За одну ночь Антариес, будто чёрная приливная волна, подкатился к человеческому селению и погрёб его под собой. Там, где ещё вчера на ветру колосились всходы, - выжженная пустошь. Огороды, сараи, дома - ничто уже не принадлежит человеку. Демиан помнил рассказы бывалых ведьмаков, и знал, что совсем скоро всё это поглотит Чёрный лес. От Кри не останется и следа. Полно, да сумел ли кто выжить в этой Бездне? Но откуда-то ещё доносились вопли, лишь отдалённо напоминающие человеческие. Сознание отстранённо фиксировало мечущиеся фигуры. Кому из жителей Кри они принадлежали - не суть. Ведьмаки не имеют права делать различий между посторонними людьми и теми, с кем их связывало родство или сердечная привязанность. Хотя бы потому, что ведьмака по уставу ни с кем не могут связывать подобные узы. Оттого-то ни Дем, ни Трей не кинулись на поиски Радека и Валенты, тем самым разменяв на это чьи-то жизни. Они просто постарались выполнить то, в чём заключался смысл их существования.
Трею казалось, что он перестал быть человеком. Спарринг-манекен, автоматически уклоняющийся и раздающий удары. Его много лет готовили к подобному, он был достаточно подкован в теории, но что ст`оит теория по сравнению с такой практикой?
Что-то хранило его, из этой мясорубки он вышел невредимым, без единой царапины, а ведь кругом метались такие твари, что и царапины хватило бы, чтобы отправиться за Грань.
Человеческие ощущения начали возвращаться к нему, когда нечисти кругом почти не осталось. Он не перестал быть ведьмаком - напряжённым, сосредоточенным, с обострённым восприятием, но и человеком - тоже. Горечь на губах, забитые лёгкие: пепел и хлопья сажи от пожара мешались с летучим едким прахом развоплотившихся тварей. Трей повёл вокруг полубезумным взглядом.
Женщина, с лицом, обезображенным ужасом, металась, не видя дороги, не соображая, что происходит. Её преследовал крупный нарлаг, казалось, тварь никуда не торопится, ей доставляет удовольствие загонять беспомощную, отупевшую от животного страха дичь. Они убивают не ради пищи, о нет. Причинение страданий, смерти - бессмысленное, беспощадное, беспорядочное - в этом заключается их извращённая природа. В нечисти нет никакой загадки, нет ответа на вопрос: 'Зачем?' Нечисть убивает - всегда, всех - это единственное, что следует знать. Это пронеслось в сознании неким фоном, не облечённое в слова и фразы, да Трея никогда и не волновали философские экскурсы, и уж точно не при таких обстоятельствах. Верещащая жертва споткнулась о чьё-то растерзанное, явно неживое тело и осталась лежать на земле, вытаращив на настигающую её нечисть безумные глаза.
Помимо яда, нарлаги опасны полной невосприимчивостью к магии. Кровососы, они впитывают любую энергию, становясь от этого только сильнее. С этими тварями приходится справляться 'без страховки' - волшебного дара, полагаясь лишь на собственную силу и ловкость.
Насытившийся, избалованный лёгкой добычей, нарлаг был не так стремителен и осторожен, позволив Трею приблизиться почти вплотную. Длинные верхние лапы попусту прокогтили воздух, увёртливый ведьмак ушёл от выпада - чуть менее быстрого, чтобы быть для него опасным - и, прокатившись по земле, подсёк мощные ходовые лапы нечисти. Подсёк удачно, разрезав толстое сухожилие. Брызнула густая тёмно-зелёная жижа - кровь. Неуклюже повернувшись, тварь припала на три лапы, одна беспомощно подломилась. Для того чтобы зарубить потерявшую манёвренность нечисть не потребовалось особых усилий.
Наскоро протирая лезвие от едкой жидкости, Трей искал оставшуюся нечисть, не только глазами, всем своим существом. Вон там ещё, на дальней окраине, - видно пространство, где магия выпита. Значит, туда. Трей забыл о спасённой им женщине, да он о ней и не помнил. После, всё после, не до неё теперь. Она уже вне опасности, чего ж больше? Но тут женщина с воем подскочила к нему (только что на земле лежала, распластавшись, и уже цепляется за рубаху), и Трею волей-неволей пришлось обратить на неё внимание. Он с ужасом узнал в спасённой мать Валенты.
- Где она, З`елна? Где ваша дочь, Валента?! - повторял он, с силой встряхивая её при каждом вопросе. Он не мог найти Валенту в этом месте: пространство настолько пропиталось страданиями, страхом и смертью, что дар отказывал. Женщина затравленно молчала, смотря куда-то сквозь него, раздавалось только её дыхание, частое, как у больного животного. Трей уже опасался, что она лишилась рассудка от потрясения, но сделал последнюю попытку достучаться до её закрытого сознания. Глядя прямо в расширенные зрачки, он создал самый яркий мысленный образ, который только мог представить, - Валента, окутанная солнечным сиянием, идущая к матери с реки, - и внедрил его в разум женщины. Глаза Зелны распахнулись ещё шире, зрачки дрогнули, и она забилась в руках ведьмака, порываясь куда-то бежать.
- Валента... Доченька-а-аа!!! - кричала она, вцепившись себе в волосы. Трей, в свою очередь, успел перехватить возникший в мозгу женщины образ, от которого у него померкло в глазах. Молодой человек замер, выпустив стенающую Зелну. А в ушах звучал и множился полный невыразимого горя и тоски стон осиротевшей матери.
- Трей!
Он бессмысленно посмотрел в мертвенно-белое, с синими губами лицо женщины. Потеря уничтожила его, оглушила, лишила разума и сил.
- Трей! - Она упрямо пыталась дозваться до него, они будто поменялись ролями в странной и жуткой игре. Холодные пальцы с неожиданной силой впились в его плечи, но Зелна сейчас не замечала, что причиняет боль, а Трей не чувствовал этой внешней боли, парализованный болью внутренней. - Валенте, - Зелна с трудом выговорила это имя, но, в страхе новой беды, справилась с собой и продолжила твёрже, - уже... ничем не помочь. Но моя младшая, Ни`ери, она ещё может быть жива! - Женщина исступлённо шептала, обхватив ладонями лицо Трея: - Найди её! Ты ведьмак, тебе ведь это под силу! Умоляю! Трей!
Он молчал, укрывшись от боли в некоем коконе абсолютного бесчувствия и безмыслия. Он будто плыл по воздуху, мир отодвинулся, потускнел, непонятный и никак не связанный с ним.
- Сделай это хоть не ради меня, ради любви к Валенте! - отчаянно выкрикнула Зелна, теряя надежду. Трей устало прикрыл глаза и поднялся. Он не чувствовал ровным счётом ничего, кроме отупляющей усталости. Валента мертва - да проще постигнуть тайны бытия, неведомые даже богам, чем эту простую истину. Он сойдёт с ума, если осознает её. Зелна права - он любил Валенту, наверное, не меньше, чем её любила мать. Но его любовь иного свойства, в чём-то даже сильнее. У Зелны было две дочери, любимая у Трея была единственной. И ещё одного не поняла по-своему проницательная Зелна - Трея убивала не только потеря, но и вина. Вина неоправданная, но он был не в том состоянии, чтобы мыслить хоть сколько-нибудь объективно.
Пока он просто шёл, как искусственное создание, которым манипулируют при помощи магии, как голем. Методично, будто по заданному алгоритму, истреблял нечисть над трупами и телами ещё живых (надолго ли?) людей. Следующие полчаса он не помнил.
Женщина смолкла, глядя вслед удаляющейся фигуре. Будто и не человек вовсе... да что там, даже не ведьмак. Пустая оболочка. Видать, крепко любил Валенту. Зелна видела, не могла не видеть, что происходило в жизни старшей дочери, замечала ответные взгляды, которые бросал на Валенту молодой ведьмак. Не знала лишь, насколько далеко у них зашло, надеялась на благоразумие скромницы-Валенты. За неё Зелна никогда не переживала: 'На всю округу ославит, в подоле принесёт'. Иное - младшая, шибко егозливой росла, неслухом. Да что уж теперь-то... Теперь Зелна любой позор простила бы старшей, даже внучонку бы обрадовалась. Да лежать Валенте в земле. А Ниери - пускай негодница, только бы жива была! Она совсем ещё дитя, неужто Хозяйка допустит, чтоб и её... Зелна потеряла младшенькую в кровавом кошмаре. 'Она могла где-нибудь спрятаться, укрыться...' - твердила про себя несчастная мать. Жизнью своей она была обязана Трею, но что ей жизнь, если она лишится обеих дочерей! Из воспалённых глаз женщины потекли первые слёзы.
Радека убила не нечисть. Его убило больное, измученное любовью и виной сердце.
- Ну что же ты, дед... - шептал Демиан, отбросив бесполезное оружие. Задрожавшие, испачканные копотью пальцы окутались золотистым свечением - увы, слишком тусклым, чтобы это могло помочь. 'Бездна! Отчего мне не даётся это проклятое целительство? Что мне теперь боевая магия? Я убил того полуночника прежде, чем он добрался до деда, и что с того?'
- Ты... не мой внук... - прохрипел Радек.
'Бредит! Ну почему не получается!.. Всё бы отдал, лишь бы...'
- Что ты, дед? Это же я, Демиан.
Но старик только отрицательно затряс головой. Губы его шевелились, он силился что-то произнести - тщетно, лишь клокотало в горле. Демиан склонился над стариком, пряча глаза, мучительно вслушиваясь. Радек поднял руку и с неожиданной силой прижал к себе голову внука. В следующий миг его ладонь сорвалась, прощально погладив по чёрным волосам.
Демиан выпрямился через минуту. Ровно столько понадобилось ему, чтобы убить в себе мальчишку Деми. Дед и внук умерли одновременно. Остался только телларионский ведьмак Демиан, а у него не было ни родных, ни детства.
Если бы в ту ночь Трею или Демиану встретился святоша, ставший убеждать, что они должны быть благодарны милостивой Хозяйке, избавившей их от мучительного выбора и указавшей путь ведьмаков, они бы, наверное, убили его.
- Трей! - услышав знакомый голос, молодой человек будто пробудился от дурнотного забытья, чтобы вернуться в реальность худшую, чем сон. Он сидел на опалённой, побуревшей земле, всё ещё сжимая давно бездействующее оружие. Пальцы слиплись, рукоять скользкая от крови - чужой ли, своей, - он не помнил и не понимал. В голове пустота и имя - Ниери. Ниери... кто такая эта Ниери? Он сосредоточился. Вот оно. Это младшая сестра... вспышка боли... дочь Зелны. Да, дочь Зелны. Удалось ли ему спасти девочку? Он не помнил. Он не мог представить девочку живой. Перед глазами почему-то только выпотрошенный труп толстой неприятной старухи, которую Дем при приезде назвал Маной. Как давно это было... Тогда всё было иначе. Тогда ещё не случилось ничего непоправимого. Трей отшвырнул оружие и спрятал лицо в ладонях, баюкая боль, как сломанную руку в лубке.
Демиан стоял в десятке шагов от Трея, не решаясь приблизиться. Он понимал, по себе понимал, что пустыми утешениями здесь не поможешь. Слова - пыль, гонимая ветром, - никогда он не осознавал это так остро, как в эту минуту. Трей отнял ладони, повёл кругом блуждающим взглядом. Бледное лицо-маска, только в воспалённых глазах тускло теплится огонёк жизни, будто впавшей в некий анабиоз, до поры. До поры ли?.. Демиан бессильно стиснул кулаки, ощущая, как внутри ворочается холодный и липкий комок отчаяния.
Шорох шагов. Демиан обернулся. К нему приближалась женщина-призрак. Нет, она была живой, но походила скорей на бесплотную тень, чем на существо из плоти и крови. Из-под небрежно повязанного платка выбивались пряди цвета пепла. И лицо такое же, словно мелом натёртое. Зелна.
Женщина дотронулась до локтя Демиана и вопросительно указала взглядом на Трея. Демиан передёрнул плечами. Ему нечего было ответить. Всё ясно и так.
- Быть может, он захочет проститься с ней... - прошелестела женщина. Люди молчали или произносили слова шёпотом. После всех криков и стонов, что отзвучали здесь, громкая речь показалась бы дикой среди разрушенных осквернённых домов.
Проститься, конечно, стоило бы. Однако Демиан не взялся бы ответить наверняка, как это повлияет на Трея.
- Где она?
Зелна невольно вздрогнула. Да что она - Демиан и сам не заметил, как Трей очутился рядом. Все чувства оцепенели, застыли, он израсходовал весь запас сил, душевных, физических и магических, и ощущал себя беспомощней калеки. Как мерзко... Он хотел бы забиться в укромную нору и там залечивать раны, скуля от тоски, как истерзанный зверь. Вместо этого он внутренне подобрался, осознавая необходимость помочь Трею пережить постигшее его горе. О том, что он сам понёс утрату, Демиан не думал.
Зелна обняла Трея, как своего сына, нервно отстранилась и сделала знак следовать за ней.
'А ведь всё ещё ночь', - понял Демиан, и ему почти удалось удивиться. Ведьмаку казалось, что прошли, по меньшей мере, сутки, но горизонт едва окрасился в серый. Демиану было дико представить, что всего за пару часов его стройный мир, где всё было подчинено логике, может разбиться на уродливые осколки, и эти осколки насмехались над ним. В нём всколыхнулась ненависть, не к предавшему миру - к себе. К своей заносчивой незрелой уверенности - мол, уж я-то ко всему готов. Только тогда ему стало ясно, что мужчиной - настоящим мужчиной - он стал вовсе не в объятиях знойной чёрной невестушки, давно положившей глаз на смазливого паренька и, в конце концов, получившей своё. Те встречи - долгие и торопливые, с перчинкой запрета, ничем не откликнулись в сердце, не оставили следа в душе. Ещё вчера он был мальчишкой, полагавшим себя взрослым.
По мёртвой деревне сновали тени. Молчаливые, сосредоточенные люди разбирали развалины своих жилищ, затаптывали и забрасывали землёй ещё кое-где догорающие кострища, вытаскивали из-под обломков вещи, перевязывали раненых, хоронили мертвых. Вторых было куда больше, но, если бы не двое ведьмаков, эту долгую ночь не пережил никто. Демиану было необходимо помнить об этом, чтобы всё не выглядело настолько... лишённым смысла. Он поступил, как д`олжно, но не испытывал ни гордости, ни радости за спасённые жизни.
Двое застыли наподобие статуй на бывшей окраине бывшей деревни, не участвуя в общей скорбной работе. Ват`ан, отец Валенты, замер в чёрной тоске, рядом, ухватившись за безвольно опущенную руку, дрожала в беззвучном плаче его младшая и единственная теперь двенадцатилетняя дочь, Ниери. Зелна остановилась и посмотрела на Трея сухими колючими глазами.
На выжженной, спёкшейся коркой земле лежало тело, очертания которого смутно прорисовывались под некогда белой, а теперь будто разрисованной красно-бурыми цветами простыней. Из-под покрывала выглядывала тонкая женская рука со сжатыми в кулак пальцами. Зелна обняла Ниери за плечи и отвернулась. Девочка же со страхом в наполненных слезами глазах, не отрываясь, смотрела на Трея. Не на мёртвую сестру, только на него. Молодой маг приблизился к неподвижному телу, эти несколько шагов были для него страшнее дороги к эшафоту. Опустился на колени - будто рывком выдернули стержень - и ледяными пальцами откинул покрывало. Скользнул взглядом по изодранной когтями нарлага, напитанной кровью одежде, едва прикрывающей рваные раны на груди и животе. Он знал, что испытывала перед смертью Валента, знал не понаслышке, потому что на себе испробовал эту невыносимо-жгучую боль, парализующую слабость, панику и едва сдержал рвущийся наружу стон ненависти и муки. Голова девушки была запрокинута, бескровные губы приоткрыты. Что они произносили перед тем, как жизнь навсегда покинула это тело? Просто повторяли снова и снова отчаянные, бессмысленные вопли существа, терзаемого страшной болью и угадывающего свой скорый конец? Или, быть может, его, боевого мага Трея, она звала в эти страшные минуты? Звала, захлёбываясь криком, умоляла прийти, помочь, спасти... И он услышал её, чуткое сердце узнало дорогой голос сквозь огромное расстояние, почуяло беду, но - слишком поздно. Он не успел. И не знает теперь, как жить с этим страшным пониманием своей вины. И не знает, может ли жить вообще.
Глаза Валенты были открыты, и взгляд их, до жути осмысленный и живой, безошибочно направлен прямо на него, словно мёртвая девушка знала, на кого смотрит. И Трей не мог опустить глаз, а душа его стремительно, как подбитая метким стрелком птица, камнем рушится вниз, в непроглядную бездну, из которой ему уже никогда не выбраться. 'Милый, милый, - звучал, будто наяву, тихий голос Валенты, а глаза её, совсем иные, чем он помнил при жизни, мудро и проницательно заглядывали прямо в его суть, излучая спасительное тепло и не позволяя сорваться в разверзшуюся под ногами жадную пропасть. - Ты ни в чём не виноват, помни это. Я люблю тебя...' Трей ладонью закрыл ей глаза, более не в состоянии выдерживать этот живой взгляд. Ещё минута, и он сойдёт с ума.
Трей осторожно разжал холодные коченеющие пальцы. В её ладони оказалась зажата резная птица. Крылья окрасились кровью, казалось, будто сочилась она из деревянной поделки. Рука Трея дрогнула, и ладонь девушки опустилась на растерзанную грудь. Птица вырвалась, повиснув на шнурке - словно душа выпорхнула из разбитой клетки тела. Трей спрятал лицо в ладонях. В груди пекло, жгло под веками, но слёзы не являлись. Их словно замкнули, и боль, горе не находили выхода. Трей медленно склонился и поцеловал холодные губы невесты, которая так и не стала его женой. Взял её на руки. Поднялся с колен и пошёл прочь, не видя дороги, не замечая людей, в страхе расступавшихся перед ним. Из всего этого мрака и пустоты выделялось почему-то лишь лицо белокурой хорошенькой девочки, которая смотрела на него с состраданием и ещё каким-то неоформленным, непонятным даже для неё самой чувством.
Люди уходили. Один за другим, семья за семьёй - то, что от них уцелело. Оставляя за плечами, отягощёнными грузом скарба и скорби, свежие могилы и осиротевшие дома. В этом их сумел убедить Демиан, Трей отмалчивался, ему ни до чего не было дела... Демиан с непроницаемым выражением смотрел, как лес методично пожирает всё новые ярды, уничтожая свидетельства того, что где-то здесь совсем недавно жили и умирали. Лицо спокойно, а что на сердце - про то Хозяйка ведает.
- Уходите, - он охрип от уговоров. Измученные, пришибленные люди впали в апатию там, где любой нормальный человек почувствовал бы настоятельную потребность уносить ноги, покуда кривая вывезла. - Впредь никому здесь житья не будет, кроме нечисти чернолесской. - Он сам не заметил, как сбился на просторечье, к которому привык с рождения, разве что Радек, повидавший свет, старался говорить пограмотнее прочих и внука тому учил, насколько хватало разумения. А Демиан ведь вроде и отвык за столько-то лет... вихрастый рыбацкий мальчишка... нахватался в Телларионе учёностей. А тут... Возвращение в Кри, словно возвращение в прошлое. Да п`олно, Кри уничтожено, прошлое стёрто. Он - ведьмак, и мысли свернули в другое русло, более подобающее ведьмаку. До излучины Верес рукой подать, доберётся туда антариесская погань... ох, и разнесёт тогда быстрая водица чёрную заразу... А какая мразь по речке поплывёт!.. Во рту стало горько и сухо.
- Што ж с вами-то будет? - Ватан. Зелна молчит за мужниным плечом, Ниери в узел с пожитками вцепилась. Последние уходят, долго от дорогой могилки отойти не могли. Остаётся Валента одна, в пр`оклятой земле... Только нечисть поганая будет выть над её головой, ни цветы над нею не зацветут, ни дождик не прольётся, ни луч солнечный не пробьётся сквозь морочный туман...
- Переможемся, - Демиан сжал протянутую руку. Поубавилось в ней силы за одну ночь... - Дочку берегите.
- Как не беречь, едина она у нас нонече...
- Ну, нагоняйте, что ль... - убежавшим молоком с реки растёкся туман, и в нём таял хвост нестройной вереницы. Жутью веяло - будто призраки, не люди плетутся. - Может, и сыщете себе лучшей доли.
- Эк завернул, - покривился Ватан. - Ты хоть, парень, не мели. Сам себе в глаза не поглядишься, так вон ему хоть в лицо-то глянь, - кивнул на Трея. - Што у одного, што у др`угого - завсегда т`ая лучшая доля - тавром... Ты уж не держи обиды-то на нас, славный ты парень, а што шпыняли по малолетству... так то не со зла, людишки-то всё сплошь дурачьё, чиво не знают, того стерегутся. Пущай ты от нас добра не видал, одначе эвон как обернулось... - Ватан смешался окончательно, а Демиан давно уж не понимал, о чём толкует отец Валенты, чего стереглись 'людишки'. Заговаривается, бедолага.
- Об этом что толковать, лет-то сколько прошло. Ты, Ватан, мне зла не чинил. Ступайте с миром.
Мужчина благочестиво сотворил знак Хозяйки и осенил знаком Демиана и Трея.
- Помню, помню - не веришь. Одначе... да хранит Хозяйка вас обоих, тяжёл ваш путь... Прощевайте, ребяты.
Туман обволокнул три силуэта, с горбами скудной поклажи - что из пожара выхватили. Самый маленький отставал, оборачивался, на них ли, на покинутый дом, на покинутую сестру?.. Фигуры удалялись, серели, вот совсем сгинули... Так крепко, что гайтан сдавил горло, Демиан стискивал в кулаке резной знак Хозяйки.
- Опамятовался? - Демиан похлопал Ворона по шее и смотрел на Трея вполоборота. На веки легли густые тени, от них глаза кажутся темнее, больше... и дикими, что ль. Трей затряс головой, будто стоялый жеребец, вытряхивая из неё морочный туман. То, как сам выглядит, даже представлять не стал.
Дорога... дорога на Телларион. Прилично отмахали. И ничего странного в том нет, что даже править не пришлось: кони путь знали, да и выбора особо нет - одна колея проторенная, без развилок. Было... что было? Солнце уже к закату клонится, тело просит роздыху, с раннего утра в седле. А до того... в каком-то чаду спрятал под рубаху резную птицу с окровавленными крыльями, на руках нёс Валенту, мёртвую, холодную, истерзанную... спотыкался, слепой от горя. Мечом рыл могилу, горстями разбрасывая влажную стылую землю. Сидел перед ямой, и такая жуть накатила, как представил, что Валенте там лежать во тьме и холоде... Демиан, из смуглого сделавшийся серым, страшно матерясь, выволакивал его из могилы, а он упирался, орал что-то... выхватил нож?!.. Милостивая Хозяйка! Кого порешить вздумал? Себя, друга? Обоих? Так вот отчего ноет запястье... а до скулы и вовсе не дотронуться. Трей, не подумав, потёр щёку, встретился с понимающим взглядом Демиана. Н-да-а... а что потом? А потом Демиан сгоряча такую оплеуху ему отвесил - тролля горного свалить, и то запросто... чуть дух не вышиб. Однако помогло. И Трей захлёбывался воем, тычась в плечо другу - прорвало, выплеснулось... тут не только смерть Валенты, тут всё было, что за целую жизнь накопилось: и как мать в мучениях угасала, и как самого - дурную кровь, ублюдка, шлюхина выродка - куском хлеба попрекали... и герцогинюшка - сычиха надменная вспомнилась, и сынок её, братец старший, единокровный, белая кость, голубая кровь - не чета ему... Дем отвёл его куда-то, слабого и тихого, ему будто целитель вскрыл дурные раны, всю пакость оттуда вычистил. Больно, да уже не так.
А когда никого, кроме них двоих, не осталось, прокатилась волна, не воды, пламени. Гудело, трещали и рушились чёрные стволы, чёрная от проклятья земля становилась чёрной - просто от пожара. Антариес дрогнул и отступил. Демиан не пришёл - приплёлся, шатаясь. После такого нескоро к нему магия вернётся, выжал себя досуха, там уже не дар, там та сила, что в каждом живом существе есть, в расход шла. Жизнью та сила называется.
Демиан вёл в поводу Задиру, конь в страхе косил влажным глазом на наколдованное пламя.
- Садись. В Телларионе должны узнать... обо всём.
'И будь что будет с нами', - дочитал Трей по его глазам.
И вот они на полпути к Вечному городу, Магистру и его приговору.
- Опамятовался, - подтвердил Трей и сжал кулаки. Билась в голове мысль, чёрная, подлая. А у Дема взгляд - насквозь проницает... Трей смешался, отвернулся.
- Вижу, - согласился, спокойно так. И тем же ровным тоном, совсем уж немыслимое: - Я тебя не неволю. Поступай, как знаешь. Один раз уж насоветовал...
- От тебя такое слышать...
- Всё меняется. Порой слишком резко... - Тихонько позвякивала сбруя, Ворон нетерпеливо переступал на месте, но всадник не торопился пускать его вскачь. - В Телларионе нас не с почестями встречать будут - и гадать нечего. Магистр - зверь хуже нарлага, кровь любит. С этой дороги поворотить не поздно... я тебя трусом не назову. За двоих отвечу, да и всяко выходит, моей вины в том больше...
- Прекрати! Наслушался я тебя! Вместе дрова ломали, вместе и отвечать будем. Или не один у нас учитель?
- Один, - кивнул Демиан, и в его взгляде что-то чуть-чуть оттаяло.
- Вот! А значит - куда один, туда и второй, или ты забыл? И брось ты это - не в чем нам виниться. Мы долг свой исполняли, как могли. Значит, правы. А Магистру только дай слабину почуять, голову перед ним покаянно склонить... ему того только и надо. А хвост поджимать перед неприятностями - ты меня на это не толкай! Некуда мне теперь бежать, не к кому... и незачем! Теперь я тебя понял, всё, что ты мне говорил тогда, про долг, про Телларион, про матерей чужих. Теперь - понял! У меня теперь одна дорога... А у тебя другой никогда и не было. Едем!
Задира взвился 'свечой', а после только пыль заклубилась. Демиан нагнал друга минут пять спустя, поскакали вровень.
- Я умирать раздумал, Дем! - перекрикивал Трей свист ветра. - Я жить буду, жить, чтоб другие не умирали! - И опять вырвался далеко вперёд.
Демиан не стал состязаться в скорости, пускай Трей развеется. Сам придержит коня, до Теллариона путь ещё неблизкий... Выпростал из-за ворота дедов подарок: 'Послушай, та, кого называют Хозяйкой... впрочем, что тебе какой-то ведьмак! Сколько людей посылали тебе молитвы, а ты вместо спасения послала им смерть, я видел. Не довольно ли несправедливости, а, 'милостивая'?'
Трей остудил голову, и позволил Задире перейти на рысь. Ведьмаки молчали, не потому, что нечего сказать, а оттого, что слова не нужны.
Белые башни таяли миражом, белые стены алели в лучах рассвета. В Вечный город въехали со спокойным чувством, не как преступники, как воины, вернувшиеся с тяжёлой битвы.
Телларионский замок молчал. Глухо, мрачно, непримиримо. Боевые маги, целители, наставники, ученики, чёрные невесты - все по-прежнему исполняли свои обязанности, сновали туда-сюда, жизнь текла своим чередом, как год, десять, века назад, с того момента, как Первый Магистр распорядился основать здесь крепость на страже границ Чёрного леса. Но всё казалось ненастоящим, дурно сыгранной ролью, в которую не верит сам лицедей, а зрители лишь вежливо делают вид - до поры. Шутки, байки, смех - косо прицепленная мишура, истрёпанный плащ пилигрима, извлечённый из сундуков с реквизитом, чтобы замаскировать блеск кинжала - настоящий, острый, не деревяшка, обёрнутая фольгой. Даже обыденные приказы отдавались и исполнялись лишь в силу привычки. Хитрая механическая игрушка: слаженно, почти без скрипа вертятся когда-то обильно смазанные шестерёнки, двигаются в пазах фигурки - у каждой своя траектория, своя функция. Но что произойдёт, когда иссякнет завод? Уже что-то пошло наперекосяк, обломок попал в механизм...
Даже беспечные (до самого обряда) мальчишки прониклись общим настроением и вели себя противоестественно тихо. Парами и небольшими группами они собирались в длинных коридорах и гулких залах, переговариваться едва различимым шёпотом, который не нарушал, а лишь нагнетал повисшую под сводами древнего здания тяжёлую тишину. Они не знали всей правды - кто бы стал поверять её детям? Учителя отмалчивались, а то и прерывали расспросы таким тоном, что и самых непонятливых пробирало. Но сквозняками гуляли слухи - эти неудержимые рецидивисты, и того, что оказалось известно, было достаточно, чтобы дать пищу пересудам. В костёр набросали порядочно дров... Да, тема была такова, что молчать о ней - невозможно. Недостаток информации подкреплялся догадками, ненароком подслушанными обрывками бесед, кухонными сплетнями... и глаза мальчишек загорались всё ярче, а в голосах появлялось всё больше торжественности.
В это же время многие взрослые обитатели замка воровато прятали глаза, а если всё же встречались взглядами, старались скорее разойтись, будто совершили нечто гадкое и знали об этом. То здесь, то там пробегали искры, прекрасно отлаженный механизм игрушки сбоил, волшебники доказывали что-то всё ожесточённее, но делалось это скорее для того, чтобы успокоить собственную нечистую совесть, нежели что-либо доказать, по той причине, что и доказывать-то было нечего, ведь думали все одинаково. Никто даже самого себя не пытался убедить, будто сделано всё и даже больше - никто и никогда ни в чём не перечил Магистру. Магистру!.. немыслимо! До сего дня... Но беспокойной совести всё было мало. 'Трус!' - шипело и плевалось ядом в любом из них. Не подчиниться Магистру - преступление, эта истина была проста и понятна. Но вышло так, что подчиниться - и значит совершить преступление. Каждый, кто имел способность видеть, видел - Магистр неправ. Магистр жесток. Магистр... безумен! Да, ему принесли клятвы... но тогда его рассудок ещё не помутился. Закон велит служить. Пусть. Но принимать на себя вину за смерть двоих своих братьев? Они заслужили наказания, но не столь же сурового! Да, эта вина ляжет на них, потому как какой спрос с безумца? А значит - не просить, требовать отменить приговор! Ведь иначе... какие они после этого ведьмаки?
Но если для всех прочих Демиан и Трей считались лишь одними из сотен их братьев, то для мастера Когана значили гораздо больше - они были его сыновьями. Какой отец захочет видеть смерть своих детей? Тот день, когда его учеников от самых городских ворот вели до замка, Коган прожил как в чаду.
- Я виновен! Я их учитель! Меня и судите!
- Ты понесёшь своё наказание. Его тебе назначат, - было ответом.
- Позвольте мне быть с ними!
Отказ.
- Они ещё мальчишки! Едва успели пройти обряд!
Это и вовсе оставили без внимания. Да Коган и сам видел, что неправ. Если он и провожал проститься с родными мальчишек, то отвечать за свои поступки в Телларион вернулись взрослые мужчины.
- Милостивая Хозяйка! - простонал он, запершись у старого наставника. - Зачем они вернулись! Знали ведь, что за такое следует... Демиан-то точно знал, он закон - как свои пять пальцев... Так бы хоть какой-то шанс был... Зачем?!..
- Зачем-зачем... Не зачем, а почему. Честные, - в сердцах проворчал мастер Грайлин. Судить, на кого гневался старый маг, Коган не взялся бы. - Да уймись ты! От того, что ты здесь углы сшибаешь, им ни холодно, ни горячо. - И прибавил уже спокойнее: - Всё, что можно было сделать, уже сделано. Не за день, не за месяц. Словечко там, намёк тут, слушок пустить, народец взбаламутить. Это такие, как ты, ученичок, сплеча рубят. Ты и твои мальчишки - ну, с тех и спрос покуда невелик: молоды, горячи, сперва делают, потом уж за голову хватаются. Вас и во враги первыми записывают; вам и за собой вести, случись что. А меня кто всерьёз держит? Старикан из ума выживший, шут и пьянь, только и знаю, что пылюку книжную нюхать. Что, не так? То-то же. Вот старикан вам, молодым-горячим, дорожки вымостил... теперь дело за вами.
Грайлин не бахвалился - замок уже не молчал, гудел, рокотал.
- Людиньки, да что ж это делается! - причитала Фьора, командирша над всеми телларионскими стряпухами. Ей-то Демиан с Треем как родные были, сыновья неродившиеся. - Пошто ребят сграбастали? В чём они, горемыки, провинились? Без вины ж виноватые! Магистр ваш - злыдень проклятый, либо в подземельях уморит, либо ещё что удумает, страсть какую... Ой, лишенько!
Чёрные невесты ходили зарёванные, жалели парней, с которыми вчера ещё целовались. Подливали масла в огонь.
- За что их судить? Их сюда не силком притащили, сами вернулись, - роптали молодые ведьмаки, друзья и приятели учеников Когана.
- За что - найдётся, дров они порядком наломали, - справедливости ради возражали им старшие, - да только не по вине кара. Крутой нрав у Магистра...
- Серебряный престол нечисть задом греет! - сгоряча рубанул кто-то. - Так же до ведьмацкой крови охоч.
- Я вам вот что скажу, - горячился Мелан, - я сам от Коганова ученичка заклятье промеж бровей схлопотал, следовательно, мне их выгораживать резону нет. - Кругом захохотали. - Но, ежели по уму, так стоит разузнать толком, что там приключилось в этой... как её...
- Кри! - подсказал кто-то.
- Во, точно, Кри - придумали же названьице. И, если дела обстоят и впрямь, как парень говорит, так это уже совсем другая песня. Но будь я неладен, если он врёт! По простому человеку и то ясно, правду ли сказал, а уж по ведьмаку... а если и слово дал... так чего ж тут рядить?
Бег. По лабиринту стылых переходов. Каждый тупик, поворот не туда - приближение рокового исхода. Страх. Свет. Снова темнота. От кого он бежит? Или - куда? Кого стремится обогнать? Страх его не о себе, но - о ком? Вспышка. Отчаяние. Надежда?.. погибла. Холодная плита под ладонями. Змейкой ползёт чёрная струйка. Срывается за край, по капле - кап... кап... кап...
Он упирался руками в выстуженный камень, будто пытаясь проломить стену темницы. С потолка сочится сырость, звонкие шлепки оглушают. На полу непросыхающие лужи - подземелья глубоко, близко проходят грунтовые воды... Не менее минуты потребовалось Демиану, чтобы понять, кто он, где он. Давно ему не снились такие яркие сны.
- Дем! Де-эм! Видишь меня?
- Нет. Зато слышу прекрасно. - Ведьмак поморщился от головной боли. Слабостью и дурным самочувствием он уже несколько дней расплачивался за упражнения в магии высокого уровня. Переоценил свои знания и силы. Но что ему оставалось? А теперь - он заперт в каменном мешке, и его слова не достигают ушей Магистра. Чёрный лес подступает к излучине Верес! Быть может, по Пределу уже течёт отравленная вода. Примите же меры! Нет, не желают слушать... Не раз и не два его охватывало глухое отчаяние, гнев заставлял сжимать кулаки. Не отсюда ли этот сон? Нет, там было иначе... хоть чувства и сходны, к ним примешивалось что-то ещё, глубже, больнее. Не вспомнить!..
Неподалёку, наискосок через проход, Трей не находил себе места, всё мерил шагами своё узилище. Не становилось оно ни больше, ни меньше. Демиан сидел на куче соломы, которую бросила в угол камеры какая-то добрая душа. Прислоняться к стене не хотелось, тянуло от неё стылой сыростью.
- Почему ты всё время молчишь?
- Я спал.
- Спал?! Здесь? Вот уж действительно - чистая совесть!
Демиан пожал плечами и спохватился, что Трей не может этого увидеть сквозь стены.
- А что здесь ещё делать? Танцевать? Да и чувствую себя так, будто батогами молотили.
- А если завтра... всё?
- Не знаю. Если бы всё, так давно бы уж... Что-то там наверху не то творится.
Трей нервно хохотнул.
- Так, может, Магистр пока не решит, зажарить нас или сырыми слопать? Как в детской сказочке.
- Сомневаюсь. То в сказочке, а закон для всех един. И разночтений не предусматривает. Там чётко прописано, за что и как. - 'Как' Демиан счёл за лучшее оставить при себе. Смерть мага, которому вынесли приговор, не входила в число быстрых и лёгких.
Несмотря на сырость, петли и засовы не были заржавленными, и дверь отворилась бесшумно. Но оба ведьмака подобрались, как если бы услышали ввинчивающийся в виски скрип и лязг. Застучали подкованные сапоги, уже привычная темнота сначала поредела, отодвинулась, но вскоре друзья уже щурились от света факелов. Звякнула связка ключей, распахнулись крепкие двери с зарешёченными оконцами.
Глаза жгло, но Демиан всё же различил на лице застывшего в проёме ведьмака улыбку. Нет, не на казнь ведут. И точно:
- Ух, и подфартило же вам, хлопцы! Ну, выбредайте отсель, - свободны!
Мастер Коган порывисто пересёк кабинет и сел в стоящее напротив массивного стола кресло, по привычке запустив пальцы в волосы. По привычке... Этой привычки не было бы, не будь у него учеников. Эти двое, которых он принял под опеку десять зим тому назад, когда они стали для него всем? Нет, выше сил человеческих отрешиться от всяких чувств, в каждом сердце остаётся место для привязанности, если принадлежит оно не зверю... нет, кому-то хуже зверя. А он, пусть и ведьмак, всё же человек при этом, и никакой закон того не отменит...
- Прекрати, - буркнул Грайлин. - Они были б не они, если б поступили иначе. Если б забыли всё, чему их учили.
- Так, может, не тому я их учил?!
- Глупец! - старик грохнул кулаком по столу. - Не видишь дальше собственного носа!
Коган взвился с места, навис над кипящим гневом наставником.
- Пусть так! Пусть глупец - но не интриган и кукловод! Почему именно Трей и Демиан? Ведь вам нужны были именно они, я помню, как настойчиво вы предлагали мне их в ученики. Да нет же, не предлагали - не оставляли выбора! По каким причинам они подошли вам? Для каких целей? Ведь вы осознанно и последовательно подталкивали их к чему-то, все эти книги, беседы, намёки... Ответьте же мне! Я имею право знать!
Мастер Грайлин укладывал рукописи в аккуратную стопку.
- Молчите? Ладно. Тогда скажу я. Не сегодня-завтра над ними совершат расправу. Не знаю уж, чего вы добивались, но добились - этого!
- Оставь трагический тон! - поморщился Грайлин. - К последней выходке твоих учеников я не имею ни малейшего отношения - что за абсурд! Умом с горя помутился?
- Вот как. К последней, значит, не имеете отношения... Выходит, во всём прочем я прав?
- Как бы ни так! - усмехнулся маг. - И не хорони ты их раньше времени. Всё обойдётся.
- Откуда вы это знаете? - подался вперёд Коган.
- Эх, ученичок, здесь и знать-то ничего не нужно. Слышать - предостаточно.
- А ведь правда то, что ребята твердили. От Кри той один погост остался, - мрачно рассказывал кто-то. - Все, кто выжил, с места снялись, новые дома ставить, где подальше да поспокойней. Прадн с парнями вернулся, как раз из тех мест, своими глазами видел, готов хоть перед всеми слово дать. Герцог тамошний волосья рвёт, трясётся, как бы Лес ещё дальше не разросся. И так почти до самой Верес дотянулся. А ребят судить не за что. Людишки в один голос твердят: мол, если б не они, все бы там упокоились, Хозяйку за них молят. Да и коли бы Антариес не пожгли, ой как худо было б... Демиана-то, сказывают, до сих пор шатает, магии ухнул - не пожалел. А над ними приговор топором висит. Ладно ли это? Одного в толк не возьму, как они домекнулись, что такая свистопляска выдастся, да именно там? Как нарочно подгадали.
Как бы то ни было, над этим вопросом мало кто задумывался. Телларион, словно бутыль с перебродившим вином, готов был взорваться изнутри. Серебряный престол опасно зашатался под Магистром, и это обстоятельство не улучшило его нрав. Один только Грайлин день ото дня всё больше лучился довольством.
- Возьми себя в руки, Коган, - снисходительно поучал он. - Теперь, когда все взвинчены и не так жёстко контролируют слова и поступки, Магистр ждёт от нас неосторожной выходки. Не стоит потакать его желаниям, верно я говорю? Будем благоразумными и внешне покорными. Вот увидишь, всё образуется само собой. Скоро их выпустят. Получат, конечно, нагоняй, но ничего смертельного. - Старик откупорил бутыль в плетёном футляре, отсалютовал ученику полным кубком. - Терпение, Коган, всему своё время.
- Вам терпения не занимать.
- Много ты понимаешь, - фыркнул старик, вертя в руках сосуд с рубиново-красной жидкостью. - Знал бы ты, сколько я ждал, помалкивал бы. Выпустят твоих мальчишек на днях - сомнений нет. Промедление лишь подогревает всеобщее недовольство. Ох, и на руку же нам сыграло всё это! Теперь только и разговоров, что о Демиане и Трее. Да... Но Магистра всё же придётся ещё потерпеть. Слишком рано...
Мастер Коган был первым, кого увидели Трей и Демиан, поднявшись из подземелий. За всё время, пока над их головами висел топор приговора, к ним никого не допускали, и молодые ведьмаки надолго запомнили потрясение той минуты. Они едва узнали учителя, исхудавшего, осунувшегося, словно бы даже убавил в росте. А когда он обнял их обоих, широко раскинув руки, прижав к себе в первом порыве, шепча бессвязные молитвы, Демиан понял - за один этот миг простит наставнику что угодно. Об ином, но, по сути, сходном, думал Трей. Молодого мага переполняла благодарность человеку, для которого он что-то значит, человеку, которого не оставила бы равнодушным его смерть. Все трое сжали руки и простояли так несколько минут, отрешившись от всего мира.
- Вам нужно исчезнуть на время, - наконец выговорил мастер Коган. - Этой ночью вас не будет в Телларионе.
- О чём вы?
- Да, и куда же нам податься? Не для того вернулись, чтобы сбегать!
- Пойдёте в рейд. Я обо всём заранее условился. Переждёте гнев Магистра в Келноре или на Замёрзшем перевале. Чем дальше, тем лучше, руки Магистра не дотянутся до вас.
- Я бы определённо предпочёл компанию болотников и хладов общению с Магистром. Вот только не думаю, что Магистр так просто оставит всё. Мы стали живым напоминанием ограниченности его власти, и он постарается это исправить.
- Мёртвые напоминания... забавно, - хмыкнул Трей.
- Не твоя забота, Демиан, - сварливо отозвался подошедший мастер Грайлин. - Всё, что от вас двоих требуется - не сложить головы почём зря и не наделать новых глупостей. Во всём следуйте приказам мастера Прадна, чтоб чихнуть без его дозволения не смели, ясно вам? Магистр злопамятен, он так просто не отступится и тем, что вы некоторое время не будете мозолить ему глаза, всего лишь притушите его гнев. Но он будет следить за вами, и самым незначительным проступком подпишете себе смертный приговор. Ни на миг не забывайте об этом.
- Демиан, к тебе это относится вдвойне, - мастер Коган стиснул плечи ученика. - Магистр давно видит в тебе угрозу, ещё с того случая в Большом зале.
- Я всё понял, учитель. - Коган облегчённо вздохнул и уже разжал пальцы, отступив на шаг, когда опущенные ресницы Демиана дрогнули, и он поднял взгляд. В его глазах плескалась темень долго сдерживаемого гнева. - Магистр недостоин чести носить своё звание. Он пренебрегает долгом мага, извращает букву и дух закона, порочит имя Теллариона!
Бокал разбился с тонким звоном, который ещё долго вибрировал в спёртом воздухе. Хрустальные осколки кроваво поблёскивали в свечных отсветах, на плитах пола растеклось алое пятно. Точно кровь... Магистр не мог отвести затравленного взгляда, в его лице напрягся каждый мускул, тело подрагивало, словно бы от тщетных усилий.
Борьба с невидимым противником достигла пика, тело Магистра изогнулось, будто переломившись в позвоночнике, и в следующий миг волшебник соломенной куклой упал в кресло. Глаза его закатились, белки и радужку от зрачка залило чернотой. Мужчина разразился отрывистым каркающим смехом, звук его был страшен, будто кто-то, чья гортань не предназначена для речи, воспользовался голосовыми связками человека. Магистр поднялся, и первое время его движения казались ломаными и неуклюжими, как у марионетки в руках неприноровившегося кукловода. Или марионетки, пытающейся сопротивляться повелевающему натяжению нитей.
В его нарушенное сознание внедрился образ - молодой мужчина, лежащий в луже собственной крови.
- Враг!
- Убей его!
- Истреби!
- Уничтожь!
- нашёптывали, внушали десятки голосов, он давно научился понимать то, что прочие слышали как шипение, рычание, клёкот. Магистр, стеная, сжал ладонями виски, но его крики не могли заглушить слова, звучащие в голове. Его порченная злом душа извивалась, как змея под пятой.
- Он опасен нам, он - угроза!
Магистр знал, что будет дальше, однажды ему уже приходилось проходить через это. Голоса не смолкнут до тех пор, пока смерть не заберёт неугодного им.
Ни Трей, ни Демиан не испытывали волнения перед первым рейдом, для этого в Кри они пережили достаточно. Они уже собирались уходить, когда Демиану кое-что вспомнилось, и такой упрямой была мысль, что он, упросив Трея немного подождать, заглянул к наставнику.
- Мастер Грайлин, что означает фраза? - Он постарался как можно точнее передать слова, что Трей произнёс однажды в Кри.
Мастер Грайлин странно посмотрел на него и, помедлив, сказал с неуловимой интонацией:
- Слова на древнеавалларском, на языке, который давно мёртв. Откуда ты это взял? Зачем ты спрашиваешь?
- Трей услышал, как я говорю во сне.
- Вот как?.. И что же тебе снится?
- Я не помню своих снов.
Старый маг нервно переплёл пальцы. Демиан наблюдал за ним, удивляясь реакции на пустяшный вопрос.
- Так как же это переводится с древнеавалларского?