Демидов Михаил Александрович : другие произведения.

Стрелочник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  

Михаил Демидов

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Стрелочник

Роман

  

- Ох, боюсь я, боюсь я

вагонов железной дороги,

ужас находит на меня.

Лев Толстой.

  
  
  
  
  
  

2008

   Содержание
  
   1) Знакомство..................... 3
   2) Станция "Яровая"........... 31
   3) Столкновение................ 58
   4) Валеркин пацан.............. 72
   5) В гостях у егеря............. 88
   6) Засада............................... 112
   7) Расставание.................. 149
Знакомство

I

  
   Низкое солнце вставало за полярным кругом. Была ещё глубокая холодная зима, но солнечный свет всё больше распространял своё влияние над тундрой, предвещая длинный полярный день.
   Снег ещё скрипел от холода, и стояли двадцатиградусные морозы, но мартовское солнце уже в полную силу освещало бесконечную снежную равнину.
   Давно откипели сибирские страсти, зажили раны, а от товарного вагона с металлоломом остались одни тёплые воспоминания.
   Тяжёлый дизельный локомотив со знаком "РЖД" на борту тянул за собой два специализированных пассажирских вагона сквозь белую пустыню. Низкорослые ели были окутаны снежной ватой. Ледяное сияние голубого неба сливалось на горизонте с холодными сугробами. Низкое солнце блестело на снегу. Его равномерное мерцание щемило глаза Стрелочнику, безмолвно рассматривающему заполярный ландшафт, упёршись локтями в откидной столик.
   - Димка, иди сюда. В крокодила будешь с нами играть? - обратился к нему загорелый бородатый походник.
   - А это как?
   - Я тебе загадываю слово, а ты его остальным знаками объясняешь. Можно по смыслу, можно по звучанию, - турист показал соответствующие знаки. - Вот я, например, загадываю тебе слово "акционер", а ты показываешь всем морду Геннадия Фадеева!
   Сидевшие напротив в плацкарте туристы разразились хохотом, глядя на своего товарища, надувающего щёки как генеральный директор акционерного общества "Российские Железные Дороги".
   - А почему крокодил? - перебил Стрелочник, не дождавшись конца веселья.
   - Ну, потому что-а-а-а... потому что-а-а-а...хрен его знает! А разве это важно?
   Стрелочник пожал плечами и отвернулся смотреть в окно. Их веселье мешало его одиночеству. Он был откровенно против брать этих туристов-походников с собой до Апатитов, которые, намучившись в неотапливаемых электричках, кое-как добрались от Петрозаводска до Кандалакши. Он робко топтался возле Стрелочницы, которая, быстро познакомившись с ними на вокзале, пообещала подбросить их на место.
   Его раздражали их постоянные крики, смех, песни. Они мешали ему сосредоточиться и спокойно смотреть за окно на зимнюю тундру, которую он ещё никогда не видел. Он чувствовал себя так, как будто целая куча непрошеных гостей явилась к нему в дом и завладела его пространством. Единственное, что у него было и к чему он так привык - это была тишина. И как раз тишины нельзя было требовать от двенадцатиголовой группы студентов-походников.
   По началу они очень живо интересовались его судьбой, хлопали в знак уважения по плечу, предлагали чай со спиртом, но, заметив его равнодушие и даже неприязнь, отстали от него. Только в те моменты, когда вся группа принималась за одно дело, садилась есть, запевала песню, начинала играть в игры, они непременно обращались к нему снова, потому что оставить кого-то вне коллективных занятий считали немыслимым и неприличным.
   - Так ты будешь играть? - обернулся к нему молодой парень с лыжной палкой в руках.
   - А это уже Хибины? - как будто не замечая вопроса, переспросил Стрелочник ломающимся подростковым голосом.
   - Так давно уже! Мы в Кандалакше-то ещё вчера к вам подсели.
   - Я тогда вперёд пойду, к Насте, - поднялся Стрелочник из-за стола, надевая куртку, - спереди смотреть интереснее.
  

II

  
   Растворив двери тамбура, Стрелочник очутился на обжигающем морозе перед большим статным локомотивом светло-голубого цвета. К торцу вагона была пристроена площадка, закрывающая сцепку. Одетые в рукавицы руки крепко схватились за перила стального навеса. Делая маленькие шаги, Стрелочник перебрался на локомотив. И уже уверенно зашагал вдоль него к кабине.
   Отряхивая снег, он прошёл вовнутрь и плюхнулся на кресло машиниста возле Стрелочницы.
   - Что там наши пассажиры делают? - спросила она.
   - В "крокодила" играют.
   - Интересная игра?
   - Не знаю. Акционеров надо показывать.
   Оба замолчали. За последний год они привыкли молчать вместе. Стрелочнику нравилось следить за бескрайним полотном железной дороги. Ему было в тягость, когда Стрелочница его что-то спрашивала или когда надо было что-что сказать самому, как это было с походниками. В эти минуты он жутко напрягался, пересиливая себя, потел и, видя в глазах собеседника свою неловкость, начинал, в конце концов, страшно стесняться своих слов, жестов и поступков. Это приводило к тому, что он замыкался и замалкивал совсем. Чем больше людей слушало его, тем хуже он говорил. Ему нередко приходили уже потом верные слова, но ситуации, для которых они возникали, к сожалению, никогда уже больше не повторялись.
   - В школу бы тебе, Стрелочник, - прервала вдруг его молчание Стрелочница.
   Он не ответил.
   - Ты когда за партой-то последний раз сидел?
   - В марте, в прошлом марте.
   - Уже год, - она улыбнулась. - Вот приедем в город, устроим тебя в лицей. Или училище. Ты куда больше хочешь?
   - Не знаю.
   - Ну что "не знаю"? Ты спросил бы: какая разница?
   - Какая разница?
   - Я думаю, что в лицее экзамены надо сдавать, а училище так берут.
   Стрелочник молчал. Он знал, что если он не ответит, то эта неприятная тема замнётся сама собой. Однако даже молчание после таких разговоров становилось тяжёлым.
   - А можно я? - Стрелочник потянулся к рукоятке управления.
   - Давай! Только на половине держи. Выше не надо. А я пойду пописаю, окей?
   - Да, очень окей, - ответил он, и рот пацана расплылся в улыбке.
   Он сидел один в кабине локомотива и управлял составом. Эти минуты он любил больше всего. В его глазах отражался блеск стальных рельс. Чугунная тяжесть колёс лежала под его рукой. Серая лента шпал успокаивала как колыбельная. Он не представлял себя астронавтом или капитаном Немо, как это делает масса подростков. Его воображение вообще редко рисовало ему то, чего не видели его глаза. Но зато они высасывали из окружающего всё до последней детали. И единожды увиденное он уже не забывал никогда...

III

  
   Он хорошо помнил серый душный сибирский вокзал, невыносимое жаркое солнце и околовокзальное зловонье. Он помнил высохшие на клумбе цветы и старую бродяжку с изжаленными язвой ногами. Она что-то говорила ему сквозь беззубый рот, махая сухими истрескавшимися руками.
   Миновав лесом милицейское оцепление, он пришёл на вокзал, потому что больше идти было некуда: дорога упиралась в заколоченные деревянные двери. Вход был со стороны и только по предъявлению билета. Билета у Стрелочника не было, и он просидел несколько часов на солнцепёке, прежде чем решился подойти к кассам.
   - Здрасьте, - сказал он в окошко, вытягивая шею, - а сколько стоит... нет, а как доехать до... а можно в Москву поехать?
   Кассирша вытерла рот салфеткой и, дожевав бутерброд, спросила:
   - Какой поезд?
   - Не знаю.
   - Пассажирский, скорый, экспресс?
   - А экспресс как долго едет?
   - До Свердловска 16, там пересадка, вместе что-то около суток. Но он только три раза в неделю ездит. Следующий поезд послезавтра.
   - А, - Стрелочник замолчал. Обилие информации подавило его. Вместо того чтобы разрешить своё неведение о том, куда податься и на чём поехать, она запутался ещё больше и как всегда застеснялся.
   - Так что, куда едим? - повысила голос кассирша.
   - Это...на Первомайск...пожалуйста.
   - Куда?
   - Первомайск, который там, - Стрелочник махнул рукой, - 640-й туда едет.
   - То Москва, то Первомайск, - фыркнула кассирша, - но я без паспорта всё равно не продам. Ты с кем? Где родители?
   Стрелочник даже вздрогнул от такого возмутительно-бестактного в его глазах вопроса. Он готовился спросить что-нибудь про стоимость билета и попросить верхнюю полку, но тут оробел и замкнулся.
   - Мальчик, иди, там посиди! Не задерживай очередь, - толкнул его в спину, стоявший позади мужчина и обратился к кассирше:
   - Здравствуйте, один билетик до Новосибирска. На скорый. Вот паспорт. Пожалуйста.
   Стрелочник отошёл от кассы и заплакал. Он уселся на корточки, спрятав голову в ладоши, чтобы никто не видел его слёз. Ему было не просто обидно, а нестерпимо жаль самого себя. Он плакал о том, что нет ни одного человека в мире, которому бы он мог пожаловаться. Ему это было сейчас так надо и никто, совершенно никто не мог ему помочь. Он испытывал одиночество как материальную, осязаемую вещь. От неё нельзя было избавиться или спрятаться, как от плохой погоды.
   Сквозь заплывшие глаза он смотрел на проходящих мимо людей и видел, что все они по сравнению с ним одинаковые. Им было с кем проститься и будет с кем встретиться. И только он единственный из всего человечества по настоящему одинок в этом мире. Они даже не знают, что такое одиночество и даже непонятно, как они могли до него придумать такое слово.
   Слёзы уже не текли, а просто падали из глаз, как только он снова начинал себя жалеть. Он вспомнил сказку, в которой мальчик и девочка, убежав от злой мачехи в лес, попали в руки к старой колдунье. Она превратила девочку в птицу и посадила её в клетку. Так она разъединила детей и обрекла обоих на одиночество. Оплакивая себя, он даже не заметил, как какая-то женщина в летнем платье встала позади него и, раскрыв сумку, выкидывала из неё какой-то хлам. Он чувствовал, что за ним кто-то стоит и даже пялится на него, но он упорно отвергал всякий визуальный контакт с неизвестной прохожей.
   "Что они знают про меня? - плакал Стрелочник, - они даже представления не имеют, насколько я другой. Пусть только попробуют пожалеть меня..."
   - А день-то ничего сегодня, удачный! - услышал он вдруг знакомый голос, - вроде стрелку тут не забивали, а встретились!
   Стрелочник повернулся. Его лицо красное от слёз и искажённое рыдальными судорогами в течение двух секунд превратилось в счастливую запачканную физиономию. Мокрые заплаканные глаза высохли и округлились, а кривой дрожащий рот растворился в улыбке, выставляя на показ нечищеные зубы. Не в силах сдержать своей радости он бросился на шею Стрелочнице, сильно прижимая голову к её плечам.
   - Ну, ну, ну, что за телячьи нежности, - хлопала она его по спине, - договорились - встретились. Тайминг!
   - Я думал, они тебя... что ты... что тебя уже нету! - разжал, наконец, Стрелочник обьятья. - У меня свёрток выпал... я не дождался шестидесяти...
   - Каких шестидесяти?
   - Ну, там, на сцепке. Я раньше времени хомут снял!
   - А, ерунда, не переживай, - Стрелочница сделала вид, что не помнит такие мелочи, - всё как надо было!
   Стрелочник тараторил как заведённый. Он рассказал про свёрток, шосспол, глухие выстрелы на дороге, покупку плейера и неожиданно подходящую музыку, про милицейский кордон, про лес, про дорогу, про солнце - про всё то, что он испытал в эти несколько часов безвыходного одиночества. Стрелочница кивала, поддакивала и ахала, тайно наблюдая за тем, как изменили эти несколько часов подростка.
   Пока он говорил, она купила яблоки, вымыла их газированной водой из бутылки, вытерла подолом платья и, раздав по одному каждому, спрятала остальные в сумке. На зубах у путешественников захрустела свежая антоновка.
   - Слушай, а не поехать ли нам куда-нибудь? - предложила Стрелочница.
   - Конечно, - обрадовался Стрелочник, - куда?
   - Я вообще-то в Кудымкар хотела. Там оттяги клёвые.
   - А где это?
   - О, это далеко. Пойдём к кассе, что зря базарить.
   Услышав слово "касса", Стрелочник вспомнил толстую недобрую кассиршу и, радуясь, что сможет отплатить ей за обиду, утвердительно шагнул вперёд:
   - Идём!
  

IV

  
   - До Перми прямого нет, - ответила кассирша, - с двумя пересадками выйдет. Это если на скором: первая в Новосибирске, а другая... - она защёлкала клавишами, - а другая либо в Тюмене, либо в Петропавловске. Но там надбавка СНГ-шная, потому что он на территории Казахстана.
   - Хорошо, хорошо, - перебила Стрелочница, - вы мне скажите, Тюмень - это уже Свердловская или ещё Западно-Сибирская железная дорога?
   - Ой, девушка, а я и не знаю.
   - А Петропавловск в состав РЖД входит?
   - Вы такие вопросы задаёте, я не знаю, - смутилась продавщица билетов, - это вам надо к кому-то из персонала повыше обратиться.
   В это же время Стрелочник настойчиво заглядывал в окошко то с одного, то с другого бока, вытягивая шею, закусывал нижнюю губу, водил пальцем вокруг встроенного в стекло микрофона. Он делала всё, чтобы обратить на себя внимание кассирши, которая на этот раз стеснялась делать ему замечания. Она рылась в книгах, выискивая телефон начальства.
   - Я вас могу соединить только с заместителем начальника вокзала, потому что начальник сейчас в отпуске.
   - Ой, нет, спасибо, - отказалась Стрелочница, - вы лучше мне скажите, когда следующий поезд на Новосибирск?
   - В 17.30. по-московскому.
   - 17.30. плюс шесть... Через три с половиной часа значит, - произвела подсчёты Стрелочница.
   - Да, точно, с шестого пути.
   - Большое спасибо!
   - А билетик? - удивилась кассирша.
   - Билетик не надо.
   Стрелочник щёлкнул пальцем в микрофон и, отходя от окна, показал кассирше язык. Ему казалось, что этот разговор нарочно был выдуман, чтобы поприкалываться над ней. И они со Стрелочницей, не сговариваясь, прекрасно исполнили свои роли.
   Он шёл довольный позади своей наставницы, думая о том, как удачно всё получилось.
   Они вышли на улицу, прошли вдоль заваленных яркими фантиками и упаковками ларьков и оказались на автобусной станции рядом с интернет-баром.
   - А куда мы щас? - поинтересовался Стрелочник.
   - В Новосибирск.
   - Как?! Без билета?
   - А у тебя что, есть паспорт?
   - А у тебя что, тоже нет?!!
   - Стрелочник, - обернулась к нему наставница, - паспорт - самая ненужная вещь в мире. Он нужен только там, где его нужно предъявлять. Во всех остальных местах он не нужен.
   - Так, как же мы поедем?
   - Мы сядем на автобус, доедем до первой станции, там подойдём к составу и скажем, что опоздали на поезд.
   - А так можно?
   - А у нас что, есть выбор?
   - Не знаю.
   - Ну, вот и договорились.
   - А если нас не возьмут?
   - То будем ждать следующего. Ты что, куда-то торопишься?
   - Нет.
   - Ну вот, видишь, как всё удачно складывается. Пойдём, мне нужно в инете одну фишку посмотреть.

V

  
   Через два часа водитель автобуса, вытирая об штаны руки, вынул из прищепки лобового стекла истёртое картонное расписание.
   - В Чаадаево мы будем не раньше двух ночи, - показал он грязным пальцем на время, - где-то к семи будем в Назараво.
   - А что больше Чаадаево или Назарово? - повернула к себе расписание Стрелочница.
   - Назарово - районный центр, Чаадаево - так себе, деревня.
   - Деревня, но поезда в ней останавливаются?
   - Так на пару минут только. И то лишь те, где вагоны-рестораны есть. Там заводик пивоваренный. Пиво дешёвое, по себестоимости. "Медведь" называется, может, слышали?
   - Послушайте, а вы не могли бы нас до Чаадаево так подбросить? Уж больно неохота билет покупать: ехать всего одну остановку, а подоходный всё равно целиком платить. Мы с вами так сочтёмся.
   - Места будут - возьму. Подождите вон тама, возле ряда. Я фарами моргну.
   - Огромное вам спасибо.
   - Пока не за что.
   Через пару часов Стрелочница проснулась и с испугом выглянула в окно автобуса. Тусклые придорожные фонари говорили о приближении к населённому пункту. Она протёрла глаза и прошла вперёд к водителю.
   - Чаадаево? - слипшимися ото сна губами произнесла она.
   - Оно самое.
   - Знаете что, спасибо. Вы нас к вокзалу не подвозите, а там, где вам удобно остановитесь.
   - Впереди переезд, там вправо, вдоль путей метров двести до станции.
   - Отлично, там и высадите.
   Она толкнула Стрелочника в плечо и тот, резко открыв глаза, закрутил головой, соображая, что произошло.
   - Вставай, отличник, - шёпотом произнесла она, - станция.
   На улице было свежо и даже зябко. Стрелочник ёжился от холода, выворачивая воротник летней рубашки. Всё его тело покрылось толстой шершавой гусиной кожей.
   - Двигайся, двигайся, Стрелочник. Важно, чтобы кровь забегала. Хоп-хоп-хоп!
   Недовольный насильственным пробуждением подросток вяло повиновался приказам, втягивая как можно дальше шею в воротник рубахи. Он бы ещё больше разозлился на Стрелочницу, если бы она начала его пихать и толкать. Но она лишь быстро шла впереди, поочерёдно прыгая на одной ноге.
   - Это сейчас пройдёт, - успокаивала она его, - спросони всегда холодно. Да двигайся же ты, легче будет!
   Вход на станцию был свободный. Паспорта и билеты никто не проверял, потому что никого не было. Стрелочники ходили взад-вперёд по безлюдному перону, жадно вслушиваясь в каждый звук и шорох.
   - Идет, кажись! - обрадовалась Стрелочница, спрыгивая на пути и прикладывая ухо к рельсам.
   В этот самый момент послышался звон бутылок и на платформе показался силуэт с тяжёлым прицепом, доверху набитым пивными ящиками.
   - Точно, это наш, - подтвердил Стрелочник, показывая пальцем на грузчика.
   - Дяденька, что новосибирский поезд? - подбежал он к нему, радостно прыгая вокруг телеги.
   Тот кивнул головой и, останавливая прицеп у жёлтой линии, спросил:
   - А вы чё тут делаете?
   - Да мы поезд свой пропустили. Вот что. Я в окно высунулся - вижу "во"; думал Назарово, а это Чаадаево. Вышли по яблоки, а как вернулись, то поезд-то уже и того...
   - "Неплохо, - подумала про себя Стрелочница, - прозорливости у него не отнимешь".
   - Так что ж, и вещи ваши уехали?
   - Всё уехало: и багаж, и документы. Всё.
   - Гх, - усмехнулся грузчик, выставляя ящики на платформу, - такое у нас тут уж бывало. Остановка в расписании не значится, вот народ и вылазит, думая, что Назарово. Ща спросим; если бригада хорошая, то возьмут.
   Подросток повернулся к Стрелочнице и взглянул ей в глаза. Она дала понять кивком головы, что по достоинству оценила его находчивость, однако, обращаясь к грузчику, сердито добавила:
   - Двоешник! Читать ни фига не умеет. Это, говорит, Назарово, 15 минут стоим. Пошли!
   Вдали показался жёлтый фонарь локомотива, а на переезде зазвенел звонок и переключился сигнал семафора.
   Длинный состав подъезжал к платформе. Двери вагона-ресторана были раскрыты. Держась за поручни, из них уже высовывались головы официантов.
   - Как дела, Андрюх? - бросили они безлично вопрос в сторону грузчика, спрыгивая на платформу возле жёлтой линии.
   - Нормально. Двадцать ящиков "Медведя", как обычно.
   - Ну, вот и славненько, - принялись они с энергией за работу.
   Стрелочники топтались возле ящиков, не замечаемые персоналом. Они были в некотором замешательстве из-за того, что вроде бы грузчик пообещал позаботиться о них, а сейчас не обращал на них ни малейшего внимания.
   - А кто сегодня Сергеевна или этот олух усатый? - спросил он, наконец, у официантов.
   - Сергеевна.
   Грузчик оставил на мгновение ящики и, пройдя пару метров вдоль вагона, постучал в окно:
   - Сергеевна, выдь на минутку. Дело есть.
   - Что случилось? - вышла на платформу аккуратно одетая проводница с журналом в руке.
   - Вон, это к тебе.
   - Вы знаете, у нас несчастье, - начала говорить исполненным жалости голосом Стрелочница: - уехал наш поезд. А там всё: и документы, и деньги, и вещи. Мы ошиблись: думали, что Назарово, что стоим четверть часа.
   - А, знаем, знаем, - ответила проводница, беспокойно оглядывая Стрелочников. - Только как я вам помочь-то могу, у меня мест нету.
   - Да, нам места не нужны, - махнула рукой Стрелочница, - мы в тамбуре пересидим, до Новосибирска одну ночь уж как-нибудь перекантуемся. А, пожалуйста?
   - Ну, не знаю, как в проходе-то сидеть будете, - замялась проводница, в тот момент, когда официанты закончили погрузку.
   - Тётенька, пожалуйста, - взмолился вдруг Стрелочник, - у меня там коллекция кузнечиков. Я всё лето собирал у деда. Ребята в школе ждут. Я привезти обещал. Пожалуйста...
   - Ладно, ладно, - поддалась на жалости проводница, - в ресторан вас посажу. Но дорожных пакетов вам не выдам. У меня все они на пересчёт.
   - Не, не, не надо, - в один голос затараторили Стрелочники. - Что вы, ещё бы! Огромное вам спасибо!
   - Быстро, быстро залезайте.
   - Огромнейшее спасибо!
   - Ладно.
   Поезд тронулся. Стрелочники уселись напротив друг друга, разложив локти на столе. В вагоне ресторане было тепло, тускло и уютно. Официанты складывали пиво в холодильник.
   - Ну, вот мы снова в пути, - подвела итог Стрелочница, - клёво, правда?
   - Да!

VI

  
   До Перми стрелочники добрались лишь к концу августа. Бесконечные пересадки и поезда запомнились как одно утомительное привокзальное ожидание. Сначала Стрелочник был увлечён тем, что считал количество остановок, запоминал названия населённых пунктов и станций, проговаривал всё от начала до конца, но вскоре одноликие серые вокзалы слились в единую непроницаемую железнодорожную массу.
   Они были в Новосибирске, Омске, Кургане, Челябинске, Свердловске прежде чем добраться до Перми. Помимо больших городов были десятки, если не сотни мелких населённых пунктов и деревень, где так или иначе всякий раз что-то получалось.
   Самое сложное было сон и еда. У них не было достаточно денег, чтобы питаться булками и консервами, но Стрелочница напрочь отвергала русские фастфуды, настаивая минимум на одной нормальной порции картошки с овощами в день.
   В больших городах они садились в метро и спали в вагонах. В деревнях уговаривали одиноких бабушек приютить их. В гостиницах останавливались часто, но коротко, чтобы только помыться и привести себя в порядок.
   Бродячая жизнь не была Стрелочнику в новинку, однако, добравшись до Перми, он признался, что ехать больше никуда не хочет.
   - А больше никуда ехать и не надо, - успокоила его Стрелочница, - теперь мы на месте. Пермь - это начало Беломкура.
   - Какого кура?
   - Бе-лом-ку-ра. Белое море - Коми - Урал. Это железная дорога, соединяющая Урал с Мурманском. К счастью, РЖД как-то не очень обеспокоенно этим участком. Здесь много стрелочников. Если их где-то много, то это здесь, - отвечала Стрелочница, облизывая пломбир, - здесь можно легко собрать себе грим, а может даже и зарегистрироваться.
   Стрелочник доел мороженое и схватился руками за брючины.
   - Не вытирай руки об штаны, стирать негде! - повысила голос Стрелочница. - Не каждый же день новые джинсы тебе покупать.
   Он поднял руки вверх и беспомощно уставился на неё.
   - Иди вон в кафе, скажи, что надо руки помыть.
   Он вернулся, вытирая руки об штаны.
   - Что сейчас?
   - Сейчас мы идём в хозтовары, в строительный отдел.
   - Зачем?
   - Не зачем, а как!
   - Что как?
   - Как найти стрелочников!
   - А-га...
   В хозтоварах у прилавков толпились мужчины, обсуждая назначения и преимущества выложенных инструментов.
   - Голимые насадки, - уверял один из покупателей в отделе электродрелей, - один раз сорвёшь и всё!
   - Да прям, я таким набором уже два года пользуюсь. Держится, будь здоров!
   - Не знаю, что у тебя там держится, я одну стену в два куба не успел приконопатить, как крестовая расхерачилась.
   - А доски можно и через одну конопатить, - вмешалась в разговор Стрелочница, - тогда не так быстро... расхерачивается. И на шурупах экономишь. Но вообще, главное, доски просверлить, чтоб потом не трескались...
   Оба парня тревожно переглянулись.
   - А зачем вообще доски, - продолжала Стрелочница, - железный грим гораздо лучше: массивнее и надёжнее. Его надо только уметь сварить. Вы понимаете, о чём я?
   Парни рассмеялись и расслабились. Они отошли от прилавка, оставив насадки.
   - А ты что, новый грим себе варишь?
   - Ещё бы! Мой грим где-то в Сибири лежит истерзанный.
   - В загон попала?
   - Ну.
   - Где?
   - На Западно-Сибирской.
   - У, там шпалы суровые...
   - Это точно. А здесь как?
   - Здесь расслабон. Шпалы нас боятся. Мы с ними сотрудничаем, почти легально. Может, выдем? Магазин всё-таки.
   Рассевшись под зонтом уличного кафе, парни купили себе по пиву и продолжали рассказывать:
   - Легализоваться можно, но это не так просто.
   - Это значит...
   - Это значит, что нужна прописка в республике Коми. Там у них свои правила РЖД. Чтобы привлечь народ к Беломкуру и хоть как-то увеличить грузооборот, они разрешили аренду железнодорожного транспорта. Но только для своих. Чтобы деньги оставались в республике.
   - А прописка у них вещь реальная? - выспрашивала разговорившихся парней Стрелочница.
   - Прописка - как и во всей Российской Федерации: имеешь жилплощадь - имеешь прописку. Но то, что у них реально - это земля. За полярным кругом, можно за сто баксов купить себе пять метров тундры. На эту тему у них куча агенств. Ну вот, приходишь - договор, купчая, расписка - поставьте мне печать в паспорт.
   - Так вы чё, землевладельцы?
   - Не, - щёлкнул языком парень, - у меня девчёнка тут. Я у неё прописан.
   - А у тебя кто?
   - А я как бы дом себе купил. Бабушка мне одна дом продала, а потом тут же назад его откупила. Мне прописка - ей проценты.
   - А агенствам башлять надо?
   - В том-то и проблема. Во-первых, деньги дерут, а во-вторых, со шпалами бизнес крутят. На двух господ работают: тут тебе помогают, а там тебя продают. Купил землю и попал в блэклисты шосспола. На всю жизнь.
   - Так значит, геморой всё-таки?
   - Вообщем-то да. Как обычно. Но ты вот что: поезжай в Кудымкар, это уже Коми-Пермяцкий автономный округ. Электричкой можно добраться. 150 км отсюда. Там уже другое законодательство, и стрелочников много. Там как бы главный центр. И на месте уже будешь разбираться. Это всегда проще. Здесь в Перми не стоит ничего делать. Мы здесь только за сетью следим.
   - Ясно, - поблагодарила Стрелочница парней. - Нормальные герои всегда идут в обход. Правда, Стрелочник?
   Он насторожился и вытаращил глаза.
   - Собирайся, в Кудымкар едем.
   - О-о-ой! - простонал подросток.
   - Кстати, электричка через полчаса, - добавил парень, допивая пиво.
   - Слышал? Родина-Мать зовёт, пошли!
  

VII

  
   Туристы по-своему расположились в отведённых им полвагона в составе Стрелочников. Они по-домашнему развесили в плацкарте бохилы и ветровки; сушили и смазывали лыжи; готовили в проходе еду на примусе. Одна часть группы занималась хозяйством, другая развлекала хозяйственников подгитарными песнями:
   "Бриг-Мулла, Бриг-Муллы,
   Бриг-Мулле, Бриг-Муллу,
   Бриг-Мулло-о-ою..." -
   Раздавалось на весь вагон высокое женское двухголосье.
   Стрелочница с умилением глядела на развернувшуюся жизнь в её новом доме. Ей было отрадно следить за суетой молодых походников, запросто распоряжавшихся любым свободным местом.
   - Настя, - окликнул её молодой парень, стороживший примус, - а есть ли у вас правила пользования составом?
   - В каком смысле?
   - Ну, там...воспрещается, дозволяется, отбой...- улыбнулся по-детски парень, выгибая шею.
   Он был одет в модную чёрную куртку "Columbia" и ботинки "The North Face". Его экипировка была новая и неношеная. Его ребяческая, даже слегка глуповатая улыбка говорила о том, что походным искусством он занимается недавно и радость первого похода заметно переполняла его.
   - А ты что, без инструкции не знаешь, как кашу сварить? - парировала Стрелочница, улыбаясь.
   Парень расхохотался. Его смех был искренним: он широко раскрывал рот и громко затягивал через него воздух. Эта детская раскованность и улыбка пробудили в Стрелочнице интерес и расположение.
   - Нет, я не о том, - сказал он. - Что будет, если например, шпалы увидят здесь всё это? - он показал рукой на примус и вагон.
   - Шпалам на это пофиг. Им важно, чтоб состав был зарегистрирован. Они же не участковые, а частная охранная служба имущества акционерного общества "Российские Железные Дороги". Их инструкции и правила касаются только самого транспортного состава, а не его использования.
   - Ну, хорошо, а если я, например, разобью окно?
   Стрелочница оперлась плечом о перекладину плацкарта, скрестив ноги:
   - Маме твоей сообщу, что ведёшь себя плохо!
   Парень опять рассмеялся тем глупым, откровенным детским смехом:
   - Нет, Настя, я же серьёзно спрашиваю?
   - А серьёзно отвечаю: пошлю телеграмму, так, мол, и так, ваш сын не умеет себя вести, примите меры!
   Парень смеялся. Его смех зажигал. Он так искренне веселился, что Стрелочница невольно стала вглядываться в его покрытое редкой подростковой щетиной лицо, следя за взрывами хохота на нём.
   Наконец он перестал смеяться и спросил:
   - Хочешь супу попробовать? С китайской лапшой. Вкусный?
   Стрелочница присела на корточки, зачерпывая ложкой суп из котелка. Прежде чем отпить, она подула в горячую жижу, вытягивая домиком сухие губы.
   - А ты кто, вообще? - спросила вдруг она.
   - Я? - Никита. Друзья ещё Китом зовут.
   - И чё ты делаешь?
   - В смысле? - насторожился он.
   - Ну, скажем, в смысле статусных привязок?
   - Как это?
   - Школа, армия, дом...
   - А, не, я в университете учусь, - ответил он, поняв, наконец, подтекст вопроса, - в Петразаводске. На политолога.
   - Ага, Марксизм-Коммунизм, значит, - отхлебнула Стрелочница остывающий в ложке суп.
   - Не, что ты! Это новая наука, при чём очень точная, без воды. Да и преподавательницы у нас все из Питера. Крутые такие: молодые все. Такие же, как...ты, - вдруг случайно вырвалось у него сравнение, заставившее его покраснеть и опустить глаза. - Но это... кандидаты уже. Заграницей учились и нас на летнюю школу туда вывезут.
   Стрелочница заметила, как при этом покраснели его уши, и заулыбалась:
   - Плесни-ка супу, действительно вкусный.
   Никита энергично запустил черпаком в котелок, чуть не опрокинув сгоряча примус. Он наполнил миску до краёв и подал её Стрелочнице.
   - Так это, значит, они научили тебя интересоваться правилами?
   - Нет, то есть да. Ну, вот как быть, - затараторил Никита, - ведь должен быть машинист, начальник поезда, проводники?
   - Машинистов среди нас, конечно, нет, - отвечала Стрелочница, отхлёбывая суп, - зато есть лицензия на пользование подвижным составом, выданная архангельским филиалом "РЖД".
   - И что?
   - А то, что мы имеем в аренде локомотив и два специализированных пассажирских вагона до конца года! - гордо подытожила Стрелочница, но потом, щёлкнув языком, всё-таки добавила:
   - Правда, только в пределах Северной железной дороги.
   - Так значит, всё в порядке?
   - Для шпал - да!
   - А для кого нет?
   - Для МПС - Министерства путей сообщения. Это они следят за стандартами, формами и прочей хренью.
   - А если они проверят?
   - Ну, тогда, штраф за то, что полотенца вам не выдала.
   Никита опять засмеялся:
   - А не отберут?
   - Ты что?! Если у тебя нет прав, то машину же не отбирают?!
   - Верно! А Димка кто: твой брат?
   - Не, - покачала головой Стрелочница, - скорее знакомый. В Сибире вместе в загон попали.
   - Куда?
   - В загон, в ловушку к шоссейной полиции.
   - И что? - с беспокойством поднял глаза Никита.
   - Ну, ничего, как видишь, выбрались.
   - А давно?
   - Летом.
   - Ты летом в Сибири была? - с восторгом поинтересовался он.
   - Да, было дело...
   - Тоже на этом же поезде?
   - Не, там грим другой был.
   - Другой что?
   - Грим, обшивка.
   - А где он сейчас?
   - Откинулся!
   - Чё сделал?
   - Где жрачка, Кит? - послышалось из глубины вагона.
   - Ладно, - отставила Стрелочница пустую миску в сторону, - давай потом, тебя друзья ждут!

VIII

  
   За окнами показались первые горы. Они были высотой не более полукилометра и напоминали издалека большие сугробы, из которых как спички торчали одинокие ёлки.
   Стрелочник сбавил ход, чтобы полюбоваться заснеженными холмами. Почти лежавшие на горизонте солнце было едва выше Хибинского предгорья. Его лучи стелились параллельно скатам, освещая снег сизым блеском.
   Железнодорожная колея делала изгиб между двух холмов. Она заметно поднималась наверх, покидая узкую лесную ложбину. Рыхлый снег рассыпался по сторонам под чугунными колёсами локомотива.
   Стрелочник перевёл рукоятку управления на "стоп". Состав плавно остановился.
   - Что тормозишь, Стрелочник?
   - Место красивое.
   Дизельный локомотив тарахтел, издавая редкое сопение. Бросив последний луч на яркий металл рельс, солнце село за горизонтом.
   - Как сеть? - поинтересовалась Стрелочница, передавая подростку миску с горячим супом.
   - Сигнал чистый. Первое движение за Апатитами. В нашу сторону ничего.
   - Когда был последний передатчик?
   - Только что проехали.
   Походники в это время доедали суп, гремя жестяной посудой.
   - О чём это вы базарили со Стрелочницей? - спросили Никиту из группы.
   - Да так, ни о чём.
   - Ни фига себе, ни о чём! Полкотла ей скормил! - возмутился белобрысый Лёха, жадно выскребая остатки.
   - По-моему, наш Кит не равнодушен к Стрелочнице, - добавила ехидная Юлька.
   - С чего это ты взяла? - встрепенулся Никита.
   - Да так, интуиция...- подняла она глаза кверху.
   - Странные они какие-то, - сказал высокорослый Саня, отставляя миску, - особенно этот Димка. Не разговаривает, не играет ни во что.
   - Да он ещё маленький, - высказался Лёха, - доставая из кармана сигареты.
   - А, по-моему, нормальные ребята. И вообще нехорошо за глаза про людей говорить, - вмешался в беседу бородатый руководитель. - Стрелочники - это особый народ. Мы у них проездом, а они здесь живут. То, что для нас экзотика, для них - жизнь. В какой бы поход мы не пошли, если припрёт, мы всегда вернуться можем, а им бежать некуда. И они на это идут сознательно, потому что они настоящие...
   - А мы что, не настоящие что ли? - перебили его в группе.
   - Мы в экстрим играем, а у них нет другого выхода. И в этом большая разница. Это так же, как идти по тротуару и представлять себе, что идёшь по канату над пропастью. Пока под ногами земля, легко быть сильным. Но пропади они хоть на секунду, как тут же пропадёт и сила. А у них не пропадает!
   Походники замолчали, подавленные убедительностью речей их руководителя. Он часто говорил вещи, на которые никто из его студентов не мог ничего ответить, потому что не имел того опыта, с высоты которого он эти вещи говорил. Однако в глазах группы было видно, что это возбуждало глубокие философские раздумья.
   Вместе с речами умолк и стук колёс, говоривший об остановке состава. Народ оживился, поднимаясь со своих мест и убирая за собой посуду.
   Двери вагона распахнулись и на снег выскочили Саня и Лёха. Зачёрпывая снег в ботинки, они подошли к локомотиву.
   Стрелочница открыла окно на стук:
   - Что стоим? - поинтересовались ребята.
   - Координаты сверяем.
   - А клёвое место. Может, днёвку устроим? А, Лёха?
   - Мужики! - закричал Лёха, убегая к вагонам.
   Его приятель обратился к Стрелочнице:
   - Вы как: торопитесь куда?
   Стрелочница отрицательно покачала головой и взглянула на подростка. Тот пожал плечами и тоже покачал головой.
   - Мужики! Днёвка! - оповестил всю группу Лёха.
   - Как? Что? Днюем? - посыпались вопросы из вагона.
   - Прикольное место, - послышался голос выпрыгивающего на снег Никиты, - горки реальные. На лыжах погоняем.
   - Сначала дрова! - пробасил руководитель сквозь общий гвалт. - Мужики! Давай за дровами, пока светло.
   Слух о днёвке разнесся быстрее, чем успевает догореть спичка. Не прошло и пяти минут, как на морозе показались тренога, шашлычница и шатёр. Туристы вытащили пену, спальники и подвесную печку. Быстро, чётко и отлажено готовили они место и разбивали на нём лагерь. Стрелочники с удивлением наблюдали за их прытью из окна локомотива.
   - Всё. Госи мотор, Стрелочник. Стоим.
  
  

IX

  
   Спустя час походники пили уже горячий чай. Кружки со звоном передавались к котлу. Дежурный энергично разливал чай, сильно расплёскивая его по сторонам.
   - Настя, давай кружку, - окликнул он Стрелочницу.
   - Ой, она в поезде. Сейчас достану.
   - Бери мою! - Быстро вмешался Никита, - я не хочу пока.
   Несмотря на общее оживление, этот жест был замечен всеми и как бы тут же всеми пропущен. Болтливые девчонки кивнули друг другу головами, не отрываясь от беседы. Саня и Лёха, раскладывающие лыжи, повернулись в сторону огня, словно заслышав иностранную речь. Руководитель прервал на секунду свои объяснения, окидывая взглядом количество походной посуды.
   Стрелочница протянула руку и взяла кружку. Она улыбнулась, и в уголках её рта образовались едва заметные ямочки.
   Никита засиял. Заурядная процедура чаепития превратилась вдруг для него в наполненное радостью событие. Он принялся после за работу с такой удалью, как будто что-то внутри него делало его счастливым.
   Народ копошился вокруг костра, и только один Стрелочник ещё занимался дровами. Сухие низкорослые сосны ломались легко и быстро. Он брал небольшой разбег, толкал дерево плечом, и оно тотчас валилось на снег. Его одетое в пуховик тело принимало издалека очертание зрелой мужской фигуры, наделённое силой и уже почти не имело ничего детского.
   - Димка, хватит, - обратились походники к волочащему за спиной сосну Стрелочнику, - уж дров натаскал на три днёвки. Садись чаю выпить.
   Руководитель собрал всю группу вокруг костра, чтобы обсудить дальнейшие действия.
   - Значит так, - начал он, - сегодня - днёвка. Проверяем снаряжение, готовим лыжи. Саня, на тебе манюня, - обратился он к соседу и тот кивнул головой. - Кто хочет, пусть катается с горок. Но, чур, лыжи не ломать. У нас всего одна манюня и та треснутая.
   Никита живо участвовал в обсуждении планов, перебрасывался короткими фразами с друзьями, советовался с руководителем, но всё это время испытывал в себе беспричинное чувство бурной, искренней неподдельной радости. Оно его несло и подначивало, словно в его планах было ещё что-то такое, о чём никто, кроме него не имел понятия.
   - Вечером, - продолжал руководитель, - шашлыки, музыка и танцы. Оттяг по полной программе! Всё, что сегодня не допьём - в аптечку до конца похода!
   Волна одобрительных возгласов прокатилась по рядам. Раздались крики и смех. Предвкушающие веселье молодые ребята стали кидаться от радости снегом, толкать и пихать друг друга. Руководитель распределил задания, дал важные распоряжения дежурным по поводу праздничного ужина.
   - Ну, а завтра, - продолжал он, - спокойненько встаём, собираем лагерь, прощаемся с ребятами, - он указал на стрелочников, - и двигаем дальше своим ходом.
   Этот план вызвал разностороннюю реакцию. Кто-то высказывался за продолжение днёвки, кто-то выразил свои сомнения по поводу "спокойненько встаём", а кто-то даже сначала намеревался сбегать за пивом. Никита же был категорически против за продвижение дальше своим ходом. Он настаивал на том, что до Апатитов надо ехать со стрелочниками.
   - Своим ходом нам тут три дня пути; и это с одной-то манюней! - горячо жестикулировал он. - Придём выжатые как мумзики. К тому же сухофрукты и греча кончаются. Могли бы в Апатитах закупиться. Чего нам не поехать с Настей? Вам ведь по пути, так ведь?!
   Стрелочница с умилением глядела, как пылко отстаивал он своё мнение: жестикулировал, и фыркал словно ребёнок, упрашивающий родителей разрешить ему остаться со взрослыми. Тем не менее, она безучастно молчала, игнорируя Никитины призывы о помощи.
   - Кит! Угомонись, - вступил, наконец, в спор с ним руководитель, - сам посуди: зачем днёвку делать, если после неё снова бока отлёживать. Не забывай, мы в поход пошли, а не этот... клубиться, как вы говорите.
   - Вот ещё, - недовольно возмущался Никита, - пешком чесать, когда хорошие люди подбросить согласны.
   Постепенно всё внимание группы перешло на него, и он тут же стал объектом разных догадок и недомолвок. Все по-разному реагировали на его беспричинную решимость отстоять своё мнение и вместе с этим бросали косые взгляды на Стрелочницу.
   - Кит! Это не кул! - толкнул его в плечо Лёха.
   - Действительно, чё ты выкалываешься как ёршь!
   - Хватит дурака валять, Кит!
   В итоге тему быстро замяли. Начались другие разговоры, и Никита был вынужден подчиниться общему мнению.
   - Дежурные - за работу! - давал последние наставления руководитель, - Саня, Лёха - лыжи и шатёр! Остальные кто куда. Но, ради бога, лыжи не ломайте!
   Народ разошёлся в разные стороны, и у костра осталась только Стрелочница с пустой Никитиной кружкой.
   - Ну, а мы с тобой, Стрелочник, идём передатчик менять, - обратилась она к подростку, поднявшемуся по инерции вместе со всеми.

X

  
   Мягкий рассыпчатый снег скрипел под ногами. Расстояние между шпалами для одного шага было слишком коротким, но для двух шпал одного шага не хватало. Стрелочник шёл рядом с рельсами, утопая в снегу.
   - Надо было у них лыжи взять, - высказался он.
   - Так, ты же сказал, что рядом? - удивилась Стрелочница.
   - Так, то ехать было рядом, а идти-то далеко!
   - А ты вообще болт взял с собой?
   - Да, вот он.
   Стрелочник выпростал руку из перчатки и аккуратно достал из кармана передатчик. Это был совсем новый металлический болт в полиэтиленовой упаковке. Его головка была отвинчена, а в резьбе был выгравирован 6-значный номер. Вместе с болтом в пакетике лежала маленькая пальчиковая батарейка.
   - А мы вот уже целый год меняем передатчики, а я так и не понимаю, зачем? - спросил Стрелочник, - сигнал ведь хороший.
   - Мы его на себя перепишем, а заодно и батарейку поменяем.
   - И что?
   - И то. Наш будет.
   - И зачем он нам?
   - Как зачем? Во, смотри, это не он?
   - Не знаю.
   Стрелочница присела на корточки и разгребла снег возле предполагавшегося передатчика. Она попробовала открутить головку, но та не поддавалась. Засунув руку в карман, она вытащила нечто похожее на измеритель тока и приложила его концы к железу рельс.
   - Четыре, ноль два, на восемь, - что-то считала она вслух, - вот он!
   Поднявшись с коленок, она сделала два шага назад и тут же оказалась в нужном месте.
   - Давай сюда ключ, - приказала она подростку.
   Тот протянул ей инструмент, внимательно следя за её движениями.
   Выкрутив болт из крепления рельсы, она подала его стрелочнику. Он уставился на изъеденный ржавчиной металл. Как пигментные точки располагались на его серебристом покрытии ржавые пятна. Он замахнулся, собираясь выкинуть старый металл.
   - Стой! Ты что делаешь?! - вовремя окрикнула его Стрелочница.
   - А что?
   - Нам ещё его номер нужен. Иначе дырка будет.
   - Какая дырка?
   - В сети. Давай сначала новый поставим. Где пакетик?
   Стрелочница вскрыла полиэтилен и ловко вставила вовнутрь болта батарейку. Прежде чем завинтить головку, она внимательно изучила 6-значное число на резьбе.
   - Счастливый номер. В сумме кратное трём получается.
   - Сколько?
   В глазах её напарника отразилось волнение.
   - В сумме кратное трём. В школу бы тебе, Стрелочник!
   Она достала из кармана мобильный телефон, а старый болт протянула подростку, указывая кивком головы на то, что его можно выбрасывать. Однако Стрелочник не выкинул его, а уставился на его 6-значный номер.
   Стрелочница в это время что-то быстро набирала по телефону. Она спешила. Пальцы на морозе моментально мёрзли и дубели.
   - А что ты пишешь?
   - Сообщаю номера болтов и свой код.
   - Кому?
   - Не кому, а куда! В базу данных магистрали.
   - Зачем?
   -Чтобы сверить мой идентификационный номер, подтвердить месторасположение старого передатчика, запустить сигнал в новый болт и переслать его на мой счёт.
   Стрелочница спрятала телефон и быстро натянула рукавицу.
   - И кто всё это делает? - не унимался с вопросами подросток.
   - Никто. Это автоматически обрабатывается. Я посылаю SMS, программа сверяет данные и шлёт ответ.
   Телефон издал из кармана глухой сигнал.
   - Всё, сработало! - Стрелочница посмотрела на дисплей мобильника, - можешь выбрасывать старый. Чё ты его держишь?
   - Она спешила назад. Ей хотелось поскорее согреть у костра руки и отсидеться. Стрелочник семенил за ней.
   - Я всё-таки не понимаю, - не отставал он, - зачем менять передатчики.
   - Ох, как бы тебе это объяснить? Ну вот, смотри, играют теннисисты в теннис. У каждого в кармане по три мяча лежит. Видел когда-нибудь?
   - Да.
   - Вот. Но кто чьим мячом играет сказать невозможно. Более того, исход игры не зависит от того, играл ли ты своим или чужим мячом. Однако мяч нужен, чтобы смочь играть вообще.
   Стрелочник напряжённо хмурился, с трудом улавливая непонятное сравнение.
   - Так и у стрелочников. Только игра заключается в том, чтобы распространять передатчики, за которые ты получаешь деньги. Как бы так: играешь своим мячом - тебе идут деньги, чужим - твои деньги снимаются. Но игра при этом общая. Понимаешь? Это как с сотовым телефоном: входящие и выходящие звонки, знаешь?
   Подросток не успевал следить за ходом мысли Стрелочницы, но на всякий случай кивнул.
   - Ты делаешь одно вложение, покупаешь передатчик, устанавливаешь его, получаешь ID...
   - Чего получаешь?
   - ...идентификационный номер, и ты уже в игре. Можешь пользоваться сетью. А там уж как подколесит. Если кто-то прочёл твой болт - тебе шесть десятых цента на счёт! Если читаешь ты - у тебя со счёта автоматически вычитается. Чем дальше едешь, тем больше передатчиков твоих, а чем больше передатчиков, тем шире сеть и дешевле её использование. Потому что эти шесть десятых цента не постоянная величина, а переменная. Это средне арифметическое всех болтов и всех денег в сети.
   - Значит, тебе сейчас шестьдесят центов пришло?
   - Не шестьдесят центов, а шесть десятых цента. В школу бы тебе, Стрелочник!
   Подросток опустил глаза. Он не понимал, кто, кому, сколько платит и, главное, как отличить свои передатчики от чужих.
   - А сколько у тебя передатчиков? - спросил он в лоб.
   - Уффф... не знаю. Надо в инете посмотреть. Но это неважно. У меня есть свой account...
   - Что есть?
   - Account, счёт, на котором столько передатчиков, что я могу колесить и покупать новые передатчики. До тех пор пока он находится в равновесии, точное число болтов меня не интересует. Я сейчас чей-то сняла, а свой поставила; кто-то снял мой, а кто-то поставил совсем новый, которым я воспользуюсь через два дня. Это совершенно без разницы. Важно, что игра продолжается. И до тех пор, пока мы играем, будет сеть, болты и деньги. Но игра азартная. Чем больше тебе колесит, тем дальше едешь, а чем дальше едешь, тем больше тебе колесит на трассе. Саморегуляция. Как с чернозёмом.
   Подросток не понимал уже ничего, а только думал о том, как же всё-таки узнать, сколько нужно болтов стрелочнику. Он долго стеснялся, но потом, тем не менее, спросил об этом.
   - Стрелочник, - тяжело вздохнула его наставница, - важно не количество передатчиков, а связь между болтами и трассой. Там, где больше ездят - больше передатчиков. Однако и меняют их там чаще и больше. Поэтому от тысячи болтов на Октябрьской меньше проку, чем от сотни на Северной железной дороге.
   - Ага, - кивнул Стрелочник, услышав числа.
   - В Москве же вообще только один отстой остался. Там стрелочников нет совсем уже. Они только тем и занимаются, что передатчики друг у друга воруют. Сеть дырявят, козлы!
   - А где сидит главный стрелочник? - задал подросток, по его мнению, очень разумный вопрос.
   - Его нет, - опять тяжело выдохнула стрелочница.
   - Как нет?!
   - Ну, так, нет и всё! Ну, вот скажи мне, какая нота главная в музыке?
   - Чё?!
   - В музыке, какая нота главная?
   - А это... доремифасоль!
   - Ясно. Проехали!
   Стрелочница обозлилась на бестолковость парня и отвернулась от него. Ей стало понятно, что продолжать этот разговор бесполезно и что много объяснять ему - плохо. Однако, почти дойдя до лагеря, она снова обратилась к нему:
   - Главное ездить, Стрелочник! А подколесит - и будут деньги! Вот и всё!

XI

  
   От костра шёл ароматный запах жареного мяса. Жизнь бурлила вокруг шашлычницы, смех и крики расплёскивались в воздухе. В лагере пахло весельем.
   - Девчонки! У кого аптечка? Дайте спирту язык смочить, я мясом обжёгся!
   - Ага, подорожник себе выкопай!
   - Юлька, Женька! Будьте людьми, дайте спирту! - лукаво настаивал один из парней.
   - Мы тебе потом дадим... если захочешь! - хитро улыбнулась одна из девчонок, и весь лагерь разразился громких хохотом.
   - О! Ребята вернулись, - заметил Никита первым появление стрелочников.
   Он дежурил и отвечал за мясо. Каждый раз, переворачивая шашлык, он думал, что чем румянее становилось его корочка, тем скорее должна была появиться Стрелочница, и эта мысль ужасно радовала и подначивала его. Он всё делал так, как обычно, но внутри себя испытывал от каждого движения и произнесённого в лагере слова невообразимое удовольствие, которое изменяло всё его состояние.
   Стрелочница подошла к костру, снимая рукавицы. Её задубевшие пальцы стали медленно оттаивать под огнём. Никита смотрел на них, и его радость ещё больше преумножалась и увеличивалась.
   - А шашлыки уже почти готовы, - обратился он только к ней, игнорируя всю свою группу. - С этой стороны ещё поджарить чуть-чуть и всё. Хочешь вот этот? Он уже готов!
   Стрелочница показала жестом руки, чтобы он не спешил и не опережал события. Ей было очевидно, что, несмотря на общее трапезное возбуждение, его внимание к ней чересчур заметно. Однако как раз то, что оно было заметно, было ей приятно. Она мягко улыбнулась ему, как бы сообщая, что " я бы взяла, да как же остальные".
   Никита понял намёк этой улыбки и, перевернув шашлык, положил его снова на решётку.
   Бородатый руководитель вёл у костра всё это время отвлечённые философские беседы:
   - Ты говоришь, политическая система урегулирует, - обратился он к задумчивому, всегда молчаливому Сергею, - а что политическая система... государство не может регулировать всего того, что вписывает в свои компетенции: как, например, борьбу с нелегальной миграцией. Оно хочет впрямую контролировать то, что контролируется только исподволь. И до тех пор, пока есть механизмы рыночной экономики, будут те, которые готовы работать дешевле, чем эти. Запрещать им это - значит всего-навсего вставлять новую зубчатку в этот механизм.
   - Да, но тогда те, которые их нанимают, - вставил Сергей, - должны оплатить и эту зубчатку. И наём может стать невыгодным.
   - Верно! Это как раз то, о чём я говорю. Они берутся контролировать то, чего не могут контролировать в прямую; тут начинаются механизмы обхождения и выкручивания. И вот тут-то только вступает в силу политическая система: она предоставляет механизмы регулирования. Она не регулирует общество, а лишь штопает дыры того, что в обществе получилось. Для этого она должна, естественно, иметь в себе столько гибкости, чтобы покрыть эти изъяны.
   - А что же тогда регулирует общество? - вступил в разговор заинтересованный Никита.
   - Ничего. Разве можно отрегулировать наступление зимы и лета?! Ведь не от того лето наступает, что мы часы переводим.
   Никита рассмеялся своим откровенным детским смехом. Стрелочница подняла к нему глаза, вытягивая над костром руки. Руководитель продолжал объяснять свои мысли, но Никита, увидев длинные пальцы и аккуратно покрашенные бесцветным лаком ногти Стрелочницы, снова испытал такой прилив радости, что забылся и перестал его слушать.
   - В том-то и дело, что мы думаем, что то, как устроена политическая система - устроено общество. И чтобы узнать что-то об обществе, смотрим в его политическую систему. Хотя она всегда возникает как реакция на то, что в обществе происходит. Следовательно, она не определяет события, а лишь исправляет те, которые ей самой не подходят.
   - А какие ей не подходят? - поинтересовался Сергей.
   - Те, которые её разрушают. Лишают партработников привилегий, партий - влияния. На самом деле, им общество - до лампочки. Они им маскируются. Они с ним связаны так же, как компас связан с целью путешествия. От этого, я и говорю, что не они регулируют общество, а то, как общество возникает, имеет уже в себе все необходимые механизмы регулирования. Их законы - это как раскраски в детском журнале. Понятно, что поляна будет зелёная, а солнце будет жёлтое.
   - Солнце ещё может быть красным, - высказался вдруг Стрелочник, услышав о детском журнале.
   - А шашлыки чёрными, - добавила Стрелочница, аккуратно вытягивая кочергу из Никитиных рук.
   - Верно! Настоящий мыслитель никогда не упускает из виду насущное. Кит, собирай лагерь. Пора отрываться!
  
  
  
  

Станция "Яровая" (год назад)

  

I

  
   "Надо было дожидаться утра. Сутра мало колесят и уже светло. Установка болта в рельсу - всегда напряг. Карбокс с металлоломом медленно тронулся в сторону заброшенной платформы. Локомотива не было. Колёса вагона скрипели о рельсы. Всё полотно поросло папоротником и травой, сквозь которую можно было едва угадать изгибы железнодорожной колеи. Трава нехотя наклонялась в стороны, предоставляя путь железному вагону. Любопытные лесные птицы с интересом следили за неожиданным гостем, то, обгоняя карбокс, то, залетая за него. Самые смелые из них садились на бурое от ржавчины железо, однако, тут же, словно почуяв опасность, порхали в сторону. Железнодорожная платформа, к которой подъезжал вагон, пахла сыростью и мхом. Её асфальтовое покрытие было истрескано временем и погодой. Продавленные ступеньки, ведущие наверх, вскрывали каркас разрушенной станции. На ней не было ни одного указателя или даже столба, на котором он мог бы держаться. Вместо этого сломанная берёзовая ветка, словно рука, обнимала платформу. Вагон подкатил к самому изгибу дерева. Из-под груды жестяных банок, которыми он был набит доверху, вылетел клуб чёрного солярного дыма. Ржавый карбокс недовольно фыркал, как старый грузовик. Он стал медленно останавливаться, скрипя осями и колёсами и, наконец, издав последний скрежет, совсем застыл у края платформы в пяти тысячах километров от Москвы..."
  

II

   Куча старого металла зашевилилась, и через открытый люк на крышу вагона выскочила девица в комбинезоне и кедах. Она была молода, подтянута, прекрасно выглядела и двигалась.
   Встав на кучу старого металла, она выбрала три жестняные банки и, ловко подбросив их вверх, принялась легко и элегантно жонглировать ими. Сквозь каскаду летающих банок она осматривала заброшенную станцию, оценивая её местоположение и состояние.
   Вагон то и дело издавал тяжелые вздохи, выплёвывая наружу пары солярного дыма. Смеркалось. Назойливое стрекотание кузнечиков сливалось с равномерным дыханием карбокса. Пелена горизонта была окрашена в красный цвет. Тёплый летний день подходил к концу. В безветрие облака выглядели, словно подвешенная к потолку вата.
   Девица расположила у края вагона термос с горячим чаем. Затем она спустилась вниз и через мгновение, опираясь сильными руками о края открытого люка, выскочила наверх, вытаскивая на этот раз вместе с собой сковородку, лампочку и книжку.
   Усевшись на старое место и разгребая банки ногами, она закрепила свет и, раскрыв книгу, убедилась, что он падает правильно. Удобно расположившись на краю вагона, она поднесла ко рту дымящуюся еду и консервы "Bounduell", предназначавшиеся супермаркету "Седьмой континент".

III

   "...Последние две недели она колесила без сна и отдыха. Это была одна сплошная гонка с постоянными неожиданными препятствиями. Она то выходила на слишком заезженную в летнее время магистраль, то, сворачивая с неё, попадала в ловушки. Выстояться не позволяла тянущаяся сотнями километров одноколейка; продвигаться в тени товарный поездов не было резона, потому что они стояли больше, чем двигались, а поменять свой грим на пассажирский не было времени и средств. Она два раза безуспешно ховалась, едва уходя всякий раз от шосспола. И, наконец, последнее: она была совершенно оторвана от сети и не знала, где находится.
   Единственная удача за всё это время - была шестиколейная грузовая станция, неизвестно для чего выстроенная, потому что на ней не было ни машин, ни персонала. Ей удалось там выстоятся, выспаться и даже добыть кое-какую провизию из соседнего грузового вагона. Но и там она чуть не попала в ловушку, оказавшись между двумя локомотивами, занявшими стрелки.
   "Заперли, гады!" - пронеслось в её голове, когда из впереди стоящего локомотива выскочил испачканный мазутом машинист. Она уже была готова откидываться, бросая всё своё хозяйство, но вагоновожатый, из кармана которого высовывались две бутылки "Столичной", мало интересовался невесть откуда взявшимся вагоном с металлоломом. Он уселся со своим приятелем обок станции, располагая на полянке шоколад и водку.
   Путешественница дождалась второй бутылки и только потом начала действовать. На её удачу параллельный путь был пустой. Значит, один из локомотивов надо было откатить за стрелку, а затем, пользуясь той же стрелкой, самой пересесть на параллельный путь. Расстояние между локомотивом и стрелкой было метров двести пятьдесят, что позволяло дать хороший разгон.
   Убедившись в том, что стрелка переключается механически и что механика работает безотказно, она вернулась к локомотиву и незаметно, с обратной для выпивающих стороны, забралась в него. Это был старый МПС-кий локомотив, вонявший Беломором и мазутом. Быстро сориентировавшись в кабине, она сняла ручной тормоз и оставшееся в осях давление издало глухое едкое шипение.
   Не успев выбраться наружу, она поняла, что снятый с тормоза локомотив медленно покатился в обратном направлении на её вагон. Выпрыгнув через окно, она вполуприсядку добежала до него и быстро забралась вовнутрь.
   - Стёпа! - крикнул вдруг один из пьяниц, - смотри, смотри твой гнедой сорвался!
   Стёпа, поворачивая голову через плечо, завалился на бок и смотрел на происходящее из полулежащего положения.
   Заметив их внимание, путешественница рванула рычаг и запустила дизель. Клуб чёрного солярного дыма вылетел из-под обшивки вагона. Она направила его навстречу локомотиву, но холодный мотор не хотел двигаться.
   - Быстрее же, чёрт! - кричала она, вдавливая гашетку.
   Раздался грохот и сильный толчок, от которого железный хлам полетел вниз, сдвинул с места локомотив, направляя его к стрелке.
   Шипя и фыркая, вагон разогнал локомотив так, что тот и сам мог перекатить за стрелку.
   Стрелочница поубавила обороты, так что между вагоном и локомотивом образовалась щель, которая от секунде к секунде увеличивалась. Выбравшись на крышу, она спрыгнула на полотно и, быстро поднявшись с колен, стремглав кинулась за своим ушедшим вперёд вагоном. Несмотря на то, что скорость была невелика, ей приходилось выжимать из себя последнее, чтобы обогнать его.
   "Лишь бы успеть перевести стрелку, лишь бы успеть..." - крутилось в её голове, когда уже сильно оторвавшийся локомотив благополучно перевалил за неё.
   Пьяные машинисты неслись тем временем уже на место происшествия, спотыкаясь о рельсы.
   - Стрелочник! Баба! - крикнул завалившийся на путях Стёпа, поднимая голову с только что разбитой о рельсы губой.
   Стрелочница же, подобрав не бегу какое-то жестяной ведро, кинула его под колёса своего вагона, чтобы ещё больше выиграть во времени.
   Достигнув стрелки, она всем телом упала на неё и в ту же секунду её вагон промчался мимо неё, заезжая на свободный параллельный путь.
   Открывая в себе второе дыхание, она снова бегом догнала свой вагон и в прыжке зацепилась за его торцевую перекладину. Помогая себе ногами делать выход силой, она забралась на крышу и тот час скрылась в вагоне.
   Пьяные машинисты не знали куда броситься: то ли догонять всё ещё катившийся на путях локомотив, то ли набирающий на параллельном пути скорость вагон. Они глупо смотрели на происходящее, утирая с лица кровенные подтёки..."
  
  

IV

   Доев консервы, Стрелочница захлопнула свой блокнот.
   "Назову-ка я это "Freight Hopping" по-русски..."
   Она достала из кармана болт, приготовленный для установки в рельсу, и стала его рассматривать. Внешне он не привлекал к себе никакого внимания, однако для стрелочницы имел особенное значение. Она держала в руках передатчик. Головка, стержень и резьба были подлинные; разница заключалась лишь в том, что внутри болта было место для пальчиковых батареек.
   Вдруг сзади что-то хрустнуло, и звук сыпящихся камней послышался с платформы. В испуге, спрятав передатчик в карман, Стрелочница обернулась на звук. На платформе стоял мальчик лет двенадцати в резиновых кедах и запылённых потрёпанных штанах советской школьной формы. Он молчал и грыз ногти.
   Стрелочница смотрела на подростка как загипнотизированная. Потом, наконец, вымолвила:
   - Что, поезда ждёшь?
   - Нет, тут поезда не ходят, - ответил он, доставая палец изо рта, - до Первомайска здесь четыре километра, там ходят.
   - Ну и давай, вали тогда в свой Евромайск! - отвернулась она.
   Однако боковым зрением всё ещё чувствовала, что парень не уходит, а, напротив, с любопытством рассматривает карбокс.
   - А я вот в лес ходил, да заблудился, - как бы просто так сказал он, - на свет вот вышел.
   Женщина дёрнула выключатель.
   - Какое мне дело... Вали, я тебе говорю!
   Внезапное знакомство не предвещало ничего хорошего. Если парень разболтает, что видел стрелочника, то уже никакой грим не поможет. Про передатчик можно забыть, а выезжать без него на одноколейку, с которой она с таким трудом съехала, было бы самоубийством. Настроение было ниже среднего. Планы на завтрашний день расстраивались.
   - А валить-то мне некуда, - как бы с лёгкой тоской в голосе отозвался подросток. - Я ведь детдомовский. У них бабки кончились, всех распихали: кого в тюрьму, кого в армию, а я вот...
   - Блять! Какая мне разница! - грубо оборвала его Стрелочница. - Вали, куда хочешь!
   Она поднялась и стала перебирать жестяные банки, якобы занимаясь важным делом. Мальчик, однако продолжал внимательно следить за её силуэтом, едва выделяющимся в ночной мгле.
   - Значит, вам тоже валить некуда, как и мне?
   - Козёл детдомовский!
   - Вы Стрелочница, да?
   - Заткнись, мудак! - вновь выругалась она. - Я - это я. Нам с тобой не по пути, ясно?! - выпалила Стрелочница и скрылась в вагоне.
   - Не бойтесь, в Первомайске шосспола нету, - крикнул ей в вдогонку парень, - первый товарняк идёт в четыре, в восемь пассажирский на Горбычево, а после Яровой два пути заброшенных до самого Лужина идут.
   Стрелочница высунула голову:
   - Откуда ты такой умный выискался?
   - А у меня батька товарняки тут гонял, я с ним часто ездил.
   - Чего ты мне паришь?! Ты же сирота из детского дома?
   - Дык, это только потом батька в Чечню за деньгами ушёл... так и не вернулся. А мать в это время в Лужин с комерсами уехала. На крутой такой тачке укатила...
   - Сколько километров до Лужина? - перебила его воспоминания Стрелочница.
   - Две сотни.
  

V

  
   Двести километров надёжного отстоя меняло перспективу. Даже установка передатчика уходила на задний план. Стрелочники используют железо рельс для передачи сигнала. Сигнал описывает состояние сети, т.е. движение поездов по трассе. Считывая сигнал, можно без труда выворачиваться от железнодорожного транспорта, съезжая на соседние, свободные или параллельные пути.
   Передатчик, вставленный в рельсу, запускает в ней электросигнал на10, 15 или даже более километров в зависимости от мощности батареек. Если на этом пути есть другой передатчик, то сигнал активирует его и уже этот в свою очередь запускает сигнал на следующие 10-15 километров. Таким образом, можно охватывать целые сети величиной, например, с Октябрьскую железную дорогу без затрат на централизованное отслеживание транспорта. Там, где есть передатчик - есть сеть. Где, его нет - сеть молчит.
   Любой стрелочник вправе поменять или поставить передатчик так, где ему хочется, однако ни один стрелочник не сможет в одиночку выстроить целую сеть. Сети выстраиваются и планируются сами собой в зависимости от движения стрелочников в том или ином регионе.
   Запущенный в сеть сигнал можно считывать прямо из рельсы. В интернете висят целые навигационные системы, высчитывающие сигналы и топологию сетей стрелочников. Однако при достаточной изворотливости измерителя тока и простого калькулятора вполне достаточно. Сигнал, пущенный в рельсу, поглощается железом поезда, находящегося в зоне действия передатчика. Колебания напряжения в рельсах, сообщают о движении поездов по ним. Рассчитав силу и время колебания, можно выяснить состояние сети в данный момент на данном участке. Если на пути сигнала развилка, то сигнал тоже двоится. Однако и зона его действия тоже сокращается надвое. Из-за этого на больших вокзалах зона действия передатчика или как говорят стрелочники "болта" всего 200-300 метров.
   Болт, который собиралась установить Стрелочница, был её последней надеждой, так как сеть вот уже несколько дней безответно молчала. Она не знала, где она находится и как здесь колесит. Однако неожиданное ночное знакомство сулило ей эту информацию и без передатчика, который, кстати, был бы ей бесполезен, если уже другой стрелочник не побывал до неё в этих краях.
  
  

VI

   - Иди сюда, чаю дам, - подозвала Стрелочница мальчишку. - Откуда товарняк идёт и куда?
   - Через Яровую на Лужин, а куда дальше - не знаю, - ответил тот и робко подошёл к вагону.
   Стрелочница снова зажгла свет. Мальчик прищурился, глядя на неё. Теперь ей стало отчётливо видно, что и рубаха, и штаны, и обувь подростка не просто изношены, а изорваны и протёрты до дыр. Она на секунду задумалась, есть ли у неё что-нибудь из чистого, но тут же отогнала эту мысль как ненужную.
   -Ну, залезай по лестнице! - скомандовала она. - Или тебе руку подать?!
   - Не-а, я - сам! - сказал пацан, расплываясь в улыбке. Стрелочница держалась как можно суше с незнакомыми попутчиками, но, завидя искренний восторг в детском лице, не сумела скрыть и своей улыбки.
   Проворно цепляясь руками за перекладины, он быстро очутился на крыше вагона рядом со Стрелочницей. Она сидела на корточках около открытого люка. Он присел, так же как и она, уткнувшись взглядом в медную крышку термоса. В тусклом свете, исходившим из люка, было видно, как горячие клубы пара поднимались вверх и таяли в воздухе, пока Стрелочница медленно нацеживала ему чай в кружку.
   - На, - протянула она чай гостю, - чёрный, без сахара.
   Счастливый парень поднёс дымящуюся кружку к губам и стал сильно дуть, напуская волны. Он пил маленькими глотками, больше засасывая, чем отпивая чай из кружки. Он торопился, обжигался, но продолжал пить, дуя в кружку. После каждого удачного глотка он причмокивал губами и произносил громкое смачное "Сффф...а!", выпуская воздух. Затем снова наклонялся к чаю и с присвистом затягивал его в рот.
   - А что, после Лужина одноколейка кончается? - спросила Стрелочница.
   - Да она уже после Яровой кончается, там же два пути заброшенных ведут, - ответил пацан и снова стал дуть в кружку.
   - А далеко до этой Яровой-то?
   - Да часа полтора может будет, - объяснял парень, - сначала вокруг озера, - показывал он в темноте дугу рукой, - потом сторожка егеря, а потом уж и Яровая. Если бы озеро не объезжать, а напрямую махнуть, то и десяти бы ми...
   - Подожди, какая сторожка? - перебила Стрелочница. - Это же одноколейка. Откуда там охотники?
   - Да там охотников-то всего один егерь. Он на дрезине вдоль озера ездит уток стрелять. А собаки ему их потом приносят. У него две лайки такие есть...
   - Да подожди ты с собаками, - снова перебила Стрелочница, - куда он дрезину девает, когда товарняк идёт?
   - Так он насыпь себе положил и рельсы по ней прямо к дому провёл. Прямо к двери! - сказал пацанёнок с каким-то особенным восторгом. - И стрелку сам сделал. Она у него такими тросиками переключается. Если ему скучно или там, выпить не с кем, то он - хоп стрелку - и товарняк к нему в гости. Водилы уже знают про него, специально скорость сбрасывают.
   - А какой длинны насыпь-то у него?
   - Да килСметра полтора, пожалуй, будет, - сказал пацан, покачивая головой и вытягивая домиком губы, - любой товарняк влезет.
   Стрелочница что-то произнесла в полголоса, он не услышал и переспросил её.
   - Пошли!
  

VII

  
   Стрелочница показала рукой на люк. Пацан слегка замялся и взглянул на женщину, однако тут же, свесив ноги в люк, стал спускаться вниз по лестнице.
   Как только его голова исчезла внутри вагона, он невольно остановился: его взгляду предстал совершенно неожиданный вид. Внутренность вагона напоминала ему тесную мастерскую, в которой никогда не прибирались и строили что-то непонятное.
   Коробки с шурупами и банки с гаечными ключами разной величины были беспорядочно раскиданы по полу, как новогодние конфетти. Покосившаяся, продавленная от веса полка с интсрументом размещалась на двух ржавых кастрюлях разной высоты, при чём в одной из них торчал сбоку гвоздь. Две пары тисков были закинуты в пластмассовый ящик как арбузные корки. Круглое лезвие электропилы угрожающе выглядывало из-под огромного разводного ключа. Деревянный чурбан служил пристанищем старому колуну с обломленной рукояткой и одновременно опорой газовому обогревателю, встроенному в стенку вагона. Катушка с электрокабелем пряталась под парниковой плёнкой, обнажая лохмотья износившийся изоляционной обмотки. Непомерно большой масленый шприц торчал между двух жестяных листов, порядочно изрезанных вдоль и поперёк. Гвозди, отвёртки, шурупы, обрезки проволоки, алюминиевые вилки, обрубки газовых шлангов и вентиляционных труб валялись вообще, как попало, застилая собой всё свободное пространство.
   Одновременно с этим всё было как-то очень по-домашнему: из-под скомканного на кровати одеяла выглядывали раскрытые книги; на замызганной двухкомфорочной плитке стояла сковородка с остатками ужина. Тут же рядом соседствовала жестяная банка, облепленная чиркашами и доверху набитая горелыми спичками. Над кроватью висели плотно упакованные книжные полки, между которыми совершенно неожиданно размещался плоский телевизионный экран. Свитера, брюки, носки, футболки вовсе не находили себе отдельного места и лежали то на кровати, то вместе с книгами на полке. Медная кухонная посуда была вставлена друг в друга на краю газового обогревателя. Молочные пакеты рядком выглядывали из-под плиты. В жестяной универсамовской корзине, подвешенной над плиткой, стояли банки с солью, приправами, сушёной травой и подсолнечным маслом. Над газовым обогревателем был прибит водяной бак. Его шланги вели к раковине, примыкающей своей боковой стороной к плите. От обогревателя к раковине были наискось протянуты бельевые верёвки с сушившейся на них одеждой.
   Посреди вагона вздымался из пола закоптившийся дизельный двигатель, вносивший полный разброд в общую сумятицу вагона. От него сильно пахло соляркой и копотью. Напротив мотора в стене занимала место приборная панель с обрезками руля, рычагами и кнопками. От панели к мотору шли резиновые шланги, вбитые в пол кольцами. В том же углу был огнетушитель и огромный камазовский аккумулятор.
   - Ну, чё застыл? Спускайся! - крикнула сверху Стрелочница.
   Подросток, сойдя вниз, встал обок лестницы, не решаясь идти дальше. Он упёрся взглядом прямо в нижнее бельё, сушившиеся перед ним на верёвке. Чёрный бюстгальтер почти касался его носа. Он опешил и застеснялся, как будто зашёл в женский туалет. Он совершенно не был готов к такой ситуации, потому что до сих пор в подобных случаях он всегда убегал. Теперь бежать ему было некуда, и он не знал, как себя вести.
   - Спать на кресле будешь. Вот одеяло. Подушки нет. Всё. Укладывайся, - сухо проговорила Стрелочница.
   Глубоко вздохнув, мальчуган уселся в кресло, уютно заворачиваясь в одеяло. Шмыгнув носом, он подогнул под себя коленки, окидывая взглядом жилище из другой перспективы. Предметы медленно размещались по своим местам, приобретая смысл и порядок. Запах жареного масла приятно щекотал в носу, и даже весь вагон показался ему не такими уж неблагоустроенным и захламлённым.
   Он уже почти заснул, как вдруг увидел, что женщина без малейшего стеснения раскрыла комбинезон, готовя себе постель. Подросток закрыл глаза, но они тут же открылись сами собой. Стрелочница уселась на кровать и стала медленно стягивать с себя штаны и раздеваться. Парень невольно поднял голову, собираясь спросить, не выйти ли ему, однако впечатление последнего часа были настолько сильны, а поведение Стрелочницы настолько невозмутимо, что он решил, что у стрелочников, видать, так принято и, плюнув на всё, закрыл глаза и тут же заснул.
  
  

VIII

  
   Проснулся он от толчка вагона. Стук колёс выдавал движение. Открыв глаза, он потянулся всем телом, отбрасывая в сторону одеяло. Вагон заливало ярким солнечным светом, струившимся сквозь открытое над приборной панелью окно. Стрелочница лежала на полу и с ключами в руках возилась с мотором.
   -... опять разболталось, - пробубнила она себе под нос, - два раза уже меняла, блин. Халтурщики немецкие...
   Её гость, поднявшись с кресла, почесал затылок и стал бесцельно смотреть по сторонам. Он заметил массу новых вещей, которых не смог рассмотреть вчера в темноте.
   Под кроватью он разглядел две музыкальные колонки, серый запылившийся кассетник, электрогитару и компьютерные части крепко связанные друг с другом изолентой. Они были вложены в деревянный ящик, на ветхой наклейке которого стояло "Астраханские яблоки". Из-за ящика выглядывал край параболической спутниковой антенны. Подросток долго смотрел на серебряный диск, но так и не понял, что он увидел.
   За лестницей, по которой он вчера спустился, находилась целая мастерская с креплениями для отвёрток и напильников, подвешенной к потолку дрелью и миниверстаком , выпиленным специально под лестницу. В стене были встроины огромные тиски, в которых были зажаты головки больших металлических болтов. На самом верстаке лежал перфоратор, провода которого перевешивались через ступеньки лестницы.
   - Подай банку с ключами справа от тебя. Доброе утро, - прервала Стрелочница занятия мальчика, которого, казалось, не замечала.
   - Вот, - протянул он ей инструмент, - а что, что-то случилось?
   - Да ничего, готово уже, - ответила она, затягивая крепление с силой, исказившей на мгновение её лицо.
   Поднявшись с пола, она вдруг подбросила ключ за спиной и тут же поймала его другой рукой. Это было сделано настолько неожиданно, быстро и легко, что парень открыл от удивления рот и протянул ей на всякий случай снова жестяную банку. Не оглядываясь в его сторону, она вложила ключ назад так же ловко, как и подбросила его за спиной.
   - Ну вот, перейдём к делу, - Стрелочница поморщилась и стала производить про себя какие-то подсчёты. Она смотрела то на приборы, то на двигатель и с едва заметным сомнением нажала какую-то кнопку.
   - Пока ты спал, я уже без твоего разрешения на Яровую поехала, - улыбнулась она, не глядя на парня. - Правильно едем-то?
   - Да, да, сейчас Первомайск будет, - подтвердил он.
   Стрелочница подняла голову, изучая расстилавшееся перед ней железнодорожное полотно. Оно выглядело всё так же необъезженно и забыто. Сквозь расщелины шпал росла высокая трава, ржавые рельсы неприятно скрипели под весом вагона, и только расступающийся в стороны лес говорил о присутствии здесь железной дороги.
   - Справа колея вторкивается. Откуда она? - строго и быстро спросила Стрелочница.
   - Не знаю, - робко ответил её гость. Он встал на цыпочки, чтобы заглянуть из-за спины Стрелочницы в открытое окно. Свежий ветер тут же взъерошил волосы у него на голове. Яркое солнце отливало сизой рябью в листве деревьев, колыхающейся при соприкосновение с вагоном.
  
   Оба путешественника молча глядели в окно, придаваясь каждый своим мыслям. Стрелочница, несмотря на внешнее спокойствие, напряжённо раздумывала о ремонте вагона. Кроме того, она вовсе не собиралась возить с собой пассажира, а хотела заняться своим дневником. Парнишка же и вовсе забыл, что передвигается по железной дороге нелегально и знакомством со Стрелочницей подвергает себя опасности. Ему было приятно это утреннее солнце, и навевающий приятные воспоминания стук колёс.
   - О-о-паньки! - вырвалось громко у Стрелочницы. - Приехали. Тупик!
   Подросток с недоумением посмотрел в окно на заштрихованный шлагбаум. Железная дорога действительно в этом месте заканчивалась. Красные и белые полосы медленно пробуждали в нём сознание, как звон будильника во время сладкого утреннего сна.
   - В город, значит, дорога идёт, да? - ехидно пошутила машинистка. - Эх ты, Стрелочник!
  
  

IX

  
   Стрелочник безмолвно глядел в лес, словно ожидая оттуда спасения. Ему было невдомёк, как могла закончиться та колея посреди леса, которую он так хорошо знал и так часто ездил по ней с отцом.
   Он оперся локтями об открытое окно, стараясь не думать об этой неудаче. Ему вспомнились полиэтиленовые мешки, которые его отец назвал "хрустальными башмачками", надевая их на драные сандалии сына вместо резиновых сапог, забытых дома. Он вспомнил запах грубых мужских рук, трепавших его за волосы и улыбку отцовых глаз, следивших за шагами ребёнка сквозь сырой можжевельник.
   Ему даже показалось, что он вспомнил, как размокли его сандалии, когда он с гордым видом выставил полную корзину клюквы матери на стол. Он сказал, что это всё собрал он один, а мать в шутку, чтобы увеличить его заслуги, ответила, что одному такую корзину собрать невозможно. Он не понял тогда её иронии и, насупившись, вышел, хлопнув дверью.
   Чем больше он думал, тем больше он вспоминал этот день. Ему был обиден весёлый смех отца и матери, которые, выйдя на крыльцо двухэтажного деревенского коттеджа, вдвоём успокаивали его. Они признались, что хотели только пошутить и что, конечно, они верят ему, что он один собрал такую огромную корзину.
   Затем были пироги или вареники, но что-то, что он очень любил. Обмакивая их в сметане, он жадно запихивал их руками в рот, заедая сладким вареньем солёные слёзы. Мать сама почти не ела, а только подкладывала их сыну, радуясь его аппетиту.
   Мать и отец много смеялись в тот вечер, что-то рассказывая, друг другу, уже после того, как поужинали. Они были необычайно живы и задорны. Пока мать наряжалась в своё праздничное красное платье, отец снял с запылившегося проигрывателя вышитый крестиком платок и, бережно обтерев пластинку, включил музыку. Танцевали все вместе, как на Новый год и даже подпевали хором "ю-ма-ха, ю-ма-со". Потом он вспомнил, что, улёгшись в свою спрятанную в однокомнатной квартире за шкафом кровать, родители ещё долго шептались, не выключая свет до конца. И что мать время от времени громко и звонко смеялась, а отец едва слышным басом просил её быть потише, чтобы не разбудить ребёнка.
   С тех пор, как Стрелочник попал в детский дом, он вспоминал родителей и то время, как добрую хорошо знакомую сказку, которой всегда радуешься, когда читаешь или вспоминаешь её.
   Как и когда ушёл отец, он не помнил. Он просто знал, что с какого-то момента он и мать стали жить одни. Известие о его смерти он воспринял так же абстрактно, как те буквы и цифры, которые он начал проходит в школе. Он знал, что от него что-то хотели, ждали какой-то реакции, но что и как надо было делать он не знал. Мать, заливаясь слезами, упрекала его в бессердечности и сухости точно так же, как выходившая из себя учительница ругала его гнусом и бестолочью.
   Затем и мать стала всё чаще уходить из дома, предоставляя ему с одной стороны всё больше свободы, а с другой, упрекая его в том, что он не правильно с ней обходится. Однажды, в припадке гнева, мать сломала его самодельный лук, обвиняя "весь это хлам" в его безответственном отношении к учёбе и тех оценках, которые как всегда не устраивали её. Он впервые пожелал себе тогда не иметь родителей вообще, а уйти в детский дом, находившийся как раз в их посёлке.
   Его пожелания не заставили себя долго ждать и, не успев закончить пятый класс, он попал в Первомайский приют для детей-сирот и трудновоспитуемых подростков.
   Оказавшись в тесной восьмиместной комнате с удушливым запахом плесени и сырости, Стрелочник быстро повзрослел. Жизнь перестала казаться ему сказкой, наполненной романтических ожиданий, а имела только плохие и хорошие стороны. Он знал, что хорошего надо добиваться, а плохое приходит само по себе. Он понял, что лучше быть грубым и чёрствым как все, чтобы легче переносить неизбежные обиды и поражения. Он ходил на занятия как на бой, сражаясь сразу со всеми: с учителями, с одноклассниками и с самим собой. После занятий сражался с директором, воспитателями и местной шпаной. Отдыхал Стрелочник только тогда, когда тайком убегал в лес и часами просиживал там, наблюдая за природой и птицами.
   Он уже долго вынашивал планы побега, но никак не решался на этот шаг, потому что знал, что в одиночку неминуемо попадёт в милицию, а потом в тюрьму, потому что беглецов назад в приют не брали. Увидев одинокий товарный вагон, он тут же догадался о его назначении и быстро наврал, что детский дом разогнали. Это знакомство было для него той последней ниточкой надежды, которую он так долго искал и теперь уж ни за что не хотел выпускать из рук.
  
  

X

  
   Стрелочница спустилась под вагон, гремя инструментом. То и дело слышалось грохотание лома о железо и скрип заржавевших гаек. Она то залезала, то вылезала из-под вагона с разных сторон и раскладывала вокруг него всё больше инструмента. В какой-то момент она налегла всем телом на какую-то рукоятку, и весь вагон слегка приподнялся.
   - Эй, в вагоне номер пять - пассажирам вылезать! - шутливо раздался её голос снаружи.
   - Чё? - не понял Стрелочник.
   - Иди сюда, вот эту хрень здесь держать будешь.
   Стрелочница дождалась, пока парень выбрался из вагона, и продолжала объяснять:
   - Если это пойдёт сюда, то ты веди её вправо, а если сюда - то веди влево. Понятно?
   - Да вроде да.
   - Ну, поехали. Только не отпускай ни за что, - пригрозила она пальцем.
   Стрелочник с интересом и одновременно с недоумением держал обеими руками то ли огромную отвёртку, то ли старый обточенный напильник, зажатый между двумя зубчатками под вагоном. Он был ужасно рад, что помогает Стрелочнице, но едва заметное чувство досады за то, что она ничуть не объясняет ему, что происходит, расстраивало его радость. Он нагибался, приседал, вставал на цыпочки, чтобы хоть чуть-чуть понять, что же она делает.
   Обшивка вагона стала медленно подниматься, и с обратной стороны послышалось клацанье домкрата и тяжёлое дыхание Стрелочницы.
   - Это... мне всё держать?
   - Держи, держи, сейчас самое важное! - произнесла она сквозь зубы.
   Наконец обшивка поднялась так высоко, что он увидел Стрелочницу с обратной стороны вагона. Она напряжённо работала инструментом, не обращая внимание на вопрошающий взгляд его глаз.
   Стрелочник мог теперь разглядеть сложную конструкцию, скрытую под вагоном. То, что он видел вчера и посчитал одним целым, состояло как минимум из трёх отдельных, но очевидно как-то связанных друг с другом частей. Первое - это была платформа с колёсами и рессорами. Она выглядела массивно и надёжно. Её чугунные перекрестия напоминали ему каркас возводящегося здания. Второе, внутри этой платформы помещался железный барабан в виде огромной миски, в которой лежал двигатель. Стрелочница возилась как раз с этой миской, выкручивая какие-то стрежни из-под платформы. И третье, это была сама обшивка с грудой жестяных банок наверху. Она была поднята на добрые полметра на двух домкратах наискось в разных углах платформы.
   Стрелочница вылезла из-под вагона и воткнула лом в миску-барабан. Она налегла на него всем телом, и двигатель внутри платформы стал медленно проворачиваться. Достав лом, она повторила эту процедуру заново. Так продолжалось до тех пор, пока крепления барабана и платформы не сошлись снова друг с другом.
   Бросив лом на землю, стрелочница утёрла пот с лица. Парень ослабил рукоятку, чтобы перейти наконец-то на её сторону. Но в этот момент послышался хруст ломающегося железа и скрежет проворачивающихся зубчатых колёс.
   - Ты что?! Держи! - побледнела от испуга стрелочница и стремглав кинулась на его сторону.
   Обшивка со стороны парня стала накреняться и оседать. Быстро сориентировавшись, он достал обрубок напильника и, выждав новый проворот зубьев, снова вонзил его в зубчатку. Обшивка замерла на месте.
   "Ловкий парень..." - подумала про себя Стрелочница, а вслух произнесла: - Ну, блин, ты даёшь! Давай я дальше сама.
   Не прошло и двадцати минут, как весь вагон был снова собран в его первоначальном виде. Деревянная обшивка села на платформу, закрыв собой и барабан, и двигатель. Сверху свалилось несколько жестяных банок, которые Стрелочница ловко закинула снова наверх.
   - Ну что, куда теперь? - спросила она пацана, отряхивая руки.
   - Не знаю, может назад? - тихо отозвался он, пожимая плечами. - Только... только можно я с вами поеду?
   - Думаю, стоит попробовать этой боковой втык, что в километре отсюда, - проигнорировала она его вопрос. - Давай-ка чаю сварим!
  
  

ХI

   Чайник издал тихий свист как раз в тот момент, когда вагон остановился у развилки бокового втыка. Грохот мотора и стук колёс затихли. Стали слышны звуки живого летнего таёжного леса.
   Стрелочник продолжал смотреть в окно, высунувшись из него на половину наружу. Птицы же весело порхали и пели, наполняя хвойные заросли живой музыкой. Солнце, светившие теперь в спину, высушило последние капли утренней росы и высоко поднялось на небе. День предвещал быть жарким и знойным. Лесные обитатели, не стесняясь неожиданных гостей, готовились к наступающей жаре. Стрелочник разглядел, как закапываеться во влажный освежающий мох ёж, шурша травой; как белка, выискивая тенистое дерево, прыгнула на огромный валун на самое солнце. Тут же у насыпи были следы зайца и лося, оставленные в виде двух кучек с большими и маленькими шариками.
   Стрелочница шла по шпалам с тяжёлым ломом по направлению к развилке. Она, не спеша и даже слегка развязано, переставляла ноги, как будто шла по сцене. Вдруг, крепко схватив лом двумя руками, она принялась его крутить так быстро, что он завертелся перед ней как пропеллер. Затем, не переставая вращать лом, она подняла его над головой и, подбросив что есть силы наверх, снова ловко поймала его в полёте.
   -Оба-на! - воскликнул Стрелочник.
   Заслышав его реакцию, Стрелочница обернулась и подмигнула ему. Дойдя до стрелки, она убедилась, что та переключается механически и, воткнув лом в расщелину рельс, принялась резкими сильными движениями переводить её. Та поддалась на удивление легко и быстро. Вскоре оба путешественника уселись на насыпь, глубоко вдыхая хвойный аромат свежего утра.
   - Эй, Стрелочник, - стукнула она парня в бок, - а давай чай с малиной пить будем! Смотри, сколько её тут растёт.
   - Давай... давайте! - обрадовался парень.
   - Давай, давайте, - передразнила его Стрелочница, - а ну сбегай за миской, я пока чай разолью.
   Набрав полную тарелку ягод, он уселся возле Стрелочницы.
   - Эх, молока бы ещё! - пожалела та. Стрелочник кивнул головой.
   Они сидели молча около четверти часа, хрустя малинными косточками и отхлёбывая чай. То, что у них не завязывался разговор, не мешало им, а наоборот объединяло их. Стрелочница была рада, что стрелка перевелась так легко и быстро, и что парень не задавал никаких вопросов, а Стрелочник же и вовсе не думал ни о чём, а только следил за тем, как лопались на его зубах пузырьки малины, выпуская вкусный ароматный сок.
   Наконец Стрелочница поднялась и направилась в лес. Уловив её намерение, пацанёнок тоже поднялся и пошёл в лес на другую сторону.
   Стрелочница вышла первая и окликнула парня:
   - Эй, Стрелочник, где ты там? Поехали, пионерскую комнату в Лужине посмотрим!
  

ХII

   Около часа ничего не происходило. Всё тот же старый строгий лес расступался перед одноколейным полотном. Этот путь был однозначно более объезженным, чем предыдущий. Насыпь была чиста, кустарники росли робко и невысоко вдоль колеи. Редкие пучки травы проглядывали сквозь морщинистые шпалы.
   Стрелочник сидел на своём месте и играл с пружиной найденной им на полу. Он бесцельно растягивал её в разные стороны, сжимая и распуская кольца. Несмотря на то, что он молчал и вообще всем видом показывал, что нашёл себе достойное занятие, нельзя было не заметить, как он старательно готовился заговорить со Стрелочницей и в очередной раз, снова пропустив для этого момент, с досадой крутил пружину.
   Вдруг под вагоном что-то застучало, и Стрелочница резко обернулась на парня. Его открывшийся рот выказывал полную непричастность к делу. Женщина, отойдя от приборной доски, сильно стукнула ногой по мотору, и грохот прекратился. Но, несмотря на это она продолжала настороженно следить за внешними звуками, приседая на корточки...
   Стрелочник же посчитал, что это и есть тот самый наиудобнейший момент завести разговор и тут же выпалил:
   - А что это там такое было?
   На это не последовало однако никакого ответа, и Стрелочница даже не повернула головы в его сторону. Он откашлялся. Его вопрос повис в воздухе, как бумажный самолётик, зацепившийся за ветку дерева. Он уже жалел, что спросил что-то вообще. Ещё мгновение и он был готов провалиться сквозь землю, но Стрелочница вдруг подняла глаза и посмотрела на него вопрошающим взглядом:
   - А что там было?
   - Ну, там, помнишь... Ой, помните, мы останавливались?
   - Помнишь... помните... - опять передразнила его Стрелочница уже без прежней мягкости в голосе, - ты уж как-нибудь определись со спряжением.
   Парень умолк, растягивая пружину. Ему вдруг стало неудобно сидеть в этом вагоне. Ему захотелось выйти, но выйти было некуда. Даже вчера, когда Стрелочница переодевалась, он не испытывал такого неудобства, как сейчас. К счастью она не смотрела больше на него, а снова занималась приборами.
   - Вперёд две тяги крутят, а назад - одна, - вдруг стала не оборачиваясь объяснять она, - вперёд быстрее ехать, чем назад. Но зад и перёд понятия относительные: как разверну, так и будет. Однако с твоей стороны крепление тяги херовое. Оно всё время разбалтывается. Поэтому с твоей стороны лучше всего ехать назад, потому что всё равно только одну тягу можно использовать.
   Соображая где что и какая из сторон его, парень пропустил начало и уже никак не мог сконцентрироваться на продолжении, а Стрелочница тем временем уже объясняла дальше:
   - Можно переложить крепление таким образом, что любая сторона может принимать дополнительную тягу в зависимости от того, куда поколесит. Но это значит, что с обеих сторон двигателя нужно по два крепления, а у меня их всего три. Четвёртое потерялось, потому что разболталось, блин! - с досадой выговорила она, - а сейчас того и гляди и третье потеряется, резьба уже не держит. Надо бы обновить, да резака нету. На этот стук сейчас я и подумала, что слетело, но ещё как-то держится.
   Стрелочник уже просто кивал головой, растягивая пружину.
   - Когда мы сегодня выехали, то два крепления, в которых одно слабое, были в сторону Лужина. Уперевшись в тупик, я подумала, что это хороший случай перевернуть движок и соединить его тяги с надёжными креплениями. А ты бы как сделал?
   - А?.. Я бы... я бы... тоже так сделал! - кивнул он головой.
   - Ну вот, видишь, и я так подумала. Так и быстрее и надёжнее. На крайняк можно было бы, конечно, закрепить сорвавшуюся резьбу пружиной. Той, которую ты сейчас в руках держишь. Я так уже делала. Но это всё, знаешь ли, полумеры.
   Стрелочник снова откашлялся и с осторожностью, будто бы он держал хрустальную вазу, положил ржавую пружину на пол. Он замолчал, показывая, что вполне удовлетворён ответом.
   Стрелочница сбросила скорость. Впереди снова была развилка. Их колея переходила в новое одноколейное полотно со свежей галькой и бетонными шпалами. Километровый столб извещал о приближении цивилизации.
   - Вот это, пожалуй, на Лужин! - Стрелочница остановила вагон перед самой стрелкой.
   Она шла по насыпи к ней, поглядывая в перекинутый через шею бинокль. Он показал ей электроприводной механизм перевода стрелки, указатель с надписью "60" и даже стекловолоконный кабель, проложенный с наружной стороны рельсы. По толщине электропроводки Стрелочница решила, что этой веткой снабжается населённый пункт в минимум пять тысяч жителей.
   Она опустилась на колени и провела рукой по гладкой поверхности рельсы. Её холод изобличал отсутствие поездов на ней. Приложив ухо к железу, Стрелочница убедилась в верности своего предположения: полотно молчало...
  
  

ХIII

   То, что не могла услышать Стрелочница, это была ругань проводников и пассажиров на станции "Яровая" в шестидесяти километрах от неё. Пассажирский поезд номер 640, курсирующий по маршруту "Лужин - Горбычево", безнадёжно выбился из графика и опаздывал уже на шесть часов.
   Сразу после Лужина пришлось остановиться из-за сорванного "стоп-крана". Виноватый естественно не нашёлся. Проводить поиски в переполненном плацкарте ни проводникам, ни начальнику поезда охоты не было. Эти летние месяцы были для всех сумасшествием и наказанием. У проводников была жёсткая договорённость между собой, кто и сколько часов должен был отъездить летом, чтобы получить выгодный отпуск. Старый МПС-кий волк, начальник поезда Никанор Иванович, строго и дотошно вёл списки, заполняя квадратики экселевской таблицы.
   Неумолимая летняя жара прибавляла лишних хлопот. Как ни пытались пассажиры сберечь свои продукты, всё кисло и тухло в считанные часы, распространяя по всему поезду удушливый смрадный запах. Проводники взывали к благоразумию, упрашивая пассажиров не накупать продуктов "в загашник", а брать ровно столько, сколько можно съесть за один раз. Однако это влекло за собой обратную реакцию, производило ажиотаж, и люди нарочно брали лишнего, "на всякий случай", "мало ли что".
   Следующей проблемой было проветривание душных вонючих вагонов. В тех редких купе, где заботливая рука акционерного общества "Российские железные дороги" установила портативные кондиционеры, пассажирам никак не хватало терпения дождаться свежего воздуха из сомнительного вентилятора, и они, срывая задвижки, распахивали окна. Это приводило к перегреванию кондиционеров и вместо того, чтобы давать холодный воздух, они ещё больше топили вагоны. В плацкартах же, вопреки запретам, люди по старинке отпирали и высовывались в окна, глотая жаркий летний ветер.
   Станция "Яровая" была третья остановка, где по расписанию поезд должен был стоять десять минуть, но стоял вот уже сорок, потому что Начальник поезда никак не мог высчитать, каково движение на трассе с учётом опоздания своего состава. Он безнадёжно запрашивал эту информацию везде, где только мог, потому что двинуться по одноколейке "на авось" было, как он понимал, самоубийством.
   Проводники торопили разопрелых на жаре пассажиров быстрей закончить покупки и уже рассаживаться по вагонам, потому что сами точно не знали, когда тронется состав.
   Узкий, старый, вечно пустующий перрон станции "Яровая" превратился в одночасье в адское логово. Тысячи рук протягивали друг другу пирожку, капусту, грибы, деньги, пиво, полотенца, штопанные одеяла, детские подгузники, рыбу, водку и шоколадные батончики. Перемежающиеся в дьявольскую какофонию голоса кричали, настаивали, объясняли, упрашивали и бранились так, будто взорвался музыкальный компьютер в миллион звуков. Потные, небритые мужики, с отвисающими на коленках тренировочными штанами носились по платформе, выпытывая друг и у друга, где и по чём брали спиртное. Толстые бабы, опоясанные домашними халатами, беспрестанно пробовали квашеную капусту, огурцы, сосиски, набивая свои авоськи, вырученной снедью. Пацаны играли с флайерами Гарри Поттера, выменивая их друг у друга на жвачки и сладости. Девочки листали "Браво", обсуждая последние наряды голливудских звёзд. Тяжёлые баулы подсаживающихся на поезд преграждали движение по платформе и охаивались во всеуслышание трехэтажной бранью. Молодые ребята в бейсбольных кепках и висящих далеко ниже пояса штанах, оглядываясь по сторонам, дули гашиш.
   Совершенно растерянные проводники носились вдоль перрона то, подгоняя пассажиров, то, закупая себе съестное. Как обессиленные пастухи тщетно старались они согнать народ назад в поезд, получая в ответ в лучшем случае хамское ругательство.
   - Куды прёшь, ирод! - бранилась толстая баба на юного проводничка, вставшего у неё на пути. - Не видишь, я с ребёнком!
   Обескураженный юный железнодорожник легко поддался её сильным, обвешанным сумками рукам, уступая дорогу. Маленькая, едва заметная в толпе девочка, семенила за ней, крепко держась ручонками за полы её халата.
   - Гриша! Гриша! - кричал красный вспотевший мужик, поднимаясь на цыпочки, - я взял уже две! Закуски бери, закуску!
   - На кой чёрт ты опять курицу купил?! - возмущалась интеллигентная женщина в очках на своего мужа. - Я же сказала: возьми фруктов! Не могу я больше эту тухлятину есть!
   - Раз такая умная, иди сама покупай! Там толпа - не пробиться!
   -Быстро в поезд, лохи! - прервал дискуссию пробегающий мимо злой проводник. - Через минуту отправляемся!
  
  

ХIV

   В центральном здании вокзала страсти кипели не меньше, чем на перроне. Начальник поезда ругался по телефону с дежурным персоналом следующей станции. Он никак не мог получить однозначного ответа по поводу одноколейки.
   - Чёрт! Пьяные что ли?! - выругался он, зло бросая трубку. - Я спрашиваю: прошёл товарняк? Они мне: да! Когда? - Недавно!
   - Да не нервничай ты так, Иваныч! - успокаивал его вальяжно рассевшийся в кресле дежурного по станции шоссполовец. - Сейчас наш аспирант подсоединится, - он показал взглядом на молодого солдата за компьютером, - и нам из Горбычево всё доложат.
   - Хорошо тебе говорить, ехать-то мне!
   - Да ты что, шоссейной полиции не доверяешь?! Мы всю трассу прослушиваем, у нас проколов нет. Чё там, аспирант?
   - В Горбычево нет подсоединения к базе, какой-то затор в сети.
   - Во! Видишь, - живо подхватил железнодорожник, - у вас затор, у нас затор, во всей стране один затор!
   - Да ладно тебе родину охаивать, Иваныч. Давай лучше по пятьдесят грамм!
   - Вот вы шпалы даёте! - хлопнул себя по ляжкам начальник поезда, - в СМИ про дисциплину, а тут по пятьдесят грамм!
   - А что, я тут противоречий не вижу, - шоссполовец достал из холодильника початую бутылку "Абсолюта", - сдержанно выпивать - очень даже разумно. Напрягся - расслабился. Круговорот вещей в природе. Плохо, когда не контролируешь, а так... На вот!
   - Не буду, не предлагай, - отказался железнодорожник, - рано мне ещё расслабляться.
   Он отошёл к окну, за которым кишела толпа. Он видел, как обезумел на жаре народ и с ужасом думал о том, что будет, когда состав тронется.
   - А ты вот говоришь, мол, в СМИ одно, а тут другое, - начал шоссполовец, закуривая после выпитой рюмки, - а ты что думаешь, им что-то другое можно сказать? Да даже если и скажешь, они всё равно только одно напечатают.
   - Что напечатают?
   - Сам знаешь что: шоссейная полиция - частная охранная служба акционерного общества "Российские железные дороги". Трудиться на благо своего работодателя, координировано и дисциплинированно устраняя нелегальный транспорт с российских путей сообщения.
   Шоссполовец хихикнул и добавил:
   - Выглядит так, будто бы мы продовольственный магазин от мышей охраняем. А то, что в нашем попечении миллионы, - он поднялся с кресла и повысил голос, - миллионы километров, Иваныч, об этом ни слова. Здесь работают другие законы!
   - Да какие законы?! - не выдержал железнодорожник. - Будь в этой толпе стрелочник, вы его ни в жизнь не возьмёте!
   - Здесь не возьмём, а на трассе выследим!
   - Ладно, сам знаешь, как там на трассе...
   - Знаю. Потому и говорю, - начал сердиться шоссейник, - в прошлом году 80 процентов нелегалов было устранено с наших магистралей!
   - Да откуда вы знаете, сколько их всего?! Тут восемьдесят устранили, а там сто двадцать появилось. Пока в магазине есть колбаса, будут мыши, господин охранник!
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Да то, что не стрелочников надо устранять, а железные дороги переделывать. Дороги с такой связью - эти теплица, рассадник для нелегалов! Беломкур построили - никто не ездит по нему, етить мать! Всем известно, что там курорт у стрелочников. Устранили, шпал-твою-не-видел!
   - Спусти пар, Иваныч! Чё ты так разговорился-то, а? У стрелочников нет шансов против шосспола. Они каждый по себе, а мы сообща все вместе против них. Мы работаем централизованно: у нас есть аппарат, контроль, дисциплина...
   - Да что ты мне очки втираешь! - перебил его железнодорожник. - У них сеть работает в десять раз лучше нашей. Пока мы тут наскальными надписями обмениваемся, какой-нибудь стрелочник в пятидесяти километрах отсюда, фигакс, болт в рельсу - и всё сразу высветит: кто, что и сколько проколесило. А ты как на своей херовине выедешь, так он тебя за сто километров выставит. Ему сховаться - что в норку юркнуть. Нам нужно их технику перенимать, вот что!
   - Вот тут ты не прав, Иваныч! Их техника нелегальна! Она запрещена законом.
   -Наплевать сто раз! Важно, что их техника работает, а наша нет! У меня шестьсот человек, все ждут. Да мне хоть кто, пусть хоть сам сатана доложит, прошёл это чёртов товарняк или нет. Только спасибо ему скажу!
   - ... товарняк прошёл, - послышался тихий голос из комнаты.
   Железнодорожник обмер на месте. Сердце его забилось. Он снял фуражку и утёр пот со лба. Аспирант за компьютером повторил ещё раз, что пути свободны.
   - Ну, тогда в дорогу. Пусть объявят отправление.
   - Поплюй через плёчо, Иваныч, и чёрных кошек берегись! - съехидничал шоссполовец, провожая железнодорожника.
  
  

ХV

   Стрелочница спустилась через люк в вагон и, остановившись на лестнице, стала быстро перебирать инструменты. Она хватала то одно, то другое, почти не рассматривая, что она берёт. "А вот он!" - сказала она и взяла кучу проводов в охапку.
   Стрелочник всё так же сидел в своём кресле, не зная как спросить, выходить ли ему вместе с ней или нет. По её напряжённому лицу ему было ясно, что что-то такое происходит, о чём он не знал и не решался спрашивать. Он видел только, как, намотав кусок кабеля на руку, Стрелочница снова вылезла наружу с плоскогубцами во рту. Ему было это всё так странно, что он был готов подумать, что она - клоун, который смешит его. Но смеяться ему как раз не хотелось. Он вылез на крышу и, не спрашивая разрешения, направился за ней.
   Она услышала его шаги, но нарочно не обернулась. Ей было не до того. Она обдумывала вероятность быть замеченной, если переведёт стрелку на Лужин, которая стояла в обратном направлении:
   "Предположим, эта стрелка у них в загоне, - размышляла она про себя, - я разотру её за три-четыре минуты. Через семь-восемь - я в ходу."
   Стрелка, к которой она шла, переводилась электрически, что само по себе не представляло особенных проблем. Но вот был ли связан это ящик со станцией, известно не было.
   "Если загон в Первомайске... хотя парень сказал, что там шпал нет. Господи, он же ещё совсем ребёнок, - призналась она себе, взглянув всё же на его измазанное лицо, - зачем я его взяла... Ладно. Предположим, шосспол действительно только в Яровой и до егеря здесь двадцать минут полным ходом..."
   Стрелочница сбросила экипировку под самый ящик стрелки. Она разложила инструмент, как опытный врач перед операцией. Всё было готово к ней.
   "За двадцать минут ни одна шора 60 км не сделает. Это точно. Тогда, как бы они не торопились, я смогу вывернуться из-под них на Егереву колею."
   Единственное, что ей мешало начать - это был Стрелочник. Она никак не могла решить, что делать с пацаном. С одной стороны она стал ей надоедать, и она могла бы как раз здесь преудобно укатить, пока он там в лесу собирает ягоды. "На такой магистрали, как эта, он не пропадёт. Так что, опасности за его жизнь нет, - успокаивала она себя." С другой стороны ей было как-то неловко за его детское добродушие и за её корыстное отношение к нему. "Если бы он был хотя бы на пару лет старше... Послала бы его ко всем чертям! Но он ведь ещё совсем ребёнок... Где бы его пристроить?.."
   - Эй, Стрелочник, - громко окликнула она его в лесу, - а ну полезай живо в вагон, мне ехать надо!
   Мальчуган выскочил из леса с перепачканным черникой лицом. Он вытер фиолетовые руки о клетчатую рубашку и, растирая руками грязь по лицу, бегом кинулся к вагону.
   "Самое позднее высажу его у егеря, - Стрелочница была раздражена, как будто её обязали кормить соседскую кошку. - У меня своих забот хватает... До егеря довезу и - всё!"
   Взломав ящик, она принялась за стрелку, заранее перерезав основной кабель электропередачи. Она работала голыми руками, что было необходимо, чтобы работать быстро. Провода мелькали между пальцами. Через несколько мгновений нужное соединение было найдено. Скрепив обрубки основного электрокабеля, она бегом бросилась к вагону. Стрелка зашипела и передвинулась...
  
  

ХVI

   Отправной сигнал локомотива был едва слышен сквозь гудение толпы на станции. Состав медленно подался вперёд. Вагоны стукнули друг о друга, зашипели шланги, провернулись колёса. Усатый машинист высунулся из окна локомотива, сосредоточенно держа руку на рычаге управления.
   Неописуемый ужас и паника охватили толпу на перроне. Все неслись в разные стороны, крича, визжа и пихая друг друга.
   Всё устремилось в поезд. Узкие двери вагонов моментально были закупорены протискивающимися вовнутрь пассажирами. Детей на руках передавали через головы. Толстые бабы грудью шли на пролом, подминая под себя замешкавшихся интеллигентов. Мужики двигались вдоль вагонов, закидывая в окна провиант и водку. Проводники, окончательно потерявшие контроль над происходящим, носились по перрону, выискивая возможность самим забраться в поезд.
   - Мама, мама! - кричала маленькая девочка на чужих руках, заливаясь слезами.
   - Я тут, тут, золотце! Будь с дядей! Да пропустите же, наконец! - пробивалась к ней мать, растряхивая содержимое сумок.
   Весь перрон подался вперёд вместе с поездом. Лоточники, схватив свои товары, преследовали, паникующих пассажиров, предлагая отдать всё за полцены. Продавцы пива, гремя сумками, пытались всучить последнюю бутылку за червонец. Старые бабки, крестясь и охая, пересчитывали дневную выручку.
   Поезд набирал скорость. Пассажиры заскакивали в открытые двери. Спешащие на помощь походники за руки и за шкирку затягивали нерадивых пьяниц в вагоны.
   Конец состава покидал платформу. Толстый мужик в тельняшке бежал за поездом, шаркая по асфальту стоптанными на задниках пятками.
   - Гриша! Да, быстрее же ты! - подгонял его приятель, стоя в дверях. - Бросай ты сумку! Не успеешь ведь, господи! У меня водка, бросай!
   Схватившись за поручень последнего вагона, Гриша решил всё-таки спасти сумку и залихватски швырнул её в двери. Но та, стукнувшись о стенку уже разогнавшегося поезда, громко шлёпнулась под колёса на землю. Как искры посыпались из неё конфеты и пряники, рассыпая веером добытое на станции. Теряя тапки, Гриша кое-как на коленках заполз в вагон.
   - Говорил же, бросай! Господи, Гриша! - затягивал его под мышки приятель в вагон.
   - Уф... аф... оф... - держась за сердце и истекая потом пытался говорить Гриша.
   - Ладно, Гриша, потом, потом. Ты тут, все тут. Сейчас водочки выпьем, полегчает.
   - Я же ... уф... пря... уф... пряники малой ... уф.. нигде нет оф.. пока нашёл ...ах!
   - Не надо, Гриша, не надо, купим ещё, купим! На следующей станции, - ввёл его под руки приятель, - там есть пряники, точно есть. Отличные пряники, я знаю.
   Мало помалу весь поезд расселся на свои места. Взведённые пассажиры ещё никак не могли опомниться от шока и как сумасшедшие перекладывали добытое, шурша мешками. Заботливые мамы тут же принялись за еду. Они резали помидоры и чистили яйца, строго наказывая детям съесть всё до последней крошки.
   - Вот пирожок, радость моя! Ешь, ешь, быстренько! - протягивала толстая баба сплющенный раздавленный комок своей дочери, отмахивающейся маленькими ручонками от назойливых мух.
   - Капусточки достать тебе, солнышко? - не унималась мать, - с капусткой пирожок очень хорошо. Вот, ешь, ешь, золотце!
   Первые стопки стали наполняться сразу после отхода поезда. Нетерпеливые мужики, кто руками, кто зубами отвинчивали пробки и, наспех вытерев стаканы, наполняли их спиртным.
   - Ну, Гриша, будем! - протянул заботливый приятель рюмку тяжело дышащему Грише.
   - Ввввуф! - выдохнул тот и охрипшим голосом добавил: - хорошо пошла. Настоящая. Жаль, закусить нечем.
   - Кто ж после первой закусывает, Гриша?! Давай ещё по одной!
   Крики и возня стали постепенно затихать. Восстановив баланс нервной системы, пассажиры вернулись к своим привычным занятиям. Карточные колоды окрасили выдвижные столики. Кое-где послышалось бряцание домино о пластик. Сплоченные туристы, засев в круг запели подгитарные песни. Интеллигенты спрятали свои лица под книжными обложками, а издёрганные проводники крепко-накрепко заперлись в своих одноместных купе. Поезд набирал скорость, и, казалось, никакая сила не может оторвать людей от своих занятий...
  
  
  
  
   Столкновение
  

I

   Стрелочница спустилась в вагон и завела двигатель. Прежде чем тронуться, она взглянула на циферблат. Было два часа по полудню. Лучи дневного жаркого солнца проникали сквозь открытый люк и растворённые над приборной доской окна. Они пересекались друг с другом, образуя едва заметную в воздухе пелену.
   Стрелочник вылавливал из этой дымки особенно яркие лучи и запускал осколком зеркала в разные стороны солнечных зайчиков. Он так увлёкся этим занятием, что даже не заметил, как завёлся мотор, хотя собирался подсмотреть за тем, где и как это делается
   - Пожелай мне удачи в бою, Стрелочник!
   - Чё? - отвлёкся тот от своего занятия.
   - Ни чё, поехали!
   Вагон медленно поплыл по серебристому полотну железной дороги, минуя стрелку. Лес теперь не препятствовал движению. Он мирно стоял по обе стороны насыпи, которая на добрые полтора метра была поднята над землёй. Блеск железнодорожного полотна отражал солнечный свет.
   Стрелочник уже хорошо освоился в вагоне и, то и дело высовываясь в окно, ловил зеркальцем солнечный луч, направляя его в лес. Размеренный стук колёс и мягкое колыхание вагона всегда успокаивали его. Он всегда забывался в такие минуты, видя только то, что видели глаза.
   Оставив приборную панель, Стрелочница подошла к кровати. Она выдвинула ящик с надписью "Астраханские яблоки". Запустив глубоко во внутрь него руку, она напряжённо что-то выискивала на ощупь, обшаривая содержимое. Наконец раздался щелчок. Тут же вспыхнул спрятанный среди захламлённых полок экран. Стрелочница выпрямилась и взяла закомканную в одеяло клавиатуру. С ней она направилась к приборам.
   Только когда Стрелочница попросила парня отойти от приборов, Стрелочник вполоборота посмотрел в её сторону, неохотно отрываясь от пойманного зайчика. Но, заметив в её руках компьютерную клавиатуру, тут же охотно уступил ей место.
   - А это что, компьютер?! - восторженно вскрикнул он.
   - Вроде того.
   - А клавиатура что, без шнура?
   - Да.
   - А здесь и игры есть?
   - Да, одна только.
   - Одна только? А какая?
   - Вывернись из...
   - Чё?!..
   - Ни чё! Такое как... как... тетрис только с поездами, - кое-как объяснила Стрелочница.
   - Ого! А можно поиграть?
   - Да. Можно. Потом. Да не топчись под ногами! - строго одёрнула она его, отходя снова к экрану.
   Не обращая внимания на её видимое раздражение, Стрелочник последовал за ней по пятам, разрываясь от любопытства.
   - Ух, ты, компьютер, вот это да! Я помню, мы с Димоном играли. Нужно было мышкой переставлять солдатиков, а большой кнопкой, это самое, стрелять. Там, это, оружие надо было выбирать, короче, все дела. А ещё у него гонки были. Я на жёлтой Феррари гонял...
   - Да помолчи ты! - зло выругалась, наконец, Стрелочница.
   Мальчишка осёкся, замолчал, но нисколько не обиделся. Он видел, что она занята чем-то важным и если бы он мог, то непременно оставил бы её в покое, но сейчас он был просто не в силах держать себя в руках.
   - Сигнала нет... - тихо сказала себе Стрелочница.
   - А откуда он должен быть?
   - Из рельсы.
   - Ух, ты! Это такая видать...
   - Так, ты говоришь пассажирский на Горбычево в восемь идёт? - перебила она его.
   - Да-всегда в восемь ходит!
   - Ладно, будем считать проехали...
  
  

II

   - Проехали, Гриша! - разнёсся громкий голос на весь вагон в двадцати километрах от Стрелочницы. - Забудь, забудь ты про неё!
   - Улетела, да! - говорил, по-детски оттопыривая губу, раскрасневшийся Гриша. - А я что, виноват?
   - В том-то и дело, Гриша, - бил себя рукой в грудь его приятель, - в том-то и дело, что не виноват ты, Гриша!
   - Я ведь хотел как лучше, - продолжал тот со стопкой в руке, разливая водку, - а она - хоп - и на землю!
   - Ой, нельзя ли чуть-чуть потише! - раздался голос с верхней полки. Интеллигентная женщина в очках захлопнула книгу, отчаявшись понять, о чём пишет автор. - Полчаса уже орёте, ну дайте же отдохнуть, наконец! Бескультурье какое!
   - О! Слышал, Гриша? Тихо. Тссс! Люди отдыхают, - и, раскачиваясь всем телом, он стал подниматься на ноги. Женщина возмущённо смотрела сверху на пьяниц.
   - Прошу не волноваться, - обратился Гришин приятель к рассерженной соседке, - мы сейчас очень культурно включим приёмничек. И новости, и радио, окультуримся по полной программе! Правда, Гриша? - подмигнул он ему.
   Приёмник затарахтел и защёлкал. Сквозь этот шум можно было едва расслышать звуки музыки, которая однако тут же заглушалась шипением приёмника.
   - Гриша, давай по маленькой, - прошептал приятель, указывая глазами на бутылку.
   Гриша обхватил бутылочное горлышко так, словно раскачивался на ветру вместе с бутылкой. Пересиливая себя, он стал разливать водку.
   - До рис...с...сочки, Гриша, до рисочки! Ведь что главное, Гриша? А? Главное - хорошо налить. Хорошо нальёшь, хорошо пойдёт! - снова заговорил он в полный голос.
   - Давай лучше ты, переживаю, не могу!
   - Гриша, перестань! У тебя комплекс полне... наполне.... неполно...ценности. Твои родители тебя неправильно воспитывали.
   - Напол-ненапол, а она - шмяк - и на землю!
   - Господи, Гриша, забудь, расслабься! Она - на землю, а ты - в поезд. Закон природы!
   "Гни свою линию! - хрипел приёмник, перебивая пьяниц"
   - О! Слышишь?! - взволнованно сказал приятель. - Гни свою линию, Гриша! - и один махом, не чокаясь, опустошил стопку. Затем он рыгнул и откинулся назад:
   - Ой, что-то мне, Гришенька, подругело... - пожаловался он, выпуская алкогольные пары с отрыжкой. - Как будто бы кость проглотил...
   - Лучше бы ты ей подавился, - раздражённо произнесла соседка, опять захлопывая книгу с заглавком "Сто лет одиночества".
   Радио продолжало хрипеть, а в конец опьяневший Гриша расчувствовался до того, что стал раскладывать на столе какие-то детские фотографии, сопровождая их неясно для кого именами и датами. Его приятель полез тем временем в карман спортивных штанов и высыпал на стол неполный комплект домино, махая поверх Гришиных фотографий, чтобы тот убрал их.
   - После, Гриша, после, что сейчас на пьяную голову. На вот тебе лучше, играй!
  
  

III

  
   - Играй ты со своим зеркальцем! Что ты от меня хочешь?
   Стрелочник замолчал и отошёл от приборной доски. Такой резкий тон всё же задел его, и он решил обидеться. Усевшись в своё кресло, он отвернулся от Стрелочницы, всем своим видом показывая недовольное настроение. Просидев однако полторы минуты, ему стало скучно изображать обиду; к тому же Стрелочницу она совершенно не интересовала.
   У неё было какое-то важное дело, смысл которого был неясен. "Она снова хочет переделать двигатель и готовится к этому. Включённый компьютер как-то связан с мотором, только непонятно как... Быть стрелочником всё же ужасно интересно!"
   Однако парень даже близко не угадывал корень этих смутных предчувствий. Экран горел красным светом, предупреждая об опасности. Стрелочница не понимала, откуда вдруг появилась сеть. "То ли болты засвеченные, то ли хрень какая-то на трассе, - старалась она выяснить причину компьютерного предупреждения."
   Стрелочница остановила вагон. Подтянувшись на руках в открытый люк, она выскочила на насыпь и приложила ухо к рельсам... И тут вдруг невообразимый страх вырисовался на её лице: она услышала шум колёс.
   Как пантера, стремглав, кинулась она к вагону и взобралась на крышу. Там она тщательно засыпала люк жестяным хламом, внимательно и методично закрывая все оголённые места крыши. Стрелочник не предавал значения этой возне. За эти полдня он научился ничему не удивляться и вообще поменьше вмешиваться в происходящее.
   Вдруг Стрелочница, как гимнастка перевернулась в окне и оказалась в вагоне. Ловко встав на ноги, она стала выдирать из стен вентиляционные трубы. Только когда она случайно взглянула на парня, Стрелочник впервые заметил страх в её лице, которого не видел ранее. Она в прямом смысле озверела. Стрелочнику стало не по себе...
   Как безумная выдирала она из пола шланги руками, надувая от напряжения щёки. Запутавшись в проводах, она с треском разломала клавиатуру, опрокидывая на плите посуду. Стрелочник подобрал под себя ноги и взвизгнул от страха, когда она с пассатижами ринулась заколачивать замок в крыше. Два раза она промахивалась мимо, сильно ударяясь рукой о лестницу. Её левый глаз задёргался, а голос издал сиплый хрип откуда-то из глубины горла. Ей было некогда почувствовать боль, которую испытывало тело. Она метнулась к кровати, толкая ногой кресло Стрелочника:
   - Чё расселся как на дне рожденье! Жопу подымай, на нас поезд идёт!
   Соскакивая как ошпаренный, пацан кинулся к окну. Рот его раскрылся, а глаза, словно наводя выдержку, округлились как объектив фотоаппарата: многотонное железное чудовище с длинным извивающимся хвостом летело прямо на них, изрыгая клубы дыма. Будто глаза вспыхнули фары поезда, освещая оскал защитной решётки. Из-под колёс поезда валил пар. Пронзительный гудок локомотива зазвенел в ушах мальчугана.
   - Нам вторкнуться некуда! - орала на него обезумевшая Стрелочница, захлопывая окно. - В ховак уходим! Быстро! Ховаемся!!!
  
  

IV

   Захлопнув дверь, начальник поезда зло бросил телефонную трубку на стол:
   - Чёрт знает что! - обратился он к проводнице, разливавшей чай. - Опоздание шесть часов, жара, а у меня ещё и отпуска не было!
   - Не волнуйтесь вы так, Никанор Иванович, - улыбнулась проводница. - Я тоже в отпуске ещё не была, хотя муж очень настаивал в Болгарию съездить.
   - Ах, Леночка, спасибо за чай огромное.
   - Ну что вы, разве можно.
   Они оба замолчали, раздумывая каждый про себя, с чего бы начать тот разговор, который бы спас их от дневной жары и скуки. Проводница думала рассказать ему о пассажирах, но не смогла припомнить ничего весёлого. Плохого же ей говорить не хотелось. Начальник поезда хотел пожаловаться на первомайского диспетчера, который был среди прочего причиной такой долгой задержки и паники в Яровой , но, решив не зацикливаться, отклонил эту тему.
   - Знаете, в седьмом вагоне снова примус зажигали в тамбуре, - не выдержала, наконец, проводница и сказало первое, что пришло в голову.
   Начальник поезда покачал головой и, отхлебнув чай, поставил стакан на стол:
   - Нет, это какой-то ужас! Нам надо быть строже с пассажирами. За несоблюдение правил надо ссаживать с поезда.
   - Да, да, - кивала она.
   - А то с тех пор, как они стали клиентами, то народ расхамился окончательно. Обращаются с нами как с официантками!
   - Верно, Никанор Иванович! Вот я в прошлый рейс в Горбычево всю ночь не спала. Какие-то предприниматели ехали, - оживилась проводница, - так им всю дорогу поди, принеси, отнеси, подай, ужас!
   Начальник поезда сочувственно кивал головой, глядя в глаза проводнице.
   - А я ведь тогда с Чадровой поменялась и купейный обслуживала, - бойко продолжала та. - Ой, Никанор Иваныч, лучше бы я в плацкарте осталась! Там пассажиры хоть друг другу сами урезонивают. А тут я одна, эти гуляют, меня норовят к себе на коленки посадить, а я и не скажи ничего: "Мы, - говорят, - клиенты и вашей фирме за сервис надбавки платили!" Ох, намучилась я, не представляете!
   - Представляю, Леночка, представляю, милая. Я уж третий десяток на железной дороге размениваю и скажу тебе честно, последние десять лет - самые ужасные!
   Он поставил чай и раскрыл сигареты:
   - Разрешишь?
   - Ну, конечно, о чём разговор.
   - Раньше, когда мы государственным перевозчиком были, нас только с одной стороны пинали, при чём всегда только свои. А сейчас все, кому не лень придираются. Министерство говорить долги выплачивайте, а пассажиры орут, что цены высокие. Значит, цены снижать, а как тогда долги отдавать... Кроме того, с этими стрелочниками доверие акционеров подорвано, акции наши не котируются, а мы ведь теперь зависим от них впрямую! Как тут выжить?!
   - Ох уж и не говорите с этими стрелочниками... На Калининградской, слышали? Они все поезда свели. С двадцать пятого пятого по третье шестое всё стояло, а стрелочников тысячами колесило. А Литва ведь, знаете, шосспол не пустила. Мы, говорят, государство европейское, чтобы российскую армию через свои границы пустить, надо с Брюсселем скоординироваться. А это ж три года заседаний у них. Да вы знаете же, Никанор Иванович, слышали же, наверное?
   - Знаю, знаю, Леночка, не трави душу, и так спасенья нет от ... - он не успел договорить, как весь состав резко дёрнуло от внезапного торможения. Пустые стаканы упали и покатились на пол. От ещё более внезапного пронзительного гудения локомотива у начальника поезда зашевелились уши.
   - Это что ещё за херня?! - хватая фуражку, выбежал он из купе.
  
  

V

   Поезд, не переставая, издавал предупредительные сигналы, готовясь к экстренной остановке. Скрежет и трение железа издавалось на сцепках.
   Машинист ещё раз дёрнул изо всех сил аварийный рычаг, и во всех вагонах на пассажиров посыпались с верхних полок мешки и одеяла. Яичная скорлупа, ломти хлеба, спичечные коробки и нарезанные огурцы попадали на пол. Пустые бутылки бряцали друг о друга, катаясь в проходах. Сами пассажиры тоже падали кто куда, хватая друг друга безвыборочно за руки и одежду. Книжки закимаривших интеллигентов повываливались у них из рук; карточные колоды рассеялись по полу. Безумные крики и вопли заглушали собой даже скрежет тормозов.
   Расстояние между поездом и вагоном неумолимо сокращалось. Усатый машинист с ужасом смотрел на чёрт знает откуда взявшийся товарный вагон по середине одноколейки. Он представлял себе, как через мгновенье разлетится в разные стороны его деревянная обшивка, разбрасывая вокруг жестяные банки. Он налёг на рычаг тормозов, но уже точно знал, что не миновать столкновения.
   Стрелочница всем телом испытывала приближение поезда. Словно сетью охватил её невообразимый страх. Ей было страшно не за жизнь или вагон, который по её подсчётам разлетится от столкновения с поездом в мелкие дребезги, а ей было страшно само ожидание этого столкновения. Ей показались эти полминуты вечностью, как кажется вечностью артисту ожидание перед первым выступлением.
   Она напрягла все свои мышцы. Её жилы наполнились адреналином и кровью, выдавая в тусклом фонарном свете ужас красных от возбуждения глаз. Глядя на неё, у Стрелочника затряслись поджилки и ему стало жутко.
   - Держись, Стрелочник! - схватила она пацана и упала вместе с ним на пол, накрывая его своим телом.
   Заблокированные шестерни состава скрипели о железо рельс, выпуская едкую металлическую вонь. Визг и срежет колёс раздавался из-под вагонов, ещё больше возбуждая панику в поезде. Весь состав накренился вперёд. Стальные перекрестия стали треугольниками между вагонами.
   - Пять, четыре, три... - считал про себя машинист, отворачивая голову от стекла.
   - Четыре, три, два... - кричала Стрелочница, прижимая изо всех сил парня к себе.
   Какие-то доли секунды разделяли столкновение поездов в неравном поединке. Соперники издавали уже последний предсмертный устрашающий крик, как состав с пятнадцатью вагонами испустил режущий скрипучий визг и вдруг... замер на месте. Инерция последних вагонов дошла однако до локомотива и, на мгновенье оживив его, толкнула вагон Стрелочников. Как в потухшей агонии выдал локомотив свой последний рывок и мягко качнул карбокс своей железной решёткой...
  
  

VI

   Машинист выпрямился и робко поднял глаза: он будто не доверял им в том, что они не видят груды разбросанных банок, щепок и осколков. Весь состав в это время облегчённо вздохнул.
   - Ё-моё, Гриша! - прервал гробовую тишину знакомый голос. - Алё? Гриша, где ты?.. Куда это ты укатился? Гришенька, подымайся! Ну, дела! Только сели - опять остановка...
   - Спасенья нет от вас алкашей! - зло возмущалась соседка по плацкарту, пытаясь раскрыть завинченное шурупами окно. - Всю страну заполонили. Машинист видать тоже вашего пошиба кореш: тяпнул - и в дорогу!
   - Да не наступайте же на ноги! - раздался голос из прохода.
   - У меня там одеяло!
   - А у меня там заболело! Сойдите с ног!
   - Мужчины! Откройте ж кто-нибудь окно, наконец!
   - Заколочено, блин! Только в тамбуре, там форточка выбита!
   - Да куда ж вы все ринулись! У меня здесь ребёнок! - не затихали крики в вагонах.
   Самые любопытные, оправив на себе одежду, спешно принялись ходить по составу в поисках открывающихся окон, чтобы узнать причину остановки.
   - А я те... а я те... говорю, что поезд грузовой! - завязалась дискуссия в накуренном тамбуре. - Из Первомайска на нас выехал грузовой поезд!
   - Да прям! Где там грузовой? Покажи мне?
   - Вон! - жадно пережёвывая папиросу во рту, высунулась голова в окно. - Видно, видно, обшивку видать!
   - Кончай, мужики, трепаться! - вступил в разговор новый собеседник. - Там не грузовой и не пассажирский поезд. И вообще не поезд вовсе. А просто вагон стоит. Гримированный... - добавил он тихо.
   - Ой... - осеклись разговаривающие.
   В вагонах царила полная неразбериха. Неудовлетворённое любопытство пассажиров о причине неожиданной остановки взяло верх над желанием привести всё в надлежащий порядок, и люди вместо этого жадно выхватывали из речей соседей обрывки фраз и домыслов, тут же облекая их в свою оболочку и передавая дальше.
   - Говорила зятю, не довезу рассаду поездом, - жаловалась обмотанная в платок старушка, - просила его ирода, свези меня машиной, а он - дьявол: "Поезжай, мать, поездом, своим ходом доберёшься!"
   - Да куда ж ты теперь, мать, доберёшься, коль стрелочники на трассе! - выгибая шею, крикнула из соседнего купе толстая баба.
   - Типун те на язык! - перекрестилась старушка.
   - Точно! Завал на колее сделали, чтобы уж наверняка нас свести! Машинист ранен, локомотив сломан. Можешь теперь зятюшку своего в голос охаивать!
   - Царица небесная, что ж это деется!
   С перепуганными глазами старушка залезла к себе в сумку и, достав дрожащими руками полиэтиленовый мешок с деньгами, принялась усердно запихивать его под матрас.
   - Прошлым годом в Крым ездили, - рассказывал из глубины вагона мужской голос, - всё хорошо было, без опозданий шли, а у перешейка встали. Ну, сначала думали, так себе, а потом выясняется, что стоит нас там аж поездов двадцать: грузовые, пассажирские, скорые, экспрессы - все стоят. В чём дело? - Полотна нет!.. Стрелочник какой-то откидывался, так и рельсы за собой повыдёргивал. Ну, шпалы за ним, конечно, в объезд по шоссейке, там целая армия мимо нас промчалась...
   - Так чем кончилось-то? Договаривай, взяли его?
   - Откуда ж мне знать, в новостях про это не говорят.
   - А мне вот коллега... начальник рассказывал, - вмешался в разговор сосед с верхней полки, - едет он, значит, экспрессом Николаевским из Питера в Москву. В последний вагон садиться. Билеты такие... Ну, всё чин-чинарём, чай, там, дорожные пакеты, обслуживание как в гостинице. Народу нет никого, он один в купе. Сказка. Ну и выходит, значит, ночью покурить. Да, это самое, а спит он в поездах плохо, ночью часто просыпается. Ну вот, и выходит, значит, в очередной раз покурить и идёт не в задний, а, это, в передний тамбур. Так, для разнообразия. Стоит себе курит, и тут вдруг видит - вагонов впереди нету. Ну, думает, обознался спросони. Побежал быстро в другую сторону - тоже самое: нет вагонов и поезда тоже нигде нету! Его экспресс сам по рельсам катится!
   - Ну и что, и что?
   - Ну и что, перепугался начальничек мой, дай боже! Сердце в пятки, кричит, на помощь зовёт, только не отзывается никто. Вламывается он, значит, это, к проводнику, а там не купе, а моторный зал аж на полвагона. Джеймс Бонд, елы-палы! Ну и сидят там два стрелочника и так спокойненько, это самое, травку курят. "Чё, - говорят, - дядя ты такой шум подымаешь? Мы, мол, тоже в Москву едем. Нам на Ленинградском болты менять надо." Он как стоял, так и сел: "Никогда, - говорит, - не думал, что меня так запросто обмануть можно." А они смеются, говорят: "Тебя что, мы шосспол обманываем. В Малой Вишире они все стрелки загнали, мы теперь в Москву через отстой, авось подколесит..."
   - Ну и чем кончилось-то?
   - Да ничем. Привезли его сутра в Москву. Даже каким-то макаром снова к поезду прицепились.
   С этого момента весь состав заговорил только о стрелочниках. Стали припоминаться даты и факты столкновения пассажирских поездов со стрелочникам. Каждый, так или иначе, находил в своей памяти какую-то деталь, упоминание о которой мгновенно вызывало опасение на лицах.
   Слухи о стрелочнике обрели среди прочих однозначное первенство и твёрдо заняли ведущую позицию в разговорах о неожиданной и настораживающей остановке.
  
  

VII

   Распахнулась дверь одноместного купе, и молодая, белокурая проводница кинулась искать начальника поезда, поправляя на ходу юбку.
   - Что случилось? Как долго будем стоять? Цел ли локомотив? - градом посыпались на неё вопросы.
   - Не знаю, не знаю! - быстро отвечала она, протискиваясь через вагон. - Найду начальника поезда - всё расскажу!
   В проходе её остановила старушка и что-то очень озабоченно шепнула ей на ухо.
   - Не пугайтесь бабушка, скоро всё образумится, скоро всё выясню!
   - Мадам! - преграждая дорогу, обратился к ней в тамбуре старый знакомый, - ответьте мне как железнодорожное лицо, почему опять стоим? Гриша, спроси её, ну!
   - Да пошёл ты!
   Дойдя до вагона начальника поезда, она выяснила, что он ушёл вперёд к локомотиву. Пройдя ещё четыре вагона, она оказалась, наконец, в начале состава. Двери в тамбуре были распахнуты, и начальник поезда вместе с машинистом рассматривали странный объект. Несколько любопытных пассажиров выскочили вместе с ними наружу.
   - Куда? Назад! - строго приказал начальник поезда и, завидя проводницу, обратился к ней: - Леночка, молодец, что пришла. Последи, чтобы эти не высовывались, - бросил он безличный взгляд в сторону пассажиров.
   - Быстро, быстро все в вагон! - скомандовала та, гремя огромной связкой ключей. - Повылазили, а что если поезд сейчас тронется, а? Умники?
   - Так вагон-то впереди один, без локомотива, - проконстатировал факт зрелый мужчина с седеющей бородой.
   - Не вашего ума дело. Живо на место!
   - Ух, важные какие мы стали, прям страшно! - едко заметил он, покидая тамбур.
   Машинист объяснялся в это время с начальником поезда:
   - Только проехали вешку - стоит! Но не двигается, - говорил он, протягивая "Pall Mall" своему коллеге, - я ему сигнал и то и сё - ни с места. Ну, я и давай, что есть по тормозам. Как остановились, не знаю. Я уж думал, что всё!
   - Видел кого-нибудь? - спросил начальник, закуривая своё "Marlboro", - людей каких-нибудь? Может стрелочник?
   - Не знаю, не берусь сказать, - отвечал машинист, выдыхая глубоко затянутый табачный дым, - я ведь, это самое, в последний момент от окна отвернулся, чтоб если стёкла там, то не повредиться, - сопровождал он свою речь богатыми жестами. - Только думаю, если б стрелочник был, то откинулся бы. Куда ему с таким фанерным гримом против поезда?!
   - Так значит, всё-таки грим?
   - Да откуда ж мне знать, Никанор Иванович, обшивка, вроде, заводская, на грим не похоже, - постучал он пальцами о стенку вагона.
   Начальник поезда вытер тёкший из-под фуражки пот:
   - Всё равно надо шпалы проинформировать. Бесхозные вагоны на трассе - это их забота!
   Машинист молча растоптал бычок.
   - Вагоны-то, конечно, их забота... только опоздание поездов на трассе их не колышет. Я как иркутский в прошлом месяце гнал, так они нас в Куроклюе двадцать часов промурыжили из-за того, что одному пассажиру стрелочник на соседнем пути почудился. Протокол, запись, опрос свидетелей - сами знаете, Никанор Иванович!
   - Знаю, а что делать? Если не сообщишь, так они тебя самого за содействие посадят! Вон грузовой с Омска ехал, помнишь? В его тени стрелочник в Китай пробрался и в интернете РЖД дискредитировал. Так машиниста на семь лет упекли за содействие нелегалам.
   - Ой, не говорите, Никанор Иванович, душат нашего брата со всех сторон. На Октябрьской машиниста посадили за то, что он болты севшие высвечивал, чтобы пробок и ховаков не было. Он о работе своей заботился, а его в тюрьму! А я ведь его лично знал, знаете? Паромов, Иван. Хороший мужик, честный, добросовестный...
   - Дык, что делать-то, ответь мне? - перебил его начальник поезда.
   - Не знаю, наше дело маленькое: скажут поехать - поедем. Скажут, стоять - будет стоять.


VIII

   Затаив дыхание, Стрелочница всем телом прислушивалась к разговору машиниста и начальника поезда. Её левая рука была в кровяных подтёках, которыми она вымазала клетчатую рубашку подростка.
   Она всё ещё находилась в шоке, который мешал ей трезво размышлять над ситуацией. Случилось ли что-то с вагоном, было ли столкновение, засекли её или нет - на все эти вопросы она не находила ответа. Напряжённо вслушиваясь в глухие слова железнодорожников, она продолжала держать пацана в своих стальных объятьях, от которых у него сводило плечи.
   - ... так, значит, всё-таки грим! - послышался голос с наружи и раздался стук о стенки вагона.
   Стрелочница вздрогнула и разжала руки. Слова, доносившиеся снаружи, привели её в себя.
   - ... заводская ... шпалы проинформировать ... - продолжала она жадно выхватывать из разговора за стенкой.
   Сознание вернулось к ней. Она поняла, что вагон цел, и что столкновения, как такого, не было. Однако то, о чём говорили железнодорожники, не оставляло сомнений в верности её опасений.
   - Всё, конец, - едва слышным шёпотом произнесла она, - сейчас шосспол вызовут...
   Стрелочник с тревогой следил за её губами. Воспитанный в детском доме, он не требовал дополнительных объяснений, если речь заходила о столкновение с властями. Он знал, что хороших милиционеров не бывает, если ты беспризорник. Более того, он убеждался много раз, что самые унизительные и болезненные наказания наносятся не за вину, а в качестве профилактических наставлений.
   Однажды, потеряв в лесу письмо в дирекцию детдома, он был готов к самым суровым карам, но вместо этого пробеседовал лишь всю ночь с директоршей о том, как важно быть честным гражданином, иметь облик и сохранять достоинство в любой ситуации. Однако когда они сидели с друзьями на автобусной остановке и просто играли в трясучку, то проезжавший мимо патруль избил их так, что одному пришлось зашивать губу, а у другого был сломан большой палец. Вот и сейчас Стрелочник боялся профилактического наказания и сосредоточенно думал о том, как можно избежать репрессии.
   Стрелочница закрыла лицо руками. Она тоже размышляла о возможных выходах из сложившейся ситуации...
   Обычно, попадая под поезд, стрелочники либо откидываются, либо ховаются. Первое означает гибель всему нажитому хозяйству, так как, скидывая грим, они разоблачают себя, выигрывая при этом в весе и скорости. Но смысла бежать не было, да и откидывать грим было уже поздно. Во втором случае можно затаиться и, удалив все признаки жизни, имитировать товарный вагон грузового поезда. Но и тут ситуация говорила не в её пользу. Откуда взяться товарному вагону не где-то на грузовой станции или в конце товарного состава, а в сибирской глухомани посреди одноколейного полотна? К тому же вызов шоссейной полиции, в простонародии просто "шпала", усугублял безвыходность ситуации. Встреча с ними - всегда трагедия для стрелочников. От последнего столкновения с ними Стрелочнице достались на память два глубоких шрама на левой руке.
   В кромешной тьме наглухо закупоренного вагона она тупо смотрела перед собой. Её вдруг одолело бессилие. Она не могла себе представить благополучного исхода этого столкновения. Стрелочница просто сидела и безропотно ждала, когда тяжёлые молотки разобьют стенки вагона, как радостные крики шпал огласят успех операции и как безжалостно они расколотят грим, полностью собранный её руками.
   Дыхание Стрелочника выдавало его близость. Было слышно, как он робко топчется на месте, будто бы собираясь, что-то сказать Стрелочнице.
   - Я бы мог...
   - Тссс... - перебила она парня.
   Приложив на ощупь руки к уху Стрелочницы, он стал ей что-то шептать сквозь сложенные домиком ладошки. Он не мог видеть, как вдруг лицо Стрелочницы оживилось, но почувствовал это движение.
   Она потрепала парня за волосы, и её губы растворились в улыбке:
   - Это реально, Стрелочник! Давай!
  
  
  
  
   Валеркин пацан
  

I

   Начальник поезда и машинист побросали окурки в сторону. Распахнулась дверь вагона, и оттуда высунулась голова проводницы:
   - Ребята! Что мне пассажирам говорить? Они меня уже затрахали!
   - Скажи им, что всё в порядке, сейчас едем, - кратко бросил ей в ответ бригадир.
   Проводница с лёгким недоумением посмотрела на него, но, кивнув головой, быстро исчезла в вагоне.
   Начальник поезда тревожно окинул взглядом состав. Темно-синие вагоны тянулись друг за другом нескончаемой вереницей. Кое-где из окон высовывались любопытные головы. За дверью первого пагоны слышалась брань проводницы с пассажирами.
   - Чёрт! Шеи у них пластилиновые что ли! - зло пробубнил бригадир, глядя на высунутые из окон головы.
   Ему вдруг показалось, что то, что он сейчас видит, есть часть его давно забытого воспоминания. Словно возникшее из прошлого дежавю расплывался состав под лучами палящего летнего солнца. Он помнил свои сандалии и усы машиниста, голоса пассажиров и их хищные взгляды. Но больше всего ему не давала покоя его собственная робость, которая как будто была часть пробудившего его среди ночи кошмара. Словно разбившиеся некогда в дребезги воспоминания на секунду снова собрались вместе, чтобы ужаснуть его своими картинами. По вискам его струился пот.
   - Зачем людям голову-то морочить, - сочувственно произнёс машинист, - ехать-то некуда...
   - Да-спасибо тебе, дорогой за информацию! - быстро вернулся начальник поезда в своё прежнее нервное состояние, - иди, объясни им, что эта хрень с неба свалилась!
   Машинист потупил глаза в землю и ничего не ответил. Начальник поезда снова достал сигареты, отчаянно чиркая зипповской зажигалкой.
   - Тьфу, блин, бензин кончился, - выругался он, - спички есть?
   Машинист достал из кармана синий плоский "крикет". Бригадир поезда закрыл ладонями пламя, жадно затягиваясь табачным дымом. Ему не нравился этот спокойный, робкий тон машиниста. Ему хотелось видеть в его глазах наглость и решительность, однако было ясно, что решения в этом месте принимает только он один. И его ещё больше коробило и злило.
   Бригадир отошёл в сторону. Он стоял перед выбором: оповещать шоссейную полицию или нет. И то и другое тянуло за собой нежелательные последствия. В первом случае он страховал себя от риска быть наказанным со стороны властей, но создавал себе новые проблемы из-за опоздания, которое и так уже трудно было нагнать. Во втором же случае, он мог нагнать время и успокоить пассажиров, а риск оставить служебной тайной. Однако, как ни крути, что-то предпринять было нужно обязательно и вот это-то вот его коробило и злило больше всего.
   Дверь тамбура снова отворилась, и раскрасневшаяся проводница, отпихивая в вполоборота пьяного мужика в тельняшке, снова обратилась к железнодорожникам:
   - Ребята, я больше не могу их держать! Они сейчас выломают стёкла. Мои отговорки и слушать не хотят, твердят всё время: "Стрелочник, стрелочник!" Что там творится - ужас! Вы себе не представляете... В вагонах паника... Все кричат - кошмар!
  

II

   Момент для рыка был самый подходящий. Стрелочница толкнула парня в спину, подавая знак, что всё готово.
   - Не забудь про плоскогубцы, - шепнула она и, освещая зажатым в зубах фонарикам люк, со всей сила долбанула по шпингалету замка.
   Люк с грохотом провалился во внутрь, и сверху посыпались жестяные банки. Стрелочница как пружина выдавила подростка через узкое отверстие наружу и тотчас захлопнула люк.
   Грохот заставил разговаривающих обернуться. Даже ругань в тамбуре стала тише. Исцарапывая до крови ноги и спину, Стрелочник с шумом вылетел наверх. Не успев ухватиться руками за перекладину, он перемахнул через край вагона, словно скатываясь с ледяной горки. Он неуклюже упал на насыпь, разбивая коленки о гальку.
   Все трое железнодорожников смотрели на парня как загипнотизированные. Боясь поднять голову, Стрелочник чувствовал жгучую боль в исцарапанной спине и осиняченных ногах. Он не мог видеть лица персонала поезда, но испытывал их безумный взгляд у себя на затылке.
   Начальник поезда, поперхнувшись табачным дымом, первый прервал молчание:
   - Что так-кое? - вымолвил он, в то время как пацан старался улыбнуться, поднимаясь с коленок.
   - Явление Христа народу, - тихо проговорила проводница.
   - Ты чё тут делаешь? - в один голос спросили все трое.
   - Я-то? - нелепо скосил глаза Стрелочник.
   - Нет, Лев Толстой, - строго прохрипел начальник поезда.
   - Я тут, это самое... ну, гулял...
   - Чё?! Чё ты мне паришь? В тайге гулял он! Давай говори, кто такой?
   - Я с приюта первомайского, к матери хочу, в Лужин.
   "Врёт, - подумал начальник поезда. - Ну и хорошо, пусть врёт!" - додумалось ему вдруг само собой.
   - ... она не знает, что детдом распустили...
   - Ага, и для этого ты теперь вагон своровал, так? - зло перебил его бригадир.
   - Нет. Я ещё в Железногорске на товарняк сел. Он же там целую ночь стоит, скорый пропускает. Я же трассу хорошо знаю... Мой отец мне всё про это порассказал.
   "Точно врёт," - подытожил про себя бригадир и вслух добавил: - Какой отец? Ты же сирота из приюта?!
   - Так это, я только сейчас из приюта, а до этого и батька и мамка были...
   - Подожди, - вступил в разговор машинист, сейчас-то отец твой где?
   - В Чечне погиб.
   - А звали как?
   - Валерий Иваныч.
   - Ха! - радостно воскликнул машинист, обращаясь к начальнику поезда, - так это ж Валеркин пацан! Он одноколейку лучше нас с тобой знает, - нечаянно перешёл он на "ты", - вырос-то как, а? Никанор Иванович! Я его ещё вот таким вот помню!
   Начальник поезда продолжал недоверчиво смотреть на Стрелочника, в то время как машинист уже трепал его за волосы и хлопал по плечу.
   - Как вагон сюда попал? - строго спросил бригадир у парня.
   - Так, я же говорю, в Железногорске в товарняк забрался ночью... пока тот скорый пропускал. Я в последнем вагоне спрятался, а он... а он... возьми да отцепись по дороге... - неуверенно ответил Стрелочник.
   - Что, сам отцепился?
   - Гм... ну, гм... ну, не совсем сам...
   - Давай выкладывай всё как на духу! Что было?
   - Я контргайку снял...
   - Какую ещё контргайку?!
   - Вот эту, - и Стрелочник достал из штанов большую ржавую гайку. Все трое уставились на неё как контролёры на билет, а парень продолжал рассказывать: - На полдороге мне передумалось до матери ехать, а спрыгивать я забоялся. Вот и снял контргайку... когда-то ведь отцепится, подумал я.
   - А почему до матери-то передумал ехать? - сочувственно вставила в разговор проводница.
   - Не знаю, не любит она меня... Уж с год как не объявлялась. По что я ей?
   - Вот ведь, - не удержался от реплики и машинист, - даже звери своих не бросают, а люди... тьфу!
   - А гайку ты пальцами откручивал? - настойчиво расспрашивал начальник поезда.
   - Нет, плоскогубцами.
   - Какими?
   - Вот этими, - и парень достал из-за спины раздвижные слесарные пассатижи. - Сначала не поддавалось, но потом легко пошло. А как на стрелке тряхануло, так крепление и само сорвалось.
   - Когда и где это было?
   - Не знаю, на рассвете когда-то. Я, честно говоря, закимарил. Думал на пять минут, а проснулся, только когда вы загудели, - он показал рукой на машиниста.
   То, что товарняк прошёл сутра, действительно сходилось с тем, что начальник поезда узнал на предыдущей станции. Ему хотелось верить рассказам подростка, и даже факты говорили в его пользу.
   - Никанор Иваныч, а ведь он дело говорит, - подтвердил машинист, - через пару километров стрелка на заброшенные пути ведёт...
  

III

   - Да куда ж ты лезешь? - ругалась проводница в тамбуре.
   - Я хочу знать правду! - говорил пьяный мужик, продувая беломорину и держа под руки своего полностью окосевшего приятеля. - В этой стране все врут даже в лесу!
   - Господи, как ты мне надоел! Никанор Иванович, не могу я больше, сами стойте тут!
   Тот выплюнул остаток сигареты и одним махом запрыгнул в тамбур. Завидя энергичного и злого начальника, пьяницы, наступая друг другу на ноги, засеменили проч.
   - Гриша, уходим, уходим, Гриша, - тянул один другого за руку, - потом узнаем правду. Правду от народа не утаишь!
   - Никанор Иванович, - обратился машинист к начальнику поезда, заглядывая в тамбур, - откатим вагон к стрелке, а? Свяжемся со станцией, пусть делают, что хотят, а сами поедем. Опоздание уже семь часов, Никанор Иваныч, а?
   Бригадир закрыл лицо руками:
   - Ох, как я устал, - и, отдёрнув руки, скомандовал: - Добро!
   Ответ со станции был, однако, краткий и однозначный: вагон нужно брать с собой. Начальник поезда долго ходил с телефоном своего купейного вагона, выясняя, кто дежурит на станции и насколько правомерно его решение. Но, к сожалению, как он не аргументировал опозданием поезда, переубедить диспетчера не удалось. Говорилось, что поступили сведения о стрелочнике, и полноценный товарный вагон посреди тайги нужно профильтровать обязательно.
   Поезд медленно тащился вперёд. Успокоившиеся пассажиры снова заняли свои места, предпочитая еде и играм заоконные ландшафты.
   - Нет, ну это ж надо! Какая красота! Гриша, а? - пытался завести беседу с закимарившим у окна Гришей его приятель. - И это всё Россия! Наша Россия, Гриша!
   - Угу, - промычал тот в ответ, раскрывая слипшиеся от похмелья глаза.
   - Какая там Америка к чёрту! Одни ковбои, да диснейлэнды, блин! А у нас, у нас... - он поднял руки вверх, величественно сотрясая ими. - Нет, Гриша, я отсюда никуда не уеду!
   Стрелочник сидел рядом с машинистом, глядя на гримированный вагон, который они отталкивали к стрелке. Обшивка действительно была заводская, и если б он не знал, как он выглядит изнутри, он бы ни за что не подумал, что в вагоне есть что-то, кроме металлолома. Он попытался представить себе, как и где сидит сейчас Стрелочница, как она с благодарностью думает о его находке, и ему стало приятно. Он заулыбался. Однако тут же побледнел: он вспомнил наказ Стрелочницы про плоскогубцы, которые он отдал начальнику поезда вместе с гайкой. Он не знал, для чего они были ей нужны, но знал точно, что очень важно положить их под вагон рядом с барабаном. Он так задумался, что даже прослушал вопрос машиниста.
   - ... а? Что? - в смятении переспросил он.
   - Мать-то, говорю, знала, что ты к ней собираешься? - заботливо поинтересовался машинист.
   - Да... нет, не знала.
   Машинист ничего не ответил, а только щёлкнул языком, покачивая головой.
   - Смотри, вешка, - перевёл он беседу в другое русло. - Впереди стрелка. Посмотреть бы, как далеко ещё.
   Стрелочник высунулся в окно и сказал, что метров триста от силы. Машинист перевёл рукоятку управления на "стоп". Состав плавно остановился. Снова распахнулись двери тамбура, и в них показался начальник поезда.
   - Ну что, откатываем? - обратился через открытое окно машинист.
   - Вагон с собой нужно брать, - на ходу сообщал бригадир, - в лесу нельзя оставлять, опасно.
   - Дык, это ж ещё полтора часа опоздания! - чуть ли не простонал машинист.
   - Ну, ты мне ещё начни возражать! Сказано взять - значит взять!
   Машинист глубоко вздохнул и исчез в окне.
  
  

IV

   Спустя пять минут начальник поезда командовал минимум полусотнею мужчин, взятых с поезда для толкания объекта.
   - Значит так, объясняю диспозицию, - махал он словно веером своей фуражкой на дневном зное: - толкаем вагон к развилке. Туда, - он показал рукой. - Закатываем его на боковой путь. Затем машинист подаёт весь состав вперёд по ходу движения, т.е. за стрелку. После выкатываем вагон с бокового пути на наш и цепляем в конец состава. Ясно?
   Толпа ответила невнятным гудением. На лицах было написано однозначное нежелание принимать участие в этой акции.
   - А что, надлежащие службы этим заняться не могут?
   - Если этим займутся надлежащие службы, то вы можете дальше идти пешком. Они палец о палец не ударят, чтобы пропустить нас на одноколейке.
   Бригадир замолчал, всматриваясь в лица и ища в них ответа:
   - Да делов-то здесь, мужики! Толкнули, покурили, прицепили и поехали. Дольше торговаться будем!
   Это раскованное панибратское обращение начальника поезда неожиданно хорошо подействовало на толпу, и народ нехотя стал двигаться.
   - Вот дела, - возмущался кто-то в толпе, - телефоны с видеоизображением, а вагоны как на субботнике толкаем!
   - Да ну к чёрту, я вообще в прогресс не верю, - поддерживал его другой голос. - Хреней всяких навыдумывали, а работать всё равно надо. Какой же это прогресс, шпала-мыла!
   Двери вагонов были растворены, и успокоившиеся пассажиры располагались на траве рядом с составом, выискивая тень от знойного полуденного солнца. Женщины задирали халаты, выставляя на солнце ноги, мужчины оголяли торс, утирая рубахами пот с лица. Возбуждённые дети радостно носились вдоль состава.
   - Мама, мама, это слеласник? - всё время переспрашивала маленькая девочка, показывая на вагон.
   - Нет, солнышко, это просто вагончик. На вот тебе огурчик с булочкой, кушай!
   Стрелочник сразу заслужил себе уважение пацанов тем, что разговаривал с машинистом. Они обступили его полукругом, внимательно следя за их беседой.
   - А сколько лет этому поезду? - нарочно спросил Стрелочник, оглядываясь вокруг себя.
   - Локомотиву-то? - переспросил машинист. - Или составу?
   - Да, - коротко ответил тот.
   - Состав-то всегда заново формируется, вагоны новые, оборудованные, а вот локомотив ещё МПС-ский. Да и к лучшему, нет у меня доверия к новым...
   - А сколько такой мотор весит? - не дослушал ответ Стрелочник и прыгнул на ступеньку локомотива. Такая свобода взволновала ребят, и они ещё плотнее столпились вокруг машиниста и Стрелочника.
   - А что мощнее, самолёт или поезд? - не унимался Стрелочник, поднимаясь всё выше по лестнице.
   Разгадав его корыстный интерес, машинист отнекался работой, отсылая его к ребятам. Те моментально набросились на него с расспросами, кто он такой и почему ему всё можно.
   Настал звездный час Стрелочника. Он говорил, что родился в поезде, что знает все пути и стрелки, что если машинист устаёт, то ему доверяют штурвал. В конце концов, он сказал, что больше всех знает, об этом товарном вагоне, даже больше, чем сам начальник поезда. Тут градом посыпались вопросы о том, чего не знает начальник поезда, и Стрелочник понял, что ляпнул лишнего. Больших усилий стоило ему удержать язык за зубами, предлагая покидаться шишками. Ребята долго не соглашались, но, тем не менее, кинулись в лес, хватая друг друга за отвороты рубашек.
   - Эх, мужички, давай! Па-а-ашло! - кричал начальник поезда, вытирая свободной рукой мокрый лоб.
   С одной стороны он был очень доволен сложившейся ситуацией, что он сделал правильный выбор, и что на самом деле ничего выбирать было не надо. Что дело обходилось без вызова шосспола, и что уже через полчаса он будет сидеть и пить чай у себя в купе. Но с другой стороны как раз эта самая лёгкость вызывала где-то глубоко внутри него беспокойные подозрения. Он знал, чтобы до конца успокоить свою совесть, надо всё-таки как следует проверить этот вагон, однако с другой стороны совершенно не желал шоссполовской бойни у себя в составе. Всё это были тяжёлые мысли, которым он не давал разыгрываться в своей голове.
   - Ой, блин, с-с-сука! - раздался вопль принуждённого к работам Гриши. - Током долбануло! Да ещё как...
   - Каким током, Гриша? Это дерево! - недоумённо глядел на него приятель.
   - Вот тут, вот тут, попробуй, - показывал он на место в обшивке, - только взялся - и как шарахнет! Как будто всё тело иглой проткнули, - не находил себе он от волнения места.
   Толкающие выпрямили спины, наблюдая за пострадавшим. Он неуклюже прыгал, вздымая к верху своё круглое пузо.
   - Что случилось? - строго уставился на Гришу начальник поезда.
   - Ничего, ничего, - встал между ними Гришин приятель. - От волнения нервы сдали. Столько пережили сегодня, эта жара, а потом ещё... - он стукнул себя по горлу, - малость под шаффе...
   - Да какие нервы! - вспылил вдруг Гриша. - Так ёбнуло, что волосы ды...
   - Тихо, тихо, Гриша, тихо! - схватил его за плечи приятель. - Вот видите, переутомился. Может и солнечный удар быть...
   - Алкаши чёртовы! - отвернулся бригадир. - А-ну пошли дальше. Чуть-чуть осталось. Раз-два, взяли!
  
  

V

   Стрелочница не теряла времени и готовила к запуску выведенный на время из строя дизель. Она побросала на пол одеяла, чтобы не шуметь, продвигаясь по вагону. Примотанный двумя проводами к аккумулятору фонарь давал всё меньше света. Батарея беспощадно садилась.
   Снаружи послышался крик. Стрелочница прислушалась:
   - ... каким током, Гриша?!
   Стрелочница метнулась в сторону аккумулятора. Быстро отыскивая на ощупь провода, она хлопала руками по одеяльному застилу.
   - ...Откуда здесь электричество?! Это - дерево, Гриша!
   Стрелочница забеспокоилась. Она уже поняла, в чём дело и спешила отыскать причину. Наконец она нащупала провода. Один из них всё ещё был крепко связан с фонарём, а вот второй попал на железо грима.
   "Конечно, этот козёл схватился за металл, - догадалась она, - только откуда сквозит? Грим ведь прослоенный?!.."
   - ... где тебя угораздило? - послышался строгий голос начальника поезда.
   Оставив размышления, Стрелочница вырвала провода из аккумуляторного зажима. Крики снаружи утихли. Вагон снова медленно покатился. Путешественница облегчённо вздохнула. Ховак был на волоске от провала.
   Потянувшись за плоскогубцами, она услышала поднимающиеся по лестнице шаги и голос машиниста, требующего подать ему лом. У Стрелочницы спёрло дыхание.
   "Только не это! - пронеслось в её голове. - Стрелочник, ну где же ты?!"
   Шаги тем временем были уже над головой. Машинист пинал банки ногой, разбрасывая их в стороны. Послышался колючий, острый скрежет металла...
   Чувство смятения нахлынуло на Стрелочницу. Больше всего она боялась, что удар лома придётся в скобу люка и тот с грохотом провалится вниз. Зная все слабые места вручную собранного грима, она стремглав кинулась туда и упёрлась руками в крышу. Однако первый сильный удар пришёлся поверх книжных полок, пробивая внутреннюю обшивку. Стрелочница не знала, куда броситься. Крепко стискивая фонарь, она светила им куда попало, стараясь предугадать новый удар.
   Он последовал в крепление водяного бака, очень точно выбивая его из крыши. Канистра издала всплеск и, выдирая из стен шурупы, упала на пол.
   "Сделай же что-нибудь, Стрелочник! - умоляла она про себя парня. - Ещё один удар, куда угодно и конец!.."
  
  

VI

   Стрелочник убрал руку с сигнального свистка локомотива и, завидя машущего кулаками машиниста, выпрыгнул с пацанами наружу. Гудок, поданный им, всполошил пассажиров, и они нехотя стали подниматься с земли. Начальник поезда, ведущий всё это время телефонный переговоры со станцией, полубегом двигался навстречу машинисту, подавая ему одобрительные знаки.
   - Проверил? Давай! - не дожидаясь ответа, махнул бригадир машинисту, чтобы тот, как условились, после первого гудка подал весь состав вперёд. Машинист собрался доложить, что сигнал был подан по ошибке и он ещё не до конца... но, завидя озабоченное и злое лицо бригадира, передумал. Кто-то из проводников просил его открыть вторые двери тамбура и тот, зажав плечом телефонную трубку, нервно разыскивал нужный ключ в запутавшейся связке.
   "Тык-ёб... - вырвалось только у машиниста, и он полез в кабину".
   Весь состав медленно тронулся вперёд. Загнанный на боковой путь вагон отражал в себе палящие лучи дневного солнца, преломляя и разбрасывая их в разные стороны. Мужики расселись по краям вагона и закурили. Машинист приветливо помахал им рукой, и они ответили ему тем же.
   Пассажиры, оповещённые начальником о гудках, не торопясь, поднимались с земли, следуя за составом, ползущим с черепашьей скоростью. Из окон вагонов доносился неумолкающий радиохит "А ну гуляй, страна огромная!"
   Разобравшись с ключами, начальник поезда обогнал локомотив и быстро юркнул на боковой путь к объекту. Мужики расположились по краям насыпи, курили и разговаривали.
   - А я вот, когда в МГУ преподавал, у нас старичок был такой... В лаборатории акустики механиком 6-го разряда был. Должность самая низкая, но говорили, что в 30-тых годах он такой синтезатор изобрёл, что чуть ли не миллионером в Америке стал.
   - Американец что ли у вас механиком был?
   - Да какой там американец - наш! Он по миру со своим этим синтезатором гастролировал. С Рокфеллером был знаком, с Эйнштейном... Перед войной вернулся, а его бах - и в Магадан! Предатель, мол...
   - Во дурак!
   - Сидел бы уж себе в своей Америке!
   - Дурак-то дурак, а на Колыме он тоже там какую-то хрень изобрёл. То ли вставить чего-то, то ли всунуть...
   Мужики весело рассмеялись:
   - На Колыме-то, поди, важная вещь!...
   - Без баб и не такое придумаешь...
   - Так слушайте, его бригаду заметили...
   - Ещё бы! Такое разве пропустишь...
   - ...заметили и выяснили, что он изобретатель. Туда-сюда, короче, таким людям на Колыме не место и его в шарашку туполевскую направили. Тогда ведь всех достойных учёных в золотых клетках держали. Вот он там вместе с Королёвым первую ракету-то и придумал.
   - Знатный чел, поднялся...
   - А звали-то твоего старика как? Уж не Бэтмэн ли?
   - Термен, Лев Сергеевич.
   - Чё?!
   - Всё-таки американец?!
   - Да нет же, русский. Из интеллигенции бывшей, дореволюционной ещё.
   - Ты-й-й-ё!
   - Никогда не слышал.
   - Так вот, когда культ личности-то закончился, выпустили его. Однако на работу бывшего зека естественно нигде не берут. Вот он и устроился на механика в ...
   - Так в Америку надо было!
   - Не, он не такой. Он гордый был. Чихал он на деньги, он прибор свой дальше разрабатывал...
   - Во-во, я тоже свой прибор развиваю. Хочу вот в бухгалтерии девицам показать...
   - Да ладно вам! А что за прибор-то?
   - Терменвокс называется.
   - Чё???
   - Тер-мен-вокс! Такая антенна, вокруг которой рукой водишь, а она музыку издаёт. Без струн, без ничего. Просто так в воздухе рукой махаешь. Он нам играл... Музыка такая... космическая получается...
   - Иш-ты!
   - А под конец жизни знаете какую штуку отколол?
   - Ну?
   - В партию вступил! Представляете, старику за 90, в Москве памятник Дзержинскому сносят, все свои партбилеты сдают, а он в партком с заявлением: Прошу принять в ряды... Я, говорит, Ленину обещал!
   - Ничего себе байда!
   - Оказывается, слушайте, перед тем как на гастроли в Америку выехать, ну тогда... давно ещё, он в Кремле был и Ленину прибор показал...
   - Вставил ему хоть как следует?
   - Елы-палы, сколько ж ему лет было?!
   - То-то и оно! Что пережил он всю совдепию... Так вот, слушайте, Ленин в таком восторге был от его ...
   - ... прибора!
   - ... что предложил в партию вступить. Но вот он ему и пообещал: будет свободная минута - непременно вступлю! И сдержал-таки своё слово: через 70 лет после смерти Ленина вступил в партию!
   - Молодец!
   - Наш человек!
   - Крепкий старикан был, настоящий!
   - С настоящим прибором!
  
  

VII

   - Значит так, сейчас подаёт вперёд, - обратился к мужикам начальник поезда, не обращая внимание на их хохот и веселье, - а потом ещё раз толкнём, чтобы к составу прицепить. Лады?
   Бригадир непроизвольно сильно ударил кулаком по обшивке вагона. Это произошло как раз в тот момент, когда Стрелочница тщательно закрепляла упавший бак, но крепление выстрелило ей прямо в лицо. Оно слетело со стены и, падая на пол, стукнуло о железный лист мотора. Стрелочница снова заметалась. Опасность разоблачения снова подстерегала её, и она спешила вырваться из ховака. Она потянулась к барабану за плоскогубцами, а начальник поезда, придерживая фуражку, полез под вагон...
   Увидев сомнительную барабанную конструкцию, не видимую снаружи, он оторопел. РЖД никогда не оснащало простые карбоксы высококачественным оборудыванием. Озноб прошёл по его спине. Отложив в сторону телефон, он стал закарабкиваться под барабан. Стрелочница в то время закатала рукава и легла на живот рядом с мотором. Его изогнутые края не позволяли увидеть подвагонный барабан, и она на ощупь потянулась за пассатижами....
   На барабане был выгравированный заводской номер. Записав его, начальник поезда потянулся за отложенным в сторону телефоном, но... отшатнулся и стал белее бумаги: голая окровавленная рука держала его телефон!
   - Шеф, сориентируй по времени, - раздался бодрый голос снаружи, - сколько ещё стоять?
   Начальник поезда чуть не раскричался. Его сердце сжалось, остановилось, а потом заколотило как молотком. Закрыв глаза, он дёрнул что есть силы телефон на себя... Но в момент, предварявший его рывок, Стрелочница обнаружила подвох и легко выпустила телефон из ладони. Бригадир во всю силу стукнулся о край вагона, роняя фуражку. С дрожащими коленями вылез он наружу и, пересиливая сатанинский страх, нагнулся под вагон: руки не было.
   "Почудилось! - выдохнул железнодорожник. - Чёртова жара! Скорей ехать, скорей ехать!"
   Он приказал мужикам подниматься и толкать вагон в обратном направлении. Обессиленного Гришу она послал на крышу за ломом. Грузный тюфяк, пыхтя и охая, полез наверх.
   Не обнаружив плоскогубцы, Стрелочница запаниковала. Ей нужен был дополнительный крепёж для запуска дизеля. Включив фонарь, она осветила им весь вагон и, не долго думая, схватила кусок стальной проволоки. Но как закрепить её без сверления и долбёжки? Она напряглась, сощуривая глаза, и они увидели большое магнитное колесо под верстаком.
   Забравшись на крышу, Гриша неуклюже перебирался в тренировочных по жестянке, разыскивая лом.
   - Господи, прости бог мою душу, - нагнувшись в полуприсядку, придерживал он своё толстое тело руками. - Угораздило же меня на этот поезд сесть! А вот он...
   Гриша раскрыл ладонь, чтобы взять лом, но... тот укатился от него в сторону. От неожиданности Гриша шмякнулся со всей силы на задницу. Удар сотряс вагон изнутри, и только что закреплённый магнит с шумом грохнулся на пол.
   От злости и смятения Стрелочница принялась беспорядочно елозить магнитом по крыше, просто чтобы спустить пар. Но для Гриши началось нечто невообразимое: жестяные банки стали обвиваться вокруг его ног, словно ожившие кости. Они кололи его своими острыми краями, крутились и ворочались. Страх охватил Гришу с головы до пят, и холодный озноб прошёл по всему телу...
   Он почувствовал комок в горле и, собравшись крикнуть изо всех сил "караул", выдавил из себя одно глухое "ка...". Лом извивался у его ног, скрепя о железо. От испуга Гришино сердце вздрагивало, съеживалось и вспухало. Бледный как простыня, он перегнулся через край вагона, вызывая любопытство мужиков своим безумным взглядом.
   - Гришенька, что такое? - поинтересовался его верный приятель.
   Гриша поднялся на ноги и по несчастью наступил как раз в то место, где находилось крепление входного люка.
   - Тут это... лом сам... - но он не успел договорить и с грохотом провалился в вагон, цепляясь в последний момент локтями за перекладину. Его толстое тело, осевшее в одно мгновение, открывало взору только макушку головы, что вызвало ещё более удивлённую реакцию снизу.
   Вонючие мужские ноги провалились в вагон вместе с лучами света. Гриша неуклюже болтал ими в проёме. Стрелочница опешила. Что делать? Брезгливо отворачиваясь, она сжала барахтающиеся ноги и со всей мощью вытолкнула омерзительное тело наружу.
   Гриша, уже ничего не соображая, замахал в воздухе руками и как мешок свалился на мужиков вниз. Те заголосили, заматерились и попадали в разные стороны.
   - Да ты чё?!
   - Охуел что ли?
   - Мудак, блять!
   Не обращая не малейшего внимания на брань, он выдавил из себя что-то нечленораздельное и бросился бежать сломя голову в сторону состава. Воспользовавшись замешательством, Стрелочница высунула голову наружу. Состав освободил пути. Не долго раздумывая, она стала запускать дизель.
  

VIII

   Не успела утихнуть ругань мужиков, как клуб чёрного солярного дыма вылетел откуда-то из-под обшивки вагона. Зашумели спрятанные под ней шланги. Весь вагон при запуске дизеля как-то нервно вздрогнул и покачнулся.
   Страх, который испытывал только что Гриша один, передался всем его приятелям. Их лица побледнели, и они в мгновение ока отскочили от вагона. Бригада толкающих кинулась бежать в рассыпную, кто куда. Некоторые выворачивали свои шеи, другие же пятились задом, спотыкаясь и падая.
   - Мужики, чё такое? - спросил один из них, выходя из кустов.
   Вагон злобно фыркнул и подался вперёд. С крыши посыпались банки. Зарычал мотор. Обшивка затряслась вместе с ним. Казалось, что вагон готовится к прыжку. Медленно провернулись колёса. Вагон двинулся с мёртвой точки...
   Его оживление было бы замечено намного позже, но, разбегающаяся в стороны бригада, привлекла к себе внимание. Пассажиры 640-го поезда стали оборачиваться в их сторону.
   - Ой, чего это наши мужики побежали?
   - А чёрт их знает!
   - Смотрите, девчонки, вагон-то...
   - ... поехал!
   - Где?! - О..!
   - Стрелочник...
   В толпе прокатилась волна испуга. Оборачиваясь, пассажиры застывали на месте. Движение вагона приводило их в озноб. Многие были парализованы неизвестностью. Чего ждать от стрелочника? Что будет? Бежать ли за ним или от него? Вагон раскачивался на путях, выплёвывая на загипнотизированных солярный дым.
   Стрелочница не видела их лиц и уверенно орудовала в вагоне. Она заводила мотор два раза, потому что севший аккумулятор не давал достаточно энергии. Стараясь сохранять спокойствие, она всё же сильно нервничала. Бежать нужно было быстро, пока не опомнилась толпа. Но ховаческий бардак не давал развернуться и мешал в каждом движении. Не было ни инструмента, ни времени сделать всё как следует. Однако скорость росла, и это внутри сильно подогревало Стрелочницу.
   Начальник поезда единственный нёсся во всю прыть из середины состава сквозь остолбеневших от страха пассажиров. Его губы и колени дрожали, а руки тряслись. Его опасения оправдались, и кошмар стал реальностью. На ходу тыкал он одеревеневшими пальцами в кнопки телефона.
   В то же самое время, не опомнившийся ещё от падения Гриша, в конец обезумел от пережитого шока. Ему казалось, что банки до сих пор преследуют его. Он слышал их скрежет и шум. Они извивались в его сознании гигантской лентой, во главе которой, стоймя, шествовал лом. Ему почудилось, что все люди окаменели под взглядом железной кобры и что, если он остановится, то она непременно проглотит и его.
   Не замечая того, как и куда он несётся, Гриша налетел полным ходом на начальника поезда. Фуражка и телефон разлетелись в разные стороны. Растерянные пассажиры с ужасом смотрели на разбитые лица столкнувшихся. Они молча следили, как начальник поезда прикрывал рукою кровоточащий нос, заливавший багровыми пятнами голубую железнодорожную форму.
   Стрелочница же была одержима. С бешеной скоростью покидала она западню. Но спустя пару километров она увидела на путях человеческий силуэт. Необычайное смятение застучалось в её сердце. Чем ближе она подъезжала к нему, тем мятежнее становилось это чувство. Она стала сбрасывать скорость. Тормозить и вглядываться. И, наконец, поняла, что предчувствия не обмануло её: на путях стоял "Валеркин пацан" с плоскогубцами в руках.
  
  
  
   В гостях у егеря
  

I

   Дневная жара стала спадать, и из воздуха повеяло вечерней прохладой.
   - Фу, духота какая, - обратился шоссполовец к аспиранту за компьютером. - Это ж надо, ну и лето, - продолжал он, отгоняя от себя мух фуражкой. - Горох у меня взойти не успел - сразу завял! А с помидорами вообще труба: из трёх парников один только с помидорами.
   Аспирант отвернулся от компьютера и кивнул головой. Завидя его вежливый жест, шоссполовец нагло оскалился:
   - Чё киваешь? У самого огорода нет, небось? - аспирант отрицательно покачал головой. - Ну а чё тогда киваешь?
   До конца смены оставалось ещё более трёх часов, а измученный на жаре шоссполовец уже изнемогал от духоты, сиденья и ничего-ни-делания. Курить не хотелось, еда не лезла в горло, а от выпитой водки тело размякло и распарилось. Спёртый воздух ломил виски, и даже запах собственного пота разносился по комнате, вызывая приступы тошноты.
   - Ты, это... вот что: сиди тут, - приказал он аспиранту, - а я пойду проветрюсь. Душно мне как-то...
   Покинув здание вокзала, он вышел на перрон, который ещё несколько часов назад кишил как муравейник, а сейчас опустел и представлял из себя жалкое зрелище. Остатки переломанных ящиков, пустые пластиковые упаковки, бутылки, рваные газеты и рассыпанные семечки застилали его полотно. Пятна разлитого и высохшего на жаре алкоголя, покрывали его поверхность. Шоссполовцу стало ещё хуже, и он двинулся к озеру.
   Перескочив через пути и пройдя сквозь редкий и пожелтевший от жары березняк, он вышел к берегу и глубоко втянул в себя свежий, влажный ветер. Тошнота прошла, и ему тут же захотелось курить.
   Выйдя на пирс береговой охраны, к которому были припаркованы моторки шоссейной полиции, он непринуждённо развалился в старом выцветшем шезлонге. Свежий воздух растрепал волосы, забрался под воротник и рубаху, высушил пот и вернул солдата к жизни. Он закурил и расслабился...
   - Виталька! - услышал он вдруг голос позади себя. - Ты чего это не на смене?!
   На пирс вышли два раздетые по пояс бойца с закатанными по колено штанами. Они несли с собой большую сумку и кассетник.
   - Аспирант дежурит, я спёкся весь в духоте этой, - лениво ответил тот. - А чё несёте?
   - А угадай, холодное и пенится, на "пи" начинается, на "во" заканчивается? Только это, Виталька, мы на тебя не рассчитывали, по пять бутылок взяли...
   - Ладно, кончай жидиться, давай сюда пиво!
   Через четверть часа уже все трое громко спорили под дребезжащий шум кассетника.
   - Серёга, Серёга, я те говорю, что РЖД не допустит в свои дела ФСБ из-за интересов акционеров. Разведчиками нам с тобой не быть.
   - Виталька, не только не допустит, а попросит! И погонят нас с тобой из шосспола поганой метлой. Что ты думаешь, у них своих людей нету что ли?
   - Не знаю, мужики, о чём вы спорите, пока будут стрелочники, с ними надо будет бороться, а значит мы - нужны!
   - Ну, ты просто философ, блин!
   - Слушайте, шпалы, тост есть...
   - Ну, давай!
   - За стрелочников!
  

II

   Солнце садилось. Наступал вечер. Дневная жара растворилась в воздухе и сменилась вечерней прохладой. На пирсе громко играла музыка, шоссполовцы допивали пиво.
   - Кого на станцию пошлём?
   - Мне нельзя, я на дежурстве! Пусть вон Женька идёт, всё равно ни хера не делает!
   Женька достал в этот момент блестящий скомканный шарик из фольги. Покрутив его в руках, он развернул фольгу и вынул из неё плоский тёмно-коричневый кусочек.
   - Чёёё-э-э-т-т-там у тебя?
   - Шоколадка, - подмигнул он и, спрятав ладони от ветра, стал нагревать тёмно-коричневую штуку над пламенем зажигалки.
   - Ты чё, Женька, охренел что ли? Это же...
   - Гашиш, - спокойно ответил он, разминая пальцами нагретый "камень". - Мент один поделился. В городе облаву устроили, рэперов вытрясли. Никого толком не взяли, однако этого дела нашмонали - во!
   - Я не буду!
   - Да и не надо мне больше достанется! Да и вообще чего вы в натуре - мы ж не ширяться собрались...
   - Ещё не хватало!
   - А что, помнишь, двух безбилетников с "баяном" взяли, - засыпал табачную смесь в беломорину шоссейник, - так это самое... может катнём по разу?
   - Ты мне это брось! Курить - кури! А это не смей!
   - Да, ладно, шучу я, - ответил он, глубоко затягиваясь косяком. Настала неловкая пауза. Он подолгу задерживал дым в лёгких, в то время как оба его приятеля глупо на него таращились. Колонки кассетника гудели и призывали задуматься над влиянием просвещённой Европы и сваривших колбасу немцев.
   - Чё за дрянь мы слушаем?! Серёг, поставь лучше "Русскую вечеринку"! Там, где "Гуляй страна огромная"!
   - Дурак! Это андеграунд из Питера, - заметно повеселел после косяка солдат. - Знакомая проводница привезла. Группа называется так интересно... Едрить мать! Забыл... То ли "вон", то ли "шмон"... А во - "НОМ"!
   Его приятели не разделили этого восторга вместе с ним и тут же включили попсу. Но не успели они, как следует разогреться, как шум тормозов отвлек их. Большой чёрный "Форд" шосспола со скрипом затормозил у пирса, поднимая в воздухе клубы пыли. Хлопнула дверь, и из машины вышел огромный лысый качёк с бутылкой "Смирнова" в руках.
   - Женька, бросай дурь! Бригадир приехал!
   - Ладно, ладно, оставь! - улыбнулся бригадир, заметив суету. - Давайте лучше выпьем!
   - А что есть повод?
   - Глупый вопрос!
   - Так чё такое-то?
   - Вику помните? - бригадир разлил водку.
   - Ещё бы!
   - Такую не забыть...
   - Вот, написала мне... - он достал мобильный, - ...эсэмэсочку. "Витя, пишет она, ты пытался мне звонить. Всё в порядке?"
   Солдаты одобрительно загудели.
   - Помнит...
   - Заботится
   - А ведь я главное уж похерил всё в жопу. Почти год как не отзывалась, а тут бах - эсэмэска!
   - Так ты ей звонил?
   - В том-то и дело, что не звонил я ни хуя!
   - Само позвонилось?..
   - Да откуда я знаю!
   - Так, посмотри в номерах своих! Может случайно набралось.
   - Да ну на фиг. Давайте лучше ещё по одной!
   Шоссполовцы ещё выпили и закряхтели.
   - Бриг, а ты ответ-то уже написал?!
   - Гм... Нет ещё.
   - Так пиши, мудило. Она точно на ответ напрашивается!
   - Думаешь?...
   - Ка-а-анешна! Титьки большие?
   - Да ты что?!!
   - А что?
   - Она ж не шлюха!
   - Так что, если не шлюха, то и без титек вовсе?!
   - Не, ну... это, конечно, всё есть.
   - Ну, вот и рассказывай! А мы разольём пока...
   Шоссполовцы расселись на пирсе, забыв в этот летний вечер о дежурстве совсем. Они быстро и бегло пили водку без остановок на закуску, в то время как в здании вокзала аспирант получил известие с трассы о стрелочнике. Он бегал от окна к окну, махал руками, кричал. Станция была пуста. Шоссполовцы с пирса его не слышали.
   - Пиши ей ответ, бриг!
   - Правда, что ли?
   - Ну, конечно! Вбивай: Дорогая Ася...
   - ...Вика!
   - Неважно!
   - Как это неважно?! Что она обо мне подумает?
   - Ты - шпала, бриг! Что о тебе можно подумать!
   - В смысле?
   - Ну, в том смысле, что... неважно. Пиши ответ: Дорогая Ася!
   - Вика!
   - А я вот баб с плоскими грудями не люблю, - всё никак не могли остановиться двое других шоссполовцев. - Была у меня одна спортсменка, ноги, попка - всё отлично. Раком очень любила бзыкнуться. Но вот титьки - как поганочки...
   - А я вот с толстыми не могу! Если рука в какой складке утопла - всё! Краном не поднимешь...
   - Не, поднять-то это не проблема, а вот как из ванной выходит после сортира, халатик чуть подвязан, а из-под него эти наросты пигментные... Тут и плохо стать может: с девкой ли я трахался?!
  

III

   Не останавливая вагона, Стрелочница свесилась в сторону, подавая подростку руку. Тот ловко запрыгнул на лестницу, перекидывая через край вагона злополучные плоскогубцы. Забравшись вовнутрь, оба стояли молча, рассматривая последствия столкновения и ховака.
   - Да, остро было, - подвела итог Стрелочница. - Чуть было в геморрой не вписались...
   - Куда?!!
   - В геморрой! Да неважно, говорится так. А ты это... молодец, молодцом держался, короче!
   Стрелочник пожал плечами и заулыбался. Он посмотрел на пол, где было смято его одеяло в грязный истёртый комок. Водяной бак с остатками жидкости стоял на краю плиты. Электрические провода и газовые шланги извивались вокруг покрытого копотью дизеля. С потолка свисала стальная проволока. Остатки вчерашнего ужина были скинуты с плиты вместе со сковородкой и рассеяны по полу. Гаечные ключи и отвёртки были разбросаны как попало, вылетев из своих настенных креплений. Вывалившиеся из шкафа книги лежали на кровати вперемешку с вентиляционными трубами и частями облупленной обшивки. Весь вагон был словно перевёрнут вверх дном; таковы были последствия столкновения и ховака.
   - Да ты не смотри, - обнадёжила парня Стрелочница, - нам бы только выстояться как следует, мы всё это живо поправим. Знаешь, я это уже тысячу раз делала...
   Она налила чай и протянула кружку Стрелочнику. С большой благодарностью принял он от неё напиток и, усевшись на край газового обогревателя, стал с наслаждением пить. Ему казалось, что ещё никогда в жизни не пил он такой вкусный полуостывший час. Он слегка щипал язык и вязал во рту. На мгновение он даже забыл про свои распухшие коленки, боль в которых так и не хотела уняться.
   Стрелочник вспомнил, как, будучи ещё в нормальной деревенской школе, он чуть не выиграл забег по физкультуре, обогнав даже спортсмена Вадьку. Пробежав этот километр менее чем за девять минут, он буквально умирал на финише от колючей, пронзающей всё тело боли в груди, однако, не в силах скрыть своей радости, спрашивал охрипшим голосом результаты соревнования. От этого грудь ломило ещё больше, и он никак не мог отдышаться, но просто отойти в сторону и сесть он не мог. Внутри него словно разорвалась бомба, которая, не останавливаясь, несла его.
   И тогда и сейчас он был счастлив, что победил не кого-то, а самого себя. Ему даже показалось нелепым устраивать состязания между кем-то, когда в первую очередь состязаешься всегда сам с собой. Нельзя победить кого-то, не победив прежде себя. И как тогда оценивать результаты? Ведь тот, кто бежал впервые наравне с тем, кто бегает всегда, победил больше, несмотря на проигранное время. Его измождённое тело приятно ныло во всех местах и ещё больше усугубляло его радость.
   Допив чай до конца, он потянулся за термосом и наполнил кружку Стрелочнице. Она кивком поблагодарила его. Следя за движениями его ещё детского, но крепкого тела, она вдруг на мгновенье задумалась о том, что могла и хотела бросить его и ей стало стыдно. Она увидела, что этот пацан предан ей полностью и бескорыстно. Что естественно ему лучше ехать неизвестно куда, чем пропадать в детском доме. Она вдруг увидела в нём не ребёнка, а единомышленника; такого же, как и она, стрелочника, жизнь которого в дороге.
  

IV

   Из здания станции выскочил аспирант и уже из дверей начал кричать:
   - Мужики! Бригадир! Тревога! Стрелочник!!!
   - Чт-то? - подавился водкой уже сильно захмелевший бригадир.
   - Чего... чё стало? - забегали в испуге солдаты.
   - Стрелочник на трассе! 640-ой свели... начальник поезда ранен!
   Бригадир схватил за грудки аспиранта, когда тот вбежал на пирс:
   - ..ткуда св..днья? Далжть п-ф-форми...!
   - Час назад... перед Первомайском... ховак!... Вагон товарный, жестянками набитый... грим... пассажирский свёл... начальник поезда ранен...
   - Где вагон сейчас, ка-а-зёл?!
   - На Яровую прёт, в нашу сторону газует!
   - По озеру срежем! Дать общую тревогу, - бригадир посмотрел на водку, раскачиваясь на пирсу. - Кайф обломал... Не жить ему гаду. Чё уставились?! По лодкам, живо!
   Пьяные солдаты стали быстро рассаживаться по лодкам, но отвороты рубах цеплялись за перекладины пирса, ноги поскальзывались на его досках, в животе мутило от быстрых движений, а в глазах рябило от заходящего солнца и воды.
   - Блять, где рация?! - заваливаясь на бок, проревел бригадир. - Жеха! Бегом! Стой! Оставайся на станции, за "фордом" присмотри! На ключи!
   Не успел он договорить, как выскочивший по его приказанию на пирс шоссполовец зацепился ногой за кассетник и распластался с грохотом во всю длину на досках.
   - Бухой что ли?! - сострил бриг и рванул жгут моторки. - А-нука! - расталкивая солдат, уселся он за руль лодки. Катер помчался по озеру.
   Оба шоссполовца с трудом удерживали тошноту на корме болтающейся на волнах моторки.
   - Полегче, бриг! Плохо мне!
   - Блюй! - приказал начальник, добавляя газу.
   Солдат перегнулся через борт. Холодная вода обрызгала лицо и ему стало легче. Порыв тошноты на время прошёл. В животе однако мутило по-прежнему и поднять голову сил так и не было. Уже после пива он почувствовал, что пора бы тормознуть, но отказать бригадиру в водке он не мог. Сейчас ему только хотелось, чтобы поскорей закончился этот день, всё равно как и всё равно где.
   Вдруг вода возле него завоняла желчью, и в ней поплыли жёлто-бурые горькие пятна. Лодка накренилась и отвратительный, едкий запах стукнул ему в голову.
   "Неужели это я блюю?" - растерялся шоссполовец.
   Пересиливая себя, он заглянул в лодку. Перегнувшись через борт моторки блевал бригадир. Громко кашляя и харкая, он держался за руль, раскачивая катер из стороны в сторону. Лодка кружилась на месте. От этого круговращения замутило ещё больше, и приступ тошноты, не предупреждая, вырвался наружу.
   Их сосед, закрыв рот ладонью, едва сдерживал позывы удушливой рвоты. Лодку качало и трясло.
   - Полегче, командир! Итак еле живые...
   Бригадир смотрел по сторонам, с трудом соображая в какую сторону он едет. Катер подбрасывало на собственных волнах, от чего болтанка становилась ещё сильнее.
   - Егерь вон! Изба его!
  

V

   Стрелочники ехали в закат. Солнце садилось в горячее красное зарево. Могучие таёжные ели отбрасывали редкие тени на железнодорожном полотне. Сухой запах хвойного леса пронизывал ярко-голубую ткань вечернего неба, отражаясь в воздухе сизой дымкой.
   Странный внутренний трепет прокрадывался в сердце Стрелочника. Его обветрившееся лицо горело; его тело ныло от усталости, а боль в коленках пульсировала вместе с кровью. Тем не менее, он испытывал необъяснимую радость сделанных в этот день поступков. Ему было хорошо вот так вот сидеть на крыше и бесцельно смотреть вдаль. Он стал вспоминать, как вчера он познакомился со Стрелочницей, и ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность.
   В этот момент вагон вдруг закачало и затрясло. Он схватился за перекладину, чтоб не свалиться с крыши. Изнутри послышалась ругань Стрелочницы.
   - Что случилось?
   - ... мудо-ёбы сраные. Немецкое качество, ебать - колотить!
   - Что случилось-то?!
   - Дизель сдох! И тяга сорвалась-таки...
   Вагон шатало и трясло, как будто он ехал прямо по шпалам. Стрелочник стал спускаться в люк, но вместо этого просто упал вниз, ещё больше разбивая пораненную коленку.
   - Осторожно, не убейся!
   - Можжж-е-ет бензин кончился? - прохрипел он, потирая рану.
   - Это дизель.
   - Ссс..а-а!
   Скорость сильно падала. Несмотря на отчаянные попытки Стрелочницы оживить мотор, сорванная тяга сразу тормозила его как низкая передача. Было ясно, что всё сразу не починить, и она с силой швырнула разводной ключ в мотор.
   - Блять!
   Вагон проехал ещё пару метров и остановился...
   Стрелочница закусила палец и задёргала ногой.
   - Нам здесь стоять нельзя. Ни сховаться, ни откинуться!
   - Ссс...может к егерю?
   - К егерю?! Где он?
   - Я уже вешку видел.
   - Сколько до него?!
   - Не знаю, говорю же, вешку видел.
   - Беги вперёд, посмотри, где она!
   - Не могу встать...
   Стрелочница взяла его за шкирку и одним движением поставила на ноги.
   - Ссс...А! Больно!
   - Давай, давай, в поликлинику потом запишемся, а сейчас - беги узнай! Я пока приготовлю тут кое-что...
   Через двести метров Стрелочник увидел, как в коре особенно большого толстого дерева были вырезаны слова: "лещь + дичь". Причём оба слова были написаны с мягким знаком. Затем между двумя большими соснами был натянут огромный плакат: "Кто отдыхает - не подыхает!" И тут же любительской рукой было выведено что-то типа лесной харчевни и то, что всегда на дорожку есть свежая рыба.
   Прибежав назад, он сказал, что до егеря "рукой подать" и что "не доехали самую малость". Стрелочница почти не слышала его, потому что наматывала какую-то верёвку вокруг дерева. Один её конец был уже прикреплён к вагону, а другой она унесла с собой вовнутрь.
   Оттуда послышался скрежет шестерёнок, верёвка натянулась, а вагон подался вперёд. Как только он поравнялся с деревом, Стрелочница отцепила канат и бросила его парню, чтобы он обмотал его вокруг следующего толстого дерева. Такими перестёжками они вместе двигали вагон и действительно быстро добрались до отворота.
   Там показалась и сама стрелка. Остановив вагон, они оба внимательно изучили нагромождение стальных тросов, ведущих, по всей видимости, к переключателю. Им бросилась в глаза изобретательность лесного отшельника, закрепившего двумя тросами выдвижную шпалу под рельсами. Тросы были связаны узлом и утопали в медной водосточной трубе, проложенной вдоль рельс и защищавшей механизм от коррозии.
  
  

VI

   На большой скорости катер шосспола врезался в прибрежный песок, оставляя в нём толстый широкий ров. Сидевшие на корме шоссполовцы завалились от резкого торможения вглубь моторки. Их бригадир стукнулся грудью о руль и тут же выскочил на песок.
   Завидев выходящего из избы егеря, он решил с помощью наводящих вопросов выудить из него необходимую информацию.
   - Как обстановочка? - как можно более развязано спросил лысый качёк, однако громкий и пронзительный лай выскочивших со двора собак, заглушил его речь.
   Егерь, немолодой, но крепкий и поджарый мужчина, вовремя поймал собак и сцепил обеих железным ошейником. Они вырывались, вставали на дыбы, отчаянно лаяли.
   - Так, как обстановочка, спрашиваю? - искривляя от крика рот, переспросил шоссполовец.
   Егерь ничего не ответил, а только одёрнул собак и подошёл ещё ближе к моторке. Его худое, бурое от загара и ветра лицо не выказывало ни страха, ни удивления. Глубокие морщины и впалые щёки были мертвецки неподвижны, словно вырезанные из камня. Только прищуренные глаза дерзко смотрели из-под опущенных сдвинутых бровей.
   Такой взгляд всегда шокировал собеседника ещё и потому, что лицо егеря было изуродовано косым шрамом, искривляющим даже радость и расположение в грозную ухмылку.
   - Так, что новенького? Видел кого-нибудь? - вновь переспросил шоссейник, сплёвывая на землю.
   - А если и видел, так что?
   - То говори кого! Вот что!
   Собаки оскалили пасти и дёрнули поводок.
   - Ни здрасьте, ни до свидания, - удержал собак лесник, - сразу "говори", как на допросе!
   Он посмотрел в сторону вылезавших из лодки бледных шоссейников. Одного до сих пор сильно мутило, и он еле стоял, держась обеими руками за борт катера.
   - Михалыч! Я к тебе не в гости приехал, - теряя терпение, повысил голос бригадир шоссейников, - я на работе!
   - Я вижу, - ответил егерь, показывая глазами в сторону запутавшегося в рыболовных сетях солдата. Он нервно тряс ногой, пытаясь высвободиться из ловушки.
   - Так кого видел? Что ты мне сказать можешь?
   - Ну, пионеры разные завсегда тутай бегают.
   - Пионеры?! Ты издеваешься? Мы стрелочника ищем! - забыв о своём намерении, выпалил бригадир.
   - Было б странно, если б вы деда Мороза искали...
   - Михалыч! Я как бывшему коллеге тебе говорю, перестань мутить!
   - А мне теперь всё едино, что бог, что дьявол...Так, откидняк или ховак?
   - Ховак!
   - В загоне?
   - Нет.
   - Где?
   - На шестидесятом перед Первомайском, пассажирский свёл.
   - 640-й?
   - Да.
   - Ну и что я вам сказать должен?
   - Что ты ... что твоя колея отстой для него, вот что! - замешкался шоссейник, не зная как отвечать на прямой вопрос. - И ты, если ты что-то знаешь, должен сообщить о нелегальном транспорте на твоём участке.
   - Слушай, бригадир, мы уже сто раз разговаривали, я ничего не должен! Я могу, если захочу, а глядя на тебя и твоих отважных войнов, - он показал на солдата, спрятавшегося за лодкой, громко харкающего и плюющего, - мне охота только одно: смеяться!
   - Вот ты как заговорил?! Ну, то я тебе случай на БАМ`е припомню, серенький вагончик, такой, цистерна...
   - Ты передо мной не егози! Воспоминания те, в моём лице отпечатаны. И из шосспола я по собственному желанию ушёл. Так что ты мне не начальник.
   - Михалыч! - сделал шаг вперёд бригадир, но из-за взрыгавших на него собак вынужден был отступить назад, - живи, как хочешь, но знай, что только из-за того тебя мы здесь терпим, что сотрудничаешь ты с нами. Конец твоего сотрудничества означает конец нашего терпения. Ты меня понял, Михалыч?
   Лесник не ответил, делая вид, что занят собаками. Он резко одёрнул их назад и одного из псов шлёпнул по загривку.
   - Молодец, - приторно-мягко произнёс шоссейник, - увидишь стрелочника - дай знать!
  

VII

  
   Стрелочник изрезал себе верёвкой все руки. Самодельное полотно было невыносимым: вагон утопал в прогалинах и оврагах; его приходилось не только тянуть верёвкой, но и подталкивать сзади. Наконец, сквозь лес забрезжило озеро и показалось какое-то жилище.
   - Избушка добротная...
   Стрелочница бросила канат на землю и стала рассматривать показавшийся из-за листвы дом лесника.
   Бетонный фундамент возвышал его над землёй, придавая сложенному из брусьев каркасу важность и величественность. Вручную обтёсанные стропила прочно держали кровлю. Окна были маленькие и разные. Большое деревянное крыльцо подводило к обитой войлоком двери. Дом стоял на берегу. Вокруг него сушились рыболовные сети и лодки. С обратной стороны доносилось злое собачье рычание и лаяние.
   Стрелочник испуганно взглянул на Стрелочницу. Она же, искуссно скрывая внутри себя признаки тревоги, как можно спокойнее рассматривала прилегающие к дому территории. Её сердце отчаянно забилось лишь тогда, когда взгляд остановился на куче старого железа: среди ржавых истрескавшихся листов лежали очевидные отбросы шосспола. На некоторых из них даже ещё была явная чёрно-белая краска с заметными шоссполовскими обозначениями.
   Лай сменился глухим сопящим рычанием, и спустя мгновение его заглушило жужжание удаляющегося лодочного мотора. Стрелочница была в растерянности. Из-за накопившейся усталости она не могла ни соориентироваться, ни принять какое-либо решение.
   - Вернёмся! - толкнул её парень в бок.
   - Куда?!
   - Я боюсь...
   - Страх помогает и ...торкает!
   Стрелочница подняла канат и перекинула его через плечо:
   - А что, - решилась наконец она, - неплохой отстой: вода, стационарное жильё, лес... Это нам подходит. Пошли!
   - Спятила что ли?!
   - Да, нормально всё. Пошли!
  
  

VIII

  
   Едва Стрелочники перепрыгнули чугунный парапет, прилегающий к дому, как устрашающий собачий лай оглушил их, вырвавшись откуда-то из глубины участка. Через секунду две огромные серые собаки не давали им шелохнуться, грозно рыча и оскаливая пасти. Из-за угла же послышался грубый голос хозяина. Он бранился и схаркивал. Стрелочник непроизвольно схватил руку Стрелочницы...
   На крыльцо вышел рослый седовласый деревенский мужик пятидесяти лет с рябым лицом и глубоким косым шрамом на левой щеке. Глаз был так же обезображен рубцом, рассекавшим глаз и веко. Жёлтые зубы выступали из-под обветренных губ. Вздутые ноздри медленно качали воздух через большой тяжёлый нос. Глаза недоверчиво смотрели исподлобья. Весь облик хозяина подстраивался под его рану, стягивающую всю кожу на лице набок. Он был хмур и злобен.
   - Кто такие? - громко пробасил он, отгоняя жестами собак.
   - Я из детдома сбе...
   - Фу! Бестия! - он одёрнул собак. - На место! Кто такие, спрашиваю?
   - Я же говорю из детдома...
   - Фу! - замахнулся лесник ещё раз, и собаки стали нехотя повиноваться, продолжая зловеще рычать и скалиться. - Я что, нерусским языком спрашиваю: кто такие?!
   - Я же говорю...
   - Тихо! - перебила Стрелочница. - Пресной воды набрать и переночевать надо.
   Егерь шагнул вперёд и увидел вагон.
   - Грим - лажа. Лохи строили. С таким и в отстое сгоришь!
   - ... из ховака идём.
   - Куда?
   - Не знаю...
   - Давно?
   - Сегодня под пассажирский попали.
   - 640-й...
   - Наверное...
   - А болты нельзя было простучать сначала?
   - Стучала. Не колесит здесь, и болтов нету. Вон, местный парень сказал, что прошёл поезд.
   - Дура! Ты ещё новости послушай! Растёрли вас и ищут по всей одноколейке!
   - И здесь?
   Егерь взглянул на Стрелочницу мраморным мёртвым взглядом:
   - И здесь!
   Он сцепил собак и отвёл за дом. Они продолжали рычать и вырываться. Взяв на берегу ведро с рыбой, он уселся на крыльце спиной к стрелочникам и стал чистить рыбу, как не в чём ни бывало. Лесник живо орудовал ножом, вспарывая брюхо и доставая оттуда внутренности. Иногда они цеплялись за кости, и тогда он с силой дёргал их оттуда. Его руки окрасились в бордовый цвет и выглядели ужасно жутко. Стрелочнику стало страшно...
   - Вагон не в ходу, движок накрылся...- шагнула Стрелочница к егерю, но он посмотрел на неё через плечо, и она остановилась.
   - Я сама всё сделаю. Мне только время и место нужно, чтобы выстояться.
   - Ккова ххера...
   - А что мне делать-то?
   - А до этого ты что делала?! - На пикник выехала? Колея, романтика... Куда ты вообще сунулась?
   - Я везучая, мне колесит с ховаками!.. Движок я сама исправлю, а вот тягу варить надо...
   - Тыыы-ё! Ему говорят: стрижено, а он - брито! - рассердился лесник, швыряя рыбу в ведро. - Да ты хоть знаешь, где находишься?! Одна колея и все стрелки в загоне. Куда ты собралась? Это на Октябрьской у себя плясать можете; туристов забавлять с кинокамерами...
   - Я не отстой какой-нибудь! Мне грим нужен новый, вот о чём речь.
   - Да у этой козы ещё и голос есть!
   - Я - не коза! Мне грим нужен, ты понял, шпала!
   - Всё, хватит, убирайтесь!
   - Куда?!...
   - К чёрту на рога!
   - Одну ночь, пожалуйста!
   Лесник взял ведро с рыбой и ушёл в дом. Там зажёгся свет, и послышалось бряцание посуды. Собаки успокоились и лежали на крыльце перед дверью. Солнце уже давно зашло и стало смеркаться. Стрелочники стояли как вкопанные. Тело ныло от усталости и боли. Не было сил собраться с духом. Они просто вместе молчали.
   На крыльцо вышел лесник с ведром картошки. Он уселся на ступеньках и стал её чистить. Гости продолжали молчать.
   - Короче так, - не выдержал он, - шосспол ищет стрелочника, а не бабу с пацаном, но здесь вам не гостиница. Понята?
   - Угу! Да! Да!
   - И ещё: вагона чтоб завтра здесь не было!
  

IX

  
   На утро лесник поднялся раньше всех и, выйдя на берег еще до восхода солнца, занялся рыбалкой. Он закинул сети, забросил донки. Воздух был влажный и холодный. Егерь ёжился и подёргивал от озноба плечами. Замасленный военный френч грел мало, и лесник старался работать быстрее и интенсивнее.
   Уже четырнадцать лет он жил на берегу этого озера, осваивал год за годом всё большую территорию. Он жил своим хозяйством, имел кур и кроликов, выращивал картошку, бережно ухаживал за яблонями, спаривая каждый год разные сорта между собой. В городе показывался редко и всегда только по делу. Его бывшая работа, с которой он ушёл по вынужденному собственному желанию, приносила ему пенсию, которой как раз хватало на оплату электричества, покупку сахара, соли и крупы.
   Самогонку егерь гнал себе сам. Кроме того, имел целое поле конопли, которую использовал в разных целях, в том числе и для курения. Несколько раз порывался вырастить себе табак, но дивное заморское растение было настолько требовательным, что никак не хотело прижиться на сибирской земле. В конце концов, он бросил эту затею и курил только конопляное сено, страшно вонючее и совершенно безобидное.
   Зимой егерь много охотился. Он ходил на зайцев, фазанов, кабанов. Иногда брал лося, что случалось не чаще одного раза в два-три года. Лоси приспособились к сибирским охотникам и заводили их туда, где те погибали вместе с животными. Одна такая охота чуть не лишила егеря жизни, когда он провалился зимой в стоячее болото, потерял ружьё и заболел лихорадкой. С тех пор он никогда не ходил больше специально на лося, а брал его только тогда, когда выдавался удобный случай.
   Его верные собаки всегда ходили вместе с ним и были ему как родные братья. Их острый нюх был необходим в защите от околачивающихся вокруг хутора хищников, теплая шкура спасала его зимой во время мороза, а мокрые носы и слезящиеся глаза внушали ему чувство присутствия близкого и понимающего существа. Он часто отказывал себе в мясе, вырученным с охоты, деля его между собаками. Сам же питался куриными яйцами и картошкой.
   Сети были закинуты, на донках показалось подёргивание. Лесник прошёл за дом и остановился у вагона Стрелочников. Им овладело какое-то знакомое тяжёлое чувство, как будто он снова вернулся в коммунальную квартиру. Изъеденный ржавый металл на колёсах вносил беспорядок в его размеренную одинокую жизнь. Вагон просто стоял не на месте и от него хотелось избавиться. Лесник взглянул в сторону просыпающегося озера: " А что, сяду в лодку, да сдам их!"

X

   Первым проснулся Стрелочник и не сразу понял, где он находится. Однако сильно распухшие синяки на ногах тотчас быстро напомнили обо всём. Парень вылез из вагона и прошёл на цыпочках по ещё влажной утренней росе к озеру. Егеря нигде не было.
   Умыв, как следует, лицо, Стрелочник уставился на свои коленки. Большие багровые синяки простреливали острой болью всё тело от малейшего прикосновения. Он сделал пару шагов вперёд, чтоб утопить их в воде целиком, как вдруг в камышах увидел егеря, запускающего моторную лодку. Он стоял глубоко в воде в болотных сапогах, наматывая жгут на барабан мотора.
   - О! - вздрогнул он. - А я тут это... лодку того...готовлю...Увидев искаженное кривой ухмылкой лицо, Стрелочник бросился бежать назад и, оступившись на чём-то под водой, плюхнулся в озеро.
   "А ну и чёрт с ним!" - подумал лесник, глядя вслед убегающему парню.
   Стрелочница встретила его сухо:
   - Где был?
   - Умывался.
   - Нечего тут шастать. Давай быстро за работу, нам сегодня сматывать!
   Она поставила его на знакомое ему место возле барабана, а сама засуетилась под вагоном. Если ей нужен был инструмент, она кричала оттуда: "Стрелочник, разводной!" Парень подавал ей наобум то, что было под рукой, и получал в ответ: "Балда! Это же пассатижи, мне ключ разводной нужен!"
   - Разводной? - переспрашивал Стрелочник. - Сейчас! - и подавал ей что-то другое.
   Так они проработали до обеда, разобрав вагон почти до середины.
   - Я есть хочу, - простонал парень, глядя на кучу хлама, перемешанного с инструментом.
   - Куда же резак запропастился, только что ведь тут был? - сказала сама себе Стрелочница.
   - Я есть хочу!
   - Слушай, Стрелочник, заткни рот, а?! Давай резак лучше ищи!
   Егерь всё это время работал на огороде и не показывался. Собрав полное ведро огурцов, он прошёл с ними в дом, бросая взгляд в сторону вагона.
   - Инструмент бы...- воспользовалась случаем Стрелочница.
   - В сарае посмотри.
   Лесник зашёл на кухню, где у него варилась уха. Только он стал заправлять её картошкой, как в сарае раздался громкий женский крик.
   - Тый-ёёё! - вздрогнул он, роняя нож в кастрюлю.
   Он выскочил на улицу и столкнулся лицом к лицу со Стрелочницей.
   - Я - окей, окей, всё нормально. На меня пугало свалилось огородное. Зато вот... резак нашла, - улыбнулась она.
   - Тьфу! - плюнул егерь и пошёл в дом.
   День выдался опять солнечным и жарким. Работать не хотелось. Во второй половине обессиленная Стрелочница просто упала в инструмент и забылась сном. Она пробудилась от железного стука: перед ней стояло ведро с холодной колодезной водой.
   Дело шло к вечеру. Плотно поевший егерь вышел на крыльцо.
   - Слышь, чухонка, табачка нету?
   - Был когда-то...
   - Так, глянь, может, осталось чиво!
   Лесник оторвал кусок газеты, заворачивая в него конопляное сено.
   - Вот, - протянула Стрелочница щепотку табака, - больше нету.
   - О, да это по-царски! - тут же перемешал лесник табачную смесь с коноплёй. Он смачно затянулся козьей ножкой, причмокивая губами. У Стрелочницы забурчало в животе.
   - Давно не ели-то?
   - Вчера утром завтракали...
   Егерь ничего не ответил, продолжая курить. Он вынес из дома миску ухи и буханку хлеба.
   - Пионера позови, пусть тоже поест!
   - Стрелочник, еда! Где ты?
   Сьев полпорции, Стрелочница снова позвала парня, и он снова не откликнулся. Она отхлебнула ещё пару ложек и пошла его искать.
   Вернувшись, она сказала, что парня нигде нет: ни в сарае, ни в поле, ни на конюшне.
   - Дык, видать на озере играет. Я его сутра там видел.
   Через двадцать минут она безрезультатно вернулась к дому. Стало смеркаться, и она предложила осмотреть участок вдвоём. Спустя ещё час, уже в полной темноте, они снова встретились на крыльце без парня. Они кричали, били железом по вёдрам, зажигали свет - всё тщетно: Стрелочника нигде не было.
   "Как искать парня в кромешной темноте?" - задавалась вопросом Стрелочница. - "А если оставить поиски до утра, то завтра уже может нагрянуть шосспол!"
   Лесник протянул ей керосиновую лампу, потому что она, по его мнению, помимо света, давала ещё и запах. Собаки, поспавшие весь день возле дома, заметили их волнение и выражали в себе охотничий азарт: они прыгали возле егеря, скулили и лаяли.
   - Так что делать-то будем? - обратилась к нему Стрелочница.
   - Вот скотина тупая, пры! - выругался егерь на собак. - Искать надо. Я те Серого дам, как заплутуешь, спусти с поводка. Он дорогу знает, сам к дому выведет. Ну, давай, с богом!
   - К чёрту!


XI

  
   Ночь была тёмная, тёплая и безветренная. Только с одной стороны небосклона светились звёзды, другая, большая часть неба была заволочена одной чёрной тучей. Сливаясь на горизонте с озером, медленно, без ветра продвигалась она дальше и дальше, резко отделяясь своими изогнутыми краями от глубокого звёздного неба. Поджарый пёс с силой тянул девицу в ночную мглу. Лес вырастал чёрной стеной, сливаясь вместе в небом в единый непроницаемый жуткий мрак. Глянцевая застывшая масса коричневой воды осталась за её спиной, и она вошла в лесную чащу.
   Собака неистово рвала вперёд, лихорадочно отыскивая неизвестный след. Чем дальше они заходили в лес, тем размытее становились силуэты деревьев. Равномерные ночные звуки - шуршание еловых веток, жужжание комаров, частое нервное дыхание собаки прерывались воркованием затаившегося филина, тревожно звучащим в ночном лесу. При каждом неожиданном звуке слух Стрелочницы усиленно напрягался, глаза щурились, и она инстинктивно сжимала рукоятку ножа, висевшего на поясе.
   Стрелочница шла уже больше часа. Собака стала уставать, заметно ослабив поводок. Чёрная туча, протянувшись за озеро, открыла из-за своих разорванных краёв чистое звёздное небо, и перевёрнутый золотистый рог месяца ярко засветился над лесом. Стало прохватывать холодом.
   Собака встала, закружившись на одном месте, учуяв какой-то след. Стрелочница поёжилась и осветила зверя. Вдруг у неё под ногами затрещали ветки. Собака отринула в сторону и с такой силой дёрнула поводок, что лампа выпала из рук Стрелочницы. Стукнувшись о землю, она потухла. Женщина ахнула в испуге. Земля зашевелилась у неё под ногами и вырвалась из-под них. Огромная чёрная тень, вздымая мох к верху, рванула в сторону, с грохотом сбивая сухие ветки. Собака залаяла и вырвалась из рук Стрелочницы, догоняя тень. Та ускользала в ночном мерцании, громко сотрясая землю упругими ударами копыт.
   - Кабан! - произнесла Стрелочница, переводя дыхание. Она уселась на землю, держась за сердце. Холодный пот выступил у неё на лбу.
   Лай прекратился. Собака прервала погоню, упустив зверя и, судя по бряцанию ошейника, возвращалась.
   Стрелочница обхватила колени руками и, вглядываясь в лес, почувствовала, что глаза её отяжелели. Чёрное неподвижное небо мрачно висело над лесом. Вернувшаяся собака, улеглась у её ног, распространяя приятное тепло живого тела. Разные картины стали непрошено возникать в воображении Стрелочницы. Она увидела, как ей навстречу выходит егерь, неся на своей спине пацанёнка. "Спит", - тихо говорит лесник, прикладывая палец к губам. Она с волнением ощупывает тёплый лоб ребёнка, но вдруг с ужасом замечает, что он весь покрыт толстой грубой шерстью. Она вскидыает глаза и холодный озноб сковывает её тело: вместо Стрелочника лесник держит кабана, ехидно улыбаясь косым глазом. Неслыханная ярость овладевает Стрелочницей, но она не находит слов высказать её. Она берёт с собой цинковое ведро и уходит в лес. Егерь идёт за ней, предлагая свежих огурцов с огорода. Она идёт не оглядываясь, но чувствует, что лесник не отстаёт от неё. Она знает, что надо только дойти до вагона, потому что там, на барабане у неё спрятан большой разводной ключ. Она с удовольствием представляет себе, как оробеет лесник, завидев её инструмент. Он надевает себе на голову цинковое ведро, изображая огородное пугало. Птицы вьются вокруг него, пытаясь выхватить из ведра рыбу. А лесник стоит уже рядом с ружьём, прищурив косой глаз. У его ног лежит целлофановый мешок набитый пятидесяти копеечными монетами. Он вскидывает ружье и жмёт на курок...
   Оглушительный выстрел заставил Стрелочницу вздрогнуть и вытаращить глаза. Спавшая рядом собака поднялась на передние лапы и залилась громким лаем. Светлый туман поднимался над землёй как пар. Верхушки деревьев устремились в ярко-голубое небо. Трель соловья предвещала наступление утра.
   Стрелочница вскочила на ноги. Сознание вернулось к ней. Подняв керосиновую лампу, она спустила собаку с ошейника и та кинулась бежать в сторону выстрела. Перепрыгивая через бурелом и ветки, она чётко держала след, не сбиваясь и не петляя. Утренняя бодрость придавала силы и Стрелочнице: опираясь руками на поваленные стволы, ловко перескакивала она через кусты папоротника, не отставая от животного.
   Через полчаса между деревьями зарябил просвет. Это была насыпь лесника. Выйдя на колею, Стрелочница остановилась и, тяжело дыша, посмотрела по сторонам. Собака кружилась на месте, энергично махая хвостом. Вдруг, взяв след, она бросилась бежать в сторону основной одноколейки, громко цокая когтями по шпалам.
   Стрелочница кинулась за ней, заметно уступая ей в скорости. Собака скрылась за поворотом, и оттуда послышался звонкий пронзительный лай. Собрав последние силы, Стрелочница прибавила в скорости, вздымая коленки, словно отталкиваясь ими в воздухе.
   Достигнув поворота, её сердце забилось пуще прежнего: обе лайки облизывали руки хозяина, а Стрелочник сидел на рельсах, держа в руках горсть сухарей. Он был спокоен и невозмутим. Из-под тонкой рубашки выглядывала гусиная кожа.
   Стрелочница была не в силах вымолвить ни слова и, согнувшись пополам, только ходила вокруг подростка, восстанавливая дыхание.
   - Слышь-ты, а пионер-то оказывается не промах, - обратился к ней егерь, - он на дерево залез. Обхватил ствол руками и закемарил. Тут возле насыпи совсем. Метров двести не дошёл, в темноте-то не увидал.
   Лесник бойко жестикулировал, показывая руками в сторону леса и обрисовывая высоту и толщину дерева.
   - Собака-то след взяла, - пояснял он, - и я вот кручусь, кручусь возле дерева - хоть бы хрен! Ну, думаю, чертовщина какая-то. А тут сверху: "Дядя, я тут!". Смышленый пионер-то!
   - Ну, куда ты ушёл-то вчера? - всё еще с трудом переводя дыхание, спросила Стрелочница.
   - Да в лесу долго ли заблудиться, если стемнеет. Но зря вы так волновались. Я бы на утро сам дошёл, произнёс он, невнятно выговаривая слова набитым ртом. - Не первый раз в лесу ночую. Тогда-то в Яровой я ведь тоже в лесу ночевал, пока вас не встретил.
   Он снова отломил кусок сухаря и с жадностью запихал его в рот. Его щёки распирало в разные стороны, и на зубах трещали крошки.
   - Парнишку-то на хавчик ишь как пробило, - засмеялся лесник, - в лесу дров много, да хлеба нет. Изголодался...
   Через полчаса все трое сидели за кухонным столом и пили горячий чай. Лесник рассказывал, что вовсе не собирался идти на поиски, а просто вышел проверить силки. Хвалил своих собак, особенно Серого, который вышел на выстрел.
   - Собака помнит, кто её кормит, - радостно наливал Михалыч остатки вчерашней ухи в собачью миску.
   Утреннее солнце забирало себе ночное небо. Серебристый туман быстро таял под его тёплыми лучами. Весёлые птицы запели свои песни на пологом берегу озера. Наступал третий день знакомства Стрелочников.
  
  

XII

  
   - Я тут, это самое, кое-что с огорода принёс. Сядьте, подкрепитесь, - предложил егерь. - Возьмите там лук, помидоры, сало есть. Ешьте!
   Стрелочники уселись за стол. Оба аппетитно зачавкали. Подросток налегал всё больше и больше на сало; он резал его крупными ломтями и клал на хлеб. Стрелочница же довольствовалась свежими помидорами, заедая их луком и морковью, до которых мальчуган и не думал дотрагиваться.
   Глядя на нетерпеливо уплетающего сало пацана, она, наконец, не выдержала и произнесла раздельным веским шёпотом:
   - Ешь овощи, стрелочник, лето же!
   Тот немного оторопел и даже поперхнулся. Слова Стрелочницы приостановили его жадность, и он стал жевать медленнее, потянувшись к луку и помидорам.
   - Сегодня возле коноплянника так клевало - страсть! - вдруг сказал егерь, выбрасывая кошке на пол внутренности и воздушный пузырь. - Иной раз закинешь - ничего. То ли руки кривы, то ли вода мутна, а сегодня вот бог пожаловал.
   Стрелочники ничего не сказали, продолжая жевать. Лесник тоже ничего не сказал, словно и не ожидал никакого ответа.
   Рыба тем временем была разделана, картошка и лук почищены, вода для новой ухи закипала. Хозяин побросал продукты в кастрюлю и, вытерев об штаны руки, сказал:
   - А может вам хутор показать? У меня хозяйство.
   Стрелочница, взглянув на егеря, остановилась жевать и пожала плечами. Мальчуган, увидев её реакцию, тоже пожал плечами.
   Выйдя с гостями к воде, егерь провёл рукой вдоль береговой линии, описывая протяжённость и широту озера. Он показал, как идёт железная дорога, в какой стороне город, где Яровая и Первомайск.
   Затем они направились в глубь хутора. Строительный сарай выходил на берег озера. Между ним и домом находился небедный огород с двумя теплицами. За сараем стояла сложенная из брусьев конюшня с примыкающим к ней пастбищем. Две лошади, одна бурая, другая чёрная вяло жевали траву в загоне.
   Вдоль берега располагались рыболовные снасти, лодки и сетки. Большая поляна служила складом для старого металла. Сарай был покрыт шифером, а стены обшиты вагонкой, почти такой же, из которой был сделан грим вагона Стрелочницы. Из крыши сарая вздымалась большая печная труба, а рельсы самодельного настила входили прямо в его толстые чугунные ворота.
   - Умёт-то я сам сложил, - пояснял егерь, показывая на избу, - а сарай с вагранокой свояк мне помог, царство ему небесное.
   - А почему "царство небесное"? - спросила Стрелочница, чувствуя, что лесник разговаривается.
   - Да вишь, подшился он и не выдержал. Судьба у него тяжёлая. С шестнадцати лет всё по тюрьмам воландался... Какаво поживётся, таково и отрыгнётся, - лесник вздохнул и повёл гостей на огород.
   Чем больше он показывал своё хозяйство, тем он больше таял и мягчал. Его суровое лицо приобретало черты простого незатейливого человека. И даже его шрам перестал казаться устрашающим.
   Взойдя на огород, егерь ловко сорвал огурец и протянул его Стрелочнице:
   - Пробуйте-ка, они не горькие, не бойтесь. Тут у меня морковь, редис, помидоры. Там картофель, а тут вон - конопля! Городских за неё сажают, а мне как без неё?! - Я пенькой все пазы исконопатил. Лучше материала не придумаешь.
   После огорода рассматривала лодки и самодельные сети. Берег был устлан рыбьей чешуёй. Появившаяся с рассветом кошка жадно вытягивала белый пузырь и кучи внутренностей оставшихся с улова. Наглые птицы, не стесняясь ни кошки, ни людей кружили вокруг рыбьей требухи в надежде выцепить лакомство.
   - Ишь, коноплянки разлетались! По пятьдесят копеек дай - я тебе их всех перебью!
   Стрелочница вспомнила свой сон: "Господи, я ж это видела!..."
   - А я сегодня ночью на кабана наткнулась!
   - Бывает...
   Лесник провёл гостей в сад, сетуя на то, что яблони не срастаются.
   - Можно? - Стрелочница взяла пару яблок с земли.
   - Так на земле-то червивые. С дерева берите.
   - Не, мне не есть, мне поиграть... - начала она жонглировать.
   - Ишь ты...Артистка.
   - Ого! - уставился Стрелочник на каскаду летающих как в цирке шаров.
   Лесник сорвал нового лука и позвал всех в дом на обед. Стрелочника душило любопытство:
   - Где это ты так научилась?
   - В цирке.
   - А-а-а!
   Он захотел обязательно, чтобы Стрелочница рассказала ему всё. Он собрался расспросить её обо всём до мельчайших подробностей, но не нашёл подходящих слов. Он стал волноваться, уши его покраснели, а язык как назло очерствел окончательно. Лесник тем временем разлил уху по тарелкам, пригласил обедать.
   Стрелочник вспоминал всё, что ему говорили в школе, как учили писать изложения, формулировать вопросы, но ничего кроме "подлежащего" и "сказуемого" не приходило ему на ум. Какое-то время он думал, что вот-вот сейчас появится что-то и беседа завяжется сама собой. Но минуты проходили, беседа не завязывалась. Голод, в конце концов, победил любопытство, и он с аппетитом принялся за уху.
   Засада
  
  

I

   Без малого две недели гостили стрелочники у егеря. Он брал с собой пацанёнка на рыбалку, учил его закидывать сети, управлять лодкой, ловить "на дорожку". Стрелочница занималась гримом. Она перекладывала обшивку, перестраивала барабан, форсировала двигатель, варила новые тяги. По вечерам все вместе садились на крыльце, рассказывали анекдоты, смеялись, отдыхали.
   Егерь оказался человеком простым, добродушным и искренним. Он открыто и зло ругался, если что-то было не по нему, но мог и от всей души развеселить гостей, находясь в хорошем настроении. Его характер был незатейлив. Стрелочники с ним легко уживались. Они сразу, можно сказать с первого дня знакомства, раскусили его больные места и не спрашивали про шрам и что случилось с косым глазом.
   Лесник отвечал им взаимностью, не лез в их дела и даже ни разу не поинтересовался, кем они друг другу приходятся. Он без труда находил темы для разговоров, не докапываясь до прошлого и не заглядывая в будущее. Он сторонился работы со Стрелочницей, однако с участием помогал ей с выгранкой, поясняя как плавить чугун, необходимый новому гриму.
   Однажды вечером, после удачного для всех дня, они сложили на берегу озера большой костёр и единогласно решили устроить шашлык. Мяса, однако, не было, и шашлык должен был состояться из рыбы, что, по мнению лесника, его только улучшало.
   - Шашлык, шашлык! - радовался Стрелочник, помогая егерю доставать из сарая коптильню.
   Поправляя сложенные домиком толстые брёвна, Стрелочница следила за их трогательным спором. Парнишка настаивал на том, чтобы закрепить коптильню над огнём и быстрее зажарить рыбу. Егерь же склонялся к тому, чтобы поставить её в стороне от огня, но зато побить её углями с кострища.
   - Я есть хочу! - упрашивал парень, - надо бы побыстрее!
   - Быстро только кошки радуются; а тут время нужно: огорит ведь.
   В итоге Стрелочник полетел на кухню за ножом, а егерь устроил всё, как надо.
   Яркое пламя и языки огня вздымались высоко в воздух, рассыпая в нём мелкие золотистые искорки. Гости расселись вместе с егерем вокруг костра, обсасывая сладкие рыбьи косточки.
   - А вот ведь как хитро в мире устроено, - начал рассказывать лесник, выплёвывая кости на землю, - плавает рыба, за букашками всякими подводными охотится - нет ей равных. Потом бах - и в сетку! Через час от неё только косточки.
   - Что ж тут хитрого? - Это биология, - вытерла об штаны руки Стрелочница.
   - Да не об этом я. Как там под водой устроено, рыба-то хорошо знает. Да только сетку-то на неё сверху сбрасывают, из другого мира, так сказать, накидывают. Не знает она про неё ничего и защититься от неё не умеет. Не честно как-то...
   - Ну что ж...- выдохнула Стрелочница, - предлагаю школу для рыб открыть. Научим их читать-писать, а как есть захочется - на дуэль вызовем.
   Лесник искренне расхохотался:
   - Молодец! Хорошо срезала!.. - Он глубоко вздохнул. - Да только я-то ведь тоже в такую сетку угодил однажды...
   Он замолчал и потянулся в карман за сушеной коноплей. Оторвав кусок рыбной газеты, он принялся закручивать в него своё курево. Стрелочница догадалась, что он ждёт наводящих вопросов, без которых он не может начать этот личный разговор. Ему нужны были подсказки, выводящие его из рамок повседневности.
   - В какую сетку? - Спросила Стрелочница, подбрасывая дрова в костёр.
   - Да, давняя история, - выпустил он изо рта густой пахучий дым. Всего и не вспомнишь.
   - Отчего же, нет? Если есть, что рассказать, то послушать всегда интересно.
   Стрелочница чувствовала, что лесник жмётся и вот-вот расколется.
   - Рассказать-то есть что...
   - Так в чём же дело?
   - Да...не знаю, интересно ли вам это будет?
   - Это мы после решим. Теперь уж и послушать хочется. Мы любим истории слушать. Правда, Стрелочник?
   - Угу, - покачал головой подросток, вытирая рот.
   - Ну что ж, раз любите, то слушайте.
  
  

II

  
   - Завербовался я в наёмные солдаты сразу после армии. Наш сержант меня уговорил. "Чё, - говорит, - тебе, Михалыч, на гражданке ошиваться?! Иди к нам. У нас хорошая стабильная зарплата, шесть недель отпуска, поездки...". Долго ли молодого барана обрить?! Я согласился. А время тяжёлое было: работы действительно не было, все в центр рвались. Короче, подписал с ними договор.
   Назначили меня тогда в МЧС, в министерство по чрезвычайным ситуациям. За первый год уж столько всего насмотрелся, что и не припомнишь: и в Карабахе был, и в Чечне, и в Питере, когда дамбу прорвало. Жизнь была, что называется, на колёсах. Только и успевали из одного поезда в другой пересаживаться. Мечта была одна - выстояться. Вот, помню, будит меня майор, грубо так: моим же сапогом мне в харю тычет, а я думаю, будь у меня пистолет - застрелил бы! Одним словом, издевались над нами, как скот гоняли - это я уж только потом понял.
   Так прошёл и год, и два, и на третий год, как сейчас помню, перед ноябрьскими, объявили нам, что переводят нас в другое подразделение. С такой помпой всё рассказали, подарки вручили, чуть ли ни от президента, значки какие-то, форму новую выдали. Форма всамделе красивая была: чёрные комбинезоны с белыми полями, на рукаве нашивка "ШП", карманы, защитная жилетка - как в кино. Много ли в воде навару - обрадовались мы тогда страшно: наконец-то и Родина о нас подумала. Не зря, значит, мучились. В казарму счастливые вернулись, а майор-то нам и говорит, значит, чтобы суворовых всяких со стен поснимали и на их место изобретателя парового котла повесили. Мол, скоро, начальство новое с визитом появится.
   Так и началась новая служба: никто толком ничего не заметил, да только как-то ясность исчезла. На кого работаем, кого защищаем - непонятно стало. Вроде всё то же самое делаем - канавы роем, железки таскаем - да только будто воздух вокруг нас испортился. Да и люди с гражданки как-то стали косо посматривать. Тогда-то мы и слово это впервые услышали: "шпала". Не знал никто тогда, что это значит.
   Являлись мы к начальству много раз за разъяснениями, однако странное какое-то поведение: про критическую ситуацию нам рассказывают, про нехватку сил. Вежливо так всё, благородно, грамотно. Отслушаем мы это всё и уходим назад с полным ворохом. А сядем разбираться - что говорили-то? - то и впредь ни хера ни ясно. Разотрут базар, мозги забрызгают, извинятся и разойдутся. Это я только потом узнал, что это всё гэбэшники, да фээсбэшники бывшие; они языком чесать, ох как, научены!
   А время шло. Деньги стали платить хорошие. Многие семьями обзавелись, дома себе выстроили. Какая разница, на кого работать - бабки есть и ладно. Потянулись годы один за другим. Начались повышения, награды, премии. Одним словом, престали мы себя спрашивать, что за польза в том, чтобы железные дороги блокировать, поезда шмонать, на вокзалах облавы устраивать. Само собой как-то всё устаканилось. Есть лицензия - колеси себе на все четыре стороны, нету - сам дурак. Мы только документы проверяем как билетики при входе.
   Лесник докурил козью ножку и бросил её в огонь. Бумага тут же взялась языками пламени и сгорела. Егерь поворошил угли и добавил новых дров.
   - А историю-то я вам ещё и не рассказал, - посмотрел он на зевнувшего Стрелочника. - История-то только сейчас начинается ...
   Служил я тогда на БАМе. Наша часть контролировала кусок одноколейки возле границы. Китайцев к нам прибежало через это границу - ужас! Да только китайцами другая часть занималась. А с нашей части был один кореш, с которым мы друг друга, ну, на дух не переносили! Здоровенный был, лоб что лопата - да ума не богато. Всё свою правоту отстаивал, учил всех как стрелочников загонять надо. Часто мы с ним по этому делу, - лесник щёлкнул себя пальцем в горло, - схлёстывались. Я проверю документы у, этих самых, ... подозреваемых, да и отпущу на все четыре стороны. А он всё норовит придраться: и прописку проверит, и радиозапрос утроит, и в конце всё равно за угол заведёт, да в рыло тыкнет. Бешеному псу - поводок не узда. Ни своих, ни чужих не стеснялся. От природы злой был, бывает такое.
   И вот выдалось нам однажды в одном загоне разом участвовать. Было это на реке, как её, господи, приток Енисея - ну неважно. Гоняли мы этого стрелочника и вдоль и поперёк - никак загнать не могли. Решили мы тогда на него засаду устроить...
   Выбрали место для этого самое подходящее: одноколейка, мост, за мостом тоннель пару километров, а затем пятьсот вёрст ни одной живой души - тайга непроглядная. Собрались всем гарнизоном обдумать - постановили между мостом и тоннелем его загнать. Как он, значит, мост минует, то мы и мост замкнём и тоннель при въезде запробкуем. Тут ему, голубчику, между мостом и тоннелем куда откидываться?
   Подготовились, как следует. Товарняк, в тени которого он колесит, вычислили; связь установили; меня на пробку поставили, а этого пса бешенного - на мост. Построили ему, значит, ловушку. - Егерь улыбнулся. - Да только и он не промах был. Он нам тоже ловушку построил: он два грима собрал и на двух гримах под товарняк и втенился!
   - А-га, - оживилась Стрелочница, распаляя в костре огонь.
   - Да, понимаешь, как вывернулся - два грима сложил! - возбудился и лесник от её оживления. - Это тебе не два пальца обосса...Ой! Извиняюсь. Короче, мы про второй грим не сном, ни духом, а только серый вагончик и ждём.
   Настал час. Идёт товарняк. К мосту подходит и аккурат перед мостом, серый вагон вдруг раз... и откидывается! И ходу в обратную сторону! Ну, мы все: что? как? Засаду учуял? Пёс этот в рацию рычит: предательство! А сам шору свою из кустов - и на рельсы!
   А я стою себе на пробке, диву даюсь, что там рация изрыгает! Смотрю на шпалометр - товарняк в каких-то трёх километрах. Ну, думаю, нелегал откинулся - надо пропускать транспорт. И так весь составчик мимо меня: чух-чух-чух, в конце цистерна какая-то, в тоннельчик заехал и скрылся.
   Я не спешу никуда - откидного мне уже не достать, собираюсь себе спокойненько, да только тут рация мне по матери: задержать состав! Стрелочник шыть-мыть его мать, в конце товарняка сховался.
   Ну, я в "Ската" - была такая шоссейно-рельсовая машина - ...
   - Я знаю, - кивнула Стрелочница.
   - Но мы всё равно её уже тогда "шорей" называли. Короче, я в шору - и в тоннель. Да только не тут-то было: в туннеле рельсы разобраны! Точнее переломаны. Как будто тисками зажаты и выворочены. Хитрый тот стрелочник оказался - и шпал за ним не сосчитаешь!
   - Так загнали его?
   - Какой там! Я же говорю, после туннеля 500 километров чистейшей трассы: ни людей, ни шоссейки. Его и след простыл.
   Лесник замолчал и, взяв кочергу, перевернул полуобгоревшие угли. Он постучал острым концом в морщины полена, разбивая его на части.
   - А вот тут-то и начинается моя история. Приехало в нашу часть начальство, стало виновного искать. Тут этот пёс снова и вылез. Сфабриковал он всё дело так, будто предупредить должны были стрелочника о засаде, иначе бы точно удался нумер. К мокрой заднице любой лист клеется - стал он меня под это дело подставлять. Мол, я всегда вопреки обязанностям нелегалам потакаю, всё, собака, припомнил, всё раскопал: и как я безбилетникам простил, и как грим перепутал, и как цистерну в тоннеле упустил.
   Освободили меня временно от службы и до суда отлучаться не велели. Такая обида и злость меня взяла: ведь он, думаю, сволочь - прирождённый убийца. Ведь он в шосспол пришёл не упразднять, а уничтожать нелегальный транспорт. Его хлебом не корми - дай забить кого-нибудь. Ему место за решёткой, а выглядит так, что вот-вот меня туда упекут.
   Короче, решил я с ним по-нашему разобраться. Хлопнул два стакана, нож за пазуху - и к нему. Выбрали мы место тихое: депо старое, заброшенное и... схлестнулись!..
   Егерь опустил голову и перестал рассказывать. Он залез в карман и, достав пучок травы, кинул его на раскалённые угли. Облако дыма взвилось в воздух, а он, привстав на полусогнутых ногах, сунул в него голову и прослезился от сильной затяжки.
   - И что? - спросила Стрелочница, дождавшись, пока тот вытрет слёзы.
   - И что? И ничего, - щуря заплаканные глаза, продолжал лесник, очнулся в больнице, а уж как посмотрел на себя в зеркало, то увидел... вот это, - он провёл рукой вдоль шрама на лице.
   - А тот что?
   - А тот как всегда сухой из воды вышел: каким-то лёгким переломом отделался.
   - А служба?
   - А на службе меня вызвали и говорят: "Значит так, Михалыч, либо уходишь по собственному и всё забывается, либо суд и все дела с выяснениями. Но учти: суд ты не выиграешь". Так и закончилась, будь она неладна, та служба...
   Лесник вдруг вскочил на ноги и, быстро заходив вокруг костра, снова заговорил живо:
   - Понял я, ты понимаешь, понял, что обман всё это! Брехня всё это про ребиалитацию нелегальщиков, которых мы якобы просто выявляем. У государства нет денег на эту, шпал твою не видел, ребиалитацию! Если шосспол загоняет стрелочника, то тайный приказ в том, чтобы забить его и лучше всего насмерть! А я не убийца, ты понимаешь?! Я деревенский мужик, понимаешь? Я с природой на ты, а по природе - стрелочники мне родня! Они как ветер гуляют, и сколько ни строй стену, ветер всё равно вокруг неё путь себе найдёт. Обманули меня, понимаешь? Попал я не в ту сетку, на меня тоже её набросили, не знал я, что в этой воде делается...
   Стрелочница следила за лесником, пока он не уселся, и только тогда спросила:
   - Ну, теперь-то всё хорошо?
   - Хорошо-то хорошо, да жалко как-то, дураком себя чувствую!
   - Ого, уже час, - удивился Стрелочник, случайно взглянув на "ракету" лесника.
   - Да, давайте расходится, - подтвердил он, - заря зря не приходит, пора и честь знать.
  

III

  
   Только поднялись стрелочники со своих мест, как на озере послышался рокот лодочного мотора. Лесник повернулся лицом к озеру, всматриваясь в тусклый одинокий фонарный луч.
   - Волки чуют, где овцы ночуют, - он сплюнул на землю. - Ну-ка, давайте живо костёр тушить.
   - Как это? - тревожно спросила Стрелочница.
   - А у нас здесь только одни гости: либо рыбнадзор, либо ... - он замолк на мгновение, - шпалы!
   Стрелочница принялась быстро затаптывать огонь, засыпать кострище песком. Однако не успели раскалённые угли погаснуть, как у самого берега вырисовался остроносый силуэт моторки.
   - Рыбнадзор, - с успокоением выдохнул егерь, оборачиваясь к Стрелочнице.
   Лодка врезалась в песчаный берег, и из неё вылезли трое заметно поддатых рыбнадзорщика.
   - Привет отшельнику! - вскинул руку один из них, перелезая через борт лодки. - О, ты с компанией! - радостно взглянул он на не успевшую уйти Стрелочницу.
   - Кто это?
   - Племянница. Да вы уже хорошо набравши, давайте-ка по домам.
   - Не, не, не, никак! - засопротивлялись все трое. - В коем-то веке дамское общество, а ты по домам. Что за племянница? Познакомь!
   - Двоюродной сестры ... дочь. Нечего, поздно уже, - настаивал лесник.
   - Не знал я, что у тебя сестра есть, - засомневался один из гостей.
   - Так то двоюродная. Тётка, значит, матери моей сестра, а то дочь её.
   - Ишь ты, сложно как. Ну, а этим угостишь?
   - Нету у меня ничего такого, да и не надо вам больше. И так вон язык заплетается.
   - Ну-ка, ну-ка, Михалыч, ты это брось! К тебе гости, а ты их за дверь. Не хорошо это, не по-товарищески. А это что?
   Рыбнадзорщик открыл крышку и взглянули на содержимое коптильни: на решётке лежали две большие рыбы.
   - Это я удачно зашёл! Под такую закуску грех не выпить. Давай, Михалыч, доставай!
   Лесник понял, что от назойливых гостей так просто не отделаешься, и пошёл в дом за бутылкой.
   - А мы вот свет увидели, - начал говорить один из гостей со Стрелочницей, - думаем, сидит Михалыч один, скучает, а он и не один! У него такой неописанной красоты красавица сидит.
   Двое других разговорились между собой, якобы рассказывая друг другу анекдоты, но при этом тоже недвузначно посматривали на Стрелочницу.
   - А этот, слышал, на "анекдоте ру" в первой десятке: Блондинка на горбушке: "Цветные телевизоры есть?" "Есть" "Ну тогда дайте мне жёлтый!". А этот, слушай, слушай, ещё лучше. Два людоеда встречаются, один в руках урну с пеплом несёт. Другой спрашивает: что это у тебя? Консервы!
   Рыбнадзорщики наигранно расхохотались, косясь на Стрелочницу. Она отвернулась, избегая визуального контакта, однако с умилением улыбнулась их глупостям.
   В это время вышел лесник со стопками и бутылкой.
   - О! Ща мы это дело забацаем! - повеселели рыбнадзорщики. - А что гостья твоя не будет? - удивились они, посчитав рюмки.
   - Спасибо, мы с братом уже укладываемся, - показала она глазами на Стрелочника, раскапывающего ногой яму в песке.
   - Жаль, жаль, такая компания чудесная. А может, рыбки?
   - Спасибо, мы уже. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи...- сказали в один голос все трое, держа на весу стопки и провожая разочарованным взглядом Стрелочницу до дома.
  
  

IV

   Через полчаса лодка рыбнадзора пристала к пирсу береговой охраны на станции "Яровая". Менты и шпалы сидели вместе на веранде и смотрели по телевизору "Фабрику звёзд".
   - Ну и мудень! - высказался один из ментов, выстреливая окурком в озеро.
   - Да задолбали уже, уже в натуре, эти гомики! - поддержал его рядом сидящий шоссейник. - Как телек не включишь - одни голубые. Откуда их, блин, столько понаплодилось-то!!!
   Он достал из рядом стоящего мешка две бутылки "Сибирской короны" и протянул одну своему собеседнику.
   - А мне? - отозвался другой мент, выстругивающий ножиком чей-то портрет в деревянном полене.
   - Всё, последняя бутылка! - засмеялся шоссейник, откупоривая пиво и ремень комбинезона.
   Раздалось звучное шипение пены. Залпом было отбито по полбутылки при равномерном глокотании пива в горле.
   - А вот есть ещё, эти самые, - продолжил мент, выпуская громкую отрыжку, - которые ни баба, ни мужик.
   - Угу, транспиздиты, мать их, - облился пивом шоссейник, - мужики, которые бабами хотят стать. Я считаю так: природой дано тебе быть мужиком - будь им! Не хера вату в лифчик набивать и думать, что бабой стал.
   Все трое снова замолчали и уставились в телевизор.
   - Вот лесбиянки - это другое дело, - продолжил он, - ласки там разные, поцелуйчики. Я бы с двумя такими тёлочками залез бы под одеяло.
   - Не, ты это брось, - вступил мент, - ты видел, как две бабы целуются? Тьфу! Да и не нужен ты им вовсе под одеялом.
   - Как не нужен?! Член им обязательно нужен!
   - Ха! Прям, у них же есть, этот, как его, резиновый...вибратор! Во!
   - Член есть член. Никакой резиновый член настоящего члена не заменит!
   - Ещё как заменит! У них такие дули есть - во! И с яйцами тебе, и с пупырошками, и с чем хочешь!
   - Тоже мне, на кой хрен им с пупырошками?
   - Голова! Бабам это нужно, у них от этого...
   Но разговор был прерван шумом лодочного мотора. Катер залихватски врезался в стойку веранды, и та сильно закачалась.
   - О, рыбаки-то набрались уже где-то, - прокомментировал их появление шоссейник.
   - Не где-то, а на хуторе у Михалыча. Между прочим, племянница у него там гостюет, молодая и красивая, - и он важно поднял указательный палец вверх.
   - Рыбы-то хоть привезли? - поинтересовался мент.
   - Сколько Михалыча знаю, не слышал, чтоб у него племянница была, - вопросительно посмотрел шоссейник на выползающего на веранду рыбнадзорщика.
   - Есть, есть. И племянник тоже есть, пацан такой, пионер угрюмый.
   - Что?!! - внезапно подскочил шоссейник со стула, опрокидывая пиво. - Молодая девица и пацан - племянники?!
   - Ну, племянники. А что? - смотрел мутными глазами рыбнадзорщик, вставая с коленок.
   - Да, действительно, чего это ты вспылил-то так? Пиво вон разлил, - пожалел мент.
   - Чего я так вспылил?! Так я вам скажу: во-первых, вы хоть раз слышали, хоть раз, что к Михалычу родственники приехали?
   Те пожали плечами, искривляя рты.
   - Я вот за все восемь лет ещё такого ни разу не слышал. Ну, а во-вторых, - он задержал дыхание, - во-вторых, уже две недели весь район двух стрелочников ищет: молодая девица и пацан. Они между Яровой и Первомайском 640-й свели, под видом грузового вагона сховались, а потом как сквозь землю провалились. Никаких признаков.
   - Да ну! - оживился мент.
   - Мы их везде искали и у Михалыча были ведь... да, видно, не понял он нас. А-ну подымайся, бригадиру всё расскажешь!
   Шоссполовец поднял за шкирку пьяного рыбнадзорщика, поставил его на ноги, достал телефон и набрал номер.
   - Алё, бригадир? Это я. Просыпайся! Я знаю, где стрелочники!
  
  
  
  
  

V

   Не успело тарахтение моторной лодки исчезнуть в ночной мгле, как Стрелочница поднялась и вышла на улицу. Эта внезапность сильно насторожила Стрелочника, и он тоже поднялся и вышел.
   - Ой, неспокойно мне за вас ребятки, - встретил лесник обоих на веранде, - ведь они на пирс поехали.
   Стрелочница вопросительно взглянула на егеря. Тот обернулся в сторону озера и, прищурив косой глаз, добавил:
   - Ненадёжный они народ, слабый. Раз выпили, значит догоняться пойдут. А здесь дорога одна: на станцию!
   Ещё час назад Стрелочник был ужасно уставший и чуть не заснул под рассказ лесника. Но теперь, пересидев тот сон, он почувствовал себя снова бодрым и заходил по пляжу в поисках новых занятий.
   - Валить вам надо, ребята, - продолжил егерь, - не ровен час, растреплют эти мудилы про вас шоссейникам.
   Стрелочница подняла с земли окурок сигареты и бросила его в костёр:
   - Если уже растрепали...
   - На рассвете магистраль заблокируют. Ночью не будут рыпаться, я их знаю.
   - Они грим видели?
   - Не могу сказать. Вроде нет. За хату не ходили, значит, не видели.
   - А где пробковать будут?
   - Скорее всего... на въезде в город, думаю. Там колея на несколько путей распадается, пробка точно перед развилкой будет.
   В голове Стрелочника забегали разные мысли. Он понимал не всё, что говорили лесник и Стрелочница друг другу, а только выборочно выхватывал то, что как будто ему казалось заранее понятным. И вот теперь это всё вместе с рассказом егеря создавало в его воображении ещё не чёткую, но однозначную картину приближающейся опасности. Более того, он вдруг разглядел в их внешне спокойных лицах скрытую тревогу и неподдельное волнение.
   - На одноколейке откидываться не куда, - рассуждал лесник, - вот они с обеих сторон заблокируют и между Лужиным и Горбачевым две шоры на встречу друг другу пустят. Всё, что между ними, - егерь хлопнул в ладоши, - всмятку!
   От громкого хлопка Стрелочник вздрогнул и даже забыл, что собирался сделать. Ему было тяжело понимать взрослых, особенно если они говорили на своём непонятном языке. Он ждал какого-то сигнала, знака, предупреждающего жеста, который бы помог ему сориентироваться и подсказать, как себя вести. Но знака не было. Всё было так же спокойно, как и в эти последние две недели, проведённые у егеря. За это время он привык к Стрелочнице, к её молчанию и даже не желал бы признаний и откровенностей. Каждый занимался своим делом и как раз то, что откровенностей не было, было для Стрелочника знаком того, что всё идет своей дорогой. А тут вдруг начались какие-то откровенности, рассказы, вопросы...
   Он на секунду задумался о том, не спросить ли ему самому, что они там обсуждают, но, рассудив так, что если бы это было важно, то они бы сами ему об этом сказали, отклонил эту мысль.
   - На рассвете лучше всего к товарнику пристать, - говорил егерь, - в его тени может, засаду минуете.
   - Когда он здесь?
   - В четыре у моста бригада меняется. К пяти он тут будет.
   - И что в его тени и сгореть нельзя?
   - Можно, конечно. Надежда только на случай, что вас, скажем, на трассе в лесу искать будут. У Первомайска там ещё пара отстоев есть, что они туда первым делом сунутся.
   - Эх, два бы грима сложить!
   - А, запомнила, то-то же! На людях они себе не всё позволяют.
   - Может, здесь отсидеться?
   - Нельзя, они первым делом ко мне сунутся, а вагон в тайге не утаишь.
   Стрелочница закрыла глаза, охватывая руками затылок:
   - Хорошо, уходим. Стрелочник! Сегодня спать в вагоне будем. Собирай вещи, укладывайся.
   Стрелочник был рад простому и ясному решению начинавшего его волновать вопроса. Он даже удивился тому, откуда они догадались, что он ждал этого от них, но, не найдя быстрого ответа, отбросил эту тему и побежал в дом - собираться.
   - Сцепка-то готова? - сочувственно поинтересовался лесник.
   - Один шов наложить осталось.
   - Собирайся, я сделаю.
   Стрелочница молча поблагодарила егеря.
   - Это... - сказал тот вполголоса, - пионера-то, может, тут оставишь?
   Стрелочница покачала головой:
   - Он детдомовский, они его в колонию упекут.
   - Жалко пацана-то...
   - Если откидняк будет, я его прежде высажу.
   - Ох, неспокойно мне за вас ребятки! Ох, неспокойно!

VI

   Рассвет едва затеплился. Прозрачное голубое небо было ещё окутано тонкой облачной пеленой. Туман стелился над озером и лесом. Было полное безветрие, казалось, что и воздух ещё спал. Разноголосое щебетание птиц обрамляло лесную опушку. Где-то вдали одиноко ворковала кукушка.
   Лесник толкнул Стрелочницу:
   - Пора вам, ребятки, подымайтесь.
   Стрелочница вскочила на ноги, будто бы она и не спала вовсе, а только и ждала сигнала. На полянке перед домом она ловко перевернулась в колесе, изогнула мостиком спину и, подпрыгнув вверх, почти села на шпагат.
   - До колеи я вас провожу, продолжал невозмутимый лесник, - нарочно красную вешку поставлю, чтобы товарняк скорость сбросил. Он знает. А там уж сами выбирайтесь.
   Оба поднялись на вагон. Новоиспечённый грим был сделан из железа на вид товарного вагона перевозящего уголь. На борту было выгравировано "ОАО Торжокский вагоностроительный завод 62-461 ТУ".
   Стрелочник проснулся от стука.
   - Что уже едем? - взволнованно произнёс он.
   - Да, - кратко, без пояснений ответила Стрелочница.
   - Тушёнки-то взяли бы с собой, - предложил Михалыч.
   - Не надо. Лишний вес тяжелее откидывать.
   - Ну, как знаете, - вздохнул егерь, - поехали!
   Стрелочница запустила двигатель. Его рычание эхом отозвалось в утреннем лесу. Клуб чёрного дыма вылетел из-под железной обшивки. Вагон медленно тронулся с места, спугивая ранних птиц с их излюбленных деревьев.
   На подъезде к стрелке Михалыч попросил сбросить скорость и, спрыгнув на ходу, рукой дал знак, чтобы Стерлочники ехали дальше. На их удивление лесник обогнал их и уже дожидался вагона у стрелки, закрепляя красную сигнальную вешку.
   - Товарняк, что пойдет сейчас, эп-пэ-эсовский, - пояснял лесник, - он государственный, то есть убыточный. И так еле тянет, а тут если ещё и из-за вешки скорость сбросит, то вы к нему без проблем втенитесь.
   Глаза Стрелочника возбуждённо смотрели по сторонам. Лёгкий озноб охватил его дремавшее тело. Его воображение по-своему рисовало предстоящее приключение. Ему казалось, что лесник каким-то образом уже обо всём договорился, и они должны были сейчас бросить вагон, чтобы пересесть на товарный поезд.
   - Но только если в тени товарняка что-то почуешь, - продолжал егерь, - то на разъезде перед городом отцепляйся и ховайся где-нибудь на станции. Там завсегда разная шмедь разбросана.
   Стрелочник беспокоился за свои вещи и не понимал, почему Стрелочница так безразлично относится к своим, если они собираются пересаживаться. Ему никак не удавалось вставить слово в разговор лесника, и он топтался с ноги на ногу, сжимая в руках свитер и кеды.
   - Ну а если в тени товарняка вас накроют всё-таки, то в городе не откидывайтесь, там бежать некуда, - давал наставления лесник, - ховайтесь тогда что ли где-нибудь, авось бог вынесет.
   Стрелочник подёргал Стрелочницу за рукав, указывая на вагон:
   - Вещи...
   - Какие вещи?
   - Эти.
   - Что с ними?
   - С собой взять...
   - Тихо! - прервал лесник, прикладывая ухо к рельсам, - идёт! Сдай назад для прикрытия. Я на той стороне встану, как локомотив пройдёт, махну вам - вы трогайтесь.
   Глаза Стрелочницы загорелись огнём вместе с красным всходящим солнцем. Её скулы напряглись, и всё тело показывало атлетическую готовность.
   - Ну, давай, давай, пошёл, - суетился лесник, подталкивая Стрелочника в вагон. Тот вопросительно взглянул на Стрелочницу, и та глазами указала ему на лестницу.
   - Ну, ребятки, с богом! Чтоб вам повезло только!
   Лесник пересёк бегом колею и скрылся в лесу. Через мгновение его силуэт показался в прогалине напротив. Он помахал оттуда кепкой, убеждаясь, что его видно.
   Стрелочница спустилась в вагон. Мальчик сидел на краю кровати, прижимая к телу драгоценную одежду. Он нервно постукивал ногами об пол, отчаявшись понять, что происходит.
   С колеи донеслось громыхание поезда. Железный состав шумно стучал колёсами. Стрелочница положила руку на рукоятку управления, вглядываясь в сигнал лесника.
   Наконец он замахал рукой, чтобы та начинала движение. Вагон плавно тронулся, направляясь за тяжёлым составом. Как только локомотив пересёк стрелку, Стрелочница прибавила ходу, догоняя последний вагон состава. Лесник напряжённо наблюдал за сцепкой из своего убежища.
   Вагон стрелочников ехал некоторое время позади состава, затем сделал один рывок и стукнулся бампером в его замыкающую цистерну. С кошачьей ловкостью выскочила Стрелочница на крышу и одним прыжком оказалась между вагонами. Стоя на бампере и держась одной рукой за торец железного каркаса, она набросила стальной хомут на крючок цистерны. Произошла сцепка. Медленно волочащийся товарный состав увеличился на один вагон.
   - Хорошо, втенились, ребятки, хорошо, - проговорил лесник, провожая стрелочников глазами.
  

VII

   Дома лесника ждал неприятный сюрприз. Вернувшись с первыми лучами солнца, он обнаружил у себя на берегу три специализированных катера береговой охраны. Шпалы и менты разгуливали по хутору, заглядывали в хату и сарай, внимательно изучали печь и металлические отходы.
   Лесник сразу узнал вальяжно рассевшегося на веранде шоссполовца. Это был огромный узколобый верзила с лысым черепом и ужасно злыми глазами.
   - Ну, наконец-то! - произнёс он. - Мы уже заждались тебя. Где это ты гулял в такую рань, Михалыч?
   - Я... это самое...силки проверял на рябчиков. В лесу был.
   - Ну и что, попались тебе ряб-чи-ки? - нахально продолжал спрашивать верзила, сплюнув леснику под самые ноги.
   - Да нет, нет ничего...пусто.
   Шоссейник поднялся, обошёл два раза вокруг егеря.
   - А гости твои где?
   - Какие гости?
   - Племянница с племянником?
   - А дык...это самое...они ещё давеча уехали.
   - А рыбнадзор вот говорит, что вы вчера допоздна вместе сидели.
   - Так вот, посидели и уехали.
   - Как же это они уехали? Уж, не на поезд ли ты их посадил? - ухмыльнулся шоссполовец.
   - Дык...это...лодка у них была, на лодке уплыли.
   - В какую сторону? - поинтересовался шпала, нагнув голову.
   - Туда, к себе, - замахал Михалыч руками в сторону озера, понимая, что врать ему не удаётся.
   - Слушай, Михалыч, кончай Ваньку валять, - не выдержал, наконец, шоссейник, схватив лесника за грудки, - где стрелочники, сука?
   Сзади раздалось рычание собак, похожее на кашель заядлого курильщика. Оба пса обступили шоссейника, грозно оскаливая пасти.
   - Убери своих сучек быстро! - приказал шпала, отпуская лесника.
   - Куда же я тебе их уберу? - У меня будок нету, - сказал осмелевший под защитой собак хозяин.
   - Убери, блять, хуже будет, - прошипел верзила сквозь рычание собак.
   - Не понравился ты им, что я могу поделать.
   Не раздумывая и не предупреждая, шоссполовец двинул своим огромным кулачищем леснику прямо в самую челюсть. Второй удар пришёлся слева под рёбра. Голова лесника метнулась в сторону, а затем всё тело согнулось пополам. В это же мгновение раздался лай и два оглушительных выстрела. За ними послышались собачьи взвизги, стон и скуление. Одна из собак тут же упала замертво у ног шоссполовца, а вторая, истекая кровью и хромая, побежала в сторону.
   Лесник упал на колени. Но мощная рефлёная подошва не дала ему подняться, опрокинув всё его тело назад.
   Три шоссполовца били лежачего егеря ногами. Он закрывал окровавленное лицо руками, извиваясь крючком на земле.
   - Забыл закон, сука? - На, на тебе!
   Насладившись унижением, шпалы разошлись по сторонам.
   - Андрюх, здесь шесты железные, швы свежие, наверное, грим, - обратился молодой шоссполовец к своему боссу.
   - И травка имеется, - добавил мент, держа в руках пучок сушеной конопли.
   - Короче так, - сказал главный, - они в тени товарняка эм-пэ-эсовского. Связывайся с нашими в городе, пусть засаду готовят.
   - Дом поджечь, - коротко приказал он. Затем подошёл снова к избитому леснику.
   - За что ж ты, сволочь, бабе продался? Отсосала она у тебя, козла, что ли? Смотри, Михалыч, ещё один такой выпад и пойдёшь туда, откуда не возвращаются. Не посмотрю, что мы друзья бывшие!
   - Вам её не взять, - проговорил лесник сквозь разбитый окровавленный рот, - кишка тонка!
   - Да ты, гад, не уймёшься! - взбесился шоссейник и снова начал бить полуживого егеря ногами. Его ботинки стали бордовыми от кровавых пятен. Красные брызги летели в стороны. Лесник уже не защищал себя, а терпеливо выносил нечестные удары, издавая стоны и всхлипывания.
   Как только первые языки пламени схватили деревянный сруб, все три бригады расселись по катерам и молниеносно отчалили от берега. Избитый окровавленный лесник, смотрел сквозь распухшие глаза, как горел его дом. Он плакал, обхватив труп своей верной собаки руками:
   - Серый, Серый, - шептал он, и всё лицо его судороженно вздрагивало. Слёзы на нём смешались с кровью и красные солёные капли падали на ещё тёплую собачью шерсть.
  

VIII

  
   Длинный тяжёлый товарняк шумно громыхал на стычках. Он медленно плёлся по одноколейке. Тёплые лучи восходящего солнца пробегали по его вагонам.
   - Ох, какой медленный этот государственный транспорт! - досадовала Стрелочница, держа руку на рычаге управления. - По-моему, пешком было бы быстрее.
   - А мы сейчас куда? - поинтересовался Стрелочник, выглядывая в бортовую щель.
   - К сатане.
   - Куда?!
   - В город Лужин. Там нас встречает делегация уполномоченных сотрудников.
   Стрелочник молчал. Он не понял её слов и не знал, как на них реагировать.
   - Будет банкет в нашу честь!
   - Правда что ли?!
   - Да нет, глупый. Мы сейчас идём в тени товарняка. Шпалы об этом знают и готовят нам засаду. Значит, нам нужно сойти ещё перед тем, как они остановят поезд.
   - Смотри сюда, - она махнула рукой, - это скорость. Как только она начнёт падать - мы высаживаемся.
   Стрелочница говорила так спокойно и равнодушно, будто объясняла, как готовить яичницу. Её слова внушили подростку доверие. Теперь он не сомневался в том, что они просто собираются пересесть на какой-то другой поезд.
   - Так вещи, значит, с собой всё-таки брать?
   - Вещи?! - Стрелочница задумалась. - Бери...
   По другую сторону локомотива, в нескольких километрах от стрелочников, на железнодорожный переезд выехал КАМАЗ и остановился. Подъехавшие гаишники разворачивали весь транспорт в обратном направлении. На опущенном шлагбауме было написано большими буквами: "Переезд закрыт".
   - Долго стоять? - поинтересовался частный таксист.
   - Долго, долго, - лениво ответил ему гаишник, не глядя на шофёра.
   - Мне на ту сторону только, в садоводство.
   - Через центр езжайте, через центр, - махнул он палкой.
   - Ладно уж, отсюда мы и пешком дойдём, - вылезли недовольные клиенты из жигулей, протягивая деньги.
   - Куда? - остановил их гаишник. - Ведь русским языком сказано: переезд закрыт!
   - Так нам только в садоводство! - возмутилась толстая женщина с сушками в руках.
   - Здесь зак-ры-та! - закричал милиционер.
   - Ладно, пойдём, пойдём, - потянул её не менее толстый муж за сумку, - видишь, у них здесь какая-то каша заваривается...

IX

  
   Большая чёрная шоссейнорельсовая машина промчалась мимо жигулей, вздымая пыль на обочине. За ней проследовали два милицейских УАЗика, и, наконец, белый форд с чёрной полосой шосспола на борту замыкал колонну. Весь эскорт заехал на переезд и остановился.
   Хлопнула дверь форда, и из него вылез огромный узколобый лысый верзила с багровыми пятнами на ботинках. Он расположил УАЗики по обе стороны КАМАЗА, а шоссейно-рельсовую машину руками направил на пути.
   Грозный исполин развернулся и заехал на путь. Его колёса с шипением поднялись, а вместо них на рельсы опустились круглые железные диски.
   Основной частью шоссейнорельсовой машины был кузов как в грузовике, под которым находились кабины водителя, позволяющие направлять машину в любую из сторон. Она была построена абсолютно симметрично, и нельзя было сказать, где начало, а где конец. Стенки кузова были снабжены различного рода хомутами и зажимами, в которые были вдеты стальные тросы. Кузов обрамляли чугунные перила, из-за которых рядком высовывались белые каски шосспола.
   Бригадир приказал очистить кузов и выстроится перед шорей. Пятнадцать хорошо экипированных шоссейников, цепляясь за хомуты и кольца, ловко сползли вниз. Они встали вразброд перед машиной, оперевшись спиной на её кузов.
   - Бригадир, что за официальности? - спросил один из них, ковыряя в ухе.
   Бригадир подошёл и ткнул пальцем ему в грудь:
   - Где девятка? - показал он на пустое место в тёмной защитной жилетке, плотно обтягивающей тело.
   - О, выпала где-то...
   - Что значит "О"? - Иди, ищи!
   - Есть.
   - Стой! Некогда уже. Пять баксов с тебя вычту!
   - Ак-кей, - недовольно пропел ему в ответ подчинённый.
   Бригадир прошёлся вдоль ряда, проверяя экипировку. Защитные жилетки буграми расходились по телу и имели в себе множество отсеков и карманов, хитро спрятанных в ней. Каски были белого цвета с чёрным поролоновым загривком, защищавшим шею. На лица надвигались пластмассовые щиты, а на подбородках размещались массивные застёжки. Брюки комбинезона растопыривались в разные стороны от надутых боковых карманов. Высоко зашнурованные чёрные ботинки были отделаны стальной подковой на носке и пятке. На груди у каждого шоссполовца были намотаны верёвка и карабины-застёжки. На поясе висел пистолет, а через плечо был накинут короткий автомат Калашникова.
   - Стрелять только в крайнем случае, - давал наставления бригадир, - всё оружие - на предохранитель. Мы не убийцы. Мы - шоссейная полиция - хранители закона. Мы только упраздняем нелегальный транспорт с магистралей Российских Железных Дорог. Наша обязанность выполнять поручения РЖД в рамках российского законодательства. Я понятно говорю?
   - Да, - вяло откликнулись шпалы.
   - Теперь диспозиция. Стрелочники идут в тени МПС-кого товарняка. Как только состав остановится, отцепляем вагон, разбираем грим. Помните, что нужны доказательства, - бригадир ухмыльнулся, - но главное, не давать им откидываться. Усвоили?
   - Да.
   - Как только состав пройдёт сигнальную отметку, запищат шпалометры. Здесь выносим и устанавливаем на рельсы защеп. Вы же все, - он показал пальцем, - обрабатываете грим.
   Бригадир взглянул на часы, а затем в сторону ожидаемого товарняка.
   - Повторяю в который раз: защеп надо ставить нежно. Так, чтобы рельса не гнулась. Издержки казначейство не оплачивает. Это ясно?
   - Да.
   - Если есть вопросы - спрашивайте.
   - Кто стрелочники?
   - Предположительно профессионалка с молодым напарником.
   - Юркий пацан, чтоб в любую щель пролез? Это ловко, - раздался голос в отряде.
   - Не знаю. В любом случае, они 640-й свели, а потом в отстое у егеря затихарились. Пацан, судя по всему, местный, может, детдомовский.
   На путях загорелся красный сигнал семафора. Вдали показался силуэт МПС-кого локомотива. Шпалы сошли с полотна, скрываясь в кустах. Радио на привокзальной площади передавало утреннюю сводку погоды, сообщая об изнуряющем летнем зное.
  
  

X

  
   - Скорость падает, - сказал Стрелочник.
   - Отлично. Свитер и кеды оставь пока здесь. Мы их потом заберём. Сделаем так: я тебе дам задание, и мы на время разбежимся. Я пойду расписание проверить...- Стрелочница невольно улыбнулась, но, завидя серьёзно-настороженное лицо мальчугана, продолжала: - Задание такое: выйти между вагонами и отцепить хомут на сцепке. Вот инструмент.
   Стрелочник напряжённо всматривался в глаза Стрелочницы.
   - Короче, отцепить наш вагон. Это несложно. Ты это делал уже тысячу раз у Михалыча.
   - А, да! - подтвердил юный напарник.
   - Только отцепляй не сразу, а сосчитай до шестидесяти. Мне тоже надо время, чтобы выйти.
   Во время разговора Стрелочница судорожно бегала глазами по вагону, очевидно, что-то мучительно разыскивая. Наконец, она вытащила из ящика на полу садовый резиновый шланг и засунула один его конец в водяной бак. Взяв другой конец шланга в рот, она сделала глубокий вздох, высасывая воду через шланг из бока. Сильная быстрая струя воды хлынула из него на пол.
   - Толстый зараза! - выругалась она и, подняв шланг вверх, остановила воду.
   - Как отцепишь хомут, - продолжала Стрелочница, глядя в тревожные и полные недоумения глаза подростка, - то залезь под вагон товарняка и ховайся там до полной остановки поезда.
   Держа шланг на высоте вытянутой руки, Стрелочница дошла до рукоятки управления и подцепила носком ноги с пола пустую ржавую кастрюлю. Быстро пошарив в карманах, она достала кольцо-зажим и набросила его сверху на шланг.
   - Подай-ка мне ключик-семёрку быстренько, - торопила она парня.
   Приняв ключ от растерявшегося подростка, она стремительно и ловко затянула скобу.
   - Вот это дело, - проговорила она, отпуская ключ.
   Состав всё больше сбрасывал обороты. Редкое стукание колёс предупреждало о скорой остановке.
   - Давай вылезай и делай, как договорились, - скомандовала Стрелочница, - как поезд остановится, то выбери себе подходящий момент и сходи с полотна на дорогу. Иди в город к переезду. Там встретимся!
   Стрелочник стоял в нерешительности с тяжёлым разводным ключом в руках и наблюдал, как его наставница запускает дизель, прилаживая кастрюлю ржавой пружиной к рукоятке управления.
   - Ну, пошёл! Пошёл! Бегом! - крикнула она на него, и парень сорвался с места как ошпаренный.
   - Стой! - остановила она его, зажимая пружину в зубах и залезая освободившейся рукой в карман, - на вот ещё, возьми! - Стрелочница протянула парню свёрнутую вдвое пачку денег. - Пригодится.
   Стрелочница пустила ещё раз воду из шланга, и тонюсенькая дрожащая струйка полилась из бака в кастрюлю. Та болталась на пружине, другой конец которой тянул рычаг управления в сторону "заднего хода". Кастрюля вяло покачивалась под панелью, наполняясь водой и растягивая пружину.
   - Ну вот, теперь и мне пора, - попрощалась Стрелочница со своим ещё необжитым жилищем.
   Серый клуб солярного дыма выскочил откуда-то из-под обшивки и тотчас растаял в воздухе. Стрелочница отворила накрытую железным листом дверь в полу вагона и юркнула в узкую скважину. Состав издавал последнее тормозное скрежетание.
  
  

XI

  
   Стрелочник выбрался наружу к сцепке между вагонами. От беспокойства он чуть не застрял в раме и выталкивал себя всем телом из тесного отверстия.
   Переступив ногой на площадку МПС-кого товарняка, он вставил разводной ключ в скобу хомута. Однако, вспомнив наказ Стрелочницы, ослабил рычаг и принялся, как можно более спокойно считать.
   "Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать..." - выговаривал он про себя цифры. - "...тридцать восемь, тридцать девять, тридцать десять...Ой!" - сбился Стрелочник и не произвольно махнул рукой, в которой держал денежный свёрток.
   Свёрток выпал и улетел в кусты. Не дожидаясь конца счета, Стрелочник разъединил вагоны и сиганул за свёртком.
   Он упал на коленки и распластался в малиннике руками вперёд. Скорости уже почти не было, и он не повредился. Он тут же принялся судорожно шарить руками вокруг себя, разыскивая деньги.
   Стрелочник так злился и досадовал на себя и свою неловкость, что не заметил, как в соседнем кустарнике зашелестели ветки, и три чёрных солдата вытащили на рельсы защеп.
   Малина кололась и не давала посмотреть хорошенько, что там внизу. Трава ещё больше мешалась и путалась перед глазами. Как мышонок быстро и беспорядочно перебирал он руками, едва удерживая в глазах слёзы.
   Он сел на траву и увидел вдруг перед собой утерянный свёрток. Он рысью кинулся к нему, подбирая драгоценную пропажу. Сняв резинку, Стрелочник засунул деньги в карман, и тут же достав их оттуда, снова надел резинку и положил их в другой карман. Но, подумав, он вновь достал деньги, разделил их на две части и одну сунул в карман, а другую в ботинок.
   Распределив деньги, он направился к составу, чтобы спрятаться там под последним вагоном товарняка, как наказывала Стрелочница. Но едва он выглянул из кустов, как большие чёрные люди в белых касках и защитных жилетках, громко крича и ругаясь, побежали за вагоном Стрелочницы.
   Он катился в обратном от товарняка направлении. Солдаты в чёрном как-то неуклюже и беспорядочно прыгали вокруг него, словно ловили сорвавшуюся с поводка собаку. Однако они вскоре организовались и облепили обшивку грима, присасываясь к ней карабинами и застёжками.
   - Быстро! Давай живо! Догоняй! - раздавались их выкрики.
   Использую крюки и верёвки, как пираты взбирались они на крышу вагона. Те, которые были уже наверху, подтягивали за собой залезающих. Те, которые ползли по стенам, отталкивались ногами, гремя подковами о железо.
   - Защеп сорвали! - проорал кто-то из солдат.
   Стрелочника охватил ужас. Он понял, что что-то не так и что это что-то случилось по его вине. Он укорял себя за рассеянность, неловкость и по инерции бежал за вагоном сквозь колючий малинник. Исцарапав в кровь все руки и ноги, подросток отчаялся догнать Стрелочницу и, беспомощно открыв рот, только хрипло и тяжело дышал. На параллельном к товарняку пути мчалась страшная чугунная шоссейнорельсовая машина, на крыше которой, словно капитан пиратов, истошно орал бригадир шоссполовцев:
   - Сопляки, блять, ебать вас всех в жопу! Упустили всё-таки! Всех уволю, гемодриды сраные!
   Весь отряд шосспола устремился вдогонку за Стрелочницей. Её вагон почему-то очень медленно набирал скорость, и Стрелочник сжимал от досады скулы, переживая и нервничая. Ему хотелось крикнуть: "Быстрее!", как-то помочь, но вдруг один из солдат внезапно прыгнул в кусты и с криками "Ловите парня", побежал в придорожный лес.
   Стрелочник оцепенел от страха. Он видел мельтешение чёрной формы и слышал стук ломающихся веток. Один из солдат отделился и гнался за ним. Наверное, они видели, как он спрыгнул с состава, и теперь хотели его взять.
   Стрелочник затаился в кустах, не издавая ни шороха. Его сердце неистово колотилось, вспотели ладони, покрылся испариной лоб. Он сидел, как заяц, ни жив, ни мёртв, его прошибал озноб, тело дрожало от страха.
   Шосспол тем временем продолжал погоню. Как натренированные спортсмены исполняли они свою программу. Шоссейнорельсовая машина поравнялась с преследуемым вагоном. На ходу были наброшены хомуты и стальные канаты. Страхуясь карабинами, шпалы переползали с одной крыши на другую. От уже хорошо набранной скорости их раскачивало между вагонами в разные стороны, как бельевые верёвки на ветру. Те, которые догнали вагон бегом, взбирались по его стенкам, агрессивно выламывая крепления грима.
   Стрелочник ждал, что холодное дуло автомата вот-вот упрётся в его спину, но, к его удивлению, тяжелые шаги и треск веток затихли и совсем исчезли. Парень перевёл дыхание, поднял голову и осмотрелся. Вокруг было тихо. Никаких признаков солдата заметно не было. Опасность каким-то чудом миновала его. Он поднялся на ноги, но тут же бухнулся в траву: вдали раздалась глухая автоматная очередь.
   Пролежав несколько минут неподвижно, Стрелочник, не поднимаясь, по-пластунски пополз в сторону полотна. Кусты страшно кололись, царапали локти и коленки. Выбравшись на щебень, парень поднялся на корточки, чтобы высмотреть уже сильно удалившийся вагон Стрелочницы. В этот момент ещё одна автоматная очередь прогремела вдали. Яркие искры посыпались из автоматного дула. Стрелочник инстинктивно дёрнулся назад.
   Надежды не оставалось. Долго сдерживаемые слёзы, прыснули из глаз Стрелочника. Он искривил рот, поджимая подбородок, и, уже не в силах остановить себя, заплакал навзрыд.
   Мокрые большие капли потекли по щекам, оставляя на грязном лице пацанёнка серые размытые следы. Оно наполнилось слезами и горем. Он едва видел сквозь пелену солёных капель, как он встал и пошёл куда-то. Серая железная дорога и зелёный кустарник слились в его воображении в единую размытую кисельную массу. Она вздрагивала и колыхалась. Ему было больно, горько, обидно и бесконечно плохо видеть, как по его вине гибнет Стрелочница.
  
  

XII

   Не дожидаясь конца трагедии, словно в бреду, вышел Стрелочник на дорогу и побрёл вперёд просто для того, чтобы не стоять. Он снова потерял всё и был снова брошен на произвол судьбы. Внезапное резкое чувство одиночества овладело им так же, как и тогда, когда он был оставлен своей матерью в детдоме. Она обещала выйти в магазин и вернуться. И больше никогда не вернулась. Он сидел один в полуосвещённом коридоре и, отворачиваясь от нянечек, плакал.
   Слёз больше не было, и он просто всхлипывал, время от времени глотая тяжёлые солёные сопли. Образ Стрелочницы стоял у него перед глазами, и ему не верилось, что её уже больше нет. Самые незаметные и простые воспоминания о ней стали вдруг резко и отчётливо возникать в его воображении.
   Ему вспомнилось, как ещё несколько дней назад они разговаривали о том, какой зверь самый сильный. По его мнению, самым сильным был либо медведь, либо слон.
   - У слона самая толстая кожа, - доказывал Стрелочник, - её не может пробить даже пуля. Поэтому охотники сначала делают западню, а потом только его там убивают.
   - И тебе не жалко? - Поинтересовалась Стрелочница.
   - Чего?
   - Слона. И его кожу.
   Паренёк не понял её ехидного намёка и с таким же запалом продолжал:
   - Ну, если не слон, то тогда медведь. Но медведь уже точно! - Стрелочница улыбнулась и просила продолжать. - У медведя тоже толстая шкура, но ещё и самые острые зубы и самые крепкие когти. Медведь может сломать ими не только дерево, но даже столб!
   - Глупый ты, - тихо улыбаясь, ответила ему собеседница.
   - Это ещё почему?
   - Потому что сила не в твёрдости. Сила - в гибкости, Стрелочник! Вот, например, заяц. Ни зубов, ни шкуры. Любой зверь его задрать может: и волк, и лисица, и сова, и даже человек. Казалось бы, столько врагов вокруг, а всё равно всех зайцев переловить не могут. Уже и волков почти нет, а зайцы всё равно есть.
   Стрелочник задумался.
   - Самые юркие звери - самые живучие. Вот белки, скажем. Они по всему миру живут и везде им хорошо. А вывези твоего слона из Африки, так он и недели в нашем лесу не проживёт.
   - Не, не, не слон, а медведь самый сильный, - поправил её Стрелочник.
   - Да какая разница! Медведь такой неповоротливый, что любая собака его запросто за задницу укусить может. Пока он развернётся, её уже и след простыл. Ни зубы и клыки сильными делают, а быстрота и ловкость, Стрелочник!
   Эти простые слова принимали вдруг в его голове какое-то особое значение. Ему казалось, что он что-то из того, что говорила Стрелочница тогда, не дослушал, или что она чего-то не договорила. Что как будто осталось не высказанным то, ради чего были сказаны все эти слова, хотя тогда ему представлялось, что разговор был закончен. Теперь же он мучительно вспоминал эти короткие беседы, словно разыскивал в большой толпе знакомого, которого нечаянно упустил из виду.
   Сам не замечая того, куда он идёт, Стрелочник оказался на привокзальное площади, на которой царило дикое возбуждение. Милицейские машины с открытыми дверями и мигающими сиренами перегородили проезд по дороге в обе стороны. Десятки частных легковушек запарковались вкривь и вкось на обочине. Одетые в тёмно-синюю форму омоновцы бегали между шоссполом и ГАИ, не зная, к кому присоединиться. Сотни человек пытались протиснуться сквозь оцепление, будучи остановленными всеобщей проверкой.
   Стрелочник остановился возле киоска с компакт-дисками. Из динамиков доносилась музыка. Перед ним стоял молодой парень в широких волочащихся по земле джинсах и бейсбольной кепке. Сверху был надет джемпер с капюшоном. Парень тщательно выбирал какие-то диски, что-то требуя и что-то возвращая.
   - Да я уже конкретно попал однажды с вашими дисками, - растягивая слоги, говорил он. - Мой резак ни одной болванки вашей не читает.
   Стрелочника поразил его развязный вид и мешковатая одежда. Особенно удивляли его карманы на штанах. Они висели где-то под коленками и были величиной с молочный пакет. "Как они не мешают ему ходить? Почему он не закатает джинсы? - Ведь они же рвутся!" - осматривал Стрелочник глазами его дивный городской прикид.
   Наконец парень купил, что надо и Стрелочник оказался у окошка.
   - Тебе что? - окликнул его продавец, который тоже был молод и жевал резинку.
   - Мне... я...- начал Стрелочник, - а что купил он?
   - Кто?
   - Ну, этот... передо мной. Дайте мне то же самое!
   Продавец несколько высокомерно окинул взглядом молодого покупателя, однако, поднявшись с места, подал ему диск.
   - Мно-го-то-чие, - по слогам прочитал Стрелочник.
   Продавец попросил деньги. Достав из кармана пачку, Стрелочник подал ему самую маленькую бумажку. На что тот отсчитал ему столько сдачи, что пачка увеличилась в два раза. Стрелочником овладел восторг. Никогда в жизни у него не было столько денег. От радости у него покраснели кончики ушей. Он быстро распихал деньги и открыл диск.
   - А плейеры у вас есть?
   - Какие?
   - Ну, для диска, - Стрелочник показал компакт, зажав его между пальцами.
   -Не трогай руками, заляпаешь, - пропел продавец с городским акцентом и протянул ему новенький, запакованный в коробку CD-плейер.
   Глаза Стрелочника засияли от радости. Он ликовал. Он не верил, что это недоступное богатство теперь его. Расплатившись, он сошёл с дороги, чтобы распаковать новую игрушку в полном одиночестве и спокойствие.
   Бережно разложив пенопластовую коробку, он взялся за плейер руками. Он оказался таким лёгким, что почти ничего не весил. Он поднёс его к лицу, обнюхивая и осматривая со всех сторон. Плейер пах заводской сборкой и свежим пластиком. Едва заметные шурупчики сияли на солнце.
   Зарядив плейер батарейками, Стрелочник вложил диск. Юный, подростковый с хрипотцой голос заговорил речитативом:
   "Для всех, кто знает,
   Что такое потеря.
   Тем, кто прохавал
   жизнь с самого низа;
   Всем, кто столкнулся
   с этой бедой,
   Всем беспризорным
   душам посвящается!"
   Стрелочник вздрогнул. Ему показалось настолько странным, что певец знает, что он беспризорный, что он даже обернулся по сторонам. Вокруг никого не было, однако чувство присутствия кого-то завладело им. Он был уверен, что певец подсматривает за ним, чтобы придумать как раз такие слова, которые так подходили к нему. И когда, наконец, заиграла музыка, то Стрелочник уже не сомневался, что эта песня про него.
   "Как мне объяснить всю эту
   боль на душе,
   Как мне сделать так,
   чтобы время повернулось вспять?
   Тебя не стало, когда уже
   пришло начало тому,
   о чём с тобой мечтали
   мы, дойти осталось мало.
   Дуло у виска, что делать мне
   на этом свете?
   Умереть, не познав счастья на
   замызганном паркете?
   Дети улиц, рождённые познать
   несчастья,
   Не знают, как на них насрали
   сверху наши власти.
   Здрасьте и прощайте, я жить так
   больше не хочу.
   Я сыт по горло вашей властью,
   Я ухожу!"
  
   Стрелочника захватила робость и злость одновременно. Та удивительная точность, с которой были подобраны слова московского хип-хопа, разбудила в нём забытые на время воспоминания о Стрелочнице. На его лице снова показались слёзы. Ни один человек в мире не мог передать его чувства лучше, чем эта музыка. Он хотел бежать, мчаться, ломать и крушить всё на своем пути. Он чувствовал в себе невиданную силу, которая заставляла его дрожать, трястись от страха и сжимать кулаки.
   Голос исполнителя казался ему таким искренним, знакомым и родным, что он был уверен, что он и сам был родом из детдома и непременно испытал всё то, о чём поёт. Тихо утирая слёзы, Стрелочник подпевал ему:
   "На сердце боль,
   Взгляд смотрит в небо,
   Ждёт ответа.
   Душа не верит в то,
   что нету,
   Тебя уже нету!"
  
  

XIII

  
   Машинист состава нисколько не удивился, завидев красный сигнал семафора и перегородивший пути Камаз. Но, заметив на параллельном пути шоссейно-рельсовую машину, в его груди на сердце опустился камень.
   Он беспрекословно повиновался сигналам машущего отряда. Ему были знакомы их дерзкие техники, и даже особенный статус государственного перевозчика не сулил в этот момент никаких выгод.
   Шоссполовцы подвинули маски и закрепили микрофоны.
   - Напоминаю ещё раз: защеп ставить нежно, - раздался в ушах всего отряда голос бригадира, - грим разбирать тихо. Без лишнего шума. Если набегут пиаровцы - у нас учения. Всё! Поехали!
   Длинный состав с шипением и скрежетом медленно останавливался. Три могучих шоссполовца держали наготове защеп, следя за стрелкой шпалометра.
   - Это чё было такое?
   - Где?
   - Там, в кустах?
   - Не знаю, сейчас выход!
   - Пойду, проверю.
   - Куда ты, мудень? Сиди здесь!
   Последний вагон миновал их укрытие и весь состав, с трудом удерживая инерцию многотонного груза, остановился на последнем выдохе.
   - Защеп! - скомандовал в микрофон их начальник.
   Все трое вполуприсядку вышли на пути устанавливать стальные тиски на рельсу. Вдруг последний вагон, внезапно отцепился и тронулся в обратном направлении.
   - Ебать-колотить, это что такое?! - раздался голос одного из солдат, когда двое из его коллег с филигранной аккуратностью опускали тиски.
   Не успели они обернуться, как гримированый железный вагон сильно толкнул их в спину. Оба кинулись врассыпную, кидая защеп, как попало. Его не усевшийся хомут, бряцал по рельсам под давлением стальных тяжёлых осей и беспощадно портил дорогостоящее железо акционерного общества.
   - В чём дело, шпалы? - раздался голос бригадира.
   - Стрелочники защеп сорвали! Откидываются!
   - Блять!
   - Быстро! Давай живо! Догоняй! - закричали во всём отряде.
   На удивление вагон ехал очень медленно и, возникшая вокруг него сумятица скоро улеглась и перешла в сложенные и согласованные действия. Натренированные солдаты на ходу догоняли вагон, цеплялись руками за его железные перекладины, присасывались к нему карабинами и верёвками. Сзади нагоняла их на параллельном пути бригадировская шора.
   - Гемодриды сраные! Упустили!
   В тот момент, когда уже весь отряд облепил стенки вагона, из-под него ловко выскочил кто-то в комбинезоне и покатился по насыпи в кусты.
   - Бригадир! Мальчишка спрыгнул!
   - Одни за ним живо! Ловите парня!
   Подчиняясь приказу, один из шоссполовцев отцепил карабин и спрыгнул с вагона. Лямки комбинезона мелькали между деревьями. Солдат мчался через лес, с грохотом ломая сухие ветки.
   Выскочив на дорогу, он оказался в центре привокзальной торговли среди латков с одеждой.
   Крутя головой во все стороны, тяжело дыша и скрипя экипировкой, он кинулся к одной из торговок.
   - Пацан тут в комбинезоне не пробегал?
   - Никто тут не пробегал! - зло ответила она, заслоняя собой примеряющую платье женщину. - Не стой тут у меня, всех клиентов распугаешь! Видишь женская одежда, иди отсюда!
   Переводя дыхание, шоссполовец побежал вглубь ларьков, придерживая за дуло болтающийся на плече автомат.
   Забравшись на крышу вагона, весь отряд принялся гневно ломать грим, выбивая заклёпки вырывая листы.
   - Ну-ка, расступись! - скомандовал один из них, скидывая с плеча автомат, - я ебану разок для воспитания манер!
   Длинная автоматическая очередь ударила в стальную крышу. Пули искрами отскочили в сторону.
   - Открывай, блядь, шоссполу! - орал он, спуская гашетку.
   - Не давать им ховаться! - перекрикивал бригадир автоматную очередь, поравнявшись на своей шоре с вагоном.
   Стальные тросы были заброшены на вагон и закреплены взабравшимися на его крышу солдатами. Карабины пристегнули их к железному гриму. Чугунный лом пробивал обшивку.
   Вдруг резкий толчок вагона перемешал все действия. Солдаты раскатились по крыше, лопнул один из тросов и отлетел большой кусок гримированной обшивки. Сорвавшийся карабин хлестнул одного шоссейника как плетью. Тот согнулся от боли, взывая и крича.
   Через мгновение весь отряд навалился на резко остановившийся вагон. Одержимый кровью и жаждой мести шосспол крушил гримированый нелегальный объект.
   Как только были оторваны первые стенки обшивки, вся ватага кинулась во внутрь, снимая с предохранителей автоматы. Однако, перевернув всё вверх дном, они убедились, что попали в ловушку. Cтрелочников в вагоне не было.
   Мокрый пол был услан ржавыми обломками, а на рычаге управления болталась на пружине ржавая кастрюля.
   - Сука, кинула! - издал зверский крик бригадир отряда, размазывая кровавые пятна ботинок на мокром полу.

XIV

   Оказавшись под вагонами, Стрелочница чуть не оглохла от скрипа тормозных осей состава. Захлопнув за собой люк, она ничком легла на две параллельные тяги, цепляясь за них локтями и коленками. Только она собралась выглянуть из-под вагона, как мельтешение железнодорожных шпал перед глазами остановилось и они поехали вдруг в обратную сторону. Ей стало ясно, что вагон покатился назад...
   Это не сходилось с её планом, потому что она хотела ещё до остановки вагона, переползти под соседнюю цистерну. Теперь же вагон катился назад, что означало, что путь к цистерне оторван.
   Её сердце забилось ещё сильнее и оттого, что по обеим сторонам вагона отчётливо вырисовывались чёрные ботинки шосспола. Ноги беспорядочно перескакивали с места на место, запинаясь и поскальзываясь на щебне.
   - Быстро! Давай живо! Догоняй! - сопровождалась криками околовагонная сумятица.
   Стрелочница запаниковала. Что делать? Оставаться под вагоном - значит сидеть как в ловушке, а соскочить невозможно, потому что вокруг шосспол.
   - Стрелочники защеп сорвали! Откидываются! - проорал кто-то из солдат снаружи.
   "Ага, клюнули, - обрадовалась Стрелочница, - только мне-то здесь сидеть не следует!"
   Вагон катился медленно. Видимо струя, наполнявшая кастрюлю, была всё-таки слишком тонкой. Стрелочница пожалела, что, затягивая кольцо, по своей привычке дала ещё дополнительные полоборота для страховки.
   Суетливое мелькание ног рядом с вагоном перешло в упорядоченное спортивное состязание. Слышался звук щёлкающих о грим карабинов, стукающих о стенки обшивки металлических подков и злая беспрестанная ругань.
   На параллельном пути послышался грохот. Тяжёлая шора догоняла вагон.
   - Гомодриды сраные! - раздался голос с шоры и пронзительный железный стук оглушил Стрелочницу...
   Держась одной рукой за перекладину, она заложила волосы в густой чуб и, достав из нагрудного кармана комбинезона кепку, как можно тщательнее посадила её на голову.
   Всё ускоряющиеся железнодорожные шпалы зарябили перед глазами. Она отпустила колено и повисла как обезьяна на одной тяге спиной вниз. Наклонив голову в сторону, она выглянула из-под вагона.
   Шосспола вокруг вагона не было. Они все уже карабкались по его стенкам наверх. Шора ехала по другую сторону вагона.
   "Господи, угораздило же меня, - взволновалась Стрелочница, - ну ничего, ничего... Это как на трапеции- раскачаться и спрыгнуть! "
   Сильно оттолкнувшись ногой, она закачалась всем телом под перекладиной и, используя инерцию собственного тела, разжала руки...
   Весь мир перевернулся вверх дном в её глазах. Берёзы устремились своими макушками вниз, в голубое небо. Вагон, подвешенный к рельсам, катился с горки в лесную чащу. Ярко-жёлтое солнце висело высоко внизу под деревьями.
   "На руки, на руки, на руки... БУММ!" - раздался хруст ломающихся кустов около дороги.
   - Бригадир! Мальчишка спрыгнул!
   - Один за ним, живо! Ловите парня!
   Стрелочница вскочила на ноги и, встряхнув головой, помчалась через лес в сторону дороги. Один из солдат, отстегнув карабин, тоже кинулся за ней вдогонку.
   Вдоль переезда вся дорога была уставлена рыночными лотками. Цыганки торговали яркими платками и вязаными шалями. Пожилые старушки продавали свежие ягоды. Закрывшиеся зонтами продавцы бульварного чтива сортировали свой товар. Обвешанные плечиками картонные стенды выставляли на продажу женские летние платья, футболки, мини-юбки. Запылённые туфли и босоножки обрамляли края текстильных лотков. Продавцы пива и хавчика живо советовали прохожим подкрепиться.
   Стрелочница перевела дыхание, глубоко задерживая воздух, чтобы выйти на дорогу без одышки. Он целенаправленно подошла к лотку с одеждой и быстро спросила:
   - А можно мне платье померить?
   - Какое?
   - Да хоть вот это зелёное с цветочками. Только, пожалуйста, быстрее! - она оглянулась и увидела, как на дорогу выскочил запыхавшийся солдат.
   - Чего же нельзя? Можно, - ответила, насторожившись, продавщица и тоже посмотрела в лес, - только где? Туалет на станции закрыт.
   - Да прямо здесь, - ответила Стрелочница, отстёгивая лямки комбинезона.
   Продавщица быстро отвела её за стенды.
   - Встань хоть за коробки что ли, чтоб с дороги не так видно, - посоветовала она, когда солдат шосспола поравнялся с лотком.
   Стрелочница быстро спрятала лямки комбинезона под столом и стянула через голову перемазанную футболку.
   - Пацан тут в комбинезоне не пробегал? - крикнул сквозь севший голос солдат.
   - Никто тут не пробегал! - зло ответила продавщица, заслоняя собой Стрелочницу. - Не стой тут у меня! Видишь, женская одежда. Иди отсюда.
   Солдат обернулся ещё раз, проскальзывая глазами мимо распущенных волос покупательницы, и бросился бежать вдоль дороги.
   Стрелочница облегчённо выдохнула и надела платье.
   - Подходит, - сказал она, скидывая комбинезон на землю и расправляя складки.
   - Ну, так и бери.
   - Да, пожалуй, возьму. Мне бы ещё туфли какие-нибудь. Полегче, без каблуков, - добавила она, настороженно выходя из-за коробок.
   - А, так вот эти и возьми, - засуетилась продавщица, почувствовав хорошего клиента, - что ж ты, в самом деле, в кедах-то будешь ходить. Ноги на такой жаре портить.
   - А сумка у вас есть какая-нибудь? - спросила Стрелочница, примеряя обувь.
   - Ой, дак сумок-то нет у меня, дочка, сумки у Никитишны.
   - Никитишна! - громко крикнула она через дорогу. - Сумки, сумки у тебя есть?
   - Что?
   - Сумки, говорю, есть?
   - Так сумки! Какие? Есть, конечно!
   - Что-нибудь полегче, с молнией, - присоединилась к разговору Стрелочница.
   - И с молнией есть и без. Так, иди сюды, покажу. Оттудова много ли увидишь?
   Едва она собралась перейти через дорогу, как её чуть не сбил милицейский уазик, сорвавшийся с переезда в сторону укатившего вагона и, поднимая за собой клубы пыли.
   - Господи! Носются-то как, а? - пожаловалась продавщица. - Опять, говорят, стрелочника ловют, - она достала сумку и поднесла её вверх. - Всё ловют, ловют, непереловют... Так мало того: говорят стрелочник-то - женщина, да ещё с ребёнком, - полушепотом добавила она.
   Стрелочница тихо улыбнулась.
   - Вот эта, смотри, с застёжками - чистая кожа!
   - Нет, мне бы побольше.
   - А, ну тогда эту бери. Смотри, какая хорошая.
   Стрелочница кивнула.
   - Вот ведь до чиво дошла мансяпация, - не унималась продавщица, - довели русскую женщину до бродяжничества. Что в мире делается, а? Бери, бери её! В неё можно и молоко поставить и огурцы положить.
   - Хорошо, возьму.
   - Ох, как тебе хорошо подходит, - наигранно улыбнулась продавщица, принимая деньги, - чистая красавица!
   Расплатившись и с другой продавщицей, Стрелочница упрятала свой комбинезон в сумку и пошла к переезду. Мимо неё промчалась ещё одна милицейская десятка, развевая на ветру её новый лёгкий наряд.
  
  

XV

   У переезда царило громогласное оживление и столпотворение. Дороги во все стороны закрывали милицейские кордоны. Людей пропускали по одному, тщательно проверяли документы.
   Стрелочница быстро вмешалась в толпу, пробираясь к заграждениям. Она оказалась в самой гуще людей, где было тяжело пошевелить и пальцем как в набитом в часы пик метрополитене.
   - Пропустите меня вперёд, - ругалась какая-то женщина, обвешенная тяжёлыми сумками, - мужа пропустили и меня пропустите!
   - Толик! Толик! - кричала она, - стой там. Я сейчас!
   Стрелочница протиснулась к железной ограде. Милиционеры суетились, создавая живую цепь. Народ гудел, не скрывая своей злости.
   - Да сколько можно издеваться! У меня ребёнок в больнице!
   - Мне на работу! Какое вы имеете право!
   - А что происходит? - нарочно спросила Стрелочница.
   - Шпалы кого-то ищут!
   - Ясно кого - стрелочника!
   - Ещё бы!
   - Говорят, женщина.
   - Женщину с ребёнком ищут! - поправляли друг друга люди.
   Не в силах контролировать всех до конца, милиция выборочно останавливала людей, попадавших под подозрение. Особенно тщательно контролировали одежду. Задерживали всех, кто имел на себе робу или комбинезон.
   Уже несколько минут подряд один несчастный арменин пытался втолковать молодому гаишнику, кто он такой:
   - Слюшай, я не стрэлочник. Я - сварщик!
   - Документы!!! - кричал милиционер.
   - Дарагой, ты что с нэба упал, в докумэнты не пишют, кто ты такой!
   - Паспорт, прописку давай!
   - Я у мамы прописан. В Ереване. Здесь я по договору работаю.
   - Договор показывай!
   - Слюшай, ты что не русский? Кто с собой дагавор носыт. Пакажи мне свой дагавор!
   - За ограждение! - толкал его в спину палкой милиционер, - с начальством говорить будешь!
   - Зачем начальство? Так дагаварымся!
   Рядом с арменином милиция обыскивала молодого парня с висящими штанами и бейсбольной кепке.
   - Здесь что? - грубо хлопал его по ногам шоссейник.
   - Музыка.
   - Показывай!
   Тот достал из глубоко висящего кармана плейер. Солдат отворил крышку и достал диск. Затем вложил его назад и приказал:
   - За ограждение!
   - За что?!
   - За то, что вырядился как пидор! - солдат грубо толкнул его в спину.
   - Совсем охуели! - вполголоса произнёс обиженный парень.
   Стрелочница оказалась в проходе между заграждениями. Молодой милиционер, сняв с лица фуражку, утирал пот. Он нервно смотрел в толпу, пытаясь выловить глазами подозреваемых.
   Стрелочница игриво взялась за складки платья и, улыбнувшись ему, сделала шаг вперёд:
   - Привет, - сказала она.
   Милиционер опешил.
   - Можно?
   - Здесь проверка документов.
   Она залезла в сумку и нарочно долго в ней рылась.
   - Забыла. Ну точно, у Катьки и забыла. А зачем тебе?
   Она повернулась к нему боком и как бы нечаянно коснулась плечом его руки.
   - Шосспол стрелочника ищет. Всех проверяет.
   - И меня?! - удивилась она, делая большие глаза.
   - Приказ - тотальная проверка.
   - Ого! А что он натворил-то этот стрелочник? - она встала к ограде, выставляя в сторону бедро.
   - Вообще-то женщину ищут. Стрелочницу!
   - Ничего себе! Бабы в наше время дают, - запустила она руку в прядь длинных волос. - Я бы не смогла. Грязь, вонь, никакой гигиены...
   - А вы случайно не артистка?
   - С чего ты взял?!
   - Мне кажется, я ваше лицо знаю.
   - Пффф... - надменно выдохнула стрелочница и отвернулась.
   - Нет, нет, я правда, - засуетился солдатик, - Я не чтобы, это самое... У меня просто память на лица хорошая. Я в Москве учился, в цирк ходил. Там артистка одна была...
   - Чё ты тут базаришь! - окликнул лысый качок заулыбавшегося милиционера.
   - Проверил её?
   - Да, - твёрдо произнёс гаишник.
   - Ну тогда идите, дамочка, отсюда. Не заслоняйте проход! Вон тех бери, тех!
  
  
   Расставание

I

   Мясо было готово, и железный стук оповестил весь лагерь об ужине. В снегу были расставлены горящие факелы; одна большая пена служила подносом буфету а-ля фуршет с солёными огурцами, зеленью и хлебом; алюминевые кружки были заранее готовы и тесно ютились вокруг костра. Народ топтался на месте в ожидании начала, курил и смеялся.
   В тот момент, когда руководитель достал из рюкзака плоскую большую бутылку немировской горилки, все разговоры мгновенно прекратились, потому что каждый из участников осознал, что этим было объявлено начало. Глаза всей группы с вожделением следили за тем, как наполняется посуда, как разносятся в воздухе эфирные пары перцовой настойки, и как отражается мерцание костра в наполненных стаканах.
   - Ну, - прервал руководитель молчание, оставляя пустую бутылку, - за поход!
   Весь лагерь разразился громким "Ура!", чокаясь стаканами. Ворох алюминевых кружек поднялся в воздухе. Каждый чокался с каждым, разнося металлический звук по тундре.
   Глаза Никиты и Стрелочницы встретились. Детская радость озарила его лицо. Несколько секунд подряд он смотрел на неё. Но, так и не решившись ничего сказать, просто отчаянно стукнул своим стаканом о кружку Стрелочницы.
   Неимоверная кутерьма поднялась вокруг шашлыков: лязгали шампуры, раздавалось чавканье, передавалась закуска. Все хвалили мясо, обжигаясь горячими кусками. Разговоры заливались с новой удалью и энергией. Даже молчаливый Стрелочник рассказывал бородатому руководителю, как он ночевал в лесу на дереве.
   - В лес-то я зашёл, солнце ещё над озером стояло, как раз очень красное было, а не жёлтое, - говорил он, громко чавкая, - а как назад пора стало, то - хвать, и запутался! Стемнело так быстро, что я и сообразить не успел, как далеко зашёл. А тут ещё филин запел...
   - А что же ты, на помощь не стал звать?
   - Так что ж звать, коли не знаю, куда кричать. Да потом, что в лесу кричать. Вот ветки, вот ягоды - и так всё понятно.
   - Молодец!
   Саня и Лёха, жадно проглатывали мясо, живо спорили по поводу ремонта манюни:
   - Да я тебе говорю: надо было дать просохнуть! А ты по мокрому намотал.
   - Я всегда так клею. Это твой капрон - дерьмо!
   Никита торопился выхватить два шампура побольше, чтобы угостить Стрелочницу.
   - Вот эти два - мне! - громко объявил он, пугая собой девчонок.
   - Господи! Напугал-то как!
   - А зачем тебе два?
   - Слушай, Юлька, - обратилась одна из девчонок шепотом к соседке, - ты когда-нибудь видела, чтобы он кого-то так отражал?
   - Не.
   - Любовь с первого взгляда...
   Никита не замечал ничего, а только спешил подсесть к Стрелочнице до тех пор, пока к ней не подсел кто-то другой. Перекручивая пены и кружки, он протискивался сквозь народ в её сторону.
   Стрелочница стояла совсем возле костра, и ей стоило только протянуть руку, чтобы взять мясо, но, тем не менее, она не торопилась брать его. Она с интересом смотрела на людей, находясь от них как бы в стороне.
   - Хочешь? - подошёл Никита, предлагая дымящийся шампур.
   - Давай! - задорно согласилась она. - Я как раз ещё не брала мяса.
   - Круто! - обрадовался Никита. - Вот!
   - Спасибо!
   - Ешь!
   Никита передал шампур. Стрелочница аккуратно, медленно и даже как-то нежно приняла его из его рук. Мяса на нём было до верху и их пальцы случайно коснулись друг друга. Никита вздрогнул, их глаза снова встретились. Он смотрел на неё так, словно говорил ей что-то, и она видела это.
   " Вот она - моя минута, - говорил про себя Никита, - неужели это я?! И неужели это всё со мной?! Даже если меня завтра занесёт лавиной, то я не буду жалеть об этом, потому что уже жил. Блин, какой класс! "
   - Какой класс! - сказала Стрелочница: - Водка и шашлык, я так люблю это!
   Они чокнулись кружками и принялись за еду. Они ели молча, не утруждая себя разговорами, как все те люди, которые счастливы уже от того, что сидят рядом друг с другом. Весь лагерь кипел разговорами, которые они двое слушали только настолько, чтобы смеяться в подходящих местах.
   - Брось ты, Женька, к Сане приставать! Ему на всё забить, он девушек не отражает.
   - А я не для себя, я в качестве терапии!
   Весь лагерь гремел смехом, под раскаты которого Никита всё больше подвигал свою пену к Стрелочнице, которая, так же как и он, хотела быть ближе к нему.
   Вдруг произошло что-то непредвиденное. Выпрямляя ноги, Никита толкнул случайно спиной створку треноги, и всё кострище вместе с сеткой и углями стало заваливаться на бок. Лицо Стрелочницы, исключительно на которое он смотрел, изменилось в одно мгновение и страшно напугало его. Расслабленный нежный взгляд сменился азартным оскалом. Глаза её вспыхнули, а с другой стороны послышались крики и мат. "Началось!" - крикнул кто-то.
   Всё произошло так быстро, что Никита не понял, что случилось. Руки Стрелочницы вдруг замелькали перед его глазами. Она подбросила кружку вверх, а высвободившейся рукой схватилась за падающую за его спиной стойку. Кружка же, которая ещё секунду назад была в воздухе, звякая, сползала по стальной поверхности шампура. В действительности же Стрелочница завалилась всем телом на опешившего Никиту, удерживая от падения треногу и выхватывая шампуром подброшенную в воздух кружку.
   Надвигающаяся катастрофа была предотвращена. Одобрительные отклики послышались в сторону Стрелочницы.
   - Оба-на! - сказал Никита, восторженно открывая рот, поняв, наконец, что произошло. - Да ты прям циркачка какая-то!
   - Ну, вообщем-то да, - равнодушно произнесла Стрелочница, снимая кружку с шампура.
   - Правда что ли?
   - Да!
   - И жонглировать умеешь?
   - Ну, конечно.
   - А-ну, покажи! - завёлся Никита.
   Стрелочница собрала талый снег вокруг кострища и слепила три круглых мяча. Не вставая с коленок, она принялась красиво жонглировать, бросая в темноте блестящую каскаду снежных шаров.
   - Вот это тема! - пробасил Никита, - а больше можешь?
   - Могу, - не переставая жонглировать, улыбнулась она в его сторону.
   - А ну, покажи ещё что-нибудь?
   Стрелочница слепила ещё два шара и поднялась на ноги.
   Каскада из 5-ти снежных мячей заиграла в воздухе, отражая свет кострища. Моментально затихли разговоры и смех. Все взгляды устремились на Стрелочницу. Даже Саня и Лёха отложили вытащенную для просмотра манюню и уставились на артистку:
   - Конкретная вещь!
   - Реальная тема!
  
  

II

   Как только раскололся один шар и каскада блестящих снежных мячей распалась у ног артистки, вместе с аплодисментами градом послышались вопросы о том, умеет ли стрелочница ездить на одноколёсном велосипеде, ходит ли по канату, была ли в клетке с тигром и знакома ли она с Олегом Поповым. Стрелочница отвечала на все вопросы быстро и приветлива, поворачиваясь в разные стороны:
   - Да. Нет. Была. Знаю.
   Особенно оживился руководитель, оттесняя замешкавшегося в суматохе Никиту:
   - Настя, вы работали в цирке?
   - Да.
   - Сколько лет?
   - Порой мне кажется, что я всё ещё там работаю.
   Руководитель громко рассмеялся, выставляя напоказ недоеденный во рту кусок мяса.
   - Это ж надо! - чавкал он, - наша Стрелочница - циркачка! Никогда бы не подумал, что среди стрелочников есть такие отчаянные люди. Настя, а всё-таки признайся...Можно я на ты?
   - Конечно.
   - Откуда такие способности?
   Никита не разделил общей радости, толкаясь за спиной руководителя, завладевшего вниманием Стрелочницы. Ему казалось, что как раз сейчас пришла минута, чтобы выразить всю свою радость и симпатию через восторг, а непроницательный руководитель ворует у него это драгоценное время. "Ему ведь всё равно, когда с ней говорить, - мучился Никита, - на фига он её спрашивает? Ему ведь всё равно, что она ответит!"
   Стрелочница отвечала, что способностей у неё никаких нет, а всё дело лишь в тренировке тела. Но так как никто, кроме циркачей и артистов своё тело не тренирует, то выглядит так, будто для этого действительно должны быть способности.
   - Конечно, должны быть, - подтверждал бородатый руководитель, - вот если я сейчас начну жонглировать кружками, то будет стыд, - и он неловко подбросил стакан в воздух.
   - Это не аргумент, - возразила Стрелочница, - ты просто не знаешь, как кидать, - и, взяв вторую кружку, она показала ему правильное движение.
   Никита втёрся в круг около Стрелочницы, но обратить на себя внимание было невозможно. Слишком велико было любопытство всей группы, чтобы Стрелочница могла кому-то высказать индивидуальную симпатию. Она смотрела на всех одинаковым дружелюбным и в тоже время безликим взглядом. И то, что Никита попал теперь в ту же категорию, как и его руководитель, ужасно обижало и коробило его.
   Руководитель повторил показанное Стрелочницей движение, и одна из кружек снова упала на снег.
   - Ну вот, я же говорю, что нет способностей!
   - Это всё отговорки! Способности не нужны; они никуда не приводят. Нужно терпение. Постой так минут пятнадцать, потом поговорим снова!
   Весь лагерь опять разразился громким хохотом, глядя на неуклюжие броски своего руководителя.
   Один Никита не разделял общего смеха. Ему было невесело. Ещё десять минут назад она улыбалась ему одному, а теперь смеялась вместе со всеми, его совсем не замечая. Он предпринял попытку завладеть инициативой и, слепив, как и она прежде, снежки, попытался ими жонглировать. Они тут же упали и раскололись. Стрелочница подошла и, не глядя в глаза, взяла его руки по-деловому, как медсестра, показывая правильное движение. Затем она отвернулась и сделала тоже самое с руками руководителя.
   Весь лагерь стоял со снежками, усваивая азы жонглирования. Некоторые кидали сразу и наобум, другие же долго стояли, не решаясь подкинуть шары. Никита закис и удалился. Ему было неприятно полезть со своими вопросами к Стрелочнице, когда Саня и Лёха просто не отставали от неё. Они кидали быстро, не целясь и не готовясь, но через какое-то время у Сани вышло даже что-то похожее на каскаду.
   - Вау! - крикнул он. - Получается!
   Это ещё больше обидело Никиту, и он разбил шары об землю. Вечер не казался теперь ему таким удачным и благоприятным. Его радость исчезла, а общее веселье даже стало нервировать. "Сейчас напьюсь и пойду спать, - сказал себе он, - нечего мне тут делать. Размечтался, блин!"
   Он поддел закопанную в снег водочную бутылку, но тут какая-то ласковая рука дотронулась до него. Он обернулся и увидел перед собой Стрелочницу.
   - Ты чего не учишься?
   - Не хочу!
   - Ладно тебе, - подмигнула она, - давай покажу!
   Она взяла его руки за кончики пальцев и вытащила их из рукавов куртки. Затем она нежно обняла их за запястья и улыбнулась в глаза Никите.
   Никита просиял. Её взгляд успокоил его. Он говорил, чтобы тот не придавал значения предыдущей сцене, которую она якобы не заметила, хотя всего-навсего не хотела этого делать с ним в общей куче.
   - Смотри, - подсказывала она, - руки должны ходить по очереди, - и, едва касаясь кончиками пальцев никитиных рук, она подталкивала их в верное направление.
   Никита был снова на седьмом небе от счастья. Он понял, как он глубоко заблуждался, приписывая нейтральным жестам большое значение.
   Постепенно любопытство и интерес к жонглированию в лагере были удовлетворены, и народ с новым жаром вернулся к поеданию шашлыков и распитию водки.
  
  

III

   Никита и Стрелочница снова сидели у костра в том же месте, где произошёл нечаянный инцидент с треногой. В снегу была закопана бутылка водки, которую они пили вдвоём, потому что Стрелочница заслужила особенный статус артистки, и никто не решался делать ей замечание. Этот же статус переносился и на Никиту, и Саня, и Лёха с уважением смотрели на него.
   Однако сам Никита не замечал ничего и буквально присосался глазами к Стрелочнице, нисколько не скрывая своего счастливого, детского, влюблённого взгляда. Его глаза льстили ей. Выпитый алкоголь и жонглирование разогрели ей кровь, и она разоткровенничалась с Никитой, рассказыая про себя и про цирк.
   - Швырнуть чего-нибудь такое, поймать чего-нибудь такое - это болезнь, знаешь; заразившись ею однажды, уже нельзя вылечиться никогда, - сказала она, подкинув за спиной пустую кружку. Никита выразил свой восторг, широко открывая рот.
   - Начинала я в Питере, на Большой Зеленина. Знаешь Питер?
   - Не-а, - радостно ответил Никита.
   - Неважно. Там был детский цирк "Упсала". Там и заразилась. Там мне показали шары, кегли, акробатику, первые трюки и фокусы. Я был тихой девочкой, мало говорила, по этому училась как безумная. Откуда такая увлечённость появилась - не знаю. Меня, наверное, просто пробило на выворот. Вот и всё.
   - Что-что сделало? - переспросил Никита.
   - Пробило на выворот, - улыбнулась ему Стрелочница. - В каждом цирковом трюке есть выворот. Как в этом с жонглированием, - она взяла никитины руки, повторяя предыдущее движение. - Здесь нужно одновременно кидать и ловить, чувствуешь?
   - Да, - покраснел Никита, испытывая возбуждение от прикосновения её рук.
   - Вот. Чтобы это смочь, надо что-то в теле выворачивать. Поэтому любой трюк - это всегда выворот. И этим можно заразиться.
   Стрелочница продолжала рассказывать, не выпуская никитиных рук. Она погладила его ладони подушечками пальцев, и Никита был так счастлив, что почти не слышал того, что она говорила.
   - После седьмого класса меня порекомендовали в цирк на Фонтанке, и я, не думая, согласилась. Хотя как я могла не согласиться. Я жила и бредила цирком.
   Мороз ощипывал пальцы, и Стрелочница спрятали их в рукава пуховой куртки.
   - Там начались серьёзные будни: тренировки, репетиции, переломы. Но я сама этого хотела. Мне казалось, что я не достаточно стараюсь, чтобы быть принятой в "семью". Ведь любой цирк - это ничто иное, как большое семейное предприятие. А я была девочка со стороны, вот и лезла из кожи вон. Хотя сейчас вижу, что была лучше всех. Как-то честнее... Не знаю...Я по-настоящему хотела цирка, а они лишь потому, что их так научили.
   Стрелочница поёжилась и подвинулась к костру. Никита последовал за ней и прижался плечом к её куртке.
   - После школы были первые гастроли: Прибалтика, Восточная Европа, Германия. Появились деньги. Собственные. А я дура, знаешь, на что их потратила? - Купила себе ходули и кегли, чтобы в межсезонье тоже заниматься, представляешь?
   Стрелочница рассмеялась. Никита ответил ей такой же искренней и чистосердечной улыбкой.
   - Меня стали включать в регулярную программу. Выпускали безбоязненно на арену, дали свободу. Я готовила свои номера с обручами. На Ёлку одевали снегурочкой... Всё же питерский цирк хороший был, такой домашний... Но потом пришёл Костюк и переманил в Москву. На проспект Вернадского. Рядом с университетом, большой цирк, знаешь?
   Никита кивнул. И...вдруг взял руку Стрелочницы. Она была горячая и спокойная. Он ощупал изгибы её пальцев и, чтобы она не мёрзла, взял её в свои ладони, а Стрелочница всё продолжала рассказывать:
   - И тут началась работа. Настоящая пахота. Я света белого не видела: тренировка - тренировка - отдых - тренировка - еда - сон. Вот тебе мой день и так семь раз в неделю. Платить стали в долларах, а тратить их стало некогда. Да и номера стали какие-то неинтересные: сухие, вымуштрованные. Как консервы. Я всё старалась их оживить, импровизировать, с публикой больше общаться, но Лёнька был категорически против: считал это непрофессиональным подходом. Как-то раз я разозлилась и завалила номер. Специально. И он это видел. Разорался на меня так, аж скулы тряслись. Я взяла и исчезла на неделю. А после пришла и сказала, что ухожу. Насовсем. Вот тут он переменился: сказал, что у него появились новые идеи, что стоит подумать над моими предложениями, но мне уже было всё пофиг. Я уже купила себе грим, и в кармане у меня лежал передатчик...
   Никита провёл указательным пальцем по запястью Стрелочницы. Затем он снова обнял её руку своими ладонями, подвигая её ближе к тёплому костру.
   - А в другой цирк перейти не захотела?
   - Ой, ты знаешь, тренировки, выступления, репетиции... Скучно мне всё это как-то стало. А поездки и награды так и вообще опротивели. За все эти годы такой адреналин во мне развили, а трапецией стращали... Мало мне этого было, мало...

IV

   Пока Стрелочница рассказывала Никите о своём прошлом, вся группа наелась мясом и порядочно напилась. Началось веселье. Парни поскидывали с себя на тридцатиградусном морозе пуховики и шапки, стараясь произвести впечатление на девчонок. Те, в свою очередь, много смеялись и бросали в них снегом.
   Саня и Лёха отправились с лыжами на гору проверять заделанную манюню. Саня съехал первый и резко остановился у костра. Снег вылетел веером у него из-под лыжи, залетая Никите за шиворот.
   - Ты чё, спятил? - взорвался от неожиданности тот, выпуская из своих ладоней руку Стрелочницы.
   - Кит! Давай с нами, с факелами прокатимся!
   - Да иди ты к чёрту!
   В этот момент сзади подкатил Лёха. Не рассчитав торможения, он наехал на котёл и, опрокидывая его, завалился в снег. В этот момент под ним что-то громко хрустнуло.
   - Ой, кажется, манюня... - робко произнёс он, доставая руки из сугроба.
   - Ты, Лёха, знаешь, козёл! - хотел возмутиться Саня, но не выдержал и рассмеялся. - Сам теперь клеить будешь. Кит, поехали!
   - Я поеду! - встала Стрелочница, доставая из снега свободные лыжи.
   - Круто! Кто ещё? Поехали! - агитировал Саня.
   Ребята зажгли от костра факелы и поднялись вместе со Стрелочницей на гору. С визгом и криками уже рванули первые вниз, не дожидаясь остальных и не доходя доверху. Саня передал один факел Стрелочнице.
   - Только один? - удивилась она.
   - А всего три.
   - Ну, вот и давай все три!
   Саня с уважением посмотрел на неё сквозь мерцающий блеск огня и передал ей факелы. Стрелочница попросила взять её палки и не наезжать на неё сзади.
   - Окей, - весело согласился Саня и криком оповестил всех, что будет номер с огнём.
   Народ столпился внизу, готовясь к нему. Стрелочница вытянула руки вверх и, выждав театральную паузу, медленно покатилась с горы. Вся группа, затаив дыхание, ждала диковинного представления.
   Как только Стрелочница выравнила лыжи, в её руках заиграла сказочная каскада летающих огней. Она жонглировала на ходу горящими факелами, удерживая скорость и равновесие.
   Весь лагерь ахнул и зааплодировал. Громче всех бил в ладоши Никита, вкладывая в них все свои чувства и симпатию к артистке. Девчонки же, не ожидавшие такой развязки, смотрели на неё преданными глазами, словно переубеждённые в чём-то дети. То, что они увидели, было за пределами того, что они собирались увидеть, и о чём они до этого думали.
   - Вау! Это кул! - толкнула Женька свою онемевшую подругу.
   - Ну что, девчонки, вы следом? - съехидничал Лёха, заметив их реакцию.
   Стрелочница спустилась в ложбину под грохот разрушительных аплодисментов и криков. Она улыбалась как настоящая артистка, подавляя напряжённую на лице мину.
   Номер с факелами ещё больше прибавил настроения, и народ разошёлся окончательно. Ребята пили из бутылки, прыгали через костёр, раздевшись по пояс, играли в снежки; Стрелочница показывала акробатические трюки; девчонки требовали музыки и танцев.
   - Никита, Лёша, хватит вам ерундой заниматься! Мы танцевать хотим, доставайте гитары!
   Чокнувшись бутылками, ребята полезли в шатёр. Откуда доносилась возня.
   - Лёха, Лёха, стой! Дай мне ля!
   Раздался звон пятой струны.
   - Оки! Я сейчас, давай!
   Выйдя к костру, гитаристы уселись на пены. Не сговариваясь, стукнули они по струнам, попав в один аккорд. Заиграла музыка. По лагерю разнесся мощный анплаговый грандж. Раскидывая по сторонам волосы, девчонки закрутили плечами и бёдрами, вовлекая всех в общий безбашенный танец.
   Весь лагерь гремел, гудел, оттягивался. До сих пор застенчивый и по-детски кроткий Никита превратился на гитаре в истинного чёрта. Его руки ходуном ходили по грифу, ноги выстукивали ритм, а шея сотрясала голову. Со лба и висков у него тёк пот. При переходе на соло он сжимал скулы и, высвобождая запястье, выжимал из гитары всё, что было возможно.
   Стрелочница с восторгом следила за ним. Теперь она не могла оторвать глаз от Никитиных рук, которые только что обнимали у костра её пальцы.
   Стрелочник стоял в стороне, пытаясь участвовать в веселье. Он впервые за свою жизнь почувствовал алкогольное опьянение. Ему было хорошо, чего он никак не ожидал. Он хотел жонглировать, но у него не получалось. Он хотел танцевать, но не знал, как это делается. Он мог бы спеть, если бы знал слова. Ему казалось, что он сможет всё, как и взрослые, если они ему это покажут. Его открытие заключалось в том, что ему в этот вечер стало ясно, что он не готовится к чему-то, а уже есть часть того, что можно было бы назвать взрослой жизнью.
  
  

V

   В полночь, под общий хохот, руководитель объявил о том, что днёвка закончена и пора укладываться. Единственный человек, который это воспринял всерьёз, был Стрелочник. Он послушно поплёлся к вагону, спрашивая наставницу о печке и углях. Она стала ему отвечать, но Никита перебил её:
   - Настя! Давайте вы с нами в шатре. Зачем две печки топить? - улыбнулся он, откладывая гитару и утирая пот со лба.
   Стрелочница согласилась.
   - Димка, иди в шатёр, выбирай себе спальник, заворачивайся и спи себе. Там печка, тепло и уютно, - обратился Никита уже к Стрелочнику.
   Стрелочник глубоко вздохнул и вернулся к костру:
   - Не, я тогда ещё с вами побуду.
   Общее безудержное веселье тихо пошло на убыль, хотя никто ещё и не думал заканчивать. На смену музыке и танцем пришли анекдоты и разговоры, а вместо водки задымился большой пахучий косяк.
   Вся группа расположилась у костра. Сидели парочками. Саня обнимал за плечи Юльку, а Женька целовалась с Лёхой, закрываясь сломанной манюней. Бородатый руководитель рассказывал страшную историю о погибшем альпинисте, которая вместо ужаса вызывала у всех приступы смеха.
   Стрелочник сидел рядом со Стрелочницей, которая скрывала свою руку под никитиной курткой. Она и Никита разговаривали на разные стороны так, как будто им не было друг до друга никакого дела, хотя оба говорили лишь для того, чтобы сидеть рядом.
   - Я играл ре минор, поэтому ты и не попал! - объяснял Никита, почему произошёл диссонанс.
   - Дурак! В этом месте ре минор не нужен совсем! - оправдывался Лёха, отрывая свои губы от женькиного рта.
   Стрелочница рассказывала Юльке, сколько лет она училась жонглировать и какая у неё была диета.
   Когда до них дошёл косяк, Стрелочница повернулась к Никите и, фигурно зажав толстую сигарету между пальцами, облизала языком свои сухие губы прежде, чем сделала глубокий затяг.
   Никита видел всё. Её обветренные губы, алый язык, белые красивые зубы и не сходящую с уст игривую обворожительную улыбку.
   Выпустив ровный тоненькой струйкой дым изо рта, она передала ему косяк. Поднеся фильтр к губам, Никита слегка нерешительно, по красиво облизал вложенную бумагу, выпустил дым и предал косяк дальше.
   - Мы ещё тут долго будем? - дёрнул подросток Стрелочницу за рукав с другой стороны.
   - Э... э... я бы ещё хотела посидеть с ребятами, - с трудом выговорила она.
   - Да ты иди, ложись, Димка! Что сидеть, если спать хочется, - тут же обратился Никита к подростку, выглядывая к нему из-за спины Стрелочницы.
   - Не, я тогда лучше ещё подожду, - ответил Стрелочник, скрывая зевоту.
   Пламя костра становилось тусклее, но угли давали ещё много жару и тепла. Руководитель продолжал говорить, начав одну из его любимых бесконечных историй о том, как два альпиниста наткнулись в горах на следы снежного человека.
   Никита, не выпуская из своих ладоней руку Стрелочницы, незаметно, ощупывая каждый волосок. Стрелочница наклонилась к костру, якобы поправляя дрова, но, откидываясь назад, заняла полулежачее положение, почти примкнув головой к его плечу.
   Никита ликовал: он чувствовал запах её волос и тепло её щёк. Стрелочница незаметно положила руку ему на бедро.
   - Пойдём со мной, - шепнула она ему на ухо. Никита всполошился. - Только не сразу, ущипнула она его, - подходи к локомотиву.
   Стрелочница поднялась и, не глядя на Никиту, чтобы скрыть истинный повод её намерения, направилась в противоположную от поезда сторону.
   Никита почувствовал, как стукнула кровь в голову и заломила в висках. Изо всех сил он пытался держаться спокойным, но, едва просидев полминуты, встал и почти бегом пошёл в сторону леса.
   Убедившись, что его тень не видна группе, он бросился бегом к локомотиву, глубоко утопая в снегу.
   Чёрный чугунный колосс мерцал в ночной мгле. Никита остановился и осмотрелся. Стрелочницы нигде не было. "Наверное, поспешил, - подумал он про себя, - пойду, обойду локомотив с другой стороны".
   Только он сделал один быстрый решительный шаг, как чьи-то руки обхватили сзади его грудь, и он услышал тёплый шёпот Стрелочницы:
   - Стой, дальше не надо.
   Прильнув щеками к его затылку, она разворошила волосы на его голове, нежно целуя его в шею. Никита онемел: губы его дрогнули, а ноги подкосились. Он сжал руки Стрелочницы на своей груди, закидывая назад голову.
   - У тебя презик есть? - подула она ему в ухо, касаясь кончиком языка его мочки.
   - Нееет, - еле вымолвил Никита.
   - Ну что ж ты так...
   - А у тебя нет?
   - Есть, - кивнула она ему в ответ.
   Никита повернулся к ней лицом и чуть не упал от возбуждения в обморок. Взяв его руку, она положила её себе на грудь, протаскивая сквозь полураскрытую куртку. У Никиты помутилось в голове. Он впился губами в рот Стрелочницы, сильно прижимая её к себе за талию. Её руки залезли к нему под свитер, вытаскивая из штанов футболку.
   - Пойдём наверх, - шепнула она, - нос мёрзнет.
  
  

VI

   На утро Стрелочница проснулась вместе с Никитой в одном спальнике. В шатре была ужасная жара и духота. Подвесная печка и дыхание походников нагрели палатку до тридцатиградусной температуры. Стрелочница завертелась и проснулась.
   Было тихо, все ещё спали, но Никита моментально уловил её движение и тоже проснулся. Счастливая детская улыбка опять заиграла на его лице. Стрелочница достала руку из-под одеяла и потрогала его губы. Затем она тихонько и бесшумно поманила их пальцем к себе. Их губы встретились, они поцеловались.
   - Душно тут, - шёпотом произнесла Стрелочница.
   Они оба перевернулись на живот и стали выворачивать из-под себя края бесполого шатра, чтобы глотнуть свежего воздуха. Их руки быстро и цепко хватали ткань. Они переглянулись, и им стало вдруг ужасно смешно. Первым прыснул Никита, а уже следом за ним в голос засмеялась Стрелочница.
   Высунув головы на мороз, они захохотали по-настоящему, обращая на себя внимание одиноко сидящего у костра Стрелочника.
   - Привет, Димка! - прерывая смех, сказал Никита. Тот ничего не ответил и только сурово отвернулся от них.
   - Вот неугомонные, - послышался сонный женский голос из шатра, - ложатся последними, а встают самыми первыми.
   - Ой, дайте поспать, - прохрипел кто-то в другом углу.
   - Дайте лучше попить, - отозвался другой сиплый голос, и из шатра послышалось шуршание спальников.
   - Дежурным вставать первыми, - открыл слипшиеся глаза руководитель.
   - Саня, ты слышал? - толкнул его в бок сосед. - Тебе вставать.
   - Гмм... - просопел тот в ответ и закрылся с головой в спальнике.
   Общая волна пробуждения прокатилась по шатру и даже те, которые не были настроены вставать, вынуждены были поддаться.
   Народ медленно выползал из шатра, сутулился и ежился на морозе.
   - Мальчики направо, девочки налево, - прокомментировал общее движение Лёха, осматривая вчерашнюю манюню. - Исключение только Кит и Настя: им в одну сторону! - ехидно улыбнулся он.
   - А ты смотри лыжу не сломай, горнолыжник! - отчеканил ему в ответ Никита.
   Стрелочница подошла к подростку и положила руку ему на плечо, но он с силой вывернул его из-под её руки. Она решила оставить Стрелочника в покое, заметив в этом жесте неподдельную враждебность.
   Он действительно испытывал в этот момент ненависть к Стрелочнице. Он чувствовал себя нагло и больно обманутым ещё более оттого, что не мог высказать ничего впрямую. Выражать злобу было бы глупо, но не выражать её он не мог. Стрелочник испытывал ужасную обиду за то, что он всё-таки ребёнок, которого можно отослать в соседнюю комнату, а самому усесться перед телевизором. Он злился и молчал. Молчал и злился, не зная как бы повёл себя взрослый в такой ситуации.
  
  

VII

  
   В котле закипела каша, и железный стук оповестил лагерь о завтраке.
   Ели молча. Уже без вчерашнего задора, скучно и угрюмо, передавали друг другу миски и разливали чай. Ни сил, ни огня на разговоры не было.
   - Что с запасной лыжей? - спросил руководитель.
   - Сохнет.
   - Печку достали?
   - После завтрака сложим.
   Руководитель держался бодрее всех, создавая противовес понурым и уставшим лицам. Он ещё раз обратил общее внимание на то, что днёвка закончена и чтобы никто не засиживался.
   Это известие как будто отрезвило Никиту, и он поник. Он нарочно сел дальше всех от Стрелочницы, не смотрел в её сторону, не улыбался.
   После нескольких минут гробового молчания руководитель нарушил тишину и стал рассказывать анекдоты, якобы недосказанные вчера.
   - Вот, - начал он, - когда господь бог хочет наказать американцев, он посылает на них потопы, землетрясения, ураганы и прочие бедствия. А когда он хочет наказать остальные народы, он посылает на них американцев!
   Вокруг костра никто не засмеялся. Все тихо поёжились на своих местах, вежливо глядя в глаза руководителю.
   - Да это они в отместку, - вдруг серьёзно сказал Саня, - чтобы не так обидно.
   - Да вовсе нет! - вмешался Лёха. - Они просто не знают, как можно иначе.
   - При чём здесь это?!
   - Да притом, что Америка - это уравниловка! И у них это заложено в голове. Остальные народы - дураки, что пользуются американским говном!
   Руководитель растерялся от неожиданности и пришёл в неподдельное недоумение.
   - Позвольте, как это пользуются? - вдумчиво вступил Сергей. - Им его втюхивают и иногда даже насильно.
   - А иногда ничего другого и нет, как с этим майкрософтом, - добавил кто-то из группы.
   - Конечно, есть! Просто его не всегда видно. Ведь ты же не скажешь, что макароны можно есть только с кетчупом?! - сказал Лёха, и вся группа одобрительно ухмыльнулась.
   - Точно! Ещё можно с яйцами...или по-флотски, - раздались разные голоса.
   - Подожди, а почему уравниловка? - переспросил Саня.
   - Да потому! Ты видел их улицы? Я - видел! Они все живут в одинаковых домах, ездят на одинаковых машинах и ходят в одни и те же магазины. Ты можешь проехать всю Америку - она вся одинаковая.
   - Ну и что?
   - Да то, что это откладывается в голове! Они и представить себе не могут, что можно жить и иначе и что кто-то не хочет жить так, как они!
   Разговор принял серьёзный оборот, и все невольно стали его участниками.
   - Американцы - это взрослые дети! - продолжал Лёха. - Сначала они играют в кубики, а потом в семью и профессию. Для них мир - это детская площадка. Нет ничего удивительного в том, что они в войнушку играют. Что плохого в том, что пацаны с пестиками бегают?!
   Стрелочник напряжённо вслушивался в разговор, не понимая, отчего Лёха так ругает американцев, если они строят в мире детские площадки. Он представлял себе Америку страною длинных пустых дорог, и ему хотелось, чтобы такие дороги были и в России.
   - Вы посмотрите, - не унимался Лёха, - пива выпить перед ужином - у них почти наркомания, не говоря уже о том, что мы вчера курили. Однако телек лупить и донаты жрать - это нормально. Ну, разве не дети?!
   - Лёха, скажи просто, тебе что, не нравится Америка? - перебила его Женька.
   - Да, не нравится, и я считаю, что у нас лучше!
   - Почему?
   - Да хотя бы потому... - вдруг запнулся он, - да хотя бы потому, что у нас есть стрелочники!
   Стрелочница почувствовала, как глаза всей группы уставились на неё.
   - Вообще-то, я думаю, что всё гораздо проще, - начала она после короткой паузы, - в Америке есть стрелочники, и даже первые стрелочники были в Америке. Так называемые "хоббосы". У них правда не было своих поездов. Они подсаживались в грузовые составы. Поэтому и называлось у них всё это дело "freight hopping".
   Она хотела на этом закончить, но, увидев неподдельный интерес в глазах группы и особенно её руководителя, который даже соскользнул со своей пены, поняла, что надо договаривать:
   - Я сама не ездила. Мне один знакомый немец рассказывал. Он так из Штатов в Канаду добрался. Тоже можно. Сидишь, ждёшь на погрузочных, зато как уж поехал, то без остановок. Но наши стрелочники - это совсем другое. Мы живём на железной дороге. Это наш дом. - Она задумалась. - Вернее, мы себе его домом сделали. И это, пожалуй, главное. Мы не ведём альтернативный образ жизни как хоббосы, противопоставляющие себя системе, а создаём свою альтернативную систему. Насколько можем, разумеется.
   - А тебе-то это зачем? - спросил кто-то из девчонок.
   - Я хочу только колесить. И в этом смысле я не лучше и не хуже тех Американцев, которые жрут донаты перед телевизором. Однако то, что я делаю в жизни - не произошло случайно. А вот как у них я не знаю... Может быть, им просто забыли показать альтернативы. Я не знаю... - она снова пожала плечами. - Короче, мне кажется, что у меня просто другие привычки, но то, как и к чему привыкаешь - не случайно! И объяснить это очень сложно. Тому, кто привык есть макароны с кетчупом трудно объяснить вкус овощного салата. Вот и вся разница, - Стрелочница улыбнулась, давая понять, что сказать ей больше нечего.
   Группа молчала. Многим казалось, что Стрелочница вот-вот снова заговорит, но заговорил руководитель. Он спросил её, как часто встречаются стрелочники между собой и какие они.
   - Сейчас мы по все стране, - лениво отвечала она, - сеть растёт, охват почти стопроцентный. Единственное место, где нет стрелочников - это Сахалин. Там колея нестандартная. С японских времён ещё осталась.
   - Да, вашего присутствия уже нигде не скрыть, - согласился руководитель, ёрзая на пене, - становитесь настоящей политической силой. Я вот перед Новым годом в Москву ездил, так назад самолётом пришлось, потому что стрелочники Октябрьскую дорогу заблокировали. Ни поезда, ни электрички, ни грузовые - ничего не ходило. Это ж представить себе, даже "Красная стрела" не поехала!
   - Да, я знаю. Что-то вроде забастовки было. Из-за того, что шпалы одного стрелочника насмерть загнали.
   - Ты его знала?
   - Нет, что ты! Он где-то на Московской колесил.
   - А сколько вас всего?
   Стрелочница замялась:
   - Да как-то нельзя сказать, что мы все заодно. Каждый за своим едет. Стрелочники - это целый мир. Здесь есть и рвачи, и Че Гевары, и отстой... Единственное, что нас объединяет - это колея шириной тысяча пятьсот двадцать миллиметров.
   - Ну, а всё-таки, Настя?
   - Пфф... ну если всю колею посчитать, по шесть километров, скажем, на передатчик... - она что-то прикинула в уме, - ну тогда где-то около полмиллиона получится.
   - Полмиллиона?! - восторженно вскрикнул руководитель, однако его восторг разбился о сухие взгляды молодых походников.
   -Это я так, на глаз прикинула. Государство же не производит переписи стрелочников. Профессии такой нет, прописки у нас липовые. Нас тяжело учитывать, так же как нелегальных мигрантов. В принципе можно и совсем не учитывать, но... - стрелочница съёжилась и посмотрела на Никиту, - ... это уже, пожалуй, невозможно.
  
  

VIII

   Лагерь сложили быстро. Руки и спальники дубели на ветру. Стрелочница попросила подростка помочь ей со сборами, но тот резко отказался и бесцельно ходил по лагерю.
   Работали молча. Никиту вовлекли в лыжные дела, и он исчез в общей суматохе. Он машинально проверял крепления, натирал лыжи, сортировал палки.
   Рюкзаки были собраны. Группа была готова к походу. От вчерашней днёвки остались лишь еловые ветки, лежавшие под шатром и пологая выемка талого снега под кострищем.
   Локомотив издал сопение, завёлся и зарыгал. Стрелочница проверяла давление, простукивая ключом колёса.
   Первым двинулся в путь руководитель. Он подошёл к Стрелочнице, пожал ей руку, поблагодарил и пожелал удачи. Затем потянулся весь караван походников. Каждый из них кивал головой, говорил "спасибо" или "пока", махал рукой и отправлялся в зимний снежный поход.
   Никита шёл последним. Он остановился рядом со Стрелочницей и, выждав несколько мгновений, чтобы отстать от группы, сбросил свой тяжёлый рюкзак и с жаром принялся обнимать Стрелочницу. Глаза его заслезились.
   - Оставь мне свой номер, Настя!
   Стрелочница отрицательно покачала головой.
   - Не надо. Увидимся - хорошо, а нет ... так и на том спасибо, - вдруг нечаянно рассмеялась она.
   - Ты безбашенная, Настя!
   - Я знаю!
   - Я люблю тебя!
   - Прощай, - крикнула она с лестницы локомотива сквозь рокот мотора.
   Никита стоял внизу и смотрел ей вслед. Стрелочница исчезла в кабине.
   Поезд издал последний прощальный гудок и, сопя и фыркая, тронулся вперёд. Вдруг окно локомотива растворилось, и улыбающаяся Стрелочница крикнула надевающему рюкзак Никите:
   - С горок катайтесь осторожнее. Манюню берегите!
   Никита махнул рукой и засмеялся.
   - Сумасшедшая, - сказал он себе вполголоса и, оттолкнувшись палками, принялся догонять группу.
  
  

IX

   - Ты чего зубы не чистишь после завтрака? - спросила Стрелочница подростка.
   - А зачем?
   - Гм... Потому что это твои... твои последние зубы! Их надо беречь.
   - Как это последние?
   - Ну, так, последние. Или у тебя ещё одни вырастут когда-то?
   Стрелочник неохотно взял зубную щётку. Он потёр её во рту и положил на место.
   - Ну что, - сказала Стрелочница, пробравшись в кабину локомотива, - Оленегорск проехали, до Мурманска рукой подать, вперёд!
   Стрелочник угрюмо смотрел в окно. Ему не хотелось в Мурманск, ему не хотелось за штурвал и вообще ему не хотелось ничего. Он был в том состоянии, в котором любое действие вызывает протест, а бездействие ломает, как судорога. Присутствие Стрелочницы раздражало его, к тому же она всё больше и чаще стала говорить.
   - Смотри-ка, барометр заработал. Вот это клёво! - сказал она. Стрелочник не ответил. Он ещё больше насупился и отвернулся в другую сторону.
   Он знал, что Стрелочница собирается в Мурманск, чтобы пристроить его куда-нибудь учиться. И то, что с этим нужно было считаться, давило и коробило его. Он, может быть, был бы и не против пойти учиться, но постоянные разговоры об этом убивали в нём последнюю охоту. Эти вечные, как бы случайные намёки просто нервировали его до крайности. И даже если она совершенно безучастно рассказывала про моряков и подводников, то он видел сразу, что всё это внешне и обманчиво.
   За окнами показались дома пригородной деревни. На крышах лежали толстые снежные шапки, и только протоптанные дорожки чернели на белом фоне.
   - А что, хорошо быть плотником, - сказала Стрелочница, - всё сам себе можешь сделать: и дом собрать и шкаф выстучать. Иди на плотника, Стрелочник, мы с тобой новый грим соберём! - рассмелась она.
   - Не хочу я плотником! - сказал он нарочно так громко, чтобы перебить её веселье.
   - Ну, тогда, на профессора.
   - И на профессора не хочу!
   - А на космонавта? - спросила Стрелочница и, глянув на подростка, поняла, что шутка не удалась. Он резко дёрнул головой в обратную сторону и засунул пальцы в рот.
   Стрелочница постучала в барометр:
   - Опять не работает, блин!
   Тем временем первые пригородные пятиэтажки появились на горизонте. Пустые заснеженные перроны говорили о близком присутствии цивилизации. Стрелочница ткнула пальцем в экран. На нём зажглись вычерченные разными цветами пути и обозначенные квадратиками поезда.
   - Слушай, посмотри, успеем проскочить до этого скорого, который на центральном стоит. Или как лучше вывернуться? А?
   Стрелочник ничего не ответил, как будто его здесь и не было.
   - Алё, я с тобой говорю.
   Стрелочник поднялся и молча вышел из кабины.
   - Сама смотри! Я тебе не Ванька! - услышала она резкий ломающийся голос снаружи.
   Стрелочница глубоко вздохнула и покачала головой. Говорить с подростком становилось всё тяжелее, хотя его присутствие перестало обременять её совсем. Напротив его помощь стала безотъемлима и важна. Стрелочница ещё раз вздохнула и сама уставилась в экран.

X

   Столпотворения на улицах Мурманска поразило обоих стрелочников. Они давно не были в больших городах и забыли, сколько шума, огня, света и людей проносят с собой метрополии.
   Стрелочник протёр себе дырку в заиндевевшем окне неотапливаемого "Экаруса" и всю дорогу от старого Депо до центра города, не отрываясь, смотрел в неё. Стрелочница была отпихана толпой в другой конец автобуса и только на предпоследней остановке подсела к парню.
   - Нравится? - спросила она его.
   Стрелочник не ответил.
   - По-моему нормальный город, молодёжи много; есть с кем потусоваться.
   Стрелочница попыталась обратить внимание на то, что много ярких магазинов и кафе совсем не так, как в Сибири, где господствует традиционно русский деревянный стиль. Стрелочник опять ничего не ответил, а только раздул побольше смотровое окошко.
   - Эй, нам выходить, не засиживайся, - напомнила она ему и стала пропихиваться к выходу.
   Целый день они провели в приёмных кабинетах различных учебных заведений, выспрашивая, советуясь и сравнивая условия и дипломы. Все разговоры вела Стрелочница, а Стрелочник сидел большей частью в коридорах и грыз ногти. Он послушно ходил за ней, если она звала его, но и так же безучастно отвечал на её вопросы, если нужно было его мнение. Он не говорил ни "да" ни "нет", и вынуждал её спрашивать так, что нужно было только кивнуть или пожать плечами.
   К концу дня Стрелочница была в ужасном возбуждении от усталости. Голова её раскалывалась. Обилие информации переутомило её. Она вела разговоры на автопилоте, глядя измученными глазами в лицо собеседнику.
   - Так вы думаете, удастся пристроить парня?
   - Сходите к заведующей.
   - Значит, шансы всё-таки есть?
   - Я ничего не могу гарантировать. Решения принимает директор.
   - Ну, всё-таки, у вас же есть опыт?
   - Опыт здесь непричём, девушка. Здесь речь идёт о местах и вакансиях.
   - О, боже...
   - Но сказать по секрету, вам повезло: у нас действительно есть одно свободное место.
   - Огромное вам спасибо!
   - До завтра.
   - До свидания!
   Выйдя на улицу, Стрелочница глубоко вдохнула морозный воздух. Её лицо горело от напряжения.
   - Стрелочник, пойдём быстро в кафе. Мне нужно срочно пива выпить!

XI

   - Видишь ли, - сказала Стрелочница, - отставляя кружку, - на всё в мире есть свой объём. На горе, на радость, на дружбу, на всё. Он должен быть заполнен, чтобы мир был в равновесии. Поэтому плохое и хорошее - это не две разные вещи, а составляющие одного и того же объёма.
   Она кивнула официанту, чтобы он принёс новое пиво и сок.
   - Я понимаю, что тебе сейчас не хочется пропадать за школьной партой, но перепрыгивать, Стрелочник, нельзя. Поверь мне! Нужно пройти и то, что не хочется, чтобы появилась как раз возможность для хорошего. Нужно заполнить этот чёртов объём! Но делать это нужно быстро, нигде не засиживаться и не останавливаться.
   Стрелочник молчал. Он тихо пил сок через соломинку, наблюдая за Стрелочницей.
   - Люди склонны к тому, чтобы считать своим характером то, к чему они привыкли. Но это неправда. Это не они. Это их привычки. Начиная какое-то дело, люди забывают, что это лишь лестница для того, чтобы подняться куда-то. И вместо того, чтобы её отбросить, они тупо топчутся на месте, перекатывая из пустого в порожнее. Ты садишься сейчас за школьную парту не для того, чтобы начать новую жизнь, а для того, чтобы продолжить свою, но на другом уровне. Ты сможешь гораздо больше, если сможешь сейчас высидеть. Понимаешь меня?
   - Угу.
   - Может, мы съедим чего-нибудь? Чего-то меня на хавчик пробило.
   Стрелочник кивнул.
   - Тогда что, пельмени?
   - Да.
   - А смотри, блины есть! А давай блины и пельмени.
   Официант принял заказ и удалился за стойку.
   - Свой путь можно открыть только тогда, когда пройдёшь их путь. Если ты его перепрыгнешь, то они тебе не поверят. Точнее у них будет хороший повод записать тебя в категорию "бездельников", и что ты не показывай, они будут видеть в тебе только бездельника.
   Кафе наполнилось сигаретным дымом и людьми.
   - Учись, Стрелочник! В твоём возрасте неважно чему учиться, важно учиться. Используй их знания, выворачивай себя! Важно, чтобы пробило на выворот. Всё равно какой. Если не откроешь своего, то будешь повторять чужие. А свой откроешь только после того, как узнаешь всё то, что уже есть. Поэтому учиться надо. Но делать это надо по-умному. Ты ведь это делаешь для себя, не для меня и не для них, Стрелочник!
   Вечерние улицы тоже наполнились народом. Тротуары были плотно запаркованы автомобилями. Люди останавливались у дверей кафе, рассматривая цены и публику.
   - Важно не запоминать, а научиться вспоминать, - продолжала свой воспитательный разговор Стрелочница, - этому научиться сложнее, чем учить всё наизусть. Есть тысяча оправданий этому не учиться, потому что так живут тысячи людей. Но свой выворот, Стрелочник, так ты никогда не откроешь. Потому что для него нужно делать всегда больше, чем делают другие. И если ты начнёшь сейчас так учиться, то когда-то ты поймёшь, что не осязаемые вещи...
   - Какие вещи?
   - Не-о-ся-за-емые, те, которые нельзя потрогать... что неосязаемые вещи приобретут вес. Вот, например, язык. Смотри, как дети его учат: они ведь в себе только что-то меняют, а мир им всё больше и больше открывается. Они и требовать могут и шутить. А когда весь язык выучат, то ещё и свой придумают!
   - Весь язык не выучить.
   - Это точно. Это я так, пошутила. Но тебе важно учиться. Сейчас перед тобой открыт весь мир. Кем хочешь, можешь стать, что хочешь, можешь сделать. А когда-то мир начнёт закрываться. И то, что до этого не сделал, уже никогда не успеешь. Живи так, чтобы оно не просто мимо тебя пролетело. Оно ещё полетит... Помни, что мир на тебя падает, и ты участвуй в том, что на тебя валится. Не давай ему тебя засыпать, выворачивай его!
   Официант поднёс дымящиеся тарелки к столу.
   - О, это для нас! - обрадовалась Стрелочница.
   - Я пойду, руки помою.
   - Давай!
   Она чувствовала приятное алкогольное возбуждение и радость за сказанные Стрелочнику слова. Аппетит ещё больше разжигал её внутренний трепет. Она была на подъёме.
   Возле бара стояли два молодых парня в костюмах и внимательно следили за её красноречием. Вдруг один из них поднялся и направился к её столику.
   - Простите, у вас свободно?
   - Нет, молодой человек, сегодня, к сожалению, занято.
   - А завтра?
   Стрелочница досадно щёлкнула языком:
   - Молодой человек, - улыбнулась она, - ну кто ж так пристаёт к девушкам?! Это вы, наверное, в американском фильме высмотрели?
   - Я не пристаю к вам, - оправдывался парень, пододвигая под себя стул.
   - Нет, вы именно пристаёте, только это у вас ... не получается. Вы это делаете, как бы вам сказать, прямолинейно. Вы даже не пробуйте садиться. Все ваши хитрости белыми нитками шиты. Если бы вы меня спросили, какой сейчас год...
   - Простите, какой сейчас год?
   - Ну вот, опять! Вы сами придумайте что-нибудь.
   - Гм... гм... э... гм...
   - Да молодой человек, к сожалению, к сожалению...
   Парень сконфузился, извинился и ушёл. Его приятель у стойки хотел сделать вслух ехидное замечание, но тот шепнул ему что-то на ухо, и они оба быстро расплатились и вышли.
   Стрелочница обмакнула пельмень в сметане и с аппетитом проглотила его. Он был такой вкусный, что она тут же подцепила ещё один и так же быстро съела его. После третьего она заметила, что пельмени в тарелке Стрелочника уже остыли и обветрились. Она удивилась, что он пропадает так долго.
   Тем не менее продолжала сидеть. Но потом вдруг поднялась и решительно направилась в мужскую уборную.
   У писсуара стояли те два парня со стойки бара.
   - Эй, Стрелочник, ты тут? - громко окликнула она. Парни испугались и нервно задёргали ширинками.
   - Вы подростка не видели? Тут подросток был!
   - Э... ы... - закачали те головами и, толкая друг друга, быстро пропихались в двери.
   - Я тебе говорил, она Стрелочница, - шепнул один другому на ухо.
   - Стрелочник! Выходи! - громко крикнула она, стуча в двери кабинок.
   - Я не знаю, кого вы ищите, - послышался дрожащий голос с обратной стороны.
   - Подросток здесь был в синей куртке.
   - Простите, я никого...
   - Блин!
   Она выскочила и чуть не сбила с ног бармена.
   - Подросток был со мной, где он?!
   Тот отрицательно покачал головой.
   - Чёрт побери!
   Стрелочница наклонилась к соседнему столику с тем же вопросом и получила тот же ответ. Люди, озабоченно глядя на неё, качали головами.
   Она кинулась к дверям и, выбежав на улицу, заметалась по-настоящему. Она останавливала прохожих, забегала в магазины, спрашивала водителей автобуса - Стрелочника нигде не было. Он сбежал.
   Вернувшись в кафе, она обессиленно плюхнулась в кресло, тупо глядя перед собой. Серый застывший комок пельменей - это было всё, что ей осталось от Стрелочника.
  
  

XII

  
   Надо было дожидаться утра. В сети царила ужасная суета на путях: грузовые поезда колесили всю ночь без продыху, словно нарочно заставляя Стрелочницу сидеть на месте.
   Она лежала в полной темноте на нижней полке рядом с печкой. Глаза её были открыты. Спать у неё не получалось, и она старалась просто спокойно лежать в надежде успокоиться и заснуть.
   "В интернете надо проверить свой счёт и если что подкупить передатчиков, - беспокойно размышляла она, - а ещё и барометр... В любом случае завтра надо посмотреть давление... "
   Она старалась упорядочить свои мысли, но они как нарочно теснились в голове, толкая и выпихивая друг друга. То она начинала думать о том, что жизнь обманывает её и, несмотря на постоянное движение, она бесцельно топчется на месте. То вдруг ей становилось отчётливо ясно, что её призвание только в том, чтобы колесить. Сама же Стрелочница не могла до конца согласиться ни с тем, ни с другим, и продолжала лежать с открытыми глазами, бесполезно разжигая в себе эти мысли.
   Уже около трёх лет она была на железной дороге у себя дома, постоянно скрываясь от шосспола, попадая в ловушки, загоны и ховаки. Эта жизнь была переполнена событиями, встречами, знакомствами и расставаниями, которые так быстро сменяли друг друга, что не было времени подумать о них, так же как нет времени подумать о дыхании, когда с голоду набрасываешься на еду. Теперь же, лёжа в бессоннице, ей казались все эти действия абсурдными и ненужными. Она не могла вспомнить целиком ни одного из них, что убеждало её в их бесполезности.
   "Ну, соберу в следующем году новый грим, и что? - спрашивала она себя. - Ведь это всё будет лишь повторение старого. Нового уже не будет... А может, я хочу ребёнка?... "
   Эта мысль поразила её как крамола, и она даже встала с кровати. Она прошлась по вагону, выглянула в темноту наружу и снова улеглась в постель.
   "Нет, проблема не в ребёнке, а в мужике для него, - продолжала она размышлять с открытыми глазами, - был бы такой мужик, ребёнок бы сам собой завёлся... А то те, которые сами хотят ребёнка почему-то всегда скучны и назойливы; а те, с которыми прикольно, тем не до детей. Наверное, в этом есть какой-то закон природы. Тем, кто не умеет очаровывать, ничего другого не остаётся, как вялотекущее постоянство. А те, кто постоянно зажигают, так много действуют, что не могут усидеть на месте. Гм... Хотя на кой хрен мне мужик? Ну, разве что для зачатия? Дальше я и сама смогу!"
   Стрелочница повернулась на бок и закрыла глаза.
   "Хотя всё это ерунда. То, что у меня нет друзей - вот в чём настоящая проблема. Нет людей, к которым можно зайти на чай, поболтать о чём-нибудь, посмеяться... А были они вообще когда-нибудь? Не знаю..."
   Стрелочница поёжилась от холода и снова открыла глаза. Ночь была тёмная, глубокая и длинная. Пересидев последнюю усталость, сон от неё ушёл совсем. Она уже больше не надеялась заснуть, а только ждала наступления утра.
   "Каждый выбирает дорогу по себе, - продолжала она свой внутренний монолог, - и то, что я оказалась здесь, видимо, не случайно. Мне, видимо, нужен этот адреналиновый кик. Ради него я готова пренебречь всем остальным. Точнее так: мне просто нечем пренебрегать. А кик есть. Так куда же меня понесёт?! Ясно куда! - Это ведь закон природы: на всё - свой объём. Если не растратить энергию здесь, то она растратится там. Вопрос только в том, случайно это происходит или нет? Но я выбрала этот путь себе сама. Это точно!"
   Распространяющийся по вагону холод заставил её встать и подбросить пару брикетов в печку. Пламя весело заиграло в топке, отогревая замерзшие руки. Вместе с этим теплом к Стрелочнице возвращалась уверенность, за правильно сделанный выбор.
   "Свернуть сейчас - значит сдать свой путь. А его нужно пройти до конца, чтобы знать, куда он ведёт. Даже если хочешь всего полчашки кипятку, всё равно всю воду надо нагреть до 100 градусов. К тому же, если не идти по своему пути, то придётся идти по чужому. Опять всё тот же закон природы: если не выбираешь путь себе сам, то он выбирает себе тебя. И если я уже выбрала себе его, то зачем же мне от него отказываться?!"
   На улице заблестел снег. Наступало утро. Стрелочница включила радиатор и насыпала в чайник заварку. Ночная пелена медленно рассеивалась, и вместо неё всё острее стали вырисовываться планы на предстоящий день. Он предвещал быть холодным и спокойным. Суета на экране прекратилась, и один занятый ночью путь загорелся зелёным светом.
   - Ну что ж, - сказал Стрелочница, запуская дизель, - вот он мой путь. Мне пора!
  
   04.03 - 04.08 Михаил Демидов.
   Пена - кусок пенопласта, чтобы сидеть
   запасная лыжа
   Карбокс - от англ. boxcar, открытый вагон-каробка.
   Ховак - от укр. "ховатися", прятаться.
   МПС - министерство путей сообщений
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"