Часть пятая. Никакого бизнеса, господа, только личное
Глава 1. Гениальность генералов - миф или реальность?
Двухнедельной давности беседа с Несдиничем и его секретарём закончилась не очень-то приятной для меня лично, но вполне мирной договорённостью. А именно - я остаюсь в Новгороде под надзором филеров седьмого департамента и продолжаю заниматься восстановлением мастерской, стараясь поменьше "светиться" в ней самой и палате дядьки Мирона. Но сразу по окончании аврала безропотно возвращаюсь в Китеж, под охрану комендатуры. Уж не знаю, решил ли контр-адмирал продолжать ловлю на живца, или на его решение повлиял тот факт, что Гюрятиничи частично осведомлены о происходящем и могут начать задавать нежелательные вопросы, если я вдруг брошу всё и вернусь в парящий город, но... мы договорились.
А у меня прибавилось головной боли. После недолгого размышления я пришёл к выводу, что "географам" действительно не было смысла устраивать мне обломы с контрагентами. Это всё равно что палить из пушки по воробьям! Но из этого умозаключения следовало, что созданием проблемы с поставками нужных деталей и сырья для производства руководил кто-то другой. Может быть, это были всё те же пресловутые германцы? А что? Вполне возможно. Чем больше времени я проведу в Новгороде, улаживая проблемы с мастерскими, тем больше у них будет простора для действий. Чем не вариант?
Но были за эти две недели и хорошие новости. Сначала Владимир Игоревич смог решить вопрос с сорванными поставками, правда, пришлось заключать контракты с совсем другими поставщиками и по чуть более высоким ценам, зато была гарантия, что они не пойдут на попятную, как тот же Амбарцумов. А там и временный склад подоспел, так что спустя четыре дня после встречи с Несдиничем мастерские наконец смогли выйти на режим и теперь уверенно нагоняли отставание в производстве арт-приборов по уже заключённым договорам, благо те же Гюрятиничи согласились чуть сдвинуть сроки получения причитающейся им доли продукции.
Ну и последней по времени, но отнюдь не по значению, стала позавчерашняя новость - дядька Мирон наконец пришёл в себя. А на следующий день, то есть вчера, лечащий врач объявил, что "в состоянии пациента просматривается отчётливая положительная динамика". Это было, когда один из санитаров попытался подложить дядьке Мирону "утку", а тот, внезапно открыв глаза, послал бедолагу, да таким загибом, что опешивший санитар не сумел вовремя распознать в движениях пациента попытку встать. Нет, он быстро опомнился и уложил моего опекуна обратно в кровать, но при этом получил ещё один, ничуть не меньший "заряд бодрости". После чего убежал жаловаться на ожившего, по его собственному выражению, "комика" дежурному врачу.
Впрочем, нет. Была ещё одна новость, просто потерявшаяся на фоне возвращения в этот мир моего опекуна. Нам пришла оплата за последние три штурманских стола, установленных в июне на мониторах Ладожской флотилии. Приборы наконец прошли все испытания, и Адмиралтейство закрыло контракт. Тень финансовой дыры, все эти две недели трепавшая мне нервы, испарилась, как будто её и не было, и я смог облегчённо вздохнуть. Но это было уже после того, как я справился с радостью от известий из госпиталя. В общем, это были очень даже неплохие две недели. И плевать на Несдинича с его шпионскими играми и усиленно гадящими германцами. Первый вроде бы перестал доставать своими требованиями, а вторым теперь будет гораздо сложнее творить пакости, поскольку мастерские находились под круглосуточной охраной, у палаты дядьки Мирона постоянно дежурили два мордоворота, а мы с Хельгой выбирались из имения Гюрятиничей лишь для вылазок в госпиталь, на завод или чтобы потренироваться в управлении "Муреной", правда, пока только в режиме "селёдки", ха! Почти каламбур.
Нет, не то чтобы я опасался чьих-то любопытных глаз или не доверял Хельге и Ярику. Просто мне очень хотелось показать возможности моего дирижабля сразу обоим Завидичам. Тщеславие? Может быть. Но с другой стороны, я имею полное право гордиться результатом своих трудов, не так ли? Так почему бы и не похвастаться перед теми, кто может их оценить по достоинству? Перед самыми близкими людьми в этом мире... Эх, вот если бы ещё и Алёну удалось вытащить в такой демонстрационный полёт. Конечно, она вряд ли поймёт все тонкости решений, но... я просто соскучился по ней. А выбираться в гости получается крайне редко. Филеры Несдинича постоянно сидят на хвосте, да и германских агентов-"невидимок" не стоит сбрасывать со счетов. Вот и получается, что в беспокойстве о своей девушке я вынужден был сократить походы в гости к её семье до минимума. Да и эти походы пришлось маскировать так, что полчаса пешего хода от госпиталя до её дома превратились в два часа петляний по городу, чтобы отсечь возможных преследователей. В результате за прошедшие две недели я смог встретиться с Алёной лишь дважды. Это при том, что к тем же Осининым заглядывал четырежды! Вот где справедливость, а?
Хотя, если так подумать, где-то она всё-таки есть, особенно если самому приложить руки к вопросу её достижения. Так, после разговора со Светланой и Ириной, дружно возмутившимися историей, приключившейся с мастерскими, у опрометчиво отказавшихся от сотрудничества поставщиков вроде того же Амбарцумова, появились некоторые проблемы. А всего-то и нужно было двум красавицам негромко посокрушаться на очередном приёме о падении нравов в среде нынешнего купечества. Жаль, что неприятности этих купцов, принесли мне лишь моральное удовлетворение. Ни от кого исходила идея отказаться от контрактов, ни личности переговорщиков узнать так и не удалось. Да и возможности потрясти ушлых купчиков у меня не было, а одними уговорами многого не добьёшься. Но, может быть, у Гюрятинича и его людей получится разговорить моих бывших контрагентов? Не знаю. Пока результатов - ноль.
- Кирилл, объясни мне одну вещь, пожалуйста... - тихо попросил Владимир Игоревич, прервав тишину очередной нашей молчаливой прогулки по саду.
- Какую? - остановившись у полюбившегося мне искусственного пруда, я покосился на своего спутника. Уж больно странным тоном он произнёс эти слова.
- Почему, когда мы говорили о расследовании взрыва складов, уже неоднократно, заметь, ни ты, ни Хельга ни разу не упомянули о том, как она узнала о случившемся?
Я недоумённо посмотрел в абсолютно безмятежное лицо Гюрятинича.
- Разве? Я думал, сестрица рассказала... - вырвалось у меня.
- Понятно. А она, очевидно, думала, что ты мне об этом рассказал, - всё с тем же безмятежным выражением лица покивал Владимир Игоревич. М-м, не нравится мне это... спокойствие, да.
- А это так важно? - пожал я плечами.
- Может быть, - откликнулся мой собеседник, но, заметив искреннее непонимание, написанное на моём лице, пустился в рассуждения. - Видишь ли, здесь возможны два варианта. Первый - это так называемая "визитная карточка". Подобным образом поступали некоторые семьи, объявляя торговую войну своим недругам. Уничтожить склад будущего противника и передать ему, обязательно первыми, свои соболезнования по этому поводу. Этакое предупреждение об открытии боевых действий. Вариант второй, который я, как и Никанор, кстати, считаем менее реальным, это подделка твоих пресловутых германцев под ту же самую "визитную карточку".
- А почему этот вариант менее реален? - удивился я.
- Потому что мы оба попросту не верим в присутствие боевиков германской разведки в Новгороде, - как маленькому объяснил Гюрятинич.
- Но почему?!
- Кирилл, как ты думаешь, кто больше знает о Новгороде, полицмейстер с его вездесущими околоточными и их осведомителями или глава конфедеративного ведомства, занимающегося внешней разведкой, по всем законам не имеющий даже права вести какую-либо деятельность на территории Конфедерации?
- Думаю, полицмейстер.
- Так вот, полицмейстером Новгорода, чтобы ты знал, является мой младший брат Никанор Игоревич Гюрятинич, и он клятвенно меня заверил, что за последние полгода в городе и его окрестностях не происходило ничего необычного. Не было здесь никакой странной возни. Хотя если бы шла борьба агентур, какие-то моменты хоть краешком, да должны были всплыть. Намёки, нестыковки, слухи... хоть что-то. Но ничего не было. Понимаешь?
- Понимаю. Несдинич вешал нам с опекуном лапшу на уши, да? - тихо вздохнув, произнёс я.
- Ну, может быть, он и не врал, всё же декларируемый запрет на ведение оперативной работы на своей территории и отсутствие людей для такой работы - вещи разные. Равно как не будет отрицать и присутствие чужих агентов в Новгородской республике. Но краски он сгустил основательно. Одно дело собирающие информацию агенты, их полиция может и не заметить, не её профиль. Но пропустить группу подготовленных боевиков? Люди Никанора не могут позволить себе такого промаха. Эпоха бомбистов хоть и миновала, но свой след в подготовке полиции оставила, и поверь, ведомство не растеряло приобретённых в то смутное время ухваток. Да и "соловьи" накрепко приучены "петь" о любых подозрительных группах незнакомых людей, появляющихся в городе. Мера, конечно, направлена не против гипотетических боевых групп иностранных разведок, но и они будут выделяться на местном фоне, как "кит" на фоне "селёдок", так что незамеченными не останутся.
- Соловьи?
- Осведомители, - пояснил Владимир Игоревич. - Жители городского дна. Всё слышат, всё видят, всё замечают. Необходимая привычка, вырабатываемая условиями их жизни, питаемая мелкими поблажками городовых, чередуемыми с облавами... поверь, при таких условиях эти "агенты" всегда держат глаза и уши открытыми и обстоятельно докладывают людям моего брата обо всём увиденном или услышанном.
- Стоп. Но если Несдинич не имеет права действовать на территории Конфедерации, то дядька Мирон должен был об этом знать, разве нет?
Честно говоря, за этот хилый фактик я ухватился, как утопающий за соломинку.
- Откуда бы ему это знать, если запрет был введён восемь лет назад, фактически сразу после раздела разведывательного и контрразведывательного корпусов? В то время Мирон Куприянович вообще-то жил в хорошо знакомом тебе городе и знать не знал о том, что происходит в ведомстве Несдинича, - улыбнулся Гюрятинич. - Да и в газетах об этом не писали.
- Значит, вы не верите в "германскую" версию? - подытожил я.
- Скажем так, не считаю приоритетной, - поправил меня Владимир Игоревич. - Идея объявления "войны" кажется мне более правдоподобной. Попробуй припомнить, кому ты успел оттоптать мозоли. Может, какому-то новгородскому заводчику, специализирующемуся на выделке арт-приборов?
- Да нет, вроде бы ничего такого... Продукция нашей мастерской в большинстве своём вообще не имеет аналогов на рынке. Так что ничьей ниши мы не занимали, - пожал я плечами. - Да и объём нашего производства не так уж велик, чтобы считать мастерские Завидичей конкурентами другим артефактным производствам.
- Ну-ну... - Гюрятинич кивнул.
- А может, поступить проще? - предложил я. - Тряхнуть тех купцов, что отказались от контрактов с нами, и всё?
- Кирилл, мы не бандиты, чтобы заниматься подобным, - вздохнул Владимир Игоревич. - А уж Никанору, как новгородскому полицмейстеру, и вовсе не пристало пытать свидетелей. Он вообще-то на должность поставлен, чтобы покой людей охранять, а не страх на них наводить.
- Но ведь они наверняка что-то знают!
Это уже был крик души. Я и сам понимал, что давить на так подставивших меня купцов - не выход, но складывающаяся ситуация просто бесила!
- Угомонись, Кирилл, - усмехнулся Гюрятинич. - Трясти их, разумеется, нельзя. Пытать тоже. Но расспрашивать-то никто не мешает, верно? Особенно если действовать аккуратно.
- Я пробовал, - сник я. - Не вышло. И аккуратно... и вообще...
- О да, наслышан о твоем походе священной ярости, - уже чуть не в открытую смеялся мой собеседник. - Полгорода шепчется о Завидичах, восстанавливающих традиции ушедшей эпохи!
- Да ну... бред, - опешил я.
- Расспроси сестёр Осининых, - лукаво предложил он. - Большую часть слухов, если я не ошибаюсь, как раз они и запустили.
- Убью вертихвосток, - простонал я, представив, что именно могли наплести острые язычки богатых на фантазии Мишкиных кузин.
- Лучше скажи им "спасибо", - неожиданно посерьёзнев, посоветовал Гюрятинич. - Такая репутация дорогого стоит. Традиции в нашем кругу ценят, и мнение общества тут играет не последнюю роль. А уж для оскудевшей фамилии, только-только вынырнувшей из небытия...
- Может, мне им ещё и торт подарить? - нахмурился я. Опять начавшие вылезать изо всех щелей боярские заморочки не прибавили хорошего настроения.
- Тут я тебе не советник, - махнул рукой Гюрятинич и, помолчав, вернулся к прежней теме. - А об оттоптанных мозолях всё же подумай. Попробуй вспомнить, кому ты мог перейти дорогу.
И я вспомнил. Осинины... Вертихвостка... Зимний бал... Злопамятный братец. Долгих!
* * *
- У меня есть новости, - проговорил Владимир, даже не пытаясь упасть в кресло для посетителей, стоящее у торца стола в кабинете его младшего брата. Никанор терпеть не мог долгих бесед ни о чём во время работы, а потому кресла для гостей, чей статус позволял им сидеть в присутствии полицмейстера Новгорода, были сделаны так, что устроиться в них с удобством было просто невозможно, и это волшебным образом влияло на планы посетителей. Как-то так получалось, что, заходя в кабинет полицмейстера, располагающие всем временем Вселенной визитёры, планировавшие потратить толику этого богатства на полную намёков и экивоков беседу в лучших традициях света, уже через пять минут ёрзанья в тесном, жутко неудобном кресле, то и дело врезающимся непонятно откуда взявшимися острыми углами во все доступные части тела, резко сокращали время визита до минимально возможного и начинали говорить чётко, толково и исключительно по делу, что, разумеется, не могло не радовать вечно занятого хозяина кабинета.
Владимир Игоревич был прекрасно осведомлен об этой маленькой хитрости своего младшего брата, и предложенное им кресло просто проигнорировал, с удобством устроившись на широком подоконнике. Никанор печально вздохнул. Против семьи финт с креслом давно показал свою бессмысленность. Почему? Ну а кто ещё, кроме близких, может позволить себе такое нарушение этикета в присутствии целого генерала и главы столичной полиции? Правда, был ещё отец, тоже весьма близкий человек. Но в свои чрезвычайно редкие визиты Игорь Стоянович предпочитал занимать место хозяина кабинета, и тогда подоконник оккупировал уже сам Никанор, чтобы не затевать возни с заменой "поторапливающего" кресла на какое-то иное. Благо отец снисходительно относился к нарушениям этикета в "домашней" обстановке.
- Никанор, ты меня слушаешь? - окликнул брата Владимир. Тот кивнул.
- У тебя есть новости. И? - проговорил молодой генерал. Действительно молодой - двадцать семь лет всего. Карьера, достойная зависти... и кривотолков. Ну, не объяснишь же каждому, что Никанор Игоревич ещё в четырнадцать лет получил диплом бакалавра права, а по написанным им учебникам криминалистики уже пять лет как учатся будущие коллеги. Семья? Да, семья помогла. Но разве это не пошло на пользу делу? И лучше было бы, если бы в этом кабинете сидел какой-нибудь напыщенный самодур, отпрыск одной из "лучших фамилий", ни ухом ни рылом не понимающий в сложном деле поддержания порядка в городе и только и умеющий, что важно надувать щеки и изрекать банальности! Вот уж вряд ли.
Владимир взглянул на вновь ушедшего в себя брата и, вздохнув, заговорил, ни на секунду не сомневаясь, что младший прекрасно его слышит и понимает. Просто, как и все гении, Никанор эксцентричен. К этому нужно привыкнуть либо просто прекратить общение и забыть о существовании некоего Никанора Игоревича. Владимир привык.
Стоило капитану "Феникса" умолкнуть, как его брат ожил. Издав что-то среднее между шипеньем и фырканьем, полицмейстер крутанул рукой в неопределённом жесте и весело взглянул на брата.
- А я ведь сразу предлагал позволить мне переговорить с Завидичами, - обвиняюще ткнув указательным пальцем в грудь Владимира, произнёс Никанор. Старший брат только покаянно вздохнул и развёл руками. Генерал удовлетворённо покивал. - Вот-вот. Сколько раз тебе батя говорил, чтобы ты слушался моих советов, а ты...
- И ты туда же! Мне отец уже плешь проел по этому поводу, - скис Владимир.
- Ладно. Значит, Долгих, да? Всё же я оказался прав. - По губам полицмейстера скользнула довольная улыбка, и он вновь ушёл в себя, но не прошло и минуты, как Никанор встрепенулся. - Проверим. Фамилии купцов, отказавшихся работать с Завидичами, ты принёс?
- Конечно, - листок почтовой бумаги скользнул на стол генерала. Тот улыбнулся.
- Вот и славненько, есть у меня пара человек, что без мыла в... душу влезут. Их и отправлю в гости к фигурантам. Чую, их выбрык - выходка из той же серии, что и подрыв склада. Кстати, надо будет поторопить следователя, что-то он затянул с дознанием по этому делу. М-да... Ладно. Будут ещё новости - заходи. И передай отцу, что в воскресенье я буду к обеду, - проговорил Никанор, поднимая трубку телефона. Владимир испустил долгий вздох, возвёл очи горе и, покачав головой, направился к выходу. Ох, уж эта эксцентричность гениев... Удивительно, как Никанор, при его наплевательском отношении даже к минимально обязательным правилам хорошего тона, ещё ни разу не нарвался из-за своей грубости на дуэль? Впрочем, и слава богу. Вполне достаточно того, что он с периодичностью раз в полгода нарывается на поединки из-за своей любвеобильности. Гений... жениться ему надо. Хм... а что? Подобрать невесту, красивую, на дурнушку брат и не взглянет, а опыт увиливания от венца у него огромный. Умную, дурочки ему интересны только в, так сказать, горизонтальном положении. И непременно сильную, чтобы держала гения в ежовых рукавицах. И сестрица будет рада - перестанет переживать за Никки. Хорошая идея, надо обдумать.
* * *
Как всё просто, оказывается. И германцы ни при чём. Я взвесил на ладони прочитанный отчёт полиции, полчаса назад принесённый Владимиром, не поленившимся разыскать меня на берегу полюбившегося пруда в имении его семьи, где я устроился, чтобы отдохнуть и немного поиграть с Ветром. Хорошо хоть сегодня воскресный день и у меня выдалось свободное время. А то в последние три недели было не так много возможностей, чтобы вволю побездельничать. Всё время отнимала мастерская, за делами в которой мне приходилось приглядывать почти постоянно. А тут ещё иски к бывшим поставщикам... И как только дядька Мирон управлялся со всем этим хозяйством в одиночку? Я-то уже начал подумывать о временном найме хотя бы пары помощников! А что делать? Врачи обещают выписать опекуна не раньше, чем через две-три недели, точнее, перевести на домашнее излечение, которое должно продлиться, по самым оптимистичным прогнозам, не менее месяца. А до тех пор мягкий постельный режим, короткие прогулки и минимум нагрузок. Какое уж тут управление мастерской!
Но Долгих! Какая всё же мразь, а... Ну, узнал ты, что твой недруг завёл собственное дело, ну хочешь ты ему пакость сделать, людей-то зачем калечить? Причём здесь мастера? Сволочь злопамятная!
Ладно, допустим, захотелось тебе зрелища, ну так взорвал бы ночью всю мастерскую разом... Уж всяко на зарево пожара народу бы полюбоваться набежало немеряно. Благо рядом аж два села расположены. Урод. Мог бы и затеей с поставщиками ограничиться, шантаж, конечно, дело грязное, но уж точно лучше, чем взрыв складов посреди рабочего дня. И ведь саму мастерскую не тронул! Вроде как разрешил ещё потрепыхаться, или удовольствие растягивает... Сжав пальцами кожаную папку с медными уголками, в которой и хранился отчёт, составленный людьми младшего брата Владимира Игоревича, я поднялся на ноги и, не оглядываясь по сторонам, отправился в сторону дома. Обед скоро, не опоздать бы.
Пока шагал по причудливо петляющим тропинкам сада, который, по-хорошему, стоило бы называть парком, успел немного успокоиться, и в голове начали крутиться мысли о противодействии семье Долгих. Рассчитывать на активную помощь тех же Гюрятиничей в этой ситуации не приходится. По крайней мере, на данном этапе. Собственно, Владимир сам эту мысль и высказал, когда передавал отчёт. Дескать, ничего не поделаешь, патриарх сказал своё веское слово. А на деле решил посмотреть, как будущие родственники собираются выкручиваться. Вот если совсем придавит, тогда, конечно, Гюрятиничи помогут... Но не раньше. И ведь даже базу под это дело подвёл, старый хрыч. Возвращение исчезнувшей было семьи требует железных доказательств её силы и притязаний, а следовательно, и права занимать место среди Золотых поясов, видите ли. Тьфу!
Нет, надо с дядькой Мироном посоветоваться, пока есть время и чёртов Андрей не придумал ещё какую-нибудь гадость. А то, что этот придурок не успокоился, я знаю точно. Не тот человек. Ведь полгода прождал, прежде чем ударить... тварь злопамятная. Вот и подумаем с опекуном, с какой стороны ждать следующей атаки, а заодно придумаем, как ответить. Вообще кое-какие идеи у меня уже имеются, но... поговорить с опекуном всё равно будет не лишним.
За размышлениями я и не заметил, как добрался до дома, и опомнился, лишь когда с балкона над огромным "французским" окном в сад меня окликнула Хельга.
- Кирилл! Где тебя носит? Обед уже через четверть часа, а ты до сих пор не переоделся!
- Я не ты, чтобы переодеться, мне хватит и пяти минут, - огрызнулся я. Сестрица закатила глаза, но спорить не стала. Только фыркнула и, зашуршав юбками, исчезла из виду. И чего она нервничает? Ну обед, ну официальный... подумаешь! Из незнакомых лиц на нём должен быть разве что тот самый полицмейстер, по совместительству младший брат Владимира Никанор Игоревич Гюрятинич. Остальных обещанных гостей и я, и Хельга с тётушкой Еленой уже знаем. Успели познакомиться за те три недели, что мы живём в поместье Гюрятиничей. Их, собственно, и ожидается совсем немного, да и гостями называть собирающихся на обед людей было бы несколько неверно. Всё же все они, так или иначе, принадлежат семье, владеющей этим поместьем и, соответственно, в той или иной мере могут считаться его хозяевами.
Хех, главное, чтобы отец семейства почтенный Игорь Стоянович не услышал моих рассуждений. По его мнению, он и есть единственный и полновластный хозяин всего имущества Гюрятиничей. Потому и слуги, во главе с дворецким Марком, величают всех без исключения членов семьи, живущих своим домом, гостями. И только сыновья и дочь Игоря Стояновича именуются ими "молодыми хозяевами". Но лишь потому, что не имеют собственного жилья в Новгороде или его окрестностях. А съёмное... оно съёмное и есть.
Кстати, дочка у здешнего "повелителя всего и вся" очень хороша! До Алёны красотой, может, и не дотягивает, но объективно... м-м, симпатичная, с Осиниными поспорить может, да. И поболтать с ней можно, не обо всём, конечно, но о многом. Она рунику понимает! Жаль только, что этот огромный плюс перевешивается ещё большим минусом. Елизавета Игоревна, очаровательная девушка осьмнадцати лет, к величайшему сожалению, спелась с Хельгой, и мои победы в наших обычных пикировках стали не таким частым событием, как хотелось бы. Хоть Свету с Ирой на подмогу вызывай! И, честно говоря, единственным препятствием для этого шага является моя интуиция, которая буквально вопит, что результатом такого действия станет очередное удвоение численности моего противника. Оно мне надо?
Обед, как я и предполагал, не оказался чем-то выдающимся. Разве что поданными блюдами, за что следует благодарить повара... Ну и знакомством с полицмейстером, разумеется. Никанор Игоревич оказался чуть располневшей копией капитана "Феникса", к тому же откровенно плюющей на всю чопорность света. Уже через пять минут после знакомства он легко перешёл на "ты", причём так естественно, что когда Хельга заметила его фамильярность, морщить носик было уже поздно, поскольку к тому моменту она уже сама обращалась к сидящему напротив неё младшему брату Владимира без всякого почтения и чинопочитания.
По окончании трапезы мы разошлись кто куда. Я и сам собирался пойти в сад, поваляться на траве, но был остановлен нашим новым знакомцем.
- Кирилл, не мог бы ты уделить мне несколько минут? - спросил Никанор Игоревич.
- Конечно, - кивнул я.
Молодой генерал махнул рукой, молча приглашая следовать за ним, и мы направились к выходу из столовой. Миновав длинный и широкий коридор, свернули в холл и, поднявшись по парадной лестнице, оказались перед апартаментами младшего брата Хельгиного жениха.
- У меня в гостиной немного не прибрано, не обращай внимания, - пропуская меня в гостиную, произнёс Никанор. Я кивнул... и замер прямо на пороге. В комнате, которую хозяин назвал гостиной, стены на всю свою четырёхметровую высоту оказались заставлены книжными шкафами. По-моему, книг здесь было даже больше, чем в расположенной на первом этаже библиотеке. И если бы они были только в шкафах... но нет, книги были везде. Они стопками громоздились на подоконниках, развернутые и заложенные многочисленными закладками, устилали два массивных стола и оккупировали диван. А в центре комнаты возвышалась целая пирамида из книг, явно ожидающая, пока хозяин соизволит её разобрать.
- Всё никак не выберу время, чтобы заняться этими развалами, - посетовал Никанор. - Идём, Кирилл. Документы у меня в кабинете.
Документы? Какие документы?
Я пошёл следом за Гюрятиничем, устремившимся к узкой лестнице, ведущей на опоясывающий комнату балкон. Обогнув террикон из книг и остановившись прямо под лестничным маршем, Никанор потянул на себя один из шкафов. Тот неожиданно легко отошёл в сторону, оказавшись весьма оригинальной дверью.
Домашний кабинет полицмейстера не произвёл на меня такого впечатления, как его гостиная, хотя книг здесь тоже было немало. А вот протянутая генералом папка, очень похожая на ту, что не так давно вручил мне Владимир, заинтересовала.
- Отец, конечно, будет против, и братец не одобрил бы такого нарушения его слова, но здесь нет ничего, чего ты не смог бы узнать, расспросив сведущих людей, например, своих соклубников. Так что будем считать, я просто сэкономил твое время, - произнёс Никанор.
- Что это? - спросил я, взвесив в руках этот своеобразный подарок. Тяжёленькая папка.
- Краткое досье на Долгих, - усмехнулся Никанор. - И не благодари. Терпеть этого не могу...
Хо-хо! Не благодарить, да? И правильно, за такой подарок одним "спасибо" не отделаться!
Глава 2. Тени прошлого
Досье, отданное мне Никанором Игоревичем, легло ещё одним камнем в фундамент знаний о противнике. Считая папку с информацией по расследованию, переданную мне Владимиром Гюрятиничем за час до беседы с его братом, у меня теперь есть целых два камня... Хорош фундамент, конечно, ну да уж какой есть. Хотя я зря придираюсь. Информации и в одной папке, и в другой оказалось немало. И если бумаги с итогами расследования позволяли разобраться с методами действия Долгих, то досье на семью, включавшее в себя известные широкому кругу деловые связи рода, информацию о его владениях и предприятиях, и такую совсем неожиданную для меня вещь, как описание характеров основных "персонажей", стало настоящим подарком. Хотя о ветрености младшей сестры Андрея, как и о его собственной вспыльчивости и нечистоплотности, я знал и так... но ведь не сексом единым живёт та же Леночка, верно?
Впрочем, информация о складах семьи Долгих и прочей инфраструктуре их производств была мне куда интереснее. Честно говоря, по прочтении известных списков имущества этой семьи у меня возникло огромное искушение выбрать безлунную ночку, подогнать "Мурену" да жахнуть по тем же складам главным калибром. Но этот порыв я подавил. Не без усилий, правда. И вообще у меня опекун имеется. Вот у кого голова должна болеть из-за этой дурацкой войны. И не потому, что я не хочу разгребать последствия собственной несдержанности, вины за которую всё равно не чувствую. А потому что Мирон Куприянович - глава рода, и подобные вопросы относятся именно к его компетенции, а подопечному, который даже членом семьи по закону не является, в вмешиваться в эти дела, по крайней мере, без спросу, совсем нежелательно. А этот самый глава рода пока категорически "против" любых "военных действий". "Не время", видите ли!
В этот момент, словно в насмешку, часы пробили четыре раза, и я встрепенулся. Чёрт! Я же к Алёне собирался сегодня съездить!
Поднявшись с кресла, я выбрался из-за широкого стола с немалой кипой документов на нём и, заперев папки с копиями материалов по семейке Долгих в сейф, с наслаждением потянулся... до хруста. М-да, восемь часов работы с документами, без перерыва, это было сильно! В жизни столько времени с бумагами не возился, даже во время учёбы... ни там, ни здесь. Хотя-а... нет, в лавке Края в Меллинге с отчётами и ведомостями я тоже работал не так много. Ох, хорошо!
Размявшись, я поправил "сбрую" с кобурой и, надев пиджак, вышел из конторы. Заперев дверь и кивком попрощавшись с приказчиком, занятым разговором с посетителем, я вышел на улицу и, оседлав купленный специально для поездок в мастерские велосипед, покатил по дороге в город, стараясь не обращать внимания на скользящий метрах в двухстах от меня мобиль. Привычное дело. После разговора с Несдиничем его филеры перестали изображать невидимок, а я, в свою очередь, перестал сбрасывать их с хвоста. Ну, почти перестал. Выдавать им место жительства Алёны я всё же не собирался. То, что известно контр-адмиралу, совершенно не обязательно знать его подчинённым, не так ли? А потому, перед тем как заехать в гости к своей девушке, я обязательно наведывался в гости к Осининым и через полчаса-час уходил от них через чёрный ход. Девушки были в курсе "войны" с Долгих, и их симпатии были на моей стороне. Так что Света с Ирой с большим удовольствием поддерживали игру в шпионов и помогали мне сбежать от наблюдателей. Правда, из-за пресловутых правил приличия задерживаться в их доме до полуночи я не мог. А потому приходилось сворачивать свидания с Алёной часов в десять и снова мчаться к особняку Осининых, чтобы изобразить добропорядочного гостя, не желающего компрометировать хозяек слишком поздним уходом из их дома. Перестраховка? Может быть, но мне так спокойнее. Да и дядька Мирон одобрил эти меры предосторожности. От кого я скрываюсь на самом деле? Да я и сам толком не разобрался. От Долгих, от германцев... ну и от людей Несдинича, выходит, но это уже следствие.
Светлана с Ириной приняли меня с уже привычной теплотой и, получив купленный в знакомой кондитерской пакет со сладостями, потащили чаевничать. Бедные мои уши. Впрочем, всё оказалось не так страшно. За чаем сёстры старательно обходили темы великосветских сплетен, а я не пытался завести разговор о рунах, так что больше получаса мы болтали ни о чём, пока я не решился на вопрос из тех, что никак не мог заставить себя задать дядьке Мирону или Хельге. Правда, сестрица, как мне кажется, и не смогла бы ответить, просто по незнанию.
- Ира, Света, а что вы знаете о падении Завидичей? - спросил я, отставив в сторону чашку с чаем. Девушки переглянулись, и лица их посерьёзнели.
- Кирилл... - протянула Ирина, переглянувшись с сестрой. - Не подумай, что мы не хотим ответить, но... а почему ты не хочешь спросить об этом у Мирона Куприяновича?
- Не знаю, - пожал я плечами. - Может быть, потому что не хочу ему напоминать о прошлом? Он ведь и словом не обмолвился о своём роде, так что даже о принадлежности Завидичей к Поясам я узнал лишь недавно, причём от чужих людей. Пока чужих.
- Гюрятиничи сказали, - задумчиво кивнула Ирина. Я уже говорил, что сёстры умницы?
- Мы можем рассказать не так уж много, Кирилл, - пригубив чай, проговорила Света. - Не потому что это тайна, вовсе нет. Просто большая часть истории произошла задолго до нашего рождения... около тридцати лет назад...
- Сестрёнка, по-моему, нужно начать сначала, - заметила Ира и, покосившись на тарелочку с до сих пор не попробованным пирожным, вздохнула. - Итак. Сто Золотых поясов, Господа Новгородская... и прочая, прочая, прочая. Кто это такие, тебе объяснять не надо?
- Сто самых именитых фамилий Новгорода, составляющие Большую Палату, высший законодательный орган республики.
- В принципе, верно, - кивнула Светлана. - Но кроме того, это ещё и самые мощные магнаты республики. Торговые дома, заводы и землевладения. Естественно, всё это подразумевает союзы, партнёрства... и давнюю вражду между домами. Есть роды сильные, есть слабые, есть проводящие свою политику, как те же Гюрятиничи, например, а есть и те, что следуют в кильватере сильнейших, не имея собственных политических амбиций. Чаще всего это семьи из младших Поясов. Например, Гревские всегда поддерживали Борецких. Завидичи, будучи родом из старших Поясов, входили в союз с Гюрятиничами и опирались на Горских и Осининых, как младших партнёров... не вассалов, учти, - после небольшой паузы уточнила Света и продолжила свой ликбез. - Изначально и Завидичи, и Гюрятиничи занимались морской торговлей, как и Горские, как и мы. Но кроме того, у обеих старших фамилий были собственные верфи, тогда как наши семьи специализировались на производстве приборов. Фактически девяносто процентов всех морских судов, построенных Новгородской республикой до воздухоплавательного бума, вышли с верфей, принадлежавших этому союзу. Потом семьи переквалифицировались на воздушную торговлю и соответственно строительство дирижаблей. Так к корабельным верфям добавились воздушные. У нас, то есть у Горских и Осининых, не было достаточно финансовых возможностей, но наши инженеры были лучшими, так что партнёрство не распалось. Наоборот, стало ещё теснее, и спустя пару десятков лет после начала производства "китов" зашла речь о равноправном союзе, как у Завидичей с Гюрятиничами.
- Пока не случилась катастрофа, - подхватила Ирина, заметив, что сестра тянется к чашке с чаем. В горле пересохло, должно быть.
- Какая? - Часы пробили шесть вечера, но я не обратил на это никакого внимания. Уж больно интересные вещи рассказывали сёстры.
- Тридцать лет назад Завидичи спустили со стапелей новый дирижабль. Первый в мире двадцатитысячник, названный "Левиафаном". Он успешно прошёл все испытания и в скором времени должен был стать самым большим в мире пассажирским лайнером. В первый демонстрационный рейс на нём отправилась вся семья Завидичей и фактически весь инженерный состав верфей с отличившимися во время постройки этого монстра заводскими мастерами. Лайнер набрал крейсерскую высоту... а через час Псковский порт сообщил о поступившем на их телеграф сигнале бедствия. "Левиафан" рухнул в полусотне километров от Пскова с высоты восемь миль. Выживших не было.
- Следствие пришло к выводу, что дирижабль разрушился ещё в воздухе, попав в силовой шторм, а "кит" оказался слишком неповоротлив, чтобы от него уйти, - договорила вместо сестры Светлана. - От семьи Завидичей в живых остался только двенадцатилетний Мирон, отсутствовавший на "Левиафане" из-за своей учёбы в лицее. А наш род и семья Горских потеряли большую часть своих представителей. Вассалов-то у нас было немного, и большинство инженеров, отправившихся в полёт на "Левиафане", так или иначе приходилась нам родней. Вот такая печальная история, закончившаяся развалом одной из самых мощных и старых партий в Большой Палате.
- А имущество Завидичей? - спросил я.
- Что-то растащили бывшие вассалы, что-то прилипло к рукам Поясов... Единственное, что смогли сделать Гюрятиничи, - это организовать для Мирона небольшой траст, вложив в него средства от продажи совместных с Завидичами владений, - ответила Ирина. - А из недвижимости ему достался лишь родовой удел в Водской пятине.
- Да и то только потому, что это вотчина, и лишить её может лишь полный состав Большой Палаты, - закончила за сестру Светлана. Девушки замолчали, но ненадолго.
- Кирилл, ты бы поберёгся, а? - тихо проговорила Ирина. Я изумлённо взглянул на подругу.
- Прости?
- Мирон Куприянович во время учёбы сдружился с Матвеем Несдиничем. Их род, кстати, тоже сошёл со сцены чуть позже Завидичей. С той лишь разницей, что все они остались живы. Просто закрылись в своих поместьях и до сих пор не особо жалуют Новгород своими визитами, - вздохнув, вновь заговорила Ира. - Более того, мы полагаем, что именно Матвей Савватеевич потянул Мирона на военную службу, тем самым выводя из-под возможного удара со стороны Золотых поясов, которым Армия и Флот Конфедерации не подчиняются вообще. И с успехом пресекают любые попытки знати вмешиваться в их дела.
- Из-под какого удара? - удивился я. Сёстры замялись.
- Возможного. Была история... - медленно проговорила Света, вздохнула и, словно решившись на что-то, произнесла уже куда более уверенным тоном. - По окончании военного училища Воротынского в Твери, Мирон явился в наш дом и просил у отца руки его младшей сестры. Несмотря на то, что дед перед смертью всячески настаивал на том, чтобы наша семья даже не вспоминала о партнёрстве с Завидичами, отец, став главой рода, пошёл навстречу Мирону и чувствам своей сестры. Через год брак был заключён, а ещё через несколько месяцев молодые покинули Новгород, отправившись к месту службы Завидича.
- И у нашей семьи начались проблемы, - продолжила Ира. - Сначала мелкие и незначительные, но они становились крупнее и крупнее. Род стал терять влияние и средства.
- Потом умерла мама, - тихо заметила Света. - А за ней ушёл и отец.
- И если бы не помощь дяди Ивана, маминого брата, назначенные нам опекуны давно растащили бы всё имущество Осининых, так же как имущество Завидичей, - дополнила Ира.
- М-м, а при чём здесь... - встрял было я, но Света меня оборвала.
- Спустя восемь лет после заключения брака Мирон ненадолго появился в Новгороде. Без жены, но с маленькой дочкой. Дядька Иван рассказывал. Так вот, Мирон появился... и исчез. Чтобы вернуться спустя ещё десять лет, но уже не только с дочерью, как оказалось, последние несколько лет учившейся в Новгороде инкогнито, но и с подопечным, который никак не может быть его сыном, но носит ту же фамилию.
- И всё-таки я не очень понимаю... - вновь не удалось мне договорить.
- Супругу Мирона похитили и продали в рабство, - резко проговорила Ирина. - К тому моменту, когда Завидич с Несдиничем сумели отыскать её следы, наша тётя уже была мертва.
- А... что опекун?
- Как рассказывал дядька Иван, Мирон нарушил приказ начальства и вместе с друзьями поднял свой полк в ружье, - сверкнула глазами Света. - Против полутора тысяч штурмовиков поддержанных линкором "Слава", Кипр ничего не смог сделать. Линкор уничтожил всё, что было способно летать или плавать, а штурмовики поочередно зачистили все три работорговых "города": Акротири, Декелию и Темблос. Там, говорят, до сих пор никто не селится.
- Вот только вернуть тётю эта бойня не помогла, - закончила Ирина.
- Однако... - протянул я. Вот и открылась причина, по которой Хельга так яростно ненавидит работорговцев. Но Осинины правы, подобные происшествия не бывают спонтанными. Ну, пусть даже "Левиафан" действительно попал в силовой шторм, а не столкнулся в воздухе с каким-нибудь пиратом, но всё остальное... Кажется, кто-то решил воспользоваться удачной ситуацией и уничтожить, как выразились сёстры Осинины, самую старую и мощную партию в Большой Палате. Да и происходящее с семьёй Завидичей сейчас, в свете сказанного, приобретает совсем другой вид. Политика! Я аж скривился. Ненавижу политику. Вздохнув, задавил гнев и... замер.
- Девушки, милые, красивые, а скажите мне, пожалуйста... Ведь Долгих тоже из младших Поясов, а значит, они тоже ходят под кем-то из старых фамилий. Так?
- Нет. Раньше так и было, но с тех пор, как Несдиничи затворились в своих поместьях и отошли от политики, у Долгих нет покровителя в Новгороде, - кивнула Ира.
Твою ж дивизию, с притопом да прихлопом... через три клюза вперехлёст!
А вот об этом в документах Гюрятиничей не было ни слова. Я в тихом шоке. Как можно было пропустить такую информацию?! Сочли, что она не важна или устарела? Ха, этот номер мог бы пройти с кем-то другим, но я-то помню, что такое договора, заключаемые между родами. Пусть это память о той жизни, но не думаю, что в плане отношений между боярскими родами здешние традиции настолько отличаются, что нельзя провести параллели. Нехорошо. Совсем нехорошо. Мне казалось, что Гюрятиничи, как лица заинтересованные в нашей семье, будут более открыты.
Впрочем, вполне возможно, что я сейчас сам себя накручиваю. В конце концов, чего я хотел? Чтобы мне выложили всю информацию от и до? Так не дорос еще. Да и документы, подготовленные Гюрятиничами, были отданы мне не для того, чтобы потешить любопытство, а с целью передачи сведений дядьке Мирону. Он-то в курсе всей этой кухни и наверняка увидит, откуда в этом деле ноги растут. Но сама картинка, конечно... м-да!
И чего я, дурак, раньше не поговорил об этих родовых заморочках с опекуном? Хотя... будь я на его месте, и сам бы не захотел вспоминать такую историю. И Хельгу я не расспрашивал об её матери, решив, что это личное. Выходит, зря? Или нет? Чёрт! Как ни поверни, в любом случае оказываюсь в неудобном положении. Дурак, что не расспросил, и дурак, что не интересовался прошлым своего опекуна и названной сестры. Зная то, что я знаю сейчас, может быть, и по-другому отнёсся бы к происходящему. А... к дьяволу всё!
Но с дядькой Мироном нужно переговорить, закрыть пробелы, так сказать. Хм... может быть, отправиться прямо сейчас, пока ещё госпиталь открыт для посещений?
Я глянул на часы, вспомнил об Алёне, которую обещал встретить после работы... и отказался от идеи немедленно мчаться к опекуну. Сначала нужно успокоиться, да и слово держать надо. Вот прогуляюсь с Алёной, приведу мысли и чувства в порядок, а там видно будет. В конце концов, ничего сверхсрочного здесь нет. Сведения из папок давно уже переданы мною дядьке Мирону, так что он в курсе дела, а расспросить его я могу и завтра. Решено.
На то, чтобы исправить настроение загрустивших сестёр Осининых, времени ушло не так много. Всё же обе девушки, несмотря на различие их характеров, отличаются редкой жизнерадостностью и долго хандрить попросту не умеют, по-моему. Так что через полчаса я покинул их общество и, в очередной раз воспользовавшись выходом в сад соседнего владения, принадлежащего семье вассалов Осининых, незамеченным выбрался на улицу.
Вернувшись в кондитерскую, я повинился перед Алёной за долгое отсутствие, был великодушно ею прощён... и отправлен за столик рядом со стойкой, чтобы не отвлекал от работы и в то же время находился под присмотром. Я упьюсь сегодня чаем. Хотя-а... из этих рук я готов принять хоть яд.
Очевидно, в связи с подступающей всё ближе осенью жители окрестных домов старались проводить побольше времени в прогулках, ничем иным такой наплыв посетителей кондитерской в этот вечер я объяснить не могу. В результате закрыть лавку Алёне удалось только в десятом часу вечера, когда на улице уже начало темнеть. И то с большим трудом. Одну парочку, залипшую за угловым столиком и, кажется, совершенно потерявшуюся в какой-то своей розовой вселенной, пришлось дважды уведомлять о закрытии заведения, пока те не вернулись в реальность и, тяжело вздохнув, не покинули кондитерскую, оставив нас с Алёной наедине.
А через час мы выбрались на улицу и, оседлав наши велосипеды, медленно покатили по тускло освещённым улицам Новгорода.
Добравшись до дома, Алёна закатила своего двухколесного "коня" в небольшую сараюшку на заднем дворе, а я остался у крыльца. Прислонился к стене дома и бездумно смотрел в перемигивающееся звёздами тёмное небо.
Рядом прошуршало платье, и горячие губы прижались к моим губам.
- Извини, домой не приглашаю, - тихо прошептала девушка, разорвав поцелуй и, повозившись в кольце моих рук, добавила с ноткой вины: - Батюшка завтра уходит в рейс, дома дым коромыслом.
- Понимаю, - улыбнулся я. - Рундук один, весь дом в него не запихнешь, но попытаться стоит, да?
- Точно, - хихикнула Алёнка.
Я было отлип от стены, но почувствовав движение, девушка ещё крепче вцепилась в меня.
- Солнышко, отпусти, - попросил я и скорее почувствовал, чем увидел, как она помотала головой. Но почти тут же вздохнула.
- Пора, да?
- До полуночи всего ничего осталось. Мне Хельга дома такую трёпку задаст за позднее возвращение...
- Ну, ты ведь и так уже опоздал. Полчаса туда, полчаса сюда, какая разница? - пробормотала Алёна, крепче сжимая объятия.
- Она же волнуется, - попытался я объяснить.
- Я тоже волнуюсь. Но она-то хоть знает, где ты, что ты. А я? Ты так редко приходишь... всё время какие-то дела. Да ещё и взрыв тот! Ты хоть представляешь, как я за тебя переживаю?! Я же люблю тебя, дурак!
- Ох... - И вот что тут скажешь? Как объяснить ей, как убедить, что со мной ничего не случится, если я сам в это не особо верю?!
Но постарался... убедить. Уж не знаю, получилось или нет, но Алёна вроде бы немного успокоилась, попутно стряхнув с меня обещание чаще появляться в кондитерской или у неё дома. Обещал, конечно... тем более что это не то слово, которого я не хотел бы сдержать.
Поцелуй. Долгий, нежный...
- Пожалуйста, береги себя, - шёпот в спину, как тёплый ветер.
Обернувшись, кивнул.
- Обязательно. До завтра, милая.
- До завтра.
Весело тренькнул звонок, еле слышно зашуршали по мостовой шины, и велосипед покатил вперёд, набирая скорость. Поворот, ещё один, ветер хлещет в лицо и подымается за спиной невидимыми крыльями, взметая над дорогой пыль и пока ещё редкие опавшие листья. И в их шорохе тают все проблемы и неприятности, забывается мерзавец Долгих и вечно что-то недоговаривающий Несдинич, отходят куда-то на задний план проблемы в мастерской и воспоминания о просящей кирпича физиономии Литвинова. Душа поёт, а губы сами собой складываются в мечтательную улыбку. Я влюбился? Ну да, давно и прочно! А что может быть приятнее, чем знание, что твои чувства взаимны? Что тебя любят и ждут? Ничего!
Разогнавшийся до сумасшедшей скорости, велосипед выносит на знакомую улицу и я, бросив взгляд в сторону тёмной громады госпиталя, скрывающейся за редкой полосой высаженных вдоль ограды невысоких деревьев, притормаживаю. Автоматически отмечаю окно палаты дядьки Мирона и, заметив горящий в нём свет, окончательно останавливаю своего железного "коня".
Настроение у меня просто замечательное, Воздух вокруг то и дело приходится утихомиривать, чтоб не пустился смерчем танцевать по улице. А потому решение приходит моментально и без рассуждений. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Поздно, не пустят? Можно подумать, я в двери ломиться буду, людей пугать... Мне и окно сойдёт, тем более что дядька Мирон ещё не спит. И даже не придётся взбираться по стене, вон рядом как раз дуб возвышается. Помню этого гиганта. Один из швартовых "Мурены" как раз к нему и крепил. Хороший дуб, раскидистый, кряжистый... старый.
Никакой охраны на воротах не было и в помине, впрочем, здесь вообще охрана в присутственных местах штука редкая. Разве что некоторые купцы держат в своих конторах одного-двух молодчиков, да и то лишь в тех случаях, если часто приходится иметь дело с наличными расчётами на немалые суммы. Ради сотни гривен серьёзные люди на грабеж не пойдут, а шантрапу и пара охранников отогнать сможет. По крайней мере, так здесь считается.
Тряхнув головой, чтобы избавиться от "лишних" мыслей, я спрятал велосипед в кустах, чтобы обходящий территорию ночной сторож не заметил, и, убедившись, что рядом никого нет, скользнул к тому самому старику-дубу. И как его ещё не спилили? Ведь того и гляди ветвями крышу пропорет!
Хотя мне же лучше. Палата дядьки Мирона расположена на верхнем этаже, так что добраться до окна будет проще всего именно с крыши.
Кошкой взметнувшись вверх по стволу, словно по трапу, я перебрался на глухо грохнувшую под ногами черепичную крышу и, добравшись до водосточной трубы, отправился в обратный путь. Вот и выступ. Ухватиться за кирпич под отливом окна, переступить. Ещё раз... и ещё... и ещё. Стоп. Вот и нужное окно. Как там, дядька Мирон ещё не отключился? Нет, вон, за столом сидит. Читает, что ли? Ну, надеюсь, сильно ругать меня за поздний визит он не станет. Тем более что я ведь по делу, а не просто так, верно?
В имение Гюрятиничей я вернулся только в начале третьего часа ночи, в полном раздрае. Но ломать голову над услышанным в госпитале и пытаться что-то сходу придумывать не стал. Уж очень уставшим был.
Прокравшись мимо комнаты Хельги, я добрался наконец до своей кровати и, кое-как раздевшись, рухнул на мягкую постель. Честно говоря, думал, что буду ещё долго ворочаться с боку на бок, прокручивая в голове услышанное, но нет, стоило голове коснуться подушки - и я вырубился.
А утром, получив заслуженную головомойку от Хельги за позднее возвращение, я вяло перекусил и, отложив визит в мастерскую на следующий день, отправился в эллинг при имении Гюрятиничей, где до сих пор гостевала "Мурена". Ярик же получил мой велосипед и отправился на работу с наказом сообщить Казанцеву о том, что нынче старшина артели за хозяина. У меня же другие планы.
Всё утро я обдумывал полученную информацию, старательно душа ярость и злость, и в конце концов пришёл к довольно неприятному решению, у которого, при всех очевидных минусах, был один гигантский положительный момент: если затея удастся, я махом решу все свои проблемы.
Эллинг встретил меня тишиной и темнотой. Включив цепочку фонарей по периметру, я взглянул на покоящийся в центре зала дирижабль, слишком маленький для такого огромного помещения, и... я бы улыбнулся, но вчерашний вечер принёс слишком много информации, части которой я бы вовсе не хотел знать. Так что вместо широкой ухмылки моему детищу досталась лишь её тень да лёгкое похлопывание ладонью по стальному борту.
Первым делом я отправился на техническую палубу и, включив питание дирижабля, приступил к работе, вооружившись специально собранным ещё в Китеже дефектоскопом. Откатив механизм подачи и сняв фальшпанели, прикрывающие ячейки с боеприпасом, я принялся тщательно проверять все имеющиеся торпеды на предмет каких-либо изъянов. Нет, когда дядька Мирон поставил эти "колбаски", я их сразу проверил "на отказ", но одно дело, если торпеда не взорвётся от столкновения с целью и лишь от срабатывания таймера разлетится на мелкие кусочки с оплавленными до полной нечитаемости рунными цепями, засеяв обломками такую площадь, что собрать их и определить происхождение будет почти невозможно. И совсем другое, если использованная в качестве взрывного устройства торпеда не сработает и останется лежать, дожидаясь специалистов, которые обязательно заинтересуются таким "подарком".
Именно поэтому сейчас я ползал от одной торпеды к другой, сжимая в руках сложное устройство с кучей лимбов и дергающимися словно в припадке стрелками на самопальных указателях. Настолько полного обследования я пока не проводил, и на то, чтобы разобраться с результатами, пришлось потратить немало времени. Закончил я с этой муторной работой лишь к обеду, и то потому что за несколько часов приноровился к неудобному инструменту и запомнил большую часть эталонных чисел, так что теперь у меня не было необходимости поминутно заглядывать в написанную от руки книжицу, чтобы свериться с указанными в ней значениями.
Перекусив запасами с камбуза, я хмыкнул, вспоминая устроенную нам Яриком трапезу... неужели это было почти месяц назад? Немного отдохнув и побродив по дирижаблю, я наконец решил заняться самой сложной частью сегодняшней затеи - детальным обследованием "Мурены".
Сделав ещё один круг по помещениям дирижабля, я распахнул все внутренние люки и двери, включая шлюзы, ведущие в трюм и купол, и, убедившись, что в "Мурене" остались задраены лишь внешние двери и люки, потопал в свою каюту.
Устроившись на довольно просторной "шкиперской" койке, я прикрыл глаза и Ветром скользнул прочь из каюты. Наверное, со стороны свистящие в щелях и меж переборками, гудящие в вентиляции и завывающие в трубопроводах потоки ветра казались чем-то жутким, но мне было не до того. Я старательно искал в "Мурене" то, чего в ней быть не должно. Не предусмотрено конструкцией. Благо, устройство дирижабля я знаю лучше кого бы то ни было.
Не скажу, что я ничего не отыскал, но, к моему удивлению, находок было гораздо меньше, чем я рассчитывал. И среди них, кстати, ни одной "летальной". Может быть, дядька Мирон прав и Несдинич не такая уж сволочь? Хм... даже с сарказмом эта фраза звучит жутко наивно. Особенно учитывая ту беседу в госпитале... Арргх!
Глава 3. Падая в небо
Я думал, с окончанием аврала отдохну, но куда там. Из-за подготовки моего "проекта спасения" пришлось затягивать приведение дел в порядок, да ещё и так, чтобы не возбуждать подозрений у окружающих. Хорошо ещё, что вопрос подбора железа взяли на себя Осинины. Правда, о целях, для которых мне понадобилась их помощь, девушки ни сном ни духом. Хватит, я и так уже слишком много и слишком многим наговорил. Как вспомню, так хочется башку свою тупую о стену расколотить.
Кстати, Ирина со Светланой не особо и интересовались, зачем мне понадобился выпрошенный у них хлам, удовлетворившись объяснением, что я планирую сделать из него мишень для "Мурены". Зато как мне пришлось крутиться, выясняя вопросы прошлого у соклубников, стараясь делать это так, чтобы не вызвать ненужных подозрений... И сколько всего интересного вылезло в результате этих расспросов, бр-р. Впрочем, нашлись у меня дела и почище, чем перетряхивание чужого старого и грязного белья. А именно - тайный сбор денег на проект, вот это было действительно трудно. Нет, я вывернулся, конечно, хотя пришлось изрядно покорпеть над бухгалтерией мастерской. Вот когда я поблагодарил многие часы, проведённые за конторкой в лавке некоего Края Бронова. Результатом сбора стало увеличение личного капитала до трёх тысяч гривен наличными и появление в моём распоряжении небольшого бархатного мешочка с мелкими прозрачными камешками, мелкими, да, но "чистой воды". Правда, при этом мой счёт в Первом Новгородском похудел до каких-то несчастных двадцати шести гривен, а взятые с него деньги частью ушли взносом на счёт мастерской для покрытия снятых с него сумм, а частью ухнули на тот же проект. Собственно, покоящиеся во внутреннем кармане пиджака камни ожидала та же участь. Но не сейчас. Позже.
Я мысленно отвесил поклон опекуну за то, что тот, придя в сознание, не додумался отобрать у меня свою печать. Впрочем, в этом случае я бы не только не смог проводить операции по своему счету в банке, но и заниматься делами мастерской. Те же контракты, подписанные с новыми поставщиками, без печати Завидича стали бы просто филькиной грамотой.
Ну а итог моей подготовки был вполне ожидаем. Судя по всему, контр-адмиралу надоело питаться одними "завтраками", и в одно удивительно тёплое для конца сентября воскресенье в имение Гюрятиничей прикатил мобиль с уже знакомым мне наглым инженер-лейтенантом. Правда, в этот раз сей представитель седьмого департамента был куда как вежлив. Уж не знаю, повлияло ли на него внушение начальства или сыграл роль тот факт, что заявился он не абы куда, а в поместье старого и до сих пор не растерявшего могущества рода. Как бы то ни было, надолго этот визит не затянулся. Лейтенант чуть ли не с порога объявил, что является лишь курьером, и, передав три письма, два из которых были адресованы мне и Хельге, слинял. Письмо, адресованное хозяину дома, Марк тут же унёс в кабинет старшего Гюрятинича, ну а мы не стали терять время и сразу вскрыли "свои" конверты. Абсолютно идентичные, словно под копирку написанные сухие послания и два персональных билета на бот, с недельной открытой датой...
Я покрутил в руках письмо с билетом и, пожав плечами, бросил их в корзину для бумаг.
- Кирилл? - Хельга перевела непонимающий взгляд с меня на корзину и обратно.
- Зачем нужен пакетбот, если есть собственный дирижабль? - объяснил я.
Дочка Завидича еле заметно улыбнулась... и второй конверт вместе со всем содержимым отправился в корзину.
- Когда отправляемся? - проводив взглядом своё письмо, спросила Хельга.
- Ну, нам же дали неделю? Вот в следующее воскресенье и полетим, - ответил я. - Пусть твой отец ещё немного отдохнет. Здоровее будет, да и нам меньше беспокойства.
- Это точно, - согласилась моя собеседница. - С каждым днём удерживать его подальше от мастерской становится всё сложнее.
Мы переглянулись и одновременно вздохнули. Вопреки ожиданиям врачей, состояние Завидича позволило перевести его на домашнее лечение ещё в конце августа. Но гостевать у Гюрятиничей опекун наотрез отказался: невместно, дескать. Нашёл время вспоминать о родовой гордости. Но нет, упёрся рогом, и нам пришлось снимать для него номер в одном из новгородских отелей. Точнее, поначалу мы думали, что в номере будет жить только он. Но опекун быстро и доходчиво объяснил, насколько мы ошибаемся, так что в отель мы переехали всей компанией. А визиты Хельги к своему жениху тут же были непонятно с чего ограничены.
Точнее, отныне в имение Гюрятиничей или в гости к капитану "Феникса" Хельга могла отправиться лишь с сопровождением. И тут выбор был невелик. Либо тётушка Елена, которая как-то незаметно переехала в наши апартаменты в отеле, либо я. Учитывая мою занятость и нежелание пассии опекуна покидать больного, частота встреч Хельги с Владимиром значительно сократилась, а агрессивность дочери Завидича, как следствие, весьма повысилась. Впрочем, опекун от неё не отставал. Мужику явно надоело валяться без дела в постели, и раздражение больного теперь могла унять разве что тётушка Елена... отчего-то грустная и молчаливая в последнее время. Я же старался и вовсе пореже попадаться на глаза и Хельге, и опекуну, и пропадал в мастерской, на "Мурене", у Осининых или у Алёны. Что угодно, лишь бы не оставаться меж двух огней в этом чёртовом отеле. Полегче стало, только когда опекун освоился с тростью и стал покидать номер на своих "троих". Собственно, именно в один из таких визитов в имение Гюрятиничей, куда я, по установленному Завидичем порядку, сопровождал Хельгу, нам и доставили письма Несдинича. Ну да, куда ж мы без присмотра... Тьфу!
Новость о скором отъезде заставила меня форсировать приготовления. Так что следующие три дня я проводил на поле за городом, куда добирался, старательно отсекая любых наблюдателей. Здесь готовился мой макет. Сколько исписанной рунами фанеры ушло на приведение его в божеский вид - это что-то. Но самое противное было в том, что работу над этой "игрушкой" я не мог доверить никому. Вообще! Пришлось самому обшивать поверхности тканью и обработанной фанерой. Та ещё работенка. Хорошо, что к моменту получения приказа, а ничем иным письма Несдинича я считать не могу, большая часть работ с макетом была завершена. Как чуял, что скоро у контр-адмирала кончится терпение и он вновь законопатит нас в Китеж.
Ну а по вечерам я возвращался в Новгород и отправлялся к Алёне. Я же обещал приходить чаще... вот и держал слово. Это были славные вечера. Спокойные и очень приятные. Рядом с этой девушкой я отдыхал душой, и грызшие меня почти всё последнее время боль и злость отступали под её взглядом. Как бы я хотел, чтобы этих вечеров было больше... Но увы.
Неделя пронеслась, словно один день. И вот субботним вечером мы с Хельгой, одинаково сердитые и нервные, разбрелись по своим комнатам в отеле, начисто проигнорировав заказанный опекуном ужин. Заточение в Китеже было не по душе ни мне, ни моей названной сестрице. Но если Хельга честно заявила отцу, что идёт собирать чемоданы, чтобы не возиться с ними утром, то я... я просто собирался сбежать из отеля, чтобы провести этот вечер с Алёной. Кто знает, когда мы теперь с ней увидимся?
Впрочем, была ещё одна причина. Именно на сегодняшнюю ночь я запланировал свою операцию. Ту самую, что по моим расчётам должна гарантированно решить все мои текущие проблемы. Но это будет позже, а пока... Я чуть приоткрыл огромную створку окна и, вдохнув холодный осенний воздух, напоенный терпким запахом преющей листвы с острыми нотками дыма от горящих в садах костров, решительно кивнув, принялся готовиться к выходу. Первой заняла своё место портупея с пистолетом, следом, горизонтально на поясе за спиной, удобно и не менее привычно разместились ножны с внушительным ножом. Вместо ставшего почти привычным пиджака от "тройки" поверх жилета лег бушлат. Вместо шляпы - подаренная Ветровым, кажется, чуть ли не сто лет назад фуражка с разлапистым "крабом". На ноги тяжёлые ботинки с грубой рифлёной подошвой, в руку - давно подготовленный выуженный из-под кровати саквояж. Готов. Стоп. Штурманские ночные очки!
Пошарив по карманам бушлата, отыскал пропажу, и массивные "консервы" заняли своё законное место поверх "краба". Надевать их, как положено, сейчас было неудобно. Хоть освещение в городе и не дотягивает до залитых светом ночных трасс того мира, но и имеющегося достаточно, чтобы засветить "картинку". Впрочем, их время ещё придёт. Позже.
Окно моей комнаты выходит во двор отеля. Второй этаж, высота небольшая. Внизу виднеются ещё не убранные, но давно пустующие из-за налетающего с Волхова холодного ветра столики, разбросанные по небольшому саду, засыпанные облетающей с невысоких деревьев листвой. Пусто. Обвёл взглядом стену левого крыла дома... свет горит, но вроде бы в окнах никто не маячит. А что подо мной? Отсветов нет, ну и замечательно, значит, на первом этаже свет не горит и заморачиваться с промышленным альпинизмом не придётся. Но сначала... Ветер тугой волной разошёлся в стороны... Наблюдателей нет. Ожидаемо. После услышанного в госпитале я был почти уверен в их отсутствии... правда, уходя к Алёне или для подготовки своего проекта, по-прежнему старательно путал следы. На всякий случай. Прыжок!
Под подошвой тихо хрустнула щебенка, и я, выпрямившись, тут же метнулся в ближайшую тень. В конце концов, если наблюдателей нет на улице, это не значит, что их нет в самом отеле. Правильно? Вот от таких вуайеристов я и постарался скрыться. Паранойя? Пусть так. Но лучше быть живым параноиком, чем беззаботным трупом.
Добравшись до тёмного угла на стыке центральной части и левого крыла отеля, я активировал часть рунных цепей на теле и взлетел вверх по стене, прямиком на крышу. Сориентировавшись по возвышающейся у реки громаде Детинца и мерцающему в лунном свете золотому шлему центральной главы Софийского собора, я определился с нужным направлением и припустил по крышам. Так быстрее, да и не придётся распугивать своим скоростным забегом ещё довольно часто встречающийся на улицах народ. Хотя время уже одиннадцатый час вечера. Ночь, можно сказать.
Оказавшись у дома Алёны, я чуть подумал и, вместо того чтобы спуститься на крыльцо, добрался до её окна. Спустившись с крыши на словно специально сделанный уступ, заглянул в освещённую комнату и невольно улыбнулся. Тихонько постучав по раме, замер... Вот сидевшая перед трюмо девушка обернулась на звук, а вот она уже стоит у окна и с силой дергает шпингалеты. Едва окно открылось, я перевалился через подоконник и тут же сграбастал Алёну в объятия. Поцелуй, жадный, требовательный... Боже, как я по ней соскучился! И как жаль, что мне придётся так скоро уйти... Руки, скользящие по плечам и груди, жаркое дыхание... и разлетающаяся во все стороны одежда. Услышат? Нас? А руны, нанесённые мною на стены, во время одного из визитов, для чего?
В какой-то момент мы так увлеклись, что не заметили, как оказались обнажёнными. Алёна, словно опомнившись, вдруг отпрянула, попытавшись укрыться подхваченным с постели покрывалом, но то почему-то не поддалось, а я... я застыл в ошеломлении. Видел я обнажённых женщин, не раз и не два, но та, что стояла передо мной сейчас, не сводя с меня испуганного, но какого-то мерцающего взгляда... это было совершенство! Богиня! Я влюблённый дурак? И что? Зато сейчас я самый счастливый человек на свете.
Словно заворожённый, я сделал маленький шаг вперёд, ещё один, а в следующий миг Алёна подалась мне навстречу, и я еле успел воздействовать на девушку единственной известной мне условно целительской воздушной техникой, которой когда-то в шутку меня научил один из дружинников Громовых, но ведь пригодилось же! Алёна вздрогнула... и всё смешалось в каком-то сумасшедшем калейдоскопе.
Это был, наверное, самый сладкий вечер в моей жизни. Жаль, что он так быстро закончился. Часы на столе в углу комнаты тихо отыграли три часа ночи, и я принялся высвобождаться из объятий Алёны. Она тут же открыла глаза. Поцелуй, и кольцо рук неохотно размыкается. Поднявшись с кровати, я начинаю одеваться, одновременно собирая разбросанную по всей комнате одежду, а Алёна лежит, оперев голову на сложенную в локте руку и внимательно наблюдает за моими сборами. Но когда я уже был готов надеть бушлат, она выскользнула из постели и, вмиг оказавшись рядом, уже совершенно не стесняясь своей наготы, схватила за лацканы жилета. Шепот, тихий, почти неслышный, губы к губам, глаза в глаза. Мне кажется, мы могли бы обойтись совсем без слов. Просто взглядами...
- Обещаешь?
- Да.
- Я буду ждать. Как договорились.
- Я приду.
- А если...
- Никому не верь. Даже если могилу покажут и скажут, что моя. Всё равно не верь. Я приду.
- Скорее.
Хлопнуло окно, и холодный ветер ударил в голову не хуже алкоголя. Сорвав прощальный поцелуй, я перемахнул через подоконник и, спрыгнув наземь, побежал. Не оборачиваясь. Потому что если оглянусь и увижу Её в окне, то плюну на всё и никуда уже не уйду. А потому - сжать зубы и бежать. Вперёд, быстро. Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь, а значит... ещё быстрее!
Вот и эллинг, у входа в который мечется из стороны в сторону мелкая фигурка. Значит, посыльный всё же выполнил обещание и доставил письмо по адресу вовремя. Не зря гривну потратил! Воздух? Чисто. Подлетаю к слоняющемуся у ворот пареньку и хлопаю его по плечу.
- Ну что, Ярослав, полетаем?
Тот подпрыгивает от испуга, но узнав меня, улыбается. Вот же энтузиаст! Понятия не имеет, зачем я поднял его среди ночи, но глаза уже горят...
Поднявшийся над землей дирижабль плавно скользит на малой высоте, чёрной, почти невидимой в ночи тенью. Звук работающих на малой мощности маршевых нагнетателей отдаётся почти незаметной вибрацией корпуса. Собственно, сам "голос машин" внутри практически не слышен, а снаружи... Ну, с проблемой рёва нагнетателей местные справляются так же, как с любой другой. Руны, довольно остроумно вписанные в саму систему нагнетания, "глушат" звук, так что оглохнуть, услышав работающий двигатель, можно лишь находясь позади сопла, да и то не дальше десяти-пятнадцати метров.
- Шкипер, а куда мы всё-таки летим? - в третий раз за полчаса поинтересовался Ярослав, удобно устроившийся за штурманским столом в полутёмной, освещённой лишь подсветкой приборов рубке.
- Вот сюда, - я небрежно ткнул в точку на карте.
- Хм-м, но здесь же ничего нет, - удивлённо протянул Ярик, довольно ловко масштабировав сияющее зеленоватыми отсветами изображение до максимально возможного приближения. Ну да, там ничего нет. Просто лесная поляна, где я разместил "подарок" Осининых, мой макет.
- Кое-что есть, - улыбнулся я.
- И что же? - в очередной раз полюбопытствовал мой единственный подчинённый.
- Увидишь, - отмахнулся я и, заметив показания вендиректа, вернулся к "штурвалу". Скорректировав курс сносимой сменившимся ветром "Мурены", чуть прибавил ход... и ещё через четверть часа дирижабль вышел на точку.
- Так, Ярослав. Начинаем высотную швартовку, - произнёс я.
- Что-то случилось? - тут же заволновался он.
- Нет, просто посадить "Мурену" на землю здесь не получится, а причальных мачт как-то не наблюдается, - пояснил я. - Поэтому закрепимся, находясь на минимальной высоте. В данном случае - на тридцати метрах. Займи место за пультом.
Ярослав с готовностью переместился в указанное кресло.
- Теперь так. Я держу дирижабль на месте, подрабатывая вспомогачами. Твоя задача... Посмотри на левую приборную доску. Видишь блок под названием "якорная группа"?
- Так точно, - звонко ответил мой помощник, во все глаза разглядывая четыре циферблата с верньерами под ними.
- Замечательно. Сейчас с помощью рукояток управления выставляешь стрелки приборов на значение в пятнадцать градусов ОТ борта и фиксируешь их положение, нажав на верньеры, как на кнопки. Это понятно?
- Сделал, шкипер! - почти тут же откликнулся Ярик. Шустрый. Я на миг отвлёкся от управления и бросил взгляд на "свою" приборную доску. Есть. Всё правильно. Чёрные вычурные стрелки дрогнули и замерли именно так, как требовалось.
- Вот так, - я довольно кивнул. - Теперь посмотри, под блоком циферблатов имеются четыре закрытых красными колпачками тумблера. Видишь? Ага, они самые. Откинь колпачки и, по моему сигналу, одновременно, Ярик, обязательно одновременно, переключишь все четыре тумблера в нижнее положение. Готов?
- Да. - Кивка Ярослава я не видел, был занят работой со вспомогачами, выставляя "Мурену" в нужную позицию, зато почуял Ветром. - Мм-м, шкипер, а что будет?
- Ох, - я вздохнул, но пояснил. - Циферблаты показывают угол отклонения якорных пушек от вертикали. Так что как только ты перекинешь тумблеры, они выстрелят. Якоря уйдут в землю и зафиксируют дирижабль на месте. И нам можно будет не беспокоиться о том, что "Мурена" вдруг решит полетать с каким-нибудь южным ветерком. Понятно?
- Да. Извини, что отвлёк, - отозвался Ярик и проговорил серьёзным тоном: - Я готов, шкипер!
- Отлично. Тогда... Пуск!
Дирижабль дрогнул, и стометровые лини с цилиндрами якорей рванули к земле.
- Это значит, якоря ушли на заданную глубину и развернулись, зафиксировав тем самым "Мурену" над нужной нам точкой, - ответил я, сбрасывая мощность вспомогачей до нуля.
- И зачем мы сюда прилетели? - поинтересовался Ярослав, пытаясь рассмотреть хоть что-то за тёмным стеклом обзора. Безрезультатно, разумеется. А штурманских очков у него нет.
- Сейчас поймёшь. Идём, - я окинул взглядом приборную доску и, убедившись, что ничего не забыл, повёл Ярослава к выходу.
Оказавшись на мостках, идущих вдоль внешнего борта гондолы, я указал ему на закреплённые у ограждения тросы.
- Помнишь, ты спрашивал, для чего они здесь?
- Ага, - кивнул Ярик.
- Взгляни вниз, - я ткнул пальцем в сторону земли.
Мой помощник бросил взгляд за ограждение и удивлённо присвистнул.
- Твоя задача - спуститься вниз и закрепить тросы на куполе. Каждый трос отмечен своим цветом. Места крепления тоже имеют такие отметки. Смотри, не перепутай.
- Сделаю, шкипер, - кивнул Ярослав... и работа закипела.
Спустя полчаса поднявшийся по сброшенному веревочному трапу Ярик сообщил об окончании такелажных работ. Горды-ый, довольны-ый... куда деваться!
- Отлично. Теперь я спущу "Мурену" прямо на купол. Твоя задача - выбрать слабину линей и застопорить удерживающие их лебедки. Ясно? Только будь осторожен, обшивка купола - одно название. Провалиться внутрь - раз плюнуть.
Ярослав бешено закивал, и мы разошлись по местам. Я занял пост у пульта, а мой помощник у одной из четырёх специально для этой цели приваренных мною к корпусу дирижабля ручных лебедок. Поехали. Якорные пушки медленно выбрали необходимую длину линей и прижали "Мурену" к куполу лежащего на земле макета чуть ли не вплотную. Выйдя на открытое крыло мостика, я глянул вниз и невольно хмыкнул. Ювелирная работа. Днище "Мурены" зависло в метре от поверхности. Обернулся, нашёл взглядом застывшего у одной из лебедок Ярослава.
- Готово. Начинай!
Защёлкал стопор, отсчитывая метры тросов, чуть слышно заскрипела рукоять ворота... Пошло дело. Я бросил взгляд на часы. Идём по графику, это хорошо. Значит, на месте будем вовремя.
Проблем с лебедками не возникло, так что скоро мой помощник влетел на мостик, чумазый и пропахший солидолом, как и положено "маслопупу". Я невольно улыбнулся.
- Что теперь? - рухнув в штурманское кресло, спросил Ярослав.
- Теперь взлетаем и... пойдём в гости к одному умнику. Будем объяснять, что взрывать чужие склады - нехорошо!