Генерал-майор Юко Кадасима сел в кресло и жестом пригласил стоявших перед ним офицеров последовать его примеру.
Полковник Генерального штаба Тацунари Утагаве, майор Масахико Амакасу из разведотдела Квантунской армии и капитан Кодзо Танака сели в кресла напротив выжидательно глядя на генерала.
- Итак, господа офицеры, - торжественно заговорил Кадасима, - с особой радостью сообщаю вам, что наша последняя проба сил на высотах Чжангуфэн прошла более чем успешно.
Утагаве и Амакасу одобрительно закивали головами, но Танака глянув на генерала, слегка покраснел.
- Прошу прощения господин генерал, - тщательно подбирая слова, произнес он, - но разве последние сводки из зоны боевых действий не говорят о том, что наши войска сброшены с высот и все попытки их вернуть окончились неудачей?
Кадасима снисходительно, словно на неразумного школьника, сказавшего на уроке глупость, посмотрел на Танаку.
- Да все так Кодзо русские действительно выбили нас с обеих высот, это правда. Но чего им это стоило господа! Они задействовали в полтора раза больше орудий и в четыре раза больше самолетов, чем мы, у них было больше пулеметов и против их двух с половиной сотен танков мы не выставили ни одного. Да господа с нашей стороны в боях не участвовало ни одного танка! И при таком техническом превосходстве русские сумели сбросить наших доблестных солдат с высот, только со второй попытки, потеряв за время боевых действий минимум в два раза больше военнослужащих, чем мы!
- Эти данные точны господин генерал? - поинтересовался майор Амакасу.
- Абсолютно. Это данные радиоперехватов. И не верить им, оснований нет!
Кадасима воинственно стукнул тростью о пол.
- Да господа с полным основанием я могу заявить что, несмотря на итоговый проигрыш, разведка боем на русской границе прошла успешно! Мы увидели, что советская армия ослаблена массовыми расстрелами командного состава и что войска у большевиков стали еще хуже, чем были у царя тридцать с лишним лет назад. Русские воюют не умением, а числом! Их солдаты не умеют воевать, их офицеры без инициативны, их военачальники абсолютно безграмотны! Советский Союз это тощий медведь без зубов, это колосс на глиняных ногах!
Кадасима перевел дух, окинув офицеров пристальным взглядом.
- Вы спросите, не выдаю ли я желаемое за действительное? Не слишком ли глобальные выводы я делаю из локального столкновения на границе? Нет господа офицеры! Нет! Не только последние бои на границе позволяют делать подобные далеко идущие умозаключения, но и тщательнейший анализ разведданных по России полностью подтверждают эти выводы. И я повторял неоднократно и повторяю сейчас - СССР это колосс на глиняных ногах! Достаточно одного сильного удара в уязвимую точку и все обрушиться со страшным грохотом!
Слегка кашлянув, Кадасима отпил глоток чая из фарфоровой чашки, стоявшей на столике рядом с его креслом.
- Поразить русских одним метким ударом в самое сердце, - сказал Кадасима и, сделав эффектную паузу, заключил, - Убить, уничтожить Сталина! Сталин вот сердце Советского Союза, он вождь, он живой бог русских большевиков. Все что они делают, они делают с его именем. Все их успехи, а они будем откровенны, значительны, они объявляют его успехами. Он идол, он бог! Все держится на нем! Уберите его и в Кремле в окружении диктатора начнется грызня за власть! Уничтожьте Сталина и вся страна погрузиться в хаос в анархию. Убив Сталина, мы обезглавим большевистского монстра в преддверии новой большой войны, которая начнется скоро, очень скоро! Убив Сталина, мы избавим мир от кровавого тирана!
Офицеры, не отрываясь, смотрели на Кадасиму, в молчаливом почтении слушая словоизлияния генерала.
- Сегодня 12 августа, - продолжал генерал, несколько сбавив пафосный тон, - и я рад сообщить вам господа, что сегодня утром я получил секретную радиограмму из Токио о том, что Его Высочество принц Котохито отдал личный приказ о начале операции по физической ликвидации Сталина...
Замолчав, генерал Кадасима обернулся к полковнику Тацунари Утагаве.
- Полковник Утагаве, вам слово...
Тот почтительно опустил голову.
- Да господин генерал. Меня так же ввели в курс дела. Операция по уничтожению красного диктатора Сталина получила кодовое название 'Медведь'. И в Чанчуне уже начата подготовка к строительству макетов купальни Сталина в натуральную величину, на которых будут происходить тренировки. И я уже получил указание из Генерального штаба о подборе боевиков из русских эмигрантов, на которых будет возложена великая миссия по ликвидации Сталина, по освобождению цивилизованного мира от кровавого тирана!..
Выслушав полковника Утагаве, майор Масахико Амакасу сдвинув брови, слегка тряхнул головой, и это телодвижение не осталось незамеченным генералом Кадасимой.
- Вы что-то хотите сказать майор Амакасу? - спросил он.
- Да господин генерал.
- Говорите.
- Я полностью согласен с вами господин генерал, - заговорил Амакасу, - что мы не имеем права не воспользоваться уникальным шансом, выпавшим нам, и обязаны постараться уничтожить большевистского тирана Сталина. Все именно так. Мы посылаем русских варваров убить тирана правящего Россией. Посылаем фактически на смерть, так как даже при самом удачном для нас исходе операции, убийства Сталина, шансы на то, что они сумеют уйти, ничтожно малы. Меня не волнует судьба этих большеносых варваров, они сгинут там на Кавказе и никто даже не вспомнит того как их звали. Но чем бы, не окончилась операция 'Медведь' в истории останемся мы, уроженцы благословенной древней страны Ямато, те, кто все придумал и организовал, те, кто послал этих русских ликвидировать красного диктатора Сталина. Наши потомки будут помнить о нас, о том, что мы сделали, и первое что им будут говорить, вспоминая о нашем деянии это то, что свершили это мы потомки славных самураев...
Откинувшись на спинку кресла, генерал Кадасима окатил капитана тяжелым пристальным взглядом и под этим взглядом Масахико Амакасу умолк.
- Продолжайте майор Амакасу, - подбодрил Кадасима, - мы все вас внимательно слушаем.
Полковник Утагаве кивнул.
Кодзо Танака повернув голову, с любопытством разглядывал своего коллегу, ему вдруг показалось, что он начинает понимать, к чему клонит майор Амакасу.
- В старину, - продолжал Амакасу, - самурай, проникая ночью в спальню врага, которого он пришел убить, первым ударом меча выбивал подушку из под головы спящего противника. Истинный самурай считал недостойным для себя убивать врага, как бы он его не ненавидел, спящим и беззащитным. Во имя сохранения чести самурай должен был встретиться с врагом лицом к лицу и одолеть того в честном поединке. Честь для самурая была всегда превыше всего, даже превыше жизни. И вот мы собираемся послать наемных убийц уничтожить Сталина. Буду откровенен, у меня возникают определённые сомнения по этому поводу, не запятнаем ли мы этим поступком свою честь. Да Сталин тиран, да Сталин кровавый диктатор. Но вместе с тем он глава огромного государства и великий человек, что бы мы о нем не думали и не говорили. И какой смерти достоин человек необыкновенного ума сам достигший таких высот во власти, и в котором, в конце концов, течет благородная кровь грузинских князей, жалкой смерти в ванной от рук презренных наёмных убийц или же прекрасной смерти от благородного самурайского меча?
- Поддерживаю! - мотнув головой, произнес тот, - Майор Амакасу прав! Именно так - благородная смерть от самурайского меча! Никто и никогда не посмеет обвинить нас в бесчестии!
Кивнув, Кадасима глянул на Танаку.
Капитан Кодзо Танака много учился, в Японии, в Англии, во Франции, много читал, много думал и имел собственные представления о том, когда уместно говорить о чести, а когда нет. Убийство пожилого безоружного человека с деформированной рукой было изначально делом бесчестным хоть и преследовало благородные цели с точки зрения организаторов. На взгляд Танаки разглагольствовать о чести в таком деле было уже само по себе занятием бесчестным. Но...
...майор Амакасу говорил с таким пылом,
...у полковника Утагаве так загорелись глаза,
...а генерал Кадасима так смотрел на Танаку что...
- Я согласен с майором Амакасу! - произнес Кодзо Танака.
Кадасима покачал головой.
- Да вы правы майор Амакасу, мы должны быть достойны славы наших славных предков и ничем не должны запятнать честь наших самурайских родов. К стыду своему я не подумал об этом. Сталин как глава государства и как человек дворянских кровей достоин красивой смерти от благородной стали самурайского меча. Это так. Но не может быть так же никаких сомнений в том, что мы не можем отдать священную катану в руки грязных варваров. И из этого следует то что...
Кадасима умолк, словно в нерешительности.
- В диверсионную группу необходимо будет включить нашего офицера, - заключил полковник Утагаве.
- Да! - кивнул Кадасима.
Масахико Амакасу вскинул голову.
- Господин генерал я...
Кадасима рубящим жестом прервал капитана.
- Нет, господин майор, нет! Сразу говорю вам нет! А ты Кодзо, - генерал ткнул тростью в Танаку, - даже говорить об этом не смей! Даже намекать! Даже думать! Господа офицеры я знаю, что каждый из вас почтет за высшую честь выполнить приказ и умереть во славу императора. Вы все достойны того что бы на вас возложили столь ответственную и великую миссию. И сотни, тысячи других сыновей великой страны Ямато так же достойны этого славного деяния. Но дело в том, что это тот самый случай, когда мы просто не имеем права посылать воина на верную смерть. Идти должен не просто самый достойный, а самый лучший из достойных, тот, кто не только будет способен проникнуть в водолечебницу и поразить Сталина, но и будет иметь наибольшие шансы на то что бы вернуться живым домой во славу империи.
- И вы уже можете назвать своего кандидата господин генерал? - спросил полковник Утагаве.
Кадасима в задумчивости поигрывая тростью, устремил свой взор в пространство между Утагаве и Амакасу.
Он размышлял...
Конечно, предложение майора Амакасу было чистым безумием. Но это было, разрази его молния, великолепное безумие! Безумие достойное истинных самураев! Подобного рода безумные затеи остаются в истории, о них слагают легенды, сочиняют поэмы, поют песни.... И Кадасима нисколько не сомневался в том, что затею с самурайским мечом горячо поддержат в Генеральном Штабе, все, включая Его Высочество принца Котохито. Ведь там тоже сидели потомки гордых самураев помешанные на сословной чести.
Так что майору Амакасу пришла в голову восхитительная в своем безумии мысль...
И жаль, что они пришла в голову ни ему генералу Кадасиме...
Очень, очень жаль...
Неужели он подступает к тому возрасту, когда в голову больше не приходят блестящие сумасшедшие идеи?
Неужели это старость?..
Но даже если так, ведь он не молодеет, он скажет свое веское последнее слово! Пусть автором блистательного сумасшествия оказался майор Амакасу, но имя главного героя, имя исполнителя главной роли в этот кровавом спектакле назовет все-таки он - генерал Кадасима!
Вот только кого послать? Кого назначить в герои нации? Чье имя будет сейчас произнесено?
И ведь ни в коем случае нельзя ошибиться. Нельзя потерять лицо в присутствии младших по званию...
Неспешно перекидывая трость из ладони в ладонь, генерал Кадасима думал. Он понимал, что затянувшаяся пауза роняет его достоинство в глазах офицеров, но он так же осознавал, что не может сейчас ошибиться, права не имеет...
Так кого, кого послать?
На кого возложить великую миссию по уничтожению красного диктатора Сталина?
Кадасима нисколько не сомневался в том что избранник, тот чье имя он назовет с радостью, без колебаний, пойдет и сделает то что ему прикажут ибо священный долг каждого самурая, шире того долг каждого уроженца благословенной страны Ямато без размышлений когда понадобиться умереть по приказу вышестоящего начальства во славу императора. Так что можно было указать на любого, и любой бы смело отправился...
Даже в ад...
...И вот именно поэтому идти должен самый лучший...
Трость пару раз стукнулась об пол...
Идти должен...
Кадасима не смотрел в глаза офицеров, ибо уловил в их взглядах призрак сомнения...
Идти должен...
Стук... стук...
Должен...
Кадасима стиснул кулак и трость замерла...
Утагаве, Амакасу, Танака неотрывно смотрели на генерала...
Он поднял голову и вонзил трость в пол:
- Капитан Таро Хасэбе!
Полковник Утагаве слегка прищурился.
- Лучший стрелок из лука империи, один из лучших мечников на островах, признанный мастер карате... - Утагаве кивнул, - Достойный выбор господин генерал!
- Да капитан Таро Хасэбе это тот, кто сможет вернуться, - произнес майор Амакасу уважительно глядя на генерала.
Кадасима едва удержался от самодовольной усмешки.
- Капитан Таро Хасэбе действительно лучший из лучших, - сказал Танака, - Но ведь он, скорее воин, чем разведчик или диверсант.
- А вот в этом деле то и нужен настоящий воин, а не разведчик или диверсант Кодзо, - снисходительно бросил Кадасима чрезвычайно довольный собой.
Капитан Танака почтительно склонил голову. В конце то концов кто он такой, что бы спорить с самим господином генерал-майором Юко Кадасимой? Он всего лишь скромный солдат империи в чьи обязанности входит беспрекословное подчинение императору и всех вышестоящих начальников. Генерал сказал, что для выполнения великой миссии необходим лучший из лучших, и он выбрал лучшего из лучших. Капитана Таро Хасэбе.
Таро Хасэбе. Человек известный всей Японии. Лучший в Японии мастер кюдо - стрельбы из лука, один из лучших мастеров кэндо - владение мечом, известный даже за пределами островов мастер карате.
Таро Хасэбе. Спортсмен. Воин. Палач.
Поговаривали (т-с-с!!!) что именно капитан Таро Хасэбе во время Нанкинской бойни в прошлом году охваченный спортивным азартом додумался до того что бы устроить 'состязание' среди офицеров - кто больше зарубит людей своим мечом. Так это было или не так в точности неизвестно, многие гордые самураи претендовали на то что бы считаться инициаторами сего действа. Но даже если Таро Хасэбе и не был зачинателем 'состязания' то деятельное участие он в нем принял. Правда, несмотря на славу одного лучших мечников Японии не выиграл, оказавшись на втором месте отрубив на четыре головы меньше чем другой офицер, о чем как поговаривали, до сих пор очень сожалел...
Кодзо Танака глянул на генерала Кадасиму.
Все-таки друг детства его отца все очень хорошо придумал с капитаном Таро Хасэбе. Лучшим из лучших. Пусть этот лучший из лучших отправится в Россию. Пусть он убьет Сталина, если будет на то воля богов. И пусть он провалится в ад...
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
Москва 12 августа.
Охранник повернул рукоять и потянул на себя металлическую дверь. Плохо смазанные дверные петли мерзко заскрипели.
- Прошу следовать за мной, - произнес охранник и, не оборачиваясь, пошел по длинному коридору.
Брусилов проследовал за ним глядя в спину своего сопровождающего.
'Не смотришь на меня и даже по званию ко мне не обращаешься, - думал комдив, шагая по тюремному коридору мимо камер, - Высоко взлетел можно и не обращать внимания на мелочь у себя под ногами. Зазнались голубчики, зарвались 'щит и меч' революции. Возомнили себя всесильными, незаменимыми. Ну да ничего скоро спеси то вам поубавят, приведут вас в чувство, поставят на место... Скоро, скоро...'
Охранник остановился возле одной из камер и, достав ключи, отпер дверь.
- У вас один час, - произнес он, - если окончите беседу раньше времени или если что-нибудь понадобиться стучите.
Сказав это, охранник даже не повернул голову в сторону Брусилова, всем своим видом демонстрируя полнейшее равнодушие к комдиву.
Кивнув, Брусилов вошел в камеру.
Охранник закрыл дверь за ним, со скрежетом повернув ключи, в замочной скважине оставив Брусилова наедине с заключенным.
- Здравствуй Збигнев.
Збигнев Карский худощавый седой мужчина лет пятидесяти выпрямился сидя на койке и закрыв книгу, которую он читал до того, удивленно воззрился на Брусилова.
- Меня предупредили, что ко мне гость, но не сказали, что это будешь ты... А я все голову ломал кто это вдруг ко мне... Dzień dobry Andrzej.
Брусилов покачал головой.
- Нет, Збигнев, по-русски, только по-русски.
- Я так давно не говорил по-польски Анджей.
- Понимаю. И все-таки по-русски Збигнев. Изволь говорить на русском.
Брусилов оглядел узкую одиночную камеру.
- Ну что ж, неплохо, весьма неплохо, - сказал он. - Унитаз, умывальник, стол, койка... Довольно чисто... Книжки смотрю, почитываешь... Что читаешь то?
- 'Война и мир'.
- Хорошая книга. И я смотрю, ты тут неплохо устроился.
- Да неплохо, - с иронией произнес Карский, оглядев камеру, - По сравнению с тем, где я пробыл почти год это просто райское местечко. Вот почти уже месяц отдыхаю на этом курорте. Ну а до того...
- Збигнев можешь меня не пугать, я в турецкой тюрьме сидел, еще при султане, а это невозможно описать словами, это надо увидеть и прочувствовать на собственной шкуре.
Брусилов подошел к столу и сел на табурет прямо напротив Карского.
- Постой Андрей, - проговорил Карский, подняв руку, - я, конечно, понимаю, что ты не просто так сюда заявился, а по делу, но прежде чем мы начнем разговор ты не мог бы сказать мне... Наташа... как она?
- Все хорошо, с Наташей все хорошо, - ответил Брусилов и, заметив недоверие в глазах Карского добавил, - она в порядке Збигнев. Она в полном порядке.
Прикусив губу, Карский несколько раз мотнул головой.
- И кстати за этот, как ты выразился 'курорт' ты должен благодарить в первую очередь свою жену, - сказал Брусилов, - Наташа перед самим товарищем Сталиным за тебя хлопотала.
- Я слышал, что и ты поспособствовал тому, что бы меня перевели из камеры смертников сюда.
- Да уж, замолвил за тебя словечко...
- Знаешь, Андрей я тебе так благодарен за все. За то, что ты не отрёкся, когда меня арестовали, что не бросил, не забыл, когда меня приговорили к расстрелу, что заступился за меня, когда тебя самого могли арестовать в любой момент...
- Полно Збигнев, полно, - махнул рукой Брусилов, - Ты не меня благодари, благодари Наташу. Можешь гордиться своей женой, она после твоего ареста постоянно защищала тебя, хотя рисковала в гораздо большей степени, чем я. Наташа ни на минуту не усомнилась в твоей невиновности, хотя сама как ты знаешь в прошлом году прошла по самому краю...
- Знаю, - кивнул Карский, - очень хорошо знаю. Вот только... - он немного помолчал, - Послушай, вот ты говоришь, что Наташа прошла по самому краю. А что если она никуда и не уходила, что если она до сих пор стоит на самом краю и перед ней пропасть?
-Ты хочешь спросить, кончилось ли все и не может ли это повториться? - поинтересовался Брусилов.
- Да!
Закинув ногу на ногу, Брусилов в задумчивости осмотрел камеру.
- Я всего не знаю Збигнев, да и не могу знать, - неспешно, стараясь тщательно подбирать каждое слово, заговорил комдив, - Я комдив, работник Генерального штаба и не состою в партии. Но я могу сказать одно - те негодяи, что по злому умыслу или же по недомыслию, воспользовавшись моментом, используя свое служебное положение, превратили справедливое возмездие над врагами народа в кровавую вакханалию, из собственных корыстных побуждений уничтожая невинных, неугодных им, получат, уже получают по заслугам... О Заковском надеюсь ты слышал?
- О Константине Заковском, конечно, слышал! Я у него на допросах не был, но я встречался с теми, кого он допрашивал. После общения с ними я понял, какой же я счастливчик, мой следователь, несмотря на все его недостатки по сравнению с ним просто гуманист. Когда же Заковского арестовали в апреле, у нас тут настоящий праздник был. Даже охрана с облегчением вздохнула, так он всем осточертел, кровавый мясник. Его уже расстреляли?
- Нет. Пока что еще нет. Но расстреляют. Скоро. Не сомневайся. Народный суд неизбежен. Что до того продолжаются аресты или нет..., - произнес Брусилов после короткой паузы, - Да продолжаются но в меньших гораздо меньших масштабах чем в прошлом году и в начале этого. Что бы сейчас, вот сейчас очутиться на твоем месте, нужно быть настоящим врагом народа или же иметь какие-нибудь грешки в прошлом. У невиновного же шансов угодить под арест с каждым днем все меньше и меньше. Хотя эксцессы не исключены.
- Не исключены?
- Да! Но поверь, к Наташе это не относится! Если ее не тронули в прошлом году, не тронули вначале этого, ее дворянку по происхождению, жену арестованного и приговоренного к расстрелу, то значит уже и не тронут вовсе!
Карский невесело улыбнулся.
- Спасибо Андрей.
- Я не утешаю тебя Збигнев, это факты!
- Все равно спасибо.
Карский опустил голову.
Брусилов, сжав губы, смотрел на старого приятеля.
Комдив прекрасно понимал, что творится в душе Збигнева Карского, какая жгучая обида на чудовищную несправедливость клокочет в нем.
Збигнев Карский, поляк из Варшавы, революционер со стажем. Участник Октябрьской революции. Один из первых чекистов, соратник и выдвиженец самого Дзержинского, за спиной у которого была не одна успешная операция, включая 'Трест'. И вот в июле прошлого года ему припомнили родство с польским генералом Томашем Вильмовским, они приходились друг другу двоюродными братьями и арестовали, обвинив в работе на польскую разведку. На польских националистов, на 'пилсудчиков', на безмозглых полковников, на тех, кого Карский презирал, полагая их губителями Польши, с кем он боролся большую часть сознательной жизни.
А затем вдобавок ко всему ещё и Польская Организация Войсковая, сокращенно ПОВ в обвинении всплыла...
Брусилов, конечно, понимал, что силовые структуры СССР оказались слишком засорены поляками бывшими членами ПОВ, детища Пилсудского. В случае войны с Польшей это могло создать массу проблем. Он сам еще в 20-ые годы поднимал вопрос о недопустимости подобного положения. Поэтому комдив понимал необходимость чистки и армии и органов госбезопасности от бывших активистов ПОВ. Но когда Збигневу Карскому было предъявлено обвинение в том, что он состоял в этой организации, Брусилов был потрясен и возмущен до глубины души, потому что совершенно точно знал, что Карский никогда не имел никакого отношения к Польской Организации Войсковой. Потому то они с женой Збигнева в прошлом году не отреклись от него, и даже когда он был приговорен к расстрелу, продолжали защищать его, прекрасно осознавая, чем им это может грозить.
Прошел почти год с того момента как Карский был приговорен к высшей мере но в отличие от большинства своих соплеменников, действительно замаранных членством в ПОВ и приговоренных к высшей мере и расстрелянных, Збигнев мог полагать себя счастливчиком. То ли помогло заступничество Брусилова и Натальи Карской, то ли сыграл тот неопровержимый факт, что Збигнев Карский действительно не имел никакого касательства к ПОВ, но исполнение приговора постоянно откладывалось, а с месяц тому назад Збигнев был переведен из камеры смертников вот сюда, в гораздо лучшие условия. Конечно положение Карского оставалось во многом неопределенным, исполнение смертного приговора было пока что только отложено, но складывающаяся ситуация все таки позволяла смотреть в будущее с изрядной долей оптимизма...
...И вот сейчас здесь сидя в камере напротив Карского Брусилов почти ощущал своей кожей ту страшную обиду на допущенную чудовищную несправедливость, что терзала Збигнева.
- Ну да ладно Збигнев, - произнес Брусилов, - поговорили о личном, перейдем теперь к делу, ради которого я и пришел сюда. Тем более что времени у меня не так уж и много.
- Да, да конечно. Я тебя слушаю, - деловито молвил Карский выпрямляясь.
- Мне нужна твоя помощь.
- Помощь? Тебе от меня?! Но чем я могу тебе помочь? Ты генерал, ты на свободе, а я как видишь...
- Мне нужна от тебя информация.
- А! Понятно. И какого рода информация? О чем или о ком?
- Мне необходимо узнать как можно больше об Эрнсте Ставро Блофельде.
Карский покачал головой и усмехнулся.
- Эрнст Ставро Блофельд! Надо же! Вот не ожидал! Когда в начале прошлого года этот Блофельд вышел на меня и заявил что готов поставлять нам информацию разведывательного характера, не просто так конечно, за деньги, мое руководство ответило, что Блофельд как источник информации малоинтересен. Когда я настаивал на том, что нельзя отказываться от сотрудничества с ним, что он может быть поставщиком ценнейших сведений и что у него как у агента большие перспективы, меня просто подняли на смех. И вот год с лишним спустя, после того как меня упрятали в это милое местечко ты приходишь ко мне и просишь рассказать тебе все что я знаю о Блофельде. Что ж... так тому и быть, расскажу тебе все об этом субъекте. Слушай. Эрнст Ставро Блофельд родился 28 мая 1908 года в Данциге, Германская империя. Отец...
Брусилов постучал ладонью по столу.
- Збигнев, не надо так! Я понимаю твою обиду, но все равно так - не надо!
Брусилов немного подался вперед.
- Я работаю сейчас над делом величайшей важности. Я не могу рассказать тебе, в чем оно заключается, скажу только, что речь идет о стратегической безопасности Советского Союза. У меня есть весомые подозрения, что Блофельд каким-то образом получил доступ к информации огромнейшей важности, имеющей непосредственное отношение к делу над которым я работаю. Мне нужна твоя помощь. Если ты мне поможешь, если твои сведения помогут в успешном завершении этого дела, то ты смело сможешь просить не только об отмене расстрельного приговора, не только об освобождении, но и о полной реабилитации и восстановлении в правах.
- Даже так?
- Да! Так что отнесись к моей просьбе со всей серьезностью.
- Интересно... Ну, тогда слушай. О Блофельде я кое-что знал еще до того как он вышел на меня в начале прошлого года. Я был знаком с его отцом Августом Блофельдом, германским офицером и разведчиком, действовавшим под легендой коммерсанта, ну ты это знаешь, в 16-ом году в Бразилии он пытался завербовать меня для работы на немецкую разведку. Я естественно отказался, хотя отец моего двоюродного брата Томека, Анджей Вильмовский, к тому времени давно и активно работавший на кайзера, настойчиво рекомендовал мне принять предложение. Затем я имел дело с Августом Блофельдом в 18-ом, когда он еще работал на агонизирующую Германскую империю и в 21-ом, когда он уже натурализовался во Второй Речи Посполитой и служил Пилсудскому. Да мы с Августом Блофельдом неоднократно пересекались, уверен именно по этой причине его сын, когда решил сотрудничать с нами, связался именно со мной, хотя я был контрразведчиком и не имел отношения к внешней разведке. Произошло это как ты знаешь в начале 37-го, но еще до того я имел представление о том кто такой этот Эрнст Ставро Блофельд, все-таки сын человека пытавшегося меня завербовать. Знал, что он с отличием окончил Варшавский университет и Варшавский технический институт, получил два высших образования и поступил на службу в Министерство почт и телеграфа, на весьма скромную должность. Многие просившие ему блестящее будущее по окончании учебы, посчитали его профаном, а я понял, что он умнейший человек. Блофельд сообразил, что в нашем двадцатом веке одним из ценнейших товаров становится информация. Информацию можно продавать и покупать. Информация это деньги и власть. И кто владеет информацией, тот владеет миром. Блофельд это понял, а мое руководство нет. Когда я говорил им что мимо него проходит масса ценнейшей информации, которая стоит тех денег что он просит, меня не слушали. Руководству не понравилась безыдейность Блофельда, как будто шпион обязательно должен быть идейным, не понравилась его алчность и продажность. Да Блофельд одержим деньгами и властью и он при первой же возможности переметнется на сторону того кто предложит больше. Все так. Но при грамотных действиях можно было контролировать Блофельда, манипулируя им, что возможно, несмотря на весь его ум, используя его слабость...
- Слабость?
- Да! Блофельд поддерживает неплохие отношения с Ниро Вульфом, с небезызвестным тебе Ниро Вульфом, с которым ты имел дело...
Брусилов кивнул с задумчивым выражением лица.
- Да встречались...
- Мир тесен, Андрей, мир тесен. Ниро Вульф был знаком с Августом Блофельдом, Вульф работал на Франца-Иосифа, так же как Блофельд старший работал на Вильгельма. И Ниро Вульф как ты знаешь, будучи сыном Майкрофта Холмса, приходится родным племянником самому Шерлоку Холмсу. И вот дружа с племянником Шерлока Холмса, Блофельд выбрал себе в кумиры, представь себе профессора Мориарти, заклятого врага покойного сыщика...
- Мечтает о собственной преступной империи?
- Да. Хотя возможно и сам еще не осознает этого. И поверь моему слову, однажды Блофельд создаст свою преступную империю и обязательно попытается ужаснуть мир на манер инженера Гарина. Эту, то его слабость, поманив его призраком подпольной преступной империи и можно было использовать, управляя Блофельдом. Я говорил об этом, много говорил. Но меня не слушали...
Карский немного помолчал глядя на Брусилова.
- А ведь есть еще один крючок для Блофельда..., - медленно проговорил Карский.
- Какой?
- Его отец. Точнее, правда, о том, что произошло с его отцом.
- Правда? Август Блофельд погиб в 23-ем году, и труп его был опознан. Август Блофельд мертв.
Карский усмехнулся.
- Так думаешь, ты, так думает его сын, так думают все...
- А это не так?
Карский покачал головой.
- Все гораздо сложнее чем, кажется на первый взгляд Андрей...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.
Маньчжурия 13 августа.
Оглядев лесную чащобу вокруг, Половцев выдохнул и тыльной стороной ладони вытер пот со лба.
- Жарко, - произнес он, - В этих местах хуже, чем на Черноморском побережье Кавказа, там хотя бы ветерок случается или с моря или с гор. А тут как в предбаннике парит, дышать нечем.
- Влажность бич этих мест летом, - сказал капитан Федотов, он встал, рядом счищая о камень грязь с подошвы сапог, - В этих долинах летом буквально все насыщено влагой. Она в прямом смысле слова пожирает простое железо. Вы правильно сделали, что послушались меня и оставили свои часы на заставе, они за пару недель превратились бы здесь в труху, ржавчина бы просто сожрала их. Только нержавеющая сталь способна выжить в этих чертовых горах. Ну а зимой здесь другая крайность, сильные морозы и сушь, тоже мало приятного.
- Да, - задумчиво произнес Половцев, - веселые я посмотрю здесь места.
Федотов пристально посмотрел на Половцева.
- Не нравится вам у нас на Дальнем Востоке товарищ подполковник...
- Честно? Нет, не нравятся.
Федотов покачал головой.
- Я вас понимаю товарищ Половцев. Не вы первый. К здешнему климату привыкнуть надо. Когда меня сюда с Украины перевели, то я несколько месяцев привыкал, настолько тут все было не похоже на наши европейские леса. Но могу вас успокоить товарищ подполковник...
Федотов прошел немного вперед по лесной тропе и остановился перед двумя массивными деревьями обвитыми лианами, в которых Половцев уже мог опознать маньчжурский орех.
- Идите сюда.
Половцев подошел к Федотову.
В том месте, где они стояли, чащоба за орешинами расступалась, и с пологого склона горы открывался вид на долину, густо покрытую лесом. Очередная долина из множества в этих чертовых горах.
Федотов указал рукой вниз.
- Когда мы расположились на привал я сказал что до цели совсем близко, теперь я покажу вам насколько близко... Вот смотрите, километр с лишком отсюда растут две кедровые сосны рядом похожие отсюда на латинскую букву 'V'. Видите?
- Да, вижу.
- Это ориентир. Вот прямо за этими кедрами и находится зимовье, где мы должны встретиться с Блюмкиным.
Половцев поднес бинокль к глазам и с полминуты рассматривал сквозь увеличительные стекла две чудно растущие кедровые сосны, действительно напоминавшие с того места где они стояли латинскую букву 'V' и участок леса вокруг. Никакого зимовья он, конечно же, не увидел, что неудивительно, эти леса были настоящими северными джунглями.
- Не сомневайтесь товарищ подполковник, - произнес Федотов, - есть там зимовье, там оно, там. Я в нем раза четыре бывал.
- Значит, действительно дошли, - сказал Половцев, - Как думаете, товарищ капитан, Блюмкин уже может нас на зимовье ожидать?
- Пять дней назад, 8-го августа Блюмкин по достоверным сведениям находился в Шанхае, в Международном сеттльменте, где вечером собирался посетить заведение местного бандита по имени Лао Ше. После же он намеревался отправиться на север в Харбин, - Федотов сделал паузу, размышляя, - Конечно, если 9-го вечером он уже был в Харбине, что возможно на самолете, то теоретически он мог бы уже быть тут, но это крайне маловероятно. И дело даже не в расстоянии, от Харбина до Муданьцзяна регулярно ходит пассажирский поезд, дело в японских властях, в каждом иностранце они видят потенциального шпиона, и так просто по Маньчжурии не погуляешь. Конечно Блюмкин ловкий парень, об этом говорит хотя бы тот факт, что он до сих пор жив, но не думаю, что бы он уже добрался до зимовья. Уверен мы его будем ждать, а не он нас.
- Я тоже так думаю, - кивнул Половцев, какое то время помолчал, разглядывая долину внизу, - Да все хочу спросить товарищ капитан, но как то момента не мог выбрать, вы знакомы лично с Блюмкиным?
- Виделись, - ответил Федотов, немного помедлив, - Дважды. Первый раз имел с ним дело в 29-ом году в Москве, когда он едва не прострелил мне голову, пуля из его нагана пробила мне фуражку. Сантиметром ниже и...
- Вы участвовали в задержании Блюмкина?!
- Да вместе с Ковровым Степаном Ильичом. А во второй раз мы с ним встречались в Кашгаре в 33-ем, по заданию Москвы должен был получить от Блюмкина разведданные.
Половцев с интересом посмотрел на Федотова.
- Ну и как всё тогда прошло?
- Да ничего особенного, перешел границу, добрался до Кашгара, встретился с Блюмкиным, получил от него информацию, кстати, очень важную для нашей страны, вернулся обратно. Как обычно.
- Но ведь Блюмкин едва не убил вас.
- Ничего. Я потом поквитался с ним при аресте, зуб ему выбил. Будет помнить, троцкист чертов.
- Вот даже как...
- Да. Блюмкин он конечно скользкий тип и троцкист нераскаявшийся, хотя и пытается убедить всех в обратном, но надо признать информацию он всегда добывает и передаёт ценнейшую. Не знаю, как ему это удается, но это так. К примеру, те сведения, что я получил от него тогда в 33-е во многом и помогли нам тогда не допустить про-японского переворота в Синьцзяне. Что, правда, то, правда. И сейчас можно не сомневаться Блюмкин подготовил для нас настоящую бомбу против маршала Блюхера. Я конечно понятия не имею что откопал Блюмкин, но если обещанная информация окажется в Москве, песенка 'Богдыхана Амурского' будет спета это точно. Кстати он и вашему ведомству обещал разведданные?
- Обещал.
- Не сомневайтесь этот прохиндей и вам приготовит что-нибудь интересное. Не хочется, конечно, этого признавать, все-таки сам брал девять лет назад Блюмкина в Москве и жизни едва не лишился, но не напрасно тогда пощадили и выпустили из страны этого чертового троцкиста, информацию он еще раз повторюсь, передаёт ценнейшую.
- И информацию эту он всегда передаёт, точнее, продает не задешево, - заметил Половцев.
- Это правда. Задаром Блюмкин не работает, всегда что-нибудь взамен требует. И это неудивительно он же на Дерибасовской в Одессе вырос. Торгаш, одно слово. Но вот что интересно деньги почти никогда не берет, а всегда что-нибудь этакое, необычное просит. Вот, например, тогда в Кашгаре пять лет назад я передал ему одну старинную тибетскую рукопись. А в позапрошлом году в обмен на информацию стратегического характера Блюмкин выпросил себе подлинную пиратскую карту восемнадцатого века.
- Я смотрю этот авантюрист любитель всяческой экзотики.
- Верно. Авантюрист. Обожает все необычное, таинственное, загадочное, особенно с привкусом какой-нибудь чертовщины. Любит клады, спрятанные сокровища. Причем интересует его не сам клад, его стоимость, а скорее процесс поиска. За каким-нибудь древним артефактом, представляющим ценность только для любителя готов отправиться даже на край света.
- И при всем при этом еще и находит время для поиска и передачи разведданных?!
- Ну да. И как ему это только удается?! Ловкач, что тут еще скажешь. Авантюрист высшей категории. Всю жизнь по краю ходит. Готов предоставить нам компромат на Блюхера, а взамен потребовал привести к нему за границу заключенного из лагеря, у которого в голове, какая то важная для него, для Блюмкина информация.
Федотов посмотрел на Половцев.
- Много бы я дал за то что бы узнать, что же такого важного в голове у гражданина Баташева, - произнес капитан.
Половцев кивнул несколько раз.
- Но у меня нет предписаний начальства, выпытывать, что либо, у сопровождаемого.
Половцев пожал плечами.
- А вы товарищ подполковник упорно не разговариваете с вашим бывшим товарищем.
- Мне не о чем с ним разговаривать, - отрезал Половцев, демонстративно отвернувшись.
Да все так, с того самого дня 5-го августа когда после двухлетнего перерыва Платон Половцев вновь повстречался с Александром Баташевым на даче НКВД под Москвой, за все эти восемь дней подполковник ни единым словом не перекинулся со своим бывшим лучшим другом. Он игнорировал его во время перелета из Москвы в Хабаровск и во время следования от Хабаровска до погранотряда. Продолжал упорно игнорировать тогда когда кореец Ли Сон в ночь с 8-го на 9-ое августа по старой тропе контрабандистов нелегально перевел всю их группу через границу в Маньчжурию и тогда когда обходя японские заслоны они четыре дня шли по горным поросшим лесом долинам до точки рандеву в зимовье. Половцев, конечно, понимал, что в его поведении есть, что то неправильное, детское, тридцативосьмилетний мужчина, ранее работавший заместителем директора на крупном оборонном заводе, а ныне с петлицами подполковника служащий в Разведупре РККА не должен себя так вести. Он понимал это, но ничего с собой поделать не мог. Слишком велика и непреходяща была обида на бывшего боевого товарища. Два года назад в тот самый день, когда Баташеву дали пять лет лагерей за растрату Половцев снял со стены ту самую фотографию из далекого уже 20-го года, на которой они с Александром молодые и бесшабашные, позировали на фоне старого польского замка на Украине готовясь в экстренной отправке на юг против Врангеля. Снял и запрятал в самый дальний угол самого глубоко ящика стола, постаравшись вычеркнуть из памяти все то плохое, что было связано с бывшим товарищем. Он не мог дружить с растратчиком и вором, предавшим их молодость. И сейчас снова оказавшись рядом с Баташевым Половцев больше всего боялся, что тот начнёт расспрашивать его о сыне Сереже, о Валентине (чертовой гадине), но ничего подобного не происходило. Было похоже на то, что Баташев принял правила 'игры' негласно предложенные Половцевым, так как за все эти восемь дней он не предпринимал никаких попыток наладить каких-либо контактов с подполковником и так же старательно игнорировал своего бывшего друга. Но ситуация была крайне неприятная и даже тяжелая и Половцев страстно желал одного что бы все это поскорее закончилось, Блюмкин бы получил от Баташева нужную информацию, передал бы компромат на Блюхера и все вернулось бы на круги своя. Он, Половцев, вернулся бы в Москву, к семье и работе, а Баташев снова бы оказался в лагере, где ему и место. Да, да именно так, где ему и место, и не иначе!
- Ну ладно, - произнес Федотов решив, что молчание слишком затянулось, - пора возвращаться к нашим, а то что, то загуляли мы с вами товарищ подполковник. Отдохнули и пора снова в путь. Тем более что недолго осталось...
За их спинами послышались стремительные шаги.
Не сговариваясь Половцев и Федотов, выхватив пистолеты, обернулись на шум, но сразу же опустили стволы, увидев Герасимова, одного из троих 'волкодавов', выходящего из зарослей папоротника.
- Товарищ капитан, вы нужны, - выпалил он и, не сказав более ни слова, движением головы пригласив следовать за ним, снова скрылся в подлеске.
- Похоже, что то произошло, - сказал Половцев, направляясь за Герасимовым.
- Черт, черт, черт, - с чувством проговорил Федотов устремляясь следом, - Не к добру это... Не к добру...
Следуя за Герасимовым, они быстрым шагом миновали полянку, на которой недавно расположились на краткий отдых перед последним броском к зимовью и, пройдя еще примерно с полсотни метров вглубь леса, вышли на небольшую прогалину, на которой и собрался весь их небольшой отряд. Все семь человек включая его и Федотова.
Половцев мельком увидел Баташева стоявшего немного в стороне под присмотром 'волкодава' по фамилии Комаров, как обычно. Но именно что мельком так как все внимание подполковника сразу сосредоточилось на Зощенко и проводнике корейце Ли Соне что посреди прогалины смотрели на землю у себя под ногами.
- Вот смотрите товарищ капитан, - сказал как обычно немногословный Герасимов указывая на что то между Зощенко и Ли Соном.
Федотов приблизился, увидел и заковыристо от души выругался.