подоконнике стоит одинокий горшок с увядшим цветком в окружении банок и контейнеров. Брино сидит на угловом диване красного цвета, на столе перед ним стоят две чашки с чаем. Он жестом приглашает Айриса сесть.
  - Тебе предстоит достаточно длительная процедура по восстановлению своих прав, - говорит он, когда Айрис садится напротив. - Думаю, стоит подать заявление на разбирательство всех обстоятельств этого дела. Подумать только, торговля людьми в наше современное время! - Брино расстроено качает головой. - Еще это дело... Ты ведь не причем?
  Айрис безразлично скользит взглядом по чашкам и смуглому лицу брата, чуть задерживает его на колыхающейся от ветра в форточке занавеске и вновь возвращается к кружке с чаем. Он не любит чай, никогда не любил, но в этом доме на подобные мелочи не обращали внимание.
  - Я собираюсь уехать через пару дней. Нет необходимости восстанавливать мою личность, - сообщает он брату и намеревается встать, но тот легким хлопком ладони по столу останавливает его.
  - Не спеши, Антарис. Сядь! Я прекрасно понимаю, что за четыре годы в твоей жизни могли появиться различные обстоятельства. Не спрашиваю какие, поэтому не берусь судить, насколько они важны, но, прошу, позволь тебе помочь, - Брино чуть качается вперед и заглядывает в напряженное лицо брата. - Давай все решать постепенно, вместе. Я... рад, что ты жив, Антарис. Не перебивай! Знаю, что ты не веришь, что возможно я в недостаточной степени умею показать свои чувства, но твое исчезновение и смерть помогли мне осознать, насколько ты мне был дорог. Поэтому я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Я не оставлю тебя одного и не позволю больше делать глупости.
  Айрис неловко дергает рукав тонкой куртки, красноречие Брино его застало врасплох. Он хмурится, обдумывая его слова и, наконец, согласно кивает.
  - Хорошо. Пожалуй, ты можешь мне кое в чем помочь. Позже. Когда все сам обдумаю.
  Брино улыбается и довольный делает шумный глоток чая.
  - А теперь расскажи: как ты? Как твой дар?
  - Усилился, теперь даже не нужно тактильного контакта, чтобы прочесть чужие эмоции. И я научился его сдерживать. Еще немного и думаю смогу полностью контролировать его.
  - Отличная работа, Антарис, - хвалит Брино. - Должно быть, это помогает тебе в жизни.
  Айрис неопределенно пожимает плечами. Вдаваться в размышления о благе или проклятье этой его особенности он не намерен. Слишком дорого обходятся дары богов.
  - Кстати, та девушка, которую ты порывался увидеть, - за прищуром зеленых глаз таится осторожное любопытство, Брино жаждет знать больше, но, отнюдь, не о девушке. Но он не решается произнести лишнего:
   - Кто она?
  Айрис удивленно вскидывает брови.
  - Лини?
  - Да, кажется, ты именно так и говорил. Один из оденеров, что дежурили ночью в бараках, любезно рассказал, как ты волновался о ней. Она твоя девушка? Она больна?
  Айрис кривит рот и заинтересованно смотрит на брата.
  - Не знал, что законники столь болтливы.
  - При определенных обстоятельствах, - Брино смотрит на него поверх ободка чашки. - Расскажи о ней.
  - Нечего рассказывать, - Айрис отвечает на все невысказанные вопросы, останавливая робкий порыв тяжелым взглядом. - Она дочь моего хозяина. А еще провожатая в Землю мертвых. Наверное... По крайней мере, то, что я почувствовал похоже на смерть и дорогу в Грани.
  Брино взрывается громким смехом, в это время Айрис рассеянно рисует пальцем на гладкой салфетке. Он ждет, когда последние раскаты смеха заглохнут, как кашель у задохнувшегося больного. Резко оборвется на тяжелом хрипе. Но смех Брино просто неловко повисает над обеденным столом. Брино фальшиво прочищает горло и вскидывает руки в извиняющем жесте.
  - Земля мертвых? Ты серьезно веришь во всю эту аборигенскую чушь? Может и в то, что все коренные - более тысячи людей! - бежали на остров, скрытый облаками и парящий над морем? Антарис, нет никакой Земли мертвых. Ее бы давно нашли, собственно как и таинственный и столь чудесный остров. Это всего лишь фольклор. Признаю, красивый, но...
  Он виновато разводит руками.
  - Пусть так, - Айрис прячет разочарованный взгляд в жидком золоте на дне чашки. - Я умею слышать чужие чувства, мой друг - увидеть твою жизнь от рождения до конца. Я встречал столько чудесных, особенных людей, что даже у самого затейливого сказочника снесет крышу. Людей, способностям которых не придумали названия. Нас не считают людьми. Никто, кроме Лини. Она считает нас кем-то больше. Так глупо верит в нашу исключительность. Так глупо умирает за нас. Я это чувствовал, Брино! Как она умерла за особенного! Я верю, что кто-то проведет меня до Граней. Я хочу в это верить! Может это все и фольклор, но я часть его. Ты можешь не верить, можешь не замечать - твое право. Но мы никуда не денемся.
  Брино замирает с кружкой у самого рта, не решаясь отпить. Он неловко возвращает ее на стол и вытирает и без того сухие губы.
  - Я постараюсь подумать об этом с этой стороны, - осторожно заверяет он. - Я действительно хочу тебе помочь, даже если это выглядит абсурдным. Разве, что кроме... Ты ведь не хочешь помочь ей бежать?
  Айрис не сразу понимает, о чем говорит Брино, а когда, наконец, до него доходит смысл, он удивленно приоткрывает рот.
  - Лини сама в состоянии о себе позаботится. Я и правда, хочу устроить побег, но кое-кому другому.
  Брино отставляет полупустую чашку и складывает руки перед собой, готовый слушать. Айрис все-таки делает глоток столь нелюбимого им чая.
  
  
  
  
  Глава 29
  
  Айрис зябко дует на замерзшие пальцы и растирает руки. Вот уже более часа он прячется в полысевшем саду Летера Бедоза. Листву в окрестностях дома оставили лежать на земле, отчего сидеть первые полчаса на земле было терпимо. Но сейчас Айрис продрог до костей. Он сильнее жмется к рассохшимся доскам старой беседки и заглядывает сквозь щели в окна дома. Сейчас темнеет рано, и в окнах давно горит свет. Он видел силуэт Елены в окне только раз, но этому ему хватило, чтобы сердце болезненно ударилось о ребра. Айрис нервно проверят карман, в котором лежит холодный револьвер. Он совершенно не умеет пользоваться оружием. Брино заставил его несколько раз выстрелить в пустые бутылки, прежде чем отпустил из дома. Но Айрис ни разу не попал, о чем умолчал.
  Адрес син Бедоза ему достал Брино, он уже три года трудится в Имущественном отделе старшим помощником, и имеет некоторый доступ к общей базе имущества жителей города Орон. Он смог скопировать план дома и прилегающей территории. Четыре дня назад он принес заветные бумаги и Айрис начал наведываться к этому дому каждый день. Он гулял вокруг высоких ворот, скрывающих за собой двухэтажное строение и запустелый сад, осматривая каждую трещину и выискивая необходимый зазор. И однажды ему повезло. Удалось подсмотреть, как высокий смуглый мужик, озираясь по сторонам, пробирается вдоль забора. Он обогнул серый забор и остановился возле трех контейнеров с мусором. Айрис с удивлением обнаружил, что мужик откинул ржавую крышку центрального бака и, подтянувшись на руках, нырнул в него.
  Спустя некоторое время Айрис решился заглянуть в контейнер и обнаружил, что в нем пусто. Только проржавевшее днище с присохшими к нему остатками мусора. Не веря своим глазам, Айрис еще некоторое время глупо пялился внутрь мусорного бака и, наконец, с досадой захлопнул крышку. Он прождал несколько часов, но мужчина так и не появился.
  В ту ночь Айрис почти не спал, воображая самое невозможное, и утром, еще до рассвета вернулся к опостылевшему ему забору. Баки стояли на своем месте, источая вонь. Айрис чуть потоптавшись вокруг, все же подошел к среднему и открыл крышку, заглянул внутрь. Надежда увидеть там нечто необычное, растаяла при виде сваленных в него пакетов с мусором. Айрис досадливо поморщился, понимая, что его одежда провоняет гниющими продуктами. Он перекинул свой вес через край контейнера и рухнул на рыхлые мусорные пакеты. Они с шорохом и звоном стекла промялись под тяжелым телом. Айрис зажал ладонью нос и завертел головой, пытаясь увидеть хоть что-нибудь выбивающееся из нормы. Из необычного в баке была только ржавая шляпка гвоздя, который из последних сил скреплял два слоя железа. Айрис с нервным смешком провел по нему пальцем, попробовал выкрутить, но гвоздь крепко сидел на своем месте. Айрис раздраженно надавил на него пальцем, желая вытолкнуть его с обратной стороны, и гвоздь на удивление легко провалился в листах. Мусор в ту же секунду зашевелился под парнем.
  Айрис рухнул в темноту, на голову ему посыпались разодранные мешки и ошметки, бывшие когда-то едой, одеждой и прочие отходы. Он лежал на чем-то твердом. Яркие мигающие вспышки вскоре растеклись тусклым светом по длинному узкому туннелю, наподобие тех, что возделывает природа в древних пещерах.
  Айрис двинулся вперед, по стенам свисали нитки проводов, маленькие пыльные светильники были прикручены через каждые пять метров. И очень скоро бетонная кишка закончилась массивной дверью. Айрис без труда открыл ее и оказался в пыльном дощатом строении, нечто вроде хозяйственного сарая. Он был выстроен в форме норы, и подземный туннель незаметно заканчивался здесь. Айрис обернулся на дверь, через которую вышел и хохотнул. Это был старый покосившийся шкаф, он полулежал на покатой стене и, казалось, вот-вот рухнет под собственным весом.
  В тот день Айрис вернулся домой и долго обдумывал, как быть дальше. Утром следующего дня Брино одолжил ему свой револьвер и показал, как стрелять. Тогда-то Айрис и решил, что ждать больше не будет и пойдет за своей Еленой этим же вечером. Он не сказал об этом Брино, заверив того, что снова идет наблюдать за домом. Он вообще не рассказал брату о том, что в доме есть тайный ход, и что он его обнаружил.
  
  Айрис упрямо смотрит на окно, но свет в нем гаснет, покрывая его Елену мраком. Что-то острое проворачивается в замерзшей душе, Айрис встает и крадется к стене дома. Он совершенно глупо пытается услышать ее голос, но вечер звенит тишиной и редким лаем собакой. Парень запрокидывает голову наверх, всерьез раздумывая над тем, чтобы бросить камень в ее окно...
  Но она неожиданно вырастает в нескольких шагах от него, закутанная в шерстяное одеяло. Удивленно смотрит на застывшего парня. Вздрагивает и бегло озирается по сторонам.
  Айрис всем телом подается вперед и тянет руки, но Елена отшатывается. За ее спиной появляется крупный мужчина средних лет. Он не замечает незваного гостя, совсем по-хозяйски разворачивает девушку за плечи и прижимает к груди. Айрису видит, как обмякает Елена в объятиях, и желудок предательски наливается тяжестью. Грудь ноет и звенит холодом. Он трусливо прячется в темноте стены.
  - Я не позволял тебе выходить из дома! - возмущается мужчина и чуть отстраняет девушку, чтобы посмотреть на ее лицо.
  Елена не шевелится в его руках.
  - Отпустите, - едва слышно умоляет она, и пытается увести его от угла, за которым прячется Айрис. - Я вернусь сама.
  Он коротко улыбается, сжимает бледное лицо в ладонях и едва касается губами раскрытых губ.
  Айрис ошалело смотрит, как руки Елены ложатся на шерстяное сукно мужского пальто.
  - Дайте мне пять минут. Всего пять. И я вернусь.
  Мужчина отстраняет Елену и въедливо рассматривает беспокойство в яркой, почти ядовитой зелени глаз. Он с усталым вздохом снимает с себя пальто и, забрав с плеч Елены одеяло, одевает девушку.
  - Я тебя понял, - мужчина деловито расправляет на ней широкие плечи пальто, - погуляй. Но не делай глупостей. К ужину ты должна вернуться. Я не выношу, когда нарушается распорядок.
  - Хорошо, - отзывается Елена, и хозяин дома отступает, бросая на нее последний внимательный взгляд.
  
  После того, как спина мужчины растворяется в сгущающемся воздухе, Елена громко выдыхает и приближается к Айрису. Он стоит, прикрыв глаза. Ноздри его трепещут. Он задыхается от пряной смеси из чувств, что принесли с собой эти двое.
  - Что ты здесь делаешь? - нервно спрашивает Елена и пытается ухватить его за руку, но длинный рукав чужого пальто не выпускает окоченевшие пальцы из своих объятий.
  Айрис криво улыбается. Он с трудом разлепляет пересохшие губы:
  - Пойдем!
  Он тащит Елену к сараю, не чувствуя, как отчаянно она пытается вырваться и остановить его.
  - Айрис, постой! - умоляет она.
  Он резко останавливается и ловит ее в свои крепкие, почти безумные объятия.
  - Да. Ты права. Должно быть тебе нужно собрать вещи или попрощаться с друзьями... Так, Елена?!
  Она вздрагивает от упрека, чуть пошатывается, но все же остается на месте, не позволяя себя более сдвинуть ни на сантиметр.
  Айрис читает по ее лицу слишком многое. Нет необходимости прислушиваться к ее эмоциям. Он достаточно хлебнул этого дерьма, пока Елена обнималась со своим новым хозяином.
  - Я знаю, как уйти отсюда, - словно окунаясь в нескончаемый бред, он сжимает ее все сильнее и чувствует, как его жар стынет от ее равнодушия. - Ты больше никогда не будешь товаром! Уйдем отсюда! Ото всех! Ты сможешь жить нормальной жизнью! Ты должна уйти со мной. Ты не можешь отвернуться! У тебя нет на это права!
   Айрис кричит, распугивая своим гневом собак в округе. Они звонко вторят ему, отбрехиваясь. Елена в ужасе замирает, понимая, что свершилось то самое, чего исправить уже невозможно. Она слишком долго играла на его слабости, не в силах ответить взаимностью, но и отпускать не желала.
  - Айрис, - тихо всхлипывает и снова пытается выбраться из ловушки, порожденной страстью, - уходи скорее, пока они не пришли. Уходи... без меня.
  - Я тебе слишком много отдал, чтобы оставить ему.
  Айрис вытаскивает револьвер, Елена отпрыгивает, словно перепуганный котенок. Парень удивленно смотрит на оружие в своей руке и не понимает, что он дальше будет делать.
  - Брось это! - требовательный мужской голос выводит его из ступора.
  Айрис растерянно поворачивается на звуки, и упирается взглядом в черное дуло. Мужчина в форме прячет за свою спину дрожащую Елену. Айрис чувствует, как рвется последняя ниточка, которая держала его на поверхности, и разжимает окостеневшие пальцы.
   Его уводят по мощеной камнем дорожке к крутой, спрятанной под навесом лестнице. Он спускается по ней, подгоняемый короткими тычками в спину, пока не упирается в черную металлическую дверь в высоком цоколе дома.
  
  Глава 30
  
  Летер промокает салфеткой испарину на лбу, и, чуть нахмурившись, отходит от парня. Он залпом выпивает стопку тайги. Горечь разгоняет шум по крови. Он наблюдает, как Бис вытирает костяшки руки о старое полотенце.
  Парень не хотел говорить. Впрочем, это не удивительно.
  Нелепая случайность подвергла опасности с таким тщанием оберегаемый дом. Его дом сродни древним крепостям. В него не пробраться, если не знаешь тайную паутину. И то, что все его тайны вдруг с такой легкостью становятся доступными, выводят Летера из себя. Он раздосадован. Летер снова касается лба пальцами. Ему кажется, что он заболел, чем-то вроде отчаянья и тоски. Все происходящее вдруг становится омерзительным. Он жестом останавливает Биса и просит того уйти. Парень смотрит на него синими глазами, и Летер, наконец, понимает, что он в них видел последний час. Остывшее зимнее море.
  Его зовут Антарис, и он, так же как и Летер, зависим. Только имя его болезни - белокурая зеленоглазая ведьма. Парень пришел за ней, шагнул в капкан и остался внутри навсегда. И Летер, как хозяин мышеловки не имеет право отпустить его. Мужчина садится напротив Антариса, на точно такой же стул и устало растирает виски.
  - Мне жаль, - произносит он, и понимает, что ни капли не лукавит, - но я не имею права отпустить тебя. Ты нашел ход, в этом вся проблема. Приди ты через дверь, перелезь через стену - осталась бы возможность уйти. Но в этом случае...
  Летер разводит руками.
  Губы Айриса чуть дергаются в попытке улыбнуться. Он мог бы заверить, что никому никогда и словом не обмолвится, но, должно быть, и сам знает, что это бессмысленно. Летер позволяет ему рассмотреть себя, чуть сощурив и без того узкие росчерки глаз. И видит вспышку узнавания в льдистых зрачках. Он шутливо склоняет голову перед гостем, признавая его правоту. Айрис шепчет, осторожно, на выдохе:
  - Линнель...
  Это заветное имя эхом отзывается в груди Летера. Будь он на десяток лет моложе, то встрепенулся бы, показал мальчишке, какое нетерпение им овладело. Но сейчас... Летер дразнит мальчишку: нарочито медленно качает головой.
  - Не понимаю о чем ты, мальчик.
  Айрис вытирает разбитые губы и улыбается.
  - Кто вы ей? - он подается вперед, жадно всматриваясь в бесстрастное лицо. - Отец? Дядя? Лин вас узнала в тот вечер. Она сказала мне ваше имя.
  - Она отправила тебя на смерть, - сухо реагирует Летер.
  - Ей все равно. У нас был уговор. Должно быть, вы уже в курсе ее маленькой особенности? Елена бывает весьма откровенна.
  - Лили потеряла возможность чувствовать?
  Летер одергивает ворот рубашки и раскручивает валик на рукавах, расправляя их. Старается сдержать этот почти детский порыв встряхнуть мальчишку и заставить говорить, что бы узнать все и сразу, узнать о своей девочке. Но Летер в жизни научился одной важной вещи - жадность делает тебя нищим. Поэтому он берет в руки себя быстрее, чем на лице его успевает отразиться хотя бы часть бушующих внутри страстей. Он поворачивается к мальчишке и терпеливо ждет ответ.
  - Нет, син Бидоз, - мальчишка отвечает, помешкав совсем немного. - Лин снова чувствует. В этом-то все дело. Теперь ее вряд ли будет сдерживать полярность мышления. С вами она не желала встречаться. А вы?
  - Что я? - Летер приобнимает мальчишку за плечи, нависая над ним, и тонет в напряженном взгляде, как будто вязнет в липкой паутине. Тревога захлестывает с такой силой, что Летер едва стоит на ногах.
  - Вы не боитесь встретиться с ней? - голос мальчишки гудит в ушах.
  Летер морщиться, пытается сбросить с себя оцепенение. И когда останавливает взгляд на разодранной ударом Биса губе, понимает, что все эти тревога, страх, отчаяние ему не принадлежат. Летер обходит Айриса и замирает за его спиной.
  - Я желаю этого! - говорит Летер. - Боюсь ли я этой девочки? Как можно?! Как можно бояться ту, кто не располагает своей жизнью. Она чувствует. Что ж, тем скорее она испепелит свой разум. Она - мое оружие! Мое лекарство.
  - Лини - просто напуганная девочка, - шепчет Айрис, дергая руками, пытаясь отпрыгнуть - как есть, на стуле - от отяжелевшего Летера.
  - Мальчишка! - Летер придушенно, разочарованно вздыхает. - Разве ты способен понять моих мотивов? Разве ты можешь разглядеть истинную цель? Освобождение! Меня ждет освобождение. А что есть ты? Вы все, кого Лили лелеет и оберегает? Ты не в состоянии увидеть дальше своих пошлых мечтаний. Весь твой мир крутится вокруг одной легкомысленной особи. А что с ее миром? Ты хоть раз заглядывал в него? Там... Там еще ничтожней, чем в твоем мирке. Такая же гниль, только насквозь пропитанная эгоизмом. Вы все - дети этого острова, дети Айры, не достойные своей матери, не заслужившие права жить. Вы должны были стать ее оружием, а стали смертью. Ваш путь закончится здесь.
  Словно каменная плита давит на спину Летера, он гнется под ее натиском, и понимает, что плита эта - сила ненависти. Костлявыми пальцами сдавливает крепкие плечи мальчишки, оставляя там синяки. По каплям из него уходят силы. Антарис Вин невиданным образом выжимает Летера.
  Син Бидоз разжимает объятия и разрывает агонию, жадно вдыхая спертый наполненный злостью воздух.
  - Что ты умеешь? -спрашивает Летер, и мальчишка бросает на него настороженный взгляд. - Это твой единственный шанс.
  Айрис думает меньше секунды, даже не думает, а скорее реагирует.
  - Эмпатия. Двусторонняя.
  Летер присвистывает. Откровенно разглядывая чуть подпорченное лицо, все еще перевязанную эластичным бинтом руку, словно впервые все это видит и приходит к довольно приятному для них обоих выводу:
  - Ты везучий паренек, Антарис. Что ж. Само провидение привело тебя в мой дом. Осталось дождаться Линнель.
  В глазах Айриса мелькает сомнение, но тут же тает бесследно. Парень облегченно вздыхает.
  
  Глава 31
  
  Сегодня Лин снится что-то тягучее и плотное, как смола, в которой остается только бесконечно трепыхаться. Просыпается Линнель, когда за окном еще висит ночь, от нарастающей боли в животе. Свет в камерах еще не включили, поэтому пробираться до металлической раковины с застарелым мыльным налетом приходится на ощупь. Она жадно захватывает губами неровную струю. Виски и зубы сводит от холода, и в мозгу слышится тяжелый перестук, словно в банке с гвоздями. Огненный шар внутри живота никак не рассасывается, и Лин, морщась, оседает на пол. На мгновение прикрывает веки, надеясь вновь уснуть, но тьма съедает ее изнутри стремительно и беспощадно
  Боль, острая предательская, пронзает спину, словно штырь. Дробит кости и разрывает внутренности. Яркой вспышкой взрывается перед глазами невыносимая обида, и Лин заваливается на бок. Чьи-то начищенные туфли глухо стучат по мягкому ворсу ковра, он наступает на ее пальцы. Она знает, что он хочет услышать ее крик. Но голос пугливо срывается. Содранные в кровь пальцы ищут на животе гвоздь, которым приколочены руки и ноги. Все еще не веря, что боль, от которой немеет тело ее собственная, она опускает голову и удивленно смотрит на кусок прута, с которого капает густая темная краска. Слюна вдруг становится слишком горячей и соленой. Она сглатывает, но слюны слишком много, она стекает по подбородку.
  - Сдохни, тварь! - он скалится и обхватывает конец прута поверх ее пальцев.
  Резкий рывок, после которого мир переворачивается и вытряхивает ее из своего мешка.
   Ее звали Ури. Она так и уходит с жестокой обидой на весь мир, на этих людей и на своих создателей.
  Линнель хрипит, скрутившись на полу, подобно гусенице. Под сердцем замирает чужая жизнь. Лин провожает Ури до ворот, едва волоча ноги. Несет в спине металлический штырь. Умершие должны оставить свою боль в этом мире. Они даруют ее Лин. Это ее долг. Так остров платит за муки, на который оставил своих детей.
  Маленькая покосившаяся калитка, которая разделяет две их жизни, с легкостью поддается движению руки. Линнель распахивает ее и пропускает девушку. Ури смотрит вперед, туда, где вместо твердой почвы под ногами плотный осязаемый туман, а воздух искрится от миллиарда ярких вспышек. Там красиво, но бесконечно одиноко. Ури коротко улыбается одними лишь губами.
  Они прощаются молча. Лин закрывает калитку, наваливается на нее всем весом, и только тогда боль отпускает. Вновь свободно дышит, но легкие отдают острым спазмом при каждом вдохе. Линнель топчется босыми ногами в раскисшей земле. По эту сторону всегда грязь. Просто тропа в бесконечном каменном лабиринте. Линнель идет, пока густая тьма не поглощает ее сознание, возвращая к реальности.
  Свет жжет глаза, Линнель морщится. Пытается подняться, но слабые руки подгибаются и, девушка с силой прикладывается виском о бетонный пол. В ее камере люди. Шум в голове заглушает их голоса и шаги. Запах жженого сахара пробирается через десяток других запахов. Линнель шарит рукой по полу и хватается за ткань брюк, пропитанных этим запахом. Особенный, плевать, даже если он ее раздавит, сейчас он ей нужен.
  
  Рони Гум досадливо морщится, глядя, как девчонка цепляется за его ногу. Он едва приволок свою задницу в Инспекцию, полночи проторчав в усадьбе Син Бери. Кипа документов в кабинете хозяина ждала своего часа, да и комнаты некоторых жильцов очень хотелось вновь осмотреть, в надежде найти хоть что-то полезное.
  Но стоило переступить порог кабинета, как за ним прислали молодого оденера, одного из тех, кем заменили провинившихся ребят. Линнель Бери впала в свой очередной приступ. И как бы Рони не было интересно наблюдать за ломкой девчонки, он все же пожелал бы ей скорее отключиться или, на худой конец, сдохнуть. Хотя справедливости ради, ее смерть подпортит ему жизнь, значительнее сильнее, чем хлопоты с ломкой.
  Свернувшееся в клубок тело, опустевший взгляд и едва уловимое дыхание. Из носа по губам стекает струйка крови. Длинные пальцы крепко сжимают ткань его штанины. Рони пытается незаметно переставить ногу, но девчонка еще крепче сдавливает пальцы. Тихий смешок за спиной вызывает глухое раздражение.
  - Вы ей нравитесь, - поясняет один из молодчиков.
  Рони оборачивается на смельчака и показывает пальцем на дверь:
  - Пошли за врачом. А после заступай на дежурство, патрулировать улицы. Думаю, на первое время хватит двух суток, - Рони с удовольствие наблюдает, как вытягивается лицо парня. Патрулировать улицы - собачья работа. Наркоманы, мелкие воришки, шпана с карманными ножами, и все эта благость в сыром осеннем тумане. - Это научит тебя думать головой, а не задницей. А если нет...
  Парень вытягивается во весь свой длинный рост и спешит заверить своего начальника:
  - Совершенно точно научит, Инспектор Гум.
  Рони довольно кивает головой.
  - Что стал? Иди! - парень скрывается за тяжелой дверью, а Инспектор подзывает двух замерших у стены оденеров. - Перетащите ее на кровать. Осторожнее, девочка психованная.
  Парни не успевают подхватить сан Линнель, а она уже истошно верещит и отбивается.
  - Ты,- она тычет пальцем в Рони. - Только ты можешь. Их... я могу ранить сейчас.
  Линнель поднимает одурманенный взгляд, затянутый поволокой, и Рони начинает думать, что ей все-таки удалось получить порцию 'аурина'.
  - Дерьмо! - Рони подскакивает к девчонке и рывком ставит ее на ноги.
  Она, покачиваясь, висит на его руке, и послушная, ждет, пока он закатывает ее рукава до локтей и проверяет чистоту кожи. Он сдавливает пальцами острый подбородок и запрокидывает голову, заглядывая в глубину бездушных глаз. Пушистые ресницы, слипшиеся от слез, едва дрожат, отбрасывая трепещущие тени на запавшие щеки. - Ты ведь не могла достать дозу, так?
  Она медленно моргает, соглашаясь. Рони еще сильнее хмурится. Под его пальцами бьется пульс на запястье, ускоряясь и толкаясь в тонкую кожу. Он в два шага оказывается возле узкой койки и слишком поспешно разжимает руки, позволяя маленькому телу неловко рухнуть на жесткий матрас.
  Рони с досадой наблюдает, как девчонка отворачивается ото всех и поджимает колени к подбородку. Майка задирается, тонкая меловая кожа содрана на позвоночнике, и капли крови проступают на свежих царапинах.
  Инспектор склоняется ниже. Молодой оденер подходит к кровати и заслоняет собой тусклую лампочку.
  - Во дает! Хорошо ее потрепало, - заключает парень.
  Рони резко распрямляется и встает между койкой девчонки и оденером.
  - Я забыл, когда я интересовался твоим мнением?
  Парень нервно вытирает ладони о штанины.
  - Да я просто... ну увидел и не сдержался, - парень растерянно заглядывает за спину начальника, как будто там указана причина, по которой инспектор Гум выглядит столь свирепо. - Такого больше не повторится!
  Рони недовольно морщится, грудь распирает от злобы. И эта беспричинная злость выводит его из себя.
  - Выйди отсюда! Все пошли вон! Сообщите, когда явится врач, - Рони изо всех сил сдавливает руки в кулаки и спешно прячет их в карманах куртки. - А до того, чтоб я вас не видел.
  Мужчины исчезают из тесной камеры еще до того, как инспектор заканчивает говорить. Он со сдержанным вздохом оборачивается к девушке и с неудовольствием понимает, что она смотрит на него. И этот взгляд скребет по его нервам, и без того донельзя расшатанным. Лежит с какой-то понимающей полуулыбкой на губах. Слова застревают в горле, и Рони крепче стискивает зубы, желваки на челюстях приходят в движение.
  - Это не ломка, инспектор, - тихо говорит она, и голос ее скрипучий и сухой, словно сорванный в крике. - Отмените врача. Он не нужен.
   Рони Гум просто молчит, и Линнель садится на кровати, почти касаясь коленями его ног. Девушка морщится от боли.
  - Это не тебе решать, - сквозь зубы цедит Рони, он сам не понимает от чего бесится, но от желания вцепится в шею девчонки кожа на ладонях зудит.
  - Со мной все в порядке, - настаивает девушка. - Я просила Вас позволить мне свидание с Айрисом. Он мне поможет. Врач - нет! Но вы слушаете только себя!
  В один момент злость Рони раздувается как воздушный шар. Рони хватает девчонку за руку и стаскивает с кровати. Она льнет к нему, зарывается носом в ворохе одежды на груди и шумно вдыхает. Рони замирает. Удивленно смотрит на черноволосую макушку. Девчонка приходит в себя почти сразу. Отшатывается, но как на пружине, снова бьется о мужскую грудь.
  - И как же он тебе поможет?
  Девушка упрямо выставляет ладони перед собой и скользит недовольным взглядом по подбородку инспектора.
  - Он умеет.
  Рони Гум зло ухмыляется:
  - Ты надеешься, что он сможет пронести тебе дозу?
  Линнель безразлично пожимает плечами и не пытается больше выбраться из крепкой хватки.
  - Вас зациклило, инспектор, на версии с наркотиками, - сухо проговаривает девушка, глаза ее снова застилает одурманенная пелена. - Айрис умеет кое-что еще. В этом вы похожи. Оба лезете в голову.
  Кровь Рони вдруг наливается жаром, в голове всплывают слова болтливых слуг и, кажется, что все это может быть правдой. И отчего-то он не желает спускать ей это с рук.
  - Значит, похожи? - он ждет, пока девушка коротко кивнет, и не сдерживает кривоватой улыбки. - Так, может, я смогу?
  - Вряд ли, - уверено заявляет девчонка и бесстрашно заглядывает в полыхающие огнем глаза Рони. - Но вы можете попробовать.
  Во рту Рони пересыхает, тонкий лед, на который он ступил, дает трещину. Девчонка смотрит на него спокойно и равнодушно. Яркие искры каких-либо эмоций затухают, и глаза ее становятся светлее и прозрачнее. Как будто она понимает все, что происходит в его голове, и это нисколько ее не волнует. Этот взгляд толкает Рони еще на один шаг. Лед под ногами разваливается. Рони летит вниз, в ледяную толщу и даже не пытается зацепиться за твердую поверхность.
  Он целует ее, грубо сминая пухлые губы и не позволяя сделать ни вдоха, ни выдоха. Он вынуждает ее дышать собственным дыханием, пропитанным запахами кофе и табака. И девочка покорно раскрывает губы и толкает горячий язык в его рот. Не обнимает, но не вырывается.
  В какой-то момент вкус ее становится невыносимо горьким. Рони медленно отстраняется, не в силах смотреть на это лицо. Она окунула его в грязь. Он уподобился тем недокормышам, которые напали на девчонку в душе.
  Инспектор Гум, наконец, выпускает Лин из объятий. Она вытирает влажный рот.
  - Не помогло, - спокойно сообщает она.
  Рони дергается, словно его хлестнули кнутом для скота. Девчонка смотрит на него как будто с упреком. Ждала, что он и впрямь поможет ей? Рони смотрит на распухшие, налитые кровью губы, на горячечные пятна на щеках.
  - Если я еще раз тебя трону - можешь ударить.
  Лин покорно склоняет голову. Этот поклон переворачивает камни в душе Рони. Он резко разворачивается и выходит прочь из камеры. Бежит так, словно за ним гонится стая бешеных волков.
  На хрен все! Перевод, деньги! Эту девчонку...
  В своем кабинете он выпивает чашку горячего кофе, торопясь, обжигая язык и губы. Но хочется опустошить бутылку дарки, а может и две, пока не отключится и не забудет обо всем. Запрещает себе думать о том, что сделал. Но каждую минуту возвращается в тот миг, когда коснулся неестественно синего рта.
  Мягкая и горячая, как карамель...
  
  ***
  Ее губы горят. Во рту остался вкус табака и чего-то терпкого.
  Линнель касается пальцами губ. Ее не тошнило, когда он целовал. Было жарко, и почти минуту она была на грани обморока. Но было что-то еще, новое, отчего в животе закручивалась и сжималась тугая пружина.
  Она не может остановиться - ходит по камере, зарываясь пальцами в волосах. Закрывает глаза.
  Инспектор смотрел на нее жадно, на нее смотрели глаза зверя.
  А сейчас только серые кирпичные стены смотрят на нее равнодушно и стыло. Она касается горячим лбом стены, тихий стон вырывается из пересохшего горла. Губы еще горят...
  Снова и снова она возвращается в один миг, за который в груди ее как будто ожила огромная когтистая птица. Ожила и расправила крылья, прорываясь сквозь легкие, и толкнулась мягкой грудью о кости, за которыми была сокрыта. Этот миг до поцелуя, крохотный, едва уловимый. Миг, когда инспектор одним взглядом будто сожрал Линнель всю от кончиков пальцев до взъерошенной макушки, а после пробежался языком по сухим губам.
  
  
  Глава 32
  
  Легкий толчок в плечо будит Рони. Он подскакивает с дивана и растерянно трет глаза. Нана держит перед ним кружку кофе. Рони с благодарностью принимает напиток и плетется к своему столу. Слишком велик соблазн прилечь еще хотя бы на час. Он осторожно отхлебывает небольшой глоток и только тогда замечает на столе коробку печенья.
  - Я подумала, что вы, скорее всего, ничего не ели, - произносит помощница и неуверенно прикусывает нижнюю губу.
  - Спасибо. Я и правда голоден, - он съедает полпачки печенья и наливает себе вторую порцию кофе.
  Нана все это время старательно делает вид, что занята работой, но Рони то и дело ловит на себе ее внимательный взгляд. Он терпеливо ждет, опершись о подоконник. Успевает выкурить первую за это утро сигарету, просмотреть отчет врача, который ему принесли, пока он спал. Но Нана так и не решается открыть свой соблазнительный рот.
  - Ну давай же, Нана, - не выдерживает инспектор, - Поведай мне, не заставляй допрашивать.
  Он пытается улыбнуться, но потемневший взгляд помощницы останавливает его.
  - Это что-то серьезное? - догадывается он.
  Нана отчаянно выдыхает и подходит к окну, становится рядом с Рони и берет из его пальцев сигарету. Затягивается, но с непривычки захлебывается кашлем. Когда ей удается справиться с приступом, она возвращает сигарету инспектору. Все это время он удивленно наблюдает за женщиной. На фильтре остались алые следы от помады, Рони чуть медлит, прежде чем потушить ее о дно кружки.
  - Вы мне нравитесь, Инспектор, - шепчет женщина и губы ее дрожат, а глаза лихорадочно блестят.
  Рони, оглушенный, следит за капелькой дождя, медленно ползущей по стеклу вниз.
  - Ты уверенна? - зачем-то спрашивает Рони и чувствует себя последней сволочью.
  Она смотрит на него отчаянным полубезумным взглядом и нервно одергивает пуговицы на форменной рубашке, как будто проверяя на месте ли те. Рони останавливает ее, перехватывая холодные пальцы, но никак не может решить, что нужно сказать.
  - Значит, это правда?! То, о чем говорят?
  Рони вскидывает бровь.
  - О чем говорят? - предостерегающе тихо спрашивает он.
  Но Нана не видит ничего и не чувствует, как крепко он держит ее руку. Обида и стыд съедают ее. Еще вчера она не думала, что в ней есть столько смелости, чтобы признаться этому невоспитанному человеку в чувствах, но сегодня сама того не ожидая, открылась ему. И виной тому слухи, что ползут по инспекции. Рони Гум, черствый сухарь, нарушает предписания и остается с подозреваемой наедине. И этой ночью тоже. Она верила, что все искажают действительность, и спешила на работу, чтобы увидеть его бесстыжее мрачное лицо. Но инспектор крепко спал, а на его столе были раскиданы ее фотографии. Должно быть, Рони Гум привез их из усадьбы.
   Зачем?
  - Нана, что происходит? - Рони с трудом сдерживается.
  Женщина вырывает свою руку и разочарованно смотрит на красные пятна на коже.
  - Допросы подозреваемых должны производится в отведенной для этого комнате в присутствии оденера и помощника инспектора, инспектор Гум, - монотонно проговаривает Нана, - Подозреваемый должен быть скован наручниками. По требованию последнего ему позволено до трех свиданий, которые также проходят в комнате для допроса в присутствии оденера и инспектора, либо помощника инспектора.
  Идиот! Рони устало трет виски. Раньше его пренебрежение инструкциями никого не заботили. Когда же все поменялось? Должно быть, он устал, оттого не заметил, когда к нему стали присматриваться. Он привез Линнель Бери в своей машине и теперь ходит к ней в камеру словно к бабушке на день рожденье. Такое сложно не заметить.
  Он обходит свою помощницу и замирает за ее спиной, склоняется к покрасневшему от смущения ушку.
  - Ну же, Нана, продолжай, - шепчет Рони и мягко обхватывает покатые плечи.
  Женщина вздрагивает, но не пытается выбраться из его рук.
  - Я... я вынуждена написать докладную на имя син Бадосана.
  Инспектор, не желая того, довольно ухмыляется. Наивная белокурая Нана оказалась не так уж и проста. Он делает один маленький шаг и прижимает помощницу к подоконнику. Пышные бедра вдавливаются в пах.
  - И о чем же ты будешь докладывать? - проникновенный низкий голос обжигает шею.
  Нана дышит часто, как будто в припадке. Она перехватывает ладонь Рони на своей груди. Но голова ее безвольно откидывается на грудь инспектора. Внизу, во дворе более десятка оденеров, которые могут, стоит им поднять голову, увидеть, как сминается мягкая полная грудь Наны в руке Рони Гума. Он тянет рубашку с плеч, и пуговицы легко поддаются, распахивая молочную кожу и кружевной бюстгальтер. Нана дрожит, пяный взгляд блуждает по широкому двору инспекции. Краска стекает с красивого лица, Нана пытается отпрянуть от окна, но сзади стеной стоит мужчина, не позволяя ей отойти.
  - Пустите, - умоляет она.
  Рони целует ее шею, довольно мурлыча:
  - Ты об этом хотела доложить, сан Нана? Что я трахаю задержанную?
  - Пустите!
  - Мммм, - инспектор зарывается носом в мягкие волосы, а рука его проскальзывает в узкие брюки помощницы, - Ты мокрая, Нана, - шепчет он.
  Женщина всхлипывает, стыд смешивается с диким возбуждением. Голова откидывается на широкую грудь и с опухших губ слетает протяжный стон. Рони не прекращает движений, пока тело женщины не начинает биться в конвульсиях. После чего он резко разворачивает ее и сжимает лицо помощницы в ладонях. Затуманенные потерявшие ориентир глаза тупо смотрят на губы мужчины. Он должен отыметь ее, чтобы заткнуть раз и навсегда, но эта мысль вызывает в нем приступ дурноты.
  Рони давит на плечи женщины, пока та не оказывается на коленях, и выпускает, наконец, набухший член из тесноты брюк.
  - Давай, Нана, покажи, как сильно я тебе нравлюсь.
  Когда помощница заканчивает доказывать ему свои чувства, Рони застегивает ширинку и возвращается за свой стол. Он бросает равнодушный взгляд на сжавшуюся женщину, которую оставил сидеть на полу. Она не поднимает глаз, но опухшие алые губы предательски дрожат, а щеки расчерчивают дорожки слез.
  - Тебе стоит поторопиться с переводом в другой отдел, - Рони не пытается скрыть удовлетворенной улыбки. Ведь он действительно абсолютно доволен, - Как бы хорошо ты не отсасывала, но я не могу работать с сотрудником, который опорочил честь своей униформы. Я бы не настаивал, но парни все видели. Будет немного неловко, так ведь?
  - Вы свинья! - выплевывает Нана, брезгливо морщась и утирая ладонью рот, - Как я могла полюбить вас?! Ничтожно грязное животное! Вы заставили меня! Эта девка права: Вы один из них!
  Рони взрывается каким-то отчаянным смехом.
  
  Глава 33
  
  Нана сглатывает горький ком слез. Запрещает себе обернуться на пустующий стол, туда, где от чашки остались десяток коричневых кругов. Достает из шкафа свою форму, оставляет на опустевшей полке пропуск. На мгновение прикрывает глаза и с новой накатившей волной обиды захлопывает дверцу и навсегда покидает пропахший табаком кабинет.
  
  Летер стоит поодаль замершей девушки. Она снова надела свое тонкое платье, в котором выглядит скорее раздетой. Взгляд ее, рассеянный, скользит по затухающему горизонту. Красная полоса горит на синем полотне. Елена бездумно чертит пальцем по подоконнику, а Летер украдкой наблюдает за этими движениями. Где-то в глубине его нутра в нем просыпается мальчишеская нежность, эмоции захлестывает от желания прижаться к беззащитной спине.
  
  Старый замызганный матрас воняет рыбой и жиром. Айрис переворачивается на спину и прячет лицо в рукаве кофты, чтобы сбить запах. Его накрывает оглушительная тишина, словно пустая черная бездна. В этой части дома нет никого, кто мог бы его отвлечь. И ему приходится вязнуть в собственном тихом отчаянии.
  
  Тихие глухие шаги по ступенькам, вверх к собственной квартире, перекликаются с мерным биением сердца. Инспектор Гум удивительно доволен собой. Его путь до дома был приятным, потому как перед тем, как покинуть Инспекции, он навестил малышку Линнель. Она оказалась крайне сговорчива и покладиста. Ее последний поклон ярким пятном стоит у него перед глазами.
  Он все еще улыбается, когда проворачивает ключ в двери и даже слегка насвистывает незатейливый мотивчик. Он поддевает язычок выключателя, но свет в коридоре не зажигается. Эта мелочь нисколько не огорчает Рони. Он делает несколько уверенных шагов в темноте, прежде чем челюсть простреливает болью, а свет меркнет уже в голове.
  
  Линнель вздрагивает и оборачивается, но позади нее лишь щербатая стена. Она кладет ладонь на грудь и пару раз хлопает, слегка, чтобы успокоить вдруг взбунтовавшееся сердце. Свет в камере выключают. Некоторое время она сидит, словно в ожидании чего-то важного, но ничего так и не происходит. Линнель ложится поверх одеяла и вскоре засыпает.
  
  Конец первой части
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"