Рассказ озвучен журналом "Рассказы" Рассказ опубликован в журнале Edita #79, 2019 год. Рассказ опубликован в журнале "Рассказы" #10, 2020 год
- Вселенная - иная. Не такая, какой мы её видим. Люди изобрели приборы в миллионы раз чувствительнее человеческого глаза, но и они не способны показать Вселенную.
- Почему?
Питер сидит на траве, опираясь спиной о ствол белого дуба. Солнце клонится к закату. Парочка сизых голубей воркует на толстой ветке. Велосипеды лежат чуть в стороне, корзина для барбекю давно пуста. Самое время ехать домой, но вечер прекрасен.
- Это называется "эффект наблюдателя", - говорю, пытаясь пересказать один из основных постулатов квантовой механики на уровне пятнадцатилетнего квотербека школьной команды. - Когда мы наблюдаем за любым квантовым процессом, он начинает проходить иначе. Вот расскажи, как ты видишь траву?
Питер озадаченно смотрит на разросшуюся осоку, потом переводит взгляд на меня.
- Глазами.
- А как работают глаза?
Во взгляде Питера появляется понимание. Это им в средней школе рассказывали.
- Солнце излучает фотоны, которые отражаются от травы и попадают на сетчатку, где возникают нервные импульсы.
- Правильно, а представь себе, что тебе нужно рассмотреть что-то поменьше. Например, электрон.
- Не получится. Он слишком маленький, - заявляет Питер. Потом, немного подумав, добавляет: - Меньше фотона.
Киваю, не заостряя внимания, что в случае с фотоном правильнее говорить о длине волны.
- И если мы посветим на электрон...
- То его там уже не будет! - радуется Питер.
На самом деле это объяснение очень далеко от истины в последней инстанции. Как, впрочем, и любое из ныне существующих объяснений эффекта наблюдателя. Но как ещё объяснить сыну теорию Нильса Бора, которую зачастую не понимают и маститые учёные. И которую шумно критиковал сам старина Альберт.
- Поэтому, наблюдая за Вселенной, мы одновременно её меняем.
- Мы - это только люди?
- А вот этого никто не знает. Эйнштейн, пытаясь доказать абсурдность квантовой теории, однажды сказал, что, согласно её постулатам, мышь может переделать вселенную, просто посмотрев на нее. Сейчас квантовая теория считается доказанной, на её основе работают мобильные телефоны и компьютеры. Так что и мышь Эйнштейна вполне может уже сейчас сидеть в своей норке, даже не подозревая о грядущих свершениях.
- Папа, завязывай со сказками, я уже взрослый.
Питер думает, что я решил над ним подшутить. Даже не пытаюсь его переубедить. Однажды он поступит в колледж, где будет изучать квантовую механику. И тогда ему будет стыдно за это детское неверие.
Телефон взрывается трелью во время неловкой паузы. Что домой я сегодня не попаду я чувствую в тот самый миг, когда в трубке звучит голос Лесы Роу - большой шишки в НАСА.
- Мистер Фейбер, где вы сейчас находитесь?
- На велопрогулке с сыном. Дома буду через...
- Оставайтесь на месте, мы вас локализовали. Через пять минут вас заберут, жду в Хьюстоне на инструктаж.
По коже бегут мурашки. Теоретически, инструктаж может быть на любую тему. В прошлый раз это были правила общения с прессой, в позапрошлый - уровни секретности документов агентства. Но для штатного инструктажа за астронавтами не посылают Sikorsky S-97, шум лопастей которого уже заглушает идущие из трубки короткие гудки.
- Питер, позвони маме, пусть она возьмет пикап и заберёт тебя и велосипеды. Похоже, мне предстоит слетать на МКС. Так что к ужину вернуться вряд ли получится. И не забудь погулять с Бизоном.
Вертолёт похож на рыбу: продолговатый, обтекаемый, с широким хвостом. Запрыгивая внутрь, мысленно формулирую главный вопрос: что такое случилось в НАСА, раз им срочно потребовался Грэг Фейбер, единственный астронавт, который до дрожи в коленках боится летать в космос?
Полёт занимает меньше часа. Несмотря на вечер, в штаб-квартире многолюдно. Поднимаюсь на седьмой этаж. Дизайн в малой переговорной минималистичный: круглый стол, вокруг которого расставлены десять стульев, плазменная панель на стене, "фрикаделька" логотипа НАСА напротив. Инструктаж проводит парень с непримечательной фамилией Смит. Я периодически встречался с ним в офисе, но чем он занимается в агентстве даже не представляю.
- Вам предстоит спасательная миссия, - с места в карьер начинает он. - Миссия "Улисс", отправленная на космическом корабле Crew Dragon для планового технического обслуживания орбитального телескопа Хаббл, потерпела катастрофу. Суть проблем, как и их причины, неизвестны. "Улисс" одиннадцать часов назад успешно достиг телескопа, экипаж был готов приступить к работе, после чего связь пропала. Пять часов назад с борта корабля был передан сигнал SOS. Трансляция продолжается до сих пор, по всей видимости призыв о помощи посылает бортовой компьютер в автоматическом режиме.
- Миссию возглавит Грэг Фейбер, астронавт с большим опытом, в прошлом военный летчик, - Смит панибратски хлопает меня по плечу. - Пять полётов на МКС, триста сорок дней наверху.
Ловлю взгляды присутствующих, улыбаюсь.
- В вашу команду войдёт Дуглас Кроули. Он хирург, доктор медицины, работал врачом в программе Space Shuttle, два полёта на МКС, девяносто два дня наверху.
Дугласа знаю давно, отличный парень, хороший врач, большой патриот Америки. Язык у дока подвешен, одно время он даже пытался заняться политикой, был в команде губернатора-республиканца в одном из восточных штатов. Но что-то там у него не заладилось, быстро вернулся в НАСА.
- Пилотом будет Джулия Уокман, летчик-испытатель, три полёта на МКС, сто двадцать дней наверху, предыдущая техническая миссия к Хабблу.
К Джулии Смит не подходит, просто показывает на неё глазами. Честно говоря, я бы тоже не рискнул хлопнуть её по плечу - от этого всего один шаг до обвинения в сексуальных домогательствах. Джулия - пилот от бога, но весьма скандальная личность. Афроамериканка, феминистка, лесбиянка - кажется, она относится сразу ко всем возможным меньшинствам Америки. При этом она при каждом удобном случае садится на шею коллегам, публично заявляя, что ей все должны. Зато Джулию боготворят журналисты, на что женщина отвечает взаимностью. Когда надо выступить где-нибудь на пресс-конференции или дать интервью, Джулия всегда в первых рядах, к радости коллег-астронавтов, большинство из которых всё-таки интроверты.
- Кроме того, в команду войдут бортинженер Ларри Огден и наш китайский коллега, специалист по информационным системам, Жоу Ши, - продолжает Смит. - У обоих это первый полёт за пределы атмосферы.
Ларри Огден - интереснейшая личность. Талантливый инженер, много лет работавший в команде Маска, Ларри знает всех "драконов" до последней заклепки. Не удивлюсь, если он сможет разобрать и заново собрать наш корабль прямо в невесомости. К тому же Ларри - младший пастор одной из церквей южной баптистской конвенции. Мне сложно представить, как у него получается совмещать искреннюю веру в Бога и полную самоотдачу на благо прогресса.
С китайцем я не знаком. Его присутствие в экипаже можно было бы списать на закулисные интриги между агентством и Поднебесной, не будь это спасательная миссия. К безопасности астронавтов в НАСА относятся очень ответственно, поэтому ничуть не сомневаюсь, что мистер Ши действительно незаменимый специалист.
- Теперь по существу вопроса. Причину трагедии мы не знаем. Рабочая версия - авария, аналитики не исключают диверсию. Так что работать вам предстоит крайне аккуратно, каждый шаг будете согласовывать с Хьюстоном.
- Диверсия? - перебивает Кроули. - Вы хотите сказать, кто-то сумел протащить на космический корабль пару фунтов взрывчатки?
- Ни в коем случае, - Смит бесстрастен. - Мы в двадцать первом веке, коллеги. Каждая строчка программного кода может нанести больше вреда, чем десять фунтов си-четыре. И программы не пахнут миндалём.
- Обслуживание телескопа входит в наши задачи? - спрашивает Джулия.
Прекрасно понимаю подоплеку вопроса. Хаббл - не МКС, каждая миссия стоит в разы дороже. Как только вытащим коллег, агентство вполне может нас припахать для всеобщей пользы.
- Вам запрещается даже приближаться к самому телескопу без прямого распоряжения из Хьюстона. Прилетели, состыковались с потерпевшим аварию кораблём, забрали экипаж, вернулись на Землю. Миссия сугубо спасательная. Среди вас нет специалиста по телескопу, и найти такого до утра мы не успеваем. А по отношению к дорогостоящей космической технике действует правило "не навреди".
Вздыхаю с облегчением. От Смита это не укрывается, он доброжелательно кивает, мол, понимаю.
- Информация по спасаемым. Ричард Боуэн, командир. Джой и Рэй Кингзманы, инженеры. Гарри Олтман, пилот. Все, кроме мистера Ши, их хорошо знают. Как видите, экипаж урезанный, всего четыре астронавта. Объем работ на телескопе был небольшой, предполагалось, что супруги Кингзман справятся самостоятельно, без помощи дублирующих специалистов. Медицинские карты экипажа мистер Кроули получит сразу после инструктажа. Старт завтра в одиннадцать утра с космодрома Бока-Чика. Ещё вопросы имеются? Тогда удачного полёта. Верните их! Мистер Фейбер, прошу задержаться на пару слов.
- Я вижу, у вас остались вопросы, - говорит Смит, как только последний из моей команды закрыл за собой дверь.
- Ровно два, - отвечаю я. - Почему выбрали именно нас, и куда делись парни, которые должны сидеть на чемоданах на случай аварии? По протоколу спасательная команда формируется одновременно с основной.
Сейчас на лице Смита нет ни малейшего намека на доброжелательную улыбку, то и дело проскальзывавшую во время общего инструктажа. Он озабочен и строг.
- Аналитики дают девяносто процентов на то, что на корабле была совершена диверсия. Очень хорошо организованная диверсия. У которой могут быть две равновероятные цели: дискредитация космической программы SpaceX или уничтожение самого телескопа. Успешная спасательная операция ставит крест на любой из этих целей. Диверсанты не могли этого не предусмотреть. Поэтому, корабль, который должен был лететь вызволять команду Ричарда, сейчас разбирают по винтикам, а экипаж проходит собеседование со службой безопасности.
- То есть вы, вместо сработанной команды, решили выдернуть отдельных специалистов, в надежде, что они не перегрызутся во время полёта. Кстати, а что сказали психологи про нашу совместимость?
- У нас не было выбора, - Смит прячет глаза. - Люди, с которыми ты полетишь, лучшие - каждый в своей области. А чтобы они не перегрызлись в полёте есть командир экипажа. Агентство в тебя верит.
В коридоре меня ожидает Кроули.
- Грэг, на пару слов.
- Нет проблем, Дуглас. Слушаю.
- Тебе не кажется всё это несколько странным?
- Ты про китайца? Мне сказали, что он чертовски хороший айтишник.
- У нас целая силиконовая долина чертовски хороших айтишников. И многие из них уже работали с ПО бортового компьютера. Скажу тебе больше, некоторые из них даже написали его. Для чего в спасательную миссию привлекать китайца, который априори увидит эти программы впервые? Если что - информация о софте "драконов" идёт под грифом Top Secret.
- Хороший вопрос, Дуглас. Я не знаю на него ответа. Для чего взяли в команду китайца? Что делают в одном экипаже Джулия и Ларри, которые терпеть друг друга не могут? Почему командиром назначен именно я - с моей фобией? Могу только предполагать, что кто-то очень хочет сорвать миссию. Поэтому я тебя прошу: приглядывай за китайцем, но ни в коем случае не провоцируй конфликт. Даже если поймаешь его на горячем. Все разборки потом, на Земле. Наверху мы должны быть командой. В наших руках не только жизни двух экипажей, но и судьба всей американской космической программы.
- Понял, Грэг, - Дуглас хлопает ладонью по моему плечу. - Не подведу.
На мой взгляд, было бы трудно найти команду, меньше походившую на экипаж спасательной миссии. Все отобранные астронавты имели в своём досье такие жирные минусы, что странно было уже то, что каждого из нас вообще отправляют наверх в ситуации, когда на кону стоят человеческие жизни. А уж объединение в один экипаж вообще попахивает намереньем сорвать миссию.
От Хьюстона до Харлингена лететь меньше часа. Восходящее солнце пронзает жиденькими лучами салон самолёта. Через несколько часов, когда мы поднимемся наверх, оно превратится в слепящий шар, не прикрытый толстым слоем атмосферы. Ещё полчаса на автобусе и перед нами открываются строения современного космодрома, построенного Маском в окрестностях деревеньки Бока Чика. Ничего футуристического здесь нет - упор сделан на функциональность. Мачты стартовых площадок, приземистые служебные помещения и бесконечная паутина окружающих их бетонных дорог.
Джулия первой выпрыгивает из автобуса. Невдалеке за красной ленточкой работают фотографы, поэтому Джулия старается быть неотразимой. На самом деле сейчас фотографов немного, основная масса подтянется к тому моменту, когда мы, облаченные в громоздкие скафандры, направимся к пятисоттонной поставленной на попа бомбе, носящей звучное название Falcon 9.
Во время короткого завтрака все молчат. Не скажу, что мне нравится атмосфера, но я уже представляю, как окажусь в бескрайней пустоте в тоненькой скорлупке корабля. Ларри с аппетитом уплетает яичницу, Джулия метает в его сторону раздраженные взгляды. Ши вертит в руках фигурную отвёртку - изготовленную, скорее всего, ещё в прошлом веке. Похоже, это талисман; компьютерщики - странные люди.
- Хотите анекдот? - спрашивает Ларри, и тут же продолжает: - Астронавт, космонавт и тайконавт устроили конференцию в скайпе. Поспорили, чья страна добилась больших успехов в освоении космоса. "Россия самая лучшая, - сказал космонавт. - Пусть мы сейчас дальше МКС не летаем, но зато мы первыми человека в космос отправили". "Америка самая лучшая, - сказал астронавт. - Пусть мы сейчас дальше Хаббла не летаем, но зато мы первыми человека на Луну отправили". "Я бы с вами поспорил, - ответил тайконавт, - но мой корабль сейчас в тень Марса уйдёт, я к вам минут через двадцать вернусь".
Смеётся только сам Ларри, да ещё Жоу Ши слегка улыбается. Впрочем, он тут же парирует:
- Нет-нет, какой Марс, сначала на лунной орбите базу оснастить надо, на Луне Чайнасити отстроить, регулярное сообщение наладить, и только потом Марс.
Впрочем, никто не сомневается: китайцы это рано или поздно сделают. У цивилизации, возраст которой почти четыре тысячи лет, совсем другие представления о времени. Им некуда торопиться.
- Кстати, коллеги, а что такое "Беловодье"? - спрашивает Дуглас.
На миг нас окружает тишина, даже Джулия перестает ковырять салат.
- Это у нас, - улыбаясь во все тридцать два зуба отвечает китаец. - Когда русские триста лет назад бежали от своего правительства, они придумали себе сказочную страну, в которой текут реки из молока. А потом нашли эту страну в Китае.
- А с чего это тебя, Дуглас, интересуют русско-китайские сказки? - Джулия, кажется, заинтересовалась.
- Да вот, я вчера медицинские карты получал. Наши, как положено, из медкомплекса принесли. А вот карты спасаемых Смит из ящика стола вынул. Они в папочке лежали, а на обложке этой папочки "проект Беловодье" было написано.
- А что Смит сказал? - Джулия уже не скрывает своей заинтересованности.
- Сказал, что всю необходимую для полёта информацию получает командир экипажа, и посоветовал мне забыть, что видел.
Четыре пары глаз поворачиваются в мою сторону. Вытираю губы салфеткой и отвечаю:
- Так получилось, что мне забыли об этом рассказать. Поэтому работать будем, не отвлекаясь на всякую ерунду. Не удивлюсь, если эта папка просто попалась Смиту под руку и совершенно не относится к нашей миссии.
Вот в этом и заключается работа командира. Быть бритвой Оккама, своевременно пресекая фантазии. Астронавты должны помнить свои задачи и не отвлекаться на посторонние вещи.
- Ну что, в покер? - Дуглас достаёт из кармана колоду карт.
Игра в покер перед стартом - устоявшаяся традиция. Она продолжается до тех пор, пока экипаж не обыграет капитана. Обычно это длится одну-две сдачи.
- Кстати, русские собрались отправить автоматическую станцию к лунам Юпитера, - говорит Ларри, тасуя карты. - Их пропаганда подает это как величайший прорыв в истории космонавтики.
- На Ганимеде воду будут искать, - лыбится Дуглас. - И ведь найдут, черти.
- О, да, и их пресса назовёт это открытием тысячелетия, - соглашается Ларри.
- Зато у них при всей нищете хватает воли развивать космическую программу, - заступается за русских Джулия.
На руках две семерки и три короля. Фулл-хаус. Похоже, будет ещё одна раздача.
- Не люблю традиции, - вскрываюсь, чтобы не тянуть время.
Коллеги дружно скидывают карты.
- Может, не любишь проигрывать? - интересуется китаец.
- Так я же вроде выиграл.
- В конце всё равно проиграешь.
Это да. Безвыигрышная ситуация. Как, впрочем, и руководство космической миссией. Лавры получает вся команда, а вот шишки, как правило, капитан.
Вторая сдача. Приходит пиковый флэш, который наголову разбивает сет Джулии.
Третья сдача. У меня опять фулл-хаус, ни у кого из соперников нет даже пары. Дуглас начинает посматривать на часы.
Четвертая сдача. На руках каре тузов. Тяжело вздыхаю и выкладываю на стол. Жоу Ши хитро улыбается и вскрывается. Роял-флэш. Перевожу взгляд с червонного туза в моем каре на червонного туза в картах ушлого китайца.
- А кто сказал выиграть честно? - спрашивает Ши.
Ларри морщится, зато Джулия с трудом сдерживает смех. "Победа любой ценой" - стиль жизни китайцев и феминисток.
Если кто-то вам скажет, что космические скафандры удобны - не верьте. Может, они и оптимальны наверху - в невесомости, где ты плаваешь будто рыба, но носить космический скафандр внизу совсем некомфортно. Во-первых, в скафандре ты себя чувствуешь свежемороженой рыбой. Вроде и степени свободы в наличии, а постоянно сталкиваешься с упругим сопротивлением материала. Во-вторых, при длительном ношении он натирает все возможные места: от ступней до промежности. В-третьих, иногда он просто жмёт.
В скафандры нас запихивают минут двадцать. После чего мы величественно отправляемся на стартовую площадку. Неудобство немного отвлекает от мыслей о возможных рисках миссии, поэтому настроение почти нормальное.
Спускаемся на лифте и выходим к серебристому автобусу, разрисованному фрикадельками НАСА как новогодняя ёлка. Журналистов прибавилось, со всех сторон мелькают вспышки фотокамер. Краем глаза вижу ребят из пресс-службы агентства, их работа состоит в том, чтобы не отвлекая астронавтов и технические службы, удовлетворить любопытство представителей прессы. Не могу сказать, что это простая задача, я бы с этим точно не справился. Но в НАСА работают лучшие.
- Коллеги, как вы относитесь к обществу плоской Земли? - заводит разговор Джулия.
- Отрицательно, - тут же отзывается Дуглас. - Они тебя чем-то обидели?
- Наоборот, я считаю, что эти ребята подвергаются незаслуженной дискриминации, - сообщает наш пилот, чем вводит меня в состояние когнитивного диссонанса.
- Слушай, но ты же три раза поднималась на МКС, проторчала наверху в общей сложности четыре месяца, - высказываю своё удивление я. - Неужели после всего этого ты можешь с теплом относиться к людям, которые считают, что Земля - плоская, а все сотрудники НАСА - обманщики, участвующие в глобальном заговоре, дабы скрыть истину?
- Они имеют право на то, чтобы их мнение уважали, - упирается Джулия.
Один за другим поднимаемся в автобус. Я захожу последним, предварительно помахав рукой журналистам.
- Я считаю, что правительство ориентировано на дискриминацию членов общества плоской Земли, - продолжает Джулия уже в автобусе.
- В чём эта дискриминация выражается? - интересуется Дуглас. - Им запрещают появляться на телевидении, у них отбирают детей, их увольняют с работы?
- Мы же не в Иране живём! - кривится Джулия.
- Тогда в чём ты увидела дискриминацию?
- Их высмеивают! - заявляет пилот. - Я считаю, что американская нация недостаточно толерантна к тем, кто выбивается из мейнстрима. К тем, кто мыслит иначе. Вместо поддержки и понимания они получают полную меру презрения и издевательств. Я как никто иной это понимаю, я сама такая.
- Ты вступила в общество плоской Земли? - интересуется Ларри.
- Не хами, - взрывается Джулия. - Я афроамериканка. Мои предки поколениями были в рабстве, именно они создали эту страну, благами которой сегодня пользуется каждый американец. Но что-то я не вижу и толики уважения, которое мы заслужили по праву.
- Журналисты от тебя в восторге, они каждый раз смотрят тебе в рот, - сообщает Дуглас.
- Это другое, - Джулия несколько смягчается. - Они видят во мне не женщину, не личность, а часть агентства, винтик сложного механизма, который поднимает людей наверх.
Автобус останавливается. Расстояние до стартовой площадки невелико, вся поездка занимает буквально пару минут.
- А ты не пробовала принимать людей вокруг себя такими, какие они есть? - интересуется Ларри. - Они ничем ни тебе, ни твоим предкам не обязаны. Они просто ездят каждый день на работу, смотрят телевизор, сидят в Интернете. Им до лампочки твои внутренние терзания, они просто хотят жить и радоваться жизни.
- Жить и радоваться жизни? - негодует Джулия. - Именно это ты советуешь своим прихожанам на проповеди? Ты лицемер!
- Ничуть не больше, чем ты. Чтобы получить толику признания ты хочешь изменить людей вокруг себя, хотя, возможно, стоило бы измениться самой.
Ещё один лифт поднимает нас в корабль. Вокруг суетится технический персонал: помочь разместиться нам в "драконе", проверить, надежно ли закреплены ремни, задраить люк. В скафандре жарко, команда нервничает - космические корабли иногда взрываются. Я не злюсь на Джулию, каждому из нас сейчас не по себе, заговорив про общество плоской Земли, она просто пыталась разрядить атмосферу, но была не понята и раскритикована.
Мы ещё пока внизу, но работа уже начата - с момента герметизации люка. Сейчас нам предстоит пройтись по списку технического контроля: поверить наличие предупреждающих сигналов, протестировать электронику, проверить частоты связи наземными службами. И только когда с рутиной закончено, ракета стартует.
У меня дома живёт ньюфаундленд по кличке Бизон. Мы с ним каждое утро совершаем пятикилометровую пробежку, пересекая широкую рощу. Время от времени я останавливаюсь, подбираю ветку и стараюсь закинуть её как можно дальше. Бизон радостно бежит за ней, приносит, но не отдает сразу, а долго треплет её, а потом выплевывает мне под ноги. Каждый раз, когда корабль стартует, я вспоминаю Бизона. Вибрация вызывает ощущение, что гигантский пёс треплет ракету мощными челюстями и трясёт перед тем как отдать хозяину.
Потом начинаются перегрузки. Ложемент слегка скрипит, принимая возросший вес. Когда я поднимался наверх в первый раз, я пару минут волновался по поводу этого скрипа. Позднее, внизу, техники объяснили, что так и должно быть, это амортизация. Я не боюсь перегрузок. Всё то же самое что на центрифуге, только кориолис не так выражен. Ужас накатывает позже, когда небо теряет голубизну, наливается чернотой и мириады звёзд, как глаза голодных хищников, заглядывают прямо в душу. Внутри ворочается страх - вязкий, холодный, парализующий волю. Сердце бьётся через раз, захлебывается. Руки немеют. Хочется сжаться в комок, укрыться толстым одеялом, хоть как-то спрятаться.
Про астрофобию не подозреваешь, пока в первый раз не поднимешься наверх. А потом задний ход давать уже поздно: слишком много денег, сил и времени вложено в освоение профессии астронавта. Остается только стараться не выглядывать в иллюминаторы и считать голубей.
Первого голубя моё воображение рисует с трудом, преодолевая навязанный стереотип о космической пустоте. Сизая птица с белым пятном в форме сердечка на шее материализуется прямо передо мной. Второй возникает легче. Третий. Четвертый. Пятый. В мой первый подъем наверх я пытался считать овец, но та попытка с треском провалилась. Рассудок просто отказывался представлять пасторальные картинки на высоте двухсот пятидесяти миль над уровнем моря. Позднее внизу мой психолог посоветовал заменить овец на голубей. Голуби ассоциируются с небом, с высотой. Когда я служил военным пилотом, стаи голубей часто сопровождали самолёт при взлёте и посадке. Сейчас воображаемая голубиная стая спасает меня от панической атаки.
- Остановка двигателей. Отделение ступени, - сквозь шум доносятся до меня слова оператора из Хьюстона.
В эфире треск, над Атлантикой проходит грозовой фронт.
Тишина наступает внезапно. Сначала кажется, что заложило уши. Потом - что я умер. На самом деле это просто отключились двигатели: мы наверху, орбитальная скорость набрана. Вес исчезает. Стиснув зубы, проверяю телеметрию. Это обязанность пилота, но я, как капитан, должен контролировать. Всё верно, "дракон" уже на плановой орбите.
- Отделение конуса и щитов, - бубнит внизу оператор.
Защитные пластины отваливаются от корабля, чтобы сгореть в атмосфере. Опускаю глаза, пытаясь сосредоточиться на эфире. Меня бьёт мелкая дрожь. Сейчас главное не смотреть в пустоту.
- Ну что, командир, штаны сухие? - спрашивает Джулия. На шлеме её скафандра сидит воображаемый голубь.
- Не дождетесь, - машинально отвечаю я. - Параметры в норме?
Ранее не замечал за ним формализма, а вот тот факт, что Джулия его раздражает, общеизвестен.
- Телеметрия в норме. Повреждений обшивки не обнаружено. Бога нет.
- Что заставляет тебя так думать? - Ларри понимает, что Джулия его провоцирует, но не может удержаться.
- Я в четвертый раз наверху, но ни разу его не видела. Может, он прячется?
- А может, ты не туда смотришь? - парирует Ларри.
- Я не Грэг, выглянуть в иллюминатор не боюсь.
- А заглянуть внутрь себя?
- Ты расист, Ларри.
- А ещё сексист, шовинист, гомофоб. Я всё это от тебя уже слышал. Придумай что-нибудь поновее.
Пора вмешаться, иначе перепалка перерастет в склоку и о спокойной миссии можно будет забыть.
- Экипаж, прекратили засорять эфир, - говорю я и включаю связь с Землёй. - Хьюстон, на связи "Кабир". Мы на промежуточной орбите, телеметрия отличная, ждём отмашку подняться выше.
- "Кабир", мы вас слышим. Потерпите половину витка. Передаю программу старта.
Бортовой компьютер гудит, принимая данные. Половина витка - это лишние три четверти часа на орбите. Немного, если учитывать, что с момента получения сигнала SOS прошли две трети суток. И очень много, если вспомнить, что скафандр EMU обеспечивает воздухом астронавта всего на восемь часов.
- "Кабир", возможно, у вас проблемы, - звучит в динамике.
Персонально для меня любая миссия - одна большая проблема, потому надо уточнить:
- Хьюстон, не понял вас. Выражайтесь конкретнее.
Пауза продолжается секунд тридцать.
- Мы не уверены, но, похоже, ваша текущая орбита небезопасна.
Это плохо. Или при запуске прошляпили орбиту какого-то куска железа. Или...
- Объект на нашем пути подвижен?
- Мы склонны считать, что да. Похоже, чей-то спутник прет вам наперехват.
- Не американский?
- Нет. Предположительно русский или китайский. Мы пытаемся связаться с их космическими агентствами, но на это необходимо время.
- Внимание! - поднимаю правую руку, сжатую в кулак, сигнализируя экипажу о важности происходящего. - Нештатная ситуация. Пилот, быть готовым к изменению орбиты. Хьюстон, рассчитайте траекторию уклонения.
- Уже. Варианты траектории отправлены пилоту, - рапортует Хьюстон.
- Принято, - сообщает Джулия.
- Пробуй уклониться. Хьюстон, будьте готовы взять управление на себя. И свяжитесь с Пентагоном, спросите, нет ли у них военного спутника поблизости. На случай, если это чудо от нас не отстанет.
- Сделаем, "Кабир".
Спутник, с которым предстоит столкновение, мы не видим. Это только изнутри кажется, что "дракон" неподвижен, на самом деле он несётся по орбите со скоростью семнадцать тысяч миль в час. Быстрее истребителя, быстрее любого объекта в атмосфере Земли. Столкновение на таких скоростях фатально, если ничего не изменится, от нас останется только горстка пыли, которая через пару суток сгорит в атмосфере.
- "Кабир", есть приятная новость, мы связались с Пентагоном, они обещали помочь.
- Спасибо, Хьюстон. Когда ждать помощи?
- Они уже этим занимаются.
Подтверждением слов оператора становится взрыв. Яркая вспышка - и через несколько секунд лёгкий толчок. Машинально захлопываю гермошлем. Ударная волна в вакууме не распространяется, а это значит, что в нас попал осколок.
- Ларри, что с давлением? - спрашиваю по внутренней связи.
- Без паники. Давление рабочее, герметичность кабины не нарушена, - отвечает инженер.
С некоторой опаской открываю гермошлем. Дышать можно. Команда слаженно повторяет мои действия.
- Что это, мать вашу, было? - шипит Джулия.
- Между вспышкой и толчком прошло около четырех секунд. Это несколько километров. Внимание, вопрос. Какова вероятность, что осколок попадёт именно в нас? - задаю риторический вопрос экипажу.
- Советские разработки, - морщится Дуглас. - В семидесятые годы прошлого века комми придумали хитровымудренный способ бороться со спутниками. Мощная бомба помещается в оболочку из мелких металлических предметов: гайки, болты, шарики. При взрыве оболочка разлетается во все стороны, поражая солнечные панели и тем самым надёжно выводя спутники из строя.
- Ларри? Что у нас с панелями? - интересуюсь я.
Инженер смеётся.
- Солнечные панели в идеальном состоянии. На старой лошади на новое ранчо не въедешь. У современных "драконов" панели солнечных батарей прямо на корпусе. Причём только на одной на его стороне, обращенной к солнцу. А спутник-камикадзе заходил с теневой стороны.
Облегченно вздыхаю и щелкаю тумблером связи.
- Хьюстон, мы в порядке, готовы к продолжению миссии.
- Рады слышать, "Кабир". Даём добро на изменение орбиты. Удачи!
Телескоп "Хаббл" подняли в апреле девяностого года, проект обошёлся налогоплательщикам в шесть с половиной миллиардов долларов, из которых пятьсот миллионов отстегнули европейцы. Особенностью телескопа стало громадное главное зеркало, диаметром немногим меньше восьми футов. Сложно даже представить, как такую махину можно вытащить наверх, не повредив. Впрочем, без накладок не обошлось - зеркало оказалось с дефектом. Отклонение от заданной формы было минимально, однако фотографии далёких галактик оказались безнадёжно испорчены. А поменять зеркало наверху технически невозможно. Но яйцеголовые нашли выход, придумав специальные линзы, которые корректировали изображение. И в декабре девяносто третьего команда Ричарда Кови провела технические работы, наконец-то починив телескоп. Именно с этого момента человечество смогло заглянуть в глубины Вселенной.
"Хаббл" плывёт прямо перед нами. Издалека он напоминает тюбик губной помады. У жены такими завалена вся туалетная полочка. Чуть дальше безжизненно висит тусклая искорка "дракона". Меня трясёт - пустота пытается пролезть внутрь своими холодными щупальцами. Самое страшное, что сейчас голуби не помогут. Я должен контролировать ситуацию: видеть "Хаббл", видеть "дракон" плывущий на фоне звёзд. Сердце стучит, как двигатель старого "форда", на котором ездил ещё мой отец. На такой случай есть ещё одна заготовка, которую мы придумали внизу на пару с психологом. Опускаю стекло гермошлема. Я в домике, мне не страшно. Делаю дыхательную гимнастику. Сейчас надо успокоиться, впереди ответственная работа. Телескоп медленно приближается, сейчас Джулия начнёт торможение. Секунды проходят, скорость остаётся неизменной. Что она, уснула что ли?
Поворачиваю корпус в сторону и упираюсь взглядом в безжизненное тело Дугласа. На губах у него пена, зеленоватые шарики слюны висят в воздухе. Чуть в стороне скрутило Ларри. Он успел отстегнуться и теперь плывет по кабине в форме эмбриона. Жоу Ши я не вижу, его сиденье находится прямо за моим. Единственная, кто в полном порядке - Джулия. Её гермошлем закрыт, а пальцы бегают по приборной панели. Включаю внутреннюю связь.
- Джу, что происходит?
- Небольшая авария, - сообщает пилот. Её голос дрожит. - Честное слово, Грэг, лучше бы ты и дальше боролся со своими маленькими фобиями. Смерть не страшна, когда про неё не знаешь.
Пытаюсь перехватить управление, но мой пульт заблокирован. Телескоп неуклонно приближается.
- Зачем ты это делаешь?
- Я спасаю мир.
Я, конечно, и раньше подозревал, что Джулия немного не в себе, но чтобы вот так...
- Останови корабль, давай поговорим. Чем столкновение с телескопом поможет спасти мир?
Джулия заливисто смеётся.
- Старина Грэг, ты думаешь у меня в колокольне завелись летучие мыши, а на медкомиссии это прозевали? Спешу тебя разочаровать, я не больше двинутая, чем любой из нас. Просто у меня задание уничтожить этот дурацкий телескоп.
- Ты тоже погибнешь.
Незаметно отстёгиваюсь от сиденья.
- Я в курсе. Слышал про такую организацию: эфэсби? Я выполняю их миссии вот уже восемь лет.
- И сколько русские платят за наши жизни?
- Я работаю не за деньги, а за совесть. "Хаббл" сфотографировал что-то, что сильно изменит мировой расклад сил, если эти фотографии попадут американскому правительству. Бедные станут ещё беднее, а богатые - ещё богаче. Моя миссия - не допустить этого. Ты же мог закрыть свой гермошлем на пару минут позже! И плавал бы сейчас в счастливом неведении вместе со своими друзьями.
- Ты отравила воздух!
- Нейротоксин был в продуктовом пакете. Крохотный надрез, и экипаж вне игры.
Прыгаю на Джулию, вытянув вперёд руки со сжатыми кулаками. Она группируется и отталкивает меня ногами. Отлетаю к дальней стене.
- Думал, застать меня врасплох? Имей терпение! Десять минут, и всё закончится.
Отталкиваюсь от стены и быстро плыву в сторону Ларри, обходя Джулию с фланга. Афроамериканка, зацепившись ногой за сиденье, разворачивается ко мне лицом. Прыжок - и я опять отлетаю к стенке.
- Джулия, остановись!
- Бесполезно, Грэг. Ты ничего не изменишь. У тебя нет шансов.
Шансы всё-таки есть - болтающийся за спиной Джулии Жоу Ши складывает пальцы в интернациональный знак О'Кей. Третий прыжок, Джулия привычно группируется и в этот момент китаец, оживая, бьёт её отверткой в основание шлема.
Кровь струйкой бьёт из шеи пилота, группируясь в множество маленьких сфер. Постепенно кровотечение прекращается, глаза Джулии стекленеют: женщина мертва. Бросаюсь к сиденью пилота и разворачиваю корабль. Времени осталось совсем немного, но мне его хватает; "дракон" проходит мимо телескопа. Разворачиваюсь к китайцу.
- Жоу ты как?
- Жить буду, - хрипит в микрофон айтишник. - О химическом оружии русских в Китае рассказывают анекдоты.
- Надо заменить атмосферу в кабине, и поискать в аптечке антидот, - вслух размышляю я.
- Я займусь этим, - китаец закрывает гермошлем и подплывает к системе жизнеобеспечения. Рваные движения выдают, что и для него отравление не прошло бесследно. - У тебя есть более важная миссия.
Ши глядит в смотровое окно. Пересилив страх, выглядываю наружу и цепенею. В пустоте космоса недалеко от телескопа плывёт астронавт в сияющем белизной скафандре.
Пустота пустоте рознь. Когда находишься внутри "дракона", между тобой и пустотой композитная обшивка. Снаружи ты наедине со вселенной. Паническая атака усиливается многократно. Это мой первый выход в открытый космос. Штатный психолог НАСА не рекомендовал мне покидать скорлупку корабля. "Грэг, выйдешь наружу, назад уже не вернёшься, - сказал он тогда. - Твой страх тебя победит". Мой страх силён, но рядом с телескопом плавает астронавт, и это не оставляет мне выбора.
Чтобы сменить скафандр с внутрикорабельного на внешний требуется всего десять минут. Откачиваю воздух из шлюза и выплываю наружу. Космос не имеет границ, мириады звезд хищно глядят из темноты. Накатывает озноб, сердце рвётся из груди. В районе солнечного сплетения набухает тяжелый ком. Человек и пустота несовместимы, место человека внизу, на дне гравитационного колодца. Каждый подъем вверх - подвиг; то что я сейчас пытаюсь сделать - почти самоубийство.
Первый голубь возникает почти сразу. Он сидит на носовом конусе и грустно смотрит на меня.
- Врёшь, пернатое, я из Техаса, меня так просто не сломаешь, - кричу я.
Мне плевать, что связь включена, и меня слышат не только в корабле, но и в Хьюстоне. Сейчас самое главное - миссия. Разбор полётов будет внизу, если я туда попаду.
Второй голубь появляется рядом с первым. Третий кружит над ними. Четвертый. Пятый. Цепляю фал за скобу и решительно отталкиваюсь от корабля. Шестой голубь. Седьмой. Восьмой. Где-то в середине пути приходит понимание, что длины страховки катастрофически не хватает. Отстегиваю трос и резким движением отталкиваю его в сторону, слегка корректируя курс. Стая голубей закрыла звёзды, закрыла пустоту, лишь нестерпимо яркий скафандр, освещенный пронзительными солнечными лучами, какие бывают только наверху, приближается с каждой секундой.
Сутки в открытом космосе - верная смерть. Запаса воздуха в скафандре хватает на восемь часов. Человек может сломаться значительно раньше. Это для обывателя мы супергерои, атланты, держащие на плечах небесный свод. В жизни мы земные люди, с земными же проблемами. Единственное достоинство, общее для всех без исключения астронавтов - потрясающая упёртость. Жесточайший отбор подразумевает, что наверх попасть могут только те, кто посвятил космосу всего себя без остатка, кто перешагнул через страхи и фобии, кто трудился как проклятый ради заветной цели. Именно поэтому я сейчас лечу через пустоту космоса в компании воображаемых голубей. Если существует хоть малейший шанс выжить во мраке космоса, астронавт использует его на всю катушку. И отсутствие воздуха тому не помеха.
Скафандр неподвижен, опущенный светофильтр не позволяет понять, есть ли внутри кто-то - живой или мёртвый, или же передо мной висит пустая оболочка. Обхватываю скафандр чуть выше талии и он оживает. Светофильтр сдвигается, открывая лицо Джой Кингзман, и я читаю по её губам своё имя.
Импульс моего прыжка закручивает нас; кажется, что мы танцуем в космической пустоте вальс, окруженные плотным облаком сизых голубей.
- Хьюстон, здесь Джой, она жива! - выдаю я в эфир. - Я её поймал, мы удаляемся от телескопа.
- Грэг, вы уверены? - вкрадчивый голос в наушниках принадлежит Джиму Лоу, какой-то-там-шишке в иерархии наземной службы. В принципе, он неплохой парень, но слишком въедливый. Впрочем, внизу без этого карьеру не сделаешь.
- Вы что, нас не видите? - по идее, голуби существуют только в моём воображении, поэтому для внешних камер "Кабира" мы должны быть как на ладони.
- Мы видим только два скафандра. У нас нет телеметрии миссис Кингзман.
Они думают, я свихнулся. Впрочем, возможно у меня окончательно поехала крыша, а улыбка Джой из той же серии, что и голуби.
- Хьюстон, подождите десять минут: мы отлетим от телескопа, "Кабир" нас подберёт и миссис Кингзман сама расскажет вам всё, что она о вас думает.
Джой вытягивает руку в направлении Хаббла, Лоу бормочет извинения, а стая голубей между нами и телескопом рассеивается. Мы находимся прямо напротив главного зеркала, вот только нашего с Джой отражения там нет. В зеркале видны созвездия, я не сразу понимаю, в чём их странность, а когда до меня доходит, то несмотря на хвалёную терморегуляцию скафандра, по спине бегут мурашки.
- Грэг, что случилось? У тебя пульс сто двадцать ударов!
Лоу кричит, но я его не слышу. Мой взгляд прикован к созвездиям, которых нет на земном небе. Которые невозможно увидеть ни с околоземной орбиты, ни из любой другой точки Солнечной системы. Абсолютно чужим созвездиям, на фоне которых отчётливо видна зеленовато-голубая планета в сопровождении двух небольших спутников.
- Грэг, что там у тебя? - не унимается Лоу.
- Похоже, у меня едет крыша, - сообщаю я в эфир.
- Я слушаю тебя Грэг, - прорезается голос нашего психолога. Никак не могу запомнить его имя. - Расскажи что видишь.
- Если я сейчас расскажу что вижу, оговорка Олдрина покажется журналистам мелочью, недостойной внимания.
Думаю, нецензурную ругань из Хьюстона слышат все радиолюбители Земли.
"Кабир" подбирает нас через пятнадцать минут. Пропихиваю Джой в горловину шлюза, следом пролезаю сам. Похоже, девушка без сознания. Воздух с шипением заполняет камеру, Дуглас пришёл в себя, только зеленоватый оттенок лица свидетельствует, что полчаса назад наш врач был на грани смерти. Он помогает занести Джой в корабль, снимает с неё шлем, проверяет дыхание. Я устраиваюсь на сиденье и усилием воли развоплощаю последнего голубя - с сердечком на шее, чудом просочившегося внутрь.
- Как ты? - спрашивает Ларри. Он выглядит заметно лучше Дугласа.
- Не сказать что в порядке, но для исповеди пока не созрел, - отвечаю инженеру-священнику. - Попробуй лучше разговорить Джой, когда она придёт в себя.
По мне, так хороший священник лучше любого психолога. Психологи заставляют копаться в себе, пытаться что-то понять внутри себя и принять или изменить это. Священник же как настройщик роялей: его миссия восстановить внутреннюю гармонию. Кто бы мог подумать, что наверху возникнет необходимость в профессиональных навыках Ларри? Через двадцать минут мы уже слушаем Джой Кингзман, единственную из миссии "Улисс", кого нам удалось спасти.
- Кому есть дело, что воздуха в скафандре хватает только на восемь часов? - Джой близка к истерике. - Кому есть дело, что снять ранец в открытом космосе без разгерметизации невозможно? Мы же астроинженеры, гордость Америки. Соорудить клапан из подручных материалов для нас плёвое дело. Обрубить себе связь, чтобы модернизировать крепление ранца - допустимая жертва. Перекрутить воздушный шланг вокруг талии, чтобы ранец можно было поменять без посторонней помощи - вопрос пяти минут. Инженер - это человек, который находит решения, когда всё совсем плохо. Беда в том, что миссия предполагала двадцать восемь суммарных часов работы в открытом космосе. То есть по два ранца на нас с Рэем. Внутренние скафандры получают воздушную смесь от системы жизнеобеспечения, а она накрылась сразу. Рэй был джентльменом. Не современным, не из тех франтов, которые помешаны на косплее викторианской эпохи, а самым настоящим, вымирающим видом. Мы познакомились, когда он в чикагском баре в одиночку пытался защитить меня от толпы подвыпившей золотой молодёжи. Потом я полдня лечила его синяки, в процессе оказалось, что у нас схожие интересы, и так получилось, мы остались вместе. Он говорил, для инженера не существует невозможного; именно с его подачи мы прошли все перипетии отбора в НАСА и оказались здесь, наверху. - Джой достаёт платок и вытирает проступившие слёзы. - Когда спасательную команду ждать минимум сутки, а запасы воздуха закончатся через шестнадцать часов, выбор очевиден. Это не жертва, это целесообразность. Обычно в таких случаях тянут спички. Я уже говорила, Рэй был джентльменом. К тому же мы были семьёй. Он помог мне в переделке скафандра, а потом сделал себе инъекцию. Ну вы знаете: стандартная аптечка, лошадиная доза. Мой вес меньше, кислорода я потребляю меньше, шансы на выживание больше. Это он так сказал, в свои последние минуты. Думаю, он просто не представлял жизни без меня.
- Что вообще произошло у вас на борту? - спрашивает Дуглас.
- Авария. Или диверсия. Не знаю. Единственное, о чём могу сказать точно, никто из экипажа к ней не был причастен. Просто мы одновременно потеряли управление "драконом" и связь с Хьюстоном. Рэй предположил, кто-то пролез в бортовой компьютер. Они хотели протаранить нами телескоп. Гарри был пилотом от бога, он сумел просчитать траекторию буквально на пальцах. У "дракона" шестнадцать двигателей. Гарри с Ричардом попытались отключить их вручную, просто перекрыв подачу топлива. Мы с Рэем сидели в кабине в скафандрах, когда прозвучал взрыв. Ричард погиб сразу, у Гарри был поврежден скафандр, он умер у нас на руках. Кабина потеряла герметичность - один из обломков навылет пробил обшивку. Этого взрыва не должно было случиться! Рвануло топливо - метилгидразин, но для взрыва ему нужен катализатор. Вы же в курсе, что протоколы безопасности в НАСА пишут параноики!
- Кто-то предполагал, что вы попытаетесь остановить двигатели вручную?
- Не знаю. Пусть внизу асаповцы разбираются. Мы сделали что могли. Телескоп цел, даже умерли не все. И вот это забрали.
Джой достает из набедренного кармана скафандра черный продолговатый предмет, протягивает его мне. С любопытством рассматриваю артефакт. Впрочем, любопытство быстро угасает - в нижнем углу отчетливо просматривается надпись "Made in China".
- Что это?
- Носитель информации с телескопа, - сообщает Джой. - Одной из задач нашей миссии было доставить этот предмет на Землю. Что на нём записано, я не знаю.
- Я знаю, - перебивает девушку Жоу Ши.
- Рассказывай, - я поворачиваюсь к китайцу.
- Одна из главных целей современной астрономии - искать пригодные для жизни экзопланеты, - Ши предельно серьёзен, его обычную улыбку словно стёрли с лица. Да и говорит он сейчас по-другому, акцент практически пропал. - До недавнего времени учёные считали, чем сильнее планета похожа на Землю, тем вероятнее наличие на ней сложной внеземной жизни и тем лучше она подходит для колонизации. Но есть и другая точка зрения. Разработчики проекта "Беловодье" предположили, что Земля не идеальна для существования человечества. И предложили астрономам искать не двойник Земли, а некую совершенную планету. Помните старые компьютерные игры, в которых был тип планет "Гайя"? Предположили, что масса такой планеты должна быть чуть меньше массы Земли, а наклон оси вращения стремиться к нулю. Плотность атмосферы будет чуть меньше, а процент содержания кислорода чуть больше. Орбита планеты зависит от особенностей звезды, но если бы идеальная Земля вращалась вокруг Солнца, то она находилась бы на расстоянии примерно одной целой одной десятой астрономической единицы. Название проекта взяли из славянских мифов. Некий прообраз рая, где бегут молочные реки, омывая кисельные берега.
- Почему не "Эдем"? - спрашивает Ларри.
- Из Эдема человечество вышло. А в Беловодье должно прийти, - отвечает китаец.
- Современными способами обнаружить планеты в зоне Златовласки таких крупных звёзд как Солнце весьма проблематично, - замечаю я. - Слишком велика разница в массе, чтобы планета хоть как-то влияла на звезду. Ни транзитным методом, ни методом Доплера увидеть её не получится.
- Это был совместный проект НАСА и КНР. Ставка делалась на метод гравитационного микролинзирования, - объясняет Ши. - Позднее предпочтение отдали поляриметрии. В любом случае, результаты были далеки от идеала, хотя мы и получили интересные наработки. Например, если обнаруженная методом поляриметрии планета начинает мерцать, высока вероятность, что у неё есть один или несколько спутников. Но как сказал Ницше: "Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя". Планета, которую мы искали, сама нашла нас. Впрочем, вы и сами её видели, - Ши кивает в нашу с Джой сторону.
- Зазеркалье? Иное измерение? Портал в другую галактику? - спрашиваю я.
- Всё гораздо проще. Наверное. Поверхность зеркала Хаббла покрывает некая плёнка. Её природу мы пока не понимаем. Суть в том, что свет, попадая на эту плёнку, видоизменяется, и в зеркале отражается не Солнечная система, а система некой звезды, которую астрономы не смогли пока опознать. И там есть обитаемая планета. Более того, с этой планеты мы получили послание.
