Дегтярев Максим : другие произведения.

Моролинги

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Из серии романов о космическом детективе Федоре Ильинском. Предлагаемый текст является переработанным вариантом "бумажного" издания.


Максим Дегтярев

МОРОЛИНГИ

Роман

  
  
   "Ничего таинственного, к сожалению, на свете нет. Свет наполнен не тайнами а писком в ушах. Вся история длится столько же, сколько звук от удара хлыста! Только людям моей профессии дано знать немного больше, чем другим смертным".
   Из выступления Шефа на Всегалактическом конгрессе частных детективов. Цитата бессовестно украдена у Милорада Павича.
  
   Дежин сидел прислонившись к стволу дерева в шагах пятнадцати от разбитого "Бумеранга". Влажный голый ствол холодил спину и это было приятно. Флаер зарылся в болотистый грунт до самого фонаря, корма задралась метра на два. От названия "Бумеранг" остался только "Бум".
   Дым, пахнет дымом, отметил про себя Дежин. Почему? Наверное есть причина.... Он обхватил голову руками, сжал изо всех сил виски. "Причина, причина, причина", -- стучало у него в голове. Ответ не находился. Как там... Мыслю, следовательно, существую. Достаточно ли произнести эту фразу, чтобы вернуть себя к жизни?
   Формула не работала. Как же там по-латыни-то будет? Когито... кого-то...
   Ему пришло в голову, что, произнесенная на латыни, формула должна подействовать.
   Cogito ergo sum. Он все-таки вспомнил.
   "Бум-сум, бум-сум," -- пульсировало в перенапряженных извилинах.
   Но формула, несомненно, сработала. Первым это заметил Ховард -- он заметил, что Дежин существует, и сказал:
   --Чего расселся, помогай давай.
   Черное пятно ползло по серебристой обшивке от кормы вперед к кабине, завернуло на правое крыло, немного погодя -- на левое. Солнечный свет, тысячекратно отразившись в мокрых листьях, слепил глаза, и пламени Дежин разглядеть не мог. Водяная капля, которая при иных обстоятельствах могла бы до верху наполнить стакан, соскользнула с листа и угодила Дежину прямо в лоб. Вот и славно, подумал Дежин и растер влагу по лицу. Теперь он старался припомнить последние минуты полета. Сначала все шло нормально. Они собирались обогнуть территорию моролингов с севера. Сине-зеленые джунгли, изрезанные паутиной речных протоков с коричневой водой, проплывали плавно и как-то умиротворенно. Он еще вспомнил про одеяло-обогреватель такого же сине-зеленого цвета, оставленное им в холодном горном лагере. Мысль о моролингах не давала покоя. Он загодя предупредил Ховарда, что моролинги не разрешают летать над своей территорией. С короткими перерывами он твердил об этом весь полет. А Ховард все отвечал: "Брось паниковать, обойдем моролингов с севера". Слимс сверял маршрут с картой, но в спор не вступал. Он только сказал: "Ну вот, отлетались", но уже после -- когда заглохли двигатели и флаер камнем полетел вниз. Из флаера его вытащил Ховард, наверное...
   --Ну а ты чего? --Ховард пихнул Слимса.
   Тычок вывел Слимса из ступора. Он встал, затем посмотрел на несчастного Дежина. Подошел и подал руку. Поднявшись с земли, Дежин отпустил его руку; покачиваясь, сделал два шага, остановился и стал отряхивать комбинезон. Помогать Ховарду ему не хотелось. Он же предупреждал.
   Слимс, тяжело дыша, тащил рюкзак. Он сбросил рюкзак в канаву, чтобы уберечь его от возможного взрыва, побежал за следующим. Дежин добрел до флаера, оперся о крыло, размышляя лезть ли ему внутрь.
   --Все назад! -- вдруг заорал Ховард.
   Зачем он так орет, подумал Дежин.
   Слимс бросился в ту канаву, куда за минуту до этого он скинул рюкзак. Ховард схватил Дежина за шиворот и поволок прочь от объятой огнем машины. В канаве, лежа рядом со Слимсом, Дежин пробурчал:
   -- Зря паникуешь, там нечему взрываться. Будет гореть как горел, только и всего.
   --Ты у нас сегодня вместо этой, как ее, пифии. Все предсказываешь да предсказываешь, -- сказал на это Слимс.
   --Толку-то...
   Ховард приподнял голову.
   --Ну как там? -- поинтересовался Слимс.
   -- Как-как, горит себе синим пламенем.
   --Надо уходить отсюда, пока моролинги не пришли, -- снова пробурчал Дежин.
   --Он прав, -- посмотрев на Ховарда, то ли спросил, то ли согласился с Дежиным Слимс.
   Ховард оглядел пожитки: рюкзак с продуктами и палаткой, два бластера, медицинский ранец.
   --Разбирайте кому что. Я пойду первым, буду расчищать дорогу, потом поменяемся.
   --Как скажешь, -- кивнул Слимс и взялся за бластер. Потянулся было за ранцем, но, взглянув на полуживого Дежина, с сомнением покачал головой и взвалил на спину более тяжелый рюкзак. Второй бластер взял Ховард. Дежин поднял ранец, выбрался из канавы и огляделся. Углубление, где они лежали, было началом узкого оврага, сплошь заросшего кустарником с яркими ядовито-желтыми цветами. Кустарник не давал разглядеть дно оврага, но для себя Дежин решил, что овраг очень глубокий. Могли бы и свалиться, подумал он.
   Ни с кем не советуясь, Ховард направился на северо-запад. В принципе, Дежин был согласен с таким решением. Во-первых, нужно как можно скорее уйти с территории моролингов. Во-вторых -- добраться до реки. Надувную палатку можно использовать как плот. Течение отнесет их еще дальше от моролингов. Потом они позовут на помощь. На реке их легче заметить. И спасатели будут думать над тем, как их найти, а не над тем, как уберечься от моролингов.
   Прокладывая путь лучом бластера и длинным острым ножом, Ховард шел быстро, не оглядываясь. Его оранжевый жилет с пятном пота возле воротника мелькал меж листвы далеко впереди. Дежин и Слимс отставали все больше и больше.
   --Вот разогнался, -- сквозь зубы прошипел Дежин.
   --Не сердись, -- услышав его шипение, отозвался Слимс. -- Он все правильно делает. Кто-то обязательно должен идти налегке. Тогда остальные будут за ним тянуться. Если бы мы все поровну распредели, то плелись бы кое-как, пусть и вместе. И всех вместе моролинги и схватили бы.
   --Горазд ты рассуждать.
   --А хоть бы и так. -- Рюкзак помешал Слимсу пожать плечами. -- Чем-то же надо себя занять, чтобы не думать о моролингах, -- добавил он с мрачной усмешкой.
   --А знаешь, что они с тобой сделают, если поймают?
   --И что же?
   --Сдерут шкуру как с быкозавра, потом сошьют из нее ритуальную одежду и устроят на твоих костях ритуальные танцы.
   --Зачем им моя шкура? Быкозавров не хватает?
   --Быкозавров им хватает, причина не в этом. Моролинги верят, что человека можно оживить, пока он сохраняет свою форму. Они знают, что мы умеем пришивать оторванные руки и ноги, при необходимости -- пришьем на место и голову. Поэтому они сдирают кожу. Ведь если тем, кто придет к нам на помощь достанется хотя бы наша кожа, ее можно будет набить чем угодно -- тем что есть под рукой -- и человек вновь оживет.
   --А одежду-то зачем из нас шить?
   --Первое время сапиенсологи думали, что такое переодевание -- это как маскировка, мимикрия. Прикидываются людьми, чтобы подкрасться поближе. Отбить собственный запах. Потом... потом все оказалось иначе.
   Дежину было тяжело говорить, дыхание совсем сбилось.
   --Как, иначе? -- Слимс ждал объяснений. "Любопытство или страх?", -- глядя на него, спросил себя Дежин. Продолжил вопросом на вопрос:
   --Ты когда-нибудь видел хоть одного моролинга?
   --Только на снимках.
   --Ты забыл добавить "к счастью"... Неважно. Когда их переселили с Земли на Ауру они были люди как люди, дикие, конечно, но люди. Впрочем, они и сейчас -- люди, но что-то изменилось. По крайней мере внешне. Пигментация, одним словом. И еще -- волосяной покров...
   --Да, точно, зеленые они какие-то стали или серые, не разберешь. Но я думал, что это краска, -- подхватил Слимс. -- Шерсть отросла у них вот здесь, -- Слимс похлопал по низу рюкзака.
   --Нет, не краска, -- возразил Дежин. -- Но они хотят стать такими, какими были прежде. Одежда из человеческой кожи для них -- это способ вернуться в прошлое. Ты, Слимс, смуглый, если не сказать темнокожий. Твоя шкура им бы очень понравилась. Генетическая память... -- Дежин внезапно замолчал и встал как вкопанный. -- Смотри, -- показал он наверх, -- видишь?
   Слимс тоже остановился, закинул голову. Клочок неба, что просматривался над ними, можно было взять в горсть.
   --Что, видишь?
   --Кроны деревьев. Качаются, -- сдавленным шепотом, отрывисто произнес Дежин.
   --Ну и чего бы им не качаться. Там наверху ветер, здесь его нет. Было бы странно, если бы было наоборот.
   --Дурак ты, -- с неожиданной злостью ответил Дежин. -- Если бы от ветра, то качались бы в одну сторону, синхронно, а они... Не понимаю. Не нравится мне это. Плохой знак.
   --От дурака и слышу... Пугать еще вздумал. Это моролинги твои скачут с ветки на ветку... Черт, где Ховард?!
   Оранжевое пятно мелькнуло среди зарослей шагах в тридцати от них. Дежин едва его разглядел.
   --Эй, Ховард, притормози! -- закричал Слимс. -- Пошли быстрее, -- подогнал он Дежина.
   Они ускорили шаг.
   --Моролинги так высоко не забираются, -- сказал Дежин минут через двадцать.
   Слимс уже забыл, к чему это он, собственно. Их никто не преследовал -- так ему казалось. Или же Слимс просто пытался себя в этом убедить. Он вгляделся в бледное лицо своего спутника.
   --Как ты себя чувствуешь? -- спросил он у Дежина.
   --Голова раскалывается. Дыма наглотался, наверное. Дыма... -- повторил он задумчиво. -- А ты, ты ничего такого не чувствуешь?
   Слимс хотел ответить отрицательно, но тут и он явственно почувствовал запах гари. Одна и та же мысль ошеломила их. Слимс рванул вперед к тем зарослям, за которыми полминуты назад скрылся Ховард. Дежин бросился за ним, колючие ветви нестерпимо хлестнули по лицу.
   Пред ними была та самая поляна. "Бумеранг" догорал, чадя едким голубоватым дымом. Подойти ближе мешал овраг, заросший кустами с яркими, ядовито-желтыми цветами, похожими на ноздри. Справа овраг был мельче -- там они лежали, спасаясь от огня; трава прибита до сих пор.
   --Ховард, ты где?! -- позвал Слимс. У него вышел какой-то стон.
   --Свалился в овраг? -- предположил Дежин.
   --Вероятно...
   Слимс снял рюкзак, опустился на колени у самого края оврага, раздвинул кусты, посмотрел вниз. Включил фонарь и снова позвал Ховарда. Никто не отозвался. Вдруг, ни с того ни с сего, Слимс метнулся в сторону, перекувырнулся, как учили в школе по рукопашному бою, и, стоя на четвереньках, уставился на Дежина ошалевшим взглядом. Дежин даже не успел пошевелиться -- так неожиданно все это произошло.
   --Спятил? -- спросил он на удивление спокойно.
   --Не-а, -- помотал головой Слимс. -- Не знаю, мне вдруг показалось, что ты стоишь у меня за спиной и хочешь столкнуть в овраг вслед за Ховардом.
   --Но ты же видишь, где я стою, -- возразил Дежин.
   Между ними было метров пять.
   --Теперь вижу. Что будем делать?
   --Для начала сверим топометры. Ховард этого не сделал и привел нас обратно. Наверное его топометр вышел из строя после падения. Другого объяснения я не вижу.
   --А моролинги, они не могли... не знаю, помехи какие-нибудь...-- Слимс попытался выдвинуть предположение.
   Специально, чтобы я его опроверг, догадался Дежин. Объяснение с поврежденным топометром Слимсу, конечно же, нравилось больше.
   --Они все могут, -- усмехнулся Дежин. -- Пошли отсюда.
   --Я пойду первым, можно?
   --Валяй. Только выверни наизнанку куртку. Подкладка светлая -- так я тебя не потеряю.
   Слимс засомневался:
   --Может не стоит. Моролинги заметят.
   --Они тебя по любому заметят. Надо будет -- и из под земли выкопают.
   Слимс послушно снял куртку, повертел в руках, затем вывернул, снова надел и сразу же превратился из следопыта в Санта-Клауса.
   --Тебе так больше идет, -- заметил Дежин.
   Топометры были в порядке -- либо оба одинаково неисправны. Дежин нацепил рюкзак. Слимс первым делом схватился за бластер. Дежин напомнил ему про медицинский ранец. Тот нехотя расстался с бластером, надел ранец и вновь схватил оружие -- чтобы теперь уже никогда не выпускать его из рук.
   Они взяли чуть западнее того направления, которым вел их Ховард. Слимс делал все возможное, чтобы теория о том, что ведущий должен идти налегке, себя оправдала. Постоянно увязая в болотистой почве, Дежин раздумывал, не опустошить ли рюкзак хотя бы наполовину. Но для этого требовалась остановка, а Слимс все гнал и гнал.
   Они почти не разговаривали. Да и не было сил. Если раньше он по очереди проклинал то влажную ауранскую жару, то тяжелый нездоровый воздух, то тупую боль, пропитавшую все его тело, доселе так заботливо оберегаемое им, -- то теперь всё как-то выровнялось и стало однородным, он просто плыл в бескрайней огненной реке, не задумываясь над тем, что ждет его впереди.
   Когда луч ауранского солнца каким-то чудом нашел дорогу сквозь толщу листвы, Дежин остановился и посмотрел на небо. Кроны деревьев то сливались, то кружили в каком-то странном хороводе. Или это у Дежина кружилась голова. Чтобы не упасть в густую, отвратительную жижу он обхватил ствол шипастого бамбука -- колючий, сволочь, даже сквозь перчатки, зато не упадешь -- держит крепко.
   Постояв так секунд десять с закрытыми глазами, он не сразу сообразил в какую сторону идти. Однако быстро сориентировался по следам, оставленным лучом бластера. Поспешил за Слимсом. Через десять минут он, наконец, заметил красную куртку Санта-Клауса. Это его успокоило.
   В ответ на все его окрики, Дежин слышал либо шипение ветвей, рассекаемых лучом, либо вязкое хлюпанье ножа. Он был рад, что заставил Слимса вывернуть куртку. Эта идея пришла ему в голову неожиданно. О чем он не подумал, так это о том, что следовало бы сверять их маршрут с собственным топометром. О своем топометре он вспомнил только когда вновь почувствовал запах гари. Это не был запах обгоревших ветвей. Дежин не остановился, а наоборот, прибавил шаг, пока овраг с желтыми цветами не преградил ему путь. Корма флаера дымила, но уже не так сильно, как тогда... Он понял, что бессмысленно звать Слимса, как полтора часа назад было бессмысленно звать или искать Ховарда.
   Безудержная радость охватила его и не будь усталости, он, наверное, пустился бы в пляс. Ненавистный рюкзак вмиг полетел в овраг, и несколько секунд Дежин с удовлетворением слушал, как рюкзак, громыхая и треща, катится вниз.
   Дежин лег на спину и высокая трава тут же скрыла от него все, кроме стоявшего в самом зените ауранского солнца. Он спокойно ждал. На что угодно он готов был поспорить, что именно в этот момент откуда-то сзади к нему подходят два человекообразных существа... Нет, просто человека -- он же сам назвал их людьми. Вероятно, один будет высоким и стройным, как командор Ховард, и на нем непременно будет оранжевый жилет с пятном пота сзади у воротника. Другой будет пониже ростом и коренаст, как штурман Слимс, но в отличие от Слимса, он не будет похож на Санта-Клауса даже в вывернутой наизнанку походной куртке.
   Шаги приближались, или ему только чудилось, что приближались. Дежин улыбнулся и закрыл глаза. Травинка защекотала ухо. И в тот же миг приятная прохлада коснулась его щек, -- как если бы кто-то заслонил от него палящее ауранское солнце...
  
  
  
  
  
  

Часть первая.

Фаон

  
  
  
  
   1
   Громко пыхтя и тихо матерясь, старший инспектор Виттенгер запихивал большой матерчатый чемодан в багажное отделение прямо над моей головой. Справившись с чемоданом, он взялся за сумку. Та кое-как уместилась, но крышка багажного отделения ни за что не хотела закрываться. Виттенгер надавил посильнее.
   По инструкции, принятой в гражданском космическом флоте, во время полета крышки багажных отделений должны быть закрыты. Как мне рассказывали, в молодости Виттенгер мог согнуть ствол бластера голыми руками. Теперь Виттенгеру уже далеко за сорок, но и пластмассовая крышка -- не молибденовый ствол. Крышка выгнулась и, жалобно всхлипнув, треснула по всей длине. Замок благополучно защелкнулся. Виттенгер воровато оглянулся на стюарда, стоявшего у переходного отсека в конце салона.
   Стюард никак не мог отделаться от назойливой старушки с зонтиком. Старушка, переведя зонтик в боевое положение жалом кверху, убеждала стюарда найти ей место в передней части салона. Там меньше укачивает, твердила она. Стюард впервые в жизни слышал, чтобы в космическом корабле кого-то укачивало. В каком смысле укачивает, спрашивал он. Старушка обозвала его тупицей. Пассажиры, которым старушка перегородила путь в салон, роптали -- сначала на старушку, потом, поняв, что старушка настроена серьезно, -- на стюарда. Стюард прошел в начало салона и стал уговаривать сидевших там пассажиров уступить место "старой карге". Там, в передней части салона, стюард во второй раз в жизни услышал, что в задних рядах укачивает больше, чем в передних, поэтому пусть старая карга летит хоть в грузовом отсеке -- там, говорят, тоже не укачивает. Только не в грузовом, сказал один пожилой господин, у меня там ценный груз, давайте сюда вашу старушенцию. Дабы спасти свой багаж, пожилой господин был вынужден пожертвовать местом в первом ряду. Стюард поманил старушку, но она уже была тут как тут, вместе с заточенным зонтиком. Все худо-бедно устроились.
   Удостоверившись, что стюарду не до него, инспектор, наконец, занял свое место. Сесть, как все нормальные люди он тоже, видимо, не мог -- плюхнулся в кресло со всего размаха. С другой стороны, как еще втиснуть в узкое кресло салона эконом-класса сто двадцать килограммов бицепсов, трицепсов и в особенности -- задних ягодичных мышц.
   Корабль качнуло. Не то чтобы я действительно подумал, будто тысячетонный корабль способен так отреагировать на инспекторские телодвижения, но все же сказал:
   --Вы бы полегче, инспектор. Нам еще лететь и лететь.
   Совершенно случайно наши места рядом: мое -- у иллюминатора, инспектора -- с краю, у прохода. Продвигаясь по проходу, Виттенгер тащил чемодан на плече, поэтому меня не заметил.
   Он ответил так:
   --Вы, должно быть, влезли в иллюминатор, пока я убирал багаж.
   Я постучал по стеклу.
   --Надежно заперты. Да и не пролезть мне.
   --Вы себе льстите. Что читаем? ­-- он заметил у меня на коленях видеопланшет с текстом.
   Я взглянул на планшет. Пока я наблюдал за инспектором, планшет почернел. Тонкий, сверхлегкий видеопланшет питается от солнечных батарей, а в темноте -- от аккумулятора. У иллюминатора, под багажными полками было темно. Планшет, заметив, что я бросил читать, решил сэкономить парочку-другую микроджоулей. Ненавижу, когда техника начинает умничать. Я тряхнул бережливца, экран засветился, и глаза выхватили строчку:
   Дежин улыбнулся и закрыл глаза. Травинка защекотала ухо.
  
   --Дело зеленых моролингов, -- ответил я.
   --Это где такие?
   Кажется, он мне не поверил.
   --На Ауре.
   --Далеко... Так вы оттуда летите?
   Поясню, что весь этот разговор происходил на корабле-челноке, курсировавшем между орбитальной пересадочной станцией "Фаон-50" и Центральным космопортом планеты Фаон. Дальние корабли довозят только до пересадочной станции. Там они разворачиваются, загружают новых пассажиров и летят обратно к Терминалу Трансгалактического Канала, по которому, собственно, и можно попасть к планетам других звездных систем. Поэтому летевшие на Фаон пассажиры вынуждены пересаживаться с комфортабельных дальних лайнеров на местные челноки, единственное достоинство которых -- несколько большая по сравнению с дальними кораблями экологическая безопасность при посадке на планету.
   --Нет, с Земли, -- ответил я.
   --По делам летали или как? -- последовал новый вопрос.
   Виттенгер забыл, что он не на службе. Зато я был практически на службе, поэтому задумался, куда бы послать инспектора вместе с его расспросами. Но это бы все равно ни к чему не привело -- мой попутчик оказался осведомленнее, чем я предполагал.
   --Всё, ничего не говорите, я догадался, -- радостно сообщил он. -- Да, дружище, как же такое могло произойти! Вас, можно сказать, специалиста высокого класса, -- тут он злорадно хихикнул, -- приставили охранять каких-то чинуш!
   Я попросил его говорить потише. Плохо, что из правительства уходит такая информация -- пускай и не дальше Департамента Тяжких Преступлений, который с недавних пор возглавляет Виттенгер.
   --Ну как, поймали Евклида? -- шепнул он мне на ухо.
   У "специалиста высокого класса" едва не отвисла челюсть. Террориста, едва не сорвавшего межпланетную правительственную конференцию, назвали Евклидом сотрудники службы безопасности. В средства массовой информации кличка "Евклид" пока не просочилась. Евклид устроил три взрыва, четвертый взрыв нам удалось предотвратить, но самого Евклида мы не поймали.
   --Пока нет, -- шепнул я в ответ.
   --Я слышал, он грозил устроить четыре взрыва. Если принять во внимание, что первые три были своего рода предупреждением, поскольку жертв, в отличие от разрушений, не было, то, вероятно, решающим должен был стать последний, четвертый взрыв. Но взрыва не последовало. Во всяком случае, я о нем ничего не слышал. Следовательно, его действительно не было. Ваша работа?
   Хороший ход. Чтобы развязать мне язык, он мне польстил. Я кивнул и срочно переменил тему:
   --Сами-то откуда летите?
   --С Оркуса. Ч*дная планетка. В плане отдыха, конечно.
   Тут не поспоришь. Планета Оркус -- любимое место отдыха жителей нашего сектора -- Сектора Фаона. По сравнению с Оркусом, Фаон -- это глыба льда. Обитатели глыбы льда не реже, чем раз в год, мотаются на Оркус погреться, поплавать и позагорать. Кроме как греться, плавать и загорать, делать там решительно нечего. Ну, разве что еще слушать оркусовские воронки, но это сильно на любителя. Ни я, ни Виттенгер к таким любителям не относились.
   --Отпуск -- это хорошо, -- не зная, что еще сказать, пробормотал я. -- Понравилось?
   --Ага. Но вы не увиливайте. Расскажите мне про конференцию. За что Евклид на них взъелся?
   Если Евклид и выдвигал какие-то требования, то адресованы они были не мне, и все мои попытки выяснить через дипломатов, что ему нужно, ничем не увенчались. Доусон, советник Генерального секретаря ООН по вопросам безопасности, говорил, что дело службы безопасности -- безопасность, а не политика. К тому же требования Евклида таковы, что соглашаться на них все равно никак нельзя, поэтому ищите и обезвреживайте бомбы, а "остальное мы возьмем на себя". Что именно он собирался взять на себя, наверное, даже Евклид не знал, не говоря уж обо мне.
   --Виттенгер, вы должны меня понять. Я дал обязательство не трепаться и не разглашать. Даже вам -- это было оговорено особо.
   --Ну вас к черту! -- возмутился инспектор. -- Издеваетесь, да?
   Он отвернулся. Через минуту повернулся ко мне вновь и как бы невзначай бросил:
   --Ну ладно, нельзя так нельзя... Последний взрыв он где собирался устроить?
   Тут меня осенило, как избежать неудобных для меня вопросов.
   --Где были первые три, помните?
   --Более-менее.
   --На всякий случай напомню. Первый взрыв произошел неподалеку от города Марбат, что на юго-востоке Аравийского полуострова. Снесло радиолокационную станцию и ферму по разведению овцеверблюдов или как там они их называют. На Евклида никто бы не подумал, если бы взрыв не произошел точно в указанное им время -- в полдень, за три дня до начала конференции. Спустя сутки взорвался океанариум на юге Цейлона. Рыбу, что была там, если вас интересует, собрали и скормили слонам, которые ни капельки не пострадали...
   --Строго между нами: слоны рыбу не едят, -- вставил дотошный инспектор.
   --Вы так думаете? Надо же... Спасибо, инспектор, вы открыли мне глаза, -- я с жаром потряс ему руку. -- Я понял, рыбу скормили службе безопасности. В назиданье. То-то, думаю, она так странно выглядела. Не служба, а рыба...
   --Бросьте паясничать. Рассказывайте дальше, -- строго приказал он.
   --А я что делаю? Это вы меня перебиваете. Если вам так хорошо известно про слонов, то, вероятно, вам известно, что конференцию планировали провести если не в самом океанариуме, то во всяком случае на Цейлоне, поэтому второй взрыв всех здорово напряг. А третий взрыв не столько напряг, сколько удивил, поскольку произошел он на северном острове архипелага Агалега в Индийском океане. Теперь слушайте. Между Агалега и Цейлоном три тысячи двадцать восемь километров. Между Цейлоном и Марбатом -- столько же. Как вы уже догадались...
   --Между Марбатом и Агалега тоже три тысячи двадцать восемь, -- инспектор и вправду догадался.
   --Ну да, плюс-минус. Короче, эпицентры взрывов образуют равносторонний треугольник. Запомнили?
   --На то он и Евклид, -- со знанием дела кивнул Виттенгер.
   --Да, за любовь к симметрии террориста прозвали Евклидом. Зная все это, вам уже не составит труда сообразить, где Евклид планировал произвести последний, четвертый взрыв. В его предупреждении было сказано, что взрыв произойдет в шесть утра в день открытия конференции. Даю вам, как водится, три попытки.
   Первую попытку Виттенгер использовал тридцатью секундами спустя:
   --В центре треугольника, очевидно, -- с сомнением в голосе предположил он. Наверное, он понимал, что такой ответ слишком очевиден, чтобы быть правильным. -- В центре есть что-нибудь?
   --Косяк анчоусов и то не всегда.
   --Ладно, дайте подумаю.
   Он начал думать. В это время корабль, наконец, отчалил, и Пересадочная Станция медленно поплыла в сторону. По кораблю объявили, что сейчас последует импульс. Все двести пассажиров молча содрогнулись в предвкушении перегрузок и приступов космической болезни.
   --Как я это не люблю, -- прохрипел инспектор, вцепившись в подлокотники. Вряд ли сейчас он размышлял над моей задачей. Но в перерывах между импульсами в голове у него все-таки что-то содержательное происходило, поскольку один раз он спросил:
   --Шесть утра, это по цейлонскому времени?
   Я ответил, что шесть утра на Земле бывает только на Цейлоне. Мозг Департамента Тяжких Преступлений Службы Общественной Безопасности планеты Фаон продолжал усиленно работать в том же направлении:
   --А на какое время было назначено открытие конференции?
   --На десять. Вы на правильном пути, -- подбодрил я его. Он опять задумался.
   На предпоследнем витке, инспектор не выдержал:
   --К черту вашу угадайку. Я вам что, курсант из полицейской академии?! Не хотите говорить, не говорите!
   --Так говорить или не говорить? -- поинтересовался я у приунывшего инспектора. -- Ладно, не буду вас мучить. Взрыв должен был произойти не в центре треугольника, а над ним, на высоте две тысячи четыреста километров.
   Инспектор даже присвистнул (раньше такого я за ним не замечал).
   --Пирамида! Ну Евклид, ну он дождется, -- почему-то пригрозил он террористу.
   --Тетраэдр, -- уточнил я.
   --Там был корабль?
   --Да. Пассажирский корабль, который вез одну из делегаций. Они едва успевали к открытию конференции.
   --Откуда? Откуда, спрашиваю, делегация? -- заметив, как напряженно я разглядываю текст на планшете, повторил он вопрос.
   --В том-то и дело, что с Ауры, -- ответил я.
   Впрочем, никакой реальной связи между взятым в дорогу чтивом и конференцией по межпланетному сотрудничеству я пока не видел.
   После приятного музыкального вступления, голос из репродуктора объявил: "Господа пассажиры, мы находимся на высоте две тысячи четыреста километров над поверхностью Фаона. Через два с половиной часа наш корабль совершит посадку...", ну и так далее. Виттенгер побледнел.
   --Не рванет?
   На самом деле, он употребил менее литературное выражение.
   --Все может быть, -- сказал я, будучи немного не в себе от таких совпадений. Инспектор притих до самой посадки.
   Видимо, не все может быть, раз мы благополучно приземлись. Это обстоятельство так обрадовало моего попутчика, что на стоянке флаеров, перед тем как расстаться, он долго благодарил меня за приятно проведенное время, за интересную и поучительную беседу и за все такое прочее. Я отвечал ему тем же, и мы расстались еще большими друзьями, чем были до того.
  
  
   2
   Начавшись вчера вечером, дождь продолжал лить и сегодня. Последний дождь в этом году, как заверили меня коллеги из Отдела Стратегического Планирования. Я с ними связался еще с пересадочной станции -- хотел узнать про погоду. Ответил мне зануда Нимеш. Он сказал, что, мол, зря я думаю, будто спрашивать у него про погоду --это очень остроумно, а если и остроумно, то не ново: мол, их подобными вопросами уже достали. Я ответил, что если он не знает, то пусть так и скажет и перекоммутирует меня на справочную метеослужбы. Тогда он предложил поспорить на сотню, что в день моего прилета пойдет последний в этом году дождь.
   Спорить я отказался под тем предлогом, что ему нечем ответить -- так я намекнул, что все деньги в Редакции зарабатывает наш Отдел Оперативных Расследований, а Нимеш и прочие только штаны протирают. Но если говорить серьезно, дожди на Фаоне такая же редкость, как температура выше пятнадцати тепла, поэтому уже второй дождь за год может стать последним. Нынешний дождь был по меньшей мере третьим, и Нимеш, предсказывая, ничем не рисковал, в отличие от меня, рисковавшего целой сотней. Кстати сказать, за "дело Евклида" я больше и не заработал, потому что мой босс согласился на время конференции отрядить своих сотрудников в штат правительственной охраны исключительно из политических соображений. Получается, Доусон не первый, кто избавляет меня от политических забот. Взамен, мне позволено исполнять черную работу: обезвреживать бомбы, ловить преступников, спасать простых и не очень простых граждан от всевозможных бед, -- в общем заниматься всем тем, чем обычно занимаются рядовые сотрудники Отдела Оперативных Расследований, сокращенно ООР или просто Отдел.
   Только вчера я прилетел с Земли, а уже сегодня, с утра пораньше, спешу предстать пред Шефом с полным отчетом о проделанной работе. С тех пор как Шеф возглавил ООР, сотрудникам запрещено упоминать его имя всуе, поэтому он до пенсии проходит в Шефах.
   Название нашего агентства еще секретней, чем имя Шефа, поэтому я, как все остальные сотрудники, называю агентство "редакцией". Почему именно "редакция", а не, скажем, "ассенизация" или "трепанация" -- я объясню позднее.
   Выбравшись на крышу термитника -- ну-очень-многоквартирного дома, где я живу, и послав сотое за последние сутки проклятие на голову Нимеша, я занял место в своем (служебном) флаере и велел автопилоту везти меня к черту на рога, -- этим ключевым словосочетанием вот уже два месяца обозначалось местонахождение Отдела. До этого было: "к Шефу в"...
   ...Нет, стыдно сказать. Лучше уж умолчу.
  
   --Что-то со зрением? -- спросил я Шефа после традиционного обмена приветствиями.
   Шеф отнял от глаз согнутую восьмеркой медную проволочку и сказал, что со зрением у него все в порядке. На людях эту проволочку он выпускает из рук лишь в исключительных случаях, как то: прием пищи, если нельзя обойтись одной только вилкой, рукопожатие с какой-нибудь молодой красивой дамой, когда правой рукой он сжимает даме ладонь, а левой нежно поглаживает по тыльной стороне ладони, подсчет моих ошибок, когда пальцев на одной руке не хватает, ну и так далее. Как он поступает с проволочкой, оставаясь один, -- сказать не берусь, потому что не знаю.
   --Рассказывай, -- велел он без каких-либо уточнений.
   Я подал ему кристаллозапись с отчетом. Он вывел отчет на экран и поморщился.
   --Про бомбу и Евклида я уже слышал. Ты мне про конференцию расскажи. Что удалось узнать?
   Пересказ сообщений из "Вселенских Новостей" меня нисколько не затруднил, но Шеф выдержал не более минуты. Он вскочил и двинулся на меня. Я подумал, а не встать ли и мне. Это лучший способ усадить его обратно в кресло. Когда мы оба стоим, ему трудно сохранять высокомерный тон. Но я не слишком-то обольщаюсь. Наш научный консультант Ларсон как раз заметил, что Шеф будет выше меня на голову, даже если ляжет. Шеф, разумеется, понял, что ему отвесили комплемент, и преисполненный скромности ответил, что, увы, какую бы глупость я не сморозил, мой рост останется при мне. Ларсон, в тон Шефу, добавил: "если в следующий раз ему не оторвет ноги". Он так сказал не со зла, а из-за того, что во время экстренного катапультирования на Хармасе я зацепился ботинком за педаль амплефаера. К счастью, ботинки были на липучках, и все обошлось.
   В их словесной игре я предпочел не участвовать (дабы не сморозить глупость, например).
   Так вот, встать я все-таки не встал, а Шеф подходит ко мне и глядя сверху вниз спрашивает, за каким чертом он меня посылал, если я ничего путного разведать не сумел. А я ему отвечаю, что, вероятно, он именно меня послал охранять губернатора, поскольку я один способен, превозмогая тропическую лихорадку, день и ночь рыскать по ночлежкам Матары и Велигамы в поисках Евклида -- ведь нашелся же идиот (советник Доусон, догадался Шеф), который вообразил, что Евклид должен быть где-то рядом; я один знаю, как обезвредить термоядерную бомбу одним водопроводным ключом, и это учитывая то, что никто и не подозревал, что бомба -- термоядерная, предыдущие-то три были обычными, тринитротолуоловыми. Не окажись под рукой ключа, через двадцать секунд -- всё, привет, собирайте корабль пылесосом.
   Кто, кроме меня, снова спрашиваю я, смог бы догадаться, что ни в коем случае нельзя резать зеленый провод с синими полосками, а наоборот -- красный с желтыми.
   Тут он меня остановил.
   --Сократись! -- сказал он и намотал проволоку на палец: признак глубокой задумчивости. Мораль: сиди и не дыши. Поразмышляв, велел:
   --Возьми Ларсона и ступай в переговорную. Поговори с клиентами, они сейчас явятся. -- Он посмотрел на часы, потом на дверь.
   Без лишних слов я удалился.
   Ларсон уже сидел в переговорной комнате. Во внеслужебное время Хью Ларсон бывает вполне сносен и даже мил. Но бойтесь, если он будет с вами мил, когда вы обращаетесь к нему за советом или консультацией. За внешним обликом ученого педанта скрывается любитель довольно дерзких розыгрышей, сносить которые без звука способен только такой спокойный и уравновешенный мужчина, как я. За две минуты до прихода клиентов вряд ли стоило ожидать от него какой-нибудь пакости, и я абсолютно безбоязненно уселся рядом.
   Часть переговорной комнаты занимает вытянутый овальный стол. С той стороны стола, где предполагается сидеть сотрудникам Отдела, стоят терминалы нашего центрального компьютера. Ларсон сидел за одним из терминалов. Краем глаза я увидел, что он читает чье-то досье.
   --Клиент? -- спросил я.
   Ларсон молча кивнул. Сам он считает, что экраны из переговорной надо убрать или заменить на что-нибудь менее заметное. Аргумент он выдвигал такой. Клиент чувствует себя ущемленным, наблюдая, как мы, беседуя с ним, время от времени поглядываем в большие экраны, где неизвестно что изображено -- что-то важное и, без сомнения, секретное. Клиенту остается только пялится на развешанные по стенам картины или к себе в комлог, где он все равно ничего нового для себя не увидит, поскольку стены агентства надежно экранируют любой посторонний сигнал. Поэтому Ларсон предлагает хотя бы уменьшить экраны терминалов до среднего размера экрана комлога. Но Шеф пока не спешит воспользоваться его советом.
   Я включил изображение и нашел файл с досье на предполагаемых клиентов. Ожидалось, что их будет двое. Во-первых Николас Краузли, президент вселенски известной компании "Виртуальные Игры", и во-вторых его помощник Тим Вейлинг. Только я взглянул на их снимки (взятые, между прочим, из журнала "Успех года"), как дверь в переговорную комнату настежь распахнулась, и нежный женский голос откуда-то из-за угла проворковал:
   --Господа, прошу сюда.
   Голос принадлежал нашей сотруднице Яне. Со своего места я ее не видел -- загораживала распахнутая дверь, но не было и тени сомнений: сегодня Яна как всегда очаровательна.
   Тут самое время спросить, а отчего я был так уверен, что Яна сегодня "как всегда очаровательна", если я ее не видел. Да мне достаточно было взглянуть на физиономию Николаса Краузли: он не мог оторвать от Яны глаз, -- ведь Краузли-то ее прекрасно видел и топтался на пороге, не желая так быстро расставаться со своей провожатой.
   Я его мысленно пожалел. Представляете, через несколько секунд вместо ясноглазой Яны пред ним возникнут два мрачных типа: доходяга Ларсон с глазами удава, впервые за полгода увидевшего живую дичь, и ваш покорный слуга, который хоть и хорошо питается, но не факт, что не клиентами. Ларсон будет причмокивать тонкими бесцветными губами и раз в десять секунд хмурить лоб, а я буду смотреть господину Краузли прямо в глаза и время от времени поводить плечами, чтобы ему хорошо было видно, что под курткой у меня кобура, а в кобуре...
   Пусть он сам гадает -- что у меня в кобуре. На самом деле, там всего лишь джойстик от шефского компьютера, ибо носить оружие внутри Отдела строго запрещено.
   Наконец, и Краузли и Вейлинг проследовали в комнату. Мы встретили их стоя, представились, пожали руки, перегнувшись через стол. Затем все четверо одновременно уселись. Вейлинг полез в портфель что-то там доставать. Краузли молча переводил взгляд с Ларсона на меня и обратно. Согласно досье ему недавно исполнилось пятьдесят один. Это был энергичный, подтянутый мужчина с ухоженным лицом, немногочисленные уцелевшие морщины были тщательно отобраны в соответствии со статусом пациента и, очевидно, одобрены акционерами. Стреловидная седая прядь, шедшая ото лба к затылку придавала президентской голове вид стремительный и целеустремленный. Нос был как нос, зато глубокие серые глаза буквально скоблили нас с Ларсоном. На Яну они смотрел иначе. Нет, то были совсем другие глаза. Когда он успел их заменить? Губы он сложил в такую ухмылочку, какая у Шефа никогда не получится.
   Рядом со своим боссом розовощекий Вейлинг казался просто милым юношей, закончившим недавно какой-нибудь Гарвард.
   --Господа, мы рады, что вы обратились за помощью именно к нам. Чем можем быть полезны? -- деловито осведомился Ларсон.
   Ларсон на пятнадцать лет меня старше, и именно ему предстояло играть роль Шефа. Шеф лишь тогда беседует с клиентом лично, когда клиенту необходимо сохранить свое инкогнито еще больше, чем Шефу. Наши нынешние клиенты ни от кого лица не прятали, а, если верить "Успеху года", наоборот, любым способом себя рекламировали.
   Если со стороны исполнителя беседу всегда начинает старший по должности, то со стороны клиента первым заговорит непременно младший, то есть в данном случае Вейлинг.
   --Наше дело просто, но поскольку даже простое дело можно сделать как хорошо, так и плохо, мы сочли необходимым обратиться к услугам именно вашей фирмы. Как вы понимаете, мы хотим, чтобы дело было сделано хорошо.
   --И быстро, -- подал реплику Краузли.
   Рано он вступил, отметил я про себя. Следовательно, дело вовсе не такое простое.
   "Ты заметил?" -- появилось на моем экране.
   Это Шеф. Он сейчас сидит у себя в кабинете перед шестью экранами -- по одному на каждого участника беседы и два с общей панорамой -- и все внимательно слушает. Делает это он примерно так: ноги на столе, проволочка превращена в длинный крючок, которым он пытается зацепить клиента за нос, за ухо или за что-нибудь другое -- что Шефу больше понравится. То есть, конечно же, не самого клиента зацепить, а его голограмму. Клиент от этого не страдает, а экраны приходится менять раз в квартал.
   Сейчас лучше бы он меня не отвлекал. Разумеется, я заметил, как Вейлинг попытался открыть крышку своего комлога, но его босс быстро пододвинул комлог к себе, потом сделал вид, будто передумал смотреть, закрыл крышку и оставил комлог лежать перед собой, словно он у них один на двоих.
   "Осторожный, черт!" -- прокомментировал Шеф, которому не дали подсмотреть в чужой комлог через одну из вмонтированных в стену камер наблюдения.
   Недрогнувшим голосом Ларсон выдал:
   --Мы готовы с удовольствием выслушать суть вашего дела. То, как вы объяснили ваш выбор, избавляет нас от необходимости лишний раз заверять вас: что бы вы нам не поручили, все будет сделано быстро и, разумеется, хорошо.
   Во дает, думаю.
   "Хм", -- хмыкнул Шеф на экране. Заговорил Вейлинг.
   --Суть дела такова. Как вы знаете, наша компания поставляет на рынок программную продукцию развлекательного характера -- компьютерные игры, одним... эээ... двумя словами... Последняя наша новинка -- игра "ШДТ" -- пользуется большой популярность среди любителей так называемых интеллектуальных игр.
   --Простите, о какой игре, вы говорите, идет речь? -- вмешался я, рискуя не быть причисленным к интеллектуалам.
   --"ШДТ" -- "Шесть дней творения". Я скажу о ней несколько слов, хотя, по настоящему, содержание игры к делу не относится. Игра "ШДТ", не больше не меньше, как симуляция развития Вселенной начиная с Большого взрыва и кончая появлением в ней... Появлением в ней того, кого игрок сумеет создать. В этом и заключается цель игры. То есть игрок выступает в роли виртуального Господа Бога, но, разумеется, рекламируя игру, мы таким сравнением не пользуемся. В игре шесть уровней. Каждый уровень соответствует одному дню творения, но соответствие не является полным, поскольку строгое соответствие первоисточнику, в силу известных нам причин, невозможно. Тем не менее, в самой игре уровни названы днями. В первый день игроку необходимо создать подходящую галактику. Она может быть похожа на наш Млечный Путь, а может оказаться и совсем иной. В конце концов, свойства галактики не слишком влияют на возможность возникновения в ней жизни. Другое дело -- планетная система. Ее игрок создает на второй день. Точнее, он выбирает из тех планетных систем, что начали зарождаться сами собой по законам космической эволюции. Что-то он, конечно, в состоянии подправить по ходу дела, иначе, сами понимаете, было бы неинтересно. Второй день -- или второй уровень, заканчивается созданием первичных органических соединений -- строительных элементов будущей жизни. На третий день игрок создает первичные формы жизни. Если проводить аналогию с развитием жизни на Земле, то результатом третьего дня творения должны стать беспозвоночные. Следуя той же аналогии, на четвертый день игрок создает позвоночных вплоть до млекопитающих. На пятый день -- высших млекопитающих, из которых на шестой день он должен сотворить человека -- или вроде того... -- не совсем уверенно Вейлинг завершил описание игры.
   --Понятно, -- коротко отреагировал Ларсон.
   Я ждал, чт* появится на экране, но Шеф притих.
   --А как осуществляется, так сказать, созидательный процесс? --спросил мой коллега.
   Краузли улыбнулся широченной улыбкой и вымолвил:
   --Создавая нас, природа играла в орла и решку. В игре "Шесть дней творения" игрок сам указывает монетке, какой стороной упасть. Впрочем, игрок может и ошибиться. Поэтому задача игры довольно непроста, но, в конце концов, -- разрешима. Более того, умный игрок должен во столько раз опередить природу, во сколько раз "Шесть дней творения" сложнее "орла и решки".
   --То есть, например, для управления ходом эволюции жизни игрок сам вызывает те или иные мутации? -- спросил Ларсон.
   --Именно так, -- кивнул Вейлинг.
   Я не вытерпел:
   --Эээ, а что требуется от нас?
   --Да, что же требуется от вас...-- растягивая слова повторил за мной Краузли. -- Для игрока, сумевшего преодолеть пятый уровень, мы назначили приз -- довольно крупную сумму. Некоторое время назад мы получили достоверное свидетельство, что кто-то из игроков справился с заданием. Но за выигрышем он не пришел. Более того, нам даже не удалось с ним связаться. Поэтому мы просим вас его найти. Вот, собственно, и всё.
   "Спроси, сколько...", -- дал указание Шеф еще до того, как Краузли замолчал.
   А то бы я сам не догадался.
   --Какова сумма выигрыша?
   --Это, естественно, не секрет. Один миллион.
   Я чуть было не спросил, миллион чего. Понятно, чего. Конечно, это не та сумма, чтобы класть из-за нее голову, но, простите, где, говорите, эту игру можно купить? Черт, забыл, что победитель уже есть. Но кто, собственно, сказал, что он найдется? Ведь в конечном итоге искать-то придется мне, а не Ларсону.
   "Двадцать процентов нас устроит", -- вылез на экране Шеф.
   Бедный Шеф, он постоянно должен думать о том, как прокормить себя, Отдел и всю эту ораву из прочих отделов, включая совсем больших боссов. Но он перегнул. Одно дело, запросить с клиента двадцать процентов от его будущей прибыли, а тут, вроде, клиент ни на какие барыши и не рассчитывает -- даже наоборот. И тут до меня дошло: Шеф планирует взять деньги с победителя за то, что мы его найдем и силой заставим взять выигрыш, если он, такой упрямец, не желает брать деньги добровольно.
   --Когда игра поступила в продажу? -- спросил Ларсон.
   --В прошлом году, -- ответил Вейлинг.
   --Если можно, точнее...
   --В конце ноября.
   --А когда вы получили вышеупомянутые свидетельства?
   У клиентов произошла какая-то заминка. Вейлинг метнул взгляд на своего босса.
   --Месяц назад, --сказал Краузли.
   Шеф: "Заметил?".
   Ничего я не заметил.
   --Сейчас у нас начало июля, -- вслух размышлял Ларсон, -- стало быть, с момента выхода игры прошло семь месяцев. Как вы считаете, полгода это разумный срок, чтобы дойти до шестого уровня?
   --Раз кто-то до него дошел, следовательно, разумный, -- отбрил Ларсона Краузли.
   Я спросил:
   --Вы сказали, что вы получили доказательство того, что некто выполнил условие конкурса. Доказательство какого рода?
   --По ходу игры ведется подсчет очков. Результат записывается в специальный файл. Этот файл и был нам прислан.
   ­--Файл может быть подделан?
   --Маловероятно. К тому же, нет смысла подделывать только файл с результатом. Мы бы проверили все состояние игры. Всю позицию, так сказать. А подделка позиции по сложности сопоставима с честным выигрышем... -- Краузли задумался. -- Я бы сказал, эквивалентна, -- добавил он немного спустя.
   --Тогда могло произойти следующее, -- подхватил мою мысль Ларсон, --Игрок прислал вам подделанный файл с результатом. Потом он сообразил, что для получения выигрыша этого не достаточно и предпочел не рисковать.
   --Такое возможно, -- согласился с ним Краузли, -- Но существа дела это не меняет. Если файл подделан, то мы имеем дело с попыткой мошенничества. И чтобы впредь такого не допустить, мошенник должен быть найден.
   Его позиция была мне понятна, за исключением одного маленького момента.
   --Поиски могут потребовать больших затрат. Стоит ли в таком случае возиться?
   --Затраты нас не интересуют, -- отрезал он, -- следовательно, они не должны интересовать и вас.
   Мне такого ответа было достаточно, но Ларсону, вероятно, нет. Он сказал:
   --Я полностью с вами согласен. Хочу только прояснить ситуацию. Полагаю, я не ошибусь, если предположу, что сами вы в попытку мошенничества не слишком верите. Если мы найдем победителя, и он не окажется мошенником, вы будете вынуждены расстаться с миллионом. Не спорю, вероятно, у вашей компании их достаточно. Таким образом, ваша цель -- найти победителя вне зависимости от того, честный он игрок или мошенник. Я вас правильно понял?
   --Абсолютно! -- уверенно подтвердил президент "Виртуальных Игр".
   --Прекрасно, -- обрадовался Ларсон, но я заметил, как он слегка вздрогнул, взглянув на свой экран. --Кроме присланного файла, вы еще располагаете чем нибудь, что помогло бы нам найти победителя?
   --Только файл, -- огорчил Ларсона Вейлинг.
   --Жаль... Разумеется, он нам потребуется.
   Ответ Краузли меня удивил:
   --Пока мы можем предоставить вам только оболочку с обратным адресом. Сам выигрышный файл вам ничем не поможет. Расшифровать его способны только наши специалисты. Содержание -- оно у вас будет. Сейчас я оставляю вам вот это, -- он выложил на стол кристалл памяти.
   --И игру тоже хотелось бы иметь, -- вставил я.
   Клиенты с улыбкой переглянулись. Вейлинг достал красочную упаковку.
   --Наслаждайтесь, -- сказал он мне.
   Я поблагодарил.
   На этом беседа с клиентами завершилась. Мы вышли в коридор. Там нас уже поджидала Яна. Клиенты были переданы ей с рук на руки, и они ушли оформлять контракт. Мы с Ларсоном облегченно вздохнули.
   "Через пять минут ко мне", -- раздалось из громкоговорителя в переговорной.
   --Как раз достаточно, чтобы приготовить и не выпить кофе, -- буркнул Ларсон.
   --Пойдем попробуем? -- предложил я.
   --Сам пробуй, -- и он пошел в сторону лаборатории, где день и ночь трудился на наше общее благо.
  
   Как и предсказывал Ларсон, сварить кофе я успел. Но не выпить. Шеф благосклонно позволил сделать это у него в кабинете.
   --Ну как вам эта парочка? -- спросил он, вертя в руках свою любимую проволоку. Пока у него получался только Большой Взрыв.
   --Либо нам предстоят очередные поиски иголки в стоге сена, либо я чего-то не понимаю. -- Ларсон поставил Шефа перед выбором.
   Что Шеф выберет, и мне и Ларсону было очевидно. Шеф это понимал и ничего не ответил. Он просматривал файл, присланный в "Виртуальные игры". Сказал, не отрываясь от экрана:
   --Когда Ларсон спросил, когда прислали выигрышный файл, Вейлинг хотел что-то ответить, но Краузли толкнул его локтем в бок и ответил сам. Как он ответил, вы, безусловно, помните. Но не соврал ли он нам?
   Я пропусти замечание Шефа мимо ушей, потому что уже располагал собственной версией.
   --Либо я понял, что они затеяли, либо я согласен с Ларсоном.
   Такая альтернатива была для Шефа потрудней ларсоновской. Он потребовал:
   --Подробнее!
   --Пожалуйста. И Краузли и Вейлинг просто прийти в себя не могут от того, что кто-то выиграл у них миллион. Естественно, они подозревают, что дело тут нечисто. В каком смысле нечисто? А в таком: среди их сотрудников кто-то решил прикарманить выигрыш себе. Как устроена игра он знает, и дойти до шестого уровня для него не проблема. Но ему нужен сообщник, чтобы забрать выигрыш. Вот тут у него что-то не срослось. Возможно, он до сих пор не может найти себе сообщника. Или они никак не договорятся, как им делить миллион. Руководству "Виртуальных Игр" на миллион плевать. Больше всего они заинтересованы в том, чтобы найти, кто из сотрудников компании решился на двойную игру. И дело тут пахнет куда большими суммами!
   --Бог с ними, с суммами. Зачем они нас-то наняли? Среди своих им искать легче, чем нам, -- возразил Шеф.
   --На всякий случай. Хотят с двух концов подобраться. И изнутри и, так сказать, извне.
   Ларсон меня так же не поддержал.
   --По-твоему, все выходит слишком просто. Стали бы они назначать такой крупный приз, если бы их программисты имели преимущество перед простыми игроками. То есть, я что хочу сказать. Если МНОГО сотрудников имеют преимущество, то "Виртуальные Игры" не назначили бы приз в миллион. А если лишь несколько человек, то мошенника они бы и сами вычислили, без нашей помощи. Но я думаю, НИКТО не имеет преимущества априори -- эта игра не такая примитивная, как ты думаешь.
   Ничего такого я не думал. Думать начну после того, как увижу игру собственными глазами.
   По интеркому на связь вышла Яна:
   --Шеф, как вы просили, я уточнила условия конкурса. Там есть один дополнительный пункт. Если в течение года с момента выхода игры никто из игроков не дойдет до шестого уровня, то тысяча лучших игроков поделят призовые деньги пропорционально набранным очкам. Во всех предыдущих играх этот дополнительный пункт был основным и единственным. Призов в миллион он никогда не назначали. Для "Шести дней творения" условия конкурса изменили: ввели приз за шестой уровень, а приз для тысячи лучших игроков стал дополнительным -- если никто не дойдет до шестого уровня. У меня все.
   Шеф поблагодарил Яну, а нам сказал:
   --Вот так, теоретики.
   Я заметил, что это ничего не меняет. Ларсон сказал, что это меняет все, но привести хотя бы один пример не смог.
   --В том файле есть что-нибудь интересное? -- спросил я Шефа.
   Может, думаю, там и полное имя отправителя, и его снимок, и код ДНК и куча всего другого, а Шеф с Яной попросту задумали над нами с Ларсоном поиздеваться.
   --Ничего, кроме псевдонима отправителя: Счастливчик. Остальное... Остальное, думаю, бесперспективно, иначе специалисты из "Виртуальных Игр" его бы уже нашли. Ладно, будем думать...
   Он начал первым. Мы последовали его примеру. Сидели молча минут пять -- каждый погруженный в свои мысли. Потом Шеф сказал:
   --Пока решим так: ты Хью запускаешь игру и начинаешь в нее играть. Миллиона тебе не заработать, зато мы сможем оценить насколько она трудна. Тебе, Федр, задание попроще. Установи имена тех, кто принимал участие в создании игры. Возможно, с кем-то из них тебе придется побеседовать.
   Шеф, как и большинство моих знакомых, зовет меня Федр, через "е". О том, что на самом деле меня зовут Фёдором помню только я и мои родители, которые живут на Земле. Остальные зовут меня кто как: Фред, Тед и даже Тод, и я отзываюсь как миленький -- другого выхода у меня просто нет.
   Услышав о предстоящей работе, Ларсон покривился, но его утешила оговорка, что мое задание "попроще". А я подумал, ничуть оно не проще и уж куда как менее приятно. Выйдя от Шефа, я спросил коллегу, какие замечания он получил во время беседы с клиентами.
   --В порядке поступления: "будь проще", "не умничай", "тебе же сказали!". А тебе?
   Я сказал, что что-то вроде этого. Ларсон тяжело вздохнул, повертел в руках упаковку с игрой и потопал в лабораторию. По дороге к своему кабинету, я заглянул к Яне.
   Встречать и провожать клиентов -- не главная Янина задача. Есть у нее и более важная работа: сбор сведений, которые могут понадобиться для расследования. Яна умна, если не "не по годам", то не по размерам -- выглядит как подросток: худая, мелкая, в глазах, натурально, -- энтузиазм, светлые волосы хвостиком с ленточкой и все такое.
   "В ней есть какая-то незавершенность", -- глядя в потолок, мечтательно произнес Шеф после двухчасового собеседования с юной соискательницей места "специалиста по информационным технологиям". И взял ее на работу.
   Кабинетик у Яны крошечный и снизу доверху заставлен аппаратурой. Свободно пространства не хватило бы и для мусорной корзины. Однако хрупкая, миниатюрная Яна поместилась туда вместе с телескопическим креслом, обладавшим семнадцатью степенями свободы, и большим плюшевым медведем -- самым обычным -- с ватой внутри, но редкого для медведей василькового цвета.
   --Слушай, -- шепотом сказала мне Яна, -- с медведем творятся какие-то странные вещи.
   Я прикрыл дверь поплотнее и шепотом же ответил:
   --Выкладывай.
   --Уже во второй раз, приходя утром на работу, я нахожу Бьярки не на его обычном месте -- на магнитно-резонансном распознавателе, а в кресле.
   --Падает? -- предположил я, оценив на глаз возможную траекторию падения Бьярки с двухметрового распознавателя в Янино телескопическое кресло.
   --Может и падает, но это еще не все. Он подгоняет кресло под себя причем во всех семнадцати измерениях.
   --Действительно, нелепость какая-то... Зачем ему подгонять кресло, если вы с ним практически одного роста.
   --Он толще, -- обиженно ответила Яна, -- И руки короче, то есть лапы.
   --Да-да, конечно, -- поспешил согласиться я. -- Особенно задние.
   --Представляешь, какого это: каждое утро заново перенастраивать кресло!
   --Представляю. Возьми кресло попроще.
   --Я к этому привыкла, -- вздохнула она и добавила: -- И к Бьярки.
   Меня осенило:
   --А ты уверена, что он плюшевый?
   --Уверена, -- ответила она, погладив мягкую медвежью шерстку.
   --Я не то хотел сказать. Ты уверена, что у него внутри опилки? Вдруг тебе подсунули переодетого медведем биоробота.
   --Распознаватель меня бы предупредил. Сам подумай, позволил бы он чужеродному роботу сидеть не себе да еще в таком сверхсекретном месте, как мой кабинет.
   --Твоя правда, -- согласился я.
   -- Бьярки даже не механический -- я проверяла.
   Пускать такое дело на самотек нельзя ни в коем случае.
   --Установи камеру слежения на ночь. Или нет, лучше две, даже четыре, -- посоветовал я, вспомнив о Шефе.
   --Знаешь, я об этом подумала. Но подглядывать как-то неловко. Мы же с ним друзья.
   --Друзья так себя не ведут, -- я злобно посмотрел на Бьярки и стал протискиваться к выходу. -- Черт, чуть не забыл зачем пришел. Правда теперь не знаю, можно ли говорить при нем о служебных делах, -- я кивнул в сторону Бьярки.
   --Говори, всю ответственность беру на себя, -- позволила Яна.
   Бьярки в наказание отвернули мордой к стене.
   Я объяснил суть нового задания, и мы вместе обмозговали, как и где найти список программистов из "Виртуальных Игр". В детали вдаваться нет никакой необходимости, скажу только, что предварительный ответ Яна выдала минут через десять.
   Главным разработчиком "Шести дней творения" являлся некто Чарльз Корно. Жил он в Южном Пригороде: квартал С-14, дом 36. В "Виртуальных Играх" Яне сказали, что Корно любит работать дома и искать его следует именно там. Покончив с поисками Корно, Яна убежала к Ларсону смотреть игру.
  
  
  
   3
   В городе мой "Мак-Ларен" ориентируется не хуже меня. Ради спортивного интереса я ввел в автопилот не адрес, а имя Чарльза Корно. И что бы вы думали? Флаер полетел туда, куда следует -- в Южный Пригород. Следовательно, Корно, во-первых, ни от кого не скрывается, во-вторых, является довольно-таки известной личностью, раз его адрес знает простой автопилот.
   На Земле считают, что в провинции мода более консервативна, чем у них. Глядя на Южный Пригород с высоты птичьего полета, такого не скажешь. На Земле постеснялись бы так строить. Район этот богатый, и жители выпендриваются друг перед другом, кто, чем может. Конечно, самые богатые жители Фаон-Полиса успели ухватить участки возле самого озера, но потом, когда вокруг озера понастроили гигантских термитников, сильно об этом пожалели.
   Среднестатистический житель Южного Пригорода жалеет лишь о том, что его сосед умудрился пригласить для строительства более сумасшедшего архитектора. Дом* копировали и смешивали все стили, когда-либо существовавшие на прародине. Разумеется -- в миниатюре. На неуютном Фаоне содержать дом -- дело не дешевое. Но египетские пирамиды в масштабе один к семи...
   Впрочем, средь обычного для Фаона полупустынного пейзажа пирамиды, вернее, пирамидки, выглядят вполне уместно. Гармонично, сказала бы Татьяна.
   Нечто вроде этого я ожидал увидеть, подлетая к дому Чарльза Корно. Но ничего подобного: у Корно был аккуратный белый домик с плоской квадратной крышей, местами прозрачной. Портик с колоннами наводил на мысль о чем-то древнегреческом. Этаж был всего один, но довольно высокий. Автопилот предложил мне самому найти, где сесть. Посадочная площадка находилась на краю участка, в метрах тридцати от дома. Со стороны противоположной дому к ней примыкали густые заросли фаонских кактусов. Я подрулил к посадочной площадке и завис: на площадке были припаркованы два флаера и не какие-нибудь, а полицейский и "скорая". Антирадар добродушно сообщил, что меня уже засекли и что смываться поздно. Я приземлился рядом.
   Два полицейских сержанта поприветствовали меня весьма сдержанно и спросили, какого черта мне здесь надо. Пришлось ответить, что в полете мне стало дурно; случайно я увидел на стоянке "скорую", пусть и мне поможет, решил я.
   --Тебе еще недостаточно плохо, -- сказал один из сержантов.
   --Место занято, -- сказал другой, постарше.
   --Кем? -- спросил я равнодушно.
   --Кем надо, -- объяснил первый.
   --Пожалуй я полечу, -- я шагнул к флаеру.
   Старший вытащил дубинку и преградил мне ею путь, как шлагбаумом.
   --Стой где стоишь, -- прорычал он.
   --И не дергайся, -- добавил его напарник и положил руку на кобуру.
   Дергаться я и так не собирался.
   Возле дома послышались голоса, затем из-за угла появились три головы, остальные части тел скрывал кустарник, высаженный вдоль дорожки. Первые две были в медицинских шапках, и расстояние между ними -- приблизительно два метра -- не менялось. Я заключил, что медики тащат носилки. Третью голову я бы легко дал на отсечение, ибо она принадлежала старшему инспектору Виттенгеру.
   Троица подошла к стоянке. В полном соответствии с моим прогнозом, на носилках лежал полиэтиленовый мешок размером с человеческое тело. Медики молча убрали его в свой флаер и залезли в кабину. Виттенгер заметил меня еще от дома, но виду не подал.
   --Это еще кто? -- он наконец обратил на меня внимание.
   --Вот, господин полковник, поймали. Говорит, дескать, плохо ему стало. Увидел "скорую" и приземлился. Думал -- помогут, -- экономя слова, доложил тот сержант, что постарше.
   --Хотел смыться, -- дополнил другой.
   --Это человек чересчур скромничает, -- Виттенгер ткнул в меня пальцем. -- Я полагаю, на него в полете кто-то напал, и он, заметив полицию, поспешил под нашу защиту. Так, господин, как вас там?
   --Истинно так, инспектор, -- признал я.
   Сержанты дебиловато переглянулись.
   --Пройдемте в дом, -- велел он мне.
   Я виновато опустил голову и поплелся к дому, Виттенгер пошел следом.
   Дорожка к дому была выложена серыми шершавыми плитами -- такие обычно с подогревом. По обе стороны дорожки рос черный вьющийся кустарник, его название, вероятно, сказали на том уроке ботаники, который я пропустил. В конце дорожки кустарник отрывался от земли и обвивал белые четырехгранные колонны, поддерживавшие портик. Высокие окна были забраны витой решеткой, черной, как и кустарник. На стенах между окон я заметил серовато-голубоватый рисунок -- неясный, будто бы проступивший сквозь верхний слой белой краски. Входная дверь отличалась от окон отсутствием низкого подоконника. Мы зашли в дом.
   --Туда, -- инспектор указал на одну из дверей в пустом, светлом холле, где мы очутились миновав что-то вроде тамбура. За дверью оказалась кухня.
   --Садитесь, -- он пододвинул стул возле кухонного стола. Сам сел напротив, поставил локти на стол, подпер подбородок и посмотрел мне в глаза.
   --Если бы вас здесь не было, я бы решил, что дело закончено, -- сказал он.
   --На носилках был Чарльз Корно?
   --Да. И вы к нему ехали.
   --Допустим. Допустим, что сейчас меня здесь нет. Тогда, как все произошло?
   --А зачем он вам понадобился?-- последовал встречный вопрос.
   Толком я сам этого не знал. Для первого знакомства было достаточно журналистского удостоверения, лежавшего у меня в кармане. Журнал "Сектор Фаониссимо" -- издание научно-популярное, и его вполне могла заинтересовать новая, весьма познавательная игра. И "Виртуальным Играм" лишняя реклама не помешает. Поэтому я был уверен, что Корно меня примет. Вообще-то, журнал "Сектор Фаониссимо" -- это только рабочее прикрытие, но именно он дает повод называть наше агентство Редакцией, без кавычек.
   --Инспектор, вы же знаете, в чем между нами разница. Мои тайны навсегда останутся моими, а ваши завтра же будут во всех газетах. К чему тогда терять время? -- убеждал я его.
   Но Виттенгер взялся за комлог.
   --Давно я с Шефом не общался. Кстати, как он там?
   Он в самом деле стал набирать номер Отдела. С Шефом Виттенгера объединяло одно прошлое расследование, в котором довелось принять участие и мне. Более того, Виттенгер Шефу кое-чем обязан, но вспоминает он об этом все реже и реже.
   --Шефа нет на месте, -- сказал я и нажал на "отмену".
   --Фу, ну что за манеры, -- скривился инспектор.
   В холле послышалась какая-то возня. Хлопнула входная дверь. Я встал и подошел к окну. Полицейский в штатском выводил из дома скованного наручниками юношу в обтягивающих белых джинсах и ярко-синей куртке мехом наружу. Юноша извивался, стремясь выскользнуть из рук следователя, тот успокаивал арестованного подзатыльниками и тычками в спину.
   --У ваших манеры еще хуже, -- указал я на удалявшуюся парочку.
   Виттенгер привстал и посмотрел в окно.
   --Ньютроп, полегче! -- сказал он по рации.
   --Так ведь он сам... Черт... Стой скотина..., -- послышалось в ответ.
   Что там у них происходило, не давала разглядеть колонна, увитая черными побегами.
   --Значит, это убийство, -- заключил я.
   --Оно самое, -- кивнул инспектор.
   --И убийца в ваших руках.
   --В руках Ньютропа, -- поправил меня инспектор.
   --Повезло Ньютропу. Что же все-таки произошло?
   --Около часа назад к нам на пульт позвонили из "скорой" и сообщили, что их клиент стал нашим. Мы, конечно же, очень обрадовались, поскольку надо же нам чем-то себя занять и вылетели по этому адресу. В тамбуре между входной дверью и дверью в холл лежал Чарльз Корно. "Скорая" ему уже ничем не могла помочь. Он умер за несколько минут до их прибытия. Вызвал "скорую" Рауль Амирес -- это тот молодой человек, которого вы только что видели. Он нашел Корно в тамбуре, тот был без сознания. Амирес вызвал медиков. Медики вызвали нас.
   Я возразил:
   --Этого мало. Почему вы назвали смерть Чарльза Корно убийством? И почему убийца -- Рауль Амирес?
   Инспектор запустил пятерню в загривок.
   --Смерть была вызвана кровоизлиянием в мозг. Это установили врачи из "скорой". Думаю, наши эксперты придут к такому же выводу. Кровоизлияние произошло вследствие сильного удара цефалошокера. Если правильно нанести удар, то смерть может сойти за естественную, но не в нашем случае. Видимо, в последний момент рука у Амиреса дрогнула и шокер оставил след. Шевелюра у покойного --будь здоров, след шокера едва просматривался. Цефалошокер мы нашли. Разумеется, нет никакой возможности определить, был ли нанесен удар именно этим шокером или каким-либо другим. Но на этом защиту не построишь, сами понимаете.
   --Защиту можно построить на том, что убийцей является кто-то другой, -- заметил я.
   --Это вряд ли. Дом непреступен, как крепость. Внутри находились только жертва и Амирес.
   --Кстати, кто такой этот Амирес? Что он вообще тут делал и есть ли у него мотив?
   --Отвечаю по порядку. Рауль Амирес -- ассистент Чарльза Корно, кодировщик. Над программами они работали вместе. По поводу того, что он тут делал... Вы его видели?
   --Толком нет. А что?
   --Амирес живет у Корно уже семь месяцев. Улавливаете?
   --Кажется да. У них там большая дружба или что-то вроде того.
   --Вот именно. Очень большая дружба. Что, впрочем, не мешало им регулярно скандалить. Ньюпорт опросил соседей. Соседи, между прочим, сказали, что буквально вчера вечером они видели, как Амирес выскочил из дома Корно и бросился к посадочной площадке, где стоял его флаер. Следом за ним выбежал Корно, он догнал Амиреса на полпути и увел обратно в дом. Они кричали друг на друга, но слов соседи не расслышали. Возможно, они скандалили всю ночь напролет. Или ночью передохнули, а утром продолжили. Теперь убежать хотел Корно, но в тамбуре его настиг удар шокера. В результате -- непредумышленное убийство, совершенное в состоянии аффекта. Еще вопросы есть?
   --И часто они убегали друг от друга?
   --Это мы установим. Семейная жизнь -- штука такая... -- иронично заметил инспектор и неопределенно развел руками. Наверное, вспомнил что-то из своей личной жизни. -- Особенно семейная жизнь такого сорта, -- добавил он.
   --Итак, в доме находилось два человека -- Корно и Амирес. И больше, вы говорите, никого?
   --Не я, а Амирес так говорит.
   --Ладно, Амрес, так Амирес. Но убийство произошло непосредственно перед входной дверью. Почему бы не предположить, что Корно сам открыл убийце дверь?
   --Чтобы впустить кого-либо в дом не нужно выходить в тамбур. Обе двери -- и входная и та, что между тамбуром и холлом, открываются из холла. Две двери не могут быть открыты одновременно -- только по очереди --так безопаснее. А о своей безопасности Корно очень пекся. В холле установлен монитор камеры наблюдения. Если бы Корно хотел кого-то впустить, он просто нажал бы соответствующую кнопку. Поэтому он никогда бы не пошел встречать гостя в тамбуре. Да там и не развернуться вдвоем. Амирес говорит, что никаких посетителей они не ждали. Перед тем, как он нашел тело, внешние и внутренние двери тамбура была закрыты.
   --А как Амирес сам объясняет произошедшее?
   --Никак.
   --Значит вы не поняли объяснения. Позвольте, я сам с ним поговорю.
   Инспектор недовольно закряхтел.
   --Какое дело вас сюда привело?
   --Расскажу после разговора с Амиресом, -- пообещал я.
   Виттенгер был вынужден отступить.
   --Ньютроп, верни подозреваемого на место, -- приказал он по рации.
   --Навсегда? -- спросил Ньютроп.
   --На время... В гостиной нам будет удобнее, -- сказал инспектор мне и пошел показывать дорогу.
   Он привел меня в большую комнату без окон, свет поступал через прозрачный потолок и крышу. Стены увешивали снимки со сценами из созданных Корно компьютерных игр: роботы побивающие монстров, монстры побивающие роботов и все такое прочее. Белые мягкие диваны, расставленные полукругом, были завалены пухлыми подушками с вышивкой на какую-то туземную тематику, Земную -- не Земную, я не разобрал. Ничего не подозревая, я плюхнулся на один из диванов и тут же в нем утонул. Виттенгер усмехнулся, глядя, как я там барахтаюсь, и присел на журнальный столик. Могу даже сказать на какой из журналов он сел: на "Шустрый кубит", кажется.
   Ньютроп ввел Рауля Амиреса, подталкивая того в спину.
   --Снимите же наручники, наконец! -- требовал Амирес. Его черные глаза метали молнии, острый подбородок был горделиво вздернут, челка темных вьющихся волос прилипла к вспотевшему лбу, и это обстоятельство Раулю очень мешало.
   --Сними, сними, -- сердобольно покивал Виттенгер.
   Ньюпорт толкнул Амиреса на диван и снял наручники. Амирес первым делом убрал челку со лба и еще выше задрал подбородок. Виттенгер сказал Ньютропу, что тот пока свободен. Ньютроп подозрительно зыркнул на меня, но удалился без звука.
   --Рауль, с тобой хотят побеседовать, -- нежным голосом проговорил Виттенгер. -- А на Ньютропа ты не сердись, он не всегда был такой...
   --А только с тех пор, как мама уронила его головой об пол, -- закончил за Виттенгера Амирес.
   Виттенгер продолжал ломать комедию:
   --Смотри, Рауль, накажу! -- погрозил он пальцем.
   --Или отдам злому дяде, -- сказал я, имея в виду Шефа, но ни в коем случае не себя.
   --Нет, -- возразил Виттенгер, сообразив о ком я говорю. -- Никакому злому дяде мы Рауля не отдадим. У нас своих злых дядей хватает.
   В амплуа "доброго полицейского" инспектор выступал крайне неубедительно -- из-за отсутствия практики, очевидно. Представление начало мне надоедать. Я властным жестом призвал инспектора к молчанию, затем сказал:
   --Рауль, я знаю, полицейские тебя уже допрашивали. Но расскажи мне все еще раз. Когда ты обнаружил тело?
   --Не тело, -- обиженно возразил он, -- Чарли был еще жив. Я сразу же вызвал "скорую".
   --Который был час?
   --Около двух, точно не помню. Я работал в кабинете, Чарли -- в подвале, там находится установка для пространственного моделирования. Когда он не ответил мне по интеркому, я спустился в подвал, но там его не было. Я стал искать его повсюду. Дом небольшой, сами видите, и вскоре я убедился, что в доме его нет. Тогда я подумал, что он вышел. Я пошел взглянуть, нет ли его где-нибудь на участке. Так я его и нашел.
   --Зачем он мог выйти из дома? -- спросил я.
   --Не знаю, -- Рауль пожал плечами.
   --Одежда на жертве была домашняя, -- вставил Виттенгер, -- И явно не для улицы.
   --Кто-нибудь к вам приходил сегодня? -- снова спросил я.
   --Нет, -- помотал он головой. -- Только посыльный из ресторана. Мы заказали обед на дом. Каждый день к нам приезжал посыльный, но в дом он никогда не входил -- оставлял еду в тамбуре. Затем кто-то из нас двоих ее забирал.
   --В каком ресторане вы заказывали еду?
   --В "Рокко Беллс".
   Виттенгер скривился словно утонченный гурман, которому предложили перекусить в придорожной забегаловке.
   --Во сколько посыльный пришел сегодня?
   --Как обычно, в час.
   --Кто ему открыл?
   --Я открыл. Вообще-то Чарли всегда открывал дверь сам, но в этот раз он был в подвале, а я в кабинете. В кабинете есть монитор камеры наблюдения. Я увидел, что это посыльный и открыл дверь, но только внешнюю -- иначе и быть не могло.
   --После того как посыльный вышел из тамбура, ты пошел туда и забрал продукты. Так?
   --Нет. Я их не забирал. В тот момент мне некогда было идти за ними -- я отслеживал работу программы.
   --Фирменную упаковку "Рокко Беллс" мы нашли в тамбуре, рядом с телом, -- пояснил Виттенгер.
   -- Понятно. И больше никто не приходил?
   --Никто. К сожалению, записи с камеры наблюдения мы не ведем, и мне нечем подтвердить свои слова.
   Я сказал, что верю ему и без записи. Виттенгер заметил, что я чересчур доверчив.
   --Кроме как с вами, сегодня утром Корно с кем-нибудь общался?
   --Вы имеете в виду лично?
   --Не обязательно. Звонки, к примеру, были?
   --Звонки? Конечно. Ему все время звонят, ведь он работает дома...--Амирес осекся, -- работал, то есть.
   --Вы говорите о служебных звонках. А звонки личного характера были?
   --Чарльз всегда закрывал дверь, когда разговаривал. Наверное были и личные...
   Амирес не знал, что добавить.
   Мы обсудили, откуда в доме мог взяться цефалошокер. Амирес не исключал, что шокер принадлежал Корно. Корно приобрел его в целях самообороны. Еще он сказал, что не удивится, если полиция найдет на шокере его следы, поскольку не раз брал шокер в руки.
   --То есть ты уже пытался применить его против Корно, -- поймал его на слове Виттнегер.
   Амирес поклялся, что это не так. На жизнь Чарльза Корно он никогда не покушался. Кроме того, он не знает, кто бы мог желать ему смерти. Разговор на семейную тему тоже ничего не дал.
   --Да, иногда мы ссорились, но потом мирились. Разве с вами такого не бывало? -- спросил он, похлопав длинными, бархатистыми ресницами.
   Вопрос поставил меня в тупик. Пока я из него выходил, Виттенгер твердо ответил:
   --ТАКОГО -- не бывало!
   Я предложил:
   --Давайте вернемся не некоторое время назад. Вы живете в этом доме семь месяцев. Вас не удивляло, что Корно предпринимает такие меры безопасности? Камеры слежения, двойные двери, правило не впускать в дом посторонних -- все это появилось после вашего прихода или так было и раньше?
   --Мне трудно вспомнить. По-моему, когда мы только познакомились, Чарли не был таким недоверчивым. Но еще в начале нашего знакомства я слышал, как Вейлинг -- это помощник нашего президента -- однажды сказал о Чарли, что Чарли замкнут, как круг...
   --Как окружность, -- зачем-то поправил я.
   --Не умничайте, -- бросил мне инспектор. -- Рауль, продолжай.
   Рауль послушно продолжил:
   --Камеры слежения, насколько я помню, находились в доме всегда. Теперь, когда вы спросили, мне кажется, что тревога в нем нарастала постепенно, день ото дня. Я часто принимал это на свой счет, поэтому тоже нервничал, порою был несдержанным. Каюсь, иногда чересчур несдержанным. Но теперь-то ясно, что Корно нервничал вовсе не из-за меня!
   --Тебе ясно, а мне -- нет, -- безжалостно отчеканил Виттенгер.
   Рауль скис. Вопросов у меня к нему больше не было. Виттенгер вызвал Ньютропа и велел тому отвести подозреваемого обратно в "садок" -- зарешеченный отсек в полицейском флаере, предназначенный для перевозки преступников. Мне это место хорошо знакомо. Немного подумав, инспектор приказал своим сотрудникам отвезти Амиреса в участок, а потом прислать флаер за ним. После того как Амиреса увели, он потребовал, чтобы я рассказал ему, какое задание дал мне Шеф. Я ответил:
   --Взять интервью у Корно.
   Виттенгер сделал вид, будто другого ответа он и не ждал.
   --А зачем? -- осведомился он.
   --Клиент поручил нам найти одного человека. Корно мог знать этого человека, а мог и не знать. Это я и хотел у него выяснить. Предваряя ваш следующий вопрос, говорю: я не знаю, связано ли убийство Корно с моим делом. Вам достаточно?
   --Сами-то как думаете?
   --Я вообще ничего не думаю. Думает у нас Шеф. Все вопросы к нему.
   Не удостоив меня ответом, Виттенгер слез со столика и указал мне на дверь. Если бы не этот жест, я бы предложил подбросить его до участка.
   Из флаера я позвонил в Отдел, но Шефа на месте не оказалось. Никаких оснований считать Корно Счастливчиком у меня не было, и я не стал беспокоить Шефа по его личному номеру. Обо всем произошедшем я надиктовал на автоответчик, а Яне сказал, что, если Шеф объявится, пусть она напомнит ему прослушать запись.
   Рабочий день у меня не нормированный, но и нормированный рабочий день ни у кого пока еще не закончился. Дабы не слоняться без дела, я решил побеседовать с тем посыльным из ресторана, что принес Корно обед, который тот так и не съел.
  
   Справочник "Досуг на Фаоне" советовал искать ресторан в деловой части Фаон-Полиса. Песчаные дюны здесь уже лет сто как укатали под бетон, а заросли фаонских кактусов заменили бетонными бочками с какими-то гибридами, отдаленно напоминающими карликовые земные пальмы. За гранитным парапетом виднелось русло реки. Река, как и положено на Фаоне, летом полностью пересыхает, а зимой промерзает до дна. Сегодня был один из тех немногих дней в году, когда в русле присутствовала вода и даже довольно резво журчала в сторону озера, которое отсюда в двух кварталах. Таким образом, деловой центр Фаон-Полиса с двух сторон ограничен набережными реки и озера. Обе набережные пятиметровым уступом переходят в бетонную террасу, где садятся флаеры, стоят бочки с местной и гибридизированной флорой, а в качестве фауны здесь выступают местные жители, вышедшие на прогулку или по делам.
   Следующий уступ -- теперь уже двадцатиметровый -- это собственно сам деловой центр. Увидев его, любой турист сразу поймет -- мы тут не только шнырьков разводим. Издали деловой центр выглядит как гигантский бастион, но вблизи ясно видны вполне мирные зеркальные стекла офисов, а под ними -- парадные подъезды деловых компаний и банков, витрины дорогих магазинов, переполненные парковки, ну и прочие доказательства бурной деловой жизни. Крыша делового центра -- это еще одна терраса, там есть свой двадцатиметровый бетонно-зеркальный уступ, а в нем -- свои учреждения. Три-четыре таких террасы и упрешься в трехсот пятидесятиметровый термитник, подобный тому, в котором живу я.
   Сравнивать центр Фаон-Полиса со старинным бастионом придумала Татьяна -- ведь это она у нас изучала в университете историю. Еще она сказала, что деловой центр Фаон-Полиса похож на пароход, какими они были в веке эдак в двадцатом. Она даже указала масштаб -- один деловой центр на двадцать пароходов. Трубы -- это, понятное дело, термитники, палубы -- террасы, и так далее. Но с чем сравнить ботанический сад под кварцевым куполом, диаметром в полкилометра?
   Последний в этом году дождь перестал идти; в преддверии морозов и малоснежных бурь фаонское небо вдруг прояснилось. Ресторан "Рокко Беллс" я нашел на самой нижней террасе, со стороны реки. По поводу него Виттенгер зря кривился -- заведение оказалось высшего разряда -- по фаонским меркам, конечно. Метрдотель в черной паре, розовой рубашке и фиолетовом галстуке, пронзенном булавкой размером со стрелу Амура, скептически оглядел меня с головы до ног и указал в сторону бара. Профессиональное чутье подсказывало ему, что на отдельный столик я не потяну. Я поправил ему булавку, похвалил костюмчик и только затем объяснил цель своего визита. Метрдотель снова включил профессиональное чутье, но уже с несколько большей разрешающей способностью. Теперь чутье говорило ему, что посыльный чем-то обидел какого-то большого босса, и босс прислал своего охранника разобраться с обидчиком.
   --Сию секунду, -- вымолвил он, затем подозвал одного из официантов и что-то прошептал ему на ухо. Официант удалился. Через минуту он вернулся в сопровождении директора. Тому я повторил то же, что и метрдотелю за одним исключением: комплимента по поводу костюма он от меня не получил.
   Директор вник в мою проблему и сказал, что мне, вероятно, нужен посыльный по имени Джим, и что тот должен явиться с минуту на минуту из очередного разъезда или развоза -- как-то так он это назвал.
   --Посадочная площадка наверху, -- он поднял палец. -- Предлагаю воспользоваться лифтом. Флаер у него под номером двенадцать. Вас проводить?
   От сопровождения я отказался.
   "С минуту на минуту" обернулось получасом.
   Микроскопический флаер с номером двенадцать и надписью что-то вроде "Горячая еда у нас для вас всегда" ловко присел возле парапета. Я ожидал увидеть мальчишку, но никак не взрослого мужчину лет пятидесяти. На голове у него красовалась фирменная кепка ресторана.
   --Вас зовут Джим? -- уточнил я на всякий случай.
   --Смотря кто, -- ответил он басом.
   --Ну, например, Чарльз Корно или Рауль Амирес.
   --А это кто такие? -- пробасил он удивленно.
   Я назвал адрес и напомнил, что не далее как сегодня днем он отвозил туда заказ. Никаких возражений с его стороны не последовало:
   --Да, я отвез им обед на две персоны.
   -- Вы передали заказ кому-нибудь лично?
   --Нет, оставил за первой дверью, в таком закутке между дверьми. Внутрь дома меня никогда не пускали.
   --Во сколько это было?
   --Без десяти час. Время доставки заказа мы всегда точно отмечаем, -- отвечал он убежденно.
   --И никого поблизости от дома вы не заметили?
   --На участке никого не было, -- убежденность в его голосе осталась с предыдущего ответа. Он спохватился и добавил: --Вообще-то я по сторонам не глядел. Оставил заказ и полетел к следующему клиенту.
   --Корно часто заказывал у вас еду?
   --Последний месяц как минимум через день. Мы работаем посменно, через день, поэтому я могу отвечать только за свои дни, -- пояснил он.
   Облокотившись о парапет, я раздумывал, о чем бы еще его спросить. Надежда узнать от посыльного имя убийцы не оправдалась. Внизу, прямо подо мной, народ прогуливался по прибрежной террасе, глазея на витрины и радуясь последним теплым дням. Но не все прогуливались так просто: господина, быстрым шагом спешащего ко входу в ресторан, я уже сегодня видел. Встречаться с Ньютропом во второй раз никакого желания не было. Я сунул посыльному пару монет и сказал, что тот получит еще, если господин, который сейчас жаждет встречи с ним, ничего не узнает о нашей беседе. Посыльный пообещал, но не слишком уверенно.
  
  
  
  
  
   4
   На Фаоне -- главной планете одноименного галактического Сектора -- живет пятьдесят миллионов человек, в большинстве своем -- местные уроженцы. Из пятидесяти миллионов сорок приходится на Фаон-Полис с пригородами. Десять миллионов раскиданы по базам, станциям и промышленным поселкам, где люди живут сменами. Сто лет назад в путеводителях писали, что Фаон-Полис раскинулся по берегам озера, но с тех пор город так разросся, что теперь в путеводителях пишут наоборот: озеро находится в центе Фаон-Полиса. Итак: озеро, набережная, бетонная терраса, на ней -- мой термитник. В термитнике -- двойной жилой блок на самом верхнем этаже, окна выходят на озеро. У окна стол с компьютером, за ним сижу я и читаю новости. На часах 8:30. Вселенские новости я всегда читаю по утрам, поскольку за день своих новостей столько набирается, что вечером дай бог их переварить, где уж тут найти время для вселенских. Утро выдалось спокойное, в первую очередь потому, что Татьяны дома нет -- она археолог и уже месяц как пропадает где-то в экспедиции -- ищет следы инопланетных сапиенсов, якобы те когда-то заселяли некоторые планеты в нашей части галактики.
   Про убийство Чарльза Корно в новостях пока молчали. Зато мне стало известно, что потерпел крушение какой-то корабль с тремястами пассажирами на борту, и что где-то далеко очередная планета взбунтовалась против переселенцев с Земли, и что в Большую Оркусовскую Воронку упала группа туристов с Хармаса...
   Новости сплошь были печальные, но это исключительно из-за фильтров. Приемник новостей на моем компьютере снабжен специальным фильтром, который пропускает только плохие новости, поскольку только такие могут пригодиться мне по работе. Заедая плохие новости засохшими тянучками, которые я размачивал обмакивая в кофе, я раздумывал, чтобы такое сделать, чтобы не лететь в Отдел. Например, я мог сказать Шефу, что напал на след убийцы и, пока след не остыл, надо его брать. Но это была бы слишком грубая ложь. За такими размышлениями меня застала Яна.
   --С добрым утром! -- поздоровалась она с экрана, затмив собою сообщение про упавших в Воронку туристов.
   --С добрым. Ты в такую рань уже на работе?
   --Ничего себе рань! По-твоему, сколько сейчас времени?
   --Девять, без пятнадцати, -- отвечаю я, а сам жду подвоха.
   --Угу, без пятнадцати, но десять. В этом году решили на зимнее время не переходить, чтоб ты знал.
   --Скажи тоже самое, но моему компьютеру, -- попросил я. --А что, Шеф уже рвет и мечет?
   --Пока только рвет. Мечет Ларсон -- одну галактику за другой. Он всю ночь играл в ШДТ, создал галактику и планетную систему, но не учел эффект черной материи, и все планеты разбежались через пять витков. А звезда превратилась в красного гиганта и, кажется, собирается расти и дальше. Ларсон разбил мануалку, Шеф дал другую и сказал, что больше не даст. Ларсон теперь не знает, что дальше делать -- то ли убирать черную материю, то ли новую звезду создавать. Сроки его сильно поджимают -- с момента Большого Взрыва десять миллиардов лет прошло.
   --Подумаешь! У Бога дней много.
   --Не скажи! Он что-то там напутал с космологической постоянной, Вселенная получилась у него как мячик, и вот-вот начнет сдуваться. Если сдуется, начинай все сначала. А это худшее, что может произойти в игре, сразу минус тысяча очков.
   --Ну и ладно -- не будет зазнаваться. А вообще-то я там нужен?
   --Нужен даже очень, потому и звоню. Про Корно слыхал?
   --Даже видал!
   --Вчерашние клиенты вот-вот пожалуют. Ты бы пришелся очень кстати, а то Ларсон сейчас невменяем, к клиентам его допускать нельзя.
   --Все понял, вылетаю. А ты иди и помоги Ларсону.
   --Ларсон заперся в лаборатории и никого не пускает. По-моему, сейчас и интерком отключил. Ладно, скажу Шефу, что ты скоро будешь. Пока.
   На экране вновь появился новостийный канал. Вселенские новости кончились, настал черед местных фаонских новостей. Так я добрался и до убийства. Агентство криминальных новостей "O tempora! O mores!" било тревогу:
  
   Срочное сообщение!
   Как нам только что стало известно, вчера в собственном доме был убит Чарльз Корно, ведущий программист компании "Виртуальные Игры"-- известного производителя означенного в названии компании продукта. Полиция наотрез отказалась что-либо комментировать, но, тем не менее, наши корреспонденты выяснили, что по подозрению в убийстве арестован другой сотрудник "Виртуальных Игр" -- некто Рауль Амирес, проживавший вместе с жертвой. Их отношения выходили далеко за рамки чисто служебных, поэтому полиция активно прорабатывает версию убийства на бытовой почве.
   Семья, живущая по соседству, неоднократно являлась свидетелем бурных семейный сцен между Корно и Амиресом. Однако они и предположить не могли, что обычный семейный скандал закончится столь трагично.
   Наше агентство будет внимательно следить за ходом расследования, и обо всех новых подробностях этого страшного преступления наши зрители будут извещены первыми. Мы верим: убийца не уйдет безнаказанным, а жертва -- неотомщенной!
  
   Хм, жертва уже никуда не уйдет, а клиенты "вот-вот пожалуют"...
   Представляю себе, заходит Краузли, за ним -- малыш Вейлинг, перепачканный кровью. Заходят они и говорят, что в наших услугах больше нет необходимости, поскольку они уже нашли и Счастливчика, и его сообщника Корно. Нашли, судили и казнили. Мы спрашиваем, каким образом они сумели проникнуть в дом. Они отвечают, что это профессиональная тайна.
   Лично мне наплевать, как они там разделались со своими внутренними врагами, мне интересно, зачем Корно вышел в тамбур и почему дверь на улицу оказалась открытой...
   Кусок засохшей тянучки выскользнул из пальцев и упал в кофе.
   Почему тянучки тонут?
   Я поскреб вилкой по дну. Тянучка расползлась и теперь требовалась ложка. Брр, ну и гадость. Я выплеснул кофейно-тянучную гадость в раковину, сполоснул чашку и пошел собираться на работу.
  
   Шеф был не в духе. Он хмуро посмотрел на меня и с ударением на слове "день" произнес:
   --Добрый день.
   По моим понятиям, половина одиннадцатого -- это утро.
   --Только не говорите, что я проспал убийство. Корно убили вчера, а проспал я сегодня.
   Шеф хлестнул проволочкой о край стола.
   --Все, молчу, молчу.
   Он, оказывается, разговаривал с Виттенгером по видеофону, и я ему мешал.
   --Спросите у Амиреса, где он был перед тем, как услышал звонок посыльного.
   На том конце произошел какой-то диалог, затем Виттенгер ответил:
   --В кабинете.
   --Черт, это понятно! Я имею в виду, перед тем, как оказаться в кабинете.
   Снова шебаршение на том конце.
   --Он говорит, в ванной.
   --Там есть монитор камеры слежения?
   Проконсультировавшись с подозреваемым, Виттенгер ответил, что монитора в ванной нет. Шеф сказал, что ему все ясно и попрощался.
   --Что нового у Виттенгера? -- спросил я.
   --Шокер из тамбура не принадлежал Корно. Модель, правда, та же самая, но заводской номер другой. Второй шокер, зарегистрированный на Корно, нашли в доме при повторном обыске. Маловероятно, что Корно приобрел два шокера.
   --А следы?
   --Принадлежат Корно, но убийца мог приложить шокер к его руке уже после убийства.
   --Думаю, Амирес Корно не убивал, -- заявил я. -- Ставлю на посыльного Джима. Он вызывает подозрение уж тем, что выполняет работу мальчика на побегушках. И это в его-то годы! Я подрабатывал посыльным, когда учился в школе.
   --А ты учился в школе? -- удивился Шеф. -- Ты мне об этом никогда не рассказывал. Эта новость стоит прибавки к жалованию. Разумеется, Амирес не убийца. Чарльза Корно убил тот, кто пришел сразу после Джима.
   --Как это?
   Шеф недоверчиво покосился.
   --Ты правда учился в школе? Что-то я сомневаюсь. Все очень просто. Посыльному Джиму открыл Корно, а не Амирес, поэтому Корно сам пошел забирать упаковку. Он сделал это сразу после ухода посыльного. Когда он вышел в тамбур ко входной двери подошел кто-то, кого Амирес принял за посыльного. Амирес открыл внешнюю дверь, не зная, что Корн находится в тамбуре, и Корно оказался нос к носу со своим убийцей. Убежать в дом он не мог, поскольку открытая входная дверь заблокировала вторую дверь -- ту, что из тамбура в холл. Сомнительно, чтобы убийца рассчитывал на такое стечение обстоятельств, но он не растерялся. Вернее, немного он все-таки растерялся, иначе удар шокера был бы смертельным. Впрочем, Корно это не помогло. А убийца беспрепятственно удалился.
   --Гениально! -- воскликнул я. --Осталось только установить имя убийцы. Хотя, к чему это нам. Мы ведь дело об убийстве не расследуем. Мы Счастливчика ищем.
   --И много ты таких нашел?
   --Во-первых Амирес. Он разрабатывал игру вместе с Корно, и к тому же он действительно счастливчик -- так отвертеться от обвинения в убийстве.
   --Пока еще не отвертелся. Кто "во-вторых"?
   --Думаю, Ларсон. Говорят, он делает успехи. Кстати, как дела у наших клиентов? Корно могли убить и они. Предположим, они установили его связь со Счастливчиком и решили сами наказать предателя. Амиреса они просто подставили. Убийство произошло в час дня, а от нас клиенты уехали в двенадцать. На подготовку у них был целый час. Рауль, сам того не ведая, им помог. Но я бы клиентов не сдавал так сразу, пусть хотя бы аванс заплатят.
   --Уже заплатили, -- успокоил меня Шеф. --Кончай молоть чепуху. Надо бы покопаться в компьютере Корно. Виттенгер уже туда наверняка слазил. Но есть надежда, что полицейские хакеры слабее наших. В противном случае они не работали бы на полицию. Попроси Яну залезть в почту Корно. А я попрошу Виттенгера показать нам файлы, которые он сумел унести с собой.
   --А он согласится?
   --Не за просто так, разумеется. Вероятно, потребует показать ему клиента.
   --Господа Краузли и Вейлинг ждут вас в переговорной комнате, -- оповестила нас Яна.
   --Не пойду, --Шеф уперся, прежде чем я спросил его, кто будет замещать Ларсона.
   --Воля ваша! -- констатировал я и без того очевидный факт.
   Когда я вошел в переговорную комнату, Яна щебетала что-то про погоду, про природу и про "ШДТ", мол, какая замечательная игра, эти ваши "ШДТ". Краузли и его помощник сидели с каменными лицами -- убийство их ведущего сотрудника подпортило им настроение. Клиенты нетерпеливо пожали мне руку, а сами оглядывались на дверь, ожидая начальника, то есть Ларсона.
   --Господин Ларсон задерживается, поэтому мы начнем без него, -- сказал я. --А, вот и он! -- пришлось мне тут же добавить.
   Ларсон, на ходу приглаживая растрепанные вихры, буркнул "добрдень" и в нерешительности остановился: его вчерашнее место теперь занимал я, а на моем сидела Яна. Перед третьим креслом с нашей стороны стола терминала не было.
   --С вашего позволения, я вас оставлю, -- улыбнулась клиентам Яна и освободила Ласону место.
   Ларсон немедленно перешел к делу:
   --Господа! -- сказал он торжественно. --Мы пришли к выводу, который, боюсь, вам не слишком понравится. Мы утверждаем, что ни за полгода, ни за год, ни за десять лет дойти до шестого уровня игры невозможно!
   Что за бред он несет, думаю, и тут вдруг до меня доходит: об убийстве Корно Ларсон ничего не слышал. "Господа" уже, вероятно, заметили темные круги под его глазами. Я срочно вмешался:
   --И здесь сразу же хочется спросить, не связано ли наше расследование со вчерашним убийством вашего сотрудника, Чарльза Корно. Нам известно, что Корно принимал непосредственное участие в разработке игры "Шесть Дней Творения". Фактически, игру создал он.
   Эксперт Хью Ларсон стойко выдержал удар. Шеф прислал ему на экран сводку по убийству, и, пока я разглагольствовал, Ларсон с выпученными глазами изучал новости за истекшие сутки.
   Я продолжил:
   --Вы в праве счесть мой вопрос риторическим либо провокационным. Никто, поверьте, никто в этом здании не утверждает, что упомянутая связь должна присутствовать обязательно. Возможно, ее и нет. Даже желательно, чтобы ее не было. Но не в правилах нашей фирмы выдавать желаемое за действительное, вы понимаете?
   Они понимали. Яна внесла поднос с четырьмя чашками кофе, спросила, не желают ли господа еще чего-нибудь. Краузли пожелал тоник, Вейлинг -- сахарозаменителя вместо натурального сахара.
   Получив свой тоник, Краузли сказал:
   --Ваше задание остается в силе. Убийством пусть занимается полиция.
   --По-моему, убийца уже арестован, -- вставил Вейлинг.
   Ларсон, закончив чтение, спросил:
   --Вы никогда не предполагали, что Счастливчик может оказаться сотрудником вашей фирмы? Например, Раулем Амиресом.
   --Кто такой Счастливчик? -- поднял брови Краузли.
   Мы объяснили.
   --Вы все еще исходите из того, что постороннему игроку не под силу самостоятельно дойти до шестого уровня. Оставьте эту идею. Своих сотрудников мы сами в состоянии проверить.
   --В этом у нас нет и тени сомнения, -- заверил его я. --Скажите, а Чарльз Корно знал о том, что кто-то выиграл конкурс? Вы сказали ему про Счастливчика?
   --Да, разумеется, сказали. И не могли не сказать, ведь именно он проводит экспертизу всех присланных игроками файлов. Но подозревать его в мошенничестве было бы глупо. Корно зарабатывал гораздо больше, чем сумма приза, так стал бы он рисковать из-за какого-то несчастного миллиона? Думаю, не стал бы.
   Миллион не может быть счастливым или несчастным, подумал я. Как и покойник.
   --Либо он сам... глуп, -- выдал Вейлинг и осекся.
   --Но он не глуп, -- Краузли отмел вариант, предложенный его помощником.
   --Будь по вашему, -- кивнул я. -- Хотя других приемлемых вариантов не так много. Вчера вы не сказали нам, что кроме главного приза, есть еще и приз для тысячи лучших игроков -- на случай, если никто не выиграет главного. Во всех предыдущих конкурсах вы назначали приз не единственному игроку, а группе игроков, набравших наибольшую сумму очков. В игре "ШДТ" вы изменили условия конкурса и ввели главный приз. Чем было вызвано такое изменение?
   Краузли залпом допил тоник. Ответил:
   --Все подобные конкурсы проводятся в рекламных целях. Не одни мы так поступаем. Конкурсом, где призовой фонд делится между несколькими сотнями игроков, больше никого не удивишь. Такие конкурсы перестали влиять на спрос. Рекламная служба "Виртуальных Игр" сочла, что объявление главного приза, причем достаточно высокого, помогло бы быстрому продвижению "ШДТ" на рынке. Поэтому в обычные условия конкурса были внесены коррективы. Не знаю, зачем я все это вам объясняю. Вероятно, из вежливости...
   Мое терпение подходило к концу.
   --В таком случае, передайте вашей рекламной службе, что она попала пальцем в небо. Назначив индивидуальный приз, вы подогрели интерес только у тех, кто имеет дополнительные преимущества -- более мощный компьютер или свободное время, например. Таких игроков подавляющее меньшинство. Но это я так, к слову. Лишь чтобы показать вам, что ваши, мягко говоря, не совсем искренние ответы вынуждают нас отказаться от дела!
   Я не хотел этого говорить. Даже в голове не держал ничего подобного. Ей-богу, за меня ляпнул кто-то другой -- и с ним я еще разберусь.
   "Спятил?" -- поинтересовался Шеф с экрана.
   Ларсон неожиданно меня поддержал:
   --Мой коллега прав. Судя по всему, наши методы работы вас не устраивают. Предложите свои, либо мы разойдемся ни с чем.
   Краузли воспринял нас с Ларсоном как неумелых провокаторов, но на обострение не пошел:
   --Ваши методы работы нас не касаются, как и вас -- наши. Мы только не хотим, чтобы сотрудники "Виртуальных Игр" узнали о задании. Если вы станете их допекать, а мы, то есть руководство фирмы, не станем возражать, то они обязательно догадаются, кто вас нанял. Это нас ни в коем случае не устраивает. Именно об этом мы пришли вас предупредить.
   Он знает, что вчера я посетил дом Корно, -- мелькнуло у меня в голове. Ларсон выдвинул встречное предложение:
   --А вы, попросту, возражайте. Например, запретите сотрудникам отвечать на наши вопросы, этим вы отведете от себя все подозрения.
   Краузли, а вслед за ним и Вейлинг, поднялись со своих мест.
   --Возможно, мы так и сделаем. А пока примите к сведению мои требования, иначе нам действительно придется расстаться, -- сказал Краузли на прощание.
   Пришлось пообещать. Яна проследила, чтобы по пути до входных дверей клиентам не вздумалось заглянуть в наши рабочие кабинеты, а мы с Ларсоном направились к Шефу на очередное аутодафе.
   --Как, оказывается, я мало о тебе знаю, -- сказал мне Шеф. -- То вдруг выясняется, что ты учился в школе. То ты представляешься посыльным со стажем. А теперь я узнаю, что и в рекламном бизнесе ты успел поднатореть. Вероятно, реклама была следующим шагом в твоей карьере. После того, как из посыльных тебя выгнали за выковыривание изюма из булочек, ты, должно быть, раздавал визитные карточки у парковок.
   Я огрызнулся в том смысле, что если бы Шеф вычислял преступников так же ловко, как подробности моей биографии, то ему не было бы равных не только среди сыщиков Сектора Фаона, но и среди всех сыщиков известной нам части вселенной. То есть я не буквально так сказал, но смысл до Шефа дошел без искажений.
   --Откуда он узнал, что ты уже успел наследить у Корно? -- спросил Шеф после того, как мы закончили обсуждать мою биографию.
   --От Амиреса, очевидно.
   --Ты что, назвал Амиресу свое имя? -- ужаснулся Шеф. Он уже предвидел новый поворот в моей карьере.
   --Конечно же нет. Но Амирес мог описать меня, -- осторожно предположил я.
   --Как? Сказал, что некий волосатый тип в замызганной куртке размахивал бластером перед его носом и задавал глупые вопросы, и, разумеется, Краузли догадался, что это был ты!
   --Клевета! Не было ничего такого! И вообще, почему как что, так сразу я?! Может, он на Ларсона подумал.
   Ларсон мирно дремал в старомодном кресле с обивкой из вельвета и замши -- это было единственное пригодное для сна кресло в кабинете Шефа. Заслышав свое имя, он встрепенулся и выдал:
   --Я хожу в пальто, и оно вовсе не замызганное. А бластер я отродясь в руки не брал.
   По поводу "глупых вопросов" Ларсон не протестовал.
   Шеф продолжил:
   --Беседовал ли Краузли с Амиресом, мы вскоре выясним. Если беседовал, то только из полицейского участка, и Виттенгер должен об этом знать. Впрочем, если Краузли общался с Амиресом через адвоката, обращаться к Виттенгеру бесполезно. Разговор с адвокатом он не станет подслушивать, чертов законник!
   --У Амиреса уже есть адвокат! -- удивился я.
   --Да, "Виртуальные Игры" послали к ему своего адвоката сразу после ареста. Амиреса пока держат под замком. Арест продлится еще не более двух суток. Потом его надо будет либо выпустить, либо предъявить обвинение. Доказательства его вины шиты белыми нитками, это очевидно. Пока вы с Ларсоном делали все возможное, чтобы лишить нас клиента, я поговорил с инспектором. Как я и предполагал, он дочиста выгреб компьютер Корно, а заодно, скопировал себе все локусы с Накопителя, к которым Корно мог иметь какое-либо отношение. Информации там до черта, но меня, как и Виттенгера, больше всего интересует почта. Виттенгер долго торговался. Что я предложил ему взамен, вас не должно волновать, однако переписку Корно и содержимое его файлов я получил. Возможно, не всю и не всё: во-первых полиция не все локусы сумела взломать, во-вторых доверять Виттенгеру у меня нет никаких оснований. Равно как и нет оснований полагать, будто переписка Корно даст что-то путное. Короче, берите что есть и начинайте изучать. При необходимости я к вам подключусь. Вопросы есть?
   Я поднял руку. Шеф кивнул.
   --Шеф, мы что расследуем -- махинации Счастливчика или убийство Корно?
   --А ты бы что предпочел?
   --Конечно убийство. В сущности, клиенты ошиблись этажом, обратившись в наш отдел, а не в Отдел Информационной Безопасности. Это задача ОИБ сидеть и вычислять адресата по коду обратного адреса. С нашими методами мы скорее найдем убийцу, чем Счастливчика. Но за убийцу нам не платят...
   --Не важно, -- перебил Шеф. --До моей команды расследуем и то и другое. Ты, Хью?
   --Вопросов нет.
   --Свободны!
   Ах если бы так! Ни о какой всамделишной свободе нечего и мечтать. Ларсон предложил читать письма с его терминала в лаборатории, и я купился на эту уловку, как ребенок.
   --Слушай, -- говорю я ему уже в лаборатории, сидя перед экраном, -- не станем же мы читать все подряд. Фильтры на моем домашнем компьютере умеют отличать хорошие новости от плохих. Надо их сюда скачать и научить отличать письма с угрозами от любовных посланий и счетов за прачечную. Смотри, вот он пишет: "Мой дорогой..."
   Говорил я в пустоту. Ларсон откинул спинку кресла и сопел в две дырочки. Мне было обидно, что моя тирада пропала зазря. Я вызвал по интеркому Яну и повторил ей все слово в слово.
   --Ты что-то путаешь. Если письмо начинается словами "мой дорогой", то это не Корно писал, а ему писали, -- начала она учить меня уму-разуму.
   --Эх, Яна, Яна, чтоб ты понимала в настоящей любви... Как там Бьярки поживает?
   --Нормально. У себя на распознавателе он поживает. Или утром залез обратно. Кресло на месте, как ни странно. Ты меня по делу вызывал или как?
   Так я лишился еще одного собеседника.
   В адресной книге Корно я насчитал двести семь имен. В той переписке, которой я располагал, было задействовано менее четверти адресной книги -- всего сорок семь имен. Писем с угрозами я не нашел. Те письма, что начинались словами "мой дорогой", вне зависимости от того писал ли их Корно или, наоборот, получал, читать я не стал. Счета я тоже не проверял. Конечно, нельзя поручиться за то, что одно из писем к "моему дорогому Чарли" не заканчивается чем нибудь вроде "выйдешь в тамбур -- убью". В конце счетов обычно грозят привлечь к суду, но, кто знает, может судом Чарльза Корно было уже не запугать. В любом случае, все это проверила полиция.
   Оставалась только деловая переписка и "разное". По количеству, деловые письма шли на втором месте после счетов. По понятности, вероятно, на последнем. Слайды с эскизами к играм были бы понятны даже посыльному Джиму, но комментарии к ним -- только Ларсону, если тот выспится. Я составил список отправителей, расположив их по частоте появления в почтовом ящике. Адресаты, вместе с сохраненными письмами, образовали второй список, тем же способом упорядоченный. Среди отправителей были и Краузли, и Вейлинг и еще куча другого народу из "Виртуальных Игр". Огромное количество адресатов проживало на других планетах, мелькали имена крупных специалистов в области компьютерных игр, известных ученых, писателей, режиссеров и бизнесменов. Все письма носили деловой характер. Только Эдуарду Бруберу, написавшему роман о моролингах (тот, что я читал в "челноке"), Корно зачем-то послал слайд с какими-то средневековыми типами.
   Яна уже подготовила список сотрудников "Виртуальных игр"; с помощью него я отсек всех коллег Корно, поскольку рассудил так: если Корно и Счастливчик -- два разных лица, и если они связаны между собой, то вряд ли Счастливчик является сотрудником компании. Скорее всего, он откуда-нибудь со стороны. И вряд ли Счастливчик -- компьютерный гений, поскольку Корно сам являлся таковым.
   На этом творческая работа закончилась, и я погрузился в рутину, то есть в чтение писем.
  
   Полный ноль. Мог бы и не читать. Ларсон использовал эти три часа куда более продуктивно.
   --Что ты тут делаешь? -- спросил он едва продрав глаза.
   Мне было трудно ответить однозначно. Письма с читабельным текстом я просматривать закончил. Теперь, от нечего делать, разглядывал картинки, то бишь слайды, которых было полным полно в почтовом ящике жертвы. Большинство слайдов походили на те картины, что я видел в доме Корно: монстры-захватчики, герои-освободители и весьма продвинутые в технологическом плане, но абсолютно аморальные инопланетные сапиенсы. Слайды с симпатичными девушками, я уверен, Корно использовал только в профессиональных целях. Целый выводок блондинок, брюнеток, рыжих и даже лысых девиц -- как пышненьких, так и худеньких -- предназначались в усладу виртуального героя-освободителя.
   --Тебе кто больше нравится? -- спросил я в ответ.
   Ларсон потер глаза и сфокусировал взгляд.
   --Тьфу, куклы крашеные, -- обругал он девиц, но потом добавил: -- Вон та, с веснушками, вроде ничего. -- Верный Ларсон выбрал девицу, похожую на его собственную жену, но в молодости. --Это все что ты нашел?
   --Есть еще две роты мускулистых мужиков. Показать?
   --Оставь девиц, -- скомандовал он. --Погоди, я что-то не совсем понимаю. К чему весь этот канкан?
   --Фотопробы или вроде того. Дизайнеры подбирали для него прототипы будущих персонажей. Кроме персонажей, тут есть еще слайды с эскизами сапиенских планет, городов и звездолетов, и эскизы руин тех же городов и звездолетов.
   --Руин? А руины зачем?
   --Хью, ты, верно, толком не проспался. Что же герою делать с сапиенскими городами, как не превращать их в руины?
   --И то правда. К "Шести дням творения" эскизы есть?
   --Навалом. Но там сплошная абстракция: галактики, звезды, планеты, причем безжизненные. Не знаю, как они нам помогут.
   --Ты хочешь сказать, что девицы нам помогут. Не верится что-то. Ты хотя бы выяснил, что за игру он ваял, пока не умер?
   --Приблизительно. Я бы назвал ее "ШТИ" -- "Шесть тысячелетий истории".
   --Продолжение "ШДТ"?
   --В каком-то смысле. Игроку предлагается заново творить историю. Правда, на готовом человеческом материале.
   --Ну это не интересно, -- разочарованно пробормотал Ларсон и зевнул. --Как ты это определил?
   --По слайдам. Там есть десяток слайдов с персонажами -- начиная с древних египтян и кончая какими-то расфуфыренными клоунами из позднего средневековья.
   --У тебя только пять тысяч лет набирается, -- тоном знатока заметил Ларсон.
   --Да это я так, округлил, можно сказать. Впрочем, у всех есть свои консультанты. У меня -- вот ты, например. А у Чарльза Корно -- некто Казимир Цанс. Они довольно активно переписывались в последнее время. Кажется этот Цанс, как и ты, знает все. Вот четыре письма от Цанса с математическим формулами. Тридцать страниц в общей сложности. А вот ответ на вопрос, сколько жен мог иметь фараон Тутмос Третий. Вероятно, для игры это очень важно. Смотри, Хью, вопросец еще хлестче: правда ли, что у древнеегипетских богов было принято состязаться друг с другом в... ну, грубо говоря, кто кем овладеет. Крепко так, по мужски. И Корно описывает какую-то историю про Хора и Сета -- древнеегипетские боги, очевидно. А Цанс отвечает, что, мол, нечасто, но случалось. Например, как раз с этими Хором и Сетом.
   -- Твой Корно сдвинулся на почве неуемной страсти. Не удивлюсь, если в конце концов выяснится, что убил его все-таки Амирес, приревновав к какому-нибудь Хору или Сету.
   --Или к Цансу. Надо бы с ним побеседовать. Он не сотрудник "Виртуальных Игр", поэтому на рекомендации Краузли можно наплевать.
   --Разумно, -- согласился Ларсон. --Поеду-ка я домой. В "ШДТ" можно и дома поиграть. Прежде, чем встречаться с Цансом, не забудь поставить в известность Шефа, а то мало ли что...
   Он стал собираться домой, а я направился к Шефу за разрешением на встречу с Казимиром Цансом.
  
  
  
   5
   Ученый секретарь кафедры Динамического Моделирования, мадемуазель Ливей переключила экран компьютера со скучных графиков и таблиц на грандиозную панораму зарождавшейся Вселенной и погрузилась в игру.
   Обращением "мадемуазель" Жанна-Мария-Виолетта Ливей была обязана трем вещам. Во-первых, несмотря на свои тридцать девять с хвостиком (хвостик тщательно скрывался под слоем недорогой косметики) она никогда не была замужем. Во-вторых, ее друзья и коллеги не смогли прийти к единому решению, которое из трех имен: Жанна, Мария или Виолетта использовать в качестве повседневного обращения.
   И, наконец, в-третьих, и это пожалуй самое главное: так изящно и непринужденно грассировать в любом слове, где едва есть намек на звук "р", в Фаонском Университете не умеет никто. Раз в детстве заслышав, что "она умней чем красивей", Жанна-Мария-Виолетта смирилась с уготованной ей ученой судьбой. Научная карьера шла ни шатко ни валко, и подлинной страстью мадемуазель Ливей стали компьютерные игры.
   В этот полуденный час на кафедре кроме нее никого не было. С непослушными галактиками Ливей справлялась одной левой, попутно прихлебывая горячий чай из высокого граненого стакана в серебряном подстаканнике, который она не опуская держала в правой руке. Десяток поколений ее предков по женской линии держали этот старинный подстаканник именно так: двумя пальцами за ручку, оттопырив далеко мизинец и уперев его в первую справа от ручки, выпуклую драконью мордочку -- такие мордочки, в числе восьми штук, украшали основание подстаканника. Поэтому первая справа от ручки мордочка сверкала ярче ядра новорожденной галактики в то время, как остальные мордочки были тусклыми и потемневшими от времени, как какие-нибудь, так и не ставшие галактиками, туманности.
   --Похожа на пьяного осьминога, -- указал я мадемуазель Ливей на новорожденную галактику.
   Ливей вздрогнула от неожиданности, ибо я подкрался к ней сзади вполне беззвучно. Стакан в подстаканнике дернулся, и порция горячего чая оказалась у меня на брюках.
   --Ой, вы не обожглись? -- заволновалась она. Полезла за салфеткой. --Давайте, я вытру.
   --Само высохнет, -- пообещал я, в душе радуясь тому, что практически без труда установил контакт с ученым секретарем. Ради такого и штанов не жалко.
   --Никогда не видела пьяного осьминога, -- оправившись от частичной потери чая, тяжко вздохнула Ливей и добавила: -- Как, впрочем, и трезвого. Но, вероятно, вы правы...
   И она бойко отстучала название новой галактики:
  
   OCTOPUS MADIDUS
  
   Ради солидарности я признался:
   --Честно говоря, я тоже никогда не видел пьяного осьминога. Кстати, не всякий специалист-океанолог отличит пьяного осьминога от трезвого. Поэтому я мог видеть и пьяного, но принять его за трезвого. Помню, в океанариуме на Цейлоне... Это остров такой на Земле, знаете?
   --В Индийском океане, знаю конечно!
   --В самом деле, нашел у кого спрашивать. В общем, там жили осьминоги... -- я замолчал, поскольку про тех осьминогов, кроме места жительства, ничего не знал.
   --Почему "жили"? -- коварно потребовала уточнить Ливей.
   --Потом их отпустили обратно в океан, -- совсем запутавшись, соврал я.
   --Это небось в*м так сказали. Когда из-за неправильного обращения животные гибнут, посетителям объясняют: "они убежали к себе в лес" или "они уплыли куда-то там домой" -- за маленьких детей нас держат. Я с таким уже сталкивалась. Вам солгали, будьте уверены, -- убеждала она меня с какой-то неожиданной горячностью.
   --Неужели все так и было! -- не менее горячо воскликнул я и сразу же переменил тему: -- Ваш осьминог ни от кого не пострадает, он не из океанариума... Вы любите компьютерные игры?
   --Да, но это секрет, -- она кокетливо потупила свои умные карие глазки. -- А вы?
   --Наверное полюбил бы, если бы было на них время. Здесь не слишком удобно играть, -- и я обвел взглядом помещение кафедры. Это была просторная светлая комната с несколькими столами, запруженными папками и дисплеями, с пыльными пластиковыми стеллажами, прогнувшимися под тяжестью книг, с портретами видных ученых и тиснеными золотом поощрительными дипломами на стенах -- всё в умилительном, "академичном" беспорядке.
   --Вы правы, совсем не удобно, -- согласилась она. --Ведь нейросенсорный костюм на работе не наденешь.
   --Что верно, то верно. Это "Шесть Дней Творения"? -- я указал на экран.
   --Они самые.
   --Нравится?
   --Пока не понятно -- я только начала.
   --Интересная игра. Конкурс, опять же, объявлен. Приз -- миллион!
   --Конкурс -- это здорово, но вряд ли мне по силам опередить других. Да и опоздала я -- никак не могла оторваться от прежней игры.
   --Хорошая была игра?
   Мадемуазель Ливей вся аж засветилась.
   --Просто отличная!
   --Как называется?
   Ливей вдруг страшно смутилась.
   -- "ШДТ" гораздо лучше, -- сказала она, покраснев. -- Спасибо вам за нее!
   --Простите, спасибо кому? -- напрягся я.
   --Погодите, вы ведь из "Виртуальных Игр"? -- испуганно спросила она.
   По моему лицу она уже поняла, что нет. А я-то думал, что это мое природное обаяние развязало язык ученому секретарю.
   --Увы, нет, -- сказал я обреченно.
   --О Боже! -- ужаснулась она. Отставила чай и быстро загасила экран. --Извините ради бога. Профессор Цанс сказал, что должны прийти... Ой! -- страдальчески ойкнула она и прикрыла рот рукой. --Извините...
   --Это вы извините. Я не представился. Федор, -- я протянул руку чтобы пожать ее узкую сухонькую ладонь. Ладони я не получил.
   --Вы к кому? -- спросила она официальным тоном.
   --К профессору Цансу, по личному вопросу. Он скоро будет?
   --Вероятно, минут через десять. У него сейчас лекция. Вы можете обождать его... -- она указала на дверь в коридор.
   --Там скучно, -- я улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой, на какую был способен. --А почему вы решили, что я из "Виртуальных Игр"?
   --Обещали молодого человека приятной наружности.
   --Ну я не так уж и молод.
   --По поводу наружности вы не возражаете, -- ехидно заметила она.
   --А того, кого вы ждете, зовут, случайно, не Вейлинг?
   Клянусь, она собиралась кивнуть. И кивнула бы, если бы в этот момент на кафедру не вошел невысокий, сутуловатый мужчина -- профессор Казимир Цанс. Что ему шестьдесят три, я знал из биографической справки к одной из его работ. Густая шевелюра седых волос делала Цанса выше сантиметров на пять. На ходу он вытирал влажной салфеткой руки, испачканные фломастером для писания на доске. Одного взгляда хватило с лихвой, чтобы понять: Амирес мог ревновать Чарльза Корно к кому угодно -- хоть к Хору с Сетом, он только не к Казимиру Цансу.
   --Профессор Цанс? -- осведомился я.
   --Казимир Цанс, всегда к вашим услугам, -- произнес он быстро, формально и как-то невпопад. Он вопросительно посмотрел на Ливей. Та пожала плечами и сказала:
   --Господин Федррэ ждет вас около четверти часа. Говорит, по личному делу.
   Цанс перевел взгляд на меня.
   --По какому делу?
   --Чарльз Корно, вы, вероятно, слышали... -- начал я мямлить нарочно медленно. Он отреагировал мгновенно:
   --Прошу! -- и указал на дверь, противоположную той, что вела в коридор.
   Мы вошли в небольшую комнатку с одним окном, служившую заведующему кафедрой личным кабинетом. Широкий письменный стол с монитором и застекленный шкаф занимали половину пространства. Кресло пребывало здесь в единственном числе, поэтому приглашения сесть я бы в любом случае не дождался, что, в свою очередь, позволило мне безо всякого приглашения усесться на подоконник, который приходился вровень с крышкой стола. Помедлив секунду, Цанс отодвинул кресло в сторону и присел на стол.
   --Итак, господин Федрэ, я вас слушаю.
   Я протянул ему визитную карточку, где было указано место работы -- научно-популярный журнал "Сектор Фаониссимо" и профессия -- репортер. Имя там тоже было указано, причем, настоящее.
   --Господин Ильинский? -- немного удивился он. --Но мадемуазель Ливей назвала вас... впрочем, понятно. Так чем обязан вниманию прессы? -- спросил он, убирая визитку в боковой карман серого поношенного пиджака со следами фломастера на обшлагах.
   --Наш журнал, "Сектор Фаониссимо"...
   --Что-то никогда не слышал, -- тут же вставил он.
   Еще услышите, чуть было не ляпнул я.
   --К сожалению, мы пока малоизвестны, -- признал я. --Область наших интересов -- естественные науки, в том числе компьютерные. Есть у нас и рубрика, посвященная виртуальным играм. Ближайший номер мы планируем посвятить памяти Чарльза Корно. Мы поместим его жизнеописание, интервью с друзьями, коллегами и известными учеными, работавшими вместе с ним над созданием компьютерных игр...
   --Я с ним не работал, -- резко прервал меня Цанс.
   Не любит компьютерные игры, отметил я про себя.
   --Зато вы крупнейший на Фаоне специалист в области математического моделирования. Вы могли бы дать, как говорится, научную оценку работам Корно. Ведь после него остались не только игры, но и масса теоретических работ по кибернетике.
   --К сожалению, не так много, как я когда-то надеялся. Лет десять назад он подавал огромные надежды как кибернетик, но потом его увлек, если можно так выразиться, практический аспект.
   --Материальный, вы хотите сказать?
   --Ну, -- Цанс сложил руки домиком, -- о покойных, сами понимаете... Я-то надеялся, что из него выйдет крупный теоретик, а он... эх... -- и домик развалился.
   --Вы давно с ним знакомы?
   Цанс посмотрел на меня как-то странно -- как на человека, который ошибся дверью.
   --Вообще-то он писал у меня диссертацию. Я думал, вы из-за этого пришли.
   Вот это я упустил. Непростительно.
   --Это действительно было давно, -- оправдался я. --Но вы, насколько мне известно, продолжали с ним общаться. Вы консультировали его по самым различным вопросам -- от математики до древней истории. Честно говоря, меня поразила ваша эрудиция. Лингвистика, история, антропология, космология, другие вселенные -- десятки статей и все на разные темы.
   --Неужели вы проштудировали мои статьи! -- всплеснул руками Цанс, вышло весьма театрально.
   Черт, а чем я, спрашивается, занимался всю ночь и еще, вдобавок, утро?!
   --Ну, слово "штудировать" здесь вряд ли уместно. Скорее, просмотрел. Безумно интересно, кое что даже понятно.
   --Понятно?! -- возмутился он. --Да вы не поняли самого главного: все мои работы посвящены одной и той же теме, потому что в глубине, в основе всего того, что мы наблюдаем или переживаем лежат одни и те же принципы. У разума и у вселенных одни законы, о них-то я и писал!
   --Всеобщие законы -- это божественный модус операнди, -- вставил я, ошибочно полагая, что цитирую статью Цанса.
   Цанс вскинул руки:
   --И имя того бога -- Хаос!
   --Помесь Хора и Сета?.
   --Какой Хор! -- Цанс, похоже, впал в отчаяние. --А ведь я старался сделать мои идеи общедоступными. По этой причине я брал в качестве примеров не только физические процессы, но и процессы, происходящие в обществе, искусстве, да где угодно! Везде найдется место хаосу, хотя, конечно, правильнее сказать, что иногда место находится детерминизму. Уж лучше бы вы не говорили, что читали...
   Он сложил руки на груди замком и потупился в пол. Я его разочаровал и расстроил. Интервью срывалось. Я осторожно сказал:
   --Про другие вселенные я точно понял.
   --И что именно вы поняли?
   --Другая вселенная может быть только одна, и время там течет вспять. Я даже знаю одно доказательство этого замечательного факта. Совсем простое.
   --Вы?! Доказательство?! -- изумленно вскричал он. --Доказательство никем не доказанной гипотезы? Потрясающе! Просто потрясающе! Ну так я слушаю вас, молодой человек...
   Он переместился в кресло, закинул ногу на ногу и состроил гримасу типа "я весь внимание".
   Конечно, никакого доказательства про Другую Вселенную я не знал. Полгода назад "Сектор Фаоннисима" опубликовал одну статью с какими-то измышлениями на эту тему. Статья была подписана Ларсоном, но писал ее не он, а некто Редактор. Мы, то есть рядовые сотрудники, статей не пишем, но зато подписываем, ведь, как ни как, а "Сектор Фаониссимо" -- это наше прикрытие. Кто-то пустил слух, будто бы статьи пишет сам Шеф, пока его подчиненные в поте лица гоняются за преступниками. Проверит этот слух мне не удалось. Статью "Другой взгляд на Другую Вселенную" никто всерьез не принял, но идти на попятную было поздно, и я стал ее пересказывать:
   --Все очень просто. Все мы склоняемся к мысли, что любая вселенная -- наша или "Другая" -- произошла в результате Большого Взрыва. Для определенности предположим, что Наша Вселенная возникла раньше, и время -- и в Нашей Вселенной и в Другой идет в одну сторону. Спрашивается, как с нашей точки зрения должен выглядеть Большой Взрыв, породивший Другую Вселенную. Ответить на этот вопрос крайне затруднительно. Если учесть релятивистское ускорение времени, получается, что Другой Большой Взрыв обязан, с нашей точки зрения, длиться бесконечно долго. Любой здравомыслящий человек способен вообразить себе бесконечно долгое сжатие, но вообразить бесконечно долгий взрыв невозможно. Бесконечно долгий взрыв, это все равно что вообще никакого взрыва. Мы приходим к противоречию -- взрыв есть, но его нет. Следовательно, мы видим не расширение Другой Вселенной, а ее сжатие, то есть время в Другой Вселенной идет в противоположную сторону. Поскольку противоположных сторон существует только две, то и Вселенных на свете только две -- Наша и Другая. Вот и все доказательство.
   Уже задолго до финального аккорда, я заметил, что с физиономией Казимира Цанса стали происходить какие-то странные метаморфозы: он сморщил нос и все, что было у него вокруг носа -- как если бы на нос к нему уселась оса. Затем он стал мелко трясти головой -- очевидно, чтобы согнать невидимую осу. При этом он издавал частое прерывистое сопение. Внимательно приглядевшись, я понял, что Цанс попросту смеется.
   --Браво, браво! -- различил я сквозь сопенье.
   --Может, на бис?
   --Увольте, -- затряс он руками так же часто, как головой. --Но ваше так называемое доказательство меня искренне повеселило. Я даже готов простить вам то, что вы ни черта, повторяю, ни черта не поняли в моих статьях!
   Браво, интервью спасено!
   --Вы находите это доказательство ошибочным?
   --Знаете что, бросьте читать научные статьи. Читайте учебники.
   Интеллигентные ученые говорят не "идите лечитесь", а "читайте учебники".
   --Список взять у Ливей? -- спросил я.
   --Я сам составлю, -- парировал Цанс.
   --Хорошо, ловлю на слове. Но вернемся к Чарльзу Корно. Скажите, в его словах или письмах не было чего-то такого, что могло бы подсказать причину, по которой его убили. Например, что-нибудь связанное с игрой, над которой он работал перед смертью. Или с прошлой игрой... В общем, что-нибудь...
   Цанс нахмурился.
   --Я слышал, убийца арестован. Какие-то личные мотивы, насколько мне известно.
   --А если это не так? Что если убийство связано с игрой?
   --Убийство с игрой... -- седые брови поползли вверх, хотя, казалось, куда уж выше: брови у профессора и так были, как у филина, -- и с завитками. --Нет, мне кажется, это маловероятно.
   --А с научной работой?
   --Он ее практически забросил.
   --По материальным соображениям?
   --Не только. Понимаете, от науки все требуют немедленных результатов. А я всегда говорил, что важен не результат, а понимание. Понимание законов природы. Корно не был против такой точки зрения, пока понимание позволяло добиваться результатов, например, предсказывать поведение той или иной физической системы. Но когда я доказал, что в нашем хаосе (я не имею в виду университет) предсказания невозможны, он сказал, что в моей науке поставлена точка, и обратился к практике. Как идти дальше, если идти некуда, сказал он мне десять лет назад. С тех пор мы общаемся заочно. Он задает вопросы, я отвечаю.
   --Если это не тайна, о чем он вас спрашивал?
   --О, его интересовало очень многое, ведь он стремился к тому, чтобы его виртуальные миры не уступали реальным. Конечно, в основном мы обсуждали методы математического моделирования.
   --Это я понял, но что именно он моделировал?
   --Вы, видимо, меня плохо слушали. -- Цанс, по-моему, уже стал принимать меня за одного из своих студентов -- не самого прилежного. --Повторю еще раз: все процессы в мире идут по одним и тем же законам, содержание которых нам известно. Следовательно, достаточно иметь одну математическую модель, чтобы смоделировать всё -- от рождения вселенной до рождения стихов в чьей-нибудь голове, от нашей технологической цивилизации до первобытных моролингов. Вам ясно?
   --Квазиабсолютно, -- ввернул я ларсоновское словечко. --Он и моролингов моделировал? Тех, что из книжки?
   --Из книжки, из книжки, -- сказал он с сарказмом.
   Ни в одном из найденных у Корно файлов не было ни байта о моролингах.
   --Знаете, вот что я придумал, -- продолжал он. --Поговорите с Бенедиктом Эппелем. Это мой самый способный студент. Он строил для Карно какие-то частные модели, лингвистические, по-моему. Я все боялся, что Корно переманит его в свою область, но теперь... --одумавшись, Цанс замолчал.
   Я подсказал:
   --Теперь его некому переманивать.
   --Очень нехороший намек, -- заметил он.
   --Простите...
   Но профессор снова замкнулся.
   Как спросить его о Вейлинге, напряженно раздумывал я. Выдавать болтливую Ливей я не хотел. Наконец, сымпровизировал:
   --Перед тем как прийти к вам, я побывал в "Виртуальных Играх" и поговорил с помощником президента, господином Вейлингом. Он сказал, что тоже собирается навестить вас.
   --Он так сказал? -- недоверчиво спросил Цанс.
   --Да, сказал, что зайдет к вам в университет.
   --И что?
   --Да нет, я так, к слову...
   Цанс считал интервью оконченным. Он встал и шагнул к двери, взялся за ручку.
   --Сейчас у меня лекция, поэтому...
   --Спасибо, что уделили...
   --Не стоит...
   Мы вышли из кабинета, затем и с кафедры. Мадемуазель Ливей быстро переключила экран с игры на расписание занятий. Проходя мимо нее, я успел заметить только таблицы и текст.
   На балконе, с внутренней стороны опоясывавшем многоэтажный центральный холл сектора естественнонаучных факультетов, на нас обрушился студенческий гам.
   --Как мне найти этого Бенедикта? -- спросил я, перекрикивая шум.
   --На следующей неделе, во вторник здесь пройдет открытый семинар по моролингам. Бенедикт будет обязательно. А если он нужен срочно, то посмотрите расписание занятий. Или загляните в общежитие.
   Цанс ушел учить студентов математическому моделированию, а вернулся к мадемуазель Ливей.
   --Поговорили? -- спросила она, сосредоточенно выправляя щупальца Октопусу Мадидусу. Пока я разговаривал с Цансом, Мадидус накатил еще пару стаканов.
   --Поговорили. Дайте ему "Алко-зельцер".
   --Сразу вижу опытного человека! -- вскликнула Ливей, глядя в экран.
   Интересно, где она там увидела опытного человека?
   --Теперь хочу поговорить со студентом по имени Бенедикт Эппель. У него есть сегодня занятия?
   --Это известно только ему. На последнем году магистратуры студенты сами выбирают, куда ходить. Как правило они никуда не ходят, кроме научных семинаров по своей специальности. Семинар профессора Цанса проходит по средам, а сегодня у нас четверг, значит Эппель либо в библиотеке, либо где-нибудь еще.
   --Где-нибудь еще -- это где?
   --В общежитии, например. А вас Цанс к нему направил?
   --Он, а что?
   Хихикнув, Ливей ответила:
   --Бенедикт очень необычный юноша. Наверное, Цанс вас не предупредил. Будьте с ним... эээ... тактичны...
   --То есть?
   --Нервный он очень. И если будете садиться рядом, посмотрите, не лежит ли на вашем месте кнопка.
   Я возмутился:
   --Людей, нервных настолько, что они подкладываю другим кнопки, называют сумасшедшими.
   --Ну прямо так и сумасшедшими! -- Ливей нажала на паузу и обернулась ко мне. --Идеальных людей, господин Федре, не существует. А если человек к тому же талантлив, то у него непременно будет такой недостаток, который все сочтут ненормальностью или отклонением. Без отклонений нет таланта. По настоящему нормальны только посредственности.
   В ее словах звучал обвинительный приговор. Я взял со стола лист бумаги формата А-4 и стал запихивать его себе в рот, скорчив при этом, надеюсь, достаточно безумную гримасу. Ливей смотрела на это открыв рот, словно прося кусочек.
   --Ватмана нет? -- спросил я, дожевав бумагу.
   К ней вернулся дар речи.
   --Я не сказала, что бывают исключения, -- вымолвила она. --Вы съели приказ декана об увеличении стипендии студентам. Бенедикт вас убьет.
   --Да нужен мне ваш приказ, вот, держите!
   Я достал бумажный комок из кармана, расправил и вернул на стол. Этому фокусу меня научил Ларсон.
   --А что, Бенедикт способен убить? -- спросил я.
   --Разве что вас, -- пробормотала Ливей, разглаживая приказ кулаком.
   --Ладно, сдаюсь, нет у меня талантов. Поговорим о талантах Бенедикта Эппеля. Чем он у вас знаменит?
   --Из него получится великий ученый, только и всего.
   --Действительно не много. А в какой области он специализируется? Цанс сказал что-то про лингвистику.
   --Да, динамическая лингвистика, ментопрограммирование, диссипативные процессы сознания... Что с вами? -- забеспокоилась она.
   А у меня заныл затылок, и я его поскреб. Вот оно, началось. Ненавижу незнакомые слова.
   --По поводу второго слова... Я где-то его слышал. По-моему это что-то эзотерическое. Телепатия и все такое.
   --Никой эзотерики у нас нет, -- отрезала она. --Мы занимаемся наукой. Наука изучает причины и следствия. У любого события есть причина. У причины есть своя причина и так далее. Получается цепочка причинно-следственных связей. Взрыв сверхновой -- это событие и можно изучать его причины. У вас зачесалась голова -- это тоже событие, и его причины тоже можно изучать. Или просто купить хороший шампунь. Наконец -- и это уже ближе к теме Бенедикта -- кто-то написал текст. Что послужило причиной в строго научном смысле? То-то и то-то...
   --Детали выясняйте у Бенедикта, -- подсказал я.
   --Да, у него.
   --Ну тогда пойду его искать...
   --Идите, -- отпустила меня Ливей и снова занялась Мадидусом.
   Все шефские шуточки по поводу моего образования можно отнести к разряду дежурных, хотя буквально они друг друга не повторяют. В школе, я, безусловно, учился. И в университете... немного. С тех пор, стоит мне оказаться вблизи, а тем более внутри Фаонского Университета, как меня охватывает ностальгия, поэтому я не торопился покинуть здание.
   Центральный холл естественнонаучного сектора сверху донизу опутывает одна-единственная лента эскалатора -- гладкая, без ступенек. Студенты ее прозвали "ночной кошмар доктора Мёбиуса". Ступив на ленту, я медленно поплыл вниз. Миновав два этажа, я доплыл до библиотеки, Бенедикта там не оказалось. Позвонил в общежитие -- комната не отвечает. Номер его комлога мне не дали. Снова воспользовался "Мебиусом", разглядывая по пути вниз знакомые стены, балюстрады, галереи и незнакомых студенток.
   Если с внутренним устройством нашего университета все понятно -- естественнонаучный сектор, гуманитарный сектор, сектор экспериментальных лабораторий, административный сектор, включая спортзалы на первых и подземных этажах, -- то как выглядит университет снаружи, не в состоянии описать никто. Студенты, отправляясь на каникулы на другие планеты, всегда берут с собою снимок своей alma mater, дабы, если спросят, сказать: вот это он, и ткнуть пальцем в снимок. Я же рискну предположить рецепт строительства: берете цилиндр из стеклобетона переменной прозрачности и ставите его вертикально. Диаметр цилиндра должен быть метров восемьдесят, высота -- двести пятьдесят, но это не точно. Думаю, двухсот пятидесяти хватит. Затем вам понадобится постоянный высокоэнергетический лазер. В крайнем случае, сойдет и квазиимпульсный. Аккуратными горизонтальными разрезами вы рассекаете цилиндр на диски -- должно выйти ровно шестнадцать штук, желательно одинаковых. При этом диски должны остаться лежать друг на друге, иначе ничего не выйдет. И наконец, последний, самый ответственный этап: разрезанный цилиндр нужно аккуратно пихнуть в нижний диск. Если удачно пихнуть, то диски рассыплются в форме Фаонского Университета. Думаю, куда и с какой силой пихать -- главная тайна архитекторов. Они унесут ее с собой в могилу, уж будьте уверены.
   Заняв место в флаере и дав команду на взлет, я еще раз бросил взгляд на университет.
   "М-да, против второго начала термодинамики не попрешь", -- вспомнились мне слова, сказанные одним физиком с Земли, когда он впервые увидел это чудн*е архитектурное сооружение.
  
   Двери в кабинет Шефа звуконепроницаемы. Об этом следует помнить, когда собираешься их открыть. Упругие басы штраусовского "говорящего Заратустры" вынесли меня обратно в коридор. Я заткнул уши, оттолкнулся от стены и ворвался в кабинет.
   На экране, занимавшем всю торцовую стену кабинета, творилось действо, глядя на которое, никогда не скажешь, что "Бог умер". Нет, тут скорее "Шеф оглох". Слово, ставшее плотью моего босса, сидело ко мне спиной и творило Историю. В углах огромного экрана притаились ангелы и демоны. Они наперебой подсказывали, какие космологические параметры следует менять. Естественно, они подсказывали в соответствии со своими ангельскими и демонскими вкусами. Когда между силами добра и зла происходила стычка, игроку следовало принять одну из сторон. Победив, можно было заработать дельную подсказку.
   Заратустра отговорил, и его сменила Фортуна Орфа. Под далекий гул набухавших протуберанцев Большой хор Фаонской филармонии вступил бодро, затем стал тихо и невнятно сетовать на то, что удача изменчива, как фазы Луны -- то ее прибудет, то убудет. Воспользовавшись относительной тишиной, я заорал, что, мол, вот он я, пришел, встречайте.
   --Погоди, дай сохранюсь! -- заорал в ответ Шеф.
   Хор стих, экран с желто-фиолетовой пятнистой мешаниной замер -- и сразу побледнел, едва Шеф включил общее освещение.
   --О, я уже это видел. Спиральная галактика класса Октопус Мадидус. В любом каталоге найдете, если хорошенько поищите.
   --Сам ты мадидус. Я из-за тебя свет от тьмы отделить не успел! -- возмутился Шеф.
   Я догадался:
   --Вы говорите об отрыве реликтового излучения? Плохо, плохо... А константы связи правильно подобрали?
   --Гавриил сказал, что правильно. В смысле-- не твое дело. Я же говорю -- не успел. И прежде чем советы давать, попробовал бы сам... Узнал что-нибудь?
   --Чарльза Корно убил профессор Цанс, чтобы тот не совратил его студента.
   --Совратил?!
   --В научном смысле.
   И я в двух словах пересказал разговор с Цансом и Ливей. Затем резюмировал:
   --Серьезный вывод только один: надо менять прикрытие, поскольку научная ценность ларсоновских статей сильно под вопросом. Мне кажется, он исписался. Его доказательство про Другою Вселенную полно ошибок. Из-за него мы стали посмешищем в академических кругах обеих Вселенных...
   Шеф поднял руку, я замолк.
   --Все это я передам Редактору, --сказал он. --С Бенедиктом надо поговорить, раз уж он попался нам на глаза. Говоришь, у Корно не сохранилось ни одного письма от Бенедикта?
   --Ни единого. Бенедикт Эппель присутствует в списке адресатов, но писем нет. Если они что-то там моделировали, то письма должны были остаться. Письма с формулами никто не стирает. Зато иногда их прячут.
   --Правильно, -- согласился Шеф. --Я над этим подумаю.
   --Бенедикта сейчас искать или подождать до семинара?
   Шеф не упустил шанса приняться за старое:
   --Семинар это хорошо. Тебе нужно расширять кругозор. О чем семинар-то?
   --О моролинагах. Я уточнил, там основной докладчик -- Эдуард Брубер, писатель. Писал о моролинагах. Роман так и называется "Моролинги". Кстати, Брубер есть в адресной книге Корно.
   --А письма?
   --Одно письмо от Корно к нему. Даже не письмо, а слайд. Средневековый.
   --В каком смысле средневековый?
   --В смысле изображения: бородатые господа в беретах и в выпуклых дублетах с накрахмаленными рафами шириной в две ладони. --Вчера я отрепетировал, как все это произнести так, словно сам всю жизнь ношу береты, дублеты и так далее по тексту.
   --Где ты слов-то таких нахватался: дублеты, рафы еще какие-то... --Шеф ревниво относится к чужому словарному запасу.
   --Датировка изображения по костюму -- довольно известный прием. Я датировал изображение шестнадцатым веком. Более грубо: позднее средневековье или эпоха Возрождения, что, в общем-то, одно и тоже. Прошу заметить, я обошелся без чье-либо помощи.
   Выслушав мое объяснение, Шеф скомандовал:
   --Яна, узнай, что за слайд Корно послал Эдуарду Бруберу.
   --Да, Шеф, -- ответила Яна, и на полчаса исчезла.
   --Значит так, --выполнив задание, сказала она деловито. --Это не слайд, а кадр из фильма "Жизнь и смерть Роберта Грина". Снят четыре года назад. Сценарий писал Брубер. Действие происходит в Англии, в середине тире конце шестнадцатого века. Роберт Грин -- это английский писатель и драматург, современник Шекспира. Кто такой Шекспир, я тебе, Федр, расскажу как-нибудь потом.
   --Рассказывай сейчас, --сказал я. --Шеф тоже хочет знать.
   --Думаю, он знает, -- заступилась за Шефа Яна.
   Шеф обозвал меня невежественным нахалом и велел убираться с глаз долой. Бенедиктом приказал заняться завтра.
   Пусть нахал, но не невежественный... Обвинение меня возмутило. Вернувшись домой, я скачал "Жизнь и смерть Роберта Грина" и стал смотреть. Сначала было интересно, потом я уснул и проснулся от того, что Роберт Грин громко кричал что-то страшное в адрес Шекспира. Шекспир ответил скабрезной эпиграммой, Грин слег и до конца фильма так и не встал. Пожалев несчастного Роберта Грина, я отправился в спальню досыпать.
  
  
  
   6
   Чем Шеф мне всегда импонировал, так это тем, что об всех изменениях в моих планах он извещает меня точно в срок.
   Итак, ночь с четверга на пятницу, три часа. Я сплю мертвым сном в своей постели. В три ноль одну комлог пищит, я подпрыгиваю и левым хуком бью его в кнопку "вкл." На экране -- Шеф -- выглядит так, словно не ложился. --Завтра, то есть сегодня, выпускают Амиреса, -- говорит он зевая. --Полиция провела следственный эксперимент, который полностью подтвердил мою версию о том, как было совершено убийство.
   --А до утра эта новость не могла...
   --Эта ночь -- последняя, когда дом Корно пуст, -- прерывает он меня.
   --А с вечера нельзя было...-- продолжаю вяло возмущаться я.
   Шеф дискутировать не склонен:
   --Поторопись! Нам здорово повезло: уходя после обыска, полиция забыла включить сигнализацию. Кстати, почему выяснением того, включена ли сигнализация в доме Корно или нет, занимаюсь я?
   --Наверное, потому что Ларсон занят игрой в "ШДТ".
   --Или потому что ты спишь!
   --Извините, что делаю это ночью... А что мы ищем?
   --Глиняные таблички, -- говорит он и исчезает как то привидение из анекдота.
   Насчет глиняных табличек у Шефа есть целая теория. Способов, как уберечь информацию от разных любопытных личностей вроде нас с Шефом, существует масса. Можно просто зашифровать. Можно не шифруя расквантовать и каждый квант информации отправить на отдельный накопитель в какой-нибудь другой планетной системе или даже в другом Секторе. Можно сделать и то и другое. Но мой босс убежден: проделав все эти сложные операции, человек все равно оставит себе про запас одну нетленную копию -- нестираемую, скажем так, -- чтобы проснувшись ночью достать из-под подушки и полюбоваться на сокровище, поскольку в иных случаях информация -- и есть настоящее сокровище. Полюбуется и уберет обратно. Нетленные копии Шеф называет глиняными табличками, но, как правило, это кристаллы постоянной памяти.
   Сомнительно, чтобы такой продвинутый в смысле компьютерных технологий человек, как Корно, поддался вышеописанному соблазну, но приказ есть приказ и раздумывать тут нечего.
   Таблетки, каждая из которых способна на один раз заменить тарелку соевой похлебки и три чашки крепкого кофе, я нашел в коробке из-под хруммелей. Коробку из-под хруммелей -- за холодильником, холодильник -- на кухне, кухню -- в квартире ну и так далее. Эти таблетки мы зовем "завтрак шпиона", они содержат кофеин или вроде того и отбивают аппетит не хуже соевой похлебки, особенно, если ее приготовить на животном жиру и без соли. Насытившись тошнотной таблеткой, я стал готов к любому рискованному предприятию, кроме морской прогулки, но этого от меня никто не требовал.
   От меня требовалось незаметно проникнуть в дом жертвы и найти там что-нибудь стоящее. Во исполнение первой части задания, я посадил флаер среди зарослей фаонских кактусов, в пятидесяти метрах к северу от участка Корно. Катусы на Фаоне растут там, где температура летом поднимается выше нуля по Цельсию. Замечу, что таких теплых мест на нашей планете в два раза меньше, чем на Земле, хотя по размерам обе планеты почти одинаковы, да и с виду, то есть из космоса, практически не отличаются. На зиму кактусы сворачиваются в спираль, наподобие штопора, причем, чем ниже температура, тем туже спираль. От кактусовых колючек спасают только специальные комбинезоны. Дома я облачился в такой противокактусный комбинезон. Подобное облачение, на самом деле, не слишком хорошо с точки зрения конспирации: любого человека в противокактусном комбинезоне первым делом спросят, зачем он полез в заросли, и почему нельзя было припарковать флаер на посадочной площадке или на любом другом открытом месте. Поэтому мне не следовало попадаться на глаза кому бы то ни было.
   Как я ни старался втиснуть флаер между кактусами, несколько мелких кактусов я все же придавил. Насколько громко они хрустнули, я не знал, поскольку кабина флаера звукоизолирована, как кабинет Шефа. Сапфо, несчастливо влюбленная в Фаона, стояла высоко и светила в спину. Крупнозернистый град, которым закончился последний в этом году дождь, предательски скрипел по ногами. До самой весны град уже не растает.
   Я выбрался из кактусов, перешел посадочную площадку и подошел к дому. В свете Сапфо пепельно-белая геометрия дома отчетливо выделялась на фоне черных кустов и черно-фиолетового неба. Подойдя к дверям, я сменил кожаные перчатки на тонкие резиновые. Универсальный сканер-ключ легко справился с замком. Я надеялся, что насчет сигнализации Шеф не ошибся, поэтому не стал сканировать охранную систему дома -- на это ушло бы слишком много времени.
   Ручной фонарь осветил знакомый тамбур. Я выключил фонарь и надел очки ночного видения. Вторая дверь оказалась не заблокированной. Радуясь беспечности полицейских, я проник в холл, затем в гостиную с невыносимо мягкими диванами, оттуда -- в кабинет.
   Окно закрывала плотная штора. Желая всей душой, чтобы она оказалась светонепроницаемой, я снова включил фонарь. Он светил узким лучом, поэтому я не сразу получил представление об общих размерах кабинета. Стеллажи занимали боковые длинные стены, стол с терминалами стоял у окна в торцовой стене.
   Осмотр начал со стеллажей. Сотни кассет с кристаллозаписями, десяток бумажных книг. Что ж, это тоже способ спрятать секретную глиняную табличку: налепить на нее ярлык, скажем, "Фата-Моргана-7" и поставить среди прочих кассет с играми. Все кассеты мне не унести, просмотреть не успею. Я продолжал перебирать кассеты. Пустая трата времени, думал я. Это время лучше потратить на взлом компьютера.
   Моролинги...
   Черт, у меня уже галлюцинации. Я вернул луч назад вдоль полки. Наткнулся на книги. "Моролинги" Брубера стояли вместе с тремя его другими романами. Рядом -- еще несколько незнакомых авторов.
   Вернулся к кассетам. Все с этикетками. А время продолжало улетать.
   Вот тупица. Я же могу осматривать стеллажи, пока программа-взломщик подбирает пароли.
   Подошел к столу. На нем стояли четыре терминала, провода от них шли к нескольким металлическим ящикам, уложенным друг на друга сбоку от стола. В столешницах было пусто, мелочевка вроде канцелярских принадлежностей меня не интересовала. Много времени ушло на то чтобы понять, где у компьютера кнопка "вкл." и куда подсоединять комлог. Нестандартная конструкция. Вместо меня, Шефу надо было послать Ларсона. Наконец все что включается я включил, все что подсоединяется, подсоединил. Взломщик занялся делом, а я вернулся к стеллажам.
   Проклятье, какую полку я начал осматривать перед тем как перейти к компьютеру? Вспомнил: она была на уровне глаз, там стояли "Моролинги". Всегда надо начинать с нижней.
   Закончил с полкой, где "Моролинги". Теперь надо перейти к нижней...
   Стоп. Что там Ливей говорила про причины и следствия? Никакой свободы воли. У всего есть причина. Почему я вдруг вспомнил про нижнюю полку? Потому что устал стоять. Голова внезапно сделалась такой тяжелой, что подкосились ноги. Воздух вокруг загустел и уплотнился. Я вообразил, что если подогну ноги, то останусь в нем плавать...
   Я уже сидел на полу, глаза застилал туман. Ужасно хотелось спать. Кассеты, папки, книги -- все расплывалось. Что за сволочь придумала те таблетки с кофеином...
  
  
  
  
  
  
  
   7
   --Ну как, очухался?
   --А стоило? -- спросил я и присел на кровати. --Сколько времени?
   --Полседьмого, -- сказал Шеф, усаживаясь рядом.
   --Утра?
   --Вечера.
   Я проанализировал ответ и понял, что чего-то не понимаю. Спросил:
   --Только для самопроверки: какой сегодня день?
   --Суббота. Восьмое июля по синхронизированному календарю. Где ты сейчас, сказать?
   Я обвел взглядом комнату.
   --Похоже, у себя дома. А вы где?
   --Тут.
   И в самом деле, где же еще ему быть?
   --Шеф, не заставляйте меня спрашивать, что случилось. Если я спрошу, вы наверняка скажете, что я взорвал Отдел, потом бегал по городу голым, приставал к прохожим, насмерть загрыз пару бродячих вапролоков, приняв их за вас с Виттенгером, и, под конец, покушался на губернатора. Давайте предположим, что я все помню, но вы решили на всякий случай мне напомнить, поскольку вы любите напоминать. Договорились?
   Приняв во внимание мое болезненное состояние, Шеф согласился.
   --Голышом ты не бегал, но был близок к тому. Виттенгера ты действительно чуть не загрыз, когда смывался из полицейского участка.
   --Я побывал в полицейском участке?!
   Шеф почесал проволокой нос.
   --В чем дело? -- спросил я.
   --Намекни мне, с чего начать. Как ты пришел в дом Корно, ты, надеюсь, помнишь?
   --А кто такой Корно?
   Шеф в отчаянии выронил проволоку.
   --Шучу, Шеф. Конечно помню. Это наш новый министр юстиции. Зачем вы меня к нему послали?
   Так смотрят на видеофон-автомат, проглотивший последний жетон.
   --Фамилия министра --Карнов, -- процедил он.
   Я сдался:
   --Все, Шеф, вспомнил. Это тот программист, которого убили. В ночь с четверга на пятницу я искал у него глиняные таблички. Их было слишком много, поэтому я решил начать с компьютера. Потом... Вот что было потом, я честно не помню.
   --Тебя нашел Амирес. Его отпустил в восемь утра, и он сразу поехал домой. Ты спал у стеллажа с кассетами. Амирес вызвал полицию и тебя, спящего, отвезли в участок. Полиции Амирес сказал, что ты, вероятно, и есть убийца его друга. Ты проник в дом, чтобы уничтожить улики. Полицейские вызвали Виттенгера, потому что расследование убийства ведет он. Одновременно они пытались тебя разбудить, дали какие-то стимуляторы, но, видимо, переборщили. Ты устроил в участке разгром и попытался убежать, но наткнулся на Виттенгера, который в этот момент приехал в участок. Он тебя скрутил. Врачи провели детоксикацию и снова тебя усыпили. Они сказали, что, если бы Амиреса выпустили на час позже, ты бы никогда не проснулся. Вытаскивать тебя из полицейского лазарета пришлось мне лично.
   --Спасибо, -- сказал я. --Где и чем меня накачали?
   --Чем -- скоро выяснится. Результаты анализов еще не поступили. А где -- это тебя надо спросить.
   --Не смогу ответить, пока не узнаю, что это было. Если "завтрак шпиона", то мы с вами знаем, с кого спросить.
   --Знаем, но это не пищевое отравление.
   --"Завтрак шпиона" -- не пища.
   --Однако ты его зачем-то ешь, -- скривился Шеф.
   Со стороны кухни донесся шум закипающего чайника.
   --Кстати о еде: чем это пахнет, и кто это там сопит у меня на кухне? Неужели Ларсон?
   --Он самый. Ларсон сказал, что врачи нейтрализовали действие яда, а теперь нужно нейтрализовать действия врачей. Готовит какую-то свою фирменную смесь -- рецепт он не выдал.
   Через открытую дверь я увидел, как Ласон семенит к нам с трехлитровой прозрачной кастрюлей в руках. На дне кастрюли дымила и плескалась какая-то светло-коричневая жидкость.
   --Хью, там была еще пятилитровая...
   --Она грязная. Как Татьяна уехала, ты бросил мыть посуду, --ответил он с укоризной.
   --Из кастрюли есть не удобно, я уже пробовал. Перелей в любую чашку -- грязную или чистую -- не важно.
   Ларсон развернулся и пошел обратно на кухню. У Шефа сработал комлог.
   --Да, инспектор... --Шеф не включил громкую связь. --...Откуда он мог взяться? ... спрошу ... передам ... вы правы, еще как повезло... до встречи.
   Разговор закончился.
   --Новости? -- поинтересовался я
   --Тебе привет от Виттенгера. Эксперты сказали, ты надышался "Буйного лунатика".
   --Лунатики не бывают буйными.
   --В дикой природе -- не бывают, поэтому изобрели специальный газ. Надышавшись, человек спит спокойно, пока его кто-нибудь не потревожит. Дальше все зависит от его темперамента. Не подоспей Виттенгер, тебя бы до сих пор ловили по всему Фаон-Полису.
   --Представляю, как бы вы повеселились. Зачем только такое дерьмо изобретают. Не вижу никакого практического смысла.
   --А его и нет, -- подтвердил Шеф. --Ошибка лаборанта. Спецслужбам нужен был газ, который сначала усыпляет жертву, потом возвращает сознание, но не движение, -- газ для похищения и допроса. Химики что-то там перехимичили и получился газ с противоположным действием: у жертвы пробуждается не сознание, а, так сказать, жажда движения. Спецслужбы от "Лунатика" отказались, но на черном рынке он до сих пор продается, причем часто под видом настоящего газа для допросов. Виттенгер о "Буйном лунатике" слышал, но никогда не видел в действии. Еще он сказал, что вышлет счет за разгром в полицейском участке. Здоровье полицейских, к счастью, было застрахована, поэтому тебе не придется оплачивать два перелома и одно сотрясение. Ты доволен?
   --Еще бы! Это поэтому инспектор сказал, что мне повезло?
   --Кому повезло? Тебе? -- изумился Шеф. --Что ты, это Амиресу повезло. Тронь он тебя до приезда полиции, был бы еще один труп программиста.
   --Да ладно вам, -- возмутился я. -- Так прямо сразу и труп.
   --Не забывай, ты был вооружен.
   В спальню прибыл Ларсон с подносом. Поднос он поставил рядом со мной на кровать, сам сел поодаль. На подносе стояла кружка с горячим, пахнущим травами месивом и тарелка с гигантским бутербродом -- сыр, зелень, овощи -- красота!
   --Хью, ты гений! -- воскликнул я в восхищении.
   --Сначала попробуй бульон, потом хвали, -- уныло ответил Ларсон. Он предчувствовал, что бульон мне не понравится. Но первым делом я вцепился в бутерброд.
   --Ну что, пришло что-нибудь в голову? -- спросил Шеф, с минуту понаблюдав, как я давлюсь кусками хлеба с сыром.
   Ларсон посмотрел на меня внимательно и ответил:
   --Сэндвич.
   --А еще? -- снова спросил Шеф.
   Чтобы не подавиться, я отхлебнул ларсоновского пойла. Нормальное было пойло, только чересчур отдавало аптекой. Наконец, я смог сказать:
   --Мы сумеем достать баллончик с таким газом?
   --Зачем он тебе?
   --Газ распылили в кабинете, это очевидно. Защита от вторжения: входишь в кабинет -- распыляется газ. Чисто и бесшумно. Амирес об этом, разумеется, знал, поэтому не стал меня будить.
   Шеф хохотнул:
   --Понял тебя. Думаешь, надо ему отомстить тем же способом?
   --Да, за втоптанную в грязь профессиональную гордость.
   --Хью, -- сказал Шеф. --Поговори с химиками, пусть достанут "Буйного лунатика".
   Ларсон возразил:
   --Шеф, неужели нам мало двух искалеченный сержантов? Я понял, что задумал Федр. Он даст Амиресу понюхать "Лунатика", Амирес уснет, когда проснется -- начнет буянить. А Федр, под предлогом самообороны, набьет ему морду.
   --Что скажешь? -- спросил меня Шеф.
   --Скажу, что имея такой газ, я буду спать, где захочу. Понюхал и завалился у Хью в лаборатории. Спорим, он побоится меня будить...
   Ларсон грозно шагнул ко мне. Я откинулся на подушку и сказал, что лежачих отравленцев не бьют.
   --Подожду пока встанешь, -- прорычал он. --Бульон слегка мочегонный.
   --Тогда стой подальше.
   Шеф не выдержал:
   --Брэк! Федр, ты либо снова прикинься больным, либо ступай вместе с Ларсоном к химикам.
   Я прикинулся больным. Погрозив мне на прощание костлявым кулаком, Ларсон уехал к химикам один.
   Шеф молчаливо наматывал проволочку на палец, пока палец не побагровел, затем стал сматывать, потом -- снова наматывать, и так -- раз двенадцать или тринадцать. В какой-то момент я сбился со счету.
   --Думаете, вляпались? -- спросил я.
   Шеф кивнул. Со своего комлога он позвонил Яне.
   --Яна, свяжись с наружным наблюдениям, скажи, чтобы не спускали с Амиреса глаз... Да, Федр тебе привет передает, -- сказал он в то мгновение, когда я открыл рот, чтобы сказать "Яна, привет".
   --Как у него дела? --спрашивает она у Шефа. Нам с ней друг друга не видно.
   --Нормально, -- выдавил я.
   --Что-то неубедительно...
   Попробовала бы сама произнести убедительно слово "нормально", когда рот открыт для того, чтобы убедительно сказать "Яна, привет".
   --Но ты же видишь, что Шеф цел и невредим. Сейчас в Отдел привезут Ларсона, у него всего-то левая нога сломана...
   --Яна, это он так шутит, -- говорит ей Шеф вполголоса. --Ты только виду не подавай. Он еще не совсем в себе.
   --Как дела у Бьярки? Не шалит?
   --Ну вот, я же говорю... -- пытается вставить Шеф, но Яна серьезно отвечает:
   --Шалит. Утром опять застала его в кресле.
   --Скажи ему, что я с ним разберусь.
   --Он тебя прекрасно слышит, -- заверила Яна.
   Шеф буркнул "достаточно" и выключил связь.
   --Ларсон вчера опять допоздна сидел в Отделе? -- спросил я.
   --Наверное, а что?
   --Так, ничего...
   У Шефа снова сработал комлог. Яна проинформировала:
   --Шеф, только что Краузли официально уведомил, что отзывает задание. Аванс он великодушно позволил оставить себе.
   Шеф выключил микрофон и нецензурно выругался.
   --Я умею читать по губам, -- предупредила Яна.
   --Ну и что я сказал?
   --Как я поняла, речь шла о наших бывших клиентах. Сначала вы упомянули их родственников по материнской линии, причем, как мне показалось, среди этих родственников были и вы, затем вы послали клиентов туда, куда их ни в коем случае нельзя посылать, особенно сейчас, но это мое личное мнение, вы не обязаны принимать его во внимание, поскольку...
   --Яночка, --взмолился Шеф, -- свет очей, кладезь знания, обитель утешения, что ты несешь?
   --Я несу?! Ничего я не несу. Клиенты назначили вознаграждение тому, кто найдет убийцу Чарльза Корно. Полмиллиона!
   По лицу Шефа пробежала тень. Он встал и торопливым шагом стал прохаживаться по комнате. Какую мыслительную работу он при этом совершал -- кто его знает, и я присмотрелся к проволоке, которую он нервно крутил в руках. Иногда по проволочной фигурке можно угадать направление его мыслей. Сейчас проволока была скручена в "ноль", а может -- в "о". Ноль из проволоки мне хорошо знаком. Однажды мы вели одно пустяковое дело. Клиент предлагал за выполнение задания десять тысяч. Шеф долго сидел с "нулем" в руках, а потом потребовал у клиента сто тысяч. В результате, мы сошлись на пятидесяти.
   --По части информации у нас полный ноль, -- сказал Шеф на полпути от платяного шкафа к окну. --Полиция нас опережает. Когда они сообщили о вознаграждении?
   --Только что в вечерних новостях, -- ответила Яна. --Шеф, мне кажется, это связано с тем, что полиция отпустила Амиреса. Место убийцы теперь вакантно.
   --И они опасаются, -- подхватил я, -- что кто-то заподозрит их в убийстве. Они назначили вознаграждение, чтобы отвести подозрения от себя. Интересно, если мы докажем, что Корно был убит Краузли или Вейлингом, мы получим деньги?
   --Думаю да. Объявление прозвучало от имени всех "Виртуальных Игр".
   --Члены совета директоров подписали? -- спросил Шеф, знавший толк в юридических делах.
   --Не знаю, но узнаю, -- пообещала Яна.
   --Действуй!
   Яна исчезла. Шеф задался вопросом:
   --Почему Краузли не назначил вознаграждение до того, как выпустили Амиреса?
   --Либо считали, что он убийца, либо убийцы они сами, -- ответил я твердо.
   --М-да... либо -- либо... как всегда. Проверь, все ли вещи на месте, -- он подвинул ногой полиэтиленовый пакет.
   Я вытряхнул содержимое на кровать, осмотрел и пересчитал. Пропал сканер-ключ. Из портмоне исчезли фальшивые удостоверения личности. Комлог остался цел, но я не сомневался, что и Амирес и полиция попытались изучить и заполучить содержимое его памяти. Скопировать файлы они бы не смогли -- разве что записать на видео с экрана. Секретные файлы взламывали, но не взломали -- видимо у Амиреса не хватило времени. Ничего нового в комлоге не появилось, следовательно компьютер Корно остался неприступен.
   --Не хватает удостоверений майора Галактической Полиции, врача скорой помощи и помощника депутата законодательного собрания. Из портмоне пропали две сотни, но их скорее всего взял Виттенгер, поэтому бог с ними... Еще нет ключа-сканера и баллончика с "Буйным лунатиком".
   --Клоун из тебя... Ладно, пойду я, пожалуй. Надо же кому-то работать.
   Я проводил Шефа до дверей. Меня немного покачивало, но родные стены в буквальном смысле помогали -- я за них держался. Уже уходя он вспомнил:
   --Ты так и не сказал, зачем тебе "Буйный лунатик".
   --Я думал, вы поняли. Я заменю им тот, что пропал.
   Шеф махнул на меня рукой, мол, безнадежен.
   Проводив Шефа, пошел на кухню проверять, все ли продукты Ларсон извел на бутерброд.
   Через час после ухода Шефа явился Ларсон. Он принес баллончик с синей этикеткой в звездах.
   --"Космическая свежесть", -- прочитал я на этикетке. --А звездочки, как на коньяке. Сколько их тут...
   --Семнадцать, -- угрюмо ответил Ларсон.
   --Ты уверен, что это "Лунатик"?
   Ларсон отобрал баллончик, снял колпачок и направил распылитель на меня.
   --Контрольный эксперимент, -- сказал он. --Для недоверчивых.
   --Попробуй. В порыве безумия я расскажу Яне про твои фокусы с Бьярки. Бедная, наивная Яна, она думает, что ее коморка заперта надежно, а ты, оказывается, заходишь туда каждый вечер и пересаживаешь Бьярки в Янино кресло. У этого кресла, между прочим, степеней свободы, как звезд на "Лунатике"!
   --Какое кресло?! какой Бьярки?! --поддельно изумился Ларсон.
   --Вот только не надо "какой такой Бьярки", "не знаю я никакого Бьярки". Мы же его вместе подарили. Когда ты был занят игрой в "ШДТ", или когда ты уходил с работы раньше времени, Бьярки сидел всю ночь на своем месте. А вообще, ты в Отделе задерживаешься дольше других, поэтому кроме как на тебя, думать больше не на кого. Да и фокусы такие вполне в твоем духе.
   Ларсон ушел пристыженный.
  
  
   8
   Над кварталом С-14, как и над всем Южным Пригородом, сгустились облака. Я сделал два круга и посадил флаер на общественной посадочной площадке в квартале С-13, в двухстах метрах от дома Корно. С воздуха я заметил, что на площадке возле дома стоят три флаера. Один принадлежал убитому программисту. Второй был куплен им для Амиреса. Чтобы выяснить, чей же третий, я пробирался к дому с задворок.
   Широкоплечий парень в комбинезоне городской службы озеленения подстригал черные кактусы.
   --Велели срезать шипы? -- спросил я, догадавшись, кто он такой.
   Парень окинул меня профессиональным взглядом, посмотрел по сторонам и внятно произнес:
   --Шипы срезают весной.
   Затем он скинул правую рукавицу и протянул руку для пожатия. Пожимая ее, я заметил, что рука вся в царапинах.
   --Амирес не возражал?
   --Мы сказали, что заказ подстричь кактусы Чарльз Корно сделал накануне смерти. Практически последняя воля. Грех не исполнить.
   --Флаер ваш?
   --Наш. Убрать?
   --Не надо, пусть стоит. Как подопечный?
   Оперативник с серьезнейшим видом открыл комлог и, посматривая в него, заговорил голосом Макферсона из "Галактического агента - 2":
   --Со вчерашнего дня никуда не выходил. В десять утра привезли пиццу из "Патио". Посыльный был не из наших. Подозрительный тип. Мы его проверяем. В одиннадцать я предложил Амиресу взглянуть на мою работу. Он сказал, что ему плевать на кактусы и наотрез отказался выйти из дома. На текущий момент это всё. --Он с треском захлопнул комлог. --Продолжать наблюдение? -- спросил он, сделав руки по швам.
   --Сворачивайся, -- скомандовал я.
   --Есть! Разрешите вопрос...
   --Валяй, -- невольно я стал подражать Шефу.
   --Вы остаетесь следить за домом?
   --Да, но хотел бы делать это изнутри.
   --То есть как? -- не понял оперативник.
   --Зайти в гости.
   --Не выйдет, -- помотал он головой и полуметровыми садовыми ножницами. --Он не впустит. Когда я попросил его подписать контракт вместо Корно, он велел оставить контракт в тамбуре. Я ответил, что по инструкции я обязан видеть того, кто подписывает контракт. Тогда он послал меня к черту.
   --Наверное, он заметил эти ножницы. На его месте я бы ни за что тебя не впустил.
   --Нет, -- серьезно возразил оперативник. --Ножницы я повесил сзади на поясе. Он не мог их видеть.
   --Ладно, сделаем так. Ты начнешь взлетать и заденешь его флаер. Крылья ему ломать не надо, но сигнализация должна сработать. Не перепутай, его флаер синий, трехместный. "Хонда-Джет", кажется.
   Оперативник бойко ответил, что мой план ему ясен и что он находит его крайне удачным.
   --По инструкции, -- сказал я, -- любой план начальника считается удачным до тех пор, пока не провалится.
   --Так точно, -- согласился оперативник.
   Я обошел вокруг дома, прижимаясь к стене и подползая под низкими окнами. Встал сбоку от входной двери. По моему взмаху, оперативник завел двигатель и стал сдавать назад, стараясь угодить крылом в дверь синей "Хонды-Джет". Помятую дверь заменить дешевле, чем обтекатель или крыло. Взвыла сирена сигнализации. Я узнал арию Сирены из "Одиссея" в постановке Фаонского Оперного. Эстет чертов...
   Эстет в желтом шелковом кимоно и сандалиях на босу ногу выскочил из дверей секунд через десять. Он стремглав бросился к флаеру, на бегу посылая проклятия на голову идиота-садовника. У посадочной площадке я сумел поймать его за руку. От неожиданности Амирес забыл, что у него еще есть шанс вырваться и убежать под защиту соседей. Мгновение спустя, он этот шанс потерял: я заломил ему обе руки и потащил обратно в дом. Он шипел, что я за это отвечу. Я говорил, что готов ответить, но у него дома, один на один. У дверей выяснилось, что замок заблокировался, а ключ Амирес в спешке забыл прихватить. Пришлось приковать его к оконной решетке и вскрывать дверь тем же способом, что и позапрошлой ночью.
   --Ах вот как вы влезли! -- шипел он, наблюдая, как я настраиваю сканер-ключ.
   --Не болтай под руку, -- отвечал я. --Чем дольше я буду возиться, тем вернее ты схватишь воспаление легких.
   На улице было минус один, и Амирес дрожал, как мокрый шнырек. Глядя на него, мне самому стало холодно. Сканер-ключ, словно в издевку, делал вид, будто впервые столкнулся с этим замком.
   Тьфу, это же другой сканер-ключ -- прежний конфисковал Виттенгер. Наконец дверь поддалась. Мы вошли в тесный тамбур. Амиреса уже не надо было принуждать -- он хотел поскорее оказаться в тепле. Я взял с него слово не бросаться сразу к видеофону. После того как я захлопнул внешнюю дверь, внутренняя сама собой разблокировалась.
   --Мне нужно одеться, -- сказал Амирес, стуча зубами.
   В стенном шкафу в холле я нашел какое-то пальто.
   --Это Чарльза, -- запротестовал он. --Я не могу...
   Через минуту выяснилось, что он солгал: надеть то пальто ему не составило никакого труда.
   Мы расположились в гостиной, друг напротив друга. Я выставил на журнальный столик пузырек с бутабарбиталом, баллончик "Космической свежести" и литровую бутылку "Столичной".
   --Выбирай, от чего ты хотел бы уснуть.
   --Я вас не понимаю, -- ответил Амирес и зарылся носом в пальто.
   --Это от того, что у тебя замерзли мозги. Я пойду тебе навстречу и дам твоим мозгам время согреться. Пока начну говорить сам. В баллончике, как ты, наверное, догадался, не "Космическая свежесть"... кстати, водка в бутылке самая настоящая, попробуешь?
   Он отказался.
   --Как хочешь. В принципе, ты мне нужен трезвый, поэтому дважды не предлагаю... Так вот, в баллончике не "Космическая свежесть", а "Буйный лунатик". Это такой газ, я им надышался в кабинете Корно. Сначала я подумал, что газ был предназначен для грабителей, но потом вспомнил, что заснул я после того, как включил компьютер. До этого я некоторое время осматривал стеллажи и спать мне совсем не хотелось. Следовательно, Чарльз Корно сделал "Лунатик" одним из уровней защиты компьютера. Но после убийства в компьютере рылась полиция и никто из полицейских не заснул, поэтому можно утверждать, что защита типа "Лунатик" была во время убийства отключена. Кто же ее тогда включил, а, Рауль?
   --Полиция и включила.
   --Глупости, полиции это ни к чему. Если бы в полиции опасались, что кто-то попытается проникнуть в компьютер, они бы установили возле дома охрану. А они даже забыли включить сигнализацию. Разумный ответ есть только один: "Лунатика" включил ты во время следственного эксперимента. Зачем, спрашивается. Против полиции? Но ты знал, что они уже исследовали компьютер и исследовали безуспешно, потому что во-первых хакеры из них бездарные, во-вторых они считали, что убийство было совершено по личным мотивам, поэтому не ставили перед собой задачу найти какие-то скрытые, секретные файлы. Итак, ты боялся не полиции. Ты боялся, что убийца вернется и обыщет компьютер. Ну что, мозги согрелись?
   --Корно никогда бы не рассказал мне о том, как он защитил свой компьютер. Любой, кто знал его лично, подтвердит вам, что не было в "Виртуальных Играх" человека более скрытного, чем Чарльз. Даже Краузли не имел на него влияния. Чарли знал себе цену. Поэтому ни о каком "Лунатике" я не знал и знать не мог.
   --Правильно, о "Лунатике" он тебе не сказал. Ты сам на нарвался на газ накануне убийства. Соседи видели "Лунатика" в действии: ты выбежал из дома как сумасшедший, Корно тебя догонял. Соседи приняли это за семейную сцену. Однако это была не семейная сцена. Ты влез в компьютер без спросу и надышался газа. Поэтому ты на собственном опыте знал, что это такое. Ты не стал будить меня до приезда полиции, иначе соседи увидели бы новую семейную сцену: ты убегаешь, а я палю в тебя из бластера. А я, кстати, не плохо стреляю, -- и я поправил кобуру под курткой.
   --Что вы от меня хотите? -- спросил Амирес. --Корно я не убивал, это доказано.
   --Ты не интересовался у Виттенгера, кто доказал твою невиновность? Поинтересуйся при случае. В твоей невиновности его убедил мой босс. Он догадался, что убийца пришел в дом сразу после ухода посыльного из "Рокко Беллс". Ты открыл внешнюю дверь, когда Корно вышел в тамбур забрать заказ. Видишь, какие подробности мне известны. Если потребуется, мой босс с той же легкостью докажет Виттенгеру, что все нераскрытые убийства за последний год совершил ты и никто другой. Чтобы этого не произошло, помоги нам найти настоящего убийцу.
   --И получить вознаграждение, -- ухмыльнулся Амирес.
   --Хороший труд должен хорошо оплачиваться, разве не так?
   Ни над одним из моих вопросов он не думал так долго, как над этим. Наверное, он был плохим работником.
   --Хорошо, я помогу вам, -- сказал он через минуту-другую.
   --Пошли в кабинет, -- предложил я. -- Там договорим.
   Мы направились в кабинет. Компьютер работал, с экрана на меня глазели какие-то зеленые черви, высунувшие головы из болотной жижи.
   --Это случайно не "Шесть Дней Творения"?, -- спросил я.
   --Они самые, -- буркнул Амирес.
   --Какой уровень?
   --Четвертый начал.
   --Интересно, дошел кто-нибудь до шестого, -- сказал я как бы невзначай.
   --Вроде дошел кто-то, -- отмахнулся Амирес, сворачивая игру. --Но скорее всего это вранье...
   С полминуты я ждал, пока не упадет пульс. Не надо так волноваться. Ну знает он о Счастливчике, ну и что...
   --Кто тебе об этом сказал? -- спросил я.
   --О чем? -- Пока я себя успокаивал, Амирес успел забыть о Счастливчике.
   --От том, что у игры есть победитель.
   --А, вы об этом. Чарли когда-то сказал. Но он сказал, что это какой-то подвох. За месяц дойти до шестого уровня...
   --Что?! -- взревел я. --За месяц?!
   --Ну да, за месяц. А что?
   Что, думал я, действительно, что? Вейлинга поставил в тупик вопрос Ларсона о том, когда Счастливчик прислал файлы. Не дав ответить своему помощнику, Краузли ответил сам: файлы пришли месяц назад. Теперь выясняется, что не месяц назад, а в декабре, то есть полгода назад уже было известно, что у игры есть победитель. Краузли соврал, но зачем...
   Я потребовал:
   --Расскажи, при каких обстоятельствах Корно сообщил тебе о шестом уровне. То есть о том, что кто-то до него дошел.
   Амирес сел в кресло и стал вспоминать:
   --Это произошло где-то в начале декабря, мы тогда уже были вместе. Игрок прислал файлы, их передали Чарльзу на экспертизу. Я спросил, станут ли "Виртуальные Игры" платить выигрыш. Он ответил, что надо придумать, как сделать так, чтобы не платить. Потом. он сказал что-то про подвох, мошенничество или вроде того. Больше на эту тему мы не говорили.
   --А почему он удивился? Ну выиграли и выиграли... Я понимаю, если бы сборная Фаона кубок мира выиграла, а тут... Чему удивляться-то?
   Амирес пожал плечами.
   --Слишком быстро по-моему... Думаете, его убили за то, что он отказался признать победителя?
   --Пока я только собираю факты. Ты уже сообщил мне что-то новое. Давай, продолжай в том же духе, и мы найдем убийцу.
   --В каком духе? -- насторожился Амирес.
   --В духе сотрудничества. Зачем ты полез в компьютер без разрешения?
   Амирес покраснел.
   --Ладно, -- сказал я. --Я не моралист. Любопытство не порок, но оно, как правило, наказуемо. Рассказывай все как есть.
   --Чарльз вел какие-то исследования втайне от "Виртуальных Игр".
   --У всех есть тайны от работодателей. Почему исследования, а не, скажем, торговля нелицензионными играми?
   --Если бы была торговля, я бы и сказал -- торговля. Неужели я не отличу торговлю от науки! Не такой и тупой, как вы думаете...
   --Ладно, не тупой, исследования так исследования. Как ты о них узнал?
   --Из обрывков разговоров. Я заметил, что иногда, разговаривая с кем-либо по видеофону, он закрывал дверь в кабинет. А если я в кабинете, то просил выйти.
   --И ты стал подслушивать?
   --Да, иногда.
   --Много услышал?
   --Не очень. Несколько имен и еще какие-то термины, кажется из физики.
   --Перечисляй! -- приказал я, теряя терпение.
   --Того, с кем он говорил звали Бенедиктом. Про него я все узнал, это студент из Фаонского Университета, Бенедикт Эппель. В разговорах они упоминали Цанса, писателя Брубера и какого-то Рунда. И еще моролингов. А термины... Я запомнил "аттрактор" и "динамическую лингвистику".
   --А домой к вам Эппель не приходил?
   --Только один раз, за два дня до убийства.
   Я напомнил:
   --Когда мы с Виттнгером допрашивали тебя сразу после убийства, ты об этом ничего не сказал.
   --Не придал значения, -- безыскусно соврал Амирес.
   --Не ври. Ты приревновал Корно к Бенедикту Эппелю. А Виттенгера ты старался убедить, что ревновать Корно было не к кому. Поэтому ты решил молчать о Бенедикте.
   --Он урод, -- коротко возразил Амирес.
   --Увидим. Итак, зачем приходил Бенедикт?
   --Они заперлись в кабинете. Я слышал, что они о чем-то спорят. Снова было что-то о Рунде и моролингах. Бенедикт требовал, чтобы Корно ему рассказал что-то связанное с Рундом и моролингами. Корно, насколько я понял, отказывался. Эппель ушел взбешенный.
   --Он не грозил, к примеру, убить Корно?
   --Я не слышал.
   --А Краузли или Вейлинг не упоминались?
   --Нет, не... --он запнулся. --Постойте, теперь я понял: Бенедикт угрожал, что расскажет, но я не понял, что и кому... Теперь очевидно, что он готов был донести на Чарльза Краузли, а Чарльз его убеждал, что донос не в интересах Бенедикта.
   --И, видимо, убедил, -- подхватил я. -- Бенедикт не стал доносить на Корно. Он его убил.
   --Если так, --Амирес вжался в диван, -- то он может подумать, что мне что-то известно, и я стану следующим...
   --Сейчас, однако, нет причины тебя убивать, -- сказал я. --Давай поищем в компьютере...
   --Что поищем?
   --Причины для убийства: файлы, которые Корно старался скрыть от Бенедикта и от тебя. Потом ты позвонишь Бенедикту и скажешь, что нашел то, что ему нужно. Он придет по твою душу, тут мы его и возьмем -- с поличным.
   --То есть вы подождете, пока он меня не убьет?
   --Не обязательно, но мы постараемся застать кульминацию. В конце концов Корно можно было спасти, если бы скорая приехала на час раньше.
   Амирес смотрел мне в глаза, решая шучу я или говорю серьезно.
   --Вы это серьезно?
   --Ищи файлы, -- сказал я зловеще.
   --Это бесполезно. Они расквантованы и разбросаны среди игровых файлов. Кодов для сборки у меня нет.
   --А подобрать?
   --Код? Сразу видно что вы ничего не смыслите в теории кодирования. Попробуйте, начните подбирать. Меня позовите лет через десять.
   --Хорошо, позову. Если к тому времени ты будешь еще жив.
   --Хватит меня пугать! -- взвизгнул Амирес. --Еще раз говорю: искать бесполезно. Думаете, чем я тут занимаюсь со вчерашнего утра?
   --В "ШДТ" играешь.
   --Вот именно! Играю, пока программа-взломщик отыскивает файлы.
   --Ладно, верю. Давай тогда хотя бы взглянем, что есть в открытом доступе.
   --Да ради бога...
   Амирес открыл карту памяти и стал объяснять, где что лежит. Мы нашли папки с готовыми играм, рабочие папки с недоделанными играми, почту, периодику, видеотеку и библиотеку. Я велел открыть библиотеку.
   --Смотри, --сказал я. --Полно Брубера, включая "Моролингов". Зачем он купил бумажную книгу, если есть цифровая?
   --Все так поступают, -- ответил Амирес. --Сначала читают книгу с экрана. Если понравилась -- покупают бумажную.
   Я посмотрел на стеллаж с книгами и сравнил с каталогом библиотеки.
   --М-да, чувствуется, Достоевский ему не понравился.
   --А должен был? -- с интересом спросил Амирес.
   --Не уверен... Возьму на время, -- я снял с полки бумажных "Моролингов".
   --Берите, --равнодушно позволил Амирес.
   --Тогда пойдем дальше. Открой периодику. Она подскажет нам, в какой области он вел исследования... Упс...
   В каталоге находилось три десятка изданий, но нашего "Сектора Фаониссимо" среди них не было.
   --Подсказали? -- съехидничал Амирес.
   --Еще не все потеряно. Убери названия, смысл которых тебе понятен. Посмотрим, что останется.
   Остались: "Проблемы субквантовых вычислений", "Нелинейная динамика", "Динамическая лингвистка и семиотика", "Новая космология", "Семья и брак".
   --Ценю юмор, -- сказал я.
   Амирес хмыкнул. Я перекачал на локус нашего агентства все файлы из компьютера Корно. Администратор накопителя предупредил, что я вот-вот забью всю память, отведенную Отделу Оперативных Расследования, и предложил нажать одну из трех кнопок: "Отмена", "ОК", "ОК и больше не спрашивать". Я нажал последнюю. Когда копирование завершилось, я сказал что на сегодня достаточно. Амирес вздохнул с облегчением.
   С журнального столика я забрал водку и бутабарбитал.
   --А "Лунатик"? -- спросил Амирес.
   --Оставь себе. Если Виттенгер станет приставать с вопросом, откуда в кабинете появился газ, отдашь ему этот баллончик и скажешь, что нашел его рядом со мной. Я, в свою очередь, подтвержу, что принес в ту ночь "Лунатика" с собой и нечаянно прыснул на себя. Надеюсь, ты догадался убрать баллон с газом из кабинета?
   --Догадался.
   --Ну и отлично.
   В холле Амирес сообщил мне, что я мил и вообще...
   Будь он поумней, то сказал бы мне это, когда я поймал его на посадочной площадке -- я бы оставил его в покое в тот же момент.
  
  
  
  
   9
   К вечеру воскресенья я закончил обрабатывать тот информационный ноль, который накануне Шеф изобразил с помощью своей проволоки. В понедельник утром пошел на доклад.
   В кабинете царила подозрительная тишина. Шеф злобно смотрел на большой экран, на котором никак не взрывался Большой Взрыв.
   --Начали игру с начала? -- поинтересовался я.
   --Ильинский, -- сказал он, переведя злобный взгляд на меня (я услышал, как виртуальная про-Вселенная облегченно вздохнула). -- Администратор накопителя предложил специально для тебя ввести новую кнопку "Плевал я на всех". Таким образом он будет знать, что это ты вошел в нашу сеть. Тот мусор, который ты скопировал на наш локус, затер файлы с сохраненной игровой позицией. Теперь я вынужден начинать с начала.
   --А почему компьютер стер именно эти файлы, не, скажем, досье на губернатора?
   --Почему! -- Шеф, кажется, смутился. --При принудительном копировании стираются менее ценные файлы.
   --Вот, Шеф, даже тупому компьютеру ясно, что не пристало руководителю вашего ранга тратить время на ерунду вроде виртуальных игр.
   --Тогда сообщи мне НЕ ерунду! -- заревел он. Ангелы и демоны уже принимали ставки на мое здоровье.
   --Извольте. Во-первых победитель игры "ШДТ" определился не в мае, как нас уверял Краузли, а в декабре прошлого года. Во-вторых, в тайне от руководства "Виртуальных Игр" Корно проводил научные исследования, пересекающиеся с исследованиями профессора Цанса и его студента Бенедикта Эппеля. Судя по всему, Бенедикт был частично в курсе его исследований. Насчет Цанса -- не уверен. Среди имен, названных Амиресом, затесалось имя писателя Эдуарда Брубера. Амирес назвал еще одно имя -- Рунд. На Фаоне живет полторы сотни Рундов, не считая женщин и детей.
   --А моролинги? -- спросил Шеф.
   --Да, про моролингов он тоже слышал, но не по именам, а скопом -- "морлинги".
   --Позавчера забыл у тебя спросить одну вещь, -- продолжил Шеф угрюмо. --Пока ты спал, я нашел у тебя планшет с романом о моролингах. У тебя он по делу оказался или случайно? Замечание про то, что рыться в чужих вещах нехорошо, можешь опустить.
   --Я никогда не делаю вам бесполезных замечаний. Согласитесь, абсолютно бесполезно говорить начальнику Отдела Оперативных Расследований, что рыться в чужих вещах некрасиво и неприлично. Чем бы вы тогда занимались, как бы зарабатывали на жизнь? Поэтому без каких-либо предварительных замечаний скажу прямо: роман Эдуарда Брубера "Моролинги" я начал читать, когда летел сюда с Земли. Прочитал десяток страниц и бросил. Но стоило мне бросить читать роман о моролингах, как о них стали вспоминать все подряд. Между прочим, та делегация, которую едва не взорвал террорист Евклид, была с Ауры, где живут моролинги. Дайте время, и мы обнаружим моролингов в Редакции...
   --Вот этого не надо, мы слишком мало о них знаем. Когда семинар?
   --Завтра в четыре, в первой аудитории у гуманитариев. Там будут все: Цанс, Бенедикт, Брубер. До завра узнаю, не носит ли кто из участников семинара фамилию Рунд. Кто будет говорить с Краузли -- вы или Ларсон?
   --Ты.
   --Шеф, сжальтесь. Я -- и с руководителем такого масштаба. Представляю, какого размера у него кнопка "Плевал я на всех".
   --Я напишу тезисы, станешь их придерживаться -- все будет в порядке.
   Через полчаса я сидел у себя в кабинете, перед экраном центрального компьютера. Левым глазом я смотрел на левую половину экрана, где находились тезисы, правым -- на правую половину -- там во всю занудствовала секретарша президента Краузли.
   --Что у вас с глазами? -- спросила она.
   Не обнаружив подходящего тезиса, я повторил предыдущий:
   --У меня контракт, подписанный лично господином президентом. Поэтому говорить буду только с ним.
   --Он занят. Назовите номер контракта, я вызову менеджера.
   Это я уже слышал. В тезисах Шеф не предусмотрел циклов.
   --Тогда соедините с Вейлингом, -- сымпровизировал я.
   Секретарша сжалилась и переключила меня на помощника президента.
   --Мы расторгли контракт, -- не поздоровавшись, заявил Вейлинг.
   --Это другой контракт, а именно: недавнее публичное предложение. Вы поняли?
   Его глаза блеснули:
   --Говорите.
   --Только с Краузли.
   --Подождите...
   Краузли вылез через три минуты.
   --Слушаю вас, -- сказал он сухо.
   Я скосил левый глаз на левую половину экрана и выдал:
   --Господин Краули, фирма, которую я представляю, по роду своей деятельности обязана предоставлять полиции сведения, полученные в ходе частного рассле... пардон... частной трудовой деятельности, если эти сведения указывают на свершенное или планируемое уголо... пардон... угрожающее общественному спокойствию деяние... -- тут я сник, потому что понял, что прочитал не тот тезис. К этому тезису я должен был перейти, если Краузли начнет артачиться.
   --Что вы несете?! -- возмутился президент.
   --Прошу прощения. Мой босс заставляет учить наизусть закон о детекти...детских исправительных агентствах, то есть учреждениях... все время крутится в голове, замучил просто... Забудьте, все что услышали. Надо будет, я повторю заново...
   --Вы что, пьяны? -- спросил он. --Куда у вас глаза смотрят?
   Они смотрели на Шефа, который, стоя позади экрана, делал мне угрожающие знаки.
   Стоп, нет, не угрожающие... три пальца... а, понял, тезис номер три.
   --На вас, президент, только на вас. Так вот. Счастливчик родился не в мае, а в декабре прошлого года. Родители неизвестны. Дата рождения была умышленно фальсифицирована. Медсестра, препятствовавшая фальсификации, скончалась. Нам кажется, что замешан главврач роддома. Ваши рекомендации?
   Краузли, не раздумывая, бросил:
   --С вами свяжутся, -- и исчез с экрана.
   Шеф молча пошел прочь из кабинета.
   --Мне к Бенедикту? -- спросил я, догнав его в коридоре.
   --Дождемся ответа Краузли, -- выдавил он. --Отдыхай.
   Хуже такого "отдыха" нет наказания. До вечера я просидел как на иголках. Выяснил только, что если Рунд и придет завтра на семинар, то под чужим именем. Яна намекнула, что Шефу звонил Вейлинг, но о чем они беседовали, она не знала. В семь пришло официальное письмо из "Виртуальных Игр". Оно содержало копию публичного предложения по поводу поимки убийцы Чарльза Корно. Под подписью Краузли стояли подписи всех двенадцати членов совета директоров и три печати.
   --Мы этого добивались? -- спросил я Шефа.
   --Железный человек, --поцокав языком, сказал он.
   --Кроме контракта ничего не предали? -- снова попытал я счастья.
   --Искреннее сожаление, что предложение было сделано публично, а не только нам. Будет жаль, если такого человека придется засадить за убийство.
   --А есть улики?
   Шеф отрицательно помотал головой.
  
  
  
   10
   В четыре часа дня в Университете не так шумно и суетливо, как в полдень. После утренних занятий часть студентов уходит в лаборатории и на научные семинары. Студенты поленивей отправляются домой или коротают остаток дня в студенческих кафе на первых этажах университетского комплекса.
   Семинар, посвященный судьбе моролингов, должен был начаться в четыре ровно. Я пришел минут за пять до начала. У дверей аудитории я наткнулся на худощавого светловолосый юноша с неприятным, птичьим лицом и наглым взглядом. Он заглядывал в аудиторию, словно кого-то выискивая.
   --Бенедикт Эппель? -- спросил я.
   --Ну, -- ответил юноша. Худые руки с рыжими волосками нервно затеребили молнию на куртке.
   Я выложил ему байку про статью в "Секторе Фаониссимо" и сказал, что его мне порекомендовал профессор Цанс. Представившись, хотел пожать ему руку, но он демонстративно убрал руку за спину. Тогда я протянул ему визитную карточку.
   --У меня есть такая, -- сказал он.
   --Бенедиктик, не будь таким невежливым, --заступилась за меня невысокая, чуть полноватая девушка с коротко стриженой, яйцеобразной головой. Она неизвестно откуда оказалась рядом с нами.
   --Привет, -- сказал я ей.
   --Шишка, -- улыбнувшись ямочками, она не то представилась, не то назвала пароль.
   У нее были смешливые круглые глаза светло-карего цвета и улыбка того сорта, что никогда не спешит сойти с лица. Полные губы были болезненно-пунцовыми. Черный свитер грубой вязки вязали, вязали, да так и бросили вязать на полдороге. Темная шерстяная юбка доставала до пола и походила на гранитный постамент.
   --Шишечка, он репортер, -- тремя словами Бенедикт сумел выразить и пренебрежение к репортеру и с нежность к девушке.
   --Спасибо, что не назвали меня репортеришкой, -- огрызнулся я. --Федор, -- и я протянул руку девушке.
   Она ее с удовольствием пожала. Бенедикт демонстративно фыркнул и зашел в аудиторию.
   Цанс и некоторые из его коллег были уже там. Они сидели в первых рядах и вели оживленную беседу. Бенедикт сначала устроился в последнем ряду, но Цанс его быстро заметил и указал на свободное место подле себя. Бенедикт послушался. Девушка-шишка спустилась следом и села позади Бенедикта.
   Я сел в последнем ряду, не желая до поры до времени мозолить глаза Цансу и Бенедикту.
   Аудитория наполнялась -- в основном молодежью. Надеясь получить автограф, студенты и студентки принесли с собой книги Брубера. Я пригляделся к обложкам. С большим отрывом лидировали "Моролинги", другие романы были представлены одним -- двумя экземплярами.
   Так, а что если...
   Я достал из кармана "Моролингов", взятых из кабинета Корно, открыл титульный лист. Почему я не проверил это сразу: на титульном листе стояла витиеватая роспись автора. Одна только роспись, никакого пожелания. Вероятно, они не были хорошо знакомы. С другой стороны, я с трудом мог представить Корно стоящим в очереди за автографом. Ему было впору самому раздавать автографы поклонникам виртуальных игр.
   Появление Эдуарда Брубера молодая публика встретила аплодисментами. Услышав хлопки, профессорско-преподавательский состав лениво повернул головы к проходу, по которому размашистым шагом спускался пожилой, коренастый мужчина с крупным крючковатым носом. Хмурый, сосредоточенный взгляд он сохранил до самой трибуны.
   --Прошу извинить меня великодушно, -- Брубер пожал руки всем, кто сидел в первом ряду, взошел на кафедру и, изобразив, наконец, улыбку, раскланялся. --Мне кто-то сказал, что семинар начинается в четыре тридцать.
   --Кто ж этот штрейкбрехер? -- попросил уточнить Цанс.
   --В любом случае, он не из моролингов, -- дежурно отшутился Брубер, --поскольку моя миссия полностью отвечает их интересам. Я знаю, что интеллектуалы плохо переносят доклады и докладчиков, поэтому постараюсь сократить выступление до необходимого минимума.
   Мне не хотелось бы ставить под сомнение честность писателя Эдуарда Брубера. Поэтому будем считать, что он действительно сократил свой доклад. Однако это еще не повод, чтобы приводить доклад целиком. Суть доклада заключалась в следующем:
   Двести лет назад, в междуречье Пуруса и Куари были обнаружены залежи руды, богатой изотопами тяжелых элементов. Согласно статье 505 "Хартии ООН о туземных народах и сапиенсах, если таковые, не дай бог, будут обнаружены" вести разработку руды разрешалось только с согласия коренного населения.
   (Я думаю, слова "не дай бог" Брубер вставил от себя.)
   Коренным населением тех мест, где нашли руду, являлись индейцы из племени кивара, по-современному -- моролинги. Моролинги ни в какую не соглашались отдать свои территории, пока кто-то не предложил им в обмен на десяток квадратных километров целую планету. Деятель, сделавший такое предложение, наверное, думал, что удачно пошутил. Неожиданно для всех моролинги сказали, что подумают, а, подумав, велели показать им несколько свободных планет, чтобы сделать окончательный выбор. Смешно сказать, но в списке свободных планет был и Фаон. На Фаоне моролинги даже не стали высаживаться. Взглянув на тот рекламный фильм, которым правительство Фаона заманивает туристов, любой здравомыслящий индеец будет обходить нашу планету за сто парсек. Кому нужна планета со среднегодовой температурой на экваторе в пять градусов тепла, -- к счастью, по Цельсию. Джунгли у нас только в ботаническом саду, под тройными кварцевыми стеклами. Итак, от Фаона моролинги отказались. От Хармаса, где жарко, но мало воды, -- тоже.
   Оркус моролингам не предложили, поскольку двести лет назад люди думали, что Оркус -- это рай в космосе и, как всякий рай, он на что-нибудь да сгодится. Остальные планеты, предложенные моролингам, были не из нашего Сектора, то есть не из Сектора Фаона. Моролинги остановились на Ауре из Сектора Кита. Причем, говорят, что вождь моролингов, отвергнув очередную планету, просто ткнул пальцем в небо и спросил, нет ли в том месте, куда он ткнул, какой-нибудь планеты. Покопались в справочниках и ответили: "Есть!". Вождь согласился на обмен практически втемную.
   Между моролингами и остальным человечеством был заключен договор: моролингам в полное и вечное пользование отходит планета Аура, взамен, остальное человечество получает территорию моролингов вместе с рудой, джунглями, болотами и малыми муравьедами.
   Договор скрепили кровью. Генеральному секретарю ООН вставили шприц в вену, вождь моролингов обошелся костяным наконечником копья. Кровь смешали и накапали на бумагу с текстом договора. Читать моролинги, разумеется, не умели, но они знали, что бумага -- один из тотемов белого человека, поэтому отнеслись с красивым черным закорючкам на белом фоне с предельной серьезностью. Кроме того, Генеральный секретарь произнес клятву на языке кивара -- это был туземный аналог бумажного договора. Через две недели после заключения договора Генеральный секретарь с ужасом узнал, что он поклялся, во-первых, жизнью всех своих потомков и, во-вторых, местом в шкале перерождений, которое займут его предки и потомки. То есть смысл таков: в случае нарушения договора потомки Генерального секретаря, буде таковые живы на момент нарушения договора, попросту сгинут, а души -- и предков Генерального секретаря, и потомков, и его собственная -- реинкарнируют в такую гадость, что мало не покажется. В бумажном договоре никаких таких страшных клятв Генеральный секретарь, разумеется, не давал. Текст устного договора согласовывали адвокаты и переводчики, но, видимо, моролинги их как-то обхитрили.
   Моролинги тоже не смогли учесть всех нюансов. Например, они не знали, что по поверью, бытующему среди белых людей, бумага все стерпит. Не прошло и ста лет, как Ауру стал заселять всякий образованный люд: ученые-планетологи, инженеры­ -- строители научно-исследовательских станций, биологи и врачи. Потом, по мере удешевления межпланетных перелетов, на Ауре появились любители экстремального плането-ведения и плането-лазания, и просто туристы. Туристам понадобились гостиницы, и воротилы гостиничного бизнеса обратили свои взоры на Ауру.
   Наконец, Ауру облюбовали лица, скрывающиеся от правосудия. Из-за них возникла необходимость создать местное правительство и полицию. Во главе правительства поставили губернатора, которого выбрали (и по сею пору регулярно выбирают) без участия моролингов.
   Моролинги, вообще, вели себя довольно странно. Никто даже не мог сказать толком, как именно они себя вели, поскольку моролингов не было ни слышно, ни видно. Одну треть территории Ауры занимают высокогорья, а моролинги не терпят гор -- они живут во влажных низинах. Второе заселение Ауры велось сверху вниз -- с высокогорных районов в долины, и до поры до времени новые переселенцы в принципе не могли столкнуться с моролингами. Однако время от времени новые переселенцы исчезали, что, впрочем, легко было списать на несчастные случаи, отнюдь не редкие на новых планетах. Например, на Оркусе переселенцы исчезали только потому, что их никогда и не было. То есть я хочу сказать, что переселенцы не исчезали, а, в каком-то смысле, наоборот: у переселенцев возникали ложные воспоминания о других переселенцах, которые будто бы жили рядом, но потом исчезли.
   На Ауре переселенцы действительно пропадали, и это строго доказано. В романе Эдуарда Брубера "Моролинги" все более-менее подробно описано, -- не без мистики, конечно.
   Всегалактическое сообщество раскололось. Комитет "В защиту договора" выступал за точное соблюдение условий договора с моролингами: вся Аура принадлежит им и точка. Комитет "2000" выступал за внесение в договор поправки: территории, расположенные ниже двух тысяч метров над уровнем моря принадлежат моролингам, остальное -- остальным. Ряд праворадикальных группировок требовали выселить моролингов с Ауры куда подальше. Имеет ли отношение к проблеме Ауры террорист Евклид, всегалактическая общественность не знала, поскольку его требования держались в строжайшей тайне. Про Евклида я добавляю от себя, Брубер о нем даже не заикнулся.
   Писатель принадлежал к умеренному крылу комитета "В защиту договора". На следующей неделе его ждали в фаонском законодательном собрании, где он планировал выступить с речью в защиту моролингов. Выступление перед законодателями Брубер решил предварить докладом в университете, и Казимир Цанс организовал ему семинар. Однако консервативная университетская публика сторонилась политики. Ученых пришло гораздо меньше, чем ожидалось, зато поклонники Брубера-писателя присутствовали в избытке. Но последним до политики было еще меньше дела, чем ученым.
   В конце речи Брубер призвал присутствующих выступить в поддержку комитета "В защиту договора", --мол, это наш общечеловеческий долг, а долги надо отдавать.
   Цанс поблагодарил Брубера от имени преподавателей и студентов и предложил всем высказаться "по существу затронутого вопроса". Первое замечание "по существу" прозвучало от Бенедикта. Он громко заявил, что ни один договор дольше одного поколения не держится, что уж тогда говорить о пяти-шести поколениях. Заявление Бенедикта заставило аудиторию мгновенно забыть о моролингах. Перебивая и перекрикивая друг друга, преподаватели и аспиранты стали приводить примеры, опровергающие заявление Бенедикта. Бенедикт так просто не сдавался, аргументы расчетливо тратил на преподавателей, в отношении аспирантов не смущаясь переходил на личности. Бруберу не удалось вставить и слова. Впрочем, он и не пытался. По-моему у него не было настроения спорить с каким-то студентом. Писатель одиноко стоял на кафедре и озабоченно посматривал на первые ряды.
   Между тем Цанс выразил сомнение по поводу содержания клятвы Генерального секретаря. В мифологии моролингов нет ни слова об реинкарнации, говорил он, следовательно, они не стали бы требовать клятвы, затрагивающей реинкарнацию: зачем требовать то, во что сам не веришь. Брубер возразил, что мифология моролингов касалась только самих моролингов. О других племенах моролинги судили по не по своим обычаям, а по обычаям, принятым у соседей. Ближайшие соседи моролингов -- кивара-муравьеды верили в переселение душ, поэтому, с точки зрения моролингов, вполне логично потребовать от чужаков клятвы, затрагивающей интересы чужака, так сказать, в полном объеме. В ответ, Цанс неявно (гость, все-таки) обвинил Брубера в некомпетентности. Бенедикт с его историческими прецедентами сначала ушел в тень, затем вынырнул на стороне Брубера. Цанс сперва пришел в замешательство от такого предательства, но потом, заручившись поддержкой коллег, перешел в наступление...
   Слушать их дальше не имело смысла. Под шумок я незаметно удалился.
   Найдя пожарную лестницу -- единственное тихое место во всем университете, я позвонил Яне.
   --Проверь, пожалуйста, не был ли Корно потомком того Генерального секретаря ООН, который подписал договор с моролингами, --попросил я ее.
   Прежде чем сказать такое, я некоторое время размышлял, какой тон мне следует выдержать -- серьезный, чтобы Яна приняла мою просьбу за шутку, или шутливый, чтобы Яна подумала, что у меня не все в порядке с головой. Но вышло ни так, ни эдак.
   --Во что ты вляпался на этот раз? -- спросила она.
   --В вендетту по-моролингски. В кого переселилась душа Корно, я тебя не спрашиваю, но если, паче чаяния, ты в курсе, у кого это можно выяснить, то, ради бога, намекни...
   Она отключила связь.
   Я вернулся в аудиторию. За время моего отсутствия, там кое-что изменилось. Брубер сидел в первом ряду и раздавал автографы. Перегородив проход, к нему выстроилась очередь. Группка преподавателей и студентов заняла противоположную часть первого ряда и вела сугубо научную дискуссию о моролингах. Бенедикт спорил больше всех. Его спутница Шишка стояла в стороне и внимательно слушала ученых. Она улыбалась улыбкой ребенка, наблюдающего за еще меньшими детьми.
   Растолкав студентов, я подал Бруберу "Моролингов", раскрытых на следующей странице после титульной. Не поднимая глаз, он расписался, затем, видимо, случайно перелистнул страницу и увидел старую подпись. Вопросительно и слегка насмешливо посмотрел на меня. Заметив мое затруднение, помог:
   --На остальных расписаться?
   --Они будут против, -- кивнул я на студентов, пихавших меня со всех сторон.
   Не ответив, он вернул книгу.
   Я пошел послушать, о чем спорят ученые.
   --То, что вы говорите никем не подтверждено, -- сказал Бенедикту молодой бородач с въедливыми глазами. --Я уверен, источники, на которые вы ссылаетесь, крайне сомнительны.
   --Это Спенсер по-вашему сомнителен?! -- возмутился Бенедикт.
   --Спенсер переписчик и интерпретатор, -- ответил бородач. --Сам он с кивара дела никогда не имел.
   --Простите, с кем он не имел дела? -- задал вопрос веселый круглолицый старичок с коротенькой седой бородкой. Черная академическая шапочка была лихо сдвинута на затылок.
   --Кто эти двое? -- шепотом спросил я Шишку.
   --С большой бородой -- доцент Семин, антрополог. Страшно не любит, когда кто-то вторгается в его область. В шапочке -- академик Чигур, светило планетологии. Он может позволить себе проявлять неосведомленность в чем угодно, вплоть до таблицы умножения. Кажется, он проспал весь доклад...
   Тем временем Семин просвещал академика:
   --До переселения на Ауру, моролинги являлись одним из кланов племени кивара. Собственно моролингами их стали называть позднее, уже после переселения.
   Бенедикт возразил:
   --Они были кастой. Я бы предпочел термин "каста", а не "клан". Эндогамия в сочетании со строго очерченным кругом занятий намекают на кастовую систему у кивара, а не на клановую.
   --Не стану спорить, хотя, неявно, вы опять ссылаетесь на Спенсера. Другие источники говорят о клане "шелеста листвы" у кивара. Вы учтите, что информаторы Спенсера были не из числа моролингов.
   --Разумеется, я об этом знаю! -- воскликнул Бенедикт. -- Среди моролингов не было ни одного информатора. Все, что нам известно о предках нынешних моролингов, нам известно от их соседей. Индейцев-кивара изучали на протяжении ста лет. За это время сменилось три поколения исследователей. Информаторы, чьи сведения использовали исследователи, ни в чем друг другу не противоречат. Поэтому нет никаких оснований утверждать, что информаторы из соседних племен лгали.
   --Эта непротиворечивость и подозрительна! --уцепился Семин. -- Меня не покидает мысль, что исследователи внутренних областей бассейна Амазонки просто перепевали друг друга. Спенсер частично скомпилировал работы предшественников, а частично, действительно, использовал сведения, полученные от информаторов. Но я не уверен, что мы должны всерьез воспринимать исследования двухсотлетней давности. Труды Спенсера читаются, как вторичный фольклор. Я имею в виду, что научный подход Спенсера -- уже фольклор, только нашего, "цивилизованного" образца, с неизбежным стремлением найти в случайном и алогичном первые и вторые гомологии, excuse moi за любимую вами математическую терминологию, но я в данном случае повторяю не вас, а Спенсера.
   --Ей богу, слышу, как Спенсер перевернулся в гробу, -- радостно зааплодировал Чигур и задумчиво добавил: --Шелест листвы, какой странный тотем.
   --А что вы думаете по поводу таких тотемов, как смех или болезнь? --добавил ему задумчивости Семин.
   --С ним бесполезно что-либо всерьез обсуждать, --обращаясь к Цансу, буркнул Бенедикт.
   --Отчего же? -- Семин услышал реплику Бенедикта. --Давайте обсуждать серьезно. Если вы считаете, что Спенсер -- это серьезно.
   Еле скрывая раздражение, Бенедикт заговорил:
   --Выводы, сделанные Спенсером, можно не принимать в расчет, но я доверяю его сравнительному анализу моролингов и их соседей. Взять хотя бы клан малого муравьеда. Кивара из этого клана ведут свой род от муравьеда, похитившего двух девушек из деревни на берегу Пуруса. Девушки жили вместе с престарелой матерью, мужчин в доме не было и защитить их было некому. Обе девушки стали женами муравьеда. Одна родила муравьеду девочку, другая -- мальчика. От этих детей кивара-муравьеды и ведут свой род. История происхождения на протяжении веков передается из уст в уста с множеством подробностей. Я не буду на них останавливаться, потому что главное не это -- главное, что у моролингов нет ничего похожего. Я имею в виду, что у них нет вообще никакой родословной! Кивара-муравьеды называли моролингов "подкидышами" или "найденышами". Как видно -- неспроста. Перед смертью, кивара-муравьед указывает своим соплеменникам, в какое растение или животное переселится его душа. С этого момента потомкам умершего кивара запрещено употреблять в пищу указанное растение или животное. Напротив, они приносят жертвы "духу предка". У моролингов культ предков отсутствует полностью. Имя, которое носил при жизни кивара-муравьед, выходит из употребления на три поколения. Моролинги не накладывают никакого табу на имена умерших, но на имя живого моролинга существует табу: никто не имеет права звать его по имени, но называть имя можно. Для повседневного обращения использовалось второе, малое имя. Вместо предков моролинги почитали так называемого "вОрчу" -- или "так называемое", ибо кто это или что это -- никто, даже, Спенсер не знает.
   --Что и требовалось доказать, -- вставил Семин. --О культе ворчу у моролингов Спенсер слышал от жителей городка Лабриа, те -- от кивара-муравьедов. Сведения из третьих рук не заслуживают доверия. Спенсер говорит, что у кивара шелеста листвы не было культа предков. Выходит, моролингам не снились сны, ведь души умерших посещают нас во сне. Я не могу поверить, что моролингам не снились умершие сородичи, а если они все же снились, то должен быть и культ предков.
   --А лично вам часто снятся предки? -- с ехидцей спросил Цанс, пришедший на помощь Бенедикту.
   --Лично мне -- ни разу, но мои родители, слава богу, еще живы.
   --А бабушки и дедушки, прабабушки и прадедушки?
   Семин задумался.
   --Вроде нет, -- нехотя признал он. --Они остались жить на Земле, и я их практически не помню.
   --Как бы то ни было, -- подытожил Цанс, --культа предков вы не исповедуете. Это заметно хотя бы по тому, как резко вы высказываетесь о ваших научных предшественниках. Но от моролингов вы требуете безоговорочного почитания предков. Вы попались на стереотип: раз отсталые туземцы, значит пляски полуголыми вокруг костра, жертвоприношения душам предков, наркотический транс, галлюциногены вместо аспирина и так далее, и тому подобное. Все совсем не так. И сведения Спенсер получал не из третьих рук...
   --Конечно не из третьих! -- подхватил Бенедикт. В помощи учителя он больше не нуждался. --После посещения Лабрии, Спенсер лично встретился с кем-то из кивара, и индеец рассказал ему о культе ворчу. По словам информатора, культ ворчу справляется каждым моролингом строго индивидуально. Зато нет ни строго регламентированного времени для ворчу, ни определенного места. Часто моролингам приходилось прерывать охоту, поскольку одному из охотников вдруг срочно понадобилось свершить ворчу. Тогда другие охотники отходили на некоторое расстояние, чтобы не видеть и не слышать свершавшего ворчу. Информатор рассказал, будто однажды он случайно увидел моролинга, свершавшего ворчу. Сам Спенсер прекрасно отдавал себе отчет в том, что свидетельство информатора может быть обыкновенной выдумкой, ибо кивара-муравьеды славятся своим умением сочинять небылицы. Мало правдоподобно, что бы моролинг не почувствовал присутствия постороннего...
   Тут произошло нечто для меня неожиданное: сказав последнюю фразу, Бенедикт резко повернул голову в мою сторону и посмотрел мне прямо в глаза. Я улыбнулся и покивал. Наверное, Бенедикт давно меня заметил и долго выбирал (а может -- подготавливал) момент, чтобы дать мне знать, что я замечен.
   Бенедикт снова повернулся к коллегам. Те тоже крутанули головами, но на кого посмотрел Бенедикт, они не уловили. Бенедикт продолжил:
   --... впрочем, кивара славятся не только выдумкой, но и любопытством. Любопытство могло пересилить страх перед смертью, ведь всякого, кто увидит свершающего ворчу, ждет неминуемая расправа.
   --Вы говорите об этом ужасающем ритуале, когда с пойманного врага живьем сдирают кожу, из которой потом изготавливают ритуальную одежду? --перебил Бенедикта Чигур. Бенедикт возразил:
   --Во-первых, не следует верить всему, что пишет Брубер. Кивара шелеста листвы снимают кожу с мертвого врага, а не с живого. Сначала врага убивают. После переселения на Ауру, у кивара-моролингов врагов не стало, поэтому Брубер, так сказать, экстраполировал... Вы не согласны? -- обратился он к ухмылявшемуся доценту Семину.
   Тот встрепенулся:
   --Скорее, хочу добавить. Но фактически вы сами уже все сказали. Раз информатор остался жив, то либо он ничего не видел, либо видел очень немногое: столкнувшись с моролингом он попросту убежал. А на бегу сочинил историю для заезжих исследователей, ведь Спенсер и его предшественники за информацию платили, и платили немало.
   --Ваш сарказм мне понятен. Чтобы его немного поубавилось, скажу, что сразу после беседы со Спенсером информатор исчез. А через день Спенсер обнаружил в своем фургоне плетеный мешочек, куда информатор спрятал полученную от Спенсера плату. Совершенно очевидно, что информатор исчез благодаря моролингам, а те зря людей не убивают. Поэтому информатору стоит верить...
   --Так что же он сказал? -- поторопил Чигур призадумавшегося о чем-то Бенедикта. Но Бенедикт никуда не спешил и продолжил только после двадцатисекундной паузы.
   --Информатор видел, как моролинг, оставшись один, остановился и стал искать кого-то глазами, но не так, как охотник всматривается в джунгли, ища добычу. А так, будто кто-то -- может быть сам ворча -- был прямо перед ним, оставаясь при этом невидимым. Затем моролинг стал звать, называя какое-то странное слово, никак не переводимое.
   --Простите, -- снова перебил его Чигур. --Откуда куда непереводимое?
   --По словам информатора, он слышал набор звуков, вполне членораздельный, но ничего не значащий ни на одном из известных информатору языков. Информатор предположил, что моролинг произносил имя. Слово "ворчу" моролинг не произносил. Повторив несколько раз это странное слово, моролинг замолчал и стал, наоборот, внимательно слушать. Именно слушать, а не вслушиваться. А выслушав, вежливо поблагодарил невидимого собеседника и удалился к своим соплеменникам.
   --И это все? -- разочарованно протянул Чигур.
   --Нет, не все. Через неделю, Спенсер, уже от другого информатора, узнал имя одного из моролингов. Спенсер клянется всем своим ученым авторитетом, что имя моролинга и то слово, которое произносил моролинг во время ворчу, одинаковы с точностью до прочтения наоборот.
   --Сатанинская месса, да и только, -- пробормотал Семин. По интонации я понял, что он уже слышал эту историю.
   Чигур предположил:
   --Спенсер намекает, что моролинг во время свершения в*рчи произносил свое собственное имя, но шиворот-навыворот?
   --Он был вынужден сделать такой вывод, --подтвердил Бенедикт.
   --А доказательства?
   --Он их не нашел. Тот, кто свершал ворчу и тот, чье имя впоследствии узнал Спенсер, могли оказаться разными людьми. Но я так не думаю.
   --Вы говорили, что моролинги выделялись среди остальных индейцев-кивара некой специализацией. О какой специализации шла речь? -- спросил академик.
   --В двух словах не скажешь. У кивара, вообще, довольно сложная система всевозможных табу. Например, клан шелеста листвы имел право охотиться только на полосатую дичь. Взамен, другие кланы не имели права по собственному желанию устраивать солнечные затмения. Даже вызывать или прекращать дождь они не имели права.
   --Хм, как в анекдоте... -- раздался смешок со стороны слушателей, не принимавших участия в споре.
   --В каком анекдоте? -- живо обернулся Чигур.
   Студент, вспомнивший анекдот, был чрезвычайно польщен тем, что привлек внимание самог* академика. Немного краснея и путаясь он стал пересказывать:
   --Старый анекдот про распределение обязанностей между мужем и женой. Муж решает глобальные вопросы, а жена -- мелкие, например... -- он запнулся, -- например такие как...
   --А, слышал, -- оборвав студента на полуслове, отмахнулся Чигур. Академик не улыбнулся даже из вежливости. --Сейчас нам предстоит решить действительно глобальный вопрос: ждать, когда у господина писателя закончатся автографы, или идти по домам.
   Бенедикт громко сказал:
   --Пусть катится к моролингам!
   Участники дискуссии ничего другого от него не ожидали.
   --Бенедикт, лично вам я разрешаю охотиться на неполосатую дичь, -- благодушно сказал Чигур. --Но к солнечным затмениям не прикасайтесь.
   --Слушаюсь! -- радостно согласился Бенедикт.
   --Пойду узнаю... -- пробормотал Цанс и направился к Бруберу.
   --Не понимаю, -- сказал Семин, --в романе он изобразил моролингов сущими исчадьями ада, а теперь требует, чтобы им отдали всю планету.
   --Комплекс вины, -- уверенно ответил Бенедикт, -- совесть замучила. --Да бог с ним, -- отмахнулся Чигур, -- но, признаюсь, вы меня заинтриговали. Откуда вы так много знаете о моролингах?
   --Они -- тема одной из глав моей магистерской диссертации, -- ответил Бенедикт, -- весной я собираюсь ее представить.
   --Любопытно... И каково же ваше объяснение этим их ворчу и словам наоборот?
   Семин довольно потирал руки. Чигур вынуждал Бенедикта сказать что-то содержательное, а оппонента, говорящего содержательные вещи, легче критиковать. Цанса, всегда готового заступиться за ученика, поблизости не было.
   --Пока это только гипотеза... -- начал тянуть время Бенедикт. --Она опирается на существование вселенной с обратной стрелой времени...
   --Ах, ну конечно! -- влез раньше времени Семин. --Конечно господин Эппель задействует теоретическую физику, в которой антропологи не смыслят не бельмеса!
   --Я -- смыслю, -- твердо сказал Чигур.
   --...следовательно, существую, -- буквально одними губами дополнил Бенедикт.
   Академик то ли не расслышал, то ли сделал вид, что не расслышал.
   --Хорошо, продолжайте, -- сказал Бенедикту Семин.
   Студента выручило появление Цанса и Брубера.
   --Ну-с, пойдемте, -- сказал Цанс, -- я попросил накрыть нам столик внизу. Вы проголодались? -- спросил он Брубера.
   --Пожалуй...
   --Это к лучшему. В нашу столовую надо ходить голодным.
   Как я понял, кроме Брубера, приглашение относилось к Чигуру, Семину и еще двум преподавателям. Вшестером они пошли на выход. Впереди шел Брубер. У выхода из аудитории какая-то поклонница открыла Бруберу дверь и встала сбоку, почтительно придерживая створку. Бенедикт, шедший до этого позади всех, обогнал Брубера и проскочил в дверь перед его носом. Поклонницу студент поблагодарил быстрым кивком.
   --Ну и тип, -- сказал я Шишке, которой не удалось повторить маневр Бенедикта из-за широкой спины Семина.
   Она невинно похлопала ресницами.
   Выйдя из аудитории, я натолкнулся на ту же компанию: Цанс и четверо преподавателей стояли на балюстраде и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. В метрах десяти от них, облокотившись о перила, беседовали Брубер и Бенедикт. Не похоже, что бы Бенедикт просил у Брубера автограф.
   --Они знакомы? -- спросил я неизвестно у кого, потому что Шишка, секунду назад стоявшая позади меня, исчезла так же внезапно, как и появилась.
   Я подошел к Цансу.
   --Профессор, пока вы не ушли, разрешите один вопрос...
   --Я слушаю.
   --Вы не знаете человека по фамилии Рунд?
   --Рунд? -- удивленно переспросил Цанс. --Какой Рунд?
   --Возможно, он и Корно были знакомы.
   Цанс стал задумчиво приглаживать брови.
   --Да, -- сказал он, -- был такой физик...
   --Был?
   --Я лет пять о нем ничего не слышал. Вы говорите, он и Корно...
   --Это не точно. Всего лишь слухи. А чем занимался этот физик?
   --Субквантовыми вычислениями, кажется... Да, он несколько раз пытался найти ошибку в моей теореме об аттракторах. В те времена многие пытались меня опровергнуть. Потом он куда-то пропал. Наверное понял, что доказательство безупречно и занялся чем-нибудь другим, более полезным... --Цанс самодовольно усмехнулся, --... для науки. Или, как Корно, ушел в бизнес.
   --Может быть... А где он жил?
   --По-моему, он был с Ауры. Так он что, снова объявился?
   --Пока нет, я думал, вы мне подскажете, как его найти.
   Пора было сменить тему. Я заметил:
   --Бенедикт и Брубер что-то долго болтают.
   --Наверное, о моролингах, -- предположил Цанс.
   --До сегодняшнего дня они общались?
   --Бенедикт собирал материал о моролингах. Возможно, что и общались. Но он мне никогда не рассказывал.
   --Скрытный студент!
   --Это точно, -- согласился Цанс. --Ну наконец-то! Кажется, наговорились...
   Брубер возвращался к преподавателям. Бенедикт перескочил через перила на "кошмар Мебиуса" и поехал вниз.
   Ну вот, думал я, не хватало еще мне за студентами бегать.
   На обед меня не пригласили, и я полетел домой переваривать накопленную информацию.
  
  
  
   11
  
   Татьяна постоянно твердит, что, читая за завтраком плохие новости, я когда-нибудь заработаю язву. Сегодня был ее день -- в смысле -- язвы. Тянучка встала у меня поперек горла, когда я прочитал:
  
   Срочное сообщение!
   Неожиданный поворот в деле убийства Чарльза Корно!
  
   В деле убийства ведущего программиста компании "Виртуальные игры" появился новый подозреваемый. Вчера поздно вечером полиция арестовала студента Фаонского Университета, Бенедикта Эппеля. Начальник Департамента Тяжких Преступлений, полковник Виттенгер, от комментариев, как всегда, отказался, однако нам стало известно, что Эппель в течение последних месяцев оказывал Чарльзу Корно кое-какие не бесплатные услуги. Мы, разумеется, ни в коем случае ни на что не намекаем, напротив, мы прямо и безоговорочно подразумеваем виртуальные компьютерные игры, разработчиком которых являлся покойный. Эппель, будучи студентом кафедры Динамического Моделирования, проводил для Корно некоторые теоретические расчеты. Свою вину он начисто отрицает, что для убийц весьма характерно, ибо по нашей статистике девяносто процентов убийц отказывается признать вину в день ареста. На второй день после ареста эта цифра падает до семидесяти. Итак, уважаемые читатели, время, как говорится, покажет. Будем ждать, чего нам ждать от наступающего дня!
  
   Позвонил Шеф.
   --Ты успел с ним вчера побеседовать? -- спросил он, словно забыв, что еще вечером я ему объяснил, почему за Бенедиктом имеет смысл сначала последить. И вечером же он со мною согласился.
   Я захрипел, показывая на горло.
   --Прими аспирин и в Отдел, -- приказал он.
   Проглотив тянучку, я позвонил Амиресу. Тот еще спал.
   --Накинь что-нибудь, -- сказал я ему.
   --А в чем дело?
   --Ты настучал?
   --На кого?
   --На Бенедикта!
   Амирес натянул простыню и зевнул.
   --Виттенгер заявился вчера чтобы спросить, собираюсь ли подавать на вас в суд за незаконное вторжения. Я ответил, что не собираюсь. Тогда, он спросил, откуда в доме появился газ, который есть только у спецслужб. Я отдал ему ваш баллончик и объяснил все, как вы велели. Он не поверил. Потом стал выспрашивать, кто бывал у нас дома. По-моему, он уже знал, что Бенедикт был здесь за два дня до убийства, отрицать было бесполезно, мне пришлось сказать, что Корно и Бенедикт скандалили. Я представил все так, будто они скандалили... ну сами понимаете, из-за чего...
   --Понимаю. И Виттенгер, только с твоих слов, взял и арестовал человека. Что еще ты ему рассказал?
   --Ничего... Клянусь!
   Я послал его куда подальше.
   В Отделе я узнал подробности ареста. Виттенгер получил ордер на арест в семь часов вечера. С семи часов он искал Бенедикта по всему Фаон-Полису, одновременно полиция устроила засаду у университетского общежития. Бенедикт вернулся в общежитие в начале первого. С ним была девушка, которая назвала себя Шишкой. Когда сержант стал зачитывать Бенедикту его права, девушка, чрезвычайно любезно, попросила дать ей взглянуть на ордер. Сержант, тронутый ее... нет, видимо, просто тронутый, отдал ей бумагу. С этого момента ордера больше никто не видел. Девушку арестовали вместе с Бенедиктом.
   --Знакомый фокус, -- сказал я Шефу.
   --Который?
   --Она съела ордер на арест.
   --Она что, тоже двинутая, как твой Бенедикт?
   --Бенедикт не двинутый, -- возразил я. --Он гений, а гениям многое позволено -- так считает мадемуазель Ливей, а она каждый день имеет дело с гениями.
   --Если он не двинутый, зачем его посылали к психиатрам на освидетельствование?
   Есть такое правило: если босс задает вопрос, уже подразумевающий ответ, то надо молчать в тряпочку. Однако я был настолько поражен, что сказал:
   --Шеф, вы уверены, что мы говорим об одном и том же Бенедикте?
   --Об одном! -- и Шеф показал мне проволочную единицу. --О том, на которого донес Амирес. Зачем он это сделал?
   --Шеф, -- взмолился я, -- я не успеваю соображать. Давайте сначала разберемся с психиатрами...
   --Отвечай на вопрос!
   --Пожалуйста! Амирес считает Бенедикта убийцей и боится, что тот доберется и до него. Когда Бенедикт в тюрьме, ему спокойнее. Нам, в каком-то смысле, тоже спокойнее, потому что плакали наши полмиллиона. Их честно заработал Виттенгер.
   --Деньги уйдут в "Фонд ветеранов полиции", -- возразил Шеф. --Виттенгеру не перепадет ни гроша. Я поражаюсь, что инспектор, не имея ни малейших материальных стимулов, раскрыл убийство быстрее нас. А тебя это не поражает?
   --Еще как! Но мы вытащим Бенедикта, как вытащили Амиреса.
   --Боюсь, с Бенедиктом будет сложнее.
   --Шеф, к какому выводу пришли психиатры?
   --Иди, к Яне, она тебе расскажет. Свободен!
   К Яне я не пошел, потому что ее кабинет для двоих слишком тесен --если, конечно, эти двое занимаются составлением досье на лиц, связанных так или иначе с делом Корно. Я пригласил Яну за свое рабочее место в тот момент, когда она собирала сведения о физике Рунде, проживавшем или проживающем на планете Аура. Вместе с физиком, досье, представленное Шефу после (его) обеда, содержало следующие имена и факты:
   Казимир Цанс, заведующий кафедрой Динамического Моделирования Фаонского Университета, профессор, лауреат Филдсовкой медали за работы по субквантовым вычислениям, последние годы посвятил приложениям, то есть применял разработанные им математические модели к гуманитарным наукам: социологии, антропологии, лингвистике. Гуманитарии (в т.ч. доцент Семин) оказываю посильное сопротивление. Имеет контакты с компанией "Виртуальные игры", характер контактов не установлен.
   Бенедикт Эппель, студент кафедры Динамического Моделирования Фаонского Университета, готовит диссертацию на степень магистра. Ученик профессора Цанса. Специализируется на построении динамических моделей работы сознания, имеющих научное (для динамической лингвистики и антропологии) и промышленное (для виртуальных игр с сапиенсами) значение. Сотрудничал с покойным Чарльзом Корно, но никаких материальных подтверждений этого сотрудничества не обнаружено. До Фаонского Университета Эппель учился в Сорбонне (Европа, Земля), откуда был со скандалом выгнан. Два раза его направляли к психиатрам. В первый раз -- после исключения из Сорбонны. По словам Бенедикта его признали вменяемым при условии, что он немедленно покинет Землю и больше на нее не вернется. Так, два с половиной года назад, он оказался на Фаоне. Около двух лет назад его снова послали к психиатрам. По словам врачей -- умеренно нормален, по словам преподавателей -- гениален. Арестован по подозрению в убийстве Чарльза Корно. Показаний не дает.
   Николас Краузли, президент компании "Виртуальные Игры", мультимиллионер, филантроп, дважды появлялся на обложке журнала "Успех года". Его жизнеописанию посвящены четыре колонки в справочнике "Кто есть кто на Фаоне" и тонны публикаций в иных источниках. Верить ничему нельзя.
   Тим Вейлинг, помощник Николаса Краузли, его доверенное лицо. Что именно доверял ему Краузли, никто толком объяснить не смог, а сам Вейлинг постоянно уклоняется от ответа. Молод, настырен, далеко пойдет.
   Чарльз Корно, главный разработчик игры "Шесть Дней Творения" и еще десятка подобных игр. Ныне покойный. В сентябре ему бы исполнилось сорок два. По мнению журнала "Шустрый кубит" -- гениальный программист, поэтому с его смертью мы много потеряли. В деньгах более чем не нуждался, репутации позавидовал бы сам Краузли (за исключением одного момента -- см. пункт Рауль Амирес). Учился у Казимра Цанса, защитил докторскую диссертацию, затем ушел в компьютерный бизнес. По словам знакомых, имел скверный характер, но это не повод для убийства. В январе этого года уезжал в командировку на Землю, однако проверка показала, что на Земле он не появлялся. Где его на самом деле носило пока неизвестно.
   Рауль Амирес, сожитель Чарльза Корно и сотрудник "Виртуальных Игр", кодировщик. Познакомился с Корно в октябре прошлого года, когда пришел работать в "Виртуальные Игры". С декабря прошлого года живет в доме Чарльза Корно. Подслушивал его телефонные разговоры, однажды пытался взломать компьютер в поисках закодированных файлов. Скорее всего Корно он не убивал.
   Шишка, -- свое настоящее имя назвать отказывается, ссылаясь на неприкосновенность личности. Документов нет. Род занятий неизвестен. На ночном допросе, обращаясь к Виттенгеру "милый инспектор" и "душка-полковник", довела его до нервного срыва.
   Эдуард Брубер, известный писатель, драматург, сценарист и общественный деятель. Автор девяти сценариев (в том числе к фильму "Жизнь и смерть Роберта Грина") и семи романов, последний из которых, "Моролинги", вот уже месяц занимает первую строчку списка бестселлеров (в категории низкопробных триллеров, хотела добавить Яна, но по-моему такой категории не существует). Видный деятель комитета "В защиту договора", куда вступил сразу после выхода последнего романа.
   Рунд, физик, специалист по субквантовым вычислениям. Один из бывших оппонентов Казимира Цанса. Пять лет назад работал в Центре Радиокосмических Наблюдений на Ауре. С той поры о нем ничего не слышно.
  
   --Что между всеми этими людьми общего? -- Шеф с недоумением перечитывал досье. --Смотрите: ученые, программисты, писатели, бизнесмены, сумасшедшие студенты и бомжи.
   --Вы про Шишку? -- уточнил я.
   --Про нее.
   --Если ее исключить, то всех их объединяют моролинги.
   --Кроме Краузли и Вейлинга, -- напомнила Яна.
   --Они бизнесмены, их можно объединить с кем угодно, --заметил Ларсон таким тоном, словно ставил диагноз неизлечимому больному. --Капитализм не признает национальных различий.
   Шеф обозвал всех нас бездельниками и дал задание:
   --Значит так. Яна, на тебе остается во-первых Рунд, во-вторых, те научные исследования, из-за которых теперь убивают программистов. Хью, ты по-прежнему занимаешься "ЩДТ", что-то с ними должно быть не так. Федр, тебе предстоит искупить вину за вчерашний прокол.
   --Могу вымыть ваш флаер.
   --Не годится, его уже вымыли. К тому же ты отвратительно моешь флаеры -- еще хуже, чем допрашиваешь подозреваемых. Ты не успел допросить Бенедикта, поэтому ты обязан найти другие источники информации.
   --Какой информации?
   --Той, которую ты бы получил, если бы допросил Бенедикта.
   --Ах той! -- воскликнул я. --Уже начинаю искать...
   --Федр, -- наклонившись ко мне, нарочито громко зашептала Яна, -- хочешь подсказку?
   --Давай!
   --Бенедикт тебе ничего бы не сказал, следовательно, чтобы выполнить приказ, тебе достаточно обратиться к любому немому... ой, Шеф все слышит, -- она отпрянула от меня и замерла.
   --Поговори еще раз со всеми, кто его знал и кто еще жив или на свободе, -- подсказал Ларсон, -- с его близкими поговори.
   --Опять с Цансом? Я боюсь ему надоесть.
   --С Цансом после, -- вмешался наконец Шеф, -- сейчас ближе Виттенгера Эппелю никого нет, поэтому начни с инспектора.
   --Есть начать с инспектора! -- сказал я.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   12
   Как и все большие боссы, начальник Департамента Тяжких Преступлений, старший инспектор и полковник Виттенгер (господи, как же любят они обвешивать себя чинами!) пребывает поочередно в двух ипостасях. На службу ходит Виттенгер-1, с друзьями и знакомыми общается Виттенгер-2. Виттенгер-2 отличается от Виттенгера-1 широтой взглядов, неплохим (для полицейского) чувством юмора и философским отношением к жизни.
   Конечно, со временем Виттенгер-2 непременно восторжествует над Виттенгером-1. Но не в этом году, поскольку в этом году торжеству Виттенгера-2 над Виттенгером-1 все время что-то мешает. Причем, мешают вещи прямо противоположные. Например, на позапрошлом пятничном совещании у губернатора был отмечен рекордно низкий уровень тяжких преступлений. Виттенгера, конечно, похвалили, но тут же сообразили, что отсутствие убийц и насильников на пятидесятимиллионном Фаоне нельзя считать заслугой начальника Департамента Тяжких Преступлений. Виттенгер и опомниться не успел, как губернатор, с подачи начальника полиции, решил пересмотреть перечень преступлений, считавшихся тяжкими. От расследования угонов флаеров Виттенгер кое-как отвертелся, но квартирные кражи со взломом теперь полностью в ведении Департамента Тяжких Преступлений.
   Только-только Виттенгер примирился со столь унизительным расширением своих полномочий, как убивают известного на весь Фаон компьютерного гения. Сколько за минувшую неделю произошло квартирных краж -- никто уже не считал. Озверевший Виттенгер-1 задавил несчастного Виттенгера-2 до уровня младшего сержанта постовой службы.
   Набирая в три часа пополудни номер Департамента Тяжких Преступлений, я был уверен, что нарвусь на Виттенгера-1 в самой худшей форме.
   Когда Виттенгер ответил, мне хватило десяти секунд, чтобы понять -- передо мною сидит Виттенгер-2. Я чуть было не сказал, мол, извините, ошибся номером, перезвоню, когда у вас будет соответствующее настроение. Инспектор не заметил моего замешательства, он, перейдя на "ты", сказал:
   --Приходи ко мне домой часиков в девять, поболтаем, -- и чуть ли не улыбнулся!
   --Ну конечно, конечно приду, -- проговорил я в полнейшей растерянности. --Но почему так поздно?.
   --Неужели для тебя девять вечера -- это поздно? --изумился он. --Раньше никак не могу -- работа...
   Мне показалось, что зря я дал ему понять, что готов с ним встретиться хоть сейчас.
   --Может, отложим до выходных? --осторожно предложил я.
   --В выходные я отдыхаю, -- ответил он. --Давай сегодня.
   Виттенгер назвал адрес и сказал: "До вечера". "До вечера", -- повторил я вслед за ним.
   В общении со мной, инспектор переходит на избыточно фамильярный тон, только когда нас связывает одно дело, обычно -- убийство. Но месяц или два разлуки -- и снова слышишь: "господин Ильинский, пройдемте" или "Ильинский, назовите ваше полное имя".
   Виттенгер жил в термитнике под номером один -- это тот термитник, к которому подступают циклопические бетонные ступени делового центра Фаон-Полиса. На прошлой неделе, во вторник, в пять часов вечера, через большое окно своей гостиной Виттенгер мог бы наблюдать, как я допрашиваю посыльного Джима. Чтобы разглядеть нас инспектору хватило бы обычного оптического бинокля.
   Инспектор в одиночестве занимал большой четырехкомнатный блок. Прожив бок о бок пятнадцать лет и родив ребенка, супруги Виттенгер расстались. Произошло это еще до того, как Виттенгер получил наконец повышение. Дочь -- взбалмошная, но хитрая девица -- укатила вместе с матерью на Землю. Мне говорили, что развода бы не произошло, если бы госпоже Виттенгер достался только Виттенгер-2, без Виттенгера-1. В этом заключении я усматриваю некоторое противоречие, ибо, как ни крути, госпожа Виттенгер жила именно с Виттенгером-2, а с Виттенгером-1 жили, в смысле трудились, его подчиненные, которые не имели возможности ни развестись со своим начальником, ни укатить с матерями на Землю.
   Шеф, напутствуя меня перед визитом к Виттенгеру, сказал:
   _ Чем бы тебе он ни угрожал, что бы не обещал -- ни слова об исследованиях.
   Разумеется, я ответил:
   _Есть!
   Этого Шефу показалось недостаточно.
   _Поклянись прибавкой к жалованью.
   Знал бы Шеф, какой сюрприз готовит для меня Виттенгер, послал бы вместо меня Ларсона -- Ларсон абсолютно равнодушен к еде. Виттенгер встретил меня в перепачканном фартуке, в правой руке он держал длинную вилку для переворачивания мяса.
   --Инспектор, я без оружия, -- увидев вилку, я поднял руки.
   --Зря ты оставляешь бластер во флаере. В последнее время участились кражи из личного транспорта.
   --Неужели вас заставили расследовать и кражи?
   --Благодаря тебе и твоему шефу, до этого еще не дошло.
   --Сказали бы раньше, не дошло бы и до квартирных краж. Чем это пахнет?
   Запах я учуял уже на площадке перед дверью в квартиру. И тогда я подумал, что ошибся дверью -- как ошибся номером, когда звонил в Департамент.
   --Иди посмотри, -- инспектор вилкой указал в сторону кухни. -- И не хватай руками. Для этого существуют столовые приборы.
   На жаровне под вытяжкой лежало полдюжины отбивных. Натуральное мясо на открытом огне в обычной квартире -- для Фаона это невиданная роскошь.
   --Инспектор, а ведь я -- вегетарианец, -- сказал я, сглатывая слюну.
   --Ну и отлично! Съем все сам, -- воскликнул он с издевкой. --А с каких это пор ты стал вегетарианцем?
   --Помните, как я отравился в пятницу? Врач сказал, что все дело в мясных консервах. У них истек срок годности, а я и не посмотрел. Теперь меня просто воротит от вида жареной телятины с луком-шалотом, сладким перцем, шампиньонами, зеленью, сыром и красным вином.
   --Вина нет, -- вставил Виттенгер. -- Это коньяк.
   --Тогда другое дело, накладывайте, -- велел я.
   --Я уточню у химиков, но по-моему "Буйного лунатика" делают не из тухлых консервов.
   Я развел руками:
   --Ума не приложу, как такое могло случиться. Но я тоже наведу справки.
   --Да, загадка... Пошли в комнату, -- предложил он. Кухня, доверху заваленная пустыми упаковками из-под продуктов, двоих нас не вмещала.
   Еду перенесли на стол в гостиной. Перед тем как поставить тарелки, стол следовало освободить. Валявшиеся на нем вещи -- бумаги, пустые банки, кобуру и что-то из одежды -- Виттенгер побросал на стул. Мне пришлось сделать вид, будто я не заметил, чт за детали мужской одежды валялись на столе.
   Теперь выяснилось, что одному из нас не на чем сидеть. Виттенгер наклонил стул, и все вещи повалились на пол. Таким образом и стол и стул были освобождены полностью.
   --Уборкой вы себя не напрягаете, -- сказал я, окинув глазом царивший в квартире холостяцкий разгром.
   --Кто б говорил! -- всплеснул руками Виттенгер. --Черт, забыл... -- Он побежал сворачивать матрац, лежавший в углу рядом с телевизором. Пояснил: --Врачи рекомендовали спать на жестком.
   Давай, рассказывай, думаю я, врачи... Вы, инспектор, решили, что гостиной и кухни для одного вполне достаточно. Если позволить себе устраивать бардак сразу в четырех комнатах, то потом его ввек не разгребешь.
   --Помогает? --спросил я.
   --Да вроде... На беспорядок не обращай внимания. Ты ведь тоже... ну ты меня понимаешь...
   Считает меня собратом по несчастью, -- начинаю догадываться я. Искренне сочувствует. Может, он меня и готовить научит?
   --Конечно, понимаю... Мясо, на мой взгляд, удалось.
   Он, наконец, свернул матрац, куда-то его быстренько унес и вернулся за стол.
   --Спасибо, ешь на здоровье. Кстати о пятнице и о консервах. Зачем ты на меня-то накинулся? Обзывал, цитирую: вороной-выскочкой с тигриным сердцем и раскрашенными перьями, подлейшим похитителем чужих строк, сотрясателем сцены и не помню еще кем. Конец цитаты.
   --Я -- на вас?! Впрочем, мне рассказывали... Приношу искренние извинения. А ворона-выскочка, вероятно, взялась из фильма про Роберта Грина. Грин так обзывал Шекспира. Фильм я посмотрел перед визитом в дом Корно. Потом у меня помутилось в голове и, наверное, я вообразил, что вы -- Шекспир.
   --Ага, а ты -- Роберт Грин. Зачем смотреть такие тяжелые фильмы перед налетом на чужой дом?
   --Для самообразования. Не верите -- спросите у Яны.
   --Спрошу, не сомневайся. Итак, ты посмотрел фильм и поехал трясти кабинет Корно... Ты ешь, ешь, не отвлекайся, это я так, сам для себя рассуждаю.
   Я и не думал отвлекаться, а вилку положил только для того, чтобы взять соус. Виттенгер продолжил рассуждать "сам для себя":
   --Понятно, что обыскивать кабинет ты пошел по поручению клиента, господина Краузли. И понятно, что "Буйный лунатик" взялся не из консервов, а из баллончика, найденного Амиресом. Следовательно, ты явился в дом не один. Тот, с кем ты был, прихватил "Лунатика", чтобы избавиться от тебя или, говоря по-другому, подставить. Этот неизвестный икс нашел в кабинете то, что ему было надо, и прыснул на тебя "Лунатиком". Он рассчитывал, что Амирес, вернувшись утром, разбудит тебя, ты на него накинешься, как накинулся на меня, и убьешь. План отличный, но почему он бросил баллончик... Как ты думаешь?
   --Когда я ем, я не могу думать.
   --Ну ешь, ешь, -- тихо бормочет инспектор. -- Бенедикт... Помнишь Бенедикта?.. Помнишь, хорошо. Так вот, у Бенедикта нашли твою визитную карточку. Ты случайно не с ним обыскивал дом?
   Я возразил:
   --Один ходил. Баллончик остался в кармане с предыдущего дела --забыл выложить. Случайно нажал на распылитель.
   --Это плохо, -- пробормотал он, -- если баллончик твой, то за разгром полицейского участка отвечаешь только ты. Придется компенсировать ущерб. Твоему Шефу это не понравится.
   --Ну это наши проблемы, -- ответил я, подкладывая салат.
   --Не спорю, ваши. Вернемся к карточке. Если ты скажешь, что Бенедикт ее у тебя украл, то мне опять-таки есть, что тебе ответить: на карточке найдены твои следы, причем свежайшие... Ну, как салат? По-моему, я не досолил.
   Я коварнейшим образом усмехнулся:
   --Соли хватает и в вашей пище и в ваших словах, милорд. Ее так много, что впору вам вести солеторговлю, не тратя время на писанье строф. Из Лнкашира нет известий?
   --Нет, -- помотал головой Виттенгер. --А будешь паясничать, останешься без десерта. Так откуда у Бенедикта твоя визитная карточка?
   --Не имею ни малейшего понятия. Но если вы мне расскажете побольше об этом Бенедикте, то, может, и вспомню. За что его таскали по врачам? Начните с Сорбонны.
   Инспектор снова наполнил бокалы, пригубил, почмокал губами, потом почему-то поморщился.
   --История, на мой взгляд, почти анекдотическая. Рассказываю, как написано в его медицинской карте, поэтому все претензии не ко мне. Как тебе известно, Бенедикт Эппель учился на лингвиста, изучал древние и первобытные языки. Учился, надо сказать, совсем не плохо, получил стипендию, подавал, как говорится, надежды. Бенедикт никогда не относился к науке поверхностно, всегда старался докопаться до сути. Преподаватели сперва в нем души не чаяли. Потом его чрезмерное рвение начало раздражать -- Бенедикт все подвергал сомнению, постоянно спорил, обвинял преподавателей в умышленной фальсификации, сокрытии улик... тьфу... исторических фактов. Преподаватели в Сорбонне никогда не отличались долготерпением. Да и кто станет терпеть, когда студент во время лекции вдруг вскакивает с места и начинает кричать, что всё -- вранье, что студентов нарочно обманывают... Обругав очередного лектора, он начинал выдвигать собственные идеи относительно того, как и что надо изучать. Лекции заканчивались скандалами вплоть до вызова охраны.
   --И за это его выгнали?
   --Нет, выгнали его за вандализм. Однажды ночью его застукали в парижском Пантеоне на коленях у статуи Нострадамуса с зубилом в руках.
   --Что это за статуя: "Нострадамус с зубилом в руках".
   --Тьфу на тебя! Не Нострадамус с зубилом, а Бенедикт был с зубилом, есть такая скульптура...
   --Святой Бенедикт с зубилом?
   --Ильинский, десерта ты уже лишился. Сейчас лишишься и коньяка. Ты все отлично понял. Бенедикт держал в руках зубило и молоток и пытался отковырять от статуи Ностродамуса книгу, которую Нострадамус держал раскрытой на коленях. Книга была каменной, как и сам Нострадамус. У Эппеля есть очень своеобразная теория. Согласно его теории, в скульптурном портрете человека с книгой, главным персонажем является книга. И иногда ее можно прочитать или хотя бы узнать название. Эппель уверял, что каменный Нострадамус держит на руках неизвестную доселе книгу. В нее Нострадамус записал свои неизвестные доселе предсказания. Ты ведь знаешь, что Нострадамус был предсказателем?
   --Ага, его бы к нам вместо Нимеша.
   --Нимеша? А чем у вас занимается Нимеш?
   Давно замечено, что сколько бы Виттенгер ни выпил, информацию он фильтрует четче иного трезвого. Я отмахнулся:
   --Так, забудьте. Почему Бенедикт не воспользовался лазером?
   --Если бы он воспользовался лазером, то угодил бы не в психиатрическую клинику, а в тюрьму. Лазер, по словам Бенедикта, не годится. Лазер режет ровно по прямой, а скалывать каменные страницы надо по сохранившимся внутри камня неоднородностям -- так станет виден текст.
   --А что написано на тех страницах, где раскрыта книга?
   --Ничего. Пусто. Но Бенедикта это не волновало. Он говорил, что в средние века авторы специально оставляли внутри книги две чистые страницы, чтобы скульптор или, скажем, художник не смогли подсмотреть текст и изобразить его на скульптуре или, соответственно, на портрете.
   --Не вижу логики. Откуда возьмется скрытый текст, если скульптор ничего не видит даже на открытой странице.
   --Кажется, Бенедикта об этом никто не спрашивал, -- озадаченно пробормотал инспектор. --Возможно было два скульптора. Один ваял статую, другой царапал буквы в книге. Федр, послушай, невозможно понять логику сумасшедшего. Нельзя воспринимать его идеи так серьезно.
   --Однако послать человека в клинику из-за какой-то статуи... Нострадамус что, сильно пострадал?
   --Нострадамусу хоть бы хны, но полицейским, пытавшимся скрутить Бенедикта, действительно досталось. Один из них потом два месяца провел в больнице с черепно-мозговой травмой -- Эппель проломил ему голову молотком. Помня об этом, я вчера подстраховался -- послал к общежитию пятерых ребят из спецназа. Бенедикт и пикнуть не успел.
   --Буйный, однако. Что с ним случилось потом, после Сорбонны?
   --Обязали в течение года раз в неделю посещать врача. Один пропуск --и принудительная госпитализация. Отходив сколько положено, Эппель покидает Землю и подается на Фаон. Благодаря заступничеству профессора Цанса его принимают на четвертый курс Фаонского Университета. Там он учится, но с перерывом -- его однажды отправили к в клинику долечиваться.
   --За что?
   --А то не знаешь, -- прищурился Виттенгер.
   --Ни сном ни духом.
   Виттенгер возмутился:
   --Опять врешь! Доедай шампиньоны и говори, откуда у Бенедикта твоя карточка.
   --Инспектор, не гоните так. Чтобы вспомнить нужно время. Какая хоть карточка-то? У меня их до черта.
   --Карточка репортера из "Сектора Фаониссимо".
   --Ну вы даете! Знаете, сколько таких карточек я раздал за свою жизнь? Сотни две, если не больше. Почему бы одной не оказаться у Бенедикта.
   --То есть ты признаешь, что вы встречались, -- насел Виттенгер. -- Когда?
   --Да хоть в прошлой жизни! Ради вон того куска осетрины, я призню, что Бенедикт -- мой внебрачный сын. Давайте поговорим о ком-нибудь другом. Ну хоть о Шишке... нет, из уважения к вам, про Шишку я спрашивать не буду.
   Заслышав ненавистное имя, инспектор побагровел.
   -- Я ее в Шнырька переименую и скормлю вапролокам! Постой, это ведь гениальная мысль! Сам Бенедикт бы позавидовал. Смотри, про эту девицу мы не знаем ничего, кроме прозвища -- Шишка. Взять геном-код она не дала -- укусила Ньютропа за палец. Когда стали ее фотографировать, скорчила такую гримасу, что мама родная не узнает. Через трое суток, а, как ты знаешь, держать без предъявления обвинения мы можем только семьдесят два часа, мы Шишку переименуем в Шнырька и заново сфотографируем. Вторую такую рожу ей ни в жизнь не состроить. И заново арестуем -- снова на трое суток. Если не назовет своего настоящего имени, через трое суток снова переименуем. На сумасшедших действуют только сумасшедшие средства, помяни, Федр, мои слова!
   --Дайте запишу. Отличные слова, инспектор. Сойдут за эпитафию! -- и я полез за комлогом.
   Слово "эпитафия" подействовало на Виттенгера неожиданно успокаивающе. Он вполголоса сказал:
   --С эпитафиями мы пока погодим, -- и взялся за бутылку.
   Я пододвинул свой бокал, он налил не глядя ни на меня, ни на бокал.
   --Хорошо, --сказал я, --шнырек Шишка пускай посидит. Бенедикт в чем-нибудь признался?
   --Молчит. Как бы не пришлось его выпустить под залог.
   --Кроме показаний Амиреса у вас на него ничего нет. Не стоило и арестовывать.
   --Полагаешь, нет? -- усмехнулся он. --Так слушай. Амирес на первом допросе сказал, что открыл дверь посыльному, точнее человеку в форменной кепке "Рокко Беллс". Мы обыскали комнату Бенедикта и нашли форму посыльного из этого ресторана. Выяснили, что два года назад Бенедикт там подрабатывал. После увольнения, форму он не вернул.
   --Подумаешь! Там даже я подрабатывал. Не помню, вернули ли форму... Кажется, нет. А Бенедикта, наверное, уволили за скалывание поздравительных надписей с тортов. В отместку он не вернул форму. Что ж, по-вашему, Бенедикт настолько глуп, что после убийства оставил форму посыльного у себя?
   --Нет, он оставил ее именно потому, что не глуп. За неделю до убийства эту форму видел в его комнате сосед Бенедикта по общежитию, она валялась в шкафу с одеждой. Еще один студент так же подтвердил, что у Бенедикта где-то лежит эта форма. Поэтому Бенедикт не мог ее выкинуть -- это было бы подозрительно.
   Я возразил:
   --Амирес Бенедикта не узнал.
   --Сегодня мы провели еще один следственный эксперимент. Оказалось, если стоять близко к входной двери, то камера слежения берет только голову, поэтому Амирес даже не видел, была ли на посыльном форменная куртка или нет. День тогда был солнечным, камера наблюдения автоматически подстраивается под общее освещение, а козырек кепки отбрасывал тень на лицо, поэтому Амирес не разглядел лица посыльного. В общем, мы не нашли в показаниях Амиреса никаких противоречий. Он не обязан был узнать Бенедикта.
   --А мотив? Вы нашли мотив? Или полагаете, что Бенедикт приревновал...
   --Чушь! -- перебил меня Виттенгер. --Это мы тоже проверили. Между ними ничего такого не было.
   --Тогда какой?
   --Ха, если бы я знал мотив, Краузли уже выписывал бы чек для "Фонда ветеранов полиции". Зачем ты искал Бенедикта по всему университету? Какую работу Бенедикт выполнял для Корно? Скажешь, получишь четверть --двадцать пять процентов, как для нашедшего клад. Деньги достанутся лично тебе.
   Вот он момент истины! Чем я там клялся...
   --Шеф меня уволит.
   --Конечно уволит! А ты полетишь на Оркус тратить честно заработанные деньги. Кода все промотаешь, я возьму тебя к себе в Департамент младшим следователем.
   --Нет, инспектор, не могу...
   Инспектор отодвинул в сторону тарелку, налег на стол и прорычал:
   --Не вынуждай...
   Стол жалобно затрещал.
   --Давайте, полковник, тащите вашу жаровню, вилку и что там у вас еще в запасе. Кстати, вы вляпались в кетчуп. Возьмите салфетку.
   Я протянул ему кусок туалетной бумаги, рулон которой стоял на столе взамен салфеток. Инспектор внимательно осмотрел локти и понял, что я не шучу.
   --Спасибо, -- он взял бумагу и вытер рукав. --Как думаешь, отстирается?
   --Это к Ларсону. Моющие средства по его части. Я с ним поговорю.
   --А Бенедикт по чьей части? --вкрадчиво спросил Виттенгер.
   --Только к Шефу.
   --Ну разумеется, как я сразу не догадался! Надо было вместо тебя позвать на ужин Шефа.
   --Услышь я такое до того, как слопал ваш ужин, я бы пожалуй обиделся и ушел, но теперь мне плевать. И на будущее учтите: Шеф предпочитает восточную кухню. И никаких шампиньонов. Он их не выносит.
   --Я знаю, -- и Виттенгер хитро подмигнул мне. --Перекусили с ним как-то раз... Но коньяк он любит.
   --Вот и предложите.
   --На вас не напасешься. Говори, что вы с Бенедиктом или с кем другим искали в кабинете?
   --Ничего конкретного. И я там был один.
   --Если один, то значит историю про баллончик с "Лунатиком" вы с Амиресом выдумали. Газ использовали для защиты кабинета, потому что там было, что защищать. Разве не так?
   --Думайте, что хотите, -- после сытного ужина мне вдруг стало лень врать. --Надавите на Бенедикта, пусть он выдумает какую-нибудь историю. Я устал сочинять. И вообще, мне пора: Шеф ждет с докладом. Вы не напомните, что мы ели, а то Шеф всегда требует точности.
   --Неблагодарный ты, -- сказал со вздохом инспектор. --Как полетишь-то в таком виде?
   --Как, как... На автопилоте, разумеется.
   Я проковылял в прихожую. Виттенгер, еще менее устойчиво, чем я, пошел следом -- провожать. Руку он мне на прощание сжал так, что хрустнули суставы.
  
  
  
  
  
   13
  
   На следующий день в "плохих" новостях не было ни слова о том, как трещала моя голова. Зато в Отделе уже всё знали. Яна позвонила в девять ноль одну и спросила:
   --Приедешь?
   --Не...
   --Что с тобой?!
   --Производственная травма. Коньяк у Виттенгера поддельный, наверное из конфискованного...
   При воспоминании о коньяке, меня чуть не вывернуло.
   --Никто не заставлял, -- заявила Яна.
   Хоть бы раз услышать что-нибудь другое.
   --За что Бенедикта во второй раз посылали к психам на освидетельствование? -- сменил я тему, когда стало ясно, что слов сочувствия мне не дождаться.
   --За наследство академика Лиувилля. Перед смертью он перевел все свои миллионы на секретный счет, дабы они не достались его третьей жене, которая ему изменяла. Секретным счет оказался для всех, но не для Бенедикта. Он нашел деньги, но воспользоваться ими не успел.
   --С каких это пор академики у нас стали миллионерами?
   --Во-первых, Лиувилль сохранил наследство от первой жены, дочери богатых бизнесменов. Во-вторых, он владел несколькими патентами на изобретения. В-третьих, сумасшедшие гонорары за научно-популярные книги и статьи. Перед смертью он все имущество обратил в деньги, деньги спрятал.
   --Традиционный вопрос: почему к психам, а не в тюрьму?
   --Адвокаты отбили все, кроме вооруженного сопротивления при аресте.
   --Это на него похоже. А этот, как его, Лиувилль, он своею смертью...
   --Своею. Ему было сто пять, умер от инсульта.
   --То есть никакого криминала.
   --Ни малейшего.
   --Слушай, Яна... я, пожалуй, махну сразу к Цансу, в Отдел заезжать не стану, скажи Шефу...
   --...производственная травма. Я поняла. Выздоравливай.
   Хихикнув, она исчезла.
  
   На экране компьютера мадемуазель Ливей мелькнула уютная планетка -- вся в облаках, как в пуху, и с пятеркой разноцветных лун.
   --Какой уровень? -- спросил я с опозданием: планетка скрылась под расписанием занятий.
   --Второй, но я его почти завершила, -- сказала она осторожно. --Это из-за вас посадили Бенедикта?
   --Из-за меня?! -- я опешил.
   --Приходили из полиции, спрашивали о вас, -- прошептала Ливей, но сразу опомнилась: --Ой! Однако вы тот еще жук. Ничего не скажу! -- притопнула она маленькой ножкой.
   --Наш журнал вас сможет отблагодарить, -- искушал я бедного ученого секретаря. --Даю вам слово, о нашем разговоре никто не узнает.
   --Вы с ума сошли! Да как вы смеете... -- она совсем не умела возмущаться. --Мне запретили в интересах следствия.
   --Запретили со мной разговаривать?
   --С кем угодно. Со всеми, но особенно с вами. От вас, репортеров, можно всего ожидать.
   --Например?
   --Например вы не тот, за кого вы себя выдаете! --и зло добавила: --Охотник за вознаграждением!
   Дверь за спиной хлопнула, и взбешенный Цанс вклинился между мной и ученым секретарем.
   --Так и думал, что застану вас здесь! Мадемуазель Ливей, я же просил! Что ему от вас было нужно?
   --Н-не знаю, -- пролепетала она. -- Он, он сам... я, я ничего... это он сам... -- тыкала она в меня пальцем.
   --Хорошо, хорошо, Ливей, успокойтесь, вы не виноваты. А вы, -- рявкнул он на меня, -- немедленно пойдите прочь!
   Ни слова не говоря я быстро зашел в кабинет и уселся на подоконник. Цанс влетел следом.
   --Всё, я вызываю охрану, -- он потянулся к интеркому.
   --Закройте дверь и слушайте! -- не сдавался я. --Да, я частный детектив, и я расследую убийство Чарльза Корно. Но на Бенедикта я полицию не наводил. Думаете, я получу за Бенедикта вознаграждение? Вы ошибаетесь, деньги за него получит инспектор Виттенгер и "Фонд ветеранов полиции". Я понимаю, нет смысла убеждать вас, что найти настоящего преступника для меня важнее, чем получить обещанные полмиллиона. Вы мне не поверите. Но взгляните на дело с другой стороны. Как я уже сказал, за Бенедикта я не получу ни гроша, следовательно, я заинтересован в том, чтобы вытащить его из тюрьмы -- как и вы, если я правильно понял ваше возмущение. Поэтому наши интересы полностью совпадают.
   --Вон!!! -- завопил он еще громче, но, подскочив ко мне вплотную, умоляюще зашептал: --Прошу вас, только не здесь. Ливей будет подслушивать. Выйдите, а я тут же выйду за вами.
   --Это другое дело, -- согласился я и выполнил его просьбу незамедлительно.
   В коридоре, перед входом на кафедру, я предложил:
   --Давайте пройдем на пожарную лестницу, там тихо и спокойно.
   --Бог с вами -- там такая акустика! Поехали вниз.
   Мы прошли к "ночному кошмару Мебиуса", спустились на минус первый этаж, зашли в столовую для преподавателей. Цанс взял пару стаканов воды, один выпил залпом не отходя от раздаточной стойки. Я взял банку кофеиновой шипучки, после чего мы заняли двухместный столик подальше от входа.
   --На како она уровне? -- спросил Цанс.
   --Ливей? Второй заканчивает.
   --А мне сказала, что уже на третьем. Обманщица, -- он с натугой улыбнулся. --Любит прихвастнуть. Мне скоро уходить, поэтому, прошу вас, покороче...
   --От вас зависит. Полиция нашла у Бенедикта Эппеля мою визитную карточку. Эту карточку я передал вам в четверг, на прошлой неделе. Как она оказалась у него?
   --Я ему отдал. Позавчера утром он заходил на кафедру. Я сказал ему, что им интересуется один журналист, то есть вы. Ваше имя я запамятовал, поэтому достал карточку и показал ее Бенедикту. Он ее забрал.
   --А зачем, он объяснил?
   --Нет. И тут нечего объяснять. Он взял карточку из любопытства. Наверное, хотел навести справки о вашем журнале.
   --Перед семинаром он так меня отшил, словно уже знал, что я не журналист.
   --А, ну это вы зря беспокоитесь. Просто вы ему не понравились.
   --Хм, не понравился... Чарльз Корно тоже кому-то не понравился. Смертельно не понравился.
   Цанс возмутился:
   --Не надо смешивать! Бенедикт не убийца!
   --Хорошо-хорошо, -- сказал я примирительно, -- не убийца, так не убийца. Но, признайте, человек он несколько странный -- противоречивый, скажем так. С одной стороны -- фундаментальная наука, а с другой -- взлом банковского счета с наследством. Вы помните то дело?
   Цанс склонил голову и потеребил правую бровь.
   --Так и думал, что ему это припомнят. Мальчишество, чистой воды мальчишество, однако, согласитесь, довольно остроумное.
   --Мне пока не с чем соглашаться, -- признался я, -- мне лишь известно, что Бенедикт нашел секретный счет какого-то богатого академика.
   --Какого-то?! -- воскликнул с негодованием Цанс. --Стыдно, молодой, человек, стыдно называть великого Лиувилля каким-то там академиком. Он, да будет вам известно, основал нашу кафедру. Я имею честь считаться его учеником. Когда здоровье не позволило ему продолжать заведовать кафедрой, я сменил его на этом посту. Неужели вы не читали его "Краткой истории сущего"?
   Я вспомнил, что на Татьяниной книжной полке есть эта книга: семьсот страниц in quarto, твердый пластиковый переплет, закладка из пера птероркуса на двухсотой странице.
   --Я держал ее в руках, -- сказал я как бы в оправдание.
   --Держали в руках! Вы держали в рука книгу величайшего эволюциониста нашего времени и не прочитали!
   --Обещаю прочесть. Значит, он занимался теорией эволюции...
   --В самом широком смысле слова, -- гордо подтвердил Цанс, -- Его заслуги перед наукой не перечислить. И какой эрудит! Впрочем, для нашей науки это характерно... м-да... Как любознательному ребенку, ему казалось интересным всё: космология, происхождение жизни, языкознание, литература --всё!
   Где он видел таких детей? -- подумал я.
   --А моролинги?
   --И в частности, конечно, моролинги. А что тут удивительного? Моролинги -- единственное в галактике первобытное общество. Изучая их, мы изучаем происхождение человеческой цивилизации. Я согласен с Брубером, моролингам необходимо обеспечить максимальную изоляцию и самостоятельность, и тогда мы сможем наблюдать общественную эволюцию в чистом виде, без, так сказать, направленных возмущений. В эволюции, скажу я вам, роль возмущений...
   --Профессор, -- взмолился я, -- давайте вернемся к Бенедикту. Как он нашел наследство Лиувилля?
   --Да, вы правы, -- спохватился Цанс, -- мы ушли несколько в сторону. Так вот, после смерти академика, я попросил Бенедикта помочь мне разобраться с его архивом. Тогда уже было известно, что Лиувилль перевел все деньги в банк на одной оффшорной планете. Просматривая архив, Бенедикт обнаружил, что Лиувилль писал воспоминания. Бенедикт внимательно прочитал их и заметил, что в третьей главе академик неожиданно стал отдавать предпочтение словам, начинающимся на букву "П", причем достаточного повода для такого предпочтения Бенедикт не нашел. Предположим, что французский математик Пуанкаре действительно был основоположником математического аппарата, используемого в нашей науке. Предположим, что Лиувилль, выросший, кстати, на Земле, действительно любил отдыхать в итальянской провинции Поджо Сан Лоренцо, на завтрак есть кашу из таро, называемую еще "пои" или "поа", а вечерами читать романы о сыщике по фамилии Пуаро. Но написать, что у юного Пуанкаре была собака породы пойнтер, да еще по кличке По -- это, спрашивается, к чему? У Пуанкаре был сенбернар, и звали его не По, а Том. Как сказал Бенедикт, у нормальной французской собаки должно быть нормальное англо-саксонское имя. Бенедикт решил, что все эти несуразности возникли неспроста. Он проанализировал все использованные Лиувиллем слова на букву "П". Открытие он сделал ошеломляющее: в третьей главе воспоминаний Лиувилль умудрился перебрать все слова с двух идущих подряд страниц Всемирной Энциклопедии, причем изданной на испанском языке, хотя сами воспоминания писались по-английски. Номер главы из воспоминаний, номер тома из Энциклопедии и, наконец, номера страниц из Энциклопедии, будучи выписанными один за другим, дали Бенедикту искомый номер счета. Ну не умница ли!
   --И это вы называете динамической лингвистикой?! -- моему изумлению не было предела.
   Цанс расхохотался.
   --Нет, упаси боже. Простая наблюдательность и ничего больше. У Бенедикта потрясающе развита интуиция и наблюдательность -- качества действительно необходимые для того, кто собирается изучать динамическую лингвистику. Однако его способности не всегда идут ему на пользу.
   --Не смотря на то, что наследство Лиувилля он искал для собственной пользы.
   --Нет, ну что вы! Он сообщил номер счета поверенному, а уж тот попытался использовать это для собственного обогащения. Суд полностью оправдал Бенедикта. Им двигала страсть к разгадыванию текстологических загадок. Без этой страсти, как и без интуиции, в динамической лингвистике не продвинешься ни на шаг.
   --Зато для тех, у кого она есть, находится место в психушке.
   --Вам не следует над этим иронизировать, -- с неприязнью заметил Цанс.
   --Но почему Бенедикт опять туда угодил?
   --Потому что очень туда не хотел.
   --Поясните.
   --Когда полиция пришла его арестовывать, Бенедикт решил, что его снова хотят засадить в клинику. На самом деле, полиция не подозревала, что он на заметке у психиатров, поскольку все документы остались на Земле. Но Бенедикт думал обратное, поэтому оказал, выражаясь полицейским языком, вооруженное сопротивление.
   --Молотком по голове?
   --Молотком? -- переспросил Цанс. --Почему молотком? А, вы про Нострадамуса... Нет, насколько я знаю, он использовал цефалошокер. Был вызван дополнительный наряд полиции, и Бенедикта схватили. Затем суд, медицинское освидетельствование и, как результат, принудительно лечение в психиатрической клинике. Через месяц адвокаты его освободили. Я тоже помог, чем смог...
   --Вы имеете в виду восстановление в университете?
   --Да. Руководство университета было против, один я мало что сумел бы сделать, но адвокаты не зря ели свой хлеб. Понимаете, по закону, каким бы ни было наказание для преступника, его нельзя лишать возможности получать информацию. Какую именно -- закон не оговаривает, следовательно -- любую. Закон может ограничивать лишь передвижения осужденного. После того как врачи признали, что Бенедикт не представляет опасности для общества, Фаонский университет автоматически перестал быть для Бенедикта terra prohibita. И его пришлось восстановить, ибо учеба -- это и есть получение информации.
   Договорив, Цанс мельком взглянул на часы.
   --Блестяще! -- оценил я проворство адвокатов. --Профессор, если у вас есть еще несколько минут, то не могли бы вы в двух словах рассказать мне, что изучает эта динамическая лингвистика. Я поясню, почему это может быть важно. Два года назад Бенедикт расшифровал секретный банковский код. Деньги были фактически ничьи и поэтому, кроме как от правосудия, Бенедикт ни от кого не пострадал. Теперь же убит талантливый программист, с которым у Бенедикта были какие-то общие -- пускай научные -- интересы. Если научные -- значит, касающиеся динамической лингвистики. Извините мое невежество, но не могло ли произойти так, что Бенедикт и Корно, используя эту науку, расшифровали какие-то финансовые документы, затрагивающие интересы, ну скажем, "Виртуальных Игр" -- это я так, для примера, -- оговорился я, заметив, как Цанс при упоминании "Виртуальных Игр" вдруг вздрогнул и затеребил брови. --В общем, я надеюсь, вы поняли мою мысль: фундаментальная наука не всегда только тратит деньги налогоплательщиков, иногда она помогает их зарабатывать. Так вот, применительно к динамической лингвистике...
   --Нет, только не она! -- сказал Цанс с обидой в голосе. -- Конечно, после того случая, мне трудно ручаться за Бенедикта, но за науку я ручаюсь головой. Динамическая лингвистика -- невиннейшая из наук! Бенедикт работал -- как это не смешно для вас звучит --с первобытными мифами, а не с финансовыми документами. Он сравнивал мифы, и определял динамику возникновения одного мифа из другого. В двадцатом земном веке схожие вопросы изучал структурализм, выросший из структурной лингвистики. После введения математических методов родилась новая наука, которая стала изучать не только структуру, но и динамику в широком смысле текстов. Динамизм -- название неудачное, поэтому науку назвали динамической лингвистикой. -- Он допил воду и поднялся. -- Вас успокоило мое объяснение?
   --Мифы моролингов он изучал? -- спросил я в ответ.
   --Разумеется.
   --Тогда -- нет.
   --Сожалею, -- сказал он, направляясь к выходу, -- я приготовлю для вас список литературы.
   Я пошел следом за ним.
   --Вы уже обещали мне один список.
   --Обещал? -- удивился Цанс. -- Не напомните, по какой теме?
   --О вселенной, где время течет вспять. Мы говорили о ней в день нашего знакомства.
   --Ах да, припоминаю. Но ничего страшного, эти два списка существенным образом пересекаются.
   Так, подумал я, чтобы от меня отделаться он начинает издеваться.
   --Вероятно, вы имеете в виду толковые словари, -- предположил я. --Так это излишне...
   --Нет, -- отрезал Цанс, -- не словари. И, простите за прямоту, но в данный момент нам не по пути.
   Ну и прямота! Нет, чтоб просто послать.
   На втором этаже я сошел с "кошмара Мебиуса" и по лестнице спустился в вестибюль.
  
  
   14
   Первой исчезла Шишка.
   "Исчезла"-- это по определению Виттенгера. Не мог же он признать, что молоденькая девица обхитрила опытную охрану полицейского изолятора и сбежала. Поэтому Шишка исчезла.
   Для дежурного офицера Перкинса Виттенгер придумал другую формулировку: "Грубое нарушение служебных инструкций, повлекшее за собой побег подозреваемого из камеры предварительного заключения". Это не то же самое, что "Побег подозреваемого вследствие грубого нарушения служебных инструкций". Дежурный офицер уловил разницу. Временное отстранение от службы и выговор с занесением были ему уже обеспечены, о более суровом наказании он боялся и подумать.
   Стараниями Шефа к нам в руки попал следующий документ:
  

От младшего инспектора, капитана Ньютропа

и. о. начальника Департамента Тяжких Преступлений, старшему инспектору, полковнику Виттенгеру.

  

РАПОРТ

  
   После проведенного служебного расследования, мною установлено, что исчезновению задержанной предшествовали следующие события:
  
   20:00. На дежурство заступает офицер Перкинс. Задержанная, проходящая по внутренним документам как Шишка, сидит в изоляторе, отбывая второй срок предварительного задержания.
  
   23:50. Дежурный офицер Перкинс обходит все десять камер изолятора. В камере под номером пять он обнаруживает задержанную Шишку. Шишка уныло сидит на койке и грызет ногти на руках. Перкинс знает, что за Шишкой не числится никаких преступлений, что она не наркоманка и не женщина легкого поведения, поэтому смело заходит в камеру и говорит задержанной, что ногти грызть не гигиенично.
   "Держать порядочных людей в клоповнике куда более негигиенично", -- отвечает ему Шишка. Перкинс, видимо расчувствовавшись, говорит, что Шишка на шишку вовсе не похожа, и почему бы ей не назвать своего настоящего имени. Шишка говорит спасибо за комплимент, имя свое она не помнит, затем она предлагает расписать пулю. Перкинс не отвечает ни "да", ни "нет" и уходит.
  
   1:30. Прихватив колоду карт, Перкинс приходит в камеру к Шишке. Третьим он приводит биоробота Фердинанда -- сантехника и уборщика. Играть Перкинсу не слишком хочется, но сама Шишка ему определенно приглянулась. Играют двадцать по маленькой. Перкинс тасует, Шишка снимает, Перкинс сдает, игра начинается.
  
   2:30. У Перкинса десять в гор и ноль в пуле, он нервничает. Шишка кокетничает и успокаивает Перкинса. Спровоцированный Перкинс в очередной раз сдает. Фердинанд играет девять червей.
  
   3:30. Перкинс сыграл мизер и потерял самоконтроль. Сдает Шишка. Распасы.
  
   4:20. Фердинанд закрылся.
  
   5:00. Шишка закрылась. Перкинс взял четыре на мизере, от нервного напряжения он готов упасть в обморок, но Шишка его опередила: она бледнеет и падает в обморок первой. Перкинс до крайности обрадован: внезапный обморок у задержанной позволит ему не отдавать карточный долг. Он не спеша идет в кабинет, где есть аптечка. Радость его переполняет, вследствие чего и дверь в камеру, и дверь в изолятор остаются не запертыми. После ухода Перкинса, Шишка вскакивает как ни в чем ни бывало, выходит из изолятора и прячется в ближайшем темном углу. Робот Фердинанд ей не препятствует, ибо не обязан.
  
   5:05. Перкинс возвращается в камеру. В этот момент Шишка захлопывает дверь в изолятор, запирает ее и убегает в неизвестном направлении. Перкинс колотит в дверь, но его никто не слышит, ибо таковы двери в изоляторах. Он вспоминает об интеркоме, находящемся внутри изолятора, в коридоре. Однако воспользоваться им он не может, поскольку интерком предусмотрительно выведен из строя Шишкой.
  
   8:00. Дежурный офицер Перкинс обнаружен и выпущен на свободу дежурным по служебной столовой, который пришел узнать, почему никто не забирает завтрак для заключенных.
  
   8:05. Перкинс уведомляет меня, младшего инспектора Ньютропа, о побеге задержанной по имени Шишка, начинаются ее поиски, и по сей час безрезультатные.
  
   12-е июля с.г.
   Подпись: м.и., капитан Ньютроп.
  
   --Ибо таков Ньютроп, -- ответил Шеф Виттенгеру.
   Когда он закончил разговаривать с инспектором, я поинтересовался:
   --Как ей удалось выбраться из Департамента?
   --Через окно в кабинете дежурного по изолятору. До земли там метра три, но почва мягкая, поэтому вряд ли Шишку следует искать в травматологических отделениях.
   --Мягкая почва на Фаоне?! -- не поверил я. --Быть такого не может. На Фаоне даже вода твердая, потому что покрыта льдом.
   Шеф терпеливо объяснил:
   --Они недавно завезли пятьсот тонн рыхлой плодородной почвы, хотят насадить лес -- такой, как у нас вокруг Редакции. Разровнять почву еще не успели, и под окнами Департамента до сих пор лежит несколько куч.
   --В рапорте Ньютроп называет Шишку Шишкой. А позавчера Виттенгер мне сказал, что Шишку придется переименовать, прежде чем засадить на следующие трое суток.
   Шеф пожал плечами.
   --Вы сколько тогда выпили? Мало ли что он сказал. Насколько мне известно, вчера утром Шишку выпустили и тут же снова арестовали. Вот и все. Обошлись без переименований. Главный теоретик Ларсон, какого ваше мнение?
   Ларсон надулся и пропыхтел:
   --Когда младший практик Ильинский бессилен, наступает черед главного теоретика Ларсона. С позволения господина Амиреса, я подключил наш центральный компьютер к компьютеру Корно. Результатов пока нет, но мы надеемся. Что касается времени, необходимого для сборки расквантованных файлов, то первый прогноз, к счастью, не оправдался.
   --А яснее?
   --Амирес ошибся на семьдесят пять процентов.
   --Хью, я устал...
   --Оценочное время сборки -- два с половиной года.
   --Почему Амирес так сильно ошибся? -- удивился Шеф.
   --Он не учел ожидаемый в ближайшие годы прогресс в вычислительных технологиях.
   Яна прыснула в кулак. Ларсон и Шеф не нашли ничего смешного.
   --Шеф, можно еще один прогноз? -- спросил я. Получив кивок в знак высочайшего позволения, я продолжил: --Через неделю или через две Краузли и его помощник Вейлинг придут к нам в офис и попросят найти того, кто нашел убийцу Корно, но за деньгами не явился. Предлагая прямо сейчас разработать план, чтобы потом быстренько найти... ну хоть вас. Ведь о вашем существовании ни Краузли, ни Вейлинг не подозревают. Дадут вам полмиллиона, треть -- мне, процентов пять дадим Ларсону... или десять, -- Ларсон показал средний палец, и я удвоил ему гонорар.
   --Все сказал? -- рыкнул Шеф.
   --Все.
   Ларсон полез в какие-то технические детали, я сказал, что вопросов нет, зато есть идеи, которые я могу обдумывать только в одиночку.
  
   Вторым исчез Бенедикт. Исчез между часом дня -- временем, когда его выпустили под залог, и тремя часами, когда он должен был явиться в Департамент Тяжких Преступлений на очередной допрос. Не дождавшись подозреваемого, Виттенгер отправил к нему домой усиленный наряд полиции. Наряд вернулся целым и невредимым, но без Бенедикта.
   Виттенгер позвонил адвокатам и сказал, что им это дорого обойдется. Но, похоже, исчезновение клиента стало для адвокатов полной неожиданностью. Нанимал их Цанс, нервный клиент стоял у адвокатов поперек горла, и сообщение Виттенгера их не огорчило, напротив -- они вздохнули с облегчением. Залог перешел в казну. Его источник остался неизвестен даже адвокатам.
   Старший инспектор был вне себя от злости. Всю пятницу Виттенгер боролся за то, чтобы не отпускать Бенедикта из изолятора. Ссылаясь на прежние правонарушения, он уговаривал судью продлить Бенедикту срок содержания под стражей.
   "Ваша честь, Бенедикта Эппеля признали психически больным, -- говорил он судье. --Только что совершено убийство, и мы не можем оставить Эппеля на свободе."
   "Ваша честь, -- с иезуитской улыбочкой вступил мэтр Ойшвиц, адвокат Бенедикта. --Раз старший инспектор, против всяких правил, упомянул то забытое всеми дело, я хочу предъявить суду один документ, подписанный светилами отечественной психиатрии. В этом документе черным по белому написано: Бенедикт Эппель не представляет опасности для общества. Теперь, с вашего позволения, вопрос к инспектору. Старший инспектор Виттенгер, скажите суду прямо и честно, чем вы готовы подтвердить, что вы -- лично вы -- не представляете опасности для общества?"
   Виттенгер онемел от неожиданности. Справки о том, что ему дозволено жить среди людей, у него, конечно же, не было, да и кто б ему дал такую справку!
   В общем, Бенедикта отпустили на все четыре стороны.
   После исчезновения Бенедикта Виттенгер навсегда лишил себя шанса получить справку о "безопасности для общества": его грохочущий голос был слышан даже в изоляторе; прокурор, не отспоривший свидетеля у адвокатов, не смог понять, куда Виттенгер его послал -- так далеко находилось это место, и так странно оно называлось. Мэтр Ойшвиц велел семье эвакуироваться загород, а дежурный офицер Перкинс вылетел из полиции без выходного пособия.
   --Буйный Виттенгер -- это продолжение правосудия, но уже другими методами, -- сказал мне Шеф. --Подождем до завтра.
  
  
  
   15
   Прошла неделя, мы не продвинулись ни на шаг. Я обошел всех знакомых Бенедикта и ото всех раз слышал одно и тоже: полиция с ними уже поговорила, где прячется Бенедикт, они не знают, о Шишке услышали впервые от полиции, во второй раз -- от меня. Охота на беглецов перекинулась на Терминалы Сектора Фаона. В расставленные сети попалось несколько лиц, давно числившихся в розыске, но ни Шишки, ни Бенедикта среди них не оказалось.
   Вейлинг заезжал домой к Цансу. Проговорили два часа с половиной. Шеф дал добро на прослушивание с опозданием: следующие две встречи между Цансом и Вейлингом и, вероятно, Краузли проходили в офисе "Виртуальных Игр", защищенном от прослушивания. Цеплять жучек к одежде Цанса мы не рискнули. Связь Цанса с "Виртуальными Играми" навела на мысль проверить, есть ли у него алиби на время убийства. Мои отношения с профессором и без того были натянутыми, поэтому я попытался навести справки у Ливей и у его соседей. В понедельник лекция Цанса шла второй парой и заканчивалась в 12:15. После лекции он зашел на кафедру, и там они с Ливей выпили по чашке кофе с круассанами, которые Ливей испекла накануне по рецепту ее прабабушки, приходившейся покойному академику Лиувиллю двоюродной сестрой. Если предположить, что история этого рецепта была известна Цансу до того понедельника и, соответственно, ему не пришлось слушать ее в течение пятидесяти пяти минут, то он вполне успевал заехать к Корно перед тем, как ровно в 13:20 едва не раздавить флаером соседскую собаку, гонявшую шнырьков возле его дома.
   В этот понедельник я посмотрел репортаж о выступлении Эдуарда Брубера пред депутатами Законодательного Собрания. Репортаж был почему-то занесен в рубрику "Новости культуры". Писатель выступал полчаса. Депутаты реагировали вяло, два выкрика с места -- "Долой моролингов!" и "Глобализм не пройдет!" -- не в счет. Постановили подготовить резолюцию, учитывающую мнение всех сторон и партий. В кулуарах Брубер поинтересовался, сколько времени займет подготовка резолюции, ему ответили: месяца три -- три с половиной. Брубер не стал спрашивать, почему так долго, поскольку для себя он нашел такое объяснение: вопрос о моролингах крайне труден, затрагивает кровные интересы многих депутатов, причем интересы прямо противоположные, поэтому требуется время для выработки взаимоприемлемого постановления. На самом деле депутатам не было никакого дела до моролингов, а три месяца -- достаточный срок, чтобы вопрос забылся или утрясся сам собою.
   После выступления, Брубера повезли к губернатору, ибо не везти же губернатора к Бруберу. Губернатор выслушал его внимательно и выкриков с места не допускал. Выслушав, спросил, сколько по мнению писателя на Фаоне сторонников комитета "В защиту договора". Брубер честно ответил, что не знает, но, вероятно, пока не много. Тогда губернатор спросил, сколько же, в таком случае, на Фаоне противников у Брубера. Ответ в точности повторил предыдущий. Губернатор даже переспросил, понял ли Брубер, что ему задали другой вопрос. Брубер, безусловно, понял. Губернатор растерялся, ибо его точка зрения на проблему моролингов полностью зависела от того, кого же все-таки больше -- противников или сторонников комитета "В защиту договора". Ошибиться губернатору было нельзя -- на носу выборы. Губернатор дал задание службе общественного мнения выяснить соотношение сил, а покуда соотношение сил не выяснено, отделался от Брубера обещанием обсудить, оценить, содействовать и не препятствовать. Заодно губернатор пригласил Брубера на прием, устроенный по случаю его -- губернаторского -- дня рождения.
   Ради точности оговорюсь, что репортер из "Новостей культуры" на встрече губернатора с Брубером не присутствовал, поэтому его рассказ следует воспринимать как чистой воды отсебятину.
   В среду вечером стало известно, что на дне рождения губернатора Брубера не будет -- он срочно отбыл на Ауру.
  
   В четверг, семнадцатого июля по синхронизированному времени, около полудня я вернулся в Отдел от Амиреса, который вызывал меня по "крайне важному делу". У Шефа сидел Виттенгер. По интеркому я сообщил, что Амиресу приглянулся мой бластер, и я готов был уступить, но цену пускай назначит Шеф. Шеф ответил, что оружием он уже лет двадцать как не торгует. На вопрос "где все?", Шеф сказал, что "все" только что ушли в кафетерий, и что я имею полное право к ним присоединиться.
   В кафетерии я двадцать минут выслушивал их шуточки по поводу того, а не наняться ли мне к Амиресу в личную охрану. Огрызался я не остроумно, зато выбирал слова, портящие аппетит. Яна сдалась после чизбургера, Ларсон дотянул до середины второго хот-дога.
   От стойки с закусками к нам приближался сотрудник Отдела Стратегического Планирования Нимеш. На ходу он посмотрелся в витрину с пирожными, поправил прическу и воротник рубашки.
   --Яна, готовься, -- предупредил я.
   --Нимеш?
   --Ну а кто же!
   Нимеш подошел, вежливо поздоровался и попросил у Яны позволения сесть с нами.
   Нимеш примерно моего возраста, ладно скроен, высок ростом и лицом, как уверяют дамы, тоже вроде ничего. Несмотря на неплохой экстерьер, сейчас он выглядел нелепо: с такой влюбленной физиономией в руках полагается держать цветы, а не пластмассовый лоток с макаронами, паштетом из кистеперой фаонорели и стаканом кефира.
   Яна умоляюще взглянула на нас с Ларсоном.
   --Господин Нимеш, разрешение надо спрашивать не у дамы, а у мужчин, данную даму сопровождающих, --Ларсон по памяти зачитал параграф из правил хорошего тона.
   --Простите, с вами можно? -- дружелюбно спросил Нимеш у мужчин. Ссориться он не хотел.
   Данная дама пребывала в легкой панике.
   --Прошу, -- сказал я, подтверждая слова широким жестом. --Хью, пойдемте, Шеф нас ждет.
   Шеф нас не ждал, Яна умоляла вовсе не о том, чтобы мы ушли, но откуда мне знать, о чем, собственно, она нас умоляла.
   Ларсона мое решение удивило, однако сходу возражать он не стал.
   --Ты с ума сошел? -- спросил он у меня в лифте. --Где твой патриотизм?!
   --Не до патриотизма --мы вымираем. В том году Отдел потерял двух сотрудников. Надо налаживать контакты с коллегами.
   --Да, но не таким же способом! -- возмутился Ларсон. --Подумай о Шефе. Кстати, если бы я не вколол тому вапролоку транквилизатор, то Отдел потерял бы не двоих, а троих -- и по твоей вине.
   --Хозяйка сказала, что вапролок ручной. Меня же он не укусил.
   --Ты умеешь найти с вапролоками общий язык. По-моему, вы братья по разуму.
   --Правильно! А вапролоки всегда смотрят в перспективу. Яна из Нимеша что-нибудь да вытянет.
   Через сорок минут взволнованная Яна докладывала:
   --Он пригласил меня на ужин.
   --Куда? -- спросил я.
   --Какая разница!
   --Как какая? Если в "Мак-Дональдс", то значит он тебя действительно любит, если в "Рокко Беллс", то значит его начальство выделило деньги на подкуп сотрудников других отделов, и надо немедленно доложить об этом Шефу, -- и я нацелился на интерком.
   --Только не ему. Вообще-то, он заказал столик во "Фрайдесе".
   --Странно, сегодня же четверг... Он рассказал, что они там у себя стратегически планируют? Кроме погоды...
   --Федр, какой ты меркантильный! Тут, можно сказать, судьба решается, а ты...
   Опять гнев и возмущение, но мне не привыкать.
   --Вспомни о нашем соглашении: я прикрываю от Шефа твои похождения, а ты делишься со мною информацией. Итак, я слушаю.
   --Ну ты и зануда! Хуже Нимеша. И нет у меня никаких похождений. Ладно, слушай. Есть такая старая проблема -- проблема аттракторов... Ты в диссипативных процессах смыслишь?
   --Не-а.
   --Ну а что такое динамический хаос, знаешь?
   --Знаю. Это то, что у меня в квартире.
   --А вот и нет! Динамический хаос способен к спонтанной самоорганизации, а хаос в твоей квартире -- никогда. Так вот, фазовые траектории динамической системы притягиваются аттракторами. Будущее поведение динамической системы в точности предсказать нельзя, но можно, по крайней мере, теоретически, вычислить аттракторы. Тогда возникает следующая задача -- как подтолкнуть систему к нужному аттрактору, имея ограниченный запас времени и энергии? Как из всех возможных возмущений, способных изменит направление фазовых траекторий, выбрать то, которое направит систему к заранее выбранному аттрактору? Эту задача алгоритмически неразрешима. Банальные алгоритмы -- вроде перебора -- требуют такого объема вычислений, который не по силам самым современным квантовым компьютерам...
   Я прервал ее речь, но позже, чем перестал понимать.
   --Стоп, давай сначала. Что за аттракторы, и откуда они взялись?
   --Сначала отвечу на вторую часть вопроса: откуда взялись аттракторы. Ответ: от тебя. Помнится, ты говорил, что Амирес тебе сказал, что он слышал, как то ли Бенедикт Корно, то ли Корно Бенедикту сказал о каких-то аттракторах. Так ты понимаешь в чем трудность? Я услышала от тебя пересказ слов Амиреса, который что-то у кого-то подслушал. Безусловно, я специалист по информационным технологиям, но испорченные телефоны чинить не обучена, к сожалению. Поэтому мне было трудно сузить круг поисков --ведь аттракторы бывают разные. Но тут подвернулся Нимеш, наверное, я для него аттрактор... -- Яна смолкала постепенно, словно следуя медленному повороту ручки громкости. Она задумалась.
   --Яна, не отвлекайся, -- поторопил я ее строгим голосом. --Это рычащее слово тебе не подходит. Переходи от личных проблем к общественным. Говори, зачем нужны аттракторы.
   --Приведу пример. Как ты полагаешь, где я буду сегодня в восемь вечера.
   --Ты опять о своем, о женском? (она помотала головой) Нет? Хорошо, ты будешь либо дома, либо во "Фрайдесе", либо...
   --Достаточно. Ты понял: несмотря на то, что человек, а в особенности женщина, существо крайне непредсказуемое, ты сумел определить два аттрактора -- мой дом и...
   --...Нимеша!
   --Оставь Нимеша в покое. Второй аттрактор -- "Фрайдес". Мое фазовое пространство имеет две области притяжения.
   --Заметь, я это определи безо всяких вычислений.
   --Ты уверен? Твой мозг выполнил миллиард операций, прежде чем пришел к такому выводу.
   --Чушь, максимум -- три. Ну да ладно, будем считать, что твоя взяла. Будущее предсказать невозможно, но возможно предсказать аттракторы. Отдел Стратегического Планирования упростил себе задачу: не "завтра снег", а "завтра либо снег, либо не-снег". И нет ничего проще, чем направить тебя к аттрактору "дом". Для этого достаточно, ничего не вычисляя, просто настучать Шефу. Превосходно! Что еще?
   --Мы еще не закончили с проблемой аттракторов. Лет пять назад эта тема вовсю обсуждалась учеными, потом обсуждение потихоньку утихло. Твой вывод?
   --Кончились идеи.
   --Нет, наоборот. Вплотную подошли к практическому решению, и все исследования тут же засекретили. В мире существует три исследовательских центра по изучению проблемы аттракторов. Два -- на Земле -- Массачусетский Технологический и исследовательский центр имени Хоми Баб в Индии. Третий... ты держись за что-нибудь...-- на Ауре! Называется он "Центр Радиокосмических Наблюдений" и возглавляет его, угадай, кто?
   --Штухенмахер, -- сказал я, чтоб не напрягаться.
   --Ну тебя, с тобой не интересно. Рунд его возглавляет! Доктор Рунд. Тот самый Рунд, который спорил с Цансом по поводу его знаменитой теоремы об аттракторах, за которую Цанс получил Филдсовскую медаль.
   Яна торжествовала.
   --Хорошо, я понял, аттракторы -- это круто. Рунд тоже хочет Филдсовскую медаль. Дальше что?
   --Ничего. Тебе думать -- что. Я свое дело сделала... -- она призадумалась. --...Непонятно, как же теперь поступить.
   --Наведи справки, не появлялся ли Рунд на Фаоне.
   --Вот пень! Я не знаю как поступить -- идти ужинать с Нимешем или нет.
   На пня я обиделся.
   --Спроси у Бьярки.
   Медведь сидел на краю распознавателя и, скривив пасть, взирал на нас с высоты. Верхний свет в Яниной каморке был приглушен, настольная лампа горела ярко, и Бьярки отбрасывал двухметровую, карикатурно вытянутую тень.
   Яна посмотрела на медведя и тихо прошептала:
   --Он молчун... В такие минуты мне кажется, что настоящий Бьярки -- это тот, на стене. А мелкий Бьярки -- его посланец, и он следит за мною.
   Ларсон, лаборантишка, так напугать девушку!
   Я прибавил верхний свет и выключил лампу. Тень исчезла.
   --Так и запишем: настоящий Бьярки появляется, только если вблизи мелкого Бьярки находится яркий точечный источник света... и стена.
   --Это закон физики?
   --Философии. Закон медвежьих архетипов.
   --Ты ничего не изменил. Большой Бьярки не выносит света, он попросту ушел, -- задумчиво проговорила она.
   Я вернулся в свой кабинет.
   В массе имен, мелькавших на локусах по проблеме аттракторов, особенно выделялось три-четыре. Среди этих трех-четырех присутствовал Казимир Цанс. Ни Корно, ни Бенедикт не упоминались. Никаких ссылок на аруанские работы я не нашел.
   За изучением локусов с аттракторами я просидел часов до семи. В статьях пятилетней давности ученые связывали проблему вычисления аттракторов с проблемой существования Другой Вселенной -- вселенной с противоположной стрелой времени. В более поздних публикациях Другая Вселенная упоминалась реже, появились альтернативные предложения. Детали для меня оставались неясны. Как и сказала Яна, в последние годы новых статей по проблеме аттракторов было меньше и носили они, по большей части, умозрительный характер. От тоски, я погрузился в размышления, не менее умозрительные, что статьи об аттракторах.
   Кто такой Чарльз Корно? Программист, создавший тьму игр, последняя из которых, "Шесть Дней Творения" симулирует эволюцию. Эволюционистом был академик Лиувилль, чей архив разворошил Бенедикт.
   А кто такой Бенедикт? Студент, изучающий динамическую лингвистику, которая не имеет отношения к "ШДТ", ибо в правилах игры не сказано, что разумные существа, создаваемые по ходу игры, обязаны сочинять мифы. Ученик Казимира Цанса. Что мне известно о последнем?
   Профессор Казимир Цанс, единственное лицо, находящееся в зоне досягаемости. Доказал что-то про аттракторы. Аттракторы -- это из хаотической динамики. Вселенной правят законы хаоса, но по-моему -- его беззаконье. Спорил с Рундом, а Рунд -- с ним. Пять лет назад Рунд спорить прекратил и скрылся на Ауре, где живут моролинги, о которых писал Брубер.
   Белиберда-бруберда.
   Нет, срочно нужен Ларсон.
   Хью Ларсон сидел перед двумя метровыми экранами. На одном из них виднелась безжизненная планета, щербатая и пыльная. На другом -- список из двух тысяч сотрудников "Виртуальных Игр". То есть на самом экране их было только тридцать, но судя по номеру перед последней фамилии -- тысяча восемьсот восемьдесят девять -- Ларсон собрал их всех.
   --Готовишь кандидатов для заселения новой планеты? --спросил я.
   --Я бы их оптом туда послал, -- желчно ответил Ларсон. --Ты не представляешь, как они мне надоели. Необходимо срочно создать новое поколение морально-криминальных фильтров -- наподобие тех, что стоят на твоем компьютере. Раз -- и преступников отфильтровали.
   --Я тебе еще когда об этом говорил! Как продвигается игра?
   --Со скрипом. Видишь, что выходит, -- он указал на планету. --Уродка! Так и назову: Уродка.
   --Плохо подбираешь возмущения.
   Ларсон взорвался:
   --Сам бы попробовал! Можно подумать, ты что-то в этом понимаешь! Думаешь все так просто? Да одна подгонка космологической постоянной чего стоит! Игрок тут как Господь Бог с неограниченными правами, но с сильно ограниченными возможностями -- возмущения вводишь какие угодно, а последствия могут оказаться вовсе не те, что ты ожидал. Хочешь, например, получить звезду класса G3, а выходит красный гигант.
   Огненные протуберанцы сдували с Уродки последнюю пыль.
   --Так ты возмущай не наобум, а так, чтобы прийти куда надо. Ты же физику проходил: конечная точка определяется начальными условиями. Вот и вычисли начальные условия по конечной точке.
   --Федр, ты только при людях такого не говори, хорошо? --грубо опустил меня Ларсон. --Нельзя это вычислить, даже в принципе. Теорема Цанса-Лиувилля о невычислимости аттрактора -- слыхал о такой?
   --Тебе Яна сказала? --предположил я, имея в виду, что Яна изложила Ларсону новости от Нимеша, и Ларсон, будучи все-таки экспертом, понял ее лучше меня.
   --Почему Яна? --искренне удивился эксперт. --Это общеизвестный факт. Лет пятнадцать назад Лиувилль высказал гипотезу о невычислимости аттракторов для некоторого класса динамических процессов эволюционного типа, а Цанс эту гипотезу доказал. Поэтому гипотеза стала теоремой -- теоремой Цанса-Лиувилля.
   --Ларсон, ты соображаешь, что саботируешь расследование?
   Я достиг желаемого: мой зловещий тон его напугал.
   --Ты это... брось наезжать. Ничего я не саботирую. Наоборот, тружусь не покладая рук.
   --Эх ты, лаборант! Да кто ж тебя руками-то заставляет работать! Даже меня Шеф иногда заставляет работать головой. Тебя не руками работать нанимали, а мозгами. Давай, живо объясняй про теорему. Только простыми словами.
   Ларсон вскинул голову и выдал:
   --Теорема, двоеточие, цель не оправдывает средства, точка. Это самые простые слова, какие я знаю.
   --Я их знаю с детского сада.
   --Ничего удивительного. Я же сказал, в те времена это была гипотеза, а теперь -- теорема.
   --Хорошо, дай мне пример из жизни, а то Янин пример про Нимеша и "Фрайдес" оказался слишком простым. Вопреки всем теоремам, я послал ее к аттрактору "дом".
   Ларсон всполошился:
   --Он ее опять пригласил?
   --Опять?! -- теперь уже всполошился я. -- Хью, нам надо чаще обмениваться информацией, не то уведут нашу Яну. Ладно, о Яне потом поговорим, давай пример более фундаментальный.
   --Пожалуйста, вот тебе пример. Предположим, ты желаешь через год заработать миллион. Вопрос: что ты должен сделать прямо сегодня, чтобы через год со стопроцентной вероятностью у тебя в кармане лежал миллион?
   -- Во-первых, зашить дыру в кармане. Во-вторых, найти убийцу Корно и убить еще одного гениального программиста.
   --И в какой детский сад ты ходил... -- покачал головой Ларсон. --За вечер ты успеешь разве что дыру зашить.
   --Ну а правильный ответ?
   --Чтобы к сегодняшнему вечеру быть уверенным, что через год ты получишь миллион, ты должен достать этот миллион уже сегодня.
   --По-моему, это какая-то тавтология, а не теорема.
   --Ничуть. В этой на первый взгляд тавтологии содержится глубочайший смысл. Любая достижимая цель -- это аттрактор, но не в том смысле, что она тебя притягивает, а в том, что она достижима. Достижимых целей много, ты для себя выбираешь самую привлекательную. Теперь, средства -- это энергия и время. Ты бы хотел уже сегодня придать себе такое направление, чтобы, скажем, через год, плывя по течению, попасть точно в цель. Но это невозможно, по вышеупомянутой теореме, ибо ты не провидец и не в состоянии предугадать все препятствия. Изо дня в день тебе необходимо трудиться, корректировать движение, но даже за день или, выражаясь энергетически, за электрон-вольт до цели тебя может снести в сторону. В итоге -- никакой экономии, сколько заплатил -- столько получил, если, конечно, тебя не снесло-таки в сторону и ты не ушел от выбранной цели. Понятно?
   --Хью, это философия. Из философских убеждений уже лет пятьсот никого не убивают.
   --Тогда чего же ты хочешь?
   --Наверное, обратиться к первоисточнику.
   --Это будет правильно, -- с явным одобрением поддержал меня Ларсон. --Могу порекомендовать неплохой учебник.
   В ответ я предложил ему возглавить экспедицию на Уродку.
   По пути в кабинет я сделал фундаментальный вывод: игра "ШДТ" основана на законах хаоса, одним из которых является закон о невычислимости аттракторов. Следовательно, между Корно и Рундом существует еще одно связующее звено -- аттракторы.
  
  
  
   16
   Профессор Цанс занимал отдельный коттедж в Академгородке -- так назвали квартал плоских однообразных домов, выстроенных для университетских преподавателей. Подстригать кактусы здесь никому бы и в голову не пришло. Я приземлился на грунтовой площадке перед домом, подняв клубы пыли и вспугнув серого сухопутного шнырька. Шнырек перебежал площадку, толкнул мордой подвальное окно и скрылся. Услышав шум, Цанс вышел на порог, подул на пыль и вернулся в дом, оставив дверь приоткрытой. Шнырек высунул морду из подвального окна и посмотрел на дверь, оценивая шансы добежать до нее вперед меня. Оценил не в свою пользу. Закрыл мордой окно и исчез.
   --Вы зашли? Идите сюда! -- покричал Цанс из глубины дома.
   --Вы бы заперли окна в подвал, -- сказал я, обнаружив Цанса в спальне. На кровати лежала гора одежды и раскрытый чемодан.
   --Они заперты, -- ответил он, запихивая в чемодан стопку рубашек.
   --Так вот почему вы просили меня явиться до восьми, -- догадался я. --Уезжаете?
   --Уезжаю.
   Я подошел к пыхтевшему профессору и надавил на крышку чемодана. Цанс быстро щелкнул замками.
   --Спасибо... Ох, нет, извините, забыл спортивный костюм...
   Он снова щелкнул замком. Взмахнув крышкой, чемодан отрыгнул половину содержимого.
   --Всегда так, когда в спешке, -- сказал Цанс.
   Он полез в шкаф искать спортивный костюм. Я принялся укладывать вещи обратно в чемодан. Наткнулся на полиглотовский путеводитель: Аура.
   --На Ауру, профессор?
   --Почему на... -- он оглянулся, -- положите, я сам справлюсь.
   --А я без вас -- никак.
   --Я уже обратил на это внимание, -- ворчливо заметил Цанса, -- что на этот раз?
   --Аттракторы и ваша теорема о них. Вы доказали, что они невычислимы. Два человека растолковывали мне смысл вашего открытия. На мой взгляд я приблизился к пониманию, но мне хотелось бы в этом удостовериться. Не поможете?
   --Не уверен, успею ли, -- покачал он головой.
   --А когда у вас рейс?
   --Через полтора часа. Сейчас прилетит такси, а я еще не собрался.
   --Вы же не на такси летите на Ауру, -- возразил я. --Прилетит и подождет. До космопорта лететь полчаса -- это на такси с автопилотом. Я же вас доброшу минут за пятнадцать. Полчаса на регистрацию. Итого -- сорок пять минут в запасе.
   --Не регистрации нужно быть за час, -- сказал Цанс, исследовав инструкцию на билете.
   --Это перестраховка. Даже за десять минут -- еще не поздно. Давайте, я буду помогать вам укладываться, а вы тем временем рассказывайте. Писать формулы мы не станем, они меня только запутают.
   --Запутают? -- усмехнулся Цанс. -- Формулы, в отличие от словесных рассуждений, запутать не могут.
   --Предлагаю пари: если я не запутаюсь, то вы говорите мне, зачем вы летите на Ауру.
   --Хорошо, задавайте конкретные вопросы. По вопросам я определю, насколько вы в действительности близки к пониманию. И сядьте на чемодан.
   Я сел и попрыгал. Чемодан закрылся.
   --Когда будете открывать, -- сказал я, -- не наклоняйтесь над крышкой, иначе снесет голову. В статьях, где говорится об аттракторах, есть одна оговорка, своего рода условие, при котором аттракторы становятся вычислимы. Поэтому во-первых, что значит вычислимы и невычслимы, и во-вторых, в чем смысл этой оговорки?
   --Чем занимается компьютер? -- задал Цанс встречный вопрос.
   --Я понял, какого ответа вы от меня ждете. Он вычисляет.
   --Как?
   --Профессор, а это необходимо знать, чтобы понять вашу теорему?
   --Он вычисляет по заданному алгоритму. Алгоритм подразумевает, что вычисление должно рано или поздно завершиться. Иначе говоря алгоритм должен быть конечен. Вычислимость означает существование алгоритма, состоящего из конечного числа шагов. Итак, известно, что из пункта А в пункт Б можно дойти за миллион -- другой вполне определенных шагов. Рассмотрим обратную задачу: некий человек уже находится в пункте Б. Опять-таки, нам известен алгоритм, пользуясь которым он добрался в пункт Б. Способны ли мы найти тот пункт А, из которого он стартовал? Ответ содержится в формулировке моей теоремы: не существует алгоритма, пригодного для современного квантового компьютера, который позволил бы вам найти обратную дорогу -- от Б к А. Следовательно, задача невычислима.
   --Пессимистичный вывод. Получается, какую бы цель я перед собой не поставил, мне до нее никогда не дойти, потому что я не знаю с чего начать. Это напоминает мне сказку про Ахилла, который никогда не догонит черепаху. Но ведь он ее все-таки догоняет! И целей мы рано или поздно достигаем...
   --А почему мы их достигаем, вы задавали себе вопрос? -- накинулся Цанс. --Мы достигаем цели, потому что благодаря нашему разуму мы способны постоянно менять алгоритм. Начальную точку -- точку А -- мы как правило выбираем неверно, но зато на следующем шаге пересматриваем выбранный алгоритм, корректируем его. В абстрактной же задаче, которую я изучал, алгоритм шагов задан заранее. Такой, фиксированный алгоритм никогда не приведет к нужной цели. Но я решительно не согласен с тем, что эта теория пессимистична. Пессимистичен детерминизм, пессимистична предсказуемость. В отличие от детерминизма, невычислимость аттрактора означает, что мы живем в мире открытых возможностей -- мы не движемся по предписанным путям, а постоянно находимся в поиске. По-моему, это замечательно!
   --Уговорили, -- согласился я. --Нельзя плыть по течению.
   --О, плыть по течению в любом случае нельзя! -- с иронией воскликнул Цанс.
   --И не будем... Скажите, каков, так сказать, спектр применения все этой теории?
   --Она универсальна, как универсален хаос, -- коротко ответил Цанс. Он опять что-то искал в шкафу. --Да где же он?..
   --А в динамической лингвистике она используется?
   --Безусловно. В человеческом мышлении заключен свой хаос, у него есть свои аттракторы и невозможно направить мышление к какому-нибудь определенному аттрактору. Это даже более очевидно, чем в случае, скажем, эволюционных процессов. Почему вы спросили о лингвистике?
   --Хочу связать воедино аттракторы, виртуальные игры и Бенедикта.
   --Ну это просто, --Цанс выудил со дна шкафа миникомпьютер и положил во второй чемодан. --Аттракторы возникают, если в игре симулируется динамический хаос. А Бенедикт... --Цанс отвернулся к чемодану, -- а динамическая лингвистика возникает, если в игре симулируется высокоразвитая разумная жизнь.
   Я обошел Цанса так, чтобы видеть его лицо.
   --Профессор, вы хотите сказать, что Бенедикт и Корно работали над новой игрой, где симулировалось бы реальное общение, язык, культура, ну и тому подобные вещи?
   Цанс старательно прятал глаза.
   --Все, наконец-то, упаковал...
   --Профессор, -- настаивал я. --Не уходите от ответа.
   --Это не моя тайна, -- выдавил он.
   --О новой игре вам сказал Вейлинг?
   --Да, но пожалуйста, я дал слово не распространяться...
   Я временно отступил.
   --Вы ничего не сказали о тех оговорках, с которых я начал. В статьях говорилось, что при некоторых условиях аттракторы вычислимы и там же упоминалась Другая Вселенная.
   Цанс понял, что либо он отвечает на вопрос, либо я возвращаюсь к теме новой игры.
   --Речь идет о контролируемом локальном нарушении причинно-следственных связей. Если суметь использовать такое нарушение для вычислительных целей, то скорость вычислений можно увеличить в любое число раз и алгоритм, бывший ранее бесконечным, станет конечным. Заметьте, это не опровергает мою теорему.
   За окном послышался сигнал такси.
   --Ну все, мне пора, -- сказал Цанс.
   --Я вас подброшу.
   --Не стоит, -- и он посмотрел на чемоданы.
   Я их тут же подхватил: раз уж профессор дал мне возможность найти путеводитель, то почему бы не отблагодарить его за это?
   Загрузив и чемоданы и Цанса в такси, я спросил:
   --Профессор, Брубер не говорил вам, зачем он полетел на Ауру?
   --По делам комитета "В защиту договора". Возможно я ошибаюсь, но мне показалось, он собирается встретиться с моролингами.
   --То есть он этого не афишировал.
   --Более того, он это отрицал.
   Я пожелал ему счастливо долететь. Выждав, когда такси наберет высоту, взлетел сам и проводил такси до Центрального космопорта. Регистрацию Цанс прошел без задержек, ни с кем из пассажиров не разговаривал. За влетом челнока я наблюдал с воздуха, пока мне не приказали покинуть зону космопорта. Вернувшись домой, я обнаружил в почте квитанцию со штрафом за "несанкционированное нахождение в зоне полетов".
  
  
  
  
  
  
  
  
   17
   В начале девятого утра я сидел у себя на кухне и не спеша намазывал фруктовый майонез на тосты. Тосты подгорели, у ненавистного майонеза давно вышел срок годности, но больше в доме есть было нечего.
   Запищал комлог: Шеф воспользовался закрытым каналом.
   --Привет... слушай, а чем это у тебя пахнет? --он покрутил носом.
   --Шутка с бородой, Шеф.
   --Хм, а Ларсон выдал за свежую... В общем, собирайся, летишь на Ауру. Полчаса на сборы, потом -- в Отдел, домой возвращаться не будешь, поэтому вещи захвати с собой... Рот закрой, все объясню в Отделе.
   С чего он взял, что я удивился? Все едут на Ауру: Брубер, Цанс... Рунд и моролинги там давно живут.
   --Ладно. Аура, так Аура. Татьяне передайте, что я ее очень любил, насчет венка проконсультируйтесь у Яны, у нее хороший вкус...
   Его уже не было на экране.
   Жирно смазанные тосты отправились в мусорное ведро. Кофе выливать было жалко, и я его допил, хотя и потерял на этом секунд шесть-семь. В дежурный рюкзак полетели туалетные принадлежности, аптечка, кое-что из белья, полупустой пакетик с тостами, путеводитель по галактике и бластер. Из тайника в вентиляционном окне был извлечен пакет с идентификационными карточками на разные имена, включая женские.
   Снова запищал комлог. На дисплее мигал позывной Шефа: "Черт". Этот позывной Шеф стал использовать после того, как пронюхал, что в автопилоте моего флаера Отдел проходит как объект "У черта на рогах".
   --Я еще тут.
   --В Отдел не заходи, встретимся у парковки. Жду.
   У парковки... Это что-то новенькое.
  
   Шеф стоял между двумя флаерами. Размахивая руками, он показывал, где мне приземлиться. Он полагал, что я втиснусь. Интересно, когда он последний раз парковался на общественной парковке? У начальства персональные места на крыше Редакции.
   Я сделал ему ручкой и полетел в конец парковки. Шеф, грозя кулаком, побежал следом. Значит, дело действительно срочное.
   --Почему там не сел? -- спросил он, держась за сердце.
   --Оттепель, Шеф. Флаер за ночь разбух.
   Он фыркнул и махнул в сторону леса.
   --Пойдем прогуляемся.
   Лес вокруг здания Редакции, конечно же, никакой не лес, а парк. Плодородную почву соскребли с "подсолнечных" склонов гор, окружающих Фаон-Полис с трех сторон, разбросали на сотне-другой гектарах вокруг Редакции и как попало засадили деревьями-мутантами. Мутанты вытянулись метра на четыре и продолжают расти -- насколько высоко -- никто не знает. В любом случае, четыре метра -- это в три раза выше, чем в среднем по экватору.
   Присыпанная оранжевым гравием, центральная аллея вела от здания Редакции к озеру. Туда мы и направились.
   --Шеф, от кого мы прячемся?
   --В Отделе Виттенгер, он не даст поговорить.
   --Фу-ты... Я-то думал, налоговая...
   Шеф поежился -- ветер в аллее дул как в аэродинамической трубе.
   --Свернем? -- предложил я. --В лесу ветра нет.
   --Идем прямо.
   Шеф никогда не говорил, где родился, но по тому, с каким недоверием он относится к фаонской природе, можно судить, что не на Фаоне.
   --Дело Евклида еще не забыл?
  
  
  
  
   --Помню: четыре бомбы в вершинах тетраэдра. Три он закопал на Земле, и они взорвались. Четвертую бомбу я нашел в корабле с делегацией с Ауры. Эту бомбу я обезвредил. И вот, до сих пор жду ордена от ауранского правительства. Он случайно не пришел?
   --Евклида не поймали, -- угрюмо ответил Шеф, -- но есть новости. Корабль, на котором летела делегация, был совсем новым.
   --Я это заметил. Унитазы там...
   --Слушай и не перебивай. "Боинг-Дуглас" сошел со стапелей за неделю до старта от Терминала Земли. Это был его первый рейс. Доходит?
   --Пока нет, -- признался я. --Дайте еще одну подсказку.
   --Даю. Делегация с Ауры должна была лететь на другом корабле, старом "Локхиде". Его ресурс подходил к концу. Накануне старта комиссия из службы безопасности полетов отправила "Локхид" на модернизацию. Пассажиров с билетами на "Локхид" пересадили в новый "Боинг-Дуглас". И в нем ты нашел бомбу. Ну, теперь доходит?
   --Вот-вот дойдет, шеф. Сейчас у меня в мозгу образовались два аттрактора. Первый: Евклид метил не в делегацию Ауры, а в новый "Боинг-Дуглас". Второй: у Евклида свой человек в комиссии по безопасности полетов. Я нахожусь в точке бифуркации и жду подходящей флуктуации, то есть еще одной подсказки.
   Шеф остановился и с сочувствием заглянул мне в глаза.
   --Тебе вредно общаться с высоколобыми, -- сказал он. -- Ты перенимаешь их риторику, но удаляешься от сути. Оба твоих аттрактора к черту неверны. Этой ночью один мой друг переслал мне ту часть письма Евклида в ООН, где Евклид перечисляет свои требования -- их держали в секрете, как ты помнишь. Так вот, Евклид требовал, чтобы всю Ауру оставили моролингам. Поэтому бомба предназначалась ауранцам. Но Евклид не мог знать, что они полетят "Боингом", даже если бы вся комиссия по безопасности состояла из моролингов. Это, как говорят твои высоколобые, физически невозможно!
   Я осведомился:
   --Какой именно закон физики он бы нарушил?
   --Ты его не проходил. Вспомни, где находилась четвертая бомба.
   --В "Боинге", серия "Веер", номер не помню.
   Шеф зарычал.
   --В первом отсеке энергоустановок, -- тут же уточнил я. --В шкафу, где хранятся скафандры для проведения аварийного ремонта в активной зоне. Бомбу довольно хитро замаскировали под кислородный аппарат одного из скафандров. Чтобы добраться до нее, пришлось отсоединять шланги водопроводным ключом, который я одолжил у...
   --Достаточно. А пломбу на шкафу ты видел?
   --Шеф, бог с вами, до взрыва оставалось двадцать секунд, какие пломбы?!
   --На нем стояла заводская пломба. Ее навесили еще до сдачи корабля приемной комиссии из "Соляр-Спейс-Трэвэлинг", то есть за три недели до старта с Терминала Земли. Советник Доусон и его следователи считают, что за сутки до старта, когда уже стало ясно, что делегация полетит на "Боинге", террорист проник на корабль, вскрыл шкаф и подменил скафандр. В этом случае, он, конечно, повредил бы пломбу, но поскольку ты ее сорвал не глядя, то невозможно с достоверностью установить, вскрывали шкаф перед стартом или нет. Следователи решили, что вскрывали, так как лишь в эти сутки террорист мог узнать о смене корабля. Они не потрудились прикинуть каким таким образом Евклиду удалось протащить на корабль громоздкий скафандр. И им не пришло в голову исследовать одежду и перчатки, в которых ты орудовал водопроводным ключом. Зато это сделали наши люди. Они нашли на твоих перчатках микрочастицы, соответствующие материалу пломбы в единственном месте разрыва. Следовательно, до тебя пломбу никто не трогал...
   --Так вот куда они пропали! -- осенило меня. -- Могли бы и предупредить. Я их обыскался.
   --Ты был занят своим делом. Перчатками занимался Рогов из службы внешнего наблюдения. Он, как ты помнишь, летал вместе с тобой охранять нашу делегацию. Вывод напрашивается абсурдный: бомбу установили еще до того, как ауранацы купили билет, причем не на тот корабль, которым они в конце концов полетели. Ты представляешь? За три недели до взрыва Евклид уже знал, что делегация Ауры полетит на новом "Боинге"!
   _Кто кроме него об этом знал?
   _Один человек в правительстве, назовем его X. Его нельзя заподозрить в предательстве, поскольку он летел тем злополучным рейсом. Теперь выяснилось, что X получил письмо, в котором содержалась просьба уточнить, каким кораблем они собираются лететь. Авторизатор определил, что письмо пришло от другого члена правительства, Y, которому Х доверял и который летел на Землю вместе с ним. X, естественно, ответил. Мы установили, что это не первый случай, когда авторизатор, используемый правительством Ауры, ошибся.
   _А его нельзя обмануть?
   _Нельзя. Принцип его работы основан на определенных свойствах некоторых числовых функций. Эти функции превращают упорядоченный текст в случайный, вернее, неотличимый от случайного, набор букв. Обратная задача, то есть задача восстановления исходного текста алгоритмически неразрешима. В нашем случае исходным текстом является подпись автора письма. Эта подпись известна только ему, а как я уже сказал, мы не можем заподозрить Y в предательстве. Интересно, что если Евклид умеет подбирать правильную подпись, то и выиграть в "ШДТ" ему не составило бы труда. Если бы уничтожить делегацию Ауры требовалось в компьютерной игре, мы бы сказали, что и Евклид и Счастливчик использовали одни и те же методы. Расчет событий, на первый взгляд случайных. Расчет, запрещенный теоремой об аттракторах. Но запрещенный при некоторых оговорках... М-да, все крайне зыбко... --С этими словами Шеф прибавил шаг. Мы подошли к опушке леса. Отсюда начинаются красные дюны, стометровой полосой они разделяют озеро и "редакционный" лес. Дюны нисколько не возвышаются на уровнем озера и в ветреную погоду -- как, например, сегодня, -- кажется, что волны вот-вот захлестнут песок. И озерные волны и песчаные сейчас были одного размера и формы. Я сказал:
   --Достигнув берега, озерная волна мгновенно обращается в песок. Поэтому, даже если западный ветер усилится, низкий берег вода не затопит.
   --Когда ветер усилится, озеро замерзнет, -- по привычке возразил мне Шеф. Он вытягивал из-под воротника шарф, стараясь натянуть его до носа. Наверное, под озером Шеф подразумевал себя.
   --А я думал, с бородой теплее... --сорвалось у меня с языка.
   Заметив, что лысеет, Шеф отпустил бороду, поэтому любое упоминание о бороде он воспринимает как намек на расползавшуюся на макушке плешь. Он буркнул: --Не над тем думаешь. Ну да ладно, -- он обернулся на Редакцию, --прогулялись и хватит. Пойдем, Виттенгер нас заждался.
   --Да вряд ли. Надеюсь, Яна его развлекла, пока мы тут бродили.
   --В каком смысле? --В его голосе были слышны нотки ревности.
   --В хорошем, Шеф, только в хорошем.
   Мы пошагали назад тем же путем.
  
   Виттенгер нас не только не ждал -- похоже, наше скорое возвращение его расстроило. Он собирался улизнуть из Отдела до нашего прихода. Пока мы гуляли, Яна потчевала инспектора черным кофе с шоколадными конфетами и светским разговором. От коньяка и виски Виттенгер отказался.
   --О, я думал вы уже не вернетесь! -- воскликнул он, вытирая испачканные шоколадом пальцы дорогой шелковой салфеткой из неприкосновенного запаса Отдела. Я указал на вазочку, где вчера лежали конфеты -- тоже из НЗ.
   --Там что-нибудь осталось?
   --Не думаю... Но Яна сказала, что у вас их еще много.
   --Вы ее больше слушайте. Хью, как ты такое допустил?
   --Меня не спрашивали, -- ответил эксперт, зачем-то вышедший нас встречать.
   --Инспектор, вы уходите? -- удивился Шеф.
   --Да-с, служба-с, --Виттенгер театрально развел руками и стал пятиться к дверям. --Служба-с...--Тихо прикрыв за собою дверь, он удалился. Яна помахала ему ручкой и заметила:
   --Когда инспектор улыбается, он похож на крокодила.
   --Обожравшегося импортного шоколада, -- прибавил я.
   --Яна, с инспектором все в порядке? -- поинтересовался Шеф и покрутил проволочкой у виска.
   --Наверное, у него просто хорошее настроение.
   --После общения с тобой?
   --Да, я умею улучшать людям настроение. Инспектор приходил на разведку. Ему хотелось узнать, не летит ли кто из нас на Ауру. Я убедила его, что никто туда не летит. Ведь никто же не летит, так, шеф?
   Шеф смущенно посмотрел на меня. Выходит, Яна была не в курсе моей командировки на Ауру.
   --Я сделала что-то не так? -- напряглась Яна.
   --Ты умница, -- ласково сказал Шеф. --Виттенгер не должен знать о наших планах.
   --Интересно, почему он-то вдруг заинтересовался Аурой... -- вслух недоумевал я.
   Шаф как бы спохватился:
   --Забыл тебе сказать. Некий господин пожаловался охране Терминала ТКЛ­- четырнадцать-семьдесят шесть, что у него украли документы и билет с транзитом до Ауры. Когда просмотрели видеозапись пассажиров, садившихся на рейс до Ауры, обнаружили Бенедикта. Виттенгер, пройдоха, попытался скрыть от меня такую новость! -- Шеф произнес это так веско, будто Виттенгер скрыл новость не от него, а от правосудия.
   Я поинтересовался:
   --ТКЛ- четырнадцать-семьдесят шесть -- это который? Путеводитель по галактике у меня, к сожалению, в флаере.
   --Развилка на границе секторов Фаона, Кита и Земли. От семьдесят шестого есть три пути: назад к Фаону, к Земле и к Ауре.
   --Шеф, -- недовольно заметила Яна, -- похоже, мне вы забыли сказать, что кто-то из нас летит на Ауру за Бенедиктом. Из-за вашей забывчивости я солгала начальнику Департамента Тяжких Преступлений!
   --Я полагал, Виттенгер нас дождется, и мы все обговорим, -- оправдался Шеф. --Итак, как говорится, все концы ведут на Ауру.
   --В Рим, -- поправил я.
   Яна продолжала злиться:
   --Дикие вы. В Рим -- дороги, концы -- в воду.
   --Ты не солгала, -- стал успокаивать ее Шеф, --ведь ты не знала, что Федр летит на Ауру.
   --А должна была знать! -- она обиженно топнула и ушла жаловаться Бьярки.
   Я зашел к Ларсону попрощаться.
   --Почему так трагично? -- выслушав меня, спросил он.
   --Почитай "Моролингов".
   Ларсон протянул руку. Я пожал.
   --Удачи тебе. Что сказать Татьяне?
   --Чтоб не дожидалась. Одежду я завещаю тебе.
   --Спасибо. Ушивать кое-где придется, -- он окинул меня взглядом, повздыхал. --Может, лучше завещать одежду Армии спасения?
   --Сам решишь, мне некогда. Ладно, пошел улаживать земные дела.
   Мы еще раз пожали руки, я направился к выходу.
   --"Земную жизнь пройдя до половины..." -- продекламировал он вслед.
   "Я умер. И клюют меня павлины", -- мысленно завершил я строчкой одного известного поэта из двадцать первого земного века.
   Всю дорогу до космопорта я пытался переделать павлинов в моролингов, вышло неудачно, поэтому результат не привожу.
  
   Пассажиры, стоявшие в очереди на регистрацию, делились на две категории. Первая -- самая многочисленная -- включала в себя тех, кто одет по сезону. В эту категорию входило большинство командировочных и прочие, кто покидает Фаон на долгий срок или, как я, навсегда. Поэтому в первой категории оказался во-первых ваш покорный слуга, и во-вторых -- старший инспектор Виттенгер. Он стоял через пять человек впереди меня и пока меня не заметил.
   Ко второй категории относились пассажиры одетые теплее, чем того требовала погода. После недолгого отдыха на каком-нибудь из оркусовских курортов, такие пассажиры желают встретить суровую фаонскую зиму во всеоружие. Рассматривая пассажиров и распределяя их по категориям, я все ждал, когда же Виттенгер, наконец, обернется. Стоявшая позади инспектора дама в дорогой шубе и собачкой на руках что-то у Виттенгера спросила, он обернулся, увидел меня, позеленел, даму -- проигнорировал и неожиданно махнул полицейскому сержанту -- тот топтался возле регистрационного окошка и следил за порядком в очереди.
   Сержант откликнулся на зов, но подходил он не спеша, вразвалочку и поглядывая по сторонам. Шел он пока не уперся носом (а это была у него самая выдающаяся часть) в железный полицейский жетон, который Виттенгер держал на вытянутой руке и на соответствующей высоте. Жетон у Виттенгера старый, там крупными блестящими буквами написано "ОТДЕЛ УБИЙСТВ" и больше ничего. На новом жетоне было бы написано мелкими буквами "Начальник Департамента Расследований..." ну и так далее -- не всякий сержант станет читать до конца, поэтому Виттенгер новый жетон не заказал. Тем более, что свое звание и должность он в состоянии произнести вслух и членораздельно.
   Сержант оценил жетон и встал по стойке смирно. Виттенгер указал ему на меня:
   --Сержант, немедленно арестуйте вот этого человека.
   Я сам подошел к ним -- арестовать он меня не арестует, а пять человек в очереди я обгоню. Но на всякий случай стал набирать номер Шефа.
   --За что, инспектор? -- плаксивым голосом поинтересовался я.
   --За... -- он запнулся. -- За жестокое обращение с животными!
   Тем временем Шеф ответил на звонок.
   --Тебе чего?
   --Шеф, я в Центральном, тут рядом стоит один полковник из конкурирующей организации и полицейский сержант, который уже достал наручники. Спасайте!
   На Шефа иногда находит бзик -- он вдруг начинает воображать, что я сам придумываю себе трудности.
   --Снова забыл задекларировать бластер? Выкручивайся сам.
   --Нет Шеф, тут все намного серьезнее. Помните хозяйку ручного вапролока? Она выполнила-таки угрозу подать на нас в суд за то, что Ларсон скрутил вапролоку хвост и лапы. А ведь говорил ему, не трогай хвост...
   --Короче...
   --Короче, дело попало к Виттенгеру, поскольку преступление Ларсона отнесено к разряду тяжких. Виттенгер собирается меня арестовать, и тогда плакали наши полмиллиона.
   --Дай мне его, -- прорычал Шеф.
   --Нате, -- я подал комлог инспектору. --Огребайте.
   Разговор длился две минуты. Виттенгер сначала два раза сказал "вранье", но потом отвечал только "да" и "нет", но чаще -- "да". В конце сказал: "хорошо, пусть половина" и вернул мне комлог.
   --Свободен, -- прикрикнул он на сержанта. Тот послушно отчалил.
   --Ну как, договорились? -- спросил я у инспектора.
   Лицо у него было пунцовым, но по сравнению с зеленым -- это хороший знак.
   --Договорились, черт бы вас побрал. Только не путайся под ногами.
   --Тогда помогите даме, она хочет что-то у вас спросить.
   На даму в богатой шубе и с мопсом на руках вся сцена произвела неизгладимое впечатление.
   --О, я только хотела спросить, как вы думаете, пропустят ли меня с Пегасиком без справки от ветеринара, -- заливаясь краской пролепетала она.
   Виттенгера вот-вот должно было разорвать от злости. Жертв я не хотел, потому ответил за него:
   --Вы же слышали, господин инспектор -- известный борец за права животных. Пусть только попробуют не пропустить!
   --О, на вас вся надежда, -- вымолвила она проникновенно. Пегасик благодарно тявкнул.
   Очередь двигалась медленно, Виттенгер стоял отвернувшись, не произнося ни звука. Дама в шубе возлагала надежду на него, а он -- на Терминал Фаона -- власти у него там столько же, сколько и на Фаоне, а с Шефом с Терминала так быстро не свяжешься.
   "У нас пополнение", -- хотел шепнуть я инспектору, завидев в конце очереди молодого брюнета с "гарвардской" физиономией и в дорогом пальто. Но передумал.
   Вейлинг меня заметил. Он скроил недовольную, презрительную физиономию и отвел взгляд. По его мнению, я не был достоин и кивка.
   Подошла наша очередь. Инспектор миновал стойку регистратора первым. Я, как человек вежливый, пропустил вперед даму с собачкой.
   --Мы с инспектором, -- заявила дама служащему космопорта.
   --Везем важного свидетеля, -- поддакнул я.
   Пегасик подтвердил мои слова тихим, но уверенным рыком.
   Виттенгер что-то буркнул, но рукой сделал такой жест -- мол, пусть проходят.
   На движущейся дорожке пассажирского перрона мы вновь оказались вчетвером, считая Пегасика. Пес жалобно завыл, когда крытый перрон стал медленно разворачиваться, целя одним из своих выходов в бок стометрового челнока, готового за два часа доставить нас к Пересадочной Станции. Там нас уже ждет дальний космический лайнер. Три дня в одноместных каютах -- и мы на Терминале Фаона. Оттуда, по Трансгалактическому Каналу, Пегасика и его хозяйку транспортируют к Терминалу Земли, а меня, Виттенгера и, черт его дери, Вейлинга -- к Терминалу Ауры.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Часть вторая.

АУРА

  
  
  
   18
   --Праздничный Стол закрыт. Будем садиться в Ламонтанье, -- сказал пилот корабля, что нес нас от Терминала Ауры к планете Аура.
   --Где это? -- спросил меня Виттенгер.
   --В Акрии.
   В ауранской географии я уже более-менее ориентировался.
   Три дня длился перелет, и три дня я не выпускал из рук справочник "Обитаемые планеты" за прошлый год. Слава богу, справочник составляли не для туристов, поэтому кое-чему в нем можно было верить. Про Ауру там было сказано, что поверхность этой землеподобной планеты на девять десятых покрыта водой, а на одну десятую -- ни за что не поверите -- сушей! То есть суши на Ауре совсем немного, и это делает ее похожей на Фаон. Все три континента названы в честь бразильских штатов: Акрия, Амазония, Рондония. Наверное, хотели пойти навстречу моролингам, но те вряд ли оценили. Континенты расположены в экваториальной области, поэтому климат на континентальной Ауре довольно мягкий -- субтропики и тропики, но это не относится к горным районам, на которые приходится примерно одна треть суши. В горах климат суровый -- чем выше тем суровей, и, начиная с четырех километров над уровнем моря, Аура неотличима от Фаона. Отдельные пики достигают двадцатикилометровой высоты, максимальная же высота вершин -- двадцать пять километров.
   Вторая волна переселенцев облюбовала две горные области -- по одной в Амазонии и в Акрии. Соответственно, и посадочных площадок, пригодных для приема тяжелых межпланетных кораблей, было две: Праздничный Стол в Амазонии, и Ламотанья в Акрии. Большая часть переселенцев жила в Амазонии, правительство Ауры находилось там же, поэтому, услышав, что мы садимся в Ламонтанье, Виттенгер рассвирепел:
   --Какого черта! В расписании прямо сказано: посадка на Праздничном Столе. Я требую, чтобы мы садились, где положено!
   Я заступился за пилота:
   --Инспектор, вы не в расписание смотрели, а в туристический буклет. Там действительно сказано: "Вы всегда успеете к праздничному столу", но не стоит понимать это буквально, вы же не турист.
   Виттнегер достал из портмоне билет и убедился, что межпланетный перевозчик обещал только Ауру, не конкретизируя, куда именно он нас доставит.
   --Сейчас в горной Амазонии сезон ураганов, -- спокойным тоном пояснил пилот. --Садимся, где удобнее. Летели бы тремя неделями раньше -- попали бы на Праздничный Стол. По-моему, в путеводителе должно быть сказано, что в этом году сезон ураганов приходится на синхро-июль, -- так пилот назвал июль по синхронизированному календарю.
   Я спросил:
   --Где вы садились десять дней назад?
   --В Ламонтанье, последние две недели садимся только там. Да вы не беспокойтесь, до конца сезона ураганов вам забронированы места в гостинице, номера оплачены перевозчиком, поэтому в финансовом смысле вы ничего не потеряете. Наоборот, у вас появится время осмотреть Ламонтанью. А закончатся ураганы -- полетите в Амазонию. Если вдруг случится затишье, то желающих тут же перебросим планетолетом на Праздничный Стол, разумеется, за счет фирмы. Мы уважаем своих клиентов.
   --Скажите, а сами вы видели когда-нибудь моролингов?
   Пилот улыбнулся:
   --Нет, не приходилось. Но я никогда не спускался вниз, в долину. Некогда мне. Сядешь, день отдыха и назад -- к Терминалу. Скажу вам честно, иные пассажиры ничем не лучше моролингов.
   --Это про вас, -- шепнул я Виттенгеру.
   --Да шли бы вы! -- в сердцах бросил инспектор и сам вышел из рубки.
   --Ну зачем вы так, -- укоризненно посмотрел на меня пилот. --Я не его имел в виду. Я же понимаю, у инспектора такая работа -- нервная, должно быть. А моя работа -- доставить вас на Ауру в целости и сохранности, вы согласны?
   --Более чем.
   Виттенгер действительно нервничал: письмо с просьбой об экстрадиции Бенедикта пока оставалось без ответа. Но ничего необычного в этой проволочке я не находил. Из канцелярии губернатора письмо ушло в день нашего отлета, следовательно, оно обогнало нас на неделю. Я даже не был уверен, что его прочитали. На сонном Фаоне официальные письма по месяцу висят в канцелярии, прежде чем соответствующий чиновник удосужится известить отправителя хотя бы о получении. На Ауре, вероятно, дела обстоят не лучше.
   Я достал снимок Бенедикта.
   --Вот этого пассажира случайно не помните?
   --Ну, так я о нем и говорил -- хуже моролинга. Значит, вы его имели в виду, когда спрашивали, где я садился десять дней назад?
   Я кивнул.
   --Чем он вам не понравился?
   --Как обычно, мы предупредили пассажиров, что будем садиться в Ламонтанье. Никто не возражал, поскольку все были к этому готовы. На последнем витке перед посадкой диспетчер сообщает, что ураган временно утих и что есть разрешение на посадку на Праздничном Столе. Я объявил об этом пассажирам, они, опять-таки, не возражали. Я уже начал входить в посадочный коридор, как этот тип врывается в рубку и требует, чтобы мы садились, где обещали -- в Ламонтанье. Он грозил подать в суд на компанию за то, что мы, якобы, подвергаем пассажиров неоправданному риску. Совал под нос какие-то цифры -- вроде метеорологической статистики --мол, погода может измениться в считанные минуты, и тогда мы как пить дать разобьемся. Пассажиры запаниковали, стали требовать посадки в Ламонтанье. Пришлось срочно менять коридор, а это дополнительный расход топлива -- тоже риск, между прочим. Потрепал он тогда мне нервы, потрепал...
   Пилот вздохнул тяжким вздохом профессионала, сознающего всю полноту выпавшей на его долю ответственности.
   Я показал ему снимок Шишки, сделанный в полиции сразу после ее ареста. Очень неудачный снимок: Шишка закатила глаза и достала до носа кончиком языка, уши смазались -- должно быть, она ими шевелила.
   --Ну и рожа! -- сказал пилот. --Нет, такую рожу я бы запомнил.
   Виттенгера я нашел глазеющим во фронтальный экран, расположенный над входом в рубку. Перекрестие экрана напоминало прицел тяжелого импульсного "Панцерфауста" (такие излучатели стоят на вооружении у полицейского спецназа). Сейчас наш корабль метил в край ауранской атмосферы. Пушистый белый сектор занимал правый нижний угол экрана. Ближе к левому верхнему углу экран сначала синел, потом чернел, на границе черного и синего виднелась маленькая красноватая планетка -- один из двух спутников Ауры.
   --Из Центрального с нами улетало сто пятьдесят человек. Осталось трое: ты, я и Вейлинг, --вслух размышлял Виттенгер. --Согласен?
   Я сказал, что согласен. Он продолжил:
   --При первой же возможности полечу в Амазонию, Бенедикт наверняка уже там.
   --С чего вы взяли?
   --Там легче затеряться. Ламонтанья безлюдна, здесь только турбазы, энергостанции и, по-моему, какие-то научно-исследовательские станции. Спрятаться трудно.
   Я не стал возражать раньше времени.
   Пилот попросил всех пассажиров занять места в каютах, перевести ложементы в режим взлета-посадки и принять у кого что есть от перегрузок.
   Выполнив все рекомендации, я наблюдал, как в иллюминаторе зреют оранжевые язычки пламени -- устаревшая керамическая обшивка насмерть стояла против плотной ауранской атмосферы. Им после каждого рейса приходиться менять панцирь, размышлял я, чувствуя, как тело наливается свинцом.
   Шеф предоставил мне некую свободу действий. Мое задание звучало так: встретиться с Рундом, поймать и допросить Бенедикта раньше, чем это сделает Виттенгер, проследить за Брубером и Цансом, найти Евклида, Счастливчика и убийцу Корно. Свобода действий сводилась к тому, что я сам решал, с кого начать. Опасаясь отстать от Виттенгера, я решил начать с Бенедикта.
   На мгновение перегрузки исчезли, затем последовал удар в "же", этак, семь, корабль присел и выпрямился.
   Иллюминатор покрывала копоть, или тут такое небо -- один в один, как над Фаон-Полисом. Я ожидал, что рядом с посадочным диском из-под земли появятся телескопические тубы и присосутся к входным люкам. Пассажиры, не выходя на улицу, смогут проехать по движущейся дорожке прямиком в здание космопорта -- так происходит на всех цивилизованных планетах. Лично я предпочитаю привыкать к новой планете сидя в хорошо изолированном помещении. На Оркус у меня, к примеру, аллергия -- в прямом медицинском смысле, отнюдь не в психологическом.
   Никакие трубы к нам не присосались. Нам даже не подали трап. К кораблю подрулил угловатый автобус, какие обслуживают провинциальные аэропорты на Земле. Пассажиры спускались гуськом по выдвижной аварийной лестнице с одним поручнем, едва достававшем мне до колена. Багаж тащили в руках.
   За бортом слепило солнце.
   Жмурясь от неожиданно яркого света, я невольно остановился перед люком. Собрался закинуть рюкзак за спину, чтобы, если упаду, было чем поймать либо поручень, либо землю, но пассажир, шедший сзади, возразил мне тычком в спину. Я нисколько не удивился, обнаружив, что этим пассажиром был Виттенгер.
   --Я ведь мог упасть, -- сказал я ему, когда благополучно достиг твердой почвы.
   --Ах, это ты! Прости, со спины не узнал.
   На бетонной площадке космодрома пронизывающий ветер поднимал вихри пыли, она неприятно колола лицо, попадала в глаза. Я повернулся лицом к ауранскому солнцу. Лучи стали медленно согревать грудь и живот, спину заломило от холода.
   --Пыль-то тут откуда? --этот вопрос я задал, скорее, сам себе, но был услышан миловидной голубоглазой девушкой в форменной оранжевой куртке с серебристыми полосами. На карточке, прикрепленной к куртке, значилось: "Турбаза Ламонтанья", и чуть ниже: "КАТЯ".
   Она ответила:
   --Мы расширяем космодром, приходится резать скалу, поэтому пыль.
   Я посмотрел в ту сторону, куда она указала, но увидел только гладкое бетонное поле под ослепительно-голубым небом. Справа, в дымке, темнела скальная стена, расстояние до нее невозможно было определить на глаз -- может сто метров, может -- тысяча. Над скалою, еще дальше в сторону неба, сверкали заснеженные вершины.
   --Как будто и не улетали с Фаона, -- озираясь, проворчал Виттенгер.
   --Вы с Фаона? Как замечательно! На турбазе есть ваши соотечественники, -- радостно известила нас Катя.
   --Млечный Путь -- мое отечество, чтоб он скис, -- зло выругался Виттенгер.
   Радость сразу же улетучилась с Катиного лица, она вопросительно посмотрела на меня.
   --Инспектор космополит, но не любит йогурт, -- я подмигнул ей, -- в дороге его немного укачало, а так он добрый.
   Девушка не знала, кому верить, но нашла единственно правильное решение -- попросила нас занять места в автобусе. Катя зашла в автобус сразу за мной, тихо шепнула:
   --Впервые встречаю полицейского-космополита, да еще галактического масштаба.
   Я кивнул, -- мол, я тоже.
   Все сорок пассажиров корабля уместились в автобусе за раз, но кое-кому, включая нас с Виттенгером, пришлось стоять. Вейлинг сидел в конце салона и взглядом пытался поджечь на мне куртку.
   Автобус медленно тронулся. Я вертел головой, стараясь сориентироваться хотя бы по сторонам света. Впереди, на юге -- бетонные прямоугольники и небо, позади -- то же самое. С востока и с запада -- мертвые скалистые стены на неопределяемом расстоянии. Я заметил, что автобус шел, держась ярко-желтой полосы, проведенной краской по бетону. Далеко впереди она чернела и расширялась. Но вблизи почерневшая полоса оказалась тенью, отбрасываемой стеною бетонного рва или широкой траншеи -- в общем, дорога пошла вниз прямо посреди космодрома. Постепенно заглубляясь, мы ехали с полминуты, затем нырнули в тоннель.
   В салоне было слышно, как воет ветер. Та легкость, с какою шел автобус, наводила на мысль, что сквозняк в тоннеле дует нам в корму. Впереди, светящимся полукруглым пятном, появился выезд из тоннеля.
   --Сейчас нами выстрелят, как из духового ружья, -- предупредил я Виттнегера.
   --Смотри, чтоб не просквозило, -- огрызнулся он.
   Туннель благополучно остался позади, шоссе шло вдоль склона, но было не выдолблено в нем, а парило в воздухе на некотором отлете. Когда шоссе стало делать поворот, повторяя изгибы склона, я увидел, что покоится оно на вертикальных опорах. На чем покоились опоры? Если исходить из того, что я видел, то ни на чём.
   Слева, внизу, сквозь дымку облаков просматривалась темно-зеленая долина. Но если бы я заранее не выяснил, что там должна быть долина, то не знаю, что подумал бы.
   С расстояниями творилось что-то неладное. В какое-то мгновение мне показалось, что автобус вот-вот чиркнет по скале, но перефокусировав взгляд, я понял, что между шоссе и стеной оставалось еще метров двадцать. Вероятно, тут нужны специальные ауранские очки, размышлял я. Потом поделился размышлениями с Катей.
   --Привыкнете, -- коротко ответила она.
   Указывая вниз, спросил:
   --Почему ветер не разогнал облака?
   --Наоборот, разогнал.
   --В таком случае, как бы ЭТО выглядело, если бы не было ветра?
   --Еще увидите, -- пообещала она с загадочной улыбкой.
   Через полчаса стала видна цель нашего пути: на отвесном склоне горы засверкали некие сплюснутые дискообразные сооружения, они облепили склон, как грибы-трутовики земное дерево. Словно звено сапиенских летающих тарелок потеряло ориентацию в низких ауранских облаках и со всего размаха воткнулось в скалу.
   --Высоко вас моролинги загнали...
   --Моролинги? --удивленно переспросила Катя. --Да, с ними лучше не связываться, -- добавила она, должно быть вспомнив, что ей по службе положено мистифицировать туристов, иначе стали бы они сюда стекаться со всей галактики.
   --Не боитесь, что они нагрянут из-под облаков?
   --Боимся -- облака плохая защита.
   --Почему автобус, а не, скажем, флаер? --сменил я тему.
   --Турбулентные потоки воздуха вдоль склонов мешают крупным флаерам приземляться точно и с первого раза. Посадочные площадки у нас небольшие.
   Так вот почему сапиенсы налетели на скалу!
   Автобус снова нырнул в тоннель, через минуту тоннель расширился до просторного, ярко освещенного зала. Там мы остановились.
   Катя объявила, что мы приехали.
   В лифт все сразу не влезли. Я дождался очереди и вместе с десятком попутчиков вошел в цилиндрическую комнату, двери закрылись и комната бесшумно поползла вверх.
   Пробили потолок, подумал я, когда лифт вдруг залило дневным светом -- лифт и шахта оказались прозрачными. Обозревая окрестности, мы возносились вдоль отвесного склона пока не въехали в дно одной из летающих тарелок. Тарелка носила название "Турбаза Ламонтанья". Катя раздала нам ключи с номерками и пожелала счастливого отдыха.
   --А есть дадут? --спросил я.
   --Ресторан на втором этаже, работает с восьми утра до одиннадцати вечера. Завтрак входит в стоимость номера.
   --Обед и ужин?
   --Увы, нет.
   --Позавтракать бы... -- Я похлопал себя по пустому животу.
   Она взглянула на мой живот, потом -- на часы и сделала грустное лицо.
   --К сожалению, завтрак уже закончился.
   Как она нас бедных жалеет!
   Я поплелся искать свой номер.
  
  
  
   19
   Нет, я вовсе не ожидал увидеть номер люкс с бассейном, зимним садом и сауной с массажистками, но всему же есть предел! Есть нижний предел необходимого человеку жизненного пространства. Каюта на корабле была куда просторнее. Два на метр сорок -- так я оценил размеры номера. Койка из алюминиевых труб с жестким матрацем, крохотный столик у изголовья, антресоли, телевизор в стене, облицованной дешевым пенопластом, холодный резиновый пол, окно отсутствует -- вот подробнейшее описание комнаты, где мне предстояло жить. Если в номере Виттенгера койка такой же ширины, как у меня, то спать ему на боку, а попробует лечь на спину -- вмиг загремит на пол.
   Узкая пенопластовая дверь вела в ванную. Сразу за дверью -- занавеска. Я отдернул, прямо перед собой увидел стену из белого пластика и внизу -- некую эмалированную емкость с большим сливным отверстием.
   Сверхмаленькая ванна или сверхбольшой унитаз? -- раздумывал я. На уровне головы торчал кусок трубы с распылителем, следовательно, передо мной душевая кабина. А где же унитаз?
   Унитазом оказалось нечто, что первоначально я принял за бачок-мусоросборник. Отдельная раковина отсутствовала напрочь, зато над эмалированной емкостью за занавеской, кроме трубы с распылителем, был еще и кран.
   Я присел на крышку унитаза и задумался над тем, каким строением тела обладали сапиенсы, которым когда-то принадлежала эта летающая тарелка. Взгляд отупело скользил по стене, пока не наткнулся на надпись:
  
   фед скажите вит что он не того ищ
  
   Дописать последнее слово, вероятно, помешал угол стены. Писали от руки, черным фломастером. Буквы -- печатные, неаккуратные -- словно писал ребенок. Я провел пальцем по надписи, буквы моментально смазались. Следовательно, надпись сделана недавно.
   Бенедиктом? Шишкой?
   Я переснял надпись, потом тщательно стер. Пожалел, что смазал буквы до того как сделал снимок. По почерку теперь вряд ли удастся установить автора.
   Душ меня немного взбодрил. Слава богу, на горячей воде они не экономили. Переодевшись после душа, я рассовал вещи под кровать и на антресоли. Минут двадцать я потратил на уничтожение следов пребывания предыдущих постояльцев: стер с прикроватного столика липкие круги от чашек, извлек из-под кровати несколько бумажек с неинтересным содержанием (робот-уборщик явно халтурил, заметая сор под кровать), недостиранное полотенце со злости выкинул в мусоросборник, замаскированный в стене ванной. Закончив с уборкой, я пошел искать Виттенгера.
   Блуждая по коридорам, я вышел к смотровой галерее -- полукругом она опоясывала турбазу в самой широкой ее части -- по экватору, если допустимо такое сравнение. Внешняя стена галереи состояла из одних только окон, которые слегка выгибались навстречу земле. Я невольно засмотрелся. Ауранские горы высовывались из океана облаков отдельными островами-вершинами, подобно айсбергам, скрывая от глаз свою истинную массу. Солнце стояло близко к зениту. Оно прогревало горные склоны, и теплый воздух, поднимаясь вдоль склонов, заставлял вершины гор колебаться и дрожать как миражи.
   На галерее я был не один. В нескольких шагах от меня стоял пожилой мужчина. Я не сразу узнал в нем писателя Эдуарда Брубера. Не отрывая взгляд от горно-облачно-небесной фантасмагории, он сказал:
   --Разбежаться и нырнуть...
   Голос был тих и хрипловат, возможно, простужен. Говорил он это мне или просто мыслил вслух?
   Я рассмотрел его внимательней. Седые волосы коротко стрижены, красноватый загар покрывал впалые щеки и широкий лоб с морщинами, проведенными как по линейке. Крупный крючковатый нос, изготовленный без лекала, шелушился обгоревшей на солнце кожей. В горах надо надевать маску -- меня предупреждали.
   --Если вы имеете в виду, что с разбегу вы пробьете стекло, то вынужден вас огорчить: стекло, судя по всему, армировано.
   Не поворачивая головы, он ответил:
   --Прямо под нами -- каменный уступ, а дальше -- дорога. Чтобы долететь до облаков, нужно разбежаться. Спасибо, что напомнили про стекло, -- с кривой усмешкой добавил он и, наконец, повернул голову в мою сторону.
   Зеленые глаза и сизые мешки под ними. Неприятный, цепкий взгляд.
   --А вас какие ассоциации? -- спросил он. -- Или, напомнив мне о стекле, вы решили сыграть прагматика?
   Ну вот, не успел осмотреться, как уже оскорбляют...
   --Никаких ассоциаций, сплошное разочарование.
   --Почему?
   --Замерли, как в стоп-кадре. Похоже на обман: отвернешься -- побегут, посмотришь -- снова встали...
   --М-да, стоп-кадр... --задумчиво повторил он, словно сверяя с чем-то из своей памяти. --В молодости все кажется слишком медленным, но с возрастом начинаешь желать покоя...
   Он отвернулся к окну.
   --Вы случайно не знаете, где трехсотые номера? -- спросил я деловито. Мрачное писательское глубокомыслие мне было чуждо.
   --Этажом ниже. Лестница там дальше, -- он показал большим пальцем себе за спину. Теперь я стал ему не интересен. Признал ли он во мне читателя, желавшего получить автограф на каждой странице "Моролингов"? По-моему, нет.
  
   --Входи, Ильинский, только осторожно... -- услышал я в ответ на стук в дверь с номером 345.
   Я вошел и тут же наступил на расстеленный на полу спальный мешок.
   --Сказал же -- осторожно!
   Отодвинув край мешка, чтобы было куда поставить ноги, я сел рядом с Виттенгером на кровать. Подперев подбородок кулаком, он задумчиво взирал на спальный мешок.
   --Как вы догадались, что это я?
   --Катя велела всем отдыхать. Кто, кроме тебя, наберется наглости побеспокоить честного постояльца во время отдыха?
   --Вы правы, никто. А где мешок взяли?
   --Катя дала. Кровать можно откинуть и спать на полу.
   --Разумно. Говорят, завтрак входит в стоимость номера. Ожидаю что-нибудь вроде подгорелых тостов с просроченным фруктовым майонезом.
   --Почему фруктовым?
   --Он дешевле -- как мороженое.
   --Ты пришел посмотреть, как я сваливаюсь с этого насеста? -- спросил он угрюмо. --Эй, ты что там забыл?
   Не спрашивая разрешения, я заглянул в ванную и осмотрел стены.
   --Сравниваю размеры. У меня такой же номер. Вообще-то, я пришел потолковать о Бенедикте. Хочу подвести итог всему тому, что услышал от вас, пока мы сюда добирались. Бенедикт покинул Фаон на частном корабле, поскольку, воспользуйся он рейсовым, его бы взяли при высадке на Терминале Фаона. Частный корабль студенту не по карману. Вероятно, его финансировал тот же, кто внес залог в пятьдесят тысяч. Как потом показала видеозапись камеры наблюдения, с Терминала Фаона Бенедикт отправился в сторону ТКЛ-четырнадцать-семьдесят-шесть. Там он украл документы и билет до Терминала Ауры. На Терминале Ауры он избавился от чужих документов и пересел на корабль -- уже под своим именем. Надеюсь, вы понимаете, что из-за одной только кражи билетов Бенедикта вам не выдадут. Ваши полномочия закончились на терминале четырнадцать-семьдесят шесть, поэтому арестовать его на чужой территории вам никто не позволит. Кстати, до меня дошли слухи, что когда-то давно вам предлагали работать в Галактической Полиции. Почему не согласились? Были бы полномочия по всей галактике.
   --Брехня! -- отмахнулся инспектор. --На практике у Галактической Полиции полномочий нет нигде, местная полиция их регулярно отшивает. Уж лучше быть первым в Секторе Фаона, чем никем во всей галактике. А Бенедикта ауранцы обязаны выдать. Он сбежал из-под залога, этого хватит для экстрадиции. Но сначала его нужно найти.
   --Кате снимок показывали?
   --Она его не узнала. Сказала, что среди постояльцев его нет.
   --Не солгала? Надо бы подкупить ее чем-нибудь.
   --О нет, это по твоей, Ильинский, части. У меня нет такой статьи расходов. К тому же, ты ей понравился, она не сможет тебе отказать.
   --При чем тут откажет она мне или нет? Мы прилетели в поисках правды, а не удовольствий.
   --Да я не в том смысле... -- открестился инспектор. --Не передергивай. И знаешь, иди ты... к Кате!
   Катю я разыскал на четвертом этаже, в ресторане. С шеф-поваром она обсуждала меню на обед.
   --Сюда нельзя. Служебное помещение, -- прикрикнул на меня шеф-повар. Он был с огромной головой, но сам на удивление тощий.
   --А кому тут служат?
   Повар не нашел, что ответить. За него ответила Катя:
   --Вам -- нашим любим постояльцам. Но входить сюда не стоит. Вы проголодались?
   --Чертовски, -- признался я. --А там все холодное, -- я указал в сторону зала.
   --Потерпите, через полчаса будет горячее.
   --Через час, -- хмуро поправил девушку шеф-повар.
   --Составите компанию?
   --Чуть позже. Подождите в зале, -- ответила она, опасливо взглянув на повара.
   Ожидать кого-то будучи голодным и при том, находясь среди обилия пищи, можно только одним способом -- поглощая это самое обилие. Холодные закуски я выбирал согласно инструкции -- калорийные и недорогие.
   --Как не стыдно! Вы начали есть не дождавшись дамы, -- Катя оказалась той еще кокеткой.
   --А как иначе заглушить муки ожидания?
   --Прямо так и муки! Впрочем, вы поступили правильно. Сотрудникам не положено обедать в зале для постояльцев. И общаться разрешено только в пределах служебных обязанностей.
   --А кто вы по должности?
   --Помощник управляющего. На самом деле -- мальчик на побегушках, -- ответила она с внезапной откровенностью.
   Я попробовал уточнить:
   --Вы хотели сказать, девочка на побегушках.
   --Ну пусть девочка, -- согласилась она. --Но звучит двусмысленно. Лучше -- мальчик.
   --Хм, еще двусмысленней... На космодроме вы обмолвились, что на турбазе проживают туристы с Фаона. Я тогда хотел уточнить, кого вы имели в виду, но ворчливый инспектор нас отвлек. Вы не представляете, как он мне надоел. Неделя в обществе полицейского инспектора -- это хуже, чем две недели в одиночной камере полицейского изолятора.
   --А вы сидели в камере?
   --Ха, спрашиваете! В среднем -- один месяц в году, -- вдвое преувеличил я.
   --Что же у вас за профессия?
   --Странный вопрос. В изолятор сажают не за профессию, а, так сказать, за хобби.
   --Ну, а все-таки?
   --Репортер.
   Я показал ей удостоверение. По-моему она не находила мой выбор профессии удачным.
   --Мы не любим, когда беспокоят наших постояльцев. Тем более, что он сам просил...
   Она едва не проболталась.
   --Иными словами, в "Ламонтанье" остановилась какая-то знаменитость. Знаменитость просила, чтобы ее не беспокоили. Отлично! Придется ходить по номерам. Неделю в изоляторе (у вас же есть изолятор?) я заработаю, но найду, того, кто мне нужен. Кстати, вы в рекламе не нуждаетесь? Журнал "Сектор Фаониссимо" очень популярен.
   --Ну вы и наглец! --воскликнула она, нисколько, впрочем, всерьез не сердясь. --Кого вы разыскиваете?
   --Скажу, когда взгляну на список постояльцев.
   Она рассмеялась.
   --Никогда! А тот, кого вы ищите живет в пятьсот шестом. Но я вам этого не говорила.
   Что за бред, откуда она знает, кого я ищу?!
   --Под каким именем он остановился?
   --Под своим -- Брубер.
   Черт, всего-то...
   --Писатель что ли?
   --Да! Писатель, -- глаза у нее загорелись и потухли. --Правда, я ничего из его книг не читала, но слышала -- он писал про моролингов. После выхода романа, поток туристов увеличился втрое.
   --Глупости, кто станет тратить безумные деньги на поездку из-за какого-то романа. Написать можно что угодно. Скорее, я готов поверить, что на Ауру ринулись те, кто думает, что ее скоро прикроют для не-моролингов. Кстати, Брубер за это активно выступает. Странно, что вы его здесь терпите.
   --Мы терпим всех, -- убежденно произнесла Катя. --У нас свободная планета. Мы никого не дискриминируем.
   --Что вы говорите! Может вы еще и профессора Цанса приютили?
   --Приютили.
   --В каком он номере?
   --В пятьсот десятом, рядом с Брубером.
   Интересно, какие хоромы им предоставили? Метра два на два, вероятно.
   --Они уже познакомились?
   --По-моему, они знакомы. Я их видела за одним столиком. Ой, -- она прикрыла ладонью рот. --Что я все болтаю, да болтаю! Всё, ухожу. С вами надо держать язык за зубами.
   --Последний вопрос, он касается меня лично. Когда распределялись номера между вновь прибывшими?
   --За час до посадки пилот передал нам список пассажиров. Я сразу же распределила вас по свободным номерам. Вы недовольны своим номером?
   --А есть выбор?
   --Если доплатить, -- улыбнулась она.
   --Доплачу, -- пообещал я, доставая снимки Бенедикта и Шишки, -- если узнаете вот этих двоих.
   --Про этого меня уже спрашивали... -- она отодвинула Бенедикта. --Хм, это кто, сбежавший клоун?
   --Угу. На Фаоне цирк сгорел. Не приведи господь вам с ним встретиться.
   --Уже боюсь, -- рассмеялась она. --Приятного аппетита!
   Она убежала по делам.
   Так и не дождавшись горячего, я вернулся к себе в номер. Включил телевизор, велел ему соединить меня с базой данных на местном накопителе. В базе данных я разыскал голографический макет окрестностей Ламонтаньи. Изучая его, я три раза бегал на смотровую галерею, чтобы сверить изображение на экране с оригиналом. Все более-менее сходилось.
   Согласно базе данных, две из трех "тарелок", воткнувшихся в скалу, принадлежали турбазе "Ламонтанья". Третья "тарелка" была одновременно и посадочной площадкой и ангаром местной авиаслужбы. Кроме того, в радиусе ста километров от нашей турбазы, находились:
   Космодром "Ламонтанья", где мы сегодня утром приземлились.
   Турбаза "Вершина Грёз" на одноименной вершине, высотою в шесть с половиной километров, в трех километрах к северо-западу от турбазы "Ламонтанья", где я в данный момент находился.
   Центр Радиокосмических Наблюдений -- белая полусфера в пяти километрах к западу от "Ламонтаньи", ее видно со смотровой галереи. Высота -- восемь километров над уровнем моря. Рядом находилась средних размеров энергостанция, видимо, -- местного значения.
   Филиал Института Планетологических Исследований. Расположен в десяти километрах к юго-западу от турбазы на перевале "Тропа моролингов". Учитывая, что перевал находится на высоте четырех километров, никакими моролингами там и не пахло.
   Две крупные энергостанции, обе -- в шестидесяти километрах к северо-востоку, на высоте четыре и четыре с половиной километров.
   И, наконец, примерно в ста километрах к юго-западу от турбазы проходила условная граница между Ламонтаньей и Нижней Акрией -- болотистой долиной, заселенной пресловутыми моролингами.
   Немного смутила одна вещь. На снимке в базе данных Центр Радиокосмических Наблюдений состоял из двух корпусов: большая белая полусфера на вершине горы и полусфера поменьше, расположенная чтырехстами метрами ниже по склону, в расщелине. Но сколько я не приглядывался, со смотровой площадки меньшую сферу мне разглядеть не удалось. Не смог я разглядеть ее и в бинокль, которым запасся еще на Фаоне. Расщелину, правда несколько видоизмененную по сравнению с изображением на снимке, я нашел, но вид у нее был такой, словно второго корпуса Центра Наблюдений там никогда и не было. Был виден угол и часть крыши энергостанции, которую меньшая сфера загораживала бы, будь она на месте.
   Я послал запрос в базу данных: "Куда делся второй корпус Центра Радиокосмических Наблюдений?".
   Возможно, нейросимулятор на ауранском накопителе и не уступал в сообразительности моему домашнему, но никаких сообщений по поводу пропажи второго корпуса он не нашел.
   Я позвонил Кате по интеркому.
   --Привет. Катюша, хотите вопрос на сообразительность?
   --Боюсь вас разочаровать...
   --Не страшно. В отличие от моего босса, я не стану говорить, что в вашем возрасте я был куда более "хоть куда".
   --Он вам так говорит?
   --Регулярно.
   --Ладно, давайте ваш вопрос.
   --Так вот. В базе данных у Центра Радиокосмических Наблюдений, который тут неподалеку, два корпуса. Один я видел из смотровой галереи. Вопрос: почему я не видел второй?
   Пауза. Если бы интерком давал изображение, я бы увидел, как Катя спешно отвела глаза.
   --А вы хорошо смотрели? --спросила она в надежде получить время на раздумье.
   --У меня хороший бинокль. Облаков там нет.
   --Я точно не знаю... Какая-то авария... Или сход лавины. Вы должны нас понять, мы не хотим расстраивать туристов. На вашей безопасности это никак не скажется, --говорила она, запинаясь на каждом слове.
   --Когда это произошло? -- спросил я.
   --Точно не помню. В конце июня, кажется...
   --Еще что-нибудь пострадало?
   --Энергостанция. Но вы не волнуйтесь, энергией нас теперь снабжают новые энергостанции, они немного дальше, но это существенно дешевле, чем восстанавливать семь с половиной.
   --Что, простите, восстанавливать?
   --Так она называлась: "Энергостанция семь с половиной" -- в соответствии с высотой, на которой она расположена.
   --Понятно. Странно, что по поводу лавины нет никаких сообщений. Неужели, чтобы не пугать туристов?
   --Конечно. Извините, мне нужно работать. Сейчас я не могу...
   Где-то на заднем плане послышался возмущенный женский голос. Женщина на что-то жаловалась. Я спросил:
   --Кто-то чем-то недоволен?
   --Опять украли одежду у постояльцев. Второй случай за неделю. Никогда раньше такого не случалось. Извините...
   Она отключила связь.
   Позвонил Виттенгеру. Он был еще угрюмей, чем утром.
   --Есть новости?
   --Нет.
   --А конкретней.
   --Что может быть конкретнее, чем "нет"?
   --Инспектор, я догадываюсь, что ваше "нет" означает, что нет хороших новостей. Выкладывайте плохие. Вас послали?
   --Скажем мягче: вежливо отшили. Сначала сказали, что никакого запроса на экстрадицию они не получали. Потом, где-то там покопавшись, с горечью воскликнули: "Как же так! Какой ужас! Мы решили, что это чья-то шутка или хуже того -- подосланный вирус, и стерли письмо не читая. Мы дико виноваты! Чем можем быть полезны?". Я попросил содействия у полиции. Оказалось, что никакой своей полиции у них нет, есть только Служба Безопасности правительства. Из СБ меня отправили в представительство Галактической Полиции. Позвонил туда. Какой-то сонный хмырь минут десять делал вид, будто впервые слышит, что есть на свете такой Фаон, что на Фаоне есть настоящая полиция и что занята она своим делом -- поиском преступников. Потом этот хмырь пообещал навести справки о Бенедикте по гостиницам и турбазам, но предупредил, что дело это -- тухлое, на Ауре никто документов не спрашивает, а права клиентов, наоборот, чтят свято. Иначе говоря -- мешать они мне не будут, но помогать -- уж извините -- своих дел навалом. На прощанье посоветовал не нарушать местных законов.
   --Послушаетесь?
   --Пока да. Еще поговорил с тем пилотом, который нас сюда привез. Он оказался славным малым, зря я его тогда... Кстати, почему ты не сказал, что Бенедикта вез тоже он?
   --Не успел. Хотел, но не успел.
   --Ладно, черт с тобой... В списке пассажиров Бенедикт был под своим именем. Пилот сказал, что после того рейса часть пассажиров отправили в "Вершину Грёз". Никаких других турбаз или гостиниц в окрге больше нет. Я подозреваю, что Бенедикт остановился "Вершине Грёз" под другим именем. Планирую туда слетать. На завтра я заказал флаер.
   --Кто поведет? -- спросил я.
   --Местный пилот. Они не разрешают летать самостоятельно -- только с их пилотом. Будет неприятно, если из "Вершины Грёз" Бенедикт махнул прямиком в Амазонию. Несмотря на ураган, два рейса туда отправили.
   --Успокойтесь, инспектор, Бенедикт до сих пор в Ламонтанье.
   --С чего ты взял?
   --Интуиция.
   Инспектор чертыхнулся и отключил интерком.
   Я снова залез в базу данных. Локус Центра Радиокомических Наблюдений не редактировали три года. Обнаружил описание каких-то астрофизических наблюдений. Только правительственное финансирование. О проблеме аттракторов ровным счетом ничего. И никаких имен.
   Загасив экран, я растянулся на койке. Пора было собрать все мысли воедино. Если честно, их оказалось не так много. Инспектор был прав, Бенедикт вполне мог податься на "Вершину Грез", поскольку она ближе к Центру Радиокосмических Наблюдений. Пять лет назад ЦРН возглавлял доктор Рунд. Вероятно, он до сих пор там, и ради встречи с ним Бенедикт прилетел на Ауру.
   А Брубер и Цанс? Оказались ли они в Ламонтанье лишь поскольку сезон ураганов заставил корабль сесть здесь, а не на Праздничном Столе?
   И еще Вейлинг... За кем его послал Краузли?
   Надпись в туалете, мол, мы не того ищем. Бред.
   Мне надоело разглядывать трещину в полке над койкой, и я закрыл глаза. Сразу представился Шеф; скребя проволочкой затылок, он самостоятельно решал проблему аттракторов. Бенедикт не улетел с Фаона, а прятался в распознавателе в кабинете Яны, потом на него напал медведь Бьярки, превратившийся в вождя моролингов, Амирес снова надышался "Буйного Лунатика" и спалил дом вместе с расквантованными файлами Корно. Последний, восстав из гроба и называя себя почему-то Робертом Грином, гонялся за Шекспиром, который никогда не умирал, ибо бессмертен.
  
  
  
   20
   Когда я открыл глаза, часы показывали пять минут девятого. Ужин, должно быть, в самом разгаре. Кое-как приведя себя в порядок, я выбрался из своей кельи. Правда, мне повезло с этажом -- и ресторан и смотровая галерея находились рядом.
   Ауранское солнце едва перевалило через зенит. Аура вращается вокруг своей оси в три раза медленнее Фаона, и в два с половиной раза медленнее Земли. Дабы не издеваться над организмом, обитатели планеты, исключая моролингов, живут по земному расписанию -- час в час. Как убивают время моролинги, ауранская наука пока не установила.
   В ресторане сидело десятка два посетителей. Вейлинга я заметил первым, он сидел один. Проходя мимо, я пожелал ему приятного аппетита. Он ответил тем же, поскольку понимал, что как ни ответь, аппетита мне не испортить.
   Цанс и Брубер ужинали вдвоем за четырехместным столиком. Я подошел.
   --Профессор, рад что вы благополучно добрались. Приятного аппетита. И вам, господин Брубер. Мы с вами виделись на смотровой галерее.
   Брубер вопросительно посмотрел на Цанса.
   --Это господин Ильинский, он, как и мы, с Фаона, -- представил меня Цанс.
   Вдалеке от родины, бльшего о себе сообщать нет необходимости, достаточно быть земляком. Бруберу ничего не оставалось, как предложить мне составить им компанию. Я махнул биороботу-официанту.
   На всех планетах давно отказались от мысли делать биороботов по образу и подобию человека -- очень уж пугающе похожими они получались. Биоробот-официант являлся воплощением простоты: трехколесный куб со стороной в полметра, на верхней грани -- экран, с которого веселая мультяшная физиономия предлагала одно аппетитное блюдо за другим. Заметив, что сотрапезники едят одно и то же, я приказал роботу повторить. Официант ответил "сей момент" и, что-то насвистывая, покатил в сторону кухни.
   --Вы не расслышали, что он там насвистывает? -- спросил я у Цанса.
   --Нет, -- ответил он.
   Таким тоном он вполне мог сказать, что находит мой вопрос идиотским.
   Я попробовал найти общий язык с Брубером.
   --Я читал ваш роман, любопытный...
   --Бог с ним, с романом. Вы пьете?
   Не дожидаясь ответа, Брубер наполнил мне бокал.
   --Тогда, за встречу, -- предложил я.
   В знак солидарности, Цанс оторвал стакан с газировкой на полтора миллиметра от стола. Прозрачная этиловая настойка оказалась обычной водкой. Когда мы выпили, Цанс сказал:
   --Будем надеяться, что моролинги ваш роман не читали.
   --За это тоже можно выпить, -- вставил я. --В смысле, за то, чтобы не дай бог, не прочитали.
   Писатель с нажимом возразил:
   --После того как мы нарушили договор, они больше не верят в написанное на бумаге и, полагаю, не читают.
   Я удивился:
   --А разве они умеют?
   --Да нет, конечно не умеют. Я полагаю, профессор меня понял. Художник имеет право на вымысел. Важны поступки, а не значки на бумаге. Сейчас они не хотят с нами разговаривать. Они хотят, чтобы их оставили в покое. А что о них пишут, я уверен, им все равно.
   Краем глаза, я увидел, как Катя, обходя столики, спрашивает посетителей, всем ли они довольны, есть ли у кого какие пожелания, а если нет, то вот вам пожалуйста программка с перечнем доступных туристических развлечений. Плата умеренная -- не то что у конкурентов.
   Подошла она и к нам.
   На дежурные вопросы она получила дежурные ответы. Я пожаловался на тесноту, она сказала, что это зависит не от нее и посоветовала взять пример с "моих друзей" -- Цанса и Брубера. На пятом этаже есть свободные двухкомнатные номера с ванной в полный рост и окном во всю стену. На стол передо мной был выложен цветной буклет с перечнем туристических услуг. "Друзья" получили свои буклеты еще позавчера.
   В буклете предлагались пешие прогулки вниз по склону, облет окрестностей на флаере в сопровождении опытного экскурсовода, воздушная прогулка до океана с приводнением, если не будет шторма, и кратким купанием, если не нагрянут вооруженные моролинги на своих пирогах.
   Охоту на моролигов туристическая фирма "Ламонтанья" не предлагала.
   --А где же сафари? -- спросил я разочарованно.
   --На кого, простите? -- осведомился Цанса.
   --На моролингов, очевидно, -- со злобным смешком ответил Брубер.
   Когда он говорил, его крючковатый нос шевелился вниз вверх, почти касаясь верхней губы. Мешки под глазами за полдня слегка уменьшились.
   Подъехал биоробот-официант. Мультяшный герой голодными глазами выглядывал из-за тарелок и голографической лапкой в белой перчатке пытался что-нибудь из тарелок стянуть. Отдавать еду ему очень не хотелось. Найдя глазами меня, мультяшка нехотя сказал: "Уж так и быть, берите", и лапа в перчатке стала составлять тарелки на стол. В какое мгновение она превратилась из голографической в настоящую, я не заметил.
   --Местный юмор, -- прокомментировал я.
   --Лучше, чем никакой, -- кивнул Брубер и снова налил. --За последнего конкистадора!
   --Оставшегося в живых, -- мрачно добавил Цанс.
   --За свободу моролингам! --провозгласил я, в душ немного холодея.
   Чопорному Цансу становилось с нами скучно. Он с явным неодобрением смотрел, как Брубер в очередной раз наполняет бокалы. Наши тосты он находил легкомысленными. Сам я предпочел бы остаться наедине с профессором. Его осведомленность по части аттракторов могла оказаться полезной в моем деле, но затрагивать эту тему при посторонних я не решался.
   --Я буду в нижней гостиной, -- сказал он Бруберу и оставил нас вдвоем.
   --Вы давно на Ауре? --подобным вопросом обычно начинают беседу, но, обдумывая уход Цанса, я напрочь забыл, о чем разговаривают с писателями.
   --Неделю. А вы только сегодня прилетели?
   --Да, утром.
   --Путешествуете?
   --Скорее работаю. Собираю материал для... -- и я выложил очередную байку про "Сектор Фаониссимо", надеясь, что у Цанса хватит ума не болтать о моей настоящей профессии. Я был признателен ему за то, что он не стал при Брубере спрашивать, за каким чертом я его преследую и на Ауре.
   Прежде чем говорить, что я читал "Моролингов", мне следовало бы дочитать роман до конца, поскольку Брубер именно так понял мои слова. Поговорив кое-как о романе, мы перешли на общественные темы. Я спросил:
   --По-вашему мнению, людям следует покинуть Ауру?
   --Безусловно. В галактике достаточно планет, Аура по праву досталась моролингам. Не знаю, почему все летят сюда, как мухи на мед.
   --За эту неделю вам приходилось видеть моролингов?
   --Нет. Они держатся подальше от высокогорья. Впрочем, всё до поры до времени... -- добавил он с непонятным мне злорадством.
   --Я не совсем понимаю, что значит "до поры до времени".
   В зале приглушили верхний свет. Над столиками остались гореть небольшие, но яркие светильники в потолке -- по светильнику на столик. Тени под его глазами разрослись до размеров чудовищных синяков, треугольная тень от носа заканчивалась где-то на уровне второй пуговицы рубашки, накрыв собою и рот и подбородок. Теперь со мною разговаривал чревовещатель. Треугольная тень качнулась вниз. Он что-то сказал или только кивнул?
   --Что, простите?..
   --Пойдемте, я вам кое-что покажу.
   Он резко поднялся, не обращая внимания на то, что я только-только дошел до горячего.
   Мы прошли на смотровую галерею. От неожиданности я зажмурил глаза. Ужиная в полутемном ресторане, я совсем забыл, что на Ауре сейчас самый разгар дня.
   --Посмотрите вниз. Видите, туман отступил.
   --Да вижу, и что?
   --Зелень видите?
   --Вижу.
   --Неделю назад ее не было, -- сказал он с каким-то скрытым значением, даже торжественностью.
   --Может, сейчас весна?
   --Нет, не весна. А год назад деревья была еще дальше. Намного дальше. Каждый раз, когда туман отступает, они придвигаются еще немного ближе, на несколько сантиметров, однако неудержимо.
   --Боитесь, что моролинги придут сюда под покровом листвы?
   --Боюсь? Ничуть. Мне нечего бояться. Но они придут.
   --У них тотем "шелест листвы", следовательно, мы их даже не услышим.
   Он улыбнулся:
   --Вы и о тотеме знаете? Но это было давно, на Земле. А где вы прочитали о тотеме?
   --Я не читал. Я слышал о нем на семинаре.
   --Ах! -- воскликнул он. --Так вот где я вас видел! Любитель собирать мои автографы.
   --Точно, не хватает четырехсот пятидесяти восьми.
   --Договоримся, что вашей ручкой... -- усмехнулся он. --И не сразу...Постойте, вы же не доели ужин. Извините, что вытащил вас сюда, но мне хотелось показать, как зыбки границы, разделяющие миры. На Ауре три мира: над облаками, под облаками и под водой.
   --Под водою тоже есть кто-то разумный?
   --Мне иногда кажется, что на Ауре все разумно...
   Такими общими ответами на вполне конкретные вопросы очень любит отделываться Ларсон. Я снова спросил:
   --Вы писали, что верхушки деревьев на Ауре не качаются от ветра, а вращаются.
   --Ну это просто. В полусотне метров от земли спонтанно образуются микроциклоны, или вихри, они закручивают кроны деревьев. По-моему, где-то в тексте я это объяснил.
   --Должно быть пропустил... --с сожалением признал я. Задавая этот вопрос, я думал, что получу ответ, по содержательности не превосходящий предыдущий.
   --Ну что, возвращаемся?
   --Пожалуй.
   Но на полдороге он вспомнил, что Цанс ждет его в гостиной, и, быстро извинившись, ускользнул от меня как уж.
   Секунду я разрывался между остывавшим бифштексом и возможностью помешать Цансу и Бруберу насладиться обществом друг друга. Выбрал бифштекс.
   Виттенгер в ресторане так и не появился, но, вероятнее всего, он успел поужинать до меня.
   Когда я найду Шишку, то первым делом подарю ей комлог. Вернувшись из ресторана, я обнаружил на стене ванной комнаты очередное послание:
  
   я подарю вам хорошее фото
  
   Комлог того стоит... Но, как, черт побери, она сюда проникла! Уходя, дверь я запер -- это я помнил точно. На всякий случай проверил замок. Конечно, замок на ящике моего письменного стола куда надежнее, но и тут для вскрытия требовался сканер, хотя бы самый примитивный. А у нее, видимо, нет даже комлога.
   Я переснял послание, стер и написал свое:
  
   Привет, Ш. Кончай валять дурака. Есть разговор.
  
   Подумав немного, приписал номер своего комлога. Надеюсь, коммутатор на Ауре сообразит не гнать сигнал через Фаон. В противном случае, общаться письмами в туалете гораздо быстрее. Клозетно-эпистолярных романов в моей жизни до сих пор не случалось, но когда-то же надо начинать.
   Остаток вечера я корпел над докладом Шефу. В нем я пересказал разговор с Брубером. Отсылать доклад не стал, так как собирался поговорить с Цансом одни на один еще сегодня.
   Цанс вернулся в номер в первом часу ночи. Я уговорил его дать мне полчаса.
   "И остерегайтесь другой раз уличить во лжи ученого", -- напутствовал меня Роберт Грин.
  
  
  
   21
   Комнату, размером как семь моих, заливал яркий солнечный свет.
   --Так же невозможно спать, -- сказал я, показав на окно с диагональю метра четыре.
   --Это поправимо. --Он нажал кнопку на разноцветной клавиатуре возле телевизора, комната мгновенно погрузилась во мрак. --Хм, погорячился... извините...
   Стало чуть светлее.
   --Пока освоишь все эти кнопки... -- он разглядывал клавиатуру. -- Мои окна понимают меня с полуслова.
   --Мои тоже, -- поддакнул я.
   В действительности это было не совсем так, поскольку голосовой транскриптор на моем домашнем компьютере обладал своего рода повышенным интеллектом: когда он считал, что приказ не правомочен или, хуже того, просто глуп, транскриптор делал вид, что мой голос ему неизвестен. С Татьяной у него такой номер никогда не проходит. У меня с ней, кстати, тоже.
   --Устраивайтесь, -- сказал Цанс.
   Два надувных дивана стояли вдоль стен, два кресла -- посреди комнаты, напротив журнального столика. Пол был устлан тонким темным ковром, таким же непритязательным, как и мебель. В этом казенном интерьере выделялась только одна вещь: настольные часы. Они стояли на журнальном столике, точно посередине и как бы служили центром всего помещения. Цилиндрический корпус был изготовлен из какого-то светлого тусклого металла. Белый циферблат с крупными черными штрихами вместо цифр прикрывало стекло в форме очень тупого конуса. Часы показывали без пятнадцати двенадцать.
   --Я попрошу принести кофе, -- сказал он, снова склонившись над клавиатурой.
   Одним прыжком я оказался рядом с ним. К счастью, "эскейп" на местной клавиатуре находился там же, где обычно.
   --Профессор, я сам схожу и наберу в термос.
   --Зачем ходить, когда для этого существуют роботы? Впрочем, вы, вероятно, правы. И у роботов есть глаза и уши. Обойдемся без кофе.
   Мне бы кофе не повредил. Я указал на настольные часы.
   --Часы отстают на полчаса, сейчас пятнадцать минут первого.
   --Вы их другой стороной поверните, -- посоветовал он.
   Я повернул часы и увидел еще один циферблат; показывал он, как ни странно, четверть первого.
   --Видимо, через стол проходит граница часовых поясов. Черт, я теперь не помню, как они стояли. Мы можем перепутать, с какой стороны какой пояс. Но почему у них разница между поясами полчаса, а не час?
   --Остроумная догадка, -- похвалил меня Цанс. --Но не правильная. Часы имеют по одной оси на каждую пару стрелок. Две часовые стрелки сидят на общей оси, у двух минутных стрелок -- своя общая ось. На том циферблате, который вы увидели сначала, время идет назад.
   --Ну тогда понятно. Я ошибся, но не сильно. Через стол проходит граница не поясов, а Вселенных. В Другой Вселенной время идет вспять, часы напоминают нам об этом. Но все равно из-за того, что я сдвинул часы, не поймешь в какой стороне Другая Вселенная.
   Цанс помотал головой.
   --Не надо усложнять. Вы умножаете сущности без надобности. Чтобы объяснить такую простую вещь как часы, вы ввели новую Вселенную, да еще с обратным временем. Для начала, постарайтесь найти объяснение в рамках нашей Вселенной. Впрочем, дабы вы зря не мучились, я объясню сам. Вы видите перед собой так называемые "зеркальные часы". Впервые они появились в начале девятнадцатого века. По замыслу мастера, часы должны были стоять на туалетном столике "обратной" стороной к зеркалу. Прихорашиваясь перед балом или свиданием, знатная дама могла видеть в зеркале не только собственное отражение, но и часы. На обратном циферблате цифры были расположены в обратном порядке и задом наперед, поэтому отражение позволяло определять время так же точно, как и обычный, прямой, циферблат. Однако, несмотря на такие ухищрения, дамы все равно постоянно опаздывали, и мода на зеркальные часы вскоре прошла. На турбазе "Ламонтанья" зеркальные часы стоят в каждом люксе, если это помещение можно назвать люксом.
   Куда деваться от этих эрудитов!
   Это свойственно нашей науке, ответил бы Цанс.
   --Вы правы, -- сказал я, --люксом назвать этот номер нельзя. Согласен, часы забавные, и история у них забавная, но я нигде не вижу зеркала. Вероятно, оно в спальне. Почему тогда часы здесь? Нет, хозяева турбазы намекают на что-то другое. Я ставлю на Другую Вселенную. А вы?
   --Ни на что. -- Цанс прищурился. --Вы прилетели за мной или за моролингами?
   --Я проездом по пути к убийце Корно.
   Он недоверчиво помотал головой.
   --Большой крюк.
   --Окупится. Профессор, вы играете в компьютерные игры?
   --Если вы снова о моих отношениях с "Виртуальными Играми"...
   --Нет-нет, -- запротестовал я, -- ни в коем случае. Я о СВОИХ отношениях с "Виртуальными Играми". Они очень неровные. Возьмем их последнюю игру "Шесть Дней Творения". Игра моделирует развитие вселенной от Большого Взрыва до возникновения живых существ. Компания объявила приз в один миллион для того, кто дойдет до шестого уровня, то есть для того, кто сотворит приматов. Один мой знакомый довольно успешно продвигался по пути к миллиону, пока вдруг не узнал, что кто-то его опередил. У него опустились руки, он перестал играть и стал ждать появление счастливчика. Но счастливчик, выигравший миллион, не приехал. У моего знакомого создалось впечатление, что "Виртуальные Игры" выдумали победителя, чтобы никому не платить призовой миллион. Однако представим себе, что победитель действительно существует. Поставьте себя на место игрока. Что могло заставить его отказаться от выигрыша?
   Цанс не должен был думать над этим вопросом. Он не должен был, отстранив часы, резко встать и подойти к окну, затененному светофильтром. Будь вы трижды известный журналист или, скажем, начальник Департамента Тяжких Преступлений, если вы спросите крупного ученого, почему, дескать, кто-то что-то выиграл или не выиграл в компьютерной игре, он вам рассмеется в лицо и скажет, что с такой ерундой обращайтесь к его младшему сыну -- если у него есть сын, или пошлет подальше, если у него нет ни сына ни чувства юмора.
   --Профессор, похоже ваши отношения с "Виртуальными Играми" тоже дали трещину.
   --Мне нужно обдумать историю вашего знакомого, -- сказал он посерьезнев.
   Отпущенные мне полчаса истекали, и я ожидал, что меня вот-вот выставят за дверь.
   --Забудем об игре. Мне нужна ваша консультация как ученого, а не как потенциального игрока. Я хотел бы вернуться к тому разговору, который мы начали в день вашего отлета с Фаона. Разговор застрял на том, что при некоторых оговорках проблема аттракторов разрешима. Давайте с этого места и начнем...
   Пересказывать наш дальнейший диалог слово в слово нет никакого смысла. Мои реплики, в различных вариациях, сводились к одной: "Стоп! Профессор, тысяча извинений, если вас не затруднит, еще раз это место, но, по возможности, на человечьем языке...". Один раз я позволил себе экспромт типа: "В имеете в виду декогерентизацию балк-темпоронного ансамбля вследствие спонтанных гравитационных флуктуаций?". Экспромт пошел во вред, поскольку Цанс вообразил, будто я понял, что такое декогерентизация ансамблей. Последовала фраза про унитарный псевдо-феймановский сумматор, и я снова прибег к реплике, начинавшейся со слова "стоп".
   Сорок минут разговора двух глухих вылились в следующее:
   Есть на свете частицы, называемые темпоронами. Есть гипотеза, что темпороны туннелируют (не знаю, как это выглядит, но они это вроде бы делают) из Нашей Вселенной в Другую и обратно. Если построить квантовый нейросимулятор с использованием темпоронов, то такой нейросимулятор будет вычислять с бесконечной скоростью, поскольку закон причинности для темпоронов не указ. Разгадка парадокса в заключается в том, что вычисления ведутся сразу в двух вселенных, а в Другой Вселенной, как мы уже знаем, время течет вспять. Цанс яростно протестовал против слова "бесконечный":
   --В мире нет ничего бесконечного. В данном случае, следует говорить: "сколь угодно большой".
   Для меня, что бесконечный, что "сколь угодно большой", что десять в пятисотой -- разница невелика.
   Цанс вошел в раж.
   --Бездумное употребление слов вроде "бесконечность" только вредит настоящему пониманию. Идеей бесконечности человек отреагировал на невозможность исчерпывающе ответить ни на один вопрос, ибо очередной ответ порождал новый вопрос. Бесконечность стали замечать повсюду. На самом же деле все зависит от точки зрения. Древние греки не научились суммировать бесконечные ряды не потому что для этого у них не хватило интеллекта, -- нет, их отпугнуло само слово -- бесконечность. Как можно что-то к чему-то прибавить бесконечное число раз? Ахилл никогда не догонит черепаху, стрела не долетит до цели. Точно так же сейчас спрашивают, как возможно перебрать ВСЕ целые числа, отыскивая решение одного уравнения? Никто ничего не перебирает. Но Диофант подумал бы, что мы перебираем, потому что ничего другого и представить себе не мог. А все дело в когерентизации темпоронного ансамбля...
   ...И все по новой.
   Взяв с Цанса обещание отвечать только "да" или "нет", я ясно и недвусмысленно спросил:
   --Возможно ли создание квантового нейросимулятора на темпоронах при современном уровне технологий?
   --Возможно, что возможно, --получил я в ответ.
   Последовала занудная лингвистическая дискуссия об употреблении таких слов и выражений, как "возможно", "вероятно", "вряд ли" и "только через мой труп". У меня на руках уже был один труп, и никакой необходимости получить второй я не видел. Только по этой причине, а не потому что окончательно перестал соображать, я не стал сопротивляться, когда Цанс, со словами "я хочу спать", вытолкнул меня за дверь.
   Мое послание в туалете было на месте. Послание от Шишки, вероятно, еще не дошло.
   Ровно в два часа ночи, после душа и после десятиминутной борьбы с пододеяльником, который не желал налезать на одеяло, я замер, вытянувшись в кровати, и подумал, что этот бесконечный день наконец-то закончился. Яна не могла знать, о чем я буду думать, когда ее сообщение дойдет до моего комлога, поэтому я ее извиняю.
   Пред отлетом я с ней договорился присылать мне все новости, даже если шанс, что они имеют отношение к моему делу -- один к триллиону. Спрашивать что-то самому было бессмысленно, поскольку времени на вопрос-ответ уходит два дня в лучшем случае. Письмо от нее было в формате "видео", потому что Яне плевать на приказ Шефа снизить почтовые расходы. Во время одного из приступов экономии Шеф сказал, что Яна посылает письма текстом, только если в них есть слова, которые она не в состоянии выговорить. Стремясь доказать, что таких слов на свете нет, Яна перестала пользоваться текстовым набором окончательно.
   Она затараторила с экрана:
  
   Привет, как жизнь?
   Уверена, что когда ты вернешься, ты скажешь, что мы тут без тебя бездельничали. Не хочу дать тебе повод. Мы тут Фаон роем, пытаясь предугадать, что тебе на Ауре может понадобиться. Но, признаюсь, без тебя немного скучновато. А тебе без нас?
  
   Она сделала паузу, будто выслушивая ответ.
  
   Ну, я так и думала...
   Ладно, слушай и не перебивай. Из экономии буду говорить быстро.
   В стане конкурентов произошел раскол. Известный тебе капитан Ньютроп, пользуясь тем, что босс далеко, загорелся идеей найти убийцу самостоятельно. Мы это используем. Подкинули ему пару идей насчет январской поездки Корно на Землю. Ньютроп связался с Галактической Полицией и теперь нам точно известно, что ни на какую Землю Корно не ездил. Его физиономию поймала камера слежения на Терминале Ауры. Следовательно, он летал на Ауру под чужим именем. Тогда мы подумали, а мог ли Рунд тем же манером посетить Фаон. Нашли его снимок с какой-то древней конференции по субквантовым вычислениям и прогнали по записям с камер слежения на Терминале Фаона. Тут, слава богу, удалось обойтись без Ньютропа и Галактической Полиции. Сектор Фаона -- это все-таки наша епархия. Так что ты думаешь? Рунд прибыл на Терминал Фаона тридцатого июня, на Фаон прилетел третьего июля, то есть накануне убийства, пробыл здесь двое суток и улетел. По снимку Амирес Рунда не узнал. Как ты помнишь, в день перед убийством Чарльз Корно никуда из дома не отлучался. Епископ, то бишь Шеф, говорит, что этой поездкой ты сможешь прижать Рунда и заставить его заговорить. Он говорит, ты умеешь это делать...
  
   Ну разумеется умею!
   Пропуская мою реплику мимо ушей, Яна тем временем продолжает тараторить:
  
   ...По делу Евклида новостей нет, поэтому с новостями вроде всё...
   Да, вспомнила, Ларсон дошел до третьего уровня. Какие-то бациллы расплодились по всей планете и жрут планетную кору. Кое-где уже принялись за верхнюю мантию. Ларсон в панике, но что делать не знает.
   От Шефа тебе привет, от Нимеша -- тоже. Ты заметил, что я сменила прическу? Уверена, что нет...
  
   Еще бы не заметить! Яна постриглась совсем коротко, -- как Шишка, и выкрасила волосы в каштановый. Оттенок был светлее, чем у Шишки и темнее, чем у Татьяны. Интересно, как отреагировал Шеф...
  
   ...Так знай, это не из-за него.
   В общем, у нас все нормально. Ждем твоего возвращения.
   Пока...
   Нет, не пока... А ты еще говоришь, что у меня хорошая память. Шеф велел тебе не забыть спросить у Брубера про кадр из "Жизни и смерти Роберта Грина".
   Вот теперь -- пока!
  
   Она помахала ручкой.
   Какой-то сумбур. Из-за кого "не из-за него"? Высочайшее напоминание едва не забыла передать...
   Шеф прав, надо заставить ее посылать сообщения текстом.
   Рунд, возглавляющий секретный проект, тайно покидает Ауру для встречи с кем-то на другой планете. Проект финансируется правительством. Следовательно, он хотел скрыть посещение Фаона от своих ауранских боссов. Любопытно, как он им объяснил отъезд? Отсутствие руководителя не могли не заметить. Стоп, когда пропал второй корпус ЦРН? Катя сказала, в конце июня. Рунд прилетал на Фаон в начале июля. Надо бы уточнить даты. Но у кого? Похоже, на турбазе нет желающих поговорить о катастрофе в Центре Радиокосмических Наблюдений. Нет, не станем привлекать внимания...
   Не вылезая из-под одеяла, я включил телевизор и установил связь с ауранским Накопителем -- мне нужен был большой экран, поэтому комлог не годился. На Накопителе нашел локус метеослужбы. Открыл архив видеозаписей состояния атмосферы. Выбрал записи, относящиеся к последней неделе мая, ввел координаты Ламонтаньи и стал сравнивать при разрешении в десяток метров. К счастью, облака стояли ниже вершины с ЦРН. Второй корпус присутствовал на записи за двадцать шестого июня, а двадцать седьмого его уже не стало. Были здесь Рунд в это время или нет? На грани: мог быть, а мог и уже улететь.
   Черт, как спать хочется.
   Я выключил телевизор и укутался с головой в одеяло.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   22
   В шесть утра я проснулся от холода. Зуб на зуб не попадал. Я зажал в зубах наволочку, стук зубов стал глуше, но по-прежнему мешал мне заснуть. Тогда я встал и полез под душ.
   Душ меня согрел, но сон согнал напрочь. Я немного подиктовал доклад Шефу, но с отправлением решил не торопиться.
   В ресторане я насчитал по меньшей мере четырех человек, не желавших разделить со мною завтрак. Во-первых Вейлинг. Сидел он, как обычно, один. На мое вежливое "С добрым утром, как спалось?" он не даже удосужился вытащить ложку изо рта. Ел он, по-моему, кашу.
   Во-вторых Виттенгер. Перед ним стояла громадная яичница, для бекона понадобилась отдельная тарелка. Я громко сглотнул слюну. "Можешь не спешить, все уже съели", -- сказал он.
   В-третьих и в-четвертых были Цанс и Брубер. У писателя исчезли синяки под глазами, но они появились у Цанса. Вероятно, не без моей помощи. Я мысленно рассадил всех четверых в ряд и мысленно же провел аукцион -- кто больше даст за то, чтобы избавиться от необходимости терпеть меня за завтраком. Проиграл Виттенгер как самый малообеспеченный. В фаонской полиции платят мало.
   --Инспектор, --сказал я, -- я не выспался потому что дико замерз, но у вас был спальный мешок. Он с обогревом. Отчего ж вы так плохо выглядите?
   --Батарейки сдохли среди ночи.
   --Хорошо, что не замыкание. Включили бы спальник в сеть.
   --Штепсель не подошел.
   --Вот он -- импорт! Ненавижу антиглобалистов, из-за них на всех планетах разные розетки.
   --Розетки не было.
   Он сильно ошибался, думая, что таким ответом поставил меня в тупик. Я осведомился:
   --К чему же тогда не подошел штепсель?
   --Ни к чему.
   Резонно, черт побери. Мог бы и не спрашивать -- только выставил себя дураком. Решил отомстить:
   --Пока вы тут сеете парадоксы и едите... -- я прикинул на глаз, -- пятое яйцо, Ньютроп плетет против вас интриги. Когда вы вернетесь на Фаон, вы обнаружите убийцу в тюрьме, а Ньютропа в новом "Феррари". Не исключено, что его сделают вашим заместителем.
   --Ага, щас! Не дождется... Улетая, я нарочно подсунул ему дюжину подозреваемых, чтобы ему было чем себя занять. В противном случае, он действительно стал бы плести интриги. Все интриги от безделья.
   --И от голода, -- добавил я в ожидании своих тостов с майонезом.
   Биоробот-официант сообразил, что я его не зову исключительно из гордости. Сжалившись надо мной, он приволок тосты, яичницу с беконом и стакан какого-то витаминизированного киселя, который они тут выдавали за цитрусовый сок. Кто-нибудь слышал о таком растении -- цитрус?
   --Инспектор, вы не позволили бы себе двойную яичницу, если бы у вас не было каких-то новостей.
   Виттенгер медленно собирал растекшийся желток хлебным мякишем. Собрав, отправил мякиш в рот, прожевал и ответил:
   --Бенедикт был среди туристов, которых отправили на соседнюю турбазу -- "Вершину Грез". Сегодня собираюсь туда слетать. А твои планы?
   --Предлагаю сэкономить на перелетах и лететь на "Вершину Грез" одним флаером.
   Инспектор был заранее готов к такому предложению, но для вида немного покапризничал. Мы договорились встретиться на смотровой галерее в девять ноль-ноль.
  
   Прозрачный лифт пробил крышу турбазы "Ламонтанья" и пополз вверх и вбок вдоль склона, как фуникулер. До авиабазы он полз девять минут -- ровно столько ему требовалось, чтобы преодолеть шестьсот метров, отделявших авиабазу от "Ламонтаньи".
   Там нас уже ждали. На местном лифте, в сопровождении пилота по имени Дуг, мы поднялись на посадочную площадку. Дуг тараторил, что слетать до "Вершины Грез" -- это для него не вопрос, но не хотим ли мы чего-нибудь более интересного и продолжительного -- осмотреть окрестности, например, или слетать к океану. Цены, как всегда, умеренные.
   --В Центр Радиокосмических Наблюдений свозишь? -- спросил я его.
   --Нет, -- сказал он твердо и перестал что-либо предлагать.
   По-моему, Дуг нарочно дал вихревому потоку немного поболтать нас сразу после взлета. Нам с Виттенгером надлежало восхититься, с каким мастерством он вывел флаер из потока. Потом он заложил пару виражей, на мой взгляд, абсолютно излишних, и направил флаер на северо-запад.
   Если турбаза "Ламонтанья" напоминала летающую тарелку, то "Вершина Грез", без сомнений, была когда-то боевым кораблем, преследовавшим сапиенские летающие тарелки. Корабль жестко сбросили на вершину горы, он кувыркнулся пару раз по склону и вверх килем застрял в расщелине. Дуг, не снижая скорости, вел флаер прямо на корабль. "Идиот, куда летишь!" -- заорал Виттенгер, но не испуганно, а возмущенно. Напугать Виттенгера можно только преждевременной отставкой. На брюхе корабля-турбазы разъехались какие-то створки, флаер на полном ходу влетел внутрь и только там затормозил.
   --Ну как? -- с довольной рожей обернулся к нам Дуг.
   --Жди нас здесь, -- приказал я.
   --Урод, -- проскрежетал зубами инспектор.
   Пока мы шли по туннелю от посадочных доков к собственно турбазе, я его инструктировал:
   --Инспектор, состройте гражданскую физиономию, либо наденьте темные очки и молчите. А лучше бы вы подождали меня в флаере. Аура -- свободная страна, а вы даже не местный полицейский. Если вы станете размахивать своим значком, то никто ничего вам не скажет.
   --Ладно, покажешь, какой ты мастер, потом посмотрим, -- пробурчал в ответ инспектор.
   --Угу, смотрите, слушайте и учитесь.
   Мы вошли в помещение, которое в каком-нибудь "Марриотте" или в "Фаон-Шератоне" назвали бы центральным вестибюлем. Помещение было облицовано мягким металлом с крупными круглыми заклепками. Прямо напротив входа светился двухметровый иллюминатор, стекло будто бы отсутствовало -- шагай и падай с пятикилометровой высоты. Я мысленно сориентировался, где должна быть долина, а где -- гора, и понял, что передо мною довольно искусная голограмма. Впрочем, проверять это бросаясь головой вперед, я не собирался.
   Вновь прибывших регистрировал не какой-то там биоробот, а настоящая девушка с голубыми глазами, соломенными волосами, заметным бюстом, ну и прочими достоинствами, которыми не может похвастаться ни один биоробот. Я поблагодарил судьбу, так как, в отличие от девушек, с биороботами я умею общаться только с помощью рубильника "вкл.-выкл".
   --Добро пожаловать, -- улыбнулась девушка.
   --Видите, инспектор, -- шепнул я в сторону. --Если бы вы подошли без меня, то вам бы тут же сказали, что полицию они не вызывали.
   --Милая... хм... Брунгильда...
   Бывают ли Брунгильды милыми, вот в чем вопрос. Имя я прочитал на карточке, прикрепленной чуть выше левой груди. Если бы Брунгильда встала рядом с низкорослым Шефом, то он бы не смог прочитать, что написано на карточке -- карточка висела, вернее, лежала на груди почти горизонтально.
   Итак, я начал:
   --Милая Брунгильда, вы просто обязаны нам помочь. Наш друг, отправляясь на Ауру, сказал нам, что остановится на самой лучшей турбазе в Ламонтанье. Не пробыв в Ламонтанье и одного дня, мы догадались, что он имел в виду "Вершину Грез". Теперь мы горим желанием к нему присоединиться. Однако для уверенности мы хотели бы уточнить, действительно ли наш друг находится у вас.
   --Разумеется, он живет у нас, -- не задумываясь выпалила Брунгильда. --Ведь мы, как вы совершенно верно подметили, лучшая турбаза во всей Ламонтанье.
   Инспектор удовлетворенно хмыкнул.
   --А вдруг он уехал, -- возразил я. --За десять дней его планы могли поменяться.
   --Как его имя?
   --Друга зовут Бенедикт Эппель. Но он мог быть и не один. Имени его спутницы мы не знаем, она, ха-ха, их часто меняет.
   Брунгильда взглянула на экран и сказала, что в списке уведомлений такого нет.
   --В каком списке? -- удивился я.
   --В списке уведомлений. Прибыв на турбазу, каждый гость помечает в анкете, желает ли он, чтобы о его пребывании мы уведомляли третьих лиц.
   Понимая, что проигрываю, я снова возразил:
   --Я -- не третье лицо.
   --Нет, несомненно третье, -- уперлась Брунгильда.
   Виттенгер, вместо того чтобы подыграть, выложил на стойку снимок Бенедикта.
   --Вот наш друг. Вероятно, он остановился под другим именем.
   --В таком случае, он точно не желает, чтобы его беспокоили, -- нахмурилась Брунгильда. --К сожалению, ничем не могу помочь.
   --Ну вот, незадача, --сказал я растерянно. --А мы уж было подумали, что нашли... Выходит, надо лететь дальше. Кто у нас на очереди, -- обратился я к Виттнегеру, --турбаза "Ламонтанья"?
   --Там вам тоже ничего не скажут, -- позлорадствовала Брунгильда. --Правила для всех одинаковы. Зря потратите время.
   Мы отчалили от стойки портье-Брунгильды, послонялись немного по вестибюлю, а когда Брунгильда отвлеклась, прошмыгнули мимо стойки в лифтовый холл, оттуда -- к лестнице. Слово "прошмыгнуть" относится только ко мне. Инспектор прошмыгивать не умеет или считает для себя не солидным. Он опрокинул какую-то никелированную инсталляцию, поддерживавшую чашу с голубыми светящимися шариками, два шарика я поймал, остальные покатились по полу, но бесшумно, поскольку пол был покрыт чем-то вроде прозрачной резины трехсантиметровой толщины. Сквозь резину ясно просматривалось металлическое покрытие. Когда идешь по такому покрытию, создается ощущение, что ноги до пола не достают.
   Инспектор взял на себя этажи ниже вестибюля, я -- этажи выше.
   По коридорам, меж инсталляций с шариками, бродили постояльцы и роботы-уборщики -- этакие сапоги-скороходы метровой высоты на трех коротких ножках, обутых в роликовые коньки. Над носком сапога-скорохода прикреплена корзинка, куда робот складывает щетки, моющие средства и грязное белье, если белье необходимо отвезти в прачечную. Две гибкие лапы с клешнями разных размеров могут вытягиваться на метр, но в походном положении втянуты внутрь корпуса.
   Дабы отомстить Брунгильде, я вырубил парочку роботов, они так и замерли: один -- со шваброй наперевес, другой -- с угрожающе поднятым баллончиком освежителя воздуха. Когда я его вырубал, робот как раз нажимал на кнопку распылителя. Приторно-сладкий запах перебродившего клубничного варенья стал заполнять коридор. (Запах перебродившей клубники мне знаком по маминым посылкам с домашним вареньем -- но это так, к слову...)
   Постояльцы решили, что взбесившийся робот-террорист устроил газовую атаку. Поднялась паника. На шум прибежала горничная и, прикрывая платком нос, смело бросилась на робота. Я не мог позволить, чтобы молоденькая девушка приносила себя в жертву ради каких-то трусливых постояльцев, когда для этого есть я -- лучший оперативник Редакции.
   Придержав горничную за кружевной фартук, я ринулся вперед и ловким пинком выбил баллончик из механической лапы. Все вздохнули с облечением... и сразу же закашлялись.
   Горничная утирала платком слезы.
   --Вы чем-то огорчены? --спросил я и протянул бумажную салфетку.
   --Глаза щиплет, -- объяснила она. --Я тысячу раз просила заменить клубничный запах на хвойный.
   Я погладил девушку по спине.
   --Что вы там ищите? --спросила она строго.
   --Выключатель. Как только вы замрете, как тот робот, я утру вам слезы и поцелую.
   --Идите, целуйте роботов, -- махнула она в сторону замерших машин. --Или это вы их выключили? --она подозрительно прищурилась.
   --Что вы, разве я смог бы?! Да и что за интерес целоваться с роботами. У них губы холодные... бррр, -- я изобразил, как неприятно целоваться с роботом.
   Она засмеялась. Теперь казалось, она плачет от смеха.
   --Я не настолько смешной, чтобы по этому поводу лить слезы, -- заявил я. --Но если вы принципиально против поцелуев, то хотя бы скажите, не останавливался ли у вас вот этот симпатичный юноша.
   Я показал ей снимок Бенедикта.
   --Да, я его помню, -- уверенно кивнула она, --имя у него еще такое... старомодное.
   В первое мгновение, я не поверил своей удаче.
   --Его зовут Бенедикт Эппель. Вы уверены, что это он?
   --Да, он самый.
   --Он сейчас у вас?
   --Сейчас? Нет, я два дня его видела. Но номер он оставил за собой. Кстати, на самом деле он был крайне несимпатичным. О клиентах так нельзя отзываться, но, по-моему, у него не все дома.
   --Что он выкинул на этот раз?
   --Ах, следовательно, вы с ним уже имели дело, --она обрадовалась тому, что ей не придется долго доказывать мне, что несимпатичный юноша был не в своем уме.
   --Имел-имел, занятный парень... Ну вы рассказывайте, не стесняйтесь.
   --Сначала он вел себя, как самый обычный постоялец...
   --Они всегда сначала ведут себя, как обычные постояльцы, -- поддакнул я. --Извините, я вас перебил.
   Она продолжила:
   --Он показался мне вполне приличным молодым человеком, занял недорогой номер, единственное, на чем он настаивал -- чтобы окна выходили на юго-запад. Мы предложили ему один из таких номеров -- недорогой и с окнами, куда он хотел. Он пожелал сначала убедиться, что номер ему подходит. Мне поручили проводить его, тогда мы и познакомились. Номер ему не понравился. Как я поняла, ему не понравился вид из окна. Он попросил соседний. Жилец оттуда еще не выехал, но планировал выехать ближе к вечеру. Тогда Эппель сказал, что подождет. Брунгильда забеспокоилась, не станет ли Эппель, чего доброго, торопить жильца, поэтому поручила мне приглядывать за ними обоими. Эппель сначала сидел в вестибюле, потом спустился в бар, но ничего алкогольного он не заказывал -- я специально узнавала у бармена, а то, мало ли, сами понимаете... Каждые полчаса он справлялся то у меня, то у Брунгильды, не выехал ли тот жилец. Наконец, нужный номер освободился, Эппель тут же снял его, никаких замечаний по поводу вида из окна он не высказал. Наверное, его все устроило... Подождите, а почему я все это вам рассказываю? У нас строжайше запрещено следить за клиентами. Меня уволят, если узнают, чт я вам тут рассказываю.
   --А меня уволят, если я не найду Эппеля.
   --Вы детектив?
   --Он самый, -- я показал ей удостоверение. --Эппель находится под наблюдением психиатров, ему запрещено покидать Фаон. Я ищу его для его же блага. Если до определенного срока он не явится на Фаон добровольно, на него объявят облаву по всей галактике, а потом посадят в психушку.
   --Но вы не из полиции... --она внимательно ознакомилась с удостоверением.
   --А как вы считаете, психически больному человеку с кем лучше иметь дело -- с полицией или с частным детективом?
   --С детективом, наверное... --она не была уверена в ответе.
   --И я так считаю. Вы остановились на том, что Эппель в конце концов занял нужный ему номер и на этом, вроде бы, успокоился.
   --Может и успокоился... Впрочем, на какое-то время я потеряла его из виду. Недорогие номера обслуживают биороботы, а не горничные. Помню, он потребовал заменить робота, сказав, что тот ему хамит. Но роботы не умеют хамить! Если только не научились от постояльцев. Или сами постояльцы их не научили. Находятся же шутники -- вроде того, кто отключил сегодня биороботов.
   --Так вы заменили робота?
   --Сначала нет. Не так-то просто заменить робота-уборщика. Каждый из них привык убирать определенный этаж и определенные номера. Они же учатся на собственных ошибках -- как люди.
   --А на чужих?
   --Вот этого роботы не умеют. Поэтому, наверное, их все-таки можно научить хамить. Роботу, который обслуживал номер Эппеля -- ну и соседние номера, разумеется, -- мы просто сменили наклейку на корпусе. Эппель закатил скандал. Он сказал, что лучше бы ему отказали, чем так обманывать. Дескать, он не выносит, когда его пытаются надуть.
   --А вы что?
   --У нас есть один очень сообразительный робот, он обычно убирает люксы, если горничным требуется помощь. Этот робот -- один из самых старых, он знает всю турбазу. Пришлось поручить ему убирать номер Эппеля.
   --И он согласился?
   --Робот? А куда ж он денется!
   Хм, справедливо...
   --Можно мне взглянуть на номер Эппеля?
   Она сделала страшные глаза:
   --Что вы, он же занят!
   --Я притворюсь роботом-уборщиком. Тащите наклейку, корзинку и роликовые коньки. Я сяду на корточки и...
   --Нет, -- отрезала она.
   --Тогда дайте хотя бы взглянуть на дверь. Я сам сориентируюсь, куда выходят окна. Меня интересует, какой вид из окна ему больше по душе. Это поможет врачам правильно подобрать для него палату в психушке.
   Зачем я это ляпнул?
   --Знаете что, -- возмущенно проговорила она. --Это уже слишком. Я не хочу рисковать работой. И оставьте, наконец, в покое мою спину...
   Я опустил руку.
   --Хорошо, я исчезаю. Вот, смотрите, беру и ухожу... Кроме нового робота Эппель ничего не требовал?
   --Флаер без пилота. Жутко разозлился, когда ему отказали. Грозил, предлагал деньги, снова грозил. Пытался подкупить меня, чтобы я договорилась с пилотами.
   --А вы неподкупны?
   --Так, --она уперлась рукою мне в грудь, свободной рукою указала направление. --Лифт вон там, лестница -- рядом. Выбор за вами.
   Я выбрал лестницу. Подумал, что ловить мне здесь больше нечего. Шеф говорит, что два козырных туза в одной колоде напрягают его больше, чем два снаряда в одной воронке.
   Виттненгер загнал робота-уборщика в какой-то темный угол и учинил ему допрос.
   --Ты, дубина железная, --говорил он скрипя зубами. --Отвечай, узнаешь ли ты кого-нибудь на этих снимках. --И он подносил поочередно два снимка к окулярам несчастного робота.
   --Не понимаю, -- жалобно отвечал робот. --Пожалуйста, повторите, чем я могу вам помочь.
   Я подождал, пока обе реплики повторятся трижды, затем похлопал инспектора по плечу.
   --Инспектор, ничья. Кстати, вы забыли предупредить его, что все, что он скажет, может быть использовано против него в суде.
   --Он пока не обвиняемый, -- возразил инспектор. --Вот ведь скотина кубитная, не хочет говорить, хоть обос... хоть тресни! -- инспектор постеснялся робота.
   Робот беспомощно хлопал окулярами.
   --Господа, мне нужно идти работать, -- вдруг опомнился он. -- Пожалуйста, повторите, чем я могу вам помочь.
   --Вали отсюда, -- велел инспектор.
   Робот, не переспрашивая, убрался восвояси. Уверен, подобное неформальное указание он уже не раз слышал от клиентов.
   --Как успехи? --поинтересовался Виттенгер.
   --Пойдемте, поднимемся на стартовую площадку. Если Эппель здесь останавливался, то он должен был воспользоваться услугами местных пилотов. И если мы не станем жмотничать, то обязательно что-нибудь узнаем.
  
   --Ну и помогла тебе твоя гражданская рожа? -- ехидно осведомился Виттенгер, когда через полчаса нас вышвырнули за подкуп персонала. --Учитесь работать! Учитесь работать! -- передразнивал он меня. --Вот расскажу Шефу, как ты работаешь.
   --Отрицательный результат -- тоже результат, -- вяло оправдывался я.
   Пилоты, которых опрашивал Виттенгер ни Бенедикта, ни Шишки не узнали. Старший пилот базы сказал инспектору, что никого не помнит, еще до того как увидел в его руках снимки. Но мне удача улыбнулась. Начав с десятки и доведя вознаграждение до сотни, я узнал от одного из пилотов, что два дня назад он добросил Бенедикта до тропы, ведущей к энергостанции, частично разрушенной и потому необитаемой. Пилот высадил Бенедикта в километре от энергостанции. У Бенедикта был с собой рюкзак и альпинистское снаряжение.
   Итак, размышлял я, Бенедикт прибыл в Ламонтанью без приглашения. Сначала он снимает номер, из которого удобно вести наблюдение за ЦРН. Затем предпринимает разведку...
   --Что-то вы быстро, -- удивился пилот Дуг.
   --Не твое дело, -- поставил его на место Виттенгер.
   Если бы Дуг узнал кого-нибудь на снимках, то Виттенгер ему бы так не хамил. Поскольку мы оплатили два часа аренды, а истратили только час, то оставшееся время покружили над Ламонтаньей. Вид сверху был великолепен, но ничего нового по сравнению с Гималаями или Горным Фаоном я не увидел. Центр Радиокосмических Наблюдений мы обогнули за километр. "Ближе нельзя. Помехи", -- так объяснил пилот свой отказ подлететь поближе. Его манера вождения меня порядком утомила. Нас с Виттенгером попеременно охватывало желание сказать "Всё, баста, вези туда, откуда взял." Возникни подобное желание у нас одновременно, полные два часа мы бы не налетали.
   Ощутив под ногами бетон посадочной площадки, Виттенгер двумя способами перекрестился и что-то прошептал.
   --Никак не выберете конфессию? -- предположил я.
   --Предпочитаю поблагодарить всех без исключения. Шму и аят я прочитал еще в полете.
   Посадочный диск вместе с флаером опустился вниз, в ангар.
   --Послушай, Дуг, -- обратился я к пилоту. --Ты, безусловно, классный летчик. Мастерства тебе не занимать -- никто не спорит, но нельзя ли арендовать флаер, в котором тебя бы не было? Представляешь, залезаю я в флаер, а там -- о чудо! -- нет ни тебя, ни кого-либо другого, только автопилот.
   --Без пилота флаеры не летают, -- услышал я за спиной хрипловатый голос. --Старший смены, -- назвал свою должность мужчина лет пятидесяти в замасленном комбинезоне, с красной обветренной физиономией и вороватыми, узко посаженными глазами. --Нельзя без пилота. Если вы заметили, внутри флаера есть такие кнопочки, рычажки. Нажмет пилот на кнопочку -- полетит флаер, не нажмет -- не полетит, --вкрадчиво объяснял он мне.
   Пилот Дуг заржал, обнажив крепкие лошадиные зубы.
   --Федр, почему он ржет, неужели ты наконец сказал что-то остроумное? -- крикнул Виттнегер, одной рукою придерживая лифт. --Или тебе нужна помощь?
   --Сам справлюсь. Возвращайтесь без меня.
   --Ну, успеха...
   Виттенгер заскочил в лифт, двери с грохотом захлопнулись.
   --За это, -- я потер пальцами, -- полетит и микроволновка.
   --Не на Ауре, -- возразил старший звена. --На Ауре атмосфера неподходящая.
   --А если продать?
   --Продать что?
   --Флаер.
   --Мы флаерами не торгуем, -- отрезал он, но тон, каким это было сказано, не оставлял сомнений -- флаерами он торгует, да еще как!
   --Я имею в виду не новый.
   Они переглянулись.
   --Сам-то ты откуда? -- подозрительно спросил старший звена.
   --Будь осторожен, они -- копы, -- предупредил его Дуг.
   Я возразил:
   --Я -- не коп, я простой турист с Фаона. Фаон не в вашем Секторе, поэтому до ваших левых приработков мне нет никакого дела.
   --А тот громила? --старший махнул в сторону лифта.
   --Он полицейский, но к Галактической Полиции не имеет никакого отношения. Прилетел сюда по частному делу. О нашей сделке он вообще не узнает.
   Они снова переглянулись. Наконец, жадность победила.
   --Пятьдесят тысяч, -- сказал шепотом старший. --Деньги вперед.
   На Фаоне за пятьдесят тысяч можно купить новый "Ровер-Джет", правда, фаонской сборки. А Шеф велел экономить. Но, подумал я, президент Краузли не послал бы Вейлинга в такую глушь, если бы речь не шла о миллионах. Поэтому к черту экономию. Я сказал:
   --Двадцать, вперед -- половина.
   --Издеваешься? Сорок... ладно, тридцать пять. Вперед, так и быть, половина, --было заметно, что он волнуется.
   Я согласился на тридцать пять.
   --Тогда, действуй, --он показал на компьютер в углу ангара.
   --Если позволишь, я со своего...
   Я включил комлог и соединился с банковским счетом "на непредвиденные расходы". Затем перевел деньги, куда мне указали. --Всё, деньги ушли. Показывай машину.
   Он подвел меня к компьютеру.
   --Ты что, торгуешь через Канал?
   --Сейчас увидишь...
   К моему удивлению, он открыл карту Ламонтаньи.
   --Он здесь. --старший звена ткнул пальцем в ледник в двадцати километрах к северу от Вершины Грез.
   --А кроме шуток?
   --Никаких шуток. Он там, целехонек, правда, Дуг?
   --Чтоб мне еще раз там завалиться, -- поклялся тот.
   Мне пояснили:
   --Дуга сбил ураган. Флаер зарылся в снег, но уцелел. К счастью, Дуг летел без пассажиров. Для всех -- флаер разбился и восстановлению не подлежит. Страховщики уже всё оплатили, поэтому он ничей. Страховщики поленились его поднять. Слишком рискованно, сказали они. Точнее, мы их в этом убедили. Так что всё в порядке, пользуйся, -- он сделал великодушный жест.
   --Как я туда доберусь?
   --Дуг отвезет.
   --И замените батареи, -- вспомнил я про спальник Виттенгера.
   --Заменим, -- кивнул старший звена. --Поможешь? -- спросил он Дуга.
   --Не вопрос. Дождемся темноты и полетим. Не хочу, чтобы нас заметили.
   Я возразил:
   --Мне нужно сейчас. В темноте я не сориентируюсь.
   Старший звена подошел к окну, посмотрел в бинокль. Ауранское солнце шло на закат.
   --Там уже тень, Дуг. Вас не увидят.
   --Необходимо время, чтобы подготовить батареи. Приходите сюда через час, -- сказал он мне.
   Мы ударили по рукам и разошлись.
  
   --Горячее еще не готово. Приходите через час, -- грубовато проговорил шеф-повар.
   Час на суп, час на батареи... Склоняюсь к мысли, что это все-таки совпадение.
   --А от завтрака есть что-нибудь?
   --Только скорлупа. Замороженную пиццу разогреть?
   Повар говорил со мной через окно на кухню. Произнося фразы, он кивал своею огромной головой, высокий колпак при этом стукался о верхнюю раму и постепенно съезжал на затылок. Я тянул время, ожидая, что колпак вот-вот упадет
   --Из вчерашних объедков? Нет, увольте.
   --Тогда все вопросы через официантов, -- и он захлопнул окно. В последний момент я заметил, как колпак слетел, но, к сожалению, на пол, а не в кастрюлю.
   Потратив тридцать пять тысяч на полуразбитый флаер, было бы глупо экономить на еде. Я заказал что подороже. Тот же довод убеждал меня, что пора переехать в люкс, поближе к Цансу.
   Когда я закончил с устрицами, до назначенного времени оставалось минут двадцать. Я обошел смотровую галерею, спустился в нижнюю гостиную.
   В стремлении не придерживаться какого-то одного стиля владельцы турбазы шли до конца. После казенных номеров с зеркальными часами и современного ресторана с веселыми биороботами, восточный ковер на полу и кожаные диваны смахивают на вещи, забытые кем-то из постояльцев. Или на имущество, принятое в качестве оплаты номера. Или на остатки груза после кораблекрушения. Все три варианта не подходили только к камину, сложенному из прозрачных -- словно ледяных -- блоков со множеством затейливых внутренних трещин. Сейчас камин не горел, но копоть в нем была -- натуральней некуда.
   Посреди холла, под колпаком, стоял макет окрестностей "Ламонтаньи". Размер основания макета -- три на три. Снег на вершинах пенопластовых гор сверкал, как настоящий. Как нарочно, турбазу поместили ближе к западному краю макета, поэтому Центр Радиокосмических Наблюдений, остался за кадром.
   Постояльцев в нижней гостиной было немного. Кто-то пил кофе за резными столиками с крышками, расчерченными на клетки, кто-то сидел за компьютером, кто-то просто поглядывал в окно. Трое молодых парней не нашли лучшего места, чтобы проверить альпинистское снаряжение. Они громко спорили и гремели какими-то железками. После того, как кто-то из постояльцев споткнулся о разбросанные на полу веревки, молодых людей попросили удалиться вместе со снаряжением.
   Вейлинг и Цанс -- единственные, кого я знал -- сидели на диване и о чем-то беседовали. Вейлинг держал в руках коробку с компьютерной игрой, потом протянул ее Цансу. Цанс взял коробку и стал внимательно читать аннотацию. Я решил не вмешиваться.
   Если Цанс познакомит Вейлинга с Брубером (он почему-то этого до сих пор не сделал), не проболтается ли Вейлинг, что я частный детектив? На мой взгляд, не должен. В контракте, который мы подписали с "Виртуальными Играми", было два взаимосвязанных пункта. Мы обязуемся не разглашать содержание заказа, клиент -- имена тех, кто будет на него работать. Болтать Вейлингу невыгодно, это факт.
   Перед тем, как двинуться к авиабазе, я зашел к себе в номер и проверил надпись на стене. Она была нетронута. Новых надписей не появилось. Бластер перекочевал из рюкзака во внутренний карман куртки, остальные карманы я заполнил универсальными батареями, подходившими в том числе и к бластеру.
   Я шел к лифту, когда в конце коридора показался робот-уборщик. Он отпер один из номеров и скрылся за дверью. Видимо, живые горничные убирают только в люксах. До моей комнаты очередь дойдет минут через тридцать-сорок. Я вернулся в номер и прихватил сканер-пеленгатор, затем бегом помчался к инспектору.
   Ругань за дверью в триста сорок пятый номер была слышна в коридоре. Орал, конечно же, инспектор. Я вошел без стука -- инспектор все равно бы не услышал из-за громыхания собственного голоса.
   --Вы... вы понимаете, что вы препятствуете правосудию! Вы... вы надутый осел, вот вы кто... Вы дождетесь, что вас отправят... -- ну и так далее. Не все выражения инспектора вытерпит бумага.
   --О фаонском хамстве мы слышали, и где-то даже смирились, но вы переходите все границы! --заявил ему с экрана надутый господин чиновного вида, потом экран опустел.
   Виттенгер тяжело опустился на столик у стены, столик хрустнул и обвалился. Инспектор еле удержался на ногах. Он опустил поднятую на ночь кровать и сел на нее. За все то время, что я находился в комнате, он ни разу не взглянул в мою сторону.
   --Инспектор, соберите волю в кулак. У вас есть шанс обойтись без этих надутых ослов. Времени у меня мало, поэтому слушайте и не перебивайте...
   На самом деле я пришел очень вовремя, поскольку к моему приходу Виттенгер достиг той стадии возмущения, когда он уже не в силах говорить. В такие минуты главное -- не нарваться на его железный кулак, который иногда бывает красноречивей хозяина. Я продолжил:
   --Вот вам сканер. Я знаю, вы умеете с ним обращаться. На моем этаже сейчас работает робот-уборщик. Возьмите сканер, найдите частоту на которой робот обменивается сигналами с местным компьютером, затем запеленгуйте источник сигнала. Источников должно быть два как минимум. Найдите оба. Объяснять ничего не буду, задание вам по силам. Когда найдете источники сигналов, сами все поймете.
   Я бросил сканер на койку и ушел, так и не дождавшись ответа.
  
  
   23
   Дуг был уже полностью готов к вылету. Он спросил, не хочу ли я подождать, пока солнце опустится пониже. Я сказал, что не хочу. В отместку он вел флаер так, что я сто раз пожалел, что вообще связался с этой компанией. Ледника мы достигли за пять минут. Посадкой это было назвать нельзя, по-моему нас просто прибило ураганом. На языке пилотов, такой способ посадки называется "посадкой с использованием местных воздушных течений". Ни один автопилот, каким бы мощным компьютером он ни обладал, так управлять флаером не способен, и это обстоятельство меня немного расстроило.
   Я вылез из флаера вслед за Дугом, не забыл прихватить лопату и ледоруб.
   --Он здесь, --Дуг указал на обледенелый сугроб. --Хорошо я его замаскировал, правда?
   --Правда, --и я взялся за ледоруб. Ледяная корка поддавалась легко, но размеры сугроба наводили на мысль, что я запыхаюсь раньше, чем выполню половину работы. Дуг стоял, облокотившись на крыло, и с улыбкой наблюдал, как я надрываюсь.
   --Хорош зубы скалить! --прикрикнул я на него. --Бери лопату!
   --Всему надо учить, -- ухмыльнулся Дуг.
   Он залез в кабину и вытащил оттуда здоровенный бластер.
   --Отойди-ка...
   Лучом он орудовал так, что я только успевал уворачиваться.
   --У тебя же есть пушка, помогай! -- крикнул он мне.
   Я даже не спросил, откуда ему известно про пушку. Вдвоем мы разрезали и растопили слежавшийся снег, потом Дуг разметал его реактивной струей своего флаера. Пока мы чистили, я израсходовал две универсальные батареи, в запасе оставалось еще две.
   Полчаса мы провозились с перегрузкой и установкой новых батарей на флаер. На леднике, лежавшем в тени от соседней вершины, было темно, включать фары Дуг запретил.
   --Свет включишь, когда я улечу, -- строго сказал он.
   Когда я закончил проверку оборудования и подтвердил, что все в порядке, он напомнил:
   --Ты забыл еще кое-что.
   Честно говоря, я надеялся, что он сам забудет про оставшиеся семнадцать с половиной тысяч. Я перевел деньги. Это придало ему уверенности, и он раскрыл мне последнюю тайну:
   --Смотри, очень полезная функция, -- он потянулся к панели управления автопилотом. --Вот так ты включаешь сигнал оповещения "свой-чужой". В таком положении -- ты свой, то есть флаер принадлежит "Ламонтанье". Если отключить, то станешь чужим. Хочешь летать спокойно, но недолго -- будь своим, но если не хочешь, чтобы у тебя отобрали флаер -- летай чужим. Усвоил?
   --Усвоил. Либо собьют, либо отберут -- выбор небогатый.
   --Ты знал на что шел... Взлетай против ветра, --посоветовал он на прощание и предупредил: --Не вздумай садится на базе.
   --А где?
   --Твои проблемы... Хоть на шоссе.
   Он улетел.
   Автопилот в флаере был самый примитивный. Но существовал способ, как его быстро модернизировать. Я соединил комлог с бортовым компьютером, потом связал комлог с местным Накопителем. На Накопителях можно найти неплохие авиасимуляторы и тренажеры. Один из виртуальных тренажеров принадлежал не кому-нибудь, а "Виртуальным Играм". Я где-то слышал, что он самый лучший, теперь же я мог на собственной шкуре проверить, насколько качественный товар выпускает мой бывший клиент. Вейлинг и не подозревал, что в ближайшие несколько часов у него возникнет реальный шанс избавиться от меня навсегда, ведь он наверняка знает, как быстро и незаметно испортить программу.
   После того, как все связи были установлены, программа авиасимулятора сама начала запрашивать нужную информацию у бортового сканера и отдавать распоряжения автопилоту. Взлетал, я, разумеется, без помощи симулятора. Взлет -- не посадка, флаер быстро набрал десять тысяч (не ясно, впрочем, откуда альтиметр их откладывал), воздушные потоки на такой высоте, как говорит Ларсон, ламинарные, и с ними может совладать даже робот-уборщик. Я ввел цель -- крышу энергостанции "Семь с половиной", включил симулятор и стал смотреть, что из этого выйдет. На всякий случай одну руку я держал на тумблере, вырубающем автопилот, другую -- на штурвале.
   Сканер вырисовывал на экране трехмерную картинку Ламонтаньи. Я поглядывал то на экран, то в окно -- и не находил ничего общего! Аккуратные, точеные вершины на экране против затуманенного, затененного нагроможденья, окружавшего флаер со всех сторон, только что не сверху. Восьмикилометровый пик на экране почему-то завершался сферой... До какого знака он округляет? -- подумал я про сканер, но тут же сообразил, что передо мной, в облаках, --Центр Радиокосмических Наблюдений. Флаер немного снизился и стал описывать дугу, намериваясь (как я надеялся) угодить в расщелину рядом и немного ниже ЦРН.
   На экране возник ощетинившийся цилиндриками параллелепипед -- энергостанция "Семь с половиной". Более всего я опасался, что порыв ветра швырнет меня на трубу. Траектория, по которой симулятор снижал флаер, не пришла бы в голову ни мне, ни Дугу, который умеет использовать "местные воздушные потоки" и, безусловно, знает, что такое вентиляционная труба на крыше. Флаер совершал какие-то задумчивые итерации -- вниз, вперед, вбок, вверх, снова вбок и снова вниз. Симулятор учился на ходу. Если ауранцы и изобрели компьютер на темпоронах, то на свой Накопитель она его пока не установили. Тут я сообразил, что симулятор действует так плавно, потому что думает, что флаер пассажирский. А он и был пассажирским -- не боевым же. Я сказал симулятору, что я не пассажир, а человек тренированный, и плевать я хотел на любые перегрузки. Симулятор встрепенулся, итерации зачастили и приостановились, лишь когда под нами оказалась вентиляционная труба. Через пару секунд до симулятора дошло, что труба для посадки не пригодна, флаер рвануло вбок, потом он плюхнулся на крышу в полуметре от трубы. Симулятор поспешил закончить возню с посадкой, опасаясь неожиданного порыва ветра.
   Я перевел дух.
   Надо будет послать Краузли благодарность.
   Руки совершенно онемели. Сняв кое-как левую руку с тумблера автопилота, я взял ею правую и оторвал правую от штурвала. Стал потихоньку выкарабкиваться наружу.
   В полете растопленная излучателями вода замерзла, мокрый флаер обледенел. Я бы значительно облегчил симулятору работу, если бы сообразил включить обогрев корпуса. Локоть, которым я уперся в крыло, скользнул по ледяной корке, и выход на крышу получился куда жестче, чем посадка флаера. Сообразив, что стук моих костей никто не услышит -- например, из-за дикого воя в вентиляционной трубе -- я смело поднялся, проверил, что бластер и комлог висят там, где должны висеть -- на поясе, отцепил кабель внутренней коммутации, который тянулся от комбинезона к пульту управления флаера (собственно, это из-за него я грохнулся), и пошел искать люк, дверь, крышку, в конце концов, парадный подъезд, --в общем, что угодно, лишь бы не лезть через трубу.
   Мог бы и не вставать... Порыв ветра поставил меня на четвереньки. Я пополз, цепляясь руками за все, что попадалось под руку.
   Крыша энергостанции могла бы служить тренировочной площадкой для тех, кто учится сажать флаер в экстремальных условиях. Во-первых -- трубы. Их было штук сто, натыканы как попало и где придется, это вам не белая разметка на бетонной площадке, где меня учили взлету-посадке.
   Во-вторых я подумал про неожиданные и довольно скользкие V-образные скаты, которые разделяли горизонтальные участки крыши. Про них я успел только подумать, что метров с десяти они неотличимы от плоских. Больше я ничего подумать не успел, потому что нашел дверь, замаскированную в одной из труб. Труба с дверью, в свою очередь, была замаскирована под вентиляционную трубу, хотя на самом деле являлась лестничной шахтой.
   Замок пришлось вырезать струей из бластера, причем струей, разумеется, постоянной, а не импульсной. Из четырех универсальных батарей, прихваченных с турбазы, у меня осталась неизрасходованной всего одна. Две я извел на "растопку" флаера, одну -- на замок.
   За дверью, как я и ожидал, оказалась лестница -- узкая, винтовая, но к счастью шершавая, а то падать мне надоело. Бластер я подвесил на ремне подмышкой, обе руки понадобились чтобы держаться за поручни. Поручень подгоняли под карликов, поэтому я спускался в нелепейшей позе -- на полусогнутых ногах, наклонившись вперед и заранее готовый нырнуть или скатиться кубарем по ступеньками.
   Фонарь, встроенный в комбинезон, освещал дорогу и служил отличной мишенью, поскольку располагался на груди с левой стороны над сердцем. Покупая комбинезон pre-a-port, я спросил продавца, почему было не поместить фонарь, например, справа. Он ответил, что раз я правша, то поднятая правая рука с бластером будет перекрывать луч света. Я, в свою очередь, возразил, что, если мне вдруг приспичит поднять бластер, то я заранее погашу фонарь в комбинезоне и воспользуюсь подствольным фонарем. Продавец порекомендовал портного, и тот, немного посоображав, не придумал ничего лучше, как подсунуть под фонарь слой бронированной ткани, которая теперь мне жутко терла.
   Винтовая лестница закончилась, я ступил на ровный бетонный пол. Это была лестничная площадка верхнего этажа энергостанци. Разум подсказывал, что искать живых людей следует в верхних этажах. Почему? Очень просто. Во-первых в горах люди живут "сверху вниз": наверху, то есть, на крыше расположены посадочные площадки, внизу -- всевозможные средства жизнеобеспечения и энергоснабжения, поэтому тем, кто хочет сохранить некую свободу передвижения, стоит держаться повыше. Во-вторых основные энергетические блоки в энергостанциях находятся в основании, а помещения, более-менее пригодные для жизни -- наверху. В-третьих, удар лавины пришелся по нижней части энергостанции; если трещины в стенах вдруг начнут расходиться, то эвакуироваться можно будет только с крыши, поэтому держись ближе к крыше.
   Если Бенедикт вздумает играть со мной в прятки, то он, без сомнения, выиграет. Я выключил фонарь и нацепил очки ночного видения, в охлажденном корпусе энергостанции теплый Бенедикт будет заметен.
   Теперь я находился в длинном высоком зале, слева шла гладкая стена, в ней я заметил несколько двустворчатых металлических дверей, они были закрыты. Справа, по все длине зала, шло какое-то нагромождение из труб, ребристых ящиков, перемычек, колен, узлов и прочих хитроумных сплетений. Прямо надо мной нависала балюстрада, которая опоясывала зал на высоте примерно четырех метров; пройдя вдоль левой стены по балюстраде можно было достичь двух узких дверей, ведущих, вероятно, в небольшие, предназначенные для персонала, помещения.
   Одна из двух дверей внезапно открылась, и меня ослепила вспышка лазерного импульса. Одновременно, над правым ухом раздался хлопок и шипение -- так плавится металл, когда в него попадает высокоэнергетический импульс. Я нагнулся и бросился вправо к тому самому нагромождению из труб, ящиков и черти чего еще. Пугавшее меня поначалу, это нагромождение теперь стало моим единственным прикрытием. Я просунул ствол между труб и пальнул пару раз наугад, лишь бы показать, что я тоже вооружен. Мне ответили беспорядочная стрельбой, импульсы разрывались то надо мной, то сбоку, и единственное, чего я всерьез опасался -- это того, что какая-нибудь из труб окажется под давлением. Неизвестно, что из нее брызнет, если импульсы прожгут металл. Но по-моему стрелок к этому не стремился.
   Человек (или во всяком случае не биоробот) выскочил из двери и, продолжая стрелять в мою сторону, побежал по балюстраде. Он бежал ко второй двери. Я попытался выстрелами отрезать ему путь, но тот ни черта не боялся, и я остановил стрельбу, поскольку ни убивать ни калечить Бенедикта (если это он) в мои планы не входило. Именно поэтому незнакомцу удалось достичь цели. Он скрылся в темном дверном проеме. Я вылез из укрытия, добежал до трапа и поднялся на балюстраду. Чтобы у противника не возникло соблазна подстрелить меня, пока я совершаю этот маневр, я время от времени постреливал в сторону дверного проема.
   Добежав до двери, я прижался к стене, пальнул один раз в проем, затем осторожно прошел внутрь.
   Снова лестничная площадка. Винтовая лестница шла только вниз. Ничего подозрительного я не слышал и, разумеется, никого не видел. Тогда я перегнулся через перила и стал орать, что я пришел с миром, стрелять и убивать не буду; если ты Бенедикт, то так и скажи, а если нет, то, по крайней мере, не стреляй, а скажи что-нибудь сначала... ну и так далее. В науке психологии существует целый раздел, объясняющий, что полагается орать в подобных случаях. Шеф как-то посылал меня на курсы по криминальной психологии, но я их благополучно прогуливал, причем, с большой пользой для личной жизни, времени для которой у частного детектива в общем-то не так много.
   Орал я до тех пор, пока лазерный импульс едва не раскроил мне череп. Искры обожгли щеку, я опустил забрало шлема -- здорово оно мешает, но так спокойнее. Хотел пальнуть в ответ, но прежде удосужился взглянуть на счетчик боезапаса. Счетчик показывал, что, если я имею дело не с Бенедиктом, то мне следует поэкономнее расходовать выстрелы.
   Выстрелил один раз для острастки. Внизу зачастили шаги -- противник решил спасаться бегством. Он что, стрелял, чтобы проверить отвечу я или нет? Через два пролета топот стих. Я тоже остановился и снова заорал, призывая к мирным переговорам.
   --Ты кто? -- донесся снизу несколько неестественный бас. Эхо повторило вопрос.
   Я назвал себя.
   --Что нужно? --пробасили снизу.
   Он или не он?
   --Бенедикт, нам нужно поговорить. Стой где стоишь, я не буду спускаться. Но прежде мне нужно убедиться, что это действительно ты. Бенедикт, это ты?
   --Я! -- зловеще отозвался бас. Эхо в лестничной шахте несколько раз повторило это короткое признание.
   --Слушай, у тебе здорово выходит. Очень страшно. Но этого не достаточно. Для проверки, я задам один вопрос. Скажи, как звали собаку Пуанкаре?
   --Том!
   Ом-ом-ом, загудело эхо.
   --В яблочко! Не буду спрашивать, что читал Лиувилль во время отдыха в Поджо-Сан-Лоренцо. Ты, наверняка, помнишь. Скажи лучше, от кого ты бегаешь?
   --А то не знаете!
   --От Виттенгера? Брось! Пока я с ним, он не опасен. Давай, я отвезу тебя на турбазу. Ты чем тут питаешься?
   --Спасибо, не голодаю. О себе побеспокойтесь.
   --С чего это мне беспокоиться?
   --Если вы на флаере, то считайте, что вас засекли. Сейчас здесь будут люди Рунда.
   --Рунд? А кто это?
   --Местный босс. Мы на его территории. Из-за вас они найдут меня. Улетайте, номер вашего комлога я помню, надо будет -- свяжусь. Улетайте, прошу вас.
   Он не блефовал, это было ясно.
   --Ладно. Как с тобой связаться?
   --Сказал же, сам свяжусь.
   --Тебе хоть мыла оставить?
   --Пошли вы...
   Раздалось несколько гулких шагов, потом -- совсем глухих, потом все стихло. Бенедикт спустился до ближайшей лестничной площадки и ушел вглубь энергостанции.
   Я потопал вверх по лестнице.
  
   Пока я раздумывал, где бы сесть, у симулятора возникла неожиданная дружба с диспетчерским компьютером авиабазы "Ламонтанья". Думаю, этой дружбе помог автопилот, который еще помнил старого хозяина. Втроем они посадили флаер как фуникулер на жестком тросе. Плевать, -- подумал я про Дуга и его предупреждение.
   Дуг выскочил из люка на посадочной площадке, как чертик из коробки.
   --Я кому сказал, нельзя здесь! -- орал он, перекрикивая ветер.
   --Твои проблемы... --отмахнулся я. --Я могу потерять тридцать пять тысяч казенных денег, а ты свободу. А может и здоровье, -- я поправил бластер подмышкой. Ремень и вправду натер плечо.
   --Погоди, -- сказал он спокойнее. --Давай вместе решим, как поступить.
   --Давай. Но ты не скромничай. Ночь длинная, успеешь сто раз перекрасить и заменить номера. Учить тебя, что ли...
   --Учить не надо. Не люблю. Гони пятьсот, -- малый соображал быстрее симулятора.
   --После работы. И крась в зеленый, мне еще к моролингам надо будет слетать.
   При упоминании о моролингах Дуг оцепенел. Затем снова поразил меня скоростью принятия решений:
   --Могу навесить пару импульсных излучателей. "Панцерфауст" -- отличная модель. Есть "Стингеры", но они хуже. По пять штук за каждый.
   --Обойдусь.
   Но сам подумал, а почему бы и нет.
   --Не обойдешься, -- прошипел он мне в спину.
  
  
   24
   За дверью в номер Виттенгера царила подозрительная тишина. Я постучал и назвал свое имя.
   --А, Фёдор, входите, мы вас ждем, -- раздался за дверью звонкий девичий голос.
   "Ура, сработало!" -- возликовал я всей душою и вошел.
   Предо мной предстала потрясающая картина. Рука сама тянулась к комлогу, чтобы запечатлеть для истории, как начальник Департамента Тяжких Преступлений, полковник Виттенгер сидит в углу кровати, обхватив руками подушку и подобрав ноги. Никогда б не подумал, что он может быть таким маленьким. Шишка сидела на корточках и терла пол мокрой губкой. Прикроватный столик очутился на своем месте, но вряд ли самостоятельно -- на нем лежала самая обычная отвертка.
   Шишка, не поднимая головы, кокетливо-возмущенно ворковала:
   --Господи, какая грязь. Фёдор, у вас, небось, такая же. О гостях здесь совсем не заботятся, --с этими словами она сполоснула губку в пластмассовом ведерке, стоявшем рядом.
   Виттенгер умоляюще простер ко мне руки, мол, спасай, выручай, ну сделай хоть что нибудь! На крючке рядом с дверью весела кобура с бластером. Только я на нее посмотрел, как Шишка заявила:
   --Я его разрядила, а то инспектор чуть было не покалечился. Неуклюжий он, право...
   Она почесала щеку плечом.
   --Федр, убери ее! -- завопил инспектор. --Почему ты меня не предупредил?!
   --Хм, а я думал, вы тут в картишки режетесь, тихо -- мирно.
   --С картишками тут совсем плохо, -- заворковала Шишка. --Ночами так грустно и одиноко, вы не представляете... Я пробовала научить роботов, но они такие бестолочи. Представляете, вдвоем вистуют на восьмерной. Дураки! А инспектор такой бледненький, такой несчастненький... Жена, верно, за ним совсем не смотрит... --она посмотрела на инспектора едва ли не со слезами на глазах.
   --Инспектор сейчас одинок, -- подлил я масла в огонь.
   --Оно и видно. Но мы это как-нибудь поправим... Я тут курицу стащила, на кухне. Инспектор отказывается есть. Вы, Фёдор, хотите курицу?
   --Хочу!
   --Жаль, -- вздохнула она. --Я думала, инспектор потом съест.
   --Где вы ее нашли? --спросил я у человека, который теперь лишился и курицы.
   --На складе туристического снаряжения, --ответила она за инспектора. --Там мыши бегают -- просто ужас! И холод жуткий.
   --В спальниках спали?
   --Да, в них... -- она насторожилась.
   --С обогревом? -- снова спросил я и снова получил утвердительный ответ. --Ну вот, инспектор, а вы спрашивали, почему у спальника, который дала вам Катя, так быстро сели батареи. Шишка и здесь вам досадила. А вещи зачем воровали? -- я опять обратился к Шишке.
   --Воровала? Ах, одежду... Не воровала, а покупала. Я оставляла за нее деньги. Нужна же мне чистая одежда. Душевых тут навалом, а одежды нет.
   --Про деньги постояльцы ничего не говорили.
   --Значит я не ошиблась. Я выбирала постояльцев, кто похуже -- понеприятней. И, видите, не ошиблась. Бывают очень неприятные люди, но к вам с инспектором это не относится. Вы славные, особенно инспектор. Катя тоже хорошая, не то что повар. Он заметил, что пропала курица. Правда, денег я за курицу не оставила -- не успела. А инспектор, все равно, лучше всех!
   Виттенгер уткнулся в подушку и издал протяжный, полный безысходности вой. То был вой зверя, раненого в душу.
   --Биороботов легко взломали? --спросил я, переждав, пока не утихнет вой.
   --В два счета. Там и взламывать нечего. Но почерк у них ужасный, согласитесь.
   --Да нет, нормальный почерк. Позвони Бенедикту, он там, бедолага, переживает... Ладно, у меня дела, я вас оставляю. Крепитесь, инспектор.
   --Не уходи-и-и! -- завыл он мне вслед.
   Удачи меня преследовали одна за другой. Уверовав в собственную гениальность (должен же быть на Фаоне хоть один гениальный сыщик, а то всё кибернетики да физики), я решил, что теперь знаю, как вывести из игры Вейлинга. Нейтрализовать его было необходимо, поскольку он мешал мне подружиться с Цансом, взяв с того слово молчать обо всем, что связано с продукцией "Виртуальных Игр".
   Вейлинг сидел в нижней гостиной, с ним были Цанс и Брубер. Я позвонил ему на комлог и сказал, чтоб через пять минут он был у себя в номере, если не хочет говорить о Счастливчике при посторонних. Вейлинг послушался. Когда он отпер дверь в номер, я вышел из ближайшего ответвления коридора, в три прыжка догнал его и толчком в спину заставил долететь до дивана рядом со столиком с зеркальными часами.
   --Вы взбесились!!! --завопил он. --Я вызову охрану!
   --Вызывай сразу "скорую".
   Однако на всякий случай я избавил его и от комлога и от интеркома. Сходил проверил, надежно ли заперта дверь. Пока ходил, Вейлинг встал с дивана, и это дало мне полное право вновь применить силу. На этом артподготовку я счел законченной.
   --Сиди тихо. Говорить буду я. Ты понял?
   Вейлинг торопливо закивал.
   --Может воды? -- предложил я.
   --К черту!
   Я ткнул ему под ребра бластером.
   --Неправильный ответ. Это была проверка. Тебе же сказано, говорить буду только я. Попробуем еще раз. Водички хочешь?
   Он молча помотал головой.
   --Ну вот, совсем другое дело. Итак, приступим. Четвертого июля сего года два респектабельных и довольных собою господина из компании "Виртуальные Игры" посетили офис некой Редакции, а, если быть точнее, офис Отдела Оперативных Расследований, одного из лучших подразделений вышеназванной организации. Господа принесли с собой ведро лапши и начали навешивать ее на уши двум доверчивым детективам. Детективы с пониманием отнеслись к той проблеме, с которой столкнулась компания "Виртуальные Игры". Вас действительно было за что пожалеть: какой-то Счастливчик честно выиграл миллион, а забрать этот миллион не желает напрочь. И тут же на компанию "Виртуальные Игры" сваливается еще одна беда -- ее ведущего сотрудника зверски убили. С поисками сразу двух людей -- Счастливчика и убийцы -- компании не справиться, и вы отказываетесь от поисков Счастливчика, взамен назначая вознаграждение за голову убийцы. Детективов очень обидел отказ клиента от продолжения расследования, и эта обида заставила их еще больше напрячь мозги. Последствия мозгового штурма не заставили себя ждать. На самом деле произошло вот что. На некоторых планетах идет разработка нейросимулятора на темпоронах, обладающего бесконечным быстродействием. У вашего начальника, господина Краузли возникло подозрение, что такой компьютер где-то уже создан, но существование компьютера держится в секрете. С его ведома игра "Шесть Дней Творения" была запрограммирована таким образом, чтобы дойти до шестого уровня мог только тот, у кого есть сверхмощный компьютер на темпоронах. Конкурс с миллионным призом был организован лишь с одной целью -- найти создателя нейросимулятора на темпоронах. Это была приманка, перед которой, как полагал Краузли, не устоит -- нет, конечно же, не создатель нейросимулятора, -- а кто-нибудь из персонала, имеющего доступ к нейросимулятору. Поэтому старый вариант конкурсных условий, когда многим игрокам предлагалось поделить небольшой призовой фонд, был изменен.
   Поначалу, все шло по плану. До шестого уровня кто-то дошел, следовательно этот кто-то располагал искомым нейросимулятором. Однако Корно вас убеждает, что выигрышные файлы подделаны. Какое-то время вы ему верите. Потом перестаете верить и задумываетесь, почему Счастливчик не приезжает. Что случилось, гадаете вы. На всякий случай решаете нанять нас. В то же время у вас с Краузли рождается страшное подозрение: Чарльз Корно без вашего ведома встретился с Счастливчиком, провел с ним тайные переговоры и убедил не приходить за выигрышем. Корно -- состоятельный человек, и он сам способен заплатить миллион, лишь бы не делиться с вами информацией. Такое предательство не могло остаться безнаказанным. Ты, Вейлинг, переодевшись посыльным из ресторана "Рокко Беллс", убиваешь Чальза Корно...
   --Всё это ложь! -- завопил Вейлинг, забыв о синяке под ребрами. --Ложь! Ложь! --повторял он в безумной горячке. --Ложь!
   Я замахнулся, чтобы отвесить ему пощечину, он моментально стих.
   --Ложь, -- тихо-тихо сказал он, когда я убрал руку.
   --Я еще не договорил. Корно опасался возмездия с вашей стороны, поэтому и предпринял определенные меры безопасности. Я подозреваю, что донес на него Амирес. Он же и открыл вам дверь. Впрочем, вряд ли вы бы стали впутывать Амиреса в убийство. Он бы давно уже раскололся. Нет, вы с Краузли обошлись без Амиреса. Ты думал, что авторитет Николаса Краузли обеспечит тебе алиби. Зря надеешься -- инспектор Виттенгер плевать хотел на авторитеты. Конечно, здесь на Ауре полномочий у него немного. Ты, например, можешь сбежать к моролингам. Так беги, у моролингов мы тебя искать не будем -- себе дороже.
   Он молчал. Вспомнив, что сам запретил ему говорить без разрешения, я сказал:
   --Вот теперь основной докладчик готов выслушать реплики из зала. Кто начнет?
   --Мы не убивали Корно, -- твердо сказал он. --Наоборот, мы назначили вознаграждение тому, кто найдет его убийцу.
   --Ну-ну, слушатель из первого ряда продолжает гнуть свою линию. Ой, прости, я не заметил, что формулировка немного изменилась. Не "ложь-ложь", а "мы не убивали". Иначе говоря, господин Вейлинг признает, что конкурс был задуман, чтобы найти изобретателя темпоронного нейросимулятора.
   --Да, но все остальное -- ложь. Это Корно предложил изменить условия конкурса. Мы спросили, зачем. Он сказал, что так по его мнению мы привлечем больше покупателей. Ни о каком темпоронном нейросимуляторе речь тогда не заходила. Выигрышные файлы, как только они пришили, были переданы Корно на экспертизу. Он заверил нас, что файлы -- подделка. Лишь полгода спустя мы удосужились перепроверить его заключение. И поняли, что он нам солгал. Но мы не могли понять, с какой целью он лгал. Поэтому наметили несколько путей для выяснения истины. Вас мы наняли, чтобы установить личность Счастливчика...
   --Но потом отказались, -- напомнил я.
   --Да, отказались.
   --Почему?
   --Потому что вы влезли не в свое дело, и потому что кто-то убил Корно.
   --Не убедительно, -- сказал я. --Но ответ я знаю. Консультации с Цансом помогли вам понять, что Счастливчик, в процессе игры, решил проблему аттракторов. До вас дошло, что Счастливчик обладает сверхмощным компьютером нового -- принципиально нового -- типа. Но что заставило вас искать Счастливчика на Ауре?
   --Профессор Цанс. Он слишком резко покинул Фаон. Краузли поручил мне присмотреть за ним. А потом еще и Бенедикта сюда понесло.
   --Откуда вам стало известно, что Бенедикт на Ауре?
   --Ни у вас одних есть связи в полиции.
   --Что ж, Виттенгеру будет приятно, если ты заложишь ему своих осведомителей. Да, Вейлинг, неважный из тебя детектив.
   --Знакомство с вами, -- проскрежетал он зубами, -- убедило нас, что это дело нельзя доверить никому.
   --Но я уже в курсе. Хочешь, чтобы я и Виттенгера просветил? Ему это понравится: прилетел за одним подозреваемым, а улетит с двумя.
   Вейлинг сгорбился, закрыл лицо руками.
   --Я понимаю, это шантаж, -- говорил он сквозь ладони. -- Сколько мы вам должны? Миллион могу предложить сразу. Если речь идет о большей сумме, то прежде мне нужно посоветоваться с Краузли. Три дня подождете?
   Так-так, думаю, поездка окупилась.
   --Речь идет не о деньгах. Пока.
   --А о чем?
   --Для начала отстань от Цанса. Позвони ему и скажи, что он должен быть со мною откровенен. Если Краузли обещал ему гонорар за консультацию, заплати немедленно. Заплати и убирайся с Ауры. Краузли передай, что ты снова нас нанял. Свой гонорар я обговорю с ним, как только вернусь на Фаон.
   --Сколько времени на размышления? -- спросил он.
   --Оно уже кончилось. Звони Цансу, или я зову Виттенгера.
   Первое условие он выполнил. Вейлинг сказал Цансу, что их общие секреты тот обязан разделить со мной.
   --Теперь, -- приказал я, -- говори, о какой новой игре едва не проболтался мне Цанс. И не ври, я потом проверю у Цанса.
   Вейлинг помотал головой.
   --Новой игры нет, есть только "Шесть Дней Творения". Новая игра была только предлогом. Мы выбрали Цанса, чтобы окончательно удостовериться в том, что уравнения, запрограммированные в "ШДТ", нельзя решить на обычном компьютере. Цансу мы сказали, что разрабатываем новую игру и хотим, чтобы она получилась достаточно сложной. Вот об этой игре и сообщил вам Цанс.
   --Какое заключение дал Цанс?
   --Не надо меня проверять! --крикнул Вейлинг запальчиво. --Думаете, я не понял? Вы уже сами все сказали: выиграть в "ШДТ" можно только на темпоронном нейросимуляторе. Вам об этом сказал Цанс, хотя мы просили его не разглашать содержание наших бесед. А позвонить ему вы меня заставили, чтобы беднягу профессора не мучила совесть!
   --Вейлинг, вы не поверите, но я сам догадался. Не считая той случайной оговорки о новой игре, Цанс мне ничего не сказал. Но вы ведь уверены в том, что Корно привлек Бенедикта не для создания продолжения "ШДТ".
   --Ах вы об этом! Да, он писал продолжение "ШДТ", но это к делу не относится. С Цансом мы говорили о некой гипотетической игре, к которой мы подбираем математическую модель. Мы не имели в виду продолжение "ШДТ". Кроме того, мы не знаем, чт Бенедикт делал для Корно. Возможно, они планировали вместе создать какую-то игру, но мне о ней ничего не известно.
   --Ну раз неизвестно, -- развел я руками, --тогда заказывай билет домой.
   После этого приказа у Вейлинга вдруг открылся дар убеждения:
   --Выслушайте меня, тупоголовый вы детектив! (получил по коленке) Черт, больно же... Какой смысл вам от меня избавляться? Вы гоняетесь за убийцей Корно? Так считайте, что те полмиллиона уже у вас в кармане. Хотите больше? Получите больше! Президент Краузли щедро вознаграждает тех, кто на него работает. Корно подтвердил бы мои слова, будь он жив. Но чтобы получить вознаграждение, вы обязаны считаться с нашими интересами. Деньги, о которые вы мечтаете, мы должны сперва заработать. И мы их заработаем, если будем держаться вместе. Вы и представить себе не можете, сколько стоит темпоронный нейросимулятор. Впрочем, для вас он, вероятно, не представляет никакой ценности. Любое технологическое новшество имеет ценность лишь в руках профессионала, а разве вы профессионал? Вы назвали меня плохим детективом, но вы забыли, что я очень неплохой специалист по компьютерным технологиям, и моя помощь необходима вам не меньше, чем ваша -- мне. Ну избавитесь вы от меня, а дальше-то что? Без поддержки "Виртуальных Игр" вы превратитесь в человека, выброшенного на необитаемый остров с грудой золота. Какой вам прок в этом золоте? Никакого. Скажу вам больше...
   Я велел ему заткнуться. Его слова стоило принять всерьез, но их было слишком много.
   --Покупай билет с открытой датой вылета, -- пошел я на компромисс.
   Вейлинг, со вздохом облегчения, заказал первый класс.
   --Сиди в номере и не высовывайся, пока не разрешу, -- сказал я перед уходом.
   --А в ресторан?
   --В ресторан можно, но если увижу, что ты жрешь икру, вылетишь с Ауры первым рейсом.
   Когда я уходил от Вейлинга зеркальные часы показывали ровно полночь, поэтому я не стал ждать, в какую сторону двинутся стрелки.
   Ну вот, они друг друга поубивали, подумал я, прислушиваясь к тишине, стоявшей за дверью с номером триста сорок пять.
   Постучал.
   --Фёдор, это вы? Если это вы, то входите, -- расслышал я сонный голос Шишки.
   --Не вздумай! -- заревел инспектор.
   Мне стало любопытно. Толкнул дверь, она уперлась во что-то мягкое.
   --Ой, нога... -- тихо воскликнула Шишка, пошевелилась. --Теперь входите.
   Дверь открылась на ширину головы. Свет из коридора освещал только узкую полоску на стене. Я просунул голову: темно.
   --Инспектор, как вам не стыдно! С подозреваемой! Это не по уставу.
   --Заткнись и проваливай, -- рычание раздалось из угла, но снизу, то есть кровать была поднята.
   --Вот будет весело, если Ньютроп узнает. Какой козырь против вас!
   --Между нами ничего не было, заруби себе на носу. А вас с Ньютропом я утоплю в озере.
   --Ах, инспектор, -- вступила Шишка, позевывая. --Давайте хоть сделаем так, чтоб было из-за чего топить.
   --Спи, зануда, -- прикрикнул на нее инспектор, но значительно мягче, чем делал это до сих пор.
   --Это я зануда?! Это вы зануда!
   Чем кончится перепалка, я ждать не стал.
   --Стойте, нате, возьмите, -- из темноты вынырнула полненькая ручка и подала мне сверток. --Там половинка курицы, мы вам оставили. Вы, верно, голодны...
   Ворованная курица слаще честно купленных устриц -- это закон природы.
   Перед сном я отослал Шефу отчет. Потом вспомнил, что забыл взять у Кати спальник с обогревом. Вставать и искать ее среди ночи было лень, и я обошелся теплой курткой.
  
  
  
   25
   В девять утра по местному времени я сидел в ресторане, ни к кому не цеплялся, завтракал в одиночестве. Цанс и Брубер пили кофе, меня они не пригласили. Вейлинг заказал завтрак в номер.
   В девять ноль пять в ресторан вошел инспектор Виттенгер. За его широкой спиной маячила Шишка. Я заметил их сразу, поскольку в силу профессиональной привычки сидел лицом к дверям и время от времени посматривал на входящих.
   У инспектора на лице было написано: "Ша! Баста! Всем бояться!".
   Что это с ним, думаю. Вряд ли ночь, проведенная в одном номере с Шишкой, могла так на нем сказаться. Или я недооценил Шишку?
   Шишка не рискнула надеть ворованную одежду (или ее инспектор отговорил), она была в своем обычном черном свитере, длинной шерстяной юбке мышиного цвета и в ботинках от скафандра высшей защиты.
   Они присоединились ко мне.
   --Шишка, -- говорю я. --На правах арестованной ты имеешь право на завтрак за счет инспектора.
   --Я и сама прокормлюсь, -- сказал Шишка, достала комлог и отщипнула от него маленькую антенну. --Ну, заказывайте.
   --Говяжий стейк с трюфелями, салат из тунца и икры, икры побольше, и еще... две бутылки "Балантайна" с собой, -- потребовал я не мешкая ни секунды.
   --Отменяется! -- Виттенгер прихлопнул комлог вместе с антенной.
   --Почему? -- спросили мы хором.
   --Я теперь при исполнении, -- и он важно прокашлялся.
   Я попросил уточнить:
   --Что значит "теперь"?
   --Сегодня утром, -- он снова прокашлялся, -- пришло указание из Главного управления Галактической Полиции. Мне временно присвоен статус оперативного уполномоченного. Теперь я обязан блюсти закон и на Ауре.
   Оперативный уполномоченный -- это меньше, чем капитан в полиции Фаона. Неужели наш губернатор не мог выпросить для Виттенгера хотя бы что-нибудь вроде майора.
   --Поздравляю. Как к вам теперь обращаться? господин уполномоченный?
   --Между чинами в Галактической Полиции и нашими чинами нет прямого соответствия, -- с глубокомыслием объяснил Виттенгер. --В любом случае, для тебя я по меньшей мере Ваше Величество.
   --Привет, королева, -- кивнул я Шишке.
   --Привет, мой паж, -- проворковала она и рассмеялась.
   --Не болтай, -- нахмурился Виттенгер. --Ты здесь на птичьих правах. Хм, репортер...
   --А кто первый сказал про "величество"?
   Виттенгер приблизил ко мне лицо, тихо попросил:
   --Если серьезно, то обращайся ко мне "полковник" -- без упоминания должности. Хорошо?
   Я сказал, что так, действительно, солидней. Затем он дал указание Шишке:
   --Надо вернуть вещи.
   --Угу, и курицу.
   --За курицу заплатим.
   Подъехал официант. Мы с Виттенгером взяли, что нам положено -- яичницу с беконом. Шишка, сообщив, что худеет, заказала только кофе.
   --Зачем худеть? -- удивился я. --Вам же не всю жизнь тесниться в бесплатном номере.
   --И вовсе не из-за этого, -- возразила Шишка, едва сдерживая смех. --Что с вами? --испуганно спросила она, увидев, как я нырнул под стол и стал спешно теребить шнурки.
   --Обернитесь, -- прошептал я из-под стола.
   В дверях стоял Бенедикт в оборванной, грязной одежде и в наручниках. Лицо в кровоподтеках, на одежде несколько черных подпалин. Бенедикта сопровождали три человека: один гражданский и два охранника. Они ввели Бенедикта в зал, и гражданский громко потребовал:
   --Говори, он здесь?
   --Кто тут раскомандовался?! -- проревел инспектор. Он, конечно же, успел заметить вошедших, но прежде, чем задать вопрос, повернулся обратно к своей тарелке, --мол, кто б там ни был, при Виттенгере командовать он не смеет.
   --А вы кто такой? -- спросил гражданский.
   Инспектор обернулся.
   --Полковник Виттенгер, Галактическая полиция.
   Он встал из-за стола и ткнул в Бенедикта:
   --Он мой. Вы -- свободны.
   Охранники вышли вперед и грудью загородили своего начальника. Заслон получился как раз на ширину Виттенгера. Шишка покопалась в рюкзачке, который она не выпуская держала в руках, и что-то передала мне под столом.
   --Держи, я его снова зарядила.
   Королева, по совместительству -- оруженосец.
   --Вообще-то это должность пажа, -- прочитала она мои мысли.
   Я и так уже собирался отвлечься от шнурков, но тут -- тем более. Я положил ствол на колени, проверил боезапас и снял с предохранителя.
   Шишка отодвинулась вместе со стулом к стене, а Виттенгеру шепнула: "Шаг вправо". Тот исполнил. Теперь я мог стрелять прямо из-под стола. Бенедикт, оказавшись позади всех, приподнял руки в тяжелых наручниках и приготовился огреть гражданского типа по затылку, благо тот был ниже Бенедикта на полголовы.
   Невооруженная публика оцепенела и ждала. Никто не возмущался, но некоторые полезли под стол, чтобы не попасть под шальной импульс.
   Как бы не задеть студента, раздумывал я, сжимая рукоятку.
   Трудно предположить, чем бы закончились эти военные приготовления, но неожиданно к нам на помощь пришли охранники турбазы. Их было двое, но оба вооружены, так что численный перевес оказался на нашей стороне, и пришельцы были вынуждены предложить переговоры. Численный перевес сослужил нам еще одну службу -- у противника не возникло желания проверить у Виттенгера документы. И так за километр видно, что перед ними настоящий полицейский. Перепутать Виттенгера можно лишь с дрессировщиком оркусодонтов. Кто видел оркусодонтов, знает, что безопаснее иметь дело с полицией.
   --Я директор Центра Радиокосмических Наблюдений, доктор Рунд, -- представился предводитель нападавшей стороны. --У нас есть информация, что на турбазе скрывается человек...
   --Не части, -- перебил его Виттенгер. --На турбазе скрывается человек двести. Часть из них сейчас завтракает. Не будем им мешать. Катя, где мы могли бы поговорить?
   Катя, бледненькая и напуганная, осторожно приблизилась к нам и дрожащим голосом предложила:
   --В нижней гостиной будет удобно, я думаю...
   --К черту удобства! Пошли, пошли, -- он замахал руками, подгоняя Рунда и его команду, как домашних прероркусов, или как гусей -- кому что ближе.
   На лестнице он выхватил у меня бластер, и мне пришлось срочно бежать за своим. Шишке он приказал ждать в ресторане. Только мы ушли, как она принялась настраивать антенну комлога на торт-мороженое.
   В гостиной, рассевшись по мягким диванам и креслам, мы ощутили какой-то прилив миролюбия. Ночь, продолжавшаяся уже двадцать часов, исказила восприятие времени, утро казалось не утром, а продолжением вчерашнего вечера, ночной сон -- краткой дремотой перед ужином.
   Камин был зажжен, оранжевые языки лизали прозрачные блоки каминных стенок. Не в силах отогнать мысль, что блоки сделаны изо льда, я все ждал, что они вот-вот потекут. На каминной полке из серого мрамора стояли часы в цилиндрическом корпусе, позади них -- отполированный до зеркальности металлический поднос. Наклонив голову, я увидел отражение второго циферблата. Отражение показывало то же время, что и стрелки на циферблате, обращенном ко мне.
   Оружие было зачехлено и убрано. Самым вооруженным казался Бенедикт -- наручники на нем были потяжелей кастета. Поэтому его посадили подальше в угол, между камином и стеной, противоположной окну. Четыре охранника -- два с нашей стороны, два с стороны противника -- расселись таким образом, чтобы каждый мог видеть всех остальных.
   --Прежде всего, хочу попросить прощения у нашей очаровательной хозяйки, --Рунд галантно расшаркался перед Катей. --Мы погорячились.
   Катя приняла извинения и забилась куда-то в угол, но не в тот, где сидел Бенедикт.
   Виттенгер подхватил эстафету:
   --От имени Галактической Полиции выражаю благодарность Центру эээ... Наблюдений в лице господина Рунда за помощь в захвате опасного преступника Бенедикта Эппеля, разыскиваемого за убийство Чарльза Корно, кибернетика с планеты Фаон. Теперь я должен препроводить подозреваемого Эппеля на Фаон, где он предстанет перед судом, ибо, как вы понимаете, суд обязан состояться в эээ... непосредственной близости от места преступления... Спасибо, господа, еще раз спасибо.
   Оратор из Виттенгера так себе.
   Они с Рундом пожали друг другу руки. От лобызаний, слава богу, воздержались.
   --Полностью согласен с господином полковником, -- расцвел широкой, жабьей улыбкой Рунд. --Бенедикт Эппель немедленно перейдет в ваше распоряжение, вы только прикажите ему ответить на пару вопросов...
   Галантность Виттенгера имеет вполне обозримые границы. Произнесенная им вежливая фраза исчерпала запас галантности на три четверти. И пускай по слухам все доклады за Виттенгера пишет его секретарша, будущее время от настоящего он в состоянии отличить, не говоря уже о плохо замаскированном условном наклонении.
   --Спрашивайте, если вам так нужно, -- сухо сказал он. --Мы тоже послушаем.
   Рунд обратился к Бенедикту:
   --Господин Эппель, вчера, в два часа дня с минутами, на крышу энергостанции, где вы скрывались, приземлился флаер. В ваших интересах ответить нам, кто вас навещал.
   Бенедикт отвернулся и с отвлеченным любопытством стал разглядывать окна. В выпуклом стекле с изрядным увеличением повторялась обстановка гостиной. Я нашел себя, затем, присмотревшись, я заметил одну из ауранских лун -- красную, самую крупную. Освещенным боком она указывала в ту сторону, откуда через десять часов взойдет ауранское солнце.
   --Эппель, пожалуй, вы недостаточно хорошо меня поняли. Я сказал, что в ваших интересах ответить, кто был тем человеком. Или их было несколько?
   Не знаю, как Бенедикт, но Виттенгер понял смысл фразы только со второго раза. На щеках инспектора красными пятнами появился сигнал low charge, то есть терпение у него иссякло.
   --Господин Рунд, я не в силах выполнить вашу давешнюю просьбу. Я не в силах приказать Бенедикту отвечать на ваши вопросы, ибо не понимаю о чем они. Что за энергостанция? Что за флаер там, как вы говорите, приземлился, и зачем вам понадобился его хозяин?
   --Я пытался вам объяснить еще в ресторане, но вы меня перебили, --справедливо заметил Рунд. --Вчера, перед закатом, охраной Центра наблюдений был обнаружен неизвестный флаер. Флаер сел на крышу энергостанции, которая принадлежит Центру, находится на его территории и является закрытым объектом -- закрытым для любого, у кого нет соответствующего допуска. К сожалению, мы вышли слишком поздно и не успели перехватить флаер. Зато задержали господина Эппеля, хотя далось это нам нелегко. Эппель ранил одного из охранников, и мы были вынуждены применить силу.
   --Что с охранником? --поинтересовался Виттенгер.
   --Обошлось. Поверхностное ранение. Так, на чем я остановился... Да, Эппеля мы взяли, собственно, вот он -- сидит перед вами... Судя по его виду, он пробыл на энергостанции несколько дней. С какой целью он туда забрался, и кто его навещал, он не говорит. Но вы, собственно, сами все слышали...
   --На энергостанцию он забрался, чтобы не попасть ко мне в руки, --уверенно изрек Виттенгер. --Не думаю, что он покушался на ваши радиокосмические наблюдения. Что же касается флаера... Никак не возьму в толк, почему того неизвестного пилота вы разыскиваете здесь, на турбазе. Да еще с таким шумом.
   Сравнив сорокасемилетнего Рунда с жабой, я поспешил. Натянутая, искусственная улыбка мало кого красит, а Рунд принадлежал к той породе людей, которых не красит никакая улыбка. Туда же, кстати, надо отнести и Виттенгера. Сейчас Рунд был серьезен, обожженная ультрафиолетом кожа натянулась. Некрасивое, но умное лицо. Внимательный взгляд скользил по присутствующим.
   --Тому есть причины, -- заговорил он не обращаясь к кому-то персонально. --Радар показал, что от энергостанции флаер полетел к турбазе. Потом он исчез с экрана радара. Если бы флаер направился дальше, то он набрал бы высоту -- летать ночью на малой высоте здесь равнозначно самоубийству -- и радар вел бы его еще не одну сотню километров. Следовательно, флаер сел на турбазе или рядом с ней. Эй, -- он обратился он к одному из своих головорезов, -- узнай, как дела наверху.
   Охранник, сидевший в кресле у дверей, встал, вышел в коридор, на ходу нажимая кнопки на комлоге. Через пятнадцать секунд он вернулся и доложил:
   --На базе чужих флаеров нет. Все маршруты в диспетчерском компьютере -- мимо нашей территории.
   --Спасибо... Тем не менее, я уверен, что нужный мне человек находится на турбазе. Вероятно, мне понадобится список клиентов. --Он говорил об этом, как о чем-то обыденном, словно он командовал не только ЦРН, но и любым другим объектом в Ламонтаньи. --Полковник, раз вы обладаете официальными полномочиями, попросите уважаемую Катю предоставить нам список клиентов.
   Все-таки он решил действовать через Виттенгера.
   Полковник сжал кулаки и выпрямил спину. Просьба Рунда прозвучала как приказ, то есть как откровенная провокация. И полковник был готов на нее поддаться, он даже желал этого -- так у него чесались руки.
   Дабы избежать кровопролития, я сознался:
   --Там был я.
   До этого момента Рунд не обращал на меня никакого внимания. Подумаешь, какой-то мелкий полицейский чин сопровождает своего босса.
   --Это ваш человек? -- спросил он Виттенгера удивленно. --Вы не имели права...
   --Нет, я сам по себе, -- перебивая, ответил я и назвал свое имя. Одному богу известно, что ответил бы Виттенгер.
   --А где твой флаер? --неожиданно подал голос охранник у дверей.
   Разумеется, я его проигнорировал, но Рунд повторил вопрос.
   --Где б он ни был, он конфискован, --Виттенгер поставил точку по-полицейски афористично. Он будто бы знал, что флаер фактически краденый.
   --Вы летали на энергостанцию к Эппелю? --спросил Рунд.
   Я подошел к директору вплотную и показал посмертный снимок Чарльза Корно.
   --Нет, вот к нему.
   Всем известно, что, показывая снимок, надо держать его так, чтобы видеть глаза того, кому показываешь. Это правило я нарушил, потому что Виттенгер буквально вывернул шею, желая подсмотреть, кто там на снимке.
   --Кто это? -- подняв глаза, с безразличием спросил Рунд.
   --Удобнее с глазу на глаз.
   Словно потеряв меня из виду, Рунд обратился к остальным:
   --Предлагаю на время прерваться. Я оторвал вас от завтрака, вероятно вы хотели бы его, так сказать, завершить... Эппеля мы поселим в каком-нибудь из номеров, пусть Катя сама предложит, в каком номере его удобнее разместить. Мои люди будут его охранять.
   --Номер должен быть соседним с моим, -- потребовал Виттенгер.
   --Я все устрою, --испуганно пообещала Катя.
   Бенедикт не принимал ни какого участия в обсуждении его собственной судьбы. Похоже, ему было все равно. Или он планировал очередной побег.
   Виттенгер устроил мне выговор:
   --Вот как значит! Без меня решил обойтись! Я тебя на "Вершину Грез" взял?
   --Взял, -- признал я виновато.
   --А ты? Почему полетел один?
   --Инспектор, вы бы сказали, что это незаконное вторжение на охраняемую территорию. Вы бы и сами не полетели и мне не дали. А чем кончаются ваши официальные запросы, нам обоим известно...
   --Чтоб больше никакой самодеятельности! -- заревел он.
   Я пообещал, хотя в душе понимал, что сдержать обещание мне не удастся.
   Кате удалось уговорить одного из соседей Виттенгера перебраться в другой номер. Охранники турбазы установили камеры слежения, выведя изображение на экран в номере Виттенгера и на его же комлог. Следить, чтобы все было как надо Виттенгер поручил мне, поскольку сам он мало смыслил в подобной аппаратуре.
   --И никаких с глазу на глаз, -- предупредил он меня.
   Рунд то куда-то исчезал, то буквально лез мне под руки, но ревнивый Виттенгер зорко следил за тем, чтобы мы не оказались наедине.
   Пока шли все эти приготовления, Бенедикт оставался в нижней гостиной под присмотром двух охранников -- местного и из Центра. Шишка крутилась возле него, смазывая раны и налепляя пластыри. Охранники сначала ее отгоняли, но в конце концов сдались. Если Шишке что-то надо, она этого добьется. Потом к Шишке присоединился Цанс. Профессор успокаивал любимого ученика и ругал охранников за бесчеловечность. Однако он не обладал ни Шишкиным обаянием, ни изворотливостью, поэтому был вытолкнут из гостиной без лишних церемоний.
   Я замети, что бывшие научные оппоненты -- Цанс и Рунд -- делают вид, что впервые слышат друг о друге. Я посоветовал Цансу продолжать в том же духе и не лезть к Рунду с разговорами о темпоронах. Рунда беру на себя, сказал я ему.
   С вопросом "Что случилось?" ко мне то и дело подходили постояльцы. Я всем отвечал, что поймали живого моролинга, и он теперь будет жить с нами. В мгновение ока в коридор третьего этажа набилось человек пятьдесят.
   "Зачем вы его в такую тесноту суете, --возмущался народ. --На шестом этаже есть пустые люксы".
   Рунд мои слова опровергал, но ему никто не верил. Толпа мешала мне работать, и я сказал, что моролинга сейчас держат в нижней гостиной. Постояльцы, давя друг друга, ринулись туда. Мне очень хотелось пойти следом и посмотреть, чем кончится дело, но шло тестирование, и я не мог отлучиться ни на минуту.
   Когда я тестировал камеру напротив двери в импровизированный изолятор, на дисплее моего комлога возникли позывные авиабазы "Ламонтанья".
   Я ответил. Работал только аудиорежим.
   --Никаких имен. Узнали? -- и говоривший для верности заржал.
   --Узнал. Откуда у тебя этот номер?
   --В одной большой железной штуке, которую ты от меня получил, есть маленький ящик, в котором ты малость наследил. Понятно?
   --Как не понять! Гость все еще у вас?
   --Свалил. Я что звоню, с тебя причитается.
   --Сколько?
   --Мы люди простые, в ваши игры мы не играем. Но ты бы знал сколько нервов...
   Сзади подкрался Виттенгер. Я поторопил:
   --Говори быстрее, сколько...
   --Плюс пятьсот.
   --Получишь.
   --Ты классный мужик, с тобою приятно...
   Я его отключил, так и не узнав, что он нашел во мне приятного (кроме денег).
   --С кем говорил? --поинтересовался Виттенгер --И чего "сколько"?
   --С Шишкой, ее похитили и требуют выкуп. Сторговал до пятисот.
   Инспектор выругался и отошел. Потом его позвали разгонять толпу.
   Возле нижней гостиной кипели страсти. Ни Катины увещевания, ни грозные окрики инспектора не возымели никакого действия. Охранники держали двери с той стороны и открывали только на условный стук.
   Двери в гостиную представляли собой две рамы с матовым стеклом. Узкая -- сантиметр шириной -- полоска по периметру рамы была прозрачной, но только на первый взгляд. Очередной любопытный постоялец первым делом бросался к этой прозрачной полоске, смотрел в нее и убеждался, что стекло имеет внутренние грани, поэтому кроме ледяной мозаики ничего не видно.
   Кто-то из туристов кинул идею, что нужно выбрать представителя и добиться, чтобы представителя пустили внутрь. В качестве представителя предложили Брубера, как человека известного и достойного. Но кто-то крикнул, что писателям верить нельзя. Толпа загудела, находя очередные доводы против кандидатуры Брубера.
   "Он не отличит моролинга от моей бабушки!", -- кричал чей-то внук. Брубер посочувствовал внуку, что у него такая бабушка.
   "Если он выйдет живым, то там не настоящий моролинг", -- высказал суждение кто-то из тех, кто читал роман. Наконец, порешили, что Брубер должен идти вместе с Цансом, обладающим большим научным авторитетом.
   Цанс сказал, что такой ерундой он не занимается, и пусть идет Брубер. Брубер согласился идти, но не согласился с неявным утверждением, что он занимается ерундой, хотя Цанс, разумеется, не имел в виду ничего такого. Дабы доказать Бруберу, что он ни на что не намекал, Цанс пошел вместе с ним. Их впустили, но назад к народу они не вернулись. Минут десять представителей ждали, потом охваченный беспокойством народ начал ломать двери. Тут двери сами распахнулась, и пара представителей поклялась на туристическом буклете, что моролингов в гостиной нет, не было, и не будет.
   Им поверили почти все, однако мало кто поверил, что моролинга не следует ожидать где-нибудь в другом месте. Часть толпы вернулась в коридор третьего этажа, наибольшие энтузиасты уселись на пол у дверей в нижнюю гостиную и сказали, что никуда не уйдут, но большая часть постояльцев, повздыхав от разочарования, разошлась по своим делам.
   Во всей этой суматохе Виттенгер утратил бдительность и получилось так, что он находился внутри гостиной, а я и Рунд -- снаружи. Мы с ним столкнулись у дверей, когда толпа ожидала возвращения Брубера и Цанса.
   --Какой у них условный стук? --спросил я Рунда.
   --Может лучше поговорим здесь, -- предложил он.
   --Пойдемте на смотровую галерею. Виттенгер станет искать нас там в последнюю очередь.
   Мы поднялись на четвертый этаж. На смотровой галерее было пусто, свет -- притушен, окна черны и полны звезд.
   --Кто вас прислал? -- спросил он.
   --Никто. Я представитель свободной прессы, охотник за убийцами. В ценах закрытия на день вылета с Фаона, голова убийцы Чарльза Корно стоила полмиллиона. Полагаю, с того времени цены сильно выросли. А вы как думаете?
   --Думаю, что в таком тоне разговор у нас не получится.
   --Предложите свой.
   --Правильно ли я вас понял, что Чарльз Корно -- это имя того человека со снимка?
   --Правильно. Четвертого июля Чарльз Корно был убит в его собственном доме. Вы в тот день находились в Фаон-Полисе.
   --Я его не убивал.
   Если бы за нами наблюдало сто психологов-физиономистов, то пятьдесят из них высказалось бы за то, что Рунд не врет. Другие пятьдесят дали бы голову на отсечение за то, что на совести Рунда по меньшей мере дюжина убийств -- настолько приятна была его улыбка, последовавшая за ответом "я его не убивал".
   Поэтому я разрывался.
   --Между фразами "кто это?" и "я его не убивал" положено говорить "я его не знаю".
   Рунд, нахмурившись, ответил:
   --Я опустил ее, как очевидную. Скажите, а этот, как его, полковник...
   --...Виттенгер. Он прилетел за Бенедиктом Эппелем. О вашей поездке на Фаон он ничего не знает.
   --Выходит, вы не согласны с тем, что убийца -- Эппель?
   --Пожалуй, нет.
   Я показал Рунду кулак, он отпрянул.
   --Пять вопросов. Вы задали пять вопросов, и я на все ответил. Настала моя очередь. С какой целью вы прилетали на Фаон?
   --Хм, у нас разгибают пальцы... Похоже, господин Ильинский, вы забыли, где находитесь. Ваши наскоки просто смешны.
   --Будет ли вам до смеха, если ваше правительство узнает о той поездке?
   --Чего вы хотите? -- бросил он.
   --Узнать, например, что стало со вторым корпусом Центра Радиокосмических Наблюдений. Его взорвали?
   --Не совсем. Умышленно никто корпус не взрывал. Взрывные работы шли выше по склону, там мы строили еще один энергоблок. Произошел несчастный случай -- самопроизвольный взрыв, когда взрывчатку транспортировали наверх. Сошла лавина и накрыла второй корпус.
   --А ученые, которые там работали?
   --Все погибли.
   --Какое совпадение! Все погибли, кроме вас.
   --Никакого совпадения, -- окрысился Рунд. --Если бы я был там, взрыва бы не произошло.
   --Разумеется! Зачем вам себя убивать!
   --Я не это имел в виду, -- Рунду не понравилось, что я поймал его на слове. --Была нарушена технология... технология проведения взрывных работ. Я бы этого не допустил.
   --Вы что, специалист-взрывотехник?
   --Нет, я кибернетик. Кажется, вы перебрали лимит? -- он показал растопыренную ладонь.
   Я, наконец, рискнул:
   --Призовой вопрос. Темпоронный нейросимулятор уцелел?
   У Рунда дернулась щека.
   --Такой вещи не существует, -- ответил он быстро.
   --Потому что ее уничтожило вместе со вторым корпусом.
   --Не передергивайте! -- взвился он. --Нельзя уничтожить то, чего нет. Его просто не существует, и никогда не существовало.
   --Возможно, я ошибся в названии. Пусть не нейросимулятор, а компьютер на темпоронах или темпоронный процессор... Не будьте буквоедом, важно, что ЭТО на темпоронах.
   --То, чего нет, --нравоучительно произнес он, --можно называть любым именем, но уничтожить нельзя --вот такой парадокс, извините. В литературе последних лет прижился термин Темпоронный Мозг -- Т-Мозг, сокращенно. Сама литературность названия -- "мозг" -- говорит о невозможности его создания. Только фантастическую вещь назвали бы мозгом, а не, как вы тут предлагали, нейросимулятором...
   Вранье местного разлива меня дико утомило. Так захотелось домой, к Татьяне, которая обманывает только мне во благо, к Ларсону, который говорит только правду, к Шефу, который прежде чем соврать, всегда предупреждает, что верить ему нельзя. Другое дело, что я не всегда умею распознать такое предупреждение. Но это, как говорит пилот Дуг, мои проблемы.
   Я заметил:
   --Ваше объяснение тоже попахивает литературщиной.
   --Ах так? В таком случае попросите Цанса объяснить вам, почему темпоронные ансамбли не когерентизируемы.
   --Эту тему я с ним уже обсуждал. Профессор не был так категоричен, как вы. Кроме мнений ученых, есть еще и факты, указывающие, что Темпоронный Мозг существует. Чарльз Корно прилетал на Ауру в январе этого года -- через месяц после того, как к нему в руки попали выигрышные файлы виртуальной игры "Шесть Дней Творенья" -- игры, созданной самим Корно и выпущенной компанией "Виртуальные Игры". Без Темпоронного Мозга выиграть в эту игру невозможно.
   --Кто вам это сказал?!
   --Профессор Цанс, к которому вы меня только что послали за консультацией.
   --Пожалуй, больше не стану вас к нему посылать. Можете считать это своей победой.
   Довольный тем, что унизил меня, он отвернулся к окну. Большая красноватая луна в зените и луна пожелтее и поменьше на горизонте светили маяками в океане облаков. Снеговые шапки отвечали им тусклым, отраженным светом. На западе, где небо было чернее, горели несколько оранжевых огоньков.
   --Ваш Центр не спит? --спросил я, махнув в сторону оранжевых огней.
   --Раз я здесь, значит спит, -- усмехнулся мой собеседник. --Пойдемте, а то нас скоро начнут искать.
  
  
  
   26
   Всех впускать, никого не выпускать -- так решил Виттенгер. Поэтому в нижней гостиной собралась целая орава: сам инспектор, Цанс, Брубер и плюс те, кто был там раньше: Бенедикт, Шишка, Катя и два охранника.
   По поводу того, как нас встречать, единого мнения не было.
   --Где тебя черти носят? --осведомился инспектор у меня. --Вы знаете, что здесь творилось? --спросил он Рунда.
   --Ой, Фёдор, мы вас заждались! --радостно воскликнула Шишка, назвав себя, почему-то, во множественном числе.
   До меня дошло, что массовость Виттенгеру требовалась для поддержки: во-первых, соотечественники в обиду не дадут, во-вторых, если Рунд вздумает выкинуть какую-нибудь пакость, найдутся свидетели, которые подтвердят, что инспектор сломал ему шею в порядке самообороны. Подумал ли Рунд о чем то подобном, мне не известно, однако он спросил:
   --Что за собрание, полковник?
   --Какой-то идиот, --и Виттенгер выразительно посмотрел на меня, -- распустил слух, будто мы взяли в плен моролинга. Они, --он показал на Цанса и Брубера, --представители общественности. Та дама в черном свитере -- знакомая Бенедикта, единственный человек, с кем он разговаривает.
   Рунд пожал плечами, мол, что взять с полицейского. Все ключевые места в гостиной были уже заняты, поэтому Рунд велел своему охраннику подыскать себе другое место, а кресло, в котором он сидел, передвинуть в центр гостиной, ближе к камину.
   --Почему сняли наручники? --заняв кресло, спросил он строго.
   --Вы бы их сами поносили, --огрызнулась Шишка.
   Охранник пожаловался:
   --Босс, наверху собирается толпа. Ждут приезда журналистов, они вылетели из Амазонии несмотря на ураган.
   --Нам только журналистов не хватало!
   --Подумаешь, один из них и так уже здесь, --вставил Брубер и "кхыкнул".
   --Вы это о ком? --спросил его Рунд.
   Я ответил:
   --Успокойтесь, это он обо мне.
   --Ну тогда ладно... --облегченно вымолвил Рунд. --Что будем делать, полковник?
   Виттенгер понял, что между мной и Рундом состоялся какой-то разговор. Одним только взглядом он говорил мне: "Ты либо со мной, либо с ним". "С тобой, с тобой", -- отвечал я ему проникновенно. Вырисовывался чрезвычайно сложный любовный многоугольник: Виттенгер ревновал меня и власть к Рунду, Шишку -- к Бенедикту, Цанс ревновал Бенедикта к Шишке, Бенедикт -- Шишку ко всем, к кому она обращалась. Не вовлеченными во все это любовные -- в широком смысле -- перипетии оказались только Брубер, Катя и охранники, но и за ними, думаю, дело не станет. Например, оба охранника довольно благосклонно поглядывали на Катю, а Брубер мог приревновать моролингов к Цансу и Бенедикту.
   --До завтра как-нибудь продержимся. А завтра я увезу Эппеля на Фаон, --изложил свой план Виттенгер.
   --К чему такая спешка? --возразил Рунд.
   --Если бы я спешил, то увез бы Эппеля сегодня.
   Рунд хотел ответить что-нибудь эдакое, но их перебранку прервал охранник:
   --К нам ломится некто Вейлинг, -- сообщил он Рунду. --Прогнать?
   --В шею! -- велел я.
   Рунд вскинул брови.
   --Впусти, -- сказал он очевидно из вредности.
   Вейлинг сперва просунул голову меж дверных створок, осторожно огляделся, потом вошел целиком. Его впустили по первой просьбе, и это его насторожило.
   --Добрый эээ... --Вейлинг посмотрел в окно. --Как у вас принято в таких случаях говорить -- день или ночь?
   --Говорите "утро", --ответил Рунд. --Скоро начнет светать.
   --Доброе утро... всем, -- это неуверенное "всем" наводило на мысль, что кое-кто не должен принимать доброе пожелание на свой счет. --Я к господину Цансу.
   Вейлинг подошел к Цансу и начал что-то торопливо бубнить про виртуальные игры -- настолько торопливо, что и охранникам было понятно, что игры -- всего лишь предлог. Но никто не стал говорить этого вслух.
   --Бенедикт голоден, вы его заморите еще до суда, -- неожиданно прорезалась Шишка.
   Виттенгер высказался в том смысле, что, действительно, не плохо бы перекусить. Катя позвонила в ресторан, и я слышал, как она попросила поскорее прислать сэндвичей, печенья и кофе.
   --Через десять минут, --сказала она нам.
   Свет в холле немного приглушился. Все слегка вздрогнули, но увидев, что это хозяйничает Шишка, успокоились.
   --Режет глаза, -- пояснила она. Потом взяла меня за рукав и подвела к окну.
   --Теперь видно... Федор, попробуйте посмотреть одним глазом на красную луну, другим на желтую.
   --Зачем?
   --Тогда можно будет загадать желание.
   Глаза мешали друг другу.
   --Не получается.
   --И у меня... --с грустью сказала она.
   Мы замолчали, разглядывая каждый свою луну: Шишка -- красную, я -- желтую.
   Биоробот ввез тележку, заставленную тарелками с мясными и рыбными деликатесами, сырами нескольких сортов, икрой, грибами и чем-то мне неизвестным. Я насчитал дюжину бутылок --белое и красное вино, коньяк, водка, три сорта виски и черт знает, что за ликеры. Две огромные вазы с фруктами стояли на нижней полке. Там же дымился кофейник. Второй биоробот ввез тележку с посудой и столовыми приборами.
   У Кати вытянулось лицо.
   Шишка улыбалась во весь рот, но уловив мой строгий взгляд, тут же изобразила крайнее удивление:
   --Вот это да! Спасибо, Катя, вы прелесть.
   Виттенгер тоже сообразил, чья это работа, однако невозмутимо сказал:
   --Катя, мне начинает у вас нравиться. Приступим, господа... Бенедикт, что останется -- твое.
   --Жлоб, -- это было первое слово, услышанное мною от Бенедикта за весь день.
   --Сейчас я тебя покормлю, --засуетилась Шишка, все еще опасаясь, что ее махинации откроются, и все яства увезут обратно.
   Народ вышел из оцепенения и набросился на еду. Меня чуть не затоптали. Одна Катя не двинулась с места, она в уме подсчитывала убытки. И закуски и напитки были импортными, следовательно, дорогими. Брубер на еду даже не посмотрел, а сразу взялся за бутылку и стал соблазнять Цанса составить ему компанию. Цанс отказался, ограничившись чашкой кофе со сливками.
   Захватив, кто сколько успел, публика рассредоточилась по диванам, креслам и углам. Я сел на ковер и привалился к окну, которое было до пола. Шишка, накормив Бенедикта, подошла ко мне с тарелкой салата.
   --Почему ты украла курицу, если не ешь мяса?
   --Ее ест инспектор.
   Я мог бы спросить, откуда она знала, что ее найдет инспектор...
   --Вкусно? --спросила она.
   --Как все ворованное, -- прожевав кусок копченой осетрины, ответил я. --Спасибо!
   --Не за что, благодари Катю. Я же говорила -- она хорошая. Вот повару от нее достанется...
   Рунд и Виттенгер грызлись, кто из них главней. Не придя к единому мнению по этому вопросу, они взялись обсуждать другой: когда Виттенгер сможет увезти Бенедикта на Фаон. Инспектор настаивал, что полетит прямо завтра, Рунд отвечал, что и послезавтра -- еще не поздно.
   --А ночью корабли летают? --инспектор задал вопрос, которой постеснялся бы задать и ребенок.
   --Летают, --ответил Рунд и с ехидцей добавил: --Подсвечивают дорогу прожектором и летят...
   Брубер, пока был трезв, спорил с Цансом о том, что делать с моролингами. Опьянев, начал рассказывать анекдоты, до тошноты интеллектуальные.
   --Я тут на днях узнал один прелюбопытнейший факт, -- говорил он хихикая. -- Вы, господин Цанс, конечно, не раз обращали внимание, что роденовский Мыслитель держит локоть правой руки на левом колене. Крайне неудобная поза, поверьте, я пробовал, но не буду говорить, где... Ха-ха. Думаете, почему он сидит именно так, а не иначе... Все дело в том, что изначально Роден планировал, что Мыслитель будет сидеть положив левую ногу на правую, тогда правый локоть, естественно, окажется на левой ноге. Но потом Роден решил, что такая поза слишком легкомысленна и велел натурщику опустить ногу, но что б тот переставил руку, сказать забыл. Вот так оно и вышло...
   --Уже можно смеяться? -- поинтересовался серьезный Цанс.
   --А все смеются, разве вы не заметили? --огрызнулся Брубер.
   Смеялись только Шишка и Вейлинг.
   --Между прочим у нас тут присутствует один большой специалист по статуям, -- со значением сказал Виттенгер и оглянулся на Бенедикта. Шишка перестала смеяться.
   --Эй, оставь-ка икру, -- крикнул я Вейлингу.
   Он демонстративно отвернулся. Почему-то именно в это мгновение в гостиной наступила тишина.
   --Замечательная история! --секунд пять спустя нарушила тишину Шишка. --Господа, я придумала, давайте каждый расскажет какую-нибудь историю. Лучше -- настоящую, но чтобы она выглядела как выдумка. Или наоборот... Впрочем, кто как хочет. Обсуждать истории не будем -- так легче для рассказчика. Вот господин писатель нас уже насмешил. Кто будет следующим?
   --Вы предложили, вам и быть... --резонно заметил Цанс.
   --Хорошо, но потом -- вы.
   Шишка поискала глазами, где б ей встать. Подошла к журнальному столику в середине холла.
   --Я стих расскажу! -- сообщила она публике. Мы зааплодировали.
   --Там полировка, -- Катя предупредила Шишкино желание встать на столик.
   Приподняв ногу, Шишка посмотрела на ребристую подошву своего правого ботинка, потом зачем-то проверила и левый. На стол не полезла.
   --Вот, слушайте... -- сказала она и задекламировала:
   Они заходят не спеша,
   Садятся в круг и, не дыша,
   Внимают ветру и огню,
   Осенним страхам и дождю...
   Здесь Шишка примолкла, но глядя на ее лицо, казалось, что она продолжает читать про себя. Пропустив примерно строфу, она закончила совсем загадочно:
   Мне их не видно, им -- меня,
   Мы днем ждем ночи, ночью -- дня,
   Так будет год, затем -- покой:
   Я стану ими, они -- мной.
   Она поклонилась. Мы снова зааплодировали. Брубер, хлопавший громче всех, покрикивал "браво-браво".
   --Кем же вы станете, Шишка? -- спросил он, когда умолкли аплодисменты.
   --Стих был про моролингов, -- ответила Шишка, тушуясь. Она отошла к окну и села на пол, скрестив ноги. --Профессор, ваша очередь!
   --Неужели моя? -- излишне бодро уточнил Цанс. --Полагаю, от меня тоже ждут что-нибудь о моролингах...
   --Не надо, профессор. О моролингах расскажу я!
   В первое мгновение никто не понял, кто это сказал.
   Говорил Бенедикт.
   --Опять прорезался, -- ухмыльнулся Виттенгер. --Валяй, рассказывай. --И, спохватившись: --Погоди, это случайно не чистосердечное признание? Надо записать...
   --Нет, инспектор. это не признание, -- огорчил инспектора Бенедикт и ни с того, ни с сего спросил: -- Прием пищи все закончили?
   --Вы собираетесь рассказать нам что-то неудобоваримое? --прозорливо предположил Брубер.
   --В определенном смысле -- да. История, точнее, первобытный миф, который я собираюсь рассказать вам, не входит в разряд застольных. Я реконструировал его по записям Спенсера и еще по нескольким источникам. Как вы, наверное, поняли, миф сочинили моролинги. Сочинили его в те времена, когда они еще не назвались моролингами. Иными словами, миф принадлежит индейцам-кивара из клана шелеста листвы. Но европейцы услышали его от кивара-муравьедов, поэтому в отношении данного мифа установление авторства является отдельной проблемой, весьма непростой. Например, Спенсер считает, что...
   --Бенедикт, вы тянете время, --сказал Рунд тоном экзаменатора.
   --Разумеется, тяну, -- не растерялся тот. --Должен же я припомнить все детали. Ладно, на ходу сообразим. Итак, случилось это в давние-давние времена, когда Земля была еще совсем молода, как и люди, заселявшие ее в то далекое время. Ветер, в частности тот, из-за которого шелестела листва, тоже был молод, поэтому часто путал север с югом, а запад -- с Луной. И вот, однажды, когда он снова потерял дорогу, его занесло на Луну, где жили демоны. Вместе с собою ветер занес на Луну множество земных запахов, незнакомых демонам. Например, запах пива из клубней маниока. Пива, как вы понимаете, у демонов не было. Занес он еще много разных земных запахов, и среди них был тот, который заставил демонов позабыть об их демонских делах, собрать вещи и полететь туда, откуда прилетел ветер, то есть -- на Землю. Демоны спустились на Землю и пошли на запах. Шли они шли и пришли в одну деревню, где жили индейцы. Мужчин в деревни на тот момент не было -- они ушли на охоту. Женщины, дожидаясь мужчин, терли крахмал из сердцевины пальмы, чтобы испечь лепешки как раз к приходу своих мужей.
   Надо сказать, что демоны никогда не видели настоящих женщин, и вот почему. Великая Праматерь, породившая всех людей, сначала породила демонов. Их родилось десять штук, они были злы, капризны и неблагодарны, и Великой Праматери они не понравились. Поэтому она сослала их на Луну, а только потом породила людей, то есть мужчин и женщин. Демоны несколько раз пытались сами создать себе женщин. Они лепили их из лунного песка, который на Луне в изобилии. Женщины получались не слишком красивыми и очень недолговечными, поэтому мы сейчас видим на Луне столько кратеров...
   --Одну секунду, -- прервал рассказчика Цанс. --Бенедикт, если вы собираетесь включить эту легенду в вашу диссертацию, то у оппонентов обязательно возникнут вопросы. Во-первых, откуда индейцы узнали про кратеры. Я полагаю, это поздняя вставка -- вполне в духе Спенсера, и вам не следует ее оставлять, как оригинальную. Во-вторых, что за женщин лепили демоны из лунного песка, если они никогда женщин не видели. В-третьих, почему от женщин, какими бы они не были, должны остаться кратеры?
   Бенедикт вежливо кивнул своему научному руководителю, как бы соглашаясь с его доводами, кашлянул и ответил:
   --Отвечу по порядку. Сначала о кратерах. Разумеется, индейцы не называли кратеры кратерами. Остатки демонских женщин они назвали "сумайи-гломаватло-чебуге-акубуге", то есть нечто "пятнисто-кроглое-на-круглом". Если это не кратеры, то я не Бенедикт, и мы не на Ауре. Разнообразие кратеров наводит на мысль, что демоны пробовали лепить женщин самых разных размеров и форм -- это ответ на второй и третий вопросы.
   Едва он закончил, как вступил Брубер:
   --Не понимаю, почему вы сказали, что ваша легенда не из разряда застольных, -- сказал он, раскуривая сигару. --Мы выпили, закусили, самое время поговорить о женщинах. Шишка вы не против?
   Шишка взмолилась:
   --Дайте Бенедикту дорассказать! Хоть про демонов, хоть про женщин, но пусть говорит он, а не вы.
   Бенедикт, убедившись, что больше никто не собирается встревать, продолжил рассказывать тем же, слегка театрализованным, манером:
   --Итак, демоны увидели женщин. Они принюхались. Запах, приведший их на Землю исходил не от пальмового крахмала, а от женщин, и это открытие их еще больше возбудило. Но что делать дальше, они не знали. Поэтому решили дождаться мужчин и посмотреть, как те обращаются с женщинами. Демоны спрятались в ветвях высокого дерева, которое росло возле поляны, где женщины сообща готовили ужин.
   Наступил вечер. Охотники вернулись с хорошей добычей. Им удалось убить много паукообразных обезьян. Мясо паукообразных обезьян -- большое лакомство для индейцев. Аромат жареного мяса доносился до демонов, у них урчали животы. Один демон не выдержал и стал спускаться, но другие демоны его удержали -- ведь они прилетели на Землю не для того, чтобы лакомиться мясом. Искры от костра вместе с дымов взмывали вверх и долетали до демонов. Демоны подумали, что это колдовство. Они решили, что из этих искр на небе возникают звезды, поэтому сочли мужчин опасными колдунами, убить которых им не под силу. Так индейские мужчины, сами того не ведая, избежали смерти от демонов -- ведь демоны сначала надумали убить всех мужчин после того, как станет ясно, как поступать с женщинами. Наконец, мужчины насытились мясом и лепешками и разошлись со своими женами по хижинам. Демоны подкрались поближе. Сквозь прутья они увидели, что мужчины ложатся спать вместе женщинами. Так демоны впервые увидели, как люди совокупляются друг с другом. Демоны подумали, что если это так просто, то надо им самим немедленно попробовать. Они шли от хижины к хижине, потом от деревне к деревне, но все женщины были с мужьями, а девушки -- с родителями и братьями. Про одиноких старух они не подумали, что это тоже женщины. Тогда демоны ушли в лес, чтобы дождаться, когда мужчины снова уйдут на охоту. И в самом деле, едва рассвело, мужчины собрали охотничье оружие -- духовые ружья, копья и луки со стрелами -- и отправились на охоту. Женщины же, нисколько не подозревая о том, что за ними следят демоны, пошли на реку купаться. Там демоны их и настигли. Они связали женщин лианами и совокупились с ними. Ни одной женщине не удалось ускользнуть, ведь демоны напали сообща, с берега, спастись от них можно было только в реке. Но прыгать в реку женщины побоялись, поскольку в реке жил Речной Народ, которого женщины боялись больше, чем демонов. Демоны, получив немалое удовольствие, снова ушли в лес. Женщинам было очень стыдно, что они изменили мужьям с демонами, они договорились никому ничего не рассказывать. Что кто-то проболтается, они не опасались, поскольку, как уже было сказано, демоны поймали и изнасиловали всех женщин в деревне. Кроме того, женщинам весьма понравилось совокупляться с демонами -- это была еще одна причина, по которой они решили держать язык за зубами. Впрочем, меж собой они этого не обсуждали. Как бы то ни было, мужчины ничего не узнали об измене. Как и накануне, они вернулись в деревню с богатой добычей, наелись до отвала и завалились спать. Демоны всю ночь не спали, рассказывая друг другу о новых ощущениях. Спать они легли только утром и проспали весь день. Следующей ночью они стали держать совет, что им делать теперь. Они опасались мести со стороны мужчин. Конечно, откуда им было знать, что женщины поклялись молчать! Демоны посовещались и решили идти в другую деревню. Там они убедились, что в иных племенах с женщинами обращаются ровно так же, как в той деревне, где они побывали в первый раз. Демоны повторили свою тактику: дождались утра, проследили за женщинами до реки и там изнасиловали всех без исключения. И снова женщины договорились не жаловаться на демонов мужчинам --ведь женщины всюду одинаковы...
   Катя презрительно фыркнула и посмотрела на Шишку. Та сказала:
   --В целом я с вами, Катя, согласна.
   --Я только цитирую первоисточник, -- оправдывался Бенедикт. --От себя лично я ничего не добавляю. Я вам не Спенсер. Так, на чем я закончил...
   --На том, что все женщины одинаковы, -- подсказал Брубер.
   --Он сказал не все, а всюду, --опроверг его Цанс.
   --А есть разница?
   Бенедикту поспешил вернуть себе слово:
   --Господа, я справлюсь сам. Я вспомнил, демоны совокупились с женщинами из второй деревни и ушли в лес отдыхать. По дороге они обменялись впечатлениями. Оказалось, что ничего нового они не испытали, но и в этом были свои плюсы. Ведь еще прошлой ночью один из демонов засомневался, стоит ли уходить из деревни, где живут такие сладкие женщины, вдруг в другой деревне женщины будут хуже или их там вовсе не окажется. Это сомнение высказал самый старый демон, много повидавший на своем веку. В любом, так сказать, коллективе всегда найдется хотя бы один консерватор...
   --Это замечание -- от вас лично, или оно содержится в первоисточнике? --с ехидцей спросил Брубер.
   --Разумеется, оно из первоисточника. Индейцы не такие невежды, как кажется нам, жертвам цивилизации. Они прекрасно разбирались в социальной психологии. Но вы меня перебили... Опять вспоминать, на чем я... Не надо, вспомнил...
   (Кто на этот раз заставил его так быстро восстановить память, я не заметил.)
   ...Вспомнил! Демоны передохнули и направились к третьей деревни. Так они обходили одну деревню за другой, пробовали всех женщин и обменивались впечатлениями. Попутно они выяснили, что женщины умеют рожать детей, из которых вырастают люди -- мужчины и женщины. Один раз они встретили в лесу Человека-жабу. Человек-жаба жил в лесу один, он ненавидел людей. Видимо, чтобы досадить людям, он рассказал демонам, почему появляются дети. Демоны ему сперва не поверили. Они поверили, что от совокупления женщины беременеют, только когда слова Человека-жабы подтвердил один деревенский дурачок, которого демоны поймали и допросили. Они решили, что дурачок не умеет колдовать, поэтому не опасен. Но на всякий случай, после допроса, они его съели. Остальных мужчин демоны по-прежнему предпочитали обходить стороной. Демонам пришла в голову идея заставить женщин рожать других демонов. Сами по себе демоны не умели размножаться -- их было ровно столько, сколько породила Великая Праматерь -- десять. Зато они были бессмертны.
   Демоны начали охоту на женщин. Ни на что другое они время не тратили. Они выбились из сил, отощали, по коже поползли черные тараканы, волосы кишмя кишели вшами, тестикулы от частого совокупления разбухли, и демоны ходили еле-еле -- в раскоряку. Но женщины все не кончались и не кончались. Хуже того, женщины стали им оказывать сопротивление -- кому же охота совокупляться с такими вонючими уродами. Уставшие демоны вдесятером едва могли справиться с одной женщиной. И вот однажды, бредя по лесу в поисках пристанища, они набрели на одинокую хижину на берегу реки Пурус. Конечно, в те времена река называлась иначе, но теперь даже старики не помнят ее настоящего имени. В хижине жила старая престарая колдунья. У нее было две дочери, но когда пришли демоны, дочерей дома не было -- они ушли в соседнюю деревню за едой. Колдунья была очень голодна, дочери ей почти ничего не приносили, так как они успевали по дороге съесть то немногое, что им удавалось достать в деревне. Да и люди, ненавидевшие злую колдунью, давали девушкам еды совсем чуть-чуть, поскольку не хотели, чтобы дочери делились с матерью. Демоны, увидев колдунью, не подумали, что перед ними женщина -- так стара и безобразна она была. Они даже не приняли ее за человека. Сколопендра да и только, подумали демоны. Сколопендр они не боялись, укус сколопендры демонам не страшен. Они разговорились со старухой. Она умела вырывать черных тараканов, вычесывать из волос вшей и знала травы, которые залечивали яички. Демоны несказанно обрадовались, встретив такую знающую колдунью. По дороге они набрали немного личинок из сгнившей древесины. Они предложили личинок голодной колдунье, она, в обмен, вылечила их от тараканов, вшей и многих других болезней, которыми были больны демоны. Потом она спросила, чего они ищут на Земле.
   "Мы хотим совокупиться со всеми женщинами, -- искренне ответили благодарные демоны. --Чтобы на Земле жили только наши дети." "Я помогу вам, -- сказала колдунья, --если вы пообещаете меня кормить". Демоны дали свое согласие. Колдунья давно уже замышляла, как бы отомстить людям, ведь она ненавидела их не меньше, чем Человек-жаба. Колдунья научила демонов, что перво-наперво им нужно выследить Человека-ягуара. Занятие это довольно опасное, но демоны ради женщин были готовы на все. Потом демоны должны были дождаться, пока Человек-ягуар не поймает какого-либо мужчину-индейца и не съест его. Но это еще не все. Демонам следовало дождаться, пока Человек-ягуар не переварит съеденного индейца и не испражнится. Испражнения надо собрать в кучу и в полнолуние положить под мескитовое дерево у воды. Желательно, чтобы экскременты были свежими, поэтому Человека-ягуара нужно выслеживать ближе к полнолунью. Затем старуха рассказала, что демонам делать, после того как они приготовят необходимые экскременты.
   Демоны выполнили задание старухи. Куча экскрементов была собрана под мескитовым деревом, демоны встали вокруг нее в круг и принялись подергивать за свои, пардон, детородные органы -- так, как они часто делали у себя на Луне. В этот момент на кучу, пардон, дерьма (Бенедикту надоело выговаривать слово "экскременты") слетелось огромное количество мушек-гнилушек. Их были тысячи, если не миллионы. Когда все мушки уселись на кучу, демоны разом испустили семя прямо на мушек. Ведь они-то знали, что старуха-колдунья на одну полнолунную ночь превратила всех женщин и девушек в мушек-гнилушек. Так демоны за один раз оплодотворили огромное количество женщин. В следующее полнолуние они снова собрали испражнения Человека-ягуара, колдунья опять превратила женщин в мух, и демоны оплодотворили еще добрый миллион женщин.
   Так, за один год, демоны оплодотворили всех женщин, злая же колдунья весь год питалась отборными личинками и древесными грибами. Демоны кормили ее как и обещали -- до отвала. Когда на Земле не осталось ни одной неоплодотворенной женщины, демоны вернулись к себе на Луну, откуда с радостью наблюдали, как подрастают их дети. Но радость их длилась недолго: научившись плодиться демоны утратили бессмертие, и тех десяти демонов уже давно нет на свете. Вот, собственно, и все что я знаю...
   Бенедикт попросил банку минералки. Получив, хлебнул прямо из нее, хотя Шишка принесла ему чистый стакан.
   --Мушки-гнилушки, это...
   --Microsepsis parmilata, --пояснил он Цансу.
   --А, ясно... -- Услышав латинское наименование легендарных мушек, Цанс, безусловно, понял, в чем подоплека мифа. Но нам не сказал.
   --Ну и в чем мораль? --спросил я. --В том, что мы произошли от лунатиков?
   --Вот так новость! --воскликнул Брубер с сарказмом. --Лучшая новость со времен открытия, сделанного господином Дарвином. Демоны-лунатики будут поприличней обезьян. Я всегда задавал себе вопрос, почему Дарвин, открыв свой замечательный естественный отбор, не наложил на себя руки. Какая-такая радость -- происходить от обезьян? Но нет, наоборот, он так яростно отстаивал свою теорию, будто бы от нее зависело спасение всего рода человеческого. И человечество наше оказалось подстать Дарвину -- слопало обезьянью науку, как ваши индейцы -- тех паукообразных обезьян. Впрочем, это безразличие только подтверждает, что человек действительно произошел от обезьяны. А, ну их... -- и Брубер махнул рукой на человечество.
   Его все дружно проигнорировали. Бенедикт обратился к Цансу:
   --Профессор, вспомните легенду, которую я рассказывал на семинаре, где выступал господин Брубер. В тот раз я рассказал легенду о происхождении индейцев-кивара...
   Цанс вскочил:
   --Да-да, я догадался! Колдунья обманула демонов, своих дочерей она не превратила в мух. Кивара произошли от ее дочерей, поэтому моролинги, в отличие от всех нас, так сказать, природные земляне. Их генотип не был разбавлен демонами-лунатиками. Вы это хотели сказать?
   --Это хотели сказать морлинги, передав историю о своем происхождении через болтливых кивара-муравьедов. Кивара-муравьеды служили моролингам своего рода связью с остальным миром. Думаю, моролинги специально подогнали сюжет так, чтобы муравьеды считали моролингов своими родственниками. Иначе моролингам было бы затруднительно использовать муравьедов в своих целях.
   --Вы так говорите, будто сами верите во все эти легенды, --недовольно проговорил Брубер. --У каждого народа есть легенда, доказывающая чистоту собственной расы. Ваши кивара-моролинги-муравьеды -- ни в коем случае не исключение. Причем, не исключение в обоих смыслах -- они и легенду подходящую имеют, и они -- не чисты, как бы ни старались доказать обратное.
   --Вполне благопристойная точка зрения, --прокомментировал Цанс.
   --Прям хоть сейчас на передовую страницу какой-нибудь газеты глобалистского направления, -- поддакнул Бенедикт. --Чья теперь очередь?
   Словно в ответ, у Рунда сработал комлог. Мирно дремавшие на своих постах охранники встрепенулись, услышав посторонний звук. Комлог Рунда прогудел неожиданно громко и как бы новым, одиннадцатым лицом.
   Рунд ответил. Сказал пару раз "да", потом -- "я понял".
   --Какие новости? --осведомился Виттенгер.
   --Никаких, -- ответил директор, но вид у него был озабоченный.
   Теперь запищало у меня в кармане. Я переключил звук на наушник.
   --Ты там один?
   --Нет, но говори.
   --Я подумал, тебя это заинтересует. Те два "Панцерфауста", о которых я давеча говорил, уже готовы, начинаю монтировать. С тебя, как мы и договорились...
   --Ты спятил, -- перебил я Дуга. --На черта мне они?
   --Пригодятся. Мне только что под большим секретом сообщили, что в городе обнаружили моролингов.
   --Что ты несешь, в каком городе?!
   При слове "город" Рунд резко дернулся в мою сторону. Я поднял руку.
   --Рунд, я вам не мешал.
   Он остановился.
   --Там у тебя Рунд?! -- забеспокоился Дуг. --Предупреждать же надо! Так что, не монтировать?
   --Не надо. Отбой.
   Я повернулся к Рунду.
   --В каком городе?
   --Он у нас один, --кратко ответил тот. --Отсюда не видно.
   На этом все объяснения закончились.
   --Думаете, не у кого узнать? Эй, Бенедикт, что здесь за город?
   Бенедикт засопел. Его неприязнь к Рунду пересилила неприязнь ко мне и он ответил:
   --Это не город. Это место под названием "Город". Зачем он вам?
   --Говорят, там обнаружили моролингов.
   Фраза произвела эффект. Все заерзали, кто-то охнул, кто-то ойкнул (Шишка или Катя -- не уловил), охранники зачем-то расчехлили бластеры. Брубер взял одну из коньячных бутылок, посмотрел на просвет, найденные остатки коньяка допил из горлышка.
   --Туфта, --сказал Рунд. -- Ложная тревога.
   --Дались они тебе... --недовольно пробормотал Виттенгер.
   --А я бы взглянула! --с энтузиазмом воскликнула Шишка. --Полетели!
   Цанс направился к окну.
   --Надо дождаться рассвета, -- сказал он. --Интересно, как их смогли найти в такой темноте.
   --Наверное, инфракрасным... -- предположил я и спросил у Кати: --И часто вы их таким образом находите?
   --Не часто, --мотнула головой она.
   --Сколько еще до рассвета?
   Она взглянула на часы.
   --Часа три.
   --Как раз успеем подготовиться.
   Виттенгер возразил:
   --Ты забыл кое-что. Рассвет на Ауре -- это далеко не утро. Фактически мы полетим на ночь глядя. Давай подождем до завтра. Если информация подтвердится, полетим с утра.
   --Полковник, вас никто не приглашает. Можете идти спать хоть сейчас, только не проспите Бенедикта. Вы, наверное, забыли --вам его завтра депортировать. На господина Рунда вы его не оставите, поэтому мы полетим смотреть моролингов без вас.
   Мое напоминание его расстроило. Виттенгеру не меньше моего хотелось посмотреть на моролингов, о которых он так много слышал за последнее время. --Или со мной, -- вдруг заявил Бенедикт.
   --Об этом не может быть и речи! -- ответили Рунд и Виттенгер, перекрикивая друг друга. Они не сразу поняли, что говорят одно и тоже.
   Рунд приказал охраннику проверить обстановку на третьем этаже. Тот доложил, что обстановка в целом без изменений, но любопытные туристы устали ждать и уже не так зорко бдят, как раньше. Рунд ответил, что он тоже устал ждать непонятно что, и приказал вести Бенедикта в номер. Виттенгер согласился, хотя его никто не спрашивал. Обычно, когда инспектора никто не спрашивает, он возражает.
   Я проверил камеры наблюдения, объяснил инспектору, как ими пользоваться и проследовал к себе. С того момента, как у Бенедикта прорезался голос, я все записывал. В номере я прослушал часть записанного, кое-что заглушил стук вилок о тарелки, особенно под конец -- когда тарелки опустели, а накладывать в них стало нечего.
   От Яны пришло небольшое послание:
  
   Привет, как ты? Моролинги не съели? Взгляни на этот файл, нашли в компьютере Корно, он его плохо расквантовал, поэтому удалось собрать. С другими расквантованными файлами прогресса никакого. Амирес рассортировал недоделанные игровые файлы, там куча новых задумок, в том числе и продолжение "ШДТ" с Тутунхамонами и древними греками, весьма атлетично сложенными. Так вот, в том файле ты найдешь тридцать два названия тридцати двух литературных произведений: романы, повести и сценарии. Все они присутствуют в библиотеке Корно. Автором шестнадцати является Эдуард Брубер. Я понимаю, что ты подумал: свои шестнадцать Брубер перекатал с чужих шестнадцати. Оставь это -- все проверено, плагиата нет. В списке нет "Моролингов". При случае спроси у Брубера, что он по этому поводу думает. О письме с кадром из фильма еще не спросил? Ладно, держись там, от всех привет, мы тебя ждем, пока.
  
  
   Яна закончила тараторить.
   Я просмотрел присланный файл: тридцать два названия и имена авторов соответствующих произведений. И ничего больше.
   Спроси у Брубера... А он ответит?
   К счастью через час ситуация сложилась так, что Бруберу пришлось ответить.
   Пока я сочинял ответное послание, ко мне в номер по очереди зашли Цанс, Вейлинг, Шишка и Брубер -- все четверо с одним и тем же тайным планом: как рассветет, лететь к Городу вдвоем. Я спрашивал, а почему, собственно, они обращаются ко мне. Они отвечали, переходя на шепот: "Ну вы же сами понимаете..." -- и помахивали руками, изображая цыплят с общипанными крыльями. Шишка для наглядности еще и погудела: "Уууу-жжж." Я сказал ей, что с таким звуком -- "уууу-жжж" -- флаеры падают, когда срываются в штопор. Она ушла охая и жужжа, как раненая пчела.
   В принципе, я взял бы всех четверых, но существовали два препятствия. Во-первых, я, как и они, не знал, где находится Город. Автопилот и карта даже на Фаоне не всегда выручают. Брубер сказал, что Город он видел, но не смотря на это штурман из него плохой.
   Во-вторых, мой флаер был четырехместный, причем, строго четырехместным, то есть сзади находилось не сидение а la диван, а -- как в "Мак-Ларене" -- два одиночных кресла, между которыми не втиснулась бы и Яна. Правда, в отличие от "Мак-Ларена", пилотских кресел было два. Если бы вместо Брубера ко мне обратился Виттенгер, то Шишку можно было бы пристроить к нему на колени. Шишка была бы только рада. И напротив, всякая попытка соединить любых двоих из тройки Вейлинг, Цанс, Брубер, боюсь, закончилась бы потерей либо для науки, либо для виртуального бизнеса, либо для литературы.
   Поразмыслив, я позвонил Бруберу и предупредил, что бы тот ждал меня в номере, один.
  
   Закрывая за мною дверь, он высунул голову в коридор. Эта предосторожность была излишней -- прежде чем постучать, я убедился, что слежки нет.
   --Вы согласны? -- спросил он с придыханием.
   Я промедлил, вспоминая, о чем он меня просил, кроме полета к моролингам.
   --Только одну поездку, -- ответил я осторожно. --И с одним условием.
   --Я весь превратился в слух!
   --Желательно, чтобы потом вы стали словом.
   --О, к этому мне не привыкать, -- сказал он беспечно, -- слушаю вас.
   --Мне нужен ваш комментарий вот к этому письму...
   Брубер рассматривал кадр из "Жизни и смерти Роберта Грина" долго и внимательно, словно проверяя подлинность картины. Когда он закончил, его лицо уже не было таким дружелюбным.
   --Откуда у вас это письмо?
   --Из почты Чарльза Корно. Он сохранил его после отправки.
   Брубер заново изучил оболочку. Долгая проверка означала, что он опасается, не скопировано ли письмо из его почты.
   --Это новый метод в журналистике -- лазить в чужую почту?
   --Корно убит. Это достаточный повод, чтобы интересоваться теми, с кем он вел переписку.
   --Разве вы из полиции?
   --А разве вы никогда не сталкивались с такой вещью, как журналистское расследование?
   Он хлопнул в ладоши.
   --Ха, как я мог забыть! Вознагражденье! М-да, каждый зарабатывает, как умеет. И не стыдно вам читать чужие письма?
   --Стыдно, а что делать?
   --Не читать, очевидно.
   --Хорошо, это письмо будет последним. Впрочем, тут и читать-то нечего. Зачем он прислал вам этот кадр?
   --Здесь нет никакого секрета. Насколько я помню, Корно готовил игру на какую-то средневековую тему. Вы, вероятно, уже выяснили, что сценарий к "Жизни и смерти Роберта Грина" писал я. Чарльза интересовало, какие ошибки допустил режиссер подбирая костюмы, декорации... Игра такая есть -- найдите десять ошибок... Он почему-то решил, что я что-то смыслю в средневековых нарядах. Должны быть еще кадры, но я их, наверное стер.
   --Вы ему ответили?
   --Да, ответил, что не компетентен.
   --Ответного письма не нашли.
   --Зачем его сохранять? Разве что как признание автора в том, что он некомпетентен в средневековой истории, хотя писал сценарий на соответствующую историческую тему... Думаю, Корно поступил тактично, стерев то письмо.
   --А у вас оно сохранилось?
   Брубер возмутился:
   --Это похоже на допрос!
   --Но вы же хотите слетать к моролингам!
   --Я его стер. Теперь довольны? Или есть еще вопросы?
   Распечатанный "список тридцати двух" лег перед ним на стол.
   --Что это? --спросил он, не прикасаясь к бумаге.
   --Этот список нашли в закодированных файлах Чарльза Корно. Половина наименований вам, безусловно, знакома. Как вы полагаете, зачем Корно составил этот список?
   --По-моему вы сами способны сделать вывод, -- наставительно произнес Брубер. -- Сюжетные компьютерные игры требуют сюжета. Корно, вероятно, вел переговоры со всеми этими авторами.
   --И с вами?
   --Ничего конкретного. Можно сказать, что нет. На большую часть моих произведений права принадлежат не мне.
   Похоже, отбился. Я зашел с другой стороны:
   --Странно, что в списке нет "Моролингов"...
   --Абсолютно ничего странного. Кому принадлежат права на эту книгу написано на второй странице. В данный момент бессмысленно просить переуступить часть прав -- ими уже есть кому воспользоваться.
   --Откуда вы знаете, что у Корно есть ваша книга? Или хотя бы вторая страница...
   Брубер готов был взвыть.
   --Должна быть! Он собрал шестнадцать моих опусов, должны быть и "Моролинги". Да и какая вам разница! Ну пусть не со второй страницы он узнал... из моего локуса мог узнать, откуда угодно мог узнать, черт вас побери!
   Не слушая его крик, я раздумывал, почему он не вспомнил, что подписал "Моролингов" для Корно. Или он их подписал для кого-то другого, а тот другой передал книгу Корно...
   --Вы лично с ним встречались? -- спросил я, когда он, наконец, утих.
   --Катитесь прочь!
   Я послушно встал.
   --Постойте, я вспомнил. Корно приходил на презентацию "Моролингов". Я подписал ему книгу. Больше мы не встречались.
   Очевидно, он сообразил, откуда я взял книгу с автографом. Я решил дожимать:
   --А с Бенедиктом до того памятного семинара?
   --Спросите у него!
   --Он не летит к моролингам, -- напомнил я.
   Брубер не мигая смотрел сквозь меня.
   --К ним никто не летит, -- прохрипел он. --Никто. Прощайте.
   --В восемь на стартовой площадке, -- сказал я, забирая со стола "список тридцати двух".
   Из своего номера я позвонил Дугу предупредить насчет флаера. Он перезвонил без четверти восемь, унылым голосом сообщил, что "всё путем". Его слова я перевел так: флаер к полету готов, излучатели он не навесил, отчего сильно расстроен, поскольку десять тысяч на дороге не валяются.
   Затем я позвонил Цансу.
  
  
  
  
  
  
  
   27
   Брубер ждал меня на посадочной площадке авиабазы "Ламонтанья", прячась между треугольными кронштейнами. Конструкцией они напоминали контрфорсы, но в противоположность контрфорсам, кронштейны не подпирали стену, а поддерживали крышу, будучи одной стороною прикрепленными к скале, другой -- к посадочной площадке. Двери лифтов и лифтовые шахты находились в крайних кронштейнах.
   --Пока я вас тут ждал, один неприятный тип три раза спросил, чего мне здесь надо.
   Вероятно, он говорил о Дуге или о старшем авиационного звена.
   --Все нормально, это были свои.
   --А это тоже свой? --он показал мне за спину.
   --Я с вами, --сказал подошедший Цанс. --Вас Федр не предупредил?
   --Да я, собственно, не против, --любезно ответил Брубер, понимая, что спорить бесполезно. --Господин Ильинский, между нами, кто-нибудь еще придет?
   Говорить "нет" было поздно: на площадку выскочил Виттенгер. Не замечая нас, он пробежался взад-вперед, потом плюнул от отчаяния и повернул назад к лифту. Тут он увидел нас.
   --Далеко собрались, господа?
   --Воздухом подышать, --ответил Цанс.
   --Хм, воздухом...Я понимаю, почему вы здесь стоите. Флаер прилетит сюда на автопилоте. Ну что ж, и я подожду вместе с вами. А ты вынь руки из карманов -- а то я подумаю, что ты можешь командовать автопилотом прямо из кармана.
   Я пошевелил пальцами и вытащил руку.
   --Дело сделано, полковник. Мой флаер вам не достанется. Мы полетим на местном, сейчас его подадут.
   Один из посадочных дисков дал по краю трещину и пошел вниз. Через минуту он всплыл вместе с Дугом и флаером, в котором я с трудом узнал купленную вчера машину: флаер покрывали какие-то пятна желто-зеленого цвета, опознавательные знаки и номера были старательно замалеваны.
   --Фокусник, да? --обозлился Виттенгер. --Что это за чучело?
   --Сами вы... Полковник, мне сейчас не до вас, поверьте.
   Я забрался в кабину. Дуг стал инструктировать меня, как без потерь долететь до Города. Он ввел маршрут в автопилот, потом показал по карте куда нам предстоит лететь. Еще дал пару полезных советов по поводу воздушных потоков, микроциклонов и прочих прелестей ауранской атмосферы.
   --К машине, --выглянув из кабины, скомандовал я пассажирам.
   Инспектор последовал за ними. Не обращая на него внимание, я склонился над приборами.
   Сзади послышалась возня.
   --Полковник, как вы надоели...-- я осекся: в кабину влезал Вейлинг. Я заорал: --Виттенгер, выкиньте его, я подарю вам флаер...
   Виттенгер послал меня весьма неприличным образом. Затем развернулся и зашагал прочь. Вейлинг взмолился:
   --Ну пожалуйста...
   Как пить дать растрепет, -- подумал я и согласился. Брубер так скрежетнул зубами, что мороз пошел по коже.
   Мы стартовали строго на юго-запад.
   Брубер сидел рядом со мной, Цанс -- позади меня, рядом с Вейлингом. Через три минуты после старта флаер погрузился в облака. Автопилот не спешил их пробивать, ведь ему было все равно -- что в облаках лететь, что под ними. А мне было не по себе, но перенастроить автопилот я не решался. Брубер открыл карту на бортовом экране, и, по его словам, "изучал местность". Я умолял его не трогать кнопки, чтобы не дай бог не вывести что-нибудь из строя. Цанс, убедившись, что со своего места карту ему не разглядеть, присоединился к моим призывам. Брубер нехотя подчинился. Карта осталась на экране, но к кнопкам он больше не прикасался.
   Вейлинг раз в две минуты спрашивал, когда закончатся облака. Я отвечал, что все так и задумано -- облака скроют нас от моролингов, и мы нагрянем к ним, как снег на голову. Сначала он верил, потом взглянул на альтиметр, увидел там пять тысяч метров и ехидно поинтересовался:
   --У моролингов оптические бинокли или электронные?
   --У них зрение, как у кондора, --ответил ему Цанс. Неизвестно почему, он считал, что таким ответом он внес ясность.
   Внутренности слегка приподнялись -- это автопилот дал команду на снижение. Я переключил автопилот в "пассажирский" режим, флаер стал снижаться более плавно.
   Внизу возникло что-то темное и кучерявое.
   --Еще что ли облака?! --возмутился я.
   --Нет, это сельва! --с восхищением воскликнул Цанс. --Вот она какая!
   --Какая такая? --спросил Вейлинг.
   --Солнце разогревает поверхность и водяные пары начинают подниматься выше деревьев. Но скоро пар исчезнет, дайте только солнцу взойти повыше.
   Брубер опять протянул руку к экрану.
   --Вы же обещали...
   Но он успел что-то нажать. Ничего страшного не произошло, просто географическая карта сменилась полетной.
   --Ого, да мы не одни! --воскликнул он.
   На карте светилась точка в восьмидесяти километрах позади нас. Точка нагоняла перекрестие, которое изображало наш флаер. Я устроил Бруберу выговор:
   --Если бы вам срочно не понадобилась карта, мы бы их заметили еще бог знает когда.
   Но у занудливого Брубера нашлось, что возразить:
   --Если бы я вас послушал и не включил полетную карту, мы бы так и не узнали, что нас преследуют.
   Я вышел на частоту флаеров "Ламонтаньи".
   --Виттенгер, вы там?
   --Там это где? --потрещав настройкой, ответил инспектор. Потом вклинился Дуг:
   --Привет, ты что, уснул? Или забыл, как пользоваться радаром?
   --Ты лучше выброси своего пассажира за борт и лети назад.
   Инспектор заорал:
   --Ты, идиот неблагодарный! За тобой гонится Рунд. Я испугался, кабы чего не вышло. За тебя, идиот, испугался, ты понял?
   Неловко получилось...
   --Полковник, извините... Дуг, там кроме вас двоих еще есть кто-нибудь?
   --Охранник с турбазы... Полковник, да уберите же бластер!
   --Дуг, ты меня слышишь? -- кричу я. --Я имел в виду не полковника.
   Теперь сразу три человека обозвали меня идиотом.
   --Почему Рунда нет на радаре? --спросил Брубер.
   --У него есть шапка-невидимка...-- я переключил экран на задний обзор. --Разрешаю вам крутить вот эту ручку. Найдите флаер Рунда.
   --А вы?
   --А я выключаю автопилот...
   Флаер стало раскачивать из стороны в сторону. Я старался, чтобы в среднем он придерживался маршрута, выбранного автопилотом. Брубер никак не мог обнаружить Рунда.
   --Эй, Дуг, как ты там?
   --Всё путем.
   --Поищи Рунда впереди себя.
   --Слушай, я тебя предупреждал, в ваши игры я не играю... --послышалась возня и чертыханье. --...Полковник, не трогайте автопилот, зачем вы его включаете?
   В наушниках все стихло.
   --Что там у них происходит? --настороженно спросил Цанс.
   --Виттенгер делает Дугу краткое внушение. Чтобы Дуг не отвлекался, а, наоборот, слушал его внимательно, Виттенгер включил автопилот.
   В наушниках снова затрещало.
   --Фред, мы их не видим, -- бодро доложил Дуг и опять отключился.
   --Виттенгер, алло.
   --Сказано же, не видим, --проворчал инспектор.
   --Почему не взяли Бенедикта?
   --Не нужен он тут. С ним два охранника -- Рунда и наш. Они сторожат Бенедикта и друг друга. Пока на турбазе нет ни меня, ни Рунда, ничего страшного не произойдет. Я сообщил в управление Галактической Полиции, что Бенедикт арестован. Люди Рунда его не тронут. Давай, до связи, и смотри в оба.
   Эфир опустел.
   --Вот они, вот они! --истошно заорал Брубер.
   Точно так орал один пилот, которому привиделась сапиенская летающая тарелка. Пассажиров тогда чуть кондрашка не хватила.
   --Где?
   --Вот, --тыкал он в экран. --Позади, над нами. Прячутся в облаках. Опять пропали...
   Я успел разглядеть темный треугольник среди разрывов облаков. Следовательно, нам нужно прижаться к земле...
   Флаер послушно спикировал.
   --Может, здоровье дороже? --крайне неуверенно высказал предположение Вейлинг.
   Я ответил ему, что его тут вообще нет и добавил, что мы захватили только три парашюта.
   --Пилот обязан пожертвовать парашютом ради пассажира, --ответил он.
   --Они все равно видят нас на радаре, --вставил Цанс.
   Сельва надвигалась рыхлой, пушистой массой. Кое-где сверкнула вода.
   --А вот и Город, -- Брубер указал на горизонт.
   На наших глазах из сизо-зеленого лесного месива вырастали исполинские трапециевидные скалы с ровными, плоскими верхушками. Словно какой-то ребенок ростом с Вершину Грез прошелся по сельве, расставляя тут и там куличики из глины. Сканер показывал, что высота "домов" в Городе колеблется от двухсот до восьмисот метров. Я снова снизил высоту и сбавил скорость. Теперь, чтобы видеть нас на радаре, Рунду придется сохранять высоту в несколько километров.
   Я связался с Виттенгером через комлог.
   --Полковник, вы нас видите?
   --Ну видим.
   --Отлично. Нагоняйте и держитесь над нами. Как нагоните, одновременно со мной выключите оповещение "свой-чужой". Если Дуг скажет, что это невозможно, вы знаете, как поступить...
   --Знаю. Но, по-моему, он уже готов к сотрудничеству.
   --Скажите ему спасибо от меня. Короче, вы поняли идею: Рунд должен перестать различать нас. Потом я уйду вниз, а вы летите над Городом.
   --Ладно, попробуем.
   Дуг нагнал нас без труда. Некоторое время мы летели вместе, потом, отключив сигнал "свой", я направил флаер между двумя "домами". Улицы в Городе были достаточно широкими, я планировал добраться до того места, где обнаружили моролингов, "дворами". Я сбавил высоту до минимума, деревья проплывали в нескольких десятках метров под нами. Иногда впереди возникали клубы тумана, и мне приходилось снова набирать высоту.
   --Смотрите, точь-в-точь ваш термитник, --Вейлинг попытался обратить мое внимание на вытянутую скалу, высотою около трехсот метров.
   --Откуда ты знаешь, что я живу в термитнике?
   --Случайно узнал.
   Такой ответ я счел абсолютно неудовлетворительным.
   Из Брубера вышел бы неплохой штурман. Он деловито указывал "направо", "налево", "осторожно, тупик". Мы петляли по Городу как заправские таксисты. Но однажды он забыл скомандовать "вверх".
   По флаеру что-то жестко хлестнуло. Как назло, в этот момент я влетел в туман и потерял горизонт. Я сбавил скорость, потянул штурвал, но машина не подчинялась. Флаер принял еще один удар, потом еще...
   --Допрыгались... --это было последним, что я услышал перед падением. Говорил, по-моему, Вейлинг.
   Несколько секунд нас страшно трясло и швыряло во все стороны. Переваливаясь с ветки на ветку, флаер быстро добрался до того, что в туристическом путеводителе назвали бы поверхностью, но в действительности это было болото.
   На нас навалилась тишина.
   --Все живы? --спросил я.
   --За всех не поручусь, но я, кажется, жив, -- сказал Брубер и стал ощупывать локти и колени. --Даже цел, как ни странно.
   Сзади заохали. Я отстегнул ремни и обернулся.
   --Профессор?
   --Жив, -- прошептал Цанс. Он сидел недвижно, с закрытыми глазами, крепко вцепившись в подголовник моего кресла.
   --Вейлинг?
   Трехэтажный мат в мой адрес был признан на тот момент лучшим ответом.
   --Вылезаем, --скомандовал я. --И не забываем вещи.
   Поочередно мы выбрались на обрубок правого крыла. Судя по осадке здесь было не глубоко -- не больше полуметра. Левое крыло застряло где-то наверху в ветвях.
   --Мы не горим? --спросил Брубер, принюхиваясь.
   Над двигателями начинал струиться голубоватый дымок.
   --Горим, -- кивнул я.
   Все как по команде попрыгали в воду и побежали. Первым бежал Вейлинг. Не размышляя, куда он бежит, мы следовали за ним. Таким образом пробежали метров пятьдесят, пока флаер не скрылся за болотным кустарником.
   Вейлинг, задыхаясь, рухнул на какой-то куст. Если бы он рухнул от бессилия, то не выбрал бы куст, а упал бы, где стоял -- в воду. Брубер подковылял, держась за сердце. Последними подошли мы с Цансом. Одной рукою я поддерживал престарелого профессора, в другой тащил рюкзак с походным барахлом. Почему-то я заранее решил, что вернусь на турбазу не скоро.
   Этого следовало ожидать: как только мои бывшие пассажиры пришли к выводу, что кроме синяков и ссадин, других повреждений у них нет, они устроили мне разбор полетов.
   --Ильинский, вы, кажется, сказали, что вы опытный пилот, -- заметил Цанс.
   --Так оно и есть. Я опытный пилот, но не летчик-истребитель. Я только вел машину, за приборами следил Брубер. Определить расстояние на глаз на Ауре невозможно.
   --Вы намекаете на высотомер? Что он по-вашему мог показывать в двадцати метрах над деревьями?
   --Вот-вот... двадцать, говорите, а оказалось -- ноль, --встрял Вейлинг.
   Брубер возмутился:
   --Посадили бы за приборы Цанса, он -- физик.
   --Сказали бы раньше, что не разбираетесь в цифрах -- сел бы, --отшил его физик.
   Я приказал всем замолчать. Нам пора было сориентироваться. Я посмотрел по сторонам. Вокруг возвышались деревья, уходя кронами в небо. Голые стволы опутывала склизкие, мохнатые лианы. Из зеленой воды, покрывавшей вязкую почву, там и сям выпячивались хищные кусты с желтыми цветами. На одном из таких кустов примостился Вейлинг.
   --Вы бы слезли с него, --посоветовал я.
   Он попробовал оторвать задницу.
   --Прилип!
   Перед полетом мы все облачились в защитные комбинезоны с вентиляцией и охлаждением. Если надеть шлем, то комбинезон превращался в скафандр средней биологической защиты. Шлемы мы не надевали, и они болтались за затылком. Не сговариваясь, мы схватили Вейлинга кто за что успел и вырвали его из лап хищного растения. К счастью, зеленые когти не прорвали комбинезон, но поцарапали Вейлингу щеку, когда он вертел головой, пытаясь рассмотреть, кто его держит.
   Антибиотики из аптечки, которую я не забыл прихватить с турбазы, я ввел Вейлингу прямо в шею, поскольку другие мягкие места скрывал комбинезон. Иммунно-модуляторы и прививки от всех ауранских зараз путешественники получают на Терминале Ауры, но чем черт не шутит...
   --Вас мама в детстве не учила... --я приступил к воспитательной беседе, но Цанс меня остановил:
   --Оставьте, он еще не пришел в себя.
   Над головою загоготала какая-то местная тварь, я вскинул голову и остолбенел. Кроны деревьев совершали плавное, равномерное покачивание по кругу, друг за другом, как бы в хороводе. Безоблачный пятачок неба смотрел на нас с каким-то скрытым коварством.
   Меня прошиб холодный пот. Следуя поднебесному хороводу, закружилась голова.
   --Что с вами? --обеспокоено спросил Цанс. --Вам плохо?
   --Нет, просто показалось...
   --Микроциклоны, --сказал Брубер, вскинув голову. --Ничего страшного.
   Знал ли он то, о чем писал?
   Я спросил:
   --Вейлинг, ты читал роман "Моролинги"?
   --Нет... извините, -- это он писателю. -- А что вы хотите этим сказать?
   --Пойдете первым, налегке. Берите нож и расчищайте дорогу.
   Брубер тайком усмехнулся.
   --Погодите, надо сперва решить, куда идти, --взмолился Вейлинг.
   --Вон туда, -- не глядя показал пальцем Брубер. Он смотрел на дисплей топометра.
   Вейлинга охватила истерика.
   --Вы все с ума по сходили. Надо звать на помощь. Немедленно!
   --Объясните ему, я устал, --сказал я Бруберу.
   --Не известно, кто нас первым запеленгует --Рунд или Виттенгер. Господин Ильинский именно это имел в виду. Я тоже считаю, что пока не стоит звать на помощь, но по другой причине.
   --Не соблаговолите изложить?
   --Охотно. По моим данным моролинги в полукилометре отсюда, у подножия одного из "домов". Нельзя их спугнуть.
   --Так-так, --вмешался Цанс. --Вы что-то от нас скрываете. Во-первых, откуда вам известно, где находятся моролинги. Что значит "по моим данным"? Они другие, нежели у нас? Во-вторых, неужели у моролингов есть пеленгаторы. Иначе, что значит "спугнуть"? В-третьих...
   --Профессор, не спешите так, --прервал я Цанса. --Господин Брубер объяснит нам все по дороге. Какой там азимут?
   --Двести десять, --ответил Брубер.
   --Вейлинг, ты слышал?
   --Слышал.
   --Тогда, вперед. Вы, господин Брубер, идите следом. Потом вы, профессор. Последним пойду я, буду следить, чтобы никто не отстал.
   Мы распределились и пошли. Скромные пожитки и тем более один единственный бластер, я никому не доверил. Вейлинг не проявлял должного энтузиазма, шел вяло, заросли чистил только для себя. Отстать от него мы не боялись. Вообще, по-моему, только Вейлинг боялся встречи с моролингами больше меня. А может -- и меньше -- раз он не читал "Моролингов". Профессор и писатель то и дело останавливались, чтобы получше рассмотреть какое-нибудь растение или животное. Оба не были биологами, поэтому задачу перед собой поставили минимальную: научиться отличать ауранских животных от растений. Брубер обозвал кого-то "тварью". Между ними возник спор, следует ли называть тварями только животных, или растение -- это тоже тварь. Строгому смысловому анализу была подвергнута фраза "каждой твари по паре". Выходило, что твари должны быть обязательно разнополыми.
   Спор прекратился, когда одна из местных тварей, смахивавшая на шестиногого попугая или крупную пернатую саранчу, напала на Брубера сзади. Я подскочил и отогнал тварь ножом. Цанс причитал: "только не убивайте, только не убивайте". Кстати, Брубер рисковал попасть под нож больше, чем шестиногий попугай, но, кажется, Цанс имел в виду как раз попугая. Потом они заспорили по поводу моролингов. Брубер говорил, что моролингов надо предоставить самих себе и изучать по мере возможности. Цанс утверждал прямо противоположное -- моролингов надо изучать, но, по мере возможности, не трогать.
   Бруберу было поручено время от времени окликать Вейлинга, а Вейлингу -- откликаться. Вскоре эта перекличка надоела и тому и другому.
   --Как ваша аллергия? --спросил меня Цанс.
   Он уже знал, что у меня на все планеты, кроме Фаона и Земли, стойкая аллергия.
   --Нос заложило, -- признался я.
   --Пахнет дымом, --обрадовал он меня.
   Я встал как вкопанный. Брубер плелся чуть впереди. Я зашипел ему:
   --Эй, писатель, стойте.
   Он остановился.
   --Где Вейлинг?
   --Там, --он указал на заросли шипастого бамбука.
   --Вы уверены?
   Он пожал плечами. В зарослях точно кто-то шевелился, даже мелькала серая верхняя часть комбинезона в пятнах грязи.
   --Дайте ваш комлог, --велел я Цансу.
   Он подал, потом открыл рот, чтобы спросить, зачем мне его комлог. Я размахнулся и бросил комлог в сторону серого пятна, целя чуть выше.
   --Вы там спятили?! --Из ветвей показалась физиономия Вейлинга. Он потирал затылок. --Ильинский, ваша работа?
   У меня отлегло от сердца.
   --Почему вы не воспользовались своим? --с любопытством спросил меня Цанс.
   --Ваш тяжелее. Вейлинг, подбери комлог и отдай профессору. Ты перестал откликаться, и мы за тебя испугались.
   Несколько минут мы искали в болотной жиже комлог Цанса. Насилу нашли.
   --Хорошо что водонепроницаемый, --с облегчением сказал Цанс, вытирая рукавом испачканный прибор.
   --Объясните все-таки, зачем нужна была эта комедия? -- продолжал негодовать Вейлинг.
   --Это не комедия, это роман, причем трагический. В романе господина Брубера моролинги по очереди подменяют исследователей, спасшихся после авиакатастрофы. То есть моролинги убивали впередиидущего... -- я многозначительно посмотрел на Вейлинга, --...надевали его одежду и вели оставшихся исследователей по кругу, назад к разбитому флаеру. Так они поступали, пока не перебили всех исследователей.
   Вейлинг окрысился:
   --Значит, вы мною пожертвовали, как самым малоценным.
   --Ну не профессором же мне жертвовать, --ответил я с самой неподдельной искренностью.
   --Спасибо, --сказал мне Цанс. --Однако дымом все равно пахнет.
   --Азимут?
   Брубер улыбнулся и сделал вид, что принюхивается.
   --Сто пятьдесят... нет, стоп, сто пятьдесят три.
   --Вот не подумал бы... --изумленно глядя на писателя, протянул Цанс.
   --Вейлинг, ступайте в... назад.
   Он с готовностью выполнил приказ.
   --Возьми рюкзак, отвечаешь за него головой, --добавил я. --Всем надеть шлемы.
   Метров тридцать мы шли низко согнувшись, еще десять -- на четвереньках. Местами вода была по грудь. Дрожащими от волнения руками я раздвинул стебли шипастого бамбука.
   Флаера не было. "Затянуло", --мелькнула мысль, но я ее сразу же отверг, ведь если бы его затянуло, как бы он тогда дымил?
   Пятнадцать метров ползком по травянистому подъему, и перед нами открылась сухая, утоптанная поляна. Дальше, но на каком расстоянии -- боюсь сказать, возвышалась трапециевидная скала-дом, ее основание закрывали деревья.
   Посреди поляны горел костер, от него шел дым -- обычный дым от горящего дерева, а не от горящей обшивки. Вокруг костра сидело четверо моролингов, потом к ним подошел еще один. Тот, что подошел был невысокого роста, кривоног и с небольшим животом, он сел лицом ко мне. Три моролинга сидели спиной ко мне, одного я видел в полупрофиль. В руках они держали дымящиеся трубки из шипастого бамбука, срезанные шипы напоминали о себе продолговатыми бородавками. Время от времени моролинги вдыхали из трубок дым.
   Отсюда они казались просто очень темнокожими, но к тому времени я столько наслушался о зеленоватом оттенке их кожи, что готов признать -- да, есть в них что-то зеленоватое, --точно так, как в иссиня-черном цвете есть что-то синеватое. Ярко разрисованные маски с перьями закрывали их лица, поэтому по поводу лиц ничего определенного сказать не могу. Скулы -- широкие, ушные мочки оттянуты тяжелыми серьгами из чьих-то зубов. Гладкие черные волосы были зачесаны к макушке и связаны пучком. В общем, индейцы как индейцы. Одежда -- вроде юбок из плотной яркой ткани -- носила кое-какие следы цивилизации, но это ничему не противоречило.
   Цанс и Брубер рассматривали моролингов в бинокли.
   --Прекрасные экземпляры, -- голосом знатока сказал Цанс. Он чувствовал себя чем-то средним между конкистадором и ловцом бабочек. Брубер оставил его замечание без комментариев. Вейлинг стал клянчить бинокль -- свой он в спешке забыл на турбазе. Цанс смилостивился и дал ему посмотреть.
   --У них только ножи, -- сообщил Вейлинг.
   --Почему они так спокойно терпят наше присутствие? --задался вопросом Цанс. --Они не могли не услышать нас.
   --Разве не видите? Они обкурились, -- с довольным видом ответил Вейлинг.
   --Моролинг способен с десяти шагов на слух поразить бабочку из духового ружья, -- не обращая внимание на Вейлинга, продолжал размышлять Цанс. --Они видят краба на дне мутной реки. Но они не видят и не слышат нас.
   --У них есть ружья?! --перепугался Вейлинг.
   --Не ружья... Просто длинные трубки, из них ртом выдувают отравленные стрелы... Писатель, ваше мнение?
   --Вам сейчас его сообщат, --Брубер кивнул в сторону костра. Оттуда приближался один из моролингов -- тот, который подошел последним. Не дойдя шагов двадцати до зарослей, где прятались мы, моролинг остановился и посмотрел точно в нашу сторону. Потом протянул к нам руки ладонями вверх, как бы приглашая пройти с ним и одновременно показывая, что он безоружен. Он показал в сторону костра, затем, как ни в чем ни бывало, вернулся к соплеменникам.
   --Пошли, --резко сказал Брубер. --Не будем смешить туземцев.
   --Не вижу ничего смешного, --насупился Вейлинг.
   Я убрал бластер и поднялся вслед за Брубером. Нашему примеру последовал Цанс. Отпустив нас вперед на десяток шагов, из зарослей выбрался Вейлинг.
   Моролинги продолжали делать вид, будто не замечают нашего приближения. Брубер подошел вплотную к самому старшему и что-то прокурлыкал. Старшинство, видимо, определялось длиною перьев на голове. Старший -- это был сам вождь -- прокурлыкал тоже самое в ответ.
   --Садитесь, --сказал нам Брубер, указывая на примятую траву возле костра.
   --Что вы им сказали? --шепотом спросил я его.
   --Приветствие. И не надо шептать. Шепот -- признак недоверия.
   Я сел на рюкзак, за что получил еще одно замечание:
   --На траву. Нельзя сидеть выше вождя.
   --Как все непросто, --пробормотал Цанс, кряхтя подбирая под себя ноги.
   Вейлинг слишком долго выбирал место, куда бы приткнуть свой зад. Я подобрал какую-то палку и ткнул ему под колено. Он плюхнулся рядом со мной.
   Вождь и тот моролинг, что пригласил нас к костру, немного покурлыкали. Затем моролинг с легким акцентом сказал:
   --Вам нечего боятся на нашей земле. Мы не трогаем того, кто пришел с миром.
   Чтобы не разочаровать его, я задвинул бластер под рюкзак.
   --Мы пришли с миром, --с серьезным видом кивнул Брубер.
   За это он получил зажженную трубку. Писатель затянулся и передал трубку мне. Ну и вестерн, подумал я и затянулся. С непривычки меня пробил кашель.
   По затяжке получили и Цанс и Вейлинг.
   Вождь снова закурлыкал, моролинг переводил:
   --Не всем людям знакомы эти слова.
   --Люди разные, --коротко ответил Брубер.
   Как я понял, чем короче реплики, тем они весомее. Скоро собеседники начнут обходиться одними междометиями.
   --В этом ваша беда, --переводчик сообщил нам ответ вождя.
   --Какое глубокомыслие! --воскликнул Вейлинг себе под нос. Брубер посмотрел на него с презрением. Уловив этот взгляд моролинг не стал переводить реплику Вейлинга вождю.
   --Вы знаете, как преодолеть эту беду? --спросил Брубер.
   Выслушав перевод, вождь закатил глаза и закурлыкал. Если верить переводчику, поведал он нам вот какую историю:
   --Однажды Великая Праматерь увидела во сне, каким должен быть мир. После пробуждения она спустилась к реке и посмотрела в свое отражение. Она попробовала говорить со своим отражением так, как она разговаривала с теми, кого видела во сне. И тогда она поняла -- отражение впитывает в себя прошлое, а сон -- будущее, и никогда не будет наоборот. Она поняла -- нельзя заселить мир своими подобиями, и породила демонов. К счастью, она родила только десятерых демонов, они не умели умножать свое число, хотя и были бессмертными, и когда они подняли бунт против своей матери, она без труда справилась с ними, сослав их прочь с Земли. Потом Великая Праматерь породила животных, людей и духов. Люди научились рожать других людей, после смерти души людей обращались в духов, которые обитали на небе среди птиц. И людей и духов становилось все больше и больше, Земля перестала вмещать их всех. Среди людей и среди духов стали царить злоба и раздор. Ведь, что бы там не рассказывали про духов, они завидовали людям, как умершие завидуют живым. Зависть их дошла до того, что они стали вселяться во вновь рожденных людей, вызывая собственное перерождение. Те духи, которые не сумели подобрать себе человеческие тела, вселялись в животных, в растения и даже камни, лишь бы быть поближе к людям. Так им было удобнее улучить момент и вновь занять человеческое тело.
   Увидев, как гибнет новорожденный мир, Великая Праматерь разделила мир на мир людей и мир духов. Затем она сделала так, чтобы человек мог встретить только собственного духа, выслушать его совет и поступить правильно. После того, как Великая Праматерь исправила мир, люди вновь зажили счастливо. Это очень не понравилось демонам. Ведь они надеялись, что в скором времени люди сами себя уничтожат, и вся Земля вновь станет принадлежать им. Демоны покинули Луну и спустились на Землю. Много бед они натворили на Земле. И самое страшное, что они сделали -- это посеяли среди людей свое семя. Люди стали и не людьми, ибо лишились защиты своих духов, и не демонами, ибо оставались по-прежнему смертными. Немногие из людей избежали семени демонов. Души этих людей по-прежнему вели своих хозяев сквозь невзгоды земной жизни. Семя демонов не оставляло людей в покое, и людям пришлось покинуть Землю, ибо так им приказали духи, желавшие уберечь людей от семени демонов. До поры до времени люди жили счастливо. Однако демоны настигли их и на Новой Земле. Демоны сумели убедить некоторых людей, что их намерения изменились...
   В пол уха слушая переводчика, я наблюдал за остальными туземцами. Они сидели неподвижно, внимательно слушая, что говорит их вождь. Но один маленький эпизод все расставил по своим местам. На плечо одному из моролингов уселся москит или вроде того. Пока говорил вождь, моролинг не осмеливался согнать москита. Когда заговорил переводчик, моролинг ловким шлепком прихлопнул москита и почесал плечо. Размазалась кровь, а под нею проступило светлое пятно, которого не было до того, как сел москит. Зеленый оттенок пропал. Видимо, кровь -- хороший растворитель.
   Переводчик, повысив голос по примеру своего вождя, подошел к финалу:
   --Так демоны вошли в доверие к людям. На Новой Земле люди стали доверчивы, а у самых доверчивых демонам удалось украсть сон, они вытащили его из глаз и, завернув в древесный лист, унесли на вершину высокой горы. Те доверчивые, кто лишился сна, перестали встречать своих духов, а духи перестали узнавать своих хозяев. Люди становились беспомощны перед семенем демонов, страх стал посещать их, а не дух. Страх не дружит с доверием, как ягуар не дружит с муравьедом, как ветер не дружит с густой листвой. Так будет отныне и впредь!
   Вождь кивнул, как только переводчик произнес заключительные слова. Откуда он знал, где кивнуть, если не понимал перевода?
   --Где живут те демоны? -- спросил Брубер.
   Переводчик перевел. Вождь встал во весь рост, указал на северо-восток и покурлыкал.
   --Белая вершина, -- перевели нам слова вождя, -- одна луна пути.
   Брубер поблагодарил вождя.
   --Аудиенция закончена? --спросил я его.
   --Да.
   --Finita la comedia, --сказал Вейлинг.
   Мы побрели к скале. Перед тем как вступить в лес, я обернулся. На поляне никого не было. Даже костер не дымил.
   --Пора включить комлоги, -- сказал я. --Чур я первый. Ждите здесь.
   Я отошел в сторону, но так, чтобы не потерять спутников из виду, и набрал номер Виттенгера.
   --Где тебя носит! --заорал он. --Я тебе обзвонился.
   --Вы все узнаете. Но сначала скажите, где вы. Вы один?
   --Я на турбазе. Не один, но нас не слышат. Мы все сделали, как ты просил. Рунд действительно спутал флаеры. Он снизился, чтобы разобрать где кто. Ты смылся вовремя. Увидев нас, он бросился за тобой. Но, я так понимаю, не нашел. Затем он повернул на базу. Мы вернулись следом. Почему ты не отвечал?
   --Чтоб не засекли. Но это уже не важно. У меня мало времени, я буду говорить быстро. Включите запись.
   --Обычно ты меня просишь ее выключить.
   --А теперь включите. Вы бы видели, какое представление перед нами разыграли: индейцы-моролинги, трубки мира и черт знает что еще. Обхохочешься. Но мне не до смеха. Мой флаер кто-то вывел из строя направленным импульсом. Сейчас он, наверное, уже на дне болота. Но черт с ним. Ясно, что моролинги тут не при чем. Это дело рук доктора Рунда. От кого-то из нас четверых он хотел избавиться.
   --От кого, есть версии?
   --Это неясно. Свою скромную персону я в расчет не принимаю. Вейлинг -- мелкая пешка...
   --Рунд не знал, что с вами Вейлинг, -- уточнил инспектор.
   --Тем более. Значит он хотел устранить либо Цанса либо Брубера.
   --А ты не думаешь, что он пытался помешать вам встретиться с моролингами?
   --Не думаю. Это были псевдо-моролинги. Следовательно -- они приманка. Рунд позволил нам беспрепятственно вылететь с турбазы, чтобы потом сбить в воздухе. Катастрофа флаера -- самая естественная смерть в этих краях. Должно быть, представления с моролингами тут разыгрывают регулярно, дабы туристы не скучали.
   --Для кого приманка-то?
   --Возможно, для Брубера, который планирует отнять Ауру у Рунда и его правительства и передать планету моролингам. Но если Рунд пытался убить Цанса, то дело не в политике. Профессор слишком сообразителен.
   --Ты им сказал о покушении?
   --Нет. Пусть пока думают, что я сослепу врезался в дерево. Сейчас вышлите за нами Дуга, координаты я назову. И предупредите Рунда, чтоб он больше не повторял свои фокусы с импульсами. У меня всё.
   Я назвал координаты и вернулся к своим попутчикам.
   --Ну что? -- спросил Брубер.
   --Нас заберут. Пока остаемся здесь. Кроме этой поляны, флаеру сесть негде.
   Мы вернулись к потухшему костру.
   --Вы долго говорили, -- заметил Цанс.
   --Виттенгер хотел знать все подробности.
   --Вы рассказали ему, как нас надули? --спросил Вейлинг.
   Я посмотрел на Брубера.
   --Вы, кажется, так не считаете.
   --Не будем портить людям бизнес, -- сказал он. --Мы нагрянули неожиданно, они не успели подготовиться как следует.
   --Да, не будем, -- поддержал его Цанс. -- Когда за нами прилетят?
   --Полчаса... час, не больше.
   --Но легенду они рассказали прелюбопытную, --добавил Цанс.
   --Любопытную, --кивнул Брубер. Он о чем-то напряженно думал. Два раза наклонился к Цансу, очевидно, желая что-то спросить, но оба раза передумал. Присутствие одно из нас -- меня или Вейлинга -- ему мешало.
   --Тим, --обратился я к Вейлингу, --дрова закончились.
   --Вы что, замерзли?
   --По дыму нас быстрее найдут. Ты из нас самый молодой, поэтому тебе и идти за дровами.
   --Не говорите ерунды.
   --Собери и сухих и сырых. Сухие пойдут на растопку, от сырых больше дыма. И кончай ломаться, надоело...
   Брубер и Цанс красноречиво посмотрели на Вейлинга, дескать, чего же ты сидишь, когда задача поставлена.
   --Ну и жара, --пожаловался Вейлинг, крутя ручкой встроенного в комбинезон кондиционера. --Подохнуть можно.
   --Можно, --согласился я. --Так ты идешь?
   --Если я вам мешаю, то почему бы вам самим не отойти куда-нибудь.
   --Во-первых нас больше, во-вторых мы старше, в-третьих -- лучше вооружены. Еще аргументы нужны? --у меня вышел какой-то слоган бойскаутов.
   Вейлинг со вздохом встал.
   --Только ради вас, господа, --сказал он не мне. Регулируя на ходу кондиционер, он побрел к ближайшим зарослям шиповатого бамбука.
   --Не слишком ли жестко вы с ним... --нахмурился Цанс. --Еще заблудится.
   --Не заблудится. По-моему, господин писатель хотел у вас что-то спросить.
   --Вы как ведущий в ток-шоу, --усмехнулся Брубер. --Слушая моролинга -- назовем его так -- я вспомнил ужин, которым вы накормили меня после семинара в Фаонском университете.
   --Чего вы ждали от университетской столовой! -- буркнул Цанс.
   --Я оговорился -- не ужин, а беседу за ужином. Там были академик Чигур, вы, профессор, и еще этот доцент... Сёмин. Вы спорили, можно ли доверять исследованиям Спенсера. Семин настаивал, чтобы вы прокомментировали наблюдения Спенсера за моролигами, точнее -- за индейцами-кивара -- как их назвали в те времена. Как я помню, Семин привел три его интересных наблюдения: отсутствие у кивара культа предков, таинственный ритуал ворчу и имена, произносимые в обратном порядке или не произносимые вовсе...
   --Да-да, я тоже помню, --кивнул Цанс. --Семин хотел унизить меня в ваших глазах. Спенсер не только сделал наблюдения, но дал им объяснение. Его объяснение Семину отлично известно, он считает его смехотворным. А я с этим объяснением согласен.
   --В чем же оно состоит?
   --Спенсер полагал, что моролинги верят, что души их предков обитают в мире, где время течет в обратную сторону. Ритуал под названием "ворча" -- это ни что иное, как встреча с собственной душой, которая способна давать советы своему бывшему, но еще живому, носителю. Поэтому соплеменники в повседневном общении не пользуются настоящими именами. Имя моролингу нужно для общения с душой, то есть для ритуала ворчу. Обращаясь к своей душе, он произносит имя шиворот-навыворот для того, чтобы в мире духов имя прозвучало правильно. Я не знаю, что видят во сне моролинги. Возможно, самих себя, но старше, или своих потомков. Но ясно одно: когда есть возможность посоветоваться с собственной душой, которой известно будущее, нет никакой необходимости общаться с предками -- они мало что знают.
   --Что же тут смешного?
   --Мне возражали, что первобытные племена даже обычное течение времени плохо себе представляют, не говоря уж об обратном. Ведь это чистая абстракция -- время, текущее вспять. Кивара-муравьедов трудно заподозрить в избытке абстрактного мышления. У них нет слова, ознчивающего то, что мы называем "время".
   --Веское возражение...
   --Пускай... Но давайте вспомним один пассаж у Дюркгейма -- пассаж, растиражированный впоследствии Леви-Стросом. Индеец из племени Дакота формулирует метафизику, совпадающую с метафизикой философа Бергсона с точностью до терминологии. Вряд ли индеец читал Бергсона, и тем более -- согласился с его метафизикой... Вот вам и веское возражение! Со времен Бергсона и Спенсера вселенная с противоположной стрелой времени перестала быть умозрительной абстракцией, она существует, поскольку существуют темпороны. А у моролингов -- небо эмпирея имеет противоположную стрелу времени.
   --Да, -- оживился Брубер, -- но если пойти еще дальше: почему бы не предположить, что моролинги перехватывают темпороны, что они воспринимают эти частицы, как мы с вами воспринимаем видимый свет. Иными словами, моролинги видят будущее. Такое предположение противоречит современной физике?
   --Будущего нет, -- отрезал Цанс. --Будущее --это фикция. Когда мне говорят, что кто-то видит будущее, я советую сходить к офтальмологу.
   --Почему не к психиатру? -- спросил я.
   --Потому что я говорю это не в издевку. Я даю дельный совет. Будущее включает в себя все возможности развития настоящего, поэтому из настоящего оно смотрится размазанным, как при близорукости или как сквозь мутное стекло, выражаясь библейским языком.
   Несмотря на эту отповедь, Брубера понесло в философию:
   --Имея дар предвидения, кивара шелеста листвы остались первобытным племенем. В сущности, они не получили никаких преимуществ по сравнению с остальными народами.
   --Нас, остальные народы, манит неизвестность, -- нравоучительно ответил Цанс. --Фатализм, даже обоснованный, в конечном итоге бесплоден...
   Вернулся Вейлинг с охапкой веток. По земле он волочил какого-то зверя, держа его за хвост.
   --Вот, принес на ужин, -- он швырнул ящерообразного урода к нашим ногам. Урод вдруг ожил, вспрыгнул к Бруберу на колени и убежал. Второе за день нападение местных обитателей перепугало писателя до смерти.
   Вейлинг свалил ветки возле кострища.
   --Они не убегут? --осторожно спросил Цанс.
   Я занялся костром.
  
  
  
   28
   Дуг прилетел чрез сорок пять минут. Каждый получил по влажному полотенцу, дабы вытереть комбинезоны перед тем, как влезть в салон, который Дуг "только недавно вымыл".
   Мы кое-как втиснулись в четырехместный флаер.
   --Рунд на базе? --спросил я.
   --На базе. Полковник сказал, что сообщит нам, если он вылетит. Как тебя угораздило так навернуться?
   Отвечать я не стал, Дуг не настаивал.
   Всю дорогу мы молчали. Только Вейлинг несколько раз пытался полунамеками рассказать, как плохо актеры справились с ролью моролингов. Цанса он замучил вопросом, у кого южноамериканские индейцы переняли обычай курить трубку мира -- у ("хи-хи") индейцев-апачи или у ("гы-гы") ирокезов.
   Виттенгер звонил два раза, интересовался, все ли у нас в порядке.
   Наконец флаер коснулся посадочной площадки "Ламонтанья", я тайком вытер со лба холодный пот. Неужели пронесло, недоумевал я.
   Перед дверью в номер, отведенный для Бенедикта, толпилось несколько человек. Среди них были Рунд и охранники. Катя пробежала мимо, я заметил на ее глазах слезы.
   Из номера Бенедикта вышел Виттенгер и еще один человек, которого я видел впервые.
   --Пошли ко мне, --буркнул инспектор и зашел в свой номер.
   --Мне нужно переодеться...
   --Закрой дверь... плотнее, --оборвал он меня на полуслове. --Бенедикт мертв. Отравлен.
   Я покачнулся, пол куда-то пополз, рука вовремя нащупала кровать. Я сел. Совладав с нервами, спросил:
   --Как это произошло?
   --Не знаю. Экспертов у меня тут нет. Врач -- ты его видел -- сказал, что пока не определил источник цианида.
   --Его отравили цианидом?
   --Предположительно.
   --Когда он умер?
   Инспектор посмотрел на часы.
   --Три -- три с половиной часа назад. Ты в это время убегал от Рунда, мы тебе помогали. Тело обнаружили охранники. По их словам, со стороны казалось, что Бенедикт спит, перевернувшись на бок. На полу валялась банка из-под цитрусового сока и видеопланшет с каким-то текстом.
   --Почему вы не сказали мне сразу?
   --По-моему, ты и так был на взводе. Боялся, что не долетишь?
   --Боялся, --признался я. --Поэтому просил вас записать наш разговор.
   --Я так и понял.
   --Где был яд?
   Инспектор присел рядом.
   --В еде или напитках, которые привез биоробот. Робот ехал через два этажа и два коридора, подсыпать яд мог кто угодно. В первую очередь --охранники. И вот что любопытно: Катя говорит, что она не заказывала для Бенедикта ничего из того, что ему привезли. Например, она заказала колу, а привезли сок, запах которого способен отбить запах миндаля.
   --Банку с цитрусовым соком открыли на кухне?
   --Да, Катя подтвердила, что банки подают открытыми, чтобы постояльцы не обливали соком скатерти и постели. Сок плохо отстирывается.
   --Хм, как предусмотрительно! Вы говорили с Шишкой?
   --Почти что нет.
   --То есть?
   --Она была в истерике. Обозвала меня старым идиотом. Потом пропала, ее искали по всей турбазе, но не нашли.
   Никогда не видел инспектора в такой растерянности.
   --Не верю, что это она, -- заявил я. --Отравил охранник по приказу Рунда. Все одно к одному. Вы сказали Рунду о направленном импульсе?
   --Сказал.
   --А он?
   --Посоветовал тебе научиться водить флаер.
   --Вот сволочь! А что охранники?
   --Они видели, как биоробот въехал в номер. Говорят, что ни к еде ни к напиткам не прикасались.
   --Послушайте, помнится, у Бенедикта были еще какие-то таблетки. По-моему, от... -- я покрутил пальцем у виска.
   --Да, что-то вроде антидепрессанта, алфинон. Вот, посмотри, -- он протянул мне объемистый пузырек.
   --Почему он пуст?
   --Капсулы на экспертизе. В пузырьке мы насчитали тридцать шесть капсул. Врач их проверяет, но вряд ли яд в них.
   Я посмотрел на этикетку. Все как положено: фамилия врача -- Гельман, дата выдачи -- десятое июля, количество -- пятьдесят штук , прием -- строго один раз в стандартные сутки.
   --Если яд не найдут в еде, то можно предположить, что одна из капсул была отравлена...
   Инспектор вскочил и долбанул кулаком в стену. Пенопласт промялся до металлической перегородки.
   --Предположить то, предположить сё... Ненавижу! Ненавижу так вести расследование. Как любитель... Если, как ты говоришь, за всем стоит Рунд, то единственное что я могу сделать, это пристрелить Рунда. Шишка поможет мне скрыться, у нее это здорово получается.
   --Я подтвержу, что вы действовали в порядке самообороны.
   Он с грустной усмешкой возразил:
   --Я не умею врать, как ты. И бегать я не буду...
   --Так спровоцируйте его.
   Инспектор не выдержал:
   --Всё, хватит пороть чушь. Я буду думать, а ты... --он оглядел меня, --иди переоденься.
   Для начала Виттенгер потребовал, что бы все стандартные процедуры -- вскрытие, экспертиза еды на наличие яда, допрос свидетелей -- были произведены незамедлительно. Со стороны Рунда, как это ни странно, возражений не последовало.
   Вскрытие, проведенное врачом турбазы, подтвердило смерть от отравления цианидом. Все капсулы алфенона оказались абсолютно безопасны. В остатках еды и сока так же не обнаружили следов яда.
   Камеры наблюдения я устанавливал в соответствии со статьей девятой "Уложения о правах лиц, задержанных по подозрению в свершении уголовных преступлений". Статья гласила:
   "В случае необходимости, за подозреваемым может быть установлено телекоммуникационное наблюдение. Под постоянным наблюдением разрешается держать лишь пространство, непосредственно прилегающее к потенциальным путям побега: двери, окна, вентиляционные шахты и т.д. и т.п. Иное пространство, включающее в себя место постоянного содержания подозреваемого и санузел, подлежит кратковременному телекоммуникационному осмотру не чаще, чем один раз в два часа. Подозреваемый должен быть заранее оповещен о времени осмотра."
   Далее разъяснялось, что значит "кратковременный" и что значит "оповещен заранее". Единственным "путем побега" была дверь в номер. Одна камера следила за дверью с внутренней стороны, другая -- с внешней. Третья камера следила за коридором.
   Оба охранника видели, как биоробот въехал в номер. Бенедикт поднялся с кровати, отложив в сторону видеопланшет. Составив еду и напитки на стол, биоробот покинул номер. Ровно в десять вечера настало время очередного осмотра. Охранники увидели Бенедикта спящим на боку. Посовещавшись, они единодушно пришли к выводу, что Бенедикт не слишком-то похож на спящего. Вошли в номер и убедились, что Бенедикт мертв, о чем они сразу же оповестили Рунда и Виттенгера. На допросе у Виттенгера оба охранника сознались, что прикасались к пустой банке на полу "с целью обнюхать ее на предмет наличия яда".
   Вкратце, хронология событий выглядела так:
   20:00 -- я, Брубер, Цанс и Вейлитнг вылетаем к моролингам.
   20:15-- Рунд бросается в погоню, Виттенгер вылетает следом за ним.
   20:30 --Бенедикту привозят ужин.
   21:00 -- Рунд и Виттенгер возвращаются на турбазу.
   22:00 -- через камеру наблюдения охранники видят Бенедикта якобы спящим.
   22:15 -- они заходят и убеждаются, что тот мертв.
   00:30 -- мы возвращаемся на турбазу.
   Формально, на подозрении оставались охранники, Шишка и еще две сотни туристов, которые, теоретически, могли подбросить яд в открытую банку, пока биоробот вез ужин из ресторана в номер Бенедикта.
   --Если не спишь, зайди, покажу кое-что.
   Инспектор говорил через интерком, голос у него был уставшим. Время -- пять утра.
   Всю ночь я составлял отчет для Шефа. Ответив инспектору, что не сплю, я отослал отчет и спустился к нему.
   На белой кафельной стене чернели печатные буквы:
  
   я не знаю кто это сделал но не я
  
   Роботы научились писать помногу слов за раз, но на знаках препинания по-прежнему экономили. Я молча стер надпись.
  
   Сколько банок сока ты заказала для Бенедикта?
  
   --написал я на том же месте.
   --Правильный вопрос, -- одобрил Виттенгер. --А почему она не звонит?
   --Не ее стиль... Если хотите поскорее получить ответ, поспите в другом номере.
   --Да какой тут сон, --отмахнулся инспектор. --Пойду, посижу в нижней гостиной. Хочу обдумать еще один вариант: один из охранников подменил отравленную банку на ту, которую мы нашли.
   Я вернулся к себе.
  
  
   29
   Постояльцы пребывали в состоянии легкой нервозности. Слухи об убийстве еще не распространились, но вчерашняя эпопея с поиском моролинга и ночное шебаршение на третьем этаже и возле медпункта ввело туристов в некий транс, в котором люди уже не восприняли бы убийство, как нечто из ряда вон. Тем не менее, убийство от них тщательно скрывали.
   Репортеры, приехавшие вчера днем, сначала дежурили на крыше, потом устали и оккупировали ресторан. Я перекинулся с ними парой словечек, но вскоре пришлось дать деру -- узнав, что я -- их коллега-журналист, они решили, будто мне что-то известно о гипотетическом моролинге. Они норовили угостить меня дешевым виски и то и дело тянули руки к моему комлогу. Отбиваться было бесполезно, поскольку их было больше.
   Виттенгер сообщил о смерти Бенедикта Цансу, Бруберу и Вейлингу. Они бы все равно узнали, сказал он мне. Двое последних дали клятву никому не рассказывать. Цанса довели до номера под руки. Говорить он не мог. Врач дал ему что-то от шока.
   Катя была вся на нервах. Успокоительные таблетки она запила водкой, но, по-моему, не сильно успокоилась. Убийство на вверенной ей турбазе она воспринимала как личную трагедию и предрекала крах своей карьеры. Я сказал, что если постояльцам станет известно об убийстве, мы пустим слух, что убийца -- моролинг, которого и так все ждут вторые сутки. Народ на Ауру прилетает рисковый, поэтому нападение моролингов только подогреет интерес. Катя залилась слезами. "Я этого не переживу", --всхлипнула она.
   Рунд выглядел озабоченным, расследованию не мешал, однако настойчиво советовал дождаться следователей из Амазонии. Виттенгер подозревал, что Рунд прячет что-то из вещей, взятых у Бенедикта на энергостанции, в частности -- комлог. Рунд уверял, что во время задержания Бенедикт был без комлога. Для связи Бенедикт использовал браслет-коммуникатор. Все номера из его памяти Бенедикт успел стереть до задержания.
   После обеда до меня дошел слух, что Цанс проснулся и смог выпить стакан сока. По интеркому я попросил разрешения ненадолго зайти.
   За несколько шагов до двери в его номер, я услышал щелчок замка. Вошел в номер, увидел пустую гостиную и приоткрытую дверь в спальню. Профессор лежал на кровати, подсунув под голову две тощие подушки. Одеяло тропической расцветки он натянул до подбородка. Когда я входил в комнату, он нажал на кнопку пульта, защелкнувшую замок на входной двери.
   --Имя убийцы еще не известно? -- спросил он, шевеля губами, словно пережевывая вязкие, неприятные слова.
   --Нет.
   --О чем вы хотели спросить?
   --Профессор, у меня нет сомнений, что смерть Бенедикта, как и смерть Чарльза Корно, связаны с созданием здесь, на Ауре, Темпоронного Мозга. Доктор Рунд существование Темпоронного Мозга отрицает, и глупо требовать от него иного. Профессор, два человека уже умерли. Мы с вами чудом избежали смерти во время перелета к моролингам. Чего нам еще ожидать? Насколько я понял, Темпоронный Мозг -- это просто очень мощный компьютер. Пусть даже супермощный. С его помощью можно, например, выигрывать в компьютерные игры. Технологии постоянно развиваются, и год от года нейросимуляторы становятся все мощнее и мощнее. Но никого не убивают, во всяком случае -- из-за нейросимуляторов. Если бы при каждом технологическом прорыве убивали нескольких специалистов, то специалисты давно бы иссякли, и не было бы никаких прорывов. Возможно, кто-то об этом мечтает, но мы столкнулись не с пустым мечтателем. Стоит ли Темпоронный Мозг того, чтобы из-за него убить двух человек и покушаться на жизнь еще четверых?
   Ответ дался ему с трудом:
   --Он стоит большего, --сказал он тихо. --Он стоит бесконечно много, -- добавил он охрипшим от волнения голосом.
   --Вы всегда были против слова "бесконечность". Что-то изменилось?
   --Пока нет, но если Темпоронный Мозг будет создан, изменится многое. Весь мир, каким мы его знаем или не знаем, может измениться. Последствия будут известны только тому, кто владеет Темпоронным Мозгом.
   --Вы рисуете апокалипсис времен создания ядерного оружия.
   --Темпоронный Мозг намного страшнее ядерного оружия. Я убежден, нашим миром правят числа. Кто владеет числами, то владеет миром. Конечно, квантовый хаос представляемся по-прежнему непобедимым, но в тех случаях, когда им можно пренебречь, победителем станет хозяин Темпоронного Мозга. Задача выглядела безнадежной -- абсолютно безнадежной. Темпоронные системы не когерентизируемы, это ясно как божий день... -- трясущейся рукой Цанс указал на пустой стакан на прикроватном столике. Я наполнил его водой из холодильника. Когда я подавал стакан, рука у меня затряслась. Я понюхал воду. Она была без запаха.
   --Теперь вы уверены в обратном, -- подсказал я, передав воду.
   --Нет, нет, все равно не верю... То есть, возможно... есть один путь, если Бенедикт был прав, и если я правильно понял их рассказ, но... черт побери... все слишком невероятно... -- горячился он.
   Я стал настаивать:
   --Профессор, извините, но я ничего не понимаю. В чем был прав Бенедикт и чей рассказа вы правильно поняли? псевдо-моролингов?
   --Они не псевдо-моролинги, -- возразил он неожиданно. --Они настоящие моролинги!
   --Комедианты!
   --Нет. То есть, действительно, они отличные актеры. Поэтому вы поверили, что они не моролинги. Моролинги ждали одного Брубера, а нас пришло четверо. Как еще они могли заставить вас поверить, что они не те, кто есть на самом деле.
   --Но, как мне кажется, Брубер не принял их за настоящих моролингов.
   --Принял, конечно, принял! Это для нас он сделал вид, что не принял...
   --И вы, -- подхватил я, --за это не стали развивать его идею о том, что моролинги воспринимают темпороны.
   --Да, его скрытность мне не понравилась.
   --По-вашему, рассказанная моролингами легенда имеет какой-то смысл?
   --Безусловно! Вообще-то все, что с нами происходит имеет какой-то смысл. Любая, самая безумная гипотеза имеет смысл хотя бы потому, что родилась на свет. Но смысл проявляется, если такие гипотезы рассматривать не по отдельности, а как части... части игры!
   --Виртуальной?! -- изумился я.
   --Нет, господи, какой виртуальной, --замахал он руками. --Той единственной реальной игры, в которой все мы участвуем. Бог не играет в кости, он играет в шахматы!
   --А конкретней? -- я попросил уточнить, поскольку на мой взгляд шахматы -- игра виртуальней некуда.
   --Смотрите, культ предков возник у первобытных племен, из-за того что им снились их умершие прародители... или просто родители... С моролингами ничего подобного, видимо, не происходит. Но что же с ними происходит? И до меня дошло... Гипноз! Исследование их мозга, усыпленного гипнозом. Облучение мозга, встроенного в вычислительный контур, потоком темпоронов. Надо заставить мозг работать по внешнему сценарию, вызвать квантовые перестройки в тубулинах, изучить их и тогда решится вопрос -- как когерентизировать темпоронные системы. Вот что делал Рунд! Вот почему они так продвинулись!
   Его взгляд сосредоточился на какой-то точке в полуметре справа от меня. В той точке ничего интересного не было.
   --Профессор, --я помахал ладонью. --Я не успеваю следить. Поберегите мой разум, он нам еще пригодится. Что конкретно сообщили вам моролинги? Не думаю, что про когерентизацию тубулинов или как их там...
   Цанс вздрогнул.
   --Да-да, моролинги... Простите, я действительно заговорился. Смысл их рассказа очень прост: над ними проводили опыты, подсоединяя их мозг к вычислительным контурам и облучая темпоронами. В результате, те моролинги, кто подвергался экспериментам, начали встречать чужие души. В гипнотическом сне им являлись не их души, а чужие, вы понимаете? Обряд ворчу нарушился, подопытные моролинги дезориентированы, но, по их представлениям, не сами они изменились, а их души перестали узнавать своих носителей и утратили способность давать правильные советы. Вождь сказал, что больше не позволит производить опыты над своими соплеменниками. Экспериментам Рунда конец!
   --Я ему самому устрою конец, -- разозлился я. --Спасибо, профессор, вы мне очень помогли. Постарайтесь сделать так, чтобы Рунд не узнал о ваших догадках... И будьте осторожны.
   --Постараюсь...
   Несколько минут мы молчали. Цанс копался в комлоге, я разглядывал зеркальные часы, перенесенные в спальню. Закончив просматривать почту, Цанс снова заговорил:
   --Знаете, какая самая важная тайна, самый большой секрет в деле создания какой-либо новой технологии?
   Я сказал, что не знаю. Он продолжил:
   --Не чертежи, не формулы, не имена ученых, ведущих разработку новой технологии. Самая большая тайна -- это то, что такая технология возможна!
   Замечая мое недоумение, он пояснил:
   --Соперники не обращают внимание на твои разработки пока верят, что они ни к чему полезному не приведут. Но как только им становится известно, что ты на пороге успеха, они начинают двигаться в выбранном тобою направлении и, в конце концов, догоняют. Поэтому, если вы найдете подтверждение того, что Темпоронный Мозг был создан, берегите информацию, как зеницу ока. Она будет стоить очень дорого...
  
   Лежа на кровати я предавался размышлениям.
   Подтверждения существования Темпоронного Мозга имелись в избытке. Во-первых игра "ШДТ" и выигравший в нее Счастливчик. Во-вторых Евклид, обладавший даром предвидения и ненавидевший ауранцев. Оба они располагали Темпоронным Мозгом, и им же располагал доктор Рунд. С другой стороны, к чему Рунду выдавать Т-Мозг, играя и выигрывая в компьютерные игры? И к чему ему устраивать покушение на правительство, которое финансировало его исследования? Ну, например для того, чтобы им не достался Т-Мозг. Потерпев в этом деле неудачу, он уничтожил второй корпус Центра Радиокосмичесикх Наблюдений, дабы Т-Мозг не достался никому. Сколько человек там погибло? И еще Корно, который догадался, кто и как выиграл в "ШДТ"... И еще Бенедикт... Виттенгер безусловно прав: все, на что мы способны, это пристрелить Рунда, пока он в пределах досягаемости, и смыться с Ауры.
   Поток грустных мыслей был прерван звонком интеркома.
   --Есть новости, --если со слухом у меня все в порядке, то инспектор сказал это утвердительно.
   --Какие? -- спросил я без энтузиазма, поскольку важные новости не доверяют интеркому.
   --Зайди.
   Следовательно, все-таки что-то важное.
   Нижняя гостиная превратили в оперативный штаб. На дверях висела табличка: "Только для участников конференции по планетологии". Ничего умнее Виттенгер не придумал. С жадностью поглядывая на табличку, возле гостиной прохаживалась парочка журналистов. Когда меня пропускали внутрь, они посмотрели на меня с нескрываемой завистью.
   Виттенгер сидел один, если не считать охранника у дверей.
   --Вот, -- сказал он, протягивая мне пакет с помятой и довольно грязной банкой, точной копией той, что была найдена в номере Бенедикта.
   Я приоткрыл пакет и понюхал отверстие в банке. Сквозь обычный помоичный запах ясно различался запах горького миндаля.
   --Где нашли?
   --В мусоросборнике. Я запретил вывозить мусор. Убийца на это явно не рассчитывал.
   --Следы?
   --Частично совпали со следами, найденными на банке из номера. Методом исключения, отпечатки принадлежат охраннику, сторожившему Бенедикта. Его зовут Нильс, и он работает на Рунда.
   --Прекрасная работа, инспектор!
   --Это моя обычная работа, -- скромно возразил инспектор и с горечью добавил: --Лазить по помойкам.
   --В следующий раз возьмите меня с собой. Шишка не отзывалась?
   --Отзывалась. Цитирую по памяти: "одну чб не разо ка". Конец цитаты.
   --Она заказала одну банку, чтобы не разорить Катю, -- перевел я сам для себя. --Следовательно, как только Нильс вошел в номер, он сразу подменил банку.
   --Следовательно так, -- кивнул Виттенгер.
   --Где сейчас Рунд?
   --В своем Центре Наблюдений.
   --Вызовите его под каким-нибудь предлогом.
   Рунд отозвался сразу. Виттенгер намекнул ему, что есть кое-какие подвижки и что мы его ждем вместе с охранником Нильсом. Рунд ответил, что будет через час.
   --Что ж, подождем... --сказал инспектор, убирая комлог в карман куртки.
   Я воспользовался этим часом для того, чтобы поговорить с Брубером всерьез.
   На столе, рядом с зеркальными часами, стояла полупустая бутылка виски, ведерко растаявшего льда и стакан.
   --Выпьете со мной? -- спросил он.
   --Не сейчас. Пейте сами.
   --А я что делаю!
   Нервно постукивая черпаком по стенкам ведерка, он выскребал остатка льда.
   --Растаял... --пробормотал он, найдя единственный кусочек, который таял на глазах. --Ну и черт с ним... Как вы думаете, там, в Городе, мы свалились случайно?
   --Нет. Приборы были выведены из строя направленным импульсом.
   --А кто его направил?
   --Я хотел спросить об этом у вас.
   --Рунд, если вам это до сих пор неизвестно.
   --Предположим. Кому он хотел помешать? Вам?
   --Да, но это теперь не важно... -- отмахнулся он с плохо сыгранным бесстрашием. --К моролингам я собирался лететь не с вами и Цансом. Я собирался лететь с Бенедиктом!
   --Вот это уже интересно! Продолжайте.
   --Мы познакомились накануне семинара по моролингам. Он понимал: не смотря на то, что в романе я выставил моролингов, мягко говоря, в невыгодном свете, я искренне борюсь за их самоопределение. Мой авторитет среди моролингов необходим был ему для одного очень важного дела. Говорить о нем вам я не имел права, ибо это не только моя тайна. Теперь все так или иначе всплывет... Хорошо, что профессор Цанс полетел вместе с нами. Он был вместо Бенедикта... то есть я хочу сказать, что без него я бы не понял, о чем рассказывали моролинги...
   Он снова взялся за черпак.
   --Переходите на чистую воду, -- посоветовал я.
   --Извините, -- хрипло пробормотал он. --Но мне кажется, Аура нас так просто не отпустит. Мы посмели проникнуть в ее тайны -- таких, как мы, не отпускают.
   --Это мы еще посмотрим, -- я попытался вселить в него уверенность. --Так в каком важном деле Бенедикту нужна была ваша помощь?
   --Встреча с вождями моролингов.
   --О чем он хотел с ними потолковать?
   --Бенедикт рассказал мне о неком приборе чудовищной силы. Что этот прибор, якобы, способен предсказывать будущее. Прибор находится на Ауре, и моролинги имеют какое-то не вполне понятное отношение к созданию этого прибора. По правде сказать, поначалу я не принял его всерьез. Мне не хотелось связываться со студентом, у которого, вдобавок, не слишком хорошая репутация. Твердо я ему ничего не обещал, но профессор Цанс убедил меня в том, что Бенедикт -- серьезный молодой ученый. Бенедикт хорошо изучил моролингов, включая из язык, и мог стать полезен, например, в качестве переводчика, которого мне бы пришлось пригласить в любом случае. Так или иначе, но я принял его предложение.
   --Это было до ареста?
   --Да, буквально перед арестом. Точнее, сразу после семинара. Когда ему удалось убежать с Фаона, он прислал мне сообщение. Там было сказано, что он будет ждать меня в Ламонтанье. Больше сообщений не поступало. После того, как его схватил Рунд, я понял, что Бенедикт не хочет, чтобы тому стало известно о нашем знакомстве.
   --Где вы планировали взять флаер?
   --Предполагалось, что мы решим это на месте.
   --Ваши теперешние планы?
   --У меня дела в гуманитарной миссии ООН в Амазонии. Утихнут ураганы, сразу же полечу туда.
   --Не улетайте не попрощавшись.
   Брубер мрачно отшутился:
   --Предлагаю прощаться при каждом расставании.
   Тем не менее, прощаться мы не стали.
   Итак, Бенедикт планировал через Брубера выйти на моролингов. Видимо, Корно не познакомил его с Рундом. С моей точки зрения, затея Бенедикта самостоятельно добраться до Темпоронного Мозга очень смахивала на авантюру. В то же время, о существовании Т-Мозга Корно знал более полугода. Знал, но Бенедикта не информировал. А, собственно, с какой стати он должен был это делать? Амирес рассказывал, что Бенедикт что-то требовал от Корно... Теперь это "что-то" начинало смахивать на информацию о Темпоронном Мозге.
   По пути от Брубера в нижнюю гостиную я зашел к Цансу. Я спросил его, какие слова я должен произнести некому человеку, чтобы тот поверил, что мне известен принцип работы Т-Мозга. Выполняя просьбу, профессор попытался заставить меня выучить предложение из двадцати пяти слов. Повоевав с моим произношением, он согласился урезать предложение до пятнадцати слов. Из них я понимал "моролингов" и "как всем известно".
  
  
   30
   --Вы отвлекли меня от важного дела. --Рунд вбежал запыхавшись. --Надеюсь, что не зря.
   --Не зря, господин Рунд, не зря, -- уверенно проговорил Виттенгер. --Эй, ты пока свободен, -- сказал он нашему охраннику. Инспектор все время забывал, как того зовут. --Господин Рунд, попросите вашего телохранителя, господина Нильса присесть рядом с нами.
   Рунд недоуменно оглянулся на Нильса.
   --Это так необходимо? -- спросил он у Виттенгера.
   --Чертовски!
   Директор, пожав плечами, дал отмашку. Охранник подбежал к нам, как голодная собака к миске с "Педигри".
   --С тобой хотят поговорить, --сказал ему Рунд.
   --Нильс, тебе знаком этот предмет? -- спросил Виттенгер, издалека показывая пакет с помятой банкой.
   --Стоп! -- Рунд поднял руку. --Так не пойдет. Больше никаких вопросов. Сначала вы все расскажете мне, иначе мы уходим.
   Виттенгер принял это заявление, как признание вины.
   --Вызовите заодно адвоката, -- ухмыльнулся он. --Перед вами банка из- под цитрусового сока. Сегодня днем я нашел ее в мусоросборнике. В остатках сока найден цианид. На самой банке отпечатки, предположительно, вот этого, -- он указал на Нильса, -- типа. Сейчас я собираюсь снять отпечатка с ручки двери, которой только что коснулся Нильс, и провести сравнение. Я хотел бы сделать это в вашем присутствии, доктор Рунд.
   Нильс побледнел, круглая физиономия вытянулась, он как-то странно задышал.
   --Шеф, клянусь, это подстава, натуральная подстава... Позвольте, я ему сейчас мозги выши...
   Виттенгер метнул важнейшую улику Нильсу в лоб. Тот дернул головою, вскочил и бросился на инспектора. Я подло поставил ему подножку.
   --Вставай, --зарычал на него Рунд. --И пшел вон!
   --Шеф, я честно...
   --Вон, сказал...-- прикрикнул Рунд -- совсем, как мой Шеф.
   Охранник удрал, поджав хвост.
   Я поднял банку и подал инспектору.
   --Смотрите, еще один отпечаток появился...
   --Эх, помяли улику, -- вздохнул он.
   Рунд заговорил, спокойно и дипломатично:
   --Полковник, мне не хотелось бы думать, что эта интрига против меня и моих людей -- ваших рук дело. То же относится и к господину Ильинскому, который уже, вероятно, строит планы, как из создавшейся ситуации извлечь для себя выгоду...
   --Вы читаете мои мысли! --подхватил я. --Именно это я и собираюсь сделать.
   --Спасибо за искренний ответ, я оценил, --осклабился Рунд. --Чего же вы хотите?
   --Тоже искренних ответов. Настолько искренних, чтобы я в них поверил.
   Со стороны двери донесся странный шорох.
   --Стирает отпечатки! -- бросив взгляд на дверь, констатировал Виттенгер. --Вот кретин!
   Рунд и это повернул в свою пользу:
   --И вы утверждаете, что такому кретину я поручил убийство!
   --Готово поверить, -- сказал я, --что после взрыва второго корпуса ЦРН у вас нехватка кадров.
   --Я уже говорил вам, это бы не взрыв. Взрыва не было ни в корпусе, ни возле корпуса, он произошел выше, сошла лавина, вот и всё. Для нас это был страшный удар -- и в буквальном и в переносном смысле. Лаборатория погибла, сотрудники погибли... В любом случае, вам до этого нет никакого дела.
   --Но нам есть дело до убийства Бенедикта Эппеля.
   --Зачем мне его убивать? -- спросил Рунд и красноречиво посмотрел на инспектора. Он не верил, что я стану говорить о Т-Мозге в присутствии инспектора.
   --Не смотри так, иначе я за себя не ручаюсь, -- прорычал Виттенгер.
   --Вот именно, -- сказал я. --Господин директор, ВАМ я ничего доказывать или объяснять не стану. А вот ваш губернатор, чудом избежавший гибели во время перелета на Землю, выслушает меня с большим вниманием. Не ожидаю, что он получит удовольствие, узнав, что ученый, чьи исследования финансировало его правительство, применил свое изобретение первым делом против правительства и губернатора. Будет странно, если и уничтожение изобретения сойдет вам с рук. И смерть ученых, помогавших вам создавать... создавать изобретение.
   Виттенгер съехидничал:
   --Что-то ты стал косноязычен...
   --Это я от волнения... Рунд, не надо заново убеждать меня в том, что нельзя уничтожить то, чего никогда не было. Вы ЭТО создали на базе... --и я выдал заученные пятнадцать слов.
   Позже выяснится, что я перепутал когерентизацию и декогерентизацию, но Рунда, похоже, проняла уже темпоральная асимметрия квантового коллапса в тубулинах.
   --Вы умеете правильно расставлять слова, смысл которых вам недоступен, -- похвалил он.
   --Прости, что обозвал тебя косноязычным, -- извинился Виттенгер, --ты из-за этого перешел на шифр?
   --Что вы предлагаете? -- спросил Рунд.
   --Рунд, вы загнали себя в тупик. Предлагаю прокатиться с нами до Фаона. Там вы, разумеется, получите пожизненное, но зато вам предоставят возможность работать в тюремном кружке любителей кибернетики. Вы принесете много пользы, если дадите слово не предсказывать будущее и не устраивать лишних возмущений. Ну так как?
   Инспектор возмутился:
   --Какого черта ты выдвигаешь предложения от имени нашего правосудия!
   --Тише, инспектор, мы слушаем доктора Рунда.
   --Требуется время, -- сказал он, сохраняя каменное лицо, -- чтобы из вашего, в целом, бреда, вычленить что-то разумное... Что тебе, Нильс?
   В дверях стоял Нильс и охранник турбазы.
   --К вам СБ... --неуверенно проговорил не-Нильс. Его оттолкнули и послышался бас:
   --Кто тут планетологи?!
   Кутерьма, которая поднялась вслед за этим, не стоит того, что бы ее описывать. Обычная кутерьма, когда представители нескольких служб, ответственных за поддержание правопорядка, делят власть. Я видел такое сотню раз. Виттенгера назначили временным оперативным уполномоченным через голову Ауранской Службы Безопасности, база которой находилась в Амазонии, недалеко от Праздничного Стола. Теперь инспектору сказали, что его время кончилось. Сказал это один из боссов АСБ -- некто Кульбекин. Как только смерчи и ураганы в Амазонии поутихли, Кульбекин вылетел в Ламонтанью. Сопровождали Кульбекина пять или шесть его агентов. Инспектор выразил глубокое сожаление, что по дороге в них не попала молния. За это Кульбекин потребовал сдать оружие. "Только через ваш труп", -- ответил разозленный не на шутку инспектор.
   Рунд то с беспокойством, то со злорадством следил, как важные -- точнее, воображавшие себя важными, -- чины ломают друг о друга копья. Я прозрачно намекнул ему, чтобы он хорошенько подумал, прежде чем принять какую-либо сторону, ибо компромат на него в любое время готов к употреблению. Компромат отличный, согласился Рунд, но как его у нас выкупить -- он еще не придумал.
   Кульбекин сменил вывеску на дверях. Вместо наивного листочка "Только для участников конференции по планетологии", он вывесил заранее приготовленную табличку "Оперативный штаб СБ". Журналисты обалдели от такой перемены. Они вмиг расхватали все номера на втором этаже и приготовились ждать сенсаций. Откуда-то им уже стало известно, что пойманный моролинг сбежал, убил кого-то и теперь бродит по турбазе, вооруженный и опасный.
   Постояльцы тоже зря время не теряли, они организовали группу захвата, куда вошли самые отъявленные энтузиасты экстремального планетоведения. Вооружившись ледорубами, они стали прочесывать турбазу метр за метром. В результате чью-то жену застукали с кем-то из охраны, чьего-то мужа -- с одной из горничных. Одна пожилая энтузиастка из группы захвата уверяла меня, что видела, как два биоробота занимались любовью. Я дал ей листок и карандаш и предложил набросать, как это примерно выглядит. Нарисовав рядышком два куба, я попросил ее пририсовать остальное, за что схлопотал пощечину.
   Агенты Кульбекина устроили на турбазе тотальный обыск. Периодически между ними и туристами-энтузиастами возникали стычки, на шум прибегали журналисты и наносили кульбекинской команде удар с тыла. Обескровленные, кульбекинцы отступали перед натиском общественности и общественного мнения в лице журналистов.
   Вся турбаза стояла на ушах. Катя не выдержала и вызвала свое начальство, затем слегла в медпункте, через стенку от мертвого тела.
   Дуг бегал по авиабазе с выпученными глазами -- он искал куда бы перепрятать "панцерфаусты". Вывезти их в горы было невозможно, поскольку перед вылетом все флаеры обыскивала полиция. Он умолял меня забрать оружие за так, лишь бы его не схватили. Я позаимствовал в офисе управляющего рулон оберточной бумаги, в которую здесь заворачивают сувениры для туристов, и моток красной атласной ленты. "Панцерфаусты" были упакованы по первому разряду и спрятаны под кроватью у Вейлинга (без его ведома).
   Допросы шли день и ночь. По поводу моего флаера мы с Дугом выдумали какую-то историю, Кульбекин нам не поверил, но ничего дельного противопоставить не смог, поскольку флаер утонул в болоте. Кто-то вспомнил Шишку, и ее объявили в розыск. Туристы-энтузиасты вообразили, что Шишка -- и есть моролинг, разубедить их никто не пытался.
  
  
  
  
   31
   Становилось все труднее удерживать Виттенгера от идеи обнародовать банку из мусоросборника перед журналистами. Экспертизу отпечатков пальцев он провел -- отпечатки принадлежали охраннику Нильсу. Концентрация цианида в остатках сока была такова, что полной банки хватило бы на всю Ламонтанью. Я умолял его не спешить, потому что чувствовал, что между Рундом и Кульбекиным произошла какая-то размолвка и ждал, что Рунд не сегодня -- завтра сломается. Об изменениях в настроении Виттенгера я ему докладывал каждые шесть часов, и он, наконец, не выдержал.
   --Пойдемте, найдем место потише, -- сказал он.
   Самым тихим местом оказался склад альпинистского снаряжения, где когда-то пряталась Шишка. Я попросил Рунда встать подальше от связки ледорубов.
   --Не бойтесь, я не убийца, -- сказал он, как будто меня можно убить каким-то ледорубом. Разозлить -- это да.
   --Вы для этого признания меня сюда затащили?
   --Нет, я привел вас сюда, чтобы рассказать о своих отношениях с Чарльзом Корно. Начало им положил один лаборант, работавший в моей группе. В октябре прошлого года он приобрел -- или откуда-то скачал -- игру "Шесть Дней Творения". Как вы понимаете, он мечтал выиграть миллион. Ему удалось взломать программу, но успеха в самой игре это не принесло. Зато он понял ее принцип. Как раз в те дни мы вели испытания первого прототипа Т-Мозга. Без моего ведома, он запрограммировал Мозг на игру, и Мозг выиграл. Когда я обнаружил, какой работой он загрузил уникальный нейросимулятор, выигрышные файлы уже ушли в "Виртуальные Игры". Лаборант был строго наказан. За выигрышем, разумеется, никто не поехал. Я надеялся, что "Виртуальные Игры" сочтут файлы подделкой и что в случае, если игрок не приедет, дело уляжется как-нибудь само собой. В декабре мои надежды рухнули. Я получил письмо от Чарльза Корно, где он даже не спрашивал -- он утверждал, что в распоряжении Счастливчика -- такой псевдоним выбрал себе лаборант -- находится Т-Мозг. Мне показалось, он собирается меня шантажировать. В январе он вызвал меня на Терминал Ауры для переговоров. К моему удивлению, при личной встрече он проявил себя как человек разумный и дальновидный. Он предложил сотрудничество, которое подразумевало -- в перспективе, конечно, -- выведение Т-Мозга из-под контроля правительства Ауры. В то время я уже сам об этом думал, и мне необходим был союзник за пределами Ауры. На Ауре я не мог доверять ни одному человеку -- вспомните о дураке-лаборанте, едва не раскрывшем секрет Т-Мозга всему миру. Кроме того, Корно предложил несколько усовершенствований, позволивших изготовить новый Т-Мозг, пригодный для решения задач более сложных, чем выигрыш в виртуальной игре. Для испытания второго Т-Мозга Корно сам выбрал задачу. Он переслал мне программу, и я загрузил ее в Т-Мозг. После выполнения, я отослал файлы с ответом обратно Корно. Правильно ли была решена задача, мне до сих пор неизвестно -- Корно сказал, что это выяснится в течение четырех -- восьми месяцев.
   --Когда все это произошло?
   --В конце января.
   --С тех пор вы встречались?
   --Нет. Мы решили, что это небезопасно.
   --В чем состоял смысл второго задания?
   --Доподлинно мне это неизвестно. Корно сказал, что предложил Т-Мозгу задачу из динамической лингвистики.
   --Вычисления могли быть предназначены для какой-нибудь компьютерной игры?
   --Не думаю. Корно надоели игры, он хотел поставить эксперимент in vivo.
   --Где? -- я не расслышал.
   -- Хм, декогерентизация... -- Рунд снисходительно улыбнулся. --В жизни. В реальной жизни. Я отдам вам файлы с программой и файлы с ответом. Возможно, это поможет вам найти убийцу.
   --Мне нужны все его письма, -- потребовал я.
   --Там только теоретические расчеты. Вряд ли они вам пригодятся.
   --Корно не намекал, что ему кто-то угрожает?
   --Нет, никогда.
   --В связи с той задачей из динамической лингвистике, он не упоминал Бенедикта Эппеля?
   --Нет. Я никогда о нем не слышал.
   --Не врите! Вы же его арестовали!
   --Потому что он забрался на территорию ЦРН. Он утверждал, что он антрополог и что он заблудился. Для заблудившегося антрополога он неплохо стреляет.
   --Отстрелялся... Ладно, до Бенедикта мы еще дойдем. Какие еще задания для Т-Мозга присылал Корно?
   --Больше никаких. Наша переписка касалась конструкции очередного прототипа темпоронного нейросимулятора. Испытаний мы не проводили, поскольку он был еще не готов.
   Я подсказал:
   --До мая месяца.
   --Что вы имеет в виду?
   --Евклида. Вы поручили Т-Мозгу вычислить, куда заложить бомбу.
   --Это дело Корно не касалось! Я сообщаю вам только то, что может иметь отношение к его смерти.
   --А к смерти Бенедикта? Для справки: Бенедикт изучал динамическую лингвистику и моролингов -- самих по себе или, опять-таки, в связи с динамической лингвистикой.
   --Вы хотите сказать, что Бенедикт участвовал в подготовке второго задания?
   --Несомненно участвовал. Но судя по всему, Корно не посвятил его в то, каким способом он планирует выполнить это задание. Вас Корно не информировал о содержании задания, Бенедикта -- о выполнении. Наверное, рано или поздно Корно рассказал бы ему о Т-Мозге, но его убили, и Бенедикт задумал самостоятельно найти Т-Мозг.
   --Если так, то вполне возможно, что Корно убил Бенедикт. Во всяком случае, у него был некоторый мотив для убийства.
   --Слабый, -- возразил я. --Если, конечно, его не усилит содержание второго задания для Т-Мозга.
   --Попробуйте усилить, -- пожал плечами Рунд. --Считайте, что это ВАШЕ задание.
   Я не выдержал:
   --Хватит мне советовать! Выкладывайте, в чем состояло ТРЕТЬЕ задание. Вероятно, во взрыве гражданского лайнера?
   --У вас необоснованная вера в магию числа три, -- высокомерно возразил он. --Повторяю, это внутреннее дело Ауры.
   --Зачем тогда вы полетели к Корно на Фаон? Он вас шантажировал Евклидом?
   --Когда я полетел на Фаон, корпус ЦРН, где находился Темпоронный Мозг, был уже уничтожен. Взять с меня было нечего. И напротив, Корно стал мне нужен еще больше, чем тогда, когда я располагал действующим Т-Мозгом. По вашему, чтобы расправиться с ним, я ждал целых полгода?
   --Да, -- согласился я, -- вы действуете быстро -- как с моим флаером.
   --Я лишь вывел из стоя навигационный приборы. Научитесь управлять флаером без приборов, в следующий раз вам это поможет.
   Я потянулся за альпенштоком. Кажется, впервые Рунд занервничал:
   --Смерть последнего, кто владеет технологией создания Т-Мозга вам не выгодна.
   --Но вы же не хотите ею делиться! Пускай не достанется никому.
   --Дайте координаты вашего босса, -- неожиданно попросил он. --С вами без толку разговаривать.
   --Босс на звонки не отвечает. Я дам вам номер секретаря.
   Рунд получил номер, по которому к нам звонят клиенты. Записав номер в комлог, Рунд сказал, что все дальнейшие переговоры он будет вести только с боссом.
  
   Виттенгер выбирал костюм для пресс-конференции.
   --Отменяйте, -- велел я. --Рунд Бенедикта не убивал.
   --За сколько он тебя купил?! -- возмутился инспектор.
   --Не беспокойтесь, хватит на всех.
   --А если серьезно?
   --Если серьезно, то слушайте. Оба охранника утверждают, что рядом с кроватью, на которой умер Бенедикт, они увидели видеопланшет с каким-то текстом. Текст оказался романом о моролингах, что, впрочем, не важно. Если бы яд находился в соке, Бенедикт умер бы с первым глотком и случилось бы это до девяти часов, поскольку должен же был он чем-то запить ужин. Но в таком случае охранники не увидели бы никакого текста. Видеопланшет Бенедикта тонкий, как бумага, его можно сворачивать в трубочку и носить в кармане, как ручку. Питание у таких планшетов идет за счет солнечных батарей и чрезвычайно слабого аккумулятора. В номере было не слишком светло. Если в течение определенного времени не листать страницы, экран планшета гаснет, чтобы сберечь энергию. Однако он светился. Следовательно, Бенедикт умер гораздо позже девяти. Во время агонии Бенедикт опрокинул пустую банку и уронил планшет.
   --Ты не бредишь?
   --Взгляните на параметры энергосбережения -- если планшет все еще у вас.
   Инспектор достал из сумки планшет Бенедикта.
   --Кульбекин, тупица, даже не спросил о планшете... Так, посмотрим. М-да, сорок пять минут... --он нашел параметры режима энергосбережения.
   --Теперь считайте. Охранники вошли в номер в десять пятнадцать. Минус сорок пять минут -- это половина десятого. А ужин привезли в восемь пятнадцать. Выходит, что больше часа Бенедикт не прикасался к соку. По-моему, это малоправдоподобно.
   --А если там было две банки?
   --Шишка написала, что заказала только одну банку -- ее вы и нашли в номере. Вторую банку вам подсунули, чтобы свалить вину на Рунда. Цитрусовый сок здесь пьют все, в том числе и охранники. Убийца подобрал оставленную Нильсом пустую банку, подсыпал в нее яд и выкинул в мусоросборник.
   --И я, старый дурак, ее нашел! --наступал на меня Виттенгер.
   --Не старый дурак, а чересчур дотошный полицейский. По долгу службы, вы обязаны обыскать мусор. Но если бы вы не нашли банку, убийце это бы не повредило.
   --Тогда где же находился яд?
   --Несомненно в капсулах. Бенедикт принял капсулу и улегся читать роман. Яд подействовал, когда растворилась оболочка капсулы. В этот момент Бенедикт лежал, а не стоял или сидел. Поэтому поначалу охранники приняли его за спящего. Возражения?
   --Рунд мог подбросить в пузырек отравленную капсулу, когда обыскивал Бенедикта.
   --А не проще ли было скинуть Бенедикта с крыши энергостанции? Быстро и надежно. Смерть сочли бы за несчастный случай. А каковы шансы убить Бенедикта, подбросив капсулу? Из пятидесяти капсул в пузырьке осталось тридцать шесть и все абсолютно безопасные. Пузырек капсул сто может вместить, а уж тридцать так в нем перемешаются от тряски, что придется две-три недели ждать, прежде чем Бенедикт не наткнется на отравленную капсулу. А по закону Паркинсона -- месяц с неделей. К тому же, чтобы приготовить капсулу требуется время.
   --Если не Рунд, то кто... -- бормотал Виттенгер, убирая парадный костюм обратно в чемодан.
   --Выбор есть: Вейлинг, Брубер, Цанс...
   --И Шишка!
   --Только теоретически.
   --Нет, -- возразил он. --Я вспомнил дату: десятое июля. Это день, когда мы арестовали Бенедикта. И эта же дата стояла на пузырьке. Врач Бенедикта, Гельман, приезжал к Бенедикту в тюрьму. С нашего разрешения он передал Бенедикту пузырек алфенона. После побега Бенедикт скрывался вместе с Шишкой. Поэтому либо его отравила она, либо она знает, с кем он встречался после побега и до ареста на Ауре.
   --То есть между двенадцатым и двадцать восьмым июля. Об этом мы ее и спросим...
   На стене в ванной я написал:
  
   С кем Б. встречался между 12 и 28 июля?
  
   --А теперь идите погуляйте, -- посоветовал я инспектору.
   --Чует мое сердце, -- сказал он. --Недолго нам осталось гулять...
   Аура всех вгоняет в депрессию, и инспектора полиции -- не исключение. На всякий случай, я скопировал память видеопланшета в свой комлог.
  
   Второго августа по синхронизированному календарю, за несколько часов до ауранского рассвета, Кульбекин объявил официальную точку зрения: самоубийство. Отсутствие пузырька с ядом или любого другого источника цианида он объяснил, как попытку неких неустановленных лиц бросить тень подозрения на уважаемого господина Рунда. Под неустановленными лицами он подразумевал Виттенгера, меня и Шишку, следов которой так и не нашли. За препятствие правосудию мы с Виттенгером были объявлены персонами non grata. На сборы нам отвели законные двадцать четыре часа.
   В чем-то он был, безусловно, прав...
   Сезон атмосферных катаклизмов в Амазонии подошел к концу на неделю раньше срока. Некоторые постояльцы стали потихоньку собирать вещи. Брубер договорился лететь первым рейсом. Мне он повторил, что у него дела в гуманитарной миссии ООН.
   Поначалу Цанс планировал лететь с Брубером в Амазонию. За последние дни он ослабел настолько, что едва мог передвигаться; при каждом шаге его лицо искажалось болью. Катя нашла для него робота-коляску. После долгих уговоров, Цанс согласился вернуться вместе с нами на Фаон. Вейлинг все время шнырял где-то рядом; узнав, что Цанс возвращается, открытую дату вылета переправил на следующую после нашей: "Лететь с вами?! Увольте...".
   Заботы о перевозке тела Бенедикта инспектор взял на себя.
   Пред самым отъездом я зашел в ванную забрать зубную щетку.
  
   вейлинг
  
   --увидел я на стене.
  
  

Часть третья.

Фаон

  
  
  
  
   32
   Как я и просил, Шеф не прислал в космопорт ни девушек с цветами, ни оркестра с фанфарами, ни пожарных с фейерверком. На улице -- минус пятнадцать, и Нимеш не без злорадства сообщил, что последний раз столь низкую температуру в двадцать второй декаде фаонского года наблюдали пятьдесят лет назад. С чем он меня и поздравил. Среди пассажиров, прилетевших на Фаон вместе со мной, снова отсутствовало единство. Те, кто не запасся теплой одеждой с завистью смотрели, как другие без спешки достают из чемоданов и рюкзаков утепленные куртки и направляются к парковке флаеров не бегом, а спокойным шагом.
   Похоже, один только "Мак-Ларен" ждал моего возвращения. По первому зову он подрулил прямо к пассажирскому порталу. Я заплатил штраф за неправильную парковку и скомандовал автопилоту: "Домой к профессору!". Сидевший на заднем сидении Цанс вскинул брови, но ничего не сказал. Из Академгородка я полетел домой.
   Едва я вошел в квартиру, как загудел домашний видеофон. Видеофон -- самое допотопное устройство в доме, он не умеет переадресовывать сигнал, если дома никого нет. Таким образом, звоня мне на домашний видеофон в тот момент, когда я переступаю порог, Шеф как бы демонстрирует, что я у него на контроле.
   По этой причине я не стал отвечать. Пусть не выпендривается.
   Через минуту запищал комлог.
   --Ты где? --спрашивает Шеф, а сам машинально наклоняет голову, чтобы разглядеть, что у меня за спиной (я стоял спиной к окну). Разумеется, нельзя разглядеть то, чего не схватывает объектив комлога, но и у Шефа рассудок срабатывает позже рефлексов.
   Я повернулся и Шеф увидел, что я дома.
   --Хитришь?
   --Хитрю.
   --Как долетел?
   --Нормально.
   --Нормально, но не в духе... понятно... Часок отдохни и ко мне.
   Ну что за спешка, думаю, Вейлинг прилетает послезавтра, Краузли от нас никуда не денется. Скинул одежду, с трудом отыскал чистое полотенце и пошел в душ.
   Вместо того, чтобы звонить или оставлять сообщения на автоответчике, Татьяна пишет записки, но пишет она на салфетках, а не на зеркале в ванной. Однако подумал я сначала на нее: неужели вернулась? Потом увидел подпись: "Ш".
  
   Привет, с возвращением.
  
   --такой текст предшествовал подписи. Я на контроле не только у Шефа. Ровный почерк и наличие двух знаков препинания подсказывали мне, что писал не подосланный биоробот.
   Но как она обошла сигнализацию?!
   Принял душ, переоделся.
   Выходит, отключить сигнализацию в моей квартире ничего не стоит, этим Шишка меня сильно огорчила. Не стоило ей так вламываться. Догадалась ли она, что обязана чем-то скомпенсировать доставленное огорчение? Я метнулся к холодильнику.
   Там было всё, начиная с мясных полуфабрикатов от "Рокко Беллс", и кончая тортом-мороженым и бутылкой кофейного ликера, который я не пью.
   Я сварил кофе по Татьяниному рецепту: с корицей, кардамоном и фаонским папоротником, закусил полуфабрикатами и тортом-мороженым. По тому, насколько все было вкусно, я понял, что ем ворованное.
  
   Пока я мотаюсь от планеты к планете, Шеф успевает обзаводиться новыми привычками. Теперь он требует, чтобы отчеты ему подавали в распечатанном виде. Шорох бумаги (уверен -- он это нарочно) меня жутко раздражал и постоянно сбивал с мысли. Битый час я озвучивал распечатанный отчет, а Шеф шуршал, как мышь в пенопласте. В отместку за шуршание, я принялся вторично расписывать, как ловко я разоблачил подлог со второй банкой цитрусового сока.
   --Дуй к Краузли, -- перебив, приказал Шеф.
   --Вейлинг прилетает послезавтра.
   --Я сказал к Краузли, а не к Вейлингу. Он тебя ждет.
   --Какие-нибудь особые пожелания?
   --Не пожелания, а факты, которым ты потребуешь дать объяснение. Первое: услуги мэтра Ойшвица оплатил Краузли, через Цанса. Второе: Краузли внес залог за Бенедикта из своих личных денег. Третье: через пять часов после освобождения Бенедикта под залог Вейлинг заказал транзит до Терминала Земли на трех человек.
   --Вот теперь понял отчего спешка! Мы должны получить ответ вперед Виттенгера.
   --Раз понял, чего ж сидишь?
   Для справки: я уже стоял в дверях.
  
   В последнем прошлогоднем выпуске журнала "Успех года" рядом со снимком Николаса Краузли помещен снимок здания компании "Виртуальные Игры". Здание как здание -- толстый цилиндр из черного стекла на сером гранитном кирпиче. Подлетая, я вдруг обнаружил, что цилиндр не совсем цилиндр -- в сечении он был не круглым, а наподобие сердца или водяной капли. В общем, этакий одноугольник.
   Мне позволили приземлиться на кирпиче -- это говорило о том, что Краузли меня ждет не дождется. Крашеная дамочка в строгом офисном костюме провела меня через огромный холл. На стенах холла, помещенные в мраморное обрамление демонстрационные экраны беспрерывно транслировали какие-то виртуальные побоища. Достаточно было сделать шаг в сторону, чтобы оказаться в компании роботов-захватчиков и вместе с ними атаковать пирамиду Хеопса, под которой прятались последние оставшиеся в живых земляне. Справа от меня обаятельнейший гоблин тащил подмышкой некую белобрысую девицу, за ним гнался рыцарь без страха и упрека, чем-то похожий на меня. Рыцарь наводил на гоблина лазерную пушку, и я предложил гоблину прикрыть его отход огнем. Гоблин сказал, что сам справится --мол, у него в запасе четыре жизни, а у рыцаря осталось всего два-три выстрела.
   Крашеная дамочка со словами "чуть не забыла" хлопнула себя по лбу и велела мне сдать бластер. Гоблин притормозил, с сочувствием спросил: "Что, брат, проблемы?".
   Да, говорю, обезоружили.
   "Рекомендую вот это", --сказал гоблин и изверг из пасти энергетический импульс мегаватт эдак в сто. При этом он произвел такой грохот, что роботы-захватчики на противоположном экране оглянулись, думая, что кто-то идет на помощь осажденным землянам.
   В лифте, оставшись с забывчивой дамочкой наедине, я принялся выколачивать из нее признание. Сознайтесь, требовал я, что компьютерными мультяшками управляют люди, спрятавшиеся где-нибудь за экраном. Они наблюдают за посетителями, подслушивают, что те говорят и дают мультяшкам соответствующие команды, и заодно произносят реплики через синтезатор. Моя провожатая все начисто отрицала.
   На последнем, двадцать пятом этаже я сообразил, что угол цилиндру нужен для того, чтобы существовали угловые кабинеты. А угловые кабинеты нужны, как известно, начальству -- другие кабинеты им не подходят. Угловой кабинет на последнем этаже занимал сам Краузли.
   Президент сидел в конце десятиметрового продолговатого стола. В темно-вишневом полированном дереве отражалась потолочная лампа, в точности повторявшая форму стола. На полу лежал виртуальный ковер -- неощутимая оливковая дымка виртуальной толщиною четыре-пять сантиметров. Я ступал с осторожностью, опасаясь, как бы виртуальный ковер не разверзся виртуальной преисподней.
   --Вы свободны, -- сказал Краузли провожатой.
   Я сел за стол поближе к президенту, достал блокнот и ручку. Краузли тянул шею, чтобы подсмотреть, что я там рисую. Закончив рисовать, я пододвинул к нему блокнот.
   --Смотрите, я набросал тут... правда схематично, зато понятно...
   Краузли с любопытством заглянул в блокнот.
   --Что это?
   --Проект новой башни "Виртуальных Игр". Видите, у основания башня совершенно круглая, потом с одной стороны как бы сплющивается таким образом, что на самом верхнем этаже появляется угол -- один единственный на все этажи, там мы разместим ваш кабинет. В результате, только у вас -- у президента компании -- будет угловой кабинет. Дарю!
   Я вырвал листок и протянул Краузли. Он отмахнулся. Я поинтересовался:
   --Боитесь, что вас посадят, прежде чем завершится строительство?
   --Почему не пришел ваш начальник? --спросил он в ответ.
   --У нас принято сначала жертвовать мелкими фигурами. Это вы можете себе позволить пустить в расход ведущего специалиста...
   Так, слово за слово, беседа пошла по тому же сценарию, что и беседа с Вейлингом в "Ламонтанье". Отличия были несущественными. Например, вместо обещанного Вейлингом миллиона, Краузли предложил десять центов. Снижение ставки он объяснил тем, что нам не удалось избежать вмешательства полиции. Я в свою очередь не имел возможности ткнуть ему под ребра бластером, поскольку бластер у меня отобрали. Наверное, поэтому Краузли вел себя чересчур самоуверенно. Он считал себя настолько невиновным, что выразил сомнение, стоим ли мы десяти центов. Произнося слова словно вдалбливая их в мою голову, он говорил:
   --Запомните раз и навсегда: мы, то есть я и "Виртуальные Игры" имеем отношение только к тому, что написано на упаковках нашей продукции. Остальное -- личная инициатива Чарльза Корно. Идея проверить выигрышные файлы к нам пришла случайно. Впрочем, случайно или нет -- давать вам отчет мы не обязаны. После ознакомления с содержимым файлов, у нас возникло подозрение, что Корно по непонятной причине взялся лично вести переговоры с Счастливчиком. Тогда мы еще не знали, что Корно разыскивал Темпоронный Мозг, поэтому обратились в ваше агентство. Пока мы с Вейлингом раздумывали, стоит ли говорить вам о наших подозрениях относительно Корно, Корно убили. Вейлинг посоветовал отказаться от ваших услуг, я был с ним согласен. Корно мы не убивали, в нашем бизнесе всегда есть шанс договориться, поэтому к убийствам мы не прибегаем. Как бы плохо мы не относились к Чарльзу, его убийца должен быть найден, а тот, кто его найдет, получит законное вознаграждение. И если вы, господин Ильинский, заинтересованы получить вознаграждение, то не тратьте попусту мое время, а идите и ищите -- это ваша работа. В моем кабинете убийц нет!
   Краузли позвонил секретарю и сказал, что "господин Ильинский нас покидает".
   В кабинет вошла давешняя провожатая. Оставив дверь открытой, она остановилась у меня за спиной. Нужно было что-то срочно предпринимать. Я прикрыл ладонью блокнот и быстро нацарапал несколько слов и знаков. Печатный шрифт не дает возможности воспроизвести мои каракули, но я готов передать их содержание: "50000 + KCN =ТМ".
   Вырвав листок, я передал его Краузли. Тот взглянул на формулу, потом посмотрел на секретаря.
   --Чего вам? --грозно спросил он у нее.
   --Простите... -- и она попятилась к дверям, --Я подумала, что...
   Дверь захлопнулась. Я заметил:
   --Как вы с ней... эээ... сурово...
   --Сурово? Не думаю... Что это значит? --он взял листок за угол двумя пальцами и помахал.
   --А вы не знаете? Вот так досада! Вы были моею последней надеждой. Итак, решено, "Сектор Фаониссимо" объявляет конкурс. В завтрашнем номере мы опубликуем копию этого листочка и зададим нашим читателям вопрос: "Что это значит?", и подпись: Николас Краузли. Нет, лучше не так. "Президент Краузли спрашивает: Что это значит?" -- заинтригуем читателей до смерти. Разумеется, назначим приз: годовая подписка на "Сектор Фаониссимо", десять центов от "Виртуальных Игр" и тысяч эдак сто от кого-нибудь из ваших конкурентов, например от "Майкрософт".
   --Прекратите! Вы забываете с кем разговариваете! -- заорал Краузли. --Это шантаж!
   --С кем разговариваю? По-моему, я разговариваю сам с собою. Вы не желаете меня слушать.
   --Хорошо, слушаю, -- быстро утихомирился он. --Говорите.
   --Вы через Цанса наняли Ойшвица, чтобы тот добился освобождения под залог. Вы лично внесли пятьдесят тысяч в качестве залога. И наконец, вы помогли Бенедикту бежать с Фаона. Зачем? Чтобы не платить полмиллиона Виттенгеру?
   --Я думал, вам нужны деньги...
   --Мне повторить вопрос?
   --Не к чему. Вы отлично понимаете, что ни пятьдесят тысяч, ни полмиллиона не имеют значения, когда речь идет о Темпоронном Мозге. Чарльза Корно убил Бенедикт, тут двух мнений быть не может. И единственный мотив, который, кстати, и вам пришел в голову, -- это секрет Темпоронного Мозга. Мы освободили Бенедикта, чтобы он вывел нас на Счастливчика. Такой ответ вас устраивает?
   --Где и когда Вейлинг встречался с Бенедиктом до Ауры?
   --Через день после освобождения, в тысячи километрах от Фаон-Полиса.
   --Там его ждал корабль?
   --Да, мы приготовили корабль для него и для той девицы. Бенедикт настоял, что бы она летела вместе с ним.
   --Почему Вейлинг сразу не полетел с ними?
   --Это была наша ошибка. Вейлиг поверил Бенедикту, когда тот сказал, что безопаснее добираться до Ауры разными маршрутами.
   --До Земли, -- поправил я, -- не до Ауры, а до Земли. Бенедикт вас обманул, сказав, что Счастливчик обитает на Земле. Узнав об обмане, вы приказали Вейлингу подбросить в пузырек с лекарством отравленную капсулу. Комедию с побегом вы задумали, чтобы Бенедикт умер где-нибудь подальше от Фаона.
   Краузли посерел. Сквозь зубы он процедил:
   --Один мой хороший знакомый так высоко отзывался о репутации вашей организации, что я рискнул обратиться к вам. Теперь я об этом жалею, а тот мой знакомый пожалеет о том, что рекомендовал вас, чуть позже...
   --Появится третий труп?
   --Я могу повторить только одно: в "Виртуальных Играх" убийц нет!
   Из миролюбивых "Виртуальных Игр" я полетел в воинственный Отдел.
  
   Я застал Шефа за прежним занятием: он сидел за столом и просматривал листы с отчетом.
   --Ну? -- попросил он подробного доклада о встрече с Краузли.
   Выполнив просьбу, я посоветовал:
   --Соглашайтесь на десять центов, пока хоть столько дают.
   --Мало, -- буркнул Шеф, не отрывая глаз от бумаги.
   --Надо ломать Вейлинга, -- продолжал советовать я. --Одного Краузли ничем не прошибешь. Спорим, что сейчас Краузли отправляет Вейлингу приказ исчезнуть где-нибудь в другой галактике.
   --Угу, в Другой Вселенной... Вейлинга завтра высадят на Пересадочной Станции. Для него зарезервировано место в челноке, в салоне бизнес-класса, место одиннадцать-А, возле иллюминатора. Полиция проследит, чтобы это место не осталось пустым.
   --Встретить?
   --Сам доедет... Пузырек у тебя или Виттенгера? -- ни с того ни с его спросил он.
   --У Кульбекина.
   --Прискорбно... -- он почесал проволочкой затылок.
   --Согласен, прискорбно. Будет еще прискорбнее, если Вейлинг не расколется. Доказать его вину практически невозможно. Краузли действует неторопливо, пузырек был как мина замедленного действия -- когда взорвется, улик уже не найти.
   --Надо принять во внимание и другую возможность, -- возразил Шеф.
   --Какую же?
   --Они невиновны.
   --Виновны! Шишка указала только на Вейлинга.
   --Много понимает твоя Шишка!
   Это уверенное заявление меня насторожило.
   --Вы знаете что-то, чего не знаем мы с Шишкой?
   --Арифметику... Яна, -- сказал он в интерком. --Пожалуйста, найди для Федра какие-нибудь вечерние курсы по арифметике для переростков...
   Я не выдержал:
   --Шеф, это перебор! Шутка сказанная четырежды превращается, знаете во что?!
   --Яна, я потом позвоню, --он отключил Яну и сказал мне: --Первый урок ты получишь от меня. Когда умер Бенедикт?
   --Двадцать девятого июля по синхронизированному...
   --Молодец, помнишь! Когда врач выписал лекарство?
   --Десятого июля, в полицейском изоляторе...
   --К черту подробности! Сколько капсул он выписал и сколько их осталось?
   --Судя по этикетке, выписал он пятьдесят капсул. Осталось тридцать шесть.
   --А дней сколько прошло?
   --Если вы имеете в виду стандартные дни, то девятнадцать.
   --Теперь, будь любезен, возьми калькулятор и посчитай, сколько будет пятьдесят минус девятнадцать.
   --Я и в уме могу. Тридцать один. У него должна была остаться тридцать одна капсула, ну и что? Пять капсул лишних, подумаешь! Мы учитывали синхронизированное время, а не собственное. Собственных дней прошло меньше, отсюда лишние капсулы.
   --Ларсон, --спросил Шеф по интеркому, --сколько Бенедикт должен был израсходовать капсул с учетом релятивистских поправок?.
   --Семнадцать, --ответил Ларсон.
   Шеф обратился ко мне:
   --Пятьдесят минус семнадцать равно тридцати трем, а не тридцати шести. Все равно три капсулы лишние.
   --Пропустил пару дней. Когда вам выписывают лекарство для ежедневного приема, неужели вы никогда не пропускаете?
   --Пропускаю, -- согласился он. --Но я, к счастью, пока жив. Ну ты даешь, неужели не понял?
   Уйти, что ли, мелькнуло в голове.
   --Шеф, дайте неделю на размышления. Нет, лучше месяц. Желательно, на каком-нибудь курорте.
   --Слушай и мотай на ус. Терпеливые убийцы встречаются только в делах о наследстве. Бенедикт не оставил после себя наследства, посему его убили не наследники. Вообще, убийство -- это крайний метод решения проблемы. Как правило к нему прибегают, когда все другие способы устранить соперника исчерпаны. Это свидетельство отчаяния и страха. В девяти случаях из десяти убийца обязан действовать быстро, иначе жертва нанесет удар первой. Поэтому мы вынуждены отложить мысль о терпеливом убийце. Прежде всего нам надо исходить из того, что Бенедикт должен был умереть быстро и надежно.
   --Несмотря на то, что капсул в пузырьке было около полусотни?
   --Там не было столько капсул. Убийца подбросил отравленную капсулу не в тот пузырек, который вы нашли у Бенедикта после смерти, а в предыдущий. Капсулы в нем уже заканчивались и убийца предполагал, что Бенедикт наткнется на отравленную капсулу в течение нескольких дней. Но Бенедикт взял у врача новый пузырек до того, как полностью израсходовал капсулы в старом. Затем он поступил, как всякий нормальный человек на его месте -- он пересыпал оставшиеся капсулы из старого пузырька в новый, благо пузырек достаточно вместительный. Он пересыпал три капсулы, поэтому ты нашел тридцать шесть капсул вместо тридцати трех. Строго говоря, он мог переложить и две капсулы, поскольку один день -- десятое июля --мы учесть не в состоянии. В этот день он мог воспользоваться капсулой из старого пузырька прежде, чем переложить...
   --Понял, понял, не дурак. Шеф, вы гений, я всегда это говорил. Спросите хоть у Ларсона, кстати, как он?
   --Чахнет над "ШДТ"... Ты не увиливай. Ну так пойдешь учиться арифметике?
   --Пойду, но не за свой счет. Итак, капсулу с ядом подбросили не после, а до десятого июля. Гениально! Если из этого умопомрачительного факта вы выведите имя убийцы, я съем свой бластер и запишусь на курсы кройки и шитья. Но прежде, позвольте сделать одно наблюдение: десятое июля -- это день ареста. Гельман привез пузырек к нему в тюрьму. Полагается ли психиатрам развозить лекарства по тюрьмам?
   --Хорошее наблюдение. Отправляйся к этому врачу... Как его зовут?
   --Гельман.
   --Завтра отправляйся к Гельману. Заодно прихвати у него что-нибудь от слабоумия.
   --Для кого?
   --Свободен! --прикрикнул он и ткнул интерком: --Яна, по поводу курсов арифметики...
  
  
  
   33
   Медсестра из клиники сказала, что доктор Гельман занят с пациентом. Она готова записать меня на следующую неделю, если мне удобно. Я записался, но поехал в этот же день.
   Доктор Гельман совмещал частную практику с работой в единственной на Фаоне психиатрической клинике. Трехэтажное задние буквой "П" напоминало загородный санаторий. Пространство между двумя параллельными пристройками занимал зимний сад. Высокие стрельчатые окна в рамах "под дерево" и полукруглый фронтон на колоннах выглядели чрезвычайно уютно. Забора с колючей проволокой и охраной я не заметил.
   Медсестре, дежурившей на входе, я передал визитную карточку частного детектива (но не нашего агентства), сказав, что мне необходимо попасть к Гельману и что всё дико срочно. Она ответила, что пациент пробудет у доктора еще около получаса, ну а потом, возможно, доктор сможет уделить мне пять минут.
   Как вышел пациент, я не заметил. Наверное, он вышел специальным черным ходом, дабы не встретиться со мной. Врачам-психиатрам нельзя демонстрировать своих пациентов частным детективам.
   --Можете пройти, -- сообщила мне медсестра. Другая медсестра -- дородная тетка, похожая на женщину-борца из шоу "Бой-бабы" -- вызвалась проводить до кабинета.
   Она провела меня по пустынному коридору, потом мы свернули, насколько я понял -- в южное крыло.
   Деревянная дверь, коридорчик метра три длиной, справа -- лестница, прямо -- снова дверь. Медсестра ее открыла и сказала:
   --Сюда.
   Я очутился в квадратной комнате с единственным мутным окном. У стены стоял пухлый диван с клеенчатой обивкой и двумя ремнями сомнительного предназначения по бокам. Рядом возвышалась деревянная стойка с верхушкой в виде руки с растопыренными пальцами.
   --Вот лифт, -- медсестра показала на широкую металлическую дверь. --Вам на второй этаж. Комната двести шесть. Куртку повесьте на вешалку, ее никто не тронет.
   Она говорила бесстрастным ледяным голосом. Оставлять куртку где ни попадя -- против моих правил, но ледяные команды не терпели возражений.
   Я повесил куртку на указательный палец руки-вешалки.
   Медсестра посмотрела, как я нажал в лифте цифру два, и вышла из квадратной комнаты, закрыв за собою дверь.
   Лифт подергался, через три секунды двери открылись... и я оказался на прежнем месте -- в квадратной комнате с диваном, вешалкой и моей курткой.
   Не то нажал, что ли, подумал я. Вернулся в лифт, опять надавил на двойку.
   Лифт исполнил те же телодвижения и с похожим хронометражем.
   Квадратная комната с диваном, вешалкой и курткой.
   Бред. Лифт испорчен. Я вышел из комнаты в короткий коридорчик и поднялся по длинному лестничному пролету. Открыл какую-то дверь. Передо мной был обычный больничный коридор белого цвета с окнами, дверьми в палаты и санитаркой, которая толкала перед собой тележку с банками, склянками и прочей больничной ерундой.
   На всякий случай я поинтересовался:
   --Это второй этаж?
   Санитарка посмотрела на меня, поморгала, и ответила:
   --Нет, третий.
   А сама так потихоньку пододвигается в мою сторону. В кармане белого халата оттопыривалось что-то небольшое и продолговатое -- как цефалошокер.
   Как бы она не приняла меня за одного из своих подопечных, мелькнуло в голове. Я ретировался к лестнице.
   Наверное, у них тут этажи какие-нибудь кривые, лестница ведет с первого этажа сразу на третий.
   Я снова вернулся в лифт и долбанул по цифре два. Лифт совершил знакомый ритуал, ничего не поменялось. Со злости я стал тыкать по очереди на все кнопки -- от минус первой до третьей. Лифт дергался, скрежетал, но увозить меня от квадратной комнаты не хотел ни в какую!
   Обессиливший, я плюхнулся на диван. Потом со страшным предчувствием вскочил и обыскал карманы куртки, которая, к счастью, висела, где я ее повесил.
   Карманы были пусты.
   Я успокоился, потому что они и должны быть пусты -- какой же сыщик оставит в незнакомом месте куртку с полными карманами. В этот момент деревянная дверь распахнулась и вошла бой-баба.
   --Вы передумали? --спросила она меня. Теперь голос у нее был ласковый до тошноты.
   --Почините лифт, -- буркнул я.
   --Он исправен, -- сказала она все так же ласково. --Пойдемте, я вам покажу.
   Она взяла меня под локоть -- очень нежно, но крепко. Держать одновременно и нежно и крепко умеют только опытные санитары. Я почувствовал, как холодеет моя спина. А бластер-то остался в флаере...
   --Сейчас мы спокойненько поедем, -- приговаривала она, заталкивая меня в лифт. --Вот кнопочки. Смотрите -- один, два, три. Нам нужен, помните, какой этаж? Второй, правильно... Следовательно, куда нам надо нажать? На кнопочку с цифрой два. Давайте нажмем... --она нажала сама, я ей был не помощник, я думал, каким путем буду отсюда удирать.
   Лифт дрогнул, прошуршал, двери открылись. Увидев в десятый раз квадратную комнату с неизменной обстановкой, я ничуть не удивился.
   --Замечательно, вот мы и приехали...
   У меня малость подкосились ноги.
   Она выволокла меня из лифта, мы пересекли ненавистный квадрат, миновали одну дверь, другую и оказались в коридоре, совсем не походившем на коридор первого этажа. Я уже ничего не соображал -- шел куда ведут.
   Перед дверью с номером двести шесть мы остановились, она открыла дверь и сказала кому-то внутри:
   --Доктор Гельман, к вам посетитель.
   Мне было все равно: Гельман, так Гельман. Хоть доктор Фрейд, царство ему небесное.
   Бой-баба ушла, оставив меня стоять посреди кабинета.
   За письменным столом сидел грузный мужчина лет пятидесяти. Бритые щеки в треть лица каждая, густые черные усы. В руках он теребил очки, пытаясь отломать им дужки. Очки были без стекол.
   По-видимому, никто не собирался надевать на меня смирительную рубашку, колоть транквилизаторы и бить по голове электрошоком. Я думал, он укажет мне на кожаную кушетку, стоявшую справа от стола, но он вытянул откуда-то из-за спины стул на колесиках и, привстав, установил стул перед столом.
   --Прошу, -- он указал на стул с колесиками. --Чем обязан?
   --Что у вас с лифтом? --выдавил я из себя.
   --С лифтом? Ничего... А, понимаю, -- и он улыбнулся одними усами, --Дора бросила вас одного в лифте. Разве она не объяснила? Комната с диваном и вешалкой -- это тоже лифт. Вернее, часть лифта. Лифт состоит из двух частей -- из квадратной комнаты и маленькой будки, где вас, вероятно, и оставили.
   Ну не идиот ли я? Так разыграли!
   Совсем успокоившись, я спросил:
   --Зачем вам двойной лифт?
   --Некоторые пациенты боятся обычных лифтов. Мы возим их с этажа на этаж в комнате с диваном. Пока они сели -- встали, комната приехала на нужный этаж... Да вы садитесь, вот же стул...
   Я сел, придерживая стул рукой -- мне почему-то пришло в голову, что он неспроста вытянул из-под стола длинную ногу в черной брючине и в лакированной туфле. Его ли это нога? -- задумался я. Потом взял себя в руки. Пусть не думают, что своим дурацким лифтом они заставили меня забыть, что я по-прежнему лучший... ну, в общем, вы знаете...
   Голосом тверже алмаза я быстро заговорил:
   --Не буду отнимать у вас время долгим вступлением. Не знаю, известно ли вам, что ваш пациент, Бенедикт Эппель, недавно умер. Он был убит, если говорить точно -- отравлен.
   Гельман прикрыл глаза. Дужка очков выгнулась, готовая вот-вот лопнуть.
   --Когда это произошло?
   --Двадцать девятого июля. На Ауре. Я расследую это убийство.
   --Почему вы, почему не полиция?
   --Думаю, она скоро к вам придет. Правильно ли я сделал, что предупредил вас?
   --Предупредили? --он посмотрел мне в глаза. --Я не нуждаюсь в предупреждениях...
   --Хорошо, забудем. Как я сказал, Эппеля отравили. Яд был в одной из капсул алфенона, который вы ему регулярно выписывали. Он получал лекарство непосредственно от вас?
   --Если это намек, то безосновательный, -- отрезал он. --Алфенон я передал через адвоката и с разрешения полиции. Это лекарство рекомендовано Эппелю давно, я имел право выдавать его в любое время и в любом месте.
   --И вызов в тюрьму вас не удивил?
   Гельман протормозил с ответом.
   --Удивил, -- кивнул он.
   --Что именно вас удивило?
   --Дело в том, что предыдущий пузырек я выдал ему... секундочку... --он сверился с записями, -- пятого июня. Десятого июля в пузырьке должно было оставаться примерно пятнадцать капсул. Позвонив после ареста, Бенедикт сказал мне, что лекарства почти не осталось. Долго ли его продержат в изоляторе, он не знал, а я тринадцатого июля улетал в недельную командировку, поэтому у меня не было иного выхода как отвезти лекарство в изолятор.
   --Он как-нибудь объяснил, куда делись капсулы?
   --Он сказал, что рассыпал. Кажется, его кто-то подтолкнул, случайно...
   Сердце вот-вот готово было выпрыгнуть. Неужели Шеф вычислил убийцу не выходя из кабинета.
   --Доктор, пожалуйста, постарайтесь вспомнить, кто его подтолкнул?
   Гельман помотал головой.
   --И вспоминать нечего. Он не назвал имени.
   --Ну а хотя бы когда?
   --Он сказал "вчера вечером". Я был у него в среду утром. Следовательно, это произошло во вторник вечером, вероятно, перед арестом. Не удивлюсь, если капсулы рассыпала полиция, когда обыскивала... -- он замолчал.
   --Что, доктор, что? -- терял терпение я.
   --Бар. Кажется, он сказал "вечером в баре"... Да, "вчера вечером в баре". Я тогда заметил, что ему не следует пить, а он ответил, что у него была встреча...
   --Но имени он не назвал.
   --Нет, не назвал. Вы полагаете, та встреча в баре имеет отношение к убийству?
   --Такая вероятность существует.
   --Но вы сказали, что капсулу с ядом подбросили в тот пузырек с лекарством, который я передал ему в изоляторе.
   --Мы пришли к выводу, что первоначально яд оказался в предыдущем пузырьке. Убийца мог нарочно подтолкнуть его руку, когда он принимал лекарство. Капсулы рассыпались, убийца сначала стал помогать их собирать, что дало ему возможность подменить капсулу, но, если капсулы выпали, скажем, на пол, или, тем более, на землю, Эппель не стал бы их использовать. Убийца, подбросив отравленную капсулу непосредственно в пузырек, возможно, сам убедил его не использовать рассыпавшиеся капсулы -- из гигиенических соображений. На следующий день Эппель берет у вас новую порцию лекарства и пересыпает оставшиеся капсулы в новый пузырек. Поэтому отравленную капсулу он принял лишь девятнадцать дней спустя. Если бы отравленная капсула находилась в старом пузырьке до того, как Эппель его уронил, то с большой вероятностью, эта капсула оказалась бы на полу -- или на земле. Скажите, лекарство он должен был принимать вечером?
   --Не имеет значения. Важно соблюдать режим, принимать лекарство строго регулярно. Алфенон разрабатывали на Земле, поэтому доза лекарства в одной капсуле рассчитана на двадцать четыре стандартных часа. Я рекомендовал Эппелю использовать стандартный календарь -- так легче соблюдать график, когда много путешествуешь.
   --Вот видите, все сходится. Сходиться, если только он вам не солгал. Он мог, например, принимать несколько капсул за раз -- это ведь наркотик -- а вам сказал, что капсулы рассыпались.
   --Алфенон -- не наркотик. Но он, действительно, злоупотреблял... Но это было раньше, потом я убедил его, что одной капсулы в сутки вполне достаточно. Чтобы алфенон оказывал лечебное воздействие, а не временное, его нужно принимать регулярно, но по одной, только по одной капсуле в сутки.
   --Проще говоря, вы ему поверили.
   --Да. Я всегда могу определить, когда пациент меня обманывает. Иначе, я бы здесь не сидел.
   --Убедительно. Из ваших слов следует, что Эппель мог переборщить с дозой, но ни в коем случае не пропустить прием лекарства. Скажите, легко ли заменить содержимое капсулы?
   --Не сложно. Убийца должен был аккуратно разъединить половинки оболочки, высыпать алфенон, засыпать яд, потом снова соединить половинки, для надежности склеив их каким-нибудь медицинским клеем.
   --Исчерпывающе... Из-за чего Эппелю прописали алфенон?
   Гелман почесал дужками усы.
   --Этого я не могу вам сказать.
   --Врачебная тайна?
   --Да, хорошо, что вы понимаете. --Немного подумав, он добавил: --Я не знаю, ищите ли вы убийцу, или, наоборот, помогаете ему.
   --Помогаю?! --возмутился я. --Я чуть ли не назвал вам имя убийцы! Как бы я мог ему помочь?
   --В моей практике был такой случай. Произошло это шесть лет назад. Одного моего пациента нашли мертвым. Тоже, кстати, отравление. Полиция считала, что его убили. Они даже арестовали убийцу. Но адвокату удалось узнать, что жертва имела суицидальные наклонности, он раздобыл соответствующие медицинские документы и на суде сумел убедить присяжных, что произошло самоубийство. В итоге убийца вышел на свободу.
   --И его имя... -- я хотел подтолкнуть Гельмана к более конкретным фактам.
   --Это уже не важно. Его потом осудили за другое убийство.
   --Хорошо то, что хорошо кончается... --вырвалось у меня не совсем кстати. --Вернемся к Эппелю. Он был склонен к суициду?
   --Без комментариев.
   --Послушайте, если я сейчас уйду ни с чем, то через десять минут здесь будет полиция. Они потребуют у вас все медицинские документы во-первых, потому что речь идет об убийстве пациента, во-вторых, потому что сам пациент уже не раз привлекался к суду. С меня же достаточно устного объяснения. Я понятно излагаю?
   Гельман оставил в покое оправу, поднялся с кресла, подошел к окну и приоткрыл одну створку. Кабинет наполнился морозным, свежим воздухом. В руке у доктора откуда-то возникла маленькая сигарка, он стал ее не спеша раскуривать, выдыхая дым навстречу сквозняку.
   --Надеюсь, это табак.
   --Табак, --сказал он не оборачиваясь.
   Сдается мне, моролинги нас угощали кое-чем покрепче.
   Гельман стал говорить, выдыхая слова вместе с сигарным дымом. Сквозняк донес до меня его голос:
   --Приблизительно полгода назад Эппель стал жаловаться, что стоит ему задремать, как на него наваливается один и тот же сон. Ему снилось, что он начинает молодеть... Как при обратной перемотке, быстро проносится юность, детство, потом все вокруг темнеет, он возвращается в лоно матери, становясь зародышем, и начинает таять в буквальном смысле слова -- клетка за клеткой. Он исчезает так, будто и не существовал вовсе. Это хуже смерти, говорил он.
   --Почему хуже? -- удивился я.
   --Забвение хуже смерти. Но ничто не забывается из того, что когда-либо существовало. Только обращенное время избавляет окончательно, навсегда, --сказал он уверенно, выкинул едва начатую сигарку и закрыл окно.
   В комнате чувствовался запах табака. Я ему об этом намекнул, он снова приоткрыл окно.
   --Пусть проветрится.
   Гельман вернулся к столу. Я сказал:
   --Все-таки я не совсем понял. Бенедикт боялся забвения тире исчезновения, или наоборот, хотел этого?
   --Вы забыли еще об одном варианте, -- ответил Гельман, направив на меня дужки очков как рога. --Он мог и хотеть и бояться. Собственно, эта амбивалентность и могла вызвать невроз. Более глубокие причины, к сожалению, остались для меня не ясны.
   --Ну а предположения у вас есть?
   Гельман с грустью посмотрел на приоткрытую створку. По-моему, он сожалел, что так быстро расстался с сигарой.
   --Бенедикт был трудным пациентом, -- он как бы оправдывался за то, что не в состоянии дать точный ответ. --Я предполагаю, что бессознательно он испытывал страх перед предопределенностью, детерминированностью нашего мира. Сделав однажды какой-то выбор, мы, порою, не в силах избежать последствий этого выбора. Единственный способ сойти с колеи -- это вернуться назад, в точку выбора и там, в той точке, сделать другой выбор. Вернуться назад означает обратить время. Иными словами, Бенедикта мучила совесть за однажды принятое решение.
   --Комплекс вины, эдипов комплекс... Не оригинально...
   --В мире вообще очень мало оригинального, --возразил Гельман.
   --Это тоже не оригинально.
   --Потому что... смотри выше, --усмехнулся он.
   --Вы не догадываетесь, какой такой страшный поступок он совершил, что его начала мучить совесть? Лично мне он не показался чересчур совестливым человеком.
   --Страшный поступок, -- слегка передразнивая меня, повторил Гельман. --Говорите уж прямо -- преступление.
   --Ну преступление...
   --Так я и думал! Нет, не упрощайте людей, господин детектив. Одного закоренелого преступника мучила совесть за то, что он, перед очередным "делом", сразу после которого его арестовали, забыл налить молока своей кошке. Бенедикт, безусловно, не был преступником. Он был излишне импульсивен, а таких людей совесть мучает гораздо чаще и сильнее, чем тех, кто рассчитывает каждый шаг!
   --Доктор, -- я тоже повысил голос, -- если вы что-то знаете, то говорите, а то получается, что вы словно ждете, когда я сам угадаю, из-за чего перенервничал ваш пациент. Он столько раз бывал у вас на приеме! О чем вы разговаривали? Не упоминал ли он, ну скажем, моролингов? или компьютерные игры?
   Гельман посмотрел в записи.
   --Вы что-то вспомнили? -- спросил я.
   --Да. Когда вы сказали об играх... Действительно, однажды у нас зашла речь о виртуальных играх. Бенедикт как-то вскользь заметил, что игра, которую он придумал, будет, в отличие от тех игр, реальной. Я тогда не понял, насколько серьезно он это сказал. Возможно, он лишь хотел принизить качество виртуальных игр...
   --Когда это было?
   --В середине марта.
   --А сны, в которых время шло вспять, когда начались?
   --Примерно в это же время. Но о снах он сказал мне позже, где-то в конце апреля.
   --Он как-нибудь описал эту свою, реальную, игру?
   --Он почему-то назвал ее игрой с сознанием.
   --С чьим сознанием? С сознанием моролингов?
   --Я слышал о моролингах, -- кивнул Гельман, -- вы полагаете, они как-то связаны...
   --Несомненно. Моролинги верят, что после смерти их души отправляются во вселенную, где время течет в обратную сторону. Не вообразил ли он себя моролингом?
   --Вообразил себя! -- возмущенно передразнил Гельман. --Вообразил себя Наполеоном, вообразил себя пришельцем, вообразил себя... "Вообразить себя" -- это из психиатрии века эдак девятнадцатого. Свое мнение я вам уже высказал. Какие еще у вас ко мне вопросы?
   Гельман вообразил, что я сейчас обижусь и уйду. Наверное, так поступают пациенты, с которыми он не желает иметь дела. Но я был трудным пациентом.
   --Вполне конкретные, доктор. Бенедикт не рассказывал, были ли у него друзья?
   --Друзей у него не было. Почему вы спросили о друзьях?
   --На Ауре с Бенедиктом находилась девушка с редким именем "Шишка". После его смерти девушка пропала. Полиция подозревает, что она может быть замешана в убийстве.
   --Кто, Шишка? -- изумился Гельман. --Никогда!
   --Так вы ее знаете?! -- по части изумления, я его переплюнул.
   --Без комментариев, -- отрезал Гельман.
   --Врачебная тайна?
   --Я сказал: без комментариев.
   --Я бы не смог работать врачом, -- признался я. --Столько тайн вы вынуждены хранить. Я бы как пить дать разболтал, и меня бы лишили практики.
   --А то и привлекли бы к ответственности.
   --К уголовной? -- предположил я. Он возразил:
   --Нет, скорее всего к гражданской... Вы бывали на Лагуне? -- задал он вопрос не в тему, но я подумал, что к Шишке мы еще успеем вернуться.
   --Нет, не доводилось. Кажется, это в Секторе Причала...
   --Да, Сектор Причала.
   --Не бывал... А чего там интересного?
   --Там интересные законы -- законы, касающиеся привилегированной информации. На Фаоне, как и на Земле, привилегированными считаются сведения, полученные врачом от пациента, адвокатом -- от клиента и священником от прихожанина, если тот исповедовался. На Ундине любая информация, которую некое лицо получило от клиента в силу своей профессиональной деятельности, является привилегированной. Например, суд не может заставить портного разгласить размер вашего пиджака. Про размер вашего пиджака можно спросить лечащего врача, а портного -- на что вы жаловались во время примерки. Если портной сболтнет лишнее, его выгонят из гильдии портных.
   --М-да... Если следовать такой логике, то художника, писавшего мой портрет, нельзя спрашивать, какого цвета у меня глаза.
   --Точно! -- откликнулся Гельман. --У художников на Лагуне именно такая привилегия. Принимая во внимание род ваших занятий, я бы посоветовал вам переехать на Лагуну.
   Далеко он меня послал.
   --Это совет врача?
   Гельман насупился:
   --Меня ждут пациенты. Предлагаю закончить нашу беседу.
   --Правильно, -- сказал я, --забота о пациентах -- это главное. Это, можно сказать, ваша первая обязанность. И если мы с вами не позаботимся о Шишке, она заработает пожизненное...
   --Шишка в состоянии сама о себе позаботься, -- оборвал меня Гельман. --Она, в некотором смысле, над миром. Ваша забота ей не нужна.
   --Раз уж вы начали говорить, то договаривайте. Что значит "над миром"?
   --Год назад она попала в тяжелую авиакатастрофу. Хирурги вытащили ее буквально с того света.
   --И она потеряла память? --попытался я угадать.
   --Нет, с памятью дела у нее обстоят не хуже, чем у нас с вами. Когда она пришла в сознание после операции, она стала говорить странные вещи, по-своему, очень логичные. Она говорила, мы боимся двух вещей: физических страданий, предшествующих смерти, и моральных страданий, которые мы неминуемо будем испытывать перед смертью. Мы боимся самого страха. Но если человек через все это прошел, если он мгновенно и безболезненно потерял сознание, впал в кому или, более того, если наступила клиническая смерть -- все то, что случилось ней в момент катастрофы -- то стоит ли его спасать? Для чего? Чтобы он еще раз испытал все это? Чтобы жизнь снова потекла под страхом смерти? "Постоянно рождаться -- значит страдать", -- сказал принц Шакьямуни. Спасших ее хирургов она поблагодарила очень сухо. Лучше бы ей вообще ничего им не говорить. Меня вызвали для консультации, и я застал такую сцену: главный хирург стоит с бутылкой дорогого коньяка и букетом цветов -- то и другое ему подарил один из пациентов -- стоит и хлопает глазами. Он не успел отнести подарки в кабинет, зашел в палату к Шишке -- проведать. А та ему -- как ушат воды на голову -- зачем вы меня спасли, хотя спасибо, конечно, но, право, не стоило беспокоиться... И -- в слезы. Хирурги сначала думали, что у нее затянувшийся посттравматический шок. Ничего подобного я у нее не нашел. Она мыслила абсолютно отчетливо, прекрасно осознавала, что с ней произошло, но она жалела, что ее спасли.
   --Была ли она искренна?
   --По-моему, да.
   --Амбивалентность?
   --Нет, не тот случай.
   Меня бесило спокойствие, с которым он это все произносил.
   --Вы хотя бы пытались ее переубедить?
   --Разумеется. В некотором смысле, переубеждать -- это моя работа. Но наши беседы имели странное последствие. Впрочем, не хочу приписывать своему влиянию то, что произошло бы и без моего участия.
   --Так что же произошло?
   --Она решила, что она все-таки умерла. Что теперь она -- это не совсем она, а ее некая новая форма -- как, если бы ее не сразу взяли на небо, а позволили еще немного пожить среди людей -- доносить тело, по ее собственному выражению. И разумеется, бесполезно спрашивать о ее настоящем имени или о том, откуда она. Она везде и нигде, она -- некто и ни кто -- Шишка, одним словом.
   --Несколько странное прозвище для ангела во плоти.
   --Она не сама его придумала. Она сказала, что не может называть себя каким-либо именем, потому что какое бы имя она себе ни выбрала, в нем будет частица той, кем она была до смерти, в смысле -- до катастрофы. Шишкой ее прозвали медсестры, другие пациенты подхватили, и она решила --Шишка так Шишка.
   --Однако вам ее настоящее имя должно быть известно.
   --Без комментариев.
   --Буду признателен, если вы то же самое ответите полиции.
   В кабинет вошла медсестра Дора, тайком вызванная Гельманом, чтобы помочь ему выпроводить меня из клиники. Через руку у нее была небрежно перекинута какая-то рубаха с длинными рукавами.
   --Спасибо, что уделили мне время, -- сказав так, я по стенке, не поворачиваясь спиной к медсестре, выбрался из кабинета.
   В голове вертелся план как поймать Шишку: не покупать продукты, ходить голодным и оборванным, квартиру окончательно запустить, на дверцу холодильника установить самую совершенную сигнализацию, кругом натыкать сканеров и телекамер... Глупости...
  
   С кем Бенедикт встречался в баре перед арестом?
  
   --понимая, что схожу с ума, написал я на зеркале в ванной, продублировал на холодильнике и полетел в Отдел.
  
   34
   Выслушав доклад о пузырьках и капсулах, Шеф приказал задействовать Виттенгера.
   Инспектор был у себя в Департаменте и наводил порядок в умах подчиненных, "слишком много о себе возомнивших" за время его отсутствия.
   --Срочное дело, -- сказал я ему.
   Подчиненные испарились.
   --Выкладывай!
   --Инспектор, вы согласны с утверждением, что порой мы совершаем поступки, последствия которых мы потом расхлебываем годы, а то и всю жизнь?
   --Абсолютно согласен. Черт меня дернул связаться с вами...
   --Этого уже не исправить. Вообще, традиционная наука утверждает, что сделанного не воротишь. Невозможно, утверждает наука, вернуться в точку бифуркации, когда своими действиями, или, применительно к вам, бездействием, мы отправили нашу фазовую траекторию к нелицеприятному аттрактору...
   --Кончай демагогию! Говори, что надо.
   --Надо вернуться в точку бифуркации, инспектор. Надо вернуться в девятое тире десятое июля и доделать то, чего вы тогда не доделали.
   --Ильинский, не выводи...
   --Терпение, инспектор, терпение. Я понимаю, что из-за несовпадения фаонских дней и стандартных, вы забыли, чем занимались вы и ваши сотрудники в последние часы девятого июля. Так вот, Шеф советует вам хотя бы сейчас -- раз уж у вас нет машины времени -- найти Бенедикта не ночью десятого июля возле общежития, а несколькими часами раньше, то есть девятого, и желательно в баре, в сопровождении его будущего убийцы.
   --Что ты мелешь? -- возмутился Виттенгер. --Бенедикта арестовали вместе с Шишкой. Ты хочешь сказать, что Шишка его отравила?
   --Нет, Бенедикта отравил человек, с которым у него была встреча в одном из баров Фаон-Полиса, вечером во вторник, после семинара, в последние часы девятого июля по земному времяисчислению, без Шишки... черт, инспектор, я не знаю, как еще точнее выразиться...
   Перебив, Виттенгер потребовал доказательств. Я рассказал ему о предпоследнем пузырьке и о незнакомце, толкнувшем Бенедикта под локоть.
   --Значит, это была Шишка, -- заключил он. Спорить с ним я устал.
   --Если в баре подтвердят, что он был с Шишкой, значит она.
   --Добро, отработаем эту версию, --деловито произнес инспектор.
   Когда посторонний эксперт (в нынешнем случае -- Гельман) затрудняется с выводами, я обращаюсь к своему, то есть -- к Ларсону.
   Ларсон и Яна просматривали иллюстрированные журналы о новинках в мире виртуальных игр. Не меняя серьезного выражения лица, Ларсон скользил взглядом от описания очередной игры к наглядной картинке, от картинки к рекламному развороту, от рекламы к помещенным в конце журнала анекдотам из жизни виртуальных героев. Ни разу не улыбнувшись, эксперт отложил журнал, взял вестник "Фундаментальные проблемы физики", открыл и расхохотался.
   --Над чем смеемся? -- я заглянул ему через плечо. Формула в прямоугольной рамке начиналась с трехэтажного интеграла от волновой функции Вселенной. --Хм, не нахожу ничего смешного...
   --Смотри, вот тут... --Ларсон показал журнал Яне. Давясь от смеха, он ногтем подчеркнул выражение в фигурных скобках. --Как тебе это?
   Яна хихикнула:
   --Надеюсь, это опечатка.
   --Хью, -- сказал я, -- ты июньский "Плэйбой" до сих пор не распечатал, всё тянешься к легкому чтиву. Брось развлечения, есть дело.
   --Слушаю, коллега.
   --А я заткнула уши, -- сказала Яна.
   Я изложил им беседу с Гельманом.
   Ларсон засомневался:
   --Я не спрашиваю тебя, рассказал ли ты всё. Ясно, что не всё. Я спрашиваю, всё ли из того, что ты мне рассказал содержится в том, что рассказал тебе Гельман?
   --Хью, ты способен хоть раз обойтись без словесных выкрутасов...
   Ларсон кивнул:
   --Упрощаю вопрос. Ты ничего не приврал?
   --Нарочно -- нет.
   --Уже хорошо. Мое мнение таково: сон Бенедикта выражает его страх перед Темпоронным Мозгом. Т-Мозг способен направлять события к определенному аттрактору. Это аттрактор известен только тому, кто запрограммировал Т-Мозг. А кто его запрограммировал? Сначала лаборант -- и он выиграл в "ШДТ". Потом, в январе, -- Чарльз Корно. Мы не знаем, какое задание он дал Т-Мозгу. Но вспомни, как назвал Т-Мозг Эдуард Брубер. Он назвал его "прибором чудовищной силы", "прибором, способным предсказывать будущее". С чьи слов он это сказал? Со слов Бенедикта. Уже отсюда видно, что Бенедикт боялся Т-Мозга, как собственной смерти. Он чувствовал, что не в состоянии противиться судьбе. Время неумолимо шло, и подсознание Бенедикта указало единственно возможное решение: обратить время, повернуть его вспять. Отсюда его кошмары.
   --Ну ты и загнул! По-твоему, Корно приказал Т-Мозгу убить Бенедикта?
   --А как еще все это понимать? Корно сказал Рунду, что последствия его задания для Т-Мозга станут известны через четыре -- восемь месяцев. И что происходит через семь месяцев? Умирает Бенедикт. Если предположить, что Бенедикт догадался о задании для Т-Мозга, то у него возникает мотив для убийства Корно. Бенедикт убил Корно за то, что тот запрограммировал Т-Мозг убить Бенедикта. Свобода воли, будь она неладна! Своего рода петля событий -- неминуемая вещь, когда о каких-то событиях известно заранее.
   --А зачем Корно убивать Бенедикта?
   --Чтобы тот не разболтал о Т-Мозге, разумеется.
   --Тоже почти что петля. В таком случае, о какой игре Бенедикт проговорился доктору Гельману?
   --Об игре с Темпоронным Мозгом. Об игре с судьбой, если угодно!
   Я посмотрел на Яну. Та отвернулась, уткнувшись в журнал. Журнал мелко подрагивал.
   На пороге лаборатории возник Шеф.
   --Работаем? -- строго спросил он.
   --Шеф, --обратился я за поддержкой, -- вы бы только знали, какой бред я только что выслушал. Не стану показывать пальцем, но кое-кто считает, что отравленную капсулу подбросил Т-Мозг. Темпороны подкорректировали работу фармацевтической фабрики, и там, вместо алфенона, в капсулу запечатали цианистый калий. Темпороны предопределил появление банки в мусоросборнике и заставили инспектора за ней слазить. Цианид в банке появился на той же фабрике: рабочие, после обеда, слили в банку остатки кислоты. Однако, как известно из большой науки, отдельная флуктуация может привести к последствиям, имеющим противоположное действие. В нашем случае, Т-Мозг заставил меня обратить внимание на найденный в номере Бенедикта видеопланшет, что, в свою очередь, разоблачило замысел Т-Мозга...
   --Не оправдывайся, -- неожиданно возразил Ларсон. --Не надо все валить на Т-Мозг. Никакие темпороны не заставят нормального человека, получившего в руки чужой видеопланшет, посмотреть в установочные файлы.
   --Хью, я не понял. Это комплимент или наезд?
   --Наезд. В установочные файлы смотрят в последнюю очередь.
   --А в первую куда?
   --В текстовые, разумеется. Для чего нужен планшет? Для хранения и чтения текстов.
   --Бенедикт читал "Моролингов".
   Ларсон и Яна перемигнулись.
   --Федр, ты не нервничай, -- сказал Яна, -- Бенедикт читал не ТЕХ "Моролингов".
   К слову, я не собирался нервничать. Я собирался выдернуть стул из-под Ларсона.
   --Это был другой роман! -- закричал Ларсон, хватаясь за сидение стула. --Понимаешь, другой!
   --Хорошо, -- я взял себя в руки, -- и о чем он?
   --О моролингах, но с "Морлингами" Брубера он не имеет ничего общего. Просто другой роман о туземцах с Ауры. Автор и название неизвестны.
   --Брубер его передрал?
   --Нет, я же сказал, между романами нет ничего общего. Кроме того, Брубер плагиатом не занимается. У него репутация и деньги. Не к чему ему это...
   Шеф прокашлялся.
   --Между прочим, -- напомнила Яна, --босс все еще здесь.
   --Федр, -- сказал Шеф. --Когда ты приведешь ко мне Шишку?
   --Не исключено, что она уже к вам приходила, только дома не застала...
   --Что?!
   --Шишка -- бездомная. Для развлечения она ходит по домам, пока хозяева ходят где-то еще. И она всем приносит подарки. Мне, например, -- продукты. У Виттенгера она прибрала в квартире и сварила ему вегетарианский суп. Он вам не говорил?
   --Нет.
   --В общем, ждите, скоро и вам что-нибудь принесет.
   --Да сколько ждать-то! Зима на дворе...
   Шеф помолчал, потом предложил Яне альтернативу: либо она говорит, кто убил Корно, либо делает ему кофе с коньяком.
   --Рунд, -- сказала Яна не раздумывая.
   --Тебе лень сварить кофе? -- возмутился Шеф.
   --Нет, -- ответила Яна, прижимая к уху наушник. -- Просто Рунд просится к вам на прием.
   Мы все застыли. Шеф пришел в себя первым:
   --Скажи, чтобы впустили. А вы сидите в лаборатории и не высовывайтесь.
   Коллеги послушно уткнулись в журналы. Я заметил на столе экземпляр "Вестника Фаонского Университета", раздел "Текстология и лингвистика". Открыл на загнутой странице. Имя автора статьи было заключено в черную рамку.
   Бенедикт Эппель. "Динамическая лингвистика и ее приложения к анализу первобытных мифов".
   --Отдал в печать в июне, -- пояснил Ларсон, -- если что непонятно, спрашивай...
   --Справлюсь, не физика...
   После первого прочтения, я пришел к выводу, что понимаю процентов десять. Перечитав, я увеличил КПД с десяти процентов до двенадцати. Третье прочтение накинуло еще один процент. Выходит, сколько бы я не перечитывал, выше четырнадцати процентов мне не подняться.
   В понятных мне тринадцати процентах Бенедикт рассказывал о том, как из одного мифа возникает другой, -- на первый взгляд, совсем не похожий на оригинал. Взаимосвязь двух отдельно взятых мифов раскрыть невозможно, однако сравнивая и находя различия между несколькими парами историй, легенд и даже рисунков, исследователь не только находит искомую связь, но и приближается к пониманию истинного смысла всей группы изучаемых "семиотических объектов". Процесс сравнения и нахождения различий был облечен в математическую форму и назвался "вычислением гомологий".
   Делая вид, что читает физически вестник, Ларсон тайком следил, на каких страницах я спотыкаюсь. Заметив, что я вернулся к "Введению", он пояснил:
   --Как для расшифровки одного слова или даже одной буквы в тексте, написанном на неизвестном языке, требуется текст достаточно большой длины, так и для расшифровки смысла одной легенды требуется проанализировать и сравнить несколько подчас абсолютно непохожих легенд. Кто поймет, почему в одном мифе любвеобильный муж вдруг потерял собаку, а в другом -- ленивая дочь, выйдя замуж, рожала только мертвых детей и в конце концов вернулась к отцу, тот и получит шанс догадаться, что на самом деле... впрочем, -- он снова уставился в свой журнал, -- читай дальше.
   Сколько я не искал в статье, что же на самом деле произошло с любвеобильной, но ленивой собакой, ничего толкового не обнаружил. Следовать ссылке на работу Леви-Строса я поленился.
   Через некоторое время Ларсон осчастливил меня новой аналогией:
   --Метод, используемый Бенедиктом, смахивает на решение системы уравнений со многими неизвестными с той разницей, что Бенедикт искал не неизвестные числа, а скрытые "смыслы" и "понятия".
   Я ответил, что статью Бенедикта надо лечить тем же способом, а именно: взять несколько статей -- его собственного сочинение, его единомышленников и оппонентов -- и вычислить гомологии. И только тогда станет ясно, что же он имел в виду на самом деле.
   Ларсон пустился в пространное объяснение, что, мол, метод гомологий антропологи применяют давным-давно, у него есть сторонники и противники. Противники не особенно возражают против "первых гомологий", но про вторые и выше говорят, что это поиск иголки закономерности в стоге случайностей. Если и найти эту иголку, то она скорее скажет о закономерностях в мышлении исследователя ("вторичный фольклор", по выражению Сёмина), но не о смысловых закономерностях "семиотических объектов".
   Гомологии Бенедикт вычислил вплоть до четвертых, однако об аттракторах и темпоронах не написал ни строчки -- или так зашифровал в недоступных мне восьмидесяти семи процентах текста, что без помощи специалиста никак не разобраться. Ларсон ждал, что я обращусь к нему, но я сказал, что под "специалистом" я подразумеваю Цанса.
  
   От Шефа Рунд ушел в седьмом часу вечера. После того как с проходной сообщили, что посетитель сел в арендованный флаер с таким-то номером, я зашел к Шефу и спросил, зачем Рунд тащился в такую даль. По началу Шеф наотрез отказался вдаваться в подробности их разговора. Рунд вроде бы хотел получить гарантии, что Шеф не станет чинить препятствий, если Рунд побудет какое-то время на Фаоне.
   --Он что, в отпуск прилетел? -- удивился я.
   --В долговременный, -- уточнил Шеф.
   --А еще точнее?
   Шеф снизошел и дал мне посмотреть видеозапись беседы.
   Сначала Рунд достаточно подробно описал, как развивались его отношения с Корно. По сути он повторил уже рассказанное мне на Ауре. Затем он сделал попытку как-то прокомментировать ту программу, которую Корно написал для Темпоронного Мозга. Попытка была неудачной _ Рунд явно не понимал, чего добивался Корно.
   Выслушав сбивчивые объяснения, Шеф согнул проволочу буквой "К" и подал Рунду.
   --Зачем? -- спросил Рунд.
   --Это вам орден. Носите на груди. "К" означает "кретин".
   Рунд орден отверг. Тогда Шеф потребовал, чтоб тот поскорее переходил к Евклиду.
   --Я не снимаю своей вины, -- поспешил заявить Рунд лишь для того, чтобы затем сказать "но":
   --Но это был не мой план. В апреле этого года мне стало известно, что как только технология создания Т-Мозга будет полностью разработана, лабораторию уничтожат. Центр Радиокосмических Наблюдений, где впервые в мире были обнаружены темпороны, слишком известное научное учреждение. За его работой постоянно наблюдают агенты промышленных разведок других планет. Поэтому, считали в правительстве, все доказательства существования Т-Мозга необходимо уничтожить. После уничтожения ЦРН лабораторию воссоздадут в более безопасном месте. Кто из ученых будет допущен в новую лабораторию, а кто погибнет вместе с ЦРН -- решали люди из правительства Ауры. Несколько человек из Службы Безопасности задумали нанести упреждающий удар. Так возник полоумный террорист, позднее получивший кличку "Евклид".
   --То есть, -- прервал его Шеф, -- взрывы в вершинах тетраэдра они устроили, чтобы все поверили, что Евклид -- сумасшедший?
   --Да, для этого.
   --Продолжайте.
   --Когда план провалился, заговорщики ушли в тень. Как меня и предупреждали, второй корпус ЦРН, в котором находился Темпоронный Мозг, смели направленной лавиной. Мне позволили уцелеть. Наверное, они считали меня слишком ценным работником. В тот день я выехал на переговоры к моролингам; узнав о взрыве, бежал на Фаон. В правительстве считали, что я по-прежнему нахожусь у моролингов и не стали меня искать. Потом я получил сообщение, в котором мне гарантировалась во-первых неприкосновенность и во-вторых -- возможность продолжить работу над Т-Мозгом. Поэтому я вернулся на Ауру.
   --Кажется, нечто подобное вы теперь хотите получить на Фаоне?
   --Да, я на это надеюсь.
   --Чем вас не устроила Аура?
   --Моролинги не хотят продолжать исследования. Без подключения их мозга к вычислительному контуру Т-Мозг беспомощен. Вину за их отказ возложат на меня. В живых меня не оставят.
   --Разве у вашего правительства не хватит сил заставить моролингов сотрудничать?
   --Нет, они не заставят. Морлингов нельзя заставить что-то делать против их воли. Кроме того, об участии моролингов в создании Т-Мозга теперь известно вам, профессору Цансу и Бруберу из комитета "В защиту договора". Вероятно -- и Вейлингу из "Виртуальных Игр". Если правительство применит против моролингов силу, немедленно поднимется шум, и ООН возьмет Ауру под свой контроль. Нет, с моролингами больше ничего не выйдет.
   --Если без моролингов Т-Мозг невозможен, то чем же вы планируете заняться на Фаоне. Неужели фаонцы вам заменят моролингов?
   --У нас с моролингами общие предки. В своей массе человечество утратило восприимчивость к темпоронам, но я уверен, кто-то из людей сохранил эту способность.
   --И у вас есть кандидаты?
   --Есть, -- кивнул Рунд. --Но я о них я сообщу вам только в обмен на гарантии.
   --Я не уполномочен, -- развел руками Шеф.
   Не монтаж ли, подумал я, ибо произнесено это было с невероятной для Шефа скромностью.
   Рунд возразил:
   --Вы способны оказать содействие.
   Лицо Шефа вдруг прояснилось.
   --Кандидаты... Точнее, кандидатка... Шишка!
   Рунд промолчал.
   --Она? -- настаивал Шеф.
   --Нет, не она.
   --Рунд, я хочу услышать пра...
   С полуправдой на устах голограмма моего босса замерла. Заслушавшись сам себя, Шеф опоздал с нажатием на кнопку "пауза".
   --Дальше неинтересно, -- пряча лицо сказал мне Шеф. --Ты все понял?
   --Да. Корно он не убивал. Быть рядом с Бенедиктом девятого июля не имел возможности. В любом случае, он слишком ценный тип, чтобы навешивать на него два убийства...
   --Достаточно! --Шеф пожалел, что у него нет дистанционного пульта для меня. --Ты слишком понятлив.
   --Да, Шеф. Кстати, не переоцените его ценность. Т-Мозг у Рунда получился так себе. Я одним своим обошелся, чтобы найти четвертую бомбу.
   --Ну, -- развел Шеф руками, -- против лома нет приема.
   Вот это меня задело.
   --Не лом, о мой прораб, а свобода воли.
   --Ладно, -- отмахнулся Шеф. --К черту метафизику! Под большим секретом, вот это место...
   Шеф промотал запись почти до самого конца. Рунд стоял в дверях. Говорил Шеф.
   --Рунд, я подозреваю, что Темпоронный Мозг не только дошел до шестого уровня, но и успел немного поиграть непосредственно на шестом. Чем закончилась игра?
   --Моролингами, -- ответил Рунд.
  
  
  
   35
   Зима в наших краях малоснежная, я об этом уже говорил. Черные кактусы посеребрились инеем, земля заледенела, на площади перед университетом валялись фантики и шпаргалки. Иными словами, поблизости от университета снега не было. Поэтому первое, о чем я спросил себя, когда получил снежком по затылку -- откуда взялся снег? Из холодильника?
   Посмотрел по сторонам.
   Ученый секретарь кафедры Динамического Моделирования, мадемуазель Ливей отряхивала рукавицы. Я выскреб снег из-за шиворота. Вот она диалектика: за шиворот утепленной куртки снег попадет крайне редко, но если попадает, то черта с два выцарапаешь.
   --Я не думала, что попаду, -- сказала она с виноватой улыбкой.
   --Нельзя так расходовать снег. Где вы его взяли?
   --Наскребла возле дома. Я тут рядом живу, -- и она указала на жилой квартал в километре от университета. На Фаоне я умею определять расстояния на глаз.
   --И ходите пешком?
   --Конечно. Очень полезно для тех, кто подолгу просиживает перед экраном.
   Я ответил, что ко мне это не относится. Мы вошли в здание, "ночной кошмар Мёбиуса" довез нас до кафедры.
   --Так вы оказывается к нам! --она была приятно удивлена.
   --И к вам и к Цансу. Профессору, насколько я знаю, разрешили работать...
   --Не разрешили, -- возразила Ливей. --Он вам солгал. Врачи просили его еще неделю побыть дома.
   Она сняла пуховую куртку, делавшую ее в четыре раза толще, включила компьютер, он автоматически стал загружать "ШДТ".
   --Далеко продвинулись?
   --Вывела синие водоросли, -- сказала она с гордостью.
   --Отчего не зеленые? Желтой краски не хватило?
   --Вы эволюцию в школе проходили? (я кивнул) Сразу видно, что нет. Или вы прогуливали уроки. Синие водоросли -- это фотосинтез. Вы понимаете, на моей планете включилась фотонная мельница -- основа основ жизни. Теперь все пойдет как по накатанному: появится кислород, а вместе с ним и озоновый слой. Озоновый слой защитит живых существ от ультрафиолета. А двухатомным кислородом будут дышать мои моролинги.
   --Кто?! -- я едва не опрокинул на себя стакан горячего чая. (Ливей заботливо предложила мне чай сразу после того, как загрузились "ШДТ".)
   --Чего вы так пугаетесь? Поставьте стакан на стол, а то разольете.
   Мне удалось несколько унять волнение. Ливей раскладывала на столе папки с бумагами, что-то весело напевала себе под нос.
   --Своих сапиенсов вы назвали моролингами в честь туземцев из романа Брубера?
   --Какой БрубЕрр? Я знала одного Бруберра, когда еще жила в Париже. Бог мой, сколько лет прошло... Десять? -- и она посмотрела на меня, словно я знал ответ. --Нет, все двенадцать! Он приехал из Кёльна, такой высокий...
   --Хорошо, пусть не из романа, -- мне пришлось ее перебить. --Но все же, почему вы назвали сапиенсов моролингами, хотя никто не мешал вам назвать их неандертальцами, кроманьонцами или, к примеру, австралопитеками?
   --О, какие слова вам известны! Кто б мог подумать.
   --А если без иронии.
   --Как же можно без иронии? Ну хорошо, эту таинственную историю мне поведал мсье Сёмин. Сёмину рассказал профессор Цанс, которого вы так жаждете видеть. А профессору, вероятно, рассказали сами моролинги. Моролиги утверждают, и профессор Цанс с ними согласен, что первыми на Земле появились они, потом люди мутировали -- все, за исключением моролингов. Мы с вами мутанты, господин Федре, настоящие земляне -- моролинги.
   --И все это всерьез?
   --А вы видели когда-нибудь моролинга с чувством юмора?
   --Меня они не насмешили.
   --Ну вот вам и ответ... ох, -- она сжала губы и уткнуло лицо в ладони.
   --А "ох" к чему относится?
   --Я все время забываю, что Бенедикта больше нет, -- всхлипнула она. --Я такая легкомысленная... Наверное, это из-за увлечения играми.
   --Да, -- согласился я, -- в играх через каждый килобайт убивают какого-нибудь Бенедикта. Легко привыкнуть.
   --Больше не буду в них играть... Кстати, вот и профессор, -- она утерла слезу и сделала изящный жест ладонью, словно Цанс должен был появиться на ладони, а не из дверей.
   Я взглянул на пустую ладонь, потом обернулся. Профессор шел, опираясь на трость из шпастого бамбука, украшенную индейским орнаментом. Трость ему подарила Катя в память о Ламонтанье.
   --Вы ко мне? -- спросил Цанс.
   --Да, профессор. Вчера я прочитал последнюю статью Бенедикта: динамическая лингвистика, ее приложения и так далее. Мне не все в ней понятно.
   --Статья большая, вы задавайте конкретные вопросы, мы постараемся ответить.
   --Хорошо. В статье Бенедикт объяснял, как по совокупности мифов понять их источник и их смысл. И я подумал, нет ли связи между динамической лингвистикой в том виде, в каком она представлена в статье, и проблемой вычислимости аттракторов, которую... которую мы знаем, как решить... -- последние слова я произносил с оглядкой на мадемуазель Ливей и ждал, что профессор сам предложит пройти к нему в кабинет.
   Цанс, однако, ответил сразу:
   --Начнем с мышления, ибо динамическая лингвистика, по сути, наука о мышлении. Мышление-- это физический процесс, и, как всякий физический процесс, оно описывается некоторыми физическими законами. Более конкретно -- законами хаоса, хотя некоторые из нас по-прежнему склонны верить в свободу воли. Поэтому сознание идет не куда попало, а к некоторым областям притяжения...
   --К аттракторам, -- догадался я.
   --Да, к аттракторам. Ну так вот, законы хаоса, управляющие мышлением, те же самые, что и у эволюционных процессов. Построив соответствующую математическую модель, теоретически можно спрогнозировать тот или иной аттрактор, который в данном случае является в общем смысле текстом. Есть и обратная задача: зная текст, восстановить предысторию его появления, иначе говоря восстановить ментальные флуктуации, приведшие к появлению исходно текста. Вот, в целом, суть проблемы. Не знаю, довольны ли вы моим ответом...
   Я сказал, что для полного удовлетворения мне не достает совсем чуть-чуть. Потом предложил:
   --Давайте я попробую перевести ваш ответ на человеческий язык. Итак, у сознания есть аттракторы. Пусть одним из аттракторов первобытного индейца стал миф о любвеобильной собаке. Теперь пойдем назад во времени и по пути спросим себя, что подтолкнуло сознание индейца к созданию мифа об упомянутой любвеобильной собаке, а не о фригидном муравьеде. В прошлом, в некоторый момент произошло событие -- флуктуация или возмущение -- которое направило сознание к аттрактору-собаке. И Бенедикт задался бы вопросом -- что это было за возмущение? После вашего объяснения, мне кажется, что задача вычисления возмущения очень похожа на ту задачу, которую решал... эээ... известный нам прибор. А вам так не кажется?
   --Вероятно, вы правы... --пробормотал Цанс.
   Ливей смотрела на меня как на шимпанзе, вдруг заговорившего об экзистенциализме.
   --Рад это слышать... У меня к вам еще одно дело, -- удовлетворив личный интерес, я решил перейти к интересам корпоративным.
   Цанс наконец догадался проводить меня в кабинет.
   --Стакан-то захватите, --крикнула вдогонку Ливей.
   Профессор тяжело опустился в единственное кресло. Отставив трость, он машинально стал выкладывать из портфеля на стол бумаги, исписанные непонятными формулами.
   --Над чем вы сейчас работаете? -- спросил я со своего места на подоконнике.
   Глядя мимо меня в окно, Цанс поднял несколько листов и постучал ими по столу, выравнивая стопку.
   --Возможно, -- сказал он, всматриваясь в даль, -- уже в этом веке, а в худшем случае -- в следующем, мы научимся общению с Другой Вселенной. Мы станем задавать ей вопросы. Сколько времени уйдет на ответ у тех, кто нас услышит, мы не знаем. В любом случае, ответ придет. Но, следовательно, он уже пришел -- ведь время в Другой Вселенной идет в обратную сторону. В какой форме пришел ответ, нам не известно. И нам неизвестно, какой след оставил этот ответ в нашей истории. Я намерен найти этот след, иначе говоря, найти ответы на незаданные вопросы.
   Переварив объяснение, я тактично осведомился:
   --А причинно-следственной путаницы вы не боитесь?
   --Я же еще пока ничего не нашел...-- усмехнулся он. --Так о чем ваше дело?
   --Профессор, вы помните тот семинар, на котором Эдуард Брубер призвал нас встать на защиту моролингов?
   --Да, конечно.
   --Потом вы устроили обед в честь гостя.
   --И это было...
   --Во сколько он закончился, вы не припоминаете?
   --Около десяти, кажется...
   --И вы сразу поехали домой?
   --Да, Брубер довез меня до дома.
   --А остальные преподаватели -- доцент Семин, академик Чигур и прочие -- они были с вами?
   --Нет, каждый из них отправился домой на своем флаере... Хотя нет, кажется Семин был без флаера. Он хотел идти к "трубе". Чигур предложил подвести, но Семин, по-моему, отказался.
   --Вы пригласили Брубера к себе?
   --Да, но он куда-то спешил, поэтому приглашения не принял.
   --То есть в тот вечер вы оставались один.
   --Если бы я не знал, что вы расследуете убийство, -- недовольно заворчал Цанс, -- я бы назвал этот вопрос вмешательством в личную жизнь.
   --Итак, вы были одни.
   --Один. Это то, о чем вы собирались меня спросить?
   --Нет, я приехал с предложением. С предложением от моего босса. Ему необходима ваша консультация.
   --Какого рода? -- спросил Цанс настороженно.
   --Профессионального. Он попросит вас поработать с программой, написанной Корно для Темпоронного Мозга. Наши специалисты не в состоянии расшифровать ее содержание. Помочь нам сможете только вы.
   --Перешлите мне программу.
   --Нет, профессор. Я понимаю, что сейчас вам очень тяжело надолго покидать дом, но вся работа должна быть проведена у нас, в нашей лаборатории. Мы обеспечим вас всем необходимым, включая транспорт и медицину.
   --Последнее излишне, -- гордо возразил он, -- ночевать, я надеюсь, мне позволят дома?
   --Безусловно. Но под охраной.
   --По-моему, это тоже излишне... -- проворчал Цанс. --Хорошо, я согласен.
   --Прекрасно! Во сколько вы сегодня освободитесь?
   --У меня одна лекция... Часа через полтора.
   --Я вас подожду.
   --Как угодно... -- он нащупал трость и поднялся. --Сам-сам... -- предупредил он мою попытку ему помочь. --Откройте дверь...
   Я проводил его до аудитории. После окончания лекции отвез в Отдел, где представил его Шефу. Шеф представился сам -- не настоящим именем, естественно.
  
   Особым приказом Шеф освободил меня от умственного труда. Произошло это десятого августа по синхронизированному времени, перед совещанием, на котором присутствовали Шеф, Цанс и Ларсон. Меня на совещание не допустили. Нет, конечно, мне не сказали "тебе сюда нельзя". Напротив, мне поручили ответственное задание: проследить, насколько успешно или насколько усердно полиция ищет бар, где Бенедикт встречался с убийцей. Дюжина сержантов прочесывала квартал за кварталом, не пропуская ни одного заведения. Я избрал другую тактику: начал с самых дорогих ночных клубов в центре Фаон-Полиса и продвигался в направлении уменьшения суммы, складывающейся из платы за вход, стоимости двух порций "Балантайна" и стоимости галстука вышибалы. Третье слагаемое я ввел не сразу, а после того как подрался с вышибалой в "Диком птероркусе". Чтобы он не задохнулся, пришлось резать галстук. К счастью для шефского кошелька, галстук оказался фаонского пошива, хотя и с ярлыком "Ланвэн". Вышибале он шел, как юной деве бакенбарды. Собственно, из-за этого сравнения мы и подрались.
   Чрез два дня, я заменил стоимость "Балантайна" на стоимость пинты пива. Эта замена сказалась двояко: к вечеру я крепче стоял на ногах, зато был вынужден увеличить чаевые, потому что пинта пива -- слишком незначительный повод, чтобы просить бармена взглянуть на снимки.
   Еще через два дня, по настоятельному совету Ларсона, я перешел на шипучку и, одновременно, опустился на самое дно фаонской ночной жизни. Деньги, отпущенные на подкуп барменов и официанток, утекали как сквозь пальцы. В тоже время по барам прошел слух, что за один только взгляд на снимок какого-то студента, можно получить двадцатку, в то время как полиция предлагала сделать то же самое, но бесплатно. Полицейские сержанты стали все чаще и чаще наталкиваться на принципиальный отказ смотреть на снимки. Один раз они меня подкараулили и, несмотря на мою угрозу пожаловаться Виттенгеру, отобрали снимки.
   Надо ли говорить, что все поиски были бесплодны. У Цанса тем временем наблюдался какой-то прогресс. Вечером пятнадцатого он часа два что-то объяснял Шефу. После объяснения Шеф вышел из кабинета с расцарапанным лбом. Ларсон наложил Шефу на лоб пластырь. Потом он обмотал пластырем конец проволочки, высказав при этом надежду, что отупевшая проволока не ухудшит умственных способностей Шефа. Шеф психанул и сорвал пластырь с проволоки.
   На следующий день, опять-таки вечером, я заехал в Отдел сказать, что день прошел впустую. Эти бессмысленные доклады я практиковал уже три дня, надеясь, что Шеф не выдержит и поручит мне что-нибудь другое. Но Шеф был не прошибаем. Выслушав меня, он позвал Яну и приказал ей сменить в его доме сигнализацию.
   --Шишка посетила? -- спросил я.
   --Езжай домой и жди звонка, -- ответил он.
   Без чего-то одиннадцать он действительно позвонил.
   --Завтра в полдень, -- сказал он. --Восточный пригород. Парковка у супермаркета напротив "Мак-Дональдса". Всё.
   --Указания?
   --Посмотри "Жизнь и смерть Роберта Грина".
   --Чтобы быстрее уснуть?
   --Чтобы проверить твою наблюдательность. До завтра.
   Я сразу же поставил фильм.
   . Проявив чудеса силы воли, я позволил глазам сомкнуться только, когда замелькали титры.
  
  
   36
   Окраина Фаон-Полиса, тихий уютный район в предгорье, в пятидесяти километрах к востоку от озера. Перед нами стоял двухэтажный коттедж с остроконечной крышей и башенкой, прикрытой граненым куполом. Наблюдает ли он за нашим приближением?
   Не чищенная дорожка вела к высокому крыльцу. Шеф поставил ногу на первую ступеньку и остановился.
   --Не спешим ли мы? -- спросил он.
   --Вам виднее. Телохранителю не полагается давать советы боссу.
   --Звони.
   Я обогнал Шефа и, загородив его спиной, нажал на кнопку у двери. Внутри дома загудел колокол -- один раз. За полупрозрачным стеклом мелькнул силуэт. Дверь скрипнула. Дыхнув на меня перегаром, Брубер сказал:
   --Я знал, что вы придете.
   Последняя попытка доказать охотнику, что жертва умнее его.
   Он посмотрел на Шефа, затем отступил вглубь темной прихожей. Спертый воздух, пропитанный алкогольными парами, заполнял дом.
   Сгорбленная спина удалялась по коридору, мы пошли следом.
   Темная комната, задернутые шторы едва-едва пропускали свет. Он сел в кресло возле стола, заставленного бутылками, стаканами, пачками какого-то сухого корма -- вряд ли это стоило называть пищей.
   Я нажал выключатель.
   --Не нужно, -- он недовольно прищурился, прикрыл глаза рукой. --Здесь достаточно света, вы скоро привыкните.
   Он не хотел, чтобы я увидел, как он опустился: многодневная щетина проросла пятнами, параллельные морщины на лбу закрыла неопрятная, жирная челка. Не глаза, а вороньи гнезда...
   --Вы тоже привыкните, -- ответил я, оставив свет включенным.
   Шеф сел в кресло напротив Брубера. Я пододвинул себе табуретку, потому что с табуретки прыжок дальше, нежели из кресла.
   --Вы хотя бы выпьете?
   Он искал чистый стакан.
   --Не сейчас.
   --Потом нам не дадут... А вы? -- он обратился к Шефу. --Простите, не имею чести...
   --Поставьте стакан, -- сказал Шеф жестко.
   --Кто вы?
   --Вы меня видите в первый и последний раз. Здесь я представляю интересы Чарльза Корно и Бенедикта Эппеля.
   --Ангел мщения? -- осклабился Брубер. --Мне отмщение аз воздам...
   --Воздам, -- кивнул Шеф. --Когда узнаю ответ на последний в этом деле вопрос: кто был автором "Моролингов"?
   --Нет! --вскричал он так, будто услышал что-то невыразимо страшное. --Я... я их написал, только я! Не знаю, как они это подстроили, это походило на безумие... Не могут два человека написать настолько похожий текст, это непостижимо!
   --Настолько непостижимо, что вы подумали, будто Темпоронный Мозг предсказывает будущее. Признаться, я долго не мог понять, почему вы сказали Федру, что Т-Мозг предсказывает будущее. Ни Корно, ни Рунд, ни Цанс никогда не употребляли в отношении Т-Мозга выражение "предсказывать будущее". Кадр из фильма "Жизнь и смерть Роберта Грина" навел меня на разгадку. Корно прислал вам кадр, приходящийся в точности на середину слова "вор", которое Роберт Грин бросает в лицо Шекспиру. "Вор" -- назвал вас Корно. Вас, человека с репутацией, назвали вором! В контексте истории отношений Грина и Шекспира "вор" эквивалентно "плагиатор". Но вы не плагиатор, поэтому и решили, что таинственный прибор предсказал появление "Морилингов". Не думаю, что Корно собирался вас шантажировать, скорее, просто издевался. Шантаж вы бы перенесли, но издевательство -- нет. Обозвав вас вором, он предъявил доказательство, то есть текст, поразительно похожий на ВАШИХ "Моролингов", но написанный задолго до выхода "Моролингов". Думаю, этот текст -- назовем его "Моролинги-Ноль" -- у вас есть. Получив его от Корно, вы, наверное, решили, что попали в какую-то виртуальную реальность. Вы поняли, что Корно вас подставил, но как он сумел это сделать? Сейчас я вам расскажу. В феврале либо в марте этого года вам в руки попал некий текст -- его мы назовем "Моролинги-Один". Его прислали на отзыв или на рецензию или для еще чего нибудь в этом роде. Текст был слабенький, если бы его и опубликовали, то читателей нашлось бы не много. И вы переделали -- еще раз повторяю -- не переписали, а именно переделали "Моролингов-Один" в роман "Моролинги". Вы замечательно умеете переделывать чужие тексты. Вероятно, сказывается практика. Будучи сценаристом, вы до неузнаваемости перерабатывали чужие идеи, доводя их, порою, до совершенства. Помните список "тридцати двух" -- шестнадцать плюс шестнадцать? На каждый ваш опус приходится один чужой -- в некотором роде источник вдохновения. Отдаю вам должное, большинство ваших переделок значительно превосходят оригиналы. Бенедикт изучил вашу манеру переделывать тексты. В качестве аттрактора, к которому требовалось подтолкнуть ваше перо, он выбрал роман "Моролинги-Ноль", кем-то когда-то написанный. Чарльз Корно подготовил необходимую вычислительную программу. Темпоронный Мозг программу выполнил. На основе результатов вычислений Бенедикт подготовил роман "Моролинги-Один" -- его текст мы нашли в его видеопланшете. После вашей обработки он стал романом "Моролинги". Выражаясь научным языком, "Моролинги-Один" были тем минимальным -- или не слишком минимальным -- возмущением, которое направила вас к аттрактору "Моролинги-Ноль". Не спорю, с вами поступили жестоко. Переделывая один текст, вы полагали, что удаляетесь от обвинения в плагиате, а в действительности вы двигались прямиком в расставленную ловушку. Ваше сознание, ваши творческие способности были пойманы в сеть детерминизма. Поистине с изуверской жестокостью Корно дождался, когда ваши "Моролинги" выйдут из печати, приобретут популярность и даже будут подготовлены к экранизации. И только тогда он нанес удар. Сценарий к "Жизни и смерти Роберта Грина" писали вы, и поэтому вам не составило труда сообразить, что означает присланный кадр. Но мне интересно, как Корно доказал вам, что, поразительно похожие на ваш роман, "Моролинги-Ноль" были написаны давно, что они являются первичным текстом. И кто, наконец, был их автором?
   Брубер молча смотрел на свет остекленевшим взглядом. Для кого Шеф все это рассказывал -- для него или для себя?
   --Я бы мог устроить здесь обыск, -- предупредил Шеф.
   Брубер встал и пошатываясь подошел к полке над телевизионным экраном. Из наваленных как попало кассет с кристаллозаписями выбрал одну -- без маркировки. Вставил в компьютер. На телевизионном экране появился стадион "Фаон-Арена". Шел футбольный матч между "Вапролоками Фаона" и "Гоморкусами". Кубок Сектора. Любительская съемка.
   Кажется, Брубер издевался. Но Шеф молчал.
   Мелькнуло табло -- и я вспомнил этот матч. Год назад наши вели в первом тайме два -- ноль, он потом продули два -- четыре.
   Листы бумаги загородили игроков. Две худые руки с рыжими волосками перебирали листы прямо перед камерой. Если увеличить изображение, то можно разобрать буквы. Не монтаж. Камера немного отъехала, чтобы схватывать и игроков и текст на листах. Зритель, сидевший рядом ниже, спросил, не мешает ли Бенедикту его свист и предложил поп-корна.
   --Хорошая фокусировка, -- сказал Шеф. --Достаточно.
   Брубер выключил изображение.
   --Кто автор?
   --Лиувилль.
   --Дьявольщина! Конечно же... архив покойного академика! Бенедикт рылся в его архиве и нашел неопубликованный роман.
   Я заметил:
   --А руки-то -- Бенедикта.
   --И господин Брубер об этом догадался... М-да, факт плагиата налицо. А воровать у мертвого автора -- это уже попахивает мародерством. Для вас, Брубер, наступил конец, о чем вам весьма ясно намекнул Корно. Правда, Корно не принял во внимание, что Роберт Грин умер раньше Шекспира. Корно подшутил над вами, но последним смеялись вы...
   --Прекратите! -- выкрикнул Брубер. --Что вы обо мне знаете? Я задумал роман о моролингах полтора год назад. Работа шла трудно, потому что одновременно я завершал два сценария. Десять месяцев я копил материалы о моролингах. Прочитал десятки статей, а потом... потом пришел тот текст... Так или иначе, но в нем автор использовал в точности те материалы, которые собирался использовать я. Тогда я решил, что это совпадение -- ведь к научным статьям имеют доступ все... Договор с издательством требовал закончить роман к маю. Уже во всю шла реклама, и я оказался в безвыходном положении. Всё, к чему я стремился -- это выполнить договор. Я не предполагал, что роман станет так популярен. В июне Корно прислал мне "черную метку". Я всего лишь хотел с ним встретиться. Надо же, я опустился до того, что переоделся посыльным! Ублюдок... забаррикадировался от меня вместе со своей подстилкой... Он сказал, что устроит скандал, втопчет меня в грязь. Он собирался прославится как великий кибернетик, Бенедикт -- как великий психолог, а я навсегда останусь великим дерьмовым плагиатором. Они хотели войти в историю на моих костях. Тщеславие, дерьмовое тщеславие... паче денег, паче жизни... дерьмо...
   Он взял со стола пустую бутылку и со всего размаха запустил ее в стену. Я бы его остановил, но Шеф не позволил. Осколки со звоном разлетелись и скрылись среди заполнявшего комнату хлама. Открыв новую бутылку, Брубер наполнил три стакана.
   --Пейте, чего так сидеть... За упокой души раба Божьего... --не договорив, он опорожнил стакан двумя большими глотками.
   --Вы переоделись посыльным, чтобы вам открыли дверь. Посыльный Джим примерно вашего возраста и комплекции, достать форму посыльного не такая большая проблема. Что было дальше?
   --Он смеялся! Этот ублюдок смеялся! Хотел вышвырнуть меня прочь, как последнюю собаку. Я не выдержал, все произошло против моей воли. И вот что скажу я вам: по его воли все это произошло -- по воле самого Корно! Если Темпоронный Мозг сумел предсказать мой роман, то и смерть Корно он должен был предсказать! В тот самый день, когда Корно решил помочь Бенедикту в его ублюдочной затее, он подписал себе смертный приговор. Он запустил часы в часовой бомбе. А я... я всего лишь... Я -- средство, избранное Мозгом -- только средство. Власть была у Корно и Бенедикта, она была у тех, кто построил Темпоронный Мозг. Такая власть никогда нацело не делится, кто-нибудь обязательно попадет в остаток. Они хотели загнать в остаток меня... сволочи...
   Слезы мешали ему говорить. По просьбе Шефа, я принес Бруберу воды. Он пил давясь и захлебываясь. Потом обмяк, растекся по креслу, совершенно безвольно проговорил:
   --Всё, хватит, покончим с этим.
   --Бенедикт вас шантажировал? -- спросил Шеф.
   Брубер неопределенно мотнул головой. Шеф настаивал:
   --Да или нет? Если да, то это смягчит вашу вину.
   --Этот маленький иезуит не говорил прямо, но я понял, что ему все известно. О гипотетическом приборе он говорил так, будто точно знал, что меня это должно заинтересовать. Он был уверен, что я поверю в этот прибор и что я никому о нем не расскажу. И тогда я вспомнил руки, державшие бумажные листы на стадионе.
   --Он требовал устроить ему встречу с моролингами?
   --Нет, он просил, но просил так, что отказать было нельзя.
   --Вы, вероятно, несколько раз встречались, иначе как вы узнали о пузырьке с алфеноном.
   --Да, он дважды сглупил, доставая при мне пузырек с лекарством. Кажется, он принимал лекарство за несколько часов до сна. Цианид я припас для себя, но по справедливости яд сначала должен был достаться ему.
   --В чем вы видите справедливость?
   --Не Темпоронный Мозг, а мы отвечаем за свои поступки. Если Эппель полагал, что ему позволено сломать мне жизнь, позволено властвовать над чужим разумом, то тем самым он поставил себя по ту сторону добра и зла. Наказание пропорционально не вине, а ответственности. Бесконечная власть подразумевает бесконечное наказание, разве не так?
   Шеф согласно кивнул и поднялся, давая мне понять, что разговор закончен. Брубер не шелохнулся.
   --Мне подождать Виттенгера? -- спросил я.
   --Нет, -- бросил он, -- пойдем...
   --Сколько у меня времени? -- услышали мы его голос, ставший внезапно твердым и решительным.
   --Десять минут, -- ответил Шеф.
   Мы вышли на улицу. Шеф позвонил Виттенгеру и назвал адрес.
   --А бар мы так и нашли... -- сказал я.
   --Нашли. Шишка вспомнила, что когда она встретила Бенедикта в тот вечер, он высморкался в салфетку с эмблемой студенческого кафе. Оно недавно открылось. Брубера там запомнили, потому что он спас официантку от Бенедикта, который был чем-то там недоволен...
   --Могли бы и сказать.
   --Ты и без того устал. Заводи.
   Я направил флаер к Редакции. Флаер Шефа, пустой, полетел на автопилоте.
  
  
  
   37
   Цанс позвонил на следующий день после того, как в новостях прошло сообщение о самоубийстве Эдуарда Брубера, известного писателя, драматурга и сценариста. Он долго не мог найти подходящих слов, наконец кое-как выдавил вопрос: станет ли известно, чт послужило причиной самоубийства. Я ответил, что мы будем молчать и его просим о том же. Он согласился.
   Возникла неловкая пауза. Я спросил:
   --Вы нашли ответы на незаданные вопросы?
   Он утер со лба пот. Тяжело заговорил:
   --Китайский император Тай-цзун спросил у священника, как ему, императору, пробудить в себе стремление к высшему просветлению. Священник ответил молчанием.
   --И что?
   --Вы уверены, что император спросил именно это?
   --Профессор, неудачный момент для шуток...
   --Молчите, -- приказал он. --Еще не всё. Один монах спросил у мудреца Джесю, обладает ли собака природой Будды. Джесю ответил: "Гав!". Вот вам загадка: на чей вопрос ответил Джесю?
   Не знаю, что меня дернуло.
   Я громко мяукнул и вдавил "эскейп".
   Тремя днями позже пришел чек от "Виртуальных Игр". Мы с Ларсоном спорили, кем Шеф представился Краузли -- главным бухгалтером Редакции или этим, как его... -- не шантажистом, но вроде того...
   Рунда поселили на конспиративной квартире. Что с ним дальше делать, Шеф пока не решил. Новая фамилия Рунда -- Шишкин. Шеф сказал, что это не шутка. Документы и легенду на это имя он держал для себя, про запас. К Шишке и моролингам легенда не имеет никакого отношения. До самой Шишки Рунду не добраться.
   Потом нагрянул Дональд Доусон, советник Генерального секретаря ООН по вопросам безопасности. В июне он руководил поисками Евклида на Земле. В разговорах с Доусоном, Шеф всячески избегал упоминаний об Евклиде. Доусон соблазнял Шефа слетать на Землю -- мол, некоторые весьма влиятельные люди жаждут с Шефом познакомиться. Шеф принял приглашение, потому что узнал, что с двадцать второго по двадцать восьмое сентября в Нью-Йорке пройдет Всегалактический конгресс частных детективов.
  
   Шеф попросил проводить их с Доусоном до Центрального космопорта.
   --Так кто теперь новый хозяин? --спросил я Шефа, когда Доусон отлучился в туалет.
   --Хозяин чего? --переспросил Шеф.
   --Темпоронного Мозга.
   Шеф усмехнулся:
   --Перефразируя доктора Рунда, я бы сказал, что любой в праве считать себя хозяином того, чего нет.
   Думаю, Шеф слукавил. Зачем он тогда водил начальника Отдела Стратегического Планирования на конспиративную квартиру к Рунду?
   Перед самой посадкой Шеф спохватился:
   --Ты чем сейчас планируешь заняться?
   --Приберу в квартире. Завтра утром прилетает Татьяна.
   --Скажи Яне, что я велел тебе помочь.
   --Угу, она поможет. А завтра Татьяна оторвет мне голову, потому что учует запах Яниных духов. Предпочитаю месяц без сладкого за неприбранную квартиру.
   --Ну и жизнь у тебя... Послушай, не в службу, а в дружбу. У одной моей знакомой пропал... ты только не обижайся... ручной шнырек. Возьмешься?
   Он стыдился смотреть мне в глаза. С полминуты я делал вид, что раздумываю. Затем поскреб затылок, достал блокнот и ручку.
   --Ладно, давайте приметы...
  
  
  
   Постскриптум
  
   Шефа разбудил голос из репродуктора внутренней связи корабля.
   "Господа пассажиры, -- говорил голос, --через шесть часов наш корабль совершит посадку на космодроме "Плато Дарфур". До начала посадочных маневров осталось четыре с половиной часа. Экипаж настоятельно рекомендует всем пассажирам упаковать багаж и настроить ложементы в течение ближайших четырех часов. Спасибо. "
   Шеф встал с ложемента. Последние десяток утр он просыпался с улыбкой типа "как я вас всех обманул!". Он прошел в санитарный блок. За переборкой завозился Доусон. Они занимали соседние каюты, разделенные общим санитарным блоком. Шеф посмотрелся в зеркало и погладил бороду. Он подумал, что в бороде определенно есть польза, потому что бриться с улыбкой "как я вас всех обманул!" чрезвычайно неудобно.
   До сих пор никому не известно, за каким занятием Шеф обнаружил в углу санитарного блока надпись, сделанную от руки черным фломастером:
  
   смотри сюда
  
   -- и стрелку, вернее, -- стрелу, которой недоставало сердца.
   Шеф проследил взглядом за стрелой. Она указывала на небольшую металлическую пластинку, привинченную к обшивке. Ознакомившись с текстом на пластинке, Шеф поморщился и почесал грудь с левой стороны. На пластинке, после названия серии -- "Веер" и фирмы изготовителя --"Боинг-Дуглас", шел заводской номер корабля. Разумеется, Шеф не помнил заводского номера "Веера", спасенного мною в июне этого года от взрыва. Но если бы номер был не тот, то стрелки и надписи не появилось бы, -- рассудил Шеф.
   "Увидит и вспомнит об Евклиде", -- подумал он о Доусоне.
   В дверь, ведущую в санитарный блок из соседней каюты, постучали.
   "Сейчас, Дональд, две минуты потерпите!", -- крикнул Шеф как можно естественнее.
   Смочив бумажное полотенце под струей горячей воды, он стер надпись и стрелку. Потом выдавил на средний палец каплю зубной пасты и слегка замазал бортовой номер и дату. Отступил на шаг, полюбовался. Еще два мазка по дате выпуска он сделал, представляя себе, что перед ним снимок Доусона и что он пририсовывает Доусону усы.
   "Вот теперь порядок."
   Он вышел из санитарного блока и захлопнул дверь. Сразу после щелчка замка в санитарный блок ворвался Доусон.
   Шеф прошел к столику у иллюминатора, включил комлог. Еще не зная в каком обличие он предстанет перед коллегами на конгрессе детективов, Шеф принялся сочинять тезисы, -- на случай, если придется выступать. Накануне вечером он исписал две страницы с четвертью, теперь, в оставшееся до посадки время, решил кое-что дописать. Шеф вывел тезисы на экран, затем он извлек со дна чемодана потрепанную книжку в мягкой обложке. Нужная страница была заложена медной проволочкой. Шеф раскрыл книгу, положил на столик рядом с комлогом; упрямо закрывавшуюся страницу он придавил бластером. Не диктуя, а по старинке -- руками, он стал переписывать в комлог отчеркнутый карандашом абзац:
   "Ничего таинственного, к сожалению, на свете нет. Свет наполнен не тайнами а писком в ушах. Вся история длится столько же, сколько звук от удара хлыста! Только людям моей профессии дано знать немного больше, чем другим смертным".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

.

  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"