По центральной улице бежал в сандалиях на босую ногу вихрастый мальчик и во всё горло кричал:
- Война! Война! Началась война!
Много людей вокруг молилось, но уже было поздно взывать к Господу.
Тяжело жить в исторические времена. Лучше читать о них в книгах. Но разве я имел влияние на саму судьбу? Я больше не верил в аналитику, она не учитывает человеческую непредсказуемость и разного рода случайности. А ведь мне оставалось проучиться всего два семестра до получения диплома. После этого передо мной бы открылись хоть какие-то перспективы.
Когда Агнешка услышала страшное слово из пяти букв, она машинально отступила и с трудом произнесла:
- Ты слышал, как гитлеровцы относятся к евреям?
- Не беспокойся. Я уже наладил переправу в Венгрию. Там тебя встретят.
- Почему ты говоришь так, будто я еду одна?
- Там меня не пропустят. Я смогу к тебе приехать только через Королевство Румынию.
- Значит, поедем вместе через Румынию.
- На венгерской границе помогут с вещами. А там я буду налегке.
- Ну и к чёрту вещи. Бросим всё здесь.
- Прошу. Не усложняй мне мой план действий. Я всё просчитал. Просто делай так, как я говорю,- без возражений ответил Агнешке и отдал ей свои завернутые картины на хранение, предупредив, чтобы она пока не смотрела на них.
- Прежде чем ты уйдёшь, я хочу рассказать тебе всю правду о себе, что съедает меня из самой нашей первой встречи.
Я насторожился.
- Тогда в шахматном клубе ты приглянулся мне, так как был не только молод и интересен, но и выглядел, словно лондонский денди. А я была почти на мели. Мой муж меня оставил с долгами и исчез, после того как узнал, что я бездетна. Именно после такого предательства я больше никому не могу доверять. Да и кому я такая нужна, бесплодная?
- Ты была жената? То есть, прости, я хотел сказать - замужем.
На сей раз моя путаница слов не повеселила Агнешку.
- В том-то и вся проблема. Именно из-за этого подонка, я рассорилась с родителями и осталась без их поддержки. Школа была моим единственным источником доходов, но по неизвестным причинам профессор Домбровски меня выгнал. Ума не приложу, что я могла такого натворить.
После её слов я со стыдом опустил глаза. Странно, но я на неё абсолютно не обижался. Теперь я узнал её с третьей стороны, которая ничего не меняла. Я, как и прежде, буду помнить её такой, какой её нарисовал.
- Дай мне надежду, чтобы было ради чего вернуться к тебе,- я тихо произнёс и отдал картины.
Чуть приоткрытые губы остались неподвижными и Агнешка просто крепко меня обняла. Я знал, она не способна никого полюбить, но надеялся хотя бы на скупую привязанность.
На границе с Румынией, где я намерился совершить побег, меня настигла неудача. К моему несчастью, меня опознал один из офицеров. Бежать не было смысла, пограничники не церемонятся, стреляют сразу и метко.
Когда я повернул голову, то ожидал увидеть кого угодно, но только не своего учителя по истории. Передо мной во всей красе стоял Колек Возняк. О нём я запомнил не самые приятные вещи, но он научил меня принципиальности и мужественности.
- Матеуш?
- Да, пан Возняк, это я.
- Разве я учил тебя сбегать от проблем?
- Ну какой из меня боец? Я и выстрелить-то не смогу.
Неожиданно я увидел ещё пару знакомых лиц. Это были ребята из моей группы, Марек Вишневски и Климек Щенкевич, что вечно спорили, чья религия религиозней. После крепких рукопожатий со старыми друзьями, Колек продолжил донимать не только меня, а и ребят.
- Скажи, кто твой друг и я скажу тебе, кто ты. Эти двое тоже вчера собирались слинять. Вы все трусы, только и умеете кричать, что любите страну. А кто её отстаивать будет?
- А может это не трусость, а рассудительность,- встав на общую защиту, я огрызнулся.
- А чем мы с тобой отличаемся? Я значит, не такой рассудительный как ты или ты? Думаешь мне нечего терять?
- Вы хотите услышать от меня ответ, на который не могут ответить люди на протяжении тысяч лет?- я ответил вопросом на вопрос,- Зачем защищать землю, на которой я не смогу жить, потому что меня убьют?
- Ну, скажи мне.
- Всё, что я могу сказать, рас вы сделали выбор воевать, то значит это вам важнее всего остального.
- Это ты сейчас о семье намекаешь? Как раз ради них я здесь и нахожусь.
- Ваша смерть не принесёт им облегчения. Просто увезите их подальше от войны и останьтесь с ними.
- Я и не планирую умирать, а там уж как повезёт. Ведь можно и в мирное время на улице под колёсами автомобиля преставиться Богу.
- Но шансы на войне увеличатся в сотни раз.
- Если все будут так думать, мы дадим сильным пожирать слабых. И вся загвоздка в том, что сильными правят моральные уроды. Я не хочу для себя и своей семьи таких правителей.
Мы с ребятами переглянулись и подошли к пану Возняку, чтобы пожать его мозолистую руку. Придётся повременить с переправой, всё равно Колек не позволил бы нам уйти. Но смогу ли я воевать? Однажды я уже убил человека, значит и снова смогу, а к Агнешки вернусь позже. Главное, чтобы у неё получилось пересечь границу.
Вдруг мне пришла одна нетипичная мысль, и я спросил у Колека:
- А вы часом не Морфей?
- Ты чего это городишь, контузию раньше времени получил?
- Простите пан Возняк. Вы мне напомнили одно божество.
- Хочешь мне помолиться? Валяй! Но не вздумай молиться настоящему богу, иначе он тебя заметит и придёт, чтобы растоптать. А теперь марш в полевую палатку! Сейчас будем решать, куда вас определить.
Попытаться стоило. Нас отправили на границу с Германией в самую гущу сопротивления. Среди нас был один немец, но мы ему доверяли. Возняк тоже отправился с нами на нулевую позицию. Получив потрясающую униформу, на которой шевроны превентивно не регламентировались, мы первым делом выполнили приказ и выкопали окоп для танка. Формат окопа был шесть на два с половиной метра и полтора метра вглубь.
Отчетливо доносился рев танковых моторов. Послышался приближающийся лязг танковых гусениц. Это были пантеры, я слышал о них, адская махина. Наши Виккерсы были им неровня.
Послышался выстрел со стороны противника и звон метала от осколков. Вздрогнула земля. Немец, который был на нашей стороне, кинул меня на землю и тем самым спас мою жизнь от взрыва.
- Слушай мой первый боевой приказ!- закричал Колек,- Готовность номер один! Наша задача пустить вражеский танк в расход! А теперь, отрубим руки супостату, что тянутся к нашим землям.
Виккерс выстрелил в ответ и попал по танку оккупантов с первого выстрела. Танк от отдачи всколыхнуло. Началась перестрелка. Стреляли из всего. Не умолкали и артиллерийские канонады. Взрывы рвали слух на куски. То, что происходило на линии фронта, я вряд ли когда-нибудь забуду. Фашистов была просто тьма.
Я заметил, как Марек после каждого выстрела произносил цифры в голос.
- Зачем ты считаешь?!- спросил я, перекрикивая взрывы и выстрелы.
- Хочу знать, сколько выстрелов я совершу, прежде чем война закончится!
Я не стал углубляться в подробности и просто улыбнулся. Подпустив фашистов ближе, мы по всем канонам военной стратегии открыли огонь. Сначала по первой машине. Потом по последней, застопорив движение противника. Остальных накрыли снарядами. Видно было только фигуры в дымящихся черных комбинезонах, которые не успевали отбежать от горящих танков и падали скошенные пулеметными очередями.
После боя почти каждый взял себе трофей в виде немецкого автомата. Все между собой называли его "Шмайсер".
Наша первая доблестная битва была достойной, но не долгой. Силы противника превалировали над нашими. Вскоре пришлось отступать.
17 сентября, совсем неожиданно нам ударили в спину с другой стороны. Это была Сталинская армия. Остатки нашего воеводства, будто зажали в тиски, не оставив шанса на победу.
6 октября, мы капитулировали. Советские войска предложили перейти на их сторону, и нам пришлось согласиться. Нас разделили, и я попал в танковый полк, потому что признался, что смыслю в механике. Их новейший танк был без опознавательных знаков, потому как ещё считался секретным. Советские танкисты носили кожаные комбинезоны, шлемы и краги. На чересплечном ремешке у каждого был наган в кобуре. Ребятам от силы исполнилось девятнадцать, как и мне. До войны у них призывали в двадцать лет. Русский язык я понимал, так как часто слышал его от шныряльщиков, что приходили забирать зерно во времена голодомора. Я лишь надеялся, что эти люди не такие, и не пошли по стопам отцов.
Нам тоже выдали форму и документ, где указывалось, что мы все рядовые. Теперь мы были официально в лонах советской армии. Все кроме немца. Русские его не пожалели, не поверив ему, что он тоже против фашизма.
Перед отбоем мы маскировали технику брезентом. Спали в одежде, только без сапог в полной боевой амуниции. Все кроме меня, я тщательно продолжал скрывать от всех, что сны мне не положено смотреть по уставу Морфея. Ходили слухи о немецких задержанных лазутчиках, что пытались проникнуть в наше расположение ночью. Одного помог и я задержать, за что получил отличие в виде премиальных к зарплате. А на трапезе нам запрещали стучать ложками о котелок во время еды, чтобы не выдать себя врагу.
Время шло, мы с ребятами сплотились, некоторые из них были моими настоящими земляками, но я им себя не выдавал.
Наверное, самым запоминающимся на войне, для меня всегда будет день, когда я пытался дезертировать. Моя миссия была выполнена, советские войска погнали фашистов обратно. Всё, что сейчас хотелось, это сбежать к Агнешки, но убегая, я увидел сгоревшую церковь. Эта была именно та церковь, где я когда-то своровал деньги. Значит, я рядом возле родного села.
Крыша отсутствовала, осталось лишь несколько обугленных перекладин, что ещё дымились. Видимо сюда попал снаряд несколько минут назад. Когда я вошел вовнутрь, то увидел священника перед крестом, стоявшего на коленях с опустившей головой.
- Напрасно вы молитесь!- громко обратился к служителю Господа,- Молитвы уже не помогут! Бог ушел отсюда! Он покинул это место!
Священник проигнорировал мои слова, и на это была причина. В его груди торчал деревянный осколок, а его убитое тело осталось в том положении, в котором он находился. Затем я услышал шорох, и из-под обломков появилась детская рука.
Я порвал зубами ткань на кителе, чтобы завязать рану мальчонке. Багряная струйка стекла по его вихрастым волосам и прямо на сандалии, обутые на босые ноги. Спустя минуту он перестал дышать. Я закрыл ему веки пустого взгляда.
Покинув остатки святыни, я аккуратно нёс лёгонькое тело мальчика и тихонько шептал молитву за его упокой. А закопав ребёнка так, чтобы его не могли разрыть дикие звери, я вернулся в тлеющую церковь для ночёвки.