Я встретил Бомжа. Синий цвет лица, обвисшая кожа, подбитый глаз, один зуб во рту. Казалось бы: плюнь да уйди. Но душа... как светилась его душа... какие искорки там бегали... а стихи! как он читал стихи! свои стихи... Я привел Бомжа домой и, оставив его играть с семилетней дочкой, пошел за едой и вином, чтобы отметить встречу, — ведь такие люди попадаются нам раз в жизни. И то не всем везет. Как я ликовал, что я предчувствовал, несясь домой из супермаркета! И вот я дома. Но где мой бумажник? Почему пробита голова у моей дочери? И главное, где мой добрый Бомж? О, вернись, человек, страшный лишь с виду, но такой изящный внутри! Длинными зимними ночами я думаю о тебе. Вспоминаю твои стихи. Вспоминаю твою Душу. Я знаю, что ты не виноват в том, что с тобою стало; я знаю, что причиной тому — твоя гражданская позиция, и ты был вынужден стать таким, у тебя не было выхода. Вернись, Бомж! — кричу я в тоске среди ночи. Я художник, вы же знаете, я — художник. Я успел нарисовать портрет его Души. Видите: молод, строен, горяч. Его портрет? Именно его портрет? Нет, что вы... Не рисовал. Ко мне приходили из милиции, просили. Но я не нарисовал. Ведь по портрету они могли бы найти и наказать этого невинного и, в сущности, невиновного человека, во всех бедах которого виновата Судьба... Человек, пишущий такие стихи, не может быть плохим. Я жду его. Я жду, когда он вернется, — я знаю, что он обязательно вернется, чтобы объяснить, что случилось...