Мертвый постмодернист. Очерк биографии одного человека. Абсурд.
/род. в 1929 - ум. в 1995/
Мой палец абсурден, -сказал я. Ты засмеялась.
/Из разговора с Катрин в метро/
Родился я в 1929 году в Тунисе, в дождливый июльский вечер в роддоме одного из спальных районов Туниса. Было тепло. То эротическое тепло сырой ночи первого моего дня на этой планете я не забыл во всей моей жизни. Средиземноморские красавицы все детство кружили мое сознание окольными путями, но моей целью всегда оставалась родная племянница. Но она была уже замужем за одним из состоятельных арабов, так, что в моей юной, нездоровой и неоформившейся душе рано созрел комплекс желания. В год моего десятилетия, моих родителей расстреляли местные фашисты и мне пришлось жить в оккупации в доме своей племянницы. Как меня угнетало то возрастающее чувство желания обладать ею все эти годы, эти долгие шесть лет, пока шла война. В 16 лет, уже основательно начитавшись разной литературы, я решаю поступить в Сорбонский университет на факультет философии. Среди первых моих друзей был один парень, который и познакомил меня с работами Фрейда. Я поведал ему свою детскую тайну и увидел как жадно загорелись его глаза и как непристойно задвигал он бедрами. Он предложил мне, но я отказался - основать малый литературный кружок по психоаналитическим работам. Мой Эдипов комплекс перебивался Аристотелем, Фомой Аквинским и Спинозой. Я возненавидел этих старых, застарелых идиотов, и перекинулся на Локка, Гоббса, и Ницше с Шопенгауэром. О как меня возбуждал Заратустра! Позже я издам книгу, где расскажу в ней о связи между Ницше и либидозными пульсациями Заратустры. Один раз внимательно рассматривая свою руку перед лицом миловидной библиотекарши, я увидел большую и красивую книгу. Это было "Бытие и время" Хайдеггера, 20-летие выхода которой праздновалось. Углубившись в чтение этой книги, я 10 ночей под одеялом эротично смаковал каждый пассаж из этого произведения и для себя решил, что именно эта книга будет моими родителями. Нету у меня папымамы. Как говорил Антонен Арто и пел Джим Моррисон. О как мне нравились хиппи! Я отрастил себе пышную шевелюру, одел на руку плетеный шнурок и порвал себе джинсы на заднице. И в таком виде до начала 70-х преподавал философию в Сорбонне. Я посылал подальше на лекциях старых застойных философов, я клеймил рациональность и обожествлял животные инстинкты. В 1968 году я с презервативом в руке пошел на баррикады в Париже. Но эпоха хиппи уже кончалась. У нее была слишком преждевременная эякуляция. Я решил, что нет ничего более вечного, чем Текст. Так я записал в свой паспорт, что родители у меня - Время-как-Текст и Бытие-как-Текст. Понял я, что продолжить свой род можно, только занятиями сексом с Текстом. Тогда я написал, что через волю к власти можно прийти к воли к сексу с Текстом и воли к Тексту с сексом - кому как нравится - все равно это бред. Пообщавшись с молодежью, я стал использовать язык-как-Текст, говоря абсолютно непонятные и запутанные вещи. Я выдумал новые слова: Угроза-как-Текст, единое-зонтика-как-анти-Эдип, аттрактор, актор, санапенис, фаллологостимулятор, phantasein и другие. Я не объяснялся по-другому, кроме как ими. Когда мне один студент задал вопрос, "Что есть философия? ", я ответил: "С точки зрения логической градации и человеческого позитивизма философия есть трансцедентальный эмпирикритицизм, двуединый монизм, включающий в себя проходимость по необходиости и необходимость по проходимости. Учитывая концепцию Наумана, Фаумана и Пифагора о положительной интерпретации отрицательных явлений, тем более Фейербах индуцирует, что субстанция человеческого бытия содержит в себе столько апостулатов, сколько апостаментов содержит "Наука логики" Гегеля. И если все это рассмотреть через призму-клизму психоанализа, то получится не то, что что-нибудь, а тем более вообще, то есть Единое Фаллоса". Пришлось мне идти на прием к врачу, где я заявил, что "Я - есть Угроза-как-Текст, и Оно, конечно, можно, если это, ничто иное, как если что. А вот ты как коснись, так ответ тебе, и dasein тебе в солнечный анус". Поставили мне тогда повышенную проходимость симулякров в костном мозге, и аутизм. Позже про таких, как я напишут, что это родило шизоанализ. А мне все равно было. Я все ставил на места в беспорядке, моя голова изнутри обагривалась кровью и постоянно лопалось, как лопается та защитная пленка у девственницы при дефлорации. И этот момент выхода и входа в две сферы Единого и Внешнего, я назвал Складкой бытия-как-Текст(Секс). Наступали тяжелые 1980-е года. Умерли мои университетские друзья: кто от сифилиса, кто от передозировки, кто умер в психушках. Но я продолжал творить. Во мне вовсю фонтанировала феноменология духа, я взламывал и насиловал один слой бытия за другим. Вскоре все открылось передо мной. Валяясь на полу с пачкой таблеток от кашля и бутылкой русской водки, я брал в руки свое самое дорогое и рефлексировал. Это придавало мне. Я перестал выражаться ясно. Советский Союз стал ко мне боком. Я решил, что миром будет править концептуализация. Я решил вогнать все в рамки концептов, так родилась моя безумная идея о концепции Угрозы-как-Теста как универсума. Я посла письма самому себе, о невозможности дискурса Иного во Внешнем, находящегося в коитальной зонес Единым. Я отвечал концепцией своей на свою же концепцию. Я ко всему клеил марки "концептуально" и "неконцептуально". Я получал от этого удовольствие. Я имел капитализм, дефинируя и онанируя с ним как концептом насилия над Угрозой-как-Текстом. Мне стукнуло 60 лет, когда стали рушиться стены в восточной Европе. Я уже перестал бояться за Единое. Я просто совершил акт дефекации на Единое, заменив его Фрагментным. Но и здесь не обошлось без концепций. Мое Единое, которое заменяло мне семью, внезапно стало мне мешать, пристраиваясь сзади. Мне пришлось желать Иного. Я уже полностью забыл про Эдипов комплекс, я вовсю говорил о безумстве Фрейда и его импотентности и иденпотентности. Но каждый вечер, мое Фаллическое Фрагментарное заставляло ложиться меня на сладку Бытия и быть прижатым со стороны Единого Сверхчувствительной Номадой. И это извращение я называл в своих трудах Деконструкцией. И тут случай помог мне. Я отверг познание как реальность, я встал на сторону анархистов и заявил об отделении философии от метафизики, как мух от котлет. И Единое не простило мне этого Оскорбления-как-Текст. Оно замыслило коварный план - Смерть Автора. Мой Текст стал обременять общество. Мои идеи стали непопулярными. Мне стало не хватать Чувства, которое я испытывал оргазмируя от Угрозы-как-Текста. Текст перестал слушаться своего Автора. Он повзрослел и стал вести свою беспорядочную половую жизнь с другими Дискурсами. А я был отставлен. Мои концепции становились трагичнее и трагичнее с каждым днем. И я сказал, что универсальное мертво, а Единое существует как Искусственное. Меня в последний раз в жизни вознесли на почетное место, обсуждали и интерпретировали. Но Комментарий и Интерпретация недолго были в связи с Текстом, они вскоре отделились и замкнулись в своей сингулярности. А я в последний раз прорефлексировал над собой, поняв, что Я - есть Инвекция и Интеракция Определенного Сущего-как-Текста-при-глобальном-как-себя-есть-в. 20 октября 1995 года меня не стало. Я умер. Я съел две упаковки снотворных и заснул на подоконнике своей квартиры. Единое, мстя мне за измену Текста и подмену Дефиниций подтолкнуло меня в метафизическую Спину-в-себе и я выпал из окна. Меня не стало и не встало. Постмодерн умер. Единое злорадно смеялось, пока его не отымела КНФ. А КНФ занялась расследованием мотивов убийства. Но Время, Zeit уже Было. Моя жизнь была Абсурдом, равно как и мой палец руки. Я не любил мочиться, я любил гнать. Мне было далеко от Зла. Ночь цветет. Маргарин стух. Асфальт хохочет и хочет зеленых прохожих. Аптека занимается обедом. Утро встает на свет. Дух противится каше. Единое противный. Жизнь фекалиям,
Произведение "Невозмость духа време. Зря. "(отрывок)