Солнцестояние: маскарад смерти
Благословен океан Любви, губительно озеро Ненависти,
всепоглощающа река Страха,
но что может сравниться с морем Боли?
Любовь, ненависть и страх ранят сердце,
и слезы -- видимые и невидимые -- сливаются вместе,
чтобы стать прозрачным хрусталем.
Хрустальное море вызывает не восторг, а еще большую скорбь,
потому что темны его глубины и невозможно уничтожить его твердь.
Однажды основания земли поколеблются,
и океан Любви засияет светом, иссушающим
и река Страха исчезнет под его лучами.
Но море Боли отразит его лучи так, что слезы брызнут из глаз,
и никто не будет знать, что это --
слезы радости или слезы страдания.
И тогда каждый поймет свое предназначение,
и откроется великая тайна хрустального моря.
Тайна боли, разрушающей нас и созидающей нечто новое.
Песня Чувств, Книга Вселенной (отрывок).
Сколько же сегодня солнца! Это потому, что небеса встречают праведника, -- так говорят в народе. Когда Зазу хоронили, тоже был хороший денек. Но тогда было лето -- солнечными лучами не удивить. А тут -- несколько недель тучи, дождь, и вдруг -- будто в один миг пришла весна. Настоящее чудо.
Сегодня все какое-то волшебное. Трава неожиданно пробилась на поверхность и режет глаза зеленью. А ведь вроде бы рано ей еще зеленеть. Деревья словно в бледно-зеленом тумане -- тоже вот-вот буйно покроются листьями, как кудрями. Впрочем, через неделю Новый год. Хороший праздник. Жизнеутверждающий. К нему природа и готовится. Все ослепляет. Хочется ничего не видеть, только дышать. Потому что воздух сегодня тоже особенный: теплый, вкусный, как свежеиспеченный хлеб. Им можно наесться, не положив в рот ни крошки. Век бы простоять, вдыхая его.
Цохару такого воздуха не достанется. Его заковали в кандалы и бросили в яму. Он священник, на него у генерала рука не поднимется. Настолько чтобы повесить. А вот чтобы сгноить в подвале замка -- запросто...
Старик считал, что подземелья Шереша слишком легкое наказание для таких, как генерал. Но вряд ли там лучше, чем в подземельях Ветонима. Так что Цохар на собственной шкуре узнает, достаточное это наказание или нет.
И все-таки... если бы пожить еще в этом подземелье... Хоть один месяц еще... Генерал тоже не вечен. Кто знает, может быть... Но к чему об этом мечтать сейчас? Я-то для генерала, скорее, отступник, который заслуживает только повешения.
Жаль, что рядом чужие. Хотя по-настоящему родных так мало. Но когда смотришь в эти насмешливые лица... и в фальшиво сочувствующие...
Нет, закрыть глаза. Солнце так приятно согревает. Кажется, просто уснул, как в детстве, на солнышке. И когда проснешься...
Да какого шереша ты толкаешься? Так хочется угодить генералу? Его раздражает, что я так спокоен? Я спокоен уже почти месяц. Нет сил о чем-то переживать. Силы человеческие не бесконечны, ты об этом знаешь? Так вот генералу тоже передай.
Забавно. Так хочется сказать проповедь. Но, пожалуй, это будет не к месту. Сочтут за помешанного.
А разве мы не сошли с ума? Я ведь двенадцать дней назад именно этому обстоятельству радовался: что все сошли с ума, потому что сумасшедшему легче.
О, генерал! Да вы поэт. Какое красивое дерево нашли. Но что-то не выглядите вы безмятежно счастливым. Вы выглядите больным. Неужели генерал тоже болеет? Ну, не о смерти же брата вы скорбите? Никогда в это не поверю. У такого, как вы нет земных привязанностей.
Раму не написал. Почему не написал брату? Надо было попрощаться. И с мамой тоже. Отвез бы все письма разом. Почему-то тогда это казалось неважным. Тогда казалось -- письмо ее высочеству, завещание -- и все. А теперь... Подумают, что бесчувственный чурбан. Отцу все равно, а вот мама будет плакать. Жаль.
Ну, что ж... Еще одно мгновение, чтобы охватить взглядом этот яркий мир. Поверх человеческих голов -- они вид портят. Глаза закрыть, еще раз этот пьянящий воздух глотнуть. Ты там не заснул? Помочь тебе? А то я могу. На счет три.
Раз, два...
30 уктубира, Умар, город князя Дагмара
-- Я как лошадь, которую в одиночку заставили тащить купеческий караван! -- Тевос вскочил и, отойдя к окну, уставился на улицу.
Знак власти, висевший на шее, -- медальон из драгоценных камней, похожий на человеческий глаз в обрамлении золотых ресниц, -- теперь казался насмешкой. Хотелось сорвать его и швырнуть им на стол.
Страна оборотней небольшая. По меркам ближайших соседей -- Кашшафы и Энгарна -- так совсем крошечная. Какой-то лесок, пусть и довольно дремучий с десятком городов-деревень. И кто бы знал, как с этим пятачком трудно управляться. Раньше такого не было. Раньше вожака слушались беспрекословно. Это после появления энгарнского принца, будто весь мир сошел с ума. Хотя принц тут, конечно, ни при чем. Может, причина в том, что он слишком молод? Только один князь моложе его, все остальные старше, а некоторые значительно старше. Но не сам же он повесил себе на шею этот знак. Вожак легко коснулся золотых ресниц. Вся стая признала, что он лучше всех слышит Эль-Элиона, а теперь князья ведут себя так, будто он самозванец.
Тевос сел на подоконник, оглядел притихших князей. В доме Князей только гостиную сделали больше, чтобы советы можно было устраивать, а в остальном он похож на другие дома оборотней: та же деревянная мебель -- не грубая, но и без изысков, добротная, которая прослужит не один год; те же занавеси и покрывала, созданные руками жен и сестер; тот же камин, выложенный цельными камнями. Изящная решетка прикрывает его. Наверняка Дагмар, князь этого города сам его делал. Точно так же похожи друг на друга города оборотней. Да и сами оборотни друг от друга почти не отличаются: смуглые, темноволосые, темноглазые. Даже одежду носят похожую. Они отличаются от людей внутренней силой, каким-то невидимым глазу компасом, который четко указывает: вот это правильно, а это -- нет. Сейчас вожаку показалось, что это не компас вовсе, а узость мышления, которую не сломить. Они знают одну проторенную дорогу и все, что хоть немного уводит в сторону, встречает сопротивление. Они боятся, что это "немного" откроет некую запретную дверцу и ворвутся ветры, которые уничтожат все, чем жила стая долгие века. Их опасения понятны. Но ведь не свою волю творит вожак! Тевос провел ладонью по светлым, коротко стриженым волосам. Единственный блондин среди них. Но он не родился таким. Это метка Эль-Элиона.
Уже трижды они собирались на совет, с тех пор как вожак выздоровел. В первый раз Тевос потребовал отменить решение стаи относительно Ялмари и Ранели. С трудом добился только позволения бывать им в стае и задержаться здесь, если они того пожелают. Но не вернуться, нет. Во второй и третий раз обсуждали союзнический договор с Энгарном. И напряжение возрастало. Второй совет закончился ничем, и этот грозил перейти в долгие часы перепалок. У Тевоса лопнуло терпение. Да, он говорил вещи, которые им было слышать непривычно. Да, им казалось, что вожак нарушает закон стаи. Да, они предпочли бы все сделать иначе. Но шереш их раздери, пусть тогда выбирают того, кто скажет то, что им нравится. Вожак решил прекратить это раз и навсегда. Он вернулся за стол.
-- Если вы не верите, что я избран Эль-Элионом и хорошо вижу будущее стаи, изберите другого вожака, -- твердо произнес он. -- Если хотите, я буду участвовать в испытаниях наравне со всеми. Если хотите, не буду участвовать вовсе. Но пока вы не доверяете мне, я отказываюсь руководить советом и стаей.
-- Мы доверяем тебе, -- отозвался Дагмар -- князь-кузнец, самый могучий из присутствующих, с длинной гривой темных волнистых волос.
Тевос оскалился.
-- Неужели? Каждое мое предложение подвергается сомнению и долго оспаривается. Это вы называете доверием? Наши советы превратились в сражения, где вы, -- он обвел рукой присутствующих, -- объясняете мне, что я что-то увидел неправильно. По мне так это очень не похоже на доверие. И этот вопрос надо закрыть раз и навсегда. Либо я вожак и веду стаю лучшим путем. Либо изберите себе другого, пусть он ведет вас.
Воцарилась тишина, потом вскинулся Балор. Он почти так же, как Тевос только что, провел ладонью по волосам, будто пытался их пригладить. Только у него не "ежик", а настоящая грива -- они жесткие и волнистые, и поскольку князь не отращивает их как Дагмар, торчат дыбом. Балор решительно произнес, будто мечом рубанул:
-- Пусть все скажут слово. Лично я доверяю вожаку. И считаю, что мы должны несколько умерить гордыню и слушаться его во всем. Мы не привыкли слышать такое, но и времена сильно изменились. Мы уже лет сто не воевали.
Балору больше сорока. Отцу Тевоса было столько же, когда он не вернулся из Энгарна. Это случалось редко. Отцу просто не повезло. Глядя на князя вожак видел, каким он был тогда. Большие, чуть на выкате, глаза, тонкий нос с горбинкой. Еще крепкий, даже молодой мужчина. Ни одного седого волоска не появилось, руки по-прежнему сильны. Он еще лет десять будет князем, и оборотни запомнят о нем только доброе. И он один из немногих, кто полностью его поддерживает. Кажется, общение с принцем Энгарна не прошло для него даром. Тевос видел, что так будет, когда отправлял их вдвоем на задание.
-- Согласен, -- вскинул сжатый кулак Зихри. -- Нам трудно ломать себя, но нет ни одной причины, чтобы ставить вопрос о новом вожаке. Тевос еще ни разу не подвел нас.
-- То есть теперь мы уже не имеем права высказывать сомнения? -- недовольно поинтересовался Юмрап. Оба князя были ровесниками Балора и князьями стали почти одновременно. Намного раньше, чем Тевос стал вожаком.
-- Нет, -- твердо запретил он. -- Мы превращаем совет в бессмысленную склоку, когда мне приходится доказывать то, что я просто вижу. В конце концов, мы рассуждаем не о том, кому пойти на ярмарку в Сальман, а о выживании стаи. Если кто-то видит ее судьбу лучше, чем я, -- пусть займет мое место. Если таковых нет -- не будем даром сотрясать воздух. Настала пора действовать.
-- Согласен, -- в воздух поднялся кулак Охрана.
А вот он как раз единственный, кто моложе его. Занял место погибшего Арана. Но остальные присоединились, хотя и далось им это с трудом. Тевос понимал: если бы у князей нашлась хоть одна зацепка, ставящая под сомнение его избрание, они бы обязательно провели испытание, в надежде сменить вожака. Но он не дал им такого шанса.
-- Итак, если вопрос с доверием закрыт, то я возвращаюсь к тому, с чего начал. Один из князей должен пойти к Поладу и договориться о совместных действиях. И мы должны подготовить отряд добровольцев, который будет действовать совместно с людьми и по возможности обучит их противостоять духам гор. Подчеркиваю: там будут только добровольцы. Ни один оборотень не будет помогать людям против воли. Каждый из вас соберет мужчин в своих городах и передаст мои слова. Воины должны прийти сюда через три дня.
-- Кто пойдет в Энгарн? -- Дагмар заметно повеселел, услышав, что насильно к людям никого не отправят.
-- Князь Балор, -- немедленно откликнулся Тевос.
Князь кивнул.
-- Что я должен передать?
-- Это мы обсудим наедине, -- все переглянулись, но Тевос проигнорировал их недоумение, твердо продолжив: -- Если есть вопросы ко мне, задавайте. Если нет -- закончим совет.
Вновь стало тихо, и вожак посчитал нужным прояснить еще кое-что.
-- Еще никогда стая так не была близка к гибели, как сейчас. И чем дольше мы рассуждаем и сомневаемся, тем труднее спасти ее. Каждый час промедления стоит чьей-то жизни. Я ничего не говорю просто так. Я рассказываю о том, что мне открыто. Время почти истекло. Так есть у кого-то еще вопросы? -- он обвел взглядом присутствующих. -- Тогда прошу оставить меня с Балором.
Ожидая, когда они останутся наедине, Тевос всмотрелся в князя и неожиданно помрачнел. Брови Балора удивленно дрогнули, но Тевос отмахнулся:
-- Подожди.
Вожак что-то мучительно искал, будто тасовал видения, как колоду карт, но никак не мог сложить пасьянс. Наконец он тяжело вздохнул, подошел к камину и, достав из небольшой шкатулки письмо, подал Балору.
-- С этим пойдешь в Жанхот. Недалеко от города, примерно в шавре, обратишься к капитану сигнальной башни. Он проводит тебя к Поладу. Возможно, ты попадешь к Поладу и иначе. Я вижу это туманно. Что делать потом -- определишь на месте. У тебя будет большой выбор, некоторые твои решения я вообще не вижу. Вмешивается что-то очень сильное. Мне от тебя нужно только это: доставить письмо, обсудить все с Поладом. Дальше делай то, что считаешь правильным.
-- Можно узнать, что в письме?
-- Конечно. Я предлагаю помощь. Пишу, где и в чем именно мы можем пригодиться. Договариваюсь, как будет проходить наше общение с людьми.
-- А если он захочет передать что-то?
-- Я написал, как это лучше сделать.
-- То есть я могу не вернуться?
Тевос отвел взгляд.
-- Ты должен попрощаться с семьей перед отъездом.
-- Я погибну? -- все же напрямик спросил Балор.
-- Все очень сложно, -- голос вожака наполнился горечью. -- Много сил вмешалось. Вчера я видел одно, сегодня другое. И все очень смутно. Я вижу, что ты пройдешь по краю. Ты можешь погибнуть, но шанс выжить тоже есть. Беда в том, что никто другой не выполнит мое поручение. Я искал. Никто кроме тебя. И я не вижу, где тебя ждет опасность. Тень смерти все скрывает. Я не знаю, надо тебе сразу вернуться или остаться там. Ничего не вижу. Извини, -- он усмехнулся. -- Я не теряю дар. Я вижу все очень четко. Кроме тебя. Возможно, это как-то связано с принцем и с тем, что происходит вокруг него. Ты должен пойти, иначе стае придется плохо.
-- Я должен отправиться сегодня же?
Тевос опять надолго умолк. Потом произнес:
-- Ты можешь отправиться рано утром. Но тогда надо будет очень спешить.
-- Спасибо, вожак, -- он направился к выходу, но остановился. -- Тевос... -- начал он неуверенно, -- не знаю, насколько имею право предупреждать тебя, но... будь осторожен.
Тевосу не надо было объяснений. Он прекрасно знал, что в мыслях у князя.
-- Разве я был неосторожен? -- несколько отстраненно поинтересовался он.
-- Ты знаешь, что никто не станет следить за тобой. Но твои отлучки говорят сами за себя. Кто-то может задуматься... Ничего хорошего из этого не выйдет.
-- Спасибо, -- искренно поблагодарил вожак. -- Я буду еще внимательней.
1 нуфамбира, Жанхот, столица Энгарна
Ялмари слушал неспешный рассказ Полада у него в кабинете, куда принесли и поздний ужин. Слушал, и кусок застревал в горле. Казалось, эта история о взбесившемся принце, который бросался на людей, дрался, рвал людей зубами, -- это не о нем. О каком-то другом бедняге. Он помнил, как сражался с чудовищами, но осознать, что это были вовсе не чудовища, а люди, которые ему помогали, было очень тяжело.
-- Я кого-нибудь убил? -- он резким движением отодвинул тарелку. В дни пока он был под заклятием, пища казалась омерзительной, но и сейчас аппетит пропал. -- Я помню, что до чьего-то горла все-таки добрался.
-- Нет, -- Полад сидел в кресле напротив. После напряженных дней, он очень устал: глаза и щеки ввалились. Отец вроде бы и не врал -- Ялмари бы это почувствовал, -- но что-то все равно скрывал.
-- Кто знает о том, что я свихнулся?
-- Знают твои спутники: Шрам, Герард, Свальд, -- об этом Мардан явно поведал с большей охотой. -- Двое последних те еще болтуны, так что неизвестно, что будет дальше. Рты, конечно, будем затыкать. И когда ты явишься народу, какие-то слухи умолкнут. Но я особо на это не рассчитываю. В хорошие-то времена о принце болтали много...
-- Представляю, с каким удовольствием треплется обо всем Сорот, -- Ялмари тоже откинулся на спинку. -- Когда мы чуть не погибли в Капкане эйманов, он намекал, что я совсем не похож на короля Ллойда и его отец тоже так считает.
-- Врет он, -- Полад провел ладонью по бритому затылку. -- Герцог не тот человек, который будет повиноваться опозорившей себя королеве или бастарду, поверь мне на слово. Чимин Сорот -- законник до мозга костей. Если бы он заподозрил, что я причастен к смерти короля Ллойда, давно бы уже попытался меня убрать. Для него главное, чтобы все было пра-виль-но, -- по слогам произнес он. -- Но Чимин еще и болеет за страну. Поэтому, видя, что перемены идут ей на благо, предпочел убедить себя, что я в смерти короля невиновен, с королевой не сплю и из дворян наказываю только ооочень плохих мальчиков. Угадал только насчет последнего, да и то не совсем. Потому что я наказываю всех, кто мне мешает. Но в любом случае герцог Баит мне нужен сейчас. Я отправил его в Сальман -- не сегодня-завтра там начнется война. Вот почему я не знаю, как оттащить Герарда от принцессы. Если с единственным сыном что-то случится, вряд ли Сорот будет так же спокоен, как сейчас. А мне перед войной только бунта Чимина не хватает. Остальное мы уже получили в полном объеме. Мы уже собирали Большой совет. Кажется, придется собрать его еще раз. Надо же, чтобы аристократы всерьез обеспокоились о будущем страны и всерьез поверили, будто они что-то здесь решают.
-- В общем, Герарду придется идти со мной в храм Судьбы, -- подвел итог Ялмари, нервно постукивая вилкой о край тарелки.
-- Не обязательно, -- возразил Полад. -- Война вот-вот начнется. Отправлю его с отцом в армию. Вдруг нам повезло, и он от отца хоть полководческий талант унаследовал. Чимин неплохо воевал двадцать лет назад.
-- Вдруг нам повезет и в каком-нибудь сражении... -- подхватил Ялмари.
-- Знаешь же: не произноси вслух то, чего желаешь больше всего, -- прервал телохранитель королевы.
-- Ты раньше не верил в приметы.
-- После всего, что произошло, во многое поверишь.
Они немного помолчали, а потом Ялмари задал вопрос, который беспокоил его:
-- Я так понял, мама не знает о том, что со мной было. А Илкер знает?
-- Знает, -- в полумраке было заметно, как помрачнел Полад. -- К тому же она тебя видела.
-- И... как она восприняла? -- спросил осторожно. Он, конечно, не верил, что жена бросит его из-за того, что на него наложили заклятие, но на сердце было как-то тревожно.
-- Она... хорошо восприняла. У тебя замечательная жена. Кое-что случилось, пока тебя не было, и мне, по-хорошему, надо перед тобой покаяться. Не знаю, простишь ли ты меня. Но она просила ничего тебе не рассказывать. Хочет сама с тобой поговорить.
-- А она...
-- Ждет тебя в спальне. Я решил, что эта неугомонная девушка должна быть поближе ко мне, так что последний месяц она живет во дворце. Оборудовали для семьи принца апартаменты, на случай если вы надумаете погостить...
-- Так она здесь? -- Ялмари вскочил.
-- Ой-ой-ой, -- рассмеялся Полад. -- Как заспешил. Ладно, иди. О чем не договорили, завтра договорим.
-- Спасибо, -- он выскочил в коридор.
Вряд ли будет сложно найти эти апартаменты. Наверняка они где-то на верхнем этаже, также как спальня королевы. Там, куда слугам после заката вход запрещен.
...Илкер сидела на кровати и нервно теребила тесемки ночной рубашки. Все напоминало ночь после венчания: она одна в спальне на огромной кровати в ожидании мужа. И все было по-другому. Другой дворец, другая кровать, и она сама -- другая... Если в тот день она всего лишь волновалась, то сейчас было страшно, и она ничего не могла с этим поделать.
Ялмари влетел вихрем, прижал к себе, целуя лоб, глаза, щеки, губы, губы, губы... Затем вдыхал запах ее волос, чуть покачивая девушку на руках, будто маленького ребенка.
-- Неужели я добрался до тебя? -- наконец вымолвил он и рассмеялся. Она тоже смеялась, нежно прикасаясь к нему, словно заново узнавая. -- Как ты без меня?
-- Я... -- девушка запнулась, -- хорошо, -- Полад сдержал обещание и ничего ему не сообщил. Может, зря она попросила об этом? -- Лучше... ты расскажи о своих приключениях.
-- Прямо сейчас? -- он лукаво взглянул на нее.
-- Да, -- уверенно подтвердила она, -- прямо сейчас, -- это даст ей еще отсрочку. Может, тогда будет не так страшно...
-- Хорошо, -- с сожалением покорился он. -- Только коротко, ладно?
Наверно, еще ни разу она не слушала его так внимательно. Ловила каждое слово. И спрашивала, спрашивала, спрашивала. Но он сломался уже через четверть часа.
-- Если я буду отвечать на твои вопросы, мы целую неделю будем разговаривать, -- хохотнул он и стянул с себя рубашку. -- Потом. У нас еще будет время. Сними это, пожалуйста, -- он потянул за тесемки.
Но Илкер вцепилась в них так, точно от этого зависела ее жизнь.
-- Нет!
Он удивился.
-- Это что? Какой-то церковный обет? Рубашка под горлышко, длинные рукава... Ты обещала носить это, не снимая, пока не окончится война?
Девушка улыбнулась, лукаво прищурилась:
-- Ты давно не был в Жанхоте. Теперь все благочестивые жены носят такие. Снимать нельзя. Я тоже попробовала, -- а сердце стучит быстро-быстро. Сейчас выпорхнет из груди и улетит. Или разорвется от ужаса.
Он замер, потом с преувеличенной серьезностью кивнул.
-- Ладно, -- снова обнял ее. -- Как скажешь, -- произнес вкрадчиво на ухо, от чего по спине побежали мурашки. Губы не торопясь проделали путь от виска к шее, и она успокоилась. И обо всем забыла, отвечая на его поцелуи.
"-- Что ты готова отдать любимому? -- Всю себя..." Илкер не была на свадьбе у оборотней, только слышала рассказы Ялмари, но сейчас показалось, будто какая-то ее часть стоит там, у костра за околицей. А другая ее часть бесстыдно упивается его прикосновениями. Так скрипичные струны вздрагивают и устремляются навстречу смычку, чтобы засмеяться от счастья (ты вернулся наконец?), заплакать от тоски (почему тебя не было так долго?). Чтобы ответить на его прикосновение своим, так что он уже не сможет оторваться -- сил не хватит...
...Когда раздался треск ткани, девушка не сразу сообразила что это. Но когда руки и губы любимого исчезли, когда озноб прошел по коже от этой внезапной пустоты, она открыла глаза и сердце остановилось. Случилось то, чего она так мечтала избежать хотя бы сегодня.
Ялмари остекленевшим взглядом смотрел на шрамы, изуродовавшие левое плечо и верхнюю часть груди. На лице был только откровенный ужас. Сбылись самые страшные ее ожидания.
-- О Господи, -- выдохнул он хрипло и отвернулся, обхватив себя руками. Спина напряглась.
Вот и все. Она натянула разорванную рубашку обратно на плечи. Сжала ткань в кулак. И сама сжалась в комок. Хотелось бежать отсюда, куда глаза глядят. Но чтобы добраться до платья надо преодолеть три трости до комнатки, где оно теперь висело, а ноги вдруг стали слабыми. Шаг сделает -- и упадет. Да и не наденет она его без помощи горничной -- оно на спине шнуруется.
Только бы, не расплакаться. Потому что хуже его ужаса -- лишь его жалость. Он не должен быть с ней из жалости.
-- Господи, да ведь ты меня боишься... -- Ялмари сжал виски. Потом быстро повернулся, зашептал горячо, как в бреду. -- Илкер, прости меня. Я чудовище, я знаю. Если ты уйдешь, я пойму, но... -- он задохнулся. -- Господи, я чуть не убил тебя! -- он снова отвернулся. -- Я ведь знал, что не должен был...
Илкер не выдержала и разрыдалась. Перебралась к нему, обняла сзади, прижалась щекой к спине.
-- Нет, нет! Ты должен был. Я не боюсь тебя. Ты ведь не виноват. Я сама виновата! Меня Полад предупреждал, а я упрямая. Я не боюсь тебя. Я только боялась, что это очень некрасиво. Что тебя это оттолкнет. Что я тебе разонравлюсь, а бросить ты меня не сможешь...
-- Илкер, -- он повернулся к ней. -- Илкер, как ты могла подумать? -- он снова взял ее на колени, всмотрелся, поцеловал ее веки. -- Я не человек. Я люблю тебя. Тебя, -- повторил он настойчиво. -- Не твое тело, не твое лицо, не твои волосы. Тебя. Как бы сильно ты не изменилась... -- он недоговорил, только спросил еле слышно: -- Ты ведь понимаешь?
-- Да, -- заверила она. -- Теперь да, -- и скользнула губами по его плечу.
...Они исступленно ласкали друг друга, так, будто это была последняя их ночь. И говорили взахлеб о страхах, любви, надеждах. И снова ласкались. И снова говорили...
Когда девушка уснула на его плече, он пробормотал еле слышно:
-- Я не смогу жить без тебя.
И она тут же в испуге вздрогнула.
-- Никогда, никогда не говори так! -- запротестовала отчаянно. -- Ты должен жить даже без меня.
-- Я не смогу, -- просто сказал он и, прерывая дальнейшие возражения, поцеловал ее. -- Спи, родная. Я тебя замучил сегодня.
-- Никогда не говори так, -- все-таки повторила она, погружаясь в сон.
"Неприятный тип", -- Гарое едва удержался, чтобы не скривиться, и демонстративно уставился поверх бритого затылка сидевшего напротив него человека.
Дело было не в том, что собеседник не блистал красотой, что глубокие морщины уже пролегли возле губ, а щеки запали, так что нос торчал горой. И этот острый взгляд, будто изучающий содержимое его желудка, он бы простил. Но зачем же так показательно унижать того, кто к тебе приходит? Особенно если посетитель отчаянно в тебе нуждается. Если бы Полад хоть на геру был действительно так хорош, как о нем рассказывали леди Люп или папаша Улм, он бы так себя не вел.
Человек за столом напротив гадко ухмыльнулся.
-- Знаете, что мне о вас докладывали, господин Кеворк? Вы позволите называть вас так или предпочитаете церковное имя -- отец Гарое?
-- Да, вы можете называть меня господином Кеворком, -- четко, почти по военному, откликнулся Гарое, все так же глядя поверх головы Полада. -- Нет, я не знаю, что вам обо мне докладывали.
Полад взял перо и покрутил в пальцах. Теперь его взгляд исследовал инструмент для письма так же ревностно, как мгновение назад рассматривал Гарое. Лишь изредка телохранитель королевы бросал взгляд на священника, словно из лука выстреливал. Наверняка пытался застать Гарое врасплох. Чтобы не потерять самообладание, мужчина перечислял внутри себя детали интерьера: шесть больших окон, три на южную террасу и три на лестницу, по ней можно спуститься к фонтану; много золота и цветной эмали -- слишком много даже в глазах рябит; стол тяжеловат для такой обстановки -- сюда бы что-нибудь изящное...
-- Мне доложили, что вы загадочный человек. Не поймешь, что от вас ожидать. По вашему мнению, на кого вы больше похожи: на отца, мать или старших братьев? -- изучает перо, точно в нем есть какой-то секрет, как у шкатулки.
-- На отца Далфона, -- Гарое вскинул подбородок.
Полад лишь добродушно рассмеялся, откладывая перо в сторону.
-- Я надеялся, что вы это скажете, -- заметил он. -- Хотя этот священник тоже был загадкой, но одно несомненно: он был честен. А вы честны, господин Кеворк?
-- Достаточно честен, чтобы не шпионить ни для вас, ни для кого-нибудь другого, -- вся эта прелюдия с игрой в гляделки, рассматриванием пера, была рассчитана именно на это: Гарое потеряет контроль и скажет то, что думает. Полад своего добился: священника прорвало, и остановиться он уже не мог.
-- Достойно. Хотя возникает вопрос: вы считаете, что ее высочество леди Илкер или сударь Улм, с которыми вы познакомились, недостаточно честны? -- Гарое собрался оправдываться, но Полад прервал его. -- Не надо отвечать. Я только замечу, что не все так однозначно. Бывают моменты, когда то, что вы считаете бесчестным, необходимо для спасения многих людей или восстановления справедливости. Но вы не доверяете лично мне и не желаете мне служить. Я уважаю вашу откровенность. Кстати, леди Илкер, рассказала мне, какую роль вы сыграли в деле о загадочных смертях в монастыре Наемы. Я благодарен вам за то, что спасли ее высочество. Поэтому действительно хочу вам помочь, верите вы мне или нет. Каким вы видите свое будущее?
-- Я его не вижу, -- скривился Гарое.
-- А что бы вы сделали, если бы я не пригласил вас в Жанхот?
-- Послал бы просьбу о переводе в другую церковь Верховному священнику, поехал бы к родителям и ждал там ответ.
-- Ждали бы, не веря, что ответ придет, терпели насмешки от старших братьев и отца, назойливую заботливость матери, необходимость выпрашивать средства на самое необходимое...
-- А вы хотите, чтобы я пошел землю копать?
-- В этом есть что-то предосудительное, по-вашему? -- опять развеселился Полад. -- Мне хочется узнать: кем бы вы стали, если бы не сдали экзамен на священника?
Повисла долгая пауза. Гарое не знал, что сказать, а Полад терпеливо ожидал, когда он что-нибудь произнесет.
-- У меня такое ощущение, что я на исповеди, -- недовольно буркнул священник. -- Я никогда не видел себя ни в чем более. Я выбрал этот путь по велению сердца, и он мне нравился... -- он запнулся, сообразив, что невольно сообщил об этом в прошедшем времени, поэтому сразу поправился. -- Нравится. Мне нравится быть младшим священником в деревенской церкви, и ничто другое мне неинтересно.
-- Жаль, -- разочарованно протянул телохранитель королевы. -- Но церковники вас больше не примут, надеюсь, это вы понимаете... -- он побарабанил пальцами по столу. -- Что ж, если вас так привлекает духовный сан, то, наверно, вам все равно, где служить: в маленькой деревушке или большом городе. Или... -- он сделал паузу, -- в армии. Вы удивлены? Скоро начнется война. Нам нужны священники, которые будут рядом с солдатами.
-- Я не из тех, кто управляется с камнями Зары... Боюсь, я...
-- Духовная поддержка, знаете ли, тоже очень важна. Я прекрасно осведомлен о ваших способностях. Я знаю, что вилланы вас любили за искренность, смирение, неприхотливость, готовность прийти на помощь и постоять за справедливость. Пехота нашей армии, а частично и кавалерия, -- это тоже вилланы или дети вилланов. Думаю, ничего особенно нового в вашем служении не будет. Разве только камни Зары будут-таки летать рядом. Также как и стрелы, дротики и всякая убивающая дрянь.
Полад умолк, хотя, по мнению Гарое, сейчас следовало сказать что-нибудь в духе: "Если вы не боитесь за свою жизнь, то..." и таким образом поймать собеседника в ловушку, потому что, какой же благородный человек не побежит скорее в бой, только чтобы доказать, что он не трус? Он не был трусом, но и не желал кому-то что-то доказывать. Его беспокоило другое.
-- Кому я буду подчиняться, и что от меня вообще ожидается?
-- Подчиняться вы, вероятно, будете тому священнику, который все же швырнет огонь в противника и тоже будет находиться при армии. Мне, если честно, это абсолютно безразлично. Я ожидаю, что вы будете выполнять свои непосредственные обязанности: вдохновлять воинов на подвиг, утешать скорбящих, облегчать умирающим... умирание. Не в буквальном смысле, конечно, -- он ухмыльнулся. -- Чем там еще священники занимаются? Делать то, чего вы так желаете, только в более опасных условиях. Это, в общем-то, все, что я могу вам предложить, если уж вы не желаете расстаться с рясой.
-- Если... -- Гарое помедлил, -- никаких дополнительных условий вы не выдвигаете... то я согласен.
Он выжидающе смотрел на Полада. Тот явно еле сдерживал смех.
-- Вы от отца наслушались о моем коварстве, или еще кто просветил? -- беззлобно поинтересовался он. -- Нет, никаких дополнительных условий я не выдвигаю. Правда, уехать вам придется довольно далеко от семьи. Я направляю вас на восток, в армию под командованием генерала Харвинда. Мы имеем точные сведения, что едва Кашшафа перейдет Рыжие горы, герцог Пагиил войдет с войсками из Лейна на востоке. Конечно, точные сведения тоже иногда оказываются неточны, тогда вы позже присоединитесь к войне на западе. Но пока вы будете служить в пехотном полку. Он уже стоит под Тофелом. Вот рекомендательные письма... -- он подтолкнул к Гарое запечатанные конверты, лежащие на столе, и священник снова был в недоумении: заранее знал, что он согласится или на всякий случай приготовил? А Полад невозмутимо продолжал: -- Я также даю вам подорожные, -- он выложил на стол мешочек с деньгами. -- О дальнейшей оплате договоритесь с Харвиндом. Он, кстати, хорошо знает вашего брата, полковника Кеворка. Вряд ли он заплатит вам меньше, чем вы получали в церкви. Вы можете отбыть в Тофел завтра же или отложить отъезд на неделю, сначала побывать дома, попрощаться с матерью.
Гарое взял письма, мешочек с деньгами и поднялся.
-- Благодарю, -- он направился к выходу.
-- Кстати, письма написаны не от моего имени, -- бросил в спину Полад. -- Так что никакого предубеждения по отношению к вам не будет. Разве только у старшего священника, который прибудет позже, будет длинный язык. Но, я думаю, что вы заработаете себе хорошую репутацию.
Гарое кивнул и вышел. Он сжимал в руке письма и кошель, а мысли скакали, как куры при виде лисы, и никак не получалось успокоить их, чтобы хоть немного разобраться: рад он этому назначению или нет?
С одной стороны, доверять такому человеку, как Полад, нельзя. Если он и обрисовал все так радужно: и контролировать-то он Гарое не будет, и особых услуг не потребует, и знать никто не будет, что Полад посодействовал его появлению в армии, -- это не значит, что все будет точно так. Ничто не мешает ему нарушить каждое из этих заверений.
С другой стороны, он остался священником, чего и добивался. А репутация дело наживное. Даже если никто не будет ему доверять, людям он служить сможет -- это хорошо.
Но, наверно, больше всего смущало другое. На его жизнь на самом деле сильно повлиял отец Далфон. Когда мать, молоденькая купеческая дочка с хорошим приданным, вышла замуж за графа Кеворка, тот уже был дважды вдовцом, и предыдущие жены родили ему троих сыновей. Еще дети ему были не нужны. Он и близнецам, родившимся за шесть лет до Гарое, не особенно внимания уделял. Мама, все-таки подарившая высокородному мужу еще одного сына, была всегда в хлопотах: присмотреть за детьми, чтобы не убились, за слугами, чтобы не ленились, за мужем, чтобы у него было хорошее настроение. На более близкое общение с сыном у нее не хватало времени, да и она старалась не выделять собственного ребенка в ущерб старшим сироткам -- отцу бы это не понравилось. Как-то само собой подразумевалось, что особого гувернера сыну купеческой дочки не требуется -- наследником-то ему не стать. Достаточно и местного священника. Поэтому лет с пяти, Гарое пропадал у отца Далфона. Старик мальчишку привечал: и читать выучил, и вкус к хорошим книгам привил, и о других науках потом не забывал -- благо был достаточно образован для этого. А за учебой не забывал и о воспитании: дурное в мальчике сдерживал, доброе взращивал... Когда пришлось делать выбор: в армию ему идти, как младшему из близнецов или пойти к деду по матери в услужение, чтобы и самому когда-нибудь превратиться в зажиточного купца, Гарое выбрал путь священника.
Отца злился и надеялся насмешками и криком добиться от него иного решения. Затем вроде бы смирился, но на самом деле злоба перешла в глухое, неизбывное раздражение. Особенно когда стало понятно, что нет в младшем сыне амбиций, дворянской гордости. Ведь и путь священника не плох, не в разбойники же он пошел. Но не мечтал Гарое стать старшим священником, а когда-нибудь и Высшим, а поставил цель служить людям в маленькой церквушке, как отец Далфон. Как тут не разозлиться?
С отцом Гарое никогда не был близок, сначала привык к его равнодушию, теперь привыкнет и к его раздражению. Насмешки при встречах ранили, но где-то глубоко-глубоко внутри, так что уже почти и сам он не ощущал этой боли. Гораздо больнее было то, что Далфон тоже не одобрил его решение. Не похвалил, не обрадовался, что мальчишка его в пример взял. А сказал, покачав головой: "Не твое это дело, сынок. В армию бы тебе, там твое место!" И предложение Полада стать полковым священником, образовало неожиданное созвучие с теми давними словами наставника. Будто настало время исполниться пророчеству.
Нет, домой он не поедет. Прав Полад: кроме насмешек ничего его там не ждет. Матери он письмо напишет. Она вся в заботах по-прежнему, так что ей этого вполне хватит. Раньше он приезжал в поместье Холон, чтобы встретиться с братом-полковником да отцом Далфоном. Но сейчас брат у Рыжих гор, а священник умер три года назад. Так что лучше прямиком в Тофел. Познакомиться с генералом Харвиндом, а потом с "вилланами", которых ему надо вдохновлять и облегчать им умирание, -- он усмехнулся тому, что повторил слова Полада. Наверняка работы там для священника много.
Пока все закончилось не так плохо, как он ожидал. Надо поблагодарить за это Эль-Элиона.
3 нуфамбира, Западный Умар
Вампиры всегда настороже. Казалось, каждый день они увеличивают сторожевые посты. Скоро уже не только сыновья Шонгкора будут сидеть в засадах на дереве, но и сам Шонгкор. Была бы его воля, он бы на каждом дереве посадил по вампиру. Эти попытки задержать вожака были бы смешны, если бы не их причина.
Пробираться между деревьями Тевосу помогало не только острое обоняние -- оно и у вампиров не хуже. Дар видения, которым вожак одаривался особым образом, предупреждал об опасности намного раньше, чем чутье волка, поэтому он легко обходил ловушки. Если бы Шонгкор владел магией, то у него еще был бы маленький шанс поймать Тевоса. Но очень маленький. Три месяца назад он попал в плен не потому, что ловушку расставил маг, а потому что пришлось защищать Ранели.
Деревья редели. Чем ближе к замку, тем меньше сторожевых постов, но и его легче заметить. Тевос свернул в густые заросли малинника. Сразу за ними начинался сад, который был ему нужен. Здесь придется затаиться и подождать. Пробраться мимо вампиров не самое сложное.
Рыжий волк вытянулся в струнку, весь устремляясь вперед, ожидая мгновения, когда можно будет скользнуть вперед, стараясь не наделать много шума. А это довольно сложно: волк-оборотень крупнее, чем обычные волки. Поэтому надо выверить каждый шаг, надо сдерживать себя, хотя знаешь, что времени очень мало. Он пытался глазами "прощупать" путь, но знакомый запах волновал кровь, заставляя дрожать от нетерпения. Но к нему примешивался и другой -- чужой, излучающий враждебность. Надо ждать, пока он исчезнет. Уже два раза Тевос пробирался к вампирам напрасно, даже увидеть ничего не смог, только вот так вдыхал ветер. Неужели и сегодня придется уйти ни с чем? Главное не спешить, он ни в коем случае не должен ошибиться.
Чтобы отвлечься, Тевос вспомнил Балора -- единственного князя, который безоговорочно его поддерживал. Жаль его потерять. Но когда Балор покинул Умар, вожак почувствовал определенно: не вернется. И останется он без последней поддержки. У князей нет повода лишить его звания вожака. Но закон стаи расшатывается, все происходит не так, как они привыкли, и это пугало их больше, чем война с магом. Поэтому они ухватятся за малейшую оплошность, чтобы сместить его... Тевос не держался за свой статус. Он с радостью бы переложил на чьи-нибудь плечи свалившуюся на него ответственность. Но если даром видения наделили его, кто примет эту ношу? Что будет со стаей, если они пойдут за тем, чьи слова им нравятся? Неужели они поверят Тевосу, лишь когда окажутся на грани вымирания? Допустить этого он не мог. Как бы ни заблуждались князья и вся стая, они должны выжить. А он должен помочь им.
-- Челеш, принеси мне воды, пожалуйста, -- эти слова еле слышны, но сердце вновь забилось, как в лихорадке, а мышцы напряглись, готовясь к рывку.
Чтобы не упустить момент, он прикрыл янтарные волчьи глаза. Увидел ее внутренним зрением: сидит на тканом покрывале -- судя по багрово красным тонам, явно ногальском. Рядом корзины с яблоками. Девушка перебирает фрукты: гладкие, крепкие, не испорченные червями -- в одну корзину, с изъяном -- в другую, сильно порченные отбрасывает.
Рядом паренек, красивый, как дух Эль-Элиона, -- густые светлые волосы до плеч, карие глаза, утонченные черты лица. Из-под добротного камзола выглядывает белая рубашка. Запросто сойдет в городе за обедневшего дворянина. Вернее, за сына обедневшего дворянина -- ему больше восемнадцати не дашь, хотя на самом деле, ему... тридцать пять. Не так уж и много. И, конечно, влюблен в дочь Шонгкора, хотя не всякий это заметит -- Челеш всегда холодно-сдержан. Его чувства проявляются разве что в ненавязчивой заботе и ненависти ко всем, кто может причинить ей вред. Например к нему, вожаку стаи. Но сейчас он не подозревает о близости "главного врага". Поэтому торопится выполнить просьбу, не задумываясь: а почему, собственно, девушка не взяла с собой воды сразу? Ведь ясно же было, что собирается в сад надолго. Парень исчезает. Теперь быстро к ней.
Ойрош услышала еле слышный шорох из малинника и напряженно всмотрелась туда, стараясь заметить его приближение. Это уже Тевос видел по-настоящему. Когда он выбрался из кустов, уже как человек, девушка едва не вскрикнула, но вовремя спохватилась: у вампиров слух очень острый, поэтому ни слова, ни звука. Лишь несколько быстрых шагов навстречу друг другу.
Они уже недели две общаются только так: долгое-долгое ожидание, а потом молчаливые прикосновения. Робкие, нежные, едва ощутимые, а потом, будто испуганные близким расставанием, страстные. В несколько мгновений нужно вместить все: запомнить ее чуть загоревшее лицо, отчего глаза сияют ярче, будто голубые эвклазы, выбеленные летним солнцем волосы. Запомнить ее запах: роза с нотками минеолы и, конечно, яблоки, она ведь в яблоневом саду. Легкими поцелуями сказать то, что опасно произнести вслух: лоб -- "помню", глаза -- "тоскую", щеки -- "ты моя радость", губы -- "люблю", шея -- "ты моя". Это их тайный язык, поэтому Ойрош торопится проделать тот же путь. Когда целует шею, он вздрагивает и еле сдерживает стон. Тут же смеется, потому что реакция у него всегда одна и та же. Девушка об этом знает, поэтому любит помучить, целуя еще и еще. Так она говорит: "никому тебя не отдам".
Все, пора. Ласковый поцелуй запястья -- "потерпи, осталось совсем немного". Ойрош бы поцеловать макушку, как обычно, -- "терплю, только приходи скорее", но на этот раз ее губы скользнули к уху -- "не лукавь". И он выпрямляется резко, с болью глядя ей в глаза. А они полны слез. Но дольше ждать невозможно, он скрывается в малиннике за миг до возвращения вампира с кувшином воды.
Ойрош уже снова сидит на покрывале и раскладывает яблоки. Только теперь она походит на марионетку, у которой обрезали ниточки. Руки уже не порхают, а будто переносят тяжелые камни. В одну корзину, в другую. Парень даже если бы не почуял чужой запах, такой перемены без внимания не оставил бы.
-- Он был здесь, да? -- Челеш слишком уж сурово разговаривает с дочерью господина. Это неприятно задевает.
-- Кто? -- Ойрош старается приободриться, придать голосу невинность, но уже поздно.
-- Я сообщу господину Шонгкору, -- резко отвечает вампир и вновь улетает к замку.
Девушка снова смотрит вслед Тевосу, а он уже стремглав несется прочь. Мимо вампиров, мирно трудящихся на небольшом поле, мимо стражей и расставленных ловушек. Время будто стало осязаемым. Мгновения превратились в песчинки, они слепились между собой, образуя камни, летящие мимо него вместе с деревьями и кустами. Стоит чуть помедлить, потерять бдительность и тебя убьет, размозжит булыжником голову. А он должен жить. Ради стаи и ради Ойрош. Шонгкор мечтает выдать ее замуж за вампира. Он считает, что так она будет в безопасности, а главное, останется в семье. Только Эль-Элион посмеялся над ними, сведя вожака стаи и дочь вампира, родившуюся человеком, в замке врага. Если бы Тевосу еще полгода назад кто-то сказал, что возможно такое, он бы тоже посмеялся.
Уже на территории стаи Тевос замедлил бег. Время успокоилось. Он был в безопасности. Теперь можно вновь "посмотреть" на любимую. Она идет к замку. Величаво, не торопясь. Она ведь не сделала ничего дурного, поэтому не боится встречи с отцом. Но за ней будто темный шлейф вьется. Снаружи она такая же, как всегда, но внутри, все посерело, потому что надежда на благополучный исход умирает в конвульсиях. Скоро этот "шлейф" почернеет.
На душе тревожно до тошноты. Даже если бы у них было чуть больше времени. Даже если бы они могли разговаривать, как обычно, он бы все равно не утешил девушку. Все обговорено раньше: надо подождать. Чуть-чуть подождать...
Но это действительно лукавство. Ойрош поняла это сегодня, а может, уже вчера. А могла бы догадаться в первый же день, когда он, оборвав очередной бессмысленный богословский спор, воскликнул:
-- Вы правы! Вы абсолютно правы...
А она удивленно вскинула красивые тонкие брови, будто птица расправила крылья:
-- Вы так легко сдаетесь сегодня?
-- Да! -- рассмеялся он. -- Простите, но я не могу подыскивать аргументы, когда думаю лишь о том, дадите вы мне пощечину, если я вас поцелую или... -- он оборвал сам себя, напряженно ожидая ответа.
Девушка смутилась лишь на мгновение. Спрятала глаза, чтобы случайно не выдать себя.
-- Вожак стаи не знает своего будущего? -- если ирония и слышалась в этом вопросе, то очень легкая, почти незаметная.
-- Я просто боюсь заглядывать в него, -- ответил он еле слышно.
Тогда она шагнула ближе, будто приближала таким образом это будущее к нему, чтобы он уже не мог отвернуться, не мог сделать вид, что не видит его. Она хотела лишить его остатков самообладания.
И уже гораздо позже, замерев у него на груди, выдохнула:
-- Все будет хорошо. Ведь в книге Вселенной... Ты сам говорил, что в книге Вселенной написано: если отдашь себя в руки Эль-Элиона, то Он для тебя передвинет горы и реки пустит по другому руслу. Ведь ты же отдал себя Ему, правда? И нам не нужно гор и рек, нам просто нужно быть вместе. Это такая малость для Него, правда? Поэтому все будет хорошо. Надо только немного потерпеть.
Тевос радовался этим словам, и соглашался с ней, хотя уже тогда лукавил. Сколько продлится это "немного"? Хорошо, если всего лишь до конца войны. Хорошо, если война не растянется на десятилетия -- в истории Гошты бывало и такое. Хорошо, если за это время Шонгкор не увезет "семью" в безопасное место -- он поговаривал об этом. Хорошо, если стая не предъявит права на его личную жизнь, не потребует от него расстаться с Ойрош, потому что и без того хватает тревог, -- к чему еще с вампирами ссориться?.. Хорошо, если...
...На пороге замка Ойрош вдруг оборачивается, и будто смотрит ему в душу, через расстояние, которое разделяло их. "Все будет хорошо, любимая, -- успокаивает он девушку. -- Сегодня все будет хорошо".
Сегодня они были вместе. В завтра он не заглядывал.
Стоя в глубине древнего храма, Загфуран рассматривал мозаику, изображавшую сотворение Гошты. В голове теснились мысли, одна глубже другой. Во-первых, глядя на ладони Творца, из которых сыпался золотой "песок" звезд, он отметил, как похожи в разных мирах легенды о творении. Хотя на самом деле они вовсе не соответствуют истине. Но людям хочется верить, что Творец большой и мудрый. Они стараются не изображать его, а если уж дерзают, то это обязательно благородный старик с мудрым взглядом. Потому что молодость глупа и безрассудна. Не хочется зависеть от безголового юнца. С другой стороны, старость -- это немощь. Вот и приходится искать золотую середину: если присмотреться к рукам, пусть мозаика уже старая, растрескавшаяся, все равно заметно, что они молодые и сильные. Наверняка очень похожи на ладони Эрвина. Интересно, нравятся Управителю эти изображения?
Гошта -- один из немногих миров, где все поклоняются Эль-Элиону. На любом материке, в самом дальнем закутке, только Вседержителю. Но опять проявляется противоречие, свойственное людям. Они жаждут единения, но им нужен и враг. Иначе на ком они будут вымещать скопившееся в них зло? Поэтому существуют храмы церкви Хранителей Гошты -- как громко звучит! -- без окон, лишь с небольшим отверстием в куполе, освещающиеся редкими свечами. Они украшены мозаикой или, в более новых церквях, холстами. Существуют в Энгарне храмы Истинной церкви (тоже неплохо придумали), -- светлые, с огромными витражными окнами. Начинают строиться храмы Святой церкви -- очень простые, без всяких украшений, символизирующие чистоту ее служителей. А еще есть храмы оборотней (когда Умар уничтожат, маг обязательно туда сходит, чтобы узнать особенности их магии). Есть храмы Бакане -- легкие, как весенние цветы. Храмы Ногалы -- ажурные, как снежинки, хотя снега в стране не бывает. Храмы Сэлы -- неприступные крепости, потому что каждый воин там -- священник, а каждый священник -- воин... И везде -- везде! -- кричат, что их церковь права, их храмы лучшие. Каждый считает, что он поклоняется Эль-Элиону правильно, а остальные заблуждаются. И почти каждый готов воевать за свою веру.
Но если Эль-Элион так велик, как о Нем рассказывают, Ему должны быть безразличны размер, форма и убранство храмов. Он должен ценить содержание. И наверняка так и есть. Поэтому Загфуран знал, где на самом деле находится истина.
Мозаика натолкнула еще на одну идею. Когда маг услышал за спиной шаги, даже не обернулся: это появился Тазраш, которого он пригласил для беседы. Подождав, когда герцог встанет у него за спиной, минарс поделился открытием:
-- Вон, в правом верхнем углу, мозаика обвалилась и теперь неясно, что там было изображено. Как вы считаете: это была птица?
Магу удалось поставить в тупик Тазраша. После долой паузы он невнятно промямлил:
-- Да, похоже на птицу.
-- А вот и нет! Я посмотрел в рукописях. То, что сейчас напоминает птичье крыло, на самом деле изображало облако. Художник хотел показать: я изобразил только руки, потому что фигуру творца скрывает облако. Очень интересное решение. Но это открывает одну истину: нельзя понять замысел, если не видишь картину целиком. Потеряешь несколько кусочков мозаики и впадешь в заблуждение. Как вам такая мысль?
Герцог прочистил горло, а потом важно согласился:
-- Мудро.
Загфуран быстро повернулся и вперился в него глазами. Герцог не мог разглядеть его лицо под глубоко натянутым капюшоном, но все равно отшатнулся. Ах, как магу сейчас не хватало хотя бы с ладонь роста. Он бы произвел большее впечатление. Но приходилось довольствоваться тем, что имел:
-- А знаете, какую мозаику я сейчас складываю?
-- Какую? -- Тазраш изо всех сил старался казаться непроницаемым, но ему это плохо удавалось.
-- Пытаюсь вычислить: кто кроме трех человек, сгоревших в доме гофмейстера, участвовал в заговоре. Не могло их быть трое.
-- Не могло, -- кивнул герцог и отвел взгляд.
Случайно? Нет, сегодня случайностей быть не может.
-- И вот что интересно. Не прошло и недели, как таинственным образом пропал граф Фирхан, который входил в регентский совет. А вскоре его тело с кинжалом в груди выловили из Арнона. Любопытно, не так ли?
-- Н-да... -- неуверенно поддакнул Тазраш.
-- Я был уверен, что его смерть не случайна, поэтому отправился к нему домой и обнаружил, что ночью перед исчезновением, он получил письмо. Причем получил его довольно необычным способом: письмо привязали к камню и швырнули в окно. Любопытно, да?
Герцог сильно побледнел. Загфуран достаточно его запугал, теперь надо дать ему вздохнуть свободней. Тазраш явно замешан в этой истории, но ему обязательно надо узнать, как герцогу удалось не попасть под влияние мощного заклинания, которое он наложил на него. И для этого Тазраш должен успокоиться.
-- Вот так и складываются кусочки мозаики, -- заявил маг. -- Собираешь крупицы фактов, как птичка по зернышку, и ищешь виновника. И я увижу картину целиком. Обязательно увижу. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы сообщить об этом, а чтобы еще раз убедиться, что вы со мной и заседание регентского совета пройдет так, как нужно мне.
-- Вы еще сомневаетесь? -- очень искренно возмутился Тазраш. -- После того, как я потратил столько денег, чтобы собрать армию? Ни один дворянин в королевстве не привел столько полков!
-- Да-да, -- с долей иронии подтвердил минарс. -- Это достойно похвалы. Мне нравится ваше усердие. Что ж, если никаких непредвиденных случайностей больше не ожидается, я могу спать спокойно. Кстати, как вам порученец?
-- Еще более мерзок, чем изменник-гофмейстер, -- у герцога появилась гримаса отвращения. -- Почему мне нельзя взять кого-то другого? С таким порученцем я рискую превратиться в шута, а не маршала.
-- Ну что вы! -- в голосе Загфурана слышалось очень много увещевания. Он одернул себя: не надо переигрывать. -- Я назначаю людей, которые могут быть нам полезны, -- он сделал акцент на слове "нам". -- Чем быстрее окончится война, тем быстрее вы от него избавитесь. А возможно, вы к тому времени подружитесь с ним.
-- Вряд ли, -- Тазраш опять скривился и, желая это скрыть, почтительно склонил голову. -- На совете требуется моя помощь?
-- Только в том, чтобы господа не передумали начинать войну. Заверьте их в успехе. Западная часть Энгарна опустела. Духи гор уже поработали там вместо наших солдат. Конечно, Полад перебросит туда еще войска, и это почему-то до колик пугает наших генералов. Так вот надо развеять их страхи и внушить им уверенность в победе. Я тоже буду присутствовать на совете, и помогу, чем смогу.
-- Я рад, что вы пошли на это. Ваше присутствие вдохновит всех, -- герцог был излишне подобострастен, видимо, начало разговора сильно его напугало.
-- Благодарю, -- величественно ответил маг. -- В таком случае не буду вас задерживать.
Герцог по-военному развернулся и покинул храм. Загфуран присел на скамью, чтобы еще немного поразмышлять о том, что он уже сделал, и что ему еще предстоит.
Он продвинул на должность порученца герцога минервалса. Это было большой удачей. Граф Цагаад не глуп, но главная его ценность в том, что он согласился принести обет. Теперь он ни за что не предаст мага, а Загфуран будет знать, что творится во дворце. Цагаад будет шпионить за всеми, но в первую очередь за Тазрашем. И когда Загфуран поймет, что защищает герцога, он лишит его этой защиты, и мерзкий пройдоха прекратит двойную игру. Теперь маг был полностью уверен, что Тазраш тоже участвовал в заговоре Бернта, а значит, за спиной его оставлять нельзя: как только он почует слабину, тут же накинется, чтобы добить.
Дочь Сайхат Жааф еще под его "опекой" и умертвие хоть и появлялось несколько раз во сне, но лишь для того, чтобы продемонстрировать покорность. Хорошо, что он нашел слабое место этого существа, иначе бы не справился.
Он так и остался вампиром, но уже не волновался об этом. Пусть все идет так, как идет. Конечно, приходилось быть осторожным и летать на территорию Энгарна, чтобы охотиться, но и преимуществ он получил немало: мог быстро перемещаться на большие расстояния, не используя магию, стал сильнее обычного человека и даже тренированного воина. Учитывая, что Гошта "взимала" плату, за использование чужеродной магии, и после каждого использования силы кожа Загфурана начинала нестерпимо зудеть, -- это большое преимущество.
Он пока не очень хорошо представлял, что собирается предпринять Полад. Принц пойдет в храм Судьбы, дорогу в который отыскал столь трудным путем? Прекрасно. Только что это ему даст? Загфуран просчитывал все варианты, и выходило, что изменить судьбу принц может одним способом: найти в нем нечто, какой-то древний талисман или амулет, который поможет выиграть в этой войне. Но что это может быть? Где узнать об этом подробней? Жаль Халварда убили, он бы быстро узнал все, что ему нужно. Эйманы отказались участвовать в войне каким бы то ни было образом. Вернее, отказались как народ. Как купцы они, конечно, не упустят выгоды. Но заставить их шпионить на себя или устранить ненужного вражеского военачальника -- для них это так просто! -- он уже не сможет. Придется обходиться своими средствами. Если не поспособствует ведьма -- посодействуют ее сородичи с Гучина. Надо дать им задание немедленно. Жаль акурд перемещается только между ним и принцем.
Он проведет армию Кашшафы через Пегларские горы. Это потребует немало магии, но дело того стоило. Чем быстрее они завоюют Энгарн, тем лучше.
И последнее, самое главное. Храм Света отстал от него. Они требовали, чтобы он вернулся для расследования, но Загфуран сумел еще раз связаться с диригенсом Нафишем и кротко (насколько мог!), но твердо объяснил, что в день, когда начинается война и когда он так близок к достижению цели, он не может покинуть Гошту. Но как только он завоюет Энгарн и найдет зеркала Эрвина, он тут же прибудет в Храм. Минарс чуть не добавил: "Чтобы отпраздновать мою победу", но вовремя наклонил ниже голову, кусая губы.
-- Хорошо, -- Нафиш произнес это слово так, что было ясно: ничего хорошего в услышанном он не видел. -- Но если война продлится больше полугода...
-- Она не продлится больше полугода, -- поспешно заверил Загфуран. -- Я сделал все, чтобы она закончилась быстро и с наименьшими потерями с обеих сторон. В любом случае я буду постоянно информировать вас о происходящем.
-- Хорошо, -- повторил "учитель" и растворился в воздухе, не попрощавшись.
Сердце минарса пело: он добился своего. Он закончит миссию на Гоште, а там будь, что будет.
Это ликование после общения с диригенсом не прошло и сейчас. Его усилия наконец увенчались успехом. На этот раз ничто не помешает ему победить.
Загфуран поднялся, вновь подошел к мозаике. Постояв немного, он по обычаю кашшафцев поцеловал кончики пальцев и прикоснулся ими к картине: "Благослови меня, Эль-Элион, -- торжественно произнес он про себя, -- потому что кого Ты благословишь, тот истинно благословен будет".
-- Почему ты до сих пор держишь его в Юдале? -- принц с Поладом тряслись в карете по мостовой Жанхота.
-- А где мне еще его держать? -- удивился Полад. -- Отпустишь -- потом ищи по притонам. И стишки его заодно собирай. Дал же Бог головную боль.
-- Если бы ты обращался со Свальдом мягче...
-- Ты обращался мягче и что? Помогло? Он когда о тебе упоминает, весь перекашивается. И наверняка считает тебя лжецом и лицемером.
-- Я увел у него девушку.
-- Слушай, откуда у тебя эта черта -- всех оправдывать? Ты не увел у него девушку. Девушка о нем забыла. Вспомнила только чтобы помочь тебе.
-- Но мы заключили с ним сделку...
-- Не волнуйся так, он не в вонючем подвале сидит, как ты еще три дня назад. У него целые апартаменты и любое его желание исполняется. Захочет -- и шлюх к нему приведем.
-- Он бы предпочел жить в каморке, но на свободе. Не думаю, что он тебе благодарен за такую заботу.
-- Конечно, нет. Он вообще не умеет быть благодарным. Да хватит о нем. Как ты? -- Полад всматривался в сына, и увиденное ему не нравилось.
-- Нормально, -- невесело сообщил Ялмари. А после паузы с болью продолжил. -- Я ведь знал, что так будет. Мне еще до свадьбы снилось, что она погибнет. А в этой поездке мне дважды снилось, что убью ее. Дважды! И тем не менее...
-- Начнем с того, что ты ее не убил, -- Мардан успокаивающе положил руку ему на плечо. -- Она жива, и не надо себя терзать. Это я виноват в том, что случилось.
-- А Илкер считает, что она виновата. Но я чувствую свою вину. И что мне с этим делать?
-- Живи, -- предложил телохранитель. -- Живи так, будто у тебя нет ни вчера, ни завтра. Только так ты сможешь сделать ее счастливой и сам быть счастлив, -- через какое-то время Полад уточнил. -- Она тебе о Наеме рассказала?
-- Рассказала, -- усмехнулся Ялмари. -- Неугомонная у меня жена, да?
-- В том, что касается тебя -- да. Хорошую девушку ты нашел.
-- Ты тоже, -- принц пытливо посмотрел на отца.
-- Я тоже, -- на губах Полада вместо ухмылки появилась совершенно несвойственная ему улыбка.