Деев Кирилл Сергеевич : другие произведения.

Гарри Тертлдав - Оружие Юга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Гарри Тертлдав

Оружие юга

   Для лиц старше 18 лет
  
  
   *I*
  
   Штаб.
   20 января, 1864 года.
   Господин Президент.
   Я откладывал ответ на Ваше письмо от 4 числа, с.г., по причине того, что необходимо было дождаться завершения дела в Нью-Берне.* Искренне сожалею о том, что суда в Ньюзе и Роаноке ещё не готовы. С их помощью, уверен, успех был бы неминуем. Без них, несмотря на то, что город может быть взят, результаты рейда окажутся нивелированными, а наш контроль над речными путями Северной Каролины - под вопросом.
   Роберт Эдвард Ли прервался, чтобы окунуть перо в чернильницу. Несмотря на фланелевую рубашку, китель и зимние сапоги, он слегка дрожал. В штабной палатке было холодно. Зима выдалась суровой, и не было ни единого намека на потепление. Погодка, скорее, подходила для Новой Англии и он гадал, зачем же Господь решил перенести её в Вирджинию.
   Вздохнув, он вытянулся через стол, чтобы уточнить для президента Дэвиса приказания, отданные бригаде генерала Хука, находящегося в Северной Каролине и осадившего Нью-Берн. Надежды на то, что атака на город увенчается успехом у него, практически, не было, однако, приказ президента был ясен и он выполнит его, во, что бы то ни стало. Даже без кораблей поддержки, план был, весьма, неплох, и президент Дэвис рассчитывал на успех...
   Согласно высказанной в Вашем письме рекомендации, я лично отправлюсь в Северную Каролину. Однако считаю, моё присутствие здесь необходимо, особенно сейчас, когда армия так нуждается в поддержке и снабжении.
   Он тряхнул головой. Обеспечение армии Северной Вирджинии провизией и обмундированием - это непрекращающаяся битва. Бойцы сами шили себе обувь, если, конечно, могли добыть для этого кожу, что бывало нечасто. Дневной паёк сократился до двух третей фунта мяса, не считая соли, сахара, кофе - либо, цикория и пережженного зерна - и сала. Хлеб, рис, кукуруза... всё это поступало через центральную вирджинскую, оранжскую и александрийскую железные дороги, но поставок не хватало. Если поставки не увеличатся, придётся сократить суточный рацион.
   Впрочем, президент Дэвис и сам прекрасно мог знать об изложенном в докладах генерала Ли. Очередное повторение одного и того же может показаться ненужным брюзжанием. Ли продолжил писать:
   Генерал Эрли по-прежнему находится в...
   Громыхнул ружейный выстрел. По старой солдатской привычке Ли рефлекторно поднял голову. Затем он улыбнулся и тихо рассмеялся. Скорее всего, кто-то из штабных офицеров решил подстрелить опоссума или белку. Генерал надеялся, что молодому человеку улыбнулась удача.
   Но вскоре появившаяся было улыбка, исчезла с его лица. Звук выстрела был каким-то... странным. Он был похож на резкий лай, совсем непохожий на пистолетный выстрел или низкий грохот винтовки "Энфилд". Может, трофейное оружие федералов.
   Оружие продолжало стрелять снова и снова. Выстрелы отставали друг от друга не более чем на пару сердцебиений. "Ну, точно, оружие федералов, - решил Ли. - Какая-нибудь новомодная магазинная винтовка, которые так любит их кавалерия". Стрельба продолжалась. Генерал нахмурился при мысли о бессмысленной трате патронов, вряд ли оружейникам южан быстро удастся их скопировать.
   Когда наступила тишина, он вновь нахмурился, на этот раз, удивлённо. Ли продолжал автоматически подсчитывать количество выпущенных пуль. Ни одна винтовка северян не могла выпустить сразу тридцать штук.
   Генерал вернулся к письму президенту Дэвису.
   ...в Долине - дописал он.
   Стрельба возобновилась с необычайно высокой скоростью, настолько высокой, что невозможно было подсчитать количество выпущенных пуль. Ничего подобного генерал прежде не слышал. Он снял очки и отложил перо. Затем он надел шляпу и вышел узнать, что же там такое творилось.
   Выходя из палатки, Ли едва не столкнулся с одним из своих адъютантов, который, в то же самое время, пытался войти внутрь. Молодой человек вытянулся по стойке "смирно".
   - Виноват, сэр.
   - Всё в порядке, майор Тейлор. Ваша спешка как-то связана с той необычной стрельбой, которую я только что слышал?
   - Так точно, сэр.
   Уолтер Тейлор, казалось, из последних сил обеими руками держался за военную дисциплину. Ли вспомнил, что ему было около двадцати пяти лет, и он был самым молодым штабным офицером. Он извлёк лист бумаги и протянул генералу Ли.
   - Сэр, прежде чем вы увидите это оружие в действии, прочтите рапорт от полковника Горгаса из Ричмонда касаемо этого вопроса.
   - В вопросах вооружения стоит прислушаться именно к мнению полковника Горгаса, - согласился генерал Ли.
   Он извлёк очки и водрузил их на переносицу.
  
   Бюро боеприпасов
   Ричмонд
   17 января 1864 года
   Генералу Ли
   Сим письмом имею честь представить Вам господина Андриса Руди из Ривингтона, Северная Каролина, который продемонстрировал мне новую винтовку, каковая, полагаю, может дать нашим солдатам преимущество сверх всякого воображения. Поскольку он выразил желание познакомиться с Вами лично, и коль скоро армия Северной Вирджинии испытывает определенные трудности, и ей предстоят тяжёлые бои, я направляю его к Вам, дабы Вы составили своё суждение, как об этом человеке, так и о его оружии.
   Ваш покорный слуга
   Полковник Джозайя Горгас
  
   Ли сложил письмо и вернул его майору Тейлору. Убрав очки обратно в карман, генерал произнес:
   - Хорошо, майор. Я уже был полон любопытства, а сейчас оно удвоилось. Отведите меня к господину... Руди, верно?
   - Так точно, сэр. Он тут, недалеко, за палатками. Следуйте, пожалуйста, за мной...
   Выдыхая пар изо рта на ледяном воздухе, Ли пошёл за адъютантом. Когда он заметил, что входные клапаны трёх других палаток, что служили ему штабом, были распахнуты, он ни капельки не удивился - все, кто слышал стрельбу, желали выяснить, что же именно это было. И действительно, все офицеры его штаба собрались вокруг крупного мужчины, который не был одет в серую форму армии Конфедерации.
   Этот мужчина не носил и жёлто-коричневую домотканную форму местных ополченцев, ни чёрное одеяние, привычное для гражданских лиц. Такой формы как у него Ли прежде никогда не встречал. Его шинель и брюки имели зелёный и коричневый окрас, отчего среди земли, кустов и голых веток он становился практически невидимым. Фуражка точно такого же цвета имела наушники, чтобы держать уши в тепле.
   Завидев приближающегося генерала, офицеры ему отсалютовали. Ли ответил на приветствие. Вперёд вышел майор Тейлор.
   - Генерал Ли, джентльмены, позвольте представить господина Андриса Руди. Господин Руди, это генерал Ли, которого вы, возможно, уже узнали, а это мои коллеги - майоры Венейбл и Маршалл.
   - Рад с вами познакомиться, джентльмены, а особенно, с прославленным генералом Ли, - сказал Руди.
   - Вы излишне любезны, сэр, - вежливо пробормотал генерал.
   - Ничуть, - сказал Руди. - Для меня честь пожать вам руку.
   Он протянул ладонь.
   Пожимая руку незнакомцу, Ли попытался его оценить. Говорил он, как образованный человек, но не как житель Каролины. Выговор у него был почти британский, но немного гортанный.
   Даже без учёта странной формы, Руди не был похож на каролинца. Лицо у него было слишком квадратным, телосложение грузным. Его габариты показались Ли практически неприличными. В армии Северной Вирджини, в основном, служили тощие голодные солдаты.
   Однако осанка Руди была прямой и мужественной, а рукопожатие крепким. Его серые глаза смотрели прямо на Ли. Генерал, вдруг, понял, что в прошлом этот человек был солдатом - у него был взгляд стрелка. Судя по морщинам в уголках глаз и седине в усах, Руди было около сорока лет, но возраст его только закалил.
   Ли произнёс:
   - Полковник Горгас дал вам превосходную характеристику, сэр. Вам, и вашему оружию. Покажете его мне?
   - Через минуту, сэр, если позволите, - ответил Руди, что удивило генерала.
   Судя по его опыту, большинство изобретателей безумно жаждали продемонстрировать свои детища. Руди продолжал:
   - Во-первых, сэр, я хотел бы задать вам вопрос, на который, я надеюсь, вы ответите честно.
   - Вы слишком самоуверенны, сэр, - заметил Чарльз Маршалл.
   В линзах его очков блеснул тусклый луч зимнего солнца, отчего его обычно живое лицо вдруг стало суровым и несколько нечеловеческим.
   Ли поднял руку.
   - Пусть спрашивает, майор. Не следует заранее осуждать его намерения.
   Он взглянул на Руди и кивнул, чтобы тот продолжал. Чтобы посмотреть незнакомцу в глаза, ему пришлось поднять взгляд, что для него, человека ростом за метр восемьдесят, было необычно. Однако Руди возвышался над ним ещё сантиметров на семь-десять.
   - Благодарю за проявленное терпение, - произнёс он своим "не совсем британским" акцентом. - Тогда скажите: как вы оцениваете шансы Конфедерации на успех кампании этого года и войны в целом?
   - "Быть или не быть - вот в чём вопрос", - пробормотал майор Маршалл.
   - Полагаю, наши шансы получше, чем у бедняги Гамлета, майор, - сказал Ли.
   Офицеры улыбнулись. Руди же просто ждал. Ли помолчал, собираясь с мыслями.
   - Сэр, так как я совсем недавно имею честь быть знакомым с вами, надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что вы интересуетесь вопросами, ответы на которые очевидны любому образованному человеку. Наш враг превосходит нас в численности, ресурсах и средствах ведения войны. Если эти люди, - так он обычно называл федералов, - решительно воспользуются своим преимуществом, мы сможем противопоставить им лишь мужество наших солдат и веру в то, что Господь на нашей стороне. Пока нам этого хватало. Бог даст, так и продолжится.
   - Кто сказал, что Бог на стороне больших батальонов? - поинтересовался Руди.
   - Вольтер, кажется? - сказал Чарльз Венейбл. До войны он был профессором математики и обладал обширными познаниями.
   - Вольнодумец, каких поискать, - добавил Маршалл.
   - Действительно, - согласился Руди. - Но далеко не дурак. Раз уж вы слабее своего противника, почему бы не воспользоваться наилучшим преимуществом?
   - Это очевидно, - сказал Ли. - Возразить никто не посмеет.
   Руди улыбнулся, хотя его улыбка ограничилась губами и не коснулась глаз.
   - Благодарю, генерал Ли. Вы только что сделали за меня мою же работу.
   - Неужели?
   - Именно, сэр, именно. Видите ли, моё оружие поможет вам сэкономить ценнейший ресурс - людей.
   Уолтер Тейлор, видевший оружие в действии, глубоко вздохнул.
   - Возможно и так, - тихо произнёс он.
   - Я жду демонстрации, господин Руди, - сказал Ли. - Устройте мне её.
   Руди извлёк оружие. Ли уже заметил, что длиной оно было, как карабин, почти такое же короткое, как пехотное ружьё. Из-за небольших размеров, благодаря примкнутому штыку, оружие выглядело длиннее. Руди полез в заплечный рюкзак. Тот был выкрашен в те же цвета, что и его шинель и брюки, а ткань, из которой рюкзак был сделан, выглядела гораздо лучше, чем всё, что производилось в Союзе. Большинство солдат Ли обходились скатками из одеял.
   Высокий незнакомец достал искривлённый металлический предмет, сантиметров двадцать длиной и около пяти сантиметров шириной. Он вставил этот предмет прямо перед спусковым крючком винтовки.
   - Это магазин, - пояснил Руди. - В полном снаряжении он вмещает тридцать патронов.
   - В общем, винтовка теперь заряжена, - сказал Тейлор. - Как вы, без сомнения, заметили, она казнозарядная.
   Остальные закивали. Ли оставил своё мнение при себе.
   Со звонким металлическим хрустом, Руди передёрнул блестящий металлический затвор на правой стороне винтовки.
   - Первый патрон каждого магазина заряжается вручную, - сказал он.
   - А остальные? - прошептал Венейбл Тейлору.
   - Увидишь, - так же шёпотом ответил тот.
   Руди снова полез в рюкзак. На этот раз он извлёк несколько листов бумаги. Он развернул один. Это оказалась мишень, выполненная в виде грубо нарисованного человеческого туловища и головы. Он повернулся к адъютантам Ли.
   - Господа, установите их, пожалуйста, на разном расстоянии, скажем, четыреста-пятьсот ярдов*.
   - С удовольствием, - уверенно произнёс Тейлор. - Я уже видел, насколько быстро стреляет ваша винтовка. А теперь хотел бы увидеть, насколько она точна.
   Он взял несколько мишеней. Остальные Руди передал другим адъютантам. Часть они прикрепили к низко висящим веткам, часть поставили на кусты, как вертикальном положении, так и на боку.
   - Может, поставить их прямо? - спросил Ли, указывая на лежащие мишени. - Иначе целиться будет сложнее.
   - Без разницы, - ответил Руди. - Солдаты не всегда стоят прямо.
   Ли кивнул. Уверенности этому незнакомцу было не занимать.
   Когда адъютанты закончили, на юго-востоке, в той стороне, где в паре километров располагался Оранж-Корт-Хаус, вытянулся ряд из тридцати мишеней. Палатки, служившие генералу Ли штабом, стояли на крутом холме, в отдалении от места, где разместились солдаты, и прочих поселений. Возвращаясь к Руди и Ли, молодые люди смеялись.
   - Это генерал Макклелан! - воскликнул Чарльз Маршалл, указывая большим пальцем на ближайшую мишень. - Воздайте ему по заслугам!
   Остальные поддержали его криками:
   - А, вон, генерал Бернсайд! Генерал Хукер! Генерал Мид! Хэнкок! Уоррен! Стоунман! Ховард!* А, вон, Честный Эйб*! Господи, задайте ему жару!
   Ли повернулся к Руди.
   - Как будете готовы, сэр.
   Адъютанты разом замолкли.
   - Возможно, кто-то из ваших людей захочет последить за временем, - сказал Руди.
   - Я прослежу, сэр.
   Чарльз Венейбл извлёк и кармана кителя часы.
   - Дать вам отмашку, когда начинать?
   Руди кивнул.
   Венейбл поднёс циферблат поближе, чтобы следить за ползущей секундной стрелкой.
   - Давай!
   Винтовка взмыла к плечу здоровяка. Он нажал спусковой крючок. "Хрясь!". В сторону полетела пустая гильза. Упав, она блеснула на солнце. "Хрясь!". Ещё одна гильза. "Хрясь!". И ещё одна. Этот звук полностью повторял тот, что отвлёк генерала Ли от написания письма президенту Дэвису.
   На какое-то время Руди остановился.
   - Регулировка прицела, - пояснил он.
   Не успел он договорить, как стрельба возобновилась. Наконец, вместо очередного выстрела, винтовка безобидно щёлкнула.
   Чарльз Венейбл поднял взгляд.
   - Тридцать прицельных выстрелов. Тридцать две секунды. Весьма впечатляюще.
   Он смотрел то на Руди, то на винтовку.
   - Тридцать выстрелов, - повторил он, скорее для себя. - А где дым от всего этого?
   - Боже! - воскликнул Уолтер Тейлор, удивлённый одновременно отсутствием дыма и самим собой. - Как же я раньше не заметил?
   Ли тоже этого не заметил. Тридцать выстрелов с такой скоростью должны были покрыть Андриса Руди свежим облаком дыма. Вместо этого из ствола и казённой части тянулись несколько тонких струек.
   - Как вы этого добились, сэр? - поинтересовался генерал.
   - Патроны снаряжены не вашим обычным чёрным порохом, - сказал Руди.
   Для Ли ничего необычного в его словах не прозвучало. Мужчина продолжал:
   - Пусть ваши люди принесут мишени, посмотрим, как я справился.
   Тейлор, Венейбл и Маршалл отправились за мишенями. Они разложили их на земле, и принялись ходить вокруг, разглядывая дырки от пуль. Рядом с ними прохаживался тихий и задумчивый генерал Ли. Осмотрев все мишени, он обратился к Руди:
   - Двадцать восемь из тридцати, насколько я вижу. У вас очень хорошее оружие, сэр. И, без сомнений, очень точное.
   - Тридцать две секунды, - тихо повторил Венейбл.
   - Позвольте выстрелить ещё раз? - спросил Руди.
   Не дожидаясь ответа, он отсоединил магазин под винтовкой и убрал искривлённый предмет в карман. Затем он извлёк из рюкзака ещё один и прицепил его на место предыдущего. Все его действия заняли несколько секунд.
   - Ещё тридцать выстрелов? - спросил Ли.
   - Ещё тридцать, - подтвердил Руди.
   Он снова передёрнул затвор с тем же, уже знакомым генералом звуком.
   - Сейчас я начну стрелять снова. Но, что, если американцы...
   - Мы и есть американцы, - перебил его Ли.
   - Прошу прощения. В смысле, янки. Что, если янки подобрались слишком близко для прицельной стрельбы?
   Около рукоятки располагался небольшой рычажок. Руди повернул его вниз, и теперь его конец смотрел не параллельно рукоятке, а в землю. Он отвернулся от Ли и его офицеров.
   - Будет вот, что.
   Винтовка взревела. Ствол озарился пламенем. В воздух полетел ворох гильз. Наступившая следом тишина, казалась оглушающей. Прервав молчание, Ли спросил:
   - Майор Венейбл, вы засекли время?
   - Эм, никак нет, сэр, - отозвался тот. - Виноват, сэр.
   - Неважно. И так ясно, что было быстро.
   Руди сказал:
   - За исключением стрельбы на близкой дистанции по скоплениям людей, стрельба очередями не слишком эффективна для прицельного огня, по сравнению с одиночными выстрелами. Отдача отводит ствол вверх и вправо.
   - Стрельба очередями, - Ли попробовал эти слова на вкус. - Позвольте поинтересоваться, сэр, а как работает механизм заряжания? Я имел дело, например, с магазинной винтовкой Спенсера, которая стоит на вооружении вражеской кавалерии, так у неё была ручная перезарядка. Но, за исключением, заряжания первого патрона, вы затвором совсем не пользовались. Винтовка просто стреляла, раз за разом.
   - Когда в патроне срабатывает заряд, газ быстро расширяется и выбрасывает пулю из ствола. Вы понимаете?
   - Разумеется. Позволю вам напомнить, что я был инженером.
   Ли был раздражён столь примитивным вопросом.
   - Да, точно. Были, - словно напоминая себе, произнёс Руди, затем продолжил: - В моём оружии часть этого газа используется для отведения затвора назад, дабы магазинная пружина могла дослать очередной патрон. Этот цикл может повторяться до тех пор, пока магазин не опустеет.
   - Весьма изобретательно, - пробормотал Ли в бороду, не собираясь развивать мысль.
   За годы войны изобретатели южан сумели разработать немало задумок, которые так и остались на бумаге, поскольку промышленность Конфедерации не могла претворить их в жизнь. Тем не менее, вопрос требовал ответа:
   - И сколько же таких самозарядных винтовок вы можете предоставить?
   Руди широко улыбнулся.
   - А сколько вам нужно?
   - Я бы хотел получить столько, сколько вы сможете предоставить, - сказал Ли. - Как я буду их использовать, будет зависеть от доступного количества. Если вы сможете поставить мне, скажем, сотню, я снаряжу ими батареи конной артиллерии, дабы они могли защититься от атак вражеской пехоты. Если же, вы соизволите предоставить нам, скажем, пять сотен винтовок - и соответствующее количество боеприпасов - я снаряжу ими кавалерийский полк. Было бы приятно, если наши всадники смогут противопоставить противнику соразмерную огневую мощь, а не пользоваться пистолетами и дробовиками.
   Улыбка Андриса Руди становилась всё шире. Впрочем, это не была улыбка человека, который делился приятными вещами с друзьями. Ли эта улыбка напоминала профессиональную ухмылку фокусника, который собирался извлечь из шляпы пару голубей.
   - Генерал, а если я, предположим, смогу предоставить вам сто тысяч таких винтовок, вместе с боеприпасами? Как вы... как Конфедерация ими воспользуется?
   - Сто тысяч?
   Голос Ли оставался тихим и спокойным, однако для этого ему пришлось приложить немалые усилия. Вместо пары голубей, этот высокий незнакомец выпустил из шляпы целую стаю.
   - Сэр, но мы тут не в карты играем.
   - Именно, прошу прощения, сэр, что перебиваю, - встрял майор Маршалл. - Это практически столько же оружия, сколько мы смогли получить из Европы за три года войны. Полагаю, первая поставка придёт с ближайшим северным поездом?
   Ирония звучала в каждом его слове.
   Руди не обратил на неё никакого внимания.
   - Где-то так, - холодно произнёс он. - Мы с соратниками провели кое-какую подготовку. Генерал Ли, вы ведь, намереваетесь в ближайшие пару дней послать бригаду генерала Хука в Северную Каролину, я прав?
   - Да, именно так, - ответил Ли, сперва без раздумий.
   Затем он обратил всё своё внимание на Руди.
   - Сэр, откуда вам это известно? Приказ я подписал сегодня, и пока вы со своей винтовкой не прервали меня, информировал об этом президента Дэвиса. Так, откуда вам известно о моих планах относительно передвижений войск генерала Хука?
   - Мы с соратниками обладаем всей полнотой информации о выбранном регионе, - ответил Руди.
   Он выглядел слегка смущённым. В некоторой степени, Ли был этим восхищён. Он знал, что его присутствие внушает людям благоговейный страх. Незнакомец продолжал:
   - Мы никоим образом не намерены навредить ни вам, ни армии Конфедерации, генерал. Прошу поверить мне на слово. Мы не меньше вашего желаем, чтобы Юг обрёл свободу и независимость.
   - Это всё, конечно, прекрасно, но вы так и не ответили на вопрос генерала, - сказал Маршалл.
   Он шагнул к Руди и провёл ладонью по гладким светлым волосам.
   - Откуда вы узнали о передвижении войск генерала Хука?
   - Узнал. Вот и всё.
   Сдаваться незнакомец был не намерен.
   - Генерал Ли, если вы прикажете машинисту задержать ближайший поезд на север в Ривингтоне, мы загрузим на него первую партию винтовок и боеприпасов. Там будет, эм, две с половиной тысячи винтовок и соответствующее количество магазинов и патронов. Через день мы сможем поставить столько, сколько потребуется для полного оснащения вашей армии.
   - Сто тысяч винтовок для армии Северной Вирджинии - это слишком много, - сказал Ли.
   - У Конфедерации есть и другие войска, помимо ваших. Как считаете, они помогут генералу Джонстону, когда весной генерал Шерман бросит на него всю Миссисипскую дивизию?
   - Миссисипской дивизией командует генерал Грант, - сказал Уолтер Тейлор. - И всеми войсками федералов от Аллеганских гор до реки.
   - А, да, точно. Пока, командует. Ошибочка вышла, - сказал Руди.
   Он вновь посмотрел на Ли, его лицо было похоже на лицо охотника.
   - Вам не кажется, генерал, что войска Натаниэля Бедфорда Форреста будут рады превзойти и победить федералов?
   - Мне кажется, сэр, что вы пытаетесь выстроить воздушные замки, основываясь на мощи всего лишь одной винтовки, - ответил на это Ли.
   Ему не было никакого дела до этого Андриса Руди, не было никакого дела до надменного тона, с каким он разговаривал, ему вообще было плевать на этого человека... но не на его оружие. Если огневой мощи одного южанина хватит, чтобы противостоять пяти или десяти юнионистам, шансы армии Конфедерации в каждом сражении сразу же вырастут.
   Руди продолжал на него смотреть. Ли почувствовал, как даже в такой прохладный день, его щёки покраснели, поскольку понимал, что незнакомец видел его искушение. На ум пришли строки из Евангелия от Матфея: "Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, И говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне*"
   Однако Руди не ждал поклонения, и дьяволом он не был. Это был здоровый крепкий мужик, впрочем, недостаточно здоровый, чтобы не носить шляпу с тёплыми наушниками. Несмотря на всё личное неприятие со стороны Ли, говорил незнакомец разумно. Теперь же он заговорил ещё разумнее:
   - Генерал, я останусь с вами, дабы лично гарантировать истинность своих слов. Прикажите поезду остановиться и принять оружие и боеприпасы. Если поставка не прибудет, можете поступать со мной, как вам заблагорассудится. Чем вы рискуете?
   Ли попытался придумать, чем. Но, как бы он ни старался, ничего не приходило на ум. Не обращаясь ни к кому конкретно, Чарльз Венейбл произнёс:
   - А храбрости этому парню не занимать.
   - Это точно, - согласился Ли.
   Замечание майора помогло принять решение.
   - Хорошо, господин Руди. Я отдам приказ, и мы посмотрим, что придёт с северным поездом. Если всё окажется так, как вы говорите, первая партия винтовок поступит на вооружение кавалеристов генерала Стюарта. За ними оружие получат дивизии генералов Андерсона и Генри Гета, расквартированные неподалёку. Их люди будут первыми пехотинцами, которые станут обладателями новых винтовок.
   - Если он говорит правду, - тяжело произнес Чарльз Маршалл. - А, если нет?
   - Что посоветуете, майор? - не скрывая любопытства, поинтересовался Ли.
   - Всыпать ему вожжей, чтобы больше не хвастался.
   - Что скажете, господин Руди? - спросил Ли.
   - Я всё же рискну, - ответил незнакомец.
   Ли был впечатлён. Справится он или нет, ещё предстояло выяснить, но этот парень был уверен, что справится. Руди продолжал:
   - С вашего разрешения, генерал, несколько моих соратников отправятся северным поездом вместе с оружием. Чтобы ваши люди научились обращаться с винтовками правильно, вам потребуются инструкторы.
   - Пусть отправляются, - сказал Ли.
   Впоследствии, он осознал, что именно в тот момент начал по-настоящему верить этому Андрису Руди, начал верить, что вагоны, груженые этими забавными винтовками и боеприпасами, прибудут в Северную Каролину. Сам Руди был твёрдо в этом уверен.
   Уолтер Тейлор спросил:
   - Господин Руди, а как называется ваше оружие? Полагаю, тоже Руди? Большинство изобретателей называют свои устройства собственными именами.
   - Нет, винтовка называется не Руди.
   Незнакомец держал оружие бережно, словно ребенка.
   - Зовите её правильно, майор. Это АК-47.
  
   Ли вернулся в палатку, чтобы закончить письмо президенту Дэвису, затем снова вышел, чтобы посмотреть, как офицеры его штаба общаются с Андрисом Руди. Тот, в свою очередь, выглядел абсолютно уверенным в ожидании, когда его правота будет доказана. То ли из того же вместительного рюкзака, то ли из седельной сумки, он извлек и разбил аккуратную одноместную палатку, а теперь разводил перед ней костёр.
   Майоры Тейлор, Венейбл и Маршалл стояли рядом и наблюдали за его действиями. Каждый из них держал руку на оружии. Ли решил, впрочем, что с такой скорострельной винтовкой Руди было бы достаточно секундной невнимательности, чтобы уложить всех раньше, чем они успеют начать отстреливаться...
   Мысль оказалась неприятной. Но та невероятная винтовка в данный момент лежала в палатке, а высокорослый незнакомец не выказывал никаких признаков враждебности. Он развёл костёр от первой же спички и в данный момент грел руки над пламенем. Ли слегка улыбнулся. Руди не был похож на человека, собирающегося напасть на окружающих.
   Затем он залез в палатку, и явился обратно с ничем более смертоносным, нежели котелком и складной металлической стойкой. Он сходил и набрал воды из ручья, впадающего в реку Рапидан, затем вернулся к костру и подвесил котелок нагреваться.
   Подошёл слуга Ли.
   - Ужин скоро будет готов, масса* Роберт.
   - Благодарю, Перри. Что у нас сегодня?
   - Суп из опоссума, жирный и заправлен арахисом, - ответил чернокожий.
   - Звучит отлично.
   Ли подошёл к Руди.
   - Не составите мне компанию за ужином, сэр? Работы у Перри здесь немного, но еду он готовит так, что никто и не поймет, из чего она сегодня.
   Руди бросил взгляд на Перри.
   - Это ваш раб?
   - Он свободный, - ответил Ли.
   Руди пожал плечами. Ли заметил, что ему это не понравилось. Незнакомец собрался сказать чего-то, но затем передумал, что уже было неплохо. Вместо этого он заговорил об ужине:
   - Позволите добавить кое-что из своих запасов? Я слышал, вы здесь поиздержались.
   - Я бы не хотел вас стеснять. Времена нынче нелёгкие для всех.
   - Ничего страшного. Мне хватит.
   Руди заглянул в котелок.
   - О, отлично, закипело.
   Он поставил котелок на землю.
   - Прошу прощения.
   Здоровяк вернулся в палатку. Когда он вышел обратно, в руках он держал пару пакетов, бока которых при свете костра блестели металлом. Он оторвал с них верхушки. Их внутренняя сторона тоже выглядела металлической. Он опустил пакеты на землю и залил кипятка. Незамедлительно, поднялся ароматный пар.
   Ли с интересом наблюдал за ним и принюхался.
   - Это у вас там обезвоженное рагу? Федералы используют обезвоженные овощи, но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь готовил подобным образом целое блюдо.
   - Верно, генерал, это обезвоженное рагу.
   Ответ незнакомца прозвучал на удивление натужно, будто он ожидал от генерала большего удивления. Он протянул ему один пакет и ложку.
   - Сначала немножко размешайте.
   Ли размешал и попробовал пищу на вкус. Его брови поползли вверх.
   - Превосходно. Если бы армейские остряки могли попробовать, они бы меньше шутили про "'безбожные овощи".
   Он съел ещё пару полных ложек.
   - Действительно, очень хорошо. Теперь мне даже неудобно, что я в ответ не могу предложить вам ничего лучше супа из опоссума.
   - Не переживайте по этому поводу, генерал, - сказал Руди.
   Когда через пару минут появился Перри с полной кастрюлей, он протянул ему свой пакет. Перри наполнил её доверху. Руди улыбнулся.
   - Вам нечего стыдиться. Ваш черный превосходно готовит.
   - Он способен творить чудеса, правда? В нынешние времена, боюсь, ему иначе никак.
   Ли доел свою порцию. Даже обезвоженная, эта пища имела больше ингредиентов, и лучшее качество, чем он привык; во рту до сих стоял их приятный вкус.
   - Господин Руди, вы так бойко рассказывали об оружии, которое собираетесь нам поставить. Не могли бы вы также поставить нам подобные сухие пайки в таком количестве, чтобы армии не пришлось голодать до весны?
   - О, наша, кхм, компания занимается, в основном, вооружением. Что же касается питания, мне потребуется навести справки, прежде чем я смогу ответить, как много мы сможем поставить.
   - Вы уж постарайтесь, - сказал Ли. - Солдат, который неспособен маршировать и сражаться, так же бесполезен для страны, как и безоружный солдат.
   - Сделаю всё, что в моих силах, - пообещал Руди. - Не знаю, сколько удастся раздобыть. Сейчас мы готовы предоставить вам винтовки. Для поставки пайков нам придётся предпринять особые меры, а это может занять время.
   - Уверен, вы лучше меня разбираетесь в своих делах. Я лишь говорю о том, что эти пайки, при наличии, окажутся к вящей пользе для нас.
   Ли поднялся на ноги. Вместе с ним встал и высокий незнакомец. Он взял котелок и вместе с ним направился к ручью.
   - Вижу, вы всё ещё голодны, сэр, - заметил Ли.
   - Я хотел вскипятить воды для кофе. Не желаете?
   - Настоящий кофе? - переспросил Ли.
   Руди кивнул. Печально улыбнувшись, Ли произнёс:
   - Мне кажется, настоящий кофе будет для меня слишком, особенно после длительного употребления цикория и пережженного зерна, что подают под этим названием. И всё же, я с радостью рискну поэкспериментировать, при условии, что вы поделитесь с моим штабом. Я бы не хотел отказывать им в этом удовольствии.
   - Пожалуйста, - сказал Руди. - Только пусть приходят со своими кружками.
   - Непременно.
   Ли созвал адъютантов и сообщил им хорошие новости. Те с радостными возгласами разбежались по палаткам. Ли отправился за своей кружкой.
   Когда все собрались со своими кружками вокруг палатки Руди, тот уже повесил котелок над огнем. Свободной рукой он раздал офицерам Конфедерации по небольшому плоскому пакетику.
   - Оторвите краешек и высыпьте содержимое в кружку, - сказал он.
   "Растворимый кофе FOLGER'S" - прочитал Ли на пакете. Ниже, мелким шрифтом было написано что-то неразборчивое. Он надел очки. Надпись обрела чёткость: "Сделано в США". Он убрал очки в карман, подумав, что мог бы и сразу догадаться, не читая.
   Следуя указаниям Руди, он высыпал содержимое пакетика в кружку. Оно не было похоже на молотый кофе.
   - Это тоже что-то обезвоженное? - поинтересовался он.
   - Можно сказать и так, генерал. А теперь, подержите, пожалуйста, кружку...
   Руди наполнил её кипячёной водой. Мгновенно появился запах кофе.
   - Размешайте, пока не растворится, - сказал Руди и наполнил кружки адъютантов.
   Ли поднёс кружку к губам. Кофе был далеко не лучшим из тех, что ему доводилось пробовать. Но, несомненно, это был кофе. Он сделал медленный, добрый глоток и прикрыл глаза от удовольствия.
   - То, что нужно, - сказал он.
   Подобно эху, к нему присоединились офицеры штаба, один за другим.
   - Рад, что вам понравилось, - сказал Руди.
   Чарльз Венейбл внимательно осмотрел пакетик.
   - Растворимый кофе, - задумчиво произнёс он. - Четкое определение, хотя прежде я подобного не слышал. Господин Руди, этот пакетик сделан из фольги?
   - Думаю, да, - слегка замешкавшись, ответил незнакомец и Ли заметил эту паузу. Прозвучало так, словно этот человек не говорил всего, что знал. Андрис Руди, очевидно, знал изрядно вещей, о которых не говорил. Но того, что он уже сказал и показал, было достаточно. Ли гадал, какие тайны он продолжал скрывать.
   Уолтер Тейлор указал на чашку в руках Руди.
   - Позвольте спросить, сэр, а что это за эмблема на вашей кружке? Поначалу, увидев белый и красный фон, я решил, что это символ Конфедерации, но сейчас понимаю, что это не так.
   Руди поднёс кружку поближе к огню, чтобы Тейлор мог получше её рассмотреть. Ли тоже пригляделся. На красном фоне был белый круг, а внутри - угловатая трёхлучевая эмблема, похожая на василёк. Под ней были выписаны буквы ДСА. Руди пояснил:
   - Это символ моей организации.
   Он отлично справился с ответом, не сказав, по сути, ничего.
   - А что означают буквы? - спросил Ли.
   - Это наш девиз, - улыбнувшись, ответил Руди. - "Движение к Свободной Америке".
   Тейлор поднял кружку.
   - Господи, за это я готов выпить!
   Остальные адъютанты последовали его примеру. Как и Ли. Он оставался в армии федералов столько, сколько мог, но, когда Вирджиния вышла из состава Союза, он остался со своей родиной. Для него она значила больше, чем идея Соединённых Штатов
   - Ещё по кружке, джентльмены? - предложил Руди. - Кофе ещё есть.
   Все штабисты хором согласились. Кофе развеял все их подозрения, вызванные винтовкой Руди. Ли же отказался:
   - После длительного воздержания, вторая чашка кофе определенно не даст мне заснуть. А в мои годы следует внимательно следить за режимом сна, потому как чем больше он нужен, тем чаще с ним случаются проблемы.
   Кивнув Руди, он повернулся, чтобы уйти. Адъютанты ему отсалютовали. Генерал ответил им тем же и медленно вернулся в палатку. Он снял сапоги и китель, лёг на койку и обернулся несколькими одеялами. Даже под ними ночью ему будет холодно. У большинства его подчинённых было лишь одно одеяло, а у многих - вообще ничего. Утром во время осмотра фельдшеры обнаружат у кого-нибудь обморожение и больное горло. Такое случалось каждый день.
   Несмотря на выпитый кофе, он провалился в сон. Впрочем, через пару часов он всё равно проснулся. Генерал встал, чтобы оправиться в горшок. Земля морозила ступни сквозь носки.
   Прежде чем вернуться в постель, он выглянул наружу. Андрис Руди поддерживал в костре яркое пламя. Сам он сидел перед костром на складном деревянном стуле, обтянутом цветастой тканью. Ли он не видел, будучи увлечённым чтением.
   - Что это вы читаете в столь поздний час? - тихо поинтересовался генерал.
   Руди поднял взгляд и уставился во тьму. Его глазам, привыкшим к свету пламени, понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть в темноте Ли. Увидев его, он заложил между страниц большой палец, закрыл книгу и показал. На чёрной обложке светился золотой крест.
   - А.
   Ли вдруг стал чувствовать себя в присутствии Руди гораздо легче, чем прежде.
   - Лучшего собеседника, что днём, что ночью, не найти. Можно узнать, какой отрывок вы читаете?
   - Книга Судей. Предание о Гедеоне, - сказал высокий человек. - Частенько перечитываю. Мне подходит.
   - И, правда, - сказал Ли. - И, правда. Доброй ночи, сэр. Желаю вам хорошего сна, когда вы доберетесь до своей постели.
   - Благодарю, генерал. И вам доброй ночи.
   Ли вернулся в постель. Как он и сказал Руди, у него были проблемы со сном. Впрочем, не сегодня, уснул он быстро и мягко, как ребенок. Прежде чем сознание отключилось, он подивился, почему так? Возможно, то была надежда, которой им так не хватало после Геттисберга. Он заснул.
  
   Следующие два дня прошли в некоем подобии разрядки. Генерал Сэмюэл Джонс из округа Западной Вирджинии прислал письмо, в котором обещал Армии Северной Вирджинии скот и говяжьи туши. Ли ответил ему, рассыпаясь в благодарностях, однако обещанный скот двигался гораздо медленней, чем письмо Джонса. Как генерал и опасался, солдатский паёк пришлось сократить.
   Едва он закончил составлять столь печально необходимый приказ, как в его палатку просунул голову Чарльз Венейбл.
   - Вам телеграмма, сэр.
   Он выдержал драматическую паузу.
   - Из Ривингтона.
   - Немедленно читайте, майор, - сказал Ли.
   - Есть, сэр.
   Венейбл развернул тонкий листок бумаги.
   - "Согласно Вашему приказу 20 января остановил северный Ривингтоне. Погрузили много ящиков двух размеров. Местные оказали организованную помощь. По отправлении вскрыли наугад два ящика каждого типа. Содержимое: патроны и карабины занятного изготовления. Также приняли 12 пассажиров. Старший лейтенант Эсбери Финч, КША".
   - Так-так, - сказал генерал Ли, и повторил еще раз: - Так-так. Наш таинственный господин Руди и в самом деле располагает обещанными винтовками, ну или каким-то их количеством. Несмотря на его уверенность, я искренне продолжал задаваться вопросом.
   - А я не просто задавался вопросом, сэр, - ответил на это Венейбл. - Я сомневался, всерьез сомневался. Но, как вы заметили, первую часть своего обещания он, кажется, выполнил.
   - Выполнил. Как только генерал Стюарт увидит, на что способны эти карабины, иных ему уже не захочется. Самозарядные винтовки, что кавалерия федералов использует во все больших количествах, изрядно потрепали его войска. Теперь же он сможет ответить на равных - более чем равных - условиях. Если же господин Руди не просто травит пьяные байки, эти винтовки вскоре появятся и у нашей пехоты.
   - Интересно, как Бюро боеприпасов будет расплачиваться за эти, как он их назвал?..
   - АК-47, - подсказал Ли. - Какова бы ни была их стоимость, для нас она может отлично обозначить разницу между свободой и угнетением. Переоценить эту стоимость будет непросто.
   - Так точно, сэр.
   После некоторых колебаний, Венейбл продолжил:
   - Могу я узнать, сэр, что вы думаете о господине Руди?
   - Ну, скажем так, теперь я определенно лучшего мнения о нем, коль скоро он не оказался одиноким шарлатаном с одиноким, пусть и чудесным, карабином, - сразу же ответил Ли. Затем он тоже задумался.
   - Но это ведь не весь ваш вопрос, майор, не так ли?
   - Никак нет, сэр.
   Будучи умелым оратором, сейчас Венейбл, казалось, с трудом мог сложить собственные мысли в слова.
   - Я убеждён, что это самый экстраординарный человек, которого я когда-либо встречал. Его карабин, вещи, даже еда, что он ест и кофе, что он пьёт... я ничего подобного нигде ранее не видел и не слышал.
   - Как и я, а если учесть высшее качество и удобство его формы, хотел бы я заполучить что-либо подобное, чтобы лучше вести войну, - сказал Ли. - Еще момент. Этот человек знает больше, чем говорит. Откуда он узнал о моём приказе отправить генерала Хука на юг? Этот факт меня смущает и тревожит не меньше прочего. Если бы он был разоблачён, как мошенник, у меня нашлось бы к нему несколько неприятных вопросов, и задавал бы я их жёстко. И всё же...
   Ли пожал плечами.
   - Очевидно, это добропорядочный южанин. Как, по-вашему, майор, сколь долго мы бы продержались в случае, если он решил бы отправиться на север и продать свои винтовки врагу?
   Венейбл скривился, словно сама эта мысль была ему неприятна.
   - Немного, сэр.
   - Это верно. Они нас превосходят. Однако этот человек, всё равно, выбрал нас, поэтому непростые вопросы подождут. А ещё он набожный человек. В противном случае, он не стал бы читать Ветхий Завет глубокой ночью, когда его совершенно точно никто не заметит.
   - Вы говорите совершенно верно, сэр, - сказал Венейбл. - И всё же... не знаю... как-то всё у него слишком хорошо, чтобы быть правдой.
   - Союз на протяжении всей войны имел преимущество в материальных ресурсах, майор. Вы утверждаете, что мы не имеем права на свою долю, или, если фортуна предоставляет нам шанс, то мы не должны им воспользоваться?
   - В такой постановке вопроса, разумеется, нет, генерал Ли.
   - Хорошо. Ибо я намерен выжать из этой ситуации всю выгоду до последней капли.
  
   Столб дровяного дыма возвещал о том, что к крошечному поселку, выросшему вокруг здания суда округа Оранж и получившему в честь него название Оранж-Корт-Хаус, на оранж-александрийской железной дороге, прибывал поезд. Ли указал на него с задором мальчишки, который спешил заранее подсмотреть, что ему подарят на Рождество.
   - Если я всё правильно рассчитал, джентльмены, это должен быть поезд из Ривингтона. Не желаете встретить его, и посмотреть на первую часть обещанных господином Руди винтовок?
   Адъютанты разбежались за лошадьми. Андрис Руди отправился с ними. Перри подвёл Странника. Ли запрыгнул на коня серой масти. Вскоре подтянулись офицеры штаба и Руди. Вместе они спустились с холма к Оранж-Корт. Ли и его адъютанты были отличными наездниками. Вскоре генерал заметил, что Руди таковым не являлся, хотя справлялся вполне уверенно.
   Гулявшие или ехавшие по улочкам Оранж-Корт-Хаус пожилые горожане приветствовали генерала поднятыми шляпами. Тот сурово отвечал на приветствия. Молодых мужчин практически не было - ни в этом городе, ни во всей Конфедерации. Ему встретились несколько солдат, которые, видимо, смотрели, что могут предложить местные магазины. Вероятно, немногое. Увидев Ли и офицеров, они отсалютовали. Некоторые указывали на Андриса Руди. Их внимание привлекли его габариты, незнакомая форма и тот факт, что он, какой-то незнакомец, едет рядом с самим генералом Ли.
   Железнодорожная станция находилась неподалёку от здания суда, которое и дало этому поселку половину названия. Когда прибыл генерал и его спутники, поезд уже стоял на станции. Под пристальным взглядом поездной бригады рабы грузили в тендер поленья для дальнейшего пути на юг.
   Другие негры принялись разгружать товарные вагоны. Часть тех, кто над ними надзирал, была одета в форму войск Конфедерации, другие были одеты, как Андрис Руди: шляпы, пятнистые куртки и брюки. Даже ботинки с высоким голенищем у них были такие же. Ли задумчиво почесал подбородок. Как одевался один человек - это его личное дело. Когда таких людей дюжина - чёртова дюжина, если считать Руди - можно предположить, что это некая военная форма. И действительно, коллеги Руди выглядели более одинаковыми, чем сопровождавшие их солдаты армии южан. У тех брюки, шинели и фуражки имели различную расцветку и пошиты они были по-разному.
   Позади Ли, Уолтер Тейлор повернулся к Руди и заметил:
   - Ваши друзья все довольно-таки рослые.
   Он был прав. Самый низкий человек в пятнистой форме был около 177 см ростом. Рост большинства же превышал 180 см, а двое или трое были такими же здоровыми, как Руди. Несмотря на голод и суровую зиму, все они выглядели откормленными. Когда Ли и его адъютанты подъехали ближе, солдаты армии Конфедерации вытянулись по стойке "смирно". Ривингтонцы этого делать не стали. Некоторые приветствовали Руди кивком или взмахом руки. Остальные же продолжили командовать рабами, таскавшими ящики с поезда.
   - У ваших друзей такой же интересный выговор, как и у вас, - заметил Венейбл.
   - Мы сельские жители, - вежливо ответил Руди.
   Ли улыбнулся, оценив как аккуратную попытку майора провести разведку, так и не менее аккуратный, но совершенно неинформативный ответ Руди. За последние несколько дней Руди дал немало вежливых, но абсолютно неинформативных ответов. Ли объяснил это тем, что железнодорожная поставка - а возможно, множество поставок - винтовок и патронов даёт ему право держать язык за зубами.
   Генерал спешился. Его примеру последовали офицеры и Руди. Венейбл привязал Странника к перилам. К ним подошёл человек с двумя плашками на околышах воротника. Ли подумал, что бакенбарды, которые он отрастил, совсем не подходили его тощему лицу. Они были похожи на те, что носил генерал армии федералов Бернсайд. Мужчина отдал воинское приветствие.
   - Эсбери Финч, сэр. 21-й Джорджийский полк.
   - Да, лейтенант. Я получил вашу телеграмму.
   - Да, сэр.
   Финч бросил взгляд на Андриса Руди, который пошёл поприветствовать своих.
   - Значит, вы уже познакомились с этими пятнистыми парнями, сэр? В Ривингтоне они, конечно, такие чудеса устроили.
   - Пару лет назад я воевал в Северной Каролине, лейтенант, но, должен признаться, города я не помню, - сказал Ли.
   - Пару лет назад, сэр, вспоминать было особо нечего. Это был простой городишко, достаточно крупный, чтобы возле него потрудился остановиться поезд. Но сейчас он растёт, и всё благодаря этим парням. Их там поселилось немало. Скупили кучу ниггеров и понастроили домов, складов и не знаю, чего ещё. И это всё за три-четыре месяца. Пока мы грузились, мне всё рассказал один парень, который прожил там всю жизнь. Ещё он сказал, что они за всё платят золотом.
   - Тогда не удивительно, что им рады, - сказал Ли.
   Бумажные деньги Конфедерации обесценились до такой степени, что пара ботинок могла обойтись рядовому солдату в трёх-четырёхмесячное жалование. Именно по этой причине множество бойцов армии Северной Вирджинии даже зимой ходили босыми. Ещё одной причиной было то, что ботинки вообще было трудно найти, за любые деньги.
   - Жаль, они не появились год назад, - заметил Уолтер Тейлор. - Представьте, что бы мы устроили с этими винтовками в Чанселорсвилле или в Пенсильвании.
   - За эти дни я и сам не раз задавался тем же вопросом, майор, - ответил Ли. - Впрочем, прошлое остаётся в прошлом, его уже не изменить.
   - Это оружие, оно действительно, настолько хорошо, сэр? - спросил Финч.
   - Действительно, лейтенант, - ответил Тейлор. - С ним, мне кажется, мы заполучили курицу, несущую золотые яйца.
   - Либо она заполучила нас, - мрачно заметил Чарльз Маршалл.
   Ли настороженно взглянул на него. Маршалл говорил не об Андрисе Руди, совсем нет. Но, поразмыслив, генерал понял, что в словах майора было здравое зерно. Железнодорожные поставки самозарядных карабинов, может, и спасут Конфедерацию. Но если Руди со своими друзьями окажутся единственным их источником, они возьмут Юг за горло. Сейчас, они его не сдавливали, конечно. Но, если вдруг они решат...
   - Майор Маршалл, - обратился к нему Ли.
   - Сэр?
   - Составьте, пожалуйста, письмо полковнику Горгасу в Ричмонд. Меня интересует возможность производства копий этого оружия, как мы делаем винтовки "Спрингфилд" и "Миссисипи". Как только первая партия винтовок прибудет в штаб, один экземпляр и несколько магазинов отправьте полковнику Дж.В.Рейнсу в Джорджию, который, полагаю, во всём Бюро боеприпасов лучше всех остальных разбирается в делах, касающихся пороха. Возможно, ему удастся просветить нас, почему эти патроны дают так мало дыма.
   - Я всё сделаю, сэр, - ответил Маршалл.
   Проволочная оправа его очков не смогла скрыть поднявшихся бровей.
   - Вы не полностью доверяете господину Руди, сэр?
   - Полностью я доверяю лишь Господу Богу, - сказал на это Ли.
   Маршалл улыбнулся и кивнул.
   Будучи родственником верховного судьи, до войны этот человек работал юристом, что, помимо религии, давало ему дополнительные основания не доверять какому-либо делу рук человеческих.
   В этот момент к генералу Ли, офицерам его штаба и лейтенанту Финчу подошёл Андрис Руди. Компанию ему составили несколько его друзей.
   - Генерал, позвольте представить вам моих соратников. Это Конрад де Байс, Вилхелм Хебхард, Бенни Ланг и Эрни Храаф.
   - Господа, - сказал Ли, протягивая руку.
   Они подходили по одному и пожимали её.
   - Познакомиться с великим генералом Ли - это большая честь, - сказал Эрни Храаф.
   Ростом он был как генерал, носил аккуратную песчаного цвета бороду, которая едва скрывала шрам, поднимающийся к верхнему углу челюсти. Как уже заметил майор Венейбл, он, да и все остальные люди в пятнистой форме разговаривали с тем же "не совсем британским акцентом", как и Руди, только у Храафа он был ещё более грубым, чем у Руди.
   - Не стоит говорить обо мне так, сэр, словно моё имя вписано в учебники истории, - мягко возразил Ли.
   Руди и его люди улыбнулись и даже рассмеялись, чего эта скромная шутка явно не заслуживала. И всё же, Ли был рад, что ему удалось наладить непринуждённое общение.
   - С кем я хотел бы познакомиться, так с генералом Стюартом, - сказал тот, кто был представлен как Конрад де Байс. Почти все незнакомцы имели деловой вид, однако карие глаза де Байса имели какой-то странный блеск, который напомнил генералу взгляд пумы. Этому человеку явно нравилось воевать.
   Затем генерал вспомнил, как Руди держался в седле. Чтобы удовлетворить Джеба Стюарта, де Байсу придётся постараться.
   - Вы ездите на лошади, сэр? - поинтересовался Ли.
   Де Байс кивнул так, чтобы не оставалось никаких сомнений.
   - Тогда, уверен, генерал Стюарт будет также рад знакомству с вами. Командующий партизанами полковник Мосби, думаю, тоже.
   Судя по тому, как де Байс ухмыльнулся, Ли понял, что верно оценил этого человека.
   - Генерал Стюарт сейчас... во Фредериксберге? - спросил Вилхелм Хебхард.
   Букву "г" он произносил жёстко, на немецкий манер. Кто-то из адъютантов за спиной Ли шепнул:
   - Голландцы.
   Генералу показалось, что это был Маршалл. Тот меньше всех доверял Руди, к тому же, немало живших в Америке немцев, включая тех, что проживали на территории Конфедерации, были юнионистами.
   Но эти люди вели себя слишком открыто, и слишком странно, чтобы быть шпионами, да и вообще, генерал Мид и так знал, где зимовала кавалерия армии Северной Вирджинии.
   - Да, неподалёку от Фредериксберга, - ответил Ли.
   Он хотел бы, чтобы бойцы Стюарта располагались ближе под рукой, но размещать лошадей на зимние квартиры намного сложнее, и требовало больше места, чем для людей.
   Хебхард повернулся к Руди и что-то спросил у него на языке, похожем на английский, но другом. Руди ответил на том же наречии. "Точно, голландцы", - подумал Ли.
   - Он хочет знать, когда он и де Байс смогут отправиться во Фредериксберг, чтобы показать оружие, - по-английски произнёс Руди. - Либо, когда вы вызовете генерала Стюарта к себе.
   Ли задумался. Наконец, он произнёс:
   - Так как кавалерия разбросана по сельской местности, разумнее будет вызвать генерала Стюарта, его дивизионных и бригадных командиров сюда, в Оранж-Корт-Хаус, дабы они лично смогли оценить ваши винтовки.
   - Хорошо, - сказал Руди. - Впрочем, когда дело дойдет до стрельбы, лучше вернуться в штаб, чтобы слухи о возможностях этого оружия не дошли до врага.
   - Разумное решение, - согласился Ли.
   Разговаривая скорее сам с собой, нежели с генералом, Руди продолжал:
   - Раз уж это место станет центром, из которого мы будем раздавать оружие вашей армии, нам придётся снять здесь жильё и арендовать места на складах. Чтобы подготовить ваших людей до весны, предстоит серьёзно поработать.
   - Офицеры армии Северной Вирджинии окажут вам всестороннюю помощь, - сухо произнёс Ли.
   Ирония отскочила от Андриса Руди, подобно ядру от корпуса броненосца. Он взглянул генералу прямо в лицо и сказал:
   - Некоторые нам помогут, генерал, в этом никаких сомнений нет. Однако если бы я находился по ту сторону Рапидана, и имел дело с федералами, скажем, с генералом Бернсайдом или генералом Зигелем, там меня даже не стали бы слушать. У них уже есть "Спрингфилды", а когда упертый военный сталкивается с чем-то новым, переубедить его бывает слишком сложно.
   - В нашей армии вы будете иметь дело с гораздо лучшими людьми, чем с двумя, помянутыми вами, - ответил на это Ли. - По крайней мере, я на это надеюсь.
   - Вы ручаетесь за каждого командира бригады? За каждого полковника? - не унимался Руди. - Мне и моим соратникам не хватит людей, чтобы самим обучить все полки основам стрельбы из АК-47. Обучение, в итоге, ляжет на плечи ваших командиров. Некоторые с очень большим подозрением относятся ко всему новому и необычному.
   - Понимаю, к чему вы ведете, сэр, - признал Ли.
   Доля истины в его словах была. Конфедеративные Штаты объединились в надежде сохранить свои традиции перед лицом растущего населения и фабрик Севера. Но это...
   - Выдайте моим людям винтовки, господин Руди, а я обязуюсь сделать так, чтобы ими научились пользоваться.
   - Именно это я и хотел услышать, генерал.
   - И услышали.
   Рабы, сопровождая свой труд песнями, разгружали длинные ящики с винтовками и квадратные ящики с патронами в штабеля рядом с железнодорожными путями. Штабеля росли всё выше и выше.
  
   *II*
  
   - Что ещё, Элси? - терпеливо спросил первый сержант Нейт Коделл.
   Рядовой Элси Хопкинс нахмурился, как могли хмуриться только молодые люди едва за двадцать.
   - Напиши, что у меня всё хорошо, - наконец, сказал он. - Напиши, что рука, в которую меня ранили при Геттисберге, больше не болит, и понос уже не мучает.
   Ручка Коделла скрипела по листу. Строго говоря, это не был нормальный лист бумаги, а оборотная сторона обрывка старых обоев. Сержант писал вокруг куска клея, все еще державшегося на бумаге. Он был убеждён, что написал уже намного больше писем, чем вся рота D, а может, даже больше, чем весь 47-й северокаролинский полк. Вот что бывает, когда школьный учитель служит в подразделении, где полно фермеров, большинство из которых, как Элси Хопкинс, не умели ни читать, ни писать.
   - Что ещё, Элси? - снова спросил он.
   Хопкинс задумался.
   - Напиши, что недавно у нас был жёсткий бой на снежках, и как одному малому попало снежком с камнем внутри. Два зуба вон. Мы все так хохотали!
   - Кроме того, кто получил по зубам, - сухо заметил Коделл.
   - Не, он тоже.
   Коделл решил, что эта история, скорее всего, повеселит семью Хопкинса, поэтому начал записывать. Едва он закончил, как через открытые ставни единственного окошка в его хижине донесся сигнальный рожок. Сержант отложил ручку.
   - Закончим в другой раз, Элси. Это сигнал сбора для офицеров, сержантов и капралов.
   - Для всех, кроме рядовых, - сказал Хопкинс, радуясь тому, что командирам нужно работать, а ему нет. - Можно я оставлю письмо здесь, сержант, и закончим позже?
   - Пожалуй, можно, - безропотно согласился Коделл. Рядом на койке лежала его потрёпанная фетровая шляпа. Он надел её и поднялся. - Короче, пора идти.
   Вместе с Хопкинсом он, пригибаясь, вышел через низкую дверь хижины. Не зная, чем ещё заняться, рядовой ушёл. Коделл же поспешил по тропе, шедшей мимо хижин, шалашей и палаток зимнего лагеря полка. Его собственная хижина, которую он делил с четырьмя другими сержантами роты D, находилась на максимальном отдалении от плаца в центре лагеря. Ближе всех к нему стояла палатка капитана Льюиса. Как капитан, он владел ею всецело в одиночестве. Рядом стояло знамя роты, красным шелком на синем фоне на нём было вышито "Непобедимые Касталии*". В самом знамени зияло множество дырок от пуль.
   На плацу строились люди с шевронами на рукавах и плашками на воротниках. Полностью они плац не заполнили - их набиралась едва одна седьмая часть из шести сотен простых солдат, которые регулярно здесь упражнялись.
   Среди офицеров и младших командиров затесался один рядовой - Бен Уайтли из роты А. Будучи возницей, он, как всегда, сидел на повозке. Рядом с ним сидел ещё один человек, незнакомец. Его шапка, куртка и брюки выглядели, будто сделанные из разноцветных лоскутов, некоторые цвета земли, цвета травы или цвета грязи. За плечом незнакомца висел карабин неизвестной модели.
   Коделла охватило возбуждение. Пару недель назад кавалерия уже получила новые винтовки. Как и пехотная дивизия генерал-майора Андерсона, чьи зимние квартиры располагались ближе к Оранж-Корт-Хаус, чем дивизия генерала Генри Гета, в которую и входил 47-й Северокаролинский полк. Вот бы все эти рассказы о новом оружии оказались правдой наполовину, хоть на одну десятую.
   Из-за противоположной стороны повозки приковылял полковник Джордж Фарибо. Передвигался он медленно и при помощи трости. При Геттисберге его ранило в ногу и в плечо, так что в полк он вернулся совсем недавно. Судя по его бледному внешнему виду, на ногах он держался с трудом.
   Полковник сказал:
   - Джентльмены, вы, должно быть, уже догадались: наша бригада, наша дивизия следующими получат самозарядные винтовки под названием АК-47. Вот...
   Он указал на человека в цветастой одежде.
   - Это господин Бенни Ланг, он покажет вам, как обращаться с винтовкой, дабы вы потом сами могли обучить своих людей. Господин Ланг.
   Ланг легко спрыгнул с повозки. Ростом он был около ста восьмидесяти, темноволос и худощав. На его форме не было заметно никаких знаков отличия, но по выправке было понятно, что это военный.
   - Мне обычно задают два вопроса, - заговорил он. - Первый: почему вы не учите солдат сами? Прошу прощения, но нам не хватает людей. Сегодня, друзья мои, я и мои коллеги работаем с бригадой генерала Киркланда: это вы, ребята, 11-й северокаролинский, 26-й северокаролинский, 44-й северокаролинский, и 52-й северокаролинский. Завтра мы отправимся в бригаду генерала Кука и так далее. Вы справитесь. Чтобы не совладать с АК-47, нужно быть более чем глупым. Нужно быть совсем уж конченным дебилом, но даже тогда, это будет непросто.
   Слушая его, Коделл хмурился. По лагерю ходили слухи, что эти парни в забавной одежде, были не просто родом из Северной Каролины, а с его родины, из округа под названием Нэш. Однако по говору Ланг не походил жителя Северной Каролины, да и вообще на какого-либо южанина. Впрочем, на янки он тоже не походил. За прошедшие два года, Коделл успел наслушаться множества северных акцентов. Первый сержант продолжал слушать.
   - Второй вопрос, который мне постоянно задают: зачем нам какие-то новые винтовки, когда нам хватает наших обычных? Вскоре я вам всё покажу. Кто из вас лучше всех умеет стрелять из "Спрингфилда" или "Энфилда"?
   Все взгляды устремились на полкового оружейного сержанта*. Тот был воспитанным человеком с тихим голосом. Он огляделся по сторонам, не найдется ли еще какой-нибудь доброволец. Когда никто не вызвался, он вышел из строя:
   - Полагаю, я, сэр. Джордж Хайнс.
   - Очень хорошо, - сказал Ланг. - Будьте так любезны, возьмите своё оружие и патроны. Пока он ходит, рядовой Уайтли, отгоните-ка повозку, чтобы лошади не пугались.
   - Конечно.
   Уайтли отогнал повозку метров на пять, затем соскочил с неё и подошёл посмотреть, что будет дальше.
   Оружейный сержант Хайнс вернулся через минуту, за плечом он нёс нарезной карабин. Оружие он нёс так, словно оно было частью его самого, как и любой человек, имевший звезду между сержантских шевронов. Бенни Ланг указал на земляной вал, находившийся поодаль от солдатских землянок.
   - Это там вы занимаетесь стрелковой подготовкой? - спросил Ланг.
   - Так точно, сэр. Именно там, - ответил Хайнс.
   Ланг сбегал туда и укрепил на валу бумажную мишень. Прибежав обратно, он сказал:
   - Оружейный сержант Хайнс, будьте любезны, выстрелите пару раз в центр круга, так быстро, как только сможете перезаряжать.
   - Сделаю, - отозвался тот, пока все, кто стоял между ним и мишенью, разбегались по сторонам.
   Наблюдая за тем, как оружейный сержант обращается с винтовкой, Нейт Коделл словно вернулся в прошлое, в учебку в Кэмп Магнум неподалёку от Роли* и слышал команду: "Заряжай в девять приемов: Заряжай!".
   Хайнс всё делал идеально и легко, как по писанному. Он поставил винтовку вертикально между ног. Левой рукой он зажал дуло, тогда как правая уже пошла в патронташ, висевший на поясе.
   Коделл представил, как орёт невидимый инструктор: "Скуси патрон!". Хайнс извлёк из патронташа бумажный патрон, поднёс его ко рту, откусил краешек, высыпал порох в дуло и опустил туда же пулю Минье*. Не раздумывая. Диаметром пуля была как раз с последнюю фалангу пальца, с тремя канавками вокруг полого основания, которое расширяется, чтобы заполнить канавки внутри ствола винтовки.
   По беззвучной команде "Вынь шомпол!", сержант вытащил из гнезда под стволом длинный железный штырь. Следом должна была звучать команда "Прибей!", которую оружейный сержант выполнил двумя резкими движениями и убрал шомпол на место. По команде "Запал!", он слегка отодвинул боёк большим пальцем правой руки, затем вытащил медный колпачок пистона и наживил его на бранд-трубку.
   Следующие четыре команды выполнялись с быстрой последовательностью. "На пле-чо!" поднимала оружие вверх. После команды "Товсь!" Хайнс принял нужную позу, опустил ствол вниз, затем вскинул его, одновременно взводя курок. После команды "Кладсь!" он направил винтовку на мишень, на спусковой крючок лёг указательный палец. "Пли!", винтовка рявкнула, в плечо ударил приклад.
   Он опустил винтовку прикладом вниз и повторил всю процедуру, не изменив ни единого движения. Ещё один выстрел. Из винтовки вновь вырвался столб пламени и густого вонючего дыма. Промежуток между выстрелами составил едва ли полминуты. Сержант стёр рукавом с подбородка пороховую гарь, затем не без гордости взглянул на Ланга.
   - Что-нибудь ещё, сэр?
   - Нет, оружейный сержант. Вы обращаетесь с винтовкой лучше, чем кто бы то ни было. И всё же...
   Ланг извлёк собственную винтовку и прицелился в бумажную мишень. Череда резких выстрелов, повторявшихся снова и снова, не была похожа ни на что, слышанное Коделлом прежде. Меньше, чем через время, которое Хайнсу потребовалось на два выстрела, повисла тишина.
   - Я выстрелил тридцать раз. Если бы у меня было это оружие, а у сержанта своё, на кого вы предпочли бы поставить, джентльмены?
   - Твою. Ж. Мать, - тихо проговорил кто-то позади Коделла, чётко разделяя фразу на три слова. Такой ответ подходил лучше всего.
   Бенни Ланг всё же пояснил:
   - Если бы у вас было такое оружие, а у федералов вон то, чьи шансы, по вашему мнению, джентльмены, будут выше?
   Несколько долгих секунд никто не отвечал. Да и не нужно было. Вокруг плаца начали, словно магнитом, стягиваться рядовые, желая узнать, что за оружие так стреляет. Затем, кто-то не сдержался и издал улюлюкающий "крик повстанца". Спустя мгновение, пронзительный вой испускали уже все, отчего волосы становились дыбом.
   Коделл кричал вместе с остальными. Как и большинство здесь присутствующих, он пережил атаку Пикетта*. Слишком многие его прежние друзья из нее не вернулись, оказавшись под шквалом огня артиллерии федералов. Сержант был бы очень рад иметь в тот момент на своей стороне такую огневую мощь.
   Полковник Фарибо приказал рядовым очистить плац.
   - До вас ещё дойдёт очередь, - пообещал он.
   Солдаты неохотно разошлись.
   В то же самое время Бенни Ланг вернулся к повозке, опустил задний борт и принялся извлекать наружу точно такие же винтовки. От желания получить себе такую же, у Нейта Коделла даже зачесались пальцы.
   - Я привёз две дюжины винтовок, - сказал Ланг. - Разбейтесь, пожалуйста, по своим ротам, по две группы в каждой, мы с рядовым Уайтли всё вам раздадим, и я объясню, как ими пользоваться.
   Несколько минут царила толкучка, пока люди не разделились по своим подразделениям. Коделл вместе с товарищами, сержантами Пауэллом, Хаем, Дэниэлом и Эром, в буквальном смысле, тянулись друг к другу. Из-за этого двум капралам "Непобедимых" пришлось присоединиться к капитану Льюису и двум лейтенантам.
   - Всё нормально, - сказал Льюис. - В этом деле мы все - новички.
   - Держите, первый сержант, - сказал Бен Уайтли, протягивая ему самозарядную винтовку. Сержант взвесил её на руках и удивился, насколько же лёгкой она оказалась, по сравнению со "Спрингфилдом", что висел на крючке в его хижине. Он закинул оружие за спину по примеру Ланга. Оно совершенно не оттягивало плечо. С такой винтовкой можно маршировать хоть вечность, пока ноги не сотрёшь.
   - Дай-ка, я попробую, Нейт, - сказал Эдвин Пауэлл.
   Коделл не без сожаления протянул ему винтовку. Тот вскинул оружие и осмотрел ствол.
   - Занятный прицел, - заметил он.
   На его лице появилась печальная улыбка.
   - Мож, смогу завалить парочку янки, пока те не прикокнут меня.
   - Ещё лучше не ходить в застрельщики с надписью "пристрелите меня", Эдвин, - сказал Дэмпси Эр.
   Сержанты рассмеялись. Насколько все знали, Пауэлл был единственным солдатом в полку, который получил ранения в трёх разных сражениях.
   Через несколько минут вновь подошёл Бен Уайтли. На этот раз он вручил Коделлу какой-то искривлённый металлический предмет чёрного цвета. Коделл никак не мог понять, зачем он нужен, пока не разглядел внутри медные гильзы.
   - А сейчас тебе забавно, Эдвин? - спросил он, показывая магазин Пауэллу. - Эти штуки оставят Минье далеко позади.
   - Ага, если этих пулек хватит хотя б на полбоя, - ответил Пауэлл.
   Любой, кто был ранен трижды, был бы всерьез озабочен такими вещами.
   - Все группы получили АК-47 и магазины? - спросил Ланг.
   Он подождал, пока кто-нибудь не скажет "нет". Когда никто так и не ответил, он продолжил:
   - Переверните оружие вверх ногами. Перед спусковой скобой вы увидите разъём. Туда вставляется магазин.
   Он указал на собственный карабин.
   - Всем ощупать разъём пальцами. Передавайте оружие остальным. Каждый должен попробовать лично, а не только на меня смотреть.
   Когда АК-47 вернулся к Коделлу, тот послушно ощупал разъём. Ланг вёл себя, как человек, который преподавал этот урок уже множество раз и знал всё наперёд. Будучи учителем сам, Коделл отлично заметил соответствующие признаки.
   Человек, одежда которого была похожа на сшитую из лоскутов, продолжал:
   - Сейчас все по очереди будут вставлять магазин и доставать его. Изогнутым краем в направлении ствола. Давайте, пробуйте несколько раз.
   Коделл вставил магазин, ослабил крепление, вытащил магазин обратно.
   - В этот момент действовать нужно крайне осторожно. Подчинённым тоже об этом расскажите. Если губки магазина погнуты или забились грязью, подача патронов будет затруднена. В бою это может принести определенные неудобства.
   Он сухо хохотнул. Ответные смешки тоже были невеселыми. Ружьё, которое не способно выпустить сотню пуль за минуту, ещё бесполезнее того, что способно выпустить две или три.
   Стоявший в соседней с Коделлом группе капитан, поднял руку.
   - Господин Ланг?
   - Да, капитан... эм?
   - Джордж Льюис, сэр. А, что если, "губки" этого... как вы его зовёте?.. магазина?.. каким-то образом изогнутся. Меня недавно ранили, сэр, - он совсем недавно вернулся в полк, - и меня совершенно не радует ещё раз испытать, эм, неудобства.
   - Не вините себя, капитан. Самый очевидный ответ - это вставить новый магазин. Если у вас остался лишь один целый, можете перезарядить его патронами по одному, двумя рядами в шахматном порядке, вот так. Как я уже упомянул, когда стрелял, в каждом магазине по тридцать патронов.
   Он извлёк из рюкзака магазин и россыпь патронов, и продемонстрировал.
   - К этому вернёмся позже. Попробовать сможет каждый. А теперь, пускай тот, кто держит оружие, вставит магазин на место.
   АК-47 держал Коделл. Он аккуратно установил искривлённый магазин в паз, дождался щелчка, который говорил о том, что магазин на месте.
   - Хорошо, - сказал Ланг. - Теперь вы готовы дослать первый патрон. Вот, потяните этот затвор на себя до конца.
   Он снова показал. Коделл последовал его примеру. Движение оказалось ровным и гладким, не таким, с каким он сталкивался прежде.
   - Опять же, очень хорошо, - сказал Ланг. - Все, кто с оружием, выходите вперёд и постройтесь для стрельбы. Прицельтесь в мишень и стреляйте.
   Коделл нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Остальные винтовки тоже не выстрелили. Инструктор хихикнул.
   - Нет, они не неисправны. Взгляните на небольшой чёрный рычажок под затвором, что вы только что дёргали. Смотрите, он находится параллельно стволу. Этот рычажок называется рычаг переключения. Когда он находится в верхнем положении, значит, оружие на предохранителе, стрелять оно не может. Так его и надо носить на марше, дабы избежать несчастных случаев. А теперь, опустите его на две позиции вниз - удостоверьтесь, что именно на две позиции - затем, цельтесь и стреляйте.
   Коделл всмотрелся в прицел. Казалось, мушка находилась совсем близко. Он нажал на спусковой крючок. Винтовка рявкнула и выплюнула пустую гильзу. По сравнению с тем, к чему он привык, отдача оказалась слабой.
   - Божечки, - воскликнул кто-то в строю. - Да эту штуку можно хоть к носу прикладывать и стрелять.
   Отдача была, конечно, не настолько слабой, но весьма близко к тому.
   - Ещё выстрел, - сказал Ланг. - Достаточно просто ещё раз нажать на спуск.
   Коделл нажал. Винтовка выстрелила. Умом он понимал, что так и будет. Но ожидание чего-либо, ещё не гарантия того, что это случится. Присвистывания и тихие восторги кругом говорили о том, что он такой не один.
   - Тридцать патронов в одном? - спросил кто-то. - Чёрт, да заряди её в воскресенье и можно стрелять всю неделю.
   Ланг пояснил:
   - Каждый раз, когда вы стреляете, пружина магазина поднимает очередной патрон для подачи в патронник. Снимите, пожалуйста, магазин, затем выстрелите ещё раз, дабы опустошить патронник и передайте оружие следующему, чтобы и он смог сделать три тренировочных выстрела.
   Коделл коснулся рычажка, нажал на него и снял магазин. Когда он отсоединился от винтовки, какое-то время сержант не знал, что с ним делать. Затем он попросту сунул его за пояс брюк. Он прицелился и ощутил легкий толчок отдачи от выстрела.
   - Моя очередь, - сказал Эллисон Хай, похлопав его по плечу.
   Хай был на шесть лет моложе Коделла, на пять сантиметров выше и на несколько сантиметров шире в плечах. Помимо этого, в любом случае была действительно его очередь. И всё же, Коделл сказал:
   - Не хочу её тебе отдавать, Эллисон. Себе оставлю.
   - Это тебе не жена, Нейт. Это всего лишь оружие, - резонно заметил Хай. - Ищё, чувак Ланг сказал, скоро мы все получим такие же.
   Слегка смутившись, Коделл передал винтовку и искривлённый магазин. Хай установил его на место. Этот звук напомнил Коделлу смешок неверной любовницы, скользнувшей в объятия нового мужчины. Он усмехнулся собственным мыслям.
   Бенни Ланг принялся объяснять принцип работы винтовки, заряжания магазинов и стрельбы новой группе стрелков. Инструктору удавалось повторять урок без единого намёка на занудство. Коделл прислушивался к нему с тем же вниманием, как если бы до сих пор держал винтовку в руках. Вскоре предстоит обучать рядовых и ему хотелось всегда оставаться на голову выше, чем они.
   Ланг продолжал учить, пока каждый не дождался своей очереди выстрелить из АК-47.
   Затем он сказал:
   - Это оружие способно ещё на одну вещь, которую я вам пока не показывал. Если опустить рычаг вниз полностью, будет вот что.
   Он вставил в винтовку свежий магазин, повернулся к мишеням и загрохотал. Он опустошил магазин быстрее, чем Коделл успел изумленно вздохнуть.
   - Господь всемогущий, - произнес Руфус Дэниэл, c оторопью разглядывая россыпь пустых гильз под ногами Ланга. - А чо он нам этого с самого начала не показал?
   Он оказался не единственным, кто задался этим вопросом. Несколько человек его даже выкрикнули. Коделл хранил молчание. В данный момент, он был готов предположить, что Ланг знает, что делает.
   Инструктор по стрельбе сохранял идеальное хладнокровие. Он ответил:
   - Я вам этого не показывал, потому что в полностью автоматическом режиме слишком велик расход патронов, а точность на дистанции дальше нескольких метров... ярдов сильно снижается. Вы сможете нести сколько-то патронов. Но если вы выпустите их все в первые же пять минут боя, что будете делать, когда они закончатся? Уясните эту мысль накрепко, джентльмены, и вбейте её в рядовых. Это оружие требует огневой дисциплины - требует, повторяю.
   Он замолчал, ожидая, пока до них дойдёт. Затем он улыбнулся. Так он стал похож на мальчишку. Когда он был серьёзен, его худое, землистое лицо выдавало все прожитые годы - он был, как минимум ровесник тридцатичетырёхлетнему Коделлу.
   - Так, с интересными вещами закончили. Пора переходить к нудным подробностям, которые сохранят работоспособность оружия и вашу жизнь - к чистке, и всему такому.
   Собравшиеся заворчали, точно такое же ворчание Коделл слышал и сам, когда начинал рассказывать о вычитании дробей. Бенни Ланг снова ухмыльнулся.
   - А я предупреждал, что восторгов ждать не стоит. Научимся таким же образом, как и раньше. Следите за руками, пожалуйста.
   Он вытянул винтовку вперёд так, чтобы все видели.
   - Взгляните на верхнюю часть оружия, от прицела до задней части. Вот здесь, на конце металлической крышки находится небольшой выступ. Он называется "направляющий стержень возвратной пружины". Видите?
   В группе Коделла винтовка была у Эдвина Пауэлла. Коделл взглянул на неё вместе с остальными сержантами. Разумеется, выступ был на месте.
   Ланг подождал, пока все его не найдут.
   - А теперь, - сказал он, - парни, у кого оружие, нажмите на этот выступ.
   Пауэлл, слегка замявшись, нажал. Коделл не мог осуждать его за такую осторожность. После всех чудес, что продемонстрировал АК-47, он бы не удивился, если после нажатия на выступ винтовка вдруг не заиграла "Синий флаг Бонни*". Ничего такого пафосного не произошло. Ланг также нажал выступ на своей винтовке. Проделав это, он продолжил:
   - Поднимите крышку ствольной коробки и снимите её.
   Ученики неуклюже последовали его примеру. Коделл с любопытством уставился на выставленные напоказ внутренности оружия.
   - Никогда не видел, чтобы у винтовки было столько потрохов, - заявил Дэмпси Эр.
   - Я вообще ни разу не видел винтовку с потрохами, - сказал Коделл, на что другие сержанты тоже кивнули.
   У винтовки должен быть ствол, замок и ложе с прикладом. Плюс всякие дополнительные вещи, типа прицела, шомпола и штыка. Места для всяких внутренних деталей просто не оставалось. Но у этой они были. Коделл гадал, что обо всём этом подумают неграмотные фермеры, составлявшие большинство личного состава "Непобедимых Касталии".
   - Без паники, - сказал Ланг.
   Коделл напомнил себе, что инструктор уже видел реакцию других солдат на сложное устройство АК-47. Ланг продолжил разбирать карабин, попутно поясняя свои действия:
   - Так, крышку ствольной коробки мы уже сняли? Далее следует подать вперед направляющий стержень возвратной пружины настолько, насколько получится, затем поднять его и извлечь вместе с самой пружиной. Далее, отведите назад затворную раму, затвор и боек и вытащите их.
   Он поднял каждую деталь, попутно называя их, дабы его неопытные ученики понимали, о чём он ведёт речь.
   - А теперь, смотрите, как я проворачиваю затвор: ведущие выступы вот тут, должны совпадать с вырезами на раме. Затвор скользит назад, пока не выйдет из рамы. Вам, на самом деле, волноваться нужно только о пружине, затворной раме, и самом затворе. Чистить всё это необходимо каждый день, когда из винтовки стреляли.
   Ланг извлёк из-под ствола АК-47 шомпол. В прикладе карабина было скрытое гнездо. Он вытащил оттуда небольшой бутылёк ружейного масла, щеточки и ветошь. С дотошной тщательностью он прочистил тряпкой внутренности ствола, затем протёр ею начисто чёрную пружину, серебристый затвор и раму. Закончив с этим, он возобновил лекцию:
   - Сборка состоит из тех же процедур в обратном порядке. Затвор вставляем в раму... - свои слова он сопровождал сноровистыми действиями, - затем они оба идут в ствольную коробку. Следом пружину вместе с направляющим стержнем вставляем в заднюю часть затворной рамы. Пихайте их вперед, пока пятка направляющего стержня не окажется на одном уровне с пазом в ствольной коробке, затем опустите ее вниз. Далее, устанавливаем на место крышку ствольной коробки, надеваем ее на направляющий стержень пружины и опускаем крышку вниз, чтобы защелкнуть.
   Он ухмыльнулся бойцам из Северной Каролины.
   - Теперь, пробуйте сами. На первый раз оружие чистить не обязательно. Просто разбирайте и собирайте обратно.
   - Вроде, ничо сложного, - произнес Эдвин Пауэлл.
   Коделл не был в этом уверен. Он не доверял выражению лица Бенни Ланга. Последний раз он видел такое же у Билли Беддингфилда из роты F во время игры в покер. У Билли тогда еще был лишний туз в рукаве.
   Блестящая от ружейного масла пружина встала на своё место без единого протеста. Затвор же сопротивлялся. Пауэлл пытался вставить его на место, как это делал Ланг. Затвор не вставлялся.
   - Срань какая-то, - после нескольких безуспешных попыток пробормотал Пауэлл. - Я так думаю, эта хреновина может оставаться не чищеной.
   Он оказался не единственным, у кого возникли трудности. Ланг ходил от одной группы к другой, объясняя, в чём тут хитрость. В чём-то хитрость явно была, потому что, когда Ланг отходил от бойцов, те становились радостнее. Вскоре он подошёл к группе Коделла, где Пауэлл продолжал бороться с затвором.
   - В раму он встаёт вот... так, - пояснил Ланг.
   Помимо слов, он показывал руками.
   - Видите?
   - Так точно, сэр, вроде бы, - покорно ответил Пауэлл, словно разговаривал с одним из сержантов-инструкторов в Кэмп Магнум, что превратили 47-й северокаролинский из толпы зелёных новобранцев в полк, который маршировал и маневрировал, как единое живое существо. Ланг излучал такое же всезнание, хоть и не демонстрировал его настолько же громко или грубо.
   - Покажите, - сказал он.
   Пауэллу, не без труда, но всё же удалось вставить затвор на место. Ланг хлопнул его по спине.
   - Хорошо. Ещё разок.
   Пауэлл повторил, на этот раз чуть быстрее.
   - Когда завтра все получите свое оружие, будете тренироваться до тех пор, пока не научитесь выполнять всё с закрытыми глазами, с первой попытки, любую попытку, - сказал Ланг.
   - Я всю жизнь ходил с ружжом, - пробормотал Пауэлл. - Никогда б не подумал, что мне придётся собирать головоломку, чтоб оно работало.
   Странным образом эта жалоба вызвала у Нейта Коделла улыбку. Когда он был ребёнком, отец вырезал для него разные головоломки. Представление о принципах работы АК-47, как об игрушке, а не о чём-то неизвестном, загадочном и угрожающем, позволило ему обращаться с винтовкой без какого-либо страха. Когда подошла его очередь, он вставил затвор в раму всего после двух неудачных попыток.
   - Повтори так же быстро, Нейт, и тогда я поверю, что ты действительно научился, - сказал Эллисон Хай.
   Коделл повторил, затем ещё раз, дабы показать, что предыдущие попытки не были случайностью. Хай уважительно присвистнул.
   - Видать, ромб первого сержанта между шевронами ты носишь не зря.
   - Хоть в первый раз доказал, - сказал Дэмпси Эр.
   Улыбка ослабила язвительность сказанного. Эр с большим трудом воспринимал что-либо всерьёз.
   - Идите вы оба к чёрту, - сказал Коделл.
   Он и его однополчане вместе рассмеялись.
   - Интересно, что бы сказал Сид Бартоломью, если бы увидел эту винтовку, - заметил Эдвин Пауэлл.
   Все закивали. Формально числившийся в роте D, Бартоломью был по профессии оружейником и всю войну просидел откомандированным в Роли, работая изо всех сил.
   - Полагаю, как и все мы, он сказал бы: "господимойвсемогущий!" - сказал Руфус Дэниэл и все снова закивали. АК-47 вызывал именно такие отклики.
   К тому моменту, когда все научились чистить и разбирать оружие, утро перетекло в полдень. Как и обещал Ланг, он показал, как снаряжать магазин патронами. После загадок затвора это было простой детской забавой. Также он показал, как открывать лючок внизу магазина и чистить пружину внутри.
   - Делать это следует раз в месяц, не каждый день, - сказал он. - Но не забывайте проверять время от времени.
   Он замолчал и оглядел собравшихся.
   - Вы очень терпеливые пацаны. Благодарю за внимание. Всё, что нужно, я вам рассказал. У вас есть ко мне вопросы?
   - Ага, у меня есть, - тут же заявил один.
   Все повернули головы в его сторону, и человек вышел из своей группы.
   - У вас такая моднявая винтовочка, господин Бенни Ланг, миль на двадцать вокруг поубивает все, что шевелится. Я вот, чего узнать хочу: а без неё вы также хороши, как мужик?
   Он глядел на Ланга с дерзким вызовом в глазах.
   - Беддингфилд! - одновременно выкрикнули капитан роты F Лэнкфорд, и полковник Фарибо. Коделл тоже сказал, но тихо.
   - Как Билли Беддингфилд вообще до капрала дослужился? - прошептал Руфус Дэниэл. - Он даже аллигатора научит кусаться.
   - В противниках у него ты точно не захочешь оказаться, - прошептал в ответ Коделл. - Если бы я служил рядовым в его отделении, то его боялся бы больше, чем всех янки вместе взятых.
   - Эт-точно, Нейт, - сказал Дэниэл и хмыкнул.
   - Встать в строй, Беддингфилд, - приказал капитан Лэнкфорд.
   - Я не против, капитан, - отозвался Бенни Ланг. - Пусть подходит, если ему так надо. Это тоже может оказаться, гм, познавательно. Давайте, капрал, если духу хватит.
   Он отложил винтовку и замер в ожидании.
   - Он умом тронулся? - поинтересовался Эдвин Пауэлл. - Билли же его пополам порвёт.
   Глядя на этих двоих, Коделл не мог не согласиться. Ланг был выше, но и уже в плечах. Обладавший телосложением быка, Беддингфилд был тяжелее него килограмм на десять. И, как верно подметил Руфус Дэниэл, злоба Беддингфилда была под стать его размерам. В бою он был страшен, но в лагере нагонял совсем другой страх.
   Он выдал недобрую ухмылку школьного хулигана и вышел вперёд, чтобы разобраться с Лангом.
   - Его рожа будто создана, чтобы ее начистили, - сказал Коделл Эллисону Хаю.
   - Думаю, ты прав, Нейт, но у меня есть десять "конфедераток", которые утверждают, что Ланг - не тот, кто ее начистит, - ответил Хай.
   Десять долларов Конфедерации составляли большую часть месячного жалования рядового. Коделл и раньше любил азартные игры, но выбрасывать деньги на ветер считал плохой затеей.
   - Спасибо, Эллисон, нет. Я на это не поведусь.
   Хай рассмеялся. Заговорил Эдвин Пауэлл:
   - Тоже ставлю десятку, Эллисон. Этот Ланг выглядит так, типа понимает, чо делает. Он бы не ответил Билли, если б не думал, что свалит его.
   Одна песчаного цвета бровь Коделла дёрнулась. В таком ключе он об этом не думал.
   - Я ещё могу передумать? - спросил он у Хая.
   - Конечно, Нейт. У меня ещё одна лишняя десятка завалялась. Я...
   Он замолк. Беддингфилд сжал огромные мозолистые кулаки и бросился на Ланга. Ланг тоже поднял руки, но не для того, чтобы бить в ответ. Он ухватил Билли Беддингфилда за правое запястье, повернулся, пригнулся и бросил. Беддингфилд перекувыркнулся через плечо и упал на промёрзшую землю.
   Он тут же вскочил на ноги. Больше он не ухмылялся.
   - Выблядок, - плюнул он и снова бросился в бой.
   Через мгновение он вновь полетел. На этот раз капрал приземлился на лицо. Из носа на рубаху потекла кровь. Ланг даже не сбил дыхание.
   - Ты дерешься нечестно, - заявил Билли, утирая нос рукавом.
   Ланг холодно улыбнулся в ответ.
   - Я дерусь, чтобы победить, капрал. Если что-то не нравится, катись домой к мамочке.
   С яростным ревом Беддингфилд бросился вперед. Коделл стоял близко, но даже он не заметил, что же именно произошло. Он лишь увидел, что вместо очередного полёта, Беддингфилд жёстко рухнул. Он застонал и попытался подняться. Над ним возвышался Бенни Ланг. Он пнул его ногой под рёбра с четко рассчитанной силой. Билли остался лежать.
   По-прежнему спокойный, Ланг сказал:
   - У кого ещё есть вопросы?
   Вопросов не было. Он улыбнулся той же ледяной улыбкой.
   - Полковник Фарибо, капитан, полагаю, вы заметите, что я не нанёс этому парню непоправимого вреда.
   - Я бы не стал осуждать вас, даже если бы и нанесли, сэр. Он сам напросился на драку, - ответил ему капитан Лэнкфорд. - Возможно, когда его стреножат и засунут в горло кляп на пару часов, это научит его, как беречь силы для янки.
   - Возможно, - сказал Ланг и пожал плечами.
   Это была уже не его проблема.
   - Хорошего вам дня, джентльмены. Рядовой Уайтли, вы не против подбросить меня до Оранж-Корт-Хаус?
   - Никак нет, сэр, не против, сэр, господин Ланг.
   До того, как Ланг выбил опилки из Билли Беддингфилда, он разговаривал с ним далеко не столь уважительно.
   - Хорошо.
   Ланг направился к повозке.
   - Я бы мог и пешком дойти - тут идти-то всего полторы мили - но зачем идти, когда есть возможность прокатиться?
   - Не знаю, кто этот чувак Ланг и откуда, - заявил Эдвин Пауэлл, - но мыслит он, как пехотинец.
   Остальные сержанты роты D важно закивали. Коделл сказал:
   - Поговаривают, что он сам и его люди из Ривингтона, прямо с нашего родного округа.
   - Убери это "с нашего" и говори за себя, Нейт, - сказал Эллисон Хай.
   В отличие от своих однополчан, он был родом из округа Уилсон, что к югу от округа Нэш.
   - Плевать мне, что там поговаривают, - сказал Руфус Дэниэл. - И это факт. А, вот, вам ещё два: Ланг говорит не так, как говорят в округе Нэш.
   Он начал тянуть слова так утрированно, пока все не заулыбались.
   -... и дерётся он не так, как дерутся в округе Нэш. Хотел бы я, чтобы он научил меня не только обращению с винтовкой, но и всем этим забавным приёмчикам. Старина Билли Беддингфилд так и не понял, откуда ему прилетело. Гляньте, он там так и лежит, холодный, как уголек в сугробе.
   Повозка двинулась прочь из лагеря, звенела сбруя, скрипели колёса, по земле стучали лошадиные копыта. Она выехала за пределы лагеря и направилась на север. Билли Беддингфилд по-прежнему не двигался. Коделл решил, может быть, Ланг побил его сильнее, чем сам думал.
   Вероятно, та же мысль пришла на ум полковнику Фарибо. Он приковылял к лежащему капралу, и ткнул его тростью. Беддингфилд пошевелился и застонал. Фарибо удовлетворённо кивнул и отошёл.
   - Полейте ему кто-нибудь воды на лицо, пока не очнётся. Затем, капитан Лэнкфорд, помимо того наказания, что вы ему уготовили, сорвите с его рукавов шевроны. Такой тупой бузила не имеет права их носить.
   - Есть, сэр, - отозвался Лэнкфорд.
   - Справедливо, - поразмыслив пару секунд, заметил Коделл.
   Никто в группе не стал ему возражать. Один капрал из роты F убежал с плаца, и через минуту вернулся с флягой, содержимым которой полил голову Беддингфилда. Павший задира начал плеваться, выругался и медленно сел.
   - Каждая группа оставит винтовки у себя и будет тренироваться столько, сколько получится, пока их не выдадут всему полку, что, как мне доложили, произойдёт завтра, - сказал полковник Фарибо.
   Последняя часть его высказывания вызвала ироничные смешки - время ожидания обещанных поставок по своей растяжимости было похоже на каучук. Полковник продолжал:
   - Постарайтесь, в целях безопасности, обойтись без стрельбы, разве что здесь по мишеням, особенно когда винтовка стоит в... как Ланг это назвал?
   - В полном автоматическом режиме, сэр, - подсказал ему кто-то.
   - Точно.
   Фарибо плотно сжал губы, линия рта лишь подчеркивалась тонкими усами.
   - Дурень с "Энфилдом" может ранить одного человека случайным выстрелом. Дурень с новым оружием и полностью снаряженным магазином может выкосить половину роты. Запомните это накрепко, джентльмены. Разойдись.
   Когда сержанты направились в хижину, АК-47 остался у Дэмпси Эра. Он закинул оружие за плечо и сказал:
   - Эту штуку таскать проще, чем старую винтовку.
   - Совсем ничего не весит, да? - отозвался Руфус Дэниэл.
   - Коротковата немного, - критически заметил Эллисон Хай. - Не хотелось бы идти с ней в штыковую, или размахивать, как дубиной.
   Дэниэл сплюнул.
   - Сейчас я в бой штык и не беру, Эллисон. Как и остальные парни, ты ж понимаешь. Тебе к янки даж подойти не получится, чтоб пустить в дело долбанный штык. С этими новыми ружьями они к нам тож не подойдут.
   Верный своим привычкам, Хай видел во всём негативные стороны:
   - Если только они не поломаются в деле и если Бенни Ланг и его друганы привезут нам патроны. Я таких прежде никогда не видал, даже у янки.
   - Это так, - признал Дэниэл. - Ну, пока не свернём лагерь, следующие пару месяцев будем тренироваться изо всех сил. Так поймём всё, что нам нужно знать. И если им нельзя будет довериться, Джордж Хайнс нагрузит в повозки и пули для штуцеров. Старые винтовки-то ещё при нас. Будет снова, как в самом начале войны, когда "Спрингфилды" и "Энфилды" были ещё в новинку, а у большинства парней были гладкоствольные мушкеты, а пули приходилось таскать для тех и других. Я по старому мушкету не скучаю, хотя, когда таскал его, делал вид, что буду скучать.
   - Эт-точно, - сказал Дэмпси Эр. - Даниэль Бун* из сраной гладкостволки не попал бы даже в сарай, а тот, кто говорит обратное - сраный врун.
   - Точно, бля, - согласился Руфус Дэниэл.
   До войны Коделл оттаскал бы за уши любого мальчишку, вздумавшего ругаться в его присутствии. Теперь в половине случаев он даже не замечал висевший вокруг в воздухе мат. Нынче он и сам ругался, когда чувствовал в этом потребность не потому, что хотел соответствовать обстановке, а потому что порой нет ничего лучше, чем добротное, смачное матерное словцо.
   - Я, конечно, не уверен, но, по моему мнению, мы получим столько патронов, сколько будет нужно, - сказал он. - Этот Бенни Ланг знает, что делает. Гляньте, как он управился с Билли. Как верно подметил Эдвин, он знал, что может побить его, и побил. Если он говорит, что мы получим винтовки завтра, я склонен ему верить. Полагаю, он и его люди, смогут также достать и патроны.
   - Удваиваю ставку на то, что завтра мы оружие не получим, - сказал Хай.
   - Отвечаю, - тут же отозвался Коделл.
   - Я хочу немедленно получить свою десятку, - сказал Эдвин Пауэлл.
   Хай обернулся так, словно хотел его ударить, но затем посмотрел в сторону плаца. Он указал в ту сторону.
   - Глянь, Нейт, вон человек, который не знает, прав ли ты насчёт патронов.
   Коделл тоже обернулся. По плацу ползал на коленях Джордж Хайнс и собирал стреляные гильзы.
   - Он хороший оружейный сержант, - сказал Коделл. - Он не хочет ничего упустить без необходимости. Помните, как после первого дня у Геттисберга выделили пару полков, чтобы прошерстить поле боя и собрать все винтовки и патроны?
   - Я помню, - сказал Пауэлл.
   Его вытянутое лицо стало ещё длиннее.
   - Жаль, они тогда людей подбирать не стали.
   Второе ранение он получил как раз при Геттисберге.
   Один за другим сержанты пригнулись и зашли в хижину. Руфус Дэниэл принялся разводить огонь, который совсем погас до холодных углей, пока все они стояли на плацу. Коделл уселся на стул, который когда-то в прошлой жизни был бочкой патоки.
   - Дай-ка мне винтовку, Дэмпси, - сказал он. - Нужно поработать с ней, чтобы нормально обращаться.
   - Всем надо.
   Эр передал ему карабин.
   Коделл несколько раз попробовал присоединить и снять магазин, затем нажал на направляющий стержень возвратной пружины и разобрал винтовку. К собственному облегчению, обратно её он собрал без особых сложностей. Он повторял этот процесс снова и снова. Своим ученикам он говорил, что повторение одного и того же делает последующее запоминание всё легче и легче. Он был рад обнаружить, что тот же принцип действовал и здесь. Руки сами начали запоминать, что делать, не дожидаясь, пока голова задумается.
   - Дай, я попробую, Нейт, - сказал Пауэлл. - У тебя все идет как по маслу, а я там почти всё время абы как ковырялся.
   Неподалёку кто-то начал колотить ложкой по котелку.
   - На обед зовут, - сказал Эллисон Хай. - Эдвин, твоя очередь идти за пайкой. Винтовку лапать потом будешь. Кто сегодня за водой идёт?
   - Я, - отозвался Руфус Дэниэл.
   Он взял свою фляжку, которая была сделана в виде деревянного бочонка.
   - Давай свою тоже, Нейт.
   Коделл залез на койку и протянул ему фляжку, металлическую и покрытую тканью. Он забрал её у солдата-федерала, которому пить больше не потребуется.
   Оба сержанта вышли на холод.
   - Нейт, не захапывай винтовку, раз Эдвин ушёл, - сказал Дэмпси Эр. - Если повозки с оружием и впрямь придут завтра, нам всем нужно знать, что мы делаем, иначе обделаемся перед всеми остальными. В очередной раз, - добавил он.
   Страх позора, подумал Коделл, глядя, как Эр ощупывает рукоятку, являлся существенной составной частью того, что сплачивает армию воедино. Пошли одиночку в бой, когда его никто не видит, и тот, скорее всего, сбежит. Почему бы и нет, когда идти вперёд означает, весьма вероятно, получить пулю? Но пошли в тот же бой весь полк, и практически все пойдут. Иначе, как потом смотреть в глаза товарищам?
   Через несколько минут вернулся Руфус Дэниэл. Он поставил фляжки около очага.
   - Думаю, Эдвин задержится - у ручья очереди нет, не то, что на кухне, - сказал он. - Пока ждём, можно я попробую винтовку?
   Все и сами хотели поработать с новым оружием по максимуму.
   - Что там у тебя, Эдвин? - спросил Дэмпси Эр, когда Пауэлл вернулся.
   Желудок Коделла заворчал, словно оголодавший медведь. До войны он знавал тощие времена - а кто их не знавал, кроме плантаторов, вроде Фарибо? - но до вступления в армию даже не подозревал, что такое настоящий голод.
   - Разжился кукурузной мукой и кусманчиком говядины, - сказал Пауэлл. - По ходу, жёсткая, как шкура мула, но пока она не выйдет наружу, жаловаться не стану. У нас ещё остался тот бекон, что прислала тебе сестра, Дэмпси?
   - Немного, - ответил Эр. - Решил сварганить старый добрый конфедератский хэш*?
   - Если нет предложения получше, - сказал Пауэлл. - Среди нас тута никого не назовешь именитым поваром. Может, уже достанешь бекон и передашь мне сковородку? Так, Нейт, ты порежь говядину помельче.
   Он передал Коделлу мясо, на котором ещё оставалась волосатая шкура.
   Сковородка представляла собой разрезанную вдоль федератскую фляжку. Ручкой ей служила приколоченная палка. Пауэлл уложил крошечный кусок бекона на сковороду и поставил её на огонь. Когда он вытопил жир, и тот, пузырясь и треща, растёкся по сковороде, Коделл добавил туда порубленную кубиками говядину. Через пару минут он добавил воды. Тем временем, Эллисон Хай при помощи воды размешал в жестянке кукурузную муку в кашицу. Он передал кашицу Коделлу, и тот опрокинул жестянку на сковороду. Пауэлл всё это тщательно перемешал и держал сковороду на огне, пока вода из полученной массы не выкипела, а края не начали покрываться коричневой корочкой.
   Он снял сковороду с огня, поставил в стороне, и при помощи ножа разрезал хэш на пять примерно равных частей.
   - Готово, пацаны. Налетай.
   - Ненавижу эту сраную баланду, - сказал Руфус Дэниэл. - Когда вернусь с этой грёбаной войны, есть буду только жареную курочку, сладкий картофельный пирог, и ветчину, и печенья, и все с густой подливой столько, сколько влезет. Ай, сковородка-то горячая.
   Он сунул обожженную костяшку пальца в рот. Не переставая ныть, он пальцами и поясным ножом продолжал вытаскивать свою порцию из сковородки.
   Коделл перекидывал свой кусок хэша из ладони в ладонь, пока тот не остыл. Он мигом проглотил свою порцию и облизнул пальцы. По доброй воле он бы такое есть не стал - этому блюду до тех, что описал Руфус Дэниэл, было, как до луны, но кукуруза, попав в утробу, каким-то образом заставляла человека на некоторое время забыть, что он голоден.
   Дэмпси Эр зажёг от огня лучину и закурил трубку. Его примеру последовал Дэниэл. Коделл закурил сигару, откинул голову и пустил под потолок кольцо дыма. Хижина наполнилась ароматным запахом.
   - Хорошо, у нас нет недостатка в табаке, - сказал он.
   - Только не в этом полку, - заметил Эр.
   В 47-й набирали из сердца Северной Каролины, где рос лучший табак. Половина от дюжины солдат были курильщиками ещё до войны.
   - Я почти захотел пойти в караул к реке Рапидан, - сказал Пауэлл, перекатывая мундштук из одного уголка рта в другой. - Мож, встречу там дружелюбного янки, и обменяю у него табак на кофе и сахар, или на те маленькие твердые леденцы, что им иногда выдают.
   Его товарищи вздохнули. Подобный обмен, на который конфедераты и федералы смотрели сквозь пальцы, шел постоянно. "А почему нет? - думал Коделл. - Такой обмен на исход войны не повлияет, а жизнь людей с обеих сторон фронта станет чуточку комфортнее". В данный момент, после еды, с сигарой в руке, сидя в тёплой хижине, он чувствовал себя весьма комфортно. Он затянулся ещё раз.
   - В карауле холодно, - отстранённо заметил он.
   - Верно, - отозвались двое сержантов. Эр добавил:
   - На хер твой кофе с сахаром, Эдвин. Я мёрзнуть за него не собираюсь.
   Они ещё недолго поболтали, покурили, по очереди изучая новую винтовку. Один за другим, все легли спать. Последнее, что Коделл видел перед тем, как уснуть, это Эдвин Пауэлл, сидевший у печки и раз за разом разбиравший и собиравший АК-47.
  
   Утренняя побудка подняла Коделла на ноги, словно артобстрел. Он откинул в сторону истёртое одеяло, выбрался из койки, надел ботинки, рубаху и широкополую шляпу. Все остальные одевались одновременно с ним. Места в хижине явно не хватало, чтобы одеваться сразу пятерым, но они справлялись, потому что жили так уже три месяца.
   Чёрная фетровая шляпа Дэмпси Эра выглядела ещё более позорно, чем шляпа Коделла, но тот оставил в ней нелепое индюшачье перо за лентой.
   - Выйдешь с таким птенчиком на башке наружу, его обязательно подстрелят, - заметил Руфус Дэниэл. Эту шутку он стабильно выдавал каждую неделю.
   Коделл вышел. Как и всегда, первый вдох воздуха ранним утром вызывал у него смешанные чувства. Он был сладок и свеж, в нём почти не было дыма, висевшего в хижине, но, с другой стороны, он был жутко холодным. Выдыхая, сержант выпустил густое облако пара, словно закурил ещё одну сигару.
   Из землянок выбирались солдаты и строились на утреннее построение. В армии федералов от их внешнего вида любого младшего командира, заслужившего свои шевроны, хватил бы удар. Не у всех имелась обувь. Их брюки были самых разных оттенков синего - снятые с солдат-федералов, либо серого или орехового. Синих рубах никто не носил, боясь быть принятым за федерала, но это было единственное, что их объединяло. Одни носили кепи, у других на головах были широкополые шляпы, как у Коделла. Единственное, что одобрил бы воображаемый сержант армии федералов, была их выправка. Возможно, "Непобедимые Касталии" и были одеты в рваньё, но они были готовы сражаться.
   - Смирнаа! - выкрикнул Эллисон Хай.
   Бойцы слегка пошевелились. В роте D насчитывалось от шестидесяти до семидесяти двух человек, включая, двух капралов, четырёх сержантов, первого сержанта Нейта Коделла, пару лейтенантов и капитана. Сразу после Геттисберга некоторыми ротами в 47-м северокаролинском командовали сержанты, но сейчас "Непобедимые" были укомплектованы полностью.
   Вышел, хромая, капитан Льюис.
   - Начинайте перекличку, первый сержант.
   - Есть, сэр.
   Коделл извлёк из кармана сложенный лист бумаги. Повторяя эту процедуру ежедневно, ему даже не требовалось заглядывать в список фамилий.
   - Бэйли, Рэнсом... Барнс, Льюис Д. В.... Брасс, Гидеон...
   Через несколько минут он закончил:
   - Уинстэд, Джон А... Уинстэд, Уильям Т.
   Он повернулся к Льюису и отсалютовал.
   - Все на месте, сэр.
   - Очень хорошо. Жалобы?
   - Жалобы! - громко повторил Коделл.
   Из строя вышла пара человек.
   - Что случилось, Грэнбери? - спросил он у одного.
   - Снова сруся... пардоньте, первый сержант, недержание... опять, - ответил Грэнбери Проктор.
   Коделл вздохнул. Из-за дрянной еды и отвратной воды, что получала рота, диарея была распространённым явлением. У Проктора это был уже третий приступ за зиму.
   - Отправляйся к фельдшеру, Грэнбери, - сказал Коделл. - Может, он тебе что-нибудь найдёт.
   Проктор кивнул и ушёл. Коделл обратился к другому страдальцу:
   - У тебя, что, Сазерд?
   - Толком не знаю, первый сержант, - ответил Боб Сазерд.
   При ответе он дал петуха; ему было всего восемнадцать. Он склонил голову и закашлялся.
   - Но чувствую себя неважно.
   Коделл скептически коснулся ладонью лба юноши. Однажды Сазерд уже дезертировал из полка. Он был уклонистом.
   - Жара нет. Встать в строй.
   Рядовой угрюмо вернулся на место. Повар ударил в котелок. Коделл скомандовал:
   - Разойдись на завтрак.
   На завтрак был кукурузный хлеб. Мука, из которой он был сделан, была такого грубого помола, что отдельные твердокаменные зёрна затаились в ней, ожидая, что о них обломают зубы. Коделл полез в бороду, выметая оттуда крошки. Он услышал повозку, даже не одну, двигавшуюся со стороны Оранж-Корт-Хаус.
   - Ты же не думаешь?.. - обратился он к Руфусу Дэниэлу.
   - В такую рань? Неее, - ответил Дэниэл.
   Но, так и было. Колонна повозок свернула с дороги и загрохотала на полковой плац. На головной повозке, рядом с возницей сидел Бенни Ланг. Другими управляли рабы. Коделл протянул раскрытую ладонь Эллисону Хаю.
   - Плати.
   - Блин.
   Хай сунул руку в карман, вынул ком купюр, отсчитал две и протянул их Коделлу.
   - Держи двадцатку. Кто б мог подумать, что они явятся так скоро? Блин.
   Он отошёл в сторону, хмурясь и склонив голову.
   - Не переживай, Эллисон, - сказал ему Коделл. - Это ж всего двадцать конфедератских долларов, да и сейчас не довоенное время, когда они стоили немало.
   Бенни Ланг спрыгнул с повозки и принялся орать, как полоумный:
   - Давай, разгружай ящики! Вам тут не пикник, блин, так что, шустрее, ленивые кафры*!
   Рабы принялись, по привычке, спокойно и неторопливо разгружать телеги. Лангу их темп показался слишком медленным.
   - Живее, мать вашу! - выкрикнул он.
   Негры привыкли пропускать все эти крики мимо ушей. Они знали, что рано или поздно работа будет выполнена, белый заткнётся и перестанет им надоедать. Ланг решил подавить это безмолвное сопротивление. Он налетел на одного раба и швырнул его на землю тем же приёмом, что и Билли Беддингфилда.
   - Ай! - выкрикнул человек. - Чо я сделал, начальник?
   - Ни хрена, - выплюнул Ланг, подтверждая свои слова пинком. Раб снова закричал.
   - Ты не ранен, - презрительно бросил Ланг. - Живо, встал и за работу! За работу, мать твою! Это всех вас касается, пидоры ленивые, иначе получите ещё круче, чем он. Шевелись!
   Негры зашевелились. Ящики начали спускаться с телег с впечатляющим темпом.
   - Не, вы гляньте, - произнёс Руфус Дэниэл. - Если б у меня было столько ниггеров, что пришлось бы нанимать надсмотрщика, первым делом я нанял бы ентого Ланга.
   - Может, и так, - сказал Коделл.
   Он отметил про себя косые взгляды, которыми рабы только и могли выражать негодование.
   - Если он будет так постоянно с ними обращаться, ему лучше отрастить глаза на затылке, иначе в один прекрасный день с ним приключится несчастный случай ... либо от него просто побегут.
   - Мож, ты и прав, - признал Дэниэл.
   Когда телеги были разгружены, Ланг приказал разнести ящики по ротам. Рабы вновь не демонстрировали должного, с точки зрения Ланга, темпа, поэтому он пнул одного из них под зад. После этого рабы зашевелились быстрее.
   Ланг следовал за ними от роты к роте. Дойдя до "Непобедимых Касталии", он по шевронам отыскал Коделла и протянул ему железную палку с загнутым уплощенным концом.
   - Держите, первый сержант, это фомка, чтобы открывать ящики. Мы выяснили, что у некоторых ваших подразделений с этим проблемы.
   - Вы всё предусмотрели, - восхищённо заметил Коделл.
   - Стараемся. На каждое оружие вы получите по два магазина, и более-менее достаточное количество патронов для тренировок. Пусть ваш оружейный сержант не волнуется. Если потребуется, патронов у нас в достатке.
   Ланг кивнул и отправился в роту Е.
   Коделл глядел ему вслед. После вчерашнего дня и сегодняшнего утра, он верил обещаниям Ланга. Этот человек верен слову, но, всё же, армия Северной Вирджинии, так или иначе, всегда получала необходимые боеприпасы. Коделл пожалел, что парни, вроде этого Бенни Ланга не руководили интендантской службой Конфедерации.
   Возле сложенных ящиков собрались солдаты.
   - Эт-чо, те самые винтовки, что вчерась показывал тот злобный мужик? - спросил Мелвин Бин, безусый рядовой, обладавший высоким, чистым голосом.
   - Ага.
   Коделл набросился на ящик с фомкой наперевес. Под стоны выдираемых из дерева гвоздей, поднялась крышка. Разумеется, внутри лежали АК-47.
   - У кого есть инструменты, чтобы помочь - бегом за ними, будем вскрывать, - сказал Коделл. - Так быстрее управимся.
   Том Шорт, который работал шорником, ушёл и вскоре вернулся с молотком. Он принялся работать вместе с Коделлом. Вскоре все "Непобедимые Касталии" обзавелись новыми самозарядными винтовками.
   Здоровенный рядовой по имени Раффин Биггс с сомнением оглядел оружие.
   - Мы, чо, должны лупить янков этими крохотулями?
   - В драке важен не размер собаки, Раффин, - растягивая слова, произнёс Дэмпси Эр, - а желание собаки драться. Поверь, у этих щенят желания драться навалом.
   - Разбиться на группы по шесть-семь человек в каждой, - приказал капитан Льюис. - Так, на каждого, кто учился вчера, в подчинении будет по одной группе.
   Разбивка на группы численностью менее отделения проходила с затруднением. Оглядывая свою команду, Коделл решил, что сержанты и капралы - обычные командиры отделений - бросили его и офицеров с теми, с кем меньше всего хотели иметь дело.
   Он пожал плечами. Учиться придётся всем. Он вытянул свою винтовку и указал на рычаг под затвором.
   - Это рычаг переключения. Глядите, у него есть три позиции. В данный момент я хочу, чтобы все убедились, что он стоит в самой верхней позиции.
   - А эт' зачем, первый сержант? - спросил Мелвин Бин.
   - Потому, что если не сделаешь этого, подстрелишь сам себя раньше, чем научишься этого не делать, - сухо ответил ему Коделл.
   Эти слова вынудили остальных рассесться и сосредоточиться.
   Коделл принялся повторять урок, преподанный Лангом. Бойцы учились присоединять и отсоединять магазины. Он показал им, как располагались патроны в магазине, научил, как его снаряжать.
   Где-то в другой роте рявкнул выстрел. Следом за ним послышались вопли.
   - Вот поэтому рычаг и должен находиться в верхнем положении, - пояснил Коделл. - Пока он стоит именно так, случайных выстрелов можно не бояться. Это называется "предохранитель".
   К капитану Льюису подошёл полковой сержант-майор Паскаль Пейдж и отсалютовал.
   - Полковник передаёт поздравления, сэр, а также приказ: все роты будут тренироваться в стрельбе согласно порядку очереди.
   - Очень хорошо, сержант-майор. Благодарю.
   Пейдж вновь отсалютовал и удалился строевым шагом, оставаясь джентльменом до мозга костей. Над его сержантскими шевронами была нашита дугообразная полоса, означавшая, что из всех младших командиров, он был самым старшим.
   Обучение проходило легче, чем Коделл мог надеяться. Во-первых, Бенни Ланг отлично постарался, обучая их вчера, а Коделл слушал его со всем вниманием. Во-вторых, несмотря на существенное отличие от дульнозарядного мушкета, АК-47 оказался весьма прост в обращении. Даже Раффин Биггз и Элси Хопкинс, которые вообще ни в зуб ногой, вскоре научились обращаться с самозарядным карабином. Коделл гадал, как они будут справляться, когда настанет время обучения чистке. Этот момент он решил придержать, пока ученики не выстрелят хотя бы по разу.
   Бойцы учились снаряжать патроны в искривлённый магазин, когда над плацем послышалась стрельба. На огневой рубеж впервые вышла рота А. Мгновенно огонь стал таким плотным, что Коделлу показалось, будто стрелял весь полк, а не только одна рота.
   - "Стражи Чикоры"* получили новые пушки! Спасайся, кто может! - крикнул Генри Джойнер тренирующимся бойцам в серой форме.
   Как и "Непобедимые Касталии", "Стражи Чикоры" формировались, в основном, из жителей округа Нэш, что делало противостояние между двумя ротами более яростным. Именно поэтому, в каждой роте служило аж по три Джойнера. Взаимоотношения между ними были столь запутанными, что Коделл даже не пытался разобраться.
   Один из бойцов роты А, возможно, ещё один Джойнер, выкрикнул в ответ:
   - Жаль, у нас нет лишних патронов, штоб потратить их на усех вас!
   - Всё равно б не попали, - усмехнулся Генри и приложил большой палец к носу.
   - Хорош, - отрезал Коделл.
   Подколки - это, конечно, здорово, но подколки между вооруженными людьми нужно держать под контролем, пока они не пустились не самотёк.
   К стрельбе из АК-47 приступили роты В и С, у них пока не было своих прозвищ. С огневого рубежа бойцы отходили, громко восклицая и качая головами от удивления. Кто-то закинул новое оружие за спину. Остальные держали винтовки обеими руками, словно, боялись выронить. Трое или четверо бойцов роты С запели песню:
   - Выкинь "Энфилд", выкинь "Спрингфилд"!
   Вскоре, запела вся рота, включая офицеров.
   - В колонну по четыре... На плац, щагом-арш! - скомандовал капитан Льюис.
   Пара новичков только прибывших из Северной Каролины шагнула не с той ноги, но окрики сержантов быстро заставили их шагать в ногу с остальными.
   - Из колонны в линию, налево... марш! - приказал Льюис.
   Рота провела манёвр бездумным движением, отточенным постоянной практикой. Коделл вспомнил свой первый день в Кэмп Магнум, когда злой сержант-инструктор сравнил их неровный строй с пьяной многоножкой, пытающейся отвесить подсрачник. Сейчас тот сержант-инструктор, если он ещё жив, был бы ими доволен.
   - Заряжай! - скомандовал Льюис.
   Бойцы одним движением передёрнули затворы, дослав патрон в ствол.
   - Пли!
   Пламя выплюнули не все винтовки.
   - Проверить предохранитель! - выкрикнул Коделл вместе со всеми теми, кто вчера уже проходил этот урок. Бойцы выполнили команду. Некоторые тихо выругались. Следующий залп оказался плотнее. В какой-то момент канонада стояла такая, что невозможно было отличить один выстрел от другого.
   Увидев, как быстро стреляют карабины, и как легко ими пользоваться, бойцы роты принялись удивлённо и восторженно кричать. Коделл понимал их чувства. АК-47 настолько сильно отличался от всех привычных им винтовок, что одних слухов о нём недостаточно. Даже постреляв из него, трудно было поверить в происходящее.
   - А чо буит, если этот рычаг поставить в среднее положение? - спросил Генри Джойнер. - Коль оно так отличается как от верхнего, так и от нижнего, наверное я с ентой пушкой один всех янков перебью. Если чо, я готов.
   - Прости, Генри.
   Коделл изложил принцип полностью автоматической стрельбы. Так же он рассказал о том, сколько патронов поглощает этот режим, пояснив:
   - Быстрая стрельба не пойдёт на пользу, если вы расстреляете все патроны ещё до конца боя. С дульнозарядным мушкетом такое проделать было бы трудновато. А с этими винтовками, особенно в полностью автоматическом режиме, это проще пареной репы. Помните об этом.
   Мелвин Бин сказал:
   - Меня ранили в руку в первый день при Геттисберге, именно когда я расстрелял все патроны. Даже если б я видел того янки, что меня подстрелил, то всё равно, ничо б с ним не сделал.
   Новобранцы слушали и важно кивали. Коделл подумал, что ранение Бина в первый день спасло того от атаки третьего дня и весьма вероятно от плена или гибели.
   Раффин Биггз ещё раз выстрелил в бумажный круг мишени, который выглядел так, словно страдал от кори или оспы. Биггз издал "крик повстанца" и сказал:
   - В другой раз, когда барабанщики задробят к бою, янки пожалеют, что родилися на свет. Эта винтовка бьёт как безумная.
   - Это хорошо? - поинтересовался Джойнер.
   - Не то слово, - весело ответил Биггз.
   - Очистить плац, - приказал капитан Льюис. - Очередь роты Е. В колонну по четыре стройсь!
   Недовольно ворча, огорчённые тем, что им не дали пострелять ещё, бойцы подчинились. Кто-то запел:
   - Выкинь "Энфилд", выкинь "Спрингфилд"!
   Песня разлетелась по строю, подобно лесному пожару. Её подхватили и бойцы из тех рот, что уже отстрелялись.
   - Скоро так запоёт вся армия, - предположил Коделл.
   - Надеюсь, ты прав, - ответил ему Дэмпси Эр. - Если только вся армия эти новые винтовки получит.
   Вернувшись к себе, "Непобедимые Касталии" собрались вокруг тех, кого обучал Бенни Ланг.
   - А теперь перейдём к скучному: к чистке, - сказал Коделл.
   Бойцы застонали. Стоны повторились, когда он продемонстрировал им чистящий шомпол и принадлежности из приклада, а затем и как снимать крышку ствольной коробки, извлекать пружину и затвор.
   - Всё не так худо, как кажется, - сказал он бойцам. - А собирается всё... вот так.
   Он собрал механизм обратно и закрыл крышку ствольной коробки.
   - Теперь сами.
   Они попытались. Затвор сопротивлялся вставать в нужное положение.
   - Мож, у вас всё и делается "вот так", - сказал Мелвин Бин. - А как по мне, тут чёрт ногу сломит.
   - Практика, - самодовольно произнёс Коделл.
   Готовность перейти к практике была той добродетелью, которая необходима учителям. Его голос стал ниже, тон более серьёзным.
   - Будете тренироваться, пока я не пойму, что научились. Смотрите ещё раз.
   Он очень медленно повторил весь процесс.
   - Теперь пробуйте снова.
   У пары человек всё получилось, как надо. У Мелвина Бина ничего не получалось, он ругался. Коделл подошёл к нему, взял его ладони в свои и показал, как нужно делать.
   - Вот. Теперь ясно?
   Бин улыбнулся.
   - Наверн'.
   В этот раз всё прошло гладко.
   - Хорошая работа, - сказал Коделл, тоже улыбаясь. - У кого-нибудь ещё есть проблемы?
   Ему никто не ответил.
   - Хорошо. Не думайте, что, коль вам удалось всё сделать один раз, то так и будет. Продолжайте работать до вечера. Завтра повторим, и послезавтра. К тому моменту, я хочу, чтобы вы умели разбирать, чистить и снова собирать винтовку даже во сне. Тем, кто не сможет, придется заняться заготовкой дров.
   Лица бойцов помрачнели. Таскать дрова, может, и не слишком тяжело, но утром можно найти занятие и получше.
   Коделл поразмыслил, стоит ли обучать бойцов чистке магазинной пружины - зачем нагружать их тем, что им может и не понадобиться? Бенни Ланг говорил, что необходимость в этом может и не появиться, тем более этих самых магазинов навалом. Но, подумав ещё раз, Коделл показал им принцип работы. В той системе, что притворялась тыловой службой Конфедерации, любое изобилие мгновенно могло обернуться голодом.
   - Ещё вопросы? - наконец, спросил он. - Ладно, тогда свободны.
   Большинство бойцов разошлись, восхищённо обсуждая выданные им новые винтовки. Другие группы уже закончили, причём некоторые довольно давно. Коделлу не было до этого никакого дела. Здесь важна тщательность, он сам повторил всю процедуру несколько раз, пока до учеников не дошло, что же он им говорил. Мелвин Бин не ушёл. Он снял затворную раму, извлёк внутренности винтовки, и попытался вложить всё обратно. Коделл наблюдал за ним. Детали поддавались с трудом. Бин тихо выругался, затем сказал:
   - Ваще не могу эту хрень вставить как надо. Может, зайдёте ко мне в хижину и покажете, чо я не так делаю?
   - С радостью, - ответил Коделл.
   Они прошли по грязной тропинке между жилищ. Хижина Бина было крохотной, но чистой, на единственном окошке даже висели занавески. Больше здесь никто не жил, что в полку было необычным, если не сказать, уникальным явлением.
   Бин открыл дверь.
   - Прошу вас, первый сержант.
   Коделл вошёл. Рядовой вошёл следом, прикрыл и запер за ними дверь.
   - А терь покажьте, как заново собирать эту драную винтовку.
   - Значит, у вас и правда сложности?
   - А я как сказал? Вы, канеш, показывали, но у меня всё из башки вылетело.
   Они присели на покрытые одеялом сосновые ветки, служившие кроватью. Бин внимательно следил за действиями Коделла.
   - Так, вот, как оно делается! Дай-ка мне, Нейт... Кажется, я уже реально понимаю.
   Разумеется, детали идеально встали на свои места.
   - Давай ещё разок. Покажи, что это не случайность, - сказал Коделл.
   Бин повторил дважды. Коделл кивнул. Бин убедился, что рычаг переключения огня стоял на предохранителе, затем отставил винтовку.
   - Хорошо. Нужно будет потренироваться.
   В глазах рядового блеснула озорная искорка.
   - А теперь, Нейт Коделл, полагаю, вы хотите узнать, как встаёт ваш собственный затвор?
   - С радостью.
   Бин не стал дожидаться его ответа и расстегнул все семь пуговиц на рубахе. Коделл вытянул руку и слегка коснулся открывшейся пусть и небольшой, но идеальной женской груди. Он улыбнулся.
   - Знаешь, Молли, будь ты сисястой девкой, ничего бы у тебя не вышло.
   - Думаю, я бы их перевязывала, - серьёзно ответила она. - Было бы неудобно, но я и так достаточно хорошо притворяюсь. Мелвин! Долго же мне пришлось привыкать откликаться на это имя.
   Губы Коделла последовали за пальцами. Молли Бин вздохнула и скинула рубаху совсем. Вдоль предплечья левой руки по гладкой коже тянулся длинный сморщенный шрам - след от пули Минье, скользнувшей по мышце. Попади она на пару сантиметров ниже, то раздробила бы кость, и оторвала руку.
   - Давай-ка.
   Она потянулась к нему.
   - Нечестно, что я одна тут голая сижу. К тому же, здесь холодно.
   Он притянул её к себе и сделал всё возможное, чтобы согреть. Сам он о холоде напрочь забыл, до поры до времени. Когда он вновь сел, то заметил, что дрожит. Он быстро оделся. Как и Молли. Вновь одетая в форму Конфедерации, в кепи, натянутом так, что козырёк скрывал брови, она стала похожа на обычного рядового, слишком молодого, чтобы бриться. В 47-м северокаролинском таких было более чем несколько. Но в его руках она вновь становилась женщиной.
   Он изучал её с таким видом, словно она была сложной тригонометрической задачей. Она очень сильно отличалась от ричмондских шлюх, к которым он изредка ходил, когда получал увольнительную. Сам он считал, это из-за того, что он видел её каждый день и хорошо знал, как человека, а не только как удобный сосуд для облегчения похоти, о котором забываешь, едва выйдя за порог.
   - Можно спросить? - сказал он.
   Она пожала плечами.
   - Ну, давай.
   - Как ты дошла до... такого?
   - В смысле, как я додумалась пойти на войну? - переспросила она.
   Коделл кивнул. Молли вновь пожала плечами.
   - Дома мне было скучно. Вряд ли кто-то будет ходить в бордель, где я работала, потому что все ушли на войну. Наверное, я решила сама узнать, как обстоят дела и посмотреть, на что это похоже.
   - И?
   Её лицо исказилось кривой ухмылкой. Она не была красивой, в каком-либо традиционном смысле этого слова, учитывая короткие, по-мужски, остриженные тёмные волосы, но широкая полногубая улыбка делала её более женственной.
   - Я тебе так скажу, Нейт: совсем не понравилось, когда меня подстрелили.
   - Верю.
   Он был благодарен госпоже удаче за то, что до сих пор ни разу не был ранен. Мало какие пули оказывались так же милосердны, как та, что попала в неё. Жуткие груды отрезанных рук и ног около санитарной палатки после каждого сражения, вопли раненных в живот, предсмертные хрипы тех, кого ранили в грудь.
   Он был бы рад позабыть об увиденном, и она продолжила:
   - Но вы все в роте больше похожи на семью, чем всё, что я видела до того, как попасть сюда. Вы усе заботитесь обо мне так, словно вы - мои братья, и не даёте офицерам узнать, кто я на самом деле...
   На её лице вновь появилась кривая ухмылка.
   -... ведь вы отлично знаете, что я вам не сестра.
   Коделл рассмеялся. Он никогда не интересовался прежде, хотя в полку она уже целый год. Он не знал, что ожидал услышать, возможно, что-нибудь более мелодраматичное, чем обычный рассказ. Он вытащил двадцать долларов Конфедерации, которые выиграл у Эллисона Хая и передал купюры ей.
   - Жаль, это не баксы федералов, - сказала она, - но тож сойдёт, Нейт, тож сойдёт. Хошь ещё разок?
   Он задумался над этим предложением, но покачал головой.
   - Лучше не стоит. Времени нет. Я и так тут задержался.
   - Ты думаешь над тем, чо делаешь. Это правильно.
   Молли состроила гримасу.
   - Или это я старею? Даж вспомнить не могу, чтоб мне отказывали, когда я сама напрашивалась, там, в Ривингтоне.
   - Ты намного моложе меня, блин. Ты...
   Коделл замер.
   - Перед тем как приехать сюда, ты жила в Ривингтоне? Говорят, эти новые винтовки привезли как раз оттуда, как и люди, что их делают, или продают, или ещё чего там.
   - Я тож об этом слышала, - сказала Молли.
   Коделл подумал, что она узнала об этом ещё раньше него. До неё новости доходили, как правило, раньше, чем до полковника Фарибо. Она продолжила:
   - Но ничо об этом не знаю. Когда я уехала оттуда год назад, тех парней там ещё не было. Там ваще мало чего было, особенно мужиков, поэтому я и съехала. Точно не хочешь ещё разок?
   - Чего я хочу, и что я должен - это две разные вещи, - сказал Коделл. - Это же армия, не забыла?
   Когда он вышел из землянки на холод военной жизни, вслед ему донёсся её смех. Он взглянул в сторону плаца. Там ползал на четвереньках Джордж Хайнс и собирал стреляные гильзы.
  
   *III*
  
   Паровоз фыркнул и зашипел, останавливаясь. Скрип колёс, тормозящих о посыпанные песком рельсы, напомнил генералу Ли визг раненых лошадей - самый душераздирающий звук на любом поле боя. Поезд остановился. Его ещё раз толкнуло вперёд, когда вагоны ударились, лязгая друг о друга соединительными защёлками.
   Вместе с остальными пассажирами Ли поднялся на ноги.
   - Ричмонд на выход! - выкрикнул кондуктор и поспешил в соседний вагон, где прокричал то же самое.
   Держа в руках саквояж, Ли спустился на грязный перрон вокзала Центральной Вирджинской Железной Дороги на углу Шестнадцатой и Броуд-стрит. Здание вокзала представляло собой деревянный навес, остро нуждавшийся в покраске. Вывеска на таверне через дорогу обещала жареные устрицы за полцены в честь дня рождения Джорджа Вашингтона.
   Вывеска оставила Ли в лёгком замешательстве: странно, что Конфедерация, по-прежнему, чтит отцов-основателей Соединённых Штатов. А, может, ничего странного и нет. Разумеется, Вашингтон, перенесись он, каким-либо образом в настоящее время, будет чувствовать себя комфортнее на южной плантации, чем на какой-нибудь дымящей фабрике в Питтсбурге или в Нью-Йорке. К тому же, Вашингтон был вирджинцем, поэтому, где, как не в Ричмонде отмечать его день рождения?
   Живой и молодой мужской голос вырвал Ли из раздумий и вернул в настоящее.
   - Генерал? Сэр, вас ожидает карета.
   Генерал обернулся и обменялся приветствиями с лейтенантом, чья форма была более опрятна, чем у кого-либо в армии Северной Вирджинии.
   - Надеюсь, вы не ждали меня слишком долго?
   - Никак нет, сэр.
   Лейтенант извлёк карманные часы.
   - Сейчас только начало четвёртого. Поезд должен был прибыть в четверть третьего. Я явился к тому времени, в надежде, что он прибудет вовремя.
   Оба улыбнулись, понимая невероятность подобного события. Однако благоразумный лейтенант не стал рисковать, особенно, когда встречал старшего офицера своей армии. Он протянул руку, чтобы взять сумку Ли.
   - Следуйте за мной, сэр...
   Ли прошёл за ним к карете. Когда он подошёл ближе, чернокожий возница приложил палец к полю шёлкового цилиндра.
   - Веч'добр'й, масса Роберт.
   - Здравствуй, Люк. Как поживаешь?
   - О, сойдёт, сэр. Наверна, сойдёт.
   - Достаточно подходящее местечко, чтобы так и было, - рассудительно заметил Ли.
   Резким командирским тоном лейтенант произнёс:
   - Обратно в офис президента, Люк.
   - Есссьсэр.
   Люк взмахнул кнутом. Упряжка из двух лошадей тронулась вверх по Броуд-стрит на северо-запад. Как и лейтенант, его лошади находились в лучшей форме, чем те звери, на которых ездили бойцы Джеба Стюарта. Насколько слышал Ли, в Вашингтоне было то же самое. Он верил этим слухам. Чем дальше от линии фронта, тем комфортнее жизнь.
   Железнодорожные пути тянулись по всей Броуд-стрит, соединяя вокзал Центральной Вирджинской с ричмонд-фредериксберг-потомакской железной дорогой в восьми кварталах отсюда. Ли слышал, как пыхтит паровоз, вытягивая загруженный состав на Шоко Хилл*. Лошади тоже его слышали и мотали головами, давая понять, что он им не по нраву. Люк успокоил их парой тихих фраз.
   Прежде чем перед их глазами появилось ревущее, исторгающее искры, чудище, карета свернула на Двенадцатую-стрит. Она прогрохотала по главной площади до нового здания, в котором находилась таможня, до того как Вирджиния вышла из Союза.
   По левую сторону до самого особняка губернатора тянулся двойной ряд дубов. По правую Ли краем глаза заметил конную статую Джорджа Вашингтона, но она тут же скрылась за откровенно классицистической громадой здания Капитолия штата Вирджиния, где теперь также обитал Конгресс Конфедерации. Весной и летом белые колонны и стены выглядели очень приятно, когда их оттеняли зеленеющие лужайки, кусты и деревья. Ныне лужайки усохли и пожелтели, деревья без листьев были похожи на скелеты.
   На Капитолием гордо развевался флаг Конфедерации, красное полотно с синими перекрещенными полосами, в которых сияли тринадцать белых звёзд. Вскоре Незапятнанное Знамя спустят - близился закат. Знамя было весьма похоже на звёздно-полосатый флаг, но и отличалось от него, что вызывало у Ли противоречивые чувства. Ему вспомнился день, уже почти трёхлетней давности, когда он явился в Палату Делегатов, дабы принять командование вооружёнными силами Вирджинии. Он покачал головой. За четыре дня до того, Уинфилд Скотт предложил ему возглавить всю армию Соединённых Штатов и повести её на своих отделившихся собратьев. Он по-прежнему считал, что тогда сделал правильный и единственный для себя выбор.
   Громоздкий прямоугольник бывшей таможни занимал целый квартал. Будучи построенным из бетона и стали, здание могло служить и крепостью. В отличие от большинства зданий Ричмонда, оно было построено, скорее в итальянском, нежели в неоклассическом стиле, окна на первых трёх этажах имели закруглённые арки.
   Люк остановил коляску у парадного входа. Лейтенант сказал:
   - Он останется в вашем распоряжении в течение всего пребывания в городе, сэр. Я отведу вас к президенту Дэвису. Позвольте вашу сумку.
   - Это очень любезно с вашей стороны, сэр.
   Ли проследовал за лейтенантом внутрь.
   На первом этаже располагалось Казначейство. Пока Ли поднимался по лестнице, занятые своими делами люди прерывались, смотрели на него и указывали пальцами. Эти ребята, должно быть, очень усердно работали, печатая ещё больше бумажных денег, что взвинчивают цены во всей Конфедерации до небес, - не вполне выдержанно подумал Ли. Но даже для них день рождения Вашингтона - это праздник.
   На втором этаже всегда было тихо, сегодняшний день не стал исключением. Этот этаж принадлежал Госдепартаменту. Ни одно государство не признало Конфедеративные Штаты Америки, и вряд ли признает, если Юг не одержит больше побед, чем у него есть до сих пор.
   Кабинет президента Дэвиса располагался на третьем этаже. Лейтенант постучал в закрытую дверь.
   - Да? - раздался изнутри голос Джефферсона Дэвиса.
   - Со мной генерал Ли, сэр.
   - Превосходно. Я с ним встречусь. Возвращайтесь к своим обязанностям.
   Лейтенант распахнул дверь, в последний раз отсалютовал генералу и поспешил прочь.
   - Господин президент? - произнёс Ли.
   - Входите, генерал. Сейчас я к вам подойду.
   Дэвис ходил по кабинету с масленкой, наполняя и разжигая лампы. Одет он был по-военному, необычайно строго. Он и сам был выпускником Вест-Пойнта*, окончив его за год до Ли. Наконец, он вернулся за стол и разжег стоявшую на нем пару ламп.
   - Давайте, присаживайтесь. Располагайтесь удобнее.
   - Благодарю, сэр.
   Прежде чем утонуть в излишне мягком кресле самому, он дождался, пока усядется Дэвис. Огонёк лампы подчеркивал впалые щеки на исхудавшем лице Дэвиса, оттенял глубоко посаженные бледные глаза. Он обладал аристократическим лоском, в то время как Авраам Линкольн не мог похвастаться породистостью или приятным внешним видом, но оба президента, вдруг подумал Ли, имели похожие друг на друга лица.
   - Как прошла поездка на юг? - спросил Дэвис.
   - Неплохо, сэр, - ответил Ли и пожал плечами. - Я выехал этим утром и вот я уже здесь. Может, я приехал чуточку позже, чем уверяли железнодорожники по отправлении, но какой поезд когда-либо приходил вовремя?
   - Полагаю, никакой. По крайней мере, у нас таких нет.
   Дэвис бросил взгляд на высокие часы, что стояли в углу его кабинета. Его ноздри дёрнулись от раздражения.
   - Как и мистера Седдона. Я надеялся, он явится ещё полчаса назад.
   Ли вновь пожал плечами. Министр обороны, без сомнений, ожидал, что его поезд прибудет ещё позднее. В отличие от молодого лейтенанта, он был недостаточно важен, чтобы рисковать. В любом случае, Дэвис и сам мог исполнять обязанности министра обороны. Ли знал, что он скорее бы командовал армиями Конфедерации в бою, чем управлял ими из Ричмонда.
   К счастью, Джеймс Седдон вошёл в кабинет Дэвиса секунд через пятнадцать после того, как тот пожаловался на его отсутствие. Ли поднялся, чтобы пожать ему руку. Седдон был высоким, худым и был похож на уставшего стервятника. Его седые волосы были зачёсаны на затылок от самого лба (там их всё равно почти не осталось) и были достаточно длинными, чтобы закрывать уши. После торопливого приглашения президента он поставил кресло рядом с Ли. Оба сели.
   - К делу, - произнёс Дэвис. - Генерал Ли, до меня дошло немало восторженных отзывов относительно новых винтовок, что были выданы солдатам. Мне даже написал генерал Джонстон из Далтона, воспевая осанны в их честь.
   Во всяком случае, похвала со стороны Джо Джонстона могла вызвать у президента подозрения относительно новых винтовок. Если Джонстон скажет, что собирается дождь, Дэвис будет ждать засуху, и подобное отношение друг к другу было взаимным.
   Ли быстро произнёс:
   - Во-первых, господин президент, я бы заметил, что эти отзывы, как минимум, преуменьшены. Это очень ладное оружие, на необходимой дистанции его точность весьма высока, а боеприпасы, кажется, доступны в достаточном количестве, чтобы вести бой. Именно этим я и намерен заняться с наступлением весны.
   - Значит, это оружие значительно улучшает наши перспективы? - поинтересовался Седдон.
   - Так точно, сэр, - ответил Ли. - Преимущество всегда было на стороне федералов, и они вполне могли бы довести своё дело до конца. Эти винтовки несколько выправят равновесие. Без них наши шансы представлялись бы весьма призрачными. Говоря об этом, я уверен, господа, что мои слова вас нисколько не удивляют.
   - Нет, не удивляют, - сказал Дэвис. - Я крайне рад слышать эти новости от вас, генерал, советы других больше похожи на крики отчаяния.
   Он поднялся из-за стола, подошёл к двери, что вела в коридор, и запер её. Вернувшись на место, он произнёс:
   - То, что я сейчас вам скажу, джентльмены, не должно покинуть стены этой комнаты. Вы понимаете?
   - Разумеется, господин президент, - тут же ответил Седдон, который всегда отвечал согласием на любые слова Джефферсона Дэвиса. Ли склонил голову, выражая согласие.
   - Хорошо, я полагаюсь на ваше обещание, - сказал Дэвис. - Чтобы дать вам представление о мерах, предложенных ввиду беспокойства за наше будущее, позвольте показать вам меморандум, что в прошлом месяце я получил от генерала Клейберна из армии Теннеси.
   - А, речь об этом, - сказал Седдон. - Тогда, подобная секретность оправдана.
   Он уже был знаком с этим меморандумом.
   - Клейберн - способный офицер, - сказал Ли. - Помимо прочего, он прекрасно проявил себя в ходе Чаттанугской кампании*.
   - Возможно. Среди генералов собственной армии, он разжёг пламя другой битвы. Видите ли, в записке он предлагает освободить и вооружить некую часть наших негров, дабы те сражались против янки.
   - Многие могут поинтересоваться, какой тогда смысл в Конфедерации? - заявил Седдон. - Какой смысл в нашей революции?
   Ли нахмурился и погрузился в размышления. Наконец, он сказал:
   - Федералы одели некоторых своих негров в синюю форму. Если мы проиграем, они, без сомнений, заберут наших. Разве не лучше будет защищать нашу независимость всеми имеющимися средствами и оценить ущерб нашим социальным институтам уже после того, когда эта независимость будет гарантирована? Сражаясь за свободу, негры могут стать отличными солдатами.
   - Скажем так, это вполне возможно, - сказал Седдон. - И всё же, споры и противоречия, возникающие в результате изложения подобных взглядов должностными лицами, пользующимися доверием у населения, должны быть решительно осуждены.
   - Соглашусь. В данный момент мы не можем позволить себе подобных споров, - сказал Дэвис. - Меморандум Клейберна - последняя соломинка для утопающего. Будучи утопающим, я бы согласился... я бы согласился на любую соломинку, позволяющую нам оставаться неподвластными вашингтонской тирании. И всё же, я надеюсь, генерал Ли, перевооружившись, подобные соломинки нам не понадобятся, и следовательно, наши институты смогут избежать нежелательных перемен.
   - Я тоже на это надеюсь, господин президент, - сказал Ли. - Возможно, так и будет. Невозможно отрицать, что с новыми винтовками наши перспективы намного лучше, чем без них. Сможем ли мы с их помощью победить - известно одному лишь Господу. Как и другие ваши командующие, для достижения этой победы я сделаю всё возможное.
   Только так и мог ответить ему генерал Ли. Ему бы очень хотелось, чтобы Дэвис больше доверял Джонстону, хотелось, чтобы они оба забыли о былых противоречиях. Однако предложить этого он не мог. Оба были гордыми обидчивыми людьми и, наверняка, всё поймут неправильно.
   Дэвис произнёс:
   - Генерал, я правильно понимаю, новые винтовки поступают из Ривингтона, Северная Каролина? Я никогда не считал Ривингтон производственным центром. Строго говоря, - он слегка улыбнулся, - до прошлого месяца, я вообще ничего не знал о Ривингтоне.
   - Я также ничего не слышал об этом месте, сэр, - вставил Седдон.
   - Как и я, - сказал Ли. - С тех пор, как это место оказалось в центре нашего внимания, я и офицеры моего штаба поинтересовались о нём у железнодорожных рабочих и солдат, что там бывали. Их доклады озадачивают меня, поскольку там нет никаких признаков промышленного производства: никаких плавилен, ни кузниц, ни фабрик. Там много чего понастроили, но всё это - дома и склады, там нет ничего похожего на здания, где производятся винтовки, патроны или порох. Более того, господин президент, вы уже имели возможность лично осмотреть это оружие?
   - Пока нет, - ответил Дэвис.
   - Помимо прочего, на нём имеются весьма примечательные знаки. На некоторых стоят клейма, оповещающие о том, что это оружие произведено в Китайской Народной Республике, стране, которую не найти ни на одной карте. На других написано, что они из Югославии, которой тоже нет ни в одном атласе. А на некоторых стоит маркировка, которую можно определить, как русскоязычную. Я узнал, что это буквы СССР, но что это за СССР, я вам сказать не могу. Всё это, должен признать, крайне загадочно.
   - Судя по вашему рассказу, Ривингтон - это, скорее, некий перевалочный пункт, нежели место, где это оружие производят, - заметил Седдон.
   - Так точно.
   Ли не без удивления взглянул на министра обороны. Почему Седдон так редко высказывает подобные здравомысленные предположения? Или оно не столь здравомысленно? Ли продолжил:
   - Откуда поставляются эти винтовки? Бесспорно, Ривингтон соединяется железной дорогой с Уилмингтоном и Уэлденом, но в Уилмингтоне корабли прорыва блокады не разгружаются. Оружие, словно, просто появляется в Ривингтоне, не могу сказать вам как, прибывая из тех неизвестных мест, о которых я упоминал, а из Ривингтона оно попадает к нам и, полагаю, в другие армии.
   - Вы говорите, что допросили наших рабочих и солдат, - сказал Дэвис. - Не опросили ли вы также ривингтонцев, тех, что находятся в вашей армии, как инструкторы?
   - Опросил, господин президент, но должен признать, очень осторожно, - ответил ему Ли. - По-настоящему важных вопросов они избегают. Это самая молчаливая группа людей, что я когда-либо встречал. А без вашего приказа я не стал предпринимать никаких действий, которые могли бы настроить их против нас, особенно, когда поток оружия может прекратиться также внезапно, как и начался.
   Дэвис потёр гладко выбритый подбородок, пощипал бороду, что росла под ним.
   - Мне не нравится зависимость нашей страны от крошечной группки людей, не говоря уж о том, что мы так мало о ней знаем. Однако, учитывая обстоятельства, я вынужден согласиться с вашими доводами, генерал.
   - Возможно, нам стоит отправить в Ривингтон своих агентов, дабы те всё выяснили... осторожно, разумеется, - сказал Седдон.
   - Хороший план. Поработайте над ним, - сказал Дэвис.
   Седдон извлёк из кармана карандаш и клочок бумаги. Он склонился над столом президента, сделал пометку и убрал бумагу обратно.
   - Что-нибудь ещё, господин президент? - спросил Ли, надеясь, что в следующий раз министр обороны не забудет о деле, пока вновь не наденет этот жилет.
   - Нет, генерал, премного благодарен. Можете идти. Уверен, вы жаждете повидаться с супругой. Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания. Она и другие дамы так много делают для солдат Конфедерации, посему мне бы не хотелось, чтобы она чувствовала, что её труды остаются незамеченными, - сказал Дэвис.
   Ли поднялся, чтобы уйти.
   - Я именно так ей всё и передам, господин президент, в точности, как запомнил. Уверен, она была бы рада услышать об этом от вас лично.
   Он кивнул Седдону.
   - Надеюсь на скорую встречу, сэр.
   Снаружи уже было темно и облачно, в воздухе стояло предвкушение дождя. Ли натянул шляпу, застегнул верхние пуговицы шинели и направился к ожидавшему его экипажу. Люк обернулся на звук шагов со стороны лестницы. Чернокожий тут же спрятал небольшую фляжку. Ли притворился, что ничего не заметил. Если Люк хотел согреться в ночном холоде глотком чего-то крепкого, это его право.
   - П'ехали д'мой, масса Роберт? - спросил он, спуская и отвязывая лошадей.
   - Именно так, Люк, к дому миссис Ли.
   Вряд ли это место можно назвать домом. Его дом был в Арлингтоне, что по ту сторону реки Потомак от Вашингтона. С самого начала войны город находился в руках федералов. Последние два года он жил в расположении армии Северной Вирджинии. В любом другом месте он чувствовал себя гостем.
   - Здеся недалеко, - сказал Люк, возвращаясь на место. - Всегоо пара кварталов.
   Придя в движение, лошади нетерпеливо фыркнули. Видимо, тоже замёрзли. Карета громыхала на северо-запад по Бэнк-стрит, нижней границе Капитолийской площади. Выехав на Девятую-стрит, Люк повернул направо. Через полквартала, на пересечении Девятой и Франклин, он вновь повернул налево, на Франклин.
   Несмотря на праздничный день, в нескольких окнах Инженерного Дома, что стоял на углу Девятой и Франклин, горел свет. Несомненно, Седдон прибыл именно оттуда: в этом здании размешалось Минобороны и Минфлота. До того, как столица Конфедерации переехала в Ричмонд, здесь же проходило собрание, которое вывело Вирджинию из состава Соединённых Штатов.
   За Инженерным Домом Франклин-стрит выглядела тихой и почти безлюдной. В двух кварталах отсюда, на Броуд-стрит, вновь заревел поезд, проезжая от вокзала к вокзалу между Центральной Вирджинской и ричмонд-фредериксберг-потомакской. Его рёв резко контрастировал с безмятежностью, которую излучал каждый кирпичик Единой Пресвитерианской Церкви на углу Восьмой и Франклин.
   Ли улыбнулся и наклонился вперёд, пока карета проезжала мимо церкви. Дом Мэри Кастис Ли находился в половине квартала отсюда, на противоположной стороне улицы.
   - Ваш дом средний, верно, масса Роберт? - спросил Люк.
   - Да, Люк, благодарю.
   Ли соскочил с кареты раньше, чем та успела остановиться. Люк слегка хлестнул коней. Едва те тронулись, он вновь извлёк фляжку. Он глотнул и удовлетворённо выдохнул.
   Около дома по адресу Франклин, 707, в кадке с нарисованными шевронами рос молодой клён.
   - Вольно, сержант, - сказал ему Ли и слегка улыбнулся.
   Он открыл калитку в чугунной ограде дома на Франклин,707 и быстро взбежал по крыльцу. Там он остановился, обтёр грязь с сапог и постучал в дверь.
   Изнутри послышались шаги. Дверь открылась. На крыльцо упал свет фонаря. Из света появился очерченный силуэт Агнес Ли.
   - Папа! - воскликнула она и бросилась ему на руки.
   - Здравствуй, моя милая маленькая Агнес, - сказал он. - Осторожнее с вязальными спицами, если не хочешь ранить меня сильнее, чем все те, кто пытался это сделать прежде.
   Она взглянула на него с осторожной улыбкой. В эти дни она только так и улыбалась - осторожно, с тех самых пор, как полтора года назад умерла её сестра Энни. Они с Энни были близки, как близнецы. После того, как генерал поцеловал её в щёку, она высвободила его из своих объятий и крикнула:
   - Мама, Мэри, Милдред. Папа приехал!
   Первой к нему подбежала Милдред.
   - Чудо моё, - снисходительно произнёс он, обнимая её. - Как поживает моя деточка?
   - Папа, - сказала она тем тоном, которым пользуются восемнадцатилетние девицы, когда их престарелые и явно дряхлые родители имеют неосторожность намекнуть, что знавали их в существенно младшем возрасте, чем сейчас.
   Ли не обратил на это внимания. Его младшая дочь была его деточкой, что бы она сама об этом ни думала.
   - Как там Кастис Морган? - спросил он у неё.
   - Счастливый и толстый, - сказала она. - Жёлуди найти проще, чем человеческую еду.
   - Таких счастливых толстых белок в лагерь лучше не пускать, - поддразнил он её. - Иначе они там явятся во всей славе, в пышущем паром котелке.
   Она сострила ему гримасу. Генерал покачал головой в притворном упрёке.
   Мгновением позже в зал вышла его старшая дочь, выкатив перед собой в кресле-каталке его жену.
   - Здравствуй, Мэри, - сказал он им обеим.
   Мэри имела очень схожие с матерью черты, хотя её волосы были гораздо темнее, чем у Мэри Кастис Ли в молодости.
   Тремя широкими шагами генерал подошёл к жене, склонился и взял её ладони в свои.
   - Как поживаешь, моя дорогая Мэри? - поинтересовался он.
   Она почти всё время проводила в кресле, ревматизм так сильно сказался на её здоровье, что она с трудом могла передвигаться.
   - Ты не написал нам, что приедешь, - слегка резковато сказала она.
   Даже, когда она была молода и красива - больше, чем полжизни тому назад, внезапно осознал Ли, он мог воскресить в памяти эту картину, словно это было вчера - её нрав оставался непредсказуем. Годы и инвалидность ни капли его не смягчили.
   Ли сказал:
   - Меня вызвали на совещание с президентом, и я тут же запрыгнул на ближайший поезд на юг. Письмо вряд ли смогло бы меня опередить, поэтому я здесь, свой собственный посланник. Рад видеть тебя - рад всех вас видеть. Как вижу, руки твои, Мэри, ещё могут держать спицы.
   Он указал на пряжу, спицы и недовязанный носок в её руках.
   - Когда я больше не смогу вязать, можешь смело класть меня в могилу, потому что толку от меня уже не будет никакого, - ответила женщина.
   Вязание она любила ещё с тех пор, как была девочкой. Она продолжила:
   - Раз уж ты приехал, то заберёшь с собой свёрток для своих подчинённых. После последней посылки мы с дочерьми успели связать четыре дюжины пар. А с твоей помощью посылка точно дойдёт до лагеря.
   - Нынче всем тяжело, - сказал Ли. - Если железнодорожный рабочий так нуждается, что ему приходится воровать носки, то, полагаю, ему они нужны не меньше, чем моему солдату.
   Старшая дочь сказала:
   - Недавно к нам заходила миссис Чеснут, так она сказала, что мы так много работаем, что наш дом стал похож на промышленное училище.
   Мэри покачала головой, давая тем самым понять, какого она мнения о благородной женщине из Южной Каролины. В её возрасте, её мать делала точно так же.
   - Мне нет никакого дела до того, что о нас думает Мэри Бойкин Чеснут*, - заявила Мэри Кастис Ли. - Для меня совершенно непозволительно проводить какие-либо развлекательные мероприятия, когда люди, что находятся под твоим командованием, голодают, а ты сам живёшь в палатке, будто какой-то схимник.
   - Мнение президента Дэвиса о тебе отличается от мнения миссис Чеснут. - Ли передал ей комплимент от президента. - Так скажи, чьё одобрение тебе важнее?
   - Твоё, - ответила ему жена.
   Он нагнулся, чтобы поцеловать её в щёку. Несмотря на физические страдания, она всегда оставалась ему верна, а он верен ей. Они представляли собой единое целое. После более чем тридцати двух лет брака, он уже и представить не мог, что могло быть иначе.
   - Джулия, будь любезна, подготовь вторую кровать в маминой спальне, - сказала Агнес.
   Чёрная женщина тут же заспешила вверх по лестнице.
   Ли сказал:
   - Весьма предусмотрительно с твоей стороны, но я пока не собираюсь в постель. Я намерен немного посидеть здесь и послушать вас о том, что творится в городе. Ежели вам хватит сил послушать меня, то и я расскажу вам о делах в лагере.
   - Я спрячу Кастиса Моргана, чтобы ты не забрал его в Оранж-Корт-Хаус вместе с носками, - сказала Милдред. - Что значит счастье твоей дочери по сравнению с возможностью приготовить беличье рагу для твоих людей?
   Ли хмыкнул и сказал ей:
   - Твоему питомцу нет нужды меня бояться, красавица моя. Его слишком мало, чтобы разделить на всех голодных солдат. Если бы только в Писании вместо хлебов и рыб говорилось о хлебах и белках...
   Все рассмеялись, даже Агнес, правда, слегка.
   Мэри Кастис Ли сказала:
   - Идёмте уже в гостиную, там и поговорим.
   Мэри развернула кресло, заскрипели колёса.
   - Не хочу больше говорить про белок, - сказала Милдред.
   - Значит, не будем, - пообещал Ли.
   Деловито застучали спицы, едва женщины вернулись к прерванному вязанию. Война сказалась на их жизни в Ричмонде почти так же сильно, как и на нём в армии Северной Вирджинии. Старшая дочь Ли рассказала историю о массовом побеге пленных офицеров Федерации из тюрьмы Либби* две недели тому назад. Сбежало тогда более сотни человек, а поймать удалось меньше половины.
   - Наши солдаты тоже страдают в лагерях северян, - сказал Ли. - Впрочем, у них для пленных хватает припасов. У них для всех хватает.
   Он вздохнул.
   - Я уже и говорил об этом, и думал, и боролся с этим. Вот бы, эта война никогда не начиналась, она истощает обе стороны.
   - Я говорила о том же самом, когда она только началась, - заметила его жена.
   - Знаю, что говорила, и я с тобой не спорю. Мне не нужен иной флаг, кроме звёздно-полосатого, не нужно иных гимнов, кроме "Славься, Колумбия". Но, раз уж мы здесь, придётся сражаться.
   Он задумался, затем продолжил:
   - Может, даже... скажем так... дело обернётся в нашу пользу.
   Постукивание спиц стихло. Жена и дочери взглянули на генерала. Он всегда изо всех сил старался оставаться позитивным в письмах и при личных встречах с ними, но он никогда не был слепым бездумным оптимистом, и они об этом знали. Мэри, его дочь, спросила:
   - Откуда идут эти добрые вести?
   - Строго говоря, из Ривингтона, Северная Каролина, - ответил Ли.
   Для его семьи, как и для него самого всего месяц назад, название этого местечка ничего не говорило. Он быстро рассказал им о новых винтовках и о людях со странным выговором, что их привезли, закончив:
   - Мы не можем превзойти федералов числом; если мы превзойдём их огневой мощью, тогда, думаю, это нам поможет.
   Дочерей больше заинтересовали сами незнакомцы и их вещи, чем особенности винтовок. Милдред сказала:
   - Интересно, не те же ли это люди, что не так давно арендовали целый этаж в здании напротив Инженерного Дома?
   - Это ты о чём, моя дорогая? - спросил Ли.
   - Каждый раз, когда кто-то расплачивается золотом, об этом становится известно, а по твоим словам - как их там тот лейтенант назвал? - у этих пятнистых ребят золота полным-полно. Если б я торговала с министерством обороны не носками, а оружием, я бы сделала так, чтобы мой офис был как можно ближе к ним.
   - Это ещё ничего не доказывает, - сказал он.
   Милое личико Милдред начало хмуриться, но генерал продолжил:
   - И всё же, мне кажется, ты права. Этим вопросом стоит заняться.
   - Но, зачем, папа?
   Агнес почесала голову. Из всех дочерей генерала, только её волосы, туго стянутые заколками, были ближе всего к материнскому насыщенно-желтому цвету.
   - Зачем? - повторила она. - Судя по твоим словам, эти ривингтонцы желают нам только хорошего.
   - "Дарёному коню в зубы не смотрят" - гласит старая поговорка. Если следовать ей дословно, у тебя будет полная конюшня старых коней со стёртыми зубами, - ответил ей Ли. - Если же подарок настолько притягателен, как то, что предлагают эти люди, я осмотрю его со всех сторон, дабы убедиться, что он на самом деле так хорош, и не потребуют ли дарители чего-то взамен.
   - Даже, если так, папа, ты, ведь, его примешь, правда? - спросила Мэри.
   - Ты всегда зришь в корень, моя дорогая, - сказал генерал. - Если, мы хотим, чтобы Конфедерация, да поможет ей Бог, уцелела, мой ответ: да.
   - Аминь, - тихо произнесла Агнес.
   Рабыня внесла поднос с чашками и дымящимся чайником. Гостиная наполнилась пряным ароматом сассафрасового чая*.
   - Благодарю, Джулия, - сказал Ли, когда рабыня налила ему чашку.
   Чай напомнил ему о "растворимом кофе" Андриса Руди, которым тот его угощал в штабе неподалёку от Оранж-Корт-Хаус.
   - Кофе, - мечтательно произнесла его жена, когда он рассказал об этой истории. - Тут его уже давненько не видали.
   - Уверена, до Ричмонда он добрался бы быстрее, чем до крошечного городишки, вроде Ривингтона, Северная Каролина, особенно, если, как ты, папа, и говорил, он произведён в Соединённых Штатах.
   - Это так, и мне следовало самому об этом догадаться, - сказал Ли. - И всё же, наличие золота открывает многие пути. Ривингтон находится на той же железной дороге, что и Уилмингтон; возможно, контрабандисты привезли его туда, а не в места, где он оказался бы полезнее. Возможно.
   Он внезапно зевнул.
   Мэри Кастис Ли отложила спицы.
   - Так, носок закончен, а это отличный повод завершить рабочий день. Не могу вязать при свете лампы или свечи - глаза устают.
   - Тебя это, всё равно, не останавливает, мама, - осуждающе заметила Агнес.
   - Не каждый вечер, - согласилась её мать. - Но сегодня с нами Роберт, поэтому раннее завершение работы легче даётся моей совести.
   - Мне бы очень хотелось проводить с тобой и девочками каждый вечер, не только потому, что мне приятная ваша компания, но ещё и потому, что это будет означать, что война окончена, - сказал Ли и снова зевнул. - Впрочем, сегодня я и сам утомился. Поездка на поезде по таким побитым рельсам приносит примерно столько же удовольствия, сколько поездка на легкой коляске по бревенчатой мостовой.
   - Тогда, расходимся по постелям, - сказала его жена. - Уверена, ты гораздо лучше будешь спать на нормальной перине в тёплом доме, чем в своей палатке у Рапидана. Мэри, дорогая, будь любезна?
   Мэрии встала и подкатила кресло матери к основанию лестницы.
   Ли тоже быстро поднялся и пошёл с ними. Едва поднявшись, он ощутил в груди ноющую боль. Эта боль сопровождала его всю зиму. Доктора прослушали его грудь, услышали какие-то шумы, но не нашли ни их причины, ни даже не высказали предположения. Боль он терпел стоически. Он знал, что Мэри страдала ещё сильнее.
   Оказавшись у подножия лестницы, она левой рукой приподнялась в кресле, а правой ухватилась за перила. Ли тут же встал рядом, придерживая её за талию. Ощущение её тела рядом с собой было одновременно и незнакомым из-за длительной разлуки и, при этом, бесконечно родным.
   - Ну, что, будем подниматься, дорогая? - спросил он.
   Пока они поднимались на второй этаж, он принял на себя почти весь её вес.
   - Кажется, у тебя лучше других получается помогать мне, - сказала она. - Ты очень нежно держишь.
   - Кому, как не твоему мужу, об этом знать? - ответил тот, ведя её по коридору в спальню.
   Все годы их брака он ухаживал за ней, когда она болела, и когда они были вместе; а ещё до этого, его собственная мать последние годы своей жизни провела без движения. У него имелась обширная практика общения с больными людьми.
   Он помог Мэри переодеться в тёплую фланелевую ночную рубашку, затем натянул пижаму, что Джулия приготовила для него.
   - И колпак тоже, - воскликнул он, надевая его на голову. - Подобная роскошь меня испортит.
   Его жена хмыкнула. Он подошёл к её кровати и поцеловал супругу.
   - Доброй ночи, моя дорогая Мэри.
   Он вернулся к своей кровати и задул свечу. Комната погрузилась во мрак.
   - Приятных снов, Роберт, - сказала Мэри.
   - Благодарю. Надеюсь, так и будет, - ответил он.
   После долгих ночёвок на койке, кровать показалась ему до неприличия мягкой. Но в комнате было тепло, по сравнению с палаткой среди холмов около Рапидана. Уснуть ему удалось без проблем.
  
   Ко времени завтрака напротив дома по Франклин-стрит появился Люк на карете. Когда Ли подошёл к нему, он не увидел на вознице никаких следов вчерашних возлияний, вне зависимости от их масштаба.
   - Куда седня, масса Роберт?
   - Арсенал, - ответил Ли. - Нужно переговорить с полковником Горгасом.
   - Как скажьте, масса Роберт.
   Люку было совершенно все равно, с кем там надо поговорить генералу Ли - с полковником Горгасом или призраком Джорджа Вашингтона. Важно было лишь то, что он взмахнул кнутом и стегнул запряжённых лошадей.
   Карета катилась по Седьмой улице в сторону реки Джеймс. Арсенал раскинулся у подножия Гэмблс Хилл, по диагонали между Седьмой и Четвертой. За ним тянулся канал Каноа. Люк остановился напротив украшенного колоннами центрального входа; купол, что венчал его, выглядел чужеродной деталью в отношении остального здания, длинного, невысокого и сложенного из кирпича.
   Внутри арсенал полнился звуками кузнечных и столярных работ. При помощи сверлильно-токарных станков, штамповки и пресс-форм дерево, железо и свинец превращались в ручное оружие и пули. Ни одно оружейное производство в Конфедерации не смогло превзойти качество его продукции. Без станков, захваченных в Харперс Ферри* и перевезённых сюда в первые дни войны, Юг испытывал бы огромные трудности с вооружением.
   - Генерал Ли.
   Джозайя Горгас встал и отсалютовал. Это был крупный круглолицый мужчина за сорок, в его коротко стриженой бороде едва-едва начала проглядывать седина.
   - Очень рад вас видеть, сэр. Я долго искал возможности встретиться с вами, и вот, вы здесь.
   - Взаимно, полковник. Полагаю, тема для беседы у нас тоже общая.
   - Очевидно, да, сэр. Пройдёмте ко мне в кабинет и поговорим в более удобной обстановке.
   Он отвёл Ли на второй этаж.
   Ли поднимался по ступенькам медленно, боясь, что боль в груди вновь даст о себе знать. К его облегчению, этого не случилось. Он уселся напротив Горгаса и указал на АК-47, что лежал на столе начальника Бюро боеприпасов.
   - Да, вот оно, чудо наших дней.
   Горгас бросил острый взгляд на генерала.
   - Уверяю вас, полковник, я без сарказма. За то, что вы отправили Андриса Руди к нам, я у вас в долгу... вся Конфедерация у вас в долгу.
   - Я надеялся, что вы так и решите, генерал, после того как увидите это оружие в действии. Да, я так поступил и рад, что боевые солдаты подтвердили мое суждение. Я готов ответить за свои слова, пока оружие поступает.
   Говорил он с легким оттенком самооправдания. Кавалерийские карабины, поставленные прошлым летом, оказались в равной степени опасны и для стрелка, и для цели.
   Ли сказал:
   - Единственная возможная оговорка с моей стороны касается того, что пока мы этих новых винтовок в бою не видели. Но, думаю, они справятся. Хоть они и отличаются от привычных нам винтовок, они легки в освоении, использовании и обслуживании, в войсках очень впечатлены их огневой мощью. Я бы хотел, чтобы солдаты были уверены в своём оружии; это придает им воинственности.
   - Генерал, я убеждён, что в вашей армии, ваш боевой дух на максимально возможной высоте, - сказал Горгас.
   Ли задумался.
   - Генри Гет однажды говорил мне нечто похожее, - заметил он. - Может, и так. С той ответственностью, что лежит на мне, у меня было мало возможностей показать свой боевой дух лично. Но, я скорее нанесу удар сам, чем сбегу или буду сидеть в ожидании удара. Но хватит мне разглагольствовать, сэр... к делу. Я благодарен Господу за этих ривингтонцев и за их оружие и поставки. И всё же, я не намерен вечно зависеть от них и их оружия. Если кто-нибудь, где-нибудь в Конфедерации и способен производить их подобие, то это - вы, здесь.
   Горгас выглядел сбитым с толку и расстроенным, словно ищейка, взявшая след и внезапно потерявшая его посреди лужайки.
   - Я не знаю, генерал Ли. Я благодарен вам за прозорливость и то, что вы предоставили мне больше винтовок и боеприпасов. Андрис Руди уже подарил мне одну и пару магазинов. Я разбирался с ней с тех самых пор, как он отбыл в Оранж-Корт-Хаус. И... Я не знаю.
   - Что в новой винтовке вас смущает? - спросил Ли.
   У него имелся собственный список вопросов, но ему хотелось узнать, что к нему мог добавить мастер боеприпасов Конфедерации.
   - Во-первых, они поступают ex nihilo*, словно Минерва из чела Юпитера.
   Очевидно, полковник Горгас составил собственный список, потому как принялся загибать пальцы.
   - Вообще говоря, новое вооружение обязано обладать дефектами, которые возможно будет устранить, только лишь, наработав опыт его практического применения. Если я обнаружу в АК-47 хоть один дефект, он же станет первым. Это оружие работает, сэр, что само по себе уже чудо.
   - Я не думал об этом в подобном ключе, - медленно произнёс Ли. - Вы имеете в виду, что это оружие производит впечатление отлаженного механизма, как, к примеру, "Спрингфилд"?
   - Именно так. У "Спрингфилда" было немало менее эффективных предшественников. Логично, чтобы у АК-47 было точно так же. Но где же они? Даже менее эффективная винтовка, основанная на тех же принципах, будет гораздо лучше, чем всё, что есть у федералов.
   - И это, замечу, не считая экипировки, что носит Андрис Руди и его коллеги, - сказал Ли, вспоминая приятный вкус обезвоженного рагу. - Продолжайте.
   - От общего к частному.
   Горгас склонился к тумбочке у стола и извлёк оттуда пару патронов от АК-47 и передал Ли.
   - Как вы можете заметить, эти патроны не полностью свинцовые.
   - Да, я это уже заметил.
   Дабы лучше осмотреть боеприпасы, Ли надел очки. Гильзы определенно были сделаны из латуни. Что же касается пуль...
   - Они из меди?
   - Никак нет, сэр. У них свинцовый сердечник, покрытый медной оболочкой. Мы способны производить их подобие, хоть это будет и недешёво, к тому же нам не хватает меди, даже с учётом изъятых перегонных кубов из вискикурен. И всё же, непокрытый свинец тоже подойдёт. Но, вы замечаете, как хитро этот патрон изготовлен? Он сам по себе очищает ствол от нагара.
   - Значит, потребуется меньше пуль системы Уильямса*, - сказал Ли.
   У пуль Уильямса имелась цинковая юбка снизу свинцового тела пули, которая служила для очистки ствола винтовки от нагара после выстрела. Ли продолжил:
   - Но не слишком ли тяжело пойдет пуля в медной оболочке по нарезам? И не приведет ли она к их ускоренному износу?
   - В случае обычных стволов, ответ на оба вопроса: да.
   Горгас перешёл к другому пункту.
   - Сталь... или какой-то сплав... в стволе этой винтовки достаточно прочный, чтобы пренебречь этими трудностями. Вряд ли мы сумеем создать его подобие, не говоря уж об обработке.
   - В Ривингтоне им, кажется, это удалось, - сказал Ли.
   - Знаю, что удалось, сэр. Только. Не. Знаю. Как.
   Полковник выплёвывал слова сквозь зубы по отдельности. Этот человек был сангвиником с пылом, позволявшим ему снабжать Конфедерацию вооружением в условиях всё усиливающейся блокады со стороны федералов и собственного маломощного производства.
   Когда он сказал:
   - Должен признать, я в расстройстве, - это звучало так, будто он бросил свой меч к ногам превосходящего противника.
   - Расскажите, что ещё вы знаете, - попросил его Ли, не желая видеть в таком опытном офицере упадок духа.
   - Хорошо, сэр. Вы упомянули пулю Уильямса. Как вам должно быть известно, главный источник загрязнения, который она призвана устранить, заключается не в свинце пули Минье, а в порохе, который её выталкивает. Каким бы ни был порох, используемый в гильзах АК-47, он оставляет намного меньше нагара, чем самый лучший порох из известных мне.
   - Это как-то связано с отсутствием дыма после стрельбы из этого оружия? - поинтересовался Ли.
   - Именно. Нагар образуется из дыма и крошечных кусочков недогоревшего пороха, которые, так сказать, застывают на стенках ствола. А этот порох не даёт дыма и, следовательно, практически не оставляет нагара.
   - Я отправил немалое количество патронов полковнику Джорджу Рейнсу на пороховые фабрики в Огасту, Джорджия, - сказал Ли. - С его знаниями по химии в целом и пороху, в частности, полагаю, что лишь он способен разгадать загадку этих патронов, если это подвластно человеку.
   - Кто, как не он, - мрачно подтвердил Горгас.
   И всё же, спустя мгновение, на его лице засияла улыбка.
   - Как вы верно заметили, если кому это и подвластно, то полковнику Рейнсу. Без его знаний, мы бы испытывали острую нехватку пороха.
   - В этом я с вами полностью согласен, полковник. Знание химии не слишком распространено в Конфедерации. Разумеется, то же самое относится и к федералам.
   Ли улыбнулся собственным воспоминаниям.
   - Несколько лет назад, когда я руководил Вест-Пойнтом, мне пришлось отчислить кадета за то, что он убеждал инструктора, будто кремний - это газ. Знаете, полковник, будь кремний, на самом деле газом, тот паренёк уже, наверное, стал бы генералом армии федералов.
   Как Ли и рассчитывал, Горгас улыбнулся, услышав эту историю. Впрочем, его веселье скоро растаяло.
   - А теперь, генерал, я перейду к самой затруднительной частности из всех, и, когда я говорю об этом оружии, это конкретная проблема. Знаете, сэр, сколько ривингтонцы просят у Бюро боеприпасов за каждый АК-47? Пятьдесят долларов, сэр.
   - Не так уж и дорого. Насколько я понимаю, винтовка Генри на севере идёт по такой же цене, а это оружие намного превосходит винтовку Генри. Разумеется, Казначейству придётся потрудиться, чтобы отыскать достаточно монет для покупки необходимого количества карабинов, но... вы к чему, полковник?
   Горгас поднял руку, словно собирался произнести речь.
   - Вы меня неправильно поняли, генерал, и винить вас за это я не в силах, - сказал он. - Запрашиваемая стоимость исчисляется в пятидесяти конфедератских бумажных долларах за карабин.
   - Вы, должно быть, ошибаетесь, - сказал Ли.
   Горгас покачал головой. Ли понял, что он знал, о чём говорил.
   - Но, как это возможно? Я, конечно, люблю свою страну, но я адекватно оцениваю её финансовые возможности. За пятьдесят бумажных долларов Конфедерации не купить и двух золотых долларов.
   - Ни что-либо другое, - сказал Горгас. - Не говоря уж об АК-47. Цена, которую они просят за патроны также, хм, приемлема.
   Ли яростно нахмурился, словно встретил противника на поле боя.
   - Вы правы, полковник. Стоимость АК-47 озадачивает сильнее, чем любой вопрос, касаемо его механики, какой бы необычной она ни была.
   - Так точно, сэр. Единственным объяснением мне кажется то, что эти ривингтонцы настолько ярые патриоты, что считают наш доллар равным по стоимости валюте северян. Но, сэр, таких патриотов не бывает.
   - И не должно быть, учитывая очевидную ложь подобных предположений, - сказал Ли. - И всё же, у ривингтонцев этого оружия полно, несмотря на то, сколько денег они, очевидно, теряют при его продаже. Когда они только объявились в Ривингтоне, за дома, склады и рабов они платили золотом, и мне также дали понять, что и здесь, в Ричмонде, за здание конторы напротив Инженерного Дома они тоже платили золотом.
   - Я тоже об этом слышал, - сказал Горгас. - Даже слух о золоте, не говоря о его виде, распустит многие языки. Что же нам со всем этим делать? У них и так столько денег, что стоимость винтовок их совершенно не волнует. Их действия логичны, но не разумны, если вы понимаете разницу, сэр.
   - Понимаю, полковник.
   Ли начал подниматься, но тут же сел обратно.
   - Можно мне перо и лист бумаги?
   Горгас передал ему перо и чернильницу. Ли быстро сделал набросок и передал его начальнику Бюро боеприпасов.
   - Вам, часом, не знакома эмблема, которую носят Руди и его соратники?
   - Да, я её встречал. Забавно, но меня она заинтересовала. Вскоре после первого знакомства с Руди, я сделал копию и показал знак одному приятелю, который разбирается в геральдике. Тот сказал, что знак напоминает ему герб острова Мэн, только на гербе не прямые линии, а три согнутых ноги - простите, сэр, точного названия в геральдике не знаю.
   - Остров Мэн, говорите? Занятно. У мэнцев весьма отличительный говор, разве нет? Видимо, именно с таким акцентом говорят Руди и его люди. Во всяком случае, это может послужить отправной точкой для дальнейших расспросов.
   - Возможно.
   Горгас грустно улыбнулся.
   - Печально, что приходится заниматься расследованием происхождения людей, которые нам помогают, но они выглядят слишком хорошими, чтобы это было правдой.
   - Вы, полковник, не первый, кто отзывается о них в подобном ключе, а когда нечто слишком хорошо, чтобы быть настоящим, подобные замечания вполне уместны. Что ж, я уже и так отнял у вас слишком много времени этим утром. Со всей моей обеспокоенностью относительно наших благодетелей, вы, без сомнений, начнёте называть меня Бабкой Ли - прозвищем, с которым я без сожалений расстался после первого года войны.
   - Не могу вас в этом винить, сэр, - сказал Горгас. - Ни в этом, ни в чём-либо другом. Вокруг этого Руди и его винтовки творится много любопытного, и не важно, насколько полезным может оказаться это оружие.
   - Именно так я и считаю.
   На этот раз, Ли поднялся. Из окна кабинета Горгаса он увидел белые контуры строений лаборатории Конфедерации на острове Браун, отделенном от остального города руслом реки Джеймс. Указав в ту сторону, он произнёс:
   - Уверен, все, кто трудится над снаряжением патронов, работают в полную силу.
   - Так точно, сэр. Мы преодолели последствия несчастного случая прошлой весны и движемся дальше, как и должно. Моя супруга сильно утомилась, навещая страдалиц, раненых при взрыве.
   - Сколько человек погибло? - спросил Ли.
   - Десять женщин погибли сразу; ещё двадцать скончались в течение нескольких недель. Значительное количество получили ожоги, но вылечились.
   - Ужасно.
   Ли покачал головой.
   - Не менее ужасно то, что нам приходится нанимать на военное производство женщин и девочек. Но, учитывая то, что нам не хватает людей, выбора у нас не остаётся. Полагаю, правильного выбора здесь вообще нет. Вы с супругой проживаете здесь же, в арсенале, так ведь?
   - Так точно, сэр, строго говоря, через пару комнат отсюда.
   - Повезло вам, полковник. Вы можете исполнять свой долг без отрыва от выполнения семейных обязанностей.
   - Я тоже частенько так думаю, - сказал Горгас.
   - Понятно. Немногим достается такой удел, но не стоит воспринимать его, как нечто само собой разумеющееся. Позволю вам вернуться к работе. Не провожайте: сам найду выход.
   Получив разрешение, Горгас сразу же схватился за перо, едва Ли успел выйти за дверь. Этот человек был жаден до работы. Генералу хотелось, чтобы таких людей в Конфедерации было больше.
   О старательности Горгаса и его подчинённых свидетельствовали штабеля снарядов во дворе арсенала. Крепкие мужчины, грузившие часть этих снарядов на повозку для последующей транспортировки на железнодорожную станцию и далее на поле боя, остановили работу, пока Ли шел к карете. Пара человек в знак приветствия приподняли шляпы. Генерал кивнул им в ответ. Мужчины ухмыльнулись и вернулись к работе.
   Ли сел за спиной Люка и тот, обернувшись, дыхнул ему в лицо перегаром.
   - Им те'рь ессь, чем похвастасься, масса Роберт, лишь патамушт' они вас увидели.
   Ли посмотрел по сторонам, но чернокожий успел спрятать фляжку.
   - Куда теперь? - спросил он.
   Ли задумался над его вопросом. На оставшуюся часть дня определенных планов у него не имелось. Первой мыслью было броситься прямиком в Казначейство, схватить секретаря Меммингера за бороду прямо в его логове и потребовать от него выложить, какую же именно невероятную выгоду он получил с винтовок Руди. Но финансы - не его сфера деятельности.
   - Обратно в военное министерство, - сказал он.
   - Ессьсэр, масса Роберт.
   Управлять лошадьми Люк умел хоть пьяный, хоть трезвый. Он пустил экипаж мимо очередной повозки, въезжавшей в арсенал за снарядами, затем направил его обратно в сторону Инженерного Дома. Ли с повышенным интересом осмотрел здание напротив военного министерства, трёхэтажное, из коричневого кирпича. Он проезжал мимо него множество раз и практически не замечал прежде. Его любопытство было вознаграждено, когда он заметил проходившего по мраморному крыльцу человека в пёстрой одежде, ставшей отличительным признаком Андриса Руди и его соратников.
   В Инженерный Дом входили и выходили офицеры с полосками на серых рукавах формы и гражданские с вышитыми молотками на чёрных пальто, словно это место было каким-то муравейником, где рабочие муравьи снуют с добычей или за добычей. Люк остановился прямо напротив здания. Какой-то конфедерат с двумя подполковничьими звёздами на воротнике заорал:
   - Куда прёшь, ниггер тупорылый, удумал тут, перегородил всё...
   Когда из кареты вышел Ли, слова застряли у него в глотке. Он тут же вытянулся в струнку и отсалютовал так, что позавидовали бы даже курсанты Вирджинского Военного Института.
   Ли повернулся и сказал:
   - Благодарю, Люк, - и отправился внутрь.
   Чернокожий незаметно ухмыльнулся и отвёл экипаж за угол, где можно приткнуться. Путь от обочины до фойе Инженерного Дома составлял не более семи или восьми метров, но за это время Ли пришлось отдать воинское приветствие не менее дюжины раз.
   Он остановился в фойе, чтобы глаза привыкли к тусклому свету внутри, затем подошёл к столу, за которым сидел клерк и что-то старательно записывал то ли в тетрадь, то ли в книгу. Взглянув на эмалированную латунную табличку, стоявшую перед чиновником, генерал произнес:
   - Прошу прощения, мистер Джонс, а полковник Ли до сих пор занимает кабинет на втором этаже?
   Клерк, как гласила табличка "Джон Бошам Джонс", словно среднее имя должно как-то горделиво выделяться на фоне безликих имени и фамилии, дописал предложение и поднял взгляд. Его худое гладковыбритое лицо выражало горькое сожаление от того, что его прервали. Когда он заметил, кто стоит перед ним, выражение это резко изменилось.
   - Да, генерал, занимает. Полагаю, он сейчас у себя. Я видел, как утром он поднимался наверх.
   - Благодарю, сэр.
   Не успел Ли и на два шага отойти от стола, как клерк вернулся к писанине.
   По пути к кабинету своего сына Кастиса на втором этаже он отдал ещё несколько приветствий. Когда Ли постучал в распахнутую дверь, Кастис писал, пусть и не с таким рвением, какое демонстрировал Джон Джонс.
   - Отец! Сэр! - воскликнул он, вскакивая на ноги.
   Он также отсалютовал, затем протянул руку.
   Ли пожал ему руку, а потом заключил в объятия.
   - Здравствуй, сынок. Отлично выглядишь. Вижу, в Ричмонде с продовольствием порядок.
   Кастис рассмеялся.
   - Я всегда был толще тебя, папа. Давай присядем. Скажи, чем я могу тебе помочь. Надеюсь, ты по поводу назначений на передовую?
   - Мне нечего тебе дать, сынок. Жаль, но нечего. Я знаю, как тебя злит служба помощником президента Дэвиса, - сказал он.
   Кастис кивнул, недовольно пощипывая бороду. Несмотря на то, что ему уже было за тридцать, борода его оставалась по-мальчишески редкой и нежной на скулах.
   - Как я, вообще, могу командовать, если никогда не водил людей в бой? - поинтересовался он.
   - Уверен, вскорости, поведёшь, в том или ином качестве, когда появится возможность - к весне потребуются все способные офицеры. Только не думай, что на нынешнем посту от тебя никакого толка. Ты служишь президенту и стране важную службу.
   - Это не та служба, которую я могу сослужить, - натянуто произнес Кастис.
   - Знаю, я и сам находился в похожем затруднительном положении, сначала в западной Вирджинии, а затем в обеих Каролинах. Однако в данный момент, твоё присутствие в Ричмонде может дать мне значительное преимущество.
   - Но, как именно, сэр?
   В голосе младшего Ли, по-прежнему, звучало сомнение, словно он ожидал, что отец даст ему какое-то задание, которое примирит его с пребыванием в столице Конфедерации.
   Но, когда Ли-старший задал вопрос, на его лице отразилась заинтересованность.
   - Помнишь, я писал тебе об организации, которая называет себя Движение к Свободной Америке? Той, что обосновалась в Ривингтоне, Северная Каролина?
   - Ты о тех людях с замечательными винтовками? - переспросил Кастис. - Разумеется, помню. До сих пор сам мечтаю хотя бы потрогать этот карабин.
   - Думаю, это будет несложно устроить: достаточно перейти через улицу и зайти в здание организации, которая обосновалась напротив Инженерного Дома. Но делать этого, пожалуй, не стоит.
   Кастис улыбнулся.
   - Тебе следует обосновать свои доводы, папа, потому как, раз они тут рядом, думаю, мне следует вбежать туда, выломав дверь.
   - Обоснование у меня есть, сынок, причём даже не одно.
   Ли вкратце пересказал ему беседу с майором Венейблом в штабе армии и разговор с полковником Горгасом менее часа тому назад. Когда он завершил свой рассказ тем, сколько ривингтонцы просили за винтовки, сын уставился на него и воскликнул:
   - Да, ты шутишь!
   - Нет, сынок, не шучу, - заверил его Ли. - И ты поймёшь, почему меня так заботят люди, которые зовут себя Движение к Свободной Америке. Они набирают силу в Конфедерации, и я не знаю, направлена ли эта сила во благо или во зло. Проблема в том, что я ничего о них не знаю, а хотелось бы знать. Этим ты и займёшься.
   - Как?
   Теперь Кастис внимал ему жадно, а не с сомнением. Прежде чем отец ответил, он добавил:
   - Пятьдесят долларов Конфедерации? За пятьдесят долларов и ножа карманного не купишь, не говоря уж о самозарядной винтовке.
   - За этим ты мне и нужен, - сказал его отец. - Сам я расследовать деятельность ДСА не могу. Даже если бы у меня было на это время, я слишком узнаваем. Именно поэтому для этого дела подойдёшь ты. Да, ты похож на маму не меньше, чем на меня, но фамилия Ли привлекает слишком много внимания к тому, кто её носит.
   - Благодарю, сэр... за ваши дела, что позволяют носить её с гордостью.
   - Ты и сам внёс в эти дела собственный вклад и, я убеждён, внесёшь ещё. Ты можешь помочь стране, наняв отряд - неважно из военных или гражданских - чьи лица и имена не привлекут внимания, они-то и станут следить за членами и конторами Движения к Свободной Америке. Обо всём, что вы узнаете, ты будешь докладывать лично мне, либо, в случае крайней важности, президенту Дэвису. Служба его помощником поможет тебе с доступом к его персоне.
   Лицо Кастиса стало серьёзным и сосредоточенным. Ли знал это выражение; его сын обдумывал данное задание. Это не мог быть формальный приказ, ведь он не находился в подчинении отца. Наконец, он сказал:
   - Разумеется, я займусь этим делом, сэр. Я вижу его необходимость. Возможно, мне придётся подключить к работе несколько негров, в качестве шпионов, грубо говоря. В глазах белого, нет никого более незаметного, чем раб.
   - Великолепное замечание. Если ты убедишься, что им можно доверять и они не станут распускать слухи, разумеется, привлеки их. Ну а если они сослужат тебе добрую службу, не скупись на награду.
   - Обещаю, отец, не буду держать их в черном теле.
   - Это правильно: в силу бедности че...
   Ли запнулся и изо всех сил постарался придать своему взгляду суровость, глядя на сына, который ухмылялся, наблюдая за его заторможенной реакцией.
   - Ах ты маленький негодяй!
   - Виноват, сэр. Не смог устоять.
   - Мог бы попытаться, - сказал Ли. - Пойду, пожалуй, пока не оказался под очередным обстрелом.
   Он поднялся. Вместе с ним встал и Кастис. Они вновь обнялись.
   - Береги себя, сынок.
   - И ты, папа. Передавай привет Робу, как только он вернётся в армию, и кузену Фитцхью.
   Один из братьев Кастиса служил в артиллерии, а кузен был офицером кавалерии.
   - Передам, - пообещал Ли.
   - Нет ли вестей от Руни? - спросил Кастис.
   Другой его брат, также служивший в кавалерии офицером, годом ранее был ранен в битве у станции Бренди* и пока выздоравливал, был взят в плен. Какое-то время он даже находился на грани смерти.
   - Переговоры об обмене, кажется, наконец, продвинулись вперёд, - сказал Ли. - Даст Бог, вернём его уже через месяц.
   - Хвала небесам.
   - Да. Я рассчитываю ещё на несколько дней здесь задержаться, решить кое-какие дела. Возможно, вы с супругой сможете погостить в доме по Франклин-стрит, пока я не вернулся. Ежели нет, передай ей, что я помню, что должен ей письмо. И, Кастис, я считаю дело с ривингтонцами очень важным, поверь.
   - Не имел ни малейших сомнений, сэр. Не в ваших привычках беспокоиться по мелочам. Я выясню всё, что смогу.
   - Уверен, так и будет. Храни тебя Господь, сынок.
   Ли вышел из кабинета сына и спустился по лестнице. Путь на улицу лежал мимо стола Джона Джонса. Тот сидел спиной к Ли и разговаривал с мужчиной за соседним столом:
   - Тут у моего сына Кастиса попугай из клетки сбежал. Накинулся на мясо, словно какой-то ястреб, жалкая птаха, и проглотил его раньше, чем мы успели его поймать и вернуть на место. Мясо в Ричмонде нынче и так трудно достать, чтобы ещё тратить его на попугая; можно и без этого обойтись. Жаль, эта болтливая бестолочь вообще куда-нибудь не улетела с концами.
   Люк терпеливо ожидал у Инженерного Дома. Завидев Ли, он взмахнул рукой и крикнул:
   - Я пдгоню ваш экипаж, масса Роберт.
   Он побежал расстреножить лошадей. Ли спустился по мраморным ступенькам и задержался на краю одной из них, дабы не мешать людям, входящим в военное министерство.
   - Рад видеть вашу улыбку, генерал Ли, сэр, - сказал проходивший мимо человек, коснувшись края цилинтра. - Теперь я знаю - дела не так уж и плохи.
   Не дожидаясь ответа, он поднялся наверх через две ступеньки и скрылся в Инженерном Доме.
   Улыбка Ли стала шире, хотя его хорошее настроение, ободрившее незнакомца, было никак не связано с войной между Конфедерацией и Союзом. На деле, генерала озаботила мысль, что попугая Кастиса Джонса следовало бы познакомить с белкой по имени Кастис Морган.
  
   *IV*
  
   Ричард Юэлл обладал лысой головой, длинным носом и вытянутой шеей, отчего всем, кто его видел, неизбежно напоминал аиста. Потеряв ногу во время второго сражения при Манассасе*, он отныне также мог изображать эту крупную белую птицу, стоящей на одной ноге. И всё же, в данный момент он сидел, стуча кулаком о ладонь, подчёркивая каждое слово:
   - Мы их раздавили, сэр, раздавили, точно вам говорю.
   Его голос был высоким и тонким, почти писклявым.
   - Весьма рад слышать, генерал Юэлл, - сказал Ли. - Раз уж эти люди отправили рейдеров к Ричмонду с целью захвата пленных, или даже самого города, очевидно, нельзя встречать их с пустыми руками.
   - О, совсем не с пустыми, - ухмыляясь, сказал Джеб Стюарт и постучал по АК-47, что стоял около походной табуретки. Приклад винтовки уже не был столь блестяще отполирован, как, когда она была только извлечена из ящика; с тех пор её не раз использовали. Стюарт снова постучал по оружию.
   - Рейдеры Килпатрика удрали от нас за Рапидан с поджатыми хвостами.
   Ли улыбнулся. Стюарта он знал уже много лет, и он ему нравился, ещё с тех самых пор, как молодой командир кавалерийского корпуса учился в Вест-Пойнте вместе с Кастисом.
   - Превосходно, - сказал он. - Но вам не кажется, что всю эту кожу лучше потратить на обувь для бойцов?
   Всегда любивший пофрантоваться, Стюарт носил на плечах кожаные ремни крест-накрест, каждый с петельками, вмещавшими достаточно патронов, чтобы снарядить магазин АК-47. В таком виде он был похож на пирата. Однако Стюарт вдруг стал похож на пойманного за руку мошенника, и произнёс:
   - Виноват, генерал Ли, подобное даже не пришло мне на ум.
   - Оставим, пока, - сказал Ли. - Сомневаюсь, что Конфедерация рухнет из-за недостачи пары футов воловьей кожи. Но, судя по вашим украшениям, я должен сделать вывод, что вы удовлетворены тем, как новые винтовки проявили себя в бою.
   - Генерал Ли, вчера я продал свой "Ле Ма", - сообщил Стюарт.
   Ли от удивления моргнул. Стюарт с самого начала войны не расставался с этим забавным револьвером, имевшим дополнительный заряд картечи в нижнем стволе.
   - Винтовки превосходны, - согласился генерал Юэлл. - Как и люди, что их поставили. Будь у меня выпивка, я бы поднял за них тост.
   - Я привёз из Ричмонда немного ежевичного вина, оно у меня в палатке, - сказал Ли. - Если вам и правда так хочется, буду рад принести.
   Юэлл покачал головой.
   - Благодарю, но не стоит. И всё же, если бы мы не прознали о выдвижении Килпатрика от ребят из Движения к Свободной Америке, как знать, какой беспорядок он мог учинить, пока мы не прогнали его обратно*?
   - Насколько мне известно, их кавалеристам удалось захватить железнодорожную станцию на дороге в столицу вскоре после того, как я там проезжал, возвращаясь в армию, - сказал Ли.
   - Отступающие остатки основной группы, после того как мы её разгромили, - сказал Стюарт. - Хорошо, что станцию они взяли слишком поздно, чтобы перехватить вас. В противном случае, каким бы провальным ни выдался их первоначальный план, они одержали бы величайшую победу.
   - Если существование или крах республики зависит от судьбы одного единственного человека, она и в самом деле, в смертельной опасности, - заметил Ли.
   - Наша республика уже в смертельной опасности, вам это прекрасно известно, сэр, - добавил генерал Юэлл. - Если бы не этот ваш Андрис Руди со своими соратниками, эта опасность была бы ещё серьёзнее. После того, как Мид отправил Седжвика с VI Корпусом на запад, после того, как Кастер ринулся на Шарлоттсвилль, я бы перебросил всю армию против них, не предупреди меня Руди о вероятном кавалерийском броске южнее Илиз-Форда.
   - Однако Фитц Ли сидел и ждал плешивого Килпатрика, - сказал Стюарт с улыбкой кота, поймавшего канарейку. - Генерал Бей-Кавалерию* угробил множество собственных янки в битве у Спотсильвания-Корт-Хаус.
   - Я рад, что Фитц Ли там был, - сказал генерал Ли.
   - Как и я, - сказал Стюарт. - Там же присутствовал и приятель Руди Конрад де Байс. Генерал Ли, этот человек ещё более яростен в бою, чем индейцы Стэнда Уэйти на Трансмиссисипском театре военных действий. Черт меня подери, я им восхищаюсь.
   Любой человек, о котором такой вояка как Стюарт отзывался подобным образом, целиком и полностью заслуживал свою характеристику.
   - Мне было интересно, как проявят себя ривингтонцы, - сказал Ли. - Но ещё более мне интересно, откуда Руди и де Байс узнали о появлении Килпатрика. Генерал Юэлл, вы сказали, что армия Потомака сделала вид, что движется на запад, дабы привлечь ваше внимание к левому флангу, и что эта уловка была грамотно исполнена?
   Юэлл отвёл бледные глаза, обдумывая его вопрос.
   - Очень грамотно. Седжвик - самый толковый командир корпуса, что есть у федералов, а Кастер... что сказать о Кастере? Только что он жалеет, что он -- не Джеб Стюарт.
   Стюарт вновь улыбнулся, да так широко, что сквозь заросли каштановой бороды проступили белые зубы.
   - Значит, в обычных условиях, генерал Юэлл, вы бы поддались на этот обман, по крайней мере на время, достаточное, чтобы Килпатрик прошмыгнул мимо вас и добрался до Ричмонда? - спросил Ли.
   Юэлл кивнул.
   - А ваши шпионы и агенты ничего не знали о выдвижении Килпатрика?
   Юэлл вновь кивнул. Ли почесал бороду.
   - Откуда Руди обо всём узнал?
   - Почему бы его самого не спросить, сэр? - поинтересовался Стюарт.
   - Пожалуй, придётся, - согласился Ли.
  
   Уолтер Тейлор просунул голову в палатку Ли.
   - К вам господин Руди, сэр.
   - Благодарю, майор. Пусть проходит.
   Руди прошёл, откинув полог палатки. Крупный и широкоплечий мужчина, казалось, занял собой всё внутреннее помещение. Ли встал, чтобы приветствовать его и пожать руку.
   - Присаживайтесь, господин Руди. Не желаете ли немного ежевичного вина? Бутылка стоит рядом с вами.
   - Не откажусь, если за компанию.
   - Я, вообще-то, уже поставил два стакана. Не будете ли любезны налить нам, сэр? Эх, благодарю. Ваше здоровье.
   Ли сделал небольшой глоток. Он был рад увидеть, что Руди одним махом осушил сразу полстакана; возможно, вино развяжет этому парню язык.
   - Судя по тому, что рассказал мне генерал Юэлл, Конфедерация вновь оказалась у вас в долгу, - сказал он. - Без вашего своевременного предупреждения, рейдеры Килпатрика зашли бы гораздо дальше, чем это вышло на самом деле.
   - Возможно.
   Руди допил вино.
   - Я рад помогать вам всеми силами. Вам повторить, генерал?
   - Нет, благодарю, пока не надо, но себе не отказывайте.
   Ли сделал ещё один глоток, давая понять, что не сильно отстаёт от Руди. Когда здоровяк вновь наполнил стакан, генерал слегка кивнул в такт своим мыслям, словно рыбак, который заметил, что наживка заглочена.
   - Интересно, как вам удалось разведать планы Килпатрика, когда вся остальная армия была обманута манёврами Мида на нашем левом фланге?
   Руди выглядел самодовольным.
   - У нас свои методы, генерал Ли.
   - И должно быть, весьма действенные. Как и ваши винтовки, всё вместе это опережает любое современное достижение. Но откуда вам известно то, что известно, господин Руди? Будьте уверены, мой интерес исключительно дружеский; моя главная задача - сформировать суждение о вашей благонадёжности, посему я вправе знать, насколько мы можем на вас рассчитывать в условиях неминуемых кризисов, что несомненно ждут впереди.
   - Кажется, я уже говорил, генерал, я и мои люди способны выяснить всё, что считаем важным.
   Да, Руди лучился самодовольством.
   - Вряд ли это можно считать ответом на вопрос, сэр, учитывая ваши винтовки, обезвоженную пищу - хотел бы я, чтобы вы нашли способ поставлять нам последнее в больших объемах - а также вашей способностью разнюхивать планы федералов. Но я не спрашиваю вас о том, что вы могли бы сделать, мне интересно, как вы это сделали. Разница невелика, но она очень важна.
   - Я... понимаю.
   Внезапно выражение лица Андриса Руди стало совершенно пустым, превратившись в вежливую маску, скрывавшую любые мысли. Глядя на эту маску, Ли понял, что сглупил, понадеявшись, будто пара стаканов домашнего вина развяжет этому человеку язык. После кратковременной, но заметной паузы, здоровяк со странным выговором произнёс:
   - Даже если бы я вам сказал, боюсь, вы бы мне не поверили - скорее, вы сочли бы меня безумцем либо лжецом.
   - Безумцы могут болтать о чудесном оружии, но они, как правило, его не производят, уж точно, не в таких количествах, - сказал Ли. - Что же касается того, говорите ли вы правду или нет, то выкладывайте то, что хотели сказать, и позвольте мне судить.
   Невыразительное лицо Руди скрыло производимые в уме подсчёты. Наконец, он заговорил:
   - Ладно, генерал Ли, я скажу. Я и мои друзья - все, кто принадлежит к Движению к Свободной Америке - прибыли сюда из будущего, что отстоит от вашего на сто пятьдесят лет.
   Он скрестил руки на широкой груди и молча ждал, что на это скажет Ли.
   Тот открыл рот, чтобы ответить, но тут же его закрыл, пока размышлял о своем. Он не знал, чего ожидать от слов Руди, но холодное спокойствие здоровяка было не тем, что он представлял. Генерал изучал Руди, гадая, не пошутил ли он. Если и пошутил, на его лице этого заметно не было. Ли сказал:
   - Если это так, подчёркиваю - если - зачем вы явились?
   - Я уже говорил вам об этом в день первой встречи: чтобы помочь Конфедерации победить в войне и завоевать свободу.
   - Есть ли у вас доказательства сего утверждения?
   На этот раз Руди улыбнулся, правда, весьма холодно.
   - Генерал Ли, если вы найдёте в 1864 году хоть что-нибудь похожее на АК-47, тогда я величайший лжец со времён Анании*.
   Ли почесал бороду. Он лично лицезрел превосходство оснащения Руди, но и подумать не мог, что это превосходство было обусловлено происхождением из иного времени. Теперь же он обдумал эту мысль. Что сказал бы Наполеон о локомотивах, способных перевозить целые армии на сотню миль в течение всего одного дня, о паровых броненосцах, о нарезной артиллерии, о штуцерах со взаимозаменяемыми деталями, достаточно распространенными, чтобы их имел каждый солдат? А ведь Наполеон умер менее пятидесяти лет назад, и когда Ли был ребёнком, буйствовал в России. Кто мог предугадать, что принесёт полувековой прогресс? Андрис Руди мог. К собственному удивлению, Ли осознал, что верит этому крупному мужчине. Для человека, принадлежащего к XIX веку, Руди был просто слишком странным, по слишком многим параметрам.
   - Ежели вы намерены видеть Конфедеративные Штаты независимыми, господин Руди, вы помогли бы нам гораздо лучше, если бы явились раньше, - сказал Ли, молчаливо соглашаясь с заявлением Руди.
   - Я знаю, генерал Ли. Поверьте, мне очень жаль, что мы не смогли прибыть раньше. Однако наша машина времени переносит нас вперёд и назад ровно на сто пятьдесят лет, ни больше ни меньше. Нам удалось заполучить лишь самую крошечную, из тех, что у нас есть - украсть, проще говоря - всего несколько месяцев тому назад, несколько месяцев назад в 2013 году. Впрочем, далеко не все потеряно, отнюдь. Ещё года полтора и вот тогда было бы слишком поздно.
   В последнем предложении было столько скрытого смысла, что Ли понадобилось время, чтобы переварить его. Идея путешествия во времени сама по себе его ошеломляла. Также ему пришлось смириться с существованием двух точек во времени. В своём воображении он представлял их железнодорожными станциями с навесом, чтобы не мокли пассажиры. Каждая движется вперёд, но расстояние во времени между ними всегда остаётся неизменным, как Ричмонд и Оранж-Корт-Хаус движутся вместе с Землёй вокруг оси, оставаясь отделенными друг от друга многими милями.
   Руди не было достаточно этих концепций, самое важное приберёг на потом.
   - Значит, вы утверждаете, - медленно заговорил Ли, - что без вашего вмешательства Соединённым Штатам удалось бы нас победить.
   - Генерал Ли, боюсь, именно это я и утверждаю, - ответил Руди. - Вас это пугает?
   - Нет, - со вздохом признал Ли. - Огорчает, да, но не пугает. Противник всегда представлялся мне человеком с сильным телом, но слабым головой. Наше южное тело слабо, но наша голова, сэр, наша голова горит пламенем. Впрочем, ума они наберутся, а вот нам, чтобы нарастить мышцы, придётся несладко. Они навязывают нам свою волю, не так ли, в то время как мы желаем лишь того, чтобы спокойно жить?
   - Именно так они и поступают, - мрачно произнёс Руди. - Они силой штыков заставили вас освободить кафров - в смысле, ниггеров, а затем натравили их на вас, держа те же штыки у вашего горла, чтобы вы ниже склонялись. Белый мужчина-южанин полностью уничтожен, а белая женщина-южанка... нет, не стану продолжать. Именно за этим нам и пришлось украсть машину времени, сэр; в будущем дело белого человека настолько ошельмовано, что иных путей у нас не осталось.
   Прозвучал ответ на вопрос, который Ли не успел задать. Он печально покачал головой.
   - Такого я даже от этих людей не ожидал. Президент Линкольн всегда казался мне человеком, верным своим принципам, как бы я сам к ним ни относился.
   - На втором сроке он явит свою истинную сущность. После он уже не сможет выдвигаться, поэтому скрывать будет нечего. А сменивший его Таддеус Стивенс* окажется ещё хуже.
   - Этому я верю.
   Ли мог ещё гадать над обвинениями Руди в адрес Линкольна, однако Таддеус Стивенс всегда оставался страстным аболиционистом; его тонкогубый и бескровный рот походил на шрам от ножа. Поставь Стивенса во главе Юга и возможными станут любые кошмары. Ли продолжил:
   - Раз вы здесь -- где-то там, в 2013-м или уже, пожалуй, в 2014-м, остаются сочувствующие нашему проигранному делу.
   - Не без гордости замечу, так и есть, - ответил Руди, - пусть и не так много, как должно было быть. Ниггеры по-прежнему властвуют над белыми южанами. И поскольку длится это уже довольно долго, они решили, что они в своем праве. На моей родине, в Южной Африке, грязные кафры также взяли власть над белыми людьми - людьми, построившими эту страну из ничего. Чёрные есть даже в Англии, их миллионы, они даже заседают в Парламенте - можете в это поверить?
   - Откуда вам знать, что я поверю вашим словам? - поинтересовался Ли. - Лично я в будущем не бывал. У меня есть только ваши слова, как вы сами утверждаете.
   - Хотите доказательств, генерал Ли, я привезу документы и фотографии, из которых станет ясно, что восстание рабов на Сан-Доминго* - это воскресный пикник. Я с радостью вам всё это предоставлю. Однако позвольте спросить, генерал: если бы дела не обстояли так, как я говорю, зачем мне и моим друзьям здесь находиться?
   - Тут вы меня подловили, господин Руди, - признал Ли. Он уже допил свой стакан вина и налил себе ещё. Пусть оно и согревало тело, сердце оставалось холодным. - Таддеус Стивенс - президент? Не думал, что северяне так сильно нас ненавидят. Будь жив Джон Браун*, они выбрали бы и его.
   - Именно так, - сказал Руди. - Это ведь вы захватили Джона Брауна?
   - Да. Тогда я с гордостью носил звание офицера армии Соединённых Штатов. Хотелось бы мне никогда не оставлять службу, но я не мог вести солдат против Вирджинии.
   Он изучал Руди так, словно тот был картой страны, доселе ему незнакомой, но где скоро придется вести военную кампанию. Справедливо. Будущее, как раз, представляло собой именно такую страну. Обычно, карт для этой страны не существовало, все люди двигались туда вслепую. Теперь же...
   - Господин Руди, вы утверждаете, что знаете, каким путём пойдёт война, не так ли?
   - Я знаю путь, которым война шла, генерал. Мы намерены изменить этот путь при помощи АК-47. Мы уже его слегка изменили: рейд Килпатрика продлился бы дольше и нанёс больше вреда, если бы не мы - и, разумеется, доблесть ваших солдат.
   - Как я понимаю, ваш Конрад де Байс и сам проявил несравненную доблесть, - сказал Ли.
   Руди кивнул.
   - Я говорил с ним. Он очень доволен собой. В наше время кавалерии места нет - слишком много артиллерии, слишком много бронированных машин.
   - Хорошо, что война так ужасна -- иначе мы бы слишком ею увлекались*, - сказал генерал. - Но хотя бы лошади в будущем не страдают. В отличие от людей, они не выбирают, идти им в бой или нет.
   - Так точно, - сказал Руди.
   На какое-то время Ли задумался, затем заговорил вновь:
   - Вы говорите, что считаете, будто уже немного изменили ход войны.
   - Да.
   Отсутствующее выражение исчезло с лица Руди. Он изучал Ли с той же внимательностью, с какой Ли изучал его и даже не пытался этого скрыть. У Ли появилось чувство, будто он вновь оказался в Вест-Пойнте, только уже не в качестве суперинтенданта, а в качестве курсанта. Он осознал, что Руди известно о нём, всё, что есть в исторических хрониках, в то время как он знал - возможно, знал - лишь то, что Руди решил открыть о себе, своей организации и своих целях.
   Осторожно подбирая слова, генерал произнёс:
   - Значит, вам известно о начальных событиях предстоящей кампании, однако ваши знания станут разниться, по мере появления наших побед, ежели таковые случатся, с теми путями, которыми она пошла без вашего вмешательства. Я верно вас понимаю?
   - Верно, генерал Ли. Ваше понимание ситуации совершенно точно. Я и мои друзья надеемся, что с Конфедеративными Штатами, как оплотом свободы и силы, белые люди по всему миру станут сильнее, чем в нашей собственной печальной истории.
   - Возможно, - согласился Ли, пожимая плечами. - Позвольте задержать вас ещё на минутку. Из ваших слов следует, что к возобновлению кампании, мои генералы, включая меня самого, должны получать максимально достоверную информацию о войсках федералов, дабы извлечь из ваших знаний максимальную пользу.
   - Я изложу вам свою оценку планов армии Потомака, - сказал Руди. - Один из наших людей сделает то же самое для генерала Джонстона и его армии Теннеси. Прочие направления не столь важны.
   - Да, Джонстон и я командуем двумя важнейшими армиями страны. С нетерпением жду вашего анализа, господин Руди. В начале кампании он может дать мне значительное преимущество. После этого, полагаю, нам следует положиться на доблесть солдат. В этом вопросе армия Северной Вирджинии меня никогда не подводила.
   - В данный момент, вы можете положиться ещё кое на что, - сказал Руди.
   Ли вопросительно взглянул на него.
   - АК-47, - пояснил Руди.
   - О, несомненно, - сказал Ли. - Видите, я уже воспринимаю это оружие как должное. Господин Руди, теперь у меня есть ответы на вопросы, что уже некоторое время не дают мне покоя. Благодарю вас за это.
   - Всегда пожалуйста, генерал.
   Руди поднялся, чтобы уйти. Ли тоже встал. В этот самый миг, боль, что порой колола его грудь, нанесла очередной удар. Генерал попытался скрыть её, но, видимо, всё читалось на его лице, поскольку Руди подошёл к нему и спросил:
   - Всё в порядке, генерал?
   - Да, - сказал Ли, несмотря на то, что это слово с трудом пробилось сквозь стиснутые зубы. Он собрался с духом.
   - Да, всё в порядке, господин Руди, благодарю. Годы моей юности уже позади. Время от времени тело об этом настойчиво мне напоминает. Заверяю вас, я ещё протяну столько, сколько нужно.
   Вдруг он понял, что Руди известен год, а возможно, и день и час его смерти. Этот вопрос он ривингтонцам задавать не собирался. Среди прочего, в таких вещах лучше оставаться непросвещенным. Следом ему в голову пришла мысль о том, что, раз возможно изменить ход сражений и судьбы народов, то же самое можно сделать и с жизнью одного человека. Эта мысль вдохновила его. Ему не было никакого дела до того, что его имя окажется единственным на пыльных страницах истории, намертво пришпиленным к ним, словно бабочка в коллекции натуралиста.
   - Проблемы с сердцем, генерал? - поинтересовался Руди.
   - Во всяком случае, в груди. Доктора знают не больше, чем я могу рассказать сам.
   - В моём времени доктора могут сделать намного больше, генерал Ли. Я могу привезти лекарства, которые вам помогут. Займусь этим как можно скорее. К началу кампании мы хотим, чтобы вы были в наилучшей форме.
   - Вы так любезны, сэр.
   Да, Руди знал, что количество отведённых Ли дней можно изменить. Он лишь хотел убедиться, что это количество внезапно не сократится. Даже возможность этого делала Ли свободнее. Он задумался ещё кое над чем.
   - Могу я задать вам посторонний вопрос, господин Руди?
   - Разумеется.
   Руди представлял собой образец учтивой внимательности.
   - Вы упомянули негров, которые избрались в британский парламент. Какие из них законодатели? И каким образом их избрали, позвольте спросить? За них проголосовали другие негры?
   - В основном, да, но, к стыду всех англичан, некоторые белые пали настолько низко, что тоже за них проголосовали. Что же касается их качеств, как членов парламента, то они полностью соответствуют ожиданиям. Они постоянно требуют для ниггеров большего, хоть и так уже добились немалого.
   - Раз их выбрали, дабы они отстаивали интересы своего народа, можно ли винить их за то, что именно этим они и занимаются?
   Лицо Андриса Руди затянули грозовые тучи.
   - Ну, господин Руди, это к делу не относится. Ещё раз благодарю за всё. Вы дали мне обильную пищу для размышлений. И я бы хотел знать о планах, что готовит генерал Мид.
   Когда речь уже не шла о неграх, Руди вновь расслабился.
   - Это будет генерал Грант, сэр, - сказал он.
   - Неужели? Значит, ему таки дадут генерал-лейтенанта? Слухи не врут.
   - Так точно, дадут, где-то через неделю.
   - И он повернёт на восток, чтобы сражаться в Вирджинии? Как интересно.
   Ли нахмурился и строго взглянул на Руди.
   - В день, когда вы объявились в нашем лагере, сэр, вы назвали командующим на западе генерала Шермана, и майор Тейлор вас поправил. В тот момент вы думали о том времени, когда начнутся боевые действия, так ведь?
   - Я помню эту ситуацию, генерал Ли. Именно так, поэтому я и оговорился.
   Он кивнул и, склонившись, вышел из палатки.
   Через пару минут Ли вышел вслед за ним. Руди скакал обратно в Оранж-Корт-Хаус. Ли начал было созывать адъютантов, но затем задумался, хочет ли он, чтобы его подчинённые знали, что ривингтонцы прибыли из другого времени. Он решил, что не хочет. Чем меньше ушей об этом услышит, тем лучше.
   Он вернулся в палатку и уселся за стол. Ли взял второй стакан ежевичного вина и двумя спешными глотками осушил его. Он редко пил по два стакана вина подряд, особенно ранним днём, однако ему требовалось как-то успокоить нервы.
   Люди из будущего! На слух это звучит попросту смешно. Но, когда имеешь дело с Андрисом Руди, с новыми винтовками, коими обзавелись уже все вокруг, с небольшими ящиками с патронами, что пирамидами громоздятся на полковых оружейных телегах, с редкими поставками обезвоженной пищи, которые помогли избежать массового голода, в это можно поверить. Хилая промышленность современных Конфедеративных Штатов не могла производить большое количество простейшего вооружения и еды, не говоря о тех чудесах, что появлялись по мановению руки Руди.
   Ли подумал о генерале Гранте. На западе он в равной степени продемонстрировал как упертую прямолинейность, так и недюжинные навыки. Исходя из слов Руди, он и здесь сумеет одолеть несгибаемую армию Северной Вирджинии.
   - Это мы ещё посмотрим, - вслух произнёс Ли, хотя в палатке не было никого, кто мог бы его услышать.
  
   - Держите, первый сержант, - сказал Престон Келли. - Совсем как новенькие.
   Нейт Коделл надел ботинки, что починил для него Келли. Он прошёл в них несколько шагов и широко улыбнулся.
   - Ага, сидят как влитые. Ветер уже не гуляет между подошвой и взъёмом. Огромное тебе спасибо. Жаль, ты не можешь починить больше: у многих из нас обуви вообще нет. Ты единственный сапожник в полку?
   - Слыхал, есь ещё один у Ополченцев Аламанса*, - ответил Келли. - Но божиться ни берусь. Пацаны из роты К постоянно держатся вместе.
   Округ Аламанс находился изрядно западнее округов Уэйк, Нэш, Франклин и Гранвилль, из выходцев которых, в основном, и состояли остальные девять рот полка.
   - Так и есть, - сказал Коделл. - К слову, жаль ты не в моей роте, Престон. С твоим участием Непобедимые были бы гораздо лучше обуты.
   - Мож'т и так, но без меня, парням из роты С придётся хуже.
   Келли сплюнул на землю бурую табачную жижу.
   - Когда всем не хватает, первый сержант, некоторым бедолагам приходится обходиться чем есть.
   - Печальная и горькая, но правда, - произнёс Коделл. - Ну, ещё раз спасибо за то, что уделил мне время.
   - Ремонта было немного, в основном, подбивал, новой кожи почти не тратил. Вы держите свои вещи в хорошем состоянии, первый сержант, а не как нек'т'рые, у которых, пока всё не рассыпется, они и не подумают пойти в ремонт. Ёпта, да если б у меня было больше кожи и пятеро таких как я - мы б горя не знали, с обувью, уж точно.
   Это было одно из самых безобидных "если бы", что Коделлу довелось слышать за эту долгую голодную зиму. Он помахал сапожнику на прощание рукой и направился в расположение собственной роты. На плацу собралось множество народа, наблюдавшего за бейсбольной игрой. Сержант тоже решил посмотреть.
   Биту вырезали своими руками, а мяч - это было видно даже издалека - был не вполне круглым, но игрокам было всё равно. Питчер* закрутил снаряд в бэттера, тот как следует размахнулся, но промазал. Кэтчер поймал мяч после одного отскока и швырнул его помощнику. Питчер подал ещё раз. На этот раз бэттер отбил подачу, запустив мяч высоко, но недалеко.
   - Бомба! - заорал кто-то. - Ложись!
   - Доставайте зонты - кажется, дождь начинается, - добавил другой.
   Шортстоп забегал под мячом.
   - Айверсон, лови! - кричали его товарищи по команде.
   Шортстоп поймал мяч. Все, за исключением бэттера, закричали от радости, тот, в свою очередь, будучи полностью уверенным, что успеет, нёсся к первой базе. Опоздав, он пнул землю. Коделл его не винил. По грязному мокрому полю и ходить непросто, а ловить мяч голыми руками и того тяжелее.
   Вышел другой бэттер. После пары промахов, он крепко приложился по мячу. Если в предыдущий раз удар был похож на выстрел из мортиры, этот мяч вылетел, словно из медного ствола двенадцатифунтового "Наполеона"*. А ещё он полетел прямо в шортстопа. Тот высоко подпрыгнул и поймал мяч. Собравшиеся солдаты обезумели. Бэттер с отвращением отшвырнул биту. Шортстоп бросил мяч питчеру, затем обтёр ладони о заднюю часть брюк - удар получился болезненным.
   - Это Айверсон Лонгмайер из роты G? - поинтересовался Коделл у стоявшего рядом солдата. - За ним стоит присмотреть.
   - Он, - подтвердил рядовой. - Просто демон, а не бейсболист, правда?
   После тех двух быстрых аутов, было засчитано четыре прямых попадания и два рана. Затем к бесстрашному Лонгмайеру полетел ещё один мяч, на этот раз ближе к земле. Коделл ждал, что он его подхватит и бросит к первой базе. Однако в последний миг мяч подскочил на камешке и ударил шортстопа прямо между ног. Он медленно опустился, держась за промежность. Мимо плитки, которой служил кусок ящика из-под АК-47, пробежали два раннера. Те же люди, что только что восславляли Лонгмайера, теперь хохотали над ним до тех пор, пока им не пришлось поддерживать друг друга под руки, чтобы не упасть.
   На сегодня бейсбола Коделлу хватит. Он прошёл мимо палатки капитана Льюиса и ротного знамени. Несколько солдат стояли, облокотившись на свои хижины. Многие разбирали АК-47 и собирали его заново. Восхищение новыми винтовками не угасло даже спустя месяц после их обретения.
   - Здравствуй, Мелвин, - сказал Коделл, завидев Молли около её хижины. Она снаряжала магазин патронами.
   - Здрасьте, первый сержант, - отозвалась она. - Видать, мы скоро пойдём на янков, да?
   Коделл шагнул. Нога увязла грязи. Благодаря только что проделанной работе, внутрь ботинка грязь не проникла. В тот же миг он сказал:
   - Могу предположить, что пока янки не придумают какую-нибудь хитрость, мы никуда не сдвинемся. Марш по грязным дорогам изматывает солдата задолго до предстоящего боя.
   Ну, или женщину-солдата, подумал он, вспомнив, с кем разговаривает.
   - Наверна, вы правы, - сказала она. - Возвращение под дождём из Геттисберга - то была одна сплошная ходьба, ходьба и ходьба, пока под конец дня тело само не падало замертво.
   - Как вспоминаю, сразу устаю, - согласился Коделл.
   47-й северокаролинский стоял в арьергарде у Фоллинг Риверс, что в Мериленде, пока вся армия Северной Вирджинии отходила в родной штат, теряя множество людей в качестве пленных, потому что те не выдерживали темпа марша.
   Внезапно Молли Бин очень заинтересовалась магазином АК-47, склонив над ним голову.
   - Вы мне нужны, первый сержант, - раздался внезапный голос за его спиной.
   Коделл обернулся, приподнимая шляпу.
   - Так точно, сэр. Что случилось, капитан Льюис?
   - Идёмте со мной, - сказал Льюис.
   Коделл подчинился, подстраивая свой темп под медленные шаги капитана. Мимо Молли Бин Льюис прошёл, едва её заметив. Козырёк её кепи, когда она склонила голову, закрывал лицо от его взгляда. Коделл улыбнулся; в подобной маскировке она стала настоящим специалистом. Пройдя несколько шагов, Льюис продолжил:
   - Мы должны выжать из новых винтовок всё, что можем.
   - Так точно, сэр.
   - Полагаю, это означает, что нам нужно растянуть стрелковые линии, - сказал Льюис. - Имея эти винтовки, нет нужды стоять плечом к плечу, чтобы создать максимальную плотность огня. Чем шире мы растянемся, тем больший фронт прикроем, и тем меньшую мишень каждый наш солдат будет представлять для противника.
   - Звучит неплохо, сэр, - мгновенно ответил Коделл. - При Геттисберге мы сгрудились так плотно, что я до сих пор удивляюсь, как нас всех не перестреляли. Чем больше между нами прорех, куда будут пролетать пули, тем лучше.
   - Куда будут пролетать пули, - задумчиво повторил Льюис. - Мне нравится. Вы неплохо умеете складывать слова, первый сержант.
   - Благодарю, сэр, - сказал Коделл, думая при этом о том, что так вышло, благодаря тому, что он регулярно писал для других людей. Как и во всём прочем, постоянная практика облегчает процесс.
   - Вы отметили важный момент, - сказал Льюис. - Если наша цепь застрельщиков сумеет удерживать позиции, либо продвигаться вперёд, так, как раньше мы могли это делать с полноценной стрелковой линией, у нас высвободятся силы для удара во фланг, либо для поиска слабых мест в обороне противника. Когда отправимся в бой, маневрировать нужно будет чётко. Нужно будет потренироваться действовать широкой цепью.
   - Я всё сделаю, сэр, - сказал Коделл.
   До войны Джордж Льюис не был учителем - он занимался политикой, - но два года офицерской службы научили его внимательному отношению к тренировкам и практике.
   - Хорошо, - сказал он. - Передайте мои слова сержантам и капралам. В бою мы частенько будем маневрировать отделениями, поэтому создавать необходимое расстояние придётся именно им.
   - Я всё сделаю, - повторил Коделл.
   - Уверен, что сделаете. Действуйте, первый сержант.
   Льюис уковылял прочь, будучи уверенным в завершении одного дела из длинного списка прочих.
   Нейту Коделлу не доставало резкой решимости капитана. Несколько секунд он стоял и чесал подбородок, гадая, стоит ли ему прямо сейчас направиться в свою хижину и передать соседям, кто бы там ни оказался, всё, что сказал ему сейчас капитан. Наконец, он решил, что не стоит. За ужином он увидит их всех, тогда всё и расскажет. Завтрашним утром он отправится к капралам Льюису, который ни каким боком не являлся родственником капитану, и Мэсси.
   Ещё немного поразмыслив, он решил отправиться к Отису Мэсси немедленно.
   - Как по мне, разумно, первый сержант, - сказал Мэсси, когда Коделл изложил ему идею капитана Льюиса. - Канеш, как вспомню, как сраные янки по нам палили, так сразу понятно - надо чото делать.
   - Вот, поэтому, для начала надо потренироваться, - терпеливо произнёс Коделл.
   Мэсси пошевелил нижней челюстью, отчего ненадолго стал похож на жующего барана.
   - Ага, видать, так.
   Он всегда был толковым солдатом; именно благодаря этому он и получил повышение. На осознание того, что, став капралом, он отвечал уже не только за самого себя, но и за своё отделение, у него ушло больше времени.
   Коделл отправился к своей хижине. Он уже собирался зайти внутрь, как заметил чернокожего в серой форме Конфедерации, за плечом которого висел АК-47.
   - Как дела, Джорджи? - обратился Коделл к нему.
   Джордж Баллентайн осмотрелся, чтобы понять, кто его окликнул.
   - Неплох', первый сержант, сэ' - ответил он. - Вы как?
   - Всё хорошо, - сказал Коделл. - Смотрю, парни из роты Н разрешили тебе вооружиться новым карабином, да?
   - Такточн'сэ', разрешили. Я состою в Тиграх Сев'ной Каролины, - сказал Баллентайн. - Если я иду в бой с ружжом или навроде таво, я стреляю янков, когда они стреляй по меня.
   - У тебя оружие намного лучше того, о каком мог мечтать твой хозяин. Если бы он от нас не сбежал, получил бы такое же, - сказал Коделл.
   Баллентайн попал в полк как телохранитель Эддисона Холланда из роты Н. Сам Холланд уже полгода как числился дезертиром. Баллентайн остался с Тиграми Северной Каролины в качестве повара, портного и вообще, мастера на все руки. Коделл задумался над этим.
   - А ты почему не сбежал, Джорджи? Твоего хозяина мы так и не поймали. Скорее всего, и тебя бы никогда не нашли.
   В лице чернокожего что-то переменилось. Оно мгновенно превратилось в непроницаемую крепостную стену, защищавшую его мысли. Коделл хоть сам никогда и не имел рабов, но ему частенько доводилось видеть такое выражение на лицах других негров.
   - Беглец стать не хочу, - сказал Баллентайн.
   Коделл решил, что на этом разговор и закончился. Чернокожий сказал именно то, что должен говорить чернокожий в мире, который принадлежит белым. Однако Баллентайн решил развить мысль:
   - Я щас совсем как свободный. Люди обращаются со мной как со свой. Я никому лично не принадлежи, а это почти как совсем ничей. Как вы и сказал, зато мне дали хорошую пушку. Где б я взял такую же, сбежамши?
   "На севере" - вертелась на уме у Коделла мысль. Она же посещала и голову Джорджа Баллентайна. Но это рискованно. Если караул конфедератов заметит, как он пересекает Рапидан, ему не жить. Вторая мысль, посетившая Коделла, была о том, что ответ Баллентайна был созвучен словам Молли Бин. Говоря о внешнем мире, никто из них не видел никаких перспектив. Оба нашли в армии своё убежище и встретили там людей, которые о них заботились.
   - Роте Н повезло, что ты у них есть, Джорджи, - сказал Коделл. - Ту дрянь, что они готовят сами, они есть не станут.
   Чёрное лицо Баллентайна расплылось в ухмылке.
   - Ки!* Это совершенно верно, первый сержант, сэ'. Некоторые ребята, когда вари, только пусто воду кипяти. Я иду - добыл куры на рагу.
   - Курицу?
   Коделл и раньше слегка завидовал Тиграм Северной Каролины, теперь же эта лёгкая зависть развернулась в полную силу.
   - Где ты раздобыл курицу, Джорджи?
   - Не спрашивай и я не соври, - самодовольно произнёс чернокожий.
   Он направился в расположение своей роты, явно гордясь своим навыком добытчика.
   С юга, со стороны Оранж-Корт-Хаус в расположение полка въехала лошадь. Ездоком был Бенни Ланг. Он остановил коня прямо напротив Коделла. Его тощее лицо было искажено яростью. Он ткнул указательным пальцем в спину Джорджа Баллентайна.
   - Э, первый сержант! Какого хера у этого ёбаного кафра в руках АК-47? Отвечай, мать твою!
   - Он не из моей роты, поэтому точно сказать не могу, господин Ланг, - ответил Коделл со всей осторожностью, словно ривингтонец был офицером.
   - Ну и из какой он роты тогда? - спросил Ланг.
   - Из роты Н, сэр, - сказал Коделл.
   Он объяснил, как Баллентайн очутился здесь, что остался с ротой, когда из неё сбежал Эддисон Холланд.
   - Уверен, всё будет хорошо.
   - Да хера с два, что будет. Обучи каф... ниггера пользоваться оружием и он тут же начнёт целиться в тебя. Рота Н, говоришь? Кто там капитан?
   - Должно быть, капитан Митчелл, сэр. Капитан Сидни Митчелл.
   - Пойду-ка пообщаюсь с этим Сидни, ебать его в сраку, Митчеллом, первый сержант. Господи, поглядим потом, позволит ли он в следующий раз ниггеру прикасаться к оружию!
   Он резко дёрнул поводьями и сжал бока лошади бёдрами. Та сердито фыркнула и взбрыкнула. Зад Ланга заметно оторвался от седла; наездником он был, каким угодно, только не аккуратным. Однако обратно в седло он сел с мрачной уверенностью.
   Из хижины вышел Руфус Дэниэл. Вместе с Коделлом он понаблюдал за яростной ездой Бенни Ланга.
   - Беру свои недавние слова назад, Нейт, - сказал Дэниэл. - Не хотелось бы, чтобы он стал у меня надсмотрщиком - он искренне ненавидит ниггеров. Ничего, кроме бед, ферме это не принесёт. Джорджи Баллентайн. Я скорее встану плечом к плечу рядом с ним, чем с половиной белых в нашей роте.
   - Я тоже.
   Коделл снял шляпу, чтобы почесать голову.
   - Ланг ненавидит ниггеров, словно они чем-то насолили лично ему, а не просто... ну, ты меня понял.
   - Понял, наверн', - сказал Дэниэл.
   На Юге белый человек всегда смотрел на чёрных свысока -- однако представители двух рас жили и трудились рука об руку. Ежедневно видели друг друга, решали общие дела. Коделл считал, что ничто не способно разжечь пламя восстания так быстро, как если все белые начнут демонстрировать настолько откровенную жестокость, каковую показывал Бенни Ланг.
   - Знаешь, надеюсь, капитан Митчелл пошлёт его куда подальше, - сказал Коделл.
   Сам он не питал какой-то искренней любви к неграм, но Джорджи Баллентайн стал неотъемлемой частью полка, каким Бенни Лангу никогда не быть.
   - Я б не рассчитывал, - угрюмо произнёс Дэниэл. - Эти ривингтонские чуваки поставляют карабины и патроны к ним. Неумно на них рыпаться. По сравнению с ними, бедолага Джорджи - всего лишь мелкая рыбёшка.
   Коделл вздохнул.
   - Боюсь, ты прав, Руфус.
   За его спиной раздался смех и ругань, вперемежку с сильным кашлем. Он обернулся. Увидев, как из двери и окон валит дым, Коделл сперва решил, что хижина загорелась. Затем он заметил лежащую на дымовой трубе доску. Это не пожар, это розыгрыш. Подтверждением тому служил сам шутник, который стоял в нескольких метрах от собственного творения, и ухахатывался так, что едва мог стоять на ногах. Это было неразумно. Сидевшая в хижине троица набросилась на него с явной целью покалечить. Смех быстро сменился криками боли.
   - Дурачина тупая, - сказал Руфус Дэниэл.
   - Ага. Но, кажется, пора их растащить. - Коделл закричал громче: - Э! А, ну, прекратить! Разошлись!
   Вместе с Дэниэлом они побежали к дерущимся.
   - Разошлись, я сказал!
   Трое отпустили одного. Тот едва держался на ногах, но уже по причине того, что его здорово отделали. Руфус Дэниэл упёр руки в бока и презрительно осматривал побитого рядового.
   - Ну, чо, Гидеон, кажись, ты получил по заслугам.
   Гидеон Басс осторожно коснулся правого глаза. Тот уже заливался фиолетовым; к завтрашнему дню там появится превосходный "фонарь". Однако на его лицо быстро вернулась ухмылка. Ему было всего девятнадцать лет - возраст, когда юноша ещё готов пострадать за свою тягу к искусству.
   - Но задымило-то неплохо, да, сержант? - сказал он.
   Коделл повернулся к троице, которую дым выкурил наружу. Один только что снял доску с трубы и положил её у задней стены хижины. Покашливание Коделла остановило потенциального беглеца.
   - Неплохо, Джон, - сказал он. - А теперь, дуй сюда.
   Джон Флойд, как можно беспечнее, присоединился к Дэвиду Леонарду и Эмилиусу Пуллену. Коделл осмотрел их.
   - Бить своих товарищей нельзя.
   - Вы ж сами всё видели, первый сержант, - запротестовал Флойд.
   Выговор выдавал в нем жителя северных округов Северной Каролины. Он и Леонард были родом из округа Дэвидсон, что находился намного западнее родных мест Коделла.
   - Видел, - сказал Коделл. - Вам следовало взять его и позволить нам с сержантом Дэниэлом с ним разобраться. И мы бы разобрались, я вам гарантирую.
   Он повернулся к Дэниэлу.
   - Ну, и что будем с ними делать?
   - Решать тебе, Нейт. Но, мне чот, не кажется, что подобная глупость заслуживает внимания капитана, - сказал Дэниэл. - Эти трое неплохо надышались дымом, а этот уже получил несколько шишек. Как по мне, этого хватит.
   - Справедливо, - сказал Коделл после недолгой паузы, необходимой для того, чтобы все видели, что он согласился с этим решением по доброте душевной. Выдержав эту паузу, он продолжил: - Лучше всего будет, что на этом и закончим. Повторится ещё раз - пожалеете. Ясно?
   - Так точно, первый сержант, - с неприкрытой искренностью отозвались нарушители.
   - Может, скроешься где-нибудь ненадолго, Гидеон? - добавил Руфус Дэниэл. - Где-нибудь, где можно просидеть до ужина.
   Басс удалился. Едва он скрылся за углом, как до Коделла донёсся его хохот. Он закатил глаза.
   - Ну и что будем с ним делать?
   - Надеюсь, никто не свернёт ему тупую башку до начала боёв. Тогда он, мож'т и угомонится, - сказал Дэниэл. - Надеюсь также, Дэмпси об этом не прознает, иначе, одним прекрасным днём, сами получим нечто такое же.
   - Одним прекрасным днём, - сказал Коделл.
   Дэмпси Эр обожал розыгрыши.
   - Один момент: Дэмпси достаточно умён, чтобы не стоять и ждать, пока мы выйдем и поколотим его. Скорее, он вернётся через час с совершенно невинным видом, и мы ничего не сумеем доказать.
   Руфус Дэниэл ухмыльнулся.
   - Всё равно, мы его достанем, - сказал он так, словно только и искал повод.
  
   С наступлением воскресного утра Коделл присоединился к большей части полка на богослужении. Капеллан Уильям Лейси был пресвитерианцем, в то время как большинство солдат, включая Коделла, были баптистами, однако он показал себя добрым и благочестивым человеком, что значило гораздо больше, чем различия в вероисповедании.
   - Склоним же головы в молитве, - сказал он. - Пусть Господь помнит о нашей прекрасной Конфедерации и защитит её. Пусть Он поднимет длань свою и направит её на наших угнетателей, и пусть наши истинные патриоты в серой форме храбро выдержат сие испытание.
   - Аминь, - произнёс Коделл. Про себя он помолился и за генерала Ли.
   Лейси сказал:
   - Сегодня я хочу процитировать Послание римлянам, глава 8, стих 28: "Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, всё содействует ко благу". Свидетельством этих слов служат события последних недель. Когда наша армия потерпела неудачу при Геттисберге, многие утратили веру в успех нашего общего дела. Однако сейчас Господь передал нам в руки эти прекрасные новые винтовки, с которыми бой пойдёт по-новому, и сим склонит Он перед нами врагов наших - янки, что стремятся нас поработить.
   - Говори, проповедник! - выкрикнул один солдат.
   Лейси начал расхаживать взад-вперёд, вдохновляясь проповедью. Это был высокий стройный мужчина, с аккуратной бородой, выбритой над верхней губой. Одет он был в чёрное пальто длиной почти до колен с оливковыми ветками, вышитыми на рукавах, дабы продемонстрировать его сан.
   - В мирное время появление новой винтовки вряд ли можно расценивать иначе, как проявление Божьей любви, - говорил он. - Но здесь и сейчас, когда мы сражаемся за свободу, что ценнее самой жизни, разве можем мы считать обретение АК-47 чем-то иным, как не божественным провидением?
   - Верно! - крикнул один. Другой добавил:
   - С этими винтовками мы зададим янкам жару!
   Капеллан продолжал в том же духе ещё несколько минут, затем попросил нескольких солдат раздать книги с церковными гимнами. На всех книг не хватало, но большинство и так уже знало гимны наизусть.
   - Начнём сегодня со "Скалы времён"*, страница сорок седьмая, для тех, у кого есть книги, - сказал он. - Хочу, чтобы сегодня вы пели от всего сердца, добавьте радости и пусть Господь вас услышит!
   Коделл громко запел вместе с остальными. Солдаты пели с энтузиазмом; их собралось достаточно много, чтобы хорошие голоса и плохие слились воедино. Когда стихли последние строки гимна, Коделл озадаченно огляделся. Чего-то не хватало, но чего именно, он понять не мог.
   Лейси ничего не заметил.
   - Теперь "О, благодать"... страница, эм, пятьдесят один в "Армейском песеннике".
   Петь "О, благодать" было сложнее, чем "Скалу времён", для её исполнения требовалась не только энергичность. Возможно, именно благодаря этому, на середине гимна, Коделл догадался, что же именно его встревожило. Он огляделся и его собственный голос постепенно стих, на этот раз, по вполне конкретной причине. Он его не видел.
   Гимн закончился. В отдалении запел другой полк, вероятно, 26-й северокаролинский, что располагался ближе всех к 47-му. Там пели "Старый обветренный крест"*. Коделл повернулся к стоявшему рядом рядовому.
   - А где Джорджи Баллентайн?
   - А? Ниггер-то? А его чо нет? - отозвался парень.
   - Нет, он...
   Коделл прервался, когда полк запел "Хвала Подателю всех благ"*. Запев, он снова огляделся. Нет, Баллентайна здесь не было. Уши уже сами сказали ему об этом - чернокожий обладал мягким баритоном и каждую неделю украшал пение всего полка, не пропуская ни единой службы.
   Коделл заметил стоявшего неподалёку капрала из Тигров Северной Каролины. Когда песня закончилась, он привлёк его внимание.
   - А где Джорджи, Генри? Он заболел?
   Генри Джонсон покачал головой, его лицо стало кислым.
   - Не, не заболел. Удрал, ещё позавчера.
   - Удрал? Джорджи?
   Коделл уставился на капрала.
   - Поверить не могу.
   Он прервался и задумался.
   - Хотя, нет, кажется, могу. У него забрали винтовку?
   - Слыхал уже, да? - сказал Джонсон. - Кэп Митчелл не хотел, но тот чувак - Бенни Ланг, насел на него, как не знаю на кого. Сказал, что пойдёт к полковнику Фарибо, затем к генералу Киркланду, затем к генералу Гету, дойдёт до самого Джеффа Дэвиса, а если надо, то и до Святого Духа доберется, коли старый Джефф не сделает то, что ему нужно. Джорджи понял всё правильно, но поделать ничо не мог. Никто не мог. В итоге, он, кажись, угомонился. Но утром на перекличку он не явился, и все решили, что он прикинулся больным. Ну, знаешь, ниггеры так делают.
   В этот момент капеллан Лейси произнёс:
   - Страница пятьдесят шесть... "Ближе, Господь, к Тебе".
   Коделл автоматически запел, размышляя над тем, что сказал Джонсон. Разумеется, чёрные учились прятать свои мысли от белых. Если они не хотели проблем, иначе было никак. Но Джордж Баллентайн стал настолько своим в роте Н... Коделл покачал головой. Удовольствие от воскресной службы испарилось.
   Когда "Ближе, Господь, к Тебе" закончилась, Генри Джонсон произнёс:
   - Знаешь, надеюсь, Джорджи переберётся через Рапидан и попадёт к янки, и насрать, что кто-то меня услышит. Пусть он и ниггер, но у него есть собственная гордость.
   - Угу, - согласился Коделл.
   Вместо того, чтобы дожидаться очередной песни, он покинул собрание на открытом воздухе. Джонсон ухватил самую суть. Не дать Джорджу Баленнтайну винтовку - это одно. Но дать её, а потом отобрать - это уже неправильно. Он тоже надеялся, что Баллентайн обретёт свободу за Рапиданом.
   Однако удача не была столь благосклонна к беглому рабу, как если бы у него был АК-47. Через три дня, под вечер по грязной дороге из Оранж-Корт-Хаус прикатила телега. То не была регулярная доставка.
   - Привёз нам сушёной еды? - с надеждой спросил Коделл, когда возница свернул с главной дороги.
   - Не, только дохлого ниггера. Подстрелили у Рапидан Стейшн. Переправлялся через реку. Слыхал, он из ентова полка.
   Возница спрыгнул и открыл задний борт.
   - Хошь глянуть?
   Коделл спешно подошёл и посмотрел. Там, на досках лежал скрюченный Джордж Баллентайн, никто даже не прикрыл ему широко раскрытые глаза. Нижняя часть его серой формы была заляпана кровью; ему выстрелили прямо в живот, и умирал он долго и тяжело. Коделл щёлкнул языком между зубами.
   - Ага, это Джорджи.
   - Ты им займешься?
   - Отвези его в роту Н. Он был из них.
   Коделл указал в сторону.
   - Полагаю, его захотят нормально похоронить.
   - А нахера? Это ж сраный дезертир.
   - Езжай уже, - отрезал Коделл.
   Как бы случайно он одёрнул рукава, дабы привлечь внимание возницы к шевронам. Тот сплюнул на дорогу, но подчинился.
   Предположение Коделла полностью подтвердилось. Тигры Северной Каролины зашли настолько далеко, что позвали капеллана Лейси прочитать заупокойную, и тот согласился. Коделлу это говорило о том, что у капеллана были свои мысли насчёт побега негра. Движимый чувством вины, он тоже пришёл на похороны. Если бы он не сообщил Лангу, кем был Баллентайн и где служил, чернокожий, наверняка бы остался жив.
   Лейси выбрал строки из Псалма 19: "Да сотворит тебе Господь по сердцу твоему и всяк замысел твой да исполнит!" Коделл задумался. Он не видел в смерти Баллентайна Божьего промысла, но лишь промысел Бенни Ланга. Вряд ли его можно считать адекватной подменой. Он подумывал обсудить эту тему с капелланом, но вместо этого заговорил с Молли Бин. Каким бы замечательным человеком ни был Уильям Лейси, он всё же считался официальным лицом 47-го северокаролинского полка. Коделлу было неуютно обсуждать судьбу Джорджа Баллентайна с какими-либо официальными лицами. Место Молли в полку было ещё менее официальным, чем место, которое занимал негр.
   - Те'рь уж ничо не поделаешь, - сообщила она очевидную вещь.
   - Знаю. И меня это смущает, - ответил Коделл. - Это несправедливо.
   - Жизнь ваще несправедлива, Нейт, - сказала она. - Будь ты женщиной, ты б это понял. А если б ты поработал в борделе, то нихера б в этом не сомневался.
   Её лицо помрачнело, словно на неё нахлынули старательно забытые воспоминания. Затем её губы растянулись в сухой ухмылке.
   - Бля, первый сержант, сэр, вы б это поняли, даже если б были рядовым.
   - Может, и понял бы, - сказал Коделл, подавляя короткий смешок. Но, в то время как Молли не могла оставаться мрачной, ему было трудно оставаться веселым.
   - Будь я ниггером, я бы тоже это понял. Джорджи, вот, понимал.
   - Говорят, ниггеры не такие, как белые... они просто живут день за днём, и не переживают о таких вещах.
   - Уверен, так и говорят. Я и сам так не раз говорил. Но, коли это так, почему Джорджи сбежал, когда у него забрали винтовку?
   На ум Коделлу пришли слова капрала Джонсона: "Пусть он и ниггер, но у него есть собственная гордость".
   - Я понимаю, к чему ты, Нейт, но Джорджи не был обычным ниггером, - сказала Молли. - Он просто был как все, понимаешь к чему я?
   - Угу, - пробурчал Коделл. - У меня о нём такое же впечатление. Потому он меня и тревожит так сильно.
   Баллентайн казался Коделлу личностью, а не просто каким-то ниггером, потому что сержант знал его. Молли также казалась ему личностью, а не простой шлюхой, и всё из-за того, что он её хорошо знал. Эти мысли он оставил при себе, и заговорил рассудительным тоном:
   - Возможно, ниггеры кажутся людьми всем, кто знаком с ними достаточно близко.
   - Может быть.
   Однако в голосе Молли слышалось сомнение.
   - И всё ж таки, некоторых надо продать на юг, потому что ничего кроме проблем себе и окружающим они не несут.
   - Верно сказано. А знаешь, что ещё?
   Коделл подождал, пока Молли покачает головой и продолжил:
   - Будь Билли Беддингфилд чёрным, я бы сию же минуту продал его на юг.
   Она хихикнула.
   - А Бенни Ланг, как он его уделал. Вот, плюс ему за это, и минус - за Джорджи.
   - Об этом я не подумал. В этом есть свой резон -- правда, одно другое никак не отменяет. Полагаю, это говорит о том, что не бывает ни совсем хороших, ни совсем плохих.
   - Эт'точно. Он привёз нам винтовки, которыми мы будем бить янков.
   - Именно. Полагаю, это чего-то да стоит.
   В тот момент Коделл не собирался защищать Бенни Ланга, но обойти эту тему было весьма непросто.
   Молли скосила глаза в его сторону.
   - Ты пришёл просто поболтать, Нейт, или у тебя на уме есть кое-что ещё?
   - Ни о чём другом я не думал, но раз я здесь...
  
   Роберт Э. Ли снял очки для чтения и убрал их в нагрудный карман.
   - Значит, генерал-лейтенант Грант пойдёт через Глушь, так? Я ожидал от него, скорее, повторения кампании Макклеллана* вверх по реке Джеймс в направлении на Ричмонд. Это кратчайший маршрут к столице, учитывая тот прискорбный для нас факт, что федералы контролируют море.
   - Генерал, он пошлёт армию Потомака через Глушь в начале мая, как я и описал, - уверенно произнёс Андрис Руди. - Его цель не столько Ричмонд, сколько ваша армия. Если Ричмонд падёт, а армия Северной Вирджинии останется, Конфедерация продолжит жить. Однако если ваша армия будет разгромлена, следом падёт и Ричмонд.
   Ли задумался над его словами и вынужденно кивнул.
   - Разумная стратегия, к тому же похожая на ту, что Грант применял на западе. Хорошо, я разверну войска и мы будем ждать его появления.
   - Нет, генерал, нельзя, - Руди заговорил настолько встревоженно, что Ли бросил на него удивлённый взгляд. - Если он узнает, что вы выдвинулись и ожидаете его, тогда он решит ударить на Фредериксберг, либо пойдёт вверх по реке Джеймс, как угодно. Мои знания остаются верными лишь в случае соблюдения тех же событий.
   - Я... понимаю, - медленно произнёс Ли.
   Через несколько секунд он рассмеялся про себя.
   - Я всегда считал, что для генерала нет большего преимущества, чем доподлинно знать о следующем шаге противника. Теперь же я понимаю, что не имею возможности воспользоваться этим преимуществом из опасения, что он поступит иначе, потому что я уже приготовился. Тяжело думать о том, что может поменяться.
   - О таких вещах всегда тяжело думать, - заверил его Руди.
   Ли постучал указательным пальцем по бумагам, что принёс Руди.
   - Исходя из этого, мне вернут корпус генерала Лонгстрита из Теннеси ещё до начала кампании. Я рад этому, ведь в противном случае, я бы опасался требовать его, дабы не нарушить цепь предстоящих событий. Без этого корпуса, армия Потомака будет значительно превосходить нас числом.
   - Могу я предложить, генерал, чтобы, когда в следующем месяце всё начнётся, вы разместили его около Джексонс Шоп или у Оранж Спрингс, а не дальше на запад от Гордонсвилля? - спросил Руди. - По мере того, как битва развивалась, люди Лонгстрита прибыли чересчур слишком поздно из-за того, что им пришлось далеко идти.
   - Эти перемены не заставят Гранта изменить свои планы в ответ? - поинтересовался Ли.
   - Полагаю, риск невелик. В данный момент Грант вообще не рассматривает Глушь в качестве поля боя, но лишь как место, которое он должен пересечь как можно быстрее, чтобы сразиться с вашей армией на открытой местности. Он будет гадать, решите ли вы вообще сражаться по эту сторону от Ричмонда.
   - Это, на самом деле, так?
   Ли не вкладывал в этот вопрос никакого иного смысла, кроме вежливого поддержания разговора, но Руди тут же кивнул. Улыбнувшись улыбкой охотника, Ли произнёс:
   - Полагаю, нам не стоит заставлять его долго ждать, сэр.
   - АК-47 также станут для него неприятным сюрпризом, - сказал Руди.
   - Мне пришлось бы наступать и без них, - сказал Ли. - Где, как не в Глуши? Среди лесов и зарослей преимущество федералов в артиллерии будет сведено к нулю - там мало мест, где её можно разместить и совсем немного целей, по которым можно бить. К тому же, мои солдаты, большинство из которых фермеры, гораздо лучшие лесовики, чем янки. Да, господин Руди, ежели генерал Грант желает позволить мне сражаться там, я буду счастлив ему в этом уступить.
   - Я в курсе, - сказал Руди.
   - Ну да, разве нет?
   Ли заглянул в притягательные записи.
   - Вы меня не извините, сэр? Должен признаться, мне необходимо изучить их подробнее.
   - Разумеется.
   Руди поднялся, чтобы уйти.
   - А, чуть не забыл, - сказал он и полез в карман брюк.
   Он протянул Ли бутылёк с небольшими белыми таблетками.
   - Если сердце снова начнёт сбоить, суньте одну или две штуки под язык. Должно помочь. Побочным эффектом может оказаться головная боль, но долго она продлиться не должна.
   - Благодарю вас, сэр; чрезвычайно любезно с вашей стороны, что вы об этом вспомнили.
   Ли вновь нацепил очки, чтобы прочесть этикетку.
   - "Нитроглицерин". Гм. Звучит, как запрещённый препарат, как по мне.
   - Эм... да.
   Непостижимое выражение лица Руди сделало невозможным чтение его мыслей.
   - Среди прочего, помогает стимулировать работу сердца. Итак, генерал, прошу прощения...
   Он склонился под пологом палатки.
   Ли убрал бутылёк в карман шинели. Едва вернувшись к документам, что предоставил Андрис Руди, он тут же о нём позабыл. В них, более чем за месяц заранее, он прочитал, где именно каждая дивизия федералов будет пересекать Рапидан и по каким именно дорогам они двинутся на юг. Даже без этих разведданных он годом ранее разгромил янки у Чанселорсвилля, что у восточной оконечности Глуши. С ними же...
   - Если я не сумею размазать Гранта с этими бумагами, - сказал он ни к кому конкретно не обращаясь, - тогда стоит уйти на покой.
   Через несколько минут Перри принёс Ли обед, поставил его на стол перед ним и поспешил прочь. Генерал не заметил, как чернокожий входил и выходил. Долгое время еда оставалась нетронутой. Взгляд Ли то бежал по строкам документов Руди, то обращался к карте, разложенной на кушетке рядом с ним, однако его разум не видел ни наименований подразделений, ни значков, обозначавших дороги и поселения. Пред его взором представляли колонны марширующих солдат, вспышки орудийных выстрелов и сцены битв...
  
   Ли слез со Странника. Травяной землистый запах коня смешался с ароматом, зацветшего, наконец, кизила. Подзадержавшаяся весна в полную силу вступала в свои права.
   Из хижины, что располагалась на наблюдательном посту Конфедерации на горе Кларк вышел сержант Б. Л. Уинн.
   - Доброе утро, сержант, - поприветствовал его Ли.
   - Доброе, сэр, - равнодушно ответил тот - Ли частенько наведывался на пост, дабы лично понаблюдать, что затевали федералы по ту сторону Рапидана. Вдруг глаза молодого сержанта расширились. - Эм, господа, - быстро добавил он.
   Ли улыбнулся.
   - Верно, сержант, сегодня я прибыл с компанией...
   Он помолчал, чтобы подчеркнуть свое преуменьшение. Сегодня с ним прибыли не только офицеры его штаба, но и все три командира корпусов армии Северной Вирджинии в сопровождении вдвое большего числа командиров дивизий.
   - Я бы хотел, чтобы они взглянули на местность с вершины горы.
   - По западным меркам, это не совсем гора, - сказал Джеймс Лонгстрит. - И всё же, как высоко мы забрались?
   - Я точно не знаю, - признался Ли. - Сержант Уинн?
   - Примерно тысяча сто футов*, сэр, - сказал Уинн.
   Пухлые щёки Лонгстрита заколыхались от усмешки.
   - Тысяча сто футов? В Теннеси или в Северной Каролине, - его родном штате, - никакая это не гора. Это скорее, назовут бугорком. В Скалистых горах её вообще бы не заметили.
   - Тем не менее, она отлично служит нашим целям, - сказал Ли. - Стоя здесь, мы словно на карте, можем видеть раскинувшиеся внизу двадцать округов. Сержант Уинн, не одолжите мне подзорную трубу?
   Уинн передал ему длинный латунный тубус. Генерал приложил его к правому глазу и уставился на север через Рапидан. Перед его взором немедленно предстали зимние квартиры V корпуса генерала Уоррена, расположенные у Калпепер-Корт-Хаус. Из печных труб тянулся дым; яркие знамёна дивизий были похожи на распустившиеся цветы. Штаб Гранта располагался в самом Калпепер-Корт-Хаус. В паре миль восточнее, у Стивенсберга стоял II корпус Уинфилда Скотта Хэнкока; за ним, около станции Бренди квартировал VI корпус Седжвика. Ли на мгновение вспомнил о Руни, который, наконец, вернулся на службу в Конфедерацию. Далее на север и восток, за Рапаханок-Стейшн и Билтоном виднелись хижины и палатки XI корпуса Эмброуза Бернсайда, он зимовал вместе с армией Потомака, но в неё не входил. Ли слышал, что немалую часть личного состава там представляли цветные.
   Он опустил подзорную трубу.
   - В лагере федералов, вроде всё тихо. И всё же, вскоре они сдвинутся с места.
   Он указал на восток, в сторону зелёной полосы Глуши.
   - Они пойдут через вон те броды, восточнее Германны и Эли.
   - Вы говорите очень уверенно, - сказал Лонгстрит.
   Среди всех генералов, подчинённых Ли, он единственный, кто осмеливался высказывать суждения, противоположные мнению командующего.
   - Полагаю, они пойдут там в любом случае, к тому же у меня есть данные разведки, которым я могу доверять, ибо поступили они от ривингтонцев.
   Если он вдруг решит рассказать, что Андрис Руди и его соратники явились из будущего, и поэтому смотрели на планы Гранта, как на свершившийся факт, а не на догадки, то все собравшиеся офицеры решат, что Ли сошёл с ума. Возможно, так и есть. Однако любое иное предположение выглядит ещё более неправдоподобно, чем то, что изложил Руди.
   - А, ривингтонцы, - произнёс Лонгстрит. - Если их информация так же качественна, как и новые винтовки, значит, это и в самом деле, здорово. Когда-нибудь, когда вам будет удобно, генерал Ли, я бы хотел сесть и побеседовать с вами об этих ривингтонцах. Если бы I корпус не отправили зимовать в Теннеси, этот разговор состоялся бы уже давным-давно.
   - Разумеется, генерал.
   - Я бы хотел участвовать в этой беседе, - сказал Э. П. Хилл.
   Его худое злое лицо выражало недовольство. В прошлый год или около того он заимел неприятную привычку заболевать незадолго до битвы. Ли тревожился за него. Он продолжил:
   - Я бы хотел поговорить с ними о том, как они обращаются с нашими неграми, сэр. Они гораздо больше заботы проявляют к своим верховым животным. Это неправильно, сэр.
   Командующий III корпусом был южанином до мозга костей, но в рабстве видел ещё меньше пользы, чем даже Ли.
   - Я слышал об этом, генерал Хилл, и не решался пенять их тем, что можно назвать сравнительно небольшим недостатком, когда помощь, что они оказали нам, настолько велика, - осторожно произнёс Ли. - Возможно, я ошибался. Если время позволит, мы обсудим этот вопрос.
   - Могу я одолжить у вас трубу, сэр? - попросил Генри Гет.
   Ли передал её генералу. Тот направил объектив на Глушь. Не отрывая взгляда, он произнёс:
   - Это место - просто рай для партизан.
   - Именно так, Генри.
   Ли был рад, что командир дивизии заметил то же, что и он.
   - В этом отношении противник слабее в бою, а мы сильнее.
   В обычно спокойных серо-голубых глазах Гета промелькнуло нечто похожее на азарт. Он потрепал кустик светло русых волос, что рос у него под нижней губой.
   - Если мы побьем их здесь как следует, они удерут за Рапидан и на какое-то время оставят нас в покое.
   Лонгстрит покачал головой.
   - Я знаю Сэма Гранта. Он никогда не уклонялся от сражения. Пока он командует армией Потомака, он каждый день будет переть на нас.
   - Поживём - увидим, - сказал Ли. - Ежели информация от людей из Ривингтона верна, противник начнёт выдвигаться в среду, четвёртого мая.
   - Через четыре дня, - пробормотал под нос Ричард Юэлл. - Мои люди будут готовы.
   - Мои тоже, - сказал Э. П. Хилл.
   - Я убежден, нас всех ждёт испытание, - сказал Ли.
   Он вновь представил предстоящую битву. Видение было настолько ярким, настолько реальным, что сердце его начало быстро колотиться, словно он и в самом деле оказался на поле боя. От такого быстрого ритма, сердце вновь сдавило тисками боли.
   Генерал стиснул зубы и изо всех сил постарался не обращать на неё внимания. Затем он вспомнил о лекарстве, что дал ему Андрис Руди. Он извлёк стеклянный бутылёк из кармана. Пробка долго не поддавалась, но ему удалось её открыть; прежде с винтовыми пробками он дела не имел. Генерал вытащил клочок ваты, вытряхнул крошечную таблетку и сунул её под язык, в точном соответствии с инструкциями Руди.
   Особого вкуса у таблетки не было. Это само по себе сильно отличалось от большинства привычных ему лекарств, чей оздоравливающий эффект сопровождался либо очень сладким, либо чрезвычайно отвратительным привкусом.
   Руди предупреждал, что - генерал вновь нацепил очки, чтобы прочесть этикетку - нитроглицерин может вызывать головную боль. И действительно, в висках застучала кровь. И всё же, после пары кувшинов красного вина, бывало и похуже.
   Кровь также застучала и в груди. Хватка тисков ослабла. Ли глубоко вдохнул. Внезапно он обрёл возможность дышать полной грудью. По ощущениям, он разом сбросил с плеч десять-двенадцать лет.
   Он вновь посмотрел на бутылочку с таблетками. В некотором роде, они были не менее удивительны, чем винтовки, что Руди предоставил их армии. Вряд ли есть смысл ждать будущего без чудес. Генерал убрал бутылёк обратно в карман.
   - Ещё четыре дня, - сказал он.
  
   *V*
  
   Барабаны отбивали дробь не только в 47-м северокаролинском, но и во всех зимних квартирах III корпуса. Низкий монотонный звук предупреждал о предстоящей битве.
   Нейт Коделл прислушивался к продолжительной дроби и ничему не удивлялся. Последние пару дней вестовые без конца мотались туда и обратно между штабом Ли и лагерем полка, а это явный признак того, что что-то готовится. Буквальной этой ночью полковник Фарибо распорядился, чтобы все имели на руках готовые пайки на три дня, что означало, что вскоре армия выдвинется на марш.
   Коделл спешил в хижину, что последние несколько месяцев служила ему домом. Там уже находились его соседи, суетливо готовясь к походу. Демпси Эр и Руфус Дэниэл буквально наступали друг другу на пятки.
   - Чувствую себя странно, будто никогда сюда не вернусь опять, - сказал Дэниэл, заворачивая свои скудные личные пожитки в одеяло.
   - Это точно, - отозвался Коделл. - Передашь мне сковородку? У меня есть место.
   Вместе с ней в одеяле спряталось последнее письмо от матери, карманное Писание, пара букварей, запасная пара носок и зубная щётка. Он связал концы одеяла, обернул его клеёнкой и закрепил на спине от левого плеча до правого бедра.
   Его походный паёк состоял из большого куска кукурузного хлеба, чуть меньшего куска солёной свинины, и небольшого количества обезвоженных обедов, что с недавнего времени начали поступать в их рацион. Последние Коделл ценил очень высоко - они были намного лучше ежедневной стряпни, почти ничего не весили и занимали очень мало места.
   Он вставил искривлённый магазин в АК-47, удостоверился, что рычаг переключения стоял на предохранителе. По карманам он рассовал ещё три запасных магазина. Затем он огляделся в поисках того, что ещё можно взять с собой. Это всё. Он протиснулся мимо товарищей и вышел наружу.
   Готовыми оказались всего несколько человек. Остальные носились туда-сюда, орали друг на друга, сталкивались друг с другом. Капитан Льюис и капрал пытались привнести в этот бардак хоть какой-то порядок. Коделл присоединился к ним. Следом подошли и его соседи-сержанты. Солдаты должны были им подчиняться. В течение получаса вся рота выстроилась на плацу вместе с остальным полком. Рядом с капитаном на легком весеннем ветру развевалось синее знамя Непобедимых Касталии.
   Атлас Дентон, полковой знаменосец, вынес перед собравшимися солдатами знамя 47-го с Южным Крестом. За флагом следовал полковник Фарибо.
   - Рота! Смирнаа! - выкрикнул капитан Льюис.
   Остальные командиры рот выкрикнули то же самое. Весь полк выстроился в ровную линию.
   Полковник Фарибо заговорил без предисловий:
   - Янки перешли Рапидан. Идут на юг через Глушь. Корпус генерала Хилла пойдёт на восток вдоль Оранж-Планк-Роуд. Нам предоставлена честь стать передовым полком передовой бригады передовой дивизии.
   Несколько человек радостно крикнули. Коделл стоял молча, но по его лицу растекалась довольная ухмылка. Стать передовым полком это честь и почёт - остальные будут глотать поднятую ими пыль, а не посыпать ею других.
   Фарибо продолжал:
   - Вечером станем лагерем в Вердирсвилле. Поскольку утро уже наступило, придётся ускорить темп. Бог даст, завтра погоним янки с нашей земли.
   Солдаты снова закричали, на этот раз в их голосах слышалось рвение.
   - Поротно! В колонну по четыре - шагом-арш! - скомандовал Фарибо.
   При помощи офицеров, сержантов и капралов, помогавших исполнению сей простой команды, 47-й северокаролинский превратился в длинную серую змею, которая прокладывала себе путь из лагеря, словно сбрасывая старую зимнюю кожу, и маршировала по северной дороге в сторону Оранж-Корт-Хаус.
   Погода была хорошей и тёплой. Лучшего дня для марша и представить сложно. Как Коделл и рассчитывал, новая винтовка совсем ничего не весила. Он обернулся через плечо. Серый змей, казалось, не имел ни конца ни края, когда полки один за другим выстраивались вслед за 47-м северокаролинским. Однако впереди их, несомненно, ждали ещё более длинные, окрашенные в синее змеи.
   Возле Оранж-Корт-Хаус, 47-й свернул на восток, на Оранж-Планк-Роуд. Невзирая на своё название, дорога была далеко не идеально выстлана бревнами *. Большая ее часть была просто грунтовкой. Когда Коделл вновь обернулся, пыль практически скрыла арьергард дивизии Генри Гета и передовые бригады дивизии Кадмуса Уилкокса, что следовали за бойцами Гета.
   В небе на востоке также показались тучи пыли; это на марш выступил корпус генерала Юэлла. Коделл посмотрел на юг: естественно, там ещё больше пыли. Войска Лонгстрита двинулись на юг по Паманки-Роуд. Первый сержант удовлетворённо кивнул, его согревала мысль о том, что вся армия Северной Вирджинии вновь собралась воедино. Он не мог представить, чтобы у федералов нашлись силы, способные одолеть этих стройных и крепких солдат. Он гордился тем, что являлся частью этой армии.
   Вскоре его начала согревать не только гордость. Из-под полей шляпы по лицу стекал пот, форма подмышками потемнела. Ноги начали ныть; так тяжело они не трудились уже несколько месяцев. АК-47 за плечом, всё-таки, обрёл вес. То, что представлялось приятной прогулкой, превратилось в работу.
   Бойцы пели с самого начала похода. Некоторые продолжали петь до сих пор. Прочие, и среди них оказался Коделл, решили, что разумнее будет сберечь дыхание. После четвёртого или пятого исполнения "Боевого клича свободы", пусть и в южной версии, пение стихло.
   Поскольку 47-й северокаролинский шёл в голове колонны конфедератов, мимо частенько проезжали старшие офицеры. Коделл заметил командира бригады генерала Киркланда и генерала Гета. Когда мимо в красной боевой рубахе проехал Э. П. Хилл, он указал на него Эллисону Хаю.
   - Не пойму, чо вы суетитесь, - сказал угрюмый сержант. - Когда нас подстрелят, виноватый будет он.
   Вскоре, шедший за 47-м другой северокаролинский полк разразился радостными криками. Изогнув шею, Коделл увидел седовласого мужчину, сидящего на спине серого с тёмной гривой и хвостом коня; с ним ехали несколько солдат.
   - Это же генерал Ли! - воскликнул он.
   Его слова утонули в потоке радостных воплей. Ли улыбнулся и кивнул; на какое-то мгновение его взгляд встретился со взглядом Коделла. Первый сержант вдруг ощутил себя трёхметрового роста, способным в одиночку захватить Вашингтон. Когда крики не прекратились, Ли снял шляпу и помахал ею. Кто-то крикнул:
   - Мы их сделаем, масса Боб!
   - Разумеется, сделаете, - ответил на это Ли.
   Солдат восторженно вскрикнул от того, что его любимый командующий снизошёл до ответа ему. Коделл мгновенно почувствовал зависть. Он тоже крикнул генералу, но командующий армией Северной Вирджинии именно в этот момент повернул голову Странника и поскакал в заднюю часть колонны. Его адъютанты последовали за ним. Плечи Коделла опустились, и он поплёлся дальше.
   К тому моменту, когда сумерки остановили дневной марш, все уже вымотались. Коделлу хотелось рухнуть на землю. Вместо этого он направился к капитану Льюису, который выглядел ещё более уставшим, чем сам Коделл.
   - Сэр, где ближайший водоём?
   Льюис указал.
   - Там, в четверти мили есть ручей.
   Коделл отправился к парням из роты D, те уже расползлись отдыхать, чего и ему хотелось тоже.
   - Наряд на работу, - сказал он. Ответом ему стал хор раздражённого ворчания.
   - Капрал Льюис, рядовые Бэттс, Бин, Берд, Биггс и Флойд идут с флягами за водой.
   Теперь ворчали те, кого он назвал. Молли Бин стянула ботинок и носок, демонстрируя мозоли размером с полудолларовую монету. Раффин Биггс пожаловался, что подвернул ногу. Джон Флойд заявил, что открылась его рана, полученная при Геттисберге.
   Коделл и слышать ничего не желал.
   - Все устали, но сейчас ваша очередь. Вода нам нужна для обезвоженных пайков, что мы тащим.
   На его стороне были авторитет и логика. Ворча и сокрушенно вздыхая, отправленные в наряд медленно и печально поднялись на ноги. Их более везучие товарищи передали свои фляги, отчего каждый нёс от шести до восьми штук. Коделл указал им в сторону ручья. Они отправились в путь, не прекращая жаловаться.
   Коделл снарядил ещё один наряд для сбора дров на костры. Некоторые не стали дожидаться горячей еды и жевали кукурузный хлеб или пшеничные лепёшки. Кто-то ничего этого с собой не нёс. Немалое число бойцов предпочитало съедать трёхдневные походные пайки, а не таскать их с собой.
   Сковорода не очень подходила для кипячения воды, но ничего иного у Коделла не было, и он справился. Затем он вскрыл металлическую упаковку пайка и залил её водой. Через пару минут он уже наслаждался лапшой с мясным фаршем в томатном соусе. Он уже прежде пробовал это блюдо и оно ему нравилось. После целого дня марша, он был готов вылизать упаковку изнутри дочиста.
   Некоторые несли половинные плащ-палатки, захваченные у федералов. Если две части соединить вместе, получается небольшая палатка, в которой можно спать. Большая часть, и Коделл среди них, лежала на клеёнках, обернувшись одеялами, и засыпая под открытыми звёздами, и подложив шляпы под голову вместо подушек.
   Стрекотали кузнечики. Пищали небольшие лягушки; более крупные громко квакали. Во тьме ночи внезапно появились светлячки. Коделлу нравились светлячки. Когда он был ребёнком, то часто выбирался из постели, чтобы прижавшись носом к окну наблюдать за ними. Он и сейчас за ними понаблюдал, правда, недолго. Храп соседей ни капли его не беспокоил. Вскоре к общему хору звуков, издаваемых людьми, насекомыми и лягушками, добавился и его собственный.
  
   Когда следующим утром его разбудили барабаны, Коделл был убеждён, что не сумеет сделать и шага. Ноги стонали от боли, ступни сильно горели. Весь полк передвигался, как толпа страдающих от ревматизма стариков.
   - Запишите меня в Инвалидный Корпус, - простонал Дэмпси Эр.
   В этот корпус набирали тех, кто оказался слишком серьёзно ранен, чтобы оставаться в регулярной армии, при этом, всё ещё способных служить тюремными надзирателями, или осуществлять иную деятельность, где не требовалась повышенная активность.
   - Я хожу слишком медленно для Инвалидного Корпуса, - ответил Эдвин Пауэлл, чуть не наступивший на своего товарища.
   Невзирая на жалобы, солдаты продолжали шагать, пока вокруг них трава всё ещё была покрыта росой, а солнце только поднималось, чтобы осветить их лица. Ноги Коделла всё ещё болели, но вскоре он разогрелся, размялся и больше не чувствовал себя старым, только измотанным. Когда лейтенант Уинборн запел "Мэриленд, мой Мэриленд", он даже присоединился к пению.
   47-й северокаролинский вёл корпус генерала Хилла через Вердирсвилль и Нью-Вердирсвилль на юг и далее на восток. Где-то через час после того, как солдаты прошли Нью-Вердирсвилль, они добрались до крупных земляных укреплений, которые Ли и Мид вырыли в прошлом ноябре, ожидая нападения со стороны друг друга. Оба оказались разочарованы и вся кампания окончилась пшиком.
   Проходя мимо этих сооружений, Коделл гадал, прикажут ли им здесь размеситься. Трудно представить лучшего места для лагеря, чем на оборонительных рубежах. Однако полковник Фарибо проскакал в голову колонны и выкрикнул:
   - Вперёд!
   И они продолжили марш, прямо в Глушь.
   - Сегодня нам предстоит большая заварушка, - сказал Коделл.
   Спорить с ним никто не стал. Молли Бин сказала:
   - Интересно, где там янки засели.
   Коделл посмотрел вдоль Оранж-Плэнк-Роуд. Вся армия Гранта могла ожидать их всего в четверти мили. До тех пор, пока они сидят тихо, конфедераты вообще могут их не замечать, пока они не наткнутся на них. Деревья и кусты тянулись прямо вдоль дороги, их ветви склонялись над головами. Глушь представляла собой густо заросшую местность, испещрённую оврагами, полными каштанов, мэрилендских дубов, хилых сосенок, орешника и всех видов самого колючего кустарника, что известен человечеству. Сойди с тропы и заблудишься, возможно, навсегда.
   Случайные поляны выглядели, словно лампа, зажженная в тёмной комнате. Проходя мимо Нью Хоуп Чёрч по южной стороне, Коделл от внезапного солнечного света даже зажмурился.
   - Этому местечку больше подходит название Ноу Хоуп Чёрч*, - заметил Дэмпси Эр.
   Снова прискакал полковник Фарибо. Он вынул саблю, что означало, что по его мнению скоро будет битва. Едва эта мысль успела промелькнуть в голове Коделла, как полковник скомандовал:
   - Застрельщики, вперёд! Они могут показаться в любой момент.
   Выбранные бойцы направились на восток с винтовками наизготовку. Кто-то поспешил дальше по дороге; прочие двинулись прямо сквозь заросли, направляясь в лес. Какое-то время Коделл мог следить за их продвижением по ругани, которая неслась из леса, когда бойцы напарывались на сучки и шипы. Но вскоре голоса застрельщиков стихли. В этот день Глушь таила больше опасностей, чем простые кусты.
   Стояла ещё середина утра, когда перед основными силами полка послышалась стрельба. Бойцы начали переглядываться. Коделл замечал вокруг себя бледные напряжённые лица. У него возникло подозрение, что его собственное лицо не было ни более румяным, ни расслабленным. Как бы мало об этом ни говорили, немногие ходили в бой без страха. И всё же, лучший способ этот страх преодолеть, избежать презрения со стороны товарищей - это притвориться, что его нет. Солдаты без приказа продолжили идти дальше по тропе.
   Вскоре вернулся застрельщик в изодранной форме.
   - Впереди синепузые, спешенная кавалерия, - выдохнул он.
   - Рота, к бою! - скомандовал капитан Льюис.
   Коделл скинул винтовку с плеча и передёрнул затвор.
   - Не забываем, рычаг на два щелчка, - выкрикнул он. - Не растратьте все патроны попусту.
   - Два щелчка, - эхом повторили сержанты.
   Полк подошёл ближе к месту перестрелки. Вернулся ещё один застрельщик, он шатался, ругался, с левой руки у него капала кровь.
   - Где Фоулер? - спросил он.
   Несколько человек указали в сторону телеги помощника хирурга. Не переставая ругаться, раненый двинулся в арьергард колонны. В животе Коделла всё сжалось. Сколько ещё народу надышится хлороформом и ляжет под нож - или под хирургическую пилу - до конца этого дня? И не окажется ли среди них он сам?
   Появились ещё два застрельщика. Они не были ранены; они лыбились от уха до уха и волокли с собой угрюмого янки, чьи жёлтые шевроны говорили о том, что это кавалерийский капрал. К нему подошёл уже спешившийся полковник Фарибо.
   - Подразделение? - спросил он.
   - Пятый нью-йоркский кавалерийский полк, - с лёгкостью ответил пленный. В его голосе явно слышался городской говор.
   Он перевёл взгляд со своих пленителей на остальной 47-й северокаролинский.
   - Гляжу, у вас тут у всех винтовки новые? Так думал, тут полбригады собралось, а не тонкая цепочка застрельщиков.
   Услышав это, бойцы из Каролины завыли словно волки.
   - Отведите его к генералу Гету для дальнейшего допроса, - приказал полковник Фарибо бойцам, что захватили ньюйоркца. Те увели его прочь.
   Полковник продолжил:
   - Рота I, вперёд, на подмогу застрельщикам. Остальным ротам, построиться в боевую линию.
   Развернув знамя, бойцы роты I двинулись по Оранж-Планк-Роуд в направлении сражения. Весь полк, рота за ротой, сворачивал с дороги в Глушь. Непобедимые Касталии находились ближе к центру цепи, и поэтому, ближе к дороге. Внезапно Коделл осознал, что здесь не было места для забавных парадных манёвров. Тут даже ровно держать строй практически нереально.
   - Вперёд! - приказал он тем немногим, кто находился в прямой видимости.
   "Вперёд" означало плющ, цепляющийся за щиколотки подобно змеям, и бьющие по лицу и рукам ветки. Пройдя сто метров, он трижды упал. Затем над головой просвистела пуля и врезалась в дерево в полутора метрах от него. Коделл упал на землю и пополз через кусты на животе.
   Раздался ещё один выстрел, за ним ещё один. Пули разрывали подлесок в поисках сержанта. У кавалеристов федералов имелись собственные самозарядные винтовки. Хоть это и не АК-47, но тоже неприятная штука. Коделл вгляделся в заросли, выискивая янки, которые пытались его убить.
   Синей формы он не заметил - это парень прятался, будто индеец. Однако чёрный пороховой дым после каждого выстрела он скрыть не мог. Тот тянулся из зарослей ежевики. Осторожно, дабы не выдать собственную позицию, Коделл прижал приклад к плечу и дважды выстрелил.
   Ему удалось спугнуть эту птичку. Ежевичные кусты затрещали, когда федерал попытался отыскать более надёжное укрытие. На секунду в прицеле Коделла появилась синяя форма. Он выстрелил. Янки вскрикнул. Коделл выстрелил ещё раз. Крик прекратился, оборвался, словно обрезанный ножом. Коделл бросился через кусты, туда, где прятался убитый янки.
   Стрельба слышалась уже повсюду, нарастая с каждой минутой, по мере того, как всё больше конфедератов заходили в лес и сталкивались с ожидавшими их федералами. Как и всегда, благодаря семизарядным карабинам Спенсера, огневая мощь спешившихся кавалеристов превосходила их реальную численность. Однако на этот раз 47-й северокаролинский мог сражаться с ними на равных и даже более того. Это было головокружительное ощущение. Как и то, что янки отступали.
   Отходили они неохотно. Среди запутанных зарослей Глуши, несколько решительных бойцов, спрятавшихся за поваленным стволом или в русле иссохшего ручья, могли дать серьёзный отпор наступающим.
   Свидетельством такого сопротивления стал труп застрельщика с простреленной головой, через которого пришлось перебираться Коделлу.
   - Ложись, блядь, - прорычал ему живой конфедерат. - Тут тебе не игрушки.
   Он указал на скопление молодых дубов.
   - Там этих гадов, как минимум, трое и никуда они не уйдут.
   Справа раздался треск веток. Коделл прицелился в ту сторону, но новоприбывшие - практически невидимые в зарослях из-за запачканной серой формы, оказались конфедератами.
   - Там янки, - сказал он, указывая в чащу.
   Словно в подтверждение его слов, пролаяла пара "Спенсеров", отчего бойцы рухнули на пёструю землю.
   Коделл пихнул лежавшего рядом рядового.
   - Давай-ка, мы с тобой постреляем вон туда, пусть притихнут ненадолго.
   Когда паренёк кивнул, Коделл посмотрел на вновь прибывших.
   - Мы их займём, а вы обойдите их с фланга.
   Его слова сопровождались выстрелами и поиском лучшего укрытия, поскольку федералы начали стрелять на звук его голоса.
   Коделл начал стрелять в ответ. Как и его напарник. Остальные конфедераты поползли вперёд, через канавы, деревья и кусты. Метров через пятнадцать они исчезли из вида Коделла. Впрочем, через несколько секунд зарычали их АК-47. Как Коделл уже успел отметить во время тренировочных стрельб, звук выстрела у новых винтовок была более коротким, но более резким, чем у всех винтовок, виданных им прежде. Кто именно стреляет, можно было понять, не глядя, что во время боя в Глуши являлось преимуществом.
   Дубовые заросли затряслись, словно страдающий от лихорадки человек. Коделл злобно ухмыльнулся - с его стороны укрытие янки не выглядело таким уж надёжным. Четверо в синей форме бросились искать спасения среди кедров. Рядовой, что находился рядом с Коделлом, выстрелил в одного из них. Тот свалился, крича и ругаясь одновременно. Из мундира другого федерала вылетела тучка пыли, когда в него попал кто-то из тех, кто заходил им во фланг. Этот янки рухнул лицом вперёд и больше уже не поднялся.
   Оставшиеся двое кавалеристов сразу же остановились. Они отбросили винтовки и подняли руки.
   - Сдаёмся, мать вашу! - выкрикнул один.
   Рядовой бросил короткий взгляд на Коделла. Тот кивнул. Устраивать бойню ему не хватало духа. Он осторожно направился в сторону федералов.
   - Бросайте патронташи и вещмешки, - сказал он им. - Затем подбирайте раненого и двигайте на запад. Полагаю, рано или поздно, вами займутся.
   - Спасибо тебе, Джонни Реб*, - сказал один солдат в синей форме, сбрасывая патроны и вещи.
   Он подошёл к раненому товарищу.
   - Давай, Пит, отведём тебя. Всё будет хорошо.
   - Да уж, будет, бля.
   Пит охнул сквозь стиснутые зубы. Когда двое здоровых федералов подхватили его под руки, он охнул ещё раз. Завидев Коделла, он сосредоточил на нём злобный взгляд и прорычал:
   - Вы где разжились новыми винтовками, козлы? Меня за два года ни разу не ранили, а теперь один из ваших меня прищучил.
   - Не зли его, Пит, - сказал кавалерист, что говорил прежде. Однако его взгляд также был прикован к АК-47.
   - Эт'чо за винтовка, Джонни?
   - Не твоё дело.
   Коделл дёрнул стволом карабина.
   - Шагай, давай.
   Когда удручённые федералы подчинились, он полез в их вещмешки. Один он передал рядовому, что сражался вместе с ним. Оба ухмыльнулись.
   - Добротная жрачка, - сказал Коделл.
   Даже с поставками сушёной еды от ривингтонцев, пояса за эту зиму пришлось затянуть весьма туго.
   - Кофе и сахар тоже, наверное, - мечтательно произнёс рядовой.
   Неподалёку заговорил "Спенсер". Рядовой и Коделл пригнулись. Пуля мгновенно могла оборвать любые мечты, либо обратить их в кошмары.
   Коделл продолжал идти на восток, то ускоряясь, то замедляясь. Кавалеристы федералов дрались упорно, однако против них оказывалось всё больше и больше конфедератов. Коделл заметил людей, которых не смог опознать.
   - Какой полк? - обратился он к ним.
   - 44-й северокаролинский, - ответил ему один. - А вы чьи?
   - 47-й.
   - Идём, 47-й!
   Воздух разорвал "крик повстанца".
   - Обойдём синепузых и выбьем из них всю дурь.
   Они гнали федералов мимо Паркерс Стор и нескольких стоявших на расчищенной поляне домишек. Открытая местность позволила конфедератам немного выровнять строй; победа привнесла в их ряды не больше порядка, чем поражение привнесло в ряды янки. Коделл едва не столкнулся с капитаном Льюисом.
   - Куда двинемся теперь, сэр? - спросил он.
   Льюис указал на восток.
   - Говорят, милях в трёх отсюда Оранж-Планк пересекает Брок-Роуд. Перекрёсток нужно взять. Если возьмём, то разделим янки пополам.
   - Три мили?
   Коделл покосился на солнце, удивившись, как всё ещё рано.
   - Будем там ещё до полудня.
   - Чем раньше, тем лучше, - сказал Льюис.
   Вместе с остальными Непобедимыми Касталии, что воссоединились около Паркерс Стор, Коделл скрылся в лесах. По пути он жевал сухарь из рюкзака кавалериста янки. Плоское квадратное печенье соответствовало своему названию, бросая вызов зубам сержанта. Он прожевал его, запил водой из фляжки и продолжил путь.
   Глушь не была похожа ни на одно поле битвы, что ему прежде доводилось видеть. При Геттисберге перед ним развернулась широкая панорама войны. Когда 47-й северокаролинский присоединился к броску на центр позиций федералов, Коделл видел каждую винтовку, каждый осколок, что рвали на куски его однополчан. Здесь же он едва ли видел пару своих товарищей, не говоря уж о янки, которые делали всё возможное, чтобы их убить. Он знал лишь то, что конфедераты по-прежнему шли на восток, а это означало, что противник отступал.
   Конфедераты парами и тройками перебежали через узкую дорогу. Пули янки взбивали пыль под их ногами и вывели из строя не одного человека, однако, вскоре спешившиеся кавалеристы вновь были вынуждены отступить - они уступали не только в численности живой силы, но и в огневой мощи. Коделл гадал, была ли это та самая Брок-Роуд, о которой говорил капитан Льюис. Самому ему не казалось, что они уже прошли три мили от Паркерс Стор, но, находясь среди зарослей, уверенно утверждать он не мог.
   Вскоре, чуть дальше по Брок-Роуд до него донёсся крик офицера:
   - Давай, мужики, пошевеливайся! Зададим сраным янки жару!
   Повсюду раздались "крики повстанца". Коделл делал всё, чтобы продолжать движение. Он протянул руку, чтобы поправить шляпу, и понял, что потерял её по дороге. Видимо, она зацепилась за ветку или куст, а он даже не заметил.
   Где-то севернее слышалась ожесточённая перестрелка. Значит, II корпус Юэлла сцепился с федералами у Оранж-Тёрнпайк. Он ненадолго остановился, чтобы пожелать своим товарищам удачи. Над головой просвистела пуля, и ему пришлось сосредоточиться на собственном бое.
   Впереди раздались радостные крики. Коделл задумался, что стало их причиной; эта битва совсем не отличалась от того, какой она должна быть - сбивающей с толку, волнующей и ужасающей одновременно. Вдруг, без предупреждения, он заметил, что вышел из зарослей и находится посреди грязной дороги, которая ещё совсем недавно была плотно загружена; грязной дороги, которая, судя по положению солнца, вела на север, а не на восток.
   - Это Брок-Роуд! - выкрикнул ему прямо в ухо первый лейтенант из другого полка. - Мы разбили федералов у перекрёстка и окружили тех, кто уже прошёл дальше.
   Коделлу, в какой-то момент, тоже захотелось закричать. Но, когда он сказал:
   - Господи Иисусе, - у него вышел лишь шёпот.
   Он повернулся к лейтенанту.
   - Значит, сейчас они попрут на нас сразу и с севера и с юга?
   Глаза лейтенанта стали шире. Он кивнул. Теперь уже Коделл заорал насколько возможно громко:
   - Завалим дорогу ветками, пнями, камнями, всем, что, есть. Сюда прёт толпа янки, готовим укрытия.
   Конфедераты работали как одержимые. Атака укреплённых позиций федералов при Геттисберге объяснила им, насколько важны полевые укрепления, и неважно, как быстро они построены. Коделл вытаскивал поваленные стволы деревьев на дорогу, чтобы перекрыть её. По ту сторону баррикады на Оранж-Планк-Роуд, другие солдаты возводили бруствер, направленный на юг. Остальные строили баррикады вдоль Оранж-Планк восточнее Брок-Роуд.
   Первый лейтенант, по всей видимости, был здесь самым старшим офицером.
   - С западной стороны тоже надо, - сказал он. - Если янки не пройдут через нас, будут пытаться обойти. Им нужно будет воссоединяться, иначе мы перемелем их по частям.
   Он схватил двух бойцов за мундиры.
   - Возвращайтесь и скажите, пусть передадут нам все магазины, что есть. Они нам понадобятся.
   Рядовые убежали прочь. Коделл позавидовал им. Этим утром он уже повидал свою часть битвы. Останься он здесь, то увидит гораздо больше, чем ему предназначено. Он забился за самый толстый ствол, какой смог найти и принялся ждать.
   Ждать пришлось недолго. На Брок-Роуд появился конный разъезд янки и выехал прямо на брустверы. Едва увидев южан, они остановились в явном смятении.
   Первый лейтенант выкрикнул:
   - Опоздали, янки! Опоздали!
   Наездники - судя по вычурным попонам, среди них оказалось несколько офицеров - тронулись вперёд, на этот раз очень медленно, с целью рассмотреть, что же именно нагромоздили конфедераты и сколько человек там прячется. Коделл прицелился в того, что ехал впереди, судя по седым волосам, этот человек был самым старшим по званию. Дистанция была немаленькой, почти четверть мили, но попытаться стоило. Он положил ствол винтовки на дерево, набрал воздуха в грудь, выдохнул и нажал на спусковой крючок.
   Наездник наклонился в седле, словно сел на коня, будучи в подпитии. Затем он сполз с коня и рухнул в грязь Брок-Роуд.
   - Отличный выстрел! - крикнул один из находившихся неподалёку от Коделла бойцов. Он и ещё несколько человек принялись палить по кавалеристам, что бросились помогать павшему товарищу. Федералы забросили того на спину коня и галопом помчались прочь, причём, пара человек зашаталась, словно от ранения.
   - Застрельщики, вперёд! - скомандовал лейтенант. - Сейчас оттуда ещё полезут.
   Бойцы побежали на север по дороге и через лес. К перекрёстку подъехала телега с боеприпасами. Кони были все в мыле и тяжело дышали. Коделл вместе с несколькими бойцами помог вознице разгрузить ящики с патронами. Также на телеге привезли топоры и лопаты. Возница выдал и их, дабы бойцы смогли укрепить баррикады за оставшееся до нападения время.
   Какой-то капрал содрал крышку с ящика с боеприпасами. Он потянулся было за патронами, как вдруг замер и уставился с нескрываемым отвращением.
   - Какой ведроголовый мудак прислал нам пули Минье?
   Ящик был битком набит бумажными патронами для дульнозарядных мушкетов, которыми армия Северной Вирджинии больше не пользовалась.
   Судя по яростному рычанию со стороны других солдат, те совершили то же самое неприятное открытие. От страха и злости Коделл заскрипел зубами. На них шла немалая часть армии Потомака. Ему и его товарищам понадобится каждый патрон, а у них тут целая куча совершенно бесполезных пуль.
   - Да я ж их только привёз, - возмущался возница, обращаясь к окружившим его конфедератам. - Я ж их не грузил.
   В нескольких сотнях метров севернее застрельщики ввязались в перестрелку. Пара человек переключила винтовки в полностью автоматический режим. Коделл насупился и активнее задвигал челюстями. Либо они перестарались, либо наткнулись на большой отряд янки, сгрудившийся плотно друг к другу. Он подозревал, что знает правильный ответ.
   - Во, здесь те, что надо! - облегчённо выкрикнул кто-то.
   Коделл побежал туда, схватил пару магазинов и рассовал их по карманам. Звуки перестрелки быстро приближались, слышны были не только АК-47, но и знакомый низкий рёв "Спрингфилдов". Сквозь стрельбу был слышен топот марширующих солдат.
   Разведчики конфедератов отступили к баррикадам. Некоторые оборачивались, чтобы потратить последние патроны. Другие прятались за баррикадами, либо скрывались в спасительных зарослях.
   - Янки! - одновременно завопила дюжина глоток, среди которых был и Коделл.
   На Брок-Роуд появилась плотная синяя колонна, во главе которой шёл офицер, размахивая саблей. Этой саблей он указал на самодельные укрепления конфедератов. Северяне, чьи штыки блестели в лучах бледного солнца, удвоили темп. Наступая, они кричали, но не "криком повстанца", а более ритмичным: "Ура! Ура!".
   Коделл переключил режим стрельбы на автоматический. Винтовка выплюнула пучок пламени. В мгновение ока он истратил всё, что оставалось в первом магазине. Он вставил следующий и тоже быстро его израсходовал в прежнем автоматическом режиме. Он понимал, что более удобных и многочисленных целей ему больше не найти.
   Когда, спустя несколько секунд, опустел и второй магазин, он вставил третий и взглянул вниз, чтобы переключиться на стрельбу одиночными. Он поднял взгляд и осмотрел наступавшую колонну федералов. Первые ряды были полностью выкошены, кто-то корчился, кто-то очевидно был уже мёртв - он оказался не единственным, кто поливал янки очередями по тридцать патронов.
   Офицер-северянин, на удивление, всё ещё стоял на ногах, призывая своих бойцов продолжать наступать. Едва Коделл прицелился в него, он откинулся на спину и упал, держась за правый бок. Однако федералы продолжали наступать и без него, перешагивая через раненых и погибших. Сквозь непрекращающуюся стрельбу слышался тонкий высокий звук горна, призывающий их продолжать движение.
   Передние ряды солдат в синей форме начали стрелять по конфедератам, которые кромсали их на куски. В двух бойцах от Коделла, один солдат рухнул в грязь, в его затылке зияла дыра. Один или двое на бруствере закричали от боли. Однако янки приходилось либо останавливаться и перезаряжаться, либо продолжать идти вперёд, надеясь успеть дожить до того момента, когда можно пустить в дело штыки и приклады.
   В стрелковой цепи, вооружённой однозарядными "Спрингфилдами" оба эти варианта не несли ничего хорошего. Коделл не участвовал в битве у Фредериксберга, где солдаты под командованием Ли отбивали атаку за атакой янки на высотах Мари; 47-й северокаролинский тогда ещё не присоединился к армии Северной Вирджинии, а находился на юге штата, неся полицейскую службу в Петерсберге. Теперь же он понимал, что чувствовали тогда обороняющиеся, глядя на людей, которые были слишком храбры, и бежали, раз за разом, бросаясь на них в самоубийственные атаки.
   Федералы на Брок-Роуд тоже были храбрецами, каких Коделл прежде ещё никогда не встречал. Он продолжали пытаться захватить длинную баррикаду. Ни один из них не сумел сократить расстояние до неё до сотни ярдов; никто не сумел бы пройти это расстояние по открытой дороге, когда по нему бьют винтовки конфедератов. Раненые тянули руки и хватали за ноги проходящих мимо, стараясь оградить их от смертоносного огня АК-47. Однако наступавшие стряхивали их руки и продолжали идти вперёд, пока не получали ранение или не погибали.
   Наконец, их мужество иссякло. Федералы уже не спешили оказаться в мясорубке. Но даже тогда, они не сломались и не побежали. Они прятались в лесу и за телами погибших товарищей, и ожесточённо отстреливались.
   По другую сторону Брок-Роуд треск винтовок приближался к Оранж-Планк-Роуд. Коделл нервно прикусил губу. Янки укрылись в самых густых зарослях Глуши. Это позволяло им более эффективно использовать свой численный перевес против винтовок, чем это было возможно на дороге. Если им удастся обойти перекрёсток, то они сумеют соединиться с войсками, окружёнными на юге.
   В воздухе послышался свист и удар. Коделл рухнул наземь, все его размышления о стратегии разом смыл чистый и примитивный ужас. Глушь представляла собой настолько густые джунгли, что артиллерии там места практически не находилось. Огонь по позициям конфедератов на Брок-Роуд, к сожалению, оказался среди исключений.
   Первый снаряд упал с недолётом. Спустя мгновение над головой проревел ещё один, упав и взорвавшись в пятидесяти ярдах впереди баррикады. Желудок Коделла превратился в кусок льда. Высчитай среднее между двумя попаданиями и тогда... Он уже попадал под артобстрел при Геттисберге и прекрасно знал, что будет после этого "тогда". Федералы снова заревели своё "ура".
   Однако третий снаряд лёг слишком далеко. Если янки выставили на дорогу два орудия, расчёт первого явно перестарался с подсчётами. Впрочем, подобное везение долго не длится.
   Этого и не произошло. С левой стороны послышалась плотная стрельба из АК-47 и "крики повстанца". "Ура" северян быстро стихло. Янки начали выбегать из кустов на дорогу и через Брок-Роуд убегать с запада на восток. На какое-то время Коделл оказался слишком ошеломлён, чтобы стрелять по ним.
   Первый лейтенант, который, кажется, всё ещё оставался самым старшим офицером на перекрёстке, радостно выкрикнул:
   - Слава богу, вот и остальной корпус!
   Коделл тоже закричал. Если федералы построились в лесу, чтобы выдавить конфедератов с Оранж-Планк-Роуд, то повстанцы, заходившие с запада на перекрёсток и Брок-Роуд, были размещены идеально, чтобы зайти им во фланг и опрокинуть. Плюс ко всему, по случаю, достичь стоящих на Брок-Роуд орудий и разогнать расчёты. Коделл не знал, что же именно произошло. Он лишь знал, что снаряды больше не падали, и это его радовало.
   Разбиты оказались не все янки; в лесу продолжалась пальба, поскольку целые отряды отказывались отступать. На более открытом пространстве сопротивление было бы невозможно; в Глуши же среди деревьев и кустов можно легко найти себе удобную позицию, невзирая на то, что остальные уже сдались. Однако конфедератам удалось захватить протяжённый участок Брок-Роуд.
   Коделл принюхался. Помимо знакомой вони чёрного порохового дыма и менее заметного запаха бездымного пороха от АК-47, он почувствовал запах горящей древесины. Перестрелка среди зарослей подожгла Глушь. Он вздрогнул, подумав о раненых и беспомощных людях, глядящих на приближающиеся языки пламени...
   От неприятных размышлений его отвлекло позвякивание конской сбруи. Он обернулся через плечо. Там, где конфедератами в тяжелой битве за перекрёсток командовал скромный лейтенант, теперь стояли генералы Киркланд и Гет, оценивая обстановку. Вот так оно по жизни и происходит, подумал Коделл.
   - Как чисто выглядят наши ребята, - заметил Уильям Киркланд. Это замечание редко высказывалось в адрес армии Северной Вирджинии, особенно после нескольких часов боев.
   Генри Гет, отличавшийся большей сообразительностью, быстро догадался, что к чему:
   - Они не скусывали патроны весь день, эти латунные скусить и не получится, потому и не выглядят как труппа бродячих актеров с зачернёными лицами*.
   - Истинно так, Господи, - сказал Киркланд. - Об этом я и не подумал.
   Коделл тоже об этом не подумал. После тяжёлой битвы в лесу, он подозревал, что выглядит достаточно грязно для любой работы.
   Он воспользовался затишьем, чтобы вытащить из карманов несколько патронов и перезарядить магазины, которые он успел опустошить. По Оранж-Планк-Роуд зацокал ещё один конь - серый с темной гривой. Когда рядом стоял командир дивизии с командиром бригады, Коделл сидел и занимался своими делами, но при виде генерала Ли он подскочил на ноги. Как и большинство других солдат рядом с ним.
   - Вольно, джентльмены, прошу вас.
   Ли направился на север по Брок-Роуд к телам в синей форме, сваленным вдоль неё подобно брёвнам.
   - Эти люди заплатили высокую цену за каждый акр Глуши, что они удерживали, - заметил он, поворачиваясь на юг. - Генри, будьте добры, выведите на дорогу как можно больше войск, если возможно. Если я не ошибаюсь, вскоре здесь появится генерал Хэнкок.
   - Есть, генерал Ли, - сказал Гет. - Если он ударит по нам с юга, а Гетти одновременно придёт с севера, нам не поздоровится.
   - Возможно, так и будет, - сказал Ли. - Однако какими бы храбрыми ни были их бойцы, высокая слаженность действий никогда не относилась к достоинствам армии Потомака.
   Тоже неплохо, подумал Коделл. К Ли подъехал вестовой на коне. Одной рукой он держал поводья, другой АК-47, а в зубах зажимал сообщение. Ли прочёл его, кивнул и уехал вместе с ним.
   Перезарядив магазины, Коделл прикурил сигару. Едва он успел сделать пару затяжек, как генерал Гет произнёс:
   - Полагаю, парни, вы слышали, чего хочет генерал Ли. Чем раньше выдвинемся, тем дальше продвинемся на юг и тем больше успеем сделать до того, как Хэнкок ударит по нам.
   Конфедераты на перекрёстке могли бы подчиниться иному командиру медленно и неохотно; они сегодня и так вдоволь наелись боем. Однако Гет и Киркланд вместе с офицерами своего штаба проехали вдоль дороги перед пехотинцами так, словно и не задумывались о лежащей впереди опасности. С таким примером перед глазами, пехотинцы с готовностью последовали за ними. Возведённые ими брустверы занимали свежие войска, уже подходившие по Оранж-Планк-Роуд.
   Примерно через четверть мили к югу от перекрёстка, Брок-Роуд сузилась и свернула немного восточнее. Гет остановился.
   - Вроде неплохое местечко, парни, - сказал он. - Задержим их здесь.
   Солдаты набросились на деревья, что росли по обочинам дороги и принялись возводить укрепления, засыпая стволы землёй и камнями. Коделл слышал, что далее в лесу бойцы строили ещё более грубые укрепления, чтобы защититься от пуль янки.
   Едва Гет отправил на юг застрельщиков, как подъехали телеги с боеприпасами.
   - Только бы не сраные Минье, - разом практически одними и теми же словами проговорили несколько солдат.
   На этот раз привезли не Минье. Коделл снова набил карманы, сел за бруствер и принялся ждать.
   В треск винтовок застрельщиков вплеталось всё больше и больше одиночных выстрелов "Спрингфилдов" янки. Застрельщики прорывались сквозь заросли к основным позициям Гета.
   - Мы их потрепали, - выкрикнул один, выбегая из леса.
   Первыми появились застрельщики федералов, они продвигались по Брок-Роуд с целью вызнать, что там впереди. Завидев баррикады повстанцев, которые перегораживали дорогу, они остановились. Один боец в синей форме вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. Пуля взбила тучу пыли в нескольких метрах от баррикады. Янки скрылся в кустах, чтобы перезарядиться. Его товарищи развернулись и побежали на юг докладывать, что только что увидели.
   Примерно через минуту появилась голова колонны федералов. Желудок Коделла сжался. Ли заметил, что у янки сложности с координацией совместных атак, но каждая из них по отдельности была очень опасна.
   - Стрелять по готовности! - выкрикнул офицер-конфедерат.
   - А чего сегодня приготовили? - крикнул в ответ какой-то юморист. Эта идиотская шутка была в ходу и у федералов и у конфедератов. Она каким-то образом помогла Коделлу расслабиться.
   Первый ряд федералов вдруг опустился на колено. Второй ряд прицелился над их головами. Парочка янки вывалилась из строя или упала - конфедераты уже открыли по ним огонь. Затем мушкеты северян разом плюнули огнём и густым облаком жирного чёрного дыма.
   Коделл решил, что сидевший с ним за одним бруствером боец похлопал его по плечу. Он автоматически посмотрел вниз. Аккуратно, словно портняжными ножницами, пуля разрезала ему рукав мундира, не задев кожу. Коделл вздрогнул. Он ничего не мог с собой поделать. Пролети пуля пониже на пару пальцев и его драгоценная рука оказалась бы в куче отрезанных конечностей у санитарной палатки... если бы он вообще смог до этой палатки добраться.
   Парню, что сидел рядом с ним, и который, по мнению Коделла, похлопал его, хирург уже не понадобится. В него попала пуля Минье и снесла макушку. Он медленно заваливался на спину, а из раны вытекала кровь и мозги.
   Коделл отвернулся, стараясь не обращать внимания на вопли раненых вокруг. Геттисберг сделал его нечувствительным к ужасу. И если он не начнёт убивать янки, что несутся по Брок-Роуд к баррикаде, за которой он сидел, то и он сам, и его товарищи, здоровые и раненые, все погибнут.
   Янки перезаряжались на ходу, некоторым пришлось остановиться, чтобы воспользоваться шомполом. Коделл и все, кто сидел на баррикаде и ещё был способен держать оружие, снова и снова стреляли по ним. Люди в синей форме начали падать один за другим, и падали они всё чаще. Нескольким удалось выстрелить ещё раз, но лишь нескольким. После первого и единственного залпа, инициатива была полностью на стороне повстанцев.
   Каким-то чудом ни одна пуля не попала в капрала федералов. С мрачным и сосредоточенным лицом, он продолжал бежать к брустверу в одиночестве.
   - Не убивай его! - пронёсся по цепочке крик.
   Конфедераты по-прежнему высоко ценили храбрость, пусть и со стороны противника.
   Едва до капрала донёсся этот крик, как его удвоенный темп сбился. Коделл видел, как его покидало то возбуждённое состояние, в котором он шёл на верную смерть. Он и сам был знаком с этим состоянием, испытав его в полной мере, когда шел в атаку на пушки Союза в Пенсильвании. Отходняк был тяжелым, очень тяжелым. Когда человека отпускало, то он чувствовал себя более измотанным, чем после недели форсированного марша; вместе с этим чувством его также покидали и боевой дух, и физические силы.
   Федерал огляделся. Когда он увидел творившуюся на Брок-Роуд бойню, на то, что осталось от его полка, его плечи поникли. Кто-то из его товарищей пытался отползти, уйти, скрыться от смертоносного огня винтовок конфедератов. Остальные не пошевелятся до самого Судного Дня.
   Капрал медленно повернулся лицом к баррикаде.
   - Вы дерётесь нечестно! - выкрикнул он.
   Всё его возбуждение пропало, остался только страх. Он скрылся в сосновых зарослях на обочине дороги.
   И он исчез очень вовремя, поскольку через несколько минут на Брок-Роуд вновь появились федералы. Перекрёстный огонь наверняка порвал бы его на части. Люди в синей форме сбились с темпа, завидев, что стало с первой волной наступающих, затем, единым строем двинулись дальше. Юг вступил в войну, ставя под сомнение мужество янки. После трёх лет боев ни у кого в армии Северной Вирджинии не осталось никаких сомнений.
   Этот отряд армии Союза атаковал более разумно, чем его предшественники. Вместо того, чтобы встать плотным строем и превратиться в идеальную мишень, они двигались вперёд перекатами, пока одни останавливались, чтобы выстрелить, другие шли дальше, затем те, кто шли, падали на землю или ныряли в кусты и прикрывали огнём товарищей.
   Коделл выстрелил, промазал, снова выстрелил, снова промазал. Над головой прожужжала пуля Минье. Он невольно пригнулся. Только люди со стальными нервами могли стоять прямо, когда над ними свистели пули. Он снова выстрелил в янки, что находился в двухстах ярдах от него. Парень выронил "Спрингфилд" и схватился за плечо. Он поспешно убрался с линии огня. За бруствером пряталось немало конфедератов. Несмотря на то, что Коделл целился в того северянина, он не был уверен, что именно его выстрел ранил этого бойца.
   Неважно, насколько разумно, неважно, насколько смело они штурмовали баррикаду повстанцев, федералы так и не сумели выбить её защитников. Огонь винтовок конфедератов полностью вычищал дорогу от любой жизни. Люди падали, убитые или раненые, но их место занимали новые. Возницы и другие солдаты подтаскивали к брустверу патроны. Каждый раз, когда при вскрытии ящиков обнаруживались нужные боеприпасы, слышались ироничные возгласы. Пару раз, когда этого не случалось, носильщики были вынуждены под аккомпанемент ругани со стороны сражавшихся волочь ящики обратно.
   В самой Глуши, особенно к востоку от Брок-Роуд федералы сумели подобраться к противнику гораздо ближе. Их крики "ура" и грохот "Спрингфилдов" становились слышны всё ближе к позициям конфедератов на южной стороне Оранж-Планк-Роуд.
   На севере разразилась настоящая канонада из ружейных и орудийных выстрелов. Ли говорил, что федералам сложно координировать свои атаки. Сейчас у них это получилось. Если бы им удалось это сделать раньше, строй повстанцев оказался бы гораздо тоньше. Конфедератам удалось выиграть пару критически важных часов, чтобы подтянуть к передовой больше солдат и укрепить свои позиции вдоль Оранж-Планк-Роуд. Янки били по ним из всего, что было. У них было больше солдат. У конфедератов были лучшие винтовки. Коделл надеялся, что этого хватит.
   В перерыве между штурмами он перезаряжал магазины, жевал кукурузный хлеб и солёную свинину, пил из фляжки. Вода была тёплой и мутной. Но даже в таком виде, она пошла не хуже шампанского. Он и его товарищи сидели, курили, прислушивались к перестрелке вокруг и пытались угадать, как развивается битва на других участках.
   - Кажись, мы их сделали, - заявил один безбородый солдат.
   - Я и не заметил, как ты появился, эм, Мелвин, - сказал Коделл. - Надеюсь, ты прав, но денег на такой исход я бы не поставил. На этот раз они бросили в бой гораздо больше народу. Пока мы держимся, но...
   Молли Бин перебила его:
   - Господи Иисусе.
   Она выглянула из-за бруствера. Коделл сидел спиной к нему. Он обернулся. Федералы отбросили прочь все хитрости. По Брок-Роуд в ускоренном темпе шла плотная синяя колонна с примкнутыми к винтовкам штыками. Впереди шагали офицеры, призывая своих солдат ускорить шаг.
   - Всё или ничего, парни, - крикнул кто-то неподалёку от Коделла. - Синепузые либо затопчут нас, либо сами сдохнут.
   Коделлу гораздо больше был по душе второй вариант. Он прицелился в знаменосца в первом ряду. Как только наступавшие янки достигли первых тел, лежавших на дороге - некоторые из раненых, как и тогда, севернее, пытались задержать своих товарищей, но другие подбадривали их - он начал стрелять. Он не знал, его ли пуля нашла свою цель, но знаменосец вдруг споткнулся и упал. Полковое знамя не успело коснуться земли, потому что его подхватил другой боец. Он пронёс его дюжину шагов, прежде чем его тоже подстрелили. Знамя подхватил третий федерал. Ещё трое погибли, прежде чем Коделл сумел прочесть надпись на флаге: "ШЕСТНАДЦАТЫЙ МАССАЧУССЕТСКИЙ". Затем пал очередной знаменосец и флаг, наконец, рухнул в пыль. Больше его никто не поднимал.
   Никого не осталось, чтобы его поднять. Как и тот капрал, последний самый храбрый и везучий - если в такой ситуации можно говорить о везении - знаменосец пронёс его намного дальше всех остальных своих товарищей. Винтовки южан устроили здесь чудовищную бойню. Для существ из плоти и крови был свой предел. Коделл столкнулся с этим пределом на третий день битвы при Геттисберге. Теперь же он и окружавшие его солдаты, ознакомили с этим пределом федералов.
   Однако на место истреблённого Шестнадцатого Массачуссетского пришёл другой полк. Наступая, солдаты-федералы склонялись вперёд, словно шли против сильного дождя. Так и было, только дождь был свинцовым.
   - Это не война! - выкрикнула Молли Бин прямо в ухо Коделлу. - Это преступление.
   - Полагаю, ты права, - ответил тот. - Но если мы не будем стрелять по ним, они будут стрелять по нам.
   Она продолжила стрелять, поэтому он решил, что она с ним согласна.
   После того, как второй полк федералов подряд разбился, штурмуя баррикаду, конфедераты, сидевшие за ней, получили небольшую передышку. Они воспользовались ею, чтобы укрепить свои позиции.
   - Если янки настроены по серьёзному, то вскоре опять попрут, - сказал Коделл, водружая очередное бревно на место.
   Судя по тому, как остальные солдаты работали вместе с ним, они разделяли его мысли. Подвезли ещё патроны. Он снова набил ими карманы. Сержант подумал о том, сколько он уже истратил. Он сбился со счёта. Намного больше, чем, когда у него был старый "Энфилд", это точно. Как и все остальные вокруг него. Россыпи трупов янки, местами лежавшие в два или три слоя, служили тому явным свидетельством.
   Не прекращая работы, Коделл держал ухо востро, прислушиваясь, как протекает бой в других местах. Севернее, федералы и повстанцы всё ещё изо всех сил дубасили друг друга; судя по звуку, там никто никуда не продвинулся, что, по его собственному убеждению, было хорошо. Также янки пытались пробиться и с восточной стороны Брок-Роуд. Внезапный вскрик "ура" свидетельствовал о том, что они были всерьез настроены это сделать. Им ответили "крики повстанца" и свирепый рёв АК-47 в режиме стрельбы очередями. Крики "ура" стихли.
   - Отбросили, - предположил Коделл.
   - Всё равно будут переть, - сказал на это боец. - Дебилы тупые, не понимают, что их уже поимели.
   Вспоминая атаку Пикетта, Коделл подумал, что данную ошибку совершали обе стороны. В этот миг боец выронил железяку от ограды, которую тащил и схватился за винтовку.
   - Ох ты ж, божечки, опять попёрли.
   По Брок-Роуд парадным строем маршировала очередная штурмовая колонна федералов, они заполонили дорогу во всю ширину, каждый синий мундир находился на уставном расстоянии в 33 сантиметра от своего соседа. Завидев два разгромленных предыдущих полка, янки сбились с темпа; несколько бойцов в первом ряду даже сделали половинные шаги вместо полных. Но офицеры и сержанты криками и руганью быстро восстановили строй, и солдаты с воплями "ура" бросились на баррикаду.
   Конфедераты их остановили. Молли Бин была права, думал Коделл, не переставая стрелять - пальба из винтовки по настолько плотному строю - это преступление. Однако и себе в правоте он не отказывал, поскольку это было вынужденное преступление, которым он спасал собственную жизнь. Северяне падали, словно кегли. Однако на их место вставали и вставали всё новые, до тех пор, пока они уже не могли идти навстречу собственной гибели, разворачивались и убегали.
   Видя, как они бегут, Коделл и его товарищи поднялись и устало закричали. По их сторону баррикады на земле тоже лежало немало убитых и раненых, пускай янки так и не смогли добраться до укрепления. Бойцы оказывали раненым ту помощь, какую могли, и отправили в тыл тех, кто был способен передвигаться самостоятельно. Санитары, некоторые из которых, как и их противники со стороны федералов, носили зелёные пояса, притащили носилки, чтобы эвакуировать тех, кто получил слишком серьёзные ранения.
   В паре сотен метров южнее баррикады начался небольшой пожар. Вскоре он добрался до лежавшего федерала. Секунду спустя начали взрываться его патроны, "хлоп-хлоп-хлоп", будто жареные кукурузные зёрна. Раненые отчаянно корчились, пытаясь отползти от приближающегося огня.
   Несколько конфедератов перебрались через сваленные брёвна, ограждения и камни, чтобы спасти янки от пожара. Однако мгновением позже они перебрались обратно, завидев приближающийся с развёрнутыми знамёнами очередной полк федералов.
   Винтовка Коделла в его руках нагрелась. Он стрелял по людям в синих мундирах весь день, казалось, даже целую вечность. Сквозь листья и дым он взглянул на солнце. Оно понемногу клонилось к западу. Вскоре опустится ночь и бой прекратится, словно его и не было.
   После того, как баррикаду пытались взять штурмом три полка подряд, вся дорога перед ней была усеяна трупами. С их стороны раздавались редкие выстрелы - это стреляли легкораненые, спрятавшись за телами своих товарищей. Теперь, тела убитых и раненых неизбежно нарушали правильность рядов наступавших федералов. И всё же, они продолжали наступать. Коделл со своими однополчанами вновь принялись учить их, на что способны новые винтовки.
   Жуткие примеры этого лежали прямо перед глазами федералов. Наступали они не с тем воодушевлением, как их предшественники. Когда в голове колонны начали падать люди, те, что шли позади, задумались. Сквозь вопли раненых Коделл слышал крики офицеров, требовавших от своих бойцов продолжать наступать, несмотря на истребляющую стрельбу впереди.
   Затем, перекрывая крики и вопли, с южной стороны послышалась плотная стрельба. Федералы на Брок-Роуд начали встревожено оглядываться. Даже офицеры, в какой-то момент, перестали их подгонять.
   Коделл нахмурился. Пока он устало размышлял, где это завязался новый бой, Молли Бин пихнула его в плечо и закричала:
   - Лонгстрит!
   - Лонгстрит, - повторил он это имя без каких-либо эмоций. Затем в его голове вспыхнула молния.
   - Лонгстрит! - закричал он.
   Если боевой конь генерала Ли сумел рассечь корпус федералов с юга, а Э. П. Хилл продолжал мешать им идти на север, значит, федералы в ещё большей беде, чем могло показаться сначала.
   Они и сами это понимали. Они отступили назад, за пределы эффективной стрельбы. Однако тут же снова бросились вперёд. В этот раз офицерам не требовалось понукать своих бойцов. Они знали, что их корпус выживет, только если они прорвутся через баррикаду.
   - Бей по ногам! - приказал Коделл, видя, как на баррикаду стремительно неслась синяя волна.
   Как в предыдущие три раза, конфедераты сдержали натиск. Ни один янки не сумел подобраться к этой монолитной стене ближе, чем на пятьдесят метров и уцелеть. Капитаны и лейтенанты, что вели своих людей в эту атаку, пали смертью храбрых впереди своих солдат. Как и большинство военных по обе стороны войны, простые солдаты брали пример со своих офицеров. Без их примера большинство из тех, кто еще мог, отступили назад в, по крайней мере, временную безопасность.
   Пара солдат в синих мундирах встали на месте с поднятыми руками.
   - Э, повстанчики! Не стреляй! - выкрикнул один, чей северный выговор резанул Коделлу по ушам. - Мы ваши.
   Коделл огляделся.
   - Где этот лейтенант? - спросил он, заметив, что кроме него, никого старше званием не осталось.
   - Подстрелили, - лаконично ответила Молли Бин.
   - А.
   Стараясь не высовываться дальше, чем на голову, Коделл крикнул федералам:
   - Сюда иди, янки. И пошустрее, если опять начнём стрелять, все поляжете.
   Северяне устремились к баррикаде. Ещё несколько громких указаний со стороны Коделла увели их в сторону от дороги на край Глуши. Коделл прислушивался, как они карабкались через заграждения; на какое-то время они исчезли из вида, а затем вновь появились на Брок-Роуд. Конфедераты мгновенно освободили их от вещмешков и всех имевшихся денег.
   - Боты тоже, янки, - сказал босоногий рядовой. - У одного из вас точно должон быть мой размер, а коли нет, так я всё равно одну пару одену сам, а другую кому-нибудь отдам.
   Пленные не протестовали.
   - Берите, что хотите, повстанчики, - сказал один и принялся стягивать добротные походные ботинки. - Я так рад, что вы по мне больше не палите, что на остальное мне плевать. В нас столько пуль летело, что я решил, будто вас тут миллион, а то и два.
   Услышав это, конфедераты заухмылялись. Коделл отправил обоих федералов в тыл. Сам он остался на баррикаде, ожидая очередное наступление солдат Союза. Звуки стрельбы на юге приближались - значит, Лонгстрит отлично справляется. Стрельба на севере также стала громче, и даже, ниже, к ружейным выстрелам примешивались залпы артиллерии.
   Солнце садилось, кроваво-красный шар взирал на кровь внизу сквозь заросли деревьев и дым от выстрелов и пожара. Пятый штурм янки так и не случился. Сгустилась тьма, звуки боя на севере и на юге начали стихать. Восточнее Брок-Роуд также стало тише, хотя там бой и не прекратился насовсем, и время от времени возобновлялся короткими яростными вспышками.
   Коделл оглядел баррикаду. За исключением Молли Бин, он никого не узнал. В любой битве чёткое деление маршевой колонны разрушалось, а битва в такой местности как Глушь вносила ещё больший беспорядок.
   Он спросил:
   - Мелвин, ты не знаешь, где остальные парни из 47-го?
   Молли указала на восток.
   - Кое-кто засел вон тама в зарослях, полмили где-то. Я был с ними недолго. Потом услышал тут стрельбу и решил, что, может, моя помощь нужна.
   - Вроде, к ночи всё стихает, - сказал Коделл. - Поглядим, сможем ли добраться до своего полка.
   Она кивнула и пошла за ним, едва он направился в лесные заросли. В вечерних сумерках передвижение в гуще Глуши оказалось намного сложнее, чем днём. Какой-нибудь индеец, наверняка, обхохотался бы, услышав, сколько шуму создаёт Коделл, продираясь через колючие кусты и молодые побеги кедровника.
   - Кто идёт? - раздался впереди нервный голос.
   - Двое парней из 47-го северокаролинского, - спешно ответил Коделл, пока нервный обладатель сего нервного голоса не открыл стрельбу.
   Позади тихо хихикнула Молли Бин. Он не обратил на неё внимания; в данный момент он относился к ней как к своему парню, а не как к женщине.
   Он спросил:
   - А вы кто?
   - 15-й северокаролинский, бригада Кука, - ответил всё ещё невидимый собеседник. В его голосе уже слышалось чуть меньше тревоги. - А вы с бригады Киркланда, да?
   - Именно так, - радостно согласился Коделл. По крайней мере, он разговаривал с кем-то из своей дивизии.
   - Шагайте на восток. Там их найдёте.
   Коделл пошагал на восток. Человека, что указал ему направление, он так и не увидел. За короткий срок они с Молли ещё дважды натыкались на дозоры. Также им встречали небольшие группы солдат: бойцы шли на запад в поисках своих полков. Ещё до того как открыть рот, он уже знал, кто перед ним. Но всё равно отвечал. В Глуши нельзя быть ни в чём уверенным.
   Путь в половину мили занял у них почти половину часа. Затем, к собственному неудовольствию, Коделл понял, что прошёл мимо своего полка и пришлось возвращаться назад. Если бы Молли начала его за это корить, он бы её обматерил. Но та лишь сказала:
   - Должно быть где-то рядом, Нейт.
   Облегченно кивнув, чего она во тьме явно не заметила, он двинулся дальше.
   Он оказался на небольшой поляне. Вокруг походного костра сидели несколько солдат. Один из них поднял голову. Это оказался Дэмпси Эр.
   - Будь я проклят, - сказал он. - Мы уж решили, ты давно мух кормишь, Нейт.
   - Пару раз я и сам так думал.
   Коделл упал на землю, он устал, ноги гудели от боли.
   - А ты даже сохранил шляпу с пером, Дэмпси. Я-то свою потерял.
   - Я эту красотку никогда не потеряю, Нейт, - Дэмпси бросил взгляд на Молли. - Рад, что и эту красотку мы не потеряли.
   - Слышь, Дэмпси, заткнись, а? - сказала та. - Ты же не хочешь, чтобы офицеры услышали, что вылетает из твоей болтливой пасти?
   - Прости, э, Мелвин, - с раскаянием произнёс Дэмпси.
   - Вода есть поблизости? - Коделл потряс пустой фляжкой. - Пить хочу, сил нет.
   Эр ткнул большим пальцем на север.
   - Там есть небольшой ручей. Пару минут пешком.
   Надеясь, что пара минут не растянется по продолжительности как поиски полка, Коделл отправился на поиски ручья и ответить на зов природы, который в присутствии Молли Бин приходилось подавлять. Подобная скромность, разумеется, выглядела глупо, но ничего поделать он не мог; расстегнув брюки, он облегчённо выдохнул.
   Воду он нашёл, наступив в неё. Прежде чем наполнить фляжку, он снял ботинки и омыл уставшие ступни. Вдоволь напившись, он почувствовал себя лучше. Ему было известно, что его товарищи находятся в нескольких метрах от него, знал, что десятки тысяч федералов и конфедератов находятся на расстоянии в несколько миль, но несмотря на всё это знание, он вполне мог ощутить себя в Глуши в полном одиночестве.
   Собственные уши утверждали обратное. В непроглядной тьме между противоборствующими дозорами началась перестрелка. Вопли раненых оказались ещё хуже. В зарослях, среди которых обе армии оборудовали свои позиции, раненый с трудом мог добраться до тыла, к тому же, его товарищи с трудом могли к нему подойти, а порой и просто его увидеть. Вопли, визг, стоны превратили заросли в прибежище истязаемых призраков. Основная масса криков боли доносилась с юга, следовательно, это кричали янки. Однако и конфедераты также изливали свои страдания миру.
   Несмотря на то, что ночь выдалась тёплой, на обратном пути на поляну Коделл дрожал. Что же, не считая везения, спасло его нежную плоть от нежелательного свидания с пулей? На ум ничего не приходило. Он похлопал по себе, убеждаясь, что до сих пор цел и невредим. Как же замечательно, когда ладони сжимаются, а ноги уверенно шагают вперёд!
   Присев у костра, он поделился своим пайком и тем, что нашлось в вещмешках пленных янки, с парнями, которые свои пайки уже прикончили. Пара бойцов отправилась спать, прикрыв лица шляпами или подложив под голову кулак вместо подушки. Основная же масса осталась перекурить, обсудить прошедший бой и попытаться из отдельных деталей составить общую картину происходящего.
   Выходило так, что Ли удалось зажать большую часть армии федералов между корпусами Хилла и Лонгстрита. Молли Бин сказала:
   - Видать, с утреца пойдём дробить их дальше.
   - Это понятно, - согласился Отис Мэсси. Капрал похлопал по лежащему рядом с ним АК-47. - С этими винтовками, у нас, может, и получится. Будь у нас дульнозарядники, вышла б изрядная мясорубка.
   - Это ты верно заметил, Отис, - сказал Коделл после того, как отовсюду раздалось одобрительное бормотание. - Один янки сказал, мы дерёмся нечестно.
   Дэмпси Эр сплюнул в костёр.
   - Что-то они не подумали о чести, когда их кавалерия била по нам из магазинных винтовок, когда у нас были однозарядные. Теперь и они испытали на своей шкуре то же самое.
   Разговор о винтовках напомнил Коделлу, что свою он ещё не почистил. Учитывая предстоящий бой, ему хотелось, чтобы она была в максимальной готовности. Он разобрал АК-47, извлёк ветошь и ружейную смазку, что шли в комплекте с оружием. На небольшой чёрной маслёнке было написано "Break Free CLP". Сладкий, практически фруктовый запах смазки смешался с ароматами кофе, пищи и древесного дыма.
   Он находился в процессе сборки, когда из кустов на поляну кто-то вышел. Молли Бин и ещё пара рядовых потянулись за винтовками, на случай, вдруг это янки, который решил сдаться в плен. Однако это оказался не янки, а полковник Фарибо.
   - Опустите оружие, парни, будьте так любезны, - сказал он, завидев направленные на него стволы сразу нескольких винтовок. - Как бы я ни чтил память генерала Джексона Каменная Стена, разделять его судьбу я не желаю*.
   Стволы спешно опустились. Однако чтобы получить пулю от собственных подчиненных и повторить печальный пример Джексона, офицер должен был быть плохим человеком. Фарибо был хорошим.
   - Какие будут приказы, полковник? - спросил Коделл.
   - Завтра утром, в пять, снова отправимся за Уинфилдом Скоттом Хэнкоком, - ответил Фарибо. - Бог даст, покончим со всем II корпусом федералов. Генерал Гет сказал Ли, что мы отлично справляемся. Я лично слышал его слова.
   Бойцы вокруг костра заухмылялись и закивали друг другу, радуясь этим новостям, и, как это бывает у простых солдат, тому что они смогли заранее узнать, какие именно приказы для них планируют офицеры. Коделл спросил:
   - Как будем действовать у Оранж-Тёрнпайк?
   - Навалимся на них вдоль всей Германна-Форд-Роуд - они там еще не знают про наши винтовки, совсем, - ответил Фарибо, и пара солдат вскрикнула от радости. Однако полковник поднял руку.
   - Похоже, янки собрали на росчисти вокруг Уалйдернесс-Таверн всю артиллерию мира. Генерал Юэлл попытался взять высоту штурмом, но их орудия загнали его обратно в леса.
   Солдатские разговоры, порой, звучали на удивление бескровно. Коделлу не требовалось каких-либо кровавых подробностей, дабы представить град снарядов, ядер и картечи, что встретил наступающих конфедератов, или разорванные и переломанные тела, что остались после такой бомбардировки. Днём он уже слышал грохот крупнокалиберных орудий. Теперь ему стали понятны причины той канонады.
   - А что они намерены там делать, полковник? - спросил Отис Мэсси.
   - Этого я вам сказать не могу, Отис, поскольку не знаю, - сказал Фарибо. - Но я бы не переживал. Полагаю, генерал Ли что-нибудь придумает.
   - Считаю, вы правы, полковник, - сказал Отис.
   Коделл тоже так считал. Ли всегда что-нибудь придумывал. 47-й северокаролинский присоединился к армии Северной Вирджинии после Чанселорсвилля, однако он был в курсе, как Ли разделил собственные численно уступающие врагу войска, затем разделил ещё раз, обрушился на фланги Джо Хукера и с позором прогнал его обратно за Рапидан. Никакая артиллерия в мире не сумеет сдержать человека, у которого хватает духу проворачивать подобные планы. Коделл в этом нисколько не сомневался.
   - Не желаете остаться на ночь здесь, полковник? - спросил он. - Местечко не сказать, что гостеприимное, но иного у нас и нет.
   Смех Фарибо прозвучал, скорее устало, нежели весело.
   - Благодарю, первый сержант, но перед сном мне ещё есть, чем заняться. Если я намерен завтра вести полк, мне необходимо знать, где собрались мои люди и дать им знать, что мне от них нужно. Пока я нашел не более четверти от них. Полагаю, этим я и буду занят весь вечер.
   - Так точно, сэр, - сказал Коделл.
   Сам он считал, что Фарибо этой ночью вообще не удастся поспать, особенно, если он собирается установить точное расположение 47-го северокаролинского в зарослях Глуши. Он был уверен, что Фарибо и сам об этом знал. Именно в этом и заключалась служба полковника, если он хотел, чтобы всё было сделано правильно, а Фарибо этого хотел.
   - Пусть завтра, как и сегодня, нам сопутствует удача, и да храни вас всех Господь в предстоящей битве, - сказал Фарибо и уковылял в лес. Вскоре внезапные звуки перестрелок и бесконечные стоны раненых заглушили его шаги.
   - Он толковый полковник, - заметила Молли Бин.
   - Я тоже об этом подумал, - сказал Коделл, вставляя на место затворную раму винтовки. - Он сперва заботится о людях, а уже потом - о себе.
   Говорил он так, словно преподавал урок школьникам; ему хотелось, чтобы Отис Мэсси прислушался к его словам. Хоть под командованием капрала было меньше людей, чем у полковника, о них ему тоже следовало заботиться. Но, если Мэсси и обратил на это внимание, виду он не подал.
   Вздох Коделла превратился в зевок. Он развернул одеяло, укутался в него и заснул у костра.
   Утром его разбудила барабанная дробь, вернее, так ему казалось, пока он не осознал, где находится. Треск был не стуком палочек по барабану, но стрельбой, выстрелы звучали гораздо чаще, чем мог выстукивать даже самый быстрый барабанщик. Бой уже возобновился, хотя солнце ещё не взошло.
   Греть воду для сушеной еды времени не было. Коделл проглотил парочку сухарей янки. Он щёлкнул переключателем АК-47, снимая его с предохранителя, щёлкнул ещё раз, переводя на режим стрельбы одиночными. Рядовой, что стоял на часах на прогалине разбудил остальных бойцов, которые были слишком измотаны, чтобы их поднял шум идущего поблизости боя.
   - Тут нет ни одного офицера, - сказал Коделл.
   В этом не было ничего нового; после третьего дня битвы при Геттисберге тремя ротами из десяти 47-го полка командовали сержанты. Тем не менее, он продолжил:
   - Не забываем, что янки измотаны сильнее нас, потому как мы им вчера устроили хорошую трёпку. Давайте с ними покончим.
   Один за другим конфедераты перебрались через грубую баррикаду из брёвен, земли и камней, которую они защищали днём ранее. Они построились в линию, хоть и не плац-парадного вида, а такого, что получается в полумраке пересеченной, сильно заросшей местности.
   Неподалёку послышался винтовочный выстрел. "Спрингфилд". Коделл запрятался поглубже в подлесок, который ещё совсем недавно костерил последними словами. Он начал пробираться вперёд. Ветки и шипы цеплялись за одежду, словно детские ручонки.
   Снова громыхнул "Спрингфилд". Он вгляделся в кусты, выжидая. Что-то пошевелилось - что-то синее. Он выстрелил. Мгновение спустя над его головой прожужжала пуля, она прошла так близко, что он ощутил над ухом дуновение ветра. Прилетело не с той стороны, куда он стрелял - это парочка янки устроила засаду, в которую он и вляпался.
   Коделл пополз обратно к поваленному стволу, что заприметил ранее в нескольких метрах отсюда. Пока он полз, мимо него прожужжала ещё одна пуля, и едва он успел укрыться, над головой пролетела ещё одна. Он уткнулся лицом в пахнущую плесенью грязь. На шею упала веточка, срезанная пулей Минье. Она щекотала. Коделл не стал её стряхивать.
   Примерно через полминуты он осторожно переместился к дальнему концу ствола. Он по-прежнему не видел федералов, что в него стреляли, но висевший в прохладном воздухе среди деревьев дым подсказывал, где они могли находиться. Он несколько раз быстро выстрелил, каждый раз благословляя свою винтовку. Он не знал, попал ли в кого-нибудь или нет, но треск кустов говорил о том, что янки уходят.
   Или ему так показалось. Эти янки оказались хитрыми жуками. С предельной осторожностью он двинулся вперёд. Лишь добравшись до зарослей молодых дубов, он посмел поверить в то, что они действительно убрались прочь.
   Сержант двинулся дальше на юг. Пару раз в него стреляли федералы. Он стрелял в ответ. И опять же, он понятия не имел, попал ли в кого-нибудь или нет. Это было непросто понять даже на поля боя, где противник стоял прямо перед тобой. В Глуши же, это просто невозможно.
   Он присоединился к Отису Мэсси и нескольким другим солдатам, с которыми провёл ночь. Стрельба впереди становилась всё интенсивнее. Через несколько минут он выяснил её причины: "синие" отстреливались из-за их собственной баррикады. По расположению, она находилась на дальней стороне росчисти. Даже с АК-47 в руках, во рту у сержанта мгновенно пересохло, едва он подумал об атаке на громыхающие винтовки.
   - Выстраиваемся в линию здесь, в лесу, мужики, - приказал офицер.
   Большинство конфедератов оставались внизу, стоя на колене или лёжа на животе. Офицер расхаживал туда-сюда, словно на воскресной прогулке. Вокруг него плясали срезанные пулями Минье ветки, однако он не обращал на них никакого внимания.
   Когда он прошёл мимо пня, за которым прятался Коделл, тот признал в нём капитана Джона Торпа из роты А. Торп был стройным невысоким парнем с невыразительными чертами лица. Он носил тонкие усики, которые делали его немного похожим на шулера с речного парохода. И всё же, как бы он ни выглядел, мужества ему было не занимать.
   - Проверьте, заряжены ли магазины, мужики, - произнёс он и какое-то время подождал, пока бойцы зарядятся. - По моей команде, орём как следует и рвём к их укреплению. Готовы?.. Давай!
   Вопя, словно бесы, повстанцы выскочили из укрытия и бросились на баррикаду. Половина - даже больше половины - крика Коделла, был неприкрытый страх. Он гадал, можно ли это было сказать и об окружавших его людях, или они, подобно Торпу, имели иммунитет к этой болезни. Едва он успел об этом подумать, как рядовой по правую от него руку крутанулся и рухнул в траву, из его бедра лилась кровь.
   Коделл раз за разом жал на спусковой крючок. Прицелиться как следует он не мог, поэтому большую часть пуль выпустил в воздух. С АК-47 в руках он мог одновременно и стрелять и двигаться. Никаких больше остановок под безжалостным огнём противника, никакого больше шомпола в потных пальцах, никаких больше ударов им о землю или по нему - камнем, если ещё удастся найти камень.
   Ещё больше конфедератов упало, но падали и янки, что сидели за бруствером. Прямо напротив Коделла голова человека в синем мундире исчезла в красном облаке. Сержант завыл, словно рысь и начал перебираться через стволы деревьев.
   Штык едва не приколол его руку к ветке дерева, за которую он держался. Федерал, что набросился на него с четырёхфутовой винтовкой и восемнадцатью дюймами стали в таком бою имел всё преимущество. Паренёк вскинул "Спрингфилд" для очередного удара. Коделл выстрелил в него с расстояния примерно с метр. Федерал согнулся, словно от удара в живот. Но в отличие от человека, которого ударили в живот, обратно он не разогнулся.
   Коделл встал на южной стороне баррикады, рядом с ним стоял ещё один конфедерат. Один из них повернулся на запад, другой на восток. Оба начали быстро стрелять по цепи янки - скорострельные винтовки были просто созданы для продольного огня. Федералы падали один за другим. На баррикаду взбиралось всё больше и больше бойцов в серой форме.
   Коделл внезапно осознал, что АК-47 больше не бьёт его в плечо. Он простерся навзничь, чтобы вставить новый магазин. Перезаряжать старый "Энфилд" лёжа было практически нереально, человек становился не только безоружным, но и превращался в идеальную мишень для противника. Не вставая, Коделл вновь начал стрелять.
   Несколько янки продолжали стрелять в повстанцев. Большая же их часть бросилась в леса, некоторые с винтовками, некоторые без, чтобы бежать быстрее. Немало человек побросали "Спрингфилды", но никуда не побежали. Они вскинули руки и закричали:
   - Не стреляй, Джонни! Сдаёмся!
   Капитан Торп отправил сдавшихся "синих" на север в плен.
   - Держите руки повыше и всё будет нормально, там вами займутся, - сказал он им, прежде чем переключиться на своих подчинённых. - Идём! Мы их одолели. Ещё один хороший натиск, и они посыпятся.
   Всё дальше и дальше на юг - к полудню форма Коделла уже превратилась в лохмотья, но ему было плевать. Торп был прав: как только удавалось взять полевые укрепления федералов, янки сразу теряли боевой дух. Едва неподалёку от них раздавались винтовочные выстрелы, они вместо ответной стрельбы начинали сдаваться. Некоторые всё-таки отстреливались; то там, то тут, упорные отряды "синих" не давали и не просили пощады никому и ни от кого.
   Рядом с Коделлом зловеще прошипела пуля. Он бросился в укрытие. Пули прошивали кусты, в которых он спрятался. Он спешно перекатился. Стрельба продолжалась. Либо там впереди пара отделений янки, либо...
   - Ли! - заорал он. - Ура генералу Ли!
   Стрельба прекратилась.
   - Это хто вы там? - раздался настороженный голос.
   - 47-й северокаролинский, корпус Хилла, - ответил сержант. - А вы кто?
   - 3-й арканзасский, корпус Лонгстрита, - ответил невидимый незнакомец. - А, чо у тебя за винтовка, Северная Каролина?
   Пока ни один янки не знал правильного ответа на этот вопрос.
   - АК-47, - сказал Коделл.
   Вместо ответа, стрелявший в него боец, издал безошибочный "крик повстанца". Коделл осторожно поднялся. Из зарослей впереди вышел человек в серой форме. Они раскинули руки в стороны и похлопали друг друга по спинам. Боец из Арканзаса сказал:
   - Бляха, как же я рад тебя видеть, Северная Каролина!
   - Я тоже, - сказал Коделл и добавил с изумлением, скорее, для себя: - Мы и, правда, их разгромили.
   Верилось в это всё ещё с трудом, но если он и его товарищи, идущие с севера, встретили солдат Лонгстрита, шедших с юга, значит, федералы оказались между ними и положение у них катастрофическое.
   Рядовой из 3-го арканзасского, будто прочёл его мысли.
   - Точно, бля, разгромили, - радостно произнёс он. - А теперь займёмся остатками.
  
   *VI*
  
   Генерал Ли расслабленно сидел на спине Странника и наблюдал, как его солдаты выходили из вод Рапидана близ Ракун-Форд. Оказавшись на северном берегу, бойцы сделали остановку, чтобы вновь натянуть штаны и выстроиться в колонны. Многие из них не носили нательное бельё. Этот момент волновал Ли не больше чем он волновал самих солдат. Проходя мимо него, они ухмылялись, радостно кричали, махали шляпами.
   Ли постоянно махал им в ответ, давая понять, что видит их и радуется вместе с ними. Он повернулся к Уолтеру Тейлору.
   - Скажите честно, майор: вы когда-нибудь, вообще, могли представить, что мы снова будем наступать?
   - Конечно же, мог, сэр, - энергично ответил адъютант.
   В его глазах появилось удивление, когда он попытался понять смысл заданного вопроса.
   - А, вы, нет?
   - Я всегда на это надеялся, - сказал Ли, но ничего пояснять не стал.
   Реку форсировал очередной полк, в голове колонны гордо развевалось его боевое знамя. Без очков Ли не мог нормально прочесть вблизи напечатанное на бумаге, но с легкостью разобрал название части на знамени в двенадцати метрах от него.
   - 47-й северокаролинский, вы отлично бились в Глуши, - выкрикнул он.
   В ответ солдаты издали дикий крик.
   - Они вами гордятся, сэр, - заметил Уолтер Тейлор.
   - Это я ими горжусь; любой офицер, что командует ими, может считать, что его карьера удалась, - сказал Ли. - Как можно не восхищаться их стойкостью, упорством и преданностью? Я преклоняюсь перед ними.
   - Так точно, сэр.
   Тейлор взглянул по ту сторону Рапидана, туда, где находились зимние квартиры корпуса генерала Юэлла.
   - На дороге осталось лишь несколько полков. Вскоре, вместе с корпусом Юэлла, реку перейдёт весь корпус генерала Хилла.
   - Жаль, здесь нет бойцов Лонгстрита, но покамест я вынужден держать их позади, чтобы они охраняли восточные броды, дабы генерал Грант, в ответ на мой манёвр, снова не попытался перейти Рапидан и двинуться на Ричмонд. Сам я считаю это маловероятным, но игнорировать подобную возможность было бы недальновидно.
   - Непривычно думать, что всего лишь один корпус, состоящий всего из двух дивизий, способен удержать всю армию Потомака, - заметил Тейлор.
   - Даже при наличии новых винтовок, я не уверен, что Лонгстриту это удастся, майор. Однако он, без сомнений, сумеет их задержать, дабы мы успели подойти и ударить им во фланг.
   На какое-то мгновение улыбка Ли стала кровожадной.
   - К тому же, позволю вам напомнить, что армия Потомака, как единое целое, более не существует, по крайней мере, не в том виде, в каком она была до битвы в Глуши. Корпус Хэнкока со всех точек зрения hors de combat*, все остальные федеральные войска также весьма потрепаны. Сомневаюсь, чтобы нечто меньшего размаха убедило бы генерала Гранта отступить.
   - У него выбор был невелик, если только он не собирался сидеть на месте и ждать, пока всю его армию не сожрут, - сказал Тейлор. - Ещё один день ближних боев, и у него не осталось бы никакой армии, чтобы отходить.
   - Манёвр проделан идеально, Грант грамотно использовал свое превосходство в артиллерии, чтобы сдержать нашу пехоту, пока его собственная отступала.
   Ли задумчиво почесал бороду.
   - Своими людьми он руководит намного лучше, чем все предыдущие командующие армией Потомака, за исключением, пожалуй, генерала Мида, и ведёт он себя намного агрессивнее Мида.
   Тейлор ухмыльнулся.
   - Один из захваченных пленных заявил, что он похож на человека, который решил протаранить головой каменную стену. Он ворвался в Глушь, но пробиться не смог.
   - Не смог, однако сейчас нам нужно пробиться сквозь него, особенно, когда он уже познакомился с нашими новыми винтовками. Любого человека можно застать врасплох, однако лишь глупец позволит застать себя врасплох дважды, и боюсь, генерал Грант отнюдь не глупец.
   - Что же будем делать, сэр? Попытаемся обойти его и подойти к Вашингтону с севера и запада, как в том году?
   - Я подумывал поступить именно так, - лишь сказал на это Ли.
   Эта мысль ещё не до конца сформировалась, и он всегда мог передумать. Однако если он двинется прямиком по оранж-александрийской железной дороге в сторону Вашингтона, Грант попытается преградить ему путь. Без новых винтовок, нападение на превосходящую армию, что стоит в глухой обороне, будет смерти подобно. Ли уже проделывал подобное против Хукера при Чанселорсвилле. Однако Глушь показала, что Грант - не Хукер. Гранта можно побить, но заставить его самоустраниться было невозможно.
   Ли принял решение. Он достал перо и планшет, быстро что-то записал и обратился к вестовому:
   - Будьте любезны немедленно доставить это генералу Стюарту.
   Молодой человек пришпорил коня и помчался рысью, вскоре перейдя в галоп. Ли почувствовал на себе взгляд Уолтера Тейлора.
   - Я приказал генералу Стюарту занять перекрёсток Раппаханнок у Раппаханнок Стейшен и удерживать его до подхода нашей пехоты.
   - Правда?
   Одна бровь Тейлора слегка приподнялась.
   - Вы пойдёте прямиком на Гранта?
   - Прямиком на Вашингтон, по крайней мере, пока, - поправил его Ли. - Полагаю, Грант попытается встать между мной и столицей, тогда-то я и ударю по нему со всей возможной силой, и посмотрю, что из этого выйдет.
   - Так точно, сэр.
   Судя по тону Тейлора, тот не испытывал никаких сомнений относительно того, что именно из этого выйдет. Хотел бы Ли тоже не испытывать сомнений. Адъютант спросил:
   - Как скоро, по-вашему, мы дойдём до Вашингтона?
   - До Вашингтона мы можем дойти за четыре или пять дней, - ответил Ли.
   Тейлор уставился на него. Генерал невозмутимо продолжил:
   - Разумеется, это произойдёт лишь в том случае, если Грант примет наши условия. Без его содействия, времени потребуется больше.
   Тейлор рассмеялся. Ли позволил себе слегка улыбнуться. С начала кампании он спал едва ли по четыре часа. Просыпался он в три утра и наблюдал за тем, как живут его люди. Чувствовал он себя хорошо. Пару раз его беспокоила боль в груди, но одна или две таблетки, что передали ему ривингтонцы, никогда не подводили. Он прежде никогда не сталкивался с безотказными лекарствами.
   При помощи ног и поводьев генерал стронул Странника с места. Следом скакали адъютанты. Он едва их замечал, его разум лихорадочно работал. Он уже раз побил Гранта и побил серьёзно. Однако одной лишь победы над армией Потомка недостаточно. Ли раз за разом бил федералов у Чанселорсвилля, у Фредериксберга, во второй битве при Манассасе, в ходе Семидневной битвы. Но они каждый раз восстанавливали силы, подобно мифической Гидре, становясь сильнее каждый раз, когда их кладут на лопатки. Они так же настойчиво добивались возвращения Юга в состав Союза, как Конфедерация старалась от него отмежеваться.
   - Я должен их раздавить, - вслух произнёс Ли.
   Но как? Новые винтовки застали Гранта в Глуши врасплох. К тому же Ли обладал полной информацией о передвижении Гранта, которую ему из 2014 года передали ривингтонцы. Они жаждали изменить мир прямо здесь и сейчас, и им это удалось, однако это означало, что отныне они не знают игру на шаг вперед.
   Что же касается Гранта, то он, как и ожидалось, отлично управлял своей армией, доставляя неприятности везде, где только мог. В оборонительном сражении, при наличии мощной артиллерии, поддерживающей пехоту, совладать с ним будет очень сложно.
   Ли гадал, как скоро какой-нибудь толковый оружейник-северянин сумеет создать собственный АК-47? Полковник Горгас не был уверен, что такое вообще возможно. Горгас очень талантливый человек, но на каждого такого в Конфедерации, у Севера находилось трое, пятеро или десятеро таких же, плюс фабрики, на которых собиралось всё, что задумывали эти одарённые люди. Если федералы внезапно сумеют создать собственные винтовки, ситуация вернётся к тому же положению, какое царило до появления людей из иного времени.
   - Я должен не просто их раздавить, это следует сделать быстро, - сказал Ли.
   Каждая минута задержки вредила ему и помогала Гранту. Он перевёл Странника на рысь. Точное время, когда он доберется до Раппаханнок Стейшен, не имеет значения, но любая задержка казалась ему невыносимой.
   В середине дня прискакал вестовой на взмыленной лошади и передал генералу листок бумаги.
   - От генерала Стюарта, сэр.
   - Благодарю.
   Ли развернул бумагу и прочёл: "Раппаханок Стейшен заняли. Дозоры федералов отступили к северо-востоку от Билтона. Преследовали, вскрыли приближение войск федералов с юго-востока, с кавалерией в авангарде. Мы намерены удерживать сей населённый пункт, если только Вы не прикажете обратного. Ваш преданный слуга, командующий кавалерией Дж.Е.Б. Стюарт".
   Билтон. Ещё одно глухое поселение окажется кровью вписанным в страницы истории. Ли записал:
   "Генералу Стюарту: всеми силами удерживать занимаемые позиции. Вам на помощь уже идёт пехота. Командующий Р.Э. Ли".
   Он передал послание вестовому, тот пришпорил измученного коня и, выжав из него галоп, умчался прочь.
   Ли обратился к Уолтеру Тейлору:
   - Майор, я бы хотел созвать всех командиров корпусов. Мы отбросили дозоры противника за Билтон. Генерал Стюарт меня проинформировал, однако, что к городу приближаются основные силы армии Потомака с целью оспорить наше право на его владение.
   - Я созову генералов, сэр, - ответил Тейлор и ускакал.
   Первым к Ли прибыл Дик Юэлл, с деревянным протезом ноги, торчащим из седла под необычным углом. Поскольку его корпус сражался в Глуши чуть севернее, чем корпус Хилла, его бойцы весь день провели на марше. Он склонил лысую голову и внимательно слушал пересказ доклада генерала Стюарта. Когда Ли закончил, он спросил:
   - А кавалерия сдержит целую армию федералов достаточно долго, чтобы мы смогли развернуть подкрепления?
   - Об этом и речь, - признал Ли. - Имея на руках новые винтовки, надеюсь, они справятся.
   - В таком случае, нам лучше поспешить.
   Юэлл взглянул на одного из своих адъютантов.
   - Прикажите войскам ускорить темп.
   Когда адъютант ускакал, подъехал Э.П. Хилл. Всегда измождённый и со впалыми глазами, он уже не выглядел человеком на последнем издыхании, как это было перед началом кампании. "Победа. Она его воодушевила". Он пересказал новости Хиллу, как это было с Юэллом.
   Слушая, Хилл шевелил челюстями. Наконец, он произнёс:
   - Меня не радует перспектива сражения, когда тылы мне подпирает река. При Шарпсберге нам это дорого обошлось.
   - Я помню, - сказал Ли.
   - К тому же, Грант не такой тугодум, как Макклелан, - Хилл развил тему. - Вам удалось обыграть его в Глуши, но в армии Потомака у него больше народу, чем мы когда-либо видели.
   - Я с радостью втяну его армию в бой, если это будет означать, что она попадёт прямиком под огонь наших винтовок, - сказал Ли. - Даже ресурсов северян не хватит на столь продолжительные и регулярные кровопускания ... кстати, пока не забыл: нам хватит патронов для ещё одной крупной битвы?
   - Утром в Оранж-Корт-Хаус из Ривингтона прибыло два состава с патронами, - доложил Уолтер Тейлор.
   - Тогда, всё в порядке, - успокоившись, сказал Ли.
   Благодаря ривингтонцам, его солдаты одержали в Глуши безоговорочную победу. Благодаря им же, армия Северной Вирджинии будет иметь насущные припасы, чтобы вступить в ещё одну битву. Но без продолжающегося потока боеприпасов от людей из Ривингтона, его армия вскоре, если уже не, вообще не сможет сражаться. Ли ещё раз напомнил себе написать полковнику Рейнсу в Огасту с целью выяснить, насколько он преуспел в производстве патронов, подходящих для АК-47.
   - Как вы планируете нас развернуть? - поинтересовался Юэлл.
   Ли раздумывал над этим с тех самых пор, как получил сообщение от кавалеристов. Он видел поля сражений, как шахматист видит доску, за исключением того, что не бывает двух сражений на одном и том же поле, и оба игрока ходят одновременно.
   - Разверните своих людей в самом удобном месте южнее Билтона, лицом к Раппаханноку, генерал. Дивизию генерала Джонсона держите в резерве, - ответил Ли. - Генерал Хилл, вы сформируете левый фланг. Развернитесь за позициями генерала Юэлла, затем выдвигайтесь. Будьте готовы прийти на подмогу или обороняться, в зависимости от ситуации.
   Командиры корпусов кивнули. Уолтер Тейлор извлёк из седельной сумки карту и развернул её. Ли указал пальцем на позиции, которые он изложил ранее. Генералы взглянули, снова кивнули и ускакали. Хилл сидел в седле сосредоточенно, а Юэлла можно было сразу узнать по необычно торчащему деревянному костылю.
   - Сообщите также генералу Лонгстриту, майор, - сказал Ли, когда Тейлор убрал карту. - Передайте ему, чтобы он был готов выступить в любой момент, либо ударить Гранту в тыл, либо поддержать нашу армию. Приказ передайте телеграфом; он должен дойти до него как можно скорее.
   - Есть, сэр.
   Тейлор записал слова Ли, вызвал вестового и отослал его к походной телеге телеграфистов.
   - Также отошлю копию с вестовым.
   - Очень хорошо, - сказал Ли.
   Как и железные дороги, проводная связь Конфедерации оставляла желать лучшего. Он завидовал федералам в том, что их система более продвинута. Он мог бы возглавить эту армию и рассылать сообщения, куда пожелает. Отказавшись от этого предложения, приходилось довольствоваться тем, что предлагала ему избранная сторона.
  
   Дэмпси Эр испустил громкий, совершенно немелодичный звук:
   - Будь я мулом, после такого марша меня бы незамедлительно пристрелили, ибо толку с меня не было бы ваще никакого.
   - Дэмпси, ты тупоголовый кретин, и шагаешь ты только для того, чтобы янки было проще тебя подстрелить, - ответил Эллисон Хай.
   Нескольким бойцам, что слышали эту перепалку, хватило дыхания, чтобы хихикнуть. Большинство же просто тащилось вперёд, слишком занятые переставлением ног, чтобы задумываться о чём-то ещё.
   "Mulus Marianus*" - промелькнула в ещё пока не измотанной усталостью части сознания Коделла мысль. Он пожалел, что рядом не было капитана Льюиса. Из всех Непобедимых Касталии, не считая самого сержанта, только он знал латынь и по достоинству оценил бы аллюзию. Но раненая нога капитана не позволяла тому выдерживать темп марша, и он двигался в арьергарде роты.
   Коделл кашлянул. Сегодня 47-й северокаролинский не шёл во главе колонны. Бойцы маршировали в густом серо-буром облаке пыли, которое окрашивало их кожу и форму в единый цвет. Каждый раз, когда Коделл моргал, под веками кололо от попавшего под них песка. Когда он сплюнул, слюна оказалась бурой, словно он жевал табак.
   Он уже перешел вброд Рапидан и Раппаханнок, но воспоминания о прохладной воде ими и остались - воспоминаниями. Реальностью же для него была духота, пот, пыль, ноющие ноги и отдалённый орудийный грохот на востоке. Федералы не собирались уходить из Вирджинии без боя, не собирались они и оставлять в покое армию Северной Вирджинии.
   Затем стрельба послышалась с правой стороны, не плотные раскатистые залпы, смешанные с артиллерийской канонадой, как то было там, где бойцы генерала Юэлла уже схлестнулись с федералами, но перестрелка застрельщиков.
   - Похоже, Грант заходит нам во фланг, - предположил Эллисон Хай. - Ему хватает народу, чтобы разделиться и попытаться.
   - Если он не разменял в Глуши троих своих за одного нашего, я сожру свои ботинки, - сказал Коделл.
   - А если и разменял, народу у него всё равно больше, чем у нас, - сказал Хай, что оказалось настолько очевидно, что Коделлу в качестве ответа осталось лишь цокнуть языком.
   Полковые музыканты заиграли на барабанах бодрую дробь.
   - Через правое плечо, в ротную линию, стройсь! - эхом донеслась команда капитана Льюиса, кричавшего максимально возможно громко, дабы его услышала вся рота. Коделл с нескрываемым облегчением сошёл с пыльной дороги в поле. Воздух там будет посвежее, пускай и ненадолго.
   Вся бригада генерала Киркланда выстроилась в боевой порядок, 44-й, 47-й и 26-й северокаролинские впереди, 11-й и 52-й позади. Взметнулись полковые и ротные знамёна, когда знаменосцы выступили перед своими подразделениями. Коделл посмотрел влево на знамя роты Е 44-го полка; оно было его любимым во всей бригаде. Увидев его, он ухмыльнулся, несмотря на то, что находилось оно слишком далеко, чтобы разглядеть хоть что-то ещё, помимо крошечного зелёного квадрата. Он и так знал символику - окунь с разинутой пастью и выписанное внизу прозвище роты: "ЧЕРЕПАШЬИ ЛАПЫ".
   - Застрельщики вперёд! - выкрикнул полковник Фарибо.
   Из строя каждой роты вперёд вышли несколько человек.
   - Шевелись, Нейт, - сказал Руфус Дэниэл, когда Коделл не вышел вместе с остальными застрельщиками. - Лейтенанта Уинборна подстрелили, так, что теперь это твои пацаны.
   Коделл был рад, что его лицо покрывал толстый слой пыли; никто не заметил, что оно покраснело. Он напрочь забыл, что после ранения третьего лейтенанта, застрельщиками командовал он. Когда он подошёл к ним, пара человек рассмеялась.
   - Проверьте, чтобы пушки были заряжены и готовы, - прорычал он.
   Застрельщики остановились, чтобы всё проверить, отчего их внимание на какое-то время отвлеклось.
   Они поспешили вперёд, каждый находился в паре метров от соседа по обе стороны.
   - Пойдём прямо туда, откуда стреляют? - спросил кто-то.
   Коделл не ответил.
   За него это сделал третий лейтенант Уилл Данн из роты Е:
   - Нет, пойдём левее. Если там есть прореха, мы ее заткнем, пока остальная бригада не подтянется.
   Через пару минут несколько человек одновременно крикнули:
   - Застрельщики янки!
   Сожалея о потерянной шляпе, Коделл приложил ладонь ко лбу. И точно, тонкая линия бойцов в синем, издалека похожих на крошечных насекомых, приближалась к разрозненному строю бойцов в сером, среди которых стоял и он сам. За их спинам плотное облако пыли скрывало ещё больше солдат Союза.
   Янки всё ещё находились слишком далеко для прицельного огня. Они заметили повстанцев практически в то же самое время, как те заметили их. Коделл смотрел, как они выстраиваются в линию. Их слаженностью можно было восхищаться; складывалось впечатление, что они находятся не на поле боя, а выстраиваются на плацу для встречи генерала. На фоне запылённых лиц и формы, ярко блестели отполированные стволы винтовок и примкнутые штыки.
   На шее лейтенанта Данна на кожаном ремне висел бинокль. Он поднял его, чтобы получше разглядеть противника впереди. Когда он возмущённо выругался, Коделл и остальные конфедераты, что стояли рядом, уставились на него. Бинокль уже опустился обратно на грудь. Указывая вперёд, он выкрикнул:
   - Знаете, парни, кто перед нами? Там впереди отряд ниггеров!
   Услышав об этом, пара повстанцев тоже закричала. С расстояния почти в километр, Коделл не видел в них никакой опасности. Какого бы цвета ни была их кожа, застрельщики федералов оказались достаточно дисциплинированы, чтобы не открывать огонь. Коделл стиснул зубы. Беглым рабам и свободным неграм не было никакого резона любить Юг, равно как и сержанту и его товарищам не было никакого резона любить их.
   Штыки на АК-47 постоянно крепились на шарнире под стволом*. Во время битвы в Глуши, свой штык Коделл так и не развернул. Как и ни один конфедерат, кого он помнил. Теперь же несколько человек остановились, чтобы выставить штыки вперёд. Когда впереди чёрные, одних пуль будет недостаточно. Появление чёрных солдат означало, в буквальном смысле, войну до последнего.
   По личному убеждению Коделла, любой, кто держал мушкет и носил синюю форму, был его смертельным врагом, будь он хоть белым, хоть чёрным, хоть зелёным. По-прежнему, как на параде, половина застрельщиков янки - теперь они находились уже достаточно близко, чтобы Коделл невооружённым глазом разглядел негров - прижали приклады "Спрингфилдов" к плечу и выстрелили в направлении сержанта и его товарищей.
   Расстояние всё ещё было велико; если бы Коделл командовал строем застрельщиков федералов, он бы не позволил им стрелять так рано. И всё же, пара человек в их строю упала, стеная и ругаясь одновременно. Те негры, что уже выстрелили, начали перезаряжаться; те, кто нет, вскинули винтовки.
   - Понеслась! - выкрикнул Коделл.
   Остальные командиры застрельщиков закричали примерно то же самое.
   Продолжая наступать на застрельщиков-негров, Коделл вскинул винтовку и начал стрелять. Когда оружие конфедератов заполнило пространство вокруг пулями, негры начали падать один за другим. Те чёрные, что остались на ногах, продолжали спокойно перезаряжаться, словно были опытными ветеранами. Парочка белых с саблями - офицеры, предположил Коделл - выкрикивала команды. Вскоре эти офицеры погибли. Для любого застрельщика они являлись первоочередной мишенью, особенно, когда было видно, кем именно они командовали. Но даже после их гибели, чёрные солдаты продолжали упорно сражаться.
   - Господь всемогущий! - выкрикнул рядовой по имени Рэнсом Бейли, стоявший в полуметре от Коделла.
   Он указал на приближающийся строй за застрельщиками.
   - Там же одни ниггеры! По ходу, их там целая дивизия!
   - Потом будешь за них переживать, - ответил ему Коделл. - Пока проблем хватает и с этими.
   Отряды застрельщиков редко вступали в схватку друг с другом. Один, как правило, отступал, потому что у другого было превосходство в огневой мощи. Конфедераты очень сильно превосходили чёрных солдат Союза, но негры не отступали. Они раз за разом бросались под безжалостный огонь южан. Лишь, когда на ногах осталась лишь горстка бойцов, они неохотно отошли.
   К тому моменту, далеко идти им не пришлось; полки, в которых они служили уже сами подошли к ним. Строй чернокожих был широким и глубоким. Поскольку их полки были новыми и свежими, бойцов в них было гораздо больше, чем в тех, что уже побывали в жестоких схватках. Разворачивались они так же быстро и чётко, как застрельщики.
   Позади Коделла, позади всей бригады, громыхнула пушка. Среди чёрных солдат начали падать ядра и разрывные снаряды. Одно ядро смело целую шеренгу солдат. Негры не сломались. Первый ряд опустился на одно колено. Второй ряд вскинул винтовки над головами товарищей. Они дали такой же точный залп, как, когда федералы на Брок-Роуд при штурме баррикады.
   Но сегодня 47-й северокаролинский не сидел за баррикадами. Он спешил окружить федералов справа; Грант бросил чёрных, чтобы остановить продвижение Ли. Столкнувшись друг с другом, они будут драться.
   - В атаку! - орали офицеры.
   Их команду передавали горны. После залпа негров, впрочем, некоторым конфедератам идти в атаку уже не придётся.
   Янки также выкатили свою артиллерию. Неподалёку от Коделла разорвался снаряд, угодив в передние ряды повстанцев. Взрыв и осколки проделали в них прореху. Те, кто оказался не задет взрывом, сомкнули ряды и двинулись дальше.
   Пока первые два ряда чернокожих солдат перезаряжались, вперёд выступили третий и четвёртый. Их залпы оказались не настолько точными, как предыдущие; огонь винтовок конфедератов проделал дыры в их рядах. Один за другим падали офицеры. Что у северян, что у южан, офицеры старались одеваться, как их подчинённые, за исключением знаков различия, дабы отвлечь от себя внимание противника. Однако те, кто командовал чернокожими, выделялись не только цветом кожи, но и причудливой формой.
   - Гаси сначала негролюбов, а потом самих ниггеров! - выкрикнул рядовой неподалёку от Коделла.
   Немало его товарищей приняли совет к сведению.
   После второго залпа, негры радостно закричали - этот вопль был больше похож на "крик повстанца", чем на традиционное "ура" белых северян - и в удвоенном темпе пошли на бригаду Киркланда. Под прикрытием основных сил, Коделл и остальные застрельщики вернулись в строй.
   Среди разрывов снарядов и ружейной пальбы, грохот битвы оглушал. Попадание снаряда швырнула шедшего рядом с Коделлом бойца прямо на него. Он упал. Каким-то образом ему удалось удержать в руках винтовку. К нему тут же бросились двое, помогая подняться на ноги. Сержант осмотрел себя, с трудом веря в то, что остался невредим. Пробормотав благодарственную молитву, он вновь начал стрелять.
   Чернокожие солдаты находились пугающе близко. Они несли чудовищные потери, но продолжали идти вперёд. Коделл хоть и делал всё возможное, чтобы убить их, но всё же отдавал должное их мужеству. Ему подумалось, что и Джордж Баллентайн тоже сражался бы отважно, будь у него такая возможность, и если бы Бенни Ланг не вынудил его сбежать.
   Поскольку полки чернокожих были полного состава, в начале сражения они существенно превосходили числом повстанцев. Это означало, что, когда их побитые ряды и то, что осталось от конфедератов схлестнутся в рукопашной, их всё равно будет больше. Они бросились на южан, размахивая штыками и прикладами.
   Конфедераты качнулись. АК-47 не были созданы для штыкового боя. Зато они могли продолжать стрелять. Чернокожие падали, хвтаясь за грудь, животы или ноги. Крики и ругань практически перекрыли орудийный грохот.
   Совсем рядом с Коделлом один чернокожий солдат вонзил штык южанину прямо в живот. Конфедерат согнулся пополам. Изо рта у него закапала кровь. Когда негр выдергивал из него штык, он скрючился на земле. Коделл выстрелил в чернокожего. Оружие безобидно щёлкнуло. Он выпустил последнюю пулю из магазина и даже не заметил этого. Чёрное лицо, ещё сильнее почерневшее от пороха из патрона для пуль Минье, пересекла белозубая ухмылка, негр бросился к Коделлу, готовясь заколоть и его.
   Не успел он кольнуть штыком, как сзади на него набросился повстанец. Двое мужчин рухнули на землю, сплетясь друг с другом. Конфедерат вырвал "Спрингфилд" из рук чернокожего. Он поднялся на колени и со всей силы вонзил кусок заточенной стали, что венчал мушкет на всю глубину. Негр завопил, как проклятый. Южанин колол его раз за разом, раз за разом, дюжину раз, даже, когда тот уже умер. Затем, ухмыляясь, словно дьявол, получивший очередную проклятую душу, он встал на ноги.
   - Спасибо, Билли, - выдохнул Коделл. - Это было смело.
   - Да херня, Коделл, не надо благодарить меня за убитых ниггеров, - ответил ему Билл Беддингфилд. - Я это делаю ради себя.
   Рукопашная схватка редко длится долго. Одна из сторон очень быстро понимает, что не способна больше нести эту ношу. Что и произошло с войсками чернокожих федеральной армии. Они отпрянули от противника и отступили на север. Конфедераты подгоняли их плотным огнём из винтовок. Этого хватило, чтобы негры, наконец, побежали, но даже тогда они продолжали постреливать по южанам.
   Коделл вставил свежий магазин в АК-47 и принялся наугад стрелять по чернокожим солдатам. Подобное спасение его жизни, вероятно, вернёт Билли Беддингфилду капральские нашивки. Пока полк активно участвует в боевых действиях, он являлся самым лучшим солдатом, каких только мог пожелать любой офицер. Проблема в том, что он уже показал неспособность сдерживать свой нрав в лагере.
   Бригада Киркланда - вся дивизия Гета - продвигалась вперёд, вытаптывая молодую поросль пшеницы и кукурузы. Меткость чернокожих, что им противостояли, дорого обошлась и самим неграм. Офицеры по-прежнему управляли ими так, словно они были на параде, а не в бою, и всё имевшееся в запасе время использовали так, чтобы проводить манёвры с идеальной чёткостью. Тем временем, оборванные конфедераты наносили им тяжёлый урон.
   Когда повстанцы их настигали, несколько негров попытались сдаться. Коделл коротко дёрнул стволом АК-47 в сторону юга; двое перепуганных чёрных забубнили благодарности и поползли прочь. Через несколько секунд у него за спиной пролаяла винтовка. Коделл резко развернулся. Чернокожие корчились на земле. Их кровь заляпала кукурузные стебли и стекала на землю. Над ними стоял Билл Беддингфилд, на его лице вновь появилась дьявольская ухмылка.
   - Они же сдались, - зло произнёс Коделл.
   - Ниггер с винтовкой в руках не может сдаться, - ответил ему Беддингфилд.
   Не успел Коделл ответить, как ему по плечу похлопал капитан Льюис.
   - Подъехал фургон с боеприпасами, - сказал он, указав в сторону. - Соберите своих застрельщиков, сколько сможете и выдайте каждому по два-три магазина. А потом займите позиции вон в тех сливовых зарослях.
   Он снова указал.
   - Оттуда сможете добить до батареи янки, что нас донимает.
   Пока он говорил, над их головами просвистел очередной снаряд, упал поодаль и разорвался.
   Коделл взглянул из-за зарослей слив на батарею в отдалении. Артиллеристы федералов были заняты своим делом, работая, словно отлаженный механизм.
   - Далековато отсюда будет, - с сомнением произнёс он.
   - Знаю, что далековато, - ответил на это Льюис. - Будь у вас старые дульнозарядники, я бы вас туда и не послал бы. Но новые винтовки способны дострелить до них и с высокой вероятностью, попасть.
   - Так точно, сэр.
   Коделл собрал четверых застрельщиков из своего отряда. Они получили дополнительный боекомплект и спрятались в зарослях слив. По пути туда один боец получил ранение. Он уковылял обратно к основным силам повстанцев. Коделл и оставшиеся трое добрались до небольшой рощи.
   Там впереди продолжали работать артиллеристы. Один солдат затолкал в ствол "наполеоновской" пушки ядро и порох. Другой забил их на самое дно ствола. Третий проткнул картуз с порохом куском проволоки через запальное отверстие. Четвёртый вставил туда капсюль и вытяжной шнур. Он же дёрнул за этот шнур и выстрелил. Тот, что держал прибойник, пробанил ствол. В стороне, где стояли ящики с боеприпасами, подбежали двое, вытащили картуз с порохом и ядро и передали всё это третьему, тот бегом доставил их парню, который запихал порох и ядро в ствол орудия. Весь процесс повторился ещё раз.
   Коделл сотоварищи принялись обстреливать их и расчёты других пяти орудий, что формировали эту батарею.
   - Цельтесь, как следует, - сказал сержант застрельщикам.
   Они прятались за крепкими стволами деревьев, которые не столько защищали их, сколько давали укрытие.
   - Не нужно их перебить, надо только потрепать.
   Один канонир упал, за ним другой. Коделл продолжал спокойно стрелять. От пушки отпал ещё один солдат. Через несколько секунд упал заряжающий, что бежал к стволу с куском смоченной губки. Раненых и убитых заменяли другие. Вскоре и они начали падать.
   Хоть конфедераты и стреляли из укрытия, пламя из стволов вскоре выдало их позицию. Кто-то указал на сливовые заросли. Артиллеристы ухватились за лафет "Наполеона" и принялись разворачивать двенадцатифунтовое орудие в сторону зарослей. Даже с расстояния почти в километр, ствол орудия шириной в 11,5 сантиметров показался Коделлу гигантской смертоносной пещерой.
   - Вышибай расчёт! - выкрикнул он.
   Впрочем, нужды в этом не было, поскольку застрельщики уже начали бить по канонирам. То ли капрал, то ли сержант, что стоял позади "Наполеона" и руководил наводкой, схватился за лицо и опрокинулся навзничь. Упал, схватившись за ногу, заряжающий. Другой боец схватил палку с губкой и занял его место.
   Латунный ствол плюнул огнём и плотным облаком белого дыма. Со звуком, похожим на хлопок ладоней великана, ядро разломило дерево метрах в шести от Коделла. Артиллеристы повторили всю процедуру ещё раз. Не успели они выстрелить снова, как пали ещё двое. На этот раз они выбрали разрывной снаряд.
   - Рука! - завыл один застрельщик.
   Артиллеристы флегматично выполняли поставленную задачу. Когда ранило ещё одного, его заменил возница передка орудия.
   В роще разорвалось очередное ядро. В ствол дерева, за которым прятался Коделл, впились осколки. Он снарядил магазин патронами, надеясь, что следующий снаряд окажется бракованным. К сожалению, у канониров федералов взрыватели оказались надёжнее, чем у их противников-южан.
   Однако больше снарядов не прилетело. Поредевшие орудийные расчёты выстрелили ещё пару раз, затем бросились цеплять орудия к передкам. Некоторые достали пистолеты и принялись стрелять. Возницы понукали свои упряжки.
   Четыре орудия батареи сумели уйти. Когда на оставшиеся два с юго-востока набросились повстанцы, Коделл облегчённо выкрикнул. Одним из тех орудий оказался тот самый "Наполеон", что пытался выбить из рощи сержанта и его товарищей.
   - Полезное дело сделали, парни! - крикнул он своим застрельщикам. - Заняли их до тех пор, пока бежать не стало слишком поздно.
   Вдоль путей Оранж-Александрийской железной дороги на север и восток отступала пехота янки. Чернокожие солдаты не драпали подобно напуганной толпе, но и упорства, показанного тем же днём ранее, они не демонстрировали. Против винтовок конфедератов они оставляли только больше убитых.
   Коделл отправил наряд к ручью неподалёку. Он не ел до их возвращения - хотелось вскипятить воду для сушёных пайков. Большая часть Непобедимых Касталии никого ждать не стала. Основательно порывшись в вещмешках чернокожих, с которыми они сражались, им досталось немало сухарей и солонины из свинины. Ночной воздух вокруг костров вскоре наполнился терпким ароматом варящегося кофе. Несколько конфедератов разжились новыми синими брюками или новыми ботинками - всё это было собрано на поле боя.
   - Ниггеров в поход разве что хлебопечками не нагрузили, - сказал Руфус Дэниэл.
   Сам он тоже разжился новыми брюками.
   - Ниггеры, - сказал Отис Мэсси и сплюнул. - Вооруженные ниггеры. Вот чего желают нам янки - вооруженных ниггеров по всему югу.
   Услышавшие эти слова солдаты разразились ворчанием согласия. Дэмпси Эр произнёс:
   - Слыхал, янки выдали им оружие. Но если дать человеку оружие, это ещё не значит, что он будет сражаться. С роду бы не подумал, что если дать ниггеру оружие, он будет биться, как и все остальные.
   - Они слишком тупые, чтоб понять, когда их поимели, - сказал рядовой по имени Уильям Уинстед.
   Многие закивали, но Коделл на это сказал:
   - Тебя не было с нами при Геттисберге, Билл. Они видели, что мы устроили их застрельщикам и не могли не понимать, что идут прямиком в мясорубку. Но, как и мы, они продолжали идти. Кто-нибудь скажет против того, что они сражались как солдаты?
   - Лишь то, что рабы из ниггеров лучше, - весело произнёс Уинстед.
   И вновь многие закивали его словам.
   Коделлу хотелось продолжить спор. Несмотря на вопрос, касаемо Джорджа Баллентайна, он во многом разделял мнение Уинстеда. Как и большинство южан; да и немалое число северян тоже. Но, будучи учителем, он призывал своих учеников - особенно тех, кто поумнее - примерять то, что люди говорят о реальности, с нею самой. В данный момент, то, что они видели и что говорили, не очень-то состыковывалось между собой. Негры сражались лучше, чем можно было бы ожидать.
   Одним из подмеченных им моментов было то, что большинство людей не всегда трезво оценивали то, что их окружает. Следовать собственным словам - какими бы они ни были - гораздо проще, чем пытаться понять, как всё устроено на самом деле.
   Поэтому, вместо того, чтобы ввязаться в спор с Уинстедом, Коделл выдвинул другой аргумент:
   - Я видел, как Билли Беддингфилд завалил двух сдавшихся ниггеров. Не думаю, что это правильно - уверен, нам бы тоже не хотелось, чтобы они нас убивали, если сдаваться будем мы.
   - Любой вооруженный ниггер, что на меня прёт - дохлый ниггер, - сказал Уинстед. - И я точно им не сдамся, зная, что они отнесутся ко мне точно так же.
   - Это верно, - вынужденно признал Коделл. - Но, если уж они научились сражаться, как солдаты, то научатся и вести себя, как солдаты
   - Лучше б так и было, - вставил Дэмпси Эр. - Иначе, эта война станет ещё кровавее.
   - Вот тут ты прав, Дэмпси, - сказал Коделл.
   На этот раз никто не возразил. Кто мог отрицать тот факт, что в основе это войны лежало разное отношение государств к чернокожим? Север был убеждён в том, что имеет право диктовать Югу, как обращаться с чёрными; Юг был убеждён, что и сам прекрасно знает, как. Коделл не желал, чтобы кто-то приходил к нему откуда-то издалека и указывал, что делать и чего не делать. С другой стороны, если негры действительно могли сражаться наравне с белыми, ответ Юга также не выглядел убедительным.
   Коделл подумал, что в Америке жилось бы гораздо проще, если бы чёрные никому не досаждали. И всё же, к сожалению, чёрные здесь жили. И Северу и Югу, так или иначе, придётся с этим разбираться.
  
   - Майор Маршалл, я бы хотел, чтобы вы составили приказ по всей армии Северной Вирджинии и выпустили его сразу же по составлении, - произнёс Ли.
   - Есть, сэр.
   Чарльз Маршалл извлёк планшет и карандаш.
   - Какова тема приказа?
   - Как вы уже, должно быть, в курсе, майор, противник начал выставлять против нас огромное число цветных солдат. Я намерен приказать своим солдатам, чтобы, в случае, если эти цветные солдаты сдаются в плен, обращение с ними не отличалось существенным образом от других военнопленных.
   - Есть, сэр.
   Взгляд Маршалла за стёклами очков оставался равнодушным. Он склонил голову и принялся писать.
   - Вы не согласны с этим, майор? - поинтересовался Ли.
   Молодой человек поднял взгляд от раскладного стола, за которым работал.
   - Раз уж вы спрашиваете, сэр, я никоим образом не могу согласиться с вооружением негров. Мне претит сама мысль об этом.
   Ли подумал, что сказал бы его адъютант о предложении генерала Клейберна рекрутировать негров в войне за независимость. Однако президент Дэвис приказал об этом молчать. Вместо этого генерал сказал:
   - Майор, издание этого приказа не в последнюю очередь вызвано моей обеспокоенностью судьбами тысяч наших военнопленных, что находятся в руках северян. Прошлым летом Линкольн издал указ казнить по одному солдату Конфедерации за каждого солдата Союза, убитого вопреки правилам ведения войны, и отдавать на принудительные работы по человеку за каждого пойманного негра, возвращенного к рабству. Обязательно подчеркните эту мысль в формулировках приказа, дабы каждому стала понятна его практическая необходимость, среди прочего.
   - Вы думаете на шаг дальше, чем я, - признал Маршалл. - С таким подходом, я вижу реальную необходимость того, что вы мне приказали.
   Он вновь склонился над столом, на этот раз, с большим воодушевлением. Через несколько минут он представил Ли черновик.
   Генерал пробежался по нему взглядом.
   - Очень хорошо, майор, но не могли бы вы после "доблести вашего оружия и терпеливого отношения к невзгодам" добавить что-нибудь вроде: "вашей патриотической преданности свободе и справедливости"? Закончить можете так же обращением к чувству долга, важнее которого у солдата не бывает добродетели.
   Маршалл внёс изменения и передал бумагу генералу.
   - Ну, вот, - сказал тот. - Огласите приказ незамедлительно. Хочу, чтобы к вечеру, крайний срок, к завтрашнему утру, его зачитали во всех полках.
   - Будет исполнено, сэр, - пообещал адъютант.
   - Хорошо. К другим делам.
   Ли развернул несколько газет.
   - Вот это всё пришло мне мимо позиций федералов от людей, которые сочувствуют нашему делу. Мало того, что вашингтонское правительство часто непредусмотрительно раскрывает свои военные планы через прессу, с её помощью мы можем оценить отношение северян к самой войне.
   - И? - жадно спросил Маршалл. - Какое же у них нынче отношение к войне, когда мы отбили очередной "бросок на Ричмонд"?
   - С радостью представлю вам уместные цитаты, майор.
   Ли поднёс газету близко к лицу; даже в очках он с трудом читал мелкий кривой шрифт.
   - Вот, из "Нью-Йорк Таймс": "Катастрофа! Армия Гранта разгромлена в Глуши. Вынуждена отступить за Раппаханнок, где была разбита повторно". Под заголовком статья продолжала: "К прискорбию, как многие другие наши начинания, эта битва, хоть и послужила наглядной иллюстрацией блистательной доблести наших войск, к достижению поставленных целей не привела. В результате двух сражений мы потеряли более 40000 человек - это полезная информация - и ничего не добились. Повстанцы не только удержали свои рубежи, но и продвинулись вперёд при содействии новых винтовок, против которых хвалёные "Спригфилды" стоят не больше, чем индейские луки и стрелы".
   - Жаль, это не совсем правда, - заметил Маршалл.
   - Это облегчило бы нам задачу, не так ли?
   Ли развернул другую газету.
   - А, вот, заявление Стэнтона, военного министра федералов, опубликованное в "Вашингтон Ивнинг Стар": "Благородный энтузиазм должен восстановить нашу доблестную армию, которая уже столько времени сражается за сохранение Союза. В недавнее время, мы действительно потерпели серьёзное поражение. Мы испытали большие лишения, и должны быть готовы испытать еще больше на пути к цели, за которую сражаемся. Дорогие соотечественники, давайте же следовать зову долга. Давайте продемонстрируем нашу силу духа, выносливость и отвагу, не позволив грубой силе вражеского оружия прекратить существование нашей Республики".
   Маршалл улыбнулся той самой улыбкой человека, который стал свидетелем замешательства своего противника.
   - Сэр, это стенания боли.
   - Именно так. Министр Стэнтон в этом силён, - сказал Ли и покачал головой. - И меня и Ричмонд полностью устраивает, что Соединённые Штаты будут существовать, как хотят, при том условии, что они позволят нам то же самое.
   - Стэнтон там продолжает?
   - О, достаточно пространно.
   Ли отложил газету.
   - Однако в сравнении с только что прочитанным, там нет ничего важного.
   В палатку Ли вошёл Чарльз Венейбл.
   - Депеши из Ричмонда, сэр, а также номер вчерашней "Дейли Диспэтч".
   Он бросил взгляд на стопку северных газет, лежавших на раскладном столике.
   - Полагаю, тон там более радостный, чем у них.
   - Думаю, вы правы, майор, - сказал Ли. - Впрочем, делу - время, потехе - час. Депеши, пожалуйста.
   Венейбл передал ему корреспонденцию. Прочитав первое письмо, Ли почувствовал, как с его плеч упал очень тяжёлый груз.
   - Генерал Джонстон сдержал генерала Шермана сначала у Роки-Фейс-Ридж, где федералы понесли тяжёлые потери, а затем у Ресаки и Снейк-Крик-Гэп, где он попытался использовать свой численный перевес и обойти нас с фланга. В данный момент войска Шермана остановились; пленные докладывают, что он не посмеет вновь заходить нам во фланг, опасаясь потерь, которые ему наносят наши винтовки.
   - И дело и потеха одновременно! - воскликнул Венейбл.
   - Истинно так, майор.
   Ли опасался, что пользу от новых винтовок, переданных ривингтонцами, сумеет извлечь только его армия. Никогда ранее он не был так рад доказательству своей неправоты. Правда, Джонстон, вместо того, чтобы наступать, как армия Северной Вирджинии, отдал немного земли противнику, но в Джорджии у того имелось большее пространство для манёвра, чем здесь. В любом случае, Джонстону лучше удавались контратаки, он был настоящим мастером оборонительного боя. Ли не пожелал бы оказаться на месте генерала федералов, штурмующего позиции, которые он удерживает, особенно, когда его люди вооружены АК-47.
   - А что в других депешах, сэр?
   - Сейчас выясним.
   Ли распечатал другой конверт. Он прочёл его содержимое, свернул и убрал обратно, затем поднял голову и взглянул на адъютантов. Те нервно ёрзали, силясь скрыть любопытство.
   - Девятого числа сего месяца на юго-востоке Вирджинии, южнее Клойд Маунтин, - заговорил Ли, - генерал Дженкинс и его двадцать четыре сотни бойцов столкнулись с войсками генерала Джорджа Крука численностью шесть-семь тысяч.
   - Так точно, сэр, - одновременно произнесли адъютанты. Они оба звучали встревоженными, соотношение сил три-к-одному играло против любой армии.
   Ли снял их беспокойство:
   - Наши войска сумели удержать позиции; федералы отошли к северу и западу от Дублин-Пирисбёрг-Тёрнпайк. Среди погибших - генерал Крук и полковник Ратерфорд Хейз, командир огайской бригады. С сожалением вынужден добавить, что генерал Дженкинс также был ранен, и ему пришлось ампутировать правую руку. Однако как докладывает генерал Мак-Косленд, который его заменил, эта победа обеспечила нам контроль над вирджинско-теннессийской железной дорогой, без которой сообщение между двумя штатами было бы невозможно.
   - Прекрасная новость, сэр! - сказал Чарльз Маршалл. - Видимо, ситуация, наконец, меняется.
   - Видимо, так, - согласился Ли.
   Эти слова повисли в воздухе, словно, только произнеся их вслух, он принял этот факт, как данность. Он так привык сражаться в неравных условиях, что даже новые винтовки от ривингтонцев не смогли эту привычку перебороть. Он зачитал из депеши:
   - "Генерал Мак-Косленд сообщает, что, по словам пленного, огонь из новых винтовок превратил поле битвы в сплошную стену пляшущего пламени".
   - В "Дейли Диспэтч" убеждены, что война уже практически выиграна.
   Чарльз Венейбл принялся читать принесенную им газету:
   - "Имеющаяся у нас информация позволяет надеяться, что вскоре священная земля Вирджинии будет вырвана из лап и избавлена от тлетворного влияния захватчиков-янки. Крупные сражения прошедшей недели в Глуши и около деревушки Билтон привели к поражению армии федерального правительства и нанесли им потери, каких ещё не видывала эта война. Генерал Ли наголову разбил войска Мида и Гранта. Нет никаких оснований ставить под вопрос величайший успех наших вооружённых сил".
   - Если бы войны велись на полосах газет, обе стороны одержали бы победу в первый же день после её объявления, - заключил Ли. - С одной стороны, это было бы здорово, ведь, тогда удалось бы избежать кровопролития, которое всегда творится на войне. С другой стороны, газетная болтовня может быть опасной. Если ответственные за действительное ведение войны будут относиться к противнику с тем же презрением, что и газетчики, их ждёт неминуемое поражение, в котором винить им придётся только самих себя.
   - Но, мы, ведь и в самом деле, погнали федералов, - возразил Венейбл.
   - Кто, как не я рад видеть, как они отступают, майор, - сказал Ли. - Однако если мы лишь загоним их в укрепления между Потомаком и Вашингтоном, то, кроме времени, ничего не выиграем, а эти люди своим временем умеют распоряжаться гораздо лучше нас. Они восстановились после слишком многих поражений. Я хочу преподать им урок, который окажется достаточно поучительным даже для самых упёртых и упрямых командиров.
   - Что вы намерены делать, сэр? - поинтересовался Чарльз Маршалл.
   Переход линии Оранж-Александрия уже не выглядел в глазах Ли столь привлекательным как раньше. Он набросал на карте план, который только начал формироваться в его голове.
   - Это потребует от кавалерии генерала Стюарта лучшего прикрытия наших войск от противника, чем было во время прошлогодней кампании, однако я убеждён, он назубок выучил сей урок, к тому же, на его стороне будет мощь новых винтовок. Генерал Лонгстрит, в свою очередь, продолжит беспокоить армию противника. Как мне кажется, мало у кого это получается так же эффективно, как у него. Майор Маршалл, не будете ли столь любезны?..
   Маршалл извлёк планшет, на котором недавно составлял приказ генерала Ли. Командующий армией Северной Вирджинии принялся составлять специальные указания, которые вновь приведут его войска в движение.
  
   Конь Андриса Руди подошёл к генералу Ли, пока тот скакал вдоль серой колонны солдат. Ривингтонец вежливо держался в нескольких метрах в стороне от группы генералов и офицеров, окружавших Ли, и ждал, пока его заметят.
   - Доброе утро, господин Руди, - сказал Ли.
   Он наблюдал, как Руди управляется с гнедым мерином.
   - С того времени, как я имел удовольствие впервые с вами встретиться, ваш навык езды существенно вырос.
   - С тех пор я немало практиковался, сэр, - ответил Руди. - Прежде чем присоединиться к вашей армии, я редко ездил верхом.
   Офицеры, что окружали Ли, презрительно поморщились, кто-то скрытно, кто-то не очень. Мужчина, который привык ездить в коляске и не мужчина вовсе - какие ещё могут причины, чтобы избегать верховой езды? Ли казалось, что ему известен ответ на вопрос, который все остальные сочли бы риторическим: в отдалённом 2014 году люди, вероятно, изобрели иной вид транспорта, нежели верховая езда или коляски. Генерал гадал, насколько плотно опутаны города железными дорогами в том времени, из которого прибыл ривингтонец.
   Когда-нибудь он расспросит Руди о подобных вещах. Какие же бесценные знания хранятся в голове этого человека! Впрочем, сейчас на это нет времени и, скорее всего, не будет до самого конца войны. Пока война не окончена, времени не будет вообще ни на что, за исключением самых важных вопросов. Следовательно, пора переходить к важному:
   - Чем могу вам быть полезен, господин Руди?
   - Я бы хотел пообщаться с вами наедине, генерал Ли, - ответил ему Руди.
   - Подождите, пока я не закончу дела с этими джентльменами, сэр; затем я в вашем распоряжении, - сказал Ли.
   Офицеры штаба приняли его согласие, не моргнув глазом, но некоторые командиры приподняли бровь. Руди не носил никакой формы, за исключением пёстрой одежды, привычной для ривингтонцев - кто он, вообще, такой, чтобы удостаиваться личного внимания командующего? Ли не стал уделять этому вопросу отдельное внимание:
   - Итак, джентльмены, давайте разберёмся с нашей диспозицией по мере приближения к Миддлбергу...
   Командиры дивизий и бригад ускакали, чтобы убедиться, что их подразделения соответствуют линиям продвижения, которые установил Ли. Генерал взглянул на адъютантов. Те отошли на пятнадцать-двадцать метров. Ли кивнул Андрису Руди. Тот подвел своего мерина плечо к плечу со Странником.
   - И чем же могу быть вам полезен, сэр? - поинтересовался Ли.
   Ответ Руди его удивил:
   - Вам следует отменить свой приказ об обращении с пленными кафрами... с ниггерами... так же, как с белыми военнопленными. Более того, генерал Ли, вам следует сделать это незамедлительно.
   - Я не стану этого делать, к тому же, позвольте вам напомнить, у вас нет права говорить со мной в подобном командном тоне, сэр, - холодно произнёс Ли. - Подобные вещи идут вопреки элементарной человечности, и речь не только о нашем обращении с цветными солдатами федералов, а ещё и о том, что федералы пообещали обращаться с нашими пленными сообразно нашему отношению к их пленным.
   - Вы уравниваете ниггеров в чём-то одном, генерал Ли, и это первый шаг на пути к уравниванию их во всём остальном.
   Тон Руди стал чуть менее повелительным, но оставался всё таким же серьёзным.
   - Движение к Свободной Америке не за это борется, генерал. Если вы не намерены об этом помнить, значит, мы не намерены впредь снабжать вас боеприпасами.
   Ли повернул голову и уставился на ривингтонца. В улыбке Руди не было ни капельки добродушия. Ли медленно кивнул. Он уже думал, когда настанет этот момент, и был теперь в большей степени готов к нему здесь и сейчас. Он сказал:
   - Если бы подобный приказ отдал мне президент Дэвис, сэр, я бы немедленно подал рапорт об отставке. Что же касается вас, вынужден повторить то, что сказал минутой ранее - нет.
   Он перевёл Странника в рысь, чтобы оторваться от Руди.
   Руди же оставался рядом, он стал гораздо лучшим наездником, чем прежде. Он сказал:
   - Обдумайте своё решение как следует, генерал. Помните, что случится с Конфедерацией без наших винтовок.
   - Я помню ваш рассказ, - ответил Ли, пожав плечами. - Проверить его лично я не могу, не говоря уж о том, чтобы дожить до тех дней, и не забывайте, что ежели наше дело будет проиграно, то проигранным окажется и ваше. Вам, господин Руди, равно, как и мне, следует поступать так, как диктует совесть.
   Теперь настал черёд Руди уставиться на генерала.
   - Вы бы пожертвовали своей драгоценной Вирджинией ради кафров, что убивают ваших людей?
   - Как однажды заметил генерал Форрест: война - это сражение, а в сражении убивают. Однако существует пропасть между убийством в бою, когда противники стоят друг против друга, армия против армии, и убийством беспомощных пленных, когда битва уже закончилась. Это та самая пропасть, что разделяет человека и зверя, сэр, и раз вы неспособны эту пропасть преодолеть, мне остаётся лишь помолиться Господу за спасение вашей души.
   - Я искренне убеждён, генерал Ли, что Господь поставил белых людей править чёрными, - произнёс Руди, и Ли, который неплохо разбирался в людях, уловил искренность в его голосе. Ривингтонец продолжал:
   - Что же касается генерала Форреста, его люди не испытывали особых моральных терзаний, когда в прошлом месяце захватили Форт Пиллоу*. Они там встретили вооружённых кафров и ото всех них избавились.
   Рот Ли искривился от отвращения; доклад о резне в Форте Пиллоу дошёл до его сведения. Какое-то время он размышлял, каким образом об этом прознал Руди. Затем он покачал головой, злясь на самого себя. Руди мог узнать о Форте Пиллоу и через сто пятьдесят лет. Он сказал:
   - Генерал Форрест мне не подчиняется. Я никогда не отрицал его боевых навыков. Что же касается прочих его качеств, тут я судить не могу.
   Строго говоря, всё, что он слышал о Натаниэле Бедфорде Форресте, вызывало неприязнь. Большую часть своего состояния до войны он нажил на работорговле. Менее года назад в него стрелял разжалованный подчиненный, которого он в ответ зарезал насмерть перочинным ножом. Он никогда бы не стал своим среди вирджинской аристократии, в которой вырос Ли, однако лишь Джеб Стюарт заслуживал встать на одну ступень с Форрестом, если речь шла о командовании кавалерией Конфедерации.
   - Движение к Свободной Америке больше довольно действиями Форреста, нежели вашими, генерал Ли, - произнес Руди. - Повторю ещё раз: если вы не отмените приказ, мы прекратим поставки патронов.
   Ли подумал над тем, чтобы взять Ривингтон силами пары бригад. Это позволит Конфедерации захватить весь запас патронов. Но много ли их там? Как заметил военный министр Седдон, это местечко больше похоже на перевалочную базу, нежели на промышленный посёлок. К тому же, насколько знал Ли, ривингтонцы могли уйти в будущее и никогда больше не вернуться. Он был бы рад, чтобы случилось именно так, но, тогда, какой смысл в рейде?
   Он сказал:
   - Как я уже вам говорил, господин Руди, поступайте, как считаете должным, и я поступлю ровно так же. Пока же, желаю вам доброго утра.
   - Вы об этом пожалеете, генерал Ли, - сказал Руди.
   Он хоть и говорил тихо и спокойно, было заметно, как от злости его щёки налились краской. Он резко потянул за поводья, отчего лошадь рассерженно фыркнула. Не глядя по сторонам, он рысью ускакал прочь.
   Когда Руди уехал, к Ли присоединились офицеры его штаба. Чарльз Маршалл посмотрел вслед ривингтонцу.
   - Могу ли я считать, что он не добился от вас желаемого, сэр? - с чисто адвокатским любопытством поинтересовался он.
   - Можете считать, как вам угодно, майор, - сухо ответил Ли. - Вскоре об этом может узнать вся армия. Тем не менее, нужно продолжать.
   Когда генерал говорил, адъютанты смотрели на него с любопытством. Но больше он ничего не произнёс. Если Руди и в самом деле прекратит поставки патронов для АК-47, скоро это станет очевидно - ну, может, не совсем скоро, как было бы при иных обстоятельствах, если бы отступающие федералы не разрушили железную дорогу между Катлетт Стейшн и Манассас Джанкшн, отчего армии Северной Вирджинии пришлось рассчитывать на конные подводы, но всё же скоро.
   Адъютанты прекрасно знали, что давить на Ли бесполезно. В армии вообще никто не мог давить на Ли, за исключением, иногда, Джеймса Лонгстрита. Поэтому настырные требования Руди не столько удивляли, сколько раздражали. Ли резко дёрнул головой, словно ударил сам себя по уху. Без разницы, насколько привлекательно ривингтонцы обставят свою просьбу, в ней им будет отказано.
   Что будет, если поставки патронов прекратятся? Ли задумался над этим вопросом. Выводы, к которым он пришёл, его мало волновали. Перевооружение армии новыми винтовками заняло два месяца. Если он установит тот же срок на обратное перевооружение старыми мушкетами, армия Северной Вирджинии с этим справится. Но армия Потомака никогда не оставит его в покое достаточно долго для такой замены, особенно весной.
   Он до сих пор упрекал себя за то, что его люди не стали собирать драгоценные латунные гильзы. Если полковник Горгас и полковник Рейнс начнут снаряжать их обычным чёрным порохом и безоболочечными свинцовыми пулями, какое-то время они ещё смогут пользоваться АК-47. Он подумал над тем, чтобы отправить людей в Билтон собрать столько гильз, сколько получится - в зарослях Глуши искать их, наверняка, бесполезно.
   Пока он решил повременить. На протяжении всей войны он демонстрировал федералам силу воли; даже талантливый, агрессивный и уверенный в себе Грант плясал под его дудку - в немалой степени, благодаря винтовкам Андриса Руди. Теперь настала пора выяснить, сможет ли он переиграть самого Руди, номинального союзника в достижении поставленной цели.
   Армия маршировала мимо особняков Миддлберга в направлении на Лисберг и Уотерфорд. Кавалерия Стюарта перерезала Александрийскую, Лоуденскую и Хемпширскую железные дороги, и тем самым препятствовала людям Гранта добраться до Лисберга. Ли приказал кавалеристам удерживать пехоту федералов насколько можно долго. Он никогда бы не отдал такой приказ солдатам, вооружённым однозарядными ружьями. Однако один человек, вооруженный АК-47 стоил немалого числа бойцов со "Спрингфилдами"... нынче федералы понимали это не меньше Ли.
   На следующий день авангард армии Северной Вирджинии прошёл через Лисберг, маршируя под тенью вязов и дубов, что скрывали строения с белыми колоннами на площади возле суда. Ли вернулся назад, чтобы проверить поставки боеприпасов и выяснил, что от тупиковой ветки из Уоррентона прибыл очередной обоз.
   - Превосходно, - тихо произнёс он. - Превосходно.
   Вскоре он заметил Андриса Руди, скакавшего вдоль серой колонны конфедератов. Он не стал демонстрировать, что заметил ривингтонца и ласково потрепал голову Странника ладонью в перчатке. Он не повёлся на блеф Руди, и это сошло ему с рук. Руди нуждался в нём, равно как и он нуждался в Руди.
  
   По его лицу стекали капли дождя, дождя, который превратил дорогу в бульон из грязи. Нейт Коделл упорно продолжал идти. Когда погода благоприятствовала, он ждал дождя, чтобы тот прибил пыль. Получив желаемое, он вновь захотел, чтобы была пыль. Грязь оказалась хуже.
   Дорога, уже перемолотая бессчётным количеством ног, исчезала за пеленой воды. Берег у Уайтс-Форд был крутым; двумя годами ранее Джексон-Каменная стена разрыл его, чтобы могли пройти телеги и артиллерия. Держа винтовку и вещмешок над головой, Коделл шагнул в воды Потомака. Вода была по пояс. Он не возражал. Он и так уже весь вымок. Можно было только порадоваться, что из-за дождя уровень воды в районе переправы не поднялся.
   На северном - хотя, в данном случае, на восточном - берегу Потомака играл полковой оркестр. Ливень никак не улучшил мастерство исполнителей, однако Коделлу удалось распознать "Мериленд, мой Мериленд". Как и в два предыдущих раза, армия Северной Вирджинии вновь ступила на северные земли.
   Благодаря дождю, эта земля плотно облепила Коделла. Точно такой же грязный Дэмпси Эр заметил:
   - Если б это и, правда, был мой Мериленд, хрена с два я б стал так хвастаться.
   - Выглядит не очень, да? - согласился Коделл.
   Всё равно, из-за дождливой погоды смотреть было особо не на что; даже вытянутый низкий склон Саут Маунтин скрывался за плотной пеленой дождя. Однако сержант отчётливо помнил, что Мериленд был гораздо беднее богатых зажиточных ферм и домов находящихся на севере Пенсильвании.
   Хоть Мериленд и считался рабовладельческим штатом, его население у Уайтс-Форд не выходило встречать армию Северной Вирджинии. Никаких гражданских вообще видно не было. Коделл знал, где-то там вдалеке разведчики и дозорные федералов с нетерпением ждали появления солдат в серой форме. С этим ничего не поделаешь. Коделл знал, что по эту сторону Потомака их ждёт немало битв.
   - Давай, Непобедимые! - кричал первый лейтенант Вилли Блаунт. - Шевелись! Слава Богу, прошли мы уже немало!
   Коделл и остальные сержанты повторили его приказ. По самодельному мосту, что соорудили сапёры, они пересекли канал Чесапик-Огайо, который тянулся параллельно Потомаку. Неподалёку от канала у перекрёстка верхом на коне сидел кавалерист. По гриве и хвосту его коня, с краёв шляпы, с носа мужчины стекали капли дождя. Он размахивал шашкой, указывая направление на юг.
   Через пару миль дорога вновь разделилась. На этот раз на развилке их ждали несколько кавалеристов.
   - Чья дивизия? - спросил один.
   - Генерала Гета, - вместе с ещё несколькими бойцами ответил Коделл.
   Наездник прикрыл рукой в перчатке лист бумаги. Сверившись с записями, он указал на юго-восток, а не прямо на юг.
   - Вам всем идти до Роквилля - пятнадцать миль, мож, чуть больше. Поспешите. К закату вы должны дотуда уже добраться.
   Этот парень, очевидно, был офицером, поэтому смеяться ему в лицо на такие заявления было бы глупо, однако Коделлу хотелось именно этого. Впрочем, другие особо не сдерживались; со стороны оставшихся неузнанными рядовых послышалось фыркание и едва приглушённый смех. 47-й северокаролинский перешёл Потомак где-то сразу после полудня; с того времени прошёл примерно час. Преодолеть пятнадцать миль до заката, означало идти форсированным маршем, что было бы возможно, иди они по сухой дороге. По грязи выполнить этот приказ было невозможно.
   - Сделаем, что сможем, - сказал Коделл.
   Всадник в подтверждение махнул рукой. Повторять приказ он не стал, видимо и сам понимал, что выполнить его не получится.
   Коделл зашагал дальше. Хотя Мериленд не представлял собой землю молочных рек и кисельных берегов, он также не являлся местом непрекращающихся боёв. Реквизиции были неплохими. Приказы генерала Ли требовали платить за всё изъятое деньгами Конфедерации. Пока конфедератский доллар равнялся нескольким центам в золоте, Коделла не беспокоили траты в бумажных деньгах, ведь взамен он мог получить всё необходимое.
   Полк не добрался до Роквилля до наступления темноты. Вместо того, чтобы шагать ночью, полковник Фарибо увёл своих людей с дороги и приказал встать лагерем в пшеничном поле.
   - Вздремнуть бы сейчас, - облегчённо произнёс Коделл, пытаясь развести костёр сырыми дровами под потоками льющейся с неба воды. - Этим офицерам в цветастых штанишках и лайковых перчатках только и надо, чтоб мы шагали до упаду, но они ни черта не знают о том, как воевать, когда мы туда доберёмся.
   - Тут ты полностью прав, Нейт, - сказал Эллисон Хай. - Вот, держи зажжённую ветку. Горит вроде нормально, хоть и дымит сильно.
   - Спасибо, Эллисон.
   При помощи ветки костёр Коделла, наконец, занялся. Он также сразу же сильно задымил.
   - Будь сейчас день, полагаю, янки в Вашингтоне, глядя на клубы дыма, решили бы, что мы сожгли Роквилль.
   - Нахер Роквилль.
   В глазах высокого и стройного Хая отражалось багровое пламя, отчего он походил на вожака стаи волков, загоняющих жертву.
   - Если б я чего и спалил, так это Вашингтон. Такой пожар долго ещё помнить будут, а такой добычи нам никогда не забыть. На что поспорим, что масса Роберт сейчас строит именно такой план?
   - Ни на что, Эллисон. В Мериленде ничего иного он и не планирует.
   От одной мысли о припасах, что хранятся на складах снабжения федералов в Вашингтоне, Коделл тяжело задышал. Однако захват столицы северян означал не только это.
   - Если возьмём Вашингтон, войне конец.
   - Разве это не то, что нужно? - мечтательно произнёс Эллисон Хай.
   Он взглянул на юго-восток, словно прорезая взглядом пелену дождя и тьму на тридцать километров, и видел Белый Дом, в котором затаился Авраам Линкольн.
   Коделл же боялся, что Линкольн ни от кого не таился.
   - Поговаривают, там кругом фортов понатыкано.
   Штурм укреплений Кладбищенского хребта* вынудил его с подозрением относиться к идее брать рубежи, которые готовили годами и набили такими громадными орудиями, какие армия ни в жизнь не смогла бы таскать с собой.
   И всё же, Хай, чьё настроение обычно мало отличалось от нынешней погоды, наконец, просиял.
   - Ага, форты, но где старик Эйб найдёт людей на них? Все федералы, что способны сражаться, уже в армии Потомака, к тому же, мы их уже потрепали. Лонгстрит уже надавал Гранту по шеям по ту сторону Потомака, а мы точно справимся с теми молокососами, что янки против нас выставят.
   - Надеюсь, ты прав, Эллисон.
   Коделл любовно посмотрел на АК-47. Если бы у Ли не было новых винтовок, посмел бы он атаковать Гранта всего одним недоукомплектованным корпусом? Даже при их наличии, Коделл не мог представить, чтобы Лонгстрит смог разбить всю необъятную армию Потомака. Но если ему удастся вовлечь федералов в свою игру, стать для них достаточной угрозой, чтобы они битком набивали окопы солдатами в синей форме... если у него получится, Нейт Коделл мог надеяться после войны вернуться в родной округ Нэш. Если же Лонгстрит потерпит поражение, Коделлу ещё повезёт, если его имя будет накарябано карандашом на дощечке, что будет венчать братскую могилу, в которой он окажется.
   Он обернулся клеёнкой, прячась от грязи и дождя. Его тревоги не особо мешали заснуть, особенно после недавнего марша и сражений. Уснул он как убитый.
   Когда следующим утром он проснулся незадолго до рассвета, со стороны Роквилля раздавались выстрелы, сквозь ружейную пальбу слышался чёткий грохот полевой артиллерии. Он сгрыз кусок кукурузного хлеба. Между зубами хрустнул долгоносик. Он не обратил на него внимания и доел кусок. Когда 47-й северокаролинский вновь вышел на марш, сержант всё ещё продолжал жевать.
   По мере приближения к месту сражения, он начал опознавать звук выстрелов винтовок федералов; он уже слышал нечто подобное в первые часы битвы в Глуши.
   - По звуку похоже на семизарядные "Спенсеры" спешенной кавалерии янки, - сказал он. - Будет непросто. У них это лучшие винтовки.
   - Во всей сраной армии Соединённых Штатов спешенной кавалерии не хватит, чтобы нас замедлить, - сказал Руфус Дэниэл. - Особенно, когда у нас такие винтовки.
   Он оказался прав. Федералы сражались недолго, к тому моменту, когда 47-й северокаролинский вошёл в Роквилль, их уже выбили из города. Конфедератская пушка разрушила несколько домов; когда Коделл проходил мимо, парочка зданий продолжала гореть. На улице валялся мёртвый солдат в синей форме. Ещё один свисал в оконном проёме таверны Хангерфорд. По стене стекала его кровь, собираясь внизу в лужицу. Неподалёку распростёрся повстанец в коричневом, тоже мёртвый.
   Артиллерия янки продолжала работать южнее Роквилля, забрасывая город снарядами, чтобы замедлить продвижение конфедератов. Когда над головой с воем пронёсся снаряд и разорвался где-то неподалёку, Коделл непроизвольно пригнулся. Мгновение спустя, к безумному вою снарядов присоединились человеческие вопли; один снаряд угодил прямо в дом.
   Однако орудия федералов не могли удерживать позиции, особенно, когда спешенных кавалеристов, которые должны были их прикрывать, выбили из Роквилля. Орудия снялись с места и укатились прочь. Коделл видел, как в упряжке убило двух лошадей. Возницы срезали постромки. Бронзовая "наполеоновская" пушка криво покатилась, вытягиваемая силами оставшихся четырёх лошадей.
   Пешие федералы продолжали вести упорные арьергардные бои, они прятались за валунами, среди яблонь и фермерских домов, позволяя своей артиллерии уйти. От армии Северной Вирджинии бежали не только пушки. Дорогу на Вашингтон заполнили телеги и повозки всех мастей.
   - Не похоже, что гражданские янки прихватили с собой добро, что их армия награбила в Вирджинии, - сказал Коделл, указывая на толпы беженцев впереди.
   - Видать, решили, у нас к ним остались счёты, - сказал Руфус Дэниэл.
   Он переместил мундштук трубки в уголок рта и сплюнул из другого.
   - Может, они даже и правы.
   - Может быть, - сказал Коделл и посмотрел на юго-восток. Кроме кольца фортов, между Ли и Вашингтоном уже ничего не осталось. Но это самое "кроме" внушало тревогу. Он надеялся, что масса Роберт займёт армию чем-нибудь иным помимо бездумных разрушений.
  
   *VII*
  
   В окуляре подзорной трубы Ли в темноте появилось небольшое яркое пятно света, окруженное темнотой. Самое сердце Вашингтона, казалось, стало так близко, что можно протянуть руку и дотронуться до него. Это был Белый Дом, на правом фланге от него располагалось трёхэтажное кирпичное здание с колоннами на входе, где обитало федеральное военное министерство; на левом фланге стояло громоздкое здание Казначейства с колоннами в неогреческом стиле, а напротив - немного более маленькая штаб-квартира Госдепартамента. Южнее Белого Дома, на пустом участке, где были лишь временные бараки, можно было разглядеть высокий, но незавершённый обелиск в честь Джорджа Вашингтона, а восточнее здание Капитолия, его гигантский купол, наконец, достроили.
   Ли восхищался желанием Линкольна продолжить строительство купола в разгар войны. Таким образом, президент северян демонстрировал, что мыслями находится отнюдь не в сиюминутном моменте. Ли слегка нахмурился. Как соотнести подобное глубокомыслие с жестоким тираном, каким его описал Андрис Руди?
   Генерал опустил подзорную трубу пониже и тут же забыл об этой несущественной проблеме, переведя взгляд с города на укрепления, которые удерживали его на расстоянии. Укрепления эти выглядели масштабными. Федералы вырубили все деревья на три километра перед ними, дабы повстанцам негде было укрыться от огня тяжёлых орудий из фортов. Перед этими фортами была сплетена сеть защищавших их окопов, а в промежутках между ними располагались позиции полевой артиллерии.
   - "Добро б удар и делу бы конец, и с плеч долой! Минуты бы не медлил", - пробормотал Ли.
   - "Макбет"*, - произнёс за его спиной Чарльз Венейбл.
   - В данном случае, майор, было бы разумно прислушаться к тактическому совету Барда.
   Ли передал длинную латунную подзорную трубу адъютанту.
   - Пожалуйста, осмотрите траншеи, как можно внимательнее. Они ещё не до конца не готовы, а солдаты в них, насколько мне известно, это тыловые войска, а не ветераны армии Потомака. Можем прорваться этой ночью; завтра сделать это будет намного сложнее, а послезавтра просто невозможно.
   - Ночью? - переспросил Венейбл.
   Ли весело взглянул на него.
   - Вы настолько осторожны в речах, что тратите каждое слово, словно одиночный выстрел? Да, этой ночью. Наихудшая ошибка, что я допустил на этой войне, и которая обошлась нам слишком дорогой ценой - это штурм Кладбищенского хребта на третий день битвы при Геттисберге. Позиции перед нами сейчас - крепче, а пушки там больше. Если мы начнём штурм при свете дня, нас перемолотят раньше, чем мы успеем подойти достаточно близко, чтобы нас спасли скорострельные винтовки. Во тьме же, им будет намного сложнее находить подходящую мишень.
   - Значит, ночной штурм? - Венейбл, наконец, произнёс больше, чем одно слово. - Как вы намерены вести управление войсками ночью, сэр?
   - А я и не намерен, - ответил Ли.
   Он едва не рассмеялся, глядя на шокированное выражение на лице Венейбла.
   - Мы превозможем, лишь сойдясь с противником накоротке, тогда, я думаю, мы прорвемся где-нибудь по линии фронта. Едва мы это сделаем, преимущество окажется в наших руках, а с ним, надеюсь и Вашингтон.
   - Так точно, сэр.
   В голосе Венейбла не слышалась уверенность. Ли и сам не был до конца уверен. Однако он был уверен, что наилучшей возможности взять Вашингтон у армии Северной Вирджинии более не будет. А когда федеральная столица окажется в руках конфедератов, продолжат ли Британия и Франция отрицать тот факт, что Конфедеративные Штаты Америки - такое же настоящее и аутентичное государство, как и Соединённые Штаты Америки? Ради таких ставок стоит рискнуть.
   Он надиктовал приказы и разослал их командирам корпусов. Армия начала выстраиваться в линию, которая формировалась вдоль шоссе к Седьмой стрит в центре, от земляных валов Форта Слокам на востоке через Форт Стивенс до Форта де Русси на юго-востоке. По западному склону неба скользило солнце. Ли наблюдал за рубежами федералов и ждал. Он делал всё, чтобы выглядеть невозмутимым, однако сердце его бешено колотилось, а вместе с ним вернулась боль. Он рассеяно сунул под язык небольшую белую таблетку, из тех, что выдал ему Андрис Руди. Боль отпустила.
   Сгущались сумерки, когда подошёл Уолтер Тейлор и произнёс:
   - Сэр, Руди просит разрешения поговорить с вами.
   Ривингтонец никогда ранее не вёл себя столь официально, до момента, когда Ли бросил ему вызов. Поначалу Ли подумывал сказать, что слишком занят. Затем, вспомнив о таблетке нитроглицерина, он смягчилс:
   - Передайте, пусть подходит, только быстро.
   Тейлор подвёл Руди к Ли.
   - Генерал, - сказал Руди, вежливо склонив голову.
   Ли ответил тем же жестом. Воспринимая указание Ли буквально, Руди сразу же перешёл к делу:
   - Генерал Ли, если вы намерены завтра штурмовать форты федералов, я и мои люди можем вам помочь.
   - Я намерен штурмовать их этой ночью, сэр, - ответил Ли и не отказал себе в удовольствии посмотреть, как Руди роняет челюсть. Ривингтонец что-то пробормотал на родном для себя гортанном наречии.
   Однако он быстро взял себя в руки.
   - Слухи о вашей отваге не врут, это уж точно. Мы всё ещё можем вам помочь, даже с большей пользой. Какими бы между нами ни были различия, Движение к Свободной Америке стремится сделать всё, чтобы Юг победил в войне.
   Именно на это и ставил Ли, когда отказал здоровяку из будущего. Теперь же он сказал:
   - Благодарю, господин Руди, однако вы уже предоставили нам достаточно винтовок.
   Он указал на АК-47, что висел у Руди за спиной.
   - Поставка еще одной партии, которую можете предоставить вы и ваши соратники, не сыграет особой роли в предстоящей битве.
   - Однако у нас есть кое-что, чего нет у вас.
   Ривингтонец извлёк из ранца окрашенный зеленым шарик, чуть крупнее бейсбольного мяча. Из него торчал металлический штырь.
   - Это винтовочная граната, генерал. АК-47 может выстреливать ею на три сотни ярдов. Они пригодятся для того, чтобы внести неразбериху в окопах и фортах федералов, как думаете?
   - Винтовочная граната?
   Федералы, порой, пользовались ручными гранатами с ударными капсюлями. Однако их дальность была ограничена силой человеческой руки. Если же стрелять ими из винтовок...
   - Будет похоже, словно мы бомбим их без использования артиллерии, так?
   - Именно, - сказал Руди.
   - Любая внезапность пойдёт на пользу достижению нашего преимущества. Хорошо, господин Руди, вы и ваши люди могут присоединиться. Я намерен выдвигаться в десять вечера. Вы же, полагаю, пожелаете занять огневые позиции чуть ранее.
   - Так точно, генерал. Позвольте нам идти чуть впереди ваших основных сил, дабы мы немного расчистили для них путь.
   - Искренне рад вашему участию в битве, сэр.
   Хоть он и не произнёс этого вслух, Ли также было любопытно, как ривингтонцы поведут себя в бою. Конрад де Байс сражался верхом достаточно сносно для того, чтобы удовлетворить такого строгого критика, как Джеб Стюарт. Насколько было известно Ли, больше никто из членов Движения к Свободной Америке пока в сражениях не участвовал. Он считал их, скорее, военными инженерами, нежели боевым подразделением. Разумеется, его собственная карьера также начиналась в инженерных войсках...
   - Удачи вам, господин Руди.
   - Благодарю, генерал. Пусть наша встреча будет уже завтра, в Вашингтоне.
   Руди коснулся пальцем поля своей пятнистой панамы и поспешил прочь. Ли наблюдал за ним, пока тот не скрылся из вида. Какие бы жестокие принципы он ни исповедовал, желания у него были правильные.
  
   - Цепляй как следует, Нейт, - сказал Элси Хопкинс.
   Коделл убедился, что клочок бумаги крепко держался на рубашке Хопкинса. Когда он отступил, рядовой добавил:
   - И спасибо, что написал.
   - Будем надеяться, что оно тебе не пригодится, Элси, - сказал Коделл.
   Этим вечером он уже записал имена и названия городов и округов для нескольких солдат. Если они погибнут при штурме укреплений - что было весьма вероятно - их родные со временем узнают, что эти солдаты пали в бою. Поэтому он попросил Эдвина Пауэлла прикрепить к своей рубахе бумажку со своим собственным именем.
   Он заметил, как Молли Бин проверяла винтовку при свете костра. Сержант знал, что у неё были сложности с грамотой; время от времени он пытался обучить её по букварю. Но, когда он спросил, не желает ли она, чтобы он записал и её имя, та покачала головой.
   - Единственные, кому не похер живая я или мёртвая, все здесь, в этой роте.
   От костра к костру ходил капитан Льюис.
   - Строиться, - тихо говорил он. - Пора.
   О сборе конфедератов не объявляли ни барабаны ни горны, дабы федералы не прознали о намерениях Ли.
   Когда Коделл подошёл к полосе, на которой янки вырубили все деревья, небо было серым и пасмурным. На фоне сгущающейся ночи расположенные на возвышенности форты и окопы федералов, выглядели ещё темнее. Коделл был рад тому, что никакая луна предательски не светила, выдавая его товарищей тем "синим", что высматривали противника при помощи биноклей и подзорных труб.
   - Выдвигаемся как застрельщики, - сказал капитан Льюис. - Так артиллерия не так сильно нас потреплет, а винтовки помогут выбить их из окопов, когда мы до них доберемся. Благослови вас всех Господь и пусть вы все доберетесь живыми.
   - И вас тож, капитан, - ответили ему несколько солдат.
   Коделл вслух ничего говорить не стал, но подумал то же самое.
   Льюис поднес часы к лицу, подождал, и махнул рукой вперёд. Коделл и остальные настоящие застрельщики роты вышли в первые ряды. Он чувствовал себя ужасно беззащитным перед орудиями янки, словно шёл в атаку голым. Каждый раз, когда под ногами шуршали сухие листья, или ломалась ветка, он вздрагивал.
   Словно тени, конфедераты выдвинулись вперёд по всей линии. Невозможно, чтобы федералы их не заметили, не слышали топот их ног по земле. Но один осторожный шаг за другим, и Коделл всё ближе подходил к укреплениям противника, и не было ни единого признака того, что хоть кто-нибудь заметил приближение его самого и его товарищей.
   Земля была настолько неровной, что об удержании плотного строя не могло быть и речи, даже днём. Федералы побросали на земле срубленные стволы деревьев. Коделлу приходилось постоянно уклоняться, он несколько раз упал, когда за него цеплялась незамеченная ветка.
   Ему удалось преодолеть где-то треть пути, когда федералы очнулись. В их рядах забили барабаны, выстукивая ту же самую длинную дробь, что призывала к бою конфедератов. Форт Стивенс осветился вспышкой из амбразуры, раздался грохот, намного более громкий, чем Коделлу приходилось слышать, ночную тишь разорвал визг снаряда и тот упал где-то позади Коделла. С той же стороны раздались человеческие крики. Раздался ещё один выстрел, за ним ещё и ещё, поскольку из форта начали бить все восьмидюймовые гаубицы и тридцатифунтовые орудия Паррота.
   По всей основной линии окопов федералов на стрелковых позициях вспыхнули яркие искры. Они напомнили Коделлу столь любимых им светлячков. Больше он о светлячках в таком ключе думать не будет. И всё же, дозоры, стрелявшие в ночи с расстояния почти в километр, могли рассчитывать только на удачу.
   Со стороны Форта Стивенс вновь послышались взрывы. В этот раз не все из них аккомпанировали грохоту осадных орудий - некоторые звучали как упавшие снаряды, а не выстрелы из пушек. Но полевая артиллерия Ли только-только вступала в бой. Чтобы дотянуться до фортов, ей приходилось выдвигаться вместе с пехотой.
   Что бы это ни были за взрывы, они прервали размеренный огонь артиллерии федералов, с каким Коделл уже сталкивался на окраинах Билтона. И слава Богу - каждый не упавший снаряд означал ещё одного выжившего южанина.
   Часть вспышек из окопов янки была направлена не на наступавших конфедератов, а друг на друга, ну или, по крайней мере, в пространство между двумя линиями. Не успел Коделл подумать об этом, как его догадка была подтверждена стрёкотом АК-47. Каким-то образом Ли удалось подвести людей к окопам федералов ещё до начала основного штурма. Коделл подумал, что эти передовые разведчики, возможно, были ответственны за беспорядок, царивший среди федеральных артиллеристов. Он надеялся, что это именно так.
   Сержант шагал навстречу ожидавшим его федералам. То там, то тут солдаты в первых рядах повстанцев начинали стрелять. Он понимал, что всё это, возможно, пустая трата патронов, но иногда требовалось отвечать врагу, который пытался тебя укокошить.
   Ему оставалось преодолеть пару сотен метров завалов из поваленных деревьев, что защищали окопы впереди, когда со стороны Форта Стивенс прилетел заряд картечи. Коделл бросился на землю, как только услышал смертоносный свист свинцовых шариков. Стрельба картечью из "Наполеона" сама по себе смертельна. Стрельба картечью из восьмидюймового орудия... Когда сержант поднял голову, то справа заметил в линии прореху, ровную и аккуратную, словно людей смахнули метлой.
   К этому моменту янки уже начали стрелять из основных окопов. Коделл держался пониже, выглядывая какой-нибудь бугорок, за которым можно спрятаться перед тем как снова броситься вперёд. Впереди маячил завал. Повстанцы уже убирали деревья с дороги, чтобы их товарищи могли пройти. Пока они работали, по ним прицельно стреляли "синие". Их места занимали другие.
   Другие отвечали федералам огнём. Будь у них в руках только дульнозарядные мушкеты, вся затея оказалась бы безнадёжной, поскольку они находились на открытой местности, а противник прятался за надёжным укрытием. Однако АК-47 стрелял намного быстрее "Спрингфилда" чтобы баланс выровнялся. По мере того, как к завалу подходило всё больше конфедератов, они начали подавлять огонь обороняющихся.
   Острые ветки драли на Коделле одежду, пока тот пробирался к линии окопов. На какой-то миг он подумал, что вернулся обратно в Глушь; в некоторых местах подлесок оказался настолько густым, словно его таким сделали специально. Здесь огонь федералов был плотнее. Он заметил, как блеснул целящийся в него ствол винтовки. Сержант выстрелил первым, затем пригнулся пониже - огонь из ствола мог выдать янки его позицию. И действительно, там, где он только что стоял, просвистели две пули.
   Он пополз вперёд. В окопах уже дрались, конфедераты и федералы стреляли, кричали и ругались настолько яростно и быстро, насколько могли. Он опознал "Спрингфилды" по звуку и по облакам дыма, что подобно туману поднимался после выстрела. Коделл выстрелил в скопление тумана раз, другой, третий, услышал вскрик. Ему показалось, что кричали с северным акцентом. Он понадеялся, что оказался прав. Сержант скатился на спине в окоп.
   - Шевелись! - раздался властный голос с южным говором. - Мы же не хотим торчать в этих сраных окопах. Нам нужен Вашингтон. Живее!
   Сказать проще, чем сделать. Федералы дрались отчаянно. Их количества оказалось достаточно, чтобы стрелять из дульнозарядных мушкетов с такой же плотностью, что и винтовки повстанцев. Каждый закуток земляных заграждений нёс в себе опасность. В рукопашной схватке, штыки, что крепились к "Спрингфилдам" янки получили практическое применение.
   На участок окопов, удерживаемых федералами, упал снаряд. Коделл завыл, словно пума. Затем взорвался ещё один снаряд, за ним ещё один и ещё, выстрелы звучали слишком быстро даже для самой скорострельной пушки.
   - Это ещё что за херня? - выкрикнул кто-то.
   - Точно не знаю, но, кажись, они на нашей стороне, - крикнул в ответ Коделл.
   В царящем вокруг гвалте, если не кричать, никто тебя не услышит. Сержант издал "крик повстанца", скорее ради того, чтобы самому себе доказать, что всё ещё жив и сражается, чем по какой-то иной причине.
   На позиции янки продолжали падать таинственные снаряды. Позади Коделла кто-то выкрикнул:
   - Живее, пидорьё ленивое. Я их уже до усрачки напугал.
   Голос у кричавшего был не как у южанина, но Коделл всё равно его опознал - это Бенни Ланг.
   Он обернулся. На какой-то миг сержант решил, что ривингтонец научился становиться невидимым. Пятнами была покрыта не только его одежда, он даже лицо разрисовал кривыми чёрными полосами. Его местоположение выдавала лишь звериная ухмылка. Вместо обычной шапки на голове он носил нечто похожее на пёстрый горшок.
   - Это что за хрень? - спросил Коделл, указывая ему на голову.
   - Каска, - ответил Ланг. - Вы, козлы сраные, можете делать, что хотите, но мне совсем не улыбается словить пулю в башку - да и вообще, куда бы то ни было.
   В руках он держал АК-47, ещё один висел за спиной. Он приладил к стволу винтовки что-то крупное и округлое. Когда он выстрелил, звук получился очень необычным, почти металлическим. Мгновением позже со стороны окопов раздался ещё один взрыв. Должно быть, Ланг заметил изумление на лице Коделла.
   - Винтовочная граната, - самодовольным голосом пояснил он.
   - Не суть важно.
   Коделл, не раздумывая, подхватил ривингтонца под руку и потащил в сторону битвы.
   - Идём. Вышибем их отсюда.
   Только потом до него дошло, что, если бы Ланг не захотел идти, то легко мог отшвырнуть его в сторону. Но Ланг лишь пожал плечами и пошёл следом.
   Обстрел гранатами расчистил немалый участок окопов. Коделл ступал по телам, некоторые лежали без движения, некоторые мучительно дёргались. Более того, огненный дождь, прилетевший, казалось, ниоткуда, заставил многих не пострадавших янки бежать. Впрочем, не всех. Один "синий" приподнялся на колено и выстрелил от бедра. Пуля угодила Бенни Лангу прямо в живот.
   - Уф! - выдохнул тот.
   Коделл срезал федерала короткой очередью. Затем он повернулся посмотреть, как там Ланг. Строго говоря, он и так знал, как. Ранения в живот всегда оказывались смертельными, если не от потери крови, то от лихорадки.
   Однако Ланг не лежал на земле и не вопил, он вообще не упал. Он пробежал мимо Коделла и бросил через плечо:
   - Идём, ёпт. Они поддаются. Мы можем их выбить.
   - Стой.
   Коделл потянулся и коснулся плеча Ланга, на этот раз, чтобы его задержать.
   - Я видел, как тебя подстрелили, - выкрикнул он в лицо ривингтонцу. - Почему ты не умер?
   Вообще, вопрос прозвучал глупо, но Коделлу было плевать. Он не верил в привидений, но ни капли бы не удивился, если бы его пальцы прошли сквозь то место, где должна была быть плоть Ланга.
   Однако Ланг был твёрдым. Под тенью каски его лицо растянулось в ухмылке.
   - Ага, подстрелили. Наверное, завтра на брюхе появится синяк. Что же до того, что я не сдох...
   Он взял руку Коделла и приложил к тому месту, куда попала пуля Минье. Под формой он носил что-то плоское и твёрдое.
   - Бронежилет.
   - Что за "бронежеле"? - переспросил Коделл, гадая, верно ли он расслышал.
   - Нательная броня. Шевелись, давай, бля. И так уже дохера времени здесь потратили.
   Коделл пошёл, в голове у него всё перемешалось. Никто не носил броню - броня, способная остановить винтовочную пулю, должна быть такой толстой, что солдат стал бы тяжелее раза в два. Однако вот он Бенни Ланг, легко шагает по расчищенным им окопам, он не расплескал в грязи свою жизнь и свои кишки. Коделлу хотелось встряхнуть ривингтонца, как терьер трясёт крысу, вытряхнуть из него секрет, где он раздобыл такую невероятную броню.
   "Там же, где он раздобыл винтовочные гранаты, - подумал первый сержант, а затем: - там же, где ривингтонцы раздобыли АК-47". Проблема лишь в том, что Коделл не имел ни малейшего представления, где в мире могло найтись такое место.
   Долго он об этом не рассуждал. Федералы попытались контратаковать, но повстанцев собралось уже достаточно много, чтобы перемолоть все их попытки в порошок. А затем со стороны Форта Стивенс прогремел такой взрыв, будто настал конец света. Коделл пошатнулся. Он выронил винтовку и заткнул уши ладонями. По небу летали взрывающиеся снаряды, будто в одно мгновение разорвалась добрая тысяча фейерверков на День Независимости. Ночь превратилась в полдень.
   В гаснущем свете он видел, как шевелились губы Бенни Ланга, но расслышать он его не смог. Он покачал головой. Когда он нагнулся, чтобы подобрать винтовку, Ланг проорал ему в самое ухо:
   - Погреба рванули!
   Сержант слышал ривингтонца, словно тот находился далеко-далеко, но всё же слышал. Возможно, в конце концов, он не останется глухим. И определенно, подумал он, когда к нему вернулась способность размышлять, Форт Стивенс больше не будет нести смерть бойцам в серой форме.
   Чуть погодя рванули погреба другого форта, стоявшего немного дальше.
   - Форт де Русси, - выкрикнул Ланг.
   Ему уже не требовалось кричать, чтобы Коделл его расслышал.
   - Либо батарея Силла между Стивенсом и де Русси.
   Коделлу было плевать, чей именно погреб это был. Он лишь радовался тому, что всё закончилось.
   Он услышал перед собой рёв. То, что он его слышал, означало, что рёв был громким. Гадая, что же пошло не так, он побежал вперёд с АК-47 наготове. Под свет вспышек от взрывов он взобрался на возвышенность. Там уже находилось множество конфедератов и все кричали, словно обезумевшие. Сержант огляделся, высматривая, что же их так воодушевило. Затем он и сам начал кричать. Он и его товарищи прорвались за окопы федералов. Теперь между ними и Вашингтоном никаких укреплений не было.
   Это не означало, что незанятые форты янки бросили сражаться. Когда мимо сержанта слишком близко пролетел снаряд, он бросился на землю.
   - Шевелись! - выкрикнул офицер - разумный, вроде бы, приказ, но Коделла он за эту ночь уже утомил. Офицер продолжил:
   - Чем глубже мы вклинимся в их ряды, тем меньше вреда нам будет от их пушек.
   Получив внезапное разумное и доходчивое обоснование этого приказа, Коделл поднялся на ноги и со всех ног побежал на юг.
   Снаряды продолжали падать, на этот раз стреляла батарея, стоявшая на пересечении Севенс-Стрит-Роуд и Милкхаус-Фронт-Роуд. Офицер приказал оставить эту батарею в тылу. Большую часть солдат, а с ними и Коделла, он направил на юг по Севенс-Стрит-Роуд прямо на Вашингтон.
   - Стройся по полковому расчёту, либо по бригадному, если получится, - сказал он. - Мы тут не на параде - нужно ещё повоевать.
   - Сорок седьмой северокаролинский, - послушно выкрикнул Коделл. - Бригада Киркланда, сорок седьмой северокаролинский!
   Очень быстро он оказался в большой толпе северокаролинцев, почти половина из которых оказалась из одного полка с ним. Бенни Ланг остался с ними. Коделл этому обрадовался: нельзя угадать, ни когда могут понадобиться винтовочные гранаты, ни какие ещё козыри спрятаны в рукаве ривингтонца. Коделл не переставал гадать, отчего он назвал свою броню "бронежеле".
   Затем впереди послышался грохот залпа пуль Минье, а следом за ним крики и ругань. Слух распространился быстро: федералы перегородили дорогу баррикадой из стволов деревьев и теперь стреляли из-за неё.
   - Обходим их с фланга! - выкрикнул кто-то в паре метров от Коделла. - Два отделения слева от дороги, два справа.
   - А ты чего тут раскомандовался? - возразил Коделл.
   Мужчина повернулся. Даже в темноте, безошибочно угадывалось его широкое лицо, аккуратная бородка и густые усы. Заметно было и плетение со звездами в петлицах его воротника.
   - Во имя Господа, я генерал Киркланд! А вы кто такой сэр?
   - Первый сержант, Нейт Коделл, сэр, 47-й северокаролинский, - сглотнув, отозвался Коделл.
   - Ну, так, подымайтесь, первый сержант и берите на себя одно отделение, - прогремел Киркланд.
   Кляня себя за длинный язык, Коделл поспешил вперёд в сторону сражения. Он пробежал мимо Бенни Ланга.
   - Ты тоже с нами, - сказал он. - Твои гранаты должны достаточно изумить янки, чтобы упростить наше дело.
   Федералам не хватило времени растянуть баррикаду по всей ширине дороги. Несколько их бойцов засели в кустах, но благодаря винтовкам, конфедераты прорвались мимо них и обошли импровизированный бруствер сзади.
   Бенни Ланг зарядил винтовочную гранату и выстрелил. Несколько федералов обернулись на странный звук. Граната упала прямо между ними. Они предупреждающе закричали, но осколкам удалось поразить двоих, отчего те завыли от боли. Остальные, впрочем, принялись стрелять во тьму в том направлении, откуда прилетел маленький снаряд; рядом с головой Коделла пролетела пуля Минье.
   К тому моменту уже и он сам и его товарищи стреляли по вспышкам "Спрингфилдов". Какой-то северянин принялся безостановочно визжать. Остальные закричали, спасая свои жизни:
   - Вы нас окружили, повстанчики! Не стреляйте больше! Сдаёмся!
   В ночи раздался громоподобный голос генерала Киркланда:
   - Вы, янки, эту баррикаду построили. Вам её и разбирать.
   Коделл услышал, как заскрипело дерево, как тихо переругивались люди, когда их физический труд шёл насмарку. Северный и южный говоры переплелись, когда бойцы Ли и пленные приступили к работе сообща. Ещё до того, как работа была окончена, Киркланд сказал:
   - Вперёд, парни, вперёд. Вы же не хотите, чтобы они нас задержали, правда?
   Небо стало светлее, когда Коделл прошёл мимо перекрёстка Севенс-Стрит-Роуд и другой покрытой грязью дорогой, обозначенной как Тейлорс-Лейн-Роуд на юго-западе и Рок-Крик-Чёрч-Роуд на северо-востоке. Теперь до Вашингтона оставалась всего пара километров. Коделл с трудом мог поверить, что сражался всю ночь; казалось, что прошла всего пара часов. Янки, по-прежнему, вели беспокоящий огонь по передовым частям и флангам конфедератов, но ничего, кроме раздражения, он не вызывал.
   По мере того, как становилось светлее, Коделл начинал видеть всё дальше и дальше. Подобно рисованной панораме перед ним расстилался Вашингтон. Сержанта удивило смешение чувств, которое вызвал у него вид столицы федералов. Волнение, предвкушение, почти лихорадочная вспышка триумфа - ожидал он примерно этого.
   Однако впервые в жизни увидеть Белый Дом, увидеть Капитолий... несмотря на прошедшие три года, для него всё это было такими же национальными святынями, как и для любого северянина. Коделл заметил, что им хватало сил вызвать у него комок в горле. И он оказался не единственным, кто испытал подобные чувства. По мере того как бойцы видели, что им предстояло захватывать, продвижение конфедератов замедлилось.
   - Шевелись, в бога душу мать, - кричал генерал Киркланд. - Ждёте, пока Грант притащит по Лонг Бридж через Потомак всю свою армию и вынудит вас драться за каждый дом?
   Эти слова вынудили повстанцев двигаться дальше. Кто-то сказал:
   - Не придут они по Лонг Бридж, ежли это он прям впереди. Он жеж горит.
   И действительно, прямо посреди Потомака из воды тянулся столб дыма.
   У Киркланда, должно быть, имелась подзорная труба, через некоторое время он произнёс:
   - Боже, он не только горит, он ещё и разрушен. Тот артиллерист, что это сотворил, заслуживает генеральских галунов и класть я хотел на то, что это может оказаться обычный рядовой. Он добыл нам победу.
   - А ещё он добыл нам всех муравьёв в муравейнике, и они этому ни капельки не рады, - сказал Коделл шедшему рядом солдату.
   Он указал на лежавший впереди город. На таком расстоянии люди на улице и впрямь были похожи на муравьёв. Только муравьи не управляют повозками, более того, муравьи двигаются с большей осмысленностью, нежели запрудившие улицы толпы. Хотели они лишь одного - оказаться подальше от наступающих конфедератов. Любой человек, который оказывался на их пути, был таким же препятствием, как дерево или столб.
   Солдат рядом с Коделлом сплюнул на пыльную дорогу.
   - На чо поспорим, что в Капитолии не сможем взять ни одного конгрессмена?
   - Плевать мне на конгрессменов янки, - ответил ему Коделл. - Я бы хотел взять Эйба Линкольна. Только так моё имя сможет быть записанным в истории.
   Судя по внешнему виду, оборванный солдат никогда и не задумывался попасть в историю. Но от возможности взять Линкольна, его глаза загорелись.
   - Божечки, а давай попробуем! Кто-то же должен первым дойти до Белого Дома.
   Он тут же покачал головой.
   - Неа, даже если дойдём, он, поди, уж оттуда сбёг вместе с остальными.
   - Стоит попытаться.
   Коделл поспешил к генералу Киркланду; он высоко ценил тех командиров, что оставались со своими войсками. Он подумал о том, где же полковник Фарибо и капитан Льюис - возможно, погибли в окопах, возможно в нескольких сотнях метров от него, в смятении от недавней победы. Всё равно, добраться до ушей командира бригады стоило.
   - Сэр, разрешите выдвигаться к Белому Дому?
   Уши, до которых добрался Коделл, оказались заинтересованы.
   - Это не ты ли тот самый болтливый сержант из ночной битвы?
   Киркланд впился в Коделла холодными иглами голубых глаз. Однако поразмыслив над предложением, он смягчился - какой ещё южанин откажется отправиться искать человека, из страха перед которым его государство и отделилось?
   Киркланд огляделся, высматривая, насколько далеко продвинулись прочие подразделения конфедератов.
   - Приказов поступать иначе у меня не имеется, и мы можем добраться туда первыми, разве нет? Давайте-ка, попробуем - почему бы, бля, и нет?
   Он взмахнул саблей, указал на юго-запад и выкрикнул новые приказания. Солдаты радостно закричали.
   На Вашингтон! Повстанцы шагали по Вермонт-авеню свободной стрелковой линией с винтовками наготове. Из домов выглядывали гражданские. Некоторые вышли наружу посмотреть на представление, которое они и вообразить не могли. Несколько человек их радостно приветствовали - в Вашингтоне нашлись те, кто симпатизирует Югу.
   Коделл громко прокашлялся, когда проходил мимо симпатичной девушки. Так поступили многие; складывалось впечатление, будто бойцы все разом подхватили простуду. Ошеломлённая столь пристальным общественным вниманием, девушка залилась краской и скрылась за дверью.
   В нескольких сотнях метров впереди на Вермонт-авеню вывернула рота федералов. Видимо, они ещё не поняли, что бойцы Ли уже в городе. Первые два ряда этого так никогда и не узнали; конфедераты срезали их, едва они появились в поле зрения. Несколько человек начали стрелять в ответ. Остальные бросились по укрытиям. Повсюду с визгом носились гражданские, забегая порой, прямо между враждующими сторонами.
   - Валите отсюда, дурачьё тупое! - кричал Коделл, потрясённый самой мыслью сражаться в толпе горожан. Когда федералы начали стрелять, выбора у него не осталось. Он залёг у ограды и принялся высматривать цель.
   Бенни Лангу, казалось, не было никакого дела до того, кто там ещё влез в перестрелку. Он запустил гранату в окно дома, из которого стреляли федералы. Мгновение спустя, ударная волна вынесла каждое стёклышко из этого окна и из соседнего. "Синие" выскочили из дома, перепуганные не меньше обычных вашингтонцев. Лучше бы им оставаться внутри. Не успели они пройти и десятка шагов, как конфедераты их всех перебили.
   Повстанцы уходили в переулки, чтобы окружить федералов. Бой длился недолго. В меньшинстве и под превосходящим огнём противника, федералы либо погибли, либо разбежались.
   - Дальше! - кричал Киркланд. - Не дайте им вас задержать!
   Коделл сотоварищи шёл вперёд. Ни он, ни остальные не спали почти всю ночь; ни ему, ни остальным не было до этого никакого дела. Сержант уже видел впереди Белый Дом. Когда впереди такая цель, остальное подождёт.
   Он едва не разрыдался, когда лейтенант повёл его по Пятнадцатой улице, вместо того, чтобы идти дальше по Вермонт-авеню. Лейтенант заметил его разочарование. Ухмыляясь, он произнёс:
   - Не переживай, боец. Тут неподалёку когда-то жил генерал Макклеллан. На его дом стоит взглянуть.
   Дом на углу Пятнадцатой и Эйч-стрит показался Коделлу жалкой лачугой, несмотря на то, что строение было трёхэтажным, с закрытыми ставнями окнами и крытым крыльцом, с которого можно встречать гостей. Кому какое дело, где жил опозоренный генерал федералов, когда неподалёку стоит дом президента?
   Однако он и остальные отклонились от своего пути лишь ненамного. В здание из бурого кирпича на северной стороне Пенсильвания-авеню вбегали и выбегали офицеры в синей форме. Коделл дал по ним короткую очередь и загнал всех внутрь.
   - Стерегите здесь! - приказал он нескольким повстанцам на авеню.
   Следующие несколько минут прошли в спорах; бойцы не меньше сержанта хотели добраться до Белого Дома. Уже днём Коделл узнал, что помог захватить штаб-квартиру федеральных оборонительных сил Вашингтона.
   Но это было позже. Как только он расставил бойцов вокруг здания, он бросился по Пенсильвания-авеню к большому белому особняку, в котором до 1861 года проживали его президенты, и который стал теперь прибежищем главы другой страны.
   Белый Дом притягивал конфедератов, словно магнит. Задержка Коделла позволила генералу Киркланду, каким бы тучным он ни был, добраться туда первым. Генерал кричал:
   - Держите себя в руках, слышите меня? Прикиньте себе, что генерал Ли сделает с тем, кто навредит этому зданию и всем, кто там внутри.
   Имя Ли было для всех вокруг колдовским талисманом. Оно успокаивало тех, кто, не слыша его, с радостью всё тут запалили бы. На той стороне лужайки, под фронтальной колоннадой стояли часовые федералов. В руках они держали винтовки, но даже не пытались взять их наизготовку. Они продолжали таращиться на всё возрастающую толпу оборванных мужиков в серой и коричневой форме, которая заполонила всю широкую мощеную булыжником улицу и начала нерешительно заходить на траву.
   Вспоминая Геттисберг, вспоминая поражение при Бристо-Стейшен, вспоминая долгую холодную голодную зиму к югу от Рапидана, ещё до появления новых винтовок, Коделл тоже восхищался этим моментом. Пока он и его товарищи всё ближе подходили к Белому Дому, ощущение, будто мир перевернулся с ног на голову только усилилось, из-за солдата в синей форме вышла долговязая фигура, одетая в чёрное, словно на похороны. Коделл огляделся в поисках того рядового, что предположил, будто президент уже сбежал. К счастью, тот парень стоял всего в паре метров от него.
   - Видал? Всё ж взяли мы Старого Эйба.
   По рядам повстанцев пробежало имя Линкольна. Прозвучало несколько радостных возгласов, несколько насмешек, но немного. Сила этого мгновения вынудила большинство бойцов замереть практически в религиозном благоговении. Они медленно направились через лужайку к основанию лестницы. Там они замерли, восторженно разглядывая и здание и самого Линкольна. Коделл был в четвертом или пятом ряду плотно столпившихся солдат.
   Пока они стояли, замерев, Линкольн сделал несколько шагов в их сторону. Один часовой попытался преградить ему путь.
   - Какая теперь уж разница, сынок? Какая теперь вообще разница? - сказал президент.
   Помимо местечкового акцента, его голос выдавал, что он устал сверх всякой меры.
   Молодой часовой, с пухом вместо бороды на щеках, смущённо отступил в сторону.
   Коделл, не скрываясь, таращился на президента Соединённых Штатов. Южные газеты и карикатуристы рисовали Линкольна либо сельским дурачком, либо бесом в человеческом обличье. Представ во плоти, он не было похож ни на того, ни на другого. Это просто был, ничем не выдающийся человек, чьи глубоко посаженные глаза уже видели все горести мира, и случившееся лишь венчало всё остальное.
   Он прокашлялся и повернул голову в сторону. Когда он вновь нашел в себе силы глянуть на стоявшую перед ним толпу конфедератов, в его глазах блеснули слёзы, которых он даже не пытался скрыть. Коделл решил, что это были слёзы печали, а не слабости; это было выражение лица отца, чей любимый сын скончался от болезни, которую нельзя было вылечить.
   Серьёзность сохраняли не все повстанцы. Какой-то невысокий широкобородый капрал, стоявший перед Коделлом, резко произнёс:
   - Ну, чо, дядя Эйб, будешь ещё отнимать у нас ниггеров?
   Это оказался Билли Беддингфилд; Коделл и не знал, что его снова повысили. При этом он был уверен, что ни Беддингфилд, ни большинство солдат-южан не владели ни единым негром.
   Беддингфилд рассмеялся собственной шутке. К нему присоединилось немало солдат. Линкольн молча стоял на ступенях Белого Дома, ожидая, пока повстанцы притихнут. Когда они замолчали, он заговорил:
   - Я стал президентом не для того, чтобы вмешиваться в работу основоположений любого штата, входящего в Союз. Я без конца повторял эту мысль на всех доступных площадках, и глубочайшим разочарованием в моей жизни стало то, что вы, южане, не придали этому доверия.
   - А чо там тогда с Прокламацией об освобождении рабов? - разом выкрикнули с полдюжины солдат. Некоторые сопроводили вопрос неприличными комментариями.
   Линкольн не дрогнул.
   - Всё, что я совершил, я совершал с целью сохранения Союза единым и для его восстановления, когда он оказался разделён на части. Если бы я решил, что для этого мне придётся освободить всех рабов, я так и поступил бы; если бы я решил, что их следует оставить закованными в цепи, я бы так и поступил. В сложившихся обстоятельствах, я решил, что наиболее разумным решением будет часть из них освободить, а часть оставить как прежде - заметьте, что я не решился тронуть эти порядки на территории штатов, которые остались лояльными. Прокламация была оружием в моих руках в ходе войны против вас, повстанцев, и я им воспользовался. Относитесь к этому, как хотите.
   - Сильно она тебе, бля, помогла, - сказал Билл Беддингфилд.
   Некоторые солдаты рассмеялись. Однако Коделл задумчиво почесал бороду. Он и не знал, что Прокламация об освобождении рабов была избирательной; в газетах всё изобразили так, будто это была попытка вынудить рабов восстать против своих хозяев. Так и было, в некоторой степени. Однако ежели это был удар по правительству Конфедерации, а не по рабству, как таковому - значит, это было именно то, что утверждал Линкольн - неприятной уловкой, но, тем не менее, уловкой.
   Президент федералов сказал:
   - Лично я ненавижу рабство и всех, кто его поддерживает.
   Произнесение подобных слов перед такой аудиторией требовало мужества. Он не стал противиться волне неодобрительных возгласов и ругани в свой адрес. Когда всё стихло, он продолжил:
   - Впрочем, кажется, отменять подписанную прокламацию уже поздно. Многое с тех пор произошло. Однако ежели южные штаты решат вернуться в Союз, федеральное правительство полностью компенсирует владельцам стоимость освобождения людей, бывших у них в крепости.
   Повстанцы расхохотались, громко и продолжительно. Линкольн склонил голову. Коделл вдруг подумал, что относится к этому человеку с уважением. Любой, кто продолжал держаться за свои принципы даже перед лицом полного поражения, обладал большей искренностью, чем он ранее приписывал Линкольну.
   Линкольн выпрямился во весь свой немалый рост. Его чёрный костюм идеально подчёркивал движения; он был далеко не новым и надевался так часто, что уже принял форму своего владельца.
   - Если моя гибель восстановит разъединённые штаты, я буду просить вас о расстреле, - произнёс он. - Если Союз падёт, жить мне станет незачем.
   Для большинства политиков, подобные слова были пустыми разговорами. Глядя в преисполненное печалью грубо высеченное лицо Линкольна, Коделл понимал, что говорил он всерьёз. Но если он считал, что федеральное правительство имеет право диктовать штатам, что они должны оставаться в Союзе, который им больше не нужен, значит, он был искренен, но на вкус Коделла - искренен в своем заблуждении.
   Некоторые конфедераты также восприняли его искренность буквально. Билли Беддингфилд начал поднимать АК-47. Коделл ухватился за винтовку и опустил её вниз.
   - Билли, твою мать, нет, - сказал он. - Это тебе не парочку пленных ниггеров пристрелить.
   Ещё никто и никогда не убивал президента Соединённых Штатов. Коделл не мог представить более надежного способа, чтобы раз и навсегда рассорить США и КША.
   Беддингфилд посмотрел на него и оскалился.
   - После всех бед, что он нам учудил, иного он и не заслуживает.
   Он вновь начал целиться в Линкольна. Коделл стиснул зубы. Бенни Ланг справился с Беддингфилдом с лёгкостью, но сержант понимал, что до ривингтонца ему далеко. Да и вообще, крайне странно представлять себе драку с однополчанином, спасая жизнь президента, с чьими войсками воевал последние два с половиной года!
   Не успел Беддингфилд выстрелить, не успела завязаться драка, как по передним рядам бойцов в сером пробежал шёпот:
   - Масса Роберт! Масса Роберт здесь!
   Коделл обернулся. И точно, Ли верхом на Страннике. Толпа расступилась перед ним, подобно водам Красного моря. Генерал подъехал к подножию лестницы Белого Дома.
   Линкольн дожидался его в полном одиночестве. Один из федералов начал поднимать "Спрингфилд". Другой резко опустил его, как Коделл только что проделал с Беддингфилдом.
   Ли снял широкополую серую шляпу и поклонился Линкольну, не слезая с седла.
   - Господин президент, - произнёс он со всем почтением, словно тот был его избранным главой государства.
   - Видал? - прошептал Коделл Билли Беддингфилду.
   - Заткнись, - так же шёпотом ответил тот.
   - Генерал Ли, - сказал Линкольн и неохотно кивнул.
   Он перевёл взгляд с командующего армией Северной Вирджинии обратно на солдат. Его губы искривились, Коделл решил сперва, что это гримаса боли. Затем он понял, что это ухмылка, пусть и кривая. Линкольн слегка повернулся и указал рукой на громадину Белого Дома позади себя.
   - Генерал, не желаете пройти в мой кабинет? Кажется, нам есть, что обсудить.
   С солдатами он общался красноречиво. В разговоре с генералом Ли он звучал подобно продавцу, завлекающему покупателя к себе в лавку, поторговаться за картошку. Коделлу такая похожая на хамелеона переменчивость сразу показалась подозрительной. Однако Ли произнёс:
   - Разумеется, господин президент. Уверен, кто-нибудь из моих людей присмотрит за Странником.
   Он спешился и человек тридцать сразу же бросились бороться за это право.
  
   Цветной слуга принёс на серебряном подносе кофейник и две чашки.
   - Присаживайтесь, генерал, прошу вас, присаживайтесь, - произнёс Линкольн.
   - Благодарю, господин президент.
   Роберт Э. Ли опустился в предложенное Линкольном кресло. Линкольн самолично налил кофе.
   - Благодарю вас, сэр, - повторил Ли.
   Линкольн издал горький смешок.
   - Немало генералов сидело в этом кресле, генерал Ли, но я готов подать в отставку, если вы не самый вежливый.
   Продолжая стоять, он уставился прямо на Ли.
   - Полагаю, дела в этой стране пошли бы гораздо лучше, если бы вы сели в него на несколько лет раньше.
   - Вы оказали мне огромную честь, предложив тогда командование, - сказал Ли. - Отказ от этого предложения разорвал мне сердце.
   - Думаю, отказавшись, вы разорвали на части также и Соединённые Штаты, - ответил на это Линкольн. - В сравнении с этим, ваше сердце - такая малость.
   - В конце концов, я в первую очередь, вирджинец, господин президент, - сказал Ли.
   - Вы говорите об этом столь спокойно, словно это всё объясняет, - заметил Линкольн.
   Ли взглянул на него с некоторым удивлением; ему казалось, что так оно и было. Линкольн продолжил:
   - Я считаю - и всегда считал - что интересы нескольких штатов должны стоять выше, нежели интересы каждого из них по отдельности.
   - В этом наши взгляды расходятся, сэр, - тихо произнёс Ли.
   - Видимо, да.
   К облегчению Ли, Линкольн присел. Будучи сам человеком немаленьким, генерал не очень любил, когда кто-то возвышался над ним, а Линкольн был почти таким же высоким, как и друзья Андриса Руди.
   - Я бы хотел, чтобы вы кое над чем поразмыслили, генерал: вы взяли Вашингтон, но удержите ли вы его? Вокруг города солдат Союза гораздо больше, чем солдат Конфедерации. Выдержите ли вы осаду?
   Ли улыбнулся, восхищаясь дерзостью Линкольна.
   - Я всё же рискну, господин президент. Один только склад говядины и скотобойня у Монумента Вашингтона позволит моей армии какое-то время продержаться, а это далеко не единственные продовольственные склады в городе. С нашей точки зрения, сэр, оказаться здесь - всё равно, что попасть в страну с молочными реками и кисельными берегами. В прошлом нам приходилось обходиться гораздо меньшим.
   - Да, возможно, вы найдёте здесь и молочные реки и кисельные берега, однако, вам следует внимательнее следить, чтобы маркитанты и интенданты не умыкнули их раньше, чем они дойдут до ваших солдат.
   Линкольн пристально изучал Ли.
   - Да и где вы возьмёте патроны для новомодных винтовок, с которыми ходят ваши бойцы?
   - У нас их в достатке, - ответил генерал гораздо спокойнее, чем чувствовал себя на самом деле.
   Один острый вопрос оказался способен развеять любые сомнения относительно способностей Линкольна. Этот человек понимал, чего требовала война. Ли сомневался, что у армии Северной Вирджинии в достатке патронов на ещё одно крупное сражение. Бойцы тратили их так, как пьяный матрос тратит своё жалование после шести месяцев в море.
   Линкольн сверлил генерала взглядом. Ли вспомнил, что до того как заняться политикой, он был юристом. Он отлично выучился вынюхивать фальшь за личиной искренности.
   - Позвольте и мне задать вам вопрос, господин президент: чтобы выкинуть нас из Вашингтона, готовы ли вы его уничтожить? Потому что, понимаете, это вам и придётся сделать; мы уже занимаем оборону. Поддержат ли вас в этом ваши соотечественники, особенно, сейчас, когда войска Конфедерации столь успешно действуют против всех сил Федерации, а не только армии Потомака?
   - Мои соотечественники избрали меня, чтобы я сохранил Союз единым, и я готов пойти на любые меры, если они будут означать успех в войне, - сказал Линкольн.
   Ли почувствовал легкий озноб, глядя на высокого мужчину, сидящего в обитом бархатом кресле. В этом месте, даже в большей степени, чем в случае с генералом Грантом, он встретил северянина, чья целеустремлённость не уступала ни его собственной, ни президента Дэвиса. Линкольн продолжил:
   - Ежели ради спасения Союза потребуется превратить город в погребальный костёр и принести себя на нём в жертву, то я готов, а избиратели пускай в ноябре сами решают, правильно я поступил или нет.
   Если он блефовал, Ли никогда бы не захотел оказаться с ним за одним покерным столом. И всё же, они сейчас играли именно в покер, только в большем масштабе, поставив на кон жизни двух государств. В этот раз, впрочем, Ли понимал, что у него на руках тузы. Он извлёк ещё один козырь, достав из кармана телеграмму, которую передал Линкольну.
   - Господин президент, вы утверждаете, что готовы держаться сколько угодно, до самой победы. Вот депеша, которую я получил этим утром, и которая возможно, прольёт свет на ваши дальнейшие шансы.
   Чтобы прочесть телеграмму, Линкольну пришлось нацепить на нос очки в позолоченной оправе, такие же, как у генерала. Вряд ли подобное могло удивить; обоих лидеров разделяла всего пара лет, а с годами зрение портится у любого, родись он хоть в особняке, хоть в хибаре.
   Федеральный президент уставился на Ли поверх очков.
   - Эта бумага подлинная, генерал?
   Слово "подлинная" он произнёс как "полиная".
   - Готов вам в этом поклясться, господин президент.
   Ли никогда бы и в голову не пришло давать Линкольну поддельную телеграмму. А если бы пришло, уловка могла удаться. Однако Линкольн гораздо лучше раскрывал уловки, чем придумывал собственные.
   - Я приму вашу клятву, генерал, как от немногих других - будь они в синем или в сером - учитывая существующие обстоятельства, - веско произнёс Линкольн. - Значит, Бедфорд Форрест и его три с половиной тысячи бойцов победили более чем восьмитысячную армию генерала Стёрджеса к северу от Коринфа, Миссисипи, так?
   - Не просто победили, а разгромили наголову, господин президент. Его люди со всех ног бегут к Мемфису, а Форрест наступает им на пятки. Он докладывает, что захватил двести пятьдесят повозок и санитарных палаток, а также пять тысяч единиц стрелкового оружия, впрочем, последнее нам не шибко нужно. Как считаете, долго вы сможете снабжать кавалерию генерала Шермана? Долго ли протянет сам Шерман, когда все железные дороги будут разрушены, ведь армия Форреста известна привычкой их разрушать?
   Линкольн склонил голову и закрыл лицо длинными костлявыми ладонями.
   - Это конец, - глухо проговорил он. - Жаль какой-нибудь из ваших повстанцев меня не пристрелил, и мне не пришлось бы переживать сей мрачный день.
   - Не надо так думать, господин президент. Считайте этот день началом чего-то нового, - сказал Ли. - Конфедеративные штаты желают лишь жить в мире самим и в мире с Соединёнными Штатами.
   - Не правое дело вынудило вас выйти из Союза, лишь страх - ошибочный, замечу, страх - того, что я опрометчиво выступлю против рабства. Я бы его не тронул, позволив ему самому зачахнуть.
   - Господин президент, как вам должно быть известно, я не питаю к рабству никаких симпатий. Но я убеждён, что права штата стоят гораздо выше прав федерального или конфедеративного правительства.
   - Эта война подорвала власть отдельных штатов, как северных, так и южных, - сказал Линкольн. - И Вашингтон и Ричмонд взимают прямые налоги и призывают мужчин, как бы там не выли и не стонали губернаторы, подобно заклеймённым телятам. Способен ли отдельный штат сопротивляться их силе? Ответ вам известен в той же степени, что и мне.
   Ли почесал бороду. В словах Линкольна имелось здравое зерно. Даже его прекрасная Вирджиния, безусловно, величайший из штатов Конфедерации, в первую очередь подчинялась указам национального правительства, а уж потом своим собственным.
   - Я всего лишь солдат, позволим решать подобные вопросы более компетентным людям, - сказал Ли
   - Будь вы "всего лишь солдатом", генерал Ли, мы бы сейчас с вами тут не разговаривали.
   Рот Линкольна искривился в меланхоличной ухмылке.
   - И мне, ой как хотелось бы, чтобы мы не разговаривали.
   Его взгляд вновь стал пристальным.
   - Если бы не новые винтовки, которые у вас появились, как весенние блохи на собаке, не думаю, что мы бы встретились. Знал бы я, где вы их берёте, я бы и для себя партию закупил, точно вам говорю.
   - Я вам верю, господин президент, - сказал Ли.
   Линкольн тоже был изобретателем всякой всячины. Однажды он запатентовал устройство, позволяющее речным лодкам проходить мелководье. Любой житель Севера с новой винтовкой или патроном, направлялся сразу же в Белый Дом, желая впечатлить его лично. Ли осторожно заговорил:
   - Что же касается новых винтовок, мы их не импортируем. Они производятся в Конфедерации.
   - То же самое говорят и захваченные нами повстанцы, - ответил на это Линкольн. - Признаюсь, в это трудно поверить. Винтовки эти лучше всех, что производим мы, а у вас, южан, нет и толики наших производственных мощностей. Так каким же образом вы столь быстро наладили столь массовое их производство?
   - Каким образом - не столь важно, господин президент.
   Ли не мог обсуждать ривингтонцев и их тайны с главнейшим врагом его страны, с человеком, который сильнее всех угрожал существованию его страны. И, как ни странно, ему этого хотелось. Из всех, с кем ему доводилось общаться, Линкольн менее других казался тем, кто назвал бы его сумасшедшим; президент Федерации имел достаточно широкие взгляды, чтобы принять людей, прибывших из 2014 года. Ли сдвинул брови. Всё же, каким образом человек, который перед ним сидел, мог быть ответственным за все те зверства, что описал Андрис Руди? Ли пожал плечами. Это "каким образом" также не имело значения.
   - Важно то, что я и мои люди находимся здесь. Я убеждён, что мы можем оставаться здесь, а остальные армии Конфедерации продолжат одерживать победы. Война, которую вы вели с целью надеть ярмо на Юг, потерпела крах.
   - Я её никогда не прекращу, - настойчиво произнёс Линкольн.
   - Тогда её за вас прекратят Соединённые штаты, - предсказал ему Ли. - Однако выбор зависит не только от вас, сэр. Когда я покину Белый Дом, я немедленно свяжусь с британским посольством дабы засвидетельствовать мое почтение лорду Лайонсу*. Учитывая моё нынешнее положение, признает ли он Конфедеративные Штаты страной, завоевавшей собственную независимость?
   Он не упомянул - да и не было в этом нужды - что, если Великобритания признает Конфедерацию, её примеру несомненно последует Франция и другие европейские державы... и даже самый настырный президент США не сможет продолжать войну с Югом перед лицом подобного всеобщего признания.
   Вытянутое печальное лицо Линкольна стало ещё более вытянутым и печальным. Но он всё равно отказался уступить, заявив:
   - Лорд Лайонс не переносит рабство. Как и весь британский народ.
   - Британия признаёт Бразильскую Империю, несмотря на существующий там институт рабства, разве не так? Более того, Британия признала Соединённые Штаты задолго до начала нашего прискорбного конфликта, и продолжает признавать, несмотря на то, что у вас сохраняется рабство - прошлогодняя Прокламация как-то подозрительно умалчивает о положении негров Севера.
   Всегда болезненно желтоватый, Линкольн стал на пару оттенков темнее.
   - Их собирались освободить в будущем. В случае победы, Соединённые Штаты освободились бы полностью.
   Он склонил голову в сторону Ли.
   - И вы, ведь, сами только что объявили себя противником рабства, генерал.
   Ли опустил взгляд, принимая удар.
   - Могу лишь сказать, что под контролем гуманных законов, под влиянием христианства и просвещённого общественного мнения этот институт может стать практичным средством гармоничного сосуществования на этой земле чёрных и белых.
   - Это зло, сэр, ничем не ограниченное зло, - сказал Линкольн. - Никогда не забуду, как четверть века назад стал свидетелем того, как группу закованных в цепи негров везли по реке на продажу. Никогда прежде я не встречал в одном месте столько страдания. Если ваша сецессия увенчается успехом, Юг станет парией среди прочих стран.
   - Нас примут такими, какие мы есть, среди прочих стран, - ответил на это Ли. - И позвольте напомнить, тот факт, что я нахожусь здесь, уже свидетельствует об успехе сецессии. Сейчас я бы хотел заняться выработкой положений, которые остановят войну между Конфедеративными Штатами и Соединёнными Штатами, при условии, что мои руководители их одобрят.
   Линкольн отказывался правильно именовать страну, которую представлял Ли. В качестве маленькой личной мести, генерал специально выделил её название.
   Линкольн вздохнул. Именно этого момента он пытался избежать, однако, когда в твоём кабинете сидит командующий армией Северной Вирджинии, избежать его не удастся.
   - Изложите свои условия, генерал, - похоронным голосом произнёс он.
   - Они просты, господин президент: федеральные войска освобождают занятые ранее земли Конфедеративных Штатов. Как только это будет выполнено - возможно, даже в процессе этого выполнения - мы выйдем из Вашингтона, и США и КША заживут в мире.
   - Просты, да?
   Линкольн наклонился вперёд, сидя в кресле, став похожим на человека, который не хотел, чтобы его облапошили при покупке коня.
   - А что насчёт Западной Вирджинии?
   - Это непростая область, - признал Ли.
   Когда Вирджиния выходила из Союза, её западные и северные округа отказались подчиняться; пушки федералов поддержали их в этом отделении от отделения. Теперь эта область по праву принадлежала Соединённым Штатам. Ли не сомневался, что такова была воля и желание большей части её населения, даже если Вирджиния продолжала претендовать на эти территории.
   - А как насчёт Миссури и Кентукки? - поинтересовался он в ответ.
   Оба этих штата послали своих представителей как в Конгресс Конфедерации, так и в Вашингтон. В Кентукки родились Линкольн и Джефферсон Дэвис, в то время как в Миссури война велась скорее между соседями, чем между Севером и Югом. Линкольн был прав. Определение границ будет непростым.
   - Что насчёт Миссури и Кентукки? - повторил президент федералов. - Просить меня покинуть долину Миссисипи, где мы по-прежнему сильны, уже непросто. Но подумайте, как если вы ожидаете, что мы покинем свои земли, чтобы их заняли вы. Процесс освобождения рабов там зашёл уже достаточно далеко - вы, возможно, не захотите иметь в своём составе эти штаты, если не желаете развязать очередную войну за восстановление рабства среди цветного населения.
   Настала очередь Ли вздыхать. Так могло быть везде, где прошли федеральные войска. Но это уже вопрос, которым в будущем займутся политики. Сейчас же...
   - Подобные споры, господин президент, приведут нас лишь к очередному кровопролитию, которое я намерен остановить. Вы готовы вывести свои войска с занятых территорий, за исключением этих двух штатов и того, что вы зовёте Западной Вирджинией, а статут упомянутых территорий будет определён на более поздних переговорах?
   - Вы уполномочены предлагать подобные условия? - спросил Линкольн.
   - Никак нет, сэр, - тут же признался Ли. - Как я уже говорил, я передам их на одобрение своему президенту в Ричмонд. Я выступаю неофициально, дабы поскорее положить конец этой войне. Если вы можете восстановить телеграфную связь с Ричмондом, можете общаться напрямую с президентом Дэвисом, без моего посредничества.
   Линкольн махнул рукой.
   - Восстановить телеграф несложно.
   Ли понимал, что подобное было несложно только для страны, обладающей такими же ресурсами, как Соединённые Штаты, но придержал своё мнение при себе. Линкольн продолжил:
   - Так или иначе, я бы предпочёл разговаривать с вами. Как мне кажется, вы обладаете таким же здравомыслием, как и целая куча президентов.
   Если он и заметил, что включил в этот список и себя, то виду не подал.
   - Как вам будет угодно, господин президент, - сказал Ли. - По моему мнению, если прекратится кровопролитие, мы сможем сесть за один стол друг напротив друга и разрешить оставшиеся проблемы. Сейчас они вам кажутся громадными, но они не столь важны в сравнении с главным вопросом войны: станет ли Юг свободным и независимым.
   - Сейчас они кажутся громадными, но тот вопрос, который вы справедливо отметили самым важным, был разрешён неверными способами.
   Линкольн покачал головой.
   - Сейчас же, я обязан добиться наилучшего исхода для своей страны. Хорошо, генерал Ли, раз уж мы не можем вас вернуть - а мы, похоже, не можем - значит, будем учиться жить друг рядом с другом. Я предпочитаю говорить, а не стрелять.
   - Как и я, сэр, - горячо произнёс Ли. - Как и любой солдат в армии Конфедерации, да, если позволите мне дерзость говорить за них, и солдаты вашей армии тоже.
   - Вероятнее всего, вы правы, генерал. Почему солдаты сильнее стараются прекратить войну, чем гражданские?
   - Потому что сражаются всегда они, - ответил Ли. Они понимают, как много из того, что потом зовётся славой, является лишь попыткой приукрасить память об ужасах и страданиях.
   - Генерал Ли, я искренне хотел бы, чтобы раньше вы выбрали сторону Севера, - выпалил Линкольн. - Ваше провидение достаточно ясно, чтобы вы выиграли эту войну за нас задолго до того, как эти проклятые новые винтовки отправили на тот свет столько молодых ребят.
   - На тот свет с обеих сторон отправилось слишком много молодых ребят, - сказал Ли.
   Линкольн кивнул; хоть в чём-то эти двое смогли прийти с согласию без каких-либо возражений. Ли поднялся, чтобы уйти. Линкольн тоже поднялся, но словно бы по частям, развернулся подобно рулетке плотника. Глядя на него снизу вверх, Ли добавил:
   - Значит, решено? Вы объявите о перемирии и выводе войск на условиях, что я озвучил?
   - Объявлю.
   Рот Линкольна искривился, словно это слово было пропитано уксусом.
   - Не соизволите ли изложить их в письменной форме, дабы избежать недопонимания?
   Ли потянулся в карман кителя.
   - У меня есть перо и бумага, по крайней мере, планшет для приказов. Могу я позаимствовать у вас чернила?
   Линкольн махнул рукой в сторону стола у стены. Генерал склонился над чернильницей начал быстро писать. Закончив, он протянул планшет президенту Соединённых Штатов.
   Линкольн быстро пробежал глазами пару абзацев.
   - Всё, как вы и сказали, генерал. Не одолжите мне перо?
   Он поставил свою подпись рядом с подписью Ли.
   - А теперь позвольте мне составить второй экземпляр.
   Ли оторвал от планшета оригинал и передал Линкольну листок под ним*. Президент федералов сложил бумагу и тут же убрал её в сторону, как будто написанных на ней слов было слишком много, чем он себе хотел. Ли поклонился Линкольну.
   - С вашего позволения?..
   - Не нужно ждать моего разрешения, чтобы уйти, - не без горечи в голосе произнёс Линкольн. - В конце концов, завоеватели поступают, как посчитают нужным.
   - История ещё не знала человека, который меньше моего желал бы прослыть завоевателем.
   - Возможно, но в историю вы войдёте именно в таком качестве.
   Ли и Линкольн вместе прошли к двери в приёмную. Линкольн открыл дверь и жестом предложил генералу пройти. В вестибюле адъютанты Ли дружелюбно переговаривались с яркими молодыми людьми в гражданской одежде. Все головы разом повернулись в сторону генерала и президента. Никто не заговаривал, но во всех глазах стоял один и тот же вопрос. Ли на него ответил:
   - У нас будет мир, джентльмены.
   Его адъютанты закричали и захлопали в ладоши. Двое в гражданском тоже улыбнулись, но нерешительно. Их взгляды устремились на Линкольна.
   - Я не вижу никаких перспектив для продолжения войны, - произнёс тот.
   В то время как Ли излучал радость, в голосе Линкольна слышались похоронные нотки. Ли представил, что бы чувствовал он сам, передавая свою саблю генералу Гранту в поверженном Ричмонде. Чуть более легкомысленным тоном Линкольн продолжил:
   - Генерал Ли, позвольте представить вам своих секретарей: мистера Джона Хея и мистера Джона Николаи. Отличные ребята; им следует гордиться знакомством с новоявленным героем.
   - Не надо, - запротестовал Ли.
   Он пожал руки секретарям.
   - Рад знакомству с вами, джентльмены.
   - Я тоже рад знакомству с вами, генерал Ли, но хотелось бы, чтобы это свершилось при иных обстоятельствах, - решительно произнёс Хей.
   - Вот видите, сэр... - начал Уолтер Тейлор.
   Ли вскинул руку, удерживая гнев адъютанта.
   - Пусть говорит, что пожелает, майор. Вы бы хотели, чтобы к вам относились иначе, окажись вы в таком же положении?
   - Полагаю, нет, - неохотно произнёс Тейлор.
   - Ну, так и держите себя в руках.
   Ли вновь обратился к Линкольну:
   - Господин президент, прошу меня простить, но я должен передать известия о нашем... - он подыскал наименее ранящее выражение. - ...о нашем соглашении, которое принесет мир всем храбрецам, что так много сражались последние три года.
   - Я отправлюсь с вами, если вы не возражаете, - сказал Линкольн. - Коль уж этому суждено случиться, мы должны сделать как можно лучшую мину и позволить всем увидеть, что действуем во взаимном согласии.
   Ли приятно удивился этому заявлению, и кивнул.
   С тех пор как они с Линкольном удалились на переговоры, толпа оборванных конфедератов на лужайке перед Белым Домом удвоилась. Деревья были облеплены людьми, которые старались забраться повыше, чтобы разглядеть происходящее из-за спин товарищей. Где-то в отдалении время от времени грохотала пушка; словно фейерверки потрескивали винтовки. Ли шёпотом обратился к Линкольну:
   - Не могли бы вы отправить своих часовых под парламентёрским флагом с вестями о перемирии тем отрядам федералов, что продолжают сражаться?
   - Я всё сделаю, - пообещал тот.
   Он указал на солдат в серой форме, что притихли при появлении Ли.
   - Похоже, вы выставили для меня достаточно часовых, пускай их форма и иного цвета.
   Мало кто способен пошутить, когда его дело лежит вокруг в руинах. Проникнувшись уважением к самообладанию федерального президента, Ли заговорил громче:
   - Солдаты армии Северной Вирджинии, после трёх лет тяжких испытаний, мы добились того, ради чего взялись за оружие...
   Продолжать он не стал. Солдаты вокруг единогласно разразились криками радости и облегчения. Бесконечные волны шума разбивались о него, подобного набегающему на берег прибою. В воздух полетели изодранные кепи и шляпы. Солдаты прыгали, хлопали друг друга по спинам, плясали безумные танцы, целовали друг друга в грязные бородатые лица. Ли почувствовал, что на глаза ему наворачиваются слёзы. Величие момента, наконец, начало охватывать и его.
   Авраам Линкольн отвернулся от ликующих повстанцев. Ли заметил, что его впалые щёки также были влажными. Он коснулся руки Линкольна.
   - Простите, господин президент. Наверное, не следовало вам выходить вместе со мной.
   - А вы не подумали, что я услышал бы их изнутри? - спросил Линкольн.
   Ли подумал, что ответить, и не нашёл подходящих слов. Он посмотрел на подножие лестницы, где среди царившего хаоса спокойно стоял Странник. Кивнув Линкольну в последний раз, он поспешил вниз к коню. Как он уже говорил президенту США, в Вашингтоне ему предстояло нанести ещё один визит.
  
   Над зданием, к которому подъехал Ли, не развевался ни звёздно-полосатый флаг, ни Незапятнанное Знамя. Не было возле него глазеющих и тыкающих пальцами солдат, за исключением тех немногих, что попадались на улице, да и глазели они, скорее, на генерала, нежели туда, куда он направлялся. Тем не менее, это неприметное двухэтажное строение с Юнион Джеком на крыше являлось для Юга самым важным зданием в городе после Белого Дома.
   По дорожке из сланцевой плитки он подошёл к парадной двери, один раз стукнул полированным латунным молоточком и принялся ждать. Входя в британское представительство, генерал не обладал правами завоевателя. Офицеры его штаба спешились, но войти внутрь не решились, не в это здание.
   Дверь открылась, появился пожилой абсолютно лысый мужчина в ливрее.
   - Вы, вероятно, генерал Ли? - поинтересовался он.
   Его акцент был мягче и отличался от вирджинского говора Ли.
   - Это я, - ответил генерал, поклонившись. - Я бы хотел засвидетельствовать свое почтение лорду Лайонсу, если возможно.
   - Он вас ожидает, - сказал пожилой человек. - Прошу за мной...
   Он провёл Ли по длинному коридору, мимо кабинетов, где сидели клерки, которые поднимали головы, чтобы поглазеть на генерала, в гостиную.
   - Ваше превосходительство, прославленный генерал Роберт Э. Ли. Генерал, лорд Ричард Лайонс.
   - Благодарю, Хигнетт. Можете идти.
   Из своего излишне мягкого кресла поднялся представитель Великобритании в Соединённых Штатах.
   Ли протянул ему руку.
   - Рад, что, наконец, встретился с вами, ваше превосходительство, - искренне произнёс он.
   Юг добивался признания со стороны Британии с самого начала войны с Союзом.
   - Генерал Ли, - пробормотал лорд Лайонс.
   Ему было уже далеко за сорок, он обладал круглым очень красным лицом, тёмными волосами и бакенбардами и почти такими же тёмными кругами под глазами. Элегантно пошитому костюму почти удавалось скрыть полноту его фигуры.
   - Прошу, располагайтесь, генерал. Вы и в самом деле, чрезвычайно популярны.
   - Благодарю, ваше превосходительство.
   Ли присел в кресло неподалеку от того, с которого только что поднялся лорд Лайонс.
   - Едва, эм, прибыв в Вашингтон, я решил, что будет уместно нанести вам визит вежливости, поскольку ваше правительство не имеет своего представительства в Ричмонде.
   Лорд Лайонс сложил пальцы домиком.
   - Вы надеетесь, что положение вещей изменится.
   - Надеюсь, ваше превосходительство. Конфедеративные Штаты Америки либо независимы, либо они всего-навсего вассалы Соединённых Штатов. Никакая иная земная держава не претендует на право управлять нами и моё присутствие здесь входит в противоречие со вторым вариантом, озвученным мной.
   - Решительным образом противоречит, вы слишком осторожны в своих словах. Меня верно уведомили, что до того как прийти сюда, вы навестили президента Линкольна?
   - Верно, ваше превосходительство.
   Ли скрыл своё удивление, но мгновением позже осознал, что удивляться было глупо. В этом и состоит задача британского представителя - быть хорошо осведомлённым.
   - Могу я поинтересоваться результатами сей встречи? - спросил лорд Лайонс.
   Ли кратко изложил условия перемирия с Линкольном. Лорд Лайонс внимательно слушал. Когда генерал закончил, британский представитель медленно кивнул.
   - Значит, он фактически признал независимость Конфедерации.
   - Фактически, да. А какой у него оставался выбор, сэр? В ходе текущей кампании наши армии одержали ряд внушительных побед.
   - Этим вы в немалой мере обязаны новым винтовкам, поступившим на ваше вооружение, - перебил его лорд Лайонс.
   Ему не удалось скрыть явную заинтересованность в голосе. За непроницаемой маской спокойствия, Ли улыбнулся. Всем было интересно, откуда эти винтовки взялись. Генерал гадал, удалось ли лорду Лайонсу добраться до истинного ответа. Он и сам не был уверен, что со всем этим делать.
   Но это побочный вопрос.
   - Верно, ваше превосходительство, при помощи новых винтовок мы сумели удержать и отбросить федеральные армии на всех фронтах - в противном случае, меня бы здесь не было. Президент Линкольн верно заметил, - он подобрал подходящее слово, - что наше освобождение - лишь вопрос времени и благоразумно решил избавить своих солдат от неминуемых и тщетных страданий в будущем.
   - Одержав победы, о которых вы упомянули, Конфедеративные Штаты, по всей видимости, вернули себе утраченную удачу, - сказал лорд Лайонс. - Не вижу причин сомневаться, что правительство Её Величества вскорости признает данный факт.
   - Благодарю, ваше превосходительство, - тихо произнёс Ли.
   Даже если бы Линкольн отказался прекратить войну, что было вполне возможно, учитывая долину Миссисипи и побережье, удерживаемое военно-морскими силами северян, и следовательно относительно недосягаемые для АК-47 повстанцев, признание величайшей империей на планете подтвердило бы независимость Конфедерации.
   Лорд Лайонс поднял руку.
   - Многие в высшем свете будут рады приветствовать вас в семье народов, как в результате вашей успешной борьбы за самоуправление, так и в знак признательности того, что вам удалось поставить фингал демократии Соединённых Штатов, зачастую весьма вульгарной. Другие, впрочем, сочтут вашу республику фикцией, поскольку их свобода белых основана на рабстве негров, что во всём цивилизованном мире считается отвратительным. Я был бы недостаточно откровенен, если бы не причислил себя к последней группе.
   - Причиной того, что южные штаты решили выйти из состава Союза было не рабство, - сказал Ли.
   Он беспокоился, что говорил неуверенно, но всё же продолжил:
   - Мы стремились лишь наслаждаться своим суверенитетом, гарантированным нам Конституцией, правом, в котором Север нам ошибочно отказал. Всё это время наш лозунг был только один: "Мы желаем, чтобы нас оставили в покое".
   - И какую же страну вы построите, руководствуясь таким лозунгом, генерал? - поинтересовался лорд Лайонс. - Вам не удастся остаться в полном одиночестве; вы стали, как я уже упомянул, членом семьи народов. Более того, война тяжело на вас сказалась. Многие ваши земли оказались разорены или захвачены, а там, где побывала федеральная армия, рабство отмирает. Вы его вернёте туда на штыках? В прошлом октябре Гладстон заявил, возможно, слегка преждевременно, что ваш Джефферсон Дэвис создал армию, заложил основы флота, и, что важнее любого из этих двоих, государства. Возможно, вам, южанам, и удастся превратить Конфедерацию в государство, но каким именно это государство окажется, генерал?
   Ли не отвечал почти минуту. Этот пухлый коротышка в удобном кресле коротко изложил ему его же собственные тревоги и страхи. У самого генерала было мало времени, чтобы сосредоточиться на этих мыслях, особенно, когда разум, в первую очередь, занимали вопросы войны. Однако война не являлась оправданием вопросов, заданных британским представителем - некоторые из них задавал и Линкольн, она лишь отложила их решение. Настала пора ими заняться. Теперь, когда Конфедерация стала государством, каким именно государством она будет?
   Наконец, он произнёс:
   - Ваше превосходительство, в данный момент я не могу дать вам ответ, за исключением того, что, каким бы государством мы ни стали, оно будет нашим собственным.
   Это был достойный ответ. Лорд Лайонс кивнул, словно в задумчивом одобрении. Затем Ли вспомнил о ривингтонцах. У них тоже имелись свои мысли насчёт того, какими должны стать Конфедеративные Штаты Америки.
  
   *VIII*
  
   Завидев Коделла, глаза Молли Бин вспыхнули.
   - Ты слыхал, чего учудил этот плут Форрест?
   - Не. Рассказывай, - живо ответил тот.
   О подвигах Натаниэля Бедфорда Форреста всегда интересно послушать, а Молли, в связи с ее положением, узнавала обо всём раньше остальных.
   - Когда ему дошла телеграмма о перемирии, он сделал вид, что ничего не получал, собрал своих безбашенных пацанов, рванул в Теннеси и погромил большой кусок железной дороги, через которую кормилась армия генерала Шермана. Поговаривают, некоторые "синие" там натурально голодают.
   - За прошедшую зиму, о голоде я узнал больше, чем янки когда-либо слышали, - сказал Коделл. - А чего сказал Линкольн и прочие большие шишки федералов о том, что он нарушил перемирие?
   - Смирились, наверное, но учитывая наше положение, чего ещё они могут, кроме как смириться?
   Молли махнула рукой. Вместе с почти всем остальным корпусом Э.П. Хилла, 47-й северокаролинский квартировал на Белом Лугу, огромном пустыре между Белым Домом и обрубком Монумента Вашингтона. Казармы, которые они заняли, предназначались пенсильванским полкам, отправлявшимся на юг; теперь же мяч был у другой команды. С комфортабельной казармой и пайками из бездонных запасов федералов, Коделл не жил так хорошо с того самого времени, как вступил в армию, и даже дольше.
   Молли продолжила:
   - Его прозвали Добей-Их Форрест, потому что, говорят, он хотел долбануть их ещё разок, чтобы показать, что им кранты.
   - Добей-Их Форрест, - повторил Коделл, пробуя слова на вкус. - Ага, как раз для него. Лучшее прозвище, что я слышал, если не считать Каменную Стену Джексона. - И с достоинством добавил: - Так-то Натан - неплохое имя.
   - Такое же, как у тебя, - Молли рассмеялась. - Жаль, что у тебя нет таких денег.
   Коделл тоже рассмеялся, не без горечи.
   - И, правда, жаль. Однако если он сколотил своё состояние на торговле ниггерами, как про него поговаривают, то мне такое не по душе.
   Он понимал, что это лицемерие. Конституция Конфедерации закрепила право владения и торговли рабами внутри собственных границ. Экономика Юга покоилась на чёрных спинах трудящихся. Однако многие, кого стошнило бы от работы мясником, питались мясом.
   Молли вновь махнула рукой.
   - Ну, разве не здорово? Вот она я, никто из никакого городка в Северной Каролине, но я повидала и Ричмонд и Вашингтон. Кто б мог подумать, что я доберусь так далеко? Тут до Ривингтона, поди, миль двести.
   Коделл кивнул. Армия расширила его кругозор. До войны, не считая пары поездок в Роли, он всю жизнь прожил в округе Нэш. Теперь же он побывал в нескольких штатах и даже - до сих пор в это верилось с трудом - в другой стране - в Соединённых Штатах.
   Чужая страна или нет, но Вашингтон по-прежнему оставался источником традиций, которых он придерживался, каким, вероятно, когда-то являлся Лондон для первых каролинских колонистов. Почти всё своё свободное от службы время он провёл, гуляя по городу и глазея по сторонам. Он оказался не единственным таким солдатом в серой форме, который ходил по городу и всё осматривал. Секретари Белого Дома организовали постоянные туры, водя группы конфедератов поротно по особняку президента.
   Сержант посетил и Капитолий. Федеральные сенаторы и конгрессмены начали возвращаться в Вашингтон, хотя немалое число степенных с виду мужчин, при виде его и его товарищей, разбегались по сторонам, словно те были выпущенными на белый свет отродьями Сатаны.
   Простые жители Вашингтона относились к оккупантам гораздо лучше. Главной их жалобой на повстанцев было то, что у них слишком мало денег и все они в валюте Конфедерации. Ли издал приказ, принуждавший местных принимать южные деньги в обмен на товары и услуги, но заставить их полюбить это занятие, он не мог.
   Коделл купил себе выпивку в "Уиллардс", что в паре кварталов от Белого Дома, на углу Четырнадцатой-стрит и Пенсильвания-авеню. Линкольн и Грант первый свой вечер в Вашингтоне провели в "Уиллардс". Все, кто в Вашингтоне хоть что-то из себя представлял, предпочитали останавливаться в этом отеле; его бары, гостиные, столовые и коридоры слышали больше военных переговоров, чем любое другое здание в городе, и Белый Дом не исключение. Поэтому Коделл и пришёл сюда. Слава "Уиллардс", ну или, по крайней мере, его популярность, дошла и до Юга.
   Цену за рюмку он счёл завышенной, а сам виски отвратительным.
   - Вы этим же угощали генерала Гранта? - с негодованием поинтересовался он.
   Бармен, невообразимых габаритов ирландец, уставился на него.
   - Этим же самым, и он оказался не столь разборчивым, как ты, Джонни Реб.
   Коделл заткнулся. Учитывая, что рассказывали о том, как пил Грант, велика вероятность, что этот парень говорил правду.
   Драчливый Джо Хукер также выпивал в "Уиллардс", его же именем назывались кварталы южнее и восточнее этого места. Коделл старался держаться подальше от того района, который местные прозвали Дивизия Хукера. Конфедераты, которые посещали такие местечки, как "Пекарня Мадам Рассел", "Штаб-квартира США" или "Добрая Энни Лайл", быстро понимали, что ходить туда следует парами. Азартные игроки, карманники, кидалы и распутные женщины налетали на солдат в сером с тем же рвением, что и на солдат в синем. Многие возвращались назад без цента в кармане; а некоторые вообще не вернулись.
   Не считая памятников, Вашингтон оставил Коделла разочарованным. Как и Ричмонд за пределами Капитолийской площади. Оба города выглядели так, словно заботили их лишь собственные проблемы. Для главных городов великих держав этого почему-то было не достаточно. Роки Маунт и Нэшвилль в округе Нэш были городами, жителей которых заботили только собственные проблемы. Однажды, возможно, он вернётся в округ Нэш и сам займётся собственными проблемами. Он надеялся, что это наступит скоро.
  
   Оркестр Конфедерации на лужайке у Белого Дома заиграл "Знамя, усыпанное звёздами". Ли отсалютовал знаменосцу, который прошагал мимо группы высших офицеров Федерации, приехавших получить Вашингтон обратно у армии Северной Вирджинии. Ещё совсем недавно флаг Соединённых Штатов был его собственным флагом, и он до сих пор требовал к себе уважения.
   У федералов также был свой оркестр. В качестве ответного комплимента они заиграли "Дикси" - не официальный гимн Юга, но мелодию, которая больше всех с ним ассоциировалась. Из строя вышел невысокий стройный мужчина с коротко стриженой русой бородой и тремя звёздами на погонах, и быстро прошёл мимо офицеров Конфедерации. Он отсалютовал.
   - Генерал Ли? - голос у него был тихим, а говор западным.
   Ли ответил на приветствие.
   - Генерал Грант, - официально произнёс он, затем добавил: - Мне кажется, мы однажды уже встречались в Мексике, сэр, и к своему стыду должен признаться, что ваше лицо мне не вполне знакомо. Очевидно, дело в бороде.
   - Я помню тот день, - произнёс Грант. - Я вас сразу узнал, с бородой или без.
   - Вы чересчур любезны, поскольку я уже весь поседел, в то время, как вы выглядите по-прежнему отлично, - сказал Ли. - Позвольте отдать должное вашему оркестру.
   Грант пожал плечами. Его длинная сигара скользнула в уголок рта.
   - Боюсь, мне нет никакого дела до музыки. Я различаю только две мелодии: одна - это "Янки-Дудль", а вторая - нет.
   Он не отказал себе в этой небольшой шутке, словно шутил её уже множество раз.
   Ли вежливо рассмеялся, затем вернул себе серьёзный тон.
   - Позвольте выразить восхищение вашими навыками управления армией Потомака, генерал Грант. За всю войну я не встречал такого способного противника, ни такого количества солдат в бою.
   Бледно-голубые глаза Гранта встретились с глазами Ли. Внезапно он осознал, насколько федеральный командующий всё ещё хотел сражаться.
   - Кабы не ваши винтовки, генерал Ли, полагаю, сейчас мы бы маршировали по улицам Ричмонда.
   - Возможно и так, генерал, - сказал Ли.
   Судя по рассказам Андриса Руди, именно так и было. Однако Улиссу Гранту этого знать не следовало. А у Юга имелись те самые винтовки.
   Вспомнив о Руди, Ли бросил взгляд на ривингтонцев, которые небольшой группой стояли на лужайке перед Белым Домом, в нескольких шагах от офицеров армии Северной Вирджинии. Там собрались не все пришельцы из иного времени. Двое погибли на подступах к Вашингтону, ещё трое ранены. Одного из них конфедераты отнесли к хирургам и те отрезали ему перебитую ногу.
   Двух других раненых ривингтонцы выходили самостоятельно. Исходя из того, что Ли довелось услышать, солдаты Конфедерации, видевшие их раны, решили, что им тоже отрежут конечности. И всё же, оба они стояли рядом со своими соратниками, в повязках, но целые. В их взглядах не было и следа лихорадки, а ведь лихорадка погубила больше народу, чем пули. Также ривингтонцы забрали к себе и того, кого оперировали конфедераты. Его также охватила лихорадка; хирурги считали, что долго тот не протянет. Впрочем, доктор из будущего одолел септическую лихорадку. Того ривингтонца сейчас в строю не было, но все шансы были на то, что он выживет.
   Все хирурги Конфедерации чесали затылки; некоторые даже умоляли врача из будущего взять их в ученики. Ладонь Ли на мгновение коснулась белых таблеток в кармане кителя. Лекарства из 2014 года делали именно то, что должны были.
   Мысли Ли вернулись к церемонии.
   - Может, пора начинать?
   Однако Грант всё ещё размышлял о прошедшей битве.
   - Если б ваши артиллеристы не разрушили Лонг Бридж, мы бы вышвырнули вас из Вашингтона даже после того, как вы прорвали нашу оборону под городом.
   - Ваши люди, если бы они прибыли в огромном количестве из Вирджинии, вне всякого сомнения существенно усложнили бы нам задачу, - сказал Ли. - Винить за то, что этого вам не удалось, следует нашего бригадного генерала Александера.
   Он указал на командующего артиллерией корпуса Лонгстрита.
   Э. Портер Александер был ярким офицером в возрасте слегка за тридцать с пронзительными серыми глазами и густой русой бородой. Он произнёс:
   - Вините пару моих нарезных пушек Уитворта, генерал Грант. Эти два английских орудия - единственное, что у меня было с той дальнобойностью и точностью, чтобы поразить мост с той позиции, где я находился.
   - Может, пора начинать? - повторил Ли.
   В этот раз федеральный командующий коротко кивнул. Ли обратился к музыкантам Конфедерации:
   - Джентльмены, будьте так любезны.
   Оркестр заиграл бодрую мелодию. Часовые Конфедерации, которые патрулировали окрестности Белого Дома с тех пор, как армия Северной Вирджинии захватила Вашингтон, выстроились в две небольшие колонны. Их командир, лейтенант в чистой, идеально выглаженной форме, взятой напрокат для этого события, отсалютовал Ли.
   Ли ответил ему тем же, затем официальным тоном обратился к Гранту:
   - В соответствии с условиями перемирия между нашими странами, а также принимая во внимание сотрудничество, которое продемонстрировали Соединённые Штаты, покидая территории Конфедеративных Штатов, сочту за честь вернуть право владения Белым Домом и всем Вашингтоном обратно Соединённым Штатам.
   - От имени Соединённых Штатов Америки, я его принимаю, генерал Ли, - произнёс Грант - нельзя сказать, что выдающаяся речь, но мысль была изложена чётко, в простой манере.
   Музыканты южан стихли. Мгновением позже Грант вспомнил, что нужно дать сигнал собственным музыкантам. Те взяли тот же ритм, что до них конфедераты; Ли гадал, заметил ли это Грант. Часовые федералов в синей форме промаршировали по лужайке Белого Дома, где заменили часовых в сером, что только что вышли из особняка.
   - Да пребудут наши страны надолго в мире, занимаясь лишь дружественными делами, - произнёс Ли.
   - Я также надеюсь, что между нами сохранится мир, генерал Ли, - сказал Грант.
   Ли подавил лёгкую досаду. Даже сейчас первые лица федералов с трудом признавали Конфедерацию как самостоятельное государство. И всё же, надо думать о деле:
   - Завтра мы отправимся обратно в Вирджинию. Передайте мои благодарности инженерам, которые столь быстро и качественно восстановили Лонг Бридж.
   - Мы не испытываем сожаления в том, что армия Вирджинии уходит незамедлительно, - последнее слово Грант произнёс как "незамлильно", - и это истинная правда, сэр. Мы бы отправили вас раньше, но...
   - Но вы были заняты тем, что сносили укрепления на вирджинской стороне Потомака, и вывозили оттуда орудия, дабы у нас не появилась возможность обернуть их против вас, - закончил Ли фразу за командующего, когда у того кончился воздух на самой середине предложения.
   Грант кивнул. Ли продолжил:
   - В вашем положении, я бы поступил точно так же.
   Ли бросил взгляд на Вашингтон, гадая, посетит ли церемонию президент Линкольн. Однако Линкольн с самого падения Вашингтона, всё время просидел внутри.
   Ходили слухи, будто он так глубоко погрузился в меланхолию, что ни с кем не разговаривал, а только сидел в одиночестве в затемнённой комнате. Ли знал, что эти слухи лгали. Вестовые федералов день и ночь входили и выходили из Белого Дома. И это так. Соединённым Штатам, не меньше чем Конфедерации, требовалась крепкая рука, которая проведёт их через последствия войны. Однако пока ещё боль от поражения была слишком сильна, чтобы Линкольн показался в удерживаемой южанами столице федералов.
   - Хорошего вам дня, генерал Грант.
   Ли протянул руку. Грант её пожал. Его рукопожатие оказалось крепким; несмотря на невысокий рост, генерал оказался сильным человеком. Ли кивнул оркестру Конфедерации. Тот заиграл "Дикси". Грант повернулся к флагу Конфедерации, что держал знаменосец. Он снял чёрную фетровую шляпу.
   - Благодарю вас, сэр, - произнёс Ли, довольный, что Грант, наконец, публично отсалютовал Незапятнанному Знамени.
   - Коли решил что-то сделать - делай как следует, - сказал Грант, повторяя Линкольна. - Хотелось бы мне этого не делать.
   Оркестр федералов заиграл "Звёздно-полосатое знамя". Ли незамедлительно снял шляпу и отсалютовал флагу, который до недавних пор был его собственным. Те из офицеров Конфедерации, что носили шляпы, последовали примеру командующего. Почти все они служили в старой армии под этим флагом. Многие сражались в Мексике и с индейцами, плечом к плечу с офицерами Федерации. Теперь эти связи оказались навеки разрушены.
   Музыка стихла. Ли и Грант обменялись последними почестями. Офицеры Конфедерации покинули лужайку Белого Дома и разошлись по своим квартирам; многие из них остановились в "Уиллардс"; Ли со своими адъютантами ночевали в палатках, которые они установили около здания Госдепартамента. Однако Ли не отказывал себе столоваться в "Уиллардс". Устрицы там были неописуемо хороши*.
   Он обратился к Уолтеру Тейлору:
   - Отправляемся домой. Сворачивайте палатки.
  
   Чтобы прикрыть южную сторону Лонг Бридж, янки построили форт. Ли стоял на земляном валу и наблюдал, как мимо проходила армия Северной Вирджинии, играл оркестр, на ветру трепыхались флаги, пели люди, славя конец войны. Некоторые солдаты маршировали на юг в Александрию, чтобы занять оранж-александрийскую железную дорогу - ну, или нетронутую её часть - в направлении на Ричмонд. Другие шли на северо-запад по дороге, что тянулась вдоль Потомака, через Джорджтаун, направляясь в Форт Хаггери. Несмотря на наступившее перемирие, конфедераты и федералы чувствовали нужду в мерах предосторожности друг против друга.
   Ли подошёл к столбу, к которому был привязан Странник. Он позволил Уолтеру Тейлору отвязать коня, затем сел в седло. Он и сам двинулся на северо-запад. За ним последовали офицеры его штаба. Они выдерживали аккуратную дистанцию - впереди, чуть более чем в километре на возвышенности лежал Арлингтон. Арлингтон, поместье, в котором он сочетался в браке; Арлингтон, прекрасный дом, где жила его супруга и он сам, когда по долгу службы должен был перебраться поближе к Вашингтону; Арлингтон, из которого Мэри Кастис Ли была вынуждена бежать, едва Вирджиния формально объявила об отделении... Арлингтон, который заняли федералы и где обитали последние три года.
   Каждая минута делала Ли всё ближе, каждая минута демонстрировала ему, насколько жестоко вели себя федералы. Землю, которую он до войны с таким трудом поднимал, уродовали насыпные форты. Между поместьем и Потомаком встали бесконечные конюшни кавалерии федералов. Лошадей там сейчас не было, но память об их присутствии всё висела в воздухе. Ли пожалел, что рядом не было Геркулеса, который вычистил бы эти деревянные хибары, но даже полубог, возможно, признал бы, что подобный подвиг выше его сил.
   Домики и хижины южнее конюшен также опустели. Нет, не совсем опустели - из-за стены выглянуло чёрное лицо и тут же скрылось обратно. Однако большинство свободных негров покинули свои трущобы, боясь быть вновь обращёнными в рабство после захвата Вашингтона и победы Конфедерации. Какая ирония, подумал Ли; после смерти тестя он освободил в своём поместье почти две сотни рабов.
   Западный ветер сдувал прочь вонь от конюшен. Однако со стороны Арлинтона потянулся новый запах - смесь пота, грязи, мочи и страданий - федералы превратили его дом в госпиталь. В тени тяжёлых дорических фасадных колонн до сих пор сновали врачи в синей форме. Ли исключил это место из общей эвакуации федералов с южной земли, пока последний раненый не сможет передвигаться без мучений.
   За время оккупации северянами арлингтонские газоны оказались прискорбно запущены; их не стригли, не поливали и не облагораживали. Неподалёку от поместья, то тут, то там на месте ровных и приятных глазу просторов виднелись бугры красной вирджинской почвы. В этой свежевскопанной земле покоились федеральные солдаты, что погибли в Глуши, у Билтона и, как предполагал генерал, в ходе битвы в предместьях Вашингтона. Винтовки конфедератов переполнили вашингтонские кладбища до краёв.
   Один из спешивших куда-то докторов, наконец, заметил Ли. Когда врач его узнал, то остановился так резко, что едва не споткнулся. Затем он рысью спустился с холма к нему. Он отсалютовал ему так, словно Ли был его командиром.
   - Сэр, меня зовут Генри Браун, хирург 1-го полка Нью-Джерси.
   У него были капитанские плашки и измождённое лицо.
   - Чем могу помочь? Не желаете осмотреть... свой дом?
   - Раненые по-прежнему находятся внутри, сэр?
   - Так точно, генерал, приблизительно, сотня. Остальные либо достаточно поправились, чтобы перебраться в другие места, либо...
   Браун ткнул большим пальцем в сторону свежих могил.
   - Не думаю, что ваши солдаты будут рады меня видеть, потому что причиной их страданий стал я, - сказал Ли. - Не хотелось бы им навязываться.
   - Многие, полагаю, будут польщены вашим визитом. - Одна бровь Брауна дёрнулась вверх. - Как вы, должно быть, в курсе, сэр, в армии Потомака вы пользуетесь заслуженным уважением.
   Ли покачал головой. Хирург продолжал настаивать:
   - Я убеждён, что это поднимет их дух.
   - Раз уж вы столь уверены, сэр, - сказал Ли, оставаясь в сомнении.
   Браун энергично кивнул.
   - Тогда, хорошо, - сказал Ли. - Положусь на вашу решимость.
   Он слез со Странника. Когда штабные офицеры заметили, что он направляется в поместье, то зашумели и тоже спешились. Они бросились за ним.
   Чарльз Маршалл вынул саблю; Венейбл и Тейлор достали пистолеты.
   - Вам нельзя в одиночку идти в логово янки, сэр, - запротестовал Тейлор.
   - Благодарю за заботу о моей безопасности, джентльмены, однако сомневаюсь, что иду в логово головорезов, - сказал Ли.
   - Ни в коем случае, - с негодованием произнёс Браун.
   В сопровождении адъютантов и хирурга Ли прошёл между двумя центральными колоннами на крыльцо своего старого дома. Ошеломлённый часовой-федерал взял "на караул". Генерал ему вежливо поклонился. Ещё совсем недавно этот паренёк с радостью бы его пристрелил. Сейчас же он оставался на южной земле лишь потому, что Ли запретил эвакуировать его раненых товарищей.
   Запах больничной палаты и без того ощутимый снаружи, стал ещё сильнее, когда часовой открыл дверь и впустил Ли внутрь. Врач, который осматривал рану, удивлённо поднял голову.
   - Продолжай, твою мать, - простонал раненый.
   Затем он тоже увидел, кто стоял в дверях.
   - Не. Погоди.
   Ли взглянул на тощих мужчин, что лежали на кушетках в его бывшей прихожей. Те смотрели на него в ответ, у большинства их них были воспалённые от жара глаза. От койки к койке шёпотом бежало его имя. Молодой светловолосый солдатик с отрезанной до плеча рукой приподнялся так, чтобы можно было сесть, и воскликнул:
   - Насмехаться пришёл?
   Ли едва не развернулся на каблуках и не уехал из Арлингтона. Но не успел он пошевелиться, как другой федерал с отрезанной до колена левой ногой, сказал:
   - Ладно тебе, Джо, ты ж знаешь, он не такой.
   - Я пришёл посмотреть на храбрецов, - тихо произнёс Ли. - И почтить их храбрость. Война окончена. Мы больше не соотечественники. Но мы больше и не враги. Надеюсь, когда-нибудь мы станем друзьями, и надеюсь, чтобы этот день настал поскорее.
   Он ходил от койки к койке, кратко беседуя с каждым бойцом. Джо и ещё парочка отвернулись. Но, как и предсказывал Генри Браун, большинство солдат были рады его увидеть, рады с ним пообщаться. Самым частым вопросом был: "Вы где, повстанчики, достали новые винтовки?". Некоторые добавляли, вторя генералу Гранту: "Без них мы бы вас размазали".
   - Винтовки прибыли из Северной Каролины, - раз за разом повторял он один и тот же ответ, честный, но неполный.
   Как обычно, федералы верили ему с трудом. Разумеется, истинному ответу они поверили бы ещё меньше.
   Одна большая с высокими потолками комната за другой. Ли отдавал всё своё внимание сломленным людям на холщёвых койках. Они это заслужили; они сражались так же храбро, как и любой южанин и продолжали сражаться даже перед лицом превосходящей огневой мощи АК-47. Концентрация на солдатах также позволяла ему не замечать, насколько сильно пострадал Арлингтон. Однако сей жестокий факт бросался в глаза, как бы он ни старался его не замечать. Самообман никогда ему не удавался.
   В поместье - его поместье - ещё совсем недавно содержалось гораздо больше раненых солдат-федералов, чем сейчас. На коврах, полу и стенах виднелась кровь и другие, менее благородные телесные жидкости. Полы и стены были испещрены сколами и царапинами от жестокого обращения с самого 1861 года. Иного Ли и не ожидал.
   Он также ожидал, что пропадёт большая часть мебели. Драгоценности вражеского дома - это честная добыча солдат. Но он не ожидал вандализма в отношении оставшегося, разрухи ради самой разрухи. Янки царапали свои инициалы на комодах и сундуках, которые оказались слишком тяжёлыми, чтобы их унести, и избежали рубки на дрова. Стены украшали каракули, местами похабные.
   Единственным облегчением Ли было то, что здесь не было Мэри. Арлингтон был её домом ещё до того, как стал и его; если она увидит, во что он превратился, то это её только огорчит. Война обошлась с ней очень жестоко: она бежала из Арлингтона, затем из Белого Дома, с семейной плантации в Паманки - плантацию, в итоге, превратили в базу Маклеллана, когда тот готовился пойти на Ричмонд, а Белый Дом был сожжён дотла. Юг одержал победу, но какой ценой?
   Лишь сейчас генерал подумал, что мог бы сжечь этот Белый Дом в отместку за сожжение того, другого. Он покачал головой, отметая эту затею. Так воевали бандиты и инсургенты; цивилизованные народы так не воевали.
   - Мир между нами должен быть прочным и продолжительным, джентльмены, - говорил раненым федералам, лежащим в той самой комнате, где когда-то спал он сам с Мэри. - Должен быть.
   Видимо, пылкость его обычно спокойного голоса затронула солдат. Один из них сказал:
   - С такими людьми, как вы, генерал Ли, которые этому способствуют, надеюсь так и будет.
   Тронутый его словами, Ли произнёс:
   - Благослови вас Бог, молодой человек.
   - Сюда, пожалуйста, - указал Генри Браун.
   - Уверяю вас, доктор, я знаю, куда идти, - ответил ему Ли.
   От смущения Браун запнулся. Ли также смутился от собственного сарказма.
   - Неважно, сэр. Ведите.
   Наконец, это тяжкое испытание завершилось. Ли вместе с офицерами штаба вышли из Арлингтона к лошадям, которые щипали всю траву, до какой могли дотянуться. Хирург федералов сказал:
   - Благодарю вас за вашу милосердную доброту, генерал. Парни будут помнить встречу с вами до конца своих дней, равно как и я.
   - Спасибо, доктор. Надеюсь, с вашей помощью и помощью ваших коллег, жизнь их будет долгой и здоровой. Доброго вам дня, сэр.
   Генри Браун поспешил обратно в Арлингтон выполнять свои обязанности. Несколько минут Ли простоял около Странника, не сводя взгляд с поместья.
   - Как вы, сэр?
   Придя в себя, он начал взбираться на коня. Он с силой стукнул Странника по седлу, отчего тот фыркнул. Генерал по-прежнему смотрел на Арлингтон.
   - Очень плохо, - произнёс он. - Очень плохо! Очень плохо!
   Он взобрался на Странника и ускакал прочь. Генерал предполагал, что адъютанты едут следом, дабы, в случае чего, оказаться под рукой. Однако оглядываться назад он не стал.
  
   Поезд пропыхтел к Манассас Джанкшн, дёрнулся и шумно остановился. Густое облако чёрного дыма, которое проникло в каждый вагон, по мнению Нейта Коделла пахло странно и неправильно: локомотив представлял собой здоровенную питающуюся углём махину, недавно захваченную у янки, а не дровяной паровоз, которыми пользовались в Конфедерации.
   - На выход, парни, - крикнул капитан Льюис. - Нужно ещё пешочком пройти.
   Бойцы роты D, а вместе с ними и часть роты Е, встали с мест. После боёв от Глуши до Вашингтона одного пассажирского вагона хватало, чтобы вместить всю роту.
   Сойдя с поезда, Молли Бин сказала:
   - Самая гладкая поездка по железной дороге в моей жизни.
   - Не удивительно, - сказал Коделл, хрустя гравием под ногами рядом с ней. - Этот участок оранж-александрийской оставался в руках федералов до самого конца войны. Их поезда, в отличие от наших, не ходили на одних заплатках да молитвах.
   Он потянулся так, что в спине что-то хрустнуло. Сидение, которое он занимал, оказалось слишком жёстким и прямым. Наверное, следовало бы порадоваться своей удаче. Некоторые конфедераты ехали на юг в товарных вагонах.
   - Не задерживаемся, - резко бросил капитан Льюис. - Строиться по отделениям. Хочу, чтобы вы выглядели, как надо.
   Рота построилась позади знамени Непобедимых Касталии, которое больше походило на кружевную салфетку, нежели на нормальное знамя, потому что в последней кампании его прошило слишком много пуль и осколков. Однако древко из полированного красного дерева было новым, как и позолоченный орёл на его верхушке. Парни скинулись и купили всё это в Вашингтоне. Старое древко раскололо пулей Минье у Форта Стивенс.
   Также новыми были и два командира отделений. Эдвин Пауэлл получил четвёртое ранение на подходах к Вашингтону. В отличие от предыдущих ран, после этой, он уже не вернётся в строй вооружённых сил Конфедерации; она стоила ему левой руки. А Отис Мэсси спрыгнул в окопы, вырытые вокруг столицы федералов, но так оттуда и не выбрался. Их места заняли двое ветеранов-рядовых, Билл Гриффин и Бёртон Уинстэд. Более того, капитан Торп из "Стражей Чикоры" возглавил полк - ранение в ногу уложило полковника Фарибо.
   Выжившие музыканты полка, Билл Смит и Марселус Джойнер, привели 47-й северокаролинский в движение. Когда они шли через Манассас Джанкшн многие жители им радостно кричали. Другие просто стояли и наблюдали, их лица не выражали никаких эмоций. Янки удерживали этот город почти всю войну. Судя по внешнему виду местных жителей, владельцы торговых лавок не мешали им толстеть. Почти все выглядели гораздо более откормленными, нежели прославленные бойцы армии Северной Вирджинии.
   Бойцы шагали на юго-запад вдоль путей железной дороги. Они прошли около километра, когда Коделл тихо присвистнул.
   - Когда янки заявили, что будут ломать железную дорогу, они же не дурачились, правда? - негромко сказал он.
   - Неа, - согласился Дэмпси Эр, критически осматривая колею. - Вот это я называю - ломать из мести.
   Всю войну железные дороги и для южан и для северян являлись первоочередной целью. Паровозами можно перевозить намного больше людей и припасов чем любыми другими способами. Разрушение железнодорожных путей являлось одним из методов, которые не позволяли противнику делать то, что ему хочется. В этом месте федералы разломали участок в шестнадцать километров собственной колеи, дабы конфедераты не воспользовались ею после битвы при Билтоне.
   Поджечь шпалы, сорвать рельсы, нагреть их на огне, а потом загнуть - вот и все дела. Но янки пошли дальше. Они не просто погнули рельсы, они завернули их в гигантские штопоры и бросили в кустах и высокой траве, словно ими швырялись какие-нибудь великаны.
   Когда Коделл произнёс эту мысль вслух, Дэмпси Эр сказал:
   - Хотелось бы мне заиметь бутыль, которую те великаны открывали этими штопорами. Я б, наверное, смог выложить там стены и жить, как в поместье на плантации. Хватило бы места на спальню и еще осталось бы, точно вам говорю.
   - Интересно, когда этот участок восстановят, - сказал Коделл. - Но для "Тредегар Айрон Уоркс" на юге никто не прокатывает рельсы, а многие пути уже крепко раздолбаны.
   Дэмпси Эра меньше беспокоило состояние железных дорог Конфедерации, чем то, что Коделла ни капли не заинтересовала его шутка. Он раздражённо щёлкнул пальцами и сказал:
   - Ты паришься о вещах, которые больше тебя, а ты ваще на них повлиять не можешь.
   Поскольку сказанное было правдой, отвечать Коделл не стал. Переживать он, впрочем, тоже не перестал. Когда 47-й северокаролинский добрался до Катлеттс Стейшн, где железнодорожная колея вновь вернулась в рабочее состояние, опустилась ночь. Полк стал лагерем неподалёку от городка.
   Сожжено было не всё, что горит. Топливом для костров стал полуразрушенный сарай. Коделл подумал, что однажды армии придётся отказаться от бесконтрольного и ненаказуемого разрушения; этот сарай, без сомнения, принадлежал гражданину Вирджинии. Коделл надеялся, что этот человек был юнионистом, однако, так это или нет, его собственность была предана пламени.
   Солдаты собрались у костров, варили кофе, жарили галеты, готовили рагу из солонины и обезвоженных овощей. Коделл наелся до отвала, трижды опустошил крошечную чашку кофе. Он потихоньку начинал привыкать к полному желудку, после долгой жизни впроголодь. Он подозревал, что запасов, брошенных в самом Вашингтоне и его окрестностях могло бы хватить, чтобы прокормить всю Конфедерацию, а не только армию Северной Вирджинии. Солдаты по-прежнему с наслаждением поглощали захваченные пайки янки.
   Сержант сунул в костёр лучину, от которой прикурил сигару. Он подолгу держал во рту ароматный дым, наслаждаясь его вкусом; этот вкус отлично сочетался с настоящим кофе. Сержант попытался выдохнуть кольцо дыма, но оно быстро растеклось в бесформенное облако. Он прилёг на локтях и улыбнулся. Неудача обычно его раздражала, но не сейчас.
   - Достать тебе ещё немного пожевать, Нейт? - спросила Молли Бин, вставая. - У меня немного осталось.
   - Не, спасибо... Мелвин. Мне хватит. В Вашингтоне так много всего, что мне даже непонятно, зачем Север хотел присоединить нас обратно. Кажется, им и самим всего хватает.
   Все вокруг, кто услышал эти слова, разразились одобрительным ворчанием. Эллисон Хай сказал:
   - Не будь у нас новых винтовок, видать янки нас в итоге разделали бы. Как Нейт и сказал, у них куча всего.
   - Вечно ты ворчишь, Эллисон, - сказал Уильям Уинстэд. - Мы их разделали, и без разницы, какие у нас винтовки. Мы их сильнее.
   - Они тоже были достаточно сильными, Билл, - вставил Коделл и вновь ему никто не возразил. - А ещё их постоянно было больше, чем нас. Я жуть как счастлив, что у меня есть эта винтовка.
   - Это так, Нейт, не спорю, - сказал Уинстэд. - Хочу попробовать утащить свою к себе на ферму. Из неё выйдет отличное охотничье ружьё, пока будет хватать патронов.
   - Это уж точно, Билл, - сказал Кеннел Тант, ещё один фермер. - На однозарядное ружьё я теперь даже и не взгляну, это уж точно.
   - Господи, винтовки и патроны везут из Ривингтона, - сказал Коделл. - Добираться туда не так уж долго любому из нас. Полагаю, боеприпасы можно купить и там.
   - Придется заново привыкать, самому покупать патроны, - сказал Эллисон Хай.
   Он помолчал, его вытянутое мрачное выражение лица стало ещё кислее.
   - Интересно, сколько ривингтонцы за них попросят?
   Над костром повисло молчание - невеселое молчание. Цены во всей Конфедерации взлетели невообразимо высоко. В армии никто на это не обращал особого внимания - еда, пусть и немного; крыша над головой, хоть какая-то; иногда одежда - всем этим их снабжали. Но, когда человеку вновь приходилось за всё платить... Коделл подумал, что за новую шляпу придётся выложить от пятидесяти до семидесяти пяти долларов, что составляло зарплату учителя за несколько месяцев. Фермерам, которые составляли большинство личного состава Непобедимых Касталии, повезло. Они, по крайней мере, вернувшись домой, сумеют себя прокормить. Сержант же гадал, как он будет справляться.
   У кого-то оказались схожие с ним мысли. Дэмпси Эр сказал:
   - А я, наверное, в армии останусь.
   - Буду надеяться, что тебя оставят, - сказал ему Коделл.
   Эти слова вызвали в беседе очередной перерыв. С наступлением мира армия резко сократится. И всё же, он сомневался, что она сократится до размеров крошечных вооружённых сил предвоенных США - да и как такое возможно, когда нужно охранять такую протяжённую границу от тех же самых США? Те, у кого нет никаких перспектив, нет своих семей, возможно, захотят остаться, и возможно, кому-то это позволят.
   - Я б ещё послужил, - сказала Молли Бин. - Но, всё ж таки, будет непросто...
   Она не договорила. Коделл понимал её сомнения. Служба продолжится в гарнизонах, как при таких обстоятельствах продолжать весь этот маскарад? С другой стороны, познав настоящее боевое мужское братство, как она сможет вернуться к обслуживанию их похоти? Если она не сможет дальше это терпеть, чем же ей тогда заниматься? Хорошие вопросы, но ответов на них Коделл не имел.
   Или нет?
   - Знаешь, Мелвин, - сказал он, осторожно подчёркивая её публичное мужество. - Чем лучше научишься читать и писать, тем больше возможностей у тебя будет в жизни, тем большими вещами ты сможешь заниматься.
   - Это так, - сказал Элси Хопкинс. - Я вот, к следующей неделе выучить буквы не смогу, поэтому останется только землю пахать. Правда, кроме как пахать землю, мне ничего и не надо.
   Молли, кажется, задумалась.
   - Ты меня немного научил, Нейт. Возможно, я смогу поучиться ещё. Букварь у тебя ещё с собой?
   - Даже два, а ещё Новый Завет, - ответил тот.
   - Доставай, - сказала она.
   Коделл залез в свой вещмешок и вынул оттуда качественный конфедератский букварь. "Если один южанин может убить семь янки, сколько янки смогут убить трое южан?" - классическая арифметическая задача оттуда.
   - Чего она там попросила его достать? - спросил Дэмпси Эр.
   Поскольку говорил он тихо, Молли его не услышала и не разозлилась. Все бойцы Непобедимых Касталии ею гордились. Она подошла к Коделлу, села рядом и склонилась над книгой.
  
   К северу от Билтона оранж-александрийская железная дорога оказалась вновь разломана; полку пришлось сойти с поезда и пешком пройти через поле недавней битвы.
   В земле до сих пор виднелись воронки от снарядов и крупных ядер, хотя трава и дикие цветы постепенно излечивали эти раны на зеленом теле земли.
   - Тут теперь все выглядит по-другому, - сказал Руфус Дэниэл. - И спокойнее, когда янков нету.
   Очень много янки и конфедератов уже никогда не уедут из Билтона. Бугорки взрытой почвы отмечали неглубокие братские могилы. Некоторые были выкопаны, ну, очень неглубокими; из одной торчала лишённая плоти рука, она словно клешня торчала вверх, указывая в небо. Дэмпси Эр указал на неё.
   - Гляньте, старый вояка выпрашивает жалование!
   Коделл хмыкнул.
   - Ты хочешь остаться в армии, чтобы кончить, как он, Дэмпси?
   - Рано или поздно мы все кончим, как он, Нейт, - неожиданно угрюмым голосом произнёс Эр.
   - Вы совершенно правы, сержант, - сказал капеллан Уильям Лейси. - Вопрос лишь в том, каким путём мы придём к этому концу и какая судьба ждёт нас впоследствии.
   Эр не мог подолгу оставаться серьёзным.
   - Если вам всё равно, святой отец, я лучше поеду поездом.
   Немалое число капелланов воспылали бы праведным гневом и начали метать проклятия в ответ на подобную дерзость. Лейси же сделал вид, будто снимает с плеча ближайшего солдата АК-47 и целится в сержанта. Коделл рассмеялся и произнёс:
   - Полегче, капеллан, вы нонкомбатант.
   - Спасибо, что напомнили.
   Однако Лейси и сам рассмеялся. Когда стоит тёплый летний день, а война на самом деле выиграна, смеяться гораздо проще. В мае возле Билтона никто не смеялся, вообще.
   Южнее этого крошечного городишки полк снова погрузился в поезд. Скрипящий паровоз, что тянул состав, прослужил всю войну без особого обслуживания. Да и рельсы никто почти не ремонтировал. К тому моменту, когда поезд добрался до Оранж-Корт-Хаус, он дважды сходил с пути, отчего солдаты валились в полном беспорядке. После второго схода, один боец сломал руку, а другой лодыжку.
   - Нихера себе дела - нести потери уже после войны, - мрачно произнёс Эллисон Хай.
   - Могло быть и хуже, учитывая расшатанность путей, - ответил на это Коделл.
   Оба тяжело дышали. Вместе с остальными они на руках поставили вагон обратно на рельсы. Коделл сравнил этот участок Оранж-Александрийской дороги с тем, что принадлежал федералам и паровозом севернее Манассас Джанкшн. Он покачал головой - очередное свидетельство превосходства Севера в ресурсах. Сержант гадал, сколько Конфедерации потребуется времени, чтобы восстановиться и отстроиться после трёх лет сражений.
   Поезд прогрохотал мимо Оранж-Корт-Хаус, затем мимо зимних квартир 47-го северокаролинского. Часть хижин была сожжена, большинство остальных растащили на дрова. Коделл без сожаления глядел на исчезающий позади лагерь. То была самая голодная зима в его жизни.
   У Гордонсвилля, поезд свернул на ветку Вирджиния-Сентрал в направлении на Ричмонд. Полотно там оказалось настолько неровным, что зубы Коделла отбивали такую дробь, будто вновь наступила зима.
   - Кто хочет забиться на то, сколько раз мы сойдём с рельсов до того, как, наконец, доберемся до места? - спросил Руфус Дэниэл.
   Ставки вызвали оживление. Коделл поставил на три раза, и сорвал банк. Десять конфедератских долларов лишними не будут, хотя он больше обрадовался бы паре баксов янки, или, еще лучше, двум долларам серебром. Он уже очень давно не слышал в кармане сладкое позвякивание монет.
   Ночью поезд встал у Этлис Стейшен, в нескольких километрах от столицы. Капитан Льюис объявил:
   - День переждём здесь, пока не соберется вся армия Северной Вирджинии. Перед тем как полки разойдутся по родным штатам, нас ждёт грандиозный парад - мы пройдём по улицам, а люди будут нас прославлять.
   - Мне нравится, - сказал Эллисон Хай. - Пусть поглядят на оборванных тощих чертенят, что дрались за них. Дадут им что-нибудь на память, хотя это вряд ли.
   Коделл махнул рукой.
   - Может, нас они не запомнят, зато они запомнят отсвет наших костров в небе.
   Повсюду, насколько мог дотянуться взгляд, виднелись костры, тысячи костров. Коделл моргнул, слегка ошеломленный. Когда-нибудь художники отобразят этот миг - последний привал армии Северной Вирджинии.
   - Пущай радуются, что видят наши костры, а не янков, - сказал Руфус Дэниэл.
   Он насмешливо напел несколько строк из северного "Боевого гимна Республики"*:
   - "Я Его в огнях увидел вкруг армейских лагерей..."
   Дэниэл сплюнул в костёр.
   - А это им за сраное тело Джона Брауна.
   Разговоры продлились далеко за полночь. Офицеры не пытались разогнать солдат по постелям. Вскоре и сами они отправятся по домам и из лейтенантов и капитанов вновь превратятся в фермеров и клерков, друзей и соседей. Впереди не осталось битв, лишь триумфальный парад. Дисциплина стремительно улетучивалась.
   Следующим утром армия проснулась не от рёва горна или грохота внезапной засады, а от паровых свистков, призывавших солдат садиться на поезд. Рота за ротой, полк за полком, все погрузились в вагоны. Один за другим, поезда двинулись к Ричмонду. Тот, на котором ехал 47-й северокаролинский добрался без происшествий, что стоило Коделлу выигранной днём ранее купюры.
   Орущие офицеры в невероятно чистой форме делали всё возможное, чтобы привести войска к какому-то подобию порядка, когда те вывалились около деревянной хибары, которая служила депо Вирджиния-Сентрал. Они указывали на северо-запад, на Броуд-стрит.
   - Давай, пошёл! Нет, не вы, сэр! Будьте любезны, дождитесь своей очереди! Шевелись, давай!
   - Вперёд, парни! - выкрикнул капитан Льюис. - Как будто мы вновь вернулись в Кэмп Магнум - покажем ричмондским дамочкам, как мы умеем маршировать!
   Подобная стратагема была идеально рассчитана на то, чтобы выжать из Непобедимых Касталии лучшее - решил Коделл, но капитан Льюис всегда славился подобными вещами.
   Когда солдаты шагали по Броуд-стрит, оркестр заиграл мелодии, вроде "Боевого клича свободы", "Когда Джонни вернётся домой" и "Левой! Левой! Левой! Ребята маршируют"; на тротуарах толпились люди, одетые в лучшие праздничные наряды, дамы в широких юбках, чепчиках и кружевах, мужчины в цилиндрах, закрывавших вид тем, кто стоял позади. Некоторые размахивали флагами: Незапятнанное Знамя, ранний вариант звёздно-полосатого флага и боевые знамёна Конфедерации самых разных расцветок. Все здания были украшены красными, белыми и синими тканями и гирляндами ярких летних цветов.
   Из-за железнодорожных путей, что тянулись прямо посреди Броуд-стрит, Коделлу приходилось глядеть под ноги; меньше всего он хотел споткнуться перед огромной толпой зрителей. Тот, кто здесь упадёт, возможно, долго не проживет, особенно когда вокруг полно свидетелей из его родного округа, которые без конца будут ему об этом напоминать.
   Поскольку Коделл больше переживал о том, куда он ступает, он редко поднимал взгляд, чтобы рассмотреть первые несколько кварталов, которые проходил великий парад. Когда он всё же огляделся, то увидел, что 47-й северокаролинский шагал мимо Первой Африканской Баптистской Церкви, что на северо-восточном углу улиц Броуд и Колледж. У этого массивного широкого здания имелась шиферная крыша без шпиля, а огораживал его железный забор с воротами.
   Несмотря на название церкви, Коделл не увидел около неё ни единого африканца. Эта мысль вынудила его обратить более пристальное внимание на толпу. В Ричмонде проживала крупная негритянская община, в основном, рабы, несколько вольных, но цветных лиц почти не было видно. На парад глазели лишь несколько ухмыляющихся огольцов и всё. Чёрное население Ричмонда, подозревал сержант, скорее выйдет смотреть, как по их родному городу проходят парадом синие мундиры.
   Через дорогу от Африканской Баптистской Церкви находилась Старая Монументальная Церковь, двухэтажное строение в классическом стиле, которое венчал низкий купол, и огороженное каменным забором с металлическими решетками сверху. Между деревьями перед забором висели полотна растяжек, на ветках сидели мальчишки и рукоплескали проходившим мимо солдатам. Коделл потянулся за шляпой, чтобы помахать им в ответ и тут же одёрнул руку, чувствуя себя глупо - он так и не нашёл замену старой шляпе, которую потерял в Глуши.
   Капитолийская площадь занимала небольшой квартал южнее Броуд-стрит, однако громадины "Похэттен Отеля" и городской ратуши Ричмонда не позволяли Коделлу увидеть то, что ему хотелось. Через дорогу от отеля стоял практически столь же огромный фасад Первой Баптистской Церкви с колоннами в стиле неогрек.
   - Равнение нале-во! - приказал капитан Льюис.
   Голова Коделла дёрнулась, как у заводной игрушки. Напротив городской ратуши - построенной в том же эллинистическом стиле, что и церковь - была установлена обзорная трибуна. Там стоял президент Дэвис, высокий и необычайно подтянутый. Позади него стоял вице-президент Александер Стивенс, одетый в пальто, чересчур широкое для его тощей фигуры. Стивенс, чей рост едва ли превышал рост четырнадцатилетнего мальчишки, имел бледный и нездоровый вид, и складывалось впечатление, что он держится прямо на одной лишь силе воли.
   Трибуну заполняли и прочие гражданские сановники - конгрессмены, судьи, члены правительства и все остальные, однако взгляд Коделла был сосредоточен лишь на двух мужчинах в серой форме, среди чёрных костюмов. Чуть ниже Джефферсона Дэвиса стоял генерал Ли, поднявший шляпу в знак приветствия проходящих мимо солдат. Другим был человек, одетый в вычурный мундир, у него был высокий лоб, лисьи черты лица, бакенбарды и элегантная "эспаньолка" цвета брюн с проседью. Он стоял в паре человек от Ли.
   - Это же Джо Джонстон, - воскликнул Коделл и указал на него.
   - Божечки, ты прав, - сказал Руфус Дэниэл. - Значит, армия Теннеси тоже здесь?
   - А хер бы знал, - ответил ему Коделл. - На железнодорожной станции царил такой бардак, что мимо нас могла пройти вся армия Потомака, а мы бы и не заметили.
   Всё, что он мог видеть перед собой - это пара рот впереди Непобедимых Касталии и, если повернуть шею, одна рота сзади.
   Руфус Дэниэл издал короткий лающий смешок.
   - Если бы синепузые вернулись, мы б поди быстро об этом узнали.
   Левой рукой он коснулся ремня своего АК-47. Коделл ухмыльнулся и кивнул.
   Он прибыл домой из Вашингтона; единственные федеральные солдаты, что могли добраться до Ричмонда - это военнопленные.
   47-й северокаролинский прошагал мимо обзорной трибуны и Методистской церкви Броуд-стрит, которая имела невообразимо высокий шпиль. Солдаты пошли дальше по Броуд-стрит. Как и просил капитан Льюис, они сделали всё так, чтобы в Кэмп Магнум ими гордились, держа равнение и дистанцию друг от друга с такой легкостью, которая свидетельствовала о двухлетней практике в этой области. Их шаг был плавным и упругим, мах руки таким же устойчивым, как ритм маятника.
   Женщина средних лет бросила им букет фиолетовых маргариток. Коделл поймал его в воздухе. Будь у него шляпа, он бы вставил цветок за ленту. Дэмпси Эр вместе с индюшачьим пером носил на шляпе яркие лютики. Поскольку Коделл шёл с непокрытой головой, он потянулся к плечу и вставил букет в ствол винтовки. Женщина захлопала в ладоши.
   Украсив себя таким вот образом, Коделл прошёл мимо депо ричмонд-фредериксберг-потомакской железной дороги, за ним ещё один квартал, где располагался впечатляющий Ричмондский театр с пилястрами, которые тянулись от второго этажа почти до самого верха здания. Железнодорожные пути всё тянулись посреди улицы ещё почти двадцать кварталов, прежде чем свернуть на север, туда, где находился пункт назначения поезда.
   Когда они свернули с Броуд-стрит, толпа вокруг начала постепенно редеть - это была уже почти самая окраина города. Им махали военные полицейские.
   - В Кэмп Ли! - кричали они, указывая на север и на запад. Коделл шагал с новыми силами: где ещё должен закончиться грандиозный парад, как не в лагере, названном в честь самого великого воина Юга?
   Обширная зеленая равнина Кэмп Ли начиналась чуть более чем в километре от того места, где заканчивались здания Ричмонда. Там оказалась ещё одна обзорная трибуна, её доски были белыми и новыми, она располагалась лицом к западной стороне луга. Рядом на высоченном флагштоке висело знамя Конфедерации. Перед ним располагались другие флаги, в основном, красного, синего и белого цветов: это захваченные знамёна федералов. Коделл раздулся от гордости, когда увидел, как много их было.
   - Корпус Хилла? Дивизия Гета? - крикнул им полицейский. - Вам сюды.
   Вместе с остальными подразделениями дивизии Гета, 47-й северокаролинский пошёл "сюды". Коделл оказался по левую сторону от обзорной трибуны, однако достаточно близко от центра, чтобы хоть немного расслышать, что будет говорить выступающий с трибуны.
   Впрочем, перед тем как начнут выступать, плац должен заполниться. Покрутив головой по сторонам, Коделл заметил, что вся армия Северной Вирджинии собралась по левую сторону от трибуны, корпуса Хилла, Юэлла и Лонгстрита. Затем полицейский крикнул:
   - Корпус епископа Полка? Вон туды.
   Разумеется, армия Теннеси также прибыла в Ричмонд, чтобы поучаствовать в параде.
   - Какая разница? - произнёс Эллисон Хай. - Просто получится, что нам придётся тут торчать в два раза дольше, пока они дойдут до своих мест.
   Получилось не в два раза дольше, учитывая, что явилась лишь часть армии Теннеси. Остальные, предполагал Коделл, скорее всего, остались в самом Теннеси, удерживая земли, которые всю войну оставались под пятой федералов. И всё же, солнце на северо-западе медленно сползало за горизонт, и с того места, где стоял Коделл - оно уходило практически за обзорную трибуну - когда в проходе между армиями Северной Вирджинии и Теннеси верхом проехали Джефферсон Дэвис, Роберт Э. Ли и Джо Джонстон. Обе армии начали неистово вопить, стараясь перекричать друг друга. Армия Северной Вирджинии превосходила числом своих оппонентов, и вышла из этого соревнования победителем. Президент и его генералы махали солдатам, сидя на лошадях, отвечая на их приветствие. Все трое вместе поднялись на обзорную трибуну.
   Медленно и неохотно опустилась тишина. Худые крепкие солдаты, которые столько сделали, столько вынесли на своих потрёпанных боевых знамёнах, были не той публикой, от которой стоило ожидать идеальной дисциплины или безупречной вежливости. Ли и Джонстон это понимали. Они остановились на пару ступенек ниже президента Дэвиса. Затем они поклонились, сначала друг другу, а потом и ему. Ответный поклон президента оказался ниже и был адресован не им, а солдатам, которыми они командовали. Бойцы снова радостно закричали. Воздух наполнился их высокими пронзительными боевыми воплями.
   - Отныне мы более не услышим "крик повстанца", - произнёс Дэвис, вызвав возмущенный ропот и выкрики "Нет!". Он поднял руку.
   - Мы более не услышим "крик повстанца", ибо мы больше не повстанцы и никогда ими не были. Мы свободные независимые южане, у которых есть собственный родной "крик южанина"...
   Какое-то время президент не мог продолжать речь. Коделл орал во всю мощь своих лёгких, но собственного крика он не слышал, поскольку всё его сознание наполнил рёв двух великих армий Конфедерации. Рёв этот был таким же громким, как и на поле сражения. Когда крики, наконец, стихли, в ушах у него гудело, а то тут, то там каждые несколько минут слышались отдельные вскрики.
   В итоге, речь Дэвиса до него дошла не в виде чего-то целого, а как набор несвязных фраз - предложение тут, абзац там:
   - Мы сами себе доказали, что достойны наследия, оставленного нам патриотами Революции; мы следовали той героической самоотверженности, которая обратила их вспять и стала тем горнилом, что закалила патриотизм... наши отважные и доблестные солдаты... Я поздравляю вас с серией блистательных побед которые вы одержали в силу Божественного Провидения, и, будучи президентом Конфедеративных Штатов, от всего сердца выражаю вам благодарность от лица страны, чьему правому делу вы служили с таким мастерством и героизмом... изгнали захватчиков с родной земли и вырвали у подлого врага признание своего неотъемлемого права на коллективную независимость. Вы обеспечили сторонников конституционных свобод опорой в виде нашей окончательной победы в борьбе против деспотизма и узурпации.
   Крики становились громче, по мере того как Дэвис продолжал свою речь. Однако он не удовлетворился сказанным и заговорил о Конфедерации в целом:
   - После Революции, несколько штатов были по отдельности признаны независимыми. Однако Север силой нарушил согласие между независимыми штатами, утверждая, что его правительство является не плодом согласия, но надстройкой над штатами, извратив его в средство своего контроля над внутренними делами штатов. Творение превознеслось над своими создателями, главы штатов оказались подчинены посреднику, которого они сами назначили. Поэтому наши штаты разорвали все связи с остальными, и так появилась на свет наша блистательная Конфедерация.
   Эту часть Коделл расслышал отчётливо, поскольку во время нее люди стояли более спокойно. Обращался президент к разуму, а не к чувствам; если бы он оказался на его месте, то не стал бы всего этого говорить. Каждое слово в речи президента было правдой, но сейчас солдаты хотели слышать не это; Дэвис слишком много думал и слишком мало чувствовал.
   Он, кажется, и сам это понял, и почему бы и нет - ведь до того как стать политиком, он был солдатом. Он сделал всё, чтобы прийти к верному заключению:
   - Никто не может прийти к успеху в выполнении такой важной задачи, как завоевание свободного народа. Эта истина, непогрешимая для нас, отныне силой вбита в медлительный разум северян. Мистер Линкольн вдруг выяснил, что никакой мир невозможен без признания наших неотъемлемых прав. За это я должен благодарить неукротимую доблесть наших солдат и неиссякаемую силу духа нашего народа. Благослови вас всех Господь.
   И снова Коделл изо всех сил закричал вместе с остальными. Осознание того, что Конфедеративные Штаты обрели независимость, опьяняло, порой, сам он не до конца мог поверить в то, что этот миг настанет. Однако, поблагодарив солдат и народ, Джефферсон Дэвис опустил один фактор, который также оказал своё влияние на освобождение Юга - ривингтонцев и их винтовки. Коделл гадал, возмутило ли их, что они остались неупомянутыми и не осыпанными благодарностями.
   Овации стали тише, затем совсем стихли. Бойцы армий Северной Вирджинии и Теннеси стояли в сгущающихся сумерках, беседовали с друзьями и товарищами, обсуждали произошедшее этим днём.
   - Ну, всё, Нейт, вот и конец, - сказала Молли Бин. - И чего, блин, дальше?
   - Кабы я знал, - ответил тот.
   Для себя он уже составил план: он вернётся домой и будет изо всех сил стараться восстановить прежнюю довоенную жизнь. Впрочем, для Молли дела обстояли несколько мрачнее.
   Капитан Льюис огласил самые ближайшие планы:
   - На ночь останемся здесь, в Кэмп Ли. Пайки, предположительно, придут завтра к утру, и нас начнут распускать.
   Коделл заметил, что капитан ни словом не обмолвился о пайках этим вечером. Это его не удивило - армия Северной Вирджинии прошла Билтон, поэтому вновь вернулась под опеку неповоротливого тылового департамента Конфедерации. Сержант пожал плечами. Голодать он не будет, к тому же, у него ещё осталось три или четыре вашингтонских сухаря. Они уже зачерствели, но сержанту приходилось есть и кое-что похуже - да и поменьше. Непривычно будет возвращаться к переживаниям о свежести еды, вместо вообще её наличия.
   Молли сказала:
   - Когда разведут костёр, Нейт, ты посидишь со мной над книжками?
   - Конечно, Мелвин, - ответил он. - С тех пор как ты всерьёз взялся за учёбу, ты многое постиг.
   Каждое слово он произносил всерьёз. Ему хотелось, чтобы его ученики, которые в два раза моложе Молли, проявляли хотя бы половину того усердия, какое проявляла она.
   Её губы искривились в нечто не очень похожее на улыбку. Кожа на скулах натянулась, и он на мгновение смог увидеть, какой она будет, когда состарится. Она сказала:
   - Надо было раньше начинать. Сейчас-то уже поздно.
   - Учиться никогда не поздно, - сказал он.
   Она покачала головой, явно собираясь оставаться в мрачном настроении. Сержант настойчиво добавил:
   - Ты освоил навык чтения. Чтобы не позабыть его, нужно постоянно читать и не давать ему забыться. Это как... - он подобрал подходящее для неё сравнение - ...как разбирать и чистить АК-47. Поначалу очень сложно, но с постоянной практикой появляется и сноровка. Теперь-то ты об этом даже не задумываешься.
   - Может быть, - неуверенно ответила она.
   - Сам увидишь.
   Вместо букваря этим вечером Коделл извлёк Новый Завет. Молли начала возражать, но он сказал:
   - Попробуй. Сам поймёшь, прав я или нет.
   Он открыл небольшую книгу и указал на отрывок.
   - Вот отсюда.
   - Да не могу я.
   Однако Молли склонила голову ближе, чтобы разобрать крошечный шрифт Нового Завета и начала читать:
   - "Иисус взял хлеб, благословил его и преломил - почему нельзя было написать "разломил"? - и раздавая... ученикам, сказал: ядите: сие есть Тело моё. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Нового Завета, за многих изливаемая во ос... эм... оставление грехов*.
   Её лицо осветилось тем самым особым светом, каким обладала лишь она; на какое-то мгновение она затмила собой костёр.
   - Ёб вашу мать, получилось!
   - Ага, - самодовольно ответил Коделл, радуясь почти точно так же, как она.
   - Пару раз ты запнулся на сложных словах, но такое со всеми бывает. В любом случае, неважно. Важно лишь то, что ты прочитал и понял прочитанное. Тебе ведь всё понятно, правда?
   - Конечно, понятно, - ответила Молли. - Конечно, понятно.
   Коделл читал с детства; грамотность он воспринимал как должное. Придя в армию, он не в первый раз сталкивался с тем, как много это значило для тех, кто начал учиться гораздо позже.
   Начав, Молли уже не желала останавливаться, даже когда костёр уже прогорел до красных углей, а Коделл начал зевать так, что мог свернуть себе челюсть. Почти все уже уснули, кто-то завернулся в одеяло, кто-то просто лёг над траву под звёздами. В такую тёплую ночь, ничего страшного в этом не было. Коделл благодарил небеса за то, что война не продлилась до следующей зимы. Тогда у бойцов уже не осталось бы одеял.
   Наконец, сил держать глаза открытыми у него не осталось.
   - Мелвин, - сказал он, - забери себе этот Новый Завет. Так, тебе всегда будет, что почитать.
   - Моя собственная книга? Свой Новый Завет? Забрать?
   В тусклом пламени костра глаза Молли выглядели огромными. Она посмотрела то в одну сторону, то в другую. Когда она поняла, что на них никто не обращает внимания, то потянулась к Коделлу и быстро его поцеловала. Её голос опустился до горлового шёпота:
   - Не будь мы на открытом месте, Нейт, я б дала тебе кое-что получше.
   Вместо того, чтобы принять это предложение, сержант зевнул ещё шире, чем раньше.
   - В данный момент, я слишком измотан, чтобы доставить удовольствие женщине, не говоря уж о себе самом, - также шёпотом произнёс он.
   Молли рассмеялась.
   - Ни один мужик в этом не сознается, пусть это будет хоть десять раз правдой. Скорее, он попытается, а потом обвинит женщину в том, что у него ничего не вышло.
   Она снова покачала головой, словно стряхивая неприятное воспоминание, затем снова его поцеловала.
   - Может, будет у нас ещё возможность, Нейт. Я на это надеюсь. Добрых снов, слышишь?
   - Да, Мел... Молли.
   Он рискнул назвать её настоящим именем.
   - Спасибо.
   Заворачиваясь в одеяло, он думал, появится ли у них ещё одна возможность. Если 47-й северокаролинский расформируют, они больше не увидятся. Он вернётся к преподаванию, а она... чем займётся она, он не знал. Он надеялся, что там будет лучше, чем там, откуда она пришла и грамота, которой он её обучил, этому поспособствует.
   Он поёрзал, устраиваясь поудобнее. Трава мягко щекотала щёку, но из давно утерянной шляпы подушка вышла бы получше. Он повернулся лицом к костру. Там сидела Молли Бин и усердно читала Библию.
  
   Как днём ранее войска заполонили Броуд-стрит во время парада, так сегодня они заполнили Франклин-стрит. Когда они выходили из Ричмонда, то шагали очень быстро. Теперь же, возвращаясь в город, они двигались со скоростью улитки.
   В животе Нейта Коделла урчало. Обещанные утренние пайки в Кэмп Ли так и не прибыли. Каким-то образом, это устраивало. Армия Северной Вирджинии всегда была способна сражаться. А сытость - это уже другой вопрос. "Да и неважно", - подумал Коделл. Когда он, наконец, преодолеет этот долгий путь до Инженерного Дома, какой-нибудь клерк из военного министерства разорвёт его связь с армией Конфедерации.
   - Возможно, - мечтательно произнёс он, - нам даже заплатят, когда отпустят.
   Эллисон Хай хмыкнул.
   - Это ж просто день отставки, а не Судный День, Нейт. Нам так долго не платили, что, поди, уже и забыли, что должны платить.
   - К тому же, учитывая цены, нет смысла переживать, сколько они нам там должны, - добавил Дэмпси Эр.
   - Нам должны не только деньги, - сказал Коделл.
   - Об этом они тоже не вспомнят, по крайней мере, в ближайшие месяцы, - сказал Хай.
   Коделлу хотелось поспорить с циничным сержантом, но он понял, что не способен. Это предположение выглядело слишком вероятным.
   Медленно, очень медленно они ползли к Капиталийской площади. На них вышло поглазеть несколько человек, но по сравнению со вчерашним днём, их было совсем немного. Возница, сидящий на козлах огромной повозки, запряжённой шестью мулами, был вынужден остановиться, когда солдаты преградили ему путь по Пятой-стрит. Он принялся громко на них ругаться.
   Эллисон Хай мрачно ухмыльнулся.
   - Некоторые из этих скотов не помнят ничего дольше нескольких минут, не говоря уж о месяцах.
   Руфус Дэниэл решил разобраться со сквернословящим возницей более решительно. Он снял с плеча АК-47 и прицелился в него.
   - Тебе не кажется, что надо бы чуточку внимательнее смотреть, на кого рот разеваешь, дружок? - вежливым тоном произнёс он.
   Возница вдруг заметил, что Дэниэл был здесь далеко не единственным вооружённым человеком. Он открыл было рот, но тут же закрыл.
   - П-простите, - наконец, выдавил он из себя.
   Когда солдаты освободили ему путь, он хлестнул мулов по спинам кнутом и чересчур резко дёрнул поводья. Повозка двинулась дальше. Непобедимые Касталии хохотали ему вслед.
   Они проползли Шестую-стрит, Седьмую. Солнце всё выше взбиралось по небу. По лицу Коделла стекал пот. Когда он обтёр лоб рукавом, шерстяная ткань стала тёмно-серой.
   - Может, я и не пристрелю возницу, - сказал он, - но за добрую кружку пива точно готов кого-нибудь грохнуть.
   Словно в ответ на эту необычную молитву, из дома между Седьмой и Восьмой-стрит вышли четыре дамы. Самую старшую катила в инвалидном кресле чернокожая женщина. Эта дама держала на коленях, а остальные белые женщины несли в руках подносы со стаканами с водой. Все они подошли к чугунному забору у дома.
   - Молодые люди, вам, наверное, жарко и вы хотите пить, - сказала женщина в коляске. - Подходите, угощайтесь.
   Солдаты в мгновение ока сгрудились у забора. Коделл оказался достаточно близко и проявил достаточную сноровку, чтобы ухватить себе стакан. В три быстрых глотка он его опустошил.
   - Премного вам благодарен, мэм, - обратился он к женщине, с чьего подноса брал стакан.
   Она была не старше него, привлекательна, хоть и с немного суховатыми чертами лица, на ней было тёмно-бордовое атласное платье, которое, как и дом, из которого она вышла, говорило о том, что происходила она из влиятельной семьи. Вдохновившись мыслью, что более никогда её не увидит, Коделл бросил:
   - Позвольте узнать, кого именно я должен благодарить за проявленную доброту?
   Женщина задумалась, затем сказала:
   - Меня зовут Мэри Ли, первый сержант.
   Первой мыслью Коделла было удивление тому, что она опознала его нашивки. Вторая мысль, когда он расслышал её имя, мыслью-то и не была - он автоматически вытянулся по струнке. И не он один; каждый, кто услышал фамилию Ли, тут же встал по стойке "смирно"
   - Мэм, благодарю вас, мэм, - пробормотал он.
   - Ну, вот, ты их перепугала, - сказала самая младшая дочь Ли - вообще, она недалеко ушла от детского возраста.
   - Ой, цыц, Милдред, - сказала Мэри Ли таким тоном, каким говорили все старшие сёстры в мире.
   Она вновь обратилась к Коделлу.
   - После того, что вы, храбрецы, сделали для своей страны, для нас огромная честь - помочь вам, и это самое меньшее, что мы можем сделать.
   Женщина в инвалидном кресле энергично кивнула.
   - Мой супруг никогда не переставал удивляться силе духа тех, кем командовал на протяжении всей войны, даже, когда дела шли наиболее худо.
   Она повернула голову так, чтобы видеть служанку позади себя.
   - Джулия, будь любезна, принеси поднос с кексами.
   - Да, гсп'жа, - сказала негритянка.
   Она вернулась к дому и скрылась внутри.
   К тому моменту, солдаты, что шли впереди Непобедимых Касталии, оторвались на несколько метров. Остальные кричали им пошевеливаться. Буквально только что Коделл злился, что строй движется слишком медленно, а теперь он злился на то, что он идёт слишком быстро. Нужно шагать дальше. Кексами насладится рота Е. Коделл попытался отнестись к этому философски. Он и не ожидал встретить дочерей массы Роберта, и попытался извлечь из этой встречи максимальное удовольствие.
   Строй остановился между Восьмой и Девятой-стрит. Философии с трудом удавалось конкурировать с пустым желудком; Коделл пожалел, что ему не удалось съесть кекс. Наконец, он и его сослуживцы втянулись в Инженерный Дом, и подошли к столам в фойе. Над столами висели указатели с буквами A-B, C-D, E-F, G-H и I-K. Коделл встал перед нужным ему столом.
   - Имя и рота? - спросил клерк, что сидел за столом с буквами C-D.
   - Натаниэль Коделл, мистер, эм...
   Он прочёл надпись на табличке.
   -... Джонс.
   - Коделл, Натаниэль.
   Джон Бошам Джонс аккуратно подчеркнул его имя.
   Он потянулся к стопке бумаги и передал один листок Коделлу.
   - Вот ваш железнодорожный билет домой со сроком годности пять дней. Перед посадкой в поезд на станции вы должны будете сдать оружие и все боеприпасы.
   Он бросил взгляд на рукав Коделла.
   - Первый сержант, да?
   Он взял листок из другой стопки и вписал в пустом окошке число.
   - Вот чек на двухмесячное жалование. Его с радостью примет любой банк Конфедеративных Штатов Америки. Страна благодарит вас за службу.
   В отличие от Мэри Ли, Джонс говорил так, словно попугай, повторяющий одну и ту же фразу. Не успел Коделл повернуться, как он уже крикнул:
   - Следующий!
   Коделл взгляну на сумму, на которую был выписан чек. Сорока конфедератских долларов надолго не хватит. И должны ему были то ли за четыре, то ли за пять месяцев (он и сам не помнил, точно), а не за два. И всё же, он должен считать себя везунчиком, что получил хоть какие-то деньги (ну или обещание денег). Он сунул чек в карман брюк и вышел на Франклин-стрит.
   Очередь из солдат в серой форме тянулась по улице на северо-запад насколько хватало зрения. На ступеньках напротив Инженерного Дома сидела и наблюдала за медленно продвигающейся очередью парочка в другой, зелено-коричневой форме ривингтонцев. Рядом с флагом Конфедерации на крыше здания развевалось их красное полотнище с угловатым чёрным символом. Как только Коделл начал спускаться с лестницы, эти двое торжественно пожали друг другу руки.
  
   *IX*
  
   Роберт Э. Ли вёл Странника вверх по Двенадцатой-стрит по направлению к резиденции президента Дэвиса; в буквальном смысле "вверх", поскольку особняк в стиле неогрек стоял на вершине Шоко Хилл, к северо-востоку от Капитолийской площади.
   Джефферсон Дэвис встретил генерала у парадного входа в серое строение, которое, вопреки своему цвету, было известно как Белый Дом Конфедерации. Ли спешился. Странник склонил голову и принялся щипать траву на обочине.
   - Доброе утро. Рад вас видеть, генерал, - произнёс Дэвис, едва мужчины пожали друг другу руки. Президент повернул голову и крикнул: - Джим! Подойди и присмотри за конём генерала.
   Внезапно, его лицо стало пустым, непривычное выражение для этого собранного человека.
   - В этом месяце уже дважды приходилось заниматься этим самому: в январе Джим сбежал, а вместе с ним и горничная, принадлежавшая миссис Дэвис
   Он вновь повысил голос:
   - Мозес!
   Из особняка вышел пухлый негр и сноровисто занялся Странником.
   Ли проследовал за президентом на крыльцо. Когда он поднимался по ступенькам, выкрашенные чёрным железные перила скребли его правую руку.
   - Пройдёмте в гостиную, - предложил президент, отходя в сторону и уступая дорогу Ли.
   Ещё один раб принёс поднос с кофе, булочками и маслом. Ли разломил булочку, однако, прежде чем намазать на неё масло, понюхал его. Он отложил нож.
   - Полагаю, сегодня мне стоит съесть ее всухомятку, - сказал он.
   Дэвис также понюхал блюдце с маслом. Он поморщился.
   - Прошу меня простить, генерал. В таком климате невозможно сохранить его свежим.
   - Да, мне это тоже известно. Заверяю вас, никаких обид.
   Ли съел булочку, выпил чашку кофе. Судя по вкусу напитка, в нём было немного настоящих зёрен; с объявлением перемирия, торговля начала возрождаться. Однако он также заметил и терпкий привкус жареного корня цикория. Времена по-прежнему были далеки от простых. Сидя в кресле, он склонился вперёд.
   - Чем могу помочь на этот раз, господин президент?
   Дэвис поправил чёрный шёлковый галстук под воротником. Он также подался вперёд, поставив недопитую чашку с кофе на колено.
   - Несмотря на достигнутое перемирие между нами и Соединёнными Штатами, генерал, остаётся немало весьма спорных вопросов, и одним из важнейших является вопрос о том, где будет проходить наша северная граница.
   - Так точно, это насущная проблема, - сказал Ли.
   - Действительно.
   Дэвис слегка улыбнулся этому преуменьшению.
   - Мы с мистером Линкольном договорились назначить комиссию для полюбовного урегулирования этого вопроса, ежели таковое вообще возможно.
   Улыбка исчезла.
   - Перед войной я направлял посланников из Монгомери в Вашингтон, дабы изложить наше несогласие с федеральным правительством. Он не только отказал им в формальной встрече, он направил к ним госсекретаря Сьюарда, дабы тот заверил их в том, что всё будет решено миром, тогда как, на самом деле, он уже планировал перевооружение и усиление Форта Самтер. В этот раз я на подобные уловки не поведусь.
   - Надеюсь, этого не случится, - сказал Ли.
   - Именно поэтому я предложил вам присоединиться сегодня ко мне, - продолжал Дэвис, - дабы просить вас об услуге стать одним из моих представителей. Вашими коллегами будут мистер Стивенс и мистер Бенджамин. Мне нужен в этом комитете хотя бы один военный, и чтобы это был человек, на чьи суждения я могу безоговорочно положиться.
   - Благодарю за оказанное мне доверие, господин президент, и с радостью готов служить в любом качестве, в котором, по вашему мнению, я смог бы помочь стране, - сказал Ли. - Линкольн уже назначил своих представителей?
   - Назначил, - сказал Дэвис.
   Он поджал губы, было заметно, что продолжать ему было неприятно.
   Наконец, Ли был вынужден его подтолкнуть:
   - И кто же это?
   - Мистер Сьюард, военный министр Стэнтон.
   Дэвис вновь прервался. Последнее имя он процедил сквозь стиснутые зубы.
   - В качестве своего третьего представителя Линкольн поимел наглость предложить Бена Батлера.
   - Неужели? - ошарашено переспросил Ли. - Это... оскорбительно.
   - И в самом деле, - сказал Дэвис.
   До войны Батлер был опытным юристом и политиком-демократом, но с началом боевых действий он превратился в генерала-политика наихудшего пошиба. В Вирджинии он обращался с беглыми рабами с юга, как с военной контрабандой. Будучи федеральным представителем в Новом Орлеане он оскорбил женщин города и вызвал к себе такую ненависть, что Конфедерация поклялась при поимке повесить его без суда. Вздохнув, президент продолжил:
   - Жаль, мы не взяли его, когда он отступал из Бермуда Хандрет. Тогда, найдись у нас веревка достаточно длинная, чтобы затянуть петлю вокруг его жирной шеи, мы бы навсегда от него избавились. Однако с окончанием войны Линкольн даровал ему дипломатический иммунитет, поэтому его преследование вызовет новые враждебные действия, виноватыми в которых окажемся мы.
   Ли тоже вздохнул.
   - Ваши доводы, как всегда, убедительны. Хорошо, пусть будет Бен Батлер. Мы отправимся в Вашингтон, или посланники федералов прибудут сюда?
   - Последнее, - ответил Дэвис. - Поскольку победителями являемся мы, они обязаны признать нашу победу, явившись к нам. При помощи телеграфа они будут на постоянной связи с мистером Линкольном. Более того, я надеюсь, Батлеру не хватит смелости явиться в страну, в отношении которой он натворил множество гадостей, тем самым сняв с нас обязательства иметь с ним какие-либо сношения.
   Судя по печальному тону в голосе, президент считал подобное маловероятным.
   Как и Ли. Он хоть и не был уверен в отношении личного мужества Батлера, однако, он знал, что наглости этому человеку было не занимать. Генерал спросил:
   - И когда же прибудут те двое джентльменов и мистер Батлер?
   Дэвис улыбнулся такой формулировке вопроса.
   - В течение трёх дней. Я договорился, чтобы они остановились в Паухэттэн Хаус под вооружённой охраной, дабы с мистером Батлером не случилось какого-нибудь несчастья - в конце концов, формальности необходимо соблюсти. Переговоры вы будете вести в зале заседаний правительства, что находится буквально этажом ниже моего кабинета, дабы я мог своевременно отреагировать на любые спорные моменты.
   - Очень хорошо, господин президент, - сказал Ли, кивая.
   Дэвис был из тех людей, кто не любил упускать из вида ничего, что происходит в его администрации. Ли продолжил:
   - Мистер Бенджамин, вероятно, очень обрадуется тому, что в его сфере дела пойдут активнее, чем прежде.
   - О, и правда, - сказал Дэвис. - Помимо европейских держав, император Максимилиан прислал из Мехико своего посланника, а Педру II Бразильский распространил на нас признание своей страны. Поскольку наши общественные институты схожи с бразильскими, я нахожу последнее признание изрядно запоздалым, но публично замечать эту задержку я не стану.
   - Есть ли у вас какие-то особые инструкции по уступкам, которых мы добиваемся от Соединённых Штатов? - поинтересовался Ли.
   - Я не стал оспаривать условия перемирия, которые вы предложили Линкольну - это отправная точка обсуждения. Что же касается того, насколько далеко от этой отправной точки федералы готовы отступить, в этом нам, генерал, придётся ждать развития событий. У ривингтонцев, которые всегда неприятно хорошо осведомлены, имеется ощущение, что федералы сдадут и Кентукки и Миссури, равно как согласятся на денежную контрибуцию в качестве компенсации того, что они сделали для нашей страны, которая, в итоге, и вынесла на себе всю тяжесть боевых действий.
   - И Кентукки и Миссури? От общения с мистером Линкольном у меня остались иные впечатления. Строго говоря, всё было с точностью до наоборот.
   Ли нахмурился. Он гадал, сколько и что именно ривингтонцы наговорили Джефферсону Дэвису. Хоть он и имел дело с собственным президентом, он чувствовал необходимость проявлять осмотрительность и всё выяснить.
   - Ривингтонцы знают очень многое, господин президент, - сказал он, - однако они не знают всего, что знать необходимо.
   - Я иногда задумываюсь над этим.
   Дэвис умолк. Он слегка склонил голову набок, словно изучая Ли. Затем он пробормотал четыре цифры:
   - Два, ноль, один, четыре.
   Ли улыбнулся в искреннем восхищении; он едва не захлопал в ладоши. Кабы он не знал секрета Движения к Свободной Америке, эти цифры ничего для него не значили бы. Поэтому...
   - Значит, господин президент, они и вам рассказали о том, что прибыли из иного времени, и явили этому доказательства?
   - Рассказали.
   Черты лица Джефферсона Дэвиса были очень строгими, неподатливыми, чтобы явить какое-либо выражение, однако слегка расширившиеся зрачки, небольшое ослабление напряжения, которое, словно ноша, тянуло уголки его рта вниз, демонстрировало облегчение.
   - Я всё думал, один ли я такой, кому они доверили свою тайну.
   - Как и я, - признался Ли. - И я рад, что всё иначе. Но рассказали ли они вам, сэр, что прибыли они из будущего, в котором федералы одержали над нами победу и они отправились в прошлое, чтобы это предотвратить?
   Дэвис кивнул, и снова сжал широкий тонкогубый рот.
   - Да и обо всех ужасах, что там творились. Тадеус Стивенс.
   Он произнёс имя этого аболициониста, словно это было ругательство.
   - Как бы то ни было, они оградили нас от этого зла, и только за это мы у них в долгу.
   - Всё так, господин президент. Они отлично мне помогли, предсказав наступление Гранта через Глушь. Но, едва я воспользовался этим предсказанием и изменил то, что должно было произойти, мир стал не таким, каким запомнили его они. Именно так мне и заявил Андрис Руди; отныне они, смотрят в будущее, словно через затемнённое стекло, как и все остальные. Следовательно, я считаю, они не могут знать, с какими требованиями к нам приедут посланники мистера Линкольна.
   Дэвис потрепал клок седеющих волос под подбородком.
   - Понимаю, к чему вы клоните, генерал. Весьма здраво. Тем не менее, они остаются очень проницательными людьми, и на их суждения нам следует обратить самое пристальное внимание.
   - Разумеется, сэр.
   Вновь, с осторожностью подбирая слова, Ли добавил:
   - Любая группа на территории Конфедерации, обладающая подобной мощью, как у ривингтонцев, заслуживает самого пристального нашего внимания.
   - Дабы они не заполучили превосходство, хотите сказать? - поинтересовался Дэвис.
   Ли кивнул. Президент последовал его примеру, хоть несколько мрачнее.
   - Эта мысль приходила мне на ум, чаще всего в ночные часы, когда я не мог заснуть. Пока Север оставался нашим главнейшим противником, то была наименьшая из моих тревог. Теперь же, она самая крупная. Рад, что человек, подобный вам, эту мысль разделяет. Я получил подтверждение тому, что, при необходимости, смогу переложить это бремя на кого-то, кто с этим знаком.
   - Сэр? - переспросил Ли, не уверенный, что уловил мысль президента.
   Дэвис пристально посмотрел ему в глаза.
   - Вы в курсе, что согласно Конституции Конфедеративных Штатов, я ограничен одним сроком в шесть лет. После выборов 1867 года, во главе нашей страны должен встать тот, кто способен подняться над фракционностью и повести нас всех вперёд. Я не могу думать ни о ком другом, кроме вас, кто соответствует этому требованию и, вдобавок, способен принять вызов, который могут бросить ривингтонцы. Я выбрал вас своим представителем не только из-за ваших несомненных и несравнимых способностей, а ещё и затем, чтобы вы оставались на виду у публики с сего дня и до самых выборов. Я давно понял, что людям свойственно очень быстро забывать.
   - Вы говорите всерьёз, - медленно произнёс Ли.
   Он не был так поражён с тех самых пор, как генерал Макклелан, основываясь на захваченных приказах конфедератов, отбросил привычную ему лень и бросился через проход Южной Горы с целью навязать бой у Шарпсбурга*. Этот сюрприз оказался практически таким же неприятным, как и тот.
   - Я никогда не интересовался политикой, господин президент, меня она не волнует.
   - Как вы и сами прекрасно знаете, я тоже когда-то был солдатом. Я в десятки - нет, в сотни - раз сильнее хотел бы командовать войсками, чем тратить время, препираясь с непокорным Конгрессом по законодательным мелочам, степень срочности которых в нашей ситуации должна быть очевидна всем, кто находится над тем бредовым идиотизмом, которым, как мне частенько кажется, Конгресс жаждет меня ограничить. Однако я иду навстречу своей судьбе и долгу, который на меня возложен, и, полагаю, в своё время, вы поступите точно так же.
   - Да минует меня чаша сия, - проговорил Ли.
   - Вы знаете, что случилось с Тем, кто первым произнёс эту молитву и, что, когда настал час, свою чашу Он испил до дна.
   Президент улыбнулся тонкой безрадостной улыбкой.
   - Мы знакомы друг с другом полжизни, ещё со времен Вест-Пойнта, когда из юношей пытались стать солдатами - и мужчинами. Теперь же, когда мы стали теми, кем стремились стать, как мы можем не осознавать то, что от нас требуется?
   - Отправьте меня в бой в любой момент, - сказал Ли.
   - Вы получите свою битву, даже если эта битва будет идти без знамён и пушек. По крайней мере, в этом кабинете.
   Ли продолжал качать головой. Дэвис больше не пытался его убедить. Дэвис не всегда был ловким политиком, его собственный страстный взгляд на вещи не позволял ему идти на компромиссы с теми, чьё мнение отличалось от его собственного. Однако Ли понимал, что Дэвис подсёк его, как рыбку краппи в ручье с каменистым дном. Как краппи бросается за червяком, так и Ли делает стойку, когда речь заходит о долге. Ох, какой же острый-преострый этот крючок.
   - Полагаю, я скорее окажусь на раскалённой сковороде, нежели в президентском кресле, - пробормотал он.
   - Разумеется, - сказал Дэвис, оставляя за собой последнее слово, - особенно, когда это кресло и есть - костёр.
  
   Железо заскрипело о железо, прозвучал низкий гул парового свистка, последовала серия толчков, когда вагоны наезжали друг на друга, ограниченные буксами, и поезд, идущий на юг, остановился. Нейт Коделл утёр лицо рукавом. При закрытых окнах пассажирский вагон превратился в вонючую парилку. Если же его открыть, все солдаты мгновенно превратятся в труппу бродячих актеров в черном гриме.
   В салон сунулся кондуктор и выкрикнул:
   - Ривингтон! Кто в Ривингтон - на выход! Стоянка полчаса.
   Молли Бин поднялась на ноги.
   - Вот тут я и сойду.
   - Удачи тебе, Мелвин.
   - Береги себя, слышь?
   - Бум скучать по тебе.
   Называли её Мелвином или нет, ее маскарад больше не мог удерживаться, когда все Непобедимые Касталии обнимали её, пока она шла в переднюю часть вагона.
   Коделл также сошёл в Ривингтоне, хоть и собирался потом сесть в поезд обратно, чтобы добраться до Роки-Маунт. Себя он убеждал, что ему требуется размять ноги и поглядеть на город, откуда поступали чудесные конфедератские винтовки, однако, его совсем не удивило, что он идёт рядом с Молли.
   - Жаль, что ты решила сойти здесь, - сказал он спустя какое-то время.
   - В смысле, с учётом того, чем я тут, скорее всего, буду заниматься? - поинтересовалась она.
   Он почувствовал, что краснеет, однако кивнул. Молли вздохнула.
   - Умею я читать и писать, иль нет, но рассчитывать на что-нибудь перспективное я не могу, если ты понимаешь, к чему я.
   Она взглянула на него.
   - Иль ты решил меня с собой забрать?
   Коделл задумывался над этим и не единожды. То, что Молли была солдатом, его однополчанкой, вынуждало его иначе к ней относиться, чем к любой другой известной ему женщине. Но... она же всё равно шлюха и он не мог заставить себя забыть об этом.
   - Молли, я... - начал он, но не смог закончить.
   - Неважно, Нейт, - сказала она и коснулась его руки. - Не нужно было спрашивать. Я знаю, как оно устроено. Просто, надеялась... Ох, ёб твою мать.
   Чем чаще она выражалась, как солдат, тем труднее ему было воспринимать её как-то ещё. Не без труда, она добавила живости в голос.
   - Ну, ты видал? Вообще не похоже на тот городишко, из которого я уехала два года назад.
   Коделл огляделся. Железнодорожные пути шли посередине того, что считалось главной улицей Ривингтона. Вокзал был типично южного стиля, с обшитыми досками стенами, навесом длиной 2,5 метра с обеих сторон, защищающим от дождя и воротами для пассажиров и разгрузки грузов. Однако всё было свежеокрашенно и практически неестественно чисто; Коделл увидел, как два негра с длинными швабрами вытирали сажу. Ещё несколько собирали мусор и складывали его в ящики из листового металла. Прежде он такого никогда и нигде не видел.
   Западнее станции тянулись ряды складов, которые выглядели совершенно новыми - сосновые доски, из которых они были сколочены, имели ярко-соломенный цвет без следа обветривания. Вокруг складов ходили часовые, которые носили пёструю зелено-коричневую форму, такую же, как у ривингтонцев, а в руках они держали АК-47. Они выглядели настороженными и опасными, и когда Коделл на них посмотрел, смерили его взглядом. Кажется, они не впечатлились, что его раздражало. В каких это боях они побывали?
   - Никогда их раньше не видела, - сказала Молли.
   Коделл не понял, имела ли она в виду склады или надменных охранников. Она указала на лежневую дорогу, которая тянулась западнее новых строений и исчезала в сосновых зарослях, что росли на самом краю города.
   - Это тоже новое. Интересно, куда она ведёт? Я и не знала, чтобы там кто-то жил.
   - Шикарная дорога в никуда, - сказал Коделл. Мощение брёвнами недёшево.
   - Нужно узнать в "Эксельсиоре".
   Молли указала на обшарпанный отель через несколько домов от станции. Вот его в последнее время не подкрашивали. Равно как и бакалейную лавку, баптистскую церковь и кузницу неподалёку. Они выглядели успокаивающе нормальными. Однако за ними стоял другой отель, затмивший "Эксельсиор". Он был поменьше, чем "Поухэттен" в Ричмонде, но не сильно. Над входом висела надпись большими красными буквами "НЕХИЛТОН".
   - Чо ещё за "Нехилтон", - широко раскрыв глаза, произнесла Молли. - В мои времена такого не было. Как и банка, и церкви рядышком.
   - Хер бы знал, что такое "Нехилтон", - ответил ей Коделл. - Зайдём и посмотрим?
   - Не хотелось бы, чтоб ты опоздал на поезд, Нейт. Тот парень сказал полчаса.
   - Что бы он там ни говорил, не факт, что так и будет. Полчаса времени железной дороги обычно равно полутора часам обычного, не железнодорожного времени.
   Несмотря на уверенность в голосе, Коделл обернулся на поезд. Местные негры, кажется, работали прилежнее, чем обычные рабы. Он решил, что удивляться этому не следовало; если ривингтонцы жестоко обращались с ниггерами в армии, вряд ли они дадут им послабление дома.
   Однако его глаза тут же расширились от изумления той аккуратностью, с которой команда из четырёх чернокожих вытащила бревно из крытого ската и погрузила его на тендер, а ещё один раб, практически мальчишка, смазывал маслом рельсы под каждым из вагонов. По его опыту, большинство ниггеров даже не потрудились бы поднять канистру с маслом, идя от вагона к вагону, они бы просто позволили этому маслу вылиться на землю, пусть оно и стоило до войны полтора доллара за галлон*. Этот негр не пролил ни капли. Немногие белые рабочие вели себя столь аккуратно.
   Коделл сунул руки в карманы брюк. Одна рука коснулась банковского чека. Он вытащил его.
   - Впрочем, я знаю, что успею сделать быстро; обналичить эту штуку. Давай зайдём не в "Нехилтон", а в ваш новый банк.
   - У меня тоже такой есть, - сказала Молли. - Идём.
   Над входом висела позолоченная вывеска "Первый ривингтонский банк". За высокой стойкой сидели три клерка. Внутри стоял охранник. Он вежливо кивнул Коделлу и Молли. Коделл с той же вежливостью кивнул в ответ - винтовка у охранника была снята с предохранителя, и носил он зелёно-коричневую форму. Выглядел он как солдат.
   - Чем могу помочь, джентльмены? - поинтересовался клерк, когда Коделл и Молли подошли ближе.
   Говор у него был как у Бенни Ланга. Коделл протянул ему чек.
   - Сорок долларов? Есть, сэр, с удовольствием.
   Он открыл шкафчик сбоку от стойки, извлёк оттуда две большие золотые монеты, крошечный золотой доллар, два серебряных дайма*, и большой медный цент, и протянул всё это через мраморную стойку.
   - Держите.
   Коделл уставился на монеты.
   - Золото? -спросил он, дав "петуха" от изумления.
   - Так точно, сэр, разумеется, - терпеливо ответил клерк. - Сорок долларов это 990 гран, либо две унции тридцать гран. Вот эти - по унции каждая.
   Он взял две большие монеты, те приятно зазвенели о стойку. Таких монет Коделл никогда прежде не видел, на одной стороне там был профиль какого-то бородатого мужика, а на другой антилопа, но под антилопой виднелись волшебные слова: "1 ун. ЗОЛОТА, 999 ПРОБЫ". Клерк продолжал:
   - Тридцать гран золота равняются 1,21 доллара, таков ваш баланс.
   - Я... вообще не рассчитывал на золото, - сказал Коделл. - Только купюры.
   Неважно, насколько наврали с этой "999 ПРОБОЙ", следовало иметь дело с тем, что есть. Также он отчётливо понимал, зачем "Первому ривингтонскому банку" требовался охранник, вооружённый АК-47.
   Клерк нахмурился.
   - Это Ривингтон, сэр. Здесь мы ведём дела честно, особенно с солдатами.
   В его глазах виднелся вызов. Коделл вдруг понял, что золото было настоящим. Он сгреб монеты в охапку.
   - Меня тоже рассчитайте, - сказала Молли ривингтонцу, протягивая чек.
   - Двадцать шесть долларов, рядовой, равняется 643 с половиной гранам, что означает...
   Клерк ненадолго задумался.
   - Чуть больше унции с третью.
   Он достал ещё одну одноунцевую монету и одну чуть поменьше, но в остальном, такую же.
   - Вот, четверть унции...
   Золотой доллар, три четвертака, а затем, послед непродолжительных раздумий, одноцентовую монету.
   - Должно быть ровно.
   Выходя из банка, Молли и Коделл, недоверчиво качали головами.
   - Золото, - прошептала Молли. - Я получила свою долю.
   - Я тоже, - сказал Коделл.
   Похоже, ривингтонцы обменивали золото на конфедератский доллар один к одному, но больше так никто не делал. Сорока долларов золотом ему хватит надолго.
   - Пойдём, потратим немного, купим выпить в этом "Нехилтоне".
   - Как по мне, неплохо, - сказала Молли.
   Однако в этот самый миг по всему городу прогудел паровой свисток.
   - Твою ж мать.
   Она пнула землю и развернулась.
   - Наверное, они и в самом деле, имели в виду полчаса, - с сожалением произнёс Коделл.
   Затем он нашёл в себе вдохновение.
   - Я тебе так скажу, Молли: когда-нибудь ты зайдёшь в этот "Нехилтон" и узнаешь, что там и как. А потом напишешь мне письмо и всё расскажешь. Я напишу в ответ. Напишу, обещаю. Так мы останемся друзьями, пусть и далеко друг от друга.
   - Написать письмо?
   Молли выглядела ещё сильнее напуганной, чем, когда шла в бой.
   - Нейт, ты научил меня немного читать, но писать...
   - У тебя получится. Знаю, что получится. Я напишу тебе первым, так ты узнаешь, где я. Я пока не уверен, останусь ли в Нэшвилле или поеду дальше в Касталию. И я рассчитываю получить от тебя ответ, понимаешь?
   Он изо всех сил старался говорить, как первый сержант.
   - Не знаю, Нейт. В общем, если ты напишешь мне первый, я попробую написать тебе в ответ. Если напишешь.
   "Если ты не забудешь меня в ту же минуту, как поезд тронется в путь", - читалось в её глазах. Он задумался над тем, сколько вранья она слышала за эти годы от множества мужчин.
   - Я напишу, - пообещал он.
   Свисток издал второй сигнал. Коделл нахмурился.
   - А они не шутят.
   Он крепко обнял Молли. Сторонний наблюдатель не увидел бы тут ничего неуместного, пусть она и была всего лишь его сослуживцем. Сквозь рубаху к нему прижались её крошечные груди. Она тоже его обняла.
   - Удачи тебе, - сказал он.
   - Тебе тоже, Нейт.
   Снова прогудел свисток. Молли отпрянула от него.
   - Иди. Ты же не хочешь опоздать.
   Он понимал, что она права. Он развернулся и направился к поезду. Он не оглядывался до тех пор, пока не залез в вагон. Молли шла, но не в "Нехилтон", а в старый "Эксельсиор". Он качал головой, глядя в грязный деревянный пол пассажирского вагона. Поезд дёрнулся и покатился. Очень скоро громадина вокзала скрыла отель из вида - скоро, но недостаточно.
  
   - Роки-Маунт! - выкрикнул кондуктор, когда поезд заскрипел и остановился. - Часовая стоянка. Роки-Маунт!
   Коделл поднялся на ноги. Эллисон Хай тоже встал и протянул руку.
   - Желаю тебе удачи, Нейт, точно тебе говорю, - сказал он.
   - Спасибо, Эллисон, и тебе того же.
   Коделл прошёл в переднюю часть вагона, походя, пожал ещё несколько рук, а Эллисон Хай сел на место; ему ехать аж до Уилсона, что в соседнем округе.
   Коделл спрыгнул вниз. Сход с поезда в последний раз делал реальным и уход из армии. Он огляделся. Не считая вывески, обозначавшей название населенного пункта, станция была построена по тому же лекалу, что и в Ривингтоне - построена и брошена под дождём лет так на восемьдесят, а то и сто. Она была сильно потрёпана погодой; в двух окнах были пустые рамы, декоративная деревянная решетка, что венчала крышу, была сломана в полудюжине мест.
   Он посмотрел на север, на курган на дальней стороне порогов реки Тар, где брал своё начало Роки-Маунт. Вид ему открылся гораздо чище, чем он мог представить; годом ранее рейдеры федералов сожгли большую часть хлопковых фабрик, а также хлопковые и табачные склады, что стояли между пустой железнодорожной станцией и старой частью города. Кусок стены здесь, несколько обугленных брёвен там. В воздухе до сих пор ощущался запах горелого табака.
   В стороне стоял добротный дом, который принадлежал Бенджамину Бэттлу, владельцу фабрик. Зданию каким-то образом удалось избежать пожара. Видя это, Коделл щёлкнул языком промеж зубов.
   - Выпиздни, как они есть, - пробормотал он себе под нос.
   Он нечасто позволял срываться с губ подобным непричесанным южным жаргонизмам, но ничего более изысканного не казалось ему подходящим моменту.
   Он прошёлся по вокзалу. На него через лишенное стекла окно уставился станционный смотритель, высокий, тощий, угрюмый мужик за шестьдесят. Несколько секунд они играли в гляделки, затем смотритель неохотно произнёс:
   - Чо помочь, солдатик?
   - Когда следующий поезд на Нэшвилль? - поинтересовался Коделл.
   Теперь смотритель улыбнулся, обнажив розовые дёсны и несколько пожелтевших пеньков зубов.
   - Ушёл час назад или около того, - не без злорадства ответил он. - Следующий будет только дня через два, а то и через три.
   - Ёб твою мать, - выругался Коделл.
   Улыбка на лице станционного смотрителя стала шире. Коделлу хотелось выбить ему оставшиеся зубы. В армии он прошагал в походах десятки миль, и даже больше, однако мысль помаршировать на гражданке его совершенно не прельщала. Он отвернулся от окна. Смотритель хихикал, пока смех не перешел в кашель. Коделл надеялся, что он подавится.
   Ещё один, шедший с юга поезд, издал высокий свист и вкатился в Роки-Маунт. Коделл отошёл к восточному краю вокзала, чтобы посмотреть, кто приехал. К нему присоединились несколько мальчишек и стариков. Зеваки, решил он. В какой-то момент он и сам превратился в зеваку.
   Он таращился на осунувшиеся лица, прильнувшие к окнам пассажирского вагона, на рваньё и раны, покрывавшие их измождённые тела. Какое несчастье угодило на их головы, и почему прочие зрители смотрят на них с таким спокойствием? Затем какой-то старик заметил:
   - Снова пленных янков домой повезли.
   В этот миг Коделл увидел, что рваньё, в которое они были одеты, когда-то было синего цвета.
   Он покачал головой, молча им сочувствуя. Бойцы армии Северной Вирджинии голодали. Воспоминания о том голоде навсегда останутся с ним. Но эти люди буквально умирали от истощения. Теперь он понимал разницу. А ещё ему стало стыдно за то, что его страна заставила их терпеть такие лишения. Однако, учитывая дефицит всего, стоит ли удивляться тому, что Конфедерация заботилась, прежде всего, о себе?
   Лишь пара человек сошла с поезда, чтобы размять ноги; возможно, лишь у этой пары нашлись на это силы. Один из них заметил Коделла. Этот парень находился в лучшей форме, чем большинство его товарищей; даже одежда у него была не более истрёпанной, чем у первого сержанта.
   - Здорово, Джонни Реб, - сказал он, кивнул и ухмыльнулся. - Как оно тут?
   - Приветствую, - не без сомнения ответил Коделл. Подумав, что бы ещё добавить, он спросил: - Где тебя взяли, янки?
   - Билтон, этой весной, - сказал федерал.
   Он ткнул большим пальцем в сторону поезда.
   - Иначе я б выглядел совсем как эти чертенята.
   - Билтон?! - воскликнул Коделл. - И я там был, в корпусе Хилла.
   - Правда? Мы бились с парнями Хилла. Кстати, я там командовал 48-м пенсильванским, IX корпус. Я Генри Плезантс. Я... наверное, уже в прошлом... подполковник.
   Плезантс постучал пальцем по серебристому дубовому листу на левом погоне; правый погон у него отсутствовал. Он протянул руку.
   Коделл пожал её и представился. Он сказал:
   - Мы сражались с IX корпусом, но там были одни ниггеры. Дрались они гораздо лучше, чем я мог представить, но мы здорово их перемолотили.
   - Наверное, то была дивизия Ферреро, - сказал Плезантс. - Там были одни цветные. Я служил под командованием бригадного генерала Поттера.
   Он с сожалением махнул рукой. Был этот человек ненамного старше Коделла, у него были тёмные, очень густые волосы, бледная кожа и взлохмаченная борода, которую он отрастил совсем недавно. Подполковник продолжил:
   - Не повезло нашей стране, вы здорово перемолотили всю армию Потомака, вы и эти ваши грёбаные винтовки.
   - Не сказал бы, что нашей стране не повезло, - возразил Коделл.
   - Конечно, не сказал бы, - хмыкнул Плезантс.
   Он казался человеком, который способен позаботиться о себе при любых обстоятельствах.
   - И, раз уж, ваша сторона победила, в учебниках истории этого тоже не напишут. А я скажу. Всё очень плохо. Вот так.
   Коделл рассмеялся. Ему начинал нравиться этот весело-упрямый северянин.
   - Я тебе так скажу, янки: давай, я угощу тебя выпивкой и мы поспорим, что такое хорошо и что такое плохо?
   - Ради выпивки, господин первый сержант Нейт Коделл, сэр, я буду спорить или нет, как вам будет угодно. Куда направимся?
   Коделл подумал спросить угрюмого станционного смотрителя, но решил не утруждаться.
   - Найдём местечко.
   Его уверенность вскоре была вознаграждена. Из трёх или четырёх восстановленных зданий у вокзала, два оказались тавернами. Коделл указал своему новому приятелю на ту, что выглядела почище.
   Плезантс бросил взгляд на поезд, который, явно в ближайшее время никуда не собирался. Он провёл ладонью по волосам.
   - Хер бы его знал, как это вы, ребята, умудряетесь перемещаться с места на место. По пути из Андерсонвилля я три раза сменил ширину колеи*, паровозы ваши на ладан дышат, а рельсы и шпалы душу вытрясают, даже если они проложены на ровной местности. Как по мне, натуральное позорище.
   - Справляемся, - коротко ответил Коделл.
   Он взглянул на северянина.
   - Говоришь так, будто понимаешь, о чём.
   - Точно, мать твою.
   Удивительно, как хорошо Плезантсу удавалось смотреться аккуратным даже в настолько изношенной форме.
   - Задолго до того, как перейти на работу в шахту, я был железнодорожным инженером. Ну, да хер бы с ним. Мы тут весь день будем стоять и трепаться, или ты уже нальёшь мне выпить?
   Когда Коделл выложил перед трактирщиком два серебряных дайма, перед ним появился квартовый кувшин. Одна рюмка превратилась в несколько. Виски мощно ударил Коделлу в голову; в армии он практически всё время оставался трезв. Он совиным взглядом посмотрел через шаткий стол на Плезантса.
   - Нахера тебе, вообще, на север возвращаться, Генри? У вас, у янки, по уши инженеров и для того и для этого. Оставайся здесь и делай, что пожелаешь. В этой части штата не так много шахт, но железные дороги ждут, не дождутся того, кто знает, что с ними делать.
   Прежде чем ответить, Плезантс какое-то время смотрел на сержанта; кажется, он тоже захмелел.
   - Знаешь, Нейт, это весьма соблазнительно, правда. Но мне уже пора на поезд.
   Он поднялся и шаткой походкой направился к двери. Коделл последовал за ним. Они сделали несколько шагов в направлении станции, когда заметили, что поезд исчез, и, возможно, исчез давно, судя по тому, что солнце превратилось в угрюмый красный шарик, едва возвышавшийся над горизонтом.
   - Это знамение, вот, что, - заявил Плезантс. - Тут я и должен быть.
   Он выпрямился, пошатнулся и завалился на Коделла. Оба рассмеялись и вернулись в трактир.
   Мужик, что владел этим заведением, признал, что над баром есть комнаты. За один доллар золотом, Коделл получил комнату, обещание накормить завтраком, свои два дайма сдачи и десять бумажных конфедератских долларов. Также ему выдали тонкую сальную свечу размером чуть больше, чем огарок на оловянном подсвечнике, дабы освещать путь по лестнице.
   Кровать в комнате была только одна, да и та не слишком широкая. Обоим мужчинам не было до этого никакого дела. Пока они раздевались, Коделл поставил свечу на окно, затем задул её. Когда они с Плезантсом легли, солома в матрасе тихо заскрипела. А в следующее мгновение наступило утро.
   Коделл сходил на горшок и помыл лицо и руки водой из кувшина в тумбочке. Плезантс, который всё ещё лежал в кровати, осуждающе на него посмотрел:
   - Вы храпели, сэр.
   - Прошу прощения.
   Коделл вновь полил себя водой. Вода приятно холодила и избавила его от болезненных ощущений позади глаз. Если Плезанц страдал точно так же, ночь в компании храпящего человека, должна быть не из приятных.
   - Прошу прощения, - повторил он, на этот раз чуть искреннее.
   От боли их быстро избавил большой поднос с ветчиной, овсянкой, кукурузным хлебом и мёдом. Выйдя на улицу, Плезантс начал насвистывать. Он указал на железнодорожный вокзал.
   - Это жалкое подобие железной дороги - есть ветка Уилмингтон-Уэлдон, так?
   Судя по тону его голоса, он и без того прекрасно знал, что это так.
   Коделл начал обижаться. Ветка Уилмингтон-Уэлдон, а также её продолжение до Петерсбурга, была для Конфедерации дорогой жизни, по которой от контрабандистов из порта поступало снабжение армии Северной Вирджинии - в том числе винтовки, патроны и сухие пайки из Ривингтона. Из необходимости о ней заботились со всем тщанием, на какое был способен Юг. Затем он вспомнил недолгое путешествие до Манассас Джанкшн по ветке, которая до недавних пор принадлежала северянам. По стандартам Плезантса, здесь действительно было жалкое подобие железной дороги.
   Плезантс продолжал:
   - Значит, полагаю, мне необходимо отправиться наниматься в Уилмингтон. Путь мне предстоит... хм... миль сто, может, сто десять.
   По всей видимости, он сверился с картой в собственной голове.
   - Вот, - Коделл передал ему сдачу, оставшуюся с прошлой ночи. - Так тебе туда будет проще добраться, Генри. Югу нужно больше таких людей как ты, чем у него уже есть.
   Плезантс принял деньги.
   - Югу нужно больше и таких людей, как ты, Нейт, - твёрдо произнёс он. - Обещаю, я верну тебе каждый цент.
   Он хлопнул его по плечу.
   - Да ты не переживай, - сиплым от смущения голосом ответил Коделл.
   - А я буду переживать. Судя по твоим словам, ты какое-то время пробудешь в этих местах, в Нэшвилле, или - как там тот городок зовётся? - в Касталии, точно. Полагаю, почтальон тебя разыщет. Вы ещё обо мне услышите, сэр.
   Он направился на вокзал.
   Коделл отправился с ним. Вскоре после того, как Плезантс купил билет, на станцию пропыхтел поезд в направлении на юг. С него сошла ещё одна группа демобилизованных солдат Конфедерации, однако никого из роты Коделла среди них не оказалось. Некоторые таращились на тёплое прощание одного из своих с откровенным янки, но никто ничего не сказал.
   В итоге, Коделл решил идти до Нэшвилля пешком. В кармане у него была лишь пара одноунцевых монет из Ривингтона и он сомневался, что у возницы дилижанса наберется денег на сдачу. "Практически проще, - подумал он, - быть совершенно нищим".
   Ходьба со своей скоростью, не подстраиваясь под барабанный ритм, доставляла удовольствие. Вдоль дороги тянулись заросли табака вперемежку с кукурузой, наряду с сосновыми и кленовыми лесами. По веткам скакали белки, одетые в серые конфедератские шубки. Коделл закрыл глаза и замер посреди дороги. Он отправился далеко-далеко, совершал темные и ужасные дела; дела, о которых никогда бы и не подумал, когда уходил из Роли в солдаты; повидал чудеса - и не только чудеса - двух столиц. Теперь он дома и в безопасности. Осознание этой мысли впиталось в него, подобно солнечному теплу, что лилось ему на голову. Больше покидать округ Нэш он не желал.
   Он пошёл дальше. Где-то через километр ему встретилась бригада чернокожих, пропалывавших табачное поле. Они его не заметили. Головы их были опущены, всё внимание сосредоточено на работе. Мотыги поднимались и опускались, поднимались и опускались, не слишком быстро, но размеренно, дабы работа была закончена вовремя, а надсмотрщик остался доволен - оптимальный темп для раба.
   Сержант привык к более быстрому темпу. Ещё он помнил, из общения с ривингтонцами, и из того, что видел в Ривингтоне сам, что рабы вполне способны трудиться в таком темпе. Но зачем напрягаться? Так или иначе, дело будет сделано. То же самое относится и путешествию домой.
   Что же касается темпа, то иди Непобедимые Касталии с той скоростью, с какой шёл он, Коделл бы на них наорал. До Нэшвилля он добрался только ближе к вечеру. Клёны и мирты стояли вдоль и затеняли дорогу, которая на своем коротком пути через город принимала имя Первой-стрит. Хоть Коделл родился и вырос в Касталии, всю взрослую жизнь он провёл здесь - в столице округа и на близлежащих фермах, где было достаточно детей, чтобы нашлась работа для учителя.
   Однако насколько же это место выглядело крошечным, когда он взглянул на него многое повидавшими глазами! Если как следует размахнуться, можно добросить камень из одного конца Нэшвилля в другой. Даже отеля нет - какой смысл, ведь железная дорога прошла в стороне от города. Старый Рэйфорд Лайлс держал почтовое отделение, как часть принадлежавшей ему же бакалейной лавки, что на углу Первой и Вашингтон. Почта... Коделл вспомнил о данном им обещании. Он вошёл внутрь. Над дверью звякнул колокольчик.
   Продавец взгляну на него поверх оправы пенсне. По его морщинистому украшенному бакенбардами лицу расплылась ухмылка.
   - Рад, шо ты вернулся, Нейт! Расскажи, как воевал.
   "Грязно, скучно, голодно, хуже любого кошмара". Как всё это объяснить замершему в ожидании старику, как продемонстрировать ему, из чего именно растёт его воображаемая слава? Впервые столкнувшись с этой проблемой, Коделл понял, что решить её настолько же сложно, как сделать из круга квадрат.
   - В другой раз, мистер Лайлс, - вежливо произнёс он. - Пока же, у вас есть писчая бумага?
   - Вообще-то, есть, - ответил хозяин лавки. - Получил пару месяцев назад, и расходуется она не сказать, что шустро. Даже конверты есть, коли надо.
   Он вновь поглядел на Коделла поверх очков, на этот раз с хитрецой.
   - Нашёл себе возлюбленную в Виржинни?
   - Нет.
   При мысли об этой идее, он покачал головой, неважно, сколько раз ему приходилось спать с Молли Бин. Товарищ, друг, сексуальный партнёр - всё это, да. Но, возлюбленная? Будь она его возлюбленной, решил сержант, то он отвёз бы её в Нэшвилль. Он одолжил карандаш, чтобы написать ей записку с указаниями, где он находится.
   - Деньги-то есть, или провернём какой-нибудь обмен?
   Судя по тону, Рэйфорд Лайлс ожидал последнего. Очки для чтения увеличивали его глаза. Когда же Коделл извлёк одноунцевую золотую монету, эти глаза стали ещё больше. Он постучал монетой по стойке, укусил её, взвесил на аптекарских весах.
   - Твою ж мать, настоящая, - заметил он, наконец, успокоившись. - Надо порыться, поискать сдачу. Должно быть, хм, где-то около двадцати долларов золотом, дэ? Давай, скажем, девятнадцать и три четверти, коли ты не против.
   Коделл уже всё посчитал.
   - Вполне достаточно, мистер Лайлс.
   - Ладушки. Не уходи никуда. Отойду в склад награбленного.
   Продавец прошаркал в заднюю часть магазина, где провёл некоторое время. Вернулся он с золотым десятидолларовым "орлом" и достаточным количеством серебра, чтобы покрыть остальные девять долларов.
   - Не стал бы давать этим сдачу за ту подтирку для жопы, что правит'льс'во зовёт деньгами, но ежели ты мне даешь правильный товар, то и получаешь правильный товар обратно.
   - Благодарю.
   Коделл протянул ему две серебряные монеты в пол-дайма.
   - И марку, пожалуйста, будьте любезны.
   Пока Лайлс доставал марку, он написал на конверте имя Молли Бин, и вложил в него записку. Увидев адресата, Лайлс понимающе улыбнулся. Коделл знал, что так и будет, но каким-то образом, разозлился от этого меньше, чем планировал.
  
   - Джентльмены.
   Роберт Э. Ли поклонился, входя в зал заседания правительства, которое располагалось на втором этаже бывшего здания таможни США.
   - Генерал Ли.
   Оба его коллеги, посланники от Юга, поднялись с кресел, чтобы ответить на приветствие. Ли был удивлен, заметив, насколько же странно они выглядели, когда стояли друг рядом с другом. Вице-президент Стивенс был невысоким, измождённым, седовласым человеком с лицом трезвенника, госсекретарь Бенджамин же, был высоким, дородным мужчиной с тёмными волосами, хоть и был при этом на год старше Стивенса и всего на четыре года моложе Ли. Он носил извечную добродушную улыбку, которая должна была свидетельствовать о том, он знает о государственных делах больше, чем все остальные вместе взятые.
   - Присоединяйтесь к нам, генерал, - сказал он. - Как видите, противная сторона из Федерации пока ещё не прибыла.
   Ли присел и склонился над зеленым сукном. Замерли в ожидании блокнот, перо и чернильница, однако генералу хотелось бы, чтобы в зал заседаний правительства внесли карту.
   В зал заседаний вошёл капитан Конфедерации, командующий вооруженным караулом, приписанным к федеральным переговорщикам.
   - Достопочтенный Уильям Г. Сьюард, государственный секретарь США, - объявил он. - Достопочтенный Эдвин М. Стэнтон, военный министр США.
   Вежливая нейтральность исчезла из его голоса, её сменило презрение.
   - Генерал-майор Бенджамин Ф. Батлер.
   Вошли трое северян. Ли, Бенджамин и Стивенс поднялись, чтобы их поприветствовать. Как они и сговорились заранее, послы Конфедерации поклонились эмиссарам Линкольна, таким образом, избежав рукопожатий с Беном Батлером.
   Сьюард слегка приподнял бровь, кланяясь в ответ, но от комментариев воздержался. Он хоть и был ньюйоркцем, однако, казалось, был высечен из новоанглийского гранита - в основном, благодаря выступающему длинному носу, который выделялся на его вытянутом тощем гладко выбритом лице. Стэнтон был ниже, шире в плечах, носил густую кучерявую бороду и, словно, излучал энергию. Ли он напомнил, скорее, высокооплачиваемого адвоката, нежели члена правительства, кем и являлся в данный момент.
   Последним подошёл Бен Батлер, на его тучное невысокое тело был натянут мундир генерал-майора армии Союза. С усами, свисавшими с уголков рта, он напоминал Ли обрюзгшего моржа. Эта вытянутая челюсть, мешки под глазами - тёмные и огромные, размером с саквояж - свисали на щёки, которые, в свою очередь, и сами обвисали; прядь волос, венчавшая его макушку, жирным завитком спадала на шею. У него даже веки были обрюзгшими. Однако глаза, что они прикрывали, были тёмными и внимательными, постоянно что-то подсчитывающими. Он не был солдатом - этот факт уже получил подтверждение в нескольких сражениях - однако и шутом он не являлся, хоть и был похож на него. До войны он был более успешным юристом, чем Стэнтон.
   Федеральные посланники расположились за столом из красного дерева напротив южан. Спустя пару минут вежливой болтовни ни о чём, в ходе которой, впрочем, конфедератам удавалось избегать общения напрямую с Батлером, Сьюард произнёс:
   - Джентльмены, может, попробуем устранить неприязнь, что царит между нашими правительствами?
   - Раз уж вы признали, что этой землёй руководят два правительства, сэр, любая неприязнь, как вы её назвали, будет устранена, - указал ему Александер Стивенс.
   Как и внешность, голос у него был высокий и тонкий.
   - Возможно, это так, но в данный момент это спорный вопрос, - сказал Стэнтон. - Давайте, разбираться с текущей ситуацией, хорошо? В противном случае, бесполезные взаимные обвинения займут всё наше время и ни к чему нас не приведут. Если позволите, именно бесполезные взаимные обвинения и привели к конфронтации между Севером и Югом.
   - Вы говорите разумно, мистер Стэнтон, - сказал Ли.
   Стивенс и Бенджамин кивнули. Как и другие двое федералов из Вашингтона. Генерал продолжил:
   - Нашей главной трудностью будет сдержать горечь, порождённую Второй Американской Революцией, чтобы она не отравила дальнейшие отношения между нашими странами, которые сейчас занимают территории, ранее принадлежавшие Соединённым Штатам Америки.
   - Мы приняли независимость Конфедерации, генерал Ли, - сказал Батлер. - Под дулами винтовок, но, тем не менее, признали. - Он умолк, чтобы хрипло выдохнуть. - Далее, в обмен лишь на то, чтобы вы покинули нашу столицу, мы вывели войска из обширных территорий, которые находились под нашим контролем с прошлого июня, вывели их на границы, которые вы, сэр, сами же и указали. Я сомневаюсь в уместности дальнейших переговоров по этому вопросу.
   Джуда Бенджамин обратился к Ли:
   - Разрешите, сэр?
   Ли дёрнул пальцем правой руки, позволяя госсекретарю продолжать. Бенджамин заговорил тоном обученного оратора:
   - Мистер Батлер, должно быть, в курсе, что в республике солдаты не имеют полномочий устанавливать окончательные условия мира. Генерал Ли также не предполагал ничего подобного. Он всего-навсего прекратил боевые действия, дабы впоследствии, наконец, восторжествовал мир - ради чего мы здесь и собрались.
   - Чтоб мы узнали, чего вы, повстанчики, решили ещё у нас выжидить?* - грубо бросил Батлер.
   На щёки Бенджамина медленно поднялась краска. Ли, несмотря на свою профессию, был миролюбивым человеком, однако он понимал, что если бы кто-нибудь задел его собственную честь подобным образом, продолжить беседу он смог бы лишь через секундантов. Однако Бенджамин пришел к известности, невзирая на всю жизнь, полную оскорблений подобного рода. Когда он отвечал, голос его оставался спокойным:
   - Позволю напомнить мистеру Батлеру, что когда его полуцивилизованные предки гонялись по лесам Саксонии за дикими кабанами, мои были повелителями земель.
   - О, браво, мистер Бенджамин, - тихо произнёс Стивенс.
   Эдвин Стэнтон кашлянул, зашипел и отвернулся от Батлера. Даже на высеченном из камня лице Сьюарда нашлось место небольшой улыбке.
   Что же касается Батлера, выражение его лица ничуточку не изменилось. Он как будто пытался разозлить Бенджамина не из ненависти к его происхождению, а исключительно ради того, чтобы заполучить преимущество в переговорах. Изучая его, Ли понял, почему он так поступил. "Нет, он не шут, - решил он. - Это опасный человек, тем более, что он прекрасно себя контролирует".
   - Продолжим? - спустя мгновение произнёс Сьюард. - Возможно, самым простым решением будет изложить вопросы, которые остаются между нами спорными, а затем попытаться урегулировать их один за другим, не позволяя неудачам по одним пунктам помешать достижению договоренности там, где это возможно.
   - Разумный план, - сказал Александер Стивенс. Там, где Батлер занимался подстрекательством, вице-президент Конфедерации вёл себя, как политик.
   - Начнём, пожалуй, с вопроса о Мериленде...
   Эдвин Стэнтон дёрнулся, будто его укололи булавкой.
   - Боже, нет! - выкрикнул он, стукнув кулаком по столу. - Мериленд принадлежит Союзу и мы, скорее вновь начнём воевать за него, чем отдадим. Во-первых, там рядом Вашингтон.
   - Мы захватили Вашингтон, сэр, - перебил его Бенджамин.
   Стэнтон проигнорировал его.
   - Во-вторых, несмотря на все тяготы, что принесла нам война, народ Мериленда целиком и полностью находится на стороне Соединённых Штатов. Они не станут безропотно подчиняться вашей власти.
   Ли подозревал, что именно так всё и было.
   "Мериленд, мой Мериленд". Без сомнений, армия Северной Вирджинии не получала достаточную помощь или приют от жителей этого штата, ни во время Шарпсбергской кампании, ни во время недавнего вторжения, которое привело к захвату Вашингтона. Невзирая на несколько тысяч рабовладельцев, Мериленд оставался северным штатом по своей сути.
   - Оставим Мериленд в стороне до поры до времени, - сказал он. - Не считая констатации того факта, что его статус остаётся под вопросом. Возможно, он будет внесён в какое-то более крупное соглашение, определяющее положение всех приграничных штатов.
   - Хорошо, генерал. Оставим этот вопрос, - сказал Стивенс. - Как верно заметил секретарь Сьюард, давайте решать то, что сможем. Вот, к примеру, тридцать восемь северо-западных округов Вирджинии, которые были незаконно включены в состав Соединённых Штатов под названием Западная Вирджиния.
   - Незаконно? - Сьюард приподнял кустистую бровь. - Как государство, основанное на принципах сецессии, может не признавать эти принципы, когда они используются против неё? Неужели мир не назовёт вас лицемерами?
   - Успешные лицемеры, кажется, прекрасно переносят осуждение, - заявил Бенджамин, его обычная улыбка, кажется, стала ещё на волосок шире. - Однако, давайте, продолжим перечислять территории, или, скорее, штаты, владение которыми пока ещё остаётся предметом спора - мы до сих пор не упомянули Кентукки и Миссури.
   Обе стороны подались вперёд. У обеих стран имелись притязания на оба этих штата, хотя занимали их в настоящий момент федеральные силы. Бен Батлер произнёс:
   - Учитывая веселые деньки, что ваша армия проводит на юге, в долине Миссисипи, пройдёт немало времени, прежде чем вы доберетесь до Миссури, мистер Бенджамин.
   Теперь он обращался к госсекретарю Конфедерации так, словно его совершенно не интересовало его вероисповедание.
   Тем не менее, ему удалось вставить шпильку. Не все полки негров, которые федералы набирали в оккупированных Луизиане, Миссисипи, Арканзасе и Теннеси после объявления перемирия ушли на север вместе со своими белыми товарищами. Некоторые остались и сражались. "Линкольн точно предугадал, - вспомнил Ли. - Он говорил, что попытки вернуть рабство в те земли приведут к войне".
   - Бедфорд Форрест разбил ниггеров у Сардиса и Гренады, - сказал Стивенс. - В данный момент он наступает на Гранд Галф. Как поговаривают, и я согласен, что вскоре он вновь их разобьёт.
   Его смех звучал подобно ветру, колеблющему заросли сухой травы.
   Однако Батлера ему поколебать не удалось.
   - В открытом поле, он, может и разобьёт этих сироток, - признал толстый генерал-политик. - А что потом? Разве не вы недавно назвали земли к северу от Рапидана "Конфедерацией Мосби"? Сейчас вы столкнётесь с перспективой подчинить себе Союз Ниггеров, и да испытаете вы всю радость от его подавления, как мы с Мосби.
   Несмотря на отвратительную натуру Батлера, Ли начинал понимать, почему Линкольн выбрал его в качестве переговорщика, не считая политических связей. Человек, который родился с талантом искать выгоду для себя, с той же целеустремлённостью искал выгоду и для своей страны.
   Ли сказал:
   - Пока что проблем у нас больше, чем решений. Мы можем продолжить их оглашать, дабы все они оказались у нас перед глазами?
   - Можем, - отозвался Сьюард. - Впрочем, надеюсь, мы не станем провоцировать друг друга на новый раунд битвы, потому как стоящие перед нами трудности кажутся непреодолимыми.
   - Штат Техас граничит с Индейскими территориями и территориями Нью-Мексико, - со значением произнёс Александер Стивенс.
   - Удачи с очередной экспедицией в Нью-Мексико, - ответил на это Стэнтон. - Мы проведем своих людей через Колорадо быстрее, чем вы своих через западнотехасскую пустыню. Два года назад мы вам это уже доказали.
   - Здесь вы, вероятно, правы, сэр, - сказал Ли.
   Про себя он отметил, что Стэнтон не стал предъявлять претензий на Индейские территории к северу от Техаса. С объявлением перемирия война там не прекращалась, поскольку индейские племена, поднятые на битву с Союзом и Конфедерацией, нельзя было столь же легко привести к порядку приказами Больших Белых Братьев. Нынче на тех территориях царил лишь хаос.
   - Между нами ещё остались какие-то территориальные вопросы? - поинтересовался Джуда Бенджамин.
   Стэнтон сказал:
   - Лучше бы не было, ведь мы прошли от Атлантики до Рио-Гранде. Всюду, где мы соприкасаемся, возникают разногласия.
   - Кажется, так. - Улыбка не сходила с лица государственного секретаря Конфедерации. - Остаётся вопрос о репарациях за разруху, нанесенную американскими войсками на нашей земле. Я бы сказал - и ведь все за этим столом понимали, что так сказал бы и Джефферсон Дэвис - двести миллионов представляются адекватной суммой.
   - Говорить вы можете всё, что пожелаете, - ответил на это Сьюард. - Я в курсе, что ваша конституция, списанная с нашей, гарантирует свободу слова. Собрать означенную вами сумму - это уже совсем иное дело.
   - Скорее ад замёрзнет, прежде чем вы, повстанчики, получите двести миллионов, - согласился с ним Стэнтон. - Даже четверть этой суммы - уже расточительство.
   - Мы не станем ждать, пока дьявол получит обморожение, по крайней мере, не в ближайшей перспективе, - елейным голосом произнёс Бенджамин. - В конце концов, сегодня 5 сентября. Через два месяца у вас, северян, президентские выборы. Разве мистер Линкольн не хочет представить мирное соглашение своему народу до 8 ноября?
   Трое посланников Федерации угрюмо смотрели на него через стол. Поражение внесло в политику Севера ещё больше бардака, чем его было во время предвыборной гонки четырёх кандидатов в 1860 году. Захват Ли Вашингтона сорвал съезд республиканцев в Балтиморе, но, когда они, наконец, собрались, то вновь выдвинули Линкольна и Ганнибала Гэмлина... после чего радикальные республиканцы отсоединились от партии - и северные газеты, и "Ричмонд Диспэтч" употребили именно слово "отсоединились", пусть, возможно, с разными оттенками иронии, которая в нём крылась - и выдвинули своего кандидата, Джона С. Фремонта, который будучи главой Миссури, пытался в 1861 году освободить в этом штате рабов, лишь, чтобы увидеть, как Линкольн отменяет его указы. Вместе с ним избрали сенатора от Теннеси Эндрю Джонсона; Джонсон по-прежнему настырно отказывался признавать, что его штат больше не подчиняется Вашингтону.
   Демократы находились не в лучшем состоянии. Итогом встречи в Чикаго стало избрание в качестве кандидата в президенты губернатора Нью-Йорка Горацио Сеймура, а в пару ему подобрали Клемента Валландигэма из Огайо. А генерал Макклелан, разочарованный тем, что не его выбрали кандидатом, заявил, что он, будет вести независимую кампанию вместе с Фремонтом. Этот раскол подарил Линкольну лучик надежды, но очень тусклый.
   Джуда Бенджамин указал на этот момент:
   - Возможно, джентльмены, нам нужно поглядеть, как ваш руководитель будет чувствовать себя в ноябре. Вероятно, администрация демократов окажется более разумной.
   С точки зрения южан, любая администрация под руководством Валландигэма казалась более разумной; он выступал за соглашение с Конфедерацией даже в те времена, когда её перспективы выглядели весьма мрачными.
   Однако Бен Батлер произнёс:
   - Без разницы, что там произойдёт на выборах. Напоминаю вам, что Авраам Линкольн останется президентом Соединённых Штатов до четвертого марта включительно.
   - Намёк понят, - сказал Ли.
   Ему хоть и не хотелось ни в чём соглашаться с Батлером, но откладывание дела на полгода было недопустимо.
   - Чем раньше наступит мир, тем лучше будет всем, как Северу, так и Югу.
   - Человек посмелее меня, возможно, позволил бы себе не согласиться с генералом Ли, - сказал Александер Стивенс. - Значит, давайте, продолжим.
   Ли не мог знать, что творилось под улыбающейся маской Бенджамина. Однако Бенджамин не стал возражать.
   Госсекретарь Сьюард произнёс:
   - Установив четыре зоны, по которым мы имеем разногласия, полагаю, вряд ли мы сможем сегодня сделать ещё больше. В любом случае, я бы хотел телеграфировать президенту Линкольну о вашей позиции, и перед тем как продолжать, получить от него необходимые указания. Могу я предложить перенести нашу следующую встречу на среду седьмого числа?
   Ли заметил, что и Стивенс и Бенджамин глядели на него. Всё должно было быть не так; оба представителя находились выше его по званию, поскольку занимали более высокие гражданские посты. И всё же смотрели они на него. Он не станет выказывать раздражение перед лицом представителей Соединённых Штатов.
   - С моей точки зрения, это вполне удовлетворительно, - заявил он, добавив: - Мы также должны посовещаться со своим президентом относительно будущего курса.
   - Вам это будет просто сделать, - сказал Стэнтон. - Мы же словно собаки на поводке из телеграфной проволоки.
   Его голос задребезжал и стал похожим на рык. Ли улыбнулся этому сравнению.
   Батлер сказал:
   - Лучше уж быть собакой на проволочном поводке, чем взбесившимся псом на воле, как Форрест в июне.
   - Надеюсь, присутствующие здесь джентльмены не позволят заявлению генерала Батлера выйти за пределы этих стен, - спешно произнёс Ли.
   Батлер не был джентльменом; он постоянно доказывал это всеми своими действиями в ходе всей войны и сделал это ещё раз, бросаясь оскорблениями в адрес Бенджамина. Однако Натан Бедфорд Форрест, судя по отзывам, также джентльменом не являлся. Если бы он услышал, как Батлер его назвал, то не стал бы расшаркиваться и бросать ему формальный вызов. Он просто пристрелил бы Батлера... как собаку.
   Представители федералов встали, поклонились и вышли. Когда они ушли, Александер Стивенс произнёс:
   - Прошу меня простить, генерал, господин секретарь, но я вынужден оставить это собрание в ваших, несомненно, надёжных руках. Мы с президентом, хоть и сохраняем взаимное уважение, однако, в последнее время не так уж часто достигаем согласия без каких-либо трений. Хорошего вам дня; увидимся в среду.
   Встать с кресла ему удалось с трудом, он всё же справился и вышел из зала заседаний.
   Бенджамин и Ли вместе поднялись в кабинет Джефферсона Дэвиса.
   - Какая ирония, - заговорил госсекретарь. - Четыре года тому назад Бенджамин Батлер делал всё, что мог, чтобы выдвинуть Дэвиса в кандидаты в президенты от демократов. Я всё гадаю, где б мы сейчас были, если бы у него получилось.
   - Полагаю, где-нибудь не здесь, - ответил Ли, восхищаясь той бесстрастности, с которой Бенджамин говорил об оскорбившем его человеке.
   Ещё ему было интересно, знал ли Бенджамин об истинном происхождении ривингтонцев. Его собственные мысли частенько вертелись вокруг идеи об изменчивости истории с тех самых пор, как Андрис Руди открыл ему своё происхождение. Он не успел придумать, как спросить Бенджамина, чтобы иметь путь к отступлению в случае отрицательного ответа, прежде чем они подошли к двери кабинета президента.
   Дэвис выслушал их доклад, затем произнёс:
   - Как я и ожидал. Мэриленд будет стоить нам ещё одной войны, и превратит Соединенные Штаты в вечного врага даже, если мы в ней победим. Равно как и разделенные округа Вирджинии.
   Он не стал упоминать о трудностях, с которыми столкнулся в начале войны Ли в местах, что ныне назывались Западной Вирджинией. Там потерпел бы неудачу любой генерал Конфедерации.
   - Полагаю, в конечном итоге, мы отвоюем Индейские Территории, чего бы нам это ни стоило, - сказал Бенджамин.
   - А к чему? Кентукки тоже мало чего стоит со времен моего в нем рождения. - Дэвис нахмурился. - Я бы хотел добиваться Нью-Мексико, Аризоны и Калифорнии заодно. Очевидно, вскоре появится железная дорога через весь континент, и я бы хотел, чтобы она была проложена южным путём. И всё же, будет непросто. В данный момент эти земли удерживают федералы, и нам придётся сильно постараться, чтобы либо отвоевать их, либо, учитывая, нынешнее печальное положение Казначейства, выкупать их у них, если они всё ещё согласны на продажу. Возможно, нам удастся договориться с императором Максимилианом и проложить маршрут от Техаса до тихоокеанского побережья Мексики.
   - Лучше, чтобы трансконтинентальная железная дорога целиком шла через нашу территорию, - сказал Бенджамин.
   - Нет, если для того, чтобы получить эту тысячемильную полосу земли, нам придётся сражаться, - ответил на это Ли. - Стэнтон сегодня верно заметил - у нас слаборазвитая логистика, а за Миссисипи у нас мало винтовок. Кроме того, никакая война с США не ограничится западными границами.
   Джефферсон Дэвис вздохнул.
   - Боюсь, вы вероятнее всего, правы, сэр. Даже с новыми винтовками, прежде чем задумывать новые сражения, нам нужно восстановиться. Хорошо. Ежели мы не можем выбить у федералов Нью-Мексико и Аризону, дальше пойдём без них. Чего нельзя сказать о Кентукки и Миссури.
   - Соединенные Штаты их не уступят, - предупредил его Ли. - Линкольн сказал мне об этом ещё в Вашингтоне, а его посланники не только подтвердили это заявление этим днём, но и неистово его отстаивали.
   - Я тоже не стану покорно уступать им север, - сказал Дэвис. - С этими штатами мы уравняемся с США и станем независимы от них во всех отношениях. Без них баланс сил качнётся в другую сторону. В особенности ценно будет для нас заполучить те мануфактуры, что возникли вокруг Луисвилля и вдоль Огайо. С неохотой я делаю вывод из итогов этой войны, что мы не можем оставаться страной, которая состоит исключительно из землепашцев, дабы в будущем конфликте США не превзошли нас числом и промышленной мощью.
   - Против их заводов у нас есть ривингтонцы, - сказал Бенджамин. - Без ривинтонцев, полагаю, мы были бы сокрушены.
   "Значит, знает", - подумал Ли.
   Дэвис сказал:
   - Ривингтонцы с нами, но они не одни из нас. На тот случай, когда наши и их цели разойдутся, я бы хотел, чтобы Конфедеративные Штаты были независимы от них в той же степени, что и от Соединённых Штатов.
   - Весьма мудрая предосторожность, - согласился Бенджамин.
   В данный момент Дэвиса ривингтонцы не интересовали; главной его заботой были переговоры с США. Он перевёл беседу обратно к теме этих переговоров:
   - Как федералы отнеслись к требованию двухсот миллионов?
   - Шумно, - ответил Бенджамин, отчего президент рассмеялся. Госсекретарь продолжил: - Стэнтон заявил, что даже четверть этой суммы будет... расточительством, так он сказал.
   - Следовательно, Соединенные Штаты смогут заплатить эту четверть, или чуть больше, - сказал Дэвис. - Даже пятьдесят миллионов звонкой монетой будет лучшим обеспечением для наших банкнот, чем у нас есть сейчас, к тому же это сильно повысит доверие к ценности банкнот, что, в свою очередь, позволит вернуть цены вниз на более реалистичный уровень. Джентльмены, я рассчитываю, что вы вытряхнете из казны северян максимально возможную сумму.
   - Мы постараемся, господин президент, - сказал Ли.
   - Я верю в ваши способности... и в способности мистера Стивенса, хоть мы и частенько спорим друг с другом, - сказал Джефферсон Дэвис, практически слово в слово повторив описание их отношений из уст вице-президента. Дэвис продолжил: - Теперь же, нужно вернуться к другим государственным делам, в частности, к последней ноте британского посла относительно нашего предполагаемого военно-морского патрулирования побережья Африки с целью пресечения работорговли. Вы её видели, мистер Бенджамин?
   - Видел, сэр, - ответил тот.
   - Мне нет никакого дела до того, в каком тоне она написана. Раз уж Британия нас признала, то должна обходиться с нами точно так же, как и с другими народами. Наша Конституция запрещает импортировать рабов из Африки, и это должно было их удовлетворить, но, видимо, не удовлетворило. В любом случае, в отличие от Соединенных Штатов, мы не имеем достаточно военно-морских сил, чтобы участвовать в договоре Ашбертона*, факт, о котором посол не знать не может, но, тем не менее, нас попрекает.
   Дэвис презрительно скривил губы.
   - Страны Европы продолжают презирать нашу политику, - сказал Бенджамин, - сколько бы мы ни убеждали их в том, что иначе поступить не можем. Мистер Мейсон пишет из Лондона, что правительство Её Величества вполне могло признать нас ещё два года назад, если бы не существование у нас института рабства - по крайней мере, так его заверил лорд Рассел. Мсье Тувнель, министр иностранных дел Франции, выразил аналогичные чувства в адрес мистера Слайдела в Париже.
   "Рабство" - подумал Ли. В конечном итоге, мнение всего мира о Конфедеративных Штатах Америки окрашивалось исключительно исходя из отношения к столь необычному институту Юга. Без разницы, что конституция США имела силу отзывного договора между независимыми государствами, не говоря уж о том, что Север последовательно использовал своё численное большинство, чтобы добиться в Конгрессе принятия налогов, которые служили исключительно разрушению Юга. До тех пор, пока чёрнокожих можно покупать и продавать, все высокие идеалы Конфедерации останутся без внимания.
   Президент Дэвис заявил:
   - "Свободный" фабричный рабочий в Манчестере и в Париже - да и в Бостоне тоже - свободен лишь умирать с голоду. Как точно отметил мистер Хэммонд в стенах Сената несколько лет назад, каждое общество зиждется на фундаменте грубого труда, из которого произрастает здание цивилизации. Мы намного более открыты и честны в отношении своего фундамента, чем прочие страны, которые вовсю эксплуатируют труд рабочего человека, однако, когда он становится неспособен обеспечивать его и дальше, рабочего выбрасывают, словно испорченный лист бумаги.
   "Истинно так", - подумал Ли. Он робко произнёс:
   - Господин президент, поскольку мы уже не находимся в состоянии войны с Соединенными Штатами, не будет ли у нас возможности отправить к берегам Африки одно единственное военно-морское судно? Сей символический жест, по моему мнению, возможно, перевесит свою стоимость.
   Глаза Дэвиса вспыхнули. Ли прочёл в них "Et tu. Brute?"*. Затем гнев сменил расчёт. Джуда Бенджамин произнёс:
   - Если сие возможно, господин президент, это поможет нам приспособиться к обычаям ведущих держав.
   - И насколько эти державы приблизились к признанию нас прежде чем мы подтвердили собственную независимость? - с горечью от воспоминаний в голосе произнёс Дэвис. - Ни на шаг, насколько я припоминаю. Уверенные в своих силах, они нас презирали, и Британия была в первых рядах. Они, что, решили, что мы забудем? Маловероятно, сэр, клянусь Богом!
   - Я ни в коем разе не стал бы советовать вам забыть обо всём, сэр, - сказал Бенджамин. - Я лишь выражаю согласие с генералом Ли в том, чтобы мы демонстрировали согласие везде, до времени, когда мы будем в состоянии выразить недовольство.
   Дэвис побарабанил по столу пальцами правой руки.
   - Хорошо, сэр. Уточните у мистера Мэллори из департамента ВМФ насчёт того, чтобы поступить так, как советует генерал Ли, затем подготовьте мне памятную записку, в которой подробно изложите его ответ. Если подобное дело можно устроить, я сообщу британцам о нашей готовности. Должен признать, порой я размышляю над тем, насколько же проще была бы наша жизнь, если негров никогда не привозили к этим берегам. Однако тогда нам пришлось бы искать другой фундамент, на котором строить наше общество.
   - Бесполезно притворяться, будто чернокожие отныне не являются частью Конфедерации, - произнёс Ли. - И, поскольку, они таковыми являются, нам следует определить их место в нашей стране.
   - Одной из причин последней войны было определить новое место чёрных в нашей стране, либо сохранить предыдущее, - сказал Бенджамин. - Теперь вы считаете, что то решение было неверным?
   - Сохранение этого места может выйти нам дороже, чем казалось, - сказал Ли. - Благодаря федералам, у негров части Вирджинии, побережья Каролины, Теннеси и долины Миссисипи имелся год, два, три, чтобы привыкнуть к мысли о том, что они свободные люди. Генерал Форрест, возможно... генерал Форрест уверенно разбил их вооруженные отряды в открытом поле. Но сумеет ли он, также, штыком вернуть им привычку к преклонению?
   Какое-то время все трое находящихся в кабинете Дэвиса мужчин не разговаривали. При словах Ли, Дэвис нахмурился, даже вечная улыбка Бенджамина слегка поблекла. Ли же удивился тому, что его собственные слова завели его гораздо дальше, чем он намеревался зайти. Однако тлеющее восстание рабов, всяческие разжигаемое и подпитываемое из Соединенных Штатов, было самым худшим кошмаром для любого из южан.
   Он взглянул на Дэвиса.
   - Скажите, сэр: если бы в начале войны перед вами встал выбор между возвращением в состав Соединенных Штатов со всеми нашими институтами, подкрепленными законом и независимостью ценой освобождения негров, что бы вы выбрали?
   - Когда делегаты южных штатов встретились в Монтгомери, генерал, мы стали государством, - твёрдо ответил Дэвис. Ли отдал ему должное за отсутствие сомнений. - Дабы сохранить это государство, я бы при необходимости предпринял любые шаги, включая ведение партизанской войны в горах и долинах в случае, если федералы оккупируют наши земли. Любые шаги, сэр, любые.
   Ли задумчиво кивнул; никто из знавших президента Дэвиса в этом не сомневался, когда он что-то говорил, то говорил всерьез.
   - Мне намного легче от того, что этого не случилось, господин президент. - Он почесал седую бороду. - Боюсь, я слишком стар для того, чтобы уходить в партизаны.
   - Как и я, но при необходимости, я и это освою, - сказал Дэвис.
   - Что дальше? - спросил Бенджамин. - Позволите Форресту и дальше идти с огнём и мечом, или предложите вооруженным против нас неграм амнистию, после которой они мирно смогут вернуться под наше крыло?
   - В каком виде? Как свободным людям? - Дэвис покачал головой. - Это создаст ещё больше проблем, чем решит, поскольку даст нашим неграм стимул восставать против нас, а, восстав, активно сопротивляться, в надежде, что мы сдадимся перед их мужеством и дадим им то, что они требуют. Нет, пускай для начала увидят, что меч и пламя останутся нашей исключительной прерогативой, дабы даже не надеялись против нас восставать. Как только они в этом убедятся, проявление снисходительности приведёт к желаемым результатам.
   - Как посчитаете нужным, господин президент, - ответил на это Бенджамин.
   Джефферсон Дэвис обратился к Ли.
   - А вы что скажете, сэр?
   - Скажу, что перспектива вооруженных негров, которые упорно сопротивляются такому умелому офицеру как генерал Форрест, а также то, что цветные полки продемонстрировали армии Северной Вирджинии, меня очень тревожит, - ответил ему Ли. - Вряд ли кто-то будет сомневаться в том, что эта группа будет побеждена, как и предыдущая. Однако, ежели негр стал толковым солдатом, сможет ли он оставаться толковым рабом?
   Дэвис попытался разрядить обстановку:
   - Только не говорите, что стали аболиционистом, сэр?
   - Это слово не из тех, каким можно называть южанина, господин президент, - сказал Ли, прикусив губу. Вспомнив о меморандуме генерала Клейберна, в котором призывалось освободить и вооружить часть чернокожих, а также о ненависти генерала Хилла к самому институту рабства, он был вынужден добавить:
   - Будь я им, я бы оказался не единственным офицером Конфедерации, кто разделяет эти убеждения.
   Рот Дэвиса искривился, однако спустя несколько секунд он кивнул.
   Джуда Бенджамин громко вздохнул.
   - Мы вышли из Соединенных Штатов в надежде, что с обретением независимости, проблема негров перестанет нас беспокоить. А, поскольку она никуда не делась, то винить в этом мы можем лишь самих себя... ну и негров, конечно.
   Это афористичное высказывание фактически и завершило встречу.
  
   *Х*
  
   Когда Ли тем же вечером вернулся в арендованный особняк на Франклин-стрит, настроение у него было мрачным и задумчивым. Появление чернокожей служанки Джулии, которая открыла ему дверь, никоим образом не облегчило его разум.
   - Веч'добр'й, масса Роберт, - сказала она. - Ваша с'пруга и доч'ри уже кушают - они ож'дали, что вы задерж'тесь. Впр'чем, осталось `щё много куры и клёцки.
   - Благодарю, Джулия.
   Он вошёл в прихожую, снял шляпу и повесил её на вешалку для головных уборов. Затем, сделав пару шагов в сторону кухни, он остановился и обернулся.
   - Што-то не так, масса Роберт? - поинтересовалась Джулия.
   Свеча, которую она держала в руке, высветила морщины от неудовольствия на её лице. Она быстро добавила:
   - Надеюс', я не сдел'ла ничо такого, штоб вас разочар'вать.
   Генерал поспешил её успокоить:
   - Нет, что ты, Джулия, совсем нет.
   Однако ужинать он всё ещё не шёл. Когда он вновь заговорил, речь его была столь же осторожной, словно он обращался к президенту Дэвису:
   - Джулия, ты никогда не думала, что хотела бы освободиться?
   Пламя свечи гротескными тенями отразило перемену в выражении её лица, или, скорее, переход к полному отсутствию каких-либо эмоций, что рабы выучились прятать от своих хозяев.
   - Полагаю, все, в смысле, все цветные, так или иначе думают об этом, сейчас и вообще, сэ'.
   Её голос также не выражал совершенно ничего.
   - А, что бы ты делала, став свободной? - не унимался Ли.
   - Точно не знаю, что смогла бы делать, масса Роберт. Немного книг в ученье прочитала. Немного? Вообще, ни одной.
   Джулия продолжала изучать Ли, спрятав лицо за настороженной маской. Вероятно, она решила, что он не шутил, поэтому продолжила:
   - Былоб неплохо узнать, на что она похожа, свобода эта, вот что скажу, сэ'.
   - Я тоже об этом думал.
   Ли сказал бы в тех же словах, будь он на месте Джулии; такой ответ, по его мнению, дал бы любой сильный духом, неважно, черный, белый, мужчина или женщина.
   - Будь ты свободна, осталась бы ты здесь, с нашей семьёй и работать за жалование?
   - Если так надо, чтоб освободиться, так и сделала б, - мгновенно ответила Джулия.
   Ли заметил, что допустил ошибку.
   - Нет, нет, Джулия, ты неправильно меня поняла. Я намерен тебя освободить, без разницы, согласишься ты или нет. Но поскольку идти тебе больше некуда, я хочу, чтобы ты знала, что можешь найти работу в этом доме.
   - Благослови вас Господь, масса Роберт.
   Пламя свечи озарило слёзы в глазах Джулии. Наконец, когда до нее дошла реальность происходящего, она принялась размышлять вслух:
   - Если меня скоро освободят, наверное, научусь читать. Кто узнает, чем я занимаюсь, если я стану свободной?
   Изучение грамоты чернокожими было вне закона, как на территории Вирджинии, так и во всех Конфедеративных Штатах. Ли не решился об этом упоминать. Во-первых, по отношению к свободным неграм этот закон соблюдался не столь строго, как по отношению к рабам. Во-вторых, желание Джулии говорило о стимулах, которые ей понадобятся в новом качестве вольноотпущенницы. Вместо этого, генерал решил задать банальный вопрос:
   - Моя супруга и дочери всё ещё в столовой?
   - Да, сэ', масса Роберт. Иду, скажу им, что вы тут.
   Джулия развернулась и поспешила в заднюю часть дома, стуча подошвами туфель по дубовому полу. Ли двинулся за ней чуть медленнее.
   Когда он вошёл, за обеденным столом сидели и болтали его жена и дочери. Джулия уже забежала туда и теперь выбегала мимо него обратно.
   Самая младшая дочь Милдред не без раздражения в голосе сказала:
   - Господи, папа, что ты такое ей сказал? Что если она не пошевелится, ты продашь её на Юг?
   Её дочь Мэри и супруга улыбнулись. Агнес не улыбалась, впрочем, Агнес вообще редко улыбалась.
   В обычной ситуации Ли и сам улыбнулся бы; он с трудом мог представить, что за проступок должна была совершить Джулия, чтобы даже задуматься о её продаже на Юг. Хорошие слуги, которые работали на добрых хозяев - к коим, без ложной скромности, генерал причислял и себя - могли о подобном не переживать. Однако факт, что на эту тему вообще можно было пошутить, очень многое говорил об институте рабства.
   Вместо этого он ответил всерьёз:
   - Душенька моя, я сказал ей, что намерен её освободить.
   Мэри Кастис Ли, вместе с дочерьми уставилась на него.
   - Правда? - переспросила она.
   Голос у неё был резким, и не без причины. Деньги, за которые купили Джулию, принадлежали ей, то были доходы с имений, что в нынешнее время находились в страшной разрухе. До войны, её доходы намного превосходили его собственные. Более того, в своем нынешнем недееспособном состоянии, она нуждалась в постоянной опеке.
   - Зачем, ради всего святого, ты так решил, папа? - эхом отозвалась ей дочь Мэри.
   - Что я буду без неё делать? - добавила Мэри Кастис Ли.
   Ли решил сначала ответить на вопрос дочери:
   - Потому, дорогая моя, что я вижу, насколько это возможно, что мы не можем не понимать, что дни рабства сочтены. Мы сражались в этой великой войне за независимость, дабы наши штаты сами решали, как собой управлять. Мы в ней победили, и прервали влияние на наши институты со стороны Севера и Вашингтона. Вполне неплохо. Однако мир за пределами наших границ не прекращает существовать, равно как и презирать нас, несмотря на обретенную независимость.
   Он упомянул о замечании лорда Рассела в адрес Джеймса Мейсона.
   Старшая дочь вспыхнула.
   - У Англии ещё меньше права вмешиваться в наши дела, чему у Вашингтона.
   - Возможно. Однако если практически весь мир презирает дела кого-то, этот кто-то должен поразмыслить над уместностью своих деяний. А храбрость, продемонстрированная цветными войсками северян, заставила меня призадуматься над справедливостью продолжения пребывания их расы под ярмом. Последней же соломинкой для меня стала борьба бывших негритянских полков янки в Луизиане и иных штатах долины Миссисипи, что они продолжают вести против генерала Форреста.
   - Но отец, так много людей думают, что Форрест - герой, потому что он подавляет этих черных, - возразила Агнес.
   - Пускай думают, что пожелают. Однако вооруженные негры из Миссисипи и Луизианы должны точно знать, что обречены - генерал Форрест - это наиболее способный командующий, за спиной которого стоит вся мощь Конфедерации. И всё же, негры продолжают воевать - как поступил бы на их месте и я. Демонстрируя подобную силу воли, ничем не отличаясь от других, из чего можно сделать вывод, что порабощение белых было настолько же уместным, как и порабощение черных.
   - Это мнение никто не поддержит, - сказала Мэри Ли.
   - Всё это очень мило и крайне разумно, Роберт, но кто же будет обо мне заботиться, когда ты освободишь Джулию? - сказала Мэри Кастис Ли.
   - Полагаю, она могла бы трудиться у нас за жалование, - ответил ей тот. - Перри служит мне так уже много лет.
   Его супруга хмыкнула и сказала:
   - Раз уж ты уже всё решил...
   - Да, решил, - твёрдо произнес генерал. - Я не могу решать за других, однако совесть не позволяет мне владеть человеческими созданиями, которые, как я уже убедился, уступают мне лишь в обстоятельствах жизни, а не от рождения.
   - Очень хорошо. - Мэри Кастис Ли удивила его улыбкой. - Папенька это одобрил бы.
   - Полагаю, одобрил бы.
   Ли вспомнил, что его тесть, пока был жив, с радостью пользовался услугами пары сотен рабов, и освободил их лишь в своём завещании, когда уже не мог ими пользоваться. Конечно, это было, своего рода, великодушие, однако, по мнению Ли, недостаточное.
   Также он вспомнил о замечании Джефферсона Дэвиса о том, что тот сражался бы за независимость Юга даже, если бы пришлось уйти в горы и годами драться там, и свой собственный ответ, мол, он уже слишком стар, чтобы уходить в партизаны. Немало отчаявшихся негров Союза были примерно в том же возрасте, чтобы рискнуть, а ещё больше чёрных, может, сами и не будут сражаться, но втихомолку поддержат тех, кто сражался. До войны восстания рабов на Юге были редкими, небольшими и быстро подавлялись. Те дни прошли. Конфедеративные Штаты победили в гражданской войне. Без разницы, насколько яростно дрался Форрест, назревала ещё одна.
   Генерал усмехнулся про себя. Он и представить не мог, что поднимет оружие против Соединенных Штатов Америки. Теперь же, поступив таким образом, он не видел иного способа помочь стране, которую сам же и создавал, как стать аболиционистом.
  
   Переговоры с посланниками федералов потихоньку продвигались. Мелкие споры разрешились сами собой: в обмен на оставление конфедератами претензий на Нью-Мексико, федералы сдали им Индейские Территории. Джуда Бенджамин предсказал это ещё после первой встречи. Ли всё гадал, зачем нужно было так долго тянуть со столь очевидным решением.
   - Невзирая на свои многочисленные заслуги и достоинства, генерал Ли, вам никогда не стать дипломатом, - сказал Бенджамин. Его вечная улыбка стала ещё шире, демонстрируя настоящее веселье. - Если бы Соединенные Штаты быстро уступили нам Индейские Территории, это побудило бы нас сильнее давить по вопросу с Миссури. С таким же подходом, отдай мы Нью-Мексико без сопротивления, федералы, очевидно, восприняли бы это как слабость, и были бы не столь склонны отдавать нам Индейские Территории.
   Если рассуждать подобным образом, переговоры напоминали Ли кампанию на истощение, которую Грант, вероятно, намеревался вести против него весной 1864 года. Истощение было не в его стиле. Сталкиваясь, что с противником в бою, что с жизненными трудностями, он всегда стремился преодолеть их одним решительным ударом.
   Хоть Грант и проиграл, но со Сьюардом, Стэнтоном и Батлером борьба на истощение работала. Чётко давая понять, что Соединенные Штаты будут драться за Мериленд и Западную Вирджинию, они убедили Джефферсона Дэвиса уступить эти земли. Ли согласился с этим решением; ему доводилось сражаться в обоих штатах, и он понимал, что население там стояло на стороне Союза.
   Кентукки и Миссури - это уже другой вопрос. Дабы их сохранить, Соединенные Штаты желали за них драться, но и Конфедерация в равной степени желала драться за их обретение. Страсти с обеих сторон накалились. Ли искал решительный удар, способный разрубить узел проблем. Наконец, идея такого удара пришла ему на ум. Он поделился ею с президентом Дэвисом. Дэвис и сам был сторонником прямых действий, и после первоначальных колебаний, дал своё согласие. Затем Ли принялся ждать подходящего момента, чтобы нанести удар.
   Этот момент настал в конце сентября, когда после ряда обличительных речей Фремонт, казалось, заставил Линкольна уйти в оборону даже среди республиканцев. Все трое федеральных посланников явились на переговоры измотанными. Батлер, который начал воевать, будучи демократом, нынче уже одной ногой и частью пальцев на другой стоял в лагере Фремонта. Стэнтон, верный последователь Линкольна, был мрачен относительно перспектив найти выход для своего покровителя. Сьюард же, который, поначалу и сам боролся за президентское кресло, а потом пытался подчинить себе Линкольна, будучи госсекретарем, имел вид человека, удивленного тем, как судьба могла позволить этому долговязому болвану его одолеть.
   Видя, что мужчины напротив него находятся в таком раздрае, Ли произнёс:
   - Друзья мои, кажется, я нашёл решение, которое позволит нам легко преодолеть сложности по вопросу штатов Кентукки и Миссури. Уверен, вы согласитесь, что наши великие республики способны разрешить свои проблемы согласно духу исповедуемых нами принципов.
   - И что же это за принципы? - поинтересовался Стэнтон. - Те, согласно которым один человек имеет право покупать и продавать другого? Мы таких принципов не исповедуем, генерал Ли.
   Ли не стал демонстрировать переживаемое им возмущение. То, что лично он разделял мнение Стэнтона, делало ещё труднее отстаивание позиций, которых он публично придерживался.
   - На тех принципах, что государство основано на согласии тех, кем оно управляет, - ответил он.
   - И что с того? - Голос Батлера был полон профессионального адвокатского презрения. - Полагаю, негры, которыми вы владеете, одобряют это владение?
   - У них столько же прав, как и в большинстве северных штатов, - ответил на это Бенджамин. Он учтиво кивнул Ли - Прошу, продолжайте, сэр.
   - Благодарю, господин секретарь. - Ли взглянул через стол на посланников Соединенных Штатов. - Вот, что я предлагаю, джентльмены: пусть жители обоих спорных штатов сами решают свою судьбу путём честного голосования, без воздействия грубой силы или военного присутствия, будь то со стороны Соединенных Штатов или Конфедерации. Президент Дэвис обязуется, что Конфедеративные Штаты согласятся с результатами этих выборов. Он искренне надеется, что президент Линкольн также согласится с тем, что, в итоге, является наиболее справедливым решением, способным разобраться с нашей дилеммой.
   - Справедливым?
   Уильям Г. Сьюард ограничился легким движением брови, тогда как Батлер выражал неприкрытое презрение.
   - Как вы можете говорить о справедливости, сэр, когда в ваших словах звучит призыв к выводу лишь федеральных сил, но никак не ваших собственных?
   - Как вы можете говорить о справедливости, когда, удерживая эти штаты силой оружия, вы мешаете им реализовывать свои неотъемлемые права? - возразил ему Ли.
   Бен Батлер хмыкнул.
   - Очередная бесполезная схема, из тех, что вы, конфедераты, без конца изобретаете и продвигаете.
   - Нет, сэр, - сказал Джуда Бенджамин. - Мой предшественник на посту государственного секретаря, мистер Р.М.Т. Хантер направлял эти предложения в письменной форме господам Мейсону и Слайделу в Лондон и Париж соответственно в феврале 1862 года. Мы были готовы - более того, непосредственно стремились - довериться воле тех, кого непосредственно затронул сделанный выбор. Соединенные Штаты последовательно заявляют о преданности демократии. Стали они менее верны ей, когда результат может оказаться противоположным их ожиданиям?
   - Разумеется, это так, - сказал Стэнтон. - Как и вы, иначе вы не предали бы Союз, когда последние выборы вам не понравились.
   Удар попал в цель. Вице-президент Стивенс изо всех сил постарался не заметить этой реплики, сказав:
   - Джентльмены из Соединенных Штатов, во имя справедливости, мы просим, чтобы вы передали президенту Линкольну предложение, которое озвучил генерал Ли, и в самое скорое время сообщили нам его ответ.
   - Как вы, должно быть, в курсе, он наделил нас правами полномочных представителей по этому вопросу, - сказал Сьюард.
   Ли почувствовал, что федеральный госсекретарь не желал выполнять просьбу Стивенса. На протяжении всей войны Линкольн, несмотря на решимость вернуть Юг в состав США, порой, проявлял гибкость в том, как этого добиться. Также он продолжал верить, несмотря на все доказательства, что в отделившихся штатах сохранялось значительное про-Союзное население. Если он в той же степени преувеличивал стремление двух пограничных штатов к жизни под крылом Вашингтона, к предложению Ли он мог прислушаться. На это и рассчитывал генерал, когда выдвигал эту идею.
   Провоцируя их, он произнёс:
   - Надеюсь, джентльмены, вы не боитесь, что ваш президент решит иначе, чем вы?
   Это привлекло к нему взор Стэнтона, похожий на василиска взгляд Батлера и, как всегда, невозмутимое внимание Сьюарда. Последний сказал:
   - Поскольку вы настаиваете на данных условиях, мы поступим так, как вы просите. - Он поднялся на ноги. - Соответственно, на этом сделаем в нашей дискуссии небольшой перерыв. Будьте любезны подготовить свои предложения в письменной форме, дабы избежать риска недопонимания с нашей стороны относительно того, что вы имели в виду?
   Ли извлёк из внутреннего кармана кителя сложенный лист бумаги.
   - Я взял на себя смелость сделать это до вашего любезного согласия.
   - Эм... да. Разумеется.
   Слегка выбитый из колеи, Сьюард просмотрел бумагу, убеждаясь, что там изложено именно то, что предложил Ли, кивнул и наклонился вбок к саквояжу, что стоял по левую сторону от его кресла.
   Когда он закончил, Александер Стивенс заметил:
   - Генерал Ли чересчур вежлив, чтобы предлагать вам подумать, является ли его предложение более предпочтительным, нежели возобновление боевых действий против магазинных винтовок, однако, я вынужден вам напомнить о подобной перспективе, а также о неудачных результатах таких последних встреч.
   - Заверяю вас, наши мысли не слишком далеко ушли от тех результатов, - холодно произнес Сьюард. Стэнтон заскрежетал зубами. Звук этот был слышен вполне отчётливо. Ли доводилось слышать о подобном, но никогда не приходилось слышать самому: ещё один сюрприз, пусть даже и крошечный, в этот год и так полный чудес.
   Однако Бен Батлер сказал:
   - Ежели вы, южане, так рвётесь в бой, господин вице-президент, вы могли бы обойтись безо всех этих политесов и выстрелить в нас вашими требованиями из пушки. И поскольку вы избрали иной путь, я буду благодарен, если вы последуете примеру своего вежливого генерала и в дальнейшем обойдетесь без подобных угроз.
   Батлер выглядел таким плюшевым, словно был плодом фантазии карикатуриста; таким же выглядел, правда, в совершенно ином ключе, его господин, Авраам Линкольн. Ли он показался совершенно отталкивающим. Сказать, что он коррумпирован, значит, сильно преуменьшить, хотя ему каким-то образом удавалось избегать предъявления доказательств взяточничества. Как военный, он показал себя смехотворным. Однако в битве умов этот человек выступал далеко не безоружным. И он заметно воодушевил своих коллег, когда те прощались с Бенджамином, Стивенсом и Ли.
   - Теперь подождём, - сказал Ли. Так часто ожидая нужного момента в бою, дождавшись нужного дня, чтобы представить своё предложение, он вновь был готов закалить свою железную волю в терпении.
   Джуда Бенджамин сказал:
   - Со всеми этими расколами у федералов, Линкольну будет очень непросто дать нам ответ в ближайшее время. Насколько мне известно, Макклелан призывает к вторжению в Канаду, вероятно, с целью компенсировать Соединенным Штатам те территории, что они утратили, когда мы обрели независимость.
   - Это вторжение может увенчаться успехом, коли во главе его будет стоять любой другой генерал, кроме Макклелана, - сказал Стивенс.
   Трое посланников Конфедерации рассмеялись, причём не слишком вежливо. Бенджамин сказал:
   - Со времен Квинта Фабия Максима сей человек в наибольшей степени заслуживает прозвища Кунктатор*, однако же Фабий, промедлив с передвижением войск, сослужил добрую службу своему государству, Маклелан же помог только нам.
   Ли по своей природе был склонен к милосердию. В данный момент его милосердие выражалось в молчании, поскольку Бенджамин говорил сущую правду. Энергично проведенная кампания на Полуострове могла привести к падению Ричмонда за два года до прибытия ривингтонцев с АК-47. Более того, энергично проведенный штурм Шарпсберга в том же 1862 году, практически наверняка уничтожил бы армию Северной Вирджинии. Но в вопросах военного дела прилагательное "энергичный" и фамилия "Макклелан" никогда не стояли в одном предложении.
   - Интересно, почему многие солдаты северян до сих пор считают его героем, - заметил Стивенс.
   - Ну, а почему нет? - сказал Бенджамин. - Война не дала им лучших героев. Нам повезло больше.
   Он глядел прямо на Ли.
   Тот, в свою очередь, рассматривал сложный цветочный узор на ковре. Он был в курсе того уважения, которым пользовался среди военных, а в ходе недавней войны делал всё возможное, чтобы это уважение не проходило. Но он никогда не ожидал восхищения от еще более широкой публики, что пришло к нему; восхищения, которое вынудило Джефферсона Дэвиса предложить ему участвовать в выборах президента; восхищения, которое вынудило такого всемирно известного хитреца как Джуда Ф. Бенджамин назвать его героем без малейшего налёта иронии. Он до сих пор не понимал, что ему делать с этим восхищением. Упоминание Фабия напомнило ему о традиции во время римского триумфа, когда позади почитаемого командующего стоял человек и шептал: "Помни, ты смертен". Римляне были крайне практичными людьми.
   Ему не нужен был кто-то со стороны, кто напоминал бы ему о его собственной смертности. Боль в груди, появлявшаяся, когда он чересчур перенапрягался, говорила всё, что нужно. Белые таблетки, что выдали ему ривингтонцы, помогали держаться в седле, однако с возрастом любая борьба тщетна.
   Он встал, попрощался с коллегами, спустился по лестнице и вышел на улицу. К его облегчению, летняя парилка, наконец, стихала. Цветной слуга, заметив его появление, отошел к стойлу и вскоре вернулся со Странником.
   - Вот ваш, масса Роберт.
   - Благодарю, Лисандер, - сказал Ли.
   От того, что его имя вспомнили, раб широко ухмыльнулся; разумеется, он и знать не знал, что знание имён являлось одним из множества трюков, с помощью которых офицер завоёвывал доверие своих людей. Также Ли слышал, что этим трюком пользовались политики. Эта мысль его встревожила. Он никогда не собирался становиться политиком. И всё же, если это стало его долгом... Запрыгивая на Странника, он отбросил эти бесполезные думы. Он направился на запад, к арендованному дому, в котором жил.
   Движение было затруднено, но не как в военное время. На улицах меньше солдат, меньше грохочущих повозок с припасами. Дамы могли прогуливаться без опаски запачкать подолы юбок. Джентльмены имели возможность остановиться и восхититься дамами, коснувшись полей шляп, когда те проходили мимо. Ли улыбнулся, наблюдая как эти отдельные эпизоды, так и общий ход жизни, который обеспечила победа Конфедерации. Если бы Юг проиграл, из этого мира ушла бы некая прелесть.
   Злобные вопли, топот бегущих ног, выкрик:
   - Хватай черномазого!
   С Франклин на Восьмую выбежал плохо одетый негр и выскочил прямо перед носом Странника. Конь фыркнул и встал на дыбы. Не успел Ли взять его обратно под контроль, как на негра набросилась минимум дюжина белых, многие из которых были вооружены дубинами.
   Ничто так не способно разозлить профессионального солдата, чем вид толпы, грубой силы, обрушившейся на мир без намёка на дисциплину.
   - Стоять! - рявкнул Ли, мотая головой в настоящем приступе ярости.
   Двое белых во главе толпы были одеты в остатки военной формы Конфедерации. Резкая команда и тон, с которым она была отдана, вынудили их замереть. Остальные врезались в них. Однако бывший впереди всех парень в рабочем комбинезоне и кожаном фартуке кузнеца уже остановил негра подножкой. Но даже он не ударил чернокожего молотом, который держал в правой руке.
   - Что, во имя Господа нашего, вы тут вытворяете? - потребовал Ли, выплёвывая слова одно за другим. Он уставился на людей перед собой. Теперь они выглядели не столько злыми, сколько оробевшими. Некоторые, как тот, что свалил негра, были кузнецами; остальные, судя по одеждам, были подёнными рабочими, которые последнее время многие дни не имели работы. При этом, один оказался полицейским, а другой, с лёгким беспокойством отметил Ли, носил пёструю куртку и брюки ривингтонцев. Этот парень стоял, уперев руки в бока, и нагло смотрел на Ли.
   Оставив его без внимания до времени, Ли обратился к полицейскому:
   - Вы, сэр, намеревались предотвратить этот неприятный беспорядок?
   Лежавший на земле негр ответил раньше полицейского:
   - Ничо он такого не делал, сэ'! Он тута главный.
   - Ты получишь по заслугам, ты...
   Сидевший на негре белый замахнулся молотом, словно для удара. Затем он взглянул Ли в глаза. Сабля, что носил тот, являлась чисто церемониальным оружием, частью парадной формы; один удар таким молотом переломит её надвое. В любом случае, сабля осталась в ножнах. Однако само присутствие Ли было оружием посильнее любой сабли. Кузнец медленно опустил молот, будто тот был заряженной бомбой.
   - Возможно, вы окажете мне честь объяснить, для чего устроили дикую погоню на улицах Ричмонда, - с ехидной вежливостью произнёс Ли.
   Кузнец покраснел, но ответил довольно быстро:
   - Штоб ниггера энтого проучить, вот для чего. Он мало берёт, уводит у меня покупателей. Как белому заработать на жизнь, коли он должен работать подле ниггеров?
   Двое или трое других кузнецов согласно зарычали. То же самое послышалось от подённых рабочих, полицейского и отдельно стоявших в собравшейся вокруг толпе. Единственным чёрным оказался тот, на ком сидел кузнец.
   - Пусть встанет, - нетерпеливо произнёс Ли. Когда кузнец выполнил приказ, генерал спросил негра: - Что скажешь в своё оправдание?
   - Я вольный человек, сэ'. Я выкупился ещё до войны, всё время проводил в "Тредегар Айрон Воркс", кузнечными делами занимался. А как палить перестали, всё потихоньку улеглося, работы мне стало всё меньше, так я и пошёл сам по себе. Просто жить пытался, вот и всё, сэ'.
   - Ты хочешь работать за меньшее, чем все эти люди? - спросил Ли.
   Чернокожий кузнец пожал плечами.
   - Мне много не надо, просто жить пытаюсь, говорю ж. - Он продемонстрировал присутствие некоей силы духа. - Если б я брал столько ж, сколько они, меня б назвали наглым негрилой, типа, я веду себя будто так же хорош, как они. Так оно тута бывает, сэ'.
   Ли знал, как оно тут бывает. Он повернулся к кузнецам, что преследовали негра.
   - Этот человек говорит правду? Он не причинял вам вреда, служил своей стране - и вашей тоже - всю войну, а вы решили взять на себя исполнение закона?
   - Наверное, он говорит правду.
   Белый мужчина посмотрел под ноги, лишь бы не сталкиваться с гневом Ли. Однако он не уступал:
   - Кто сказал, что он не причинял нам вреда? Он отнимает у меня средства к существованию, его мать. Мне нужно свою семью кормить. А я, значит, должен и сам снизить расценки до ниггерских, чтобы быть наравне с этим черным ублюдком? Как по мне, это несправедливо.
   - Когда это генерала Ли беспокоила справедливость и честность в отношении простых белых?
   Полубританский, полугортанный говор ривингтонца был таким же неуместным на ричмондских улицах, как и цветастая одежда, но говорил он, кажется, от лица многих из толпы:
   - У него больше домов, больше земли, и он не знает, чего со всем этим делать. Не таким как он переживать, что какой-то каф... ниггер отнимает у него работу. Так, кто дал ему право вставать на вершину сияющей горы и указывать, будто ничего нам делать нельзя?
   - Истинно так, Господи! - выкрикнул один.
   - Точно, - добавил другой.
   Чего у Ли было больше, так это долгов и векселей, с которыми он не знал, что делать. Впрочем, никто здесь не станет об этом даже слушать, а услышав, верить. Ривингтонец знал, как привлечь народ на свою сторону, и применял свое знание беспощадно - никто из местных в Ричмонде не стал бы нападать на Ли лицом к лицу так, как поступил этот человек.
   Ли понимал, что отвечать нужно быстро, иначе он утратит тот авторитет, что принесла ему должность. Ответ этот должен быть жёстче и заковыристее, почти как на поле брани, чем вежливые и лишь порой яростные обмены репликами с федеральными посланниками. Он сказал:
   - Бедные больше страшатся беззакония, нежели богатые, поскольку они менее способны защитить себя в отсутствие закона. Вам всем лучше бояться, когда полицейский бунтует сам, а не подавляет бунт, ведь в следующий раз он может прийти и к вам, или стоять в сторонке, когда это сделает кто-нибудь другой.
   Полицейский изо всех сил попытался провалиться сквозь грязь Франклин-стрит, когда все взоры внезапно устремились в его сторону. Ли продолжал:
   - Никто, даже его преследователи, не заявляют, что негр нарушил закон, или, прямо скажем, поступил неправильно. А если они придут к вам, сэр, когда их не устроят ваши расценки? - Он уставился на мужчину в толпе, тыча в него пальцем. - Или к вам? Или к вам? - Он указал пальцем ещё на двоих, и не получил ответа.
   Ривингтонец начал что-то говорить. Ли его перебил, глядя на мужчин в серой форме Конфедерации:
   - Ваши товарищи отдали свои жизни, и отдали их с радостью, дабы мы все могли жить по тем законам, которые выберем сами. Вы все хотите теперь жить без закона? Да я лучше сдался бы в плен Аврааму Линкольну и жил бы под властью Вашингтона, чем подчинился безвластью. Из-за вас мне стыдно называть себя вирджинцем и южанином.
   Подчиненные всегда боялись его недовольства сильнее, чем пуль Минье. Один из бывших солдат выдавил:
   - Виноват, масса Роберт.
   Второй просто развернулся на каблуках и ушёл прочь, что послужило сигналом всей толпе, что пора расходиться.
   Непоколебимый ривингтонец же произнес:
   - Никогда бы не подумал, чтобы некто, называющий себя вирджинцем и южанином, вставал на сторону черного, а не белого. Люди об этом узнают, генерал Ли.
   "Я сделаю всё так, чтобы люди об этом узнали", - на самом деле, имелось в виду.
   - Говорите, что пожелаете, сэр, - ответил Ли. - Не имея амбиций на иные должности, чем та, которую я занимаю, - что являлось истинной правдой, и неважно, какие на этот счёт были планы у Джефферсона Дэвиса, - я не боюсь лжи, а правда лишь сделает мне честь.
   Ривингтонец ушёл прочь, не дав ответа. Подошвы его тяжёлых ботинок оставили на земле угловатые узоры. Ли и прежде это замечал. Он рассеяно задался вопросом, из чего были сделаны столь цепкие подошвы; они явно были лучше выделанной кожи или дерева. "Очередная хитрая поделка из будущего", - подумал он. Он даже подумал, что будущему времени следовало бы позаботиться о себе самом и оставить его время в покое. Пожелание не сбылось. Он дёрнул Странника за поводья и уехал прочь.
  
   Кастис Ли положил экземпляр "Ричмондского стража" на стол отца.
   - К чему всё это было? - спросил он, указывая на заметку, занявшую всю правую колонку передовицы. - Тут пишут так, будто ты был соратником Джона Брауна, а не предал его правосудию.
   - Дай, посмотрю, сынок.
   Ли склонился, чтобы прочесть мелкий и местами смазанный шрифт. Прочитав, он разразился смехом.
   - Исходя из этого, любой человек решит, что я хуже радикального республиканца, не так ли? И всё же, поскольку люди превосходно знают, что я не из таких, уверен, они не станут судить обо мне только лишь по этой статье.
   - Надеюсь, не станут, - согласился Кастис. - Но, что же вызывает, скажем так, интерес, в первую очередь? Что-то же должно быть, помимо репортёрской желчи.
   - Желчи, да, но не репортерской.
   Ли вкратце пересказал, что же на самом деле стояло за заметкой в "Страже".
   - Я бы никогда не подумал, что ты скажешь, будто Линкольн способен лучше управлять Конфедеративными Штатами, нежели Джефф Дэвис, - заметил его сын. - На тебя это почему-то непохоже.
   Он тоже рассмеялся, осознав, сколько в его словах было преуменьшения.
   - Не очень, да? Тот ривингтонец, что пересказал "Стражу" эту историю, изложил всё слишком преувеличено, чтобы кто-то с пониманием воспринял её всерьёз.
   Однако вскоре Ли перестал смеяться.
   - Если бы ривингтонца там не оказалось, вся эта история прошла бы незамеченной, и так оно и должно было быть. Посему, мне, вот, интересно, не стал ли он сам её инициатором. Он изо всех сил науськивал толпу на вольного ниггера, и на меня, за то, что встал на сторону этого бедолаги. Это не первый раз, когда между мной и "Движением к Свободной Америке" возникают трения по этому вопросу.
   Кастис Ли также стал серьёзен. Черты его лица, более тяжелые, чем отцовские, хорошо подходили для изображения сосредоточенности. Он сказал:
   - Враждовать с ними опасно. С тех пор как в феврале ты дал мне это задание, я очень пристально за ними наблюдал. Во-первых, они свободно расплачиваются золотом, а в стране, столь скованной финансово, как наша, только лишь этот факт даёт им власть, непропорциональную их численности.
   - Я тоже об этом слышал, - сказал Ли. - Но из "во-первых" следует "во-вторых". Что ещё ты узнал?
   - Ты не удивишься, но они поддерживают наиболее жестких политиков по негритянскому вопросу. - Кастис покачал головой. - Как бы мы ни старались, он всё равно останется с нами, не так ли, отец? Недавно в Палату Представителей был внесен билль о возвращении в рабство или изгнании из Конфедеративных Штатов всех вольных негров. Конгрессмен Олдхэм из Техаса, который составил этот билль, купил неподалеку весьма добротный дом - неподалеку от твоего, к слову - и платил за него он золотом. А сенатор Уокер из Алабамы, который считался противником этого законопроекта, почему-то промолчал. Мне пришлось немного покопаться, чтобы добраться до причин, но я выяснил.
   - Просвети меня, будь добр, - сказал Ли, когда Кастис умолк.
   - Мне кажется, - Кастис приподнял бровь, - что ривингтонцы каким-то образом заполучили дагерротип, где сенатор Уокер наслаждается, эм, интимными объятиями женщины, которая не является его женой. Угрозы распечатать эту фотографию и распространить её по всему Монтгомери оказалось достаточно, чтобы гарантировать его молчание.
   - Не сказать, что это джентльменская тактика, - заключил Ли.
   - Нет, но чертовски эффективная. - Кастис кашлянул. - Должно быть, то были очень продолжительные объятия, чтобы камера успела их запечатлеть. И как можно было не заметить и саму камеру и человека за ней?
   - Ривингтонцы привезли с собой нечто, помимо новых винтовок. Почему у них не может оказаться камер, которые лучше наших?
   Ли говорил спокойно, но слова, слетевшие с его губ, повисли в воздухе. Винтовки, обезвоженная пища, лекарства, которые ривингтонцы привезли из 2014 года, здесь были настоящим чудом для него самого и его товарищей, живших в этом времени. Но в 2014 году всё это должно быть вполне обыденным. К каким еще вещам это могло относиться? "К чему угодно" - единственный ответ, который приходил на ум Ли. Эта мысль тревожила его. Если ривингтонцы могли извлекать из своих закромов любые чудеса, когда им заблагорассудится, кто удержит их того, чтобы они делали всё, что пожелают? На этот вопрос приемлемого ответа у него не нашлось.
   - Видишь, отец, они могут быть опасны, - настаивал Кастис.
   - Я в этом никогда не сомневался, сынок.
   Ли гадал, не ходил ли за ним самим какой-нибудь человек в пестрой форме с невообразимо крошечной камерой в руках. Он всегда обращал внимание на миловидных женщин, а поскольку его жена больна и уже немолода, о нём вполне можно подумать, как о человеке, склонном к неосторожности. Однако долг руководил его личной жизнью так же чётко, как и общественной. Этот гипотетический шпион-фотограф останется разочарован.
   - Что дальше, отец? - спросил Кастис.
   - Передай президенту всё, что узнал о конгрессмене Олдхэме и сенаторе Уокере, - сказал Ли. - Ему следует об этом знать, а ты, возможно, ещё не всё выяснил.
   - Я лично обо всём ему доложу, - пообещал Кастис.
   Он потянулся через стол и накрыл отцовскую ладонь своей. Слегка удивленный и более чем тронутый, Ли-старший взглянул сыну в глаза. С уверенностью в голосе Кастис произнёс:
   - Тебе нужно и о себе позаботиться. Ривингтонцы весьма жестоки с теми, кто выступает против них. Они могут избрать более прямолинейные меры, чем эти. - Он постучал по экземпляру "Ричмондского стража".
   - Во всяком случае, их здесь совсем немного и мне не о чем тревожиться, - сказал Ли. - Если я позволю им заставить меня отказаться от своих целей, значит, они победят.
   Кастис кивнул, успокоившись. И всё же, Ли, несмотря на собственные смелые слова, столь спокоен не был. Ривингтонцы, может, и в меньшинстве, но это меньшинство, которое обладает мощью, доселе неведомой. Он не станет из-за них красться на цыпочках, но и закрывать глаза на них он тоже не станет.
  
   - Присаживайтесь, друзья, - сказал Джуда Бенджамин, когда федеральные посланники вошли в зал заседания правительства. Он сам, вице-президент Стивенс и генерал Ли ожидали, пока представители Линкольна займут свои места, затем сели сами. Бенджамин продолжил:
   - Я так понимаю, вы, наконец, получили ответ насчёт выборов в Кентукки и Миссури?
   - Получили, - ответил Уильям Г. Сьюард.
   - Как-то долго для вас, точнее для мистера Линкольна, - ядовито заметил Александер Стивенс. - Ваши собственные выборы меньше, чем через три недели.
   - И вы, и мистер Бенджамин оба были сенаторами США, - сказал Сьюард. - Вы понимаете, что с принятием решения такой важности спешить нельзя.
   Ли, как и, без сомнений, его коллеги, также понимали, что решение, каким бы оно ни было, было приурочено к тому моменту, который позволит Линкольну получить максимальное политическое преимущество. Впрочем, никто не оказался достаточно глуп, чтобы говорить об этом прямо.
   - И к какому же решению, сэр, пришёл ваш руководитель? - поинтересовался Бенджамин, когда Сьюард не выказал никаких признаков того, что станет излагать это решение без принуждения.
   Госсекретарь США произнёс:
   - С сожалением вынужден сообщить, что президент отклоняет ваше предложение. Он по-прежнему стоит на позиции, что Федеральный Союз неделим и не может с чистой совестью согласиться ни с одним планом, который предполагает нарушение сего принципа. Это окончательное решение по данному вопросу.
   Ли замер, стараясь не выказывать своего разочарования. Он видел, как над двумя обсуждаемыми штатами сгущается туман войны. Видел, как из Ривингтона отправляются эшелоны с АК-47 и металлическими магазинами. Видел, как члены "Движения к Свободной Америке" укрепляют своё влияние в Конфедеративных Штатах - в битве с более богатым Севером, их помощь окажется sine qua non*.
   - Мне бы хотелось, чтобы мистер Линкольн передумал, - сказал он.
   Сьюард покачал головой.
   - Как я уже сказал, генерал, я передал вам окончательное решение. Вы готовы представить ему ещё какие-то предложения? - Когда никто из представителей Конфедерации не ответил, он поднялся на ноги. - Тогда хорошего вам дня, джентльмены.
   Вместе со Стэнтоном и Батлером они покинули кабинет.
   - Как наша страна смогла так быстро ввязаться в очередную войну? - простонал Ли.
   - Возможно, до этого не дойдёт, генерал Ли. - Извечная улыбка Джуды Бенджамина стала ещё шире. - Проиграв войну, Линкольн очень старается продемонстрировать силу. После восьмого числа его "окончательное" решение будет значить ещё меньше. Если он победит на выборах, ему больше не придётся заискивать перед избирателями, и возможно он прислушается к голосу разума. А если проиграет, то согласится из страха, что демократы в марте предложат условия получше.
   Ли почесал бороду, размышляя над его словами. Через несколько секунд он, не вставая с кресла, поклонился госсекретарю.
   - Будь на мне шляпа, сэр, я бы снял её перед вами. Вновь убеждаюсь, что в политических делах, я словно затерявшийся в лесу ребенок. Обман - существенный элемент военного искусства, да, но в вашей сфере он кажется не только важным, но и преобладающим.
   - Вы неплохо справляетесь, генерал, несмотря на тревожащую толику честности, - заверил его Бенджамин. - Так или иначе, предложение, которое рассматривают федералы, исходило от вас.
   - Честность - не всегда фатальный дефект для политика, - сказал Александер Стивенс. - Порой, он может даже привлекать, в силу своей новизны, несомненно.
   Оба ветерана политических сражений хихикнули, Бенджамин низко из глубин своего необъятного живота, а Стивенс несколько раз сухо продребезжал. Вице-президент покосился на Ли, который гадал, знал ли Стивенс о планах Джефферсона Дэвиса насчёт него, и если знал, что об этом думал. Возможно, Стивенс видел президентом себя и рассматривал генерала, как соперника.
   Если так, виду он не подал. Он сказал лишь:
   - Поскольку до выборов в Соединенных Штатах прогресса ждать не стоит, мы также можем взять перерыв и дождаться их результатов. Если джентльмены не возражают, я так и передам федеральным посланникам.
   Джуда Бенджамин кивнул. Как и Ли, который сказал:
   - Пожалуйста. И я не стану сожалеть об этой передышке. После стольких лет отсутствия я нахожу пребывание в кругу семьи исключительно приятным. Строго говоря, если вы не возражаете, я прямо сейчас направлюсь домой.
   И вновь, возражать никто не стал.
  
   Нейт Коделл ворвался в единственный магазин Нэшвилля. Рэйфорд Лайлс оглянулся на звон колокольчика.
   - Доброго утречка, Нейт. Чем могу помочь на этот раз?
   - Можете продать мне шляпу, Господи. - Коделл провёл ладонями по голове и бороде. Те и так уже влажные, стали совсем мокрыми. Дождь колотил по крыше, по двери, по окнам. - Свою я потерял в Глуши, и с тех пор обходился без неё.
   - Выбирай, что по душе, - Лайлс указал на ряд шляп, висевших на крючках под потолком. - Может, соломенную? Или шёлковый цилиндр, чтоб попижониться?
   - Благодарю, мистер Лайлс, но ни то ни другое. Мне нужна простая чёрная фетровая шляпа, такая же, как и та, что я потерял. Скажем, вон та вполне подойдёт, если только за неё вы не хотите половину моего жалования за будущий год.
   Какое-то время они добродушно торговались. В итоге Коделл приобрел шляпу за тринадцать долларов купюрами. Конфедератские бумажные деньги нынче поднялись, поскольку Юг больше не воевал. Он понимал, что мог купить эту шляпу за серебряный доллар и горсть мелочи, но как и большинство людей, старался расплачиваться монетами только в случае необходимости.
   Он низко натянул шляпу и уже настроился вновь вступить в битву с дождём.
   - Не уходи пока, - сказал Лайлс. - Чуть не забыл, у меня тут для тебя пара писем. - Он залез под стойку и протянул Коделлу пару конвертов. Затем он склонил голову и ухмыльнулся. - Это от Молли Бин из Ривингтона, за которой ты ухаживаешь? Спорю, она миленькая.
   - Она мой друг, мистер Лайлс. Сколько ещё можно говорить? - Щёки Коделла загорелись.
   Краска на щеках, вероятно, была видна даже при тусклом освещении магазина, поскольку Рэйфорд Лайл рассмеялся. От этого Коделл покраснел ещё сильнее. Стараясь взять себя в руки, он посмотрел на другой конверт.
   Письмо было от Генри Плезантса из Уилмингтона. Прочитав имя инженера, Коделл ухмыльнулся. Плезантс и в самом деле устроился на уилмингтон-уэлдонскую железную дорогу, за жалование намного выше того, что Коделл получал за преподавание. Он распечатал письмо и быстро его прочёл. Разумеется, у Генри дела шли хорошо: "Надеюсь в скором времени выбраться из съемной комнаты и купить себе нормальный дом". Коделл не смог не ощутить укол зависти. Он сам жил в съемной комнате на Джойнер-стрит и не имел ни малейшей перспективы из неё выбраться.
   Плезантс продолжал: "До сих пор удивляюсь, как вы, каролинцы, вообще умудрились проложить железную дорогу, а проложив, поддерживать её работу, при том, что вам катастрофически не хватает не только людей, смыслящих в инженерном деле, но даже имеющих какую бы то ни было квалификацию. Я написал нескольким шахтерам в Пенсильвании, часть из которых знал ещё до войны, а часть служила в моём полку, умоляя их приехать сюда. Надеюсь, они вскорости прибудут, пока организация поездок между США и КША остается приятственно неформальной".
   Коделл тоже на это надеялся. Как Плезантс и говорил, Югу потребуется множество квалифицированных работников. Последняя фраза инженера повергла его в замешательство. Он, хоть и гордился своей принадлежностью к независимой стране, ему всё чаще приходилось сталкиваться с последствиями этой независимости, о которых он прежде не задумывался. Когда-нибудь, возможно даже скоро, чтобы попасть в Пенсильванию, ему потребуется паспорт. Последний раз, когда он посещал этот штат, паспортом ему служила винтовка.
   Он свернул письмо Плезантса, вернул его в конверт и убрал вместе с письмом от Молли Бин в карман брюк. Рэйфорд Лайлс понимающе кашлянул.
   - Не станешь читать его, пока рядом есть посторонние, да? Как я и говорил, должно быть, оно от возлюбленной.
   - Ой, заткнитесь, мистер Лайлс, - сказал Коделл, отчего торговец рассмеялся ещё громче. Сдавшись, Коделл вышел на залитую грязью Вашингтон-стрит. Он пробежал один квартал до Коллинз-стрит, едва не упал, поворачивая направо, пробежал ещё два квартала, повернул налево на Вирджиния, затем направо на Джойнер. Дом вдовы Биссет был третьим по левой стороне.
   Супруг Барбары Биссет, Джексон умер в лагере прошлой зимой. Теперь она сдавала комнату в аренду, чтобы раздобыть хоть немного денег. Её брат с семьёй делил дом с ней и постояльцем, так что всё было порядочно и выше любых подозрений, впрочем, Коделл не заинтересовался бы ею, даже если бы они жили во всём доме только вдвоём. Она была крупной пухлой женщиной, которая ревела по любому поводу и без. Коделл пожалел бы её, если бы она оплакивала своего покойного мужа Джексона; но она вела себя так и до войны.
   Оказавшись в своей комнате наверху, он вытащил оба письма. Капли дождя размазали ровный почерк Генри Плезантса на конверте, однако бумага внутри осталась сухой. Письмо Плезантса прикрыло собой от дождя послание от Молли. Почерк у неё был далеко неидеальным и неровным, но то было всего лишь пятое или шестое отправленное ею письмо, и с каждым разом почерк становился всё более разборчивым.
   Он распечатал конверт и вынул единственный листок бумаги. Письмо Плезантса растянулось на три. "Дарагой Нейт, - прочёл он. - Нодеюсь с прошлава маего письма ты ф парятке. Бумагу я нашла в "Нехилтоне", каторый прадает, как бутто он магазин. Но в Ривингтоне всё харашо, как ты и сам видил. Я жеву в доме Бенни Ланга каторый из тех новых в лису што ты видил кагда был здесь. Он миня ни узнал патамушта я была в платьи а ни ф старой форме".
   Коделл щёлкнул языком между зубами и поморщился. Молли не стала объяснять, почему переехала к Бенни Лангу, но он и сам мог отчётливо представить. Эти картины его нисколько не волновали. Всё ещё хмурясь, он прочёл дальше:
   "Этат дом полостью, - лишь спустя мгновение Коделл догадался, что имелось в виду "полностью" - примитщатильный. У Бенни Ланга тута нету ни киросинок ни дажи газавых ламп. У ниго тут штука кагда нажымаеш пипку на стине и навирху загараеца свет. Я спрасила иво пачиму так он расмиялся и сказал што это ликтриство или как ано там завётся. Што бы ано там нибыло это лутшый свет ночью какой ты только мок видить. Это ищё болие приметщательно чем АК-47 о каторых ты миня спрашывал".
   Коделл тихонько присвистнул. После винтовок, обезвоженной еды, оплаты золотом один к одному за конфедератские банкноты, он уже не должен был удивляться ничему, что творилось в Ривингтоне, но свет, который загорался в одном месте, когда нажимаешь выступ в другом? Он гадал, как электричество - кажется, Молли пыталась написать именно это слово - могло такое вытворять; насколько ему было известно, за исключением телеграфа, толку от него было никакого.
   Письмо продолжалось: "Ваз можна иза этава света каторый делаит ночь днём как написана в Библеи у Бенни Ланга целыи ящики книг. Ваз можна в адной из них написано про ликтриство. Если палучица я папытаюсь выиснить патамушта мне кажица об этам стоит знать. Твой друг на веки М. Бин. 47-й СК".
   Свет, достаточно яркий, чтобы читать по ночам. Эта новость вызвала у Коделла чистую зависть чернее морских глубин. Даже в хмурый дождливый день, вроде сегодняшнего, чтение у окна имело мало чего общего с комфортом. Чтение по ночам, уткнувшись носом в книгу и прильнув к тусклому дрожащему коптящему пламени свечи, в скором времени вызывало резь в глазах и головную боль. Хотя ему и не было никакого дела до Авраама Линкольна, истории о том как президент США изучал юриспруденцию при свече, не вызывали у него ничего, кроме восхищения. Чтобы ночь за ночью после тяжёлого трудового дня садиться за кодексы, требовало самоотверженности - ну и особого зрения, конечно. Коделл гадал, как после всего этого Линкольн мог ещё что-то видеть.
   Ещё ему было интересно, сможет ли Линкольн переизбраться после того, как руководил Соединенными Штатами в проигранной войне. После раскола в рядах демократов и республиканцев, у Севера появилось так много партий, что там не знали, что со всем этим делать. Коделл читал газетные репортажи об их препирательствах с отстраненным весельем, словно то были отчёты об отвратительных поступках родственников бывшей жены. Не в первый раз он подумал, что Конфедерации этот хаос не грозил. Там, где у Севера было множество партий, у Юга не было ни одной. Война оказалась для всех слишком важной, чтобы могли развиться подобные организованные группы. Он надеялся, что этого не произойдёт и когда мир избавил страну от напряжения войны.
   Писать при плохом свете было так же тяжело, как и читать, однако Коделл сел на кровать, чтобы составить ответы для Плезантса и Молли Бин. Он понимал, что иного способа провести субботний день у него нет, а также то, что, если он не ответит сейчас, следующая возможность появится у него лишь к следующей субботе. Завтра он пойдёт в церковь, а всю следующую неделю будет преподавать от рассвета до заката.
   "Надеюсь, у тебя всё хорошо, - написал он Молли. - Надеюсь, ты счастлива в Ривингтоне, учитывая все его чудеса". Он представил её лежащей на кровати вместе с Бенни Лангом, возможно, при солнцеподобном свете тех ламп, что она описывала. Коделл тряхнул головой; его смущало даже воображать подобное бесстыдство... а ещё ему хотелось оказаться на месте ривингтонца.
   Мысль о лампе помогла ему вернуться к безличным делам: "Если ты побольше узнаешь об этом ликтристве, и как оно зажигает свет в лампах, дай мне знать. Если ривингтонцы будут продавать его всему городу, это будет лучше китового жира и даже газа. И расскажи о книгах, которые ты упоминала. Они просто напечатаны на бумаге, как наши или там текст переложен цветными картинками?" Если в доме ривингтонца даже свет особенный, на что похожи его книги? Коделл выбрал самую невероятную вещь, что смог придумать и улыбнулся силе своего воображения.
   Он продолжил: "Твои письма становятся всё длиннее и интереснее. Надеюсь получать их от тебя всё чаще, и надеюсь, ты всё ещё помнишь, что за пределами Ривингтона лежит целый мир". Он задумался и добавил: "Ещё надеюсь когда-нибудь вновь тебя увидеть. Твой друг навеки Натаниэль Н. Коделл". Он взглянул на последнюю строку, раздумывая, не вычеркнуть ли её. Молли может решить, будто он просто вновь захотел её поиметь. Либо заявится к порогу дома вдовы Биссет в наряде проститутки или в старой военной форме Конфедерации. Коделл не мог решить, какой вариант вызовет больший скандал.
   Однако, в итоге, он решил оставить предложение. Оно было правдивым, а Молли хватит ума, чтобы не видеть между строк ничего лишнего. Он дождался, пока высохнут чернила, затем свернул лист и убрал его в конверт. Он подумал, чтобы вернуться к Рэйфорду Лайлсу в магазин и отправить это письмо и письмо Генри Плезантсу, но эта мысль вскоре покинула его. Сходит в понедельник, если дождь к тому времени прекратится.
   Треснула молния. Пока она светила, комната озарилась горячим пурпурным сиянием и каждая тень превратилась в сгусток непроглядной тьмы. Коделл моргнул, перед глазами мелькали блики, и подумал, было ли это ликтриство таким же ярким. Он надеялся, что нет. Избыток света может вредить не меньше, чем его недостаток. Над головой грянул гром.
   Он положил письма на комод у стены напротив кровати, затем вернулся и лёг. Дождь не прекращался. Ещё одна вспышка молнии чётко осветила всё вокруг и потухла. Опять загрохотал гром. Дети - а также некоторые взрослые мужчины и женщины - его боялись. У Коделла имелись на этот счёт и собственные страхи, пока он не побывал под Геттисбергом, в Глуши и у кольца фортов вокруг Вашингтона. После нескольких канонад о громе перестаешь беспокоиться.
   Он натянул на глаза новую шляпу, поэтому свет его больше не тревожил. Через пять минут он уже храпел.
  
   На скамьях школы Нэшвилля, Северная Каролина, расселись мальчишки и несколько девчонок, возрастом от пяти лет до практически взрослых. Здание, стоявшее на Элстон-стрит в паре кварталов к югу от Вашингтон, находилось почти на самом краю города, и не вполне заслуживало называться школьным зданием - ему гораздо ближе подходило название "учебный сарай". Стены были деревянными, крыша протекала - хоть дождь и прекратился, на полу, в качестве напоминания о недавнем погодном явлении остались грязные лужи.
   - А, ну, отойди оттуда, Руфус! - крикнул Коделл маленькому мальчику, который намеревался вот-вот прыгнуть в одну такую лужу.
   Руфус угрюмо сел обратно на лавку. Коделл вздохнул и встал между двумя учениками постарше, которые с мелом в руках решали у доски задачу по геометрии.
   - Если эти два угла равны, значит, треугольники должны быть совпадающими, - сказал один.
   - А они равны? - спросил Коделл. Юноша кивнул. - Откуда ты знаешь?
   - Потому что они это... как оно там зовётся... Прямые углы, вот.
   - Верно, - одобрительно произнёс Коделл. - Значит, как мы видим...
   Не успел он объяснить, что именно этот подающий надежды Эвклид должен увидеть, как одна девочка пронзительно завизжала. Заскучав на лавке, Руфус дёрнул её за косы. Коделл поспешил туда; он взял за привычку носить с собой длинный тонкий прут; им он пользовался как указкой для решения задачи по геометрии. В этот раз он хлестнул им Руфуса по запястью. Руфус завыл. Возможно, шума он издавал больше, чем та девочка, которую он дергал за косы, но этот звук был того рода, какой ученики привыкли игнорировать.
   Не нарушая шага, Коделл вернулся на место и продолжил прерванный урок. Затем он подошёл к трём или четырём девятилеткам.
   - Вы все слова по орфографии записали? - спросил он. - Доставайте Старые Голубые Книжки, проверим, как вы справились.
   Дети раскрыли "Начала правописания Вебстера", сверили каракули на своих досках с правильными ответами.
   - Слова, которые вы написали неверно, запишите правильно десять раз, - сказал Коделл, чем занял девятилеток на то время, пока сам занимался арифметикой с их старшими братьями и сёстрами. Мимоходом он подумал, что Молли Бин стоило бы почаще заниматься с "Началами правописания".
   От арифметики он перешёл к географии и истории, и то и другое он преподавал по "Хрестоматии Северной Каролины" Кэлвина Х. Уайли, бывшего суперинтенданта школ штата. Если бы все в штате были столь же героичны и одарены, как описывал его народ Уайли, Северная Каролина стала бы земным раем. Несоответствие между написанным и реальным миром Коделла не волновало; школьные учебники обязаны прививать ученикам добродетель.
   Он вновь обратился к самым юным ученикам:
   - Повторим алфавит ещё разок.
   Зазвучало знакомое пение:
   - A, B, C, D, E, F, G...
   - Мистер Коделл, мне нужно пипи, - перебил Руфус.
   - Иди на улицу, - сказал Коделл и вновь вздохнул. - И давай поживее в этот раз, иначе опять розог всыплю.
   Руфус спешно вышел. Коделл понимал, что шансы на его возвращение были столь низкими, что не было смысла даже биться об заклад. А к завтрашнему утру он, скорее всего, вообще забудет, что ему сказали вернуться. За этим и требовался прут - тренировать память до тех пор, пока всё не начнёт запоминаться само.
   На удивление, Руфус вернулся. К ещё большему удивлению, он перечитал весь алфавит без единой ошибки. Понимая, что ещё больших сюрпризов на сегодня уже не будет, Коделл объявил перерыв на обед. Некоторые дети ели на своих местах, остальные - впрочем, их было не так много, как по весне - вышли на улицу и обедали на траве. Пока он ел соленую свинину с лепешками, к нему подошли юноши, которых он учил геометрии.
   - Мистер Коделл, расскажите ещё, как вы брали Вашингтон, - сказал один из них.
   Пух на их щеках и над верхней губой начал темнеть. Им было интересно, что они пропустили, когда остались дома, а не пошли воевать. Случись это год или два назад, выяснили бы. Увидев слона, Коделл охотно променял бы это знание на невежество.
   - Джесси, Уильям, там было темно, грязно, все стреляли друг по другу как можно быстро, что мы, что янки, - сказал он. - Наконец, мы пробились через их окопы и ворвались в город. Я вам так скажу: отдельные моменты я уже не помню. На войне иногда нужно просто действовать, а на раздумья времени нет.
   Мальчишки восхищенно таращились на него. Младшие дети тоже прислушивались, некоторые не очень успешно притворялись, будто не слушают.
   - Но вам ведь не было страшно, мистер Коделл? - спросил Джесси, уверенный в ответе. - Вам дали первого сержанта, а значит, вы никогда не боялись.
   Одной из причин, почему Коделлу дали первого сержанта было то, что человек на этой должности обязан вести большую часть ротной канцелярщины, и, следовательно, должен обладать разборчивым почерком. Ему стало интересно, что на это ответят Джесси и Уильям. Суть войны не включала в себя столь мирские подробности. Он ответил:
   - Как по мне, человек, которому не страшно, когда в него стреляют - дурак.
   Юноши рассмеялись, словно он сказал нечто смешное. Решили, будто он скромничает. Коделл знал, что это не так. Как и в случае с Рэйфордом Лайлсом, он столкнулся с бездной непонимания, которую оказался неспособен преодолеть. Он доел последнюю лепешку, вытер ладони о брюки, сходил в кусты сам, затем вернулся в школьный кабинет и продолжил занятия.
   Он порой задумывался, что, если когда-нибудь бросит преподавать, то сможет пойти жонглёром в цирк. Когда вокруг полно детей самых разных возрастов, нужно занять делом одних, пока в данный момент работаешь с другими. Пока восьмилетки решали дополнительные задачи по "Начальной арифметике Дэвиса", двенадцатилетки разбирали предложения из "Английской грамматики Баллиона". Джесси и Уильям, тем временем, оттачивали красноречие. Уильям добавлял страсти к речи Патрика Генри "Освободи меня, или убей!"*, Джесси повторял хвалебную оду Уильяма Янси в адрес Джефферсона Дэвиса, когда четыре года назад в Монтгомери того выбрали временным президентом.
   - Человек и час встретились! - громко провозгласил Уильям. Несколько младших детей захлопали в ладоши.
   Коделл отпустил толпу школяров часа за полтора до заката, дабы те, кто жил за пределами города - а таких было большинство - смогли найти дорогу до родных ферм до наступления темноты. Несколько местных детей - сыновья полковника Фарибо, дочь мирового судьи - в его школу не ходили, поскольку посещали чрезвычайно дорогие частные учебные заведения. Ещё больше детей вообще никуда не ходили, потому что весь день на протяжении всего года работали в поле.
   Всё это удручало Коделла. Когда наступит двадцатый век, многие из этих детей будут всё ещё живы, но они не смогут записать даже свои имена. Разумеется, если вместо работы в поле, они будут ходить в школу, до столь отдаленных дней они, скорее всего, не доживут - на небольших фермах нужны каждые рабочие руки, дабы свести концы с концами.
   Когда ученики ушли, он расставил скамейки и убрал мусор. Коделл закрыл входную дверь, замок на которой проржавел настолько, что стал совершенно бесполезен. В любом случае, красть там особо нечего. В школе не было ни доски, ни глобуса, ни таблиц, ни прочего школьного оборудования.
   Идя по Элстон-стрит, Коделл обернулся через плечо.
   - Ага, я как раз об этом, - сказал он, ни к кому не обращаясь.
   И пошёл дальше.
  
   Когда Коделл вошёл в магазин, звякнул колокольчик.
   - А сегодня, мистер Лайлс? - требовательно спросил он. - Мы, вообще, когда-нибудь узнаем, кто победил на Севере?
   Уже прошло полторы недели, а результаты выборов оставались под сомнением.
   Впрочем, в этот раз Рэйфорд Лайлс ухмыльнулся.
   - Раздобыл пару экземпляров "Райли Северная Каролина Ивнинг Стэндарт" за четверг, один "Райли Конститьюшн" и даже один "Уилмингтон Джорнал". Иди и возьми, что нравится - там всё написано, что нужно.
   - Вовремя, - сказал Коделл. - Дайте тогда "Ивнинг Стэндарт".
   Он бросил на стойку семь центов. Лавочник дал ему газету.
   В глаза Коделлу бросился заголовок:
  
   ГОРАЦИО СЕЙМУР ИЗБРАН ПРЕЗИДЕНТОМ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ!
  
   Ниже, буквами помельче был помещен подзаголовок:
  
   Черные республиканцы отказались голосовать.
  
   Коделл набрал воздуха в грудь.
   - Значит, его завернули, да?
   - Похоже на то, - радостно согласился Лайлс.
   Чем глубже Коделл вчитывался в статью, тем менее подходящим казался ему подзаголовок. Он уже знал, что выборы проходили очень плотно; судя по большинству результатов, дело выходило подобно пуле Минье, просвистевшей у виска. Линкольн, по факту, победил в двенадцати штатах, в то время как Сеймур в десяти; Макклелан победил в крошечном консервативном Делавере и в родном Нью-Джерси, а Фримонту досталась победа лишь в радикальном Канзасе. Однако Сеймур победил в самых важных штатах: среди них Нью-Йорк, Огайо и Пенсильвания, что дало ему 80 из 138 голосов его выборщиков, в то время как Линкольн получил 83, Макклелан 10, а Фримонт всего 3. Из четырех миллионов проголосовавших, Сеймур опережал Линкольна всего-навсего на тридцать три тысячи.
   Лайлс тоже прочёл газеты. Он заметил:
   - Не пойму, как эти тупоголовые янки чуть было дважды не избрали этого вонючего республиканца. Им, что, одного раза не хватило? Он же взял бы и начал войну с кем-нибудь ещё.
   - Не знаю, мистер Лайлс. - В памяти Коделла всплыло то безумное утро, когда он оказался на лужайке перед Белым Домом.
   Как и почти вся Северная Каролина, он презирал Линкольна, который в 1860 году не получил здесь ни единого голоса. Однако человек, что вышел говорить с армией, которая разбила его собственную, заслужил больше уважения, чем Юг ему оказывал.
   - Не знаю, - повторил он. - Наверное, в нём что-то есть.
   - Вздор! - весело воскликнул лавочник. - Теперь этот Сеймур, надеюсь, он удержит ниггеров в узде так, как и умеют янки. Ежели он справится, тогда, наверное, мы с ним поладим. Надеюсь, по крайней мере.
   - Я тоже, мистер Лайлс.
   Коделл вновь просмотрел газету. Расчёты северных выборов заняли почти всю передовицу. В правом нижнем углу, впрочем, стояла заметка о том, что Натан Бедфорд Форрест продолжает воевать с остатками цветных полков Союза в долине Миссисипи. В последнее время от прямых сражений они перешли к партизанским рейдам, однако у Катахулы, Луизиана, Форрест взял целый отряд и повесил всех тридцать одного человека. Коделл показал эту заметку Рэйфорду Лайлсу.
   - Мы своих-то ниггеров с трудом удерживаем в узде.
   - Я видел эту статью. - Лайлс снял очки, протёр их фартуком и водрузил на место. - Как по мне, именно этого и заслуживают вооруженные ниггеры, и мне нисколечко их не жаль. А если Добей-Их Форрест преподаст им ещё пару таких уроков, будь я проклят, если не обрадуюсь, увидев его президентом, когда уйдёт Джефферсон Дэвис.
   - Я об этом даже не думал, - медленно произнёс Коделл. Выборы президента Конфедерации ещё только через три года. Казалось бы, нескоро, но нет, особенно, когда всего несколько недель назад Коделл размышлял о начале двадцатого века. Спустя мгновение, он продолжил: - Первый, кого я бы хотел видеть в Ричмонде, коли он сам захочет, это генерал Ли.
   - Ну, он, вроде, тоже неплох,- признал Лайлс.
   - Неплох?
   Для любого, кто служил в армии Северной Вирджинии, подобная слабенькая похвала в адрес Роберта Э. Ли - и не похвала вовсе.
   - В Конфедеративных Штатах не найти человека лучше, включая Добей-Их Форреста.
   - Ммм... Может, ты и прав, Нейт. Но я слыхал, он слишком мягок с ниггерами.
   - Я так не считаю, - сказал Коделл.
   Он, хоть, и пытался изо всех сил вернуться к довоенной жизни, некоторые вещи времен службы отказывались уходить: Джорджи Баллентайн, который убежал из-за того, что ривингтонцы не доверили ему винтовку; цветные полки у Билтона, которые держали строй под смертоносным огнем до тех пор, пока уже не могли стоять физически...
   - Вся эта возня с ниггерами не так проста, как кажется.
   - Вздор! - воскликнул Рэйфорд Лайлс. - Проблема с ниггерами, не считая того, что они ленивые, только одна - они слишком дорого стоят. Я подумывал купить себе в ближайшие дни одного, чтобы здесь помогал. Но, Господи Иисусе, влетит же мне это! Нынче, когда хлопок снова продается, цена за первоклассных сборщиков пробила потолок, плантаторы торгуются друг против друга, дабы собрать больше урожая. Бедный лавочник, вроде меня, не может с ними тягаться.
   - Нынче всё дорого. - Улыбка Коделла из сочувствующей превратилась в ехидную. - Это касается и вашей лавки, знаете ли.
   - Вы только послушайте этого мальчишку! - Лайлс возвёл очи горе. - Я, что, похож на человека, который не собирает с миру по нитке?
   - Раз уж вы упомянули, то, да. Если хотите собирать с миру по нитке, попробуйте какое-то время пожить на жалование учителя.
   - Нет, спасибо, - мгновенно ответил торговец. - Мой папенька обучил меня читать, писать и считать задолго до твоего рождения. Я ничего против тебя лично не имею, Нейт, и ты об этом знаешь, но, как по мне, так и должно быть. Я вообще не уверен, что это дело штата - учить людей. Это может помочь всяким глупым идеям расползтись повсюду.
   - Времена сейчас намного сложнее, чем прежде, - сказал Коделл. - И в ходу сейчас очень многие идеи из тех, что считались глупыми: телеграф, железные дороги, пароходы и всё прочее. Людям нужно учиться, как со всем этим обращаться.
   - Может и так, может и так. - Рэйфорд Лайлс вздохнул. - Когда я был пацаном, всё было гораздо проще, это уж точно.
   Коделл подозревал, что так говорило каждое поколение. Также он подозревал, что, когда сам станет седым и старым, то будет оглядываться и вспоминать те дни, когда Конфедерация обрела независимость. Однако Рэйфорд Лайлс видел за свою жизнь немало перемен, а в ближайшие годы их ожидалось ещё больше. При этом каждый четвертый взрослый белый мужчина в Северной Каролине не умел ни читать ни писать.
   - Не у всех есть отец, готовый трудиться так же усердно, как ваш, мистер Лайлс. Мы должны дать другим руку помощи.
   - Пока эти руки шарят по моим карманам в поисках налогов, - пожаловался тот. Затем он просветлел. - Но, полагаю, могло быть и хуже. Если б янки победили, меня б, наверное, обложили налогом на обучение ниггеров.
   Он рассмеялся от самой идеи, также как и Нейт Коделл.
  
  
   *XI*
  
   Трое федеральных представителей мрачно вошли в зал заседаний правительства Конфедерации. Ли, Джуда Бенджамин и Александер Стивенс встали, чтобы их поприветствовать. Садясь, Ли удерживал постное выражение лица, дабы избежать даже тени злорадства.
   - Народ Севера сказал своё слово, - заявил Бенджамин. Голос его звучал учтиво, но лишь для того, чтобы вонзить этот шип ещё глубже.
   - Ой, идите к чёрту, - прорычал Эдвин Стэнтон. Военный министр выглядел усталым и измотанным, в голосе его звучала горечь.
   - Я восхищён заявлением президента Линкольна о поражении, - сказал Ли, стараясь смягчить ситуацию. - Он проявил мудрость, стараясь объединить вашу страну вокруг новых руководителей. "Без злого умысла и с милосердием ко всем". Эта фраза заслуживает, чтобы жить в веках.
   - Линкольн заслужил победу, - выдавил из себя Стэнтон. - Пусть лучше Горацио Сеймур придумывает фразы на века.
   - Пусть так, - сказал Александер Стивенс. - После 4 марта у него появится такая возможность. Интересно, кого он назначит своими представителями на этих переговорах.
   - Возможно, никого, - произнёс Уильям Г. Сьюард. Представители Конфедерации подались вперёд, в то время как госсекретарь США продолжал: - Возможно, нам удастся разрешить имеющиеся между нами спорные вопросы до инаугурации президента Сеймура.
   - Линкольн мог разрешить их в любой момент до наступления этого срока, - сказал Ли. - И в самом деле, его медлительность по отношению к этим переговорам, порой, меня разочаровывает.
   - Она также стоила ему двадцать два голоса выборщиков, поскольку и Кентукки и Миссури предпочли Сеймура, - вставил Бенджамин.
   - Даже если бы они оба ушли к конфедератам, этого всё равно не хватило бы, чтобы изменить результаты выборов, так что не легче - сказал Бен Батлер после быстрых подсчётов.
   - Возможно и так. - Сьюард махнул рукой, отбрасывая в сторону этот вопрос. - Президент Линкольн дал мне указания уведомить вас, джентльмены, что он готов признать результаты выборов в двух спорных штатах, которые будут проведены по модели, предложенной генералом Ли, и предлагает назначить дату этих выборов на вторник 6 июня 1865 года. Также он предлагает зафиксировать сумму в девяносто миллионов монетой в качестве компенсации Конфедеративным Штатам, половина которой будет выплачена до 4 марта, а вторая в течение тридцати дней после дня выборов в Кентукки и Миссури.
   Трое федеральных представителей мрачно вошли в зал заседаний правительства Конфедерации. Ли, Джуда Бенджамин и Александер Стивенс встали, чтобы их поприветствовать. Садясь, Ли удерживал постное выражение лица, дабы избежать даже тени злорадства.
   - Народ Севера сказал своё слово, - заявил Бенджамин. Голос его звучал учтиво, но лишь для того, чтобы вонзить этот шип ещё глубже.
   - Ой, идите к чёрту, - прорычал Эдвин Стэнтон. Военный министр выглядел усталым и измотанным, в голосе его звучала горечь.
   - Я восхищён заявлением президента Линкольна о поражении, - сказал Ли, стараясь смягчить ситуацию. - Он проявил мудрость, стараясь объединить вашу страну вокруг новых руководителей. "Без злого умысла и с милосердием ко всем". Эта фраза заслуживает, чтобы жить в веках.
   - Линкольн заслужил победу, - выдавил из себя Стэнтон. - Пусть лучше Горацио Сеймур придумывает фразы на века.
   - Пусть так, - сказал Александер Стивенс. - После 4 марта у него появится такая возможность. Интересно, кого он назначит своими представителями на этих переговорах.
   - Возможно, никого, - произнёс Уильям Г. Сьюард. Представители Конфедерации подались вперёд, в то время как госсекретарь США продолжал: - Возможно, нам удастся разрешить имеющиеся между нами спорные вопросы до инаугурации президента Сеймура.
   - Линкольн мог разрешить их в любой момент до наступления этого срока, - сказал Ли. - И в самом деле, его медлительность по отношению к этим переговорам, порой, меня разочаровывает.
   - Она также стоила ему двадцать два голоса выборщиков, поскольку и Кентукки и Миссури предпочли Сеймура, - вставил Бенджамин.
   - Даже если бы они оба ушли к конфедератам, этого всё равно не хватило бы, чтобы изменить результаты выборов, так что не легче - сказал Бен Батлер после быстрых подсчётов.
   - Возможно и так. - Сьюард махнул рукой, отбрасывая в сторону этот вопрос. - Президент Линкольн дал мне указания уведомить вас, джентльмены, что он готов признать результаты выборов в двух спорных штатах, которые будут проведены по модели, предложенной генералом Ли, и предлагает назначить дату этих выборов на вторник 6 июня 1865 года. Также он предлагает зафиксировать сумму в девяносто миллионов монетой в качестве компенсации Конфедеративным Штатам, половина которой будет выплачена до 4 марта, а вторая в течение тридцати дней после дня выборов в Кентукки и Миссури.
   - Итак, - произнёс Джуда Бенджамин.
   Ли бросил полный уважительного восхищения взгляд на госсекретаря Конфедерации - в очередной раз тот верно предсказал, как будут развиваться события.
   - Итак, - повторил Бенджамин, словно собираясь с мыслями. Наконец, он сумел озвучить более внятную мысль: - Весьма конструктивно, джентльмены. Надеюсь, вы простите нас, если мы попросим отсрочку до завтра, дабы проконсультироваться с президентом Дэвисом.
   - Больше он от нас ничего не получит, - грубо бросил Стэнтон. Судя по его крепко сжатой челюсти, он и без того сожалел, что Ричмонд получает так много.
   - От вас уж точно нет. - Судя по тону сказанного Александером Стивенсом, федеральным посланникам оставалось только гадать, что и сколько сможет предложить Югу Горацио Сеймур.
   - Как верно заметил секретарь Бенджамин, это решение находится в компетенции президента, - встрял Ли. - Давайте встретимся завтра в то же самое время?
   Представители Соединенных Штатов покинули зал заседаний правительства Конфедерации. Подошвы их ног прошуршали по ковру. Сейчас они показались Ли более побитыми, чем в первый день переговоров, ведь от их политики отказались даже их собственные соотечественники.
   Представители Конфедерации отправились в кабинет Джефферсона Дэвиса. В этот раз компанию своим коллегам составил Александер Стивенс. Дэвис оторвал взгляд от стола с документами.
   - Видимо, случилось нечто важное, раз вы пришли столь скоро, - сказал он.
   Увидев Стивенса, его глаза стали шире.
   - И это нечто важное привело сюда даже вас, сэр.
   - Кое-что действительно случилось, господин президент. - Стивенс пересказал заявление Сьюарда.
   - Девяносто миллионов?
   Дэвис вцепился пальцами в волосы на подбородке, как делал всегда, когда крепко задумывался.
   - Нет смысла надеяться выжать из Линкольна ещё больше, в этом я уверен. А, вот, у Сеймура, кто знает, что он сможет дать? Оба пограничных штата без необходимости военного вторжения или риска с выборами.
   - Считаю, это весьма вероятно, господин президент, - сказал Стивенс. - Валландигэм может передавать наш совет непосредственно Сеймуру.
   Джуда Бенджамин кивнул.
   Дэвис обратился к Ли, который до сей поры хранил молчание.
   - Могу я услышать ваше мнение, генерал?
   - Да, господин президент. - Какое-то время Ли молчал, собираясь с мыслями. - Вопрос о том, сможем ли мы добиться от избранного президента Сеймура больше, чем от президента Линкольна, кажется мне спорным. Соединенные Штаты приняли условия, которые мы же сами и выдвинули. Как мы можем теперь их менять на ходу? Пусть воцарится мир, сэр. Давайте согласимся с предложенной ими контрибуцией. Пускай избиратели двух штатов сами решат, под каким флагом им предстоит жить в будущем.
   - А вы серьёзно настроены, - сказал Дэвис.
   - Так точно, сэр, поскольку это предложение изначально исходило от меня, я считаю, что затрагивается не только честь страны, но и моя личная. - Ли набрал воздуха в грудь. - Если вы ищете возможность наложить на Соединенные Штаты дополнительные условия, тогда у меня не остается иного выхода, кроме как подать в отставку из армии Конфедеративных Штатов Америки.
   Он, в некоторой степени, даже надеялся, что Дэвис вынудит его подать в отставку. Когда он ушёл из армии США в 1861 году, ему хотелось вернуться домой и выращивать кукурузу. К тому же, он достаточно навоевался во Второй Американской Революции, столько, сколько даже не мог себе представить, столько, что ему хватит на всю оставшуюся жизнь.
   Джуда Бенджамин издал короткий смешок.
   - Вы же не всерьёз, сэр.
   - А вы рискните, - сказал Ли.
   Привычная улыбка Бенджамина чуть сузилась.
   - Мы можем выжать из федералов больше, - произнёс Дэвис. Однако говорил он, скорее сам с собой, нежели с Ли. Зная генерала уже более тридцати пяти лет, он прекрасно понимал, что тот сдержит обещание. Продолжая говорить сам с собой, президент сказал: - Однако в таком случае очередная война будет неизбежна. На такую перспективу я, признаться, пойти не могу.
   Он взглянул на Бенджамина и Александера Стивенса.
   - Решительность генерала Ли впечатляет вас так же, как и меня?
   - Решительность генерала Ли всегда меня впечатляла, - сказал Стивенс.
   - Давайте согласимся с уже выдвинутыми условиями, пускай они, с Божьей помощью, обеспечат нашей стране лишь самое лучшее, - сказал Дэвис.
   - Аминь, - одновременно произнесли Ли, Стивенс и Бенджамин.
  
   - Имею честь уведомить вас, что президент Дэвис принимает предложение, которое вы выдвинули вчера, по всем его пунктам, - сказал генерал Ли, когда на следующее утро представители США явились в зал заседаний.
   - По всем пунктам? - уставился на него Эвдин Стэнтон. - Вот, так, запросто? И вы больше не будете пытаться ничего из нас выжать? - Невольно он использовал то же самое слово, что и Джефферсон Дэвис.
   - Вот, так, запросто. - Ли повторил те же слова, что произнёс президенту Дэвису днём ранее: - Пусть воцарится мир, сэр.
   - Президент Линкольн предполагал, что именно так вы и скажете, - заявил Уильям Сьюард. - К собственному стыду, должен признаться, что был с ним несогласен. Впрочем, порой приятно признавать собственную неправоту.
   - Я также удивлён, - сказал Бен Батлер.
   Ему Ли верил. Батлер был не из тех людей, кто соглашается на меньшее, чем могли бы получить. Бывший генерал, ныне политик продолжал:
   - Даже, когда обе стороны согласны с условиями, практические детали всё ещё нуждаются в определении.
   - А? - Александер Стивенс издал нечленораздельный вопросительный звук. Ли напрягся, сидя в кресле. Если изложенные Батлером "практические детали" окажутся непрактичными, мир между Соединенными Штатами и Конфедерацией рухнет.
   Батлер произнёс:
   - Поскольку Соединенные Штаты обязуются вывести свои войска из двух спорных штатов, президент Линкольн просит, чтобы Конфедерация, одновременно отвела свои силы на двадцать миль от северных границ Теннеси и Арканзаса, дабы гарантировать, что вы не попытаетесь захватить спорную территорию coup de main*.
   Стивенс и Джуда Бенджамин посмотрели на Ли. В этот раз их взгляды его не тревожили, поскольку вопрос находился в сугубо военной плоскости.
   - Не вижу препятствий, коль скоро отход федералов будет проходить согласно договорённости. Если этого не произойдёт, мы поступим так, как посчитаем необходимым.
   Батлер нетерпеливо кивнул, словно это было само собой разумеющееся. Для него, возможно, да; он всегда смотрел на вещи с позиции собственных интересов. Он продолжил:
   - Президент предлагает оставить тысячу солдат, по пять сотен в каждом штате, дабы обеспечить чистоту выборов и подсчёта голосов. - Он поднял руку, пресекая возражения. - Он обязуется заблаговременно предоставить поименный список любому, кого вы назначите, и примет равное количество войск южан в Кентукки и Миссури, с той же целью, их имена также должны быть предоставлены нашему представителю.
   Трое представителей Конфедерации склонились друг к другу и принялись перешёптываться. Наконец, Александер Стивенс произнёс:
   - При условии согласия президента Дэвиса, мы не возражаем. Что-то ещё?
   - Да, ещё одно, - ответил Батлер. - Он предлагает каждой стороне направить в спорные штаты по одному официальному лицу высшего ранга в качестве наблюдателя за выборами, который будет иметь право действовать от имени своего правительства по всем вопросам касаемо выборов. Разумеется, этот человек должен быть одобрен обеими сторонами. - Батлер улыбнулся, на мгновение показав из-под усов жёлтые зубы. - В этой связи, как я понимаю, моя кандидатура в качестве такого представителя не рассматривается. Президент Линкольн указал мне сообщить, что не станет возражать, если на эту должность ваше правительство предложит генерала Ли.
   - Меня? - К его собственному раздражению, голос Ли сорвался от удивления. - Почему меня? Я не политик, чтобы адекватно следить за выборами.
   - Возможно, именно поэтому. - Стивенс бросил полный подозрений взгляд на Батлера. - Возможно, мистер Линкольн имеет в виду махинации, которые человек, скажем так, более зрелый в политике может легко заметить и предотвратить, но которые, генерал Ли, ввиду своей порядочности, может и не увидеть?
   Бен Батлер запрокинул голову и хрипло рассмеялся.
   - Если б от меня зависело, кого назначить наблюдателем на выборы, то именно по этой причине я бы и выбрал Ли.
   Тот напрягся. Подбирать кого-то так, чтобы потом воспользоваться его порядочностью в свою пользу всегда было в стиле Батлера. Толстый юрист продолжал:
   - Всё же, намерения президента Линкольна при назначении своего представителя в противовес генералу Ли совсем иные. Он предлагает вам рассмотреть кандидатуру генерала У. С. Гранта, чья наивность в политических делах не является для вас секретом.
   Ли ничего не знал о генерале Гранте, как о политике, наивен он там или наоборот; его волновало лишь то, что Грант был солдатом. Он обратился к Стивенсу и Бенджамину за экспертным мнением по политическому вопросу.
   - Он совершенно точно не радикальный республиканец, - поджав пухлые губы, произнёс Бенджамин. - На самом деле, вполне разумный выбор, поскольку Сеймур, вступив в должность, вряд ли станет его заменять.
   - Как противник, он поразил меня своей прямотой и решительностью, - сказал Ли. - Однако я ничего не знаю о его личной жизни такого, что могло бы признать его негодным.
   Строго говоря, он слышал, что Грант по каждому удобному случаю закладывал за воротник, но это проблема Линкольна, а не его.
   - Значит, вы готовы придерживаться этих условий по голосованию в Кентукки и Миссури? - поинтересовался Сьюард.
   - Мы представим их президенту Дэвису, - ответил ему Ли, и, переглянувшись с коллегами, продолжил: - И в качестве своего совета порекомендуем ему отнестись к ним благосклонно.
   Он вновь посмотрел на Стивенса и Бенджамина, те кивнули. Они тоже продолжали на него смотреть. Генералу потребовалось мгновение, чтобы понять, почему. Когда он догадался, то вздохнул и сказал:
   - Если президент склонен согласиться с моей кандидатурой в качестве представителя Конфедерации в двух спорных штатах, я, разумеется, приму эту обязанность.
   - О, превосходно, - сказал Эдвин Стэнтон.
   Батлер сально ухмыльнулся. Сьюард распрямился настолько, чтобы был заметен его кивок. Батлер передал представителям Конфедерации предложение Линкольна в письменной форме. Какими бы мутными ни были его мысли, почерк у него был плавным и чётким.
   Ли, Стивенс и Бенджамин уже знакомым путём вновь отправились в кабинет Джефферсона Дэвиса. Президент их выслушал, прочёл документ, затем перевернул его, словно пытаясь разглядеть с нового угла скрытую ловушку. Ничего не обнаружив, он спросил своих посланников:
   - Вы, джентльмены, склонны согласиться с этими условиями?
   - Так точно, - твёрдо ответил Ли. Ему эхом отозвались вице-президент и госсекретарь.
   - Значит, так тому и быть.
   Он вновь просмотрел документ и приложил ладонь к глазам. Пальцы у него были длинные худые и бледные, то были пальцы скрипача или пианиста.
   - Я и подумать не смел, когда занимал эту должность, что дорога к миру будет столь долгой и потребует стольких жертв. Но я благодарен Господу за то, что мы прошли этот путь и добрались до обещанного конца.
   Ли также ненадолго склонил голову в благодарственной молитве. Когда он вновь выпрямился, то спросил:
   - Вы также назначите меня в спорные штаты, как и предложил Линкольн?
   Дэвис поджал тонкие губы.
   - Меня беспокоит то, что Линкольн на всём протяжении своего правления, проявил себя как политик, которому нечего стесняться, когда дело доходит до достижения определенных целей. Наши интересы в Кентукки и Миссури могли бы отстаиваться кем-то с, эм, столь же гибкими убеждениями.
   - Если бы он настаивал сильнее, то предложил бы в качестве кандидата кого-то другого, но не генерала Гранта, из которого политик, ну, совсем никакой, - сказал Ли. - Тем более, он не стал бы предлагать назначить дату выборов через три месяца после окончания собственного срока. К тому же, чтобы нас обмануть понадобится и в самом деле храбрый человек, когда Белый Дом находится на расстоянии выстрела артиллерии Конфедерации.
   - Очень убедительные аргументы, особенно, последний, - признал Дэвис. - Значит, я должен сделать вывод, что вы хотите получить эту должность?
   - Так точно, коли вы уверены, что я ей соответствую, - сказал Ли. - К тому же, предложение исходило от меня, поэтому я бы хотел посодействовать в осуществлении этой затеи.
   Президент наклонился вперед и протянул Ли руку.
   - Значит, в Кентукки, а затем в Миссури.
  
   - Кентукки? - Голос Мэри Кастис Ли выдал её разочарование. - Миссури?
   - Нельзя сказать, что это где-то на краю земли, дражайшая Мэри, - попытался отшутиться Ли. - Теперь Техас, да, Техас - на краю земли.
   Шутка не прошла.
   - С окончанием войны я надеялась, что ты останешься здесь, в Ричмонде, со мной и остальной семьёй, - сказала его жена.
   "Ты надеялась, что я смогу нести военную службу, не вставая из-за стола", - подумал Ли. Но эта мысль не несла за собой гнева. Как можно винить Мэри за то, что она желала, чтобы они были вместе? Он мягко произнёс:
   - Война окончена, это правда, но я по-прежнему ношу военную форму своей страны. - Он коснулся рукава серого мундира. - Ты знала об этом, когда много лет назад выходила за меня замуж; всё это время ты отлично справлялась.
   - Да уж, отлично, - с горечью в голосе ответила она. Словно пытаясь повторить его жест с прикосновением к рукаву мундира, она положила ладонь на подлокотник своего кресла-каталки.
   Ли вздрогнул, будто оказался под вражеским огнём. Во время прошлых разлук Мэри не была калекой; война стоила ей оставшегося здоровья. Он вложил в свои слова столько утешения, сколько смог:
   - Я отправляюсь не в бой, а лишь наблюдать за мирными выборами. А к лету уже должен буду вернуться в Ричмонд.
   - Ещё полгода, канувших в вечность.
   Он придвинул обеденное кресло поближе, сел, чтобы говорить с ней, не глядя сверху вниз.
   - К лучшему, к худшему ли, дорогая, но я солдат, как ты прекрасно знала все эти годы, и это не та мысль, к которой вдруг надо привыкать. У меня есть долг и я не могу от него уклоняться.
   - Даже ради тех, кто тебя любит, - бросила его супруга. Он склонил голову и не ответил; в конце концов, это было правдой. Мэри Ли вздохнула.
   - Как ты и сказал, Роберт, я знаю, что я - жена солдата. Впрочем, порой, как в последние мирные месяцы, об этом так хочется позабыть.
   - Моя дорогая Мэри, у нас нет мира, лишь перемирие, которое может быть нарушено в любой миг, если Соединённые Штаты - либо мы - сочтут это выгодным. Бог даст, надеюсь, я смогу принести мир, продолжительный мир. Если бы я думал о чём-то меньшем, уверяю тебя, я бы не стал соглашаться на это назначение.
   - Это твои слова. Возможно, ты в них даже веришь. - Голос его супруги всё ещё оставался резким, но на лице её уже не было заметно гнева, лишь смирение. - Я всё же остаюсь при мнении, что если бы Джефферсон Дэвис приказал тебе отправиться в ад, чтобы добыть углей для его кухонной печи, ты попрощался бы со мной, как обычно, и уехал бы, не забивая голову ничем кроме того, что тебе приказали.
   - Возможно. - Ли задумался над этим и начал смеяться. - Скорее всего, полагаю. Уверен, я вернулся бы с углём, либо задал бы Старому Нику* такую трёпку, что он надолго её запомнит.
   Эти слова, наконец, вызвали у Мэри улыбку.
   - Уверена, ты бы так и поступил.
   Одна из ламп в гостиной мигнула и потухла, окрасив помещение тенями и оставив запах остывающего масла.
   - Сколько уже времени? - спросила Мэри.
   - Половина одиннадцатого, - ответил Ли, поглядев на карманные часы.
   - Поздно уже, - заключила она. - Поможешь мне подняться по лестнице?
   - Конечно. Давай, только свет сначала зажгу.
   Он принялся рыться в комоде, пока не нашёл свечу, которую он зажёг от оставшейся гореть лампы. Он отнёс свечу в спальню, там от неё зажёг ещё две, затем спешно спустился обратно вниз. В доме было очень тихо. Дочери и Джулия уже разошлись по постелям. Когда он покатил кресло к лестнице, колёса застучали по половицам.
   Опираясь частично на перила, частично на него, Мэри поднялась на второй этаж. Он отвёл её в спальню. Она сидела на кровати, пока он не нашёл ночную рубашку и не показал ей.
   - Да, эта подойдёт, - сказала она.
   Он помог ей избавиться от тесного платья с корсетом и юбок, которые она носила днём. За годы практики он научился обращаться с её одеждой так же ловко, как и со своей собственной.
   - Благодарю, - сказала она ему. - Мне будет не хватать твоей заботы, когда ты уедешь.
   - Правда? - поинтересовался он.
   В этот момент, скорее по случайности, нежели по какой-то иной причине, его рука легла на её левую грудь. Говоря абстрактно, это была не та грудь, которая разжигает страсть - годы и череда голодных младенцев сделали своё дело. Но тело жены всегда оставалось для него желанным. Продолжительные расставания превращали каждую их встречу в очередной медовый месяц. Само собой, голос его переменился.
   - Мне задуть свечи?
   Она поняла его; за тридцать три года брака она полностью его понимала.
   - Если думаешь, что сможешь надеть на меня ночную рубашку в темноте, - ответила она.
   - Думаю, смогу, - сказал он.
   Ли встал и задул две из трёх свечей, затем постоял в задумчивости, взял ночную рубашку с комода и положил на кровать. Когда он задул последнюю свечу, комната погрузилась во тьму.
   Позже, в груди у него вновь появилась боль, вызванная напряжением. Он потянулся к прикроватной тумбочке за бутыльком таблеток, что дали ему ривингтонцы. Генерал положил одну под язык. Боль отступила. Когда он убирал бутылёк обратно, тот не зазвенел; Ли вспомнил, что внутри почти ничего не осталось. Проваливаясь в сон, он напомнил себе взять у ривингтонцев ещё нитроглицерина перед тем, как отправиться в путь. Их высокомерие недопустимо, но их возможности помогали с ним мириться.
  
   Для ворона расстояние между Луисвиллем и Ричмондом составляло 740 километров. Ли не был вороном. Пришлось воспользоваться железной дорогой, отчего его путешествие увеличилось почти вдвое. Пробивая себе дорогу до Чаттануги, поезд Вирджиния-Теннеси визжал и скользил по обледенелым железнодорожным путям. Это путешествие само по себе, по продолжительности равнялось полёту ворона до Луисвилля. При плохой погоде оно занимало три дня. Ли обрадовался остановке на пару дней и восстановил силы.
   - Жаль, что какой-нибудь изобретательный южанин - да пусть даже янки - не придумал такой железнодорожный вагон, в котором можно было бы прилечь и нормально поспать, - сказал он Чарльзу Маршаллу.
   Путешествие сидя от самого Ричмонда причиняло ему ещё больше страданий, чем то же расстояние, проведенное в седле.
   Майор Маршалл был моложе и подвижнее, но эта дорога сказалась и на нём. Он кивнул настолько энергично, насколько позволяла затёкшая шея.
   - У нас есть курительные вагоны, обеденные вагоны, вагоны с туалетными комнатами. Почему нет спальных? Это позволило бы людям ездить по железной дороге всю дорогу, а не делать остановки через каждые несколько сотен миль под угрозой гибели.
   От железнодорожной станции до отеля Ли и Маршалла вёз белый мужчина. Локомотив пропыхтел в депо, каменно-кирпичное строение с причудливо изогнутой крышей, под которой виднелась продольная застекленная галерея в половину этажа.
   Ещё двое белых у отеля отнесли их багаж в фойе. Ли наблюдал за ними с легким любопытством; в южном городе он ожидал, что грузчиками будут трудиться рабы. Возница заметил его пристальный взгляд.
   - Ниггеров в округе не осталося, - пояснил он. - Почти все ушли на север с янки, когда тех выперли, а те, что остались, до сих пор ведут себя будто вольные - эээмансипированные, во, как они говорят, и отказываются работать, пока им не заплатят. А народ скорее станет платить белым.
   - Вы не пытались принудить их снова служить? - спросил Маршалл.
   Компанию Ли составил именно он, поскольку был юристом и являлся самым политически подкованным, среди всех адъютантов генерала.
   - Парочка пыталась, в итоге их кокнули, а ниггеры разбежались и ушли к бандитам в горы, - угрюмо ответил возница. - Вот, народ и решил, что оно того не стоит, пока в город не зайдёт Добей-Их Форрест со своей армией.
   - Побывав какое-то время на свободе, человек потом очень тяжело с ней расстаётся, пусть даже за ним по пятам идёт армия, - сказал Ли.
   Возница странно посмотрел на него, но, в итоге, решил кивнуть.
   После Чаттануги железная дорога пересекала реку Теннеси у Бриджпорта и ненадолго завернула на территорию Алабамы. В Стивенсоне Ли и Маршалл пересели на нэшвилль-чаттанугскую железную дорогу и отправились на северо-запад в столицу штата Теннеси. Чем дальше на север и запад они забирались, тем земля, что простиралась перед ними, дольше находилась под властью федералов... и тем меньше негров они видели. Ли гадал, сколько их таилось среди скинувших листву лесов, сжимая в руках "Спрингфилды" и раздумывая, есть ли смысл нападать именно на этот поезд.
   Иногда, когда поезд останавливался в каком-нибудь городке, Ли сходил и несколько минут прогуливался. Везде, где он так делал, к нему подходили люди в поношенных серых или ореховых шинелях и жали ему руку, либо просто глазели на него. Генералу от этого становилось не по себе. Он задумался, как политикам удавалось справляться с давлением толпы избирателей. Это привело его к мысли о том, как он сам будет справляться, если станет президентом Конфедерации.
   Со станции Нэшвилля и железнодорожного депо, которое по сравнению с чаттанугским, было основательным и квадратным, с зубчатыми стенами и башенками по углам, он отправился на север в Кентукки. Там по-прежнему развевался звездно-полосатый флаг, а не Незапятнанное Знамя. Также кое-где виднелся синий флаг штата Кентукки, словно свидетельствуя о том, что местное население, в первую очередь, думало о своём доме, а не о двух странах, что соперничали за право владения им. По мнению Ли, который предпочёл Вирджинию Соединённым Штатам, так и должно было быть.
   На каждой остановке к нему продолжали подходить люди в обносках конфедератской формы. Однако, компанию им составляли и люди в синей форме - сыновья Кентукки сражались в этой войне по обе стороны, большинство, вообще-то, выбрало Союз, а не Конфедерацию (всё же, Север удерживал эти земли почти всю войну). Федералы, казалось, проявляли не меньшее любопытство по отношению к генералу, чем их братья и кузены, что сражались на стороне Юга.
   - Вы, повстанчики, снова на нас нападёте, если мы выберем СэШэА? - спросил какой-то мужик с капральскими нашивками на синем мундире, когда они стояли в Боулинг-Грин - городе, который генерал Конфедерации Альберт Сидни Джонстон выбрал своим штабом, когда война ещё только разгоралась.
   Ли покачал головой; он попытался выкинуть погибшего при Шайло Альберта Сидни Джонстона из головы.
   - Нет, сэр, мы так не поступим; мы намерены придерживаться результатов выборов, какими бы они ни были до тех пор, пока они проходят честно и свободно.
   - Яснее и не скажешь, видать, - заметил бывший капрал. - Я слыхал про вас, что деретесь вы, как дьявол, но никогда не слыхал про вас, что вы лгун.
   В Манфордсвилле, километрах в пятидесяти-шестидесяти по луисвилль-нэшвилльской железной дороге, две группы бывших солдат, одна в сером, другая в синем, подошли к Ли одновременно. Они уставились друг на друга. У некоторых на поясах висели пистолеты; у всех имелись ножи. Ли уже подумывал вернуться в вагон, в надежде, что этот манёвр остановит конфронтацию. В этот момент, к его удивлению, один из солдат в синем начал хохотать.
   - Расскажите же всем нам, что вас так забавляет, сэр, - радушно попросил его Ли, указав на себя и обведя рукой ветеранов в сером и остальных бывших федералов.
   Солдат Союза вёл себя, словно молодой офицер. И говорил он так же:
   - Я вдруг вспомнил девиз нашего замечательного штата, генерал Ли.
   - Который гласит..? - поинтересовался Ли, гадая, причём тут может быть девиз.
   Боец в синем мундире с удовольствием процитировал:
   - "Вместе мы выстоим - порознь мы падём".
   Он тоже махнул рукой, охватывая противостоящие друг другу группы у железнодорожной станции и, если смотреть шире, все разъединенные группы самого разъединенного штата.
   Ли рассмеялся, громко и долго. Бывшие конфедераты последовали его примеру, как по его мнению, и должно быть. Затем рассмеялись и те, кто сражались на стороне Севера. После этого все намёки на неприятности испарились. Генерал проболтал с обеими группами до тех самых пор, пока поезду не пришло время уезжать. Собираясь уходить, он произнёс:
   - Ну, вот, друзья мои - мы снова братаемся.
   Народ захихикал. Один из них, поджарый мускулистый парень в орехового цвета форме сказал:
   - Вам, офицерам, об этом знать не следовало.
   - О, мы знали, - сказал бывший федерал, который знал девиз Кентукки, подтверждая, таким образом, первое мнение Ли о себе. Он добавил: - А ещё мы, порой, знали, когда смотреть в другую сторону.
   Эти слова вызвали ещё больше смешков.
   - Коли уж мы братались посреди войны, уверен, мы что-нибудь придумаем и с наступлением мира, - сказал Ли.
   Не дожидаясь ответа, он вернулся в поезд. Когда состав тронулся, генерал выглянул в окно и посмотрел на людей, которые ещё совсем недавно воевали друг с другом. Те продолжали болтали друг с другом, довольно дружески. Ли счёт это добрым знамением.
  
   Луисвилль, расположенный на южном берегу реки Огайо, был крупным городом. До войны в нём насчитывалось 68000 жителей, в то время как в Ричмонде - 38000, впрочем, число жителей последнего, после того, как тот стал столицей, постоянно увеличивалось. Едва Ли сошёл с поезда, как к нему подскочил человек с карандашом и блокнотом в руках.
   - Фред Дарби, "Луисвилль Джорнал", генерал Ли, - скороговоркой выпалил он. - Каково это, сэр, сходить в городе, который армия Конфедерации так и не сумела захватить?
   - Я здесь не как завоеватель, - сказал ему Ли. - Я считаю бедствием то, что Соединенные Штаты и Конфедеративные Штаты воевали друг с другом; вторая война станет просто катастрофой. Вместо того, чтобы опять сражаться, оба государства пришли к согласию о том, что самым справедливым курсом будет дать гражданам Кентукки и Миссури самим решать к какой стороне присоединиться. Моя роль, как и генерала Гранта, здесь - служить наблюдателем за этим процессом, дабы всё прошло без какого-либо принуждения.
   - Что, по вашему мнению, Кентукки должен сделать со своими ниггерами, генерал Ли? - спросил Дарби.
   "Опять этот вопрос", - подумал Ли. Куда бы он ни шёл, этот вопрос следовал за ним.
   - Это решать вашим гражданам, - ответил он. - Негры могут быть и свободными, и находиться в рабстве, как на территории США, так и на территории КША.
   - Если мы проголосуем за присоединение к Югу, нам придётся стать рабским штатом, это так?
   - Так точно, таковы положения конституции Конфедерации, - вынужденно признал Ли.
   - Значит ли это, что ниггеры, что всю войну здесь прожили свободными - а таковых тут немало - будут вновь обращены в рабство? - спросил репортёр.
   - Ни в коем случае, - более твёрдо заявил Ли. - Повторюсь: без запретительного закона из Ричмонда, - на ум ему пришёл конгрессмен Олдхэм, - этот вопрос останется в ведении ваших законодателей. Как вы, я уверен, в курсе, - он не был, впрочем, уверен, но нужно сохранять вежливый тон, - во всех штатах Конфедерации живёт множество свободных негров; в некоторых штатах многие тысячи.
   Дарби принялся царапать карандашом в блокноте.
   - Генерал Ли, позвольте также поинтересоваться...
   - Прошу вас, сэр, не сейчас, - перебил его Ли, подняв руку. - Я только что завершил многодневное путешествие, и не хотел бы, чтобы меня опрашивали посреди железнодорожного вокзала. Я планирую остаться в Кентукки и Миссури до июня. Убеждён, мы ещё пообщаемся.
   Репортёр всё равно начал задавать свой вопрос; Ли покачал головой. Рядом с ним встал Чарльз Маршалл с суровым выражением лица. До Дарби, наконец, дошёл смысл сказанного. Со слегка разочарованной, слегка злобной ухмылкой он поспешил прочь.
   - Такова суть этих чёртовых янки, - пробормотал Маршалл. - Сам президент Дэвис не позволил бы себе приставать к вам подобным образом, не говоря уж о каком-то дерзком репортёре.
   - Он всего лишь занимается своим делом, майор, а мы занимаемся своим. - Ли криво ухмыльнулся. - Но признаюсь, я совсем не расстроюсь, если он будет заниматься им где-нибудь в другом месте.
   По дороге в "Галт Хаус", что на углу Второй и Мэйн, Луисвилль выглядел поистине северным городом, поскольку абсолютное большинство людей на улицах были белыми. На тех немногих неграх, что Ли удалось заметить, была надета форма Союза. Парочка остановилась, чтобы посмотреть - и поглазеть - на серую форму, в которую были одеты генерал и майор Маршалл.
   Когда Ли вошёл в фойе отеля, там стоял генерал Грант. Он подошёл, чтобы пожать Ли руку.
   - Один взгляд на карту и я понял, что здесь я обставлю вас, сэр, - сказал он. - Из Вашингтона до Луисвилля железная дорога гораздо более прямая, чем из Ричмонда. Если бы работали все пути от Балтимора и Огайо к северу от Потомака, я бы прибыл еще раньше. И всё равно, я приехал позавчера.
   - Как вы и сказали, генерал, вы довольствовались более коротким маршрутом. - Ли задумался и добавил: - Должен заметить, сэр, что я более счастлив встретиться с вами в этом качестве, чем во время недавней войны.
   - Я также крайне счастлив видеть вас в таком качестве, это уж точно, - сказал Грант, пыхтя сигарой. - И уж всяко лучше, чем в тех печальных обстоятельствах, что под Вашингтоном. Отобедаем вместе? Тут со мной мой адъютант, подполковник Портер. Надеюсь, он сможет к нам присоединиться.
   - Конечно, если позволите взять с собой майора Маршалла, - ответил Ли. Он дождался кивка Гранта и продолжил: - Дадите нам час, чтобы привести себя в порядок? Если вас устроит, давайте встретимся в... - Он бросил взгляд на настенные часы, их маятник раскачивался, отсчитывая секунды. - В полвосьмого.
   Адъютант Гранта Гораций Портер был крепко сложенным мужчиной слегка за двадцать, с тёмными волнистыми волосами, внимательными глазами на уверенном лице и густыми усами над куцей бородкой.
   - Рад знакомству, джентльмены, - сказал он, когда Ли и Маршалл спустились из апартаментов на втором этаже. - Раз уж мы все здесь на нейтральной земле, пройдём в обеденный зал вместе?
   - Замечательное предложение, - сказал Ли и улыбнулся.
   Едва присев, Грант произнёс:
   - Я частенько останавливался в "Галт Хаус", у нас с женой тут родственники неподалёку от Луисвилля. Летом черепахи, что ловят в Огайо, тут очень хороши, но в это время года будем угощаться говядиной с картофелем.
   Его сотрапезники согласились с его решением. Когда принесли жареное мясо, Грант отрезал себе кусок, но тут же отправил его обратно на кухню для более тщательной прожарки.
   - Терпеть не могу мясо с кровью, - пояснил он. - Да и вообще кровь в любом виде, раз уж на то пошло.
   - Странная причуда для генерала, - заметил Ли.
   Грант самоуничижительно хихикнул.
   - Так и есть, но, полагаю, у нас у всех есть свои тараканы.
   Цветной официант принёс кусок говядины обратно. Снаружи мясо было чёрным, а внутри серым. Оно, наверняка, было жёстким, как подошва, да и на вкус таким же, однако Грант поглощал его с явным наслаждением.
   Портер выпил два бокала виски; Ли и Маршалл на двоих выпили бутылку вина. Вопреки слухам о пьянстве Гранта, тот заказал себе кофе. Когда основное блюдо и сливовый пудинг после него были съедены, Ли произнёс:
   - Осмелюсь спросить, генерал: каковой вы видите свою роль и роль своих людей здесь?
   Прежде чем ответить, Грант какое-то время молчал. У него было лицо игрока в покер, на котором не выражалось ровным счётом никаких эмоций.
   - Скорее, как полицейскую, нежели военную, полагаю: не позволять обеим сторонам перевозить контрабандой слишком много винтовок, делать так, чтобы это сражение оставалось политическим и не превращалось в новую вспышку гражданской войны, а также убедиться, что выборы проходят честно. А вы, сэр?
   В бокале Ли ещё оставалось немного вина. Он поднял его, салютуя Гранту.
   - Нам следует действовать основательно, сэр. Я и не мог надеяться сформулировать более точно и более лаконично.
   - Мы отлично сработаемся, если будем надеяться поддержать хрупкий мир здесь и, в особенности, в Миссури, - сказал Портер. Его отчётливый выговор жителя Пенсильвании - его отец некогда был губернатором этого штата - контрастировал как с западным говором Гранта, так и с мягкой вирджинской речью офицеров Конфедерации. - В обоих штатах уже достаточно винтовок, и новые сражения готовы начаться в любой момент, даже если туда через любые границы не будет завезено ещё больше оружия.
   - Истинно так, - сказал Ли, вспоминая толпы в синем и в сером в Манфордсвилле. - Согласитесь, что, проведя столько времени на войне, мы, солдаты, заслужили право стать миротворцами и хранителями мира?
   - Будь у меня напиток покрепче, я бы за это выпил, сэр, - сказал Грант.
   - Я готов принять крепость духа этого тоста и без спиртного, - сказал Ли. Чарльз Маршалл приподнял бровь, Гораций Портер хрюкнул, а потом попытался притвориться, будто никаких звуков не издавал, а Грант хохотнул, словно, ещё менее года назад, эти четверо не пытались уничтожить армии друг друга. На самом деле, вечер прошёл очень весело.
  
   Луч солнца, пробившийся сквозь оконное стекло, разбудил Ли. Вставая с постели, он не стал снимать ночной колпак; огонь в камине за ночь прогорел, и в помещении стало почти так же холодно, как зимой в палатке рядом с Оранж-Корт-Хаус. Как следует потянувшись, генерал подошёл к шкафу, где висела его форма.
   Последующие события произошли в одно мгновение. Окно, у которого он стоял, взорвалось, осыпав генерала осколками. Над головой просвистела пуля и врезалась в стену напротив.
   Ли инстинктивно пригнулся, хоть и осознавал, поступая так, бессмысленность своих действий. Он заставил себя выпрямиться и на два шага отскочил от окна. Судя по звуку, стреляли из "Спрингфилда"; кто бы это ни был, ему нужно время на перезарядку, а он пока сможет укрыться. Лишь позже он подумал, что снаружи могли скрываться два стрелка.
   Воздух снаружи оказался ещё холоднее, чем в помещении. Ли выглянул и посмотрел в обе стороны улицы. Там бежал человек, настолько быстро, насколько мог. Его преследовала пара человек, но лишь пара - стоял слишком ранний час, чтобы на улице было много народу. У стены булочной, что напротив "Галт Хаус" на Второй-стрит валялась винтовка.
   В дверь ломился Чарльз Маршалл.
   - Генерал Ли! Вы в порядке?
   - Да, благодарю вас, майор. - Ли впустил его внутрь, чтобы он во всём удостоверился. На обратном пути к кровати он начал подпрыгивать.
   - Нет, боюсь, не совсем. Кажется, ступню стеклом порезал. Горничной придётся всё тут подмести.
   - У вас и в бороде ещё стекло, - сказал Маршалл. Ли запустил пальцы в бороду. И действительно, на ночную рубашку упало несколько блестящих осколков.
   В голосе Маршалла слышался гнев, когда он осознал всю серьёзность ситуации.
   - Кто-то пытался вас убить, сэр!
   - Видимо, так, - сказал Ли.
   К тому моменту коридор уже заполнился глазеющими болтающими людьми, среди которых обнаружился напуганный Гораций Портер. Генерал Ли обратился ко всем присутствующим:
   - Я признателен вам за обеспокоенность, друзья мои, но я всё ещё не ранен. Майор, не будете ли так любезны закрыть дверь, чтобы я мог нормально одеться?
   Маршалл повиновался, однако, к тайному раздражению Ли, сам остался внутри.
   - Кто мог желать навредить вам, сэр? - спросил он, пока Ли застёгивал брюки.
   - Существует немало число северян, у которых крайне мало причин относиться ко мне с любовью, - ответил Ли.
   Обуваясь, он понял, что и среди южан найдутся те, кто относится к нему без симпатий. И всё же, нет. Убийца из ривингтонцев воспользовался бы АК-47 на близкой дистанции, а не "Спрингфилдом" а автоматическая стрельба из АК-47 с лихвой увеличила бы шансы довести намерение до конца.
   Чарльз Маршалл высунулся из окна. Он тихонько присвистнул.
   - Учитывая дистанцию, вам очень повезло, сэр. - Он помолчал, посмотрел туда, где лежала винтовка. Голос его стал задумчивым: - Либо, на той позиции, которую занял убийца, блик солнца на стекле помог сбить ему прицел.
   - Дайте посмотреть, - сказал Ли и примерился. - Да, возможно, и так, но ведь это тоже, своего рода, везение, не так ли?
   С той стороны, куда убежал стрелявший, послышались крики. Генерал повернул голову туда. Его брови сами собой поползли вверх.
   - Святый боже, майор, кажется, его поймали. А быстро тут.
   Он отошел в сторону, чтобы адъютант мог и сам взглянуть.
   Брови за очками майора также поползли вверх.
   - Господи, да это ж ниггер! - воскликнул он.
   - Правда? - Ли вновь оттеснил Маршалла. И в самом деле, человек, которого тащила за собой толпа, был чёрным. Он заметил, что Ли на него смотрит и начал что-то выкрикивать. В этот момент один из его пленителей начал его бить, и слова расслышать не удалось.
   Ли отошёл от окна и вышел в коридор, где по-прежнему толпился народ, впрочем, уже не так беспорядочно, как несколько минут тому назад. На глаза ему попался генерал Грант.
   - Слыхал, в вас стреляли, - сказал тот.
   Ли кивнул. Рот Гранта изогнулся в лёгкой улыбке.
   - Не самый лучший способ будить меня на завтрак. И, раз уж вы встали, может, пойдём перекусим?
   - Прекрасное предложение, - сказал Ли, по достоинству оценив нежелание генерала федералов поднимать лишний шум из-за случившегося - всё же, Грант заслужил репутацию человека, который сохраняет хладнокровие под обстрелом.
   Завтрак, впрочем, оказался под угрозой срыва. К ним потянулся поток не имевших хладнокровия Гранта местных официальных лиц - мэр, шериф, заместитель губернатора штата Кентукки, плюс ещё парочка, чьих имён и должностей Ли не запомнил - все они явились к нему, выражая ужас перед тем, что произошло, что он не должен считать подобное демонстрацией того, как честные жители Кентукки относятся к нему лично и к Конфедерации, и так далее, и тому подобное. Возбуждённые местные были готовы с себя последнюю рубаху снять, лишь бы помочь. Ли отвечал настолько терпеливо, насколько мог. Ветчина и яичница перед ним, тем временем, лежали на тарелке нетронутыми и с каждой минутой становились всё холоднее.
   Гранта официальные лица игнорировали. Тот пил одну чашку кофе за другой, нарезал огурец, вымочил кусочки в уксусе и методично поглотил один за другим, пока они не кончились. Этот завтрак был не из тех, к которым привык Ли, но Грант хотя бы поел.
   Когда мимо его стола прошла кажется седьмая сотня незваных гостей, даже ледяное терпение Ли начало таять. Ладонь крепко сжала вилку, которую он, наконец, сумел поднять, словно вместо ветчины он намеревался насадить на неё очередного назойливого посетителя. Однако у этого человека имелись новости, которые стоило услышать:
   - Выяснили, почему этот бешеный ниггер стрелял в вас, генерал.
   - А? - Хватка ладони на вилке ослабла. - Поведайте мне, сэр.
   В глазах Гранта также вспыхнул интерес.
   - Он всё орал, ругался и вопил о том, что если б вы не взяли Вашингтон, федералы победили бы в войне и всех ниггеров Юга сделали бы свободными.
   - Полагаю, доля истины в этом есть, - сказал Ли. - Генерал Грант, думаю, со мной согласится.
   - Вне всяческих сомнений, - уверенно произнёс Грант, и Ли вспомнил, как федеральный командующий рвался в бой и каким был бы итог этой битвы, если бы не вмешательство ривингтонцев. Грант продолжил:
   - Впрочем, это не даёт права этому негру, да и кому бы то ни было ещё, стрелять в генерала Ли сейчас. Хорошо ли, плохо ли, но война окончена.
   - И что с ним сделают? - поинтересовался Ли.
   - Допросят, потом повесят, наверное, - сказал кентукиец, пожав плечами. - О, он сказал ещё кое-что, генерал Ли: он сказал, что у вас должно быть есть лапка от кролика, изловленного в полночь на кладбище, иначе, он никогда бы не промазал.
   - Утреннее солнце - вот более вероятная причина, а не тьма ночи, - сказал Ли, не обладавший подобным амулетом. Он рассказал, почему неудавшийся убийца выбрал неверную позицию для стрельбы.
   Кентукиец рассмеялся.
   - Ну, что за глупый ниггер?!
   Он сделал вид, будто сейчас похлопает Ли по спине, но, к счастью, передумал. Ли был не из тех, кто стерпит подобную фамильярность от незнакомцев. Попытавшись неловко скрыть незавершенное движение, человек удалился. Завтрак Ли был полностью испорчен, но он всё же поел. Плохой завтрак предпочтительней перспективы отсутствия завтрака вообще.
  
   В течение нескольких последующих месяцев Ли путешествовал между Кентукки и Миссури. Ли был рад тому, как обе стороны держали слово относительно того, чтобы солдаты не появлялись в спорных штатах. Впрочем, это не означало, что ни в Кентукки ни в Миссури никто не вторгался. Все политики, будь то северяне или южане, способные взобраться на пень и сложить два слова, либо пару десятков тысяч, наводнили оба штата и принялись рассказывать людям, почему они должны выбрать Соединенные Штаты или Конфедерацию.
   Слушая одного сторонника Конфедерации, яростно обличавшего Север при свете факелов одним вечером во Франкфорте, Чарльз Маршалл поморщился и произнёс:
   - Любой может понять, что он провел войну в безопасности, вдали от линии фронта. Если б он повидал янки в бою, то выказывал больше уважения их мужественности, чем сейчас.
   - Очень верные слова, - ответил ему Ли, находясь в таком же ужасе от оратора, как и его адъютант - тот только что обозвал северян хладнокровными толстомордыми негролюбскими стяжателями. Ли продолжил:
   - Признаюсь, что смущён тем фактом, что представляю ту же страну, что и этот говорливый парень. - Дабы подчеркнуть своё отвращение, он встал вполоборота к кричавшему и активно жестикулирующему человеку на помосте.
   - Понимаю, о чём вы, сэр...
   Однако Маршалл, словно очарованный злой магией, не отрывал глаз от оратора. В линзах его очков блестели красные всполохи пламени факелов.
   - Даже если он наберет голоса, он посеет ненависть.
   - Так и есть, - сказал Ли. - Кстати, как вам это?
   Он извлёк брошюру и протянул её Маршаллу.
   Адъютант поднёс её поближе к лицу, чтобы прочесть в свете огня факелов.
   - "Что такое смешанный брак! И чего ожидать от присоединения Кентукки к Союзу", - прочёл он и озадаченно осмотрел брошюру. - Обложка... впечатляет.
   - Как раз то слово, которое в точности отражает содержание, - признал Ли.
   На обложке брошюры был изображён чернокожий мужчина с гротескно преувеличенными губами и носом, прижимающий к себе белую женщину с намерением поцеловать.
   - К счастью, не мы несём ответственность за этот документ - как вы можете заметить, он был отпечатан в Нью-Йорке адвокатом мистером Симаном.
   - Судя по этой штуке, вышеозначенный мистер Симан самим своим существованием порочит профессию юриста. - Маршалл взял брошюру большим и указательным пальцами, словно, желая минимизировать любые контакты с ней. - Содержание такое же похабное, как и обложка?
   - Именно, - сказал Ли. - И многие выступающие, хоть и не связанные с нами, занимаются её массовым распространением, как предупреждение о том, что может случиться, если республиканцы вновь одержат верх. Подобные методы, может, и эффективны, но я нахожу их отвратительными.
   - Вряд ли янки стесняются в выражениях, когда рассказывают о нас, - произнёс Маршалл. - Должны ли мы потакать угрызениям своей совести?
   Ли отвёл от него взгляд, затем повесил голову.
   - Вы разочаровываете меня, майор. Можем ли мы позволить себе им не потакать? Вне зависимости от того, завладеем мы, в итоге, Кентукки и Миссури, или нет, мы должны жить сами по себе - ну и с Соединенными Штатами. Отравление наших отношений ложью ситуацию не облегчит.
   - Вы смотрите на эту ситуацию с высоты, до которой мне никогда не добраться, - пристыжено произнёс Маршалл. - Сэр, вы, и правда, не против, если оба штата выберут присоединиться к Союзу?
   - Надеюсь, они выберут достоинства Конфедерации, как и я, - ответил Ли, недолго поразмыслив. - Но я скорее готов увидеть, что они по доброй воле идут к ним, чем по принуждению идут к нам. В конце концов, это тот принцип, на котором зиждется наша страна, и за который мы так долго и яростно сражались. За это, а не за... вот это. - Он взял брошюру из рук Чарльза Маршалла, уронил её и припечатал каблуком сапога.
  
   Майор Маршалл протянул в руки Ли телеграмму.
   - Вы должны взглянуть на это лично, сэр.
   - Благодарю, майор. - Ли развернул тонкий лист бумаги. Ему в глаза бросились слова:
   "14 МАРТА 1865. СЕГО ДНЯ ЛЕЙТЕНАНТ США АДАМ СЛЭММЕР ЗАХВАТИЛ ДВОИХ НА ЛОШАДИНОЙ ПОДВОДЕ АК-47 И МАГАЗИНАМИ ТОМПКИНСВИЛЛЬ КЕНТУККИ. ПРОШУ СОВЕТА. РИЧАРД ИНГОМ, КАПИТАН, ВЫБОРНЫЕ НАБЛЮДАТЕЛИ КША".
   Ли смял телеграмму и швырнул её в стену.
   - Чёртово дурачьё, - проревел он. Кто, кроме ривингтонцев, ещё может везти винтовки? Его голова тряслась, как у разъярённого жеребца. - Они, что, возомнили себя владыками мира, раз берут на себя полномочия на подобные действия? Где этот чёртов Томпкинсвилль, майор?
   - Чуть севернее границы с Теннеси, сэр, к юго-востоку от Боулинг-Грин. Железная дорога туда не идёт. - Видимо, Маршал ожидал этого вопроса и подготовился к нему, поскольку ответил так же быстро и чётко, как если бы Ли спросил его о местоположении Ричмонда.
   - Значит, сможем по-быстрому добраться до Боулинг-Грин. Там возьмём в прокат лошадей и доедем до Томпкинсвилля. Телеграфируйте наперёд капитану Ингому, что мы выезжаем, и чтобы не позволял ни заключенным ни винтовкам продвигаться дальше, пока мы не прибудем.
   - Немедленно направляюсь на телеграф, сэр. - Маршалл поспешил прочь.
   Через два дня двое одетых в серое мужчин остановили запыхавшихся коней у единственной гостиницы Томпкинсвилля. Слезая с коня, Ли в полной мере ощутил свои годы; он не гнал на лошади так рьяно со времен сражений с индейцами на западе. Его не удивило, что у одной из колонн фальш-фасада отеля стоял, прислонившись, генерал Грант. Коснувшись полей шляпы в качестве приветствия, он произнёс:
   - Конюх в Боулинг-Грин сообщил, что вы прибудете раньше, сэр.
   - Жаль этого не случилось в Билтоне, сэр, - ответил ему Грант; судя по голосу, он до конца своих дней будет вновь и вновь переигрывать в уме все свои сражения против Ли. Он продолжил: - Я и сам тут недавно, всего пару часов.
   - Тогда вы, вероятно, уже поговорили со своим лейтенантом Слэммером.
   - Поговорил. Выходит так, что он и его напарник лейтенант Джеймс Портер, ехали верхом чуть южнее этих мест, когда на пути им встретилось несколько тяжело груженых лошадей. Преисполненные подозрений, они набросились на этих людей и вынудили их показать, чем же они нагружены - вашими докучливыми винтовками и патронами к ним. Они привезли лошадей и этих людей сюда, в Томпкинсвилль, где ваш капитан Ингом, который, по случаю, оказался в городе, был ознакомлен с текущей ситуацией.
   - Весьма щедро с вашей стороны, - сказал Ли; если бы Ингом не заметил, как северяне привезли пленников, то никогда бы и не узнал о случившемся. Но для этого и нужны наблюдатели - чтобы обе стороны следовали правилам, на которые сами же и согласились - правилам, которые запрещают провоз оружия.
   Ли спросил:
   - Вы уже допросили этих людей?
   - Никак нет, сэр. Когда капитан Ингом сообщил мне, что уведомил вас и вы уже в пути, то я решил вас дождаться. Люди и лошади содержатся под стражей на извозчичьем дворе чуть дальше по улице. Присоединитесь ко мне?
   Ли склонил голову.
   - Непременно. Позвольте также выразить благодарность за скрупулёзное соблюдение правил в данном деле.
   - Я решил, что любые иные действия принесут ещё больше неприятностей, - сказал Грант.
   В конюшне на сене сидели угрюмые мужчины под прицелом армейского "Кольта" федерального лейтенанта. Разумеется, оба они были одеты в пятнистые кепки, накидки и брюки ривингтонцев.
   - Ну-ка, смирно, - рявкнул лейтенант. Пленные даже не думали пошевелиться, пока не увидели Ли и Гранта. Тогда они поднялись, медленно, словно демонстрировали, что поступили бы точно так же и без приказа.
   Один из них приподнял свою плоскую, уродливую кепку таким жестом, словно та была кавалерийской шляпой с плюмажем.
   - Генерал Ли, - сказал он, кланяясь. - Позвольте представить вам моего соратника, Виллема ван Пелта.
   - Господин де Байс. - Изящный поклон, как у Джеба Стюарта, напомнил Ли его имя.
   - Вы знакомы с этим парнем? - Голос Гранта вдруг стал жёстким и подозрительным.
   - Знаю, к своему огорчению, - прорычал Ли. Без лишних представлений друг другу, он продолжил: - Какого чёрта вы тут делаете, господин де Байс?
   Глаза Конрада де Байса были большими и невинными. Глаза североамериканской рыси за мгновение до прыжка тоже всегда невинны. Ли гадал, каким образом солдатам северян удалось скрутить человека с такими боевыми навыками.
   Ривингтонец сказал:
   - Мы просто ехали продать несколько винтовок, генерал, спортивное оружие, так сказать. Так нельзя, что ли?
   - А разве можно подливать масло в огонь? - возразил Ли.
   Де Байс по-прежнему выглядел самой невинностью. Его соратник Виллем ван Пелт был крупным флегматичным человеком и был похож на дурачка; Ли был убеждён, что это всего лишь фасад, как и невинность де Байса.
   - Кому вы намеревались продать винтовки? - спросил Грант.
   - А, покупатели всегда найдутся, - легкомысленно произнёс де Байс.
   - Никаких сомнений, - сказал Ли.
   Он мог представить, какого сорта людей де Байс имел в виду - рейдеров, налетающих на небольшие городки накануне выборов, или в день выборов, дабы убедиться, что местные голосуют как надо. Он повернулся к Гранту.
   - Выйдем на минуточку, сэр?
   Снаружи они оставались отнюдь не минуточку. Когда они вернулись, Ли заявил:
   - Господин де Байс, генерал Грант милостиво согласился приобрести все ваши винтовки, а также патроны к ним.
   Эти слова вынудили ривингтонцев, словно бы прикрыться щитами от всего мира. Впервые заговорил Виллем ван Пелт:
   - Нихрена мы не продадим таким как этот.
   - О, господа, он готов предложить вам лучшую цену, чем кто-либо другой, - сказал Ли.
   Грант кивнул.
   - Именно так. - Он полез в карман брюк и извлёк оттуда серебряный доллар, который бросил под ноги Конраду де Байсу. - Вот, за всё сразу.
   Щёки де Байса озарились краской ярости.
   - Пошёл ты на хер со своим долларом.
   - Лучше возьми, - сказал ему Грант. - С ним ты и твой дружок можете вернуться обратно в Теннеси. Без него вы поедете на север для дальнейших вопросов - многочисленных вопросов.
   Виллем ван Пелт пошевелил челюстью и напрягся, будто собирался что-то сделать. Лейтенант федералов, настороженный молодой человек, шевельнул револьвером.
   - Спокуха, Виллем, - сказал де Байс, касаясь руки ван Пелта. Он бросил взгляд дикой кошки в сторону Ли.
   - Значит, вы больше настроены работать с янки, чем с нами, генерал? Обещаю, мы это припомним.
   - У Соединенных Штатов есть дела в Кентукки и Миссури до июня, к тому же они соблюдают наше соглашение. Вам, сэр, тут не место, особенно, когда вы возите оружие. А теперь садитесь на лошадей и езжайте отсюда, и считайте, что вам повезло, что у вас есть такая возможность. - Ли повернулся к Гранту. - Вероятно, вашим лейтенантам придётся сопровождать их какое-то время, пока они не пересекут границу. - Затем он обратился к де Байсу тоном, преисполненным предупреждения: - Вы лично и ваши коллеги несёте ответственность за жизни этих федералов.
   Грант хмыкнул.
   - Кажется, вам не следует об этом тревожиться, генерал, поскольку именно мои парни захватили этих ребят.
   - Они бы никогда нас не взяли, если бы не застали меня в кустах со спущенными штанами, - прорычал Конрад де Байс. Хмыканье Гранта переросло в хохот.
   Ли тоже рассмеялся, однако он был склонен поверить ривингтонцу. С чудесными винтовками или без них, но эти люди необычайно опасны, и лично де Байс - один из самых опасных.
   - Запомните мои слова, - строго сказал Ли, и к собственному облегчению, заметил, что оба ривингтонца неохотно кивнули.
   Вместе с федералами они выехали из Томпкинсвилля тем же днём. Грант остался в городе дожидаться лейтенантов, чтобы вместе с ними отвезти винтовки на север. Ли и Маршалл отправились в Боулинг-Грин. Когда они выехали за пределы Томпкинсвилля, Маршалл произнёс:
   - Сэр, вы считаете уместным выдать янки несколько дюжин винтовок подобным образом?
   - Если бы я был уверен, что у них нет ни одной, я бы никогда так не поступил, заверяю вас, - ответил Ли. - Но они, очевидно, уже имеют сколько-то образцов, отобранных у пленных или снятых с трупов, как поступали наши бойцы, когда подбирали "Спрингфилды" взамен гладкоствольных ружей, которыми пользовались ранее. К тому же, передав винтовки, я помог ривингтонцам избежать лап северян. Поскольку им ведомо многое помимо АК-47, я счёл их более ценными, нежели оружие.
   - А. В такой постановке, я вас понимаю. - Маршалл провёл ладонью по волнистым светлым волосам. - Порой они кажутся всеведущими, правда?
   - Да, - коротко ответил Ли. Именно это и тревожило его в членах "Движения к Свободной Америке". Спустя мгновение, он добавил: - Всеведущи они или нет, но, кажется, одного они точно не знают.
   - Чего же, сэр? - Голос Маршалла звучал искренне любознательным.
   - Не вмешиваться в нашу политику. - Ли пришпорил коня в рысь. Маршалл последовал за ним. Какое-то время они ехали молча.
  
   Люди спорили даже, когда входили в парк Луисвилля. Была Страстная Пятница. При иных обстоятельствах, все они находились бы в церкви. Однако церковь будет и в Пасхальное Воскресенье, и в следующее воскресенье, и в воскресенье через год. А, вот, президента Соединённых Штатов, пускай, с недавнего времени, бывшего президента, люди, возможно, никогда больше не послушают.
   На всех четырёх углах трибуны развевались американские флаги. На флагах до сих пор были изображены тридцать шесть звёзд, хотя одиннадцать штатов уже вышли из Союза, а ещё два колебались. Кто-то в толпе также размахивал старым знаменем. Впрочем, остальные держали в руках те или иные версии флага Конфедерации. Представители соперничающих фракций уже начали толкаться и пихаться.
   Очки Чарльза Маршалла придавали тому высокомерный вид, когда он обозревал увеличивающуюся толпу. Вероятно, это было неслучайно, поскольку в его голосе звучали именно такие нотки:
   - Учитывая, куда он завёл свою страну, у Линкольна стальные нервы, чтобы являться в Кентукки и звать людей за собой.
   - У Линкольна и в самом деле стальные нервы, - сказал Ли, - к тому же, это его родной штат. Однако я сомневаюсь в его политическом благоразумии приехать сюда - и Сеймур и Макклелан оба опередили его в этом штате, причём Сеймур опередил с огромным отрывом, так, каким образом он намеревается привлечь на свою сторону значительное число избирателей?
   Годом ранее он бы и не стал задумываться над подобными политическими расчётами. Тогда его жизнь была проще, единственной его проблемой было - отбить армию Потомака, едва та придёт в движение. Он всей душой желал вернуть те простые деньки, однако, он понимал, что для этого придётся развязать очередную войну, а это была слишком высокая цена.
   Маршалл начал что-то говорить, но его речь потонула в специфическом рёве, смеси радостных воплей и свиста, издаваемом толпой. Этот звук напомнил Ли локомотив с неисправным котлом. На трибуне стоял человек, ставший причиной появления этой пугающей смеси ненависти и подхалимства, безошибочно высокий и безошибочно тощий, и ждал, пока шум утихнет. Наконец, он дождался.
   - Американцы! - произнёс Линкольн, и одним этим словом привлёк к себе внимание всех, будь то верный сторонник Союза или житель Конфедерации, отрекшийся от этого гордого именования. Линкольн вновь повторил это слово: - Американцы, все вы прекрасно знаете, что я скорее отдал бы свою жизнь до последней капли крови, лишь бы не видеть нашу прекрасную страну разделённой надвое.
   - С божьей помощью, мы за тебя всё исправим, - выкрикнул какой-то горлопан, и тут же поднялся целый хор насмешек.
   Линкольн говорил, не обращая на них внимания:
   - Обе стороны прошедшего конфликта говорили на одном языке, воздавали молитвы одному Богу. То, что Он решил даровать победу Югу, я могу лишь стремиться принять - понять его я не могу - поскольку воля Господня истинна и справедлива во всем. Я не испытываю враждебности к людям, которых по-прежнему считаю своими собратьями, и никогда не испытывал.
   - Это не взаимно! - выкрикнул голосистый горлопан.
   Ли считал, этот парень неправ, хотя в более простые времена войны, согласился бы с ним. Линкольн действительно видел государство единым, а не федерацией независимых штатов, и действовал согласно своим убеждениям, хоть Ли и считал, что он заблуждался в своей вере.
   Пока же он продолжал:
   - Вы отвергли меня, возможно, так и должно быть, видя, как я не смог сохранить Союз, который поклялся защищать и оборонять. Но я лишь один единственный маленький человек. Поступайте со мной, как посчитаете нужным - иного я и не заслужил. Однако я умоляю вас, жители Кентукки, всем сердцем, всей душой, всем разумом - не отвергайте Соединённые Штаты Америки.
   Последовали новые недовольные выкрики, им сопутствовали крики поддержки. Линкольн игнорировал и то и другое. У Ли сложилось странное впечатление, будто этот человек, что сейчас стоял на трибуне, разговаривал сам с собой, одновременно изо всех сил стараясь, чтобы его услышал кто-нибудь ещё.
   - Важные принципы могут - и обязаны быть - неизменными. Обе наших страны заявляют о свободе, но мы не всегда вкладываем в это слово одинаковый смысл. В Соединённых Штатах свобода означает, что каждый человек волен распоряжаться как самим собой, так и своим трудом; на Юге же, то же самое слово означает, что одни люди могут поступать как пожелают с другими людьми и результатами их трудов. Для лисицы, что крадёт курицу у фермера - это свобода, но, как вы считаете, согласна ли с этим птица?
   - Как добропорядочный селянин, Эйб опять заговорил о лисах и курятниках, - с насмешкой в голосе произнёс Чарльз Маршалл.
   Ли решил было кивнуть, но передумал.
   Да, сравнение было не из тех, что он мог вообразить себе исходящим из уст Джефферсона Дэвиса, однако оно подсвечивало мнение Линкольна гораздо ярче, чем многие более отточенные фразы. И мнение это было не так уж плохо. Ли охватило неприятное чувство от того, что ему более симпатичны враги его страны, нежели такие друзья, как члены "Движения к Свободной Америке".
   Линкольн произнёс:
   - Жители Кентукки, граждане Америки, если вы проголосуете за Юг, вы проголосуете забыть Вашингтона и Патрика Генри, Джефферсона и Натана Хейла, Джексона и Джона Пола Джонса*. Помните страну, что основали ваши отцы, помните страну, за которую многие из вас храбро сражались и защищали. Благослови Бог Соединённые Штаты Америки!
   Некоторые радостно кричали; ещё больше народу, решил Ли, улюлюкали. Он обнаружил немалую иронию в том, что трое из перечисленных Линкольном героев "Америки", а именно, Вашингтон, Патрик Генри и Джефферсон, были вирджинскими рабовладельцами. По венам его собственной жены бежала кровь Марты Вашингтон. И Юг чтил отцов-основателей не меньше, чем Север; генерал вспомнил, как приехал в Ричмонд в день рождения Вашингтона, и обнаружил, что военное министерство закрыто. Именно по этой причине на большой государственной печати Конфедеративных Штатов красовался Вашингтон верхом на коне. В этот раз Ли не испытывал никаких симпатий к речам Линкольна.
   Бывший президент США спустился с трибуны. Вместо того, чтобы расходиться, то тут, то там толпились люди и спорили, стоя нос к носу друг к другу, кричали и размахивали руками. Но никаких погромов за речью Линкольна не последовало. Учитывая взрывоопасность Луисвилля - да и всего Кентукки заодно с Миссури - Ли не мог не испытывать облегчения. Вслед за ним шагал Маршалл, прокладывая путь к Линкольну сквозь редеющую толпу. Он был высоким человеком, а Линкольн, особенно когда водрузил обратно на голову цилиндр, что держал в руках во время речи - возможно, самым высоким человеком в парке. Держать бывшего президента в виду удавалось без труда.
   Вскоре Линкольн заметил Ли. Он дождался, пока тот подойдёт.
   - Господин президент, - сказал Ли, склонив голову.
   - Уже нет, - сказал Линкольн. - И мы оба знаем, чья в этом вина, не так ли?
   "Ривингтонцев", - подумал Ли. Без них, без того, что они сделали, Линкольн остался бы президентом, президентом страны, намерившейся отомстить неудачно отделившимся южным штатам. И всё же, в его голосе не слышалось горечи, он звучал иронично-веселым, словно беседовал о мирских невзгодах с другом. Как бы ни старался, Ли не видел в этом высоком миролюбивом человеке людоеда, каким обрисовал его Андрис Руди.
   Однако всё это уже было неважно. Линкольн больше не жил в Белом Доме и то кошмарное будущее больше не наступит. Ли спросил:
   - Какие у вас теперь планы, сэр?
   - До самых выборов я нацелен ездить по Кентукки и Миссури будто Сатана меж этим светом и тем, и делать всё возможное, дабы удержать их в Союзе, - сказал Линкольн и пошутил над самим собой, добавив: - Впрочем, думаю, некоторые жители обоих штатов уже и так полагают меня за дьявола. После этого... - Его голос стих. - После этого я намереваюсь вернуться в Спрингфилд, заниматься адвокатской практикой и стареть. Когда я был моложе, то считал, что мне не избежать забвения, поэтому вернуться к этому будет несложно. Может, когда-нибудь, я напишу книгу о том, как всё могло бы стать лучше, если бы не Бобби Ли.
   - Надеюсь, вы простите меня, сэр, но всё и так стало лучше, - сказал Ли.
   - Вам не требуется моего прощения, генерал, хоть вы и достаточно вежливы, чтобы об этом попросить. Даже по вашей южной конституции, у каждого есть право на собственное мнение, да? Кандид* до самого конца верил, что всё к лучшему в этом лучшем из миров. - Линкольн сухо рассмеялся. - Какая вообще разница, что я думаю? Я вернусь обратно в тень. Однако вы, генерал, ваше будущее освещено светом факелов и устлано золотом.
   - Это вряд ли, сэр, - сказал Ли.
   - Да? А где ещё может оказаться благородный вирджинец как не во главе... своей страны? - Рот Линкольна искривился. Даже теперь, спустя год после того, как Юг отвоевал независимость, признание Конфедерации причиняло ему боль.
   Ли также гадал, была ли эта цитата из Шекспира комплиментом или саркастическим замечанием. Он ответил:
   - Я горд служить своему штату и стране, в каком бы качестве меня ни выбрали.
   Линкольн смотрел на него сверху вниз. Как всегда, Ли это привело в замешательство - в разговоре он привык занимать более высокие позиции.
   - Служение стране - это очень хорошо, генерал, однако, когда придёт час, будете ли вы способны повести её туда, куда она, по вашему мнению, должна идти?
   Он не стал дожидаться ответа, коснулся поля цилиндра и удалился.
   Чарльз Маршалл уставился на него.
   - Как Север мог настолько обмануться, чтобы выбрать этого человека президентом?
   Он сделал пару шагов, передразнивая разболтанную походку Линкольна.
   - Полагаю, он и сам в курсе, что странно выглядит. Однако он знает, какие вопросы нужно задавать.
   Ли также глядел Линкольну вслед, пока тот не исчез среди ив, нарядившихся в юбки из весенних листьев. Вопрос, и правда, правильный: если он скажет, что рабство когда-нибудь закончится, кто на Юге станет его слушать?
  
   - Прошу прощения, что прерываю ваш ужин, генерал Ли, сэр, - сказал мальчик-посыльный, вываливая ворох телеграмм на стол Ли в обеденном зале "Галт Хаус".
   - Всё в порядке, сынок.
   Ли приподнял бровь, не без веселья разрешая ему уйти. Телеграммы, точно пьяница, уже прислонились к блюду с фаршированной уткой, миске с бобами, соуснице, бокалам; они полностью скрыли хлеб и подносы с закусками. Ли продолжил:
   - Очевидно, и этим вечером мне суждено больше читать, чем есть.
   Мальчик-посыльный, вероятно, не услышал последнее предложение - он уже спешил обратно на телеграф за новой порцией посланий. Генерал Грант сказал:
   - Когда вы с ними закончите, сэр, не будете ли вы так любезны передать их мне...
   - Разумеется.
   Ли перебирал кучу по одной телеграмме, периодически прерываясь, чтобы отрезать еще ломтик бараньего седла, что лежал перед ним. Позади него стоял цветной мальчишка, который размахивал опахалом из павлиньих перьев, разгоняя душный июньский воздух, что по вечерам стоял в Луисвилле.
   - Потише там, - предупредил его Ли, когда стопка бумаг шелохнулась. - Ты же не хочешь сдуть их в суп, правда?
   Маленький раб хихикнул и покачал головой.
   Ли разгрёб кучу.
   - Крупных проблем тут нет, - сообщил он Гранту.
   Генерал федералов также зарылся в стопку.
   - Кажется, у меня тоже ничего. - Он достиг конца практически одновременно с Ли. - Мы будем обмениваться пленными?
   В ответ на рапорты от федеральных наблюдателей Гранту, Ли передал ему послания, что получал от инспекторов Конфедерации. Как Грант и сказал, в целом, голосование прошло гладко. С некоторых участков на юге и западе Миссури пока не докладывали. Ли подозревал, что в тех местах никто и не голосовал; невзирая на перемирие, невзирая на оккупационные войска федералов, гражданская война там продолжалась. Но те места и так были мало населены. Даже если бы там все поголовно проголосовали за Конфедерацию, штат всё равно останется в Союзе.
   Кентукки же - совсем другое дело. Грант признал это, сказав:
   - В ближайшее время, генерал Ли, я перенесу свою штаб-квартиру в Сент-Луис, дабы оставаться на территории, подчиненной Соединенным Штатам.
   - Вероятно, вы сочтёте его более благоприятным, нежели Луисвилль, учитывая ваши прежние связи с этим городом, - сказал Ли.
   - Сомневаюсь.
   Лицо Гранта никогда не было выразительным, однако голос его потух.
   - Когда я там жил, я был не в армии - на мели, можно и так сказать, так что мои воспоминания вряд ли можно назвать счастливыми. К тому же, как вы понимаете, сэр, я не могу возрадоваться от того, что Кентукки проголосовал за выход из Союза, которому я обязан всем, что у меня есть в этом мире.
   - Отдаю должное искренности ваших чувств, более того, я ею восхищаюсь. Надеюсь, вы понимаете, что жители Кентукки также искренни в своих.
   Практически четыре против трёх, граждане Кентукки выбрали связать свой удел с Югом.
   Грант произнёс:
   - Я это осознаю, и всё же, признать этот факт мне будет крайне непросто. Откровенно говоря, ценности Юга - это худшие из тех, ради которых люди вообще когда-либо брались за оружие, и которым нет ни малейшего оправдания. Меня всегда удивляло, что вы так долго и так яростно сражались за столь эталонно неправедное дело.
   - Мы, в свою очередь, были несказанно удивлены решимости Соединенных Штатов потратить столько денег и жизней, дабы попытаться силой восстановить верность, которой Юг более не желал придерживаться добровольно.
   - К добру ли, к худу ли, но всё, кажется, закончилось. Если вы навестите меня в Сент-Луисе под мирным флагом, генерал, будьте уверены, я с радостью вас приму. - Грант поднялся. - Теперь, надеюсь, вы меня извините. Я нахожу, что мне ужин в горло не полезет, пока я вынужден наблюдать, как от Союза отрывают ещё один штат.
   Ли тоже поднялся и пожал Гранту руку.
   - Кентукки не "отрывают", - сказал он. - Он уходит по доброй воле.
   - Слабое утешение, - сказал Грант и вышел из-за стола.
   Вместо того, чтобы отправиться наверх в свой номер, он пошёл в бар и начал пить. Хоть он и оставался трезв до самого дня выборов, когда Ли поднимался к себе, он всё ещё сидел на барном стуле, и оставался там, уснувший, вусмерть пьяный, когда Ли спускался на завтрак следующим утром.
   - Мне его разбудить? - спросил Чарльз Маршалл, с отвращением глядя на расползшуюся фигуру Гранта.
   - Оставьте его, майор, - сказал Ли.
   Маршалл с любопытством взглянул на генерала. Тот едва не добавил: "Лишь милостью Божьей на его месте не я", но в последний момент решил промолчать. Не в первый раз он задумался над тем, как могла сложиться его жизнь после поражения в Ричмонде. Он подозревал, что не очень хорошо - кому какое дело до командующего проигравшей стороны?
   Джорджу Макклелану следовало додуматься до этой мысли до того, как он ввязался в безнадежную гонку за президентское кресло, подумал Ли. Впрочем, у Макклелана с мыслями всегда было не очень. От этого ехидного размышления его собственное чувство юмора воспрянуло духом. Ли сел за стол в ожидании меню на завтрак.
  
   *XII*
  
   Летнее солнце немилосердно давлело на главной площади Нэшвилля. Клёны, что росли вдоль Вашингтон и Элстон-стрит, давали небольшую тень, но совершенно ничего не могли поделать с жарой или удушающей влажностью. Когда по Вашингтон на запад пронеслась коляска, она подняла такую тучу пыли, что Нейту Коделлу припомнились дни на марше в армии. И всё же, несмотря на зверскую погоду, напротив здания суда округа Нэш собралась многочисленная толпа.
   - Что происходит? - спросил Коделл у человека, который, казалось, находился на грани того, чтобы расплавиться в сюртуке, жилете, шейном платке и цилиндре.
   - В полдень открывается ниггерский аукцион, - ответил тот мужик.
   - Сегодня? - Коделл, который мог позволить себе раба не больше, чем частный железнодорожный вагон, и локомотив, что его потащит, проскользнул по краю толпы и направился в лавку Рэйфорда Лайлса. Входная дверь оказалась закрыта. Коделл почесал голову - за исключением воскресных дней, Лайлс никогда не закрывал лавку. Затем он заметил торговца среди ожидавших аукциона людей. Значит, Лайлс всерьёз вознамерился приобрести слугу.
   Коделл узнал ещё несколько потенциальных покупателей, среди них был Джордж Льюис; его бывший капитан избрался в законодательное собрание штата, и в последнее время чаще бывал в Роли, чем в округе Нэш. Льюис тоже заметил Коделла и помахал ему рукой. Коделл помахал в ответ. Пришлось взять себя в руки, чтобы не вытянуться по стойке "смирно" и не отсалютовать.
   Однако в толпе было и немало незнакомцев. До Коделла донёсся мягкий говор жителей Алабамы и Миссисипи, а пара человек разговаривала с гнусавым произношением техасцев, какой он помнил с армии. Послышался и другой говор, из-за которого он тут же завертел головой. И действительно, неподалёку стояли трое ривингтонцев и вели беседу друг с другом. Невзирая на мир, они по-прежнему предпочитали носить пятнистую будто измазанную грязью форму, какую носили в лагере и в бою. Кажется, они чувствовали себя в ней более комфортно, нежели большинство джентльменов-южан, носивших более официальные одежды.
   Часы на здании суда пробили двенадцать. Те, у кого имелись свои часы, сверили их с городскими. Примерно через минуту колокола баптистской церкви пробили полдень. Ещё через небольшой промежуток времени колокола методистской церкви, что располагалась дальше по Элстон-стрит, также огласили начало часа. Коделл гадал, какие часы шли верно, если вообще хоть одни. На деле, для него это не имело значения; кому, кроме железнодорожников, вроде Генри Плезантса нужно знать время с точностью до минуты?
   Несмотря на назначенный час начала, аукцион по продаже рабов не показывал никаких подвижек к открытию. Судя по тому, как люди продолжали болтать, курить и нюхать табак, большинство из потенциальных покупателей этого и не ожидало. Однако ривингтонцы начали нервничать. Один из них бросил взгляд на запястье - Коделл заметил, что там он носил крошечные часы, привязанные к руке кожаным ремнём. Через несколько минут ривингтонец вновь посмотрел на наручные часы. Когда и после третьего раздражённого взгляда ничего не произошло, он выкрикнул:
   - Ну, и какого хера ждём?
   Его нетерпение завело толпу, подобно тому, как капсюль поджигает порох в патроне "Спрингфилда". В одно мгновение сразу дюжина мужчин принялась кричать, чтобы там пошевеливались. Если бы ривингтонец промолчал, они простояли бы так целый час без единой жалобы.
   Из суда выбежал мужчина в костюме пижонского сверх нормы покроя, и вскочил на спешно возведенную перед зданием трибуну. Промедлив, дабы сплюнуть табачную жижу в пыль, он произнёс:
   - Скоро начнём, джентльмены, обещаю. А когда вы узрите добротных ниггеров, что Джозайя Э. Берд выставляет на продажу. - Он слегка приосанился, дабы все поняли, что он и есть означенный Джозайя Э. Берд. - Вы обрадуетесь, что дождались, гарантирую.
   Его сияющее лицо излучало искренность. Коделл сразу же преисполнился к нему недоверием.
   Следующие несколько минут он беспрестанно болтал. Ривингтонцы вновь начали проявлять нетерпение. Не успела толпа вновь разразиться криками, как из здания суда вышел чернокожий мужчина и встал рядом с Джозайей Бердом. Аукционист произнёс:
   - Итак, джентльмены, первый в списке, отличный полевой работник и чернорабочий, негр по имени Коламбус, тридцати двух лет.
   - Дай глянуть на него, - крикнул один из техасцев.
   Берд повернулся к Коламбусу.
   - Заголяйся, - коротко бросил он.
   Чернокожий стянул с себя рубашку из грубого хлопка, спустил штаны.
   - Повернись, - сказал аукционист.
   Коламбус подчинился. Берд повысил голос, обратился к аудитории:
   - Теперь вы его видите. На спине ни отметины, как вы и сами заметили. Он послушный и старательный. Господи, это отличный хлопковый ниггер! Гляньте на его пальцы на ногах, на руках. Гляньте на эти ноги! Ежели у вас хорошая почва, берите его и доверьтесь провидению, друзья мои. Он отлично управится с десятью тюками, как я со стаканом джулепа*, уже к одиннадцати часам дня. Так, что я получу за этого прекрасного самца ниггера?
   Торги начались с пятисот долларов и цена быстро росла. Техасец, что захотел увидеть Коламбуса целиком, приобрел его за 1450 долларов. Даже с учётом по-прежнему высоких цен, сумма получилась немалая, но мужчина выглядел невозмутимо.
   - Если я продам его завтра в Хьюстоне, то верну обратно четыре сотни, - заявил он тем, кто соблаговолил его слушать. - Ниггеры по-прежнему чертовски в цене повсюду за Миссисипи.
   На трибуну взобрался следующий чернокожий.
   - Второй в списке, - сказал Берд. - Превосходный полевой работник и разнорабочий по имени Док, негр двадцати шести годов от роду. - Не дожидаясь требования покупателей, он приказал: - Заголяйся, Док.
   - Есссэ'. - Речь у негра Дока была тягучей, словно патока.
   Он стянул рубаху и штаны и повернулся раньше, чем ему приказали. Его спина, как и у Коламбуса, никогда не знала кнута, однако на внутренней стороне бедра, сантиметрах в пятнадцати ниже гениталий, виднелся уродливый шрам.
   Джозайя Берд вновь начал восхвалять покорность раба. Едва он успел начать говорить, как Джордж Льюис произнёс:
   - Э, погодите-ка! Слышь, бой*! Где это ты получил пулевое ранение?
   Док поднял голову. Он смотрел прямиком на Льюиса.
   - Да неподалеку от Уотер Пруф, Луизиана, в том годе, от Бедфорда Форреста. Меня он повязал, а друганы мои трое удрали.
   Аукционист изо всех сил попытался повернуть дело так, будто Док никогда не держал в руках оружие против Конфедерации. Торги тут же замедлились, и итоговая сумма едва перевалила за восемь сотен. Раба купил один из ривингтонцев. Расплатился он золотом, что немного восстановило воодушевление Джозайи Берда.
   Едва Док спустился с трибуны, как ривингтонец сообщил ему:
   - Работай как следует, и всё будет путём, бой. И не задирай нос из-за того, что когда-то держал оружие. Я могу разобраться с тобой каким угодно способом, какой назовешь: на кулаках, топорах, кнутах, оружии, как угодно. Если захочешь попробовать, просто скажи мне, только, выкопай перед этим себе могилу. Ты меня понял?
   - Вам надо нет со мной разбираться, хозяин - закон ваша сторона, - сказал Док.
   Однако прежде чем ответить, он смерил нового хозяина взглядом, и убедился, что ривингтонец говорил серьёзно и мог подтвердить свои слова, не прибегая к силе закона. Он кивнул, скорее, как равный равному, а не раб хозяину, но, тем не менее, уважительно.
   Коделл решил, что подчинение негра разумно - если только он действительно подчинялся, а не притворялся. Если притворялся, он, скорее всего, об это пожалеет. Коделл сам видел, что ривингтонцы - очень необычные бойцы.
   На трибуну поднимались и другие рабы. У некоторых спины были в шрамах. На парочке обнаружились пулевые раны. Один чёрный, когда его спросили, сказал, что принадлежал к 30-му коннектикутскому, и был ранен у Билтона. Коделл нахмурился, поскольку Ли приказал обращаться с пленными неграми так же, как и со всеми остальными. Кто-то нажился на нарушении приказа.
   Ривингтонцы купили большую часть рабов с пулевыми ранами, причём задёшево. Тех, кого не купили они, приобрели техасцы. Коделл подозревал, что они попытаются перепродать их у себя на западе, тем соотечественникам, кому позарез требовались рабочие руки, и которые, возможно, не опознают пулевое ранение.
   - Семнадцатый в списке, - вскоре произнёс Берд. - Добротный кожевенник и каменщик по имени Уэстли, гриф* двадцати четырёх лет от роду.
   Стоявший рядом с ним Уэстли был чуть светлее большинства своих предшественников. У грифов была четверть белой крови и три четверти чёрной.
   Торговались оживлённо. Рэйфорд Лайлс раз за разом тянул руку. Коделл понимал почему - раб с такими желанными навыками как кожевенное дело и кладка кирпича, быстро сможет обучиться помогать в магазине, и заработает Лайлсу дополнительные деньги за то, что тот будет сдавать его в аренду местным.
   Однако когда цена за грифа приблизилась к двум тысячам долларов, Лайлс сдался, издав полный отвращения рык. Ривингтонец и парень то ли из Алабамы, то ли из Миссисипи торговались так, словно сидели за покерным столом, имея каждый на руках "флэш". Наконец, житель глухого Юга сдался.
   - Продано за 1950 долларов, - выкрикнул Джозайя Берд.
   - Хозяин, ежли вы оставлять мне чутка денег, что выручить за моя аренда, я очень хорошо на вас работать, - сказал Уэстли, когда новый хозяин подошёл, чтобы забрать его с трибуны.
   Ривингтонец рассмеялся над ним.
   - А кто сказал, что тебя будут сдавать в аренду, кафр? Работать ты будешь только на меня, и больше ни на кого.
   Лицо грифа вытянулось, но иного выбора, кроме как следовать за тем, кто его купил, у него не было.
   Было продано ещё больше полевых работников, затем настал черёд кирпичника и каменщика по имени Андерсон. Аукционист сиял будто восходящее солнце, пока цена за негра всё росла и росла. И снова в торгах участвовал Рэйфорд Лайлс, и снова он сдался. Парень из глухого Юга, что торговался за Уэстли, закончил дело тем, что купил Андерсона за 2700 долларов, когда противостоящий ему ривингтонец внезапно вышел из торгов. Когда он подходил к Джозайе Берду, чтобы расплатиться, то уже не выглядел счастливым. Коделл не мог его в этом винить. Кто-то в толпе заметил:
   - Чёрт побери, ты мог бы меньше чем за 2700 купить себе конгрессмена.
   Когда список мужчин-рабов Берда закончился, он продал несколько женщин, несколько, как мужчин, для работы в поле, и несколько поварих и белошвеек.
   - Вот негритянка по имени Луиза, - выкрикнул он, когда на трибуну поднялась очередная девка. - Ей двадцать один год, первоклассная повариха и отличная по приплоду. Ну-ка, скажи джентльменам, сколько мелких негритят у тебя уже было, Луиза?
   - Ужо четверо, сэ', - ответила та.
   - И способна на многих ещё, - заявил аукционист. - И каждый принесёт своему владельцу чистую прибыль. Ещё она - очень добропорядочная девка.
   Он повернул её, дабы показать абсолютно чистую спину. Она заработала Джозайе Берду почти столько же, сколько и Андерсон, и выглядела самодовольно, когда купивший её техасец, уводил её прочь. Коделл знал, что некоторые негры очень гордились тем, что за них дали высокую цену. Это было более чем разумно: вложив крупные средства в одушевлённую собственность, её владелец, скорее всего, будет лучше с ней обращаться.
   Работорговец оглядел аудиторию. По его лицу расплылась улыбка.
   - А теперь, джентльмены, в качестве piece de resistance*, я продемонстрирую вам девку-мулатку по имени Жозефина, девятнадцати лет, которая прекрасно обращается с иголкой и нитью.
   Когда Жозефина поднялась на трибуну и встала рядом с Бердом, у Коделла перехватило дыхание. Он мгновенно и резко закашлялся. Как и большинство мужчин, что её видели. Она стоила каждого слова высказанного о ней восхищения, и даже более. Возможно, в ней имелась частица индейской крови, равно как и белой и негритянской; доказательством этому служили её скулы, слегка раскосые глаза и изящный изгиб носа. Её идеально гладкая кожа была причудливого цвета кофе со сливками.
   - Я бы отыграл этот номер, с короной али без нее, - хрипло произнёс мужчина, стоявший рядом с Коделлом. Школьный учитель заметил, что кивает. Девушка-рабыня выглядела просто ошеломительно.
   Вместо того, чтобы показать её спину, как в случае с предыдущими девками, аукционист расстегнул её платье и позволил тому упасть на пол. Под ним она была голой. Покашливания со стороны толпы всё усиливались и усиливались. Её груди, подумал Коделл, просто просились в мужскую ладонь; их крохотные соски вызвали у него мысли о сладком шоколаде. Джозайя Берд повернул её спиной. Сзади она была не менее прекрасна, чем спереди.
   - Надевай платье обратно, - сказал аукционист девушке. Пока та, подчинившись, склонялась, он выкрикнул: - Итак, джентльмены, что предложите?
   К удивлению Коделла, торги начались неторопливо. Спустя мгновение, он догадался: все понимали, насколько дорогой она может оказаться и никто не желал рисковать деньгами. Однако цена за Жозефину стабильно росла, за 1500, за 2000, за 2500, за 2700 долларов, которые были отданы за опытного каменщика, за 3000. Участники торгов отваливались один за другим, ворча от разочарования.
   - Три тысячи сто пятьдесят, - наконец, произнёс Джозайя Берд. - Услышу ли я 3200?
   Он взглянул на алабамца, который продержался все торги. Мужчина с дальнего юга жадно смотрел на Жозефину, однако, в итоге покачал головой. Работорговец надул губы в лёгком вздохе.
   - Кто-нибудь ещё даст 3200? - Никто не ответил. - Три сто пятьдесят, раз. - Пауза. - Три сто пятьдесят, два. - Берд хлопнул в ладоши. - Продано за 3150 долларов. Подойдите сюда, сэр, подойдите.
   - О, сейчас я подойду, не пугайтесь, - отозвался ривингтонец, который только что приобрёл Жозефину. Толпа расступилась в стороны подобно водам Красного моря, отдавая дань уважения тому, кто потратил такие деньги за движимое имущество.
   Ривингтонец залез в рюкзак, вытащил оттуда бумажную скрутку с золотыми монетами, за ним ещё одну и ещё.
   - Тут сто пятьдесят унций золота, - сказал он, затем развернул очередную скрутку и отсчитал ещё тринадцать монет. Деньги он протянул Берду скрутка за скруткой, затем по одной передал монеты. Когда он, наконец, закончил, работорговец стал обладателем более чем тринадцати фунтов золота и слегка пришибленного выражения лица.
   С деланным равнодушием ривингтонец произнёс:
   - Вместе с девкой, вы должны мне одиннадцать долларов.
   - Да, сэр, - отозвался Джозайя Берд, даже не оспаривая подсчёты. Он отсчитал деньги из пухлой пачки купюр, что уже заработал этим днём. - Позвольте узнать ваше имя, сэр, чтобы выписать купчую.
   - Я Пит Хардье. П-и-т Х-а-р-дь-е. Запишите правильно.
   - Повторите ещё раз, сэр, чтобы всё точно было. - Берд записал, затем выпрямился и повернулся к Жозефине. - Иди, гёрл*, иди к нему. Он купил тебя, ты теперь его.
   Передвигаясь с грацией, которая не уступала ее красоте, Жозефина спустилась с аукционной трибуны. Пит Харди схватил её за запястье. Девушка стояла прямо, ни отталкивая его, ни пытаясь прижаться к нему. Толпа одновременно охнула от зависти. Парень из Алабамы, чья ставка была предпоследней, спросил:
   - Скажите, сэр, а что вы намерены с ней сделать, купив?
   Харди запрокинул голову и шумно расхохотался.
   - А, вы сами, сэр, как думаете, бля, что я намерен с ней сделать? То же, что и вы, если бы она досталась вам.
   Алабамец тоже рассмеялся, но с сожалением. Коделл случайно видел при этом лицо Жозефины. Оно застыло, будто жир на остывшей сковородке. Возможно, она надеялась, что ривингтонец будет отличаться от остальных не только лишь по одежде. Столь скорое осознание противоположного, не могло быть для неё ничем, как жестоким разочарованием.
   - За очень разумную цену, джентльмены, я могу предоставить кандалы, дабы ваше движимое имущество не стало более движимым, чем вам надо. - Джозайя Берд усмехнулся собственному остроумию. Несколько человек подошли приобрести оковы.
   Коделл направился прочь с городской площади. Для него аукцион по распродаже рабов не был ничем иным, как способом провести длинный субботний день. О собственном рабе он не смел и мечтать, особенно летом, когда школа закрыта. Репетиторство, написание писем для неграмотных горожан и переписка начисто окружного делопроизводства помогали ему не голодать, но не более.
   Его догнал Джордж Льюис.
   - Как поживаете, Нейт?
   - Вполне неплохо, благодарю вас, сэр. - Хоть Льюис уже и не капитан, он занимал довольно высокую должность в округе Нэш, поэтому Коделл обращался к нему со всем почтением. - Я заметил, вы сегодня не купили ниггеров.
   Я и не планировал. У меня их достаточно для той площади табака, что я возделываю - возможно, даже слишком. Меня больше интересовало состояние цен, на случай если я решу продать парочку.
   - О. - Коделл уже очень давно понял, что состоятельным человеком ему не стать. Это знание его уже не беспокоило. Порой, как сейчас, он даже слегка веселел, когда слышал о тревогах обеспеченных людей. "Не многовато ли у меня рабов на земле? Может, продать парочку?". Нет, подобные проблемы его никогда заботить не будут.
   Должно быть, некоторые его мысли отразились на лице. Джордж Льюис хлопнул его по спине и произнёс:
   - Если у вас трудности, Нейт, дайте знать. Пока могу, я не намерен оставлять без поддержки тех, кто служил в моей роте.
   С упрямой гордостью, Коделл ответил:
   - Вы очень добры, сэр, но у меня всё хорошо. - Льюис приподнял бровь, вежливо усомнившись. - Многим намного хуже, чем мне. - Не сдавался Коделл.
   - Всё же, у большинства есть фермы, дабы на столе появлялась еда, - сказал Льюис.
   Коделл покачал головой, начиная злиться. Льюис пожал плечами.
   - Ладно, Нейт, раз уж вы так хотите, то так тому и быть. Если вдруг передумаете, спросите меня о чём угодно.
   - Так и сделаю, - сказал Коделл, зная, что не сделает.
   Всё же его тронула забота Льюиса. Дети капитана в школу Коделла не ходили; Льюис мог позволить себе место получше. Однако он заботился и о богатых и о бедных. Прошлой осенью Коделл без сомнений проголосовал за него, и сделает это ещё раз, если он решит переизбраться.
   Льюис попрощался и ушёл. Коделл уже намеревался вернуться в свою комнату, когда его окликнул Рэйфорд Лайлс.
   - У меня для тебя письмо, Нейт. Дай, только откроюсь.
   Коделл вернулся к магазину. Лайлс повертел ключом и распахнул входную дверь. Он встал за стойку.
   - Вот, держи. От твоей подружки из Ривингтона.
   - Она мне не подружка, - сказал Коделл, хоть и продолжал каждый раз получать письма от Молли Бин и писать ей сам.
   - Ей же хуже, если нет, учитывая, что я желаю всему и всем в этом Ривингтоне сгореть в адском огне, и будь она твоей подружкой, я бы исключил ее из своего пожелания.
   - Хотел бы, чтобы вы так и поступили, мистер Лайлс, - сказал Коделл.
   - Только потому что это ты меня просишь, Нейт.
   Лайлс продолжил костерить Ривингтон и всех его жителей с такой энергией и изобретательностью, какой Коделл не слышал с тех пор, как однажды возница армейских мулов пытался словесным образом содрать шкуру с этих чудовищ, когда те застряли в дороге, которая после недельных дождей превратилась в натуральное болото.
   - А хуже всего то, что у них всех золото сыпется из жопы заместо говна. Три страшные тысячи сто пятьдесят долларов за эту девку-мулатку? Да поджарь меня дьявол на завтрак, Нейт, чего такого, бляха-муха, он сможет от неё получить, чего не получит в борделе за пару монет? От того, что это дорого, оно лучше ощущаться же не будет, правда?
   - Полагаю, нет, - сказал Коделл после паузы, которую вызвала мысль о том, чем Молли торгует в Ривингтоне.
   Лавочник даже не заметил, что ответили ему с запозданием. Лайлс разошелся, словно Миссисипи во время половодья. Он также перешел к тому, что волновало лично его:
   - Или тот гриф Уэстли, или тот ниггер Андерсон, почти две тысячи за первого две семьсот за второго, Господи Иисусе! Я и на других аукционах бывал, и там всё то же самое. Как ещё человеку получить нужную ему помощь, ежели он никак не способен её даже купить? Ниггеры стали такими дорогими, что без них обходиться становится дешевле. А эти ривингтонцы неслабо так задирают цены, потому что им плевать, сколько они тратят. Что ещё делать порядочному человеку?
   - Продолжать работать как можно лучше - что ещё вам делать? - сказал Коделл.
   Лайлс не был столь богатым, как Джордж Льюис, но он отнюдь не бедствовал. Коделлу едва получалось посочувствовать жалобам лавочника, когда его собственной главной заботой было то, как растянуть имеющиеся средства до конца лета, чтобы расплатиться с вдовой Биссет за комнату и питаться чем-то получше, нежели кукурузный хлеб и бобы.
   Однако Лайлс уставился на Коделла поверх очков.
   - У молодых нынче совсем никакого уважения к старшим.
   Коделл посмотрел на него в ответ. Будучи сам тридцати четырёх лет от роду, он едва ли считал себя сопляком. А Рэйфорд Лайлс, у которого магазин полон всякого добра, которого всё прибывает, поскольку война и блокада ему больше не досаждают, мог бы и поуважительнее обращаться с теми, кто сражался за то, чтобы его торговля продолжалась. Эллисон Хай был прав - с окончанием войны, у людей оказывается очень короткая память на то, что это такое. Он подумал, как там поживает Эллисон у себя в округе Уилсон, и почувствовал укол вины за то, что не интересовался этим уже несколько недель. Ну, точно - короткая память.
   Он сказал:
   - Проехали, мистер Лайлс. Наверное, всем нам нужно продолжать работать как можно лучше.
   Не дожидаясь ответа, он вышел обратно в пекло городской площади. Колокольчик над дверью возвестил, что та закрылась.
   Он медленно пошел назад в дом вдовы Биссет; передвижение иным способом могло повлечь за собой тепловой удар. Он снял чёрную фетровую шляпу и принялся ею обмахиваться. Движущиеся воздушные потоки слегка охладили пот, текший по его лицу и капавший с бороды, однако солнце уязвило его макушку со всей своей жаркой яростью. Коделл спешно водрузил шляпу обратно.
   Снаружи он просто поджаривался, но оказавшись у себя в комнате наверху, понял, что начинает вариться в собственном соку. Он не задержался даже, чтобы вскрыть письмо Молли. Схватив снасть и пару крючков, Коделл направился к Стоуни Крик, что к северу от города. Посидеть на берегу под деревом, может, даже разуться и опустить ноги в воду - вот, единственный известный ему способ борьбы с летней жарой. Возможно, даже удастся поймать что-нибудь на ужин и тем самым сэкономить денег.
   Складным ножом он накопал в мягкой почве червей, насадил их на крючки и бросил в воду. Затем закурил сигару, выпустил густое облако дыма, а затем, получив максимально удовольствие, какое возможно в такую погоду, извлёк из кармана письмо и вновь воспользовался ножом, на этот раз, чтобы аккуратно вскрыть конверт.
   Письмо Молли растянулось почти на две страницы. После почти года переписки с ним, её почерк стал лучше, чем у некоторых двенадцатилеток, что ему приходилось учить. Правописание ещё серьёзно страдало, у двенадцатилеток с этим тоже были проблемы, несмотря на Старые Голубые Книжки.
   Большую часть письма составляла болтовня о ежедневных делах: платье, которое она пошила, пирог, который испекла одна из её подруг, жалобы на высокие цены на туфли. Улыбнувшись, Коделл подумал, что она и Рэйфорд Лайлс могли бы поплакаться друг другу. Как обычно, она мало писала о том, как проводила ночи. Она знала, что он знает, чем она занималась, и, без сомнений, не собиралась без необходимости об этом напоминать.
   Впрочем, даже её повседневная жизнь в Ривингтоне была не совсем обычной. Один пассаж бросился Коделлу в глаза: "На прошлай недели я слигла с таким паносом какова у миня не было дажы в армии. Бенни Ланг пришол миня павидать а кагда увидал какая я то вышил и кагда вирнулся то принёс пелюли штобы я выпила и на следущий день я была как агурчик. Жалка мы ни знали аб этих пелюлях кагда были в месте у читывая сколька хароших людей абасрались до смерти в места таво штобы их спасти".
   Коделл кивнул, словно Молли могла его видеть. Диарея погубила столько же народу, что на Севере, что на Юге, сколько и пули. Когда солдаты живут скученно, зачастую употребляют плохую пищу и воду - качество воды ухудшалось ещё и из-за того, что рядом с ней устраивают отхожие места, или из-за тех, кто игнорировал эти места и делал свои дела прямо в ручьи - как могло быть иначе? Доктора иногда могли замедлить течение болезни, но у них не имелось волшебных пилюль, которые излечивали за одну ночь - не было за пределами Ривингтона. Даже упоминание Бенни Ланга, чьё имя регулярно встречалось в письмах Молли, не сумело разозлить Коделла, как это обычно бывало. Удивление превзошло то, в чём он отказывался себе признаться - ревность.
   И удивление и ревность угасли в нём, когда в самом конце письма Молли написала: "Аднаво я тебе ищё не напесала это то што кагда я пришла в дом ревенгтонтсев в смысле в адин из тех што в лесу я зашла в нутрь и там было прахладно как висной хочиш верь хочиш нет. А с наружы было совсем не прахладно как на верна и в Нэшвилле тоже. Если ты миня спросиш, эта штука такая жи важеная как лампы шо жгут ликриства или как иво там зовут ривингтонтсы. Штука каторая холодит воздух выходит из ящека на стине с пипкой такойже как та што зажыгает ликриские агни. Мне так не хватаит этого в сваей комнате где савсем ни прахладно. Ни жалееш ищо што ты не в Ривингтоне? Твой друк на веки. М. Бин. 47-й СК".
   Коделл всем сердцем и потной душой желал оказаться в Ривингтоне, ну или хотя бы, в том доме. Если бы в хоть одном письме от Молли появился самый крошечный намёк на то, что в городе достаточно детей, чтобы открыть школу, он переехал бы, не раздумывая. Ривингтон должен быть самым быстро растущим городом в штате, тем местом, где всё появляется в первый раз, раньше, чем даже в Уилмингтоне и Роли.
   Железная дорога, телеграф, фотокамеры пришли в Северную Каролину ещё в те времена, когда он был мальчишкой. А теперь Ривингтон хвастается всеми этими расчудесными электрическими огнями и прохладным воздухом летом. Обе эти штуки выглядели не менее интересными, чем камеры. Он гадал, когда всё это появится за пределами Ривингтона, и почему он ничего не читал об этом газетах. Про железную дорогу трепались годами, пока, наконец, не провели.
   В этот момент клюнуло. Коделл отбросил письмо Молли и собственные раздумья, и вытянул из ручья бычка. Рыбка начала прыгать на берегу; пришлось схватить её, чтобы она не ускользнула обратно в мутную воду. Червя она съела. Коделл отрыл ещё одного, насадил на крючок и швырнул в воду, чтобы посмотреть, что ещё удастся поймать.
   Он с рыбацким терпением ждал, когда рыба или жирная черепаха проглотит наживку. Судя по солнцу, до окончания дня у него имелся ещё час или около того. Может, подумал он, стоит развести костерок прямо тут, приготовить ужин и поспать на траве. Комары, вероятно, сожрут его заживо, однако это лучше, чем биться и ворочаться в горячей постели. Пытаясь разобраться с мыслями, он почесал бороду. Если ничего, кроме этого бычка, поймать не удастся, будет без разницы. На ужин этого всё равно не хватит.
   В зарослях жасмина на том берегу ручья зашуршало. Он поднял голову и заметил, что в листьях мелькнула чья-то бурая шкура. Олень, решил он, а затем, не без тревоги, или рысь. Коделл сидел без движения. Большие кошки редко нападают на людей, если их не спровоцировать. С единственным складным ножом в качестве оружия, он и не думал никого провоцировать.
   Листья раздвинулись. Воздух из его лёгких вылетел с громким уханьем, словно его пнули в живот. На него глядело перепуганное, словно у загнанного зверя милое лицо девушки-мулатки Жозефины.
   До того, как кто-то из них успел хоть что-нибудь сказать, до того, как девушка успела скрыться в лесу, со стороны города послышался лай гончих псов. Глаза Жозефины, и без того, выпученные, практически полностью побелели. Её губы разжались, обнажив зубы.
   - Спрячь меня! - прошипела она Коделлу. - Я сделаю всё, что ты хотеть, масса, всё, если мне не вернуться к тому, кто я купил. Дьявол он, вот кто. Спрячь меня!
   Коделл видел её на аукционной трибуне в чём мать родила, и от этого эта идея показалась ещё более заманчивой. Мысль о том, что она сделает для него всё, вызвала в нём какой-то мрачный восторг. Однако укрывательство беглого раба было против всех законов Конфедерации - да и куда её прятать? Больше, чем наказание за нарушение закона, его пугала месть Пита Хардье, если он попытается и у него ничего не выйдет.
   Вновь залаяли собаки, уже громче и ближе. Жозефина застонала. Она бросилась через кусты, оставив Коделла довольным тем, что не пришлось говорить ни "да", ни "нет". Он быстро поднялся, собрал снасть, подобрал пойманную рыбу и направился обратно в город. Ривингтонцу он тоже не хотел говорить ни "да", ни "нет". Он подумал, что же такое этот парень сотворил с Жозефиной, что та решилась на побег, но покачал головой. Лучше не знать.
   Когда собаки вновь залаяли, они уже находились в нескольких сотнях метров, и очевидно, напали на след. Коделл расслышал крики Пита Хардье, который орал на тех, кто держал собак:
   - Держите их на поводке, Господи. Если они её ранят, я заплачу вам не золотом, а бумагой!
   Барбара Биссет зажарила бычка до хрустящей золотистой корочки снаружи и твёрдого белого мяса внутри. Рыба получилась именно такой, какую хотел Коделл, а вприкуску с горячим кукурузным хлебом, ужин, в итоге, вышел весьма неплохим. Но всё же, ему едва удалось его распробовать.
  
   Двигатель паровоза на джорджийской железной дороге заскрипел и остановился. В вагон, в котором ехал генерал Ли, вошёл кондуктор.
   - Огаста! - заорал он.
   Кондуктор прошёл по вагону, покинул его и зашёл в следующий. Через две двери Ли расслышал его приглушённый голос, вновь объявлявший остановку.
   Генерал поднялся на ноги.
   - Майор, можете смело упечь меня в сумасшедший дом, ежели, вернувшись в Ричмонд, в течение следующих десяти лет, я по доброй воле поеду поездом, - обратился он к Чарльзу Маршаллу. - Жутко надоело путешествовать по разным местам, сидя в ящике, - он махнул рукой, демонстрируя, что говорит о пассажирском вагоне, - словно, я какая-то бандероль в руках посыльного.
   - Руководствуясь заботой о благе страны, сэр, я вынужден поступить так, словно никогда вас не слышал, - ответил его адъютант. - Впрочем, умоляю вас не расценивать мои слова так, словно я не разделяю вашу точку зрения.
   Сойдя с поезда, Ли огляделся.
   - А этот город больше, чем я думал.
   - Насколько мне известно, около пятнадцати тысяч жителей, - сказал Маршалл. Он тоже огляделся. - Выглядит весьма приятным местом.
   Среди гомонящих встречающих и желающих доброго пути возлюбленным провожающих, стоял довольно крупный мужчина средних лет, одетый в серую форму Конфедерации с тремя полковничьими звёздами на околышах воротника. Он пробивался сквозь толпу, которую Ли, похоже, притягивал к себе подобно тому, как к магниту притягиваются железные опилки. Отсалютовав, этот человек произнёс:
   - Джордж В. Рейнс, сэр, к вашим услугам.
   Ли ответил на приветствие, затем протянул руку.
   - Рад видеть вас, полковник. Позвольте представить вам моего адъютанта, майора Маршалла.
   Покончив с формальностями, Рейнс произнёс:
   - У меня тут экипаж. Позвольте подвезти вас до отеля? Я забронировал для вас и майора Маршалла номера в "Плантаторе", что, на сегодняшний день, является лучшим заведением города. Даже английские путешественники, имеющие самый богатый опыт в мире, отлично отзываются о "Плантаторе" - за исключением, пожалуй, чая, который, как пожаловался один, настолько слаб, что даже не видно, как он вытекает из заварника.
   - Не считаю это особой проблемой, полковник, ибо предпочитаю кофе, - сказал Ли. - Уверен, вы сделали всё необходимое для нашего комфортного пребывания. Ваше образцовое управление пороховыми фабриками в течение всей войны убеждает меня в наличии у вас способностей управиться с подобными мелочами.
   Полуголый раб перенёс багаж прибывших из поезда в экипаж. Ли дал ему дайм; по возвращении из Кентукки у него осталось предостаточное количество монет США. Раб ухмыльнулся, продемонстрировав жёлтые неровные зубы. Полковник Рейнс с любопытством приподнял бровь, но ничего не сказал. Он щёлкнул поводьями и привёл экипаж в движение.
   - Торговля у вас идет активно, - заметил Маршалл.
   - Во время войны была еще активнее, - ответил Рейнс - Существенная часть товаров, что приходила в Чарльстон и Уилмингтон, минуя блокаду, продавалась здесь с аукциона, дабы потом разойтись по всей Джорджии и Южной Каролине.
   - Тут есть книжная лавка? - спросил Ли. - Пожалуй, куплю себе художественный роман, чтобы оставить себе напоминание о пребывании здесь. Уже много лет не имел такой роскоши, как чтение романа, однако, теперь могу себе это позволить.
   - Они отлично подходят для поездки на поезде, - сказал Рейнс.
   - Как я уже говорил майору Маршаллу, полковник, в данный момент я испытываю определенный... избыток... поездов, - сказал Ли. - Однако на случай, ежели мне придётся ездить на них чаще, чем хотелось бы, мне придётся нанести визит в эту лавку. Как я уже сказал, на всякий случай. - Ли по достоинству оценил выдержку Рейнса. Он гадал, сколько ещё тысяч миль ему предстоит протрястись по железным рельсам, пока его карьера не закончится.
   Они остановились перед отелем "Плантатор". Выбежали рабы, чтобы заняться багажом Ли. Вместе с Маршаллом генерал сошёл с экипажа.
   - Джентльмены, оставлю вас, дабы вы могли восстановиться после тягот путешествия, - сказал Рейнс. - Если вас устроит, я вернусь завтра к завтраку и отвезу вас на пороховую фабрику.
   - Вы очень любезны, полковник, - сказал Ли. - Это максимально удовлетворяет нашим планам. Тогда, увидимся завтра в восемь-ноль-ноль, если для вас не слишком рано.
   - В восемь часов в самый раз. - Рейнс вновь отсалютовал. - Хорошего вам дня, сэр, майор.
   Экипаж укатил прочь. Ли и Маршалл прошли в гостиницу. Подгоняемая криками белого управляющего и клерков, прислуга сделала все, разве что не занесла их в номера на руках. Но крики звучали добродушно, поэтому Ли решил, что и с обычными постояльцами здесь обращались бы точно так же, как с ним. Это впечатление улучшило его мнение о "Плантаторе".
   Ужин ничем его не разочаровал, и за утренним кофе, сдобренным цикорием, он сообщил Рейнсу:
   - Ваше заведение, полковник вполне сравнимо с "Галт Хаус" в Луисвилле. Оно определенно меньше, но очень хорошее.
   - Я слышал о "Галт Хаус", хоть никогда в нём и не останавливался. Полагаю, сэр, если вы сообщите об этом мистеру Дженкинсу за стойкой, вам придётся отойти подальше, дабы вас не задело разлетающимися пуговицами его жилета, когда того раздует от гордости.
   Ли улыбнулся.
   - Я лучше подставлюсь под пуговицы, чем под всякие другие вещи, что летали в мою сторону. - Он допил чашку, поднялся. - Возможно, вечером, по возвращении, я рискну встречей с жилетом мистера Дженкинса. Пока же...
   Пороховая фабрика располагалась у канала Огаста, что в паре фурлонгов* от реки Саванна. Дорога тянулась мимо пороховых погребов, каждый из которых был отделен от соседнего толстым кирпичным валом-траверзом.
   - Это оловянная кровля на крышах погребов? - спросил Ли.
   - Цинковая, - ответил Рейнс. - В своё время он оказался более доступен. Вместо того, чтобы дожидаться поставок олова, я решил управляться тем, что есть. Именно этим мне и приходилось заниматься всю войну, если я хотел завершить хоть что-нибудь. Фараон заставлял израильтян делать кирпичи без соломы. Оглядываясь на все свои ухищрения, я, порой, думаю, что смог бы делать кирпичи без глины.
   Вокруг погребов стоял караул из молодых джорджийских солдат. Ещё больше стояло на страже большого деревянного навеса, под которым размещалась пороховая мельница. Завидев Роберта Э. Ли, они принялись таращиться и тыкать пальцами, утратив даже видимость военной дисциплины. Полковник Рейнс сухо кашлянул.
   - Все они жалеют, что не проявили храбрость в бою, как вы, генерал. Солдатская жизнь вдали от грохота пушек не столь обаятельна.
   Ли решил, что Рейнс говорил не только за своих людей, но и за себя. Повысив голос так, чтобы его слышали и парни из Джорджии, а не только их командир, он произнёс:
   - Без вашего труда, полковник, и вашего гарнизона, те пушки никогда не загрохотали бы. Сколько пороха вы произвели для Конфедерации в Огасте?
   - Более двух миллионов фунтов*, - ответил Рейнс. - Из всего этого, почти три четверти было отправлено на север в Ричмонд для пользы армии Северной Вирджинии. Остальное ушло на крупные орудия укреплений Чарльстона, Уилмингтона и Мобила. Если бы вы внезапно не перевооружились новомодными АК-47, на север для вашей пехоты и кавалерии было бы отправлено ещё больше.
   - Действительно, - произнёс Ли. - Именно это перевооружение и его последствия и привели меня в Огасту.
   - Как вы и намекнули в телеграмме из Луисвилля. - К пороховой мельнице прискакала на рысях лошадь с наездником в форме. - А, хорошо, - произнёс Рейнс. - Это капитан Боб Финней, суперинтендант арсенала в паре миль за городом, посему именно он ответственен за производство для стрелкового оружия боеприпасов, капсюлей и прочих вещей военного назначения. Между нами говоря, в ваших глазах мы продемонстрируем поразительное невежество.
   Финней подъехал как раз вовремя, чтобы расслышать последнюю фразу. Это был добродушный круглолицый мужчина за двадцать, носивший коротко стриженую рыжеватую бороду в стиле генерала федералов Шермана.
   - И в самом деле, генерал Ли, если вы ищете невеж, то прибыли по адресу, - весело произнёс он, слезая с лошади. - Строго говоря, нынче мы больше производим именно невежество, нежели боеприпасы.
   Рейнс улыбнулся, явно привычный к манере капитана говорить все напрямоту.
   - Если джентльмены соизволят пройти в мой кабинет, - небольшую хижину сбоку от пороховой мельницы, - мы сможем показать вам, сколько именно невежества производим на сегодняшний день.
   Один из стульев в этом запущенном офисе отличался от трёх других, поэтому Ли решил, что Рейнс одолжил его по случаю. Чарльз Маршалл сказал:
   - Полковник, а мысль, что вы работаете поблизости от места, где так много пороха, на вас не давит?
   - Нисколечко, майор, - мгновенно ответил Рейнс. - За один пятнадцатичасовой рабочий день мы производим почти десять тысяч фунтов*. Если по какому-то несчастливому обстоятельству эта гора взлетит на воздух, я переведусь служить на небо даже не заметив взрыва. Учитывая подобные обстоятельства, какой смысл переживать?
   - В данном случае, никакого, полагаю, - признал Маршалл. Но ему всё равно не удавалось избегать косых взглядов через окно в сторону пороховой мельницы.
   - Тогда, к делу, - сказал Рейнс. - Генерал, из вашей телеграммы, а также из корреспонденции, что я получал от полковника Горгаса из Ричмонда, я сделал вывод, что вы в курсе того, что порох, который используется в патронаъ для АК-47, откровенно говоря, и не порох вовсе.
   - Так точно, в курсе, - сказал Ли, вспомнив крошечные цилиндрические гранулы пороха, которые Горгас показал ему в Арсенале Конфедерации. - Я решил заехать сюда перед возвращением в столицу по двум причинам: во-первых, выяснить, какого прогресса вы добились в воспроизводстве этого пороха, если он вообще есть, и, во-вторых, ежели прогресс этот невелик, узнать, возможно ли снаряжать эти гильзы порохом нашего собственного производства.
   - Капитан Финней и я проводили это исследование параллельно, - произнёс Рейнс. - Если позволите, он первым ответит на второй ваш вопрос, поскольку его результаты менее сомнительны, нежели мои.
   - Конечно, как вам будет удобно. - Ли повернулся к Финнею. - Капитан?
   - Я ещё ни разу не сталкивался со столь занятной проблемой, сэр, - начал суперинтендант арсенала. Говорил он, как человек, с энтузиазмом принявший подобный вызов, отчего Ли одобрительно кивнул. Не теряя задора, Финней продолжил: - Также, не могу выразить, насколько я восхищаюсь ривингтонцами. Об оружейном деле они забыли больше, чем вообще когда-либо знала целая дюжина оружейных мастеров.
   "Возможно, так и есть в самом буквальном смысле", - подумал Ли. Вслух же он произнёс:
   - А я также восхищаюсь их умением обращаться с огнестрельным оружием, капитан. - То, что он думал о них по другим вопросам, отношения к рассматриваемой проблеме не имело. - Пожалуйста, продолжайте.
   - Есть, сэр. Полагаю, вы в курсе, что гильзы АК-47 имеют ударные капсюли внутри, а не отдельные пистоны, как, к примеру, у пуль Минье. - Финней дождался очередного кивка генерала. - Но, вы, вероятно, не знаете, что все эти капсюли имеют одинаковую форму, дабы воспламенять порох полностью одинаковым образом каждый раз - удивительно разумно.
   - Я этого не знал, - признался Ли.
   - Впрочем, я оказался неспособен воспроизвести эту особенность, - сказал Финней. - Заменив израсходованный капсюль капелькой смеси гремучей ртути и других веществ, используемых в ударных капсюлях, затем насыпав в гильзу пороха меньше, чем там было изначально, методом проб и ошибок мне удалось создать заряд, который будет стрелять из АК-47.
   - Превосходно, капитан, - выдохнул Ли.
   Полковник Рейнс произнёс:
   - Он преуменьшает ту опасность, которая скрывается за тем, что он так просто зовет методом "проб и ошибок". Он никого, кроме себя, не допускал к испытаниям зарядов; не единожды, лишь благодаря прочности АК-47, ему удавалось избежать серьёзных ранений из-за того, что заряд оказался чересчур велик. В самом начале экспериментов, две винтовки, строго говоря, разлетелись на кусочки, к счастью, стреляли из них со станка при помощи вытяжного шнура.
   Финней отмахнулся от похвалы Рейнса, пожав плечами.
   - Не то, как если бы я был в бою, или вроде того. В любом случае, в сравнении с оригиналом, мои заряды - самоделка. Наш порох загрязняет ствол винтовки гораздо сильнее, чем тот, что для неё предназначен, что вызывает определенные трудности, поскольку часть пороховых газов используется для подачи следующего патрона в патронник. Одна винтовка, из которой несколько раз подряд стреляли моими боеприпасами, настолько засорилась, что не смогла так больше стрелять; пришлось приводить затвор вручную после каждого выстрела, чтобы освободить патронник.
   - Таким образом, это оружие стало бы, в худшем случае, эквивалентом, винтовки "Генри", - задумчиво произнёс Ли. - Иными словами, всё ещё крайне полезное. Вы отлично потрудились, капитан. Полагаю, вы также производите собственные пули?
   - Так точно, сэр, но они тоже не так хороши, как оригинальные. Полковник Рейнс сообщил мне, что полковник Горгас рассказал вам о проблеме загрязнения старым добрым свинцом, не обряженным в шикарную медную ночнушку.
   - Рассказал, пусть и не такими словами. - Ли позволил веселью проявиться в своем голосе. - Значит, ваши заряды будут стрелять. Это важное дело.
   Заговорил Чарльз Маршалл:
   - Капитан, вы можете заряжать стреляные гильзы, и можете воспроизводить пули, которые к ним идут. А можете ли вы также производить новые гильзы?
   Ли наклонился на стуле вперёд, чтобы услышать ответ Финнея. Если Конфедерация сможет производить собственные боеприпасы, это окажется большим шагом вперёд на пути к независимости от ривингтонцев.
   - Пока я этого сделать не способен, - ответил Финней и Ли почувствовал, что его лицо вытягивается. Однако капитан продолжил: - И всё же, я не сдаюсь. До знакомства с АК-47 мы, южане, особо не имели дел с самозарядными винтовками или вытачиванием латунных гильз. Теперь же, когда с США у нас снова мир, полагаю, мы сможем купить патент на производство у ребят, что поставляют боеприпасы для "Генри" или других винтовок северян. Как только я обзаведусь станками, я надеюсь подшаманить их так, чтобы крутить те гильзы, что надо. По крайней мере, попытаюсь.
   - Благодарю вас за мужество и энергию, капитан, - от всего сердца произнёс Ли. - Пускай вы и не добились того прогресса, на который рассчитывали, вы отлично потрудились. Лишь в романах герой обладает постоянной удачей, чтобы сделать всё, что требуется, дабы спасти ситуацию именно в тот самый момент, когда это от него требуется.
   - Святая правда, Господи! - сказал Джордж Рейнс. - Надеюсь, генерал, ко мне вы окажетесь столь же снисходительны, как к капитану Финнею, не в последнюю очередь потому, что мне это потребуется.
   - Расскажите, что вы выяснили, - сказал Ли. - Позвольте мне судить самому, хоть я уже уверен, что вы сделали всё возможное.
   - Порой, я удивляюсь, - проговорил Рейнс. - Я гордился своими знаниями по химии, пока не начал изучать порох, что используется, как метательное вещество в АК-47. Теперь же мои чувства схожи с теми, что выразил капитан Финней - мне было продемонстрировано, сколько же всего я не знаю. Осознание этого неприятно.
   - Это замечание мне постоянно приходится слышать в адрес ривингтонцев и их товаров, - сказал Ли, добавив про себя: "И я знаю, почему". - Полагаю, вы расскажете мне, что выяснили, а загадки оставим на другой раз.
   - Спасибо, сэр, - облегченно произнёс Рейнс. - Почти двадцать лет назад немец по фамилии Шёнбейн получил взрывчатку путём погружения хлопкового волокна в крепкую азотную кислоту.
   Ли приподнял бровь.
   - Да, что вы говорите. О таком применении хлопка и я подумать не мог. Кое-кто в нашей стране зовёт его королём, однако никто и мечтать не мог, что он может использоваться для боеприпасов. Вы изучали эту возможность до того как заполучили гильзы АК-47?
   - Никак нет, сэр, - мгновенно и очень выразительно ответил Рейнс. - Этот материал обладает слишком взрывным темпераментом для любого разумного человека, кто решит его использовать - до сей поры. Одной из составляющих пороха АК-47 является нитроцеллюлоза. Выяснил я это как химическим путём, так и рассматривая порох под микроскопом; облик хлопковых волокон остался практически неизменным несмотря на воздействие кислоты. Но каким-то образом, возможно, в процессе очистки, его взрывные свойства были приведены к значительно большей стабильности, чем у того продукта, с которым мы - да и весь остальной мир - ранее имели дело.
   - Кажется, это значительный прогресс, полковник, - сказал Ли. - Мои поздравления.
   - Мне не кажется, что я их достоин, сэр. - Рейнс сделал кислую мину. - У меня есть понимание о том, что этот порох делает и о его ингредиентах, однако сейчас я не имею ни малейшего представления, как его воспроизвести самому. Этот обработанный хлопок не является единственной составляющей - в нём более половины другого азотистого соединения, которое имеет, по моему мнению, химическое свойство с глицерином.
   - Нитроглицерин, хотите сказать? - Рука Ли сама собой потянулась в карман кителя, где лежал бутылёк с крошечными таблетками, что дали ему ривингтонцы.
   Рейнс радостно уставился на него.
   - Именно, генерал! Я и не знал, что вы настолько подкованы в химии, если позволите мне такие слова.
   - Конечно, - отвлечённо ответил Ли.
   Сам он гадал, способны ли эти таблетки проделать дыру в его мундире, когда он меньше всего будет этого ожидать, и не думали ли члены "Движения к Свободной Америке", что именно так и должно произойти. Весьма заковыристый способ избавиться от человека. К тому же, пилюли и в самом деле избавляли от болей в груди. Генерал решил, что, раз уж таблетки пролежали в его кармане более года и не сдетонировали по собственной воле, на них, вероятно, можно положиться. Собравшись с мыслями, он сказал:
   - Вы пытались произвести этот, эм, нитроглицерин самостоятельно?
   - Да, с превеликой осторожностью, - ответил Рейнс. - У меня есть азотная кислота, да и глицерин можно достать на городских мыловарнях. Я смешал небольшое количество компонентов; итоговая смесь оказалась настолько гремучей, что мгновенно разнесла на куски пробирку, в которой находилась, когда эта самая пробирка случайно стукнулась о край стола. К счастью, осколки стекла не нанесли мне существенного вреда.
   - К превеликому счастью, - эхом отозвался Ли. Не так давно, в Луисвилле, ему и самому едва удалось разминуться с осколками стекла.
   Рейнс сказал:
   - В состав пороха для АК-47 входят и другие ингредиенты, которые мне трудно выяснить. Мне кажется, именно в них таится секрет той силы, что сдерживает порох; у солдат, полагаю, существенно пошатнётся моральный дух, если патроны начнут взрываться, когда кто-нибудь по случайности их уронит.
   - Скорее всего, вы правы, - сказал Ли. Будучи и сам склонным к преуменьшениям, он отлично умел их распознавать.
   Мысль капитана Финнея пошла в иную сторону:
   - Если бы так случилось, вы бы не нашли в полку ни одного оружейного сержанта, который посмел бы высунуть голову из палатки, боясь встречи с толпой рядовых с петлёй в руках.
   Возможно, и это было так, однако достоинство командующего не позволяло с этим согласиться. Ли произнёс:
   - Любыми способами продолжайте исследование, полковник Рейнс. Конфедерации повезло, что вы с нами. Если кто из ныне живущих и способен раскрыть секрет этого пороха, то этот человек - вы.
   - Благодарю, сэр. - Рейнс задумчиво промолчал. - "Из ныне живущих"? Интересное выражение.
   Ли сидел молча, ничего не комментируя. Он осознал, что уже и так беспечно сказал слишком много. Наконец, поняв, что больше он от генерала ничего не добьётся, Рейнс пожал плечами и сказал:
   - Я продолжу исследования, и о новых результатах сразу же доложу вам в Ричмонд. С воцарением мира, я смогу тратить на это занятие больше времени, чем было возможно до сего дня.
   - Именно так, - согласился Боб Финней. - Раньше, когда вы занимались и пороховой фабрикой, и орудийной литейной, и новыми патронами и всем прочим, я думал, вы вообще не спите - только бегаете за угол, чтобы оправиться, - Он весело ухмыльнулся. - Иногда мне казалось, вы и для этого были слишком заняты.
   - Надо было приказать вам держаться подальше от арсенала, - в притворном гневе прорычал Рейнс. Он преувеличенно пожал плечами, затем вновь обратился к Ли: - Что-нибудь ещё, сэр?
   - Пожалуй, нет, полковник, благодарю, - ответил Ли. - Хотя, могу ли я попросить вас подбросить меня до отеля? Хотелось бы начать собираться в Ричмонд; я так долго не был дома, что мне жаль каждую потраченную без смысла минуту.
   - Понимаю ваши чувства, - произнёс Рейнс. - Берите мой экипаж, если нужно; я потом приеду и заберу его, ведь после нашего разговора я просто жажду вернуться к исследованию этого примечательного пороха.
   Судя по тому, как он раскачивался на стуле, эта жажда снедала его прямо сейчас.
   - Вы уверены? - спросил Ли.
   Рейнс энергично кивнул - ну точно, он не намеревался тратить время и служить извозчиком. Ли склонил голову.
   - Весьма щедро с вашей стороны, сэр. Я ваш должник.
   Рейнс отмахнулся от этих слов. Когда Чарльз Маршалл сел на козлы, полковник с трудом смог дождаться, пока кони тронутся, чтобы тут же спешно вернуться к работе.
   - Он напоминает мне ищейку, которая напала на след, - произнёс Маршалл.
   - Удачное сравнение, - признал Ли, однако сам при этом гадал, сколько же северных ищеек бросилось по тому же следу.
   Экипаж катился по дороге, оставляя позади облачка пыли. Люди на улицах махали Ли. Несколько женщин присели в реверансе. Генерал со всей серьёзностью приподнимал шляпу и отвечал на каждое приветствие. Когда Маршалл проезжал мимо книжной лавки, которую они встречали прежде, Ли произнёс:
   - Выпустите меня, майор, будьте любезны. Кажется, мне всё же следует купить роман. "Плантатор" отсюда всего в нескольких кварталах, дойду пешком.
   - Есть, сэр.
   Адъютант натянул вожжи. Кони замедлились и встали. Пока Ли сходил, Маршалл сказал:
   - Пока вы смотрите, сэр, я отправлюсь на вокзал и возьму обратные билеты до Ричмонда.
   - Было бы прекрасно.
   Ли вошёл в лавку. Экипаж угрохотал прочь. Книготорговец поднял взгляд. Когда он понял, кто пришёл к нему за покупками, его глаза стали шире. Он начал, было, говорить, но передумал, когда Ли направился прямиком к полкам, сделав вид, что не желает, чтобы его отвлекали. После хмурых размышлений, он взял "Айвенго" и подошёл с книгой к продавцу. Вес тома убеждал генерала в том, что эта книга поможет скоротать ему долгую неспешную поездку на поезде.
   Вытянутое худое лицо продавца приняло недовольное выражение.
   - Боюсь, я не могу вам её продать, сэр.
   Ли уставился на него.
   - Что? Это почему же, мистер... - что там было написано на вывеске? - Мистер Арнольд?
   - Это последний экземпляр, - ответил Арнольд, словно это всё объясняло. Для него, может быть и так, поскольку он продолжил: - Если я вам его продам, сэр, то больше у меня не останется, и лишь небо знает, когда я получу ещё.
   - Но...
   Ли сдался, заметив, насколько был полон решимости этот продавец. Стараясь не рассмеяться, генерал вернул "Айвенго" на полку, а вместо него взял экземпляр "Квентина Дорварда"*.
   - Этих у вас несколько, мистер Арнольд, - невозмутимо произнёс он.
   - Да, сэр, - сказал Арнольд, который выглядел настолько довольным, насколько позволяла его ,угрюмая физиономия. - Это будет стоить вам три доллара купюрами, либо семьдесят пять центов монетой.
   Он покачивал головой, пока Ли неторопливо отсчитывал ему три американских четвертака.
   Вернувшись в отель, он рассказал Маршаллу о случае в "Книжной лавке Арнольда". Адъютант хмыкнул и сказал:
   - Вообще-то, это солдатам пристало жениться на своём вооружении, а не книготорговцам.
   - Хорошо сказано, - произнёс Ли. - Наши обратные билеты в Ричмонд готовы?
   - Так точно, сэр. Отправляемся завтра девятичасовым поездом через Коламбию, Шарлотту, Гринсборо и Дэнвилль.
   - Ясно.
   - Что-то не так, сэр?
   - Не то, чтобы не так, майор. Я просто гадал, будем ли мы проезжать через Ривингтон, вот и всё. Было бы интересно посмотреть.
   - Простите, генерал, но, исходя из вашего разговора с полковником Рейнсом, я решил, что вы пожелаете отправиться наиболее прямым маршрутом. Поездка через Уилмингтон, а потом через западную часть Северной Каролины будет похоже на пересечение двух катетов треугольника, а не его гипотенузы. Впрочем, если пожелаете, я отправлюсь на станцию и переделаю билеты.
   Ли задумался над этим.
   - Нет, не нужно, майор. Как вы и сказали, чем быстрее, тем лучше. К тому же, наверное, мне следует держаться от Ривингтона как можно дальше.
   Маршалл с любопытством взглянул на него, однако от уточнений воздержался.
  
   Лето сменилось осенью. В школе вновь начались занятия. Как обычно, дети, особенно, самые юные, позабыли всё то, чему Коделл учил их прошлой весной. Сам он с этим смирился и пару первых недель занятий повторял пройденное. Это помогло ему начать обучать толпу новых пяти- и шестилеток алфавиту и счёту. Некоторые из них таращились на доски и мел перед собой так, словно никогда ничего подобного не видели. Скорее всего, так и было.
   Установление дисциплины также не проходило без трудностей. Когда он ударил прутом одного пятилетку за то, что он пнул одногодку, тот презрительно посмотрел на него и сказал:
   - Папка-то меня посильней хлещет.
   - Хочешь ещё? - спросил Коделл, замахиваясь прутом. Он мог поклясться, что прежде чем отрицательно покачать головой, мальчишка ещё и подумал.
   Когда к концу дня он их отпускал, дети разбегались по всем направлениям, вопя от радости так, словно их только что выпустили из тюрьмы янки - или, в данном случае, тюрьмы южан; Коделл вспомнил скелеты в обносках, которые возвращались в Соединенные Штаты из Андерсонвилля. Ему хотелось испытывать такое же восхищение после окончания занятий. В большинстве случаев же, он просто чувствовал усталость.
   Однажды, когда эвкалипты и клёны начали менять цвет, Коделл, возвращаясь в дом вдовы Биссет, обнаружил Генри Плезантса, сидящего на парадном крыльце. Ухмыляясь, он ускорил шаг, чтобы поздороваться с другом.
   - Как ты выкроил время, чтобы приехать и повидаться со мной? - спросил он.
   - У меня есть всё время, какое потребуется, - ответил Плезантс. Когда он заметил озадаченное выражение лица Коделла, то добавил: - С железной дороги меня уволили.
   - Уволили? - с негодованием переспросил Коделл. - Зачем это им совершать такую дурость? Где они ещё найдут кого-то, кто хотя бы вполовину хорош как ты?
   - Сие мне не ведомо. Им, уверен, тоже. В общем, меня уволили, - сказал Плезантс. - Что же касается причин... давай-ка, пройдёмся?
   Его взгляд скользнул в сторону дома. Коделл услышал, как по гостиной расхаживала Барбара Биссет. Он уловил сомнения Плезантса, кивнул и направился вдоль по улице. Тот двинулся за ним. Бросив взгляд назад, Коделл заметил разочарованную вдову, стоявшую у окна.
   - Рассказывай, - произнёс Коделл, когда они ушли за пределы слышимости. Говорил он тихо.
   Как и Плезантс.
   - Как мне сказали, всё из-за того, как я обращался с неграми.
   - Чего? - выдохнул Коделл.
   В памяти всплыли воспоминания о перепуганном лице Жозефины - и о её сладком спелом теле.
   - Ты был с ними слишком груб?
   Он не мог представить, чтобы Плезантс, чей нрав полностью соответствовал фамилии*, мог кому-то внушать столь жуткий страх.
   - Слишком груб?
   Его приятель уставился на Коделла, затем рассмеялся, впрочем, не без горечи в голосе.
   - Не, не, не. С железной дороги меня уволили за то, что я обращался с ними чересчур по-человечески.
   - Так, вот, что случилось? - сказал Коделл.
   Ему доводилось слышать о северянах, которых уволили по той же причине.
   - Господи, вот это и случилось.
   Плезантс подыскал слова, чтобы объясниться:
   - Ты же учитель, Нейт. Ты должен понимать разницу, когда человек тупой, а когда - просто невежественный.
   - Понимаю, разумеется.
   Прежде чем ответить, Коделл огляделся. Они направлялись на юг от дома вдовы Биссет. Ещё через пару минут они доберутся до самой окраины города. Рядом не было никого, кто мог бы их подслушать.
   - В нашей стране слишком много невежественных людей. Большая часть моей роты не могла записать собственное имя, или прочесть его, если напишет кто-нибудь другой. Но я не считаю, что они тупее кого бы то ни было. Пока я служил, то обучил грамоте не одного бойца. - "И среди них Молли Бин", - добавил он про себя. - Когда я дал им возможность, которой они прежде не имели, то учились они сносно.
   - У меня схожий опыт работы с корнуолльцами, ирландцами и немцами в шахтах Пенсильвании. Они многого не знают, но они не идиоты и не дети - покажи им, что нужно делать, объясни для чего, и они отлично справятся. Нет нужды стоять над ними с кнутом. Тех, кто не будет работать, отпускаешь.
   - Ниггеров отпустить нельзя, - указал ему Коделл.
   - Всё так, но и стоять над ними с кнутом я не желал. Но я боялся, что придётся: вы превратили их в невежественных свиней, намного хуже тех белых, что работали на меня на Севере. Но я решил поступить так же, как там - разбил бригады напополам, поставил их друг против друга и давал по полдоллара каждому из той половины, что положит больше шпал или отсыплет больше гравийной подушки за день. Я дал им норму выработки, которую они должны выполнять, иначе обе половины не получат денег. Мне хотелось, чтобы у них появился смысл в труде, а не только потому, что я так приказал, если понимаешь, о чём я. И, дав им этот смысл, мне оставалось только отойти в сторону и позволить им работать.
   - Как всё это, вообще, работало? Я знаю белых, готовых махать молотом весь день за полдоллара.
   Этим летом, подумал Коделл, он и сам мог оказаться в числе таких парней.
   - Не забывай, что они получали деньги лишь за выполнение почти всей работы. То же самое было и в шахтах - мысль они уловили быстро. Где-то за неделю, кто-то в отряде додумался, как побыстрее выгружать гравий из вагона на пути. Через день обе бригады уже работали по-новому. Будь я проклят, кабы знал, могут ли ниггеры быть столь же умны, как белые парни, Нейт, но, факт в том, что они не настолько глупы, как думают о них местные.
   - Если тебе удалось заставить их работать, с чего тогда было железной дороге жаловаться? - поинтересовался Коделл.
   - Мне кажется, проблема в том, что если обращаться с негром, как с человеком, то и вести он себя начинает, как человек. Мои бригады начали хвастаться и распускать хвосты перед другими работягами, дрались с ними, и даже огрызались на белых, когда те говорили, будто они нихрена не понимают, что делают.
   - Ой блин, - произнёс Коделл.
   - Вот, тебе и "блин", - согласился Плезантс. - Как по мне, это самая тупая вещь, которую здесь может позволить себе негр, даже если он прав - в особенности, если он прав. Однако тот, кто чувствует себя человеком не станет терпеть указы со стороны дурня. Частично в этом есть и моя вина. Мои бригады сообщали мне о пришедших им на ум удачных мыслях, либо говорили мне, что моя затея - неудачная. Я прислушивался. Да и почему нет? Иногда они оказывались правы. Но здесь же, если ты чёрный, значит, ты неправ.
   - Говоришь, как аболиционист, - заметил Коделл.
   Плезантс пожал плечами.
   - Если ниггеры и в самом деле хуже белых, в смысле, глупее их от природы, возможно, в рабстве есть какая-то справедливость. Если же их задвигают, только потому, что они неграмотные, тогда, почему не обратить в рабство и неграмотных белых?
   Коделл задумался над его словами. В голове вновь всплыл образ Джорджи Баллентайна; чернокожие бойцы в синей форме под огнём АК-47; и Жозефина, прекрасное тело, предназначенное на продажу и поругание только потому, что оно было в черной упаковке. Это справедливость? До войны, он бы воспринял это как должное. До войны он многое воспринимал как должное. Коделл гадал, что было бы, если бы Север победил и принудил Юг освободить рабов. Как бы они жили? Где работали?
   - Нельзя просто взять и разом освободить их, - сказал он.
   - Мммм... может и нет, - сказал Плезантс, хотя его голосу недоставало уверенности. Затем он рассмеялся. - Полагаю, вы бы линчевали любого, кто попробовал бы это сделать, особенно, когда вы только закончили воевать за то, чтобы оставить их в рабстве.
   - Воевали мы не из-за рабства, - сказал Коделл. - По крайней мере, не воевали из-за рабства, пока Линкольн не добился, чтобы так и было. Он проиграл войну и больше не президент США. А те ниггеры, которых янки освободили, пока удерживали наши земли, осложнят нам жизнь на ближайшие лет двадцать.
   - Если только Натан Бедфорд Форрест не добьётся своего, - сказал Плезантс. Когда Коделл вопросительно на него взглянул, он продолжил: - Судя по тому, что пишут в газетах, Форрест чаще убивает захваченных негров, нежели обращает их в рабство.
   - Говорят, он очень жёсткий человек, - признал Коделл. - Некоторым такое поведение нравится.
   И так же ясно, словно это случилось вчера, он услышал стрекот АК-47, и увидел ухмыляющегося Билли Беддингфилда, стоящего над трупами двух солдат-негров, которые пытались сдаться у Билтона.
   Плезантс заметил, что морщина между глаз Коделла углубилась, а уголки рта поползли вниз.
   - Тебе не хватает духу, чтобы устроить бойню, да?
   - Наверное, нет.
   Коделл подумал, что в некотором смысле предал Конфедерацию, признаваясь в своих сомнениях этому северянину, что оказался его другом. Дабы избавить себя от повторения подобного, он сменил тему:
   - И чем теперь займёшься? Вернёшься в Пенсильванию?
   - Честно признаюсь, это было первое, о чём я подумал. Но затем у меня появилась идея получше. - Плезантс хитро улыбнулся. - Знаешь поговорку: "Лучшая месть - показать свой успех". На железной дороге мне платили хорошие деньги, а у меня так и не дошли руки до покупки того дома в Уилмингтоне, поэтому там в банке у меня скопилась неплохая сумма. Я подумывал переехать сюда, в округ Нэш, купить ферму и нанять на неё вольных рабочих, как белых, так и чёрных. Как тебе такое?
   - Твоим соседям это может не понравиться...
   - Вместе с фермой куплю себе ружьё, - сказал Плезантс, став очень похожим на человека, который командовал полком Союза.
   -... но если, у кого и получится нечто подобное, то этот человек - ты, - закончил Коделл.
   Говорил он всерьёз. Если ему когда-либо и встречался настолько всесторонне компетентный человек, то это Генри Плезантс.
   - Если задуматься, местные дадут тебе большую свободу действий, чем кому бы то ни было из тех, кто родился в Северной Каролине. Они поймут, что ты долбанный сумасшедший янки, который ничего-то и не понимает.
   - Я тебя тоже люблю, Нейт. - Плезантс подавил усмешку. - Может, я и есть долбанный сумасшедший янки. Будь я в здравом уме, то вернулся бы в Соединённые Штаты, понимаешь? Но что кучка богатеньких дятлов в расшитых жилетках сможет заставить меня сбежать отсюда - это поперек моего горла. Так, что я решил остаться и показать им.
   - Ты упёрт, как настоящий южанин, это уж точно. - Коделл склонил голову набок. - Значит, говоришь, намерен купить тут ферму? А почему не поближе к Уилмингтону? Там и земля получше. Мог бы выращивать рис или индиго и зарабатывать больше, чем здесь с табака и кукурузы.
   - Пойменная земля богаче, но и стоит она дороже. К тому же... - Плезантс замолчал и хлопнул Коделла по спине. - Я решил, что будет лучше жить рядом с другом.
   - Спасибо, Генри.
   В товарищеском молчании они прошли несколько шагов. Коделл попытался припомнить, делал ли ему кто-нибудь такой комплимент. На ум ничего не шло. Меж облаков, что плыли над головой, промелькнуло несколько звёзд. Вечерами, заметил он, становилось прохладнее. Осенью так бывало постоянно, хотя в бесконечные летние дни о таких вещах можно и позабыть. Это навело его на мысль...
   - Тебе есть, где остановиться в городе?
   - Да, я снял комнату в таверне "Колокол свободы", благодарю... совсем такая же, как в Роки Маунт, в день нашей первой встречи.
   - А.
   Нейтральность его тона скрыла облегчение. Коделл с радостью бы разделил свою комнату с другом, однако не был в точности уверен, что Барбара Биссет обрадуется нежданному гостю. Даже если бы Плезантс смог выдержать её буравящий взгляд в течение одного дня, сам Коделл не выдержит последующих бесконечных жалоб.
   Плезантс сказал:
   - Помнишь, чем ещё мы занимались в Роки Маунт?
   - Частично, - улыбнувшись, ответил Коделл.
   - Может, повторим?
   - Не уверен, что хочу так напиваться. Мне завтра учить, а я вроде как должен осознавать, кто я и что делаю. Но не откажусь пропустить пару-тройку рюмок.
   Коделл и Плезантс вместе развернулись на дороге. Впереди лежали не такие уж яркие огни не такого уж большого города. Она поспешили к ним.
  
   Когда Нейт Коделл вошёл в лавку, Рэйфорд Лайлс расставлял на полке в дальнем углу коробки с гвоздикой и немолотым перцем. За стойкой стоял седовласый негр и отсчитывал сдачу даме, купившей муфту. Она сложила деньги и муфту в сумочку и, когда направлялась к двери, кивнула Коделлу.
   - Доброе утро, миссис Мой, - сказал он ей. Та вновь кивнула.
   Звякнул колокольчик, возвещая об её уходе. Коделл сказал:
   - Не знал, что вы всё же купили себе ниггера, мистер Лайлс.
   - Это кого, Израиля-то? - Лайлс повернулся и покачал головой. - Я его не покупал, Нейт. Разве не видишь, что для таких как я, ниггеры - это слишком дорого? Он вольный ниггер, недавно в городе, всего пару дней, и искал работу, вот я его и нанял. Он смышлёный, Израиль этот. Израиль, это Нейт Коделл, школьный учитель.
   - Рад познакомиться, сэ', - сказал Израиль.
   - Откуда ты, Израиль? - спросил Коделл.
   - Несколько лет живал в Нью-Берне и в Хаити - эт' городок для цветных - через речку Трент оттудова.
   - Правда?
   Коделл рассматривал чернокожего с новым любопытством. Нью-Берн находился в руках федералов с начала 1862 года и до самого конца войны, и слыл настоящей Меккой для беглых рабов со всей Северной Каролины. Цветные полки, набранные там, совершали рейды на северо-восточную часть штата, ещё больше чёрных трудились ради военных нужд Севера. Некоторые ушли с отступающими янки, но не все. Коделл гадал, была ли вольная грамота Израиля настоящей - и удосужился ли Рэйфорд Лайлс на неё взглянуть.
   Негр нагнулся под стойку.
   - Коль вы Нейт Коделл, сэ', вам тута письмо.
   Он передал Коделлу конверт, на котором и в самом деле значилось его имя. Он опознал почерк Молли Бин. Какое-то мгновение он больше ни на что не обращал внимания. Затем он выпалил:
   - Ты умеешь читать!
   - Канеш, сэ', умею, - признал Израиль. В голосе его звучала тревога.
   Обучать чёрных грамоте противоречило законам Северной Каролины. Стараясь оправдаться, он сказал:
   - У янков были школы, вот они и научили многих наших читать. Раз уж меня научили, забыть я уж и не могу.
   - Я нанял его с расчётом, что он умеет читать, - сказал Рэйфорд Лайлс. - Ты постоянно говорил, что времена меняются, Нейт, и я считаю, ты прав, по крайней мере, отчасти - как Израиль и сказал, разучиться читать он не сможет. Сраные янки годами нянчились с ниггерами в Нью-Берне, Бьюфорте, Каролина-Сити, да и в Вашингтоне с Плимутом. В штате нынче тысячи грамотных ниггеров, будь они прокляты. Стрелять их - глупость полная; наверное, надо бы извлечь из них всю пользу, какая есть.
   Израиль ждал, что ответит на это Коделл. Немало жителей Северной Каролины, подумал Коделл, с радостью перестреляют тысячи чернокожих. Но, как верно заметил Генри Плезантс, на бойню ему не хватит духу.
   - Считаю, вы поступили правильно, мистер Лайлс, - сказал Коделл. - Как бы мы того ни желали, ситуация не может вернуться к довоенной. Войны разрывают всё на части; в этом их настоящая суть. Так или иначе, считаю, мы справимся.
   - Толково сказал, Нейт, - сказал Лайлс.
   - Да, сэ', - тихо согласился Израиль. - Так я и живу, справляюсь потихоньку.
   Коделл пожал плечами.
   - Если я такой толковый, чего ж я не богатый?
   Он взял письмо и вышел на улицу. Оказавшись снаружи, он свободной рукой натянул шляпу так глубоко на уши, как только мог. Деревья, что тянулись вдоль Вашингтон и Элстон остались почти без листьев, уже пару раз выпадал снег. В эту субботу было довольно сухо, однако изо рта Коделла вырывались облачка пара.
   По пути к дому вдовы Биссет он распечатал конверт.
   "Дорогой Нейт, - прочёл он. - На днях в Ривингтоне случилось коешто очень интиресное. Ниггерша по имени Жозыфина каторая принадлежала ривингтонцу по имени Пит Харди сбижала и павесилась. Я видала иё пару раз в городе и это очень плохо патамушта это самая шыкарная девка чорная ли белая щто я видила. Но я ни удевляюсь патамушта уже была в доме этава Пита Харди и уже никогда туда ни пайду дажы за всё золото мира патамушта он жыстокий. Ривингтонцы абращаюца с ниггерами очинь плохо как мы видили кагда вместе служили но дажы усе остальные ис них плохо атзываюца о Пите Харди. Никто из девачек нихочет больше к нему ходить и я не адна такая. Я знаю Нэйт што ты ни любиш кагда я гаварю атом чем занимаюсь но сичас я не могу ничиво паделать патамушта мне жаль эту Жозыфину. Если ты настаящий друк то ты паймёш. Твой друк на веки, М. Бин. 47-й СК".
   Коделл уставился вдоль Элстон-стрит, не видя ничего вокруг. Вместо этого он с пугающей ясностью увидел, как платье ниспадает с плеч Жозефины, увидел её темные прелести, выставленные напоказ к восхищению покупателей, видел выражение разочарованной похоти на лице алабамца, когда Пит Хардье - оставаясь учителем и в мыслях, Коделл даже про себя правильно проговорил имя ривингтонца - перебил его цену. Также он увидел её лицо в зарослях жасмина у Стоун Крик, услышал ужас в её голосе, услышал лай гончих, шедших по её следу. Он всё гадал, что же Хардье с ней сделал такого, чтобы она сначала попыталась улизнуть, а потом и покончить с жизнью. "Молли может знать", - подумал он, и поежился, как ежатся совсем не от холода. Без некоторых знаний можно прекрасно обойтись, решил он.
   Он перечитал письмо, затем медленно и целенаправленно изорвал его на мелкие кусочки. Обрывки он бросил в уличную грязь. Холодный ветер понёс их прочь, словно опять шел снег.
  
   *XIII*
  
   Роберт Э. Ли бросил взгляд на карту Кентукки, затем сделал пару последних правок в приказ, изменяющий численность гарнизонов новых оборонительных сооружений Конфедерации на реке Огайо. После этого, удовлетворённо кивнув, он скрепил документ своей подписью в нижней части листа. Следом он поднялся, потянулся и водрузил на голову шляпу. Небо уже стало скорее фиолетовым, нежели синим - для одного дня достаточно. В мирное время генерал мог так думать с чистой совестью.
   Когда он спускался вниз, в фойе Инженерного Дома было почти безлюдно. Даже горделивая латунная табличка с именем Джона Бошампа Джонса покоилась на пустом столе напротив пустого стула. Стоявший караульный вытянулся по струнке, когда мимо него в сгущающиеся сумерки прошёл генерал Ли.
   Со ступеней здания на противоположной стороне улицы от военного министерства, из штаб-квартиры ричмондского отделения Движения к Свободной Америке, спускался ещё один человек в серой конфедератской форме. Ли поджал губы, пусть и совсем чуть-чуть; он бы очень хотел, чтобы солдаты держались подальше от ривингтонцев, особенно, когда война уже полтора года как окончена. Он обдумывал отдать общевойсковой приказ на этот счёт, однако счёл его несправедливым и фактически необоснованным - ривингтонцы тревожили его, однако в сумме для страны сделали больше пользы, нежели вреда.
   По мере того как двое мужчин подходили друг к другу, Ли заметил что пуговицы на мундире этого человека были пришиты в три ряда по три штуки. Он нахмурился ещё сильнее. О чём это генерал может общаться с ривингтонцами? Он вгляделся в сгущающуюся тьму, но узнать офицера не сумел.
   Тот, в свою очередь, не испытывал никаких сомнений относительно личности Ли, но его лицо и так было широко известно во всей Конфедерации. Мужчина отсалютовал и протянул ему руку.
   - Генерал Ли, сэр, рад с вами, наконец, познакомиться. Меня зовут Натан Бедфорд Форрест.
   - Очень приятно, генерал Форрест. Умоляю вас, простите, что сразу вас не узнал. - При этих словах Ли не переставал изучать знаменитого командующего кавалерией.
   Форрест оказался крупным мужчиной, на несколько сантиметров выше Ли, с широкими плечами, но при этом, был тощим как хлыст. Держался он почти столь же прямо, как Джефферсон Дэвис. Волосы в районе висков у него начали выпадать, их и подбородок покрывала седина. Впалые щёки сильно оттеняли его лицо.
   Его глаза... едва Ли разглядел эти серо-синие глаза, он понял, что Форрест полностью оправдывал свою репутацию, к добру ли, к худу ли. Это были прищуренные глаза хищной птицы, полностью сосредоточенные на том, что сейчас перед ним, что бы это ни было. Среди всех известных Ли офицеров, лишь у двоих лица несли такую же печать неукротимой целеустремленности, как у Натана Бедфорда Форреста - у Джексона, которого он будет оплакивать до конца своих дней, и у Джона Белла Худа. Если этот человек собирался что-то сделать, он либо сделает, либо умрёт, пытаясь.
   - Я как раз направлялся домой, сэр, - сказал Ли. - Не отужинаете со мной?
   - Не хотел бы создавать вам трудностей, генерал, - с сомнением произнёс Форрест. Голос у него был мягким и приятным, с сильным влиянием сельской местности Теннеси.
   - Глупости, - возразил Ли. - Их и так немало. В любом случае, есть вам будет некогда, ибо я намерен крепко сесть вам на уши.
   Улыбка Форреста существенно оживила мрачное выражение его лица.
   - Тогда я к вашим услугам, генерал Ли, и я постараюсь придерживать уши руками, чтобы вы их не отдавили.
   - Мой дом всего в нескольких кварталах отсюда, - сказал Ли. - Пройдёмся пешком. Я давно хотел с вами повидаться, дабы обсудить вашу выдающуюся кампанию на западе, однако обстоятельства вынудили вас остаться на фронте, в то время как все мы наслаждались плодами мира.
   - Вините во всём янки, это они заигрывали с нашими ниггерами, - ответил на это Форрест.
   - Я до смерти устал от проклятий и взаимных обвинений, генерал Форрест, должен вам заметить, - поспешно заявил Ли. - Соединенные Штаты находятся здесь и мы тоже находимся здесь; у нас общая граница протяжённостью две тысячи миль, плюс-минус. Либо мы научимся не отвлекаться на различия друг друга, либо будем устраивать войны каждое поколение, чем по привычке занимаются страны Европы. Я бы не хотел, чтобы подобное безумие приставало к нашим берегам.
   - Говорите, как истинный христианин, сэр, - произнёс Форрест. - И всё же, знание того, что я могу врезать янки тогда, когда захочу, позволяет мне лучше спать по ночам. Что же касается солдат-ниггеров, которых они тут бросили, на то, чтобы напомнить им, кто здесь хозяин, у нас уйдут годы. Вот, за всё это, мне очень жаль, что Господь не отправил всех янки прямиком в ад.
   - Думаете, это удастся, даже спустя годы? - спросил Ли.
   - Убейте их достаточно, генерал Ли, сэр, и остальные примут это к сведению, - произнёс Форрест с жестоким прагматизмом.
   Генерал кавалерии и борец с неграми, казалось, был убеждён в собственной правоте, однако Ли не переставал гадать, могла ли примитивная дикость привести хотя бы к тацитову миру. Обещание применения силы всегда помогало укоренить рабство и удержать от возникновения бунтов, но до войны это обещание редко приходилось исполнять. Ли гадал, как и сможет ли вообще Конфедерация противостоять непрерывно бурлящему восстанию.
   Надеясь сменить тему, Ли спросил Форреста:
   - Что, всё же, привело вас в Ричмонд?
   - Мне кажется, я разгромил последнюю банду ниггеров-разбойников, которая хотя бы вполовину заслуживала называться полком, посему у меня появилась такая роскошь, как возможность доложить лично, - ответил Форрест. - Днём я передал доклад клерку, поэтому, смею надеяться, завтра вы с ним ознакомитесь. Думал, ещё смогу сходить на рынок рабов; город-то столичный, поэтому и первоклассных ниггеров тут должно быть в избытке.
   - Понимаю. - Ли не сумел удержать холод в своём голосе. Он знал, что Форрест нажил состояние на работорговле, но он не ожидал, что тот так открыто будет в этом признаваться, и был уверен, что ни один вирджинский джентльмен так не поступил бы.
   Форрест будто прочёл его мысли.
   - Надеюсь, я вас ничем не оскорбил, сэр. Мой отец был кузнецом и не умел ни читать ни писать. Он помер, когда мне было шестнадцать, оставив меня старшим из восьми братьев и трёх сестёр, поэтому мне приходилось выживать, как сумею. Мой сын будет джентльменом, однако сам я не имел роскоши постичь сей образ жизни.
   В приступе обиженной гордости он вытянулся ещё выше.
   - Вы отлично потрудились, генерал Форрест, как во благо своей семьи, та и во благо Конфедеративных Штатов, - сказал Ли, который одновременно обладал добродетелями как честности, так и вежливости - иными словами, джентльменством. Тем не менее, он не сумел подавить нотку досады от намеков Форреста на критику своего воспитания и социального происхождения.
   К этому моменту оба дошли до дома Ли. Генерал постучал в парадную дверь и снял пальто, ожидая, пока Джулия её откроет. Форрест последовал его примеру; с наступлением весны, постоять какое-то время без верхней одежды вечером уже не вызывало дискомфорта. То там, то тут в траве стрекотали кузнечики.
   Дверь отворилась. Радостная приветливая улыбка Джулии сменилась озадаченным выражением, когда она заметила, что генерал пришёл не один. Протягивая ей своё пальто, Ли сказал:
   - Да, как видишь, со мной гость. Это генерал-лейтенант Форрест, кавалерия Конфедерации.
   Джулия в этот момент принимала пальто Форреста, чтобы повесить его на вешалку рядом с одеждой Ли. Она замерла. Как и выражение её лица. Впервые с того дня как Ли освободил её, он заметил, как лицо женщины стало пустым, как бывало всегда, когда негры пытались скрыть свои чувства от хозяев. После продолжительной паузы, она повесила пальто Форреста. Затем она повернулась и поспешила прочь, шурша юбками.
   - Вы слишком обходительны со своим персоналом, сэр, - тоном эксперта заметил Форрест. - Рабы должны помнить, кто тут хозяин.
   - Она свободная женщина, - сказал Ли. - Я больше не держу рабов.
   - О.
   Теперь уже Форрест сделал непроницаемую мину, как только что Джулия. Ли вспомнил, что он был не только работорговцем, но и картёжником.
   Джулия вернулась, идя следом за женой и дочерьми генерала. В одно мгновение Форрест превратился, если не в джентльмена, то, как минимум в хорошо причёсанное подобие такового. Он склонился над ручками всех юных дам и ещё ниже поклонился, чтобы поцеловать руку Мэри Кастис Ли.
   - Мы счастливы приветствовать столь прославленного командующего, - произнесла супруга Ли.
   - Учитывая, какой командующий живёт в этом доме, вы чересчур любезны к моей скромной персоне, - сказал Форрест, вновь поклонившись. Затем он шаловливо ухмыльнулся. - Впрочем, я согласен на любую лесть.
   За обеденным столом он проявил себя общительным гостем, при помощи столового серебра, соусницы и краюхи хлеба продемонстрировав, как ему удалось одержать победу к северу от Коринфа, Миссисипи.
   - Получается, лошадей вы использовали лишь в качестве транспорта своих войск, которые сражались в пешем строю? - спросил Ли.
   - Таковы мои правила, - признал Форрест. - Лошадь способна доставить человека из одного пункта в другой быстрее, чем пеший марш, но какую пользу она может принести в бою, являясь лучшей мишенью, чем пеший солдат? Это было истиной прежде, а с появлением самозарядных винтовок, это стало истиной вдвойне.
   - Подобным образом поступали многие, как наши так и вражеские кавалеристы, - сказал Ли, думая о Джебе Стюарте. - Как вы объясняете свой успех, используя точно такую же тактику?
   - Насколько я понимаю, сэр, большинство поступало так, потому что к этому их вынуждали обстоятельства. Я же обучал своих людей сражаться так с самого начала. Я и тренировал их сурово, да и сам всегда оставался в первых рядах. Имея под рукой всю огневую мощь сопровождавшего меня отряда, я использовал её для создания прорех, либо для прорыва, когда была такая возможность. - Форрест вновь ухмыльнулся. - Работает весьма неплохо.
   - С этим невозможно не согласиться, - задумчиво произнёс Ли. - Стоит ли называть ваших людей драгунами?
   - Генерал Ли, мне нет никакого дела, как вы их назовёте, да и им нет никакого дела, как вы их назовёте. Но как бы вы их ни назвали, они будут сражаться, как дикие коты с клыками гремучих змей, а это всё, что меня заботит. Не передадите мне батат, сэр?
   Ли наблюдал, как Джулия обслуживала Форреста. Она была достаточно хорошей служанкой, чтобы не игнорировать его, но ей, определенно, хотелось поступить именно так. Даже когда она была занята на противоположной стороне стола, её большие и напуганные глаза постоянно сползали на него. Вероятно, ей он казался воплотившимся страшилищем из сказок. Негры использовали имя Форреста, чтобы пугать детей со дня бойни в Форте Пиллоу, а все его кампании против чернокожих солдат в долине Миссисипи, когда войска Союза покинули земли Конфедерации, лишь сделали его репутацию более пугающей.
   Форрест и сам об этом знал. Время от времени, когда он замечал, что Джулия наблюдает за ним, он либо приподнимал бровь, либо оскаливался на мгновение. Он не делал ничего такого, что вызвало бы недовольство Ли, но Джулия, наконец, выронила серебряный ковш, схватила его и выбежала столь же позорно, как невезучий генерал федералов Стерджис, которого Форрест разгромил, не взирая на численный перевес два к одному. Форрест хихикнул.
   - Стерджис как-то ныл одному из своих полковников: "Господи боже, если Форрест оставит меня в покое, я тоже оставлю его в покое". Но я бы не оставил его в покое. Я был намерен врезать ему так, чтоб тапки отлетели, и у меня получилось.
   Милдред Ли поднялась со стула.
   - Если вы, мужчины, продолжите вести бои за столом, то я оставлю вас за этим занятием.
   - Если вы останетесь, мы не станем сражаться, - быстро произнёс Форрест. Несмотря на свою жестокость, он также мог быть и обходительным, особенно с дамами.
   Однако Милдред покачала головой.
   - Нет, не стану портить вам веселье, потому что вам этого всё ещё хочется, а папа привёл вас домой не для того, чтобы слушать меня. В конце концов, меня он может слушать каждый вечер.
   - В конце концов, тебя он может слушать, когда находится в Ричмонде, - с ноткой резкости в голосе проговорила Мэри Кастис Ли.
   Генерал тихонько вздохнул. Даже спустя девять месяцев неотлучного пребывание в столице, его жена никак не могла простить ему длительную поезду по Кентукки и Миссури. Милдред развернулась и вышла из комнаты, за ней последовали Агнес и Мэри; старшая дочь Ли катила перед собой кресло матери.
   - Итак. - Ли поднялся, взял с полки шкатулку с сигарами и предложил одну Форресту.
   Форрест покачал головой.
   - Никогда не имел такой привычки, но вы можете себе не отказывать.
   - Я их тоже не курю, держу для гостей. - Ли убрал шкатулку, затем спросил: - Вы приехали в Ричмонд ещё и за тем, чтобы встретиться с членами Движения к Свободной Америке?
   - Что, если и так? - произнёс Форрест. - Их винтовки сделали моих парней впятеро лучшими бойцами, чем, когда их не было. - Он бросил на Ли внимательный взгляд. - По всем рассчетам, без их помощи мы бы проиграли войну.
   - По всем рассчетам, да, действительно. - Ли, в свою очередь, также изучал Форреста. Он осторожно проговорил: - Должен ли я сделать вывод, что среди рассчетов, которые вы упомянули, есть и один, что вам дали сами ривингтонцы?
   - Так и есть. Полагаю, вы с этим рассчетом тоже ознакомились? - Форрест дождался кивка Ли, затем тихо проговорил, будто бы сам себе. - Я всё гадал, только ли мне одному они об этом рассказали. Впрочем, неважно. - Он взял себя в руки. - Вы верите их словам, сэр?
   - В смысле, считаю ли я их фантастикой? Вряд ли могу придумать нечто более фантастическое, чем то, что люди путешествуют сквозь время как по железной дороге. - Форрест начал что-то говорить, Ли поднял руку. - Тем не менее, я им верю. Любой безумец может заявить, что прибыл из будущего, но безумцы обычно не предоставляют доказательств своим заявлениям. Их артефакты убеждают меня сильнее, чем их слова.
   - Я мыслю схожим образом, генерал. - Форрест продолжительно и облегченно выдохнул. - Однако за артефактами идёт рассказ, а то, что они рассказали о грядущей истории, лишь убеждает меня в своих выводах: Юг - это последняя и ярчайшая надежда белой расы, и если мы выпустим ниггеров здесь, они разрушат весь мир.
   - Ежели всё, что говорят ривингтонцы - это правда, то сей вывод вполне обоснован, - сказал Ли.
   Возможно, подобная убеждённость объясняло буйное поведение Форреста в войне с чернокожими, впрочем, как он сам и заявлял, от негров ему не было никакой пользы - разве что, они служили ему источником дохода - задолго до того как ривингтонцы решили помочь Конфедерации в её борьбе за независимость. Ли продолжил:
   - И всё же, все тенденции девятнадцатого века не перестают вызывать у меня сомнения. Все европейские народы единодушно считают владение рабами, как движимым имуществом, отвратительным, и, по этому случаю, нас тоже. Большинство республик Южной Америки отказались от него, даже в жестокой России освободили крестьян. Тенденции развития истории указывают на увеличение свобод, а не на их уменьшение.
   - Вы хотите сказать, сэр, что полагаете - негров надо освободить после войны, которую мы вели, чтобы удержать их в рабстве? - Тон Форреста оставался тихим и вежливым, однако в нём начали безошибочно угадываться нотки угрозы; желтый цвет его лица приобрёл красноватый оттенок.
   - Мы воевали за то, чтобы быть уверенными, что лишь мы имеем право сохранять свои институты или изменять их, и мы отвоевали это право, - ответил Ли. - Не только взгляды всего мира, но также и ход войны и ваши доблестные усилия после объявления перемирия с Соединёнными Штатами убедили меня несколько изменить свои взгляды на чернокожих.
   - Но не мои, Господи боже, - прорычал Форрест. - В Форте Пиллоу мы убили пять сотен ниггеров, за то, что потеряли двадцать наших; Миссисипи на двести ярдов окрасилась красным от их крови. Эти действия должны были показать, что неграм не справиться с южанами - иными словами, они заслужили оставаться там, где находятся.
   - В ходе наступления на Вашингтон, они вполне неплохо проявили себя у Билтона и во многих других местах против армии Северной Вирджинии - сказал Ли. - Не хуже, чем их столь же неопытные белые коллеги, по крайней мере. А в ходе своей кампании в землях, ранее находившихся под оккупацией федералов, они оказались для вас столь же лёгкой добычей, как и в Форте Пиллоу?
   Он намеренно не упомянул о рассказах о том, что большинство негров в Форте Пиллоу были казнены после сдачи в плен. Однако Форрест всё равно ощетинился.
   - Даже крыса будет драться, если зажать её в угол, - презрительно бросил Форрест.
   - Но она не станет, если этого не делать, - возразил Ли. - Негры могли бы тихо вернуться к своим обязанностям, без угрозы для себя. То, что они выбрали для себя, большинство сочло бы бесполезной борьбой - особенно с учётом того, что ваши люди были вооружены самозарядными винтовками - и это должно, полагаю, навести на размышления любого разумного человека.
   - Полагаю, их деды, жившие в Африке, тоже сражались, - сказал Форрест, пожав плечами. - Сражались и проиграли, иначе их бы не захватили и не привезли сюда. Что же касается тех, с кем я сражался после перемирия. Они оказались лучше тех бесполезных беспомощных ниггеров из Форта Пиллоу, заверяю вас. Но сражались ли они "вполне неплохо"? Я это отрицаю, сэр, иначе я бы не бил их раз за разом.
   - Здесь наши мнения разнятся, - сказал Ли.
   Форрест склонил голову, демонстрируя согласие с этими словами, если бы Ли больше ничего не сказал. Генерал настойчиво продолжил:
   - Я не уверен, что мнение всего остального мира может быть проигнорировано достаточно безопасно для нашей страны, равно как не считаю, что мы можем рассчитывать на недостаток мужества у негров, как это делали раньше. Прежде чем мы увидим Конфедерацию бесконечно заражаемой мятежами и бунтами, нам следует начать программу по...
   - Одну блядь минуточку, сэр, - перебил его Форрест.
   Ли моргнул. Он не привык к тому, чтобы его перебивали, особенно столь грубо. Форрест вскочил со стула и вплотную приблизил к Ли свое лицо, теперь уже полностью красное.
   - Генерал Ли, вы из знатной семьи, вы благородны, вы могли бы быть высеченным из мрамора святым, все вокруг говорят, что именно вы станете президентом, когда уйдёт Джефф Дэвис. Но ежели вы попытаетесь убедить народ освободить ниггеров в любом виде, форме или размере, сэр, я буду сражаться с вами изо всех имеющихся во мне сил. И я буду не одинок, сэр, обещаю вам. Я буду не одинок.
   Ли тоже поднялся. Он гадал, набросится ли Форрест на него. Офицер-кавалерист был на несколько лет моложе, но Ли пообещал устроить ему неприятный сюрприз, если тот ударит первым. Также он гадал, бросит ли Форрест ему вызов. Он не считал его джентльменом, хоть сам теннесиец себя таковым, без сомнений, и считал... и без сомнений очень ловко владел пистолетом. Однако он не нанёс Форресту личного оскорбления, во всяком случае, всё было строго наоборот.
   Мужчины ещё какое-то время пристально смотрели друг на друга, находясь на расстоянии вытянутой руки. Ли одолел собственную ярость и строго произнёс:
   - Генерал Форрест, я более не нахожу вас здесь желанным гостем, равно как вас не будут рады видеть в моём доме впредь.
   Форрест щёлкнул пальцами - левша; он и ел той же рукой.
   - Вот настоялько я хотел бы вернуться сюда. Я скорее отобедаю в доме Тадеуса Стивенса. Члены Движения к Свободной Америке, вероятно, спасли Юг от его милостей, но, кажется, мы и сами способны вырастить собственную шайку Иуд.
   Он развернулся на каблуках и зашагал прочь, подошвы сапог били по деревянному полу, затем дверь хлопнула настолько яростно, что задёргалось пламя во всех свечах и лампах гостиной. Ли прислушался к его шагам по дорожке. Железная калитка, что вела на улицу, лязгнула металлом.
   Наверху заголосили женщины. Ли подошёл к подножию лестницы и крикнул:
   - Всё в полном порядке, мои дорогие. Генерал Форрест предпочел уйти раньше, чем он ожидал, вот и всё.
   Однако всё было далеко не в порядке и он это знал. До сей поры, его противниками были те, кого своими врагами он считал в силу профессионального долга - мексиканцы, западные индейцы, Джон Браун, солдаты и офицеры Соединённых Штатов. Теперь же у него появился личный враг, причём опасный. Он протяжно выдохнул сквозь усы. Он мог почувствовать разницу. Но ему не было до неё никакого дела.
  
   Нейт Коделл вытер пот со лба и ненадолго остановился отдохнуть в тени ивы. Его смешок вышел отчасти веселым, отчасти огорчённым. Новая ферма Генри Плезантса находилась где-то в восьми километрах от Нэшвилля в сторону Касталии, а одышка появилась у него задолго до того как ферма появилась на горизонте. В армии восьмикилометровый марш не стоил того, чтобы на него даже жаловаться.
   - Становлюсь ленивым и мягкотелым, - вслух сказал Коделл.
   Он двинулся дальше. Вскоре он добрался до забора из жерди. Только он свернул на тропу, что вела к фермерскому дому, белый мужчина, что полол овощи у другого забора, повернулся и громко поздоровался, обозначив прибытие гостя. Голос у этого парня нёс ирландскую нотку; когда он повернулся к Коделлу, его бледное веснушчатое лицо показалось тому знакомым.
   - Доброго дня, - сказал Коделл, приподнимая шляпу. - Мы никогда прежде не встречались?
   - Чессгря, сэр, мне так не кажется. Джон Моринг я, и почти всё время до сих пор провел в Роли - прятался от армии, вот так.
   - Вот, где... - начал Коделл и осёкся. Моринг служил не в его роте и исчез из 47-го северокаролинского вскоре после Геттисберга. Но то было почти три года тому назад, и никто уже не пытался выслеживать дезертиров. Коделл пожал плечами.
   - Не важно. Мистер Плезантс дома?
   - А вы Нейт Коделл, да? Ага, здесь он, сэр. Где ж ему быть-то?
   Коделл вновь приподнял шляпу и пошёл дальше по тропе. Он прошёл мимо конюшни с загоном для крупного рогатого скота рядом с ней, перескочил через крошечный ручеёк, прошёл мимо амбара для кукурузы и поленницы. Он поморщился от запаха из свинарника рядом с амбаром, однако дальше посреди большого двора неправильной, по которому ходили куры и индюшки, стоял жилой дом.
   Как только Коделл дошёл до края двора, на крытом крыльце дома появился Генри Плезантс. Он помахал другу и поспешил поприветствовать его. Дворовая птица бросилась врассыпную, оскорбленно вопя и кудахча.
   - Здравствуй, Нейт, - сказал он, тряся руку Коделла.
   Он махнул рукой в сторону полей, что тянулись позади дома.
   - Бог даст, урожай будет хороший, хоть и дождя в этом году меньше, чем я рассчитывал.
   - Хорошо, - сказал Коделл и тоже посмотрел на поля, затем на коровник и свинарник, затем на сам дом - двухэтажное выбеленное здание из вагонки, с тесаной крышей и высокой кирпичной трубой - не поместье плантатора, конечно, но и не хибара.
   - Выглядит всё здорово, Генри, я рад за тебя.
   - Мне всё ещё нужен человек с толковой головой, чтобы вести счета, Нейт, дабы я не занимался бухгалтерией лично, - сказал Плезантс. - Ты же знаешь, платить я тебе буду больше, чем ты получаешь за преподавание.
   То же самое предложение он делал Коделлу, когда тот приходил на ферму в прошлый раз. Как и тогда, Коделл покачал головой.
   - Мне нравится учить, Генри. Это не та работа, за которую берешься ради денег. К тому же, я лучше останусь тебе другом, чем стану наёмным работником.
   - Одно другого не исключает, Нейт. И ты сам это знаешь.
   - Ладно, но всё же, нет, спасибо.
   Коделл ничего не знал таких примеров. Будучи учителем, он трудился за жалование, но обладал широкой свободой действий в том, что делал и как. Такой расклад лучше устраивал его независимую натуру, чем сидение за гроссбухом со стоящим над душой Генри Плезантсом.
   Из дома вышел чернокожий мужчина с кувшином виски и двумя стаканами.
   - Спасибо, Израиль, - сказал Плезантс.
   - Тебя в последнее время не видать в лавке, Израиль, - сказал Коделл. - С каких пор ты стал работать на Генри?
   - Уж три-четыре недели как, сэ', - ответил негр. - Миста Плезантс платит столько ж, сколько миста Лайлс, да и книг у него в достатке. Теперича я понимаю, как же я люблю читать, сэ', это уж точно. Миста Лайлс малость пошумел, когда я уходил, но это не то, что если б он мной владел.
   - С Израилем одна беда - оторвать его от книжки, когда он мне нужен для чего-то, - сказал Плезантс. - Если смогу научить его считать, может и посажу его счетоводом, раз уж тебе, Нейт, эта работа не нужна. - Говорил он в шутливом тоне, однако, вдруг повернулся и пристально посмотрел на Израиля. - Господи, может, я так и поступлю. Я всё гадаю, способен ли он учиться? Израиль, хочешь попытаться выучиться счёту? Если справишься, у тебя будет больше денег.
   - Я люблю учиться, сэ', и деньги тож люблю. Вы захотите показать, наверн' я попробую.
   - Ты усердно трудишься, Израиль. Возможно, ты научишься. Если научишься, сможешь вести счета и для многих других людей в городе, не только для меня, - сказал Плезантс. - Подумай над этим, и однажды обзаведёшься собственным добротным домом.
   Коделл едва не улыбнулся этим словам, но в последний момент сдержался. Такое могло случиться. Благодаря войне, нынче всё стало проще, не то, что раньше. Свободный негр, который достаточно смышлён, чтобы не нарываться на неприятности, может далеко зайти по жизни, оставшись незамеченным.
   - Вы захотите показать, сэ', наверн' я попробую, - повторил Израиль. - Похоже, места лучше, чем это, мне и не найти. Я прост' счастлив, что не ушёл на Север, когда "синие" отплыли отсюда. В газетах пишут, ниггеру там приходится хужее, чем здесь - их там вешают на фонарях только за то, что они просто идут по улице.
   - Вероятно, ты прав, Израиль, пусть мне и стыдно в этом признаваться, - произнёс Плезантс.
   Коделл кивнул.
   - Похоже, белые на Севере винят негров в войне.
   Дикие бунты против чернокожих захлестнули Нью-Йорк и Филадельфию с разницей всего в несколько дней, словно слух об одном вызвал другой. В Вашингтоне дозоры Конфедерации наблюдали через Потомак, как войска федералов дрались с поджигателями, которые намеревались спалить районы, где жили цветные. А по всей реке Огайо вооружённые белые мужчины разворачивали рабов, бежавших из Кентукки со словами "Это не ваша страна" - и стреляли, если негры не разворачивались. Южные газеты описывали каждый поджог, каждое волнение в Соединённых Штатах с такими подробностями, словно предупреждая чернокожих, чтобы они не ждали тёплого отношения, если им вздумается сбежать.
   Израиль протяжно выдохнул.
   - Непросто быть ниггером, где б ты ни был.
   Это, подумал Коделл, без сомнений, было правдой. Израиль поставил кувшин с виски и вернулся в дом. Коделл отпил из стакана. Он прокашлялся, проталкивая жидкость внутрь. Огонь в горле превратился в тепло в животе, а это тепло растеклось по всему телу. Плезантс поднял свой стакан.
   - За вольнонаёмную ферму.
   - За вольнонаёмную ферму, - отозвался Коделл и выпил снова. Внутри стало теплее. Он огляделся. Впечатление, которое возникло у него при входе на ферму, не изменилось.
   - За вольнонаёмную ферму, которая отлично справляется.
   - Если погода останется близкой к норме, а цены будут держаться, я справлюсь, - ответил на это Плезантс.
   Фермерством он занялся совсем недавно, однако уже заразился суеверием людей от сохи не говорить слишком оптимистично. Он продолжил:
   - В газетах пишут, южнее и западнее погода ещё хуже. Терпеть не могу, когда другим худо, но мне это может помочь.
   - Сколько человек на тебя работает?
   - Семеро мужчин - троё вольнонаёмных чёрных, двое ирландцев...
   - Я видел одного на овощной грядке, - Коделл понизил голос. - Тебе следовало бы знать, что он сбежал из моего полка.
   - Кто, Джон? Правда? - Плезантс нахмурился. - Значит, надо будет за ним приглядывать, хотя, до сей поры он мне проблем не создавал. Короче, ещё у меня тут двое местных белых, а Том - это один из чёрных - пару лет тому назад выкупил свою жену Хэтти, она нам еду готовит. - Словно в подтверждение его слов, из задней части дома донёсся протяжный немелодичный сигнал горна. Плезантс ухмыльнулся.
   - Вот и обед. Идём, Нейт.
   На обед - жареный окорок, батат и кукурузный хлеб - накрыли на улице, за домом, у кухни. Хэтти, очень толстая, очень чернокожая женщина, считала за личное оскорбление, если кто-нибудь, кто ел за её столом, не набивал себе живот настолько, что оказывался неспособен передвигаться. Коделл был более чем рад услужить ей. Успешно наевшись, он откинулся на лавке и присоединился к разговору между Плезантсом и работниками.
   Помимо Джона Моринга, Коделл также узнал Билла Уэллса, который попал в его роту незадолго до начала прошлогодней кампании. Тогда Уэллсу было всего восемнадцать; сейчас ему было двадцать, но он всё равно выглядел моложе своего возраста.
   - Теперь вы не пошлёте меня заполнять фляжки, господин первый сержант, сэр, - с ухмылкой произнёс Уэллс.
   - Теперь пускай Генри раздаёт тебе наряды, - сказал на это Коделл, отчего Уэллс пригнулся так, словно мимо него просвистела пуля.
   Муж Хэтти Том, Израиль и третий чернокожий по имени Иосиф сидели вместе. Они вели себя тише белых, и практически не принимали участия в разговоре, что растекался за всем остальным столом - невзирая на свободу, неграм следовало с осторожностью позволять себе всякие свободы. Однако когда Израиль начал хвастаться тем, что будет изучать арифметику, Том приподнял бровь и сказал:
   - Раз уж ты станешь тем, кто будет считать мне жалованье, Израиль, я буду его дважды пересчитывать, эт'уж точно.
   - Ты даже единожды посчитать не сможешь, ниггер, - надменно ответил тот.
   - Масса Генри, я знаю, он платит верно, - сказал Том. - Ты...
   Дальнейшее молчание было более многозначительным, чем любые слова. Спустя какое-то время Генри Плезантс взглянул на карманные часы и произнёс:
   - Пора возвращаться к работе.
   Рабочие встали и направились в поля мимо старой хижины надсмотрщика. Иосиф протянул руку и прихватил батата, чтобы было чего пожевать, если вдруг - хотя самому Коделлу это казалось не очень возможным - проголодается посреди дня.
   - Всё очень хорошо, Генри, - сказал Коделл, когда Хэтти убрала тарелки. - Как всегда, ты отлично устроился.
   Вместо радости, похвала ввергла Плезантса в меланхолию. Он вздохнул, взглянул на столешницу, провёл пальцами по тёмным волнистым волосам. Тихим голосом он произнёс:
   - Жаль, Салли не увидела ферму.
   - Салли? - Коделл уставился на друга. За всё то, время, сколько он знал Плезантса, тот никогда не произносил женского имени. Он попытался разобраться, отчего так, и выбрал наиболее очевидную причину, до какой смог додуматься:
   - Она не захотела поехать с тобой на Юг, Генри?
   Плезантс повернул голову и посмотрел на него; по той боли, что читалась в его глазах, Коделл мгновенно понял, что ошибся.
   - Она поехала бы со мной куда угодно. Но... ох, блин. - Плезантс покачал головой. - Даже теперь всё это так тяжко! Мы с Салли поженились в самом начале 1860 года. Готов поклясться, мы были самой счастливой парой в Поттсвиле. К Рождеству она могла бы родить мне ребенка.
   - Могла бы? - Коделл знал это гнетущее предчувствие. Он осторожно поинтересовался: - Она скончалась при родах, Генри?
   - Мы даже до этого не дотянули. - В глазах Плезантса открыто блеснули слёзы. - Она начала стонать - Боже, я в жизни больше никогда не слышал столь жутких стонов! - незадолго до рассвета одним октябрьским утром. Она пылала от жара. Доктор жил всего в паре кварталов. Я посреди темноты бросился к нему, и притащил к себе прямо в ночной рубашке. Знаю, он сделал всё, что мог, но Салли... Салли умерла в тот же день.
   - Уверен, сейчас она находится в лучшем из миров. - Самому Коделлу эти слова показались пустыми и плоскими, но ничего получше он придумать не сумел. Доктора так мало могут - и всё же, на краткий бесполезный миг, он задумался - а смогли бы ривингтонцы её спасти?
   Плезантс сказал:
   - Она была доброй христианкой, мне таким никогда не стать, так что, я тоже уверен. Однако для того, чтобы не дать мне прыгнуть в могилу вслед за ней, потребовались четверо крепких здоровенных шахтёров. Без неё мир стал холодным, пустым и не стоящим жизни. После Форта Самтер* моя тётя Эмили спросила, не думал ли я записаться в армию. Я понял её намек - она, видимо, решила, что это поможет мне забыть. Частично, по этой причине я согласился, полагаю так.
   Коделл понимал, что он не закончил.
   - А частично почему ещё?
   - Если хочешь знать, Нейт, я надеялся, что меня убьют. Как ещё мне было избавиться от тоски, боли и пустоты? Я выжил, как видишь, но та наша встреча в Роки-Маунт есть дар Божий. Я искал любое оправдание, лишь бы не возвращаться в Поттсвиль, какое только можно представить.
   - Что бы ни вынудило тебя остаться здесь, в Северной Каролине, я рад, что ты остался. Жизнь продолжается. Так говорят с самых седых времён, но это правда. Если по-другому не понимаешь, война, вроде той, через которую прошли мы, быстро тебе втолкнует. В ту ночь в лагере после Геттисберга... - Теперь у Коделла возникли проблемы с завершением фразы. В той бесплодной атаке погибло столько его друзей, однако и он и его выжившие товарищи должны были продолжать жить, чего бы оно ни стоило.
   Генри Плезантс кивнул.
   - Я знаю, но также я знаю и то, что на словах всегда проще, чем на деле. Хоть со смерти Салли и прошло уже шесть лет, память о ней до сих пор меня ранит. Я бы и раньше тебе о ней рассказал, но... - Он выдохнул сквозь плотно сжатые губы. - До сих пор больно. Прости.
   - Я тебя не корю. - По примеру Плезантса, Коделл обвёл рукой поля и добротный дом. - Она бы гордилась тем, что ты тут устроил. Коделл усомнился, стоит ли озвучивать мысль, что пришла ему на ум. Он решился: - А если она такая же, как и большинство женщин-северянок, полагаю, она бы гордилась тем, что ты управляешь фермой при помощи вольнонаёмного труда.
   - Спасибо тебе за это, правда. Сказать такое северокаролинцу довольно непросто. Однако ты прав, Салли твёрдо стояла на позициях аболиционизма, наверное, даже твёрже, чем я в те времена. Думаю, я бы и надеяться не мог найти её на том свете, если бы купил негров для работы.
   Коделлу оставалось лишь прорычать нечто неразборчивое. Он потянулся к кувшину с виски. В последнее время он и сам всё больше склонялся на сторону противников рабства. Но он не мог заявлять об этом вслух, пока не мог, даже в присутствии близкого друга, приехавшего с Севера. Если о таких его заявлениях пойдут слухи, ему повезёт, если он лишится только работы. Он допил свою порцию, затем сказал:
   - Может, покажешь уже дом изнутри?
   - С радостью.
   Плезантс тоже допил стакан и повёл Коделла внутрь через дверь кухни. Хэтти оглянулась на него через плечо, стоя над небольшой жестяной ванной, в которой она мыла посуду. Мебель в гостиной была сельской, а следовательно, дешёвой, однако, выглядела удобной - низкие стулья и диван, все с сиденьями, покрытыми необработанной телячьей кожей. Вдоль одной стены тянулись самодельные полки, полные книг.
   Оставшуюся часть первого этажа занимала умывальня с жестяной ванной на ножках и несколько кладовок.
   - Спальни на втором этаже, - сказал Плезантс. - Одна для меня, одна для Израиля, поскольку по дому у него работы больше, чем в полях; одна для моих ирландцев; и одна для двух местных парней. Хэтти, Том и Иосиф спят в хижине надсмотрщика над рабами. Мне кажется, они считают этот факт очень забавным и приятным; будь я на их месте, точно так считал бы. Там ещё был целый ряд хибар для рабов. Я их все снёс.
   - Это твоя ферма, Генри. Твои люди с тобой выполняют работу не хуже, чем команда рабов под управлением надсмотрщика?
   - Совершенно уверен, что так, учитывая то, что я слышал от некоторых моих соседей относительно их ожиданий от своих негров. Пара ирландцев отличные работники, да и негры неплохо справляются. Самые большие сложности у меня возникли с местными белыми, ты только не обижайся. Некоторых пришлось уволить; они не будут стабильно работать за жалование; как мне один сказал: сама мысль об этом превращает их в ниггеров.
   - На Юге полно таких белых ребят, - сказал Коделл. - Если они станут заниматься тем, чем обычно занимаются рабы, то сами себя начинают чувствовать рабами.
   - Но это же неправильно, разве нет? - в сердцах произнёс Плезантс. - Использование рабов принижает труд, что вольный, что рабский, при том, что в самом труде ничего плохого нет. Но, когда большинство твоих ремесленников - рабы, как подтолкнуть белого к постижению ремесла? Здешние ваши богатые плантаторы, действительно, богаты, я в этом нисколечко не сомневаюсь. Но ваши бедняки беднее, чем в Соединённых Штатах, и у них ещё меньше возможностей улучшить свой удел. Куда твоя - а теперь и моя - страна движется?
   - Не уверен, что мы так уж задумываемся над тем, чтобы куда-то двигаться, как народ на Севере, - сказал Коделл. - Многие из нас довольны тем, где находятся сейчас.
   Всю войну единым кличем по всей Конфедерации звучали слова "Мы лишь хотим, чтобы нас оставили в покое".
   - Однако мир меняется, вне зависимости от вас самих, - указал ему Плезантс. - Нельзя вечно сидеть за стенами - посмотри на путешествие адмирала Перри в Японию.
   Коделл сделал кислую мину и поднял руку. Он подозревал - даже был вполне уверен, - что его друг был прав. Впрочем, это не означало, что он хотел это признавать, или обсуждать.
   - Давай, мы оправимся от войны и уж тогда сделаем всё, как надо, - настоял он.
   - Ладно - примирительно произнёс Плезантс, видя, что задел приятеля. Впрочем, от последнего довода он не отказался: - Война закончилась два года назад, Нейт, а у мира нет привычки ждать.
  
   Круглое лицо Джозайи Горгаса светилось словно солнце.
   - Я искренне рад тому, что вы смогли прибыть в арсенал столько скоро, генерал Ли.
   - Когда вы вчера прислали весть о том, что у вас имеется нечто, стоящее моего внимания, полковник, я естественно сразу же решил приехать и всё выяснить, - ответил Ли. - Все ваши действия, что в войну, что потом, убедили меня в верности ваших суждений. Впрочем, ваша записка показалась мне загадочной. Что именно здесь я должен увидеть?
   Начальник бюро боеприпасов Конфедерации вышел из офиса, и вскоре вернулся, держа в руках пару самозарядных винтовок.
   - Вот это, - с гордостью произнёс он.
   Одну винтовку он протянул Ли, тот её взял и сказал:
   - За последние пару лет я вполне достаточно полно ознакомился с АК-47, а это... - Его голос стих, когда он осмотрел оружие более внимательно. Когда он вновь заговорил, в голосе его не было и следа сарказма: - Эта винтовка, кажется, имеет определенные незначительные отличия от тех, с которыми я был знаком прежде. Что это, полковник?
   - Копия АК-47, изготовленная в нашей оружейной, сэр. Строго говоря, две копии.
   - О, как превосходно, - мягко произнёс Ли.
   Он подвигал рычагом заряжания той винтовки, что передал ему Горгас. Легкий масляный "щёлк!" вернул его в палатку на северо-западе от Оранж-Корт-Хаус в тот самый день, когда он впервые его услышал. Генерал осмотрел ствол. Оружейники Конфедерации заменили размеченный на дальность прицел на более простой, чем тот, которым обычно довольствовался АК-47.
   - Вы уже испытали это оружие, полковник?
   - Так точно, сэр, - ответил Горгас. - Мы успешно скопировали механизм перезарядки тех моделей. Если стрелять патронами, поставленными ривингтонцами, они стреляют почти столь же точно и со сравнимой отдачей, как у оригинальных моделей. Хоть испытания пока были ограничены, винтовки кажутся надёжными. - Говоря это, он отвёл взгляд в сторону от Ли. Ему вспомнились кавалерийские карабины, которые для их владельцев оказались столь же опасны, как и для противника...
   - Вы пробовали стрелять из них патронами, снаряженными в Огасте? - спросил Ли.
   Горгас кивнул.
   - И вновь, всё работает. При таком заряде траектория полёта пули ощутимо выше, и отдача ощутимо больше. - Начальник бюро боеприпасов поморщился от воспоминаний, и потёр правое плечо. - Строго говоря, если снаряжать патрон обычным порохом, оружие лягается словно мул.
   - Незначительный дефект, - сказал Ли. - Вы блестяще потрудились, полковник Горгас.
   - Не так хорошо, как хотелось бы, - ответил тот, демонстрируя несгибаемый перфекционизм, так хорошо подходящий занимаемой им должности. - Во-первых, как бы я ни пытался, мне не удалось скопировать тот металл, что применялся для изготовления ствола исходного оружия. Насколько я могу судить, он на грани того, чтобы быть неизносимым. Те, что нарезаем мы, быстрее загрязняются и чистить их сложнее. Во-вторых, обе винтовки, что вы видите, практически целиком были изготовлены кустарным образом. В итоге, производство получается не только крайне медленным, но и детали одного оружия не являются взаимозаменямыми с другим.
   - Полагаю, вы движетесь в направлении исправления этой проблемы?
   - "Движемся в направлении" - очень точное выражение, сэр. Я стремлюсь наладить производство АК-47, как мы поступали со "Спрингфилдами", но дело продвигается медленно. В работе над "Спрингфилдами" нам отлично помог захват арсенала Харперс Ферри и той оснастки, что там имелась. Здесь я такого преимущества не имею. Как бы я ни любил свою страну, сэр, мы не промышленно развитое государство. Большая часть нашей промышленности, как, например, эта, появилась вследствие нужд прошлой войны. - Лицо Горгаса приняло разочарованное выражение ищейки, вынюхивающей сложный след. - Более того, АК-47 - значительно более сложное оружие, требующее больше стадий производства, нежели те винтовки, что мы привыкли производить. Через год я планирую иметь постоянное производство в некоторых объемах. Могу ли я надеяться запустить производство раньше, пока не ясно.
   Ли обдумал то, что сказал начальник бюро боеприпасов. Не это он желал бы услышать. Соединённые Штаты однозначно являлись промышленно развитой страной, второй в мире, уступая лишь Великобритании. Ему виделись фабрики то ли в Массачуссетсе, то ли в Нью-Йорке - то ли и в Массачуссетсе и в Нью-Йорке - где винтовки изготавливали вагонами. Однако, как и сказал Горгас, Юг был честной сельскохозяйственной страной, пока война и блокада федералов не вынудили его попытаться изготовить хотя бы часть того, что теперь нельзя было выменять на хлопок и табак. Генералу казалось, что ему следовало бы радоваться прогрессу, не беспокоясь о масштабах отсталости. Раз уж у него не осталось выбора, Ли заставил себя радоваться.
   - Вы великолепно потрудились, полковник, - с максимально возможным энтузиазмом произнёс он. - Пожалуйста, передайте мои поздравления своим оружейным мастерам. Я рад знать, что однажды мы сумеем завоевать независимость от Движения к Свободной Америке, так же, как и от Соединённых Штатов.
   Он искренне желал, чтобы этот день настал, но даже видя его неизбежность, он не чувствовал облегчения.
  
   "Господин президент, с учётом сообщений о развёртывании федеральных войск, что вошли в Нью-Мексико из Колорадо, я убеждён, что эти войска предназначены для оказания моральной поддержки повстанцам, которые пребывают в конфликте с императором Мексики Максимилианом, как и публично заявил президент Сеймур. Тем не менее, я беру на себя смелость призвать Вас к расширению на Запад железных дорог в Техасе, дабы мы были лучше подготовлены к тем угрозам, которые могут исходить из этого региона. Теперь, когда "Тредегар Айрон Воркс" вновь производит рельсы, возможность проведения этой ветки кажется мне заслуживающей Вашего самого пристального внимания. Возможно, Вы в курсе презрительных высказываний секретаря Стэнтона относительно отсутствия у нас каких-либо транспортных путей на обширных просторах западного Техаса. Я..."
   Он поднял взгляд от предложения, чтобы собраться с мыслями... и обнаружил перед собой стоявшего Андриса Руди. Крупный ривингтонец вошёл в его кабинет столь тихо, что генерал его даже не заметил.
   - Прошу вас, присаживайтесь, господин Руди, - смутившись, произнёс он. - Надеюсь, я не слишком долго вас игнорировал?
   - Нет, не долго, - ответил тот, садясь.
   Кто-нибудь с более легким характером обратил бы ситуацию в шутку, но Руди, серьёзный до мозга костей, даже не попытался этого сделать. Он выдержал паузу, чтобы почесать рыжеватые усы, затем, без предисловий заявил:
   - Мы в ДСА вами недовольны, генерал Ли.
   - Подобное несчастье случается не впервые, господин Руди, - заключил Ли. Он наблюдал, как Руди хмурился, словно был неуверен, не пошутил ли генерал. Как и генерал Грант, ривингтонец не знал иных смыслов, кроме прямых.
   - Что же я такого натворил на этот раз, что вызвал ваше недовольство?
   - Вы поддерживаете освобождение чёрных, - так же прямо продолжил Руди.
   - Не знал, что вас волнует моё личное мнение, сэр, равно как не считаю, что так должно быть, - сказал Ли. Как и в ситуации с Грантом, он воспользовался фланговым манёвром. - Так или иначе, откуда вы осведомлены о моём мнении по данному вопросу? Его я держу при себе и уж точно не сообщал вам.
   - Вы излагали это мнение в присутствии офицеров-патриотов, которые несогласны с ним в той же степени, что и мы.
   В смысле, в присутствии Натана Бедфорда Форреста. Ли понял это практически не раздумывая. Грубый тенессиец сам говорил, что был на короткой ноге с ривингтонцами. Ли гадал, не слишком ли много сказал Форресту. Он решил, что нет - держать свои мысли в тайне означало стыдиться их, а ведь это было не так.
   - Повторяю, сэр, мои личные взгляды - не ваша забота, - произнёс он.
   - Если бы они и оставались личными, я, возможно, с вами и согласился бы, - ответил Руди. - Однако все кругом говорят, что именно вы смените Джеффа Дэвиса, и тогда ваши личные взгляды станут чересчур общественными. Они идут поперёк всему, за что мы стоим. Моё мнение - моё личное мнение, генерал Ли, - что они идут поперёк всему тому, за что стоит Конфедерация.
   - В этом, очевидно, мы расходимся. В республике, такой как Конфедеративные Штаты, в конечном итоге, народ и его представители будут нести ответственность за выбор между нами.
   Руди глубоко сопел через нос.
   - Значит, вы намерены побороться за президентское кресло, так?
   Как он и сказал Джефферсону Дэвису, Ли не имел ни каких-либо знаний о политике, ни интереса к ней. В то же самое время, он не имел ни малейшего желания позволить Андрису Руди указывать ему, что делать. Ему казалось, что ривингтонец усвоил этот урок ещё у Билтона. Впрочем, Руди, кажется, трудно в чем-нибудь убедить.
   - А, что, если так? - поинтересовался Ли.
   - Если так, генерал Ли, вы больше не получите ни одного пузырька с таблетками нитроглицерина до конца своих дней - это я вам гарантирую, - сказал Руди.
   "Этот человек, скорее увидит меня в могиле, чем в президентском кресле", - подумал Ли с легким налётом удивления. "Это уж точно. Но ещё больше он желает прогнуть меня к своей воле".
   Он сурово посмотрел на Андриса Руди.
   - Я уже несколько лет знаю, что уже не юноша. Также я знаю, что я солдат. Без сомнений, я солгал бы, если бы заявил, будто смерть не внушает мне ужас, однако, совершенно искренне заверяю вас, что никаких ужасов недостаточно, чтобы я изменил выбранному пути ради ваших белых пилюль.
   - Нижайше прошу прощения, сэр, - произнёс Руди, смутив Ли своей неподдельной искренностью. Он продолжил: - Разумеется, я ни в коей мере не подвергаю сомнению ваше мужество. Я совершил ошибку, пытаясь убедить вас в ошибочности своих взглядов, за что прошу прощения.
   - Очень хорошо. - Ли продолжал с подозрением изучать Руди, но даже под угрозой дуэли на пистолетах нельзя требовать более изящных извинений.
   - Позвольте предположить нечто иное, - произнёс ривингтонец после недолгих раздумий. Его непроницаемое лицо стало максимально приветливым, а голос смягчился. - Ваша дражайшая супруга давно страдает от недугов, которые современная вам медицина излечить неспособна. Однако это не означает, что подобные недуги останутся неизлечимы навеки...
   А он хороший рыбак. Он кинул перед Ли наживку и замолк, позволив тому самому рисовать картины в своём воображении: Мэри избавлена от болей; Мэри бежит к нему на своих ногах, счастливая и свободная от неволи кресла-каталки; Мэри кружит с ним под оркестр, играющий бодрый вальс. Если бы Руди завёл речь о Мэри до того, как начал бестактно угрожать таблетками нитроглицерина, Ли знал, что тогда его подвергли бы, пожалуй, самому серьёзному соблазну в жизни. Он был более уязвим через свою семью, нежели через любую опасность, нацеленную на него самого, поскольку благополучие семьи было для него гораздо важнее собственного.
   Теперь же он выжидал, пока нужные слова сформируются для того, чтобы бросить их в бой:
   - Вам лучше уйти, господин Руди.
   Ярость жгла его изнутри, подобно пламени. Большинство людей дрожали, когда он демонстрировал свой гнев. Андрис Руди, в свою очередь, был подобен броненосцу. Он оскалился, глядя на Ли.
   - Вы думаете, Движение к Свободной Америке будет вечно терпеть вашу дерзость лишь из-за того, что к вам мы относились терпимее, чем следовало, когда Конфедерации ещё нужно было разгромить Север. Тогда вы были нам нужны. Но нынче Конфедерация неплохо укрепилась. Если вы попытаетесь сдвинуть её с истинного ей пути, Движение к Свободной Америке подвинет вас самого.
   - И, что же, по вашему, без сомнений, всеведущему мнению, является для неё истинным путём, позвольте поинтересоваться?
   Ривингтонец проигнорировал нескрываемый сарказм. Ответил он так, словно, вопрос был задан совершенно серьёзно:
   - Тот, ради которого вы вышли из бесполезного Союза, разумеется: дабы сохранить Юг тем местом, где белый человек мог бы наслаждаться своим природным превосходством над ниггером, мог продемонстрировать истинность этого превосходства всему миру, и, в случае необходимости, действовать вместе с другими народами чтобы его сохранить.
   - Ну, вот, мы и добрались до сути, - проговорил Ли. - Вы говорите, что, если мы не будем вашими послушными служками в ближайшее время, мы не достигнем своей цели - точнее, цели в вашем понимании. Господин Руди, цели нашего выхода из Соединённых Штатов намного сложнее, чем те, что изложили вы, и раз уж мы добились независимости от них, мы с тем же успехом, должны добиваться независимости и от вас. И я вас предупреждаю, сэр, ежели вы ещё хоть раз позволите себе говорить со мной в таком тоне, я за свои действия не отвечаю. А теперь, прочь с глаз моих.
   Андрис Руди поднялся, сунул руку в карман, извлёк оттуда старую, истертую монету в полцента и положил её на стол перед Ли.
   - Вот насколько мне есть дело до того, отвечаете вы за свои действия или нет.
   Он прошагал из кабинета и захлопнул за собой дверь.
   Ли таращился в шокированном негодовании. Будь он Бедфордом Форрестом, Руди никогда бы не выбрался из Инженерного Дома живым. Однако Форрест и Руди - союзники. Сердце Ли тяжело забилось в груди. Он по привычке потянулся за пилюлями. Пузырёк оказался в его руке раньше, чем он успел осознать, где именно взял его. Зло зарычав, он убрал пузырёк обратно в карман жилета. Первой его мыслью было: "Лучше я сдохну без ривингтонцев, чем буду жить, благодаря их лекарствам".
   Он задумался, относилась ли эта мысль также и ко всей Конфедерации. Генерал всерьёз об этом задумался, затем покачал головой. Его страна заслужила свободу. По этой причине, как хорошее и эффективное лекарство может быть аморально, вне зависимости от того, откуда оно прибыло? Он вновь извлёк таблетки и положил одну под язык. Пока они у него есть, он будет ими пользоваться. Когда они закончатся, он продолжит жить без них, как он и делал, пока ривингтонцы не вошли в его жизнь.
   Затем, когда одно решение было принято, он не без удовлетворения задумался, убирая таблетки обратно в карман.
   - Одно? - вслух произнёс он.
   Затем он понял, что, как в пылу битвы, он принял решение, даже не поняв, как и когда это сделал.
   Он будет бороться за президентское кресло в будущем году. Для этого ему достаточно и того, что члены Движения к Свободной Америке его в этом кресле видеть не желают. Более чем достаточно.
  
   - Моя дорогая Мэри, как ты сегодня? - спросил генерал жену в тиши спальни, после того, как помог ей подняться наверх. Внизу Милдред играла на пианино и пела вместе с сёстрами. В другой вечер он остался бы с ними и тоже спел, но сейчас все его мысли были заняты Андрисом Руди.
   - Я такая, какая есть - не слишком хорошо, но всё же здесь. А ты как, Роберт?
   Немногие могли прочесть мысли Ли, но после трети века, его жена была одной из таких. Она продолжила:
   - Тебя тревожит что-то новое, либо я ошибаюсь, поскольку меня саму волнует лишь собственный набор болей и хвороб.
   - Действительно, тревожит. - Ли, насколько мог точно пересказал спор с Руди.
   Мэри Кастис Ли возмутилась, когда он сказал ей, что ривингтонец обещал прекратить поставки таблеток. Ли практически увидел, как вздыбились волосы под её смятым ночным колпаком. Затем ему пришлось рассказать о предложении Руди восстановить её здоровье. Пламя свечи очертило её лицо глубокими тенями, когда она склонила голову набок, изучая его. Он медленно спросила:
   - А он может... меня вылечить, Роберт?
   - Я не знаю, - ответил тот. Затем он неохотно добавил: - Должен признать, что ривингтонцы никогда не давали лживых обещаний. Как бы они ни хвастались, свои слова они всегда подтверждали.
   - Что... ты ему сказал?
   - Я сказал ему убираться из моего кабинета и больше не возвращаться, - сказал Ли. - Найдёшь ли ты в своём сердце место, чтобы простить меня?
   Его супруга не ответила, по крайней мере, не сразу. Вместо этого она взглянула на себя, на свои иссушенные, искривленные ноги, что некогда были столь прекрасны, на истерзанную болью плоть, что держала её душу в заточении столько лет. Наконец, она сказала:
   - Я этому не удивлена. Я всю нашу совместную жизнь знала, что благо страны для тебя превыше всего. Я это понимаю. Я привыкла. Я приняла это как символ веры с того самого момента, как ты надел на мой палец кольцо, и, осмелюсь сказать, даже раньше.
   - Значит, ты меня простишь? - облегчённо спросил он.
   - Нет, не прощу, - резко ответила она. - Я понимаю. Могу даже принять; ты не был бы тем мужчиной, кто ты есть, если бы сказал "да" этому Руди. Я скорее дождусь, что солнце взойдёт зеленым, нежели твоего "да". Но иногда я очень хочу, чтобы в тебе была хоть капелька гибкости.
   - Хочешь, чтобы я отправился в штаб Руди? Он примет меня, несмотря на резкие слова, брошенные друг другу.
   - Теперь ты говоришь, что тебе нужно к нему съездить. - Она презрительно всплеснула руками. - Разумеется, твой драгоценный долг найдет способ как-то разминуться со словами и с делом.
   Он должен был разозлиться на неё за столь циничную насмешку, но не смог - вероятнее всего, она права. Он уже успел пожалеть о поспешном предложении - как он мог променять Конфедерацию на благо одного-единственного человека, пусть даже этот человек - его жена? Генерал понимал, что не сможет так поступить, и понимал, что ей придётся за это расплачиваться. Ли вздохнул и сказал:
   - К сожалению, я избрал профессию, что воспрещает всяческую надежду на домашнее счастье.
   - Ты состоял в браке с этой профессией и этой страной дольше и глубже, чем со мной, - сказала Мэри Кастис Ли, и эти слова тоже были правдой.
   - Не вижу необходимости быть женатым на своей профессии навеки, - сказал он.
   Его жена, воспользовавшись своей супружеской привилегией, рассмеялась над ним.
  
   Ричмонд, Вирджиния.
   27 июня 1866 года.
   Сэр,
   Имею честь подать в отставку с должности генерала в армии Конфедеративных Штатов Америки.
   С глубочайшим уважением, ваш преданный слуга
   Р. Э. Ли.
   Генерал КША.
  
   Ли просушил письмо песком, и взглянул на написанное. Даже написанные чёрными чернилами на сливочно-белой бумаге, эти слова не казались ему настоящими, как бывает в миг тихого шока, когда боль от раны ещё не достигла цели. И всё же, эта отставка далась ему легче, чем та, шесть лет назад с чина полковника 1-го кавалерийского США. Тогда его душа буквально разрывалась на части, он страстно желал остаться с Соединенными Штатами, однако понимал, при этом, что Вирджиния, в конечном итоге, значит для него больше. Теперь в Конфедерации воцарился мир; войска справятся и без него. Его путь лежал в другую сторону.
   Ли очень захотелось показать письмо сначала жене, дабы посмотреть на выражение её лица, когда она будет его читать. После вчерашнего разговора, выражение её лица стоило увидеть. Однако от подобного развлечения пришлось отказаться. Он взял письмо и прошел с ним в зал.
   Военный министр Седдон отвлёкся от бумаг, коими был завален весь его стол. Несмотря на эти завалы, он выглядел сильнее и здоровее, чем во время войны, когда работа практически поглотила его. Даже его улыбка стала чуть менее мертвецкой.
   - Доброго вам утра, генерал. Чем могу помочь?
   - У меня письмо, требующее вашего внимания, сэр.
   - Ну, так давайте его сюда. - Джеймс Седдон прочёл двустрочную записку, затем поднял свою крупную голову и взглянул на Ли. - И чем же это вызвано?
   - Господин министр, если я должен взвалить на себя всю ответственность за Конфедеративные Штаты Америки, делать это необходимо будучи гражданским лицом. Переход сразу из военных должностей в гражданские, я считаю более уместным порядкам древнего Рима, нежели нашей республике.
   - Гражданская служба, говорите? - Седдон изучал Ли, затем медленно кивнул. - Вы ведь понимаете, генерал, что слухи о ваших вероятных дальнейших планах ходят уже давно и повсюду.
   - Слухи - они как бумажные деньги - чем шире они распространяются, тем меньше стоят, - сказал Ли.
   Военный министр улыбнулся своей немного пугающей улыбкой.
   - Без сомнений, без сомнений. Я, конечно, не рассчитываю, что близость наших отношений позволит мне поинтересоваться вашими планами, тем более, они, вполне вероятно, неведомы даже вам. Впрочем, позвольте вам заявить, что я нисколько не сомневаюсь в будущем нашей страны, ежели оно окажется в ваших руках.
   - Вы очень любезны, сэр, и оказываете мне больше доверия, чем я того заслуживаю, - сказал Ли.
   Седдон покачал головой, без сомнений, принимая слова Ли за обыкновенную вежливость. Самому Ли хотелось бы, чтобы всё было именно так. Беспорядок гражданской жизни, а в особенности, гражданской службы, тревожил его. Ещё сильнее его тревожили ривингтонцы. И в войне и в мире он испытал себя против наиболее способных людей своего времени, и одержал победу. Но откуда ему знать, какими ресурсами обладали в запасе люди из отдалённых времен?
   Этого он знать не мог... и сделал членов Движения к Свободной Америке своими врагами, без надежды на примирение. Уверен он был лишь в том, что право на беспокойство он заслужил.
  
   Джефферсон Дэвис раз в полмесяца устраивал приём в Белом Доме Конфедерации. Пока Ли ехал на Страннике по Двенадцатой-стрит в направлении особняка президента, то думал, что когда-нибудь этому месту понадобится какое-то иное название, нежели производное от того, что находится в Вашингтоне. Конфедерация не может вечно копировать Соединённые Штаты и их институты; Югу нужно развивать свои собственные.
   Губы Ли изогнулись. У Юга уже имелся один исключительно собственный институт, и он намеревался начать работу, чтобы упокоить его.
   В широких окнах и открытой двери президентской резиденции горели лампы и свечи, озаряя тропинку к дому мягким золотистым светом. Ли спешился со Странника, привязал того к железной ограде особняка, повесил ему полную торбу сена. Странник благодарственно фыркнул и принялся за еду.
   - Жаль, некоторых людей так просто не удовлетворить, - пробормотал Ли и отправился по ступенькам в дом.
   У дверей его встретила Варина Дэвис.
   - Как же хорошо, что вы решили присоединиться к нам этим вечером, - с улыбкой произнесла она. - В тёмном гражданском костюме вы по-прежнему прекрасно выглядите.
   Он склонился над её ладонью.
   - Вы чересчур любезны со мной, миссис Дэвис. - Это была милая темноволосая женщина, на несколько лет моложе своего мужа, и к тому же, намного более общительная. Без неё званые вечера у президента были бы слишком угрюмыми, чтобы на них ходить. Возможно, эти собрания были не столь высокоинтеллектуальными - это звание по праву принадлежало салону миссис Стэнард, - зато они пестрели конгрессменами, судьями, военными и представителями администрации, к которым в беспорядке примешивались торговцы, священники, и простые горожане, у которых находилось какое-то дело к Джефферсону Дэвису, либо просто поглазеть на него, плюс, дамы, соответствующие всем этим категориям.
   Ли провёл ладонью по рукаву простого шерстяного пальто. Отсутствие серой военной формы казалось ему странным и неестественным, словно он маршировал по Ричмонду в одном исподнем. Он добавил:
   - Мне также весьма приятно видеть, как очаровательно вы выглядите, сняв траур.
   На мгновение взгляд Варины Дэвис помутнел.
   - Как вы и сами знаете из опыта потери Энни, смерть ребенка всегда тяжело вынести.
   Чуть более двух лет тому назад, её младший сын Джо упал с каких-то строительных лесов и в тот же день скончался. Какое-то время и она и Ли помолчали в сочувствии. Затем, она продолжила:
   - Однако жизнь по-прежнему зовёт нас, и мы должны стараться изо всех сил. Прошу, входите; уверена мой супруг будет рад с вами повидаться.
   Президент стоял около стола, заставленного чашами с пуншем и блюдами с жареной курицей и ветчиной, печёной картошкой и высокими пирогами с жёлтой глазурью. Рядом с ним с куриной ножкой в одной руке и бокалом в другой стоял Стивен Р. Мэллори, министр флота, высокий, крепко сбитый мужчина, представляющий собой не что иное, как англо-саксонскую версию Джуды Ф. Бенджамина, за исключением обрамлённого бородой лица, которое чаще хмурилось, чем улыбалось.
   Джефферсон Дэвис поманил Ли к себе. Когда тот приблизился, президент громко произнёс:
   - Я убеждён, что когда мой срок завершится, сэр, я оставлю страну в ваших опытных руках.
   Повисла тишина и все присутствующие уставились на Ли. После его отставки, Ричмонд гудел политическими слухами. Теперь же, в одно мгновение, все эти слухи обрели плоть - подобная фигура речи, практически, была неизбежна при взгляде на округлые формы министра Мэллори. Ли понимал, что его ответ будет весить примерно столько же. Он сказал:
   - Коли на то будет воля народа, я смиренно приму её, пусть и прекрасно осознаю свои недостатки.
   Дэвис ответил всё тем же громким голосом на публику:
   - Я в равной степени убежден, что люди, видящие ваши многочисленные добродетели, оценят их так же высоко, как и я, поскольку они, несомненно того заслуживают.
   К этому моменту Ли уже подошел к нему. Отпив из бокала лимонад, Дэвис, уже нормальным тоном сказал Мэллори:
   - Видите, как всё бывает, господин министр - никакой вульгарной партийной политики, которая, сначала вынудила нас бросить Соединённые Штаты, а затем оставила этот несчастный народ разделённым между собой, и которая омрачила бы плавный переход нашей республики от одного главного руководителя к другому.
   - Наши штаты кажутся более едиными в своих целях, чем те, что претендуют на это звание. - Мэллори обладал объемным басом. Ли, на мгновение поддавшись неуместной непочтительности, подумал, не связано ли это с тем, что министр обладал телосложением большого контрабаса. Министр флота продолжил:
   - Не вижу ни единого вопроса, который разделил бы нашу Конфедерацию.
   Он отбросил обглоданную куриную ножку, положил в тарелку ветчину с картошкой и полил всё это соусом.
   - Я один такой вижу, - сказал Ли.
   Черты лица Джефферсона Дэвиса, и без того худые и страдальческие, стали ещё уже, словно от внезапного желудочного спазма.
   - Этот вопрос не стал бы проблемой, если бы вы его таким не сделали, - сказал он.
   - Стал бы, - ответил Ли. - Рано или поздно, он начнёт нас преследовать; как может быть иначе? Я скорее сам займусь решением этой проблемы в избранный мною момент, нежели позволю ей разрастись в кризис и захлестнуть нас.
   - Может, на вас и гражданский костюм, но вы по-прежнему разговариваете как военный, - сказал Мэллори. Несмотря на напыщенный тон, министр выразил заинтересованность: - Вы недовольны тем, как мы обращаемся с неграми, так ведь? Помню, именно по вашему настоянию мы отправили "Алабаму" присоединиться к антирабовладельческому патрулю на западном побережье Африки.
   - Немало лучших людей Юга уже давно недовольны рабством; слишком многие держат своё недовольство при себе, - сказал Ли. - Не думаю, что мы можем позволить этому продолжаться. Что же касается "Алабамы", я рад, что мы её отправили.
   - Как и, несомненно, капитан Сэмс, - ответил на это Мэллори.
   "Алабама" стояла в гавани Шербура, в то время как более грозный корабль - шлюп США "Кирсардж" поджидал ее выхода, находясь в непосредственной близости от границы французских территориальных вод, когда пришла весть о падении Вашингтона и перемирии.
   - Даже в Соединённых Штатах с вами могут не согласиться относительно рабства, генерал Ли, - сказал Джефферсон Дэвис. - Их поправка к конституции буквально провалилась в законодательном собрании Иллинойса, невзирая на громкие протесты мистера Линкольна. - В его голосе появилось удовлетворение от того бардака, что творился в стане противника. - Лишь два штата США за пределами Новой Англии ратифицировали эту поправку, и всего один с тех пор, как Сеймур стал президентом.
   - И всё же, рабство действует лишь в двух их штатах, в Мэриленде и Делавере, да и то, в последнем оно умирает, - сказал Ли. - Кроме того, негры составляют там лишь крошечную часть населения, что категорически не может относиться к нам. Таким образом, эта проблема не является для них существенной, и они имеют удовольствие позволить себе решать её практически на досуге.
   - Вы знаете, что по этому вопросу наши взгляды расходятся. И всё же, сон из-за этого я не потеряю, - сказал Дэвис. - Во-первых, я могу ошибаться. Негры в армии Союза и партизаны, что остались на нашей земле после ухода федералов, проявили себя мужественнее, нежели я ожидал от представителей их расы.
   Для Дэвиса признание своей возможной неправоты было сравнимо с чудом. Его рот сузился, когда он в этом признался, после чего он продолжил, сразу ослабив своё признание:
   - Во-вторых, во что бы вы ни верили, вам придётся прилагать все усилия, чтобы заставлять Конгресс выполнять ваши пожелания. Вам придётся прилагать все усилия, чтобы Конгресс вообще что-нибудь сделал.
   Его собственные бои с законодательной ветвью власти пусть и стали тише, чем во времена Второй Американской Революции, всё же сохранили в нём предвзятый взгляд на её полезность.
   Ли нахмурился, размышляя о подобном роде государственной деятельности - или, скорее, государственного бездействия. Когда он служил, то мог отдать приказ и быть уверенным, что его выполнят, а если не выполнят, он обладал властью наказать тех, кто не исполнял свой долг. Однако президент республики вроде Конфедеративных Штатов Америки не мог править при помощи принуждения. Если Конгресс откажется идти с ним одним путём, он окажется в тупике.
   Словно читая его мысли, Джефферсон Дэвис протянул руку и положил её ему на плечо.
   - Мужайтесь, сэр, мужайтесь. Хоть у нас в Конфедерации и нет политических партий, наш Конгресс полон различных фракций, которые то дружат со мной, то противостоят мне; насколько мне известно, в пределах нашей страны нет ни единой фракции, которая находилась бы в оппозиции Роберту Э. Ли, особенно после той невероятной службы, которую он этой стране сослужил.
   - Если он высказывается в той или иной степени против сохранения рабства чернокожих, такая фракция очень скоро появится - в этом он абсолютно прав, - сказал Стивен Мэллори.
   - Всё так, - сказал Ли, а сам при этом думал, что подобная оппозиционная Ли фракция в лице Натана Бедфорда Форреста и членов Движения к Свободной Америке, уже существует.
   - Ну, что же, если я проиграю выборы, то без каких-либо сожалений вернусь в лоно своей семьи. Я слишком большую часть своей жизни потратил в отрыве от неё. Я не стану лицемерить ради голосов, эти игры, как вы заметили, господин президент, я лучше оставлю политикам Севера.
   Дэвис торжественно поднял бокал.
   - И пусть эти игры там и остаются надолго.
   Ли и Мэллори выпили вместе с ним.
  
   В кабинет Ли вошла Джулия.
   - Пр'стите, масса Роберт, но тута к вам солдат.
   - Солдат? - переспросил Ли.
   Джулия кивнула. Ли пожал плечами в недоумении.
   - После отставки из армии, я думал, что буду впредь свободен от солдат.
   Чернокожая вольноотпущенница с непониманием посмотрела на него. Ли поднялся со стула.
   - Благодарю, Джулия. Конечно же, я его приму.
   "Солдатом" оказался розовощёкий второй лейтенант, который выглядел настолько молодо, что Ли усомнился в том, успел ли он послужить во время прошедшей войны. Завидев Ли он настолько резво вытянулся по струнке, что тот даже начал переживать за целостность его позвоночника.
   - Генерал Ли, сэр, у меня к вам письмо, сэр, которое военный министр приказал доставить вам лично в руки. Сэр.
   - Премного вам благодарен, лейтенант, - сказал Ли, принимая конверт из рук юноши в серой форме. Отдав конверт, тот вновь вытянулся по стойке "смирно".
   - Можете идти, - сказал ему Ли.
   - Никак нет, сэр. Мне было приказано дождаться ответа и, если таковой последует, передать его министру.
   - Понятно. Ну, ладно.
   Ли взломал печать на конверте. В нём содержалось не одно, а два письма, одно вложено в другое. Внешний лист был исписан каллиграфическим почерком Джеймса Седдона: "Мой дорогой генерал Ли, в свете политических событий вокруг Вашего имени, которые последнее время вызывают столько сплетен и множество диких спекулятивных статей в ричмондских газетах, а также в связи со слухами о размолвке между Вами и генералом Форрестом, с одной стороны, и между Вами и Движением к Свободной Америке, с другой стороны, я препровожу Вам прилагаемое, дабы Вы могли действовать на его основе сообразно своему усмотрению и согласно требованию времени. Имею честь оставаться Вашим преданнейшим слугой и другом, Джеймс А. Седдон".
   Ли раскрыл второй листок. Почерк и орфография в нем оставляли желать лучшего. Формальное образование Натана Бедфорда Форреста продлилось лишь несколько месяцев. Однако суть письма была совершенно ясна: Форрест уходил со службы в армии Конфедерации. В последнем предложении он пояснял, почему: "Ежели гинерал Ли думает что призидентцкую должность ему принисут на блюдичке, - писал он, - пусь подумаит ещё".
   Ли прочёл письмо Форреста несколько раз, покачал головой. Насколько он мог судить, только что на Юге появились политические партии. Джефферсон Дэвис останется недоволен. Он и сам остался недоволен.
   Юный лейтенант сказал:
   - Могу ли я передать ответ военному министру, сэр?
   - А? Можете передать мистеру Седдону мою благодарность, лейтенант, однако, нет, послания сверх этого у меня для него нет.
  
   *XIV*
  
   Рэйфорд Лайлс суетился в лавке, поправляя отрез ткани там, стирая ценник и выписывая новый здесь. Работая, он что-то бубнил себе под нос. Отчасти эти его бормотания были язвительными; с тех пор как Израиль перебрался работать к Генри Плезантсу, ему так и не удалось подобрать себе такого работника, который бы его устраивал.
   Нейт Коделл постучал по стойке деревянным гребешком. Он бросил взгляд на небольшую стопку "Роли Конститьюшн" трёхдневной давности.
   - Выходит, вы были правы, мистер Лайлс, - сказал он.
   Лайлс просунул голову между веерами из плетеной соломы.
   - Насчёт чего? - поинтересовался он. Когда он заметил, что Коделл разглядывает газеты, то поморщился. - Тебе здесь не библиотека, знаешь ли. Хочешь прочитать - купи.
   - Ладно, куплю.
   Коделл взял верхнюю газету, и разрезал её расчёской*.
   - Вы были правы насчёт голосования за генерала Форреста - тут пишут, он будет участвовать в президентских выборах.
   - Вот и хорошо, - сказал Лайлс. - Кто как не он способен удержать ниггеров в узде. Нынче дела подчас идут так, будто бы Север победил в войне.
   - Ну, не знаю. - Коделл прочёл дальше. - Любой, кто называет Роберта Э. Ли предателем идеалов, на которых покоится наша республика - сумасшедший, и никак иначе. Без Роберта Э. Ли Север точно победил бы в войне, и мы бы тут с вами не спорили.
   - Ты же знаешь, я ни разу слова дурного не сказал о Роберте Э. Ли, - ответил Лайлс и Коделл кивнул, поскольку это было правдой. Лавочник продолжил: - Но, как я слышал, Ли шумит насчёт освобождения всех ниггеров, а коль эта война была не из-за рабства, то ради чего тогда, вообще, блин?
   - Рабство играло в этом немалую роль, это уж точно, - признал Коделл. - Однако причиной войны было не только оно. К тому же, как я слышал, Ли не говорит об освобождении всех рабов сразу. Согласен с вами, любой, кто так счиает - выжил из ума Но янки выпустили на волю слишком много ниггеров, чтобы мы смогли вернуть их обратно. Вы и сами об этом говорили. Мне думается, мы не сможем вечно держать их в узде.
   Рэйфорд Лайлс что-то проворчал.
   - Ты слишком много слушаешь этого своего тупоголового дружка янки. Может, тебе бы следовало самому переехать на Север.
   - Не смейте называть меня янки, - горячо бросил Коделл. - И не стоит называть Генри тупоголовым, особенно если посмотреть на урожай с его фермы.
   Когда сначала было слишком мало воды, а потом слишком много, 1866 год выдался непростым для всего Юга. Однако Плезантс, применив свои инженерные познания, давал всходам нужно количество влаги в засуху и не слишком много в период дождей, и поставил на рынок достаточно табака и кукурузы, чтобы вызвать зависть своих соседей.
   Лайлс снова заворчал.
   - Ну, ладно, может, он и не тупоголовый. Но смышленые янки меня тоже совсем не радуют - вообще, какие у него здесь могут быть дела?
   - Жить, как вы или я.
   Коделл не мог не вспомнить, что Генри Плезантс жил намного лучше его самого, да и Рэйфорда Лайлса тоже. Но Генри был его другом, поэтому Коделл с напором продолжил:
   - После войны он мог вернуться обратно в Пенсильванию, но вместо этого, он остался здесь, чтобы стать частью нашей страны.
   - Будь он таким же замечательным, каким ты его рисуешь, Нейт, то прошёл бы через Стоуни-Крик, не замочив ног.
   - Ой, да ну, нахер. Из него такой же символ Второго Пришествия, как и чёрт с острым хвостом, каким рисуете его вы.
   Коделл бросил на стойку несколько монет, частью федеральных, частью конфедератских, убрал расчёску в карман, и вышел из лавки с газетой в руках. Закрывшаяся дверь оборвала ответ Лайлса на полуслове.
   Он подозревал, что Генри Плезантс останется янки в глазах всего округа Нэш до той самой поры, пока могильщик не начнёт закапывать его гроб. Если он когда-нибудь снова женится, каким бы ни было его потомство, оно навсегда получит клеймо "янково отродье". Уже их дети, возможно, избавятся от пятна северного происхождения - а, может, и нет. Округ Нэш - общество, склонное к клановости.
   Одна полоса в "Роли Конститьюшн" была озаглавлена "Занятные события заграницей". Коделл прочёл репортаж из Монтевидео от 29 октября (почти полтора месяца назад, подумал он) о войне в Южной Америке между Парагваем и всеми его соседями. Чуть ближе к дому, мексиканские войска императора Максимилиана, усиленные парой бригад французов, нанесли очередное поражение армии республиканцев под командованием Хуареса*. Коделл не без удовлетворения кивнул - правительство Максимилиана оставалось дружественным Конфедерации.
   Следующая зарубежная новость пришла из Вашингтона. Этот факт, по-прежнему, порой, смущал Коделла. Он отчасти ожидал, что президент Сеймур станет протестовать против той помощи, что французы оказывали Максимилиану, но оказалось всё строго наоборот: в репортаже сообщалось, что большая часть войск США в Нью-Мексико и на территориях Аризоны снялись со своих позиций. На деле, Сеймур выразил протест, но в адрес британского правительства в отношении усиления гарнизонов в Канаде. Сложив одно к одному, Коделл почуял запах закипающей войны. Он задумался, когда закипит по-настоящему. Исходя из своего собственного опыта общения с янки, он решил, что Англию вот-вот ждёт неприятный сюрприз.
   Перед ним в грязь упала капля дождя, затем ещё одна. Ещё одна упала на поля его чёрной фетровой шляпы. Коделл поспешил в дом вдовы Биссет, радуясь, что идёт дождь, а не снег. Он повернул голову в сторону недавно наклеенного цветастого плаката на заборе вдоль Элстон-стрит - когда он заходил в лавку, его там ещё не было. "СПАСИ КОНФЕДЕРАЦИЮ - ГОЛОСУЙ ЗА ФОРРЕСТА!" большими буквами было отпечатано на плакате. Под надписью была картинка с изображением несгибаемого командира кавалерии.
   Дождь там или нет, но Коделл остановился рассмотреть плакат. Выборы только через одиннадцать месяцев. Он никогда раньше не слышал, чтобы предвыборная кампания начиналась столь рано. Коделл поспешил дальше, почёсывая голову. В паре домов дальше по улице он обнаружил ещё один политический плакат. На нём, помимо изображения Форреста, были написаны три слова: "ФОРРЕСТ - ДОБЕЙ ИХ!"
   По пути к дому он прошёл мимо ещё нескольких таких плакатов. Коделл гадал, сколько же ему увидеть не удалось, сколько их расклеено по всему городу, чтобы каждый увидел хоть один. Он гадал, сколько в Конфедерации таких городков как Нэшвилль, которые таким же образом были облеплены плакатами. Ему было интересно, во сколько всё это обошлось. Натан Бедфорд Форрест считался богатым человеком. Если он намеревался вести кампанию подобным образом до самого ноября, значит, он был богаче, чем думал Коделл.
   Когда он проходил мимо плаката, частично защищенного навесом, то остановился, чтобы рассмотреть его подробнее. Под суровым, но привлекательным лицом Форреста виднелась надпись мелким шрифтом: "Изготовлено в Типографии ван Пелта, Ривингтон, Северная Каролина". Коделл изучал эту надпись пару минут, затем пошёл дальше. Если ривингтонцы на стороне Форреста, у того будут все деньги, какие ему потребуются.
  
   Из окна на верхнем этаже в Арлингтоне Ли смотрел через Потомак на Вашингтон. В небо тянулся дым из сотен, тысяч печных труб, скапливаясь в настоящие тучи и превращаясь в грязно-серую дымку, что растекалась по-над всем городом.
   Настроение самого Ли также имело грязно-серый оттенок.
   - Бедфорд Форрест - натуральный дьявол, - сказал он и швырнул на стол экземпляр "Ричмонд Экзаминер". - Он наживает политический капитал, просто сообщая, где мы находимся. - Он снова взял газету и прочёл: "Не удивительно, что генерал Ли предпочитает жить в двух шагах от сердца Янкидома*. Его идеалы демонстрируют, что и сам он - янки, обряженный в серый мундир".
   - Пусть говорит, что пожелает, - ответила Мэри Кастис Ли. - С тех пор как мой милый дом стал вновь хоть чуточку годен для жилья, нигде больше я жить не желаю. В Ричмонде я постоянно чувствовала себя выкорчеванным растением.
   - Я знаю, дорогая, поэтому и не возражал против переезда сюда, - сказал Ли.
   Во-первых, он понимал, что эти возражения ни к чему хорошему не приведут; когда его супруга загоралась какой-то идеей, сдвинуть её с избранных позиций было сложнее, чем любого генерала федералов. Во-вторых, он не мог представить, что Натан Бедфорд Форрест обернёт выбор места жительства против самого Ли.
   Командиры Союза всю войну недооценивали Форреста, и раз за разом за это расплачивались. Ли начал задумываться, не совершил ли он, да и все прочие официальные лица Ричмонда ту же ошибку. Кто бы мог подумать, что бесцеремонный плантатор, не имеющий никакого внятного образования, так эффективно покажет себя на трибуне? А кто мог представить, что в политических кампаниях он проявит себя столь же энергично, как и в военных? Он буквально перелетал от города к городу, выступал с речью, прыгал в поезд, чтобы совершить путешествие ещё на сто двадцать километров. Ли подумал, как Эндрю Джексон* шокировал всех в Вашингтоне после полувека правления благовоспитанных президентов из Вирджинии и Массачусетса. Пограничье могло завоевать столицу Конфедерации гораздо быстрее*.
   Мэри Ли сказала:
   - Роберт, помоги, пожалуйста, встать.
   Он поднял её на ноги. Под руку с ним она тоже прошла к окну. Впрочем, смотрела она не через Потомак на Вашингтон, а вниз, на земли Арлингтона. Она кивнула, словно удовлетворившись чем-то.
   - Снег скрывает их, словно и нет ничего.
   - Их?
   - Могилы янки, что умерли здесь. Летом трава и цветы, зимой снег, и я начинаю забывать обо всех этих проклятых северянах, что лежат в нашей земле. Это непросто, особенно после того, что они сделали всё, что в их силах, чтобы унизить и осквернить Арлингтон.
   - Те, кто здесь лежат, не вредили этому месту, - сказал Ли. - Воры, погромщики, в основном, преспокойно живут в Соединённых Штатах.
   Ему по-прежнему было непросто позволить ей перекопать лужайки и сады вокруг Арлингтона дабы стереть всю память о могилах солдат Союза, однако, в итоге позволил ей поступать, как она того пожелает. Она лелеяла поместье так, словно оно являлось частью её семьи, что, собственно, так и было.
   - Жаль, они не ответили за свои преступления, - сказала его жена. - Сад, что разбил мой отец, разрушен и переделан; великолепный маленький лес вырублен под корень; могилы... По крайней мере, о могилах я позаботилась.
   - Многие военные преступления остались безнаказанными, - произнёс Ли. - Что же касается виновников, теперь они живут в другой стране, что, собственно говоря, и было целью войны. И мы не свободны от вины за свои собственные преступления.
   На память Ли пришла деятельность Форреста в Форте Пиллоу. Он покачал головой. Это очень нехорошо, когда чёрных и белых (в основном, чёрных) солдат перебили при попытке сдаться, и уже после того, как они сдались. Единственно, что Форрест на это ответил, стало его фирменным изречением: "Война - это сражение, а сражение - это убийство".
   - Мне кажется постыдным то, что ты в равной степени отзываешься как о наших благородных воинах, так и о вороватых янки, - прокомментировала его слова Мэри Ли.
   - Практически всю войну наши благородные воины выживали тем, что воровали припасы у янки, - сказал он.
   Она отмахнулась, словно это было не в счёт. Разумеется, она никогда не бывала в походе, не узнавала из первых рук, в какой отчаянной нужде находились сражающиеся южане почти до самого конца войны. Она продолжила:
   - Также я считаю постыдным то, что Форрест пытается пометить тебя клеймом янки. Ты гораздо больше него сделал, чтобы наша страна освободилась, а он обзывает тебя аболиционистом.
   - По справедливости, кажется, именно в него я и превращаюсь.
   Он заметил, как Мэри набрала воздуха в грудь, и решил опередить её:
   - О, конечно, не в том смысле, какой вкладывает он, то есть навязывать освобождение силой, и без компенсации, как это было сделано теми людьми на оккупированных землях. Однако мы должны найти способы, при которых негры будут постепенно приведены к свободе, либо столкнуться с огромными проблемами в будущем.
   Его супруга хмыкнула.
   - Как ты намереваешься постепенно освободить негров? Они либо рабы, какими и являлись, либо свободны. Никакой золотой середины я не вижу.
   - Мне придётся такое найти, - сказал Ли.
   Как правило, золотоая середина была опасна, что в политике, что на войне, поскольку делала человека уязвимым для огня с обеих сторон. По крайней мере, в этом отношении, он в безопасности. Откровенные аболиционисты, в радикальном, северном значении этого слова, находились в Конфедерации в таком ничтожном меньшинстве, что Ли мог пересчитать их по пальцам. Огонь по нему будет вестись с одного единственного направления - со стороны тех, кто считал, что владение чернокожими правильно и необходимо. Однако и огонь с одного направления мог оказаться смертельным. Он сталкивался с этим и при победах и при поражениях, у Малверн Хилл, при Фредериксберге, Геттисберге, Билтоне...
   - Жаль, мы не можем просто спокойно жить, не переживая ни о войне ни о политике, - сказал Мэри. - Ты так много сделал, Роберт, разве нельзя положить всему этому конец?
   - Как бы мне хотелось того же.
   Говорил он всерьёз. Он никогда не осозновал, насколько ему не хватало семьи, пока, впервые в своей жизни, не начал видеть её каждый день. Жизнь фермера-джентльмена в Арлингтоне отлично его устроила бы. Но...
   - Боюсь, я не могу отказаться от своего долга.
   - Опять это слово. - Мэри Ли поморщилась. - Помоги вернуться в кресло, пожалуйста. Я бы не хотела, чтобы ты испытывал свои силы, одновременно поддерживая меня и исполняя свой долг.
   Ли сделал то, о чём она просила, затем вернулся к окну. Маленькая чёрная точка на снегу превратилась во всадника, а спустя мгновение, этот всадник был опознан.
   - А, вот и Кастис едет из Ричмонда, - сказал он, умышленно напуская в голос радости и надеясь, что прибытие старшего сына очистит Мэри от дурного настроения.
   По крайней мере, она захотела сменить тему.
   - Спусти меня вниз, - сказала она.
   Он прикатил кресло к лестнице, затем помог ей спуститься. У подножия лестницы стояло ещё одно кресло; покупка второго оказалась легче и более оправданно, нежели постоянное, по несколько раз на дню, перетаскивание одного единственного кресла, а Мэри нынче стала совсем беспомощна. Ли более чем несколько раз мысленно возвращался к предложению Андриса Руди. Если бы оно исходило от кого-то другого, помимо Движения к Свободной Америке...
   К тому моменту, когда Ли и Мэри появились в прихожей, Кастис уже здоровался со своими тремя сёстрами. В промежутке между объятиями, Кастис стряхнул на коврик снег.
   - Сестринских объятий недостаточно, чтобы я оттаял, - сказал он, отчего Милдред пихнула его под рёбра и он подскочил. - Дайте мне сесть у камина и отогреться, потом поделюсь новостями.
   - И что это за новости, сын мой? - поинтересовался Ли, когда Кастис с комфортом откинулся в кресле с тростниковой спинкой напротив трескучего камина.
   Сын не стал отвечать, пока не принял из рук Джулии чашку кофе.
   - Вот это натуральное зерно, - проговорил он, отпив. - За время войны я настолько привык к цикорию, что, порой, даже скучаю по нему.
   Он отпил ещё и поставил чашку на небольшой квадратный столик с полированными латунными навершиями. Наконец, он произнёс:
   - Генерал Форрест выбрал себе спутника.
   - Да? - Ли склонился вперёд в собственном кресле. - И кто же удостоился такой чести?
   - Ещё один выходец с запада - сенатор от Техаса Уигфолл.
   - Понятно. - После нескольких секунд размышлений, Ли задумчиво произнёс: - Это хорошо, что выборы не проводят путём стрельбы из пистолетов на расстоянии десяти шагов. И Форрест и Уигфолл - оба завзятые дуэлянты. Хотя я бы без колебаний встретился с обоими джентльменами, мои навыки в подобных делах ещё ни разу не подвергались испытанию, и я бы не стал с легким сердцем рисковать в таком деле кандидатом в вице-президенты.
   Кастис хихикнул, затем тут же помрачнел.
   - Тебе следует озаботиться выбором кандидата в вице-президенты, папа. Когда Форрест выдвинул свою кандидатуру против тебя, я сперва воспринял это, как шутку. Однако это этот человек чрезвычайно серьёзен, сэр, и ведёт свою кампанию так, словно управляет войсками, что, прямо скажем, весьма на это похоже.
   - Насколько я слышал, и исходя из того, чему был свидетелем, любой, кто недооценивает энергию и напор Форреста должен быть готов к неприятному сюрпризу, - сказал Ли. - Будь у него в дополнение ещё и образование, он стал бы лучшим среди нас. Но это, впрочем, к слову. Сейчас я начинаю сожалеть о том, что у нас нет политических партий; наличие подобных организаций облегчило бы мне выбор компаньона. Я намерен заняться этим в самое ближайшее время, сынок, а твоё извещение о том, что Форрест уже так сделал, лишь укрепило мою решимость.
   - У него и партия своя есть, - ответил Кастис. - Он сам и его приспешники преподносят себя как Патриоты и ищут других кандидатов на выборные должности, чтобы записать под свои знамена. Также ты, без сомнений, в курсе, что в своей кампании он пользуется финансовой поддержкой Движения к Свободной Америке; здание через улицу от военного министерства также выступает в роли его ричмондского штаба.
   - Будь я тем, кто убивает посланника, принёсшего дурные вести, сынок, тебе пришлось бы бежать, спасая свою жизнь, - сказал Ли. - Я всегда сторонился политики; солдаты республики не видят для себя иного пути. Когда я согласился - вынужденно - бороться за президентское кресло, то ожидал, что выборы будут лишь формальностью. Но я никогда не предпринимал кампанию, в которой не ожидал бы победы, и эта кампания - не исключение.
   Его сын согласно кивнул. Это удовлетворило Ли, пусть и в абстрактном смысле. Его собственные мысли были заняты тем, что ему придётся сделать ради победы. Последние несколько минут он изо всех сил старался думать, как политик. И поскольку, это не было его сильной стороной, не удивительно, что он не преуспел. Теперь же он решил вести себя, как солдат и обращаться с Форрестом точно так же, как он обращался с Макклелланом и Грантом.
   Он взялся за ворот пиджака. То был добротный гражданский костюм из чёрной шерсти, однако Ли представил, что на нём вышиты знакомые генеральские звёзды. Он поднялся с кресла.
   - Возвращаемся в Ричмонд, - сказал он. - Пора за работу.
  
   Повсюду летали ранние светлячки, похожие на упавшие с неб звёзды. Глядя на них, Нейт Коделл попытался восстановить в памяти своё детское восхищение ими. Он старался изо всех сил, но у него ничего не вышло. Мелкие насекомые слишком сильно напоминали ему вспышки выстрелов во тьме.
   В любом случае, светлячки были не единственными маяками этим вечером. Коделл стоял на Вашингтон-стрит и наблюдал за факельным шествием, которое направлялось на городскую площадь Нэшвилля. Покрытые серыми капюшонами, участники марша максимально громко пели "Скорый шаг Бедфорда Форреста": "Он гнал ниггеров, и те бежали! Он гнал ниггеров и задал им жару! Добей их, добей их, добей их, Форрест!"
   Рядом с Коделлом стоял Генри Плезантс.
   - Знаешь, кого мне напоминают эти Деревья Форреста*, Нейт?
   - Кого?
   - Тебе не понравится, - предупредил Плезантс. Коделл в нетерпении дёрнул рукой. Плезантс сказал: - Они напоминают мне Неспящих Линкольна в 1860 году - все одеты в некое подобие формы, все такие, мать их, живчики, и каждый готов забить ногами любого, кому он не нравится. А своим азартом они заражают остальных.
   - У нас тут никаких Неспящих не было, - сказал Коделл. - Если уж так пошло, Линкольна тут даже в бюллетенях не было.
   - Может, и нет, но кто-то в лагере Патриотов, кажется, обратил внимание на то, как он вёл кампанию. Не забывай, ту гонку он выиграл, пусть никто на Юге за него и не голосовал.
   - Хочешь сказать, Форрест тоже победит? Потребуется нечто большее, чем забавный парадик, чтобы я проголосовал за кого-то, кроме Роберта Э. Ли, и это касается любого, кто служил в армии Северной Вирджинии.
   - Однако в армии Северной Вирджинии служила не вся страна. Я скорее проголосую за Ли, чем за Форреста, но, что я знаю? Я всего лишь чёртов янки - спроси соседей.
   В хвосте колонны шагал здоровый мужик, который бил в огромный барабан. Зеваки высыпали на улицу и проследовали за ним на площадь. Напротив здания суда стояла та же самая трибуна, с которой проходил аукцион по продаже рабов. На ней стояли трое или четверо Деревьев Форреста, высоко держа перед собой факелы. Ещё больше сгрудилось вокруг трибуны, поэтому она стала самым освещённым местом на площади.
   Один из облачённых в капюшон Деревьев выкрикнул:
   - Поприветствуем достопочтенного мэра!
   Остальные закричали и захлопали, пока на трибуну взбирался Айзек Кокрелл. Он не был стар; строго говоря, он был на несколько лет моложе Коделла. Однако он был невысок, толст и страдал одышкой. Среди рослых Деревьев он выглядел довольно невзрачно.
   - Друзья мои, - произнёс он, затем повторил громче: - Друзья мои!
   Толпа продолжала переговариваться.
   Коделл сложил ладони вокруг рта и выкрикнул:
   - Купи себе подмену, Кокрелл!
   Мэр откупился от призыва в 47-й северокаролинский* за пару месяцев до Геттисберга, и благополучно сидел в городе, пока остальной полк отчаянно сражался. Коделл был не единственный, кто помнил об этом. После его окрика несколько ветеранов глумливо заулюлюкали.
   Айзек Кокрелл скривился, однако быстро взял себя в руки.
   - Друзья мои, - повторил он в очередной раз, и теперь ему удалось продвинуться дальше: - Друзья мои, мы собрались здесь этим вечером, чтобы заявить, что мы хотим видеть президентом Конфедеративных Штатов Америки Натана Бедфорда Форреста.
   Деревья Форреста радостно закричали. Им вторили многие мужчины и женщины в толпе; женщины, разумеется, не имели права голосовать, но этот политический спектакль нравился им не меньше, чем их мужьям, братьям, отцам и сыновьям. Однако Коделл оказался далеко не единственным, кто кричал: "Нет!". Чтобы заткнуть оппонентов, Деревья снова запели "Скорый шаг Бедфорда Форреста".
   Генри Плезантс знал, чем на это ответить.
   - Ли! - выкрикнул он изо всех сил.
   - Ли! Ли! Ли! - присоединился к нему Коделл. Как и остальные сторонники Ли - большинство, такие же ветераны, как и он сам. Их голос стал достаточно громким, чтобы соперничать с уже выкрикиваемым "Скорым шагом".
   Рэйфорд Лайлс изо всех сил распевал гимн Форреста. Он заметил, что Коделл стоял в противоположном лагере.
   - Ты похож на сраную древесную лягушку, Нейт, когда дёргаешь плечами, выкрикивая это своё "Ли!".
   - Я лучше буду выглядеть, как лягушка, чем буду иметь столько же мозгов, как у неё, - бросил в ответ Коделл.
   Лайлс высунул язык.
   - Ну и кто тут - лягушка?
   Начав речь, мэр Кокрелл решил её продолжить, пускай, порой, никто, кроме стоявших на трибуне Деревьев и не слышал ни слова из-за царившего вокруг гомона. "Как и всегда", - подумал Коделл. Однако вскоре сторонники Форреста и Ли притихли достаточно для того, чтобы разобрать, о чём говорил мэр:
   - Хотите, чтобы у вас отняли ниггеров? Коли так, то, конечно, голосуйте за Ли. А если хотите, чтобы и ваши и дети, и ваши внуки продолжали ими владеть - голосуйте за Форреста!
   - Каких ещё ниггеров? - выкрикнул из толпы кто-то. - Нету у меня никаких ниггеров. Да тута ни у кого нету ниггеров - и денег на них нету. А сколько у тебя ниггеров, Кокрелл?
   Удар пришёлся в цель, поскольку мэр был вынужден отступить на шаг назад. Он владел полудюжиной негров, что, пускай он и не был плантатором, делало его вполне обеспеченным человеком. Однако он быстро восстановил боевой настрой:
   - Даже если у вас нет ниггеров, вы хотите, чтобы они свободно трудились за более низкую оплату, ниже, чем та, которую готов принять белый человек?
   Кричавший, в котором Коделл не без улыбки опознал Дэмпси Эра, не унимался:
   - Трудно зарабатывать меньше, чем с той земли, что я обрабатываю!
   Аргумент Кокрелла, может, и подействовал бы в каком-нибудь городе покрупнее, где жило больше народу, зарабатывавшего наёмным трудом. Однако округ Нэш был деревенским даже по стандартам Северной Каролины. Крепко привязанные к земле, местные жители мало сталкивались с наёмным трудом любого вида, хорошо ли, плохо ли оплачиваемого.
   Видя замешательство выступающего, Деревья Форреста вновь запели. Их факелы начали тухнуть, постепенно погружая площадь во тьму. Коделл и остальные сторонники Ли ответили на "Скорый шаг" своими криками. Впрочем, обе группы начали выдыхаться. Поодиночке и парами люди начали расходиться. Иногда они втихую продолжали спорить. Иногда, вдали от страстей митинга, они оказывались способны посмеяться над тем, как же сами сильно завелись.
   Коделл сказал:
   - Ещё только начало весны. К ноябрю мы тут все с ума посходим.
   - Это, чтобы жизнь унылой не казалась, правда? - ответил на это Плезантс, пока они шли к конюше за его лошадью.
   - Наверное - сказал Коделл, сделал несколько шагов и с тоской в голосе добавил: - Я помню времена, когда жизнь была унылой, либо, я считал её таковой. И, знаешь, что? Оглядываясь назад, мне это не кажется чем-то дурным.
  
   Ли ожидал стука в дверь в номере "Поухэттэн Хаус". Он поднялся и открыл.
   - Сенатор Браун! - воскликнул он, протягивая руку. - Благодарю, что оказали честь, придя сюда.
   - Для меня это честь, сэр.
   Альберт Гэллатин Браун из Миссисипи был приятным мужчиной немного за пятьдесят, у него были тёмные волнистые волосы, такие же длинные, как и кустистые бакенбарды, что тянулись по подбородку. Костюм у него был превосходного покроя (намного лучше того, что носил Ли); в свете газовой лампы блестели брендовые лаковые туфли.
   - Прошу вас, присаживайтесь, - сказал Ли, указывая на кресло.
   Браун уселся на мягкие подушки, скрестил ноги, одну руку положил на бархатный подлокотник. Он олицетворял собой беспечность; Ли завидовал его способности вот так легко расслабляться.
   - Должно быть, вам крайне любопытно, почему я предложил вам встретиться сегодня.
   - Скажем так, я заинтригован.
   Карие глаза Брауна, глубоко сидящие в глазницах, слегка приоткрылись. Это был опытнейший политик, который служил в законодательном собрании Миссисипи, в Конгрессе США, а потом и сенатором США наряду с Джефферсоном Дэвисом до тех пор, пока его штат не покинул Союз. Также, прежде чем избраться в Сенат, он сражался за Конфедерацию в звании капитана.
   Ли сказал:
   - Я не ставлю перед собой цель держать вас в напряжении, сэр. Я хотел поинтересоваться, не станете ли вы моим кандидатом в вице-президенты на предстоящих выборах.
   Расслабленность слетела с Брауна, словно мантия. Он подался вперёд в кресле и тихо произнёс:
   - Я предполагал такую возможность. Даже сам факт возможности быть вашим соратником, делает для меня большую честь, чем я заслуживаю...
   - Совсем нет, сэр.
   Однако Браун не закончил.
   - Пока же я не сказал ни "да", ни "нет", есть определенные вопросы, которые я бы хотел для себя прояснить.
   Он подождал, ожидая реакции Ли.
   Ли просветлел.
   - Ежели мои взгляды не до конца ясны для вас, я не стану просить вас слепо им довериться. Спрашивайте, что пожелаете.
   - Благодарю, сэр. - Браун опустил голову. - Во-первых, ваше предложение удивило меня, поскольку я воспринимал вас, как преемника президента Дэвиса, а мы с президентом не всегда достигаем полного согласия.
   Это было преуменьшение. Желая сделать всё необходимое для победы в войне, Браун последовательно придерживался принципа зависимости военных сил от Конгресса, а не от президента. Очевидно, он помнил обмен озлобленными комментариями с Дэвисом.
   - Должен признать, если бы не просьба президента, я бы не стал бороться за это место, - сказал Ли. - Также нет смысла отрицать, что я никогда не имел политических амбиций, и не имею их в достаточной степени и сейчас. Однако если вы сомневаетесь в том, что я самостоятельная фигура, тогда благодарю вас за уделенное время и прошу прощения за беспокойство. Я обсужу эту должность с кем-нибудь другим.
   - В этом нет нужды, - спешно произнёс Браун, вскинув руку; у него-то политические амбиции имелись. - Ваша мысль ясна; и в самом деле, тот факт, что вы обратились ко мне, говорит мне о вашей независимости от Дэвиса. Однако следующий мой вопрос бьёт в самую суть: что именно вы думаете о неграх и их месте в нашем обществе?
   - Я не считаю, что мы вечно сможем держать их в узде, поэтому я полагаю, мы должны начать процесс облегчения этих уз настолько быстро, насколько это уместно, пока они не разорвали их самостоятельно и не нанесли нам существенного вреда. Ежели вы считаете сей факт неприемлемым, сэр, дверь буквально в паре шагов за вами.
   Браун не встал и не ушёл. При этом, и петь осанны в адрес великодушия Ли он не стал. Он сказал:
   - Позвольте процитировать статью первую, абзац девять, пункт четыре Конституции Конфедеративных Штатов: "Не может быть принят никакой закон о принудительном изъятии, закон, имеющий обратную силу, либо закон об изъятии или ограничении, в отношении права собственности на негритянских рабов".
   - Мне известен этот пункт, - сказал Ли. - Должен признать, это препятствие для моей цели. Позвольте и мне задать вам вопрос. - Он дождался кивка Брауна, затем продолжил: - Предположим, что война, вместо того, чтобы обернуться в нашу пользу, была проиграна, как это могло бы случиться, не вооружись мы новыми винтовками. Согласились бы вы тогда раздать оружие и освободить некоторую часть рабов с целью защитить нашу республику, невзирая на Конституцию?
   - В случае подобного кризиса, согласился бы, - после непродолжительных раздумий ответил Браун. - Спасение страны для меня важнее временного вреда Конституции, который можно исправить, если страна выживет.
   - Справедливо. Я заверяю вас, что негр как раб представляет для нас нескончаемый кризис, даже если он для нас менее значим, нежели утрата прав, завоёванных Второй Американской Революцией. Самое время разобраться с ним до того, как он станет неизбежным, дабы мы не были вынуждены действовать поспешно или, находясь в отчаянном положении.
   Браун размышлял над его словами, затем удивил Ли тем, что запрокинул голову и начал смеяться. Заметив недоуменный взгляд Ли, он немного застенчиво пояснил:
   - Меня удивляет, что я сижу тут и слушаю вас, не говоря уж о том, чтобы внимательно воспринимать все эти идеи, в то время как будучи в Конгрессе США я призывал к разрешению рабства в Калифорнии, если потребуется, силой оружия, а также за аннексию Соединёнными Штатами Кубы и мексиканских штатов Тамаулипас и Потоси с целью установления и дальнейшего распространения рабства.
   - И всё же, вы сидите здесь, - заметил Ли.
   Исходя из речей и голосований Брауна в Сенате Конфедерации, Ли сделал вывод, что этот человек имел достаточно умеренные взгляды по негритянскому вопросу. Он и не подумал, чтобы вернуться в прошлое и выяснить, что говорил Браун, будучи конгрессменом и сенатором США. Очевидно, подобное являлось недосмотром с его стороны. Он гадал, почему этот человек не вскочил и не вышел прочь, как в подобных обстоятельствах поступили Натан Бедфорд Форрест и Андрис Руди.
   - Всё же, сижу, - признал Браун. Он вновь рассмеялся. - Обстоятельства влияют на дела. - Пока мы были частью Соединённых Штатов, мы были вынуждены расширять рабство везде, где только возможно, дабы уравнять нарастающую экспансию северных штатов и снизить соответсвующую потерю собственного влияния в США. Однако теперь мы больше не в США, и можем поступать так, как посчитаем нужным, не опасаясь, что это ослабит нас перед политическими противниками.
   - Весьма разумно сказано, сэр, - не без восхищения признал Ли. - Тогда, вы на моей стороне?
   - Я этого не говорил, - резко ответил Браун. - Я признаю, что при определенных обстоятельствах, некоторая форма послабления может быть обоснована. Однако мы должны представить избирателям такую программу, которую они смогут переварить, либо всё это - милая пьяная болтовня. Как вы намереваетесь освободить ниггеров?
   - Если одним словом - постепенно, - сказал Ли. - Надеюсь, вы мне поверите, я очень долго размышлял над этим. Я не стану и не желаю вводить конфискационное законодательство. Я понимаю, что с политической точки зрения, это неразумно.
   - Надеюсь, что так, - сказал Браун. - Если вас не изберут, всё остальное не имеет значения.
   И снова на ум Ли пришёл понятный и весьма определенный солдатский быт, в котором на компромиссы можно идти лишь с погодой, местностью и тем, что тебе позволяет делать противник, а не с собственными принципами. Однако политик, сумевший добиться хотя бы половины своих задач, уже мог считать себя победителем.
   - Я не хочу, чтобы рабство стало единственным пунктом этой кампании, - сказал Ли. - Есть и другие, не менее важные вопросы: наши отношения с Соединёнными Штатами, всё ещё плачевное состояние наших финансов, а также наша позиция относительно Максимилиана и мексиканских повстанцев, и это только несколько. Мы до сих пор даже не учредили Верховный Суд. Ни по одному из этих вопросов Форрест не высказывался; он лишь вовсю колотит в один-единственный барабан.
   - Хорошее замечание, оно позволит нам срезать с него свою долю. Однако ни один из этих вопросов, за исключением, пожалуй, отношений с Соединёнными Штатами, не заставит народ взволноваться. По ниггерскому вопросу они сразу же хватаются за оружие. Я всё ещё жду вашего ответа на него.
   - Как и я, - сказал Ли. - Насколько я это вижу, для начала, нам нужно поощрять освобождение всеми возможными способами и готовить вольноотпущенников к изучению полезных навыков. Во время войны некоторые наши штаты ослабили законы о запрете на обучение рабов чтению и письму. Я бы расширил это послабление на всю Конфедерацию. Следующим шагом я бы предложил позволить рабу, либо кому-то от имени раба, оплатить его свободу за цену покупки, либо за цену, определенную компетентным оценщиком, владелец же не сможет отказаться от предложенной цены.
   Альберт Гэллатин Браун сжал губы.
   - Вполне можете с этим пройти, не в последнюю очередь потому, что это гораздо менее радикально, чем то, что вам приписывают горячие головы с той стороны.
   - Я не закончил, - предупредил его Ли.
   Браун откинулся в кресле и превратился во внимательного слушателя.
   - Если раб, либо кто-нибудь другой, кто пожелает купить ему свободу, не сможет выплатить всю стоимость сразу, я бы позволил ему выплатить одну шестую, хозяин, в свою очередь, опять же будет обязан её принять и дать рабу один день в неделю работать на себя, после выплаты следующей одной шестой части платы, свободных дней станет два, до тех пор, пока раб не выкупит себя полностью.
   - Подобное предложение заходит дальше, однако, выглядит разумным, и, конечно же, не конфискационным, - сказал Браун.
   - Этот план сформирован на основе одного предложения, к сожалению, не принятого несколько лет назад в Бразильской Империи, - сказал Ли. - Поскольку я убеждён в необходимости перемен, я пристально искал способы их облегчить. Мой бывший адъютант Чарльз Маршалл, который имеет юридическое образование, недавно обратил моё внимание на бразильское предложение. К нему я бы добавил несколько дополнительных моментов.
   - Каких же? - поинтересовался Браун.
   - Во-первых, я бы откладывал небольшой процент с налога на имущество, ежегодно выплачиваемого в Казначейство с рабов, и использовал бы его для создания фонда освобождения, чтобы даровать свободу или начать освобождать столько негров, сколько этот фонд сможет позволить. И во-вторых, я бы предложил законопроект, по которому, все родившиеся после определенной даты негры считались бы вольнорождёнными, хоть и обязанными служить хозяевам своих матерей в течение первых двадцати одного года своей жизни, в каковое время они бы подготовились к свободной жизни. Как вы можете заметить, я не предлагаю умертвить рабство, а позволить ему самому мирно умереть от старости.
   - Десять лет назад в Чарльстоне, Мобиле или Виксберге за подобные предложения вас бы повесили на уличном фонаре, - заметил Браун.
   Он в раздумии провёл пальцем под бакенбардами. Наконец, он произнёс:
   - За прошедшее десятилетие мы стали свидетелями немалому числу удивительных вещей, не так ли? Хорошо, генерал Ли, я с вами.
   - Прекрасно! - Ли протянул руку. - Сэр, мы же конфедераты.
   Взгляд Брауна на мгновение ушёл внутрь себя.
   - Не просто конфедераты, - спокойным тоном произнёс он. - А Конфедераты.
   Ли заметил, что это слово он произнёс с заглавной буквы. Браун продолжил:
   - Кажется, вы только что придумали название нашей партии.
   - Конфедераты. - Ли попробовал слово на вкус. Он повторил его более уверенно, и кивнул. - Мы - Конфедераты.
  
   Скрипка и банджо исполняли мелодии из "Мы - кавалеристы Дикси*", "Дороги Джексона-Каменной Стены" и "Мистер, вот ваш мул". Звуки старых военных песен вернули Нейта Коделла к походным кострам, сырым ногам и запаху пороха. Ничто не делает человека таким живым, как знание о скорой смерти.
   Когда музыканты заиграли "Дикси" эта памятная энергия, - которой теперь дорожили тем больше, как она уходила - переполнила его настолько, что он уже не мог нормально петь. Изнутри, сквозь горло и промеж зубов, продирался крик повстанца. Этот звук совсем не подходил сонной умиротворённой городской площади Нэшвилля, но Коделлу было плевать. Он либо выпустил бы его, либо лопнул.
   В тот день он оказался не единственным, кто кричал. Почти все в толпе - почти все моложе сорока пяти - были ветеранами Второй Американской Революции, и судя по их лицам и голосам, испытывали они те же самые чувства. В воздух полетела шляпа, за ней ещё одна.
   Стихли последние сладостные ноты "Дикси". Банджист и скрипач спустились с увешанной флагами трибуны. Вместо них туда поднялся Джордж Льюис. Коделл внезапно для себя вытянулся в струнку, и с трудом удержал резкий короткий приказ окружающим построиться. Затем он заметил, что немало людей, особенно тех, кто служил в "Непобедимых Касталии" под командованием капитана Льюиса, расправили плечи и свели ноги вместе.
   Однако Льюис больше не носил три капитанских плашки, лишь воротник с манишкой и галстук, более подходящие обеспеченному человеку и законодателю. Воротник плотно облегал его шею - за время, проведенное в Роли, он набрал 10-12 килограмм. Эта примета вынудила Коделла улыбнуться; тот, кто не набрал вес после армии, даже не пытался этого сделать.
   Льюис сказал:
   - Друзья мои, не знаю даже, какая нужда вынудила сегодня нас собраться. Многие из нас маршировали ради массы Роберта, сражались за массу Роберта - нам всем известно, что он за человек. Есть ли вообще хоть кто-нибудь из армии Северной Вирджинии, кто не отдал бы в ноябре свой голос за Роберта Э. Ли?
   - Нет! - выкрикнул Коделл.
   Как и большинство мужчин рядом с ним. Охваченные моментом, "Нет!" выкрикнули и несколько женщин.
   Однако кричали не все. Как и Коделл поддевал Айзека Кокрелла на митинге в поддержку Форреста, кто-то крикнул:
   - Я не стану голосовать за того, кто хочет отнять у меня ниггеров!
   Кокрелл пытался продолжать, словно никто его не перебивал. Джордж Льюис же принял вызов. Он уставился в толпу, высматривая, кто же именно кричал, затем произнёс:
   - Джонас Перри - ты просто дурак!
   Эти слова вызвали хохот. Льюис продолжил:
   - Во-первых, всем тут известно, что те трое ниггеров, которыми ты владеешь, всё равно, ни хрена не работают, так что для тебя невелика потеря.
   Хохот стал громче. Каждый раз, оказываясь в городе, Перри большую часть времени тратил на жалобы на то, какие же ленивые у него рабы. Льюис перешёл на серьёзный тон:
   - В любом случае, Ли не намерен отнимать ничьих ниггеров. Всё это - сраное враньё.
   - Но он и не хочет, чтобы мы продолжали ими владеть, - выкрикнул в ответ Джонас Перри. - Как мы будем без них собирать урожай? У вас, мистер Великий Заседатель Джордж Льюис, ниггеров всяко больше, чем у меня. Как вы будете собирать урожай без них?
   Льюис задумался. Толпа зароптала. Коделл начал беспокоиться. Если митинг пойдёт неправильно, туда же, в неправильную сторону, уйдут и голоса. Он огляделся. Многие, подобно ему самому, стояли в напряжении, ожидая, что ответит Джордж Льюис. Помимо белых, он заметил на площади и несколько цветных мужчин и женщин. В митинге они не участвовали; им нужно было работать. Однако чем бы они ни занимались, их головы были повёрнуты в сторону трибуны, с которой некоторых из них недавно продали. Внезапно, Коделл осознал, что выборы, в которых они даже не участвовали, для них значили больше, чем для него или Джорджа Льюиса, или любого другого белого. Если Ли проиграет, он будет очень расстроен результатами голосования, но для них это будет означает утрату всякой надежды на свободу в ближайшие шесть лет.
   С небольшим запозданием Льюис ответил Джонасу Перри:
   - Джонас, я был бы лжецом, если бы сказал, что во всём согласен с планом Ли. Однако я всё вижу так: порой, держаться за что-либо лишь бы удержать это при себе, влечёт больше проблем, чем оно того стоит. Бедфорд Форрест сделал всё, чтобы истребить вооруженных ниггеров и вынудить их прекратить сражаться, однако в газетах до сих пор можно прочитать о засадах и убийствах в Луизиане, Арканзасе и Миссисипи. А Теннеси... янки два года держали Теннеси и освободили каждого ниггера в штате, ну или почти. Нет никакого способа вернуть их обратно своим хозяевам. Чёрт побери, ты и сам знаешь, что половина свободных ниггеров, в том числе здесь в Северной Каролине были рабами до того, как пришли янки. Я не спрашиваю, по нраву ли тебе это. Я спрашиваю, так ли это. Так?
   - Да, но...
   Однако на этот раз Льюис его перебил:
   - Никаких "но". Дерзкие ниггеры уже тоже не могут бежать на Север. Теперь, когда мы свободны от Соединённых Штатов, вся наша сволочь им просто не нужна. Мы всегда утверждали, что ненавидим беглых ниггеров, но для нас это было неким предохранительным клапаном. Теперь же они остались среди нас, а клапан заклёпан. Хочешь, чтобы рвануло? Хочешь, чтобы по всему Югу началось то, что случилось в Сан-Доминго?
   - Я, по-вашему, псих? - яростно возразил Перри. Коделл уловил намёк. Южанину слово "Сан-Доминго" внушало такой же необъятный ужас, какой слово "изнасилование" внушало благовоспитанной женщине. На юге восстания рабов, массовые бойни, всегда были редкостью. Однако все белые знали, вне зависимости от того, признавались они в этом или нет, что всегда может случиться крупное восстание... а в ходе Второй Американской Революции обращаться со стрелковым оружием обучились десятки тысяч чернокожих.
   - Нет, я не считаю тебя психом, Джонас; я просто считаю, что ты не обдумывал подобный вариант, а вот, масса Роберт обдумывал, - сказал Льюис. - План Ли никого не ударит по карману, но он вернёт нам этот предохранительный клапан. Чтобы понять, что делать со всей этой чёртовой прорвой ниггеров, нам потребуются годы. Голосуйте за Форреста, и всё останется, как есть - пока не рванёт до самого неба.
   Перри не ответил, однако толпа внезапно стихла так, что были слышны перешёптывания. Коделл сомневался, что Льюису удалось переубедить ражего фермера, но тому всяко появилось над чем поразмыслить.
   В тишине Льюис произнёс:
   - Ещё одно: мы говорим о Ли. Если бы эти идеи выдвигал кто-нибудь другой, мало кто усомнился бы в них так, как я. Если на Земле и есть кто-то, чьим суждениям я безоговорчно доверяю, так это - Роберт Э. Ли.
   Люди степенно покачивали головами, и Коделл был среди них. Ли был человеком, он тоже допускал ошибки. Любой, кто штурмовал Кладбищенский хребет, будучи одетым в серую форму, знал об этом - для многих это знание стало последним в жизни. Однако Ли сдержал федералов в Вирджинии, постоянно находясь в численном меньшинстве, когда новые винтовки дали ему такую возможность, он разбил их и захватил Вашингтон, помог наладить мир с США и стоял во главе присоединения Кентукки к Конфедерации. Если всего этого не достаточно для его поддержки, что тогда нужно?
   - У меня для вас была заготовлена длинная речь, но не думаю, что есть смысл вам ею докучать, - сказал Льюис. - Единственная причина, по которой кто-то захочет выбрать Форреста вместо Ли - это рабство, я понял это достаточно отчётливо, поговорив с Джонасом. Когда же заходит речь о чём-то ещё - об отношениях с Соединёнными Штатами или другими странами, или чтобы бумажные деньги стали чего-то стоить, и всём таком прочем - Ли всегда впереди него, и мне кажется, все об этом знают. Голос за Ли и Брауна ведёт Конфедерацию вперёд. Голос за Форреста и Уигфолла тянет её назад. Спасибо, что выслушали меня, друзья. Я закончил.
   Толпа весело загомонила, затем начала выкрикивать предложенное Генри Плезантсом на митинге в поддержку Форреста "Ли! Ли! Ли!". Банджист и скрипач снова заиграли "Дикси". Голоса снова затянули песню. Коделл пел вместе с остальными. Лишь на пути к себе домой, он начал задаваться вопросом, уместна ли была эта песня на митинге человеку, который, пусть и постепенно, хотел избавиться от рабства.
  
   Треща словно сороки, ученики Коделла разбежались из опротивевшей им школы по домам. Для них день выдался долгим, близилось лето, солнце рано поднималось и поздно садилось. Их самих, да и их учителя вдохновляла лишь сама мысль о том, что скоро лето и занятия закончатся.
   Когда Коделл намного медленнее и более устало, чем дети, вышел на улицу, то заметил, что его ожидал чернокожий.
   - Здравствуй, Израиль, - сказал он. - Чем могу помочь?
   - Ага, сэ', могёте. Я хочу вы помочь мне с `рифметикой, сэ'. Я вам оплачу.
   Он полез в карман и вытащил тёмно-коричневую конфедератскую купюру в пять долларов.
   - Стой, стой, стой. - Коделл вскинул руки. - Я тебе не нужен, тем более, что работаешь ты на Генри Плезантса. Он настоящий инженер - о математике он знает намного больше моего.
   - Ага, сэ', знает. Тольк' он знает её так хорошо, что даж' не могёт учить меня; кажись, он уж и позабыл, чего учил в самом начале, еж'ли вы понимаете, об чём я, - сказал Израиль.
   Коделл был вынужден кивнуть. Он знавал таких людей. Негр продолжил:
   - Но вы, сэ', вы ж учитель. Вы умеете рассказать народу, который ничо не знает ваще, как надо, шаг за шагом, как те учителя-янки в Хаити, что через речку Трент от Нью-Берна. А эти дроби, они у меня просто с ума сходят. Мне надо б их знать, чтоб вести счета массы Генри. Пожалуйста, обучите меня, сэ'. - Израиль снова продемонстрировал банкноту.
   Никто, даже бедная покойная Жозефина с обещаниями чувственных наслаждений, не смогла рассчитать лучше, чтобы соблазнить Коделла, чем человек, который сейчас стоял перед ним и умолял обучить его. То, что Израиль чёрный, волновало Коделла меньше, чем до войны. Во-первых, Израиль был свободен; во-вторых, он уже умел читать, поэтому проблем с этим у него не возникнет.
   Это не означало, что Коделл не мучался угрызениями совести.
   - Если я соглашусь учить тебя, Израиль, когда ты сможешь приходить в город? Генри отпустит тебя с работы?
   Израиль печально покачал головой.
   - Не, сэ', точн' не отпустит. Мне работать надоть. Сегодня докончил пораньше, потому и смог прийти вас просить. Но коль вы помогёте мне учить, то буду приходить, как всё сделаю, и вернусь по тьме. Мне такое неважно.
   - Сколько дней в неделю ты бы хотел этим заниматься? - спросил Коделл.
   - Сколько сами захотите, - мгновенно ответил Израиль.
   Коделл изучал его. Если он говорил всерьёз, значит он жаждал знаний сильнее, чем любой из его учеников. Полноценный рабочий день, восемь километров пешком до Нэшвилля, занятия, потом ещё восемь километров до фермы, один из таких походов, а, может, и оба, по ночной тьме, и сон...
   - Если ты, правда, готов попробовать, наверное, можем устроить три дня в неделю, а там посмотрим, как пойдёт, - сказал Коделл.
   В нём самом взыграло любопытство. Ему было интересно, на что способен негр.
   - Спасибо, сэ', спасибо вам!
   Широченная ухмылка Израиля едва не разделила его лицо пополам. Затем он помрачнел.
   - Сколько вы хотите в оплату?
   Если бы Коделл мог себе позволить, то делал бы всё даром. Но он не мог себе этого позволить, и прекрасно это понимал, особенно, когда впереди маячили скудные летние месяцы.
   - Как насчёт пяти долларов в две недели?
   - Эт' много денег, - мрачно произнёс Израиль. - Но, коль, хочу учиться, значит, надо платить.
   - Сколько это будет в неделю? - спросил Коделл, желая посмотреть знания своего нового ученика.
   - Два доллара, писят центов, - без раздумий ответил Израил. - Вы говорите про деньги. Это я легко посчитаю. Но, когда дело про две с половиной бочки того, да три с четвертью фунта сего, тут я совсем теряюсь.
   - Там всё не так печально, - максимально ободряющим тоном произнёс Коделл. - Идём со мной в дом вдовы Биссет. Можешь начинать учиться, пока ты здесь - раньше начнём, раньше закончим.
   "И тем раньше ты мне заплатишь", - заметила практичная часть его ума.
   Он не стал вести Израиля к себе в комнату. Они занимались у парадного крыльца до тех пор, пока не стало слишком темно, а потом какое-то время при свете свечи, склонив головы друг к другу. Однако свечи привлекали насекомых, отчего они чаще шлёпали себя, нежели учились. Наконец, Израиль поднялся.
   - Пойду, наверное, пока всего не сожрали.
   - Ладно, Израиль. Тогда, увидимся в среду. Ты, вроде, неплохо начал.
   Строго говоря, Коделл был несколько впечатлён. По его представлениям, пока Израиль не сбежал на территорию, занимаемую федералами, он нигде не учился. Но учился он легко, да и само его присутствие здесь служило доказательством желания, даже рвения, трудиться.
   Коделл задул свечи. На крыльцо опустилась ночь, горячая, близкая, липкая и совершенно тёмная, за исключением тусклого участка света одинокой лампы в гостиной. Израиль споткнулся на ступеньках, затем ещё раз, когда шёл по Джойнер-стрит.
   - До среды, сэ' - сказал он.
   Затем, судя по звуку шагов, он исчез с лица земли.
   Вдова Биссет дожидалась Коделла, её пухлое лицо было испещрено морщинами недовольства. Она бросила без предисловий:
   - Я не хочу, чтобы этот ниггер больше сюда приходил, вы меня поняли?
   - Что? С чего это? - спросил удивлённый Коделл.
   - С того, что он - ниггер, конечно. - Его домохозяйка также казалась удивлённой, однако по иной причине. - Что скажут соседи, когда увидят, что ко мне постоянно шастает ниггер? Я вам не какая-то белая шваль, которая пала настолько низко, что водит дружбу с рабами.
   - Он свободен, - сказал Коделл.
   Эти слова не оказали на вдову Биссет никакого эффекта; она набрала воздуха в грудь, как делала всегда, чтобы накрутить себя, перед тем как пуститься в истерику. Стремясь избежать этого, Коделл добавил:
   - Он вместе со мной изучает арифметику.
   - Мне без разницы, чем он занимается, слышите?
   Барбара Биссет могла записать своё имя, немного умела читать и считать деньги. Этим все её знания и ограничивались, и не было заметно, чтобы она стремилась постичь нечто большее. Однако сейчас сила была на её стороне.
   - Если он ещё раз явится, мистер Коделл, можете искать себе новое жильё, ясно? Лучше бы вам было ясно.
   - Мне всё ясно, - покорно произнёс Коделл.
   Хоть он и не нажил себе много добра, за время службы в армии он так часто по-быстрому собирался, что сама мысль об этом начала вызывать у него отвращение.
   - Найдём другое место.
   В среду он встретился с Израилем вдали от дома вдовы Биссет, отвёл его в школу и занимался с ним там. Там и продолжились уроки. Сложение и вычитание дробей давалось легко, если у них был один знаменатель. Но, когда он объяснил Израилю, что половина от половины - это четверть, тот в недоумении качал головой.
   - Под чертой всегда была двойка ж. Откуда ж там четвёрка-то?
   - Потому что ты её умножил, - терпеливо пояснил Коделл. - Сколько будет дважды два, если они не под чертой?
   - Чет'ре, - ответил Израиль. Однако просветления в его глазах заметно не было; у него не получалось перейти от целых чисел к тем странным, на первый взгляд, сущностям, что звались дробями.
   - Давай, попробуем по-другому, - сказал Коделл. - Ты знаком с деньгами. Допустим, у тебя есть пятьдесят центов. Как их ещё называют?
   - Полдоллара, - сказал Израиль.
   - Так, а что такое половина от половины доллара?
   - Четвертак. - Израиль был знаком с деньгами. Внезапно он уставился на доску, на которой Коделл мелом записывал задачу.
   - Половина от половины - это четверть, - медленно произнёс он. Наконец, его лицо просветлело; пусть он и был почти на пятнадцать лет старше Коделла, от осознания этого открытия он превратился в настоящего мальчишку, сообразившего, что если к букве "к" добавить букву "о", а к ней "т", то получится слово.
   - Половина от половины - это четвертак, и без разницы, про деньги или нет.
   - Именно так, - сказал Коделл, ухмыляясь сам.
   В такие моменты его низкое жалование полностью себя оправдывало.
   - Ну, а сколько будет половина от четверти?
   Он напрягся, ожидая ответа чернокожего. Понял ли Израиль весь принцип, или разобрался лишь в конкретном случае?
   Израиль нахмурился в глубоком сосредоточении, но ненадолго.
   - Половина от четверти - это восьмушка, так ведь, масса Нейт?
   - Ага! - Коделл едва не закричал. Теперь они оба ухмылялись, один от облегчения, другой от восторга. - У тебя получилось, Израиль.
   - Получилось, - сказал тот. - У меня много получилось, и никто это у меня уж не отымет. Чего ещё вы меня научите про умножение дробей?
   Он проходил остальную тему, решая всё настолько быстро, насколько Коделл мог позволить. Однако через пару дней он уткнулся в очередную стену, когда настала очередь не умножать дроби, а делить их. Коделл учил его по той же методике, которую применял к обычным ученикам - перевернуть делитель, а затем помножить.
   - Мы ж уже помножили, - возражал Израиль. - Тут уж должно быть поделено.
   - Так и есть, - сказал Коделл. - Умножение и деление - противопоставлены, то есть, противоположны друг другу точно так же, как сложение и вычитание. Деление на дроби, как и деление целых чисел - это то же самое, что умножение, только наоборот. Это всё просто отдельные части арифметики, понимаешь.
   К своему изумлению, он понял, что Израиль ничего этого не знал. Каждое правило он учил по-отдельности, даже не задумываясь о том, что они связаны между собой. Когда он догадался, то раскрыл рот и выпучил глаза.
   - Ну, разве ж не отлично? - наконец, проговорил он. - Пять раз по два будет десять, значится, десять поделить на пять, будет два. Это не случайно. Всё связано.
   - Конечно, так и есть, - сказал Коделл.
   - Вы так говорите, масса Нейт, но вы первый, кто всё мне показал. Никто даже не утрудился указать мне, что всё связано. Это как мозаика ж, где все детальки сложить вместе, получишь всю картину, а по отдельным кускам ничего не скажешь. Покажьте мне этот трюк ещё разок, а? Готов спорить, я всё пойму.
   Он всё понял. На следующем занятии Коделл показал ему, как искать у дробей общий знаменатель. Доходило до него медленно, пока Коделл не сказал:
   - Так делают, когда с одного поля ты собрал двадцать пять с половиной бушелей* кукурузы, и тридцать семь и одну треть с другого, и тебе нужно знать, сколько у тебя получилось всего.
   Лицо Израила приобрело знакомое Коделлу напряженное выражение.
   - Я всё понял, сэ'.
   Вскоре он это доказал. Отправляясь обратно на ферму Генри Плезантса, он спросил:
   - Какой будет следующий урок?
   Коделл развел руки в стороны.
   - Не будет следующего урока, Израиль. Насколько я могу судить, ты изучил всё, что нужно - теперь тебе следует найти этим знаниям достойное применение.
   Насколько он мог судить, Израиль учился столь же хорошо и быстро, как весьма толковый белый человек. Этот факт удивил его чуть менее, чем следовало бы, и намного менее, чем, если бы это случилось до войны.
   - Спасибо вам, сэ'. От всего моего сердечка спасибо.
   Израиль понимал, что ему не следовало без спроса жать руку белому. Он склонил голову и направился на север в сторону фермы.
   - Мне было в радость, - крикнул он ему вслед.
   Израиль не ответил. Коделл пошёл к дому вдовы Биссет. Он знал, что эта женщина так не справилась бы, как чернокожий, даже если бы от этого зависела её жизнь. Однако она не хотела видеть Израиля в своём доме. Если бы он не был свободен, она могла купить его, если допустить, что ей удалось бы наскрести деньги, а это маловероятно. Коделл пощипал бороду, затем пнул камешек.
   - Если в этом и есть какая-то справедливость, я её не вижу, - сказал он вслух.
   Нэшвилль уже почти весь спал. Его никто не услышал.
  
   По дороге катила коляска. Рэйфорд Лайлс сплюнул в грязь бурую табачную жижу. Затем он посмотрел на круп своего коня.
   - Давай, - бросил он, щёлкая поводьями. Конь дёрнул ухом. За исключением этого, больше он никак не отреагировал.
   Нейт Коделл рассмеялся.
   - Ещё один старый солдат.
   - Жалкое, ленивое, никчёмное создание. - Лайлс снова щёлкнул поводьями, на этот раз сильнее. Возможно, конь и мог идти быстрее, но Коделл не поставил бы на это и дайма.
   - Спасибо, что решили подбросить меня до Роки-Маунт, - сказал он.
   - Да, ничего, Нейт. Я любой ценой намеревался послушать речь Бедфорда Форреста. Раз уж ты и сам вызвался его послушать, я с радостью тебя подвезу.
   - А он много выступает с речами, правда? - сказал Коделл.
   - По всей стране. Если твой драгоценный Роберт Э. Ли намерен и дальше сидеть у себя в Вирджинии, и ждать, пока остальные будут пахать за него, он эти выборы проиграет.
   Словно желая закрепить сказанное, лавочник снова сплюнул, и вытер подбородок рукавом.
   - Ну, не знаю, - сказал Коделл и нахмурился. - Это вроде как недостойно для человека, который собирается стать президентом, самостоятельно выступать на своей кампании. Последний, кого я такого помню, был ещё во времена США, и это был Дуглас в 1860 году, и гляньте, где он теперь.
   - Дуглас! - Лайлс опять сплюнул, демонстрируя, что он думает о Стивене А. Дугласе. - От него толку лишь то, что он расколол свою партию. А Форрест, Форрест другой. Он не говорит "Идите туда", он говорит: "Идите за мной". Если что-то нужно сделать, он делает всё сам.
   Коделлу не хотелось снова вступать в спор с Лайлсом, поэтому он позволил этому разговору стихнуть. Мимо медленно тянулись леса и поля. Он шёл по этой дороге тремя годами ранее, после того как повидал чудеса Вирджинии, Мэриленда, Пенсильвании и Вашингтона. С тех пор он из Нэшвилля никуда не выезжал, даже в Роки-Маунт. Вдали от железных дорог путешествие оставалось медленным. Послушать речь в двух десятках километрах отсюда, означало, потратить целый день.
   Роки-Маунт радостно приветствовал кандидата в президенты. Повсюду развевались знамёна Конфедерации, здания в центре города, большая часть из которых появилась уже после войны, украшали флажки. Взвод Деревьев Форреста сопровождал зрителей на пути к трибуне, с которой должен был выступить их хозяин. Рядом с трибуной оркестр раз за разом проигрывал "Скорый шаг Бедфорда Форреста". Перед ней стояли столы, на которых была разложена еда и напитки.
   - Угощайтесь, - широким жестом пригласил их один из Деревьев.
   Наливая себе рюмку виски, Лайлс сказал:
   - Видать, влетело ему это всё. Если конечно Форрест устраивает такое на каждой остановке.
   - Оглянитесь, - попросил его Коделл.
   Лайлс огляделся. Рюмка с виски замерла на полпути ко рту.
   - Ривингтонцы, - с отвращением произнес он.
   Несколько человек, одетые в свою традиционную грязно-зеленую форму, с АК-47 в руках и серьёзными выражениями на лицах, стояли по углам площади Роки-Маунт. Коделл никак не мог взять в толк, зачем они тут, пока не вспомнил часовых у Белого Дома, когда армия повстанцев ворвалась в Вашингтон. "Телохранители, вот кто они такие", - подумал он.
   - Если они здесь ради Форреста, тогда это лучший довод, что я могу придумать, чтоб голосовать за Ли, - сказал Лайлс.
   - Так и есть. - Коделл указал на флаги, что висели по краям трибуны. - Гляньте, вон их флаги под Незапятнанным Знаменем.
   Он уже встречал трёхлучевой знак ДСА на форме Бенни Ланга и на здании напротив Инженерного Дома в Ричмонде.
   - У них есть свой флаг? Какими такими, нахрен, делами они занимаются, коли у них есть свой флаг? - возмущался Лайлс. - Они ж не страна и не штат. Полагаю, они им нужны для красоты.
   И в самом деле, красно-белые знамёна с чёрным знаком посередине отлично вписывались в море из красного, белого и синего цветов, заливавшего улицы Роки-Маунт.
   - Нет, - сказал Коделл.
   Лавочник что-то ответил ему, но тот не услышал слов Лайлса. Он узнал одного из ривингтонцев - это Пит Хардье. Ему захотелось подойти к нему, схватить за ворот рубахи и прорычать: "Что ты такого сделал с мулаткой, отчего она повесилась? Чем ты так перепугал Молли Бин, которая не боялась даже при Геттисберге?" Это было бы неразумно. Пит Хардье стоял не в одиночестве, он ещё и держал в руках винтовку. Если Пит Хардье поддерживал Натана Бедфорда Форреста, это, как заметил Лайлс, было ещё одним доводом в пользу голоса за Роберта Э. Ли.
   Городская площадь быстро заполнялась. Большинство не обращали никакого особого внимания на ривингтонцев; некоторые, достаточно взрослые, чтобы оказаться ветеранами, подходили к ним и по-дружески обсуждали АК-47. Коделл понимал, что без них Юг мог проиграть войну. Но даже в этом случае, он не мог заставить себя любить ривингтонцев.
   Под бой барабана Деревья закричали:
   - Добей их! Добей их! Добей их! Форрест! Форрест!
   На трибуну поднялись двое и сели на переднем крае, сложив винтовки на колени. Следом поднялся какой-то тучный мужчина, чьё имя ускользнуло от Коделла, и начал говорить. Наконец, один из ривингтонцев обернулся и уставился на него. Через несколько секунд этот пристальный взгляд достиг цели. Толстяк сказал:
   - А теперь, друзья мои, без дальнейших разговоров, человек, которого вы так долго ждали - "И всё ещё ждём", - кисло вставил Лайлс, - следующий президент Конфедеративных Штатов Америки, Натан Бедфорд Форрест!
   Деревья запели с удвоенной силой, но их песня потонула в рёве толпы. На трибуну взошёл Форрест. Какое-то время он просто стоял, позволяя восторженным крикам окутать его. Он оказался больше, чем представлял Коделл и более представительным. Как и Ли, его нельзя было не замечать, или относиться легкомысленно.
   Он поднял обе руки, затем медленно их опустил. Вместе с этим жестом стих и гул толпы. В воцарившейся тишине, Форрест заговорил:
   - Спасибо всем, кто пришёл сегодня меня послушать. - Говор у него был не отточен, но оказался разборчивее, чем предполагал Коделл. Разборчивый, или нет, но голос его внушал.
   Он продолжил:
   - В Ричмонде думают, что президентское кресло - это ферма, которую можно передать от отца к сыну. В Ричмонде думают, что это занятие лишь для джентльменов. - Последнее слово он произнёс с презрением. - Правы ли они, эти джентльмены из Ричмонда?
   - Нет! - выкрикнула в ответ толпа. Коделл молчал. Как и Рэйфорд Лайлс, но они находились в меньшинстве.
   Форрест принялся расхаживать по трибуне. Без сомнений, ему было далеко до классического оратора, но, в то же время, он был убедительным. Чем дольше он говорил, тем оглушительнее становился его голос. Вскоре стало легко представить, как он отдаёт приказы в разгар битвы, и легко представить, как люди спешно ему подчиняются.
   - Там, в Ричмонде, - кричал Форрест, - мистер Роберт Э. Ли считает, что лучше вас знает, как распоряжаться своей собственностью. Послушайте меня, я не говорю, что освобождать рабов - это плохо. Я и сам многих освободил, и они прошли со мной всю войну, как мои подручные.
   Его телохранители из Ривингтона не желали слушать ничего подобного. Коделл знал, ривингтонцы вообще не желали слушать ничего о послаблении в отношении чернокожих. Тот, что взглядом заткнул толстяка, точно так же воззрился на Форреста. Однако бывший генерал кавалерии оказался сделан из более крутого теста и проигнорировал предупреждающий взгляд.
   В любом случае, он не заставил ривингтонцев долго за себя переживать:
   - Если вы желаете освободить ниггеров - это ваше дело. Но если правительство приходит к вам и говорит, что вы должны освободить ниггеров - к чёрту, джентльмены, прав я или нет, но разве мы не сражались на войне именно с таким правительством, которое пыталось указывать нам, что делать?
   На этот раз толпа заревела "Да!" и Рэйфорд Лайлс кричал вместе с остальными. Коделл не кричал "Да!". Но он также и не собирался перебивать, как перебивал Айзека Кокрелла. Это не было связано с тем, что на трибуне сидели вооруженные люди. У него даже мысли не возникло о том, что их оружие могло быть применено против кричавшего. Однако Форреста, в отличие от Кокрелла, следовало воспринимать всерьёз.
   Что бы он ни делал по своему собственному мнению, Форрест снова перешёл в безжалостную атаку:
   - Друзья мои, я не отрицаю того, что Роберт Э. Ли помог Конфедеративным Штатам освободиться от янки, и за это снимаю перед ним шляпу. Но перед тем как Роберт Э. Ли перешёл на сторону Конфедерации, янки пытались уговорить его стать своим командующим, и им это практически удалось. Когда он решил остаться со своим штатом, в Вирджинии его сразу же произвели в генералы. Господи, разве таким мошенническим способом надо вести войны?
   Несколько человек в толпе одобрительно рассмеялись. Развивая тему, Форрест произнёс:
   - Лично я начинал воевать как рядовой. Я пытался пробиться выше, изо всех сил старался. Мой друг, сенатор Уигфолл, наш будущий вице-президент, - он подождал аплодисментов - обеспечил сдачу Форта Самтер ещё тогда, когда Роберт Э. Ли, этот джентльмен из Ричмонда, был полковником в армии С-ША. И если вам нужен какой-нибудь Бобби-Зайду Попозже, тогда голосуйте за Ли. Но если вам нужны люди, которые были с Конфедеративными Штатами Америки с самого начала, тогда вы за Уигфолла и меня. Сердечно благодарю за то, что выслушали меня.
   Он поклонился и сошёл с трибуны.
   Снова начал бить барабан. Деревья Форреста запели "Добей их! Добей их!". Один ривингтонец приложил АК-47 к плечу и выпустил в воздух короткую очередь. Коделл увидел вспышку из ствола, но за громоподобным рёвом окружавшей его толпы едва расслышал звук.
   Оркестр заиграл "Скорый Шаг Бедфорда Форреста", а затем какую-то незнакомую Коделлу весёлую мелодию. Он повернулся к Рэйфорду Лайлсу и спросил:
   - Что это?
   - Называется "Я возвращаюсь домой в Дикси". Там ниггер рассказывает о жизни на Севере, - ответил Лайлс. Он пропел несколько строк: - "Лучше буду на плантации работать. Лучше буду на кукурузе помирать, чем буду есть тот белый хлеб, что испекли аболиционисты". В лавке у меня есть ноты, если захочешь взглянуть.
   - Хорошо, - быстро произнёс Коделл. Без сомнений, Лайлс не упустит шанс что-нибудь ему втюхать. В этот момент шум вокруг удвоился. Натан Бедфорд Форрест вошёл в толпу, пожимая руки мужчинам и кланяясь перед дамами. Народ потянулся к нему со всей площади. Коделл не собирался с ним встречался, но был унесён толпой.
   Огромная ладонь Форреста практически полностью поглотила его собственную.
   - Вы проголосуете за меня, сэр?
   Глядя на это жесткое уверенное лицо, Коделлу пришлось приложить усилие, чтобы покачать головой.
   - Никак нет, сэр, не могу. Я сражался под началом генерала Ли и по-прежнему верен ему.
   Телохранитель, который напирал позади Форреста, и которого тот игнорировал, нахмурился, глядя на Коделла. Сам Коделл ожидал проявления знаменитого взрывного темперамента Форреста. Однако бывший генерал лишь кивнул и произнёс:
   - Здорово повстречать столь верного человека, который не стыдится в этом признаться. Может, - это слово он по-деревенски произнёс как "мож'т", - вы передумаете. Я на это надеюсь.
   Он повернулся к Рэйфорду Лайлсу.
   - А вы, сэр?
   - Может, я бы и проголосовал за вас, - ответил лавочник. - Я был бы больше на вашей стороне, если бы на ней было меньше ривингтонцев.
   Натан Форрест проявил гнев.
   - Господи, любой, кто хочет сохранить право собственности на ниггеров - Патриот. Если вы именно такой, то вы за меня, как и они. А коли нет, то будьте вы прокляты.
   Он пошёл прочь, словно Лайлс мгновенно перестал существовать.
   - А он не оставляет места для сомнений, правда? - сказал Коделл, когда они, наконец, выбрались из толпы и направились к коляске.
   - Нет. - Лайлс все ещё выглядел так, словно съел лимон. - Это ему ещё аукнется.
   - Хорошо, - сказал Коделл.
   Он ждал, что Лайлс начнёт с ним спорить, но лавочник продолжил идти.
  
   *XV*
  
   Едва Роберт Э. Ли вышел за пределы "Поухэттен Хаус", чтобы насладиться свежим осенним воздухом, как на него, подобно ястребам, накинулись репортёры. Он кивнул им, не удивившись; за последние несколько месяцев они стали ему уже привычны. По негласному соглашению, пока он находился в отеле, репортёры его не беспокоили, но, стоило его ноге ступить на тротуар, как он становился законной добычей.
   - Мистер Куинси, полагаю, вы оказались на полшага впереди остальных, - обратился Ли к сотруднику "Ричмондского либерала".
   - Благодарю, генерал. - Вёрджил Куинси постучал карандашом по блокноту. - Позвольте поинтересоваться, почему вы решили остаться в Вирджинии, пока Бедфорд Форрест колесит по всей стране, выступая, кажется, в каждом городке, достаточно крупном, чтобы вместить железнодорожную станцию?
   - Генерал Форрест, безусловно, волен вести свою кампанию как ему заблагорассудится. - Ли уже выучился говорить достаточно медленно, чтобы репортёры успевали за ним записывать. - Должен добавить ещё один момент, о котором, порой непредусмотрительно забывают: я наслаждаюсь той же свободой. Вся Конфедерация, конечно же, в курсе, каковы мои взгляды на проблемы сегодняшнего дня; возможно, генерал Форрест всё ещё считает необходимым сделать свои мысли более доступными для избирателей.
   Куинси покрутил вощёный ус большим и указательным пальцами, обдумывая следующий вопрос.
   - Как вы относитесь к тому, что Форрест постоянно подвергает сомнению вашу верность делу Конфедерации?
   - Я позволю своему вкладу в это дело говорить самому за себя. Если уж это неспособно доказать мою верность, тогда я уже и не знаю, что сможет. - Для открытого потребления, Ли держал свою ярость в крепко запечатанной бутылке. Он привык к периодическому обстрелу со стороны газет. Но, когда его верность подвергается сомнению со стороны человека, которым он восхищался, пока расхождения во взглядах с ним не создали между ними пропасть, причём подвергается исключительно ради политической выгоды - такое вынести тяжело. Он и представить не мог, что Форрест падёт столь низко, что, безусловно, в очередной раз доказывало его собственную политическую наивность.
   Вёрджил Куинси отступил назад; Ли утвердил правило, по которому каждый журналист мог задать не более двух вопросов. Место Куинси занял Эдвин Хелпер из "Ричмонд Диспэтч".
   - Если позволите, сменим тему, сэр, что думаете насчёт войны за Канаду, которая началась между Соединенными Штатами и Англией?
   - В целом, я осуждаю войну, - ответил Ли. - Что же касается этого конфликта, то я бы погрешил против истины, сказав, будто мне жаль, что так много солдат США отошли на сотни миль от наших границ. - Он улыбнулся. Несколько репортёров хмыкнули. Он добавил: - Даже с учётом присоединения к Конфедерации Кентукки, Соединённые Штаты остаются более крупной, более населённой страной, чем КША. Выводы, которые из этого следуют, должны быть ясны любому наблюдателю.
   - Мне не до конца ясно, - сказал Хелпер. - Какими должны быть наши действия?
   - Последовательно соблюдать нейтралитет, о котором объявил президент Дэвис, - мгновенно ответил Ли. - Любые другие действия ведут к рискам, на которые мы пойти не можем.
   Сенатор Уигфолл призывал к вторжению со стороны Юга с целью вернуть рабовладельческие штаты, остающиеся в США, пока эта страна занята другими делами. Ему вторили некоторые особо драчливые граждане. Другие, впрочем, помнили о не столь последовательном нейтралитете со стороны Англии, который едва не погубил Конфедерацию во время войны, и выступали за союз с Соединёнными Штатами против неё.
   - Не следует ли нам требовать от США уступок в качестве платы за нейтралитет? - спросил Рекс Ван Лью из "Ричмонд Экзаминер".
   Ли покачал головой.
   - Это наши братья. Пускай мы больше не живём в одном доме, мы достаточно выросли, чтобы жить сами по себе, предъявление каких-либо требований к своим братьям я считаю дурным тоном, который не может не привести к взаимным обидам.
   - Господи, да он прав, - сказал Вёрджил Куинси. - Я так пока и не получил ответа, когда попросил у брата пятьдесят долларов, а ведь это было ещё до войны.
   Репортёры рассмеялись. Ли прошёл по Броуд-стрит, сопровождаемый газетчиками. Ван Лью спросил:
   - Что думаете по поводу того, что Форрест весь год вёл активную кампанию против вас?
   - Я восхищаюсь его энергией, при этом не хотел бы тратить свою на те же цели, - ответил Ли. - Также я сомневаюсь в выгоде, как для страны, так и для избирателей, которую может принести постоянное повторение одного и того же. А теперь, прошу прощения, джентльмены, я хотел бы заняться своим моционом.
   Он ускорил шаг. Репортёры были на несколько десятилетий моложе него - в январе ему стукнет шестьдесят один - однако, некоторые начали задыхаться, пытаясь выдержать его темп.
   Рекс Ван Лью уже исчерпал лимит своих вопросов, и всё же задал ещё один:
   - Что вы будете чувствовать, когда выборы пройдут, сэр?
   - Облегчение, - искренне ответил Ли.
   - И в победе, и в поражении? - разом спросили трое репортёров.
   - И при победе, и при поражении. Избавление от ожидания, если одержу победу, избавление от ответственности, если проиграю. Хоть я надеюсь и рассчитываю на победу, заверяю вас, мысль о спокойной пенсии не так уж непривлекательна для меня.
   Он шёл дальше. Тремя годами ранее, армия Северной Вирджинии прошла триумфальным парадом по этой самой улице. Ныне большинство тех солдат уже давно занимаются мирными делами. Так и должно быть, решил он. Он моргнул, затем улыбнулся - даже он сам приобрёл мирную профессию, хоть ранее и никогда не помышлял, что станет политиком.
   - Что смешного, генерал? - спросил Эдвин Хелпер.
   - Жизнь, или, если позволите, судьбы войны, - сказал Ли.
   На Кэпитол Сквер стоял бронзовый Джордж Вашингтон, указывая вперед, словно призывая за собой невидимых последователей, либо, всю страну сразу. Ли коснулся шляпы, приветствуя отдалённого предка своей жены, и продолжил свой моцион.
  
   Нейт Коделл оглядел наползающие на класс тени. Он отложил мел.
   - Пока достаточно. Продолжим после обеда.
   Несколько учеников с трудом подавили радостные возгласы, и похватали сумки и старые газеты с завёрнутыми в них обедами. Его собственный желудок тоже уже начал ворчать.
   Коделл проглотил ветчину с кукурузным хлебом, запил всё это холодным кофе из фляжки. Затем он поспешил на городскую площадь. Над зданием суда были развешаны дополнительные флаги; от входной двери тянулась длинная очередь. Повсюду стояли незнакомые коляски и повозки - голосовать приехали фермеры почти со всего округа.
   Многими из них были его сослуживцы, которых он теперь редко встречал. Он помахал Дэмпси Эру, который стреножил свою лошадь в узком пространстве между двумя колясками. В очередь они встали вместе.
   - Патриот или Конфедерат? - спросил Коделл.
   Поскольку Эр подкалывал мэра Кокрелла на митинге в поддержку Форреста, он решил, что знает, каким будет ответ.
   Разумеется, бывший сержант сказал:
   - Я голосую за Конфедератов. Я дошёл с массой Робертом до Вашингтона, так что, не думаю, что брошу его сейчас. А ты, Нейт?
   - То же самое, - сказал Коделл. - Здесь и в Вирджинии ему будет несложно, ведь тут многие служили под его началом. Дальше, на западе, о нём слышали, но ничего о нём не знают, если понимаешь, о чём я. А, вот, Форреста там знают.
   - Поэтому они и голосуют - посмотреть, что будет, - сказал Эр.
   - Ага. - Коделл осмотрел приятеля и улыбнулся, заметив что-то знакомое. - До сих пор носишь это перо в шляпе? Как поживаешь-то?
   - Справляюсь, - сказал Дэмпси Эр, пожимая плечами. - Как вернулся, женился на Люси, сестре Лемона Стрикленда. Нашему пацану уже два года, и она вновь ждёт прибавления. Как блин время течёт-то - ещё немного, и, наверное, буду отправлять Уайли в твою школу. Дашь ему больше знаний, чем есть у его бати, понял?
   - Если он будет таким же, как его батя, он справится, - сказал Коделл.
   Он отметил, что о себе Дэмпси не сказал ничего, кроме как "Справляюсь". Он не стал давить; если уж на то пошло, то же самое он мог бы сказать и о себе.
   Очередь продвигалась. Входя в затемнённое помещение здания суда, Коделл сморгнул. За массивным деревянным столом сидели мэр Кокрелл и мировой судья Корнелиус Джойнер.
   - Вот список, Нейт, - сказал Джойнер, когда Коделл подошёл к нему. - Распишись в строке вот здесь. - Он указал, где.
   Коделл расписался. Многие уже проголосовали. Некоторые подписывались своими именами, однако подавляющее большинство ставило в графе для подписей в реестре лишь крестик, заверенный мэром и мировым судьёй. Айзек Кокрелл протянул Коделлу бюллетень и остро заточенный огрызок карандаша.
   Нейт без раздумий проголосовал за Ли и Альберта Гэллатина Брауна, затем пробежался по остальному списку. Сайон Роджерс выдвигался в Конгресс от имени Конфедератов. Коделл проголосовал за него. Он проголосовал бы за него, даже если бы он был Патриотом, поскольку в 47-м северокаролинском он был первым полковником, пока не подал в отставку в 1863 году и не стал генеральным прокурором Северной Каролины.
   Закончив, Коделл сложил бюллетень и вернул его Корнелиусу Джойнеру, который сунул его в щель деревянного ящика с массивным навесным замком.
   - Натаниэль Н. Коделл проголосовал, - объявил мировой судья, голос у него был громкий и достаточно низкий, чтобы Коделл испытал гордость за выполнение гражданского долга.
   - Минуточку, - воскликнул мэр Кокрелл, когда Коделл вместе с карандашом начал уходить. - Немедленно верни карандаш, слышишь? Они у нас уже заканчиваются.
   Покраснев, Коделл вернул огрызок.
   Тем временем, судья Джойнер объявил всему миру, что Дэмпси Эр реализовал своё право. Глаза Эра блестели, когда вместе с Коделлом он выходил из здания суда.
   - Надо было сказать ему, чтобы купил себе подмену за этот сраный карандаш, Нейт, - сказал он. - Это ведь ты был тогда весной, да? По голосу, вроде, ты.
   - Ладно, то был я, - сказал Коделл. - Хорошо, что слух у его чести не такой тонкий, как у тебя. - Часы на здании суда пробили час. - Надо возвращаться в школу, Дэмпси, пока её дотла не спалили. Господи, рад был тебя видеть.
   - И я. - Дэмпси Эр похлопал его по спине. - Я всё гадал, оденут ли нас обратно в форму, прежде чем мы встретимся вновь.
   - Чтобы снова напялить на меня форму, придётся постараться, это уж точно, - сказал Коделл. Его приятель рассмеялся, кивнул и Коделл продолжил: - Мне, правда, пора возвращаться.
   Он поспешил по Элстон-стрит, а Дэмпси вернулся к своей лошади.
   Когда он вернулся в школу, кто-то из малышей спросил:
   - Кто выиграл выборы, учитель?
   Под смешки и фырканье учеников постарше, Коделл, который и сам был вынужден улыбнуться, серьёзно ответил:
   - Узнаем через несколько дней, Уилли. Нужно пересчитать все голоса и направить их в Ричмонд. Это займёт какое-то время. А теперь, класс, кто назовёт мне все двенадцать штатов Конфедерации и их столицы?
   В воздух взметнулись руки.
  
   Как и в "Галт Хаус" в Луисвилле, Ли сидел за обеденным столом в "Поухэттен Хаус" перед кучей телеграмм, которые громоздились настолько высоко, что у него не имелось никакой возможности добраться, до тушёной курицы, не говоря уж о том, чтобы насладиться ею. Он понял, что было глупо заказывать любимое блюдо именно на тот вечер, когда он не сможет уделить ему всё своё внимание.
   Мальчишка принёс свежую пачку сообщений. Поскольку Ли держал в одной руке нож, а в другой вилку - время от времени ему удавалось отвлечься на кусок-другой - телеграммы взял Альберт Гэллатин Браун. Когда он прочёл их, его лицо вытянулось.
   - Форрест и Уигфолл всё ещё опережают нас в Луизиане.
   - Нехорошо, - с полным ртом, едва разборчиво произнёс Ли. Он прожевал, проглотил, затем вновь заговорил как нормальный человек. - Я надеялся удержать Луизиану, поскольку белые избиратели там лучше и дольше знакомы с вольными неграми, особенно в Новом Орлеане и окрестностях, чем во всей остальной Конфедерации.
   - Выборы получаются ещё более спорными, чем я рассчитывал, - признал Браун. Говорил он мрачно и не без причины - в его родном Миссисипи они с Ли также отставали.
   Ли взглянул на карту, приколотую к подставке возле стола. Наличие её здесь делало всё похожим на участие в военной кампании; строго говоря, подставку доставили из военного министерства, и по окончании выборов её следовало вернуть в Инженерный Дом. Он уверенно лидировал здесь в Вирджинии и в Северной Каролине, чуть менее уверенно в Джорджии и малозаселенной Флориде, и с достаточным отрывом в Кентукки, который помогал перевести в состав Конфедерации, и жители которого впервые выбирали президента страны, которую добровольно избрали сами.
   Южная Каролина уже выступила против него. Штат сабаловых пальм*, единственный на Юге, по-прежнему, избирал своих выборщиков путем голосования законодательного органа, а не народа. Так что его решение стало известно быстро и болезненно.
   Вместе с Луизианой и Миссисипи он также терял и Алабаму. Хлопковые штаты, те, чьё благополучие в основном зависело от плантаций и использования рабского труда, не желали голосовать за того, кто оспаривал их право на владение неграми.
   Оставались Арканзас, Техас и Теннеси. Результаты из двух западных штатов поступали медленно. Телеграммы из Теннеси поступали в большом количестве, но каждая очередная телеграмма приводила к смене лидера. На данный момент Форрест оторвался вперёд почти на тысячу голосов, всего час назад, с тем же отрывом лидировал Ли.
   Альберт Гэллатин Браун тоже изучал карту.
   - Нам крайне необходим Теннеси, - сказал он. Умышленное отсутствие эмоций в его голосе, подчёркивало его слова столь же эффективно, как крик.
   - В отношении результатов из двух других штатов у вас уверенности нет? - поинтересовался Ли.
   - А у вас?
   - Возможно, есть некоторая надежда на Арканзас, - сказал Ли.
   Лишь произнеся эти слова, он понял, что напрочь вычеркнул Техас. Это также был хлопковый штат, который сильно развился после войны, с большим спросом и ценами на негров. Станут ли техасцы голосовать против процветания? Подобное шло вопреки человеческой природе.
   Браун что-то высчитывал на обороте телеграммы.
   - Если Форрест возьмёт Теннеси... и Арканзас, - добавил он, отметая надежды Ли, которые, похоже, не разделял, - это даст ему шестьдесят четыре голоса выборщиков.
   - А для избрания достаточно шестидесяти, - тяжело произнёс Ли.
   Лишь однажды он испытывал те же чувства, что и сегодня - когда наблюдал, как его бойцы взбираются по склону, направляясь к рубежам Союза на третий день битвы при Геттисберге. Он был убеждён, что они справятся со всем, что предстанет перед ними, как и сейчас был убеждён, что в ходе этой кампании внушил людям, что предлагает стране самый разумный курс. Будет ли продемонстрировано, что он сейчас столь же сокрушительно неправ, как и тогда?
   Пришёл новый мальчик-посыльный - предыдущий, вероятно, ушёл домой до вечера - и принёс свежие телеграммы. Ли принял их и развернул несколько штук. Прочитав, он положил их на стол.
   - Ну, и? - поинтересовался Браун.
   - Арканзас, или первые значимые результаты оттуда. - И вновь Ли не смог продолжить. Его компаньон, на этот раз, не стал его подталкивать, он и сам прекрасно знал, что означало это молчание. Ли сумел подобрать нужные слова: - Тенденция не в нашу пользу.
   - Значит, вся надежда на Теннеси, так?
   - Выходит, что так, да... или вы полагаете, что результаты в остальных штатах могут измениться?
   Альберт Гэллатин Браун покачал головой. Ли удивился, когда тот начал смеяться. Увидев приподнятую бровь Ли, он пояснил:
   - Даже если я проиграю выборы, я останусь в Сенате и продолжу служить своему штату настолько хорошо, насколько смогу.
   И вновь Ли испытал зависть к способности Брауна приспосабливаться. Если его не изберут, он вернётся в Арлингтон, засеет поля и склоны и без сомнений, будет более доволен жизнью частично вышедшего в отставку джентльмена-фермера, чем президента Конфедеративных Штатов Америки. И всё же сама мысль о проигрыше на выборах была для него неприемлема; ему до конца своих дней придётся нести груз этого поражения.
   Надвигалась ночь. Цветной официант унёс посуду. Её место заняли свежие телеграммы. Вскоре ими оказался завален весь большой стол. В Луисвилле Ли получал данные лишь из двух штатов. Сегодня голосовало в шесть раз больше.
   - У меня тут ещё результаты выборов, - раздался чей-то голос. То был голос мужчины, а не дрожащий голосок мальчишки с телеграфной станции. Ли поднял взгляд и увидел Джефферсона Дэвиса с полными руками телеграмм. Президент произнёс:
   - Я перехватил посланника у дверей в обеденный зал. - Он вытащил часы. - Уже третий час ночи. Сколько ещё вы намерены тут оставаться?
   - До тех пор, пока не узнаем, либо, пока не заснём прямо на стульях, смотря, что наступит раньше, - ответил Ли. Уходящий со своего поста президент улыбнулся. Ли продолжил: - Откуда ваши телеграммы, сэр?
   - Покорнейше прошу прощения, но я их пока не смотрел. - Он на них взглянул и сказал: - Вот эти несколько из Теннеси и окрестностей.
   - Зачитайте, - попросил внезапно встревоженный Ли.
   Президент прочёл все сообщения. После этого Браун быстро что-то начал писать, шевеля губами. Наконец, он произнёс:
   - Это урезает отрыв Форреста там примерно вдвое. - Он бросил взгляд на гору телеграмм на другом конце стола. - Когда приходят доклады из восточных районов штата, мы вырываемся, но отстаем, когда приходят результаты с запада.
   - Плантации находятся на юге и западе Теннеси. Тамошние плантаторы, полагаю, хотят вернуть своих рабов обратно, - сказал Дэвис. Он поднял бровь, обращаясь к Ли: - Таким образом, сэр, вы побеждаете на голосах тех, кто, как я опасался во время войны, могли перейти на сторону Соединённых Штатов en masse*, как поступили те, что живут на землях, ныне зовущихся Западной Вирджинией. Как вы можете называться добропорядочным Конфедератом, сэр, когда побеждаете на выборах за счет голосов тех, кто отчасти желал стать янки?
   Если бы не эта поднятая бровь, Ли решил бы, что президент говорит всерьёз. Но раз так, он надеялся, что Дэвис так мрачно шутит. Он решил поддержать этот настрой:
   - Если бы Форрест увидел эти результаты до того, как проголосовала вся остальная страна, без сомнений, он обвинил бы меня и в этом.
   - Он и так обвинил, - напомнил ему Браун.
   - И весьма в этом преуспел, - сказал Ли. - Не знаю, следили ли вы за тем, как идут дела, господин президент, но... - Он ткнул указательным пальцем в карту, на которой отображалось, кому какой штат отходит.
   Джефферсон Дэвис закусил нижнюю губу, обдумывая ход выборов.
   - Кажется, секционализм* промеж нас здравствует и процветает, - сказал он, качая головой. - Это опасно, если мы не излечим его, в будущем он принесёт нам множество бед. В конце концов, Соединённые Штаты раскололись именно из-за избытка секционализма.
   - Конституция Конфедеративных Штатов не допускает сецессии, - сказал Альберт Гэллатин Браун.
   - Равно как и конституция Соединённых Штатов, - ответил на это Дэвис. - Однако если западные штаты поимеют наглость выйти из состава Конфедерации по итогам этих выборов, то... - Он прервался; внезапно его непроницаемый фасад треснул, обнажив вполне человеческое замешательство. - Если они возжелают выйти из Конфедерации, в данный момент я не знаю, что нам делать. В любом случае, решение будет за вами, генерал Ли, а не за мной.
   - Весьма вероятно, что нет, - ответил ему Ли. - Ежели в Теннеси продолжат отдавать предпочтение Форресту, решение будет за ним. А в таком случае, те штаты, что выбрали его, и которые проголосовали за бессрочное владение неграми, по результатам этих выборов не будут иметь никаких причин для жалоб.
   Джефферсон Дэвис звучно хмыкнул. Хотя по происхождению ближе к Форресту, чем к Ли, он был счастливым обладателем образования, которого недоставало Форресту, и всецело ассоциировал себя со старой землевладельческой аристократией Юга.
   - Не могу представить... чтобы во главе нашей страны встал такой скандалист, - сказал он.
   - У избирателей, к сожалению, подобного недостатка в воображении нет, - сказал Ли.
   - Это не совсем так, - решительно произнёс Браун. - Общая сумма голосов избирателей по-прежнему говорит в нашу пользу. И без разницы, что там решит коллегия выборщиков.
   - Однако по Конституции, именно коллегия выборщиков предоставляет окончательные результаты выборов. Я не стану оспаривать эти результаты, какими бы они ни были, - сказал Ли. - Если мы ради собственного удобства будем отрицать Конституцию, какой в ней тогда смысл?
   Едва произнеся эти слова, он понял, что присутствующие могли адресовать их ему самому по поводу его взглядов на рабство. "Это другое", - не совсем уверенно напомнил он себе.
   Мальчик-посыльный, чьи функции ненадолго узурпировал президент Дэвис, вернулся с новой порцией телеграмм, которые он положил перед Ли. Браун спросил:
   - Откуда они?
   Ли развернул верхнюю, прочёл.
   - Техас, - ответил он.
   Тон его голоса сам за себя говорил о том, как проходило голосование. Он сделал всё, чтобы найти в этом лучик света.
   - На Техас у нас особой надежды сразу не было. - Он раскрыл следующую телеграмму. - А, вот, из Северной Каролины новости получше - округ Нэш за нами в соотношении три к двум.
   - Хорошо, - сказал Браун. - Каковы цифры?
   Ли зачитал. Браун всё записал, затем ухмыльнулся мрачной улыбкой бойца, который только что нанёс точный разящий удар. Улыбка Джефферсона Дэвиса тоже изображала нечто похожее. Первоначальный всплеск энтузиазма самого Ли вскоре угас. Новости из Северной Каролины давали не больше поводов для радости, чем новости из Техаса давали для отчаяния; оба результата голосования лишь подтверждали уже устоявшиеся тенденции. Гораздо интереснее результаты, которые этим тенденциям противоречили.
   - Ещё чашку кофа, сэ'? - спросил официант.
   - Нет, благодарю, - сказал Ли. - Я в нем уже купаюсь. Мой старший брат Сидни отдал жизнь службе на флоте, но сейчас, кажется, во мне воды больше, чем он когда-либо видел.
   Когда официант ушёл, Ли приложил ладонь ко рту, чтобы прикрыть зевок. В этот же миг, безо всякого на то желания, он уснул прямо на стуле. Через несколько минут принесли ещё телеграммы. Дэвис взял их, зачитал результаты Брауну, и тот спросил:
   - Будем будить генерала?
   - Нет, - ответил Дэвис. - Особых изменений в них нет. Разбудим, когда придут свежие вести из Теннеси.
   - По ощущениям, решающие вести из Теннеси станут вердиктом. До окончательного подсчёта пройдёт несколько дней.
   - Значит, нужно набраться терпения и ждать, - сказал Дэвис. - Посему, смысла будить его прямо сейчас становится всё меньше, вы согласны?
  
   Нейт Коделл таращился на пустое место на прилавке, где должны были лежать газеты.
   - Чёрт побери, мистер Лайлс, когда привезут-то?
   - Так, привозили уже, - ответил лавочник. - И сегодня ещё... продал всё до последнего номера. Разлетались, кстати, так быстро - я никогда такого прежде не видал.
   Коделл продолжал тревожно смотреть на Лайлса. Ухмыляясь, тот продолжил:
   - Ежели хорошо попросишь, Нейт, может, и скажу, кто победил в Теннеси.
   - Ах ты... - Коделл выругался так, как не ругался со времен службы. Рэйфорд Лайлс рассмеялся. Когда он, наконец, перестал, Коделл сказал:
   - А, ну, рассказывайте, пока я тут всё на куски не разнёс. - Он старался говорить максимально грозно.
   Глупая угроза, и он это понимал. Лайлс даже не дрогнул; откровенно говоря, он не переставал хохотать. Когда он достаточно долго продержал Коделла в таком положении, то, наконец, сказал:
   - Пришли-таки голоса из Ноксвилля. Гвоздь забит по шляпку - Ли взял штат с преимуществом в две с половиной тысячи голосов.
   - Это победа, - сказал Коделл, облегченно выдохнув. Почти неделю результаты голосования находились в подвешенном состоянии. Обычно, даже, когда один или два штата оставались под сомнением, общий результат выборов уже был понятен. На этот раз всё зависело от одного единственного штата. Коделл спросил:
   - И каков общий отрыв Ли в общем голосовании?
   - Около тридцати тысяч, из почти миллиона. Выходит - шестьдесят девять против пятидесяти в коллегии выборщиков, - ответил Лайлс. - Но если бы пара тысяч человек в Теннеси решила иначе, мы бы с тобой сейчас говорили о президенте Форресте, и не важно, как прошло общее голосование.
   - Знаю.
   Насколько Коделл помнил, народ постоянно жаловался на коллегию выборщиков Соединённых Штатов; единственное, почему люди не жаловались ещё больше, так это то, что там обычно нормально справлялись со своей задачей по отражению принятого народом решения. По каким-то причинам отцы-основатели Конфедерации включили коллегию выборщиков в Конституцию страны, и при первой же настоящей проверке - Джефферсон Дэвис избирался на безальтернативной основе - едва не повергла в смуту всю Конфедерацию одним своим существованием.
   - Что говорят о выборах на западе и юго-западе? - спросил Коделл.
   - В смысле, в тех штатах, где победил Форрест? - переспросил Лайлс. Коделл кивнул. Лавочник сообщил: - До сих пор верещат, будто свиньи, сунувшие рыло в горячие помои. Как пишут в газетах, сенатор Уигфолл шумит, мол им надо подняться и выйти из Конфедерации, чтобы основать себе новую, которая бы им подошла.
   - Что? Это же бред, - сказал Коделл.
   Спустя мгновение, он задумался. Юг вышел из Соединённых Штатов после выборов, с которыми он не смог смириться.
   - И что говорит на это Форрест?
   - Пока ничего не говорит, - ответил Лайлс, что показалось Коделлу зловещим знаком.
   Также он заметил кое-что ещё.
   - А вы, кажется, не слишком напряглись из-за поражения Форреста.
   - Так и есть, - признал тот. - Я голосовал за него, несмотря на ривингтонцев и всё прочее. Я не могу так просто позволить распустить ниггеров. Но я не думаю, что с Бобби Ли, сидящим в Ричмонде, мы пойдём куда-то не туда. Бог даст, хоть несколько горячих голов в Южной Каролине и Миссисипи решат так же, когда немного угомонятся и начнут слушать хоть что-нибудь ещё, а не только собственную болтовню.
   - Надеюсь, вы правы, - сказал Коделл. - Мне и одной гражданской войны хватило - я уже увидал слона, и второй раз на него смотреть не желаю, благодарю покорно.
   - Не верю, что они решатся на подобную глупость - просто не верю, - сказал Лайлс. - Твою ж мать, Нейт, они ж не смогут воевать и с нами и с Соединёнными Штатами одновременно.
   - Добротный получится бардак, да? - сказал Коделл.
   От самой мысли о трёхсторонней гражданской распре ему захотелось поглубже натянуть шляпу на голову. Однако после некоторых раздумий, он покачал головой.
   - Думаю, Соединённые Штаты надолго увязли в Канаде с Англией. Вы читали, что в газетах писали о той войне?
   - Конечно. Мы... в смысле, янки, - поправился Лайлс, пристыжено хмыкнув, - снова разбили их на суше у местечка под названием Оттава. Так, кажется. Но их флот обстрелял гавань Бостона и Нью-Йорка, большой пожар начался, пишут. Ну и ад, не так ли?
   - Это точно, - сказал Коделл.
   Как и лавочник, в борьбе США с Великобританией, он инстинктивно вставал на сторону первых. Враждебность по отношению к Северу была новым чувством, которое угасло с того момента, как Конфедерация обрела свободу. Британия же... Британия служила для него пугалом ещё со школьной скамьи.
   - Я рад, что мы не участвуем в этой войне.
   - Аминь, - отозвался Лайлс. - В следующий раз обязательно приберегу для тебя газету, Нейт, обещаю.
   - Только попробуйте не приберечь, - насмешливо произнёс Коделл.
   Выйдя из лавки, он отчасти почувствовал облегчение из-за победы Ли, а отчасти испытал беспокойство тем, что эта победа принесёт в дальнейшем. Он щёлкнул языком между зубами. Чем старше он становился, тем сильнее сомневался, что существует такая вещь, как чистое благо без посторонних примесей.
  
   Каблуки Роберта Э. Ли уверенно стучали по ступеням лестницы, когда он выходил из колонного портика поместья в Арлингтоне на лужайку. Даже перила этой лестницы после войны были новыми; старая древесина, оставшись без присмотра, пока федералы занимали особняк, опасно прогнила. Лужайка в данный момент выглядела пятнистой и жёлтой, но весна вернёт ей цветущий вид.
   Кто-то ехал по дороге к Арлингтону. Поначалу Ли решил, что это кто-то из его сыновей, но вскоре понял, что это не так. Ещё через несколько секунд, когда Ли узнал всадника, его брови мрачно сдвинулись. Это был Натан Бедфорд Форрест.
   Он продолжал невозмутимо стоять, пока подъедет бывший кавалерийский генерал. После перепалки в Ричмонде, после желчной кампании, Ли гадал, откуда Форресту хватило духу явиться сюда. Больше всего ему хотелось без разговоров отправить своего противника обратно. Останься он просто Робертом Э. Ли, а не избранным президентом Конфедеративных Штатов Америки, то поступил бы именно так. Благо страны, впрочем, требовало дать аудиенцию Форресту.
   Он силой заставил себя сделать несколько шагов навстречу Форресту, пока тот спешивался. Его конь принялся щипать куцую траву. Форрест начал поднимать правую ладонь, но замер, словно не был уверен, пожмёт ли её Ли, и не желая давать ему поводов для отказа. Вместо этого он коротко и уверенно склонил голову.
   - Генерал Ли, сэр, - произнёс он, затем после короткой паузы добавил: - Господин избранный президент.
   - Генерал Форрест, - ответил ему Ли с той же настороженной вежливостью, которую услышал в голосе Форреста. Пока ещё он не был готов пожимать руку недавнему противнику. В поисках нейтральной темы для начала разговора, он кивнул в сторону коня. - Замечательное животное, сэр.
   - Король Филипп? Так точно, сэр. - Во взгляде Форреста появился огонёк, вызванный отчасти облегчением, отчасти энтузиазмом конника. - Я прошёл с ним множество сражений. Как можете заметить, он уже стар, но по-прежнему достойно мне служит.
   - Я так и понял. - Ли кивнул.
   Затем, не видя больше никаких вежливых, но бессмысленных тем, он спросил:
   - Чем могу служить, сэр?
   - Я приехал... - Форресту пришлось начинать дважды, чтобы нормально изложить мысль: - Я приехал поздравить вас с победой на выборах, генерал Ли.
   На этот раз он протянул руку и Ли пожал её.
   - Благодарю, генерал Форрест... благодарю вас, - с немалым облегчением ответил Ли.
   - Я сделаю всё, чтобы облегчить взвалившуюся на вас ношу, - произнёс Форрест.
   - Правда? - Вместе с облегчением, Ли преисполнился подозрений. - После... всех тех неприятных вещей, что произошли во время кампании, это приятно слышать, однако... - Он не стал заканчивать фразу. Форрест был крайне обидчивым человеком; если он говорил всерьёз, не было смысла его задевать.
   Однако сегодня он не поддавался подколкам. Форрест отмахнулся.
   - Это же просто бизнес, просто пытался напустить страху, - последнее слово он произнёс как "щтраху", - на вас и на тех, кто будет голосовать, как я поступал с генералом янки, вынуждая того бежать. - Он вновь взмахнул рукой, пытаясь, на этот раз, охватить всю Конфедерацию. - Мне почти удалось.
   - Так и есть, сэр, - сказал Ли. - И после того, как вам это почти удалось, вы оказались столь щедры, что пришли сюда и предложили поддержку.
   - Когда дело касается ниггеров, генерал Ли, я с вами не согласен, да и вряд ли когда-нибудь соглашусь, - сказал Форрест. - Но я проиграл. Причины не имеют значения. То, что меня побили - самоочевидный факт, сэр. Если бы я продолжил весь себя как прежде, это не было ничем иным, как глупостью и опрометчивостью. Я хотел встретиться с вами, как мужчина с мужчиной, и высказать всё лично.
   Ли заметил, что генерал говорил серьёзно. На этот раз он сам протянул Форресту ладонь, и тот крепко её сжал.
   - Страна перед вами в долгу за принятие подобного решения. Надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что хотел бы, чтобы и многие ваши сторонники последовали вашему примеру. Меня глубоко тревожат разговоры о новой сецессии на юго-западе, и сенатор Уигфолл немало в этом поучаствовал.
   - Он не унимается, да? - Форрест ухмыльнулся, затем помрачнел. - Я вам так скажу, генерал Ли. Если это тупое дурачьё попробует выйти из Конфедерации, я вновь надену форму и за шесть недель приведу их в чувство. Я серьёзно, сэр. Расскажите об этом газетчикам, либо я сам скажу.
   - Ежели вы так поступите, генерал Форрест, это окажет благоприятный эффект на всех, кто имеет к этому отношение.
   - Тогда я так и сделаю, - сказал Форрест.
   - Не зайдёте ко мне выпить кофе? - предложил Ли.
   В Ричмонде он приказал Форресту выметаться из его дома; теперь же он тактично извинялся.
   Однако Форрест покачал головой; он тоже помнил о той стычке.
   - Нет, сэр. Я поступаю так ради блага страны, а не вашего. Я подчиняюсь решению народа, однако ни вы, ни они не имеют сил сделать так, чтобы это решение мне понравилось. Я намерен продолжать бороться с вами любыми законными способами.
   - Это ваше право, как гражданина. Чтобы мои предложения вступили в силу, их должен ратифицировать Конгресс; прежде чем это произойдёт, я ожидаю серьёзных прений.
   Вместе с Альбертом Гэллатином Брауном Ли просматривал список конгрессменов и сенаторов, вернувшихся к работе, пытаясь выяснить, насколько они поддержат начало пусть даже постепенного, компенсируемого освобождения. Он решил, что у его программы есть шанс пройти; он знал, что гарантии этому нет.
   Форрест поклонился Ли.
   - Мы были соперниками; полагаю, мы и остаёмся соперниками. Но мы оба сражались за свою страну. Мы можем работать вместе, чтобы сохранить её в целости. Это я и приехал сказать, генерал Ли, и сказал. Доброго вам утра, сэр.
   Он вновь поклонился, взобрался на Короля Филиппа и ускакал прочь.
   Ли почёсывал бороду, глядя на удаляющегося Форреста. Он ощутил, как с его плеч свалился тяжёлый груз. Натан Бедфорд Форрест всё ещё оставался его политическим соперником, но уже больше не являлся личным врагом. Это устраивало Ли. С политическими соперниками, как он уже уяснил, можно ужиться. Эта мысль навела его на другую - а не стал ли он сам политиком в столь почтенные годы? Он остановился, чтобы как следует обдумать эту мысль. Наконец, Ли покачал головой. Пока ещё он не пал так низко.
  
   Наряженный в лучшую воскресную одежду, которая, не считая того, что была самой новой из четырёх рубах и трёх пар брюк, в остальном ничем не отличалась от той, какую он носил оставшиеся шесть дней в неделю, Нейт Коделл спешил в баптистскую церковь Нэшвилля. Войдя внутрь, он снял шляпу и прошмыгнул на свободное место на деревянной скамейке. Несколько человек, включая пастора Бена Дрейка, неодобрительно на него покосились; служба должна была вот-вот начаться. Садясь, Коделл старался избегать встречаться взглядами с Дрейком.
   Стоявший посреди зала Йенси Гловер, важно выпрямился, кивнул пастору, и подождал несколько секунд, пока все обратят на него внимание. Затем певчий затянул "Бог - наш оплот"*. Паства присоединилась к нему. Сборника церковных гимнов ни у кого не было; всех тянул за собой глубокий бас Гловера. Этот голос и стал причиной того, почему старейшина церкви занимал должность певчего.
   Далее последовала "Скала времён", за ней ещё несколько гимнов. Прихожане разогрелись, как физически - снаружи шёл противный моросящий дождь - так и духовно. Йенси Гловер промаршировал на своё место. Бен Дрейк стукнул кулаком по кафедре раз, другой, третий. Пастор был впечатляюще выглядящим мужчиной за сорок пять, с густой шевелюрой волнистых седых волос; он несколько месяцев прослужил лейтенантом в "Непобедимых Касталии", пока хроническая дизентерия не вынудила его выйти в отставку.
   - "Знаю твои дела" - сказано в Книге Откровений, - начал Дрейк. - "ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих"*. Так говорит Господь, друзья мои - вы не можете, не смеете, быть тёплыми. А, вот из Книги Второзакония: "И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим и всем сердцем твоим и всеми силами твоими"*. Не "частью сил твоих", друзья, не "долей сил твоих, когда найдётся время", а "всеми силами твоими", насколько это возможно, в любое время, пока едите, работаете, умываетесь или читаете. Вы не можете быть тёплыми, иначе, когда Господь извергнет вас из уст Своих, кто притянет вас к себе? Вы знаете, кто, друзья мои - Сатана, вот кто! Павел говорит в послании к Филлипийцам: "Их конец - погибель, их Бог - чрево, и слава их - в сраме, они мыслят о земном"*. Так, что вы намерены делать? Хотите ли вы тревожиться мирскими делами, или о Господе, что вдохновляет навеки?
   - О Господе! - в едином порыве воскликнули прихожане. Нейт кричал вместе с остальными. Ему было жаль, когда Дрейк ушёл из полка; люди к нему прислушивались. Когда в 1862 году Джон Харрисон вышел в отставку, он мог стать капитаном вместо Джорджа Льюиса. Если бы в бою он вёл себя так же, как проповедовал с кафедры, "Непобедимые Касталии" были бы в надёжных руках.
   Пастор ещё два часа продолжал возносить хвалы Господу и поносить Сатану и этот бренный мир. Когда он закончил, прихожане повскакали с мест, требуя продолжения. Он пристыдил Коделла за пьянство, сквернословие, даже за курение. Как и в прошлые разы, тот поклялся завязать с безнравственными привычками. Ему никогда не получалось сдержать все эти клятвы. От этого ему тоже стало стыдно.
   Ещё несколько гимнов завершили службу. Несколько человек подошли к кафедре, чтобы поговорить со священником о прошедшей службе. Остальные разбились на несколько групп внутри церкви. Кое-где тоже обсуждали службу; для других табак и лошади даже в воскресенье выглядели более притягательными темами для разговора. Молодые люди пользовались возможностью поглазеть на юных дам, и, если набирались достаточно смелости, поздороваться с ними. Церковь служила городским социальным центром, местом, где собирались все.
   Коделл, который в социальном смысле был скорее гусеницей, нежели бабочкой, уже направлялся наружу под дождь, когда его окликнула женщина:
   - Не уходи, Нейт.
   Он обернулся. Он увидел довольно высокую сероглазую женщину, чёрные кудри ниспадали ниже её плеч, а рот у неё был слишком широким, чтобы быть идеальным и улыбка этот факт лишь подчёркивала. Он заметил её ранее, частично, из-за её внешности, но, в основном, из-за того, что прежде её в церкви не видел. Женщина вновь улыбнулась и повторила:
   - Не уходи.
   Она всё ещё не казалась ему знакомой, однако, голос...
   - Молли! - воскликнул он. - Ты чего тут делаешь?
   Не удивительно, что Коделл её не узнал, до сего момента он никогда не видел её в платье.
   Стоявший рядом Рэйфорд Лайлс, закудахтал, словно курица-несушка:
   - Так, это и есть твоя зазноба, Нейт? Не познакомишь нас?
   Коделл представил их друг другу. Он не стал больше перечить лавочнику. Лайлс вился вокруг Молли Бин так, словно сам являлся плантатором, а та добропорядочной леди, возможно, чтобы смутить Нейта. Коделл был в смущении, но не из-за этого. В церкви находились ещё несколько "Непобедимых Касталии", знавших Молли не как леди. Большинство, впрочем, пришли с жёнами; что бы они там себе не думали, им следовало вести себя осторожно.
   - Что привело тебя в Нэшвилль, Молли? - спросил Коделл.
   Её улыбка исчезла.
   - У меня проблема, Нейт.
   Коделл сглотнул. Рэйфорд Лайлс вновь начал кудахтать. Молли уставилась на него так, словно смотрела через прицел АК-47.
   - Я не жду прибавления, мистер, так что идите-ка со своими мыслишками куда подальше, - тихо произнесла она.
   Лайлс до самой макушки залился краской, начал кашлять, не смог остановиться и бесславно отступил.
   - В чём дело? - спросил Коделл.
   Он испытал облегчение по двум причинам: во-первых, она не беременна, а даже если бы и была, то не от него, а во-вторых, она не заметила его собственного опасения, что она беременна.
   - Словами этого не объяснить, - сказала она. - Тебе надо самому взглянуть, пусть даже это всё и бессмыслица, ну или я этого смысла просто не нашла. Ты знаешь всякого намного больше меня; благодаря именно тебе я вообще умею читать и писать. Вот я и решила, что если кто может эту штуку расшифровать, то это ты, и принесла её сюда. В любом случае, мне нужно было валить из Ривингтона.
   Эти несколько предложений вызвали у Коделла больше вопросов, чем шесть школьных задачников, но он решил остановиться на том, который приведет к ответам на остальные вопросы:
   - Где ты остановилась?
   - В комнатке над "Колоколом свободы". - Молли скривила губы. - У вас тут нет нормального отеля, не говоря уж о чём-то, вроде "Нехилтона". Идём со мной, нужно, чтобы ты взглянул на одну книжку.
   - Идём, - сказал Коделл.
   Владелец салуна Рен Тисдейл служил в "Стражах Чикоры", а не в "Непобедимых Касталии", поэтому даже если бы Молли представилась ему по полной форме, её имя ничего для него не значило бы. Коделл надел шляпу. Молли раскрыла небольшой зонтик на длинной ручке, который носила с собой.
   Они направились в "Колокол свободы". Свободной рукой Молли придерживала юбки, чтобы не выпачкать их в грязи, когда они вошли внутрь, Рен Тисдейл кивнул им; то был загорелый суровый мужик, чьё имя совершенно не соответствовало внешности*. По случаю воскресного дня, в баре было тихо и пусто. Когда Нейт и Молли вместе направились наверх, брови хозяина салуна поползли вверх, но рот он держал на замке. Уши Коделла в этот момент горели огнём.
   Комната Молли была крошечной и не очень чистой. Там была лишь кровать, стул, кувшин и ночной горшок. На кровати валялась пара саквояжей. Молли полезла в один из них. Когда по сторонам полетело дамское кружевное бельё, Коделл отвёл взгляд; теперь, когда она однозначно выглядела как женщина, находиться с ней рядом стало значительно труднее. Наконец, она сказала:
   - Вот, Нейт, тебе надо на это взглянуть.
   Как она и сказала, то была книга. На немного потертой от постоянного использования обложке был изображен флаг США, скрещенный с боевым знаменем Конфедерации.
   - "Иллюстрированная история Гражданской Войны, Фонд Американского Наследия", - прочёл Коделл вслух.
   - Открой на любой странице, - сказала Молли. - Давай, садись рядом.
   Коделл сел, впрочем на чуть большем расстоянии, чем в те времена, когда она носила форменную рубаху и брюки. Затем, как она и предложила, он раскрыл большой увесистый том в произвольном месте. Оказалось, что он открыл обсуждение виксбергской кампании с изображением гравюры из "Иллюстрированной газеты Лесли" и фотографиями генералов Гранта и ван Дорна.
   - Никогда раньше не видел, чтобы фотографии вот так просто вставляли в книгу, обычно сначала их нужно выгравировать, - выдохнул он. - И ты глянь на рисунок над портретом Гранта.
   - Ты как-то в шутку написал мне, спросив, есть ли у ривингтонцев книжки с цветными картинками, - сказала Молли. - Теперь можешь сам на такую посмотреть.
   Коделл едва её слышал; он только что прочёл подпись под картинкой.
   - Тут написано, что это тоже фотография. Но цветных фотографий же не бывает. Все это знают. - Помимо собственной воли, он заговорил громче, словно протестуя.
   Он пролистал несколько страниц, и на каждой обнаружил цветные изображения: карты, репродукции картин, и то, что судя по чёткости, являлось фотографиями. Задумчиво почесывая голову, он спросил Молли:
   - Где ты её взяла?
   - В Ривингтоне... украла у Бенни Ланга, - спокойно сообщила она. - Иногда, закончив - ну, ты понимаешь, что я имею в виду - он уходил заниматься другими делами, своими делами, в смысле, пока не был готов ко второму разу. В один из таких разов, я вытащила эту книгу у него из тумбочки... возле кровати. Свет у него там такой, что читать можно было без проблем. Но эта книга меня уж слишком озадачила. Какой сейчас год, Нейт?
   - Какой год? - Он уставился на неё. - 1868-й, 18 января, если нужно конкретно.
   Она нетерпеливо махнула рукой.
   - Да знаю я, правда. Но ты погляди на обложку.
   Коделл посмотрел. Дата не была обозначена на обложке, как обычно делалось на всех книгах, что встречались ему. Он перевернул страницу. И действительно, прямо под оглавлением там имелась вся необходимая информация.
   - Издано в 1960 году? - медленно произнёс он. - А это издание напечатано в 1996-м? - Голос его стих, затем он заговорил вновь: - Это невозможно.
   - Правда? Глянь сюда. - Она указала на отрывок, которого он прежде не замечал, на нечто под названием: "Каталогизация Библиотеки Конгресса. Публикационные данные". Автор, некто по имени Брюс Каттон*, был отмечен, как родившийся в 1899 году. Ричард М. Кетчам, названный вверху страницы редактором, похоже, родился в 1922 году. А сама книга находилась в категории "Соединённые Штаты-История-Гражданская война, 1861-1865".
   - Но война же закончилась в 1864-м, - сказал Коделл, обращаясь скорее к книге, чем к Молли. Если раньше он просто был сбит с толку, то теперь чувствовал себя моряком, потерявшим ориентацию в океане.
   Молли перевернула страницу.
   - Ага? Здесь пишут иначе.
   Пока Коделл читал первые два предложения из предисловия, где описывалось поражение Юга, его глаза становились всё шире. Сам по себе его взгляд заскользил по строчкам. К тому моменту, когда он осилил двухстраничное предисловие, он уже сомневался в собственном рассудке. Каждое спокойное рассудительное слово повествовало о победе Соединённых Штатов в давно прошедшей войне. Если этот Ричард Кетчам был то ли маньяком, то ли шутником, то он ничем себя не выдал.
   Коделл жадно принялся читать. Вскоре он осознал, что подробное знакомство с книгой займёт у него слишком много времени. Он полистал удивительные картинки и карты, прочёл подписи под ними. Спустя некоторое время он спросил:
   - А Бенни Ланг в курсе пропажи книги?
   - Это вряд ли, - ответила Молли. - Я взяла с верхней полки тонкую книжицу, и поставила её на место той, что взяла, а потом пошерстила обе полки, чтобы не было видно дырок. Затем я закопала книгу среди, эм, нарядов, с которыми я иногда приходила к Бенни, и отнесла всё это к себе так, что он не заметил. Начала читать её сама, пока была свободна, и чем больше читала, тем больше поражалась, пока не поняла, что нужно ехать к тебе.
   До сего дня Коделл видел Молли только в истрёпанной серо-коричневой форме. Представив её в "нарядах", он ненамного отвлёкся от книги. Но вскоре история войны вновь его поглотила. Чем дальше он забирался, тем меньше понимал, и тем сильнее задавался вопросом, а не писал ли этот Брюс Каттон и в самом деле, в отдаленном будущем. Он относился к тем событиям, которые называл Гражданской войной так, словно они уже давно прошли.
   И он продолжал предполагать, что Соединенные Штаты победили, а Конфедерация проиграла. Это становилось очевидным, когда он рассуждал о превосходящем материальном положении, которым довольствовался Север, о сложностях, с которыми сталкивался Юг при создании флота из ничего, о двухстороннем наступлении Конфедерации на Кентукки и Миссури в 1862 году с целью победить в войне, которое закончилось провалом.
   Каттон также рассуждал о рабстве, как о чём-то умершем и давно прошедшем; в его словах явно сквозило чувство отвлеченной неприязни к тому, что рабство некогда вообще существовало; Прокламация об освобождении рабов Линкольна, которую результаты войны сделали бессмысленной, и которую Юг в любом случае искренне ненавидел, была для Каттона предвестником грядущих великих дел. Даже самый упёртый янки не считал, что от неё был какой-то серьёзный эффект.
   Геттисберг... Коделл изучил картины третьего дня битвы, затем осмотрел умиротворённые фотографии поля боя после сражения. Обветренный памятник из гранита и бронзы, что стоял на том месте, выглядел так, словно простоял там несколько десятков, если не сотен лет, хотя сама битва случилась всего четыре с половиной года тому назад. Он бросил взгляд на Молли.
   - Шрам всё ещё болит?
   - Тот, что с Геттисберга, что ли? Иногда подёргивает.
   Она тоже посмотрела на фотографию, понимая, чем был вызван его вопрос.
   - Не думаю, чтобы он меня сильно заботил, если бы я дожила до установки этого.
   Коделл приподнял бровь. Где-то в глубине души она верила в эти невероятные даты - 1960 и 1996 годы. Он вздрогнул и не только потому, что в комнате было прохладно; он и сам начинал во всё это верить. Когда он снова посмотрел на "Иллюстрированную историю Гражданской войны", то заметил, что вокруг стало слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть. Вечер застал его врасплох, словно спешенный кавалерист янки в зарослях Глуши.
   Он спустился вниз и попросил у Рена Тисдейла свечи. Хозяин салуна передал ему их с масляным взглядом.
   - Иди-ка ты на хер со своими грязными мыслишками, - прорычал Коделл. - Мы книгу читаем, а если не веришь, пойди и посмотри сам.
   Он зажёг одну свечу от камина и поспешил в комнату Молли.
   Через несколько минут он услышал, как кто-то поднялся до середины лестницы, затем спешно спустился обратно. Коделл рассмеялся и сказал Молли:
   - Это Тисдейл нас проверяет.
   Молли тоже хихикнула.
   Его встревоженность окружающим вокруг растаяла, когда он вновь склонился над свечой, чтобы прочесть книгу. Спустя какое-то время он оторвался от книги, полностью запутавшись.
   - Всё с Глуши и дальше - вообще неправильное, - сказал он. - Грант не прошёл на юг, мы пошли на север. А Джонстон остановил Шермана.
   На него безмолвно таращилось изображение злобного, тощего "лентяя", которые, согласно описанию в книге, прокладывали себе путь огнём и мечом через Джорджию.
   - И про наши винтовки там тоже ни слова нет, - сказала Молли.
   - Господи, ты права. Нету. - Коделл пролистал до конца книги; он уже заметил, что в ней имелся отличный алфавитный указатель. В нём не нашлось никаких упоминаний о винтовках, ничего об АК-47. - Но они же обеспечили нам победу. Без них мы бы...
   - Мы бы проиграли, - закончила за него Молли. Она ткнула пальцем в "Иллюстрированную историю Гражданской войны". - Прям как тут.
   Коделл продолжил изучать книгу. Он нашёл фотографию "Тредегар Айрон Воркс", и слова о том, что она была снята после падения Ричмонда. Он нашёл рассказ о переизбрании Линкольна и его победе над Джорджем МакКлелланом, который, как он знал, действительно выдвигался четвёртым кандидатом на выборах 1864 года, и ни единого упоминания об участии в гонке президента США Сеймура. Он нашёл фотографии лежащего в руинах Ричмонда и картинку проезжающего по нему в коляске Линкольна.
   Его глаза наполнились идиотскими слезами (идиотскими, потому что, какое ему дело того, что никогда не случалось?), когда он наткнулся на заметку о капитуляции армии Северной Вирджинии перед превосходящими федеральными силами и последнюю фотографию мрачного Роберта Э. Ли, сделанную сразу после капитуляции. В самом конце книги он нашёл картину, нарисованную в 1890 году - в то время, которое для него также считалось отдалённым будущим - на которой был изображён парад ветеранов Союза в Бостоне. При виде белобородых офицеров, маршировавших в первых рядах, у него руки покрылись гусиной кожей.
   Он понял, что совершенно сбит с толку. Либо этот Брюс Каттон ничего не знал об окружающем его мире, либо он был самым выдающимся мистификатором всех времен, даже в 1960 году. После тягостных раздумий, Коделл понял, что не может считать "Иллюстрированную историю Гражданской войны" мистификацией. Во-первых, она была слишком идеальной, слишком детализированной. Во-вторых, даже если бы одержимый человек потратил всю жизнь, собирая материал для этой книги - "Всю жизнь когда?" - подумал Коделл; ни один печатный станок в 1868 году не мог изготовить ничего похожего, да и зачем вообще ещё кому-то захочется знакомиться с этим результатом навязчивой идеи?
   - Что думаешь, Нейт? - спросила Молли, когда он, наконец, захлопнул книгу.
   - Я думаю... - Коделл прервался, словно произнесение этой мысли вслух делало её более реальной. Но не вышло. - Я думаю, возможно, эта книга и, правда, из... из двадцатого века.
   Она обняла его и поцеловала в щёку.
   - О, Господи Иисусе, спасибо! Я и сама так думала, и эта мысль сводила меня с ума.
   - У меня те же ощущения, поверь мне.
   Но, когда его взгляд снова упал на том, которого не должно быть, уверенность Коделла окрепла.
   - Все прочие варианты, впрочем, кажутся ещё безумнее.
   - Мне тоже так кажется. Но, если всё это по-настоящему, Нейт, это важно. Что будем со всем этим делать?
   Эта мысль застала его врасплох.
   - У тебя было больше времени подумать над этим, чем у меня. - Не желая, чтобы она решила, будто он её обвиняет, Коделл поспешно добавил: - Но ты чертовски права. Если эта книга из Ривингтона, она должна пролить свет на все те странные штуки, которые есть у ривингтонцев.
   На ум ему пришёл не только АК-47, но и обезвоженная пища, каска Бенни Ланга и останавливающее пули бронежеле (он до сих пор гадал, правильно ли всё расслышал), а также чудесные огни и искусственное охлаждение, о которых писала Молли. Прежде он не складывал всё это вместе. Теперь же, сложив, он видел, какую же гору странностей они нагородили, гору, перед которой "Иллюстрированная история Гражданской войны" выглядела жалкой кочкой.
   Коделл понимал, что он не тот человек, который способен бороться с горами. Он подумал, было, отнести книгу Джорджу Льюису, но тут же покачал головой, едва эта мысль пришла ему на ум. Если смотреть в целом, загадка Ривингтона была слишком велика и для Льюиса. С осознанием этого у него нашёлся и ответ на вопрос Молли.
   - Эту книгу должен увидеть Роберт Э. Ли.
   Молли уставилась на него.
   - Роберт Э. Ли? Масса Роберт? - Её речь превратилась в писк. - Президент?
   - Он не король, - сказал Коделл. - Он ещё даже не президент; и не будет таковым ещё месяц. Помнишь, как оно там было в Ричмонде? Джефф Дэвис раз две недели открывает двери своего дома, просто, чтобы пообщаться с людьми. Капитан Льюис однажды у него бывал, жал ему руку.
   - Ну, я-то не капитан. - Молли страстно закачала головой. - Я просто... Ёб твою мать, Нейт, ты ж сам знаешь, кто я. - Она положила ладонь на книгу, лежавшую на его коленях. - Иди ты, Нейт. Ты сможешь всё рассказать массе Роберту гораздо лучше, чем я.
   - Я?
   Эта мысль манила Коделла - любой, кто привезет нечто столь важное в Ричмонд, станет важен и сам, хотя бы, будучи связанным с этой вещью. Однако он с сожалением проговорил:
   - Нет, это было бы неправильно. Во-первых, книгу добыла ты, поэтому тебе её и везти. Во-вторых, ты жила в Ривингтоне, поэтому сможешь рассказать массе Роберту всё остальное. Он захочет обо всём этом узнать; во время выборов ривингтонцы активно поддерживали Форреста.
   - Ох, ещё бы, - сказал Молли. - Видел бы ты, как они ругались, бухтели и ссали кипятком, когда Теннеси выбрал Ли.
   - Ну, вот, видишь? К тому же, Молли, ты уже путешествуешь. Мне же завтра в школе преподавать, и послезавтра, и на следующий день, иначе я лишусь работы, которую люблю и с которой отлично справляюсь. - Он набрал воздуха в грудь. - Наверное, будет нужно, я поеду, но у тебя получится лучше.
   - Да я ж просто никчёмная шлюха, - взвыла Молли. - Масса Роберт просто не захочет иметь никаких дел с такой, как я.
   - Ну, не знаю. Говорят, он падок на милых дамочек, - сказал Коделл, чем только ухудшил ситуацию. Он пощипал бороду, затем ухмыльнулся и спросил: - У тебя ещё осталась старая форма?
   - Ага, осталась, - ответила Молли, озадаченная сменой темы. - А что?
   - Не хочешь ехать как Молли, поезжай как Мелвин, - сказал Коделл. - Сама знаешь, масса Роберт сделает всё ради своих старых солдат - а ты служила ему как никто.
   Она была вынуждена кивнуть.
   - Должно сработать, - медленно произнесла она. Молли нерешительно засмеялась, но всё же это был смех. - Держала её на случай, если придётся тихо и незаметно сваливать. Даже и не думала, что она пригодится для делишек, вроде этого. - Она провела рукой по волосам. - Так не хочется срезать их, особенно, когда они отросли после войны. Но, раз надо, значит, надо. У меня тут маленькие ножницы есть. - Она порылась в саквояже, нашла то, что искала, и протянула ножницы Коделлу. - Режь ты, Нейт. Ты видишь, что делаешь.
   Коделл не стриг волосы с самого конца войны. Негр-парикмахер презрительно рассмеялся бы, узрев дела рук его, однако, после того как он закончил, Молли стала больше похожа на мужчину, по крайней мере, на безбородого юнца, чем на женщину. И всё же, надетое на ней платье, ощущение густых волнистых волос в его пальцах, когда он работал, случайные прикосновения к её нежным тёплым щекам, к уху, к шее, напоминали ему, что никакой она не мужчина, хоть она и старалась так выглядеть.
   Молли ощупала результат его работы. Она улыбнулась. С коротко стрижеными волосами и этой дерзкой улыбочкой, она вновь превратилась в ту Молли, с которой Коделл вместе шагал на марше, сражался... и спал.
   - Хорошо, Нейт. Спасибо тебе. Не закроешь дверь, чтобы я переоделась?
   Он выполнил её просьбу; после недолгих раздумий, он вышел в коридор. Через тонкую дверь до него донеслось её хихиканье, отчего Коделл тут же залился краской. Через пару минут Молли открыла дверь.
   - И как я выгляжу?
   Первое, что пришло ему на ум, было слово "потрёпанно". Никто и не мог выглядеть иначе, как потрёпанно в брюках, рубашке и кепи, в которых прошёл всю войну, пускай даже одежда эта была выстирана и подшита, как у Молли. Однако одетая в форму, она вызвала у него те чувства, которых не было, когда она была одета в платье и юбки, ведь именно так она выглядела, когда он входил в её хижину.
   Молли умела читать мысли мужчин по глазам.
   - Хочешь зайти внутрь, Нейт? - тихо спросила она. - В этой одежде проще, её снять гораздо легче, чем ту, что была на мне надета.
   Боясь что-либо сказать, Коделл кивнул, шагнул за порог и закрыл дверь за собой.
   Потом они лежали, прижавшись друг к другу, на застеленной одеждой кровати. Всё ещё горела предпоследняя свеча из тех, что Нейт взял у Рена Тисдейла. Если бы хозяин салуна знал, то ухмылялся бы безнаказанно. Молли ущипнула Коделла за щёку, в том месте, откуда начинала расти борода.
   - Я всегда помнила, насколько ты хорош в этом деле. Ты обращаешься со мной как с человеком, а не как... с чем-то, куда можно присунуть.
   - Забавно, - сказал он, садясь. - Я всегда думал то же самое о тебе... в смысле, что ты не просто совершаешь какие-то движения.
   - Только не с тобой. Иногда, ай, ну его на хер это иногда. Я бы хотела...
   Она поморщилась и не стала договаривать, что именно хотела. Коделл решил, что и сам мог бы догадаться. Ему тоже хотелось, чтобы между ними не было никаких "иногда".
   Молли вылезла из кровати и начала одеваться. Коделл последовал её примеру - в комнате было холодно. Натягивая брюки, он сказал:
   - Я тут сберег немного денег, могу дать тебе на билет на поезд, если надо.
   Скопил он немного, но ради такого дела был готов потратиться.
   - Не переживай. - Молли закончила застёгивать китель рядового, затем надела на шею маленький бархатный мешочек на шнурке и засунула его под рубаху, он, при этом, слегка звякнул и удобно расположился между её грудей.
   - Говорят, золото по-прежнему в цене, но только не в Ривингтоне. Да ты и сам всё видел. У меня его достаточно.
   - Ну, ладно, - не без радости произнёс Коделл. Сам он думал о другом.
   - Когда поедешь в Ричмонд, не едь через Ривингтон, на случай, если Бенни Ланг обнаружил пропажу книги. Ривингтонцы могут следить за уилмингтон-уэлдонской железной дорогой. Езжай на юг от Роки-Маунт до Голдсборо, затем до Роли или Гринсборо, так ты сможешь отправиться на север по роли-гастонской или северокаролинской железной дороге прямо до Ричмонда или Данвилля.
   - Весьма умно, Нейт, так и сделаю, - пообещала Молли. - Первым делом завтра сяду на дилижанс, чтобы добраться до вокзала Роки-Маунт.
   Она улыбнулась той самой улыбкой, которая напомнила Коделлу совместно проведенные дни у костра.
   - Мистер Рен не смутится, если я завтра выйду?
   - Если не босиком, то нет, - сказал он, указывая на брешь в её маскировке. Он скинул ботинок и отдал ей. - Вот, держи мои. У меня дома есть ещё пара. Пока дойду, не замерзну. Наверное, мои боты подойдут тебе, как цыплёнку носки, но, будет надо, по пути на север добудешь себе более подходящие.
   - Ой, Нейт, только не твои ботинки! - Однако она видела необходимость того, что он сказал в той же степени, что и сам Коделл.
   Она склонилась, начала обуваться, затем остановилась и набила носки ботинок смятой одеждой из саквояжа.
   - Прям как на войне, когда снимала большие боты с дохлого янки. - Она выпрямилась и обняла его. - Спасибо, что не думаешь, будто я сумасшедшая из-за всего этого. Спасибо за... - Она обняла его ещё раз, крепче. - За то, что остаёшься другом, и больше чем другом.
   Он тоже её обнял, ощутил под мужской одеждой женские формы, которые эта одежда была призвана скрывать. "Действительно, больше, чем другом", - подумал он.
   - Если надумаешь, возвращайся, как сможешь, - сказал Коделл.
   Он не брал с неё какое-то обещание, но именно так он бы хотел, чтобы попросили вернуться его самого. Если бы она надавила сильнее, то ему стало бы стыдно за то, как мало он сказал. Но Молли лишь кивнула; видимо, она не ожидала столь многого.
   Когда Коделл вышел из "Колокола свободы", его ноги разъезжались по подмёрзшей грязи. Но голова его витала в облаках, и не только из-за того, что прервался его длительный период воздержания. Он не просто держал в руках желанную женщину, он держал в руках частицу будущего.
  
  
   Ли вышел из Епископальной Церкви Святого Павла. Тень от конной статуи Джорджа Вашингтона на пересечении Девятой-стрит и Кэпитол Сквер заслонила от него низкое зимнее солнце. Стоявший рядом Джефферсон Дэвис произнёс:
   - Неплохая служба, не находите?
   - Да, как всегда, - ответил Ли. - Господин президент, позвольте ещё раз выразить вам благодарность за то, что согласились стать моим военным министром. Я сомневался просить вас, решив, что это будет ниже вашего достоинства переходить в правительство из президентского кресла.
   Дэвис хмыкнул.
   - Чепуха, сэр. По конституции я не имею права оставаться президентом; раз уж я намерен оставаться на слуху, необходимо опуститься на уровень пониже. Должность, что вы мне предложили, вполне меня устраивает, и я рад, что получил её.
   Ли уже собирался ответить, когда раздался высокий дрожащий голос:
   - Нижайше прошу прощения, генерал Ли, сэр...
   Нахмурившись, он повернулся, чтобы разобраться с решившим прервать его беседу с президентом Дэвисом, кто бы это ни был. Он увидел перед собой гладко выбритого рядового в потрёпанной форме, прижимающего к груди нечто, завёрнутое в грубую коричневую бумагу и перетянутое бечёвкой.
   - Да, рядовой?.. - вежливым, но всё же ледяным тоном поинтересовался он.
   Солдат, который на более пристальный взгляд выглядел недостаточно молодым, чтобы оставаться без бороды, вытянулся в струнку, при этом, продолжая прижимать к себе свёрток.
   -М...Мелвин Бин, сэр, 47-й северокаролинский. У меня книга, на которую вам нужно взглянуть, сэр.
   - Вот, только не сейчас, молодой человек, - нетерпеливо произнёс Джефферсон Дэвис. Он направился дальше, обернувшись в ожидании Ли.
   Ли намеревался пойти следом, как рядовой сказал нечто такое, что остановило его на полпути:
   - Это книга из Ривингтона, сэр.
   - Да? - переспросил Ли. Дэвис отошёл уже достаточно далеко, чтобы услышать и половину из тихо и нервно произнесённой фразы, он лишь заметил, что обычному солдату каким-то образом удалось привлечь внимание Ли, пожал плечами, и направился в сторону президентской резиденции.
   - Так точно, сэр, именно оттуда, - сказал Мелвин Бин. Он сглотнул, облизнул губы, затем заговорил дрожащим шёпотом: - Ещё, сэр, вам следует знать, что в этой книге написано, будто она напечатана в одна тысяча девятьсот шестидесятом году, сэр.
   - Господи Боже, - тихо произнёс Ли.
   Рядовой Бин был готов сорваться с места и побежать. В этом Ли его винить бы не стал. Ему самому была известна тайна ривингтонцев. Но если до неё дознался самый обычный солдат, он не просто не поверил бы этому, он не поверил бы даже в то, что этому поверил кто-нибудь другой. Ли постарался успокоить его.
   - Рядовой, вам следует вернуться со мной в "Поухэттен Хаус". Мне, несомненно, нужно на это взглянуть. У вас есть лошадь?
   - Никак нет, сэр... приехал поездом. - Мелвин Бин уставился на него и выпалил: - То есть, вы... вы мне верите, сэр? Вот, так запросто?
   - Вот, так запросто, - мрачно признал Ли. - Подождите здесь минутку, будьте любезны. - Он скрылся в церкви, поговорил с членом приходского управления, затем вернулся к рядовому Бину. - Ну, вот... За Странником присмотрят. Будьте так любезны, пройдём вместе через Кэпитол Сквер, затем до отеля, и вы мне расскажете, откуда эта книга...
   - Она называется "Иллюстрированная история Гражданской войны", сэр, - сказал Бин.
   - "Иллюстрированная история Гражданской войны"? И она из 1960 года, говорите?
   По спине Ли пробежала дрожь. Как могла выглядеть Вторая Американская Революция с расстояния в сотню лет? Вместе с Мелвином Бином они свернули с Девятой на Броуд-стрит.
   - Расскажите же, откуда эта книга оказалась в вашем владении?
   Рассказ вышел недостаточно ясным, и оставил его в некотором непонимании. Он уяснил, что подруга приятеля Бина буквально выкрала эту книгу из цитадели Движения к Свободной Америке, но пару раз рядовой говорил "я", когда имел в виду "она". Ли не стал на него давить. Ради издания из Ривингтона, да ещё и из 1960 года! - он был готов простить ему некоторые несоответствия.
   Судя по говору, рядовой Бин был родом из сельской местности. Ли ожидал, что он будет таращиться на бархат и великолепное сусальное золото фойе "Поухэттен Хаус", но рядовой воспринял всё, как само собой разумеющееся, пробормотав нечто такое, что Ли мог разобрать с трудом: ему послышалось что-то вроде: "не, совсем не хилтон". Ли отвёл его в свой номер и закрыл за ними обоими дверь. Он зажёг газовую лампу, сел рядом, ещё один стул он пододвинул для Мелвина Бина.
   - А теперь, доставайте, пожалуйста, "Иллюстрированную историю Гражданской войны".
   В предвкушении он надел очки.
   Бин передал ему свёрток. Ли разрезал перочинным ножом бечёвку, развернул бумажную обертку, и прежде чем открыть книгу, долго её рассматривал. В глаза мгновенно бросилось необычайное качество печати. Когда он прочёл информацию об авторских правах и дату издания, то тихонько присвистнул. Он перевернул страницу и обнаружил предисловие. Когда он прочёл о поражении Юга, то какое-то время сидел в смятении. Затем он всё понял и тихо проговорил:
   - Значит, так всё и было бы, если бы ривингтонцы к нам не прибыли?
   - Сэр? - переспросил Мелвин Бин. Он сидел на самом краешке стула и, казалось, был готов подскочить в любой момент. А ещё он выглядел голодным. Во время войны Ли слишком часто видел такое выражение лица, чтобы ошибиться.
   Он встал. Мелвин Бин тоже подскочил на ноги. Ли достал из кармана брюк деньги, отсчитал двадцать долларов и протянул рядовому.
   - А не заказать бы вам себе обед, юноша. Готовят здесь весьма сносно. Попроситесь за мой обеденный стол, и скажите там, пусть пошлют сюда мальчишку, если будут сомневаться, имеете ли вы право за ним сидеть. Позже, возможно, у меня появятся к вам вопросы, а покамест, я хочу немного почитать.
   Бин таращился на деньги, но не брал их.
   - Я не могу принять их от вас, генерал Ли, сэр.
   Ли сунул купюры ему в ладонь.
   - Можете и возьмёте.
   - У меня свои деньги есть, - сказал Мелвин Бин, вытянувшись в оскорблённой гордости.
   - Возможно. В любом случае, рассчитайтесь этими, пожалуйста, хотя бы в знак моей признательности за то, что привлекли моё внимание к этому изданию.
   Он взял Бина под локоть, проводил до двери и указал, где находится обеденный зал.
   - Пройдите, пожалуйста, сделайте одолжение.
   Всё ещё покачивая головой, Мелвин Бин поплёлся по коридору.
   Ли вернулся к креслу, взял "Иллюстрированную историю Гражданской войны" и углубился в чтение. Обычно он не считал себя заядлым читателем, когда он вернулся из Огасты в Ричмонд, ему оставалось ещё полдюжины глав "Квентина Дорварда", и эти шесть глав так и остались непрочитанными. Однако сейчас он держал в руках издание, которое и вообразить никогда не мог, что будет читать. Ли охотно воспользовался этим шансом.
   Стиль письма этого Брюса Каттона был менее напичкан латинизмами, не столь высокопарным, скорее, приземлённым, чем тот, что Ли ожидал увидеть в серьёзном историческом труде. Вскоре он перестал это замечать; он искал информацию, а легкий плавный текст, сопровождённый картинками, облегчил её получение. Ли пришлось напомнить себе, что Каттон писал значительно позднее окончания войны и что для историка она прошла не так, как помнил сам Ли.
   Однако странность оказалась глубже. Каттон однозначно считал рабство устаревшим институтом, который заслуживал гибели; в его понимании Прокламация об освобождении рабов поставила Соединенные Штаты в войне морально выше. Ли с трудом мог соотнести это с рассказами Андриса Руди о ненависти, впоследствии воспылавшей между чёрными и белыми.
   Солнце село; единственным источником света в комнате Ли было желтое пятно под лампой. Сам он этого не заметил - он дошёл до 1864 года и весь мир вокруг сразу же перевернулся с ног на голову. Он читал о кампании Гранта против него, о действиях Шермана против Джонстона, и печально кивал. Такое бескрайнее количество ресурсов было брошено северянами, и всё ради того, чтобы Юг подчинился. Именно такого нападения он боялся сильнее всего, и только ривингтонцы со своими АК-47 могли его остановить.
   Когда Ли прочёл о том, что на подступах к Атланте Джонстона сменил Джон Белл Худ, он поморщился. Худ обладал свирепой внешностью льва и соотносимой храбростью. Во главе дивизии он был бесподобен. Но, если оставить храбрость, для командования армией ему не хватало квалификации. Он будет наступать вне зависимости от того, требовалось наступление или нет... Через несколько страниц, Ли прочёл, что из этого вышло - "могло бы выйти" - поправил он сам себя.
   Так же он более внимательно отнёсся к политическим манёврам во время той, другой версии войны, чем сделал бы до своего не совсем добровольного вхождения в политику. Он не удивился, обнаружив, что Линкольна переизбрали - Андрис Руди об этом рассказывал. Но Руди также рассказывал, что Линкольн станет жестоко обращаться с Конфедеративными Штатами после их поражения, и всё это оказалось ложью: даже победив в войне, Линкольн пытался убедить Конгресс компенсировать рабовладельцам утрату одушевлённой собственности. Помимо воссоединения и освобождения рабов, Линкольн не намеревался проводить жестоких мер против тех штатов, что проиграли войну за независимость.
   Неискренность Руди почему-то вызвала у Ли ярость. "Человек, который знает, каким будет будущее, должен хотя бы иметь смелость рассказывать о нём верно", - подумал он. Тот факт, что Руди солгал, говорил о том, что у него и Движения к Свободной Америке имелась собственная политическая повестка дня, которую они стремились навязать Конфедерации. Учитывая их поддержку Натана Бедфорда Форреста и действия против негров, суть этой повестки понять несложно: постоянное превосходство белого человека. Однако судя по тональности "Иллюстрированной истории Гражданской войны", идея белого превосходства в их время уже считалась устаревшей, и именно в такой ход истории хотел бы верить сам Ли. Становились ли они от этого героями-изгоями, или просто изгоями?
   Этот вопрос на данный момент оставался без ответа, поэтому Ли отложил его в сторону и вернулся к чтению. Когда он наткнулся на изображение разбитого локомотива внутри выгоревшего депо ричмонд-петерсбергской железной дороги, он сжал губы и крепко стиснул зубы. Ещё через несколько страниц он обнаружил самого себя, старого, мрачного и разбитого, стоящим на заднем крыльце арендованного дома, в котором они с женой жили в Ричмонде. Невообразимо смотреть на самого себя на фотографии, для которой ты никогда не позировал. Не менее жутким, чем фотография, оказался его прощальный приказ по армии Северной Вирджинии, записанный безошибочно узнаваемой рукой Чарльза Маршалла, который Маршалл столь же безошибочно написать не мог.
   Ли прочёл вторую инаугурационную речь Линкольна, о планах продолжительного мира, которого тот пытался добиться, а через страницу он прочёл о пуле, которая убила Линкольна вечером в Страстную Пятницу 1865 года. Даже мысль, что президент мог пасть от рук убийцы, заставила Ли прищёлкнуть языком. Затем его пробила внезапная дрожь, как при приступе лихорадки. В ту самую Страстную Пятницу он видел Линкольна в Луисвилле, слушал, как он безрезультатно умолял Кентукки остаться в Союзе, даже общался с ним. Он поёжился. В результате поражения в том мире, который он знал, Линкольн хотел пожертвовать собой во благо Соединенных Штатов. В другом мире, когда в этом не было никакой нужды, его сделали мучеником в час величайшего триумфа.
   Наконец, Ли закрыл "Иллюстрированную историю Гражданской войны". Когда он вставал с кресла, суставы заскрипели и запротестовали; сколько же он тут просидел, увлекшись книгой? Ли взглянул на часы и моргнул - было уже за полночь.
   - Господи, я же совсем забыл про Мелвина Бина! - воскликнул он. Он надеялся, что молодой солдат купил на его деньги не только обед, но и ужин, ещё сильнее Ли надеялся, что он всё ещё здесь - может, улёгся и спит на диване в фойе - и ждёт вопросов. Ли открыл дверь и поспешил по коридору, желая это выяснить.
   К своему разочарованию, он не нашёл солдата в серой форме ни отдыхающим в фойе, ни в баре. И никакого официанта не вызывали накрыть ужин для таких персон. Хмурясь, Ли отправился к стойке регистрации. Бин сказал, у него есть деньги; вероятно, всего лишь, вероятно, что он снял комнату именно здесь.
   Клерк за стойкой разочарованно развёл руки в стороны.
   - Нет, сэр, никто под этим именем сегодня не регистрировался. - Он развернул регистрационную книгу так, чтобы Ли мог убедиться лично. Затем он развернулся к ячейкам за его спиной.
   - Впрочем, сэр, днём вам тут пришло.
   Разумеется, на конверте корявым почерком было написано имя Ли. Он взял его, поблагодарил, и открыл. Когда он увидел, что лежало внутри, то издал изумленный выдох.
   - Что-то не так, сэр? - удивлённо поинтересовался клерк.
   Спустя мгновение Ли ответил:
   - Нет, всё в порядке.
   Он вытащил из конверта двадцать долларов, убрал их в карман и медленно направился обратно к себе в номер.
  
   - Чем могу быть вам полезен, генерал Ли? - поинтересовался Андрис Руди, в его грубом голосе звучала нотка искреннего любопытства. - Скажу прямо, я не ждал, что вы попросите о встрече.
   - Я также не ожидал, что у меня возникнет в том нужда, - ответил Ли. - Впрочем, я выяснил, что вы со своими коллегами были неискренни со мной и со всей остальной Конфедерацией относительно того, как развивались бы события, если бы Движение к Свободной Америке не вмешалось на нашей стороне, или, если говорить точнее, на своей собственной стороне.
   - Хоу! - Руди издал лёгкий смешок. - Выяснили, значит? Повторю, всё, что я вам рассказывал - правда. А даже если нет, как, блин, вы это узнали?
   Ли сидел за столом с мраморной крышкой, накрытой декоративной салфеткой, позаимствованной с дивана. Он откинул её в сторону и продемонстрировал "Иллюстрированную историю Гражданской войны".
   - Вот, так, сэр.
   Всё высокомерие Руди как рукой сняло; впервые со дня знакомства с ривингтонцем, Ли заметил, что тот натурально растерялся. Руди побледнел, отступил назад и тяжело опустился на стул. Он открыл рот, но никаких слов не последовало. Через несколько секунд попыток собраться с мыслями, он попытался ещё раз:
   - Откуда у вас эта книга?
   - Это не ваше дело, - сказал Ли.
   Хоть у него и не было никакого желания делиться этим с Руди, сам этот вопрос по-прежнему его тревожил. Насколько он мог судить, Мелвин Бин исчез из Ричмонда, равно как никакие расспросы на вокзалах не дали никакой информации о том, чтобы кто-нибудь похожий на него, что в форме, что без неё, садился на поезд в направлении на юг. Ли также проверил списки личного состава: разумеется, Мелвин Бин был демобилизован в 1864 году вместе с остальными, но дальше его след терялся. Да, это загадка, но в данный момент не самая важная.
   - В любом случае, как бы я её ни достал, эта книга говорит сама за себя, - продолжил Ли.
   - Это точно, - ответил уже собранный Руди. Он не был ни слабаком, ни глупцом, ни человеком, которого можно сбить с толку. - В ней говорится, что без нас Соединённые Штаты разгромили бы вашу страну, а все ваши идеалы втоптали в пыль. Вы как-то не слишком-то благодарны нам за помощь, блин.
   - Я признаю её, - сказал Ли. - Что же касается благодарности, я чувствовал бы себя увереннее, если бы точно знал, что ваша помощь была безвозмездной, направленной на наши нужды, а не на ваши собственные.
   - Кое-кто из наших погиб при штурме Вашингтона, - прорычал Руди.
   - Я знаю, но ради какой цели? - Ли протянул ладонь и положил её на "Иллюстрированную историю Гражданской войны". - Как вы понимаете, я неоднократно и очень пристально изучил эту работу. Да, без вас наша борьба была бы проиграна; в данном случае вы говорили правду. Что же касается остального... вы говорили о тирании Линкольна в отношении нас, о безжалостной вражде между чёрными и белыми, о других ужасах, о которых в этой книге нет ни единого упоминания. О чём там упоминается, так это о продолжающемся поиске справедливости и равенства между расами, не завершённом даже в отдалённом будущем, но, тем не менее, жизненно важном, как для Севера, так и для Юга. Всё это, на мой взгляд, соответствует тенденциям, которые развиваются в моём веке, и в корне противоречит тем целям, что лежат перед вами.
   - Чушь. - Руди отмахнулся от слов Ли. - Или вам нет никакого дела до того, что одна из ваших дочерей выйдет замуж за кафра и покорится его любовным объятиям?
   Ли не особо заботило то, что его дочери вообще выйдут замуж. Он ответил:
   - Нет, откровенно говоря, мне нет до этого никакого дела. Впрочем, нас это не касается, сейчас или потом. Несоответствие ваших слов и хода истории вынуждает меня задуматься, действуете ли вы и всё ваше Движение к Свободной Америке в соответствии с духом будущего, или для своего времени вы просто неуместны и отстали от жизни, каким был Джон Браун для своего.
   Только что Андрис Руди был белым. Теперь он стал красным. Он сжал здоровенный кулак. Его гортанный говор проявился намного сильнее, чем Ли доводилось слышать прежде, когда Руди прорычал:
   - Раз уж вы решили затащить Конфедерацию в ад, генерал Ли, я покажу вам, кто мы на самом деле. Я вам клянусь.
   - Даже не думайте угрожать мне, сэр.
   - Я не угрожаю, - произнёс Руди. - Я обещаю.
  
   *XVI*
  
   - Оставьте эт' дело мне, масса Роберт, - сказал Джон Дэбни. - Обещаю, я обо всём позабочусь, лишь бы ваша инаугурация стала особенной.
   Роберту Э. Ли нравились подобные речи, хоть от младшего по званию во время войны, хоть, как сейчас, от распорядителя ресторана. Улыбаясь, он сказал:
   - Полностью отдаю свою судьбу в ваши руки, Джон.
   Шарообразный негр просиял.
   - На выпивку поставлю стол мятных джулепов. Принц Уэльский, ему нравятся мои мятные джулепы, вы в курсе, сэр?
   - Да, я слышал об этом.
   Ли подавил улыбку - Дэбни рассказывал об этом по поводу и без. Однако всё было именно так; когда принц посетил Ричмонд в 1860 году, то возносил хвалу джулепам цветного до небес. Известность принесла Дэбни столько заказов на работу в ресторанах и барах, что он сумел выкупить свободу для себя и своей жены. Перед самым концом войны он открыл собственный ресторан и банкетный сервис. С тех пор никто в Ричмонде, кто хоть чего-нибудь стоил, не мог и подумать о массовом мероприятии без его надзора..
   Взгляд Дэбни устремился вдаль, когда он добавлял некоторые детали к пиру, который будет устроен в честь вступления Ли в должность президента. Негр не умел ни читать ни писать; ему приходилось держать в голове детали всех приготовлений ко всем банкетам, которыми он занимался. Никто ни разу не замечал, чтобы он допустил хоть одну ошибку.
   Ли прошёл в спальню своего номера в "Поухэттен Хаус". Там Джулия и его дочери помогали Мэри Кастис Ли одеться.
   - Выглядишь очень мило, дорогая, - сказал он. - Этот кремово-жёлтый оттенок тебе очень идёт.
   - Надо было сказать швее пошить к этому платью жакет, - ответила его супруга. - Снаружи сыровато.
   - Как и всегда в начале марта, - признал Ли. - Но солнце всё же светит. Если бы я решил принять присягу в день рождения Вашингтона, по примеру президента Дэвиса, и не дожидаться 4 марта, то мы все стояли бы на Капитолийской площади посреди снежного бурана. Не самое поучительное зрелище для народа.
   - Почему ты решил ждать? - спросила его дочь Мэри. - Учитывая наше кровное родство с Вашингтоном, я думала, ты последуешь примеру Дэвиса.
   - По двум причинам. Одна из них - это страх за погоду, который оказался вполне оправданным. Вторая же - это то, что Конституция определяет начало президентского срока с 4 марта, а я желаю безукоризненно следовать каждому её положению.
   Ли подумал о себе, как о лицемере. Следуя каждым даже самым бессмысленным мелочам в том, что касалось инаугурации, он намеревался обойти стороной гораздо более серьёзные конституционные запреты относительно рабства.
   Ему совсем не нравилось чувствовать себя лицемером, поскольку такое поведение было чуждо и отвратительно его натуре. Однако демонстрация соблюдения малых правил помогала скрыть отступление от более крупных, а он был намерен от них отклониться. Успех такого человека, как Джон Дэбни доказывал бесполезность рабства получше любой аболиционистской листовки. Помимо бесспорных способностей ресторатора, у Ли имелась ещё одна причина привлечь его: если законодатели увидят успешного чернокожего в действии, возможно они будут более благосклонны дать и другим неграм пойти тем же путём.
   Милдред Ли закрепила последнюю застёжку.
   - Мы готовы, папа, - сказала она.
   - Превосходно. Тогда, пройдёмте.
   - Мне нужен плед на колени, если не хочу застудиться до смерти, - заявила Мэри Кастис Ли.
   - Накройте маму пледом и поскорее, - сказал Ли, бросив взгляд на часы. - Церемония должна начаться в половине двенадцатого.
   Милдред обернула колени матери пледом.
   - Так достаточно быстро? - поинтересовалась она. - Или, если бы мы задержались, ты отправился бы без нас, как частенько ходишь в церковь в одиночку, когда мы слишком долго собираемся?
   Ли, чьё чувство пунктуальности было усилено тридцатью пятью годами воинской дисциплины, сказал:
   - До тех пор, пока вы не подвергнете меня этому искушению.
   Милдред показала ему язык. Он попытался принять грозный вид, но заметил, что вместо этого начал улыбаться.
   Джулия начала толкать кресло Мэри Кастис Ли, но будущий президент отодвинул её в сторону - эту обязанность он возьмёт на себя. Вместо того, чтобы выйти через фойе "Поухэттен Хаус", Ли направился к чёрному ходу отеля, который выходил прямо напротив Кэпитол Сквер. Позади него гордо шествовали дочери, их широкие юбки шуршали, когда они проскользнули по коридору.
   Холодный воздух бодрил. Ли выдохнул облачко пара так, словно внезапно взялся за курение. Его супруга приподняла плед повыше.
   - Вот, видишь? Я бы замёрзла, - сказала она.
   Ли потянулся и похлопал её по плечу.
   - Я рад, что ты его взяла.
   Кэпитол-стрит и другие улицы, которые вели на Кэпитол Сквер уже кишели людьми, пробивавшимися в сторону крытой деревянной трибуны, возвышавшейся под статуей Джорджа Вашингтона. Распорядители торжества с обнажёнными саблями и АК-47 за спинами ненадолго задержали толпу, позволяя Ли и его семье пройти. Прежде чем он и Альберт Гэллатин Браун принесут присягу на этой трибуне, Капитолий Конфедерации ожидали другие церемонии.
   Распорядители помогли Ли затащить кресло его жены по ступенькам ко входу в Капитолий. Ему отсалютовал старший распорядитель, пухлый полковник службы артиллерийско-вещевого снабжения, человек, чей возраст значительно превышал воинское звание, по имени Чарльз Диммок.
   - Господин избранный президент, - прогремел он.
   Ли склонил голову.
   - Господин старший распорядитель.
   К Ли подбежал конгрессмен от Северной Каролины Сайон Роджерс.
   - Господин избранный президент, от имени Объединённого Комитета по Протоколу для меня честь приветствовать вас в Конгрессе Конфедеративных Штатов Америки. Предлагаю вам и вашей прекрасной семье проследовать за мной.
   Он провёл семейство Ли в зал заседаний вирджинской палаты делегатов - законодатели штата Вирджиния продолжали собираться в Капитолии, параллельно с Конгрессом Конфедерации. В зале набились конгрессмены, сенаторы, члены сената и палаты представителей Вирджинии, губернатор Вирджинии Смит, несколько глав других штатов, судьи, генералы и священнослужители, вместе с толпой репортёров. Они начали приближаться к Ли, пока между ними и избранным президентом не встал полковник Диммок.
   На глаза Ли попался посол Соединённых Штатов.
   - Поздравляю, генерал, или, скорее, господин избранный президент.
   - Благодарю, мистер Пендлтон, - твёрдо ответил тот.
   Бывший конгрессмен от Огайо Джордж Пендлтон был близким другом вице-президента США Валлендигэма и являлся сторонником мирного урегулирования конфликта с Югом на протяжении всей Второй Американской Революции. Ли добавил:
   - Позвольте поаплодировать недавнему захвату генералом Шериданом Виннипега. Ваши войска по-прежнему действуют превосходно, как и ваш броненосный флот на Великих Озёрах.
   - Вы слишком любезны по отношению к недавнему противнику. - Этими словами Пендлтон давал понять, что благодарен отсутствию комментариев по поводу полного превосходства британского флота в открытом море. Снова не только бомбили гавань Бостона, но и отряд британских морских пехотинцев высадился и сжёг Сан-Франциско, затем они погрузились обратно на корабли и ушли раньше, чем флот США мог что-либо сделать.
   - Следуйте, пожалуйста, за мной, господин избранный президент... - произнёс конгрессмен Роджерс.
   Ли покорно последовал за ним на трибуну зала собраний. Там уже стояли и болтали Джефферсон и Варина Дэвисы, Альберт Гэллатин Браун с супругой Робертой и вечный холостяк уходящий вице-президент Александер Стивенс. Там же стояли трое сыновей Ли и Джозеф Браун; другой сын Альберта Гэллатина Брауна, Боб, попал в плен при Геттисберге, вышел из лагеря военнопленных северян настолько ослабевшим, что скончался через год после окончания войны.
   - Вот, видишь, Милдред, мы пришли последними.
   Младшая дочь лишь хмыкнула. Он тихонько рассмеялся; Милдред неисправима.
   Когда он подошёл, то заметил, что пока Варина Дэвис и Роберта Браун живо общались, у их мужей, давних противников в Миссисипи, по-прежнему было мало чего сказать друг другу.
   - Какое прелестное кольцо, миссис Дэвис, - заметила Роберта Браун. - Позвольте рассмотреть его поближе?
   Варина Дэвис протянула стройную изящную руку.
   - Мистер Дэвис подарил мне его на нашу помолвку. Дюжина крошечных алмазов окружают сапфир огранкой "в подушечку".
   - Прелестно, - повторила миссис Браун. - Оправа также выполнена превосходно.
   Разговор прервался, когда Дэвис заметил Ли и поспешил к нему пожать руку. За ним последовали Альберт и Джозеф Брауны, а также Стивенс и сыновья Ли. Тот, в свою очередь, склонился над руками Варины Дэвис и Роберты Браун. Джефферсон Дэвис произнёс:
   - Я счастлив оставить нашу страну в мире и с безопасными границами, сэр. Бог даст, вы оставите своему последователю то же наследие.
   Конгрессмен Роджерс с обеспокоенным выражением лица мял в левой руке лист бумаги.
   - Леди и джентльмены, будьте так любезны, постройтесь в очередь... Сначала вы, господин вице-президент, затем семья избранного вице-президента, затем мистер Браун лично, затем семья господина президента и мистер Дэвис, затем семья Ли, и, наконец, последним, на почётном месте лично генерал Ли...
   Он повторил эту фразу несколько раз и перетасовывал людей до тех пор, пока они не встали так, как ему было нужно.
   Мимо начали проходить высокопоставленные лица, пожимая руки и произнося наилучшие пожелания. Ли в ответ бормотал благодарности, которые, по его мнению, они вряд ли слышали. Наконец, сенатор от Техаса Луис Уигфолл нарушил установленный порядок. Бывший напарник проигравшего гонку Натана Бедфорда Форреста был крупным широкоплечим мужчиной со свирепым выражением лица и длинной густой бородой.
   - Генерал Ли, дать ниггерам волю вы сможете только через мой труп, - прорычал он.
   - Надеюсь, до этого не дойдёт, - тихо произнёс Ли. Пускай Уигфолл делает свои выводы из его ответа. Техасец остановился, уставился на него, нахмурился, но под напором толпы был вынужден пройти дальше.
   У Ли уже устала рука и отяжелела ладонь, когда конгрессмен Роджерс заявил:
   - Время приближается к половине первого. Давайте же пройдём через восточный выход из Капитолия к трибуне в следующем порядке: старший распорядитель Диммок и его распорядители; следом оркестр, который, надеюсь, уже собрался у восточного выхода; далее, члены Объединённого Комитета по Протоколу, за ними избранный президент в сопровождении уходящего президента; за ними избранный вице-президент в сопровождении уходящего вице-президента, и далее члены их семей; за ними члены старого и нового правительства, за исключением мистера Дэвиса, по очевидным причинам, и их семьи, за ними...
   Он продолжал ещё некоторое время, управляя собравшимися, словно толковый генерал. Сенаторы и конгрессмены даже выстроились в колонну по четыре. Позади процессии собралась пресса, за спинами масонов и прочих филантропических обществ, но впереди большинства граждан.
   Когда Ли вышел из восточной двери Конгресса, оркестр заиграл "Дикси", в этот момент конгрессмен Роджерс выдохнул от облегчения достаточно шумно, чтобы его услышали. Ли вспомнил, когда последний раз покидал Зал Делегатов. Тогда тоже играл оркестр, но он тогда только-только принял командование вооруженными силами Вирджинии, которые ещё даже не были связаны с Конфедеративными Штатами Америки. Его шаг на секунду сбился, когда Ли подумал, сколько же перемен произошло за прошедшие семь лет.
   Снаружи полковник Диммок орал на граждан, которые уже толпились на Кэпитол Сквер.
   - Дорогу президенту Ли! Без президента не будет никакого представления! Дорогу! Дорогу! Распорядители, отпихивайте их.
   Те старались изо всех сил. Процессия медленно пришла в движение. Путь к подножию статуи Вашингтона занял в три раза больше времени, чем обычно. По ходу этого неторопливого марша Ли начал нервно дёргаться. Джефферсон Дэвис успокаивающе коснулся его рукой.
   - Давка не имеет значения, не сегодня. Как и сказал наш добрый полковник, без президента не будет представления.
   Словно мальчишка, которого поймали за каким-то непотребным занятием, Ли виновато развёл руки в стороны.
   После того, как распорядители расчистили часть деревянной трибуны от многочисленных граждан, которые решили, будто это отличное место, чтобы понаблюдать за церемонией инаугурации, их место занял продолжавший играть оркестр. От этого народ на площади сбился ещё сильнее; толпа заполонила Девятую и Кэпитол-стрит, заблокировав движение по обеим улицам, и создавая суматоху, которая по объёму и активности не соответствовала предстоящему празднованию.
   Разогнав лишних зрителей, распорядители встали перед трибуной. Их набралось около дюжины; не такая уж великая сила. Ли вспомнил об инаугурации Линкольна в 1861 году в уже отделившейся стране, когда в окнах Капитолия США сидели снайперы, а за пределами видимости расположилась артиллерийская батарея, на случай непредвиденного мятежа. Подобные страхи не тревожили Конфедеративные Штаты, не сегодня.
   Ли и Джефферсон Дэвис поднялись на трибуну. За ними проследовали Александер Стивенс и Альберт Гэллатин Браун. Там уже стояли члены Объединенного Комитета по Протоколу. В руке конгрессмена Роджерса появился очередной лист бумаги.
   - Да, епископ Джонс, ваше место вот тут, как и ваше, разумеется, судья Халибёртон. Полковник Диммок, вы тоже, будьте любезны, потом глава Сената и спикер Палаты Представителей, и вы, губернатор Смит. Для остальных почётных гостей приготовлены сидячие места вот здесь, спереди. - Он указал на ряд деревянных стульев, огороженных позолоченной веревкой.
   С этими деревянными стульями была одна сложность - на всех их не хватало. Сенаторы, члены палаты делегатов Вирджинии, журналисты, конгрессмены и члены правительства ссорились, словно коты из Килкенни*, пытаясь рассесться. Ли пару минут наблюдал за этим непристойным зрелищем, затем обратился к Чарльзу Диммоку:
   - Господин старший распорядитель, позвольте попросить вас поднять сюда мою супругу? С учётом её недуга, боюсь, ей будет небезопасно в напирающей толпе.
   - Я разберусь, сэр. - Диммок склонился и подозвал к себе пару младших распорядителей. Рослые молодые люди двинулись сквозь толпу почётных гостей - глядя, как какой-то министр ухватил за бороду конгрессмена, Ли гадал, сколько же дуэлей будет назначено по результатам этого дня - к Мэри Кастис Ли, которую окружили, пытаясь защитить, её дочери, и с помощью её сыновей затащили кресло на трибуну.
   - Благодарю, Роберт, - произнесла она. - Так мне гораздо лучше.
   Порыв ветра поднял капор на её голове. Она прихлопнула его ладонью, чтобы он не улетел.
   Когда все стулья были заняты, а те, кому их не хватило, были загнаны за позолоченную веревку, оркестр, по сигналу Сайона Роджерса, затих.
   - А теперь, Его Преосвященство епископ Джонс попросит Господа благословить сей прекрасный день.
   Шум толпы не унялся, однако люди притихли, когда к краю трибуны подошёл епископ, облачённый в сутану из блестящего шёлка.
   - Помолимся, - сказал он.
   Ли склонил голову, но прежде он заметил, как ветер сдул с головы епископа митру. Джонс схватил её с реакцией, достойной игрока в бейсбол и водрузил поглубже обратно на голову. Несколько человек восторженно вскрикнули.
   Епископ повторил, не обращая на них внимания:
   - Помолимся. Господь Всемогущий, веди и защити нас в наших усилиях по увековечиванию принципов, которые отцы наши с Твоего благословления смогли подтвердить, укрепить и передать нам, своим потомкам. Надежды наши всегда направлены к Тебе, чья благосклонность всегда осеняет дела праведные. Со смиренной благодарностью и восторгом признаем мы Провидение, которое столь явственно защищало Конфедерацию на протяжении всей её короткой, но насыщенной событиями жизни, мы доверительно предаёмся в руки Твои, и посему, коль скоро ты благословляешь нас, мы продолжаем надеяться на мир и процветание нашего народа. Аминь.
   - Аминь, - эхом отозвалась толпа, когда епископ Джонс отступил назад. Вперёд выступил судья Суда Конфедерации в Ричмонде Дж. Д. Халибёртон. В руке судья держал Библию. Он обладал мощным басом, отлично подходящим его тучной фигуре, которую не могла скрыть даже просторная чёрная мантия.
   - Глава Сената Конфедеративных Штатов Америки уведомил меня, что сенатор от штата Миссисипи Альберт Гэллатин Браун большинством голосов выборщиков избран на должность вице-президента Конфедеративных Штатов Америки; имею честь пригласить сюда сенатора Брауна, возложить ладонь на Священное Писание и принести присягу своей должности. - Судья Халибёртон протянул Библию Джонсу. - Поднимите правую руку, сэр.
   Пока его товарищ по президентской гонке вступал в должность вице-президента, Ли оглядел море лиц, что смотрели на трибуну. Большинство стояли спокойно и внимательно прислушивались, стараясь разобрать слова клятвы Брауна. Внимание Ли привлекла небольшая группа в сотне или чуть больше метров в стороне - несколько человек пробивали себе путь локтями сквозь крепко сбившуюся толпу. Ли гадал, зачем они это делали - большинство были достаточно высокого роста, чтобы смотреть поверх голов.
   Прогремел голос судьи Халибёртона:
   - А теперь имею честь пригласить сюда генерала Ли, дабы он возложил руку на Священное Писание и присягнул своей должности.
   Подходя к судье, Ли снял шляпу. Снова поднялся ветер и распахнул полы его пальто. Он попытался вернуть полы на место, надеясь при этом, что не застудится на холодном ветру.
   - Положите шляпу на минутку, сэр, - тихо попросил его Халибёртон. Ли подчинился, прижав поле шляпы ботинком, дабы та не улетела прочь. Левую ладонь он положил на Библию. Снова возвысив голос, судья произнёс: - Поднимите правую руку.
   И вновь Ли подчинился. Затем, предложение за предложением, он повторил президентскую клятву:
   - Я, Роберт Эдвард Ли торжественно клянусь... что буду добросовестно исполнять обязанности... президента Конфедеративных Штатов... и сделаю всё от меня зависящее... чтобы защитить и сохранить... Конституцию. - По своей воле он добавил: - И да поможет мне Бог.
   Пухлые щёки судьи Халибёртона раздулись ещё сильнее, когда он ухмыльнулся и протянул руку.
   - Позвольте мне первому пожелать вам всего самого наилучшего, президент Ли.
   - Благодарю вас, сэр. - Ли водрузил шляпу обратно на голову.
   Словно по сигналу, оркестр вновь заиграл "Дикси". Толпа заголосила и захлопала, перекрывая музыку. Ли воспользовался этой парой минут, чтобы повторить про себя инаугурационную речь. Он надеялся, что она не затеряется в памяти, когда настанет время её произносить. Последние несколько дней он провёл, стараясь её заучить, но понимал, что ему недоставало политического опыта, чтобы удержать в голове столь длинные фразы.
   Музыка прекратилась. Толпа стала... тише. Когда Ли решил, что стало достаточно тихо, он набрал воздуха в грудь и постарался, чтобы его голос звучал столь же зычно, как и у судьи Халибёртона:
   - Ваше Ваше доверие, коим вы - народ Конфедеративных Штатов Америки - облачили меня, вынуждает меня слишком явно осознавать мои собственные недостатки. Более того, великие достижения моего предшественника, прославленного Джефферсона Дэвиса, президента-основателя нашей прекрасной Конфедерации, устанавливают такие стандарты, которым я могу лишь стараться соответствовать. Перед лицом тяжёлых невзгод он сумел обеспечить нам независимость от Соединённых Штатов, которые были решительно настроены этой независимости нас лишить. Он...
   В этот момент порыв ветра сорвал с его головы шляпу, оставляя его перед выбором потерять достоинство, и позволить ей улететь, или потерять достоинство, и наклониться, чтобы её поднять. Шляпа, словно издеваясь, упала ему под ноги. Ли взглянул на неё. Прежде, чем ветер унёс шляпу прочь, он наклонился, чтобы подобрать её.
   В том месте, где только что находилась его голова, что-то хрустнуло. "Пуля" - промелькнула мысль в неусыпной солдатской части его сознания. Он начал выпрямляться. Ещё одна пуля прорезала рукав его пальто, словно ножницами.
   Судья Халибёртон никогда не бывал в бою. Всю войну он провёл на гражданской службе в Ричмонде. Но на его реакции это не сказалось. Он протянул толстую руку и сбил Ли с трибуны. Тот качнулся и упал на четвереньки. Мгновение позже рядом рухнул судья, издав крик боли, из его раненого плеча сквозь ткань проступала кровь.
   Ли вскочил на ноги и начал карабкаться обратно на трибуну - ему хотелось посмотреть, что происходит - почтенное, даже в чём-то скучное событие, в мгновение ока обернулось кошмаром. Судья Халибёртон схватил его за лодыжку и потащил назад.
   - Сиди здесь, дурень, - выкрикнул он. - Они же по тебе стреляют.
   Эта мысль не пришла Ли в голову. Несмотря на то, что он прочёл об убийстве Линкольна в "Иллюстрированной истории Гражданской войны", сама мысль о политическом убийстве казалась ему столь же чуждой, как и существование параллельного мира, в котором Юг проиграл войну за независимость.
   Мысль об этом ином мире, а также о крупных мужчинах, что он видел проталкивавшимися сквозь толпу, привела его к жуткому осознанию, какие именно "они" открыли стрельбу.
   - Ривингтонцы! - воскликнул он и попытался вырваться из хватки судьи Халибёртона. - Пустите меня.
   Однако судья вцепился в него подобно пиявке, вложив все силы в целую левую руку.
   Пули продолжали свистеть с той необычайной частотой, которая свидетельствовала об использовании самозарядных винтовок. Невзирая на собственное замешательство, несмотря на возрастающий гомон и крики толпы, Ли отметил, что эти винтовки, без разницы, что это было и кому они принадлежали, звучали иначе, нежели АК-47, с которыми он имел дело прежде.
   Также он заметил, что, хоть убийцы и не сумели убить его с первых выстрелов, сдаваться они не собирались. Все распорядители, кроме одного, что стояли церемониальными стражами перед трибуной, были либо убиты, либо ранены. Единственный уцелевший прижал винтовку к плечу, однако сомневался, стрелять ему или нет, потому как между ним и стрелками образовалась свалка из людей, а позади него стояли невинные. Убийцы подобными угрызениями совести не страдали.
   Ли, наконец, вывернулся из объятий судьи Халибёртона. Он вскарабкался на трибуну лишь за тем, чтобы быть сбитым Джефферсоном Дэвисом.
   - Не высовывайтесь! - прошипел ему в ухо уже бывший президент. Словно вторя его словам, над их головами просвистело несколько пуль.
   Трибуна превратилась в покойницкую, повсюду была кровь и трупы. Стонали раненые. Кресло Мэри валялось на боку, два колеса крутились в воздухе. По всему телу Ли пробежал холод.
   - Моя жена, - выдохнул он. Ему хотелось, чтобы она могла видеть момент его триумфа. А теперь...
   - Мэри? - вновь подал он голос.
   Дэвис не стал, либо не захотел ему отвечать.
   Толпа колыхалась, будто взбесившееся море. Большинство разбегалось прочь от убийц, но несколько человек целенаправленно двигались прямиком к ним. Среди продолжающейся трескотни неизвестных винтовок, послышался одиночный лай пистолетов. Немалое число граждан по привычке явилось при оружии, и почти все они сражались во Второй Американской Революции. После первичного шока, рефлексы возвращались к ним.
   Распорядитель с АК-47 трижды выстрелил. Затем он опрокинулся навзничь; винтовка выпала из его рук, а сам он схватился за шею. Какой-то сановник в сюртуке и цилиндре подхватил его оружие и начал стрелять с такой уверенностью, которая свидетельствовала о том, что этот человек в войну служил в пехоте. Через пару мгновений ещё несколько человек похватали оружие павших распорядителей и последовали его примеру.
   Однако и убийцы стрелять не прекращали. Ли не переставал дивиться тому, как это возможно, ведь стреляли по ним со всех сторон, а укрытия, не считая, носившихся вокруг в панике граждан, у них не было. И всё же, винтовки, которые не были АК-47, продолжали стрелять. Повсюду падали и кричали мужчины и женщины. Мимо просвистело ещё несколько пуль, прямо над головой Ли.
   Спустя, кажется, целую вечность, но, лишь спустя пару минут, как настаивали карманные часы Ли, оружие убийц, наконец, стихло. Джефферсон Дэвис осторожно приподнял голову. Затем, когда ничего не произошло, он позволил Ли подняться.
   - Святый Боже! - простонал Ли, оглядывая царившую вокруг бойню. С последствиями боёв он сталкивался ещё со службы в Мексике двадцать лет назад; во время Второй Американской Революции повидал больше побоищ, чем стоило бы кому бы то ни было. Однако даже в самых жутких кошмарах ему не могла привидеться перестрелка посреди толпы гражданских - сражения были для солдат, а не для невинных зевак.
   Если эти душегубы и слышали об этом правиле, они над ним посмеялись Мужчины с шёлковыми галстуками и мужчины в фермерских робах, женщины в застиранном ситце и женщины в крикливой тафте* истекали кровью, стонали и кричали, и всё из-за того, что оказались не в том месте не в то время. А на трибуне, где убийцы сосредоточили огонь...
   Ли с трудом мог разобрать, кто был убит, кто ранен, а кто просто измазан чужой кровью. Затем он увидел, что Альберт Гэллатин Браун уж точно никогда не встанет на ноги; у нового вице-президента Конфедеративных Штатов над правым глазом зияла аккуратная дырка, в то время как затылок его превратился в жуткую бело-багровую смесь выбитых мозгов и костей.
   Джефферсон Дэвис скинул плащ и принялся рвать его на части, делая перевязку для раненых. Ли понимал, что должен последовать его примеру, но не мог, пока не мог... он вдруг заметил юбки жены за перевёрнутым креслом.
   - Мэри? - позвал он.
   Она не ответила, но за стонами и криками, она могла его просто не услышать. Ли поспешил к ней.
   Смерть была благосклонной, насколько вообще смерть могла ею быть. Мэри выглядела удивлённой, не страдающей, но её глаза больше никогда ничего не увидят. Кровь пропитала её грудь и растеклась вокруг. Одна единственная пуля попала ей в горло с одной стороны и довольно чисто вышла из другой.
   Словно откуда-то издалека кричали люди:
   - Генерал Ли, сэр! Президент Ли!
   Титулование напомнило ему, что общественный долг превыше личной боли. Он заставил себя отвернуться от женщины, рядом с которой провёл последние тридцать семь лет своей жизни. Слёзы будут потом, когда у него на них появится время. Пока же...
   Пока же кто-то кричал:
   - Один из этих ублюдков ещё жив, президент Ли!
   Несмотря на шок и горе, эти слова встряхнули его. Словно холодная вода в лицо, они прояснили его разум. Он сказал:
   - Тогда пусть таким и остаётся. Нам должны ответить за это. Ведите его сюда немедленно.
   В ожидании он склонился к краю трибуны, туда, где сидел судья Халибёртон, сжимая раненое плечо здоровой рукой и изрекал нечто совершенно не соответствующее сану судьи.
   - Ваша честь, - позвал Ли, затем повторил более настойчиво. - Ваша честь!
   - Чего тебе надо? - прорычал тот.
   "Чтобы этот день никогда не настал". Едва эта мысль пришла ему на ум, Ли её тут же отбросил; не время, и никакого толку. Он сказал:
   - Полагаю, и надеюсь вскорости подтвердить, что люди, которые устроили это подлое злодеяние, принадлежат к обществу, которое зовёт себя Движение к Свободной Америке. Данное общество уже несколько лет занимает здание через дорогу от Инженерного Дома. - Он указал на западную сторону Капитолийской площади. И точно, даже сквозь заросли деревьев он разглядел развевающиеся флаги ривингтонцев. - Вы дадите своё разрешение обыскать данное помещение?
   - Уж точно дам, мать вашу, - произнёс Халибёртон. - И коли уж это и есть змеиное логово, сэр, я попрошу вас где-нибудь укрыться. Точный выстрел оттуда может вас достать.
   - Он прав, господин президент, - сказал Джефферсон Дэвис. - Спрячьтесь за памятником Вашингтону.
   Он не стал дожидаться возражений Ли, а просто спихнул его с залитой кровью трибуны и отвёл под прикрытие бронзы и мрамора. В то же самое время он выкрикнул:
   - Охрану президенту Ли!
   Отряд охраны, вероятно, стал самым высокопоставленным за всю историю Конфедеративных Штатов, поскольку добрая его половина состояла из генералов, которые прибыли посмотреть инаугурацию одного из своих. Они обнажили сабли, которые выглядели столь же бесполезными, что и барабаны, флейты и трубы музыкантов, которые также образовали оборонительный рубеж вокруг Ли.
   Несмотря на охрану, несмотря на предупреждения Дэвиса, Ли заглянул за пьедестал статуи Вашингтона. Не только судья Халибёртон услышал его слова о штаб-квартире Движения к Свободной Америке, поскольку многие направились прямо туда, целенаправленно, сквозь всё ещё бушующую толпу.
   - Это тяжелый день для всей страны, - сказал Ли. - Мы скорбим по вице-президенту Брауну, равно как и по остальным жертвам. И... - Он прервался. Если он позволит себе задуматься над этим "и", то не сможет делать то, что должно быть сделано немедленно. Это "и" подождёт, ему придётся подождать. Дэвис с понимаем положил ладонь ему на плечо. Ли с благодарностью кивнул и спросил:
   - Я надеюсь... я молюсь... миссис Дэвис цела?
   - Да, она в порядке, хвала Господу... я её видел. Ваша личная утрата... - Дэвис выглядел необычайно мрачным. - Мы рассчитаемся за этот день и повесим этих грешников выше, чем Амана* - это лучшая участь, чем та, какой они заслуживают.
   Сквозь стражу к Ли пробивались его сыновья, такие же рослые как и он сам. Кастис и Роб были заляпаны кровью; судя по тому, сколько внимания они ей уделяли, то была не их кровь. Рот Ли искривился, когда он заметил, что Руни придерживает раненую руку здоровой. На какое-то мгновение отцовские чувства пересилили лидерские обязанности.
   - Ваши сёстры, жёны? - резко спросил он.
   - Все целы, - ответил Кастис и плечи Ли радостно расслабились. Затем Кастис продолжил: - Но, сэр, мама?..
   По багровым потёкам на его лице побежали слёзы.
   - Да, дорогие мои, она... - И вновь Ли пришлось сдержаться, чтобы не поделиться своей печалью с сыновьями.
   В этот момент конгрессмен и какой-то парень в изодранной одежде подённого рабочего притащили к нему Конрада де Байса. Ли испытал несколько неестественное облегчение; долг всегда отвлекал его от личных переживаний. Как же часто Мэри спрашивала с него за это. "Мэри...". Он нахмурился и сосредоточился на де Байсе.
   Обычно спокойное и мальчишеское лицо ривингтонца было сейчас бледным и искривлённым от боли. Его ранили в правое запястье и левое плечо. Сквозь торопливо и без сомнений неохотно наложенные повязки сочилась кровь. Когда он увидел Ли, его глаза на мгновение расширились. Затем он вернул себе невозмутимое выражение, насколько это было возможно при его ранениях. Он даже иронично кивнул в знак приветствия.
   Ли всегда восхищался отвагой де Байса; обнаружив, что тот проявлял её даже при таких обстоятельствах, он был вынужден выкрикнуть в отчаянии:
   - Но зачем же, сэр, зачем? Чем мы заслужили такое отношение с вашей стороны?
   - Вы и сами знаете ответ, - сказал де Байс.
   Ли вспомнил голос Андриса Руди, гремевший словно колокол: "Я не угрожаю. Я обещаю". Теперь же ривингтонец изобразил самопорицание.
   - И кто бы мог подумать, что мы проебем операцию против таких как вы?
   - За языком следи, сучонок, - рявкнул подёнщик и встряхнул де Байса будто крысу.
   Ривингтонец сжал зубы от боли, которая, очевидно, донимала его, затем махнул ногой и ударил своего пленителя прямо в промежность. Подёнщик взвыл и рухнул, держась за ходяйство. Де Байс даже не попытался сбежать. Он изобразил измождённую улыбку и кивнул, словно приглашая Ли задавать следующий вопрос.
   Не успел Ли заговорить, как со стороны здания, в котором с 1864 года укрывалось Движение к Свободной Америке послышалась стрельба. Гражданские, которые по-прежнему заполняли Капитолийскую площадь, снова начали кричать и вопить. Улыбка де Байса стала ещё шире.
   - Вам не так-то легко получится нас забить.
   - Равно как и вы не смогли нас, - ответил Ли, отчего ривингтонец помрачнел.
   Заговорил Джефферсон Дэвис:
   - Змеи, что засели в этом гнезде, по примеру этого, скоро обнаружат, подобно этой, что их заговор против вас раскрыт, президент Ли. И я вынужден повторить просьбу удалиться в место за пределами прямого ружейного выстрела из этого гнезда.
   Ли был готов отказаться. Затем он бросил взгляд на Конрада де Байса и заметил, что ривингтонец смотрит на него в ответ. Напряжение во взгляде де Байса вынудило его остановиться и задуматься. Здание Движения к Свободной Америке смотрело через Франклин-стрит на Инженерный Дом, а не на Капитолийской площад. Как и сказал Дэвис, сколько бы ривингтонцев не осталось в штабе, пока не подошли вооруженные отряды, они будут думать, что их затея удалась. Если же он останется на месте, то благодушно позволит им доделать задуманное.
   - Хорошо, сэр, - тихо произнёс он. - Тогда вернёмся в Капитолий, это здание надёжно защищено от любой артиллерии.
   Дэвис благодарно кивнул, лицо Конрада де Байса вновь перестало выражать что-либо, кроме боли и безразличия. Большинство ривингтонцев умело скрывали свои мысли, однако из маски безразличия де Байса Ли сделал вывод, что тот скорее разочарован, нежели обрадован.
   По плану Сайона Роджерса, после инаугурационной речи, он должен был проводить Ли от площади Капиталия до президентской резиденции, а остальные члены Объединенного Комитета по Протоколу должны были проводить Альберта Гэллатина Брауна в арендованный им дом. Благодаря ривингтонцам, этот план пал мертвым посреди хаоса. Как и сам Альберт Гэллатин Браун. Роджерс, подумал Ли, был всего лишь ранен...
   На обратном пути в Капитолий Ли отдал срочные приказания арсеналу и пороховым фабрикам. Во всём Ричмонде, только там он мог набрать достаточное число хорошо обученных солдат. Столица Конфедерации была мирным городом; кто мог вообразить, что ей понадобится собственный гарнизон? Ли стоял в окружении высшего командования, но руководить им было некем.
   Джеймс Лонгстрит произнёс нечто похожее, пошутив старый индейский анекдот про слишком много вождей. Ли едва его расслышал; он был сосредоточен на рассматривании ран Конрада де Байса. Качая головой, он произнёс:
   - Вам нужен хирург.
   Лишь произнеся эти слова вслух, он осознал, что его беспокоит сохранение жизни человека, который, несмотря на то, что возможно и не произвёл тот самый смертельный выстрел, был ответственен за гибель его жены.
   - Хирург? - Де Байс усмехнулся. - Думаете, мне есть смысл жить без рук? Сами же знаете, именно так он и поступит.
   - Иного способа одолеть неизбежное нагноение ваших ран не существует... - Ли запнулся. У его хирургов - в его времени - иных способов и не было. У ривингтонцев, возможно, были.
   Однако де Байс сказал:
   - Повесьте меня и дело с концом. Вам так или иначе придётся скоро это делать, при всех раскладах.
   Голодный рык со стороны всех, кто его слышал, служил подтверждением его слов.
   По спине Ли кто-то похлопал. Он резко обернулся. Это был полковник Диммок, не считая музыкантов, он имел одно из самых низких званий среди присутствующих. Пуля оторвала мочку его правого уха; хотя его мундир с этой стороны был весь испачкан кровью, он, похоже, не замечал своего ранения. Полковник протянул Ли оружие.
   - Вот из этого эти гнусные свиньи по вам стреляли, сэр.
   Ли взял... винтовку? Еще до того, как слово пришло на ум, он его отбросил. Оружие оказалось слишком маленьким и коротким, чтобы быть достойным этого названия. Оно никоим образом не напоминало ему АК-47, тщательно вымытый и высушенный. Он обнаружил, что даже металлический приклад для экономии места складывался к корпусу. Само оружие практически ничего не весило. Он предположил, что де Байс и его подельники выбрали его именно по той причине, что его можно было прятать до нужного момента.
   Хоть де Байс и был серьёзно ранен, Ли старался держать оружие подальше от ривингтонца.
   - Как вы называете эту штуку? - спросил он.
   - А с чего мне вообще вам что-то рассказывать? - переспросил де Байс. Затем он коротко и резко рассмеялся. - Какая вообще, нахер, разница, как оно называется? Это... - Ли расслышал нечто похожее на "уси". Заметив хмурое недоумение на лице Ли, де Байс повторил по буквам: - У-З-И, по имени Узиэля Галя, израильтянина, который его изобрёл.
   - Израильтянина? - Ли вновь нахмурился. - В смысле, иудея? Впрочем, неважно, можете не отвечать. - Он обратился к тем, кто держал де Байса. - Отведите его в тюрьму. Убедитесь, что его тщательно охраняют. Если он не свидится с хирургом, убеждать его не нужно; вскоре он, в итоге, предстанет перед трибуналом.
   Солдаты кивнули. Как и Ли, они и сами понимали, что де Байс сразу же после суда отправится на виселицу.
   Они повернули ривингтонца и повели его через палату Делегатов. Лишь в этот миг Ли заметил четыре или пять пулевых отверстий в спине де Байса. Никто не имел возможности оставаться на ногах, когда в него столько раз попали, в дополнение к двум уже имеющимся ранам, подумал Ли.
   - Стойте! - сказал он.
   Когда он спросил де Байса о его видимой неуязвимости, ривингтонец плотоядно ухмыльнулся и сказал:
   - Говорил же, мы не станем для вас лёгкой добычей, генерал Ли.
   Ли протянул руку и пощупал его живот. Тот был жёстким, но не из-за мышц, а благодаря какому-то металлу, дереву, или чему-то похожему. Ли не знал никакой брони, способной защитить от пуль. Ривингтонцы, очевидно, знали. Не удивительно, что отряд убийц оказалось так сложно уложить. Он начал беспокоиться. Если эту броню носили все ривингтонцы, лёгкой добычей они точно не станут.
   Словно в подтверждение его беспокойства, со стороны здания, что занимало Движение к Свободной Америке, снова послышалась стрельба. Ли решил, что в некотором смысле, это хороший знак; значит, подошли свежие войска, чтобы разобраться с ривингтонцами. Однако это означало, что с ними до сих пор не разобрались.
   Охранники увели Конрада де Байса прочь. Стрельба всё продолжалась. В Капитолий ворвался вестовой. Увидев Ли, он небрежно отсалютовал и выпалил:
   - Масса Роберт, эти сукины дети - прошу пардону - вообще ничерта сдаваться не хотят. Мы там кучу народу уже положили, и я не знаю, уложили ли хоть кого-то ещё, кроме одного - тот шлюхин сын выпал из окна, из которого стрелял. Разрешите подкатить артиллерию, чтоб их выбить?
   - Делайте всё, что поможет завершить дело, - мгновенно ответил Ли. Он стиснул зубы. Не считая стычек в Вашингтоне, его солдатам недоставало опыта сражений в городе. Подобный факт вряд ли мог относиться к Движению к Свободной Америке. Он поблагодарил Бога за то, что они все засели в одном здании. Несколько сотен таких бойцов, особенно бронированных по подобию де Байса, сумеют удержать... город размером с Ричмонд. Эта мысль была неприятной, но неизбежной. Он задумался, сколько в Ривингтоне именно ривингтонцев.
   Прибежал ещё один посыльный, он принес не только вести о бое напротив Инженерного Дома, но и сообщил о результатах бойни, которую устроил де Байс со своими подельниками. С каждой строкой дурных известий сердце Ли сжималось: Александер Стивенс ранен; Джуда Бенджамин ранен; Джон Эткинс, человек, который должен был заменить Джона Рейгана на посту Главного Почтмейстера, убит; генерал Джубал Эрли погиб с пистолетом в руке, пытаясь напасть на убийц; Джеб Стюарт ранен. Последнее сообщение ударило по Ли, словно то был один из его сыновей. Не считая самого факта ранения, иных подробностей посыльный не знал. Ли склонил голову и помолился, чтобы рана не оказалась серьёзной.
   Спустя мгновение рявкнул "Наполеон". Ли услышал треск кирпичной кладки, разбиваемой двенадцатифунтовым ядром. На мгновение он задумался, почему орудийный расчёт не подошёл ближе и вышиб ривингтонцев из нор залпом картечи. И тут же обозвал сам себя дураком. Перебить орудийный расчёт, который подошёл достаточно близко для стрельбы картечью, можно даже из "Спрингфилдов". Против тех, кто вооружен самозарядными винтовками, подобная затея казалась просто самоубийственной.
   Бронзовая пушка грохотала вновь и вновь, пока, наконец, не стихла. Стрельба из ручного оружия не умолкала. Ли метался по палате Делегатов, словно запертый в клетку лев, ожидая очередного посыльного, который расскажет, что же там происходит. Он жалел, что не руководил боем с передовой, как во времена службы в армии США. Однако такая роль не подходила главнокомандующему, и уж тем более она не подходила президенту Конфедеративных Штатов.
   Наконец, прибыл вестовой. Ли буквально бросился к нему, но лишь затем, чтобы в ужасе отшатнуться от услышанных новостей:
   - Эти твари выбивают расчёт быстрее, чем те успевают перезаряжаться, даже с дальней дистанции. Убиты не все, ничего такого, но почти всех подстрелили.
   Ли зарычал. Снайперы с оптикой, установленной поверх винтовок могли отстреливать орудийные расчёты даже с расстояния в тысячу метров и более, но он не думал, что АК-47 можно оборудовать такими вещами. Когда он отвернулся, его взгляд упал на... УЗИ, так назвал его де Байс. В раздражении на самого себя, он покачал головой. Как он мог решить, что АК-47 окажется единственным оружием в арсенале ривингтонцев? Ответ был прост и он был весьма болезненным - никак не мог.
   Ружейная стрельба вновь дошла до крещендо. Забыв о почёте и важности своего положения, Ли направился к дверям, чтобы выяснить, что происходить и взять командование на себя. Дорогу ему перегородило тучное тело полковника Диммока.
   - Никак нельзя, сэр, - произнёс старший распорядитель. - Останетесь здесь, пока всё не закончится.
   - В сторону, - приказал Ли. Диммок не пошевелился. Он был тяжелее Ли почти на тринадцать килограмм, но даже сама мысль о том, чтобы оттеснить его в сторону напомнила Ли, что, связанный долгом, он должен подчиняться старшему распорядителю. Он склонил голову перед Диммоком.
   - Прошу прощения, сэр. Вы в своём праве.
   Однако ожидание оказалось очень, очень тяжёлым. Грохот ружейной пальбы стих, усилился, вновь стих, снова усилился, затем прекратился. Когда затишье продлилось две минуты, Ли вновь попытался оттеснить полковника Диммока. И вновь полковник отказался покинуть свой пост. Ли мотнул головой так, словно пытался сам себя укусить за ухо. Диммок проигнорировал этот взрыв гнева. Спустя пару мгновений, стрельба возобновилась. Вздохнув, Ли вновь извинился.
   В палату Делегатов вошёл новый посыльный.
   - Сэр, там натуральная бойня, блин. Если бы вокруг этих ривингтонских сучьих детей оставалось достаточно открытого пространства для стрельбы, нам бы к ним никогда не подобраться достаточно близко, чтобы попасть по ним, так они кругом свинцом поливают. У нас было небольшое перемирие, чтобы оттащить раненых, поэтому и было так тихо. Надеюсь, вы не возражаете.
   - Нет, ни в коем случае, - сказал Ли. - Мы должны помогать своим всем, чем можем. Продолжайте давить, и если окружающие строения дают вам преимущество, пользуйтесь им.
   Солдат отсалютовал и поспешил прочь. Стрельба вокруг штаба ДСА всё продолжалась и продолжалась. Уже почти наступил закат, когда шум достиг своего пика за несколько секунд стрельбы в полностью автоматическом режиме, которая оборвалась настолько резко, будто её прервал топор палача.
   Когда прибежал очередной вестовой, Ли бросился к нему. Человек этот выглядел усталым, но торжествующим, такое выражение лиц Ли встречал у солдат ещё до Мексиканской войны.
   - Последняя из тех гнусных тварей сдохла, - сообщил этот парень. Все, кто слышал его слова, радостно закричали. Он продолжил: - Нам, наконец, удалось подобраться к зданию. Пришлось попотеть - ривингтонские тварюги забаррикадировали двери, а выбить их нам было нечем. Наконец, нашим удалось прижать их огнём, пока другие лезли в окна. Это сбило их с толку, вынудило биться на два фронта сразу. Подыхали они долго, но всё ж подохли.
   - Благослови вас Бог, капрал, - сказал Ли. На рукавах вестового никаких полос не имелось. На какое-то время он смутился, затем широко ухмыльнулся. Ли обратился к полковнику Диммоку: - С вашего высочайшего позволения, сэр?...
   Старший распорядитель освободил дверной проём.
   Когда Ли вышел наружу, вокруг него сгруппировались офицеры и музыканты. Ему они не были нужны, но сами они уходить отказались. После непродолжительного раздражения, Ли решил, что не мог злиться на них - они тоже выполняли свой долг. И, вообще, - эта мысль пришла ему на ум слишком поздно - последний вестовой мог оказаться переодетым ривингтонцем, решившим выманить Ли из безопасного здания Капитолия.
   Он поспешил на запад, к статуе Вашингтона. Капитолийская площадь была очищена от здоровых гражданских, остались лишь врачи, которые ходили от одного раненого к другому, делая всё, что было в их силах. Ли знал, что этого было прискорбно мало. Без сомнений, ривингтонцы, имевшие знания полутора веков, могли обеспечить им более эффективное лечение, но если бы не ривингтонцы, все эти бедолаги здесь не лежали бы.
   Сквозь ярость Ли пробился лёгкий укол вины - если бы люди не пришли сюда поглазеть на него и послушать, то также не лежали бы здесь.
   В направлении на восток прогромыхала четырёхколёсная санитарная карета. Раненые кричали от каждого качка. Ли прикусил губу. Как минимум одним из раненых была женщина. Война избавила его хотя бы от таких ужасов. Теперь же он столкнулся с ним во вроде как мирное время, в день, который должен был стать для него величайшим из дней.
   Он обратился к вознице санитарной кареты:
   - Вы везёте их в госпиталь номер двенадцать?
   - Нет, сэр, везу их в Чимборасо, - ответил возница. - Двенадцатый битком.
   Он прикрикнул на лошадей, взмахнул поводьями. Карета ускорилась, также как и стоны изнутри. Сердце Ли вторило этим израненным душам. Военный госпиталь Чимборасо находился на восточной окраине города и в два раза дальше от площади Капитолия, чем военный госпиталь номер двенадцать, и это означало, что людям придётся вынести в два раза больше тряски.
   Также это означало, что мясницкий счёт на площади был невелик лишь в сравнении с полновесными сражениями Второй Американской Революции. Главный госпиталь номер двенадцать мог принять более сотни человек. Если он уже заполнен... Ли задумался, сколько раненых придётся отправить в Чимборасо. Он пообещал себе, что ривингтонцы рассчитаются за каждого.
   Он двинулся было к крытой трибуне, с которой давал присягу, однако остановился, когда заметил, что тела убитых и раненых уже унесли. Лишь потёки крови, спускавшиеся с деревянного помоста спереди и по бокам напоминали о царившем здесь несколько часов назад хаосе.
   Ли задумался, куда увезли Мэри. Ему хотелось увидеть её, попросить прощения за то, что пригласил её на трибуну, попрощаться. Сейчас на это нет времени. Он надеялся, что она всё поймёт и без слов. Она всегда обладала взрывным характером; с учётом физического недуга, кто мог её в этом винить? Но за тридцать семь лет она его знала - узнала, поправил Ли сам себя, всё ещё не до конца веря в произошедшее - настолько хорошо, насколько один человек мог знать другого.
   Тела тех пятерых, что составили компанию де Байсу лежали там же, где и упали. Выглядели они неприглядно. Всех, кроме одного застрелили в голову; тот, что был исключением, в сравнении со своими соратниками, выглядел абсолютно мирно - он умер от потери крови из простреленного бедра.
   Изодранные куртки и рубахи говорили о том, что остальные попадания не нанесли им существенного вреда. Ли сжал губы - все они, как и де Байс были в броне. Не удивительно, что уложить их оказалось столь трудно. С такой броней они могли и уйти, если бы выполнили свою злодейскую задачу. Если так, то они ошибались, как и во всём остальном.
   Ни у кого из убийц не оказалось УЗИ. Ли надеялся, что это означало, что оружие передали какому-нибудь ответственному лицу - если повезет, полковнику Горгасу, который, без сомнений, крайне обрадуется возможности поиграться с такими замечательными новыми игрушками. Если нет, вор сможет довольствоваться УЗИ до тех пор, пока у них не кончатся патроны.
   - Куда теперь, сэр? - спросил один из музыкантов, когда Ли вновь сменил направление движения.
   - В штаб Движения к Свободной Америке.
   На углу Франклин и Девятой перед глазами Ли предстала ещё одна сцена, которой он не видел со времен войны. Как и на Капиталийской площади, там, словно пчёлы роились врачи и санитарные кареты. Фасад Инженерного Дома был испещрён пулевыми отверстиями. Из окна свисал убитый в голову солдат Конфедерации. Через улицу из окна точно так же висел точно такой же мёртвый ривингтонец.
   Штаб-квартира Движения к Свободной Америке была повреждена намного сильнее, чем Инженерный Дом; двенадцатифунтовые ядра пробили несколько дыр в кирпиче и мраморе фасада. "Просто повезло, что весь дом не загорелся", - подумал Ли. Огонь распространялся очень легко, а тушить его всегда трудно. Он вспомнил обугленный Ричмонд на страницах "Иллюстрированной истории Гражданской войны" и его пробила дрожь. Подобная катастрофа могла произойти и здесь.
   Он указал на крышу, где всё ещё развевался красно-бело-чёрный флаг ДСА.
   - Кто-нибудь сорвите это немедленно.
   Пара солдат тут же бросилась выполнять приказ. Один из них сказал:
   - Надо бы сохранить его вместе с захваченными флагами янки.
   Эта мысль не приходила на ум Ли; ему просто хотелось, чтобы ненавистное знамя выбросили на помойку. Но в словах солдата имелось здравое зерно. Конфедерация выиграла эту битву, но цена, цена...
   Ли прошёл внутрь вместе со своими людьми, с любопытством огляделся. Частично его любопытство было вызвано тем, что прежде он никогда здесь не бывал; скорее ривингтонцы приходили к нему, а не он к ним. Однако отчасти его любопытство было вызвано профессиональным интересом - тут ему открывалась возможность изучить, что представляет собой тяжелый бой внутри здания. Он покачал головой: увиденное ему не понравилось.
   Следы крови и скрюченных тел вели Ли к кабинетам, которые занимало Движение к Свободной Америке. Тела в серой конфедератской форме значительно превосходили числом тела в грязно-зеленых одеждах; ривингтонцы дрались как черти, ну, или они предпочли погибнуть в бою, а не оказаться на виселице. Неуместно весело звенели пустые гильзы под ногами, когда Ли отбросил их ногой.
   Над дверью висела надпись "ДВИЖЕНИЕ К СВОБОДНОЙ АМЕРИКЕ" и трёхлучевой символ этой организации. Ли переступил через два трупа в сером и один в зеленом, и вошёл внутрь. Тот парень, чью голову и тело он видел с улицы, отстреливался из окна. Стена напротив окна была изрыта пулями; картину, что там висела, теперь уже не узнать.
   Один из музыкантов, что сопровождали Ли, огляделся и произнёс:
   - Убрать трупы, и вроде ничего необычного, правда?
   Он был прав; если бы не кровавая бойня, в кабинетах Движения к Свободной Америке могла разместиться какая-нибудь крупная компания или торговое учреждение. Ли не знал, чего же именно он ожидал. Возможно, с учётом его знания о ривингтонцах, он ожидал, что будущее намного заметнее повлияет на их деятельность. Однако столы, стулья, шкафы, полные бумаг, выглядели точно так же, как и те, что стояли в военном министерстве через улицу. Бумаги, разумеется, надо будет изучить, но место, где они лежали, выглядело совершенно обычно.
   - Можно было бы подумать, что у любого, кто достаточно мерзотен, как эти твари, жилище должно выглядеть похуже этого, - продолжил охранник.
   - Верно, - задумчиво произнёс Ли. Музыкант, в голосе которого не слышалось ни намёка на образование, затронул крайне важную вещь. Зло, с точки зрения Ли, должно заявлять о себе открыто, не скрывать своей грязной натуры. Однако штаб Движения к Свободной Америке, группы, которая для достижения своих целей не остановилась ни перед чем, даже перед массовым убийством, в открытую не демонстрировал ни единого пятна. Каким-то образом, подобие нормальности делало зло ещё более мерзким, чем было на самом деле.
   Ли ходил из комнаты в комнату в сопровождении охраны. Вся меблировка ничем не отличалась от той, что находилась в помещении, через которое он вошёл, то есть, была незапоминающейся. Однако незапоминающиеся люди не смогли бы воплотить столь чудовищно запоминающиеся деяния.
   Наконец, Ли добрался до двери, около которой стояло несколько солдат.
   - Заперто, сэр, - сказал один. - Мы пытались её выбить, но без толку.
   Ли охватил восторг - неужели там находится sanctum sanctorum* ривингтонцев?
   - Тогда пошлите за слесарем, если уже не послали, - сказал он.
   Солдат поспешил прочь. Ли осмотрел дверную ручку. Хоть здесь он встретил что-то необычное - такой формы он никогда прежде не видел. Он гадал, повезет ли слесарю. Дверь была покрыта гладкой серой эмалью. Он постучал по ней. Дверь была по-металлически холодной, по-металлически твёрдой и нисколько не поддавалась.
   Где-то в половине седьмого явился, гремя инструментами, слесарь и тут же взялся за работу. Пять дней спустя, несмотря на все его попытки, работу лучших взломщиков Ричмонда (которых специально выпустили из тюрьмы с целью проверить их навыки), и отряда бойцов с тараном, дверь так и осталась закрытой.
  
   И вновь Ли оказался в окружении гор телеграмм. Он охотно отказался бы от этого потока сочувствия, да и, вообще, если бы это было возможно, отказался от телеграмм, которые объявили о его избрании и поставили на путь к кровавому 4 марта.
   Впрочем, среди потока сообщений, несколько штук привлекли его внимание. Одно такое из Спрингфилда, Иллинойс, США, было простым:
  
   ДА ПРЕБУДЕТ ГОСПОДЬ С ВАМИ И ВАШЕЙ СТРАНОЙ В ЧАС СКОРБИ. МОЛЮСЬ ЗА ВАС. Подпись гласила: А. ЛИНКОЛЬН.
  
   Ещё одна пришла из Кларксдейла, Миссисипи:
   ПРОШУ ВАШЕГО ЛЮБЕЗНОГО СОГЛАСИЯ ОТОЗВАТЬ МОЮ ОТСТАВКУ ИЗ КАВАЛЕРИИ КОНФЕДЕРАЦИИ ДАБЫ Я ВОЗГЛАВИЛ ЕЁ ПРОТИВ УБИЙЦ ВОССТАВШИХ ПРОТИВ НАШЕЙ РЕСПУБЛИКИ И НАШИХ ИНСТИТУТОВ. Н. Б. ФОРРЕСТ.
  
   - Как мне отвечать Форресту, сэр? - спросил Чарльз Маршалл, вернувшийся к своей военной должности адъютанта Ли. Судя по его голосу, он не желал иметь никаких дел с лидером Патриотов.
   Однако Ли сказал:
   - Ответьте: "Генерал-лейтенант Форрест, страна благодарит вас за службу". Может, мы с ним и не готовы встретиться с глазу на глаз по ряду вопросов, но всё же лицемерие никогда нельзя было назвать одной из его характерных черт. А против членов Движения к Свободной Америке, боюсь, нам потребуется самый талантливый военный ум, что нам доступен. Вы отказываете Форресту в природных дарованиях, исходя из этого сообщения? - Маршалл покачал головой, однако рот его в несогласии сжался в тонкую линию, когда он записывал слова Ли и относил сообщение на телеграф.
   Тем же вечером Ли присутствовал на похоронной службе своей жены. Епископ Джонс, чья рука всё ещё висела на перевязи из-за полученного на трибуне ранения, говорил о том, как многомудрое Провидение призвало Мэри из мира людей, о том, что дух её всё ещё жив, что он продолжает вдохновлять всех, кто её знает, благодаря тому мужеству, с которым она встречала все невзгоды, о её непоколебимой вере в Бога, как надежды и силы, которой всем неплохо было бы подражать.
   Ли всем своим нутром верил речам Его Преосвященства Джонса, однако речь его принесла меньше утешения, чем должна была, вместо этого она лишь вскрыла ту рану, которая вызвала его горе. Он плакал, не стыдясь, когда катафалк, запряжённый шестеркой вороных коней вёз гроб его жены к депо ричмонд-фредериксберг-потомакской железной дороги в её последний путь до Арлингтона. Он знал, что она никогда бы не позволила ему похоронить её где-то ещё.
   Когда Ли покидал Церковь Святого Павла, к нему подошёл лейтенант.
   - Прошу прощения за то, что тревожу в такой час, сэр, но вы приказали уведомить вас, когда мы сумеем вскрыть запертую камеру. Мы только что этого добились.
   - Благодарю, молодой человек. Да, сию же секунду туда и отправлюсь. У вас есть коляска?
   - Так точно, сэр, следуйте за мной...
   Лейтенант повёз Ли на запад по Броуд к Девятой, затем через западную часть Капитолийской площади к зданию, в котором укрывалось Движение к Свободной Америке. Когда он свернул на Франклин, Ли вскинул руку и воскликнул. Лейтенант хмыкнул.
   - Мы воспользовались подсказкой из вашего учебника, сэр. Раз уж эту сраную дверь - ещё раз прошу прощения, сэр - нельзя было взять с фронта, мы решили обойти её с фланга.
   К одной стороне дома была приставлена лестница. У основания стены стояли несколько каменщиков в грязных робах. Один всё ещё держал в руках молоток и зубило. Рядом на тротуаре валялись ломы и монтировки вместе с кусками камня и битого кирпича. Они проломили в стене проём, достаточно широкий, чтобы через него мог пройти человек.
   - Кто-нибудь уже заходил внутрь? - спросил Ли. Когда лейтенант покачал головой, Ли соскочил с коляски и поспешил к лестнице.
   Лейтенант тоже спрыгнул и загородил ему дорогу. . Уверенным голосом, который свойственен всем младшим офицерам, решившим поставить на место своё начальство, он произнёс:
   - С вашего позволения, сэр, я пойду первым, на случай, если кто-то из ривингтонских людей, - на деле, он использовол другое слово, не люди, - установил там мину или ещё какую адскую машинку.
   Ли обдумал его слова и неохотно кивнул. Дело было не в его личном мужестве, а в том долге, который на него возложен.
   - Хорошо, лейтенант, ступайте.
   Молодой офицер вскарабкался по лестнице и исчез в тёмном проёме. Ли ожидал его со смесью тревоги и нетерпения, пока тот, наконец, не высунул голову.
   - Вроде безопасно, сэр, правда, я запнулся о стул, и чуть себе дурную голову не свернул, блин. Можете прихватить с собой фонарь? Тут почти непроглядная тьма.
   Солдат бросился в здание военного министерства, выбежал оттуда с фонарем и передал его Ли. Вместе с парой каменщиков этот солдат придержал лестницу, пока Ли по ней взбирался. Тот был одновременно благодарен и оскорблён - юному лейтенанту они такой помощи не предложили. Насколько же дряхлым, по их мнению, он был?
   На вершине лестницы лейтенант взял у него из рук фонарь и помог пролезть в пролом. Он старался держать мерцающий огонь повыше, пока Ли поднимался на ноги. В бледно-жёлтом свете фонаря и серых лучах, проникавших внутрь со стороны внешней стены Ли убедился, что Движение к Свободной Америке даже близко не относилось к 1868 году.
   - Металл, - пробормотал он. - Кругом металл.
   Столы, шкафы, книжные полки на стенах, вращающиеся стулья, всё было сделано из окрашенного металла, как и непреодолимая дверь, что так долго сопротивлялась любым попыткам Конфедерации проникнуть сквозь неё. Он отметил, что с внутренней стороны дверь была крепко вмонтирована в стену. Эта сторона не была окрашена, лишь гладко отполирована и играла бликами фонаря Ли.
   Над одним из шкафов, самым низким, висел плакат, украшенный эмблемой Движения к Свободной Америке. Над знаком стояли буквы ДСА, которые Ли впервые увидел на кофейной чашке Андриса Руди в лагере около Оранж-Корт-Хаус. Он гадал, где сейчас Руди. Здоровяк не погиб 4 марта, не было его и дома, когда к нему явились солдаты с ордером и АК-47, переключёнными на автоматическую стрельбу. Это тревожило Ли, в отличие от Бедфорда Форреста, Руди был самым опасным человеком, каких только можно представить.
   Под тремя изогнутыми чертами в круге стояло два незнакомых слова: "AFRIKANER WEERSTANDSBEWEGING", а ещё ниже, буквами помельче было выведено: "ДВИЖЕНИЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ АФРИКАНЕРОВ"*. Ли склонил голову набок. Он гадал, кто же такие эти африканеры - уж точно не африканцы, учитывая, как ривингтонцы обращались с неграми - и означало ли это сопротивление этим самым африканерам, или их самих.
   Он намеренно отвернулся от плаката, не желая поддаваться несущественным мыслям. Ли подошёл к отполированной металлической двери и коснулся ручки. Лейтенант бросился к нему и попытался остановить. На этот раз Ли не сдал позиций. Парни с той стороны только что из "Наполеона" по двери не стреляли - они подумали и об этом, но не решились из страха повредить помещение за дверью. Если бы за ней была закреплена мина, они точно уже подорвали бы заряд взрывчатки.
   Ли подёргал ручку. Повернулась она не без труда - конфедераты добились хоть этого, изо всех сил пытаясь открыть её - но всё же повернулась. Дверь была тяжёлой. Ли пришлось приложить все силы, чтобы потянуть дверь на себя, массивные петли протестующее заскрипели, но поддались, и дверь открылась. За ней стояла пара офицеров, они сначала вытаращились на него, затем заухмылялись и принялись хлопать в ладоши.
   К их аплодисментам присоединился другой звук, низкий утробный гул, едва только дверь открылась. Они перестали хлопать. Гул продолжался. В поисках его источника, Ли спустя несколько секунд пришёл к выводу, что исходил он из стены. Звучал он как-то по-механически, но на звук парового двигателя похож не был. Ли подумал, зачем кому-то прятать механизм в стену.
   Позади него в секретной камере закричал лейтенант. Ли развернулся, гадая какую же ловушку задел этот парень. Ловушек он не увидел, лишь напуганное лицо лейтенанта. Он очень отчётливо разглядел, как несколько продолговатых трубок под потолком - он не заметил их прежде, кто обращает внимание на потолок? - внезапно начали сиять ровным белым светом, который озарил всё помещение подобно утреннему солнцу.
   - Что во имя?.. - проговорил лейтенант.
   Ли не знал, во имя чего всё это, но после недолгих раздумий, он предположил, что не должен был удивляться тому, что у ривингтонцев найдутся лампы получше газовых. Однако понимание всех их уловок пока также являлось несущественным. Светящиеся трубки позволили ему прочесть корешки томов, что стояли на таинственных полках. Едва он разглядел на них "Иллюстрированную историю Гражданской войны", эти полки притянули его, словно магнит.
   Он пробежал пальцем по корешку "Иллюстрированной истории", будто пытаясь убедиться, что книга настоящая. Каким-то образом обнаружение второго экземпляра показалось ему ещё более странным, чем обнаружение первого. Та была любопытным артефактом, liber ex machina*. Но, раз их есть две, значит, должны быть и сотни, тысячи. В мгновение ока, отдаленное время, из которого прибыли члены ДСА вдруг стало для него настолько близким, что до него можно дотронуться рукой.
   И эта "Иллюстрированная история" оказалась лишь одной из сотен работ по Второй Американской Революции, пусть там её и называли Гражданской войной, Войной Между Штатами, или изредка Великим Восстанием. Он нашёл мемуары Джо Джонстона, У. С. Гранта, Джефферсона Дэвиса - Ли покачал головой, обнаружив, что работа Дэвиса была озаглавлена "Взлёт и падение Конфедерации", - Джубала Эрли. Он вновь покачал головой; буквально вчера он присутствовал на похоронах Эрли и знал, что его бывший командир дивизии уже никогда не напишет мемуаров. Ни, раз уж на то пошло, не написали ни Джонстон, ни Грант, ни Дэвис.
   Также Ли нашёл работы по сражению в Глуши; о железных дорогах Конфедерации; об отношениях между белыми и чёрными, Севером и Югом, до, во время и после Второй Американской Революции, а также о конфедератском Ричмонде, который, как он не без кривой усмешки заметил, назывался "городом генерала Ли". Усмешка слетела с его лица, когда он взял том с полки и на обложке увидел пылавший Ричмонд. Он раскрыл книгу, обнаружил, что она была издана - могла быть издана? Была бы когда-нибудь издана? - в 1987 году. Также он заметил, что автором значился Ричард М. Ли, и задумался, не являлся ли этот человек его потомком. Если так, то он обладал той беспристрастностью, которую Роберт Э. Ли одобрил бы, поскольку этот человек также являлся автором книги, озаглавленной "Город мистера Линкольна".
   Ли вернул книгу на место. Рядом стояли тома, которые, по всей видимости, были написаны о нём самом. Ли оставил их в покое. Он и сам знал, кто он. Но ривингтонцы, несмотря на всю проделанную домашнюю работу, очевидно, не знали.
   Помимо книг о Конфедерации, Ли обнаружил несколько работ о ЮАР - хотя такой страны, как ему было известно, не существовало на карте мира в 1868 году. Некоторые заглавия были написаны по-английски, но ещё больше были написаны на языке, похожем на немецкий, таком же, на котором была написана фраза "Afrikaner Weerstandsbeweging".
   Это был не немецкий. То была первая догадка Ли, когда бумаги на этом языке всплыли при изучении внешних кабинетов ДСА. Однако преподаватель немецкого, вызванный из Вирджинского Военного Института, бросил на документы лишь один взгляд, и тут же сбежал обратно в ВВИ, поджав хвост. Ли не позволил неудаче смутить себя - и там, где сдался профессор, один ричмондский торговец, еврей из Аахена, сумел разобраться в таинственном языке ДСА.
   Ли высунулся из дверного проема и обратился к двум военным, что стояли рядом:
   - Господин Гольдфарб рядом?
   - Так точно, сэр, я видел его за соседней дверью, - сказал один из них, капитан. Он повернулся к напарнику. - Может, сходишь и приведешь его, Фред?
   Фред, который был лейтенантом, сходил и привел торговца. Аврам Гольдфарб был человеком среднего роста, тучного телосложения возрастом за пятьдесят, который обладал седыми курчавыми волосами и такой же седой и курчавой бородой, которая избавляла его от какой-либо необходимости носить галстук. Нос у него был ещё более семитский, нежели у Джуды Бенджамина, а глаза... когда Ли взглянул в эти чёрные, глубоко посаженные глаза, то достиг ещё большего понимания содержания Книги Иеремии, чем довольствовался прежде. Аврам Гольдфарб знавал горе, как лично своё, так и своего народа.
   Он склонил голову перед Ли.
   - Вы нашли и другие документы на этом verkakte* языке для моего чтения, сэр? - Когда Ли кивнул, он закатил печальные глаза. - Я сделаю всё, что смогу, даже если это сведёт меня с ума. Эта речь, она не Deutsch... не немецкая, как вы бы сказали... и не голландская, насколько мне известно, поскольку Аахен находится у границы, а до 48-го года я торговал с Амстердамом и Кёльном... Впрочем, довольно. Эта речь - ни то, ни другое. Эта речь, если выражаться английскими словами, мешанина и того и другого.
   Ли не был уверен, что сказал бы именно так, но мысль он понял. Он отошёл в сторону, позволяя Гольдфарбу войти в секретное помещение. Увидев необычайные огни, еврей моргнул, однако Ли не дал ему времени подивиться на них. Он взял с полки книгу, озаглавленную "Akrikaner Weerstandsbeweging" в надежде, что она позволит ему больше узнать о ДСА.
   - "Движение сопротивления африканцев: что это" Эжена Бланкаарда, - прочёл Гольдфарб.
   - Африканцев? - переспросил Ли, указывая на плакат.
   - Ну, африканеров, - поправился Гольдфарб, пожимая плечами. - Кем бы ни были эти африканеры.
   Он открыл книгу на фронтисписе, его взору предстала впечатляющая фотография рослого молодого человека со вскинутой правой рукой, левой рукой лежащей на Библии, который стоял с завязанными глазами перед отрядом людей, похожих на комендантский взвод с АК-47 в руках. Под фотографией имелось несколько строк текста. Гольдфарб перевёл их: "Если я наступаю, следуйте за мной. Если я отступаю, пристрелите меня. Если я умру, отомстите за меня. И да поможет мне Бог..."
   То не было клятвой организации, которая делала что-либо лишь наполовину. Ли с шипением выдохнул через нос; к своему горю, об этом он уже был в курсе. Что бы Гольдфарб об этом не думал, свои мысли он держал при себе. Он перевернул страницу, затем уставился на Ли и начал смеяться. Он указал на страницу с выходными данными:
   - Видимо, печатник был пьян, сэр, да и корректор тоже, иначе кто-нибудь заметил бы, что книга издана в 2004 году. - Он вновь рассмеялся, на этот раз громче.
   - Господин Гольдфарб, - со всей серьёзностью произнёс Ли. - Предлагаю, никому, кроме меня, не сообщать об этой, эм, ошибке. Поверьте, когда я предлагаю вам подобное, я делаю это ради вашей же безопасности.
   Еврей посмотрел на него, понял, что Ли имел в виду именно то, что сказал. Он медленно кивнул.
   - Сделаю, как вы говорите, сэр. А теперь, к... в английском есть слово "введение"?
   - Скорее, предисловие, - после недолгих раздумий сказал Ли.
   - Предисловие. Благодарю. Я начну: "Более чем пол Jahrhundert - прошу прощения, века - назад, во время Второй Мировой Войны. - Эти слова он произнёс как одно, поэтому Ли потребовалось мгновение, чтобы понять, а затем и начать гадать, что они означают, но Гольдфарб продолжал: - "великий человек Кут Форстер* сказал: "Моя борьба" Гитлера показала путь к величию, путь к Южной Африке. Гитлер призвал немцев. Он наделил их фанатизмом, который позволил им ни перед кем не склоняться. Мы должны последовать этому примеру, ибо лишь фанатизм позволит народу африканеров достичь своих целей". - Гольдфарб взглянул на Ли. - Это же чепуха. Хотите, чтобы я продолжил?
   Ли также не понимал исторических отсылок, но ему это непонимание было ясно из-за того, что вся эта история ещё не случилась. Также он укрепился в понимании мышления ДСА: фанатизм, как образ мышления, с его точки зрения добродетелью не являлся, однако ривингтонцы именно так и считали.
   - Прошу, продолжайте, господин Гольдфарб, - сказал он.
   - Как будет угодно. - Гольдфарб прочистил горло и продолжил: - "Однако никто...хмммм... не прислушался к Форстеру". Прошу прощения, сэр, но этот голландский звучит так, будто его писал сам дьявол, и мне приходится догадываться, что всё это означает. "Южная Африка присоединилась к Англии, Гитлера и Германию разбили - а вместе с ней и Южную Африку. Теперь мы, белые, пленники в собственной стране, разрушенной глупыми, злокозненными законами о том, что все люди равны, невзирая на цвет их кожи. Те, кто проклял нашу землю своими законами, называют себя либералами, но они лгут. Они называют нас преступниками. Мы с гордостью берем на себя это имя и называем их глупцами. Их соблазнили иноземцы со своими идеями, но мы больше не станем это терпеть. Вновь воцарится белая власть, и всем кафрам, - я не знаю, что такое "кафр", простите, - укажут на их место. Будь проклят весь остальной мир, говорю я. И так говорим все мы".
   - Значит, это действительно крошечная группа радикалов, - выдохнул Ли. Гольдфарб взглянул на него с любопытством. Он не обратил на него внимания.
   - Мне продолжать? - спросил Гольдфарб.
   - Погодите. - Ли крепко задумался. Ежели мнение всего человечества - "остального мира", как писал Бланкаард - обернулось против этих самопровозглашенных африканерских преступников сто пятьдесят лет тому вперед, тогда какой еще логичной причиной для их явления в Конфедерацию было, чем попытаться построить ещё одну страну, которая чтила бы эту "белую власть" и стала бы другом и соратником Южной Африки в изменившемся будущем? Всё, что говорил Руди, тому и следовало, а все действия ривингтонцев полностью соответствовали именно этой цели.
   Конфедеративные Штаты Америки создавались не ради преступлений - строго наоборот. Одно только это вынуждало Ли выставить против ДСА всё, что у него имелось. Однако люди из будущего дали ему и иные поводы. Он вновь услышал слова молитвы епископа Джонса над гробом Мэри.
   - Они своего не добьются.
   - Сэр? - переспросил Гольдфарб.
   - Не важно, - ответил Ли. - Нет, продолжать читать книгу не нужно; я уже достаточно услышал.
   - Да, сэр. - Гольдфарб захлопнул том и огляделся. - Какое странное место, - сказал он, на что Ли мог лишь кивнуть.
   Гольдфарб указал на некий предмет, - Ли не сумел подобрать более подходящего слова, - который стоял на столе.
   - Вот это, что такое, например?
   - Не могу вам сказать, господин Гольдфарб, поскольку не знаю.
   Пару раз Ли и сам с любопытством постукивал по нему пальцем, когда проходил мимо. Основная часть была выполнена в форме коробки, довольно высокой и тонкой, из одного из её верхних углов вперед торчала тонкая металлическая трубка. От коробчатой части к более мелкой, чтобы держать её в руке, тянулся витой провод.
   Передняя часть коробки была усеяна кнопками и переключателями. Один была подписан "ВКЛ-ВЫКЛ". Ли переключил его от последнего к первому. Покрытая стеклом верхняя часть коробки засветилась. Из обшитой металлом решетки послышалось тихое шипение, похожее на шуршание, но более равномерное. Ли перевёл переключатель в положение ВЫКЛ. Свет погас; шум также стих.
   - Ничего подобного прежде не видел, - проговорил Гольдфарб. - И что же это?
   - Повторюсь: я не знаю, - ответил Ли, но члены ДСА, без сомнений, знали.
   - А, вот это, что за штука рядом?
   - Боюсь, и это очередная загадка. - Ли провёл пальцем по устройству, которое стояло рядом с тем, что только что шипело. Оно было твёрдым, но наощупь не было похоже на металл, дерево или стекло - хотя, похоже, именно стеклом был покрыт темный зеленоватый квадрат, занимавший большую часть устрично-серого вытянутого шкафчика.
   От этого шкафа тянулся такой же витой провод, который заканчивался внутри плоской коробочки с буквами, цифрами и символами на приподнятых плашках. По неведомой Ли причине буквы были перепутаны, а наборов цифр было два, один в верхней части коробки, а другой по её правую сторону. Он ткнул в пару клавиш. Те щелкнули и утонули под весом его пальца, но больше ничего не произошло.
   - Может, это "qwerty", - сказал Гольдфарб, указывая на бессмысленное слово, сформированное в верхнем ряду букв.
   - Может, и так, - ответил Ли крайне серьёзно. Затем он тоже указал на надпись, которая украшала это устройство - там было изображено раскрашенное в радужные цвета надкушенное сбоку яблоко. - Либо это "Macintosh IVQL"*.
   - Интересно, для чего оно.
   - Мне тоже. - Ли отвернулся от этого "qwerty" - название, данное этому устройству торговцем нравилось ему больше собственного - и нашёл ещё одну книжку с названием "Afrikaner Weerstandsbeweging" на корешке. - Будьте любезны, господин Гольдфарб, расскажите, о чём эта книга.
  
   *XVII*
  
   Судья Корнелиус Джойнер приколотил листок бумаги к доске объявлений у здания суда округа Нэш. Нейту Коделлу, который наблюдал за этим посреди молчаливой мрачной толпы, каждый удар молотка казался пулей, попавшей в цель. Он сжал ладонь Молли Бин. Та сжала его ладонь в ответ, сильно, до боли.
   Мировой судья отбросил молоток в сторону. Стук, с которым тот упал на влажную землю, напомнил Коделлу звук падающего мертвого тела. Он изо всех сил старался сдержать своё разыгравшееся воображение. Судья Джойнер повернулся лицом к толпе мужчин и женщин, что собрались на площади.
   - Знаю, не все из вас обучены грамоте, поэтому я зачитаю для вас вслух. А вам следует слушать внимательно и мотать на ус.
   Он повернулся к объявлению, которое только что повесил. Его низкий голос был достаточно громким, чтобы Коделл без труда его расслышал:
   - "Настоящая прокламация опубликована для информирования всех, кого это касается: В силу предоставленного законом права объявлять о приостановлении действия habeas corpus* в регионах, находящихся под угрозой мятежа, я, Роберт Э. Ли, президент Конфедеративных Штатов Америки, настоящим объявляю режим военного положения в следующих округах: Нэш, Эджкомб, Галифакс, Франклин и Уоррен (в Северной Каролине), а также объявляю о приостановлении всего гражданского судебного производства (за исключением такового, позволяющего судам принимать решения о вступлении завещаний в силу, управлять имуществом умерших лиц, назначать опекунов, выпускать распоряжения и приказы о разделе и продаже собственности, отдавать приказы относительно дорог и мостов, начислять окружные сборы и отдавать платежные поручения по окружным расходам) и приостановлении действия habeas corpus в вышеуказанных округах. В подтверждение сего подписано моим именем и скреплено моей печатью сего дня пятнадцатого марта в год 1868, Роберт Э. Ли".
   Коделл прибавил свой вздох к десяткам других вокруг себя. Сразу после прочтения декрета судьёй Джойнером, его смысл навалился на него, словно огромный валун. Он повесил голову от стыда из-за того, что его родной округ по всему Югу будет заклеймен как "регион, находящийся под угрозой мятежа", но всё ж таки Ривингтон находился на территории округа Нэш. До той поры, как до них дошёл слух о том, что в народе прозвали Ричмондской Бойней, он даже немного гордился соседством с Ривингтоном, и не важно, что он думал об отдельных его жителях. Теперь же он жалел, что это место не находилось на обратной стороне Луны.
   Судья Джойнер произнёс:
   - Не расходимся, народ. Ещё не всё. - Он вновь заговорил громче: - "Командующий вооруженными силами Конфедеративных Штатов в восточной части Северной Каролины генерал-лейтенант Форрест назначен исполнителем вышеизложенной прокламации. Ему надлежит незамедлительно созвать военную полицию и обеспечить исполнение следующих приказов: Всяческая перегонка спиртосодержащих напитков категорически воспрещена, а винокурни надлежат быть закрыты. Торговля спиртосодержащими напитками любого вида также запрещена, а все заведения по их продаже должны быть закрыты".
   Теперь шум, издаваемый толпой, было больше похож на ворчание, нежели на вздохи. Сильнее всех возмущались фермеры, которые привыкли перегонять часть кукурузы на виски. На входной двери салуна "Колокол свободы" появился новенький блестящий замок, но Коделл подозревал, что это не помешает Рену Тисдейлу продать один-другой спиртосодержащий напиток с заднего входа.
   - Я не закончил, - предупредил Корнелиус Джойнер. - Вам лучше всем дослушать: "Любой, кто нарушит вышеуказанный запрет, будет осуждён по законам военного времени, при условии, что наложенное полковым судом наказание не будет превышать одного месяца каторжных работ, как указано в статье шестьдесят семь Военно-судебного Кодекса. По приказу военного министра, адъютант-генерала и инспектора армии С. Купера".
   - Месяц класть дорогу за продажу выпивки? - произнёс Рэйфорд Лайлс. - Поверить не могу.
   - А следовало бы, - предупредил его Коделл. - Именно столько и выпишет вам полевой суд. Если только доберется до вас раньше Форреста... - Он не закончил фразу.
   Лайлс позеленел. Уже встретившись однажды с новым командующим армией Конфедерации в восточной части Северной Каролины, он понимал, что лично его за нарушение приказа, который Форрест призван исполнять, скорее всего, повесят.
   Судья Джойнер поднял молоток и отошёл в сторону. Его место перед толпой занял Джордж Льюис. На нём был серый гражданский пиджак и рубашка, к которой был наспех пришит воротник-стойка с тремя полосками. "Видать, ни один из комплектов старой формы на него больше не налезет" - не без улыбки подумал Коделл.
   Льюис сказал:
   - Генерал Форрест приказал мне, а губернатор Вэнс одобрил, призвать на службу роту D 47-го северокаролинского пехотного полка на срок, не превышающий 180 дней, указанная рота будет выполнять функции военной полиции округа Нэш, а также другие обязанности, которые будут должным образом назначены надлежащими военными властями.
   Молли снова сжала ладонь Нейта. Он гадал, не означало ли это, что она хочет вернуться к "Непобедимым Касталии". Он боялся, что именно так и будет. Из Ричмонда она вернулась с париком на голове, который почти совпадал с теми тёмными кудрями, что она срезала, дабы отправиться туда замаскированной. На публике она носила его постоянно. Если она его снимет, то снова сможет прикинуться мужчиной.
   Коделлу хотелось, чтобы она так не делала. Они держались вместе с самого её возвращения из Ричмонда. Он боялся, что оказавшись среди большого количества мужчин, она вернётся к старым занятиям. Но ещё больше он боялся, что её могут ранить или убить, если она вновь возьмётся за винтовку. Его собственные воспоминания о войне были слишком свежими и слишком яркими, чтобы не обращать внимания на такой риск, как когда он сам записывался в "Непобедимые" в 1862 году.
   Но если она решит снова надеть форму, каким хреном он сможет её остановить?
   Увязший в собственных мыслях, он не расслышал часть сказанного Льюисом. Он вновь начал слушать:
   -...явиться сюда для переклички завтра в полдень. Всем, у кого осталась старая форма - надеть; если нет, мы выдадим вам нарукавные повязки. И оружием тоже обеспечим.
   - Самозарядками? - нетерпеливо спросил кто-то.
   - Именно. Коли вы будете солдатами, то и оружие у вас будет военное. Именно так я и заявил в Роли.
   Он выпятил широкую грудь, словно говоря, что лишь его политическое давление и обеспечило "Непобедимых Касталии" АК-47. Если это так, его влияние возрастёт, подумал Коделл. Льюис продолжал:
   - Передайте эти слова тем, кто живёт в округе, но сегодня в город не пришёл. Мы дадим несколько дней отсрочки, но дезертиров терпеть не будем.
   Коделл поднял руку. Льюис указал на него.
   - Что нам делать, если напоремся на ривингтонцев? Бог знает, что там на севере творится. Декрет подписан пятнадцатым, сейчас уже двадцать шестое, а он только до нас дошёл.
   - Я в курсе. - Лицо Джорджа Льюиса было более округлым, чем, когда он служил в "Непобедимых Касталии", но не менее суровым. - Нас призвали не для того, чтобы идти в атаку на ривингтонцев; мы вроде как будем военными полицейскими. Но если увидите кого-нибудь из этих тварей, пристрелите её. Они разломали железнодорожные пути около Уилдона, и перерезали все телеграфные линии, до каких только смогли дотянуться. Насколько я могу судить, Нейт, у нас тут намечается небольшая войнушка.
   Все, кто находился на площади, дружно качнули головами. Нейт кивнул вместе с остальными. Насколько он сам мог судить, тут точно разгорелась небольшая война. Вероятно, превратиться этой войне в большую мешало лишь то, что ривингтонцам не хватало людей. Но даже от небольшого их числа будет крайне трудно избавиться. Он невольно вспомнил броню, которую Бенни Ланг носил под пятнистой формой. Она остановила пулю Минье; остановит ли пулю из АК-47? Коделл не знал, как это выяснить, но считал подобное вероятным.
   Льюис махнул рукой, давая понять, что закончил. Корнелиус Джойнер вернулся в здание суда. Поодиночке и группами народ начал расходиться с площади, разговаривая по пути. Коделл начал что-то говорить Молли. Та его перебила:
   - Знаю, что ты мне скажешь, Нейт. И не желаю всё это выслушивать.
   Он расставил руки в стороны.
   - Но, Молли, это же неправильно. Это...
   - С чего это? Я такой же солдат, как и все остальные, разве нет? - Говорила она тихо, но очень настойчиво. - Вы превосходно, бля, знаете это, Господин Нейт Коделл. К тому ж, видать, частично в этом и моя вина... масса Роберт принял очень близко к сердцу ту книгу, что я ему передала. То была и твоя идея, не забыл? Будет совсем неправильно сначала устроить бардак, а потом не помочь его прибрать.
   - Но... - Коделл беспомощно пнул грязь. Молли разрушила часть заготовленных им аргументов, но лишь часть. Беда в том, что он не знал безопасных способов изложить вторую часть.
   Молли всё сделала за него.
   - Видать, ты боишься, что я снова стану шлюхой, - сказала она.
   Коделл мог лишь кивнуть. Он почувствовал, как покраснело его лицо. Молли пожала плечами.
   - Не могу с уверенностью сказать, что не стану. Но если стану, Нейт, тогда тебе не придётся больше иметь со мной что-то общее, и да будет так. - Она коснулась его руки. - Не хочу, чтобы вот так всё кончалось, ей-богу, не хочу.
   - Я тоже не хочу. Просто... ай, блин.
   Он снова пнул грязь. Глупо рисковать, подумал он, кто поставит бывшего алкоголика охранять бочку с виски? В принципе, можно, если вы уверены в том, что он изменился. Был ли он уверен в Молли? Он знал, что не был, и знал, что не мог сказать об этом, если не хотел разрушить ту хрупкую связь, что образовалась между ними.
   Также он знал, что мог бы шепнуть пару слов капитану Льюису и освободить её от призыва... но и тогда он потерял бы Молли. Он яростно нахмурился, посмотрел сначала на улицу, затем на Молли. Та в ответ сморщила носик.
   - Ну, блин, - сказал он.
   - Что?
   - Я ещё даже не в армии, а уже проиграл сражение.
  
   Рубаха с полосками первого сержанта сидела ладно. Она была потрёпанной, но потрепало её четыре года назад. Коделл надел пару своих обычных брюк и чёрную фетровую шляпу. Выйдя на площадь, он рассмеялся про себя. Его вид не слишком отличался от того, в котором он вернулся с войны. Хотя, если задуматься то, нет, тогда ему не хватало шляпы.
   Некоторые из тех, кто вместе с ним пришёл к зданию суда также были одеты в старую форму, некоторые нет. Лишь у пары человек сохранились форменные кепи. Они выглядели разношёрстной бандой, но не более того, вспомнил Коделл, как когда шагали парадным маршем по улицам Ричмонда.
   Народ разбился на мелкие группки, обсуждая сражения, в которых им удалось побывать. По площади ходил Джордж Льюис, обмениваясь с ними шутками, и отмечая в списке имён. Не дойдя до Коделла, он в недоумении остановился.
   - Не помню, чтобы вы служили в 47-м, сэр.
   Генри Плезантс ухмыльнулся ему.
   - И не должны помнить, капитан. Я служил в 48-м, 48-м пенсильванском.
   Он постучал пальцем по серебряному дубовому листу на погоне Союза, который пришил к клетчатой фланелевой рубашке.
   Глаза Льюиса расширились. Он разбирался в северных знаках отличия, пусть они и отличались от тех, какими пользовались в Конфедерации. Он тихо сказал:
   - Не имел желания проявить неуважение, подполковник... вы же Плезантс, да? Я о вас наслышан, но сегодня на службу призваны только "Непобедимые Касталии".
   - Я не требую себе должности, капитан, равно как и не ищу неприятностей, - сказал Плезантс. - Я с радостью присоединюсь в качестве рядового, если мне позволят. Теперь это и моя страна, а Ли - мой президент, и если кто-то пытается трусливо его убить, как я могу называться мужчиной, если не помогу выследить этих злодеев?
   - Хммм. - Льюис поскрёб подбородок. - Говорите вы складно, это уж точно. Вы командовали тем полком?
   - Так точно, до самого Билтона, но, как я уже сказал, в армии Конфедерации у меня звания нет. - Плезантс махнул рукой. - Пускай ваши люди решат. Если скажут "нет", я вернусь к себе на ферму. Скажут "да", у вас будет на одного солдата больше.
   Как и большинство полков, собранных во время Второй Американской Революции, 47-й северокаролинский всегда обходился без армейских формальностей.
   - Боже, так и сделаю, - сказал Льюис и заговорил громче: - "Непобедимые", примем ли мы в свои ряды Генри - Генри, ведь, так? - Плезантса, который имел несчастье провести войну в синем мундире вместо нашего старого доброго серого конфедератского?
   Тут же заговорил Нейт Коделл:
   - Да, бляха, пусть будет с нами. Коли он достаточно безумен, чтобы жить здесь, то отлично подойдёт нашей роте.
   - Благодарю, Нейт... кажется, - сказал Плезантс, рассмеявшись.
   - Конечно, возьмём, - сказал Дэмпси Эр. - Чем больше нас будет, тем меньше нам работы.
   Четыре мирных года не избавили его от солдатского прагматизма.
   Однако Кеннел Тант покачал головой.
   - Не желаю видеть сраных янки в своей роте. - Ему вторили несколько "Непобедимых", некоторые нецензурно.
   Несколько минут парни спорили. Наконец, Джордж Льюис произнёс:
   - Ладно, будем голосовать. Кто за то, чтобы Генри Плезантс к нам присоединился?.. Кто против?..
   Оглядевшись, Коделл понял, что Плезантс победил в голосовании. Льюис тоже это заметил заметил. Он повернулся к Плезантсу.
   - Ладно, рядовой. Внесу ваше имя в список. - Чуть тише он добавил: - Всегда смогу воспользоваться вашими мозгами.
   Генри Плезантс вытянулся по стойке "смирно" и отсалютовал.
   - Как капитан пожелает.
   - Теперь ты и мне подчиняешься, Генри, - сказал Коделл, коснувшись полос на рукаве.
   - А, вот это - дурная идея, - притворно вздрогнув, сказал Плезантс. - Капитан Льюис, могу я выписаться?
   - Я уже внёс вас в список. Хотите, чтобы я вас вычеркнул и испортил его?
   - О, полагаю, нет, - признал Плезантс. - Только держите меня подальше от этого дикаря.
   - Я тебя тоже люблю, Генри, - сказал Коделл.
   Он мог и дальше подшучивать над приятелем, но потерял к этому всякое желание. На площадь вышла Молли Бин. Она была одета в серое.
   Коделл надеялся, что хоть кто-нибудь обратиться к ней по настоящему имени. Достаточно только одного голоса. Капитан Льюис тут же отошлёт её прочь, и она будет в безопасности. Несколько человек, что жили в городе, таращились то на Молли, то на Коделла. Они знали, что эти двое жили вместе. Но никто не сказал ни слова.
   Молли подошла к Льюису, чётко отсалютовала.
   - Мелвин Бин для прохождения службы прибыл, сэр.
   - Бин. - Он пробежался по списку и отметил имя. Затем он оглядел её внимательно и выдавил короткий смешок. - Господи Боже, Бин, вы так и не сподобились отрастить бороду?
   Несколько "Непобедимых" приглушённо закашлялись. Молли покраснела.
   Внутри Нейта поднималась надежда. Затем он заметил, что щёки Льюиса также порозовели. "Ах ты ж сукин сын, ты всё время знал", - подумал Коделл. Единственное, чего Льюис, возможно, не знал, поскольку почти всё время после войны проводил в Роли, так это того, что Молли и Коделл жили вместе.
   Однако внимание Льюиса привлекло и нечто другое, помимо гладких щёк Молли.
   - Тут указано, что вы из Ривингтона.
   - Так точно, сэр, именно так, - ответила она, кивнув.
   - Вы такой единственный в роте. Назначаю вас зауряд-капралом*, будете следующим командиром застрельщиков после Нейта. Основные бои сейчас ведутся к северу от Ривингтона, однако помимо разламывания перегонных кубов и тому подобного, хочу выведать, как близко мы сможем подойти к городу с этой стороны. Может, Форрест захочет ударить с двух направлений сразу, а эта информация ему пригодится. Вас устраивает?
   - Так точно, сэр. - Она подошла к Коделлу и встала рядом, ухмыляясь ему. - Меня полностью устраивает.
   Если Льюис раньше и не знал, что они вместе, то теперь узнал.
   Нейту захотелось её пнуть. Ему хотелось схватить её и встряхнуть, выяснить, сможет ли он подобным образом воззвать к её рассудку. Ему хотелось одновременно и плакать и смеяться. Капитан Льюис приказал им двоим действовать вместе, и это прекрасно.
   Однако он также дал им самую опасную задачу, какая только была у роты, задачу, которая не вполне даже относилась к его ответственности. Коделл гадал, можно ли ему хоть квакнуть об этом. В итоге он просто стоял, чувствуя себя дураком.
   Он заметил, что многие солдаты обратили внимание, как Молли стоит рядом с ним. Он надеялся, что до них дошло, что она теперь недоступна - и он надеялся, что это так. Возможно, подумал он, ревность вынудит кого-нибудь из них выдать её и заставить капитана Льюиса официально признать, что она - женщина. Однако никто не сказал ни слова.
   Льюис сказал:
   - Идите в здание суда и разберите винтовки.
   Дэмпси Эр радостно воскликнул.
   - Я скорее возьму в руки винтовку, чем... что-нибудь другое.
   Он тоже смотрел на Молли, но огоньки в его глазах не позволяли Коделлу злиться на него.
   АК-47 стояли у стены суда более аккуратным порядком, чем если бы их поставили "Непобедимые Касталии". Корнелиус Джойнер, сам из "Непобедимых", стоял на страже с пистолетом в руке. Одному за другим Льюис выдал своим людям по винтовке и по три кривых обоймы, тяжёлых от патронов.
   Коделл не прикасался к оружию с самого момента ухода из армии. Его руки, заметил он, сами знали, что делать. Запахи смазки, металла и пороха, исходившие от винтовки, легкое движение затвора, когда он открыл его, обнажая патронник, вернули перед его глазами образ старого походного лагеря в Вирджинии столь же явственно, как и здание суда, возле которого он стоял. Судя по бормотанию своих товарищей, на них нахлынули те же воспоминания.
   А вот для Генри Плезантса воспоминания об АК-47 были не из приятных.
   - Рад, что теперь нахожусь по нужную сторону этой штуки, - сказал он. - Впрочем, кому-то придётся показать мне, что тут и как.
   - Научиться очень легко, - сказал Дэмпси Эр лукавым тоном. - Особенно вставлять затвор обратно.
   - У меня такое чувство, сержант, что вы водите меня за нос, - сказал Плезантс.
   - Я? - Дэмпси Эр являл собой оскорблённую невинность.
   - Сэр, если позволите, я возьму Генри с собой и обучу его всему, что потребуется, - обратился Коделл к капитану Льюису.
   - Хорошо, - ответил тот. - Только учите быстро. Вы и Бин вместе с остальным отделением завтра с утра отправитесь в сторону Ривингтона. Разумеется, проверьте все фермы по пути, но я хочу выяснить, где ривингтонцы выставили свои дозоры. Как я уже говорил, это важная военная информация. Завтра до заката пришлите ко мне человека, либо сразу же, как попадёте под обстрел.
   - Есть, сэр.
   Коделл понимал, что Льюис давал ему возможность использовать Генри Плезантса в качестве вестового, если у пенсильванца возникнут сложности с овладением АК-47. Возможно, он так и поступит. Либо, если полетят пули, он отправит Молли обратно в Нэшвилль рассказать Льюису, во что они вляпались. Ей это не понравится, но идти придётся - она всего лишь зауряд-капрал, а он - первый сержант.
   Это решение осчастливило бы его, если бы Коделл сумел позабыть насколько свободно и легко солдаты Конфедерации подчинялись приказам, на которые им было плевать.
  
   - Тут между нами и Ривингтоном нет ничего, что можно было бы назвать дорогой, - сказала Молли ранним утром на следующий день.
   Запах варёного кофе вернул Коделла во времена войны, пускай эта чашка была сварена в "Колоколе свободы", а не наскоро приготовлена на походном костре.
   Генри Плезантс методично разбирал АК-47, собирал его и разбирал опять.
   - Просто чудесное оружие, - сказал он в третий раз за это утро и, как минимум, в десятый раз с того момента, как получил винтовку. - Кто бы её ни изобрёл, он должен быть гением, чтобы правильно изготовить так много новых деталей и собрать их воедино. - Эту фразу он также повторил не менее десяти раз.
   Коделл потягивал кофе, который оказался намного лучше цикория и жжёного ячменя, что он пил в армии Северной Вирджинии. Плезантс уже уверенно и ловко обращался с винтовкой. Он инженер, напомнил себе Коделл, и способен быстро обучаться обращению с незнакомыми механизмами. Это вполне устраивало Нейта. Не только то, что он восхищался умениями своего приятеля, но и, если Плезантс не станет обузой с винтовкой, он сможет использовать Молли в качестве вестового без - ну, почти без - угрызений совести.
   Она продолжала говорить:
   - Вообще, самый простой способ добраться дотудова - это дойти до Роки-Маунт и заскочить на поезд. - Она хмыкнула. - Был бы самый простой, если бы дорога не была разломана, а ривингтонцы не попытались нас пристрелить, вздумай мы ей воспользоваться.
   - Тогда поищем другой путь, - сказал Элси Хопкинс. Эти слова он произнёс настолько серьёзно, что всё отделение заулюлюкало.
   Коделл поднял чашку и запрокинул голову, чтобы допить остатки. Он закинул АК-47 за плечо.
   - Идём, - сказал он.
   Прогулка на восток вдоль Вашингтон-стрит до Первой мало походила на военную службу, но Раффин Биггз всё равно ныл:
   - Я уж и позабыл, какая она тяжёлая, винтовка эта.
   Коделл нахмурился; по сравнению с мушкетом, который он носил поначалу, АК-47 был лёгким и маленьким. Но в сравнении с отсутствием всяких винтовок - его ношей последние четыре года - она и в самом деле казалась куском камня. Он решил, что в словах Биггза был здравый смысл.
   Первая-стрит оставалась приличной дорогой до тех пор, пока не пересекала Стоуни Крик. Ноги солдат прогрохотали по деревянному настилу моста.
   Боб Сазерд сказал:
   - Как там в той сказке? Три наглых козлёнка*?
   - Грубых, - поправил его Коделл. Он махнул рукой в сторону небольшого ручья. - Может, несколько окуней там и попадётся, но не думаю, что в Стоуни Крик поместится тролль.
   Через несколько сотен метров после моста, дорога разделилась на три узких тропы, ни одна из которых, на первый взгляд, никуда конкретно не вела.
   - Поняли, к чему я? - спросила Молли.
   - Правая тропа ведёт на север и восток, - заметил Генри Плезантс. - Именно этот путь нам и нужен.
   Молли взглянула на него.
   - Вы правы, но откуда вам знать? Вы ж тут новенький.
   - Парочка моих шахтёров, валлийцев, пришла и поселилась на этой дороге, - ответил он. - Я думал, они будут вместе со мной работать на железной дороге, а они разбили ферму и немного охотились.
   - Нечасто видел их в городе, - сказал Коделл. - Видать, держатся сами по себе.
   Плезантс кивнул.
   - Так и есть. Ллойд и Эндрю оба такие.
   - Тогда надо осмотреть их фермы, - сказал Коделл. - На них может быть что угодно... перегонный куб, там, или ещё что?
   Первой им попалась ферма Ллойда Моргана, в паре километров в стороне от Нэшвилля. Хижина там была небольшая, тёмная и ветхая, совсем как сам Морган. К гостям он отнёсся как угодно, но только не радостно, однако, не рискнул спорить с отделением солдат с винтовками наизготовку. Ещё от него мощно несло виски. Как бы они ни пытались, отделение Коделла не нашло ни единого самогонного аппарата. Нейт спросил у него, где он раздобыл выпивку. Тот лишь покачал головой и что-то пробормотал по-валлийски.
   Наконец, Коделл сдался.
   - Прокламация Ли не запрещает пить. Идём.
   Едва сосновые заросли скрыли ферму Моргана из вида, как Раффин Биггз буркнул:
   - Спорим, он там сейчас стоит и ржёт.
   - Может, и так, - согласился Коделл.
   - Нельзя каждый раз выигрывать, - сказала Молли Бин.
   Когда она, как и сейчас, вела себя, как солдат, Коделл заметил, что без проблем думал о ней, как о Мелвине. Он так и не смог решить, хорошо это или плохо.
   Ферма Эндрю Гвинна в часе пешего пути от моргановской, была такой, что последняя выглядела в сравнении с ней плантацией. Глядя на крошечное, заросшее сорняками поле, которое обрабатывал Гвинн - или, скорее, совсем не обрабатывал - Коделл дивился, как ему вообще удавалось с этого жить. А если не с этого... с чего тогда он жил? В Коделле начали расти подозрения.
   - Это местечко обыщем с крайней осторожностью, парни.
   Они обыскали. Эндрю Гвинн вылез из своей хибары понаблюдать за их поисками. Под копной тёмных волос его лицо было бледным, узким, замкнутым. В отличие от Моргана он полностью себя контролировал. Когда поиски закончились безрезультатно, он лишь холодно кивнул и вернулся внутрь.
   Коделл был недоволен, разочарован.
   - Знаю, он его где-то прячет, - сказал он. - Нутром чую.
   После того как отделение ещё на пару километров приблизилось к Ривингтону, Генри Плезантс сказал ему:
   - Он на небольшой росчисти, в стороне от дороги. Тропы туда нет, насколько мне известно, Эндрю никогда не ходит туда одной дорогой дважды.
   - Почему ты ничего не сказал об этом, когда мы были там, Генри? - требовательно спросил Коделл, глядя на друга.
   - Если бы вы нашли его сами, то всё было бы нормально, - ответил Плезантс. - Но Эндрю пришёл сюда по моему настоянию. Я не счёл правильным сдавать его в его же присутствии.
   - Но у нас приказ... - Он осёкся, вспомнив, что сам думал о приказах всего сутки назад. Он упёр руки в бёдра. - Знаешь, что, Генри? - Плезантс покачал головой. Коделл продолжил: - Ты бы следил за собой, потому что, мне кажется, ты превращаешься в повстанца.
   Элси Хопкинс хлопнул себя по колену и скрючился от смеха. Плезантс выглядел неуверенным.
   - Это комплимент? - поинтересовался он.
   - Да хрен бы знал, - ответил Коделл.
   Дорога петляла, словно змея, страдающая от рези в животе. За фермой Эндрю Гвинна Плезантс терялся не меньше Коделла, который удивлялся тому, какие же странные места находятся всего в паре километров от дома. Если бы Молли не говорила, куда сворачивать, он наверняка ходил бы кругами. Сидя на сосне над ним насмехалась сойка.
   Вскоре они нашли ещё одну поляну в лесу. Коделл бросил взгляд сначала на Молли, затем на Генри Плезантса. Как и всё остальное отделение.
   - Никто не знает, кто там живёт? - спросил Коделл. - Ну, значит, придётся пойти и посмотреть.
   Они остановились на краю леса, вглядываясь сквозь кусты на росчисть впереди. Судя по всему, никто там не обитал, но когда-то жил. Крыша хижины провалилась, поля поросли сорняками и кустами, кое-где торчали саженцы высотой в человеческий рост.
   Боб Сазерд зашагал через поле. За ним тронулся было Элси Хопкинс. Коделл положил ему руку на плечо, останавливая, и обратился к Сазерду:
   - Ты бы поосторожнее, Боб. Мы всё ближе к тем местам, где обитают эти козлы из Ривингтона.
   Сазерд покачал головой, продолжая идти.
   - Им есть о чём волноваться, кроме меня. Они...
   Больше он ничего не сказал.
   Длинная очередь срезала его прямо там же, где он стоял. Когда в него попали, он развернулся, и Коделл разглядел на его лице выражение чуть ли не комичного изумления, когда он падал.
   Собственные боевые рефлексы Коделла никуда не делись; при первых же звуках стрельбы он бросился наземь. Мудрость этого решения была доказана мгновением позже, когда пули проредили место, где только что стоял Сазерд в поисках тех, кто мог идти вместе с ним.
   - Хосподи, я обоссался! - взвыл Элси Хопкинс.
   Смеяться Коделлу не хотелось. Если бы он незадолго до этого не сходил за дерево, с ним могло случиться то же самое.
   Пули раз за разом впивались в деревья, срывали ветки грубой рукой. Кто бы там впереди ни стрелял, кажется, у него были все патроны мира, и он не стеснялся их тратить. Коделл приподнял голову достаточно высоко, чтобы оторвать рот от грязи и сказал Генри Плезантсу:
   - Это не АК-47.
   - А, что тогда? - Будучи северянином-переселенцем, Плезантс ещё не был так близко знаком с той винтовкой, которую носил с собой.
   Коделл покачал головой, не поднимая её.
   - Да, хрен бы знал. Но отзвук более низкий, да и обоймы он не меняет. Прислушайся, сраные пули всё летят и летят.
   Он вспомнил, насколько далеко стоят деревья на той стороне росчисти, и насколько быстро убили бедного самоуверенного Боба Сазерда.
   - Откуда бы он ни стрелял, дистанция у него охеренная.
   Стрельба прекратилась.
   - Не вставать! - зашипели все одновременно. Молли Бин добавила:
   - Пытается выяснить, где мы.
   - Нужно рассредоточиться, - сказал Коделл.
   Внезапный ужас, окативший его сразу после начала стрельбы, исчез, на замену ему пришёл более знакомый страх, какой обычно охватывает в бою. Если нельзя этот страх преодолеть, приходится с ним жить; четыре года мира отвалились от него, словно их никогда и не было. Когда он вновь заговорил, тон у него был, как у учителя, который преподает ученикам урок, который они и без того уже отлично знают:
   - Генри, мы с тобой зайдём справа. Раффин, вы с Элси - слева. М... Мелвин, останешься здесь, прикроешь нас огнём, а если всё пойдёт криво, доберись до капитана Льюиса и передай ему новости.
   Молли сказала:
   - Это мне надо бы идти с тобой вместо Генри, Нейт. Он не так хорошо умеет обращаться с винтовкой.
   - Но ты лучше всех знаешь окрестности. Так у тебя больше всех шансов добраться до Нэшвилля, - сказал Коделл.
   Говорил он здраво, поэтому она прекратила спорить. Он набрал воздуха в грудь.
   - Пошли.
   Он отполз назад, вглубь леса. Генри Плезантсу отлично удавалось держаться рядом и не высовываться. Может он и был подполковником, но выучился двигаться, как индеец.
   Залаял АК-47 Молли, три или четыре пули ушли в том направлении, откуда стреляли по ним. Ответили практически мгновенно, поднялся натуральный свинцовый шторм, отчего Коделл решил, что оставил Молли отнюдь не в безопасности. Против такого чудовищного оружия, казалось, вообще не было безопасных мест.
   С левой стороны начали стрелять Биггз и Хопкинс. То орудие секунду колебалось, затем начало рассылать смерть уже в другом направлении. Оно смело заросли, в которых укрывались наступающие. Коделл заметил, что начал думать об этой штуке, как о какой-то разумной сущности, причем зловредной.
   Когда он поделился похожей мыслью с Генри Плезантсом, тот невесело усмехнулся.
   - Теперь ты понимаешь, что я чувствовал под Билтоном.
   То ползком, то на четвереньках, они прорывались сквозь деревья, ведомые низким монотонным стрёкотом орудия - "и стрелка", - напомнил себе Коделл - на которое они охотились. Молли продолжала стрелять каждые пару минут. Как и Элси Хопкинс и Раффин Биггз. Какое-то время невидимый стрелок метался между ними, стреляя то в одну, то в другую сторону. Затем, определенно решив, что Молли никуда не движется и со своей позиции не опасна, он сосредоточил весь огонь на передвигающихся мужчинах.
   - Может, отвлечем немного жара от них на себя? - спросил Генри Плезантс, поднимая АК-47, из которого так ещё ни разу не выстрелил.
   Коделл покачал головой.
   - Пока нет. Самое лучшее, что мы можем - это подобраться ближе, чтобы бить наверняка.
   Плезантс шутливо отсалютовал ему.
   - Говоришь, как офицер.
   Почти через час медленного передвижения впереди и чуть левее Коделл заметил вспышки выстрелов. Он плюхнулся на живот и пополз вперёд, словно щитомордник. Генри Плезантс находился прямо позади него. Какое-то время ничего, кроме этих вспышек он не видел. Когда они, наконец, подползли достаточно близко, чтобы разглядеть больше, Коделл тихо присвистнул.
   - Да у него тут небольшое личное укрепление.
   Среди скрывающих позицию ветвей земляные кучи защищали стрелка от попаданий спереди, слева и справа. Хопкинс и Биггз продолжали стрелять. Им ответили очередью, накрепко пригвоздив их к земле. Коделл заметил какое-то движение за длинным стволом орудия, что торчал поверх бруствера. В его голове созрел план. Он прошептал Плезантсу:
   - Отползи от меня подальше, вон за тот пень. Когда в следующий раз начнёт стрелять, попробуем вместе его выбить.
   - Ладно.
   Со всё той же осторожностью, Плезантс занял своё место. Сам Коделл отполз за ствол дерева. Он ждал, ждал... Выстрелила Молли. Спрятавшийся враг не ответил. Выстрелили слева, оттуда, где сидели Биггз и Хопкинс. В их сторону устремился поток пуль.
   Коделл выстрелил. И Генри Плезантс тоже. Они находились достаточно близко, чтобы расслышать полный страха и ярости крик вражеского стрелка. Длинный ствол повернулся в сторону Коделла с пугающей скоростью. В такой близи вспышки выстрелов мерцали подобно солнцу. Прямо над головой в ствол дерева ударили пули.
   И тут же пули начали срезать верхушки деревьев, совсем вдалеке от него. Через несколько секунд стрельба прекратилась. Ожидая ловушки, Коделл подождал несколько минут, затем высунулся из-за ствола дерева, за которым укрывался. Большой чёрный ствол орудия уставился в небо. Коделл представил в голове картину, как ривингтонца отбросило его попаданием, увидел, как он всем своим мертвым весом завалился на орудие, отчего ствол и поднялся, увидел, как он упал и поток пуль прекратился.
   Дрожа от спавшего напряжения, он позвал Генри Плезантса:
   - Ты как, Генри? - Голос у него тоже дрожал.
   - Нормально, вроде. - У Плезантса голос тоже был неуверенный, и это воодушевило Коделла. - Это, вообще, что за адское оружие такое?
   - Да, хрен бы знал. Пойдём, выясним? - Коделл решил было уже выбраться из укрытия.
   Однако Генри Плезантс сказал:
   - Не думаю, что это хорошая затея, Нейт.
   - Что? Почему это?
   - По двум причинам. Первая: мы выполнили приказ капитана Льюиса - выяснили, где эти твари поставили свой южный дозор. И вторая: посмотри, как отлично расположено это орудие. Считаешь, он тут один, или там дальше есть ещё, ждут, пока мы высунемся, чтобы всех нас завалить?
   Словно вторя словам Плезантса, с северо-востока от того орудия, что они накрыли, начало стрелять другое. Пули срезали ветки, выбивали мелкие камушки. Коделл, который вновь оказался на животе, не видел никаких вспышек. Ему хватило и того, что он слышал низкий бесконечный рёв.
   - Ладно, Генри, ты меня убедил. Уходим отсюда.
   Выбраться оттуда оказалось столь же непросто, как и забраться. Когда они воссоединились с Молли Бин, солнце уже низко висело на западе. Раффин Биггз и Элси Хопкинс уже сидели на месте. Правый ботинок Биггза был перевязан грязной тряпкой.
   - Кажись, пару пальцев оторвало, - спокойно сообщил он. - Таперича, можете звать меня Хромой.
   - Что это за адово орудие было против нас, Нейт? - спросила Молли, неосознанно повторяя вопрос Генри Плезантса.
   Коделл расслышал в её голосе беспокойство, которое она изо всех сил старалась скрыть. Оно было ему приятно. Ему хотелось стиснуть её в своих объятиях, доказать самому себе, что он всё ещё жив. Нет, сейчас он этого сделать не мог.
   - Генри отговорил меня пойти и посмотреть, - сказал он.
   Когда он изложил причины, его товарищи кивнули.
   Элси Хопкинс сказал:
   - Эта штука вроде как палит так же далеко, как "Наполеон". - Он покачал головой. - Ничо хорошего, когда меня могут подстрелить, а я даже не могу выстрелить в ответ.
   Раффин Биггз тоже кивнул, на этот раз Генри Плезантсу.
   - Кажись, ты прав, янки. Капитану Льюису надо б узнать об том орудии, да и Добей-Их тоже.
   - В смысле, Форресту? - Генри сухо усмехнулся. - Раффин, полагаю, он уже в курсе.
  
   Охрана вокруг Капитолия, охрана вокруг президентской резиденции, охранник с АК-47 в его карете... в окружении охранников Ли ощущал себя заключённым. А больше всего охраны на углу Франклин и Девятой, и пехота и артиллерия, защищающих самые главные секреты Конфедерации.
   Разбитое здание, в котором находилось Движение к Свободной Америке, изменилось с тех пор как Ли посещал его в последний раз, сразу после того, как его люди, наконец, сумели проникнуть в святилище ДСА. Дыра во внешней стене спрятанной комнаты стала шире. Её пришлось расширить, чтобы внутри стало светлее - светящиеся трубки под потолком погасли, когда та гудящая штука в стене затихла. Новый брезентовый навес защищал проём от непогоды.
   Когда карета Ли подъехала, ему отсалютовал командующий отрядом охраны офицер.
   - Делегация конгресса прибыла несколько минут назад, сэр. Согласно вашим указаниям, они ожидают во внешних кабинетах здания.
   - Благодарю, майор. - Ли вышел из кареты. Вместе с ним вышел его телохранитель. Он покачал головой. Теперь единственное место, где он мог остаться наедине - это сортир или ванна, да и то, будь она большего размера, охранник, скорее всего, составил бы ему компанию и там. Убийцы расправились со свободой просто самим фактом своего существования.
   Когда Ли вошёл в здание ДСА, сенаторы и конгрессмены обернулись в его сторону. Как и Джуда Ф. Бенджамин, тяжело склонившийся на костылях. К счастью, пуля, что попала ему в голень, не задела кость; рана залечивалась. Однако бывший госсекретарь всё ещё передвигался, словно старик, вместо того, чтобы живо заполнять собой пространство, как он привык.
   - Джентльмены, я сердечно благодарен вам за то, что вы сегодня присоединились ко мне, - сказал Ли. - Ежели вы будете любезны проследовать за мной, я раскрою вам причины, по которым пригласил вас.
   - Лучше бы оно того стоило, - прорычал сенатор от Техаса Уигфолл. - Когда я пытался пройти вон в ту комнату, чёртовы охранники сказали, что пристрелят меня, чтобы остановить. Я не привык к тому, чтобы наши старые добрые солдаты Конфедерации превращались в гессенцев*, и мне до этого нет никакого дела, вот, нисколечки.
   - Они всего лишь исполняли мои прямые приказы, сэр. Заверяю вас, причины этого станут вам известны. Теперь охранники пропустят вас, поскольку вы находитесь в моей компании.
   И действительно, перед группой с Ли во главе, охранники дали дорогу Уигфоллу и остальным сенаторам и конгрессменам. Официальные лица прошли внутрь, и уставились на незнакомую офисную мебель в секретной комнате. Уигфолл указал на "qwerty" на столе.
   - А это что ещё за хреновина?
   - Если вы мне поведаете, сенатор, я буду у вас в долгу, - ответил Ли.
   Конгрессмен от Джорджии Люциус Гартрелл, в политике склонявшийся, скорее к Конфедератам, нежели к Патриотам, взглянул на дыру в стене рядом с дверью.
   - Господин президент, что там произошло?
   - Там располагалось устройство, которое, - Ли указал на потолок, - побуждало эти трубки сверху светиться. После того, как оно перестало работать, мы извлекли его с целью разобраться, на каких принципах оно функционирует. Наилучшей нашей догадкой стало то, что у него закончилось топливо.
   - Ну, так подкиньте туда дров или угля? - сказал Гартрелл.
   - Непохоже, что оно работает на чём-то твёрдом, скорее, на некоей горючей жидкости, - ответил Ли.
   Так ему объяснили военные инженеры, основываясь на остатках какой-то пахучей жидкости, которая осталась в баке с надписью "ТОПЛИВО". Чем бы ни была эта жидкость, это не ворвань - в этом инженеры были уверены. В отношении остального никакой уверенности у них не было. Большинство учёных, работавших с "Генератором Хонда" - так оно само себя называло - считали, что оно вырабатывало электричество, но они не имели ни малейшего представления о том, что именно было необходимо для его выработки. Впрочем, ривингтонцы знали.
   Данкан Кеннер от Луизианы, ещё один конгрессмен, склонявшийся к Конфедератам, сказал:
   - Всё это, уверен, интересно, господин президент, но мы-то здесь зачем?
   Ли кивнул Джуде Бенджамину, с лица которого никогда не сходила вечная лёгкая улыбка. Бенджамин заранее подговорил Кеннера задать именно этот вопрос. Ли сказал:
   - Ответ, конгрессмен, находится четырьмя годами ранее и до недавнего времени, хранился в секрете. Даже теперь, прежде чем продолжить, я должен потребовать от вас и ваших коллег поклясться не разглашать без моего личного дозволения то, что вы сегодня узнаете.
   Большинство законодателей мгновенно согласились. Упрямый Уигфолл произнёс:
   - Будь я проклят, если стану покупать кота в мешке.
   - Хорошо, сенатор, можете идти; жаль, что потратил ваше время, - вежливо ответил Ли.
   Уигфолл смотрел на него, заметил, что Ли был непоколебим, и добавил свою клятву к остальным. Ли с благодарностью кивнул ему и продолжил:
   - В начале 1864 года, как вы, должно быть, в курсе, перспективы нашей Конфедерации в войне были плохи. Нас с самого начала превосходили как числом, так и в промышленных мощностях, часть наших земель была захвачена, а север начал находить в Гранте, Шермане и Шеридане тех офицеров, кто сможет с нами покончить.
   Даже Уигфолл был вынужден кивнуть; стойкий южанин-бретер помнил, насколько тускло всё тогда выглядело. Луций Квинт Цинциннат Ламар от Миссисипи, недавно вернувшийся в Конгресс, и который был таким же стойким бретером и Патриотом, сказал:
   - Явление в тот момент ривингтонцев с их винтовками, всегда казалось мне видимым, даже чудесным, доказательством благоволения божественного Провидения по отношению к Конфедеративным Штатам Америки.
   Несколько конгрессменов и сенаторов важно закивали.
   - Должен признаться, я и сам какое-то время придерживался таких же взглядов, - сказал Ли. - С некоторого времени я в них разочаровался. Нам действительно оказали благоволение, но ни божественного, ни чудесного свойства. Выслушайте меня, друзья мои; история, которую я расскажу, может показаться невероятной, но заверяю вас, она правдива.
   Он поведал законодателям всё, что знал о ривингтонцах и их путешествии сквозь время с целью помочь Югу. Часть его рассказа была основана на речах Андриса Руди, а часть на книгах в помещении, в котором он сейчас находился. Рассказывая, он видел, как Луис Уигфолл становился всё бледнее и бледнее. Это его не удивило; члены ДСА, скорее всего, поведали ему свою версию этого рассказа.
   - Как видите, джентльмены, они помогли нам добиться свободы не из уважения к нашим ценностям, а ради того, чтобы мы служили пешками в их собственной игре, - закончил Ли.
   Когда он замолчал, комнату наполнила тишина. Наконец, конгрессмен Ламар сказал:
   - Вы плетёте... весьма затейливую паутину, господин президент, настолько затейливую, что, надеюсь, это вас не оскорбит, если я скажу, что было бы неплохо увидеть доказательства.
   - Я могу представить вам доказательства, ну или, по крайней мере, подтверждение - сказал Джуда Бенджамин. - Я лично слышал многое из сказанного из уст Андриса Руди, равно как и Джефферсон Дэвис и, если не ошибаюсь, Джо Джонстон и Александер Стивенс. - Бенджамин оглядел помещение. - И если только я не глубоко ошибаюсь, джентльмены, кое-кто из вас также это слышал. Мы не так хорошо храним тайны, даже важные тайны, как должны бы.
   Поскольку сам Ли не имел никаких проблем с сохранением тайн, он об этом даже не подумал, но судя по выражениям лиц некоторых законодателей, Бенджамин попал в точку. Ли взглянул на Уигфолла. Техасец, практически с вызовом, произнёс:
   - Да, я тоже об этом слышал, но не из слухов и россказней. Ривингтонцы рассказали об этом мне и генералу Форресту, хоть их интерпретация событий и существенно отличается от той, что изложил мистер Ли.
   - "О дереве судите по плодам его" - как сказано в Библии, - ответил на это Ли. Он махнул рукой на книги, что лежали на всех столах в секретной комнате. - Немногим дано узнать, как их имена отзовутся в истории. Благодаря людям из ДСА, у нас появилась такая возможность. Я взял на себя право подчеркнуть отдельные абзацы в этих книгах; абзацы, которые всё скажут сами за себя. Однако я ни в коей мере не призываю вас относиться к ним как к истине в последней инстанции; вы вольны смотреть всё, что пожелаете, дабы узнать, что в будущем думают о некоторых наших вопросах, которая наша Конфедерация была отчасти основана защищать.
   - Вы про ниггеров, да? - спросил Уигфолл. - В итоге, всё сводится к ниггерам.
   - В этом, сенатор, никак не могу с вами не согласиться, - сказал Ли, думая при этом, что это один из редких случаев, когда он мог сказать об этом со всей искренностью.
   Он отступил назад, давая понять, что сенаторы и конгрессмены могут начинать изучение. Ему вдруг вспомнилась игра в музыкальные стулья, поскольку законодателей оказалось больше, чем стульев. Его мгновенное веселье испарилось так же быстро, как и появилось; точно такое же затруднение на инаугурации вынудило его поднять Мэри на трибуну, после чего он вскорости остался вдовцом.
   В отличие от Капитолийской площади, здесь никакой постыдной толкотни не последовало. Кто-то занял стулья, а остальные встали за их спинами и заглядывали через плечо. Во всех книгах имелись закладки, на которых были указаны даты публикации. Некоторые скептически настроенные законодатели насмешливо фыркали, но вскоре это прекратилось. Многие издания были проиллюстрированы и даже снабжены фотографиями, пышные цвета которых невозможно было представить в приземлённом мире 1868 года. И каждая работа производила ошеломляющий эффект тем, что имела ретроспективный взгляд на события столетней и более давности. Порой, единственными звуками, раздававшимся в комнате, были тихие вздохи удивления.
   Луис Т. Уигфолл поднял своё тучное тело со стула и подошёл к Ли.
   - Я должен вам извинения, господин президент, и у меня хватит мужества принести их. Я решил, что вы собрали всякий вздор, чтобы обмануть нас, однако я вижу, что это не так. Вы не могли произвести столько много, да ещё столь детализированно.
   Качая головой, словно озадаченный медведь, он протащился к столу, из-за которого встал и, безо всяких жалоб, встал за спиной конгрессмена Гартрелла, который занял освободившийся стул.
   Ли облокотился на твёрдый холодный шкаф для бумаг, позволяя законодателям смотреть столько, сколько им вздумается. То была уже вторая подобная делегация, что он привёл в святилище ДСА; он намеревался сделать так, чтобы весь Конгресс Конфедерации ознакомился с книгами и бумагами, собранными здесь.
   Как и в случае с первой группой законодателей, удивление уступало место возмущению, когда сенаторы и конгрессмены переходили от одного издания к другому, сравнивая одну статью о поражении в Гражданской войне с другой.
   - Тут всё такое, будто бы писал какой-нибудь сраный янки, - воскликнул конгрессмен Ламар.
   Кто-то - Ли не заметил, кто именно - добавил:
   - Не просто сраный янки, а сраный янки-аболиционист.
   Там, где Ли цитировал Евангелия от Матфея, Джуда Бенджамин процитировал Бобби Бёрнса:
   -Ах, если б у себя могли мы
   Увидеть все, что ближним зримо,
   Что видит взор идущих мимо
   Со стороны*
   Он изо всех сил постарался переделать свой мягкий говор в раскатистую жёсткую шотландскую речь. Когда он декламировал, в воздухе висела задумчивая тишина.
   Прерывая её, Ли произнёс:
   - Мы уникальны среди прочих, друзья мои, поскольку нам был дарован сей, эм, подарок. Мы всегда были верны своим своеобразным институтам, невзирая на порицание всех тех, кто живёт по ту сторону наших границ, будучи уверенными в том, что потомки вознаградят нас за эту верность. Но здесь перед нами приговор потомков, осуждающих нас за сохранение права владения одного человека другим, убежденных, что эта система, если когда-то и была оправдана, в наше время давно пережила это оправдание. - На этот раз он процитировал Книгу Даниила: - "...ты взвешен на весах и найден очень лёгким"*. Лишь Господь знает пути свои, но мы сами можем видеть тот вердикт, что вынесла нам история.
   - Вы знали об этом, когда в ходе своей президентской кампании высказывались об окончании рабства? - спросил конгрессмен Кеннер.
   - Нет, сэр, я об не знал, - сказал Ли. - На самом деле, ривингтонцы обрисовали мне совершенно иную картину будущего, картину, на которой чёрные и белые по-прежнему держали друг друга за глотки. Книги в этой комнате демонстрируют ложность этой картины, которую, думаю, вы со мной согласитесь, они продолжают рисовать, что могут подтвердить, как мистер Бенджамин, так и, думаю, мистер Уигфолл.
   Крупная голова Джуды Бенджамина качнулась вверх и вниз. Уигфолл также кивнул, хотя выражение его лица вряд ли можно было назвать жизнерадостным; Ли гадал, была ли эта яростная мина вызвана тем, что он вынудил техасца признать сказанное им, или тем, что члены ДСА ввели его в заблуждение.
   Л.К.Ц. Ламар сказал:
   - Так, что же насчёт ривингтонцев? Если будущее устлано любовными объятиями негров и белых, а, видимо так и есть, пускай меня это ввергает в смущение, и должен сказать, вызывает отвращение, как ривингтонцы с этим уживаются?
   - Полагаю, очень плохо. - Ли поднял руку. - Нет, я не склонен относиться к этому легкомысленно. Судя по их собственным словам, переведённым на английский единоверцем мистера Бенджамина господином Гольдфарбом, в своём времени они представляют себя фанатиками, противостоящими всему миру. Позвольте привести аналогию, которая вполне оскорбила Андриса Руди: ривингтонцы настолько же яростно поддерживают белых в своём времени, как Джон Браун поддерживал чёрных в нашем.
   Законодатели Конфедерации переглянулись. Один за другим, они начали кивать. То же самое творилось и среди первой делегации, пришедшей осмотреть свидетельства из двадцатого и двадцать первого веков. Лишь немногие сумели справиться с презрением со стороны своих праправнуков.
   Луису Т. Уигфоллу это почти удалось.
   - Гореть мне в аду, сэр, если я смогу пережить то, как из этого вонючего черного республиканца Линкольна вылепили святошу. И гореть мне в аду, если я соизволю жить в стране, где моей ровней считается тот, кто полирует мне сапоги и чистит мою лошадь.
   - Степень равенства перед законом, без сомнений, создает и равенство в обществе, - сказал Ли. - Соединённые Штаты продемонстрировали это со всей явственностью. А теперь позвольте и мне задать вам вопрос, сенатор: увидев, какими методами ДСА достигает своих целей, вы всё ещё считаете эти цели достойными вашей поддержки?
   Гнев Уигфолла стал таким же чёрным, как и его сапоги. Но всё же он побывал посреди бойни на Капитолийской площади. Наконец, он качнул массивной головой.
   - Как и я. - Ли заговорил громче, обращаясь ко всей делегации Конгресса: - Должен ли я истолковывать происходящее таким образом, что вы будете голосовать "за", когда законопроект, предусматривающий постепенное компенсируемое освобождение негров-рабов на условиях, соответствующих тем, что я изложил до того, как стал президентом, будет представлен Сенату и Палате Представителей?
   Законодатели вновь переглянулись, некоторые из них словно ожидая, что кому-то хватит духу сказать "нет". Ли наблюдал за ними, особенно за Уигфоллом и Ламаром, которые, по его мнению, вероятнее всего должны были сопротивляться ему, один из собственного упрямства, другой, исходя из своих принципов.
   Ламар прочистил горло. Несколько конгрессменов просияли. Представитель Миссисипи произнёс:
   - Отступление от надёжно и длительное время занимаемых позиций в политике столь же опасно, сколь и в военном деле; поступив таким образом, боюсь, я похороню собственные перспективы. И всё же, с учётом доказательств, что вы представили нам сегодня, у меня не остаётся выбора, кроме как поддержать предложенный вами законопроект, и лишь затем постараться обосновать моё решение, как смогу, своим избирателям.
   Кивок Ли был близок к поклону.
   - Может, вы и не получите немедленных благодарностей со стороны избирателей вашего округа, но вы обретёте непреходящую благодарность от имени своей страны.
   После того как миссисипец признался в поддержке программы Ли, остальные законодатели последовали его примеру. Даже Уигфолл мрачно кивнул, хотя Ли, зная, его переменчивость, не счёл бы подобный жест гарантированным обещанием.
   Джуда Бенджамин произнёс:
   - Знаете, мистер Ламар, что с учётом зверств, произошедших 4 марта, а также мятежа, начавшегося на территории Северной Каролины, ваш голос за освобождение может пойти вам на пользу, если вы дадите своему округу понять, что своим голосом отвергаете всё, что близко ривингтонцам.
   Всегда задумчивое выражение лица Ламара просветлело.
   - Возможно, и так, сэр; с учётом остроты ваших суждений в политических материях, скорее всего, так и получится.
   - Вы мне льстите, сэр, - сказал Бенджамин, и сделал вид, что польщён, хотя лесть эту, подумал Ли, скорее следовало назвать чрезмерной похвалой, поскольку, видя Бенджамина в действии, он был более чем убеждён в том, что репутация бывшего госсекретаря была совершенно заслуженной.
   Конгрессмен Гартрелл спросил:
   - Как идут бои против бунтовщиков, сэр?
   - Не так хорошо, как бы мне того хотелось, - ответил Ли. - Ривингтонцы малы числом, однако в технических искусствах имеют преимущество более чем в полтора века, прогресс, которого нам, разумеется, не достаёт. Винтовки, коими они обеспечили нас в войне против Соединённых Штатов - лишь пример такого прогресса. К несчастью, мы выяснили, что это всего-навсего один такой пример. Ривингтонцы полностью преуспели в удержании тех позиций, которые они заняли с начала боёв после 4 марта. Если бы не наличие в наших арсеналах АК-47, боюсь, они могли бы сделать намного больше, чем только лишь удерживать те позиции.
   Он умолк, хмурясь почти столь же яростно, как и сенатор Уигфолл. По сравнению с длинноствольными крупнокалиберными орудиями с бесконечным боезапасом, которыми они пользовались для защиты укреплённых точек, АК-47 выглядели совсем как "Спрингфилды". Как и мины, которые они закопали в землю между этими укреплёнными позициями; вид двоих-троих человек с оторванными ногами, значительно снизил у их товарищей желание наступать.
   - Но мы же, в итоге, их одолеем? - жадно напирал Гартрелл.
   - Коли уж мы одолели Соединённые Штаты, сэр, то мы, безусловно, справимся и с небольшой бандой мятежников. - Самому Ли очень хотелось бы чувствовать себя в соответствии сказанному.
  
   В нескольких метрах над головой Коделла просвистели пули; сначала слева направо, затем справа налево. Промоина, в которой он залёг, находилась всего в сотне метров от стрелка. Попытки подобраться настолько близко заняли у него почти весь день. Теперь же, оказавшись на месте, он не знал, что делать дальше. Несколько выстрелов наугад с большей вероятностью встревожат стрелка, нежели убьют его. К тому же у ривингтонцев были те же самые ружейные гранаты, которыми они пользовались в окопах около Вашингтона. Коделлу не хотелось, чтобы они сыпались на него.
   Он повернулся к Генри Плезантсу, что растянулся в овраге рядом с ним.
   - Вперёд идти мы уже не можем, - сказал он, указав в сторону.
   Плезантс кивнул; если они покажутся - они покойники. Коделл махнул в другом направлении.
   - Да и назад мы вряд ли можем отойти.
   В том же овраге лежало восемь или девять выживших солдат - в два раза меньше, чем было. Плезантс снова кивнул.
   - Ну, и что нам остаётся? - сказал Коделл. - Я открыт для идей, мать вашу.
   - Жаль, у меня нет ни одной, - сказал Плезантс. - Может, ночью...
   Он не договорил, скорчив гримасу. Судя по тому, как они стреляли ночью, в темноте ривингтонцы видели, словно кошки. А даже если и не так, интенсивность стрельбы такая, что если тебя не уложит первая пуля, то вторая достанет точно, либо следующая за ней.
   Молли Бин сказала, плюхнувшись в полуметре от них:
   - Ни вперёд, ни назад. - Она утёрла лоб рукавом. Поскольку и то и другое были одинаково грязными, помогло не очень. Она по-прежнему смотрела на Коделла. Единственное место, где она могла бы выглядеть лучше, находилось вдалеке от сражения. Если с ней что-нибудь случится... Но она не позволяла Коделлу отослать себя.
   - На них идти мы не можем, - сказал Коделл. - Деревьев маловато, а они расстреливают нас, чисто мальчишки из рогаток. И под ними пройти мы не можем, ибо мы не стая кротов.
   Говорил он, в основном, лишь ради того, чтобы слышать собственный голос. Он едва не подпрыгнул, когда Генри Плезантс перекатился к нему, и ткнул в плечо. Прыгать здесь опасно. На грязном лице Плезантса ярко горели глаза.
   - Хрена с два мы не можем пройти под ними, - сказал он. Голос его дрожал от восторга.
   - А? Ты чо несёшь? - спросил Коделл.
   - Пройти под ними, - нетерпеливо повторил Плезантс, словно неразумному ребёнку. Когда до Коделла так и не дошло, он понял, что придётся разъяснить подробнее: - Нейт, я работал инженером на шахте, помнишь? Если бы мы могли прорыть туннель до этой здоровенной пушки, заложить заряд пороха и поджечь... Мы сможем, клянусь, сможем, и подорвём его в небеса. Почва тут мягкая, а края промоины не позволят ривингтонцам высмотреть, чем мы тут заняты... Я не сошёл с ума, Нейт; клянусь всемогущим Господом, что не сошёл.
   - Да ты не шутишь, - медленно и задумчиво произнёс Коделл.
   Прямо сейчас над головой летали пули. Наступление на орудие, что ими плевалось, являлось не более чем занятным способом покончить с собой, если только... Коделлу вдруг привиделось орудие и стрелок, взмывающие в небо. Это видение понравилось ему больше, чем всё то, что он представлял с того времени, как его грубо вернули на войну.
   Плезантс почуял, что наживка проглочена.
   - Совсем не шучу, Нейт. Если мы приведём сюда Ллойда и Эндрю, плюс ещё несколько человек, которые умеют копать - в вашем штате такие должны найтись - вместе с инструментом, да с брёвнами, чтобы сделать крепь у туннеля, пока будем копать...
   Он начал перечислять по пальцам всё, что ему понадобится с таким видом, словно сидел в офисе шахты, а не валялся в высохшей промоине.
   Наконец, чтобы перегородить этот поток идей, Коделл поднял руку.
   - Ладно, сдаюсь - ты меня убедил. Но я ж всего лишь сержант, не забыл? - Он указал на полосы на рукаве. - Я не могу достать всё, о чём ты говорил. Вернёмся к капитану Льюису. Если сможешь и его убедить, скорее всего, сможешь попытаться.
   - Идём, - сказал Плезантс и пополз вниз по оврагу.
   Коделл схватил его за лодыжку.
   - Генри, ты только что поклялся, что ты не сошёл с ума, а теперь ведёшь себя, как лжец. Если хочешь дожить, чтобы увидеть капитана Льюиса, тебе нельзя просто отправиться туда маршем, отсюда, нельзя. Вспомни, где ты. Как наступит ночь, попробуем выбраться. До тех пор, сидим ровно. - Плезантс выглядел возмущённым. Коделл продолжил: - Короче, сколько сегодня ты намеревался прорыть?
   Его друг издал пристыженный смешок.
   - Прости. Ты мыслишь намного толковее меня, это уж точно. Но, когда мне приходит на ум нечто подобное, я весь загораюсь, и неважно, что стоит у меня на пути.
   - Знаю, что это так. - Коделл вспомнил, как рвение, с которым тот бросался за работу, а также поразительная слепота в отношении всего, что не было связано с её выполнением, стоила его другу работы. После пары лет службы первым сержантом, практичность фактически стала его вторым именем. Он в задумчивости почесал бороду. Через пару минут он спросил:
   - Если тебя здесь не будет, твои валлийцы смогут проследить за работами?
   - Эндрю мог бы, - не раздумывая, ответил тот. - Ллойд неплохо работает, но он слишком влюблен в свой виски, чтобы стать толковым начальником.
   - Ладно. Тогда делать будем вот, что. Как стемнеет, я, ты и Мелвин двинемся обратно в Нэшвилль. Пойдём раздельно, и...
   - Минуточку, - перебила его Молли Бин. - Куда эт' вы меня отсылаете?
   - Ты уже достаточно долго сидишь тут и слушаешь нас с Генри, - ответил Коделл. - Ты знаешь о предложении Генри столько же, сколько и я. Капитану Льюису обязательно нужно его выслушать. Даже ночью невозможно уверенно поставить на одного из нас, даже на одного из двух, что кто-то выберется живым за пределы досягаемости этого сраного орудия. Но если я отправлю троих, один из них точно доберется.
   Она осторожно кивнула.
   - Лады, Нейт. Вроде, разумно.
   В присутствии посторонних было весьма непросто выдержать оставшуюся между ними недосказанность. Если бы она решила, что он отправляет её, исключительно ради того, чтобы уберечь её от опасности - чего сам Коделл очень желал сделать - она точно отказалась бы. Однако её гордость могла смириться с военной необходимостью.
   Сгущались и удлинялись тени, начиная смешиваться в одну большую фиолетовую тень сумерек. Когда окончательно опустилась тьма, Коделл обратился к Молли и Плезантсу.
   - Я пойду первым - сказал он. - Первый, скорее всего, привлечёт огонь на себя, Генри, ты следующий, дай мне где-нибудь пятнадцать минут форы. М... Мелвин, идёшь последним, через пятнадцать минут после Генри. Встретимся, - "надеюсь" - подумал он, - у капитана Льюиса.
   - Удачи, Нейт, - сказал Плезантс.
   - Удачи, - эхом отозвалась Молли так тихо, что Коделл едва её расслышал.
   Ему хотелось обнять её, поцеловать, оказаться где угодно, только подальше от этого убогого места. Он мог лишь кивнуть, да так, что в темноте она могла ничего и не заметить, затем пополз по высохшей промоине. Во рту у него тоже пересохло; он прекрасно помнил чудовищный беспорядок ночного боя у Вашингтона. Тогда ривингтонцы со своими забавными пушками были их союзниками. Теперь же они пытались его убить.
   По мере удаления от орудия с бесконечными патронами, промоина становилась всё более мелкой. Он выкатился из неё за прогнивший пень. Изо всех сил стараясь держать этот пень между собой и стрелком, он то полз на пузе, то на четвереньках, то снова на пузе. Коделлу удалось преодолеть несколько сотен метров, когда вслед ему полетели пули. Он бросился наземь, и даже глубже, провалившись в яму. Он прождал несколько минут, затем пополз дальше. Когда он решил, что сосны укрыли его от ривингтонца за орудием, то встал на ноги и пошёл, ведомый звёздами, пока не вышел на знакомую дорогу.
   До Нэшвилля идти было где-то девять-двенадцать километров, но когда Коделл вошёл в город, часы пробили полночь. Льюис устроил штаб в здании суда. Часовой с сомнением осмотрел Коделла, более грязного, чем когда-либо раньше.
   - Уверен, что не подождёт, боец?
   - Уверен. - Коделл добавил в голос злобы. Он заметил, что в нём до сих пор жил предрассудок военных времён в отношении солдат в чистой форме. Его рык вынудил часового отступить в сторону. Коделл вошёл в здание суда, где нашёл Льюиса храпящим на лавке.
   - Капитан Льюис, сэр? Капитан?
   Льюис заворчал, затем повернулся и сел.
   - Кто?.. - Он протёр глаза. Факелы у входа позволили ему разглядеть, кто именно стоял перед ним. - Какого хера тебе надо, Нейт?
   Едва Коделл начал объяснять, в чём именно дело, на городскую площадь въехали несколько всадников, звеня сбруями. В здание суда вошёл человек со шпорами на сапогах. Коделл продолжил разговаривать с Льюисом. "Пусть этот сраный курьер подождёт своей очереди", - подумал он. Большинство представителей этого племени были грубыми, нетерпеливо жаждущими доставить свою столь-ценную-весть, но этот спокойно стоял, пока Коделл говорил.
   Капитан Льюис зевнул так, что у него звучно щёлкнула челюсть. Затем он произнёс:
   - Если этот Плезантс знает, что делать - а похоже, это так - скажи ему, чтобы приступал. Похоже, это хороший способ избавиться от этого чёртова орудия, а с прочими способами нам не очень везёт.
   Когда Коделл отсалютовал, человек за его спиной впервые заговорил:
   - Капитан, сержант, одно орудие можно послать на хер. Когда у вас на руках четыре короля, нет смысла поднимать ставку на один дайм.
   Коделл развернулся. Он знал этот голос, хоть и не был готов услышать его в здании суда Нэшвилля. Джордж Льюис выскочил из кровати. Он был одет в самодельную капитанскую рубаху, но ниже неё было лишь исподнее. Он вытянулся по стойке "смирно" и отсалютовал.
   - Генерал Форрест, сэр!
   - Вольно, капитан... и наденьте уже штаны, - добавил Натан Бедфорд Форрест с легким смешком. - Я приехал поглядеть, как идут дела по эту сторону этого сраного Ривингтона, рассчитывая, что до сей поры здесь будет спокойно. Похоже, тут намечается оживление. - Он повернулся к Коделлу. - Где этот ваш горный инженер, первый сержант?
   - Должен объявиться в любой момент, сэр, - обеспокоенно произнёс Коделл. Затем он поведал, как он, Плезантс и Молли Бин - он не забыл назвать её Мелвином - выдвинулись с пятнадцатиминутным интервалом.
   Форрест кивнул.
   - Полагаю, лучше вы поступить и не могли. Но если этот инженер поймает пулю... Погодите, он же сказал, что эту работу могут выполнять и другие люди, так?
   - Да, но...
   Коделл беспомощно развёл руки в стороны. Генри Плезантс был его другом. Молли была намного больше, чем другом. Форрест мог понять его чувства, но этот человек был - должен был быть, по наличию звёзд на погонах - в первую очередь, солдатом. Получив идею, он мог бы теперь продвигать её вместе или без того, кто первым её предложил. Для Коделла люди были важнее идей. Он ждал и переживал, ждал дальше и переживал сильнее.
   К трём утра, когда тревоги начинали превращаться в отчаяние, Молли и Плезантс вместе вошли в здание суда. Коделл издал "крик повстанца", чем, вероятно, разбудил половину Нэшвилля. Первым делом он обнял Генри Плезантса, что дало ему право обнять и Молли тоже, но объятия продлились дольше и были они намного более тесными.
   - Что, к дьяволу, с вами приключилось? - требовательно спросил он.
   - Заблудились, - тихо и робко произнесла Молли. - Моя вина. Я...
   - Да срать мне на всё это, - перебил её Бедфорд Форрест. Он недолго помолчал, пока не узнали его самого, или, по крайней мере, его звание, затем спросил:
   - Кто из вас Плезантс?
   - Я, сэр. - Плезантс оправился и выпрямился. - Рядовой Генри Плезантс, 47-й северокаролинский, в прошлом подполковник Генри Плезантс, 48-й пенсильванский.
   - Это правда? - Форрест более пристально и внимательно осмотрел горного инженера. - Решили, что здесь вам больше понравится, да?
   - Вроде того, - ответил тот и больше ничего добавлять не стал.
   Форрест не стал на него давить; на уме у него было нечто помимо политики.
   - Коделл тут сказал мне, что вы решили прорыть подкоп под ту здоровую пушку, что стоит перед вами.
   - Я могу подорвать это сраное орудие так высоко, как прикажете, сэр, - весело ответил Плезантс.
   - Одно орудие может идти на хер, - повторил Форрест ту же фразу, что говорил Коделлу и Льюису. - Мне нужен этот подкоп, так сильно нужен, что я даже чувствую его вкус, полковник. - Услышав, что к нему обратились по старому званию, Плезантс расцвёл. Капитан Льюис немного помрачнел. Форрест продолжал: - Сколько времени вам понадобится на рытьё?
   Взгляд Плезантса ушёл внутрь, губы зашевелились, пока он производил подсчёты. В такой задумчивости он простоял несколько минут. Когда его лицо приобрело прежнее выражение, он ответил:
   - Дайте мне людей, инструменты и крепёжную древесину, сколько потребуется - и помпу, если в штольне будет сыро - и я всё сделаю от трёх недель до месяца.
   Форрест хлопнул его по спине.
   - Вы всё получите, клянусь Богом, - пообещал он. - Также вам будет возвращено старое звание США, и вы поступите на службу в мой штаб, если вас устраивает.
   Теперь Джордж Льюис изрядно помрачнел. Плезантс ухмылялся от уха до уха.
   - Благодарю, сэр! Наверное, мне всё-таки нужно было голосовать за вас.
   Коделл сглотнул, гадая, как на это отреагирует, печально известный своей вспыльчивостью Форрест. Однако ответ генерала прозвучал тихо и серьёзно:
   - Сэр, если б я знал то, что знаю сейчас, то я и сам за себя не проголосовал бы. Меня одурачили рассказами о том, что Движение к Свободной Америке думает в первую очередь об интересах Юга, а не о своих собственных. - Он покачала головой, искренне злясь на то, что его обманули. Затем он тоже улыбнулся, и улыбка эта была наполовину озорной, наполовину свирепой.
   - Теперь же я намерен одурачить этих ривингтонских ублюдков в ответ.
   - Как вы намерены это сделать, сэр? - одновременно спросили Коделл, Молли и Джордж Льюис.
   - Здесь, к югу от Ривингтона, мы лишь слегка покалываем Движение к Свободной Америке, - ответил Форрест, со всё той же хищной ухмылкой. - Я намерен провернуть здесь одно дельце, и начать бить прямо там, где стоит эта здоровая пушка. Чем больше народу и орудий мы бросим на них, тем больше им придётся перенести сюда, чтобы не дать нам их сковырнуть. Я брошу ещё больше, и они бросят ещё больше, и по прошествии от трёх недель до месяца, джентльмены, им потребуется гораздо больше одного орудия, чтобы нас сдержать. Я заставлю их сделать это место ключевой позицией.
   Перед глазами Коделла кто-то словно зажёг спичку. Ошарашенный, он воскликнул:
   - Они притащат сюда все свои причудливые орудия, сколько захотят, а мы в это время будем копать. И как только мы закончим...
   -... мы отправим все их причудливые орудия прямиком в ад, - закончил за него Натан Бедфорд Форрест. - Всё именно так, первый сержант. Затем мы прорвёмся через эту дыру и двинемся прямиком на Ривингтон. - Ухмылка внезапно слетела с лица Форреста, отчего он стал крайне мрачным. - И если до кого-нибудь из ривингтонцев дойдёт слушок, потому что кто-то чрезмерно болтает, я лично удавлю это трепло собственными руками. Все меня поняли?
   На мгновение в здании суда воцарилась тишина. Все знал о репутации Форреста, и никто не сомневался, что он поступит именно так, как и сказал.
   Видимо, с целью снять повисшее в воздухе напряжение от угрозы, Генри Плезантс произнёс:
   - Знаешь, Мелвин, ты прям вылитая копия подружки Нейта Молли Бин. Вы, часом, не родственники?
   Коделл кашлянул и захотел провалиться сквозь пол. Молли же, видимо, была готова к тому, что рано или поздно её об этом спросят, поэтому с лёгкостью ответила:
   - Мы близкие родственники, Генри... простите, полковник Генри, сэр. Нам многие говорят, что мы похожи.
   - Это уж точно, - сказал Плезантс.
   Генерал Форрест обратился к Нейту и Молли:
   - Вы двое, идите поспите, заслужили. Примите от меня благодарность за то, что доставили идею этого плана. - Он повернулся к Плезантсу. - А вы, сэр, останьтесь со мной. Похоже, нам обоим нужно много чего обсудить.
   - Есть, сэр, - сказал Генри Плезантс. - Похоже, что так...
  
   *XVIII*
  
   Ли гадал, каким образом Джефферсону Дэвису вообще удалось обхитрить его, навязав должность президента Конфедерации. Даже без учёта вооруженной охраны, окружавшей президентскую резиденцию на Шоко-Хилл, он чувствовал себя пленником своей должности. Чтобы делать всё необходимое, он должен был родиться в трёх экземплярах. Одного Ли было явно недостаточно - чем бы он ни занимался, он испытывал чувство вины за то, что обходил вниманием другие дела.
   Попивая кофе, Ли просматривал утреннюю стопку докладов. В телеграмме сообщалось, что генерал Форрест переносил направление главного удара на юго-запад Ривингтона. Ли бросил взгляд на карту Северной Каролины, что стояла на подставке, затем пожал плечами. Данное направление казалось ему не более многообещающим, чем любое другое, однако у Форреста обычно имелись поводы поступать так, как он поступал, даже если эти поводы были не столь очевидны. Обычно так и было; Форрест, не имевший формальной военной подготовки, устанавливал собственные правила и следовал им. И если Ли не понимал, что же именно он задумал, ривингтонцы, скорее всего, тоже не понимали. Ли надеялся, что и не поймут.
   В телеграмме также сообщалось, что Форрест назначил нового офицера своего штаба, полковника Плезантса. Это имя было смутно знакомо Ли, но откуда именно, он вспомнить не мог. Он потянулся к книге, вынесенной из убежища ДСА - "Полковники Ли", за авторством некоего Роберта Крика, человека, родившегося через целое поколение после него. То был более полный, более детальный список высших офицеров Армии Северной Вирджинии, чем любой, изданный во время Ли.
   Полковник Плезантс, впрочем, в нём не упоминался. Ли уставился в дальнюю стену кабинета, не видя её, пытаясь вспомнить, в связи с чем он помнил фамилию полковника. Он достал "Иллюстрированную историю Гражданской войны", издание, которое за последние несколько месяцев стало для него близким другом. Разумеется, фамилия Плезантса упомянута в алфавитном указателе. Ли перелистнул на страницу 472.
   От чтения о тяжёлой кампании, проходившей в 1864 году, его пробивала дрожь, словно он читал один из рассказов ужасов По. Трудно представить его доблестную Армию Северной Вирджинии в ловушке, осажденной на позициях вокруг Петерсберга, с федералами, использовавшими всё имевшееся у них в наличии, чтобы взломать эти позиции.
   Он прочёл о подкопе, который предложил Плезантс; о тоннах пороха, подорванных под окопами Конфедерации, о Бое у Воронки*, в котором войска Союза, похоже, опростоволосились сверх всякого ожидания, иначе, как же тогда они умудрились его проиграть? Прочитав всё это, Ли лениво подивился, почему Плезантс оказался на Юге, а не в Пенсильвании.
   Вся леность спала с него. Он хлопнул книгой со звуком, похожим на выстрел.
   - Мистер Маршалл! - позвал он. - Подойдите сюда, пожалуйста, вы мне нужны.
   - Сэр? - За стёклами очков глаза Чарльза Маршалла излучали беспокойство; голос Ли редко бывал столь настойчивым. - Чем могу помочь?
   - Немедленно телеграфируйте генералу Форресту, скажите, что я приказываю ему - убедитесь, что употреблено именно слово "приказываю" - не упоминать в последующих телеграммах и письмах имя полковника, недавно включённого в его штаб. Вы меня поняли?
   - Я... кажется, да, сэр. - Адъютант точно воспроизвёл сообщение, однако его голос звучал озадаченно. - Должен признаться, не до конца понимаю.
   - Не важно. Немедленно отнесите сообщение телеграфисту.
   Маршалл пожал плечами, однако поспешил прочь. Ли вернул "Иллюстрированную историю Гражданской войны" на своё место на полке. Если Генри Плезантс планировал устроить ривингтонцам то же самое, что он устроил Югу в 1864 году, если бы те самые ривингтонцы не помогли изменить историю, Ли не хотелось, чтобы они вспоминали о его существовании. Если они подключились к проводам между Северной Каролиной и Ричмондом, и если имя Плезантса покажется кому-то из них смутно знакомым, как показалось Ли...
   Он покачал головой, немало встревоженный столкновением с новой трудностью в борьбе с людьми из будущего. У них имелось не только вооружение и броня, с которой его войска не могли справиться, они много чего знали о событиях его собственного недавнего прошлого и о людях, что были их побудителями. Простое имя могло предупредить их о том, к чему, вероятно, готовился Форрест.
   Ли отложил телеграмму Форреста в сторону и обратился к свежим газетам из Вашингтона, Филадельфии и Нью-Йорка. Он не считал, что Британия сумеет вернуть Канаду в ближайшие сроки. Только что в руки армии США, пришедшей из Орегона, пал Ванкувер. В "Вашингтон Ивнинг Стар" даже сообщалось, что Российская Империя, встревоженная продвижением федеральных сил, предложила продать Соединённым Штатам Аляску, предпочтя получить за неё деньги, а не потерять в ходе завоевания всей Северной Америки. Ли улыбнулся - кому нужно ещё больше квадратных километров снега и льда?
   Его улыбка угасла, когда он прочёл о продолжающихся успехах Англии на море. Блокада восточного побережья Соединённых Штатов, возможно, оказалась сильнее, чем блокада Конфедерации в ходе Второй Американской Революции, и торговый флот США оказался в отчаянном положении. Торговля конфедератской кукурузой процветала, заменяя пшеницу из США, которой больше не было доступа на Британские острова.
   Это навело его на мысли о недавнем докладе Джулиана Хартриджа из Джорджии, главного казначея. Репарации Соединённых Штатов позволили Конфедерации расплатиться с большинством своих военных долгов. Это было важно. Французы установили в Мексике власть Максимилиана, не в последнюю очередь потому что предыдущее правительство было должно им деньги, а ему не хотелось давать никакой европейской державе похожих поводов вмешиваться в дела Конфедерации.
   Однако новые долги росли с каждым днём - промышленные товары, которые закупал Юг, стоили дороже, и могли производиться с меньшими трудозатратами, чем хлопок и кукуруза, на которые их обменивали. Золото продолжало утекать из страны. Южная промышленность совершила подвиг во время войны, и Ли хотелось поддержать её, но конституцией КША протекционистские тарифы* воспрещались.
   Ли издал печальный звук, наполовину хрюканье, наполовину вздох. Когда историки будущего века будут писать о его президентстве, его, вероятно, назовут Мастером Обходных Манёвров, поскольку конституция КША неколебимо стояла против практически всего, что ему требовалось. Всё, чего Югу хотелось во время сецессии, это, чтобы его оставили в покое, однако и мир и сам Юг сильно изменились с 1861 года, чтобы возвращение в безмятежные довоенные времена было возможно, и уж тем более, полезно.
   По крайней мере, сам Ли был в этом убеждён. Доказательство тому лежало на его столе в виде законопроекта с осознанно невинным названием "Законодательное регулирование труда некоторых обитателей Конфедеративных Штатов". Слово "обитателей" вызвало у него улыбку, впрочем, не особо весёлую - он не мог назвать людей, которых затрагивал этот закон "гражданами", ибо по существующим законам рабы не считались гражданами Конфедерации. Его закон изменит это - если пройдёт.
   Невзирая на все поразительные документы, захваченные в кабинетах ДСА, невзирая на саму Ричмондскую Бойню, этот вопрос по-прежнему его тревожил. Ему казалось, что он сумел убедить законодателей в мудрости своего курса. Но народ, несмотря на то, что выбрал его, не испытывал энтузиазма по поводу направления негров по пути свободы. Законодатели хотят переизбрания, а не только быть правыми и поступать правильно; создатели Конституции Конфедерации позаботились, чтобы президенту не приходилось тревожиться об этом. Ли был рад вспомнить положения Конституции, которую и сам одобрил от всего сердца.
   В комнату вошла его дочь Мэри. Во время приёмов, проводимых каждые две недели, традиция которых была заложена Джефферсоном Дэвисом, она служила распорядительницей. Из-за недуга его жены, большая часть этих обязанностей в любом случае выпала бы на неё. После 4 марта... Ли отчаянно старался отбросить как можно дальше этот мрачный, запятнанный красным день из своих мыслей.
   - Чем могу помочь, моя дорогая? - поинтересовался он.
   - У меня для тебя посылка от полковника Рейнса из Огасты, Джорджия. - Она протянула ему небольшую коробочку, перетянутую бечёвкой.
   Он раскрыл посылку с энтузиазмом ребёнка, получившего подарок на день рождения.
   - От полковника Рейнса, значит? Видимо, новые боеприпасы.
   Однако в коробочке под толстым слоем ваты лежала закупоренная бутылочка с таблетками и записка: "До моего сведения было доведено, что перед своим падением в бесстыдное жестокое безумство, ривингтонцы выдавали вам в качестве лекарства азотированный глицерин. В надежде, что прилагаемое окажется вам полезным, остаюсь вашим самым преданным слугой. Д. В. Рейнс".
   - Надеюсь, они помогут тебе от боли в груди, папа, - сказала Мэри.
   - Определенно, должны. - Ли замолчал и посмотрел на дочь поверх очков. - Откуда тебе известно, для чего они? И уж раз так пошло, откуда полковнику Рейнсу известно, что я принимал нитроглицерин? Я чую заговор.
   - Признаю себя виновной. Я нашла одну из пустых бутылочек и отправила ему, поскольку этикетка указывала точную дозировку состава в каждой пилюле. Но сама идея принадлежит мистеру Маршаллу, который вспомнил происхождение твоих старых таблеток и то, что полковник Рейнс изготавливал точно такой же препарат. Мне жаль лишь того, что никто из нас не сделал этого раньше.
   - Не терзайся из-за этого, моя дорогая. Кажется, я дожил бы до сего дня и без этих лекарств. - Ли был тронут её заботой. Выражение его лица стало жёстче. - Я не сожалею о том, что получаю поддержку от кого угодно, кроме ривингтонцев.
   Мэри кивнула, её собственное лицо помрачнело. Как и младшие сёстры, она до сих пор ходила в чёрном в знак траура по матери. Но если бы не слепая удача, ей пришлось бы оплакивать и его. Ли взял бутылёк в руку, и внутри загремели новые нитроглицериновые таблетки. Когда он был им нужен, ривингтонцы желали, даже жаждали помочь ему, и помочь ему они смогли гораздо больше, нежели любой его современник. Но, когда их надежды на Юг разошлись с его собственными, они попытались выбросить его столь же небрежно, как если бы он был измаранным клочком бумажки.
   Ли щёлкнул языком промеж зубов.
   - Это моя страна, а не их.
   - Папа? - переспросила Мэри.
   Но он говорил сам с собой, а не с ней.
  
   Томас Бокок из Вирджинии, председатель Палаты Представителей произнёс:
   - Имею особую честь и огромную привилегию представить вам президента Конфедеративных Штатов Америки Роберта Э. Ли.
   Когда Ли поднимался на трибуну, зал Палаты заполнили аплодисменты от конгрессменов и сенаторов. Бокок сел позади него. Рядом с председателем должен был сидеть Альберт Гэллатин Браун в качестве главы Сената. Однако Альберт Гэллатин Браун был мёртв, а это означало, что, если с Ли что-нибудь случится, третьим президентом Конфедерации станет Бокок*.
   Ли избавился от этой мысли за те несколько секунд, что требовались ему, чтобы собраться перед тем как начать, возможно, самую важную речь за время своего президентства. Он заявил:
   - Достопочтенные сенаторы, члены Палаты Представителей, мне, разумеется, известно, насколько необычно для президента просить у вас соизволения выступить перед вашим собранием в поддержку конкретного законопроекта, но я хочу, чтобы вы выслушали мои доводы относительно просьбы положительно проголосовать по представленному вам законопроекту, касающемуся регулирования труда некоторых обитателей Конфедеративных Штатов Америки.
   Во время войны Конгресс Конфедерации обычно собирался in camera*, и все обсуждения оставались тайными. Эта политика сохранилась и в мирное время. Ли не одобрял её, однако, в этот раз счёл её полезной - не всё, что он намеревался сегодня сказать, должно попасть в ричмондские газеты.
   Этот момент он решил подчеркнуть с самого начала:
   - На данный момент все вы уже ознакомились с трудами, что ДСА привезло в наше время. Вы сами видели, как единодушно в двадцатом и двадцать первом веке был осуждён институт рабства с тем же отвращением, с каким мы относимся к диким племенам, которые пожирают своих соплеменников.
   Несколько законодателей поморщились от столь жёсткого сравнения. Ли не было до этого дела. Он намеревался отстаивать своё дело в самых крепких доступных выражениях. Он продолжил:
   - ДСА стремилось оставить нас там же, где мы были, стремилось заморозить нас навеки, дабы мы присоединились к ним в неповиновении тому, что ждёт впереди, а также стремилось сбросить наше должным образом избранное правительство, когда мы выказали лишь малейший намёк на расхождение с их взглядами. Их вооружённый мятеж длится по сей день. Голос за предложенный законопроект означает голос против ДСА и его методов. Вы лицезрели всё это собственными глазами в тайных помещениях ДСА. Я хочу прямо напомнить вам об этом, дабы у вас не осталось никаких сомнений по поводу затронутых сегодня вопросов.
   Он ненадолго замолчал, осматривая аудиторию. Занятие по достижению своих целей путём убеждения давалось ему не без труда, особенно, после того, как он всю жизнь получал и отдавал приказы. Не считая пары человек, которые делали записи, сенаторы и конгрессмены терпеливо смотрели на него. Может, они и не были убеждены, но внимание их было привлечено. Так и должно быть. Далее:
   - И всё же, я убеждён, джентльмены, что нам рано или поздно придётся противостоять этой проблеме, даже если бы мы добились независимости собственными усилиями, даже если бы ДСА никогда не существовало.
   Если бы ДСА не существовало, Юг никогда не добился бы независимости собственными силами. Ли понимал это с тех самых пор, когда впервые раскрыл "Иллюстрированную историю Гражданской войны". Члены Конгресса также понимали, умом - в книгах из святилища ДСА об этом говорилось весьма чётко. Однако в душе большинство из них считало, что их любимая страна так или иначе проложила бы себе путь к свободе и без помощи людей из будущего.
   Ли продолжал:
   - И сама война, и её последствия преподали нам новые уроки относительно негров, уроки, которые, должен признать, многие из нас предпочли бы не учить. И пусть они до сих пор стоят у нас перед глазами, мы игнорируем их на свой страх и риск. Мы научились у Соёдинённых Штатов тому, что из цветных можно сделать хороших солдат, возможность чего мы прежде отрицали. Позвольте указать на положения, о которых некоторые из вас прочли в книгах из секретной комнаты - к тому моменту, как ривингтонцы прибыли к нам, некоторые наши офицеры уже начали освобождать и вооружать негров для того, чтобы те сражались на нашей стороне против врагов с севера.
   По залу пробежал ропот. Не все заметили этого в записях, равно как немногие помнили, как мало надежды оставалось на войну всего четыре года назад.
   - Появление ривингтонцев с их винтовками избавило нас от необходимости в столь отчаянных мерах, однако негр продолжал демонстрировать нам свои способности. Хотя восстания, так долго полыхавшие в долине Миссисипи, теперь сведены к небольшим отдельным вспышкам, упорство, с которым цветные продолжали сопротивляться перед лицом сокрушительного перевеса в силах, должно заставить нас задуматься, следует ли нам по-прежнему рассматривать цветных только как послушных слуг, как это было в прошлом. Мы молчаливо признали эти перемены, сохранив свободу тем многим чёрным, что избавились от уз рабства в ходе потрясений Второй Американской Революции, не в последнюю очередь потому, что их уже нельзя безболезненно вернуть обратно в рабство после того, как они отведали свободы. Далее: в ходе войны некоторые штаты ослабили ограничения по образованию негров, дабы извлечь выгоду из их интеллектуальных упражнений. Обучив их единожды, никто не вправе требовать от них всё забыть. Если негра можно учить, если он может брать в руки оружие для самообороны, если в час опасности мы размышляли о том, чтобы вооружить его ради нашей защиты, справедливо ли держать его в цепях? Подобное лишь увеличивает риск восстания рабов и даёт нашим противникам в руки кинжал, направленный прямо в наше сердце. Я утверждаю, друзья мои, что эмансипация, какой бы отвратительной она ни казалась на вид, де-факто существует на обширных территориях нашей страны; постепенное признание этого положения де-юре позволит нам контролировать его влияние на нашу страну и защитит нас от эксцессов, которых мы все так боимся. Достопочтенные члены Конгресса, будьте уверены, я не просто призываю вас принять положения предложенного мною законопроекта. Я убеждён, что эти положения сослужат добрую службу Конфедеративным Штатам Америки на долгую перспективу, и требую от вас их принятия. Мир едва заметит, не говоря о том, чтобы запомнить то, что я здесь говорю, однако то, что вы сделаете, забыто никогда не будет. Пусть наши потомки скажут, что эта страна, с Божьей помощью, дала жизнь новой свободе, пусть они скажут, что начало этому было положено здесь. Я благодарю вас.
   Он отступил от трибуны. Последовавшие аплодисменты были более чем протокольными, но менее, чем горячими. Ли гадал, сколько бы их он заслужил, если бы Конгресс Конфедерации узнал, что он позаимствовал часть слов из одной памятной речи Авраама Линкольна. По всему выходит, что в том мире, где независимость Юга была разрушена, небольшая речь Линкольна в Геттисберге стала знаменитой. Здесь, в реальном мире, где всё, за что стоял Линкольн, оказалось дискредитировано, его слова, без сомнений, обречены на вечную безвестность. Ли прочёл Геттисбергскую речь, как минимум, дюжину раз. Он решил, что она заслужила право на жизнь.
   Луис Т. Уигфолл вскочил на ноги.
   - Господин председатель! - прогрохотал он.
   - Сенатор Уигфолл? - откликнулся Томас Бокок, возвращаясь на своё почётное место.
   - Господин председатель, я желаю произнести пару слов в противовес, при всём уважении к...
   Молоток Бокока трижды с треском ударился о трибуну, эхом отзываясь в крыше здания.
   - Благородному джентльмену отказано. Напомню, что мы собрались на специальное совместное заседание, дабы заслушать обращение президента Ли. Уверен, он будет иметь возможность выразить свою позицию о мерах, предложенных в этом обращении, когда будут проходить Сенатские слушания.
   Уигфолл всё равно попытался произнести речь. Председатель стуком молотка заткнул его. Наконец, весь красный и угрюмый, Уигфолл сел. Ли с каменным выражением лица смотрел на него. Может ему и не удалось произнести речь, но свою точку зрения он донёс.
   Ли повёл плечами, испуская вздох. Если даже общепризнанный голос будущего не сумел убедить некоторых людей в глупости избранного ими курса, то что тогда могло? "Ничего", - первое, что пришло ему на ум. Ли всем сердцем надеялся, что подобные упорные души составляли в Конгрессе меньшинство.
  
   В воздухе раздался низкий свист, совсем не птичий...
   - Мина! - заорал Нейт Коделл, а вместе с ним ещё двадцать человек.
   Сержант нырнул в бомбоустойчивую, усиленную брёвнами дыру в передней стенке окопа. Он на кого-то приземлился. Сверху на него рухнули ещё двое.
   Мина разорвалась в сотне метров от него, во второй линии окопов. В небо взмыла земля; ком грязи нашёл дыру в бомбоубежище и упал ему на шею. Через полминуты мимо просвистел ещё один снаряд, судя по звуку, он был нацелен на более отдалённую цель.
   Четверо человек, нашедших убежище в этой дыре, выбрались наружу на четвереньках - чтобы стоять, внутри не было места - и изо всех усилий принялись чиститься. Коделл также потёр отбитые рёбра. Он не совсем серьёзно уставился на Дэмпси Эра.
   - За последние пару дней ты уже второй раз падаешь на меня. Начинаю думать, что ты опасней любой сраной мины.
   - Да и пусть, если ривингтонцы думают точно так же, - хмыкнув, ответил Эр.
   - И на скольких из них ты приземлился? - мрачно поинтересовался Коделл.
   - Думаю, скоро попробую, если Генри наконец доделает этот свой туннель. Он подкапывается под те орудия, или роет до самого Китая?
   Срок от трёх недель до месяца, обещанный Плезантсом Натану Бедфорду Форресту, уже растянулся до полутора месяцев. Необходимые инструменты и опытные шахтёры находились в Северной Каролине в большем дефиците, нежели он мог представить. Коделл и сам пару раз лазил в этот туннель, волоча доски в направлении дрожащего пламени свечи, которая давала клочок света человеку с киркой и зубилом. Когда Коделл выбрался, ему захотелось расцеловать сухую землю промоины, и он всё гадал, как люди умудрялись провести в шахтах всю жизнь.
   В тыл конфедератам улетела очередная мина.
   - Хорошо, что им не хватает снарядов для этой зверюги, - сказал он. - Она ж почти до самого Нэшвилля добивает.
   Дэмпси Эр кивнул.
   - Слыхал я разговор артиллеристов, так они говорили, мол, у него дальность больше, чем у наших стофунтовых орудий береговой обороны. Будь я проклят, кабы знал, как ривингтонцы это делают.
   - Так же, как АК-47, полагаю.
   - Что бы это ни было.
   Коделл пожал плечами. Так же, как они делают целые книжки с фотографиями, даже с цветными, подумал он. Так же, как они раздобыли книжки из... 1996 года? Он ни с кем, кроме Молли не говорил об украденной ею "Иллюстрированной истории Гражданской войны". Кто б ему поверил? Коделл не был уверен, что поверил бы самому себе. Однако сидение в окопах напротив орудия с бесконечными патронами и дальнобойного миномёта подорвало его сомнения точно так же, как Генри Плезантс намеревался подорвать бастион впереди. Он привык воспринимать АК-47 как должное, однако другое оружие вновь напомнило ему, что всё это не относилось к 1868 году. Всё это было ещё одной причиной того, что прокладка туннеля затягивалась.
   В промоину спустился капитан Льюис. Он склонился возле Коделла и Эра.
   - На удивление, наконец-то, закончили, - произнёс он.
   Каждый раз при упоминании туннеля в его голосе звучало раздражение. Его до сих пор терзало продвижение Плезантса из рядовых в полковники одним махом.
   - Мы уже готовы, сэр, - сказал Коделл.
   Он махнул рукой в сторону рядов ступенек из утрамбованной земли, которые вели из промоины на бруствер. Рытьё стометрового штрека освобождало много земли. Требовалось её куда-то незаметно девать, так, чтобы ривингтонцы ничего не заметили и не выяснили источника её происхождения. Для этой цели и служили ступеньки и чтобы, когда будет надо, солдаты Конфедерации могли быстро подняться по ним в атаку.
   - Плезантс подожжёт заряд завтра на рассвете, по крайней мере, намеревается, - сказал Льюис. - Положим, он взорвётся, вы помните свои задачи?
   - Так точно, сэр, - в один голос ответили Коделл и Эр. Эр добавил: - Как только рванёт, мы выдвинемся. Идём прямиком на Ривингтон, и нигде не останавливаемся.
   Приказы исходили непосредственно от Форреста и были заряжены его мотивирующей энергией.
   - Всё верно, - согласился Льюис. - Если на деле всё будет так же просто, когда в следующий раз пойдём в церковь, бухнемся на колени и возблагодарим Господа. Однако генерал прав - первый удар должен быть прямо в сердце. Войска, что пойдут за нами, рассеются и возьмут все укрепления по левому флангу и в тылу.
   - А если не рванёт? - спросил Эр.
   - Тогда генерал Форрест придумает что-нибудь ещё и, если не ошибаюсь, Генри Плезантс превратится обратно в тыкву... в смысле, в рядового. - Однако будучи порядочным человеком, Льюис добавил: - Должен признать, он не выделывается. Надеюсь, всё сработает так, как он обещает; лучшей возможности у нас не будет.
   - Я тоже надеюсь, что сработает, - горячо произнёс Коделл.
   Если не сработает и атака всё равно начнётся, результат будет удручающим, а он станет частью его. Он гадал, окажется ли штурм лежбища этого бесконечного орудия хуже марша по открытом полю на стену мушкетов и артиллерии на Кладбищенском хребте. Может и нет, но лучше точно не будет.
   С наступлением тьмы бойцы начали продвигаться по зигзагообразной сети окопов, прорытых к промоине. Чтобы скрыть это продвижение начала стрелять дальнобойная артиллерия. Бить приходилось с дальней дистанции; вне зависимости от защищённости пушки, бесконечные орудия убивали обслугу сразу же, как только они пытались подобраться поближе к позициям ривингтонцев.
   Запалы артиллерии конфедератов оказались недостаточно надёжными; немало снарядов разрывались над головами солдат, а не на позициях противника. Однако их достаточно упало около цели, чтобы ривингтонцы открыли огонь из миномётов.
   - Будь я проклят, если они хоть кого-нибудь там задели, - прорычал Коделл в адрес Молли Бин. - Достало, что по мне палят свои же.
   В этот момент очередной снаряд взорвался с недолётом, и они оба рухнули на землю.
   - Они не пытаются убить нас, Нейт, - сказала Молли.
   - Стало бы лучше или хуже, если бы пытались? - поинтересовался он.
   Она подумала несколько секунд, затем пожала плечами. Коделл тоже не знал ответа, однако армейская жизнь идёт легче, когда есть ещё о чём поразмыслить, тогда не приходится думать о том, что в течении ближайших нескольких часов тебя могут убить.
   Коделл разломил пополам кусок кукурузного хлеба, и передал одну часть Молли. Поев, она завернулась в одеяло и легла.
   - Посплю, пока могу... если смогу.
   Грохот артиллерийской перестрелки делал эту мысль совсем не очевидной.
   Коделлу хотелось, чтобы она была в безопасности в Нэшвилле, но говорить ей об этом казалось бессмысленно, поскольку она не станет его слушать, а если станет, то едва ли сможет вернуться, идя против потока солдат, движущихся в противоположном направлении. Коли на то пошло, он и сам хотел оказаться в безопасности в Нэшвилле, а добиться этого практически невозможно. Он извлёк из кармана рубахи сигару, прикурил её от небольшого походного костерка, выкурил её несколькими быстрыми свирепыми затяжками. Вопреки его надеждам, дым не смог его успокоить. Коделл отбросил жёваный окурок в грязь. К этому моменту Молли удалось достичь успеха в спячке.
   Он прилёг рядом с ней, не собираясь засыпать. Но следующее, что он ощутил, как кто-то тряс его за плечо и говорил:
   - Идём; пора готовиться.
   Он сел, с удивлением заметив бледное небо на востоке. Коделл надел шляпу, взял винтовку и вещмешок. Он переместил из мешка в карманы брюк пару кривых магазинов, дабы их легче было доставать. После этого он был готов настолько, насколько вообще мог быть. Рядом с ним точно так же быстро готовилась Молли.
   Пока светало, Коделл мог видеть промоину всё дальше и дальше. Вон стоит капитан Льюис, в последний раз, тщательно прочищая АК-47. А вон... Коделл кивнул сам себе. Можно было догадаться, что Натан Бедфорд Форрест к началу сражения будет стоять в первых рядах.
   У входа в туннель, который он предложил и так изо всех сил рыл, стоял Генри Плезантс с куском тлеющего фитиля в руке. Он смотрел на генерала Форреста. Тот смотрел то на небо, но на Плезантса, то опять на небо. Наконец, он одним коротким движением кивнул.
   Плезантс наклонился, поднёс фитиль к запалу, что лежал на земле рядом с туннелем. Запал занялся. Плезантс вздохнул и выпрямился. Коделл заметил, что он задержал дыхание. Сколько времени понадобится пламени, чтобы добраться из одного конца туннеля в другой?
   Не успел он спросить, как Форрест опередил его:
   - Ну, когда уже начнётся?
   - Скоро должно, - ответил Плезантс. Над головой провыл конфедератский снаряд, отчего полковнику пришлось говорить громче: - Строго говоря, должно быть прямо...
   Не успел он сказать "сейчас", как земля под ногами Коделла дрогнула. Ему и раньше приходилось слышать о землетрясениях, но ещё никогда не доводилось оказаться посреди такого самому. Рёв, сравнимый с пятью десятками ураганов, мгновенно вогнал его в ступор. Он прочёл по губам Форреста: "Твою ж мать!", но из-за эха взрыва не услышал его.
   Коделл не знал, был ли он вторым после Форреста, кто выбрался из оврага, однако он был уверен, что видел перед собой не более чем пару человек. Сделав пару-тройку шагов по брустверу, он замер от удивления. Ему никогда не удавалось как следует разглядеть укрепление, под которое прокапывали туннель - выглядывать из бойницы означало подставлять собственное лицо под пулю. Больше никакого бастиона ему рассмотреть не удастся.
   - Господь всемогущий, - тихо проговорил он.
   Порох, который подтаскивали мешок за мешком, бочку за бочкой, проделал в земле самую большую дыру, какую он когда-либо видел - она была почти пятьдесят метров в длину, пятнадцать метров в ширину, и один Бог знает, сколько в глубину. Вокруг неё валялись ошметки мешков с землей, брёвна разбросанные, словно сухие ветки, погнутые во всех направлениях орудия, и истерзанные тела в пятнистой зелёной форме.
   Многие другие, подобно ему, выбравшиеся из окопов Конфедерации, остановились удивлённо и недоверчиво поглазеть. Впереди них повернулся, яростно размахивая, Натан Бедфорд Форрест.
   - Вперёд, ублюдки! И лестницы тащите, слышите? У нас нет времени.
   Это было правдой. Разрушены были не только орудия бастиона, на мгновение стихли также орудия с бесконечными патронами на фланге, люди за ними замерли, глядя на катастрофу, что постигла их соратников и без сомнений, гадая, не прорыли ли туннель и под их позиции.
   Коделл бросился вперёд, крича изо всех сил. Он достиг края воронки и скатился вниз на спине. На дне оказалось ещё больше обломков, и ещё больше тел. Когда он рвался мимо них, некоторые ещё шевелились. Он остановился и вновь уставился, удивляясь, как кто-то смог пережить такой взрыв.
   Однако Натан Бедфорд Форрест, отчаявшись ждать лестниц, уже карабкался по дальней стенке воронки и кричал:
   - Давай, давай, давай!
   Коделл поспешил за ним - генерал, который идёт впереди своих солдат, всегда будет вести их за собой.
   Форрест, уже такой же грязный, как какой-то рядовой, протянул руку и помог Коделлу выбраться из воронки. Позади них отряды солдат тащили по дну дыры лестницы, прислоняли их к стенке, чтобы другие могли по ним взобраться.
   По обе стороны, возобновился смертоносный гомон орудий. Однако уже сотни солдат Конфедерации были около воронки, в ней самой, или карабкались по лестницам. Там же находился и капитан Льюис, он выкрикивал приказы, махал бойцам строиться в боевые порядки.
   - Шевелись! - крикнул Форрест. - Давай, пошевеливайся!
   В траву под ногами впились пули, плюясь грязью Коделлу в лицо. Из кустов впереди стреляли из АК-47; ривингтонцы выделили бойцов закрыть прорыв, который Конфедераты пробили в их обороне. Коделл нырнул за первое замеченное укрытие - труп в пятнистой зелено-коричневой форме, шея и голова убитого были повернуты под каким-то невероятным углом. Коделл выстрелил несколько раз, прежде чем осознал, что безжизненное лицо в нескольких сантиметрах от него принадлежало Питу Хардье.
   Его губы искривились, обнажая зубы в дикой ухмылке. Коделл фамильярно хлопнул труп по плечу.
   - Сколько ещё девок ты намеревался запытать до смерти, Пит? Плохо, что больше не удастся, да? Правда, вышло быстрее, чем ты того заслуживаешь.
   "А, может, и нет", - подумал он сразу после сказанного. Петля тоже была бы быстрой, а если какой человек и заслужил петли, то Пит Хардье был таковым.
   Оставшись без укреплений, ривингтонцы оказались более уязвимы. Конфедераты знали, как атаковать обычных стрелков, а их численность перевешивала броню и каски. Несколько бойцов небольшими группами бросились вперёд, в то время как остальные прикрывали их наступление огнём. Затем эти группы менялись ролями, перекатами обгоняя друг друга и окружая немногочисленных защитников.
   - Бывай, Пит.
   Коделл вскочил на ноги, и на полусогнутых побежал к поваленному дереву в пятидесяти метрах впереди. Пока он бежал, мимо него свистели пули. Он вытянулся за хилым укрытием, что давало дерево, выстрелил, поддерживая две группы бойцов, что наступали справа. Затем он вновь побежал в направлении высоких зарослей травы.
   Позади и слева от него стихло одно из ривингтонских орудий с бесконечными патронами. Минуту спустя, то же самое случилось и с тем, что находилось по другую сторону. В стрёкот ружейной пальбы вплетались "крики повстанца". Коделл кричал наравне со всеми. С выведением смертоносных орудий из строя, ривингтонцы уже не могли не только сдержать армию Конфедерации от проникновения в воронку, проделанную Генри Плезантсом, но и от того, чтобы обойти её с боков.
   Натан Бедфорд Форрест тоже это заметил.
   - Вперёд, парни! За мной! Они и помолиться не успеют, чтобы сдержать нас.
   Обычно, он говорил спокойным ровным голосом. Коделл заметил это и в Нэшвилле и в окопах. Однако, если надо, с трибуны, или посреди сражения, его голос разносился настолько далеко, насколько он хотел. Он указал на север и восток.
   - Мы в часе от Ривингтона. Идём!
   Солдаты радостно завопили, как обезумевшие.
   С радостными криками, или без них, но Ривингтон оказался более чем в часе. Если конфедераты знали, как наступать под ружейным огнём, ривингтонцы показали себя мастерами оборонительного боя. Отступали они с большой неохотой, в отличие от той чехарды, которую их противники устраивали для продвижения вперёд. Раз за разом они закреплялись на позициях, раз за разом задерживая конфедератов, и, несомненно, нанося им гораздо больше потерь, чем несли сами.
   Но у Конфедерации были солдаты, которыми можно пожертвовать, а у ривингтонцев нет. Ряды солдат в сером всё ширились, обходя с фланга одну позицию ривингтонцев за другой. Форрест не стал, да и не собирался, делать передышку в наступлении. Там, где кучка ривингтонцев держала позиции против бросавшихся на них конфедератам, он кричал:
   - Давай, парни, обходим их. Вырви сорняк с корнем, и листья увянут сами.
   - Нейт!
   Он развернулся там, где лежал, АК-47 дёрнулся сам собой в сторону того, кто окликнул его. Коделл спешно опустил ствол.
   - Господи, Молли, я тебя чуть не пристрелил, блин. Ты в порядке?
   - Кроме того, что ты в меня целишься, да. А ты?
   - Ага. Сколько ещё до Ривингтона?
   Она нахмурилась в задумчивости. Подобное серьёзное, глубокомысленное, даже немного грубое выражение делало её лицо более мужским, особенно в боевой обстановке. Однако Нейту она напомнила девочку, которая пыталась вспомнить, куда дела своё шитьё. Ему захотелось отнести её обратно в Нэшвилль - поступок, сколь нежный, столь и невыполнимый.
   - Три-четыре мили*, наверное, - наконец, ответила она. Затем она вскинула винтовку и пару раз быстро выстрелила. - Решила, что там в кустах кто-то двигается. Видать, нет. Идём.
   Коделл огляделся в поисках следующего потенциального укрытия. Он указал в сторону нескольких толстых сосновых саженцев. Он пошёл первым, а Молли осталась, готовая открыть огонь по любому, кто решит стрелять в него. Когда никто так и не выстрелил, он припал на колено, прикрывая её движение.
   Они находились почти на самом гребне бурлящей волны конфедератов, поскольку слышали, как Натан Бедфорд Форрест громко и матерно призывал своих бойцов двигаться вперёд. В этот раз, впрочем, они услышали от него нечто новое:
   - Как войдём в Ривингтон, не сметь жечь дома, слышите, даже если из них по вам палят эти грязно-зеленые пацаны. Любой, кого поймаю за поджогом дома, пожалеет, что не получил от ривингтонца пулю в башку, будь я проклят, если вру.
   - Как думаешь, к чему это было? - поинтересовался Коделл.
   Несмотря на то, что бессмысленные поджоги никогда не считались законным орудием войны, ему никогда не доводилось слышать, чтобы их вот так конкретно и на полном серьёзе запрещали.
   - Нейт, ты должен помнить, что я бывала в этих домах, - стесняясь, ответила Молли.
   Нейт поморщился, вспоминая, как и зачем она туда попадала. Когда она заметила, что ничего, кроме этой гримасы от него не дождётся, то поспешно добавила:
   - Других таких нигде нет. Книги, огни, прохладный воздух, что дует...
   - Книги! - воскликнул он.
   "Иллюстрированная история Гражданской войны" была выкрадена из одного из таких ривингтонских домов. Если там остались и другие подобные ей издания, у властей Конфедерации имелись веские доводы, чтобы их сохранить.
   - Как по мне, разумно, - сказала Молли, когда он изложил ей свои мысли. - Масса Роберт прям вцепился в ту, что ты заставил меня привезти ему.
   Следующие несколько минут у них не было особой возможности поговорить. Ривингтонцы делали всё, чтобы сплотить ряды. Теперь их численность, кажется, увеличилась, к ним на помощь пришли соратники из города. Винтовочные гранаты создали в рядах конфедератов недолгое замешательство, но после нескольких недель непрекращающегося миномётного обстрела, небольшие снаряды пугали не так сильно. Теперь же, после того как их выбили с укреплённых позиций, ривингтонцам, даже с усилением, не хватало войск, чтобы сдержать настойчивое наступление. Конфедераты были очень настойчивыми. Наступление продолжалось.
   В зарослях сорняка кто-то застонал. Коделл и Молли поспешили помочь раненому товарищу. Только этот человек не был их товарищем; его пятнистая рубаха и брюки свидетельствовали о принадлежности к Движению к Свободной Америке. Кровь из раны над коленом пропитала ткань брюк, превратив зелено-коричневую ткань в чёрную.
   - Попался! - выкрикнул Коделл.
   Отвлёкшись от раны, ривингтонец дёрнул головой. Это оказался Бенни Ланг. Он был совершенно беззащитен; его винтовка лежала в нескольких метрах в стороне. Палец Коделла лёг на спусковой крючок АК-47.
   - Не надо, - воскликнула Молли, догадавшись, что у него на уме. - Он не из самых худших, Нейт.
   - Не надо?
   Коделл вспомнил Джорджи Баллентайна. Но совсем не это воспоминание было причиной, почему ему хотелось пристрелить Бенни Ланга. Не то, что Молли изменяла ему с ривингтонцем... не то что, но очень близко к тому. Спустя несколько секунд, Нейт немного опустил винтовку. Если бы он убил Ланга прямо тут, в кустах, сразившись с ним как мужчина с мужчиной, с равным оружием, то это была бы война, это было бы справедливо. Но если бы он прострелил раненому башку, то сам не смог бы считать такое иным, чем расправой.
   - Спасибо, - сказал Ланг, когда уже не смотрел прямо в ствол АК-47. - Помогите отрезать штанину, чтобы я мог повязку наложить.
   Он был немного в шоке от раны, и, без сомнений, не помнил Молли в форме, так же как и Коделл, до той встречи в церкви, не видел её в женской одежде. Но звук её голоса до него, похоже, всё-таки дошел, и он выпалил:
   - Господи Иисусе, Молл, это ты?
   "Молл". Эта собачья кличка едва снова не вынудила Нейта его пристрелить. Молли стиснула зубы, прежде чем едва слышно ответить:
   - Ладно, это я, Бенни. Я раньше служила... прости, что соврала тебе, когда ты спросил меня про ранение. А это... - Она приподняла подбородок, и вызывающе посмотрела на Коделла, словно призывая его отказаться. - ...это мой жених, Нейт Коделл.
   Раненый издал смешок, который тут же превратился в шипение.
   - Коделл. Господи, я ж тебя помню... я учил тебя обращению с АК, да? Мир такой блядски тесный, верно?
   Коделл, слегка онемевший от необходимости мирно болтать прямо на поле боя, выдавил кивок. Ланг обеими руками зажимал рану. Там, где его брюки сделались чёрными, ладони покраснели. Он сказал:
   - Я собираюсь достать нож. Доставать буду медленно, и даю слово чести, что не стану его бросать, как только достану - вас тут всё ж таки двое, а клинок только один.
   Коделл снова кивнул, на этот раз более уверенно - вот это деловой разговор. Пока Ланг доставал нож, он подобрал винтовку ривингтонца. Бдительности он не терял ни на секунду, после Ричмондской Бойни можно ли рассчитывать на честное слово члена Движения к Свободной Америке?
   Однако Бенни Ланг сделал лишь то, что обещал, он разрезал штанину так, чтобы можно было осмотреть рану на внешней стороне бедра. Если бы пуля вошла с внутренней стороны, он бы очень быстро умер от кровопотери. С этим, а Коделл имел достаточно богатый опыт в пулевых ранах, чтобы давать верную оценку, он вылечится, если только его не свалит лихорадка.
   Видимо, Ланг прочёл его мысли.
   - У меня есть лекарства, чтобы рана не загноилась. Сейчас я их достану, и бинт заодно. - И вновь он двигался медленно и осторожно. Лекарство оказалось в небольшом пакетике. Он разорвал его, высыпал на ногу какой-то порошок, затем наложил повязку. После чего он передал пакет Коделлу.
   - Там немного осталось. Может, пригодится тебе или... или твоей Молли.
   Коделл взял пакетик и хрипло зарычал, убирая его в карман. Ему не хотелось чувствовать себя обязанным Бенни Лангу, ни под каким соусом. Всё так же хрипло он произнёс:
   - Сиди здесь. Скоро кто-нибудь отнесёт тебя к хирургам.
   - Избавь меня от этого, - сказал Ланг. - Рана сквозная, так что вашим хирургам не придётся выковыривать пулю - ты ж не отведёшь меня к кому-нибудь из наших, правда? Я знаю, что ваши ребята хотят лишь добра, но... - Он вздрогнул от самой мысли, затем покачал головой. - У нас всё так хорошо шло, пока Ли не избрали. С тех пор всё пошло по пизде. - Он положил руку на рану, словно не веря в то, что эта катастрофа коснулась и его лично.
   - Он никуда отсюда не денется, - сказал Коделл Молли. - Идём.
   Не успели они отойти, как из кармана Ланга раздался шум, а затем и речь:
   - Доложи о своей позиции и статусе, Ланг. Приём.
   Нейт снова вскинул винтовку.
   - Это ещё что за херовина?
   - Это называется радио, - ответил ривингтонец. - Типа говорящий телеграф, только без проводов. Можно мне ответить?
   Внутри Коделла боролись любопытство и тревога. Любопытство победило, едва-едва.
   - Давай, но если предашь нас, это будет последнее, что ты сделаешь в жизни. - В подтверждение своих слов он дёрнул АК-47.
   - Ясно. - Ланг уважительно осмотрел ствол винтовки. Он извлёк нечто меньшее размером, чем тапочек, вытянул с одной стороны телескопический штырь и заговорил с другого края:
   - Это Ланг. Ранен и захвачен в плен. Отбой.
   - Ты можешь общаться со своими по этому - радио, говоришь? - в любое время, когда захочешь, да? - спросил Коделл. Когда ривингтонец кивнул, Нейт протянул руку. - Давай сюда.
   Ланг оскалился. Вместо того чтобы подчиниться, он изо всех сил расколотил радио о крупный камень. Во все стороны полетели осколки.
   - Делай со мной, что хочешь, - сказал он. - Я не позволю за нами шпионить.
   Кровь Коделла остыла. После мгновения гнева, он неохотно опустил винтовку. Окажись он на месте ривингтонца, ему хотелось надеяться, что ему хватит мужества поступить так, как поступил Ланг.
   Молли думала о другом.
   - Эти радио у вас всё время, да? С тех пор, как вы пришли сюда?
   Бенни Ланг снова кивнул. Коделл догадался, к чему клонила Молли.
   - И вы ими не поделились, да? Полагаю, эти штуки помогли бы нам так же сильно, как и ваши винтовки. Но вы ими не поделились. Почему?
   - Если было бы очень нужно, поделились бы, - ответил ривингтонец. - Но мы всегда считали, что неплохо придержать несколько секретов у себя. Играешь в покер?
   - Да, - сказал Нейт.
   - Тогда считай это тузом в рукаве.
   - Сильно они вам помогли. - Коделл сделал пару шагов в направлении звуков стрельбы впереди. Молли последовала за ним.
   Заметив это, Бенни Ланг поморщился.
   - Осторожнее, Молл. У пуль благородства нет.
   - Уяснила это в Геттисберге, - сказала она ему. - Надеюсь, ты выберешься. - Но после этого она быстро обернулась к Коделлу. - Я готова, Нейт.
   Она оставила Ланга, даже не взглянув на него.
   Когда они двинули дальше, Коделл спросил:
   - Значит, я твой жених, да? - Ему казалось, что его голос звучал беззаботно.
   Вероятно, недостаточно беззаботно; Молли повернулась к нему и уставилась напуганными глазами.
   - А разве нет?
   Коделлу стало интересно, на скольких битвах велись диалоги, подобные этому. "На весьма немногих", - подумало он. Затем он осознал, что нужно ответить Молли.
   - Ага, видимо, так и есть, - сказал он. - Если только оба выберемся отсюда живыми.
   Её лицо осветилось тем самым сиянием, которое делало её красивой, пусть даже она не была особо милой. Глядя на выражение её лица, Коделл заметил, что и сам ухмыляется. Когда всё сказано, он понял, что ему вполне нравится мысль быть женихом; она давала ему цель, которой ему явно не доставало в бою.
   Но он сказал и другие слова; выбраться из боя не было гарантировано никоим образом, ни для него, ни для Молли. Лес закончился настолько внезапно, что ему пришлось замедлить шаг, чтобы ненароком не выйти на открытую местность. Ругаясь про себя, он выглянул из-за дерева в сторону особняка впереди.
   Большой дом с колоннадой и крыльями по обеим сторонам не посрамил бы собой ни одного преуспевающего плантатора в штате. Ряды хижин из вагонки, в которых жили рабы, также служили свидетельством необычайного процветания. Однако Коделл почесал голову. У рабов имелись свои садовые наделы, а также загон для домашнего скота, но где же бескрайние поля кукурузы, хлопка и табака, что нужны были, чтобы кормить это поместье?
   Когда он произнёс этот вопрос вслух, Молли сказала:
   - Ривингтонцы - не все плантаторы, Нейт, но живут они именно так. Почему нет? У них есть золото, не забывай, может, от продажи винтовок правительству.
   - Может, - сказал он, хотя память подсказывала ему, что правительство Конфедерации в 1864 году, гораздо чаще давало долговые расписки, чем настоящую монету. Но, как бы оно там ни было, золото у них имелось; он до сих пор помнил сладкую тяжесть одноунцевых монет, что он получил в ривингтонском банке сразу после войны.
   Коделл пожал плечами; ещё один вопрос остался без ответа. Каким образом ривингтонцы добывали деньги не имело значения, особенно, посреди сражения. В данный момент значение имело то, что из большого дома по ним никто не стрелял. Коделл поскрёб подбородок. Ближайшая рабская хижина находилась менее чем в пятидесяти метрах. Он указал на неё. Молли кивнула. Нейт бросился вперёд, пригнулся максимально низко, чтобы стать как можно меньшей мишенью. Он нырнул за хижину и со стуком облокотился на её стенку. Едва он оказался в безопасности, за ним побежала Молли.
   Несколько секунд они пролежали там, тяжело дыша, затем поднялись на ноги - приходилось идти согнувшись, поскольку крыша была слишком низко, чтобы прикрывать их достаточно хорошо - и прошли ко входу в хижину. Они едва не врезались в высокого тощего негра, который спешил в противоположном направлении, и едва не убили его, потому что сердце Коделла подскочило к горлу, а палец замер на спусковом крючке винтовки. Судя по вздоху Молли, неожиданная встреча сильно напугала и её.
   Если они испугались, то негр был просто в ужасе. Он отпрыгнул, завизжал как женщина и высоко поднял руки.
   - Не стреляйтя! - пропищал он. - Не стреляйтя старого бедного драного Седраха, он не делал вам ничо плохого!
   Затем он похоже заметил, в какую форму были одеты Коделл и Молли, а не только АК-47, что они держали в руках. Его глаза становились всё шире, пока не превратились в два белых пятна на чёрном лице.
   - Святый Божечка, - сказал он. - Вы не те демоны, что нами владели? Вы ж правильственны солдатики?
   - Всё так, - сказал Коделл, а сам думал, что слово "драный" подошло бы этому Седраху как вторая кожа. Большая часть его первой кожи была перед глазами, потому что его хлопковая рубаха и брюки были ни чем иным как рваньём. Судя по торчащей лесенке рёбер, Коделл решил, что питался он не лучше, чем был одет.
   Его глаза продолжали становиться всё больше, что Коделл даже подумал, что дальше некуда.
   - Правильственны солдатики, - удивлённо повторял негр. Он запрыгал как деревянная марионетка, затем бросился к Коделлу и Молли и заключил их в свои костлявые, вонючие объятия.
   - Мощно рад вас видеть, жентльмены, правда, очень. Вы убейте всех этих зеленых демонов, слышьте меня? Убейте насмерть! Кажный ниггер в Ривингтоне будет вас за то благословить.
   Коделл моргнул; он не ожидал такого восторженного приёма от раба. Во время Второй Американской Революции негры бежали прочь от войск Конфедерации, а не к ним. Он вновь задумался, каким таким ужасам ривингтонцы подвергали своих чёрных, впрочем, состояние Седраха, давало тому определенные намёки. Но в данный момент, всё это в сторону. Коделл указал в сторону большого дома.
   - Там есть кто-нибудь из ривингтоцев?
   - Не, сэ', - весело произнёс Седрах. - Масса ушёл биться с вашими. Пара других демонов пробёгли тута мимо, - он неопределенно махнул рукой, - но не задержалися. Загоните их, сэ', загоните их даж собаками. Кажный ниггер тута никогда больше не буит ни на чо жаловаться, только еж'ли вы их всех тогось. Дайте нам ружьи, мы сами перебьём.
   - Я тебе верю, - сказал Коделл.
   Он верил ещё и потому, что до войны рассмеялся бы над самой мыслью о том, что негры могут стать солдатами (до войны, разумеется, ни один негр не был настолько самоубийственно глуп, чтобы попросить белого вооружить его, дабы убивать других белых).
   - Правда чтоль масса Роберт будет освободить ниггеров, как нам говорили? - спросил Седрах.
   - Да, но постепенно, - сказал Коделл, отчего чёрный вновь пустился в пляс.
   - Если в доме пусто, надо идти дальше, - сказала Молли.
   Коделл кивнул. Уходя, он обернулся. Седрах продолжал скакать вокруг жалких крошечных хибар для рабов. Из своих жилищ вышла пара девок, одетых в бесстыдные цветастые полосатые юбки и с красными платками на головах. Одна из них была беременна. Спеша мимо большого дома, Коделл гадал, кто же заделал ей ребёнка.
   Через несколько сотен метров росчисти бой возобновился. Кашляющий рёв орудия с бесконечными снарядами вынудил Коделла уважительно замереть. Чуть правее он услышал, как орал Натан Бедфорд Форрест:
   - Вижу сукиного сына! Мы его достанем, больше не спрячется.
   И действительно, где-то через минуту ривингтонское орудие стихло и раздались радостные "крики повстанца". Коделл и Молли двинулись вперёд, мимо мёртвого стрелка. Он отлично разместил своё орудие - что ни говори о ривингтонцах, солдатами они были превосходными - но в хаосе битвы времени как следует окопаться ему не хватило. Теперь же ему не хватало большей части лица.
   Коделл и Молли подошли к очередному роскошному особняку, который также был окружен рабскими хижинами, по сравнению с домом выглядящими потрёпанно. Молли нахмурилась; после недолгих раздумий она сказала:
   - Вот это дом Бенни Ланга.
   - Да? - Коделл старался говорить максимально нейтрально. Он помолчал, раздумывая, затем придумал, что добавить: - Похоже, он так и не заметил пропажи книги.
   - Ты прав, - сказала Молли. - Наверное, раз войне был конец и всё такое, теперь ему читать её и не было нужно.
   Коделл обдумал эту мысль, и кивнул. Как сказал сам Ланг, всё, включая войну, шло для ривингтонцев как надо, пока Ли не стал президентом Конфедерации. А когда всё, наконец, пошло наперекосяк...
   - Думал, ты всё спланировала, ещё когда украла книгу.
   - С чего бы, Нейт Коделл, - в голосе Молли слышался гнев. - Думаешь, я бы когда-нибудь додумалась до такой дури, чтоб самой поехать к массе Роберту? Вряд ли!
   - Может, и нет, - признал он. - Но я из-за своего участия хуже спать не стану. Я так мыслю об этом: раз уж ривингтонцы из числа тех, кто может устроить нечто, вроде Ричмондской Бойни, им нет места на вершине горы. Они бы рано или поздно устроили нечто такое же скверное, с нами или без нас. Их нужно сковырнуть, а мы именно те, кто, так уж вышло, всё и устроил.
   - Может, ты и прав, - задумчиво произнесла Молли, затем добавила: - Может, и прав. У тебя отлично получается во всём разбираться, Нейт.
   - Самое важное, в чём мне нужно сейчас разобраться, так это в том, как вытащить нас отсюда живыми... женихом и невестой. - По тому как загорелось лицо Молли, Коделл понял, что последние слова подобрал правильно.
   Они прошли мимо ещё нескольких больших домов; ривингтонцы застроили немалые площади лесов, гораздо больше, чем раньше занимал маленький сонный городишко Ривингтон. Где-то в трёх километрах от прежней западной границы города, ривингтонцы создали мощное укрепление.
   - Осторожнее там, - сказал ему капрал, когда Коделл подошёл ближе. - Они там зубастую проволоку растянули. Попробуешь через неё перебраться, она тебя затормозит, и тебя подстрелят.
   Подтверждением слов этого парня являлись тела, висевшие в воздухе в причудливых позах.
   Из-за проволочной ограды ривингтонцы перестреливались с конфедератами. Натан Бедфорд Форрест ходил вдоль остановившейся линии конфедератов. Его серые глаза горели от разочарования.
   - Нужно продолжать двигаться. Они смогут окопаться и тогда придётся начинать сначала. Твою ж мать.
   Внезапно он стукнул кулаком по ладони и громко рассмеялся. Обращаясь к адъютанту, что шёл позади, он сказал:
   - Майор Стрейндж, полагаю, пора отправить парламентёров.
   Адъютант Форреста, майор Д. П. Стрейндж был темноволосым мужчиной примерно одного возраста с генералом, с широким высоким лбом, кустистыми усами и седеющей бородой лопатой.
   - Обычное сообщение, сэр? - поинтересовался он. - "Сдавайтесь или за последствия мы не отвечаем"?
   - Всё то же самое. - Форрест хмыкнул, вспоминая. - Уж и не помню, сколько раз мы выковыривали янки этим сообщением во время войны. Правда, после Форта Пиллоу они стали более склонны верить ему, нежели прежде.
   - Разрешите отыскать белую тряпку и палку, сэр, - сказал Стрейндж.
   Через несколько минут он вышел между двумя рядами, размахивая белым флагом. Стрельба замедлилась, затем стихла вовсе. Ривингтонец выкрикнул:
   - Иди сюда и говори, что хотел, серый. Мы не будем стрелять... где-то час?
   Стрейндж взглянул на Форреста, тот кивнул.
   - Согласны, - сказал майор.
   Держа белый флаг повыше, он вышел вперёд. Его взял под охрану ривингтонец, который был практически невидим в своей пёстрой форме и с раскрашенным какой-то зелено-коричневой краской лицом.
   Коделл прикурил сигару и приготовился насладиться кратким прекращением огня. Задолго до истечения часа он заметил, как человек с белым флагом вернулся. Компанию майору Стрейнджу составлял высокий ривингтонец.
   - Генерал Форрест, могу я пройти и поговорить с вами? - выкрикнул он.
   - Проходите, господин Руди - крикнул тот в ответ... перемирие на какое-то время продолжилось. Он дождался приближения ривингтонца, затем спросил: - Ну и каков же будет твой ответ, Андрис?
   Коделл слушал, почти сразу поняв, что эти двое были, по крайней мере, когда-то, друзьями.
   - Мой ответ "нет", - мгновенно ответил Руди. - Я в курсе твоих штучек - я немало о них читал, ты ж сам помнишь. Тебе не удастся обманом вынудить меня сдаться.
   Смуглое лицо Форреста стало ещё темнее от гнева. Мало кого можно было назвать предсказуемым, особенно столь хитрого человека, как этот генерал Конфедерации.
   - Если ты считаешь, что на этот раз я блефую, Андрис, то ты ошибаешься. Если ты не сдашься, то, скорее всего, здесь и погибнешь.
   - А если сдамся, что со мной станет? - поинтересовался в ответ Руди. - Если меня возьмут, мне точно суждено станцевать в воздухе, и ты прекрасно об этом знаешь. К тому же мы вас пока что сдерживаем.
   - Сдерживаете нас? - Смех Форреста был похож на лай. - У Эдемского змея больше шансов сдержать нас, чем у вас.
   - Сколько сражений ты выиграл путём обмана? - спросил Руди. - Меня ты не обманешь.
   - Я обманывал тогда, когда был слаб. Сейчас я не слаб, Андрис.
   - Как тебе будет угодно.
   - Хочешь увидеть всю мою армию, чтобы понять, сколько у меня сил? - Настал черед Руди рассмеяться.
   - И сколько из них ты прогонишь передо мной трижды, чтобы вы выглядели сильнее, чем есть на самом деле? Можешь дурачить тупоголовых янки, но я на такое не поведусь.
   - Вали в свои окопы, Руди, иначе поймёшь, что перемирие, вдруг, закончилось, - прорычал Форрест, делая шаг в сторону ривингтонца.
   Он был на десять лет старше Руди, но, хоть и был немал ростом, тягаться в габаритах с ривингтонцем он не мог. И всё же в драке Коделл поставил бы на него - у Форреста имелся огонь, жизненная сила, коих не доставало ривингтонцу.
   Однако Андрис Руди, хоть и выглядел в сравнении с Форрестом флегматиком, этой флегматичности ему хватило, чтобы не бояться его. Он сдержал натиск, сердито хмурясь, словно огромный неповоротливый медведь, который встретился с пумой.
   - Сколькими жизнями ты готов пожертвовать, чтобы сломить нас?
   - Как можно меньше, - сказал Форрест. - Но, когда до этого дойдёт, Андрис, народу у меня будет больше, чем у тебя. Это удавалось делать Гранту против Ли, до того как вы появились, разве нет? Полагаю, сработает и на этот раз.
   Большинство конфедератов, кто слышал Форреста, включая майора Стрейнджа, нахмурились и почесали головы, гадая, о чём же тот говорит. Коделл тоже нахмурился, но вдруг вспомнил об "Иллюстрированной истории Гражданской войны". Может, Форрест и не видел книгу, но он был в курсе чего-то похожего и знал, что это правда. Руди тоже об этом знал; впервые Форресту удалось поколебить его. Он заскрипел зубами, раз, другой, третий. Затем, не сказав больше ни слова, он развернулся и зашагал к своим укреплениям.
   "Тысяча девятьсот девяносто шестой", - подумал Коделл, глядя вслед широкой удаляющейся спине. Но всё это не было сказкой; каким-то образом ривингтонцы вернулись назад во времени с целью изменить ход Второй Американской Революции. Изменив его, они потом решили сменить и правительство Конфедерации, сменить расстрелом. Коделл крепче сжал АК-47. Им это с рук не сойдёт.
   Натан Бедфорд Форрест пробормотал ругательство, приглушённое его пышными усами. Он тоже смотрел вслед Андрису Руди. Когда он осмотрел собственные войска, его взгляд упал на Коделла и Молли Бин. Глаза Форреста загорелись.
   - Я видел вас в Нэшвилле вместе с Плезантсом, - без вопросительных интонаций произнёс он. - Значит, вы местные.
   - Так точно, сэр, - одновременно ответили они. Молли добавила: - Строго говоря, сэр, я из Ривингтона.
   - Правда? - переспросил Форрест, внезапно улыбнувшись. - Значит, вы сможете провести роту с восточной стороны, чтобы обойти с фланга всё то, что эти ривингтонские твари тут понастроили?
   - Скорее всего, - ответила Молли. - Считаю, мы сможем шагать быстрее, чем они будут окапываться.
   - Я тоже так считаю. - Форрест повернулся к адъютанту. - Майор Стрейндж, собирайте отряд из прибывающих солдат. Принимайте над ним командование, и заходите вместе с Коделлом и Бином с правой стороны. - Коделл был впечатлён памятью генерала. - Хочу, чтобы вы выдвинулись до истечения часа, с учётом того, что они, без сомнений, уже начали окапываться.
   - Есть, сэр, - ответил Стрейндж, затем повернулся к проводникам: - Вы двое, за мной, поможете собрать отряд.
   - Если сумеете их обойти, направляйтесь прямиком на Ривингтон, - сказал Форрест. - Зайдите им в тыл, и им конец.
   - Разрешите вопрос, сэр, - сказал Стрейндж; когда Форрест кивнул, он продолжил: - Хотите, чтобы мы нанесли удар по самому городу, когда прорвемся, или же по людям, что его защищают? Обычно, вашей целью был разгром армии, после чего пункт, который она защищала, сдавался сам по себе.
   - С ривингтонцами не бывает как обычно, - ответил Натан Бедфорд Форрест. - В Ривингтоне у них есть машина, при помощи которой они доставляют сюда вооружение, полагаю, они и сами прибыли сюда с её помощью. Если её захватить или разрушить, сражающимся тоже придёт конец. Так что, на этот раз мне нужен город.
   - Вы его получите, - пообещал Стрейндж. - Коделл, Бин - вас ведь так зовут? - идите за мной. На этот раз, всё серьёзно.
   Коделл пару раз споткнулся, следуя за адъютантом Форреста - он не особо обращал внимания на то, где идёт. Его разум продолжал обдумывать мысль о механизме, способном двигаться сквозь время. В ней была логика; ривингтонцы прибыли из какого-то места, которого не было в 1868 году. Но пока Форрест не натолкнул его на эту мысль, он о ней даже не задумывался.
   Бойцы, которых они с Молли помогли Стрейнджу набрать, были из разных полков; наступление, как и отступление, всегда нарушавло правильные порядки армии. Когда они собрали примерно роту, майор сказал:
   - Ладно, Бин, ведите.
   - Сделаю в лучшем виде, сэр. - Молли повела импровизированный отряд на восток, говоря: - Большую часть пути пойдём вдоль железной дороги, затем попробуем повернуть на север. Там неподалёку есть тропка, где-то в полумиле.
   - В самый раз, - сказал Стрейндж. - Железную дорогу, наверняка, крепко стерегут, а вот тропа...
   Черты его лица не были столь же подвижными, как у его командира, однако в глазах загорелся огонёк предвкушения.
   Подразделение не продвинулось далеко, как впереди послышалась стрельба. Через несколько минут начали падать мины, "бах, бах, бах", примерно там, где майор Стрейндж набирал свой отряд.
   - Я обычно не очень люблю маршировать, но в данный момент, это дело для меня в самый раз, - сказал Коделл.
   Майор Стрейндж, который шагал чуть впереди него, энергично кивнул в знак согласия.
   Орудийный грохот позади конфедератов стих. Коделл счёл это хорошим знаком, надеясь, что ривингтонцам не хватит людей, чтобы растянуть колючую проволоку вдоль всех позиций защищаемой ими уилмингтон-уэлдонской железной дороги. Если же хватит... Он издал глубокий вздох, который не имел ничего общего с усталостью. Если им хватит на это людей, их подразделение перемолотят.
   Подойдя ближе, Молли нашла тропу. Нейт прошёл бы мимо неё, не заметив; тропа была столь узкой и такой заросшей, словно её протоптали ещё индейцы. Идти на север стало сложнее, однако, боевого духа у него прибавилось; новички, вроде ривингтонцев, могли никогда её не обнаружить.
   Никакой проволоки с шипами, защищавшей орудия, здесь не было. Бойцы, что шли вместе с ним, достаточно повоевали, чтобы не шуметь без необходимости, но все заухмылялись и покрепче стиснули винтовки. Они знали, чего здесь добивались.
   - Как близко к городу подходит этот лес? - спросил Стрейндж у Молли.
   - Меньше, чем на полмили, сэр, - ответила та.
   Майор засиял, словно херувим.
   Выяснилось, что дела обстояли не так, как ожидала Молли. Они вышли на свежую росчисть, посреди которой стоял большой недостроенный дом. На дальней стороне в сторону сражения спешили четверо ривингтонцев. Когда конфедераты вышли из леса, они замерли в некоем комичном замешательстве. Затем один из них вскинул винтовку к плечу и начал стрелять.
   Яростная перестрелка длилась всего несколько минут - даже в нательной броне, четверо или пятеро человек ничего не могли поделать с целой ротой. Продвигаясь на север, майор Стрейндж почёсывал подбородок. Он взмахом руки приказал своему отряду остановиться, затем четвертую часть этого крошечного подразделения отправил в западном направлении.
   - Я помню, что генерал приказал мне двигаться на город, но после устроенной нами перестрелки, ривингтонцы уже в курсе нашего появления, - сказал он. - Мне не хочется получить удар сбоку, особенно, когда бить должен я.
   Бойцы, которых он отделил от основного отряда, не без сожаления, но всё же, ушли - приказ Стрейнджа был слишком хорошо обоснован с военной точки зрения, чтобы ему не подчиниться, даже солдатам, которым хотелось загнать добычу. Их всех хотя бы раз обходили с фланга, поэтому никому не хотелось снова подвергаться этому наказанию.
   Стрейндж снова махнул рукой.
   - Идём! Как застрельщики.
   Конфедераты выстроились в две линии, все отошли друг от друга на некоторое расстояние, и тронулись в путь. Впереди раздалось несколько выстрелов, но лишь несколько. Завидев среди деревьев выбеленную громадину "Нехилтона", Нейт нечаянно издал "крик повстанца".
   Неподалёку, с левой стороны, раздалась стрельба. Молли одобрительно кивнула в сторону Д. П. Стрейнджа. Коделл тоже кивнул - ривингтонцы пытались охватить их отряд. "Здорово, когда офицер видит чуть дальше собственной бороды", - подумал Коделл.
   Под Стрейнджем что-то хлопнуло. Звук был достаточно громким, чтобы Коделл, который шагал в пятидесяти метрах справа от майора, посмотрел в его сторону. Он заметил, как из земли выпрыгнул чёрный цилиндр, примерно на уровне поясницы Стрейнджа. Мгновением позже раздался более громкий взрыв. Майор осел, как пустой мешок, практически разорванный надвое. Упала ещё пара человек, что находились к нему ближе всех. Мимо Коделла прожужжали, будто разъярённые пчёлы, маленькие смертоносные осколки.
   - Мина! - раздался вопль из полудюжины глоток.
   Коделлу захотелось пролететь по воздуху, ну или как Иисус, пройти по воде. Но иного выхода, кроме как бежать, не было.
   - Доберёмся до Ривингтона, больше никогда в жизни не будем иметь дела с минами! - выкрикнул он, скорее для воодушевления самого себя, нежели тех, кто находился рядом. Когда бойцы радостно закричали, он моргнул.
   Впереди в тот же миг возник город, который стал проклятием для всей Конфедерации. На улице находилась лишь небольшая группа людей в пёстрой одежде. Коделл открыл по ним огонь. Вместе с ним начали стрелять ещё несколько конфедератов, поэтому, хоть Коделл и видел, как один человек упал, он не был уверен, что его сразила именно его пуля.
   Остальные ривингтонцы бросились в укрытия. Памятуя о приказе Натана Бедфорда Форреста бедному майору Стрейнджу, Коделл выкрикнул:
   - Следите, куда они отходят. Именно там и находится то, что нужно генералу.
   Следовать собственному совету оказалось не так просто. Повсюду разбегались не только ривингтонцы - среди них оказалось немалое число визжащих рабов, несколько белых в обычной одежде - "настоящие ривингтонцы", - подумал о них Коделл - и женщин, которые бросились по сторонам при первых звуках стрельбы.
   - Вокзал! - сказала Молли, и именно туда, судя по всему, отступали ривингтонцы. Уголок рта Коделла изогнулся. У него уже был небольшой опыт городских боев, когда армия Северной Вирджинии брала Вашингтон, и разумеется, он ему не нравился. Впрочем, никому и в голову не придёт интересоваться мнением солдата, нравится ли ему то, что он должен выполнять.
   Он прополз до конца лошадиной поилки, за которой прятался вместе с Молли, и начал высматривать следующее укрытие. Добравшись до него, он заметил, как через железнодорожные пути бежали двое в пятнистой зеленой форме.
   - Не вокзал то! - сказал он, позабыв всю свою тщательно лелеемую грамотность. - Они идут вон к тому сараю через дорогу.
   Он вспомнил тот сарай, и вооружённую охрану, что расхаживала вокруг него, когда поездом проезжал через Ривингтон, возвращаясь с войны. Однако спустя четыре года, сарай выглядел всё так же.
   - Они с ума сошли? - сказала Молли. - Нельзя же драться, сидя в сарае.
   Она права - единственное, что отличало этот сарай от огромного деревянного ящика, была дверь. Хорошо мотивированное отделение могло удерживать здание вокзала довольно долго, возможно, до той поры, пока конфедераты не подвезут артиллерию. Однако ещё один ривингтонец променял здание вокзала на сарай. Не успел он туда добраться, как пуля сбила его с ног. Он пополз вперед, оставляя позади кровавый след, пока не добрался до входа в сарай.
   Безумие уходить из вокзала в сарай, если только...
   - Видать, там они и держат машину времени! - сказал Коделл.
   Бойцы из Движения к Свободной Америке проигрывали битву за Ривингтон, но если они прибыли из иного времени, они могли вернуться обратно. Идея разозлила Коделла - она казалась ему нечестной лазейкой для побега.
   - Машина времени? - переспросила Молли.
   - Не сейчас, - рассеянно ответил Коделл.
   Тактика, которую использовали ривингтонцы, убедила его в том, что он разгадал их замысел. Бойцы в здании вокзала были арьергардом, который сдерживал конфедератов, пока их соратники, один за другим прятались в сарае. Пара человек упала, сраженные пулями, но большинство ушло из-под огня.
   Своё дело они знали. Даже, когда на станции остался всего один человек, он продолжал стрелять то из одного окна, то из другого, так что его противнику понадобилось некоторое время, чтобы понять, что он там один. Он тоже отошёл, выпустив длинную очередь, прежде чем броситься через железную дорогу, и вынудив конфедератов спрятаться, дабы без труда добраться до сарая. Дверь захлопнулась за ним.
   Лишь продолжительная тишина вынудила конфедератов неуверенно высунуться из укрытий. Какой-то лейтенант - в смятении боя Коделл так и не узнал, как его зовут - бросился к сараю. Если там внутри оставался хоть один ривингтонец, ему конец. Но оттуда никто не стрелял. Он помахал шляпой, сигнализируя, что подходить можно без опаски.
   Коделл медленно вышел, гадая, действительно ли всё обстояло так же мирно, как выглядело. Молодой лейтенант начал было открывать дверь, затем передумал. Он несколько раз выстрелил сквозь грубые сосновые доски. Затем, всё также молча, он ухмыльнулся и схватился за железную ручку.
   Поток жёлтого пламени, рёв - мина буквально вышибла лейтенанта из ботинок. За исключением этих самых ботинок, от него не осталось ничего, кроме кровавого месива на земле и железнодорожных путях. Ещё трое, что стояли позади него, тоже рухнули, будто скошенные. Как и фасад вокзала.
   - Опять мина! - Слегка оглушённый взрывом, Коделл едва расслышал собственный крик.
   Молли заметила то, чего не удалось ему. Указывая, она сказала:
   - Весь взрыв ушёл в одном направлении. Интересно, как им это удалось.
   Когда Нейт со звенящей головой, беспомощно развёл руки в стороны, она подошла ближе и закричала ему прямо в ухо, чтобы он услышал.
   Как бы там ривингтонцам ни удавались их адовы ловушки, он был рад, что не стоял перед входом в сарай. Помимо тех четверых, кто погиб сразу, ещё несколько человек получили серьёзные ранения. Их вопли проникали во всё ещё будто забитые ватой уши Коделла.
   Однако дверь в сарай была, всё же, открыта. Коделл бросил взгляд на Молли. Так кивнула, хотя её лицо отражало тот же страх, что испытывал он сам. Они вместе побежали ко входу, крича изо всех сил и стреляя на ходу.
   Воздух внутри пах жаром и гарью. Коделл упал и перекатился. Он ударился о штабель ящиков, на которых аккуратно по трафарету было написано: "СУХПАЙКИ. ГОТОВО К УПОТРЕБЛЕНИЮ". Рядом присела Молли. Коделл продолжал раз за разом моргать, пока глаза не привыкли к внезапной тьме. В сарае оказалось не настолько темно, как должно было быть. В углу, за ещё одной грудой ящиков, под покрытым паутиной потолком ярко горела белая лампа.
   Молли указала на неё стволом АК-47.
   - Такая же лампа, как в доме Бенни Ланга. Тольк' они у него были везде, а не в одном месте.
   - На хер Бенни Ланга. - Коделл пополз на четвереньках. - Сейчас выясним, что тут к чему.
   Молли последовала за ним, а за ней ещё несколько солдат. Добравшись до угла очередного штабеля ящиков, он махнул им остановиться.
   - Если задену ещё одну мину, не надо, чтобы все тащились кучей.
   Он лично обошёл все углы один за другим. Ни тогда, ни потом он не думал о храбрости - перед глазами до сих пор стояли пустые ботинки невезучего лейтенанта. Если он заденет мину, то никогда не узнает, что же именно убило его. Каким-то непостижимым образом, эта мысль успокоила его. Он повидал и похуже способы умереть.
   Наконец, он заглянул за последний поворот. Над ним ярко, возможно, даже ярче чем солнце, горела лампа. Один из бойцов, что шли позади Молли, произнёс:
   - Куда, блин, эти ривингтонские твари подевались-то?
   Коделл повернул за угол. Поскольку он не имел ни малейшего представления о том, как должна была выглядеть машина времени, он не мог честно сказать, что её вид застал сержанта врасплох. Это была небольшая платформа, площадью около метра, которая сияла подобно солнцу. Первой его мыслью было облегчение, что механизм оказался невеликого размера - кто мог знать, какую дьявольщину могли ривингтонцы протащить через большую машину времени?
   Он сморгнул, чтобы всмотреться сквозь сияние, и чтобы убедиться, что глаза его не обманывают. На платформе стоял ривингтонец, но Коделл мог видеть сквозь него, словно тот был одним из тех привидений, о которых без конца рассказывали старые негры. Пока одна часть его сознания осознавала происходящее, другая вскинула винтовку. Прежде чем понять, что же он делает, Коделл выпустил полдюжины пуль.
   Пули прошли прямо сквозь ривингтонца. Он не скрючился - он исчез. Сияние платформы угасло, погрузив сарай во тьму. Конфедераты за спиной Коделла тревожно закричали, как и он сам. Машина времени изрыгала искры, подобно вагонетке, которая шла по железной дороге со скоростью шестьдесят пять километров в час с заклиненными тормозами. Стена позади платформы и ящики рядом мгновенно были объяты пламенем.
   - Валим отсюдова! - разом выкрикнули трое. Спотыкаясь и ругаясь, солдаты бросились по темноте к пятну света от взорванной двери сарая. Коделл, оказавшийся позади всех, к тому моменту, когда выбрался на благословенный свежий воздух, уже вовсю кашлял и задыхался от дыма.
   Но даже продолжая тереть слезящиеся глаза, он продолжал гадать, что стало с тем ривингтонцем, что стоял на платформе, когда он расстрелял машину времени. Вернулся ли он назад, точнее вперед, в своё время? Когда машину разнесло на куски, был ли он грубо выброшен в 1882 год, или в 1923, или в 1979? Или его унесло в бесконечное безвременье? Коделл понимал, что ему этого никогда не узнать... и прекратил об этом думать.
   Резкий треск ружейной пальбы с южного направления вынудил его спешно прекратить свои размышления. Это ривингтонцы, кого они обошли с фланга, пришли спасать свою связь с тем годом, из которого они прибыли, но слишком поздно. Однако они по-прежнему держали в руках оружие, оставаясь самыми крутыми бойцами, с какими Коделлу когда-либо доводилось сталкиваться. Если им захочется отомщения, они вполне смогут получить приличный его кусок.
   Коделл побежал на юг, прочь от горящего сарая. Он упал за той же лошадиной поилкой, за которой прятался, когда стрелял по вокзалу, только уже с другой стороны. Где Молли? Вон она, отстреливается из-за крыльца торговой лавки. Когда он увидел её, внутри ослаб тугой узел страха.
   Сарай и припасы, что в нём хранились, уже вовсю пылали; он чувствовал жар на своей шее даже с расстояния в сотню метров. Коделл обернулся через плечо. От погребального костра надежд ривингтонцев в небо тянулся густой столб чёрного, пречёрного дыма.
   Он высунулся из-за поилки в сторону вспышки от выстрела. Коделл дважды выстрелил. Затем АК-47 бесполезно щёлкнул - опустел очередной магазин. Он вставил последний, дослал патрон. В этот момент он вспомнил, насколько же тяжело было заряжать мушкет в положении лёжа. Он прополз вперёд, выстрелил из-за другого края поилки - вдруг кто-нибудь в пятнистой форме будет ждать, что он начнёт стрелять с той же позиции. Он не пережил бы Вторую Американскую Революцию, если бы был глупцом.
   Никаких вспышек, но что это там трепыхается в кустах?
   - Белый флаг, - сказал он, усомнившись в собственных словах после того, как произнёс их вслух.
   Но то и, правда, был белый флаг. Из укрытия вышел ривингтонец, размахивая им из стороны в сторону. Стрельба с обеих сторон постепенно стихла. Члены Движения к Свободной Америке один за другим выходили с поднятыми руками.
   Даже после того как на открытое пространство вышла пара дюжин безоружных людей в пятнистой зеленой форме, Коделл продолжал сидеть за поилкой. Он с трудом мог поверить в то, что ривингтонцы могли сдаться, после упорных продолжительных сражений против всего, что Конфедерация бросала на них, И он был такой не один. Ни один солдат Конфедерации не покинул своего укрытия, чтобы взять противника под стражу.
   Поэтому ривингтонцы просто продолжали идти, подняв руки и понурив головы. Именно это и убедило Коделл в том, что они и, в самом деле, сдались; они выглядели, словно разбитые войска. Он поднялся на ноги, готовый вновь броситься в укрытие при малейшем признаке опасности. Когда Молли попыталась подойти к нему, он махнул ей рукой, сказав:
   - Прикрывай меня.
   Вместе с ним вышло ещё несколько конфедератов. Остальные остались на местах, чтобы поддержать их, сколько именно, он не знал, но, когда огляделся, то заметил лишь пару человек. Также он заметил чёрных и местных белых ривингтонцев, которые начали покидать свои укрытия, когда стрельба прекратилась. Некоторые из них также направились к членам Движения к Свободной Америке, к людям, которые правили их городом, распоряжались их жизнями на протяжении более чем четырёх лет.
   Человек с белым флагом оказался тем же здоровяком, что разговаривал с Натаном Бедфордом Форрестом. Коделл покопался в памяти и вспомнил его имя - Андрис Руди. Руди переводил взгляд с одного приближающегося конфедерата к другому. Наконец, увидев Нейта, он поприветствовал его:
   - Кажется, вы здесь самый старший по званию, сэр.
   - Я? - Коделл едва не "дал петуха". Он быстро огляделся. Точно, Руди прав; из укрытия не вышел ни один офицер Конфедерации - он задумался, остались ли в их отряде вообще живые офицеры - и ни один первый сержант. Он подобрался.
   - Так точно, сэр, видимо, так. Я - первый сержант Нейт Коделл, 47-й северокаролинский.
   - Значит, именно вам я и должен сдаться. - Говорил, при этом, Руди так, словно он предпочёл бы столкнуться с индейцами, готовыми содрать с него скальп. Меча при нём не оказалось, однако он снял ремень с пистолетом в кобуре и швырнул его Коделлу.
   - Вот.
   - Эм, благодарю. - Хоть Коделл и не являлся знатоком по церемониям сдачи в плен, он полагал, что проходит всё должно чуть более изящно. Не желая выпускать из рук АК-47, он неуклюже повесил ремень с пистолетом на талии. Затем он бросил:
   - Что же вынудило вас вот так всё бросить?
   - А сами-то вы, как, думаете, бля? - Руди указал пальцем на горящий сарай. - Как без машины времени мы должны воевать со всей страной? - Он даже не пытался скрыть горечь в голосе.
   Коделл предпочёл не упоминать, что именно он разрушил эту машину времени, как назвал её Руди. Однако, раздражённый тоном ривингтонца, он сказал:
   - Даже с нею мы вас били - иначе, как бы мы тут оказались?
   Руди взглянул на него, и, кажется, замялся. Его плечи поникли, из спины будто вынули стержень, он уставился на собственные чёрные ботинки. Позади Коделла раздались выкрики:
   - Эй, что задумал этот безумный ниггер?
   - Куда он идёт?
   - Берегись!
   - Держите его кто-нибудь!
   Едва Коделл обернулся, как мимо него промелькнул невысокий тощий негр, одетый в одни лишь изодранные штаны. Негр сжимал в руке разбитую бутылку из-под виски. С бессловесным рыком ненависти он воткнул разбитый край прямо в горло Андрису Руди.
   Брызнула кровь, эффектно багровая в свете полуденного солнца. Руди издал булькающий задыхающийся крик, обхватил рану обеими ладонями. Однако кровь сочилась сквозь пальцы, текла у него изо рта, из носа. Он сделал пару неуверенных шагов, запнулся и упал.
   Другой ривингтонец вытащил перевязочный пакет, такой же, каким пользовался Бенни Ланг, и встал на колени.
   - Андрис! - выкрикнул он, а затем что-то на том гортанном наречии, которого Коделл не знал.
   Руди лежал без движения. Через минуту-другую, тот ривингтонец встал на ноги, качая головой. Под грязью и черно-зелеными полосами краски, его лицо было бледным.
   Негр бросил на землю разбитую окровавленную бутылку. Он повернулся к конфедератам и произнёс:
   - Массы могут делать со мной чо захочут. От ентова белого демонюки я намучался больше чем кто бы то ещё. Вы гляньте сюды.
   Он провёл пальцами по рёбрам, которые торчали даже сильнее, чем у того негра, что Коделл встретил за городом.
   - И сюды. - Он повернулся спиной, демонстрируя старые и свежие шрамы, пересекавшие её. - Я вам не какой-то там упрямый наглый ниггер, массы, боженькой клянуся - ентот Руди, он жеж просто демонюка для его пацанов. Я его как тута увидал, так и не смог сдержаться.
   Коделл смущённо переглядывался с остальными солдатами в сером, гадая, что делать дальше. Чёрный, который убил белого, должен умереть - так гласил вековой закон. Однако, что если белый являлся врагом Конфедерации, человеком, который возглавлял бойцов из Ривингтона, кто был в розыске в связи с Ричмондской Бойней, и который, более того, обращался с этим чернокожим безбожным образом? По закону этот чёрный, по-прежнему, должен был умереть. Однако традиции противоречили этому закону.
   Никто не поднял оружие против негра. После продолжительной паузы, Коделл ткнул большим пальцем в сторону Ривингтона.
   - Шёл бы ты отсюда.
   Негр уставился на него, затем исчез столь же поспешно, сколь и появился.
   - Но... этот каф... ниггер только что убил blank... белого, - злобно выплюнул ривингтонец.
   - А, ну, заткнись, - разом ответили ему четверо. Один добавил: - Похоже, этот сучонок получил по заслугам, Богом клянусь.
   Коделл подумал о том же самом, но произнести это вслух ему не хватало духу. Этот неизвестный продемонстрировал, что с 1861 года Юг и в самом деле изменился.
  
   *XIX*
  
   Дверь президентского поместья открылась на время очередного, раз в две недели, приёма. Вместе с людьми внутрь залетали мотыльки, но если закрыть дверь, внутри станет душно - вместе с июнем в Ричмонд пришло лето. Ещё больше мотыльков с надеждой билось в оконное стекло, желая спалить себя в пламени газовых ламп.
   Роберт Э. Ли вместе с дочерью Мэри стоял посреди прихожей, встречая прибывающих гостей.
   - Добрый вечер, сэр, мадам... Как поживаете, сенатор Магоффин?.. И, что же привело вас сюда, господин министр?
   Джефферсон Дэвис позволил себе тонкую самоуничижительную улыбку.
   - Да просто решил бросить взгляд на то, как этот дом поживает без меня. Похоже, дела идут вполне неплохо.
   - Я также припоминаю, что ты выразил некоторый интерес к последним сплетням, - произнесла Варина Дэвис с огоньком в глазах.
   - Я? - Дэвис взглянул на Ли. - Господин президент, отдаю себя на вашу милость. Вы можете представить, чтобы я делал подобные абсурдные заявления?
   - Нет, но тогда я также не могу представить, что ваша дражайшая супруга лжёт, - ответил Ли.
   - Я и не знал, что вы дипломат, - воскликнул Джеффесон Дэвис, в то время как кремового цвета плечи Варины тряслись от веселья. Бывший президент продолжал: - Прояви вы сей талант пораньше, я бы отправил вас в Европу заместо Мейсона и Слайделла.
   - В таком случае, сэр, я рад, что сумел утаить этот огонь под корзиной, - сказал Ли, чем вызвал небольшой смешок со стороны Дэвиса и гораздо более громкий смех со стороны его жены.
   - Вы оба выглядите счастливее, переехав из этого дома, - сказала Мэри Ли.
   - Счастливее? - Джефферсон Дэвис с грустью обдумал её слова, затем покачал головой. - Пожалуй, нет. Скорее, проще, поскольку груз ответственности отныне лежит на широких и способных плечах вашего батюшки.
   - А весь вес жажды теперь висит на моём узком иссушенном горле, - заявила Варина Дэвис. - С вашего позволения, джентльмены, Мэри, я намерена совершить рейд на чашу с пуншем. - Её бордовые юбки, жёсткие от кринолина, шуршали вокруг неё, когда она величественно плыла к столу с закусками, установленному у дальней стены комнаты. Поклонившись напоследок, Дэвис проследовал за супругой.
   Когда он оказался за пределами слышимости, Ли сказал:
   - Пусть утверждает, что захочет, моя дорогая Мэри - я убеждён, ты права. Такого легкого шага у него я не видел со времен Вест-Пойнта.
   Когда поток гостей стих, Ли потребовал себе бокал пунша и направился сквозь толпу, прислушиваясь. Именно это он считал самым ценным в приёмах - так он узнавал, о чём думал Ричмонд, ну или, по крайней мере, о чём говорил, чего иными путями он получить бы не смог.
   Этим вечером умы граждан занимали две темы: недавняя сдача в плен последних бунтовщиков из Движения к Свободной Америке в Северной Каролине, и продолжающиеся дебаты в Конгрессе по законопроекту, который ослабит рабство. К Ли приблизился дородный преуспевающего вида мужчина и произнёс:
   - Вы посудите, сэр! Ежели мы намерены отпустить своих ниггеров, зачем нам было лить столько крови и отделяться от Янкидома? Мы можем с тем же успехом воссоединиться с Соединёнными Штатами, как и освободить рабов.
   - Боюсь, не могу с вами согласиться, сэр, - ответил Ли. - Кровь мы проливали для того, чтобы устанавливать те правила, какие выберем сами, вместо того, чтобы другие части США, избравшие для себя порядки, отличные от наших, и которые наслаждались своим численным перевесом над нами, насаждали нам своё регулирование.
   - Ещё чего! - кратко отозвался мужчина и двинулся, было, прочь.
   - Сэр, позвольте вам кое-что сказать, если можно, - сказал Ли. Мужчина остановился; как бы он ни был не согласен с президентом, он понимал обязательство выслушать его. Ли продолжил: - Когда я прибыл в Вашингтон после того, как он оказался в наших руках, лорд Лайонс, британский посол в Соединённых Штатах, задал мне вопрос, который я никак не могу забыть: коль скоро мы сделали Конфедеративные Штаты государством, каким оно будет?
   У мужчины имелся наготове ответ:
   - Таким же, каким оно было до войны, разумеется.
   - Однако с тех пор мы стали иными, и вернуться к прежнему состоянию не можем, - сказал Ли. - Как указал посол, торговля требует от нас играть роль в большом мире, а война сурово сказалась и на нас и на наших институтах, включая владение неграми. Я скорее, позволю это небольшое послабление сейчас, и дам неграм немного воли на Юге, в конце концов, это и их страна тоже, нежели столкнусь с восстанием угнетённых через десять или двадцать лет.
   - А я нет, - бросил мужчина.
   На этот раз он и в самом деле ушёл.
   Ли вздохнул. Ему и на прошлых приёмах доводилось вести подобные беседы. Каждый такой разговор оставлял его в разочаровании - откуда столько людей, не видящих дальше своего носа? Ответа он не знал, но наличие такого вопроса было очевидно.
   Он просветлел, когда к нему подошёл конгрессмен от Миссисипи Этельберт Барксдейл* и сказал:
   - Я частично слышал ваш разговор с этим жирным дурнем, господин президент. Разумеется, он не боится сражаться с восставшими рабами; судя по его виду, он, вероятнее всего, не сражался и во Второй Американской Революции... или вы думаете, он из тех, кто купил себе замену?
   - Мне бы не следовало оспаривать мужество и патриотизм незнакомого мне человека, сэр... но вы вполне можете быть правы, - сказал Ли.
   Порой небольшой кусочек мстительной злости мог оказаться сладок. Впрочем, наслаждение быстро угасло.
   - Но тут вокруг так много людей со схожими взглядами, что я тревожусь за законопроект.
   - Он пройдёт, сэр, - убеждённо произнёс Барксдейл.
   Он целиком был предан партии Конфедератов, поддерживал Джефферсона Дэвиса в войне и в мире, а потом и Ли (он едва удержал своё место в Конгрессе после прошедших выборов, на волоске разминувшись с оглушительной победой Форреста в Миссисипи). Теперь же он заговорил на пониженных тонах:
   - Если бы вы рассказали ему, чего на самом деле добивалось ДСА, он мигом переменил бы мнение.
   - С людьми такого типа я сомневаюсь даже в этом, - мрачно произнёс Ли.
   Однако в словах Барксдейла имелся здравый смысл. Если бы не Ричмондская Бойня и книги из тайного хранилища ДСА, ни один закон, ограничивающий рабство, не имел бы ни малейшего шанса пройти в Конгрессе Конфедерации. В следствии убийств и откровений из святилища ДСА, у его закона имелись шансы, причём, неплохие.
   - Как часто бывает с теми, кто творит зло, ривингтонцы оказались сами себе злейшими врагами.
   - Так и оказалось. - Барксдейл посмотрел налево, направо, обернулся через плечо, ещё сильнее понизил голос, отчего Ли пришлось склониться к нему, чтобы услышать: - К слову о ривингтонцах, господин президент, что будет с теми, кто сдался после боев в их родном городе?
   - На их родной базе, - поправил его Ли. - Вы ставите занятный вопрос, конгрессмен. Их взяли с оружием в руках против Конфедерации, prima facie*, это дело о государственной измене, и никак иначе. Если мы их повесим, возражать никто не станет.
   Барксдейл уставился на него.
   - Хотите сказать, их могут и не повесить? Вы меня удивляете.
   - Пока ничего не решено. Они попадают, скорее, под военное, а не под гражданское судопроизводство, потому как они являются бунтовщиками, а также потому, что в округе Нэш, Северная Каролина было отменено действие habeas corpus, а сам округ находился под управлением генерала Форреста.
   - А, понимаю. - Лицо Барксдейла просветлело. - Дилемма в том - вешать их или расстреливать? Мне особо без разницы, как это будет; в любом случае они будут мертвы, а суть ведь именно в этом, так?
   - Как я и сказал, пока ничего не решено. Однако хочу ещё раз поблагодарить вас за упорную работу по поддержке закона по регулировке негритянского труда. Есть мысли, когда он пройдёт на голосование?
   Этельберт Барксдейл имел привычку облизывать губы, когда думал.
   - Голосование в Палате Представителей пройдёт не раньше следующей недели. Если он пройдёт там...хммм. У сенаторов меньше ограничений по дебатам, нежели у представителей, законопроект может столкнуться со значительной задержкой в верхней палате, прежде чем будет продвинут дальше или отозван назад.
   - Не нравятся мне задержки, - раздражённо произнёс Ли.
   Чем глубже законодатели будут закапывать воспоминания о Ричмондской Бойне и правду о ДСА, тем выше вероятность того, что они вернутся к удобному традиционному южному образу мышления, куда рабство вписывалось просто идеально.
   - Уверен, сэр, вы сделаете всё возможное, чтобы провести законопроект через Палату Представителей как можно скорее.
   Барксдейл выпятил грудь под накрахмаленной рубашкой, отчего стал похож на нахохлившегося голубя.
   - Можете рассчитывать на меня, господин президент.
   Хоть в его словах было много помпы, но и искренности не меньше. Ли отдал ему должное, ответив:
   - Я рассчитываю, сэр; поверьте, рассчитываю.
   Конгрессмен от Миссисипи зарделся. Затем он прищурился, прикидывая.
   - Одним из способов повлиять на ситуацию может стать весьма своевременная казнь одного или парочки ривингтонцев.
   - Я придержу ваш совет в уме, заверяю вас, - сказал Ли.
   Барксдейл удалился с важным видом, довольный и гордый тем, что сумел повлиять на развитие событий. Однако Ли, хоть и помнил о его совете, пользоваться им не собирался. Он не возражал против казни преступников; в армии Северной Вирджинии он лично приказывал вешать насильников и мародеров. Но убивать человека ради получения политической выгоды - всё его нутро восставало против этого, как бы некоторые ривингтонцы ни заслуживали такой участи.
   Он недолго пообщался с ветераном, у которого вместо кисти руки торчал крюк.
   - Геттисберг, третий день, - ответил парень, когда Ли поинтересовался, где тот был ранен.
   Этот ответ он слышал уже множество раз.
   - Не стоило мне тогда бросать вас, храбрецов, в атаку.
   - А, ну, в итоге-то всё получилось, сэр, - с улыбкой произнёс ветеран.
   Ли кивнул, тронутый его верностью. Но если бы Юг проиграл, этот человек всё равно остался бы калекой, не имея при этом повода гордиться победой. Если бы ривингтонцы не появились, это стало бы для всех горькой участью, как стало для тысяч покалеченных людей на Севере.
   Разговор с парой миловидных девушек воодушевил Ли. Он всегда уделял внимание женщинам, с несколькими переписывался по многу лет, однако за все годы брака никогда не заходил дальше. Теперь же девушки сами смотрели на него, бросая вполне откровенные взгляды, коих Ли прежде не замечал. Он, внезапно, понял, что вновь стал видным холостяком. Его лицо загорелось. Эта мысль напугала его сильнее, чем любая из двух войн, в которых он сражался. Он вернулся в чуть менее пугающее общество Джефферсона Дэвиса.
   - Да вы весь красный, - заметил бывший президент. - Надо бы снова открыть входную дверь, невзирая на насекомых.
   - Причиной тому не жара, - с максимально возможным достоинством ответил Ли.
   Пусть Дэвис был далеко не самым смекалистым политиком, но ему хватило ума не интересоваться этими причинами.
  
   Когда коляска Ли катила по Кэри-стрит в сторону тюрьмы Либби, она проехала мимо упряжки мулов, тащивших баржу по Городскому каналу. На реке Джеймс из пары труб лёгкой канонерки "Билтон" в небо тянулись две тонкие струйки дыма.
   Тюрьма представляла собой трёхэтажное кирпичное строение, снизу до подоконников второго этажа выкрашенное в кремовый цвет, и в красный выше до самого верха. До войны она служила складом, а зимой 1863-1864 гг в ней содержалась без малого тысяча военнопленных-федералов. Многим из них удалось сбежать незадолго до первой встречи Ли с ривингтонцами, однако печная труба, по которой они спустились в подвал, уже давно была заделана. Более того, пятьдесят одного ривингтонца, что содержались на третьем этажа, стерегло больше охранников, чем, когда здесь сидели янки.
   Тем не менее, личный телохранитель Ли выглядел нервно, когда опередил своего подопечного по пути вверх по лестнице в "зал Чикамога"*.
   - Заверяю вас, лейтенант, я буду в безопасности, - сказал Ли. - Приведут лишь одного заключенного, а следить за тем, чтобы ничего точно не случилось, будут сразу несколько охранников.
   - Так точно, сэр, - ответил телохранитель, явственно не убеждённый. Спустя мгновение он добавил: - С этими из ДСА, сэр, как можно вообще быть хоть чём-то точным.
   - Тот ещё вопрос, - признал Ли.
   - Так точно, сэр, - повторил телохранитель, на этот раз более уверенно. - В смысле, после всего того, что случилось на вашей инаугурации...
   Он прервался, не желая напоминать Ли о том мрачном дне. По выражению его лица было заметно, что лично он казнил бы всех ривингтонцев без малейших раздумий.
   В "зале Чикамога", где допрашивали заключенных, у окна в девять стёкол был установлен стол и несколько стульев. Когда Ли вошёл, охранники вытянулись по стойке "смирно". Пока он усаживался за столом, пара из них поспешила в камеру, чтобы привести заключенного для допроса.
   Мужчина, который вернулся между двумя охранниками, был тощим, мрачным и хромым. В простой серой рубахе и штанах - одежде рабов, строго говоря, начальник тюрьмы экономил на всём, чём можно - он не был похож на зловещего ривингтонца.
   - Доброе утро, господин Ланг, - сказал Ли.
   Он указал на стул в полуметре от стола.
   - Если рана до сих пор беспокоит, можете присесть.
   - Заживает нормально, - сказал Бенни Ланг, но всё равно сел.
   Телохранитель Ли с АК-47 готовым стрелять от бедра встал между стулом и столом. Охранники тюрьмы Либби встали чуть в стороне, также с оружием наизготовку. Оглядев их всех по очереди, Ланг изогнул рот в ироничной усмешке.
   - Полагаю, мне должно польстить насколько же опасным вы меня считаете.
   Ли ответил серьёзно:
   - Конфедерация заплатила высокую цену, чтобы понять, насколько опасны ривингтонцы. - Он заметил, как улыбка Ланга угасла, и продолжил: - Также хочу уведомить вас, и можете передать это своим друзьям наверху, что пятьюдесятью двумя голосами против сорока одного Палата Представителей вчера приняла законопроект о регулировании труда цветного населения этой страны. То, с какой яростью вы пытались увести нас с этого пути, лишь сильнее настроило нас им следовать.
   Ланг сжал челюсть.
   - Ну, так избавьтесь от нас и делу конец.
   Спина телохранителя буквально излучала согласие с этим предложением.
   Ли сказал:
   - Вы безо всяческих сомнений должны понимать, что путь, который вы избрали для себя, не совпадает с тем, что выбрали для себя мы. Те из вас, кто осознают это и готовы принять, могут получить возможность сохранить жизнь, невзирая на предательство.
   - Как это? - презрительно поинтересовался ривингтонец. - Извиниться и безнаказанно уйти? Я не настолько глуп, чтобы поверить этому. Хоть и хотелось бы.
   - Вам и не нужно, - сказал Ли.
   Ланг едко усмехнулся. Проигнорировав его, Ли произнёс:
   - Уверяю вас, если вы когда-нибудь и обретете свободу, вам придётся её заслужить.
   Ланг изучал его.
   - Вы не из тех, кто привык лгать, - медленно проговорил он. - Рассказывайте.
   Ли продолжал гадать, а стоило ли. Как верно заметил его телохранитель, с ривингтонцами невозможно быть в чём-либо уверенным. Даже будучи избавленными от всех своих устройств из будущего, включая даже одежду, он не был уверен, что, зная нечто такое, что в 1868 году неведомо, они не найдут способ сбежать и устроить Конфедерации ещё больше бед. Строго говоря, Ли чувствовал себя рыбаком, который выловил лампу, выпустил из неё джина и теперь гадал, как ему с ним справиться, и справится ли он вообще.
   Но, если сможет, сколько же блага это принесёт его стране! Поэтому, со всей осторожностью, он произнёс:
   - Знаете, господин Ланг, захватив отделение ДСА здесь в Ричмонде и вашу штаб-квартиру в Ривингтоне, мы стали обладателями огромного количества изданий из двадцатого и двадцать первого веков. Наши учёные набросились на них с радостными воплями, и теперь годами будут их изучать.
   - Если эти сраные книжки у вас, мы-то вам зачем? - спросил Ланг.
   - В первую очередь, чтобы служить мостом. Я постоянно получаю жалобы на то, что в этих изданиях за должное принимается то, о чём мы не имеем ни малейшего представления. Должен признать, поскольку видел ваши инструменты в деле, что меня это не удивляет - мы же всё-таки говорим о расстоянии в сто пятьдесят лет. Ваши люди могут оказать неоценимую помощь в понимании, и, возможно, в использовании, ваших, эм, артефактов. Выполните эту задачу добросовестно и, возможно, это искупит ваши преступления, в которых вы, без сомнений, виновны.
   - Использовать нас, значит? - Ланг склонил голову. - С вашей точки зрения, полагаю, это вполне здраво. Но откуда вам знать, что нам можно доверять?
   - В этом и вся загвоздка, - признал Ли. - Рад, что вы её заметили. Для нас это будет риск; обладая более обширными знаниями, вы можете ввести в заблуждение тех, с кем работаете, точно так же, как вы ввели в заблуждение всю Конфедерацию о том будущем, какое настало бы без вашего вторжения - и как вы пытались сделать это с беспроволочным телеграфом. - Знание об этом устройстве по-прежнему раздражало Ли. - В последней войне мы могли добиться очень многого... если бы вы раскрыли нам существование этого устройства.
   Ланг сказал:
   - Будь у вас проблемы, мы бы так и сделали, клянусь. Но вышло, как мы и задумали, АК-47 вполне хватило для завоевания вашей свободы.
   - Поэтому вы и скрыли потенциально жизненно важное устройство от нас, ради собственного преимущества. Обещаю, мы сделаем всё, чтобы устранить подобные случаи в будущем. Все ваши ривингтонцы будут разделены, никому из вас не будет дано знать, где находятся ваши приятели, за исключением самых необычных ситуаций, чтобы с ними можно было связаться. Далее: вы будете обязаны объяснять учёным и инженерам, с которыми вам предстоит работать, каждое своё действие, каждый шаг процесса, который вы демонстрируете. Даже в таком случае, осознавая, что риск остаётся, мы постараемся его минимизировать.
   Бенни Ланг поморщился.
   - Мы чисто как те чёртовы бедные немецкие техники, которых уволокли в Россию после Второй Мировой.
   Ли не понял этой отсылки. Заметив это, Ланг продолжил:
   - Неважно. Любое ваше предложение лучше виселицы. Полагаю, большинство наших согласятся. Я лично согласен.
   - Причина, по которой я выбрал для допроса сначала вас, господин Ланг, заключается в том, что из всех ривингтонцев, вас наиболее вероятно выберут, чтобы вы помогли нам постичь продукты вашего времени. По всем отчётам, вы лучше всех вели себя с Конфедеративными Штатами; вы храбро сражались на нашей стороне... и потом, об этом необходимо сказать, против нас, а живя жизнью плантатора в Ривингтоне, вы относительно сносно обращались со своими неграми. Это даёт мне надежду на то, что вы сумеете подстроиться под изменившиеся обстоятельства.
   - Я справлюсь. Учитывая альтернативу, готов спорить, что справлюсь, - сказал Ланг.
   - Да, это стало бы значительным стимулом, однако, мы самым тщательным образом будем проверять искренность и честность каждого человека, прежде чем принять решение о его освобождении. Ваш приговор может быть отложен, но забыт он не будет никогда.
   - Было бы глупо, если бы вы забыли, - сказал Ланг, кивнув. - Меня ещё волнует то, что не все из нас знают те вещи, которые вы захотите изучать. Знаете, в нашем времени мы не были профессорами. Многие из нас были солдатами или полицейскими. Я, например, ремонтировал компьютеры.
   - Вот. Теперь понимаете, что я имел в виду под расстоянием между нашим временем и вашим? - сказал Ли. - Я не имею ни малейшего представления о том, что такое этот, эм, компьютер, не говоря уж о том, как его ремонтировать.
   - Компьютер - это электронная машина, которая очень быстро подсчитывает и компилирует информацию, - сказал Бенни Ланг.
   Ли едва не спросил, о какой именно машине он ведет речь, но решил не утруждаться, поскольку сомневался, что ответ хоть в чём-то его просветит - снова это расстояние. Он выбрал вопрос попроще:
   - Как выглядит этот компьютер? - Когда Ланг объяснил, Ли ухмыльнулся, словно мальчишка - одна загадка решена! - Вот, как, значит, правильно зовётся это qwerty.
   - Что зовётся? - Замешательство Ланга длилось лишь пару секунд. - А, вы назвали его по буквам на клавиатуре, да? Неплохо. Дайте мне стабильное подключение к электричеству, и я покажу вам с этой машиной такие штуки, о которых вы и вообразить не могли.
   Ли верил ему. Ривингтонцы уже показали ему, показали всему Югу, много всего такого, о чём никто не мог даже вообразить. Кое-чему из этого, подумал он, следовало бы остаться невообразимым. Он гадал, станет ли компьютер одной из таких вещей. Время покажет. Он сказал:
   - Если это устройство столь полезно, как вы говорите, вы научите нас производить такие же? Знаете, мы сумели наладить производство АК-47.
   - Нет, этого я не знаю, но это и неважно, генерал Ли. - Трое охранников разом зарычали. Ланг ненадолго озадачился, затем осознал ошибку. - Простите. Президент Ли, если хотите, чтобы я создал вам долбанный компьютер, можете меня сразу вешать. Сделать этого не могу ни я, ни вы. У вас нет не только необходимой технологии, у вас нет технологии для создания необходимой технологии, да и скорее всего, ещё парочки уровней ниже. Дайте мне электричество, и я покажу вам, как работать со всеми компьютерами, что вы захватили. Сможете пользоваться ими, пока они не развалятся. Когда это случится, так тому и быть.
   - Но вы же ремонтируете компьютеры, - возразил Ли. - Вы сами только что об этом сказали.
   - Ремонтирую, когда есть нужные инструменты и запчасти. Где я, по вашему, буду их доставать в 1868 году?
   - А если ремонт будет условием вашей свободы... вашего выживания?
   Бенни Ланг бросил на него мрачный взгляд.
   - Тогда я покойник.
   Ли понравился этот ответ; он указывал на определенного рода базовую честность. Если хоть один ривингтонец хоть когда-нибудь покинет пределы тюрьмы Либби, Ли полагал, что Бенни Ланг станет одним из них. Но сейчас он лишь сказал:
   - Передайте мои слова своим соратникам, господин Ланг. В скором времени вам предоставят бумагу и карандаши. Мне нужен полный список всех знаний, которыми обладает каждый из вас. Предупредите остальных, чтобы не врали; вы уже достаточно наврали Конфедерации и любое утверждение, которое кто-нибудь из вас не сумеет обосновать, приведёт к тому, что его снова сочтут полноценным предателем. Вы понимаете это и согласны с моими словами?
   - Я всё понимаю. Что же касается согласия, а какой у меня выбор?
   - Никакого, - непримиримо произнёс Ли. - Также предупреждаю вас, что ваши преступления и ваша надёжность будут взвешены с вашими же знаниями, когда мы будем принимать решение о вашем освобождении. Также, господин Ланг, передайте своим друзьям весть о голосовании в Палате Представителей. Если вам будет дарована свобода, вам будет настрого запрещено вмешиваться в политику. Это ясно?
   Вспыхнувшее в глазах Ланга негодование говорило о том, что ему ясно.
   - Вы оставляете нам небольшой выбор.
   - А вы бы на моём месте оставили больше? - сказал Ли и Ланг не смог посмотреть ему в глаза. Он повернулся к тюремной охране. - Отведите его обратно наверх.
   Когда Ланга увели, Ли вышел на улицу. Телохранитель произнёс:
   - Сэр, если б это зависело от меня, единственный день, когда эти твари увидели бы солнце не из-за решеток, был бы днём их повешения.
   - Поверьте, лейтенант, я разделяю ваши взгляды, - сказал Ли, - но эти люди могут стать очень ценными для всей нашей страны. А это и есть наша страна, лейтенант. И мы должны строить её так, как задумали мы, а не они. Это я вам гарантирую.
   - А если они станут вмешиваться, сэр?
   - Тогда мы их повесим, - сказал Ли.
   Наконец, удовлетворившись, телохранитель взял винтовку на караул.
  
   - Легко не будет, Нейт, - сказала Молли Бин.
   Чем ближе становился день их свадьбы, тем более нервной она становилась. Она присела и бросила камешек в Стоуни Крик.
   - Мы справимся, - уверенно произнёс Коделл, глядя на разбегающиеся круги. - Волосы неплохо отрастают; скоро ты сможешь убрать парик и сказать, что просто сменила причёску.
   - Я беспокоюсь не из-за причёски, и ты отлично об этом знаешь. Непросто будет жить в городе, где некоторые люди знают, что я была шлюхой.
   - Мне бы не хотелось, чтобы ты была столь прямолинейной, - пробормотал Коделл.
   - Это как? Думаешь, мне об этом не напомнят?
   - Ты же знаешь, это не так, - быстро ответил он. Они уже обсуждали этот вопрос. Он продолжил: - Тогда, хочешь, давай после свадьбы переедем в Ривингтон?
   - Господь всемогущий, нет! - Молли вскинула руки.
   В небо вспорхнула голубая цапля, громко размахивая крыльями "вввууф, вввууф, вввууф".
   - В Ривингтоне все знали, кем я была... чем занималась... до самого начала этого года. Здесь же лишь несколько человек помнят об этом с войны... по крайней мере, мне так кажется.
   - Меня этим никто пока не доставал. - Коделл сжал кулак. - Любому, кто попробует, я такое устрою. Теперь ты скажи мне честно, Молли, у тебя хоть раз возникали проблемы с местными женщинами?
   - Нееет, - ответила та; ему показалось, что она говорила правду, но он верил ей не до конца. Словно, в подтверждение своих слов, она сказала: - Хотя, иногда мне кажется, что я не могу заставить себя посмотреть в глаза добропорядочной леди.
   - Они не более добропорядочны, чем ты, - возразил Коделл, говоря всерьёз. - Вообще, знаешь, у скольких из них появились здоровые, крепкие детишки лишь через шесть-семь месяцев после того, как они сказали "согласна"?* С ходу могу назвать троих, а то и четверых.
   Его слова вызвали у неё смешок.
   - Да? Ну, не удивительно.
   - Ну, вот, видишь? - с триумфом произнёс Коделл.
   - Легко не будет, - повторила она, вся её уверенность куда-то улетучилась.
   Он набрал воздуха в грудь.
   - Ну и как это будет? Будем жить здесь, пока всё будет хорошо, пока с нами будут обращаться, как следует. Как только что-то измениться, мы соберем всё, что у нас будет, и переедем туда, где про нас никто и слыхом не слыхивал, и начнём всё заново.
   - Ты же не хочешь так поступать, Нейт. - В голосе Молли слышалось беспокойство. - Трудно сниматься с места, в котором так долго прожил, к тому же тебе нравится Нэшвилль, ты же знаешь.
   - Ты мне нравишься больше, - сказал он, и был вынужден добавить: - А ещё я хочу, чтобы ты была счастлива.
   Не успел он ничего сделать, как Молли прильнула своим лицом к его лицу, и поцеловала. Когда она заговорила, её глаза блестели:
   - Никто никогда мне такого не говорил.
   Какая-то часть её страхов снова ушла, поскольку она обернулась и махнула рукой, удивившись отсутствию птиц.
   - А тут мило... вон, ива, жасмин растёт через ручей, в котором ночью будет полно прекрасных цветов... Нейт! В чём дело, Нейт?
   - В целом-то, ничего.
   Однако у Коделла сохранялось чувство, будто он увидел призрака; ощущение было таким же сильным, как, когда он стрелял сквозь стоявшего на платформе ривингтонца. Собравшись с силами, он пояснил:
   - Я рыбачил под той ивой, когда бедная Жозефина - помнишь Жозефину? - высунула голову из этих зарослей жасмина. Пит Хардье пустил за ней собак.
   - Этот. - Лицо Молли изменилось; потребовалось лишь одно слово, чтобы её голос стал жёстким и бесцветным. - Я не раз молилась, чтобы он не выбрался, когда мы взяли Ривингтон. Это не по-христиански, но ничего поделать не могу. Боюсь, я никогда об этом не узнаю.
   - О, нет, узнаешь.
   Коделл рассказал ей, как нашёл тело Пита Хардье после того как Генри Плезантс подорвал мину на подступах к Ривингтону.
   Когда он закончил рассказ, Молли захлопала в ладоши.
   - Господи, он получил по заслугам.
   Коделл ощутил себя отважным рыцарем, одолевшим ривингтонца в единоборстве, а не просто наступил (практически, споткнулся) на его труп. Судя по тому, как Молли покраснела и прижалась к нему, её охватывало то же чувство. Она осмотрелась по обеим сторонам ручья. Голос её стал тихим и хриплым.
   - Тут, кажется, нет никого, Нейт.
   - Кажется, нет.
   Ухмыляясь, он уложил её на мягкую густую траву, затем спешно склонился над ней. Умелыми пальцами он разобрался с пуговицами и завязками, что удерживали её платье; весь процесс занял бы меньше времени, если бы он не останавливался поцеловать каждую часть её постепенно обнажавшегося тела. Но вскоре они оба уже были раздеты. Их покрытая потом кожа скользила друг против друга.
   - О, Молли, - произнёс он.
   Она ответила ему не словами.
   Он неохотно принялся одеваться; что бы там ни говорил священник, ранним летом без одежды гораздо лучше. Коделл ощущал себя в ладу со всем миром, когда они с Молли медленно прогуливались вдоль берега ручья. Но через несколько шагов, она сказала:
   - Наверное, можем попробовать сделать так, как ты говоришь, Нейт. Надеюсь, сработает, правда. А если нет, буду рада съехать, это уж точно.
   - Хорошо, - ответил Коделл, чувствуя себя одновременно и довольным и раздражённым; ему хотелось, чтобы она как можно дольше оставалась счастливой и ничем не озабоченной.
   Не успел он что-либо сказать (позже, решил он про себя), как они обошли изгиб ручья. На дальнем берегу в зарослях водяных дубов сидел и рыбачил седовласый негр. Он махнул левой рукой и крикнул:
   - Как живёте, масса Нейт, мисс Молли?
   - Здравствуй, Израиль. - Коделл обернулся через плечо. Нет, негр не мог заметить, как они кувыркались в траве. Успокоившись, он повернулся обратно. - Как улов?
   - Пару сомов поймал. - Израиль показал рыбу.
   Стоуни Крик был таким узким, что для разговора едва приходилось напрягать голосовые связки.
   - Каково это, работать на знаменитого полковника Плезантса? - поинтересовалась Молли.
   - Как воевать кончили, масса Генри сразу ж форму и скинул, - сказал Израиль. - На другой же день пришёл мужик с железной дороги, где он раньшее работал, и попросил его вернуться на работу за двойное жалованье. Он сказал, что они смогут отбить эти деньги, пользуясь его именем, и считаю, он прав.
   - Что Генри им сказал? - Коделл столкнулся с новой смесью чувств.
   Ему хотелось, чтобы у его друга всё было хорошо, но ему не хотелось, чтобы он возвращался в Уилмингтон. От его отъезда Коделлу станет так же плохо, как если бы он вернулся в Пенсильванию.
   - Сказал тому мужику проваливать с его земли и не возвращаться, - ответил Израиль. - Что ему есть, куда деть собственное имя, чем продавать его железной дороге, которая раньшее не хотела человека, носящего его. Прям так и сказал, масса Нейт. Я сам всё слыхал.
   - Хорошо, - сказал Коделл.
   Молли кивнула. Израиль тоже. В этот момент, удочка, что держал чернокожий, дёрнулась. Он выдернул из воды толстого ушастого окуня и бросил его трепыхаться на берегу. Нейт добавил:
   - Раз уж с этим решено, думаю, на днях зайду к Генри в гости.
   - Мы с массой Генри завсегда рады вас увидеть, - сказал Израиль. Продолжая говорить, он насаживал свежую наживку. - Придёте завтречком, может, останется вам немного этой милой рыбки.
   - Буду не против, если так, - согласился Коделл. - Правда, зайду я не для того, чтобы поесть. Хочу, чтобы Генри был моим свидетелем на свадьбе.
   Захваченная врасплох, Молли охнула и прижалась к нему. Израиль улыбнулся, глядя на них с дальнего берега.
   - Эт' хорошо, - сказал он. - Масса Генри постоянно г'рит, какие вы счастливые, поэтому он будет рад вам помочь.
   - Не говори ему пока, - предупредил его Коделл. - Сам хочу сказать.
   - Ни словечка ни скажу, - пообещал Израиль. - Мисс Молли, масса Генри без конца говорит, как же ваш братишка, или кузен, не помню точно, кто, Мелвин сильно на вас похожий. Он будет на вашей свадьбе?
   - Я... не думаю, - ответила Молли после недолгих раздумий. - Как бои закончились, не думаю, что Мелвин ещё появится в этих местах.
   - Он типа странник такой, да? - сказал Израиль. - Бывают такие люди. Хотя, плохо дело, что его не будет на вашей свадьбе.
   - Мы без него справимся.
   Молли вновь прижалась к Нейту. Они пошли дальше вдоль ручья. Прощальный взмах руки Израиля был прерван очередной поклёвкой. Коделл ему слегка завидовал; ему-то никогда не удавалось так быстро удить рыбу из Стоуни Крик.
   Молли что-то сказала. Задумавшись о рыбе, Коделл не расслышал.
   - Что, прости?
   - Говорю, похоже, всё пройдёт как надо. Раз уж ты завёл речь о приглашении свидетеля и всём таком, значит, свадьбе и, правда, быть.
   - Лучше бы и ей, и вправду, быть.
   Он приобнял её за талию, прижал к себе и поцеловал. Израиль, без сомнений, следил за ними с того берега. Коделлу не было до того никакого дела.
  
   Торчащий кверху воротник Коделла цеплялся за бороду и колол. Он чувствовал лёгкое удушение; он не привык к тугому галстуку. Он подозревал, что ему было бы трудно дышать даже без чёрного шёлкового галстука - мало кто оставался спокоен в день своей свадьбы. Застоявшийся душный воздух в баптистской церкви оправдывал обильную потливость.
   Коделл пытался убедить себя, что это глупо - он в бой ходил с меньшим трепетом в душе, нежели сейчас. Однако во рту у него пересохло.
   Бен Дрейк отлично справлялся со свадебной церемонией. Громогласным голосом священник произнёс:
   - Если у кого-то есть веские причины, почему этот брак не должен быть заключён, пускай говорит или молчит до скончания веков.
   Коделл напрягся. Священник произносил эти слова на каждой свадьбе. Но сейчас, кое-кто знал кем, и чем была Молли. Он не считал, что кто-нибудь затаил злобу в их адрес, но... Необходимая пауза истекла. Никто не заговорил. Церемония продолжалась. Коделл слегка расслабился.
   Чересчур торопливо, хотя, возможно, показалось, Дрейк повернулся к Коделлу:
   - Согласен ли ты, Натаниэль, взять эту женщину Молли, в свои законные супруги, владеть и содержать, любить и лелеять её, пока смерть не разлучит вас?
   - Согласен.
   Раньше Коделлу удавалось перекричать полный класс детей. Теперь же он не был уверен, что его услышал стоявший позади Генри Плезантс, ослепительный в полной полковничьей форме - конфедератской, хотя он грозился оскандалить всех, надев синюю. Плезантс просиял - вероятно, Коделл говорил достаточно громко. Он попробовал улыбнуться. Получилось.
   - Согласна ли ты, Молли, взять этого мужчину, Натаниэля, в законные мужья, владеть и содержать, любить и лелеять его и подчиняться ему, пока смерть не разлучит вас?
   Из-под вуали раздался чёткий голос Молли:
   - Согласна.
   - Таким образом, именем Господа и закона штата Северная Каролина я объявляю вас мужем и женой. - Бен Дрейк улыбнулся. - Поцелуй жену, Нейт.
   Коделл неуклюже сдвинул прозрачную вуаль. Поцелуй вышел приличественно целомудренный. В третьем ряду скамеек начала всхлипывать Барбара Биссет. Его домохозяйка рыдала по любому поводу, либо вовсе без оных. В этот раз она оказалась не одна такая. К тому моменту, как Нейт и Молли прошли от алтаря к выходу из церкви, глаза протирала уже половина женщин, присутствовавших на церемонии. Коделл гадал, зачем они так делают. Свадьба считается самым счастливым событием, однако кто-нибудь постоянно вынимал крошечные кружевные платки.
   Они с Молли стояли у выхода, пока мимо проходили их друзья. Насколько он мог помнить, ему ещё никогда не доводилось за такой короткий срок пожать столько мужских рук и обнять столько женщин.
   - Прекрасная свадьба, просто прекрасная, - проговорила Барбара Биссет, прижимая его к своей объёмистой груди. И тут же снова ударилась в слёзы.
   Подошёл Дэмпси Эр, рядом с ним его жена Люси. Он хлопнул Коделла по спине и смачно чмокнул Молли в щёку.
   - Теперь вам двоим осталось только дождаться захода солнца, - сказал он, затем с озорством добавил: - Как по мне, это глупо - жениться незадолго до самого длинного дня и самой короткой ночи в году.
   Мужчины, что слышали его, заржали. Женщины же захихикали и притворились, будто не имели ни малейшего представления, о чём шла речь.
   - Дэмпси, ты ужасен, - сказала Молли.
   - О, я не такой уж плохой, как всё остальное, - ответил тот, ухмыляясь.
   На какое-то мгновение, радость Нейта частично улетучилась. Во время войны Дэмпси зимовал с ним в одной хижине. Тогда он тоже ходил в хижину Молли Бин, причём, не единожды. Вспоминал ли он о том времени сейчас? Возможно, она была права, когда говорила, что будет непросто.
   Но рядом с Дэмпси стояла Люси Эр, стройная и миловидная, словно птенчик, блондинка. Одна её рука покоилась на голове сына; другой рукой она держала спящего малыша. Судя по его гордой улыбке, Дэмпси радовался за них здесь и сейчас. Коделл решил, что слишком распереживался. Если он станет выискивать намёки в каждом замечании, вот, тогда у них с Молли возникнут неприятности.
   Рэйфорд Лайлс сказал:
   - Ты столько писем получал от этой леди, Нейт, и так часто говорил, что вы двое не возлюбленные, что я решил, что вы оба рано или поздно сойдётесь.
   Он захихикал.
   - Вы были правы, это уж точно, - признал Коделл, решивший не поддаваться на подколки. Он приобнял Молли. - Я рад, что так оказалось.
   Напротив церкви над улицей нависали два могучих вяза. Там небольшими группками собрались гости.
   - Пока не расходимся, - громко произнёс Генри Плезантс. - Возможно, вы заметили вон там несколько столов. Хэтти, что кашеварит для меня и моих работников, кое-что приготовила для всех вас.
   - До сих пор говоришь, как янки, Генри, - сказал Коделл. - Всю эту фразу ты должен произнести одним словом.
   - Всё равно никто никуда не уходит, - вставила Молли. - Скорее, похоже, народ изо всех сил сдерживается, чтобы не пойти штурмовать на столы.
   - Хэтти их сдержит, - сказал Плезантс.
   И действительно, крупная чернокожая женщина запахнулась половником на мужчину, который слишком близко подобрался к блюду с жареной курицей. Тот спешно отступил.
   Хэтти указала половником на Нейта и Молли.
   - `От жених и невеста, `от они и кушают первыми, - заявила она, словно бросая вызов кому-нибудь вступить с ней в спор.
   Никто не стал спорить. Коделл поспешил туда, схватил тарелку и вилку, и принялся загребать себе курицы, ветчины, индейки, кукурузного хлеба, бататовых оладий и бобов, запеченных с солёной свининой. Каролинский фруктовый пирог, арахисовое печенье, персики, политые медовой карамелью - также выглядели соблазнительно, но места на тарелке уже не осталось.
   "В следующий заход", - подумал он, набрасываясь на ветчину. Его брови поползли вверх, когда он попытался понять, с чем же её приготовила Хэтти. Он почувствовал вкус коричневого сахара, горчицы, гвоздики, патоки, мёда, и чего-то ещё, что он не мог понять, пока, наконец, не опознал самогонку из сброженного яблока-дичка. Он был уверен, что в блюде содержалось ещё больше вкусов, чем он смог разобрать. Коделл откусил ещё кусок, затем ещё один. Вскоре ветчина закончилась, однако загадка осталась частично неразгаданной.
   - Держи. - Генри Плезантс сунул ему в ладонь стакан виски.
   - Спасибо, Генри, - сказал Коделл, затем повторил совершенно иным тоном. - Спасибо тебе, Генри... за всё.
   - Мне? Меня-то за что благодарить? - Плезантс отмахнулся от этой мысли. - Кабы не ты, я бы вернулся к той жизни, от которой сбежал в армию. Я страшился, что мне придется так поступить, когда война окончилась, но благодаря тебе, теперь в этом мне нет нужды.
   Он сказал бы и больше - пока Коделл ел, он пропустил стакан, а то и два - но к нему подошёл Рен Тисдейл и произнёс:
   - Сколько хочешь за эту ниггершу, Плезантс? Заплачу любую цену, клянусь Богом... благодаря её стряпне в "Колоколе свободы", дела у меня пойдут в гору, и она быстро окупится.
   - Она не продаётся, сэр, - сказал Плезантс. - Она...
   - Тогда сдай её мне в аренду? Сколько хочешь за две недели в месяц?
   - Если бы вы дали мне закончить, то я сказал бы, что она не продаётся, поскольку она свободна, - сказал Плезантс. - Если хотите, чтобы она готовила вам в "Колоколе свободы", вам придётся озаботиться, чтобы её это заинтересовало.
   Хозяин салуна поморщился, его желтоватое лицо потемнело.
   - Я тебе не янки - вольных ниггеров не держу.
   Он ушёл прочь.
   - Занятно, - сказал Коделл, глядя ему вслед. - От того, что Хэтти свободна, её стряпня ничуть не изменилась.
   - Истинно так, но если он наймёт её, как вольную, ему и обращаться с ней придётся, как с вольной. - Плезантс понизил голос. - У вас, южан, у многих с этим проблемы.
   Коделл указал на три звезды на околыше воротника его мундира.
   - Теперь ты и сам южанин, Генри, нравится тебе или нет, даже если ты не умеешь говорить "усе вы", да и вообще, если уж на то пошло, для чёрных в США настали нелёгкие времена, насколько можно верить газетам.
   - Это так. - Плезантс вздохнул. - Если закон Ли когда-нибудь пройдёт Сенат, он в любом случае, поставит страну на правильные рельсы.
   - Не понимаю, чего они с ним так тянут, - ответил на это Коделл. - Даже сам Бедфорд Форрест сказал, что не стал бы голосовать за себя, если б знал правду о ривингтонцах.
   - Как по мне, если политики достаточно долго слушают самих себя, они начинают забывать то, что им известно. - Плезантс постучал указательным пальцам по стакану Нейта. - Тебе подлить?
   Коделл указал на чашу для пунша.
   - Налей-ка лучше взбитых сливок с вином. Отлично пойдёт с фруктовым пирогом.
   И в самом деле, подслащённая смесь мадеры с шерри, лимонным соком и сливками, приправленная мускатным орехом и корицей, отлично сочеталась с цукатами из апельсиновой цедры, вишней, изюмом, инжиром и бразильскими орехами в пироге. Наконец, насытившись, Коделл произнёс:
   - Просто откати меня к дому, Генри. Я слишком объелся, чтобы ходить.
   - А для остального? - поинтересовался тот с истинно свидетельской ухмылкой.
   Коделл бросил взгляд на Молли. Её улыбка передалась и ему.
   - За это не переживай, - твёрдо произнёс он.
   Когда столы опустели от еды, словно слизанные армией вторжения, а тени начали удлиняться, Рэйфорд Лайлс отвёз молодожёнов к дому вдовы Биссет на своей коляске. Когда они забирались на сидение, все присутствующие осыпали их рисом.
   - У тебя в бороде что-то, - сказала Молли.
   - Плевать, - ответил Коделл, но всё же расчесал её. На грудь его пиджака осыпалось несколько зёрен. Коляска покатилась. Полетело ещё больше риса.
   Когда Лайлс остановился перед домом, внутри было тихо и спокойно; все Биссеты отправились ночевать на ферму Пэйтона Биссета, дабы на одну ночь оставить Нейта и Молли наедине друг с другом. Остановившись, лавочник произнёс:
   - Теперь ты должен оплатить проезд. - Не успел Коделл разозлиться, как Лайлс пояснил: - Я намерен поцеловать невесту.
   Он склонился и ткнулся Молли в щёку.
   Коделл выполз из коляски, протянул руки в помощь Молли.
   - Как я и сказал вам в церкви, мистер Лайлс, я рад, что вы оказались правы, а я нет.
   - Хе-хе. - Улыбка Лайлса продемонстрировала несколько оставшихся зубов. - Полагаю, желать вам спокойной ночи нет нужды, да?
   Он щёлкнул поводьями, цокнул на коня. Коляска выехала на середину улицы и покатила обратно к жилищу Лайлса над лавкой.
   - Не желаете пройти со мной, миссис Коделл? - поинтересовался Нейт.
   Так он её прежде никогда не называл. Её глаза медленно расширились.
   - Это, правда, теперь я? - скорее, обращаясь сама к себе, проговорила она. - Мистер Коделл, для меня это будет настоящим удовольствием.
   Они подошли к двери, держась за руки.
   Он дважды перенёс её через порог, один раз через входную дверь, а второй через порог своей комнаты. Во второй раз он не поставил Молли на ноги, а отнёс на кровать и аккуратно положил на неё. Затем он вернулся и закрыл за собой дверь. Развязывая галстук, он произнёс:
   - Очень скоро нам придётся искать новое жильё. Эта комната слишком мала для нас двоих.
   Молли уже сидела, она потянулась к шее, чтобы развязать завязки фаты. Она прервалась, чтобы кивнуть. Затем она улыбнулась той самой сияющей улыбкой.
   - Видимо, ты прав, Нейт. Но для этой ночи она вполне подходящего размера, как считаешь?
   Он поспешил к ней.
   - Это уж точно.
   Он ни малейшего понятия не имел, где они будут счастливо жить потом. Переживать об этом он будет завтра. Сегодня же, ему плевать.
  
   Роберт Э. Ли озлобленно дёрнул головой в сторону, словно получил удар в ухо.
   - Двадцать четыре человека, - прорычал он. - Двадцать четыре человека держат будущее нашей страны в своём кармане - и не выпускают его наружу.
   - Наш Сенат, созданный по образу и подобию Сената Соединённых Штатов, как и он, весьма нетороплив в дебатах, - сказал Чарльз Маршалл.
   - Нетороплив? - Ли закатил глаза под потолок своего кабинета, в небо, что скрывалось за этим потолком. - Мистер Маршалл, я с младых ногтей воспитывался в убеждении, что лучшая из когда-либо придуманных форм управления государством - это республика, однако тактика затягивания, с которой я столкнулся при обсуждении этого законопроекта, вынуждает меня в ней усомниться. Если бы армия Северной Вирджинии вела свою кампанию таким же образом, как Сенат ведёт обсуждение, АК-47 никогда бы не удалось завоевать нам свободу.
   - Если бы армия Северной Вирджинии вела свою кампанию таким же образом, как Сенат ведёт обсуждение, она бы звалась армия Потомака генерала Макклелана, - сказал Маршалл.
   Ли коротко хохотнул, застигнутый врасплох.
   - Не могу сказать, что вы неправы, сэр, но это неверный способ вести дела, как для нормальной армии, так и для нормального правительства.
   - Господин президент, голосование точно должно состояться в течение ближайших нескольких дней, - сказал Маршалл.
   - Должно? Об этом говорят уже неделями, а дебаты всё продолжаются, продолжаются и продолжаются. - Ли прихлопнул ладонью стопку свежих ричмондских газет. - А эту... эту болтовню продолжают печатать.
   Маршалл сочувственно приподнял бровь.
   - Всё настолько ужасно?
   - Ужасно? Жаль я не завзятый матершинник, вроде генерала Форреста, тогда бы я смог адекватно описать свои чувства.
   Ли снова хлопнул по стопке. Каждый аргумент, что Юг выдвигал в поддержку рабства за последние годы, снова всплыл на поверхность при обсуждении в Сенате... и на страницах газет. Аргументы, взятые из "Политики" Аристотеля, шли бок о бок с отсылками к Книге Бытия и её осуждению детей Хама. К этим двум добавлялись современные, якобы научные тезисы, в которых чернокожих сравнивали с большими человекообразными обезьянами и якобы доказывали, что они хуже белых.
   По сравнению с этим, контраргументы, представленные в газетах сторонниками закона Ли, выглядели слабовато. Сенаторам приходилось вести себя осмотрительно, не высказываться, словно доморощенные фанатики-аболиционисты. Основная масса их публичных заявлений основывалась на свидетельствах последних лет, свидетельствах, которые доказывали, что негры несколько отличаются от того, как их представляли прежде. Будь самбо* беспомощны, говорили они, разве смогли бы они стать сначала солдатами, а затем и мятежниками, столь опасными, что эмансипация уже существовала де-факто на обширных землях Конфедерации? Ответ, очевидно, нет, заключали они.
   Однако их противники обращали этот ответ против них самих. Ежели негр мог стать солдатом и опасным мятежником, так зачем вообще давать ему какие-то послабления; наоборот, надо ещё сильнее ужесточить над ним контроль.
   Настоящая трудность в том, что половину доводов в поддержку Ли нельзя было оглашать публично. Его сторонники могли ссылаться на ривингтонцев, могли указывать на убийства, к которым они прибегли, чтобы принудить правительство Юга отказаться от любых шагов в сторону эмансипации, а когда эти убийства не привели к желаемому результату, они взбунтовались. Некоторое время такой подход срабатывал.
   Однако этого было недостаточно. Ли не хотелось, чтобы уроки истории будущего вышли на страницы северных и английских газет. Эти секреты являлись тузом в рукаве против амбиций стран, более крупных и более могущественных, нежели Конфедеративные Штаты.
   Если этот секрет раскроется... В последних сообщениях с полей сражений в Канаде утверждалось, что США начали использовать винтовки, созданные по образцу АК-47. Это тревожило Ли. В один прекрасный день, Соединённые Штаты могут захотеть развязать войну отмщения против Конфедерации. Если так, ему хотелось, чтобы закапываемые мины и орудия с бесконечными патронами как можно дольше оставались в тайне, чтобы получше удивить агрессора. Оглашение знаний из будущего только ухудшит ситуацию. Следовательно, в общественном поле, его сторонникам приходится следить за языком.
   Ли вздохнул.
   - С началом Второй Американской Революции, наши отважные южане утверждали, что смогут одолеть Север с одной рукой, привязанной к спине. Мы уяснили, что это оказалось далеко не так. Теперь же я гадаю, сможем ли мы провести закон с рукой, привязанной к спине.
   Он пояснил Чарльзу Маршаллу смысл сказанного.
   Адъютант задумчиво поджал губы.
   - Если единственным способом завоевать популярность законопроекта будет оглашение всех фактов, вы согласны так поступить?
   - В этом-то и есть проблема! - воскликнул Ли. - Должен признать, в подобном ключе я никогда об этом не думал. Что важнее - безопасность государства или справедливость в отношении его жителей? - Он обдумывал этот вопрос три или четыре минуты, после чего продолжил: - Полагаю, сэр, ответ будет отрицательным. Едва тайна раскроется, она раскроется навсегда, и упрятать её обратно уже не выйдет. Однако ежели мой закон провалится на этой сессии Конгресса, его можно будет представить вновь на будущих сессиях, и однажды, он обязательно будет принят. Что скажете?
   - Господин президент, ваши взгляды, в целом, кажутся мне разумными, и этот пример не исключение. Вы напомнили мне, что ведёте тут военную кампанию, а не только лишь одно-единственное сражение.
   - Вот, - сказал Ли. - Будучи охваченным горячкой единственного сражения, важно держать в уме всю кампанию, частью которой это сражение является.
   - Истинно так, сэр, - сказал Маршалл, - хотя я никогда не представлял ваше президентское правление как военную кампанию. - Он коротко хмыкнул. - Полагаю, если бы я побеседовал на этот счёт с Джефферсоном Дэвисом, он бы сказал, что немалую часть своего срока провёл, воюя с Конгрессом.
   - Я надеюсь избежать части тех трудностей, с которыми сталкивался он. Он был и является одним из наиболее способных людей, однако несогласие он воспринимает, как вызов, если не как предательство. Не думаю, что он сам станет спорить с моим утверждением. Я всё же не теряю надежды, что положительные результаты даст более примирительный подход.
   - А если нет? - спросил Маршалл.
   - Если нет, я буду рычать и брызгать пеной в адрес своих противников, пока из ушей у меня не пойдёт пар, как из предохранительного клапана котла локомотива. - Ли заметил, что адъютант уставился на него. - Вижу, вы мне не верите. Плохо... раз уж мне не удалось одурачить вас, как мне обмануть Конгресс?
   Не переставая качать головой, Чарльз Маршалл вышел из его кабинета. Ли приступил к ежедневной бумажной работе. Ему никогда не было до неё дела, но президентская должность привнесла этой работы гораздо больше, чем ему приходилось с ней сталкиваться, даже когда он был генералом. Однако, нравилось оно ему или нет, это было частью его обязанностей и он терпеливо приступил к работе.
   На глаза ему попался рапорт из Вирджинского Военного Института. Один из назначенных туда ривингтонцев, Хендрик Нейвудт был найден в своей камере повешенным, похоже на то, что покончил с собой. На кровати он оставил записку: "Не могу больше терпеть, что за мной постоянно следят".
   Ли поджал губы. Постоянное наблюдение было той ценой, которую платили освобождённые члены ДСА, и они будут её платить до конца своих дней. Эта фраза с библейским подтекстом эхом отразилась в его голове. Он уже прежде представлял ривингтоцев в качестве пленённых джиннов. Хотя, им бы лучше подошло определение "ведьмаки" - у них имелись любопытные силы и они были опасны. Бенни Ланг и большинство остальных, кажется, поняли и приняли этот факт. Однако Нейвудт стал вторым из них, кто покончил с собой.
   Самоубийство пугало Ли; он воспринимал его как окончательный уход от ответственности. И всё же ривингтонцы были брошены, как никто в этом мире, оторванные даже от собственного времени. Ради чего им жить? Ему хотелось облегчить их участь, но он не станет ради них ставить свою страну под угрозу. Если вина за их смерть частично ляжет на него, он справится с этой ношей. Этому должен учиться любой офицер, иначе он никогда не сможет отдать приказ, который бросит его бойцов под пули и снаряды противника. А сейчас он не просто генерал, а главнокомандующий.
   Напоминание об этом вернуло Ли к мыслям о Сенате. Как было бы просто, если бы он мог просто приказать верхней палате проголосовать за законопроект! Но он не мог; Конституция этого не позволяла. В своё время они до всего дойдут своим собственным умом... и по ходу дела, скорее всего, сведут его с ума.
  
   На территории президентского особняка царила суматоха. Ли отвлёкся от написания письма британскому послу. Топот ног, окрик часового:
   - Стоять! Усем стоять, я сказал, слышите?
   После Ричмондской Бойни часовые более ответственно выполняли свои обязанности, чем в прежние времена.
   В ответ на часового закричали сразу несколько человек. В гомоне было трудно что-то расслышать, но одно слово выделялось довольно чётко: "Голосование! Голосование!". Ли вскочил на ноги и поспешил к выходу, позабыв о письме. Он надеялся, что сегодня голосование, наконец, состоится, но постоянные отсрочки вынуждали его относиться к таким надеждам с осторожностью.
   У парадного крыльца стояли охранники с выставленными вперёд штыками, сдерживая толпу репортёров. Когда в дверях появился Ли, крики журналистов стали в два раза громче.
   - Четырнадцать против десяти, - перекрывая общий гам, прогрохотал один голос. - Четырнадцать против десяти, президент Ли! Что скажете по этому поводу?
   - Четырнадцать против десяти в чью пользу, мистер Хелпер? - поинтересовался Ли, изо всех сил стараясь скрыть волнение в голосе. - Вы должны понимать, что ваш ответ на этот вопрос чуточку повлияет на мои комментарии.
   Сотрудник "Ричмонд Диспэтч" рассмеялся, отчего давать необходимый ответ пришлось Рексу ван Лью из "Экзаминера":
   - Четырнадцать против десяти "за", господин президент!
   Ли громко, протяжно и удовлетворённо выдохнул. Он держал в голове заготовки на такой случай (а также заготовки на случай, если он проиграет), но все они вылетели у него из головы. Он произнёс первое, что пришло на ум:
   - Джентльмены, мы на верном пути.
   - На верном пути куда, господин президент? - спросил Вёрджил Куинси из "Либерала".
   - Это мы узнаем в своё время, - ответил Ли. - Но я сердечно рад, что наше путешествие началось.
   - Господин президент, сами вы отказались от владения рабами, - произнёс Куинси. - Как принятие закона отразится лично на вас?
   - Не считая того, что я стану самым свободным человеком в Ричмонде, хотите сказать? - сказал Ли, чем вызвал у репортёров взрыв смеха. Он продолжил: - Как вам известно, по Конституции мне положено ежегодное жалование в 25000 долларов. Я намерен отдавать десятую его часть в фонд эмансипации, который появится, благодаря этому закону, дабы показать, что я стою за него не только на словах.
   Эти слова утихомирили репортёров, которые склонились над блокнотами, записывая сказанное. Спустя мгновение Эдвин Хелпер произнёс:
   - Что вы думаете о перспективе того, что после 31 декабря 1872 года ни один ниггер не будет рождён в рабстве?
   - Изначально в качестве terminus ad quem* я предлагал дату 31 декабря 1870 года, - сказал Ли. - Я с определенной долей неохоты принимаю решение о переносе этого дня на два года, однако вынужден признать, что дополнительный срок позволит нам лучше ко всему подготовиться. Я доволен тем, что негры станут рождаться свободными уже в течение моего срока, и более чем доволен, что они сумеют насладиться полноценной свободой до наступления двадцатого века.
   Рекс ван Лью уцепился в эту мысль, словно взявшая след гончая.
   - В ходе дебатов по этому законопроекту постоянно вспоминали двадцатый век, сэр. Зачем же переживать за него сейчас - зачем говорить о нём сейчас - когда до него ещё тридцать лет?
   - Любой сознательный законодатель думает о будущем своей страны, мистер ван Лью, а разговоры о двадцатом веке - это удобный способ обозначить наш курс в будущее. - Ли понимал, что это была лишь половина ответа. Двадцатый и двадцать первый век постоянно всплывали в дебатах, поскольку сенаторы и конгрессмены имели возможность судить о своих взглядах, а не только строить предположения. Однако эта тема в газеты попасть не должна.
   Ван Лью, будучи умным и напористым человеком, заметил, что Ли был не до конца искренен. Он снова вскинул руку, но Ли притворился, что не заметил, и вместо него указал на Вёрджила Куинси, который спросил:
   - Что вы будете делать с хозяевами, которые откажутся принимать выплату, дабы рабы могли работать на собственный выкуп?
   - Конгресс принял закон, я его подпишу и он вступит в силу, - сказал Ли. - Могу добавить, что большинство граждан, зная мои взгляды по этому вопросу, решили наделить меня президентскими полномочиями. Склонен счесть сей факт признаком того, что они подчинятся закону.
   - Не считаете ли вы, что народ голосовал, скорее, за вас, нежели за ваши взгляды? - спросил Куинси.
   - Мои взгляды на рабство - это часть того, что я собой представляю, - ответил Ли. - И этим, джентльмены, боюсь, вам придётся удовлетвориться.
   Он пошёл обратно в президентский особняк.
   - Президент Ли, как же теперь Конституция? - крикнул кто-то ему в спину.
   Но к этому моменту Ли уже закрыл дверь. Он мог притвориться, что не расслышал вопроса, и так и поступил. Ему было стыдно за использование политических уловок, но он подавил этот стыд. Истина была в том, что этот закон отвергал дух Конституции Конфедерации, и, скорее всего, её букву. Противники этого закона месяцами твердили, даже трубили об этом. Публично признать их правоту он не мог.
   Прежде чем занять свою должность, он надеялся, что Конгресс в течение его срока организует Верховный Суд. Теперь же он усомнился в разумности этой затеи. Если закон ляжет перед судьями - а он ляжет, - они, скорее всего, завернут либо весь закон, либо отдельные его положения. Им будет труднее это сделать, если закон устоится и начнёт бесперебойно функционировать до того, как у них появится возможность его изучить.
   "Очередная политическая уловка", - подумал Ли; его рот искривился от отвращения. Но как бы ему не претила сама мысль об этом, он стал политиком, маневрирующим между своими противниками в Конгрессе точно так же, как он маневрировал перед армией Союза. В то время его стратегией были обман и введение в заблуждение; нет никаких причин не воспользоваться этими инструментами сейчас.
   В комнату отдыха вошла его служанка Джулия, держа в руке метёлку из перьев. Вероятно она слышала репортёров - увидев Ли, она сделала ему реверанс, столь же элегантный, как он мог бы получить от высокородной белокожей леди. Не говоря ни слова, она повернулась и принялась очищать от пыли всякие безделушки на столе.
   Поэтому она не заметила низкий ответный поклон Ли. Большая часть из почти четырёхмиллионного чернокожего населения Конфедерации оставалась в рабстве; и такой порядок будет оставаться в течении ещё многих лет. Однако Ли попытался заглянуть в туманное будущее, попытался увидеть, как будет меняться его страна, когда всё больше и больше негров будут обретать свободу.
   В глубине души он оставался крайне консервативным человеком; основной причиной, почему он поддержал начало медленного освобождения, было то, что поэтапные перемены в долгосрочной перспективе приведут к меньшей разрухе, чем периодические вспышки ненависти, которые неизбежно последуют за попытками притвориться, будто времени между 1862 и 1866 годами никогда не существовало. Он надеялся, что, обретя свободу, чернокожие станут и будут восприниматься, как добрые южане, подобно всем остальным.
   Однако даже такая простая фраза как "добрые южане" с течением лет может быть пересмотрена. Смогут ли негры вступать в армию? Как будет выглядеть человек с чёрным лицом в серой конфедератской форме? В 1864 году это предложение было вызвано отчаянием и отстранено победой. Теперь же его необходимо серьёзно обдумать.
   Смогут ли свободные чёрные свидетельствовать против белых в суде? Более того, смогут ли они получить право голоса? Глядя вперёд, Ли ожидал появления этих вопросов; сейчас они немыслимы, но по прошествии времени перестанут быть таковыми. Он гадал, сколько его сторонников из числа конгрессменов и сенаторов считали, что им самим, либо их последователям придется озаботиться голосами чернокожих. Он был убеждён, что немногие - большинство считало, что лишь дарует неграм немного свободы.
   - Только не бывает немного свободы, - пробормотал Ли. - Когда человеку что-то нравится, он стремится это "что-то" заполучить целиком.
   - Это уж точно, масса Роберт, - сказала Джулия.
   Ли слегка замялся; он и не заметил, что разговаривает вслух.
   Он гадал, сколько из предстоящих перемен застанет лично. Когда Андрис Руди поинтересовался, не хочет ли он узнать дату своей смерти, Ли без тени сомнения ответил отказом. Однако из "Иллюстрированной истории Гражданской войны" и прочих изданий, извлечённых из запасов ДСА, он выяснил, что жить ему осталось чуть более двух лет - этого не хватит даже, чтобы увидеть первых свободных новорожденных чернокожих малышей.
   И всё же он надеялся доказать, что издания будущего ошибаются. Мир, на который они ссылались, уже не был миром, в котором жил он. Здесь и сейчас у него имелись таблетки нитроглицерина, чтобы унять боли в груди; его рука потянулась к карману жилета. Их не было в том, другом мире, исчезнувшем мире, мире, в котором Конфедерация потерпела поражение.
   Вид разгромленного Юга, возможно, также помог разбить его сердце в более буквальном значении этого выражения. Он вспомнил невыносимо мрачную фотографию самого себя в "Иллюстрированной истории". Ради чего ему оставалось жить, жить среди руин всего того, что было ему так дорого? Даже утрата Мэри не могла стать большим горем.
   По правде сказать, помимо лекарств у него имелась и цель. Если он позаботится о себе, почему бы ему не прожить дольше, чем тот сокрушённый Ли из исчезнувшего мира? Если Господь окажется милостив к нему, возможно, он сможет увидеть подрастающее поколение свободных негров, а может, и доживёт до окончания своего срока в 1874 году.
   А если нет - то нет. Всё в руках Господа, а не в его собственных. Бог поступает так, как Он пожелает, а пути Господни неисповедимы. Ли продолжит изо всех сил делать то, что должен на протяжении всех отведенных ему Богом дней. Иначе человек поступить не может. Когда его не станет, когда бы это ни случилось, за ним последуют другие.
   Ли обернулся через плечо в сторону двери, в которой он стоял, когда репортёры принесли известие о принятии закона.
   - Нужно дать остальным добрый фундамент, на котором они начнут своё строительство, - тихо произнёс он.
   Затем он направился в свой кабинет. Несмотря на приятный перерыв, нужно дописывать письмо британскому послу.
  

БЛАГОДАРНОСТИ

  
   "Оружие Юга" никогда не было бы написано, если бы Джудитт Тарр не пожаловалась мне в письме, что иллюстрация на обложке её выходящей в свет книги такой же анахронизм, как и Роберт Э. Ли, держащий в руках "Узи". Это привело меня к размышлениям, как и откуда у него могло взяться подобное оружие. Результатом этих измышлений и стало "Оружие Юга". Спасибо, Джуди.
   Особую благодарность выражаю Крису Банчу, бывшему солдату спецназа США за советы по уходу и снаряжению АК-47. Все возможные неточности закрались исключительно по моей вине.
   Эта книга стала бы чуть другой, и я полагаю, более скудной, если бы не чрезвычайно любезная помощь У. Т. Джордана из Департамента Архивов и Истории Северной Каролины. Получив письмо от ранее неизвестного ему писателя, мистер Джордан любезно прислал мне фотокопию редкой, давно не переиздававшейся, полковой истории 47-го северокаролинского, написанной капитаном роты А Джоном Торпом с иллюстрациями лейтенанта роты I Дж. Роуэна Роджерса.
   Более того, мистер Джордан является действующим редактором серии изданий под названием "Списки личного состава войск Северной Каролины: 1861-1865", XI том которого содержал подробный список личного состава 47-го северокаролинского полка. Содержащаяся в нём информация стала поистине бесценной и помогла мне с созданием множества моих персонажей.
   Спасибо городскому управляющему Нэшвилля Тони Робертсону за то, что прислал мне прекрасную и подробнейшую карту Нэшвилля. Повторюсь: я глубоко ценю отзывчивость, которую незнакомцы проявляют по отношению к писателям.
   Двое крайне высокообразованных и подготовленных читателей, Дэн Крэгг и Энн Чэпмэн, внимательно вычитали рукопись после её окончания. Она была существенно улучшена, благодаря их разумным предложениям. Также выражаю благодарность мистеру Крэггу за две пули Минье из округа Фэйрфакс, Вирджиния.
   И, наконец, от души благодарю свою супругу Лору за вдумчивое чтение, указание на мою неправоту, предложения по улучшению, за существенную помощь в моих изысканиях, да и просто за то, что она есть.
  
  

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ

  
   Если мой портрет Роберта Э. Ли имеет лишь небольшое сходство с ревизионистским описанием, данным Томасом Коннели в его "Человеке из мрамора", это не из-за того, что я не знал о последнем, а лишь потому, что по большинству позиций я не согласен с трактовкой Коннели. Полагаю, личные записи Ли вполне чётко дают понять, каким человеком он был. Фрагмент письма, открывающего роман, был взят из письма N610 из сборника "Военная переписка Роберта Э. Ли" под редакцией Клиффорда Дауни и Луиса Г. Манарина.
   Все персоналии, указанные в качестве военнослужащих 47-го северокаролинского полка в начале 1864 года, на самом деле служили в то самое время, в указанных мною ротах, на указанных мною должностях и званиях. В данном утверждении существует лишь два исключения: мне неизвестно, оставался ли раб Джордж Баллентайн со своим полком на тот момент, а также мне неизвестно, в какой именно роте служила Молли Бин.
   Молли Бин действительно служила в 47-м северокаролинском полку. Она была, как сообщает нам "Ричмондский либерал" от 20 февраля 1865 года (и как указано в "Списках личного состава войск Северной Каролины: 1861-1865"), задержана одетой в форму неподалёку от Ричмонда в ночь на 17 февраля, и отправлена в город для допроса. В канцелярии офиса маршала она заявила, что два года прослужила в полку и дважды была ранена. Заметка в "Либерале" заканчивается следующими словами: "Мы не можем притворяться, будто считаем возможным, будто бы она столько времени провела в армии, не раскрыв своей половой принадлежности". Однако подобные случаи, несмотря на заявления в "Либерале", были далеко не безвестными с обеих сторон, как "серой", так и "синей". Я позволил себе авторскую вольность, представив первоочередные причины, по которым она записалась в армию.
   Подобную вольность я позволил себе также в отношении изобретения занятий некоторых второстепенных персоналий из 47-го северокаролинского, которые оставались неизвестными, однако их должности в полку, равно как и возраст, родные округа и полученные ранения на момент начала "Оружия Юга", действительно имели место быть. Характер, который я приписал каждому человеку, является совокупностью этих факторов и моего воображения (натура Билли Беддингфилда была выписана, исходя из его постоянной привычки получать звание младшего командира и быть разжалованным вновь).
   Город Ривингтон, Северная Каролина - полностью вымышленный, равно как и всё, что с ним связано, включая проживание там Молли Бин.
   Бойцы 47-го северокаролинского полка, вообще-то, не могли наблюдать горящий Лонг Бридж, находясь на той позиции, где они стояли. Исходя из художественной необходимости, мне пришлось немного изменить географию.
   Условия мира между Соединёнными Штатами и Конфедеративными Штатами основаны на изложеных госсекретарём Конфедерации Р.М.Т. Хантером в письме от 8 февраля 1862 года своим посланникам в Европе Джеймсу Мейсону и Джону Слайделлу и были изменены, исходя из последующих событий, как реальных, так и вымышленных. Планы Ли по снижению ограничений в отношении рабов были взяты из проекта конституции Бразилии (к сожалению, не принятого) от 1823 года, а также из бразильского же закона о вольнорождении от 1871 года (я понимаю, что это анахронизм). Бразильский Парламент, наконец, принял полное освобождение в 1888 году.
   Тем, кому это интересно, прилагаю подробные отчёты о вымышленных президентских выборах в США 1864 года и президентских выборах в Конфедерации 1867 года. В частности, результаты выборов в США требуют более подробного объяснения. Двухпартийная система в 1864 году была не столь крепка, как сегодня, свидетельством чего является четырёхсторонняя предвыборная борьба 1860 года. Основать новую партию и добиться с ней успеха было вполне вероятно; республиканцы, на деле, провели свой первый общенациональный съезд лишь в 1856 году. В стране, которая находится в ступоре после поражения, как было в США, вполне естественным образом могли возникнуть новые движения.
   Также должен отметить, что прежде чем провести окончательный подсчёт, я и сам не знал, кто победит на этих выборах. Результаты по каждому штату были определены следующим образом: Макклелан, самый консервативный кандидат, получил процент, равный половине от общей суммы голосов, полученных Беллом и Брекенриджем в каждом штате в ходе реальных выборов 1860 года; в штатах, где они не были выдвинуты, ему был начислен небольшой произвольный процент. Исключением здесь стал его родной штат Нью-Джерси, что выглядит весьма разумно, поскольку он взял этот штат на настоящих выборах в 1864 году (один из двух штатов, где он победил - вторым стал Кентукки), а позднее работал там на должности губернатора.
   Линкольн и Фремонт разделили процент голосов, равный среднему проценту от полученных Линкольном в 1860 и 1864 годах. Этот метод был разработан с целью снизить общее число республиканцев по сравнению с тем, что было на самом деле в 1864 году, когда война была уже практически выиграна, и в большинстве штатов это сработало как надо. Однако в Пенсильвании, где в период с 1860 по 1864гг процент сторонников Линкольна увеличился, я снизил процент, разделяющий Линкольна и Фремонта. Общая доля республиканских голосов за Фремонта варьируется от того, насколько "радикально" я рассудил о республиканских наклонностях каждого штата: в Канзасе и Новой Англии он набрал больше, чем на Среднем Западе.
   В итоге Горацио Сеймур взял себе все оставшиеся проценты по каждому штату. Процентные показатели для всех кандидатов были преобразованы в цифры народного голосования с использованием фактического общего количества избирателей в 1864 году. Поскольку "Оружие Юга", безусловно, является художественным произведением, полагаю, эти воображаемые результаты отражают смятение, которое воцарилось бы в политической жизни, если бы Соединённые Штаты потерпели поражение в Гражданской войне.
  
   ПРЕЗИДЕНТСКИЕ ВЫБОРЫ В США В 1864 ГОДУ
   Калифорния - Сеймур-Валландигем, 5 голосов выборщиков
   Коннектикут - Линкольн-Хэмлин, 6 голосов выборщиков
   Делавэр - Макклелан-Эверетт, 3 голоса выборщиков
   Иллинойс - Линкольн-Хэмлин, 16 голосов выборщиков
   Индиана - Сеймур-Валландигем, 13 голосов выборщиков
   Айова - Линкольн-Хэмлин, 8 голосов выборщиков
   Канзас - Фремонт-Джонсон, 3 голоса выборщиков
   Кентукки - Сеймур-Валландигем, 11 голосов выборщиков
   Мэн - Линкольн-Хэмлин, 7 голосов выборщиков
   Мэриленд - Сеймур-Валландигем, 7 голосов выборщиков
   Массачусетс - Линкольн-Хэмлин, 12 голосов выборщиков
   Мичиган - Линкольн-Хэмлин, 8 голосов выборщиков
   Миннесота - Линкольн-Хэмлин, 4 голоса выборщиков
   Миссури - Сеймур-Валландигем, 11 голосов выборщиков
   Невада - Линкольн-Хэмлин, 3 голоса выборщиков
   Нью Гемпшир - Линкольн-Хэмлин, 5 голосов выборщиков
   Нью Джерси - Макклелан-Эверетт, 7 голосов выборщиков
   Нью Йорк - Сеймур-Валландигем, 33 голоса выборщиков
   Огайо - Сеймур-Валландигем, 21 голос выборщиков
   Орегон - Сеймур-Валландигем, 3 голоса выборщиков
   Пенсильвания - Сеймур-Валландигем, 26 голосов выборщиков
   Род Айленд - Линкольн-Хэмлин, 4 голосов выборщиков
   Вермонт - Линкольн-Хэмлин, 5 голосов выборщиков
   Западная Вирджиния - Линкольн-Хэмлин, 5 голосов выборщиков
   Висконсин - Сеймур-Валландигем, 8 голосов выборщиков
  
   ИТОГО
   Сеймур-Валландигем - 138 голосов
   Линкольн-Хэмлин - 83 голоса
   Фремонт-Джонсон - 3 голоса
   Макклелан-Эверетт - 10 голосов
  
   ПРЕЗИДЕНТСКИЕ ВЫБОРЫ В КША В 1867 ГОДУ
   Алабама - Форрест-Уигфолл, 11 голосов выборщиков
   Арканзас - Форрест-Уигфолл, 6 голосов выборщиков
   Флорида - Ли-Браун, 4 голоса выборщиков
   Джорджия - Ли-Браун, 12 голосов выборщиков
   Кентукки - Ли-Браун, 14 голосов выборщиков
   Луизиана - Форрест-Уигфолл, 8 голосов выборщиков
   Миссисипи - Форрест-Уигфолл, 9 голосов выборщиков
   Северная Каролина - Ли-Браун, 12 голосов выборщиков
   Южная Каролина - Форрест-Уигфолл, 8 голосов (распределяются не народным голосованием, а решением Законодательного Собрания)
   Теннесси - Ли-Браун, 14 голосов выборщиков
   Техас - Форрест-Уигфолл, 8 голосов выборщиков
   Вирджиния - Ли-Браун, 13 голосов выборщиков
  
   ИТОГО
   Ли-Браун - 69 голосов
   Форрест-Уигфолл - 50 голосов
  
  
   No Перевод с английского: Бабкин Д. С., Деев К. С.
   2021.
  

Комментарии переводчиков

  
   Должен признать, это был самый сложный текст, из тех, что мне доводилось переводить. И, при этом, самый интересный. Сложность его состояла в том, что автор весьма талантливо следовал не только исторической логике (указанной в авторских комментариях), но и старательно придерживался литературных норм, принятых в середине XIX века, за редкими исключениями, связанными, в основном, с ривингтонцами.
   Также этот текст вызвал во мне серьезнейший интерес к американской Гражданской войне. Мы, жители России и постсоветского пространства, знакомы с историей нашей Гражданской войны (надеюсь на это), но похожие исторические сюжеты в других странах (особенно, в США), нам не только неведомы, но и глубоко презираются некоторыми особо "одарёнными" гражданами. А, между тем, понимание причин, что привели к описанному в романе конфликту, и попытки автора его объяснить с точки зрения исторической логики и имеющихся фактов, помогают лучше понять американское общество, логику его развития и, не побоюсь этого слова, его будущее.
   Поскольку мои личные знания об описанной эпохе оставляют желать лучшего, я лично благодарен Д. Бабкину за неоценимую помощь в переводе данного текста. Дмитрий не только правил мои "косяки" перевода, он также внёс ряд важных сносок и пояснений, полезных для понимания контекста этого романа, и совершенно заслуженно считается соавтором перевода.
   Также необходимо выразить благодарность отличному лингвисту П. Дронову, который регулярно консультировал меня по ряду лингвистических и фонетических вопросов, связанных, в первую очередь, с правильным написанием южноафриканских имён и фамилий, а также, за общую поддержку и интерес к работе над этим текстом.
   Нельзя, конечно же, не упомянуть камрада Oldpenek с форума Тупичка Гоблина за то, что очень внимательно и въедливо высматривал дурацкие опечатки и грамматические нелепости в этом тексте. Именно его комментарии вызывали у меня неимоверный стыд. Спасибо, камрад! Все замеченные читателем опечатки остаются на моей совести.
   Ну, и конечно, необходимо поблагодарить Д.Ю. Пучкова, ака Гоблин за предоставленную площадку для публикаций моих переводов.
   Деев К. С.
  
  
Лично мне писатель Тёртлдав нравится. Да, он, как у нас любят иногда припечатать, ремесленник. Да, временами он откровенно гонит строку и зануден. Но, тем не менее - считаю, что его можно использовать, как эталон для наших писателей жанра "попаданчество". 
   Нет, это не шутка. 
Дорогие наши писатели, просто прочтите книгу и увидьте то, чего в ваших опусах просто нет. У него персонажи говорят по-разному. Согласно своему социальному положению и уровню образования. Не так, как у вас, когда надо указывать, кто это говорил, иначе не понятно - ведь все выражаются одинаково. Впрочем, потуги "расцветить" речь персонажей иногда бывают не лучше. Когда свирепые головорезы с большой дороги говорят, будто школьная шпана, а учёные люди нудно пересказывают учебник по физике. 
Далее, у Тёртлдава нет волшебных технологических рывков, что вы так любите в силу неграмотности. Он знает, что даже реально гениальные личности, создававшие военную промышленность КША из говна и палок, не осилят сразу копирование Калаша, который нам кажется таким простым и элементарным. Любой законченный и близкий к идеалу продукт есть лишь верхушка айсберга, стоящая на промышленном потенциале, на станкостроении, на материаловедении. А вы хотите, чтобы у вас был КПВ на конкурсе против Максима. 
Наконец, такая штука, как внутренняя непротиворечивость мира. 
У Тёртлдава есть исторические персонажи, у каждого - свой реальный характер, свои побуждения и желания, своя реакция на внешние побудители, наконец. Из которых сплетается логическое развитие мира и его истории. А не то, что Главный Герой весело приключенчествует, потрахивая таинственных незнакомок (непременно наследниц больших капиталов или дочек больших политических шишек), и все остальные стоят вокруг мебелью, неспособные ни отрефлексировать деяния попаданца, ни организовать противодействие ему (такие уж безмозглые и безвольные наши предки были, ага). Сплошные Руматы, но без Рэбы, если коротко. 

Короче, учитесь на чужом опыте и растите над собой. 
Пожалуйста.
   Бабкин Д. С.
  
  
   Город в штате Северная Каролина.
   350-450 метров
   Все перечисленные - военачальники армии Союза в годы Гражданской войны в США.
   Честный Эйб - прозвище президента США Авраама Линкольна, данное ему за то, что он всегда возвращал взятые в долг деньги.
   Матф. 4:8-9
   Масса - искажённое от англ. master - хозяин, господин. Стандартное в южных штатах обращение в адрес хозяина и начальства со стороны рабов и подчинённых.
   Касталия - город в штате Северная Каролина.
   Оружейный сержант - главный снабженец полкового уровня, который отвечает за поставку боеприпасов и содержание в надлежащем состоянии штатного стрелкового вооружения.
   Роли - административный центр штата Северная Каролина, во времена Гражданской войны - один из немногих центров машиностроения КША, включая производство огнестрельного оружия и ремонт железнодорожного подвижного состава.
   Пуля Минье - пуля для первых дульнозарядных винтовок, которая имеет коническую выемку в задней части. 
   Атака Пикетта - удачная атака под командованием генерал-майора армии КША Джорджа Пикетта во время битвы при Геттисберге 3 июля 1863 года, ввиду огромных потерь (до 50% личного состава) окончившаяся отступлением с занятых позиций и ставшая одной из причин поражения южан в этой битве.
   "Синий флаг Бонни", "Бонни Блю" (англ. "The Bonnie Blue Flag"), также известная по припеву "Мы братья по оружию" - одна из самых популярных маршевых песен на юге США времён Гражданской войны. Один из неофициальных гимнов Конфедерации.
   Даниэль Бун (1734-1820) - американский первопоселенец и охотник, один из первых народных героев США.
   Хэш - популярное на юге США блюдо, разновидность мамалыги.
   Кафр - Оскорбительное название негра на языке африкаанс, дословно - "нехристь"
   Рота A 47-го северокаролинского полка, получившая название в честь полулегендарного индейского государства Чикора, располагавшегося на территории Северной и Южной Каролины.
   Шоко Хилл - один из старейших районов в г. Ричмонд.
   Вест-Пойнт - одна из пяти старейших военных академий США.
   Чаттанугская кампания или Битва при Чаттануге (24-26 ноября 1863) - одно из крупнейших сражений Гражданской войны в США. В результате поражения, армия КША оказалась разделена, а войскам северян был открыт путь на Атланту.
   Мэри Бойкин Чеснут (1823-1886) - американская писательница, известная прежде всего своим дневником, который вела все годы Гражданской войны в США.
   Тюрьма Либби - тюрьма в г. Ричмонд, штат Вирджиния, отличавшаяся крайне суровыми условиями содержания. В феврале 1864 года 109 офицеров и солдат армии Союза совершили из неё один из самых успешных побегов за всю историю Гражданской войны в США.
   Сассафрас - растение, произрастающее в Северной Америке и Азии, корень его используется в приготовлении чая.
   Харперс Ферри - город в штате Западная Вирджиния. В ходе сражения 12-15 сентября 1862 года войскам армии южан под командованием генерала Томаса Джексона удалось захватить арсенал гарнизона и более 12000 пленных.
   ex nihilo (лат.) - из ниоткуда.
   Пули системы Уильямса - Так называемые "чистые пули" для винтовых мушкетов и раннего пулемета Эйгара, запатентованные Элайджей Д. Уильямсом в Филадельфии в 1861г.
   Битва у станции Бренди (9 июня 1863 года) - крупнейшее кавалерийское сражение Американской Гражданской войны, окончившееся поражением армии северян.
   Второе сражение при Манассасе (28-30 августа 1862 года) - также известное как "Вторая битва при Булл-Ран".
   Рейд Килпатрика на Ричмонд (28 февраля - 2 марта 1864 года) - авантюрная атака 4500 кавалеристов Союза под командованием генерал-майора Джадсона Килпатрика.
   Генерал Бей-Кавалерию - прозвище генерала Джадсона Килпатрика, известного авантюрными и, порой, безрассудными кавалерийскими атаками. В оригинале -- игра слов Kill-Cavalry и Kilpatrick.
   Аллюзия на "Деяния святых апостолов": Анания и его жена Сапфира утаили от апостолов часть средств, вырученных на нужды христианской общины. За ложь "не человекам, а Богу" они были наказаны: Анания умер сразу, а Сапфира -- чуть погодя [Деян. 4:34--35]. Таким образом, Руди намекает, что что-то утаивает от генерала Ли.
  
   Руди лжет. Следующим президентом США стал Э.Джонсон, и Т.Стивенс провел остаток жизни в политической борьбе против него, пытаясь продавить свое видение реконструкции Юга (действительно, весьма радикальное).
   Восстание рабов в Сан-Доминго, также известное, как Гаитянская революция (1791-1803) - единственное в истории успешное восстание рабов, в результате которого страна (переименованная в Гаити) получила независимость.
   Джон Браун (1800-1859) - американский аболиционист и борец с рабством.
   Реальные слова генерала Ли, произнесённые, правда, в иных обстоятельствах и по другому поводу.
   Аламанс - округ в штате Северная Каролина.
   Здесь и далее перечисляются позиции игроков в бейсбол.
   Французская двенадцатифунтовая пушка-гаубица, (фр. canon-obusier 12 livres), названная в честь императора Наполеона III.
   Ки - междометие на креольском языке галла-гичи, сохраняющемся на юге штата Джорджия.
   "Скала времён" - гимн, сочиненный Огастасом Монтегю Топледи в 1764 г. на основе псалма "Бог мой -- скала моя" -- 17:33 в православной нумерации, 94:22 в англиканской.
   "Старый обветренный крест" - здесь анахронизм: этот гимн был написан только в 1912 году.
   "Хвала Подателю всех благ" - англиканский гимн, сочиненный Томасом Кеном в 1674 году.
   Генерал Ли имеет в виду т.н. "Кампанию на полуострове" - первое крупномасштабное наступление армии США, проходившее с марта по июль 1862 года.
   335 метров.
   Игра слов, основанная на названии дороги, букв. перевод которой "Дорога из оранжевых досок".
   Игра слов. New Hope Church в буквальном переводе означает "Церковь Новой Надежды". Дэмпси Эр переиначивает это название в "Церковь безнадеги".
   Джонни Реб или Джонни Ребел (англ. Johnny Rebel), Джонни Бунтарь - прозвище солдат армии Конфедерации.
   Имеется в виду выступление в жанре "блэкфейс" - юмористические зарисовки про негра-недотёпу, которого, разумеется, играл белый с вымазанным сажей лицом.
   Томас Джонатан Джексон, по прозвищу "Стоунуолл", или "Каменная стена" (1824-1863) - генерал армии Конфедерации, один из самых успешных и талантливых командующих армии южан. Был по ошибке обстрелян собственным дозором, лишился руки и спустя восемь дней скончался.
   (франц.) в небоеспособном состоянии.
   Mulus Marianus - (лат.) "Мариевы мулы" - прозвище легионеров римского полководца Гая Мария.
   То есть, китайские "калашниковы".
   Сражение при Форт Пиллоу (12 апреля 1864 года) - сражение, произошедшее на территории теннессийского округа Лодердейл в ходе гражданской войны в США. Кавалерия генерала Форреста окружила федеральный форт Пиллоу, и Форрест потребовал капитуляции гарнизона. Федеральный командующий отказался сдаться, и в ходе короткого штурма форт был взят. Во время штурма и сразу после него южанами были убиты многие белые и чёрные федеральные военнослужащие. После этого события генерал Форрест стал известен на севере как "Мясник из форта Пиллоу". Данные события описаны в романе Г. Тертлдава "Форт Пиллоу" (2006).
   Речь идёт об эпизоде третьего дня битвы при Геттисберге, когда войска Конфедерации предприняли штурм хорошо укрепленных позиций армии Союза на т.н. Кладбищенском холме, захватили холм, но ценой огромных потерь, не позволивших удержать отбитую позицию.
   Акт I, сцена VII (пер. Б. Пастернака)
   Ричард Бикертон Пеммел Лайонс (1817-1887) - британский дипломат, во время описываемых событий - постоянный представитель Британии в США. Имел довольно напряжённые личные отношения с Линкольном и рядом министров Союза, однако в конфликте между Севером и Югом последовательно придерживался нейтралитета.
   В отсутствие ксероксов раньше планшет для приказов состоял из листов бумаги, переложенных копировальной калькой, на картонной подложке, что позволяло сразу получить копию с оригинальной записи.
   В отсутствие холодильных установок, свежие неиспорченные устрицы действительно, были знаком качества любого ресторана и стоили соответственно.
   "Боевой гимн Республики" -  американская патриотическая песня, в основе которой лежит музыка песни аболиционистов "Тело Джона Брауна".
   Матф. Гл 26:26-28
   Речь о т.н. "сражении при Энтитеме" 17 сентября 1862 года, которое стало самым кровопролитным однодневным сражением в американской истории. Волею случая в руки армии северян попала копия приказа генерала Ли с подробным описанием всех планов армии Северной Вирджинии, что сильно повлияло на ход всей кампании.
   Один галлон равняется 3,7 литра и в пересчете на современные цены стоит почти 50 долларов.
   Дайм - монета номиналом десять центов.
   В США XIX века частные владельцы железных дорог использовали самые разнообразные стандарты колеи. На Юге был распространен стандарт 1524 мм, впоследствии ставший "русским".
   Бен Батлер откровенно намекает на еврейское происхождение Джуды Бенджамина.
   Договор Уэбстера-Ашбертона - межгосударственный договор между США и Великобританией, подписанный 9 августа 1842 года государственным секретарем США Дэниелем Уэбстером и специальным представителем британского правительства лордом Александром Ашбертоном. Помимо установления границы с Канадой, по этому договору стороны обеспечивали совместное патрулирование берегов Африки с целью пресечения работорговли.
   Et tu. Brute? (франц.) - "И ты, Брут?"
   "Медлитель" (лат.). Римский полководец, во Вторую Пуническую войну успешно применивший против Ганнибала тактику затягивания войны с переходом к действиям на истощение. Отход от этой тактики незамедлительно привел к катастрофе при Каннах, возвращение к ней - окончательную победу над Карфагеном.
   sine qua non (лат.) - обязательное условие.
   "Освободи меня или убей!" - цитата из речи Патрика Генри, произнесенной на Втором Вирджинском Конгрессе 23 марта 1775 года.
   coup de main (фр.) - атака врасплох.
   Старый Ник - в христианской традиции - прозвище дьявола.
   Все перечисленные считаются отцами-основателями США.
   Кандид - главный герой философской повести Вольтера "Кандид или Оптимизм".
   Джулеп - алкогольный коктейль на основе бурбона, воды, дробленого льда и свежей мяты.
   Бой - пренебрежительное обращение к чернокожим рабам.
   Гриф - отпрыск чернокожего и мулатки.
   piece de resistance (франц.) - коронный номер представления.
   Гёрл - точно такое же пренебрежительное обращение к рабам, как и бой, но по отношению к женщинам.
   Фурлонг - 1\8 часть мили или 201,168 метра.
   907,18 тонн
   4535 кг.
   "Квентин Дорвард" - исторический роман Вальтера Скотта, впервые опубликованный в 1823 году.
   Фамилия Плезантс (англ - Pleasants) происходит от прилагательного pleasant - веселый, приятный.
   "...они оставляют за собой пустыню, и называют это миром" - слова, приписанные римским историком Тацитом вождю каледонов Калгаку. "Мирно, как на кладбище".
   Как и во многих других рабовладельческих обществах, на Юге профессия работорговца парадоксально не относилась к числу достойных или приличных.
   Плезантс имеет в виду сражение за Форт Самтер (12-13 апреля 1861 года), которое стало формальным поводом начала Гражданской войны в США.
   У дешевых газет парные страницы не были разрезаны сверху . Читатели, заставшие СССР, могли увидеть подобное, например, у газеты "Труд".
   Это уже тоже альтернативная история: в реальности, по успешном завершении Гражданской войны, США стали уделять больше внимания мексиканским делам, и Наполеон III из-за их давления не решился увеличивать помощь Максимилиану в самый ответственный и переломный момент войны.
   Янкидом - прозвище Новой Англии.
   Эндрю Джексон (1767-1845) - 7-й президент США (1829-1837). Известен в том числе и тем, что расширял земли Соединенных Штатов путём выселения индейцев с их исконных территорий. Выходец из пограничных территорий, он построил свою избирательную кампанию на противопоставлении себя "коррумпированной аристократии", чем заслужил большую неприязнь американской политической элиты.
   Аллюзия на то, что Форрест (потенциальный второй президент КША), как и Джексон (седьмой президент США), происходил из поселенческой семьи в пограничье.
   Деревья Форреста - название организации является игрой слов, основанной на фамилии генерала, которая буквально переводится, как "лес".
   В армии КША, по примеру Франции тех времен, существовала официальная возможность откосить от призыва, оплатив недешевые услуги заменяющего тебя наёмника. Менее богатым призывникам такое поведение почему-то не нравилось.
   Дикси, Диксиленд - неофициальное название Конфедерации, и южных штатов, в целом.
   Бушель - единица объема, используемая в английской системе мер. Применяется для измерения объёма сыпучих сельскохозяйственных товаров. В переводе на привычную нам систему мер 1 бушель = 35,2л.
   Штат сабаловых пальм - прозвище штата Южная Каролина.
   en masse (фр.) - массово
   Секционализм - приверженность какому-то отдельному региону или области, а не стране в целом.
   "Бог - наш оплот" - евангельский гимн, написанный Мартином Лютером в 1529 году на основе 45 псалма. В баптистских сборниках принята версия "Твердыня наша - вечный Бог".
   Книга Откровений, 3:15-16.
   Второзаконие, 6:5
   Послание к Филлипийцам, 3:19
   Имя Рен (англ. Wren) в переводе означает "крапивник" - мелкая птица, обитающая в Северной Америке и Африке.
   Брюс Каттон (1899-1978) - американский историк, исследователь Гражданской войны в США.
   Коты из Килкенни - легендарная пара котов из ирландского города Килкенни. По легенде противостояние этих двух животных было столь яростным, что в итоге от них остались только хвосты. В иносказательном смысле, "кот Килкенни" означает яростного и упорного бойца.
   тафта - в те времена - плотная высококачественная весьма недешёвая ткань с добавлением шелка, придававшего ей блеск.
   Аман - персонаж Ветхого Завета. Аман, царедворец персидского царя Агасвера, задумавший из зависти к своему сопернику Мардохею истребить всех евреев Персии, до исполнения замысла поплатился собственной жизнью после жалобы царицы Есфири: он был повешен на виселице, приготовленной им для еврея Мардохея.
   sanctum sanctorum (лат.) - святая святых.
   Движение сопротивления африканеров (африк. - Afrikaner Weerstandsbeweging) - реально существующая ультраправая неонацистская организация в ЮАР. Пик её популярности пришёлся на рубеж 1980-1990х гг., в разгар борьбы с апартеидом, именно на то время, когда был написан и издан роман "Оружие Юга" (1993 год).
   liber ex machina (лат.) - дословно "книга из машины", искаженное латинское выражение "Deus ex machine" - бог из машины - выражение, означающее неожиданную, нарочитую развязку той или иной ситуации, с привлечением внешнего, ранее не действовавшего в ней фактора.
   Verkakte (нид.) - сраный.
   Дж.Д. (Кут) Форстер (1909-1956) - популярный южноафриканский проповедник из секты зюйдландеров, стоял на позициях патриархального почвеннического расизма.
   Непредумышленный анахронизм автора, в реальности "четверка" была выпущена в продажу, как "Макинтош Квадра"
   право на личную неприкосновенность
   зауряд- - приставка к званию, обозначающая, что оно присвоено лицу, его замещающему, на временной основе, в военное время. Военный аналог "и.о.".
   "Сказка про тролля и трёх козлят Билли - Большого Билла, Вилли, и Маленького Билли"
   В ходе Войны за независимость, почти четверть британских сил составляли подразделения армии ландграфа Гессен-Кассельского, взятые Лондоном в аренду. В отличие от англичан, скрупулёзно и педантично выполняли все правительственные предписания о репрессиях в отношении гражданского населения, заподозренного в сочувствии повстанцам, чем заслужили глубокую ненависть со стороны американцев.
   Стихотворение Р. Бернса "Насекомому" (1786). Пер. С. Маршака.
   Кн. Даниила 5:27
   Бой у Воронки - сражение во время осады Петерсберга 30 июля 1864 года, последовавшее за подрывом укреплений Конфедерации при помощи порохового заряда. Идею закладки этого заряда и в самом деле предложил полковник Генри Плезантс.
   Таможенные меры, направленные на стимулирование внутреннего рынка в ущерб внешней торговле. Например, налог на ввоз промышленной продукции и на вывоз сырья низкой степени переработки.
   Томас С. Бокок был одним из наиболее последовательных сторонников рабства, а впоследствии - в числе создателей сегрегационных "законов Джима Кроу"
   in camera - за закрытыми дверьми.
   4-6 километров.
   Этельберт Барксдейл (1824-1893) - известный своими либеральными взглядами издатель и конгрессмен, в реальной истории был одним из инициаторов законопроекта, позволяющего призыв негров в армию КША. Младший брат генерала Барксдейла, убитого при Геттисберге.
   prima facie(лат.) - на первый взгляд.
   Шуточное название, в гостиницах южных штатов так иногда зовут избыточно пышно обставленный "президентский люкс"
   В консервативных обществах результат "брака по залёту" всегда пытаются скормить сторонней публике под соусом "преждевременных родов".
   Самбо - потомки смешанных браков индейцев и чернокожих.
   terminus ad quem (лат.) - точка невозврата/окончательная дата.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"