Дельфинов Александр : другие произведения.

Тангенс кота или Хозяин Вселенной

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пьеса в одном действии без перерывов и пауз

Тангенс Кота или Хозяин Вселенной

Пьеса в одном действии без перерыва и пауз.

Действующие лица:

Витя Е. - молодой зоолог.

Виктор - ученый средних лет.

Вера Чернова - медсестра Виктора.

Эмма Смирнова - военный врач

(она же Женщина в синем комбинезоне).

Тетя Нюра, лейтенант Фаддей Фролов, другие офицеры, люди на станциях.

Вездесущий Кот.

  
   Раннее утро. Армейский эшелон подъезжает к Заратову. Купе. У окна друг напротив друга замерли мужчина и женщина. Неожиданно резкий толчок сбрасывает на пол молодого человека, закутанного в плед.
  
   Витя Е. Черт знает что такое!
   Виктор. (как бы продолжая предыдущий разговор)15 апреля в городском театре было большое итоговое собрание. Я читал доклад о трансперсональном бреде. В первый вечер мне не удалось закончить, вокруг моих положений разгорелись страстные прения. Обсуждение доклада пришлось перенести на другой день.
   Вера Чернова. А как же с ночлегом?
   Виктор. Ночевать остались в городе.
   Вера Чернова. Генерал обо всем этом уже знает?
   Виктор. Пока только предположительно, но я собирался...
   Витя Е. (перебивая) Простите, мы Луговскую не проехали еще?
   Вера Чернова. Что, что вы сказали?
   Витя Е. Я говорю, Луговскую не проехали еще?
   Виктор. А-а, Луговскую... (смотрит на часы) Луговская, Луговская... Бывал я там как-то, голые стенки и ничего существенного.
   Витя Е. Что?
   Виктор. Давненько я в тех местах... Сейчас полвосьмого. А Луговская когда у нас?
   Вера Чернова. (обращаясь к Вите Е.) Да вы бы встали с пола-то, сквозит ведь. Еще простудитесь, не дай Бог. Вы к нам подсаживайтесь, мы подвинемся.
   Витя Е. (встает и, путаясь в пледе, садится рядом с Виктором) Мне на Луговскую надо.
   Виктор. (протягивая руку) Виктор.
   Витя Е. (пожимая руку) Витя Е.
   Виктор. А это Вера Чернова, моя медсестра.
   Вера Чернова. (глядя в окно) День пасмурным будет, вон сколько инея на деревьях.
   Виктор. Вы куда едете?
   Витя Е. В Земипалатинск.
   Вера Чернова. А на Луговскую вам зачем тогда?
   Витя Е. Дело у меня там. Выяснить кое-что надо. (после паузы) Посмотреть кое-что, проверить. Всех-то дел на пять минут. (после паузы) У меня по работе там.
   Вера Чернова. А вы кто, журналист?
   Витя Е. Нет, я зоолог.
   Виктор. Биолог?
   Витя Е. Зо-о-лог. Изучаю поведение и повадки животных.
   Виктор. Какие же на Луговской животные? Быки да кошки. Вера, передай мне, пожалуйста, пакет с яблоками.
  
   Вера передает сумку, Виктор достает и надкусывает яблоко. Некоторое время все молчат. Пахнет весенней свежестью. Далее Виктор и Витя Е. говорят одновременно.
   Виктор. (положив надкушенное яблоко на стол, вытирает губы носовым платком цвета хаки) От этих яблок уже оскомина просто. Хотя у меня еще на собрании зубы ломить начало, когда полковник Альберт Шарин говорил о защитном психотронном поле... Прижали они нас с этим куполом, и ведь ничего доказать невозможно, как об стенку горох все наши объяснения, просто замкнутый треугольник какой-то...
   Витя Е. (машинально схватив со стола яблоко Виктора, с легким раздражением) Да что вы можете знать о жизни кошек? Сказать вам серьезно? Если бы мы только могли проследить мысль кошки, когда она, к примеру, охотится за мышкой... Я только хочу сказать, что кошки, самые обыкновенные кошки, они ведь ничуть не менее удивительны, чем, например, вороны или дельфины...
   Витя Е. (после всеобщей заминки) Так вы меня слушаете?
   Вера Чернова. Ну, конечно, слушаем. Так о чем вы говорили?
   Витя Е. Я только хотел заметить, что мы, к сожалению, лишь в самых общих чертах можем описать сложнейшее переплетение факторов, вскрытое тщательными исследованиями высшей нервной деятельности кошек. Связь внутренних процессов их организма с внешней средой - вот что меня интересует.
   Вера Чернова. А что, с этим какие-нибудь проблемы?
   Витя Е. Понимаете ли, какая штука... Это взаимодействие обусловлено гормональным состоянием. Тут-то и кроется как раз главная загадка. Вы знакомы с работами Джона Лилли?
   Вера Чернова. Нет.
   Витя Е. По данным Лилли, а он занимался дельфинами, да-да, теми самыми хорошо нам знакомыми черноморскими прыгунами-симпатягами, так вот, по его данным дельфины способны овладеть человеческой речью. Я, конечно, не хочу сказать, что дельфины разумны... Да и Черного моря давно уже нет...
  
   Поезд медленно останавливается. Все выглядывают в окно.
  
   Виктор. Это Здаврополь. Мы тут минут пятнадцать стоять будем, можно, так сказать, погулять, ха-ха! (обращаясь к Вите Е.) Вы курите?
   Витя Е. Факт - упрямая вещь. Курю. Факт.
   Виктор. Пошли покурим. У меня "Шахтерская Звезда". Не откажетесь?
   Витя Е. Спасибо. У меня "Серебряный Пепел".
   Вера Чернова. Ах, какое красивое название! И совсем не подходит для папирос.
  
   Армейский эшелон стоит в Здаврополе. На платформе курят или медленно прогуливаются пассажиры, местные жители предлагают купить продукты, книги, бытовые приборы, мягкую игрушку. Все продавцы немного апатичны, словно их совсем не интересует торговля.
  
   Витя Е. Господи, сколько тут продавцов собралось. Больше, чем покупателей.
   Виктор. Да, на каждого покупателя приходится по три-четыре продавца как минимум. (Оба смеются, Витя Е. даже хлопает себя по коленке.)
   Витя Е. Вот никогда не подумал бы, что снова придется ехать по этой дороге. Года три назад проезжал тут, вот на этом перроне стоял, курил, как сегодня с вами...
   Виктор. Да?
   Витя Е. (глубоко затянувшись) Да. Странная штука.
   Виктор. Значит, вы тоже почувствовали?
   Витя Е. Что?
   Виктор. Ну, как вам объяснить... Будто мерцает все. Мерцает все, понимаете? И мы... Вы должны знать, вы ведь занимаетесь такими, такими... Э-э... Такими процессами у животных.
   Витя Е. Какими процессами?
   Виктор. Ну, рефлексы, взаимосвязь... Телепатия. Соображаете?
   Витя Е. Вы это о чем? Я что-то не совсем понимаю. Какие рефлексы? Какая, к лешему, телепатия?
   Виктор. Впервые я с этим столкнулся лет шестнадцать назад...
  
   Свет медленно гаснет. В конце концов в темноте остается только лицо Виктора, продолжающего говорить. Его рассказ иллюстрируется музыкой и высокохудожественными слайдами.
  
   Виктор. Я жил тогда в деревне, в тридцати километрах от райцентра. Снимал комнату у одной симпатичной старушки, она служила учительницей в местной школе. Незачем говорить, что опыта у меня было тогда маловато, да и о людях я судил поверхностно, по одежке, как говорится, встречал. Одним словом, только от титьки оторвался. Вставал я поздно, выпивал стакан молока и шел к реке. Природа в тех местах, надо признаться, была необычайнейшая. Из-под земли все прямо так и перло... Возвращался я обычно только к обеду, по дороге грибов наберу или ягод - еле донесу. Но вот что меня удивляло. Я обратил внимание, что моя хозяйка, тетя Нюра, всегда встречает меня во дворе. Ни разу не было такого, чтобы мне пришлось открыть дверь своим ключом. Она всегда встречала меня во дворе, а потом как-то настороженно провожала внутрь. Еще издалека я замечал ее голову, торчащую из-за забора. Я, может быть, и не придал бы этому особого значения, мало ли чего не бывает. У каждого, как говорится, свои насекомые. Но после происшествия с котом все пошло по-другому. Можно сказать, что после этого события вся моя деревенская пастораль была просто перевернута. Да что там говорить, это событие перевернуло всю мою жизнь!
   Витя Е. (из темноты) Но причем тут кот? Рассказывайте дальше, прошу вас.
   Виктор. Дело тут в том, что иногда мне приходилось ездить в райцентр, за реку. На почту. Отправить кое-какие письма, получить перевод - я тогда писал для одного сельскохозяйственного журнала, "Наша Почва". Впрочем, это не относится к моему сюжету. Так вот, в ту пятницу, 24 августа, я тоже отправился в Зормово, но планы мои были сорваны - из-за неожиданного паводка не работал паром. Пришлось вернуться с половины пути. Подходя к дому, я сразу заметил какую-то неправильность, какой-то дефект. Вдруг я сообразил - тети Нюры не было. Я открыл калитку, прошел по тропинке, выложенной желтым кирпичом, потом открыл входную дверь и вошел...
  
   Зажигается свет. Виктор стоит перед дверью деревенской избы. Он смотрит в зал. Начинается очень странная музыка, которая становится все громче и громче.
  
   Виктор. (размеренным голосом, словно диктуя) Открыл входную дверь и вошел...
  
   Виктор входит в комнату. Обстановка скромная. В углу черно-белый телевизор, накрытый кружевной салфеткой. На стене часы с маятником. Под часами стол с придвинутыми к нему стульями. Справа и слева от часов множество цветных и черно-белых фотографий (черно-белых ощутимо больше). Посреди комнаты стоит женщина с распущенными волосами, прижимающая к груди огромного плюшевого кота. Кот оранжевый, с красными полосками. На голове у кота золотая корона.
  
   Виктор. Эт-то что за фокусы? Что здесь происходит? Как это понимать?
   Тетя Нюра. Вы?! Но ведь вы должны быть в Зормове... (пытается спрятать кота за спину) Послушайте, как вы здесь оказались?
   Виктор. Что за цирк? Не понимаю...
  
   Свет начинает мерцать. Откуда-то раздается приглушенный свисток паровоза.
  
   Тетя Нюра. (нервно оглядываясь) Все пропало! Все рухнуло! Сфера прорвана! Вы нарушили единственное условие - вы не должны были сюда входить. Впрочем, теперь это уже не важно. Но я должна, я обязана вам кое-что сказать, если успею!
  
   Мерцание учащается. На фоне звучащей музыки все явственнее проступает гулкое кошачье мяуканье, словно замедленное в несколько раз. Мужские голоса поют: "Тангенс! Котангенс! Тангенс! Котангенс!". Стрелки на часах начинают вращаться в обратную сторону. Часы при этом бьют в различных римтах.
  
   Тетя Нюра. Я должна сказать вам, пока не поздно. Запомните каждое мое слово. Хотя так и не должно было случиться, но теперь вы мой наследник. (начинает кружиться по комнате в обнимку с котом) Мне трудно говорить, ведь я уже начала Ласковый Танец Смерти. Звездная тяжесть давит мне на грудь. Все условно в этом мире, бесполезно что-то менять. Ноль. Ноль. Ноль. Ноль. Ноль. Шелест нулей похож на поцелуй с Олимпийской сборной СССР по академической гребле. Но СССР давно уже нет, да и не было. Мы все непрерывно над бездной. Однако вы не виноваты в том, что случилось, случается и случится, просто нить слишком тонка. По-любому я смогла бы удерживать ее не дольше года. Мне очень неприятно, ведь я должна умереть. Но моя сила останется с вами. Да, моя сила теперь будет с вами. Жаль, что так получилось. Я искала одно, а нашла другое. Зу этвас хабе ихь нихьт эрвартет. Эс ист мир абер аллес вуршт. Я теперь пустая скорлупа. Нежная невеста. Ожила случайно, ухожу отчаянно. Гуд бай, май свит бой! Кисс май эсс!
  
   Тетя Нюра падает навзничь. С последним ударом часов обрывается музыка, и свет гаснет. В темноте в последний раз звучит, срываясь и застывая в пространстве: "Мя-а-ууу...". Свет зажигается. Платформа в Здаврополе. Армейский эшелон медленно отправляется.
  
   Виктор. Бежим, это же наш поезд!
   Витя Е. Черт побери!
  
   Убегают. Опускается занавес. Слышен стук колес. Занавес поднимается. Армейский эшелон быстро едет в Заратов. В купе идет горячий спор. Спорят Виктор и Витя Е. Они уже на ты.
  
   Витя Е. Я не понимаю одного - если этот кот... то есть, если это был ее кот...
   Виктор. Да подожди ты с вопросами, тут вопросов больше чем ответов.
   Витя Е. Нет, но я не понимаю, почему она, к тому же с этим котом...
   Виктор. Послушай меня, братишка! Я человек не мистического склада. Более того, мистиком меня назвать трудно. Не мистик я, короче, и с этим дерьмом ко мне не лезь! Да. Но вот какая странная смерть, практически на моих глазах. Тишину не перерубишь топором, а тут как будто перерублена.
   Витя Е. (с издевкой) Что, железный дровосек поработал?
   Виктор. Тебя ведь там не было...
  
   Некоторое время все молчат. Слышно, как звенит ложечка в чайном стакане.
  
   Вера Чернова. Ну, ладно, мальчики, схожу-ка я за кипятком. (встает и выходит из купе, через некоторое время возвращается с подносом, на нем три стакана с дымящимся кипятком) А вот и чай! Только пакетики пускай уж каждый сам себе положит.
   Виктор. (потирая руки) Чайковского горячковского! С сахаровским, с лимоновским!
   Витя Е. А у меня тут сухарики остались, пара печенюшек пресных. Кое-какая дрянь имеется. (вынимает из пакета и кладет на стол сыр, колбасу, хлеб, помидоры, соль, сухари с изюмом, а также подсвечник, свечу и остроконечную шляпу с широкими, мягкими полями) Вот так-то оно лучше будет. (вставляет свечу в подсвечник и зажигает)
   Вера Чернова. А это зачем?
   Виктор. А это для интимности.
   Витя Е. Нет, это вот для чего. (надевает шляпу и с выражением декламирует)
  

Плющом обвитые шаланды

Плющом обвиты.

Читаешь весело Коран ты,

А мы сердиты.

Ведь в декабре светает рано.

Огонь трясется

В камине, как живая рана.

Король не вернется.

  
   Вера Чернова. (хлопая в ладоши) Какая прелесть! Это ваши?
   Витя Е. (снимая шляпу) Нет, к сожалению, это не мои. Это Захар Шаркокайо.
   Виктор. Замечательные стихи. А знаете, что я сейчас вспомнил?
   Витя Е. Что?
   Вера Чернова. Действительно, что? Расскажи нам, пожалуйста.
   Виктор. Я вспомнил свое детство. Мама рассказывала мне, что когда я был совсем маленьким, в наш дом вошел цыган. В руке у него горел крест, и маска была вот такая. (вынимает и показывает маску) Мои родители были ошарашены и в прямом смысле слова выбиты из колеи. Все в доме застыли, как вкопанные. И вот цыган, ткнув кривым перстом в мою колыбель, которая болталась посередине, сказал: "Сейчас предскажу! Этот мальчишка вступит на дорогу, ведущую в большое царство. Он станет или царем в этом царстве, или помощником царя, или ни тем, ни другим. Но на пути его много опасностей, а дорога пролегает через петлю!". Сказав все это, цыган защелкал губами и быстро вышел. В тот же миг горящая папироса выскочила из отцовского рта и приклеилась к воротнику пиджака так крепко, что ее не могли потом оторвать щипцами.
  
   Витя Е. сидит потрясенный, зажимая в руках маску цыгана. Вера Чернова молча смотрит в окно. За окном в тишине проносятся лес, водокачка, лицо крестьянки. Медленно плывет к зениту огненный шар солнышка. Начинается безумное чаепитие. Все в одно мгновение оживляются, бренчат ложечками.
  
   Витя Е. (задумчиво, себе под нос) А ведь только вчера прочитал в газете, что в Париже, в катакомбах под площадью Конкорд, убит знаменитый Семен Владимирович Величко...
   Виктор. Ох, не могу, страсть как люблю ванильные. Верочка, попробуй сухарику.
   Вера Чернова. (быстро, маленькими глотками опустошив стакан) Нет, спасибо, я не хочу, мне уже и запивать нечем.
   Витя Е. Виктор, мне вот что подумалось. Как бы это сказать. Вот ведь незадача, с самого утра язык словно к зубам приклеенный, все выдавливать из себя приходится. Просто наваждение какое-то. В общем, соединило нас, сцепило, склеило, вот и все. И это не просто стечение обстоятельств, нет, я уверен, за этим кроется нечто большее. Я не фаталист, но в этом чувствуется нечто роковое.
   Виктор. Ты это о чем, братишка?
   Витя Е. Вот скажи, пожалуйста, куда ты едешь?
   Виктор. В Заратов. А что?
   Витя Е. (себе под нос) Неужели ошибся? (Виктору) А откуда?
   Виктор. Их Зерпухова.
   Витя Е. Эврика! Вот оно!! Нашел!!! (хватает Виктора за руку) Ты - мое прощение! Ты - мое превращение!
   Виктор. Что?
   Витя Е. Ты... О Боже! Простите... Я... Это невероятно! (неожиданно падает на колени и пытается целовать Виктору руки)
   Виктор. Успокойся! Что ты делаешь? Вера, что это с ним?
   Вера Чернова. Я уверена, он сейчас все объяснит.
   Витя Е. Йух-ху! Объясню, объясню, я сейчас все объясню. Я, мои дорогие, сейчас вам такое объясню, вы жахнетесь! (встает и снимает сверху свой чемодан) Я покажу вам несколько фотографий. Вот посмотрите, это моя мама, Анна Андреевна Ахматова. А это мой отец, Петр Ильич Чайковский. В наш город он приехал из деревни, но быстро освоился, стал печататься в газете, лудил котлы и ставил кровлю, давал платные уроки бокса, а по воскресеньям собирал огромные толпы горожан возле минарета, где демонстрировал искусство гипноза. На этой фотографии он вместе с моей матерью. Анна Гамзатова была простая девушка из бедной семьи дьякона Мельхиседека Блинова. Отец ее был алкоголиком и сквернословом, но в тоже самое время праведником и странноприимцем. Вот его фото. Потрясенный красотой девушки, мой отец захотел все обставить по-человечески, прийти к ее отцу, потолковать, договориться. Но он не смог удержать своей эксцентрической натуры и явился к Блинову одетым в гусарскую форму, с перьями на шляпе и со шпагой на боку. Вот на этом снимке он как раз в ней. Дьякон, пораженный в самое сердце приятными манерами и окладистой бородой Петра Флярковского, сразу же повел молодых под венец. Но на свадьбе он сам по-свински напился и выгнал их из дома со словами: "Спелое яблоко под молоток просится". Какое-то время мои родители бедствовали. Петр Котовский работал на почте, а мать вела нехитрое домашнее хозяйство. Анна Лохматова была умна и кое-как образованна, и во-многом это ее заслуга, что отца заметили во мраке и вывели на чистую воду в свет. Через пару лет он уже был довольно известным комедиантом и начальником полиции. Когда мне было 10 лет, вот здесь я запечатлен в школьной форме, родители купили мне котенка. Видите, здесь вся наша семья, все вместе: папа, мама, я и котенок.
   Виктор. А я-то здесь при чем?
   Витя Е. То есть как это? Вы что, не поняли? Ведь я родился и вырос в Зерпухове!
   Вера Чернова. Ну и что?
   Виктор. Да, действительно, интересное, я бы даже сказал, забавное совпадение. Но я бывал в Зерпухове всего несколько раз, да и то по делам службы.
   Витя Е. Неужели вы не чувствуете, что во всех этих совпадениях присутствует некоторая система?
   Вера Чернова. Система? У меня с этим словом нехорошие ассоциации...
   Витя Е. Да!
   Вера Чернова. Какая система?
   Витя Е. Попросту говоря, слишком много котов!
   Вера Чернова. Котов? Котеек, котофеев, котяр, кошечек, кошаков?
   Виктор. Я, кажется, понимаю. Верочка, я рассказал ему про тетю Нюру.
   Вера Чернова. Ах, вот как. Когда ты только все успеваешь.
   Витя Е. Все это не случайно, я уверен. И вот почему.
  
   Свет медленно гаснет. В конце концов в темноте остается только лицо Вити Е., продолжающего говорить. Его рассказ иллюстрируется музыкой и высокохудожественными слайдами.
  
   Витя Е. Однажды я отправился на молодежный бал-маскарад в доме у градоначальника. Мне было тогда лет шестнадцать, я увлекался Толстым и Достоевским, ухаживал за тремя девушками, собирал марки, машинки и порнооткрытки. Чувствовал себя прекрасно, никаких недомоганий у меня не было, если не считать легкой гиперсексуальности. Когда я пришел в собрание, зало уже наполнилось под завязку. Играла музыка, всюду сновали официанты, элегантные парочки порхали и щебетали во всех уголках. Я тогда увлекался Лермонтовым и Байроном, играл роль этакого презирающего свет убийцы. Можно сказать, что я был в моде, но в тот вечер мне хотелось быть незаметным. Я отошел в сторону, сел на банкетку и задумался. Странные мысли овладели мной. Мне представлялись далекие страны, экзотические наряды, разноцветные флаги на кораблях, полуподвальные курильни, заполненные одурманенными китайцами. Я тогда увлекался Некрасовым и Чернышевским, на каждом углу проповедовал равенство и братство, тем более удивительны были для меня эти томительные образы. Неожиданно пол зашатался, свет померк, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь и лечу. Казалось, я превратился в какой-то пудинг или желе, не мог пошевелить ни рукой, ни головой. Я переворачивался и кружился, потом вдруг подо мной оказался океан, его поверхность вздымалась и опадала, и присмотревшись, я понял, что это не совсем обычный океан. Там был кот.
   Виктор. (из темноты) При чем тут кот? Рассказывай дальше, прошу тебя.
   Витя Е. Это был океан, составленный из огромного количества мышей. Мыши поднимались и опадали, как своеобразные волны, а сверху на этих волнах покачивалось тело кота. Только это был не простой кот, а гигантский, размером, наверное, с автобус. И я тебя не удивлю, дорогой Виктор, если скажу, что на голове у него была блестящая голубая корона. Сам кот был зеленым с синими полосками.
   Вера Чернова. (из темноты) Ушам своим не верю! Просто уму непостижимо!
   Витя Е. Неожиданно кот, который, как мне до этого казалось, спал, открыл глаза. Потом он подмигнул мне и приветственно махнул лапой. В тот же миг все погасло. Я очнулся.
  
   Зажигается свет. Юноша, немного похожий на Пушкина и Гоголя, лежит на полу посреди комнаты. Прямо над ним нависает зеленый шар абажура.
   Витя Е. стоит в стороне слева, у самых кулис. Своим рассказом он немного предваряет происходящее.
  
   Витя Е. (медленно, словно диктуя) Я очнулся, лежа на полу посреди комнаты. Первое, что я увидел, это зеленый абажур, висевший под потолком. (юноша на полу шевелится и, вытянув вверх обе руки, касается поверхности огромного абажура, который начинает медленно подниматься, постепенно уменьшаясь в размерах) Такой же был в моей детской комнате. Привстав на локте, я осмотрелся. (юноша привстает на локте и осматривается) Да, я был у себя в детской. Это была моя комната, но какая-то не совсем такая, а перекошенная, с нарушенными пропорциями, что ли. Сейчас мне уже трудно вспомнить, но тогда я сразу заметил, что это пространство только притворяется моей комнатой. (юноша, словно увидев нечто пугающее, театрально замирает) Слева в углу что-то шуршало и копошилось. (с пятисекундным опозданием в углу что-то начинает шуршать и копошиться) Там клубилось голубовато-зеленое облако, тянуло озоном, смешанным с запахом болота. Казалось, где-то рядом чавкает трясина. Вдруг что-то зашевелилось возле моего живота. Я инстинктивно отпрянул, ловко перекатился на спину и резко встал на четвереньки. (юноша в комнате совершает ряд безумных телодвижений, как будто отражая удары невидимого противника, и в конце концов замирает в нелепой позе) В следующий миг откуда-то из-под меня выскочил мой котенок. Но майн гот, как он выглядел! Шерсть дыбом, глаза горят, хвост бешено виляет! (из-под юноши выскакивает чудовищный кукольный котенок) Весь дрожа, котенок припал на все четыре лапы, а затем, издав какой-то хриплый лай, ринулся туда, в туман! В клубящуюся звездообразную язву!
  
   Котенок исчезает в тумане, и в тот же миг свет гаснет. В темноте остается только лицо Вити Е., продолжающего говорить.
  
   Витя Е. Последним усилием гаснущего сознания я успел заметить, что котенок исчез в тумане, а затем исчез и сам туман. Вот и все. Видение пропало. Я снова оказался в бальном зале. Кажется, я был вне себя минут пять, не больше. По крайней мере, никто ничего не заметил. Тихо выскользнул я из помещения, незамеченным покинул дом градоначальника и, взяв первого попавшегося извозчика, отправился к себе. Извозчик был болтлив и постоянно что-то рассказывал, но я не слушал его. Запомнились только какие-то странные фразы, я и сам теперь не понимаю, он ли их произнес, или я сам все придумал.
   Вера Чернова. (из темноты) Какие фразы?
   Витя Е. Ну, например, такая: "Все смешалось в прицеле гиперболоида, и только командор Сбруйд еще пускал канцерогенные пузыри". Или: "Внутренний восточно-европейский Сингапур чешется да почесывается на золотых пиджачках". Или вот еще: "Основание кривой башни традиционно составлялось из русского ортодоксального меха". Какой-то бред, одним словом. А дома меня ждало страшное известие. Мои родители погибли в ужасной катастрофе, их раздавило коровой, привязанной к шлагбауму. В суматохе куда-то исчез мой котенок. С тех пор я его не видел. Вообще тогда много чего исчезло, например, золотые коронки, которые присылал мне мой дедушка из Мюнхена. Но это не относится к тому, о чем я хотел рассказать вам. Да. С тех пор я изменился. Наверное, вот так и кончается детство.
  
   Медленно-медленно зажигается свет. Армейский эшелон по-прежнему быстро едет в Заратов. Слышен стук колес. Некоторое время все молчат. Виктор задумчиво потирает ладонью лоб. Вера Чернова с отсутствующим видом глядит в окно. Поезд мягко тормозит и останавливается.
  
   Виктор.Так, что это у нас там?
   Вера Чернова. Это Зофрино.
   Виктор. Отличненько, тут стоянка тридцать минут. Можно за кипяточком сходить.
   Вера Чернова. За каким еще кипяточком?
   Витя Е. Действительно, и я не совсем понимаю, Виктор... У нас же полный бак в вагоне, мы же пили только что.
   Виктор. А тут и понимать нечего, братишка. Скоро начнется санитарная зона. И туалеты закроют, и бак кипятильный отключат. Вот и будем трястись до самой Замары. А так еще чайку или даже кофейку заделаем. Так что кипяточек пригодится, это уж точно, поверьте моему опыту, я не впервые на этом маршруте. Да и мне, если честно, одному побыть хочется. В общем, что там темнить! Разбередил ты мои сокровенные струны, Витя, так что уж будь добр, возьми-ка ты эту барышню и сходи вместе с ней, погуляй. Уважь старика. Лады? (щелкает пальцами и притаптывает)
  
   Словно увидев некий тайный знак, Витя Е . вздрагивает, кивает и, достав откуда-то чайник, уходит вместе с Верой Черновой.
   Армейский эшелон стоит в Зофрино. На платформе очередь за кипятком. Здание вокзала чуть-чуть повреждено: выбиты стекла, рухнула часть стены, заметны следы пожара. В самом хвосте очереди стоят Витя Е. и Вера Чернова. Издалека доносятся чарующие звуки военного джаза.
  
   Вера Чернова. Люблю джаз... Помните, вот это вот: "Ит воз э гуд тайм, венн ай воз сэвонтин...". Я ведь родом из Занкт-Бедербурга. А знаете, Витя, мне больше всего на свете нравятся вокзалы. По душе мне эта суета, синяя форма носильщиков, даже инвалиды и попрошайки. Я, признаться, не люблю и даже боюсь оставаться одна. А вы?
   Витя Е. Я? Кхм. Не знаю, что и сказать. Когда я служил в армии, часто приходилось бывать одному. А вообще-то мне наплевать.
   Вера Чернова. А где вы служили?
   Витя Е. На бескрайнем крайнем Севере, простите за каламбур. Я был ледовым матросом. Чуть пальцев на ногах не лишился...
   Вера Чернова. О Господи, крыса!
  
   Вера испуганно вскрикивает. Витя Е. от неожиданности роняет чайник. Все оборачиваются к ним, но никто не произносит ни слова. Вера подбирает чайник и подает его Вите Е.
  
   Вера Чернова. Ах, простите, показалось. Я так боюсь этих невинных грызунов! Сама понимаю, что это смешно, но ничего не могу с собой поделать. Это у меня еще с детства, с тех пор, как крысы разорвали моего любимого котенка.
   Витя Е. Что, у вас тоже был свой любимый котенок?
   Вера Чернова. Да, был, а что? Почти у каждого нормального ребенка есть свое любимое животное, как правило, котенок. Вы со мной несогласны?
   Витя Е. А как вы его называли?
   Вера Чернова. Я назвала его Чарли, в честь Дарвина. Мне подарил его мой дедушка, телехирург Владимир Величко.
  
   Витя Е., покачнувшись и снова выронив чайник, загребает руками воздух, как будто хочет уплыть, раскрывает рот, как рыба на суше. В конце концов он падает прямо на Веру и, обхватив ее руками, медленно сползает на землю.
  
   Вера Чернова. Да помогите же кто-нибудь! Видите, человеку плохо!
  
   Вокруг собираются люди. Подходят два рослых офицера в необычной розово-голубой форме. Вера Чернова, уже пришедшая в себя, сама оказывает Вите Е. первую необходимую помощь. Женщина в синем комбинезоне с буквами "О.К." на спине приносит в банке холодную воду. Вместе с Верой они набирают в рот воды, а потом с двух сторон брызгают в лицо лежащему без сознания.
  
   Витя Е. (очнувшись) Где я? Что со мной? Какие ужасные треугольники, квадраты, круги...
   Женщина в синем комбинезоне. Боже, как он истощен! Он бредит!
   Вера Чернова. Все в порядке, просто вы потеряли сознание, минуты на четыре, не больше. Как вы себя сейчас чувствуете?
   Витя Е. Как будто небом ударило. (пытается приподняться, Вера Чернова и офицеры поддерживают его)
   Женщина в синем комбинезоне. Лучше всего было бы ему прилечь. Вы с какого состава?
   Вера Чернова. Мы вот с этого армейского эшелона. Девятый вагон, седьмое купе.
   Женщина в синем комбинезоне. Ведите его прямо туда, а я наполню ваш чайник и принесу вам.
  
   Офицеры и Вера Чернова уводят спотыкающегося Витю Е. Издалека доносятся волнующие звуки военного джаза.
   Армейский эшелон стоит в Зофрино. Витя Е. полулежит на нижней полке. Виктор участливо смотрит на него. Вера Чернова сидит рядом с Виктором. Раздается стук в дверь, и в купе входит женщина в синем комбинезоне.
  
   Женщина в синем комбинезоне. Вот, возьмите. (ставит на стол дымящийся чайник, маленькую бутылку коньяка и пятилитровую банку консервированных помидоров)
   Вера Чернова. А это что такое? Это не наше.
   Женщина в синем комбинезоне. Теперь ваше. Это офицеры прислали. Я тут не при чем, так что забирайте. Вон у вас какой товарищ позеленевший, ему пригодится. Помидоры трансгенные, учтите.
   Виктор. Ну, раз фронтовики говорят надо, значит надо. (открывает бутылку и банку)
   Вера Чернова. Какие фронтовики?
   Виктор. Фронтовики-передовики. Офицеры, лапочка, наши, русские офицеры!
   Женщина в синем комбинезоне. (укоризненно взглянув на Виктора) В то время, как одни рискуют жизнью, другие катаются в купе на мягком месте.
   Вера Чернова. Вы зря так говорите. Не все то золото, что во рту.
   Витя Е. Да ладно вам спорить, мы же все братья и сестры в прямом и переносном... (обращаясь к женщине в синем комбинезоне) Присядьте, выпейте с нами. Я, так сказать, угощаю.
   Виктор. Конечно, конечно. Садитесь вон к нему на полочку.
  
   Женщина в синем комбинезоне садится рядом с Витей Е. Виктор разливает коньяк.
  
   Вера Чернова. Мне совсем чуть-чуть, я быстро пьянею.
   Виктор. С такой дозы даже зайчик не опьянеет. Давай, Витя, за тебя! (Все чокаются, выпивают, Виктор разливает по новой)
   Витя Е. Странная со мной приключилась штука. Припадок прямо какой-то.
   Виктор. Да уж. Как в кино из США. (после этих слов все, кроме Вити Е., долго хохочут, повторяя: "США... США... Нет, вы слышали? Он сказал - США...")
   Витя Е. Конечно, я и сам склонен к иронии, но тут уж не до смеха.
   Виктор. Смех очищает.
   Вера Чернова. А иногда убивает.
   Женщина в синем комбинезоне. Ну, почему же, я очень люблю добрые шутки.
   Витя Е. Какие уж тут шутки!
   Виктор. Жуткие утки.
   Вера Чернова. Что?
   Виктор. Да так, ничего. Цирк уехал, и клоуны уехали, а зрители остались.
   Витя Е. (почти торжественно) Пять минут назад на платформе у меня было видение!
  
   Некоторое время все молчат. Женщина в синем комбинезоне чувствует себя немного неуютно в компании этих странных и одновременно таких нормальных людей.
  
   Виктор. Видение? Это интересно. Расскажи-ка нам.
   Витя Е. Не знаю даже, как и начать. Мы с Верой стояли в очереди за кипятком, разговаривали, обменивались почти ничего не значащими фразами. И вдруг... Ну, если честно, не совсем вдруг. Вера упомянула о своем дедушке... Так вот, я потерял сознание. Вернее, как бы перелетел в одно мгновение в какую-то иную, параллельную или перпендикулярную реальность. Там тоже был воздух, земля и небо, но мне почему-то сразу стало очень неуютно. Как будто попал внутрь кинофильма, что ли. Помню, видел какие-то разрывы, трещины, и сквозь эти трещины проступало... Не пустота, не мрак, а что-то совсем уж запредельное. Может быть, правильнее было бы сказать, что в этих зазорах находилось Отсутствие Всего. Ничто. Антимир. Какое-то тесто... Типа того, из которого все мы слеплены. Ну, мне кажется, вы уже чувствуете, как все это могло выглядеть. Так вот. Мне казалось, что я стою на вершине горы и смотрю вниз. Невдалеке от меня какой-то человек шел по проволоке над бездной, он был одет как артист цирка. Лицо его закрывала золотая маска. На ногах были какие-то вспученные, видимо, надувные туфли. На плечах этот странный акробат нес две пирамиды. Сначала это были пирамиды, состоявшие из детей, потом из каких-то кубиков, потом из непонятных зверьков, которые все время передвигались. Человек шел довольно быстро, то и дело подпрыгивая, постукивая одной ногой о другую. Было страшно, что он вот-вот упадет, но он не падал. Иногда до меня доносились какие-то отрывистые кашляющие звуки. Не сразу я понял, что этот человек смеялся! Он шел прямо ко мне, нес свои пирамиды, которые постоянно меняли содержимое: то пирамиды фруктов, то книг, то какие-то линзы. Подойдя совсем близко, он хриплым голосом пропел:
  

Раскаты грома, сверканье молний.

На боевом коне полковник.

Никто не выживет сегодня,

В последний вторник.

Ура, ура! Свистают наши сабли

В последний вторник.

Нам хорошо с тобой, не так ли?

Ведь за каждого покойника платят стольник.

  
   У меня начало рябить в глазах, а потом я очнулся. Вот и все. Кстати, а какой сегодня день?
   Вера Чернова. Вторник. Это выглядит как сон дурной. А стихи - хорошие. Похоже на Шаркокайо, правда?
   Виктор. Сказать, что это смахивает на сон - ничего не сказать, дорогая Верочка. Давно уже установлено, что пространство, которое наше сознание, а вернее, подсознание, осваивает во время сна, идентично пространству, возникающему в состоянии галлюцинирования. Отмечены случаи, когда два разных человека видели один и тот же сон. Бывало, что человек видел во сне некое незнакомое место, а затем попадал туда уже в реальности. Мне удалось ознакомиться с одним секретным документом из Лаборатории Сканирования Мозга НИИ Министерства Обороны и Нападения. Если поверить тому, что там было написано, то можно вообще перестать верить всему, в том числе и своим глазам, даже если не спишь.
   Женщина в синем комбинезоне. А мне один раз мама приснилась. Она ко мне подходит и говорит: "Не ходи, дочка, завтра на работу. Лошадь у тебя сдохнет". На работу мне на лошади надо было ездить. Я тогда милиционером работала, на казенном скоте. Вот проснулась и думаю: как не пойти? Тогда с этим строго было, за прогул ведь и отчпендорить могли коллективно, и голову топором побрить, и отдать на опыты в Зибирские полигоны. Ну, я и пошла. А лошадь-то прямо подо мной пала. Хороший был мерин-мутант, с тремя хвостами. Так я на пять лет в отстойник биомассы за порчу общественного имущества и улетела. Да. А говорят, вещих снов не бывает. Как же, все бывает, меня-то вон как предупреждало - в лобешник.
   Вера Чернова. А что ваша мама потом сказала?
   Женщина в синем комбинезоне. Когда потом?
   Вера Чернова. Ну, когда с работы пришли, вы ей про этот сон рассказали?
   Женщина в синем комбинезоне. Да как же я ей рассказать-то могла, когда она к тому времени уже лет семь как в могиле лежала.
  
   Некоторое время все молчат. Раздается гудок паровоза.
  
   Женщина в синем комбинезоне. Ну что, давайте за встречу, а то меня уже в бараках ждут.
  
   Все чокаются, улыбаются, выпивают. Виктор разливает остатки и убирает пустую бутылку.
  
   Виктор. Я имею основание полагать, дорогой Витя, это было нечто, значительно превосходящее своим значением обычный, незначительный, ни к чему не обязывающий сон. Дурацкая привычка все упрощать! Мы все что угодно готовы объяснить при помощи уравнений, лишь бы голова не болела. "Свобода, равенство, братство!" - вот лозунги, которые погубили человечество. Витя, дорогой! История, случившаяся с тобой в подростковом возрасте, удивительным образом связана со всем нашим путешествием. Более того, я уже почти уловил эту связь. Не хватает какого-то последнего звена. Возможно, чтобы кое-что прояснить, я должен рассказать вам немного о своей работе. Конечно, это связано с секретностью, но то, что я расскажу, тайны не составляет.
   Женщина в синем комбинезоне. Вы уж извините, меня раненые ждут, так что я пойду.
   Витя Е. Нет, так не годится. Неуважительно! Вы ведь нам помогли. Давайте уж на посошок, по последней
   Вера Чернова. Мы ведь и не познакомились даже. Меня зовут Вера, фамилия Чернова. Это вот Виктор, а нашего больного зовут Витя Е.
   Женщина в синем комбинезоне. Эмма Смирнова, военный врач.
   Вера Чернова. Очень приятно. Мы ведь с вами коллеги. Я медсестра.
   Эмма Смирнова. А это что, ваши пациенты?
   Вера Чернова. Собственно говоря, изначально пациент был только один. Со вторым пришлось работать сверхурочно.
  
   Все ласково смеются, потом чокаются, выпивают. Снова раздается свисток паровоза, потом искаженный динамиком голос диспетчера: "Армейский эшелон отправляется с третьего пути. Просьба занять свои места!".
  
   Эмма Смирнова. Ну, счастливого вам пути, не болейте, будьте здоровы.
   Витя Е. Спасибо вам.
  
   Эмма Смирнова встает и выходит. Поезд почти тут же трогается. Некоторое время все молчат.
  
   Вера Чернова. Интересно, она успела выйти? Думаю, что успела.
   Виктор. Должна была успеть.
   Витя Е. Сто процентов успеха.
  
   Входит Эмма Смирнова. Она немного расстроена. Не сразу все замечают, что теперь ее комбинезон с буквами "О.К." на спине стал зеленым.
  
   Эмма Смирнова. Вот ведь незадача. Проводник дверь запер, и пока я его искала, а потом он еще ключ потерял, эшелон-то тронулся...
   Витя Е. Ну, ничего, на следующей станции сойдете.
   Эмма Смирнова. Да ведь меня за такие прогулки по головке не погладят. Я ведь паленая пташка. Время сейчас такое - и под трибунал можно залететь, и на атомы.
   Виктор. Ну, об этом не беспокойтесь. Я вам напишу записку сопроводительную, а мое слово кое-что да значит в этой войне.
   Вера Чернова. Эммочка, присаживайтесь, мы сейчас кофейку замутим.
   Эмма Смирнова. (снова садясь на полку рядом с Витей Е.) Ну, если вы за меня заступитесь...
   Витя Е. Конечно, он заступится. Да и ваш начальник не зверь же какой-нибудь, я думаю. Вы же свой долг выполняли.
   Эмма Смирнова. Не бог весть какой долг - чайник отнести. А начальник как раз зверь. Слоноподобная форма мутации.
   Витя Е. Но ведь я без сознания был, вы меня спасали, так что не волнуйтесь, все обойдется. А когда следующая станция?
   Виктор. Если память не обманывает, минут через тридцать-сорок. Зараево.
  
   Вера Чернова достает банку с растворимым кофе, насыпает в чашки коричневый порошок, добавляет сахар, заливает водой.
  
   Виктор. (потирая руки) Кофейковского горячковского! С сахаровским, с конфетковским!
   Витя Е. Знаешь, мне кажется, что все это уже было.
   Виктор. А все это и вправду уже было.
   Вера Чернова. Виктор, ты хотел нам рассказать о своей работе.
   Виктор. Да, действительно, сейчас самое время. И вообще, дорогие мои друзья, судя по всему, не зря нас вдруг стало четверо. Знаете, говорят: третий лишний. Да, либо два, либо четыре, а уж если три, то обязательно будет и семь, и девять, и двенадцать. Три - это число Бога, а четыре - число человека. Правда, у китайцев это число считалось хуже, чем у нас - тринадцать. Ну, да что нам китайцы, мы ведь не в Китае! Обратим наши мысленные взоры к Европе, а конкретно, к Франции. Вспомните: мушкетеров было трое, но нельзя забывать Д`Артаньяна!
   Вера Чернова. Три поросенка плюс волк - это тоже четыре.
   Эмма Смирнова. Но четыре танкиста и собака - это уже пять.
   Виктор. (обращаясь к Вите Е.) А что скажет наш биолог?
   Витя Е. С точки зрения зоологии, дорогая Эмма, собака - не человек, хотя я, вообще-то, занимаюсь кошками. А если говорить о числовых соответствиях, то действительно, придется признать, что в этом купе одного человека недоставало. Теперь все в норме. Купе-то четырехместное!
   Виктор. Да, теперь исполнилась полнота исполняемого.
   Вера Чернова. Что?
   Виктор. Ничего. Мысль, знаешь ли, ушмыгнула куда-то, как мышка. Значит, я про тайну. Собственно, тайна тут никакая, тайны тут с гулькин нос, тайны тут кот наплакал. Но если говорить метафорически, то это был кот в сапогах.
   Витя Е. В каком смысле?
   Виктор. Я, Витя, не простой человек. Я занимаюсь серьезными исследованиями в области толстой макрокорпускулярной физики.
   Витя Е. Что, ищете формулу Бога?
   Виктор. Богов много. Бесконечно много. А тебе бы, Витя, все шутки шутить. А я ведь говорю серьезно. Так вот, я руковожу Секретной лабораторией N44, и наш проект особенно важен в связи с постоянно осложняющейся на протяжении вот уже скольких сотен лет международной обстановкой. Но не буду уклоняться с линии выстрела. Все дело в том, что начиная с двадцати пяти лет, то есть с того самого года, что я был на стажировке в Зерпуховском институте субпланетарных энергий, я страдаю странным заболеванием, отчасти похожим на лунатизм.
   Эмма Смирнова. Это заболевание связано с вашими экспериментами?
   Виктор. Отчасти. Припадки этой болезни удивительно напоминают своей симптоматикой то, что произошло сегодня с вами, Витя. Этот вот акробат с пирамидами... Сходство невероятное.
   Витя Е. Вы что же хотите сказать, что я тоже...
   Вера Чернова. Не только ты.
   Витя Е. А кто еще?
   Эмма Смирнова. Ну, к примеру, я.
  
   Все оборачиваются на Эмму Смирнову. Вера Чернова от удивления забывает выпить кофе - ее рука с чашкой застывает у самого рта. Некоторое время все ошеломленно молчат. По оконному стеклу косо стекают капли дождя.
  
   Виктор. Вы? (после паузы) Не может быть... А впрочем, именно этого и следовало ожидать.
   Эмма Смирнова. Я ведь вам рассказал свой сон с матерью. И сама не знаю, что меня толкнуло. А сейчас-то я поняла. Я тоже видела кое-что, так сказать, забавное - и не раз.
   Витя Е. Что, например?
   Эмма Смирнова. Несколько месяцев назад, в больнице, в главном бараке, во время ночного дежурства, со мной случилось нечто вроде обморока. Только это был совсем необычный обморок...
  
   Свет медленно гаснет, и в конце концов в темноте остается только лицо Эммы Смирновой, продолжающей говорить. Ее рассказ иллюстрируется музыкой и высокохудожественными слайдами.
  
   Эмма Смирнова. В ту ночь я чувствовала себя очень усталой. Слегка болела голова, пульс был неровный. Я проверила больных, все было нормально. Тогда я села за свой стол в коридоре, раскрыла книгу и стала читать.
   Витя Е. (из темноты) А что вы читали?
   Эмма Смирнова. Кажется, это был последний из романов Ларисы Кипарисовой - "Мертвые оживут в воскресенье", по-моему. Впрочем, неважно. Читая книгу, я слегка задремала. Вдруг мне почудился какой-то звук, как будто кто-то всхлипнул. Я посмотрела туда, откуда он доносился, и там, в темноте коридора, я увидела странное клубящееся спрутообразное пятно, сразу всех цветов. Но его с тем же успехом можно было назвать и белым, и черным. В следующий момент мне показалось, что меня всасывает туда. И действительно, тело стало гибким и тонким, меня словно выдуло из-за стола и затянуло в это вращающееся облако. Я, наверное, распалась на атомы. Странное ощущение - как если бы ты двигался с бешеной скоростью, все время оставаясь на месте. Знаете, если по эскалатору, который едет вниз, в убежище, побежать вверх, вот это что-то похожее, только сильнее во много раз. Я не ощущала ни верха, ни низа, никаких ориентиров не было. Сколько все это длилось, трудно сказать. Вдруг я очутилась посреди огромного поля, заросшего фиолетовыми цветами, похожими на гигантские лютики. Тела своего я по-прежнему не ощущала, и в тоже время могла и ходить, и бегать, а может быть, и летать. Горизонт осветился розовым. Всходило солнце. Мне было очень хорошо, и я стала срывать цветы невидимыми руками. Стоило мне только посмотреть на какой-нибудь цветок, а он уже у меня в руке. Очень странное ощущение - я не видела ладони, и большой букет словно плыл в прозрачном воздухе. Из-за горизонта медленно показался край солнца. Помню, что я засмеялась. Мне было очень весело.
   Витя Е. (из темноты) А что было потом? Рассказывайте дальше, прошу вас.
   Эмма Смирнова. В следующее мгновение все изменилось. То, что я принимала за восходящее солнце, оказалось головой чудовищного кота. Гигантские раскаленные уши вылезали из-за линии горизонта как горы. Ярко-красные глаза смотрели прямо на меня. Это был Кот-Солнце, он весь состоял из огня, по его шерсти метались протуберанцы.
   Витя Е. (из темноты) Потрясающе!
   Эмма Смирнова. Я почувствовала нестерпимый жар...
  
   Зажигается свет.Ритмично стучат барабаны. Между больничных коек танцует Эмма Смирнова, одетая в белый комбинезон. Она не одна. Перепрыгивая с койки на койку, то падая на пол, то снова вскакивая в экстатической пляске, ее преследует огненный Кот-Солнце. Там, куда он наступает, вспыхивает пламя. Голос Эммы Смирновой звучит откуда-то из-под потолка.
  
   Эмма Смирнова. Вот так выглядит Смерть, подумала я. Потом я побежала, но не успела сделать и нескольких шагов, как огненное чудовище одним прыжком настигло меня и придавило пламенной лапой. (отовсюду выбегает множество Котов-Солнце, они без промедления начинают свой дьявольский балет, поджигая все на своем пути) Даже не знаю, какое подобрать сравнение... Наверное, сталевар, случайно упавший в доменную печь, испытывает нечто подобное. Я не могла дышать, я стала плоской и горячей, как вафля на сковородке. И в тот миг, когда я поняла, что сейчас начну умирать, и все же никогда не умру, Кот-Солнце пропал. (Эмма Смирнова исчезает под грудой навалившихся на нее Котов, потом они вскакивают и разбегаются, оставляя после себя пылающий костер) Тела своего я по-прежнему не видела, боли почему-то больше не было, а когда я привстала, то обнаружила, что чудесный фиолетовый луг сожжен дотла. (выходит Эмма Смирнова в черном комбинезоне, с огнетушителем в руках, гасит огонь, после чего медленно гаснет свет) Все вокруг было затянуто дымом, в земле зияли воронки, как после бомбометания. Это были кошачьи следы. В каждой из этих ям могло поместиться человек шестьдесят. И тут я почувствовала, что меня снова всасывает в появившееся откуда-то цветное облако. (в темноте появляется лицо Эммы Смирновой) Во второй раз испытала я странное перемещение, на этот раз в обратном направлении, если так можно сказать. Вот, собственно, и весь мой рассказ. Когда я вновь оказалась сидящей у себя за столом, часы показывали четверть пятого. Это означает, что я отсутствовала около сорока пяти минут. К счастью, мое исчезновение прошло незамеченным.
  
   Свет зажигается. Армейский эшелон мчится в Заратов. Некоторое время все молчат. Почему-то никто не замечает, что комбинезон Эммы Смирновой стал красным.
  
   Виктор. Эммочка, ваш рассказ меня необычайно заинтересовал. Но вы, кажется, говорили, что этот случай не единственный?
   Эмма Смирнова. Да, он не единственный. Подобные происшествия бывали со мной и раньше, это началось еще в детстве.
   Виктор. (вкрадчиво) Скажите, а часто ли приходилось вам, участвуя в подобном "путешествии", встречаться с представителями кошачьего, так сказать, племени?
   Эмма Смирнова. Да, очень часто. Собственно, почти всегда. Да, всегда.
   Витя Е. Потрясающе!
   Виктор. Оч-чень занимательно! Скажите, Эммочка, вы кому-нибудь об этом рассказывали? Я имею в виду, извините, конечно, врача.
   Эмма Смирнова. А как же! Когда мне было четырнадцать, моя мама устроила меня в престижную гренландскую лечебницу. Я прошла полный курс - ледовые ванны, наждачный массаж, свето-шумовой гипноз, сульфазино-аминазиновую терапию. После этого видения исчезли. Почти на пять лет. И возобновились только недавно, после моего заключения, уже на свободе, если это можно назвать свободой, конечно...
  
   Некоторое время все грустно молчат. Виктор и Вера Чернова украдкой делают друг другу знаки.
  
   Витя Е. (слегка возбужденно) Послушайте, дорогие мои, необычные люди! Я понимаю, что немного всем уже поднадоел, но что поделаешь, такова моя природа. Как говорил Колокольский, Россию погубят кляп и лапоть. Однако выслушайте, что я вам расскажу, и хоть мое повествование будет, возможно, слегка бессвязным, простите мне все заранее, хорошо?
   Виктор. (снова сделав украдкой знак Вере Черновой) Ну, конечно, о чем речь. Как говорил Фенин-Святозвонов, Россию спасут пляж и бодибилдинг.
   Витя Е. Дело в том, что я еду на Луговскую. Для тех, кто не в курсе: это небольшой полустанок в двадцати километрах от Заратова, но не по этой линии, а с другой стороны. Так вот. Я работаю в Зимферопольском государственном институте мутаций и патологий, моя тема, впрочем, вы уже знаете, - кошки. Все, что связано с кошками. Вообще все. Но прежде всего, как вы сами понимаете, мутации и патологии. А если точнее, паранормальные явления.
  
   В этот момент Виктор, до того слушавший не очень внимательно и даже зевнувший пару раз, вдруг резко дергается и пристально смотрит на Витю Е.
  
   Витя Е. Да, да, любезный Виктор, да, да. Два месяца назад к нам поступила странная и противоречивая информация. Особый ход делу придавало то обстоятельство, что вслед за первыми сообщениями мы получили пространное письмо от знаменитого радиотрансплантолога Семена Величко.
  
   В этот момент Вера Чернова, до того слушавшая не очень внимательно, то и дело отворачиваясь к окну, вдруг резко дергается и пристально смотрит на Витю Е.
  
   Витя Е. Да, да, милая Верочка, да, да. В этом нервном и отчасти даже истерическом письме профессор Величко настоятельно, но не очень аргументированно, просил нас изучить, я цитирую, "больной кошачий вопрос в Заратовской области". Он не упоминал Луговскую, что было подозрительно вдвойне - ведь в Заратовской области других населенных пунктов нет. Письмо, как я уже сказал, было написано очень эмоционально, похоже, Величко чего-то боялся, казалось, он говорит не все, что знает. Весь наш отдел встал и сел на уши. Шеф собрал всех и рассказал обо всем. Дело в том, что уже давно в письмах наших корреспондентов, работавших на Заратовской биостанции, подробно описывались многочисленные случаи телекинеза, телепортации и телепатии, зафиксированные на Луговской. Во всех сообщениях фигурировали кошки. Причем это участие могло быть маргинальным, могло - стопроцентно магистральным, но, выражаясь по-простому, кошки замазались в собственном мармеладе.
   Эмма Смирнова. Кошки... простите, что они сделали?
   Витя Е. Ну, нам всем стало ясно, что кошки играют в этом деле очень важную, едва ли не самую важную роль. Была проведена некоторая подготовительная работа, и вот в результате я трюндюхаюсь в этом эшелоне, рассказывая вам эту историю. Возникает вполне естественный вопрос: а почему я вам ее рассказываю? Какое вам, собственно, до этого дело? Ответ, как представляется, очевиден и прост. Вы все, дорогие мои, вы все тоже замазаны, и очень жирно. Ну и я, конечно, вместе с вами. Мы четверо участвуем в какой-то непонятной игре, и мне кажется, что не мы руководим этой игрой. Вопрос: кто? Кто, блин, губищи на нас раскатал?
   Виктор. Твои слова, Витя, не зря сказаны. Пришла пора расставить точки над Е. Как ты считаешь, Верунчик?
  
   Вера Чернова молча кивает головой и начинает разворачивать какие-то пакеты. Эмма Смирнова зачарованно переводит взгляд с одного на другого. Она слегка испугана, но полна решимости. Тоже самое можно сказать и обо всех остальных. Звучит медленная, немного тревожная музыка. Пахнет какими-то необычными благовониями. Поезд со скрипом тормозов останавливается.
  
   Эмма Смирнова. Это, кажется, Зараево.
   Витя Е. (выглянув в окно) Да, Зараево. Красивое было место, если судить по тому, что от него ничего не осталось.
   Вера Чернова. (продолжая разворачивать бесчисленные свертки) Ну, Эмма, что собираетесь делать?
   Эмма Смирнова. Я готова на все. В том числе и на ничто. Я пришла и не уйду. Я должна узнать правду. Теперь я понимаю, что не случайно оказалась здесь.
   Виктор. Ну вот, теперь и мне кажется, что все это уже было.
   Вера Чернова. Распаковываешь, запаковываешь, а в конце концов все оказывается перепутанным.
   Виктор. Я же говорил тебе, что надо все пакеты надписывать.
   Вера Чернова. А я тебе отвечала и сейчас отвечу, что если я начну надписывать пакеты, то это будет означать, что в битве с собственной памятью я проиграла. Не говоря уже о режиме секретности.
   Витя Е. А что там, в этих пакетах?
   Виктор. Интересно, да, братишка? Конечно, интересно. Я говорил, что работаю на оборону. Моя работа связана с перемещениями в пространстве без помощи технических средств, ну, если сказать очень упрощенно, то усилием мысли. Так вот. Опыты я провожу на себе. Уже пять лет. Вера следит за моим здоровьем. В опытах она не участвует, но фиксирует малейшие изменения моего состояния. В последнее время она практически не покидает меня. Дело в том, что раза три в неделю я... Как бы это сказать... Короче, я исчезаю из этого мира. Нет, не телесно, а духовно. Или душевно? Черт его разберешь, я все-таки физик, а не психоаналитик. В общем, я впадаю в сомнамбулическое состояние...
   Вера Чернова. В коматозное.
   Виктор. Вера, ребята и так поймут, о чем я, не перебивай.
   Витя Е. Да, да, я все понимаю, прекрасно понимаю.
   Эмма Смирнова. Ну, конечно, мы понимаем. У меня в отделении человек двадцать коматозников.
   Виктор. Так вот. Тело мое отключается на несколько часов, иногда на сутки, иногда на двое, но не более. Однако сознание продолжает работать. И вот тут-то кроется самое интересное. Я... э-э-э... Я совершаю удивительные путешествия по самым странным местам, эти места иногда прекрасны, иногда ужасны, но что самое интересное, вместе со мной путешествует несколько кошек по очереди, всегда одна из них рядом. Общее число моих проводников равняется четырем. Они нерегулярно меняются.
   Витя Е. Вас сопровождают кошки?!
   Виктор. Да, кошки. И знаете, что это за кошки?
   Витя Е. Я, кажется, догадываюсь... (с ужасом) Не может быть...
   Виктор. Может, Витя, может, и никто нам уже не поможет. Это те самые кошки, на которых я ставил опыты вначале. И эти кошки умеют говорить. И они мне многое рассказали, дорогой мой друг Витя, и очень многое показали. Однако некоторое время назад я решил прекратить путешествия, так как состояние моего здоровья стало вызывать серьезное недовольство. Не сразу, но мне удалось это сделать.
   Эмма Смирнова. И каким же образом? Ведь если я правильно поняла, то путешествия начались против вашей воли и вы не могли контролировать...
   Виктор. Да, вы правильно поняли. Вера, покажи им.
  
   Вера Чернова один за другим выкладывает на стол четыре небольших продолговатых ящичка.
  
   Витя Е. И там внутри...
   Вера Чернова. Мы усыпили кошек-проводников. Поймите правильно, мы их не убили, просто отключили. Накачали спецпрепаратами, абсолютно безвредными, но эффективными. Они живы, и скоро будут разбужены. Очень скоро. Часа через четыре. Если нам не помешают.
   Эмма Смирнова. Почему через четыре? И кто сможет вам помешать?
   Виктор. Не кто, а что, дорогая моя. Природа этих путешествий очень меня смущают. Наши приборы давали весьма противоречивые показатели. Но в одном они сошлись - мы нащупали нечто, что в самых общих чертах можно назвать щелью между мирами.
   Вера Чернова. А через четыре часа в Заратовском центре биотехнологий состоится совещание с участием самых высоких чинов. И мне кажется, что ваше присутствие там просто необходимо...
  
   Невдалеке раздается несколько взрывов. Армейский эшелон трогается и набирает скорость. Пахнет горелым. Еще один взрыв грохает где-то совсем рядом. Поезд сильно встряхивает. Гаснет свет. Зажигается снова. Некоторое время все молчат. На столе лежат четыре продолговатых ящичка. Медленно опускается занавес.
   Вдруг вспыхивает одинокий луч света, мечется по сцене и обнаруживает Витю Е.
  
   Витя Е. (откашливаясь) Захар Шаркокайо. Любовь и Судьба. Стихотворение.
  
   Некоторое время Витя Е. молча стоит, почесываясь и подергиваясь. Потом вдруг замирает и, набрав полную грудь воздуха, декламирует с выражением:
  

Дочь-принцесса сказала отцу-королю:

"Я люблю тебя, папа, как соль!".

Но пришлось не по нраву такое "люблю",

И прогнал свою дочку король.

Шелестит на ветру продырявленный флаг,

Умирает под флагом боец.

Он и думать не думал закончить вот так,

Но не мы выбираем конец.

Целовал и ласкал я подругу свою,

Ударял о живот животом.

А очнулся избитый, в крови, на краю,

Возле бездны бездонной потом.

Что готовит ворона-судьба, не поймешь,

Только крыльями бьет по щекам.

Никогда ты за горло ее не возьмешь,

Только слизь потечет по рукам.

  
   Свет гаснет. Слышен звук тормозящего и останавливающегося поезда. Медленно зажигается свет и поднимается занавес. Заратовский городской вокзал. Вокруг, как во сне, замедленно суетятся люди. На перроне стоят Виктор, Вера Чернова, Витя Е. и Эмма Смирнова (в желтом комбинезоне). Они ждут. Их багаж сложен тут же. Впрочем, у Эммы Смирновой вообще нет багажа.
  
   Виктор. (взглянув на вокзальные часы) Что-то встреча запаздывает.
   Вера Чернова. А поезд, между прочим, не опоздал.
   Виктор. Сколько раз я зарекался, сколько раз говорил себе, что все условия должны быть жестко оговорены заранее. Надо было четко определять, кто и когда нас будет встречать. Почему мы должны ждать здесь, как последние идиоты, когда даже самый распоследний идиот имеет право получить хлеб-соль из рук красивых девушек, одетых в национальные русские костюмы... (Виктор покачивается, закатив глаза, оступается, Вера Чернова поддерживает его под локоть)
   Вера Чернова. Виктор! Возьми себя в руки! К нам уже идут.
  
   К стоящим подбегает запыхавшийся офицер в необычной салатово-малиновой форме.
  
   Офицер. (торопливо отдавая честь) Лейтенант Фаддей Фролов. Здравствуйте, профессор! Слава богу, вы уже здесь!
   Виктор. (раздраженно) Я не профессор, забудьте, что я профессор, я - студент, да-да, вот-вот, студент! Я только учусь! Забудьте про профессора, если не хотите, чтобы нас тут причпокнули, как мух. Мы, между прочим, здесь давно уже торчим, а вот вас, уважаемый, здесь почему-то вовремя не было! Директива, которую вам должны были послать, гласит: "Встретить со всеми необходимыми предосторожностями".
   Офицер. В том-то и дело! Дорогу расшмандюрили на молекулы, пришлось в обход переть, а там пятнадцать километров крюк...
   Виктор. Ладно, это уже не важно. Вот эти люди поедут с нами.
   Офицер. Но у меня тарахтелка трехместная... И потом, вас же только двоих ожидают... Директива, которую нам должны были послать, гласит...
   Виктор. (перебивая) Так. Тарахтелка у него трехместная. Понятно. Очень хорошо. (неожиданно взрывается) Так сделайте ее пятиместной, черт побери! Или шестидесятишестиместной! Эти люди должны поехать с нами, вам ясно?!
   Офицер. (скептически оглядев Витю Е. и Эмму Смирнову) Вы можете подождать здесь десять-пятнадцать минут? Я сбегаю в комендатуру.
   Виктор. Мы необычайно терпеливы. Мы настолько терпеливы, что подождем вас здесь даже полчаса. Но мне все это чертовски не по душе. Настоящий азиатский улюлюй!
   Офицер. Я мигом! (убегает, придерживая рукой необычной формы фуражку)
  
   Некоторое время все молчат. Затем Витя Е. вынимает папиросы. Виктор делает тоже самое. Они закуривают. Эмма Смирнова нервно перетаптывается. Только Вера Чернова сохраняет полное спокойствие. Незаметно для них платформа пустеет, и вот уже на ней остаются только эти четверо.
  
   Виктор. (вдруг резко начав оглядываться) Куда это все подевались, а? Как будто вымерло все, вы не находите?
   Витя Е. Чувствуете запах?
   Эмма Смирнова. Я не чувствую запаха.
   Вера Чернова. Запах? Какой запах?
   Витя Е. Трудно сказать. Очень слабо чувствуется.
   Виктор. Нда-а. И тишина тут какая-то нездоровая.
   Витя Е. Да уж, жутковато. (глубоко затягивается и выпускает дым кольцами)
   Виктор. Я не говорил, Витя, а должен был сказать...
   Витя Е. Что?
   Виктор. Я этого еще никому не говорил. Даже тебе, Верочка.
   Вера Чернова. Что?!!
   Виктор. Дело в том, что меня предупреждали, что все это намного серьезнее, чем кажется. Этот эксперимент, я имею в виду.
   Витя Е. Да?
   Вера Чернова. А кто предупреждал - полковник Альберт Шарин?
   Виктор. При чем тут Шарин... Он дилетант и мутант. Кошки. Меня предупреждали кошки. Это они убили Семена Величко.
   Вера Чернова. Кошки убили Величко?
   Эмма Смирнова. Они могут, уж я-то знаю. Как вспомню того кота...
   Виктор. Да. Несколько раз меня предупреждали.
  
   Резкий шуршащий звук прерывает Виктора. Отчетливо слышен запах сыра. Звучит тихая симфоническая музыка, постепенно она становится громче.
  
   Витя Е. Вот! Вот теперь чувствуете?
   Виктор. Да. Пахнет сыром. Странно. Откуда здесь сыр?
   Эмма Смирнова. Я, к сожалению, совсем не чувствую запахов. Это у меня еще с детства, когда...
   Вера Чернова. (перебивая) Тихо! Где люди? И вообще, где мы с вами все сейчас находимся?!!
  
   Действительно, это уже трудно назвать вокзалом. Может быть, назвать это клеткой? Это было бы не совсем точно. Трудно подобрать точное определение тому, что оказалось на месте Заратовского вокзала. Может быть, это какая-то ловушка? Да-да, вот-вот, это наиболее точное определение. Гигантская, в два, а то и в три человеческих роста мышеловка на танковых гусеницах с громким шуршанием выползает слева. В центре мышеловки укреплен громадный кусок сыра. Немного погодя точно такое же устройство появляется и справа. Какие-то странные трансформации начинают происходить с четырьмя людьми, столь заинтересованно обсуждавшими проблемы мироустройства на протяжении всей поездки. Их лица вытягиваются, они медленно опускаются на четвереньки, одежда отваливается кусками, сзади у всех четверых быстро вырастают тонкие розовые хвосты. Не проходит и нескольких минут, как метаморфоза полностью завершается.
   Четыре мышки с писком разбегаются по углам. Мышеловки останавливаются, а затем медленно отползают назад. Сильно пахнет сыром. Громыхает симфоническая музыка. Некоторое время на сцене никого нет. Но вот загадочным образом там оказывается Кот. Может быть, он вышел слева, а может быть, и справа. Вполне вероятно, он спрыгнул откуда-нибудь сверху или выбрался через какое-нибудь отверстие в полу. Легко предположить, что он выскочил из-за наших спин или прошел сквозь стену. Так или иначе, но Кот там. Это большой, упитанный и ухоженный Кот. Вполне обычный, нормальный, домашний Кот. Некоторая странность заключается только в том, что он розовый с голубыми полосками, а на голове у него серебряная корона. К тому же он чуть выше человеческого роста. Кот подходит к самому краю сцены и молча, с угрожающим видом смотрит в зрительный зал. Звучит мрачная впечатляющая музыка. Мужские голоса поют в ортодоксально-византийском стиле: "Тангенс! Котангенс! Тангенс! Котангенс!". Очень медленно опускается занавес. Это и есть, что называется, полный конец всему.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"