Однажды ко мне зашёл мой новый знакомый, Валерка Постников. с которым мы познакомились несколько дней назад.
Это был такой же, как и я, семнадцатилетний парень.
На второй день, придя ко мне в гости, он сразу с порога предложил мне сходить к его знакомому немцу Людвигу. 'Это классный чувак', - сказал мне Валерка.
'Он звал меня к себе, и я подумал, что будет здорово, если ты тоже с ним познакомишься', - вновь повторил Валерка.
Тем более он живёт неподалёку, в соседнем квартале, и задумчиво добавил: 'Кто знает, что будет дальше'. Людвиг - человек влиятельный, если что, мы всегда можем к нему обратиться за помощью, заключил он.
В этот момент Валерка сказал, что его настоящее имя - Людвиг, а Людыш - это его прозвище.
Тут же добавив, их семью перед войной между Россией и Германией всю эвакуировали из Поволжья на Урал.
Вечером, как и договаривались, пришел Валера. Мы отправились на встречу с Людвигом.
Людвиг встретил нас со спокойной прохладой. Сначала он стоял на пороге, зевая, но вдруг, резко встрепенувшись, пригласил нас на кухню.
Усевшись на старый скрипучий стул, он закинул одну руку за спинку, а другой указал нам с Валеркой на лавку. 'Присаживайтесь, - сказал он небрежно. - Не стойте, ноги не казенные'. И, откинув голову назад, вдруг зачем-то громко рассмеялся.
Людвиг обитал на первом этаже двухэтажного дома, возведённого пленными немцами в сталинскую эпоху. Напротив его жилища располагались старые деревянные сараи с сеновалами, где люди содержали скот, включая крупный рогатый.
Валерка присел на край скамьи, беспокойно ёрзая своей задницей. Он намеревался приблизиться к Людвигу и, с почтением заглядывая ему в глаза, поведать о себе. А особенно обо мне.
Вот это человек! - воскликнул Валерка, указывая на меня. - На него можно рассчитывать в любой ситуации. - Если понадобится, мы с ним разнесём всю голубятню твоего соседа Емельяна, как я тебе и обещал.
Только скажи, когда, и мы придем ночью, чтобы разобрать её, и оторвём все бошки его голубям. Молча выслушал все его клятвы в верности Людвиг с улыбкой произнёс: 'Давай сначала выпьем за знакомство с твоим другом'. А голубятня подождет. Поговорим об этом позже. При этом снова демонстрируя свое превосходство над нами.
Людвиг сидел на своём стуле, словно на троне, и громко позвал жену. Она неохотно появилась из соседней комнаты, как будто выплыла из-за штор. Перед ним стояла неряшливая женщина с грустным взглядом.
Опять ты за своё, - с недовольством произнесла она, обращаясь к Людвигу и ситуации в целом.
Тем не менее вскоре всё необходимое для первого знакомства было на столе: графин с жидкостью ржавого цвета, капуста с хлебом, варёная картошка в мундире.
Вскоре Валерка опьянел и вновь начал убеждать Людыша в своей преданности. При этом он громко заявлял, что тоже является по про бабушке потомком немцев.
В подтверждение своих слов он засовывал большой палец в рот и резко выдергивая его. Издавая этим звук, напоминающий хлопок открывающейся бутылки шампанского.
Во время своих выходок Валерка давал клятвы на любой зуб. Он прижимался к Людвигу, заглядывал ему в глаза и спрашивал, верит ли тот ему.
В ответ Людвиг с улыбкой гладил Валерку по голове и говорил: 'Конечно, верю'.
И Валерка начал плакать с приговорами, обнимая Людыша, снова повторял: 'Ты мне как брат, я всегда буду рядом с тобой'.
Осень подходила к концу, и на улице стояла предзимняя погода. Сумерки сгущались рано.
Людвиг, сидя у окна, вдруг произнёс: 'Вон идут два человека, их нужно проучить'.
Резко вскочив из-за стола и водя желваками, Валерка выбежал на улицу, громко крича: обращаясь к Людвигу: 'Где они? Покажи мне их, я их порву!'
Медленно поднявшись, Людвиг вылез из-за стола и направился к выходу. Мне ничего не оставалось, как отправиться за ним следом.
В тот момент я совершенно не понимал, кого нужно бить и что происходит.
Я обратил внимание на то, что Валерка уже кого-то бил, а кто-то другой убегал, скрываясь в темноте, на некотором расстоянии от нас с Людвигом.
Людвиг, который всё это и задумал, подошел к Валерке. Он схватил его за шиворот и оттащил от избитого парня. 'Валерка, прекрати немедленно! Зачем ты это делаешь?' - сказал он строго.
Но Валерка никак не мог успокоиться. Он продолжал яростно сопротивляться, нанося удары кулаками в сторону потерпевшего, с которым только что произошла пьяная потасовка.
Людвиг, пытаясь вернуть Валеру к реальности, снова громко, на всю улицу, обратился к нему: 'Зачем ты избил его? Возвращайся к себе домой и ложись спать'.
Я стоял в стороне и не мог понять, что происходит. Людвиг, не скрывая своих эмоций, резко осудил Валерку за то, что тот вступил в драку с незнакомыми людьми, хотя именно Людвиг его к этому и подтолкнул.
Отойдя чуть в сторону, я увидел на снегу шарф и поднял его. Но Людвиг, стоявший рядом, выхватил его у меня и повесил на дверную ручку. Он сказал: 'Не трогай, пусть висит'. Это будет доказательством того, что мы не грабители.
Когда приедет милиция, я отдам этот шарф. Ведь я предотвратил нападение, - сказал он мне.
После посещения Людвига я отправился домой. Голова кружилась из-за выпитого алкоголя, поэтому сразу лёг спать.
В шесть утра меня разбудила мать: 'Вставай! К нам приехала милиция!' Я удивился и не сразу понял, что происходит.
На пороге квартиры стоял милиционер в хромовых сапогах и чёрном полушубке. Он приказал мне быстро собраться.
На вопрос матери он сухо ответил: 'Этим займутся соответствующие органы, а моя задача - доставить'.
Без лишних слов и объяснений меня посадили в тёмный милицейский воронок прямо во дворе моего дома и быстро отвезли в отделение.
На втором этаже отдела милиции, под конвоем, я остановился у двери кабинета. Конвоир велел ждать вызова. Он велел мне ждать, добавив, что я не должен уходить без предупреждения. Я молча кивнул.
Вскоре ко мне подошёл следователь, одетый в гражданскую одежду. Он жестом предложил мне войти в кабинет и молча указал на стул у стола. Сам он сел напротив меня. Без лишних вопросов он кратко и по существу изложил суть моего дела.
Моё мнение его совершенно не интересовало, хотя я был лишь свидетелем, а не участником событий. Он грубо прервал меня и заявил, что Валерка Посников уже подробно изложил ему всю ситуацию.
Не дав мне времени даже ознакомиться с документом, он сразу же указал на место, где требовалось поставить подпись.
Вскоре ко мне подошел полицейский. Он ловко извлёк из кармана связку ключей, словно иллюзионист, и повёл меня в камеру. Где уже на широких нарах восседал Валерка. Поджав под себя ноги калачом, и улыбался, будто был на празднике у себя дома.
Камера была погружена в полумрак, и воздух был тяжелым. Особенно остро я ощутил это, когда заметил на нарах людей с помятыми лицами, которых раньше никогда не видел. Они лежали там привычно, как будто это было их постоянное место.
Воздух в камере был зловонным, но Валерка, не замечая моего раздражения, вдруг пустился в танец цыганочки прямо на нарах. Он весело сообщил, что после обеда нас поведут на суд, вдруг спросив у кого-то, кто сидел рядом, а как здесь кормят: 'Я жрать уже хочу, с утра ничего во рту ничего не было'.
В середине дня в комнату вошёл милиционер. Озвучив наши с Валеркой фамилии сказал: 'Собирайтесь, идём в суд'. При этом предупредил: 'Не пытайтесь сбежать'.
Мы вышли на улицу и направились к двухэтажному зданию суда в сопровождении миллионера.
Ожидание было коротким, и вскоре мы оказались перед судьёй. Это была женщина приятной внешности, лет сорока, с лёгкой улыбкой. И как мне, показалось, встретила нас довольно дружелюбно.
Судья без промедления зачитала нам обвинения.
Когда судья зачитывала приговор, она внезапно обратилась за помощью к милиционеру, который привел нас в зал. Так как он тоже ждал решения. Ему нужно было увести нас в камеру.
С лёгкой ухмылкой судья обратилась к милиционеру: 'Скажите, пожалуйста, какой бы срок вы назначили этим двум хулиганам - три или пять лет?'
Услышав эти слова, я почувствовал, как у меня подкосились ноги. Валерка внезапно разрыдался, но без слёз. Он умолял о пощаде, клялся, что больше никогда не повторит этого, и стал обвинять во всём немца Людвига.
Выслушав жалобы и слёзы Валеры, судья сообщила, что жена Людвига проявила активную гражданскую позицию и вызвала полицию. Она пояснила, что вы избили невинных людей. Людвиг подтвердил, что это именно вы напали на тех ребят, а он предотвратил ваше насилие.
Валерка, не замечая рассказа судьи, тёр сухими ладонями щёки, стирая невидимые слёзы, снова и снова повторял: 'Простите меня, я больше никогда так не буду'.
Судья сделала паузу и спросила милиционера:
- Может, ограничим их на первый раз пятнадцатью сутками?
Мы, не сговариваясь, начали благодарить её. А Валека зачем-то стал кланяться судье, приложил ладонь к груди и повторяя снова 'спасибо'. Одновременно мы оба повернули головы к сотруднику милиции, сидящему за нами, и с мольбой смотрели на него, ожидая и его вердикта.
Когда все стороны остались довольны, а страж порядка кивнул в знак согласия, судья неожиданно спросила его снова: 'Достаточно ли будет пяти суток?'
Милиционер резко встал со стула и заявил, что пять суток ареста - слишком мягкое наказание, ведь один из пострадавших попал в больницу. Судья, согласившись с доводами стража порядка, объявила приговор: десять суток лишения свободы.
С возрастом я понял, как сильно судебное разбирательство повлияло на моё отношение к тюрьме. В ходе заседания судья обратилась к сотруднику милиции, который, хоть и не обладал реальной властью в зале суда, но играл важную роль в моём деле. Его участие в процессе было лишь формальностью, он лишь выполнял указания судьи. Она предоставила мне возможность осознать свои ошибки и встать на путь исправления. Это помогло мне принять и понять свою неприязнь к тюремному заключению.
Тем не менее, все обвинения против меня оказались ложными и не имели под собой никаких реальных оснований. Расследование велось с явными нарушениями, и я был наказан за действия, которых не совершал.
После судебного заседания нас вернули в камеру, где мы провели некоторое время. Один из наших сокамерников, судя по его рассказам, часто бывал здесь и с удовольствием делился своими наблюдениями о последних изменениях в камере. Он с энтузиазмом обсуждал, как меняли окна и двери, какие доски на нарах исчезли, а какие заменили новыми, прежде чем он сам оказался на этих самых нарах.
Я слушал людей с изможденными и измотанными лицами и внезапно осознал, что не хочу запоминать, где что прибито и какие изменения последуют. Я решил больше не возвращаться сюда.
Один из сокамерников поинтересовался, как мы здесь оказались. Валерка, не стесняясь, начал рассказывать о своих "подвигах", расхаживая в носках по нарам и выпячивая грудь от гордости. Он не скупился на резкие выражения, критикуя Людвига и обвиняя его в предательстве и фашизме.
Слушая его болтовню, я молчал. Не разделял его радости. Понял, что оказался здесь из-за этого веселого человека, и решил больше с ним не общаться.
В камере не оставалось места для печали. Новые заключённые прибывали без остановки, их приводили прямо с городских улиц. Чаще всего это были любители алкоголя, зачинщики драк в питейных заведениях и другие представители маргинального общества.
Некоторые поступали в камеру глубокой ночью и просыпаясь только под утро. Они были возмущены и обвиняли всех, кроме себя.
Кто-то рассказывал о своих детях страшные истории, утверждая, что из-за них оказался здесь. Когда попытались научить их правильно жить, но они не поняли и вызвали полицию.
И находясь под воздействием алкоголя, проявляли недовольство, громко возмущаясь, хоть и стоя в камере на карачках и не в силах самостоятельно подняться с пола.
Большинство заключённых молчали, слушая рассказы о трудностях жизни таких же, как они сами. Они уже протрезвели и, молча борясь с похмельем, не перебивали друг друга.
И это было каждый день, особенно с наступлением вечера, когда шло поступление новых персонажей с улиц и прямиком из своих квартир, которых отправляли их же семьи.
Кто-то из вновь прибывших, встречая знакомых, обнимался, выражая радость. Другие же, не говоря ни слова, занимали свободные места на нарах и, свернувшись калачиком, мгновенно погружались в сон.
Вскоре после моего поступления меня вывели во двор милицейского участка. Дали лопату и метлу, показали место, где нужно навести порядок. Я сразу приступил к работе.
Внезапно из темноты появилась моя мама и тихо спросила: 'Ну что, сынок, видимо, ты у меня по тюрьмам пойдешь?' В тот момент мне стало очень стыдно, и я дал ей обещание, что больше никогда не буду пить. И сдержал это обещание до конца своей жизни.
После утренней работы нас накормили лёгким ужином и снова отправили на стройку, где предстояло возвести новое здание для городского отдела милиции.
Когда я занимался укладкой кирпичей, ко мне подошёл человек, который, как мне показалось, был прорабом этой стройки. 'А ты-то что тут делаешь?' - спросил он меня.
Стыдясь, я натянул шапку на глаза и молча принялся за работу. Постояв немного, прораб тоже ушел.
Вечером, после работы, всех снова собрали в камере. Вдруг дверь резко распахнулась. На пороге стоял милиционер с наглым выражением лица. Его хромовые сапоги блестели. Он медленно оглядел всех, кто сидел на нарах, и, остановив взгляд на мне, сказал: 'Ты мне нужен'.
Я спросил, зачем. Он повторил: 'Выходи, там узнаешь'. Затем он добавил: 'Возьми одежду, а вопросы потом'.
Выйдя в фойе дежурной части, я оказался среди множества сотрудников милиции. Они стояли, сидели, курили и громко смеялись. Их голоса перекрывали друг друга, создавая шумную атмосферу. Все о чем-то оживленно разговаривали.
Человек, который меня вывел, с трудом удерживал на поводке огромного восточно-европейского кобеля. Обращаясь ко мне, он сказал: 'Так, слушай внимательно. Сейчас ты побежишь в сторону сквера, где находится горный техникум. Знаешь, где это?' - почти прокричал он, глядя на меня в упор. 'Знаю', - спокойно ответил я, не сводя глаз с его овчарки. 'Вот тебе шапка', - повторил он, протягивая мне старую и замызганную ушанку, явно бывшую в употреблении. Затем он указал на огромного пса, который не сводил с меня изучающего взгляда, и добавил: 'Поможешь мне натаскать его по следу'. 'Понял?' - снова повторил он мне, не спрашивая моего согласия.
Я не помню, о чем хотел спросить, но он продолжил: 'Слушай внимательно. Беги к скверу по улице Ленина. На углу закопай шапку в снег. Затем добеги до входа в сквер, отломи там большую ветку от акации и жди меня. Как только он тебя заметит, бей его веткой по морде. Я подбегу и постараюсь удержать его'. Указав на пса, он грозно спросил: 'Ты понял?' И добавил: 'Не бойся, я постараюсь быстро его перехватить'.
Выйдя на улицу, он, кажется, не заметил моего желания помочь с дрессировкой. Приблизившись ко мне, он сквозь зубы процедил: 'Жди меня у входа'. Не вздумай бежать, понял? - повторил он.
Взвесив все за и против, я решил, что не буду бить этого огромного пса и ждать, пока этот страж порядка прибежит и остановит его.
С первых минут я пересмотрел свой первоначальный замысел - намерено выставить самоуверенного стража в нелепом свете, поскольку считал, что ему многое сходит с рук без должного наказания.
Я быстро побежал домой, закопав шапку по дороге, как он сказал. Когда я вошел, мама встревоженно спросила, что случилось.
Я разъяснил ей ситуацию, пояснив, что помогаю милиции обучать собаку. Она, обрадовавшись, заметила: 'Наконец-то ты занялся настоящим делом, сынок'.
Я быстро схватил хлеб и колбасу и сразу пошёл в отдел. Но огромного пса решил обойти стороной, сделав крюк. Так я оказался в дежурной части милиции гораздо раньше.
Когда я пришел в отдел милиции и вошел в дежурную часть, заполненную сотрудниками, я сообщил о своем прибытии. Дежурный спросил, где мой поводырь. Я ответил, что не знаю, но уточнил, что возвращался тем же путем, где оставил шапку под снегом.
Многие смеялись над поводырём. Кто-то даже сказал, что его собака так же глупа, как и он сам.
Кто-то вспомнил, что уже говорил ему об этом прямо в лицо, и он обиделся. Другой выкрикнул, что это не настоящая собака, а помесь непонятно с кем.
Когда все посмеялись над забавной собакой и её дрессировщиком, меня попросили подождать его на стуле.
Вскоре в фойе появился милиционер с собакой. Принюхавшись, пёс, зарычав, бросился в мою сторону. Немного прокатившись по паркету на своих хромовых сапогах, милиционер сумел его удержать.
После чего я понял, что пёс умней всех здесь сидящих стражей, он знал своё дело на отлично.
Затем, как на допросе, поводырь пса подошёл ко мне вплотную, чтобы никто не слышал его слов. С маниакальным выраженьем лица он тихо процедил сквозь зубы: 'Ты, думаешь, обманул меня?'
Мне очень хотелось резко ответить этому человеку, но я понимал, что это не выход. Поэтому я спокойно и уверенно сказал ему, что все было так, как мы планировали, следуя его маршруту туда и обратно.
Сотрудники снова начали смеяться над кинологом и его собакой. Кто-то громко заявил, что пёс плохой. Кинолог переключился на другого сотрудника из собравшейся группы. Вмешался дежурный по части и сказал: 'Уведите задержанного и прекратите кричать'.
Он сопроводил меня обратно в камеру и предупредил, что завтра снова придет искать меня вместе со своей собакой.
С порога стало ясно, что все в камере ждали моего возвращения. Особенно Валерка.
Ну как дела? - воскликнул он, подскочив ко мне с любопытством заглядывая мне в глаза. - Мы все думали, что ты уже и не вернешься живым.
Я спокойно ответил:
- Какая это собака? Обычная болонка. Я её с рук накормил, а то она по моему следу пошла и потерялась вместе с опером. Пришлось их искать.
Собачка была ласковая, всё хвостом виляла и руки лизала.
Я даже сбегал домой, поел и выпил чаю. Так я добавил остроты для слушателей, которые сидели на нарах, разинув рты.
Вот это да! - воскликнул Валерка. - А где эти-то были, мент с собакой, пока ты чаи гонял? <Они во дворе были, меня ждали, пока я поем, - снова ответил я. - А потом пошли сюда.>
Дорогой, поговорили по душам, на завтра снова решил сходить и домой забегу по пути.
'Вот это да!' - снова воскликнул Валерка. 'Я тоже хочу домой!' - сказал он.
Я ответил ему, что завтра милиционер снова будет искать мой след по запаху.
- Слушай, братан, - вдруг закричал Валера. - Ты завтра поговори с этим ментом, чтобы он меня отправил вместо тебя. Мне тоже домой хочется, - с грустью добавил он.
Если хочешь, можешь пойти вместо меня вечером, когда он за мной зайдёт. Только тебе нужно будет попросить его об этом, так как он принимает не всех, а только тех, кто быстро бегает.
На следующий день в камере открылась дверь, и вошел старый знакомый в хромовых сапогах. Он громко произнес мою фамилию, ожидая ответа. Но к его ногам бросился Валерка с просьбой: 'Можно я сегодня за него схожу? А потом дома поем и выпью чаю'.
Мгновенно, без единого слова, милиционер увёл Валерку. Остальные задержанные с нетерпением ждали его возвращения.
Через полтора часа в камеру ворвался мокрый, растрепанный Валера с красным лицом, будто пробежал несколько километров. Он посмотрел на меня и закричал: 'Зачем ты меня обманул?'
Если бы я знал, что так получится, то никогда бы не согласился на это.
Я не смог сдержать радостного смеха, наблюдая за ним. Валера рассказывал печальную историю, а я смеялся.
- Ты говорил, что эта собака не кусается, а она меня чуть не загрызла! - возмущался Валера. - Мне пришлось перепрыгивать через забор сквера туда и обратно!
Его рассказ звучал так забавно, что я не мог удержаться от смеха.
Этот дрессировщик не отпускал меня домой, - продолжал жаловаться Валера, уже более тихо. - Даже поесть не дал, как тебе. 'Зачем ты меня обманул? Ты же вчера говорил, что собака добрая'.
Я сказал Валере, что в жизни бывает много неожиданного. С этим Людвигом получилось так, что мы с тобой оказались здесь.
- Сиди и не ори, - сказал я Валере. - Я же не бил тех парней, за которых сейчас сижу. Ты меня понял?
Он замолчал, потому что знал, что может получить от меня по-настоящему серьёзный ответ.
И вдруг неожиданно для всех Валерка сегодня сказал: 'Наверное, это был другой пёс'. И все сидевшие в камере громко рассмеялись.
После детального обсуждения поведения злых и добрых собак, двери камеры вновь открылись, и на пороге возник тот самый кинолог - полу милиционер, полубандит, одетый в свой привычный наряд и сверкающий хромовые сапоги.
Он пристально посмотрел на меня своими гипнотическими глазами, а затем тихо сказал: 'Завтра мы снова пойдём, но в другой район.'
На другой день вечером, после окончания рабочего дня, снова появилась дрессура в лице мента и пса.
На этот раз он проводил со мной свой запугивающий инструктаж уже на улице, без посторонних глаз и ушей.
Слушай ты, начал он сразу же без предисловий, сразу с блатного наезда, и, приблизив своё лицо к моему, произнёс: 'Вчера ты меня дуранул, как лоха, и опозорил перед всем коллективом, и не сделал того, как я тебя инструктировал'.
Сейчас пойдешь в сторону старого стадиона к самому болоту, знаешь, где? Спросил он, снова подойдя ко мне вплотную.
'Знаю', - ответил я ему.
'Стой у высокого забора и жди меня, - сказал он. - И не вздумай перечить, иначе я спущу на тебя собаку'. Он указал на пса, который, с интересом разглядывал меня.
Я бросился вперёд. Это место мне было хорошо знакомо. Здесь возвышался пятиметровый забор. С первых же секунд я решил: залезу на него, и пусть попробуют меня снять.
Вскоре из темноты появился мощный пёс. Он был сильным и мускулистым. На высокой ограде пёс казался крупным волком, бегущим только что выпавшему свежему снегу.
Пёс стремительно приближался ко мне. Наклонив свою массивную квадратную башку в мою сторону. Откуда я только что прибежал к забору.
Сидя на заборе и отклонившись в сторону, противоположную той, где находилась собака, я ощущал себя в безопасности. даже не думал слезать со спасительного забора.
Добежав до места, где исчезали мои следы, он принялся кружить под забором. Услышав мои движения, пес с рыком начал прыгать на ограждение, пытаясь стащить меня вниз. Но полу мента в этот момент рядом не оказалось.
Вскоре он появился, словно конькобежец, легко скользя по утрамбованной снежной тропинке в своих блестящих сапогах с кожаной подошвой.
Он начал кричать на меня, требуя немедленно спуститься. "Слезай, щенок, иначе я стащу тебя с забора", - говорил он приказным тоном.
Пёс отчаянно рвался с поводка, яростно бросаясь на забор в попытке добраться до меня.
Я громко сказал с высоты забора: 'До тех пор, пока не уберёшь своего пса и не отойдёшь от меня, я не спущусь. И вообще, ищи других для тренировок своего пса'.
'Ну погоди у меня, - сказал он, - вздумал ещё меня дурить'.
После этого мы направились в милицейский участок. Он шел впереди, а я следовал за этим бандитом в хромовых сапогах. Было видно что его же корёжило от злости. Он несколько раз останавливался и делал вид, будто спускает на меня своего пса. Я сказал ему, что завтра придет моя мама. Я ей пожалуюсь на его действия в милиции. После этого мы больше не встречались.
Вскоре моё наказание закончилось, и я снова стал свободным. Но после знакомства с немцем Людвигом я перестал общаться с Валеркой. Немного позже я узнал, что Валерка попал в тюрьму на длительный срок и стал жертвой насилия. Вспоминал, как он отплясывал на нарах цыганочку.
Последний раз я увидел его, когда вернулся из армии. Это был совершенно другой человек. Он шёл по дороге, а машины мчались мимо. Его взгляд был пустым и испуганным, казалось, он не в себе.
Позже я узнал от общих знакомых, что его поместили в психиатрическую больницу, где он вскоре скончался.
Однажды я встретил Людвига на пляже у городского водоема. Подойдя к нему, я спросил, почему мы с Валеркой получили небольшие сроки, а он, как зачинщик, остался безнаказанным. Я схватил его за плечи и приподнял над землей. В его глазах мелькнул страх.
'Эх, - сказал я, - с каким удовольствием я бы отправил тебя в этот водоём'.
Когда он понял, о чём я, то начал обвинять Валерку. Я отпустил его и ушёл к девушке, с которой был на пляже.