Сентябрь в Монреале в основном бывает мягким и теплым. Днем еще можно одеться легко, но вечерами уже желательно набросить на плечи пиджак или теплую вязанную кофту. Медленно и лениво катит свои волны полноводная и спокойная река Сан- Лоран. Небо постепенно теряет летнюю пронзительно- голубую синеву, а белые барашки облаков спешно передвигаются по воздуху, клочьями разбрасывая по земле бегущие тени, отражаясь, как в зеркале, в темных водах реки. Листья деревьев стремительно меняют цвет, застывая сочными красками на палитре художников. Ветер подхватывает и легко кружит паутинку бабьего лета, чтобы перед длинной зимой наиграться вволю.
Пока приближение холодной зимы еще не ощущается, но неизбежность природного процесса многим отравляет жизнь. Не каждый любит слушать подвывания метели за окном или откапывать от снега в утреннюю стужу свою машину, разогревая замерзший мотор. Наверное, надо очень любить Монреаль, чтобы стараться не замечать этих долгих зимних неудобств.
Лариса задернула штору, не позволяя любобытным огням уличных фонарей проникнуть в комнату. На улице было тихо.
Понедельник, наверное, самый тихий день в Монреале. После шума и веселья трех последних дней недели, наступает покой. Отдыхать нужно всем, даже молодежи, которая старается использовать на всю катушку теплые и сухие вечера в короткий период с мая по октябрь. Ведь стоит подуть северному ветру, который сбрасывает желтые сухие листья с вмиг погрустневших деревьев и вертит осенний хоровод на улочках города, как на смену веселью, открытым маечкам, желтым тентам над вынесенными на улицу столикам в кафе и ресторанах, холодному пиву и ледяному мороженому приходит своенравная и суровая канадская зима, проникая во все уголки своим холодным дыханием, заставляя поплотнее кутаться в шарфы и шапки.
Снова на пол- года город окунется в привычный рабочий график, мечтая о первых лучах теплого весеннего солнца, чтобы потом уже не пропустить ни одного вечера впустую, чтобы тонкий, щекочащий запах мяса над барбекью вызывал аппетит, чтобы успеть вволю позагорать на зеленых газонах в парках, на лужайках, а то и просто на балконе, распластав под солнцем белое тело. Но это еще так не скоро. Пока же только паутинки бабьего лета пролетали над острыми шпилями города тысячи колоколов, да тяжелые воды степенного Святого Лаврентия становились с каждым днем все темнее.
Как быстро пролетает время, подрастают дети, а она становится старше. Хоть и не хочется ей об этом думать, но назойливые мысли все равно лезут в голову. Особенно в такие одинокие вечера, когда она на короткий промежуток времени освобождена от домашних дел, от работы, от занятий. Уже два года, как она живет в Монреале. Много это или мало? Смотря как на это посмотреть. Она уже научилась не задавать самой себе нелепые и глупые воросы. Ведь спросить, посоветоваться часто бывало не с кем. Новых близких подруг заводить непросто. Здесь все бояться друг друга. Слишком тесным оказывается круг общения. Один скажет, другой передаст, да еще с лихвой прибавит от себя, вот сплетня и побежит гулять по Монреалю.
Иммиграция редко у кого проходит спокойно. Вечная нехватка денег на фоне богатых и забитых товарами магазинов, тяжело дающиеся ньансы иностранного языка, сложности с трудоустройством, а тем более по специальности, не говоря уже о том, что и друзей настоящих уже никогда не завести, что все надо начанать с нуля и что надеяться в старости на собственных детей не стоит. Сколько же граней черных и белых у иммиграции, которая тем не менее зовет и манит тысячи людей, заставляя их покидать привычные и насиженные места и перебираться с востока на запад? Это до решительного шага жизнь за кордоном видится в мажорных тонах.
Разве плохо они жили в Союзе? Сколько было друзей и родных рядом! Каким чудесным было студенчество- веселым и добрым! Какими чудесными были праздники, которые отмечали все вместе!
Может поэтому особенно тяжело было перенести то незаметное разрушение громадной страны, когда все, как крысы с корабля заметались в поисках лучшей доли, понимая, что жить на тонущей и шаткой палубе сложно. А колбасная иммиграция манила и звала своей шуршащей и яркой упаковкой, помидорами, огурцами и мандаринами, которые независимо от сезона горками возвышались во всех супермаркетах.
Лариса выключила ночник. Тонкий желтый свет молодой луны слабо освещал ее маленькую комнату. Возле окна, с мольберта, на который была установлена небольшая деревянная пластина, смотрела куда- то в даль печальными глазами молодая женщина, на руках которой только обозначались контуры пухленького младенца. Лунный свет, мятежно выныривая из- под клочьев проплывающих по сумрачному небу облаков, попадал на светлые, пастельные, чуть приглушенные тона картины, отчего в полумраке казалось, что краски на полотне оживают, а грустные глаза Девы Марии взывают к человеколюбию и состраданию.
Лариса с трудом поборола в себе желание взять в руки кисточку.
-Я должна ложиться спать. Все равно не в состоянии что- либо делать сейчас.
Утром она зашла в комнату мальчиков и негромко запела, чтобы разбудить их:- Я пришла к тебе с рассветом, рассказать, что солнце встало... -Ведь именно так каждое утро ее будил отец, когда она была школьницей. В памяти остались освещенные утренней зарей розовые стены ее спальни, окна которой выходили на восток и добрые глаза отца, который, сидя на краю ее кровати, целовал сонное лицо и слипшиеся от сна глаза любимой дочери.
Но мальчики прореагировали совсем иначе.
-Опять ты со своими песнями.- заныли они оба, кутаясь в одеяло. - С утра уже нет никакого покоя. Дай хоть минутку полежать.
-Мы были другими. -уже в который раз подумала Лариса, собираясь на работу. -Мягче? Добрее? Скорее, были попроще, без претензий.
На работе Лариса любила наблюдать за людьми. Это было равносильно тому, как если бы она читала книгу жизни, неприкрашенную фантазией автора и незаретушеванную смягчающими обстоятельствами. Бутик, в котором она работала, располагался между двумя кафешками, из которых одно было чисто американское, а во втором даже беспристрастый взгляд обывателя уловил бы оттенок восточного колорита. Меню были написаны по французски, блюда, судя по названиям были тоже типично местные, но большая часть публики, которая собиралась во втором, безошибочно выделяла их восточное или европейское происхождение. Кафе имело ностальгическое название Касабланка. На стенной афише под дымчатым стеклом куда -то торопилась прекрасная Ингрид Бергман, а в шляпе и с сигаретой во рту ей во след дымил Хамфри Богарт.
Здесь, за маленькими столиками смешивались языки, страны и религии завсегдателей кафе, объединяя всех только местом бывшего проживания, по которому у многих в душе теснилась ностальгия, когда вспоминались ушедшие в прошлое общие дворы, где жили старые и добрые соседи, ставшие более близкими, чем даже некоторые родственники, когда вспомиались традиции и обычаи, когда можно было вдоволь наговориться на родном языке.
В Van Hoot постоянные завседатели приходили по утрам, как на работу, никогда не изменяя своим привычкам. Они обязательно заказывали себе кофе, свежую булочку или круасан, джем или масло, кусочек торта или слоенного пирога с яблоками. Они сидели на одном и том же месте весь день, разворачиваясь в нужную сторону только в том случае, если появлялся старый знакомый, для которого не хватало места за их столом. Случайный посетитель, занявший неофициально зарезервированный столик, вызывал досадливое недовольство на их лицах. Они разговаривали, продолжая свой вечный диалог, словно и не расставались по вечерам. Больше всего каждый из них не любил длинные зимние вечера, которые они вынуждены были проводить в одиночестве, устремившись глазами в голубой экран телевизоров.
Раз в неделю, в их квартирах в одно и тоже время раздавался звонок. Сын, дочь или внуки с регулярной точностью узнавали о здоровье, не всегда вдаваясь в подробности.
-Был(а) у врача? Ну что он сказал? -но не дослушав ответа, обращался к собственному ребенку (мужу, жене): - Покормил собаку ( кошку)? Погулял с ней? Да, подогрей ужин в микровее, не забудь взять сок из холодильника. Да, мама (папа), я слушаю. Ну и как? Ты скажи, может что- нибудь надо купить, привезти? Нет? Ну смотри, тебе виднее. Будь острожна (ен), когда утром будешь выходить из дома- ночью обещали снег. Ну все, пока. Целую.
Старики здесь были обречены на одиночество. Старость, впрочем, им давала два варианта на выбор- оставаться в своих домах или аппартаментах, в которых они прожили большую часть жизни или же перебираться в дома престарелых, где в зависимости от нажитого капитала они имели опять несколько вариантов продления жизни.
Филосовское спокойствие, с которым они встречали свой закат был естественной и спланированной акцией, к которой они сознательно шли все годы, старательно сберегая и откладывая себе на пенсионный фонд- РИЭР. Старость была третьим по счету и последним этапом жизни. С этим уже не поспоришь. Время- то, оно быстротечное.
Это молодым кажется, что встречать старость должно быть скучным и, пожалуй, самым неинтересным занятием, не понимая- почему каждая прожитая стариками минута ценилась ими на вес золота. Ведь в молодости никто не считает дней, не радуется новой утренней заре, не замечает пролетевшей недели, кажется, что отпущенной жизни еще так много, что можно даже устать от нее. Им не понять той радости, которую испытывают старики каждый раз, когда их дрожащие и тонкие, словно древний пергамент веки приподнимаются, чтобы вновь увидеть дневной свет, понимая, что еще один день оказался подареным им природой, а это значит целых 24 часа, которые можно, если особо не спешить, то растянуть, радуя себя услышанными новостями, подогретым бутербродом, слабеньким, чуть подслащенным кофе или звонком телефона.
Лариса, глядя на этих старичков, не раз вспоминала любимую книгу детства- "Три товарища" Ремарка, когда друзья довезли с аукциона домой одну бабульку. Она там приобрела попугая и с благоговением держала клетку в руках. На вопрос зачем он ей, она мудро ответила:- "Для вечеров". И тут же добавила, увидев непонимающий взгляд двух молодых мужчин, которые бесплатно довезли ее, спасая от назойливых мальчишек, дразнивших птицу:- "Он говорящий. Мне будет с кем разговаривать по вечерам. А вы не знаете, корм нынче дорогой?"
Монреаль, к сожалению, занимал совсем не престижное первое место по количеству одиноких стариков.
-Да, не обнадеживающаяся статистика! Особенно для меня, имея двух мальчиков.- только успела подумать Лариса, как прямо под ухом раздался такой знакомый тонкий голосок: -Ой, Лариска, душечка, приветик. А где же твоя Шапокляк? Ха-ха-ха! Ну без обид, дорогушечка, ты же знаешь мое отношение к тебе, тем более, что я не упоминаю никого больше. Ты же не будешь на меня дуться? Фи, это было бы с твоей стороны так примитивно. Ты такая умненькая и благоразумненькая, ты все в этой жизни понимаешь правильно, а иначе я и не относился бы к тебе так. Правда же?- светлые, аккуратно подведенные серым карандашом глазки так мило и дружелюбно смотрели на нее, что она рассмеялась.
-Мне только и осталось в этой жизни, как обижаться на тебя, Сережа. Тогда считай, что и жить не стоит.
-Киса моя, ты знаешь, я так мультик этот любил. Ну прямо...Он такой клевый, особенено эта прикольная старушенция. Грациозное, злое создание, словно придуманное специально для меня. Ах! Ларисочка, посмотри на меня своими умными и прозорливыми глазами, как тебе мой причесон? Я надеялся, что ты сама все заметишь, но ты удивила меня. Ты, во-още, такая забитая стала в последнее время, ну... -он запнулся, -ну не то что забитая, ну как это? У меня, кисочка, начинаются глобальные иммиграционные проблемы. -Поймав удивленный взгляд Ларисы, он продолжил:- Я имею в виду, что начались проблемы с великим и могучим, с тем, который мы зубрили и учили все десять лет в школе. Лучше бы нас, как в царское время, иностранным языкам учили. Пользы сейчас больше бы было. Но у меня французский стал, почти как у Мопассана- отточенный и пикантный, правда с квебекским прононсом. Мой новый друг- Морис, ты видела его, деточка моя? -Лариса только отрицательно кивнула головой.- Ой, ну так ты упадешь и не встанешь! Ты помнишь Джанни Версаче? - он закатил глазки, облизнув влажным языком подкрашенные губы.- Ну того, которого из пистолета трахнули? Так вот мой- такой же- обаятельный и сладенький. Знаешь, он как магнит, от которого невозможно оторваться. Вот поэтому к нему все и липнут.- вдруг зло добавил он. В глазах появился холодный металлический блеск.
Лариса поняла, что у веселых и внешне беззаботных ребят тоже не все всегда бывает спокойно и просто. Правда жизненные критерии и философия у нее с Сережей никак не совпадали, как и вкусы. Он работал в парикмахерской, напротив, через дорогу, но иногда прибегал сюда попить кофе- капуччино с ванилью. Шоколад и сахар он полностью исключил из своего меню, чтобы не набрать злочастные и нежеланные килограммы.
Сережа тяжело дышал, но вскоре отошел и, натягивая тонкую улыбку, под которой пытался спрятать свои чувства, произнес:- Ну, приветик, я уже обратно топ- топ. Да, киса, запомни, сказочка моя, меня зовут не Сережа и не Серж, а Сержио. Знаешь, такая маленькая деталь, которая может здорово обгадить мое лучезарное настроение. Ты же мне не захочешь сделать плохо?
-Обещаю, даю тебе честно комсомольско- пионерское слово, Сержио.- она потянула последнюю букву о именно так, как ему того хотелось.
Едва он успел раствориться в толпе, как перед ее глазами появился новый объект- Гойко Митич -Соколинный глаз.
Именно так Лариса про себя назвала этого мужчину с пристальным взглядом горящих глаз, сильным торсом и орлинным носом, совсем как у того популярного югославского актера, который играл главную роль в фильмах об индейцах Северной Америки. В руках Гойко Митич держал баночку пепси и чипсы, аккуратно и старательно, как всегда, двумя пальцами вытаскивая из шуршащего пакета жаренный, соленный картофель. Вот где проигрывали компании -производители напитков и чипсов- он один смог бы заменить им любую дорогостоящую рекламу.
Мела Гибсона, например, вездесущие фотографы - папарацци тщетно пытались поймать без сигареты. Он ее не выпускал из рук, тогда как монреальский Гойко Митич в любое время дня жевал свои любимые чипсы и пил ледяную колу.
Во всей его одежде- будь то джинсы, шорты или брюки было одно общее, что их объединяло - дырки на коленях или на заднице. В этот день он шел по коридору в новых голубых джинсах, которые ладно сидели на его крепких бедрах, обтягивая мускулистые и кривые ноги. Дырки, размером с его ладонь, обнажали волосатые колени. Баночка пепси как всегда приятно холодила пальцы, но любимые чипсы на удивление были заменены на плитку шоколада. Он ел так сосредоточенно, словно от этого напрямую зависела погода на континенте. Когда в очередной раз он поднес шоколад ко рту, Лариса вышла из своего бутика и попала в фокус его зрения. Ладонь сильного мужчины чуть дрогнула, но только на долю секунды. Глаза цепким взглядом мгновенно, как бросок ядовитой змеи, охватили всю ее фигуру с ног до головы. Холодный стальной блеск зрачков скрывал его подлинные чувства и только челюсти методично, как ни в чем не бывало продолжали свою работу.
В бутике, где работала Лариса, ей представлялась возможность созерцать живую галлерею лиц. Интересным было то, что со временем, узнавая многих из них поближе, она изменяла свое мнение, словно заново переписывая прежде нарисованный портрет или быстр- схваченный с лица карандашный набросок.
Часто, бывая в Москве, на Арбате, она смотрела за работой уличных художников, которые на тротаурах зарабатывали себе на хлеб. Талантливые и влюбленные в свою лиру, веря упоительно в свое предназначение, они вынуждены были выходить на художественную панель столицы, т.к. их серьезные работы не продавались, а жить надо было, есть, пить и одеваться. Пойти работать кочегаром или дворником, как это делали многие дессиденты, покинувшие затем страну в семидесятые- восьмидесятые? Бродский писал свои нобелевские стихи в кочегарке, т.к. писать стихи не считалось серьезным занятием, ну а художникам по раскладке была одна дорога- в маляры. Та же кисточка в руках, чем не поэзия души? Интересным было то, что многие из этих уличных художников действительно обладали незаурядным талантом. Кто знает, может фортуна будет к ним благосклонна и через многие годы маленькие пятиминутные наброски будут стоить баснословные деньги?
В бутике зазвонил телефон. Лариса поторопилась взять трубку.
-Привет! Как дела? Знаешь, я подала на развод.- огорошила ее новостью Доминик, напарница по работе. -У тебя есть две минуты поговорить?
-Да, пока никого нет, говори. - успокоила ее Лариса, удивившись внезапному звонку подруги.
-Я устала, Лора. Знаешь, мне все надоело. Я никогда не говорила тебе раньше, но Лао мой второй муж и он не отец моих детей.
-Уф, час от часу не легче. Вот и дружим почти год, а только сейчас узнаю правду.- подумала Лариса. Доминик родилась в Камбодже, но перед самой гражданской войной успела по настоянию матери уехать во Францию. Это и спасло ее, все остальные члены большой семьи погибли.
-Я все эти годы терпела его тяжелый характер, надеялась сохранить семью. Мы поженились во Франции, но он уговорил меня переехать сюда. Я там продала все- дом, машину, я заплатила за перевоз. А ты знаешь, сколько это стоит?
Нет, этого Лариса не знала. Она свое барахло везла только в разрешенном количестве, оговоренном декларацией, может поэтому ей и было так нелегко вначале, когда каждая копейка была на учете.
-Я плачу все его счета.- продолжала Доминик.- Я платила все эти годы, а он не работал, он только катался по миру, покупал билеты, снимал дорогие гостиницы, объясняя мне, что занимается бизнесом. А что он заработал? Ноль! Чистый ноль! Мои дети ему не нужны, даже собаки, которых он сам и купил- и те его раздражают. Он кричит целыми днями на нас. Знаешь, в прошлом году он стукнул меня по руке. У меня такой синяк был! Я пошла и заявила в полицию, но он извинился и сказал, что это от любви, он просто перенервничал за меня и не смог сдержать свои эмоции...
-Совсем, как у нас.- грустно подумала Лариса.- Если муж бъет- значит любит. Глупо как- то.
Но у Доминик видно многое накопилось. Она говорила торопясь, захлебываясь, стремясь выплеснуть все и таким образом освобождаясь от негативной энергии.
-Моя дочь сказала- или он или я.
-Подожди, подожди, Доми, - перебила ее Лариса.- А ты говорила с сыном?
Лариса знала, что старший сын у подруги был умным и правильным парнем. В настоящее время он жил в Лондоне, стремительно поднимаясь по служебной лестнице. Его увлечение математикой, знание двух языков, а так же полученное хорошее экономическое образование во Франции сослужили ему хорошую службу.
-Да. Представь, он тоже очень обрадовался моему решению.
-Доми, смотри, чтобы ты не ошиблась. Скоро дети разбегутся, ты же одна останешься.
-Нет, что ты!- возразила ей подруга. -Моя дочь так рада моему решению. Она говорит, что даже когда выйдет замуж, то не уйдет от меня.
Лариса не стала говорить, что это не всегда будет от нее зависеть, да и вообще кто знает, что будет дальше, но кажется, Доминик именно в детях искала поддержку своему решению. Для себя она давно и безаговорочно решила этот вопрос.
-Тебе виднее. -Тихо согласилась Лариса, вешая трубку и признавая в душе, что правильнее было бы отговорить подругу, но Доми от нее ожидала только поддержки, а не участия или логических и аргументированных выкладок.
С утра было немноголюдно и Лариса решила на минутку заглянуть в косметический кабинет, чтобы заказать крем, который голубоглазая, крашенная и подстриженная под Мэреллин Монро Хелен готовила сама, обязательно извещая своих клиенток, что все рецепты она привезла из Парижа. Уже в самом слове Париж всегда присутствуют шарм и романтика.
Хелен всегда встречала посетителей милой и красивой улыбкой. Ее красота, несмотря на возраст, перешагнувшая за столь не любимый женщинами пятидесятилетний юбилей, еще не пропала. Хотя у кого, как не у нее, профессионального косметолога, должна быть ухоженная и нежная кожа. Ее лицо и есть ее СV, показатель знания и умения, диплома и практики. Здесь лозунг- сапожник без сапог может быть чреват последствиями- уменьшением числа клиентов. Ну кому захочется пойти на прием к косметологу, у которого дряблая кожа висит на щеках или же расписана возле глаз предательскими гусиными лапками. Ах, эти лапки! Их всегда так сложно спрятать от наблюдательных и проницательных женских глаз. Они получше рентгеновских лучей определяют возраст женщины.
Хелен прожила несколько лет в Париже и при случае любила вставить в разговор- в каком кафе или ресторане европейской столицы она слушала эту песню и при каких обстоятельствах. Главными действующими лицами в ее жизни- всегда были мужчины, но гадкая судьба так и не захотела ей подарить такой ничтожный шанс- быть любимой ими. Вторым ударом судьбы было то, что у нее не было детей, но она держалась, настойчиво продолжая поиск того самого, единственного мужчины ее жизни, правда при этом имея всегда кого- нибудь в запасе. К тому же, ну что поделаешь, ей нравились только красивые и молодые, чуткие и сильные, умные и терпеливые.
Вчера Лариса услышала случайно ее разговор в кафе за чашечкой кофе с одной молодой арабкой- марокканкой Ходичей. Она в маленьком закутке плазы продавала ремешки, перчатки, кошельки, сумки, а так же различные сувениры и бижутерию.
-Молодость и чувственность, сила и свежесть- вот что приносит мне истинное удовольствие. А зачем мне старики? Те кому за 60? Что я от них получу? Только дружественный поцелуй в головку или нежное прикосновение к руке в виде французской галантности. Я пока могу обойтись без этого. Думаю, у меня есть в запасе еще немного времени, чтобы не провести его даром. - она бросила взгляд на свою собеседницу, которая доедала маленькую порцию салата и, облизав свои пухлые глянцевые перламутровые губы, добавила:- Я тоже вчера на ужин приготовила салат. Такой красивый получился, как- будто нарисованный. Жаль, что я не умею рисовать. Вот готовить- это другое дело, а особенно украшать! Кажется, бог этим компенсировал мое неумение держать кисточку в руках.
-Неужели твоему другу этого было достаточно?- искренне удивилась Ходича. Она вот уже несколько месяцев сидела на диете. Кроме фруктов, овощей и йогурта в ее рационе не было ничего другого, но для семьи брата, в доме которого она жила, она готовила кастрюлями еду, месила тесто, пекла самсу и слоенки. Это была настоящая восточная женщина, для которой весь мир состоит из мужа, а так же из желания ему понравиться, все остальное для нее было вторичным. Странным было то, что в свои 27 лет она не была замужем. Наверное, восточные мужчины не любят умных женщин. Недаром гласит арабская поговорка- У женщины волос длин, а ум короток. А ей, в отличии от большинства своих подруг, нравилось учиться. Последнее время она старательно изучала английский, взяв вечерний курс после работы. В короткий обеденный перерыв, она, одетая в длинное черное платье, которое тщательно прикрывало кисти ее рук и лодыжки ног от случайного взгляда мужчины, читала и повторяла пройденное накануне, если, конечно, это было не время для молитвы.
На голове белый платок, а под ним, на открытом лбу тонкая кружевная полоса, которая закрывала волосы. Платок был всегда туго перетянут и застегнут под подбородком незамысловатой брошкой.
-Остальное он получил позже.- Невозмутимо ответила на ее вопрос Хелен, считая, что француженка должна уметь говорить о любви красиво и не стесняться этого. Разве люди стесняются, когда хвалят вино или десерт?
Ходича краснела при любом, даже самом незначительном упоминании о сексе. Оставалось удивляться тому, как и для чего она собирается замуж, хотя, для таких, как она больше подходило оставаться истинной фанатичкой религии и войти в историю, как Фатима, дочь пророка, святая ислама, которая подобно миссионерам прошлого, уговаривала людей поменять религию, поменять бога, изменить привычки и пристрастия, а главное перестать есть свинину и молиться, молиться, молиться, искупая вечные грехи человечества по пять раз в день. Именно это она и делала, независимо от места своего нахождения. Если даже это было рабочее время, то она просила кого- то посмотреть за товаром и с гордо поднятой головой, держа в руках заветный коврик, заменяя его в случае забывчивости на листы девственно- чистой белой бумаги, уединялась в маленькой комнатке агентов по недвижимости, в которой работал ее знакомый араб. Там она преклоняла колени и голову и молилась, надеясь, что аллах услышит ее искренние и страстные просьбы и молитвы, увидит ее рьяность и усердие.
-Не забудь помолиться за наши испорченные души и грязные порочные мысли. Может твой бог снимет с нас наши вечные грехи.- кричала ей в догонку Хелен.
-Обязательно помолюсь и попрошу искупления для вас всех.- отвечала Ходича, не замедляя шага. -Аллах милостивый, он всем прощает. -говорила она, не добавляя, правда, что прощает он, наверное, только тем, кто в него свято верует.
Правду ли она говорила, действительно упоминала христианские имена в своих молитвах? Или же боялась даже произнести их во время молитвы, чтобы не осквернить святой обряд и того, кому верила больше, чем себе и своей собственной матери.
Аллах мог быть горд за нее. В отношении к религии она была подобна горному чистому хрусталю- вся светилась и искрилась под лучами света когда разговор заходил о нем. Нет бога кроме аллаха и Магомет пророк его. Истина, которая была ее девизом, смыслом жизни, ее откровением и сутью. Даже собственное будущее было не так важно, как ее святая и чистая вера. Мечта ее была проста и незамысловата- посетить Мекку и Медину, увидеть черный камень Кааба, потрогать руками святые реликвии, босыми стопами пройтись по священной земле, чтобы ощутить каждой клеткой своего тела давнее присутствие на ней пророка Магомета, чье откровение было истиной, а житие- сущей правдой.
В какой -то женской голове- тряпки, деньги, мужчины, а у нее- ее бог, который заменяет ей все земные радости вместе взятые, умноженные, возведенные в степень. Ислам, считала она, молодая религия, которая вобрала в себя все самое лучшее из жизненного опыта всех остальных религий. Все умные люди должны обязательно придти к мысли о перемене веры, т.к. именно в исламе они увидят правильную и верную дорогу для понимания и осмысливания жизни.
Она безоговорочно любила своего бога, любила и верила ему, не взирая и не замечая, как от его имени одиннадцатого сентября был дан ответ всем тем, кто до сих пор сомневался в его величии и правоте. Два здания мирового центра- символы процветания и благополучия людей, падали, как карточные домики. Толстая арматура плавилась, перемешиваясь с бетоном и кровью живых и мертвых.
На следующий день, видя, как нервничают люди, как осуждают жестокий терроризм, Ходича не вмешивалась в разговоры, но при случае, быстро проглатывая окончания слов, произносила: -На все воля всевышнего! Слава богу, что мы живем не в Америке.
У каждого своя сопричастность с окружающим миром, свой взгляд и своя правота. Хотя разве может быть у правды несколько сторон?