Звездолет упал на поверхность планеты. Маленький зеленый человечек, имя которого нам все равно не произнести, а потому будем называть его просто МЗЧ (маленький зеленый человечек), едва успел катапультироваться. А звездолет с чавканьем ушел в жидкую грязь, подернутую буро-зеленой растительностью. МЗЧ остался один. Вокруг возвышались представители местной флоры с толстыми грубыми стволами.
Бабка шла по лесу, изредка наклоняясь и выковыривая палкой из-под кучки перегнившей хвои беленький и круглый, словно пуговица, груздь. Спина у бабки была на удивление крепкой, ни разу не ныла поясница за её долгую жизнь. И зубы были белыми и ядреными, наверное, оттого, что любила она сызмальства жевать горькую пахучую сосновую смолу. А вот глаза подводили, но завести очки она так и не собралась, привыкнув воспринимать мир размытым, словно старая фотография, и даже радовалась, что со временем четкость окружающего мира не так стала отвлекать её от мыслей и воспоминаний.
Хотя что особенного было ей вспоминать - она бы и сказать не смогла. Было ей девятнадцать, когда пропал на войне Васенька, муж. Деток не было, второй раз замуж не пошла - все ждала Васеньку, вдруг застрял в плену и вскоре вернется. А она уже невесть кто ему. Вот позорище бы было!
Так и прождала...
Хотя скучать не приходилось - две сестрицы пацанов без мужей поднимали. А хоть и похоронки получили, так больше мужиков себе не нашли, вот и приходилось всем гуртом в колхозе работать, чтобы вытянуть ребятишек. Пятерых-то не шутка одеть-обуть-прокормить. Это потом уже, когда колхоз влился в городишко, стали они вроде как горожанами. Только избы-то прежние остались, да и фермы никуда не подевались, сейчас вот скотину поизвели, так и снесли наконец эти перкособоченные руины.
Бабка запела. Пела она все больше современные шлягеры, только на свой, колхозный манер, вот и завела "Мадам Брошкину" с подтягом и горестными вздохами. Внученька младшая, дочка племянника Сашки, Варвара все уговаривала бабку выступить у них на концерте. Говорила, что вся школа будет в укатуху под стульями валяться. Но бабка стеснялась. Пела-то она вполне серьезно, хотя и понимала, что получается комично.
Бабка вышла на полянку, где сбоку удобно лежала павшая береза, тут бабка всегда отдыхала при обходе своих грибных угодий. Вот и сейчас посидит на теплом березовом боку, отдышится и дальше побредет. Ещё вокруг болотца обойти да по покосу побродить надо - небось вылезли по кромке кустов новые обабки - со светлыми бархатистыми шляпками и толстенькими ножками. Из обабков жарёха получится на обед, а груздочки на засолку пойдут. Любила бабка зимой поесть жареной картошки с хрустящим грибком. Да и Варька, внука любимая, тоже грибной душой выросла, до весны ни одна банка с соленьем не доживала, всё подчистую съедали.
Сидя на поваленной березе, жмурилась бабка на солнце да коричневыми заскорузлыми пальцами перебирала грузди в корзине - отдирала со шляпок приставшие сухие листья, иголки, землю. Вовремя пошла - ишь какие славные грибочки, не переростки, не червивые, в самый раз. Вот и пора дальше идти. Подняла голову, заметив какое-то движение сбоку, где болотце начиналось, присмотрелась.
МЗЧ уныло бродил вдоль кромки воды, там, где местная почва была влажной и вязкой. На податливом черном грунте оставались следы рубчатых подошв скафандра. Прибор регенерации воздуха работал исправно, хотя можно было снять космошлем - индикаторы показывали, что дышать тут вполне можно. Но таскать шлем в руках было неудобно, а оставить где-то, так потом можно и не найти. Он все её надеялся услышать позывные орбитальной станции, хотя надежда эта таяла с каждым оборотом планеты. Вот уже двое местных суток МЗЧ пытался найти способ вытащить свой звездолет из трясины. И ничего не мог придумать. Кроме космошлема у него ровным счетом ничего не было. Даже парашют сдуло порывом ветра и закинуло почти на макушку местного растения, и теперь он висел там жалкой тряпицей.
Вообще-то, МЗЧ давно понял, что дело совсем дрянь. Ладно бы, если бы звездолет упал в обычный водоем, с чистой прозрачной водой. Он бы донырнул и попытался включить аварийную систему дистанционного управления. Тогда корабль сам бы выбралась на берег в заданную им точку. А в этой жидкой грязи, во-первых, не было ничего видно, а во-вторых, система регенерации тут же забилась бы частицами ила, и он бы просто задохнулся. А нырять без шлема - это вообще самоубийство. Он даже не мог определить, насколько глубоко ушел в эту грязь корабль. МЗЧ ругался на своем замысловатом языке и испытывал полное отчаяние. Настолько полное, что появление аборигена и его огромные размеры не только не испугали его, но и вселили безумную надежду на спасение. И он попытался установить контакт или хотя бы привлечь к себе внимание аборигена, очень рассчитывая на то, что тот обладает хотя бы зачатками разума.
Бабка пыталась понять, что такое мечется перед ней на влажной проплешине у болотца. Вроде бы лягушка, но на задних лапах. Да и лапки больно пряменькие, и на голове не то рожки, не то ушки. А откуда бы у лягушки уши?
Встала и подошла поближе, наклоняясь.
МЗЧ размахивая руками и отбегая, показывал на то место, где видел последние круги от своего утонувшего средства передвижения. Абориген приближался к нему, и в какой-то момент МЗЧ испугался, что сейчас его попытаются взять в плен. Ну и плевать, хуже уже не будет!
Наблюдая за странной лягушкой, бабка поняла, что той что-то нужно. Но вот что? Лягушка тыкала верхними лапками в болотце и горестно заламывала их. Вот ведь незадача. Чего это ей надо?
Когда абориген двинулся прочь, МЗЧ охватило такое отчаяние, что он бросился следом, рискуя попасть под огромные конечности, обутые во что-то черное и блестящее.
Бабка направилась к лежащей березе и отломила сухую длинную ветку, потом вернулась к болотцу и принялась шарить ею в илистой глубине. Лягушка бестолково прыгала рядом.
Наконец, палка зацепила что-то, и бабка, поднатужась, выволокла на берег какую-то кривую железяку, больше всего похожую на доильный аппарат. Пошевелила непонятную штуковину ногой, обутой для прогулок в лесу в толстый вязаный носок и калошу, и засмеялась. Так вот, что этой ушастой лягушонке было нужно! Ладно, не жалко зверюшке помочь, пусть пользуется. Ишь как радостно бегает вокруг добытой со дна загогулины.
МЗЧ всеми возможными жестами пытался выразить аборигену свою признательность. Из звездолета потоками лилась жидкая грязь, но это ничего - теперь есть доступ к управлению, а с грязью справится автоматика. Теперь он спасен!
Бабка отшвырнула в кусты ненужную палку, подняла корзину и, погрозив пальцем ненормальной лягушке, отправилась вокруг болотца к покосу.
И ещё долго до МЗЧ доносилось издали непонятное: "А я такая, блин, такая, растакая, но мой поезд ушел... ооой..."