|
Атеналаис родилась, отмеченная покровительством Богини-Девы. Как же иначе? Одно только имя её, содержащее в себе целых пять вокальных рун, указывало на это. С таким именем и приставка 'влада' становилась излишней. Атеналаис была дочерью правителей, обречённой стать матерью новому поколению облечённых властью.
Порода проявлялась в каждом её движении и слове, порода отражалась в её лице и сложении. Прямой тонкий нос, чёткий профиль, изящные ступни и ладони, безупречной формы ногти - по всем этим признакам принято выделять подобных ей людей, как племенных лошадей из прочего стада. Сонму предков - завоевателей, натур смелых и гордых, вступавших в союз с прекраснейшими женщинами, обязана она была своей наружностью. Что же до материй более тонких... Для девушки, предназначение которой заключалось единственно в произведении на свет маленьких владов и влад (главным образом, разумеется, первых), образование она получила более чем достаточное. Учение давалось ей легко в силу природных задатков, однако особой склонности к наукам она не проявляла. В её девичьих покоях чинно лежало на столе Божественное писание, полгода заложенное на одной странице, а под подушкой таился зачитанный куртуазный роман.
Была ли она добра? Ни да, ни нет. Атеналаис являла собой одну из тех полудобрых натур, что, не задумавшись, отдают приказ выпороть служанку, которая, расчёсывая, неосторожно потянула прядь прекрасных волос влады, а затем, под влиянием раскаяния, осыпают пострадавшую девушку милостями, делая её своей наперсницей, едва ли не возвышая в статусе до подруги. Впрочем, что юная влада могла понимать в дружбе.
Посещая обитель, Атеналаис щедро делилась с нищими засахаренными орешками и вываренными в меду фруктами, искренне полагая, что оказывает тем самым величайшую милость, ведь она так любит эти сласти! Когда кормилица позволила себе осторожно заметить, что просящие подаяния, вероятно, будут более благодарны юной владе за хлеб или мелкие монетки, на которые, опять же, сумеют купить хлеба... На это Атеналаис простодушно удивилась:
- Фи, хлеб! Ведь это невкусно!
В жизни Атеналаис понимала не больше, чем в дружбе. Однако в следующий раз с той же щедростью раздавала деньги, а идущий следом слуга тащил мешок, полный ещё теплого хлеба. Дочери влада, Атеналаис легко было прослыть щедрой.
Атеналаис исполнилось пятнадцать, когда ей пришло время платить своему роду за принадлежность к нему.
То, что отец вызвал её к себе в покои, чего никогда не делал без крайней надобности, показалось девушке дурным предвещанием. Влад Тиернак, повернувшись спиной, изучал вид из окна, мать - прямая, жёсткая - сидела в углу, занятая благочестивым чтением. Войдя, Атеналаис поклонилась отцу и матери, как то подобает почтительной дочери.
- Вы желали видеть меня, отец?
Влад долго изучал дочь, даже приказал ей покрутиться, будто впервые озаботился узнать, как выглядел его плоть от плоти. Атеналаис сделалась знобко от пристального внимания родителя. Ей грех было жаловаться, отец никогда не бил её; в тех случаях, когда дочери случалось огорчить его, он вызывал завоевавшего его особое благоволение слугу, крайне молчаливого и исполнительного малого, и указывал, сколькими ударами и какой силы следует попотчевать юную владу. Разумеется, исключительно ради её же блага. Насчёт себя он полагал, что недостойно влада поднимать руку на женщину. Мать, влада Фиона, была женщиной, похоронившей свои чувства, или же они появились вместе с нею на свет уже мертворождёнными. На истошные вопли маленькой дочери она лишь морщилась - громкие звуки вызывали у влады мигрень и отвлекали от чтения о божественном милосердии. Влада славилась своей набожностью. Брак их заключили деды Атеналаис, когда влад Тиернак и его будущая супруга ещё пребывали в детском возрасте. Впрочем, и муж, и жена почитали свой союз счастливым. Фиона родила супругу восьмерых детей, из которых выжило трое - Атеналаис и два её брата. Старшему, Килтиарну, впоследствии достанется всё отцовское наследие. Младшего, Сэрбреаха, с малых лет готовили к участи служителя Богини-Девы, разумеется, не рядового. Атеналаис же должна была преумножить семейные богатства.
- Чересчур уж худа, - сокрушённо покачал головой влад. - Как вы полагаете, влада?
- Я полагаю, супруг мой, что влада Атеналаис происходит из славного рода, крепка здоровьем, обучена женским премудростям и недурна собой. Влад Пограничья поступит опрометчиво, отказавшись от столь блестящей партии.
- Что ж... Вы рассуждаете разумно, жена. К тому же, ходят слуги, будто влад падок на молоденьких. Решено. Следует лишь соблюсти некоторые формальности. Займитесь приданым, дочь моя.
Ошеломлённая, Атеналаис повиновалась родительской воле.
Спешно вызванные медики положительно постановили, что девушка достаточно созрела для деторождения, что грудь её расцвела, что бёдра достаточно широки. Подвергнувшаяся столь бесцеремонному осмотру и обсуждению после благочестивой тиши обители, Атеналаис заболела от переживаний и слегла. Дня через три она уже гуляла по облетающему нахмуренному саду, чуть более бледная, чем прежде, и в её наивных глазах появилась тень некого тревожного ожидания, взгляд углубился, лицо стало старше и строже.
Спустя ещё неделю состоялись смотрины - на этом, не удовлетворившись устным и рисованным портретом и письменным заключением, настоял жених.
- Что мне эти ваши писульки! - громыхал влад Пограничья. - Подсунут хромую и косую, а мне женись! Нет уж, баста, меня не надуешь! Глаза-то не обманут.
Жених был человек нужный, поэтому требование его удовлетворили.
- Надеюсь, ты не бросишь тень на славное имя нашего рода, - шёпотом предупредил Атеналаис влад Тиернак. Девушка молча поцеловала костистую длань отца.
Атеналаис прошла через ещё один осмотр, теперь уже окончательно уверившись, что она - не человек, не девушка, а нечто вроде кобылы на торгу. Мысль эта принудила её чуть плотнее сжать губы, но более её горький вывод никак не выразился внешне. Жених осматривал её 'стати', позволяя себе отпускать при этом замечания, выходящие за рамки приличия, - в самом деле, что церемониться! Он вообще был не из тех, кто привык осложнять свою жизнь приличиями, скромностью, совестливостью и 'прочей дребеденью'. С первой минуты, с самого момента появления этого человека становилось ясно, что он груб, примитивен, какой-то полузверь. Словом, он разглядывал невесту, но ничто не мешало и невесте из-под полуопущенных ресниц изучать жениха. Богиня-Дева, и это - её жених! Сколько раз, засыпая, она проводила минуты полудрёмы в неспешных мечтаниях, воображая того, с кем пойдёт по жизни под руку. То был высокий изящный красавец со жгучими очами и пылкой речью, учтивый и благородный. Разве оскорбил бы он её пошлым замечанием, дерзким взглядом! Чтение романов, далеко отстоящих от приниженной реальности, как это и свойственно романам, сыграло с Атеналаис злую шутку. Но, к чести своей, влада скоро оправилась от первого неприятного потрясения, несколько предуготовленная врачебным осмотром. Жених её, которому уже исполнился тридцать один год, казался ей, пятнадцатилетней, едва ли не стариком. Мода диктовала избавляться от растительности на лице, и влад Еофорхерд, сколько мог, следовал ей, но природа вступила в расхождение с модой. Ещё утром брадобрей добросовестно выскоблил щёки своего господина, но к вечеру влад уже по самые брови зарос жёсткой и тёмной щетиной, будто вепрь. Сходство лишь усиливали налитые кровью глазки, по которым с уверенностью можно было судить, что обладатель их непоколебимо упрям, злопамятен, жесток, легко впадает в ярость и в бешенстве способен на страшные вещи. Росту во владе Еофорхерде было не меньше семи футов, обутые в грязные сапожищи ноги не уступали в толщине стволам сосен, шея могла принадлежать быку, его руки борца были грубы, красны, а из камизы* вышел бы небольшой парус.
Что могла почувствовать Атеналаис к такому человеку? Красивые баллады обещали ей красивую любовь. Ожидание поманило призраком, болотными огоньками...
Присутствие её при брачном сговоре между отцом и будущим - теперь уже решённым - мужем было не более чем присутствие радующей глаз мебели. Разве только безумец может ожидать, что стул или стол заговорит, так и у Атеналаис никто не спрашивал согласия.
Со свадьбой повременили не долее, чем того требовали традиции: владу Тиернаку не хотелось упускать выгодного жениха. Дочь молода, ну так что ж! Не приведи Богиня-Дева, Еофорхерду, так кстати овдовевшему, успеют подсунуть другую невесту из рода-соперника. То обстоятельство, что у желанного зятя за четырнадцать лет сменилось четыре жены (две умерли (причём, шептались, при нехороших обстоятельствах, но - тс-с!) одна казнена по обвинению в измене и покушении на жизнь супруга, ещё одна навеки заточена в обители - по своей ли воле или нет - о том ведомо лишь стенам её кельи) нимало не смущало чадолюбивого влада. Единственный владыка обширного Пограничья - как тут упустить возможность увидеть внуков владами богатого и важного для всего Стаутсторма края! Подобным образом судьба не одной юной влады была положена на алтарь семейного благополучия. Что ж - их отцы и братья почти всегда оставались в неизменном выигрыше.
О чём думала Атеналаис перед свадьбой? Она казалась спокойной и молчаливой, никто не ждал от неё безрассудной выходки, да владу Грэгори такая блажь и в голову бы не пришла. Тем временем мысли о бунте, о побеге всё же нет-нет проносились в задумчиво склонённой голове счастливой невесты. Но мысли остались лишь призраками возможности, иного, почти фантастического балладного хода событий, в то время как в трезвой реальности Атеналаис подчинилась. Сколько их было, героинь преданий, дерзнувших отринуть всё ради любви? Единицы... О них слагали легенды! А сотни девушек, заслушавшихся красивыми строками, со вздохом покорялись судьбе. Героини редки, и Атеналаис не была одной из них.
Очень уж внезапно пришло решение о союзе, приготовления велись в спешке, о многих вещах спохватывались в последний момент. Так служанка сбилась с ног, отыскивая традиционные свадебные цветы. Увы, виолы и уж тем более незабудки давно отцвели. Бестолочь не додумалась ни до чего лучше, чем принести букет из роз, да ко всему прочему белых, жёлтых и красных. Примету неблагоприятней ещё поискать нужно. Шипы, сулящие раны и боль, жёлтый цвет измены, предательства и расставания, красный цвет крови и вражды... Атеналаис смолчала. На губах её умирала тень улыбки - она и без дурных предвестий не ждала от брака ничего хорошего.
На протяжении всей церемонии - пышной и бездушной, как и положено, - она была спокойна, разве что чуть медлительна и жаловалась на усталость. На положенные вопросы служителя отвечала ровно, едва ли не равнодушно. В самом деле, в какой-то миг её охватило странное, немного пугающее чувство: она будто перестала быть собой, смотрела на себя словно со стороны, затерявшись в разнаряженной толпе, но не принадлежа ей, с каким-то смутным удивлением. Она казалась всего лишь зрительницей, этот фарс происходил не с нею; кто эта бледная девушка перед алтарём? Не она!
Также было и на пиру, и некоторые гости, из тех, кто время от времени вспоминал, по какому поводу обильные угощения и возлияния, - таких было немного, - замечали, что невеста как-то дико поводит взглядом кругом себя, лишь вздрагивает иногда, будто просыпаясь, и тут же впадает в прежнее оцепенение.
Грянул взрыв пьяного хохота - пришло время молодым проследовать в опочивальню. Атеналаис очнулась из милосердного забытья - смертельно бледная, с заходящимся сердцем - подобно узнику, которого вырывает из безмолвия темницы лязг отворяющихся засовов и грубый говор тюремщиков, пришедших, чтобы отвести его на плаху. Был миг такого ужаса, что Атеналаис едва не кинулась бежать, но почти сразу опомнилась и продолжила играть свою роль с прежней покорностью. Труд тюремщиков взяли на себя многочисленные тётушки, кузины, троюродные и четвероюродные, вся эта щебечущая стая налетела на невесту, хихикая, щедро делясь советами, предостережениями, личным опытом, и отвела её - едва ли не отнесла - в опочивальню. Там вместо красного сукна уже постелили белоснежные простыни. Раздевая невесту, запричитали: сама того не замечая, Атеналаис исколола о шипы руки, да так, что ладони пришлось перевязывать.
Наконец, Атеналаис оставили в одиночестве. Супруг соизволил явиться лишь час спустя - застолье было весёлым - нашарил молодую жену на краю постели и вскоре отвалился от неё, как насытившаяся пиявка. И тут же громогласно захрапел, вполне довольный собой, жизнью и женой. Атеналаис кусала край подушки. 'Влады не плачут!' - твердила она себе. И эти непролитые слёзы обратились в яд. Она приняла первую порцию отравы, начавшей разрушать её изнутри. В наивности своей Атеналаис думала, что познала ненависть... Владе только предстояло вкусить её горечи.
Прошла неделя пустых торжеств, слившихся, как и свадьба, в одну уродливую кляксу. Расходы ощутимо ударили по казне, однако влад Тиернак казался столь же довольным, сколь безучастна и холодна была его дочь. Молодых провожали с большой помпой. Им предстоял долгий путь во владение Еофорхерда.
Атеналаис молча сносила тяготы почти трёхмесячного путешествия. Едва ли не походные условия отвлекли её от переживаний. Влад Еофорхерд был человеком в высшей степени неприхотливым и полагал, что прочие должны справляться со всем, с чем справляется он сам, не делая никаких скидок и различий. Словом, он был демократичен на свой лад. Об удобстве жены он нимало не беспокоился. Атеналаис было всё равно. Она быстро освоилась и даже находила своеобразную прелесть в ночёвках под открытым небом, куске горячей дичи с ножа, едва сдобренной щепоткой соли из поясного мешочка. Ей нравилось умываться из ледяного источника, бродить по прихваченной утренним инеем траве, по колено вымочив подол. Не слишком-то дорожа обществом супруга, она подолгу беседовала с людьми, которых после свадьбы с владом Пограничья могла назвать своими... Но это оставалось бы бахвальством, пустым звуком, если бы они не назвали её своей госпожой. То были люди совсем иного толка, чем те, к кому она привыкла во владении своего отца, изнеженном долгим миром и процветанием. Жителей Пограничья она не назвала бы ни изнеженными, ни флегматичными, на них не наложила отпечатка прилизанной цивилизованности близость ко двору влада, в них не было спокойной сытости, лоска старых слуг, привыкших угождать своим господам на протяжении поколений. Она бы даже не смогла назвать их слугами. Нет, то были люди необузданных страстей и в то же время суровые, привыкшие преодолевать невзгоды, бороться со стихией и с оружием защищать свой дом. Оттого-то они не утратили гордости, более того, проявляли непокорство, и это сходило им с рук, ведь они были не просто земледельцами, но и воинами. Сам влад сражался с ними наравне и держался едва ли не вровень. Всё это казалось Атеналаис в новинку, но пришлось по нраву. Испробовав на себе участь бесправной вещи, она прониклась состраданием ко всем угнетённым. Перед ней, как перед всеми испытавшими унижение, встало два противоположных выбора: отыгрываться за вынужденную слабость на других, ещё более беззащитных, либо постараться по мере сил облегчить их участь. С каким стыдом и душевной мукой вспоминала она теперь выпоротых служанок! 'Богиня-Дева, благодарю тебя за науку!' Впрочем, 'угнетённые' не нуждались в покровительстве Атеналаис, скорей уж она зависела от них - станет ли она владой Пограничья или пятой женой влада Еофорхерда. И эти обветренные люди, сперва принявшие новую владу настороженно, отстранённо - они словно устроили ей испытание, и она с честью прошла его, - вскоре уже заговаривали с ней уважительно и кланялись, не забывая, впрочем, своего достоинства. Они улыбались ей, прекрасной, будто лесной дух, и Атеналаис становилось чуть теплее на душе, когда она видела, как продублённые грубые лица освещает улыбка. Все они: оружейники, мечники, кузнецы, конюхи, егеря - сделались Атеналаис ближе сторговавшего её отца, заносчивых гуляк братьев, матери, холодной и строгой, как стены обители, даже в детстве не обращавшейся к ней иначе как 'влада Атеналаис'. Да, её мать была настоящей владой... И Атеналаис молилась Богине-Деве - пусть лучше та заберёт её душу в родильной горячке, чем позволит стать такой матерью своим детям.
Помимо приобретения некоторого авторитета в глазах своих людей, поездка открылась для Атеналаис с ещё одной приятной стороны. Это была прекрасная возможность увидеть край, который отныне и до смерти будет принадлежать ей. И эта дикая земля, в которой сам воздух был напоён ароматами свободы и древности, несколько примирил Атеналаис с мужем. Её восторг и трепет не могли не заметить, и людям Пограничья пришлось по душе отношение 'чужеземки' к их родине. В короткие сроки Атеналаис сумела стать действительно своей. Она чувствовала родство с этой землёй, и земля будто платила взаимностью. За всё путешествие ни разу не разыгралась непогода, их минули разрушительные ураганы Пограничья, известные на весь Стаутсторм, когда земля мешается с небом, а человек превращается в пылинку, в палый лист под дыханием стихии... 'Это молодая влада принесла нам удачу', - то и дело доносилось до Атеналаис, и она почти верила в свой счастливый дар.
Всё чаще стали попадаться жилища, приспособленные под суровую природу, - основательные строения с толстыми стенами, узкими и глубокими оконными проёмами, тяжёлыми ставнями. Всё здесь доставалось людям тяжелее, чем в тёплых и плодородных центральных и южных землях, зато люди казались дружней, внимательней к чужому горю. Здесь можно было рассчитывать на помощь, потому что каждый мог оказаться в беде.
Народ встречал своего господина, безошибочно выделяя из кавалькады таких же заросших, заляпанных грязью всадников, а влад - тут мужу впервые удалось удивить жену - отвечал на приветствия, называя многих - очень многих! - по именам. Старосты, кузнецы, мельники, высохшие старики, которые, верно, служили ещё деду Еофорхерда - все они были для него не просто одни из людского стада, они были его людьми. Справедливости ради стоит отметить, что этим Еофорхерд отличался от владов центральных и южных земель. Он не ставил себя неизмеримо выше подданных, не считал их скотом, для этого грубого человека все они были такими же, как он, детьми севера - этого не могла не оценить даже Атеналаис.
Теперь они ночевали в домах старост, наиболее зажиточных земледельцев. Условия улучшились ненамного, но Атеналаис и здесь не собиралась жаловаться. Она влада, а значит с честью примет всё, что послано ей Богиней-Девой. Не зная, когда ещё ей выпадет возможность увидеть жизнь своего народа изнутри, Атеналаис наугад заходила в дома, наблюдала за повседневными трудами, расспрашивала о налогах, урожае, нуждах и чаяниях. Поначалу люди дичились, некоторые, даже если удавалось их разговорить, отвечали нехотя, с ленцой напоказ, обидно кривились: мол, что эта девчушка, дочка влада из центра, может понимать в наших заботах? Её дело влада ублажать, за прялкой сидеть, да люльку с наследником качать - будущим нашим господином. Но постепенно слухи о чудн`ой владе стали обгонять её - Атеналаис ещё стучится в дверь, а они уже пролезли в окно. И люди встречали её иначе, относились к её заинтересованности не как к прихоти избалованной девчонки, отвечали обстоятельно, стараясь дать все сведения, которые она просила. Впервые в жизни Атеналаис почувствовала свою значимость, свою силу и право распоряжаться чужими жизнями, хоть и была с пелёнок окружена штатом прислуги и получила богатое приданое. Она увидела людские горести, почувствовала ответственность за судьбу своего народа и дала себе и Богине-Деве обещание облегчить их участь по мере сил. Она сделает всё, что зависит от неё, как от влады Пограничья. Её существование озарилось смыслом.
Дорога сделалась сложна и опасна, сброшенной с небес каменной лентой она завивалась в петли и причудливые узоры, порой сужаясь до ярда. Привычные Атеналаис скакуны едва ли могли преодолеть последний отрезок пути к замку и были оставлены в последней деревне. Взамен владу и его людям дали невиданных зверей - лёгких, тонкокостных и выносливых, как демоны. Шерсть их была невесомой, как клочки облаков, что зацеплялись за горные вершины, и тёплой, теплее любого другого меха. С виду нервные и дикие, они оказались приучены к седоку, даже неумелому. Осторожно, но уверенно они двигались к цели, благополучно минуя трещины и провалы, где обычная лошадь, даже самая ловкая и умная, оступилась бы и погубила себя и всадника. Атеналаис впервые обнаружила в себе страх высоты. Большого мужества потребовалось ей, чтобы не закатить позорную истерику, но вести себя как д`олжно владе. Владам страх неведом. Атеналаис ни на секунду не сомневалась - Еофорхерд ничуть не расстроится, если пятая жена сорвётся в пропасть, и преспокойно отправится на поиски шестой. Эта мысль придала девушке сил, питаемых злостью. С болезненным любопытством Атеналаис вглядывалась вниз, куда струйками ссыпались мелкие камни и каменное крошево. Если напрячь зрение, изредка можно различить виток горной тропы, по которой они уже прошли. Цепенела от жути, вдев озябшие пальцы в роскошную шкуру своего скакуна, однако внешне оставалась невозмутимой, вызывая одобрительные замечания спутников. Супруг самодовольно ухмылялся, будто беспримерная храбрость жены была его личной заслугой. Атеналаис сохраняла ледяную улыбку. Ей ещё не раз предстояло ходить по краю.
Зыбким миражом начал являться Стылый Приют. Нелегко было различить древний замок на фоне скал. Временами его скрывали от глаз то горные вершины, то облака - безрадостно-серые, как всё вокруг. Стылый Приют и сам казался то ли скалой, то ли облаками, то ли причудливым нагромождением того и другого. Застывший на грани, между землёй и небом, между этим миром и иным, принадлежа им обоим, и оставшийся сам по себе, в вечном одиночестве - о, как прекрасен сделался он для Атеналаис! Сама того не сознавая, сирота с рождения, она душой устремилась к сумрачному исполину. В некоем оцепенении въехала она в замок, чтобы не покидать его пределов следующие три года.
В первый же день Атеналаис довелось совершить открытие. Оказалось, что заправляет замком вовсе не её супруг. Нет, конечно, он не перестал быть владом, когда за его плечами поднялся подвесной мост. Но в хозяйственные дела он, воин по натуре, предпочитал не вмешиваться вовсе. Настоящей властительницей Стылого Приюта была некая Милдрит, дочь покойного сенешаля* - особа из тех, чей возраст не поддаётся определению. Высокая, прямая, смуглая и темноволосая, она вызвала у юной влады сравнение с закопчённой кочергой. Имя женщины недвусмысленно указывало на её низкое происхождение, однако держалась и смотрела она так, будто была самой властой, не меньше. Впрочем, в Стылом Приюте это замечание воспринималось без иронии. Влада видела соперницу, не прислугу.
Милдрит стояла перед Атеналаис, и её грубоватое лицо не выражало ровным счётом ничего. Еофорхерд не удосужился представить новую супругу, и владе пришлось начинать разговор первой. Затягивая молчание, она рисковала показаться смешной.
- Влада Атеналаис, супруга вашего господина, - голосом ледяным, как её занемевшие руки, отчеканила девушка. - И ваша госпожа.
Тогда лишь Милдрит поклонилась, но проделала это так, будто потрафила прихоти капризного дитяти - труд-то невелик, а несмышлёна не изволит ножками топать.
- Желаю увидеть свои покои, - выцедила Атеналаис.
Так же молча Милдрит сделала знак следовать за ней. И ни разу не обернулась и не сбавила шаг. Атеналаис становилось жарко от гнева, но не хотелось начинать новую жизнь с недостойного влады скандала. 'Я не соглашусь быть второй. Ну уж нет, только не здесь, после всего, что довелось вытерпеть. Я - влада, в конце-то концов!'
Прошло совсем немного времени, Атеналаис смотрела на Милдрит, на её рыбье лицо, несгибаемую шею, и скулы влады сводило от злости. Но голос был тих и спокоен.
- Вы ошиблись, милочка.
Сросшиеся брови Милдрит приподнялись на четверть дюйма.
- В чём же?
- Очевидно, вы спутали меня с какой-то из прежних жён влада Еофорхерда, - любезно разъяснила Атеналаис. Лицо её казалось безмятежным, но глаза метали молнии. - В этих так называемых покоях чересчур покойно, без сомнения. А так же холодно и пусто, точно в склепе. А я, как вы можете заметить, покуда здравствую и, с милостью Богини-Девы, уповаю на долгую жизнь. Посему потребно жильё, соответственное положению влады и хозяйки сего замка, но не склеп. Надеюсь, впредь между нами не возникнет недопонимания. Потрудитесь исполнить.
Пока слуги суетились, вычищая пыль и мусор, занося вещи и растапливая давно (верно, ещё в день смерти предыдущей влады Пограничья) остывший камин, утомлённая переживаниями последних суток, Атеналаис уснула, не раздевшись, не поев, в жёстком кресле, в котором сидели до неё жёны её мужа: три покойницы и одна похороненная заживо. Атеналаис не смутило дурное предзнаменование. Она твёрдо решила пережить ненавистного супруга и попировать на его похоронах.
Рассветы по холодному времени были поздние, тусклые. Атеналаис встала в потёмках и первым делом направилась к Милдрит. Та встретила её одетая, на рыбьем лице - ни следа сонливости.
- Почто не почиваете в этакую рань? - притворно озаботилась женщина. - Не угодно ли чего?
- Угодно ознакомиться со всем, что перешло в моё владение, - не позволила задвинуть себя в сторону Атеналаис.
Милдрит не посмела бы отказаться. Проснулся уже весь замок, даже осушивший накануне немалый бочонок эля влад, а Атеналаис не унималась. Ей нужно было увидеть кладовые, погреба, кухню, амбары, конюшни, псарни, кузню, запасы целебных трав и притираний, переворошить с полсотни сундуков и задать с полтысячи вопросов. Привычная к хлопотам Милдрит с ног валилась, а влада оставалась бодра и рвалась узнать ещё больше. Увы, обойти за один день огромный замок, глубоко вросший в скальное основание, оказалось невозможно.
- Что ж, вижу, вы прекрасно справлялись с хозяйством, - Атеналаис не видела причин отрицать очевидное, тем самым наживая врага в лице амбициозной и самодостаточной женщины. - Полагаю, вы умеете считать и писать?
На длинном лице Милдрит отразилось возмущение.
- Ах, простите, глупый вопрос. Разумеется, умеете, в противном случае, я бы застала Стылый Приют в совершенно ином положении. Будьте добры, занесите мне счета после обеда. Нет! Лучше после завтрака.
Несколько ошарашенная, женщина торопливо поклонилась и совершила нечто, более всего похожее на тактическое отступление, граничащее с паническим бегством. Атеналаис могла поздравить себя с первой маленькой победой. Но сколько сражений впереди!
Утолив голод мягким сыром, творогом и яйцом, Атеналаис погрузилась в изучение аккуратно подшитой кипы листов, экономно заполненных мелким уверенным почерком. Сперва только пролистала, страшно было подступиться. Дочь влада, её обучали ведению хозяйства, но цифры доходов и расходов попросту ужаснули. Много ли ей давали 'на шпильки'? Казалось, что много. Но таких сумм она не видела, не держала в руках. Но растерянность вскоре прошла. 'Вот уж нашла перед чем трусить - перед чернильными загогулинами! А, ну-ка...'
Закаты по холодному времени были ранние, блёклые. Милдрит стояла перед Атеналаис навытяжку.
- Я просмотрела ваши записи. Дела вы вели весьма аккуратно. Однако, - Атеналаис прокашлялась и указала несколько мест на заложенных страницах, - здесь, здесь, здесь и... вот здесь допущены небольшие погрешности.
- Не может быть! - забывшись, воскликнула женщина и хищно уставилась на столбцы цифр. Через некоторое время со вздохом отодвинула листы. - Вы правы, я совершила оплошность. Впредь я буду более внимательной. Разрешите мне возместить недоимки из своего жалованья.
- Суммы незначительные, я вам их прощаю. - Утомлённая Атеналаис сделала знак, что разговор окончен. Милдрит неверно истолковала её жест.
- Нет, вы не понимаете, влада! - она впервые назвала Атеналаис владой. - Не прогоняйте!
Девушку поразил чувственный порыв малоэмоциональной женщины.
- Умоляю... Стылый Приют - вся моя жизнь!
- Отныне и моя тоже, - прошептала влада. Она поднялась из-за стола и подошла к затравленно молчащей Милдрит. И, взяв её за руку, раздельно произнесла, глядя в глаза: - Отнять у вас замок - жестоко... хотя в моей власти. Отнять же у замка вас - кощунственно. Будем подругами, Милдрит. Нам нечего делить.
- Клянусь, я стану верно служить вам! - воскликнула женщина.
Атеналаис тонко улыбнулась. Она не обольщалась - Милдрит, точно кошка, была предана месту, а не людям. Но она видела, что дочь сенешаля искренне дала обещание, и это главное.
Проспавшись, влад Еофорхерд всё же спохватился, что было бы неплохо похвалиться молодой супругой. Поднялась суматоха, затевался пир. На кухне дым стоял коромыслом, поварята сбивались с ног, стряпухи охрипли, гонцы валились от усталости, разнося приглашения мелким владам Пограничья. Близилась самая опасная пора, на зимние месяцы тропы делались непроходимыми. Стылый Приют наводнили подвластные Еофорхерду влады с жёнами, детьми, домочадцами, слугами, некоторым количеством воинов - последние нужны были больше для престижа, чем для защиты. Хлопоты обрушились на виновницу торжества, Атеналаис сполна прочувствовала груз забот и ответственности хозяйки столь обширных владений, причём хозяйки радушной и хлебосольной. Если бы не Милдрит, безотказная, всеведущая, вездесущая, подставляющая выносливое плечо каждый раз, когда Атеналаис нуждалась в помощи, гостей вышла бы встречать заморённая каторжанка, а не блистающая красотой, молодостью и нарядами влада.
Призвав на помощь всё своё обаяние, Атеналаис бросилась в водоворот знакомств. Дочери, жёны, матери, сёстры владов Пограничья - сколько новых лиц, имён и все нужно запомнить, ведь ничто так не задевает достоинство благородной женщины, как незнание её имени. И уж не приведи Богиня-Дева спутать одну владу с другой! Обида не забудется до смерти. И Атеналаис напрягала память, удерживая на губах любезную улыбку. Способная лицедейка, она прозревала каждую женщину, и с легкомысленной казалась весёлой, со строгой - степенной, с романтичной особой щебетала о романах о романах и балладах, с чадолюбивой матерью говорила о её детях. Стараясь к каждой подобрать особый ключик, она подмечала сотни мелочей и сумела понравиться всем.
Сколько было роздано подарков и заверений в дружбе, но Атеналаис осталась довольна собой. Впрочем, праздновать победу было рано. Влада справедливо полагала, что понравиться мужчинам будет сложней. Вот если бы предстояло иметь дело со сластолюбивыми инфантильными вертопрахами, подобными тем, кого она привыкла видеть при дворе отца... Но здешняя земля рождала иные натуры, стойкие ко всему, и к женскому коварству в том числе. К тому же Атеналаис подозревала, что муж, безразличный к ней, может, тем не менее, оказаться ревнивцем. Ухудшать и без того небалладные отношения с мужем она не хотела, как не собиралась пока заводить любовника - не потому, что считала узы брака священными, а адюльтер низким проступком - уже нет. Она могла бы стать верной подругой человеку, которого посчитала бы достойным своей любви. И, надо сказать, вряд ли обманулась бы. Даже прежняя - не знающая жизни, замороченная балладами и книгами, она сумела бы разоблачить фальшь и угадать, кто перед ней - герой легенды или низкий комедиант. Но судьба распорядилась по-своему, в мужья ей достался влад Еофорхерд. Хранить верность постылому супругу для Атеналаис значило нести кару, ниспосланную Богиней-Девой. Словом, стоило вооружиться другими методами для покорения мужчин, на которых у влады имелись свои далекоидущие планы. Репутация её должна остаться безупречной. Влад Еофорхерд по приезду в Стылый Приют более не обременял брадобрея визитами. Из зарослей грубого волоса временами высверкивали оскаленные в ухмылке зубы, крупные и крепкие, - не подставляйся, вырвут глотку. Колючие глаза влада с подозрением косились на молодую супругу из-под кустистых бровей, но Атеналаис не позволила себе кокетства. В окружении мужчин она говорила мало и лишь тогда, когда её спрашивали. Она тщательно взвешивала каждое слово и приятно поразила суровых мужей сдержанной рассудительностью, весьма редко свойственной столь юным особам. Про себя Атеналаис ликовала - ей удалось произвести благоприятное впечатление на знаменосцев мужа. В их разумении она теперь не просто постельная игрушка влада, но нечто большее. Со временем она приучит их видеть себя в роли полновластной владетельницы, чьё слово веско. Атеналаис отвесила себе мысленную пощёчину. Не стоит залетать слишком высоко. Не стоит похищать внимание владов у мужа, не то он отошлёт её в покои. Учтиво извинившись перед гостями, она отлучилась от пиршественного стола лично руководить переменами блюд и некоторое время занимала место распорядителя.
'Трапеза, определённо, удалась', - удовлетворённо рассудила хозяйка. Повара постарались на славу, стол отличался разнообразием и изобилием блюд, подчёркивая богатство Стылого Приюта. Гости не преминули похвалить жаркое из оленины в остром соусе - последняя охота была удачной, и меткий выстрел, пронзивший сердце гордого зверя, принадлежал руке радушного хозяина. Вслед за первым блюдом внесли подносы с жареными лебедями и куропатками, добытыми на той же охоте. Птицы были украшены собственным же оперением и лежали, точно живые и готовые упорхнуть, на перинах из овощей и зелени. Когда гости утолили первый голод, слуги стали подавать варёные и копчёные колбасы, бараньи окорока, овощное рагу, мясные пироги и, наконец, десерты. Юная влада вновь преуспела, из своих рук почтив владов угощениями и кубками с хмельным напитком. Она безукоризненно соблюла очерёдность, восславив тех, чьи заслуги были велики и неоспоримы, но не обидела неуважением и молодых героев, чьи виктории уже грядут.
Так Атеналаис оказалась последней женщиной, покинувшей мужское общество, и ушла в нужное время, оставив после себя сдержанную похвалу молодой хозяйке Стылого Приюта и немало заздравных тостов и пожеланий поскорее подарить владу могучих и разумных сыновей. Атеналаис низко поклонилась благородному обществу, выразив готовность смиренно молить Богиню-Деву о ниспосланной милости.
Влад Еофорхерд с важностью принимал комплименты жене как собственную заслугу, но Атеналаис ощутила пробежавший меж лопаток холод и рассудила, что, к несчастью, пересолила в своём стремлении понравиться. Она не была вульгарной, но всё ж таки стоило действовать ещё тоньше. Шажок за шажком исподволь завоёвывать доверие и уважение северных владетелей. Еофорхерд недоволен её успехом. Восхищение красотой жены было для него непременным подтверждением его статуса и благополучия. Но восхищение умом той, чьё предназначение согревать мужу постель, исправно рожать крепких сыновей, молиться в ожидании мужа из похода, да распоряжаться слугами? Была в этом некая скрытая издёвка над ним, владом Еофорхердом. А издевательств над собой он не терпел. Потому, поднявшись в опочивальню супруги, он первым делом кулаками поучил её смирению. Колотушки эти были ещё более унизительны после недавнего успеха. Со лживым покаянием послушно вымаливая прощение, Атеналаис приписала ещё пару строк в счёт, который она однажды предъявит ненавистному мужу. Слизывая кровь с разбитой губы, она со скрытым презрением позволила супругу в очередной раз утвердиться в своём мужском превосходстве над ней и терпеливо пережидала боль омерзительного ей соития. По опыту она знала, что супруг её быстро загорается, но костру его похоти ненадолго хватает дров. Вспомнив недавнее обещанием владам, про себя она помолилась Богине-Деве, чтоб у этой ночи не было последствий, даже понимая кощунственность и неразумность просьбы. Сколь бы ни был ей отвратителен супруг, наследник необходим. Он развяжет ей руки. Затягивать с его рождением не стоит, терпение влада - неглубокая чаша. Но и торопиться не следует. Сперва ей нужно утвердиться в роли северной влады.
Атеналаис крутилась перед зеркалом. Зеркало, тусклое от времени, боевой трофей одного из предков её благородного супруга, не отражало её целиком, и Атеналаис приходилось изгибаться, чтобы иметь представление об общей картине. Наконец, влада удовлетворённо отметила, что фигура её сохранила девическую стройность, чем не могло похвастаться большинство её сверстниц, расплывшихся от частых родов. Определённо, в бездетности есть свои преимущества.
Атеналаис с сожалением сняла изумрудное блио и белоснежную с золотым шитьём по рукавам и вороту тунику - они были пошиты ещё для пятнадцатилетней дочери влада. Вместо этого Атеналаис облачилась в повседневный наряд из коричневого немаркого сукна со скромной вышивкой алым шнуром. В этом скучном одеянии девушка казалась себе дочкой какого-нибудь рыцаря. Одно время она частенько развлекалась тем, что представляла себя на месте разных женщин. Это было захватывающе - воображать, чем заняты мысли жены небогатого йомена*, о чём молит Богиню-Деву нынешняя власта, что на душе у молоденькой конопатой служанки. Вскоре Атеналаис отчитала себя за глупую забаву, не приличествующую владе Пограничья.
Уложив косы вокруг головы, Атеналаис покрыла волосы и бодрым шагом вышла из своих покоев. К ней тут же присоединилась Милдрит, как всегда бодрая и деятельная. Женщины давно научились уважать друг друга и не допускали меж собой пустых размолвок. Да и пора нынче жаркая - успевай поворачиваться.
- Обозы с зерном к рассвету подошли, - доложила Милдрит.
- Что ж, пойдём во двор, посмотрим, что там за зерно.
Слуги не затаскивали мешки в амбар, дожидались, пока не подойдёт госпожа и её верная спутница. Привыкли за последние годы, что без ведома влады в Стылом Приюте ничего не делается. Влада Еофорхерда вполне устраивало такое положение дел. Супруга оказалась знающей и рачительной хозяйкой, тесть не подсунул неумеху. Такая не опозорит, не оставит голодным и без штанов.
Атеналаис споро пересчитала доверху набитые мешки, но уже сразу, окинув обозы намётанным взглядом, поняла - привезено меньше условленного.
Старший из сопровождавших обоз мужчин повинился:
- Правда ваша, госпожа. Не добрали. Саранча сожрала всходы, и это-то еле наскребли. Ежели по договоренному наберём, и на засев не достанет, и сами ноги с голоду протянем.
Атеналаис задумчиво покусала губы.
- О недавней напасти мне известно. Знаю и то, что зерна в ущерб своему господину вы не утаите. Я не такова, чтоб разорять людей своего супруга. Надеюсь, и вы не отплатите своей госпоже неблагодарностью. Велите жёнам, пусть потрудятся. Они славные мастерицы, и материи, что они ткут, приносят немалую прибыль. Позже вам прикажут, на сколько тюков сукна должно быть больше условленного. А пока ступайте, пусть вас накормят.
Мужчины искренне благодарили Атеналаис за проявленное милосердие. Владе не по душе было смотреть, как эти гордые люди кланяются, и она тут же развернулась. Следовало распорядиться насчёт зерна, да проследить за вялением мяса. Неплохо бы уже приказать, чтоб начали замачивать яблоки и ягоду, зимой будет, чем полакомиться. Тенью следующая за владой Милдрит озабоченно шепнула на ухо:
- Как бы вам не перепало от влада за вашу доброту.
- Обо мне не пекись. Я сумею убедить влада, что сытые и довольные они принесут больше пользы, нежели голодные и нищие. Он увидит выгоду. А, впрочем, я желала бы, чтоб влад почаще пропадал в походах. И собираюсь насладиться его отсутствием.
Милдрит сдержанно хихикнула, но тут же лицо её приняло прежнее озабоченное выражение.
- Эти северные молодцы зачастили озоровать. Вот опять пожгли несколько приморских деревень.
- Говорят, у них объявился какой-то молодой ярл. Видно, мальчишка амбициозен и желает добычи и воинской славы. Это ничего, наш добрый влад задаст ему хорошую трёпку.
Женщины засмеялись, представив картину чересчур буквально. На самом деле обе понимали, что дела обстоят куда серьёзней.
Атеналаис ненадолго отвлеклась, указывая, сколько бочек грибов следует засолить и сколько добавить можжевельника. Совершив ежедневный осмотр, Атеналаис осталась довольна. Подосадовала лишь, что запаздывает подать из***.
- Верно, следует ожидать со дня на день.
Они как раз завершали обход скотного двора, и дюжий мясник споро свежевал коровью тушу по указанию влады. Вываленные внутренности курились дымком в похолодевшем осеннем воздухе. Видя, что Атеналаис ничуть не взволновало зрелище выпущенных кишок, Милдрит лишь вздохнула. Девушка верно истолковала печаль компаньонки.
- Нет, я не чувствую себя склонной вскоре подарить Стылому Приюту наследника, хоть влад, надо отдать ему должное, хорошенько постарался перед отъездом, чтобы застать меня по возвращению с животом.
- Стоит усерднее молиться Богине-Деве о явлении милости, госпожа. Я каждый вечер поминаю вас в молитвах. Быть может, вам следует повторить прошлогоднее паломничество?
- Нет, Милдрит, не вижу необходимости в столь длительной отлучке. Мне не боязно оставить Стылый Приют на тебя, что ты... Однако, посуди сама, во мне ли причина? Что, если не я пуста? Что, если сам влад не способен зачать?
Милдрит испуганно прикрыла рот ладонью. Атеналаис высказала ей преступные вещи. Женщина оценила степень оказанного доверия.
- Правду сказать, я и сама об этом думала, - призналась она, шёпотом, пусть и без особой нужды. Подслушать их могли разве что кони. Конюхи задали животным корма и отправились на кухню насыщать собственные утробы. - Первый раз влад женился в том же возрасте, что и вы, кажется, на год старше. Правда, девушка была хиловата. Вряд ли пережила бы роды. Однако до родов не дошло. Пожил он с ней дольше, чем со следующими тремя, то верно. Бедняжка померла от желудочных колик. - Заметив красноречивый взгляд Атеналаис, Милдрит благочестиво осенила себя знамением Богини-Девы. - Грех на душу не возьму, не стану возводить напраслину на господина. Потравил ли её кто, или сама от хвори в гроб сошла, - про то не ведаю. Бедняжка и сразу была слаба желудком. Зато вторая была девица крепкая, такая десятерых выносит, не помрёт. Года два они пожили, да что-то крепко не заладилось. Орогател ли господин или нет, опять же не знаю. Хоть слухи и ходили, да что-то я им не шибко верила, хотя девка своенравна была, могла и назло ноги раздвинуть. А про то, что порешить муженька удумала, про то доподлинно известно. Она не шибко знатная была, вторая-то. Может, её влад и взял ради телесной крепости, опасался, как бы не попалась хилая здоровьем, как первая. Года-то уже такие, что и о наследнике можно задуматься всерьёз. Да о чём, бишь, я... Ну, так вот к чему о знатности речь веду. Была б породовитей, так, может, монастырём бы отделалась. А так - того добилась, что саму кат порешил.
- А что третья и четвёртая жёны? - в нетерпении спросила Атеналаис.
- Третья происходила из рода старинного, но обнищавшего. И мать её, и все женщины в роду отличались завидной плодовитостью, рожали, что твои крольчихи, да ещё не по одному, всё больше по двое, да по трое. Тут ни приданого, ни женихов не напасёшься, на ораву-то дочек, да и сыновей сколь - каждому хоть коня да меч, это ж проще целую армию снарядить. Оттого, верно, и по миру пошли. - Милдрит фыркнула в кулак, но под укоризненным взглядом госпожи продолжила рассказ. - Так вот, господин про то семейное свойство не мог не знать. К очередной невесте долгонько присматривался, не хотел в третий раз впросак попасть. Девица та... красотка была, что уж греха таить? Кобылу обрядить в платье, посадить рядом - так не отличишь, которая из них молодая жена. Да влад-то наш, верно, рассудил так - с лица воду не пить. Жёнка покладистая была, опять же, пока муженёк по дальним землям шляется, ему на душе спокойно - кто ж на такую красоту позарится? Жёнушка набожна и благочестива, словечка против не вымолвит. И всё бы ладно, да вот незадача...
- Поняла, - кивнула Атеналаис. Милдрит вздохнула.
- И чего только третья супружница не делала! И постилась, и молилась, и обителям жертвовала... Но оставалась пуста, как бочка эля после знатной попойки. Терпеливица наша сама предложила владу развод. Мол, так и так, бесплодна я, удалюсь от жизни светской.
- А что влад?
- Влад-то? Да что ему, согласился. Так-то оно, пожалуй, лучше всего для неё сложилось. Так, может, жизнь себе сохранила... - Милдрит побледнела и огляделась по сторонам. Атеналаис била нервная дрожь.
- Милдрит, расскажи о четвёртой!
Убедившись в отсутствии свидетелей разговора, Милдрит несколько успокоилась, но выглядела усталой, если не сказать измождённой.
- Не знаю, что и сказать вам... Предшественница ваша за влада не девицей вышла. Да-да... ходили слухи, будто спуталась она с каким-то пареньком. Не то отцовым воспитанником, не то братниным оруженосцем, не суть. Не доглядели за девицей - то полбеды. Так ведь она ещё и понесла впридачу от совратителя. А дальше - как водится. Любовника в железа, дитё в грехе нагулянное, - в монастырский приют. Девицу отдали бы за какую-нибудь мелкую сошку, позор покрыть, да чтоб помалкивал в благодарность за приданое. А то бы и в монастыре затворили. Ан вышло иначе.
- Влад сам посватался?
- Да. Родные опозоренной девицы такого зятя и не чаяли. Ещё бы - с владом Пограничья породниться! И дочь с рук сбыть, и скандала избежать - от радости у них, верно, и ум помутился.
- Довольно, - с отвращением отмахнулась Атеналаис. - Я могу догадаться, что было дальше. Девушка, доказавшая свою способность к деторождению, не оправдала ожиданий влада. Наследник всё не появлялся, влад вскоре потерял терпение. А так как несчастная не могла надеяться на заступничество обиженной семьи, не обладала безрассудной смелостью второй жены моего изверга-супруга, и не пожелала во цвете молодости затвориться в монастырских стенах, как третья, то разделила участь первой.
- Всё так, - с горечью призналась Милдрит и упала на колени перед Атеналаис. - Остерегайтесь, госпожа! Ваша красота и любовь к вам владов и народа удерживают господина от злодеяния. В отсутствии влада вы в безопасности, но, когда он возвратится... как знать! Мне ведомы все потайные ходы в Стылом Приюте, у меня здесь сотни глаз и ушей, но и от их внимания может ускользнуть роковой приказ! Умоляю, выслушайте меня, госпожа, и не спешите с негодованием отвергнуть совет вашей верной подруги...
Милдрит целовала руки Атеналаис, и девушка, заставив дочь сенешаля подняться, была поражена, увидев слёзы в холодных глазах. Искреннее чувство преобразило невыразительное лицо Милдрит.
- Я верю тебе, как себе самой, и последую разумному совету - иных я не слышала от тебя.
- Влад Еофорхерд доводится мне молочным братом, в Стылом Приюте я знаю его лучше всякого. Он жестокий воин и богатый влад, его люди верны ему, и власт доволен его службой... понимаете ли вы, сколь мучительно для него отсутствие наследника?
- Вполне. Это единственное, что не позволяет ему считать себя полноценным мужчиной. А ведь он вполне мужчина, жесток и груб...
- Вам ничто не будет угрожать, госпожа, - шептала Милдрит. - Быть может, в сознании влада закралась мысль о... недостаточной мужественности. Однако он убьёт любого за одно лишь подозрение. Он примет ребёнка за своего, будет глух к сплетням, коль даже таковые возникнут...
- Сплетни... о чём ты? - вздрогнула Атеналаис, отдёргивая руки.
- О ком, госпожа. О любовнике. Найдите мужчину по душе. Даже лучше нескольких. Грех замолите позже, для того и дана нам старость, дожить бы вам до неё! Главное - жизнь себе спасёте!
- Что ты такое говоришь?.. - беззвучно вопрошала Атеналаис, отступая. Её колотило, будто в ознобе. Милдрит, напротив, продолжала с возросшей силой убеждения, голос её окреп.
- Разумеется, нужны такие, кто приучен держать язык за зубами, да посмелей, чтоб и клещами слова не вытянуть... упаси Богиня-Дева от такой напасти! Да разумом не обиженные. Неплохо бы, конечно, в масть господину. У вас-то волос светел, будто серебро с золотом расплавленные. Господин чёрен, как ворон. А ну как дитя рыжее уродится?
- Дитя... - слабо вымолвила девушка, бессознательно опуская ладонь на живот, и опомнилась. - Молчи, Милдрит... Замолчи!
*нижняя туника с длинными рукавами.
*старший слуга.
|