Перед сном он не удержался - еще раз взглянул на кольцо. Идеальный выбор. На пальце у Кати оно будет смотреться потрясающе. Дождаться бы только завтрашней ночи: бой часов, фейерверки - и самое важное предложение в его жизни. И пусть только кто-нибудь посмеет ему сказать, что это пошло.
Антон закрыл футляр, аккуратно поставил его на тумбочку возле кровати, укрылся одеялом с головой. И моментально выключился, хотя казалось, что лихорадочное возбуждение не даст ему заснуть всю ночь.
Разбудил его скрип открывающейся двери. Антон вскинулся, зашарил рукой по стене, нащупал кнопку. Включился светильник.
Красная шуба, обклеенная неровно вырезанными из упаковочной бумаги снежинками. Седая пена бороды, в которой едва виднеется багровый островок носа. Неоново-синие глаза.
- Для меня? - Антон отпил еще сока и украдкой ущипнул себя за левую руку. Больно. - Но тридцать первое вроде бы только завтра?
- Да если бы для тебя, - Дед Мороз шумно, словно с ненавистью к самому себе, выдохнул и уселся в ногах у Антона. - Вообще, конечно, лучше бы ты не просыпался.
- В смысле?
- В смысле, тут такое дело. Как бы сказать-то тебе? В общем, вот это, - Дед Мороз обвел комнату рукой, - это все кино.
- Кино?
- Кино. "Снежинки-Восемь". Маленькая девочка, живущая с одиноким отцом, ищет себе новую маму. И находит замечательную добрую девушку, которая как раз собирается замуж за одного крайне неприятного типа. А дальше, конечно, новогодняя ночь, время чудес, и девушка понимает, что вовсе его не любит, а любит отца девочки. Ну сам знаешь, таких фильмов каждый год хоть лопатой греби.
- Знаю, - Антон еще раз ущипнул себя за руку. Все еще больно. - А я тут причем? Я-то не девочка и не одинокий отец.
- Нет, Антон, ты не девочка. Ты хуже. Ты у нас по сценарию - крайне неприятный тип. А Катя твоя, соответственно, новая мама девочки.
Где-то в груди у Антона заворочался, запросился наружу колючий истерический смех.
- Я - неприятный тип? Я? Да я в жизни...
- Все понимаю, - оборвал его Дед Мороз. - Все понимаю сам. Как бы она иначе в тебя влюбилась? Она же не дура какая, Катя твоя. Но сценарий требует. Поэтому для новогоднего чуда нужно, чтобы ты завтра был редкостным засранцем. Поэтому я здесь.
- Чтобы сделать меня редкостным засранцем?
- Именно. Говорю же, лучше бы ты спал.
Антон попытался выбраться из постели, но ноги его сковало холодом, словно одеяло вдруг обернулось тяжелым, давящим сугробом.
- Интересные у нас чудеса теперь. - Антон еще раз попробовал встать. Ноги не слушались. - Прийти, сломать человеку жизнь, перекроить характер, увести девушку...
- А чего ты хочешь? Кинематограф. Кто же будет в новогодние праздники смотреть, как по желанию какой-то малявки рушится любовь у хорошего человека? Это ж только настроение себе портить. Обязательно надо, чтобы хахалем ее новой мамы был какой-нибудь подонок.
- А я бы вот посмотрел такой фильм.
- Да я бы тоже, - признался Дед Мороз. - Но это, знаешь, не каждый снимать осмелится.
Они помолчали. С улицы доносились радостные пьяные голоса и хлопки фейерверков - у кого-то Новый год был уже в самом разгаре.
- Потом вы сделаете меня снова нормальным? Когда Катя... Ну, когда все закончится. Или мне так и жить уродом до конца дней своих?
- Нет, брат, ты, кажется, не понял. Кино же. Какое потом? Новый год, счастливый финал, титры. Все.
- Совсем все?
- Ага. Слушай, давай заканчивать. Мне, знаешь, тоже этим заниматься - как себе ногу рубить. Легче будет, если быстрее отделаемся
Дед Мороз поднялся, высморкался в варежку и взялся за посох обеими руками.
- Подождите. - Антон выставил перед собой мелко дрожащую ладонь. - А почему мы? Почему Катя?
Дед Мороз пожал плечами.
- Не знаю. Сценарий. А кто еще? Ты бы кому другому такого пожелал?
- Нет. Но и себе тоже.
Дед Мороз покачал головой и еще раз резко, с отвращением к себе выдохнул. Молча поднял посох - и с силой опустил.
Антон зажмурился. Он хотел увидеть Катю - смеющуюся, с конфетти в волосах и кольцом на пальце, - но послышался удар, и ее лицо представил себе уже кто-то совсем другой.