Последние дни Уильям чувствовал себя неважно. Шишки сыпались на голову одна за другой, не дожидаясь пока заживет изрядно вытоптанная макушка. Еще немного и семена приживутся, обеспечив устойчивый хвойный рост в том месте, где раньше красовалась шевелюра. Когда-то она была особой гордостью мужчины, теперь же выполняла сугубо житейскую функцию, прикрывала собой плешь.
Из-за всех передряг тридцатилетие получилось скомканным и привело лишь к осознанию того, что жизнь не удалась. Все что требует поговорка - дерево, дом, дети - было. Правда, дом достался в наследство от отца и уже изрядно прохудился, посаженное дерево не прижилось и уже давно засохло, дети же с каждым годом становились все бестолковее и бестолковее. Уильям порой сомневался в своем отцовстве, но типичная внешность и скалка любимой Анн убеждали в обратном.
Время медленно тянулось к обеду, а это значило лишь одно - проклятые бобы. Их опротивевший за десять лет запах вырывался с кухни и разносился по всему дому. В чувствительном носу предательски защипало, он разродился маленьким чихом, сменившийся трехкратным залпом из всех орудий.
"К чему бы это? - вытирая невольно полившиеся из глаз слезы, он догадался. - Сейчас получу!"
В надежде скрыться, он нервно заерзал в кресле. Но было поздно. Дверь, ведущая на кухню, распахнулась, в переднике и красной кухонной шапочке вышла Анн.
- Ну что расселся, бездарь? Идем обедать, - необычно ласково позвала она супруга.
"Быть беде", - уже не сомневался Уильям, молча, плетясь на кухню, как на голгофу.
Предчувствие усилилось, когда в тарелке с тушеными бобами он обнаружил несколько кусочков говядины. Такие деликатесы Анн готовила только на поминки и на Рожество. До Рождества было еще полгода...
"Неужели кто-то умер?" - поежился он.
Взглянув на довольное лицо жены, Уильям понял, что такой вариант не исключен. Лица близких и дальних родственников завертелись перед глазами. Результат логического вычисления не обрадовал. Из потенциальных потомков рода он был последний и единственный. Как любила говаривать Анн, огрызок древнего рода. Уильям даже с испуга проверил у себя пульс. И только уловив четкие ритмичные удары, успокоился.
- Что смотришь? Ешь, - приказала Анн, протянув оловянную ложку.
Она была на восемь лет старше и относилась к супругу, как к четвертому ребенку. В свое время полгорода мечтало взять ее замуж, но она почему-то выбрала его: непутевого и нескладного, годящегося в сыновья. Возможно, свою роль сыграла психология. В детстве Анн постоянно возилась с куклами и бедными зверушками. Повзрослев, она не стала ничего менять Властная и придирчивая женщина, она полностью подчинила себе Уильяма, превратив в типичного подкаблучника.
Он осторожно запустил ложку в тарелку и, оглядываясь, как беглый преступник, забросил в рот кусочек мяса. Приятное тепло разлилось по всему телу. От блаженства он даже закрыл глаза. В такие редкие минуты (последний раз в рационе мясо было полгода назад) он был готов простить все. Беда заключалась в том, что она не была готова.
- Что-то случилось дорогая? - наконец, после пятиминутного молчания, осторожно спросил Уильям.
Анн как будто ждала этого вопроса. Она возбужденно вскочила из-за стола и замахала руками. Ветреная мельница в сравнении с ней была жалким вентилятором. Уильям поежился от холода и после недолгих раздумий, поднял воротник.
- Случилось? Это ты меня спрашиваешь, случилось ли что? - бушевала она. - Посмотри, в каких условиях мы живем? Посмотри на наших детей? Из-за твоего театра сверстники обзывают нашего сына боровом и заставляют есть желуди. Из-за тебя наших дочерей никто не возьмет замуж.
Наученный горьким опытом, Уильям терпеливо сносил словесный понос супруги. Перебивать ее в такие минуты было опасно для жизни. Но он все же рискнул:
- А что такого в моем театре?
- Ты еще смеешь спрашивать? - как выброшенная на берег селедка, хватала губами воздух Анн. - Десять лет ты играешь одних животных: свиней, коров, один раз быка и что больше отражает твою сущность - козла. У тебя человеческие роли будут?
- Животные тоже божьи твари, - попытался оправдаться Уильям.
- Вот именно - твари. А ты человек. Генри начинал вместе с тобой. Играл дуб, под которым ты грыз желуди. Теперь он исполняет главные роли. А ты? Как грыз желуди, так и грызешь?
Упоминание об удачливом Генри окончательно надломило Уильяма.
- Зато я грызу желуди лучше всех в нашем театре, - возмущенно затряс головой актер-неудачник и застыл в ожидании оваций и аплодисментов.
Гробовая тишина не сулила ничего хорошего.
- Вот и грызи свои желуди, гризли, - окончательно разозлилась Анн и выхватила тарелку с бобами.
Ни секунды не раздумывая, она выбросила обед в миску собаке. Та с остервенением набросилась на неожиданно свалившийся подарок и на глазах у хозяина за минуту опустошила миску с едой. Облизываясь, она уткнулась в ногу Анн и благодарно завиляла хвостом.
Это был удар ниже пояса. Пришел черед Уильяма хватать воздух ртом.
- Ах так, - не находил слов он. - Ну, я тебе сейчас...
Ладошки Уильяма зашевелились в поисках тоненькой, длинной, лебединой шейки, за которую можно было бы ухватиться и сжать. Так чтобы искры из глаз посыпались. Но скалка в руке Анн была начеку, заняв боевую позицию под углом сорок пять градусов к полу. Уильям знал, что из этого положения она описывает дугу за долю секунды. Он даже не успеет крикнуть - убивают!
- Ну, я сейчас, - спрятал за спину обмякшие руки он. - Пойду на работу, сейчас! И если я умру от голода, пусть дети знают, - прокричал он громко, чтобы соседи услышали, - кто убийца?!
- Браво! Браво! - захлопала в ладоши Анн. - Если бы ты так играл на сцене, мы бы давно озолотились. Анн поправила вздыбившийся от пережитых волнений передник, после чего молча указала на дверь.
Опустив голову, Уильям поплелся на работу.
***
Он свернул с прямой дороги на окольную, которая пролегала мимо базара. Для этого, правда, надо было сделать дополнительный круг, но, как известно, для бешеной собаки это не расстояние. На базаре стоял такой сумасшедший запах яств, что пройдя мимо них, Уильям чувствовал себя совершенно пресытившимся. Вот и сейчас принюхавшись к копченому поросенку, постояв возле духмяных хлебов, покрутившись у вяленой рыбы, он почувствовал себя настоящим графом.
Наконец, после часовых скитаний по городу Уильям вошел в здание театра. Это было необыкновенное место: высоченные колоны упирались в небо, широкий холл завораживал. Чем-то грандиозным веяло в воздухе. Нескладный актер-неудачник в грязных ботинках выглядел нелепо во всем этом великолепии.
Генри был в хорошем расположении духа, ему дали главную роль в премьерном спектакле. Его партнершей была самая восхитительная женщина Англии. И теперь он хотел произвести на нее впечатление. Уильяму же досталась роль лисы, которую Генри подстрелит в конце охоты.
- А ты покажи дуб, - язвительно ответил Уильям, выковыривая остатки бобов между зубов.
Генриетта прыснула смехом. Уязвленный Генри демонстративно повернулся спиной, увлекая партнершу в сторону от незадачливого товарища.
- Ах, какие молодцы, репетируете, - невесть откуда вынырнул режиссер спектакля Фристоун. - Нет-нет, продолжайте. Я не стану вам мешать, - ободрил он растерявшихся актеров.
- Сэр Фристоун, я хотел бы с вами поговорить, - попытался вклиниться в разговор Уильям, решившийся именно сейчас, расставить все точки над "i".
- Не время, голубчик, - отмахнулся Фристоун, с восторгом наблюдая, как Генри и Генриетта разыгрывают коротенькую сцену объяснения в любви во время лисьей охоты. - Ваш выход, - толкнул он в бок Уильяма и тот вылетел на авансцену.
Генри презрительно поглядел на бывшего товарища, раздумывая, как ему отомстить.
- Боже, лиса, я боюсь, защити меня милый, - вскрикнула Генриетта и, дрожа всем телом, прижалась к Генри.
- Не бойся, любовь моя, я убью эту рыжею бестию, - Генри вскинул ружье и выстрелил.
Уильям зашатался и упал замертво. Охотник подошел к добыче и пнул ее ногой, проверяя жив ли хищник. Уильям почувствовал, как острый сапог врезался ему под ребра. Другой на его месте обязательно бы ответил, но он терпеливо сносил унижения.
Генриетта с восторгом повисла на шее возлюбленного и стала осыпать его лицо поцелуями.
- Спасибо, милый! Ты спас мне жизнь.
Роль же Уильяма на этом закончилась. Он попытался подняться, но Фристоун сделал знак, чтобы тот продолжал лежать, для сохранения антуража охоты. Остатки самолюбия взыграли в актере-неудачнике, и он возразил, как мог возразить только он.
Уильям несколько раз пытался заговорить с режиссером, но ему никак не удавалось привлечь его внимание. Фристоун откровенно недолюбливал его, потому вертелся как ерш, постоянно подставляя спину. Не найдя ничего лучшего, Уильям пролез у Фристоуна между ног и вопросительно снизу вверх посмотрел ему в лицо.
- Что вы хотели голубчик? - раздраженно ответил режиссер, не отрывая взора от сладкой парочки. - Быстрее, вы мне мешаете.
Фристоун попытался выбраться из тяготившей его позиции. Но Уильям, проявив чудеса сноровки, ухватил его за ноги и не выпускал из ловушки. Почувствовав выигрышность своего положения, он перешел в наступление.
- Дайте мне нормальную роль!
- Я вас не понимаю, голубчик, - удивленно сверху вниз смотрел режиссер. - Чем вам не нравиться роль лисы? Тем более вы вполне удачно ее демонстрируете, прямо сейчас, - неловко поежился Фристоун.
Но Уильям не сдавался.
- Дайте мне человеческую роль! Мне надоело играть животных. Я должен расти, как актер.
- Кто же вам мешает расти? - начинал злиться режиссер. - Это, прежде всего от вас зависит. Может, вы отпустите меня, наконец?
Уильям уже готов был сдаться, но мраморный пол и воспоминания о стычке с Анн, подбрасывали тестостерон в кровь.
- Дайте мне человеческую роль, - невнятно бормотал он. - Человеческую роль дайте. Я хочу играть дуб, - неожиданно выкрикнул Уильям, чем привел в замешательство всех собравшихся.
- Дуб? - замешкался Фристоун. - Почему дуб? - переспросил он, не понимая в меч здесь подвох.
- Если я сыграю дуб, то смогу повторить карьерный рост Генри! - объяснил странную логику Уильям.
Раскатистый хохот актеров заставил улыбнуться даже вечно хмурого Фристоуна.
- Что ж, быть вам дубом всю оставшеюся жизнь, только отпустите меня, наконец! - взмолился режиссер, заметив, как в театр вошли главные его меценаты и авторы большинства пьес граф и графиня Рэтленд.
- Каким еще дубом? - заинтересованно переспросил граф. - Я, возможно, что-то не понимаю, но в моей пьесе нет дуба?
- Действительно, там нет дуба, - попытался вырваться из захвата Фристоун. Но Уильям вцепился в него, как заблудший в женскую баню лилипут в тазик. - Это глупая шутка, дружеский шарж, - попытался объяснить графу нелепость своего положения режиссер, но, похоже, безуспешно.
Уильям обнаружив новых зрителей, затянул старую песню.
- Я хочу играть дуб. Дерево с широкой кроной и зеленой листвой, которая используется для консервирования огурцов. Я хочу играть дуб, с которого осенью осыпаются желуди и под которым трутся боровы!
Граф Рэтленд озабоченно улыбнулся.
- Что ж, если для вас это так важно, я внесу правку в сценарий, - согласился он. - Как вас зовут, милый друг?
- Уильям, Уильям Шекспир, - с некоторой неловкостью ответил он, все еще не зная, отпускать ноги Фристоуна или подождать немного.
- Shakespeare? Как интересно! - неожиданно переменился в лице граф Рэтленд. После некоторых раздумий улыбка снова появилась на его лице. - Могу я пригласить вас на ланч, сэр?
От подобного обращения, Уильям растерялся. Он даже на минуту выпустил ноги Фристоуна. Но тот и не думал убегать. Он был удивлен предложением графа не меньше актера-неудачника.
- Вы не расслышали сэр, я приглашаю вас на ланч, - повторил граф еще более настойчиво.
- Конечно, - придя в себя, согласился Уильям и, воспользовавшись рукой графа, выбрался из тепленького местечка между ног Фристоуна.
Бросив высокомерный взгляд на ничего не понимающего режиссера, Уильям рысцой засеменил вслед за меценатом театра.
***
Рабочий кабинет графа Рэтленд был выдержан в строгом английском стиле. Идеальных форм мебель, от лучших шотландских мастеров, была не лишена изящества, но выполнена сугубо практично, для удобства писателя. Разве что стены выдавали богатство хозяина и его хороший вкус. Округлые формы создавали ощущение замкнутого пространства. А картины с изображением воинственных предков формировали впечатление всеобъемлющего ока.
"Как в яйце!" - охарактеризовала комнату графиня Рэтленд, впервые ступив в нее после замужества.
- Как вы говорите ваша фамилия? - еще раз переспросил граф Рэтленд, приглашая Уильяма войти в кабинет.
- Шекспир, сэр, - смущаясь, как девушка на выданье, ответил Уильям.
С восторгом и страхом, он озирался по сторонам, все еще не решаясь воспользоваться приглашением. Слишком уж оно казалось сюрреалистичным и несбыточным. Любопытство все же взяло верх, и Уильям ступил в пугающую комнату. Дверь за ним тут же закрылась, отрезая пути к отступлению.
Уильям осторожно, чтобы случайно не сломать, взял со стола перо. По прихоти графа оно было выполнено из чистого золота. Он с восторгом повертел его в руках, после чего растерянно спросил:
- Что писать?
- Фамилию, конечно, - уточнила графиня Рэтленд.
Уильям придвинул чистый лист бумаги ближе и со всей ответственностью принялся выписывать каракули. Прежде чем он сумел написать девять букв, граф и графиня успели сыграть партию в покер. Роджер Мэннерс, по обыкновению выиграл, у него оказался стрит флешь, против двух пар у Елизаветы Сидни.
- Готово, - наконец, вернул листок Уильям.
- Весьма занимательно, - уставилась в каракули графиня Рэтленд.
-Ты думаешь о том же, о чем и я? - заглянул в глаза жене Роджер Мэннерс.
- Это невероятно, всего две буквы разницы, - подмигнула она.
Левой рукой Елизавета Сидни внесла правку, в результате "Shakespeare" превратился в - "Shake-Speare".
- Потрясающий копьем? - пока еще ничего не понимая, посмотрел на трансформацию собственной фамилии Уильям. - Что это значит?
- Это значит большую удачу для вас и для нас, - не скрывал восторг граф Рэтленд, - да, черт, возьми, большую удачу.
Уильям напряг все извилины, что на тот момент были в узкой черепной коробке, но понять, о чем они говорят, никак не мог. Узкий лоб и широкая переносица выдавала в нем простолюдина, и выдающимся в нем были отнюдь не способности, а клиновидный нос.
- У меня к вам предложение, - неожиданно стал серьезным граф Рэтленд. - Я хочу купить вашу фамилию.
- То есть, как купить? - поежился актер. - Мне без фамилии нельзя.
Графиня Рэтленд снисходительно улыбнулась.
- Вы нас неправильно поняли, - попыталась успокоить она Уильяма. - Мы не покупаем фамилию в отдельности, мы покупаем вас вместе с фамилией.
Напуганный Уильям лихорадочно вращал глазами в поисках выхода из комнаты. Стены были покрыты красным бархатом, отчего определить местоположение двери было не просто. Он чувствовал, что попал в западню.
"Бежать! Скорее! Где же выход?" - стучало в голове.
Выбрав стену, где могла находиться дверь, он резко вскочил и попытался выбить ее плечом. От сильного удара стены затряслись, но выдержали. Скорчившись от боли, Уильям упал на пол, проклиная тот день, когда согласился на сомнительный разговор.
- Успокойтесь, сэр. Мы не желаем вам зла, - с трудом сдерживая волнение, убеждал Роджер Мэннерс.
Уильям словно дикий зверек испуганно глядел то на графа, то на графиню. Глаза его молили о пощаде.
- Похоже, его нервная система слишком слаба, - вынужден был констатировать граф.
- Дайте мне роль дуба! - умолял он. - Мне больше ничего не надо. Только и всего, роль дуба.
Елизавета Сидни протянула смоченное водой полотенце.
- Вот приложите холод.
- Вы нас неправильно поняли, - попытался объясниться граф Рэтленд. - Мы с женой пишем пьесы. Они с успехом идут в театре. Но излишняя популярность и огласка для нас тягостна.
- Мы бы хотели обратиться к вам с просьбой, использовать вашу фамилию, - продолжила графиня Рэтленд. - Она так похожа на наш творческий псевдоним "Shake-Speare". Вы бы могли стать официальным автором наших произведений. Это бы избавило Англию от слухов и домыслов, а нас от утомительного внимания.
Уильям продолжал испуганно вращать глазами, разыскивая выход.
- Мы готовы заплатить за ваши нравственные издержки. Сколько вы желаете?
При слове заплатить, Уильям начал приходить в себя. Деньги были ему нужны, особенно сейчас, после скандала с Анн. В глазах появились скудные признаки интеллекта, что вселяло надежду.
- В качестве аванса вас устроит пятьдесят фунтов? Вдвое больше вы будите получать после выхода очередной пьесы, - бросил на стол туго набитый кошель граф Рэтленд.
- А я получу роль дуба? - настороженно переспросил Уильям, не желавший из-за журавля в небе, упускать синицу.
Граф с графиней переглянулись, после чего последняя утвердительно кивнула головой:
- Если вы настаиваете, в каждой нашей пьесе будет роль дуба. Я обещаю.
Это была та капля, которая качнула весы в нужную сторону. От нахлынувших чувств Уильям Шекспир, позабыв о больном плече, вскочил на ноги. Он без конца жал графу руку и повторял:
- Спасибо! Спасибо!
Сделка века была совершена.
***
С момента заключения договора прошло три года. Пьесы из-под пера Уильяма Шекспира выходили одна за другой, кормя толпы критиков. "Ричард Третий", "Комедия ошибок", "Укрощение строптивой", "Два веронца", "Бесплодные усилия любви", "Ромео и Джульетта" - вознесли Уильяма Шекспира в табели о рангах до невиданных ранее высот.
В театр прославленный драматург приходил только, когда надо было отнести новую рукопись и один раз на репетицию, чтобы узнать в каком месте он играет дуб. За уши его так и стали называть - дубом. Но это не слишком беспокоило, он был хоть и дуб, но весьма обеспеченный.
- Уильям, вы ко мне? - дружелюбно распахнул двери граф. - Мы, кажется, не договаривались о встрече?
- Это личный вопрос, - мял в руках край сюртука Уильям Шекспир.
Он несмело вошел в красную комнату, сжимая в кармане компас. Уж теперь-то он не попадется на фокус с дверью.
Граф не очень был доволен неожиданному визиту. Его посетило вдохновение, а гость мешал перенести нахлынувшие мысли на бумагу.
- Присаживайтесь, - предложил гостевое кресло граф. - Чем обязан?
- Понимаете, - несмело начал Уильям. - Я немного поразмыслил и пришел к выводу, что слишком дешево продал собственную фамилию.
- И что же? - безразлично пожал плечами Роджер Мэннерс. - Договор заключен много лет назад, и менять его не вижу причин.
Уильям неловко заерзал в кресле, угрожая к концу разговора протереть дырку в дорогом гарнитуре.
- Я считаю, что вознаграждение нужно увеличить в полтора раза, - настаивал он.
- Это еще почему? - рассмеялся граф. - Разве за эти годы ваша подпись стала длиннее в полтора раза?
Уильям на мгновение осекся, аргументы графа звучали вполне убедительно. Но не сдался, видимо, причина заставившая его пойти на подобный шаг была достаточно серьезной.
- Дело в том, что я занялся бизнесом и случайно прогорел, - стал оправдываться "гениальный драматург". - Я должен компаньонам пятьсот фунтов. В последнее время вы пишите медленно. С такими темпами я не сумею рассчитаться даже за год. А у меня семья, вы же знаете...
Лицо графа заострилось, он опустил глаза, чтобы не показывать, как взбешен. Лишь размашисто бегающие по столу пальцы выдавали, как трудно ему это дается.
- Может, вы сами будите писать быстрее! - не выдержал и предложил он.
- Зачем же так издеваться, знаете ведь, что я неграмотный? - обиделся Уильям, переминая в руках шляпу.
И тут граф не сдержался. Он вскочил из-за стола и горой склонился над незадачливым вымогателем.
- Так чего же вы неграмотный лезете в бизнес? В прошлый раз вы купили мраморное месторождение на острове в Мраморном море, - негодовал Рэтленд, - до этого искали лазурь на Лазурном берегу. Что на этот раз?
- Яйца страуса, - замялся Уильям. - Я подумал, если все порядочные англичане едят утром яичницу с беконом, почему бы не завезти из Австралии яйца страуса.
Граф Рэтленд с нескрываемым любопытством посмотрел на собеседника, решившегося на странный импорт.
- Это гораздо удобнее, - попытался объяснить Уильям. - Одного яйца хватает, чтобы накормить семью из шести человек. Разве не замечательно? Но почему-то торговля идет вяло. А они быстро портятся.
- Вы-то сами пробовали подобную яичницу? - не выдержал и рассмеялся граф.
- К сожалению, в моей семье пять человек, а выбрасывать лишнее я не привык, - чопорно ответил Уильям, не понимая, как подобный вопрос вообще мог возникнуть.
Повисла неловкая пауза, которую никто из собеседников не решался прервать. Уильям Шекспир делал вид, что он обижен. Граф Рэтленд пытался понять, как же ему поступить. Роджер Мэннерс Рэтленд, конечно, знал истинную цену безызвестности, но и выбрасывать деньги на ветер не собирался.
- Ладно. Я готов сделать вам подарок, единовременное пособие, двести пятьдесят фунтов и не шиллингом больше. Это мое последнее предложение, - отсек все возражения граф. - На вторую половину суммы вам придется самому отведать экзотической яичницы. И учтите, если в следующий раз вы явитесь ко мне с подобным вымогательствами, мы расторгнем договор. Прошу, - указал он на дверь.
Уильям вышел из кабинета, сжимая в руках двести пятьдесят фунтов. Это была всего лишь половина. У него оставалось два часа, чтобы собрать всю сумму. Недостающую часть он решил занять у актеров, раздавая обещания написать для них роли в новых пьесах.
***
Нервно перебирая четки, Анн стояла в полутемной комнате, ожидая возвращение мужа. Она злилась, не находила себе места, но вынуждена была ждать. Несмотря ни на что Уильям оставался последней надеждой.
- Боже, за что мне такие муки? - шептала она, внимательно всматриваясь в дорожку, ведущую к дому. - Ну, где же он?
Уильям несмело вошел в дом, в надежде, что его приход останется незамеченным. Но мечте не суждено было сбыться. У самых дверей его встретила молчаливая фигура. В тоненьком до колен платье, расшитом цветами, Анн была необыкновенно хороша. Румяные от слез щеки, вкупе с тонкой талией, придавали ей хрупкую изящность. Уильям еще долго мог бы любоваться не тускнеющей с годами красотой, если бы Анн не перебила его.
- Почему так поздно? Где тебя носит? - с порога набросилась она. - Ты принес, что я просила?
- Принес, то есть почти, - замялся Уильям, чувствуя, что его ожидает взбучка. - Здесь четыреста двадцать фунтов, это все, что я сумел достать.
Он протянул тяжелый кошель, в надежде на снисхождение. Анн и была тем самым воображаемым компаньоном, на которого уже не раз ссылался Уильям. Разве он мог признаться графу, что его семейная жизнь дала трещину и стала похожа на тектонический разлом. В последнее время он превратился в дойную корову, которую доили в будни и по праздникам. Доили без перерыва на обед. Доили нахраписто и бессовестно, не считаясь с его чувствами.
- Это все, - развел руками Уильям. - Больше я не в силах достать.
- Ты бездарь и ничтожество, ты мне жизнь испортил, - Анн гневно стучала кулачками по его плечам, - из-за тебя, я вынуждена страдать и мучиться. Ты недостоин моей любви. Я ухожу от тебя!
Набросив плащ, она хлопнула дверью и вышла прочь. Тонкая фигура зашелестела по дороге, все дальше удаляясь от него. Анн уже не раз уходила из дома. Но неизменно возвращалась. Проходило несколько часов, дней и она приходила, ничего не объясняя, и снова требовала денег. Он искал. И когда находил, она опять уходила. Уильям молча страдал, не в силах поделиться с кем-либо своей бедой.
В это же время Фристоун сидел у себя в кабинете. Вечерний спектакль был в самом разгаре, где-то вдалеке бурно аплодировали зрители, а здесь в его удаленном уголке было тихо и безмятежно. В нем режиссер мог укрыться от чужих глаз и тихонько творить свои грязные дела.
Два громких и один тихий стук, прервали его размышления. Фристоун раздраженно бросил взгляд на часы. Она опоздала почти на час.
- Открыто, - крикнул он, разрешая войти.
Женщина, закутанная в плащ, как тень, проскользнула в комнату.
- Милый, я так соскучилась, - повисла на шее пожилого ловеласа молодая женщина и стала осыпать его лицо и шею поцелуями.
Женщина скинула плащ, обнажив утонченную красоту. Тоненькое платье с цветами было к лицу Анн. Она знала об этом и надела специально, чтобы понравиться любовнику. Но тот был безразличен к ее переживаниям, отдавая предпочтения материальным ценностям.
- Неужели нельзя было одеться приличнее, - недовольно поморщился Фристоун, закрывая дверь.
- Я думала, тебе понравится, - растерялась Анн, не ожидавшая столь недружелюбного приветствия.
- Твоя обязанность дорогуша не думать, а делать, - грубо оборвал любовницу пожилой господин.
Он небрежно сгреб ее плащ со стола и отбросил в сторону. Прикуривая трубку, он покосился на несчастную женщину.
- Так чего мы ждем? - с издевкой смотрел на нее Фристоун.
Она засуетилась, вынимая припрятанный в кармане тяжелый кошель. Дрожащими руками Анн протянула деньги. Фристоун резко выхватил их из рук и небрежно бросил в стол.
- Все? - строго спросил он.
- Четыреста двадцать фунтов, - с горечью призналась она, - и золотое кольцо, подарок мужа, оно стоит почти сто фунтов.
- Что? - в ярости вскочил Фристоун. - Мне надо пятьсот, наличными. Дура. И зачем я только с тобой связался. - Он схватил любовницу за плечи и стал трясти ее худощавое тело. - Ты глупое и никчемное существо, - выкрикивал он с пеной у рта. - От тебя нет никакой пользы. Убирайся, - наконец, устав, указал он на дверь. - Прочь!
- Но куда я пойду? - упала на колени Анн.
- Иди в порт. С твоим телом, ты быстро заработаешь недостающую сумму, - оскалил редкие зубы Фристоун и бросил под ноги Анн ее плащ.
Женщина упала на колени и стала целовать его ботинки. Слезы текли из глаз, смывая налипшую на обувь мужчины грязь. Зазнавшийся сластолюбец брезгливо морщился и закатывал глаза.
- Милый, прости, я обязательно принесу тебе деньги, но позже. Я так соскучилась. Поцелуй меня, - умоляла она.
Фристоун оставался непреклонен. Он отстранился и снова сел в любимое кресло, единственная вещь, которой он никогда не изменял. Анн с завистью поглядела на предмет интерьера, о подобной преданности и уважении она могла только мечтать.
- Убирайся, пока я не вышвырнул тебя, как последнюю девку, - грубо прикрикнул Фристоун и отвернулся.
Мужской век немолодого мужчины клонился к закату, но жажда женской любви не покидала его. Наоборот, она становилась все навязчивее. Он хотел, так же как в молодости, даже больше, но мог гораздо меньше. Последние капли эликсира он тратил, как старый ростовщик, тщательно выверяя счастливую избранницу. Насладившись единожды, он редко возвращался к тому же источнику. Добившись своего, он искал новую жертву, способную разбудить в нем дремлющую страсть. Анн не повезло, она оказалась отработанным материалом.
"Почему так? - не понимала униженная любовница, - почему он обращается со мной, как с животным? Что я сделала плохого? Я всего лишь люблю. Ради него я готова пожертвовать семьей, детьми. Но он презирает и отталкивает меня. Как несправедливо, когда один человек любит, а другой отвергает его чувства".
Анн лежала на полу и тихонько плакала. В это время Фристоун спокойно курил трубку, размышляя над собственными проблемами. Сейчас его меньше всего волновала глупая, рыдающая женщина. Сейчас ему были кровь из носа нужны восемьдесят фунтов.
- Ладно, хватит плакать, - помог встать любовнице Фристоун. - Тебя пора идти, твой глупый муж, наверное, заждался. Придешь на следующей неделе в тоже время. И не забудь должок.
Фристоун выпроводил Анн и с нетерпением стал ожидать окончание спектакля. Та, ради которой он так старался, была на премьере. Возможность обладать этой женщиной будоражила кровь, заставляя вновь чувствовать себя молодым. Затащить ее в постель было делом весьма затруднительным, отчего он хотел этого еще больше.
***
Дождь, как всегда оказался некстати. Возбужденная публика разбредалась по домам, раскрыв зонтики. Обеспеченные зрители быстро попрятались в экипажи и понеслись по мокрой мостовой к теплым каминам. Беднота, сгорбившись, растеклась по окрестным улицам. Лишь один богатый экипаж остался стоять возле театра в ожидании своей госпожи.
- Графиня, разрешите вас пригласить, отметить удачную премьеру, - всячески пытался отдалить отъезд графини Рэтленд старик Фристоун. - Нас хотят видеть, по крайней мере, в пяти местах.
Фристоун улыбнулся той улыбкой, которую приберегал для исключительного случая. Он всегда умел произвести впечатление. Возраст лишь усилил его обаяние. Седина и заостренные черты придавали мужественность лицу, притом, что Фристоун в жизни никогда не отличался подобными качествами, предпочитая вершить свои дела исподтишка. Добившись своего, он становился надменным и жестоким, издеваясь над слабостью жертвы, пока не растаптывал ее окончательно.
- Извините, я тороплюсь, - отнекивалась графиня, не склонная к светским раутам. - Вы же знаете, что граф в отъезде. Я одна не хожу на подобные мероприятия.
- Как, даже ради премьеры, вы не сделаете исключение? - недвусмысленно намекнул Фристоун. - Хотя бы минуту уделите несчастному постановщику. К тому же я приготовил вам маленький презент. Он у меня в кабинете.
При этом Фристоун состроил такие глаза, что Елизавете Сидни стало стыдно отказывать пожилому человеку.
- Ладно, но только на минуточку, - согласилась графиня и последовала за ним.
Путь оказался недолгим. Галантно пропустив даму вперед, Фристоун вошел следом, плотно прикрыв за собой дверь.
- У вас очень мило, - отметила обстановку графиня.
- А вот и наша маленькая безделица, - крючковатыми пальцами Фристоун достал из шкатулки золотое колье с бриллиантами (для покупки которого ему и были нужны пятьсот фунтов).
- Боже, - опешила графиня, рассматривая украшение. - Оно стоит баснословных денег. Я не могу принять, - отказывалась Елизавета Сидни.
- Разве? - с невозмутимым видом ответил Фристоун. - Оно не стоит и одного вашего волоса. Если оно вам не понравилось, я выброшу эту безделицу, - в ту же секунду он сделал движение к коробке с мусором.
"Нет!" - чуть не вскрикнула Елизавета Сидни, и этого было достаточно.
Фристоун отлично читал по глазам. Не обращая внимания за сопротивление графини, он подошел сзади и украсил ее шейку произведением ювелирного искусства.
- Вы великолепны, - расплылся в улыбке он и попытался поцеловать графиню в шею.
Та вздрогнула и резко оттолкнула его.
- Что вы себе позволяете? - вскрикнула она. - У меня есть муж, которого я люблю больше жизни! Забирайте свою вещицу и опустите меня.
Графиня Рэтленд, взволнованно бегая руками, пыталась расстегнуть застежку. Но от волнения у нее ничего не выходило. Фристоун с улыбкой смотрел за бесплодными попытками, чувствуя собственное превосходство. Не сейчас, так в следующий раз она будет его.
- Что вы смеетесь? - злилась она. - Помогите же, мне.
Фристоун нехотя помог даме снять колье. Графиня, извиняясь, выпорхнула из кабинета. Всю дорогу до экипажа они прошли молча, лишь в конце Елизавета Сидни обернулась и шепнула на ухо:
- Я надеюсь все, что произошло в комнате останется между нами?
Усадив графиню в экипаж, он галантно поклонился. Экипаж тронулся, унося графиню прочь. Фристоун раскрыл зонтик и также пошел домой. Он всегда возвращался за полночь. В это время, окутанный туманом, город был необыкновенно тихим и сказочным. Старик жил всего в двух кварталах от театра и ему ничего не стоило пройтись пешком. Эта ночная прогулка помогала свести все случившееся за день воедино, а также нагулять хороший сон. Возраст давал о себе знать, с каждым годом засыпалось все хуже.
Полная луна, с трудом пробиваясь через дымчатую завесу, освещая пустынный путь. Воздух после дождя, прибившего пыль к земле, был необыкновенно свеж. Даже излишняя в эту пору года влажность не омрачала прогулку.
- Боже, как же все это великолепно! - не мог не воскликнуть Фристоун, сворачивая на родную улицу.
Его дом был третий по счету. До жилища оставалось метров сто, когда Фристоун заметил грузную тень, отделившуюся от дверей и направившуюся к нему. Было поздно. И ночная встреча не предвещала ничего хорошего.
Фристоун вздрогнул, вспомнив о многочисленных врагах. Позднее возвращение было как раз одной из мер, помогающей избежать неприятной встречи. Молодые забияки были слишком нетерпеливы и не дожидались своего обидчика.
"Кто бы это мог быть?" - лихорадочно всматривался в фигуру Фристоун.
Пожилой господин не отличался быстрым бегом, что исключало попытку к бегству. Кричать также не было смысла. Было слишком поздно, да и соседи никогда не чаяли любви к человеку, сделавшему любовницами всех окрестных домохозяек.
Мужская фигура приближалась. В правой руке она сжимала странный предмет, который показался Фристоуну похожим на огромный тесак.
- О, Боже, - прошептал он от страха. - Прости меня за грехи мои...
Вжавшись в забор, он молил о спасении, обещая быть примерным гражданином и никогда больше не соблазнять чужих жен. Грузная фигура вышла из тумана. В страшном господине старик узнал Уильяма Шекспира.
Стон облегчения сорвался с его губ. Страх укрупнил мужчину чуть ли не в два раза. Да и ужасного тесака в руках не было. Уильям сжимал трубку, которая помогала ему не замерзнуть все это время.
- Что тебе нужно? - окончательно успокоившись, проворчал Фристоун. - Я устал и хочу спать.
- Извините, нам надо поговорить, - настойчиво просил Уильям.
- Нельзя это сделать завтра в театре? - почуяв слабость противника, Фристоун пытался повернуть ситуацию в свою пользу.
- Нет, - не сдавался Уильям. - Это касается Анн, моей жены.
Фристоун с презрением взглянул на рогоносца, не способного по-мужски разобраться с любовником жены.
"Будь я женщиной, тоже убежал бы к любовнику!" - глядя на бедолагу, решил Фристоун. - Как можно жить с такой тряпкой?"
Уильям Шекспир упал на колени и стал умолять:
- Прошу вас, отпустите ее, прогоните. Пощадите нашу семью. Ведь вы все равно не любите ее.
Пожилой господин презрительно глядел на Уильямы, закипая от злости. Подобные типы позорили гордое звание мужчины.
- Хорошо, забирай свою жену и проваливай, она мне больше не нужна, - прорычал Фристоун. - Но для этого ты должен выполнить одно мое условие. Весьма дорогое условие, - победоносно улыбнулся он. - Если я тебе отдаю человека, ты должен совершить что-то подобное, не меньше. Мне нужен Роджер Мэннерс Рэтленд!
- Это как? - не понял Уильям.
- Ты должен избавиться от него навсегда, тогда Анн снова станет твоей, - невозмутимо объяснил Фристоун. - Разве я прошу многого? Жизнь за жизнь. Всего-то!
Фристоун внимательно следил за реакцией Уильяма, готовый в любой момент обратить разговор в шутку. Все же он до конца не верил, что тряпка Уильям согласится на подобный расклад.
- Но я не могу, я слишком многим обязан графу, - замялся актер-неудачник.
- Твое дело, - пожилой господин похлопал рогоносца по плечу. - Но учти, это мое последнее предложение.
Бросив Уильяма одиноко стоять у забора, Фристоун пошел к дому. Дойдя до дверей, он обернулся и еще раз взглянул на несчастного, после чего скрылся за каменными стенами.
***
Рассвет пришел на Британские острова неожиданно. Солнце вынырнула из-за нависающих над горизонтом туч, осветив туманный Альбион. Уильям надел свой лучший фрак и вышел из дома. Он ничего не сказал жене, которая после пережитых унижений спала сном младенца, он просто собрался и пошел.
Граф Рэтленд уже вернулся из Парижа, где обсуждал постановку собственных пьес. Он был доволен поездкой, местные театры с удовольствием взялись за предложенную работу. Это был маленький триумф.
Уильям застал графа в хорошем расположении духа.
- Доброе утро, - с натянутой улыбкой он вошел в кабинет. - Моя милая Анн, просила передать подарки ко дню рождения.
С этими словами Уильям протянул букет роз и мясной пирог графу.
- Спасибо, Уильям, хотя ваша жена ошиблась и у меня день рождения только через три месяца, я все равно рад. Да и вы как раз вовремя, взгляните, - драматург протянул новую рукопись.
Уильям пролистал "Антоний и Клеопатра".
- Очень интересно, - с видом знатока, оценил он пьесу.
После небольшой паузы Уильям продолжил:
- Я хотел бы попросить прощения, за свою наглость в прошлый раз, я вел себя непозволительно.
Роджер Мэннерс с удивлением поглядел на собеседника. Он не ожидал неожиданного преображения Уильяма.
- Пустяки, - засмущался граф. - Возможно, вы правы, мне стоило самому подумать об увеличении вашего гонорара. Все-таки ваше имя приобрело определенную известность не только в Англии, но и за границей. А это стоит денег.
Уильям Шекспир положил рукопись на стол и размашистым почерком вывел Shakespeare. Граф открыл шкатулку и протянул сто пятьдесят фунтов.