Балашовский Ден : другие произведения.

Восточный фронт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Восточный фронт" - это предварительное название одной из книг, над которыми я работаю. В моем сознании наши школы уже давно и устойчиво ассоциируются с фронтом. Не все. Еще много школ, в которых ситуация значительно лучше мною изображаемой. Но и "разгромленных" школ тоже много. Я не знаю, каких больше. Порой мне кажется, что первых, порой - вторых. Однозначно одно: лично мне попадалось больше первых. Почему "Восточный"? Тут тоже дело в ассоциациях. Дети - это будущее. Страны, Родины, Народа. Наше с вами будущее. Солнце, которое, как нам кажется обязательно должно взойти. Взойти и осветить историческое движение нашей Родины в "прекрасное далеко". Но ведущаяся против нас война на корню рубит эту "обязательность". Внезапно оказывается, что "солнце" может не только "зависать", показавшись лишь частично из-за горизонта. Его движение может обращаться вспять! Солнце встает на востоке. Поэтому - Восточный. В книге рассказывается о буднях учителя. И без особого труда (я надеюсь у меня получается показать это настолько доступно) читатель сможет сравнить его работу с ведущим бой солдатом. На фронте. На Восточном фронте.
  
   ПРОЛОГ
  
  - Помнишь "Матрицу"? - Дмитрий бросил взгляд на друга, не ожидая ответа на риторический вопрос - Вот тут именно "Матрица" и есть.
  Покрасневший и возбужденный хозяин квартиры бодро прошагал до заварочного чайника и налил себе очередную чашку напитка. Спор начался всего-то полчаса назад, но за это время успел вымотать Дмитрия. Однако попыток убедить друга в своей позиции он не оставил. Тем более, что того не нужно было переубеждать, - мнения по вопросу у него не сложилось - требовалось именно убеждение. А, как известно издревле, научить легче, чем переучить.
  Отставив полную чашку в сторону, Дмитрий подошел к Вальку. Вынимая из его рук полупустую, расписанную голубоватой эмалью чашку, обратил внимание на странное выражение его лица. Он будто бы витал в облаках, чуть покачивая головой. Хотя именно так оно и было. Задумчивый взгляд цеплялся за редкие облака, плывущие по голубому и высокому осеннему небу.
  - Ну, приведи пример, - Валентин помахал в воздухе раскрытой ладонью. - Я понял твою мысль. Действительно, оспаривать ее аргументировано у меня не выйдет. Нет ни аргументов, ни фактов тем более. Но очень уж умозрительно все выглядит - Валек осторожно принял горячую чашечку и перехватил чайную ложку.
  - Как умозрительно?! А свое детство ты не помнишь? Или для тебя оно не факт и не аргумент?
  - Знаешь, - он прищурил глаза и кивнул головой - аргумент. Но хотелось бы чего-нибудь помимо этого. С высоты, так сказать, опыта и возраста. Со "взрослой" позиции, а не с позиции ребенка.
  - Хм! Сейчас, - Дмитрий задумался, перебирая в памяти события последних дней, недель, месяцев. - Знаешь, есть одно. Очень удачное с точки зрения иллюстрации. Помнишь около месяца назад проходила новость, что какой-то парняга принес в школу винтовку, застрелил учителя и взял в заложники класс?
  - Это у вас тут было, - кивнул Валентин, имея в виду Москву - помню. Но там были версии. Типа ему четверку поставили по географии, а он на золотую медаль шел.
  - Именно. Только херня эта версия. Как и все остальные, которые озвучивались в новостях или в Интернете.
  Дмитрий повернулся к окну и отодвинул прозрачную штору, глубоко вдыхая теплый воздух последних солнечных деньков.
  - Давай без картинных пауз! Не тяни кота за яйца. - Валек закончил размешивать сахар и, потянувшись, положил ложечку на край стола.
  - Не уверен на все сто, что прав. Но зуб, как говорится, даю. Скорее всего было так, как я думаю.
  В новостях прошла информация, что парень, десятиклассник, пришел в школу с винтовкой. Или с двумя. Спрятал ее под одеждой и прошел мимо охранника. А когда тот все-таки увидел ствол, было поздно. Охранник незаметно нажал на тревожную кнопку - у них есть такие радио-кнопки. По инструкции всегда должны быть с собой. На нее жмешь, она передает сигнал на стационарную кнопку, которая отправляет его на пульт милиции.
  Парень целенаправленно разыскал свой класс, в котором вел урок учитель географии. После первого выстрела, куда-то в район груди, парень спокойно осмотрел "географа" и решил добить. Чтобы наверняка. Дал контрольный. В голову или в сердце - сейчас не помню. После этого взял в заложники одноклассников. Вроде бы ничего не говорил им, кроме того, что не хочет убивать. Просто держал на прицеле и смотрел в окно, ожидая милицию. Когда наряд появился, несколько раз выстрелил по ментам. Одного положил сразу, второго ранил.
  - Школьничек... - протянул внимательно слушавший Валек. - Мужики, наверное, как всегда без бронников были. О касках я уже и не говорю. Я когда работал, на каждом разводе Маленков орал, что увольнять будет, если узнает.
  - Да, я тоже такое помню, - кивнул Дмитрий. - И у нас было. А чего ты хочешь, жара на улице - потаскай бронник и спаришься в конец. Короче, вызвали отца парня, который в ФСБ какой-то средней шишкой работает. Он его и уговорил сдаться.
   И началось: четверку поставили, "синдром хозяина жизни", ведь он сын ФСБшника, игры компьютерные... Даже бабушку набожную вспомнили, мол вся квартира в иконах. Типа в таких условиях любая плохо завинченная крыша съедет. Бред, в общем. Полный.
  - А ты что думаешь?
  - А я очень внимательно изучил всю информацию, которую смог найти. Из Интернета и телевизора.
  Его отец на самом деле был ФСБшником. Информации о нем не много, но больше чем ничего. Сына он любит. Насколько я понял, старался его воспитывать мужчиной. Объяснял, кто это - настоящий мужчина. Отдавал в спортивные секции, в которых, кстати сказать, парень не задерживался. По словам школьников, ему было мало радости от секций. Тренер ставил его в учебные поединки с ребятами на два года младше. С ними у Сергея - так его зовут, если не ошибаюсь - были хоть какие-то шансы победить. Он телосложением богатырским не отличается. Высокий, худой, носит очки. Ботан, как у нас говорили. И только в одной секции Серега задержался долго. Стрельба. У него и на странице Вконтактике ролики были о спортивной стрельбе и оружии. Получалось у пацана. Там мускулы и наглость или тупость не нужны. Терпение нужно и воля, которых ему, по факту, не занимать. Вестибулярка, мелкая моторика... Добился он в стрельбе успехов. Но пока не о нем. Отец, как можешь понять, там если и не в образе супермена, то уж мужиком сыну виделся крепким.
  О матери я почти ничего не нашел. Да чего там! Вообще ничего не нашел. Нашел о бабушке. Набожный человек это легко сказано. В ее комнате, а по другой информации во всей квартире, масса икон и крестов. Школьное "общественное мнение" относилось к этому с пренебрежением.
  Бабушка внука очень любила. Постоянно опекала его и оберегала от трудностей. Не знаю, как насчет отводить в школу, но совершенно точно известно, что после окончания уроков она за Сергеем приходила. Домой забирала и провожала. Портфель старалась у него забрать. Это в старших-то классах! А школьники все это наблюдали частенько. Как он вырывал у бабушки портфель и убегал. Она шла за ним, а одноклассники и другие ребята издевались. Слюнявчик, памперс предлагали...
  Девчонки-одноклассницы вспоминали его как "хорошего парня", который всегда скромный, тихий и спокойный. Никогда не матерится. "С какой-нибудь девочкой дружил?" Нет, не дружил. Он стеснительный очень был всегда и на него девочки внимания не обращали - нормальная, да, характеристика? В этом возрасте девчонки вообще редко смотрят на одноклассников. А уж тем более на "тихих и скромных".
  Фотографии смотрел его, которые в сети можно увидеть. Очки, робкая манера стоять, ходить. Если улыбается, то рядом товарищи - либо младше, либо меньше. А может и то и другое вместе - очень похоже. Одну фотографию видел, похоже, из спортивного лагеря. Он идет в компании крепких ребят. Сразу понятно, что спортсмены. Скорее всего, борцы. Ребята уверенные, веселые, а Серега сутулый, плечи опущены, улыбки на лице нет. Знаешь, мне мой собственный опыт красноречиво подсказывает, в каком коллективе такое возможно и при каких отношениях.
  - Ну да, согласен. Хотя все это, в основном, косвенные "улики".
  Валек допил чай и поставил чашку рядом с ложечкой. Откинулся на мягкую подушку дивана, вытянув ноги и положив их на стул.
  - Дальше, - косо посмотрел на друга Дмитрий. - Спрашивают у одноклассниц: "А с кем он дружил из класса?" Ни с кем не дружил. В классе у него не было друзей. Некоторые одноклассники его даже обижали. Он больше общался с ребятами из девятых и восьмых классов.
  Что у нас получается? Получается, что отец сам мужик жесткий, и сына хочет воспитать мужиком. Сын на него смотрит, этого самого "мужика" видит отчетливо. Но от идеала страшно далек и, что самое ужасное, понимает это. Понимает, чего хочет отец, и понимает, что ему этого никогда не добиться в данной ситуации. Это само по себе сложно, если забыть о том, как ему вообще жилось в школе!
  Дмитрий замолчал и с вызовом поглядел на друга. Но Валек лишь покивал головой, полностью соглашаясь со сказанным и демонстрируя заинтересованность.
  - Теперь с учителем. Тут сложнее. По крайней мере, для человека далекого от школы в общем и от преподавательской деятельности в частности. Этот географ - молодой мужик. Обаятельный. Телосложением не отличается...
  - Был, - перебил Валентин.
  - Да "был", - после некоторой паузы подтвердил Дмитрий. - По словам тех же девчонок, милейший был человек. Никогда никого не обижал и не обзывал. Тут надо пояснить, что "обижать и обзывать" в нашей школе в порядке вещей. И дело в основном не в плохих учителях. Дело тут в том, что дети невоспитанные и разбалованные. Да даже не так - безбашенные дети. И матом могут послать, и плюнуть, и врезать учителю. "Не веришь мне, спроси у меня" - пошутил Дмитрий. - А если серьезно, то на "Ютьюбе" масса роликов. Забиваешь в поисковик что-нибудь вроде "Беспредел в школе" и наслаждаешься просмотром. Поэтому из кабинетов постоянно и слышно, как учителя кричат и "обзываются". "Дебил", "идиот", "баран" - запросто.
  А этот нет. Этот не та-ако-ой, - последние слова Дмитрий протянул со странной интонацией, которую друг понял не сразу. - Девочкам его даже защищать иногда приходилось от одноклассников, когда те обзывались. Или толкали! А он, между прочим, в этом классе был классным руководителем.
  В основном же это был веселый и жизнерадостный учитель, который с детьми всегда шутил и смеялся, "хорошо понимал проблемы" и помогал.
  Из всей этой информации человек далекий от реальной школы может сделать какой угодно вывод, только не верный. У меня же есть опыт, поэтому мой вывод отличается от всего остального - у географа не было стержня. Скорее всего. Ну не Павка Корчагин он совсем! Я исхожу из того, что человек он был хороший, но слабый. Безвольный. У детей всегда шел на поводу и дисциплины в классе удержать не мог. Мне это, как педагогу, очевидно. Да, для некоторых школьников это идеальный учитель. Для хулиганов, например. Можно в карты играть... прости - это сейчас не в тренде. В телефоны можно играть. Можно разговаривать сидеть, музыку слушать. Ноги на парты закидывать, выходить и заходить когда захочется. И ничего тебе за это не будет.
  Или для других, которые не такие оторвы, но учиться тоже желанием не горят. Сидишь себе потихоньку занимаешься своими делами, а оценки нарисуются сами собой. А вот для кого такой учитель солью на рану, скажи? Правильно, для самых бесправных. Для тех, над кем издеваются всегда и "подшучивают". Потому что у такого учителя хулиган может совсем не скрываясь плюнуть жеваной бумагой тебе в затылок. А то и в морду. И не один раз. И даже не один хулиган. Они соревнование могут устроить, кто первым попадет "во-он в тот волосок". А учитель будет "типа не видеть". А когда "увидит", еще десять минут будет упрашивать прекратить. Если вообще будет. И поверь мне, такой учитель, может быть первым другом у хулиганов. Скорее всего будет, если он молодой мужчина, которому не хватает силы их "прогнуть". Просто потому, что ему выбора не остается. Либо дружить с ними, либо плеваться будут уже в него. А если ты с хулиганами дружишь, то тут уже недалеко и до симпатии. Хотя бы показной. Плюнул хулиган в ботана, девчонки засмеялись (это потом они могут заступиться, а сначала смеяться многие будут) и учитель тоже обязан улыбнуться. Пусть он при этом скажет что-то вроде бы осуждающее, головой покачает, но все всё поймут.
  Я не говорю, что ненависть к географу рождалась именно так. Но как один из сценариев этот мне видится очень вероятным.
  - Пойдем покурим, - Валек задвинул стул и зашагал по коридору.
  Дмитрий не курил. Смотря, как друг затягивается едким дымом, сидя на ступеньках подъездной лестницы, продолжал рассказывать.
  - А еще есть интервью учителя литературы. Я так понимаю, на ее уроке был относительный порядок, если можно было вести беседы на темы, которые задает учитель. Но и учитель, как видно из ее слов, особой чуткостью не отличалась. Да, скорее всего, она не хотела видеть реальность. В "Матрице" жила. Потому что если эту реальность увидеть, то с ней надо что-то делать. А это трудно и вообще, может казаться, что невозможно.
  "Я учила детей милосердию, а он говорил, что его не существует" - интересно мне знать, почему же он так думал?! - Дмитрий начал нервничать и повысил голос. Вопрос он задал с комичными интонациями. - И хотел бы послушать, как это: "учить милосердию"?
  "Разглагольствовала" о милосердии - так это было на самом деле, скорее всего. Именно с таким я сталкивался в школах. - "Когда я ему говорила, что добрых людей больше - он смеялся". А что ему оставалось? Повзрослев и возмужав, он сказал бы тебе, что это ерунда и обосновал бы свое мнение. Или привел контраргумент, что все добрые трусливее злых. А в той жопе, в которой ему приходилось жить годами оставалось только смеяться на людях... и плакать по ночам.
  "Я не подозревала, что ребенок столько лет живет с таким адом в душе" - и вот эта фраза просто бомба. Кульминация. Это называется "на воре шапка горит". Раскройте нам весь смысл, пожалуйста! С каким "таким адом"? И почему "в душе"? Что за ад и откуда эти "столько лет"? А "не подозревала"? Это относится как раз к тому, что я сказал о "Матрице". Легче делать вид, что не замечаешь. А если что произойдет, то можно убедить себя, что "не подозревала".
   Затрезвонил сигнал домофона и рассказчик, прервавшись, пошел к двери. Коротко переговорив, нажал кнопку и вернулся на кухню.
  - Дети просили открыть... Так вот. Кроме всего прочего, я нашел страницу во "Вконтакте", где школьники обсуждали эту ситуацию. И знаешь, что любопытно? Большинство школьников высказывались одобрительно и с жалостью или одобрительно и со злостью. Общий смысл сводится примерно к такому: "Молодец! Давно надо было". Иногда добавляли: "Только учителя жалко".
  - Ну да! Ментов не жалко. Менты - не люди. - Валек открыл холодильник и с живым любопытством осматривал его внутренности. Его замечание было понятно другу. Он, как и сам Дмитрий, в прошлом работал в милиции. Причем отработал там значительно дольше товарища. Оба работали хорошо, за совесть, по "советским шаблонам". Именно это, так или иначе, стало причиной ухода в обоих случаях. - Вообще не при делах! А у них тоже дети, жёны... На хрена в них стрелял тогда?
  - Не могу однозначно сказать. Либо испугался, зная, что они приедут. Либо вполне серьезно хотел, чтобы его застрелили. Кстати, сам он так и говорил, что хотел, чтобы его убили после всего.
  Валек глубоко вздохнул и покачал головой. На первый взгляд могло показаться, что расстроил его результат осмотра холодильника. Но Дмитрий хорошо знал товарища и понимал, что это не так. Да и не могли холодные внутренности так сильно расстроить в принципе.
  - Тебя послушать и создается впечатление, что этот Серега молодец. Пожалеть надо Серегу! А все вокруг хреновые. Да только мы в нашей беседе как-то забыли про родных всех убитых. Кого он убил, учителя и мента? А у них дети есть, ты не задумывался?
  - Задумывался. У меня извилины чуть посложнее типа "доска". А вот ты сейчас пытаешься раз и навсегда разделить понятия хорошо и плохо. Вот это, мол, хорошо. А это - плохо. Да только в жизни так не бывает, к сожалению. Я так не делю и тебе не советую. Ты разбирай такие трагедии, как очередную "палку". Свидетелей опрашивай, протоколируй, улики, доказательства и все это беспристрастно. Бес-при-страстно! А когда все собрал, то оформляй в бумагах, подшивай в папочки и "палка" готова. Раскрыто преступление. Там же тебя никто не просил давать моральную оценку. Тебе надо было просто разложить все по полочкам. Вот и тут сначала надо разложить и понять. А когда поймешь, можно и подумать, что делать, и кто виноват.
  - И кто виноват, по-твоему?
  - Если все так, как я описал, или примерно так, то виноват... во всем этом от начала и до конца... Система виновата!
  - Ну! Система! Система - это все и ничего, - перебил Валек. - Если виноваты все, то не виноват никто. И Серега значит не виноват, который пострелял людей, жизни лишил, - Валек заметно зашевелил полными губами, как у него было всегда в моменты волнения.
  - Э нет! Не надо штампов тут. Или, как нынче модно говорить: мемов не надо! Система - это такие учителя, которые все видят. Видят-видят! Видят и ничего не делают. Те учителя, которые понимают эту порочность, но молчат. Директор этой школы - тоже система. И завучи. И выше и выше, до министра. И родители виноваты, которым все по барабану.
  - А пацан, значит, не виноват?
  - Нет! Если все было так, как я думаю, то не виноват! Как не виноваты и те школьники, которые его гнобили и унижали. Они все, можно сказать, не разумные еще. У них опыта нет. Их никто не научил. А вот у всех остальных - у взрослых - опыт есть. И они обязаны учить! Но не учат. Поэтому и виноваты.
  - Все равно. У тебя список виноватых такой, что руки опустятся. Получается, что сделать ничего нельзя. А сопляки посмотрят на тебя и поймут, что можно жестить и виноватым не будешь.
  - Не будет у них такого понимания. Потому что хоть Серега и не виноват, а жизнь у него сломалась конкретно и это всем ясно. Таких последствий никто не захочет.
  А с системой работать можно. С такой ситуацией, имею в виду. И в истории, насколько я знаю, есть один пример. В нашей истории, ране-советской. Помнишь, нам в "Педе" о Макаренко немного рассказывали?
  - Ну.
  - Вот и ну. Я о нем начал читать и так меня зацепило, что прочел все, что есть. Но это в двух словах не пересказать.
  Помолчали.
  - Ладно, пора собираться. Как раз к шести дома буду.
  Валентин приехал в гости из Череповца и пробыл в Москве два дня. Пришло время сборов в обратную дорогу.
  Через сорок минут, обменявшись рукопожатием под окнами семнадцатиэтажки, друзья расстались.
  Дмитрий проводил взглядом серебристую "Нексию", посигналившую перед последним поворотом и скрывшуюся из вида. Задумчиво постояв несколько минут, прислушиваясь к звукам просыпающегося города, он уверенно развернулся и пошел к подъезду. Вот только внешняя уверенность никак не уживалась с внутренними сомнениями и терзаниями. И ведь именно они, внутренние, были более реальны для человека, несмотря на всю свою внешнюю незаметность.
  Начинался день воскресенья. Жена уехала на дачу, а Дмитрию совсем не хотелось оставаться один на один с теми мыслями, от которых он так усердно прятался последнее время...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД.
  
  ДО ШКОЛЫ.
  
  Можно было бы сказать, что подъезд панельной, типовой девятиэтажки ничем не отличался от многих других в Бирюлево. Можно было бы. Если бы не семья Савельевых, занимавшая трехкомнатную квартиру на первом этаже. Хотя, справедливости ради надо сказать, что не только в ней дело. Но, раз уж мы идем снизу вверх, то и перечислять удобно таким же порядком.
  Дмитрий прошел мимо истоптанной и оплеванной лавочки, когда-то светло-зеленой. Набрал короткий код и шагнул в полумрак сырости и затхлости. Притянул тяжелую дверь - многострадальный доводчик в очередной раз сломался.
  На первом этаже, кроме Савельевых, проживало еще две семьи. Причем именно проживало - квартиры не пустовали. Как и почему они терпели ежевечерние "консилиумы" давно перестало интересовать бывшего лейтенанта милиции, инспектора отдела по делам несовершеннолетних. Впрочем, это уже давненько не интересовало и нынешнего главного специалиста отдела опеки, попечительства и патронажа местного муниципалитета. Если люди сами не желают менять к лучшему свою жизнь, то очень сложно делать это за них. А порой и опасно.
  - В какой школе ты учишься? - Обратился Дмитрий к белобрысому пацану пятнадцати лет.
  Тот оторвался от телефона, одновременно отодвигаясь от товарища и протирая штанами холодную ступень лестницы, освобождая проход. Дмитрий не собирался подниматься до девятого этажа по ступеням, но неожиданно возникший вопрос заставил его подойти к сидящим друзьям.
  - В девятьсот двадцать пятой. - Взгляд парня не выражал ничего. Даже удивления.
  "Хотя покорность он выражает, тупую. Вот что" - подумал Дмитрий, разглядывая ядовитых цветов банки из-под "энергетиков".
  "Не удивительно" - он молча отвернулся от ребят и нажал кнопку лифта.
  Эта школа, как большинство в Бирюлево Западном, не могла похвастаться порядком и отлаженной работой внутренних механизмов. Ее директора Дмитрий знал довольно хорошо, хоть и понаслышке. Частенько видел ее - депутата муниципального образования - в муниципалитете на многочисленных заседаниях. Постоянно прогуливающий занятия старшеклассник - не над этим же ей работать.
  Закрывшиеся створки оставили его один на один со слабым запахом мочи.
  Зверь бежал на ловца. Именно сегодня, после обеда, ему предстоит посетить семью Савельевых в составе комиссии, созыв которой он сам и инициировал. Причина была существенной. У одной из сестер родился второй ребенок - девочка, сестра белобрысого пацана с покорными глазами.
  Вообще, семья состояла из шести человек. Старшая сестра, безработная со стажем, наркоманка и алкоголичка. Отталкивающего вида худая блондинка. Наглая, заносчивая. И трусливая.
  Ее сожитель - "гражданский муж". На вид не наркоман, но алкоголик совершенно точно. Неконфликтный.
  Вторая сестра-близняшка. Тоже блондинка, но скорее стройная, чем худая. Раскосые глаза и кудрявые волосы. Умеренная наркоманка, если это слово вообще можно применить в данной связке. Несколько лет назад ее лишили родительских прав в отношении первого ребенка - того самого парня. И вот, четыре месяца назад она родила девочку.
  Ее "гражданский" муж. Худощавый азиат среднего роста с мелкими чертами лица. Работает, не пьет и даже не курит, не говоря уже о наркотиках. Именно благодаря ему девушка выглядит намного лучше своей сестры и до сих пор не ползает перед подъездом. Но и он не может контролировать ее всегда. Бывало, возвращаясь домой, Дмитрий замечал тогда еще беременную соседку под кайфом.
  Старший ребенок, сын первой сестры, официально находится под опекой у дальней родственницы, проживающей в этом же районе. Но фактически постоянно пропадает в материнской квартире. Причем пропадает буквально. Неоднократные служебные записки смежному специалисту, курирующему опекунов, ничего не дали. С одной стороны, она почти не имела рычагов воздействия на опекунов. А с другой, всех начиная от нее самой и заканчивая Верховным Судом, разъяснявшим судебную практику, все устраивало. Разве что кроме жилищного департамента, обязанного предоставить подопечному собственное жилье по достижении восемнадцати лет.
  Совсем недавно был еще и седьмой член семьи - отец-инвалид. Но он умер. И не нужно быть Вангой, чтобы понять от чего.
  Войдя в квартиру и скинув одежду, Дмитрий с наслаждением пошевелил пальцами ног. Летний день, солнечный и жаркий. Немного посидев и не удержавшись, прошел в душ и ополоснулся холодной водой. Еще через несколько минут он уже разводил в тарелке порцию окрошки.
  Квартира была съемной. Размышляя о составе жильцов своего подъезда, нельзя было обойти вниманием и её. Тем более что в ее истории он принял самое деятельное участие...
  
  
  - Лариса Николаевна, что там с квартирой? Меня подпирает, - лейтенант чиркнул ладонью по горлу. - Мы с женой сейчас живем у знакомых. Почти два часа пути до Комсомольского вокзала. Но там и без нас места не хватает. Нужна квартира.
  Начальник отдела опеки, попечительства и патронажа перевела взгляд с отглаженной формы молодого офицера на заваленный бумагами стол.
  - Ой Димка! Беда, - начала полная женщина, тяжело растягивая слова на выдохе. - Пришло письмо из детского дома. Ничем они заниматься не хотят. Говорят, что это наше дело. Квартира на нашей территории, значит мы и должны ей заниматься. О том, что они по закону опекуны, вспоминать не хотят. Ха! - Прервала она сама себя, усмехнувшись с видом раскрывшего заговор Мазарини, - да там все ясно! Они с нее денежку имеют и не хотят, чтобы мы туда лезли.
  - Думаете?
  - Димка! Как ты в милиции работаешь, я тебе удивляюсь. Они ежемесячно должны выходить на акт обследования. Чуть реже - вместе с нами. У нас должна быть копия составленного акта, что квартира находится в нормальном состоянии. А у нас ничего нет! Никуда они не ходят. А квартиры - это золотое дно. В одной квартире чурки, в другой - сколько денег? О!
  - А вы почему не спросите с них акты? - Дмитрий развернул конфету, которой его угостила жизнерадостная женщина.
  - А потому, что это работать надо! А Наталье Михайловне ничего не надо уже. Ей бы сидеть и бумажки составлять. Я ничего не говорю, для нее работу подберу такую, которую она сможет выполнять. Я же тебя почему зову? Работы куча. Мне нужен человек. Честный, который работать будет. Мой человек.
  - Да это я понимаю. Я же сказал, что не против. Только не отпускают меня пока, мешают уволиться. Думаю, скоро разберусь. Так что с квартирой будем делать?
  - Есть вариант. Но это поработать придется ого как. Короче слушай.
  Мы выходим на акт обследования. С тобой. Ты же отвечаешь за этот адрес? Вот. Составляем бумагу и отправляем им. На следующий день идем туда второй раз уже с ними. Только ты должен будешь там под дверью караулить, чтобы вещи по-быстрому не вывезли. Когда я подойду с их социальным педагогом, вскрываем дверь и составляем совместный акт, что квартира сдается. Участковый делает свое дело - тебе виднее. Квартиру опечатываем и начинаем утрясать вопрос с договором аренды. У меня он готов, Сухов подпишет сразу. Потом твоя подпись. А вот пока детский дом подпишет пройдет около пары недель. Все это время надо будет караулить квартиру.
  - Зачем?
  - Да заселятся в нее, как только мы уйдем! - Лариса Николаевна как-то по-доброму улыбнулась, глядя прямо в глаза собеседнику. - Придется тебе опять их выселять. Все это время, пока сам туда не заедешь, будешь сторожить ее как невесту на свадьбе. А после того, как детский дом подпишет, ты заселяешься, делаешь ремонт и живешь.
  - Блин! Не оставляет меня чувство какое-то... - лейтенант помялся, подбирая слова, - отжимаю для себя квартиру. Вы как описали все, так прям черный риэлтор какой-то.
  - Перестань! С этой квартиры сейчас имеют все кому не лень. Риэлтор имеет, детский дом имеет, участковый имеет. Даже чурки, бедные, и те платят три шкуры, а живут друг у друга на головах. Объегоривают их. Сколько там, говоришь, человек пятнадцать живет? Это в двушке-то, ужас. А кто за коммунальные услуги платит, жильцы подъезда? Я не говорю уже, что Сашка с этого ничего не получает. А когда будет выходить из детдома, Управа в квартире должна будет ремонт сделать. Представляешь, как там засранно все будет? А это опять деньги.
  А ты если заселишься, деньги будешь перечислять на сберкнижку Сашке. Ему еще два года осталось. Он, когда выйдет, на эти деньги машину себе сможет купить хорошую.
  - А не скажет детдом, что деньги маленькие? Я же много не смогу платить.
  - Пусть только попробуют! Я в прокуратуру напишу письмо. Все бумаги приложу. Почему мы тебе такую сумму предложили будет понятно, хотя они и скажут цену немного поднять. А вот к детдому вопросов будет много. Оно им нужно?
  Ну что, начинаем?
  Дмитрий молчал. Кто кормится с этой квартиры, он понимал хорошо. И еще лучше понимал, чего будет стоить эту кормушку у такой своры отобрать. Начиная с коллеги по цеху - участкового, отстегивающего процент начальнику милиции общественной безопасности - и заканчивая риэлторами.
  - Мне деваться некуда.
  
  
  Размешивая чуть ли не половину чайной ложки соли в тарелке с окрошкой, Дмитрий усмехнулся. Все знакомые удивлялись тому, насколько соленой он предпочитает ее есть.
  Да, какие там две недели! Месяц прошел до того дня, когда он один - потому, что сразу заселяться с женой было опасно - заселился в квартиру. Месяц ежедневных проблем и головной боли. Вырезать дверь. Предупредить жильцов о выселении до обеда следующего дня. Прийти вечером, после работы и пять часов наблюдать, как они выносят вещи прямо на лестницу. Вставить дверь (естественно за свои деньги), поменять замок, опечатать. Еще раз поменять замок на следующий день. И еще, и еще раз. Вновь застать "квартиросъемщиков", правда уже других. Расшвырять их, дерзких, по углам жесткими ударами. Не обращая внимания на угрозы пожаловаться участковому и предлагаемые деньги. Выгнать. "Разрулить" "стрелу" с риэлторами, при молчаливом присутствии злого участкового. И так далее и тому подобное. И все после тяжелого трудового дня, перед трехчасовой дорогой к месту временного обиталища.
  Золотая квартира вышла, если в собственных трудозатратах и нервах считать. Да и денег пришлось потратить немало, если сравнивать с зарплатой "стража порядка". Настоящей зарплатой, а не той, которую получали многие его коллеги с левой стороны. А сколько таких квартир еще по району? Борьба с коррупцией... Покажите мне идиота, который будет этим заниматься, напирая на систему! На сис-те-му! Особенно тогда, когда проще в неё встроиться и состригать приличную долю самому.
  Хотя давайте без ложной скромности. За год работы в муниципалитете он сам нашел еще три таких квартиры. Правда, с ними все обошлось не настолько честно. Письма из муниципалитета, просто надавили на участковых, передавших "усилие" риэлторам. На конце этой цепочки были обычные квартиросъемщики, как правило азиаты, которые и понесли издержки. Им, помимо "барыша" налево, пришлось заводить книжки и перечислять деньги на счета сирот, находящихся в детских домах. Что, естественно, привело к увеличению общей стоимости "аренды". Но кроме них, в этой схеме были и еще недовольные. Например, департамент коммунального хозяйства - или как его там? - и жильцы. Еще бы! Хоть как-то облегчая неподъемность возросшей платы, трудяги еще больше потеснились. Теперь, вместо десяти человек на однушку, туда заселялось как минимум пятнадцать. Серьезно! Дмитрий сам видел, как в квартире живет девятнадцать человек, проводя ночь и день "дома" посменно. Девятнадцать человек, среди которых три семейные пары!
  Итак, если мы начали с первого, Савельевского, этажа, то на конце этаж лично его. Ну, временно его. К радости всех соседей, по лестничной клетке. С этого конца с недавних пор все в порядке. А что между?
  Гомосексуалист, как в наше "толерантное" время принято выражаться, на седьмом. Кстати, сын пожилой набожной женщины, социального педагога одной из местных школ. Однажды Дмитрию по службе пришлось посетить эту женщину на дому. Он не заходил внутрь квартиры, но через открытую дверь изнутри валила такая вонь, что слезились глаза.
  Да и черт бы с ним, но ведь эксцентричный гомик! Открыто и подчеркнуто дерзкий, здоровый и толстый. Заплывший жиром до бабьих очертаний, голосящий фальцетом. Постоянно распивающий с подростками энергетики и пиво двадцатипятилетний "товарищ".
  Семнадцати-двадцатилетняя шалава со смазливой мордашкой. Четвертый этаж. Тут пьянки в кругу "кавалеров" и поклонников.
  Ну и три "чисто пацанчика" еще где-то на этажах. Опять же - пьянки. Плюс драки и вопли по ночам.
  Как в других подъездах и домах точно не известно. Но по некоторым рабочим эпизодам, вонючим и обшарпанным подъездам и рассказам знакомых, почти то же самое.
  Веселый подъезд. Дмитрий отправил последнюю холодную ложку в рот, помыл посуду и пошел одеваться. Вторая половина рабочего дня обещает быть значительно сложнее первой.
  
  
  
  - Димка! Вот ты таскаешь меня без толку! Да еще по такой жаре, - Лариса Николаевна была уверена в провале затеянного своим подчиненным дела и никак не могла успокоиться. - Я тебе разъяснение Верховного Суда дала, ты его читал?
  - Читал Лариса Николаевна, да только что же теперь делать? - Дмитрий задумчиво рассматривал свои бодро шагающие ноги. Если быть точнее, то летние туфли, в которые они были обуты. Туфли выглядели потасканными, пережившими как минимум два-три сезона. На самом же деле нынешний сезон был всего лишь вторым. "Надо не полениться и на этих же выходных купить новые. Такие же говенные..." - обреченно подумал главный специалист, открывая калитку, ведущую со двора Управы района.
  - Ну не разбивать же лоб себе? - Женщина улыбнулась. Ее жизнерадостности можно было только позавидовать. - Ты Падову вспомни. Она же тебе говорила, что сверху спустили указание не лишать народ прав? Ну и что? - Продолжала Лариса Николаевна, не обращая внимания на кивающего сотрудника. - Вот ответь мне, чего мы добьемся?
  - Даже если она её не лишит родительских прав, то хоть предупредит. А если не предупредит в этот раз, то в следующий точно. А там и лишение не далеко.
  - Ну да. Ты думаешь, к тому времени детских домов понаклепают? Не для того их закрывают. Угрозы жизни нет? Нет. Ну и сидите тихонечко, воспитывайте деток.
  Дмитрий прекрасно знал всю сложившуюся в последнее время ситуацию в области защиты прав детей, но уверенность начальника в невозможности что-либо сделать раздражала.
  Несколько месяцев назад началась основательная компания по сокращению детских домов, интернатов, домов "Малютки" и тому подобных государственных учреждений. Делалось это и в первую, и во вторую очередь из материальных соображений. Если не брать в расчет его собственных подозрений во вредительстве. Нет учреждений, не нужно и финансирования. Нет учреждений - дети в семье. Это само по себе прекрасно и правильно, но становится прекраснее вдвойне, когда отпадает необходимость предоставлять жилье достигшим совершеннолетия детям, оставшимся без родителей. Правда для этого нужно почти прекратить лишать родительских прав и оставлять детей в проблемных семьях. Но и тут для государственного аппарата проблем не возникало. Несколько разъяснений Верховного Суда, совещаний всевозможных департаментов, масса директив, инструкций и тому подобной бумаги и - вуаля! Что вы говорите? Как же дети будут в таких семьях жить, в кого вырастать? Тут тоже вопрос решаемый. Всего-то надо создать на базе уже существующей опеки (или опёки, как многие ее называют) новую службу - сопровождение семей, попавших в неблагоприятную жизненную ситуацию. Специалисты этой службы моментально помогут любой семье!
  "Прошу любить и жаловать! Перед вами ее новоиспеченный специалист!" - раздраженно подумал Дмитрий и глубоко вдохнул горячий воздух, поднимающийся от нагретого асфальта.
  А в последнее время началось и вовсе что-то невообразимое. В своем стремлении "догнать и перегнать" США и Европу, чиновники организовали постепенное перерождение службы, курирующей детство и семью. Исторически сложившейся, между прочим, службы. Доказавшей еще во времена СССР свою состоятельность и работоспособность. Да только не нравится "западным друзьям" советское, надо создать новую структуру - ювенальную юстицию. Тем более что это преобразование сэкономит деньги, требующиеся существующей службе в больших объемах. О самой этой "юстиции", ее обязанностях и правах уже начали ходить мрачные слухи в кругу специалистов...
  - Есть там угроза жизни, и вы это прекрасно понимаете. Только что не мгновенная, а растянутая во времени.
  - Димка... - Лариса Николаевна прервалась на мгновенье, возмущенно поворачиваясь за поддержкой к тридцатичетырехлетней красивой девушке - секретарю комиссии по делам несовершеннолетних. Но собеседник воспользовался краткой заминкой и перебил начальника.
  - Лариса Николаевна, вы знаете, я на это плевать не могу и не буду. Делай, что должно и будь что будет.
  - Да ладно тебе Лариса Николаевна! - Весело улыбнулась Лена. - Что тебе сходить сложно разок? Разомнешься перед обедом! - Девушка стрельнула глазами в сторону Дмитрия и звонко засмеялась, глядя на полную добродушную женщину, утирающуюся платком. Сама она была одета в сарафан и, казалось, совершенно не ощущала жары.
  - Ленка! Обед уже был! Тебе лишь бы хихикать. Лучше бы сказала сестре, чтобы лишила Савельеву по блату.
  В ответ на это замечание девушка лишь хмыкнула и осуждающе покачала головой. Судья Падова была родной сестрой секретаря КДН, чем по мелочам частенько пользовалась Лариса Николаевна. Хотя, точно не так часто и серьезно, как ей того хотелось.
  В прохладе и затхлости подъезда их уже дожидались остальные члены комиссии. Инспектор по делам несовершеннолетних - молодая девчонка знакомая Дмитрию по работе в милиции. Сотрудник коммунальной службы и представитель местной поликлиники.
  Поднявшись по ступеням и завернув к двери нужной квартиры, все заметили не предавших своего места ребят. Те, как и прежде, рассматривали что-то в телефонах. Правда банок уже не было, а рядом с ними появилась одна девочка. Ничего не сказав, Дмитрий потянул за ручку приоткрытой двери и громко произнес:
  - Тук-тук! Хозяева! - Убрал ладонь с ручки, машинально обтерев ее о штанину.
  По коридору пробежал ребенок семи-восьми лет. Казах или узбек. Навстречу ему, из дальней комнаты, вышла женщина в халате национальной расцветки, подхватила на руки и унесла к себе, настороженно посмотрев на пришедших через плечо.
  - Здравствуйте, - в коридоре показался отец малолетней девочки.
  - Привет, ты выходной что ли, Барот?
  - Со смены пришел недавно, - на лице отца беспокойство смешалось с тревогой - что случилось Дмитрий Николаевич?
  Дмитрий был в этой квартире не впервые и хорошо знал Барота. Не один раз они разговаривали и неплохо знали друг друга. Но привыкнуть к внутреннему "убранству" было сложно.
  Грязный, местами до сантиметрового сально-земленного налета, рваный линолеум пола. Пожелтевшая, полуразвалившаяся мебель. Двери оклеенные непонятной, изорвавшейся бумагой и обгаженная мухами лампочка, горящая тусклым светом. Те же мухи, продолжающие настырно атаковать многострадальную лампу, терпящие поражение и хаотично отскакивающие в разные стороны.
  Перед Дмитрием, чуть правее, откуда-то сверху упал таракан. Спокойно оторвав ногу и вытянув носок, он раздавил наглое насекомое. Раздался едва слышный сухой треск. Подняв голову к потолку и оценив возможность повторного десантирования, Дмитрий успокоился - "залетный" был таракан, без "братвы". Но за спиной ойкнула Лена, а Лариса Николаевна шагнула вперед, решительно отстранив своего сотрудника.
  - А это вы мне скажите! Это что такое? - Она легко поддела стоящие на полу кастрюли, наполненные отвратительной консистенции жидкостью. Так и не поняв происхождения жидкости, скривилась в брезгливой гримасе. - Что за вонь у тебя опять? Кисляк! Опять варили?
  - Я как только пришел с работы, сразу все убрал, - извиняющимся тоном, почти без акцента, ответил Барот. Его глаза перебегали с Дмитрия на незнакомую женщину. Он безошибочно определил в ней главного. - Что я могу им сделать? Пока я тут, они ничего не варят.
  - А что?! - Вышла со своей комнаты одна из сестер. - Моя квартира! Что хочу, то и делаю.
  - А в милицию ты не хочешь? Наркоту тут варите.
  - Да пох мне на милицию, что я там не видела? - Она, пошатываясь, облокотилась на дверной косяк.
  Лариса Николаевна прошла мимо нее и вошла в комнату. На грязном и засаленном диване, в груде тряпья, спал волосатый мужчина. Из белья на нем были одеты только семейные трусы, закатавшиеся на бедре и приоткрывшие мужское "достояние".
  - О... Боже мой! - Начальник опеки и попечительства стремительно развернулась и вышла в коридор, направляясь ко второй комнате. - А как ты запоешь, если я у тебя постояльцев выгоню? Небось, не на что будет дрянь свою покупать? - Она попыталась открыть очередную дверь, но та оказалась заперта изнутри. - Открывайте!
  - А вы права не имеете! Сейчас вообще вот приватизирую квартиру...
  - Да? А ты знаешь, что у вас долг за коммунальные услуги восемьдесят три тысячи?! Да тебя саму за такие деньги выселить можно, не то что их выгнать. Кто тебе разрешит приватизировать? - Лариса Николаевна привычно и уверенно несла заготовленный бред. На памяти Дмитрия еще не один "клиент" не мог спорить с ней успешно. Как правило, все ломались очень быстро. Вот и сейчас собеседница умолкла, решив дальше не задираться.
  В это время дверь в комнату открылась.
  - О, боже! - Во второй раз воскликнула женщина, закатив глаза. Услышав ее искренний возглас, у двери собрались все пришедшие, до этого осматривающие квартиру по одному.
  Картина действительно не была приятной. В относительном порядке - более или менее чистые вещи и не разбросанные предметы - в комнате находилось две женщины и ребенок. Ребенок послушно сидел на диване перед телевизором, отвлекшись от него только ради "гостей". Около двери, придерживая ручку, стояла одна из женщин. Свободная рука ее была измазана в муке. Вторая женщина сидела на полу посередине комнаты, скрестив босые ноги. Тут линолеум пола был вымыт до светло-бежевого цвета. Да и сами женщины, в целом, выглядели гораздо приличней и чище, чем хозяйка квартиры. Но это не успокаивало.
  Вокруг женщины, в тонком слое муки, близко друг к другу лежали пирожки, чебуреки, беляши и другие "вкусности". В руках она держала лепешечку. Ее темные глаза настороженно осматривали вошедших.
  Сгрудившаяся в проходе комиссия ошалело рассматривала спокойно бегающих между беляшами тараканов.
  Кулинарка ничего не понимала по-русски и решила не терять зря времени. Сноровисто перехватив лепешечку в одну руку, другой смахнула таракана с алюминиевого таза с фаршем. Тут же, прихватив ложку, зачерпнула из таза и вот уже пальцы часто-часто прижимают края лепешки. Она не видела в своей работе ничего необычного.
  Дмитрий спокойно отметил, что женщина весьма ответственно следит за насекомыми. Ни один таракан так и не попал в фарш на его глазах. Да и мухи хоть и кружат в комнате, но в таз им садиться не позволяют. Равнодушно отвернувшись и протолкавшись между коллег, он направился к Бароту. Лариса Николаевна не устанет ругаться еще минут пять, слушать это он не хотел. Наслушался. И насмотрелся за время своей работы в муниципалитете и, тем более, в милиции. Не просто так никто не хочет работать "на земле".
  - Туда можно? - Спросил он Барота, кивнув на дверь комнаты, которую занимала семья.
  - Можно. А что случилось Дмитрий?
  - Да ничего не случилось. Ровным счетом. Девочке сколько уже?
  - Шестой месяц.
  - Шестой. Свидетельство о рождении случилось? Нет. На учет в поликлинике встали? Нет. Расписаться обещал давно, расписался? И этого не случилось. Говоришь, что не можешь сам документы оформлять, потому что не отец официально. Но ничего не делаешь, чтобы это изменить.
  Я не говорю тебе уже о том, что нельзя без документов жить. Ты о ребенке подумай. Посмотри, как вы живете! Да она у тебя не дай Бог заразу подхватит какую, и врач не поможет. Кто там, педиатр по-моему, должен регулярно ее осматривать. А вас в больнице до сих пор не видели. Ты мужик или нет? Ты что, не можешь за шкирку ее отволочь? Я тебе говорил, если проблемы большие будут, я и письмо напишу, и позвоню кому надо. Да я с тобой по району могу пройти, если надо...
  - Не идет она, выгнать грозит. И эта... - Барот кивнул в сторону понемногу стихающего гвалта, имея в виду сестру своей жены. Опустил голову.
  Дмитрий постучал в дверь и перешагнул через порог. Нельзя сказать, что в комнате была такая же антисанитария, как в других частях квартиры. Видно, что за порядком присматривали. Может быть не регулярно и не столь пристально, как следовало, но присматривали. Взгляд Дмитрия совершил привычное путешествие по интерьеру комнаты, наткнулся на горлышко бутылки, видневшееся под кроватью.
  - Это что?
  Барот удрученно пожал плечами.
  - Ты когда за голову возьмешься? Надоест ему ваш хлев, бросит тебя и уйдет. Где ты такого мужика найдешь? Кому ты нужна? И сопьешься, ребенка отберут. Тебе это надо?
  Ирина - жена Барота - отвела глаза. Она вообще редко разговаривала, а сейчас и ответить нечего.
  - Ты вчера на смене был? - Обратился к Бароту Дмитрий и продолжил, увидев утверждающий кивок. - А она вон на той лавке, как обычно, из бутылок хлебала. С этими... дружками! Мне на нее уже все равно. Скажи мне с кем ребенок был в это время?
  Барот зло сверкнул глазами и покосился на жену. Но промолчал.
  - Забирать у вас девочку будем, - выпалил Дмитрий и посмотрел в настежь распахнутое окно. Отстраненно отметил наличие небольшого сквозняка и зацепился взглядом за густую крону тополя. Отойдя в сторону, он стоял молча и наблюдал за игрой ветра в пыльных листьях.
  "Душно" - вдруг подумалось - "скоро дождь. Наконец-то. Хоть пыль прибьет и жару разгонит". В крики искренне расстроенной матери он не вслушивался, как и в слова появившейся Ларисы Николаевны. Во всем этом на самом деле было не много смысла. Никто не будет лишать Ирину родительских прав. По-настоящему он надеялся только на Барота. На то, что отец под угрозой потери ребенка хоть частично возьмет ситуацию в свои руки. В конце концов, если девочку заберут, то и он недолго продержится в этой квартире. Хотя, зачем оно ему вообще надо, Дмитрий понимал плохо.
  Как бы там ни было, а весь ворох бумажной работы нужно будет провернуть и дело до суда довести. Независимо от результата.
  Лариса Николаевна наконец прервала "поток" своего сознания (оставляя, впрочем, себе право на реплику) и инициативу в разговоре взяла врач поликлиники. Она не побрезговала - молодец, отметил Дмитрий - села на кровать рядом с малышкой и ласково воркуя начала осмотр.
  Последнее, что он слышал, выходя из комнаты, это сетования доктора на ужасную грязь в ванной комнате, где надо купать девочку. И диагноз. Маленькая Марина, что ожидаемо, имела целый букет заболеваний. Конечно, со времени предыдущего посещения эти болячки могли только укорениться в слабом организме. Ведь с тех пор мама так и не посетила врача. И пусть они не были очень серьезны, но как возможно такое отношение к собственному ребенку было не ясно.
  Проходя по коридору, он понял, что не хочет думать о дальнейшей судьбе девочки. Ничем серьезным... Да вообще ничем! Вообще ничем не может он ей помочь. Если совсем недавно была возможность, пусть через большие проблемы, определить девочку в дом малютки, то сейчас эта возможность сведена на нет. И пусть эти детские дома оставляют желать много лучшего! Да при всех их минусах, это лучше, чем вот так... Да если она каким-то чудом вырастет относительно здоровой в этих условиях, то что ждет ее потом? Как к ней будут относиться в школе? А еще дальше? Пьянка? Или это кислое варево в ложке? Во сколько она сама родит? Лет в шестнадцать, как многие другие? Он покачал головой и прошел мимо распахнутой двери.
  Ребята наконец-то убрали телефоны и о чем-то разговаривали.
  - Хочешь в секцию борьбы? - Они удивленно подняли глаза на Дмитрия. - Я тренер. Тут недалеко есть спортивный зал. Там ребят много. Есть твои ровесники. Можешь приходить с другом, - кивок в сторону второго пацана. - Бесплатно. Хочешь?
  Парень пожал плечами.
  - Ну, ты меня постоянно видишь если что.
  Худой, совершенно не развитый физически. С уверенностью можно утверждать и отставание по школьной программе. Да какое там отставание! По-хорошему с третьего класса заново надо учить. Никаких интересов, кроме телефона и банки энергетика. "Днем" - одернул себя Дмитрий. - "Днем энергетик, а ночью по любому что-нибудь покрепче". Никому не нужный дикий ребенок.
  А как долго он будет ребенком? До восемнадцати лет? Или до тех пор, пока не проломит кому-нибудь голову? Или пока не сделает своего ребенка?
  Нерадостные мысли прервал голос начальника. Лариса Николаевна выходила во главе небольшого отряда чиновников.
  - Ну все Дмитрий Николаевич. Доволен? Теперь составляй акт и собирай бумаги.
  - Лариса Николаевна. Сорок минут осталось, - Дмитрий посмотрел на часы - можно я не пойду на работу. Пока туда дойдем, там уже обратно нужно собираться. Пойду я домой?
  - Ну давай, - чуть понизив голос, ответила женщина, поглядев в спины выходящих из подъезда коллег. - Акт тогда завтра составишь. Давай, пока.
  В этот раз двери лифта открылись сразу.
  Внутри по-прежнему воняло.
  
  Вечер пятницы обещал быть во всех случаях интересным и "живым". Ну, почти во всех.
  Жена после окончания рабочего дня поедет навестить родственников в противоположный конец Москвы. Ее мама со вторым мужем и сестра со своим мужем и ребенком ютились в однокомнатной квартире, которую вот уже десятый год обещали снести. Правда, в этом деле вроде бы наметился какой-то прогресс, но Дмитрий не слишком вникал в суть вопроса. В том же районе проживал и отец Вики. Они давно развелись с матерью и сейчас он жил с новой семьей в том же доме, в другом подъезде. Так что одним разом Вика навещала всех своих родных, не наматывая кругов по столице.
  Дмитрий ехать не хотел. Отношения с тещей никак не складывались, а тесть и с дочкой-то общался довольно холодно - лезть к нему в душу и вовсе не стоило. Эти обстоятельства, наряду с отсутствием свободного места, и вынудили их с женой "перебомжевать" у дальних родственников в Подмосковье. А вот то время, пока Дмитрий буквально отбивался от "черных" риэлторов в новой съемной квартире, жена прожила с родными. Хотя и пришлось на этом настаивать чуть ли не со скандалом.
  Так что единственная неприятность - это одиночество. Но и в этом были свои плюсы: за пару дней они только соскучатся друг по другу.
  В шесть тридцать вечера, взяв рюкзак со спортивной одеждой, Дмитрий вышел из подъезда, направляясь на тренировку.
  Помещение, громко именующееся спортивным залом, находилось в подвале старенькой пятиэтажки. Его, благодаря своему упорству, служебному положению и лично Ларисе Николаевне, удалось выскрести у местной "молодежно-досуговой" конторы. Ответить на вопрос, почему и откуда такие трудности в случае со старым и заброшенным подвалом простая логика не могла. Но факт оставался фактом.
  До подвала секция занималась в школьных спортивных залах, чуть более чем никак оснащенных снаряжением и инвентарем для контактных видов единоборств. И, несмотря на потерю школьной зарплаты за свои тренировки с детьми, Дмитрий был доволен новым залом. Еще бы! За те натуральные копейки, перепадавшие в качестве оплаты труда педагога дополнительного образования, приходилось ежемесячно заполнять и составлять ворох кому-то дико необходимых бумаг.
  Зал сравнительно быстро был приведен в порядок силами его друзей и ребят. Сам он, естественно, тоже не выпускал из рук строительного и отделочного инструмента. Деньги на обустройство собирали по собственным карманам. Однако большую часть удалось вырвать из раздираемого на личные интересы бюджета местного муниципалитета. Опять же через вездесущую, всезнающую и пробивную Ларису Николаевну, главный секрет которой был в серьезном влиянии на руководителя муниципалитета.
  "Обойдутся без новых телефонов!" - так она прокомментировала свою решимость взять из бюджета необходимую сумму.
  Эти деньги были потрачены на то, что никак невозможно сделать своими руками: перчатки, наполнитель для матов, груши и шлемы и тому подобные вещи. Все остальное делалось, доставалось, прибивалось и строгалось силами "гражданского общества". Например, купленный пенополиэтилен - наполнитель для матов - укладывался на выровненный пол и обтягивался... Рекламным стендом! Стенд купили за копейки и единственный минус его был в том, что со временем краска отходила от материи мелкими чешуйками, которые прилипали к потному телу. Но тогда об этом не знали. Дмитрий улыбнулся, вспоминая удивление новеньких, разглядывающих рекламу сигарет в самом центре зала, где топтались бойцы. Символично.
  Зал получился отличный несмотря на многие свои минусы.
  Вставив ключ в тяжелый "амбарный" замок и открыв дверь, Дмитрий неуклюже затоптался на узкой полоске порога, разуваясь. Сразу за порогом начинался "ковер", чистота которого поддерживалась общими усилиями. Взяв в руки кроссовки, он аккуратно перенес их на противоположную сторону и поставил на кафельную площадку, над которой весели груши. Еще через десять минут почти весь кафель был заставлен молодежными "кроссами". Белые, полосатые, с различными эмблемами и рисунками ботинки стояли аккуратными рядами - на тренировку стабильно ходило около пятнадцати человек. Хотя и это количество, объективно глядя, с трудом размещалось в тесном помещении...
  Настежь открытая входная дверь, распахнутые на уровне земли окна и стоящие на пыльных подоконниках почти пустые бутылки из-под воды - тренировка подходила к концу. Последняя пара бойцов топталась в центре зала в окружении измотанных зрителей, прикрывающих своими телами выступы водопроводных труб и вентилей. Вот один из бойцов допустил ошибку - быстро оторвав ногу от "ковра" ударил товарища прямым в грудь. Однако скорость не помогла, не хватило внезапности. Товарищ легко ушел от удара по диагонали вперед, немного скорректировав маховым движением правой руки траекторию летящей в него ноги. Удар ушел в "молоко". Та же рука, круговым движением, вернулась на уровень плеча, а потом и выше. Мощный удар перебил защиту рук и врезался в голову. Нападающий попался на контратаке и рухнул на мягкие маты как подкошенный. Оставшийся на ногах боец попытался провести добивание, но упавший был к этому готов и ушел в защиту. Дмитрий внимательно следил за ходом поединка, суетясь вокруг бойцов, стараясь им не мешаться, контролируя. Вот секунду назад стоящий на ногах "красный" рухнул вниз и ухватился за отвороты "самбовки" своего товарища. Ухватился на уровне шеи. Перекрестив сжимающие крепкую синюю ткань кулаки, вдавил их вниз всем своим весом. Поверженный боец слишком поздно среагировал и успел лишь уцепиться в душащие его запястья. Грубая ткань впилась в его кожу, пережимая доступ воздуха, сминая сопротивление. Лицо бойца побагровело, тело извивалось, но настырные руки продолжали давить, вспухая узлами связок и мышц. Еще миг и "синий" застучал по ковру, сдаваясь.
  Ребята захлопали в ладоши и подняли одобрительный гул. Поединок выдался красивым. "Красный" помог "синему" встать на ноги. Рукопожатие и короткие похлопывания по спинам.
  - Все! Тренировка закончена, переодеваемся. - Дмитрий первым подал пример, скидывая насквозь промокшую футболку и убирая ее в рюкзак. Настало время разговоров.
  Ему нравились эти ребята, юные и непосредственные, честные и отзывчивые. Проводя с ними огромную часть своего свободного времени, Дмитрий отдыхал душой. Да, очень часто они обращались к нему со своими проблемами, но все равно он отдыхал. Он помогал им, они помогали ему. Защищали его от черствости, равнодушия и наплевательского отношения ко всему кроме денег. Отгоняли старость, имевшую обыкновение зарождаться в самых глубинах души человека.
  - Бать, слушай, ну а чего делать, если с "борцухой" придется биться? - Ваня. Стройный и высокий брюнет с короткими кучерявыми волосами. Дмитрий помнил его худым и нескладным, когда два года назад он в первый раз неуверенно вошел в школьный спортивный зал. Сейчас же весь торс Ивана был покрыт веревками мышц, а осанка отдавала гордой уверенностью в себе. Именно он первым стал так обращаться к Дмитрию, демонстрируя степень доверия: "Батя". "Борцухи" - профессиональные борцы, занимающиеся самбо или другими видами борьбы - оставались единственной головной болью Ивана. Обладая достаточным опытом, он понимал, что побороть такого противника не сможет. А жизнь в Западном Бирюлево придавала вопросу насущную проблематику. Этот район Москвы славился особой привлекательностью для "гостей столицы". Очень много кавказцев и азиатов селилось именно здесь. Отчасти этому способствовала огромная овощная база, расположенная на территории района и меркантильный интерес местных милиционеров к снимающим квартиры людям, ее обслуживающим. Отчасти относительная дешевизна жилья, объясняемая плохой репутацией района. Ивану все это было не интересно. Его интересовало конкретное ребро данной проблемы: как победить в драке с кавказцем, профессиональным борцом, если дело дойдет до борьбы?
  - Я же говорил, что будем проходить особый раздел. - Дмитрий обтер пот полотенцем и теперь отряхивал с рук разноцветные чешуйки краски с рекламного стенда. - Сначала научимся самому необходимому, а потом это.
  Все дело было в нехватке времени. Трех тренировок в неделю недостаточно для того, чтобы подготовить универсального бойца, способного защищать себя в любой рукопашной схватке. Время нужно везде: работа руками и ногами, борьба, палки... А чудес не бывает, мало кто из пацанов занимался более полутора лет. Понимая это, Дмитрий принял решение чем-то жертвовать. В первую очередь, естественно, палками. Просто потому, что сейчас почти не дрались палками. И только во вторую очередь борьбой. Все же руками и ногами на улицах дрались чаще, чем боролись на земле. Но вот настало время, когда рукопашный уровень тренирующихся поднялся высоко. В то время как борцовская подготовка оставалась сравнительно шаткой. Специфика района требовала решать эту проблему, потому как агрессивные кавказские и азиатские борцы очень часто значительно перегибали. "Жестили", как говорили пацаны.
  Драки среди ребят были всегда. Дмитрий хорошо помнил свое детство и юношество и понимал, что национальность в этом деле далеко не первая причина. Русские били таких же русских ничуть не хуже, чем кавказцы или азиаты. А эти парни - Дмитрий еще раз глянул на Ивана - просто оказались в такой ситуации. Все дети жестоки, если взрослым нет до них дела. Особенно со слабыми. А москвичи слабыми оказывались часто.
  Он хорошо помнил случай из своей милицейской практики, когда в районе появилась банда азербайджанцев. Те озверевшие подростки, человек двадцать, отлавливали темными вечерами русских и армянских пацанов и били их. Били не сильно. Сильно унижали. Угрожали ножами и заставляли вставать на колени и наговаривать на камеру мобильного телефона текст, унижающий их нацию, родителей и родных. Он лично видел несколько таких "клипов". Никто не мог поймать банду. Ситуация напоминала анекдот про неуловимого Джо. Почему Джо неуловим? Да потому что даром никому не нужен. Дмитрий попытался это сделать, но у него ничего не получилось. Возможно потому, что давно почуяв воображаемую погоню, озверевшие дети закончили свои "подвиги". Возможно, главный - а он всегда есть в таких группах - уехал в другой район, что вероятнее. Так или иначе, но к тому моменту, когда молодой лейтенант просмотрел старые видео, преступлений не совершалось уже пару месяцев. Найти никого не удалось.
  - Так уже вроде неплохо умеем. Нет? - Ваня растянул губы в открытой улыбке и коротко хохотнул. Это он был победителем в крайнем на сегодня бою.
  - Значит, со следующей недели начнем спец раздел. - Дмитрий размышлял недолго. Ребята на самом деле "доросли".
  - О! Ништяк! А что там будет?
  Специальный раздел был придуман лично Дмитрием и однажды помог ему самому во времена бурной молодости. Набор приемов и ухваток, направленных на поражение глаз, ушей, носа, шеи, гениталий и тому подобных легко уязвимых точек на теле человека. В ситуации, когда хороший боец, но средний борец сталкивался с противником с лучшей борцовской подготовкой, это был единственный шанс на спасение. А в том, что поражение на современной улице запросто может означать инвалидность, тренер не сомневался. Кроме того, помимо рефлексов и навыков, Дмитрий прививал своим ребятам моральные нормы и был уверен, что они не станут обижать слабых.
  - Я же говорил. Бороться вы умеете неплохо, на самом деле. Но против кандидата или мастера спорта не сдюжите. Да даже если и слабый борец вам попадется, скорее всего, он упадет на землю вместе с вами. Но рядом могут оказаться его друзья, которые обязательно поучаствуют в столь интересном и интеллектуальном общении, - Дмитрий улыбнулся, глядя на внимательно слушающих пацанов. - Чем это чревато? Алексей?
  - Ха-ха! - Начал ответ Леха. - Как ты там говоришь, придется несколько месяцев носить в больницу экскременты? Отнюдь не... - завершения фразы никто не расслышал.
  - Леха, сколько тебе раз говорить? Бросай привычку жевать хрен и завершай предложения так же громко, как начинаешь. Тебя понять очень сложно.
  Алексей страдал такой проблемой, понимал это и боролся с плохой привычкой. Это он так считал, свою проблему - плохой привычкой. Дмитрий же, на основании всех прочитанных книг по психологии, сделал иной вывод. Алексей, очень высокий и сейчас уже крепкий блондин с греческим профилем, страдал неуверенностью в себе. Дмитрий даже знал истоки этой неуверенности, которые крылись в семье Лехи. С неуверенностью они вместе боролись и имели успехи на этом фронте, хотя Леха и не подозревал о такой совместной борьбе. Одним из приемов этой борьбы было воздействие на внешние проявления неуверенности, такие как "комканье" окончаний предложений. По одной из психологических теорий воздействие на внешние следствия проблемы, устраняло внутреннюю причину.
  - Блин! - Громко произнес Алексей и смущенно улыбнулся. - Да что ж такое?! - Он громко повторил сказанное и не менее громко, осознанно, закончил - Отнюдь не на удобрение больничного цветника!
  Ребята хихикнули.
  - Так вот. Для того чтобы выйти победителем из проигрышной ситуации партера с мастером спорта или не менее проигрышной ситуации, когда вы валяетесь со средним борцом в окружении его друзей... Нужно, - Дмитрий поднял палец и таинственно заглянул в глаза стоящего справа крепкого парня, - воткнуть ему палец в глаз!
  Но тут есть одна небольшая проблема, нюанс. Ваш визави крайне возбудится от такого вашего желания. - Ребята засмеялись громче. - Не смейтесь, вы неправильно поняли смысл слова "возбудится".
  - А что такое "визави", бать? - Смотреть на улыбку Ивана было одно удовольствие.
  - А! Значит смысл слова "нюанс" тебе ясен? - Дмитрий подозрительно глянул на Ивана.
  - Ну... нет, - тот отрицательно помотал головой, не переставая улыбаться.
  - Ладно, про нюанс тоже расскажу. Пойдем домой, напомните. Есть анекдот на эту тему. Только он похабный и чур девочкам его потом не рассказывать. А визави это тот, кто напротив. Если в двух словах. Так вот, возбудится он, значит. Ну и конечно же всячески будет вам мешать, стараясь помножить на ноль столь оригинальную затею. А для того, чтобы этого не произошло, у вас должен быть что? Правильно, на-а-вык. Вы должны не просто знать какой палец, в какой ситуации, из какой позиции и куда тыкать. Вы должны еще и иметь навык. Понятно дело, что мы не будем тыкать друг другу в глаза и скручивать "кокошки"... - ребята засмеялись еще громче - Они вам пригодятся в более ответственном деле, по назначению. Но имитировать это мы будем очень ответственно и приближенно к реальности. И если вас все-таки завалят на землю с желанием отломать правую руку или левую коленку, то подготовившись вы внезапно проведете прием. Уверяю, он будет полной неожиданностью для вашего противника. А в тот момент, когда почти весь указательный палец войдет в глаз, - некоторые из ребят брезгливо поморщились - до него дойдет, что лежать на вас стало неуютно. Надо бы освободить "ложе". - Дмитрий замолчал и развел руки пожав плечами, показывая, что вопрос исчерпан. - Вот так, если вкратце.
  Под веселые шутки на серьезные темы группа собралась и начала расходиться. Щелкнул амбарный замок. Часть сразу же разбрелась в разных направлениях, но половина пошла вместе с Дмитрием общей дорогой. Постепенно тема беседы сменилась.
  - Бать, чурки достали жесть! - Ваня сделал самое серьезное лицо.
  - Ваня! Я тебе сколько раз говорил?
  - Да блин! Ну, а как еще их называть? "Нерусские" что ли? Вот ты пристал!
  - Ты лапшу будешь вешать на учительские уши, на уроке истории. Один хрен, нечего в ней не понимаешь. А меня лечить не надо, я сам доктор. Я твои нацистские заморочки сразу вижу. Они на лбу прорисовываются, вот тут - Дмитрий тыкнул себя в лоб большим пальцем. - А лучше...! - Эту фразу пришлось произнести, повысив голос и не позволяя себя перебить. - ...Чтобы извилины прорисовывались! Понял? - Закончил с нажимом тренер.
  - Понял, - недовольно протянул Иван.
  - Ты вот на Коляна глянь. У тебя как отчество? - Все повернулись к смущенному Николаю.
  - Джукберович, - недовольно буркнул тот в ответ. Его отцом был грузин или осетин, Дмитрий точно не знал. Несмотря на русское имя и фамилию, выдавали парня "с потрохами" отчество и внешний чернявый вид.
  - А чего Колян?! - Деланно возмутился Иван. - Колян свой, русский. - Не выдержал и все-таки хохотнул. - Да ладно бать, Колян знает, что он свой. Да Колян? - Он искренне хлопнул кивнувшего друга по плечу.
  - Ты ребенок что ли маленький? Или головку тебе отшибли? - Дмитрий подпустил в голос эмоций. - Это тебе он свой. А тем дебилам, с которыми ты водишься, он каким будет? Представь, что они встретили его в темном переулке. Он один, а их четверо. Сможет он им доказать, что свой? - И добавил после некоторой паузы - А захочет ли?
  Ребята замолчали. Дмитрий видел, что одержал очередную победу. Пусть небольшую, но именно из таких, маленьких и регулярных, куется успех.
  - Да ладно, ладно! Все я понимаю. Извини Колян. - По растерянному лицу Ивана было видно, что сейчас он настоящий. Дмитрий хорошо понимал, что ребята запросто могут не ощущать чувств других людей, тех, кто с ними рядом. Именно этому их и надо учить в первую очередь. Сейчас, неожиданно для себя, Иван ощутил то, что чувствовал Николай. Ощутил и удивился. - Я с ними уже давно не тусуюсь. Ну просто привычка осталась.
  - Тупая, - добил Дмитрий. - Ладно, рассказывайте, что у вас.
  - Лех, расскажи ты! - Передал Ваня "эстафетную палочку" другу.
  - Да чего... Понимаешь, наглеют все больше и больше. Раньше, когда Царь учился - ну мы тебе рассказывали про Царева, националист он - они тихие все были. А как он ушел, начали борзеть.
  - Это я все знаю. Ты давай ближе к делу.
  - Сегодня опять цепляли нас. Мы стоим никого не трогаем, с девчонками разговариваем. Они мимо проходят, один меня так плечом бортует и идет дальше. Медленно так. Ну я, хер с тобой, стою молча. Не обращаю внимания. И он громко у второго спрашивает: "Чем они там занимаются? Мне все равно. Они никогда сильными не будут!" А вокруг все их прихвостни. Они по двое никогда не ходят, собираются после звонка сразу. Их меньше чем по десять человек не бывает.
  - Хреново. - Дмитрий задумался.
  Он знал эту историю с самого начала во всех подробностях. Это пацаны иногда думали, что он забывал детали, не зная, что в памяти все занимает свое место и имеет "срок годности". Ситуация накалялась уже третий месяц. Кавказцы или азиаты, а может быть и все вместе - в этом Дмитрий не разбирался - полностью подмяли под себя власть в школе. Учителям и администрации эти дела были глубоко параллельны, уж в этом сомнений не было никаких. Не слова ребят, свой собственный опыт школьной жизни обратного не допускал. Учителям главное, чтобы проблемы не касались их и не мешали "нормально работать". Особенно тут, в Москве. Родителям, естественно (Дмитрий поразился этому слову. Ведь если задуматься, то в этом контексте оно звучало просто дико.), тоже нельзя было довериться. Единственной их отдушиной был зал.
  И надеждой. Вся "атмосфера" их сплоченной группы состояла из надежды на лучшее, уверенности в приобретаемых силах, растущей уверенности в себе. Они смотрели на тренера, как на эталон. Точно так же, как сам Дмитрий смотрел когда-то на своих тренеров, наделяя их такими качествами, которыми они даже и не обладали. В этой ситуации нельзя долго оттягивать разрешение назревающего конфликта только потому, что нет желания брать на себя ответственность. Просто потому, что нельзя. Нельзя, иначе станешь очередным "учителем". Родителем, которого вроде бы любишь, но доверия к которому не имеешь. Человеком-пустышкой. Очередной ролью в целой плеяде окружающих лицедеев.
  - Прям цепляют и совсем невозможно уклоняться?
  - Нет. - Алексей покачал опущенной головой.
  - Ты голову-то подними, и сутулиться перестань. Смотреть противно. Диман, пацаны! Видите, что идет сутулится, сразу ему подзатыльник чтобы зубы звякнули. Друзьям надо помогать!
  Послышались несмелые смешки, Алексей выпрямился во весь свой могучий рост. Ситуация немного разрядилась.
  - Значит так. Терпеть, когда тебя унижают нельзя. И когда унижают другого - тоже нельзя. Если все стало так плохо, то поотрывайте им бошки. - Тренер говорил уверенно. Он знал возможности своих учеников и не сомневался в их победе ничуть. Понимал, что после натянутых в течение трех месяцев поводков, ребята будут действовать как цепные волкодавы. В конце концов он, даже захоти, не смог бы держать ситуацию вечно. В самое ближайшее время конфликт развязался бы и без его наставлений. А о том, куда бы он завел в этом случае, Дмитрий не знал. - Тоже держитесь вместе. Совсем рядом не маячьте, чтобы очевидно не было. Но видеть друг друга надо. Если драка начинается, то деритесь поровну. Им преимущества не давайте и сами числом не бейте. Потом будут кричать, что вас было больше. Очень внимательно... - Он остановился и оглядел ребят, повторил:
  - Очень внимательно! Смотрите, чтобы у них не было ножей.
  - Да не бать, эти не носят.
  - Ты на это надейся, но худшее имей в виду. Если кто-то достанет нож, не теряйтесь. Хватайте стулья, лавки, цветочные горшки, сумки там. И помогайте друг другу всегда. Теперь дальше... - Дмитрий задумался, все ли необходимое сказано. - Первыми драку не начинать ни в коем случае. Понятно?
  - Блин, ты сам учил неожиданно бить!
  - Я тебя учил в зале или на улице. А тут особенности. Первыми нельзя. У вас умений достаточно, чтобы загасить первый удар. Просто ожидайте его и все будет нормально. Чтобы потом ни одна сволочь не могла сказать, что вы начали! Ясно?!
  Послышался нестройный хор ответов.
  - Виноватыми будут стараться сделать вас. Это по любому. Поднимут записи с камер, опросят свидетелей. Не дай Бог окажется, что кто-то из вас первым руку поднял! Дальше. Когда будете добивать, кураж не ловите. Если башни вам посносит, опять же, будете виноватыми. Но добить надо. Спокойно так, профессионально. Чтобы эти гады увидели ваше хозяйское поведение! И другие, которые бочку покатят - не имели козырей.
  Как только что-то случится, сразу же звоните мне. Сразу же!
  - Да ладно, ты прям расписал будто нас ОМОН разгонять приедет. Дадим им по головам и все, делов-то!
  - Ваня, дорогой ты мой человечище! Я тебе сейчас сам челюсть скособочу, ты меня понял?
  - Да ладно, ладно, - засмеялся Иван, поднимая раскрытые ладони на уровень лица. - Все понятно, чего.
  - И родителям дома обязательно расскажите всю историю с самого начала.
  - Да ну их на хрен Диман. - Леха с Иваном были лидерами в группе. Они дольше других тренировались и общались с наставником без ненужного пиетета. Именно поэтому остальные ребята в разговоре принимали косвенное участие, отдавая слово товарищам. - Им-то зачем?
  - А затем, чтобы они подготовленными были. Что не вы, хулиганы дерзкие, половину школы с этажей поскидывали. А что вы нормальные пацаны, которым учиться и жить быдляк мешает, за себя заступались и правыми со всех сторон были. Это понятно? А раз понятно, то считайте, что это приказ. Потратить вечером не менее часа на вдумчивую беседу с родителями и все-все им растолковать, по полочкам разложить. Правда должна быть с кулаками. И с мозгами. Если бы все было не так, то мы бы в таком дерьме не жили. Всем, кого сегодня не было, доведите. И тем, кто не тренируется, но рядом.
  Он посмотрел вокруг, наткнулся на дворника-таджика убирающего мерзкого вида пятно с песка детской площадки. На таких площадках обычно и случались "сейшены" местной "интеллигенции". Сегодня что-то рановато. "Пятница - развратница", как любила поговаривать развязная блондинка-секретарша в муниципалитете.
  - Ладно мужики. Удачи. Разошлись! - Они пожали друг другу руки, и Дмитрий свернул в сторону от общей дороги.
  "А наблевали-то русские. Стопудово".
  
  
  
  
  Выходные пролетели быстро. Как и всегда. Народ спал до обеда, просыпался-похмелялся и плавно переводил день в новую пьянку. Не весь, конечно. Просто те, кто вел такой образ жизни, были постоянно на виду и отравляли жизнь всем остальным. Поэтому и казалось, что чуть ли не все Бирюлево только и делает, что пьет. Хотя тут алкоголиков однозначно больше, чем в других местах.
  Дмитрий вышел из подъезда в новых летних туфлях. Спасибо жене - если бы она вечером в воскресенье не потащила его на рынок, то продолжал бы он топтать старые. Дворники уже вовсю мели, скребли и собирали грязь и остатки "былой роскоши" с земли дворовых площадок.
  Просто район рабочий. Когда-то, в самом начале застройки, сюда селились обычные работяги. К сожалению, среди них много склонных к разгульному образу жизни - не ученые мужи, однако. Но советское время хоть как-то держало в узде все это "пиршество жизни". Сейчас же, без внешних ограничителей, люди все быстрее и быстрее приближались к скотскому состоянию.
  Рабочий день обещал быть несколько необычным. До обеда Дмитрий собирался подобрать "хвосты". Например, закончить дело Савельевых, чтобы завтра отвезти бумаги в Чертановский районный суд. Да что там "например"! Это бы успеть сделать.
  А вот после обеда запланирована комиссия по делам несовершеннолетних. Вернее, её заседание. Этот театр многих актеров Дмитрия развлекал. На комиссию приглашалось много людей, которые по очереди заходили на разбирательство. Они садились на одинокий стул, сиротливо установленный перед составленными буквой "Т" столами и ждали вопросов. Вопросы задавали члены комиссии. Социальные педагоги, специалисты Управы, муниципалитета, милиции, поликлиники, диспансеров и многие другие. Всего в состав комиссии входило около пятнадцати человек. Она, как атавизм, перешла в наследство муниципальной власти от советского строя. Но если тогда комиссия вполне могла выполнять некоторые функции - были механизмы - то сейчас все это являлось лишь пародией на нормальную работу. Хотя одна функция сохранилась. Комиссия определяла, нужно ли выходить в суд с вопросами лишения родительских прав в некоторых случаях, помещения ребенка в интернат; и тому подобные серьезные вопросы. Но в большей степени ее работа являлась бутафорией. Сложные семьи, люди боялись комиссии только до первого раза. Посидев же однажды на сиротливом стуле и поняв, что никаких последствий нет, люди расслаблялись и теперь напугать их не могло уже ничего.
  Не люди были смешны Дмитрию. Людей он, бывало, презирал, некоторых жалел, по отношению к другим не испытывал вообще ничего. Смешны были члены комиссии. Дешевые, бесталанные актеры, принимающие вид вершителей судеб, они на самом деле не могли ничего. И, что самое страшное, ничего не хотели.
  Во главе т-образного стола сидел председатель комиссии. Он должен был, выслушав всех, принимать решение. Его важный, надутый вид так и подталкивал Дмитрия к какой-нибудь колкости. Но он держался.
  Сегодняшнее заседание комиссии оказалось на редкость ненасыщенным. Хулиганы разбирались какие-то картонные - остальные просто не пришли. В коридоре, нервно теребя телефон, сидела последняя на сегодня мать. Её сын почти не ходил в школу. По этому делу будут заслушивать ту самую женщину - социального педагога, - проживающую в одном подъезде с Дмитрием. Он коротко покачал головой. Ну разве не смешно? Социальный педагог школы, полностью седая старая женщина, которая из своего ребенка вырастила такое! И она будет ставить в укор этой ожидающей маме то, что ее сын не ходит на занятия. Абсурд. Бред и абсурд.
  Почему-то вспомнился другой случай.
  Тогда на комиссию тоже пришла мама. Привела сына, учащегося той же самой школы. Дмитрий еще работал инспектором по делам несовершеннолетних и был приглашен на комиссию, как представитель милиции. Он сидел и откровенно рассматривал парня, который тоже не очень часто ходил в школу. А в те редкие моменты, когда все-таки до нее добирался, вел себя агрессивно по отношению к детям и учителям. Но не это тогда "зацепило" лейтенанта. Он смотрел на парня и поражался количеству пирсинга у него на лице, все не мог понять - зачем?
  Сначала слушали маму. Женщина заметно волновалась и стыдилась. Кроме того, было видно, что ей на самом деле больно. Она жаловалась на сына. Говорила, что не может справиться с ним и не имеет на него никакого влияния. Удивлялась, но не могла вспомнить, когда был потерян контроль над ребенком. Дмитрий тогда спросил, может ли повлиять на ситуацию отец. Оказалось, что отца нет. Давно ушел из семьи и не интересуется жизнью сына. Женщина не отбивалась от комиссии, не спорила с ней и не оправдывалась. Она пришла за помощью, пришла с некоторой надеждой. Комиссия, конечно же, ничем помочь не могла. Она могла только пугать. Даже лишать родительских прав несчастную женщину не было ни смысла, ни оснований. Хотя она сама настаивала на таком варианте, рассчитывая, что сына устроят в детский дом хотя бы на год. До восемнадцати лет. Надеялась, что таким образом оборвется порочная связь с дворовой компанией.
  Когда настала очередь разговаривать с парнем, члены комиссии и вовсе были поставлены в тупик. Крепкий семнадцатилетний юноша был настолько уверен в себе, надменен и смел, что сдулся даже самый напыщенный член комиссии - председатель.
  - Ты на себя в зеркало смотришь? Ты на Бориса Леонидовича похож. - Эта фраза молодого лейтенанта милиции оказалась единственной возможностью сохранить хоть какое-то "лицо" членам комиссии. Столько искреннего мужского презрения в ней было.
  Повисла тишина. Но лейтенант совершенно точно знал, на что рассчитывал. Парень пораженно смотрел на члена комиссии, позволившего своему тону и интонации выйти за пределы протокола.
  - На какого Бориса Леонидовича, Дмитрий Николаевич? - задала вопрос секретарь комиссии.
  - На Моисеева. Я такого... мужчинку - подобрал слово, как плюнул лейтенант - в первый раз вижу. Серьгами увешался, как девка. Ответственности ни за что не берет. Вы там с друзьями не в куклы играете? По ночам-то?
  Парень порозовел. Вся шелуха надменности и неприступности осыпалась пеплом. И это поняли все присутствующие. По запылавшему краской лицу.
  - Важно? - резко, нервно и с вызовом ответил парень вопросом.
  - Да нет... - сделал совершенно безразличный вид Дмитрий и медленно покачал головой.
  Да, последнее слово осталось за комиссией, но какое это было слово? Если по большому счету? Мелковато.
  Тогда, в ходе разговора с матерью подростка, была озвучена фамилия девушки парня. Шадрина - эта девчонка, по мнению мамы, очень плохо влияла на ее сына. Они вместе учились, вернее, пропускали занятия в школе. Эта фамилия запомнилась по аналогии с певицей эстрады. Много позже, когда поступило заявление матери несовершеннолетней Марии Шадриной о пропаже дочери, это обстоятельство позволило найти девчонку очень быстро. На квартире у своего дружка.
  Так Дмитрий знакомился с романтической историей любви. С очень своеобразным апофеозом. Совсем недавно, около месяца назад, до него дошла информация о ее продолжении. Семнадцатилетняя Маша забеременела от девятнадцатилетнего пирсингованного любовника. А вскоре после этого пережила суд, получила условный срок и простилась на несколько лет с будущим папой. Оказывается, гуляя в очередной раз в компании таких же потерянных подростков, им в голову пришел вопрос. А разобьется ли бутылка из-под шампанского (наверное, ребенка "отмечали") о человеческую голову? Ну, банальный такой, обыденный вопрос. И чего откладывать в долгий ящик? Тут же, в свете стеклянных витрин торгового центра, нашелся бомж.
  Попробовали.
  Кровь, мат и крик. Не разбилась.
  Так может твоя рука дрогнула? Дайка мне!
  Отец еще не рожденного ребенка бил последним. У него получилось. Не могло не получиться, ведь рядом была его любимая. Она смотрела. Никак нельзя ударить лицом в грязь. А бутылкой в голову можно и нужно. Изо всех сил.
  Разбилась. Голова.
  Вместе с будущими жизнями всех участников. За умышленное убийство по предварительному сговору они и были осуждены.
  Правда, насколько знал Дмитрий, после этого случая и в голове Маши что-то перевернулось. Она переосмыслила свою жизнь, устроилась на работу уборщицей и растит малыша. Битая жизнью бабушка наконец-то нашла покой, нянча внука, а не откачивая его маму после очередного алкогольного отравления. Другое дело, что отец когда-нибудь выйдет из тюрьмы. И опыт подсказывал Дмитрию, что у этой истории еще будет продолжение...
  Да только кто же мы такие и как живем, если человек может осознаться лишь после такого? Этот вопрос тогда долго мучил лейтенанта.
  Завибрировал телефон, отвлекая от воспоминаний. Внутри все похолодело, - мельком брошенного на экран взгляда хватило - звонил Иван.
  - Лариса Николаевна! - шепотом обратился к начальнику Дмитрий. - У меня срочное дело, можно отойти?
  - Давай! - Также шепотом ответила женщина, заглянув в глаза коллеге.
  Отодвигая стулья и тихонько выходя из комнаты, Дмитрий еще надеялся, что это обычный звонок. Надеялся, что все не могло так быстро начаться. Выходные успокоили его, прохладным дождем смыли тревогу, навеянную душным пятничным разговором с ребятами.
  - Да! - В коридоре за двумя дверьми немного мешало легкое эхо. Но можно было говорить громко...
  - Бать, у нас ж...па.
  ...вот только в этом уже не было необходимости.
  
  
  
  Дмитрий не спешил. Спокойно накинув легкий плащ и зачем-то взяв папку, он вышел на улицу. Глубоко вдохнув прохладный влажный воздух, уверенным шагом направился к школе. За имевшиеся десять минут требовалось полностью успокоиться и еще раз обдумать все, что рассказал Иван.
  Прозвенел звонок. Ребята покинули классные кабинеты, собираясь на обед в столовой. Заняв большой стол, они группами по два-три человека стали проходить к витрине, забирать свои обеды и возвращаться на занятые места.
  Алексей - почему-то именно его больше всех остальных невзлюбили - осторожно продвигался к столу с подносом в руках между снующими детьми. Немного не дойдя до своего места, парень остановился, заметив двигающуюся ему навстречу шумную группу "представителей национальных меньшинств". Отошел в сторону и прижался к лавочке, освобождая проход и убирая поднос в сторону. Осознанно не смотрел на своих недоброжелателей.
  Проходя мимо Алексея, один из ребят вызывающе громко о чем-то рассказывал другому. Не забывая при этом бурно жестикулировать. Не входящие в группу "избранных" школьники, шарахались от них, как от встречного поезда. Поравнявшись с Лехой, крепкий кавказец специально ударил рукой по подносу. Предвидя такой поворот, Алексей изловчился и выронил поднос не на себя, а на стоящий рядом еще пустой стол. Капли от каши и разлитого чая забрызгали штаны всем стоящим поблизости участникам конфликта. Стало очень тихо. Только в дальнем углу продолжала скрести ложкой девочка в очках с толстыми стеклами. С ней никто не дружил и не обращал внимания, она платила окружающим той же монетой.
  - Слушай, ты аккуратней, а! - Алексей не мямлил, но его тон был значительно мягче положенного в таких ситуациях.
  - Что ты сказал?! Ты видишь, люди идут? Куда ты лезешь со своим подносом, свинья?
  В этот момент товарищи по изменившемуся лицу Алексея поняли - момент истины настал. Те, кто успел сесть, вставали из-за своих столов, не обращая внимания на крики поварих и оказавшихся в столовой учителей. Некоторые ставили подносы на ближайшие столы, и все вместе собирались вокруг ссоры. "Люди", которые недавно шли, теперь плотным кольцом окружили обоих спорщиков, а друзья Лехи окружали уже их. При этом Ваня, быстро сопоставив общую численность, принял решение не уходить и не звать на подмогу тех, кто еще не успел подойти в столовую. Их было меньше всего на троих. "Главное не больше!" - весело подумал Иван, вспоминая недавний разговор с тренером.
  В то время как через двойное кольцо пытались протиснуться педагоги, запылала ссора.
  Алексей решил поднять интонации своего голоса до равнозначных.
  - Это ты лезешь! Все вокруг тебя в стороны шарахаются! Девчонки вон даже боятся рядом ходить. Ну сбил поднос, так нет бы извиниться и все. Ты еще права качаешь! - Леха продолжал говорить внятно, от его привычки глотать окончания предложений не осталось и следа. - В аулах культуре не учат?
  Ответа не последовало.
  Противник, резко наклонившись, попытался провести захват ног Алексея. Но тот был готов к такому повороту и отошел в сторону, отталкивая от себя протянутые руки. Может быть, будь это ковер, а не тесное помещение, уставленное столами, у борца и получилось бы. Но это еще "бабка надвое сказала". В данной же ситуации он поскользнулся на разлитой каше, пиная опрокинутую тарелку и врезаясь в квадратную колонну. Второго шанса Алексей ему не дал. Не замечая, как товарищи оттеснили желающих помочь своему другу кавказцев, он ударил сверху вниз, в ухо, поднимающуюся голову. Костяшки правого кулака смяли хрящ и скользнули по скуле...
  Когда Алексей осмотрелся, вокруг лежало еще несколько человек, а оставшиеся толпились около выхода из столовой, стараясь одновременно покинуть опасное место и не потерять достоинства. Бегали и охали учителя. Друзья стояли к нему спиной, и только Колян поймал взгляд и весело сказал:
  - Они тебя вместе отпинать хотели!
  Алексей засмеялся. Сказывалось нервное напряжение.
  - Я не сомневаюсь!
  После следующего урока, побитый самым первым дебошир подошел, почему-то, к Ивану.
  - Слышь! После уроков вам смерть будет. Своему, этому, передай.
  Иван только усмехнулся в ответ.
  - Что он сказал? - с суровым воодушевлением подбежали к Ивану остальные ребята, как только "вестник судьбы" отошел в сторону.
  - Что смерть нам после уроков будет. Чурка с..ный, - Ваня улыбнулся, глядя на Николая. - Колян прости.
  - Ой! Иди в ж..пу...
  - Смерть-не смерть - не знаю, а вы в окно гляньте! - Леха обернулся через плечо к остальным.
  - Хрена себе! Откуда их столько? Как мухи на го..но, - ребята облепили подоконник, цепляя густые цветы, обламывая листья.
  - На мед... - поправил кто-то из-за спины.
  - Ну да, на мед.
  - А директриса тебе что сказала? - Ваня отвернулся от окна и посмотрел на Алексея. - Чего ты у нее так долго делал, прощение вымаливал?
  - Да пойми ее! Одно и то же спрашивала. Вопросы тупые задавала. Да она сама походу в шоке! Сказала, что посмотрят камеры. Если я виноват, то из школы вылечу.
  - Ха! Диман ссыт дальше, чем она видит! - весело воскликнул кто-то.
  - Звони ему Вань. Мы отсюда без него не выйдем. И всем остальным звони, пусть собираются. Походу рубилово будет.
  - Кому остальным-то? Наши тут все.
  - Своим. "Борцам за правую идею", - скривил рот Алексей.
  
  
  
  Степень серьезности случившегося Дмитрий понял, как только увидел школу. Даже издалека было видно, что вся фасадная часть двора окружена толпой. Полоска людей метра два шириной окружала школу полукольцом почти не прерываясь. Подойдя ближе, стало ясно - больше всего подростков до пятнадцати лет. Хотя были тут и взрослые, убеленные сединами мужчины. Но юношей семнадцати-двадцати лет тоже хватало. Все вместе они сливались в одну бурлящую, возбужденную массу. Они сидели на лавках и заборах, да просто на корточках. В машинах и на велосипедах, расставленных за забором, который ограждал школьный двор.
  На крыльце сбившись в кучку толпились школьники средних классов. Среди голов мелькнуло несколько девичьих бантов.
  Легкий свежий ветерок дул не переставая, почти разогнав тучи. Но даже выглядывающее иногда солнце не разгоняло тревоги, которую навевал шелест тополиных листьев. Казалось, тревога была разлита в воздухе.
  Примерно такое чувство Дмитрий испытал еще в милиции. Тогда он в составе наряда приехал на овощную базу, чтобы "собрать там беспризорных". На деле же оказалось, что беспризорные таковыми не являются, и все сплошь и поголовно бегают под присмотром торгующих или разгружающих фуры родителей. Однако ментов это не остановило. Они ловили визжащих детей до двенадцати-четырнадцати лет и тащили их в "буханку". Дмитрий стоял и смотрел, как за их руки, хватающие детей, цепляются матери. Плачущие, угрожающие и умоляющие матери. В тот момент он понял, почему на него ТАК смотрели, как только он вылез из "буханки" ...
  Не обращая внимания на бесцеремонные взгляды и стараясь не потерять душевного равновесия, он зашел в школу. Поздоровался с испуганным охранником.
  - Милицию вызвали... - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес тренер и услышал тихий ответ:
  - Нет.
  - Почему? - Недоуменно посмотрел на охранника бывший милиционер.
  Охранник не ответил ничего. Он умудрился одновременно пожать плечами и указать в сторону директорского кабинета. Потеряв к нему интерес, Дмитрий пошел напрямую к директору. За очередным поворотом увидел своих пацанов.
  Они подходили к нему возбужденные и злые, но никак не испуганные. Страха на их лицах не было. Может быть, они не боялись и без него, но в том имелись сомнения. А раз так, то Дмитрий просто обязан их не разочаровать. Вот только как это сделать?
  Перекинувшись с ребятами парой фраз, он растолкал их и зашел к директору.
  Секретаря на месте не было. Ее можно было увидеть в открытую дверь директорского кабинета. Она сидела, прижимая руки к лицу. А директор, полная низенькая женщина, разменявшая пятый десяток, сидела во главе стола и вошедшего увидела первой.
  В кабинете было тихо.
  - Здравствуйте, вы видели, что у вас вокруг школы? - сразу взял "быка за рога" гость.
  - Видели! Вот! Раз вы пришли, то скажите, что нам делать!
  Наверное, от такого вопроса можно было растеряться. Но этого не произошло. Отстраненно отметив, что эта фраза прозвучала явно обвиняющее, Дмитрий ответил:
  - Первым делом, для сохранения общественного порядка, нужно вызвать милицию. Насколько я знаю, эта мысль до сих пор не пришла никому в голову. - Дмитрий давил. Сейчас, в такой ситуации, нельзя было играть в дипломатию и учтивость. - Пока они будут ехать пройдет минут пятнадцать в лучшем случае. За это время нужно составить коллективный акт случившегося, под которым должны быть подписи всех присутствующих вплоть до охранника и уборщицы. Больше вам делать ничего не надо. Дальше будет разбираться милиция. Я же сейчас забираю ребят и развожу их по домам.
  - Но как вы их заберете?! - директор попала в весьма щекотливую ситуацию. С одной стороны, дома детей ждут родители, бабушки и дедушки. Скоро они начнут звонить и выяснять, почему их дитятко не пришло домой на суп с фрикадельками. Если школьники уже не позвонили домой сами. Выносить "сор из избы" директору не хотелось. Но и отпустить детей она не могла, а ну как их будут избивать? Ведь не просто так школа взята в саду "джигитами". Кто будет нести ответственность за это?! Милиция была бы выходом, если бы не условие сохранения тайны. Вызовешь милицию - проблема выйдет на рамки внутришкольной и тогда уж точно можно ставить крест на будущей карьере. Да и это хлебное место отберут. Именно поэтому, несмотря на огромный страх, она поверила этому молодому выскочке, из-за которого все и произошло. Она ненавидела его, но он был единственным выходом.
  - Как-нибудь... ؅- бросил Дмитрий, уже выходя из помещения. Разрешение ему не требовалось.
  Он прекрасно понимал, что при таком поведении вся ответственность ложится на него лично. От самого начала и до конца. Никто не скажет ему спасибо в случае успеха, кроме пацанов. А в случае неудачи виноватым сделают его. Понимал, но поступить по-другому не мог. Понимал еще в пятницу, в деталях описывая будущим мужчинам план действия, унимая мелкую дрожь.
  - Ну что там, бать?
  - Ничего. На вас всем на..рать, - весело ответил тренер и широко улыбнулся.
  - Отлично, чё.
  - Делаем так, - не обращая внимания на явно унылый тон собеседника, продолжил Дмитрий, - вы собираетесь, и мы идем по домам.
  - Да как мы выйдем, бать? - Улыбнулся Иван. Сейчас это "бать" звучало со всех сторон чаще, чем обычно.
  - Как? С гордо поднятыми головами, чтобы ни капли страха в глазах. Но без дерзости. Спокойно, как обычно. Как будто случилась небольшая неприятность. За мной не толпиться, не кучковаться и не жаться друг к другу. Увидят, что бздите - порвут всех. Собирайте вещи!
  - Да у нас с собой все.
  - Тогда пошли.
  Они прошли мимо ошалелого охранника, мимо так и жмущихся к крыльцу школьников. Шли, не оглядываясь на девчонок, восхищенно (или испуганно?) смотрящих им вслед из окон и не веря глазам.
  Шли.
  Толпа дернулась. Людской поток стал стремительно передвигаться к узкой асфальтированной дорожке со школьного двора. Вскоре Дмитрий вел ребят по сплошному коридору с людскими стенами.
  Было тихо.
  Он боялся. И за себя, и за ребят.
  Нельзя сказать за кого больше. Это был один общий страх. Они были одним целым. Сжимая под мышкой папку, сунул руку в карман и крепко сжал раскладной нож липкими от пота пальцами. Вторая рука свободно и беспечно висела, раскачиваясь в такт шагам. Ветер колыхал ткань легкого плаща.
  До калитки оставалось несколько метров, когда хлопнула дверца престижного "паркетника". Из машины вышел мужчина лет пятидесяти. Еще через несколько секунд он стоял на дорожке, преграждая путь.
  - Э! - характерно растягивая слова начал переговорщик. - Давай поговорим!
  Предложением это не было. Это было вызовом. Но Дмитрий не стал принимать предложенные правила. Он остановился и повернул голову с таким видом, как будто заметил мужчину только что. Совершенно бесстрастное выражение лица, казенное равнодушие. Противник не мог знать Дмитрия в лицо, что нужно было использовать. Страх перед дракой, как это всегда бывало, пропал вместе с началом самой драки.
  - Они уже без нас поговорили, - это слово он выделил особенно, - и ваших в том разговоре было больше. Дальше будем разговаривать в суде, уважаемый!
  Безапелляционное завершение, специфический тон, которого придерживаются облеченные властью должностные лица, отсутствие эмоций и констатация голых фактов. Мужчина остался стоять неподвижно, молча смотря в спины уходящих... победителей. Вся толпа сразу как-то сникла и увяла, выпустив грозную силу. Их победили. Сначала их побили при собственном численном преимуществе. После этого пострадавшие пожаловались старшим. Именно пожаловались - так это выглядело после поражения. Дальше дерзкие противники не испугались еще большей силы и продемонстрировали хозяйское поведение. Это был разгром.
  - О-хе-реть! - раздельно выдохнул кто-то.
  Ребята шли, не оборачиваясь до тех пор, пока не скрылись за ближайшим углом панельной многоэтажки. Но как только препятствие скрыло их от угрозы, размеренный шаг превратился в хаотичные передвижения, возгласы, похлопывания и другие проявления бурных эмоций.
  - Ты видел, как они на нас смотрели?
  - А этот, этот, да он просто остолбенел!
  - Да ладно, я каждую секунду ждал, что сейчас растерзают!
  Такие разговоры длились около десяти минут. Способность соображать к Лехе вернулась первому.
  - Вань, а где твои скины?
  - Блин! Я про них совсем забыл. Надо позвонить.
  Оказалось, что небольшая группа парней - от пятнадцати до двадцати пяти лет, наблюдала за событиями издалека, не показываясь на глаза окруживших школу людей. Их было мало, и подходить ближе, вмешиваясь в ситуацию, они не хотели до тех пор, пока не соберется такое же количество "братьев". О Дмитрии они, естественно, не знали и не звонили Ивану до прибытия подмоги. В тот момент когда друзья выходили из школы, к ним также никто не поспешил на помощь. Объяснялось это просто: "Они же вас не били!"
  - Ну все понятно! - ребята засмеялись, услышав рассказ Ивана. - Пускай идут трусы стирают.
  Дмитрий молчал, искоса посматривая на смущенного товарища. Да и не надо было ничего говорить, все было и так понятно. Этот урок Иван усвоил на отлично, в том сомнений не было.
  И действительно, не "заморачиваясь" долго на предательстве, он беззаботно бросил:
  - Да пошли они... Ты нам лучше скажи, как теперь в школу ходить? - несмотря на смысл вопроса, в голосе звучало веселье.
  - А что тут такого? - деланно удивился Дмитрий. - Ходить так, как ходили раньше. Этих не задирать, но вести себя так, как ведут победители. Они скоро захотят с вами подружиться - не отказывайте. Пусть будет перемирие, когда всем всё понятно. Нас это устроит.
  - А они нас не порвут?
  - Нет. Сегодня они получили по носу во всех смыслах. После такого фиаско никто на вас даже косо не посмотрит. Мы для этого рисковали, не вызывая милицию.
  - Блин! А что, милицию не вызвали?
  - Нет.
  - А школа тоже не вызвала? - непонимающе уточняли пацаны.
  - Нет, - повторил Дмитрий, не вникая в смысл этого странного "тоже".
  - Как так, блин? - продолжал улыбаться Иван.
  - Я же тебе сказал, на вас всем на..рать. Осознавай, привыкай. Чем раньше это случится, тем лучше. Милиция директору не нужна. По крайней мере, не нужна была раньше. Ведь это означает поднятие шума и проблемы лично для нее. Она допустила межнациональный конфликт у себя в школе, не смогла его разрешить, возникла драка. Дальше конфликт возрос до районного масштаба. Это ЧП, Ваня. За это с должности снимут на раз.
  - Вот с..ка!
  Помолчали.
  - Теперь, если она умнее обезьяны, то постарается все замять. Хотя в этом я не сомневаюсь. К нам никаких претензий в таком случае не будет. Сомнения у меня есть на другой счет. Менты, скорее всего, обо всем уже знают. Столько детей все это видело. Кто-то обязательно позвонил родителям, сфотографировал все. А то и видео снял. А родители позвонили в милицию. Не все конечно, но кто-то точно. Те будут разбираться, придут к директору. Что в этой ситуации будет делать она?
  - Да хрен ее знает? А что?
  - Будет стараться перевести стрелки... - Ребята остановились у подъезда и пожали руки первому пришедшему к своему дому товарищу.
  - На кого стрелки? - Задал наводящий вопрос Алексей, хотя не мог не понимать, в какую сторону клонит тренер.
  - А как ты сам думаешь? В ситуации, когда межнациональные конфликты являются запретной темой? И если уж возникают, то чаще всего виноваты в них бывают русские "нацисты", хотя и этого дерьма тоже хватает. Тем более наша ситуация: побили не вас, а вы, вы тренируетесь специально, чтобы уметь драться, вы не одиночки, а группа, русские...
  - А я? - Улыбнулся Колян.
  - Про тебя будет проще забыть. Не учтут и все. Короче, все говорит о том, что при необходимости стрелки будут переводить на нас. При этом, в лучшем случае вам будут шить хулиганство и драку, а в худшем национальную рознь. Поэтому слушайте внимательно.
  Допрашивать вас без родителей или без учителей не имеют права - вы несовершеннолетние. Но вы на учителей не соглашайтесь, они сделают то, что понравится директору. А в том, что там все уже оговорено я не сомневаюсь. Поэтому просто тупо отказывайтесь говорить с ментами без родителей. Пусть вызывают. Долго упрашивать, а тем более угрожать вам не будут. Но если вдруг такое случится, то не пугайтесь. Собирайте яйца в кулак и стойте на своем, какие бы убедительные страсти вам не рисовали. Потом еще об этом родителям расскажите.
  Могут пугать родителей. Но вы все равно вспоминайте пункт о яйцах и, в таком случае, не слушайте уже родителей. На допросе при родителях рассказывайте все так, как было. Без какого-либо вранья. Только никаких "чурок"! Чтобы это слово пропало из ваших разговоров даже между собой.
  Если вдруг вам зададут какой-то сложный вопрос, запутают вас, так и говорите: "Я запутался, давайте сначала". В таком случае, дальше, не позволяйте формулировать предложения и вопросы за себя. Заданные вам вопросы переформулируйте так, как они на самом деле должны звучать и отвечайте только на них. Главное, помните - вам никто не имеет права ничего сделать до тех пор, пока не докажут, что вы нацисты. Это доказать очень сложно, потому что неправда, а вы не ссыкуны. Тут главное - не растеряться. Да и родители, может быть, не прощелкают, но на них не надейтесь.
  Перед подписью обязательно читайте все записанное. Внимательно читайте! Если что-то не нравится... ну, как сформулировано, например - требуйте переписать.
  Если на горизонте появляются менты, при первой возможности звоните мне...
  Дмитрий разводил пацанов по домам еще сорок минут.
  Прикрыл дверь квартиры и щелкнул замком, в который раз кинув взгляд на ободранный дерматин, когда-то покрывавший многострадальное железо. В комнате шевельнулась штора, потревоженная сквозняком.
  На душе было тревожно.
  
  
  
  К утру от непогоды не осталось и следа, как это часто бывает летом. Вечером льет дождь, а с утра уже ясно и солнечно и легкий ветерок разносит по просторам остатки влаги.
  Работать не хотелось. И дело тут было не в лени. Точнее, не только и не столько в лени. Дмитрий был лентяем и не скрывал этого никогда. Ни от себя, ни от кого-либо другого. Но его леность не была обычной. Он наотрез отказывался делать то, что не имело смысла. Тогда как дела необходимые обязательно поднимали его "с дивана". Делал он их качественно и ответственно. С работой такой принцип не проходил. На служебном месте приходилось делать все. Имеет оно смысл или нет - делай. И было очень трудно приучить себя к качественному исполнению полностью бессмысленных алгоритмов и действий.
  Но в последнее время несоответствие внутренней позиции и служебной необходимости удручало все сильнее. Приходить на работу, затем, чтобы заполнять и перекладывать из папки в папку бесполезные бумаги-жалкое отражение людских судеб. Это давило, нагружало своей бессмысленностью и тупостью.
  Были и другие моменты. Поначалу они имели отличие от "бумажных". Приходилось иметь дело с живыми людьми. С их поступками и последствиями этих поступков. Казалось, что в этом много больше смысла. Может, так оно и было, но только до определенного этапа. Вскоре Дмитрий стал понимать, что есть некий предел, черта, после которой он опять не мог сделать ничего. Он продолжал ходить, уговаривать, контролировать, как-то помогать. Но люди не исправлялись. Был, был этот момент! До этого момента у тебя еще есть надежда, что вот чуть-чуть, совсем немного и человек исправится. Надо где-то дожать, в чем-то помочь и все. Все обязательно пойдет на поправку. А потом, вдруг, человек ломался. Он срывался в алкоголизм, наркоманию и другие пороки и переставал гнать из головы дурные мысли. И вот тут Дмитрий не мог поделать решительно ничего. Все его угрозы уже не действовали. А ничего кроме них, пустых угроз, в серьезном арсенале не было. Человек отказывается принимать помощь, не хочет слушать проповедей, но и напугать его нечем. И это, в дополнение к большой бессмысленной части своей работы, стало напрягать. Он по-прежнему ходил на работу и скрупулезно заполнял бумаги, подавал иски, ходил на акты обследования. Но перестал верить в свое дело. Конечно, нельзя сказать, что оно было совсем бесполезным. Те же квартиры теперь сдавались более или менее по закону, и дети получали отчисления на сберегательные книжки, но как этого было мало!
  Дмитрий шел на работу не спеша - сегодня получилось выйти заранее - и думал о школе.
  Он прошел школу. Как испытание, как одну из самых больших в своей жизни трудностей. Прошел, чтобы забыть ее как страшный сон. Да, ему приходилось работать в школах уже учителем. В той или иной должности, но всякий раз непродолжительное время. Однако того времени хватило, чтобы понять: к лучшему не изменилось ни-че-го.
  Прошел школу, работал в милиции. Теперь работал в муниципалитете, и многие знакомые завидовали. Им казалось, что вот оно - хлебное место. Поддакивай кому нужно, где нужно лижи, на что не нужно не смотри и жизнь удастся, выделит лично тебе собственную карьерную лестницу. Да так оно, по сути, и было. Он вспомнил молодого мужа начальницы районного молодежного центра. Ведь был обычный пацан, несколько моложе самого Дмитрия. Полный, с длинными редкими волосами. Честно говоря, в его рукопожатии не было ничего мужского, и он с первого взгляда производил отталкивающее впечатление. Но однажды, придя из летнего отпуска, Дмитрий увидел его уже депутатом муниципального собрания и заместителем директора молодежного центра. А после окончания собрания депутат сел на собственный черный джип и укатил. Как оказалось, к новой семье. Его новая жена была старше более чем на двадцать лет, имела сына от первого брака, почти ровесника нового "папы". Но главное - она имела большую зарплату и возможность совать свои руки в районную кормушку. Женщина она, конечно, весьма неплохая для своего возраста. Но чтобы вот так... Дмитрий покачал головой и зло сплюнул "про себя" от досады - и чего он их вспомнил?
  - Дмитрий Николаевич! - шутливый голос донесся из-за спины и Дмитрий тут же различил в какофонии окружающих звуков шлепанье обуви по асфальту.
  - Здорово Леха! - Мужчины обменялись рукопожатиями. - На пробежку?
  - Ага. Вижу, ты идешь. Пойдем, провожу тебя.
  - А как же пробежка... - Дмитрий прервал сам себя, - ты на уроки забил что ли?
  - Да потом побегаю... Мне сегодня к третьему уроку, у нас физичка заболела. А я чего-то проснулся как обычно и не могу заснуть. Решил пробежаться. Короче, я же разговаривал с матерью. А потом еще после драки говорил.
  Все это Алексей высказал скороговоркой, шагая рядом с тренером по свежей с утра траве.
  - И?
  - Ну и жопа вообще. Я ей все рассказал, как ты советовал. С самого начала. Ну, как они унижали всех в школе давно уже. Как на районе на колени ставят. Всё, короче. Но она не прониклась.
  - А тебе что-то посоветовала?
  - Нет. В том и дело. Она такая говорит, типа, тебя не бьют и не лезь никуда. А то, что меня унижают это не страшно. Мол, глупости все.
  - Она просто не знает, что тебе посоветовать, вот и все.
  Дмитрий многое знал про семью Алексея. Мать - сильная личность - была главой семьи. Единственным сильным мужчиной из родственников в памяти Алексея был дед по материнской линии, умерший несколько лет назад. После этого парень постепенно привыкал к второстепенной роли отца в семье и железной воле мамы. Очень часто, по тому или иному поводу, он обращался за советом к Дмитрию. В основном все проблемы были связаны именно с матерью. Женщина, сама того не желая, мешала формироваться нормальному складу мужского характера. Следила и контролировала все, начиная от одежды и заканчивая девочками.
  Не единожды Дмитрий думал над тем, как изменился Алексей за два года проведенные вместе с ним. И это веселило. Вряд ли мама видела причину разительных изменений сына. Сам Леха часто рассказывал, как удивлялась мать тем или иным мыслям и высказываниям своего ребенка, постепенно выходившего из-под ее опеки. Но тревоги она не била, поскольку Алексей продолжал нормально учиться, вел себя корректно, не пил и не курил.
  И вот теперь, когда ему действительно понадобилась помощь сильного человека, в очень сложной ситуации, мать ничем не смогла ему помочь. Дмитрий покачал головой в такт своим мыслям, упустив из внимания рассказ товарища.
  - ... других. Тут она задумалась...
  - Чего? Не понял.
  - Когда я сказал, что других бьют, она задумалась, говорю. "А ты при чем?" - такая. Я говорю, как при чем? Они мои друзья. Да и вообще, идешь, а они кого-то незнакомого бьют. Их несколько, а ботан какой-нить один. Они делают с ним что хотят. Или девчонок задирают постоянно. А ты, говорит, рыцарь что ли, тебе всех спасать надо? Времена уже не те. Не лезь никуда и все. Ну, короче, не получилось особо поговорить.
  - Это не удивительно. Но тебе ее винить не стоит. Не знает она как тебе помочь. Ведь если признать, что ты прав, то что-то надо делать, а она ничего не может. Вот и все.
  - Да я понимаю. Вчера вечером я рассказал ей, что в школе было. Знаешь, что она мне ответила? - Алексей хохотнул. - "Что тебе неймется? Ну, ударили бы тебя один раз и все. Убивать точно никто бы не стал. А теперь что?". Прикинь!
  - Прикидываю... - повторил Дмитрий задумчиво.
  Проблемы заставляли его ребят взрослеть быстрее. Сейчас трудно сказать, кто же по-настоящему взрослый в их семьях. И тут главное, чтобы, видя слабость родителей, пацаны не ожесточились, не почувствовали своей власти.
  - Знаешь что, мы же эти исповеди затеяли не потому, что ждали помощи от мам. У нас была задача, и мы ее выполнили. Ты сам мужик уже, а скоро тебе придется отвечать и за своих родителей. Привыкай. Мать не вини.
  - Да блин, Диман! Я все понимаю, не гони. - Леха с улыбкой посмотрел на спутника. - Я не об этом вообще.
  - Зато я об этом.
  - Ладно, ладно, я понял все. Короче я хотел сказать, что мать вообще в шоке и не знает, что делать. Ну, я ей рассказал все расклады, что может быть и как нам действовать. Она говорит - он еще раз засмеялся - как скажешь, так и будем делать.
  - Отлично. Теперь главное самим жидко не обосраться, а? - Дмитрий остановился и улыбнулся. - Все, пришли. Извини, но сейчас мне с тобой разговаривать нельзя. Не люблю опаздывать.
  - Да все нормально, давай! - Леха развернулся и зашагал в сторону МКАДа.
  - Менты сегодня придут, сразу звони.
  - Думаешь? - парень остановился, не успев перейти на бег, оглянулся.
  - Скорее всего. Всё бывай!
  
  
  - А что тебя не устраивает в Марии Сергеевне, Алексей? Она твой классный руководитель и в обиду тебя не даст, кричать никто на тебя не будет.
  В кабинете директора было прохладно благодаря работающему кондиционеру. Плотно закрытые окна не пропускали внутрь разогретый солнцем воздух, а струящаяся с потолка прохлада растворялась в комнате.
  Перед Алексеем сидел толстый милиционер. Его рубашка промокла от пота подмышками и на спине, и он то и дело хватал себя за воротник и громко отдуваясь проветривал одежду. Неожиданная для него закавыка возникла, когда Алексей потребовал вызвать родителей.
  - Да все меня устраивает, пусть она присутствует, я не против. Только и родители нужны.
  - Ну что ты кочевряжишься?! - крикнула директриса, несмотря на свое обещание. - Устроили мне тут... Ты понимаешь, что это межнациональный конфликт?! Вы со своим... тренером тут развлекаетесь, а у меня проблем полный рот! Где мы тебе родителей возьмем, сам говоришь, что работают!
  Алексей пожал плечами и промолчал. И этот его вид еще больше разозлил присутствующих. В разговор вмешалась классный руководитель.
  - Леша, ты понимаешь, то что произошло очень серьезно? Это преступление. И тебе надо нам помогать, а не настраивать против себя.
  - Я понимаю. Только при чем тут я? Мне казалось, что это они совершили преступление, нет?
  - Ладно успокойтесь, разберемся кто виноват, а кто прав. И виновные получат свое! - Милиционер повернулся к директрисе, собираясь ей что-то сказать. Но Алексей не собирался так просто заканчивать этот разговор: начал бить - бей до конца. Этот урок он усвоил недавно, но навсегда.
  - Правильно. Да только тут и разбираться нечего. Посмотрите по камерам, что там было и спросите тех, кто рядом стоял. Тут все проще пареной репы.
  Майор недовольно покосился на "подростка", но отвечать не стал. И остановило его отнюдь не желание сэкономить время. Было что-то в этом парне. Что-то такое, что мешало разговаривать с ним так, как со многими другими. Он не боялся, чувствовал за собой какую-то силу, и майор этого не мог понять. А с тем, чего он не понимал, связываться не хотелось.
  - Давайте... Пусть звонит родителям, придется ждать. Скажи им, что мы повестку дадим.
  Директор психанула. Резко встала со стула и громко, через нос, вдохнула воздух. Ей тоже не нравилось поведение ученика. Не нравилась его уверенность, его тон, он сам. Не нравились все его друзья и, в особенности, его тренер. Все это было как-то... не по-детски. Перед ней, вроде бы, сидел обычный ребенок. Но это только на первый взгляд. Она чувствовала, что этими детьми не получается манипулировать. А это значит...
  Это значит, что вчерашние посиделки до второго часа ночи прошли впустую. Они долго думали, обсуждали, что и как надо преподнести милиции, чтобы проблемы были минимальны. Понятное дело, что совсем избежать проблем не удастся. В отделе уже все знали и директрисе позвонил начальник ОВД, предупредил, что завтра у нее в школе будут работать сотрудники из окружного управления. В результате длительного обсуждения была выстроена логичная версия: где-то был тренер, который воспитал в ребятах агрессию и нетерпимость к другим национальностям. Ведь именно с этих тренировок все и началось, раньше мальчики были тихими и спокойными.
  Что с... другими ребятами? Так тут все понятно. Особенности национальных культур, чужой город. Они не привыкли вести себя тихо, но с ними до этого проблем не было. А наши просто глупые. Им голову забили глупостями, сами они не виноваты. Надо разбираться с тренером и закрывать эту лавочку. Администрация школы сделала все необходимое. Да, была драка. Было небольшое скопление людей около школы. Но все закончилось хорошо. Ребята спокойно разошлись по домам, поговорив с теми, кто их ждал. Никакой драки, упаси Бог, не было. Учителя все контролировали и в очередной раз продемонстрировали свой профессионализм, не допустив крупного национального конфликта.
  Но вся версия сыпалась рядом с позицией этого... Алексея и его друзей. Сделать из них виноватых не получалось.
  - Звони!
  Алексей встал и направился к двери, ничуть не смущаясь от резкого тона директора школы.
  - Куда ты пошел?
  - Позвонить маме, - спокойно, с легкой улыбкой ответил парень - можно?
  Ему никто ничего не ответил.
  Аккуратно прикрыв за собой последнюю дверь, ведущую в кабинет директорского секретаря, Алексей достал телефон и набрал номер. Слушая гудки, повернулся к вопросительно глядящим на него друзьям:
  - Позвоните Диману, расскажите все.
  
  
  
  За окном стояла глубокая ночь. Вика тихо сопела, зажав между бедрами одеяло и уткнувшись в подушку. Дмитрий улыбнулся, как бывало всякий раз, когда замечал эту позу. Немного посмотрев на спящую жену, перевел взгляд за окно, в ночь. По пустой улице изредка проносились автомобили, используя по-полной всю свалившуюся на них свободу. Никто не кричал, не бились бутылки, не переливались маяки милицейских машин. Для всего этого было слишком поздно - шел четвертый час ночи.
  Дмитрий втянул носом остудившийся ближе к утру воздух. Наполнив легкие до отказа и шумно выдохнув, еще раз глянул на жену и с сожалением прикрыл окно, оставив небольшую щель. Вика мерзла по ночам, а заботясь о любимой он бы пошел и не на такое. Повернувшись к светящемуся экрану монитора, Дмитрий еще раз, последний, начал перечитывать написанный пост в "Живой Журнал".
  Пацаны позвонили ему сразу после того, как в школу приехала милиция. Сняв трубку, Дмитрий услышал ожидаемые слова:
  - Бать, менты приехали. Нас тут пытаются подмять, но не тут-то было!
  - Отлично, значит все идет так, как мы запланировали. По крайней мере, пока. Школа на вас давит?
  - Да ж..па блин! Она еще больше чем менты наезжает, - ответил Иван, имея в виду директрису.
  - Ладно, делайте так, как было оговорено.
  - А ты не подойдешь?
  - А чего мне там делать? Сами разберетесь. Мне скоро тут надо будет то же самое грести. Звоните теперь если только что-то не так пойдет.
  - Понял, ну давай.
  - Давай.
  В тот день были опрошены все ребята. Некоторых из них опросили без родителей и даже без педагогов, но сами пацаны не были против. Объясняли они это просто - рядовые милиционеры не были настроены против них и совсем не давили. В объяснении была написана правда. Такая ситуация не шла вразрез с основной стратегией. В конце концов, если что-то пойдет не так, можно будет запросто оспорить законность объяснений, полученных таким путем.
  Дмитрий спокойно доработал до обеда, а после него ушел на территорию выполнять обычную текучку, больше не появившись на работе.
  Зато утро следующего рабочего дня началось с сюрприза. Услышав по коридору грузные шаги своего руководителя и Дмитрий, и сидевшая напротив коллега повернули головы к открытой двери из кабинета.
  - Здравствуйте!
  - Здравствуйте Анатолий Иванович.
  - Дмитрий, пожалуйста, зайди ко мне.
  На эти слова из своего кабинета пулей вылетела Лариса Николаевна.
  - А что случилось Анатолий Иванович?
  - Да ничего не случилось пока. Просто надо поговорить.
  Дмитрий спокойно встал из-за стола и вошел в кабинет пожилого руководителя муниципалитета вслед за своим непосредственным начальством. Анатолий Иванович недовольно покосился на Ларису Николаевну, но ничего не сказал. Махнув рукой на стулья, бросил:
  - Садитесь... Дмитрий, тебя вчера не было после обеда. А мне звонили. Сначала из УВД нашего округа, а потом из прокуратуры. Они очень недовольны. Что у тебя там произошло?
  Дмитрий знал руководителя уже давно и успел изучить его характер. Анатолий Иванович не отличался особой смелостью и не выделялся идеалами. Впрочем, как и многие чиновники. И сейчас было очевидно - Суров боится. Боится сильно.
  - Анатолий Иванович, я только не пойму, какое может быть дело до всего этого нам? Почему они звонят нам?
  - Лариса Николаевна, значит, есть дело. Подождите, я не вас спрашиваю. Так что там было? - Он бросил короткий взгляд на Дмитрия и тут же отвернулся. Пошарил по ящикам, вытащил пульт и нажал на кнопку кондиционера. Отличаясь огромным ростом и повышенной массой, руководитель сильно страдал от жары.
  - Да ничего особенного. Ребята, которые у меня тренируются, подрались в школе. Они защищались от хулиганов-кавказцев, которых было больше кстати. Кавказцы начали первыми. Они вообще там затерроризировали всю школу. Все это записано на видео, и я вообще не понимаю, какие вопросы тут могут быть? Школа же вместо того, чтобы решать межнациональные конфликты, предпочитает их прятать и делать вид, что ничего не происходит, а ребятам в школе хорошо и комфортно. А что вы хотите от пацанов, которые научились защищать себя? Они не будут терпеть унижения. - Дмитрий пожал плечами. - Подрались. После этого школу окружила толпа друзей побитых хулиганов. Мои ребята боялись выходить из школы. Администрация школы тоже боялась, но больше не за пацанов, а за свою репутацию. Именно поэтому, и оно зафиксировано, из школы в милицию в этот вечер не поступало никаких звонков. Будто ничего не произошло. Пацаны сидели там долго, надеясь на учителей. Но в итоге плюнули и позвонили мне. Я пришел, забрал их оттуда и проводил по домам.
  Суров помолчал, бегая взглядом по столешнице из коричневого дерева.
  - А... Тренируетесь вы в зале? - Какой его интересовал зал, было совершенно ясно.
  - Конечно. Тренируемся в зале. Но мы не нацисты. Ничего подобного в зале не найдут. Я вообще не понимаю, чего тут можно опасаться.
  - Ясно.
  - Анатолий Васильевич, я хоть убей не понимаю, зачем они звонили вам?
  - Лариса Николаевна, перестань. Что ты как девочка?
  - Чего они хотят, увольнения?
  Дмитрий сидел спокойно. В то время, когда в бой вступает тяжелая артиллерия, он предпочитал отойти в сторонку.
  - Лариса Николаевна...
  - Пусть херней не страдают! Во-первых, сначала надо доказать, что он виновен. Во-вторых, звонить с такими угрозами сразу - незаконно! И я вам советую именно так им и отвечать до тех пор, пока не пришлют повестку. Нам можно идти?
  - Идите, - обреченно разрешил руководитель.
  Следующие несколько дней звонки продолжались. Звонили по несколько раз в день. Спрашивали, работает ли еще в муниципалитете такой-то сотрудник. Спрашивали, почему он там работает до сих пор. Лариса Николаевна лично отвечала на все вопросы, ссорилась с начальником по делам несовершеннолетних окружного УВД, ругалась. Но с Суровым больше не случилось ни одного разговора.
  Позиция Дмитрия и Ларисы Николаевны была твердой. Либо официальное приглашение на беседу, либо разговора не будет. Почему в милиции не хотят присылать официальную повестку, было не ясно.
  В школе за это время опросили всех ребят по два раза. Причем второй раз опрашивали сотрудники окружной прокуратуры, выясняя принадлежность каждого из ребят к преступной националистической группировке. Не узнали, естественно, ничего кроме того, что произошло на самом деле.
  И вот, в начале очередного рабочего дня, в домофон позвонил участковый. Войдя в помещение муниципалитета и найдя виновника торжества, он поздоровался и вручил повестку. В этот же день Дмитрия опрашивала в "округе" лично начальник службы по делам несовершеннолетних, полковник милиции. Неопрятная и хамоватая женщина лет пятидесяти пяти. Но и она осталась недовольна результатом. Сказанное подозреваемым полностью совпадало с тем, что говорили ребята. И, что самое неприятное для нее (как показалось Дмитрию), оно было очень похоже на правду.
  Дмитрий даже гадать о внутри-милицейских интригах и хитросплетениях не стал. Может быть, милиция не была заинтересована в привлечении внимания к инциденту, который частично раскрывал положение дел в районе. Может быть, у них были другие мотивы. Это его совсем не интересовало.
  Он спокойно спустился по широкой лестнице и прошел через проходную, покосившись на вооруженного автоматом постового.
  Но и после общения с полковником звонки в муниципалитет не прекратились.
  На следующий день после разговора в "округе" от ребят поступили тревожные вести. Пусть небольшая, но делегация обиженных родителей посетила директора школы на ее рабочем месте. По свидетельствам очевидцев, вышли из кабинета они совсем не расстроенными, а скорее даже довольными. Сами кавказские ребята в школе не появлялись.
  Дмитрий сопоставил несколько фактов и задумчиво "разглядывал" получившуюся "картину".
  По всему выходило, что за него с пацанами взялись серьезно. И этим "взявшимся" никто мешать не собирается. А что это значит? Это значит, что надо бить дальше. До тех пор, пока противник не сдастся.
  Дмитрий откинулся на спинку кресла, бросил взгляд на плотно закрытую дверь кабинета и пустое место коллеги. Протянув руку, взял мобильник и выбрал номер. Через несколько гудков в трубке раздался хрипловатый голос друга.
  - Здорово Валер!
  - Привет!
  - Ты в курсе последних новостей?
  - Что они к директору приходили? Да, мне Илюха рассказывал, - сын Валеры тренировался вместе с другими пацанами и во время драки был рядом с друзьями.
  - Ага. А меня в покое не оставляют, продолжают звонить. И пахнет это все увольнением. Надо что-то решать.
  - Что ты предлагаешь?
  - Я напишу пост и размещу в журнале. Но этого мало. Надо среди людей шумиху поднять. Типа, ребят долго щемили по школе, а когда они сдачи дали еще и посадить хотят. Конечно, посадить не посадят, но условно впаять могут. А настоящие виновники в школу на белом коне заедут и все продолжится заново. И вообще, меня удивляет, как родители спокойно относятся к сборищу вокруг школы. Их этот факт никак не трогает?
  - Трогает. Просто боятся все. Я с некоторыми разговаривал, они первыми выступать боятся. Говорят, что их детей потом бить будут, а толку с директором разговаривать нет.
  - Ну, вот и надо первыми выступить. А чтобы никто под ударом не боялся оказаться, собрать общее родительское собрание. У тебя будет несколько смелых родителей?
  - Сколько? Человек пять наберу, - Валера был уроженцем района и имел много знакомых и друзей.
  - Этого хватит. Написать бумагу на имя директора с требованием собрать всех родителей и внизу поставить подписи этих пятерых родителей. Потом они пусть об этом расскажут своим знакомым и предложат поучаствовать в собрании. А тем, кто согласится, принести бумагу и дать на подпись. Только делать это надо максимум в два дня. Заявление отнести директору и официально зарегистрировать.
  - Давай. Я займусь этим.
  - Ну отлично. Если от меня какая помощь понадобится - звони.
  - Хорошо.
  Дмитрий положил трубку...
  
  
  Валера сидел на кухне у Ирины, с которой познакомился несколько минут назад. Ирина - мама Руслика - была хорошей знакомой его жены. Обе входили в родительский комитет десятого класса.
  Руслик, в отличие от Ильи, посещал тренировки Дмитрия редко, хотя и был крепче друга. Не хватало парню воли для постоянных тренировок и учебных боев. А может быть и интереса не было. По словам ребят, Руслик днями "зависал" в модной сетевой игрушке, а по вечерам приходил на школьный турник. Такой образ жизни привел к атлетическому телосложению. Кроме того, Руслан отличался тихой речью и стеснительностью, а на тренировках двигался неумело, неловко. Было видно, что парень боится драки.
  О школьной жизни Руслика Валера знал больше родителей. Перед походом в гости он попросил жену рассказать ему все, что она знает об Ирине и ее семье. А после этого поговорил с Ильей, от которого и узнал много интересного. Оказывается, Руслан сильно страдал от кавказцев. Леха и Ваня регулярно тянули его на тренировки, симпатизируя тихому парню. Но кроме них почти никто из компании не обращал на Руслана внимания. Все старались держаться подальше. Он "вращался" в школьной жизни сам по себе, не имея друзей и врагов. Кавказских ребят тоже нельзя было назвать его врагами. Да, они очень часто издевались над ним, но делали это не потому, что выделяли из остальных. Просто унижать обычных, совсем не агрессивных ребят, было проще всего. Это дело было минимально рискованным и давало хорошие результаты. Все остальные, в том числе и более решительные, смотрели на издевательства и проникались страхом к мучителям. Так поступали во все времена вне зависимости от возраста и национальности. Так поступали и кавказские школьники, объединившиеся в стаю. И вряд ли у них были особые соображения по этому вопросу - все ощущалось интуитивно.
  Об этом и рассказывал Ирине Валера, сидя за чистым кухонным столом.
  Несколько минут назад хозяйка разлила по чашкам чай, но сама так и не притронулась к напитку. Она сидела испуганной, уткнувшись взглядом в расписанную фруктами клеенчатую скатерть и лишь изредка поднимая глаза на Валеру.
  - Вы хотите сказать, что мой сын мне не доверяет? Почему он нам не рассказывал об этом?
  - Я ничего не хочу сказать, кроме того, что сказал. Если вы мне не верите, можно позвать Руслана и спросить у него. - Валера говорил веско, четко чеканя слова. Видел, что Ирина совсем не рада его откровениям. Она ничего не знала и предпочла бы и дальше быть в неведении. Валера, таким образом, выступил в роли посла, принесшего плохую весть. И, может быть, голову ему и не стали бы рубить, но и верить не хотели.
  Ирина решительно распрямилась и обернулась в сторону комнаты сына. Она уже вдохнула поглубже, собираясь позвать ребенка, но в этот момент за дверью раздался скрежет ключа. Несколько раз щелкнув, звук прекратился. Открылась дверь.
  - Кто дома? - голос был мужским, уверенным и твердым.
  - У нас гости Вадим.
  Валера встал со стула и подошел к разувающемуся главе семейства. Сняв обувь, Вадим пожал протянутую руку. Был он крепким, чуть ниже Валеры, с темными волосами и волевым подбородком. Серые глаза смотрели внимательно и цепко.
  Еще через несколько минут они сидели все вместе за столом. Валера изредка отхлебывал из чашки, повторяя свой рассказ.
  - Подожди. Сейчас сына позову. Руслан! Иди сюда! - прервал Вадим.
  Руслан вышел испуганный. Он кое-что слышал из своей комнаты, не понимал, к чему приведет такой разговор и боялся заранее.
  - Садись и молчи.
  Валера продолжил рассказывать. Он уже повторил то, что успел сказать Ирине и вел рассказ дальше. Рассказал о драке и событиях, которые последовали за этим. Закончив, махом допил оставшийся чай и поставил чашку на стол.
  - То есть их никто даже выгонять не собирается, а наших менты прессуют? - дождавшись кивка, посмотрел на сына.
  - Ты дрался?
  - Нет, я рядом был, - голос мальчика дрожал.
  Валера отвернулся. Ему было неудобно от того, что раскрыл чужую тайну. Но эта детская проблема со всеми вытекающими была мнимой. Настоящие проблемы окружали Руслана в школе, и он это понимал.
  - А чего не дрался? Обоссался? - он отвернулся от сына и посмотрел на гостя. - Я его на бокс таскал, перчатки купил, в комнате груша висит - ни хрена делать не хочет. Сидит целыми днями в это го..но играет! Я тебе когда еще говорил, что надо выбросить эту шнягу?! - последняя фраза была адресована Ирине и касалась компьютера.
  - Это правда все?! - Вадим кивнул в сторону Валеры, в очередной раз обращаясь к сыну.
  - Правда... - едва слышно выдавил мальчик.
  - И над тобой издеваются?!
  Руслан кивнул и не поднял головы. Встречаться взглядом с отцом он боялся.
  Вадим резко встал, коротко замахнулся и ударил сына открытой ладонью в ухо. Парень отшатнулся и врезался в открытую дверь, хватаясь за голову. Ирина сидела молча. В ее глазах стояли слезы.
  - Боишься драться там, будешь получать тут! Сейчас идешь в свою комнату, собираешь всю х..рь и несешь на мусорку! Пошел!
  Дождавшись, пока сын уйдет к себе, Вадим сел за стол.
  - Давай, я подпишу бумагу, - он размашисто подписался и припечатал ручку к столу. - Говоришь, общее собрание будет, не только нашего класса? Я тогда своих знакомых приглашу. Когда подписаться можно будет? - он посмотрел на целый список фамилий с росписями.
  - Я могу тебе оставить бумагу, но только до завтра. Завтра надо еще восьмерых обойти.
  Вадим взглянул на часы.
  - Так, десяти еще нет. Если я тебе сегодня около двенадцати завезу, спать не будешь?
  - Нет.
  - Ну и договорились.
  
  
  
  Дмитрий в очередной раз перечитал объемный пост и решительно нажал на "интер". Он подробно описал все, что произошло за последнее время. Принять решение было не просто. Очень уж многое давило, наседало с разных сторон.
  Во-первых, жена. Она уже давненько показывала некоторое недовольство социальным статусом, амбициями и зарплатой Дмитрия. Причем, к чести жены, именно в таком порядке. Хотя, рядом с ним и не могло быть излишне меркантильной девушки.
  Дело в том, что Вика не понимала, как муж может довольствоваться "тихим" местом в отсутствии каких-либо перспектив роста. И если на счет "тихого" Дмитрий мог поспорить (он и сам не понимал, с чего жена подобрала именно это определение, учитывая все его рассказы), то по поводу перспектив она была права. А если так, то отсюда плавно вытекало "во-вторых".
  Во-вторых. Вика не понимала, как такой решительный, идейный и амбициозный юноша, с которым она связала свою жизнь, мог превратиться в заросшего мхом чиновника со средней зарплатой. Совсем недавно между молодыми супругами случился непростой разговор. Вика тогда высказала Дмитрию все, что давно носила в душе. Он вспылил - слова попали в точку. Не видя настоящей пользы от своей деятельности для окружающих людей, не имея перспектив ни в изменении данного статус-кво, ни в заработанной плате, Дмитрий серьезно переживал. Хотя кривить душой не стоило, даже если бы ему подняли зарплату, это спасло бы ненадолго. Ведь ушел он из милиции, где была отличная возможность, пусть и с риском для собственной свободной жизни, зарабатывать большие деньги! И пусть в этот раз ради материального благополучия брать взятки не приходилось, но и смысла в работе не прибавилось. И усугубляло ситуацию то, что Дмитрий видел вокруг. Он видел и не мог делать вид, что не видит.
  Итак, "во-вторых" заключалось в том, что человеку нужен смысл. Настоящий. Не дешевка из-под полы, не подделка. Нужен настоящий, глубокий и всеобъемлющий смысл. И Дмитрий был твердо уверен, что такой смысл просто не может обходиться без полезности для людей. А если так, если по-другому жить не получалось, то и в данной ситуации надо идти до конца. Любой поворот с выбранного пути, любое оправдание были бы проявлениями трусости. Только и всего. А как живет человек, поступившийся своим самым святым, он знал по собственному давнему опыту. Тот урок усвоен на отлично...
  В-третьих. Его просто-напросто могли уволить с работы. Чего хорошего еще и по статье. Ведь Лариса Николаевна не всесильна, а как это бывает в государственных (да и любых других) учреждениях известно. С таким пятном в трудовой книжке дальнейшая жизнь превращалась в размазанный по столу кисель. Да, работу терять, вот так, резко, не хотелось.
  В-четвертых, работу можно было потерять и по статье. Стоп, это было... А, нет! Тут о другой статье речь идет. Можно залететь по уголовной статье, а проблемы с работой приложатся. Организация националистической террористической организации среди несовершеннолетних подростков. Как такое? Такого не хотелось. Не хотелось очень. Честно сказать, до легкой дрожи не хотелось.
  В-пятых, не хотелось поднимать такое массовое волнение среди людей. Это само по себе было страшным, а если учесть, что ситуация может перерасти в нечто большее... Можно было на самом деле оказаться разжигающим национальную рознь преступником. Тут все зависело от последующих действий правоохранительных органов и от "социального ветра", способного раздуть небольшой огонек праведного недовольства в неконтролируемый бунт. Этого не хотелось совершенно...
  Ну, то есть ситуация была похожа на обычную уличную драку. Это, если кто не знает, когда сначала очень страшно. Так страшно, что колени дрожат. А потом, стоит в нее залезть, страх куда-то исчезает. И если при этом имеются хоть какие-то навыки, то шансы выйти относительно целым из потасовки достаточно велики. И наоборот. Стоит поддаться панике, страху и побежать, шансы тают как мороженое на летнем зное. А значит надо бить. Противник не собирается отступать, противник думает, что сильнее. Действует нагло, против правил. Не честно действует, как бы по-детски это не звучало. Значит надо бить так сильно, как только можно.
  Так и появился на свет этот текст. Дмитрий еще раз покрутил колесиком мышки и опустил страницу к низу. Взгляд заинтересованно замер, - появился первый комментарий.
  Быстро открыв ссылку, он прочитал коротенький ответ на пост. Человек писавший ответ был сильно возмущен и обещал "перепостить" запись у себя в журнале. Дмитрий удовлетворенно хмыкнул и тут же спохватившись взглянул на жену. Спит.
  Пост был сильный. Но и без этого вокруг ситуации в школе поднялась шумиха. Валере удалось запустить "снежный ком" праведного возмущения. Ведь люди не тупые животные. Они долго молчат, терпят, но всему имеется предел. И чем ближе к различным бедам дети, тем быстрее он наступает.
  Под составленным двумя друзьями заявлением на имя директора школы подписалась уйма народа. Уже в день сдачи заявления на дверях школы появилось объявление о том, что директор лично собирает родителей десятого класса для беседы. Эта новость облетела возмущенную общественность меньше чем за час, и на следующий день на собрание пришло много родителей. В классе они не поместились, пришлось подниматься в актовый зал. Там и состоялся очень сложный для директора разговор. В этот раз родители не стали терпеть и не позволили навешивать себе на уши лапшу.
  Первым не выдержал приторно сладкого "елея" Вадим. Он, как оказалось, не был среднестатистическим обывателем. В девяностых годах папа Руслика занимался... "бизнесом", который позволил провинциалу купить квартиру в Москве. А перед этим служил в Афгане. Девяностые давно прошли, еще больше воды утекло со времени интернационалистической войны в Афганистане, но характер Вадима не изменился. За дверью актового зала его ждали друзья - крепкие мужчины в коротких кожаных куртках весьма делового, кстати, вида.
  Слушая ложь, щедро изливаемую на молчаливое собрание директором, Вадим удивленно озирался и, наконец, не выдержал.
  - Что вы тут несете?! Тут всем все совершенно ясно! Ты чего хочешь, азербайджанский филиал в Бирюлево открыть?! - "плавно" перешел на "ты" встревоженный родитель - Их закрывать надо!
  - Успокойтесь, успокойтесь пожа... - Директор побледнела, пытаясь перекричать Вадима.
  - Я не собираюсь успокаиваться пока в школе детей чмырят, а администрация бабки стрижет! Тут мой сын учится! Решайте вопрос или я сам его решу!
  В этот момент с первых рядов поднялся смуглый мужчина. Всем своим видом демонстрируя мирные намерения, он поднял раскрытые ладони.
  - Подожди, дорогой! Давай во все разберемся...
  Но Вадим не дал ему договорить. Он вынул руку из кармана куртки и продемонстрировал окружающим крупный кулак. Через несколько секунд о том, что в руке зажата граната, догадались все. Над головами пролетел испуганный шелест.
  - Я тебе разберусь! Я вам всем разберусь! Если завтра не разберетесь вы, приеду разбираться я! - Он посмотрел на директора, внезапно успокоился и покинул актовый зал.
  Повисла гробовая тишина.
  Но вот, то тут, то там стали раздаваться одобрительные слова, а через минуту гудели все родители.
  Директору не оставалось ничего другого, кроме как пообещать собравшимся выгнать всех зачинщиков драки.
  На следующий день Дмитрий узнал эту новость от ребят, уже успевших отпраздновать победу. Но расслабляться было рано, тогда все только начиналось...
  Этими словами и заканчивался написанный пост.
  "Что теперь будет?" - эта мысль была последней. Прижавшись к сопящей жене, Дмитрий уснул.
  
  
  На следующий день, после обеда, Суров вызвал Дмитрия к себе.
  Ларисы Николаевны на месте не было и идти надо было одному. В том, что момент подобран специально, сомнений не было.
  - Дмитрий, ты понимаешь, что раскачиваешь лодку, в которой сам сидишь? Ведь ты чиновник. Ты обязан оберегать государство...
  Но на этот раз собеседник не собирался молча слушать бред.
  - Нет, Анатолий Иванович! Я лодку не раскачиваю, я ее в отличие от вас и всех остальных пытаюсь успокоить. Вы все или боитесь, или заинтересованы и поэтому ничего не делаете, чтобы соблюдать закон. А может быть, - он на мгновение замолчал, задумался, - и то и другое сразу. И чем больше вот таких ситуаций вокруг становится, тем озлобленнее становятся люди. И настанет момент, когда ваша "качающаяся лодка" - Дмитрий скривился, как от водки - опрокинется. И виноваты в этом будете вы. Еще скажите, что я Америку для вас открыл.
  Он замолчал и смотрел на обескураженного Сурова, беззвучно шлепающего губами. Прошло несколько секунд, и руководитель муниципалитета пришел в себя.
  - Эээ... Дмитрий, давай сейчас не будем спорить. Я тебе просто расскажу, что мне звонили из нашей прокуратуры. Говорят, что ты разместил в интернете какую-то запись. Сказали, что ее надо убрать.
  - Оперативно. Надо же! - Дмитрий ухмыльнулся, с удовольствием ощущая прохладное дуновенье от работающего кондиционера на разгоряченном лице. - А если не уберу?
  - Они не говорили. Но ты сам не маленький мальчик. Достанется всем.
  - Ладно, я вас понял Анатолий Иванович.
  Уже в дверях его нагнал последний вопрос Сурова:
  - Так что, уберешь?
  - Нет, - Дмитрий закрыл за собой дверь.
  
  Прошел еще один день. Размещенный в интернете пост собрал огромное количество комментариев. Десятки страниц складывались в сотни. Были "комменты" негативные, но общая масса - одобряющие, поддерживающие. Пост очень быстро вышел в топ "живого журнала", его "репостили", размещали на сторонних ресурсах и страницах. Теперь, при всем желании, удалить его из сети было невозможно.
  Дмитрий не успел дойти до работы. Без пятнадцати восемь мобильник зазвонил. Номер был неизвестен.
  - Да.
  - Дмитрий Николаевич? Здравствуйте.
  - Здравствуйте.
  - Меня зовут Сергей Викторович, я заместитель окружного прокурора. Вам удобно сейчас разговаривать?
  - Удобно, но скоро я дойду до работы, рабочий день у меня с восьми начинается, - Дмитрий старался успокоиться за короткое время, требующееся для того, чтобы произнести эту фразу.
  - За это не беспокойтесь. Я прошу вас приехать к нам сегодня. Можете сказать начальнику, он возражать не станет. Хотя можете и не говорить, потом скажете. Это по поводу драки в школе, - уточнил собеседник.
  - Хорошо. На работу я все-таки зайду, меня там человек должен ждать. С ним дел на час. После этого поеду к вам.
  - Да. Все устраивает. Как доехать вы, конечно, знаете... До встречи.
  Дмитрий задумался. Окружная прокуратура - это серьезно. Странно все происходит. Сначала его пытались давить на уровне окружного управления внутренних дел, которое подчиняет себе все районные отделы милиции. Потом - на уровне районной прокуратуры, контролировавшей в том числе несколько отделов милиции. Теперь из прокуратуры окружной. Что дальше?
  Дмитрий покачал головой.
  Быстро разобравшись с текущими делами и предупредив Ларису Николаевну, поспешил на электричку идущую до Павелецкого вокзала. Сойдя на Коломенской и пересев на автобус, он добрался до прокуратуры.
  Здание окружной прокуратуры было отделано светлым кафелем, который под стеклянными вертушками дверей на входе сильно отшлифовался.
  Посмотрев на третий этаж - здание не было высоким - и оглядев зеленую лужайку вокруг, Дмитрий глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и толкнул дверь. Один оборот вертушки, несколько шагов и он в холле. Подойдя к охраннику, представился, протянул паспорт.
  - К кому? - буркнул охранник, записывая паспортные данные.
  - К Сергею Викторовичу, заместителю прокурора. Он меня ждет.
  - Проходите, - охранник протянул паспорт.
  Поднимаясь по ступеням на второй этаж, Дмитрий понял, что забыл спросить охранника о кабинете. Но возвращаться не хотелось.
  - Извините, подскажите, где кабинет заместителя прокурора?
  Девушка остановилась и быстро оглядела Дмитрия.
  - Какого?
  - Сергея Викторовича.
  - Вы правильно идете. Вон там, за следователями, предпоследний кабинет справа.
  - Спасибо.
  Дмитрий пошел в указанном направлении, внимательно осматривая интерьер.
  Еще приличные, но весьма потертые двери и стулья. Никакой бросающейся в глаза роскоши. Даже в муниципалитете и то было... презентабельнее что ли? Дмитрий поймал себя на том, что к собственному неудовольствию констатировал весьма рабочий тон окружной прокуратуры. В отличие от районной, в которой приходилось бывать часто, в этой он не был ни разу. Тут ему не встретилось ни одной "Юлии Юрьевны". Он презрительно хмыкнул, вспоминая помощника районного прокурора. Стройная девка лет тридцати трех с искусственно накаченными губами и грудью. Накаченными сверх всякой меры, вызывающе и вульгарно. Всегда с глубоким декольте, подходящим для развратного ночного клуба, но никак не для прокуратуры. Либо в короткой юбке, либо в обтягивающих штанах - по настроению. Яркий, вызывающий макияж, пышные каштановые волосы с химической завивкой. Рассказать кому - точно не поверят.
  Он подошел к двери и постучал.
  - Заходите!
  - Здравствуйте. Мне Сергея Викторовича нужно. Меня вызывали, - Дмитрий оглядел небольшой кабинет, в котором кроме женщины, к которой он обратился, был мужчина примерно сорока лет, занимавший обычный рабочий стол у дальнего окна.
  - А, Дмитрий Николаевич, - прозвучало так, будто говоривший давненько знал Дмитрия - здравствуйте еще раз. Быстро вы. Проходите сюда, - мужчина вышел из-за стола и пододвинул стул. - Садитесь. Жарко тут у нас, вы уж извините. Никак не купим кондиционер.
  Дмитрий смотрел на Сергея Викторовича и понимал, что его внутренняя уверенность в поголовной коррумпированности правоохранительной системы окончательно разрушилась. Ну не так он представлял себе рабочий кабинет заместителя прокурора округа. Хотя, оставалась вероятность того, что все это лишь образ.
  - Давайте сразу к делу, я так понимаю у вас тоже времени не много.
  Дмитрий кивнул.
  - Я хочу извиниться за подчиненных. Они проявили излишнее усердие. Самостоятельно давили на вас и заставляли давить милицию. Честно говоря, некоторые из них просто... - он помялся и бросил взгляд на женщину - недалекие.
  Женщина ответила, как показалось Дмитрию, одобрительным взглядом.
  - Мы им дали указание разобраться, а они дров наломали. Да и вообще, райончик у вас "прелесть". Мы в курсе, - он кивнул так, будто имел представление о специфическом знании Дмитрия после работы в милиции. - Только, к сожалению, все это очень не просто исправить. Хотя мы стараемся, с начальником ОВД потихоньку работаем уже давно. Конец скоро.
  С вами нам все было ясно сразу, как только все произошло. Нужно было только бумаги собрать, а тут-то они дров и наломали...
  Дмитрий сидел молча. Слушал. Сергей Викторович производил приятное впечатление, ему хотелось доверять. Возможно, он говорил искренне. По крайней мере, Дмитрию казалось, что он говорил искренне. Но разум не позволял довериться чувствам. Оставалась большая вероятность, что прокурор играет роль. Ага, вот так поручили бумаги собрать, а глупые подчиненные перестарались. Все это похоже на оперативную работу, когда, не имея ничего конкретного на подозреваемого, на него начинают давить по всем каналам, которые могут задействовать. Вынуждают нервничать и совершать ошибки, выжидают.
  - Теперь у нас все есть. Ваш случай, кстати, помог нам завершить работу по руководству ОВД. Скоро оно поменяется. А там, глядишь, и "Гес-Геласы" почистят, а может и разгонят полностью.
  Заместитель прокурора говорил о самом известном кафе в районе. Оно "крышевалось" самим начальником ОВД, а то и кем повыше, и туда старались не заходить рядовые милиционеры. Такая осведомленность еще больше подкупала Дмитрия, но он никак не проявлял своих чувств.
  - Значит ко мне больше никаких претензий?
  - Никаких. Единственное, о чем я хочу попросить, - это интернет. Убирать пост не надо, да это и невозможно теперь. Но вы как-то завершите эту историю. Хотя я не сомневаюсь, что именно так вы и сделаете, когда узнаете о смене руководства ОВД.
  Он внимательно посмотрел в глаза собеседнику. Дмитрию показалось, что этот проницательный мужчина присутствовал при разговоре о "раскачивании лодки" и, более того, знал и был согласен с его позицией по этому вопросу. Наваждение было настолько сильным, что подспудно присутствующая мысль ясно оформилась: Виктор Николаевич был совершенно в другой "весовой категории", и Дмитрию очень повезло, что с ним не пришлось враждовать.
  - Конечно.
  - Ну, тогда мне остается только сказать вам спасибо. У нас у самих есть дети и внуки и мы в курсе того, что происходит в школах. Побольше бы таких, как вы... - Он протянул руку.
  - А почему вы сами тогда ничего не делаете? - позволил себе "детский" вопрос Дмитрий, отвечая на рукопожатие.
  - Это сложный вопрос, - Сергей Викторович опустил глаза и помотал головой, давая понять, что разговора на эту тему не будет.
  - А что с директором школы, ей ничего не будет?
  - Это тоже зависит не от нас, к сожалению. Но случиться может всякое.
  - Ладно. До свидания?
  - До свидания.
  С этого дня все звонки на работу прекратились.
  Парней тоже больше никто не тревожил. Зачинщики драки пропали из школы на несколько недель, и все как-то сжились с мыслью о том, что их выгнали. Но директор школы занимала свое место еще два месяца после происшедшего. Может быть, поэтому почти все хулиганы вновь пришли в школу. Оказалось, что никто их не выгонял. Но больше с ними не было проблем. Более того, некоторые из их окружения довольно крепко сдружились с ребятами после того, как "вожак", которого они боялись, так и не вернулся "на район". Кое-кто из кавказцев даже начал ходить на тренировки к Дмитрию. В школе на некоторое время стало относительно тихо и спокойно.
  Начальник ОВД работал в своей должности еще неделю, после чего временно исполняющим обязанности начальника был назначен его заместитель. Тоже изрядная сволочь, конечно.
  Директора школы за случившееся никто так и не снял. Но примерно два месяца спустя, разразился большой скандал по поводу воровства в этой школе крупной суммы денег. Дмитрий узнал об этом от ребят, которые посоветовали посмотреть очередную передачу "Человек и закон".
  Включив телевизор, он увидел знакомую директрису, испуганно вравшую на камеру о своих благих делах на пользу детям. После этого случая никто не видел женщину в школе, хотя, как говорили пацаны, ее не наказали.
  Дмитрий все лето и половину осени продолжал опекать несовершеннолетних детей, попавших в "неблагоприятную жизненную ситуацию", таскать наркоманов и иногда отмахиваться от вооруженных ножами алкоголиков.
  До тех пор, пока кто-то на самом верху не решил реорганизовать службу опеки, попечительства и патронажа и, заодно, муниципалитеты.
  "На дворе" стоял очередной кризис и правительство старалось сэкономить деньги везде, где было возможно. О том, что упразднение существующей с советских времен службы не приведет ни к чему хорошему, общество не догадывалось. Да и не было это интересно - хватало насущных бытовых трудностей. Об этом знали сами специалисты, касающиеся проблематики трудных семей. Наверное, знали "на верху". И единицы со стороны. Только они понимали, что после "реорганизации" оставшиеся специалисты пойдут на "вольные хлеба", а и так дышащая на ладан система прикажет долго жить. Еще меньшее количество было уверенно в том, что система разваливается не только и не столько с целью экономии. Под сладкие речи о "семейном воспитании", "родительской любви", "социальном сопровождении" закрывались детские дома и разгонялись специалисты. И очень было похоже на то, что на часть освободившихся денег будет кроиться новая служба - "Ювенальная юстиция". Под это писались новые, менялись старые законы. Об этом велись неофициальные разговоры официальных лиц. Все это Дмитрий видел. Он понимал весь ужас того, что, еще находясь на Западе, уже скалило свою пасть, смотря на его Родину. Понимал и надеялся, что кто-то остановит эту гадину "на подходах". Благо, и на самом высоком уровне были противники подобных "нововведений".
  Но это, как говорится, совсем другая история.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГОД НАЗАД.
  
  
  ШКОЛА.
  
  
  В парке было пусто.
  Даже, пожалуй, не так. Это слово не отражало того, что чувствовалось. В парке было умиротворенно. Да. Именно так.
  Дмитрий сидел на скамейке в ожидании тренирующихся у него ребят. Нет, это уже были не те пацаны, с которыми в течение нескольких лет проливалось столько пота. Ваня, Леха, Илья, Николай и многие другие - все остались в Западном Бирюлево. Они спокойно закончили школу и разлетелись кто куда. Кто-то поступил в ВУЗ, кто-то в среднее специальное заведение, но большинство ушло в армию. Отдавать долг Родине, как бы это ни звучало в наше скомканное и беспорядочное время.
  С момента последней тренировки с ними прошло около года.
  В муниципалитете Дмитрий проработал до весны следующего года, а в мае, в связи с "реорганизацией" попал под сокращение. Его, как и многих других, заставляли уйти по собственному желанию. Это было выгодно властям, потому как в таком случае не полагалось никаких выплат. Но Лариса Николаевна не привыкла идти на поводу у самодуров. "Уж если валить, Димка, то терять нечего! Будем идти до конца!" - во вновь создаваемой службе она работать не желала по многим причинам. Именно благодаря ей Дмитрий, как и все остальные сотрудники отдела, не уволился, а был сокращен. Этот факт крайне неблагоприятно сказался на карьере их руководителя, но на меркантильного и трусливого эгоиста всем было плевать. В итоге, отработав май, Дмитрий ушел в отпуск, после которого так и не вернулся на прежнее место работы. Благодаря таким манипуляциям со статьями трудового кодекса казначейству пришлось выплачивать отпускные в полном объеме плюс "санаторно-курортные" и три среднемесячных размера оплаты труда. Проблема с деньгами, таким образом, на какое-то время отодвинулась.
  Кроме того, из значительных событий, случившихся в этот период, нужно отметить переезд на новую - собственную - квартиру. Случилось то, на что почти не надеялись: жене предоставили собственное отдельное жилье в новом доме. Именно из-за этого Дмитрий и оказался в Северо-Восточном административном округе Москвы.
  Но прошло лето, прошел август и половина необычно теплого сентября, а найти работу так и не удавалось. Деньги кончались - все имеет свой конец, тем более они. Вместе с деньгами и даже еще быстрее иссякало спокойствие. Если летом Дмитрий практически не переживал по поводу будущей работы, полагая, что с его опытом и стажем ему будут рады в любой школе, то сейчас эта уверенность улетучилась.
  Заместитель директора школы по безопасности, учитель ОБЖ - на эту должность был весь расчет, но вакансий практически не было. Те, которые были, "висели" на сайтах уже очень долго и было понятно, что с ними не все чисто. По одному из таких объявлений Дмитрий ходил. Он устроил всех замов, но ни директора колледжа. Директор оказался человеком крайне странным, недавно поставленным на свое место и меняющим людей. Так, в заместители по воспитательной работе колледжа и всех его отделений он определил молодую девушку, ровесницу Дмитрия. И было совершенно непонятно, какой опыт воспитательной работы с современными детьми она может иметь, какими выдающимися качествами она обладает. Хотя к Дмитрию она отнеслась с симпатией и сразу предупредила, что собеседование с новым директором уже не прошли двенадцать человек. Что "вы нас полностью устраиваете и, мне кажется, что директору тоже понравитесь". Кроме этих общих пожеланий она дала конкретный совет - вспомнить о советском педагоге Антоне Семеновиче Макаренко. Об этом человеке Дмитрий знал ровно столько, сколько может знать выпускник педагогического ВУЗа с красным дипломом - почти ничего. Поставив для себя внутреннюю заметку о необходимости более подробно ознакомится с его работой, Дмитрий даже не предполагал, как это скажется на его жизни в будущем.
  Как бы там ни было, но он стал тринадцатым не угодившим директору соискателем. Видно что-то такое в нем этот директор понял, что-то увидел. Сам Дмитрий директора так и не понял - хорош он или плох, специалист или профан?
  
  Единственная тренировка в неделю начиналась в десять утра по воскресеньям. Именно этим объяснялись умиротворенность и тишина, которые обратили на себя внимание. Редкие бегуны и просто гуляющие люди почти не нарушали царившего покоя. Сидя на лавке, Дмитрий не отрываясь следил за тем, как переливается ветер в уже раскрашенных, но еще густых кронах деревьев. Это движение завораживало, прекрасно дополняя тревожный шелест.
  Почему-то подумалось, что именно благодаря таким моментам у жизни есть вкус. Ведь что было бы с ней, если бы все давалось просто и легко, если бы ничего не надо было ждать, ни к чему стремиться? А так, Дмитрий очень ждал свою новую работу, мечтал о ней. Ему хотелось быть по-настоящему полезным людям в общем и детям в частности. Ну и, не без того, хотелось получать при этом хотя бы средние деньги и не чувствовать себя нищим.
  Очень многие из людей еще не поняли. А есть, наверное, и такие, которые не поймут никогда, в чем настоящий смысл и суть жизни. Дмитрию казалось, что он понял. Как "прочитал" в одной из своих песен популярный среди молодежи репер Влади из группы "Каста":
  "Нет цели лучше - я это понял - чем приносить людям пользу.
   Если я пробудил или успокоил, то повезло: я не пустой звук..."
  У видневшегося неподалеку теннисного корта появился первый тренирующийся и Дмитрий поднялся со скамейки.
  
  В понедельник он проснулся рано. На одиннадцать часов была назначена встреча с директором школы. Ехать надо было на другой конец Москвы до станции "Славянский бульвар", и вся дорога от дома до предполагаемого места работы занимала около полутора часов. Но в первый раз, по привычке, Дмитрий заложил большее время - учитывая возможные задержки.
  Сделав все, что полагается делать с утра любому уважающему себя человеку и позавтракав, он водил утюгом по рубашке, разглаживая смятую после стирки ткань. Но вскоре и это было закончено.
  Полтора часа в дороге он скоротал с удовольствием читая все, что удалось найти в сети об Антоне Семеновиче Макаренко. Можно было бы, конечно, сказать "к стыду своему" - так принято говорить в подобных случаях, - но стыда Дмитрий не испытывал. Поэтому без всякого стыда: до этого о Макаренко он не знал ничего. И дело тут было не в том, что учился плохо или пропустил тематическое занятие. По твердому убеждению Дмитрия, педагогические ВУЗы, даже самые хорошие, к которым он причислял и свой, не умели "учить учению". Поэтому и не знали, о чем действительно стоит рассказывать, а что следует предать забвению.
  Эта догадка появилась у него еще давно, когда первый раз пришлось идти на педагогическую практику в одну из провинциальных школ. Он тогда был буквально шокирован. От диких, бесконтрольных детей и отсутствия у него каких бы то ни было "педагогических" инструментов работы с ними. От таких же бессильных "опытных" учителей и их ненависти к детям. От общего бардака, царящего в школе.
  Нет, нельзя сказать, что он шел туда в розовых очках. Свой собственный ужасный опыт обучения в школе заставлял относиться к предстоящему как к драке, со всеми вытекающими. Но, "черт побери", как говаривал известный гасконец, сейчас-то он учитель! Не обычная ровня хулиганам! И, кроме этого, к тому моменту Дмитрий прошел весьма суровую жизненную школу, чтобы чувствовать себя уверенно во многих ненормальных ситуациях.
  Шокировало же его главным образом поведение работающих в той школе учителей. А именно первое посещение учительской.
  "Как достали эти сволочи!", "Когда же Иванов сопьется, как его папаша?" и даже "Слушайте, жалко, что мать Сидорова когда-то все-таки решила рожать". Слушая обычные - да, это было очевидно! - разговоры учителей, Дмитрий оторопел. Он все понимал. Понимал даже больше, чем может понять человек, не испытавший того сурового давления школы, которое когда-то испытал юный Димка. Не понимал он одного: как можно что-либо изменить, ненавидя почти всех детей и лишь к некоторым относясь безразлично?
  Почему-то второй логичный вопрос он себе тогда не задал. А хочет ли кто-нибудь вообще что-то менять? Может быть, это было плохо, а может быть к лучшему, но вопрос не прозвучал.
  После того раза Дмитрий старался посещать учительскую как можно реже. Но находясь там перед своим первым полноценным уроком, он встретился глазами с начинающей стареть, но изо всех сил "бодрящейся" брюнеткой. В глазах блестели искорки откровенного кокетства, как это часто бывает, когда женщина остается без мужа к концу четвертого десятка. Но, помимо этого было в них что-то еще. Вроде слегка злорадного любопытства: "А ну-ка! Посмотрим, чего ты стоишь!"
  - Дмитрий Николаевич? - промурлыкала она, слегка растягивая слова.
  - Да?
  - Вы же сейчас к девятому "Б" идете? - второй вопрос был риторическим - в руках Дмитрий держал журнал этого самого девятого "Б". Но он все же ответил:
  - Угу.
  - Готовьтесь к чему угодно, - именно после этой фразы Дмитрий понял, что правильно распознал смысл ее взгляда. - Особенно если придёт...
  Этой фамилии он уже не помнил. Да что там, он забыл ее в тот же момент, как только услышал.
  Дмитрий отвлекся от воспоминаний и посмотрел в окно вагона, читая название станции. Выходить еще рано.
  Так и случилось, что, когда на дебютный урок пришел "Бесфамильный" хулиган, Дмитрий к этому был готов.
  В первые десять минут того урока молодой учитель даже расслабился. Все оказалось значительно проще, чем расписывали недавние коллеги. Почти все дети сидели молча, иногда осторожно перешептываясь и только некоторые разговаривали чуть громче. Но и они умолкали, стоило обратить на них суровый взгляд.
  Но уже по прошествии этого десятка минут класс привык к новому учителю. После знакомства сошло на нет любопытство, почти пропала настороженность, имеющая место всегда при встрече с неизвестным. Начал подниматься шум. Тогда Дмитрий успокоил ребят сменой интонации и переходом на личности. В том не было ничего необычного. Учителя редко призывают успокоиться всех сразу, как правило, они обращаются к кому-то конкретному.
  Это подействовало, как сейчас осознавал Дмитрий, только первый раз. А дальше все зависело от того, кто окажется сильнее в незримой дуэли: он или "бесфамильный". Это был момент схватки между самым авторитетным хулиганом класса и новым учителем. Победит учитель и ему будет позволено, хоть и не без труда, результативно использовать подобные простейшие приемы и дальше. А если победит хулиган, то в учительской станет теснее, а ряды обиженных "педагогов" пополнятся еще одним "профессионалом". Все это чувствовалось нутром.
  Перед Бесфамильным сидела девочка. По ее внешнему виду можно было с уверенностью сказать многое. Среди прочего: ее мать не утруждает себя моральным и этическим воспитанием дочери. Девятиклассница была одета в короткий летний топик, совершенно не скрывающий живот и подчеркивающий молодые формы. Топик свободно свешивался с груди, и было не понятно, как он ее прикрывает на ветру.
  Закономерно, что именно эта девчонка привлекла внимание Бесфамильного. Сноровистым и коротким движением он нащупал застежки лифчика под тонкой тканью топика. Еще немного усилий и лифчик расстегнут. После этого, быстро, хулиган дергает чуть вверх сам топик. Освободившаяся девичья грудь больше не фиксируется, а ткань "верхней одежды" сдернута наверх. Девчонка вполне привычно вскинула руки к груди, но перестаралась и из-под ладоней показалась светлая кожа с розоватым соском.
  - Дебил!
  Все произошло за две-три секунды. Дмитрий только и успел, что посмотреть на вскрикнувшую девочку и, совершенно непроизвольно, перевести взгляд к ее рукам. Естественно, что и он, и некоторые ребята увидели частично обнаженное интимное место. Еще через пару секунд положение вещей было восстановлено. О случившемся можно было догадаться только по ухмыляющейся роже Бесфамильного и какому-то удовлетворенно-возмущенному выражению лица девочки. Хулиган сидел развалившись и смотрел прямо в глаза Дмитрию. Его спина была прижата к спинке раскачивающегося стула, голова чуть откинута назад, а ноги широко расставлены в стороны. При этом левая нога была полностью вытянута в проход между рядами и упиралась в пол пяткой.
  Взгляд учителя чуть задержался, отдавая дань борьбе глаз, спустился ниже, мельком ощупал грязные - было видно издалека - ладони и замер на красовавшемся между рядов ботинке.
  Время замедлило свой бег, как это часто бывало на бойцовском ковре и в уличной подворотне. Дмитрий понимал, что проиграл в битве взглядов. Но он просто не знал, что делать. Ведь обычно, если никто не уступает, в такой ситуации случается драка. Драться с учеником нельзя, и хулиган это прекрасно понимает, а значит он не уступит. Отвести же взгляд после продолжительных гляделок было бы еще большим позором, очевидным для всех личным крахом.
  Это сейчас Дмитрий понимал, что сильно переоценил противника, использовав в качестве предварительного анализа испуганные реплики учительской, да и просто не имея опыта. А тогда для него все было ново. Да чего говорить - подавляющее большинство учителей никогда не вступало ни в какие битвы, трусливо прячась за журналом!
  Итак, очко хулигану, а молодой учитель выигрывал время для принятия решений.
  Взгляд вернулся обратно, от ботинка к глазам.
  - Ну что, вставай. Пойдем к директору.
  На короткое время дети замерли. Спокойный и холодный, ничуть не истеричный голос удивил их. Не к такому они привыкли. Но уже в следующий миг до них дошел смысл сказанного, а по рядам пробежало шевеление. Разочарованно, злорадно, сочувственно - кто как реагировали ребята на такое предложение. Сам хулиган широко улыбнулся, громко отодвинул стул, встал и сунул большие пальцы в карманы. Вразвалочку, не спеша, прошел мимо Дмитрия к двери.
  Понятно! Дмитрий начал забывать свою собственную школьную жизнь и переоценил возможности директора. И, судя по реакции ребят, переоценил значительно.
  Спокойно повернувшись, учитель зашагал за Бесфамильным.
  - Да он там по пять раз в неделю бывает... - донеслось со спины.
  Мысли неслись галопом, обгоняя время.
  Он проиграл дуэль взглядов - это плохо. Но выиграл на хладнокровном отношении, выгодно отличаясь от истеричных учителей. Скорее всего, дети ожидали панического выкрика вроде "Иванов! Что ты делаешь?! А ну-ка успокойся!" Это - в актив.
  Опростоволосился с директором - очевидно... Взявшись за ручку затворяющейся за пацаном двери и посмотрев через плечо, Дмитрий заметил взгляд не по годам одетой девятиклассницы. Плохой взгляд. Для нее Дмитрий проиграл не как учитель - как мужчина. Она разочарована.
  Тьфу ты! Сопля смазливая! Он толкнул дверь.
  Время стало ускоряться, возвращаясь к привычному ритму. Сердце стучало громко, отдаваясь куда-то в гортань. Рот приоткрылся, а лицо горело. Время кончалось, а решения так и не было.
  Два минуса! Два серьезных промаха!
  Дверь закрылась, скрывая от всего дальнейшего заинтересованные детские лица.
  Хулиган стоял, подпирая стену. Он явно хотел что-то сказать и уж открыл рот, но тут случилось то, чего не ожидал сам учитель.
  Резко повернувшись всем телом к пацану, Дмитрий метнул руку к воротнику рубахи. Сгреб в охапку ткань и рванул вверх. Легкий по сравнению с двадцатилетним спортсменом подросток оторвался от пола. Каблуки ботинок чиркали в воздухе, оставляя полосы на без того грязной стене.
  Быстро кинув взгляд на пустую рекреацию, Дмитрий почти вплотную приблизил свое лицо к ошеломленным глазам Бесфамильного. Мелькнуло сомнение в свежести собственного дыхания, но эти мысли были мгновенно отброшены, как абсурдные.
  - Ты, ххорошший мойй - начал зловеще шипеть Дмитрий - думал, что я тебя к директору поволоку?
  Рука стала уставать, и чтобы не отпустить пацана на пол, Дмитрий еще больше вдавил его в стену, прижимаясь всем телом.
  - Ошибался! Сейчас идешь куда хочешь. В следующий раз либо не приходишь, либо сидишь тихо.
  Каблуки наконец обрели опору, а сам пацан хватал воздух перекошенным ртом, ошеломленный, сбитый с толку кардинальной сменой настроения своего противника. Испуганные глаза, заплеванное брызгами слюны лицо.
  - Пшшёл!
  Дмитрий отвернулся и вошел в класс, стараясь быстро успокоиться волевым усилием.
  Последнее, что он услышал - неуверенное и скомканное "осле... роков встретим ебя...". Но эти слова были похожи на гавканье побитого и больше не опасного пса. Обращать на них внимание не стоило.
  - Станция "Славянский бульвар"! Уважаемые пассажиры...
  Дмитрий вышел из дверей вагона и удивленно завертел головой. Он тут в первый раз, а посмотреть было на что.
  Первое, что бросалось в глаза - зеленая металлическая лоза, свивающая замысловатые фигуры над лавками, образующая фонари. Все это на фоне блестящего серого камня полов и зеленоватого камня стен. Яркое освещение, потолок в виде... арки? Дмитрий даже названия не мог подобрать.
  Красивая станция. Он оглянулся назад, на задевшего его пассажира и поспешно отошел в сторону - встал как раззява на проходе. "Понаехавший", одним словом.
  Быстро сориентировавшись по распечатанной дома карте, он решительно двинулся дальше...
  После того случая на уроке класс вел себя идеально. Вечером, выходя из школы, Дмитрий видел хулигана в компании старших товарищей. Они смотрели на учителя и жестикулировали, но никто так и не решился подойти. Немного постояв на крыльце, практикующий студент педагогического ВУЗа пошел в общежитие. С тех пор Бесфамильный был на уроке Дмитрия всего пару раз, сидя тише воды и ниже травы. А сам Дмитрий с этого момента посматривал на учителей, ненавидящих и боящихся своих подопечных, свысока.
  Ему еще предстоит задуматься над тем, насколько верными были принятые тогда решения и можно ли было обойтись без рук. О том, что делать женщинам-учителям, сталкиваясь с хамством, а то и физической агрессией по отношению к себе или, того хуже, другим детям. Сталкиваясь, но не имея ни внушительных габаритов, ни силы. Но это будет позже. Пока же он шел на собеседование с волнением и искренней надеждой на успех.
  
  
  Чрез пятнадцать минут ходьбы со средней скоростью с правой стороны показалось здание школы. Фасад выходил на Кутузовский проспект, до которого было всего около пятидесяти метров и от этого вокруг здания было шумно. Пожалуй, даже очень. Само здание представляло собой типовую пятиэтажную постройку, украшенную колонным барельефом на уровне второго этажа. Над главным входом располагались изображения великих русских писателей и поэтов с датами рождения и смерти. Ничего особенного.
  Постояв на входе и собравшись с мыслями, Дмитрий глянул на часы - без трех минут. Пора. Пройдя на проходной все положенные процедуры, он осмотрелся.
  На первом этаже было очень тесно. Здесь не было привычных по другим школам раздевалок, прижимавшихся к окнам. Наоборот - пространство от окон до середины рекреации было относительно свободное, с редкими лавками. А вот на противоположной стороне были оборудованы обособленные раздевалки, отделенные одна от другой округлыми стенами. Как позже узнал Дмитрий, раздевалки были поделены между классами и запирались на ключ. Сейчас же он лишь отметил явный минус такой конструкции - тесноту коридора, и относительный плюс - отсутствие острых углов.
  Пройдя мимо стен, украшенных зеркалами во весь рост, он вошел в кабинет секретаря и представился.
  - Да, здравствуйте. Проходите, вас ждут, - обычная светловолосая девушка, спокойная и какая-то отстраненная.
  - Здравствуйте!
  Кабинет директора был обставлен мягкой и офисной мебелью. Но не это бросилось в глаза. Иконы. Много икон. Они висели на стенах, красовались на календарях и фотообоях, стояли на столе и даже украшали еженедельники. Сразу стало ясно - директор старается как можно шире демонстрировать свою приверженность православному мировоззрению. Дмитрию это не понравилось. Особенно, в сочетании с самим директором.
  Стройная женщина за пятьдесят пять, с короткой модной стрижкой и окрашенными волосами. Аккуратный, на взгляд Дмитрия профессиональный макияж, маникюр средней длины ногтей и модная одежда, которую ни за что не надела бы ни одна из его бабушек. В общем, женщина была привлекательной несмотря на свой возраст. Вот только ее глаза. Оценивающие, будто ожидающие подвоха глаза. Вот они-то в совокупности с несоответствием между одеждой хозяйки кабинета и его обстановкой и настораживали. Но Дмитрий не стал на этом сильно "заморачиваться".
  - Здравствуйте! - Директор характерно растягивала слова. Так, что на ум сразу пришли блондинки из популярных телешоу. - Дмитрий Николаевич? - Она улыбнулась. - Меня зовут Татьяна Егоровна, а это - она указала на сидящую тут же вторую женщину, - Татьяна Борисовна. - И натянуто хихикнув, добавила - Моя правая рука. Присаживайтесь.
  В течение следующих пятнадцати минут Татьяна Егоровна внимательно рассматривала комплект документов, который Дмитрий приготовил специально для этого случая. Хотя если быть дотошным, то казалось, что она просто делает вид. Внимательный и сосредоточенный. На самом деле документы ее мало интересовали. Она пролистывала их, проговаривая что-то еле слышно и передавая своей коллеге. При этом изредка бросая короткие изучающие взгляды на молчащего гостя.
  После изучения документов пришел черед вопросов. Обычный для таких случаев диалог продлился недолго. Директора все устраивало.
  - Вы такой молодой, - кокетливо проворковала Татьяна Егоровна, - разбавите нашу женскую клоаку.
  - Молодость - тот недостаток, который проходит со временем, - сдержано улыбнулся Дмитрий. - Только у меня тоже есть несколько вопросов. Можно?
  - Конечно-конечно, задавайте.
  Он еще раз заметил демонстративное внимание директрисы. Можно сказать, она была "вся - внимание". Но создалось устойчивое впечатление, что все это деланное, не настоящее.
  - Почему уволился ваш прежний заместитель?
  - А... - она не была готова к такому вопросу. Ее глаза заметались, но быстро успокоились. - Понимаете, он уже пожилой человек, пенсионер. Со своими вывихами, - она помахала ладонью перед лицом. - Ему трудно с детьми... - Директор явно чего-то недоговаривала.
  Видимо она и сама почувствовала свою неубедительность и бросила просящий взгляд на "правую руку":
  - Татьяна Борисовна, чего он ушел у нас?
  - Ну, все правильно! - Помогла своему начальнику высоким голосом завуч, низко кивая головой. - Чего-то там у него еще и со своими внуками, я уже не помню...
  Они выжидающе замолчали.
  - Угу. А какая зарплата, можно подробней?
  - Конечно! - Татьяна Егоровна засуетилась, достала из ящика стола какие-то бумаги, полистала их и произнесла:
  - Категории у вас нет. Будет две ставки: учителя ОБЖ и заместителя по безопасности. Итого пятьдесят тысяч. Ну, мы вам еще по мелочи чего-нибудь накидаем до шестидесяти. Это пока. А там видно будет.
  - Я правильно понял, что буду работать по двум ставкам, каждая из которых двадцать пять тысяч? Всего получается чистыми пятьдесят, плюс вы накидываете сверху десятку?
  - Да!
  - Хорошо, я согласен.
  - Отлично. А когда вы сможете приступить? Сможете завтра?
  - Смогу. Но мне в таком случае нужно расписание занятий и тематический план, чтобы я смог вести уроки.
  - О! Это не проблема. Сейчас пойдете с Татьяной Борисовной, она вам все даст.
  Дмитрий коротко кивнул и встал со стула.
  Так начался новый, захватывающий своей сложностью и остротой, пронизанный осмысленностью и глубиной период жизни.
  
  
  Весь вчерашний вечер был потрачен на приготовления к первому рабочему дню на новом месте. В основном, конечно же, на подготовку к урокам. Уместно повторить, что Дмитрий не питал никаких иллюзий относительно обстановки в этой школе, воспитанности и заинтересованности учеников в получении знаний. А значит подготовка должна быть всесторонней. И одним из важнейших ее аспектов являлась готовность к уроку. Нет, вполне можно было обойтись и без этого, выплывая на том, что еще помнилось со времени обучения и на учебниках. Да вот только имелись серьезные минусы у такого подхода. Проблема в том, что учебники переполнены совершенно ненужной и скучной формальной информацией. И Дмитрию совсем не обязательно было открывать книгу (которая, к слову, не изменилась с момента последней практики), чтобы это узнать. Это была норма последних десятилетий - глупые, скучные учебники. Учебники - чьи-то коммерческие проекты.
  В учебниках совершенно не было того, что на взгляд молодого педагога просто необходимо рассказывать в рамках курса ОБЖ. Если привести пример, то этот курс можно сравнить с курсами по самообороне для девушек в какой-нибудь захудалой утренней телепередаче. Так же наивно и далеко от действительности. Зато об обширных сведениях о структуре единой государственной системы по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций или об их раздутой классификации этого точно нельзя сказать. Вот только зачем это нужно детям? Дмитрий, человек не глупый, этого до сих пор понял.
  Можно было рассмотреть проблему учебника и с третьей стороны. Любовь детей к Интернету, видеороликам просто невозможно было переоценить. Но это только на словах учитывалось различного разлива методистами и проверяющими.
  Было еще и в-четвертых и, если подумать, нашлось бы "в-пятых". Но дело не в том. Суть проблемы заключалась в регулярных проверках на усвоение именно той информации, которая прописана в учебных планах и программах. А ведь учебники пишутся в соответствии с ними.
  Таким образом учителей, с этой стороны, объективно клали на лопатки. Они просто вынуждены были рассказывать скучные и очень часто ненужные вещи. Иногда Дмитрию возражали, что если следовать интересам детей и представлениям о нужности-ненужности, то очень многое надо убирать из курса. Но это были пустые возражения. Да, многое из курса геометрии или, скажем, астрономии в жизни никогда не пригодится. Но оно просто необходимо для развития мышления и формирования общей картины мира. Если мы не хотим превращения наших детей в манкуртов. А если эта сторона проблемы нас не интересует, то да - убираем геометрию.
  Но и в геометрии, и в алгебре есть ненужное для детей на школьном этапе. Более того, есть просто вредное. На эту тему можно запросто найти авторитетные труды с еще не до конца выветрившимся советским "запахом" качества. Дмитрий навскидку мог привести несколько авторов, хотя от математики был крайне далек. Взять Игоря Петровича Костенко, издавшего фундаментальный научный труд "Проблема качества математического образования в свете исторической ретроспективы"! Живой, понятный непрофессионалу язык, глубина рассмотрения проблемы, интерес, с которым читается текст...
  И если уж говорить про ОБЖ, то тут Дмитрию не нужно было обращаться к специалистам. Сами с усами.
  Именно поэтому, подготавливаясь к уроку, учителю приходилось просиживать в Интернете много времени. Искалось интересное видео и аудио на тему, вспоминались или также находились в сети яркие примеры из жизни. Такого рода "контента", как стало модно говорить, нужно было много. Столько, чтобы быть спокойным - в отмерянные сорок минут урока не придется тянуть время, уткнувшись в книгу и диктуя блажь.
  Кроме того, нужно было придумать и вставить в структуру урока переходы от тематических моментов к моментам совершенно от них отвлеченным, так или иначе связанным с физической активностью. Переключение внимания, так его!
  Наверное, никогда Дмитрий не забудет, как еще в институте преподаватель с яркой фамилией Колидзей демонстрировал группе процесс научения ребенка ходьбе. Он тогда хватал стул, ставил его одной ножкой на ладонь и быстро семенил в ту сторону, в которую этот стул "старался" упасть. "Научение ходьбе - это борьба со страхом падения! Это, если хотите, растянутое падение. И только после ходьбы ребенок может научиться стоять! Потому стояние - это тяжелейший процесс контролирования падения через микродвижения! Попробуйте!" Эти слова опытного преподавателя психологии Дмитрий почти дословно помнил до сих пор. И, наверное, результат не был таким крепким, если бы не его стулья, прыжки и даже хождение на руках по партам!
  Короче, работы было много. Но оно того стоило. Только так можно было держать интерес детей, и заставлять их внимание и память работать на усвоение действительно нужных знаний.
  Но у этого были и минусы.
  Если бы проверяющие взялись за ОБЖ по-настоящему, а выпускной класс заставили писать ЕГЭ, то нулевое усвоение формальной ерунды всплыло бы тут же. Но эта проблема пока не висела, да и плевать, честно говоря, было на эту возможную проблему.
  Другая сложность в том, что учитель по русскому языку, к примеру, значительно ограничен в использовании подобных приемов. На этом предмете детям просто необходимо больше работать и напрягаться, хотя и там специалист может что-нибудь придумать. Было бы желание!
  Кроме подготовки к уроку, надо было готовить внешний вид. И в эту часть входило несколько пунктов. Одежда, стрижка и физическая подготовка.
  Одежда.
  Одеваться нужно было не абы как. Одежда должна демонстрировать аккуратность, чистоплотность, строгость, стиль и, в небольших дозах, франтовство. Первые три параметра слагали вполне понятное мнение учеников о том, кто их учит. В то время, как два последних необходимы для другого. Дети склонны к самолюбованию. Очень важно для подростка то, как он выглядит со стороны. При этом они ненавидят (кто открыто, кто про себя) тех своих товарищей, которые уделяют внешнему виду очень много внимания и смеются над неряхами. Именно поэтому рубашки должны идеально подходить к брюкам, а галстуки к рубашкам. Именно поэтому не следовало надевать "спортивные туфли" вместе с брюками. По той же причине рабочий комплект не должен быть один на неделю. Более того - и двух тоже мало.
  Но проблемой по подбору одежды занималась Вика. Занялась она этим сравнительно давно, как только стало понятно, какую работу подыскивает муж. Поэтому оставалось только выбрать и погладить нужный комплект.
  Стрижка.
  Примерно представляя то, с чем придется иметь дело, Дмитрий выбрал совершенно определенную стрижку. Вариант спортивный. Короткий ежик-платформа на макушке и чуть покороче длина по бокам. Такие "прически" можно было видеть в характерных фильмах о бандитах. Обязательное условие, дополняющее такую стрижку - это легкая небритость. Дмитрий понимал, насколько такая подготовка показушна. Но образ "брутального мужчины" создавал не он. За него это сделали масс-медиа, у которых даже мысли не возникало посоветоваться с учителями.
  Ну и последнее - физическая форма.
  Дело в том, что основную проблему в школе будут составлять хулиганы. А они, в основном, уважают силу. Они занимаются или фанатеют сами, доверяют тому, кто занимается и слушают того, кто добился в спортивных делах успеха.
  Очень многие обращают внимание на подкачивание бицепсов. Но ведь шея не меньше, если не больше, говорит о спортивной форме. Смешно смотреть на тощегрудого, с тонкой шеей и раскаченными руками "атлета" - уж лучше вообще не заниматься.
   Но физическую форму, естественно, за один вечер не обретешь. Дмитрий работал над ней уже больше месяца, восстанавливая былое. Ведь последние годы он почти не тренировался сам, в основном тренировал, что не могло сказаться на внешнем виде. Но раз "пошла такая пьянка", то пропускать вечернюю пробежку и турник с брусьями не стоило. Тем более, что некоторые занятия - и спорт в том числе - поднимали наличие в крови определенных "мужских" гормонов. И это "на раз" считывалось детьми.
  На самом деле, коли на то пошло, такое "окукливание" близкое к нарциссизму ему свойственно не было. Но, во-первых, оно являлось значительным подспорьем в деле, а во-вторых, ребятам надо подавать пример. И если выбирать между тем подходом, который он использовал и неряшливостью с безвкусицей, то выбор очевиден.
  Таким образом, новоиспеченный заместитель директора по безопасности и учитель ОБЖ в школу вошел полностью подготовленным.
  
  
  - Здравствуйте Дмитрий Николаевич! - Директор расплылась в улыбке. - Ну как, готовы?
  - Конечно, - Дмитрий ответил сдержанно, стараясь показать всем своим видом, что готов всегда, да и готовиться особо было не к чему.
  - Ну тогда подождите там, скоро придет Татьяна Борисовна, она вам покажет ваш кабинет.
  Дмитрий развернулся, собираясь пройти к секретарю, в помещение, названное "тамом". Но Татьяна Егоровна неожиданно решила продолжить разговор.
  - Дмитрий Николаевич? Дмитрий Николаевич, я хочу вам сказать несколько слов. Присядьте, - она еще раз улыбнулась. Она вообще очень часто улыбалась и в ее улыбке было что-то ненормальное. Может быть то, что мимика совершалась всегда в момент резкого выдоха с характерным ему звуком "ыы". Предназначенное улыбке движение рта от этого походило на испуганный оскал. Нет, нельзя было назвать эту улыбку некрасивой. Надо еще раз сказать, что директор, для своего возраста, была женщиной привлекательной и ухоженной. Даже холенной. Но вот очарования в ней точно не было.
  - Мы вас посадим в один кабинет с Алевтиной Сергеевной. Алевтина Сергеевна, как это, женщина странная. Вы на нее внимание сильно не обращайте. Она может говорить гадости и про меня, и про всех остальных. И про вас тоже.
  - Она не знает меня совсем, какие гадости?
  - А ей все равно! Это просто, как это, такой человек...
  - Вы про Алевтину что ли? - раздался звонкий голос Татьяны Борисовны. Она поздоровалась с новым сотрудником и села на диван обтянутый зеленоватым кожзаменителем. - Совершенно верно! Это просто человек такой. На нее не надо обращать внимания, - улыбка Татьяны Борисовны, наоборот, была открытой и искренней. По ней вообще сразу было видно, что печаль если и омрачает ее жизнь, то делает это очень ненадолго. - Какой вы красивый, Дмитрий Николаевич! Очень органично подобран галстук!
  На это Дмитрий отреагировать не успел. Директор вернула инициативу.
  - Да. Но вы с ней посидите и, если захотите мы вас потом пересадим. Просто в ее кабинете сейчас сложены все бумаги по безопасности. Ну это, Бог с ним. Я вам про другое. Как это, хочу дать "ц.у.". Ваша главная задача - Бог с ними с бумагами - смотреть, чтобы в школе был порядок. - Она взмахнула пальцами с длинными сверкающими ногтями и положила ладонь на стол. - Чтобы никто не ссорился, не дай Бог не дрался. Ученики, учителя - все равно.
  - Учителя? - Дмитрий искренне удивился.
  - Ой! - наигранно вздохнула директор и закатила глаза. - Эти сволочи еще не то могут, - фирменная улыбка и быстрый взгляд на подругу.
  - Да, да! Не удивляйтесь. Привыкнете! - успела вставить та.
  - Это я их любя сволочами, вы не подумайте, - улыбка. - а то скажете: "Директор чокнутая".
  Так вот, смотрите внимательно. Любые конфликтные ситуации не должны разрешаться только двумя сторонами. Вы всегда должны быть рядом. Ну, я или Татьяна Борисовна. Но вы в первую очередь. Для этого вы на каждой перемене должны обходить все этажи. Смотрите за порядком и за учителями. Они тоже должны дежурить. Никто из них не должен сидеть в кабинетах. Они вам будут вешать лапшу на уши, говорить, что у них журналы, домашние задания, дополнительные занятия и еще Бог знает что. Не слушайте ничего - выгоняйте в коридоры.
  - А почему они не хотят выходить, если надо?
  - Ну это вы у них спросите, мне они не говорят, - фраза была сказана странно. Складывалось впечатление, что директриса имела мысли на этот счет, но делиться не спешила. - И заставляйте их заходить в туалеты. Дети там курят и все ломают постоянно. Елена Сергеевна потом ругается. Мы задолбались уже все ремонтировать. Но это еще ладно, они там драться могут. А учителя туда не заходят. Я захожу, как будто не женщина, а они не заходят. Стыдно им, видите ли. Но вы их заставляйте. Или сами заходите. И пусть сгоняют детей с подоконников. Не дай Бог нам, какой-нибудь придурок разобьет окно и вывалится.
  - Тьфу-тьфу! - звонко засмеялась завуч.
  - Что же все учителя на каждой перемене должны быть в коридоре?
  - Нет, у нас есть расписание. Кстати, оно уже устарело. Вам надо новое составить. Там ничего сложного - возьмете старое и просто числа поменяете. А, и спросите у Алевтины Сергеевны кто у нас уже не работает. На их место новых поставьте. Вы поняли, Дмитрий Николаевич? Самое главное - порядок и спокойствие. Чтобы все дежурили, а не прятались там у себя.
  - Да, понял, - в том, что порядок и спокойствие трогали Татьяну Егоровну по-настоящему, сомневаться не приходилось. - Только, если им раз скажешь, второй... Вы их наказываете за нарушение режима?
  - Будем наказывать, Дмитрий Николаевич. Вы тогда отмечайте кто из них не дежурит. А в конце недели мы посмотрим. К начислению зарплаты, как это, будем снимать премии с нарушителей. Вот так, - фирменная улыбка и короткий кивок головой.
  - Все?
  - Все-все, - еще серия кивков. - Идите. Только... Дмитрий Николаевич! Если что-то случается вы сразу идите ко мне. Вообще почаще заходите, не стесняйтесь. Какие-то вопросы, пожелания - все что угодно. Можете звонить, у меня телефон есть. Я должна быть в курсе всего.
  - Хорошо.
  В коридоре его окликнула секретарша. Еще вчера они договорились перейти на "ты". Тесный режим работы и один возраст к тому располагали. Саша прервала его рассуждения. Он задумался над странной ситуацией с учителями. Татьяна Егоровна дала понять, что наказаниями их не удивить. Значит наказания применялись и до него и "эврика" после его предложения никто кричать не станет. Не приносили результата? Или учителя так быстро - сколько там у них не было зама по безопасности - отвыкли от порядка?
  - Дим, ты бумаги принес?
  - Ага, только давай позже разберемся. Скоро половина, мне надо к уроку подготовиться.
  - Хорошо.
  В этот момент в разговор вклинилась еще одна девушка. Это была очень важная и серьезная особа лет двадцати восьми. Ростом с Дмитрия, она весила немного больше. Несмотря на солидные девяносто мужских кило. Хмуро, не отрываясь от журнала, в который что-то записывала, она сделала замечание:
  - А здороваться значит не учили.
  Дмитрий улыбнулся. Несмотря на то, что девушка в общем производила отталкивающее впечатление, он заглушил все негативные эмоции и попытался оправдаться.
  - Извините. Я только вышел, как Саша меня заняла разговором. А вы тоже заняты, да и... - Он помолчал, стараясь естественнее и мягче перейти "на ты", - ты тоже занята была. Здравствуй...
  - Света. - Подсказала из-за стойки Саша.
  - Светлана Александровна! - Чуть ли не по слогам, менторским тоном поправила оскорбленная. - "Здравствуй-ТЕ".
  - Здравствуйте, Светлана Александровна, - Дмитрий не перестал улыбаться, чуть склонив на бок голову и кивнув в знак полного согласия.
  - Здравствуйте, - это слово Светлана Александровна буквально выплюнула через зубы уже выходя из кабинета.
  - Не обращай внимания, - по виду секретарши было ясно, что ничего особенного не произошло.
  - Да ладно. Пойду на урок.
  
  
  До звонка оставалось около десяти минут.
  Подойдя к охраннику, Дмитрий спросил ключ от кабинета.
  - Ага, сейчас! Ну как вам в школе?
  - Да пока ничего сказать не могу.
  Охранник - обычный деревенский мужичок - ему понравился. Улыбался в меру, не кривлялся и не пытался произвести впечатление. Разговаривал простовато, но это напоминало детство, отцовых друзей и отчий дом.
  - Директриса как?
  Дмитрий помолчал, задумчиво изучая лукавый взгляд Николая Алексеевича, но решился, хотя это и могло быть глупостью.
  - Странная.
  Они улыбнулись вместе, прекрасно понимая вложенный в одно слово смысл и то, что многое осталось недосказанным.
  - Только, Дмитрий Николаевич, вы себе дубликат сделайте, а этот сюда верните. Тут от всех кабинетов должны ключи висеть. Проверка придет, накажет за нехватку. А то, видите, учителя берут, а на место не вешают. Потом и другие приходят, а ключа нет, - охранник имел примечательную манеру вести разговор, говорил отрывисто, умудряясь, при этом, не быть резким.
  - Я так понимаю, это теперь моя проблема?
  - Ну да, если захотите, - Николай Алексеевич засмеялся, в свою очередь тоже не договаривая.
  - А что, можно не захотеть?
  - Ну, до вас кто был, ему все равно. Он пару раз сказал, а они не слушаются - ну и все.
  - Ладно, поглядим. Пошел я.
  - Удачи!
  Дети продолжали заходить в здание.
  Крики и визг, смех и беготня, летающие сумки, перевернутые ботинки. Лавируя между всем этим в непривычной для себя обстановке и чувствуя робость, Дмитрий поднялся по лестнице на третий этаж. Дверь оказалась закрытой. Подобрав ключ, он провернул замок.
  Мельком оглядев кабинет - ничего особенного - взял из сумки домашние заготовки и поспешил за журналом в учительскую.
  Учительская, в отличие от кабинета, удивила. Слишком маленькая в сравнении с тем, что видел в других школах.
  В класс он зашел за две минуты до звонка, сопровождаемый любопытными детскими взглядами.
  
  
  - Здрасте! - ребята начали заходить в класс только после звонка; прошло уже несколько минут. Почти каждый заходивший лично здоровался и от того создался постоянный гомон.
  По плану ОБЖ велось только в восьмых, десятых и одиннадцатых классах. Всего в школе их было по две параллели. При этом, как удалось выяснить, только два класса из шести были "нормальными". Первый урок выпал как раз на такой - восьмой - класс.
  Сорок минут пролетели быстро. Ничего плохого не произошло. В целом класс действительно был достаточно послушный и спокойный, а нечастые нарушители спокойствия быстро и просто осаживались, подчиняясь требованиям учителя. Единственное, что заметил Дмитрий - это неразвитая способность фиксировать внимание. Он и раньше преподавал в разных школах и мог сравнить тех детей с этими. Сейчас приходилось "включать" заготовленные дома блоки переключения внимания гораздо чаще, чем раньше.
  После окончания урока следовало "окно", во время которого предстояло многое сделать. Но основное, конечно, это знакомство. Познакомиться с местными устоями и обычаями самому и "познакомить их с собой", что не менее важно. Как говорится, "людей посмотреть и себя показать".
  Он вышел из класса, ощущая сильное волнение. Все-таки находиться в центре внимания всей школы неприятно. Не любил Дмитрий повышенного внимания к собственной персоне. Но выбирать не приходилось.
  Закрыв классный кабинет и окинув взглядом коридор, он сделал первый шаг по третьему этажу.
  Рекреации этажей имели один и тот же план. Две лестничных площадки с противоположных сторон, далее, симметрично, неширокая часть рекреации с туалетами. С одной стороны - для девочек, с другой - для мальчиков. Встречались они в центре, переходя в просторную площадку с рядом квадратных колон, стоящих на одной линии со стенами узкой части. Тут было много окон, любили "кучковаться" вынужденные дежурить учителя.
  Неспешно проходя по этажу, Дмитрий внимательно все оглядывал.
  Бегающие и толкающиеся дети, стоящие отдельной группой учителя и ученики, сидящие на подоконниках.
  В это время из кабинета вышла молодая женщина. Невысокая, слегка полная блондинка. Тут же, увидев проходящего мимо нее парня из старших классов, она начала кричать.
  - Велиднюк! Ты где вчера был?! Я тебе что говорила? Идиот!
  - Ольга Игоревна! Не кричите на меня.
  - Ты мне будешь указывать, сопля малолетняя! Ты понимаешь, что ты придурок?! У тебя же мозгов нет! Да тебя не возьмут в твой институт, сколько бы папа ни платил!
  - Не надо кричать на меня, Ольга Игоревна! И это не ваше дело. Вам платят, вот и работайте.
  Голос у парня был недовольный, на взводе. А еще в нем отчетливо прослеживались какие-то барские интонации. Поэтому, несмотря на то что учительница кричала, хозяином положения казался парень. И вообще, сам разговор явно был продолжением какой-то неизвестной Дмитрию истории. Последние слова он слушал уже стоя рядом с ругающимися, - а в этом сомнений не было никаких - людьми. Происходящее лежало полностью в рамках его собственных полномочий и обязанностей, которыми наделила директриса. Поэтому вмешиваться следовало немедленно, как бы ни не хотелось начинать знакомство на таких нотах.
  - Извините пожалуйста! - Дмитрий вежливо, но настойчиво вклинился между учителем и учеником. - Можно вас на секунду? - он подошел еще ближе к Ольге Игоревне, заставляя ее тем самым отступить на пару шагов.
  - Подождите! Нет. Вы видите, я разговариваю? - молодая женщина гневно смотрела на нового зама по безопасности. Под ее взглядом Дмитрий несколько стушевался внутренне - столько в нем было веры в собственную правоту.
  - Я именно поэтому вмешался, - ответил Дмитрий, переходя на холодный канцелярский тон. - Вы себя со стороны не слышите. Сплошные придурки и идиоты. Так не стоит говорить с учениками.
  Все это он произнес вполголоса, не желая вовлекать в разговор посторонних. Ронять авторитет учителя перед учеником нельзя. Одновременно покосившись через плечо, заметил, что Велиднюк бросил на женщину последний взгляд и пошел по своим делам.
  Однако Ольга Игоревна и не собиралась успокаиваться. Несмотря на тихий голос Дмитрия, всем окружающим было очевидно, для чего он вмешался в ссору. Учитель литературы, коим оказалась Ольга Игоревна, не могла потерпеть замечание от молодого в сравнении с ней и по возрасту, и по опыту коллеги. Тем более, что он не знал сути вопроса.
  - Что вы лезете ни в свое дело?! Откуда вы приехали!? Вас там - последнее слово она выделила особо - не воспитывают? Будет он меня учить, как работать!
  Если до этого ссора почти никому не была интересна, то на последние крики обратили внимание почти все.
  - Как-то воспитывают, - по-прежнему тихо ответил Дмитрий и пожал плечами. - Не стоит обзывать учеников... прилюдно.
  Он прекрасно понимал, что в самих оскорблениях нет ничего необычного для современной школы. Да эти эпитеты и не являлись оскорблениями по большому счету. Более того, если учитель "нормальный" (хотя каждый вкладывает свой собственный смысл в понятие нормы), то он скорее всего использует нечто подобное. Но одно дело с глазу на глаз или, на худой конец, при классе и за проступок. Когда одноклассники разделяют позицию учителя. В таком случае происходит некоторый социальный договор внутри ограниченной группы и "оскорбленный" на самом деле таковым не является, принимая жесткую критику. Ему просто некуда деваться. И совсем другое дело в коридоре, при большом количестве совершенно посторонних - это очевидно - людей. Учитывая, что среди них много девушек, учитывая, что парню этого возраста вдвойне тяжелее переносить оскорбления при них. В таких условиях никакого позитивного разрешения конфликт не имел в принципе, и Дмитрий сильно бы удивился, разойдись эти двое по-тихому самостоятельно.
  Но Ольга Игоревна всего этого либо не понимала, либо была через чур "подогрета" эмоционально.
  - А кто вы такой?! Чтобы меня учить?! Вы своим делом занимайтесь! - продолжала о своем учительница. Но Дмитрий больше не слушал. Поняв, что данный разговор не имеет перспектив, он просто отвернулся и направился выполнять второй пункт в том плане, который наметился при выходе в коридор. В конце концов конфликт между учеником и учителем был предотвращен. - Вот хам! - еще больше разозлилась Ольга Игоревна и кричала, что называется, "в голос".
  Дмитрий остановился посредине площадки. Медленно, демонстративно по-хозяйски, осмотрел сидящих на подоконниках детей. Неспешно обернулся к учителям. Также демонстративно осмотрел с ног до головы и их. Он вообще, всем своим видом показывал крайнее удивление существующим порядком. Хотел, чтобы вставшие в "сиротский" кружок и разговаривающие между собой учителя осознали его недовольство их поведением без слов и замечаний.
  Но все это не стоило бы яичной скорлупы без собственных действий.
  Пару десятков секунд ушедших на показательное выступление Дмитрий потратил с пользой. Перед ним было много детей. Те, что без особых претензий, стояли около подоконников. Другие, с претензиями, на подоконниках сидели, упершись ногами в радиаторные решетки батарей, которые были когда-то выкрашенными в белый цвет. Так же "когда-то" они были крепко прикреплены к стене. Но от наплевательского отношения, сейчас, имели грязный вид, а некоторые вообще держались "на соплях".
  Но и сидевшие на подоконниках ребята тоже были не равноправны. Дмитрию с первого взгляда стало ясно, кто из них что из себя представляет. "Стопудово" выделив самого влиятельного ученика, он спокойно направился к нему.
  Низкорослый крепкий парень со смуглой кожей - кавказец. В смелых глазах чувство собственного достоинства и привычка к повиновению окружающих. Резко смеется, слушая разговоры своей "свиты", которая старается угодить своему "королю". Одновременно, прямо и не скрываясь смотрит в глаза Дмитрию. Окружившие его ребята разошлись в сторону, заметив подошедшего и самоустраняясь от всего дальнейшего...
  Родители Дмитрия разошлись и раздельно жили в Воронежской области. Отец оставил матери имеющийся дом, в котором она жила с дочерью, не зная необустроенного быта. Сам же купил участок и начал с нуля строительство нового дома. Для сына. Дмитрий, естественно, пошел вместе с ним и всячески помогал в этом изнуряющем деле. Все это было когда-то, давно. Сейчас дом был построен, а его комнаты, одна за другой, приводились в порядок постепенно, по наличию денег на материалы, своими руками.
  Отец был счастлив. Он давно мечтал быть хозяином не в квартире, где "тебе на голову валят", а в частном доме. Вместе с появлением огороженной забором территории удалось реализовать еще одну небольшую мечту отца - завести двух собак.
  Самец немецкой овчарки. Антрацитово-черный, он был злой, как дюжина бесов. Многие из друзей отца называли этого пса оружием, на которое требуется отдельное разрешение. Другие ставили ему диагноз - больной и подлежащий усыплению. Бер - так его назвал отец - был главным в небольшой собачей "семье", состоящей из него и еще одной собаки.
  Багира - сука алабая. Крепкая самка турецкого волкодава, она обладала большим весом, большей мышечной силой, большей кожно-волосяной защитой по сравнению с Бером. И совершенно не боялась лесных хищников.
  Дмитрий хорошо помнил ситуацию, когда они с отцом выгуливали собак в лесу. В какой-то момент ветер донес запах зверя. Что это был за зверь - неизвестно. Но только Бер впервые за все время выказал страх. Он поджал хвост, заскулил и медленно попятился за хозяев. В это же время вперед вышла Багира. Она, наоборот, совсем не казалась испуганной. Скорее заинтересованной. Выставив вперед могучую грудь, навострив уши и шевеля носом, она низко зарычала...
  Позже, вспоминая этот случай, Дмитрий понял, что Багира позволила себе такое поведение только после того, как ретировался Бер. И это был единственный подобный случай. В остальное время полновластным вожаком был Бер. Пес постоянно метался по огороженному двору, выискивая чужих. Кидался на гостей, находясь в вольере. И, что самое интересное, не позволял делать то же самое Багире. Поняв это, отец перестал закрывать их в одном вольере во время присутствия посторонних во дворе. Проблема была в том, что Багира все-таки порыкивала на чужих, а Бер, находясь в замкнутом пространстве, бесился от этого еще больше. Он кидался на нее и грыз беспощадно, разрывая толстую шкуру и заставляя удалиться в дальний угол. А после этого, полный бешенства, разгрызал проволоку сетки Рабица.
  Насколько было известно Дмитрию, подобное поведение было свойственно и волчьим вожакам в стае. Только они имели первоочередное право на драку и только с их разрешения начиналась общая грызня врага.
  Все это пронеслось в голове мгновенно, лишний раз доказывая верность сделанных выводов.
  - Как ты думаешь, подоконники нужны для того, чтобы на них сидеть?
  - А почему нет? - резко и уверенно ответил вопросом на вопрос лидер пацанов.
  Дмитрий деланно равнодушно пожал плечами.
  - У нормальных людей на подоконниках "сидят" только горшки с листьями. - Называть цветы цветами не стоило. Такое определение является больше хозяйственным, домашним и женским. А с этим пацаном так разговаривать было нельзя. Да и не пацан он - практически мужчина. - Тряпки валяются. В лучшем случае какие-нибудь будильники. Хлам в общем всякий.
  Совершенно не агрессивный, но твердый тон. Прямой взгляд в глаза. Но и глазами Дмитрий не давил. Загонять в угол этого "школьника" нельзя. При крайних словах Дмитрий коротко усмехнулся, переведя взгляд на окружающих пацанов, будучи уверенным, что они засмеются. Так и произошло.
  - А ты парень, я смотрю, крепкий. Спортом занимаешься. Ноги должны быть сильными, - как бы "сверху" оценил Дмитрий. - Слезай, - на этот раз отводить глаза он не собирался.
  Кавказец начал нервничать. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что его обыгрывают. В такой ситуации у него оставался единственный выход, и Дмитрий был почти уверен, что он им воспользуется. Поэтому, к следующему вопросу, а вернее к общему тону этого вопроса, был готов.
  - А ты кто вообще такой? - верхняя губа так и осталась дерзко приподнята, хотя фраза была завершена. Дуэль взглядов продолжалась.
  - Я заместитель директора школы по безопасности. Дмитрий Николаевич. Мои полномочия тебе может подтвердить только сама Татьяна Егоровна. Если хочешь, найди меня позже, я провожу тебя к ней. - И если начиная говорить Дмитрий был полностью серьезен, то к концу сказанное превратилось в "стеб", выражаясь на языке самих ребят. Но тон так и остался серьезным. Может быть, поэтому пацан ничего и не понял, по-прежнему только чувствуя, что проигрывает незримый поединок.
  - Не надо! - он спрыгнул с подоконника. Повисшее в воздухе напряжение развеялось, глаза потеряли обоюдный контакт. - Пошли! - последнее относилось к "свите".
  Не обращая внимания на уходящих пацанов, Дмитрий мельком увидел замолчавших учителей. Только после этого осознавая, что в коридоре висит далеко не полная, но очень нехарактерная тишина. Тем лучше.
  - Остальные думают, что круче борца?! - он кивнул в сторону уходящей компании, убивая двух зайцев. С одной стороны, кавказец обязательно слышал, как его назвали. Это будет обсуждаться в его компании и тешить самолюбие. В то же время и не сложный контекст сказанного будет ему понятен: новый зам считает, что он самый "крутой". Такая пилюля значительно подслащала горьковатый привкус поражения.
  С другой стороны, со всеми остальными можно будет не говорить. После сказанного они автоматически бросают вызов "борцу", обвиняют его в слабости, оставаясь сидеть.
  Конечно, был риск ошибиться. Найдись кто-то действительно круче, и Дмитрий получает новую проблему и личного врага в лице кавказца. Но, как и предполагалось, дети горохом посыпались с подоконников, смущенно и непривычно поглядывая на незнакомца, посмевшего повысить голос на всех сразу.
  Но сам он не дожидался эффекта от своих слов, замечая общее движение уже отворачиваясь и уходя. Нельзя давать им даже малейшего повода усомниться в его праве отдавать команды. Они должны видеть, что он уверен в подчинении и не нуждается в зрительном подтверждении.
  В это время остановившийся "борец" быстро отворачивался. Слова о крутости его заинтересовали, и он хотел запомнить того, кто останется сидеть. Но не хотел, чтобы новый зам увидел его любопытство. Тот и "не увидел", да ему это было и необязательно.
  Детские умы и души - открытая книга почти для любого, кто хочет ее прочесть. Дети могли быть обозленными, невоспитанными, дерзкими или испуганными и забитыми. Но редко кто из них умеет врать в этом возрасте. Не привирать по-детски, наивно, что случается часто. Врать. Врать самозабвенно, интриговать, ненавидеть до остатка. Быть готовым сожрать любого, кто встанет у них на пути или скормить его кому угодно, хоть диким собакам. Все это приходит с опытом. С опытом жизни в нашей грязной и испорченной действительности. Приходит к ним гораздо позже.
  Придёт, как-то незаметно превращая открытые детские души в чернеющие кочерыжки взрослых людей. Превращая совесть в жжённую деформированную бумагу.
  Но пока они были детьми. Они были чистыми.
  Проходя мимо учителей и не обращая внимания на их не совсем обычное поведение, Дмитрий вежливо попросил:
  - Старайтесь сгонять их с подоконников в мое отсутствие, пожалуйста.
  Направляясь к лестнице, прошел женский туалет и вспомнил еще об одном обязательном пункте в программе "выступлений". Следовало посетить все мужские туалеты. И было удобно сделать запланированное на каждом этаже, а не скакать в беспорядке. Развернувшись, он еще раз прошел мимо учителей, по-прежнему сопровождаемый их вниманием.
  Из туалета отчетливо воняло не только туалетом, но и сигаретным дымом. Глубоко вздохнув, Дмитрий открыл дверь и шагнул внутрь. Но, к собственному облегчению, курящих не застал. Внутри было несколько пацанов не старше девятого класса. Третий этаж вообще использовался в основном для обучения средней школы. Тогда как десятые и одиннадцатые классы, преимущественно, занимали кабинеты на четвертом этаже.
  Младшие школьники прочно обосновались на втором этаже, который специально для них был оборудован. В чём в чём, а в недостатке школьного финансирования московские власти обвинять было нельзя. Деньги, правда, было очень сложно использовать, но это уже другая история. Колоны тут обернули в мягкий материал, чтобы понизить риск получения травм вечно бегающими малышами. На стенах висели детские рисунки в красивых рамках. В первый раз рассматривая "мелкий" этаж, Дмитрий задумался над этими рисунками. С одной стороны, это безусловно хорошо. Дети рисуют, их творчество выставляют напоказ тут же. Другие смотрят и тоже хотят рисовать. Теоретически. Но, с другой стороны, они, насколько понял молодой учитель, висят тут постоянно. Их, в лучшем случае, меняют на другие детские рисунки с очередного конкурса. И еще вопрос, как охотно участвуют в этих конкурсах дети. А не лучше в таком случае вывешивать рисунки на пару-тройку дней? Не притупляя ощущений и новизны, не притупляя чувства гордости у детей. А в остальное время вешать другие рисунки - произведения искусства, которые можно оценить в этом возрасте. Ответить на этот вопрос однозначно Дмитрий не мог. Да и вообще, сомнительно, что кто-то имеет на него однозначный и исчерпывающий ответ. Скорее всего каждый будет иметь мнение, основанное на тех или иных педагогических и "педагогических" подходах. Но, как бы там ни было, в сфере искусства сам он понимал чуть больше, чем ничего. А с младшим школьным возрастом никогда не работал, потому данные мысли остались на уровне домыслов. Единственное, что Дмитрий пообещал себе, так это уточнить данный вопрос сразу, как только найдет заслуживающего доверие специалиста.
  На первом этаже, кроме довольно несуразных на его взгляд раздевалок, располагались спортивный зал, столовая, библиотека и кабинет директора. Кроме этого, на первом этаже было еще два помещения, заслуживающих отдельного внимания.
  Первое - бывший, так и несостоявшийся тренажерный зал.
  Еще до прихода Дмитрия в школу в оборудованном зеркалами зале (по стандартам модных "качалок") стояли тренажеры. Насколько он понял, даже не расчехленные. То есть там изначально предполагалось сделать тренажерный зал. Но по крайне интересным причинам проект был зарезан "на корню". Куда делись тренажеры Дмитрия не волновало - в его продающей и покупающей стране ничего интересного в ответе на этот вопрос быть не могло. А вот то, почему от задумки отказались было гораздо интереснее.
  В помещении решили сделать... бар. Или, как его реже называли, "зону отдыха". Закупили мягкую клубную мебель ярко-оранжевого цвета, установили самую настоящую барную стойку и даже характерные высокие стулья там были. Правда в последнее время ходили разговоры о том, что вокруг них возможны потасовки за место и высказывались мнения об изъятии.
  Было не понятно, зачем в школе оборудовать бар. Само это название казалось Дмитрию чем-то совершенно не вяжущимся со школьной жизнью. Было внутреннее подозрение, что такой подход развращает. Но на его обоснование не стоило тратить время, поскольку был он человеком новым и его мнения никто бы не стал воспринимать всерьез, даже если бы все находилось только на стадии задумок. Было бы гораздо разумнее, если вдруг просто не хватало посадочных мест в столовой, провести косметический ремонт основного зала и оборудовать дополнительный. Сделать это с душой, но не отходя от школьных классических традиций, если так можно было выразиться. Школа должна учить и воспитывать, а для этого, по глубокому личному убеждению нового зама, требовался тон. Особый. Не понятно? Учите матчасть - "Педагогическая поэма" Антона Семеновича в помощь, да книги заслуженного большевика-чекиста Матвея Самойловича Погребинского, на которого Макаренко ссылался, как на авторитетного воспитателя. Вот только имелись глубокие сомнения в том, что все школьные педагоги хотя бы просто читали Макаренко. На счет Погребинского в этом отношении, наоборот, сомнений не было вовсе.
  Но если уж касаться предположений относительно причин такого подхода к обустройству школьной жизни и смены одних решений на другие, то сказать можно было многое...
  Кабинет директора.
  Вернее, комната, прилегающая к кабинету директора и спаренному с ним секретарскому. Эта комната была довольно большой. Первое, что пришло в голову, когда Дмитрий ее увидел это размер относительно учительской. Раза на два с половиной больше - точно. Почему Татьяна Егоровна не организовала учительскую рядом со своим кабинетом, он тогда не понял. Ответ на этот вопрос пришел гораздо позже - ей просто совсем не хотелось работать. Тогда он лишь удивился про себя явной нелепости рабочего подхода и некоторой элитарности местного руководителя.
  В этой комнате так же присутствовала барная стойка. Только выполнена она была из прозрачного стекла. За стойкой небольшой уголок для "бармена", чью роль периодически исполняла учитель биологии, и холодильника, постоянно заполненного небольшим количеством закуски и внушительным (для школы) спиртного.
  Кроме этого, в комнате стоял мягкий угловой диван, на котором можно было... ночевать без всякого дискомфорта. Да, именно ночевать. Запросто.
  Телевизор и шкафы с заслуженными детьми регалиями занимали в комнате самое незначительное место...
  После осмотра мужского туалета Дмитрий пошел дальше.
  Мимо него бегали, кидали какие-то шарики, кричали и смеялись, толкались и ругались; бурлила детская жизнь. Осторожно обходя несущихся сломя голову сорванцов и аккуратно придерживая тех, кто бежал по лестнице слишком уж быстро, он поднимался на четвертый этаж.
  Там ничего необычного не оказалось. Закуренный, но пустой туалет, потихоньку разбредающиеся по урокам дети и отсутствие дежурных учителей в коридорах.
  Прозвенел условный звонок. Тут, в этой школе, Дмитрий впервые встретился с заменой классического звонка на различные мелодии. Это сразу же не понравилось. Пропадала вся строгость и обязательность звука. Конечно, можно сказать, что на их месте появлялось почти "семейное тепло". Что такие мелодии успокаивали психику, "способствовали релаксации". И еще много чего могли бы сказать те женщины (а в том, что "двинули" эту идею именно женщины, сомнений не было), которые это придумали. "Однозначно", как любил говорить когда-то одиозный, а ныне популярный политический деятель. Вот только все это похоже не припарки, которые ставят мертвому. Тут припарочка, там горчичник. И кажется, что лекарь понимает толк в своем деле, что он опытный и знающий специалист. А если его еще и спросить о том, что он делает, то придется выслушивать целую лекцию о пользе прогревания. Так и до уринотерапии дослушаться можно скоро. Но такое положение вещей устраивало большинство учителей и администрацию. Потому как было это большинство недобросовестным, если подбирать самое не отражающее суть вопроса слово. А если говорить прямо, то учителям было просто наплевать.
  Что до Дмитрия, то он бы предпочел именно строгость и обязательность, которых так не хватало школе. Хотя он прекрасно понимал, что никакого чуда старый звонок тоже не сотворит.
  Открыв дверь своего кабинета, он "загрузил" компьютер и подивился его почтенному возрасту.
  Нет, так дело не пойдет. Либо у него появляется новый компьютер, либо половину времени он будет тратить только на ожидание загрузки "винды" и офисных программ.
  До следующего урока оставалось много времени и хотелось составить новое расписание дежурств учителей.
  Расправив содранные листы со старым графиком, он принялся за работу. Компьютер, натурально, "клал" всю его работоспособность. Дмитрий печатал быстро, методом "слепой печати", который изучил еще в муниципалитете, вынужденный набирать огромные по объему знаков тексты. И сейчас многие напечатанные слова просто не отражались на мониторе подвисающего компа. Однако, значительно понервничав, он завершил работу. Но распечатывать документ было не на чем.
  Скинув файл на флешку и прихватив необходимые секретарю документы закрыл кабинет и спустился к директору.
  - Саш, я тебе документы принес. Держи.
  - Ага, хорошо. Тогда, когда будешь уходить зайди. Я тебе их отдам. Мне надо копии снять...
  - Зайду. Татьяна Егоровна у себя?
  - Э... Подожди, сейчас, - она встала из-за стола и ушла в дальнюю "релакс-комнату".
  - Дмитрий Николаевич! - послышался громкий голос директора. - Заходите! Что вы как не родной, в самом деле?
  Татьяна Егоровна смотрела на своего подчиненного с задорной улыбкой.
  - Дмитрий Николаевич, вы не обращайте внимания на меня. Это, как это, водные процедуры.
  Дмитрий быстро справился с удивлением. Директор, скорее всего, не поняла его истинных чувств. А удивляться было чему.
  Татьяна Егоровна сидела на мягком диване и курила. Тонкая длинная сигарета была зажата между пальцев с новым маникюром. Вчера это было другой цвет. Но не курение директора в комнате и не маникюр удивляли больше всего. У ее ног, на красивом толстом коврике, сидела слегка полноватая, стильно одетая молодая женщина. В своих руках она удерживала правую ступню Татьяны Егоровны. Ногти на ноге были накрашены и, судя по аккуратности, с которой девушка их оберегала, сохли. А занята она была кожей пятки. Насколько Дмитрий понял - скоблила затвердевшую ткань. Вторая нога в это время отмокала в тазике с горячей слегка парящей водой.
  - Садитесь, - широким жестом обвела сразу стулья и диван директор. - Как у вас дела? Все хорошо?
  - Потихоньку. Есть к вам несколько вопросов, - сразу перешел к делу Дмитрий, стараясь максимально отвлечься от увиденного. - Только, у меня расписание на флешке, компьютер нужен.
  - А вы сходите ко мне, там на столе стоит маленький такой белый ноутбук. Можно на нем посмотреть.
  Вернувшись с ноутбуком, Дмитрий осторожно сдвинул различные склянки и тюбики, которыми был уставлен весь декоративный стеклянный столик, освобождая место. Еще через несколько минут Татьяна Егоровна ознакомилась с расписанием.
  - Да, все хорошо. Только уберите из расписания Алевтину, Татьяну Борисовну и Ларису Григорьевну и можете себя убрать. Вам и так по этажам бегать, когда же еще и дежурить?
  - Ну, себя не буду убирать. Если вдруг кому-то надо будет отойти, я за них постою. А в основном буду бегать. Но если их уберу, то ставить больше некого.
  - А вы сделайте не по три человека, а по два. Просто Алевтина не будет дежурить, вы ее не сможете заставить. Она, как это, склочная баба. У меня с ней вечная головная боль. А у Татьяны Борисовны и Ларисы Григорьевны и без дежурств дел хватает.
  - Хорошо, переделаю. С этим все. Дальше. Тот компьютер, который у меня стоит, очень старый. Он думает дольше, чем я абзац набираю. Принтера нет и Интернета.
  - А, да. Сергей Алексеевич же не пользовался почти компьютером. У нас с ним из-за этого частые ссоры были. Ну вы знаете, можете сходить к Елене Сергеевне, это наш завхоз. Поговорить с ней насчет переезда и всей техники. У нее там, как это, для Интернета есть...
  И еще, Дмитрий Николаевич, я хочу, чтобы вы наших учителей разогнали. Они курят в школе. Проститутки, - она издала свое фирменное "ыы" и широко улыбнулась. - Я их очень люблю, вы не смотрите, что я так. Это любя. И не обращайте внимания, что сама курю. Я просто курю уже очень долго, ну и, как это, я все-таки директор. Мне можно, - еще одно "ыы".
  Краем глаза Дмитрий видел, как работающая у ее ног девушка скромно улыбалась каждому "ыы".
  Сам он сидел с абсолютно каменной мордой и не мог заставить себя улыбаться и поддакивать. Только подумав об этом, поймался на другой мысли. Главное было в том, что он не хотел себя заставлять. Понимал, что для "карьеры" надо, но не хотел. В конце концов, для карьеры, наверное, можно выбрать альтернативный вариант. Качественно и вовремя делать свое дело, никак не относясь к личности начальника. Такой подход должен ее устроить.
  - А где они курят?
  - А везде! - на этот раз улыбки не было. Наоборот, лицо приобрело очень строгий, чуть ли не праведно-гневный вид. - Двери закрывают и в окна курят. А еще на пятом этаже есть учительский туалет. Я его приказала закрыть. Но они туда как-то пробираются. Ключ есть только у Ларисы Григорьевны. Может быть, она добрая душа, а может быть, сами что-то придумали. Вы у нее ключ заберите и не давайте. И вообще никому не давайте. Вы человек новый, они к вам не полезут. Я на вас надеюсь.
  - А как же туалет?
  - А это их проблемы. Есть туалет на первом этаже. Есть у меня, если на то пошло. Только им не туалет нужен. Вы хорошо поняли, Дмитрий Николаевич?
  - Сделаем, - кивнул подчиненный.
  - Ага, и еще. Дети выбегают на улицу покурить. Толпятся за углом школы. А у нас сейчас проверки по пожарной безопасности и по курению на территории школы. Это, как это, очень серьезно. Если их увидят, влетит всем.
  - А как они выходят, там же дверь закрыта и охранник?
  - Охранник... Вот такой охранник. Вы его видели? Ни на что не способный. Только воровать по мелочи. Они мимо него проходят. Вот вы, кстати, поговорите с его начальством. Пусть накажут его как-то.
  - Ну давайте, я сначала с ним поговорю.
  - Нет, это бесполезно. Николай Алексеевич очень своеобразный человек. Он будет вам обещать, головой кивать и, как это, ничего не изменится.
  - И вы думаете, что начальство сможет что-то изменить? Я тогда поговорю, чтобы поставили другого охранника.
  - Нет Дмитрий Николаевич, этот хоть не пьет. У нас были другие, напивались до скотского состояния. Очень сложно людишек нормальных подобрать, все какие-то, как это... дефективные, - фирменная улыбка и "ыы". - Так что вы поговорите, но пусть они его не меняют. Лучше уж этот...
  В этом разговоре Дмитрий познакомился с еще одной особенностью директрисы. Если она хотела показать огромное свое желание изменить ситуацию и, одновременно, полную неспособность это сделать, то фразы заканчивались тихо и обреченно.
  - Хорошо, - Дмитрий встал, показывая, что готов уйти. - Я пошел?
  - Да-да, идите Дмитрий Николаевич. Приходите, если что.
  Он вышел в коридор. Предстоял непростой разговор с охранником. Ну не любил Дмитрий командовать, указывать, оценивать людей. Делал, когда приходилось. Но не любил.
  Но кроме предстоящего разговора, настроение было подпорчено директрисой. Если сама она походила на барыню, то к людям относилась, как к крепостным. Точно! Он даже хмыкнул от этого сравнения. Неприятный, непростой и хитрый человек.
  Однако в одном он ошибся - разговор с охранником вышел откровенным и даже частично сгладил гадливые впечатления от общения с директором.
  - Николай Алексеевич, есть разговор к вам.
  - Да, Дмитрий Николаевич.
  - Насчет детей. Выбегают на переменах, а директор не разрешает.
  - Да я знаю. Они покурить бегают, - он улыбнулся.
  - Нельзя им ни курить, ни выбегать.
  - Так они в туалетах будут курить.
  Дмитрий задумчиво покивал головой. Действительно. Охранник прав.
  - Они и так там курят. Не пускайте их на улицу.
  - А как я их не пущу, Дмитрий Николаевич? На перемене многие домой идут. У кого уроки кончились, кто отпросился. А они стоят, тут как тут. И шнырь в дверь...! Я их держать не могу. Они здоровые. Да и не имею права, нельзя мне. И потом, я должен постоянно за монитором сидеть и смотреть по этажам. Она сама ругается, когда я отхожу. А еще я должен ключи выдавать и следить, чтобы в раздевалке все нормально было и ключи возвращали. А учителя не любят дежурить. А когда приходят, то видят, что они выбегают, но ничего не делают.
  Манера разговора Николая Алексеевича в очередной раз порадовала. Просто говорил, по-деревенски. Многие слова произносил, смягчая окончания. Например, "а они стоят" в его исполнении звучало как "а ани стаять".
  - А почему не любят?
  - Да потому что сами не могут их заставить. А я что сделаю? Милицию что ли вызывать? - он засмеялся.
  - Ладно, я понял. Буду думать. Но вы тоже постарайтесь. Особенно, когда она тут ходит.
  Дальше Дмитрий собирался подняться к себе, но пришлось вернуться к директору. Отредактировав и изложив ей версию охранника, он задал вопрос:
  - А можно тех кто выбегает не пускать обратно?
  - Нет! Вы что! Они у нас на уроках сидеть должны. А так любая мамочка пожалуется в департамент... Дмитрий Николаевич, это очень серьезно.
  - Ну как-то их наказывать надо?
  - Наказывайте.
  - А как?
  - Не знаю, - она широко улыбнулась.
  Дмитрий начал нервничать, но внешне остался спокоен.
  - Классным руководителям сообщать, родителям, что они нарушают распорядок и курят.
  - А родителям все равно, - она подняла брови и мелко покачала головой. Вообще, весь ее вид говорил о том, что ничего путного у подчиненного не выйдет. И это злило еще больше. Вместо того чтобы решать проблему, она создавала новые. - А классным руководителям... сообщайте.
  - А если я милицию вызову и протокол составлю за курение в общественном месте, им будет все равно?
  - А вы не докажете. Они скажут, что не курили и все.
  - Ну это мое дело, как доказать. Вы свое согласие даете?
  - Дмитрий Николаевич, вы меня пугаете, - улыбка и "ыы". - Вы, как это, как у себя в милиции будете доказывать?
  - Все будет в порядке. Но я же хоть как-то должен на них давить?
  - Ну хорошо, давите. Только меня держите в курсе. А вообще, это вам все Николай Алексеевич наплел. Он сам работать не хочет, вот и плетет сказки. Вы его не слушайте...
  С начальством охранника Дмитрий решил подождать.
  
  
  Домой он ушел ровно в семнадцать часов.
  Шагая по асфальтированной аллее, расположенной в тени парка параллельно Кутузовскому проспекту, удаляясь все дальше от школы, он не мог оставить мыслей о работе.
  Ближе к обеду произошло еще два значительных события.
  Сначала он познакомился с Алевтиной. Она действительно была очень непростой женщиной.
  Полная, среднего роста, без малого пенсионерка. С родинкой на щеке и кудрявыми рыжеватыми волосами. Если бы Дмитрию случилось выбирать актера на роль доброй бабы-Яги в веселую русскую сказку, то один кандидат у него был бы точно. В целом сложный человек, она была весьма приятной, когда не сплетничала, не ругала кого-нибудь, не обсуждала чужие деньги, семейное положение и тому подобное. Главная же ее проблема была в том, что она почти всегда занималась чем-то таким, непристойным. Даже во время работы умудряясь совмещать это свое неприятное качество с высоким профессионализмом бухгалтера.
  Уже в первый день у Дмитрия появилась весьма правдоподобная версия о том, как поругался местный директор и профессиональный бухгалтер. Из некоторых обрывков фраз Татьяны Егоровны и самой Алевтины следовало, что когда-то они воровали вместе. А потом, по неясным пока причинам, бухгалтер была отодвинута от "корыта". Естественно, ничего из этого не было сказано, но сказанного хватило, чтобы сделать подобные выводы.
  От Дмитрия не зависело ни благосостояние Алевтины, ни душевный покой, и потому он легко нашел с ней общий язык. Она, как ей казалось, рассказала много интересного об учителях, сотрудниках и даже учениках. Дмитрий же терпел выливаемые на него сплетни, иногда поддакивая и задавая простые вопросы. Но уже через пару часов происходящее стало превращаться в пытку. Тогда и пришлось сказать женщине, что завтра он переедет в кабинет к Елене Сергеевне. Объяснив это наличием там возможности подключить Интернет и оргтехнику.
  Алевтина приняла новость без особого огорчения, но и не порадовалась. Тут же добавила к тому что уже выложила очередную порцию сплетен относительно завхоза. О том, что у них непростые отношения, Дмитрий узнал почти сразу после знакомства, но сейчас понял, что Алевтина люто ненавидит свою "подругу". По ее мнению, Елена Сергеевна очень много ворует и наговаривает директору на "хороших людей".
  После очередной перемены Дмитрий забежал в кабинет хлебнуть воды из чайника. Делал он это уже пятый раз и до сих пор не был за этим замечен. Дело в том, что, не имея бокалов и времени, он снимал чайник с электрической подставки и пил из "носика", стараясь сделать это быстрее. Предполагая, что Алевтине не понравится такое обращение с чайником. И вот, в этот последний раз, в дверь неожиданно вошла новая знакомая. Но, вопреки опасениям, она не стала ругаться. Отнеслась с пониманием и улыбкой. Скорее всего, женщина устала без нормального человеческого общения, не отягощенного корыстью и интригами. А в таком жесте Дмитрия проскальзывали простота и искренность. В общем, этот случай нисколько не пошатнул их приятельских отношений. Скорее наоборот.
  Тем не менее, завтра с утра предстояло переехать в новый кабинет. И случится это еще до появления Алевтины на работе (она имела обыкновения начинать рабочий день с двенадцати часов).
  Вторым событием был урок в десятом классе. Но, во-первых, класс попался относительно хороший, а во-вторых, половины учеников там не было. Поэтому урок прошел легко и без заморочек.
  Все оставшееся до конца рабочего дня время было потрачено на сортировку целой груды бумаг чуть ли не в человеческий рост. Они были сложены в папки, вложены в файлы, лежали в навал, скомканные и аккуратно сложенные. Чего тут только не было. Самая старая бумага была датирована две тысячи пятым годом. На то чтобы отобрать нужное из хлама, разложить все по тематическим папкам и изучить уйдет уйма времени, но сделать это надо обязательно. Иначе качественно втянуться в дела не выйдет.
  Поэтому сейчас, подходя к метро и глубоко вдыхая парковый воздух, он ощущал свежесть тенистых зарослей и чувство удовлетворения от продуктивного труда.
  
  
  Утро следующего рабочего дня началось опять со знакомств.
  Николай Алексеевич, поздоровавшись с Дмитрием на входе, передал просьбу директора зайти к ней в кабинет.
  В увешанном иконами и религиозными рисунками кабинете собралось несколько человек.
  - О! Дмитрий Николаевич, заходите! Коллеги, рада представить вам нашего нового заместителя по безопасности и учителя ОБЖ.
  Она представила нескольких учителей, имена которых не запомнились. Когда очередь дошла до примерного ровесника Дмитрия, очень спортивного, симпатичного парня с американской улыбкой, это заинтересовало.
  - Петр Петрович, учитель физкультуры и тренер по регби, - крепкое рукопожатие и взгляд внимательных голубых глаз. - Я думаю, вы подружитесь. Дмитрий Николаевич тоже занимается спортом.
  Парень, в общем, производил приятное впечатление. Жизнерадостный, улыбчивый. Развитые мышцы профессионального борца отчетливо проступают через ткань футболки. Ростом чуть ниже Дмитрия. Короткий ежик русых волос. Но на первый взгляд, казалось, что он полностью "в команде" директора. Впрочем, думать об этом незачем.
  В течение следующих пяти минут директор разбиралась с насущными делами в окружении учителей. После того, как все было решено, она попросила остаться Надежду Сергеевну, совсем еще молодую девушку - учителя черчения.
  - Дмитрий Николаевич, Надежда Сергеевна, у меня к вам есть разговор. Вы знаете, что восьмой "Б" остался без классного руководителя, - девушка кивнула, а Дмитрий промолчал, хоть и слышал об этом первый раз. - Вы оба молодые педагоги, - фирменная улыбка. - Я хочу, чтобы вы взяли этот класс. Кто-то из вас будет классным руководителем, а кто-то, как это, тьютором.
  - Что это такое? - Дмитрий наполнил свой вопрос крайней степени пренебрежением.
  - Дмитрий Николаевич, это - помощник. Просто в силу малого опыта никто из вас не сможет вести класс самостоятельно. Вам будет очень трудно. Тем более что это не самый хороший класс.
  Дмитрий слышал об этом классе. Детей одного возраста, когда-то "гениальным" решением "талантливого педагога" поделили на благополучных и неблагополучных и, соответственно, успевающих и неуспевающих. Таким образом, собрали два класса: "А" и "Б".
  "Сидели на трубе..." - Дмитрий усмехнулся своим мыслям, на что директор тут же отреагировала.
  - Я смотрю, вам уже рассказали? - самая широкая улыбка и длинное, с придыханием в конце "ыы". - Но вы не слушайте. Это хорошие дети. У нас все дети хорошие.
  - Все? - более чем нужно холодно и серьезно переспросил зам.
  - Да, Дмитрий Николаевич. Все. Каждый по-своему. Кто-то трудный в чем-то. Кто-то драчун. Кто-то прогуливает. Но они все хорошие.
  В этот момент ее лицо было настолько одухотворенным, а в глазах нельзя было ничего понять, что Дмитрий засомневался в прежней своей оценке. Неужели он ошибся, и директриса на самом деле была человеком идеи? Ведь любить всех детей, независимо от их поведения и выходок, так любить - это надо иметь огромную душу... Пока не ясно. Но то, что она очень непростой человек - стопудово.
  Далее в "Б" поступали все сложные дети, которые приходили в школу. Никто, конечно же, с ними не работал. С одной стороны, он понимал, как это звучало. Текла школьная жизнь, спокойно себе. И вдруг заявляется молодой нахал, утверждающий, что все на свете неправильно и никто не работает. Странно, по меньшей мере, выглядит. Но, с другой стороны, ведь видно объективно всю чудовищность положения, распущенность детей и учителей, и разложение руководства? Видно. Тогда что? Как его мнение выглядит тогда?
  По крайней мере, результат такой "работы" можно было наблюдать сейчас. Уже он, человек новый, слышал о том, что восьмой "Б" начал распускаться еще перед уходом на пенсию прежнего классного руководителя и учителя физики. Оно и не удивительно. Что могла сделать пожилая женщина с "оторванным" классом четырнадцатилетних современных подростков? Вообще, конечно, эта идея деления на классы по успеваемости и поведению тоже просто феерична. Мужское достояние подрезать тому, кто...
  - Дмитрий Николаевич. Что вы скажете? Вы мужчина, вам будет проще справиться. Кто из вас будет классным руководителем, а кто тьютором? Разница в зарплате там небольшая.
  - Да для меня это полная неожиданность вообще. Я над такой мыслью никогда не думал. Да и дел у меня много уже выходит.
  - Перестаньте! Разве это много? - улыбка. - Вы на мой стол посмотрите.
  Действительно, посмотреть было на что. Но Дмитрий был почти уверен, что бардак на столе - следствие не огромного количества работы, а определенным образом соображающей головы.
  - Ну ладно, но все равно это неожиданно. Надежда Сергеевна, вы не хотите?
  - Я не потяну. Точно. Я же девушка, они меня не будут слушать. А если вы будете руководителем, то я вам буду помогать.
  - Вот и отлично! - обрадовалась Татьяна Егоровна. - Забирайте, Дмитрий Николаевич. Если будут проблемы, вы всегда можете прийти ко мне и спросить совета или помощи.
  "Ну прям чудо-женщина..." - думал Дмитрий, поднимаясь по лестнице в свой кабинет.
  - Повезло нам, - иронично произнесла Надежда Сергеевна, завязывая непринужденный разговор.
  - Что такое?
  - Ужа-а-сный класс! Я у них веду информатику и черчение.
  - Да ладно, не боись... - "Славик" - чуть было не добавил Дмитрий, но вовремя остановился и закончил более серьёзно:
  - Справимся. Надо представиться теперь.
  - У меня с ними сегодня четвертый урок. Заходи, удобно получается.
  - Четвертый, это во сколько...?
  Договорившись, они разошлись по своим делам.
  Дмитрий пошел на четвертый этаж знакомиться с Еленой Сергеевной и осматривать свое будущее рабочее место.
  Женщина оказалась приятной. Тихая и спокойная, вежливая. С ее видом совсем не вязались слова Алевтины. Отношения сразу установились рабочие, без лишних бесед и, тем более, сплетен.
  Дмитрий оглядел теперь уже свой стол, составленный вместе со столом коллеги и заваленный целой горой ее бумаг. С делопроизводством в этой школе, пожалуй, кроме Саши, никто не был знаком.
  - Я сейчас уберу, Дмитрий Николаевич, - несколько стеснительно пообещала Елена Сергеевна и действительно, почти тут же принялась освобождать место вокруг себя.
  Он разгребла уголок на столе, навалила целый ворох на тумбочку, на стоящий рядом стул для посетителей и даже на пол.
  Обустройство своего рабочего места Дмитрий начал с уборки жутко пыльного всего чего только можно...
  От работы его отвлек сигнал будильника. Сбросив программу, Дмитрий поспешил в туалет и тщательно вычистил одежду и руки. Вернувшись в кабинет уселся на стул - до встречи с восьмым "Б" оставалось еще пять минут.
  - Что случилось, Дмитрий Николаевич? - улыбнулась Елена Сергеевна.
  - Да мне директор внезапно дала классное руководство. Сейчас начнется урок - пойду знакомиться с детьми. И, Елена Сергеевна, нам с вами теперь долго работать, я надеюсь. Вы не называйте меня по отчеству. Я для этого слишком зелен еще и мне неловко. Называйте просто по имени.
  - Хорошо, Дмитрий Николаевич! - еще шире улыбнулась женщина. - Только не сразу, мне тоже надо привыкнуть. Значит, тебя вот так сразу определили. Под танки бросили...
  - Что-то вы странно улыбаетесь, "как будто знает что-то, чего не знаю я", - ответил улыбкой Дмитрий, пропев слова старой песни Пугачевой.
  - Да нет, я так.
  - Бросьте! Говорите, я же вижу.
  - Да что там... Так... Класс просто сложный. С ними Валентина Михайловна справляться уже не могла. Хотя она жесткой была. Может они выросли, а может она сама постарела и распустила. На них жалуются все постоянно, и никто не захотел их брать. А тут вы... ты появился. Она тебя сразу определила. Хитрая.
  - То, что она хитрая я уже понял, - задумчиво протянул зам.
  Елена Сергеевна как-то странно, быстро, стрельнула глазами.
  - А как ты устроился, не по знакомству?
  - Нет, по объявлению, - ответил Дмитрий и сам засмеялся.
  - А я думала, ты ее знакомый, - после этой фразы стало понятно, что отношение Елены Сергеевны к новому сотруднику поменяется. И казалось, что в лучшую сторону.
  Прозвучал звонок.
  Кабинет Надежды Сергеевны находился рядом с кабинетом Дмитрия. Смежные двери в одном углу. Только, если кабинет завхоза и зама имел обычную дверь, то кабинет информатики и черчения закрывался на массивную, железную.
  Дети толпились перед распахнутой створкой, не особо спеша в кабинет. Но Дмитрий не стал их торопить. Показалось, что нехорошо начинать знакомство таким образом. Наконец, последние ребята толкаясь и хохоча зашли. Один из них, с томным женственным лицом и стрижкой-каре зашел последним, бросив взгляд на ожидающего позади Дмитрия.
  - Дети, садитесь! - С первого взгляда на Надежду Сергеевну во время работы стало ясно, что ребята ее действительно не слушаются. Они практически не обратили внимания на девушку, - кто стоя спиной, кто вообще уже сидя занимаясь своими делами. От этого показная серьезность, с которой говорила учитель, представлялась комичной. - Здравствуйте.
  Еще Дмитрию показалось, что она слишком поспешила с разрешением присесть от того, что боялась: они сделают это вовсе без разрешения. - Хочу вам представить вашего нового классного руководителя. Дмитрий Николаевич.
  Дмитрий молча прошел вперед и встал напротив новомодной доски, небольшой и предназначенной для письма маркером. Старых меловых досок в этой школе уже не было. "Модернизация", так её. "Все лучшее - детям". Он сцепил руки за спиной, стоял прямо, откровенно разглядывая свою новую "собственность" и головную боль.
  И что делать с ними?
  Немного постоял, тщательно переживая собственную неловкость внутри детского внимания, помолчал.
  - Здравствуйте! Говорят, что вы плохой класс... - Он просто не знал о чем нужно говорить. Говорил то, что было на языке. Мягко, корректно, но честно.
  Ребята захихикали. Крупный темноволосый и темнокожий пацан, сидящий в центральном ряду на последней парте, вполголоса ответил "Здорово". Обращался он к Дмитрию, но смотрел на своего товарища сидящего рядом - светловолосого и голубоглазого парня с рязанской физиономией и чуть оттопыренными ушами. Дмитрий не стал делать вид, что не услышал фразы и посмотрел на очень веселую, тихо смеющуюся парочку. Темноволосый, скорее всего азиат, напоминал младшего двоюродного брата. Да оба этих хулигана ему понравились. Добрые, открытые лица, нет в глазах затаенного зла.
  - А еще говорят, что вы злой педагог.
  Это с очень серьезным видом сказала девочка с третьей парты первого ряда. Она красиво говорила, как-то по особенному выразительно и вообще без акцента, хотя и не была русской.
  - Гуля! - Надежда Сергеевна встала со стула, что должно было означать готовность принять меры.
  На нее никто не обратил внимания.
  - Интересно... - Дмитрию на самом деле было интересно, что о нем говорят, были внезапно интересны эти дети. Почти никто из них не молчал. Они говорили все. Вместе. Просто кто-то говорил громче других, так учитель мог определить, что к нему обращаются. Они вертелись, смеялись, разговаривали и пихались, толкали соседские учебники и делали многое из того, чего дети не должны делать на уроке. Но при этом было понятно, что это их нормальное состояние. Оно, в большей или меньшей степени, вообще было присуще детям этой школы и считалось обыденностью. И если восьмой "Б" при таком раскладе считался трудным классом, то это кое-что значило.
  - Жалко, что Валентина Михайловна ушла! - С вызовом произнесла полненькая соседка Гули, смотря мимо Дмитрия. У нее был странный взгляд раскосых глаз. Было не понятно, куда она смотрит. - Она была добрая. - Милое лицо, длинные русые волосы. В общем, девочка была очень приятной, но напоминала озлобленного зверька, защищающегося от целого мира.
  - Сами виноваты, от вас, наверное, и убежала! - Улыбнулась Надежда Сергеевна.
  - Это не правда! - Ответила ей девочка.
  - Ну, а тебя как зовут? Твою соседку я уже знаю.
  - Меня? - Вопрос восхитил девочку так, что она умудрилась произнести слово на вдохе, как Рената Литвинова. - А вам зачем? - Захихикала, кокетничая.
  - Ну мы же с вами знакомимся. А вообще, давайте начнем по порядку, а там и до тебя дойдем. Может, тогда ты все-таки откроешь тайну?
  Такой поворот девчонке явно понравился.
  Он посмотрел на самую первую парту. За ней, одна, сидела крупная девочка с густыми волосами до плеч. Внешность у нее была обычной, вот только опрятность... Издалека можно было разглядеть засаленные волосы, несвежую и не очень отутюженную одежду, грязные руки. Следующая за ней парта была пустой, как и место рядом и причина была понятна. С самого начала Дмитрий почувствовал крайне неприятный раздражающий запах, заполнявший помещение несмотря на полностью открытые два окна. Чувствовалось, что источник запаха - девочка, рядом с которой никто не хочет садиться.
  - Ну, как тебя зовут, принцесса?
  Ребята засмеялись, а девочка засмущалась и покраснела, опуская лицо. Кто-то, сразу не было понятно - кто, бросил с задних рядов:
  - Принцесса-вонючка. - Это еще больше развеселило ребят.
  Оглядев последние парты, учитель выделил белобрысого пацана с рязанской внешностью. Скорее всего, он.
  - Да? - Показательно удивился Дмитрий, слегка улыбаясь и обращаясь к мальчику. Его удовлетворенный вид - учитель отреагировал и, при этом, не разозлился - выдал хозяина с потрохами. - А ты, значит, пахучка? - Улыбка стала намного шире.
  Ребята засмеялись, реагируя на шутку нового классного руководителя, а его сосед пришел в восторг. Он сгибался к крышке парты в приступах веселого смеха, часто повторяя это слово: "пахучка".
  - Ну а что... если она действительно воняет! - Пацан заерзал на стуле, усаживаясь поудобнее. Ему не нравилось быть объектом общего веселья.
  - Спорим, если ты подойдешь к кому-нибудь поближе и дыхнешь в нос, у тебя будет совсем не свежее дыхание? Вон, дунь на друга. - Продолжал "стебать" парня Дмитрий.
  Никогда и никому он не позволит унижать детей, по крайней мере, молчаливым свидетелем, он не будет.
  Если то, что происходило с крупным соседом белобрысого до этого Дмитрий определил как восторг, то сейчас с ним творилось что-то невообразимое. Приступы смеха не прекратились, но при этом он умудрялся отодвинуться от товарища и часто-часто махать головой, прикрываясь сразу двумя ладонями и бормоча невнятное.
  Сама причина такого бурного веселья отчаянно покраснела. На белобрысой физиономии это было очень заметно. Как обычно - стеснительные, неуверенные в себе дети стараются загрызть другого. Но не потому, что ужасны. Просто от страха, что загрызут их и от неумения по-другому.
  - Но я же не... Она же, не дышит...
  - Не дышит? Никто не считал, сколько глупостей сказал этот парень за пару минут? - Дмитрий повертел головой, как бы ожидая ответа от ребят. Кто-то пытался что-то сказать, но большинство просто смеялось, видя растерянность одного из своих лидеров.
  - ...я смотрю, ты не имеешь желания сняться в рекламе жвачки. "Свежее дыханье облегчает пониманье" - подумай об этом, а мы пока все-таки познакомимся. - Дмитрий не хотел делать по-настоящему больно этому парню. Поэтому разговаривал с ним очень аккуратно и мягко, лавируя, но не переступая ту черту, которая отделяет шутки от унижения. - С твоего позволенья. - Окончательно положил на лопатки классный руководитель, уверенный, что этот парень больше не будет пытаться поднимать свою репутацию на его делах. Вновь посмотрел на девочку.
  - Так как тебя зовут?
  - Даша. - Все происходящее ей нравилось. Это отражалось в больших карих глазах.
  "Не удивительно. Пока я сам не видел ни одного учителя, который бы так заступался за них. Не разнимал драку, если она случится, в обязаловку. А вот так..."
  - Отлично. Только сразу хочу предупредить, ребята. У меня ужасная память на даты и имена. Мне будет сложно вас запомнить. Так что вы не обижайтесь, если я еще пару недель буду переспрашивать имена.
  - Это как-то неуважительно. - Ответила Гуля. - Когда вы не запоминаете имени человека, это значит, что он для вас пустое место.
  Краем глаза Дмитрий заметил застывшую на своем месте "помощницу"-тьютора. Эта легкая пикировка между новым учителем и учениками серьезно увлекла ее. Настолько, что рот остался слегка приоткрытым, а сама она так и забыла сесть на стул, после своего порыва. Это было забавно.
  - Тут я тебе могу дать два ответа. Первый: у меня есть родные. И я запомнил день рождения жены только через пять лет совместной жизни. И то, благодаря ее собственной настойчивости - она постоянно проверяет меня. Как на экзамене: "Когда у меня день рождения? Когда мы познакомились, когда поженились?" И если на первый вопрос я уже могу ответить, то с остальными все не так хорошо. - Он улыбнулся, замечая что некоторые из ребят тоже заулыбались. - Но это совсем не означает, что моя жена для меня ничего не значит. Она одна из самых близких мне людей. День рождения мамы я запомнил только потому, что у меня самого девятого числа, а у нее на один меньше. А про день рождения отца я всегда спрашиваю у мамы. - Еще одна широкая улыбка. - Более того, бывало, что я спрашивал у мамы, сколько мне лет. - Он подмигнул и кивнул, глядя на гордо вскинувшую подбородок девочку. - Устраивает такой ответ?
  - Отчасти...
  - А когда у вас день рождения? - Это спросил белобрысый. Он явно хотел реабилитироваться.
  - А этого я вам не скажу.
  - Почему?
  - У меня есть некоторые принципы. Об этом разговора не будет.
  - Почему не будет? - Тут же потянулось с разный сторон.
  - Еще вопросы? - Спросил у Гули, игнорируя все остальное.
  - Есть еще один. А второй? Вы сказали, что у вас два ответа.
  - Аа... - протянул Дмитрий, делая вид, что надеялся на детскую забывчивость и не особо хочет отвечать. Еще немного помялся, замечая, как смешно принимает требовательный вид девочка, как просыпается настоящий интерес в других ребятах. - Пока вы для меня и вправду не много значите. Просто дети. Один ребенок из сотни других. Для того чтобы быть значимым для другого человека, нужно как минимум идти с ним по жизни рядом. Какое-то время. И это как минимум.
  - А как максимум?
  Он улыбнулся про себя. Приятно с ними. Прямые, искренние.
  - А как максимум, надо хотя бы частично соответствовать внутреннему миру этого человека. Тогда, будь уверена, твое имя не забудут.
  Гуля не отвечала, растерялась.
  - Ну, а меня запомнить легко. Вам же надо будет как-то ко мне обращаться? Запоминайте: "Ден-Колян". - Дети в очередной раз захихикали, многократно повторяя веселую связку слов. - Теперь, даже если захотите, не забудете.
  Соседка Гули сделала резкое движение головой, откинув с лица волосы, обращая на себя внимание.
  - А если мы специально не будем вас звать по имени? Ведь и вы для нас, в таком случае, ничего не значите!
  - Я на это не обижусь, потому что ты почти права. За одним нюансом. Наверное, я не совсем точно выразил мысль. Вы для меня значите очень много, а совсем не "ничего". Как и любой другой ребенок. Я говорил о том, что это значительно меньше возможного. Всего лишь.
  Спросив у девочки ее имя, Дмитрий быстро поменял тему. А сделав комплимент за красоту и неординарность имени - Валерия, Лера - и вовсе привел ее в благоприятное расположение духа.
  Далее значительных бесед не было. Не стоило перегибать палку, да и время урока постепенно подходило к концу. Пробежавшись таким образом по всем ребятам, он пообещал часто с ними видеться и еще порядком надоесть. Извинился перед Надеждой Сергеевной за занятое время и ушел.
  Кабинет оказался заперт - Елена Сергеевна куда-то убежала. Она вообще очень много и часто бегала по различным делам.
  После очередного звонка на урок в дверь постучались.
  - Заходите!
  - Дмитрий Николаевич, это я. - В дверях стояла помощница. - А можно на "ты"?
  - Конечно, не стоит цирк ломать без ребят. Только при них будем на "вы".
  - Ну да, это конечно. Я тут бумаги принесла, которые надо заполнять. Их много, но это не срочно. Ты посмотри потом. Надо будет как-то их поделить, наверное?
  - Разберемся... - Дмитрий продолжал потихоньку разгребать старые бумаги. Разговор, по его мнению, не предполагал перерыва в работе, но Надя явно не собиралась уходить. Тогда он отложил бумаги в сторону и указал на единственный свободный стул.
  - Садись, что ты стоишь?
  - Нет-нет. У меня еще много дел, надо успеть в короткое "окно". Просто хотела сказать, что классно у тебя так получилось с ними.
  - Что?
  - Ну, вообще... - Она пожала плечами.
  - А. - Он прекрасно понял, что она имеет в виду. - Ну, у меня был своеобразный жизненный опыт. Сейчас можно сказать, что повезло. - И, взглянув ей в лицо, решил, что нужно добавить: - Ничего особенного. Смотри внимательно, думай над своими ошибками и у тебя тоже запросто получится.
  - Ага. - Она задумчиво покачала головой. - Ладно, я пойду. Заходи, если что.
  
  
  Прошла неделя.
  Работа в школе оказалась ровно такой, какой и прогнозировалась. Ничуть не легче, на что, честно говоря, Дмитрий надеялся следуя отцовой поговорке: "Рассчитывай на худшее, надейся на лучшее".
  С каждым новым днем становилось все сложнее и сложнее. Его пробовали на прочность все. Учителя, которые сразу же невзлюбили нового заместителя директора по безопасности. Дело в том, что прежний сотрудник, место которого занял Дмитрий, ни на кого не давил, ни от кого ничего не требовал. Судя по разговорам и воспоминаниям о нем, он просто не мог этого сделать, из-за чего не ладил с директором. Но при этом, естественно, устраивал всех учителей и имел с ними "нормальные" отношения. При чем тут кавычки? А все просто. Дело в том, что в школе почти не было нормальных отношений. Все постоянно грызлись со всеми, сплетничали, а, будучи в этом не уличенными еще и улыбались в лицо. Хвалили человека в глаза, и обливали грязью за спиной. Грызлись за место вблизи "королевы" - от этого напрямую зависело количество получаемых денег и проблем. Такое стало возможным после передачи в полное распоряжение директоров всех денежных активов - теперь они могли начислять деньги не на что не оглядываясь. Особо приближенные получали больше денег, делая меньше других. Им не поручалось сложных задач, с них и спрашивалось проще, "с пониманием". Другие, те, кому не повезло, постоянно жгли свои нервы в различных школьных невзгодах и бедах и постоянно же критиковались за непрофессионализм.
  На четвертый день своей работы Дмитрий стал свидетелем разговора директрисы с молодой учительницей английского языка - Дарьей Васильевной.
  Красивая и стройная девушка в третий раз пришла к Татьяне Егоровне поговорить о своей зарплате, которая два последних месяца была значительно меньше, чем раньше. Дмитрий видел, как не хотела этого разговора директриса. Он сидел в одном кабинете с ней, когда вошла Саша и сказала о приходе Дарьи Васильевны. И тут же, как только Татьяна Егоровна закатила глаза и набрала воздуха в легкие, Саша молча дала понять, что учительница все услышит. Только после этого Татьяна Егоровна привела в порядок свое лицо и попросила ее войти.
  Дарья Васильевна выложила все свои сомнения и подозрения прямо, как сделал бы любой человек не привычный к интригам. Она жаловалась на маленькую зарплату и на ужасное поведение детей, на почти невыносимые условия работы и тяжелое материальное положение. Она спрашивала, каким образом обещанная ей сумма сократилась на тридцать процентов через несколько месяцев работы.
  Татьяна Егоровна проявила такую твердость, которой Дмитрий от нее не ожидал. Именно после этого случая он сделал важный вывод: директриса очень труслива со всеми, кто ее не боится, но давит до последнего тех, кто не желает стоять за себя. Вторых было значительно больше, чем первых. Она обвинила девушку в непрофессионализме. По ее словам, "все прекрасно справляются с детьми" и "только у Дарьи Васильевны проблемы". Дмитрий слушал ее с открытым ртом, не мигая. Натурально. Он даже поймал себя на мысли о неподобающем виде и тут же прикрыл челюсть. Директор была настолько убедительна, что Дмитрий почти поверил ей, хотя сам постоянно находился в "детском коллективе", который правильнее было бы назвать зверинцем. Тогда он уже знал, что сама директриса и ее ближайшие "друзья" изредка ведут уроки только в самых культурных и воспитанных классах, стараясь даже близко не подходить ко всем остальным. Знал, что на все жалобы на детей она отвечала просто: "Скажите классному руководителю". Этот ответ можно было легко перевести на язык привычной Дмитрию улицы, он стал бы намного более понятней и честней. Правда, оказался бы настолько же нецензурнее.
  Закончила Татьяна Егоровна вообще великолепно. Она попросила у Дарьи Васильевны "платежки", которые та сжимала в дрожащих руках. Рассматривая смятые бумажки, она не видела ничего странного. Замечательно, просто блистательно свела "дебит с кредитом" и доказала, что учитель получает столько же, сколько раньше, просто... И все было так убедительно, так унизительно и безнадежно, что девушка не выдержала и заплакала. Тут же со своего места вскочила Татьяна Борисовна и принялась ее утешать. Предлагала воды, валерьянки, даже разрешила договориться о подмене и пойти домой и вообще была сама прелесть. С лживыми глазами.
  Дарья Васильевна отказалась от помощи, утерла слезы слабости и ушла, таким своим поведением несколько порадовав единственного сочувствующего - Дмитрия. А он просто не находил себе места в это время...
  Что же до предыдущего зама по безопасности, то о нем он слышал много разного. Например, такое. Однажды зам не вытерпел дикого поведения ученика, который на тот момент обучался в десятом классе. Сделал ему замечание, которое привело к ссоре. В результате ученик схватил учителя ОБЖ и военной подготовки за ворот свитера, потряс и уронил на бетон лестничной клетки. При детях.
  Дмитрий не винил учителя за слабость, хотя уже давно наступило то время, когда слабые не должны были идти работать с детьми или должны были быстро становиться сильными. Шла настоящая война. Информационная, идеологическая, метафизическая - перечислять можно сколько угодно. От исхода этой войны зависело будущее Родины и страны и ни в коем случае нельзя было пускать на ответственные направления людей слабых, не подготовленных, не желающих воевать. А именно таким, важнейшим направлением, была работа с детьми. Но они лезли, упирались и толкались локтями и лезли, пролазили! В жизни все обстояло совсем не так, как это понимал Дмитрий. Подавляющее большинство вокруг него отказывалось принимать действительность. Оно не хотело слышать ничего ни о какой войне, не хотело рассуждать о том, что можно сделать. Оно предпочитало сплетничать и ругать руководство в тишине кабинетов и улыбаться, глядя ему в глаза. Школе отчаянно не хватало сильных людей и сильных мужчин. Но на редкие "мужские" должности лезли отставные военные пенсионеры, просидевшие всю жизнь в штабах и канцеляриях и желающие получать приличные деньги "просто так".
  Конечно, очень немногие смогли бы выйти из той ситуации. Просто этот и другие рассказы рисовали образ человека слабого в принципе. Неспособного отстаивать свои убеждения, или не имеющего таковых вообще. Конечно! Такой человек будет удобен учителям. Он не сможет и не будет ничего с них требовать. Минимум сделает сам, за остальное поругается с директором (как оно и было), за оставшееся откупится от редкой проверки на выделенные тем же директором деньги.
  Но это учителя, до которых Дмитрию было мало дела. С ними проблемы решались просто, да и проблемами те спорные ситуации называть было некорректно. Жесткое психологическое давление, обещание (вполне правдивое) применить все возможные административные меры воздействия, постоянный контроль и... помощь в разумных пределах. Почти все учителя легко подчинялись справедливым требованиям нового администратора. Проблема была не в них.
  Дети.
  Дети пробовали на прочность любую его позицию. Били, давили с разных сторон, стремясь сломать, смести и разрушить выстроенный волевой рубеж. Дети знали о своих правах все и использовали их по полной. Дети не хотели подчиняться какому-то "залетному", единственному в школе, заявившему права на действительное руководство ими.
  Каждый рабочий день был наполнен бумагами, уроками.
  И проблемами.
  Конфликтами, которые решались очень и очень не просто.
  
  Он шагал от метро медленно, не спеша. До работы оставался приличный запас времени и это при том, что кроме него так рано (или чуть-чуть раньше) приходило на работу всего три человека. По пальцам одной руки пересчитать! Остальные, в том числе и в первую очередь - директор, заявлялись со значительным опозданием. К этому Дмитрий привык уже к первым выходным.
  Скользя взглядом по припорошенным пылью листьям и стараясь не замечать проносящиеся по Кутузовскому автомобили, Дмитрий собирался с силами для очередного... Пожалуй даже не рабочего, а боевого дня. Вновь предстояло прятать от окружающих собственную неуверенность, демонстрировать железобетонную убежденность в поступках, желание найти хоть кого-нибудь, - хоть одного! - от которого не глупо ожидать помощи. Вновь и вновь унимать дрожь в конечностях, закрываться в кабинете и, расстегиваясь на все пуговицы, сушить промокшую от нервного пота рубаху.
  Поэтому он шел медленно, черпая силы в единственном доступном ему внешнем источнике.
  Он слушал песни.
  
  "Ты как герой писаний древних, оскал в свете Луны,
  Пылью кормили ветра, питали волшебством колдуны.
  В тебя не верили и не верят, как в легенды и басни,
  Но излученный тобой свет назло прогнозам не гаснет.
  Назло стихиям, когда молнии с небес секли,
  Ты, забыв про страх поднимался прямо к звездам с земли.
  В тех коридорах жизни, где время будто зависло,
  Ты смысл не искал, а сам становился смыслом!
  Дом - планета вся, силами питает солнце,
  Судьба в упряжке, дышит грудная клетка из бронзы.
  Нас уже сотни, слышны голоса где-то в гроте,
  Мы ступаем по своей земле и проклят тот, кто против!
  Скалы из бетона, жар тел от работы потных,
  Нас зовут прямо с неба десятки путеводных.
  На ссадины - бальзам, на раны лягут бинты,
  Этот мир меняли и меняют такие как ты!
  
  Нам салютуют на пути, метеоритные дожди,
  И наша траектория всегда "Земля - рывок - звезда"!
  Нам салютуют на пути, метеоритные дожди,
  И наша траектория всегда "Земля - рывок - звезда"!
  
  Как-то не по погоде ты парень для этих широт,
  Нежить в окне, так и замерла, разинувши рот.
  Твой ход, и сомнения больше немыслимы,
  Когда на вдохе ты вбираешь в себя силу зимы.
  Если из ран моих кровь толкает пульсация,
  Значит я жив, значит отказываюсь сдаваться.
  Могу себе запрещать, пешкой сношу ферзя им,
  Значит я не раб этого тела, но хозяин.
  Нейтралитет - жижа одна и мало гущи,
  Судьба нагибает таких умеренно живущих!
  На пределе себя, затем через предел,
  Порвал кокон, переродился, взлетел.
  Пасть замертво и в новой сущности проснуться,
  По моему личному рецепту - эволюция!
  Немощным в пыль по обочинам свет из-за туч брызнет,
  Попробуй, угонись за нашими жизнями!
  
  
  Грот, "Земля-рывок-звезда". Альбом 2011 года.
  Последнее время Дмитрий слушал подобные песни очень часто. Они полностью отражали его взгляд на жизнь и содержали в себе то, чего так не хватало. Понимание, что он не один.
  Его жизнь складывалась не просто. Пожалуй, можно было сказать "очень не просто". Но она сложилась не сломав, а сформировав. В полном соответствии поговорке "Что нас не убивает, то делает сильнее".
  Когда-то рядом были и другие. Они называли себя по-разному. Большая часть "националистами", кто-то "этнистами". Обыватели и враги всё мешали в кучу. Давали более весомое, лживое определение - "нацисты". Но на самом деле Дмитрий никогда не был нацистом и даже не общался с подобными. Он просто любил Родину и остро переживал все, что вытворяют с ней западные холуи и собственные ублюдки.
  Но со временем, в жизненных перипетиях, родилось понимание глухой пустоты, которая скрывается за всеми этими названиями и лозунгами типа "Русский, помоги русскому". Он жил, набирался опыта, учился и читал книги, и понял, что все это не то, не о том, и не так. И как-то случилось, что большинство из его "соратников" отвалилось. Они ушли в веселую "тусовку" больших городов, "полюбили и стали жить всерьез", "перерастали" и поднимались по карьерным лестницам забывая все, чем жили в молодости. Те же, кто остался верен своим идеалам, просто не знали, что с ними делать в той жизни, которая называется "взрослой". Не понимали, как "подружить" их с ней, такой нетерпимой и жесткой, с какой стороны приложить. Они так и тосковали каждый в своем углу занимаясь спортом, ведя здоровый образ жизни и тяжело переживая общую деградацию.
  Наверное, можно сказать, что Дмитрию повезло. Те профессии, которые он для себя выбирал, позволяли решать эту проблему. Вот только были издержки...
  Неправильно говорить, что в наш век поэзия умерла. Нет, совсем не так. Но выглядела она по-другому. Все равно, что поставить рядом волка и прирученную собаку. Каждый не задумываясь скажет, что это разные животные. Но если подумать, то суть одна и та же.
  Он слушал наложенные на музыку тексты везде. На пробежке, на турниках, идя на работу и с работы. На том фронте, на самом острие войны, где ему досталось стоять, отражая натиск и даже наступая, остро не хватало бойцов. Он оглядывался вокруг себя постоянно, но соратников видел очень редко. Даже сами такие мысли об этом уже показались бы довольно странными для подавляющего большинства. Поэтому звучащие из маленьких динамиков слова и были так важны.
  Да, ему было тяжело. Но выручало и поддерживало знание: надо продержаться какое-то время, потом ребята поймут, узнают. Все будет так, как бывало много раз до этого. Они примут его, а он их изменит. Потихоньку и незаметно, так, что им самим это понравится. Нужно только заработать авторитет, который, помогая, начнет работать сам.
  Он остановился перед калиткой, уверенный в отсутствии лишних взглядов. Оглядел фасад здания и глубоко вдохнул носом, как всегда делал перед выходом на ринг.
  Николай Алексеевич, выходя навстречу и улыбаясь, видел уже совсем другого человека.
  
  
  В конце прошлой недели произошло значительное событие одновременно на нескольких "фронтах".
  В первую очередь оно само и его будущие последствия скажутся на личном авторитете. Обязательно скажутся - к бабке не ходи. А личный авторитет в школе - это основное слагаемое успеха. Как говорится "смотри выше". На него очень значительно влияет слово. В том смысле, что если что-либо сказал, то сделать надо обязательно. Или, на худой конец, чтобы было совершенно ясно, что сделано все возможное. Если совсем по-простому, по-пацански, то "пацан сказал, пацан сделал" - очень живучая установка в юношеской среде.
  Нельзя говорить и не делать. Нельзя без конца пугать словами. Скорее рано, чем поздно все вокруг поймут, что за твоими словами нет ничего, кроме бессилия.
  Нельзя обещать и подводить.
  Нельзя назначать время и опаздывать.
  Нельзя обозвать, уличить, обвинить и не суметь публично обосновать этого.
  Вот что значит "слово".
  И если на первый поверхностный взгляд эти правила могут показаться не такими уж и сложными, то по факту все не так. По факту, занимая свое место совсем короткое время, Дмитрий уже столкнулся с огромным количеством "Емель"; уже забываемая поговорка "Мели Емеля, твоя неделя". Хотя это не было удивительным, но пока он не встретил ни одного учителя, да и просто школьного работника имевшего крепкое слово в сложных ситуациях.
  А требовалось совсем иное. Требовалось, чтобы каждый ученик знал: "Если Дмитрий Николаевич когда-то говорил "нельзя", то это действительно "нельзя"". И понимал, почему нельзя, что очень важно. Чтобы каждый ощущал "старшего брата", который "следит за тобой".
  И вот, в очередной раз заходя в мужской туалет, Дмитрий попал в облако едкого дыма. Навстречу выбежали молоденькие мальчишки - класс седьмой, не старше. Их он пропустил легко. В другое время они обязательно попали бы под подозрение - курили тут начиная класса с третьего - но не сейчас.
  Заняв почти все свободное место перед кабинками, на Дмитрия смотрели одиннадцатиклассники. Пять ребят. Пять почти совершеннолетних мужчин, уже думающих "о проблеме" армии.
  Четверо при его появлении моментально побросали окурки в унитазы - это нормально, иногда это нужно только поощрять. Пусть привыкают бояться, потому как в этой школе многим запросто можно ставить диагноз "совсем страх потерял". Главное, чтобы такое поведение не переросло в некую ролевую игру. Мы делаем вид, что уважаем тебя, ты делаешь вид, что гоняешь нас, когда по факту ничего не меняется. Такого допускать тоже нельзя. Они должны реально побаиваться и чувствовать, что прощены. В этот раз...
  Другое дело - пятый.
  - У меня есть очень хороший друг... Хотя это странное выражение - "очень хороший друг", да? - Дмитрий прошел мимо пацанов, к пятому - тот стоял подперев кафельную стену. Посмотрел в распахнутое окно, стараясь втянуть носом свежий осенний воздух, краем глаза замечая, как "пятый" щелчком послал почти целую сигарету в унитаз.
  - Почему? - слабо улыбнулся "пятый".
  "Нервничает - выкинул почти целую сигарету. Видно, только начал курить, когда я вошел. А так как мы очень "сурьезные" и авторитетные дальше некуда, то нам не к лицу принимать такой испуганный вид, какой приняли остальные..." - Дмитрий даже не рассуждал. Какой-то частью своего сознания просто фиксировал обрывки несущихся с бешенной скоростью мыслей. - "Но все-таки очко у нас не такое уж и железное. Чуть показали свою крутость и ну его на фиг, болтами меряться. Сигарету целую в унитаз, а на лицо доброжелательную улыбочку. Да только знаем мы ее. Это сначала она доброжелательная. А с каждым следующим разом она все больше будет становиться наглой и пренебрежительной. Нам это надо? Нам это не надо. Не говоря уж о том, что видя такое "положительный пример" остальные тоже "исправятся"".
  Дмитрий с искренним сожалением отвернулся от окна. Посмотрел на неплотно прикрытую входную дверь - выбегающие пацаны виноваты, - которую обычно специально прикрывал за собой. Просто, без свидетелей курящих легче давить...
  - Что за свиньи? - Проигнорировав вполне естественный встречный вопрос "пятого", Дмитрий задал еще один свой. - Ну я понимаю - курите. Мы с вами еще не пришли к консенсусу... - это слово он протянул весьма чудаковато. - Но есть же просто свиньи. Не знаете, кто? Курят и себе под ноги блюют... - Все сказанное можно было охарактеризовать как мысли вслух. Пацаны это поняли и молчали, ожидая продолжения.
  - Так вот, возвращаясь к другу. Он как и ты Амиран - армянин. Хотя если судить по твоему ответу вопросом на вопрос, по тебе и не скажешь.
  Тон, которым все говорилось, был дружественным. Без дураков. В отличие от смысла. Смысл давил. Загонял в угол. Потихоньку, очень незаметно.
  Ребята засмеялись.
  - Сам-то как думаешь? - Наконец "ответил" учитель на вопрос "Почему".
  Вообще, это целое уличное искусство, уличная полемика. Так "крутить" разговор, чтобы и самому не отвечать первому и вынуждать к таким действиям своего соперника.
  - Нуу... - протянул Амиран - наверное потому, что друг либо друг, либо не друг. Ну, в смысле, если хороший, то друг. А если плохой, то знакомый. Так? - Амиран явно обрадовался тому, что его поступок с сигаретой оставался проигнорированным, и улыбка стала уверенней и шире.
  - Ага. Друзей у человека много быть не может. Это мое личное мнение. Хороших знакомых сколько угодно, а друзей - нет.
  Его зовут Роман Назарян. "Ромян" - Дмитрий улыбнулся, вспоминая коренастого крепыша, но очень быстро его лицо стало серьезным. Даже жестким. - Он "десантник". И ты знаешь, его не в ВДВ научили за свое слово отвечать. Он говорит, что армянин по-другому не может.
  Между несколькими собеседниками повисло напряженное молчание, которое ощущалось даже сквозь крики и визг доносившиеся из коридора.
  Улыбаться Амиран перестал.
  Выждав еще немного, нагнетая обстановку, Дмитрий смягчил тон, оставляя неизменным смысл:
  - Хотя он так вот прямо мне об этом не говорил. Не было нужды в таком разговоре. Ну, просто как-то само собой я это из его поведения понял. Может ошибся?
  Высокий - выше 183-х сантиметров Дмитрия - и крепкий черноволосый красавец заерзал не сходя с места. Метнул взглядом по внимательно следившим за разговором одноклассникам, по исчерченным маркером стенам. Помощи ждать не приходилось.
  - Мы же с тобой разговаривали на эту тему. Ты мне тогда пообещал, что не будешь курить в здании. Было?
  Амиран не сказал ничего, только сокрушительно покивал головой, рассматривая заплеванный пол.
  - Ну и чего, спрашивается, обещал? Либо лоху обещал, либо сам болобол... ну, знаете, как это называется. Тут других вариантов нет. И знаешь, я не верю во второе. Хотя позже ты поймешь, что со словом, как с друзьями. Его можно либо держать независимо от того, кому ты его дал, либо оно не будет словом. Остается что? - Дмитрий ухмыльнулся, посмотрев на молчаливых свидетелей разговора. Те в свою очередь зашевелились, задвигались, несколько расслабляясь. Понять их было не трудно. Они в первый раз попадали в такую ситуацию, когда учитель разговаривал на самом настоящем "уличном языке". И при этом со всех сторон был прав. Они "нутром" чувствовали, что за такими "базарами" следует либо полная и настоящая капитуляция одной из сторон, либо драка. Чувствовали, но не понимали головой. Именно поэтому голова и не могла успокоить - учитель, мол, бить не будет.
  - Остается первое. "Лох Дмитрий Николаевич". Такой же, как и все остальные. Ему можно пообещать и не сделать и ничего от этого не случится. - Фразу "ничего за это не будет" Дмитрий специально заменил на более нейтральную. Она могла подействовать на привыкшего к собственному величию Амирана, как красная тряпка на быка. Ведь он не мальчик, что ему "может быть"?! - Так? Так. Но я не в обиде. Ты меня еще не знаешь, все этим объясняется. Зайди ко мне после уроков на перемене. Будем знакомиться! - Последняя фраза была сказана очень задорно, с "учительского" высока, с подмигиванием ошарашенным пацанам. - Ладно, дуйте на урок...
  Дмитрий тут же отвернулся от уходящих ребят и внимательно осмотрел плавающий в унитазе полиэтиленовый пакетик с остатками зеленой травки - тут явно не кулинар побывал со специями. Но для решения этой проблемы было еще очень рано...
  С точки зрения авторитета, эта история была очень значительна. Но если уж говорилось о "нескольких фронтах", то нужно отметить хотя бы еще один. И этим вторым "фронтом" было курение само по себе - с ним тоже нужно было бороться.
  Но с какой стороны на эту историю не смотри, очевидно одно - она не закончена. Тогда, в туалете, Дмитрий просто не знал, что делать с таким демонстративно наплевательским отношением к его требованию. И весь разговор помимо функции подавляющей волю, носил другую, чисто утилитарную. Ему просто требовалось время. Для принятия решения.
  Потому что его не было.
  Но прошел учебный день, закончились уроки. Детский поток из школьных дверей иссяк, а Амиран так и не пришел. И это тоже нормально. Не привыкли здесь ценить слово, уважать учителей. Не привыкли вообще ни к чему, что было более или менее естественно раньше. Тут даже делать вид, что учатся и учат - и то не привыкли. Логика Амирана была ясна: все что мог, мужик сделал сразу. Мог бы больше - сделал бы больше. Все остальное только словесная шелуха, которой вокруг и без того навалом.
  И оставить этот случай так как есть, значило бы проиграть. Значило бы много хуже, чем просто проиграть. Этот проигрыш автоматически откатывал бы его позиции "с нуля в минус". "Типа, зачетно повыпендрулся, но все-таки слился". И если "сольешься" раз, то ко второму у них будет уже определенное ожидание, что придаст сил. Оно нужно? Нет. Поэтому историю нужно было закрывать. А учитывая непростой характер Амирана и высокое положение в школьной иерархии... Да еще то, что весь разговор им был "пережит" еще несколько раз дома перед сном, на холодную голову, с пониманием, что тебя "опустили"... Учитывая все это можно было сделать вывод, что завершение истории не обещало быть тихим и спокойным.
  "Опустили"... - Дмитрий хмыкнул. А ведь именно так оно и воспринимается Амираном. Пока они не друзья, не хорошие знакомые. Они почти не знают друг друга. И подобные манипуляции любым мужчиной будут пониматься вполне определенно. Это потом, когда они все узнают нового зама поближе, поймут его суть, потом это не будет восприниматься так болезненно. А пока...
  В общем, было из-за чего понервничать.
  Дмитрий работал в кабинете один. Елена Сергеевна, как это часто бывало, носилась как угорелая по всевозможным организациям, намертво привязанным к школьному быту чьим-то вредительским гением. В ней Дмитрий не ошибся. Это на самом деле была хорошая, порядочная женщина. Правда, она не "на отлично" владела организацией собственной деятельности, из-за чего на ее части кабинета (которая, надо сказать, была значительно больше и регулярно "переползала" к соседу) был постоянный бардак, но этот минус казался сущим пустяком. Особенно в сравнении с теми пороками, которые свили себе гнездо в данном учебном заведении. Входящем в "топ-100", между прочим.
  На своей территории Дмитрий давно навел идеальный порядок. Все вымыто и очищено от многолетней без преувеличения пыли и грязи. Многочисленные провода аккуратно увязаны в компактный пучок, спрятанный в самый дальний угол. Бумаги тематически рассортированы и изучены, разложены по папкам и убраны в единственный шкаф. Идеально чистый стол с просторно расположившимся собственным ноутбуком.
  Не много времени ушло на то, чтобы понять - казенного компьютера дождаться не суждено. Татьяна Егоровна сама разбиралась в компьютерах чуть больше, чем совсем никак. Для просмотра еженедельных селекторных совещаний с министром образования Москвы Исааком Иосифовичем Калиной у нее стоял "гламурненький" белый ноутбук, который даже включала Саша. Весьма мощный, насколько можно было понять со стороны. Кроме просмотра "селектора", проходившего каждый четверг, ноутбук не выполнял вообще никаких функций. Зато на необходимое рабочее оборудование для сотрудников денег не было хронически. Такой вывод Дмитрий сделал самостоятельно, основываясь на поступках и рассуждениях директрисы. Чуть позже он подтвердился откровениями Елены Сергеевны, ведающей всеми закупками вообще. Поняв и признав это обстоятельство как данность, Дмитрий принес из дома собственную машину, после чего работа потекла раз в пять быстрее.
  Кроме ноутбука на столе периодически появлялись бумаги, ручки, линейки и другое офисное "снаряжение". Уж этого добра в школе хватало, хотя и нужно было его буквально выдирать и наскребать по различным "сусекам". Недавно, по наставлениям Елены Сергеевны, Дмитрий составил небольшой (чем очень ее удивил) список необходимого на целых полгода вперед. Разумные возражения по поводу "а как же мне получить то, что понадобится вдруг?" отметались ею с ходу: "Заказываем два раза в год, через размещение тендера. И вообще сами ничего не выбираем, все делает фирма через сайт".
  Ситуация вырисовывалась наидебильнейшая. Если ты сейчас заказал десять шариковых ручек и три карандаша, а через месяц тебе понадобился стержень красного цвета, то ты не мог пойти на склад и получить его. Приходилось тратить свои личные деньги. Или, что на практике и происходило, учителя заказывали вообще всего и побольше. Будет оно нужно, не будет - заказывай, а там разберешься. Никто тебя не ограничивает. Домой утащишь. На халяву ненужных вещей не бывает. Вот и получалось, что в чужих заказах (а их пришлось просмотреть, чтобы составить представление о том, что может понадобиться) было очень много излишков: от гелиевой ручки розового цвета до туалетной бумаги с запахом ромашки и флешки в форме котенка. Все это на ура подписывалось директрисой и непонятно куда девалось после получения.
  "Почему нельзя опытным работникам - завхозу, учителям, секретарю - совместно решить сколько и чего нужно школе на учебный год и оставить минимальный резерв на докупку того, что вдруг не учли"?
  "Потому что у школы теперь нет права распоряжаться этой частью денег. Мы теперь можем только размещать запросы на специальном сайте в Интернете и всего два раза в год. И так не только с канцеляркой. Обслуживание здания, уборка, ремонт и много еще - мы ничего не можем делать сами. От этого у нас масса трудностей, ты даже не представляешь себе сколько, но так решили наверху. Понимаешь, да, какой тут доступ и к каким деньгам?"
  Дмитрий тогда задавал много вопросов школьному завхозу. Ему показалось, что во вновь созданной системе масса доходящих до абсурда нестыковок. Он хотел либо подтвердить мнение, либо опровергнуть его. Но на все его наивные вопросы Елена Сергеевна смогла дать отрезвляющие ответы, с завидной регулярностью "спускаемые сверху". В итоге Дмитрий просто плюнул на очередную тупейшую проблему школьной жизни и решил не залезать туда, где не мог сделать ничего вообще...
  Из ноутбука лилась спокойная музыка, "смазывая" нервы. За дверью стояла относительная тишина - большинство детей сидело в классах. Почти ничего не мешало работать. Немного досаждала слегка повышенная температура, но окно открывать не хотелось. Через сто метров от него проходил Кутузовский проспект, движение на котором было оживленным почти круглые сутки. При открытом окне в комнату врывался постоянный фоновый шум и пыль. Пыль вообще была бичом всей внешней стороны школьного здания. Стоило подержать окно открытым более часа и при этом не занимать рабочего места, как на стол и стул ложился видимый ее слой. Так что лучше уж небольшая духота.
  Дмитрий критически окинул взглядом документ и нажал на кнопку печати. Зажужжал принтер.
  С принтерами тоже были проблемы. Как и со всем остальным в этой школе. Не было единой системы обеспечения работников оборудованием и каждый заказывал себе все во что горазд. В результате имеющаяся техника была представлена дюжиной марок. Никакой унификации. Каждый сам для себя заказывал картриджи и другие расходники. Каждый на свои деньги искал мастера для починки. Но логичным продолжением данной проблемы стало то, что многие просто отказывались от понравившихся ранее моделей. Например, быстро заканчивается краска в картриджах. В таком случае заказывалась другая модель если имелись свободные деньги, а "неисправная" отправлялась на склад. Хотя с понятием "склад" тут тоже было очень не просто... Поэтому, порывшись среди висящих мертвым балластом в списке школьного имущества (списать что-либо было очень не просто) аппаратов, Дмитрий выбрал себе почти новый принтер. Картриджи пришлось купить на собственные деньги.
  Подумав об этом, он еще раз осмотрел старенькое многофункциональное устройство. Огромный ящик, занимающий почти два квадратных метра помещения, использовался Еленой Сергеевной только как сканер. Чуть позже стоило повозиться с ним. Если удастся подключить к нему оба компьютера, то можно освободить рабочие столы от ненужных принтеров. Да и в печати это МФУ было куда как экономнее их машин.
  Бланк был готов.
  То, что Дмитрий напечатал за тридцать минут, можно было легко отличить от обычного милицейского бланка объяснения. Хотя бы по бумаге. Настоящие бланки печатались на тонких почти просвечивающихся листах. Но вряд ли Амиран будет задумываться над такими тонкостями, не говоря уж о том, что он об этом не знает. В остальном - форма была удобной.
  Дмитрий "от балды" вписал в графы необходимое. Ну не знает парень фамилии местного инспектора по делам несовершеннолетних, как и правильного названия районного отделения. А сдавать эту писульку в отделение никто не собирался. Такими методами проблему не только не решить - усугубить запросто можно.
  Взглянул на часы. Перемена через несколько минут, можно передохнуть.
  Встав из-за стола, Дмитрий подошел к двери и закрылся на ключ, оставив его в скважине. После утреннего осмотра здания рубашка немного растрепалась, галстук ослаб. Следовало привести себя в порядок. Он подозревал, что предстоящее дело не будет простым. Подойдя к шкафу со стеклянным дверцами, он расстегнул брюки и принялся тщательно "упаковываться", расправляя складки, смахивая пыль и перезатягивая узел на шее.
  Звонок прозвенел через несколько секунд после завершения прихорашиваний. Глубоко вдохнув и медленно выпустив воздух, Дмитрий подчеркнуто спокойно вышел за дверь. Закрывать ее не было необходимости поскольку второй урок одиннадцатого "А" начинался как раз рядом с его рабочим кабинетом. Осторожно обходя носящихся детей и не обращая внимания на мат, мелкие потасовки и другие "мелочи жизни" - у него была другая цель - он дошел до нужно кабинета. Повезло, Амиран уже был на месте.
  "Повезло"? Дмитрий хмыкнул про себя - это весьма спорное утверждение.
  - Привет ребят! Амиран, здравствуй дорогой! Можно тебя на минуточку?
  - Да, сейчас. - Парень заметно удивился и приуныл от встречи. Бросив сумку на стол и прихватив телефон, подошел к Дмитрию. - Здравствуйте.
  - Я тебя просил зайти ко мне вчера. Пойдем...
  Вместе они вышли из класса, провожаемые заинтересованными взглядами. Без сомнений, ребята уже знали обо всем происшедшем вчера в туалете. А если кто и не знал, то ему обязательно расскажут сейчас. Им было любопытно, что же в итоге будет Амирану за дерзкое непослушание?
  - Присаживайся. Вон тот стул возьми. - Дмитрий указал на место в торце своего стола. Мог бы указать и другое. Но выбрал это сознательно. Высокому парню будет неудобно сидеть здесь - некуда деть длинные ноги, они упираются в боковую стенку. Неудобство - мелочь, но всё же подспорье. Тут неудобство, там чуть надавили, здесь сам не прав - самоуверенность и спесь слетают быстрее.
  - Читай.
  Амиран взял протянутую бумагу и стал внимательно ее изучать.
  Дмитрий ждал. Он сам заполнил все объяснение, прекрасно понимая, что Амиран заполнять не станет ничего. Не станет даже слушать. А нужно было, чтобы он полностью знал то, что Дмитрий хотел. Только начни с ним разговор, и Амиран уйдет в "отказку". Не курил, дым был еще до меня. "Я не я и ж...а не моя". И все. Такой разговор ничем не закончится. Положительным - ничем.
  Немного подождав пока парень прочитает примерно половину текста, Дмитрий заговорил. Мешая сосредоточиться на деталях, расшатывая критическое мышление.
  - Я все за тебя написал, как на самом деле было. Все "по чесноку". Теперь надо, чтобы ты внизу написал своей рукой: "С моих слов записано верно, мной прочитано" и поставил подпись. Держи ручку. - Дмитрий был сама вежливость и участие. Будто не объяснение в милицию требовал, а помогал экзамен написать. Если бы не серьезность ситуации, его самого это бы повеселило.
  Амиран еще раз опустил взгляд на бумагу, которую с какого-то момента стал держать как змею. Встретился глазами с Дмитрием. Взглянул на протянутую ручку. В его глазах на миг мелькнула детская обида: "Я думал ты нормальный мужик, а ты..!"
  "Сейчас начнется..." - Дмитрий напрягся, приготовился к самому худшему, - ко всему, что могло произойти в принципе. И не ошибся.
  Амиран резко вскочил. Стул отлетел в сторону, ударился о шкаф и упал. Дмитрий сидел неподвижно. В этот момент парень может сделать вообще что угодно. Следует немного остудить его, вернуть "из эмоций в логику".
  - Если ты не согласен, то можешь так и написать: "Не согласен". В таком случае все написанное не имеет силы, а ты ставишь подпись только за то, что написал своей рукой. Я сдам это милиции, в суде будем разбираться дальше. - Он сказал это на одном дыхании, старательно сдерживаясь, чтобы не сбиться с размеренного и спокойного тона. Организм требовал другого поведения: легкие жаждали больше кислорода чтобы обогатить им кровь, предоставить его бешено колотившемуся сердцу, чтобы разогнало, разнесло по мышцам, связкам... Организм выбрасывал в кровь адреналин.
  Все бурлившее в Амиране возмущение нашло выход в самый последний момент. И - тут действительно больше повезло - вышло оно лишь самую малость через физические действия.
  - Я ничего не буду подписывать! - Он орал. Орал так, будто его резали. - Вообще ничего! Пошел ты на ...й! - Комкает размашистыми движениями лист бумаги, широко разводя руки. Замахивается.
  Траектория полета примерно в рабочее место Дмитрия.
  Пошла рука.
  Уворачиваться нет необходимости. Лист ударился о стол, в полуметре, отскочил, упал на пол, прокатился и замер под МФУ.
  Амирана колотит. Перед дракой всегда так - это нормально. Он разворачивается, пинком отбрасывает с дороги стул и идет к двери.
  Сильный хлопок.
  Дмитрий один.
  Мысли врываются в голову бешеным водопадом вместе с пропавшим до этого коридорным шумом и гулом Кутузовского. Лицо горит, уши - пылают. Мысли мечутся, носятся, бьются о черепную коробку и сталкиваются. Что дальше? Он был готов к такому поведению, был готов и к самому худшему. Но надеялся, девять из десяти поставил на то, что ничего подобного все-таки не случится. У него был план действий, но своим взрывом парень перечеркнул все.
  Этот "сопляк" повел себя не как школьник. Он повел себя как мужчина. И оскорбил он не учителя, оскорбил он мужчину. Что-то дикое, звериное волной поднималось из самой глубины души, откуда-то снизу. Оно обрушилось на последние заслоны, требуя возмездия. Требуя найти, за волосы выволочь на люди, разбить рожу и мокнуть ее в лужу собственной крови.
  Дмитрий вскочил, так и не имея плана действий. Дикое и звериное подняло его на ноги. Но последние заслоны устояли. Он - учитель. Он - намного сильнее во всех отношениях. Он - опытнее и старше. Опуститься на уровень парня, значило бы проиграть все вчистую. Полностью. При этом о работе и зарплате, уголовном преследовании не думалось вообще. Думалось о планах, о ребятах, которые по большому счету всего лишь жертвы. Жертвы информационной войны, паскудного постсоветского образа жизни. И помогать им почти некому. Стоило ошибиться и сам Дмитрий вылетит пробкой со школы. А после этого так же стремительно сдуется резиновым шариком, теряя смысл существования.
  В класс он залетел уже на уроке. Внутреннее состояние можно понять через метафору.
  Котел. Котел, наполненный доверху кипящей водой. Она выплескивается через край, старается вырваться из плена. Под котлом раскалившаяся докрасна печь. На котле можно было бы жарить мясо. Но все-таки это не чистая стихия. Она заключена в железо, она схвачена и связана конструкторскими решениями.
  Тисками человеческой воли и разума.
  Звонок на урок уже прозвучал - Дмитрий провозился с Амираном больше десяти минут. В коридоре было пусто, но тишины не было, как не было ее всегда в том месте, где проходили уроки у целого ряда классов. Оба одиннадцатых в этот ряд входили на правах лидеров.
  Дверь в кабинет была открыта, в нее и ворвался Дмитрий, попавший на урок иностранного языка. Первым заметил его состояние учитель, занятый до этого обучением двух девушек. В другое время происходившее могло вызвать что угодно: смех, иронию или возмущение и гнев. Но не сейчас. Сейчас Дмитрий не замечал ничего кроме Амирана. А ненормальность ситуации выражалась буквально во всем. Во внешнем виде учителя иностранного языка. Молодой, бритый налысо субтильный мужчина был одет в модные среди молодежи рваные джинсы и клетчатую, скорее домашнюю, рубаху на выпуск. В одном ухе у него красовалась небольшая серьга. И все бы ничего, будь он хоть в костюме тыквы, если бы умел управлять детьми. Но перед ним сидели только две ученицы. За двумя приставленными вплотную столами - учительским и школьной партой - сидело три заинтересованных в уроке человека. Они склонили головы к некоему центру своего "междусобойчика" и разговаривали вполголоса, изредка кидая взгляды на книгу. Тон их голосов можно было расслышать только после того, как появление Дмитрия заметили все остальные и замолчали. Что касается остальных, то они были заняты чем угодно, только не уроком. Несколько человек сидело на задних местах. Кто-то на парте, кто-то, закинув ноги на столы, один из них верхом на стуле. Они играли в карты. Две девушки молча рассматривали экраны своих телефонов, отделившись от шума наушниками. Остальные разговаривали.
  Сам Амиран еще не успел сесть на свое место и стоял около стола. Напротив него стояла стройная одноклассница с длинными русыми волосами. Оба разговаривали о чем-то серьезном. Заметив появление заместителя директора, девушка настороженно замолчала. Амиран по-бычьи, мотнул головой. Его красивое кавказское лицо исказилось гневом. Он отвернулся от Дмитрия, сделал несколько шагов и резко развернувшись вернулся на место. Все его поведение говорило об агрессии.
  - Пойдем со мной! - Дмитрий не обращал внимания на остальных, хотя в другое время обязательно бы занялся муштрой: "здравствуйте - встали - сели". Это был один из многочисленных вопросов, который требовалось решать. Насколько удалось понять за первое время, ребята вообще не были приучены стоя приветствовать вошедшего учителя. А учителя будто бы стеснялись этого добиваться. Или боялись неповиновения...
  Амиран зарычал. В стоящей тишине это было слышно отчетливо.
  - Иди на ..й, сказал тебе!
  Вода, чуть успокоившаяся и смирившаяся со стальным пленом, вскинулась вновь. Лицо налилось кровью, тело начало "колотить", голос стал хриплым и низким. Какой бы человек ни впадал в такое состояние, это сразу бросалось в глаза и, как минимум, настораживало.
  - То есть ты считаешь, что это настоящее мужское поведение?! Дал слово. Нарушил его - нагадил, как щенок. А когда позвали отвечать, развернулся и убежал. И сейчас стоишь тут, и бодаешься перед девчонками боясь выйти?
  Трудно сказать, что больше подействовало на Амирана. Одно точно - всё вместе: и голос, и смысл сказанного, и внешний вид учителя. Парень еще раз, теперь значительно громче и агрессивнее прорычал и повел уже не только головой, а плечами. Именно так делают перед дракой. Но Дмитрий не стал дожидаться драки. Последнее, что он заметил это расширенные глаза девочек, сидящих на первой парте. Стремительно развернувшись, он направился в свой кабинет, уверенный, что Амиран идет следом.
  - Садись. - К этому моменту удалось значительно успокоиться. Он указал примерно на то место, с которого "оскорбленный" вскочил пару минут назад.
  Амиран нехотя, всячески демонстрируя свое нежелание, поднял валяющийся на полу стул.
  - Садись-садись. Яйца мы друг другу продемонстрировали. Не драться же теперь? Предлагаю поговорить чуть спокойнее и разобраться, что произошло. Согласен?
  - Давайте. - Снисходительно-агрессивно бросил Амиран, отрицательно мотая головой. Уверенный в отрицательном результате таких бесед.
  - Давай начнем с тебя. Говори, как думаешь, не стесняйся в выражениях, тут никого нет. Что ты мне можешь предъявить? Как я тебя оскорбил, что сделал такого?
  - Да вы! Да вы...! - Парень захлебнулся в переполнявших его искренних эмоциях. Дмитрий внутренне улыбнулся и окончательно успокоился: если Амиран обижается, то врагами им не быть точно. - Вы поступили как... не знаю как кто! Сразу к ментам побежали!
  - Еще?
  - Что "еще"? - Не понял Амиран.
  - Какие еще у тебя ко мне претензии? Я оскорбил тебя, унизил?
  Собеседник как-то неожиданно для самого себя растерялся, замешкался и... поник.
  - Больше ничего, а что этого мало? - попытался отыграть позиции.
  - Ну, если ничего, я тогда отвечу? - И, дождавшись кивка, продолжил, указав под стол с МФУ. - Вон та бумага, возьми, почитай внимательно шапку. Кому она предназначается, в какое отделение милиции. А потом, если не знаешь, глянешь через Интернет, кто на самом деле сидит в начальниках в нашем отделе и как сам отдел называется. Бери-бери!
  Амиран сидел не двигаясь и опять опустил голову.
  - Не хочешь. Ну, тогда просто поверь, что это липа. На самом деле я не собирался тебя ментам сдавать. Только ты мне все-таки ответь на другие вопросы. Скажи, я когда говорил всем, что буду наказывать за курение, ты там был? - Кивок. - И пацаны видели, что ты там был. И потом пацаны видели, как ты наш договор нарушил. Скажи, если бы я после этого ничего не сделал, кем бы я был в ваших глазах? Ну, что ты молчишь? Говори, не стесняйся.
  - Пи...оболом...
  Этот парень определенно нравился Дмитрию. Да, дикий, невоспитанный. Выросший без отца, не знающий примера мужского поведения. Но честный и искренний, еще не замаранный слизью деградации. Он сидел с опущенной головой и бросал исподлобья короткие робкие взгляды. Казалось, что произнесенное им слово добивало его, еще больше прижимало к стулу, заставляло сутулиться.
  - Во. Ты все прекрасно понимаешь. Что я собирался делать? Ну, если бы ты все-таки поставил подпись, я "дал бы тебе второй шанс". С одной стороны, я бы показал, что умею свое слово держать. А это, поверь, одна из настоящих ценностей в нашей жизни. С другой стороны, я думаю, после этого ты бы узнал меня поближе и решил держать свое слово. Я... - Дмитрий сделал вид, что немного растерялся. Развел руки и пожал плечами. - Не знаю, помогло бы это или нет. Но я точно знаю, что в школе курить нельзя. Ну, потому что ты своим таким поведением унижаешь взрослых людей - учителей. Они боятся тебе сказать слово, они чувствуют свою никчемность рядом с тобой. А почему? Только потому, что ты еще молодой и поэтому сильный и наглый? Я не думаю, что это правильно. С другой стороны, ты своим примером подстегиваешь на такое поведение и на курение сопляков. Девок. Ты же армянин, ты должен знать какие устои были у вас там раньше. Твое поведение в них точно не укладывается.
  Это первое.
  Теперь давай разберемся, каких дров мы наломали. То, что произошло тут - это ерунда. Про это можешь забыть. Ты в силу молодости просто не можешь меня оскорбить. Я тут, в том числе, для того и есть, чтобы где-то помогать вам, где-то учить. Показывать пример. А вот то, что ты сделал в классе серьезней. Там все всё слышали. Что скажешь, как они будут ко мне относиться, если я не прореагирую?
  - Как к лоху.
  Дмитрий совершенно не ожидал такого успеха. Этот парень, если копнуть глубже, оказался таких "честных правил", такие нормы поведения, моральные столпы были прописаны в его характере, что Дмитрий не верил в такую удачу. Амиран очень глубоко вжился в ситуацию, встал на место самого Дмитрия. Эту, такую способность, психологи называли эмпатией. И она в нашем обществе на вес золота.
  Дмитрий покачал головой, соглашаясь с... товарищем.
  - Что делать будем?
  - Не знаю. - Обронил Амиран.
  - У меня есть вариант. Мы должны прийти в класс. Извиняться передо мной не надо, да в эту ерунду никто и не поверит. Зайдем, ты скажешь, что был не прав и мы пожмем друг другу руки. Для тебя это не будет унизительным и ко мне не станут относиться плохо. Как тебе?
  - Нормально! - Парень впервые распрямился, а его лицо разгладилось в слабой улыбке.
  - Только чур в сортирах больше не курить! - Улыбнулся Дмитрий.
  В классе все прошло на отлично. Отмечая крайне удивленные глаза ребят, Дмитрий первым протянул руку Амирану, за что бы награжден еще одним благодарным взглядом. Выслушал скупые, но искренние слова и требовательно посмотрел на класс.
  - А теперь скажите мне, какого... лешего, вы устроили тут балаган? Я, к сожалению, пока никак не могу повлиять на вас в свое отсутствие, но при мне вы должны рассасываться по своим местам моментально. Понятно? Раз понятно, бананы из ушей вынуть, карты спрятать резко, по местам разбежаться. Выполнять!
  Ребята переглядываясь выполнили команду. Без особого энтузиазма, но выполнили. Повисла тишина. Дмитрий удивленно вскинул брови, на лице появилась возмущенная маска.
  - Ну?! - Еще пара секунд паузы. - Перед вами учитель стоит! - Стеганул взглядом ближайшего парня, который тут же вскочил со стула. За ним встали все остальные.
  - Вот так. Давайте не забывать, что мы люди и находимся в школе. Уличные и... какие-то зоновские - это слово он выплюнул сквозь зубы, презрительно - замашки сюда лучше не заносить. Для вас же лучше. Садитесь. - И закончил, обращаясь уже к учителю. - Извините...
  Следующие пятнадцать минут до конца урока он сидел на рабочем стуле и тупо пялился на зеленую лужайку монитора. Все прошло настолько же удачно, насколько тяжело. Эмоций не было никаких - как выгорели - только глубокое удовлетворение.
  От созерцания монитора его отвлек звонок, вскоре после которого в дверь постучали.
  - Дмитрий Николаевич, можно? - Этот Амиран был совсем другим парнем. - Дмитрий Николаевич, спасибо вам. - Приблизился к вставшему учителю и еще раз, уже с другим чувством, пожал ему руку.
  Амиран ушел. А учитель еще долго пробовал "на вкус" это "спасибо". Вникать в него не хотелось. Казалось, что за ним спрятано нечто настолько ценное, что его нельзя трогать заинтересованными и сухими мыслями.
  Его можно только ощущать.
  
  
  Но рабочий день не заканчивался, а только начинался. По расписанию следующий урок он будет проводить у своего восьмого "Б". Время еще оставалось и его надо потратить с пользой. Достав небольшую тетрадь, Дмитрий открыл подготовленный загодя тезисный конспект и еще раз мысленно прошелся по основным этапам урока. Тема была не ахти какая - "Классификация чрезвычайных ситуаций". Бесполезная, скучная. В самом деле! Зачем школьникам знать, что ЧС классифицируются по степени последствий, по масштабам, по сфере возникновения? Эту информацию в минимальном виде можно было предоставить в ознакомительном формате в рамках других тем. Более полезных. Но нет. Несколько уроков надо потратить на подобную лабуду. Голову развивает, мышление? Ой ли! Лучше на литературе эти сферы развивать. Но ведь если запретить такую шелуху в предметах, то чем займутся "академики"? Однако сколько не думай, а думы эти так и останутся "в пользу бедных". Нужно было сделать так, чтобы тема была как можно более интересной для ребят. И у Дмитрия, хотелось надеяться, получилось.
  Пробежавшись по конспекту до конца, он взял ключ и пошел в кабинет. Стоило приготовить интерактивную доску - на нее будет транслироваться изображение с проектора.
  Еще издалека, пройдя только половину коридора, Дмитрий услышал истошный визг. Было понятно, что "источник" находится в его кабинете. Такой громкости и дверь не помеха, но, к пущей слышимости, она была открыта нараспашку. В следующую секунду в дверном проеме появилась стройная фигурка учителя литературы - женщины примерно тридцати пяти лет. Учительница возникла в проеме быстро и стояла к Дмитрию спиной. В ее руки, предусмотрительно раскинутые в стороны, врезался шестиклассник.
  - От...бись от меня! - Громко завизжал мальчик, реагируя на собственную поимку.
  - Успокойся, успокойся пожалуйста! - Как-то неуверенно требовательно и преувеличенно серьезно говорила женщина. - Сейчас уже будет звонок. После него и пойдешь по своим делам...
  - Иди в п...у со своим звонком! - Продолжал кричать парень. Он хотел крикнуть и еще что-то, но к этому моменту к дверям подошел Дмитрий и привлек общее внимание. Мальчик замолчал, а женщина, видя изменение в его поведении, повернула голову за плечо.
  - Здравствуйте! - В ее глазах читалась просьба о помощи.
  - Здравствуйте. Что у вас?
  Но в этот момент раздалась когда-то популярная мелодия "Школьные годы, чудесные". Дети тут же вскочили со своих мест и стали как попало бросать учебники в рюкзаки.
  - Ну вот... - Обиженно-удовлетворенно бросила учительница, выпуская из рук визгливого парня и отступая в сторону. Она тут же переключилась на детей и не обратила никакого внимания на коротко брошенное слово: "Пошшла!" - его слышал только Дмитрий, мимо которого пробежал лохматый и растрепанный черноволосый мальчуган. - Вы все поняли домашнее задание?! - Спросила учительница, стараясь перекричать общий гомон.
  Дмитрий еще не вполне привык к такому бардаку и поэтому стоял, ошалело прижавшись к двери снаружи, не мешая выбегать ребятам. Дождавшись, когда учительница останется одна, зашел в кабинет.
  - Так что это было? - Сочувственно посмотрел на шатенку с измученным лицом.
  - Ой, да это мой бриллиант. Вы в первый раз его увидели, что ли? Он еще и не такое может.
  - Вы у него классный руководитель? Я первый раз с таким сталкиваюсь.
  - Привыкайте, Дмитрий Николаевич! - Кокетливо повела плечами и улыбнулась женщина.
  - А что родители?
  - Да там родители такие же. Отца нет, а матери не до него. У нее кроме него еще двое сыновей. Один в восьмом классе учится. Он нормальный. А третий совсем маленький. Все дети от разных отцов - она личную жизнь устроить пытается, и каждая попытка заканчивается еще одним "подарком" нам. А кроме личных дел еще и работать надо, кормить их всех. Поэтому там маме что говори, что не говори - результата не будет. Она с ним сама сделать ничего не может. У нас помощи просит. А мы значит можем, да? - Наталья Валерьевна коротко засмеялась. - Ладно, побегу я. Мне еще дежурить сегодня - вы меня поставили по графику. Только я хочу вас попросить. Вы меня поставили на пятый этаж, а я вместе с вами этот кабинет делю. Мне было бы удобно тут, на четвертом дежурить, чтобы не бросать свои классы и не ходить на пятый. Вы не можете поменять график?
  - Поменяю. Только не обещаю, что на этой неделе. Но к следующей точно поменяю.
  - Спасибо. И еще: вы дверь не закрывайте после урока. Я подойду сразу, подождите меня минутку, пожалуйста.
  - Хорошо.
  Разговор с коллегой занял половину перемены, и Дмитрий готовил кабинет в спешке. Перед звонком все было готово, но детей не было. Дмитрий вышел в коридор и встал около двери, размышляя о том, что вот он сам не смог выйти на регулярный обход коридоров. А ведь были учителя, у которых значительно больше уроков, чем у него. И им еще надо заполнить электронный журнал, поставить оценки, проводить ребят в столовую, если время обеденное... Хотя, так-то это так, но вот он их видел чаще банально болтающими друг с другом. Тем не менее, соответствующая заметка в голове была оставлена.
  Прозвучала очередная мелодия и только через пару минут после нее к двери начали подтягиваться ребята. Они почему-то удивлялись, радовались, здоровались с Дмитрием и проходили по местам. Урок начался только через пять минут после "звонка".
  В течение первых десяти минут продолжалось знакомство - в своем классе урок ОБЖ Дмитрий вел впервые.
  Класс был тяжелым. А дети - хорошими. Странно? Ничуть.
  Эти дети были добрыми и отзывчивыми, открытыми и честными. Но все вместе они были такими, что трудно было вести разговор на учебные темы. Они просто не слушали. Они почти сразу же отвлекались, переговаривались между собой, пытались уткнуться в свои "дебильники"...
  - А что такое "дебильники", Дмитрий Николаевич? - Смеясь, спросил Саид.
  - Это то, что у вас в карманах и куда вы постоянно заглядываете, тычете пальцами.
  - Так это мобильники!
  - Я и говорю.
  Дмитрий опробовал на них все приемы психологического давления из своего арсенала - без результата. Вернее, с минимальным. И все объяснялось просто: они не умели бояться. Не умели и не понимали угроз, давления. Наверное, их просто никто и никогда не наказывал. Объяснить этот феномен было сложно, и Дмитрий не брался за него пока, отложив в перспективную полку. Чуть-чуть, шатко-валко, при помощи собственной довлеющей воли, интересного видео, рассказов из своей личной жизни и призывов к совести ему удалось немного "причесать" классную группу. Теперь хотя бы повышать голос приходилось реже.
  Он вообще столкнулся с подобным впервые. Они не проявляли агрессии по отношению к нему. Они просто были такими и все. И если "по первой" он начал закипать, думая, что они сознательно унижают и размазывают его достоинство, то потом понял, что это не так. Для них было бы крайне удивительно узнать, что такое поведение может унижать взрослого человека. И многие из них после этого искренне бы успокаивали остальных, помогая учителю. Вот только было бы это не долго - минус детского неустойчивого внимания - и действительно обесценило бы самого педагога.
  Можно было, конечно, заставить их писать конспекты не поднимая головы, как делали многие. Этот прием, конечно, не "лечил" ситуацию полностью, но внешне заметно оздоравливал. Уровень шума во время такой писанины снижался значительно, возрастая только в перерывах. Другое дело, что и пользы от подобного "учения" не было совершенно никакой - ни обучающей, ни воспитывающей. А концентрация лавинообразно обрушалась к концу урока. И никакого контакта "учитель - ученики" не происходило. Но на это всем было плевать - свои нервы дороже. Всем. Но Дмитрия такой подход не устраивал.
  Эти дети матерились. Не сильно и не часто, но матерились. Происходило это примерно так:
  - Анись, а Анись! - Звал Раймонд девочку с первой парты. - Анись!
  - Ну что тебе надо?! Отстань!
  - Дай ручку, Анись!
  Разговор шел на "пониженных" тонах. Но, чтобы стало ясно, это такие тона, когда все в классе все слышат. Некоторое понижение играет скорее демонстрационную роль: "Я знаю, что вы учитель и главный тут. Я согласен с этим и не буду говорить громко". При этом учителя признавали такие правила и "брали на себя" определенные социальные обязательства: "Я понял. И до тех пор, пока ты будешь это демонстрировать, я не буду за тебя браться всерьез". Примерно такой негласный договор заключался между классом и опытным учителем.
  Так, опытный учитель мог дать контрольную работу этим детям и в классе будет относительно не громко. Но они все равно будут разговаривать, будут копаться в интернете, нагло списывать. Учитель это будет "иногда" замечать и окрикивать: "Руслан! Сядь на место, куда вскочил?!". Руслан посмотрит на учителя, смущенно улыбнувшись. Пообещает: "Щас-щас!" Еще несколько секунд будет вглядываться в тетрадь одноклассницы и только потом, смущенно пригнувшись, пройдет на свое место.
  Дмитрий не был "опытным" учителем и такого "опыта" ему не надо было и даром.
  - Я тебе сказала, пошел на! - Отвечала Анисия и требовала, - Не мешай мне!
  - Сама иди на ..й! - Достаточно внятно, чтобы это расслышали все, смеясь, отвечал одноклассник. И учитель действовал в рамках заключенного социального договора - делал вид, что не слышит. Всех все устраивало. Учитывая, что никто не мог этого изменить.
  "Оно нам надо?" - Задал себе вопрос Дмитрий, имея в виду такой подход и не желая мириться. - "Оно нам не надо!"
  Он только-только вошел в какую-то колею, немного приручив ребят, как все было разрушено громким визгом. В очередной раз.
  - Перестань меня дергать!
  Это был истеричный громкий выкрик. Кричал уже знакомый парень с волосами до плеч и томным женственным лицом. Кричал очень громко даже для такой обстановки. Кричал так громко, как это вообще было возможно. Наплевав на все. И на Дмитрия в том числе.
  Класс стих. Саид быстро возвращал свою задницу на стул, сползая животом с парты. Это его действие - он потянул Костю за плечо - привело к такому ответу. Но если оно вписывалось в ущербный социальный договор, который они незаметно для себя пытались навязать Дмитрию, то ответ Константина в него не вписывался совершенно никак. Выбивался даже за принятые в этой школе ущербные "нормы приличия".
  Тишина не могла висеть долго. Висит, пока дети ждут реакции учителя. По их неявным ожиданиям он обязательно должен был как-то ответить на такое нарушение договора. А по ожиданиям явным этот ответ должен быть жестким. О том, что жесткого может предпринять бесправный учитель, они не задумывались. Знали одно - должен. Иначе с ним не стоит вообще никаких договоров заключать. На него можно просто не обращать внимания. Дмитрий прекрасно это понимал. Интуитивно и осознано. И допустить подобной сдачи позиций в самом начале работы не мог.
  - Что ты визжишь, как будто тебя девственности лишили? Как девочка...
  Был этот ответ единственно верным - неизвестно. Но ничего другого в голову не пришло. Костя - это было видно по его горящим жаждой справедливости глазам - был уверен в своей правоте. Он знал, что за такой поступок ему ничего не будет. В очередной раз скажут "не ори" и все. И ему было плевать на заведенный порядок. Спорить с охваченным таким настроем возмущенным подростком было бесполезно. Угрожать директором или родителями - тоже. Выхода было два, и если уж без купюр, то это либо психофизическая адресная угроза, либо высмеивание. Для первого - "неформат". Все равно, что из пушки по воробьям. Остается второе.
  Ребята засмеялись. Нет, ничего нового Дмитрий для них не открыл. Более того, он специально подобрал двусмысленное выражение. И понятно, что ребята поняли его совершенно определенным образом - на то и был расчет. Но ведь у него есть и второй смысл. Девственные ушки, не слышащие бранных речей, девственный лес, девственные земли. Девственность, как нетронутость, стеснительность...
  Костя стал пунцовым. Он ожидал чего угодно - его будут пробовать наказать, будут спорить с ним. Чего угодно, но только не высмеивания. Не такого. Это тем более, он на самом деле был прав. Это не он, а его доставал Саид. Не он, а Саид был виноват. Но ситуация сложилась так, что Дмитрий пока ничего не мог сделать хитрому Саиду, а Костя преступил ту черту, за которой должно быть наказание.
  А Саид... Дмитрий задумался. "Пока", это только пока, дорогой. Только пока.
  
  
  На следующей перемене он успел обойти только один этаж - третий. Спустившись по лестнице и заглянув в пустой накуренный туалет (когда только успевают!), Дмитрий прошел в рекреацию. Его длительные усилия потихоньку начинали приносить результат. Теперь на подоконниках сидели только самые отъявленные хулиганы. Но и они, если кто-то из учителей набирался смелости сделать замечание, нехотя вставали на ноги. Другое дело, что учителя исправлялись не так быстро как дети, не желая менять свой психологический комфорт на выполнение требований неприятного зама по безопасности.
  На этот раз при его появлении ребята попрыгали с подоконников сами. Дмитрий на ходу изменил маршрут и направился в дальний угол. Там, не обращая внимания ни на что вокруг, толкались и боролись два белобрысых парня. Один толкал другого, обхватив руками талию. При этом его шея была зажата руками противника и выбраться он не мог никак. Несмотря на весь его напор, он, по сути, являлся только "вторым номером". А "первый" держал его за шею и не желал отпускать. Что уж у них там случилось Дмитрия не интересовало. Главное - было видно, что они дурачатся. А вот возможные последствия в виде разбивающегося оконного стекла и порезанных голов страшили изрядно. Общий центр тяжести четырехногой конструкции был чуть выше подоконника. А это значило, что толкни чуть сильнее попавшийся в ловушку петушок того, кто стоял выше, и оба они разобьют стекло. На улицу, конечно, не выпадут - центр тяжести потянет в другую сторону. Но огромные куски стекла запросто перережут жизненно важные зоны.
  Учителя стояли в стороне и разговаривали. Скорее всего, не видели ничего особенного и не понимали, чем могут обернуться подобные игрища около стекла.
  Дмитрий осторожно придержал плечо высокого, голубоглазого парня.
  - Отпусти его.
  - Да это он меня толкает!
  - Ты во мне что, дурака увидел?
  - Нет, но вы видите - это он меня толкает!
  - Я вижу, что пока ты его держишь, ему деваться некуда. Он и будет тебя толкать. Отпусти. Или еще раз повторить?
  Парень нехотя разжал захват. Его противник выпрямился, радостно улыбаясь и готовясь тут же прыгнуть еще раз.
  - Стоять! - Дмитрий вытянул растопыренную пятерню. - Вы вообще страх потеряли, я смотрю. А по вашему виду сразу ясно, что вызови я сюда мамаш и расскажи, чем вы тут занимались, и дома вы лишитесь и любимых компьютеров, и карманных денег.
  Действительно. Подростки были неуклюжи. Высокие и худые тела, не знающие спортивных нагрузок. Из того, что на них была надета школьная форма (носили ее тут крайне редко), Дмитрий сделал единственный очевидный вывод: дома их держат в ежовых рукавицах. А прически "в пробор" популярны среди мам, но никак не среди молодежи.
  - А что мы такого сделали?! - Возмутился отличник. В том, что он отличник сомнений не было. Не боится "учительской" разговорной манеры и чувствует в себе силы спорить на равных.
  - Вы, хороший мой, были за две секунды о того, чтобы разбить вот это стекло. Которое, так, между прочим, перерезало бы вам шеи. На которых, в свою очередь, сидят ваши безмозглые головы. По которым, естественно, плакали бы ваши нежные мамы. Я понятно излагаю?
  Парень растерялся. О таком повороте он сразу и не подумал, а тут еще столь витиеватое объяснение. Видно было, что вероятность подобного разговора с родителями его не радовала. Но он быстро нашелся, надо отдать ему должное.
  - Да ладно! Недавно поменяли все окна на стеклопакеты. А в стеклопакетах не стекло, а что-то другое.
  - Да ну... - Протянул Дмитрий. Но, надо сказать, парень его значительно "уел". Он просто не успел спрятать своей задумчивости.
  - Да. - Закрепил свой успех отличник. - Я не уверен, что это не стекло. Может быть и оно, только оно бьется с трудом. Почти не бьется. У меня папа работал со стеклопакетами, я знаю.
  Дмитрий соображал. Сказанное вполне могло оказаться правдой. Вернуться сейчас к разговору о мамах значило бы проиграть пацану. Можно было бы, конечно, принять такое поражение и уступить. Но фактически выглядело бы это однозначно. Все ребята увидели бы, как простой пацан уделал учителя, который побежал к маме за помощью. "Оно нам надо?"
  - Хорошо. Я тебя понял. Нам остается только одно. Разрешим наш спор экспериментально. Рано или поздно тут появится разбитое окно. Мимо меня это не пройдет точно. Тогда я тебя позову со свидетелями, и мы проверим, насколько легко оно бьется. Идет?
  - Хорошо.
  Это было отступление в надежде... На что? На то, что по прошествию времени и через совместную экспериментальную деятельность отступление уже не будет отступлением, а будет соглашением. Хотя достаточно уже того, что это не выглядит бегством сейчас. А чтобы подобное уж точно не пришло никому в голову нужно добавить:
  - И мы поспорим. Если проиграешь ты, то снимаешь штаны... Трусы оставляешь. И на перемене, загнувшись и крутясь вокруг своей оси кричишь: "Я спорил с Дмитрием Николаевичем. В результате - вот это!". Идет?
  Ребята засмеялись. Этот смех был необходим. Смех эволюционно находится очень рядом с агрессией, которая, хотя бы и скрыто, присутствует везде, где есть конфликт. И если хочешь "съехать" с конфликта, через смех это делать очень удобно. А еще смех отвлекает внимание. Не позволяет в должной мере задуматься над предложением и, чем черт не шутит, отвергнуть его. Именно поэтому в такой форме, так пошло. Ничто другое их бы не рассмешило.
  - А вы тогда что?
  - А думай сам. Мне все равно, я-то знаю, что прав.
  - А вы то же самое будете делать.
  - Хорошо.
  -Точно?
  - Слово даю.
  На этом все завершилось. Играл ли он опасно? Может быть. Да только маловероятно, что этот пацан запомнил все настолько, чтобы самостоятельно искать разбитое стекло. А еще, Дмитрий все-таки склонялся к своей версии с обычным стеклом, никак не ударостойким. Ну, а если он сам найдет стекло, то перед общей проверкой, сделает это самостоятельно. Окажись пацан прав и можно просто забыть этот спор. Получится, что каждый остался при своем.
  
  Время до следующей перемены быстро пролетело за подготовкой очередного отчета по гражданской обороне объекта. А вот сама перемена была особенной. И дело тут не в длине - двадцать выделенных на обед минут - а в том, какое начинание было задумано на это время.
  Много общаясь с ребятами и учителями, внимательно наблюдая за их жизнью, привычками и характерами, Дмитрий еще раз подтвердил один вывод. Вывод, сделанный давно и регулярно подтверждающийся.
  Жизнь в школе направляется не учителями, с их методическими рекомендациями, дополнительным образованием, развивающими технологиями и педагогическими теориями. Не окружившим себя "представительной" свитой директором. И даже не ребятами в самом широком смысле.
  Она подогревается, кипит и остывает, направляется и корректируется той частью ребят, которую можно назвать "основой". Эти ребята определяют стиль школьной жизни, судят, наказывают и возносят на вершину местного пьедестала, вокруг них крутятся все остальные.
  Как правило - и данная школа не была исключением - они не подчиняются никому. Ни учителям, ни родителям. Именно поэтому так сложно педагогам продавливать свои желания и решения в жизнь. Именно поэтому у них, как правило, ничего не выходит.
  И совершенно очевидным выглядел факт: хочешь иметь на школу влияние - "окучивай" основу. К этому-то вопросу и подвела нового учителя практика. А учитывая, что в "основу" входило большое количество парней, да еще и спортивных, крепких и дерзких, подход был выбран верно. По крайней мере, в это хотелось верить.
  С первыми звуками "звонка" Дмитрий бросил отчет и, прихватив телефон, вышел из кабинета. Не спеша, с демонстративным достоинством огляделся, стоя в забурлившей детской беготне и двинулся к лестнице. Предстоящее волновало.
  Спустившись к охраннику и взяв у него ключ от одного из запасных выходов, Дмитрий подошел к двери. Она оказалась открытой, а с улицы доносилась ругань тети Тани. Улыбка помимо воли растянула губы.
  Тетя Таня была очень колоритным персонажем. С ней новоиспеченный заместитель директора познакомился в первые дни работы. Тогда, обходя все помещения школы, пришлось забрести в столовую. И надо же было такому совпасть - на кухне праздновала свой день рождения Татьяна Владимировна.
  - Теть Таня! Так меня и называй. Ты парень молодой, я так смотрю вроде неплохой. Нам расшаркиваться незачем! Но если тебя корежит, что я на "ты" - скажи.
  Во время этого напористого монолога Дмитрий рассматривал застолье. То что было на столе являлось едой. Но правильнее было бы сказать "закуска". На столе была закуска. И выпивка. Причем выпивку представляли совсем не вина и даже не коньяки - обычная русская водка красовалась в самой обычной бутылке посреди "закуси". Вокруг стола молча сидели поварихи и какая-то молодая девушка лет двадцати пяти. Их глаза, в отличие от глаз теть Тани, выдавали испуг и настороженность.
  - Садись! Ишь, как ты попал! Первый раз увиделись и сразу на мой день рождения. Подарков, поэтому, не надо! Садись!
  - Нет-нет, спасибо. Я на минутку зашел, посмотреть кое-что. Не буду вам мешать. - Дмитрий попытался развернуться и выйти, но был остановлен настойчивой "главной поварихой".
  - А я тебе говорю садись! Я старше! Ты хоть и начальство, а уважение должен иметь.
  Пришлось сесть, придерживая галстук от путешествия по салатам.
  - Чего тебе положить? Селедочки? Давай, ей закусывать хорошо... ты же стопочку пропустишь в честь такого праздника?
  - Да-да! Наливай... - понеслось со всех сторон.
  - Нет, вы извините, но у меня чуть ли не первый рабочий день. Нельзя так начинать.
  - Что же ты и не поешь? - На этот раз никакого радушия в словах теть Тани не было. В них появились холод и подозрение. В этом отказывать было нельзя.
  - Поем! Давайте чайку, если можно и какой-нибудь бутерброд.
  Женщины засуетились, подготавливая застолье к следующему тосту. Дмитрий сидел молча и слушал раздухарившуюся теть Таню.
  - Ты не думай! Я Егоровну не боюсь! - Вспомнила женщина директрису - Я уже столько лет тут работаю, сколько ты не живешь. Не бойся, знает, что у меня праздник сегодня и ничего не скажет, даже если узнает про это. - Она кивнула в центр стола. - Да только откуда она узнает, а? Мы же ей не скажем?
  Это было легкой манипуляцией, но не было подхалимством. Теть Таня не просила, не подлизывалась и не пыталась "задружиться" с Дмитрием. Она относилась к той породе людей, которую можно назвать цельной, прямой. Человек такой породы запросто скажет всю правду прямо в глаза тут же, как захочет это сделать. Он безошибочно узнает людей "ровных" и определяет гнилых. Вот и сейчас Татьяна Владимировна моментально "срисовала" новое "начальство" и поняла, какой человек появился в коллективе.
  - Нет конечно. Много знаешь - плохо спишь. - Ответил случайный гость на празднике.
  - Вот! Я же говорила бабы - наш человек! Но ты все равно не думай! У меня тут свои дела, конечно, есть. А у кого их сейчас нет? - Теть Таня уже была прилично "выпимши". - Зарплата-то у нас поди ни директорская и возможности совсем не те. Но зато мы тут ничего плохого и не делаем. Ну приберем иногда десяток бутербродов да пачек сока, так они все равно остаются. Ребята-то их не едят. А если кто из них приходит за добавкой, так мы всегда запросто! Ты сам потом посмотри, поспрошай у них, если не веришь... Не перебивай старших! - Пресекла попытку вставить слово теть Таня. - Ты слушай, что тебе говорят и на ус мотай. Мы тут бабы простые, а вот Егоровны остерегайся. Ммм... Не буду - она размашисто покачала головой - говорить ничего о ней, некрасиво это, но тебя предупреждаю...
  Дмитрий просидел на кухне минут пятнадцать, чуть раньше положенного пообедал и ушел только после этого...
  - Что вы ругаетесь теть Тань? - Задал вопрос показавшейся в дверях поварихе учитель.
  - А, привет! Да вот видишь, опять накидали окурков.
  - А как они тут оказываются-то?
  - Так я же дверь открываю перед обедом, чтобы мне сюда кастрюли с борщами-булками заносили. А следить стоять не могу - дел, поди, не мало! Вот они то один, то другой покурить и выбегают.
  - А курят где?
  - Да вот тут и курят, за дверью. Мусорят мне. Да ладно мусорят, так они же в коробки, в мусор, бычки могут покидать. Так и загореться не долго!
  Дмитрий осмотрел бытовой мусор. Что-то привлекло его внимание. Фанерные ящики, картонные коробки, окурки... Что-то заставляло осматривать кучу еще и еще раз. Но так и не поняв причину своей заинтересованности и отложив "на полочку" данный вопрос, он обратился к теть Тане:
  - Теть Тань, у меня к вам разговор.
  - Давай! - Женщина перестала заниматься своими делами и прямо посмотрела на собеседника.
  - Я же тут гоняю их, чтобы они не курили в школе. - Начал излагать внезапно оформившуюся в голове мысль Дмитрий.
  - Знаю! Молодец! До тебя был зам один, так он знаешь, вроде дружил с ними со всеми. Отношения у него вроде хорошие были, а слова сказать не мог. Вообще авторитета не имел. И ведь не простой человек - ФСБшник бывший. Он сюда как на трамплин пришел, чтобы в управление образования уйти позже. Так и ушел... Непростой-то непростой, а сказать им не мог ничего. Они при нем в туалетах курили. Только девок гонял... А ты их хорошо строишь!
  - Ну, я бы еще не сказал, что хорошо. Но стараюсь. Вот помощь мне ваша и нужна.
  - Давай! Помогу, как смогу! - Еще раз предложила теть Таня.
  - Им курить в школе нельзя, на улице - тоже нельзя. Но понятно же, что они все равно будут где-то курить! Поэтому я так думаю: надо им в школе по-настоящему запретить, а на улице пусть курят в одном месте и культурно. Вот, скажем тут... - Дмитрий кивнул себе под ноги.
  Они стояли во внутреннем углу, образованном двумя стенами зданий. Эти стены прикрывали "закуток" с двух сторон от жилых домов. А с двух других сторон между "закутком" и любопытными "бабушкиными" окнами находилась площадка с турниками, футбольное поле и куцые деревья. Не ахти какое прикрытие, но расстояние само по себе защищало. Можно было надеяться, что "сознательные" старушки не будут жаловаться в департаменты и управления на курящих школьников, как пророчила директриса.
  - ... Я их в школе буду гонять. Понятное дело, что кто-то иногда будет покуривать в туалетах. Только это будет на уроках и так, что они на самом деле будут бояться курить, понимая, что нельзя. Не как сейчас "нельзя", а по-настоящему! Кто-то будет выходить за территорию школы - я об этом уже договорился с директором. Ну, а основную массу я буду два раза в день выпускать сюда. Мы тут пепельницу им организуем, а я буду следить, чтобы не плевались и не сорили. Сам буду открывать дверь. А если, когда не смогу, то вас будут просить. Вы уж сами решайте, можно им открывать или нет - смотря как ведут себя. Что скажете?
  - Дим, а я что? Ты как скажешь, так и сделаем. Я тебе говорила - помогу всегда. Главное с Егоровной вопрос реши.
  - С ней уже говорил. Она сказала делай что хочешь, но отвечать будешь сам, если узнают, что мы тут курение организовываем.
  - Ну это ничего необычного, - улыбнулась теть Таня. - Я тебя поняла. Сделаем!
  Закончив разговор и кинув еще один дотошный взгляд на кучу мусора, Дмитрий прошел к турникам.
  Спортивная площадка была видна с двух частей школьного здания. Из спортивного зала - одноэтажной пристройки к основному зданию - и с тыльной стороны главной части. Все окна тыльной стороны выходили сюда. Учитывая привычку школьников собираться на переменах около подоконников сомневаться в том, что его заметят не приходилось. Именно это и волновало. Ведь для того, чтобы чувствовать себя уверенно под десятками, если не сотнями, взглядов нужно было подтягиваться чуть ли не лучше всех. А Дмитрий мог подтянуться одним хватом только десять-двенадцать раз.
  Наплевав на внутреннюю неуверенность, он подпрыгнул и ухватился за перекладину.
  Раз.
  Два.
  Три...
  Девять!
  И еще один раз. Больше делать не нужно. Ведь эти десять раз сделаны плавно, без всяких рывков, с поднятием подбородка выше перекладины. Нужно сделать вид "мог бы еще, но в подходе всего десять раз". Спрыгнув на землю, Дмитрий встряхнул руками. Походил взад-вперед перед турником, искоса оглядывая окна. Так и есть! Все окна были улеплены детьми. Ни одного свободного, насколько он смог разглядеть, не привлекая внимания. Ну, естественно кроме второго этажа начальной школы. А раз так, то медлить нельзя. Надо делать "второй подход".
  На этот раз хват был обратным. И еще десять раз. Не так убедительно, но вместе уже двадцать.
  Минута на отдых и расслабление мышц. В это время вспомнился бирюлевский Леха из подвального зала - он продолжал поддерживать тесные отношения с бывшим тренером. Вот кто умеет подтягиваться и делает это всегда и везде. Под сорок раз мог подтянуться уже к окончанию одиннадцатого класса!
  Теперь брусья.
  Десять плавных и глубоких отжиманий.
  Всё. Начало положено.
  Прихватив с лавочки ключи и телефон, Дмитрий с чистой совестью вошел в здание и провернув увесистый ключ закрыл за собой дверь. Стоя в предбаннике, защищенный от посторонних глаз, заправил в брюки рубашку.
  С противоположной стороны коридора, со входа в столовую, его позвала теть Таня:
  - Дим! Пойди сюда пожалуйста, на пару слов.
  Проведя спутника в то самое помещение, она остановилась.
  - Чаю хочешь? Почему обедать ко мне не заходишь?
  - Нет, спасибо... - Она давно и настойчиво звала Дмитрия обедать. Бесплатно, разумеется. Но внутренний голос, чутье, были против заманчивого предложения. Почему? Может быть от того, что в наше время за все надо платить и принимать угощение у той, кому оно не принадлежало нехорошо. А может быть для того, чтобы не быть обязанным. Дмитрий не думал над этим особенно. Просто не хотелось и все. Что-то ему запрещало. Кстати... Если уж опять о внутреннем голосе, то что же привлекло внимание к куче мусора?
  - Ну Бог с тобой, захочешь - придешь. Я тебя попросить хотела.
  Во взгляде Дмитрия появилась заинтересованность.
  - Руслан у тебя в классе учится. Его бабушка у нас в школе работала пару лет назад. - Небольшая пауза и теть Таня продолжает пояснять - Со мной в столовой. Потом ей тяжело стало. Она старенькая уже. Как только до пенсии доработала сразу ушла. Она же одна Руслана воспитывает.
  - А! - Дмитрий кое-что вспомнил. - Мне о ней директриса как-то рассказывала, что пьет она.
  Данное замечание теть Тане не понравилось.
  - Да пошла она на х...р! "Пьет"... Она не чаще пьет чем я, а меня ты каждый день видишь. А у нашей королевны все либо пьют, либо воруют, либо больные - исключений нет. Нормальная она бабка! Тебе же чего знать надо? Родителей Руслана прав лишили. Через пару лет после этого мать умерла - спилась. Воспитывать его бабушка начала. Отец в тюрьме сидел...
  - За что?
  - Да, то ли украл чего, то ли подрался - я не помню точно.
  - Я имею в виду, за серьезное что-то или так, по мелочи?
  - Да по мелочи Дим! - Надавила повариха. - Какое там серьезное? Вот он примерно год назад вышел. С тех пор достает их, жизни не дает. Пьяный приходит, мать бьет, все сжирает, что в холодильнике есть, деньги ворует. Пацан ночами не спит, - а как поспишь, у них квартира однокомнатная! Короче жалуется бабка, сил вообще не осталось. Может поможешь им как?
  - Хм! Подумаю.
  - Подумай. Жалко и ее, и пацана. Хороший пацан-то!
  - Хорошо теть Тань!
  На третьем этаже его встретили опаздывающие на урок пацаны.
  - Дмитрий Николаевич! А мы вас на турнике видели!
  - А! Ну и чего?
  - Нормально вы!
  - Так вы выходите со мной!
  - А когда?
  - Теперь завтра на большой перемене. Ждите меня около столовой. Я подойду и дверь открою. Там и покурить можно потихоньку.
  - Лады!
  Пацанва - девятый класс - унеслась по коридору, а Дмитрий поднялся в кабинет, где находился его восьмой "Б". Коротко постучавшись, он уверенно открыл дверь.
  - Извините, - кивнул учителю и прошел на середину кабинета. - А вы чего сидите!? Вам сколько раз надо повторять, что когда учитель входит в класс, надо вставать?
  Ребята повскакивали со своих мест.
  - Садитесь. Как они себя ведут? - Он повернул голову к учителю географии.
  - Плохо! Особенно вот эти двое. - Женщина показала на Саида и Руслана, сидящих за одной партой. - Постоянно кого-то тыкают, отвлекают, разговаривают, меня не слушают. Телефоны из рук не исчезают. У нас самостоятельная работа, списывать нельзя. Говорю "уберите телефоны", а им все равно!
  Дмитрий молча прошагал до парты друзей. Они оба дурачились. Видно было, что виноватыми себя не чувствуют, но голову прятали в сложенные на столе руки. И улыбались.
  Эта картина напомнила далекий дом, где по двору, резвясь на свежем воздухе, носилось две огромных собаки. Одна из них - сучка алабая - вела себя так всегда после какой-нибудь пакости. Она ложилась на брюхо, щурилась и подползала к ногам. Или продолжала лежать на одном месте, стараясь спрятать морду в лапах, лукаво щурясь снизу. И у каждого наблюдателя возникала уверенность, что собака гримасничает и ничуть не раскаивается в содеянном, каком-нибудь злодеянии.
  Воспоминание дало свой эффект, или сами пацаны были настолько симпатичны, но Дмитрий не смог сделать что-либо серьезного прямо тут. Тем более, что учитель географии ему самому была, мягко говоря, несимпатична по некоторым объективным причинам.
  - Значит так. Вы оба: после урока, сразу же, спиной вперед и нагнувшись - ко мне в кабинет!
  Вокруг захихикали.
  - А зачем нагнувшись, Дмитрий Николаевич? - Не переставая хихикать задал вопрос Саид.
  - Чтобы я пинка сходу выписал. А ты чего подумал? - Ответил классный руководитель с самым серьезным выражением лица. - Все ясно?
  - Да! - На этот раз отвечал Руслан. Саид не смог побороть очередной приступ смеха.
  - А сейчас телефоны мне отдали!
  - Дмитрий Николаевич! - Очень специфически протянул Саид, тут же подавившись смехом. Товарищ ему вторил.
  - Телефоны! - Требовательно протянул руку Дмитрий.
  - Ну, Дмитрий Николаевич! Мы больше не будем...
  - Мне долго перед тобой стоять с протянутой рукой?
  Уже через десяток секунд Дмитрий закрывал за собой дверь, унося телефоны.
  Тяжелый класс - мягко сказано. Невыносимый для учителя класс. Невыносимый, но есть хуже. Эти ребята были добрыми и "доставали" учителей просто своей бесшабашной натурой. А ведь были и злые, жестокие дети. Поэтому, каким бы невыносимым он ни был, а бывает и хуже. И значит нужно работать и исправлять детей. Только как это сделать? С этим вопросом классный руководитель серьезно бился уже несколько дней и только сегодня окончательно оформился ответ. Помогла тому теть Таня.
  Никаких общих подходов, никаких словесных рецептов не существовало. По крайней мере, Дмитрий их не видел. Тут нужно было разбираться с каждым индивидуально. Причем начинать такое разбирательство следовало с той проблемы, которая гложет ребенка. О том, что большинство его ребят такую проблему имеют, он знал. Из прямых разговоров или из их услышанных обрывков, из отношений между собой, от тех пацанов с которыми уже успел подружиться. Школа это одна большая, нездоровая семья, где все про всех всё знают.
  Прозвенел звонок. Почти тут же послышался веселый гогот. Кто-то с размаху ударился о дверь. Было понятно, что этого "кого-то" толкнули. После этого раздался контрастно тихий и вежливый стук и дверь немного приоткрылась. В щель стала осторожно протискиваться пухлая физиономия Саида, но в следующий миг что-то придало ей ускорения и парень весь влетел в кабинет, плечом ударив дверное полотно.
  - А! Это вы правильно, молодцы. Только не до конца. Проходите. - Дмитрий указал на свободное место посреди кабинета, не предлагая стульев. Постоят, так будет вернее.
  - Что не до конца, Дмитрий Николаевич? - Робко улыбаясь спросил Руслан.
  - А почему ты не спросишь, что "правильно"?
  - Ну, не знаю... - протянул белобрысый.
  - А что "правильно", Дмитрий Николаевич? - Произнес Саид с небольшим комичным акцентом и хихикнул.
  - Сначала надо понять, что НЕ правильно. Не правильно то, как вы вошли. Вам как было сказано? - Он замолчал, серьезно глядя на смуглого мальчугана, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Очень уж похож этот азербайджанец на двоюродного брата. Толще, наглее и кожа смуглая, а в остальном очень похож. Даже мимика и движения...
  - Ну это... как там...
  Ему на помощь пришел друг:
  - Раком!
  - Точно Руслан! Молодец. А вы как вошли? Вот это НЕ правильно.
  - Не, ну Дмитрий Николаевич, ну как... - Саид говорил быстро, умудрялся это делать громко и шепотом одновременно, глотал окончания и по-азиатски смягчал некоторые буквы. Хотя родился он в Москве.
  - Закрой рот. - Холодно прервал его учитель и продолжил опять мягко, как ни в чем ни бывало. - Так вот, это НЕ правильно. А правильно было то, что твой сознательный товарищ, увидев, что ты нарушаешь мой приказ, выписал тебе пинка с другой стороны, когда ты свою пухлую рожу в щель пихал. Понял?
  - Понял. Только я не пухлый. - Заново захихикал парень. Он вообще смеялся почти всегда. - Я здоровый.
  Он выпятил грудь, надулся и напряг руки. Но уже в следующее мгновенье не выдержал, резко выдохнул и засмеялся.
  - Вот-вот. Телефоны забирайте. И скажи мне дорогой, как там у нас дела с Костей?
  - Да как-как? Не трогаю я его - у кого хочешь... хотите... спросите!
  - Точно?
  - Да точно Дмитрий Николаевич! Клянусь! - С жаром и характерно по-азиатски закончил Саид. На этот раз его рожа была самой что ни на есть серьезной...
  
   Костя - тот самый Костя, который однажды дерзко нарушил дисциплину на уроке - имел большую проблему.
  Дмитрий узнал о ней от его мамы после самого первого родительского собрания, на котором знакомился с мамами и папами. После сорока минут по большому счету пустых разговоров он попрощался с родителями и пошел в свой кабинет, думая, что на этом все закончено. Но не тут-то было. Не успел он прикрыть за собой дверь, как в неё осторожно постучали. Вошла симпатичная женщина. С первого взгляда она производила нетривиальное впечатление. С одной стороны, женщина выглядела тихой и скромной. Но, с другой стороны, было в ней что-то, что заставляло как минимум уважать, а то и относиться с осторожностью. Это была Костина мама.
  - Дмитрий Николаевич, у меня к вам разговор.
  - Да-да! Присаживайтесь...
  Так началась вторая часть родительского собрания, которая растянулась на два с половиной часа. За это время Дмитрий успел поговорить с четырьмя мамами и одним отцом. При этом все, кроме этой первой женщины терпеливо ждали своей очереди в коридоре.
  - Мне о вас дети много рассказывали. Хорошего, - пояснила женщина, видя недоумение учителя.
  Но она неверно определила его причину. Дмитрий удивился множественному числу детей. Ведь у него в классе учился только один ее сын.
  - А! У меня кроме Кости в десятом классе учится дочка - Аня. - Поправилась женщина. - Вы у них в классе ведете уроки. Она мне тоже о вас говорила. Так вот я и решила, что вы сможете мне помочь. Я просила Валентину Сергеевну... ну, она до вас была... но ничего не изменилось. Даже хуже стало.
  - В чем дело-то? - Улыбнулся Дмитрий.
  Мама Кости рассказала многое. Оказалось, что уже несколько лет ее сына донимал Саид. Он требовал дать ему списать домашнее задание - Костя был отличником, - требовал сделать за него контрольную работу и еще много чего. Причем, по словам мамы, Саид не просто требовал, но издевался над одноклассником. Пинал его, бил и толкал. Обзывал и унижал.
  Костя все больше и больше замыкался в себе, приходил со школы очень злой и срывал зло на своих сестрах и братьях. Семья у него, как оказалось, была большой. Костина мама родила пятерых детей.
  Все разговоры с сыном, которые смогла провести женщина, ничего не дали. Он просто перестал ей что-либо рассказывать. Но она постоянно видела синяки на его теле.
  Молчание пацана Дмитрия не удивляло. Кто захочет, тем более в этом возрасте, рассказывать такое родителям и буквально расписываться в собственной "никчемности"?
  Видя, что с этой стороны решить проблему не получается, женщина пошла в школу. Найдя Саида, она стала разговаривать с ним и требовать объяснений. Но, к своему крайнему удивлению (тут Дмитрий внутренне усмехнулся), натолкнулась на вполне себе мужской ответ. Саид не собирался пасовать перед женщиной, холодно сказал, что "ничего такого" не знает и собирался уйти. Тогда мать пригрозила милицией, но и это не произвело "должного" впечатления. Парень только посмеялся и разрешил: "Заявляйте!".
  Дмитрий тогда даже несколько удивился про себя такому поведению Саида. Ничего подобного он не замечал, хотя и не применял к нему никаких особенных с его точки зрения методов воспитательного психологического давления. А если учесть, что мама Кости была "бабой железной", то и вовсе удивительно.
  У этой истории была и еще одна сторона - женское воспитание. Очевидно, что именно мама заправляла в семье. Просто, потому что с такой женщиной настоящий мужик, как казалось Дмитрию, не уживется. Ну и потому, что если бы он все-таки был в семье, то с учителем беседовала бы не мать. И это, в данном случае, во многом объясняло такую "женственность" Кости, его "мягкотелость" и слабохарактерность.
  В тот вечер Дмитрий пообещал, что все будет нормально и в течение недели-двух преследование Кости Саидом прекратится. Случай на его собственном уроке стал последним в этой череде издевательств. Именно в тот день, после уроков, Саид покинул кабинет Дмитрия красный и взволнованный по-настоящему. Причем воспитательный акт прошел очень легко. Удивительно легко. Это потом Дмитрий понял, что среди прочего на парня подействовал весь его мужской образ: грубая сила, "отцовы" подзатыльники, резкие слова...
  А тогда разговор состоялся короткий.
  - Я знаю, что ты издеваешься над Костей...
  - Дмитрий... - попытался перебить Саид, но попытка была пресечена:
  - Чё ты "пукнул"?! - И тут же, быстро, чтобы не дать Саиду засмеяться и расслабиться - Ро-от свой не открывай! На этот раз я с тобой серьезно разговариваю. Будешь говорить, когда я разрешу! Понял?
   В глазах, в покрасневшем лице, даже в вылетевшей изо рта капле слюны - во всем облике учителя бурлил гнев. И нельзя было сказать, что был он неискренним. Да, Дмитрий завел себя искусственно, но после того как это случилось, гневался уже по-настоящему.
  - Понял Дмитрий Николаевич. - Тихо-тихо ответил парень и опустил глаза. Серьезно, без дураков.
  - Ты чего мне тут устроил? Наши деды совсем недавно мразоту паскудную в Рейхстаге кончили, а у меня тут, под боком такая гадина собралась вырасти?! Рот, я тебе сказал, закрой! - Пресек справедливое негодование Дмитрий. - Что ты мне хочешь сказать, что не фашист? Говори!
  - Нет, Дмитрий Николаевич. Я просто...
  - Ты просто му...ак! Не фашист, но му...ак. Думаешь, что если сил до хрена, то можно других обижать. И дурак еще. Потому что не понимаешь, что если его мать на самом деле заявит в милицию, то с тебя могут спросить за разжигание национальной розни. Двести восемьдесят вторая статья Уголовного Кодекса Российской Федерации. Как ты думаешь, родителям такое понравится?
  - Нет... - Совсем растерянно протянул Саид.
  - Я вот думаю, что мне самому надо с твоим отцом поговорить, чтобы такой беды не допустить, а? - На тот момент Дмитрий только изучал личные дела детей и до Саида, как оказалось в дальнейшем, весьма непростого юноши, еще не добрался.
  - Нет, Дмитрий Николаевич, не надо. У меня и отца нет...
  - Нет? А телефон у меня чей в личном деле?
  - Брата старшего.
  - Ну, значит с братом. Я думаю, он тоже не захочет таких проблем у своего брата. Как и я.
  - Не надо, Дмитрий Николаевич, я все понял.
  - Что ты понял?
  - Я не буду больше его трогать.
  - Ты не хрена не понял! Ты не просто "трогать" его не будешь. Ты будешь заступаться за него. Если вдруг его кто-то другой будет обижать, то ты будешь за него заступаться!
  - Дмитрий Николаевич! - Натурально вскинулся Саид, который являлся одним из основных авторитетов в средней школе и ходил среди детей таким "гоголем"", что дальше некуда.
  - Я тебе рта в вольном порядке раскрывать не разрешал еще. Заткнись и слушай дальше. Сразу можешь не заступаться, чтобы все этого не видели, а он не зазнавался. Но после этого ты обидчика обязательно найди и объясни ему, что Костю трогать нельзя. Это единственное в чем я тебе могу послабление сделать. И имей в виду отсюда и до самого победного: ты его защищаешь не потому, что он слабак. Ты его защищаешь, потому что он умный, но слабый. А ты глупый - учиться не хочешь, но сильный и смелый. И когда на нас нападут, он будет делать ракеты, чтобы тебя пушечным мясом не кинули с лопатой в руках против танков. Ты все понял?
  - Понял.
  - Повтори!
   Защищать Костю классный руководитель потребовал не просто так. Во-первых, его притеснял не один Саид, но именно Сади, скорее всего, все это начал и был "виновником торжества". Во-вторых, хитрый пацан мог натравить на Костю кого-нибудь из своей свиты. Все это решалось требованием защиты.
  Что касается брата Саида, то ему звонить не пришлось, хотя Дмитрий и поставил в памяти соответствующую зарубочку о необходимости знакомства с семьей парня. С тех пор Саид действительно отстал от Кости и честно выполнял свои обязательства по его негласной "охране". Это было известно совершенно точно - теперь Костя попал под пристальное наблюдение учителя. Об этом говорили свидетели-девчонки, говорил в серьезных разговорах и сам Костя. Правда, Костя после этого замкнулся и его очень сложно было разговорить. А на такой источник информации полагаться не стоило, благо были другие. В чем тут дело, Дмитрий понял позже.
  Заканчивая тогда разговор с Саидом, Дмитрий попросил позвать к нему Костю. "Прям на уроке"? "Да, прям на уроке"!
  Костя зашел с опаской. Окинув настороженным взглядом лицо классного руководителя он в нерешительности застыл на месте. Дмитрий усмехнулся.
  - Чего же ты боишься? Орать на весь класс не боишься, а как встал передо мной после Саида, так всю смелость растерял? Молчишь?
   Костя молчал. Рассматривал рисунок линолеума на полу и лишь изредка поднимал взгляд.
  - А я тебе скажу почему ты боишься. Потому что тогда это была не смелость, а наглость и глупость. Наглость, потому что ты решил, что за это ничего не будет. И глупость по той же причине. А сейчас ты стоишь и сомневаешься: а вдруг что-то будет все-таки? И тебе стало страшно. Так?
  Костя по-прежнему молчал. Скорее всего, кроме страха, он еще и обижался на учителя.
  - Ну скажи, что думаешь. Мы с тобой сейчас разговариваем не как учитель с учеником, поверь. На равных разговариваем - отвечай.
  Парень неуверенно вскинул глаза и протянул:
  - Ну та-ак...
  - Ага. А еще ты можешь сейчас думать две вещи. Первая: а на самом деле, не убьют же меня?! И бить тоже не станут. А ругань я как-нибудь переживу. И вторая: при чем тут я, когда виноват во всем Саид? Его надо наказывать. Так?
  - Ну да... - Кожа у Кости была очень светлой. Поэтому легкий румянец, который стал заливать его щеки, очень даже выделялся.
  - А теперь садись. Поговорим. - И, не дожидаясь, пока пацан усядется, продолжил в сочувственном тоне. - Если бы у тебя была смелость, ты бы не позволял Саиду так относиться к себе. И ты понимаешь это, и от того тебе вдвойне тошно. Прав я?
  На этот раз Дмитрий Николаевич не торопил с ответом. Около минуты ничего кроме гула Кутузовского не нарушало тишины.
  - Ты не молчи. Я тебя не унизить хочу и не оскорбить. Я сам в твоем возрасте был в схожей ситуации и сейчас хочу тебе помочь. Никто о нашем разговоре не узнает - слово даю. Но для того, чтобы решить проблему, надо все называть своими именами. Так?
  - Как "так"? - Костя сидел на том самом месте, с которого недавно встал его мучитель, но выглядел намного более подавлено и просто не знал, что говорить.
  - Дурака не валяй! Я все прекрасно знаю о твоей проблеме. От того, как она в школе выглядит и до того, что дома у тебя происходит. Повторяю, сам был почти в твоей шкуре когда-то. Ну? - Повторил учитель.
  - Ну... да...
  - Ага! Значит так! Для начала уясни себе, что смелость - дело наживное. Она может тренироваться. И очень хорошо она тренируется после таких вот жизненных проблем. Потому что ты на своей жо...е понимаешь, что есть вещи поценнее здоровья и даже жизни. По крайней мере, я это так понял.
  После того, как ты из этой беды выберешься, в другую такую уже не захочешь попадать. А я тебе объясню, как надо себя вести, чтобы этого не допустить. С этим ясно?
  - Да. Но как вы мне поможете?
  - Какая тебе разница?
  - Да вы просто не сможете. - Умный пацан был совершенно прав. Был бы совершенно прав, если бы перед ним сидел такой же "воспитанный, культурный и вообще нормальный человек", как его родители, знакомые учителя и друзья - он судил о жизни по ним и их действиям. Но перед ним сидел по счастливой случайности или божьему провидению несостоявшийся уголовник, "экстремал" и "отморозок", как это называли в обществе. С такими людьми Костя знаком не был.
  - Это моя проблема. Не вникай. Просто попробуй делать то, что я тебе скажу и все. Результат будет очень скоро. - Посмотрев на мальчика и не заметив возражений, он продолжал - Расскажи мне, что конкретно делает Саид? Как издевается над тобой? Что тебя унижает в его действиях? Только честно, без утайки. Потому что я сам многое вижу: как пинает, бьет... Но могу каких-то моментов не заметить сразу. А мне нужно знать. - И, видя, что за десяток секунд Костя так и не решился ответить, надавил - Ну!?
  - Ну он пинает... да. И бьет. Обзывается...
  - А особенно неприятно, когда девочки видят.
  - Ну, да...
  - Еще что-нибудь?
  - Больше ничего.
  - А что ему от тебя нужно? Может быть, сделал ты ему что-нибудь? Может быть, началось все это с какого-нибудь случая нелепого?
  - Нет. Он просто издевается. - Костя говорил чуть-чуть увереннее, но по-прежнему сильно унывал.
  - И ничего не говорит, ничего от тебя не нужно ему?
  - Ну, если только "домашка". Он каждый день отбирает у меня тетради и списывает. И на контрольных еще требует, чтобы я ему давал списать. А я сам решаю, мне не до него. Он меня за это бьёт потом.
  - Угу. Значит так: домашку ты ему будешь давать списывать, если попросит. И если у тебя у самого будет. Контрольные тоже. Но это если у тебя время будет. Понимаешь?! Не лебезить перед ним и не прогибаться, а помогать если возможно. А я беру на себя, чтобы он тебя больше не унижал.
  - Не буду я давать ему! - Вдруг довольно твердо возмутился пацан и даже повысил голос. - Почему я должен?!
  - Послушай, я не говорю, что ты должен. Не должен. И орать ты тут можешь сколько угодно, что не дашь. Только на деле будет по-другому. Ведь так?
  Костя молчал.
  - Так. И ты это прекрасно понимаешь. Зачем опять начал комедию ломать?
  - Потому что это не справедливо!
  - Не справедливо? Согласен. А справедливо, что он тебя лупит и унижает? Тоже не справедливо. Ну так пойди, маме пожалуйся. - Короткая пауза. - Не хочешь... Потому что стыдно и еще одна причина есть. Потому что знаешь, что тебе никто не поможет. Только ты не учел, что я у вас появлюсь и с такими как я еще не встречался. Я тебе как есть говорю, что в нашем мире сейчас большинству нас...ать на справедливость. А мне не на...рать. Поэтому я взялся тебе помогать. Но совсем "по справедливости" и я сделать не смогу. Пойми, просто не смогу. Зато у меня получится так: ты ему даешь списывать и иногда помогаешь, а я делаю так, чтобы он тебя пальцем больше не трогал. И не обзывал. И совсем скоро ты об этом ужасе забудешь. А если думаешь, что учителя вдруг поймут, какой он умный стал на твоем горбу, то ты ошибаешься. Учителя не совсем дебилы и понимают кто умный, а кто списывает. Да у той же доски он жидко обгадит брюки в первый же раз. Решай!
  - Ну хорошо...
  - Я смотрю, не убедил тебя. Оно и понятно. Но ты попробуй. Просто начни делать так, как условились и увидишь результат. Договорились?
  - Да.
  
  
  
  
  Все эти воспоминания пронеслись быстро. Вернувшись к действительности, учитель окинул взглядом "сладкую парочку". Закончил, "притормозив" взгляд на Саиде:
  - Иди! - И обращаясь к Руслану - А ты останься!
  Дождавшись, пока Саид почти закроет дверь, бросив взгляд на товарища, Дмитрий остановил его.
  - Подожди! Запомни: еще раз мне на тебя за телефон пожалуются, я его отберу на час. Для начала. Теперь иди.
  Дверь закрылась. Руслан неуверенно переступил с ноги на ногу.
  - Садись. У меня к тебе разговор о твоем отце.
  - Об отце... - Удивленно повторил парень и покраснел.
  - Да. Я узнал, что он бабушку обижает, это так?
  - Да... - Тихо ответил Руслан и спросил - А откуда?
  - Это не важно. Ты бабушку любишь? - Увидев утвердительный кивок, продолжил. - Тогда надо это как-то решать. Ты не против?
  - Я не знаю... - От уверенного в себе хулигана не осталось и следа. Сейчас на другом конце составленных вместе столов (не в торце, а как положено) сидел краснеющий несчастный пацан. Сидел и ковырял пальцем какую-то папку, неосмотрительно оставленную на столе Еленой Сергеевной.
  - Руслан! Я понимаю, что сам решить этот вопрос ты не можешь. Просто потому, что мал еще. Но все-таки ты мужик и должен принять решение. Хочешь ты чтобы я тебе помог или нет? Ответ можешь дать?
  - Да.
  - Что "да"? Хочешь, чтобы помог?
  - Да. А как вы это будете делать?
  - Пока не знаю. Для начала сегодня пойдем к тебе, и я поговорю с бабушкой. После уроков без меня не уходи, я пойду с тобой. А сейчас скажи мне, ты отца любишь?
  Парень замялся. Разговор на эту тему явно не приводил его в восторг.
  - Да не мнись ты как девочка. Один черт я уже все знаю. Отвечай. - Слегка улыбнулся и постарался как можно мягче поддержать классный руководитель.
  - Да я его и не знаю толком... Он пьет постоянно или сидит. А когда приходит, то у нас пьет.
  - Я правильно понимаю, что он тебе чужой человек?
  - Ну, да.
  - Точно? Или все-таки любишь его?
  - Нет. Я бабушку люблю. - Руслан посмотрел прямо, в глаза.
  - А он ей сын или зять?
  - Что? А... Сын. Это ее сын.
  - Понятно. Ну всё тогда. Иди и без меня не уходи.
  Руслан прошел к двери и надавил на ручку. За дверью его ждал любопытный друг. Но не успела дверь закрыться, как Дмитрий увидел выпадающий из руки пацана красный кусочек от натерпевшейся папки.
  - Руслан!
  Дверь так и не успела закрыться на собачку замка.
  - Да Дмитрий Николаевич?
  - Не мусори! - Дмитрий встал, быстро вышел из кабинета и, не обращая внимания на то как Руслан поднимает оброненный клочок, сунул ключ в замочную скважину. Уже спускаясь по лестнице, он услышал перекрываемый шумом перемены вопрос Саида:
  - Ну чего он? Чего ты там делал?
  Но Дмитрия сейчас это не волновало.
  Недавно "принявшее заказ" подсознание выдало ответ. Он внезапно понял, что такого необычного и примечательного было в мусорной куче около заднего входа в столовую.
  Буквально вывалившись за основательную металлическую дверь, он осторожно залез в кучу строительно-бытового мусора. Стараясь не порвать брюки, не поцарапать ботинки, потянулся за куском стекла, почти полностью заклеенным красным фанатским стикером. Сразу вытащить его не получилось. Тогда, приподняв одной рукой деревянный ящик из-под каких-то продуктов, другой рукой Дмитрий потянул на себя стекло. Потихоньку мусор поддался, стекло полезло. Но вытаскивать его полностью учитель не стал. Еще ниже нагнувшись и заглянув в самое чрево мусорной кучи, он разглядел там и другие - поменьше - куски стекла. Взяв один из них и осторожно вытащив его "на свет", Дмитрий осмотрелся и направился к бетонному углу фундамента. Аккуратно сжимая стекло большим и указательным пальцем, он коротко замахнулся и совсем несильно ударил об угол. Стекло раскололось. На бетонированные ступени со звоном упали осколки. Довольно усмехнувшись, Дмитрий стянул с лица улыбку, возвращая ему обычный спокойный вид, собрал и выкинул осколки и поспешил на третий этаж.
  Поочередно заглядывая в каждый кабинет, он очень скоро нашел нужный класс. Но говорить ничего не стал, чтобы не возбудить ребят раньше времени. Ведь случись так, и находящийся в классном помещении учитель-предметник тут же узнает, "чем занимается заместитель директора по безопасности, да еще и в учебное время". А если узнает местный учитель, то очень скоро сплетня обрастет вопиющими подробностями и облетит каждого желающего. В том, что "желающих" хоть отбавляй сомневаться не приходилось. Поэтому, дождавшись звонка с урока Дмитрий "выловил" нужных девятиклассников у дверей.
  - Ну что орлы! - Скорее утвердительно, чем вопросительно воскликнул учитель. - Готовы разрешить наш общий спор?
  Пацаны загалдели. Все, разом. Уловив в потоке общего воодушевления подобие паузы, Дмитрий позвал:
  - Пойдем за мной, покажу стекло!
   Вскоре на ступенях заднего выхода было не протолкнуться. Дмитрий уже известной дорогой полез в кучу хлама и вытащил примеченный кусок стекла.
  - Вот! Узнаете?
  - А с чего вы взяли, что это стекло вообще с наших окон? - Воскликнул второй спорщик. В его словах явно ощущались опасение и неуверенность. Только закончив эту фразу, он уже проиграл в глазах всех окружающих, что незамедлительно отразилось в реальности. Ребята подхватили этот вопрос, закричали, засмеялись, стали подначивать своего товарища. Он быстро понял ошибку и попытался реабилитироваться. Что-то объяснял, обосновывал. Но все это было прервано учителем. Ему не было нужды затягивать концовку.
  - Эй, эй! - И, дождавшись тишины, продолжил. - Видите стикер? Красный? Вот он... - Наклейка была извлечена на свет. - Кто помнит его, вы должны были его видеть?
  - Я! Я видел! - Обрадовано закричал вихрастый белобрысый парнище, возвышавшийся над своими друзьями на целую голову. - Он в туалете на третьем этаже был наклеен. На окне! Да?!
  - Точно! Я не знаю, что там и когда случилось с окном, но его поменяли. - В этот момент Дмитрий сообразил, что, возможно, поменяли старый стеклопакет на новый. И что этот факт мог бы быть для пацана "спасательным кругом". Он мог бы сослаться на него и заявить, что старый бьется, а новый - нет. Но, с одной стороны, пацан вряд ли до этого додумается. А с другой стороны, вряд ли это соответствовало действительности. Ведь все подобные вещи и нововведения проходят через зама по безопасности и зама по административно-хозяйственной части, которые сидят в одном кабинете. Дмитрий о новом небьющемся стекле знал бы почти наверняка.
  - Скорее всего, потому что старое... разбилось! А сейчас мы можем тут проверить, насколько легко это сделать.
  - Давайте, давайте!
  - Да!
  - Проверяем! - Отозвались пацаны.
  - Вот этот кусок пойдет? - В руке был зажат самый крупный осколок, величиной с голову.
  - Да!
  - Ну тогда смотрите! Вот бетонный угол. Если это обычное стекло, то слабого удара ему хватит. Если это стекло закаленное или какое еще специальное, то я думаю его трудно будет разбить и оно не рассыплется на части. Правильно? А если оно обычное, то мы сразу это поймем. Бью?
  - Бейте! - Хором отозвались ребята. Все, кроме спорщика - тот уныло молчал.
   Короткий замах и тихий звон падающих осколков очень скоро утонул в восторженных воплях. Они смеялись, толкали друг друга и ободряюще похлопывали проигравшего товарища.
   Дождавшись пока эмоции поутихнут, Дмитрий поднял руку.
  - Ну что, я поспорил и не забыл этого. Стекло я вам нашел. Все было честно. Что дальше? "Спор дороже денег"! Когда штаны будешь снимать? - Смех и крики, казалось, получили новую порцию энергии. Пацан стоял совершенно "убитый". После такой реакции всех без исключения друзей (на которых, кстати сказать, он посматривал обиженно) пути назад не было.
  - Когда надо! - Буркнул проигравший.
  - Допустим сейчас надо! - Давил Дмитрий. - Пойдем?
  Пацан последний раз обреченно вздохнул и как в холодную воду кинулся:
  - Пойдем!
  Развернувшись, он начал решительно расталкивать довольных одноклассников. Но вот в планы самого Дмитрия дальнейшее не вписывалось. Во-первых, унижать пацана нельзя. Этим не добьешься ничего кроме ненависти. Нельзя, хотя бы чисто с утилитарной точки зрения. Но ведь он еще и человек! А унижать человека нельзя вообще. В принципе. Ну, если только он не последняя мразь, мысленно добавил учитель и набрал в грудь побольше воздуха.
  - Стой! Не нужна мне твоя задница на обозрении! Мне нужно другое. Если я к вам что-то имею, то оно не просто так. Значит, у меня есть основание для требования или для совета, когда как. И я никогда не буду требовать от вас ерунды. "Не пришей кобыле хвост" не мой метод! И если я говорю, то надо сделать! Если прошу, тоже надо сделать! Если советую - надо учесть. И не фига думать, что я забуду. Я сам слов на ветер не бросаю - меня так научили давно и крепко - и вам этого делать не позволю. Поэтому, если тебе взрослый дяденька сказал, чтобы ты не бодался под окном, что это опасно, то ты должен был спокойно послушаться и отойти. А ты что начал делать? Ты начал со мной базарить! Пробуй перебазарить кого угодно другого, но не меня! - Дмитрий перевел дух и коротко закончил, - Ясно?
   Пацаны притихли. По дорогам проезжали автомобили, кто-то спешил по своим делам через футбольное поле. Из окон пристройки спортивного зала на них глазели любопытные детишки из "началки". Обстановка была не школьная, не официальная. Ласково шумели на ветру растущие среди турников и брусьев березки.
  - Ясно.
  - Ну, тогда разбегаемся! Всем спасибо! - Радостно подвел итог довольный учитель.
  
  
   В этот день поговорить с бабушкой Руслана не получилось. Парень, как и договорились, дождался классного руководителя и они вместе пошли домой. По пути Руслан много говорил, спрашивал зачем учителю все это нужно, получал ответы. Но войдя в квартиру они поняли, что бабушки нет дома. Руслан набрал ее номер телефона и узнал, что она отошла по делам и будет не скоро. Не получилось встретиться с ней и на следующий день и вообще на неделе. Бумажный ворох собственных дел завалил Дмитрия, приковал внимание к себе. Времени хватало только на уроки и на поддержание порядка на переменах.
   Но, несмотря ни на что, каждый день на большой перемене Дмитрий выходил на турники. Уже на третий день после начала вместе с ним стало выходить несколько человек из старших классов, с которыми удалось завязать приятельские отношения. Один из них стоял сейчас перед учителем и увлеченно пересказывал события последних минут.
  - Дмитрий Николаевич! Они охуели совсем! Мы не курим в туалетах! - Он выделил интонацией слово "мы" - А тут иду и дым стоит хоть топор вешай - курят! Я залетаю сюда, смотрю, а тут пиздюки... Ну, я им такой: "Вы охуели!" Эти-то сразу побросали бычки, а один мне такой: "тебе типа не все равно?" И такой борзый, на выебоне! Ну я ему оплеуху и отвесил. А что мне надо было делать?
   Во время обычного "переменного" обхода этажей, Дмитрий заметил валящий из мужского туалета сигаретный дым. Остальные учителя, как водится, в упор не замечали ни дыма, ни выходящих и заходящих туда ребят. Причем на ситуацию не влияло, был ли это школьник средних классов или великовозрастный "лоб". Но это объяснялось легко. Ведь учитель решивший "цеплять" "мелких" неизбежно столкнется и со старшими. Это лишь вопрос времени. Остановишь одного, второго мелкого. Ну, остановишь третьего. А потом либо они покажут пальцем на "старшеков", которые смолят тут же, "не отходя от кассы", либо сам их увидишь. И что делать? Закрыть глаза и продолжать гонять маленьких? Да не тут то было! "Маленькие" и без того не отличаются уважением к учителям, а после такого "фокуса" и вовсе слушать их перестанут.
   Вот и стоят учителя сбившись в кучку: безучастные, невидящие и "довольные" жизнью. Лишь изредка от их собрания донесется громкий и требовательный крик. И сразу становится ясно - адресован он к совершенно определенным детям. К тем, от которых проблем ожидать не приходится, если они вдруг немного "разойдутся". После таких "воспитательных" окриков учителя чувствуют себя немножечко лучше. А если еще и постараться не обращать внимания, не думать о своем бессилии в отношении настоящих хулиганов... если стараться очень хорошо, то вскоре это почти получится. И тогда жизнь будет не такой уж и ужасной. Остается совесть, но её прожорливую пасть можно закидать сплетнями, "мечтами" о Египтах - Турциях, новыми айфонами и планами на вечерние походы в гипермаркеты. Да одними бытовыми проблемами - сложностями и неустроенностью личной жизни закидать можно! В таком случае нужно терпеть лишь издевательства этих самых "биологически больных" мерзавцев "с диагнозом". Но пока они случаются не так уж и часто. А вот чтобы подобное не стало привычным и распространенным, нужно каким-то образом повлиять на директрису, которая "открыла ворота" для всякой дряни, руководствуясь своими интересами...
   Дмитрий залетел в туалет разгневанной фурией: за пару последних дней не удалось застукать на месте преступления ни одного пацана, а учителя помочь не могли ничем. Можно было, конечно, просмотреть записи с камер наблюдения, но этот процесс пока не был знаком и отнял бы массу времени, которого и без того не хватало. На встречу, сквозь прозрачно-сизоватые клубы, выбежал мальчишка - класс седьмой, не старше. Он матерился на ходу, а в глазах стояли едва удерживаемые слезы. Дмитрий расставил руки и пацан был пойман. Тут же, рядом, стоял десятиклассник Коля. Подозрительно посматривая на своего недавнего знакомого, Дмитрий узнал фамилию "мелкого" и отпустил его "до выяснения".
   - Все правильно сделал. Спасибо. Только не переусердствуй, пожалуйста. Сильно не бей.
   - Дмитрий Николаевич! - Буквально взвыл Коля. - Что я дебил какой?! Да я еле-еле ему приложился, чтобы ориентации не терял. А то забылся кто есть кто! Это он от обиды прослезился... - Гневно закончил Коля.
   Коля был трудным учеником. Внешность ему досталась весьма яркая, но сказать чтобы привлекательная нельзя. Ростом он уступал Дмитрию немного, имел широкий таз и заметно узкие плечи. Светло-русые волосы, крупные черты лица и громкий бас дополняли картину. Но, наделив такой выдающейся внешностью природа не забыла и о харизме, словно уравновесив одно другим. Коля был интересным человеком с широкой душой, обаятельным и прямым парнем. Но своих достоинств он не замечал, зациклившись на недостатках. Это и привело его в "лагерь хулиганов". Он третировал учителей, очень быстро сообразив, что те не могут дать ему никакого ответа. Он "шутил" над более слабыми одноклассниками, унижая их. Но все его мерзкие выходки имели одно основание - страх. Страх перед ребятами, способными превратить жизнь товарища в ад, руководствуясь любой незначительной мелочью. В его же случае "мелочь" напоминала о себе при каждом взгляде в зеркало и заставляла действовать на опережение. Боясь сам, он заставлял бояться других. Конечно далеко не все покупались на внешние, показушные агрессивность и хамство. Некоторых демонстративность Коли не брала и тогда начинались проблемы. Заработанный с неправедным, но все же неимоверным трудом социальный капитал оказывался под угрозой. Ведь сам по себе Коля не обладал особой отвагой и силой. И тогда он нашел казавшийся ему единственно верным выход - начал "дружить" с кавказцами, представляющими в школе главную угрозу. "Дружба" эта не приносила ему удовольствия, напротив, часто приходилось пресмыкаться и терпеть унизительные "шутки" новых "друзей". Но было это не часто, да и привык он к этому со временем. Зато все остальные, включая некоторых особо проницательных в его отношении, прониклись к Коле еще большим страхом. А тот, закрепляя завоеванные позиции и отыгрываясь за собственное унижение, стал еще большим циником. Кроме того, в глубине души Коля понимал, что его жизнь напоминает "сделку с дьяволом" и продажу этой самой души. И понимание это потихоньку убивало в нем человека. В этот момент и появился Дмитрий Николаевич. Конфликт случился у них на первом же уроке ОБЖ.
   Первые десять минут Коля сидел спокойно, что объяснялось настороженным отношением к новому, неизвестному учителю. Да еще и заместителю директора по безопасности. Следующие пятнадцать минут Коле просто было интересно. Но когда урок перевалил за половину пацан привык к учителю, а нетренированное внимание сдало. Он стал намного ближе к своему обычному состоянию. Повернувшись и сев поперек стула, он широко расставил ноги и по-хозяйски положил руки на два соседних стола. Правой рукой при этом он постоянно ширял своего соседа, подыскивая для этого самые разнообразные предлоги. Тишину и спокойствиу урока, умеренный эпизодический смех начал сменять нарастающий хаос бесконтрольности.
   Первая ласточка. Главный неформальный лидер в классе продемонстрировал свое отношение к новому учителю. И теперь все остальные ждали ответа. От того каков он будет, зависело будущее педагога и уроков вообще.
   Дмитрий прекрасно понимал, что никакие устные увещевания не принесут результата, но обойтись без них не мог. Есть неписаные правила, отменять которые нельзя. Предупредил.
   Коля демонстративно нехотя развернулся и на некоторое время принял подобающее положение, замолчал. Но уже через несколько десятков секунд все вернулось на "круги своя". Дмитрий повысил голос, налив в него металла и повторно одернул нарушителя спокойствия.
   На этот раз Коля только сделал вид, что подчиняется требованию. Только начав поворачиваться лицом к доске, он тут же развернулся обратно. Но теперь на этом все не завершилось. Продолжая движение, он повернулся спиной к учителю и взял со стола чужую тетрадь. Хозяин, понятное дело, возражал против такого самоуправства, но не особо бурно. Остальные ученики стали поворачиваться на шум возни и поглядывать на бесстрастного учителя.
   Прошло около минуты. Дмитрий закончил фразу и спокойно прошел к парте хулигана, проявившего недюжинную выдержку и так и не повернувшегося.
   - Коля... - Мягко протянул учитель, уже успев запомнить имя. Мягко настолько, что контраст между предыдущим металлом и этим обращением был разителен.
   Пацан ожидал следующего действия противника в этом бою и был готов к ответу. Он был готов повернуться и громогласно и возмущенно потребовать объяснения, почему к нему пристали. Что такого он делает, что к нему пристают? Ведь он... "только хотел взять ручку"! Такое поведение, обычно, приводило к тому, что учитель "вёлся". Он начинал действовать в предложенном формате и старался объяснить свое требование, обосновать его. Далее, обычно, Коля принимал снисходительный вид, кидал что-либо пренебрежительное и уступал учителю. Но как-то само собой выходило, что это он, Коля, был хозяином положения, а учитель его уговаривал. И в следующий раз, который не заставлял себя ждать, учителю опять приходилось объяснять и уговаривать Колю. А тот решал: поддаться на уговоры или нет. А когда учителю это надоедало, он начинал кричать. Коле крики как гусю вода, и учитель привыкал уже к этому. Да к тому еще, что Коля тоже начинал орать, почувствовав моральное право повышать голос в ответ. И тогда учитель прибегал к своему последнему аргументу - угрозам. Но липовому троечнику угрозы двойками были смешны. Он прекрасно знал, что все двойки ему закрасят и закроют без его участия, как делали это всегда и во всех случаях. И его совершенно не волновала проблема успеваемости, рейтинга, профессионализма учителей и школы. Ему было на это плевать, он знал лишь следствие. Знал и умел с ним работать. Угрозы директором, родителями? "Чё я там не видел?! Тоже мне, напугали..." Очень скоро учитель понимал, что лучше Колю уговаривать, чем ссориться с ним. Ведь урок длиться только сорок минут. Всего лишь... Если немного опоздать, немного времени занять на перекличку и еще чуть на разговоры "о жизни", то остается и вовсе двадцать пять - тридцать. Одного сеанса унизительных просьб и уговоров хватает примерно на пять минут, получается, что за "урок" нужно будет унизиться всего пять раз. А если повезет, то какое-то время Коля будет издеваться не над учителем, а над одноклассником...
   Примерно так - совершенно неосознанно, потому что у него не хватило бы на это опыта и сообразительности - Коля подчинял учителей своей воле и начинал вить из них веревки. И в этот раз все шло по накатанной.
   До этого вот приторного елея.
   Коля забыл о своей роли и удивленно, а не по-хозяйски, развернулся на голос.
   В этот же момент раскрытая ладонь учителя взметнулась над головой и стала стремительно опускаться в лицо пацану. Дуга была длинной. Настолько, что Коля успел ее отследить и испугаться за свое лицо. В последний миг рука вдруг изменила траекторию полета и с грохотом упала на парту. Со стороны все это выглядело совершенно естественной вспышкой учительского гнева, стукнувшего рукой о стол. Но то со стороны. Для самого Коли все выглядело совсем иначе. Хотя он и закрыл глаза, зажмурился перед "неминуемым" ударом, которого... не было.
   - Коля... - Второй раз прозвучало это приторное слово и затем, так же мягко: - Зачем ты пугаешься?
   Было тихо. Коля не знал, что ему ответить. Глупо было отрицать свой испуг - этим он бы выдал себя с потрохами и, как и всякий хулиган будучи неплохим психологом, прекрасно понимал данный факт. Лицо растянулось в глупой улыбке, а из горла вылетело "Ыыы". Этим "ыы" Коля был похож на директора школы.
   Дмитрий хорошо ощущал то, что происходило в голове подростка и интуитивно - потому, что очень быстро - принял решение не дожимать. Это потом, анализируя свои поступки, он понял, что предоставляя пацану инициативу и дальше, он бы рисковал. Коля мог сорваться в неожиданной для себя ситуации. Начать материться и ругаться, например. И тогда весь заработанный эффект осыпался прахом. А кроме того, Дмитрий навел на подростка легкий транс, а произнесенное Колей "ыы" свидетельствовало о том, что он начинал приходить в себя, а время почти упущено. Но собственная интуиция и подсознание не подвели. Дмитрий резко разогнулся, выпрямляясь в полный рост и прямо глядя в глаза пацана сказал просто, уверенно и внятно: "После урока останешься! Поговорим!"
   Следующие пятнадцать минут Коля сидел тихо, лишь иногда и ненадолго поворачиваясь к сидящему позади соседу. И было понятно, что таким действием он демонстрирует окружающим, что не "сломлен". Но и всем окружающим было ясно, почему Коля делает это тихо и быстро, с опаской косясь при этом на учителя. Может быть, и вероятнее всего, что уже через двадцать-тридцать минут Коля принялся бы за старое, имея "противоядие" к таким фокусам, какой выкинул новый учитель. Да вот только звонок прозвенел не через двадцать, а именно через пятнадцать минут. И Коля не посмел ослушаться учительского приказа, который по всем канонам и правилам прикладной психологии являлся внушением.
   Такой расклад Дмитрия устраивал - это были его правила. Он даже не стал выгонять последнего любопытного. Достаточно было лишь демонстративно посмотреть на него и перевести взгляд на Колю, как тот сам выгнал одноклассника. Оставшись наедине, Дмитрий оставил тон учительского поучения и заговорил на "уличном" языке. Не злоупотребляя, впрочем, бранными словами.
   Он объяснил Николаю - в этой беседе Коля быстро вырос до Николая - с кем можно, а с кем нельзя вести себя так. И выходило, что с Дмитрийом Николаевичем - нельзя. Почему нельзя, учитель не говорил, но это как-то само собой было ясно. Хотя если бы Николай потрудился объяснить себе это "почему", он был бы удивлен: ответа на этот вопрос не было. Кроме того, косвенно пригрозив Николаю на этом "волшебном уличном" языке, Дмитрий Николаевич предложил условия мирной жизни: "Ты уважаешь меня, я не трогаю тебя. Тройку свою получишь. А если будешь немного соображать, то получишь и четверку".
   С тех пор поведение было на приемлемом уровне. Хотя на урок еще ни разу не пришел один из местных кавказских авторитетов, обучающийся в данном классе...
   Именно тот первый разговор на "уличном" языке и положил начало странном общению, когда на уроке все было "чин чинарем", а после урока по-настоящему. Поэтому Дмитрий и не подумал одергивать Николая за мат.
   - Ладно, ты правильно все сделал. Если у нас есть глупые и вредные привычки, это не значит, что можно плевать на других. Только смотри, не перестарайся. На турники пойдешь сегодня?
   - Да, конечно! Как обычно!
   Николай регулярно выходил на турники и почти так же регулярно не подтягивался. Ему было стыдно. Он никогда не занимался спортом и в дополнение к несуразной фигуре был слаб.
   - И как обычно не будешь подтягиваться? - усмехнулся Дмитрий Николаевич.
   - Да не люблю я это дело...
   - Брось! Ты просто не умеешь. И поэтому не подтягиваешься. С окон же смотрят.
   - Бля, Дмитрий Николаевич, ну а что, если так? Я не хочу чтобы девки смеялись!
   - Понимаю. Только там кроме тебя еще пара человек не подтягивается - они тоже стесняются. А есть еще Амиран и такие как он, которые могут подтянуться раза три. Тебя просто не было, когда я с ними на эту тему разговаривал. Дело в том, что слабость она не только физическая. Вот не умеет Амиран подтягиваться, но плюет на общественное мнение и устраняет этот недостаток. Поверь мне, пройдет месяц и он будет подтягиваться уже шесть-семь раз. Потому что не испугался и оказался силен морально. А еще через месяц запросто пятнашку подтянется. А ты если не последуешь его примеру так и останешься...
   - Так он хоть три раза может подтянуться!
   - Ничего страшного, я сегодня всех заставлю подтягиваться, кто выходит. Либо выходишь и подтягиваешься, либо не выходишь. По крайней мере со мной.
   - Так без вас же нельзя?
   - Ну почему нельзя? Если очень хочется, то можно. Только я за это наказывать буду. Решай сам.
   - Блин! Ну ладно, поглядим там...
   - Только лучше "там" гляди! У меня есть хороший знакомый - мы вместе спортом занимались. Он мастер спорта, а фигура у него точно такая же как у тебя. Только спорт свое дело сделал: жопа похудела, а на плечи мяса наросло. Это конечно полностью его не исправило, но выглядит и движется он очень уверенно и впечатляюще. Это я к тому, что твой "комплекс" не безысходен.
   Николай повернулся было, хотел что-то сказать, но передумал и лишь махнул рукой. Так и вышел из туалета с легкой улыбкой.
   Ему действительно жилось нелегко. В силу врожденных особенностей характера, занятости родителей и отсутствия полноценных воспитательных и обучающих мер маленький Коля с каждым учебным годом все меньше и меньше понимал уроки. Но, как и любому другому ребенку, ему хотелось иметь свое место в классе. И хотелось не просто "место"... а Место. Быть в центре внимания, чувствовать себя в безопасности, играть вместе со всеми. Конечно же Коля не понимал этого внятно, так чтобы суметь сформулировать себе. Ощущалось оно, чувствовалось и все. Но официальная школьная система могла предложить только один путь: учись и будешь уважаем. Не можешь учиться? Не будешь уважаем или, другими словами, будешь не уважаем. И не видать тебе внимания. По факту все обстоит именно так. Естественно в таких условиях, что маленькие Коли выбирают другой путь к вершине социального Олимпа - неформальный. Неформальный, но от того не менее и даже более действенный - путь хулигана. А если судить по тем "призам", которые ожидают в случае успешного окончания этого пути, так и на много более желаемый. Хулигана все слушают и боятся. Он - ведущая скрипка и первый в классе. Так разочаровался Коля в учебе и свернул в другую сторону. Но очень скоро выяснилось, что и на этом пути все совсем не так просто, как казалось. Оказывается, есть другие хулиганы. Оказывается, что они не просто не уважают - могут бить и издеваться. И выхода всего два: либо по серьезному воюешь с ними за первенство, либо уступаешь. Коля уступил. С этого момента открылась до того неизвестная сторона такого "пути". Приобретенная власть над "ботанами" просто менялась на собственное подчинение перед другими. "Безбашенными" и "отмороженными".
   Коля рос и с каждым днем все больше и больше утопал в этой клоаке. Унижался и отыгрывался за это на других, отыгрывался и заново унижался. С каждым днем все понятнее становилось ему, какую жизнь он проживает. Но уже очень сложно было все исправить. Если бы Николай читал книги и, в частности, "Трех мушкетеров", то свою ситуацию он описал бы словами: "Меня плохо приняли бы здесь, и на меня плохо посмотрели бы там!" Но он не любил читать - "там" редко попадаются любители чтения. Поэтому он вообще не думал на эту тему. Чувствовал, что его жизнь совсем не то, чего хочется, но не думал. Понимал все и даже временами был противен себе, но не признавался. И в этот момент появился Дмитрий Николаевич. Николай изредка даже называл его Дмитрийом. Сначала они не заладили немного, но потом Николай понял, что Дмитрий "заебатый мужик". С ним было очень приятно дружить. Веяло от него силой и уверенностью, пожалуй, даже большей, чем от старинных "друзей" - кавказцев. И уж совершенно точно - с ним было намного комфортней. Очень приятно пожимать руку такому мужику на глазах у всех остальных ребят. Еще приятнее по-свойски разговаривать с ним при свидетелях. Правда частенько приходилось ломать свои привычки, но если уж "по чеснаку", эти привычки были из той части жизни Николая, которая приносила больше бед, чем спокойствия. Да и понимал пацан, что учитель на самом деле его ценит. Не как друга, конечно, но как хорошего знакомого, товарища - точно. Вот и потянулся, зацепился за этого человека, как утопающий за бревно. И пока ничуть не жалел.
  
  
   Рабочие недели проносились быстро. Вроде только понедельник - планы на неделю, напряженная работа, острые моменты со школьниками - и уже "завтра пятница". Работа в удовольствие - то, что не желается родным и близким на дни рождения, но вместе с тем остается в ряду самого необходимого.
   Так же быстро пролетали и выходные. Чтение, спорт, компьютерные игры и встречи с друзьями. Дмитрий часто задумывался о своей жизни. Сколько времени тратит он впустую! "Научные" книги читает далеко не всегда, порой заменяя их на художественное "чтиво". Даже русскую классику и ту не прочел кроме нескольких произведений. Правда, брался несколько раз, но всякий раз бросал. И если спорт в этом ряду был полезен и нужен без сомнений, а встречи с друзьями не вызывали острых вопросов, то вот компьютерные игры дело другое. Времени на них тратилось не мало. Мягко говоря. А пользы... пользы практически не было. Но, с другой стороны, что роднило его со школьниками если не такие мелочи как игры, сленг, манера разговаривать? Ведь идет разговор о компьютерных играх и тут бац! Дмитрий Николаевич тоже, оказывается, играет. А кто там думал, что он не "свой"? И не врет он совсем! Ты послушай его - такого человек со стороны знать не может!
   Пройдет время и - Дмитрий был в этом уверен - из его интересов многое "молодежное" исчезнет. А "стариковское" наоборот, появится. Так и его отец, всегда ненавидевший "землю", постарев вдруг возлюбил ее и потянулся к грядкам "для души". И он сам не станет исключением, а иначе как объяснить хоть и случайно попавший к нему в рабочий кабинет, но тщательно взлелеянный цветок в горшке?
   Так или нет, но не зря, совсем не зря "витает" в школьном и околошкольном обществе невысказанный вопрос о старых учителях. Нет, Дмитрий никогда не думал, что их надо гнать из школы! Старый учитель - учитель опытный. Но, с другой стороны, проблема "эмоционального выгорания" существует в реальности, а не только на страницах писак от психологии. О ней говорил еще великий Макаренко, а уж он точно разбирался в подобных вопросах. Эмоциональное выгорание - раз. Явно меньшее количество энергии, девственного интереса, жизненной страсти в людях пожилых (за редкими исключениями) - два. Ведь с этим тоже никто не станет спорить? Большое "расстояние", разделяющее два возраста - три. Физическое здоровье, в конце концов, - четыре. Думая об этом, он задавал себе вопрос: до скольких? И отвечал довольно уверенно - сорок-сорок пять лет. А что дальше? А дальше идти преподавать не четырнадцатилетним школьникам и не двадцатидвухлетним студентам, а кому-нибудь постарше. Учить молодых учителей, писать книги и учебники, передавать опыт. Работать директорами и завучами, заниматься научной работой. Одна треть всех возрастных учителей, таким образом, с большой пользой будет устроена.
   Учитель - работа очень сложная, не каждому подвластная. Многие, начиная с Ушинского, задавались вопросом, что есть учительство: мастерство или искусство, технология или талант? Многие задавались, но вопрос до сих пор остается без ответа, что говорит о его сложности, нетривиальности. Но если так, то дайте тем старым учителям, которые больше не хотят работать нормальную пенсию. Дайте её им и они, усталые, уйдут, не займут рабочих мест. Так решится судьба второй трети.
   Ну а оставшиеся - это те, в которых горит Искра. Кто не может уже как раньше волновать молодые сердца, но не хочет уходить от людей, не хочет становиться "не нужным". Не давайте им пенсии, если они хотят работать. Дайте им работу. Кем? А кем можно работать без опыта? Где нужен человек без определенного опыта, но с выверенной временем системой моральных ценностей?
   Где?
   Да в чиновниках всех мастей! Например, в отделе опеки и попечительства, в муниципалитетах, Управах... На тех местах, которые ответственны за бесперебойное вращение государственных шестеренок. В крайнем случае, такой учитель лишь немного подучится, подтянется и все - специалист готов. И не надо дорогостоящих и пустых "ВУЗов", выкармливающих "успешных менеджеров" способных развалить что угодно. И никакой особой системы борьбы с коррупцией тоже - не надо.
   Правда для того, чтобы все заработало именно так, нужно перетрясти школу. Выявить и выкинуть из нее бюрократов, приспособленцев, лентяев и бездарей. Настроить ее на работу "на результат". Настроить так, как она была настроена когда-то. В далеких тридцатых годах. И даже лучше.
   Дмитрий отложил книгу, которую просто так держал в руках уже около пяти минут. Потянулся и щелкнул выключателем торшера.
   Воскресенье подошло к завершению. Завтра - новый рабочий день. Новые проблемы и трудности, новые волнения. Но, вместе с тем, и новые знакомства, новые переживания, новый опыт. Видеть, общаться с молодыми, полными жизни ребятами. Второй раз переживать вместе с ними их ненависть, их боль, их радость... Их любовь.
  
  
   - Дмитрий Николаевич... как это... я хочу, чтобы вы меня правильно поняли.
   Татьяна Егоровна пригласила к себе зама сразу после первого урока и уже около минуты "мялась", делая вид, что не решается приступить к теме разговора.
   - Татьяна Егоровна, да перестаньте, говорите, как есть. Что там у вас? - Улыбнулся подчиненный.
   - Дмитрий Николаевич, как это, я очень ценю вас. Нет, правда... не перебивайте меня! Вы правда хороший сотрудник. И нам - можете спросить Татьяну Борисовну - намного легче стало, когда вы влились в наш дружный коллектив.
   - Это правда, Дмитрий Николаевич. - Вставила свои "пять копеек" вторая женщина.
   - Я очень ценю вас, - второй раз повторила директриса, сбросила пепел в вазочку и перешла наконец к сути - но у нас есть другие сотрудники. Нет, они тоже хорошие! - Очень быстро проговорила директриса. - Хорошие, просто другие. - Фирменная улыбка в стиле "Ыы". - У нас Ольга Анатольевна, она завуч младшей школы. Так вот она на вас обиделась Дмитрий Николаевич.
   Дмитрий промолчал, но всем своим видом выказал крайнюю степень непонимания.
   - Да-да. Но вы не виноваты... как это... Просто Ольга Анатольевна такой человек... Хороший человек, но со своими странностями, как каждый из нас.
   - Я просто не понимаю, как мог ее обидеть. Я, честно говоря, сейчас даже сомневаюсь в том, что правильно представляю ее внешность.
   - Вот именно потому вы ее и обидели! - Воскликнула Татьяна Борисовна и засмеялась.
   - Дмитрий Николаевич, Ольга Анатольевна очень сильный учитель. Она учитель России. А еще у нее очень хорошо получается руководить своими коллегами. Это... как это... очень серьезный специалист. Вы не могли бы пойти к ней и извиниться? - Видя, что удивление зама перерастает в возмущение, Татьяна Егоровна заторопилась. - Понимаете, вы как-то раз с ней не поздоровались. Прошли мимо и не поздоровались. И ее это обидело. А вам еще много работать. В том числе и с ней тоже. Я все понимаю, но прошу вас, извинитесь перед женщиной. Заодно и познакомитесь.
   Дмитрий помолчал, взвешивая все сказанное.
   - Хорошо. Я поговорю с ней и извинюсь. Ведь я действительно даже случая этого не помню и ее саму не знаю. Заодно и познакомимся. - Сказал, а сам подумал, что если Ольга Анатольевна окажется очередной взбалмошной и высокомерной теткой, то от его "извинений" станет только хуже. Терпеть еще одну он не сможет.
   - Ну вот и замечательно Дмитрий Николаевич. Как это... я вам очень благодарна! Я... как это...
   Эти слова летели уже в спину вежливо улыбнувшегося и выходящего заместителя.
  
  
   С Ольгой Анатольевной Дмитрий поговорил после уроков. Она, на удивление, оказалась приятной женщиной и сильным специалистом. Разговаривали долго и в ходе разговора выяснилось многое. Во-первых, разобрались с "конфликтом". Оказалось, что Ольга Анатольевна никому не жаловалась, а только упомянула, что новый заместитель по безопасности не очень хорошо воспитан, поскольку прошел мимо женщины, которая с ним поздоровалась, и не ответил. И никаких извинений она не просила у директора. Дмитрий, не особо скрываясь хмыкнул и пояснил, что весь день носится по школе, что называется "в мыле". Решает многочисленные проблемы. И старается здороваться со всеми встреченными коллегами. Но может обмануться, думая, что видел человека и здоровался. А может быть так, что он просто не знает человека и не здоровается поэтому. Но, в любом случае, если Ольга Анатольевна поздоровалась первой, а он не ответил, это означает только одно - мысли были заняты чем-то серьезным и он "витал в облаках", не заметив приветствия.
   Такое объяснение удовлетворило завуча младших классов, после чего разговор очень мягко и естественно перетек к проблемам. Ольга Анатольевна действительно оказалась замечательным специалистом, у которого многому можно было научиться. Она говорила прямо и четко формулировала свои мысли. Рассказала, что за то недолгое время, которое Дмитрий проработал на новом месте, многие коллеги уже успели возненавидеть его. Хотя появились и друзья. И что сама Ольга Анатольевна присутствовала при многих разговорах о новом сотруднике и защищала те его дела, о которых знала.
  Вообще, Дмитрий удивительно быстро и легко сошелся с этой опытной женщиной.
   - Ольга Анатольевна, я же им вообще ничего не сделал! С чего ко мне такая ненависть?
   - Ну как, Дмитрий Николаевич? Вы пришли: новый сотрудник, молодой парень и стали учить их, таких великовозрастных уже теток их работе. Кому же это понравится?
   - Я же к ним вообще не лезу. У меня был один острый разговор только с Ольгой Игоревной. После этого ничего и не было.
   - Ну, с Ольгой Игоревной вы зря поссорились. Она и человек хороший и учитель замечательный...
   - Да, я это уже понял. Но все равно не считаю, что тогда был не прав.
   - Ну ладно, главное, что вы не держите друг на друга зла. Я же с ней тоже разговаривала на эту тему, мы довольно-таки близко общаемся... А вообще, дело в том, что вы одним своим видом, примером уже являетесь для них молчаливым укором. Ведь у вас где-то лучше, где-то хуже, но получается. А у них нет. Более того, они уже давно свыклись со своей слабостью и ничего не хотят менять. И уроки у вас хорошие, и ребята вас уважают... даже любят. Класс вам дали в руководство, и все ждали, что вот сейчас они вас растерзают, а вы и с этими ребятами наладили отношения...
   - Ольга Анатольевна, а вы откуда это все знаете так подробно?
   - Ну, Дмитрий Николаевич, это вам только кажется, что ничего не известно. Школа - это как большая семья. Не здоровая и не счастливая, к сожалению, но семья. Тут о каждом многое известно. А учителя наши? Ох и сплетники среди них есть! Тайну удержать могут единицы.
   За окном начало темнеть. Осень заканчивалась, постепенно передавая эстафету зиме. Два учителя сидели в пустом классе для малышей. Один - на своем месте, за рабочим столом. И второй - на небольшом стульчике перед низкой партой. Но никакого дискомфорта или неудобства не ощущалось. Бархатным был разговор.
   - Я ведь тоже далеко не все знаю. Но того, что знаю мне хватает для выводов. Я вот, например, знаю, что вы приручили Саида. Я даже по человеческой глупости ревновать начинала. - Женщина по-доброму улыбнулась.
   - Почему? - Ощутил, но не понял контекста Дмитрий; задумчиво перевел взгляд с лица собеседницы на лакированную выемку в столешнице для хранения ручек и карандашей.
   - Видите ли, Саид несчастный ребенок. Они азербайджанцы и приехали в Москву давно, перед лихими девяностыми. А время тогда было сами знаете какое. Мужчины из семьи Саида занялись "бизнесом". В результате несколько лет назад им принадлежала треть всех московских бензоколонок, но потом что-то произошло и они ушли из этой сферы. Но все равно, сейчас у них несколько крупнейших автомобильных салонов в Москве. Но просто так ничего не бывает и за все надо платить. Жизнь у них была тяжелой. Отца Саида убили еще в девяностые. Он остался с мамой, старшим братом и дядей...
   - Вот это вы меня удивили! - Перебил действительно удивленный Дмитрий. - Никогда бы не подумал. И пацан хороший... Да и дяде я недавно звонил, разговаривал о Саиде. Он тоже мне показался мужиком простым и понимающим. Выслушал внимательно, согласился Саиду не говорить о моем звонке - я обещал, что не буду на него жаловаться дяде - и не наказывать, а поговорить как бы случайно на тему его поведения. Саид после этого на меня не дулся, и я так понимаю, что дядя сделал все правильно. Он меня еще по телефону так горячо заверял, что уважает, понимает и благодарен за работу. Что если вдруг Саид начнет себя плохо вести, он просит наказать его "как атес, па галовэ". - Дмитрий улыбнулся.
   - Это очень хорошая семья. Я не знаю, как такое возможно с их прошлым, но и о прошлом мы почти ничего не знаем. Очень культурные и интеллигентные люди.
   - А вы их откуда знаете?
   Ольга Анатольевна улыбнулась. Очень мягко, тепло. Улыбнулась и опустила глаза, вспоминая.
   - Он у меня с первого класса учился. Ему было тяжело. Язык знал плохо, культура другая. Мама там у них, вы должны понимать, подчиняется мужчинам и никакого влияния на него не имеет. Брат с дядей воспитывают редко и всегда кулаками. Это конечно действенно, но и минусы свои имеет. А во мне они видели человека, который может... ну я даже не знаю, как сформулировать... Может отчасти заменить женское воспитание. А теперь, вот уже полгода, я занимаюсь с Саидом русским языком, как репетитор. Они даже предлагали возить меня к ним домой и обратно, но я отказалась.
   - Мдя... - Протянул ошеломленный Дмитрий. - Интересные дела... А с русским у него и правда проблемы. Но там больше с учителем проблемы!
   - Проблемы, Дмитрий Николаевич, проблемы! Я знаю. Я уже разговаривала с Натальей Валерьевной, пыталась выяснить в чем дело. Как учитель к учителю подошла. А она как начала на меня кричать...! Что вы, говорит, вмешиваетесь в мою работу? Взяли себе репетиторство, вот и учите теперь. Это еще надо разобраться, не настраиваете ли вы против меня Саида - ведь мы постоянно ссоримся, такой он невыносимый. - Ольга Анатольевна грустно вздохнула и покачала головой.
  Речь шла о той самой молодой учительнице русского языка и литературы, которая удерживала маленького матерящегося бесенёнка, когда к дверям кабинета подошел Дмитрий. "Кстати" - подумал зам, - "надо поменять ей расписание дежурств..."
  - Не получилось у меня с ней поговорить. - Продолжала тем временем женщина. - Там скорее всего из-за денег репетиторских такое отношение ко мне. Но я вам честно говорю, как на исповеди, я отказывалась. - Глаза Ольги Анатольевны напомнили Дмитрию выражение собственных глаз, когда он отчаянно хотел кому-нибудь что-то объяснить. Так объяснить, чтобы поверили "до донышка". - Я говорила, что это старшие классы, что заниматься должен тот учитель, который ведет уроки. Но это же азербайджанцы, да еще мужчины. Они решили, что так должно быть и все.
   - Вы знаете, Наталья Валерьевна там вообще со всем классом конфликтует, и я без понятия, как эту проблему решать. По идее, надо решать с двух сторон. Но к ней даже идти не хочу, поскольку предвижу что-то похожее на ваш разговор. Придется как-то косвенно с ней общаться, аккуратно. Она... неудобно мне это говорить, но... она выглядит не как учитель. Она молодая, стройная. И одевается так, чтобы подчеркивать достоинства фигуры, и ходит... кокетливо что ли...
   - Я понимаю, Дмитрий Николаевич, что вы хотите сказать.
   - Вот. У нее маникюр постоянно, манера говорить... И так получается - я это вижу - что мои девочки не видят в ней учителя, а видят соперницу! Ну, симпатичная девчонка - соперницу, а обычная просто завидует. Я понимаю, что женщина хочет быть привлекательной, но не до такой степени! Не такое поведение! Не учитель! Вот отсюда у нее проблемы с девочками. А девочки и сами по себе могут еще ту "первую скрипку" сыграть и настроить весь класс, но ими все не ограничивается. У нее и с мальчиками проблемы! Я не знаю, какая она в технически профессиональном плане. Не сомневаюсь, что она неплохая "энциклопедия" и может дать ответ на вопрос по программе. В советское время ей может быть и работалось бы хорошо: дети сидят спокойно, ты только рассказывай и все. Но не сейчас. Сейчас она совершенно не может управлять ими. Ей кажется, что вот она сказала "тихо" и все должны смолкнуть только потому, что поняли смысл сказанного. И у нее постоянные конфликты, постоянные. Я уже устал к ним бегать, она постоянно зовет меня. По любым мелочам. А я ведь не могу ей помочь! Если я буду требовать от них таких глупостей, то они перестанут меня слушаться в серьезных вещах. Я только-только стал успешно бороться за то, чтобы в телефонах не ковырялись открыто на уроках. Хитростью, расчетом. Где-то делаю вид, что не заметил, чтобы пацан почувствовал свою вину и привык считать телефон на уроке не обыденностью, а нарушением правил. Где-то разрешу убрать, где-то отберу. А она только увидела, что у меня появляется какая-то власть над ними, тут же стала требовать, чтобы вообще никто не доставал телефонов. И представьте ситуацию, когда я прихожу, а она говорит, чтобы я отобрал телефоны у половины класса! Они же просто взбунтуются против меня. Что это за глупость?!
   - Ой Дмитрий Николаевич! Вы все говорите правильно. Удивительно даже, как у вас все получается: осторожно, потихоньку, но систематически. А она просто не понимает. Вот и с Саидом. Он же вообще в суровых традициях воспитан, а тут представьте себе, от него женщина чего-то требует. Я ей об этом говорила, но она только возмущается. "Пришел в нашу школу, пусть учится!". - Ольга Анатольевна поморщилась и покачала головой. - А вот вы на него серьезное влияние имеете. Он у меня на каждом уроке сам про вас рассказывает. Понравилось ему ваше мужское отношение, и я вижу - на глазах меняется парень...
   - Ольга Анатольевна, извиняюсь, что перебиваю. Но мне тут пришла в голову внезапная мысль. Как так вышло, что учителя старшей и средней школы не работают вместе с учителями началки? Ведь это же кладезь решений...
  - И не говорите, Дмитрий Николаевич. В современной школе вообще очень многое не так, как надо, но давайте об этом поговорим чуть позже. Пока не забыла, я хочу дать вам совет. Когда будете возить свой класс на экскурсии, попробуйте взять вторым сопровождающим Наталью Валерьевну. Конечно, надо будет съездить и с ее классом, но я думаю, что это сильно поможет вам хотя бы немного настроить ее отношения с вашими ребятами...
   Ушел Дмитрий из кабинета первоклашек только без десяти пять.
  
  
   Почти не один день не обходился без серьезных проблем. Вторник, к сожалению, тоже не стал исключением. На этот раз "взорвался" Иван. Тот шестиклассник, с которым Дмитрий познакомился на уроке Натальи Валерьевны, слушая его матерную ругань в ее адрес. Пацан, которому любившая раздавать сочные эпитеты учительница географии уже давно и прочно повесила ярлык: "с диагнозом".
   Курить в туалетах постепенно прекращали. И теперь, если кто-то нарушал правило, то старался делать это в конце урока. Пацаны точно вычислили, что нужно "перекуривать" именно в это время, чтобы не застукал бешенный безопасник. Умно. Дмитрий оценил. Выявил эту тенденцию и оценил. И тут же начал ее ломать. Именно таким образом, проверяя туалеты, он и оказался около того кабинета, за который отвечала Наталья Валерьевна и где проводила урок русского языка в своем классе.
   Крик и "сапожную" ругань Дмитрий услышал сразу же, как поднялся на этаж. Но соваться в "чужие" дела не хотелось. Ведь именно так может расценить его вмешательство учитель. По мнению учителей, он и так слишком многое на себя брал. Поэтому Дмитрий постарался не обращать внимания на совершенно ненормально протекающий "урок" и зашел в туалет. Но проверив "отхожее место" и выйдя в коридор, все-таки стал невольным участником конфликта.
   Молча стоя в дверном проеме туалета и придерживая рукой дверь, наблюдал весьма комичную сцену. Комичную - потому что, к ужасу происходящего уже успел привыкнуть.
   Дверь из кабинета с грохотом распахнулась и ударилась о стену. В проеме стоял Иван - черноволосый малый с шальным взглядом черных же глаз-угольков и острым носом. Дмитрия он заметить не успел. Из-за его спины донесся голос Натальи Валерьевны. С издевательскими нотками в голосе она произнесла:
   - Очень хорошо! А что ты сделаешь в следующий раз? Штаны снимешь?
   Естественно, Дмитрий не знал всей истории и контекста и не мог оценить действий учителя. Издевка в голосе как таковая частенько применялась и им. Тогда, например, когда требовалось высмеять неугодный поступок. Как бы там ни было, Наталья Валерьевна просчиталась. Если она вообще "просчитывала" свои действия и имела какую-нибудь стратегию, а не просто пререкалась, в чем у Дмитрия были сомнения.
   Иван тут же резко повернулся всем телом и заорал:
   - Да?! Думаешь, не сниму?! В лёгкую! - Никем не замеченный наблюдатель не успел и глазом моргнуть, как Иван, не расстегивая брючного ремня, стянул штаны вместе с трусами.
   "На свободе" мелькнула белая задница. Мелькнула и тут же заплясала танцем из стороны в сторону, изредка подскакивая и просаживаясь вниз. Совершенно очевидно - Иван заставлял свое "мужское достоинство" сотрясаться и болтаться по кругу. Длилось сие действо секунды три, после чего "артист" поспешно привел свой внешний вид хоть к какому-то порядку и, так же резко развернувшись, вышел.
   Дождавшись, пока парень поравняется с ним, Дмитрий шагнул наперерез. Но останавливать пацана не стал. Украдкой взглянув на глядевшую вслед своему ученику из дверей кабинета Наталью Валерьевну и кивнув ей головой, он положил руку Ивану на плечо. Приобнял по-дружески и пошел рядом, принуждая сбросить скорость. Несколько шагов так и прошли - молча.
   - Чего они тебе сделали?
   Парень гневно молчал и только сопел в две дырки.
   - Не хочешь же ты сказать, что у тебя такой размер, что им нужно хвастать перед всем классом?
   - Нормальный у меня размер! - Вдруг дернулся и заорал Иван. Но Дмитрий не выпустил его, продолжая придерживать за плечо.
   - Я и не говорил другого. Но все-таки не такой, чтобы ходить по улице без штанов? - Дмитрий и говорил, и улыбался мягко. Причем его на самом деле забавляла эта ситуация. А в действиях Вани ощущалась ненормальная, может быть даже нездоровая, жесткость. То качество, которого в нужных количествах не хватало очень многим. - Ну так что? Почему ты так разозлился?
   - Я так разозлился потому, что они меня достают! - Резко, отрывисто и громко ответил мальчик.
   - Так... Пойдем ко мне, поговорим. Там никого нет и тихо, не помешают. А то сейчас будет звонок на перемену.
   Звонок, а следом за ним и детские крики, раздались в тот момент, когда дверь кабинета закрылась.
   - Ну рассказывай, как они тебя достают? Рассказывай, не стесняйся! Обещаю, что никому не скажу ничего. - Заверил Дмитрий, видя, что малый сомневается.
   - Они обзывают меня! - Очень горячо и резко выпалил Иван, на какое-то время приподнимая опущенную голову и распрямляя плечи.
   - Слушай... давай познакомимся, мы ведь так и не знакомы с тобой. Меня зовут Дмитрий Николаевич. - Он протянул ладонь, которую Ваня вяло пожал, так и не подняв уныло висящей головы.
   - Ваня...
   - Э не, так не пойдет брат. Что это за рукопожатие? Ладошка мягкая... Мужчина как должен жать руку? Ну-ка покажи!
   Рукопожатие состоялось еще раз. Только сейчас Иван давил крепко.
   - И не "Ваня", а Иван! Ваня - так тебя пусть мама называет, а ты сам себя называй Иван. Договорились?
   - Почему? - Искренне заинтересовался мальчик, сверкнув глазами.
   - Потому что ты, Иван, мужчина. Я вижу, что ты будешь крепким мужиком. Если вырастешь правильно. Есть в тебе твердость. А мужчина не станет называть себя Ваней. Назовет Иваном. Понимаешь?
   - Да! - Он крикнул очень громко, замотав при этом по сторонам головой и осматривая бегающим взором что-то известное только ему - так воодушевила его простая истина.
   - Тише, тише! Чего орешь-то? Как бешенный...
   Дмитрий задумался. Было в ребенке что-то вызывающее сомнения относительно психического здоровья. Но сомнения, не больше. Никаких доказательств, фактов или хотя бы внятных подозрений не было. И Дмитрий не понимал природы своих сомнений. Вполне могло быть так, что они навеяны "диагнозом", поставленным этому пацану географичкой.
   Но допустим, это никакой не диагноз. Что тогда? Известно, что - невоспитанность. Невоспитанность от слова вообще. Судя по рассказам Натальи Валерьевны, матери там вообще не до ребенка. А ребенок то ли от сирийца, то ли от иранца - Дмитрий не помнил. Вспыльчивый и агрессивный от природы. Она только и может, что кормить и обстирывать его, а на воспитание ее не хватает. Есть старший брат - учится в восьмом "А". Его Дмитрий уже хорошо знал. С него тоже взять нечего, он, в отличие от младшего, не обладает никакой твердостью. Поэтому - невоспитанность. И вседозволенность...
   - Итак Иван, расскажи мне, кто тебя обзывает и как?
   - Да они все! Класс! И учителя!
   - Угу. Как?
   - Как-как! Дебильным! И больным! - Слова вылетали очень отрывисто, громко. Мальчик выкрикивал.
   - Угу. А может ты первым их достаешь, поэтому они обзываются?
   Пацан молчал. Потом, совершенно неожиданно, ответил:
   - Не всегда.
   - Но все-таки бывает. Видишь, ты сам ведешь себя как клоун, они на тебя и смотрят. Мужчина себя так вести может? - Мальчик молчал и вопрос остался без ответа. Тогда учитель продолжил. - Не может. Если он начинает себя так вести, то очень быстро перестает быть мужчиной. Становится тряпкой, клоуном, посмешищем - кем угодно, только не мужчиной. Но тебе совсем уж расстраиваться рано. Ты просто не знал и поэтому ошибся. Еще можно все исправить. Хочешь исправить?
   - Хочу.
   - Тогда скажи мне, что должен делать мужчина? Кто такой мужчина?
   Ответ последовал тут же, как будто Иван только его и ждал. Он выпалил:
   - Сильный!
   - Но ведь не только. Он еще смелый, например. Честный. Ведь можно быть сильным и обижать слабых. Женщин, например. Вот у тебя есть мама. Представь, что какой-то сильный человек будет делать ей больно, обидит ее. Будет он мужчиной?
   - Я убью его!
   Сомнения продолжали терзать. На протяжении всего разговора они то немного отступали, то накатывали с новой силой. И сейчас, глядя на искаженное эмоцией лицо мальчика, Дмитрий еще раз задумался. Пацан сильно кривлялся, выкрикивал и таращил глаза. Частенько порывисто вертелся и дергался и никак не хотел сидеть спокойно.
   Все-таки больной? Но что это за болезнь? Диагноз? Ах! Вы не врач! А есть уверенность, что какой-либо врач его поставит? Нет? Или все-таки есть? А если есть, то где этот врач? Социальный педагог - та самая географичка - поставила. Больной он, по ее мнению. А поднимала ли она этот вопрос на комиссии по делам несовершеннолетних, на которой собираются учителя, депутаты... врачи, в том числе? Поднимала - Дмитрий знал это. А тогда, если она права, почему мальчик учится в обычной школе? Если права, то во всем виновата система, а систему не переделаешь. Система уже давно собирается перевести вообще всех больных детей в обычные школы. И хотелось бы сказать "не представляя последствий", да только кажется, что дело обстоит в точности наоборот. Поэтому, если принимать этот вариант, то ничего не остается, кроме как работать с пацаном обычными методами. Что это за методы? Об этом пока рано... Есть еще и второй вариант: географичка не права. И почему-то он Дмитрию был ближе. Не больной этот пацан. Он: "а" - не воспитан, "б" - не социализирован и "в" - понимая все это, ушел в "отрицалово". В противостояние с людьми. И этот, второй вариант, предполагает приложение все тех же, что и в первом случае мер. Воспитательных. Через которые его удастся помирить с обществом хоть немного. Но, как бы там ни было, сначала надо поговорить с директором.
   - Видишь, ты не считаешь, что такой человек хороший, что он мужчина. Мужчина должен слабым помогать. Маме своей в первую очередь помогать. А ты что сейчас натворил? Как ты думаешь, Наталья Валерьевна будет звонить твоей маме? Обязательно будет. Уже, наверное, позвонила. У твоей мамы и так много дел и трудностей, а ты подкидываешь ей еще. Что же ты сам ведешь себя, как чужой человек?
   - Не знаю... - После непродолжительного молчания буркнул мальчик. Он постепенно успокаивался.
   Дмитрий разговаривал с ним уже около двадцати минут. Разговор не был сложным. Скоро Иван окончательно успокоился и покорно следовал за мыслью. В конце беседы малой сказал нечто, что окончательно убедило Дмитрия в его здоровье. На вопрос о том, как же получается, что Иван все понимает, а поступает отвратительно, тот ответил голливудским шаблоном или заученной фразой - кому как нравится:
   - В меня как бес вселяется! Дьявол! Вот я нормальный-нормальный, а потом р-раз! И все!
   - Но если ты это понимаешь, то значит можешь с ним бороться. Как настоящий мужчина. Этот бес, это все плохое в тебе. И в тот момент, когда оно пытается тебя поработить, все хорошее в тебе должно биться. От победы темной или светлой стороны зависит не только твоя жизнь. Например, жизнь твоей мамы и маленького братика, которого ты любишь...
   После разговора, до конца урока, Иван спокойно сидел в кабинете и играл в машинки, которые вытащил из карманов. А Дмитрий занимался своими делами, не обращая на пацана внимания. Так случилось, что в это время в кабинет ненадолго забежала куда-то спешащая Елена Сергеевна. Она удивленно посмотрела на играющего пацаненка, выразительно повела глазами, обронив несколько ничего не значащих фраз, улыбнулась и убежала. После нее в дверь постучали и вошла Татьяна Борисовна. Та, в отличие от Елены Сергеевны удивилась бурно, прижав руку к груди и воскликнув "О, Господи!" ...
   Отправив Ивана на очередной урок и взяв с него обещание прибегать тут же, как только темная сторона будет брать верх, Дмитрий спустился к директору.
   После обсуждения волновавшей главного администратора темы она выслушала своего сотрудника. Дмитрий предложил собрать документы по Ивану от всех учителей и все-таки продавить вопрос на КДН. Татьяна Егоровна не возражала и высказала негодование в адрес социального педагога, которая уже давно занимается этой проблемой, но так и не сдвинула "воз". На просьбу Дмитрия каким-либо образом "простимулировать" географичку, Татьяна Егоровна ответила просто и прямо: "Дмитрий Николаевич, я вам разрешаю. Поработайте с ней и разберитесь в чем там дело".
   Инициатива любит инициатора.
   В кабинете у Нины Юрьевны было пусто - "окно". Едва "зацепившись с ней языками", Дмитрий понял во что влип. О том, что результат будет нулевым, стало ясно на первой минуте разговора затянувшегося на час(!) без малого.
   Нина Юрьевна была хорошо "подкованной", смелой и дерзкой особой. Она знала все документы, ту часть системы с которой приходилось работать, делопроизводство КДН и опеки.
   И она ничего не хотела менять.
   Потому что, как сама справедливо заметила, это очень нудно и долго. И "результат совершенно не гарантирован". Причем этот ее вывод запросто уживался с другим, о том, что Иван "больной, с биологическим диагнозом". Откуда она, Нина Юрьевна, это взяла? Документы? Нет-нет! Если бы были документы, было бы проще! Это же "и так видно"! Поднимала ли Нина Юрьевна вопрос на КДН вообще? Конечно, поднимала. Они сказали собирать справки со школы. Что дальше? Ну вот, характеристика, которую написала сама Нина Юрьевна. Видите? Нина Юрьевна работать умеет и знает как. А другие - это вопрос. Почему-то сама Наталья Валерьевна до сих пор не написала докладную по Ивану. Докладные от учителей нужны, чтобы провести "совет профилактики", "поставить в группу риска" ... бла-бла-бла. После этого повторно поднимать вопрос на КДН.
   Убежав от Нины Юрьевны, Дмитрий вынес сухой остаток: работать она не хочет и будет только в том случае, если ее припереть к стенке. Разговор с Ольгой Анатольевной в дополнение к собственным выводам расставил последние точки над "i": ссориться и тем более воевать с коллегами крайне нежелательно. К директору за помощью тоже не обратишься, это тоже очевидно. Она просто опасается Нины Юрьевны и не хочет связываться без особой нужды.
   Обход учителей Дмитрий начал с классного руководителя Ивана. Отсутствие докладной по мальчику она объяснила просто и доходчиво - занятостью. И это было правдой. Дмитрий сам с головой купался в бумагах. И если бы не опыт работы в "родной милиции", где бумаг больше в пять, а то и десять раз, он уже давно бы утонул. Тем не менее, Наталья Валерьевна понимает всю важность этого дела и обязательно напишет бумагу.
   Такая же ситуация была и с другими учителями.
   На протяжении следующей недели, помимо других дел и проблем, Дмитрий бегал по учителям. В результате, к пятнице, у него было две докладных. Нужно было еще две. Но наличие двух листов обнадеживало, и он второй раз пришел к Нине Юрьевне. Та, безразлично взглянув на докладные напомнила о двух недостающих. Будет? Хорошо. Можно ли пока назначить дату "совета профилактики или как там его"? Нельзя. Потому что на нем обязательно должно присутствовать несколько человек, а двое из них не могут. Одна - завуч - сильно занята подготовкой к промежуточной аттестации, а вторая - психолог - в отпуске. И... ах да! Нина Юрьевна совсем забыла. В прошлый раз, когда мама Ивана впервые была на КДН, ей дали контакты бесплатного психолога. Она должна была ходить к нему с Иваном. Там курс... "по-моему на пару месяцев". Так вот. Она, скорее всего, не ходила. Если это так, то КДН скорее всего будет направлять ее повторно.
   Это Дмитрий понимал хорошо. Но почему Нина Юрьевна сама не знает ходила мама или нет? "Я звонила пару раз, она трубку не взяла". Понятно, тогда дайте телефон мамы.
   И школьного психолога.
   Пожалуйста.
   Дмитрий дозвонился. Мама действительно не ходила. Мама понимает (как и сам Дмитрий, если уж откровенно), что толку от этого не будет никакого. Да и Иван наотрез отказался идти к психологу. Понимает ли мама, что ее ребенок пропадает? Понимает и хочет, чтобы ей помогли. А если для этого мама должна будет написать на бумаге отказ от посещения психолога и объяснить это нехваткой времени, она напишет? Учитывая, что ее будут обвинять и всячески "пинать" на КДН? Зачем это нужно? Да для того, чтобы попробовать определить ее ребенка в специализированную школу. Где специально обученные люди будут пять суток в неделю наблюдать и воспитывать, а на выходные отпускать домой. "Интернат? Да, я согласна!" - мама напишет отказ.
   Разговор со школьным психологом немного порадовал. Лена - они быстро перешли на ты - была его ровесницей и в ней чувствовалась жизнь, а не смрад, холод и безразличие. Лена рассказала о том, что уже беседовала с Иваном. Что никакого "диагноза" у него нет и он просто не воспитан и "не пуган, по жизни ремня не получал". Она, конечно, могла бы с ним работать, попробовать что-то сделать, но для этого ей нужна помощь. Нужно чтобы мальчика кто-то приводил, потому что она просто не может всегда отслеживать его расписание и вылавливать после уроков. Но ни мама, ни классный руководитель на это "не подписались". А эпизодические занятия, когда она все-таки сделает это сама, ничего не дадут. Согласна ли она выйти на день из отпуска чтобы поучаствовать в работе "совета профилактики"? "Да запросто! Говорите, когда, я приеду".
   После звонка Дмитрий пошел к завучу. Та, едва услышав вопрос о "совете профилактики", отказалась наотрез. "В следующем месяце! У меня сейчас и так гора работы!".
   С этой проблемой Дмитрий пошел к директору, которая лишь развела руками. "Дмитрий Николаевич... как это... давайте подождем немного. Сколько мучаемся, а тут пару недель не можем подождать? У нас сейчас промежуточная аттестация, а это.. как это... очень серьезно...". Еще директор предположила, что вся проблема "этого Вани" в том, что никто его не порол. Отца же у него нет. "Нагуляют, шалавы, Господи прости, а нам воспитывать!". "Вы возьмите его Дмитрий Николаевич, тряхните хорошенько. Только так, чтобы в камеры не попасть. Он вас испугается. Я знаю, у вас получится" ...
   Устало присев за рабочий стол и наблюдая ползущие по Кутузовскому дорогие иномарки, Дмитрий подпер подбородок руками.
   Люди. Они стоят в многокилометровых пробках по несколько часов в день. Они ежедневно ругают президентский кортеж, из-за которого Кутузовский перекрывают. Они ежедневно теряют массу семейного времени, личного. Не видят своих детей, жен и матерей. Стоят в пробках, но в комфорте. Отгородившись от всех тонированными стеклами, кондиционерами и всевозможными "звездами", выливающимися из колонок подобно фекалиям из переполненной сливной ямы. Они отгородились от всех и все им безразлично. Бить тебя будут, будут убивать и вот такая четырехполосная трасса не изменит своей жизни, ритма. Никто не остановится, не поможет. Им всем все безразлично.
   Как-то он спросил молодую знакомую "журнальную" блондинку, почему она теряет столько времени в пробках, когда можно в два, а то и в три раза быстрее добраться на метро и автобусах. И услышал, что ей не хочется толкаться "среди этого вонючего быдла". "Как скот, трутся все об тебя. То бомж спит, и никто его не выкидывает, то воздух кто-то испортит рядом или чихнет. Фу! Ненавижу метро!". Он тогда хотел было спросить, почему же она не попросит мужчин выбросить бомжа, но передумал. Просто промолчал и в дальнейшем старался обходить ее стороной.
   А Ваня... Никто ему не поможет. Всем наср...ть. Если Дмитрий будет делать чужую работу, то когда делать свою? Тем более что шансы на успех такой работы ниже десяти из ста. Работали сами "там", знаем. Что остается? Своими силами.
   - Кто если не я? Когда если не послезавтра? - Вслух вспомнил Дмитрий любимую шутку своего давнего брянского товарища. Слушая звучащую где-то в глубинах памяти мелодию и вспоминая забытые слова...
  
   "...Если не ты, то кто?
   Если никто, то я.
   Если не я - за что
   Носит меня земля?
   Если не мы, тогда
   Песня теряет суть,
   А в наших паспортах
   Всё надо зачеркнуть..."
   "Если". SLOT
  
  
   Наконец удалось встретиться с бабушкой Руслана. Она оказалась очень приятной старушкой, которая, вопреки ожиданиям, почти не жаловалась на жизнь. Она рассказала Дмитрию историю семьи Руслана. Как показалось, ничего не скрывая. Рассказала, как они вдвоем живут и помогают друг другу. И с этой стороны Руслан вдруг открылся другим. Не хулиганом, постоянно смеющимся забиякой, а чутким и любящим мальчиком. Сам Руслан, слушая подобные разговоры не переставал краснеть, что, как уже упоминалось, на его лице было очень заметно.
   Бабушка рассказала о том, как выламывает дверь ее потерявший человеческий облик сын. Как может ударить ее, слабую старушку. О том, что милиция ничего не может сделать ему и только разводит руками. Про "опеку", также ничем не помогающую, а только следящую за тем, как бабушка исполняет свои обязанности по воспитанию и содержанию.
   В итоге этого разговора пришли к общему договору. Как только в дверь квартиры начинает ломиться уголовник, бабушка звонит Дмитрию Николаевичу. И если вдруг в результате разговора учителя с лишенным родительских прав отцом возникнет конфликт с участием милиции, то и она и Руслан будут на стороне учителя. Дмитрий отдельно подчеркнул, что если они скажут что-то неправильно или не подумав, то подставят его и создадут серьезные проблемы, вплоть до увольнения. Получив клятвенные заверения и искренние слова благодарности, Дмитрий вернулся на работу. Дом Руслана находился буквально за школьными окнами.
   На душе было тревожно. Слова словами, но если отец сидел, то это может быть опасный тип. И связываться с ним, честно говоря, не хотелось. В том, что конфликт будет, Дмитрий не сомневался. Скорее всего, дойдет до рукоприкладства. Вопрос только в его интенсивности. И, следуя правилу "надейся на лучшее, рассчитывай на худшее", Дмитрий предполагал многое. В том числе поножовщину и привлечение дружков-уголовников. У него тоже были друзья, но подтягивать их на такое не хотелось. Хотелось разобраться самому, никого не утруждая.
   Он встряхнул головой и преувеличенно бодро выдохнул. На сегодняшний вечер назначено ежемесячное родительское собрание. Тоже неоднозначное начинание департамента образования.
   С одной стороны, учитель должен быть "накоротке" с родителями. По большому счету чуть ли не членом семьи. Только в этом случае будет положительный результат в работе с учеником. Да вот только тут имеется двусторонняя проблема. Первое - у учителя нет желания к такой работе. Нет желания, нет прав, если хотите. Нет общественной легитимности, если можно так применить данный термин. Нет времени на такую работу - оно занято тупой бумажной волокитой и отчетностью. Нет соответствующей заработанной платы, в конце концов. Но даже если находится работающий на одной идее и вопреки многому энтузиаст своего дела, то есть ведь и второе. Родители. С ними нужно установить контакт и далеко не у каждого педагога это получится. Это вам не советские времена, когда участие школы в жизни семьи не ставилось под сомнение...
   А с другой стороны, попытки регламентации такого вот общения учителей с родителями приводят к печальным последствиям. На практике. Она отличается от того, что происходит в воображении педагогических и управленческих теоретиков.
   На практике частые родительские собрания просто не собираются. Родители "забивают". "Тупо", как говорят молодые ребята, не ходят. И их можно понять. Ведь на большинстве таких собраний вода толчется в ступе. Посидели, поговорили, время убили и разошлись. В условиях патологического недосыпа, загруженности на работе - в таких условиях даже самые ответственные родители рано или поздно "забьют". Тем более что поговорить можно по телефону. Зачем встречаться?
   Вот и получается еще одно "педагогически"-управленческое неграмотное требование, которое удовлетворяется лишь на бумаге. Было собрание? Было: вот журнал, вот подписи, вот протокол, вот решение... И все это "кропает" поздними вечерами учитель чтобы отчитаться перед начальством. Не особо в таких условиях побегаешь по семьям! Ну почему не отдать и поводы, и график, и форму проведения родительских собраний полностью на волю учителей, освободив от тупой бумаги отчетности? Дмитрий не понимал.
   Родители ничем кроме жизненного опыта не отличаются от своих детей. В основном. Поэтому лишь считанные единицы приходят на собрание вовремя. Их-то и усадил Дмитрий в классное помещение, извинившись и попросив подождать еще десять минут. По истечении этого времени, он прихватил стопку пока пустых отчетных листов, закрыл рабочий кабинет и вошел в класс.
   - Здравствуйте. Если кто-то не был на первом собрании - меня зовут Дмитрий Николаевич. Я классный руководитель. - Он улыбнулся. - Спасибо вам за то, что пришли в таком составе и на второе собрание. Я понимаю, насколько это неудобно, собираться так часто. Как и то, что многие проблемы можно решать по телефону. Поэтому у меня к вам сразу предложение.
   Давайте встречаться не раз в месяц, а раз в два месяца. Да и то, если на то будет нужда. Если такой нужды нет, а у вас вопросы, мы всегда можем созвониться, и я встречусь с вами в любой день. Могу даже в гости прийти, если вы не очень далеко живете. Как вам такой вариант?
   Родители кивали головами, улыбались, высказывали свое согласие. Родителей такой вариант устраивал.
   - Тогда следом у меня просьба. Я вам сейчас раздам отчетную бумагу. Заполнять я ее буду сам каждый месяц, а вот подписи нужно поставить вам. Там три экземпляра на три месяца вперед. Возражений нет? - Возражений не было. - Тогда с организационной частью закончили. Вы по рядам пускайте бумаги, а я начну о проблемах и нуждах.
   Таковых несколько.
   Первое. Наши дети плохо учатся и плохо ведут себя на уроках. Вы каждый день видите их дома, и сказанное для вас откровением не будет. Я понимаю. Но решать эту проблему надо. Многие учителя просто не хотят идти на урок к нам в класс. Дети на уроке болтают, играют в телефоны, смеются и ругаются. Матерятся. Я думаю, вы понимаете, что в таких условиях никаких нормальных знаний они не получат. В лучшем случае поверхностные. - Родители кивали головами и молчали. - Я со своей стороны уже начал работать и буду продолжать. И поэтому просьба к вам. Надавите, если можете, на них дома. Чтобы вели себя приличней. А если вдруг появятся какие-либо жалобы на учителей или на меня, то вы сразу звоните мне. Мы попробуем вместе разобраться по горячим следам. С этим вопросов нет? Тогда дальше...
   Раздался стук и через секунду дверь открылась.
   - Извините. - Тихо произнесла женщина и прошла на свободное место. Это была мама Кости, опоздавшая почти на полчаса.
   - Дисциплину и порядок мы единым мигом не наведем. Делать это надо маленькими шагами. Пока я наметил два таких шага. Первый - они все должны носить спортивную форму на физкультуру. Я их заставляю тут, а вы - очень вас прошу - следите за этим дома. Напоминайте им, кладите в сумки, стирайте, зашивайте... Я даже и не припомню все их "отмазки". Физкультура очень дисциплинирует. Наверное, поэтому в таком бардаке в первую очередь она и страдает. Я сам буду ходить с ними на уроки, когда время будет позволять, но форма должна быть. С этим вопросы есть?
   Вопросов не было. Родители, в общем, сидели довольные. Среди прочих выделялось только одно лицо - Костиной мамы. Она смотрела... Дмитрий даже не мог подобрать слова. Скептически, что ли?
   - Тогда дальше. Телефоны. Это настоящая беда. - Вот тут мамы и даже папы заохали, заговорили единым разом. Возмущались, жаловались, спрашивали, как быть с этой бедой. Когда они затихли, учитель улыбнулся и продолжил. - Вижу, что вы в курсе. Предложение мое такое: первый раз я предупреждаю, второй раз на урок, третий раз на учебный, а четвертый на целый день забираю телефон. В таком случае они получают его на следующее утро. При этом я буду стараться оставлять эти угрозы лишь угрозами, но может случиться и такое, что ваш ребенок останется без телефона. В таком случае на связи с вами всегда буду я. Если вы с этим согласны, то должны дать понять ребенку, что заступаться в этом случае за него не станете. Итак, что вы думаете?
   Родители, самые обычные, но такие замечательные родители и в этот раз были согласны.
   - Тогда еще раз благодарю вас за то, что пришли и... закончили. Если у кого-то есть вопросы ко мне можете задавать тут. При необходимости пойдемте ко мне, там поговорим наедине.
   Обрадованные таким коротким - сорок минут - собранием, родители стали расходится по домам. Но и в коридоре их осталось прилично. Человек семь, как оценил Дмитрий, окинув быстрым взглядом.
   Они заходили по одному человеку. Всех интересовал конкретно их ребенок. И с каждым учитель говорил со знанием дела. Он рассказывал о наклонностях, желаниях, друзьях и врагах ребенка. Рассказывал даже о том, какой мальчик или девочка покорил сердце любимого родительского чада. Советовал - все родители просили совета - как нужно поступать с той или иной сложностью. Сообща они вырабатывали план действий, нацеленный на разрешение личных, но весьма серьезных проблем.
   Все родители благодарили Дмитрия. Пересказывали теплые слова, услышанные о нем от своих детей дома. Поэтому целых полтора часа после основного родительского собрания пролетели быстро, а классный руководитель пребывал в хорошем настроении. Тем удивительнее для него стал последний посетитель.
   Мама Кости вошла все с тем же странным выражением на лице.
   - Присаживайтесь! - Дмитрий указал на кресло. Улыбаться он не стал, догадываясь о серьезности предстоящего разговора. Скорее всего у Кости опять проблемы с Саидом. Очень может быть, что последний стал еще сильнее давить на пацана, заставляя молчать и не рассказывать ни маме, ни классному руководителю. А о том, как могут давить "дети" Дмитрий знал прекрасно. В таком случае получается, что это его, учителя, действия привели к ухудшению ситуации. Нет, он не сомневался в их правильности, но если так, то придется идти еще дальше, чтобы защитить Костю от издевательств. А попробуй докажи это испуганной маме! Она вполне может закрыться и поддаться эмоциям.
   Косвенно подтверждал такое предположение и сам Костя, который остался после уроков, дождался маму и теперь ожидал в коридоре. Вернее, его вид. Дмитрию показалось, что вид у пацана был подавленный. Стыдно и страшно было пацану. Неудобно, неловко.
   - Дмитрий Николаевич! У меня к вам серьезный разговор! - Холодным тоном начала мама...
  
  
   Пол очищался с каждым движением тряпки. С каждым новым разводом линолеум становился чище. Все большее количество квадратных сантиметров складывало метры. Вскоре ровно половина "предбанника" стала чистой.
   Дмитрий начал мыть от общего входа и до своей двери. При этом его совсем не волновал тот факт, что он делает услугу своей пожилой соседке, живущей в смежной квартире. Соседка, во-первых, была пожилой. А во-вторых, она соседка, не сосед. К ней не подойдешь с претензией. Конечно, будь на ее месте молодой пацан и Дмитрий вряд ли стал бы намывать общий коридор, очищая его от уличной грязи. Но, как говорится, "если бы у бабушки был... "прибор", она была бы дедушкой".
   С чувством выполненного долга, испытывая удовольствие от хорошо сделанной работы, учитель осмотрел чистую половину коридора.
   Отжав тряпку и помыв руки, заново вышел за дверь. Перед ковшом мусоропровода уже неделю валялись смятые картонные коробки. Не одна и даже не пять. Целая гора коробок. Такая, что человек поменьше и полегче точно бы испытывал трудности с доступом к мусоропроводу. Сам Дмитрий всякий раз вынося мусор топтался по картону, приминая его к бетону, поминая по матушке всех "свиней" вместе взятых.
   Первые три дня они с женой надеялись на то, что кто-то из соседей временно сложил мусор, имея намерение убрать его в выходные. Но выходные прошли, прошли и будние. И теперь, в субботу, чаша терпения переполнилась. Нет, по большому счету коробки не мешали жить: "Танки грязи не боятся". Мешало другое. Мешало... очень мешало то, что какой-то "социальный контрацептив" (человек, предохраняющий общество от нормальной жизни) из соседей возомнил себя сидящим на высокой башне. А Дмитрия, его жену и остальных соседей теми, кому можно наваливать на головы. И опять же, - черт бы с ним. Ну возомнил и возомнил, чего только нет в чужих головах. Корень проблемы был в собственном понимании данного факта. Какой-то тип решил, что может поступать с соседом, как с лохом. Сосед все понял и... будет молчать? Не-ет. Молчать "сосед" не будет.
   Постояв в задумчивости пару десятков секунд, Дмитрий решительно направился к соседке. Уже после первой минуты разговора со старушкой-"божьим одуванчиком" выяснилось, что она не знает, кто набросал картона. Еще через три минуты Дмитрий понял, насколько сильно она возмущена данным фактом. Следующие три минуты он заверял ее, что обязательно расскажет если найдет виновного. Минуту принимал благодарности...
   Через десять минут палец давил на кнопку звонка соседей из "дальнего конца". За дверью послышалась возня шагов. Мелькнул "глазок". Тишина.
   Еще один звонок.
   Возня. Тишина. Мелькание "глазка".
   - Кто? - Женский голос из-за двери.
   - Здравствуйте! Я ваш сосед. - Дмитрий выжидающе замолчал.
   Десяток секунд и скрежет замочной скважины. Дверь открылась.
   Приятная кавказская женщина стояла на пороге, держась за ручку двери и выжидающе смотря на незваного гостя. Из-за ее плеча выглядывал парень лет шестнадцати. Дмитрий знал, что эти люди снимают квартиру, знал, что они не славяне. Больше об этих своих соседях он не знал ничего. Как, впрочем, и о других.
   - Там коробки около мусоропровода. Ваши?
   - Нет! - Сразу ответила женщина. - Мы сами смотрим на них и думаем, когда же уберут!
   - А чьи не знаете?
   - Нет, мы думали ваши или других соседей... - Почти без акцента, приятным бархатным голосом сказала женщина.
   Попрощавшись, Дмитрий глубоко вздохнул и повернулся к смежной двери. Сердце сильно колотилось, соответствуя тем прогнозам, которые составил мозг. Рассчитывать на мирное и вежливое урегулирование вопроса после такого наплевательского поступка не стоило, что было совершенно очевидно.
   Звонок. Босыми ступнями по паркету осторожные шаги. Тишина.
   Глазок потемнел, продержался в таком состоянии десяток секунд и посветлел. Осторожные шаги, тишина.
   Еще звонок и все повторилось с удивительным постоянством.
   Снова звонок и... неуверенное "кто там" ...
   Дмитрий захлопнул дверь в свою квартиру и взглянул на жену.
   - Ну что там? Чье это?
   - Ничье. Нет хозяев.
   - Ха! Прикол! - Вика засмеялась. - А что говорят?
   - Никто ничего не знает и не видел. Да небось этого, с противоположной квартиры. Там какой-то обсос тощий. Лет тридцать. Зашуганный. Я к нему в дверь минут пять ломился! - Немного преувеличил Дмитрий.
   - А Людмила Семеновна что говорит?
   - Тоже не видела. Думала, что кто-то уберет, все ждала. А сейчас поняла, что убирать не будут. Козлы блин! Узнать бы кто и голову своротить.
   - Это могут быть соседи сверху. - Жена высказала свою догадку уходя по коридору на кухню и возвращаясь к делам.
   - Да, могут быть... - Задумчиво повторил интересную догадку искатель справедливости. Но тут же плюнул на данную проблему, не удержался и открыл дверь. Ещё раз посмотрел на результаты своей работы по мытью полов. Удовлетворенно вздохнув, притворил ее и прошел на кухню, где жена заканчивала домывать посуду. Осталось только сполоснуть надраенные содой тарелки и стаканы и расставить их по местам.
   Много грязи вокруг. Можно сказать, что она повсюду. Как аккуратно ни живи, она собирается в квартире - ложится пылью на поверхностях и невесомыми клубочками скапливается по углам за неделю. Она чайным налетом оседает на чашках, пригорает на плите. Кошачьей шерстью цепляется за обивку стульев и другой мягкой мебели.
   Лежит песком или украшает мутными разводами коридор. Воняет экскрементами животных в лифте. Она вызывает отвращение к роду человеческому окурками, плевками и лужицами рвоты на ступеньках лестницы.
   Она очерняет сами души людские.
   Да. Именно это самое страшное. Все остальное всего лишь цветочки. Всего лишь следствие. Души. Самое ценное, что есть у людей. Грязь марает души.
   Обжорством и чревоугодием подтачивает их, ослабляет волю, подчиняет "маленьким удовольствиям".
   Похотью и блудом бьёт по другим, по тем, кто не подвластен "мелким калибрам".
   Для каждого найдется именно та горсть грязи, которая размажется по душе, брошенная чьей-то меткой рукой. Пристанет к светлой и будет разъедать саму ткань её. Та горсть, которую тяжелее всего отмыть. Та, персональная, как нарочно выбранная в соответствии с "индивидуальным подходом".
   Дмитрий усмехнулся. Почему-то всевозможные "инновационные образовательные" словосочетания приходили в голову только тогда, когда она была занята размышлениями о плохом. К чему бы это?
   А грязь... Грязь действительно повсюду. Вроде бы справишься с одним из "смертных грехов", тут же появляется второй, третий и так далее. Нет конца этому пути. Можно конечно "не загоняться". "Забить" на эту тему и жить "в своё удовольствие". Только тогда душа буквально обрастет грязью, которая распространится на все сферы жизни подобно тараканам, разбегающимся по всем щелям вонючих квартир.
   Конечно, только святые очищают душу свою полностью. Только святые, до которых нам далеко. Но стремиться-то надо!
   Он вернулся мыслями к работе. Вечерний пятничный эпизод мутным осадком давил на сознание. Дмитрий сам был во всем виноват. Сам поддался слабости и трусости, от чего и мучился оба выходных.
   Слабость и трусость - это ли не грязь?
   "Дмитрий Николаевич! У меня к вам серьезный разговор!"
   - Начинайте, я слушаю. - Приосанился учитель, готовый, на всякий случай, держать удар.
   - Я даже не знаю с чего начать... Честно говоря мне неудобно. Правильнее бы было, чтобы с этим разговором пришел наш папа, но он не хочет. - Женщина смотрела на собеседника прямо, не пряча взгляда.
   Дмитрий отметил, что рассказывая об отце своих детей, она не находила постыдным признаваться в его нежелании решать детские проблемы. Более того! Тот тон, который она использовала, говорил не просто о "нежелании". Он заставлял пренебрежительно усмехаться, думая о ее муже. И это было странно. Не должно быть таких отношений между двумя связавшими свою жизнь людьми.
   - Не знаю, как сказать...
   - Говорите, как есть!
   - Ну хорошо. Я считаю, что вы много позволяете себе на уроках.
   Учитель только поднял брови, продолжая смотреть выжидающе.
   - Вы разговариваете с ребятами так... Учитель не должен так разговаривать! - Костина мама как в холодную воду прыгнула. Прыгнула и больше не стеснялась. - Когда-то на вашем уроке Костя что-то сказал... Громко, да - согласилась сама с собой женщина и ненадолго замешкалась. - Но вы не должны были так отвечать ему!
   Дальше Дмитрий задал вопрос, с которого и началось его погружение в лужу грязи. И вопрос-то сам по себе невинный. Такой вопрос, который можно было бы списать на непонимание. Такой, который сам по себе не марал в грязи. Но такой, который заставлял измазаться дальше. Подобный первому шагу с разбега на край лужи. Когда нога уже разбила спокойную поверхность темной воды и стала причиной десятков брызг, осевших на штанах. Когда еще можно бороться, можно пробовать остановиться, прыгнуть в конце концов. Но когда приходит яростное безразличие: а все равно уже! И вторая нога попадает в лужу, заливается в сапоги вода, хлюпают шерстяные, вязанные бабушкой носки...
   - Как? - Спросил Дмитрий, хотя прекрасно понял, о чем говорит мама. Понял, но сделал вид, что не понимает. И так, первый раз "соврамши", как говаривал Клетчатый в бессмертном произведении Булгакова, Дмитрий продолжил врать дальше. Была в этом инерция мышления, была! Но оправдывала ли? Нисколько. Ведь жесткая и уверенная личная позиция должна была эту инерцию подавить! Полностью исключить. Беда в том, что такой позиции не было. Да, Дмитрий был уверен в том, что и цель у него верная и достигает он её верно. Но он не проговаривал все это для себя, не раскладывал по полочкам, не готовился к таким вот разговорам, в которых "общественное мнение" может давить пудовым грузом. А раз так, то и закономерным итогом стало его поражение, после которого душу окатило потоками грязи.
   - Вы знаете как.
   - Не понимаю, - упрямо мотнул головой учитель - поясните, о чем вы.
   - Хорошо. Вы сказали, что Костя кричит, как будто его лишают девственности. - За то, что ей все-таки пришлось произнести эту фразу, женщина ожесточилась еще больше.
   - Подождите... - Отводя глаза, фальшиво боднул головой Дмитрий. - Я не помню такого. Вряд ли такое было. - Сказал и покраснел. Почувствовал, что краска разливается по лицу, перетекает на уши. Почувствовал и покраснел еще больше, с трудом возвращая глаза в несуществующий коридор взглядов.
   - Было Дмитрий Николаевич, Костя мне не врет! - Продолжала загонять в угол женщина.
   Это было обидно. Обидно, не честно, постыдно... Ведь он тогда просто не мог поступить по-другому. И вот теперь ему приходится оправдываться и, что самое ужасное, врать. И она чувствует это вранье. Чувствует, что сам учитель знает о ее чувстве. Но в тот момент было не до размышлений. Если бы до них! Если бы до них, то можно было бы остановиться. Признаться, объяснить, обосновать! Но было не до них. И поэтому он продолжил врать, автоматически обесценивая свою позицию, начал "юлить" и вертеться.
   - Я не говорю, что он врет. Я мог сказать нечто подобное, но не такими словами... Не так! Он мог что-то перепутать, вы могли неверно понять. Он здесь? Давайте спросим у него. - Не понятно на что надеясь завершил учитель.
   - Здесь. А вы после этого не будете на него давить?
   - Конечно не буду!
   Только после этого утверждения к Дмитрию стала возвращаться уверенность в себе. Давить на ребенка? За то что он сам поступил глупо и трусливо? Что за бред?! Не для того он тут находится, не для того бегает по детским квартирам и лезет в ребячьи души! И ведь мама понимала, что это глупость, но вопрос задала. Если бы не понимала, если бы у нее было сомнение в безопасности своего ребенка, она даже бы и не пришла сюда. Она знает! Прекрасно знает каков он, - учитель ее сына. И опираясь на это знание она, тем не менее, решила его воспитать. Что двигало ею? Желание властвовать над мужчинами так, как властвует она над мужем? А может быть она хотела оправдаться за свое бессилие и несостоятельность в той проблеме, которая действительно недавно еще отравляла жизнь не только пацану, но и всей семье?
   Женщина вышла и позвала сына. Костя зашел понуро. Уселся на стуле, глядя в пол.
   Проскользнувшие в последний десяток секунд мысли встряхнули учителя, добавили здоровой злости. Признав свое поведение в корне неверным, лживым и трусливым он старался побыстрее оправиться от удара.
   - Костя! Как сказал Дмитрий Николаевич? - Требовательно спросила мама.
   - "Что ты орешь, как будто тебя девственности лишают". - Так и не подняв головы бесцветным голосом пробормотал пацан, а женщина удовлетворенно взглянула на учителя.
   - Так! Хорошо! - Кивнул Дмитрий и процедил на одном дыхании. - Я понял. Если такое было, я извиняюсь! Постараюсь следить за собой. - После этой фразы кто угодно понял бы, что Дмитрий признает свое поражение, признает ошибочность и глупость этого, сиюминутного состояния, но ни в коем случае не поступка и не сказанной фразы. Кто угодно понял бы, тем более она. Та, которая использует сына для насыщения собственных комплексов и так презрительно отзывается о своем муже. Эта женщина, сидящая напротив и удовлетворенная самим фактом сиюминутной силы и превосходства над учителем... или, скорее, над мужчиной.
   Видя, что под разговором подведена некая черта, женщина молча встала, увлекая за собой сына. Еще секунда-другая и должно было прозвучать банальное "до свидания", но оправившийся от подлого и потому крайне неожиданного удара учитель не собирался отпускать их так просто.
   - Подождите. Я думал, что вы пришли, потому что у меня не получилось решить вашу семейную проблему. Скажите, как у вас дела дома? Как Костя себя чувствует? Насколько я знаю, Саид больше не пристает?
   - Не пристает. - Несколько растерянно, но все равно холодно ответила женщина.
   - Точно, Костя? Совсем ничего из прежних издевательств нет? - Не отставал учитель.
   - Нет... - Промямлил пацан, еще ниже склонив голову. Складывалось впечатление, будто его голова не на шее держится, а привязана на веревке и катается по груди в такт шагам.
   - Других не натравливает?
   На эти слова костя не ответил, только чуть качнул головой.
   - С братьями и сестренками тоже, значит, все хорошо. Ну, до свиданья тогда. - Улыбнулся Дмитрий на прощанье.
   И как?! Как, скажите, можно было решить эту проблему по-другому? Не произнося "некультурных" фраз, не пугая, не давя на Саида? Нельзя было ее по-другому решить! И это на практике доказано предыдущим классным руководителем, если она вообще пробовала ее решать. Беспомощными школьными психологами и социальными педагогами. Доказано самой мамой Кости. И что, она думает, что с Саидом можно поступать по одним меркам, а ее Костя должен жить по специальным линейкам? И где вообще благодарность?! Ведь эта, именно эта проблема фактически ломала жизнь их семье, не говоря о жизни самого пацана. Это что же за поведение такое? А пацан? Его-то совесть где потерялась? Подлый стукач, - а как к нему относиться по-другому после того, что произошло? Теперь понятно, почему он смущенно отводил глаза все последнее время, почему не шел на контакт с учителем.
   Следующий десяток минут Дмитрий сидел недвижимо, стараясь унять разыгравшуюся в душе бурю. Стараясь унять и вспомнить, ощутить и проникнуться тем, что он все-таки не человек. И даже не мужчина. В первую, а сейчас просто в единственную очередь он - учитель. А раз так, то он просто не может обижаться на то, что адресовано не к учителю, а к мужчине или человеку. И тем более не может отвечать и реагировать на это.
   Вскоре, ценой не самых простых десяти минут, вернулось какое-то душевное спокойствие. А вместе с ним и мысли о пацане. Который совершенно точно чувствовал, что поступил не самым лучшим образом. Бог с ним. Это его урок. А для того, чтобы он извлек из него по максимуму, Дмитрий не должен менять своего отношения. Как к другим, так и к нему. С прежним участием, желанием понять, помочь. Без дураков. "По чесноку". Ведь отнесись к нему со злобой или даже просто с безразличием и пацан в этом отношении моментально найдет обоснование своему собственному поступку, значительно оправдывая предательство. А вот если учитель не заметит предательства, то собственная совесть что называется "с го...ном сожрет". Выламывая руки, заставит оценивать свой поступок еще и еще раз. Сначала свой, а потом и поступок своей матери.
   Совесть выкует из него человека. Во всяком случае, на это просто хотелось надеяться.
  Что касается причины этого разговора, то тут Дмитрий тоже расставил все "по полочкам". Так мучительно стыдно стало, потому что он соврал. Соврал он, потому что не ожидал нападения. Нападения не ожидал, потому что считал, что его светлые цели и, главное, достигнутый результат, который день ото дня креп и рос, должны быть для всех очевидны. А это значит что? То, что нападения надо ждать всегда и со всех сторон. И любой свой поступок нужно продумывать так, чтобы потом легче было обороняться. Тем более такой поступок, который в первую очередь может быть пропущен через "кривое зеркало" общественного мнения для атаки. Такие поступки нужно продумывать, а, если они совершены спонтанно, обосновывать и объяснять с железной убедительностью. Чтобы никто даже доли сомнения не разглядел. А для этого все свои действия и взгляды надо оформить, обобщить, обосновать и объяснить в первую очередь себе. Чтобы больше никогда не пришлось врать никакой взбалмошной маме, но можно было прямо в глаза сказать то, что являлось самой настоящей личной правдой и истиной. Наплевав на самое прочное общественное мнение, если оно лживо и лицемерно и является, в таком случае, конформизмом.
  Что касается той фразы, то Дмитрий думал долго. Правильно? Нет. Справедливо ли это было по отношению к пацану? Нет. Но разве кто-то показывал учителю, как надо в подобных ситуациях действовать? Тоже нет. Есть такие, кто бы решил проблему по-другому с равнозначным результатом? Нет, таких он не видел. Пострадало ли самомнение пацана больше, чем страдало бы оно от прежнего бардака в классе и издевательств? Нет! Тут вообще все было "нет, нет и нет!".
  Что? Все-таки это "не красиво"? Ну так идите и покажите, как делать "красиво"! Покажите, как выгребать дерьмо из "авгиевых конюшен" серебряной чайной ложечкой, интеллигенты вшивые!
  Дмитрий опять начал горячиться. Заметив это, глубоко вдохнул и постарался успокоиться. Собрал вещи, выключил свет и решительно провернул ключ в замочной скважине.
  
  
   Понедельник день тяжелый.
   Уже после третьего урока, на перемене, пришлось идти домой к Руслану.
   Позвонила его бабушка и попросила помощи. Отец Руслана, пьяный и злой, в очередной раз ломился в дверь квартиры. Милицию даже и не вызывали, памятуя чем заканчивались предыдущие вызовы. В лучшем случае дебошира заберут в отделение, где он посидит часа два-три и уйдет восвояси. И под дверью квартиры появится с настроением еще худшим, чем было до пережитых приключений. Оно нужно? Оно не нужно.
   Стараясь усилием воли унять громко колотившиеся сердце, Дмитрий сунул в карман брюк "раскладуху". Глядя в отражение стеклянной дверцы шкафа, поправил галстук и рубашку, во всю грудь вдохнул и вышел из кабинета.
   Около железной двери Русланова подъезда стоял знакомый парень, что лишь омрачило общий настрой.
   - А ты чего не учишься, бандит?
   - Здрасти Дмитрий Николаевич! - Во все лицо улыбаясь ответил парнишка. - А меня дома оставили, я заболел.
   - Это чем же? Воспалением хитрости? По твоей роже не скажешь, что ты болен. - Про себя Дмитрий рассуждал, чем может обернуться данная встреча для него, если случится драка с отцом Руслана.
   - Ну да, как-то так... - Засмеялся пацан, направляя дымную струю в небо и стряхивая пепел наполовину выкуренной сигареты.
   - Слушай, а ты отца Руслана знаешь? - Решился на вопрос учитель, понимая, что от свидетеля уже точно не избавиться и стараясь получить хоть немного информации.
   - Да, знаю.
   - Он заходил? - Кивнул на дверь Дмитрий.
   - Да, минут пятнадцать назад.
   - Пьяный был, агрессивный?
   - Ага, как всегда. А вам зачем?
   - Много будешь знать, плохо будешь спать. Ладно, бывай. Пойду я. Поговорить с ним нужно.
   Набрав кодовое сочетание цифр и услышав тихий щелчок замка, Дмитрий потянул за ручку и отворил дверь. В подъезде было на удивление чисто, сухо и прохладно. Ничем не воняло. Криков слышно не было. И только поднявшись на лестничную клетку четвертого этажа, он расслышал доносившиеся из-за двери вопли пьяного родителя.
   Они так и договаривались с бабушкой Руслана. Отца она впускает, дверь оставляет незапертой и незаметно звонит учителю.
   Дмитрий осторожно открыл дверь и прошел внутрь ступая по старенькому, но чистому и мягкому половику обутыми ногами. И отец и бабушка Руслана находились в единственной комнате маленькой квартирки, при этом бабушка тихо сидела на диване, сложив руки на коленях, а пьяный мужчина возвышался над ней своим средним ростом. Запах многодневного перегара доносился до Дмитрия через ту пару метров, которая их разделяла.
   - Перестань орать!
   Повисла пауза. Удивленный "отец семейства" повернул голову и уставился на незнакомца непонимающими глазами так и продолжая стоять покачиваясь. Только руки опустил вдоль туловища.
   - А ты кто такой? - По-особенному, угрожающе вытянул шею в сторону незнакомца.
   - Классный руководитель твоего сына. И заместитель директора по безопасности по совместительству. Ты чего сюда пришел? Ты тут прописан? Нет. Тебе тут рады? Нет. Ты мешаешь жить пацану. Он из-за тебя учиться нормально не может. Да что там учиться! Спать не может из-за тебя. Уходи, и чтобы я тебя тут больше не видел.
   - А ты кто такой?! - Повторил ошарашенный уголовник, удерживая шею в том же состоянии. К данному жесту добавились прыгнувшие вверх брови и вылезшие "из орбит" глаза с красными жилками.
   - Ты дурак что ли?! - Перешел совсем на другие, уличные интонации Дмитрий. Тепличный обыватель знаком с ними в лучшем случае из фильмов про бандитов и разбойников. А в худшем - из собственной жизни, когда она сталкивает беспомощного "компетентного потребителя" с теми, кто "разводит лохов". - Я тебе только что все объяснил! Собирай своё обоссаное шмотьё и пошел отсюда! Или тебе помощь нужна? - Он угрожающе надвинулся вперед.
   Используя возможность, пожилая женщина тихонечко проскользнула мимо Дмитрия и спряталась на кухне. Пьяный уголовник же что-то там себе сообразил и решил по возможности не обострять ситуацию, оставляя, все же, за собой последнее слово.
   - Сейчас! - Буркнул, отворачиваясь и выдвигая какой-то ящик шкафа.
   - Куда ты лезешь?! Тут ничего твоего нет! Одевайся по-хорошему.
   - Тут деньги мои! - Не поворачиваясь, ответил заросший жесткой щетиной, нечесаный мужчина.
   - Никаких там денег у него нету! - Закричала из кухни старушка. - Не позволяйте ему Дмитрий Николаевич! Сейчас опять ограбит нас!
   Более не мешкая, Дмитрий отвесил пинка по выставленному костлявому заду. Разговаривать и дальше в прежнем формате означало бы продемонстрировать слабость. Кроме того, такие вопросы просто словами не решаются. Если "просто слова", то повторение ситуации уже очень скоро.
  Мужчина не удержал равновесия и, сохраняя согнутое положение, ударился головой о стену шкафа. После этого неожиданно бодро распрямился и повернулся к обидчику.
   - Ты че?! О...уел?! Да я тебя... на... порву...
   - Заткнись, сказал! Это я тебя порву, если ты сейчас же не уберешься отсюда. - После этих слов Дмитрий отодвинулся с прохода, приглашая к выходу.
   Немного помолчав, мужчина захватил свои вещи, лежавшие до этого бесформенной вонючей кучей на полу около дивана и прошел в коридор. Проходя мимо учителя, он косился весьма однозначным взглядом.
   - Жрать мне дай! - Рявкнул сын, обращаясь к матери.
   - Иди отсюда ирод! Ничего тебе не дам! - Махнула рукой старушка из маленькой кухоньки.
   - Пошел вон! - Осторожно прихватил за плечо Дмитрий, направляя к двери.
   - Ну ты! Мы тебя найдем! На куски порвем!
   - Иди-иди уже. Рвач вафельный.
   Дождавшись, когда обувшийся "гость" откроет дверь и не слушая грозных слов, Дмитрий сильно толкнул его, ускорив собственное движение. Дверь широко распахнулась и остановилась, удерживаемая зацепившимся отцом Руслана.
   Выйдя в коридор и осмотревшись по сторонам, Дмитрий ударил по руке своего "собеседника", заставив его отпустить ручку. Попрощавшись с испуганной старушкой, прикрыв дверь и еще раз осмотревшись, резко повернулся к уголовнику, заставляя его вжаться в угол. Быстро взметнувшаяся рука вцепилась в горло. Пальцы зажали обтянутый синюшной кожей кадык. Первый раз в жизни Дмитрий давил так сильно.
   - Руки свои опустил и стой спокойно! Иначе горло тебе порву! Свидетелей-то щас нет! Опусти-ил руки, говорю! - Повторил он, видя попытки противника освободиться, и усилил давление. - Вот так. А теперь слушай внимательно!
   И он заговорил. Заговорил так, как нужно было и как сразу хотелось говорить с такими как этот уголовник. Заговорил, не следя за выражениями, не сдерживаясь в эмоциях. Близко приблизив лицо свое к искаженному страхом и болью лицу отца Руслана.
   - Ты все понял?! Глазами мне кивни, если понял! Не слышу! Вот так!
   Отпустив горло и не обращая внимания на пыхтение и кашель, которые тут же разнеслись на лестничные пролеты в обе стороны, Дмитрий ударил коленом в живот. Тщедушное тело тут же согнулось, упало на потерявшие силу ноги.
   - Еще раз ты подойдешь к этой двери, я тебя убью. Отберешь деньги у матери или сына - убью.
   Спокойно спустившись по лестнице, Дмитрий вышел в солнечный осенний день. Знакомого пацана у подъезда не было.
   Потом, в скверном настроении, долго отмывал руки в школьном туалете. И если подумать, то отмывал вовсе не от возможной инфекции...
   Оставался еще один урок. В десятом классе.
   Выйдя из туалета, отряхивая руки от воды, Дмитрий вспомнил один из селекторов. Там министр образования Москвы изображал из себя радетеля российского образования. И важнейшим вопросом в этом контексте он видел именно туалеты. Нет! Ни в коем случае Дмитрий не считал, что все сказанное этим человеком было глупостью. Так быть не могло в принципе - не тот человек министр. Да и не могут, как ни крути, глупые люди занимать подобные государственные посты. Но оно... как бы это сказать... мешано с ложью. Или с непониманием ситуации до конца. Или и с тем, и с другим вместе. А скорее всего с намеренным вредительством.
   Туалеты - воспитывал министр - должны быть идеальными. По туалету можно определить, какая работа ведется в школе. Если туалеты отремонтированы, чисты, снабжены мылом, салфетками и другими принадлежностями, то знающий и понимающий человек сразу может сказать, что в данной школе дети воспитаны и культурны - учителя работают. Если же туалеты находятся в плачевном состоянии... Дмитрий усмехнулся. О плачевном состоянии он знал не понаслышке.
   Когда-то в самый первый раз он уверенно проигнорировал возможность ходить по нужде в учительские туалеты, закрывавшиеся на ключ. Проигнорировал исходя из простого убеждения: если ты хочешь быть с детьми, понимать детей, быть принятым детьми, то гадить тоже нужно в один унитаз. Низкая философия? Может быть. Зато максимально прикладная.
   Какие это были туалеты! Дух захватывало! Причем в буквальном смысле. Заходя в такой "толчок", посетитель (ежели мог в силу возраста) вспоминал песню про айсберг в океане из "Ну погоди" и уподоблялся поющему в дыму зайцу. Дух захватывало, кстати, именно от дыма, который валил через открытые двери в коридор. И в точности как в той песне, где-то в дыму "Кто-то бродит рядом, смотрит в спину жадным взглядом. Кто же он на самом деле: хищник или человек?". Ну хорошо, пусть не бродит, а сидит на подоконнике. И смотрит не в спину, а в лицо. Да и взгляд у него не жадный, а наглый и самоуверенный, потому что в туалетах "тусуют" самые авторитетные хулиганы. Но песня все равно вспоминается. А дух могло захватывать, кстати, не только от дыма. Даже у Дмитрия при входе в "толчок" дух захватывало еще и от страха. Как не стыдно было в этом признаваться - именно от страха. Потому что любой поход в туалет мог закончиться банальным, но горячим конфликтом. И было очень важно не дать этому страху выползти наружу, не позволить выдать тебя "с потрохами", перечеркнуть с таким трудом наводившийся "хозяйский" камуфляж.
   Вместо мыла в таком туалете заплеванные раковины в засохших соплях, зачастую с кровавыми потеками на белом фаянсе. Вместо бумажных салфеток закиданные окурками и заплеванные полы. Ни разу не видел Дмитрий такого, чтобы все лампы горели одновременно. Как минимум одна да перегоревшая или разбитая. Зато весь потолок усеян прилипшими пятнами туалетной бумаги, свисают "сталактиты" самодельных спичечных "ракет".
   А стены?! Если эти стены сохранятся после конца света, которым с завидной регулярностью пугают "ширнармассы" различного толка предсказатели, то через сотни лет ими займутся новые ученные. Они будут расшифровывать "наскальную живопись" и защищать диссертации, делая различные предположения относительно скрытого за ней смысла. Может быть, предположат они, ушедшая цивилизация была языческой. Именно поэтому на стенах в таком количестве изображались мужские детородные органы. Скорее всего, как оберег от злых духов и болезней. А вот эта клинопись... под рисунком...что тут у нас? Косой крестик, недокрестик и две косо перечеркнутые палочки - это некое короткое заклятие, которое почти всегда записывалось под данным оберегающим рисунком...
   Долго будут спорить эти возможные ученые, и высказывать различные доводы в пользу своих теорий и гипотез, даже не предполагая вопиющей простоты истинной причины. Еще бы! Кому в голову может прийти мысль, что столь высокоразвитая цивилизация на таком низком уровне держит обучение и воспитание своих детей?
   Не выдержавшие натиска ног и кулаков, отвалившиеся от стен плитки, разбитые стеклопакеты с наклеенными на осколках стикерами фанатских клубов. Сорванные с петель двери в туалетные кабинки, являющиеся сильной головной болью Елены Сергеевны. Иванов Петька об этом не думает. Он ради простого интереса шандарахнул дверью и наблюдает, как выскочил дюбель-гвоздь из облицовочной плитки. Как отскочил дверной навес и упала дверь. И ему все равно, он не считает тех часов и даже дней, которые потратит школьный завхоз на их восстановление. Он не знает, что даже просто дозвониться до "обслуживающей компании" бывает... не просто. И даже если ты дозвонился, то совсем не факт, что они приедут сразу. Скорее всего, надо будет звонить еще и еще раз. И ругаться, просить, уговаривать, ждать. И приедут они в лучшем случае через несколько дней, за которые многострадальную дверь в каком только качестве не используют. И ведь найдут, куда ты ее не прячь. А когда "специалисты" компании приедут, то совершенно не заинтересованные в результате своей работы, они закрепят эту дверь на старом разбитом месте кое-как, лишь бы закрыть заявку. И, само собой, эта же проблема выскачет заново уже через неделю. И с каждым днем ворох таких проблем все увеличивается, грозя с головой накрыть и завхоза, и безопасника и самого директора. Но школьник всего этого не знает.
   Можно ли представить, что министр столь же информирован, как и школьник? Если только в страшном сне. А значит, министр знает об этом. Знает, но продолжает настаивать на данной порочной системе. А если продолжает, значит что? Тут начинает работать простое правило: если ты не видишь логических объяснений какому-либо социальному явлению, смело объясняй это деньгами.
   Что до школьников и туалетов, то все те ребята, которые не входят в "авторитетный пул", стараются на переменах нужду не справлять. Они правдами и неправдами убегают с уроков и только так, в относительном спокойствии и безопасности, но все же весьма поспешая, расстегивают свои ширинки перед расшатанными, а то и разбитыми унитазами. Одновременно прислушиваясь: не зайдет ли кто? Естественно, что в таких условиях они даже не задумываются над тем, куда бьет прозрачно-желтая струя, не говоря уже о сливной ручке на бачке. Кстати, именно из-за подобной поспешности вторых, осторожных, и благодаря самоуверенности первых, наглых, мало-мальски наблюдательный посетитель туалетов может заметить пакеты из-под "травки" частенько плавающие в пенной воде.
   Так вот, "если же туалеты находятся в плачевном состоянии" - говорит министр, "это демонстрирует полную профессиональную некомпетентность наших управленцев, которым даны все права, свободы и очень значительные средства и наших учителей, которые не могут воспитать детей. Да и как их воспитаешь, если заставляешь, прошу прощения, справлять нужду в таких нечеловеческих условиях? Сами-то ходят в свои туалеты где и бумага есть и мыло...".
   И не может министр не знать, что школ подобной этой, в которой Дмитрий имеет счастье работать, по городу много. Не может не знать, что данная проблема очень и очень редко решается сменой директора. Не может не понимать, что наглость, хамство, дерзость учеников берут свое начало в той вседозволенности, в той "свободе", которую им, "личностям" дали демократические "эффективные управленцы" постсоветского периода. Не может не понимать, что для полноценной работы учитель должен иметь не больше одной ставки и классного руководства. И не иметь никакой другой бумажной, электронной, конкурсной, олимпиадной работы и отчетности. Но при этом, понимая данное условие, он требует, чтобы учитель получал большую сумму денег, которую директора могут обеспечить только сокращением одной части учителей и распределением их обязанностей и денег среди оставшейся части... В общем, если начинать разбираться и делать это привлекая действительных практиков с мест, собирать статистку, рыться в причинах и следствиях... То...
   Не любят министра в общем. Нигде. И никто.
   Но молчат. Никогда и ни в коем случае не возражают. Ведь демократия же и свобода слова.
   Это при тоталитарном и кровавом энкавэдэшном режиме учитель мог позволить себе написать тирану Сталину откровенное письмо. И получить после этого не расстрел или ссылку и даже не увольнение, а...
   "Преподавателю Мартышкину" - писал Сталин. "Ваше письмо о художествах Василия Сталина получил. Спасибо за письмо. Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженности работой. Прошу извинения.
   Василий - избалованный юноша средних способностей. Дикаренок (тип скифа!), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких "руководителей", нередко нахал со слабой или - вернее - неорганизованной волей.
   Его избаловали всякие "кумы" и "кумушки", то и дело подчеркивающие, что он "сын Сталина".
   Я рад, что в Вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого Вами, люди-тряпки, которым не место в школе, и если наглец Василий не успел еще погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое-какие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку.
   Мой совет: требовать построже от Василия и не бояться фальшивых, шантажистских угроз капризника насчет "самоубийства". Будете иметь в этом мою поддержку.
   К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот.
   Привет!
   И. Сталин. 8.VI.38 г".
   Дмитрий нашел данный документ на просторах Интернета. Было конечно "либерально-демократическое" мнение о том, что он является подделкой. Но, если ты не историк и не видел документа (или его отсутствия) лично, то остается либо верить, либо НЕ верить. А это уже дело вкуса. В качестве косвенного доказательства того, что описанный случай имел место в реальности, вспоминались другие слова Вождя, которые он произнес в ответ на предложение фашистов обменять сына Сталина Якова Джугашвили на фельдмаршала Паулюса.
   "Я солдата на фельдмаршала не обмениваю" - отрезал Иосиф Виссарионович.
   Как бы там ни было, но вот написать министру не смел никто. По крайней мере, на памяти Дмитрия такого не случалось никогда.
   От размышлений его отвлёк звонок. И крики, доносившиеся от окна рекреации.
   Выйдя в широкую её часть, он заметил Борца, с которым познакомился когда-то "на подоконнике". В этот раз Борец с компанией обосновался тоже около него, а на нем крутилась монетка, которую ребята по очереди ускоряли щелчком указательного пальца, не давая упасть.
   Дождавшись, когда кругляшок пятирублевки все-таки упадет, Дмитрий увидел продолжение. Борец, обрадованный неудачей противника по игре, радостно вскрикнул, схватил монетку и уложил ее на дальнем крае подоконника. Другой рукой он установил кулак проигравшего товарища в том месте, которое показалось ему более удобным. Установил таким образом, чтобы костяшки пальцев опирались на плоскость пластика. Закусив губу и прицелившись, большим пальцем он метнул монету в кулак. Не промазал. Он вообще мазал редко, судя по кровавым рубцам, в беспорядке украшавшим руку его напарника.
   - Здорово пацаны! Чего это вы до звонка в игры играете?
   Все молчали, с ухмылочками переглядываясь между собой.
   Дмитрий знал, что ему будут врать. Но уличать их во лжи не собирался. Другой учитель вообще не подошел бы к данной компании, побоявшись того, что его просто-напросто пошлют в пешее эротическое путешествие - такая уж это была компания. Дмитрий не боялся. Знал, что не пошлют. А вранье... Пусть врут. Когда человек врет, он укореняет в себе чувство страха перед тем, кому он врёт. И привыкает к такому положению вещей. За неимением и невозможностью других воспитательных средств сойдет и это.
   - Хасанбек! Чего молчишь? Кроме тебя никто не ответит. - Польстил подрастающему горцу учитель.
   - Да мы это... Отпустили нас Дмитрий... - Забылся парень.
   - Николаевич. Дим-Колян.
   - Что? - Резко переспросил, вздергивая подбородок и подозрительно посмотрел школьник.
   - Дим-Колян. Это запомни, а "Дмитрий Николаевич" будет вспоминаться.
   Дмитрий улыбнулся. Заулыбался Хасанбек, а за ним и все остальные.
   - А можно...? Мы тут это... Придумали, как вас называть. Ну, вы же ходите везде, смотрите за всеми... Можно вас называть...
   - Ну, как?
   - Дядя Дим? - Сказал и растянул губы в широкой улыбке, показывая крепкие зубы.
   Глядя на неподдельные веселые искорки в его глазах, засмеялся и Дмитрий.
   - Можно. Только тебе. За смелость. А остальные, как все.
   - Договорились! - Обрадовался коренастый парень и тут же предложил: - Хотите поиграть?
   - Да я не умею. - Начал "ломаться" Дмитрий.
   - Да вы боитесь просто!
   - Я боюсь? Чего?
   - Что я вам по кулаку настучу.
   - Настучишь конечно, ведь я не умею. Говорю же.
   - Да не бойтесь! - Засмеялся Хасанбек.
   - Да не боюсь! Ну давай разок! - Уговорился учитель.
   Хасанбек великодушно разрешил начинать.
   Установив монетку на ребро, Дмитрий стукнул ее пальцем. Улетела и упала сразу.
   - Ну это не считается. Дай хоть запустить ее, все равно я проиграю, - Предваряя возглас напарника предупредил Дмитрий.
   - Ну хорошо. Давайте еще раз!
   Со второго раза монетку удалось запустить в бешеную пляску. Стараясь примериться к слившейся в юлу, скачущей по всей поверхности подоконника монетке, Дмитрий водил рукой. Выбрать момент удалось только тогда, когда пятак начал останавливаться, замедляя вращение. Удачным щелчком учитель придал ему новый импульс. При этом пляска монетки не прекратилась, и он успел порадоваться тому, что Хасанбеку тоже досталась не самая удобная попытка.
   - Отойдите! - Очень властно скомандовал столпившимся вокруг и шумящим ребятам пацан. Сразу после этого, практически не прицелившись, он щелкнул. После этого монета перестала плясать и закрутилась чуть ли ни в трое быстрее.
   Дмитрий хмыкнул, оценивая такое мастерство. Установил руку, щелкнул... и проиграл. Монета слетела с подоконника и покатилась по полу, преследуемая ногами и руками зрителей. Дальше была расплата. Поставив свой кулак, он наблюдал с каким удовольствием устанавливает монету Хасанбек, прижавший нижнюю губу к зубам. Ожидать наказания было неприятно. Вспоминались множественные рассечения на кулаке его предшественника.
   Бросок. Удар.
   Ничего особо не почувствовав, Дмитрий взглянул на кулак. На одной из костяшек появилось довольно глубокое рассечение - кровожадный напарник кидал изо всех сил.
   - Ну чего, доволен? - Усмехнулся учитель.
   - Давай еще дядь Дим!?
   - Не, хорош. Я после тебя как с учителями разговаривать буду? Скажут бандит с подворотни какой-то. Ты же мне живого места не оставишь.
   Довольный такой характеристикой Хасанбек не стал продолжать уговоры. Но и Дмитрий не собирался уходить просто так.
   - Давай теперь в мою игру разок.
   - Это в какую?
   - А тоже с монеткой. Ну-ка дай сюда! - Обратился к пухлому и крупному белобрысому парню Дмитрий. Тот, заинтересованный не меньше остальных, протянул пятак. - Смотрите! Вытягивай руку ладонью вниз. Ага, вот так. Я под ладонью буду держать монетку. Кидать не буду, просто отпущу. Она без ускорения полетит вниз. Тебе надо будет среагировать и поймать ее. Давай, поставь руку на такую высоту, как удобно. Ага... И встань чтобы удобно было ловить.
   - Да это невозможно... - Неуверенно высказался кто-кто из-за плеча.
   - Готов? - Не обратил внимания на замечание Дмитрий.
   - Да!
   Монетка полетела вниз. За ней, с заметным отставанием дернулась рука Хасанбека. Еще миг и пятак крутится возле ног.
   - Давай еще раз! - Азартно скомандовал парень.
   - Давай...
   Все повторилось заново.
   - Невозможно! Невозможно! А сами? - Раздалось со всех сторон.
   К этому моменту на перемену вышли все ученики, оставив надоевшие классы пустыми. Многие занялись своими делами, тут же достали телефоны и начали тыкать пальцами, не замечая ничего вокруг. Но были и такие, которые не побоялись подойти поближе к опасной компании, видя, что там есть учитель, который вроде бы контролирует ситуацию. Кроме того, краем глаза Дмитрий отметил традиционную кучку учителей, посматривающих в его сторону с неодобрительным любопытством.
   - Ну что же, стал я предлагать, если бы не умел?
   - Ну поймайте! Давайте! Сами не поймаете! - Видно было, что многие хотят попробовать лично, но боятся Борца. Дмитрий понимал, что разойдясь по своим компаниям они обязательно попробуют повторить фокус.
   - Не верите? - Улыбнулся, глядя на небольшую толпу. - Ну давай. Ты только не бросай, а просто отпускай ее. - Предупредил заинтересованно примеряющегося Хасанбека Дмитрий. - И вы имейте в виду, что с первого раза не всегда получается.... Но получается! - Пришлось значительно повысить голос, перекрикивая уличающие выкрики.
   Тишина.
   Монета полетела. Время замедлилось. Значительно опережая ее по скорости, стала опускаться раскрытая ладонь. В наступившей тишине отчетливо послышался шлепок метала о кожу.
   - Ну вот. С первого раза получилось. Держи! - Улыбнулся Дмитрий и протянул пятак первому подвернувшемуся пацану из компании Борца. - А ты немного потренируйся и у тебя точно получится. Спортом занимаешься, реакция есть. Просто приноровиться надо... - И, не обращая внимания, на замерших учителей и раскричавшихся детей, посмеиваясь про себя, ушел с самым серьезным видом:
   "Побаловались и хватит! Надо решать самые серьезнейшие вопросы".
  
  
   Дмитрий сидел за столом и ожидал десятиклассников, поигрывая гелевой ручкой и удивленно поглядывая на часы. По всему выходило, что пять минут урока уже прошло. Но шум в коридоре не умолкал, а звонка не было. Отложив в сторону телефон и ручку он встал и вышел в коридор.
   - А что со звонком у нас? - Задал вопрос первой попавшейся учительнице.
   - Я точно не знаю, но говорят, что сломался.
   Учителя стояли растерянные и чуть ли не беспомощно озирались по сторонам. Кое-кто из них, те, кто обладал определенным авторитетом у ребят, начали сгонять их по одному, подходя к мелким группам и приглашая пройти на урок.
   Повинуясь мощному призыву и преодолевая чувство неуверенности и дискомфорта, Дмитрий вдруг направился в самый центр шумящей и бурлящей детской толпы.
   - Анют, ну возьми в рот, ну возьми, че жалко, что ли? - Просил, смеясь рыжий, высокий и худой одиннадцатиклассник.
   - Отвали сказала! - Отбивалась от него не особо возмущенная, впрочем, Анюта.
   - Гон...он дырявый! - Помогала ей подруга.
   С другой стороны, прислонившись к квадратной колонне, стоял неряшливый и толстый пацан лет тринадцати-четырнадцати. В руках у него ловко прыгал новомодный "девайс" с широким сенсорным экраном, по которому хозяин скользил большими пальцами. Вокруг мальчика собралась стайка дружков.
   - Е...ашь! Е...ашь его! - Визжали с той стороны.
   - ...ляяя! - Донеслось откуда-то спереди. - Пошли в класс!
   Ничего необычного в общем-то не происходило. Кроме некоего ощущения потери контроля и сбоя в общей системе хоть какого-то порядка. Да и то, Дмитрий не был уверен, что кто-то кроме него чувствует то же самое.
   Из книг и некоторого жизненного опыта он знал, как надо обходиться с толпой. Толпа не понимает слов, не пользуется логикой. Толпа ощущает "флюиды" - так говорили исследователи данного феномена в девятнадцатом веке. Флюиды уверенности в себе, харизматичности, смелости. Откуда это пришло к нам и почему флюиды? Тут тоже нет однозначных ответов. Ну, со второй частью все просто: флюиды, потому что так захотел их назвать "первооткрыватель". А вот первая часть вопроса более интересна.
   Если признавать, что человек является частью животного мира, то нужно переносить на него все законы, которым подчиняется этот мир. Нужно признать, что закон заставляющий убивать ради пропитания, с одинаковой силой когда-то действовал и на волка с тигром и на дикого человека. Конечно, влияние его с течением времени, развитием человеческого разума, культуры и быта уменьшалось. Но никогда не исчезало вовсе.
   А есть и другие законы. Например закон, заставляющий все животные виды размножаться. Но одинаково ли действует на всех он? Почему собаки делают это намного реже, чем имеющий разум и культуру человек? Может быть в этом случае всему виной как раз таки разум и культура? Может быть, это именно они виноваты в частых и беспорядочных половых актах, уверяя, что можно избежать потомства и забот с ним связанных?
   Как бы там ни было, но признавая человека частью животного мира мы просто обязаны принять как следствие воздействие на него всех законов природы.
   Огромные стаи маленьких рыбок, обитателей морей и океанов, заставляли задумываться о своей природе многих ученных. Один из них задал вопрос: зачем и почему эти рыбки держатся вместе? И дал ответ: крупный хищник, нападая на разбегающуюся в разные стороны стаю, не может выловить одну конкретную рыбку. И это является механизмом выживания вида. Весьма логично, если задуматься. Рассматривая поведение рыбок дальше, ученный задал следующий вопрос: а как выбирает стая направление своего движения? Чем руководствуется она вся и отдельные ее особи, направляясь в определенную сторону? И тоже дал ответ. Правда на это у него ушло много времени, потраченного на наблюдения. Оказалось, что стая подчиняется движениям той рыбки, которая демонстрирует максимальную уверенность в своих действиях. Увидела рыбка источник пищи и уверенно бросилась в сторону. Или первой увидела и распознала опасность, таящуюся в морских водах, уверенно развернулась и дала стрекоча. В первом случае мы видим желание насытиться, а во втором панический страх за свою жизнь. Что общего между ними? Вроде бы ничего. Но общее есть. Общее - это та уверенность, с которой действовала рыбка в обоих случаях.
   Каким образом передалась эта уверенность остальным, совершенно очевидно, бестолковым рыбкам? Разумом они не обладают, не обладают и речью. Ни звуковой, ни жестовой. Но также очевидно и то, что какой-то механизм оповещения просто обязан быть при таком раскладе. Примерно такая догадка заставила ученных ввести термин "флюид" применительно к человеку. Уверенный в себе человек распространяет такие флюиды далеко вокруг себя, подчиняя своей воле. Конечно, с развитием науки исследователи оттеснили неясность этого термина. Во многом раскрыли его, объяснив и описав невербальное человеческое общение, мимику и микромимику, цвет и оттенок кожи, тембр голоса, размер зрачков и тому подобные вещи, передающие информацию от одного человека к другому. Но, тем не менее, вопросы оставались.
   Необоснованно? Может быть. Но более обоснованной теории Дмитрий не знал. Да и не думал об этом в данный момент.
   Как в тумане вышел он в центр рекреации. Собрав моральные силы и вдохнув полной грудью, гаркнул, стараясь сохранить низкую тональность голоса и передать командные, даже хозяйские интонации:
   - Ну-ка! По урокам все! Быстро!
   Многоголосица притихла. Нет, тишины не случилось, но все происходящее моментально вернулось в накатанное русло, а дети засобирались по занятиям более поспешно. Тут же вступили в дело приободренные учителя, объясняя отдельным ребятам, что настало время занятий, а звонок сломан...
  
  
  
  
  
   Всю неделю со вчерашнего понедельника Дмитрий вместе со своим восьмым "Б" должен был дежурить по школе. Дежурство это уже давно носило чисто формальный характер. Причем, насколько давно - это истории было неизвестно. Вероятно, что в ранние советские времена данная, безусловно полезная, традиция еще работала. Но потом "успешные управленцы" и горе-педагоги умудрились выхолостить даже ее. Что делать! Даже то, что практически создано и апробировано самим Антоном Семеновичем Макаренко подвластно их жадным реформаторским ручонкам. То, что работало как часики у него, совершенно не работает тут - в нашей реальности, в нашем времени. Почему? Да потому что к самим дежурствам, как к вершине айсберга, надо прикладывать чувство коллективизма, с теми проблемами, через которые оно воспитывается, с той уверенностью, которую оно несет, со всеми советами командиров, самими командирами и так далее и тому подобное. А если всего этого нет, то остается обычный вредительский формализм. Форма без содержания.
  Почему, спросите, сейчас это все невозможно? Ответ весьма очевиден для каждого, работающего в системе образования. О каком коллективизме можно говорить, когда вся система запрещает учителю даже оценки озвучивать, дабы не стеснять "личность" ребенка? Ему, видите ли, может быть стыдно, грустно от того, что другие узнают о полученной двойке. Он, может быть, даже из окна из-за этого выпрыгнет. Хорошо это, когда ребенок в школе из-за проблем из окна выпрыгивает? Когда умирает, так и не успев "вкусить жизни", молодая "личность"?! Может быть, кто-то все-таки считает, что разбрызганные по асфальту мозги "будущего призера олимпиад" - это хорошо?! Хорошо. Что не считает, в смысле, хорошо. Потому, как если бы иначе, то такому человеку точно не место в системе образования. А поэтому отметки вслух не называть....
  И подобных вещей в школе масса. Абсурдных, вредных, ломающих остатки воспитательно-обучающей системы еще советского образования. О какой коллективности можно говорить, когда на кону сама "личность"?! А раз так, то какие проблемы могут быть в школе? Только свои собственные, мелочные, "личные". И решать их можно только единолично. И не нужны они никому, кроме себя любимого. Но главное, проблемы эти не относятся к школе практически никак. И их решение или не решение ничего не дает. И так далее и тому подобное. Какие командиры, о чем вы говорите? У нас нет коллектива, значит нет и командиров. Правда, есть "неформальные лидеры" ... проще говоря - хулиганы и бандиты. Но об этом говорить не принято. Потому как, если так, то учителя работать не умеют и хлеб свой едят зря. А кто из них в подобном признается? Правильно, никто. И еще меньшее количество посмеет уличить во лжи различные департаменты и министерства образования. В том, что они - министерства и департаменты - всю работу с ног на голову перевернули и руки учителям заломили. Вот и живем... так.
   - Дмитрий Николаевич привет! - Из открытых Гулей входных дверей повеяло позднеосенним холодом и влагой. Приятная и обаятельная девчонка, она улыбалась своей открытой улыбкой и стряхивала капельки с мокрого зонта.
   - Привет красавица! Чего же ты опаздываешь? Вчера обещала прийти ровно в половину. Мы ведь дежурим.
   - Ну так я пришла! - Засмеялась девочка.
   - Опоздав на четыре минуты... - Покосился на часы классный руководитель.
   - Дми-и-итрий Николаеви-ич! - Протянула чернявая ученица. - Я говорила вам, что вы зануда?
   - Не один раз. - Улыбнулся Дмитрий. - А кто там у нас по столовой дежурит, разобрались вчера?
   - Нет! Они все отказываются! Девочки, правда, последние там дежурили. А мы с Лерой до них. Там никогда не дежурили Саид с Русланом, но их не заставишь...
   - Как это "не заставишь"?
   - А вот так! Их никто не может заставить. Я им сказала, что это ваш приказ, но они все равно отказываются. Поговорите с ними!
   - Будет сделано, товарищ командир! Ладно. Где Лера?
   - Скоро будет... А! Вон она идет!
  Лера вошла в двери, сильно округлив и без того крупные, красивые глаза. Она вообще любила этот жест. Он демонстрировал крайнюю степень ее негодования, того настроения, в котором пребывала чаще всего. Была она вообще девочкой крайне активной, веселой. Даже, как это стало модным называть, гиперактивной. Логичным следствием из ее бурной активности и эмоциональности вытекали частые обиды, огорчения и падение настроения до грусти и апатии. Но несмотря на ее желание казаться разгневанной и жесткой, любому мало-мальски внимательному наблюдателю была очевидна ее ранимая и чуткая натура. Не поздоровавшись, Лера громко заявила, растягивая слова, как и подруга (особенно любила она растягивать "Я"):
  - Й-а-а не буду тут стоять, даже не просите! Тут холодно пипец!
  В переводе на язык смыслов и сути это означало примерно следующее: "Я очень замерзла, пожалейте меня. И когда пожалеете, то попросите. Сильно-сильно попросите и тогда я уговорюсь".
  - Даже и не думал тебя просить. Зачем? - Проговорил Дмитрий в спину, проходящей через лабиринт турникетов девочке.
  - Как? Вы не хотели сказать мне, что я опоздала?
  - Это хотел, - Кивнул учитель. - А просить не хотел. Ведь ты пообещала, ведь так? Даже сама просила, чтобы тебя поставили дежурить с Гулей на первом этаже. Что же теперь, разве можно отказываться?
  - Дмитрий Николаевич! - Возмущенно запела протяжными нотами Валерия, - Тут холодно! Я замерзла вся просто жесть!
  - А ты курточку не снимай и встань не на сквозняке, а чуть-чуть в сторонке. Ну давай, не капризничай... Какой у вас первый урок?
  - География! Опять к этой...дуре идти! - В очередной раз взорвалась Лера.
  - Лера, следи за словами! - Сурово оборвал Дмитрий.
  - Да че "следи"?! Если она дура?! Она докапывается до всех, обзывает, по мелочам дергает!
  - Правда, Дмитрий Николаевич. Она точно ненормальная, у кого хотите спросите. - Поддержала подругу Гуля.
  Дмитрий уже давно был в курсе отношений между социальным педагогом и учителем географии и своим классом. Они у них, попросту говоря, не сложились. И даже более того, этого учителя никто из других классов не любил. Дмитрий слышал о ней многое. В том числе и то, что она жестоко унижала ребят. Многие учителя могли обзывать их "идиотами", "дебилами" и тому подобными словами. Но делали они это так сказать "не со зла". Кто-то в воспитательных целях, кто-то стараясь достучаться до ребячьих эмоций. Себе Дмитрий таких прямых оскорблений не позволял, но и не осуждал тех, кто промышляет подобным. И дело тут было вот в чем: если учитель желает добра детям, то он может говорить что угодно и как угодно, а они его все равно будут любить, уважать и беречь. А если учителю совершенно все равно, что будет с его детьми, то он может медом их мазать каждый день, а любить и уважать его не будут.
  В случае с Ниной Юрьевной - учителем географии - дело обстояло худо. Она детей не любила, можно даже сказать ненавидела и боялась их. И не старалась этого скрыть, позволяя себе наделять детей нелицеприятными эпитетами.
  А кроме всего прочего, она была дружна с учителями, подобными Светлане Александровне: неряшливыми, некультурными, вечно злыми и раздраженными и... безразличными ко всему, кроме себя. Веря народной мудрости "Скажи мне кто твои друзья и я скажу, кто ты", Дмитрий делал выводы.
  - Все равно. Нельзя так говорить об учителях. - Он мельком оглянулся по сторонам и чуть понизил голос. - По крайней мере прилюдно.
  Девчонки засмеялись.
  - Если сильно будет кого-то из вас доставать, вы приходите ко мне. Постараемся разобраться. А пока дежурьте. Я зайду к вам на урок.
  Минут через тридцать, как и обещал, Дмитрий зашел на урок географии. Тут же выслушал пятиминутный "спич" географички о том, какой жуткий класс "восьмой Б", что с ними работать невозможно и откуда вообще такие берутся. После этого отобрал два телефона в рамках мероприятий по отучению от "юзанья" во время урока. Замечены-то с ними были многие. И все как по команде убрали их при его появлении. Но у всех не отберешь - взбунтуется "народ". А двое - самое то.
  Узнав, что следующим уроком у них будет физкультура, Дмитрий пообещал лично зайти на урок и проконтролировать наличие спортивной формы. На этом, не обращая внимания на разочарованные возгласы и вздохи, прекратил сеанс общения и вышел за дверь.
  На перемене в кабинет забежали оба "страдальца" и отправили родителям короткое СМС о том, что телефоны у классного руководителя и звонить в случае чего надо ему. Прихватив их с собой, Дмитрий отправился в обход по зданию и, на одной из лестниц, встретил помянутую не к месту Светлану Александровну.
  Очень тучная, если не сказать сильнее, и неопрятная девушка поднималась наверх с коллегой - новым учителем физики, которого она, по слухам, и сагитировала работать в школе. По тем же слухам новый учитель очень хорошо знал физику и крутил амурные дела со Светланой Александровной. В это легко верилось. Был он тоже толстым, с блестящей кожей лба и красными, набухшими щеками. Производил впечатление человека в себе не уверенного, с бегающими, беспокойными глазками. В общем, "нашел горшочек крышечку", как говаривала одна давешняя знакомая заместителя по безопасности.
  Проходя мимо Дмитрия и ребят, тяжело отдуваясь, Светлана Александровна не удержалась и бросила "в никуда":
  - Что за вонь, Боже!? Работать невозможно, понабрали...
  Всем пятерым было совершенно очевидно, что данную фразу можно смело записывать на счет Дмитрия Николаевича, но сам он будто ничего и не слышал.
  С тех пор, как Дмитрий "разбил сердце", а главное отказал в плотской любви жаждущей мужского внимания учительнице информатики, она ополчилась на него всерьез. При этом его "отказ", как он сам понимал, очень оскорбил девушку, хотя совершенно ничего конкретного между ними не было. Просто она поняла, что и быть не может. После давнишнего случая у секретаря директора, где Светлана Александровна сделала ему замечание, Дмитрий сообразил, какие взгляды и планы имеются на него у этой нимфы. А сообразив, максимально корректно, но твердо дал понять, что по вечерам его дожидается любимая жена. Впрочем, эта установка транслировалась и всем остальным тоже, по умолчанию. Однако, несмотря на всю корректность, Светлана Александровна оскорбилась.
  - Чего она так не любит вас, Дмитрий Николаевич? - Спросил шагающий рядом Раймонд - жизнерадостный и сообразительный парнишка, русский по маме и иранец по отцу.
  - Если бы не любила, все было бы лучше... - Задумчиво протянул учитель, не думая, что ребята сообразят.
  Но знали они намного больше, чем казалось.
  Еще Макаренко вывел важнейший педагогический закон, согласно которому нормальные коллективные и просто человеческие отношения возможны при численности не более четырехсот-пятисот человек, и это критический максимум. А оптимальным числом, насколько помнил Дмитрий, он считал триста человек. Просто потому, что чем больше количество ребят и сотрудников, тем меньше у них возможностей крепко узнать и понять друг друга. А если этого нет, то никакая плодотворная работа не возможна. Тем более работа по воспитанию и обучению. Если этого нет, то производство... ну, тогда было производство, в настоящее время данное слово употреблять чуть ли не постыдно... производство обрастает формализмом. Масса инструкций, распоряжений и отчетов стремится заменить собой простые человеческие отношения. "Межличностные связи", как нынче модно выражаться. И конечно же заменить их не получается. Возникают "провалы": ошибки, бюрократические проволочки, растление рабочего коллектива, коррупция...
  Но в современном образовании о выкладках Макаренко относительно максимальной численности школы не знали. Или знали, но считали неправильным. Или знали и были согласны, но не хотели по каким-то причинам реализовывать на практике. Тут, как говориться, "подчеркни нужное". Главное - факт, который состоял в том, что школы "укрупнялись". В образовательные комплексы. Учителя сокращались, а на оставшихся наваливалась подвисшая работа и зарплата. И приходилось им, "отрабатывая весьма немаленькие деньги", бегать по школам, учить практически незнакомых ребят, наспех.
  Администрация школы и сам директор превращались в "обслуживающий персонал" и "эффективных управленцев", которые целыми днями разъезжали по конференциям, учебам, семинарам. В свободное от этого время просматривали селекторы и вэбинары, а в свободное и от этого бегали как ошпаренные с кучей абсурдных бумаг, согласований, разрешений, списков и отчетов. Почему Вася Иванов принес в школу наркотик и дал его девочкам, которых потом откачивали? Что теперь с ними делать и как решать проблему? Об этом не могло быть и речи - времени практически не оставалось. Конечно, сказать, что только в этом есть корень зла было бы неправильно. Но и в этом тоже. Вообще, у Дмитрия имелось впечатление, что подобные деструктивные моменты специально встраивают во все без исключения сферы школьной жизни и в больших количествах.
  Взять хотя бы самое простое, что может быть - рабочих по зданию. Каждая школа для подобающего воспитания должна быть максимально самостоятельна. Раньше отряды школьников и студентов ездили на сельхоз работы, а у Макаренко коммунары вообще все делали сами.
   Уборка помещений, поддержание порядка - обязанность дежурных. Ремонтные работы - обязанность собственных школьных рабочих. Так нет же, надо было сунуть нос и сюда. Обслуживающие организации, клининг, аутсорсинг... черт ногу сломит. Теперь, если дети забивали замок школьного кабинета спичками, надо было писать заявку. Сгорела лампочка - заявка. Забился унитаз - заявка. А рабочий по зданию приходит в лучшем случае пару раз в неделю и, дураку ясно, далеко не сразу. Вот и бегаешь вокруг лужи дерьма, как Дуремар возле болотных кочек, ждешь...
  Как бы там ни было, а до данной школы реформа добралась не всеми своими вражескими дивизиями. Школу не присоединили и не "укрупнили" - у директора были "подвязки" наверху - хотя произойти это должно было по любому. Именно поэтому ребята знали намного больше, чем Дмитрий мог предположить. Раймонд засмеялся:
  - Она за всеми новыми мужиками тут бегает! Хочет, чтобы её... - Замолчал, забравшись в тупик.
  Зато засмеялся шагающий рядом с ним товарищ - круглолицый, русоволосый Павел. Темная лошадка, любитель погулять на улице, покурить и выпить пива. Его мама днями и ночами работала на одном из основных развлекательных телеканалов, а куда и когда пропал отец классный руководитель не знал. Данные обстоятельства не могли благоприятно сказаться на мальчике. Быстро отсмеявшись и лукаво, чуть сбоку, поглядывая на друга, Павел спросил:
  - Чтобы её что? Ну скажи, что?
  - Отстань!
  - Ну скажи! - Не сдавался дотошный собеседник.
  - Чтобы ее отлюбили. - Помог Раймонду Дмитрий Николаевич. - Верно?
  Ребята буквально взорвались хохотом и солидарностью.
   К началу урока они подошли в спортивный зал. Ребята пошли переодеваться, а Дмитрий зашел в тренерскую.
  - Алексей, здорово!
  - О привет! Ты все-таки зашел?
  С Алексеем они познакомились давно. Учителем, в общем-то, он был неплохим. Ему не хватало твердости и настойчивости, но этого не хватало сейчас почти всем учителям. Особенно учителям физической культуры. Заставить детей приносить спортивную форму, да еще и переодеваться - это совсем не то же самое, что заставить тихо сидеть на уроке алгебры. Если второе еще удается хорошим учителям, то первое почти на грани фантастики. Не говоря уже о том, чтобы дети выполняли всю программу с ее упражнениями и играми. Те уроки физкультуры, которые наблюдал Дмитрий у Алексея, были... неплохи. Так и родилась мысль помочь ему. Его собственные бандиты из восьмого "Б" Алексея не боялись, и заставить их переодеваться он не мог. Другим претило играть в командные игры. С этим и решил помочь физруку Дмитрий.
  - Ну, а как же? Дети-то мои.
  - Ну отлично. С чего начнем? Поиграем?
  - Поиграем. Но сначала надо их переодеть. Щас, надо дать им еще пару минут.
  - А что, пошли переодеваться? Да ладно! - Усомнился Алексей, видя утвердительный кивок и довольную улыбку собеседника. - А там этих нет...? - На этой фразе его собственная улыбка перекосилась и стала похожа на гримасу.
  - Кого? Где? - опешил Дмитрий.
  - А-а! Ты что, не знаешь?! - Громким шепотом вылетела догадка Алексея. Насколько знал Дмитрий, Алексей был белорусом. Это объясняло небольшой, но очень интересный способ произносить слова. Дмитрию нравился этот акцент.
  - Да что я должен знать-то?! - Обеспокоился Дмитрий.
  - Блин! Сейчас расскажу. Там же в подвале, в раздевалке, постоянно эти сидят - кавказцы. Они потому и не переодеваются... Ну, не только поэтому, конечно, но это тоже!
  - Какие кавказцы? Ну-ка давай по порядку расскажи.
  - Да нечего рассказывать-то особо. Кавказцы наши плюс их друзья - частенько там сидят. Курят, в карты играют, пьют иногда. Ну наши-то их все боятся и не спускаются.
  - Подожди. Какие друзья, откуда?
  - Да хрен их знает! С улицы. Здоровые все, в смысле взрослые.
  - А как проходят?
  - Через охрану! О-о! - Воскликнул Алексей, видя недоумение на лице Дмитрия. - Я вижу ты вообще ничего тут не знаешь еще! Охранники их боятся. Сделать ничего не могут им - они идут себе - он понизил голос и чуть наклонил голову - и все им по...уй.
  - А милицию вызвать? - Обескураженно продолжал задавать вопросы Дмитрий.
  - А что милиция? Тут знаешь вообще, что было... Ты это, давай заходи вечерком, после уроков. Я тебе много чего расскажу, не соскучишься. А сейчас пойдем твоих погоняем, а то они уже на головах стоять начинают.
  Действительно, ребята были готовы. Хотя в чем выражалась их готовность, сказать сложно. Спортивная форма была едва ли на нескольких.
  - Где форма? Саид!
  - А я что Дмитрий Николаевич? У меня спортивная форма.
  - Ты ровно в этом же сидел на первом уроке!
  - Ну да, но она же спортивная.
  На нем действительно была скорее спортивная форма, чем школьная. А объяснять элементарные правила гигиены было бы не к месту, а главное не имело перспективы. Этот вопрос Дмитрий решил обойти.
  - А обувь?
  - Ну, обувь...
  - Что "ну обувь"?! Где кроссовки?
  - Нету, Дмитрий Николаевич, - прогундосил Саид.
  Дмитрий начал с него неспроста. Он был самым авторитетным пацаном в классе. И все остальные, видя его состояние, автоматически подчинялись требованиям учителя.
  - Помогай мне!
  - Что? - Удивился Саид, подняв голову. На лице подергивалась нижняя губа. Он изо всех сил старался сделать виноватый вид, но уже готов был рассмеяться, ожидая от учителя очередную шутку.
  - Я говорю, помогай мне! - Повысил голос Дмитрий.
  - Чем помогать? - Обманулся требовательными интонациями и перестал улыбаться мальчик.
  - Простить тебя помогай!
  - А! - Опять улыбка, будто и не было серьезного выражения. - Ну это, я в следующий раз принесу кроссовки, обещаю. Вы же не говорили, чтобы я был в кроссовках. Вы сказали, чтобы в спортивной форме, я вот в форме...
  - Ладно! Принимается! Все сказанное относится ко всем без исключения. Если только освобождение у вас. С этого дня я буду очень стараться, но займусь физкультурой вместе с вами, как и обещал.
  - А вы играть тоже с нами будете? - Заинтересовались никогда ни во что не играющие девочки.
  - Конечно! - Дмитрий начал стягивать с шеи галстук, но в этот момент раздался еще один вопрос. Спрашивал Костя. Их было два в классе. Этот, в отличие от своего тезки, был низким, пухлым, обаятельным и добрым гномом.
  - А вы обещали показать, как на руках ходите! Не забыли?
  - А! - Вспомнил Дмитрий. - Обещал. Вот ведь, запомнил же!
  Действительно, был такой случай, когда Дмитрий проболтался о своем умении. Ребята ему не поверили и потребовали показать. Он тогда с трудом отговорился, ссылаясь на грязные полы и вообще полное несоответствие места затее.
  - Смотри! - Учитель с определенным расчетом медленно, показательно поднял конец галстука, положил его в рот и зажал зубами. Тут же раздались высокие девичьи смешки.
  Подняв руки над головой, с галстуком во рту, Дмитрий оттолкнулся, уперся руками о пол и пошел. Остановился. Постоял на месте, слегка пошатываясь. Развернулся и вернулся на прежнее место. В этом положении, как был, нашел взглядом "злопамятного" Костика и обвинительно боднул головой: "Ну что, мол"? И только после этого принял обычное положение. Ребята, кто удивленно, кто восторженно, а кто и разочаровано (не удалось поймать учителя на обмане) посматривали в его сторону.
  - Ну что, вы наигрались? Тогда делимся! - Вмешался Алексей и урок забурлил.
  Играли все. Совместными усилиями удалось затащить на волейбольное поле даже самых стеснительных и боязливых. Для того, чтобы им было комфортно, Дмитрий ревностно следил за психологическим комфортом. Любые обзывания, возмущения и негативные эмоции он совместно с Алексеем давил в зародыше. Старался перевести дело в шутки и веселье, но, когда не помогало, не брезговал и "репрессивными" мерами воздействия.
  Очень скоро рубаха вылезла из брюк и стала прилипать мокрой тканью к спине. Надоедливый телефон лежал на лавке без внимания и ответа. Всем действительно было интересно. Удалось сформировать две полноценные команды, уютный психологический климат и - дело поперло! Даже звонок с урока не разогнал ребят до тех пор, пока не доиграли партию. А после, усталые, потные, но довольные они поползли по раздевалкам...
  На большой перемене Дмитрий спустился в столовую, где дежурили Саид и Руслан. Были они явно не в своей тарелке. Отмазаться от несоответствующей статусу работы у них не получилось - классный руководитель надавил сильно. Но и работать совсем не хотелось. Так и стояли бы они столбами в дверях, пихая кулаками всех слабых, осмелившихся на них взглянуть и матерясь на подкалывающих сильных. Так и не увидели бы помощи поварихи, во главе с боевой теть Таней, оказавшей большое, но не ясное для Руслана влияние на его жизнь. Так бы все и было, если бы Дмитрий этого не понимал. Понимая и предвидя данную ситуацию, он спустился в столовую сам.
  - Ну что, дежурим, бойцы?! - Крепко похлопал по плечу Саида.
  - Да, Дмитрий Николаевич. А вы что тут делаете? - По-настоящему испуганно озаботился Саид.
  - А я пришел вам помогать. Сейчас вместе будем со столов убирать!
  - Зачем Дмитрий Николаевич? - Ошалел Руслан, сообразив, что к чему.
  - Как зачем? Чтобы вам легче было. А то вы вдвоем долго будете, а так помогу вам... - Учитель явно издевался над "въехавшим" в ситуацию Русланом и пока не понимающим "фишки" Саидом.
  - Не надо Дмитрий Николаевич! - Буквально завопил тихим голосом Руслан. Саид смотрел на него приоткрыв рот и явно силился что-то сообразить.
  - Надо Федя, надо.
  - Мы все равно не будем убирать! - Руслан по-настоящему заупрямился, "показывая зубы". - Это позорно!
  - Будешь! - Голос учителя налился железом моментально. Глаза смотрели прямо, не мигая. Задавливая любое сопротивление.
  И если бы не недавнее происшествие дома у Руслана, он мог бы окончательно отказаться. Вряд ли, конечно, но вероятность существовала. А так, Дмитрий просто не оставил ему другого выбора. Сковал по рукам и ногам. Пацан пошлепал губами, нервно "промокнул" их языком. Озабочен он был не на шутку.
  - Э... Не-не-не! Дмитрий Николаевич... - Сообразил наконец Саид. Но было уже поздно. Его товарищ сломался. Поэтому, ошарашенно наблюдая за тем, как Дмитрий Николаевич пошел к грязным столам, а следом за ним понуро двинулся Руслан... За тем, как удивленно смотрят на них доедающие ребята... Саид набрал свою широкую грудь полную воздухом, высоко поднял подбородок, вообще надулся как пузырь и... Пошел следом. И это было смешно.
  - Саид, пройдись по тому ряду - Дмитрий указал на единственный заполненный едоками ряд столов, сдерживая улыбку - и скажи всем, чтобы тарелку в тарелку ставили. Ложку в бокал, а бокал тоже в тарелку. И пусть крошки за собой сметут в тарелку. Понял?
  - Да.
  - А ты давай, держи! - Учитель взял грязную тарелку из-под макарон по-флотски и сунул в руки сконфуженному Руслану. Тот схватил тарелку, сглотнул несуществующую слюну и разъяренно прорычал в сторону, на удивленного парнишку:
  - Чё смотришь? Пошел отсюда!
  Через десять минут вся грязная посуда была убрана на один стол, а дежурная миссия выполнена.
  - О! Вот это я понимаю, орлы! Даже со столов заставили смести! - Засмеялась входящая с подносом тетя Таня. - Вот спасибо Руслан, спасибо мальчики! Порадовали!
  Ребята стояли растерянные.
  - Все, чего стоите? Валите ливером! - И Дмитрий широко усмехнулся.
  
  Большой спортивный зал был непривычно пуст и тих. И без того скудное осеннее солнце ушло с юго-восточной стороны и больше ничто не разгоняло хмурую мокрую серость, атаковавшую оконные стекла невесомой дождевой взвесью. Лампы дневного света не горели. Никто не смеялся, не матерился и не бегал. Не летали в ограниченном стенами пространстве футбольные и баскетбольные мячи. А защищающие окна решетки не гудели от их ударов. Не качались подвешенные к потолку канаты, не стояли облепленные детьми "козлы" ... Хотя и того, и другого в спортзале не было вовсе. Уже давно. По крайней мере, демонтировали их не при Дмитрии.
  Канаты - проверенные временем, толстые и тугие "косички" - не понравились департаменту образования, который обратил на них внимание после весьма забавного происшествия.
  В оной из школ по канату к потолку стала карабкаться девочка. И то ли она, не рассчитав сил чуть было не упала, то ли учитель решил помочь ей забраться повыше, да только в итоге в департамент пришла жалоба. С любопытным содержанием о том, как учитель своими "наглыми руками лапал школьницу за ягодицы". Физрука, скорее всего безвинного, "ушли по собственному желанию", а канат сняли. Дмитрий не знал было ли официальное распоряжение или только неофициальное желание чиновника из высоких кабинетов. Во всяком случае, во многих школах канаты действительно убрали в пыльные чуланы. А что до "козлов", так тут все еще проще. Травмоопасно. А вдруг ребенок с него упадет?! Тоже, между прочим, не школьная придумка...
  Дмитрий сидел на низком стареньком диванчике и вертел в руках пустой пластиковый стакан, наблюдая за последними каплями воды. Слушал Алексея.
  Алексей, заметив игру собеседника со стаканом и вспомнив о насущном, полез в шкаф и достал новую упаковку одноразовых стаканов. Порвал и скомкал целлофан, выбросив его в ведро, и установил новую бутыль воды на куллер. Продолжил рассказ:
  - Короче слушай! Всю эту семейку взяла Татьяна Егоровна. Их из своей школы выгнали кое-как и больше никто брать не хотел. А эта, понятное дело почему... - Он потер пальцами. - Взяла.
  Дмитрий только усмехнулся.
  - Ну и понеслась! Они сразу тут начали пальцы гнуть, знаешь. Но тогда ребята были у нас крепкие. Они дрались несколько раз тут. Даже моя Ольга с ними дралась. - Алексей улыбнулся своим воспоминаниям. "Ольга" - та самая Ольга Игоревна, учитель литературы, с которой Дмитрий повздорил по мелочи в самом начале своей работы. Но к настоящему моменту они не только помирились, но и во многом сошлись взглядами относительно школьных проблем и образования вообще. Даже имели на счету парочку решенных совместно небольших проблем. Кроме того, Ольга Игоревна оказалась подругой влиятельного завуча младших классов Ольги Анатольевны, с которой у Дмитрия сложились исключительно хорошие отношения.
  - Ну как... Пацаны дрались, а она подбежала разнимать. А так как сама их не любит, то разнимала больше этих, наших не трогала. Мешала там им как-то, я не знаю, что она там делала.
  Ну, они выхватили и притихли. Ни папочке не сказали, никому. А че, стыдно же. Пи...юлей-то получили, жаловаться не с руки. А потом их папа стал регулярно наведываться к Татьяне Егоровне. С этим делом опять. - Алексей еще раз потер пальцами. - То оценку хорошую поставить, то прикрыть от ментов или характеристику написать... Короче, постепенно ее вообще с потрохами купили. А он еще и приходил не просто так. Ты еще увидишь, с ним постоянно два телохранителя ходят: бородатые жесть - ваххабиты какие-то. С автоматами.
  - Да ладно! - Не удержался Дмитрий.
  - Я тебе говорю! - Алексей сделал акцент на "я". - Причем они их не прячут ни фига. Так знаешь, идут: он чуть ли не ногой стал к ней дверь открывать, а они его ждут в коридоре. Дети ходят, учителя, все смотрят на них. Короче, купили и запугали и ее, и всех остальных заодно.
  - О...ереть!
  - Да не то слово! Мне бы самому кто рассказал, я бы не поверил. Но ты сам еще увидишь, это их что-то долго не было просто...
  - Ладно, давай дальше.
  - Дальше... - Задумался молодой учитель. - Дальше эти пацаны доучились и ушли. А эти начали борзеть опять. У себя в классах: они там запугали всех давно. Один класс был, где эти наши придурки... ну, Димка Абрамов и все, кто с ним. Они поначалу с ними сцеплялись по мелочи, а потом одного из них эти втроем отпинали.
  - Подожди. Сколько их вообще? Я думал их двое.
  - Да ты чё! - Закричал Алексей и засмеялся. - Как-ко-ой! - Предположение коллеги его сильно возбудило. Однако, отсмеявшись и переведя дух, он продолжил. - Смотри, короче: один в одиннадцатом классе, один в десятом...
  - Во! Я про этого не знал. Он у меня на уроках еще не был.
  - Какие уроки! Они вообще ходят через раз. Чего хотим, то и делаем. Под них тут все ложатся... Короче в десятом. Еще один в девятом - ты его знаешь, мелкий который. И еще у них четыре сестры по разным классам.
  - И все у нас? - Ошалело выдохнул Дмитрий.
  - Да-а-а! Я тебе говорю! Жесть. Причем из этих девочек воспитаны в их традиции только двое. Они на самом деле хорошие девчонки, тихие, скромные. А еще двое - это жесть! Одна из них как братья - в последнем слове он сделал ударение на букву "я" - ей палец в рот не клади. Она там сама всех пацанов держит.
  - Так, ладно, это я понял. Давай дальше рассказывай, чего хотел.
  - А че дальше? Отпинали нашего втрояка. Все думали, что за это их точно выгонят, но... - Он хитро улыбнулся и пожал плечами, широко разводя в стороны руки.
  - Да... В нашей директрисе есть только одна хорошая черта.
  - Это какая? - Удивился физрук.
  - Которая задницу пополам делит.
  - А, ну если только эта. - Леха еще раз засмеялся. Был он вообще парнем жизнерадостным. - Наши пацаны после этого в отрицалово поперли. С ними сейчас вообще никто из учителей не может контакт установить кроме Ольги моей. Потому что она заступалась опять, когда его пинали - везет ей как утопленнице. Ну как везет? Просто они на ее этаже оба раза дрались - старшие классы-то там всегда учатся - и никто кроме неё ни первый раз, ни второй не помогал... Ну, сейчас я смотрю ты с ними еще подружился. А так больше никто. Они учителей доводят, директора не ставят ни во что. Я, конечно, не знаю, это, как говорится, мои догадки, но именно после того случая они себя так вести и стали. Их же фактически предали тогда все.
  - Ну да, логично.
  - Вот. А потом другая история была с ними - вообще закачаешься.
  - Да брось! Что еще хуже может быть? - Дмитрий мельком глянул в окно: дождь полил сильнее.
  - О! Да чего они тут только не делали. Твоего предшественника, например, один из них за грудки тут таскал и морду обещал набить, а потом бросил прям на ступеньках. Вон, с третьего на четвертый этаж - полшколы видело. А как их к школе привозят, прям ко входу, под знаки все? Но это ерунда. Обо всем не расскажешь... Училась у нас тут девчонка - хорошая кстати девка - у нее отец в ФСБ работает. И каким-то не простым... постовым... или кто там у них? Серьезный такой мужик, машина крутая - все дела. Девка красивая, стройная, волосы русые, длинные - красавица. Один раз, на первом этаже это было, Петр Петрович видел все это. Ты с ним поосторожнее, кстати. Он под директором прочно. - Алексей имел в виду того спортивного парня, которого когда-то представила Дмитрию директриса.
  - Да ладно, вроде неплохой мужик.
  - Мы тоже сначала думали, что не плохой. А потом он стучать начал.
  - А что, за язык ловили? Странно это как-то.
  - Не ловили, но больше не кому.
  - Ладно, давай дальше.
  - Ну чё, у раздевалки старший по заднице её шлепнул. А та, недолго думая, повернулась и со всего размаху ему по роже леща. При-ки-инь! А у них вообще так не принято, чтобы женщина так себя вела. Он ей в ответ с кулака. У нее синяк был на все лицо... Тут кипишь поднялся, все бегают, орут! Директор вылетела, а этот идиот глаза вылупил и куда-то летит, орет матом. Она его схватить захотела, но куда там! Отлетела как кегля. Ну, тут Петр Петрович ей и помог, схватил Батырбека и держал, пока тот не успокоился.
  Мы ждем все, что будет? Если наша не может порядок навести, то сейчас ФСБ приедет. И чё ты думаешь? На следующий день тут аля-девяностые были. Все приехали, машин по десять с каждой стороны. И стоят на Кутузовском - перекрыли половину проспекта, прикинь! Там пробка собралась, все сигналят, а этим по хрен. Стоят, базарят. Стволы у всех. Мы тут все на крыльце собрались, смотрели. Да вон, у охранника спроси, он тоже все видел.
  - Ну и чего в результате?
  - А ничего! Поговорили и разошлись. Я не знаю, чего они там решили, но на следующей неделе девчонка тут уже не училась. Они ее в другую школу перевели.
  - Ну не факт, что ФСБшники ничего не решили. Может быть, бабки сняли, а дочь он перевел... ну я его понимаю! Я бы в такой школе тоже не оставил ребенка. - Неуверенно предположил Дмитрий.
  - Может быть. Я ничего не говорю. Только мне так не кажется, они тут ничуть не тише стали. Даже еще больше приборзели.
  - Мдя... - Дмитрий услышал все, что хотел и теперь думал о насущном. - А что в подвале?
  - А там они собираются. Но там старший только. К нему приходят друзья - еще взрослее его. Один там даже в ментовке служит, по-моему. Вот он, пара-тройка его прихвостней и друзья со стороны. Сидят там, в карты играют. Хрен их знает, что они там делают.
  - Пьют?
  - Я же говорю - редко. Часто аллах не позволяет, наверное. - Съязвил Алексей. - По крайней мере я замечал редко. Пацанов гоняют, эти бедные заходить туда боятся.
  - А ты чего?
  - А я что им? - Искренне удивился Алексей. - Все знают, никого не волнует, директор их прикрывает, охрана пропускает! Что я сделаю? Они мне просто морду набьют и всего делов.
  - А директор точно знает? - Сдуру усомнился Дмитрий.
  - Ха! - Выдохнул Алексей. - Конечно! Я с Николаем Алексеевичем говорил сначала. Он что говорит? Они прут и ничего им сделать нельзя. Они один раз пригрозили, что он в реанимацию попадет. Он пошел к директору, а Татьяна Егоровна знаешь, что говорит? Вы типа милицию главное не вызывайте. Если милицию вызовите, то работать больше тут не будете. Потому что это вы не можете исполнять свои рабочие обязанности и пропускаете их. Короче, вы типа сами виноваты и вообще, чего ко мне пришли! Прикинь!
  - Ну, ничего удивительного на самом деле.
  - Ну да.
  - А если действительно милицию вызвать?
  - Не знаю. Но что они сделают? Если этот сам из ментовки, который с улицы приходит. Увидишь его как-нибудь: мерзкий такой, тощий и длинный, с козлиной бородкой. И потом - когда разборки были, мы ментов вызвали. Так они приехали и в сторонке стояли со своими автоматиками, пока эти разбираться не закончили. Короче только себе проблем наживешь. Вот так...
  
  
  Несколько часов назад, на уроке с десятым классом, Дмитрий разбирал тему из цикла военно-патриотического воспитания.
  Вообще, в учебнике по ОБЖ данному циклу отводилось довольно много страниц. В соответствие программе, по которой на него отводилось несколько уроков. Но если читать учебник, то из потенциально интересной ребятам информации там едва ли наберется пара страниц. Да и та изложена таким языком, что даже героический рассказ о подвигах российских воинов читается с трудом. Нудно, скучно. А все остальное и вовсе полная тягомотина о серьезных вещах: Гербе РФ, символах Воинской Чести и т.д. Нет, данная информация безусловно относится к разряду сакральной. Но подавать её должно дозированно, максимально избегая менторского тона. А именно это и не было реализовано в учебнике. Так, что даже всерьез интересующийся данными вопросами учитель широко позевывал, читая учебник.
  На своих уроках Дмитрий поступал так, как считал нужным. Узнавал, к какой национальности принадлежат ребята, записывал. В свободное время подбирал героические эпизоды из военной или обычной жизни, подвиги, совершенные казахом, русским, молдаванином, дагестанцем... Собирал всю возможную информацию относительно какого-либо подвига, дабы составить полное представление о том, что совершил Герой. Зачастую информации не хватало и тогда Дмитрий дописывал ее сам. В электронной памяти компьютера, таким образом, собралась уже добрая дюжина художественных рассказов, максимально точно основанных на достоверных фактах. Готовясь к уроку, Дмитрий перечитывал рассказ несколько раз, запоминал все в деталях, воображал в голове так, как будто сам был там, видел и чувствовал все непосредственно. Но этого мало. Нужна зрелищность. Да и память может подвести в самый неподходящий момент. Поэтому следующим этапом был поиск видео и фотоматериала в Интернете. При этом учитель старался "юзать" те ресурсы и сайты, которые пользуются популярностью у самих учеников. Такими сайтами, например, были "Вконтакте" и "Ютьюб" богатые различными роликами, песнями, фотографиями.
  Конечно же найти полноценный ролик про Героя, наверное, было нельзя. Но Дмитрий и не искал полноценного. Готовые ролики и фильмы, как правило, грешили все теми же скукой и занудством. Они подошли бы для человека, уже имеющего в душе сильную моральную потребность узнавать своих Героев. Такому человеку уже не нужны зрелищность, динамичность сюжета - нужно другое. Учитель же сталкивался с иной ситуацией, когда пацану не нужно это самое "другое", а зрелищность и динамичность сюжета его привлекают. И задача стояла прямая: воспитать потребность в "другом" через интерес к зрелищности и динамичности сюжета. Дмитрий "смастерил" простую и рабочую схему. Через интерес к зрелищности он добивался внимания на все сорок минут, в течение которых многие девочки даже "пускали слезу", а мальчишки (да и он сам) шмыгали носом. Пользуясь таким вниманием и повышенным эмоциональным фоном ребят, он взывал к гордости. Крайне слабой "государственнической", народной, советской гордости - ведь это все советские люди, российские, принадлежащие к одной семье братских народов. И к очень сильной национальной: киргизский, украинский, чеченский герой. Такая схема работала. Ребята ждали уроков, сидели тихо и запоминали хорошо. И уже через гордость он добивался того, что в сознании формирующейся личности прочно укоренялся моральный стереотип героических поступков и свершений. "Как это доказать?" - такой вопрос задал бы ему любой современный "теоретик" от "педагогики" или "эффективный управленец". А просто доказать. На уроки ОБЖ ребята редко опаздывали. А если опаздывали, то искренне извинялись и обязательно объясняли причину опоздания. На уроке не ругались матом, не болтали. Это достигалось в основном только одним - общение с учителем было построено на основе моральных норм.
  Вот и приходилось "рыть" Интернет. В рассказе упомянуты бронебойные снаряды, которые заряжал в орудие Герой Советского Союза киргиз Даир Асанов? Значит надо найти короткий, но насыщенный информацией, компьютерной графикой и зрелищными испытаниями ролик. Минуты на три, не больше. И в тот момент, когда рассказ дойдет до данного места, открыть браузер и загрузить ролик с популярного ресурса. А пока он идет, собраться с мыслями, мельком взглянуть в лежащий на столе листок с кратким планом рассказа. Кончился ролик? И опять учитель нарезает круги по классу, описывая происшедшее когда-то так, как будто был там лично.
  "И вот, после разведки, поняв, что с нашей стороны всего несколько человек, немцы опять пошли в атаку. А наступали они всегда стройными рядами! Даже самые аккуратные из вас, разболтаев, в тетрадях так аккуратно не пишут, как немцы в атаку ходили. Танки, как по веревочке ровно... Сами с завернутыми до локтя рукавами... Американцы?! Говнюки брехливые! Американцев немцы гоняли так, что у тех пятки горели! Это сейчас вам в головы хлама валят через телевизор, какие они вояки. На самом деле все совсем не так... Немцы - вот вояки! Почти весь мир нагнули! И вот представьте: такими аккуратными рядами они, уже знающие о своем численном и техническом превосходстве прут. Не пригибаются, в рост идут! И Даир со своим артиллерийским расчетом и одной пушечкой должен их сдержать и прикрыть отступление. Вот! Вот, посмотрите!" - После этих слов учитель срывается с места как бешенный. Подбегает к сидящему на третьей парте худенькому семнадцатилетнему киргизу. "Встань! Вставай, не стесняйся! Вот он! Вот такой парняга. Ему правда не семнадцать, а девятнадцать лет. Но сколько в ту войну было случаев, когда ребята себе год, а то и два добавляли, чтобы их в армию взяли? Вот такой парняга и с ним еще пятеро. И они умереть там должны! Понимаете? Он девку еще не жамкал, не целовал! Но он знает, он сам вызвался там лечь! Это последние его минуты!"
  Резко оборвав свой рассказ, учитель разворачивается и идет к доске молча. Моргает глазами часто, чтобы стереть лишнюю влагу. Поворачивается. Сморит на все так же стоящего и не смеющего сесть мальчугана. "Садись, чего стоишь?" - спокойно так говорит, как будто и не было взрыва. "А вот это, сейчас я вам покажу, то, что на них поперло. То, что поперло и главное, как оно перло".
  На экране начинается очередной трех-пятиминутный ролик. Стройные ряды "тигров", "арийские" красивые лица. Спокойные, холодные с устремленными вдаль глазами. Голые по локоть руки. Гусеничные катки, стреляющие орудия, отлетающие башни...
  Играет мелодия звонка - урок кончился. Но дети сидят молча. Никто не собирается. Все хотят узнать, чем же кончилась эта история. И в этот раз им везет. У истории "хэппи-энд" по-американски. Только услышав окончание они начинают собираться, а выходя из кабинета чуть ли не каждый из них говорит: "До свидания. Спасибо!" А учитель только молча кивает. Из того "образа", в который пришлось войти, не сразу выйдешь. Он еще несколько минут будет думать о выжившем Даире, ставшем во Фрунзе национальным героем. О других, тех, которым не повезло...
  А еще была песня. Называлась она "Огромное небо". Дмитрий услышал ее первый раз, перерывая Интернет в очередных поисках. Песня-рассказ о двух советских летчиках, ценою своей жизни уводивших сломанный самолет от Берлина уже сильно после Войны:
  
  "Об этом товарищ не вспомнить нельзя
  В одной эскадрилье служили друзья.
  И было на службе и в сердце у них
  Огромное небо, огромное небо
  Огромное небо одно на двоих.
  
  Летали, дружили в небесной дали,
  Рукою до звезд дотянуться могли.
  Беда подступила, как слезы к глазам:
  Однажды в полете, однажды в полете,
  Однажды в полете мотор отказал.
  
  И надо бы прыгать, не вышел полет,
  Но рухнет на город пустой самолет!
  Пройдет, не оставив живого следа
  И тысячи жизней, и тысячи жизней,
  И тысячи жизней прервутся тогда.
  
  Мелькают кварталы, и прыгать нельзя.
  Дотянем до леса - решили друзья.
  Подальше от города смерть унесем,
  Пускай мы погибнем, пускай мы погибнем,
  Пускай мы погибнем, но город спасём.
  
  Стрела самолета рванулась с небес
  И вздрогнул от взрыва березовый лес...
  Не скоро поляны травой зарастут,
  А город подумал, а город подумал,
  А город подумал: Ученья идут.
  В могиле лежат посреди тишины
  Отличные парни отличной Страны.
  Светло и торжественно смотрит на них
  Огромное небо, огромное небо,
  Огромное небо одно на двоих.
  
  И еще много. Много всего было. Но вспомнилась почему-то именно песня. Вот эти лётчики - как же они? Как это, понимать, буквально чувствовать, что скоро умрешь, но не дать слабины, не отвернуть штурвала? Не позволить дрожащим рукам смалодушничать. Или руки не дрожали у них, уверенных и железных роботоподобных суперменов? Но нет, это не голливудские фильмы. А значит и люди - самые обычные. Значит дрожали руки и страшно, значит, было! А раз так, то и он сам мало чем от них отличается. У него тоже дрожат руки. Даже ноги дрожат.
  Не отличается. По крайней мере пока. До тех пор, пока не отвернет штурвала.
  Дмитрий спускался в подвал. Знал, что там пусто, никого нет. А все равно было страшно. Потому что он понимал, чем может закончиться его задумка. Привыкшие к вседозволенности, всеобщему перед ними страху и раболепию кавказцы. Знающие, что за их спинами стоит сильный папа с вооруженными автоматами телохранителями. Хулиганы на своей территории, можно сказать у себя дома. Уверенные, наглые, переполненные юношеского куража. Привыкшие к спортивным и не только боям. Привыкшие к победам.
  Он не был склонен переоценивать врага, нагоняя на себя страха. Но и недооценивать права у него не было. Лучше, как говорится, "перебдеть".
  Побывать на месте будущего поединка, подышать затхлым от близости плесневелой душевой воздухом раздевалки. Посидеть на низких скамейках, через тонкую ткань рубахи ощутить прохладу окрашенной в зеленую краску стены. Изучить разбитую ногами и кулаками фанерную дверь.
  Привыкнуть к месту, стать своим. Нет права "отвернуть штурвал", но ведь никто не говорит, что права драться до последнего тоже нет? А раз так, то использовать надо все возможности. Даже такие, как эта психологическая подготовка.
  
  Пару часов до прихода жены Дмитрий провел в Интернете, выписывая в блокнотик и запоминая цитаты из Корана. Закончив это дело, он подключил "веб-камеру" и с ее помощью громко и внятно записал изречения на компьютер. Перекинув вновь образованные "mp3"-файлы на плеер и переодевшись в спортивный костюм, учитель вышел на пробежку.
  Психика никак не желала успокаиваться, взбудораженная предстоящим событием. Может, хоть погода повлияет успокоительно?
  С неба сыпалась невесомая мокрая взвесь. Оно, низкое и затянутое темно-серыми тучами, не ласкало ни одним солнечным "окошком". Зато вездесущая серость и влажность обычно действовали умиротворяюще.
  Перепрыгнув среднего разлива лужу, Дмитрий перешел на бег. В наушниках раздался собственный голос. Плавно проплывающие полуголые деревья, рассекающие широкими колесами лужи машины, редкие прохожие и еще более редкие спортсмены. Все это обычно изгоняло из мыслей суету, они становились медлительными, но основательными и дотошными. Обычно, но не сейчас. Повторяющиеся аудиозаписи не позволяли отвлечься, постоянно напоминая, для чего появились на свет.
  Через час, вспотев и сильно промокнув под дождем, учитель закрыл за собой дверь квартиры. Выключил плеер - всё необходимое прочно засело в кратковременной памяти. Ни душ и ужин, ни даже любимая жена ситуации не изменили. Даже наоборот. Не жалующийся обычно на аппетит Дмитрий не мог запихать в себя ничего. Вяло и часто невпопад отвечал на вопросы Вики и думал. Думал о том, что будет с ней, с их семьей если ситуация выйдет из-под контроля. Ведь очень вероятно, что бандитская - а в том, что она именно бандитская он не сомневался - компания затеет драку. Что делать тогда? Уворачиваться от ударов нескольких тренированных парней и не отвечать им не получится однозначно. Это не сказка и не "голливуд-компани". Терпеливо сносить побои и пробовать вызывать милицию? Нет уж, это тоже выше человеческих сил. Или ниже мужского достоинства - как нравится. Да и потом: после подобного поступка работать в школе он точно не будет. Ни с этим директором. Остается драка. А как драться в таких условиях? Как драться, когда их несколько, они борзые и тренированные? Когда у каждого из них есть ножи, а у некоторых даже травматические пистолеты?
  Дмитрий отвлекся от мыслей и перевел пустой взгляд с тарелки на смотрящую очередную развлекательную телепрограмму жену. Вика поняла, что на душе у мужа "скребутся кошки", а поделиться своими проблемами он пока не может. Поняла и не стала настаивать.
  Молодец, умница.
  Он молча встал из-за стола, коротко бросив в пространство: "Сейчас вернусь". В комнате вытащил из ящика свой нож, отнес и бережно уложил его в сумке, вернулся за стол.
  Как драться, говорите? А просто. На уничтожение. Один, максимум два удара - минус один противник. В том, что ему удастся сократить их количество до того, как "сократят" его самого, Дмитрий не сомневался. А если так, то появлялись шансы и на победу. Вот только победа эта будет не в войне, а в битве. Пиррова победа. Даже если получится одолеть их всех, не причинив серьезных телесных увечий, то это все равно будет "а" - непедагогично, и "б" - неперспективно. Хорошо, "а" можно не рассматривать. Это уже не дети, которых надо воспитывать. Воспитывать-то может и надо, но это уже не дети. Мужчины. Такие, которые наверняка держали в руках оружие.
  Поэтому можно.
  Не рассматривать.
  А вот о перспективе думать самое время. Ну перебьешь ты их всех и что? Во-первых, это не удастся скрыть. Что называется: "к бабке не ходи". Или, может быть, за массовую драку учеников и учителя последнего погладят по головке? На работе оставят и даже в должности поднимут?
  Или, может быть, получит широкое освещение тот факт, что вместе с учениками дрался их друг - сотрудник внутренних дел? Или то, что у каждого был нож?
  А может быть директор напишет им объективную характеристику? Или министр образования Москвы не задастся вопросом, чем же занимался "безопасник" и охрана если в школе полно посторонних?
  Вот тебе и "во-первых". Такое "во-первых", после которого в лучшем случае можно забыть о дальнейшей работе в системе образования. По крайней мере, при нынешней власти. Но есть же еще и "во-вторых". И оно намного более серьезней.
  Во-вторых, такие как Магомадовы обид не прощают. А как они решают свои проблемы Дмитрий уже понял. Хотя бы по рассказу Алексея. И если у их ровесников были шансы "не нарваться на обратку", то у взрослого мужика при исполнении должностных обязанностей таких шансов нет. Обязательно вмешаются старшие.
  (Совсем недавно, в год ковидного безумия, лично Рамзан Ахматович Кадыров очень жестко и прилюдно, на камеру, отчитывал за неподобающее поведение главу того семейства. Это мой комментарий к книге "из будущего" для того, чтобы описать серьезность момента. На тот момент о связях такого уровня было известно без доказательств)
  А может, все-таки самому к старшим обратиться?
  Ага, "сщаз"! Держи карман шире! Если недостаточно рассказа Алексея для того, чтобы их характеризовать, можно вспомнить другие рассказы: охранника, некоторых ребят. Можно вспомнить пословицу "Скажи мне кто твой друг/враг и я скажу, кто ты" и прикинуть ее к Татьяне Егоровне. Можно вспомнить...
  В самом начале своей работы Дмитрий имел разговор с директором. Тогда умудренный опытом педагог, женщина с глубоким и чутким сердцем, ничего не упускающий из виду "грамотный управленец" давал советы.
  - Дмитрий Николаевич, у вас скоро будут уроки в десятом классе. У нас там учится Андарбек Магомадов. - Её лицо было сама серьезность и обеспокоенность. В глазах читалось искреннее желание помочь. - Вы... как это... должны знать, что это очень непростой ребенок. Хоть и хороший... ыы... - улыбнулась женщина.
  - Хороший? - Переспросил непонимающе Дмитрий.
  - Да. - Почти пропела директриса. - У нас все дети хорошие. - Голос ее был низким, тихим и бархатным. К концу предложения она ощутимо снижала громкость сказанного, от чего создавалось впечатление доверительной беседы. - Но все равно я должна вас предупредить. Он, как это... сложный. Он занимается спортом много. А родители его часто возят по их службам... как это... ну в мечети! Чуть ли не каждый день. Ему приходится рано вставать. Мальчик уставший и раздражительный. - Она замолчала и смотрела в глаза новому работнику ожидая реакции.
  - Так... - Протянул Дмитрий, подчиняясь правилам диалога.
  - Ну, вы его не трогайте. Спит и пусть спит. В конце концов это не самое страшное, что может произойти.
  - А что может?
  - Да что угодно! - Она засмеялась с заправским видом опытнейшего специалиста. - Он может послать вас матом. Оскорбить. - Глаза смотрели испытующе. - Вы, как это... не реагируйте.
  - Это как "не реагировать"?! - Воскликнул Дмитрий. - Он меня матом при всех посылает, а я должен что делать?
  - А ничего. Ну посылает, и что? Он и меня посылал. Несколько раз. Что взять с дурака? Он сам себя оскорбляет. Вы педагог и должны быть выше этого. Но вы не бойтесь... - зачастила Татьяна Егоровна, видя возмущение собеседника. - Он почти не ходит на уроки. Ы! - Улыбнулась она напоследок...
  Не получится к старшим обратиться. В лучшем случае снисходительно покивают головами, после чего поведение "детей" станет еще хуже. А раз так, то...
  Раз так, то взрослые обязательно вмешаются. И тогда выхода останется только два. Первый - глупая смерть. И второй - бега.
  Дмитрий еще раз посмотрел на Вику.
  - Ну что ты, хоть что-нибудь поешь!
  - Не, спасибо солнышко. Что-то мне нехорошо и аппетита нет. Пойду полежу.
  - Оставь тарелки, я сама помою.
  Глубоко вздохнув, Дмитрий поднялся из-за стола, аккуратно задвинул стул и вышел из кухни.
  Улегся на кровать, скинув одежду, включил телевизор. На экране прыгали полуобнаженные девицы, демонстрируя зрителю свои прекрасные вокальные данные. Уставился в потолок.
  Глупая смерть.
  Сердце застучало чаще. Дыхание сбилось.
  Глупо умирать не хотелось. Умирать, если честно, вообще не хотелось. Ужас как! Тем более глупо. Но что делать? Останься на месте и обязательно придут мстители. Или как там у них? "Кровники" ... Ну хорошо, убить не убьют - поставят на "счетчик". Но денег он им отдавать тоже не будет. А значит...
  Значит второй вариант.
  Бежать далеко и, что самое печальное, очень надолго. Практически навсегда. Хотя нет. Это не самое печальное. Главная проблема в том, что его будут искать. Первым делом у жены. А после того, как не найдут - у родителей. И как поступят с его близкими Дмитрий не знал. Не должны бы что-то им сделать, думалось. Но тут же брал голос внутренний критик и обвинял в безрассудной наивности. В любом случае, риск был. А если он есть, пусть даже и минимальный, в отношении самых близких людей, то нет права. Права ими рисковать.
  Получается и этот выход на поверку не выход. Получается, что проигрывать нельзя вообще. Потому что если проиграешь, то убежать не получится.
  Дмитрий еще раз, уже который, глубоко и почти судорожно вздохнул и потянулся за цитатами из Корана.
  Заснуть удалось только в начале пятого. Но несмотря на это утром он встал сам, за пару минут до будильника. Уверенно нащупав в сумраке телефон и потыкав кнопки, отключил сигнал. Машинально сходил в ванную, также машинально прожевал сладкий завтрак, понимая, что мозгу понадобится глюкоза, а мышцам энергия. Оделся и вставил наушники. Десяток секунд постоял так, ничего особенно не рассматривая, но буквально впитывая всем телом такой неожиданно уютный и теплый семейный быт.
  Решительно переступил порог и осторожно, чтобы не разбудить еще спящую жену, притворил дверь.
  "Прошу тебя, дай мне сил и терпения,
  Чтобы не лязгнуть затвором нервов,
  Чтоб не увязнуть в оцепенении
  Под хищным взглядом ревущей скверны,
  Чтоб не заляпать петлицу совести
  Сальными крапинами предательства,
  Чтоб не склониться в безмолвной покорности,
  Не отступить в замешательстве.
  Прошу тебя, не лишай сердце ярости,
  Пусть кулаки наливаются гневом,
  Чтоб мне не пришлось выть от собственной слабости,
  Уступив в этой схватке со зверем,
  Чтобы страха шрапнель меня не задела,
  Сколько б нечисть бойницы не скалила,
  Чтобы кровью она в русский снег захрипела,
  Обнажила землю проталиной.
  Кто победу вскормил
  Со штыков рукопашных:
  Выжившим - мир,
  Бессмертие - павшим.
  Кто в атаки ходил,
  Меж оскалов блуждавших.
  Выжившим - мир,
  Бессмертие - павшим.
  Прошу тебя, осени меня доблестью,
  Чтоб не жмурило век малодушие,
  Чтоб зверьё наглоталось возмездия досыта,
  Захлебнулось расплатой удушливой,
  Чтоб занозой в смердящую шкуру вонзиться,
  Приложить нежить мордою оземь.
  Я - черта, я - рубеж, я - граница,
  Нас таких здесь стоит 28.
  Прошу тебя, не позволь сложить голову
  До последней в окопе гранаты.
  Слышишь, рано - смертью героя за Родину,
  Мне пожить за неё ещё надо,
  Чтобы бес не глотал за верстою версту
  Клыками свинцового стрекота.
  Я отсюда не сдвинусь, на шаг не сойду.
  Велика Россия, а отступать некуда.
  Кто победу вскормил
  Со штыков рукопашных:
  Выжившим - мир,
  Бессмертие - павшим.
  Кто в атаки ходил,
  Меж оскалов блуждавших.
  Выжившим - мир,
  Бессмертие - павшим.
  
  Прошу тебя, дай лоскут неба чистого,
  Даже если я уже сгинул,
  И росу на траве, и солнца лучистого -
  Пусть не мне, так хотя бы сыну.
  Кто победу вскормил
  Со штыков рукопашных:
  Выжившим - мир,
  Бессмертие - павшим.
  Кто в атаки ходил,
  Меж оскалов блуждавших.
  Выжившим - мир,
  Бессмертие - павшим.
   Скрэтч "28"
  
  
  Утро этого рабочего дня Дмитрий Николаевич начал с разговора с завучем. Об этом разговоре они договорились еще вчера. Приехавшая когда-то давно с Украины женщина, единственная из администрации относящаяся к своим обязанностям подобающим образом и являющаяся "рабочей лошадкой", взялась объяснять не имеющему опыта классному руководителю тонкости школьной бюрократии.
  Сидя в просторном кабинете со светлыми обоями на мягких пуфах, обтянутых красным кожзаменителем и удерживая в руках кипу бумаг, Дмитрий вникал в классное делопроизводство. И это надо заполнить, и тут разработать, и тут дописать... То составить, под тем поставить подписи всех учителей, оценки исправить...
  - Да Дмитрий Николаевич, за оценками проследите в первую очередь. Это важно. А то они у вас стали скатываться. Вы посмотрите: в прошлом году было три пятерки, а сейчас одна, да и та еще не понятно будет или нет. И троечников много стало. А эти двое ваши... вообще, как бы двоек не получили.
  - По физике?
  - Да! От них учитель там плачет! Я не знаю, как они четверть будут закрывать.
  На самом деле эти её "в прошлом году" и "а сейчас" сильно покорежили классного руководителя. Ведь дети становятся избалованными, хулиганами, неучами совсем не "вдруг". Не так, что вот вчера он был паинькой и отличником, а сегодня "вдруг" стал хулиганом и двоечником. Дмитрия вообще в последнее время многие стали завуалированно обвинять в том, что он распустил класс. До него якобы этот класс сплошь состоял из "зайчиков", а с ним испортился. При этом все как-то быстро забыли, что сама директриса просила заместителя взять этот "сложный класс". Как и о том, что совсем недавно в коллективе ходила легенда, будто бы предыдущего классного руководителя до болезни и увольнения довели сами детишки.
  Дмитрий держал их как мог: ходил по квартирам, отбивал от проблем и заставлял учиться, защищал от необоснованных нападок и отбирал телефоны, запугивал, воспитывал, заставлял носить форму и заниматься физкультурой и так далее и тому подобное. В общем делал то, о чем уже даже забыли давно многие учителя. За этого его и не любили. Поэтому и пытались выставить дело так, как будто бы это он "распустил класс". И что удивительно, даже его "тьютор" Надежда Сергеевна и та стала отдаляться. Казалось бы, должна помогать, работать плечом к плечу - ан нет! Не получалось у нее, не выходило контакта. Требовала она от детей повиновения и культурного поведения, но сил для таких требований не имела, взамен ничего не давала, работать с ними не хотела. Ей казалось, что они должны вести себя так, только потому что "так должно быть". И вот "если они будут вести себя как положено, то я их буду учить и воспитывать". Как с ними работать в нынешней ситуации она не понимала и категорически не хотела даже думать о её изменении. В таких условиях Дмитрий, стремящийся исправить ситуацию всеми силами, вызывал у нее чувство собственной несостоятельности и раздражения. Раздражения, которое все тяжелее было скрывать. Уже несколько раз у них завязывался довольно откровенный разговор, расставляющий все точки над "i". В данный момент они просто распределили обязанности. Дмитрий, если хочет, возится с воспитанием - это его дело и выбор. Надежда Сергеевна делает вид, что воспитывает: ругает, требует, читает мораль. Ну и прибегает жаловаться к классному руководителю и требовать "принять меры", когда дети её почти буквально "посылают". Все бумажные работы по классному руководству и успеваемости они делят пополам.
  Естественно, что при таком раскладе Дмитрий перестал защищать Надежду Сергеевну перед администрацией. Как-то в самом начале учебного года, когда его еще приглашали на заседания "совета по распределению бабла" состоялся интересный разговор.
  Тогда Татьяна Егоровна, все завучи, включая Ольгу Анатольевну, еще пара особо приближенных и Дмитрий собрались на ежемесячный "совет". На совете решался один вопрос - кому и сколько начислять денег. Формально решение совета основывалось на бумажке, которую заполнял каждый работник школы. В бумажке он отмечал, где, когда и сколько мероприятий было проведено сверх должностных обязанностей, к какому результату это все привело и какое значение имеет для школы. Неформально же решение принималось по личному желанию и склонности самого директора и парочки ее приближенных, и легитимировалось хоровым поддакиванием всех остальных. Есть желание у директора и дворня... "пардоньте" ... дворяне мигом насосут буквально из воздуха достойных денежного поощрения дел. Нет желания, и заполненная бумажка очередного кандидата подвергается жесточайшей критике и отправляется в мусорное ведро, а сам он не получает ничего.
  По задумке различных заоблачных департаментов на подобных заседаниях должен был присутствовать и председатель управляющего совета из родителей. Но, ни тогда, в первый и единственный раз, когда Дмитрий был приглашен, ни после председателя не было. Да и окажись он там, ничего не поймет и не сможет проверить искренность "авторитетных" ораторов.
  На том-то совете и вступился Дмитрий за свою помощницу, когда присутствующие не усмотрели в ее работе никаких поводов для материального поощрения. И это после того, как самому классному руководителю согласились начислить внушительную премию за проведенные вместе с Надеждой Сергеевной мероприятия. Дмитрий поспорил с откровенно недовольными "членами совета" и все-таки выбил премию своему "тьютору". Хоть и не такую, какой удостоился сам, но выбил из недовольных ртов. Хотя, сказать по правде, Надежда Сергеевна внесла в организацию и проведение не такой уж и большой вклад. Просто таким поощрением Дмитрий хотел "промассажировать" ее интерес и профессиональное чувство.
  На следующий "совет" его не пригласили. Как и на все остальные. Что лично ему принесло только облегчение и свободное время.
  Впрочем, понять учителя черчения и информатики он мог. Для того чтобы учиться у Дмитрия, Надежде Сергеевне нужно было иметь желание и не гипертрофированное чувство собственной важности - "ЧСВ", как говорили ребята. А кроме этого, еще и волю, чтобы противостоять многим другим учителям, невзлюбившим нового классного руководителя, с которыми у девушки уже давно сложились тесные приятельские отношения. Да еще надо учесть главный минус, по мнению Дмитрия, присущий помощнице - она была девушкой. Девушке, по его убеждениям, биться с хамоватой оравой учеников было совсем уж тяжко. Хотя были и среди женщин-учителей достойные примеры...
  Как бы там ни было, а Надежда Сергеевна, не смогла. "Ниасилила", как писали молодые в популярных соцсетях. Намного проще для нее оказалось принять сторону большинства; стала ругать невоспитанных "детей с диагнозом" и критиковать своего коллегу.
  - Хорошо, посмотрим, что можно сделать... - Дмитрий встал с заскрипевшего фальшивой кожей пуфа и вышел в коридор, оставив завуча заниматься своими делами.
  Предстоящая схватка с кавказцами уже не будоражила кровь, оставаясь в мозгах ноющей занозой сильного беспокойства и тревоги. Шанс вынуть занозу представится только через несколько часов, когда взрослые хулиганы выспятся и решат пожаловать в учебное заведение, чтобы "разрулить" личные вопросы. Ну и развлечься заодно. А пока - деваться некуда - надо решать насущные проблемы.
  Зайдя на урок к своим детям, он предупредил Саида и Руслана о том, что хочет видеть их на перемене в своем кабинете. Забрал походя пару телефонов и ушел.
  После звонка, перекрывая разом вскинувшийся шум, раздался стук в дверь. И тут же, веселые и толкающиеся, в приоткрытой щели показались головы Саида и Руслана.
  - Дмитрий Николаевич, звали? - Спросил азербайджанец, будто бы это не Дмитрий заходил к ним в кабинет десяток минут назад.
  - Заходите. И можете не садиться, разговор не долгий. Что у вас с физикой?
  - В смысле? - Весьма натурально удивился Саид. Руслан только губы трубочкой вытянул.
  - В смысле: - Дмитрий повысил голос и постарался выделить следующую фразу интонациями, - что у вас с физикой?
  - А! - Как будто озарило Саида, но он тут же исправился. - Ну так это... А что у нас с физикой?
  - Дмитрий Николаевич, вы имеете в виду оценки? - Открыл рот Руслан.
  - Нет! Я имею в виду ваши научные разработки по полетам на кольцо Сатурна! - В сердцах брякнул учитель, не будучи точно уверенным, есть ли у Сатурна кольцо. Но посмотрев на взлетевшие вверх брови друзей, решил не артачиться. - Конечно оценки.
  - А! - Вновь повторил Саид. - Так это, Дмитрий Николаевич, а что там? Все нормально.
  - Вот врешь Саид и не краснеешь! Молодец! Далеко пойдешь. Пошел бы. Если бы не я... Ты мне не бреши! Мне только что за вас завуч голову беременной сделала. И этого бы не случилось, если бы у вас по физике были хорошие оценки. Да хрен с вами! Я понимаю, что вы ее и на два-то не знаете. Но они вам двойки ставить не хотят. Хотят тройки.
  - Ну пусть ставят Дмитрий Николаевич, - С легким смешком великодушно разрешил Саид.
  - От ты простой! Им нужно, чтобы вы сами все проблемы с этим делом решили. Понял?
  - А как мы решим?
  - Ну не понимаем мы физику, Дмитрий Николаевич! - Еще раз вставил Руслан.
  Дмитрий сам учился в школе не так-то уж и давно. И прекрасно понимал, что если не учить физику, математику и другие сопутствующие предметы несколько первых лет, то в середине восьмого класса поправить положение практически невозможно. Ну, это если оценивать положение вещей здраво, учитывая нынешний уровень воспитания и образования. Но в то же время он понимал, что "решить проблему" можно. Можно взять и сделать дополнительные задания, списать у соседа контрольную, поприносить дней пять подряд домашки... Можно все это сделать и тогда учитель поставит тебе вожделенную оценку. Ведь ему, учителю, она нужна не меньше, а даже больше, чем тебе, легкомысленному бараненку.
  - Это не мои проблемы! Вот если бы вы хотели ее понять, я бы задумался, как вам можно помочь. А так: не мои. У вас есть проблема. Да такая, которая начинает любить меня. Мне оно нужно? - Пауза. - Что молчите?!
  - Нет, Дмитрий Николаевич... - Промямлил Саид.
  - Правильно. Вот и решайте эту проблему сами. Да побыстрее. Все ясно?
  - Ясно Дмитрий Николаевич! - В унисон обронили пацаны. - Можно идти?
  - Валите!
  Несколько более мягко поговорив еще с двумя девочками, Дмитрий поспешил на пятый этаж. До конца перемены нужно было успеть к физику, предупредить его о двух желающих исправиться залетчиках.
  Физик - среднего роста толстый очкарик - не вызывал никаких достойных эмоций. Хотя и был по слухам неплохим специалистом в науке. Почему? А все просто. Во-первых, в первый же месяц своей работы он "загулял" с информатичкой и стал ее "бой-фрэндом", о чем знала вся школа. И несмотря на то, что тем самым он частично снял с самого Дмитрия груз неразделенной похоти, оставался ему неприятным. Во-вторых, он на физиологическом уровне не вызывал никаких эмоций кроме снисхождения, легкой жалости и даже брезгливости. Ничем мужским от него "не пахло" - бывают такие люди.
  Поднявшись на последний лестничный пролет, Дмитрий увидел перед собой весьма комичную картину. Физик стоял перед прозрачной дверью на площадку перед кабинетами и старательно дергал ее за ручку. Дмитрий остановился, частично скрытый за его широкой спиной от тех озорников, которые удерживали ручку двери с противоположной стороны.
  Подергав несчастную ручку потными ладонями, физик начал тяжело отдуваться и вытирать лоснящийся лоб. Закончив с этим, повинуясь взглядам маячивших за стеклом семиклассников, он обернулся за спину, одновременно вытирая ладони о полы серого пиджака.
  - О! Это вы... - Неприязненно, но с надеждой на лучшее будущее пробормотал взмокший толстяк.
  - Я. - Ответил Дмитрий и осторожно обошел учителя слева, приближаясь к стеклу двери.
  Ребята смотрели на заместителя директора как кролики, забыв отпустить ручку. Но уже через секунду первый из них опомнился и, подавая пример, попятился от двери. Дмитрий спокойно толкнул створку и вошел на площадку. Отдуваясь, позади шел "талантливый специалист".
  - Я, кстати, к вам. - Продолжил Дмитрий, не обращая внимания на пацанов и глядя, как физик перебирает ключи, отпирая железную дверь.
  - Да, я вас слушаю. - Физик даже и не пытался скрыть своей неприязни.
  Разговор занял пару минут, в течение которых физик поведал Дмитрию все то, что было известно и без него. Не учатся ребята, хулиганят, не понятно, как они будут аттестованы в четверти... Поняв, что с этой стороны чего-либо добиться будет очень сложно, Дмитрий решил временно отступить. Подождать, пока пацаны проявят инициативу. Поблагодарив за непродуктивный разговор, он вышел из душного кабинета. Подошел к заколоченной двери учительского туалета.
  После того, как Татьяна Егоровна приказала закрывать эту дверь, надеясь, что учителя перестанут курить в школе, прошло довольно много времени. Дмитрий в точности исполнил ее приказ. Он закрыл дверь, но вскоре кто-то нагло поменял личинку замка, о чем зам по безопасности узнал далеко не сразу. Зато, когда узнал, поменял личинку еще раз, закрыл замок и заколотил дверь гвоздями.
  Сейчас, наблюдая половину отогнутых гвоздей, он смеялся. От души и искренне. Представив, как весьма толстая девушка ковыряет гвозди чем-то вроде отвертки. Ведь в голову не приходило никаких вариантов, кроме Светланы Александровны. Этим могла заниматься только информатичка. Со своим пупсиком, который обитал тут же на этаже и тоже курил аки паровоз. Как альтернатива информатичке это могла быть географичка. Но судя по тому, что чуть ли ни каждую перемену из щелей ее закрытой на замок двери доносился запах табачного дыма, этим грешила не она. Ей проще выгнать учеников, закрыть дверь и покурить в распахнутое окно.
  Оставив в голове заметку о требующих правки блокирующих гвоздях, Дмитрий вернулся в кабинет.
  Все это конечно хорошо и даже позволяет забыться. Но, как бы не ни хотелось, а нужно спускаться в подвал и идти в раздевалки.
  Время.
  Подойдя к шкафу и разглядывая прозрачное отражение в стеклянных дверцах, Дмитрий поправил рубаху и галстук, мельком подумав о том, что в драке он может быть обузой. Достал из сумки нож, вставил в карман. Пару раз быстро достал его заученным движением и "выкинул" лезвие.
  - Вперед! - скомандовал себе вслух твердым голосом.
  Один пролет, второй. Вот уже и столовая. О чем-то, как обычно, ругается тетя Таня. Соседствующая с выходом во внутренний дворик с турниками дверь спортивного зала содрогнулась от сильного удара мяча, засмеялся ребенок. Послышалась трель свистка. Уводящие в подвал ступени лестницы. Мужской смех. Наглый смех...
  Вот и оно.
  Еще один поворот и перед взором висящая на верхней петле раздолбанная фанерная дверь. Вчера еще этого не было... Сидящие на низких спортивных лавках кавказцы.
  Кусок фанеры от двери уложен на паре детских портфелей, которые бросили на грязный пол. На импровизированном столе разложены карты, лежит тонко нарезанный "сникерс" и нож. С одной стороны от стола сидит старший из братьев. Он опирается спиной на чью-то куртку. Лямка, на которой куртка висела, не выдержала веса и порвалась. Куртка не падает только потому, что ее прижимают к стене крепкой спиной. Рядом с Батырбеком, ближе ко входу, сидит еще один кавказец - высокий и сильно худой. Он, наоборот, в азарте, наклонился сильно вперед, нависая над столом и растянув рот в гримасе, обнажив желтые зубы. Куртка его задралась, а черные джинсовые штаны сползли, демонстрируя часть спины и того места, где спина теряет свое благозвучное название. Демонстрируя нагло торчащую коричневую рукоятку пистолета. Напротив сидят еще двое. Крепкие, уверенные в себе и веселые. Сидят, навалив на пол детских сумок и портфелей.
  Сникерс, судя по внутренностям распотрошенной сумки - бутербродам, раздавленному огурцу и помидору - игрокам не принадлежал.
  "Мама кому-то положила обед" - почему-то подумалось Дмитрию.
  - Оп-па! - Дмитрий Николаевич будто бы удивленно вскинул брови и повел головой из стороны в сторону, демонстративно осматривая собравшихся и не обращая внимания на оружие. На самом же деле "краем глаза" он сумел рассмотреть, что на торце рукоятки пистолета отсутствует кольцо. А значит это не пневматика, которой любят "понтоваться" некоторые пустышки. Значительная доля самообладания была отведена на подавление тяжелого вдоха, который стал рваться наружу после осознания сего факта. И дело тут было не в "стволе". Совсем и вовсе не в нем. Иметь дело с "вафлей", понтующейся пневматикой и мужчиной, рискнувшим носить травмат или, тем более, огнестрел - это вам две большие разницы. "Как говаривали у нас в Одессе". Стрелять они почти точно не станут, а вот внутренней решимости, скорее всего, им не занимать.
  - Господа алкоголики-тунеядцы! А я вас давно ищу!
  Вряд ли кто-то из них догадался об истинных чувствах внезапно возникшего учителя. Замершего после этой фразы, как бы предлагающего: "Ваша очередь. Что будете делать вы?"
  - А-а-а! - Закричал, растягивая веселую гримасу Батырбек. - А-а-аха-ха! - Засмеялся. Нагло так, с вызовом. От души.
  Смеялся, смотря на Дмитрия удивленными и слезящимися глазами, переводя и возвращая взгляд от друзей к учителю.
  Засмеялись и друзья. Длинный попытался что-то спросить, указывая пальцем на "гостя", но заметивший его жест Батырбек тоже вскинул палец, что вызвало новый приступ смеха.
  Дмитрий стоял молча, удерживая на одной стороне лица веселую косую усмешку. Смеялись над ним, а он прикладывал все силы, чтобы мышцы правой щеки не дрожали. Контролируя спешащие спрятаться в карманах или укрыться за спиной руки. Такой жест однозначно воспринялся бы противником, как слабость. Но тело не желало отказываться от своего просто так. Стоило удержать руки, как возникло сильное желание плечом опереться на дверной косяк, зацепив за карманы большие пальцы. Подсознание в спешке искало такие положения тела, при которых психика бы хоть немного успокоилась. А проблема была в том, что такие положения на "невербальном" уровне очень многое говорят о настроении человека. И для того, чтобы понимать этот язык не надо быть ученым специалистом. Каждый хулиган понимает его интуитивно.
  Дмитрий мог бы - это было легко - занять агрессивно-защитную позу. Например, скрестить руки на груди или зацепить их большими пальцами за пряжку ремня. Но в таком случае противник скорее всего перешел бы в наступление. Оставалось только одно - просто стоять. В данном случае эта самая обычная и не самая удобная для разговора поза была лучшим решением. Она говорила о том, что в сложившейся ситуации вошедший не чувствует себя... никак.
  Дождавшись когда хохот стихнет, Дмитрий удовлетворенно кивнул головой и задал вроде бы ни к чему не обязывающий безобидный вопрос:
  - Посмеялись? - Нейтральный на первый взгляд вопрос на самом деле являлся что называется "последним словом". И не было сомнений, какую реакцию он за собой потащит - не простаки перед ним сидели. Именно поэтому учитель тут же сошел с места, давая волю желаниям тела. Неспешно, старательно обходя рассыпанные продукты и детские вещи, делая вид, что рассматривает, он двинулся в обход всей компании. Двинулся, отвлекая внимание на это свое действие от опасного вопроса. - Насколько я знаю, свинья - грязное животное в Исламе. Как и в Библии, впрочем. - Прямой взгляд в глаза Батырбеку.
  Долго это продолжаться не могло. Долговязый пистолетоносец повернулся к школьнику и с недоумением спросил:
  - Кто это такой?!
  Батырбек сразу не смог ответить, до сих пор не знакомый с новым заместителем директора, а только слышавший о нем. В возникшую паузу опять вклинился учитель:
  - Многие из кавказцев русских называют свиньями... А я думаю, что свиньей может быть любой. Не только русский. Тут все зависит от поведения человека. В Коране, по-моему, говорится, что Аллах любит чистоту? Ну да ладно. Так что вы тут делаете? Кроме того, что - Дмитрий обвел рукой - мусорите.
  - Кто это?! - Почти взвизгнул удивленный длинный.
  - Да новый... - Собрался с мыслями Батырбек - ну... директор типа. - Сказано это было с явным пренебрежением.
  - Батырбек! Как же так, ты забыл как выглядит директор? Или я похож на пятидесяти пятилетнюю женщину? - Дмитрий усмехнулся. - Я всего лишь заместитель директора по безопасности. А зовут меня Дмитрий Николаевич. - Обведя всех глазами во время короткой паузы, Дмитрий пожал плечами и закончил. - Типа познакомились.
  - А чё надо? - Задал вопрос кавказец.
  - Так я же вроде уже спросил? Повторяю: что вы тут делаете?
  - В карты играем! - Вклинился в разговор один из молчащей до сих пор пары.
  - Ага. И пьете?
  Опять же: на первый взгляд вопрос был "пустым". Поблизости не было ни одной бутылки, стакана или какого-либо еще "вещественного доказательства". Но можно было подумать получше. Ведь что получалось? Чеченцы и дагестанцы не желали отдавать "пальму первенства" в разговоре учителю. На первый уличающий вопрос они ответили нагло и с вызовом, понимая, что никто ничего им не сделает. Ни за нахождение в раздевалке, ни за, тем более, игру в карты. И вот после этого Дмитрию оставалось только два варианта. Конфликт с угрозами директором, милицией и истерикой на тему "вы не должны тут находиться, как вас пустила охрана". Или вот такой простоватый вопрос.
  - Чё мы пьем?! - Опять засмеялся Батырбек, с вызовом указывая на "стол". - Тут нет ничего!
  Он начал оправдываться и именно это и нужно было Дмитрию. "Рыба клюнула". Теперь ее нужно крайне осторожно подсечь. И только после этого довольно долго и мучительно таскать на леске, изматывая и лишая сил к сопротивлению.
  - Ну да, точно... Да и это... В Коране же есть аят: "Они тебя о винах и азартных играх спрашивают. Скажи: в них грех большой...". Извиняюсь, но дословно не помню, память не очень на слова... - Дмитрий изображал огорченного простачка. - Но тебя же отец каждую неделю в мечеть возит, ты там у имама проси. С меня-то что возьмешь? - Обратился к старшему из братьев Магомадовых учитель. - Нельзя же пить, получается. О! - Простачок удивился, как будто впервые разглядев карты и ткнул в них пальцем - А в карты же тоже нельзя играть, получается?
  - Е-е...ать! - Весело протянул Батырбек. - О...уеть! - Эти восклицания он произносил, еще раз оглядывая друзей. И Дмитрию показалось, что в его взгляде проскользнуло... восхищение?
  Как бы там ни было, а еще одно очко он вырвал. Заставил горцев почувствовать себя лгунами. Ведь пили же они тут! Пусть не часто, но пили! А получилось так, будто бы они соврали. И пусть они думают, что Дмитрий не знает о "фуршетах" - это ничего не меняет. Ведь когда человек врет? Не так уж и много случаев, когда врет. Хочет казаться лучше, например. Или не хочет делать больно близкому человеку. Поразмыслив можно, наверное, и еще несколько вариантов привести. Но самое первое, что почему-то приходило на ум самому Дмитрию это страх. Ну, пусть не совсем страх. Пусть только нежелание признаваться. Пусть! Но это нежелание за руку тянет чувство вины. Чувство вины... перед кем? В данном случае не перед собой! Перед уличившим учителем.
  Надо развить успех.
  - Ну и если уж говорить об Исламе, то когда-то жил толкователь Корана ат-Табарани Ибн Хиббан. - Это имя и цитату Дмитрий заучил дословно. - Он так говорил о матерщине: "Убереги язык свой от плохого, этим ты победишь шайтана" и "Поистине, Аллах Всевышний ненавидит произносящего непристойности и сквернословящего". Так что не нужно материться.
  - А вы что, мусульманин? - Все еще издевательски спрашивал Батырбек. Но обращался уже на "вы", к видимому неудовольствию вооруженного пистолетом товарища.
  - Нет. Но я часто общаюсь и имею дело с горцами. - Он знал, что слово "горец" горцам нравится. - Читал много из Корана, слышал. Многое, вот, запомнил.
  - Да ладно, мусульманам Аллах простит. Мы же иногда. - Весело улыбаясь заверил Батырбек.
  - Да? Твой отец также думает? - Натурально удивился хитрый собеседник, а про себя подумал: "Конечно так же! В него ты такой и вырос. Но только хрен ты мне признаешься, соврешь, что и требуется".
  Парень замялся, опустив глаза. Протянул:
  - Да не! Чё отец?
  - Ладно! Долго мы тут сидеть будем? - Не позволил обдумать эту мысль учитель. - У меня кроме вас дел много. - Перешел на деловой тон, явно приуменьшая значимость данного инцидента, а значит и значимость самих горцев. И тут же подстраховался, брезгливо морщась, отводя их внимание от такой наглости. - Да и грязно тут... Как в свинарнике!
  - Да не! Ну мы поиграем ещё. - Попробовал "откатить" Батырбек.
  - Нет. Речи быть не может. Вы тут находиться не должны. - Официальный тон, сухие слова. - Ты должен быть на уроке. Насколько мне известно, это и желание твоего отца. Не нравится ему, когда ты прогуливаешь, даже брата просит следить за тобой. - Тут Дмитрий говорил как есть. Об этой просьбе главы чеченского семейства он узнал от директора еще давно. В одном из разговоров на "кавказскую тему". - А они - кивок на остальных - и вовсе в школе не имеют права находиться. Вообще-то в этом случае я обязан вызвать милицию. Взрослые мужики, с оружием - впервые вспомнил Дмитрий - и в школе. Так что расходимся и чтобы я больше такого не видел.
  - Да я сам из милиции! - Довольно уныло, но с вызовом воскликнул тощий.
  - И чего? Удивил что ли? Я сам там работал. - Дмитрий замолчал, проходя к выходу и отмечая, что компания засобиралась. Вяло, но засобиралась.
  - Они не сделают мне ничего. - Не сдавался тощий.
  - Ну... Это только если у тебя связи неплохие. Если нет связей, то сделают, уж я-то знаю.
  - Есть! - Гордо провозгласил горец, подтягивая штаны, поправляя пистолет и одергивая кожаную куртку.
  - Это хорошо. В наше время без связей никуда. - Наставляющее констатировал учитель. - Только вот ты представь, что звонишь ты своим покровителям и объясняешь, что забрали тебя из какой-то школы, где ты хрен пойми чем занимался и что делал. Учитель вот говорит, что в карты играл. Да даже если не звонишь - слухи быстро расползаются. Оно тебе нужно? А так разойдемся тихо-мирно. Почти друзьями. По крайней мере хорошими знакомыми... Свет выключи пожалуйста, когда выйдешь. - Попросил самого молчаливого.
  На перемене - а, к удивлению Дмитрия, разговор занял почти сорок минут - царил обычный и какой-то по родному спокойный хаос. Бегали и смеялись дети, разговаривали, матерились, толкались и "подкатывали" к девочкам подростки. Но все это как-то вдруг замолкло, стоило только показаться на лестнице из подвала всей компании. Как будто тень хищной птицы накрыла кишащую до этого жизнью поляну. Попрятались по норам, затаились в траве зверушки. Притихли дети, радостный смех превратился в сдержанные смешки, расступилась толпа перед идущими.
  Дмитрий отметил и то, что никто из детей не спустился в раздевалку после урока.
  Такая реакция школьной жизни на их появление кавказцам явно была знакома и льстила. Даже вышедшая с большой кастрюлей громогласная тетя Таня и та остановилась, притихла, провожая взглядом суровых бородатых мужчин в черных куртках.
  Больше всех расхорохорился тощий. Но все это было уже "после драки", когда по общему убеждению "кулаками не машут". Минут через пять Дмитрию-таки удалось выпроводить незваных гостей за дверь.
  Перемена кончилась, почти все дети разбежались по занятиям. На пути в свой кабинет учителя подкараулила главная повариха.
  - Дима! Пойди сюда. - Она махнула рукой, по-заговорщицки подмигнула левым глазом.
  Не особо вникая в это странное поведение, на автомате, Дмитрий подошел к ней и вопросительно заглянул в глаза.
  - Может водочки, а?
  Только теперь он понял, как устал. В глазах проявилась благодарность, а на лице улыбка.
  - Не теть Тань. Пойду.
  - Ну хоть чайку выпей. Глянь, промок весь!
  Опустив голову, Дмитрий понял, что повариха права. Но чаю не хотелось. Хотелось отдохнуть и вот, теперь, еще и проветрить рубашку.
  - Нет. Пойду отдохну.
  Тетя Таня больше не настаивала, а заместитель директора стал подниматься по лестнице, взявшись пальцами за ткань рубахи и проветривая тело.
  Было очень неприятно ощущать насквозь мокрую спину. И то, что пропитавший хлопок рубахи пот намочил брюки и даже трусы.
  
  
  
  За последнюю в этой четверти неделю Дмитрий спускался в злополучный подвал каждый день. Так, в один из дней он снова встретил там старшего Магомадова. Но на этот раз Батырбек прогуливал уроки в окружении школьников, и проблем с их разгоном не было. Они немного поупрямились, но больше просили, чем бузили. Просили дать им посидеть до конца урока, не заставлять идти учиться прямо сейчас же. Однако Дмитрий на уступки не пошел, и собственноручно развел каждого по урокам, пройдя мимо всех нужных классов. Во время этого маленького похода с одним из нарушителей он даже подружился. Звали его Тарик, по отцу он был сирийцем, а по матушке русским. Красивый, высокий и крепкий парень, он не по годам был развит и учился в девятом классе вместе с младшим Магомадовым.
  Из положительных приобретений связанных с этим эпизодом школьной жизни, кроме дружбы с Тариком, можно было выделить некоторый прирост к авторитету. Многие видели, как Дмитрий разводил по кабинетам самых хулиганистых и даже бандитских учеников. Таких "ребятишек", с которыми остальные учителя даже разговаривать боялись. А когда он тихо открыл железную дверь кабинета несчастного физика и завел Батырбека внутрь, случилось и вовсе что-то необычное.
  - Здравствуйте. Извините, этот ваш? - Дмитрий отошел в сторону, указывая на вошедшего чеченца.
  Класс замер. Играющие в карты на задних партах одиннадцатиклассники замолчали так же как и все остальные. Вообще повторилось то, что Дмитрий уже отмечал, когда на перемене выводил "гоп-компанию" из подвала. Эффект появления хищника. Когда все вокруг замирают и притихают.
  - Наш... - Едва ли не полушепотом протянул физик, закашлял и так неприкрыто сглотнул, что Дмитрию стало смешно.
  - Ага. Ну, проходи тогда. Грызи гранит науки! - Дмитрий улыбнулся, довольный и произведенным эффектом и той "свиньей", которую подложил "суженому" информатички. - Извините. - Еще раз произнес обращаясь к учителю и вышел в коридор.
  До этого момента получалось так, что Дмитрий Николаевич был как бы "полуавторитетом" для старшеклассников. Одних он гонял, а других нет. Конечно не потому, что боялся. Не случалось просто. Но по опыту дети знали, что когда случится, то и этот окажется таким же, как и некоторые другие, и вообще все остальные. Испугается и в лучшем случае постарается с ними подружиться. Примерно так видел Дмитрий детские мысли. Теперь же появилась внутренняя уверенность, что такого отношения к нему быть не может.
  Вообще же, данная ситуация являлась лишь частным от общего вопроса. От проблемы. И называлась эта проблема гегелевской диалектикой господства и рабства. По ней выходило так, что человек для себя и для других может быть либо Господином, либо Рабом. Третьего не дано. Такой непростой выбор становится перед человеком в тот момент, когда у него появляется желание. Нет, даже не так. Не желание, а "Намерение" - с большой буквы. Ведь именно оно позволяет человеку определить себя субъектом. То есть тем, кто воздействует на что-то. На объект.
  Но как только такое самоопределение себя субъектом произошло, человек сталкивается с суровой необходимостью борьбы за реализацию своего Намерения. Ведь в обществе все обстоит так, что в противовес одному стремлению всегда найдется другое. И вот тут-то на сцене и появляется диалектика Господства и Рабства. Во-первых, сам человек определяет себя либо Господином, либо Рабом. Во-вторых, его определяют окружающие. Но даже без этих двух моментов он априори признает такой "status quo". И, если уж быть до конца откровенным, то идентифицирует себя человек именно Рабом. Другими словами - новичком, ничего не значащим для других специалистом, тем, с кем никто не считается по каким-либо вопросам. А хочется-то другого. И начинается борьба. В самых различных и во всех без исключения сферах. Конечно, редко эта борьба в наш век доходит до вооруженного столкновения с риском для жизни. А именно этим характеризуется перерождение Раба в Господина, именно умением поставить на кон свое существование. Но вот лишиться работы и поиметь вероятность скатывания жизни "коту под хвост" - это запросто, это повсеместно. Или, как вариант, развод с супругом. Тоже весьма значимая ставка в Борьбе за статус.
  Взять того же учителя. Он может признать, что не имеет возможностей влияния на учеников и оставить все как есть. Это будет означать, что такой учитель самоопределился как Раб. Но дело в том, что такое самоопределение очень быстро "перетечет" в определение его другими. Сущностно, глубинно, все остальные тоже будут определять его Рабом.
  Но может быть по-другому. Учитель не захочет оставлять своего Намерения, не захочет утрачивать субъектность. И тогда рано или поздно перед ним начнут появляться различного рода трудности, которые он просто обязан преодолевать. Трудности в данном случае - это столкновение враждебных Воль или Намерений. Что это могут быть за трудности? Все очень просто и насущно. Это может быть необходимость отдать значимую часть денег на Дело. Или отдать свое личное время, а то и больше - часть жизни. Так молодой учитель может обратиться за помощью к старому и опытному с просьбой объяснить или помочь делом. Обратиться, преодолевая свою гордыню. А потом отстаивать принятые решения перед начальством, с риском для "отношений" и зарплаты. И потом опять отстаивать, рискуя уже потерять работу.
  А может быть и "по-подвальному", когда приходится действительно ставить на кон свою жизнь. При этом не существенно, велики или низки шансы на физическое небытие. Если они есть хотя бы мизерные, то в случае проигрыша "откатить назад" ничего будет нельзя. И понимая данное положение дел, принимая его, человек становится Господином. Прежде всего для себя самого, но и для окружающих тоже.
  Можно сказать, что это Гегель. Можно сказать, что это многие его последователи и те, кто переработал его философию, как Маркс. Можно сказать, что это фактическая данность нашего социального бытия. Но если человек - нежелающий перевоплощаться Раб, то он не будет принимать этих доводов. Он будет отрицать, а скорее всего и вообще обходить стороной все вопросы, связанные с такими размышлениями.
  И никогда не будут по-настоящему дружны Раб и Господин. Никогда не будет настоящей любви между Рабом и Господином. Никогда они не создадут полноценной счастливой семьи. Никогда Господин не посмотрит на Раба, как на равного. Дух не потерпит такого.
  От размышлений Дмитрия отвлек стук в дверь.
  - Дмитрий Николаевич, можно? - В проходе появилась Гуля и Лера.
  - Да, заходите. Почему во время урока?
  - А! - Махнула рукой смуглянка. - У нас география.
  Дмитрий временно принял этот аргумент, решив послушать содержание самого вопроса.
  - Ну, выкладывайте. Чего молчите?
  - Дмитрий Николаевич, а помните, вы обещали свозить нас куда-нибудь в другой город на каникулах?
  Дмитрий помнил. Было такое обещание. Связанное с массой формальностей и трудностей, но было.
  Вообще практика загородных поездок в московских школах распространена не была. Связано это было со многими моментами. Дети вели себя плохо, а учителя не имели над ними действительной власти. Бумажная бюрократия на этом пути не просто зашкаливала, она доходила до полного бреда умалишенного. При любой проверке, как бы тщательно не готовился учитель, выявилась бы масса нарушений. Начиная с того, что подобран автобус у которого не было обследования на предмет соответствия вредных выбросов в атмосферу и заканчивая тем, что на соответствующий требованиям автобус денег не хватало и пришлось собирать с родителей. Как бы там ни было, а учитель оставался виноватым при любой проверке. Кроме того, сама организационная работа отпугивала огромное количество учителей, приходящих на работу за деньгами. Зачем ездить за город и рисковать в буквальном смысле головой, если можно "для галочки" сводить детей в кинотеатр? Тем более, что кроме двоих-троих "лузеров", туда никто не пойдет. Ходили? Ходили. Отчет есть? Есть. Премия будет? Будет, если директору "шлифанул" вовремя. Чего еще надо?
  - Помню. И даже город подобрал.
  - Ура! - Закричала буйная Лера. - Дмитрий Николаевич, мы вас любим! А куда?
  - Подожди любить. Все не так просто. Город - Тула. Ехать туда несколько часов. Там экскурсия по городу: церкви, Кремль местный, новый оружейный музей, музей тульского пряника, обед в ресторане, еще какой-то музей... Где всякие змеи, ящерицы и все такое. Террариум, что ли... Роспись каких-то самоваров, еще что-то.
  - Класс, класс! Нам все нравится! - Перебила Гуля.
  - Подожди радоваться!
  - Что такое?
  - Такое! Мне тут завуч все мозги высушил - оценки у вас упали!
  - Ой бли-и-ин! - Протянула Лера. - При чем тут оценки?
  - Оценки подтяните, тогда и поедем. Вы уже знаете, кому что нужно подтянуть. Особенно меня волнуют Руслан с Саидом.
  - Дмитрий Николаевич, да там же физик! Он вообще нас ненавидит. - Обиженная и рассерженная Гуля выглядела великолепно.
  Уже весь класс знал, что информатичка и физик ненавидят Дмитрия. И думал, что отношение к ним обусловлено отношением к их классному руководителю. Да во многом так оно и было. Хотя скидывать со счетов их собственное поведение и нежелание учиться тоже было нельзя. У Анисии, например, не было проблем с этими предметами и, по ее словам, к ней данные учителя относились нормально. Но нонсенс в том, что учителя не должны легитимировать свое отношение к плохим ученикам отношением к их классному руководителю. И уж тем более одно не должно усиливать другое, как обстояло на деле. Учителя должны тянуть всех детей не обращая внимания ни на что. А эти... ну, по крайней мере Светлана Александровна... рассказывали на уроках, какой мерзкий у детей "классный". О том, что сам он понаехавший в Москву "гастер", а женился ради квартиры...Откуда она знала некоторые детали, Дмитрий не очень понимал. Но знала. Знала и успешно обвешивала их собственными грязными домыслами, не забывая подавать это блюдо на обед восьмому "Б".
  - Не волнует. Сделаете - поедем. Идите на урок.
  - Ну и не стоило тогда вообще обещать! - С вызовом, громко объявила Лера, сильно хлопнув дверью. Гуля молча вышла перед ней.
  Бешенный день на этом не заканчивался. Не прошло и пяти минут, как в дверь еще раз постучались. На этот раз вошла учитель литературы.
  - Дмитрий Николаевич, срочно помогайте!
  - Что случилось Наталья Валерьевна? - Спросил Дмитрий у державшейся особняком от всех школьных групп женщины.
  - Опять Иван! Как взбесился, ей Богу! Сейчас, не понятно откуда, вытащил канцелярский нож, выбежал из кабинета и залез на перила лестницы. Орет, что порежет себе горло. - Взволнованно рассказала женщина. Кокетничать, впрочем, она тоже не забывала, поправляя темно-каштановые волосы и поводя плечом.
  - А что случилось перед этим? - Уже в дверях спросил Дмитрий.
  - Да ничего особенного. Как обычно с ним. Хулиганил и бесился...
  В конце коридора, там где располагался кабинет литературы, русского языка и ОБЖ, который и делили между собой Дмитрий Николаевич и Наталья Валерьевна, столпились дети. Они молча смотрели на сидящего в углу коридора Ивана.
  - Что вам, театр тут? - Строго спросил Дмитрий. - Заходим в класс и занимаемся своими обязанностями. Иван! Здравствуй.
  Мальчик вяло пожал протянутую руку. Не подняв для этого головы и не встав на ноги. Ножа видно не было.
  - Что ты опять здороваешься, как вялый огурец? - Задал риторический вопрос учитель и выдернул пацаненка на ноги за расслабленную ладошку. - Пойдем!
  - Куда? - Голос Ивана принадлежал его "темной стороне", звучал остро и зловеще.
  - Ко мне.
  - Пойдем!
  Но на этот раз пацаненка успокоить не удалось. Он никак не хотел возвращаться на "светлую сторону", никакие доводы не действовали. Дмитрий молча смотрел на орущего и матерящегося мальчика, рассказывающего таким образом о том, что с ним произошло. По его словам выходило, что одноклассники и учитель его "достали" и он захотел им отомстить.
  Дмитрий смотрел.
  И думал.
  И на этот раз он не замечал ничего болезненного. Обычный пацан, слегка заигравшийся в "темную" и "светлую" сторону своей натуры. Требующий к себе внимания от окружающих, желающий играть вместе со всеми детьми, а не быть изгоем.
  Молча встав со стула, Дмитрий подошел к пацану. Схватив его "за грудки", легко оторвал от пола.
  - Я тебе еще раз повторяю: успокойся. - Сказав это, для пущей убедительности, слегка тряхнул. Так, чтобы пацаненок несильно стукнулся головой о стену. И с угрозой в голосе продолжил. - Если не успокоишься, я тебя отлуплю. Понял?
  Вновь оказавшийся на полу паренек насуплено молчал. И в этом обиженном его молчании читались совершенно обычные страх перед наказанием и обида.
  - Сядь! - Зло приказал Дмитрий, но парень так и остался на ногах. - Сядь, я сказал! - Взял за плечо и силой усадил на стоящий поблизости стул.
  Казалось, что если Иван болен, то такое обращение только обострит его реакцию. Что уж тогда он может сделать, непонятно. Может быть, кинется за ножницами. Или к окну. Дмитрий не знал. У него была догадка и он действовал сообразно ей. Может и ошибался, но решения не мог предложить никто.
  Отворачиваясь от пацана, он рассчитывал на самое нежелательное развитие событий и затылком - не то, что глазами - следил за обстановкой.
  Рассчитывал на худшее, но надеялся на лучшее.
  Пацан действительно вскочил. Но ничего необычного и плохого не произошло. Пулей выскочив из кабинета, он побежал вниз по лестнице. Дмитрий, стараясь как можно тише, выбежал за ним и весь превратился в слух. Не зазвенит ли стекло, не заплачет ли упавший мальчик? Но все было спокойно. Тогда учитель облегченно перевел дух, вернулся в кабинет и достал телефон.
  - Николай Алексеевич? Слушай, там от меня выбежал пацаненок. Посмотри пожалуйста по камерам, куда он делся? Да, маленький. Да, Иван... Отлично! Ладно, давай, спасибо.
  Ваня сидел на "детском" втором этаже. Туда обычно уходили все средние и старшие ребята, желая спрятаться от учительских глаз третьего и четвертого этажа. Ваня сидел на мягком черном диване, забравшись на него с ногами и отвернувшись в угол. Самая обычная реакция на наказание за выходку, ничего особенного.
  - К Макаренко бы тебя, в колонию... - Пробормотал Дмитрий вслух. - "Больной", мля...
  Мечты. Мечты о здоровом детском коллективе со своими идеалами, целями и задачами. Несбыточные в современных условиях мечты. А что Иван?
  Иван скорее всего плакал.
  
  Неделя подходила к концу. Если бы не привычка к порядку и опыт работы в милиции, то Дмитрий просто погряз бы в бумажной работе. Так же, как проваливались в нее практически все остальные учителя и заместители директора. Огромное количество бумажной и электронной отчетности нужно было переворотить, чтобы спокойно уйти на каникулы.
  Это пока оставить. Тут делать срочно, не откладывая, как бы этого не хотелось. В этом деле написать запрос, тут составить приказ. Только распределяя оптимальным образом время и расставляя приоритеты можно было успеть выполнить все в срок.
  Глупая, никому не нужная бумажная "работа".
  Неразлучная парочка заявилась к классному руководителю в четверг.
  - Дмитрий Николаевич, мы решили вопрос! - Сходу доложил Саид. - Теперь можно ехать.
  Это давление ребят на двоих отстающих по физике не было, конечно, проявлением настоящей коллективности. Но хоть что-то. На безрыбье и этому порадуешься.
  - Это конечно хорошо. Но... Есть но.
  - В смысле?
  - В смысле: есть "но". - Еще более утвердительно повторил учитель.
  - А-а-а.. Какое? - Присоединился к мозговому штурму Руслан.
  - Оно в том, что за сегодняшний и завтрашний день заказать выезд в Тулу не получилось бы и у расторопного гения.
  - То есть, что... - Шепеляво зашептал Саид, выразительно двигая губами - мы никуда не поедем?
  - Не получилось бы, если бы Дмитрий Николаевич за месяц все это не заказал.
  - То есть, что, поедем?
  - Саид, твое красноречие мертвого разбудит, отвечаю!
  Ребята засмеялись.
  - А скажите мне любезные судари, каким образом вы получили столько четверок и даже пятерки, чтобы они исправили четвертную двойку?
  Ребята замялись, поглядывая друг на друга. Явно так, видимо замялись. До того праздное любопытство Дмитрия - подумаешь, наклепали докладов - усилилось и теперь ему стало по-настоящему интересно.
  - Ну-ка, ну-ка! Рассказывайте поподробнее!
  Саид засмеялся, пытаясь напустить на себя смущенности. Руслан быстро взглянул на друга, после чего его глаза прыгнули к полу и там уже забегали, будто испуганные мыши.
  - Это Руслан предложил...
  - Чё ты брешешь?! - Заорал паренек и стукнул друга в плечо от избытка возмущения.
  - Не, ну... Мы это... Вместе... Ну скажи ты, Руслан! - Как из ледяного омута вылез Саид из опутавшей его словесности.
  - А чё я-то?! - Опять возмутился Руслан и хотел было продолжить взаимные пререкания, но Дмитрий резко пресек прения.
  - Ну-ка быстро мне все рассказали! Чего как девочки ломаетесь?
  - Ну, Дмитрий Николаевич... - Тут же начал белобрысый. - Мы... В общем мы с ним договорились.
  Где-то глубоко затаившееся подозрение стало выбираться на поверхность через веселую улыбку. А уже через минуту Дмитрий от души смеялся. Хихикали и ребята.
  - Как-как, говоришь? Вы его не трогаете? - Сквозь смех и слезы выдавил классный руководитель.
  - Ну да! Мы его не трогаем, а он нас не спрашивает и ставит нам нормальные оценки.
  - А как... Ахахаха! А как вы его трогали? Да не бойтесь, говорите всё!
  - Ну там... Обзывали его. Саид на доске рисовал... свиней...
  - Еще! - Не отставал Дмитрий.
  - Руслан хрюкал еще! - Отомстил другу смуглый крепыш, за что был вознагражден быстрым взглядом курносого товарища.
  - А как договаривались?
  - Да Руслан подошел к нему и предложил.
  - Как? Ну-ка сделай вид, как будто я это он и предложи.
  - Я не смогу Дмитрий Николаевич с вами.
  - Делай!
  Две попытки ушли вхолостую - парень сбивался и начинал смеяться. С третьей у него удалось. С самой суровой на какую был способен рожей, он подошел к Дмитрию почти впритык и сказал:
  - Короче! Нам нужны тройки в четверти. А мы тогда не будем над вами издеваться...
  - Над тобой. - Внес свой вклад в рассказ Саид.
  - Да, над тобой. - Согласился Руслан.
  Через пару минут Дмитрий успокоился и, потирая слезившиеся глаза, резко сменил тон. Сказал строго:
  - Ох Саид, Саид...
  - Что Дмитрий Николаевич? - Насторожился парень, наблюдая за потянувшейся к телефону руке. - А куда вы хотите звонить?
  Другой рукой Дмитрий потянул хорошо знакомый ребятам листок со списком адресов и телефонов родителей всего класса.
  - Дмитрий Николаевич, не надо, я вас умоляю! - На полном серьезе перепугался парнишка. - Куда вы хотите звонить? - Он не удержался на месте, подошел к столу и даже сделал попытку задержать руку с телефоном.
  - Руки убери! - Волком зарычал Дмитрий, после чего Саида как ветром сдуло на место.
  - Дмитрий Николаевич! Ну я вас очень прошу! Я вас умоляю! Ну хотите я на колени встану? Не звоните! Ну, пожалуйста... - Практически захныкал, зачастил Саид и в его словах при этом не было ни капли игры.
  Дмитрий стал набирать номер телефона брата Саида. Дойдя до последней цифры, набрал не указанную на бумаге шестерку, а семерку. Пошли громкие гудки, которые точно слышали оба хулигана. Лица на них не было. Даже Руслан, которому казалось бы ни холодно ни жарко от этого звонка и тот побледнел своей светлой рязанской ряхой. Да так, что веснушки почти исчезли.
  - Алло!
  - Алекбер? Нет? Ну, извините... ошибся... - Последнее слово Дмитрий выдавил из себя, уже нажав на "отбой". Его душил истерический смех. Он смеялся, сидя на стуле и низко опустив голову к столу, держась руками за столешницу. - Не... не обоссался? - И новый взрыв хохота.
  Вроде успокоился, просмеялся, но поднял глаза на блаженную рожу Саида и смех опять начинал душить.
  - Что, испугались, что братан обоих в посадках закопает? - Теперь от души смеялись уже все трое. - Не ссыте! Дмитрий Николаевич своих не сдает!
  - Не, я правда испугался Дмитрий Николаевич. Брат вас уважает. Он бы меня убил...
  - Да я видел, ты бедняга чуть пару половников жидкого в штаны не спустил! А откуда это он меня зауважал?
  - Ну как... Он знает вас немного. Ольга Анатольевна тоже рассказывала.
  - Понятно. Ну ладно. Вы другое послушайте. Серьезно послушайте. Мужчина никогда, как бы ему ни было хреново, страшно или больно не должен просить, а тем более умолять. Чтобы я такого больше не слышал. И про колени тоже. Это понятно?
  - А почему умолять...? - Не понял Саид.
  - Потому что это ниже мужского достоинства. Понял меня?
  - Понял.
  - Ладно! Идите... - И Дмитрий заново засмеялся, глядя в удаляющиеся спины.
  Просмеявшись, он вспомнил, как вели себя на переменах уже полюбившиеся ему "двое из ларца". Они, ни много, ни мало, походили на остальных "топовых" хулиганов. Например, на тех, которых он недавно прогонял из подвала. Впредь надо давать им задания осторожнее, со скидкой на их... сущность. А то, не ровен час...
  
  
  
  
  Каникулы Дмитрий не любил.
  Темные, неживые глазницы окон. Какой-то могильный покой и тишина лестниц, пустота рекреаций. Никто не ругается, не матерится. Нет драк и стычек, постоянной беготни и радостного смеха.
  Учителя сидят по своим кабинетам, точно в берлогах. Как медведи, готовящиеся к зимней спячке. Но больше всего молодому учителю не нравились редкие разговоры в тишине пустых стен. О том, как хорошо на каникулах, без детей. Как спокойно и "можно поработать".
  Дни тянулись долго. Если обычные школьные будни пролетали что называется "на глазах" - только пришел и уже пора обедать, только пообедал и уже надо домой собираться - то каникулярные оказались похожими на сгущенку. Такие же приторные своим бездельем и тягуче-липкие. Они оживлялись лишь изредка, когда тот или иной класс собирался на первом этаже для похода в кино или театр. Но длилось это недолго и вскоре покой и тишина вместе с неуклонно оседающей пылью накрывали поверхности всех предметов.
  Поэтому поездку в Тулу Дмитрий ждал больше самих ребят. Ему в сопровождение вызвалась все та же Елена Валерьевна. Даже не пришлось ничего делать для того, чтобы реализовать совет Ольги Анатольевны. Она подошла еще до каникул и, обосновывая свое желание стремлением наладить с ними контакт, предложила быть второй сопровождающей. Дмитрий охотно согласился, про себя удивляясь прозорливости завуча младших классов.
  В поездке хватало всего. Было и плохое поведение, и капризы, и хулиганство. Но все это с лихвой перекрывалось веселым, наполненным жизнью смехом, радостью и счастьем. Дмитрий вместе с ребятами лазил по стенам местного Кремля, стоял в очереди за пирожками, закупался сувенирными и эксклюзивными пряниками. В оружейном музее они вместе, превратившись в одно целое, искали возможности улизнуть от унылого экскурсовода, а в террариуме искали себе двойников. Для классного руководителя общим решением всего класса нашелся самый достойный двойник - матерый и крупный, если не сказать толстый, родственник какого-то крокодила. Ребята долго смеялись, сравнивая его пристальный немигающий взгляд с тем взглядом, которым награждал их Дмитрий Николаевич в самые смачные моменты.
  Интересные рассказы, переходы через дорогу, которые уже сами по себе были отдельными приключениями, два посещения ресторана и сладкий сон на обратном пути... В общем, день выдался насыщенным, интересным и очень утомительным. Последнего ребенка Дмитрий сдал с рук на руки маме в начале десятого. И только в одиннадцать сам оказался дома. Замерзший, усталый и голодный он лежал в горячей ванне с чувством хорошо выполненного долга.
  Как и все в мире, каникулы закончились. В школу как будто бы ворвались дети, и все закружилось в привычном оживлении. А вместе с ним начались и неизбежные проблемы. На этот раз их причиной стала Валерия.
  - Дмитрий Николаевич! Быстрее!
  В кабинет ураганом ворвалась Гуля. Ее глаза были расширены, а рот жадно втягивал воздух. Видно было, что по лестнице она поднималась бегом.
  - Что случилось?
  - Пойдемте в спортзал! Там отец Леры пришел пьяный. Он на нее орет уже минут десять!
  - А почему только сейчас прибежала и не позвонила? - Уже на лестнице спросил учитель.
  - Да мы никто не догадались сначала. Там же и Алексей Юрьевич вроде. Но он все равно орет. Он пьяный сильно, ругает её и матерится. Пойдемте быстрее, а то он уже собирался уходить...
  Отца Леры Дмитрий, к счастью, не застал. Сама девочка сидела в кабинете физруков и плакала. Оставшись с ней наедине, Дмитрий услышал непростую историю.
  Сама эта история не отличалась оригинальностью от того, что творилось кругом. И ничем не выделялась на безрадостном, если не сказать безнадежном, фоне. А вот то, что Лера позволяла гладить себя по голове и рассказывала... Рассказывала так, будто Дмитрий был единственным способным слушать и понимать её человеком - это грело учителя. И тепло ощущалось не только им, но и самой девочкой. Все спокойней и спокойней становилась она, не такими горячими каплями падали ее слезы. Дмитрий многое узнал о Лере. Многое такое, после чего их отношения не могли быть прежними, такое, о чем не рассказывают каждому встречному-поперечному.
  Это был такой момент, который Дмитрий лично нащупал в педагогической практике. Нащупал и начал искать в теории. Искал долго и въедливо, но не находил ничего такого, что объяснило бы ему происходящее или хотя бы описало его. Тогда он обратился к и без того неплохо изученным разделам психологии и социологии. Ничего нового и конкретного, относящегося к педагогической технике, не нашел. Да, иной раз психология описывала феномен, свидетелем которого Дмитрий становился уже не единожды. Но описывать и объяснять - это разные вещи. Более того, достаточно робкие попытки объяснения, которые иногда встречались в неконцентрированном виде, тоже не давали возможности перейти к педагогической технике. Проще говоря, прочитав серьезное количество страниц, посвященных этому феномену, Дмитрий не мог составить для себя рабочей схемы. Вот так, чтобы "Сделай это, получишь вот это. После этого, поступи так-то. В результате будет то-то". А это означало только одно - не было исчерпывающего понимания.
  Что это был за феномен? Феномен экстремальной ситуации. Причем, было не важно, какой сфере принадлежит экстремальность. Это могла быть общественная, физическая, духовная сфера. Любая другая. Важен был сам факт экстремальности для человека. Такая ситуация, когда он отчасти "съезжает с катушек". Не может самостоятельно решить проблемы, не находит сил для преодоления кризиса. Когда "весь мир идет на тебя войной". Так вот, если такой ситуации для человека не возникает, то с педагогической точки зрения что-либо изменить в глубинах его личности не удастся. А если все-таки очень хочется или нужно, то необходимо создать такую ситуацию. Или быть рядом в тот момент, когда она сложится случайно. Это первое необходимое условие.
  Вторым таким условием являлось следующее. Если педагог хотел что-либо изменить в глубинах личности человека, то он должен был иметь "пакет акций" к экстремальности ситуации. Может быть, в какой-либо степени, создать ее. Может быть, помочь с ее разрешением. Может быть, просто быть рядом. Но в любом случае его участие в ней должно было быть весомым и значимым для человека.
  Частным случаем такого общего правила была помощь. Помогите человеку в критический момент и будете иметь возможности воздействия на его душу.
  Понять все это помогла все та же гениальная "Педагогическая поэма" Антона Семеновича Макаренко. Макаренко использовал "экстремальный прием" в самых сложных случаях. И даже дал ему название - "Человеческий взрыв".
  Вот и с Лерой случилось что-то подобное. И пусть мощность взрыва не зашкаливала, но это не было и хлопком или даже выстрелом. Это был именно взрыв. На то, что значение классного руководителя для девочки в данной ситуации весьма велико указывал тот факт, что ребята за помощью побежали именно к нему. Ведь в спортивном зале было несколько учителей, но к ним не обратились. И даже более того - именно побежали. Не позвонили, что проще и быстрее, а послали гонца. Весьма показательная и значительная деталь.
  Дмитрий не мог помочь в этой ситуации ничем конкретным и практическим. Он мог предоставить моральную поддержку, правый рукав и разделить беду, но и этого оказалось достаточно. После этого случая не только сама Лера, но и все ее подруги стали относится к классному руководителю более... глубже. Теперь уже сказанное им слово не могло остаться без искреннего внимания, на него не могли просто наплевать.
  Но один из следующих дней, как часто бывает в жизни по какому-то удивительному совпадению, нанес последние штрихи.
  
  Начался он с новостей.
  Трагических.
  Дмитрий сидел в кабинете, глядя в ноутбук, который когда-то принес из дома. Директор, забыв свое обещание, так и не предоставила заместителю рабочей машинки. А спрашивать ее об этом повторно не было никакого желания.
  В топе списка новостей "Яндекса" висела новость об убийстве в Находке.
  "Ничего необычного" - эта фраза всплыла в сознании по прочтении новости. Всплыла и удивила своей обыденностью. Никаких "О ужас!" или "Да как такое возможно!" не было и в помине. Было это "Ничего необычного".
  Отслуживший год в армии молодой человек пришел в школу. Скорее всего, в этой школе он сам когда-то тоже учился. Пришел к своей бывшей пятнадцатилетней девушке. Вообще это уже любопытно: девятнадцать и пятнадцать лет. Ну да чего не бывает в жизни?
  Девочка была на уроке физкультуры, куда и явился несостоявшийся кавалер. Скупая новость утверждала, что уже тут произошел конфликт. И что учительница физкультуры попыталась защитить школьницу. Что уж там произошло в деталях не ясно. А только девчонка убежала искать защиты у директора. Однако разъяренный чем-то "Отелло" приходит следом. С ножом в руке. Без труда пробивается к девушке и закалывает её ножом. После чего кончает жизнь самоубийством.
  "Интересно, как он это делал? Горло себе вскрыл или из окна выпрыгнул?" - возник довольно циничный вопрос.
  А чуть позже, совершая утренний обход здания и встретившись с директрисой, он узнал еще одну новость.
  Страшное, пугающее совпадение.
  Оказывается, что вчера в одном из колледжей Москвы ученик воткнул нож в живот своему одногруппнику. На настоящий момент парень лежит в "Склифе" с тяжелым ранением, а врачи-реаниматологи борются за его жизнь.
  Вспоминался и еще один случай, произошедший примерно месяц назад. Тогда в одной из школ Москвы - между прочим, находящейся совсем недалеко - на перемене подрались старшеклассники. Один из них упал и ударился головой об угол чего-то. И умер. После того случая директриса особенно рьяно стала следить за организацией дежурств на этажах. Чем Дмитрий и без того занимался весьма добросовестно.
  Ну и в завершение в памяти всплыл случай из собственного, пусть и косвенного, опыта.
  Случилось это лет пять назад. Когда будущего заместителя еще редко называли по отчеству, а сам он не ходил в галстуке, подставлял свою и бил чужие рожи на спортивном ковре. В очередной приезд на спортивное мероприятие в Саратов Дмитрий узнал об интересном случае из жизни знакомого.
  Серега был хорошим парнем. Хорошим и очень умным - учился на инженера в одной из тех сфер, о которых самому Дмитрию из-за низкокачественного среднего образования задумываться не приходилось. В дальнейшем Сергей открыл в себе еще и недюжинную силу воли. Дело в том, что из-за наследственности он имел очень больное тело. Постоянно страдал недостатком веса и плохим зрением. Но, несмотря на эти огромные сложности, Сергей пришел в секцию рукопашного боя и занимался там вопреки "прогнозам" большинства знакомых. Кто-то смотрел на него с недоумением, кто-то даже с презрением. Единицы - в число которых входил и его тренер - заинтересованно и выжидающе. Сергей не сдавался. Он получал травмы, ему раз за разом разбивали лицо. Более того, из-за ударов ему пришлось прооперировать глаз, в котором ускорились негативные процессы. Но едва восстановившись после операции, Сергей вернулся в строй. И занимался до тех пор, пока врачи не предупредили о риске и вовсе потерять зрение на один глаз. Только тогда Сергей прекратил участвовать в жестких соревнованиях, по-прежнему посещая тренировки. Но нельзя сказать, что все это время и часть здоровья он отдал ни за что. Совсем наоборот. За это время он, при помощи искусного тренера и великолепного воспитателя, заново сделал себя. Теперь никто не смел взглянуть на него так, как это было когда-то. Да и сам он смотрел на себя иначе. Но это было много позже того дня, когда он распахнул двери спортивного зала. Вначале Сергею было очень трудно и тяжело...
  Учился он в институте. Казалось бы, в высшем учебном заведении обучаются уже не дети. Казалось бы, что и поведение у них должно быть не детским. Но на практике дела обстояли не так, как казалось. На лекциях, конечно, не было такого беспорядка, как на школьных уроках. Но и идеальным порядком там не пахло. Студенты пропускали очень много занятий, позволяли себе приходить на занятия в несоответствующей одежде и даже пьяными. Грубо разговаривали с учителями, покупали отметки и так далее, и тому подобное. Пожалуй, сложно найти человека, которого такое перечисление в наше время удивит.
  Сергею бы замечательно училось, если бы не это "бы". Оно состояло в том, что в его группе сколотилась натуральная шайка. Вошел в нее один представитель "золотой молодежи", приезжавший к зданию института на подаренном папой дорогущем автомобиле. Вокруг него, как электроны вокруг ядра атома, стали вращаться различного рода приспособленцы и прихлебатели. В основном это были безобидные поодиночке представители вида Homo sapiens. Но кроме них, к драгоценному "самородку" прилипла весьма странная и агрессивная "гоп"-парочка. И еще вопрос кто и кем там крутил: парочка самородком или, все-таки, наоборот. Как бы там ни было, а вся эта компания с самой первой пары обратила свое господское внимание на нашего героя. Еще бы! Ведь он себя вел крайне вызывающе: постоянно писал лекции, внимательно и с интересом слушал профессоров, задавал свои и весьма недурно отвечал на поставленные вопросы. В общем, был человеком прямо скажем ненормальным. Не характерным для ВУЗовской среды.
  К данному обстоятельству добавилось еще одно. ВУЗ - это не школа. Там преподаватели вовсе не озадачены воспитанием студентов, хотя и со школы данную функцию чуть ли не официально сняли. И уж тем более никто не следит за взаимоотношениями студентов. Вот и получилось так, что каждый новый день для Сереги начинался персональной каторгой. Его унижали, оскорбляли, старались выставить посмешищем и даже били. Если какой день проходил без броска жёваной бумаги в спину, без футбола сумкой или еще какой "приятности", то этот день был для Сереги счастливым. Но счастье, как известно, не бывает вечным.
  Поняв это и найдя свою жизнь трудной и унизительной, Серега спросил совета у тренера. Тренер, как уже говорилось мужик умный, критически оглядел подопечного. И выдал мысль, сыгравшую в жизни Сергея ключевое значение. Много он не говорил. Обратил внимание на то, что физических возможностей дать отпор безмозглому хамью у Сергея нет. Задал риторический вопрос о том, ожидает ли Сергей помощи со стороны. Скажем от преподавателей или милиции? Пояснил, что даже если бы физические возможности были, этого бы не хватило. Физика без Духа - ничто. И сделал вывод о том, что Дух первичен и в основном самодостаточен. А раз так, то выход из сложившейся ситуации есть...
  На следующий день Серега, сам не свой от внутренней борьбы и настроя, пришел на пару как обычно. И так получилось, что как специально вовремя собралась вся команда обидчиков, а преподаватель задерживался. Проходя мимо мирно сидящего Сергея "самородок" кинул в его сторону очередное оскорбление и с самодовольным видом прошел на свое место.
  Близорукий Серега, спокойно достал старенькую поношенную сумку из недр парты. А из ее недр, в свою очередь, здоровый самодельный тесак. Сняв очки с толстым стеклом и аккуратно уложив их на столешнице, он спокойно встал со стула. До этого момента никто не обратил внимания на тихого "ботана", не заслуживающего по мнению большинства студентов-"человеков" этого распространенного звания. Но в этот момент Сергей преобразился. Крепко удерживая в правой руке нож, он быстро прошел к обидчику, схватил его за кисть и потащил на себя.
  Упал на пол дорогущий "смартфон" и только этот звук коротко нарушил повисшую тишину. В нависающем кулаке был нож. А костяшки пальцев побелели от напряжения и мелко дрожали. "Самородок", как и его дружки, смотрел на Серегу, как обезьяны на удава Каа. А Сергей молча и размеренно объяснял им, что и как сделает, если от него не отстанут. И эти его слова отличались пылкой убедительностью.
  Сергей спрятал нож в сумку за секунду до того, как в физически ощутимую напряжённую тишину аудитории вошел преподаватель.
  Дмитрий смотрел на все это двояко. С одной стороны он понимал всю маразматичность и безнадежность сложившейся в образовании ситуации. Понимал, что в большинстве подобных конфликтов нынешние преподаватели не помощники. И молодому человеку, попавшему в настоящую беду, рассчитывать на помощь не приходится. Поэтому, с точки зрения молодого парня, мужчины, Сергей поступил более чем верно. По крайне мере после такого поступка его никто и никогда в институте не трогал.
  С точки зрения же педагога, да еще и заместителя директора школы по обеспечению безопасности все это выглядело весьма опасно. И тенденциозно. Если педагоги и высокое начальство из "грамотных управленцев" не могли побороть тенденцию повсеместно вспухающих конфликтов, то понятно, почему дети стали делать это сами. Причем в решении этих, своих, вопросов они пошли путем наименьшего сопротивления. Который в данном случае совпадал с общей деградацией. Ну не получается на языке культуры и разума объяснить хаму, что он хам. На этом языке с ним должны изъясняться целые социальные институты: школы, учреждения культуры, патриотического воспитания. Но даже и в этом случае положено наличие неких окультуренных средств и форм давления на непонимающего культурный язык хама. И совсем непригоден данный язык восхождения для общения между отдельными личностями. Например, между обидчиком и тем, кого он обижает. Вот и приходится ребятам деградировать. Если не возвращаться на более низкую ступень развития, то уж заимствовать оттуда действенные методы и приемы.
  Педагог, смотря на отечественные реалии, видел перед глазами зародыш того, что сейчас происходит в школах США. Где ежедневно стрелялись, резались или иным способом наносили друг другу взаимные увечья и доминировали друг над другом школьники. К этому идем? Не говоря уже о том, что подобная остановка в развитии... да что уж там?! Называем вещи своими именами - деградация! Подобная деградация системы образования и воспитания прямым образом ведет к деградации населения. Вот и, как говорится, "внимание вопрос": кто будет удерживать государство российское от полного разложения через тридцать-пятьдесят лет?
  Ведь уже сейчас нет специалистов. Уже сейчас российское образование перешло на такую модель, когда массово никого не готовят. Когда ставка делается на талантливых самородков, выявляемых через систему постоянно разрабатываемых фильтров. Иначе к чему все эти олимпиады, "ворлдскилсы" и тому подобная хренотень? Или "на наш век хватит"? Так? Ну ведь и "на наш" же может не хватить! Через пятьдесят лет Дмитрию будет только под восемьдесят. Если повезет... или не повезет. Ну-ка давайте представим, что период окончательного разложения государственности придется на такую старость. Как перспективка? Хорошо если дети и внуки смогут помочь, а если им самим нужно будет помогать, что весьма вероятно, учитывая нынешние тенденции в этой области?
  В общем, с точки зрения педагога тенденция кислая. Вот и вся "недолга".
  Взбодрившись такими новостями и размышлениями и получив настроение на полный рабочий день, Дмитрий с низкого старта занялся насущными делами.
  Выяснилось, например, что "мудрая" администрация школы решила заменить стулья в актовом зале. Для этого Елена Сергеевна уже заказала новые стулья и приступала к списанию старых с баланса. Узнав об этом, Дмитрий много кругов намотал по школьным этажам, несколько бесконечных десятков минут провел в спорах с директрисой. Но стулья отстоял. Ребята сидят на подоконниках, да прям на полу многие сидят, а директор не хочет отдавать стулья? Разве это разумно? Давайте расставим их в рекреациях третьего и четвертого этажей - пусть сидят дети. Тогда и с подоконников сгонять будет проще, да и доступ к самим окнам затруднится... Примерно в таком ключе шел разговор с боящейся всего и вся директрисой. Вообще складывалось такое впечатление, будто она считала, что ее преступное поведение во многих случаях, взятки и корысть полностью выбрали небесный запас прочности и везения. И что любой неверный шаг, и случится что-нибудь страшное. Например, дети будут беситься и полезут на стулья ногами, а оттуда и в окно выпасть недолго. По крайней мере Дмитрий не удивился бы, узнай, что именно такие мысли пугают Татьяну Егоровну.
  В бесконечных бегах и заботах пролетели первые часы. Стулья он отбил. Удовлетворенный сделанным, закрыв актовый зал из которого ребята подчистую вынесли все стулья, он спускался уладить последние формальности. Но вот, - чем-то неожиданным и нехарактерным сменилась кавалькада звуков школьной жизни - Дмитрий услышал плач. Он не собирался заворачивать на четвертый этаж, но неожиданные женские рыдания и слова утешений заставили пересмотреть маршрут.
  - От те на! - Удивленно воскликнул классный руководитель, увидев сидящую на получивших новую жизнь стульях компанию. - Что тут случилось?
  Плакала Лера. Рядом с ней, обняв подругу за плечи, сидела Гуля. Напротив стояла третья подруга - Соня. И все трое вяло спорили с географичкой. При появлении Дмитрия девчата замолчали, а географичка постаралась сделать вид, что не заметила вопроса да и вообще учителя. Продолжила разговор как ни в чем ни бывало.
  - Что у вас случилось? - Более веско повторил классный руководитель.
  - Дмитрий Николаевич! - Как обычно растягивая слова, начала Гуля. - Ее Светлана Александровна до истерики довела!
  После этих слов географичка поморщилась как от ложки дегтя и уже не могла не обращать внимания на третью сторону беседы.
  - Да прям! "Довели" её, беднягу! - В ее словах сочувствия не было. Складывалось такое ощущение, что она лично присутствовала при ссоре и была уверена в вине Валерии.
  - Расскажите, что произошло? - Обратился к ней Дмитрий.
  - Да откуда я знаю?! - Отчего-то возмутилась географичка. - Как обычно! Что, вы Леру не знаете? - При этих ее словах Дмитрий заподозрил, что знала она все-таки больше, чем говорила. От этого, да еще от того, что взрослая женщина, не владея информацией, мешала рассказывать ученице Дмитрий начал раздражаться.
  - Гуля?
  - Да Дмитрий Николаевич! У нас был урок. Все как обычно. Светлана Александровна себя вела как всегда... Ругалась на нас, кричала, про вас рассказывала...
  - Ой Гуля! Ну ты хоть не выдумывай! - Вновь перебила девочку Нина Юрьевна.
  - Я не выдумываю. - Ответ был спокойным, но твердым.
  - Ну как не...
  - Подождите! Я хочу, чтобы она - Дмитрий выделил это слово интонацией - мне все рассказала. Не мешайте. - И, не обращая внимания на возмутившуюся учительницу, вновь повернулся к Гуле.
  - Ну вот... А у Леры сегодня настроение плохое... Мы же ничего не говорим! Она не вытерпела и ответила... Но что она сказала такого?!
  - А что она сказала? - Переспросил Дмитрий, почему-то испугавшись, что виновата сама несдержанная и резкая девочка.
  - Да я ничего такого не говорила! - Впервые, сквозь плач, подала голос сама Лера.
  - Ничего! - Вторила ей Гуля. - Она сказала "приятного аппетита"!
  Оказалось, что в атмосфере взаимной антипатии, на уроке информатики Лера пожелала приятного аппетита кушающей гамбургер учительнице. Понятное дело, что никакой благожелательности в этой фразе не было и в помине. Понятное дело, что учитель не должен жевать булку во время занятий. И понятное дело, что если он этим занимается - надо представлять себе гамбургер Макдональдса - то выглядит это вовсе некультурно и непрезентабельно. И надо видеть, в каком состоянии находится кабинет Светланы Александровны: вечно грязный, с брошенными в беспорядке стульями, заваленный разным хламом, с заляпанным неясного происхождения брызгами и заваленным крошками столом, с остатками месячной давности пиццы... Все это - "понятное дело". Всё это, как и множество других нюансов. Таких, как хабалисто-буржуйская манера разговора самой учительницы, ее неприятно-неопрятный внешний вид, высокомерное выражение вечно недовольного лица и так далее, и тому подобное. В общем, понятно, откуда возникла искра ссоры.
  После оброненного Лерой пожелания Светлана Александровна взялась за класс всерьез. Несколько минут она рассказывала ребятам о том, как они ей "дороги", после чего перешла на личность их классного руководителя. В выражениях особо не стеснялась и свои мысли перед оформлением во фразы внутренней цензуре не подвергала. Разделав как орех классного руководителя, информатичка перешла к самой Лере. Как уж там было на самом деле - намекала Лера на лишний вес ученой нимфы или нет - Дмитрий не понял. Вот только Светлана Александровна в завершение своего монолога, прошлась по внешности Леры. К чему слегка полненькая девочка относилась весьма щепетильно.
  В результате Лера... эта внешне резкая и грубая девчонка, колючий чертенок с обаятельными и слегка раскосыми глазами, на которого нельзя было долго злиться... Лера сидела в коридоре и рыдала. Не могла успокоиться даже сейчас, когда после ссоры прошло больше пятнадцати минут.
  Открылась железная дверь кабинета информатики. В проеме показалась Надежда Сергеевна, а вслед ей неслась громкая брань Светланы Александровны. Тьютор восьмого "Б" вышла в коридор и прикрыла дверь, отсекая словоизлияния оскорбленного педагога.
  - Потом заберешь свою сумку.
  Дмитрий недоуменно взглянул на "помощницу" и задал логичный вопрос.
  Оказалось еще, что после словесной ссоры, Светлана Александровна вскочила с места и фурией кинулась к Лере, приказывая ей убираться из кабинета. Лера - Дмитрий подозревал, что испугалась - моментально вскочила и сделала вид, что сама только об этом и думала. А вот сумку взять забыла. Чем и воспользовалась мстительная информатичка, тут же зачем-то "экспроприировав" чужую вещь. Если прислушаться, то из-за двери до сих пор доносились ее обещания отдать сумку "только родителям". При этом Дмитрий не знал ни одного учителя-предметника из тех, что вели в классе, который бы не владел информацией о родителях девочки. Та же история с отцом, заявившимся на урок физкультуры в пьяном виде, уже давно была известна всем в школе. По крайней мере, сама Лера думала именно так и ужасно стеснялась случившегося. А мама... А что мама? Маму в школе видели за последние несколько лет два раза: когда Лера перешла в среднюю школу и совсем недавно, на собрании у нового классного руководителя. И не могла об этом не знать информатичка. Ну вот хоть стреляй, а уверен был Дмитрий - она знала. Хотя бы потому, что Лерина мама женщина весьма боевитая и сама кого угодно за дочь, что называется, "порвет". А Светлана Александровна, по стойкому ощущению Дмитрия смелостью не отличалась. Скорее всего поорет-поорет про родителей, трепля нервы и без того взвинченному ребенку, и перестанет. Удивительно было другое.
  Вышедшая из кабинета информатики Надежда Сергеевна все отчетливее демонстрировала свое недовольство... поведением Валерии. Началось все с легкой степени досады, когда она высказалась про сумку, а сейчас...
  - Ты сама ведешь себя по-хамски! Постоянно! Вот и получила в ответ! - Агрессивно и громко давила на потерявшую хватку девочку помощница классного руководителя.
  - Вот-вот! - Приободрилась от оказанной поддержки Нина Юрьевна. - Ты вспомни. Сколько раз у тебя конфликты были? И со мной... да чуть ли не со всеми учителями. А тут ты нарвалась. Ты же знать ничего не знаешь, уметь - не умеешь. Ты ходишь вечно красуешься в зеркало и фотографируешься на телефон...
  Да, Дмитрий знал о болезненном "сэлфи"-пристрастии Леры. Да, училась она не важно. Не так, чтобы хуже других, но могла намного лучше. Все это так. Но вот конкретно эта ситуация, но вот общий посыл... Он совершенно не устраивал Дмитрия. Не потому, что у него, в отличие от большинства педагогов, получалось вдалбливать в голову девчонки какие-то знания и при этом не ссориться с ней, - тоже конфликтовал частенько. И не потому, что с той же раздающей "диагнозы" направо и налево Ниной Юрьевной не ссорился только самый ленивый из всех классов. Самому Дмитрию приходилось очень сложно вести какие бы то ни было дела с заносчивой географичкой! Буквально пару недель назад ребята, доказывая ее скверный характер, поведение и манеру общения с ними, притащили ему телефон с фотографией. На фото были видны несколько человек из класса, включая вечно ржущего, прижимающегося к столу Саида. В руке у него тоже был телефон. Географичка стояла боком к снимающему, скрестив руки на груди и холодно смотрела на стоявшего перед ней на коленях паренька. Дмитрий знал этого парня. Сложный и хулиганистый, но всё это как-то по доброму, не со зла, он учился в классе, где руководителем была Нина Юрьевна. Она частенько называла его, как и многих остальных, "дебилом с диагнозом". Так вот, этот парень стоя на коленях, сложил ладони в молящем жесте и совершенно серьезно смотрел снизу вверх в глаза женщине. Дмитрий тогда еще переспросил ребят, не "прикалывался" ли паренек. Получив массу пылких и громких заверений, что это не так, он всё же до конца не поверил глазам. Мало ли? Может на самом деле парень дурачился, а учитель, впав от неожиданности в ступор, не смог среагировать. Ну хорошо, даже если не верить ребятам, которые утверждали, что нечто подобное за Ниной Юрьевной повторяется раз за разом, нужно ответить на ряд вопросов. Например, что это за поза у нее? Когда она успела скрестить руки на груди, если впала в ступор? Сам Дмитрий моментально после того, как пришел в себя, стал бы поднимать ребенка, не позволяя стоять в позорной позе лишние секунды или развернулся и ушел, сев за стол. А она? Смотрела молча? Да и вообще, ступор он тем и ступор, что человек стоит не двигаясь, не меняя позы. А тут эти руки... А выражение лица? Примерив ситуацию на себя, Дмитрий был уверен, что его морда в такой момент имела бы крайнюю степень возмущения и удивления. Никак не бесстрастно-холодная мина. А фотографии? Для того чтобы просто включить камеру на телефоне, который уже находится в руках, сфокусировать её, нажать на кнопку и дождаться фотографирования нужно примерно пять секунд. Пятисекундный ступор? Ой ли!
  И вот эта женщина, получив поддержку тьютора восьмого "Б", начинает вбивать в подкорку Леры мысли о собственной никчемности? Пользуясь при этом полноценной фрустрацией личности? Учитывая, что в такой момент функция критического мышления значительно ослаблена и внешняя установка может "со свистом" пролететь очень глубоко? Учитывая, что в той ситуации, которую они все сообща восстановили по рассказам ребят и Надежды Сергеевны, Лера была виновата отнюдь не в первую очередь? Если вообще была. По крайней мере больше чем обычно...
  Дмитрий начинал закипать.
  Он наблюдал самое настоящее растерзание слабой, но колючей жертвы сильными, но обычно стесненными формальными рамками хищниками. Он наблюдал месть слабому. При том, что слабой жертвой была девочка, ребенок. А хищниками её учителя. Нет, Дмитрий в таких вопросах не страдал щепетильностью. И если ради действительного и полезного жизненного Урока нужно было надавить, сделать больно, то он это делал. Но очень редко... навскидку и не припомнишь... и не до такой же степени! Это, во-первых. И во-вторых, какой урок можно было преподать в этой ситуации полнейшей несправедливости?! Что вынесет для себя ребенок, понимая как с ней обошлись? А в-третьих, возникали серьезные сомнения относительно желания "учителей" преподать Урок. А в-четвертых... А в-пятых...
  - Ну-ка тихо! - Сказано это было не так чтобы громко, но очень внушительно. Все замолкли, кроме продолжающей всхлипывать Леры.
  - Лера тут не виновата. Виновата Светлана Александровна! Она цепляется к ним уже давно и мне это известно. Что это вы тут пытаетесь из девчонки изобразить Бог знает кого?
  - Дмитрий Николаевич! Вы вообще слышали, что такое педагогическая этика?! - Гневно прокричала любящая кидаться громкими словами и именами Нина Юрьевна.
  - Пару раз слышал такие слова. Правда, по отдельности... Гуля, уводи ее ко мне. Успокаивайтесь там. Потом разберемся.
  - Оно и понятно! - Географичка сказала это одновременно с обращением классного руководителя к девочке. - Где вы там учились у себя?!
  - Есть одна дыра... Вы о ней, наверное, даже и не знаете. Хотя, как географ, может и слышали. Но разве это важно?
  Последний выкрик географички оказался прекрасной иллюстрацией всей подноготной этой ситуации. Дело в том, что она вместе с информатичкой и некоторыми другими учителями "дружила против". Против Дмитрия, например, тоже. Против директрисы (хотя информатичка умудрялась дружить и с той, и с другой), да против кого угодно! И вот это ее презрительное "где вы там у себя" было очень показательным с в этом плане. Понятно, что все они обсуждали восьмой "Б" в общем и его, Дмитрия, в частности. Понятно, что в среде своих Светлана Александровна и вовсе расходилась, и не стеснялась в выражениях. Понятно, почему тьютор Дмитрия заняла противоположную сторону - она уже давно вращалась в их общей компании.
  Понятно, что "где вы там у себя" - блюдо коллективной кухни, изначально враждебной Дмитрию.
  - Что вы дурачитесь?! Вы серьезно работать умеете?
  - Только учусь. Извините, мне пора к девчонкам. - С легкой улыбкой, не дожидаясь ответной фразы, Дмитрий развернулся и ушел. Не слушая того, что летело в спину.
  В кабинете девочки еще раз, уже более толково, ему все рассказали. Чтобы понять, какую благодарность к нему они испытывали, чтобы убедится в том, что они прекрасно поняли подоплеку учительской ссоры, нужно было видеть их глаза. Удовлетворенные, успокоенные и даже почти счастливые. Но Дмитрий не удовлетворился их рассказом, бывшего мента на мякине не проведешь. На перемене он вызывал к себе сначала Саида и Руслана, потом Костю и Пашу. С каждым из них поговорил о том, что произошло на уроке информатики. И в завершение всего, встретив в коридоре, спросил об этом отличницу и умницу Анисию. И по всему выходило, что Лера не виновата. По крайней мере более чем обычно. В том, что на этот раз, вопреки своей привычке, она вела себя совсем уж хорошо, Дмитрий сомневался.
  Собрав нужную информацию, классный руководитель приступил к следующему этапу задуманной "операции".
  Спустившись в кабинет директора и застав Татьяну Егоровну на месте, он рассказал ей все, как оно было на самом деле. При разговоре присутствовала и неизменная Татьяна Борисовна. Дмитрий подавал информацию в самом выгодном для него ракурсе, представлял и без того вопиющие факты совсем уж в мрачном свете. Напирал на то, что бешенный учитель взъелась на детей из-за отношения к нему, но уже к середине разговора стало ясно, что все без толку.
  - Дмитрий Николаевич! - Жизнерадостно улыбалась Татьяна Борисовна, - Это же Светочка! Ну что вы обращаете на нее внимание?
  Она совершенно мимо своей мыслительной деятельности пропустила тот факт, что Дмитрий пришел не за себя, а за ребят, которые все больше и больше страдают от хамоватой и неопрятной учительницы.
  - Ну понравились вы ей наверное, Дмитрий Николаевич. - Подхватила директриса. - Просто, как это, не обращайте на нее внимания. Перебесится. Перестаньте, что вы в самом деле? - Татьяна Егоровна старалась говорить проникновенным контральто. А на слове "понравились" в ее глазах, как показалось Дмитрию, плеснулась какая-то странная водица.
  Он попробовал, было, спорить еще несколько минут, но показательное благодушие и, что важнее, истинное нежелание разрешать проблему были непрошибаемы. Только поняв это, Дмитрий быстро и от того странно успокоился. В этот момент он не хотел думать о том выходе, который рождался где-то в подкорке. Думалось, например, о том, что учитель информатики "подрабатывал по совместительству" успешным менеджером по распилу бабла в электронном виде. Светлана Александровна очень много времени проводила в кабинете директора, заполняя всевозможные электронные отчеты и формы. По тому, как переглядывалась директриса с молодой девушкой, какие тесные отношения с ней имела, по зарплате, которая у информатички, по слухам, была велика Дмитрий и сделал такой вывод. Хотя, мог и ошибаться.
  Во всяком случае эти мысли он оставил за дверью, рядом со странно хихикающими "управленцами".
  Эти мысли. Но навеянное ими общее состояние порождало мысли другие.
  Последнее время Татьяна Егоровна очень часто говорила о своей предстоящей аттестации. Слушая выступления министра на селекторе, она, не особо стесняясь умудрялась шепотом материть высокопоставленного управленца, "мать управленцев русских". И "разоряться" на тему предстоящей с ним беседы. С завистью смотря на работу своей секретарши за компьютером, на ее мелькающие над клавиатурой быстрые пальцы, она вслух озвучивала свои опасения относительно предстоящего ей электронного теста. Потому как сама дружила с орг-техникой чуть более чем никак.
  Насколько понял Дмитрий, в аттестацию входило два этапа. Первый - электронное тестирование по нескольким блокам. Начиная с экономики и управления и заканчивая - о ужас! - бумагомарательными разделами педагогики. Этого этапа Татьяна Егоровна боялась скорее всего напоказ. Потому как вещи она, что называется, не паковала несмотря на то, что в перечисленных разделах не разбиралась почти никак. Это было видно невооруженным глазом, когда она перечитывала вопросы и с растерянными глазами переспрашивала у замов, как нужно отвечать. Означало это одно - была уверена в том, что купит нужный результат. Ну или каким-то иным образом договорится с ответственным за тестирование.
  Второй этап состоял в беседе с министром образования Москвы. О чем беседа? В каких рамках и обстановке? Этого Дмитрий не знал. Такие детали озвучены не были. Но вот тут директриса боялась по-настоящему, без дураков. Такой ее страх даже внес некоторый дисбаланс в стройную систему взглядов заместителя на самого министра и его работу. Ведь действительно, если директриса плохая - в смысле не знает своего дела и не хочет им заниматься - то кого она будет бояться? Того, кто может ее разоблачить, вывести на чистую воду. То есть, если и не хорошего специалиста и человека, то во всяком случае не такого плохого, как она сама. Будь иначе и не станет она бояться.
  Но чуть подумав, Дмитрий уличил подобную логику в чрезмерной линейности и простоте. Они оба могут быть "плохими" ... Он вскользь усмехнулся такому по-детски наивному слову. Просто один плохой по-своему, а другой иначе. Как лебедь, рак и щука, которые в масштабах общей поставленной задачи все без исключения "плохие". А поодиночке очень даже может быть, что "хорошие". И это еще не самый худший сценарий...
  Как бы там ни было, а в успешном прохождении директором аттестации Дмитрий не сомневался. Как и все остальные сотрудники, в открытую обговаривающие возможность ухода директора только после реорганизации и объединения нескольких школ в одну образовательную организацию...
  - Дмитрий Николаевич, Дмитрий Николаевич! - Пыхтела, но догоняла Наталья Валерьевна, старательно обходя слоняющихся по перемене детей.
  - Что случилось, Наталья Валерьевна? - Устало спросил Дмитрий, продолжая "пережевывать" случай с Лерой.
  - Ой! Да опять Иван!
  - Что он?
  - Не он, у него. На этот раз, что удивительно, у него.
  - Заходите. - Открыл дверь Дмитрий и отступил в сторону, пропуская женщину. - Тут поспокойнее будет.
  - Ой, да... В общем, кто-то утащил его портфель. Они ели в столовой и набросали портфелей в общую кучу, как обычно, перед входом. После обеда он своего портфеля не нашел. Понятное дело, что это кто-то из ребят ему мстит. Ну, или просто издевается. Мы сами найти его не можем. У меня были подозрения, кто это мог сделать, но он не признается. Я больше не знаю, что делать. Остается только по камерам смотреть, если они снимают эту часть.
  - Угу... понятно... - Вслух задумался Дмитрий, подбирая самые подходящие и нужные в данной ситуации вопросы.
  - Мне мама уже звонила. - Не дала собраться с мыслями женщина. - Что-то странное она несла...
  - Да? - Показательно удивился Дмитрий. - Что?
  - Ну она мне рассказала все это. Как будто я сама не знаю! - Она засмеялась. - Ну, требовала найти и наказать... как обычно все. А потом удивила. Сказала, что... я прям цитирую: "Дмитрий Николаевич такой умный, пусть он и ищет". Я у нее переспросила, что она имеет в виду. Фраза-то странная. Она сказала, что вы чуть ли не отлупили Ивана.
  - Вот же пацан какой! - Улыбнулся Дмитрий, не собираясь повторять прошлую "лжеошибку" и отвечая расплывчато. - Обещать - обещал, но, чтобы лупить...
  - Не знаю. Я тоже удивилась. Вообще, он раньше так никогда не делал. У него просто мозгов не хватит на это. - Она смотрела на собеседника подозрительно, через внимательный прищур век. - Вы его не трогали?
  - Ну, прихватил чуть, чтобы успокоился и всё. - Ответил Дмитрий, не желая продолжать данный разговор и пробуя на вкус ее фразу про мозги Ивана. Странно. Вот он вроде опять "виноват перед обществом". Та же "классуха" так построила фразу, что сразу отмежевалась от возможного рукоприкладства, явно не одобряя, хотя сама и призывала Дмитрия на помощь. Ведь не еще один "язык" звала, правда? Язык-то у самой есть. Не говоря уж о том, что творил и как себя чувствовал под ее руководством пацан. Да, безусловно, если бы общество узнало о том, как учитель держал в своем кабинете пацаненка за грудки, пощады бы не было. Но вот "послевкусие" этих действий было отличным от того, которое вызвали слова вроде бы ничего плохого не сделавшей учительницы о мозгах мальчика.
  - А откуда она меня знает? - Задал он вопрос машинально, уже зная ответ. Думал. Пацан, который лезет на перила с канцелярским ножом в одной руке и угрозами в другой. Пацан, способный снять трусы перед всем классом. Можно было не трясти его? Нет, не трясти нельзя было, черт его знает, что он мог выкинуть, выйдя за дверь. Но ведь и трясти было нельзя!
  - Ну, наверное, Иван рассказал. - Зудящая над ухом и мешающая думать Наталья Валерьевна ответила со странными интонациями, будто Бога за бороду ухватила. - Но это ерунда! - Тут же взялась успокаивать, но Дмитрий не дал договорить.
  - Понятное дело - ерунда! Ладно, я все понял. Разберемся.
  - Ага... - Протянула несколько растерянная от резкого окончания разговора женщина. - Хорошо, спасибо.
  А мама, значит, в курсе всего. Рассказал Иван. В курсе, но права качать не стала. А значит адекватная баба или просто сил нет. Ну оно и понятно. Сама устала от него и представляет, как он мог достать учителей. Но при этом обида за сына все-таки осталась. И вылилась в непростую фразу. Мол, наказывать умеет - молодец. Теперь пусть попробует поможет, а мы посмотрим. Ну что же. Мы и без того собирались, а с таким дополнительным стимулом нор нароем огромное количество, а сумку найдем. И он решительно пошел искать Ивана. Для начала.
  
  - Я ему па-ар-рву задницу! Вот только найдем эту суку! - Иван шел рядом с Дмитрием и вид у него был самый решительный. Вышагивал так, будто был на все сто один процент уверен в положительном результате задуманного предприятия. Лицо сурово-сосредоточенное, темные угольки глаз сверкают праведным гневом, а руки широко болтаются вдоль бедер.
  У Дмитрия появилось сильное желание улыбнуться. Ведь парень и на самом деле уверен. Стал уверенным сразу, как только понял, что Дмитрий ему поможет. Ему кажется, что уж этот большой дядька точно все решит. Если для разборок с ним самим он всегда приходит и "разруливает", то и сейчас тоже все "разрулит".
  Вообще, мысль взять пацана с собой возникла внезапно. Дмитрий уже уверенно пришел к простой схеме решения школьных проблем. Первым делом следовало налаживание контакта средней дистанции с ребенком. После этого, при первом удобном случае, нужно было сблизиться. Сближение могло происходить двумя путями. Либо через конфликт, который требовалось разрешить окончательно и выйти победителем, либо через оказание помощи в сложной ситуации. С Иваном разрешить конфликт сходу не получилось и вот теперь, как специально, судьба давала шанс оказать ему помощь. Размышляя об этом, Дмитрий как-то просто и естественно понял, что пацана надо взять с собой, чтобы вместе с ним расследовать это "преступление". Это сблизит их еще больше...
  Улыбаться он не стал. Как-то это неправильно было после такой жесткой ругани пацана. С самой серьезной рожей обратился к идущем вприпрыжку Ивану:
  - Тише! Имей в виду, где ты находишься. Как сапожник ругаешься. - И видя, что Иван набрал воздуха в легкие, понимая по его количеству, что выдохнут он будет в очередную матерную тираду, резко закончил. - Закрой рот!
  Пацаненок еще больше насупился, но ничего не ответил. До первого этажа так и дошли, молча. Но дольше он не выдержал.
  - А как мы его будем искать?
  - Сейчас и подумаем. - Они остановились у столовой. - Тут сумки лежали?
  - Да! - Неестественно громким и звонким голосом выкрикнул Иван.
  - Не ори! Разговаривай нормально. - Поморщился Дмитрий. - Твоя сумка была внизу или вверху? - И, видя непонимание, уточнил. - Ну, ты ее первый бросил на пол, или когда бросал там уже куча лежала?
  - Не первый, но там мало было, когда я. - Парень принял к исполнению требование и разговаривал действительно тише.
  - Угу. Ну пойдем посмотрим в камеры, что там будет видно. - Это было такое предложение, на которое Дмитрий ответа не ждал. Но пацаненок захотел ответить, чем еще раз чуть не спровоцировал улыбку учителя.
  - Пойдем!
  Они прошлёпали мимо округлых раздевалок и главного входа, подошли к охраннику.
  - Николай Алексеевич, мы к вам камеры посмотреть. - Произнес Дмитрий, входя в дежурку.
  - Давайте-давайте. А что случилось?
  - Да вот, сумку у него стащили. - Кивнул Дмитрий в сторону заинтересованно разглядывающего мониторы Ивана. - Смотрим... Вот, лучше всех вот эта камера подходит. Видишь?
  - Вижу! Но там же все не видно! - Несколько расстроено подтвердил Иван.
  - А ты как хотел? Чтобы тебе все готовенькое? Нужно поработать. Я в милиции еще и не так работал. Это все даже не цветочки... Короче так. Мы сейчас с тобой смотрим сюда и внимательно наблюдаем за каждым, кто выходит под камеру. Смотреть надо на руки, чтобы сумку увидеть. Она у тебя какая? Опиши.
  - Огромная такая! - Мальчик замахал руками, воодушевившись отведенной ролью. - Синяя! У нее еще вот тут... сбоку красная клякса...
  - Понятно. Вот, значит, ты должен внимательно смотреть. Я-то ее не видел и сразу так не смогу узнать. На тебя надежда, не прогляди! Но перед тем как начинать смотреть, мы с тобой должны вычислить временной интервал.
  - Как? - Иван растерялся.
  - Узнать, с какого времени начинать и когда заканчивать просмотр. А так мы с тобой что, с утра будем смотреть? Понял?
  - Понял. И как будем вычислять?
  - Давай думать. Ты когда туда спустился?
  - После урока.
  - Какого?
  - Третьего.
  - Ага... Третий урок это у нас... примерно десять двадцать. Но чтобы точно ничего не пропустить, мы возьмем запас. Начнем смотреть с десяти-десяти. Понял?
  - Да!
  - Теперь дальше. Ты из столовой вышел до звонка на урок или после?
  - После!
  - Насколько позже?
  - Ну... Я не знаю... Там... Десять минут!
  - Хорошо. Звонок в десять сорок. Плюс десять минут опоздания. Плюс, чтобы совсем уж наверняка не пропустить ничего, еще десять минут. Итого - одиннадцать. То есть смотрим мы с тобой эту камеру с десяти минут одиннадцатого до одиннадцати часов. - Дмитрий тыкнул пальцем в монитор. - Понял теперь, что такое временной интервал?
  - Да! Давай смотреть!
  На просмотр они потратили чуть больше двух часов времени. Сначала нашли тот момент, когда брошенная чьей-то рукой сумка Ивана упала на кафель. Ну не "чьей-то", а, понятное дело, рукой самого Ивана. Который, кстати, обрадовался первой победе натурально по-детски.
  Наблюдатели выписали точное время первого отслеженного события.
  Дальше минут пятнадцать не происходило ничего особенного. Кто-то, опоздав, бросал свой портфель в общую кучу. Кто-то, закончив обедать, показывал свою руку или часть тела, наклоняясь за своими вещами. Но Иванова сумка вытащена не была. В этом Дмитрий был уверен.
  Но вот в следующие пять минут на экране происходила толчея броуновского движения детей. Они все лезли в общую кучу, толкались, бросались портфелями друг в друга и вообще вытворяли все, на что хватало фантазии. Этот момент пришлось пересматривать несколько раз. Но в итоге, они все-таки рассмотрели часть тела какого-то мальчика. Он быстро склонялся над кучей, распихивая остальных, хватал сумку и также стремительно исчезал из кадра.
  Первым заметил Дмитрий, что не удивительно, конечно. Но вида не подал и подмигнул охраннику, чтобы тот тоже молчал. Поняв замысел, Николай Алексеевич солнечно заулыбался своим простым деревенским лицом, наблюдая за "следователями". Учитель предложил пересмотреть этот момент еще несколько раз и предупредил Ивана, чтобы тот глядел внимательно. Такой подход принес результат. Вскоре мальчик тоже заметил происходящее и торжествующе закричал. Дмитрий попросил показать, что заметил юный наблюдатель. Пацаненок, весьма ловко самостоятельно орудуя мышкой, отмотал кусок записи и тыкнул пальцем в экран. Дмитрий сделал крайне заинтересованный вид, рассматривая при этом грязный, искусанный зубами ноготь и похвалил Ивана. Но тот уже не слушал похвалы, поникнув головой.
  - Там же не видно, кто это!
  - Ничего, записывай в блокнот время. - Дмитрий кивнул на лежащий блокнотик.
  Иван еще раз отмотал на начало фрагмента, потянулся за блокнотом, сверкая вновь загоревшимися глазами.
  - Дай ручку! - Протянул руку Дмитрию и старательно вывел несколько цифр. - Что дальше?
  - А дальше смотрим вон ту камеру. Оттуда видна другая часть.
  Они переключили монитор.
  - Давай, выбирай нужное время.
  - Какое?
  - Сначала первое.
  Это делать было не обязательно. Но Дмитрий сознательно решил поиграть в следователей чуть подольше. И пока Иван смотрел, вспоминал фразу из фильма "Пацаны". "У каждого пацана должен быть мужик, которому можно сказать ты". Как-то так, вроде? Дмитрий и не заметил, - до того естественно пацан перешел на "ты". Похоже, не держит зла, понимает, что потрясли его в прошлый раз за дело...
  В первые выписанные минуты на новой камере было видно, как Иван стремглав спустился по лестнице, подволакивая за собой сумку. И направился туда, где в следующее мгновение бросит её. Только этого видно уже не было.
  - Ага, понятно... - Загадочно протянул Дмитрий. - Тебе понятно?
  - Понятно... - Так же загадочно и немного растерянно подтвердил пацаненок.
  - Тогда включай второе время, чего медлишь?
  Ваня защелкал мышкой и распорядился:
  - Смотрим!
  Побежали из столовой прихватившие свои сумки ребята.
  - Вот это Данька! Вот он! - Заорал Иван, тыча пальцем в экран и возмущенно поглядывая на напарника.
  - И чего?
  - Я думал - это он! А это не он! - Его выкрики были отрывистыми, сухими, как выстрелы.
  - Отлично! Значит, одного подозреваемого мы с тобой отсекли.
  - Что?
  - Ну, в смысле, поняли все и теперь не подозреваем его больше.
  - Ага...
  - Только ты так орал и махал руками, что мы просмотрели все остальное. Мотай назад.
  На самом деле Дмитрий ничего не просмотрел. Он прекрасно видел, как "из ниоткуда" появилась летящая темная - чёрно-белое изображение - сумка. Внезапно появившись, она пролетела над полом около метра и шмякнулась перед первой лестничной ступенькой. Это ее запустила в полет та "часть тела", которую было видно с другого ракурса.
  - Ка-аз-зёл! - Ивана буквально затрясло, после того, как он увидел произошедшее. Часто и мелко.
  - Успокойся. Работаем дальше.
  А дальше ребята побежали по лестнице. И некоторые из них не преминули несколько раз пнуть бесхозный портфель.
  Видя все это, Иван низко опустил голову, глядя на происходящее исподлобья и громко гоняя воздух через ноздри. Злился или грустил, но молчал.
  И вдруг на экране появился парнишка, который учился в другом классе. Он выбежал не со стороны столовой, но с опаской глянул в ее сторону. Выглядело это так, будто кто-то нарочно поставил такую сцену. Осторожно, но быстро приближаясь к валяющемуся портфелю...
  - А-а! Это он!! Мишка! - Закричал Иван, даже не успев досмотреть сцену. Ему и без того все стало ясно.
  Между тем Мишка, мимолетно наклонившись, зацепил портфель и побежал туда, откуда пришел. Через секунду его уже не было в кадре.
  - Ну я ему! Я ему задницу разорву! Тварь! Б...дь сука!
  - Ну-ка! - Дмитрий тоже прикрикнул, одновременно отвешивая слабый подзатыльник. - Я тебе что говорил?
  Парень втянул голову в плечи и зажмурил глаза.
  - Не забывай где находишься!
  - Ох и бандит! - Непонятно о ком сказал по-прежнему улыбающийся охранник.
  - Все, Николай Алексеевич. Мы закончили. А ты - Дмитрий взглянул на пацаненка - успокойся и скажи, почему он спер твою сумку. Что ты ему сделал?
  - Да он... Мы с ним давно враги! - Парень говорил еще возбужденно, комично выставляя вперед нижнюю челюсть, но уже не орал.
  - Ладно. Бог с ними, с мотивами. Теперь слушай меня внимательно. Ты ему ничего делать не будешь! Я накажу его сам! Ты просто подойдешь к нему завтра и скажешь, что ты сам нашел свою сумку. Потому что ты не дурак. А он дурак и не стоило заниматься такими глупостями. И теперь его накажет твой друг, то есть я. Понял?
  Дмитрий был уверен, что Иван захочет мести. И что ты ему не говори, он эту месть организует. Единственный выход был вот в этой задумке, когда пацан спускал пар и был уверен, что "врага" накажет его друг.
  Но Иван сидел молча, насупившись. Если бы он мог говорить заумно, он бы сказал нечто вроде "Уважаемый Дмитрий Николаевич, внимательно ознакомившись с вашим предложением, я счел его паллиативом. Посему, вынужден вам отказать". А так... Дмитрий был уверен, что пацан с большим удовольствием послал бы такой вариант в пешее эротическое путешествие. Мешал только возможный подзатыльник от... нового друга.
  - Я кого спрашиваю?!
  - Да понял... А как мне теперь сумку забрать?
  - Сейчас.
  Дмитрий позвонил Наталье Валерьевне, объяснил ситуацию и спросил номер телефона мамы Мишки. Уроки у средних классов закончились час назад и искать самого "антигероя" смысла не было. Через несколько минут классная руководительница Ивана поговорила с коллегой и, перезвонив Дмитрию, продиктовала номер. Встав и отойдя от пацана на пару метров, он подошел к окну, рассматривая школьный двор. Сделал вид, что набирает нужные цифры, поднес трубку к уху.
  - Марина Александровна? Здравствуйте! Я Дмитрий Николаевич, заместитель директора по безопасности... Да! Я вам звоню из-за Мишки! Он тут у нас преступление совершил. Знаете? Признался? Вы его наказали? Хорошо. Только я теперь сам его тоже накажу. И выговор ему напишем. Да. По-другому не получится. И еще... Если он что-либо подобное повторит, я поставлю вопрос о его отчислении из школы. Хорошо. До свидания.
  Спрятав трубку в карман, Дмитрий посмотрел на Ивана.
  - Вот и всё. Он свое уже получает и еще получит. Свою сумку завтра возьмешь у Натальи Валерьевны. Все понял?
  - Понял!
  - Ну теперь позвони маме, скажи, что ты уже идешь домой, чтобы не волновалась. И иди. Пока!
  - Пока! - Звонко шлепнул свою ладошку об руку Дмитрия пацан.
  А Дмитрий по-настоящему набрал номер мамы Мишки, поговорил с ней и попросил выяснить, где спрятана чужая сумка. Не забыв упомянуть, что поступок ее отпрыска поднял на ноги всю администрацию школы. Мама всей глубиной случившегося прониклась и пообещала перезвонить.
  Уже через пятнадцать минут Дмитрий, улыбаясь, вытаскивал измазанную в пыли сумку из дальнего угла раздевалки для девочек...
  
  Но уже через полчаса от той улыбки и настроения, которое было ее причиной, не осталось и следа. Рабочий день заканчивался, а в планах было еще одно дело. Не самое приятное, надо сказать. Даже мерзкое по собственным ощущениям. Но такое же необходимое, как предыдущее.
  Предстоял разговор со Светланой Александровной.
  Дмитрий не собирался с ней ссориться. Более того, он вполне искренне желал нормализации их отношений, испорченных по неким бредовым поводам. В то же время ему казалось, что их суть он уловил достаточно точно. Дело в том, что Светлана Александровна была человеком довольно примитивным. По крайней мере, на первый взгляд так казалось. И как бы это ни звучало надменно, но Дмитрий был уверен в ее примитивности даже и "на второй взгляд". В конце концов, в "общаге" "педа" (прозванной в городе "ЦПХ") на подобных "дам" удалось насмотреться вдоволь и еще одну такую он узнает с закрытыми глазами. Именно в связи с этим обстоятельством, Дмитрий предполагал только сексуальную подоплеку вопроса.
   Светлана Александровна была самоуверенной и гордой. Нет, понятное дело, что все это наносное, не имеющее под собой никаких ощутимых оснований, - гиперкомпенсация очевидных комплексов. Но от того оно не становилось менее реальным. А значит его отказ для нее был сильным оскорблением. И пусть, что никакого прямого предложения не было, пусть не было и отказа в обычном смысле этого слова. Просто на каком-то животном уровне столкнулись их сущности, после чего одна из них оскорбилась невозможностью продолжения такого контакта на уровне более привычном. А как Дмитрий вынес из многочисленных прочитанных книг, - собственного опыта у него не имелось - оскорбленные женщины отличались очень хорошей памятью. По крайней мере, другого объяснения он не видел, как не вглядывался в прошлое, как не перетряхивал все кратковременные встречи, начиная с самой первой, у стола секретарши Саши.
  Мерзость предстоящего разговора была в том, что уладить это дело миром было почти нереально. Если на то и были какие-то шансы, то только мизерные. А по трезвому, лишенному оптимистической блажи размышлению не было и вовсе никаких. И в такой ситуации следовало действовать жестко, даже жестоко. Нужно было просто пойти и размазать врага по пространству. Тем более что силы для этого имелись, а препятствий наоборот не имелось. Кроме одного.
  Существенного.
  Враг был женщиной.
  Сказать, что установку "женщину бить нельзя", это социально-биологическое табу, Дмитрий впитал с молоком матери, можно было разве что только метафорически. На самом деле мать в укоренении данной нормы прямого участия не принимала. Зато принимал отец. От чего укоренение только выиграло. И "бить" не означало "поднимать руку". Вернее, означало далеко не только это. Делать то, что скорее всего придется делать в разговоре в этот запрет тоже входило. Именно поэтому шевелилась, тревожилась как осиный улей совесть. И плевать, что эта женщина несколько раз оскорбляла его прилюдно, плевать, что она очевидным образом отыгрывалась на его детях, плевать на все ее качества - она оставалась женщиной.
  Костяшки пальцев несколько раз стукнули в металлическую дверь, после чего сомкнулись и провернули ручку. Звуки и движения были уверенными, взгляд прямым.
  Светлана Александровна сидела на привычном месте, за столом. Перед ней так и лежал засохший кусок гамбургера непонятного возраста. Тут же, рядышком, покоилась пустая коробка из-под пиццы. С откинутой на какие-то книги крышкой и измазанным красновато-жирными пятнами дном.
  Светлана Александровна пила чай из большой кружки с модной когда-то надписью "Big boss".
  - Здравствуйте Светлана Александровна. - Произнес незваный гость голосом не бесстрастным, но ровным. Выражающим оптимистическое ожидание и осторожность одновременно.
  Хозяйка кабинета бросила в сторону вошедшего два быстрых и колючих взгляда. Первый, ударившись о лицо и прокатившись по груди, прибежал на заваленную хламом столешницу. Вслед за ним вылетел второй и повторил точно такой же путь. Его отличие было только в голосовом аккомпанементе:
  - Н-ну!
  - Я пришел поговорить о классе и Лере. Да и вообще... - Дмитрий честно собирался выдавить из себя нечто о мире, педагогической солидарности, готовности оказать любую помощь, буде она потребуется. В общем, продемонстрировать готовность к перемирию. А своим первенством в этом предложении он приносил своеобразное извинение или жертву гордости своей собеседницы. Принес бы, если бы она дала ему договорить.
  Наверное, почувствовав мирный и вежливый настрой собеседника, как это часто бывает с примитивными людьми, Светлана Александровна приняла его за слабость. Не дослушав фразы до конца и скорее всего не сообразив о чем идет речь, она презрительно оттопырила нижнюю губу и набрала побольше воздуха. При этом ее внушительная грудь заметно приподнялась, а щеки побледнели.
  В следующую секунду в сторону Дмитрия понесся мощный крик, никак не ниже сотни децибел.
  - Вас кто сюда звал?! Я не собираюсь с вами разговаривать! Вы такой же хам, как и ваша "Лера". - Имя девочки она произнесла копируя, с карикатурной интонацией, похожей на интонацию самого Дмитрия. Звучало это довольно уничижительно и возникал вопрос, откуда ей это известно.
  - Подождите, Светлана Александровна... - Сделал над собой громадное усилие внешне спокойный собеседник и мягко продолжил. - Я не ссориться пришел...
  - Я с вами вообще не желаю разговаривать! Покиньте мой кабинет! И не суйтесь сюда больше вообще! - Ее голос был холодным и презрительным.
  Дмитрий оставался спокойным и с удивлением для себя отметил, что та волна негодования, которая сначала начала подниматься из глубин, где-то там и остановилась. Голова была холодной и будто занятой неким загадочным оператором, нажимавшим кнопки и решавшим, какой клапан открыть в следующую секунду и какой участок обесточить.
  - Светлана Александровна, я бы выполнил вашу просьбу, если бы не дети. В этой ситуации все осложняют дети. Нельзя же на них плевать...
  - А ты мне не указывай, как мне жить! На что мне плевать я решаю сама!
  Оператор принял решение и чуть-чуть приоткрыл бронированную дверь, заслоняющую "тонкий налет цивилизованности" от звериной пропасти человеческой натуры. Но что-то пошло не так. Дверь встала. Содрогаясь от мощнейших ударов снизу, она вибрировала, но продолжала удерживать неведомых демонов.
  Дмитрий смотрел на происходящее в своем разуме как бы со стороны. Не своими губами, угрожающе, он ответил:
  - Ты уже месяц открыто гнобишь моих детей! Думаешь, что это сойдет с рук?
  - Гнобила и гнобить буду!! - Легкая угроза и взаимный переход на повышенные тона только подстегнули клокочущую в ведьме злобу. - Иди! Жалуйся директору! - Во властном приказе была издевка.
  Но издёвка не принималась в расчет оператором на момент подготовки решения. Ему было достаточно и первого предложения. Сформированная голосовыми связками ведьмы звуковая волна вылетела. Передала свою энергию расположенным между средним и внутренним ухом барабанным перепонкам получателя. Те, в свою очередь, преобразовали ее в нервные импульсы, которые были приняты головным мозгом. Приняты и моментально переработаны в смыслы. Готовые смыслы оператор щедро окрасил эмоциональностью из душевных резервов. Да, эти эмоции не обладали такой резкой и пронзительной силой, как те, что находились за бронированной дверью, глубоко внизу. Они формировались всего лишь столетиями, в отличие от своих инстинктивных предков. Но уступая последним в силе, превосходили их качеством и разнообразием. Все равно, что каменный топор первобытного человека рядом с лазерными инструментами пластического хирурга. И у них было одно неоспоримое преимущество - оператор имел к ним прямой круглосуточный доступ.
  И вот этот получившийся эликсир уже позволял алхимику вызвать из глубин небытия демона первобытных ужасов. Вызвать для выполнения строго определенной работы. Что алхимик, нисколько не колеблясь, и сделал. Он щедро плеснул эликсиром на содрогающуюся дверь. В следующее мгновение она испарилась.
  Демон оказался в том мире, куда обычно не имел доступа, запечатанный в темных и сырых подземельях человеческой психики. Он рванулся в сторону, еще раз, силясь обрести полную свободу. Но сотворенный оператором-алхимиком эликсир крепко удерживал его в цепях уготованной цели. Поняв, что его усилия тщетны, демон обезумел еще больше. Он рванул в единственную возможную сторону...
  Дмитрий склонил голову. Его мышцы пришли в тонус, подбородок опустился и выдвинулся вперед, глаза прищурились. Набычив плечи, он медленно двинулся в сторону Светланы Александровны.
  - Слушай сюда! Слова плохого им не скажешь больше! Или тебя найдут холодной вместе с твоим жирным другом где-нибудь около дома.
  Больше похожий на звериное рычание голос такого интеллигентного раньше Дмитрия Николаевича всерьез испугал Светлану Александровну. Но глупость, помноженная на привычку повелевать и хамить заглушила разум. Она не моргая смотрела в глаза медленно приближающемуся учителю. Ее зрачки были расширены, а рот приоткрыт. Напряженные пальцы впились в стол. Светлана Александровна забыла дышать и потому следующая фраза далась ей тяжело.
  - Пошел во-он! - Захрипела она, выдавливая остатки воздуха из груди, как-то панически всхлипывая и отодвигаясь от стола. - Во-о-он!!
  Дмитрий сделал еще несколько шагов и с размаха ударил ногой стоящий на проходе стул. Он, не успев опрокинуться, врезался в учительский стол. Не удержавшись после удара, посыпалась на пол неаккуратная стопка учебников и тетрадей.
  - Запомни это... с...а тупая!
  С удивлением наблюдающий сам за собой Дмитрий спокойно развернулся и вышел, осторожно притворив дверь. Светлана Александровна больше не произнесла ни слова.
  По дороге домой, дома и утром, до начала работы Дмитрий думал о том, что будет дальше. Расскажет или нет "девушка" директрисе и что сделает в свою очередь та? Чутье подсказывало, что расскажет. А вот относительно действий Татьяны Егоровны не было даже предположений. Увольнения не хотелось. Это единственное, что Дмитрий знал наверняка.
  Интуиция не обманула. Уже после обеда его вызвала директриса. Она мялась вокруг да около пару десятков секунд, после чего протянула Дмитрию два исписанных убористым подчерком тетрадных листа. Оставаясь внешне бесстрастным, учитель усмехнулся про себя.
  Он прочитал половину и положил донос на стол, не видя смысла дочитывать до конца. Удивленно поднял брови и спросил:
  - Что это?
  Директриса не приняла игры. Как показалось Дмитрию, на этот раз ее лицо выражало истинные эмоции. Как говорили сопляки, "она была в шоке".
  - Дмитрий Николаевич, скажите мне, это... это правда?
  Дмитрий молчал секунды четыре. В это время он, наивный, раздумывал не рассказать ли ей все?
  Что уж увидела в его глазах Татьяна Егоровна, осталось загадкой. Может быть, она поняла его нежелание врать. А может быть где-то там, на дне глаз, опять завибрировала тяжелая бронированная дверь, удерживающая демона. Ведь с каждым новым разом она поддается все легче, а соблазн отворить ее все сильнее. Еще Ницше предупреждал воюющих с чудовищами о том, что они и сами могут в них превратиться...
  - Конечно нет. - Дмитрий смотрел ей в глаза прямо, не мигая, и она первой отвела взгляд.
  - Я так и думала... - Потрясенно произнесла директриса, разглядывая великолепный маникюр на ногтях.
  
  
  Школа подминалась верно, но потихоньку. Хотелось бы быстрее, но это был именно тот случай, когда наши желания не совпадают с желаниями объекта наших желаний. Школа полностью: все дети, их родители, учителя, их мнение по различным вопросам и жизненные позиции - все это вместе напоминало огромный сгусток тумана. Любым внешним воздействиям он не сопротивлялся осознанно, но поддавался трансформации очень неохотно. Тут же заполняя любое освобожденное заботливой рукой место, перетекая так, как ему удобно, не считаясь с чьими-то там стремлениями и "хотелками". У него была своя жизнь, закономерности, которым он подчинялся, излюбленные места скопления, где он ложился особенно густо. Одним из таких мест были туалеты.
  Тарика Дмитрий встретил в туалете на третьем этаже.
  - О! На ловца и зверь бежит.
  - Зарасти Дмитрий Николаевич! - Парень почти всегда широко улыбался и немного гундосил, что, впрочем, только добавляло ему обаяния. Высокий и стройный, с черными блестящими глазами и такими же черными, вьющимися волосами, он пользовался высокой популярностью у девочек. Да и среди мальчиков в классе был серьезным авторитетом. Поспорить с ним в этом вопросе мог только младший чеченец - Борец. Тарик делал вид, что дружит с ним, но не пресмыкался и не вступал в его свиту. Держался независимо и по-настоящему дружил с ребятами из десятого класса - русским Гошей и осетином Аликом. Оба они серьезно занимались классической борьбой и ребятами были крепкими, что только добавляло веса Тарику. Ну а самым младшим в их компании был Руслан, частенько менявший общество Саида на более взрослых товарищей.
  - У меня к тебе дело, дорогой! - Громко сказал учитель.
  - Говорите! - Тарик поправил джинсы перед дверью, смачно собрал сопли и плюнул так, как умеют и любят делать подростки. Светло-желтый сгусток со шлепком размазался по кафельной плитке, сопровождаемый взглядом Дмитрия.
  - У тебя кем мама работает?
  - В магазине. - Ответил парень, не понимая направления разговора, но продолжая широко улыбаться.
  - А отца нет у вас, верно?
  - Ну да. - Улыбка пропала.
  - Живете втроем? - У Тарика был младший брат.
  - Нет, с нами еще бабушка.
  - Ага. Как с деньгами?
  - Да так... Деньги лишними не бывают! - Парень опять заулыбался. - А что такое Дмитрий Николаевич?
  - Мама продавщицей работает, наверное? Нравится работа? - Продолжал сыпать вопросами учитель.
  - Нет, но больше нет работы.
  - А прикинь, что ей повезло бы еще меньше и даже продавщицей она не смогла устроиться.
  - Ну?
  - Кем бы она работала? Ей же вас надо кормить, правильно? Бабушкиной пенсии точно не хватит на четверых.
  - Ну, не знаю... - Теперь улыбка Тарика скрывала его растерянность. - К чему вы спрашиваете, Дмитрий Николаевич?
  - Да мне хочется, чтобы ты понял, что ради вас мама будет работать даже уборщицей. Ты любишь маму?
  - Да я убью за нее любого! - Дмитрий видел, правда убьет. Довести, конечно, надо. Но если довести, то убьет.
  - Ну вот и прикинь, что у кого-то есть мамы, которым повезло меньше чем твоей. И они работают не в магазине, а уборщицами. Скажем, в школах. А там учатся в общем-то хорошие пацаны, которые по глупости плюют соплями на пол. И их мамы эти сопли убирают. Как тебе?
  - Я понял Дмитрий Николаевич, больше не повторится.
  Дмитрий не сомневался в его словах. Тарик был вымирающим видом хулиганов. Из тех, для кого "слово пацана" и мальчишечьи законы значили очень много (кстати, Дмитрию нравилось, что Руслан дружит именно с ним). А кроме того, при этом разговоре не было свидетелей, значит и держать свое слово Тарику будет просто. Никто не скажет, что он "прогнулся" под учителя.
  - Вы об этом хотели поговорить?
  - Нет, это к слову пришлось. Помнишь мы говорили про твоего братана?
  - Помню. Что достает вас? Надо пошеям ему дать? - Уточнил Тарик, ставя ударение на "Я".
  - Нет, меня не достает. Кишка тонка. - Дмитрий улыбнулся, вспоминая, как мелкий хулиган не пускал к себе на этаж физика, удерживая дверную ручку. - Тут другая проблема. Он ведь у тебя авторитет по всем седьмым классам...
  История началась с совершенно постороннего Тарику семиклассника Сани. С ним Дмитрий познакомился не самостоятельно. Впервые ему рассказала о нем подруга и чуть ли не личный духовник директора Наталья Васильевна. Была она женщиной тихой, лет пятидесяти пяти, хотя от директора внешне отличалась очень сильно. Почти никогда не ругалась. Если и приходилось, то делала это тоже шепотом, правда громким. Этакий божий одуванчик. На работу всегда ходила в русском платке, длинных и широких платьях на церковный манер. С самых первых дней работы Дмитрия она рассказала ему о своей любви и вере в Бога. И даже показала много оформленных рамкой фотографий, на которых вместе с директором, Татьяной Борисовной и каким-то священником улыбалась ясным и прямым взглядом.
  Вообще большинство икон, крестов и церковных книг, находящихся в кабинете главного эффективного управленца тем или иным образом ссудила Наталья Васильевна. Она всех любила, никогда не говорила ни про кого злого слова. В отношениях с директором играла слабо выраженную подчиненную роль. По всему было видно, что Татьяна Егоровна дорожила этой связью. Каждый день несколько дружных коллег обедали в столовой, где Наталья Васильевна смешила всех забавными историями.
  Кроме всего, она заведовала музеем "Нормандия Неман", собранным в школе. И, по рассказам директора и самой Натальи Васильевны, львиную долю в его организации взяла на себя она. Более того, школа имела и очень гордилась связями с ветеранами полка "Нормандия Неман" во Франции и французским посольством в России. Даже Дмитрий однажды был приглашен в посольство по случаю какой-то годовщины и по желанию директора. Это было еще до того, как на отношения с директрисой повеял прохладный северный ветерок.
  Очень часто и много все рассказывали про когда-то выигранный регбийной командой Петра Петровича турнир во Франции. Понятное дело, что поездка туда стала возможной благодаря связям с ветеранами полка. Ну и еще бюджетным деньгам, конечно же, но об этом распространялись мало.
  В общем и целом у Дмитрия сложилось о ней двоякое впечатление. На первый взгляд была она божьим одуванчиком. Но с другой стороны дружила-то с директором. И дружила весьма крепко. Та же Ольга Анатольевна как раз таки на первый взгляд была человеком колючим и ершистым, требовательным. Но, несмотря на более способствующую должность и авторитет, имела с директором чисто деловые отношения. По крайней мере, со стороны виделось именно так. А в случае с Натальей Васильевной все обстояло иначе. Кроме того, она являлась классным руководителем самого сложного седьмого класса. Этот класс, будучи младше на год, по мнению Дмитрия был тяжелее восьмого "Б" - он вообще предпочитал самых отъявленных, но взрослых хулиганов. На ту же Ольгу Анатольевну, превосходно управляющуюся с младшими классами, смотрел как на героиню. Сидя рабочими вечерами у нее в кабинете, частенько слушал, как она с ними управляется и что в этой работе главное. Что касается седьмого "Б", то от него плакали и выли все учителя. И Дмитрий как-то не замечал, чтобы классный руководитель особенно им занималась.
  Сама Татьяна Егоровна на частых педагогических советах очень много и долго любила распекать учителей, взывая к их совести, профессиональной гордости и просто самым светлым человеческим качествам. Призывала их больше и чаще возить детей по театрам и кино, адресно критиковала самых ленивых, вообще не бывающих на экскурсиях.
  Дмитрий знал только один случай, когда с экскурсией... в монастырь "божий одуванчик" возила свой класс. Да и то, не организовывала ее самостоятельно, а присоединилась к Татьяне Борисовне, которой все это было необходимо для того, чтобы получить огромную премию. Не идущую ни в какое сравнение с учительскими премиями за аналогичные дела. Дмитрий знал все это из рассказов одиннадцатиклассников. Из них на экскурсию поехали только девочки в количестве пяти человек. Ну и четверо самых тихих и послушных "питомцев" Натальи Васильевны. Но не только от ребят знал об организованной заместителем директора по учебно-воспитательной работе экскурсии Дмитрий. Татьяна Борисовна обговаривала размер своей премии с директором, и Дмитрий не имея никакого умысла слышал все это, стоя у секретаря и переглядываясь с Сашей.
  Так вот, эта насыщенная событиями история началась именно с показательно верующей женщины. Она встретила Дмитрия в школьных коридорах и позвала на разговор. В красивом и тихом школьном музее Дмитрий рассматривал фотографии давно погибших французских героев. Летчиков-истребителей, прикрывавших наших советских "ночных ведьм" - пилотов бомбардировщиков, наводивших по ночам ужас на фашистскую сволочь.
  Рассматривал и слушал.
  - Дмитрий Николаевич, я как-то заметила, что вы сделали замечание моему Саше за то, что он ходит в спортивном костюме. Ой, вы такой молодец! Как хорошо, что мы вас нашли... понимаете, он меня не слушается, я сколько раз ему говорила, чтобы он прекратил носить эту мешковину. У него же и костюмы есть замечательные... Я с родителями разговаривала, но они не могут его заставить. Мама оденет его в костюм и уйдет. А он паршивец тут же переодевается обратно и в таком виде идет в школу. Там отец очень строгий. Он отца-то боится. Тот может отлупить так, что синяки на заднице останутся. Когда отец следит, он в костюме ходит. Но знаете что делает? Берет с собой спортивку и переодевается в раздевалке! Ума не приложу, что с ним делать!
  - Ну, вообще-то тут процентов восемьдесят не носят формы.
  - Все так, Дмитрий Николаевич! Но вы видели этот его костюм? Это же бандит какой-то с подворотни. Пусть не костюм, так хоть нормальные джинсы со свитером носил бы...
  Пообещав содействие - как откажешь "божьему одуванчику"? - Дмитрий попрощался и ушел по своим делам. Но вскоре еще раз увидел Санька в неизменной мешковатой спортивной форме. Может быть, он не попался бы в ловушку своего слова, если бы не этот раз. Дело в том, что помня данное Наталье Васильевне обещание, Дмитрий второй раз обратился к пацану. Спросил, почему тот вновь не надел хорошей одежды. И увидел, как засмеялись, начали переглядываться стоящие рядом пацаны. Поняв, что эта встреча приковала к себе их внимание, Дмитрий понял и то, что выйти проигравшим из новой дуэли нельзя. По заинтересованным глазам можно было сделать несколько предположений. Первое - пацаны понимали и знали, как относится к выполнению своих требований дружный с их тренером Дмитрий Николаевич. Второе - не доведи он своей линии до конца в этот раз и авторитет в их глазах упадет. А они, между прочим, будут задавать тон школьной жизни уже через год-два. Третье - почему-то они думали, что на этот раз Дмитрию придется непросто. Сам он объяснил это тем, что Санек один из самых авторитетных в классе пацанов и просто так не уступит. Других объяснений у него не было, слишком поверхностно пока он их знал.
  Следующая встреча с Саней состоялась уже утром. Он опять пришел в спортивной форме. Дмитрий специально стоял на входе и ждал. И на этот раз не ограничился только словами. Взяв парнишку в охапку, утащил к себе в кабинет. Узнал номер телефона мамы и позвонил, несмотря на просьбы самого Александра этого не делать.
  Оказалось, что пацан уговорил родителей на разрешение носить с собой форму в школу. Переодеваться в раздевалке. Зачем ему это нужно мама не вникала. Она посетовала на то, что форма помнется в дороге, но, не понимая ситуации, настаивать не стала.
  - Ну и почему ты не переоделся? - Поинтересовался Дмитрий.
  Парень молчал, не сориентировавшись, и не соврав, что "вот-вот собирался"
  - Переодевайся сейчас.
  - Тут? - С обиженным видом удивился Саня.
  - Конечно. Если ты меня стесняешься, то я выйду.
  - Да нет... - Вроде бы все было ясно, но белобрысый не спешил переодеваться. И эта его нерешительность была непонятна. С одной стороны он боялся родительского гнева. Это было совершенно точно. Иначе так легко бы не согласился. С этой же стороны на него давил сам Дмитрий и парень понял, что просто так от него не отстанут.
  С другой стороны что-то ему явно мешало. Принципы? Какие? Пацаны из класса? Так сказать общественное мнение? Вряд ли. Он сам его должен задавать... Он, да еще один парнишка - высокий и крепкий. Они оба, насколько знал Дмитрий, ходят к Петру Петровичу на тренировки.
  Что-то в этой мысли зацепило, что-то мешало пройти мимо, но размышления на эту тему не показались перспективными.
  - Ну и что ты сидишь тогда? Начинай!
  Через несколько минут парень имел другой вид. Он стоял, очень уж нерешительно переминаясь в спортивных, ядовито-желтых кроссовках и костюме. Брюки, белая рубаха и жилет. Все очень мятое. Глядя на него, Дмитрий вспомнил выражение морды котенка, которого он однажды купал. Странно...
  - Мдя... Ну что, если дурак, то... Захочешь нормально выглядеть, будешь одеваться дома. И не будешь страдать херней. Иди, чё.
  Чуть только парнишка вышел за дверь, как оттуда донесся взрыв хохота. Одноклассники ждали развязки в коридоре и реагировали бурно. Ну что, он и сам бы смеялся, попади в такую ситуацию. Ничего, зато уже завтра придет в нормальном виде.
  Но ни завтра, ни послезавтра Дмитрий мальчика не встретил.
  Наступившие выходные увлекли своими делами. Утром в субботу Дмитрий ходил играть в волейбол с товарищами по общественному движению. Остальное время - домашние дела, книги и мелкие развлечения. Спортивная тренировка в воскресенье и вечер подготовки к работе. А в понедельник, уже на работе, его "огорошила" позвонившая жена. Она сходу спросила, ничего ли с ним не случилось? Оказалось, что на той ветке метро, по которой добирался до работы Дмитрий, произошла авария. Убедившись, что с мужем все в порядке, Вика положила трубку. А сам Дмитрий полез в интернет читать новости. Подробности случившегося появились в сети нехарактерно быстро. Высказывалась версия о халатности и технических причинах аварии. Теракт фактически отрицался, что привлекало подозрительное внимание. Что там случилось на самом деле - об этом особенно задумываться не хотелось, поскольку оно не имело никаких перспектив. Фактами, уликами, информацией Дмитрий не обладал. "По умолчанию" он просто не поверил официальной версии. Такое количество жертв, раненых, все это на фоне постоянной угрозы терактов, попыток их совершить... И, авария?
  Удивило Дмитрия странное совпадение, из тех, которые он периодически подмечал за жизнью. Не более чем пару часов назад он шел по затененной высокими деревьями алее и слушал плеер. И надо же так совпасть, чтобы неизвестная ранее - что само по себе было странно - песня любимого исполнителя попалась ему сегодня. Так совпасть, что настроенный на случайное воспроизведение плеер, именно утром, а не скажем вечером, проиграл её. Отметив странность подобного рода совпадений, Дмитрий решил прослушать текст еще раз.
  
  "Со стенаньями к небу или с заявой к вождям
  Мне мою невесту из метро вынесли по частям...
  Я - хозяин, вожак, глава семьи, защитник
  Плачу по-щенячьи: одному не дотащить.
  
  В нескольких сумках месиво из мечт и желаний -
  Лебедь моя белёсая сложена в целлофане.
  Отечество отвечает, пока празднует враг:
  Свечи, пара дней без юмора и приспущенный флаг.
  
  Завтра уже ящик разойдётся ещё пуще,
  Святыни вотчины останутся приспущены.
  В урбане на ощупь, из тупиков и страха петля,
  А нас питает мощью мать Сыра-Земля.
  
  В кителе моего деда добрая дюжина дырок.
  Кого ты хочешь убитыми напугать, ебырок?
  Бой - человек против танка - воистину неравный,
  Мне нужно как минимум три, я преисполнен правды!
  
  Души уйдут золотой тропой,
  Клином журавлей над головой,
  И мы навек лишены покоя,
  Отродье упырей мы вызываем на бой!
  
  Порох извилины жжёт: пластид в подземках!
  Дети, женщины, плач, копоть на стенках.
  Излучая любовь, они желали мира,
  И они не вникали, кто тут кяфиры, а?!
  
  Воин ли тот, кто прячет лицо во тьме?
  Объявите, с кем, если речь о войне!
  С теми, кто дел не знает и нюхал нефть?
  Вы хотите страха? Нам плевать на смерть!
  
  Без вины терпеть, считать потери...
  Одно пусть знают - они служат все Зверю!
  Вера и правда отпирают все двери.
  Георгий и змей. Верим, всему своё время!
  
  Превозмогая боль, наперекор предсказаниям,
  Встречаем день с радостью утром ранним.
  На городских площадях за густыми лесами
  Народ тот могучий. Зови нас "славяне"!
  
  Души уйдут золотой тропой,
  Клином журавлей над головой,
  И мы навек лишены покоя,
  Отродье упырей мы вызываем на бой!
  
  Вековое дерево под тяжестью времён треснет,
  Так и мы на Земле: отживём своё и исчезнем.
  На самом дальнем погосте мы поутру видели,
  Как улыбались души, оставив в гробах носители.
  
  С нами тишина, идём без боевого клича,
  Через туман смотрят имена с могильных табличек.
  И мне не страшно. Друг, мужай, не кисни!
  Там - наши дети, а значит - победа выше жизни!
  
  Вспоминая те слёзы, идти ещё и ещё,
  Каждый солдат - в счёт, каждый будет отмщён!
  Так вызволяется жизнь из чужих когтей,
  Так приносится слава стенам наших крепостей!
  
  Так на Севере, за дымом войн едким
  Стоит Волшебная Страна на костях предков.
  В лучах сияя, с утра от росы влажная,
  Пройдя сквозь ветер веков, она помнит каждого!
  
   Грот п.у. D-Man 55 "Золотая Тропа"
  
  Песня еще не закончилась, оставался речитатив куплетов, но в дверь постучали. Сбросив оцепенение проникающих в душу слов, Дмитрий отвлекся на решение незначительных вопросов. Уже через десяток минут он ходил по коридорам. На четвертом этаже слышались голоса и громкий смех. Поднявшись туда, он увидел хорошо знакомую компанию одиннадцатиклассников. Четыре человека, все выше самого Дмитрия, с густыми басами голосов ребята были выгнаны с урока алгебры. Вообще, с ними это случалось часто. Так-то директриса строго настрого запрещала выгонять с уроков. Боялась, что оставшиеся без присмотра пацаны могут подраться или каким-то другим способом подвести ее под удар. Но учитель алгебры и геометрии к большинству не относилась. Дмитрий хорошо знал ее по урокам в своем восьмом "Б". Это был очень крепкий профессионал и душой болеющий за дело человек. Она старалась научить алгебре всех, до кого могла дотянуться. С помощью Дмитрия заставляла восьмиклашек учиться и даже делать уроки. Ну как, "делать"? Хотя бы списывать. Это именно из-за нее Костя раньше имел проблемы с Саидом, которому почти жизненно необходимо было списывать домашние и самостоятельные работы. Именно она приносила школе и директору вожделенные балы за математические конкурсы. Ее стараниями общий школьный уровень по ЕГЭ и ГИА не проседал ниже среднестатистического по городу. К ней хотели определить своих детей самые сознательные родители.
  В общем, "математичка" имела заслуженный авторитет. И трусоватая директриса это чувствовала, пасовала перед ней в тех мелких вопросах, которые иногда возникали. Пользуясь этим, Татьяна Васильевна - так ее звали - шла на мелкие нарушения "заветов директора". Исключительно ради дела. Например, постоянно выгоняла одну и ту же группу здоровых лбов. И Дмитрий ее понимал и уважал за такое решение проблемы. Дело в том, что эти ребята в силу определенных причин, а не воспитания, не прогуливали уроков. Другими словами, ходить-то они ходили, но вот что происходило на тех уроках - вопрос отдельный и болезненный.
  Это они играли в карты, когда Дмитрий привел старшего чеченца на урок физики. Это одного из них толпой пинали братья, когда в драку второй раз вмешалась учитель литературы. Это они, по словам физрука Алексея, объявили войну школе после того, как школа их сдала...
  Не желая терпеть того бардака, который пацаны быстро разводили на уроках, Татьяна Васильевна практически сразу выгоняла "фантастическую четверку" за двери. Вообще была она женщиной достаточно железной и даже современное большинство этой не самой благополучной школы могла удержать в руках. Особенно "не забалуешь" - такое мнение относительно ее уроков бытовало в школе. Но, как со временем понял Дмитрий, не все было так гладко. Взять хотя бы этих четверых. На них ее приемы уже не действовали. Что это были за приемы? Один раз Дмитрий пришел к Татьяне Васильевне с прямым разговором на интересующую тему. Для этого пришлось смирить гордыню, чего уж душей кривить, перебороть чувство социальной разобщенности и какого-то бредового стыда. Он вообще, объективно рассуждая, не мог существовать. Но пойди же ты! Стыд от... радения за общее дело!
  В обществе, большая часть которого полностью увлечена машинами и квартирами, телефонами и компьютерными играми, в обществе, где люди только и занимаются, что сплетнями и "вконтактовскими" интернет-посиделками и тому подобным "саморазвитием". В таком обществе, оказывается, человек мог стыдиться практического воплощения знаменитого четверостишья:
  
  "Пока свободою горим,
  Пока сердца для чести живы,
  Мой друг, отчизне посвятим
  Души прекрасные порывы!"
  
  Какие "порывы"?! Какая "честь"?! Что такое эта "отчизна"? В мире, которым правят низменные стремления, человек говорящий на таком языке будет изгоем.
  Родись и начти творить Пушкин в наше время, и он сразу бы утонул в океане сотен тысяч виртуальных плевков. "Аффтар жёт", "фтопку", "многабукф", "кремлевская пропаганда" - да на любой вкус можно было бы найти "авторитетные" комментарии лучших представителей диванного воинства. Вообще, чуть ли ни с каждым годом мир превращался в топь, в болото, способное сожрать любого масштаба и размаха деяние.
  Дмитрий зашел к Татьяне Васильевне после уроков и просто поинтересовался, есть ли у нее время для разговора. Женщина не отказала и разговор получился действительно интересным. И даже душевным. Как и в случае с Ольгой Анатольевной, встретились два человека, для которых слова "смысл", "общее дело" и им подобные не были пустым звуком.
  Начался разговор с непростого вопроса о том, при помощи каких приемов Татьяна Васильевна умудряется удерживать детей в "ежовых рукавицах" и "ломать их личность", заставляя, буквально вбивая в неокрепшие умы "ненужные" им и даже "вредные" знания. Ничего конкретного Дмитрий не услышал, но понял многое. Дело в том, что никаких "педагогических" методов Татьяна Васильевна не предложила. На такое замечание отреагировала улыбкой и приподнятым настроением. По ее мнению в педагогических книжках не было практически ничего такого, что помогало бы работать с детьми в реальности. Поэтому и пользовалась она собственными наработками и приемами. Следила за тем, чтобы слабые, не приученные к серьезной умственной работе дети не переутомлялись. Как только появлялись первые признаки, она тут же переставала вести урок и начинала разговаривать на отвлеченные темы, шутить. Да, терялось драгоценное время, отведенное на урок. Да, потом приходилось "занимать" уроки. В том числе и у самого Дмитрия. Она просто приходила к тем учителям, которые рады были не проводить своих занятий или понимали серьезность просьбы и уступали. Когда она приходила к Дмитрию, то всегда действовала одинаково. Стучала, просила выйти на минутку и прикрывала дверь, ожидая учителя в коридоре. Всякий раз, понимая, чем дело пахнет, дети слезно умоляли не отдавать их на математику. Это было очень смешно и действительно не хотелось их, таких, отдавать. Но, понимая, что ОБЖ и рядом с алгеброй не стоял, классный руководитель каждый раз уступал уважаемой учительнице, за что на него потом долго дулись ребята. В общем, Татьяна Васильевна была "больной" учительницей, по мнению школьного коллектива - тратила свое личное время на дополнительные занятия. И считала, что по-другому было невозможно работать от слова "вообще".
  Где-то она "включала мужика", используя свой богатый, насколько Дмитрий понял, жизненный опыт. Ту его часть, которая отвечает за формирование стального стержня характера. Если вдруг этого не хватало, она вызывала родителей на личный разговор, дожидаясь их вечерами. Если не помогало и это, то она просто выгоняла ребят из класса. Предпочитая дать хоть какие-то знания большинству, чем кривляться и изображать процесс по сути испорченный меньшинством. В случае с восьмым "Б" у нее появился еще один механизм давления в лице Дмитрия.
  Дальше разговор зашел на тему ЕГЭ.
  Вообще на эту тему Дмитрий разговаривал не только с Татьяной Васильевной. Как-то он задал такой же вопрос пьющим чай Ольге Анатольевне и учителю литературы, боевой Ирине Игоревне, с которой с момента первой ссоры успел наладить отношения. Дмитрий специально не спрашивал на эту тему кого попало, выбирал только тех учителей, на счет которых точно знал - это люди дела.
  Но что удивительно, все они высказались отрицательно... Вернее, именно это и не удивительно. Удивительно другое. Никто из них не смог обосновать своего отрицательного отношения к ЕГЭ. Все они заканчивали рассуждения общей для всех, расхожей фразой о том, что с приходом ЕГЭ перестали учить, а стали дрессировать. Слыша такой аргумент, Дмитрий задавал один и тот же вопрос: а что, до ЕГЭ алгебра преподавалась с лучшим результатом? Или, может быть, сочинения дети писали лучше? Что вы говорите, вообще не писали? А почему? Потому что книг не читали... Интересно. А как вы им оценки ставили? Натягивали? С потолка?! Интересно...
  Из всех этих разговоров на тему ЕГЭ Дмитрий сделал субъективные, но значимые для себя выводы.
  Вывод первый. ЕГЭ - разрушительно. Так думают все работающие, а не играющие в прятки с учениками профессионалы с которыми он встречался. В сам механизм его разрушительности он не вникал. Технические детали не интересовали, хватало вывода.
  Второй. Не ЕГЭ довел образование "до ручки". ЕГЭ лишь перехватил эстафету во-первых, и позволил массе бездарностей и лентяев чувствовать себя более комфортно во-вторых. Что это значит? Значит, что еще до ЕГЭ и именно до ЕГЭ образование упало на уровень плинтуса. Продолжил ли его понижать ЕГЭ? В тех редких местах, где оно оставалось на приличной высоте, не продолжил. Он его там обрушил. Было высоким? С введением ЕГЭ упало до уровня плинтуса. В других местах, которых по мнению Дмитрия было большинство, ЕГЭ ничего не ухудшал. Там и так фактически никакого образования не было. Что же он сделал? А он легитимировал и закрепил такое положение вещей, сделал значительно комфортнее работу многих бездельников.
  Дело в том, что дети до ЕГЭ перестали читать книги. Не может никто заставить их читать. Поэтому и писать сочинения они не умеют. Более того! Много где они даже вид не делают, что пишут. Просто сидят и играют в телефонах. Или спят. Или вообще не приходят. При чем тут ЕГЭ? Та же алгебра. Уровень знаний по этому предмету с советских времен упал катастрофически. И по глубокому убеждению Дмитрия дело тут было в двух моментах: техника преподавания, включая программы, учебники, задачи и тому подобное и дисциплина. А вернее ее отсутствие. Эти два предмета - два из наиболее показательных примеров.
  А в чем комфортность ЕГЭ? Все просто! Больше не нужно врать, натягивая оценки. Все делается централизовано. Результаты по ЕГЭ собираются, обрабатываются. Сравниваются с придуманными кем-то показателями. Ну, скажем тридцать баллов - это "три". Большинство не дотянуло до тридцатки? Ну ладно, давайте понизим тройку до 25 баллов. Что теперь? Теперь процент неуспевающих незначителен. Ну и само собой отпала масса таких затруднительных для учителей экзаменов.
  Ведь для классического экзамена нужно всего две вещи: серьезное отношение учителя и примерно такое же отношение учащегося. Ну и что прикажете делать, если второй компонент пропал? Если учителю, который ставит двойку, желая отыграться на "забившем" на предмет ученике, бьют по рукам и зарплате? Запрещая такие действия.
  А как иначе, как не запрещать? Ведь это значит уронить статистику и честно признаться, что образование разрушено. Тем более, что прошло несколько лет и учителя, видя "пофигистическое" отношение учеников, и методы руководства, тоже стали изменяться! Что делать со "стоявшими", а вернее сказать "встрявшими", на таких "столпах" классическими экзаменами? Как-то гонять учеников. Как-то рисовать оценки. Все это сложно, очень заметно общественностью... Зачем? Если ЕГЭ все решит?
  Вывод третий. Во всей этой "егэшной катавасии" прослеживается две руки. Одна - из собственных бездарей, лентяев и мздоимцев. И другая - откровенно вражеская, вредительская, желающая сломать все на подведомственной территории.
  В общем был разговор с Татьяной Васильевной... А сейчас Дмитрий подходил к гогочущим ребятам.
  - Ну что, опять?
  - Да Дмитрий Николаевич, она совсем о...фигела! - Громким возмущенным шёпотом ответили ребята. - Ну что, телефон нельзя достать? Может у меня важный звонок? Достала совсем на!
  Дмитрий не стал спорить. И даже ничего не сказал. Не то чтобы "уже все равно". Нет. Просто никакие серьезные изменения в устоявшейся личности обычным словом не делаются. А в том, что эти четверо личности практически устоявшиеся он не сомневался... Хотя слово "личности" тут надо было использовать в кавычках. Кто личность? Сталин - личность. И Кошкин. И Мересьев. Ломоносов, Петр Первый, Иван Поддубный, Макаренко... Тысячи и тысячи Личностей! Ему могли возразить. Что, мол, личностью можно называть только того, кто сделал что-то значительное? А он бы поправил, во-первых: да, сделал что-то значительное для людей. А во-вторых, никто не оговаривает их количество. Человек может сделать что-то значительное, сознательно и целенаправленно для одного единственного, другого человека. И тогда он тоже будет Личностью. А если человек стал олигархом, ограбив этих людей, то разве это Личность? Он недоличность. Так на эту тему Дмитрий думал тогда, только начиная пробовать данный вопрос.
  А эти ребята? Однозначно нет. Но в структуре их возможной будущей личности уже практически все устоялось, сложилось. Сложилось все в мировоззрении, сознании. В том, что может быть послужит фундаментом. И цели, и задачи, и то чего они от жизни хотят и то, чем они готовы для этого пожертвовать. И вот так просто, сходу, одним словом... Разве только Христос смог бы что-то поменять. Да и в том были сомнения.
  Начни Дмитрий сейчас и ребята конечно промолчат. Может быть, даже покивают головами. Может быть даже, что согласятся. Но это будет согласие "на поверхности". Такое, про которое они скоро забудут, как про страшный сон. Но при этом та тонкая связь, которая успела завязаться между ними и учителем надорвется. Оно нужно? Оно не нужно.
  - А пойдемте поиграем в мента?! - Предложил Санёк, единственный парень одного роста с Дмитрием. Все остальные бурно подхватили.
  - Блин! Я бы с удовольствием, но у меня там Елена Сергеевна работает. - Задумался учитель, прикидывая, на сколько ему придется задержаться после рабочего дня, чтобы доделать бумаги, если игра все же состоится.
  - Да х...р с ней!
  - Я тебе сейчас твой х...р узлом морским вокруг шее завяжу! - Выделил слово "твой" интонацией Дмитрий.
  - Да ладно-ладно! - Заулыбался пацан. - Я же шучу...
  -А пойдем в спортзал! Алексей Владимирович не будет против, если мы у них в комнате поиграем! - Довольный своей догадкой засиял Дмитрий.
  - Точняк! Дмитрий Николаевич, пойдем к ним! - Присоединился здоровенный Андрей. Его отец - это в него парень уродился комплекцией и ростом - занимал должность председателя управляющего совета из родителей.
  Дмитрий немного подумал. С одной стороны это нарушение режима. Брать школьников, тащить их в тренерскую физруков и играть с ними в игры. Но с другой стороны их уже выгнали с урока, физрук точно не будет против, у него самого есть время, а такие "глупые игры" позволяют наладить крепкую связь с пацанами.
  - Пойдем! Только тихо, чтобы не одна мышь не услышала!
  - Да х...й кто... - Начал кто-то громким шёпотом, но его тут же осекли свои же.
  Пацаны матерились, как сапожники. И не только наедине, но и в классах, на уроках, при учителях. Одним словом - везде. Матерились они и при Дмитрии. Единственно что, он старался пресекать матерщину на своих уроках. Но стараться и достигать результата это разные вещи. Все равно у пацанов выскакивало то одно, то другое словечко. За что они тут же критиковались и искренне извинялись. И если кто-то придет в ужас от такого положения вещей, то нужно уточнить: обычно пацанам даже замечаний не делали. А если кто и делал, то извинений не ждал. Тут же все пошло гораздо дальше. Используя собственные качества для подавления "личности", Дмитрий начинал "стебать" того из ребят, который к своим извинениям относился несерьезно. И делал это достаточно изощренно, чтобы парень чувствовал себя в роли объекта для насмешек. Серьезной обиды не было, поскольку такие ребята относились к "основе". Никто не мог их стебать, кроме друзей, которым это не нужно и такого вот нехарактерного учителя. Даже старший горец старался держать с ними вооруженный нейтралитет после приснопамятного массового избиения.
  Более того, общаясь с ними наедине, Дмитрий и сам матерился. У него имелась целая теория относительно этого вопроса. Можно было конечно "включить" интеллигента и не идти "на поводу" пацанского общества и принятых в нем норм. Он мог себе это позволить. И многие недалекие и нечестные педагоги сказали бы, что так и надо. Что надо подавать пример.
  Другие, чуть почестнее и поумнее, сказали бы, что сразу никакого результата ждать нельзя. Но вот потом, может быть, кто-то из них... вспомнит. И возьмет пример.
  Если же быть честным и дальновидным до конца, то следует признать, что подавляющее большинство обычных ребят матерится на протяжении всей своей жизни. И количество мата никак не меняется класса как раз с одиннадцатого и до самой старости. Единственное что можно сделать с этой проблемой в одиночку и в имеющейся - подчеркнем еще раз - в имеющейся ситуации и реальности - это несколько скорректировать манеру их разговора. Сделать так, чтобы мат не вплетался через слово, чтобы он не был крайне неуместным, чтобы его можно было контролировать. И вот для этой цели как раз таки и нужен был пример. А Дмитрий старался его подавать.
  До необходимости решать данную проблему он сам использовал только два типа разговора. Либо крайне агрессивный и засоренный матом, в городских подворотнях, забросанных окурками и шприцами. Либо другой тип - среди людей образованных и интеллигентных, без мата. Несколько раз в жизни он встречал людей, которые использовали мат виртуозно. Они могли вставлять нецензурные слова редко, а могли часто. Но делали это к месту, "с огоньком". И теперь учителю приходилось вспоминать их манеру говорить и... учиться. Даже этому странному умению. Для того чтобы подавать пример. Но кроме этого он старался, выписывал и запоминал различные фразеологизмы, интересные выражения и крылатые фразы. Зачастую ими можно было передать смысл намного полнее и "смачнее", чем матом. И пацанам это нравилось. Дмитрий видел, как они перенимали некоторые его фразы. А значит и сам стиль общения. Следовательно, надежда на корректировку их речи не умирала и имела под собой какие-то основания.
  "Благими намерениями..."? Может быть. Дмитрий не горел желанием переубеждать возможного скептика и критика такой методики. Во-первых, пусть скептик сам попробует реально перевоспитать старшеклассника, привив ему культурную речь. А во-вторых, внутри себя Дмитрий имел уверенность, что ни в какой ад, в данном случае социальный, его методика не приведет. Он просто видел ее маленькие, но достижения. И напротив, регулярно смотря селекторы департамента образования и слушая тамошних "специалистов", он подмечал, как детей ведут в социальный ад их дела и те слова, которыми они их маскируют.
  Коуч-сеты, старт-аппы, флеш-мобы, консалтинги, тьюторы... Этот бред нескончаемым потоком лился... из совокупной зловонной пасти - такое ощущение складывалось лично у Дмитрия. Почему? Да потому что, судя по результату, субъект их использующий тянул будущее его Родины в топь. А как мог выглядеть такой субъект? Тут уж все зависит от воображения отдельного человека.
  Однажды он услышал откуда-то знакомое слово - "ментор". Спросив у сидящих рядом с ним заместителей директора, ответа не получил. Сама директриса отвлеклась от своих дум - селектор она не слушала и контекста разговора не знала - и тоже не смогла ответить точно. Сказала только, что "ментор" помогает ей выполнять теоретическую работу, заданную департаментом. Ну, как она ее выполняет, это отдельный вопрос. А вот ответом Дмитрий не удовлетворился. Полез в телефон, вышел в Интернет. И понял, откуда ему знакомо это слово. Учился он не вчера и, чего уж греха таить, плохо. Ведь тоже учился не в советские времена, а в перестроечные.
  Ментор оказался персонажем древнегреческой мифологии. Он упоминался в одной из самых популярных ее частей, той, которая рассказывает об Одиссее. Кроме того, "Википедия" утверждала: "...часто употребляется, как имя нарицательное, в смысле наставника или руководителя юношества". Дмитрий поднял голову и внимательнее заглянул в монитор компьютера. Сидящие там люди, - мужчины и женщины, молодые и в возрасте, русские, татары, евреи - очень разные люди, были заняты своими делами. Кто-то ковырял ноготь. Другой водил пальцем по сенсорному экрану "девайса". Еще один пропадал где-то в стене затерявшимся в иных пространствах взглядом, а двое женщин тихо переговаривались между собой. Дмитрий не был уверен даже в том, что они просто отслеживают нить разговора в тех случаях, когда он так или иначе их не касается. И тем более не был уверен, что они отличаются от него и сидящих рядом с ним... "коллег". Не знают они точного смысла этого слова, не знают почти наверняка.
  Вот тут-то и вспомнились учителю прокрученные перед ним когда-то в далеком детстве диафильмы. Там, на рисованных красочных картинках был изображен голый толстяк отталкивающего вида. Был он королем. А сказка называлась, наверное, "Голый король". Дмитрий помнил кульминацию диафильма, когда один единственный из всей толпы ребенок крикнул: "А король-то голый!".
  - Ну сегодня-то я вам отомщу Дмитрий Николаевич! - Прошептал улыбающийся во все лицо, светловолосый и высокий Диман.
  - Доминировать будешь? - Употребил Дмитрий одну из проталкиваемых в привычки фраз.
  - Ага! - Засмеялся пацан. - У меня после вас до сих пор рука синяя. - Он показал самого обычного вида руку.
  - Ну и где? Что ты мне фуфло гонишь? - После этих слов учителя Димка ничуть не смутившись убрал руку.
  В их разговор вмешался здоровенный Андрей.
  - Да ладно! А ты мне как! Это я тебе устрою... как там... анальную... ну, как?
  - Пенетрацию. - Подсказал Дмитрий Андрею, прекрасно понимая, какую фразу вместо этого хотел произнести пацан. В прошлый раз он сам и "перевел" ту фразу на эту, более близкую хоть к чему-то цивилизованному.
  - Точно-точно! Пенетрацию!
  - Ты только под ноги смотри, а то переломаешься... пенетратор-переросток.
  - Да... Х...ня! - Андрей со своим слоновьим весом и ростом, как пушинка перескакивал по ступенькам, не смотря под ноги.
  Так они и спустились в спортивный зал. Надо сказать, никем не замеченные. Алексей Владимирович и впрямь возражать не стал. Да с него и спрос никакой в случае чего. Ребята пришли с целым заместителем директора по безопасности.
  Закрывшись и рассевшись в тренерской, пацаны стали доставить из сумок запасенные линейки. Их было не меньше десяти. На любой вкус и цвет. Дмитрий выбрал самую подходящую и спросил, покачивая головой:
  - Я так понимаю, линейки не ваши? Экспроприировали?
  - Да откуда у нас... - Серьезно удивился второй в этой компании Санек. От первого он отличался высоким ростом, носом с горбинкой и вообще тонкими чертами лица. Парнем он был задорным и находчивым, что делало его выходки и вовсе "безбашенными". Так, проходя однажды по коридору третьего этажа, Дмитрий заметил стоящую около закрытой двери географичку. Ее возбужденный вид привлек внимание главного и за все отвечающего дежурного. Нина Юрьевна несколько раз повторила одну и ту же фразу. Что, мол, перебьет весь класс, если вот сейчас же не остынет. Дослушав ее рассказ, Дмитрий понял, что она, мягко говоря, лукавит. Никакого контроля над одиннадцатым "Б" она не имела и в помине. Тем более не имела возможности всех "перебить".
  Находчивый Санек, разговаривая на уроке географии с девочками, попросил их продемонстрировать нижнее белье. Те согласились с условием. Если только сам Санек сначала покажет свое. Героя это не смутило. Не обращая внимания на решившую наконец-то проявить подобие возмущения географичку, подстегиваемый криками своих друзей, он вышел к доске, спустил джинсы и нагнулся. Весь класс целых несколько секунд воочию наблюдал его "красные труселя". И не только.
  Что происходило в момент разговора географички с Дмитрием, было неизвестно. Заглядывать в кабинет, помогая Нине Юрьевне навести порядок, он не стал. Смысла в этом не было. Если она сама не может этого сделать, то временная мера не поможет. Да и свежа была в памяти история с Лерой, когда географичка обвиняла Дмитрия в педагогической некомпетентности, профанации, отсутствии этики и вообще во всех смертных грехах... Так что Санек - тот еще Санек!
  - Хоть не у девочек отобрали?
  - Да не, Дмитрий Николаевич! Не отбирали. Я попросил, они дали на время.
  - Так сломаются же!
  - А, ладно! Ну что, нарезал? - Обратился Санек к занятому бумагой тезке.
  Эту игру Дмитрий нашел в книге Макаренко. В ней Антон Семенович поверхностно, без нюансов, описывал правила и игровой процесс. Прочитанного оказалось недостаточно для воспроизведения всей игры. Пришлось немного подумать. И даже после этого, в самый первый раз, суть игры была не совсем понятна, и Дмитрий опасался, что школьники разочаруются. Но этого не произошло. Совсем наоборот.
  Называлась игра "Кац, судья и вор". Пацаны переименовали ее в "Мента". Нарезанные небольшими клочками билетики подписывались первыми буквами. Украинского "каца" Дмитрий долго искал в Сети, но нашел. Оказалось, что по-русски это палач. Палача Дмитрий тут же "осовременил", сделав из него мента. Так и получилось, что на трех из всех клочков бумаги красовались заглавные буквы: "М", "С" и "В".
  Дмитрий взял бумагу, старательно и однотипно скомкал клочки. Потряс в закрытых ладонях и жестом фокусника выбросил на стол. Замелькали быстрые руки, в азарте расхватывающие самые привлекательные комочки. Засверкали полные вопросительного ожидания глаза. Заторопились, разворачивающие бумагу пальцы.
  Те пацаны, которым случай определил роль Судьи и Мента, бурно проявляли свои эмоции. Они смеялись, похлопывали по плечам своих товарищей и обещали "не жестить". И по глазам их было видно, что обещания они не сдержат. Оставшиеся трое, в том числе и Дмитрий, стояли молча, ожидая своей участи. Долго не затягивая, Мент-Диман показал на Дмитрия и, не переставая широко улыбаться, перевел взгляд на Судью-Андрея. Тот немного помялся и вынес вердикт:
  - Тринадцать холодных!
  Это было наказание. Удел Судьи - назначать наказание. Он мог выбрать количество - по умолчанию максимальной цифрой тут выступала двадцатка - и вид. "Горячие" - удары по внутренней, тыльной стороне ладони. "Холодные" - по внешней. "Аутентично", как сказали бы высоколобые педагогические теоретики, или просто "изначально" правильно было наносить удары жгутом. Но жгута у Дмитрия не было, и он приспособил под это дело линейки. Лучше всего подходили гибкие. Пластмассовые быстро разлетались на кусочки, железными можно было рассечь кожу, а гибкие, чуть ли не резиновые - в самый раз.
  Удел Мента - искать вора и, после вердикта Судьи, наказывать его. Выбранный Ментом "подозреваемый" мог признаться, что написано на его бумажке только после получения отмерянного количества ударов. Если он оказывался Вором, то кон игры заканчивался и бумага сбрасывалась еще раз. Если нет - судебная ошибка, так сказать, - то Мент продолжал искать Вора и исполнять решения Судьи.
  Дмитрий молча протянул руку. Левую. Вообще, разницы на руку не было никакой. В данном случае. Но поиграв некоторое время и вспоминая то, что описывал Макаренко, Дмитрий с удивлением осознал, что сила и количество ударов в той игре намного превышали силу и количество ударов в этой. Макаренко писал, что всегда играл одной рукой - левой. Связано это было с тем, что после игры правой, он не мог нормально писать... Такая сила ударов однозначно повышала интерес к игре, но в условиях, когда в школе сдувают пылинки с семнадцатилетних детин, была опасна. А ну как дойдет информация до кого-нибудь "левого" о том, что учитель поощряет жестокость среди подростков - выгонят "только в путь".
  Итак, следуя макаренковской традиции, Дмитрий протянул левую. И вслед за вводившим правила Антоном Семеновичем повторил:
  - Руку не менять!
  Он получал отмерянные удары и думал. Может быть, этот запрет на смену руки стихийно возник из того правильного воспитания, которое бытовало когда-то. Когда мальчики на удар отвечали ударом, а не заявлением в полицию. Когда девочки уважали тех ребят, которые служили в армии, а не наоборот. А может быть, его специально ввел Макаренко. Просто потому что таким образом воспитывались такие качества, как терпение, способность переносить боль ради неких духовных идеалов, честь, самообладание.
  Дмитрий не подал вида, что мощные удары изо всех сил замахивающегося Димки причиняли ему боль. Но когда десятка уже "прошла", а рука мелко сотряслась дробной дрожью, он ухмыльнулся и покачал головой, давая понять, что в следующем кону может повести уже ему. И тогда - держись!
  Суть и соль игры была рассыпана по многим струнам человеческой натуры. Тут была и гордость от стойко перенесённой физической боли, и удовольствие от наказания обидчика и азарт ожидания. Все это поддерживало интерес к игре долго, заставляя пацанов раз за разом собираться и играть, сводя и преумножая давние игровые счеты.
  В разгар игры в тренерскую вошла молодая, стройная и красивая девушка - преподаватель физической культуры - Александра Сергеевна. Она вела уроки у девочек и не отличалась напористостью и боевым духом. Поэтому в свой рабочий кабинет, под громкие эмоциональные возгласы и сухой треск ударов, она вошла неуверенно. Даже с боязнью. Эта неправильность внутренне покоробила Дмитрия. Поэтому, после ее робкого вопроса о смысле происходящего, он постарался как можно мягче и уважительнее объяснить смысл игры, демонстрируя уважение к хозяйке. Девушка улыбнулась, поправляя длинные почти рыжие волосы. И вроде бы все встало на свои места, хотя пацаны обращали на нее только тот минимум внимания, который обоснован влечением к красоте. Ну, не выказали положенного уважения - да. Но что с этим сделаешь? Они сейчас очень многие не выказывают уважения большинству учителей. И требовать этого от них Дмитрий не мог. Они попросту не поймут, почему от них это требуют. Так что, вроде бы все встало на свои места...
  Но тут возвышающийся чуть ли не на три головы Андрей очень сильно ударил Санька-высокого. Тот грязно выругался, забыв про Александру Сергеевну. Наблюдающий Диман, имевший счеты к страдающему товарищу, тут же отреагировал не менее грязным ругательством, выражающим всю степень его удовлетворения происходящим. Это уже не было обычным положением вещей. Нет, такое в школе случалось повсеместно, чего уж. Но, во-первых, все-таки нормой пока не стало. Как норму его проталкивали вот такие старшеклассники, с которыми никто ничего не мог сделать и у которых учились младшие классы. А во-вторых, это тем более не являлось нормой вокруг и в присутствии Дмитрия. Он расценил это прямым оскорблением учительницы. И было оно совсем не в мате, а в том, что ее просто не увидели. На нее глянули, как на недосягаемый объект сексуальных желаний и тут же забыли. Ни учителя, ни человека в ней не видели. Она стала пустым местом. Такого терпеть было нельзя.
  Александра Сергеевна поморщилась и осуждающе улыбнулась, от чего веснушки на щеках задвигались, зашевелились. Но ничего не сказала, поспешно завершила свои дела и шагнула к двери.
  - Эй! - Крикнул Дмитрий одновременно с ее шагом. И, видя, что увлеченные игрой пацаны не отзываются, повторил громче. - Эй!
  Ребята замерли, повернув головы. Остановилась и Александра Сергеевна.
  - А что это мы пасти свои поганые не контролируем рядом с красивой девушкой?! - Это говорил мужчина, вожак. Не учитель.
  Они бы просто не поняли. Не поняли бы, почему нужно относиться с уважением к учителю. В этой ситуации - не поняли бы. Сейчас Дмитрий в первую и единственную очередь был для них лидером. Далеко не формальным. Именно поэтому к обусловленным его лидерством словам они относились с полной серьезностью. Но, с другой стороны, это лидерство накладывало определенные ограничения и на него. Если ты лидер в этой группе, в этих условиях, то ты просто не можешь "предъявлять" по поводу уважения к учителю "весь список". Если бы это происходило в условиях, наоборот, формальных, то пацаны бы поняли. Ну, скажем произойди это на перемене в коридоре да в присутствии учителей или детей, то в Дмитрии видели бы галстук и должность. Но знали при этом, что он лидер и понимали, что обязывает его к такому поведению. Понимали, что если они не примут с покорностью замечания, то после будут наказаны всерьез.
  Но не тут и не сейчас. Эта неформальная ситуация выдвигала на первый план лидера. Который на данном этапе развития внутригрупповых отношений не мог серьезно говорить об уважении к учителю. Да еще неспособному самостоятельно постоять за себя. Не мог просто потому, что в таком случае начнет это самое лидерство утрачивать.
  А вот об уважении к девушке он как лидер, как мужчина и, в конце концов, просто самец говорить мог. Правда это незримо, но от того не менее ясно, демонстрировало для всех некоторую его заинтересованность девушкой. Но это уж можно просто пережить.
  Культура не монолитна. В том плане, что ее можно разложить на многие мелкие составляющие. В данный момент Дмитрий отчетливо видел, какие элементы культурного воспитания покорежены, а на какие еще можно опереться. Перед его мысленным взором это вставало так: уважение к Человеку, уважение к профессионалу, учителю в данном случае, уважение к старшему, уважение к женщине, уважение к силе. Такую структуру он видел сразу, без уточнений и долгих размышлений. Понятное дело, что если подумать на эту тему, то в перечень можно внести и другие моменты. Но тут главное - суть. Главное, что наверху этой своеобразной культурной эволюции было уважение к Человеку. Должно было быть. На деле выходило так, что пацаны не имели этого понятия. Эта ячейка культуры просто не была сформирована. Они не понимали, что такое Человек с большой буквы. Не понимали, за что его нужно уважать. Что такое расчеловечивание и в чем осевое зло того же фашизма. Можно было, конечно, сказать, что такая норма к семнадцати годам не формируется почти никогда. Что для этого нужно отучиться в ВУЗе или несколько лет самостоятельно и осознанно заниматься самообразованием. Можно было, да только понятно же, что все это не из "нашей сказки" ...
  По-другому обстояло дело с уважением к профессионалу, учителю, которое должно располагаться примерно на ступень ниже. С одной стороны данная культурная ячейка, наверное, толком и не начала формироваться. А с другой стороны по ней, если она вообще имелась, наносились мощные разноплановые удары. Пацаны очень редко видели профессиональных учителей и не понимали их работы, не осознавали ценности их труда. Не было системы, которая доносила бы эту ценность до них. Другими словами, данная культурная ячейка тоже не позволяла на себя опираться.
  Норма уважения к старшему еще присутствовала. Но тоже атаковалась ежедневно. Бытом потреблятства, мусорным телевидением, бесконтрольным Интернетом, в котором царствовали нормы лютого Низа... Пацаны плохо и очень смутно понимали, за что и почему нужно уважать старших, но понимали. Поэтому на данную культурную ячейку можно было опереться в тех случаях, когда дело не касалось чего-либо важного для пацанов. Можно было попробовать опереться на нее и в этом случае. Только это, опять же, пошатнуло бы позицию неформального лидера, которую завоевал учитель. Хотя, конечно, какой-то результат бы был - непонимающие и не согласные пацаны извинились бы дежурно. И послали бы в "пешее эротическое" своего эпизодического лидера с его "выкрутасами". Пара тройка таких посылов и отношения между ними охладятся, учителя начнут избегать, отдаляясь на прежнюю дистанцию. Вот и весь реальный итог такого формального подхода.
  Оставались "фундаментальные" культурные позиции уважения к той женщине, в которой "заинтересована" некая сила. Как бы от это ни выли феминистки. Но, опять же, то, что вбивалось самому Дмитрию воспитанием - "при женщине материться нельзя" - уже было не понятно этим пацанам. Враг прицельно бил по феномену "культура", выбирая места для ударов. И результат оказывался, что называется, налицо. Они еще понимали, что "женщину бить нельзя", но уже знали, что "если очень хочется, то можно".
  Именно поэтому, опираясь едва ли не на самую последнюю "культурную ячейку" уважения силы можно было восстанавливать не первую и даже не третью позицию, а всего лишь предпоследнюю. Показывая свое право первого самца, можно было требовать уважения к женщине. И вот это они действительно понимали. Начинать надо было с самого малого, постепенно, в дальнейшем, расширяя требования и "устанавливая" их на отвоеванные позиции.
  - Извините Александра Сергеевна. - На мгновение повернулся самый низкорослый парень и тут же погрузился в игру с головой. Фраза была дежурной.
  Дмитрия такой ответ не устроил. Не обращая внимания на невнятное бормотание девушки, он продолжил давить.
  - Слышь! Ты мне чё это "извините" кидаешь? - В этих словах было не много смысла. Он был в чем-то другом. Все поняли, что дежурная фраза не прокатит.
  Тогда в дело вмешался Диман. До Дмитрия и без его присутствия именно он был полноправным лидером в этой компании, делившей, между прочим, власть с кавказскими братьями. А если учесть, что те в школе появлялись не часто... Диман перевел взгляд с Дмитрия на удерживающего в руках линейку Андрея. В этот момент вся несуразная социальная конструкция "дружбы" учителя и школьных отморозков испытывалась на прочность: требования нового эпизодического лидера должен был подтвердить или опровергнуть прежний и постоянный.
  Эта игра взглядов длилась каких-то пару секунд, но повисшее напряженное молчание ощутили все. Наконец, Диман тихо и внушительно сказал Андрею:
  - Подожди. - Опять посмотрев на учителя и примиряюще кивая, произнес от всех: - Да всё Дмитрий Николаевич. Александра Сергеевна, правда, извините. Забылись. - Лицо его было серьезно.
  - Ну да, чё-то... - Потерянно пробормотал, вторя ему, Санек-длинный.
  - Да ладно, ничего. - Девушка улыбнулась и надавила на дверную ручку, вынося в зал обручи...
  Такой поступок Димана стал возможным только после того, как учитель показал свою власть над топовыми кавказцами. Но тут была не только сила, хотя она, конечно, в первую очередь. Дело в том, что "безопасник" был новым человеком в школе и не предавал пацанов, трусливо промолчав, когда творилась несправедливость после группового избиения одного из их группы. Кроме того, за него - Дмитрий знал это - сказала слово уважаемая ими Ирина Игоревна. Эта отважная женщина, не побоявшаяся кинуться в жестокую и угрожающую драку на стороне пацанов, имела с ними разговор. Однажды, когда речь зашла о новом "заме", она кратко сказала, что он "нормальный мужик". На это пацаны возразили, вспомнив её же с ним ссору и предполагая, что он "с директором". В этот момент в классе не было того пацана, которого Ирина Игоревна когда-то ругала в коридоре, что развязывало ей руки. Она объяснила, что, учитывая его "гнилой" характер, он, оскорбившись, действительно мог пожаловаться отцу, и ничего хорошего ее бы не ждало. Поэтому "зам", "хотя и поступил не лучшим образом", но уберег её от возможных проблем.
  Свое отношение к Дмитрию Ирина скорректировала под впечатлением его работы в школе. А о ней узнала от учителя физкультуры, с которым уже давно жила одной семьей, и от Ольги Анатольевны, вращающейся в административных кругах.
  Вообще, Дмитрий не переставал удивляться, как все лихо закручено внутри школьного коллектива. Многочисленные разнообразные связи между его членами можно было рисовать на манер американских детективов, когда на доске проводят линии между подозреваемыми. И несмотря на то, что подавляющая его часть состояла из бездарей и мерзавцев различного толка и тех, кто просто плывет по течению, были и другие. Те самые представители золотого учительства, на которых еще держится хоть какое-то образование.
  Совершенно случайно, "по объявлению", упав камнем в это болото Дмитрий породил круги на воде. Расходясь, эти круги затрагивали абсолютно всех: детей, учителей, администрацию, родителей. Общество заколыхалось, многие были недовольны нарушением сложившегося порядка, но отдельные его представители, наоборот, прониклись к новому заму уважением и стали оказывать поддержку, о которой тот зачастую понятия не имел. Вот уж точно: "хочешь изменить мир, начни с себя".
  У учителя была четкая и простая стратегия. Нужно завоевать полный и настоящий контроль над детским сообществом, после чего начать прививать ему те минимальные культурные установки, которые облегчат жизнь и ему самому, и учителям. Дальше в дело вступят учителя, сразу так даже и не заметив изменений.
  Одним из главных препятствий в реализации этой стратегии были авторитетные старшие. На них держался существующий порядок. Уходя из школы, они "передают" функцию по поддержанию этого порядка своим последователям - лидерам из десятых и девятых классов. И так - до бесконечности. Если есть цель сломать устоявшийся порядок, начинать надо с самых старших. После того, как они уйдут, со следующими, будет значительно проще. А со следующими - еще проще.
  Только при таком раскладе удастся искоренить плевки на пол, на глазах убирающейся женщины-уборщицы, искоренить сначала курение в туалетах, потом курение во дворе, а дальше и курение вовсе. Только в таком случае постепенно удастся сделать мат чем-то реально запрещенным и невозможным в присутствии учителей. И так далее, со всеми остановками. Конечно, эта стратегия не являлась панацеей. Дмитрий прекрасно понимал, что останется масса деградационных элементов, повлиять на которые у него, в одиночку, таким образом не выйдет. Но, во-первых, война, как говорится, план покажет. А во-вторых, видя, что вокруг него собираются лучшие представители учительства и родительства, он верил, что такими силами можно будет изменить очень многое.
  Поэтому, главной тактической задачей была задача перехвата лидерства у старших школьных авторитетов, хотя бы частичное подчинение их своей воле.
  Дмитрий не сомневался, что найдется великая "г...вномасса" теоретиков, осудивших бы и его взгляды. С мерзким самоудовлетворением в тусклых глазах, с пафосом витиеватых и пустых, ничего не означающих слов. Осудили бы его игру, его отношения с пацанами. Всю эту ситуацию, стратегию, цели они даже бы и не заметили! Конечно, по их словам, всего этого вообще не должно быть. В смысле такого поведения учителя. О поведении учеников-то они знают. И делают вид, что не замечают. А если это не получается, то отделываются дежурными "Иванов! Что это такое?!" - в лучшем случае. Тьфу! Даже думать на эту тему не хотелось. Пошли бы они все!
  Сам он, выходя вечером из школы, считал, что прошедший день потрачен с пользой.
  
  
  
  Утром следующего дня на первом этаже дежурил Петр Петрович.
  С момента встречи у директора, когда Дмитрий первый раз увидел тренера, о котором она лестно отзывалась, прошло немало времени. С тех пор он крепко познакомился с бывшим борцом, мастером спорта. Друзьями они конечно не стали. Но отношения были много сложнее обычного "Здрасти-Здрасти". Дмитрий помогал Петрухе - так он его называл - решать его многочисленные вопросы. Начиная от проблем с директором при организации тренировок и соревнований, что было отдельной и объемной темой для разговора и заканчивая своим участием в поездках. Ведь при выезде с количеством детей превышающим десяток, обязательно присутствие второго педагога. Из расчета один учитель на десять ребят. А если учесть, кого и как тренировал и возил Петр Петрович, то становилось понятно, почему учителя вдвойне не хотели с ним ездить. Занимались регби в основном будущие "Димки", "Саньки" и "Амираны" с которыми у учителей уже с пятого класса начинались проблемы. И Петр Петрович был одним из немногих рубежей, на которых за этих ребят по-настоящему бились. Что, в свою очередь, на первый взгляд крайне странно, а по сути, вполне закономерно, приносило ему ненависть большинства школьного "коллектива". Ну, а кроме "качества" ребят, учителей отпугивало то время, которое нужно было потратить на поездки Петровича. Обычно он уезжал с утра и до вечера. И все это время надо было следить за пацанвой, контролировать ее, разнимать драки, если в предыдущем пункте допущен просчет, удерживать от побегов в магазины и так далее и тому подобное. Ну кому это нужно? Легче как-то доучить до обеда - ведь сказал же Сам Министр, что второй смене в Москве не бывать - и досидеть до четырех. Почти что "день простоять, да ночь продержаться". А там можно "потихоньку собираться" домой и выйти, украдкой зафиксировав половину пятого на часах.
  - Здорово Дим! - Мускулистый крепыш пожал руку. - Как настроение?
  - Да как? - Протянул Дмитрий, отвечая на крепкое рукопожатие и спокойно улыбнулся - Боевое...
  - А чего так обреченно? - Захохотал Петр.
  - Обреченно? - Улыбка растянулась чуть шире. - Да нет. Может сонно... Хотя... Ты не видел, сейчас в интернете есть ролик "28 панфиловцев"?
  - Видел! - Качнул крепкой шеей собеседник. - Он не один там.
  - Ну да. Этот основной. Помнишь там в блиндаже бойцы разговаривали... И один из них сказал, что помереть за Родину много ума не надо? Что мол пожить надо и побольше фашистов положить?
  - Ну да-да! Классный кстати момент.
  - Ну так вот, он там говорит: "Спокойно жжём танки". Помнишь? Вот и у меня такая же интонация. - Теперь Дмитрий улыбнулся широко, показывая ряд верхних зубов.
  - А! Ну тогда ладно... Эй! Ты куда в куртке пошел? Не проходи мимо раздевалки! - Отвлекся на старшеклассника Петрович. Тот, воспользовавшись разговором дежурного, постарался проскользнуть наверх не заходя в раздевалку. Взрослые ребята сдавали верхнюю одежду неохотно. Дело в том, что с курткой на руках ничего не удерживало их от того, чтобы прогулять последние уроки и уйти домой пораньше. А если сдашь, то надо ждать учителя, который откроет закрытую на ключ дверь. Кроме того, куртка буквально скрывала многие комплексы внутри души, в ней некоторым детям было легче.
  Молча проследив за вернувшимся парнем, Дмитрий собрался уйти.
  - Пойду поработаю. Бумаги надо подраскидать... - Но что-то будто останавливало, мешало уйти. Он стоял, задумчиво глядя на Петра Петровича.
  - Давай-давай! Куда же без этого! - Тот этим утром явно встал с нужной ноги, улыбался не переставая. Да он вообще был парнем жизнерадостным.
  Так и не поняв источника своего замешательства, Дмитрий стал подниматься по лестнице, но тут его окликнул сам Петр Петрович.
  - Диман! Подожди.
  - Чего? - Дмитрий повернулся и спустился на несколько ступеней, двигаясь навстречу догоняющему.
  - Да слушай, я тут хочу соревнования внутришкольные провести. С директрисой говорил, она морду воротит, как всегда. Типа травмоопасно, вся фигня. Поговори с ней, а?
  - А кто соревноваться будет?
  - Да я наберу. У меня четыре команды будет. Они конечно не одногодки, но ничего страшного. Сами очень хотят поиграть. Лавки мы уберем, защиту наденем, врач у нас есть. Хотя она тоже корячится... - Он засмеялся. - Ненавидит меня уже, живьем наверное сожрала бы. Поможешь?
  - Помогу. Но ничего не обещаю. Сам знаешь, как она бздит, когда о травмах...
  - Да я понимаю! - Поспешил заверить собеседник. - Спасибо! - Еще раз, широко размахнувшись, хлопнул Дмитрия по ладони.
  - Да брось ты, одно дело делаем... - Тут Дмитрия осенило. - О! Вспомнил, чего хотел спросить. Слушай Петруха! У тебя же Санек из седьмого "Б" занимается? Как он?
  - Э-э... Белобрысый что ли?
  - Да-да!
  - Занимается. Но ничего особенного, честно говоря. У него отец крепкий мужик. Здоровый такой! Ну, толстый правда, но здоровый. Денисом зовут. Вот он его заставляет ко мне ходить. Сам-то пацан не горит желанием.
  - Да? - Дмитрий опять задумался. Что-то его зацепило в рассказе. Продолжая "пробовать на зуб" размазанный вопрос, он произнес. - Значит не особо игрок...
  - Ну как... На вторых ролях он не плох. А для первых не хватает ему куража. Вот Рамиз...
  - Опа! То есть он там не основной, что ли? - Перебил Дмитрий недослушав. - Я думал, он у них типа папка.
  - Не. Там Рамиз всем рулит.
  - Угу! Интересно... Ладно, спасибо. Побежал я.
  Игру этой команды Дмитрий еще не видел, а стаю хулиганов из седьмого "Б" редко встречал на этажах. Мелкие еще, не решаются часто мелькать среди старших. Сейчас, после слов товарища, ему вспомнился случай с физиком. Когда он не мог попасть на лестничную площадку, встав перед удерживаемой дверью, как живой перед Стиксом. А не пускал его тот самый Рамиз. И все остальные стояли в стороне. Смотрели, подобные волкам, за своим вожаком. Там же был и Санек.
  И если вожаком был Рамиз, а не белобрысый, то многое виделось в ином свете. И тот странный его взгляд, когда Дмитрий впервые говорил с ними в раздевалке. И раскаты хохота, когда он выпустил переодевшегося пацана из своего кабинета. И его пришибленный взгляд, полные мучительной нерешительности глаза...
  Наметив план "бумажных работ" на день, что потребовало пятнадцати минут, Дмитрий вышел из кабинета. Подойдя к расписанию, узнал, какой урок у седьмого "Б". Еще через несколько минут, постучавшись, вошел в кабинет. Дети резво вскочили на ноги - эту привычку он привил всем классам одной из первых.
  - Здравствуйте! Садитесь. Ты мне нужен. - Тыкнул пальцем учитель и повернулся к предметнику. - Можно я его заберу у вас?
  - Да пожалуйста! Хоть всех!
  Порядка в классе не было. Несколько ребят так и вились вокруг не по годам распущенной одноклассницы. Их привлекал глубокий вырез платья и то, что из него выглядывало, яркая косметика, длинные ногти и окрашенные в черный цвет волосы. А замазанные "тональником" черные угри запущенной кожи не могли остановить хотя бы в силу возраста.
  Другие сидели в телефонах с "бананами" в ушах. Единицы что-то записывали в тетради, поглядывая в учебники.
  Это, конечно, был очень сложный класс.
  - Пойдем! - Махнул рукой Дмитрий.
  Одетый в спортивный костюм Санек обреченно встал. На этот раз от учителя не укрылось, как заискивающе он улыбнулся, глядя на Рамиза. Как тот - весьма хитрый и сообразительный пацан - быстро встретил этот взгляд и тут же посмотрел на Дмитрия. Но встретившись с ним глазами, сделал вид, что его это не интересует, присоединился к групповым ухаживаниям за местной красавицей.
  "Ну-ну! Экий хитрован!" - Подумал учитель, закрывая дверь кабинета. - "Значит, решил меня переиграть? Уже проиграл дорогой, уже. Все с тобой ясно..."
  Разговор продолжился в рабочем кабинете.
  - Ну, что скажешь?
  Санек молчал. Сказать ему было нечего.
  - Нечего... - Констатировал Дмитрий. - Ну да ладно. Ты лучше объясни, почему ты не хочешь ходить в нормальной одежде? Как остальные ходят. Вон, твои друзья почти никогда не ходят в спортивке. А с тобой что?
  Парень помолчал совсем чуть-чуть. После чего оживился, задвигался, поднял полные надежды глаза. Видно решил стоять за свое на этом доверчивом разговоре, разжился надеждой.
  - Ну вы поймите, мне не нравится костюм! Я хочу ходить в этом! - В его глазах появился намек даже на какой-то вызов.
  - Так. Ну, предположим, что я тебе поверил. Не нравится и не нравится. Так я тебя не заставляю в костюме ходить, можешь приходить как все остальные в джинсах и толстовках. Как тебе этот вариант, или тоже не нравится?
  Парень вновь поник. Прям так заметно поник, враз потушив глаза и опустив голову. Опять нечего сказать.
  - А я тебе скажу, почему ты в этом ходишь. - Вкрадчиво продолжил Дмитрий. При этом пацан опять заинтересовался, но на этот раз с заметным опасением. - Тебя Рамиз заставляет.
  - Откуда вы... - Начал Санек внятным шепотом, но так и не закончил, замолчал. Видимо, поняв, что проговорился. Однако глаза смотрели прямо, выжидающе.
  - Да какая разница откуда? Догадался. Но ведь верно догадался? А? Верно! И ты знаешь, я тебя не упрекаю. Ну там, знаешь: пацан, мужик... Не должен такого допускать... Оно у всякого бывало в детстве. Такое вот или похожее. И тебе самому это не нравится, но деваться некуда. Вот я и предлагаю вместе подумать, что с этим делать.
  - А что делать?
  Все. Пацан растаял.
  - Ну, для начала сядь, вон. - Он указал рукой на стул. - Скажи, родители, я так понимаю, не в курсе всего этого?
  - Не! - С пришибленным видом замотал головой белобрысый.
  - Угу. Понятно... Мы сделаем так: завтра ты приходишь сюда в обычной одежде, как у остальных. А я гарантирую, что Рамиз тебе слова не скажет.
  - В какой одежде?
  Дмитрий смотрел на этого паренька и не понимал, как мог так сильно ошибаться. Вернее понимал, и на то были объективные причины. Но оно все равно удивляло. Какой это лидер?! Ему до лидера, "как до Пекина" известным способом. Он хорохорится, изо всех сил делает вид, но на самом деле это обычный парнишка.
  - Да в любой, в какой все ходят.
  - Мне мама не разрешает...
  Разговор длился минут двадцать, после чего Дмитрий отпустил пацана. Ситуация была серьезно запутана, однако он расставил все по своим местам.
  Начал с похода к секретарю, где нашел контакты родителей Сани. Позвонил, договорился о встрече. Причем, таким образом, чтобы сам парнишка о ней не знал. Мама обещала быть в школе этим же вечером вместе с отцом. Такая оперативность в решении проблем сына порадовала.
  Следующим шагом был разговор с Тариком, когда они встретились в туалете. Два брата сильно отличались друг от друга. Может быть в силу возраста, хотя сам Дмитрий сомневался в этом. А может быть от природы. Тарик был серьезней. Да, он был хулиганом, но каким-то серьезным хулиганом. Скорее всего просто от того, что подобное поведение защищало его от других, более агрессивных ребят. Как бы ставило на один уровень с ними. Он слышал доводы разума, мог понимать, когда к нему обращались по-человечески и честно. А Рамиз пока был... ну, наверное, мелким пакостником. Нет, он на самом деле обладал авторитетом в своей параллели. Но вот только оно не отменяло его натуры.
  А еще он серьезно боялся и уважал брата, на которого, как понимал Дмитрий, легла часть отцовских обязанностей по воспитанию младшего.
  Рассказав Тарику все обстоятельства дела, Дмитрий попросил об одном. Чтобы Рамиз серьезно слушался его слов и выполнял редкие требования. "Все будет зашибись Дмитрий Николаевич" - ослепительная и уверенная улыбка Тарика; другого ответа от этого пацана он и не ждал.
  Уже на следующем уроке Тарик позвал Рамиза в туалет, где надавал тумаков и приказал явиться к заму на перемене. Что Рамиз и сделал. Разговор с ним был коротким. Дмитрий сказал, что догадался до "спортивнокостюмной шутки" и приказал не трогать Санька завтра, когда тот придет в школу не в спортивном костюме, а в другой одежде. В противном случае, Рамизу были обещаны многочисленные и болезненные репрессии.
  - Что за пресии? - Насторожился хулиган.
  - Иди уже... - Махнул на него рукой Дмитрий.
  Вечером в дверь постучались и вошли два человека. Невысокая, стройная и светловолосая мама и высокий, когда-то здоровый, а сейчас растолстевший отец. Они вежливо поздоровались, разделись, следуя предложению хозяина кабинета и сели на заботливо расставленные стулья.
  - Я тут выяснил, почему Санёк не хочетнаодевать костюм. Дело в том, что у него в классе есть один парнишка, который их всех там "держит". Ну, вам должно быть понятно, как это бывает. - Он посмотрел на отца, заметив, что и женщина последовала его примеру.
  - Да, я понимаю. - Серьезно ответил мужчина.
  - Мне кажется, что Санек боится вашего осуждения. Могу предположить, что вы требуете от него мужских поступков и поведения. Ну, я вот на вас смотрю и мне так кажется. Вряд ли дело обстоит по-другому.
  Это была органично вплетенная в рисунок разговора лесть и правда одновременно.
  Мужчина повел себя достойно, не бахвалясь и не раздуваясь от гордости. Он сдержанно кивнул, и предложил Дмитрию продолжить.
  - Но проблема в том, что под этим самым...
  - Рамизом. - Вставил отец.
  - Да, под ним. Под ним весь класс. И не только их класс. Он сам по себе парень бойкий, хотя и уступает в комплекции вашему. У него есть старший брат, с которого тот берет пример. В общем лично я бы не стал делать из этого трагедии. У Санька все впереди. У каждого из нас в жизни были вот такие случаи. Да и если бы их не было, мы бы не выросли мужчинами.
  - А, извините, я не совсем понимаю, о чем вы разговариваете... - Подала голос мама.
  - Подожди. Я тебе потом объясню. - Отец не был груб или бестактен. Он сказал это, зная, что жена поймет. - Продолжайте.
  - А что продолжать? У меня к вам предложение, как все это разрешить. Решение за вами. Я надавил на Рамиза через брата и имею почти полную гарантию, что приставать к Саньку он больше не будет. Ну, с этим вопросом, я имею в виду. Мне кажется, что вам не нужно подавать вида, что вы в курсе всего. Просто поговорите с ним осторожно. Предложите ему поменять спортивный костюм хотя бы на ту одежду, которую он сам хочет носить. Не на школьную форму. Сегодня я еще раз надавил на него, чтобы он больше не приходил в спортивке.
  - Так, подождите. - Еще раз вмешалась мама. - Он же не против ходить в этих своих... "толстовках". Это мы его заставляем надевать школьную форму. Денис его наказывает за это часто. - Она посмотрела на мужа.
  - Да, я знаю. Это значительная часть проблемы.
  - Почему? - Поинтересовалась женщина.
  - Потому что Рамиз с одноклассниками смеется именно над школьной формой. К остальному у них ровное отношение. А вы запрещали носить это остальное. Вот и получалось, что тут он оглядывается на Рамиза, который стебёт за школьную форму, а дома получает от вас за "толстовки" и джинсы. - Дмитрий улыбнулся.
  - Ну да, так и получается. - Закивал отец.
  - Я думаю, что теперь, особенно если вы ему дадите его одежду, все будет нормально. И еще... не знаю насколько это уместно...
  - Говорите! - Подбодрил отец.
  - Парень у вас с хорошими данными. У него еще все впереди. Я не думаю, что его нужно за все это ругать и заставлять разбираться с Рамизом. Слишком уж силы не равны пока, на той стороне всё школьное сообщество. Может быть только хуже.
  - Я это понял.
  - Ну тогда остается только извиниться, если вдруг сказал, что-то неприятное.
  - Нет-нет! Все нормально! Я вообще рад, что вы нам попались. Если не трудно, вы продолжайте за ним присматривать, пожалуйста. - Мужчина встал, подавая пример жене. - Я на работе постоянно, у меня просто не хватает времени. Иной раз даже поговорить не получается. Я его и на регби отдал, чтобы Петр Петрович там погонял...
  - О! Ну Петр Петрович свое дело знает!
  Они подошли к двери.
  - Спасибо! - Мужчина протянул руку. - Если что, звоните!
  - Обязательно! До свидания. - Пожал крепкую руку Дмитрий и кивнул головой, прощаясь с женщиной.
  На следующее утро Санек пришел в модных, рванных на коленях джинсах и в "толстовке" с собачьей мордой на спине, ничем не отличаясь от большинства сверстников. Больше в спортивном костюме Дмитрий его не видел.
  
  
  - "Дмитрий Николаевич, зайдите к директору! Дмитрий Николаевич, зайдите к директору!".
  Дмитрий задрал голову, глядя куда-то вверх. Усиленный громкоговорителем голос охранника отвлек его от работы. Вроде бы только двадцать минут назад проходил мимо него. А тут приготовился разгребать документацию по гражданской обороне и отвечать на запросы, как директрисе приспичило. И прибежала пораньше! Видать кто-то сообщил вчера, уже после окончания рабочего дня. Всю ночь бедняга не спала, все думала, как бы чего не вышло такого, после чего ее даже "волосатая рука" на месте не удержит. Хотя... могла бы еще раньше прибежать, если уж на то пошло. Он с сожалением отодвинул стул и, нажав на сохранение документа, встал из-за стола. Заниматься глупыми, номинально кому-то необходимыми для отчета бумагами ему не нравилось, но вот доделать все до конца и отвязаться от ненужной никому рутины хотелось побыстрее. К тому же и разговор с перепуганной директрисой не сулил ничего приятного. Но деваться было не куда.
  Спускаясь по лестнице, Дмитрий еще раз вспомнил вчерашний случай.
  За окном стояли зимние сумерки и в здании горел свет. Уроки закончились пару часов назад, в школе было тихо и грустно. Казалось, что за окном поздний вечер, хотя на часах было всего лишь начало пятого. Дмитрий спускался со своего этажа, направляясь по бесконечным делам. На ступенях около лестничной площадки третьего этажа сидел старшеклассник - Михаил. Тот самый, который при первом удобном случае вешал куртку в детской раздевалке, что не закрывалась на ключ.
  - Ты чего тут сидишь?
  - А... У нас репетиция там... - Парень неопределенно махнул головой. - Я не хочу.
  - А домой почему не идешь?
  - Сестра там. За нами машина только через сорок минут приедет.
  - Понятно. Ты бы хоть с краю сел, чтобы не мешать людям. Да и вообще, на бетоне сидеть для здоровья вредно. - Бросил Дмитрий и прошел мимо.
  Связываться с Михаилом и не хотелось и не было нужды одновременно. О том, что в актовом зале проходит какая-то репетиция одиннадцатого класса, заместитель директора по безопасности просто обязан был знать. Он и знал. В том, что ребята могут уходить с неё когда и куда хотят тоже не было ничего удивительного. Да и проступком это, по большому счету, было трудно считать. Тут с уроков-то многие бегают, а учителя поголовно закрывают на это глаза, делая вид, что не замечают сидящих на лавочках и курящих в туалетах прогульщиков. Чего уж говорить о каком-то внеурочном мероприятии у старшеклассников! Именно поэтому Дмитрий почти без сомнений оставил парня сидеть. В учебное время ему бы пришлось тащить балбеса на урок, ощущая себя этаким Дон Кихотом, воюющим с ветряными мельницами. Но не сейчас. Не обратив внимания на некоторое внутреннее беспокойство, он продолжил спускаться. Да и, если быть совсем честным, с этим Михаилом связываться не хотелось совершенно. Очень странный парень. Не агрессивный, не замкнутый, но странный и неприятный. После общения с ним оставалось ощущение испачконности и хотелось помыть руки. Его можно было сравнить с трясиной. Никакой злобы, никаких чувств вообще. Только холодная и бесстрастная готовность поглотить затерявшегося путника в своей утробе.
  В этом же классе у Михаила была очень похожая на него сестра. И если брат вызывал у окружающих отторжение и поэтому не имел друзей, то с сестрой все было по-другому. У нее не было большого количества товарищей по иной причине. Обладая яркой и привлекательной славянской внешностью, она вела себя настолько демонстративно развязано и распутно, что даже самые матерые хулиганы старались обходить ее стороной. Вообще, с таким случаем Дмитрий столкнулся впервые. Обычно такие девушки притягивают трудных ребят. Но в этой было что-то еще, что-то такое, что заставляло обходить ее, сторониться.
  Кроме этих особенностей, о брате и сестре можно было сказать еще и то, что они уже не были детьми. Чувствовалось, что их недоразвитые "личности" уже прошли процесс становления полностью. Что дальше они будут только обрастать опытом. Что у них уже давно есть свои понятия, "что такое хорошо и что такое плохо", на которые уже ничего не повлияет. По крайней мере, ничего из обычного, повседневного, не экстремального педагогического арсенала.
  А еще их особые отношения. Очень часто их можно было увидеть вместе. Сестра сидела на коленях у брата, нежно обнимая его за шею. В их поцелуях, словах и жестах было больше полового контекста, чем братского. Видели и понимали это все. Но очень мало кто говорил о том вслух. Кроме самых оторванных хулиганов никто не называл "черное черным", а они использовали такое слово, которое на нормальный язык можно перевести примерно, как "сестролюб". Только от них Дмитрий слышал то, что подтверждало его собственные подозрения.
  Привозила их в школу и увозила из школы дорогая иномарка, управляемая личным шофером. Жили они в каком-то престижном районе Москвы. Может быть, на Рублевке. Дмитрий не знал и никогда не стремился узнать. Он и об этом-то узнал совершенно случайно, из рядового разговора с Михаилом. Парень тогда очень хотел выйти на улицу, чтобы там покурить и не желал дожидаться большой перемены. Дмитрий не пустил.
  - А если я просто пойду. Вот так... - Михаил стал напирать на учителя своим тщедушным, не знающим спортивных нагрузок телом. - Что вы будете делать?
  - Перестань дурачиться. - Дмитрий придержал парня за плечи. - Что мне тебя, как куклу держать?
  - Держите. Мне нравится, как вы меня держите. Может, схватите за грудь? - Он постарался вывернуться таким образом, чтобы оказаться к Дмитрию спиной и заставить обхватить себя за плечи и грудь.
  - Слушай, ты чего ведешь себя как гомосек? - Стоящие рядом ребята неуверенно захихикали. Этот смех не был беззаботным и задорным. Они понимали, что с Михаилом "что-то не так". Какая-то гниль буквально сочилась из его образа.
  - А может я и есть гомосек? - Парень, тем не менее, оставил свои попытки и отошел на пару шагов.
  - А вы что, не терпимы к сексуальным меньшинствам? - Пришла ему на подмогу сестра. - Вы же тут все должны быть терпимыми. Толерантность там...
  Дмитрий молчал, стараясь не обращать внимания на этот отвратительный разговор.
  - Скажите, ну зачем вам все это? - Михаил резко изменил тон и направление беседы.
  - Что?
  - Ну вот вы такой правильный весь. Курить девочкам запрещаете, принципы там, правила. Зачем все это?
  Было ясно, что Михаил ведет беседу не с целью получить ответ. Не нужен он ему. Цель у него другая - разведать план укреплений противника и прорвать оборону.
  Дмитрий продолжал молчать.
  - У вас какая зарплата? Маленькая же, сколько там... тысяч шестьдесят? Давайте я вам денег дам? Давайте - пятьдесят? Просто за то, чтобы вы нас выпустили. Даже не нас, а меня одного, без сестры.
  Чувствовалось, что отнекиваться, доказывать и объяснять что-либо этому пацану глупо. А еще чувствовалось, что он говорит серьезно, что у него действительно есть материальная возможность купить учителя. И что учитель ему не нужен. Ему нужен сам факт покупки. Он смотрел на Дмитрия, как на диковинное животное, удивляясь его глупости.
  - Откуда у тебя такие деньги? - Этот вопрос, с показушной ленцой и равнодушием, пришлось задать только для того, чтобы не молчать дальше. Такое молчание Михаил мог понять, как растерянность.
  - Да какие "такие"? - Выделил насмешливым тоном последнее слово. - Это для вас "такие". А я у отца спрошу, он мне даст.
  - Что же, и не спросит на что они тебе нужны?
  - Вряд ли. Да я скажу, что вам дать, если что.
  - Я так понимаю, это он тебе пример подает, как жить надо? - Все наносное с Дмитрия как ветром сдуло. Он вдруг отчетливо разглядел перед собой врага. Еще неопытного, но уже сформированного врага. И не его собственного - такого самомнения он не имел. Врага Родины. Его страны.
  Стоящий рядом охранник, только хлопал ресницами, забыв про отвисшую челюсть.
  - "Такие" они не только для меня. "Такие" они очень для многих людей в моей стране. Для учителей всех они "такие". А "не такие" они только для тех, кто их не трудом зарабатывает. Для тебя и твоего папы они "не такие", судя по твоим словам. Либо ты своего отца очерняешь намеренно, либо сдаешь с потрохами.
  - И что? Вы мне руки не подадите? - Михаил тихонько засмеялся. Он даже смеяться искренне не мог. В нем не было ничего настоящего. - Не расстроюсь. А вот я сейчас пойду и скажу директору, что вы моего отца оскорбили.
  - Во-первых, тебе не поверят.
  - Да ну?! Вы еще не поняли, вокруг вас люди - другие! Ей не надо будет мне верить или нет... - Его намек был очень прозрачным. Особенно учитывая, что полностью отстающие по всем предметам брат с сестрой имели, тем не менее, хорошие оценки.
  - А, во-вторых, я ничего плохого про твоего отца не говорил. И это могут подтвердить они. - Дмитрий кивнул головой на охранника и приунывших ребят. - Вокруг меня не директора и не министры, а самые обычные люди, которые меня уважают. Это ты этого - надавил на слово Дмитрий - не понимаешь.
  Михаил удивленно, будто впервые, оглядел свидетелей разговора. Презрительно поиграл бровями и молча ушел...
  Вот и вчера вечером Дмитрий прошел мимо, оставив парня сидеть. Повторимся - оставил почти без сомнений. Но даже задумайся он над природой небольшого беспокойства, ответа бы не нашел. Это сейчас, вспоминая и в очередной раз анализируя произошедшее и свой поступок, он понимал: поступи по-другому и ничего бы не случилось. Оставив в памяти очередную заметку на тему "Слушай внутренний голос", он вернулся к самой ситуации.
  Быстро завершив дела внизу и поднимаясь к себе, на третьем этаже он вновь увидел Михаила. Только на этот раз парень не так вольготно сидел на ступенях, а к покрасневшей щеке прижимал вымазанную кровью ладонь.
  - Что случилось? - Спокойно, даже с некоторой издевкой спросил Дмитрий.
  - Батырбек... - Протянул Михаил. Издевки вопроса он не заметил.
  - За что?
  - Просто так.
  - Так не бывает.
  - Ну, он шел. Увидел меня. Говорит: "Че ты тут расселся? Идти мне мешаешь". Я говорю: "Где хочу там и сижу, никому не мешаю, а ты можешь и обойти". Он орать начал, сказал, чтобы я встал. Я отказался. После этого он меня сначала по щеке ударил ладонью, а потом в нос. Орал, что это его школа и его все должны слушаться. Ничего, отцу скажу, его директор мигом вышвырнет.
  - Ну-ну... - скептически обронил Дмитрий. И со стороны было непонятно, к чему относится скепсис. Может быть, к утверждению Батырбека, а может быть и к обещанию Михаила. - Ты для начала пойди сопли смой и сам к директору сходи, расскажи обо всем.
  С одной стороны в сложившейся ситуации было несколько пусть и сомнительных, но плюсов.
  Хоть кто-то поставил на место малолетнего "хозяина мира". В том, что это был Батырбек, не было ничего удивительного. Что называется "нашла коса на камень". К самому кавказцу Дмитрий относился скорее хорошо. Батырбек, в отличие от своего старшего брата был обычным хулиганом, каких полно среди любых народностей. Да, вседозволенность и безнаказанность постепенно превращали его из хулигана в бандита, но у него оставался определенный пацанячий "кодекс чести". И потом - он еще не устоялся в своем мировоззрении и Дмитрий мог на него воздействовать. Хоть и незначительно, но мог.
  С другой стороны, интересно было посмотреть на директрису, попавшую меж двух огней. В том, что она "простимулирована" каждой из этих двух сторон, он не сомневался. И ему не нужны были доказательства в виде слов самого Михаила, безнаказанности семьи Магомадовых и многочисленные другие. Не в суде. А вот как и что теперь будет делать директриса, было интересно. До поры, до времени.
  Потому что вскоре открылось еще одно обстоятельство происшествия.
  Поговорив с Михаилом, Дмитрий развернулся и в очередной раз стал спускаться на первый этаж - в коморочку охранника. Ему хотелось посмотреть видео с камеры, которая висела аккурат над лестничной клеткой. Во-первых - естественный интерес. Нужно было быть в курсе произошедшего не только со слов подростка. А во-вторых, у Дмитрия было подозрение, что сам он не был запечатлен на камере, когда проходил мимо парня в первый раз. Если так, то и говорить об этом не стоило. Потому как взбалмошная баба обязательно спросит, почему он оставил ученика сидеть на ступенях. И ей будет совершенно плевать, что вообще никто, включая ее саму, никогда не гоняет учеников. Что этим занимается только ее заместитель по безопасности, добровольно взявший эту обязанность. Что в этот раз уроков не было и парень ничего не прогуливал... Да много чего еще, объективного и логичного, не будет учтено директрисой. Главное для нее будет найти виноватого. И хотя таких разговоров Дмитрий не боялся, они были бы ему крайне неприятны. Впрочем, как и любые другие разговоры с директором.
  Как он и ожидал, камера сняла только неясную тень, скользнувшую вдоль стены - он прошел через "мертвый сектор". Через некоторое время появился и Батырбек. Все произошло так, как рассказывал Михаил. Дмитрий отвлекся от монитора и заговорил с охранником. Тот, поняв, что произошло, заулыбался. В том, что заносчивый и высокомерный мальчишка получил по заслугам, мужчина не видел ничего плохого...
  Вдруг, краем глаза Дмитрий заметил еще одно действующее лицо на лестничной площадке. Это была крупная черноволосая женщина. Она вышла на площадку из дверей ближайшего кабинета и стала свидетелем окончания разборок. Не видя самого избиения, она прекрасно понимала, что произошло и обратилась к Батырбеку. Камеры не фиксировали звук, но было понятно, что беседа растет в градусе. Наконец, Батырбек махнул рукой поблизости от лица женщины, что-то сказал и резко развернувшись ушел.
  - Да это же мать Амирана! То-то я смотрю, она идет какая-то странная, лицо прикрывает. Я сначала не понял, но внимания не обратил. Оказывается она плакала просто. Он ей видать наговорил там с три короба... - Догадался Николай Алексеевич, ошарашив зама.
  В приоткрытой двери показался Михаил, бредущий расхлябанной походкой из кабинета директора. Чуть наклонившись на бок и заглянув в комнату охранника, он бросил:
  - Директора уже нет.
  Ну нет и нет. Совсем не удивительно. Она, как и сам Михаил, мало интересовала Дмитрия. Задумчиво посмотрев на Николая Алексеевича, он перевел взгляд на темень за окном.
  - А вы не помните, Анастасия Алексеевна ушла? - Спросил зам по безопасности о девушке, классном руководителе одиннадцатого класса, в котором учился Амиран.
  - Дык, минут двадцать назад прошла. Пока вы видео искали...
  В этот день Дмитрий ушел с работы позже обычного. А до Анастасии Алексеевны - обычной девушки с темно-русыми волосами - дозвонился уже подходя к метро.
  - Да вы что?! - Нервно воскликнула собеседница. - Вы уверены, Дмитрий Николаевич?!
  - Я не знаю ее. Мне охранник сказал. Не думаю, что он ошибается. Ну и того, что они там друг другу говорили я не слышал и все только предполагаю. Но, сами понимаете...
  - Понимаю! Я сейчас попробую ей дозвониться и все узнаю. Потом перезвоню вам.
  - Хорошо, жду.
  В трубке послышались гудки отбоя...
  
  Дмитрий спустился на первый этаж, вошел в секретарскую и коротко поздоровался с Сашей.
  - Где? - Тихо спросил после приветствия, кивая на рабочее место Татьяны Егоровны.
  - Там, - указала девушка на "комнату отдыха".
  - Доброе утро Татьяна Егоровна! - Дмитрий уже давненько не желал здоровья директору. После того, что он о ней узнал, делать этого не хотелось от слова "вообще".
  - Очень доброе, Дмитрий Николаевич!
  Директриса сидела в компании двух подруг-завучей. У всех был скорбный, чуть ли не похоронный вид.
  - Вы знаете, Дмитрий Николаевич? - Она сбросила пепел в чашечку. Человек со стороны, взглянув на эту усталую и растроганную женщину, мог бы только искренне пожалеть ее.
  - О драке? Конечно. Я первый и узнал.
  - Ой! Да за что же все это на мою голову, Господи!? И что теперь делать?
  Все трое смотрели на мужчину даже не моргая. Дмитрий сплюнул мысленно. Сколько он уже общается с этими корыстолюбивыми, лицемерными змеями, а привыкнуть никак не может. Вот и сейчас он не смог бы с уверенностью ответить, приняли ли они какое-то решение или на самом деле искренне ждут от него совета. Но, как бы там ни было, играть на их поле он не станет.
  - А что делать? Это вы сами думайте. Мне не до этого. Тут все намного серьезней, чем вы предполагаете.
  - Что вы говорите, Дмитрий Николаевич? Что еще случилось? - Теперь, похоже, директор испугалась по-настоящему.
  - Дело в том, что на шум драки из кабинета вышла мать Амирана. Она там занималась чем-то от родительского комитета. Вышла и начала отчитывать Батырбека. Кричала, что такие как он с гор поспускались и ведут себя, как дикари. Из-за них, мол, у всех кавказцев плохая репутация. И так далее и тому подобное.
  По мере рассказа щеки директрисы становились все бледнее. "Уж это ты точно не сымитируешь!" - злорадно подумал Дмитрий.
  - Ха-ха! - Глупо захихикала вечно бодрящаяся Татьяна Борисовна. - А сама она откуда спустилась? - Но быстро осеклась под пришибленным взглядом директора: царица не одобрила намерений шута.
  Дмитрий смотрел на женщин и не верил глазам. Он просто не понимал, как можно быть такими глупыми, черствыми, меркантильными... Ведь мама Амирана, по существу, была полностью права. Как он успел узнать, это была очень интеллигентная женщина. Да и в этой ситуации именно её появление пресекло дальнейшее развитие конфликта. Еще неизвестно, что было бы дальше, испугайся она вступиться за русского. Ха! "Неизвестно", как же. На скорой увезли бы... тупого вальяжного "сестролюба".
  - Как это... что дальше? - Обреченно, уже догадываясь обо всем, спросила Татьяна Егоровна.
  - Он на неё наорал, оскорбил. Даже руками перед лицом махал. Она убежала из школы в слезах.
  - Амиран знает? - Еле слышно задала следующий вопрос.
  - Она прекрасно знает Магомадовых и ничего ему не сказала, сама боится за него. Но он знает. Ему рассказал кто-то из одноклассников, которые уже в курсе.
  - Кто?
  Глупый вопрос, подумал Дмитрий, но вслух сказал другое:
  - Какая разница? Я не узнавал. Важно то, что сейчас - он посмотрел на часы - о вчерашнем знают все старшеклассники. И все они ждут, пока придёт Амиран. Ждут, что он сделает тому, кто оскорбил его мать. Фактически его загнали в угол...
  - Да, Татьяна Егоровна. - В комнату вошла Анастасия Алексеевна. Получилось картинно, как в кино. - Я только что с ним разговаривала, он пришел. Он говорит, что убьет Батырбека.
  - О, Боже! - Простонала директор. - Его самого убьют, идиота!
  - Да ладно вам, Татьяна Егоровна! - Нараспев произнесла Татьяна Борисовна. - Амиран здоровый, мне кажется, что он побьет Батырбека легко.
  - Ты что, с дуба рухнула!? - Сорвавшись, закричала Татьяна Егоровна. - Да у него с собой постоянно ножи и пистолеты! Он спортом занимается! А братья его? Да они этого дурака просто разорвут! Правильно я говорю, Дмитрий Николаевич?
  В этот раз с ней пришлось согласиться.
  - А Батырбек в школе?
  - Нет. Мне охранник позвонит, как только они приедут. - Ответил Дмитрий, имея в виду всех братьев, которых привозил личный водитель прямо ко входу в школу, наплевав на знаки, запрещающие проезд по тротуару.
  - И что нам теперь делать?
  На этот вопрос никто не ответил.
  В прострации оглянувшись вокруг, Татьяна Егоровна продолжила причитать:
  - Нет, меня точно посадят! Точно посадят...
  Дмитрий не слушал ее.
  Злорадство не его порок. Но только не сейчас. Директор стала заложницей своих собственных грехов. И вот на это он смотрел с некоторым мрачным удовлетворением. Однако же в трудную ситуацию попала не только она. Тяжело вздохнув, Дмитрий вынужденно пришел на помощь.
  - Проблему с Амираном и братьями я решу. Никто никого не убьет.
  Через несколько секунд тишины послышался робкий голос Анастасии Алексеевны:
  - Как вы это сделаете Дмитрий Николаевич?
  - Не важно. Но сделаю. Если этой проблемы не будет, останется только урегулировать вопрос между "министром" и Магомадовыми. Это вы сможете сделать сами.
  - Да Дмитрий Николаевич! - Директриса так бодро боднула головой, что растрепалась тщательно уложенная прическа.
  
  
  Поднимаясь в кабинет, он рассуждал.
  На самом деле тут все было предельно ясно. Сила, а значит и уверенность, на стороне Магомадовых. И данный факт был настолько очевиден для всех, что люди его не замечающие (тем более, если они из учителей) могли называться только тупицами...
  Вообще, Татьяна Борисовна была интересна с довольно неожиданной стороны. Дело в том, что она преподавала литературу в старших классах. Что автоматом подразумевает очень хорошее знание мировой классики в общем и русской в частности. И вот тут у него имелся свой личный глубокий интерес.
  Мнение Дмитрия о классике вообще-то до сих пор не сложилось. Во времена обучения в школе способ преподавания литературы начисто отбил любое желание классику изучать. "А" - не только у него и "Б" - даже у него, днями напролет читающего литературу художественную. И нельзя было с кондачка ответить в чем тут дело. Может быть, в неправильно выбранном моменте преподавания произведений. А может быть в личности учителя. На самом деле вариантов масса и разбираться в этом не имея специального образования Дмитрия даже не тянуло. Одно можно было сказать точно: он совершенно не понимал роль и место классической литературы где бы то ни было. Ни в мировой литературе, ни в воспитании общества, его становлении, ни... Он этой роли просто не видел. Что не мешало ему, однако, с гордостью думать о том месте, которое его землякам выделялось на мировом пьедестале. И сейчас вот это его личное непонимание вопроса лишний раз усугублялось удивлением: "Как может учитель литературы, читавший и знавший очень много классических произведений, быть таким непорядочным, меркантильным, глупым человеком?". Ведь говорят, что "классика" делает умнее, мудрее. А что с завучем, которая оказалась "тупее паровоза"?
  Ведь если на то пошло, то сам он в детстве зачитывался, например, Тарзаном Эдгара Берроуза. Ему было интересно, его захватывал сюжет. Он с открытым ртом и замирающим сердцем следил за поступками смелого, честного, решительного и справедливого главного героя книги. Эти книги учили жить молодого пацана! Уже во взрослом возрасте, увидев всю многогранность жизни, он решил прочесть что-то из классики и вынести оттуда нечто для себя полезное. Начал с "Войны и мира" Толстого. С большим трудом прочитав первые двадцать страниц, отказался от этого побуждения. Скучно и нудно показалось. И ничего полезного для себя он там не высмотрел, хотя и допускал, что делает выводы преждевременно. Выдавать подобные оценки Дмитрию было неловко даже перед собой, но он привык говорить правду. Нет, может быть, для кого-то в этом произведении было что-то новое, но только не для него. Все те чувства и переживания, которые, предположительно, могло вызывать произведение, Дмитрий испытывал в реальной жизни. Не один раз. И сомневался в своей избранности в этом отношении.
  Конечно, оставалось подозрение, что не дочитав книгу до конца, мудрено понять что же она может дать. Но и это подозрение было призрачным, неуверенным. Поскольку, во-первых, он прочел все что говорили об этой книге критики и знал ее суть. Во-вторых, он спрашивал у тех людей, которые ее читали, спрашивал у специалистов: "Что я получу после того, как прочту ее полностью?"
  Ответа не было. А это могло значить только две вещи. Либо специалисты сами не знали ответа на этот вопрос, либо получить было нечего в принципе. Он же склонялся к среднему. Скорее всего, многие "специалисты" на самом деле не знали. С другой стороны, получить от подобных книг можно было бы многое. В том случае, если ты не получил этого от жизни. И вот с этим у Дмитрия проблем, к сожалению, не было.
  Как бы там ни звучал ответ, а Татьяна Борисовна вызывала в душе Дмитрия лишь презрение и недоумение. Как такой человек может преподавать русскую литературу?!
  Что касается Амирана, то тут тоже все было предельно просто. Амиран четко осознавал разные с Магомадовыми весовые категории. Да, на первый взгляд складывалось впечатление, что и одна и другая сторона имеют одинаковый вес в школьной жизни. Но это лишь на первый, очень невнимательный, взгляд. На самом деле все обстояло не так. Амиран становился мерзким ребенком сразу же, как только рядом с ним был старший или средний Магомадов. Кричащим асоциальным поведением он как бы демонстрировал своим опасным "товарищам": "Я свой. Я такой же, как и вы". А с другой стороны, давал косвенный сигнал: "Легче меня не трогать, чем иметь со мной ссору". Понятное дело, что эти сигналы читались Магомадовыми довольно однозначно, как сигналы человека боящегося. Они очень хорошо чувствовали свою силу. Ту, которая на самом деле у них была и ту, которой наделяло их боязливое общество. Они понимали суть посылаемых Амираном сигналов. Другое дело, что и их все устраивало. Ведь если такой авторитетный персонаж школы, как Амиран, встает в подобострастно-миролюбивую относительно них позу, то как будут относиться к ним остальные? Ответ очевиден. Именно поэтому Магомадовы снисходительно относились к Амирану, никогда, однако, не позволяя ему становиться ведущей скрипкой.
  Зная все это, Дмитрий понимал положение своего товарища. Одноклассники Амирана были в курсе случившегося и смотрели на него очень... выжидающе. "Ты у нас "альфасамец", так и веди себя соответствующе!" И стоит только чуть-чуть не оправдать ожиданий общества, как от тебя отвернутся все. Ты моментально рухнешь к самому подножию социальной пирамиды. Амиран попал в патовую ситуацию. Нападать на противника он боялся и думал, что не мог, прекрасно понимая разность "весовых категорий". Но и не нападать он не мог тоже.
  Дмитрий понимал, что у Амирана был выход. Трудный и опасный, как с физической стороны дела, так и с моральной. Самым верным для парня было бы как раз таки нападение. Да, досталось бы ему сильно. Пожалуй, вполне возможно, что даже очень. Тут риск был серьезный - его могли даже покалечить. Шансов на выигрыш у него не было совершенно никаких. Но в том случае, если бы для него такой поступок окончился более или менее благополучно, следовало еще более тяжелое испытание. Нужно было бы верно преподнести свое поражение окружающим. Нужно было бы демонстрировать нечто такое: "Да, я ошибался, имея таких "друзей". Да, я пресмыкался перед ними. Но когда они попытались растоптать мое святое, я не стал трястись от страха и ответил. Я знал, что у меня нет шансов, но ответил! И я буду отвечать так любому!". Подобное всегда и во все времена воспринималось людьми одинаково. Такое поведение означало бы объявление настоящей войны жестоким и последовательным противникам. Но Магомадовы получили бы еще большую ненависть со стороны ребят и учителей, а Амиран стал бы героем.
  Для такого шага необходимо наличие как минимум нескольких вещей. Без жизненного опыта, без закаленной воли, без холодного расчета так поступить было невозможно. Ничего из перечисленного у Амирана быть не могло по определению. Именно поэтому пацану требовалась помощь, другой выход. Но и просто оказать таковую означало бы воспитать потребителя-слабака...
  Подойдя к расписанию, Дмитрий нашел класс Амирана и определил номер кабинета. Еще через пару минут, учтиво постучавшись в дверь и поздоровавшись со вскочившими ребятами, вызвал парня с уроков.
  - Пойдем. Дело есть. - Амиран смотрел хмуро, погруженный в свои мысли.
  Молча они вошли в кабинет.
  - Что такое? - Дружелюбно, но по-прежнему хмуро спросил парень.
  - Я о твоей проблеме знаю.
  Парень покивал головой.
  - И понимаю все, ты не сомневайся. Хочу тебе помочь.
  Он сидел, опершись локтями в бедра, опустив плечи. Приподнял голову и вопросительно, исподлобья, взглянул на старшего товарища.
  - У меня мотивация двойная. Это я тебе сейчас все расскажу, как есть, чтобы никаких подозрений не было. Первая ее часть - это спокойствие в школе. В этом я, конечно, тоже заинтересован, но больше всего заинтересована директриса. Ее там мандражка пробивает, как только она на эту тему думает. А думает постоянно. Боится. - И, видя, что Амиран недоверчиво прищурился, пояснил. - Не за тебя. За должность.
  Парень усмехнулся.
  - А вторая часть - это мое личное желание тебе помочь. Тоже по нескольким причинам. Самое простое, это то, что мы с тобой близко познакомились. Можно сказать, товарищами стали. Ты попал в беду и я не могу оставить тебя без помощи. Но есть и другие причины. Например, я не люблю несправедливость. Не люблю, когда людей унижают. А братья - это источник несправедливости в школе. Ну и еще: для того, чтобы в школе был порядок, дети учились, а не превращались в скот, должен быть один хозяин. Который будет диктовать основные правила. И я на эту "должность" вижу несколько кандидатов. Например, я сам и братья. Я думаю, ты понимаешь, что будет, если полноправным хозяином станет кто-то из братьев?
  Парень кивнул.
  - И для того, чтобы этого не произошло, мне нужно, чтобы ты оставался на своем месте.
  - В смысле? - Удивленно вскинулся Амиран. Хотя, и не проявляя особенно рвения.
  - В смысле, что в этой ситуации у тебя не хватит сил победить.
  - Почему вы так думаете? - В глазах парня появилось недовольство.
  - У меня есть кое-какой опыт. Я знаю твои силы. Но ты, по-моему, неправильно меня понимаешь. Я имею в виду, что тебе нужно будет либо набить морду, либо сделать вид, что ничего не произошло. Во-втором случае ты моментально теряешь вес среди мужиков. Не считая того, что сам себя мужиком считать перестанешь. Верно?
  - Ну да...
  - А в первом случае... Я думаю ты и сам понимаешь, что никто не будет с тобой драться честно, один на один. Они просто налетят на тебя все вместе, и у тебя нет таких друзей, которые бы поддержали в этом конфликте. Сколько раз были драки и они всегда дрались вместе. Ты же знаешь. Слова самого Батырбека... Помнишь, на турнике?
  - Какие?
  - Ну, когда он объяснил для чего нож носит.
  Это было с месяц назад. Тогда Батырбек вышел на турник вместе с остальными ребятами. Вообще, можно сказать, что турник был эдаким нехарактерным местом, где встречались представители разных школьных группировок и авторитетные одиночки. Все они, так уж сложилось, считали делом нужным, как минимум постоять возле турника. Дело тут было в нескольких моментах. Например, в том, что выйти на улицу под все школьные окна и множество взглядов было не просто. В основном это могли себе позволить только ребята из "основы". Соответственно, все остальные это понимали. Поэтому, со временем сложилось так, что каждый относящий себя к "основе" должен был это доказать.
  Кроме того, "на турниках" частенько появлялись чеченцы или та же хулиганская компания Димки. Амиран выходил всякий раз, когда был в школе. Кто-то из них считал личным вызовом выйти к такой компании и обменяться моральными ударами. Кто-то "незаметно ложился" под существующие группировки. Кто-то, например ребята из девятого, восьмого и даже седьмого классов, делал первые шаги на пути к личному авторитету. У каждого были свои интересы.
  А Дмитрий своим присутствием, своими всевозможно транслируемыми убеждениями, своими ценностями обеспечивал минимально комфортные для такого дела психологические условия.
  Например, однажды Батырбек был осажен так.
  Начав сильно хорохориться, понимая свою силу и пытаясь продавить это понимание тут, он стал явно перегибать палку. Его нападки, начавшись с тех ребят, чьи позиции были вторичны, постепенно перешли на самых основных пацанов. Так он добрался до Димки. Дмитрий молча наблюдал за его нападками и за тем, как дипломатично "уворачивается" Диман. Уже раздумывая над тем, как осадить разошедшегося парня, Дмитрий был им внезапно удивлен. Батырбек напал на него самого!
  - Дмитрий Николаевич, я вот слышал, что вы раньше рукопашным боем занимались. Это правда?
  - Было дело. Чего это ты вспомнил?
  - Да я бы с вами постоял! - Он засмеялся, придавая своим словам некоторое добродушие, которое, впрочем, никого не могло обмануть.
  Дмитрий усмехнулся, так и оставив на губах легкую улыбку.
  - Так ты же борьбой занимаешься, а не рукопашкой. А во-вторых, мы в очень разных весовых категориях. Я тяжелее килограмм на двадцать.
  - Да это ерунда! Мне просто интересно, смог бы я с вами справиться?
  - Это потому что ты молодой и горячий. Для меня это давно не представляет интереса.
  На улице есть свой язык. Язык понятий, вызовов, принципов... и физической силы. При этом на той его части, которая основана на физической силе, говорят не так часто, как на первый взгляд многим кажется. Хватает всего лишь демонстрации готовности перейти на эту часть. Основными же словами уличного языка остаются понятия, вызовы и принципы.
  Так, если переводить разговор Димки и Батырбека на этом языке, на язык обычных человеческих слов, то будет выглядеть это следующим образом:
  "- Я самый крутой.
  - Ну, все возможно в этом мире.
  - Ты мне не веришь?
  - Я-то верю, но ведь и ты можешь ошибаться.
  - Я могу доказать.
  - Да ладно, не стоит.
  - Боишься?
  - Да".
  После этого разговора Батырбек решил поговорить и с Дмитрием. И пока разговор складывался так:
  "- Я не боюсь тебя.
  - Это нормально. Ты и не должен.
  - Значит я самый крутой.
  - Самый крутой?"
  И вот дальше должно быть либо-либо. Либо разговор приходит к такому же итогу, как и в случае с Димкой, либо Батырбек должен признаться "Я не самый крутой". Вообще сам факт начала такого разговора говорил много о его претензиях на господство. Как далеко он готов пойти? Это надо было выяснить, заодно и расставив все точки над "и".
  - Ты вот лучше на турник прыгни и покажи, что ты можешь. А то "постоять", "интересно" ... Нам вот интересно, почему ты никогда на него не залазил. Димка вон показал, что может. Я сам на нем занимаюсь, пусть и не хватаю звезд, но кое-что могу. Амиран регулярно прыгает, даже Колян вон, тоже. Не могут подтягиваться, но пробуют. А ты что? Забоялся?
  - Я?! Да я тридцать раз запросто! - Батырбек стал агрессивным. Его лицо крайне серьезным и сосредоточенным. Так бывает перед взрывом.
  - Ну так прыгни и сделай.
  - У меня тренировки, мне нельзя тут заниматься!
  Все многозначительно замолчали. Право и обязанность нарушить такое молчание всецело принадлежали только Дмитрию.
  - Понятно... - Вроде бы обычно, но как-то двояко подытожил учитель.
  - Что? Мне не верите? - Он повысил голос. Спрашивал не Дмитрия, оставляя ему возможность не отвечать. Обращался ко всем. И если бы Дмитрий использовал предоставленную ему "подставной фигурой" возможность, то следующим ходом получил бы шах и мат. Но он не использовал.
  - Верим конечно. "Мужчина сказал, мужчина сделал". Что же за мужчина, если за слово не отвечает? Особенно на Кавказе. - Смысл, тон, мимика - все это говорило о том, что сам Дмитрий не верит. Не верит и будет считать враньем, если не увидит доказательств. И кроме этого был еще один пикантный момент: среди ребят были такие, которые наверняка знали возможности Батырбека на турнике.
  Опять повисла тишина. Секунды две. Вроде бы и не стоило на нее обращать внимание, но эта тишина не была обычной тишиной. Она была либо траурной, либо предгрозовой. Но пацан нашел третий выход.
  Он взорвался.
  - Да ладно вам! Чего вы так напрягаетесь сразу? - Хохот. - Я же пошутил! - Хохот.
  Он сунул в карман телефон и подошел к турнику. Ситуация разрядилась.
  Раз...
  Два...
  Побелели косточки пальцев.
  Пять...
  Задрался свитер.
  С-с-сее-мь...
  Показалась рукоятка травматического пистолета.
  Де-е-вять!
  Батырбек спрыгнул. А подтягивания были "грязными".
  - Не люблю турник.
  На уличном языке, все подтягивания и вообще все произошедшее за последние полминуты означало одно: "Самый крутой. После вас".
  В тот день ребята еще разговаривали. Дело в том, что Батырбек, кроме пистолета, носил еще и нож. В этом его уличил тоже Дмитрий. Как-то на перемене, стоя за спиной учителя, кавказец "доминировал" над кем-то из ребят. Не бил его, не унижал, а именно доминировал. Показывал, кто есть кто. Присутствие Дмитрия, будто бы не обращающего внимания, добавляло пикантности его поведению. На самом деле Дмитрий украдкой следил за парнем. И в тот момент, когда он достал нож, не был застигнут врасплох. Тут же перестав коситься через плечо, Дмитрий громко предложил:
  - Убери нож, дорогой! - Только после этого, неспешно, повернулся к парню.
  И встретил восхищенный взгляд самого Батырбека и удивленные взгляды его друзей.
  - Откуда вы знаете, Дмитрий Николаевич? Вы же спиной стояли! - Легкой хитрости Дмитрия они не заметили.
  - Слышь, я все детство провел в тех подворотнях, где звук "выкидухи" был ежедневной мелодией. Он же у тебя щелкнул! - Нож на самом деле характерно щелкнул.
  Парень в ответ только покачал головой, вернул лезвие на место и спрятал оружие...
  Так вот, в тот день "на турниках" Дмитрий спросил Батырбека, зачем он носит столько оружия. И тот не преминул воспользоваться случаем, для укрепления собственной позиции. Рассказал о том, как он будет сопротивляться и "разрывать горло" в том случае, если не сможет одолеть противника руками и ногами. И выглядело это столь же внушительно, как и рассказ о "тридцати разах на турнике".
  - Ну так что, помнишь? - Вернулся Дмитрий к Амирану.
  - Помню. И что делать?
  Если у Дмитрия и была минимальная надежда на то, что Амиран пойдет до конца, то она исчезла. Амиран боялся. И дело тут даже не в страхе, - боятся все. Только кто-то подчиняет страх себе, а кто-то подчиняется сам. Так вот, Амиран подчинился. И вот такого, подталкивать его к драке было нельзя. Такой выбор человек должен сделать сознательно и самостоятельно.
  Но Дмитрий уже понял, что Амиран не сможет. И если в такой ситуации, ему не было бы предложено третьего варианта, то совесть стала бы терзать его со вей возможной старательностью. Как в этом случае поступает человек? Тут два варианта.
  Он либо смиряется со своей сиюминутной ничтожностью, со своим позором, понимая, что позор именно сиюминутный и готовясь его искупить. Развиваясь, становясь сильнее и ожидая, ожидая того момента, когда он уже не будет застигнут врасплох. Он постигает, соглашается с вновь открытой закономерностью, чтобы потом суметь ее преодолеть. Либо...
  Либо ломается. Убеждает себя в том, что ничего страшного в общем-то и не произошло. А совесть - она глупа. И вообще, что такое совесть? Посмотри вокруг! Кто ей пользуется? Может быть друзья? Сам директор продала свою совесть! Тогда кто? Надо просто надеть любимый белый костюм, отутюженный мамой, взять в руки дорогой телефон, воспользоваться броской внешностью и "склеить" девку. А Батырбек? Ну... Неприятно, конечно, с ним общаться... Да еще при посторонних, которые в курсе всей подноготной... Ну, а кто поступил бы по-другому? Вообще, об этом лучше не думать! Так-то он пацан очень неплохой. Называет другом!
  Какое "либо" выбрал бы Амиран, Дмитрий уже знал почти наверняка. Весь этот разговор он затеял только для того, чтобы убедиться в своем знании окончательно. Основывался в этом своем знании на солидном знакомстве с пацаном, на том факте, что у него не было отца, и что воспитывался он мамой и бабушкой. На мощнейшем страхе, в котором держали школу кавказцы. На отсутствии у пацана опыта соответствующих конфликтов. На том, как он "дружит" с братьями. И еще на некотором другом.
  Да, конечно, он мог ошибаться! Конечно, его мнение было субъективным! Не нужно было вмешиваться, оставив право выбора Амирану? В конце концов это его Судьба.
  Может быть. И если бы Амиран отважно и безрассудно готовился вступить в драку, то наплевав на все, учитель бы гарантировал ему драку один на один, удерживая братьев. Но потому он и обещал директору, что "решит вопрос", что был уверен в своей оценке...
  И хотя Дмитрий поступил так, как считал нужным, "осадочек остался". И с ним предстояло пока смирится, положив неразрешенный вопрос на специальную полочку где-то в глубинах души.
  Он дал еще один вариант, который пацан просто не мог не выбрать.
  - Что делать? А я сейчас позову сюда Батырбека. Вы поговорите, он скажет тебе, что не знал, что эта женщина твоя мама. Оно и на самом деле так. - Про себя Дмитрий подумал, что сам Батырбек на это бы не согласился. - Извинится перед тобой. Вопрос будет решен. Ребята об этом узнают. Они видели, как я звал тебя. Узнают и о том, что позвал его. Я так устрою. Ты сам осторожно скажешь пару фраз, чтобы они поняли, чем закончилось дело. Никто тебе ничего не скажет. И даже не подумает.
  Амиран сидел молча. Все так же поникнув плечами.
  Он был умным парнем и прекрасно все понимал. Понимал, что правильно было бы поступить по-другому.
  И Дмитрий засомневался. Правильно ли он сделал, фактически подтолкнув парня от идеальной дороги? По его собственному разумению "идеальной". По крайней мере для того возраста, для той горячности и тех норм. Что он будет делать дальше с фактом своего выбора? Ведь в этом случае сделать вид, что ничего не произошло еще проще, чем во втором варианте! Сделать вид и забыть. И начать гнить, потому что человек либо развивается, либо гниет - третьего не дано. Как читал Дмитрий в какой-то книге, жизнь человека подобна работе труженика, толкающего в гору огромный камень. Пока толкаешь - развиваешься. Перестал толкать - и камень давит на тебя, заставляя отступать - деградируешь. Стоять на месте не получается. Каждая остановка, "передышка", требуют в дальнейшем еще больших усилий для того, чтобы сдвинуть камень.
  - Да. Давайте. - Его решение было твердым.
  Дмитрий нашел Батырбека на первом этаже, в спортзале. Вместе с ним был и Андарбек - самый влиятельный, хитрый и опасный - средний брат. Он присматривал за старшим. Следил по заветам отца за тем, чтобы Батырбек не прогуливал уроки. В данный момент Андарбек как раз чуть ли не силком тащил брата наверх. Тут им и встретился Дмитрий.
  - О! На ловца и зверь бежит. - С улыбкой начал учитель.
  - Ээ! - Протянул средний. - Кто зверь, а? - И тоже ответил улыбкой, хотя и неоднозначной. Холодной.
  - Поговорка такая. - Простодушно обронил Дмитрий. - Я как раз вас ищу. Вернее Батырбека.
  - А что случилось? - Сам Батырбек молчал, когда говорил средний брат.
  - Да по поводу вчерашнего.
  - Что там Дмитрий? - Презрительно вытянув губы, спросил чеченец. Он, да еще Николай одними из первых стали называть учителя по имени. Был он немного ниже старшего брата, но значительно крепче. Однако поверх его крепости уже наросло весьма внушительное количество жирка. - Ты же знаешь, что Миша - это никто! - Говорил он с явным кавказским акцентом.
  - Успокойся. Дело не в Мише.
  - А в ком? В Амиране что ли? Веришь-нет - нам похуй! Сейчас вон третьего позовем и просто разорвем его на части! Нам отец так и сказал: "Если эта падла дернется, идите втроем и порвите его!".
  Дмитрий не всегда верил Андарбеку на слово, но сейчас сомнений в его правдивости не было. Не укрылось от него и то, что "рвать" они собрались все-таки втроем.
  - Тише! Разорался матом. Не забывай где мы находимся.
  - Дмитрий! Ты не понял еще, мне в этой школе никто ничего не скажет!
  - Поверь мне, проблемы бывают у всех. И потом: не нужно лишний раз вести себя по-хамски. Уважай учителей, женщин.
  - Хорошо. Я тебя понял. Я согласен. Но ты меня тоже пойми.
  - В чем?
  - Да в том, что нам этот Амиран веришь-нет вообще никто!
  - А я тебя понимаю. Как раз об этом я и шел поговорить. Чтобы вы не трогали его. Я хочу, чтобы Батырбек с ним спокойно переговорил и все. Согласитесь, оскорблять женщину, которая не может за себя ответить, да еще и мать - это не хорошо.
  - Если бы мою мать оскорбили, я бы убил! - Нашел наконец возможность вставить старший брат.
  - Ну вот видишь. Пойдем поговорим.
  - Ладно, вы идите. А я поду на урок. Только ты помни Дмитрий, если что - он домой живым не уйдет.
  "Средний" говорил очень уверенно, а Дмитрий смотрел на него и думал. О том, что собственные спортивные заслуги... нет, не пацана, - он уже давно мужчина... Собственные спортивные заслуги мужчины остались в детстве. С тех пор, уже к десятому классу, форма в значительной мере ушла. Появилось "дикое мясо". Если старший подтянулся с трудом девять раз, то средний не подтянется и пяти. На чем эта уверенность? На папе. На его людях. Вот и вся формула.
  - Успокойся, я тебе говорю, все будет спокойно.
  Разговор прошел так, как и планировал учитель. Оставшись без влияния брата, Батырбек быстро успокоился. Уже входя в кабинет, он выглядел совсем не так бравурно, как несколькими минутами ранее. Неловко кивнув своему бывшему товарищу, он получил короткий и хмурый кивок в ответ. Сначала говорил Дмитрий. Минут десять говорил. О том, что такое мужчина. Как нужно относиться к женщине. Ничего в общем-то необычного. Прописные истины. Но от этой их монументальности и изначальности чеченцу становилось не по себе.
  Дмитрию нравился этот парень. Обычный хулиган, каких полно среди всех народностей. Бесхитростный, еще не испорченный.
  Потом Дмитрий говорил о том, что Батырбек виноват только в одном - неуважительно отнесся к женщине. В том же, что оскорбил мать Амирана, он не виноват. Просто потому что не знал ее в лицо. В этот момент Амиран, воодушевленный небоевым настроем бывшего товарища, воспрянул духом, с надеждой взглянул ему в лицо. Тот подтвердил и это, после чего... извинился. Он так и сказал: "Извини меня, я не знал, что это твоя мать". После этого, видя, что Амиран просиял и подался ему навстречу, тоже встал со стула. Их примирение завершилось крепким рукопожатием.
  Довольный Батырбек, спросив не нужен ли он больше, пулей выскочил из кабинета.
  - Амиран, ты подожди. У меня к тебе еще разговор.
  - Да? - Лицо этого кроткого, милого и благодарного детины под два метра ростом и лицо обычного Амирана были просто несопоставимы.
  - Садись. Нам осталась самая неприятная часть разговора.
  - Да, давайте. - Могло показаться, что Амиран догадывается о его содержании. Хотя это было вряд ли возможно.
  - Я хочу, чтобы случившееся не сделало из тебя тряпку. Поэтому буду предельно честен. Сам Батырбек, будь на твоем месте, набил бы морду за мать. Между прочим, они уже собирались избить тебя втроем. К твоей чести могу сказать, что именно втроем. Да и вообще, строго говоря, то, что он не знал ее, не оправдание. По крайней мере не такого извинения оно стоит. Если бы он пошел к ней лично и извинился, я бы считал, что вопрос исчерпан. А так - нет. Ты же сам понимаешь? Осадочек-то остался?
  Амиран начал вскипать. Дмитрий видел это, но позволил первым пузырькам появиться на поверхности воды. Почему? Ему просто показалось, что это не будет лишним.
  - Так вы же сами сказали! - Задохнулся парень от гнева.
  - Успокойся. Сказал. Потому что ты не смог бы сделать по-другому. Если бы смог, то не принял бы моего предложения. Но! Успокойся говорю, послушай.
  Дмитрий замолчал, ожидая пока притихнет Амиран.
  - Но! Я не знаю ни одного человека в этой школе кто на твоем месте, в таких условиях, смог бы. После всего того, что они тут наворотили, после того, как перед ними на носочках прыгает директриса, после всех их разборок. Более того. Я сам бы в твоем возрасте и на твоем месте не смог бы.
  Притихший Амиран вмиг стал... "никаким". Его буквально размазало по стулу. Он слушал обреченно.
  - Но это не значит, что поступить так, как нужно не смог бы никто. Что это невозможно. Просто для того, чтобы на это хватило смелости и силы, нужно воспитывать себя. А воспитание начинается с того момента, когда ты принимаешь свою ничтожность. Если ты думаешь, что с тобой все нормально и ничего менять не надо, ты не станешь сильнее. А если примешь слабость так, как есть, то отсюда можно начать расти. Становиться сильнее. Понимаешь?
  - Да... - Он покивал головой, опять глядя исподлобья. Ему было стыдно.
  - И первым шагом в этом направлении будет признание себе. Признание в том, почему ты с ними дружил. Теперь ты понимаешь, что они... не те с кем надо дружить. Ты сам ожегся и это хорошо. Иначе я бы не смог донести до тебя всего этого. Ты бы не стал слушать, что дружишь с ними из желания повысить свою значимость. А теперь слушаешь и даже не споришь.
  Дмитрий немного помолчал, проверяя свое утверждение.
  - Так вот, надо признаться в этом самому себе и прекратить такую "дружбу". Это будет первым шагом на пути к силе. А кроме того, избавит тебя от возможных проблем в будущем. Ты понимаешь?
  - Да.
  - Так вот, сейчас ты избавился от серьезной проблемы. Избавился, не заплатив за это никакой цены. Кроме угрызений совести. Внутри у тебя все горит. Потому что ты знаешь, как нужно было поступить. Теперь ты будешь жить дальше с этим позором. Лично твоим позором, о котором никто не знает. И тебе нельзя ни на секунду забывать о том, что нужно становиться сильнее, достойнее и смелее. Нужно понимать, что следующий раз может случиться когда угодно. И ты должен быть к нему готов. Как-то так...
  
  Шаг за шагом ступени оставались внизу. Дмитрий быстро поднимался на пятый этаж, в кабинет рафинированного Физика.
  Шаг.
  Подошва ботинка на бетон ступени.
  Мышечное усилие.
  Работает сустав. Ступень поддается, проваливается вниз.
  Еще шаг.
  Настроение "не ахти".
  Оно вообще всегда "не ахти", когда в школе собираются все трое кавказцев. Особенно, когда случай сталкивает со средним. Тем более, когда со средним. Это не ребенок. И даже не парень. Это такой же мужчина, как и сам Дмитрий. Где-то, не без того, с меньшим опытом. Но такой же. С устоявшейся системой ценностей, со своими взглядами на жизнь и с мощной внутренней защитой этих взглядов. Его просто так не переспоришь, не отстоишь свою точку зрения. В тот момент, когда он понимает несостоятельность своей позиции, из него начинает фонтанировать агрессия.
  Серьезно пробовать менять его, это все равно что вырывать без наркоза больной зуб. Ты и будешь знать, что это делать просто необходимо. Но на врача, который возьмется, посмотришь как на врага. И не дашься в эскулаповы руки. Если только не отличаешься мощной волей и разумом. Но то с зубом. С личностью все гораздо сложнее.
  А тут еще в очередной раз его поучили жизни некоторые "опытнейшие" учителя. Они поймали Дмитрия в коридоре после большой перемены, на которой ребята обедали, а некоторые выходили на турник. Поймали и стали выказывать свое недовольство тем, что с турника они опаздывают на занятия. Действительно, некоторые пацаны опаздывали. Минут на пять. Но дело тут было в основном не в турнике - Дмитрий распускал всех ровно по звонку, который на улице было слышно - в нерасторопности и нежелании идти на урок. И опаздывали они туда ре-гу-ляр-но. И даже чаще и на большее время они опаздывали, когда на турниках не были, - чаще опаздывали с других перемен. Потому что тут сам Дмитрий отправлял их учиться и они знали, что с него за это спрашивают. Но вот "поди ж ты"! Турники им покоя не дают. Он прекрасно понимал, как это называется. Это называется "Кто везет, того и погоняют". Самым наглым образом. Ну и еще, может быть, предвесенняя нехватка витамина "Е-Бэ-Цэ".
  А в завершение всего завуч в очередной раз "наехала" на классного руководителя. Дети, видите ли, на уроке сидят по телефонам. Зашла в класс, а они на неё "с прибором". Не встали, телефоны не убрали. И кто виноват? Ну естественно классный руководитель! Не завуч, не имеющий никакого влияния на четырнадцатилетних(!) детей. Не учитель-предметник, неспособный поддерживать порядок на своих уроках. А он, Дмитрий Николаевич, который не может воспитать класс. И "по барабану", что плюс-минус такая же "температура по всей палате". Как это называется? А так же, как и в предыдущем случае: "Кто везет...". Самым наглым образом. Погоняют, в смысле.
  Нет, если бы она, понимая всё перечисленное, обратилась за поддержкой к тому, кто единственный мог её оказать, Дмитрий бы не кипятился. Но вот так! "Что за ребята у вас невоспитанные? Вы с ними работаете вообще?" Это заводило.
  Вот и летел учитель, переступая через две ступени, наверх. Полный гнева праведного, да ярости горячей. И забылось ему, что гнев и ярость - плохие советчики. Толкнул он дверь железную, тяжелую. Влетел в светлицу и глядит на отроков. И замерли орки... Э... это из другой сказки...
  - Дмитрий Николаевич, что случилось? - Соня смотрела на учителя удивленными и настороженными глазами.
  А он молчал. Осматривал их по головам тяжелым, давящим взглядом. Подолгу останавливаясь на самых отъявленных "негодяях". Но держать паузу долго было нельзя. Иначе они просто-напросто начнут веселиться. Дмитрий начал говорить. Он не кричал, хотя и обычным его голос назвать было трудно. Он не оскорблял, хотя почувствовали себя ребята оскорбленными. Он не хотел конфликта, но конфликт получил.
  Даже с некоторым удовлетворением. Потому что, где-то далеко-далеко, он понимал, что его претензии не обоснованы. Чего он от них хочет? Чтобы они вмиг стали "нор-р-рмальными", как, с проносом слога "орр", выражался премьер Медведев, детьми? Или детьми из советских светлых фильмов о школе? Это сейчас, когда все... нет, не так. Когда ВСЕ классы в этой школе, почти ВСЕ в этом городе и в этой стране нормальными не являются?
  Да для них телефоны стали чем-то таким обыденным, устоявшимся и нормальным, что пойди еще, попробуй отбери! А приветствовать входящих, вставая на ноги это как раз НЕ нормально. И чего от них хочет учитель? Они и так гнутся, ломаются, подчиняясь его требованиям. И понятное дело, что рано или поздно они должны были разогнуться. Иначе это были бы не люди, а тряпки. Они и разогнулись. Возроптали. Но Дмитрий, даже и понимая это, отступать не собирался. В нем бурлили эмоции. Дальше он действовал, что называется "на характере". Осадил - пусть и обидел тоже - каждого, кто позволил себе возражать. Остудил их наивность: не друг он им, в первую очередь - не друг. Товарищ, но старший. Учитель!
  Кто этого не понимает?!
  - И убери свои наушники! - Уже на выходе потребовал Дмитрий у сидящего на последней парте заднего ряда Павла. Он сидел с крайне возмущенным выражением на лице. У него "на лбу было написано" все, что он думал о "классном".
  - Да что они?! - Все-таки возмутился пацан. - Просто висят!
  - "Просто" - передразнил Дмитрий, - даже мухи не плодятся! Убрал моментально!
  Павел резко рванул руку. Сорвал провод.
  - Вот так! - После этого учитель развернулся и пошел к двери.
  В этот момент Пахан - не удержался-таки - пробурчал роковую фразу. Пробурчал так, как дети постоянно делают в современной школе. Делают вид, что говорят тихо из страха и уважения перед учителем. А учитель делает вид, что "не услышал". Попробуй, не сделай такой вид и... что? Что ты будешь делать дальше? К директору пойдешь? Покричишь? "Два" по поведению поставишь? "Ха-ха три раза", как говаривал персонаж одной популярной книжки о похождениях очередного "попаданца".
  - Ой, да иди ты на ...уй!
  Вот тут Дмитрий поймал "сатори". А может быть даже и саму "самадхи". Они - "сатори" и "самадхи" - оседлали голову и нагадили внутрь ослепительной вспышкой. В один миг, не поворачивая шеи, Дмитрий увидел давно замершего Физика. Он сидел, очень похожий на психиатра из второго "Терминатора", в тот момент, когда мимо него через стальную решетку "протек" "Т-1000". Может быть, из его открытого рта тоже сползла капелька слюны - за это Дмитрий поручиться не мог. Кроме Физика увидел весь класс, каждого ребенка. Все они смотрели на него молча, не мигая. Даже мотающиеся ветки обнаженных зимой деревьев - и те он заметил за окном.
  И конечно же заметил самого Пахана. Хотя, вроде бы, и не смотрел на него прямо. Заклокотал низким рыком:
  - Встал!
  Павел встал.
  - Пошел... вон!
  Зашагал. Проходя мимо Дмитрия, покосился назад.
  - Быстрее!
  Павел ускорился, открыл дверь и вышел в коридор.
  И как только он там оказался, освобождая лопатки от десятка взглядов, где-то между ними внезапно возник источник резкого ускорения. Одновременно с повтором предыдущей фразы, Дмитрий толкнул пацана:
  - Быстрее!
  Классный руководитель не ударил - сильно толкнул парня в спину. От резкого ускорения его голова запрокинулась назад, а грудь подалась вперед, заставляя отстающие ноги чаще перешагивать. Вялая от осознания выкинутой дерзости и испуга ладошка не удержала лямки рюкзака и он упал на пол.
  Погасив инерцию, Павел повернулся к ее источнику. Его глаза были широко раскрыты, а нижняя губа весьма специфически дрожала.
  - Ты что же, думаешь, что там п...данул и всё?! - Выплескивалась из учителя ярость. - Типа смелый?! Что же ты сейчас об...раться готов? Губки дрожат, слезки накатывают! Смаргивай чаще!
  За прошедшие секунды Дмитрий успел значительно успокоиться и взять себя в руки. Он видел, что парнишка готов расплакаться и держит себя изо всех сил. Для того чтобы ему помешать, Дмитрий и сказал о слезах. И посоветовал смаргивать.
  Прием прост. Почти у любого человека от вида слезящихся глаз, начинают слезиться собственные глаза. А когда тебя жалеют, гладят по головке - трудно не расплакаться. Ну и каждый, кто хочет сдержать слезы, начинает часто моргать. И это действие подобно "якорю" из практической психологии. Если ты еще не готов расплакаться, но при этом вспомнил о таком "якоре", то вот уже и готов. Такая, весьма удивительная, причинно-следственная закономерность.
  На глазах Пахана и впрямь навернулись слезы. Их объем рос с каждой секундой, придавая глазам особый блеск. И вот настал момент, когда силы всемирного тяготения и поверхностного натяжения жидкости стали не равны. По щеке пробежала дорожка.
  Пацан не плакал... но плакал. Лицо его оставалось неподвижным, если не учитывать микродвижении самоконтроля.
  Достойно.
  - Чтобы я этой херни больше не видел на уроках! - Дмитрий продолжал демонстративно гореть. Он быстрым движением перехватил провода, которые Пахан перебирал в руках. Штекер со щелчком выскочил из "гнезда". Удерживая в двух кулаках на уровне лица Пашки провода от наушников, он рванул руками. Где-то в указательном пальце возникла резкая боль. Наушники слегка вытянулись, но не порвались.
  Немецкая овчарка отца Дмитрия, кобель Бер, в детстве таким образом "рвала" ёжиков. Он находил на участке шуршащий колючий комок и с интересом начинал его нюхать. Комок, понятное дело, очень скоро бил иглами, делая молодому псу очень больно. В ответ на это зубастая пасть кусала "агрессора". После очередной порции дикой боли Бер бесился и уже не обращал внимания ни на какую боль. Утром перед взором хозяев представали пес с окровавленной дырявой пастью и разодранный в клочья ёжик.
  Так и сейчас. Боль в пальце и неудача только подбросили "дровишек в топку". Не воспринимая больше ничего кругом, Дмитрий рванул еще раз. На этот раз изо всех сил.
  Еще одна вспышка боли в том же месте. Руки разлетелись в стороны, не сдерживаемые проводами. Теперь в каждой из них было по одному куску с оголенными медными концами.
  Удовлетворенный произведенным разрушением, Дмитрий размашисто швырнул оба конца под ноги перепуганному Пашке.
  - Сейчас! Утираешь свои сопли! Идешь в класс! Начал!
  Как будто только и дожидаясь приказа, парень шмыгнул носом, потянув внутрь все то, что еще сильнее рвалось наружу после "представления". Поднял брови, проморгался и смахнул пальцами слезы. Отвернувшись в сторону глубоко вздохнул и выдохнул раскрытым ртом.
  Подождав несколько секунд пока Пашка проведет минимально необходимые манипуляции, Дмитрий скомандовал:
  - Вперед!
  Еще раз открылась и закрылась тяжелая дверь. Учитель остался один.
  Инцидент исчерпан. Жалкий вид вернувшегося "смельчака" не оставит места для дерзости в намерениях остальных ребят - в этом сомнений не было. Теперь надо было предупредить его возможную жалобу маме.
  Через пару минут Дмитрий стоял у двери внутри своего кабинета и удивленно рассматривал глубокий порез на указательном пальце правой руки. На месте сгиба первой фаланги не просто алело, там даже белело. Учитывая то, что кровеносных сосудов в этом месте не много, а кость близко, белела именно она.
  Открыв шкафчик, он достал перекись и щедро ливанул в порез. Запузырилось.
  Усевшись на стуле, достал "волшебный список" и набрал нужный номер. Через пару минут дело было сделано. Мама Пашки была человеком занятым, но за жизнью сына по возможности следила. По крайней мере старалась, и не закрывалась от возникающих проблем. О встрече договорились на сегодняшний же вечер. Дмитрию надо было подождать ее до семи часов, но оно того стоило.
  На следующей перемене, во время обычного обхода, к нему подбежали довольные как слонята Саид, Руслан и Раймонд.
  - Дмитрий Николаевич, а что вы Пахану сделали?
  - Я?! - Весьма натурально удивился классный руководитель. - Я вас всех люблю и пальцем тронуть не могу.
  - Конечно! - Пацаны расхохотались. - Не, ну правда?
  - Правда!
  Пацаны отстали. Но через несколько шагов, подбежала Гуля.
  - Дмитрий Николаевич!
  - Тебе чего, Гуля? - Устало взглянул на нее "классный".
  - Мне ничего. Я только хотела вам сказать, что вы злой. Чтобы вы знали. Всё.
  Она гордо отвернулась и прошла, прямо продефилировала до своего места, где обсуждала с подругами насущные дела.
  Следующим клиентом стала Даша.
  - Дмитрий Николаевич?
  - Да, Даша.
  - А можно я к вам на уроке зайду?
  - На уроке? А зачем?
  - Ну, потому что надо поговорить.
  - Хорошо, зайди. Только учителя предупреди, что я тебя вызвал.
  Минуты через три после звонка девочка зашла в кабинет.
  - Как у вас дела Дмитрий Николаевич?
  - У меня? - Показательно удивился Дмитрий. - У меня все нормально. Ты лучше расскажи, как дела у тебя. К врачу ходили?
  Это был не первый разговор с девочкой. Она, как и многие другие ребята, часто забегала в кабинет учителя. У каждого были свои проблемы, каждому хотелось поделиться впечатлениями или пожаловаться на тяжелую судьбу. Только несколько человек из класса редко заходили в этот кабинет. В их числе, кстати, был и Костя. Он после случая с мамой замкнулся в себе.
  У Даши было много проблем. Ее семья состояла из не совсем здоровой умственно матери, о которой Татьяна Егоровна отзывалась весьма нелестно, вспоминая, как она училась в этой же школе и "плодила таких же как сама". Из старшего брата, который, как позже узнал Дмитрий, учился в институте, занимался спортом и старался выбраться из общесемейного болота разрухи, уныния и социального нездоровья. А кроме того в меру сил пытался следить за сестрой, отучая ее от курения. И из бабушки. Также обладающей хорошим умственным здоровьем, но в силу возраста неспособной держать управление семьей в своих руках. Кстати, в молодости бабушка работала учителем русского языка и литературы. И Дмитрий в очередной раз отметил случай, когда у специалистов, обязанных следить за воспитанием "чужих" детей, свои дети вырастали совершенно невоспитанными.
  Таким образом, получалось, что власть в семье Даши постепенно уплыла из старческих рук бабушки и только-только стала переходить в молодые еще руки брата. Это непростое время совпало с трудным возрастом самой Даши.
  Дмитрий просил Надежду Сергеевну поговорить с девочкой о чистоте. У него были серьезные сомнения относительно слов мамы о том, что девочка соблюдает личную гигиену. Мама действительно была несколько "не в себе", да и просто стеснялась такой нечистоплотности своего дитя. Надежда Сергеевна поговорила. Но после этого разговора ничего не изменилось. От девочки по-прежнему буквально смердело. Ребята не садились ближе чем за две парты от нее, а в кабинетах даже зимой было приоткрыто окно. Вонь была резкой и какой-то тошнотворной. От нее запросто могла разболеться голова уже через двадцать минут урока.
  Поэтому почти каждый разговор с Дашей был мучителен для Дмитрия. Он не позволял себе открывать окно при ней, боясь обидеть ранимую юношескую душу. Но в этот раз, заранее зная о ее приходе, получилось открыть окно.
  После разговора Надежды Сергеевны с Дашей и отсутствия результатов Дмитрий сам позвонил ее маме. Пригласил на беседу. Мама пришла. Они разговаривали минут пятнадцать, в течение которых Дмитрий прозрачно намекал женщине, что девочку нужно хорошенько вымыть. И делать это ежедневно, а если понадобиться, то и два, и три раза в день. Мама же цеплялась за мысль о том, что это "гормональный сбой". Сошлись на том, что в ближайшее время они сходят к врачу и обследуются.
  Этот разговор произошел пару недель назад и теперь Дмитрий узнал от девочки, что у врача они так и не были. Даша почти не стеснялась учителя.
  Во всей этой катавасии имелся еще один фактор, которым можно было, а скорее всего уже и нужно было воспользоваться. Дмитрий чувствовал и понимал, что нравился Даше. В памяти всплывал самый первый миг их знакомства, когда он назвал ее принцессой и защитил от нападок Саида. Скорее всего, именно в тот момент в страдающую отсутствием человеческой дружбы и внимания душу упали эти зерна. А упав, очень скоро дали всходы. Не воспользоваться этим...?
  - А почему не пошли к врачу? - Прищурился Дмитрий, продолжая разговор.
  - Да маме некогда...
  - Не обманывай. Я с твоей мамой разговаривал.
  - Ну... Правда! Ей несколько раз было некогда и мы не ходили...
  - А остальные разы? Почему ты не хочешь идти? Если это гормональное, возможно тебе помогут. Ты понимаешь, девочка должна быть скромной, доброй и отзывчивой. А кроме этого чистоплотной и аккуратной. Ты меня Дашенька извини, но сама же видишь - ребята рядом с тобой сидеть не хотят. Потому что от тебя запах.
  - А что я сделаю?! - Она быстро отвернулась, от чего густые полосы сползли вперед, закрывая лицо. Обиделась.
  - А ты не обижайся. Я тебе добра хочу, поэтому и говорю прямо. Я знаю об этом, ты знаешь, что знаю я. Зачем притворяться? Ты скоро совсем подрастешь, тебе понравится какой-нибудь мальчик. Согласись, что лучше быть чистой и ухоженной в этот момент.
  - Ой! Вы думаете, что я такая уж маленькая?
  Этот вопрос несколько сбил с толку.
  - Ну... Что ты имеешь в виду?
  - Я уже давно выросла! И мне уже нравятся мальчики. Вы прям какой-то глупый.
  Запахло жаренным. Если бы те чувства и опасения, которые одолевали Дмитрия проявились, то он заерзал, завертелся бы на стуле. Разговор начал заходить куда-то не туда. Но кто-то продолжал дергать за язык.
  - Почему я глупый?
  - А вы не понимаете, да?
  Скорее всего, она намекала именно на свое к нему отношение. Но может быть и на то, что уже живет полноценной женской, ночной жизнью.
  Постепенно раскрываясь, реальность оказалась ровно вдвойне хуже.
  - Не уверен, что правильно понимаю.
  - Вы мне нравитесь! - Выпалила девочка.
  Дмитрий рассмеялся. Причем как-то неожиданно даже для себя рассмеялся. И смех давал облегчение. Высказанная, эта фраза как бы перечеркивала крамольность мыслей на эту тему.
  - Ну, тут ничего неожиданного. Многим в школьные годы нравятся их учителя. Или учительницы, как в моем случае. У меня тоже была учительница английского языка...
  Даша сидела насупившись, смотрела в пол, сложив ладони на коленках.
  - Это ерунда все. Пройдет. Встретишь хорошего парня и пройдет.
  - А вы никому не расскажете? - Вопрос был задан странным голосом.
  - Э... нет конечно.
  - Вы не понимаете. Не это! Об этом и так все знают уже.
  - Интересно...
  - Если я вам кое-что скажу, вы не расскажете маме?
  - Не расскажу. - Не раздумывая ответил учитель.
  - Смотрите! Вы обещали! - Дмитрий сам часто говорил о том, что слово нужно держать. И теперь Даша имела в виду явно это. - У меня уже есть парень. И это не помогает.
  - Ну, просто это не серьезно. А когда будет серьезно, то обязательно поможет. - Он постоянно улыбался. Искренне улыбался девочке.
  - Откуда вы знаете?! - Со злостью в голосе воскликнула Даша. "Серьезно", "не серьезно" - вам лишь бы говорить.
  - Ну, хорошо, а сама ты что думаешь?
  - У меня с ним уже было! Понимаете?
  Повисла тишина.
  Врет или не врет? Это в четырнадцать-то лет? С кем? Статья... А мать-то не знает. Поэтому и в больницу...
  - В больницу ты поэтому идти не хочешь?
  - Да! Они не должны знать. Меня брат убьет! - И, через небольшую паузу, еще раз спросила. - Вы ведь не расскажете? - Глаза стали наполняться слезами, щеки раскраснелись.
  Дмитрий ошарашено помотал головой, но тут же пояснил:
  - Я... не знаю. Надо подумать.
  - Вы обещали! - Она вскочила со стула, от чего тот покачнулся, как бы раздумывая падать или вернуться на место. Молнией пронеслась краткое расстояние до двери и громко хлопнула. Чуть раньше этого хлопка упал и всё для себя решивший стул.
  Не долго просидел учитель в одиночестве и мучительных раздумьях. Вскоре в дверь опять постучали и, не ожидая разрешения, ввалились Лера и Гуля.
  - Дмитрий Николаевич! Что случилось?! - Почти в унисон прокричали девочки.
  - Что случилось?
  - Даша в туалете плачет! - Сообщила Гуля.
  - Это из-за ее парня, да? Ну скажите, да? - Затараторила Лера.
  - Тише, тише! Как из пулемета строчите...
  - В смысле, из пулемета? А! Поняла! Так что случилось?
  Лица девочек были серьезны. Дмитрия порадовало то, что несмотря на обычную неприязнь к скверно пахнущей однокласснице, сейчас они искренне переживали за нее.
  - Дмитрий Николаевич, меня Даша просила вам не рассказывать, но я все равно расскажу, наверное... У нее есть парень. Он большой. Ну, в смысле старше ее сильно. И она у него уже ночевала.
  - Как ночевала? А мама?
  - Мы не знаем. - Замотали головами девочки и выложили кое-что из того, что уже было смутно известно с некоторых слов самой Даши.
  - Ладно, успокаивайтесь. Разберемся. - Вспомнил Дмитрий обычное слово из милицейских будней. - А вам задание. Нужно как можно подробнее об этом всё узнать. Будет отлично, если узнаете имя, адрес и всё такое... Все подробности. Только желательно, чтобы сама Даша не догадалась. Сможете?
  - Попробуем! - Живо отрапортовала Лера.
  - Ну тогда бегом на урок.
  Девчонки убежали, а Дмитрий задумался. Все это очень похоже на правду. И, может быть, кому-то он бы и показался наивным и "устаревшим", но в данный момент его действительно волновал вопрос говорить или нет маме. С одной стороны сама мама там ничего не значила. Даша боялась брата, которого Дмитрий пока не знал. И понятия не имел, что он сделает после того, как узнает. Кроме этого, он дал слово, что не расскажет. И это, без дураков, сильно тормозило. Да и давно прошли те времена, когда школа лезла в "личную жизнь" семьи. Оставь он это без внимания, и никто ничего ему не скажет. Если вообще кто-нибудь узнает.
  Но, с другой стороны, все было сложно по-человечески. Подруг и друзей у Даши не было. Были знакомые из младших классов, где она могла купить общение в обмен на что-то особенное. С мальчиками она, например, вела себя как опытная и всезнающая девица, что будило в них чисто животный интерес. Чем уж она подкупала девочек - непонятно. Да только, насколько знал Дмитрий, с ними у нее уже были проблемы. А это значит, что ничего по-настоящему ценного им она предложить не может. А просто так с "вонючкой" никто дружить не хочет. Что такое дефицит теплого человеческого общения с одной стороны и профицит негативного отношения с другой ему объяснять было не нужно. Ведь он сам, не желая того подкупил ее обычным теплым словом.
  Не удивительно в этой ситуации, что среди взрослых нашлась какая-то морально опущенная сволочь, совратившая девочку. Тем более что ее поведение к тому располагало. Каким примерно должен быть этот человек, Дмитрий себе представлял. До 30 лет, не реализовавшийся в социальном плане, не привлекательный внешне. Скорее всего злоупотреблявший алкоголем, а то и чем покрепче. Но забитой в социальный ад девочке его внимание было дороже всего на свете. И пока она совершенно не разбиралась, в чем отличие такого животно-обусловленного внимания от того, по чему тоскует её сердце.
  Ну и что делать?
  Подумав, Дмитрий решил попробовать хотя бы частично переложить эту проблему на директора. В конце концов ей по должности положено решать такие вопросы. Многого от разговора он не ждал. Многого и не случилось.
  - Ну и что Дмитрий Николаевич? - Спросила Татьяна Егоровна, выслушав рассказ заместителя. - А что мы сделаем? У неё мамаша как это... как кошка, прости Господи. И сама такая же.
  - Ну маме-то хоть надо сообщить?
  - Ну, хотите - сообщите...
  Вот и все.
  Вернулись к тому, с чего начали. Что делать?
  Если матери и сообщать, то для начала познакомиться лично еще с бабушкой и с братом. Посмотреть, как они живут. Может быть, нажать через них на этого урода, ведь то, что он сделал прописано в уголовном кодексе. Должен отстать. А девке продолжать промывать мозги.
  Он набрал номер телефона мамы и договорился о встрече не раскрывая причины. С ней это было возможно.
  Даша залетела в конце учебного дня. Без стука - ей было не до него. Она кричала, ссорилась, уличала и обвиняла, плакала. Дмитрий Николаевич ей нравился, она ему доверяла. Она ему раскрыла свою тайну под слово о молчании. А он позвонил маме!
  - Зачем вы это сделали?!
  - Во-первых, я пока ей ничего не сказал. Я хочу поехать и посмотреть, как ты живешь, познакомиться с бабушкой и братом. А во-вторых, в данном случае все более чем серьезно и я считаю себя вправе не держать слово.
  - Как?! - Ужаснулась Даша.
  - Потому что этот мудак поступил с тобой по-скотски. Сколько ему лет? Двадцать пять? Двадцать восемь? Сколько?
  - Двадцать семь!
  - Ну вот. Это мужик. У него жена должна быть, а то и дети уже. А ты ребенок. Эту скотину надо наказать и закон это позволяет сделать. Но даже если оставить это, тебе нужно в больницу. Я уверен, он мог тебя заразить чем угодно. И чем раньше ты проверишься, тем лучше для тебя. Я уже молчу о том, как дальнейшая связь с ним может повлиять на твою жизнь.
  - Почему вы так думаете? - Оскорбилась за своего "избранника" Даша.
  - Потому что в твоем нынешнем состоянии нормальный парень на тебя не клюнет. - Обреченно проговорил "классный". - А этот... великовозрастный мудак... у него просто не получается со своими ровесницами, он и ищет глупых маленьких девчонок. Тебе надо провериться, забыть о нем как о страшном сне, исправляться и ждать большой любви и нормального мальчика. Для этого в том числе нужно сходить в больничку.
  Она долго кричала до этого и теперь устала ругаться и обижаться. Просто сидела, повесив нос.
  - А я вам тогда понравлюсь?
  - Даша, ты моложе меня в два раза. Ты для меня ребенок. У меня есть жена и я ее люблю. Но на мой взгляд ты симпатичная и обаятельная девочка...
  - Скажите! Понравилась бы?
  - Честно? Ладно. Ты симпатичная, уже сказал. Точно понравилась бы мне, если бы стала чистой и опрятной. Перестала бы вести себя как алкаш из подзаборни и материться, и немного похудела. Ну и, если бы я был примерно твоего возраста, запросто могло бы случиться так, что запал бы на тебя.
  - Я такая грязная? - В её голосе и взгляде уже не было никакого ужаса. Дмитрий даже начал сомневаться, что она вообще была настолько испугана.
  - А ты посмотри на себя. У тебя сальные, грязные волосы. Одежда грязная. Руки в легких цыпках.
  - Что такое цыпки? - Спросила девочка, разглядывая свои ладони.
  - А вот эти черные точки, которые почти не отмываются, и есть цыпки.
  - А как мне похудеть?
  - Ну, надо перестать есть ту гадость, которая постоянно у тебя в руках. Чипсы, конфеты... Можно начать бегать. А для этого нужно бросить курить.
  - Откуда вы знаете? - Заулыбалась девочка, довольная такой осведомленностью в её отношении.
  - Ой, Даша! Перестань.
  - Ну ладно. Значит, вы не обязательно все расскажете маме?
  - Не обязательно. - Не смог сказать правды Дмитрий. - Но возможно.
  - Ну, ладно...
  
  
  На площади трех вокзалов было не очень многолюдно. Суббота.
  Пройдя сквозь вокзал, Дмитрий вышел к пригородным поездам. Отошел в сторону, похрустывая недавно выпавшим свежим снежком, который не успели убрать дворники. Повертел головой, стараясь высмотреть нужную электричку.
  Из громкоговорителей донесся женский голос:
  - Электропоезд до станции Кубинка отправится...
  Дмитрий слушал внимательно. "Немчиновки" не было в списке тех станций, которые "поезд проследует без остановки".
  Найдя нужный путь, Дмитрий пошел по перрону. Первый вагон, второй... пятый. К его огорчению, все они были прилично заполнены людьми. Несмотря на выходной день. Хотя, с другой стороны, по выходным электрички ходили реже и поэтому их наполняемость была примерно на уровне будней. А может быть, это зависело еще и от того, до какой станции идет поезд. Вникать было лень, а ждать следующего долго.
  Не видя смысла идти дальше, Дмитрий зашел в тот вагон, мимо которого проходил, пропустив впереди себя пожилую женщину. Мороза не было, многие курили перед вагоном. А в тамбуре уже обосновалась компания мужчин лет двадцати-двадцати двух. Было их четверо, каждый держал в руках банку с пивом, а по их разговору и виду было ясно, что она далеко не первая. Один из них громко рассказывал о том, как долго он "клеил" подругу. О том, как она ему "все-таки дала". И еще о том, как он потом лечился от молочницы и сколько денег потратил.
  Грустно посмотрев в спину женщины, Дмитрий демонстративно окинул взглядом парней. Но замечен не был. Сдвинул в сторону дверь и вошел в салон вагона. Сидячих мест не было, а внутри оказалось тепло. Даже жарковато. Достав телефон, учитель погрузился в чтение...
  Минут через пятнадцать поезд остановился на очередной станции и в салон полезли новые пассажиры. Многие из них толкали друг друга, стараясь делать это как бы невзначай, культурно и интеллигентно. Спешили занять свободные места... которых не было.
  Где-то через несколько лавок от Дмитрия, сидя у окна и держа около рта гарнитуру телефона, громко разговаривал мужчина лет тридцати. Разговор шел на повышенных тонах и очень скоро "лёд тронулся". Вместе поездом. В его речи стали проскальзывать матерные выражения. Дмитрий видел, как недовольно переглядываются некоторые бабульки, но было их меньшинство. В основном все делали вид, будто ничего не происходит. Молодая женщина мимолетно, быстро взглянула на своего увлеченного компьютерной игрой ребенка и успокоилась. Впрочем, вскоре и сам матерщинник успокоился.
  Дмитрий хотел опустить голову к книге, но его внимание привлекла высокая девушка, только что остановившаяся через одно купе от него. Видно было, что она утомилась. Расстегнув верхние пуговицы пальто и распутав красивый шарф, она встряхнула темными волосами и глубоко вздохнула. Дмитрий перевел взгляд ниже, на ее живот. Девушка была беременной.
  Десяток секунд он так и смотрел на нее, ожидая реакции пассажиров. Потом увидел, как девушка стала расстегивать оставшиеся пуговицы. Распахнув полы пальто, она практически продемонстрировала всем находящимся поблизости свое положение. А по лицу и дыханию ее только дурной не понял бы, что она устала. Однако сидящие на лавках шесть человек будто бы не замечали.
  Две средних лет женщины увлеченно беседовали между собой, лишь однажды бросив на будущую маму мимолетный взгляд. Еще одна дама примерно такого же возраста старательно смотрела в окно, не желая видеть ничего вокруг. Напротив неё разгадывал кроссворд мужчина лет пятидесяти, а оба места ближе к Дмитрию занимали мать с сыном. Она читала газету, а он водил карандашом по учебному пособию с формулами и цифрами. На нем и остановил свой удивленный взгляд Дмитрий. Парень учится не меньше чем на инженера. Формулы были такими зубодробительными, что учитель даже и не помнил ничего подобного. Вид студент имел задумчивый и проникновенный, изредка тыкал карандашом в губы, а пальцем поправлял сползавшие с переносицы очки. В общем привлекательный парень. Телосложения, кстати, приличного.
  Реакции не дождались ни Дмитрий, ни сама девушка. Но Дмитрий начал действовать чуть раньше, поборов сковывающую стеснительность. Он вытянул руку и не сильно постучал указательным пальцем по макушке сидящего у прохода студента, ожидая его реакции. Но в этот же момент подняла голову его мать. Еще раз окинув безразличным взглядом фигуру беременной, она стала что-то говорить сыну. Поэтому легкое прикосновение к своей голове парень, наверное, приписал ей. Не понял, что настоящая причина стоит позади. Сама же "причина" больше не успела ничего сделать, потому что девушка заметно разнервничалась и прошла мимо чуть дальше. К следующему купе, оказавшись таким образом не слева, а справа.
  "Причина" стояла, как говорят школьники, "в а...уе". От слова "ах", конечно же. Нет, никаких иллюзий относительно культурного и морально-нравственного состояния общества Дмитрий не испытывал давно. Но чтобы настолько! Если бы ему кто-нибудь рассказал о таком случае, он бы, пожалуй, и не поверил. Посчитал бы это преувеличением, призванным подчеркнуть погруженность общества в фекалии. Но оно было так на самом деле! Тысяча чертей! Как говаривал именитый гасконец...
  
  "Слепому нет разницы: Врубель или Шишкин
  Пока живой гирляндой его кишки
  Не намотают на когти, как в новый год на елку
  Он не верит, что пёс может быть опасней волка..."
  
  Дмитрий повернул голову и продолжал обследовать лица людей. Начал с того купе, напротив которого встала девушка. Сидевшие там три мужика как бы оправдывали бездействие остальных пассажиров - женщин. Ведь это они должны уступить место. Так, по крайней мере, думал сам Дмитрий.
  Еще минут десять назад мужчин было двое. Одно место пустовало. Это само собой всегда удивляло. Мол, место занято, а человек зайдет попозже - это что такое?! Я зашел сейчас! И я хочу сесть! Как так место занято? На него что, билет продан? Но сам он, конечно, никогда не оспаривал такого поведения. Просто потому, что считал ниже собственного достоинства спорить за возможность "приземлить" собственную задницу. Но вот смотреть, как в полном или тем паче переполненном вагоне перед пустым местом стоят пожилые люди... Да обычные люди! Даже и обычные. Вот это было очень щепетильным делом. Только однажды он видел бабушку, которая, не слушая никаких "занято" села на свободное место. "Когда зайдут, тогда освобожу" - так она сказала, но у вошедшего не хватило совести выгнать старушку.
  Так вот, десять минут назад мужчин было двое. А недавно на свободное место уселся один из зашедших на очередной остановке. Крупный, недавно растолстевший брюнет с одутловатым лицом. Он сразу включился в разговор на рабочие темы.
  Из троих двое разменяли пятый десяток. Если Дмитрий и ошибался, то не на много. Брюнету же было не больше тридцати пяти лет.
  Беременная девушка встала рядом с Дмитрием, ухватившись длинными бледными пальцами за тот же поручень, что и он. Устало повела плечом и подула на чёлку, после чего смахнула мешающие волосы свободной рукой.
  
  "...Говорящие собаки называют чёрта папой.
  Носят одежду, ходят на задних лапах.
  Собираются в стаи - это становится опасно.
  Любящий отец их кормит человечьим мясом..."
  
  Со своего места Дмитрий прекрасно видел, чем занимается сидящая рядом с мужчиной женщина. Она водила пальцем по экрану планшета, на котором, одна за другой, менялись фотографии морских пляжей. По оформлению сайта Дмитрий узнал популярную социальную сеть "Вконтакте". Женщина либо ностальгировала, либо завидовала тихой завистью "интернет-друзьям".
  
  "...Оскал улыбки с пеной бешенства,
  Скоро они будут владеть умами большинства.
  Новая мода - быть кобелем или сукой.
  Туши недовольных - в морозильник на крюки..."
  
  В следующем купе сидел парень до тридцати лет. Его уши были прикрыты крупными наушниками, а глаза закрыты. Он ритмично качал головой в такт музыке, перемалывая челюстями жевательную резинку.
  
  "...Голос зовет наверх, тела вес тянет вниз.
  Тупая тварь, навсегда потерявшая смысл
  Кусает жадно, на части рвёт плоть.
  Сердце молчит, оно давно превратилось в лёд..."
  
  С другой стороны, позади беременной девушки, сидевший мужчина водил карандашом по листам журнала. Скорее всего разгадывал кроссворды, судоки или что там сейчас у них в моде...
   В ушах зашипел какой-то далекий шум. Воздуха вдруг стало не хватать, из-за чего дыхание участилось, заставляя грудную клетку подниматься чаще. Дмитрий медленно опустил взгляд. Ему казалось, что те изменения, которые с ним происходят легко заметны со стороны. Грудь действительно часто вздымалась, но только этим все не заканчивалось.
  
  "...Сквозь мутное стекло мы смотрим вдаль
  Пытаясь вырваться наружу из-подо льда,
  Не замечая, что кровь наша как вода
  Превращается в лёд... Ад холода...!"
  
  Кроме этого, из глубин грудной клетки стал подниматься стук. Сердце разгонялось очень быстро. Пораженный, Дмитрий стоял и смотрел, как под громкие и ощущаемые всем телом удары грудная клетка ритмично вздрагивает. Это, натурально, становилось заметным со стороны!
  
  "...Ускоряя воздух, вышибая клин клином,
  Замедляя свою совесть до состояния глины,
  В очередной попытке растопить лёд,
  Отправляя свой разум в беспилотный полёт..."
  
  Он открыл рот, но тут же понял, что что-либо сказать не так же просто, как обычно. Частое дыхание, вырывающийся через гортань и сотрясающий все тело стук сердца, горящее жаром лицо - бурлящий в крови адреналин мешал словам.
  
  "...Расщепляя кровь на огонь и воду,
  Слезы матерей превращая в кислоту.
  Когда они узнают правду - останутся без глаз.
  Пропавшего не найдут ни космонавт, ни водолаз..."
  
  Постояв секунду с открытым ртом, Дмитрий все-таки сказал. Протиснувшись мимо беременной девушки, которая от его напора разнервничалась еще больше, расценив это как бестактность.
  - Мне кажется, или эта девушка беременна?!
  Его речь не была громкой, но фраза прозвучала именно как восклицательная.
  Кроме нее, ничего больше сказано не было. Но на сидящих мужчин она произвела эффект разорвавшейся бомбы. Они как будто в первый раз увидели стоящую женщину. Молодой с одутловатым лицом моментально вскочил на ноги, виновато посмотрев на Дмитрия. Почему-то.
  
  "...Боясь превратиться в пса с мерзлотой внутри
  Кто-то прыгал с крыши, глотал угли.
  Но каждое утро кровоточа рослы клыки
  И покрывались инеем кофейные чашки..."
  
  Девушка растерялась. Безучастно сказала Одутловатому спасибо, одарив его холодным взглядом и тут же села. По лицу можно было запросто изучать степень охватившего ее облегчения.
  
  "...Пока ты человек, но тебе некуда бежать.
  Животным может оказаться брат, жена, мать!
  Слушая сердце, день ото дня
  Не забывай: идет холодная война...!"
  
  И вроде бы все успокоилось. Даже сердце Дмитрия с каждым ударом звучало все тише.
  Откатилась в сторону вагонная дверь и внутрь вошла очередная поберушка. Она держала перед собой фотографию и какую-то записку. Что-то говорила. Никто не обращал на нее внимания. Так она и прошла...
  
  "...Сквозь мутное стекло мы смотрим вдаль
  Пытаясь вырваться наружу из-подо льда,
  Не замечая, что кровь наша как вода
  Превращается в лёд... Ад холода...!"
  
  Минут через пятнадцать Одутловатый сдвинулся со своего места. Дмитрию показалось, что сделал он это с облегчением. Может быть потому, что с того момента, когда посторонний человек задал ему вопрос о женщине, он не сказал больше ни слова. А может быть просто потому, что сам Дмитрий на его месте чувствовал бы себя крайне отвратительно, горев от стыда.
  Как бы там ни было, но Одутловатый решил отомстить. Проходя мимо учителя, он постарался чувствительно "бортануть" того своим плечом. Дмитрий слегка покачнулся, но никаких эмоций эта выходка Одутловатого не всколыхнула. Только вспомнился, почему-то случай из далекого прошлого.
  Дмитрий тогда еще постоянно ходил с ножом, считая, что каждый встречный-поперечный норовит его обидеть. Да еще и являясь при этом не меньше, чем мастером спорта международного класса по рукопашному бою. Скорее всего тот случай был спровоцирован самим будущим учителем. По крайней мере, случись нечто подобное сейчас, то он просто остановился бы и подождал, пока угроза минует. А тогда...
  Тогда он бежал зимой по снегу. Одетый в камуфляжные штаны и берцы. И все. По снегу и морозу градусов в пятнадцать. Ну, если наушники можно назвать одеждой, то еще и в наушниках.
  В одном кармане плеер, в другом - нож. Дело было на окраине района Бирюлево Западное, в посадках, которые тянулись вдоль МКАДа.
  Из-за поворота тропы впереди показалась здоровенная собака - в породах Дмитрий не разбирался. Ее хозяин, тупорылый идиот, как будто не ожидал увидеть в этих местах никого из людей. Будто бы он один тут постоянно гулял. И ни спортсменов, ни таких же чокнутых собачников больше не было в целом мире.
  Собака, только увидев бегущего, бросилась в атаку. Страшно тогда было очень. Попробуйте посмотреть в глаза атакующему здоровенному псу, который не "морду бить" вам собирается.
  Нанеся два удара в воздух, уклонившись от атаки пса, способной сбить с ног, третий удар Дмитрий нанес в челюсть. Да только что такое для той собаки человеческий удар? Она быстро встряхнула мордой, развернулась в прыжке, готовясь к следующей атаке...
  В этот момент Дмитрий уже чиркнул специальным выступом ножа по штанам, вынимая лезвие. А собаку оттаскивал ее хозяин. На этом всё и закончилось, оставив на память о себе шрам на костяшке пальца правой руки.
  Почему в этот момент вспомнился именно тот случай - очередная загадка психики. Не бой из тех десятков, которые провел Дмитрий на ринге и улице. Не какая-нибудь еще опасная ситуация. Именно этот случай.
  Повернув голову назад, учитель увидел быстро удаляющегося по перрону Одутловатого и тут же о нем забыл.
  
  "...Сквозь мутное стекло мы смотрим вдаль
  Пытаясь вырваться наружу из-подо льда,
  Не замечая, что кровь наша как вода
  Превращается в лёд... Девять*...!"
  
  (* Лёд-девять - вымышленный материал, описанный писателем-фантастом Куртом Воннегутом в романе "Колыбель для кошки". Полиморфическая модификация воды, более стойкая, чем обычный лёд, тающий при температуре 0 градусов Цельсия.
   Википедия.
  
   В этом романе мир погибает, потому что во льду обнаружена молекула, которая превращает всю воду вокруг неё в лёд. Поскольку все воды мира связаны, весь мир застывает и погибает.
  
  
  До дома Даши Дмитрий добрался через двадцать минут.
  Доехав до нужной станции, он вышел и, не прошагав и километра, был на месте. Жалобы девочки на трудную и долгую дорогу не подтвердились. Оказались сильно преувеличенными и несоответствующими действительности.
  Дом был двухэтажный. С хозяйственными комнатами на первом этаже и жилыми на втором. Не новый, хотя и не старый, выглядел он прилично.
  Дмитрия ждали все члены семьи. Встретили очень радушно и усадили пить чай, от которого так и не удалось отвертеться.
  За столом заправляла всем бабушка, у которой "на подхвате" была мама Даши. Однако настоящим хозяином в семье оказался все-таки брат.
  Даша долго не хотела выходить из своей комнаты, боясь или стесняясь. До тех пор, пока брат не приказал ей сделать этого. Только тогда она потихоньку вошла на кухню с видом нашкодившего котенка. До этого момента Дмитрий успел рассказать о том, что Даша частенько пропускает занятия, о том, как осложняет ей жизнь скверный запах, о ее пристрастии к курению... Сейчас настал самый важный момент. И он, и сидевшая в своей комнате Даша прекрасно понимали, что если рассказывать про великовозрастного "Диму", то именно сейчас.
  Дмитрий еще раз оглядел кухню. Перевел взгляд с дешевенькой, но чистой газовой плиты на такую же простенькую раковину. Вообще дом производил приятное впечатление. Обычный, тесноватый для такой семьи, деревенский дом с удобствами. Никакой роскоши, никакого "утонченного вкуса" или "декора". Обычные для среднестатистической российской семьи цветы на подоконниках и обои на стенах. Каждой вещи свое место, продиктованное бытом. От обычной деревни это Подмосковье отличали, пожалуй, неплохие дороги и наличие проводного интернета в домах. В нем, кстати, днями и ночами пропадала Даша после того, как брат запретил носить в школу планшет.
  - Ну что Даша, нужно говорить... - Учитель посмотрел на все понявшую и без этих слов девочку. Она всем телом прижалась к коленкам сидя на табуретке и молчала. По этой ее позе, да по торопливым ладошкам, бегающим по икрам, можно было запросто понять - девочка сильно волнуется.
  - О чем еще говорить? - Осторожно поинтересовался брат.
  Дмитрий рассказал все минут за семь. Сидел и молча смотрел на присутствующих. Ждал их реакции. Если он не ошибся в брате, то тот поведет себя достойно.
  Секунд через пятнадцать брат подал голос. До него никто не решался заговорить. Он спокойно обратился к Даше, и только голос его был хрипловатым. Попросил девочку уйти к себе в комнату и ждать там. Безапелляционно заявил, что завтра вместе с матерью ведёт ее в больницу по всем врачам. После этого неприятного момента Дмитрий задержался в доме еще десяток минут, объясняя заинтересовавшемуся парню, как и за что можно привлечь "Диму" к уголовной ответственности. И еще минут пять пояснял, что делать этого не нужно.
  - А зачем вы мне тогда говорили, как это сделать, не пойму?
  - Дело в том, что доказать это непросто, насколько я знаю. Не думаю, что "Дима" простак. Скорее всего не признается. А Даша имеет к нему теплые чувства и ни в коем случае не желает зла. Сделала она это по своему желанию и более того, уверяет, что он предлагал ей жениться. Даже если получится его посадить, то это ни к чему хорошему не приведет. А если быть объективным, то поговорив на эту тему с Дашей я понял, что давать против него показания она не будет и под пытками. Я думаю, что тут надо обыграть по-другому. Надо дать понять им обоим, что мы можем это сделать. Легко. Но не делаем, потому что не хотим по некоторым причинам. Например, идем на поводу у девочки. И давя на него этим обстоятельством просто заставить забыть о ней и обходить за километр. Сама она забудет уже весной. Я думаю так, а решать вам.
  После этого разговора Даши два дня не было в школе. А на третий позвонили из милиции, ошпарив новостью об исчезновении девочки. Просили предоставить им всю имеющуюся информацию. Вот тут-то и пригодился тот задел в этом вопросе, который обеспечил классный руководитель, нагрузив своих девчонок сбором сведений. Они очень помогли.
  В общем итоге Даши не было дома всего одну ночь и уже утром, ее взяли в буквальном смысле "тепленькой" на квартире у "Димы". Что уж там происходило дальше учитель не знал, но с тех пор Дима в жизни Даши не появлялся, хотя Дмитрию было точно известно, что к уголовной ответственности он привлечен не был ввиду отсутствия заявления.
  Еще через два дня Даша пришла в чистом, отглаженном платье, с вымытыми волосами и не таким резким запахом. Мама позвонила и рассказала о посещении врачей, которые поставили диагноз, связанный с гормональным сбоем, и прописали какие-то витамины. Пообещали, что "со временем пройдет само". Как бы там ни было, а находиться в одном помещении с девочкой с тех пор стало намного проще. По её демонстративно-возмущенным словам, бабушка и брат заставляли ее мыться "восемь раз на дню".
  Сама Даша неделю не разговаривала с Дмитрием, но больше этого срока не выдержала, растаяла. И уже к концу второй недели они общались, как ни в чем не бывало. С "Димой" было покончено железно. Как и с сигаретами, к которым она так и не успела пристраститься.
  Для учителя в этой истории оставалось пара неразрешенных вопросов и очередная небольшая нагрузка. Куда до его появления смотрела семья девочки? Ведь там всё было настолько очевидно, что дальше некуда! Ну и почему о проблеме Даши с одноклассниками из-за резкого запаха не сообщила предыдущая классная руководительница? Возможно, что вмешайся посторонняя сила в её жизнь раньше, и она сложилась бы намного прекраснее.
  А нагрузка - это разговоры с Дашей. Она считала своим долгом рассказывать Дмитрию минут по тридцать, минимум раз в два дня, о своей личной жизни. О том, кто ей нравится на этот раз, а кто пристает к ней без взаимности. Сколько она смогла пробежать и на какую секцию хочет записаться. Друзей-то у неё по-прежнему не было. Тем более, что после случая с "Димой", обходить её стали еще дальше...
  
  "Усталое солнце в клетке стеклянной,
  Воды из крана звонкие пряди,
  Партия ложки в симфонии чайной
  И шарканье тапок по кухонной глади.
  
  Скандальные ноты на стол из солонки,
  Прыжок бутерброда головой вниз,
  И в музыке быта соло ребенка:
  "Мама, а что нужно сделать за жизнь?"
  
  Вот бы зарыться слезами в игрушки,
  Где никто не заметит, никто не найдёт.
  А мир с каждым днём не становится лучше,
  Он огромный как айсберг, холодный как лёд.
  
  Ножом по черствой коже батона,
  Поцелуй спички на кончиках пальцев
  И отражение детской иконы
  В разбитом оскале посудного глянца.
  "Ну что ты пристал? Надо выстроить дом,
  Посадить дерево, родить малыша.
  Но знаешь, всё это будет потом,
  А сейчас отойди, не лезь, не мешай".
  
  Тихая поступь в сутулой ночнушке.
  Стрелка по цифрам кружит на бис.
  Альбомным листом промокая подушку,
  Красным по белому прожита жизнь.
  
  Красное дерево с красной коляской,
  Дом - из трубы дыма тонкая нить
  И точка горячей соленою кляксой.
  "Мам, я всё сделал! Мне можно не жить?"
  
   Скрэтч "Детский мир".
  
  Благополучно обошлось и с мамой Пашки. Она, в противоположность Костиной маме, повела себя с пониманием. Внимательно выслушав всю историю, наотрез отказалась брать деньги, которые Дмитрий предложил ей за порванные наушники. Более того, порадовалась и поблагодарила за такой ответ "охамевшему щенку". Попросила пристальнее и вдумчивее следить за ним и наделила самыми широкими полномочиями вплоть до "отцовских пинков и подзатыльников", которых её сын был лишен с девяти лет и "по любому заслуживал".
  "И даже можете его за грудки там оттаскать... ну, как у вас мужиков это делается. Пусть испугается, это только полезно". Пожаловалась на то, что не может ничего сделать с его курением и попросила помощи. Рассказала, что все время занята на телеканале "ТНТ", являясь там руководителем среднего звена. Времени на сына нет, и она понимает, что это плохо, но деваться некуда. В общем, разговор вышел душевный и спокойный.
  Что до Пахана, так с ним Дмитрий очень быстро помирился. Парень принял ту роль в своей жизни, которую взял на себя учитель с благословения мамы. Принял не ерепенясь.
  
  
  - Диман! Я же просил вас по-человечески! И вы мне обещали, между прочим.
  Очередной день. Один из целой вереницы школьных будней. Яркое солнце слегка морозного зимнего утра и слепящий снег под ногами. Хорошая погода! Свежая и бодрящая! Приятно подышать стуженым воздухом после протопленных школьных помещений.
  - Да ладно вам Дмитрий Николаевич! Ну что они не люди, что ли? Разве это не личное дело, курить или нет? Ну хочет, пусть курит.
  - Нет, это не личное дело. По крайней мере до тех пор, пока я тут - не личное. Мое тоже.
  Они спорили уже несколько минут. Все началось с того, что вышедший на турники Дмитрий увидел среди обычных пацанов девчонку. Она стояла в их компании и курила.
  Когда-то выработанная стратегия по курению стала приносить свои плоды. Теперь в туалетах курили крайне редко. В худшем случае раз-два в неделю. Те ребята, которые уже почти не боялись учителей или родителей или боялись меньше, чем хотели курить выходили на турники с Дмитрием. Где им заодно приходилось принимать "таблетки" турников и брусьев. Даже такие, как Колян - и те подтягивались, будучи не в силах отвертеться. Это большинство. Меньшая же часть, самая маргинальная, выходила курить за территорию школы. К этому ее приучил тоже Дмитрий, постоянно проверяя все закоулки двора, применяя в отношении нарушителей психологический террор. До какого бы то ни было другого, пусть и административного, дело не доходило.
  Этот пункт, кстати, больше всего волновал директрису. Она боялась того, что бдительные бабушки увидят курящих школьников за и тем более на школьной территории. Увидят и пожалуются в департамент образования, который тут же ее накажет. Она даже разговаривала на эту тему со своим заместителем, которому удалось отстоять свою стратегию борьбы с курением. Правда, "полностью под вашу ответственность Дмитрий Николаевич", что означало, что его сдадут при первом подозрении на опасность.
  Сама стратегия заключалась в следующем. Возглавив взрослых и авторитетных курильщиков, гоняя за территорию школы взрослых и неавторитетных, нежелающих быть возглавленными, Дмитрий жестко и жестоко запрещал курить всем остальным. В основном - маленьким. При этом все старшие сами гоняли мелких и за страх, и за совесть: "Дмитрий Николаевич, там пи...юк курил, я ему пинча отвесил!". Чтобы не портить отношений с Дмитрием Николаевичем, который злился из-за курения в туалетах - это за страх. И просто из желания помочь в этом деле своему старшему товарищу - за совесть.
  При этом Дмитрий наотрез отказался принимать как должное курение девушек. Ни одной девчонке он не разрешил выходить курить "на турники". Все они, те которые не смогли отказаться от привычки или терпеть до окончания уроков, курили с "маргиналами". Но надо сказать, что таких было мало.
  Дмитрий понимал, что со временем все равно будут появляться курильщики из числа авторитетных пацанов. Но, во-первых будет их уже гораздо меньше, а во-вторых с ними можно будет работать еще и через Петра Петровича, пропагандирующего личным примером здоровый образ жизни. Благо большинство будущих авторитетных пацанов пройдет через его спортивную "кузню". А кроме того, они уже не будут как когда-то эти, относиться к курению в здании школы и на ее территории как к само собой разумеющемуся.
  Другими словами положение войдет в свой "статус-кво", каким он был, скажем, в советское время. А число курильщиков значительно сократится и будут они полностью подконтрольны. Как говорится, "не можешь побороть, возглавь".
  И вот, в очередной раз выйдя за дверь на спортивную площадку, Дмитрий видит среди пацанов девку. Он сам договорился с тетей Таней, разрешив открывать дверь Диману с компанией. Сам получил молчаливое одобрение Димана на игнор девчонок и "вот те на". Вроде бы еще Нового года даже не отметили, а этот уже весну чует. Как иначе объяснить его "саботаж", Дмитрий не понимал.
  - Вы можете думать как угодно, а я думаю, как хочу... - Несколько сумбурно оставил за собой слово Диман.
  - Ну, значит разворачивайся и вали отсюда сам. Ты мои правила знаешь прекрасно.
  Дмитрий надеялся, что верхняя голова возьмет верх над чувством собственного достоинства и головой нижней, но тому не суждено было сбыться. Димка пожал плечами с видом ничуть не огорченным, развернулся и ушел. За ним молча ушли все его друзья. На краткий миг Дмитрию взгрустнулось, но поборов себя он пошел заниматься к тем ребятам, которые уже стояли возле турника.
  Сюрприз ждал его по возвращению к двери. Дернув ее за ручку, он понял, что замок закрыт изнутри. Позади толпились пацаны. Все всё поняли, как говорится. Но учитель еще на что-то надеялся. Он сильно постучал в железную дверь, стараясь привлечь к себе внимание. Хотя и понимал, что это ничего не даст. Если Димка решился закрыть дверь изнутри, да еще оставил ключи в скважине - с улицы их было видно - то сделал это явно не из желания пошутить. Намерения у него были более чем серьезные. Он издевался. "Вспомнил" внезапно, что Дмитрий - это не обычный товарищ, а в первую очередь учитель и не должен бы ничего сделать.
  Естественно, дверь так никто и не открыл. Дергать ручку и кричать дальше было бессмысленно и комично. Развернувшись, ругаясь про себя, Дмитрий пошел к главному входу. Войдя в здание, он увидел нужную компанию. Димка сидел в окружении своей стоящей на ногах "свиты". Сам этот факт - не ушли, скрывшись, а ожидали - говорил о вызове. Мол "мы тебя не боимся".
  Подойдя к ребятам, Дмитрий быстро убедился в своем предположении.
  - О! Членистоногий!
  Несколько секунд висела пауза. Потом Диман вынужден был ответить, чем и подтвердил предположение Дмитрия. Ведь оставайся между ними нормальные отношения, и Димка вместе с пацанами засмеялся бы, попросил объяснить смысл фразы. Будь они испорченными, но без всякого официоза, и он бы повел себя примерно так, как когда-то на турнике Батырбек. Но он ответил не так. Ответил в полном соответствии позиции "ученик - учитель":
  - Что это вы меня обзываете? - Спокойно так, лениво даже.
  Остальные стояли с почти скорбными рожами. Видно было, что все происходящее им не нравится. Ну кто захочет за чужую "девку" ... даже не "девку", а возможные с ней "отношения" портить отношения с "нормальным обэжэшником"? Но и авторитет Димана был крепким. Он оставался у них лидером.
  - А я не обзываю. Я констатирую факт. Ты знаешь, что я прав. Более того, до сегодняшнего дня ты против моей позиции слова не говорил. И сейчас ничего вразумительного в обоснование своего поступка сказать не можешь. А в чем дело тогда? В том, что ты членистоногий. Куда член покажет, туда ноги поведут.
  Пацаны не удержались, хихикнули. Но серьёзно-постное выражение лица лидера удержало их от более яркой реакции.
  - Вы не имеете права так со мной говорить. - Безапелляционно продолжил стоять на своем пацан.
  - Ах так? То есть когда все нормально было, Дмитрия Николаевича можно было на "ты" звать. А как только - учитель поменял интонацию с серьезной на высмеивающую - мы обиделись... так сразу "вы" появилось? А чего же ты свои обидки по-пацански не решаешь? Как сопляк маленький, как шкодник - сказал, как выплюнул Дмитрий - себя ведешь! Закрыл на ключ и побежал, побыстрее спрятаться. И "это не я"! Очень мужское поведение! А как насчет того, чтобы встретить Дмитрия Николаевича после работы и отпинать? Ну, если он козлом оказался? Или кишка тонка?
  - Вы прекрасно понимаете, что я с вами не справлюсь. Вы же больше и старше. Зачем такое предлагать? - Немного отошел от выбранных позиций Диман.
  - А ты мне тут арапа не лепи! Ты бы друганов своих собрал на такое дело! Что, нельзя так? Молчишь? Молчи...
  Дмитрий развернулся и ушел. "Случайно" рядом с ним оказался Николай.
  - Дмитрий Николаевич, да не обращай внимания, у него просто кровь от головы отлила. Вниз! - Коля заулыбался своим топором тесанным лицом.
  - Да понятно Колян. Один хрен обидно.
  - Ну это да... Слушай, а ты не боишься, что тебя на самом деле... того?
  - Чего?
  - Ну, поймают на улице.
  - Димка что ли? - Дмитрий улыбнулся.
  - Ну не он, а кто-то другой. Ты же что, мало с кем рамсишь что ли?
  - Не боюсь Колян. Дело в том, что я никогда за хе...ю не наезжаю. У меня обосновано всё, по правде и по совести. Не захочет нормальный человек за это такой ерундой заниматься. А если гнида какая... Ну и что же? Гниду бояться терпеть?
  - Ну да... Ты прав. Как всегда... - Он продолжил улыбаться "в оба ряда".
  
  Проходя по четвертому этажу до начала перемены, Дмитрий внимательно наблюдал за тем, чтобы ребята не ставили ноги на стулья. Он хорошо помнил тот момент, когда директриса собиралась выкинуть старые стулья из актового зала. И свой с ней разговор о том, что их надо поставить на двух этажах, вдоль окон. Не то чтобы Татьяна Егоровна сопротивлялась такому предложению, но опасалась. Чего? Например того, что вокруг стульев начнутся "тусовки" и драки. Да она вообще постоянно чего-то опасалась. Смотря на неё, на ум учителю приходила поговорка про вора и ту шапку, которая на нём горит. Только с нечистой совестью можно т а к переживать и волноваться. Но несмотря на переживания, она приняла правильное, на взгляд заместителя, решение. Списывать стулья не стали. Сам Дмитрий вместе с обрадованными школьниками расставил сваренные в жесткие спарки по четыре стулья в рекреациях. После этого сидеть на подоконниках практически перестали. Редко кто-нибудь из наиболее авторитетных пацанов запрыгивал, но и только. Зато появились любители ставить ноги на сиденье. А особо дерзкие и наглые умудрялись при этом еще и садиться на спинки. Естественно, такое отношение к добытому добру Дмитрию претило. Да и многие ребята понимали, что поломаются стулья и опять придётся стоять на ногах. Но такое понимание не прибавляло сил для борьбы с нахалами и вандалами. Делал это Дмитрий в одиночку.
  И вот, в углу рекреации третьего этажа он заметил Петра. Симпатичный десятиклассник сосредоточенно сидел на одном стуле там, где одна связка составляла угол с другой, идущей вдоль следующей стены. Это место было удобным для того, чтобы ставить ногу на выступ связывающей стулья металлической конструкции. Именно тут чаще всего встречались нарушители. Ребята просто не понимали, почему не могут поставить ногу на "железку".
  Дмитрий молча подошел к парню и сел рядом.
  - Сидишь?
  - Угу. - Не очень приветливо ответил Петр. Был он парнем крепким и физически развитым. Дмитрий не знал, каким видом спорта он занимается, но если бы пришлось предполагать, выбрал бы спортивную гимнастику. Чернявый, с густыми крупными бровями, он даже не посмотрел в сторону собеседника.
  - Думаешь? - Продолжал тянуть Дмитрий.
  - Угу. - С такой же интонацией повторил Петр, явно не желая идти на контакт.
  - А нога на стуле думать помогает? - Решил подойти к сути беседы учитель.
  - А! - Растерянно и как-то даже удивленно воскликнул десятиклассник, убрал ногу. - Извините.
  Прозвенел звонок.
  В этот момент Дмитрий понял, что пацан действительно "не в себе", где-то далеко. Или через чур в себе - кому как больше нравится. Уже собрался уходить, но среди начавших мелькать ребят увидел младшего Магомадова - Хасанбека. Он бодро шагал к Дмитрию с легкой улыбкой на лице. Целеустремленно так шел.
  Все что происходило дальше, происходило быстро. И реагировать на него головой не успевалось, реагировал Дмитрий рефлекторно, подсознательно. Или "надсознательно" - сколько специалистов, столько и мнений.
  Почувствовав что-то неладное, Дмитрий, тем не менее, широко улыбнулся Хасанбеку. Но не обычной улыбкой, а чем-то напоминающим оскал. И только тут на границе сознания, стало проявляться понимание, что и сам паренек не улыбался, а скалился. Злобной гримасой! Но понимание опаздывало, не успевало за телом. Тело начало говорить само:
  - А! Дорогой!
  А кроме разговора, оно начало двигаться. Подало чуть вперед плечи и корпус, перенесло центр тяжести в область груди, а вес на носки. И зачем-то втянуло голову в плечи. Приготовилось встать, все еще слегка касаясь сиденья "пятой точкой".
  Разум продолжал отставать. Быстро, но нелепо решил, что тело хочет обнять Хасанбека, как старого товарища. И, наверное, похлопать его по спине. Но тут же возникло подозрение: не слишком ли, не переиграет ли он с этим жестом? А уже в следующий миг подозрение потеряло свою актуальность; стало не до него. Потому что привставшее тело начало реагировать на размашистый удар из-за плеча, который выпустил Хасанбек. Удар летел медленно. Тело, в отличие от разума, его прекрасно чувствовало и успевало среагировать. Оно сделало шаг влево, еще ниже присаживаясь в коленках и ныряя под руку. Причем умудрилось сделать это в чистом виде несмотря на то, что Хасанбек был значительно ниже.
  Правая рука была послана на перехват парня и обняла его за грудь. Левая из-за спины ухватила ее в замке, ноги выпрямились.
  Дмитрий понял, что происходит только в тот момент, когда висящий и орущий кавказец еще раз постарался достать Петра. Теперь время бежало как обычно и удар ноги в сторону продолжающего сидеть десятиклассника мелькнул мгновенно. Но цели не достиг, учитель, продолжая удерживать пацана, немного отшатнулся.
  Только после этого осознав себя, "безопасник" понял, что стоит примерно в метре от Петра, и держит в объятьях брыкающегося и дергающегося ученика девятого класса. Вместе с сознанием вернулась и память. Дмитрий вспомнил, что удар руки Хасанбека еле-еле, уже на излете, но чиркнул-таки Петра по лбу. Удар ногой цели не достиг вовсе, хотя и пролетел в опасной близости от лица. Чтобы пресечь дальнейшие попытки, Дмитрий отступил на шаг назад, продолжая держать в воздухе паренька.
  - Дядь Дим! Отпусти меня! Я убью его на ...уй! Отпусти меня дядь Дим! - Продолжал орать Хасанбек.
  - Тихо-тихо! Успокойся, ну. Успокойся. - Говорил Дмитрий, а сам смотрел на безучастно стоящего Петра. Он только недавно встал и смотрел на происходящее с каким-то вопиющим смирением и тоской. Дмитрий понял, что именно этого пацан и ждал, сидя в углу еще до начала перемены. Скорее всего ему "забили стрелку". А почему не реагирует? Этот вопрос тоже не сложный. Боится братьев и отца Хасанбека. Если бы не они, здоровый и крепкий Петр разделал бы парнишку, как Бог черепаху. Ну, если не брать в расчет Дух. Дух у Хасанбека действительно был мощный. Такой пойдет до конца. И нож вытащит, будьте уверены. Как с этим обстояли дела у Петра, Дмитрий не знал. Он вообще был для него темной лошадкой.
  Петр так и стоял, опустив и расставив в стороны руки, раскрыв ладони.
  Повыскакивали учителя, подбежали к Дмитрию, увели Петра. Только теперь он решился поставить на ноги кавказца.
  - Пойдем к директору, там разберемся, что у вас за проблема...
  Сказать, что директор была огорчена и испугана случившимся, значит ничего не сказать. Но надо отдать ей должное, женщиной она была крепкой. Другие в директора не пролезают. Быстро взяла себя в руки и начала разбираться.
  Оказалось, что всему виной был тот "конфетный аппарат", который она установила на первом этаже. И было подозрение, что какую-то выгоду она поимела и там. "С миру по нитке нищему рубаха".
  Дмитрию эта затея не понравилась сразу, но его никто не спрашивал. Заказали автомат с шоколадками, напитками, конфетами и другой вредной гадостью. Поставили на первом этаже. И каждую перемену наблюдали, как дети толпятся перед двухметровой стеклянно-металлической коробкой. Шум, гам, постоянные ссоры и стычки - все это прочно обосновалось между лестницей на второй этаж и дверью в кабинет директора. Там стоял автомат.
  Но не нравилось Дмитрию даже не это. И даже не то, что ребята теперь всевозможными способами добывали деньги. Отбирали у маленьких, выпрашивали и клянчили и бежали к автомату. И не то, что многие из них изобрели способ бесплатного извлечения сладостей из автомата. Они наклоняли его, били пинками и ждали, пока что-нибудь не выпадет наружу. Не это в основном не нравилось Дмитрию. Фиг бы с ним. А вот другое...
  Они ели эту гадость килограммами вместо классических, здоровых завтраков и обедов. Химическую, ядрёных ярких раскрасок. Жидкую и твердую, мягкую и тягучую, со всей таблицей Менделеева в составе. По его мнению, установить такой автомат в школе мог только придурок. Но озвучивать его он, естественно, не стал. Кстати, этот придурок постоянно гонял своего собственного внука, учащегося седьмого класса, от автомата. Запрещал ему покупать там "вредные продукты". Советовал кушать "булочки и пирожки в столовой". Но то внук. Не челядь.
  А впрочем почему "только придурок"? Не только. Мог еще и человек материально заинтересованный...
  Так вот. На предыдущей перемене Петр в числе прочих подошел к автомату. Встал позади прыгающей и орущей мелюзги. И так уж ему не повезло - зачесалось в носу. Зачесалось сильно. Не удержался, чихнул. При этом, как бывает, немного склонил голову. А прямо внизу, под ним, стояла боевая сестра Хасанбека. "На неё" Петра и угораздило чихнуть. Ну как "на неё" ... Сам он это отрицал, говорил, что чихнул "просто", в воздух. А вот она сказала брату по-другому. Как уж там было на самом деле, Дмитрий выяснять не стал. Незачем. Не актуально в тот момент, когда младший кавказец грозится убить старшеклассника, а его братья на всех парусах мчатся ему на помощь.
  Однако на этот раз Дмитрию повезло. Директор мужественно взяла на себя весь труд по урегулированию данного конфликта. Попросила только зама довести Петра до дома. Как она разбиралась со своими "друзьями" Дмитрий так и не узнал, но пацана действительно не тронули.
  Но на этом обострившееся перманентное "боестолкновение" с Магомадовыми не закончилось. Следующий "инцидент" с Хасанбеком произошел уже через два дня. А сегодня, ближе к вечеру, к Дмитрию подошел Петр Петрович.
  - Диман, мне бумагу надо сделать, опять твоя помощь нужна. На соревнование завтра. Ты, кстати, со мной сможешь поехать?
  - Какой вопрос? Конечно. Давай сюда свою бумагу, сейчас на компьютере быстренько сделаем. - Он взял у Петровича бумагу и открыл "Ворд". - Во сколько выезжаем?
  - Начало в двенадцать, нам надо приехать к десяти. Пока туда-сюда, ты же знаешь. Но тут, как всегда, куча проблем...
  
  После этого Дмитрий имел сложный разговор с Татьяной Егоровной.
  Дело в том, что и Петр Петрович со своей секцией, и поездки во Францию на соревнования за бюджетный счет были возможны только по одной причине. Внук директора - кстати сказать пацан отличный - захотел заняться регби. И все бы ничего, и был бы Петр Петрович в фаворе, но поведение пацана перестало нравиться бабушке. Стал он более самостоятельным, более решительным и уверенным в себе. Перестал слушаться. Короче, мальчик повзрослел и постепенно становился мужчиной. Была в этом вина или заслуга (кому как) Петра Петровича? Несомненно. И в тот момент, когда Татьяна Егоровна это осознала, у нее появился "негатив" к тренеру. Он вдруг стал допускать кучу оплошностей и халатность в педагогической работе. Дети у него были вечно голодными потому что он не заботился о том, чтобы они брали с собой обеды. Вечно холодными, потому что он не обеспечил нормальных условий для соревнований... Ну там, зима вот, к примеру. Пацаны-то бегать будут в зале, а потом "мокрые выйдут на улицу"! Почему Петр Петрович не обеспечил весну?! Ну и так далее и тому подобное. Проще говоря, директору вдруг решилось, что занятий регби для внука достаточно. Но одно дело решить это для себя и совсем другое каким-то образом договориться с внуком, которого целуешь во все места и потакаешь во всем. Это совсем разные вещи. Вот и началось давление на тренера. Либо сам уйдет и секции конец вроде бы "сам собой", либо станет еще "лучше обеспечивать" образовательный процесс.
  Петр Петрович уже в голос жаловался на постоянные придирки со стороны директора, на необходимость заполнения кучи бумаг, которая раньше его миновала, на уменьшение зарплаты.
  О Петре Петровиче Дмитрий разговаривал с учителем физкультуры Алексеем. Ситуация сложилась интереснейшая. С одной стороны Петр был мужиком крепким. Во всех отношениях. Видно было, что дело своё он любил и пацанов воспитывал что надо. С другой стороны его, почему-то, не любили ни Алексей, ни его супруга Ирина Игоревна, ни Ольга Анатольевна. И они тоже, в свою очередь, были теми немногими в школе педагогами, которых Дмитрий уважал. Как вышло, что две достойные стороны не могли найти общий язык, было непонятно. Алексей давил на то, что Петр человек директора, к которому в школе нормально не относился никто кроме ее приближенных, получающих астрономические по педагогическим меркам зарплаты. Приближенный, стукач и так далее и тому подобное. Он неоднократно предупреждал Дмитрия об осторожности в общении с Петром. Поверить в это было невозможно. Дмитрий видел суть человека по его тренерской деятельности. И она не могла кардинально меняться в других его начинаниях и делах. Человек либо хороший, либо плохой - так думал "зам". Кроме того, было видно, как давит тренера сама директриса. Гипотеза "человек директора" не выдерживала никакой критики, но в это, в свою очередь, отказывался поверить Алексей.
  Петр Петрович взаимно не любил ни Алексея, ни Ирину Игоревну. Объяснял он это элементарно. Алексея не уважал за то, что тот не ведет уроков. А его жену за то, что она ставит палки в колеса его тренировочного процесса, являясь классным руководителем того класса в котором учится директорский внук. Постоянно жалуется на то, что внуку не хватает времени на учебу из-за тренировок. Как и что там было на самом деле с Ириной Игоревной, Дмитрий не знал. А вот с Алексеем все было понятнее. Да, он на самом деле почти не вел уроков в старших и средних классах. Но их вообще-то мало кто вел. И не только в этой школе. По причине полнейшего "забивательства" на этот урок самих учеников, классных руководителей и администрации. Все они были бессильны как-либо повлиять на ребят. Не могли заставить носить форму, не могли заставить разминаться, делать упражнения и даже играть в игры. Да вообще ничего они не могли. Тот же восьмой "Б" занимался физкультурой только потому, что сам Дмитрий смог найти действенный метод. И вот в этой ситуации Алексей оказался на высоте. Он работал по совести, полноценно отрабатывая всю программу. И винить его в том, что подобное не прокатывает с одиннадцатым классом, было глупо. Алексей старался, но часто не мог. А многие и не старались вовсе. Тут надо либо по-настоящему учить педагогов работе в новых условиях, либо отменять уроки физкультуры, либо разрабатывать и вводить систему давления на учеников, что по сути будет изменением самих этих условий.
  Петр Петрович на предложение Дмитрия взять себе старшие классы отвечал железобетонным отказом. Пояснял, что он пробовал набирать в команду ребят из средних классов, но работать не смог. "Готов был их поубивать". На справедливое замечание зама по безопасности, как мол ты тогда винишь другого, не менее справедливо ответил, что если не можешь, то и не надо браться. Логика была со всех сторон и разбираться в этой "Санта-Барбаре" Дмитрий перестал. В конце концов, для него было главным то, что Петр Петрович способствовал построению его собственной "педагогической империи" и прекрасно вписывался в долгосрочные планы. Дмитрий ходит с ним по соревнованиям и становится своим для будущих авторитетов, Петр Петрович воспитывает их так, как нужно Дмитрию. Всё в шоколаде.
  Что касается тех "кругов ада", через которые приходилось пробиваться Петрухе перед каждыми соревнованиями, то их можно попытаться описать.
  Все начиналось с официального приглашения на соревнования. С этой бумагой он шел к директору и получал ее устный "одобрямс". Дальше ему нужно было напечатать приказ, с которым он шел к секретарше. Уже тут начинались сложности. Великое дело - по всем четырем краям бумажки текст должен был иметь строго определенное количество сантиметров. Миллиметром меньше или больше и "нужно переделать". Брал Петр Петрович бумажку... "миль пардонте" ... документ в свои натруженные мозолистые ладони и шел в физруковскую каморку. В очередной раз садился за рабочий стол и около десяти минут ждал загрузки "инновационно-информационного средства обеспечения образовательного процесса". Переделывал поля, отступы, межстрочные интервалы и тому подобные крайне важные элементы документоведения, не менее чем по пять секунд ожидая отклика после каждого своего действия.
  Переделав документ в первый раз, он аккуратно брал его в руки и нес секретарю. Обычно одним разом все не обходилось. Нужно было еще, а иной день и еще раз переделывать приказ. Удовлетворив таким образом чуть ли не одолжение делавшую секретаршу, Петр Петрович проходил к директору. Теперь начинались правки текста. Татьяна Егоровна была бы смешна, если бы Петра Петровича не одолевали гнев и негодование. Дело в том, что она придиралась чуть ли не к каждому предложению, неуверенно стараясь переставить местами слова и переделать фразы. Был даже такой случай, когда Петр показал Дмитрию шесть вариантов одного и того же приказа с курьезным итогом: фразы из первого варианта были зеркально похожи на фразы шестого. То есть, директриса немного "правила" каждый из пяти вариантов и приходила к шестому или... первому. Думая, что это она таким образом отредактировала текст.
  Дальше она давала свое добро, но подпись не ставила. Требовала, чтобы подписались все учителя, которые ведут уроки у спортсменов. И Петр Петрович бежал по предметникам. В условиях острейшего дефицита времени. Сам виноват, нужно раньше начинать? Можно так сказать, но проблема в том, что информация приходила в школу "тютелька в тютельку". Времени на подготовку в обрез. Иной раз даже казалось, что "квалифицированные управленцы" специально отправляют бумаги так поздно - исключений в этой системе почти не встречалось.
  Предметников было не мало, потому что в команду входили ребята из всех параллелей. И каждый из этих предметников представлял собой личность, индивидуальность. Со своим внутренним миром... и толпами тараканов, по нему бегающих. Одна в плохом настроении, так как с похмелья и еще не успела "обновить" (и это не шутка, а учительница математики, хранящая в шкафу "чекушку", и "принимающая" прямо на уроках). У второй в личной жизни проблемы амурно-плотского характера. Третья перед директором хочет выслужиться, показать свою грандиозную работу по обучению её внука и так далее, и тому подобное. На урок зайдешь почти к каждой, там порядком и не пахнет. Телефоны-игры, музыка-разговоры. А тут как будто сам Бог велел, будто это Петр Петрович виноват в том, что пацан "не успевает" по математике или географии. Нужно погонять тренера, попить его горячей кровушки...
  Но вот с какими-то учителями договорено миром, с кем-то через ссоры, как будто не одно дело все делают. Дальше надо идти к медсестре. Медсестра в школе появляется не часто. И если её послушать, то только и занимается, что травмами и тем, что ищет блох в одиночку у всей школы. В буквальном смысле не покладая рук. Что же, если честно, то Дмитрий и впрямь был свидетелем того, как она оказывала помощь ребятам, получившим травмы. Но это бывало редко. В основном она чаевничала или разговаривала. Может быть и скорее всего у неё была работа, даже много работы. Но вот про чай и сплетни забывать она отказывалась наотрез. И когда приходил Петр Петрович со своими соревнованиями, она еще не зная где они будут проходить, заранее ненавидела его порой тихой, а зачастую и вполне "громкой" ненавистью. Ведь ей как минимум надо написать справки и заполнить какие-то документы. А как максимум еще и "торчать" до тех пор, пока соревнования не закончатся. Оно ей нужно? Правильно! В наше время всем нужны только деньги, а она что, хуже? И начиналось: "у вас этот мальчик недавно болел", "а этот того и гляди заболеет сейчас", "у этого еще ушиб не прошел" ...
  Победив всех, Петр Петрович возвращался к директору, которая за время его отсутствия успевала вызвать к себе и переговорить с Дмитрием. От зама она получала заверения в том, что "мальчики" будут два раза покормлены булочками с чаем, что никто из них не уйдет домой в мокрых носках или без носков вовсе, что каждый из них придет домой в шапке и так далее, и тому подобное. Дмитрий не спорил. Не дело тренера? Верно. Но по-другому не получится. Так что придется им, как и всякий раз, бегать няньками за тринадцатилетними пацанами, впихивать в них булочки, проверять носочки и вытирать слюнки. А Санек - внук директора - будет злиться, чётко понимая, что вся эта катавасия происходит из-за него. Потом он приедет домой и закатит бабушке "концерт". После которого любви к Петру Петровичу со стороны "бабушки" не прибавится, а очень даже наоборот.
  Ну и последним штрихом было составление приказа на выезд. С подписями, инструктажами, схематичным маршрутом движения и номерами телефонов сопровождающих группу педагогов. Но этот пункт Петр проходил быстро благодаря Дмитрию. У того в компьютере были заготовки. И компьютер был свой, домашний и работающий споро. Печатал эти приказы Дмитрий вместо Петра...
  На следующий день в двенадцать часов начались соревнования. Проходили они на открытом поле с искусственным покрытием. И хотя снега этой зимой выпало мало, а на поле его и вовсе не было, уговорить директора отпустить ребят удалось с большим трудом.
  Ребята заняли второе место по городу! Среди большого количества команд! И это учитывая то, что первое заняли игроки на два года старше. Такая игра допускалась по внутреннему договору тренеров.
  Какая это была игра! Пацаны носились по полю, пасовали, врезались в соперников, падали и кувыркались, выписывали немыслимые пируэты... Вместе с Дмитрием по краю поля бегали родители многих пацанов. В том числе и Денис, здоровенный отец Санька, "не желавшего" когда-то носить обычную одежду. Они все вместе орали, хлопали в ладоши, пожимали руки и прыгали от восторга.
  Счастливые, полные жизненной силы дети. Дети, медленно но верно усваивающие одну из самых важных "компетентностей" - привычку к совместной борьбе, стремление к общей победе, чувство товарища. Родители, с восхищением наблюдающие за тем, как реализуется в их детях все то, о чем они мечтали. Здоровье, задор, честность и правда борьбы, спорт. Все довольные и радостные. Благодарят Петра Петровича, пожимают руки заодно и Дмитрию. А он стоит, смотрит на них и вспоминает строки стихов:
  "...Когда б вы знали, из какого сора
   Растут стихи, не ведая стыда,
   Как желтый одуванчик у забора,
   Как лопухи и лебеда..."
  Когда б вы знали... Когда б вы знали, что эта по-настоящему педагогическая работа ценится в школах, департаментах да и в сердцах многих учителей меньше всего! Когда б вы знали, что такие "одуванчики" вырастают только благодаря бескорыстию, увлеченности и чуть ли не самопожертвованию единичных, таких как Петр Петрович, педагогов!
  Закончилось это "спортивное безобразие" только в восьмом часу вечера... А на следующий день состоялось торжественное поздравление победителей перед лицом всей школы. Для этого она, средняя и старшая, собралась в рекреации четвертого этажа и выстроилась в подобие линейки. Там-то и выскочил в очередной раз, как чертик из табакерки, Хасанбек.
  Произошло все на перемене после первого урока. Поздравлять детей собирался сам Петр Петрович и заместитель директора по воспитательной работе. Директриса до "челяди" не снизошла. Конечно же у нее были более важные дела. Например, заказанный на утро специалист по педикюру. Хотя может быть и очередное в великой уйме совещание или обучение.
  Что касается зама по воспитательной работе, то ее ребята знали только как учителя музыки. Исключая выпускников, которые вместе с ней готовили свои выпускные вечера. Поэтому слова этой женщины ничего не значили, их не ждали. По большому счету единственным действующим лицом на "мероприятии" оказался Петр Петрович.
  Ребята стояли, составив нестройные ряды. Переминались с ноги на ногу, кто-то вполголоса, кто-то в голос разговаривали. И оглядывались назад. Потому что за их спинами, не обращая внимания на физрука-тренера и завуча по воспитательной работе, сидело несколько пацанов. Компания Борца с ним самим во главе. Ни Петр Петрович, ни главный воспитатель этого не замечали. Вернее, делали такой вид. Что касается Дмитрия, то он себе такой роскоши позволить не мог. И объяснение тут простое. Во-первых, весь "протокол" мероприятия принят неформально. Не на уровне бумажек-документов и официоза, а на уровне межличностных связей и группового "одобрямса". Пацаны-то из авторитетных ребят, видные, активные, нравятся девчатам. Серьезных старшеклассников на более или менее регулярной линейке не было просто потому, что они не приходили так рано на занятия или прогуливали ее специально. Те из них, которые все-таки пришли, покорно стояли в общем строю, подчиняясь более высокому социальному статусу семиклассников и формальной составляющей протокола. Во-вторых, сам Дмитрий чувствовал некоторую сопричастность команде, делу Петра Петровича, этим пацанам. Конопатым и рыжим, толстым и худым, темноволосым и русым, двоечникам и отличникам - таким разным, но таким своим. Понимали ли это ребята? Нет. Совершенно точно - не понимали.
  Но чувствовали.
  Где-то на глубинных уровнях подсознательных мыслительных процессов, они чувствовали, что основная часть присутствующих сейчас едина. Девчонки просто потому, что им нравятся ребята. Друзья победителей - по определению. Не друзья, потому что победители - это лидеры и легче быть с ними, чем без них. И даже завуч сопереживала с ними в этот момент, потому что с симпатией относилась к их тренеру и его делу. Женщиной-то она была неплохой, когда-то даже идейной. Выгорела, сломалась, не снеся тяжести окружающей тупости и безразличия, так прямо в этом и признавалась. Давно собиралась на пенсию и похоже этот учебный год станет последним в ее профессиональной деятельности.
  В этом же общем поле единства, если можно так выразиться, был и Дмитрий. Сам себя чувствовал в нем, другие его так ощущали. В доказательствах он не нуждался, но они были. Например та просьба, которая поступила от Петра и была поддержана ребятами. Они попросили, чтобы и Дмитрий сказал искренние слова поздравлений. Но это было потом, уже после...
  А сейчас учитель ясно осознал, что кроме всего прочего безусловно важного, ему не позволит остаться в стороне сопричастность. Видят ребята, что он с ними? Видят. Знают они, как относится зам к нарушителям общих правил? Знают. Значит совершенно точно, ожидают его реакции и в этом случае. И не проявить ее, значит "жидко об...раться". Допустить появление мелкой трещинки уже на этапе строительства в той возводимой плотине, которая призвана сдержать деградацию и гниение.
  - А мы что сидим? - Серьезно и даже несколько грозно, спросил учитель у ребят.
  Они все тут же вскочили. Все, кроме вожака.
  - А ты что, стоять устал - сил нет?
  - Дядь Дим... - начал пацан с просящими интонациями, но тут же опомнился, взглянув на свиту. Закончил уверенно, даже нагло. - Устал. - Он демонстрировал яростное нежелание стоять в линейке по случаю чествования победителей. И злобу на весь окружающий мир от того, что ему приходится за это оправдываться.
  Его небольшое замешательство и короткий взгляд были вовремя перехвачены и верно истолкованы собеседником. Понимая, что чуть не допустил ошибки, Дмитрий поспешил ее исправить.
  - Мы чего стоим? Уши греем? Вон там все стоят, - он кивнул в сторону линейки - идите к ним, становитесь в строй.
  Ребята нехотя и медленно, но пошли.
  - И от чего же ты так устал? Спортсмен, борец тренированный?
  - Не выспался. - Отрывистый, сухой ответ. Очень неприятен этот разговор Хасанбеку.
  - Ага... Но все-таки немного постоять можно. Уверен, на это у тебя есть силы. Все стоят, я стою. А ты сидишь? Тем более сейчас спортсменов поздравляют.
  - Дядь Дим! Не хочу я их приветствовать, я их не уважаю!
  - Угу. Это я понимаю. Но ты пойми, что тут можно либо стоять вместе со всеми, либо уйти на другой этаж. Как многие старшеклассники сделали. А так это получается неуважение не только к ним, но и ко мне тоже. Например.
  - Да за что их уважать?! - Воскликнул Хасанбек искренне негодуя. На него тут же стали оглядываться ребята. Взглянул через жидкий ряд Петр Петрович, завуч будто не услышала, сохраняя холодно-пренебрежительное выражение лица. Она вообще очень сильно не любила братьев.
  - Ну - это вопрос, на который я могу ответить. Только тебе ответ не нужен. Поэтому оставим. Лучше скажи, есть ли за что уважать меня? - Этот вопрос был риторическим. Он заставил Хасанбека уныло засопеть и встать.
  Парень прошел к построению и встал крайним с угла. Но не простояв и минуты, передумал. Сконфуженно, как показалось Дмитрию, вышел из строя и прошел к лестнице, пропал из вида.
  Этот случай, вроде бы и не "из ряду вон", но привлек внимание общественности и в очередной раз пощекотал нервы Дмитрию. Заставляя снова вспомнить когда-то оброненные слова директрисы о возможности обучения братьев экстерном, фактически "на дому". Против чего, кстати, выступал их отец. Дело в том, что на протяжении последних месяцев зам по безопасности старался манипулировать сознанием директора. Судя по некоторым ее словам, действиям и общему настроению, получалось это весьма ловко. Скорее всего потому, что манипуляции были "пристегнуты" к реальным проблемным случаям с братьями и тонко выстроены. Дмитрий Николаевич никогда не призывал ее напрямую к переводу кавказцев в экстернат. Но таким образом преподносил информацию, что объективные факты представлялись в сознании склонной к истерике и панике женщины довольно устрашающе. Хотя если по совести, оно было не далеко от истины...
  Что касается экстерната, то это было очередное тупое и заточенное под зарабатывание "бабла" нововведение. А может и не "ново" - этого учитель не знал. Но прекрасно видел, что экстернатники не появляются в школе, лишь изредка показываясь для "сдачи" экзаменов. Учатся они сами, с репетиторами. И хотя среди них были очень умные ребятки, родители которых не доверяли современному образованию и предпочитали контролировать процесс самостоятельно, но основная масса ничем не отличалась от обычных школьников. Если только наглостью и надменностью. Ну и еще, пожалуй, крайней степенью неумения общаться со сверстниками.
  Несколько раз слышал Дмитрий разговоры о том, что только "фишка" экстерната, которая доступна лишь немногим школам и которую в департаментах все-таки (ну неужели!) собираются упразднять, позволяет набирать нужное количество учеников. Необходимое для того, чтобы "верхи" выделяли деньги. Кстати именно из-за этого обстоятельства возникают серьезные сомнения в том, насколько далеко в деле упразднения экстерната пойдет руководство.
  Ну еще бы! С чего это родителям отдавать детей в эту школу? Стоит только зайти в интернет и полазить по многочисленным площадкам, на которых рассыпаны комментарии, чтобы понять всю степень тлена и разложения. Комментарии сплошь негативные. И только на официальных площадках, принадлежащих самой школе и департаменту, попадаются хвалебные и довольные писульки. Родители лучше отдадут детей в те школы, которые славятся высоким качеством знаний выпускников. И пусть для этого надо водить чадо целый год на подготовительные занятия, пусть надо платить деньги и таким образом проходить целый ряд фильтров!
  Ну как же, смотрите сами. Время родитель будет тратить на протяжении этого года? Да. Значит родитель ответственный, ему не безразлично будущее ребенка на деле, а не на словах. Значит и воспитывает он ребенка чуть более чем все остальные. Деньги платить нужно за это? Конечно! Рыночная экономика как-никак. А значит семья работает и неплохо зарабатывает. Никакого алкоголизма, наркомании, разгульного образа жизни.
  Кроме того школа оставляет за собой право не взять ребенка по истечении подготовительного года. Реализуется это через систему экзаменов и психологических тестов и характеристик. Это так говорится. А на деле решение принимается не на основании тестов, а на основании старого доброго личного контакта. Если ребенок за прошедший учебный год покажет себя плохо с точки зрения усвоения материала или - внимание! - воспитания, то его не принимают. И как рассказывают сами учителя и администрация подобных школ, зачастую все упирается именно в воспитание. Потому как педалогические идеи о том, что дети фундаментально не равны по способностям от рождения здорово опровергли еще во времена Макаренко. И хотя новые ростки этой скверны вовсю лезут в жизнь в наше время, в школах подобных описываемой места им нет. Но если основная масса в среднем равна по умственным способностям, задаткам и возможностям, то уровень воспитания, агрессии и хамства у всех разный.
  Вот и получается, что такая школа вынужденно становится фактически элитной, искусственно выстраивая целую систему фильтров приема.
  
  - Здравствуйте! - Дмитрий поздоровался с ребятами только после того, как они затихли. На это потребовалось секунд десять. - Садитесь.
  Это был десятый класс. Приятные, сообразительные и веселые пацаны и девчонки. Работать с ними было в радость. Но с другой стороны, судя по негативным отзывам о них же, Дмитрий делал вывод, что от самого учителя тоже многое зависит. Без ложной скромности, он мог утверждать, что на его уроках им интересно. А кроме того нельзя сбрасывать со счетов характер и суть предмета. Ведь ОБЖ - это не алгебра и начала анализа. Но как бы там ни было, а дядьку Дмитрий Николаевич вспоминал частенько.
  Александр Владимирович был профессиональным легкоатлетом, входящим в тысячу лучших спортсменов СССР, мастером спорта. Но кроме того, он замечательно читал лекции по физической культуре. Когда в институте Дмитрий узнал из расписания, что предстоит их слушать, ему стало дурно. Представьте себе, ну что интересного или полезного можно услышать на таких лекциях? Особенно если до этого тебе читали другие, например по экстремальным ситуациям на транспорте, и они были поразительно скучны и занудны.
  Но рассказ Александра Владимировича захватил студентов. Он рассказывал так, будто пропустил через себя каждую частичку информации. Рассказывал с живыми примерами, с шутками, лишь изредка сверяясь с маленьким, исписанным забористым, каллиграфическим текстом блокнотом.
  Дмитрий до сих пор очень многое помнил из тех лекций. Можно было смело утверждать, что почти все его познания по теории физической культуры родом из тех пар и ограничиваются прочитанными тогда лекциями.
  Кроме Александра Владимировича, Дмитрий встречал еще несколько замечательных педагогов. Живо и с интересом слушал их, разбирался в сказанном. Но с еще большим копанием и дотошностью старался понять, в чем их секрет. Выявлял принципы, структуру рассказов, речевые обороты и отдельные меткие слова, поступки и даже жесты. Многое, очень многое он вынес не из формальной программы, а таким вот способом. Глядя на живой пример.
  Там же, в числе прочего, он понял основную истину: если то о чем ты говоришь тобой не прожито, то ты не можешь говорить интересно и живо. А значит и слушать тебя не будут. Поэтому учитель старался максимально обогащать теорию практикой. Желательно - своей. Но если таковой нет, то прекрасно подходила и чужая. Например, практика отца, родных, друзей и даже прочитанные когда-то рассказы.
  - Сегодня у нас с вами "Спасение утопающих". "От и до", как говорится. - Дмитрий Николаевич опять, в который уже раз, забыл отметить в электронном журнале отсутствующих. Не нравилось ему это занятие, как и многим другим учителям. Сознание упорно сопротивлялось выполнять тупую работу.
  Приложение электронного журнала почти всегда тормозило, в него трудно было войти. А бывало и так, что проставленные "энки" куда-то исчезали при следующем открытии файла. Но даже если тормозов не было, а учитель не забывал, то на заполнение надо было потратить десять минут урока! Десять минут сорокаминутного урока! Из которого еще пять уйдет на успокоение пацанов и ожидание опоздавших. И это у него, довольно бойко управляющегося с компьютером "молодого специалиста".
  - Дмитрий Николаевич, давайте в "мафию"! Давайте! Давайте! - Кто-то один предложил и тут же последовал целый шквал поддержки от остальных.
  Дмитрий покачал головой. "Мафия" - это такая игра. Причем, он предлагал ребятам несколько модифицированный вариант. Смысл был в следующем.
  Ребята садились в круг, закрывали глаза и опускали головы. Ведущий - им в основном был сам учитель - обходил всех по кругу и назначал главные действующие лица. Одно легкое беззвучное касание - мафия. Два - комиссар. Три - доктор. Дальше ведущий разрешал "проснуться" главному мафиози. Один из играющих медленно и тихо поднимал голову и, только одними глазами, показывал ведущему на того, кого он хочет "убить". Дожидался утверждающего кивка и засыпал вновь. Следующим просыпался комиссар. Так же потихоньку, глазами, указывал ведущему на предположительного убийцу и дожидался ответа. В качестве ответа выступал либо отрицательный, либо положительный жест ведущего. После этого комиссар засыпал. Теперь у него была уверенность. Он либо угадывал мафиози, либо точно знал, что выбранный им подозреваемый мафией не являлся. Последним просыпался доктор. Мучительно предполагал, кого бы на этот раз могла "вальнуть" мафия и, надеясь на удачу, тыкал пальцем. Если его выбор совпадал с выбором мафии, то "страдалец" считался вылеченным и оставался "живым". Если же врач не угадывал, что случалось намного чаще, то "утром" просыпались все, кроме того, "чьи мозги растеклись по асфальту". У доктора, кстати, имелась одна единственная возможность вылечить себя. Такое ограничение вводилось из-за желания многих игроков всякий раз указывать на себя любимого.
  Наступало "утро" и ведущий объявлял всем проснувшимся имя "убитого". В случае если новую жертву убийцы вылечил доктор, ведущий не говорил ничего, кроме того, что все жители живы. Дальше шло обсуждение, в котором сам ведущий не участвовал. Жители должны были найти кого-то одного и проголосовать за то, чтобы выгнать его из города. Они разговаривали, следили за жестами и мимикой, ловили на логических несоответствиях и вообще прибегали ко всевозможным способам выявления мафиози. Комиссар при этом мог указать на мафию в случае, если он ее угадал или защищать человека, которого остальные захотели бы выгнать, ошибочно полагая, что он и есть мафия. Однако комиссар должен был понимать, что следующей ночью мафия может убить уже его, заинтересованная в том, чтобы ее не нашли.
  После того, как большинство взглядов сойдется на одном кандидате, ведущий предоставлял ему оправдательное слово. В большинстве случаев не умеющие говорить ребята этот шанс не использовали. "В топе" долгое время оставались такие их "отмазки", как: "Я не мафия", "Вы ошибаетесь", "Вы все уроды" и тому подобные не несущие смысла фразы. Естественно, что подобные слова не могли переубедить выбравших жертву жителей и она отправлялась туда, где уже прохлаждался "труп". Кстати, отыгравшие свое игроки не имели права участвовать в обсуждении до начала следующей игры. Но случалось и так, что подозреваемый переубеждал некоторых ребят и привлекал дополнительные голоса на свою сторону. Обсуждение возобновлялось и город искал новую жертву.
  В игре не было практически никаких правил за некоторым исключением. Нельзя было шептаться, нельзя говорить игрокам, кем "по должности" являлся убитый ночью и кого они выгнали днем, даже если бедняга являлся врачом или комиссаром. Они до конца не должны были знать, остался ли кто-то из действующих лиц в игре или нет. Разумеется кроме мафии, потому как с ее уходом кончалась и игра.
  Если мафию не удавалось выгнать и она сокращала "городское поголовье" до двух человек, то игра была проиграна жителями, а сам мафиози торжествовал.
  Игра стала пользоваться у ребят огромной популярностью. Иногда они оставались играть на переменах и даже после уроков. Дмитрию же она была выгодна по многим причинам. Например, она по-настоящему учила ребят разговаривать. И учились они намного быстрее, чем рассказывая ответ на уроке. Изменения происходившие с теми, кто играет чаще и активнее очень быстро бросались в глаза. Их речь была уверенней, полнее и убедительнее, вели они себя естественней, не стеснялись говорить на публику. Кроме того, ребята учились думать, строить логические связи и выявлять закономерности. Учились "читать" человека, понимать, когда он явно врет, когда подозрителен, а когда в нем можно быть уверенным как в себе. Учились играть на команду, думая не только за себя, но и за всех остальных. Более того, именно в этой игре вечно молчащие ученики чуть ли не впервые ощущали себя членами коллектива.
  Был и еще один аспект. В далеком 1961 году социолог Музафер Шериф и его коллеги заинтересовались проблемой межгрупповых конфликтов. Они устроили и провели несколько экспериментов в летних лагерях для мальчиков, которые даже не подозревали, что являются участниками. Первым делом Шериф разделил пацанов на две группы и используя весьма нехитрые приемы поссорил их между собой. Он присваивал этим группам свои названия, устраивал конкурентные конкурсы, расселял их по отдельным домам и делал тому подобные вещи, очень распространенные и похожие на то, что происходит в нашей современной школе. В результате исследователи и получили две враждебно настроенных по отношению друг к другу группы ребят.
  После этого социологи попытались помирить группы, прибегая к самым распространенным формальным методам. Например, они устраивали совместные праздники и походы в кино. Которые оканчивались чуть ли не драками. В тот момент, когда ученные всерьез обеспокоились своим бессилием, им на помощь пришел случай. Что-то там у них сломалось в лагере, и ситуация с общим бытом значительно осложнилась. Дли устранения неприятностей понадобилась общая работа всего детского сообщества. Именно после этого случая ученный социолог пришел к выводу, известному каждому сообразительному русскому человеку издавна: общая цель, работа, сложности сближают.
  И на самом деле, организовав несколько подобных случаев в будущем, социологи не просто мирили ранее враждебные группы, но и чуть ли не роднили их.
  После этого в школах США стали появляться "новые" методы. Например, метод "составной картинки-головоломки", который был "впервые" применен Эллиотом Аронсоном и его коллегами в Техасе и Калифорнии. Смысл в том, что педагоги моделируют такую ситуацию, когда овладеть экзаменационным материалом можно только сообща. Попросту говоря, они раздают каждому члену группы часть общей информации таким образом, чтобы подготовиться и изучить целое можно было лишь проявив элементарные навыки взаимодействия. Учащихся просто ставят в такое положение, когда им приходится по очереди учить друг друга и помогать товарищам. Ведь каждый нуждается во всех остальных. Этот метод применялся в тех классах, которые состояли из ребят разных национальностей и рас и зарекомендовал себя хорошо.
  "Картинка-головоломка" выступила в качестве первого камешка, являющегося предвестником и причиной лавины. Можно сказать, что во многом из неё выросло новое направление в западной педагогике, названное "педагогикой сотрудничества".
  Прошло много лет и далеко от тех мест, где это направление возникло, произошла "геополитическая катастрофа" распада Советского Союза. Сдерживаемые до того момента его угасающей идеологией темные силы рванули на волю и быстро заполонили всю жизнь некогда великого и гордого народа. Дегенеративные изменения произошли во всех без исключения сферах жизни. В образовании произошло многое, в том числе появились такие "пророки", которым не давали сказать слова раньше. Им буквально зашивали жесткой ниткой губы, не позволяя доносить до народа правды. И сейчас, с крушением "красной империи зла", они наконец смогли заговорить.
  И заговорили.
  Они сказали, что образование в СССР было ужасным. Сказали это, не обращая внимания на официально высказанные признания США в том, что в сфере образования они проиграли Советскому Союзу и были вынуждены догонять. И им...
  Поверили.
  Поверили и стали разрушать и отвергать все то, что было наработано Советами. И действительно плохое, что без сомнения было в системе образования (а где его нет?). И многое хорошее, что позволило выиграть Великую Отечественную Войну, поднять страну из руин, создать атомную энергетику и полететь в космос.
  А вместо этого попробовали взять с Запада то, что казалось наиболее привлекательным и давалось самим Западом. Так, среди прочего, и появилась прозападная "педагогика сотрудничества" в России.
  Но давайте разберемся в этом вопросе подробнее.
  Во-первых, на самом Западе признавались, что "...требуется не одно исследование, чтобы определить, в каком проценте случаев, в каком объеме и в какого рода группах будут работать стратегии сотрудничества. Необходимо также знать, как учителям лучше всего вводить новые методики - при условии, что они вообще будут их вводить. Методики совместного обучения не только радикально отличаются от традиционных рутинных методик, которыми пользуются большинство учителей; они могут также угрожать авторитету учителя... Наконец, мы должны понимать, что конкуренция также необходима..." - и так далее и тому подобное.
  Во-вторых, та же "родоначальная" методика "картинки-головоломки" может быть применима при одном существенном условии: если дети хотят учиться. И совершенно не работает в том случае, когда они этого не хотят. Так что получается в полном соответствии с поговоркой "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги". А "овраги" сплошь и рядом.
  В-третьих, нет ни одного серьезного, проработанного, обоснованного и детального исследования с опорой на практику на тему "педагогики сотрудничества". А потому нет ничего, кроме мишуры пустословия и чьих-то желаний или замыслов. Которая - мишура - будучи лишена конкретики, может только навредить учительскому делу. Может, и вредит. Успешно вредит. Стоит учителю только повысить голос на хулигана, как умники тут же напоминают ему о "золотой" педагогике сотрудничества и обвиняют в некомпетентности.
  В-четвертых, имеющаяся классно-урочная система почти не подходит для того, что на самом деле является сотрудничеством.
  Можно было бы назвать и "в-пятых", и "в-шестых", но не будем. Не будем этого делать и объясним, почему все обстоит таким образом с тем, что числится под четвертым номером. Все просто. Дело в том, что американцы со своим "открытием" лишь изобрели велосипед. Причем, весьма сомнительного качества. До них и несравнимо лучше них "педагогику сотрудничества" "открыл" величайший советский педагог - Антон Семенович Макаренко. Смысла пересказывать его деяния нет. Любой желающий может ознакомиться с ними, прочитав замечательные художественные книги, написанные самим Учителем. Тут надо сказать о том, что вся его педагогика очень плохо совместима с тем, что сейчас называется общественной жизнью и образованием. Она имела грандиозные результаты, сам Макаренко был уверен в том, что ее можно "технологизировать", но с тем, что имеется в нынешней действительности она, увы, почти несовместима в том виде. Ну в каких школах перед ребятами встают сложности, подобные описанным Макаренко? Где ребята живут вместе семь дней в неделю? Где с ними живут учителя, забыв про "выходные шашлыки на пляже под водочку" или турецкие курорты - в зависимости от уровня достатка и города? В какой школе возможно на свое усмотрение изменять количество отведенных уроков в классах?
  Таких вопросов можно записать на три листа. Ответ будет одинаковым почти на все. И предваряя "критику" некоторых "ученых" от образования, можно тут же тыкнуть им в рожу тем фактом, что макаренковские "неучи" массово производили очень "наукоемкое" по тем временам изделие. На заводе, который построили, между прочим, тоже сами. А после колонии становились отличными врачами, инженерами, учителями. Если сравнить это... ну например с ЕГЭ... Надо продолжать?
  Что касается "мафии" и упомянутого выше аспекта, то он очевиден. Игра позволяет поставить перед всеми играющими учениками единую актуальную цель - найти и выгнать мафию. И им действительно интересно, действительно важно выиграть. А значит и полученный результат будет настоящим. Хоть и не грандиозным, но настоящим. Дмитрий, например, своими глазами видел, как студенты колледжа (ранее ПТУ), не знающие даже имен друг друга, превращались в одну из самых крепких групп.
  Могут кидать обвинениями: а как же учебный план?! А какой учебный план может быть там, где склонившись друг к другу сидят две девочки и учитель, в самом углу, у окна, подальше от шумящей толпы остального класса? Никакой учебный план в таком месте (и в десятках подобных мест) не соблюдается. Если только формально. Поэтому лучше пожертвовать несколько уроков, для того, чтобы вовлечь ребят. После этого заняться со многими желающими тем же самым после уроков. И только на следующем этапе возвращаться к учебному плану, имея уже значительно изменившуюся классную группу.
  - Нет ребят, не в этот раз. Сегодня надо поучиться. - Он никогда не перегибал палку. Одно дело, играть вместо урока, на котором должно "изучать" что-то совершенно не нужное и не усваиваемое ребятами, и другое дело не провести необходимого урока. Не дать тех знаний, которые могут на деле пригодиться.
  - Итак, спасение утопающего. - Не обращая внимания на разочарованные лица, начал учитель. - Для начала я задам вам вопрос. Ведь вы все думаете, что знаете, что нужно делать в таком случае. Верно? Или кто-то сейчас может сказать: "Дмитрий Николаевич, я ничего не знаю. Не представляю, как надо действовать"? - Подождав пару секунд и не заметив оживления, Дмитрий констатировал - Я так и думал. Но тогда давайте, кто смелый, расскажите мне, что вы будете делать?
  Как всегда на новой теме, плохую оценку не ставлю. Только пятерку или четверку. Ну?
  Поднял руку крупный светловолосый парнишка, миролюбивый тихоня.
  - Давай.... Не нужно вставать, - поспешил предупредить учитель, видя, что парень собирается подняться - сколько раз говорить? Новая тема - это обычный разговор. Никаких подъемов, двоек и рук. Просто беседуем. Пожалуйста.
  - Так... Нужно спасти его. Подплыть к нему, перевернуть на спину или взять подмышки. Ну и плыть.
  - Угу. Вариант со спиной мы чуть оставим. Давай про подмышки поподробней. Как так взять?
  - Ну, как?
  - Да, как?
  - Ну, вот так... - Парень старательно задвигал руками, стараясь понять сам и показать остальным, как он будет хватать тонущего.
  - Нет, подожди. Ты лучше подойди ко мне и покажи на мне, как ты это будешь делать. Не стесняйся. - Парень не спешил. Он успел встать, чтобы было легче демонстрировать, но подходить не спешил.
  - Да иди ты! - Воскликнула через чур раскрепощенная девчонка с третей парты первого ряда. - Чего боишься, лошара блин... А можно я покажу, как надо брать? - Она улыбалась игривой улыбкой. Суть ее шутливого предложения была в том, что она хотела сама потрогать учителя. Ребята засмеялись. Дмитрий, не обращая внимания на ее повторные "Ну можно" и "Ну давайте я" и смех класса, посадил парня.
  - Ладно. Все как я и думал. Расскажу вам одну историю, которая произошла со мной классе в восьмом. Может на год раньше.
  Купались мы на речке. Пляж такой классный был... "Уголок" назывался. Река в том месте делала крутой поворот и он имел треугольную форму. Песок крупный, белый. В воде и глубоких мест полно, и "коса" отмели есть, где маленькие постоянно плескались. И "круча" высокая - метра полтора высотой - с которой мы ныряли. А на самом повороте быстрина и даже такие маленькие водоворотики. Ну, знаете, они не засасывают никуда, но выглядят настораживающе. А на другом берегу лес лиственный. Короче - сказка.
  Надо сказать, что плавал я очень хорошо. И на воде, и под водой, и мог с одной рукой, и даже без рук, и на спине - короче в воде себя чувствовал, как рыба. Связано это было с тем, что я всегда был толстым. - Дмитрий Николаевич улыбнулся. - И поэтому только в воде и сидел, стесняясь вылезать на берег. Учился плавать, тренировался дыхание задерживать. А тут все-таки пришлось вылезти, потому что все наши стали нырять "сголовка" с кручи. И кто не ныряет, тот позорник. Ну, понимаете.
  Стою я значит на круче, жду очереди. И вдруг всё стихает. - Он повел ладонью вокруг, глядя куда-то внутрь себя. - Знаете, как ветром подуло, замерло все. Таинственный такой, странный эффект. Я его всего два раза в жизни наблюдал... До этого все веселились и отдыхали. Кто-то пиво лежит пьет. Кто-то в картишки сбрасывает. Одни - девчонки - ходят своими тазобедренными композициями виляют. - Дмитрий изобразил характерную женскую походку. - Другие вни-имательно за этим наблюдают. Всем хорошо. А тут разом притихли. Поняли, что происходит что-то страшное. Я стою на самой высокой части берега и вижу, как на водоворотной быстрине тонет деваха. Она вообще классе в пятом, наверное, училась. Соседка моя была по улице. Не помню, как ее звали. Глаза раскосые, из многодетной семьи. Даже фамилию помню - Филичкина. - Пояснял учитель, обвешивая рассказ точными подробностями. - Место такое, что ее от берега отнесло метров на восемь и крутит, дальше не относит. При том, что глубина начинается сразу около берега. И она так над водой то появляется, то исчезает. Вниз, вверх... Сразу ясно, чем это закончится. Ясно, что скоро.
  И вот тишина такая, и никто не спешит на помощь. А рядом со мной сидят дед с бабкой. Ну как... Это тогда мне так казалось. Сейчас-то я понимаю, что им было не больше пятидесяти лет. Мужик - в красных труселях - вроде бы начал вставать. Рукой уперся в землю, за...ицу от покрывала оторвал. Нехотя так. Но его тут же за руку жена! Хвать! И вниз тянет. "Сиди, не ходи!" - говорит. Вот и скажите мне, почему она его не пустила, а сам он так и не пошел?
  Повисла небольшая пауза, после которой ребята стали выдвигать предположения. Все они были неверными, даже бредовыми. Ребята сами понимали это и смеялись. Но вскоре одна девочка все-таки нашла верный ответ:
  - Она испугалась, что он сам утонет.
  - Верно! - Похвалил Дмитрий. - Молодец.
  Понимаете какое дело? У кого не спроси, чуть ли не каждый скажет вам, что знает, как нужно спасать утопающего. И всё так просто получается на словах, как по маслу. А до дела доходит и сразу "Сиди, не ходи!". Понимаете? А ведь там девочка тонет. Маленькая. Светловолосая. Чья-то дочка, сестренка. Просто люди понимают, что спасение утопающего дело сложное. Что запросто можно утонуть вместе с ним. Вот и все. И даже тупая поговорка появилась: "Спасение утопающего - дело рук самого утопающего". Она показывает, что на самом деле думают люди...
  Постоял я еще пару секунд, посмотрел кругом. И понимаю такой: надо идти. Не думайте, что я герой какой-то или до фига смелый. Ну просто все же понимают, что надо. Но боятся, потому что уверенности нет в своих силах. И я понимаю, что надо. Но у меня еще и уверенность есть, плаваю я отлично. Пошел, чего. Плыву к ней. Подплываю. И не знаю, что делать дальше. Это сейчас вы все такие умные. Плохой, теоретической, но информацией владеете. А я вообще не знаю, что с ней делать. А потом еще и стресс. И вот с этого момента давайте немного отвлечемся.
  Скажите, кто из вас дрался? Дрались же? - Дмитрий замолчал, осматривая класс. Ребята зашевелились, заулыбались. В этом возрасте драчливые эпизоды только славы прибавляют. Многие сразу признались, причем среди них были и девочки. - Ну вот. А теперь вспомните. После драки. Начинается какой разговор? "Ну, мы такие выходим. Он меня толкает, я его в ответ. Смотрю, кулак летит, уворачиваюсь. А дальше... дальше не помню..." И вам отвечает друг, который видел это все: "А дальше ты такой, как дашь ему снизу, что сопли полетели!" Такой разговор, да? - Дмитрий говорил все это, в лицах разыгрывая знакомую каждому с детства сценку. - Что тут для нас важно? А то, что вы очень многие моменты не запомнили! Вам если кто расскажет потом, вы начинаете вспоминать и удивляетесь.
  Или если убегали от кого, от милиции, например. - Дмитрий улыбнулся в ответ на засветившиеся улыбками детские лица. - Потом вспоминаешь, где бежал, куда свернул - ничего не помнишь. Верно? Почему так?
  Дело в том, что наше сознание имеет не очень простую структуру. - Он взял брусочек мела и заскрипел по доске, рисуя две параллельные вертикальные линии, перечеркнутые перпендикуляром. Грубо это можно изобразить вот так. Два отдела. Есть мнение, что имеется еще парочка отделов, но нам в данном случае важны эти два. Верхний - это сознание. - Учитель подписал нужную половину. - А нижний - это так называемое "подсознание". - Мел продолжил крошиться. - Линию между ними можно условно назвать критическим мышлением.
  Любая информация, поступающая в сознание, "переваривается" там, после чего проходит барьер критики. И если прошла, то укладывается в подсознании этакими "кирпичиками". Для чего они нужны и какие функции выполняют - это вопрос отдельный, важный и интересный. Но не сейчас. Нам интересно другое. В обычной ситуации у нас работает верхний отдел, сознание. И мы можем отслеживать обстановку, что называется "сознательно". А есть ситуации, когда работает наоборот - нижний. Давайте проведем простейший эксперимент. Есть доброволец?
  С добровольцами проблем не было. Выбрав первого попавшегося, Дмитрий продолжил.
  - Смотрим на него внимательно, а ты, пожалуйста, выйди за дверь, досчитай до десяти, постучись и зайди обратно. Как зайдешь, проходи к своему стулу и садись. Понял?
  - Да.
  - Давай!
  Пока парня не было в классе, Дмитрий придвинул его стул к столу. Через минуту все было сделано, а парень сидел на своем месте.
  - Теперь я задаю ему вопрос: какой рукой ты открывал ручку двери?
  - Эм... Правой! - Уверенно ответил парень.
  - Сейчас мы с вами наблюдали, как он предположил ответ. Он просто знает, какой рукой делает это обычно. Верно?
  - Ну... Нет. Я помню, что я открывал правой рукой.
  - Хорошо. Пусть так. Но вот делал ты это не сознательно. Это все понимают? - Ребята покивали головами. - Это действие было совершено подсознательно. На основании тех "кирпичиков"-навыков, которые когда-то контролировались сознанием, а теперь в том не нуждаются.
  Второй вопрос. Какой рукой ты отодвигал стул, перед тем, как сесть?
  Парень задумался, замолчал. Ребята захихикали, довольные тем, что одноклассник "поймался".
  - А я его не двигал. - Предположение было слабым и неуверенным и вызвало бурю негодования со стороны ребят. Они все разом стали доказывать "подопытному", что стул он на самом деле двигал.
  - Тихо, тихо! - Повысил голос учитель, успокаивая класс. - Успокойтесь... В этом случае уже никто не сомневается, что это действие было совершенно бессознательно? Отлично. Вот так, на практике вы поняли, что такое сознание и подсознание. Но вернемся к нашей ситуации, когда я подплыл к девочке...
  - Дмитрий Николаевич, а зачем вы ему сказали за дверью до десяти считать? - Задавшая вопрос девочка была естественной шатенкой с пухлыми губками. Симпатичная и стройная, скромно одевающаяся девочка. В глазах одноклассников ее могли портить только брекеты, исправляющие очевидно неправильный прикус. Хотя сам по себе, на взгляд Дмитрия, он ее не портил.
  Кинув взгляд на часы, рассчитывая сколько минут уделить на ответ, учитель вдруг услышал:
  - Ну ты, животное бешеное! Всегда ты лезешь со своими тупыми вопросами! Рот свой закрой и не открывай его вообще, зубами своими не отсвечивай!
  Это сказал Алик. Он сидел за одной партой со своим другом Гошей. И оба они дружили с Тариком и Русланом из класса Дмитрия. Парни были хорошие. Сам Алик - высокий, стройный армянин со смолисто черными волосами и гордым профилем. Красивый и веселый парень, борец. Но на уроках бывал редко и местные правила еще не усвоил. Хотя к Дмитрию относился уважительно. Скорее всего после того, как Руслан рассказал ему о разборке учителя с отсидевшим отцом.
  Девочка резко развернулась к обидчику, ответила:
  - Я человек! И не затыкай мне рот! Понял?
  - Рот свой закрой! - Наклонился к ней через парту Алик, принимая угрожающий вид раньше, чем Дмитрий успел среагировать.
  - Все заткнулись! - С небольшим опозданием прорвало учителя. Смотрел он при этом на Алика.
  - А чё она рот свой открывает? - Не спешил успокаиваться горец.
  - Я сказал. Все заткнулись! - С тяжелым нажимом повторил Дмитрий, продолжая давить взглядом. - У меня есть друг. Десантник армянин. Роман Назарян. Он мне рассказывал, что у армян так не принято обращаться с женщинами.
  - Она не женщина - животное.
  - Сам ты животное! - Тут же отреагировала девочка.
  - Что ты сказала?!
  Опять пришлось их успокаивать, на что было потрачено секунд двадцать.
  - Настя, прошу тебя, помолчи. Я сам с ним поговорю. Скажи мне, Алик. Твою мать будут обижать, ты как себя будешь чувствовать?
  - А при чем тут моя мать? Я за свою мать убью любого!
  - Да? А как ты узнаешь? Вот идет она сейчас по магазину, а ей встречается какой-то говнюк и обзывает ее. Предположим так, как ты Настю обозвал. А ты вот тут сидишь. И заступиться за неё не можешь. И что?
  - Да я найду эту мразь!
  - Перестань. Вояка грозный. Во-первых, она тебе даже не скажет, потому что любит тебя и волнуется за тебя. Во-вторых, никого ты не найдешь, даже если скажет. А в-третьих, ну нашел ты его и что? Мать-то он уже оскорбил... И что, спрашиваю?
  - Ну она же не мать! - Не сдавался сильно нервничающий пацан.
  - Она будет матерью. А сейчас она сестра и дочь. Что скажешь?
  - Да все равно... - Внезапно сменил тактику обороны Алик.
  - Хорошо. А почему именно она? Заступиться-то за нее некому. Ну обижал бы любую другую девочку. Что, боишься?
  - Я никого не боюсь! Я любого тут сделаю.
  - Да? - Иронически протянул Дмитрий. - И Магомадовых?
  Повисла пауза. Затянулась.
  - Что же ты молчишь? Их сестру-то вряд ли обидишь, они за нее на британский флаг задницу разорвут любому.
  - А что вы меня на слабо берете?! - Парень попытался запальчивостью прикрыть охватившую его тревогу и не отвечать на прямо поставленные вопросы.
  - Нет, не беру. И тем более не хочу, чтобы ты кого-нибудь обижал. Я хочу, чтобы ты понял: наличие силы не предполагает автоматическое её тупое применение. Но даже если не поймешь, то уясни себе твердо: на моих уроках и рядом со мной никого унижать нельзя. Тем более девушек. Я за это буду наказывать. Понял?
  - Понял... - Пробурчал недовольный горец. Конечно, ему не нравился такой итог разговора. Но он был рад тому, что "замялась" острая тема с Магомадовыми и не рискнул продолжать.
  - А касательно твоего вопроса, красавица - Обратился к девочке учитель, - он замечательный. Я, честно говоря, не думал, что кто-то обратит внимание.
  Девушка засияла еще больше. Она и так была рада, что учитель заступился за неё, а обидчик был осажен прилюдно и по-настоящему. А тут её еще и похвалили, и комплимент щедро "отвесили". - Я нагрузил его сознание мелочами специально, чтобы максимально отвлечь от тех действий, которые можно совершить без его участия. Чтобы вызвать к работе те навыки, которые находятся в подсознании. Вот и всё. Но давайте продолжим; у нас времени уже в обрез.
  Подплыл я к ней и, не зная, что делать дальше, хотел как-нибудь взять и потащить к берегу.
  Но в тот момент ее сознание не работало. Ситуация для нее была крайне стрессовой. А любой стресс выводит "в первые ряды" именно подсознание. Причем чем сильнее стресс, тем дальше прячется сознание. Если в драке вы еще можете что-то припомнить, где-то контролировать свои действия, то в данном случае девочка ясно понимала, что всё: вот он "гейм овер". Всё, дальше ничего не будет. И при таком раскладе сознание спряталось. Вернее не спряталось, просто на сцену вышло подсознание и вышвырнуло сознание подальше. "Всё, теперь действовать буду я!" - говорит. Это обоснованно тем, что в подсознании кроме всего прочего, хранятся простейшие наборы действий и рефлексов, полученные нами от предков. Все то, что помогло им пройти через сотни лет и родить нас. И когда сознание не знает как выжить, действовать начинает подсознание. Именно поэтому с человеком в подобных условиях нет смысла разговаривать. Он ничего не запоминает, не может оценивать ситуацию. Можно сказать, что, в каком-то смысле, вы видите перед собой не человека, а...
  Дмитрий хотел сказать "животное". Но это слово сразу бы напомнило всему классу о недавней грызне. Потому, перестраиваясь на ходу, учитель подобрал другое слово.
  - Кошку, например. И вот девочка кидается на меня. Она видит, что я плаваю на воде и не тону... - Учитель изменил мимику и жесты на комичный набор, тыкнул указательным пальцем куда-то в класс и перебил сам себя. - Просьба не путать меня с тем, что тоже не тонет, хотя плавать не умеет.
   Ребята засмеялись, понимая о чём идет речь. Смех нужен был учителю, чтобы окончательно разрядить обстановку. А когда объектом смеха становился он сам, это было еще лучше. Сильнее отвлекало внимание от других ребят.
  Не дожидаясь пока они отсмеются, Дмитрий продолжил, возвращаясь к прежнему, серьезному, амплуа.
  - Она понимает и кидается на меня. Её естественное желание выбраться из воды повыше! Она начинает залазить по мне аки по Эвересту. К небу! Понятное дело, что мы вместе начинаем стремительное погружение в пучину речную. И вот я так опускаюсь первым, смотрю вверх и вижу сначала ее, а над ней солнце через воду. И все ниже, ниже...
  Испугаться я не успел. Просто затупил, наверное. Воздуха у меня в груди было больше, чем у нее. Я не паникую - это раз. Я плаваю хорошо - это два. И в отличие от нее, я понимал, что произойдет следом за тем, как она на меня полезла - это три. Поэтому скоро она меня отпускает и всплывает. Я за ней. Всплыл, удивился про себя и опять к ней. Но на этот раз я вообще готов ко всему. И точно, она бросается на меня второй раз. Тут я делаю то, над чем потом смеялся и о чем до сих пор думаю. Не знаю, откуда что взялось в голове. Уже под водой я хватаю ее одной рукой, а другой начинаю подгребать, ускоряя наше погружение.
  Видели бы вы ее глаза! - Учитель вытаращил свои и изобразил на лице крайнее удивление. Ребята громко засмеялись. - Что происходит!? Она-то планировала наверх, а ее тянут вниз! Там глаза как блюдца кофейные... Отпускаю её прежде, чем она царапаться начнет. Всплывает. Я за ней. Наверху подплываю к ней в третий раз. Не бросается. Продолжает барахтаться, но уже как-то обреченно. Начинаю толкать ее в спину в сторону берега и одновременно немного вверх, не давая ей опуститься в воду с головой.
  Все остальные стоят на берегу, козлы вонючие. Никто так и не помог.
  А я толкну ее в спину: сам назад, она чуть-чуть вперед. Против течения приходится толкать. Подплываю к ней и еще раз толкаю. Пока доплываю до нее в очередной раз, течение относит ее от берега чуть-чуть. Понятно, да? Устал я... как собака! Еле дотолкал. Сам лег на песок и отдыхаю...
  В чем была моя ошибка? - Еще один взгляд на часы. Оставалось пятнадцать минут урока. - Ну? Не знаете?
  Значит смотрите. Правило номер один: быть готовым к тому, что вас начнут топить. Если будете готовыми, то не утонете. Просто надо помнить, что утопающий скорее начнет всплывать, чем у вас воздух кончится. А правило номер два: оцени ситуацию! Если бы я это сделал, то стал толкать ее не восемь метров против сильного течения, а двадцать пять по течению! И вытолкал бы значительно быстрее и легче. Но это, если вам все же пришлось лезть в воду. Лучше, чтобы обошлось без этого, вспоминаем прошлый урок: веревки, бутылки и всё остальное.
  Теперь дальше. Первая медицинская помощь. Если человек наглотался воды еще в реке и не дышит... то это хорошо. Тащить его легко и быстро получится! - Ребята опять смеются. - А откачать просто, потому как остановленное в таких условиях и не травмированное при этом сердце очень просто запустить. Из практики знаю. Наверняка. Но перед этим нужно воду вылить из легких и прочистить дыхательные пути. Для этого нужно...
  Закончил учитель ровно за две минуты до звонка. Ребята закрыли тетради и стали шумно собираться на перемену.
  - Алик, задержись, пожалуйста.
  Все вышли. Дмитрий стал закрывать дверь, искоса поглядывая на Алика и Гошу, решившего поддержать друга.
  - Пойдем. - Вместе они дошли до кабинета Дмитрия и зашли внутрь. - Алик, ты понял, что я тебе говорил или тебе на...рать? - Одновременно, учитель взял еще с утра брошенную впопыхах на столе сумку и повесил ее на вешалку.
  Было важно закрепить те слова и влияние, которые уже оказаны на пацана. Не забыть разговор, а добиться от него согласия. Причем не публичного, а вот так, наедине. В доверительной, дружеской обстановке.
  Вешая сумку, Дмитрий знал, что она может упасть. Так случалось уже не единожды. Но всякий раз ему было лень контролировать размещение петельки на крючке и одновременно интересно играть в своеобразную игру. Может быть, все-таки не упадет? Ждать, замерев перед вешалкой, не хотелось. С другой стороны, было интересно поймать падающую сумку в полете.
  Так вышло и на этот раз. Сумка сорвалась. Не закончив фразы, уже успевший повернуться боком Дмитрий метнулся за ней и выкинул руку.
  - Да не, Дмитрий Николаевич, понял... - Протянул впечатленный Алик.
  Сумка до пола так и не долетела. Они поговорили о всякой ерунде еще немного, после чего ребята ушли.
  Буквально через пару минут в дверь постучали.
  - Дмитрий Николаевич, можно к вам? - Из щели торчала крупная физиономия Андрея из одиннадцатого класса. Того самого здоровяка, который состоял в группе недавно взбунтовавшегося Димана.
  - Конечно! Заходи.
  Вслед за Андреем вошел "длинный" Санек.
  - Привет Дмитрий Николаевич. - Они пожали друг другу руки. - Да мы чего... Может хватит вам с Димкой... ну, ссориться.
  - Мне?! - Искренне удивился Дмитрий. - Я с ним и не ссорился! Он накосячил и ходит после этого рожу воротит. Я думаю так, что он всё понимает и ему просто стыдно. Зла на него никакого не держу, но извиняться мне не за что точно. Короче никаких претензий к нему не имею, пускай перестает рожу корячить и никаких проблем.
  - Поняли Дмитрий Николаевич! Отлично!
  - Это всё зачем заходили что ли? - Улыбнулся учитель.
  - Ну да...
  После этого весь день до вечера пришлось заниматься тупой рутинной работой. Школа, согласно новым веяниями из департамента образования, переходила на заказ еды у сторонней организации. Те, кто уже перешел на такую систему, сильно жаловались. Еда была плохой, ее частенько не хватало, из-за чего приходилось составлять кучу бумаг. Но самое скверное в том, что количество порций должно было точно соответствовать количеству учеников, присутствующих в школе. В теории школа должна была заранее подавать списки присутствующих, согласно которым организация привозила обеды. На практике так не получалось. Школа не знала, сколько человек присутствует сейчас и, тем более, будет присутствовать завтра. Дети забывали карточки-пропуски, с помощью которых нужно было проходить через установленные турникеты, автоматически отправляющие информацию по количеству порций на сервер. Их приходилось пропускать классному руководителю, одновременно записывающему таких забывчивых ребят. Но большее количество просто перепрыгивали через турникеты и убегали. Это влекло за собой увеличение разницы между количеством присутствующих и привозимыми порциями. А Дмитрий занимался бумажными делами, сопутствующими установке и обслуживанию турникетов и проблемой "зайцев", забывающих свои карточки. Масса бланков, форм и тех же карточек. Ведь больше заняться классным руководителям и администрации нечем...
  Кроме того, в пятницу должна была прийти проверка по "гражданской обороне". Фактически, не дай бог случись что-нибудь, этой самой обороны не было. Защитное сооружение - подвал - было завалено хламом, списать который не было совершенно никакой технической возможности. Противогазов не было. ГТО никто не сдавал огромное количество лет. И так далее. Но на бумаге всё должно было быть! И оно почти всё было. Надо было доработать некоторые "документы", привести всю документацию к актуальным датам, заменить фамилии уволившихся сотрудников, поставить росписи. В общем, нужно было привести систему гражданской обороны "в порядок". Чтобы, не дай бог, что - и все ко всему были готовы. Оставалось только посмеяться над таким всем известным абсурдом. В свободное от него время...
  Следующий рабочий день начался с неожиданной встречи.
  В самом начале дня к Дмитрию пришел отец Раймонда, разговор с которым продлился сорок минут. Мужиком он был крепким, и парень его боялся. В общем беседа строилась вокруг желания отца отдать сына в десятый класс. Никаких препятствий кроме лени самого Раймонда классный руководитель не видел, о чем и сказал мужчине. Договорились о том, что вожделенный четвертый, пятый или шестой - Дмитрий за этим не следил - айфон будет куплен ученику отцом только в том случае, если тот в году получит не больше одной тройки. Кроме того, о любом неподобающем поведении сына, отец просил сообщать сразу же. И ручался "покрасить его зад...ицу в синий цвет". Очень хотел отец обучить сына в институте и по связям устроить прорабом тут же, в Москве.
  Поговорили душевно, поняв друг друга, что называется, с полуслова и о многом договорившись.
  
  
  Следующая неделя - последняя перед зимними каникулами и праздниками - выдалась бешенной и насыщенной событиями. Кроме запланированной проверки по "ГО" и тупых мероприятий по "безопасности" перед праздниками, произошло-случилось много всего разного.
  Во-первых, был придуман, подготовлен и проведен конкурс приуроченный к очередной дате из разряда "ОБЖ, гражданская оборона и все хорошее". К этому вопросу Дмитрий подошел крайне серьезно. Так, что бегающие по заданиям ребята остались довольны. Было придумано несколько этапов под номерами, проходить которые можно было не по порядку. Победитель оценивался по количеству штрафных балов и времени, затраченному на выполнение всех этапов.
  Ребята стреляли "в электронном тире", установленном в кабинете ОБЖ. Предыдущий перед соревнованиями вечер Дмитрий полностью угробил на его настройку, уйдя из школы только в половине одиннадцатого.
  Надевали общевойсковые защитные комплекты с противогазами, определяя их размеры, предназначение регенеративных патронов и объясняя, как пользоваться средствами химической и биологической разведки.
  Проводили реанимационные мероприятия, отрабатывая их на специальной электронной кукле с приличным количеством датчиков и лампочек.
  Участвовали в увлекательной (Дмитрий и сам бы с удовольствием поучаствовал) эстафете в спортивном зале, "от и до" придуманной и составленной Алексеем и Петром, которым пришлось-таки работать сообща.
  Разбирали и собирали автоматы и даже попытались разгадать те загадки, которые подготовила учительница химии. Вроде такого: "Какое вещество содержится в фильтрующей коробке противогаза. Напиши химическую формулу". Хотя на этом этапе практически у всех были сплошь штрафные баллы.
  Были и другие этапы.
  Соревнования заняли целый день после окончания уроков, но все остались довольными. Пожалуй, кроме директора, которая не отметила данную работу ни в денежной, ни даже в устной форме. К этому моменту отношения между ней и замом были значительно подпорчены взаимной неприязнью. Следующий день эту неприязнь только усугубил.
  Началось все с детской раздевалки.
  Дмитрию уже давно жаловались учителя начальной школы, что в их раздевалках вешают свои куртки "взрослые лбы". Цель у них простая - бесконтрольно взять куртку и уйти домой в любое время или выйти покурить на морозную улицу. Это не было порядком уже само по себе, не учитывая иных последствий. Которые тоже были неприятны, мягко говоря.
  Вешая там свои куртки, они пугали маленьких детей, раздражали, а иногда даже ссорились с родителями. Часто обрывали висящие там детские вещи, разбрасывали сменную обувь, оставляли пустые бутылки и упаковки. Решить эту проблему закрытием детских раздевалок было сложно. Дети очень часто бегали за своими вещами, учителя часто выходили на прогулки по школьному двору и переодевали детей. Отвлекаться от первоклашек только затем, чтобы взять, а потом и сдать обратно ключ им было крайне неудобно.
  И вот, наконец-то, Дмитрию удалось лично заметить висящую куртку старшеклассника. Он без труда узнал её. Она принадлежала Михаилу. Тому противному пацану, папа которого работал в каком-то министерстве, а сам он получил недавно по морде, не уступив дорогу старшему Магомадову.
  Понимая, что вести воспитательные разговоры с Михаилом всё равно, что носить воду в решете, Дмитрий решил его просто проучить. Елены Сергеевны на месте не было, а сам он собирался уезжать на очередное "шибко важное" совещание и планировал вернуться только к четырем часам. Спрятав куртку в своем вещевом шкафу, Дмитрий закрыл дверь на ключ и уехал.
  Но на совещании его телефон тихо завибрировал. Сняв трубку, он узнал интересные подробности того, как Михаил все-таки получил обратно одежду. Звонила вернувшаяся на рабочее место Елена Сергеевна. Оказалось, что Михаил пошел со своей проблемой прямиком к директору. Поплакался и пожаловался ей. Та лично подошла к охраннику и дала пацану запасной ключ от рабочего кабинета своего заместителя. Парень поднялся, отворил дверь и увидел... Елену Сергеевну, которая пыталась хоть за закрытой дверью - вне обычной суматохи - заполнить сложный отчет. Не извинившись за бестактное вторжение, не спросив разрешения и даже не отвечая на вопросы, Михаил начал обыскивать кабинет, заглядывая во все подряд шкафы и тумбочки. Конечно же, таким образом он быстро нашел свою куртку и ушел домой.
  В тот день Дмитрий долго возмущался, но к директору не пошел. Смысла в этом было немного. Однако он запомнил этот случай надолго и ближе к весне все-таки сумел отплатить. Хотя бы и не лично директору, а одной из ее прихлебательниц.
  На этот раз аналогичная проблема случилась с Димкой и учительской раздевалкой. Тот действовал схожим образом, с одним значительным отличием - вешал свою куртку нагло в учительской, а не в детской раздевалке. Такая хитроумная дерзость долго оставалась незамеченной. Но сколько веревочке не виться, а конец будет. Вот и его все-таки "раскусили". Причем сделала это набожная подруга директрисы, водящая к ней попов хранительница музея. И Дмитрий сильно подозревал, что та буча, которую они с Татьяной Егоровной подняли сообща по этому поводу нацелена не на восстановление порядка и справедливости, а на смещение с должности матери Димана, которая работала заведующей в соседнем детском саду и формально подчинялась директору школы. Её детский сад первый год функционировал в составе "образовательного комплекса", состоящего из школы и детского сада. Умора...
  Татьяна Васильевна лично осталась сторожить куртку, дожидаясь возвращения хозяина. Она ждала, а Димка и пришел, как обычно. Никто кроме него не действовал так смело и нагло. Магомадовы просто не нуждались в этом - они выходили и заходили когда угодно, а кроме них не мог никто. Увидев парня, хранительница музея начала его отчитывать. Он, конечно же зная подноготную отношений между его матерью и директором со свитой, отнесся к нравоучениям без должного трепета. И даже не выказал уважения к "пожилой женщине". Взял куртку и попытался уйти, но Татьяна Васильевна вцепилась в его руку и попробовала ударить по затылку.
  Такое отношение к себе школьники могут позволять только тем, кого любят или уважают. Татьяна Васильевна не могла похвастаться ни тем, ни другим. Поэтому закономерно, что Диман возмутился, оттолкнув ее руку от своей головы, не позволяя "отшлепать себя аки агнца божьего". Такое его поведение еще больше возмутило исполняющую "профессиональный заказ" директора Татьяну Васильевну, и она подняла крик. Дмитрию Николаевичу позвонили, как человеку "имеющему на Дмитрия влияние". Но он, подлец, спустившись и вникнув в ситуацию ничего не сделал. Более того, он при самом Димане и его друзьях объяснил Татьяне Васильевне причину своего бездействия.
  - Понимаете Татьяна Васильевна, у нас недавно, зимой, был аналогичный случай. Только тогда Михаил вешал куртку в раздевалке малышей, наводил там бардак и пугал детей. То есть вел себя не просто нагло и хитро, а еще и скверно. Тогда я забрал его куртку к себе и закрыл кабинет, чтобы он подождал меня пару часов в воспитательных целях. Но в мое отсутствие Татьяна Егоровна дала ему ключ... Да что я вам рассказываю, вы и сами все прекрасно знаете, верно?
  - Знаю. - Утвердительно и еще по инерции бодро, рассчитывая на поддержку зама по безопасности, кивнула хранительница музея.
  - Ну вот. Вы все знали, но не возмущались тому, что произошло. Кстати, вы, наверное, знаете и о том, какое влияние этот Миша со своей сестрицей оказал на девочку из третьего класса? - Видя насторожившиеся глаза женщины, Дмитрий не стал дожидаться ответа. - Как можно в таких условиях и при таких последствиях поступать с ним так, как это делает директор, я не понимаю. И не понимаю тех, кто ее в данном вопросе поддерживает...
  Зимой с Михаилом и его сестрой Аней произошел еще один интересный случай. О нем Дмитрий узнал от Ольги Анатольевны, которая позвала его на помощь, как завуч младшей школы.
  Дело в том, что в одном из младших классов училась девочка, сильно выделявшаяся из общего числа детей уже в этом возрасте. Она постоянно воровала все, что плохо лежало. Сильно и часто материлась и оскорбляла даже самих учителей. А постоянными её друзьями были... правильно, как вы догадались? Были "сестролюб" Михаил и его сестра Аня. Они чуть ли не через перемену спускались на второй этаж, сажали девочку себе на колени, гладили и обнимали её. Уверяя при этом, что она им "как дочь". Само по себе уже странное заверение, даже если не задаваться вопросом, кем же они тогда приходятся друг другу? И очень часто после таких посиделок девочка выкидывала очередную пакость, произносила новое ругательство, объясняла мальчикам подробности взрослой половой жизни или воровала. Как, например, и в этот раз, когда она спёрла туфли у своей одноклассницы.
  К тому моменту, как пришел Дмитрий, опытная Ольга Анатольевна сама хитростью вынудила девочку сознаться и показать, где лежат украденные туфли. В очередной раз вызвали её занятую по горло собственной личной жизнью молодую и красивую маму. В очередной раз рассказали ей о том, что происходит с дочерью. И в очередной же раз не заметили в её глазах желания воспитывать ребенка. Единственное, на что она согласилась, это подумать о переводе в другую школу, где девочку не будут ненавидеть собственные одноклассники и где у неё не будет опытных взрослых "друзей".
  - Так что после того случая я вмешиваться в эти дела не буду. Тем более, что Диман ничего скверного сейчас не сделал. Так что не взыщите.
  И ушел, оставив Татьяну Васильевну обескураженно хлопать ресницами. Следом за ним ушел и Диман.
  Но это было позже, весной. А пока продолжалась бешенная предканикулярная неделя, на долю которой выпадали и курьезные происшествия.
  Как-то раз поднявшись по лестнице со стороны своего кабинета, Дмитрий бросил взгляд на противоположный конец рекреации. Дверь в торцевом кабинете была открыта, а в дверном проеме виднелось два человека. Один из них - выкрашенная в рыжую краску учительница математики, часто пьяная, а другой - отвечающий около доски паренек из десятого "А".
  Что-то зацепило Дмитрия в открывшейся картине и он, не понимая зачем и почему, пошел к кабинету математики. То, чего он странным образом ожидал, произошло через несколько секунд. Метров за пятнадцать до кабинета Дмитрий увидел, как стоящий у доски парень вдруг упал. Вокруг него засуетилась, забегала испуганная учительница. Подняла голову и увидела так и не ускорившего шаг Дмитрия.
  - Ой Дмитрий Николаевич, Дмитрий Николаевич... Что же это?
  - Отойдите.
  Дмитрий склонился над парнем, подозревая симуляцию потери сознания. Откуда такие мысли? Сложно сказать. Пацаны на это способны; парень стоял у доски и, как показалось издалека, не знал урока, да ребята отнеслись к происшедшему спокойно. Кто-то даже с улыбкой.
  - Ой, Дмитрий Николаевич, он больной, надо срочно вызывать скорую. Дмитрий Николаевич... Сахарный диабет...
  - Не мешайте. - Еще раз попросил Дмитрий, развел руки в стороны и громко хлопнул перед лицом парня. Его веки при этом заметно сжались, задрожали. - Звоните директору, пусть сама решает со скорой. - Тогда еще у кого-то в министерстве не было раскалённого угля под пятой точкой, и распоряжения "тут же, в любом случае вызывать скорую" тоже не было.
  При этом он поднял "бесчувственное" тело, что было делом весьма непростым. Почувствовал скрываемое сопротивление. Парняга изо всех сил старался не выдать себя напрягающимися мышцами, но в то же время было очень сложно не напрягать, например, шею. Ведь мотающаяся голова доставляла массу неприятных ощущений.
  Подняв тело на руки и взвалив на плечо, Дмитрий зашагал в сторону медпункта. Шел, специально не смягчая шагов, представляя, насколько болезненно должно быть лежащему на костлявом плече парню. Ощущая, как с каждым шагом все больше и больше напрягаются его мышцы, а тело теряет бессознательный вид.
  - Ну что, герой, может "харэ" дурака валять?
  Молчание. Несколько шагов. Дмитрий остановился, встряхнул, поправляя тело.
  - Да мы за угол уже зашли, тебя никто не видит. Не ломай комедию.
  Молчание. Еще несколько шагов.
  - Ну, как хочешь.
  Однако парень не выдержал. Заголосил:
  - Отпустите меня пожалуйста, Дмитрий Николаевич.
  - Ну вот! Давно бы так! Чего ты клоуна разыграл?
  - Да она бы мне двойку поставила... - Смущенно заулыбался пацан, потирая ноющие места на теле.
  - Ну ты и крендель! Тебе не все равно? А матери сейчас позвонят, ты не думаешь, как она волноваться будет?
  - Не будет. - Он буркнул это таким тоном, что учителю сразу многое стало ясно о его семейных взаимоотношениях с матерью. Которая, помимо этого, еще и с отцом была разведена. После таких интонаций в ответе, можно было лишь тяжело вздохнуть.
  Закончился тот комичный случай в кабинете медсестры, куда прибежала испуганная директриса. Парень уговорил Дмитрия не выдавать его тайны. Хотя какая там тайна - все ребята знали о его притворстве...
  Следующим уроком по расписанию стояли ОБЖ в собственном классе. На эти сорок минут было запланировано серьезное классное мероприятие. Ту часть основной программы по ОБЖ, которую считал важной, Дмитрий уже "вычитал", объяснил, разжевал и в рот положил. Отскакивала она от зубов даже у таких матерых троечников, как Саид, Руслан и Даша. Более того - они сами тянули руки на уроках Дмитрия, дабы ответить и получить хорошую отметку. Оставалась другая часть программы - неинтересная и ненужная. Ее Дмитрий временно откладывал, не собираясь, однако, отложить насовсем. Хотя большинство "обэжэшников" не вычитывали программу вовсе, это не могло служить оправданием. Вкратце, мельком, в стиле ознакомления, но он расскажет детям и про структуру единой государственной системы по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций, и о структуре и органах управления гражданской обороны, и о призыве на военную службу... Но это будет потом.
  - О! Дмитрий Николаевич! - Воскликнул Саид, увидев в дверях классного руководителя. В этот же момент его, Раймонда и Руслана как ветром сдуло с парты Анисии, вокруг которой - девочки, не парты, - они вились последнее время.
  - Здравствуйте! - Учитель дождался, пока стоящие возле своих мест ребята успокоятся и относительно затихнут и продолжил. - Садитесь. Сегодня у нас урока не будет...
  - Ии-есс! - На весь класс зашипел Саид, подняв согнутую в локте руку сжатым кулаком вверх и резко опустив ее вниз. Сделал это так быстро, переборщив, и случайно ударился локтем о стол. Что вызвало волны хохота со стороны Руслана и Раймонда.
  - ... Мы займемся нашими классными делами. Будет небольшой тест. Кто не захочет - может не участвовать.
  - Что за тест, Дмитрий Николаевич?! - Первой, в свойственной ей манере Ринаты Литвиновой, закатывая глаза и улыбаясь, спросила Лера. Ее примеру последовали многие другие, и на Дмитрия посыпался град однотипных вопросов. Он поднял руку.
  - Тихо! Сейчас всё объясню. Значит, смотрите. Я раздаю вам листочки. Видите, они разделены на две половины? Вот... да. - Он тыкнул пальцем в свой экземпляр. - Мы будем писать только про тех, кто сейчас в классе, хотя тут почти все. И про тех, кто не откажется участвовать. Начинаем с первой парты. Тут у нас сидит Маша и Катя. Сам человек про себя не пишет. Писать нужно с одной стороны те качества, которые вам кажутся в нем положительными. А на другой, соответственно, отрицательные. Причем, обязательно нужно найти и положительные и отрицательные качества...
  - А если отрицательных будет больше? - Улыбнулась Анисия.
  - Может быть такое. Ничего страшного.
  - А зачем все это надо, Дмитрий Николаевич? - Протянула Гуля.
  - Чтобы каждый из нас узнал, как его видят окружающие и изменился в лучшую сторону.
  - А если я не хочу меняться... - Не отставала девочка, но Дмитрий уже отвлекся на следующего говорящего.
  - А я не буду участвовать... - Протянула Катя с первой парты.
  - Я никого не заставляю, но ты хорошо подумай. Чего ты боишься? Никто подписываться не будет. Все будут писать только то, что хотят... без мата гусары! - Он посмотрел на Павла. Ребята засмеялись. - Я потом соберу это все, обобщу и сам вам прочитаю. По подчерку никто ничего не поймет...
  - А что, все будут слышать?
  И тут же очередной вопрос. На этот раз от Кости. Неловко и стеснительно, явно пытаясь наладить контакт с учителем, он спросил:
  - А вы сами будете участвовать? Ну, про вас можно писать...?
  - Я? - Дмитрий искренне растерялся. Такого он не планировал.
  - Да! А то нечестно получается! Вы про нас всё узнаете, а мы про вас нет! - Это опять была Гуля.
  - Ну, если хотите, я тоже буду.
  - Давайте! - Прокричала её подруга, Лера.
  - Ну что, все согласны? Катя, ты как, надумала?
  - Ну... я не знаю.
  - Давай. Ничего не бойся, в обиду никого не дам. Оскорбления зачитывать не стану, но думаю, что их и не будет.
  - Ну ладно. - Катя, как и Маша, была девочкой тихой и спокойной. Они обе никогда не ссорились с преподавателями, всегда были готовы по урокам и не встревали в истории. "Как вяленные рыбы" - так охарактеризовал их классный руководитель "про себя".
  - Тогда начнем! Итак, поехали...
  Урок пролетел быстро. Ни ребята, ни даже сам учитель не ожидали такого эффекта. Всем очень понравилось, была огромная куча восторга и эмоций. Конечно же не обошлось без шума и криков, бурного смеха. Кто-то не соглашался с теми отрицательными чертами, которые в нем выделили... И вот тут таилось самое интересное. Дело в том, что, к удивлению организатора психологического эксперимента, восемьдесят, а то и все девяносто процентов положительных и отрицательных качеств были указаны ребятами сообща. Ну, то есть как? Они не сидели вместе, не списывали и даже не смотрели в листочек соседа. За этим Дмитрий следил очень ответственно. Да и сами ребята прониклись идеей и не хотели все портить. Но, тем не менее, каждый из них указывал практически одни и те же качества в нужной графе, размышляя о конкретном человеке! Чего-чего, а такого единства детских взглядов Дмитрий вовсе не ожидал. Ему думалось, что обобщать материалы придется долго, но все прошло очень быстро. Смотришь, например, что написали ребята о Косте. И оказывается, что там чуть ли не полностью одни и те же слова!
  Хотя если разобраться более въедливо, то с детьми и ожидать иного не стоило. Это взрослые лицемерны, привыкли скрывать свои настоящие эмоции, вести себя в разных местах по-разному. Взрослые не интересуются окружающими людьми, если только им ничего от них не надо. А если сплетничают, то как-то однобоко, не замечая хороших сторон.
  У детей все оказалось не так. Намного честнее, светлее и достойнее.
  И что еще замечательно, они действительно задумались над тем, как их видят окружающие. По глазам читалось - задумались! Саид, например, был сильно удивлен, когда узнал мнение о себе большинства. Оказалось, что оно считает его "маленьким ребенком", "несерьезным", считает, что он "не вырос еще". Он не то чтобы "задумался", он стал меняться! Это, конечно, Дмитрий заметил не сразу, а только через несколько недель. Но перемены были значительные. А в один из последующих после теста дней Дмитрий имел разговор с ним, Русланом и Раймондом.
  Они опять выкинули какое-то безобразие. И в ходе беседы на эту тему Дмитрий, между прочим, указал им на то, как они друг с другом обращаются. Вечные толчки, удары и пинки, обзывания типа "петух", призывы типа "в жопу дай" и тому подобное - всё это, объяснил Дмитрий, не добавляет им серьезности и солидности. Ведь если ты сам позволяешь друзьям пинать тебя, а их называешь "петухами", пусть и в шутку, пусть никто другой не посмеет так сделать, то и относятся к тебе не так, как могли бы. И если Руслан и Раймонд пропустили эти слова мимо ушей, то про Саида так сказать было нельзя. Уже на следующий день классный руководитель заметил, как парень контролирует свое поведение...
  Каждый с удовольствием, трепетом или негодованием, но с неизменным жгучим интересом слушал то, что Дмитрий зачитывал. Чуть ли не каждый при этом улыбался, смеялся и краснел. Чуть ли не каждый переспрашивал, ничего ли не пропустил учитель, ничего ли не осталось непрочитанным.
  Но если и размышлять о том, для кого всё это было полезней, то... это однозначно Даша!
  Еще перед тем, как принять решение на проведение такой работы, Дмитрий долго думал. Ведь тут главное, как у врача, не навредить. Ведь можно ненароком, случайно, подобно слону в посудной лавке, таких дров наворотить в детских душах, которые они будут разгребать большую часть жизни. Учительские слова, их поступки в отношении детей очень часто выступают в роли камней на пути того ручейка, которым бежит через годы детская судьба. И порой эти камни образуют завалы, сдерживают её течение или даже изменяют направление.
  Что плохого могли дети наговорить о Даше? Серьезно подумав на эту тему, учитель пришел к выводу, что ничего такого, чего нельзя было бы сказать о других. Кроме, разумеется, того бича, который преследует ее несколько лет - кроме вони. Но о ней и сама Даша знает. И понимает, что все остальные знают. И уже привыкла к тому, что дети её этим попрекают, не садятся рядом с ней за парты. Как в этих условиях зачитывать то, что они обязательно напишут? Принесет ли это новую боль несчастной девчонке? Принесет, конечно. Но ее размер и интенсивность будут минимальными. Просто в силу привычки. А с другой стороны, Дмитрий очень надеялся, что ребята напишут о ней и хорошие слова. Надеялся, верил, ждал этого. И был готов соврать, если оно не случится. "Зачитать" то, чего ребята не написали. То, что было тщательно подобрано им самим таким образом, чтобы все поверили. Ведь если кто-то - причем, не один и не два человека - думает, что Даша очень чуткая, то, наверное, это так и есть. Тут сработает психологический закон заставляющий людей доверять мнению большинства. Он сработает и сформирует это самое мнение! Чтобы девочка увидела больше человеческого в глазах своих одноклассников. Чтобы они почувствовали это в своих глазах.
  Но существовал и еще один момент. Обычно многое из самого страшного в детской жизни является таковым до тех пор, пока кажется выходящим из ряда вон. Стоит ребенку увидеть, что все всё узнали, все привыкли, многие другие поступают схожим образом... и страх теряет свою силу. Конечно, не полностью, но теряет. Вот и в случае с Дашей. Дмитрий рассчитывал, что у него получится перевести ее "вонючую проблему" из разряда палки для битья, в разряд сострадания. И расчеты не подвели!
  Посмотрев на то, что увидели в Даше ребята, он удивился и обрадовался. Конечно, каждый из них написал о том, что она "грязнуля", "воняет", "не моется" и так далее. Но по-другому и быть не могло. Ведь дети учатся врать только с возрастом, становясь взрослыми. Конечно, список достоинств, которые они разглядели в Даше, был значительно меньше, чем у остальных. Конечно... конечно...
  Но он был!
  Дмитрию ничего не пришлось выдумывать.
  Начал он с минусов.
  - Дашуль, я думаю мы все понимаем, что ребята написали в минусах. Правильно?
  Девочка кивнула, ребята захихикали.
  - Но кроме того, все уже заметили, что ты стала меняться. Этого мог не заметить только идиот.
  И опять правда. За последнюю пару недель Даша ни разу не пришла в школу с сальными волосами. Одежда на ней на вид посвежела. Вонять она не перестала, к удивлению классного руководителя, который думал, что все дело в гигиене. Но неприятное облако, теперь, можно было унюхать только стоя вплотную к девочке или минут через двадцать пять в одном с ней кабинете. Уже не нужно было сразу растворять окна вначале урока.
  - И ты до конца изменишься. Вылечишься обязательно.
  Дмитрий специально упомянул про лечение. После посещения врачей Даша старалась придерживаться выписанной ими диеты и верить в то, что они сказали: "Возрастное, гормональное. Надо кушать правильно и с возрастом всё пройдет". Вряд ли девочка выдерживала эту диету хоть сколь-нибудь значительно, но главное, что у неё появилась надежда. Что у неё появилась цель.
  А в глазах узнавших о "болезни" ребят было легче оправдать запах.
  Таким образом, во всеуслышание сказав о проблеме девочки, Дмитрий свел ее из области чего-то запретно-порицаемого в область всеми известного, принятого и понятого. А кроме того, классный руководитель еженедельно разговаривал с ребятами, всё ли хорошо в классе, не начал ли кто-нибудь кого-нибудь травить. И все как один отрицали наличие подобных проблем. Да и вообще, пристально наблюдая за классом, Дмитрий видел, как он меняется. Постепенно превращается в комфортную для нахождения группу ребят...
  - Но знаешь, что самое приятное?
  Все замолчали, смущенно улыбающаяся Даша помотала головой.
  - У тебя минусов меньше, чем у всех остальных! - И Дмитрий засмеялся.
  Захихикали и ребята.
  - Он у тебя вообще один! Правда у тебя и плюсов меньше, но это потому, что они тебя близко ещё не знают... Но главное, что плюсы есть! Например, они видят, что ты не жадная и всегда готова отдать своё.
  Еще в минусах ребята указали то, что можно обобщить, как распутность. Но об этом учитель говорить не стал...
  Закончив рабочий день, на выходе из школы, Дмитрий узнал от охранника последние новости. Дворник сегодня так и не пришел. Оказалось, что его "повязали менты" за отсутствие регистрации.
  Так и получалось, что одна рука боролась с другой рукой. Образование, с его желанием перейти на "аутсорсинг" и ни за что не отвечать боролось с полицией, непонятно для чего кроме наживы таскающей в свои клетки людей, низведенных до уровня человеческого скота. И никому не было дела ни до проблем школы, ни до этих людей, чьи предки стояли в одном окопе с нашими дедами перед хищной мордой Зверя.
  - Ты откуда узнал Николай Алексеевич? - Спросил Дмитрий у охранника.
  - Дык это... от уборщицы значить. Они же с одной фирьмы... - Ответил деревенским говорком мужчина.
  - Ты передай, что, если помощь понадобиться, пусть мне скажут. У меня может знакомые найдутся или денег там одолжить. Лады?
  - Ага, передам.
  - Ну бывай, спокойной ночи.
  
  На следующий день была проверка. И если Дмитрий рассчитывал на проверяющих по гражданской обороне, то вместе с ними заявились и пожарные. Что оказалось неприятным сюрпризом.
  Быстро отделавшись от "гэошников" приготовленными загодя документами, Дмитрий стал собирать бумаги по пожарной безопасности. Оказалось, что и тут все было в порядке. Подспудный страх недосчитаться какой-нибудь крайне важной бумажки не покидал заместителя по безопасности до самого конца.
  Закончив копаться в бумагах, пожарный предложил заняться более интересным делом - пройтись по школе с копией предписания полугодичной давности. Ну и, как водится, нашел массу недочетов и одно серьезное нарушение. Нарушение сводилось к тому, что в одной части здания не было запасного выхода, предусмотренного пожарными бумагами. О том, что его в этом месте не было никогда и, более того, в силу конструктивных особенностей его просто невозможно тут оборудовать, специалист слышать не хотел. Его логика была прямой, как кишка: написано, что должно быть, значит должно быть. Единственное к чему удалось склонить молодого пожарного, так это не выписывать штраф в этот раз. И это было хорошо, поскольку штрафовали бы в этом случае Дмитрия, как должностное лицо. А деньги он мог платить из своего кармана или сходить на поклон к директору, у которой на такие случаи предусматривался фонд. Ни того, ни другого делать не хотелось. И было неясно, чего не хотелось больше. Платить из сократившейся с недавних пор зарплаты или идти к тому, по чьей вине это произошло.
  Сравнительно быстро отделавшись от проверяющих, Дмитрий "выдыхал", сидя за рабочим столом. Напротив, с трудом разыскивая нужные кнопки клавиатуры, печатала Елена Сергеевна.
  - Дмитрий Николаевич! Кто там у нас орет? Что за сумасшедший дом?
  Дмитрий отвлекся от "внутреннего мира". Прислушался. Действительно, за дверью кричали дети и ругалась его "помощница"-тьютер Надежда Сергеевна.
  - Сейчас узнаем... - Устало протянул Дмитрий, вставая из-за стола. - Это у наших соседей, на информатике.
  - Ну что же это! Вроде девка-то молодая, должна же...
  Чего она там должна по мнению Елены Сергеевны, Дмитрий не расслышал. Сделав пятерку шагов до железной двери, потянул за ручку.
  В кабинете был бардак.
  Ну, во-первых, тут был седьмой "Б". Тот самый класс, в котором "учились" Рамиз с Саньком. Тот самый, от которого плакали горькими слезами многие учителя, начиная с Физика. Во-вторых, тут была Надежда Сергеевна, которая плохо ассоциировалась с порядком и дисциплиной. В-третьих, как продолжение первых двух пунктов, в кабинете было грязно. На полу валялась скомканная бумага, внутренности чьего-то распотрошенного портфеля рассыпанным ассорти украшали подоконник и его подножие, недоеденные булки, обертки от конфет и бутылки занимали столы.
  - Надежда Сергеевна, что у вас тут случилось? - Спросил Дмитрий, постаравшись сделать это одновременно и тактично, и требовательно.
  - Да вот! Посмотрите! - Ответила коллега так, будто это собственный ребенок Дмитрия набедокурил. - Грязно, как в свинарнике! Они не хотят убирать! Вот, разбираемся! Я сказала, что никто не уйдет до тех пор, пока не уберется!
  Дверь открылась. Вошел рыжий парнишка с густыми всклокоченными волосами. Без разрешения пройдя до середины кабинета, он громко воскликнул и побежал. Подбежав к подоконнику, начал собирать в пустую сумку ручки и учебники. Дмитрий ненадолго перевел взгляд на девушку. Из всех её слов имели значение только последние. Но значение это было не во благо делу и самой учительнице. Ведь всем, в том числе и ей самой, было понятно, что по звонку все "дети" ...
  - Дети! Успокоились! Перед вами два учителя стоят!
  ... Что по звонку все "дети" выйдут из класса, не обратив на пустые звуки внимания.
  Дмитрий пожалел, что вообще вошел сюда. Теперь нельзя было уходить просто так. Он нашел глазами Рамиза и стал пристально всматриваться в его лицо, ожидая, пока парень заметит этот взгляд. Вскоре так и случилось. Сначала он постарался отвести глаза, но, понимая, что на него смотрят специально, вынужден был вновь скреститься взглядами. И еще раз. Попутно этой игре, он стал успокаиваться, улыбка сползла с его лица. Окружающая его приближенная свита сразу заметила поведение вожака. Пацаны стали заинтересованно поглядывать на него, следить за взглядом и понимать причину сковавшего его спокойствия. Секунд через двадцать в классе стало довольно тихо.
  - Успокоились? Тогда стоим. Никто не садится. - Успел предугадать их желание Дмитрий. - Вам сказали, что пока вы не уберетесь, отсюда никто не выйдет? Так вот: я это проконтролирую. Тебе ясно? - Он еще раз взглянул на Рамиза.
  - А я-то что? - Возмутился тот.
  - Не ломай комедию. Я спрашиваю: тебе ясно?
  - Ясно! - Уныло и зло ответил пацан.
  - Тогда можете начинать.
  Рамиз опустил голову, замолчал, не желая исполнять приказ. На помощь пришел его товарищ, скорее всего второе лицо в местной иерархии, высокий лохматый пацан.
  - Эй! Давай убирай! Насвинячил тут!
  Обращался он к рыжему, вошедшему после Дмитрия парню. Тот посмотрел затравленно, но все-таки выдавил из себя:
  - С чего это я?! Это вы тут мои вещи разбросали!
  - Ну ка тихо! - Вмешался Дмитрий. - Так не пойдет. Этот парень убираться не будет. Как и вон тот. И вот эти девочки. Они точно не мусорили.
  - Как не мусорили!? - Заголосил друг Рамиза. - Да она оберток накидала! - Он указал пальцем на одну из девочек.
  - Хорошо. Спасибо стукачам, она тоже убирается.
  Ребята засмеялись, но парень тут же на них шикнул.
  - А нам можно идти? - Подняла голову другая девочка.
  - Нет конечно. Во-первых, еще не было звонка. А во-вторых, никто никуда не уйдет, пока в кабинете не будет чисто.
  Они стояли.
  Прошло несколько минут, прозвенел звонок. Ребята стояли.
  За дверью шумом дождя нарастал детский поток. Все спешили в столовую. Ребята стояли.
  Дмитрию это надоело первым. А кроме того, существовала опасность, что кто-то из них съедет с катушек и просто выбежит из кабинета. Что делать с ним тогда? Осмотрев их лица, учитель пришел к выводу, что самый неуравновешенный это как раз друг Рамиза. Он выше, крепче, сильнее. Вообще, видно, что он превосходит товарища почти во всем. Пожалуй, кроме хитрости и смекалки, благодаря которым и взял лидерство его товарищ.
  - Роман! - Обратился он к лохматому, вспомнив его имя. - Иди за классным руководителем. Скажи, что я не выпускаю вас из класса. Что мы её ждем тут.
  Парень вернулся через пару минут. От двери заявил:
  - Она сказала, что не придёт!
  - Как не придёт? - Переспросил Дмитрий, не удержавшись и бросив взгляд на сидящую в кресле Надежду Сергеевну. "Божий одуванчик" не переставала удивлять.
  - Ну, они в столовой там едят, с директором. Сказала, что не придёт.
  - Понятно. Становись на место.
  Он еще раз встретился глазами со следившим за развитием событий Рамизом, сделал страшную морду и прошипел:
  - Убираться! Быстро! - Перевел взгляд на Ромку. - И ты тоже! Быстро организовали всех! Задолбался тут с вами стоять!
  Рамиз замешкался на секунду, но все-таки развернулся и скомандовал одному из стоящих рядом пацанов. Чуть отстав, стал раздавать команды и нехотя склоняться над обертками и Роман. Вскоре весь класс лениво собирал мусор, а Дмитрий молча матерился и ощущал горящие огнем позора уши.
  Хранительница музея показала свое настоящее лицо.
  
  
  Заканчивался последний урок. В школе было тихо. Прогульщики давно убежали домой, и никто не болтается по коридорам в то время, как остальные учатся. Учителя, да и ребята тоже, устали. Тот шум, который нарастает к полудню и стихает к концу учебного дня, уже пропал. Вялые сидят за партами ребята, мечтают о домашнем обеде и диване. А кто-то о веселой улице или сердечном друге. Не до уроков уже никому.
  Еще пять минут и Дмитрию нужно спускаться на первый этаж, дежурить. Директриса очень желала, чтобы зам по безопасности находился там в момент массового скопления детей. Оно и понятно, и правильно. Все дело в тесноте и скученности первого этажа. Ох уже эта женская неуместная страсть директора к перепланировке с ее округлыми раздевалками, выпирающими из стен...
  Неожиданно в дверь тихо постучали. Еще неожиданней было то, что стучащий не входил, а ждал разрешения. Сразу ясно, что за дверью либо человек посторонний, либо зашуганный школьник.
  - Входите! - Крикнул Дмитрий, на всякий случай приосаниваясь и раскладывая по местам рабочие мелочи на столе. Положил локти на столешницу, сцепил пальцы и натянул на лицо дежурное выражение. Но только увидев посетителя, расслабился и улыбнулся. Глаза потеплели, хотя он парадоксально и не хотел этого визита.
  Вошла Маша.
  Она училась в одиннадцатом классе вместе с компанией Димана. Высокого роста, почти вровень с Дмитрием, стройная девушка с маленькой грудью и хорошо обрисованными бедрами. Всегда со спокойным веснушчатым лицом, привычкой говорить робко, стеснительно и опускать глаза, отвечая на вопросы. Её жгучие рыжие волосы были густыми и заканчивались чуть ниже поясницы. Но при всём этом нельзя было сказать, что Мария - красавица. Внешность ее была средней, как, впрочем, и у большинства других девушек из старших классов. Однако при разговоре с ней, мужская - не профессиональная - половина учителя всегда вспоминала высказывание своего тренера: "Крыша ржавая - полы мокрые". Прошлое Дмитрия давало о себе знать, никуда его не денешь. Если переводить это выражение "родом из девяностых" на нормальный язык, то можно было бы сказать, что "девушка была женственна и обаятельна" ...
  Разговаривать в последнее время с ней приходилось часто.
  Началось всё с урока ОБЖ, где компания Димки в очередной раз, судя по всему, попыталась "заклевать" девчонку. Училась Маша на отлично и, отвечая на все вопросы учителей, злила ребят. Дмитрий заметил её - иррациональную, непонятную на первый взгляд злобу. Заметил и заострил на этом внимание всего класса. Посадив привычно-несчастную Машу, он спросил пацанов, почему они её цепляют. Внятных ответов не получил. Всё сводилось к тому, что "она тупая", "она тепленькая". И тут "Остапа понесло". Соотнеся в голове многочисленные ранее подмеченные в коридорах на переменах в отношении Маши мелочи, её вечно несчастный внешний вид, культурное и очень достойное поведение, собственный опыт... Он понял. И разозлился. Девочку травили.
  Естественно, "аргументы" пацанов Дмитрий сходу расшиб. После чего повисло молчаливое недоумение. Ведь пацаны уже давно считали учителя своим. У них, как у "милых", уже и "ссоры" были, и примирения. И им было неясно с чего бы он так заступался за ту, которая не вызывала у них никаких чувств, кроме ненависти.
  А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста!
  С чего бы это симпатичная и стройная, умная и скромная девушка вызывает в вас ненависть? Либо вы, товарищи, это мне обосновываете, либо я делаю вывод, что вы... как бы это помягче сказать... лжёте. А если так, если вы лжёте, то я расскажу ПОЧЕМУ вы её постоянно тыркаете.
  Что вы говорите? Не симпатичная? Страшная?! Так-так-так-так! То есть пытаетесь обосновать. Ну, валяйте. Что же вы замолчали? Тогда я вам скажу. Девушка она симпатичная. А многим, так и красивой покажется. Что Андрей? Серьезно ли я это говорю? Совершенно серьезно, можешь хоть обхмыкаться. Может быть, мы с тобой опрос проведем еще, корячиться тут станем? Я тебе свое мнение говорю и знаю, что оно похоже на мнение многих мужчин. И кроме того, что симпатичная, она еще и стройная...
  Нет, я не прикалываюсь Диман. Вот Андрюха - не стройный. Здоровый - да. Крепкий - да. Но не стройный. А она стройная. Что? Да, как мужчине она мне нравится! Не больше многих других симпатичных девчонок, но и не меньше! И тебе! Она нравится!
  Нравишься-нравишься, Маш, не сомневайся! Я больше скажу, поверь мне как мужчине, как бывшему пацану, как просто опытному человеку: вполне вероятно, что сны с твоим участием приводят к поллюции в их кроватях...
  Старшеклассники расхохотались. Возмутился только Андрей.
  - Дмитрий Николаевич! Да что вы говорите?! Кто? - Этот вопрос он почти выплюнул, сопроводив его пренебрежительным жестом в сторону девочки.
  - Да-да, Андрей. Я знаю, что говорю. - Дмитрий еще раз посмотрел на Машу, наконец-то улыбающуюся, хотя и красную от смущения. - И совсем уж серьезно вам повторяю, вы меня уже знаете, чтобы понять степень серьезности: девочку эту не трогать. Считайте её моим личным другом и не обижайте. Если кому она нравится, то показать это лучше не через дерганье за косички, а через приглашение в кино.
  Последние слова были сказаны тихо, в полной тишине.
  Класс успокоился. Прохладным, прикрытым показным равнодушием взглядом посмотрела на учителя признанная школьная красавица - Александра. Дмитрий вообще никогда не понимал по ней, о чем она думает. Большинство остальных девочек в разговоре не участвовало. В этом классе вообще, лидерство чуть ли не всецело принадлежало группе пацанов. "Основа" - так прозвал их про себя учитель.
  Начавшись, та история имела малозаметное со стороны, но значительное и значимое продолжение. Маша стала заходить к защитившему её учителю. С одной стороны, ничего "такого" в этом не было. В рабочем кабинете Дмитрия, на переменах, очень часто сидели ребята. По двое, по трое, но чаще по одному. Они забегали в кабинет чуть ли ни друг за другом. И бывали даже случаи, когда кто-нибудь упрекал товарища в том, что он задержался там дольше обычного. Среди таких гостей-посетителей было много девочек. На какие только темы не разговаривали ребята и учитель, являющийся для них старшим товарищем. То, что нельзя рассказать ни друзьям, ни родителям, а рассказать очень хочется, они выкладывали тут. Получали советы, раскрывали нехорошие поступки, палящие совесть жаром стыда, рассказывали о любовных переживаниях. И все были уверены, что дальше этих стен их рассказы не пойдут. В тех случаях, когда оно не касается вторых и третьих лиц.
  Но, с другой стороны, Маша была первой девочкой из старшего класса, при том еще и весьма миловидной. А кроме того, Дмитрий, не выделяющийся отталкивающей внешностью, защитил её и на самом деле значительно облегчил школьный быт. Это, конечно, не освобождение из заточения в замке после битвы с драконом, но тоже ничего себе так... В общем ощущал Дмитрий, что девушка "положила на него глаз" или именно это хотелось ощущать - разницы не было. И другой частичкой общей мозаики было его собственное, мужское, отношение к ней. Она ему нравилась. От себя-то не скроешь. И если так, то даже наоборот - нужно решительно и смело смотреть в глаза проблеме.
  Нравилась как молодая, стройная, симпатичная и скромная, сообразительная девушка. Это чувство усиливалось и не хотело уходить, опираясь на знание о взаимности. Сочувствовал ей, как человеку, которого долгое время гоняли одноклассники. А кроме того, в этой ситуации присутствовал психологический эффект оказанной помощи. Тот, о котором наука говорит так: "Чем больше мы помогаем человеку, тем больше он нам нравится". В свое время на эту тему было прочитано много страниц, и хоть Дмитрий и понимал в чем тут дело, положения вещей оно не меняло.
  Всё это нужно было прочно держать в кулаке. Чтобы ни одна капелька не просочилась наружу, чтобы ни одна гадина не заподозрила.
  - Можно Дмитрий Николаевич? - Тихим и спокойным голосом, как всегда, спросила уже вошедшая девушка.
  - Конечно. Садись. - Учитель указал на кресло Елены Сергеевны, как делал это всегда, когда она уезжала надолго, и когда не надо было создавать дискомфорт у собеседника. Такое расположение сидящих относительно друг друга больше располагало к доверительной беседе. Больше, чем когда собеседник сидел на стуле, не укрытый столом и держал руки на коленях.
  Повисло молчание. Дмитрий смотрел на школьницу, она, иногда поднимая глаза от стола, смотрела на него. Тишина так и стояла больше десятка секунд, до тех пор, пока прозвеневший звонок не выпустил детей из кабинетов. Звонком, как предлогом, воспользовался Дмитрий. Понимая, что девочке надо собраться с мыслями и при этом не нервничать, он сообщил:
  - Посиди немного. Я на пару минут выйду.
  Но на первый этаж спускаться он не стал - это надолго. Чтобы не стоять, прошелся до туалета по опустевшему коридору (большинство детей побежало на первый этаж) и развернулся обратно. Вошел. Сел. Преувеличенно бодро спросил:
  - Ну, что расскажешь? Не обижают тебя больше?
  - Нет, перестали.
  - Совсем? - Не поверил учитель.
  - Ну, почти. Иногда начинают немного, но больше по привычке. Сразу перестают. Спасибо вам.
  - Я тебе уже говорил, перестань благодарить.
  Она молча кивнула и улыбнулась.
  - Хорошо. Я думала, о чем вы мне сказали. Но не могу понять.
  - Так уж и не можешь?
  - Нет, что-то я понимаю. Как мне кажется... Но не много и не уверена, что правильно.
  - Выкладывай, что ты там надумала.
  Маша дернула головой, убирая солнечные волосы от лица, но этого оказалось недостаточно. Пришлось помогать рукой. Получилось это не по-детски. Дмитрий с опозданием отвел взгляд от кисти со светлой кожей и тонкими длинными пальцами.
  - Я думаю, что это потому, что я рыжая. И потому что не дружу с ними.
  - И ты сама находишь эти причины убедительными?
  - Не поняла...
  - Ну, ты сама веришь в это? Тебе эти причины кажутся нормальными, ничего в них не смущает?
  - Да я не знаю. - Вопреки смыслу сказанного, голос был уверенным. - Не могу больше ничего придумать.
  - Не думаю, что ты нашла верные объяснения. Тем более, что второе - это скорее следствие, чем причина. Сама подумай, скорее ты с ними не дружишь, потому что не нравишься им, а не наоборот. А насчет рыжей я тебе уже говорил: внешность у тебя не совсем обычная, но не отталкивающая, а скорее наоборот. - Теперь, когда свидетелей не было, Дмитрий изо всех сил искал нейтральные слова, не желая делать комплименты в такой обстановке.
  - Ну что тогда?
  - Здесь на самом деле трудно сказать. Но кое-что я могу точно утверждать. Например то, что ты воспитана не так как они. Я никогда не видел, чтобы ты ржала над тупыми и плоскими шутками, не слышал, чтобы ты материлась. Ты учишь уроки и отвечаешь на честные пятерки и четверки, что тоже говорит о твоем воспитании. Даже взять одежду...
  - А что с одеждой?
  - Да нет, с одеждой как раз таки все нормально. Было бы, если бы не наш ненормальный век.
  - Объясните. - Попросила Маша, хотя по ее глазам было видно, что она и сама все понимает.
  Дмитрий же подумал о том, для чего она хочет услышать это от него. Учитывая, что ему двадцать девять, а ей... а сколько ей?
  - Маша, а сколько тебе лет?
  - Восемнадцать скоро будет. Через два месяца. А что?
  - Да то, что твои одноклассницы начали ходить в откровенной одежде года полтора назад, а то и раньше. А ты в свои почти восемнадцать не спешишь показывать... - Вывернулся Дмитрий, повертев ладонью. - Это тоже воспитание. Только того, что я тебе наговорил запросто хватает, чтобы они почувствовали тебя чужой.
  - Да, я понимаю. Так что мне делать? Одеваться как они?
  - Не думаю, что все так однозначно. Во-первых, сейчас это уже ничего не изменит. Тебе до выпуска осталось чуть да маленько. Во-вторых, по той же причине, даже если бы это что-то изменило, смысла все равно не много. В-третьих, слепо их копировать не стоит. В этом есть свои опасности.
  - А что делать? Какие опасности? - Маше нравился этот разговор, что со всей очевидностью понимал Дмитрий.
  - Тебе надо думать на будущее. Выявить причины, как я говорил, и работать с ними. Чтобы не допустить повторения в институте. Тебе же еще пять лет учиться, а они будут одним из самых офигенных периодов в жизни. Ну... так все говорят. - Дмитрий улыбнулся. - Вопрос: в чем причины?
  С воспитанием мы уже определились. Но это не значит, что тебе надо перевоспитываться. Немного подкорректировать свой образ. Ведь он сложился на основе воспитания. Ну... - Дмитрий задумался. - Я никогда не видел тебя в платье. С открытыми ногами. Ты постоянно в джинсах. Или в этих ваших тонких штанах - тоже не видел. Понимаешь, и то и другое может быть, и зачастую сейчас бывает с перебором. От дурного воспитания. От бесстыдства. Но в то же время это современные веяния, которые лучше учитывать. Можно же выбрать грань, балансировать на ней и не переступать. Надеть красивое платье, тем более что скоро весна. Оно ни в коем случае не должно позволять рассматривать нижнее белье, но почему бы не показать красивые ноги до колена?
  - Правда?
  - Что? - Сделал вид, что не понял вопроса, Дмитрий.
  - Ноги?
  - Ну а почему нет? Твои ноги не хуже, чем у многих, это ты мне верь. А то и получше. Объективно, подумай сама. Ты выше, чем половина девочек. И при этом по пропорциям сложена хорошо.
  - Что это значит?
  - Вот ты даешь! Значит, что на ноги отводится как минимум половина длины тела. А то и чуть больше. Не очень красиво, это когда от пяток до пояса длина меньше, чем от пояса до макушки. А у тебя наоборот. Это называется хорошей пропорцией. Сама взгляни в зеркало как-нибудь и оцени... Платье... Штаны. У вас как носят? Так, что через них видно либо трусы, либо даже то, что под ними. Этого ни в коем случае не надо. Но надеть их и прикрыть какой-нибудь кофточкой или что там у вас бывает - почему нет?
  То же самое с косметикой. Я вообще-то сторонник естественной красоты. Мне нравится, когда девушка имеет естественные волосы и не красит лицо. Но есть моменты иногда, когда накраситься просто нужно.
  Дальше - смех и улыбки. Ты очень редко улыбаешься. Отчасти это является уже следствием того, что тебе плохо в классе. Но надо себя перебарывать, стараться чаще улыбаться. Поверь мне, часто и искренне улыбающиеся люди нравятся. А хмурые и грустные - наоборот.
  Подумай о своей походке. Она у тебя забита. Ты скована. Голову втягиваешь, хотя шея длинная. Плечи начинаешь сутулить уже. Посмотри на себя, на девушек, которые нравятся пацанам, на девчонок в телевизоре. Пойми в чем их походка и попробуй ее перенять.
  Теперь немного дегтя. Просто потому, что от проблем прятаться не надо, их надо решать. Сейчас ты выглядишь очень хорошо. Но уже понятно, что со временем у тебя будут полнеть бедра и живот. - Маша опустила глаза. - Нет, ну что ты со мной не согласна?
  - Согласна.
  - Вот. А значит тебе уже сейчас надо записаться на какой-нибудь фитнес, в бассейн, на фигурное катание или еще какую-нибудь лабуду. И следить за питанием. Это само по себе будет тебе помогать, но главное не в том. Главное, что, занимаясь там, ты будешь смотреть на тех девок, которые привыкли к вниманию. Ты будешь учиться, как себя держать. И сможешь уже сейчас, до института, попробовать начать все сначала. Подружиться с кем-то, показать себя, стать душой компании. Понимаешь?
  Маша еще раз кивнула.
  - Теперь что касается опасностей. Дело в том, что мы - наши мысли, наши слова и особенно поступки - притягиваем к себе все подобное. Вот смотри: представь деваху, которая носит прозрачные тонкие штаны без трусов, красится очень вызывающе, имеет вырез на груди до пупка, пьет и курит. Скажи мне, с каким парнем она скорее всего познакомится?
  - Ну, с таким же, наверное.
  - Правильно. Только не в смысле, что у него будет вырез на груди, - Улыбнулся Дмитрий. - а в смысле, что он будет вестись на мясо. Ну, на формы внешние. Это конечно много, но далеко не все. Через полгода ему эти формы надоедят, и он побежит за другими. А потом еще и еще раз. И это в лучшем случае. А в худшем, он начнет пить с ней, унижать её или даже бить. Я на такое насмотрелся. Скорее всего он будет потребителем и работать или жертвовать чем-то ради неё не захочет. Как ей будет с таким? Хреново.
  Теперь представим тебя. С каким парнем сможешь познакомиться ты? Ну, вероятнее всего, если отбросить мечты о принце?
  - Тоже с тихим и стеснительным?
  - Ну да, примерно так. Произойдет это где-нибудь в библиотеке или на дне рождения бабушки твоей подруги, с ее братом. - Они вместе засмеялись. - Он будет скромным, забитым, тихим. Просто потому, что люди обычно выбирают ровню себе. Смелый, находчивый, пользующийся женским вниманием парень скорее всего обратит внимание на такую же девушку. И если ты хочешь такого, то должна менять себя в эту сторону! Но не перегибать палку, чтобы не получить бабника, эгоиста и будущего алкаша. Вот это и опасность.
  У тебя замечательное воспитание, но дальше ты должна работать над собой сознательно.
  - Понятно. А...
  В дверь постучали, после чего она открылась и в кабинет вошла единственная подруга Маши. Та девочка, с которой она сидела за одной партой.
  - Извините. Маш, я всё. Ты домой идешь? - Девочка думала, что знает ответ на этот вопрос, но подруга отказалась:
  - Нет, знаешь, я еще посижу. Ты иди одна.
  Дмитрий видел, как в удивленном жесте сдвинулись брови вошедшей. Но она ничего не сказала, попрощалась и прикрыла дверь.
  - А... - Маша явно делала над собой усилие. - Я вам правда нравлюсь?
  - Да. - Учитель сделал вид, что в этом ответе нет ничего скрытого, запретного...
  Вообще весь этот разговор, конечно, ему нравился. Но с каждым новым словом кто-то выл в груди. Где-то там, в далекой бездне и глухом безмолвии, не имеющем ничего общего с тишиной ночи. Вой этот напрямую был связан с нарастающей неправильностью происходящего. А еще было чувство, что чем дольше продолжается разговор, чем больше сплетено окутывающей собеседников паутины, тем радостнее и увереннее становится вой. Что его ликование достигнет своего апогея в тот момент, когда позади останется незримая грань.
  И тогда из такой же грандиозной, но противоположной по знаку глубины начинало бить гейзером что-то щемящее душу. Что-то прозрачно-светлое, с чем не мог сравниться уже самый солнечный день. Оно слепило. До рези где-то внутри, до тоски щемило смущенную душу.
  И было что-то непонятное и обидное в том, что первое вырывалось, таща за собой радость, ликование и дикий восторг. А второе приносило жгучую тоску и умиротворение. И хотелось как можно дольше не обращать внимания на назойливую светлую прозрачность, отдаться её противоположности. Окунуться в омут.
  В конце концов, почему можно другим? Ведь другим же можно?! И почему нельзя ему? Когда он умеет и может лучше, быстрее, сильнее! Сколько можно: постоянные ограничения, правила и принципы, нормы и приличия... Зачем всё это?
  Нет! Пусть оно всё нужно! Обязательно нужно, с этим никто не спорит. Но разве нельзя иногда расслабиться, отдохнуть? Или почему обязательно надо считать свои желания чем-то порочным? Ведь это от чистого сердца. Что плохого может быть в искреннем стремлении одного человека к другому?
  Да, Господи! Так все живут! Все...
  Все берут деньги. Пьют пиво по вечерам. Опаздывают на работу, а приходя выполняют её спустя рукава...
  Дмитрий уже минут пять сидел в кабинете один. Всё-таки он сухо попрощался с Машей, сославшись на дела. И теперь взгляд безучастно зацепился за спинку, на которую недавно опиралась девочка.
  ...Они изменяют своим женам. Которые, когда-то, между прочим, вызывали в них вот такие же чувства. Они превращаются в оплывшие, смрадно чадящие огарки свеч. Такие же неприятные глазу, коптящие небо люди. А с чего всё начинается? Не с таких ли "безобидных" размышлений на тему "А почему бы нет"? Так может быть они необходимы, все эти дощечки и заслончики, барьеры и барьерчики, плотины и дамбы ограничений и морали?
  Человек подобен Сизифу, толкающему на гору камень. Ему суждено всю жизнь толкать камень вверх. Кажется, что, остановившись, можно отдохнуть и набраться сил. Но по факту, стоя на месте и удерживая камень, ты тратишь их столько же, а начать толкать заново ещё труднее. И тогда уже не ты давишь на камень, а он давит на тебя. Заставляя отступить, попятиться, надеясь, что это отступление временное. И что скоро ты опять начнешь подниматься вверх. Так, сам того не замечая, ты оказываешься ниже и ниже. Ближе... к подножию. И начинается это как раз около тридцати лет. Только тут нужно учитывать интересный нюанс. Он в том, что этот камень человек начинает толкать далеко не с самого низа. Ведь молодому взрослому человеку, подростку и тем более ребенку вовсе неизвестна та мерзость, в которую часто с головой погружаются взрослые, "пожившие" и опытные люди. Поэтому, откатываясь к подножию, человек никуда не "возвращается". Он не бывал там, для него там все новое. И глубина этого падения не измеряема...
  Как там, у Ницше?
  Дмитрий оторвался от созерцания недр стула и открыл браузер. Пощелкал "клавой", нашел:
  "Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя".
  Да, всё так. И потому надо держаться.
  А ведь есть еще... Подожди-подожди! Где это...
  Он опять полез в интернет.
  Личная свобода... драка... Что-то такое там было.
  Ага! Вот.
  На экране монитора появился "залитый" на "Ютьюб" клип группы "SLOT". Песня называлась "Бой".
  
  Не выбросить ни слова из песни,
  Не заменить, не забыть.
  Нельзя наполовину быть честным,
  Наполовину любить.
  О честность, человека убийца!
  В мозг шипы, а розами стелит.
  И стреляет в контуры лица,
  Только бы видеть контуры цели.
  Выбор есть: забить или биться,
  И сделать следующий ход.
  Никто за нас не сможет родиться,
  Никто за нас не умрет.
  
  В кровь головою биться о стены
  Поперек твоей мать-природы.
  Ни хрена там нет кроме тлена,
  В паутине личной свободы.
  
  Мой бой, это мой бой!
  Даже если моя песня спета.
  Пускай! В этом мой кайф
  И моя боль, вся моя боль в этом!
  
  Время не уступит дорогу,
  И с верностью мотылька
  Мне от пролога до эпилога
  Лететь на свет маяка.
  И как река в одном направленье,
  С наглой правотою младенца
  Эго прёт стеной в наступленье
  Под дабстеп безумному сердцу!
  
  Мой бой, только мой бой!
  Даже если моя песня спета.
  Пускай! В этом мой кайф
  И моя боль, вся моя боль в этом!
  
  Мой бой!
  Бой с самим собой,
  Высотой порванной струной.
  Только мой бой.
  Бой с людской молвой,
  Мечтой, слепо-глухо-немой судьбой.
  
  Мой бой!
  Бой за слова: права - не права...
  Бой за право провести этот бой.
  
  В бой... С головой!
  Мой бой, только мой бой!
  Даже если моя песня спета.
  Пускай! В этом мой кайф.
  И моя боль, вся моя боль в этом!
  
  В суете и пыли, этот бой только мой.
  После мертвой петли с поднятой головой.
  С ясным взглядом с лица, навсегда молодой.
  День за днем, до конца: продолжается бой!
  
  И вот так биться человеку очень долго. Чем выше поднимает он камень, тем тяжелее его удерживать. Чем чище добродетель, тем страшнее грехи. Чем выше наблюдатель, тем больше мерзости он видит внизу. Чем ярче огонь, тем чернее тьма вокруг. И, наверное, так и продолжается это восхождение до тех пор, пока не наступит время уйти из этого мира. Не умереть и забыться, а уйти.
  Или катастрофически рухнуть вниз...
  
  Быстро летит время. Особенно, когда есть чем заняться. В полном соответствии с пословицей: "Скучен день до вечера, когда делать нечего".
  Так и накатила в полный рост зима. Уже давно стали привычными крупные снежные сугробы, нагребаемые дворниками по обочинам. Снежно-химическая, жидкая на любом морозе мешанина под ногами. И белые, плохо отмываемые разводы на обуви.
  Нет, эта московская зима совсем не похожа на обычную русскую зиму. Как сложно среднему российскому жителю считать Россией Москву, так и московскую зиму сложно считать русской. Они - что столица, что зима - где-то сбоку. Оторваны от действительности, от Родины и жизни страны.
  За МКАДом, говорят, жизни нет. Почему? А стоит ли объяснять, есть ли еще такие, подобные слепым котятам люди?
  В Москве никто - будь то заезжий узбек, белорус или "россиянин" из той России, которая не Москва - не слышал в 2014 году о зарплатах в три, пять или даже в десять тысяч рублей. Тут даже орудующий метлой гастарбайтер, сгребающий за "уважаемыми москвичами" пивные бутылки, окурки, лужи рвоты и обертки от "Биг Маков" получает не меньше пятнадцати-семнадцати тысяч рублей. В Москве сложно найти улицу с разбитой дорогой, дом без проводного Интернета, район с плохо налаженной системой общественного транспорта. И так далее и тому подобное, как говорят в подобных случаях.
  В России же дела обстоят с точностью до наоборот. В России среднестатистическая женщина каждый день засыпает с мыслями о том, "на какие шиши" одеть подрастающего ребенка. Где взять для него новый школьный рюкзак, а для себя новую обувь. А потом встает, рано утром, и идет на работу. Зарабатывать свои четыре или шесть тысяч рублей. А если это не будний день, а выходной, то не спит до одиннадцати, а то и до двенадцати часов, как это делает московская женщина. Она может позволить себе встать чуть позже, но все равно рано. Для того чтобы делать домашние дела. Которые только и помогают "свести концы с концами". Ну, огородик там поднять или курочек развести. Чтобы меньше денег тратить на рынке. Не "натуральное хозяйство", конечно, но во многом так. И если "загуглить" эту фразу, то на первом месте появится ссылка на "Википедию". Написано там будет следующее:
  "В рабовладельческом обществе и при феодализме натуральное хозяйство оставалось господствующим, несмотря на развитие обмена и товарно-денежных отношений...
  Натуральное хозяйство до настоящего времени сохранилось в экономически отсталых районах земного шара, где до колонизации их европейцами господствовали родоплеменные или феодальные отношения. В странах, освободившихся от колониальной зависимости, в середине двадцатого века пятьдесят - шестьдесят процентов населения было занято в натуральном или полунатуральном хозяйстве".
  Ну что, все правильно. Может быть, поэтому системные и внесистемные либералы в России так тянут ее под Запад и Европу? Прямо говоря, мечтают о колонизации. Может быть рассчитывают, что хоть таким образом мы сможем прийти хотя бы к пятидесяти процентам населения, занятого полунатуральным хозяйством? Ведь есть же среди них люди убежденные! Не все же они по сути своей являются колонной под пятым номером!
  "Кому на Руси жить хорошо" - задавался вопросом классик, отправив на розыски ответа "спецназ" из семерых мужиков. Тёмным был человеком, необразованным. Живи он в наши времена, ему любой бы ответил в два счета! Москвичам хорошо. Вот и весь сказ.
  Им, вот, и зимой снега днем с огнем не сыскать. Он еще только кружит в виде снежинок высоко над землей, а по ней-матушке уже бегают как ошпаренные трудолюбивые от безысходности таджики да узбеки. Удерживают в натруженных руках лопаты и щетки и ловят, ловят их, преступных! Не дают им, снежинкам, осквернить своим великим количеством московских ножек.
  А если вдруг случается такое снегопадение, что никаким азиатам не управиться, то стильные головки, сидящие на московских ножках, начинают возмущаться. А ухоженные московские ручки пишут тысячи постиков и заметочек во все какие только можно СМИ. Как же! Им, ножкам, трудно ходить. Приходится подниматься от земли на целых десять сантиметров, перешагивая снежное покрывало. Недовольны они...
  И тем не менее, случись война или какая беда, подобная той, которую "умыли" Минин с Пожарским, встанут русские и пойдут защищать столицу своей Родины.
  Потому что Родина и государство - вещи разные. Родина - это святое. А государство, когда как. И редко так случается, чтобы одно хотя бы частично "совпадало" с другим. Но если уж случится, рванет Родина ввысь, расправляя свои крылья, поднимая свой меч. И найдется на его острие Архитектор. А в столице - Место. И Поэт - тоже найдется.
  Только в этом случае появится Нечто, квинтэссенция народных чаяний и трудов. Возможно, будет выглядеть она как монумент "Покорителям космоса" с памятником Циолковскому. Со строками, подобными этим:
   "И наши тем награждены усилья,
   Что поборов бесправие и тьму
   Мы отковали пламенные крылья
   Своей стране и веку своему!"
  Возможно.
  А может быть это будет нечто доселе не ведомое. Совершенно новое и удивительное.
  Именно такими соображениями и объясняется то, что терпит русский народ. Чиновников-дармоедов, воров, взяточников, дураков и прочую нечисть. Понимает народ, что головную боль гильотиной не лечат, а путь к Величию Родины не может лежать через разрушение и уменьшительный сепаратизм.
  Вот и двигает каждый, кто хочет того Величия свой собственный участок. Удерживает свой личный кусочек общего фронта. И надеется, что подобных ему ни мало.
  
  На Новый Год было положено проводить какие-нибудь мероприятия. Раньше мероприятие было одно общее. Школьная дискотека с чаепитием. Дискотека могла быть общей, а чаепитие у каждого свое - по классам. Но едва ли ни каждую четверть сжимающие учителей гайки закручивались всё туже и туже. В итоге от общих дискотек отказались. Боясь пожаров и терактов, проверок и инспекций, пьяных и бесконтрольных учеников и везде жалующихся родителей. Каждый учитель должен был организовать свое собственное праздничное мероприятие после общего, неинтересного большинству концерта, в котором участвовало "полторы калеки". Но и учительский запал давно уж затушили. Почти никто из них не хотел, да и не мог собрать разрозненные группы "личностей", по недоразумению и привычке до сих пор называющиеся классами, вместе. Никто не старался заставить их создать собственный "продукт", как модно нынче говорить. Никто не создавал коллектив. Разве что кроме младшей школы. Там подобные тенденции еще жили, хотя и там смертность творчества и желания превышала их рождаемость.
  Именно поэтому Татьяна Егоровна уговаривала и пугала учителей заказывать экскурсии, аниматоров, походы в кино и в музеи аж за два месяца до Нового Года.
  Именно поэтому Дмитрий со своим классом и тьютером Надеждой Сергеевной чуть ли не в одиночестве готовил представление собственными силами. Все остальные заказывали готовое, а чаще всего просто уходили на какую-нибудь экскурсию с чаепитием. А он подумал: неужели за все эти месяцы не создано предпосылок для формирования хотя бы плохенького коллектива? Если это так, то грош цена проделанной работе и нужно пересматривать подходы. А если они созданы, то получится, обязательно получится организовать праздник собственными руками!
  Получилось.
  Но было это не легко.
  На праздник были приглашены крайне удивленные родители. Ребята сами выдвинули его программу. Кто-то захотел веселых игр и конкурсов, в которых будут участвовать все: и радостные новым опытом дети и удивленные знакомым, но давно не виданным родители. Кто-то решил поставить сценку.
  В конкурсах родители узнавали детей на ощупь по руке, парами соревновались по сбиванию мишеней шариками, играли вместе с учениками в запоминание имен и участвовали в других играх.
  Для сценки выбрали представление "Уральских пельменей" "Супермаркет Пуля. Быстро и без нервов". Эту сценку выбрали Руслан с Саидом. Долго собирали актеров, долго уговаривали стесняющихся. Еще дольше боролись с безответственностью, опозданиями на репетиции, внезапно меняющимися желаниями.
  Много нервов было потрачено на всё это. Но то, что получилось в итоге того стоило. Все были потрясены, довольны и счастливы.
  В завершении все вместе сидели за одним общим столом, вспоминали самые веселые моменты, смеялись и пили чай с домашними и магазинными сладостями. И даже Дмитрий расслабился, забыл нервничать и переживать. О чем? Думаете мало?
  Хотя бы о том, чтобы никто не зашел и не увидел, что в классе чаепитие. Потому как приносить любые продукты в школу было строго запрещено. Только заказывать в столовой. Эпидемиологический контроль, просроченные, некачественные продукты и бла-бла-бла. И "родители-идиоты", по мнению чиновников, - так и хотелось добавить.
  А "сторонняя организация" занимающаяся питанием такие мизерные заказы не принимала. Да и денег у многих ребят не было. Вот и пришлось идти на риск, контрабандой пронося в класс соки и торты. И чувствовать себя отъявленным наркодельцом на таможне.
  Хотя бы о том, чтобы никто не услышал срабатывающих непиротехнических хлопушек, тоже попадающих под противопожарные приказы министерства...
  Хотя бы о том... Да что вам всё это пересказывать? Поверьте, маразм крепчал-крепчал да и окреп. Так, что любить-колотить стало уже поздно. Пора было колоть и резать.
  А потом были каникулы. На которые учителей обязывали заказать хотя бы одну экскурсию, поход в кино или театр. Обычно заказывали кино. Просто потому, что в театр пойдут единицы, а на действительно интересные экскурсии не были готовы сами учителя. Кому из них "в здравом уме и твердой памяти хочется ехать в другой город с этими отморозками", верно?
  Человеками-пауками и прочей тупостью пичкать своих детей Дмитрий не стал. Отказался наотрез. Прислушался к другим их просьбам. В числе которых был поход на каток.
  Ох и не хотелось! Не любил и не умел он кататься на коньках. Всегда и вечно натирал мозоли, падал и уставал до ватных ног. Но уступил под дружным напором.
  Так и оказались они перед кассой. Стояли, толпились в одно из окошек.
  Внезапно очередь дошла до одного из орлов Дмитрия. Тот этого явно не ожидал, сказал, растерявшись:
  - А у меня денег нет...
  Дело в том, что у троих из класса действительно не было денег на билеты и проезд. Дмитрий потратил немало слов и нервов, чтобы вытрясти из них такое признание. Не соглашались идти ребята, стыдясь своей бедности, не признавались в причинах. Но один на один, через полчаса индивидуальной беседы, сознался каждый из них.
  "Ты ребятам не говори, что я за тебя платить буду. Если будут спрашивать скажи просто, что деньги отдал мне. Так никто не узнает". Примерно так учил классный руководитель каждого из них. Для того чтобы не стыдно было детям, чтобы не выделялись среди остальных. Ну и еще для того, чтобы различные пройдохи не "присоседились", не "упали на хвоста", прогуляв родительские деньги.
  - Вот так! Ну наглецы! - Тут же вступила в беседу стоящая в соседнюю кассу девушка лет тридцати. Что же, учитель будет за вас платить?! - Её возмущению не было предела, а сама она считала его праведным.
  - Сейчас-сейчас! Подожди! Твои деньги же у меня! - Вовремя пришел на выручку стушевавшемуся пацану Дмитрий. Поглядывая на весьма симпатичную блондинку, - красивая обертка - пробился среди толкающихся детских плеч и протянул тысячу. - Сдачу не потеряй, потом отдашь...
  
  В праздничные дни Дмитрий бездельничал. Вспоминал детство, когда просто так посидеть удавалось редко. Либо снег убирать, либо на огороде в позе зенитки копаться, либо навоз грести в свинарниках и кролятниках. Сейчас же из дома можно было выходить лишь по собственному желанию, а не нужде. Столица это тебе не деревня.
  Два раза за праздники удалось побывать на собрании общественно-политической организации. Вернее, ее местного отделения. Он уже давно был постоянным его членом и эпизодическим участником бурной деятельности. Называлась организация "Суть времени" и являлась просоветской. Люди подбирались настолько умные, что порой Дмитрий ловил себя на немного отвисшей челюсти, слушая их мысли. И одновременно настолько порядочные и честные, что слово "идея" не вызывала ухмылки на их лицах.
  Первое собрание было праздничным, посвященным Новому Году. А второе более чем рабочим. В повестке было много вопросов, но самым важным стоял вопрос обострения обстановки на Донбассе. В связи с этим предлагалось провести очередную компанию по сбору средств и вещей в помощь ополчению ЛНР и ДНР. Из "головной" организации поступил список того, что необходимо ополчению и что, по возможности, нужно закупать на собственные средства. После непродолжительного обсуждения выбор остановили на рациях, рюкзаках и обуви. У одного товарища нашлись знакомые, у которых все это можно было купить со скидкой.
  Дальше перешли к обсуждению собственно денежной проблемы. Общая сумма набиралась внушительная. Выходило так, что ее половина уже была собрана местной ячейкой и имелась в наличии. Поднапрягшись, еще треть можно было собрать "со своих карманов" в течение недели. Недоставало немного, но недоставало. Было решено пройтись с этой проблемой по знакомым. Разослать письма с предложением пожертвовать на амуницию для ополчения Донбасса по различным коммерческим и государственным организациям.
  Таким образом, ячейка каждого московского района, отвечая за свою малую часть, вносила вклад в общее дело. И ехала на борьбу с фашизмом амуниция, отправлялось снаряжение, доставлялась гуманитарная помощь. Своими деньгами, на своих машинах, своими водителями и грузчиками делалось большое общее дело.
  Радостно, свободно и легко было с этими людьми. Удивительно, но именно с ними, молодыми и пожилыми, образованными, спортивными и самыми обычными, "успешными" и не очень было легко. Несмотря на то, что они добровольно взваливали на себя тот груз, который должно нести государство. Такой груз, который в силах нести гражданское общество страны, подобной Советскому Союзу.
  Не пилось пива, не лежалось на диване. Влекло к ним. К тому чистому и честному, что они излучали самим фактом своего существования. К их коллективности, к их стремлению созидать сильную Родину...
  Но самой поразительной новостью стало другое. Хороший знакомый и крепкий товарищ Николай - Колян - объявил о том, что сам уезжает на Донбасс. В ополчение.
  И сразу стало стыдно. Дмитрий молча смотрел на этого парня, который был моложе его самого на пару лет. Моложе, поменьше и послабее физически, но на такого решительного, правого и... сильного. Смотрел и боролся с желанием стыдливо опустить глаза.
  Почему не он? Ведь он лучше подготовлен! Почему не он, а этот парнишка собрался ехать туда, воевать за Родину?
  За Родину? Многие ведь не понимают, при чём тут Родина. Но тут ведь всё просто на самом деле. Во-первых, эти люди считают и открыто назвали себя русским миром, заявили о том, что они не с бандеровской Украиной после переворота в Киеве, а с Россией. При всех её минусах, с ней. И, как бывало в нашей истории ни раз, потянулись со всей Руси им на помощь бойцы.
  Так Ванька Иванов, Санька Петров, Машка Васильева и многие-многие другие по всей стране пришли в военкоматы 22 июня 1941 года с требованием принять их в ряды Красной Армии. Страна была огромной, но даже в самой далекой от вероломного нападения ее точке в военкоматах было навалом добровольцев. Никто не задал вопроса "зачем", никто не усомнился в том, что именно так и надо поступить. Как можно было не опускать глаза, встретившись с ними взглядом и не последовав их примеру?!
  Могут сказать, что, дескать то была совсем другая война. Иные агрессоры, иные масштабы. Ой подождите! Подождите...
  Во-вторых, что такое, по сути, переворот на Украине и бандеровская агрессия на Донбассе? Это наступление нового, глобального фашизма по всему миру. И так уж сложилось, что Россия является чуть ли не единственной серьезной преградой на его пути. Вы спросите, что за глобальный фашизм, какой травы нажевался автор?! И вот тут как раз дело обстоит не так просто. Тут надо копнуть глубже своего носа.
  Начать издалека. С капитализма.
  "Давайте вспомним, какими были Европа и Америка второй половины девятнадцатого и начала двадцатого века. Запад не всегда был таким, каким мы привыкли его видеть.
  Расцвет капиталистического производства. Ничем не ограниченное предпринимательство и по-настоящему свободный рынок. Отсутствие государственного контроля и регулирования экономики. Для современных либералов все это славные и притягательные картины прошлого. Время, когда создаются первые большие капиталы. И именно это время лучше всего подходит для того, чтобы понять природу капитализма.
  В промышленно развитых странах во второй половине девятнадцатого века продолжительность рабочего дня составляла от двенадцати до пятнадцати часов. При этом зарплаты рабочему едва хватало, чтобы выжить. Более тридцати процентов жителей Лондона, по данным на 1865 год жило за чертой бедности. Так, простой лондонский рабочий того времени получал в среднем три шиллинга и девять пенсов. В неделю! На эти деньги можно было купить полтора килограмма хлеба. То есть по двести граммов хлеба в день. И это без учета расходов на жилье, одежду и лекарство.
  В семье работали все. Включая маленьких детей. Внедрение машин позволяло использовать элементарно обученных, мало квалифицированных работников. И поэтому дешевый детский труд стал повсеместно распространенным явлением. В 1839 году сорок шесть процентов фабричных рабочих Великобритании не достигли еще восемнадцатилетнего возраста..."
   "Фашизм. Реваншизм 21 века". 1-ая часть.
  Дети работали на рудниках с четырех лет. Какое там образование, медицина или культурное развитие?! Средняя продолжительность жизни рабочих составляла тридцать пять лет. До пенсии доживали единицы. Едва научившись ходить, ребенок отправлялся на фабрику, где взрослел, старился и умирал. Что он видел кроме станка и стен заводов?
  В основе капитализма лежит принцип получения прибыли путем эксплуатации людей ограниченным количеством собственников производства. Ни о каких морально-нравственных ограничениях тут речи не идет. Цель одна - приумножить капитал. Все что мешает его расширению, капитал отбрасывает и разрушает.
  Карл Маркс, писав свой труд "Капитал", цитировал известного английского публициста Томаса Джозефа Даннинга:
  "Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты.
  Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым.
  Обеспечьте десять процентов, и капитал согласен на всякое применение, при двадцати процентах он становится оживленным, при пятидесяти процентах положительно готов сломать себе голову, при ста процентах он попирает все человеческие законы, при трехстах процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы.
  Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому.
  Доказательство: контрабанда и торговля рабами".
  Стоит ли удивляться тому, что капиталисты плевали на все, начиная от нравственных и моральных норм и заканчивая миллионами человеческих жизней?
  "Цивилизованный запад" рвал добычу. Из Африки за время колониальной политики было вывезено одиннадцать миллионов рабов. Чем дешевле рабочая сила, тем это лучше для капиталиста. Можно не платить - это вообще замечательно.
  Конго - разграбленная, несчастная страна с отличными условиями выращивания каучука, природными ископаемыми и необразованным населением. Людям отрубали кисти рук, если они не хотели "хорошо работать" на капиталиста. От пяти, до двадцати одного миллиона человеческих жертв по различным источникам, наворотил капитализм в Конго.
  Индия. Два столетия Британия осуществляла колониальное правление. По самым скромным оценкам за это время погибло около сорока одного миллиона человек. Из них уже в двадцатом веке умерло около пяти миллионов: женщины, дети, старики.
  Писатель Уильям Дигби оставил такую запись:
  "Если через пятьдесят лет историки изучат роль Британской империи, то напрасная смерть миллионов индийцев будет самым эпохальным и отъявленнейшим наследием".
  Китай. Древня страна с великой культурой стала сопротивляться стремлению западных коммерсантов заполонить ее опиумом. Китай ввел строгий запрет на ввоз наркотиков в страну. В ответ на это Запад, сначала в лице Великобритании, а позже Франции и США осуществил военную агрессию. И не говорите, что капиталисты плохо понимали за что они воюют, называя эти войны "опиумными". Итогом стали полный упадок и разорение Китая, утрата суверенитета. Но самое страшное это насильственная наркотизация населения. Точное количество жертв неизвестно. За время владычества западных стран население Китая сократилось более чем на сорок миллионов человек.
  И таких стран по всему миру множество! Многие народы просто исчезли с лица земли, подвергаясь военной агрессии и разорению. Разрушению национальных и хозяйственных укладов. Они умирали в течение одного-двух поколений.
  Эта новая, капиталистическая элита, сменила собой старую - аристократию - посредством буржуазных революций. И дала народу видимость возможностей. Дала ему иллюзию социальной лестницы "наверх" через конкуренцию. Мол, хорошо работай и будешь в шоколаде. Но на деле все обстояло совсем не так радужно. Проблема была в том, что старая аристократия хоть немного была привязана к народу и чувствовала хоть минимальную, но ответственность перед ним. А новая "элита" подчинялась только одному закону - капитала.
  Закономерным результатом развития капитализма стала транснациональная капиталистическая элита. Она стремилась проникнуть за любые границы, на любые расстояния. Если границы закрыты, а конкуренты сильны, капиталист запросто мог объявить войну. С самыми настоящими танками и пушками. Ужасная Первая Мировая Война носила именно такой характер.
  Как же капитал все это делает? Запросто. Он покупает власть деньгами, ставит во главе государств марионеток и крутит ими, как хочет.
  И тут человек впервые обо всем этом слышащий может увидеть некую несостыковку. Как же так, рабство и фундаментальное неравенство на периферии капиталистических стран. Видимость неких прав, а фактически то же неравенство в самих этих странах. И что в итоге? В итоге замечательное общество потребления второй половины двадцатого века. Та жизнь, на которую позарилось, как на чечевичную похлебку, общество позднего СССР. Может быть, оно так естественно вышло, случилось? Может быть, так должно, что своим чередом подобное будущее вырастает из мерзкого прошлого? Но, во-первых, давайте честно признаемся: кому оно такое нужно через десятки, если не сотни миллионов людских жизней? А во-вторых, как бы ни так! Само собой ничего не происходит. "Просто так" даже мухи не размножаются.
  Ничем хорошим для большинства людей развитие капиталистической системы бы не кончилось. В силу фундаментального неравенства, заложенного в те законы, которым подчиняется капитал.
  Но случилось нечто. На востоке Европы, в России, едва ли ни чудесным образом образовалось коммунистическое государство. Которое запретило, отбросило право частной собственности на производство. И вложило в свою идеологию принцип равенства прав и возможностей. Эксплуатация одного человека другим стала практически невозможна.
  В капиталистическом обществе большая часть произведенного продукта уходила собственнику производства. При этом было возможно все, лишь бы работник выжил: и детский труд, и длинный рабочий день, и мизерные зарплаты.
  В социалистическом обществе государство получало всю прибыль от труда рабочих, перераспределяло ее и возвращало людям в виде бесплатного жилья, бесплатной медицины, бесплатного всеобщего образования. Постепенно, год за годом, когда-то отсталая царская Россия повышала уровень жизни и становилась крепким советским государством.
  Но кроме экономической составляющей можно выделить несколько других. Например, социальную и культурную. Люди перестали чувствовать себя волками и биться со всеми, становились соратниками, товарищами в деле строительства общего будущего.
  Эти различия между системами стали понятны большинству людей во всем мире. Перед мысленным взором рабочих Запада встал пример строящегося коммунизма. Как, вы думаете, почувствовали себя капиталистические элитарии? Правильно. Они поняли, что земля уходит из-под ног. И стали принимать меры, включая в свою политику и государственное устройство социальные элементы.
  Франклин Рузвельт, например, так описал сложившуюся ситуацию:
  "Нет никакого сомнения, ... что коммунистические идеи наберут силу по всей стране, если мы не сумеем поддержать старые идеалы и первоначальные цели демократии..."
  Тут, по всей видимости, имелись в виду те иллюзорные обещания буржуазных революций, которые по факту стали "пшиком".
  "...Неспособность Республиканских лидеров разрешить наши проблемы может привести к всплеску радикализма" - ответ коммунистической угрозе Рузвельт видел в новом курсе, который и стал проводить после своего избрания на пост президента США.
  Вот что говорил по этому поводу Герберт Уэллс. Писатель, известный взрослому поколению и уже неизвестный большинству детей, "образованных" при криминальном капитализме российского образца:
  "Новый курс - это просто попытка построить работающий социализм и предотвратить социальный взрыв в Америке, это удивительно похоже на успешные "программы" и "планы" русского эксперимента. Американцы избегают слова "социализм", но как еще это все называть?"
  Таким образом, капитал многое отдал, но сохранил сам принцип фундаментального неравенства. И стал ждать. Тех времен, когда можно будет ударить по коммунизму и социалистическому государству к нему стремящемуся. После чего было запланировано сокращение социальных гарантий на своей территории. И такой момент настал.
  Сейчас, для людей читающих историческую и документальную литературу, не является секретом, что Адольф Гитлер с его Третьим Рейхом был взращен если не Западом, то уж точно благодаря ему. И что этот самый Запад очень долго помогал во Второй Мировой Войне то ему, то его противнику - Советскому Союзу. А некоторые деятели самых высоких уровней открыто высказывались о том, что мол пусть они лупят друг друга. Чем больше крови будет выпущено, тем легче нам, Западу.
  А дальше была холодная война. И чем она закончилась, знает уж точно каждый. Только что, видят это по-разному. Кто-то, как торжество справедливости и великую радость, а кто-то, как крах родного государства и всех надежд.
  Первые сейчас на коне. Они так или иначе урвали себе сочный кусок, гоняют по Египтам и Турциям, кушают в Макдональдсах и не забивают себе голову никакими "думками" на тему Родины и её величия. А будущее своих детей запросто видят в пределах Западных границ или, на худой конец, под пятой западных эффективных менеджеров. А случай, когда эти границы раздвинуться на территорию нынешней России, тем самым передвинув и менеджеров и вовсе сойдет для них за счастье.
  Вторые с крушением союза потеряли многое. Уверенность в завтрашнем дне, по-настоящему бесплатное и качественное образование и медицину, культуру и спокойствие. Ну и доступную колбасу, куда же без этого. Просто потому, что если ты лох, то у тебя один чёрт отберут все до последнего. Только пообещают, что ты будешь жить хорошо, а при первой возможности отберут. По-другому не бывает. И выход тут один - переставать быть лохом и драться за свои права. А то и за жизнь.
  После развала Союза капитал вдоволь попил его кровушки - ресурсов. Но это не панацея...
  Панацея? От чего?
  Всё просто. На земле ограниченное количество ресурсов. А с общим развитием в планетарном масштабе жить хорошо хочет каждый человек. Как вы думаете, возможна ли жизнь американского образца восьмидесятых годов для всех миллиардов, населяющих землю? Отступая от общей канвы разговора, ответим - возможна. Но только в рамках коммунизма, который есть не что иное, как раскрепощение и высвобождение высших творческих способностей каждого человека. Да и то, далеко не сразу. Еще Сталин в одной из своих работ писал о том, что сокращение рабочего дня до восьми часов есть временная мера. И что с развитием средств производства, науки и техники, его нужно будет сокращать ещё и ещё. Освобождая время для культурного, нравственного и интеллектуального развития людей. Представьте себе, каким будет общество, если человечество научится выращивать моцартов хотя бы в одном из пяти детей. Представьте себе, куда и как они двинут человечество! Какие проблемы они смогут решить! Голод? Перенаселение? О чем вы говорите!
  И ведь у нас есть пример. Это СССР, достижения которого всем известны. Глеб Максимилианович Кржижановский был одним из тех гениев, что своими руками воплощали мечту в реальность. Ведь повсеместная электрификация когда-то была мечтой. А начав превращать её в свершившийся факт и обращаясь к потомкам, он верил, что они подчинят себе атом, поборют болезни, колонизируют Марс и свершат множество других чудесных деяний. С первым, кстати, советский человек все-таки успел разобраться...
  Но есть и второй ответ: прекрасная жизнь по американскому образцу для всех людей невозможна. По крайней мере, в рамках капитализма. Для капитализма люди лишь средство достижения прибыли, и никто не будет заниматься их обучением и развитием. Это просто не нужно. Но если так, если ресурсов на них не хватает, что с ними делать?
  Так и появились слова о "золотом миллиарде". И звучат они всё чаще и чаще, в открытую. На самых высоких уровнях. Примеров тому - десятки.
  А что же делать с желающими развития и хорошей жизни людьми? С теми государствами, которые желают существовать в логике исторического развития? Что делать с историей?
  Её просто нужно отменить. Как развитие. Внести свои коррективы. Начать вбамбливать "в средневековье" национальные государства. Нести им "демократию" на крыльях бомбардировщиков. Свободу на боеголовках крылатых ракет. Права человека на плечах "цветных революций". И так - по всему миру. Больше. Больше! Чтобы никакого развития. Чтобы запрещенное в России "исламское государство". Чтобы гей-парады. Чтобы ювенальная юстиция. Чтобы "Дом-2 на ТНТ" и... ЕГЭ.
  Через военную агрессию, через дебилизацию населения, через разрушение социальной ткани приводится человечество к состоянию скота. А там можно будет и разрушить самые стойкие государства. Ведь кто в таком случае встанет на их защиту? И дальше по замкнутому кругу: разрушат государства, перейдут к разделению населения по принципам фундаментального неравенства, к сокращению ненужной его части.
  Сказка? Посмотрите на скачущих подростков с Украины, выкрикивающих тупые лозунги. Посмотрите на то, что происходит на Донбассе. Послушайте, как отвечают на уроках школьники, о чем они переписываются вконтактах. Вспомните, что сочинения по русскому языку вообще убрали из школьной программы. Обратите внимание на то, во что превратилась бесплатная медицина. Чем наполнен Интернет. Подумайте, какое будущее и уровень жизни ждет среднестатистического жителя российской глубинки. Поговорите с работниками оставшихся заводов и фабрик, пусть они расскажут вам о том, как обращаются там с ними: "Не нравится - за забором таких как ты десятки!".
  Это ли не война? Война, уже переходящая в горячую фазу, подступающая вплотную к нашим границам. Война, к которой не готов никто. Война, которая кардинально изменит нашу жизнь уже в самое ближайшее время. Война за то, чтобы остаться людьми и передать это право своим детям. Чтобы не умирать в фашистских лагерях нового типа, не стать новыми подопытными очередного нечеловеческого доктора Менгеле.
  Информации по этой огромной теме большие количества. По любому пункту можно найти её в открытых источниках в интернете, с официальными, протоколированными и отснятыми на видео и фото подтверждениями. В конце концов, можно посмотреть фильм, отснятый "своими руками на коленках" той же "Сутью времени", который называется "Фашизм. Реваншизм 21 века". Только вот кому это нужно? Люди уже не хотят узнавать ничего такого, что нарушит их идиллический покой, разрушит их уютный мирок, обвешанный "фотами" из вконтакта и инстограмма. И это тоже результат ведущихся против нас военных действий.
  Так почему же Леха собирается ехать на Донбасс, а Дмитрий сидит тут и борется с желанием опустить глаза?
  На этот вопрос надо отвечать честно. Потому что это важно. Потому что себе.
  Неужели струсил?!
  Нет. Он не боится. Вернее, если представить, что вот так, прямо завтра уже выехать, а через пару дней на передовую, то... страшно. Конечно страшно. Если по-настоящему, а не только в мыслях. Но это не самый большой его страх. Самая большая боязнь - это поддаться страху. Стать трусом, не сумевшим с ним справиться. Ведь не боятся только идиоты и мертвые. Так что же сейчас? Его удерживает от этого шага страх? Нет. Ничего подобного. Просто война идет не только там. Она вовсю идет и здесь. И каждый боец нужен на том участке фронта, на котором может успешно действовать. А еще - та социальная ткань, которая удерживает нас в реальности. Это родные и близкие, чувства, обещания, работа наконец. И если у тебя все в порядке и с первым, и со вторым, а ситуация на горячей войне не требует твоего немедленного вмешательства, то и ехать туда не стоит. Борись на месте, люби родных, живи хорошей жизнью, если получается.
  Но вдруг случится так, что на личном фронте ты потерпишь поражение, станешь не нужным своему ребенку и бесполезным для Дела? Вдруг случится так, что гнилой директор уволит со школы? Да еще и без возможности продолжать работу в сфере образования? Что тогда? Искать другую работу лишь бы прокормить свое чрево? А как же идеи и ценности? Можно, конечно, вносить какой-то вклад в борьбу через деятельность ячейки, да только всё это будет уже не тем.
  А если в плюс к этому у тебя еще и нет ни жилья, ни жены и детей, а старые родители не нуждаются в тебе, то не поехать туда будет полноценным предательством. Даже сейчас, когда настоящей горячей войны, вроде бы, не идет. Когда отбиваются "какие-то отколовшиеся республики".
  Дмитрий все-таки опустил глаза, не выдержал. Вроде бы всё так, а всё равно скребут, скребут где-то внутри мерзкие коготки. Ведь вот он - он уходит на войну. Уже через несколько дней он будет под пулями и под смертью. А ты сидишь тут, кушаешь в кафе, греешься в горячей ванной и пьешь кофе...
  Э нет, брат! Кофе кофями, а теперь ты вдвойне обязан! Еще и ему, вот этому парнишке. Обязан не отступать, не предавать общего дела. Не сдавать ни пяди той земли, за которую бьешься на своем участке.
  Идя домой, Дмитрий вспоминал стихотворение, которое прочел наизусть Николай на предыдущем собрании в честь нового, 2014 года. Оно тогда сильно зацепило, а сейчас, после объявленной новости, Дмитрий решил его найти и перечитать. Быть может даже выучить.
  Придя домой, он забил его название в поисковик и уже через несколько секунд перечитывал пронзительные строки.
  
  Деревья и мы (Борис Слуцкий, 1959 год или ранее).
  Я помню квартиры наши холодные
  И запах беды.
  И взрослых труды.
  Мы все были бедные.
  Не то чтоб голодные,
  А просто - мало было еды.
  
  Всего было мало.
  Всего не хватало
  Детям и взрослым того квартала,
  Где рос я.
  Где по снегу в школу бежал
  И в круглые ямы деревья сажал.
  
  Мы все были бедные.
  Но мы не вешали
  Носов, мокроватых от многих простуд,
  Гордо, как всадники, ходили пешие
  Смотреть, как наши деревья растут.
  
  Как тополь (по-украински - явор),
  Как бук (по-украински - бук)
  Растут, мужают.
  Становится явью
  Дело наших собственных рук.
  
  Как мы, худые,
  Как мы, зеленые,
  Как мы, веселые и обозленные,
  Не признающие всяческой тьмы,
  Они тянулись к свету, как мы.
  
  А мы называли грядущим будущее
  (Грядущий день - не завтрашний день)
  И знали:
  Дел несделанных груды ещё
  Найдутся для нас, советских людей.
  
  А мы приучались читать газеты
  С двенадцати лет,
  С десяти,
  С восьми.
  И знали: пять шестых планеты -
  Капитализм, а шестая - мы.
  
  Капитализм в нашем детстве выгрыз
  Поганую дырку, как мышь в хлебу,
  И все же наш возраст рос и вырос
  И вынес войну
  На своем горбу.
  Закончив чтение, Дмитрий задумался. Как-то необычно все получается в жизни. Вот взять эти строки. Ведь в каждом отрывке этого стихотворения была скрыта огромная по своему значению и смыслу часть жизни. Такая часть, которая оставалась значимой даже через десятки лет.
  Как вышло так, что нам, совсем не таким бедным и голодным, как те великие люди уже не нужны никакие деревья в ямках? Как вышло так, что наша жизнь обесценилась до "Орла и Решки", "Голоса" и "МузТV"?
  После них, с деревьями и лопатами в руках, осталось великое наследие, а что останется после нас?
  Куда делось из нашей жизни вот это "Мы все", которым пронизано стихотворение? Куда делось из неё ожидание новых общих свершений, растущими деревьями поднимающее человека к звездам?
  Откуда и почему он, Дмитрий, сегодня и сейчас читает в этом стихотворении об украинском яворе? Почему сейчас, когда в братской Украине свирепствует коричневая бесовщина?
  А эти фразы о тьме и свете! Попробуй, закрой глаза и попробуй обмануть себя, будто относятся они к деревьям! Попробуй! Может у тебя получится, как у миллионов твоих сограждан и ты и дальше сможешь жить беспечно. Оставшиеся спокойные годы...
  И тогда тебе не понадобится никакое грядущее. И значит, не будет у тебя кучи дел. Ты будешь, как и прежде, жить беззаботно. А завтрашний твой день ничем не будет отличаться от завтрашнего дня индюка. Думать тебе надо будет только о зерне и самке. И даже узнав в последний момент о хозяине с топором в руке, ты не поймешь сути этой "инсталляции".
  Как закономерно вышло, что недоделанное Их дело в полный рост встает перед нами. Ведь они добились того, чтобы их дети с малых лет читали серьезные газеты, а не вкалывали на капиталистического "дядю" безграмотными и ограниченными несчастными недолюдьми. Они добились, а мы про...рали, с пяти-шести лет допустив наших детей к порнографическим сайтам. Которые, как белесые поганки повылазили, лелеемые капитализмом после исчезновения "железного занавеса". Как вышло так, что и сами мы не читаем тех "газет", просиживая жизнь за теми же сайтами подобно непонимающим и безвинным детям?
  И сможем ли мы вынести отведенную на наш век войну? Не сломится ли, затрещав, наш "горб"?
  
  Январь, как это ощущается большинством людей, пролетел быстро. Праздники, за ними короткая неделя и вот он февраль.
  "Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а с нег начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.
  - Ну, теперь твой черед, братец, - сказал Январь и отдал посох меньшому брату, лохматому Февралю.
  Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел:
  Ветры, бури, ураганы,
  Дуйте что есть мочи!
  Вихри, вьюги и бураны,
  Разыграйтесь к ночи!
  В облаках трубите громко,
  Вейтесь над землею.
  Пусть бежит в полях поземка
  Белою змеёю!"
  Но, словно в пику Маршаку, зимы последних лет не отличались холодными и снежными февралями. Они этим вообще не отличались. По крайней мере, так казалось Дмитрию. Хотя он и отдавал себе отчет, что эта "кажимость" может иметь свои корни в одной бородатой поговорке.
  "В детстве и солнце светило ярче, и трава была зеленее". Как там обстояли дела с травой, Дмитрий не знал. Не обращал внимания. А вот по поводу солнца наблюдения имелись, как и по поводу зимы. Он прекрасно помнил те утомительные часы, когда вместе с отцом убирал снег во дворе. Сначала один - сгребал весь снег в большие кучи, утрамбовывал его. Потом дожидался отца, который нарезал кучи здоровыми, неподъемными кубами и выносил за калитку на лопате. А Дмитрий подчищал то, что осыпалось.
  За первый зимний, а то и последний осенний месяц напротив дома набиралась такая здоровая куча снега, что у всей детворы в округе захватывало дух. А еще "вкуснее" было то, что снег спрессовывался своей тяжестью. Позволяя рыть ходы и пещеры.
  Ничего подобного во взрослой жизни Дмитрия не было. Он не видел таких куч. И дело было не в том, что из Москвы их вывозили стремительно - он не видел их и в других городах.
  И вот, одним совершенно незаметаемым метелями февральским утром Дмитрий встретил на работе дворника. Тот засеменил навстречу частыми шажками, сверкая счастливой улыбкой. Дмитрий даже растерялся от таких бурных проявлений эмоций и в первые мгновения не мог их объяснить. Но потом вспомнил историю, в которую угодил юркий узбек и предположил, что она закончена благополучно.
  Азиат поздоровался, продолжая улыбаться и сжимая ладонь учителя своими двумя, низко кивая головой. После чего буквально осыпал благодарностями и выражениями глубочайшей признательности. Причиной всему оказалось всего лишь намерение Дмитрия помочь в той ситуации, которая приключилась с трудолюбивым узбеком...
  Уже через час его вызвала к себе директриса. Явившись на работу раньше обычного и продемонстрировав нехарактерное трудолюбие.
  - Дмитрий Николаевич, к вам в класс новая девочка.
  - Ага. От меня что-то нужно?
  - Нет, ничего особенного. Примите её завтра, познакомьте с ребятами... чтобы не обижали её.
  - Понял. Могу идти?
  - Да-да, идите, спасибо.
  Проходя мимо секретаря, Дмитрий еще раз посмотрел на симпатичную девушку лет тридцати. Она передавала секретарю документы на девочку и приходилась ей, по всей видимости, сестрой.
  - Дмитрий, подожди пожалуйста. - Тормознула его Саша и продолжила, обращаясь к посетительнице, - Знакомьтесь. Это Дмитрий Николаевич, ваш классный руководитель.
  - Юлия Викторовна. - Представилась девушка. - Я сестра Лены.
  - Очень приятно. Если вы закончили, можем пойти поговорить у меня в кабинете.
  - Да, пойдемте.
  Из разговора Дмитрий узнал, что девочка "проблемная", как говорят учителя. Тихая, но "проблемная".
  Лена была очень худенькой, из-за чего ужасно комплексовала, проколола в ушах "тоннели" и одевалась - такое впечатление - в мешки с дырками для конечностей. Но кроме этой проблемы там была другая - основная. Алкоголизм разведенных родителей. В такой обстановке ребенок, понятное дело, был предоставлен самому себе. Сестра была занята своей жизнью, стремилась устроить её через имеющего машину и квартиру принца, которого еще только предстояло найти. Оставалась бабушка, но у неё для воспитания сложного подростка нашего непростого молодого поколения просто не было сил. Она сама с трудом ходила и не могла даже толком приготовить обеда...
  Не прошло и двух недель, как Дмитрий сидел в кабинете Татьяны Егоровны второй раз по схожему вопросу.
  Вместе с ним и директором здесь присутствовали еще двое. Мама и дочка. Мама самой обычной нормальной внешности. Воспитанная, культурная. Из тех слоев населения, которые принято называть благополучными. И девочка - симпатичная, но с пирсингом в носу и языке, со странной прической, прядью волос ядовито-розового цвета и вызывающей боевой раскраской лица. Настя.
  Настя тоже хотела учиться в этой школе. В классе Дмитрия.
  Вернее, Настя просто хотела в школу. В каком классе ей учиться определяла Татьяна Егоровна, а судя по тому, что Дмитрий был приглашен, выбор она сделала. Ну еще бы, не в "ашки" же её записывать!
  Другое удивило учителя. То, как советовалась с ним Татьяна Егоровна. По-настоящему, без дураков. И вопрос стоял весьма резко: брать ли вообще девочку в школу? Её искренне интересовало мнение классного руководителя. Было в этой паре что-то такое, что настораживало, но не читалось, не понималось разумом. Директрисе не хватало информации, но чутьё шептало о возможных проблемах. И в этом случае она, скорее всего, надеялась услышать что-то новое от своего зама, с одной стороны. А с другой стороны, хотела разделить с ним ответственность. Ведь если он соглашается, то и работать потом будет за совесть, разгребать вероятные проблемы.
  Он и согласился. А как иначе? Подход директора был совершенно чужд его заму. Да, скорее всего с этой девочкой будут проблемы. Ну и что теперь? Теперь, в стремлении охранять собственное благополучное спокойствие, нужно пинать этого ребенка? Вместе с её мамой, между прочим. Потому как по маме было четко видно - она тоже крайне заинтересована в зачислении девочки. Нет, так поступить Дмитрий не смог, даже если бы и захотел. Совесть бы не позволила.
  Так и оказалась ещё одна новенькая девочка записана в класс к Дмитрию Николаевичу, что серьезно повлияло на её судьбу.
  Вообще, каждому хорошему учителю хочется видеть результат своих трудов, какие-нибудь доказательства. И обычно это сильно затруднено. Дело в том, что такой результат может проявиться через год. Но это в лучшем случае. Обычно времени проходит гораздо больше. Но и это ещё не всё. Те изменения, причиной которым когда-то стал учитель, может заметить в основном только сам ученик. Только он может понять, какое именно слово повлияло на его дальнейшую жизнь, в какой момент. Если вообще озадачится этим когда-нибудь.
  Остается только один случай, когда сторонний наблюдатель может зафиксировать результат. Условно говоря, случай Макаренко, когда проводимая здесь и сейчас работа очевидным для всех образом изменит детей в будущем. Особенно если наблюдатель может видеть в будущем самих детей. Ситуация с Настей сводилась именно к этому. И стала бурно развиваться уже на следующий день.
  С самого утра Дмитрий пребывал в хорошем настроении. По договору с мамой Насти, девочка должна была прийти в школу к третьему уроку, что было обусловлено их недавним переездом в район из другого административного округа Москвы. И вот, прогуливаясь по коридорам на перемене перед этим уроком, Дмитрий встретил Настю, чем и был очень удивлен. В первые секунды он её даже не узнал.
  Так случилось, что внимание было отвлечено от собственных мыслей чем-то необычным, разлитым "в воздухе". Не понимая причин, действуя на автомате, Дмитрий "вынырнул" из глубин собственного разума и осмотрелся по сторонам. Ребята, в обычных условиях наводящие постоянный шумный фон, сейчас чуть притихли. Зато по ним было ясно, куда надо смотреть.
  Вперед. Прямо перед собой.
  Навстречу шла... "куколка" - по-другому и не назовёшь.
  Настя была обута в туфли на толстой платформе с открытым носком и длинными-длинными каблуками. Ноги до середины бедра обтянуты прозрачными колготками. Выше начиналась кожаная короткая юбка, туго обтягивающая верхнюю половину бедер и ягодицы. Между юбкой и краем легкой кофточки была полоска обнаженной кожи в несколько сантиметров. В пупке блестел серебром пирсинг. Сама кофточка позволяла увидеть очертания лифчика, а её вырез - значительную часть поднятой и таким образом увеличенной девичьей груди.
  Волосы не были уложены в подобие ирокеза, как на встрече с директором. И теперь можно было видеть их в более привычной форме. Густые, они имели длину "каре", но были выбриты "налысо" на правом виске. Несмотря на это и на ядовито окрашенный клок причёски, в целом выглядело всё симпатично, нужно отдать должное.
  Ногти на ногах и руках были окрашены в красный цвет, а на руках, к тому же, имели бросающийся в глаза размер.
  Зеленая лакированная сумочка под пару тетрадей в руке завершала картину.
  Дмитрий так и осматривал новую ученицу, чуть ли не снизу вверх, идя ей навстречу. Но ничего не сказал, рассудив, что позвать её к себе сейчас же, это привлечь ещё большее внимание всей ребятни. Молча пройти мимо было не просто. Его буквально подмывало остановиться. Но нет, это будет неправильно... Однако, лишь прозвенел звонок, он подошел на урок своего класса, изучающего литературу. По лицу Натальи Валерьевны осознал всю степень учительского недоумения и женской ядовитости по поводу внешнего вида новой ученицы, представил Настю классу и сразу же увёл к себе.
  - Ну и что ты мне можешь сказать по этому поводу...? Да ты садись-садись! Не стесняйся, в ногах правды нет. - Сам себя перебил учитель.
  - В смысле?
  - А? - На лице появилось "непонимающее" выражение, через миг сменившееся чуть ли не озарением. - А! Ну, в зад...ице её тоже не ищут... Или ты что-то другое имела в виду? - Очень искренне усомнился он в своём "разъяснении". - Но в любом случае садись.
  Девочка села, ошеломленно посматривая на нового классного руководителя. А тот, удовлетворенный достигнутым результатом, - надломом критического барьера - продолжил.
  - Объясни мне, как так получилось, что вчера ты... Не мама, а именно ты! - Указательный палец в сторону Насти. - Ты пообещала мне... Мне лично! - Большой палец уткнулся в грудь. - Что ничего эдакого... - Он повертел в воздухе ладонью. - Выкидывать не будешь. А сегодня приходишь, как будто бы не в школу, а на работу в публичный дом. Как так получилось, ты мне можешь объяснить?
  Настя стеснялась. И это было хорошо.
  - Сейчас мы с тобой не будем спорить, просить прощения и обещать. Сейчас мы сделаем так: я отпускаю тебя домой, ты туда идёшь и переодеваешься, а маму мы не тревожим. Ты же видела, как на тебя ребята смотрели? Видела. А это что значит? Да, это значит, что у нас тут так не ходят. Я не знаю, где ты к этому привыкла и знать не хочу. Ты просто отвыкай. Договорились?
  - Да. - Пискнула девочка, кивнув головой.
  - Ну вот и славно. Дуй домой на всех парусах. Только ноги не переломай, - Добавил учитель, кивнув на туфли.
  Настя ушла, а Дмитрий задумался. Что же с ней такое? Что в ней настораживает? Как оно связано с вот этой её выходкой? Ведь семья нормальная, насколько это можно понять при беглом осмотре. Родители не разведены, оба работают. Мама - как минимум только она, - не пьёт, за ребенка переживает. По её словам, там такой же положительный папа...
  Что мы о них знаем вообще? Так чтобы наверняка?
  В семье Настя одна. Это знаем... Ещё?
  Переводится к нам в школу. Почему?
  Почему... Вроде бы не понятно. Хотя почему не понятно? Они переехали. Точно! Из одного района в другой и более того - в другой округ. Ну и что? Что... А то, что такими вещами среди года просто так не занимаются. Да ещё имея ребенка в восьмом классе. Или занимаются? Он сам бы точно не стал. А они стали... О! Еще! Они переехали из квартиры матери, в квартиру отца, по месту его прописки.
  И что? Что всё это дает? А ну-ка вернемся к вопросу: почему? Теперь, вспомнив все это, мы разве не можем задать вопрос "Почему"? Можем. И более того, он звучит даже более уместно именно теперь. Но ответа один черт нет! Ладно... Что еще?
  Успеваемость у неё хорошая. Даже пятерки есть. Девчонка сообразительная и то, что директриса определила ее в "Б" продиктовано исключительно ее "прошаренным" чутьем.
  Одежда. Вернее, внешний вид. К чему такой эпатаж?
  Дмитрий автоматически поднял карандаш и потыкал им в зубы. Встал из-за стола и включил свет - темнеет в феврале рано.
  Эпатаж... Ну, только два варианта приходит в голову. Это либо неуверенность от собственного внешнего вида, когда ты некрасив или тебе кажется, что ты некрасив. Есть такое? Есть -есть! Вон они ходят целыми толпами: вроде ни кожи, ни рожи и хотя бы оденься поприличней. Ан нет! Надо натянуть на себя лохмотья, проколоть дыры, остричься налысо. Постараться максимально стереть половые признаки и так далее. Амерам делать не хрена, они это в какой-то книжке-исследовании обмусолили от и до. Бери и читай. Ну да, ну да. Мы читали, мы знаем. Хотя это и без них понятно...
  Итак? Что там? Да, либо это неуверенность от внешнего вида, либо что? Либо та же самая неуверенность... от чего? Ну давай!
  Дмитрий с силой потер лоб, надеясь этим движением поймать ускользающую мысль.
  Либо она от чего-то другого!
  Он усмехнулся, очевидности ответа.
  Внешний вид мы можем сразу отбросить. Девка объективно неплоха. И сама это понимает, судя по тому, какой пришла сегодня. Значит, причина в другом.
  В чем? Что может вызвать неуверенность в стройной, умной и симпатичной девчонке?
  А может быть она пришла такой просто потому, что обычно так ходит? Да нет, вряд ли. Родители там, конечно, не кремень, но и не тряпка. Не позволят, судя по тому взгляду, который девочка бросила на него после предложения не говорить маме.
  Да и потом: она и на собеседование пришла очень своеобразной. Пусть не вульгарно сексуальной, но все равно очень своеобразной. А это то же самое. Тот же эпатаж от неуверенности. Вызов. Что же ей надо?
  Так-так-так... Ну-ка стоп. Это не тот вопрос.
  Не тот...
  А какой тот? А вот он! Какого чёрта такая неуверенная без видимых причин девчонка меняет школу? Связано ли одно с другим? Причем не просто школу, а административный округ и жилье. Стоп. Жилье просто есть именно тут. Жилье отца. Это может объяснять всё. А если нет? Если всё-таки жилье оказалось тут просто весьма кстати и девчонка на самом деле от чего-то бежала? Но тогда в курсе этого "чего-то" должны быть и родители. Ведь это не просто так, не с кондачка, взять и поменять квартиру. Что же там за масштабы бедствия?
  И ведь есть, точно есть там что-то. Оно чувствуется. Вон, директриса даже нелюбимого зама позвала советоваться.
  Ну ладно. Что там ещё у нас осталось?
  Дмитрий "пошарил" пятерней памяти по закоулкам разума, стремясь найти мелькнувшие недавно мысли.
  Вот что. Почему она остается неуверенной, если уже свалила далеко? Поменяла жилье и школу? Он бы на её месте заметно успокоился. Или нет? А если... Точно! Сейчас же век какой! Интернет! Если за ней что-то или кто-то гонится, то она должна удалиться из "вконтакта". Ну-ка?
  Введенные в поисковик имя и фамилия очень быстро принесли результат: он смотрел на страницу Насти.
  Странно. Дмитрий даже разочаровался. Пустая и простая страница. Ну и пусть! Шут с ним, само собой прояснится, если вообще есть чему проясняться.
  Со вторника до пятницы классный руководитель внимательно присматривался к новенькой. Она ни с кем не конфликтовала, но успела настроить против себя Гулю, Леру и Соню. В этом не было ничего необычного. Простая женская ревность или конкуренция - чёрт их разберет, этих девчонок. Настена девка умная и красивая, что не могло не задеть эту троицу. Анисия не такой человек, она о себе очень высокого мнения и конфликтовать с новенькой по таким причинам ниже её достоинства. Машка с Катюхой - тихони. Поэтому ничего необычного и сложного, это будет решено легко. Дайте только время.
  Пацаны, наоборот, подружились с Настей, которая, впрочем, не выказывала к ним особенного интереса.
  Зато сама она подружилась с новенькой Леной, а уже вместе они часто общались с Дашей. И даже сели за соседней с ней партой. Что учителя только радовало. Хотя и давало пищу для дополнительных размышлений. Дело в том, что Даша, хоть и перестала пронзительно вонять, всё равно оставалась девочкой "неблагополучной". Лена была такой же: неуверенной и стеснительной. И Настя, совершенно выбиваясь из этого ряда, тем не менее оказалась в нём. А значит, там точно что-то есть за душой.
  Всё это он подметил в промежуток со вторника до пятницы, а уже в понедельник появилась новая информация. Как снег на голову. В июне...
  Но и до понедельника скучать не приходилось.
  Очередное происшествие разразилось во вроде бы благополучном восьмом "А".
  В среду парнишка из этого класса угрожал всем самоубийством. Это был толстый, чернявый и обаятельный мальчуган. Он имел массу плюсов, но все они ничего не значили в нерегулируемом детском обществе, отличающемся чуть ли не звериной злобой. Не зря про детей говорят, что они очень жестоки. Это самая настоящая правда.
  Парень не обладал ни наглостью, ни смелостью, ни глупостью, которая часто заменяет и первое, и второе. Пухлый как пуфик, такой же безобидный, с розовыми щеками он постоянно сносил издевательства своих одноклассников. Это были "успешные" дети, если можно так выразиться. Ну, если сравнивать их с "бэшками" Дмитрия. Они даже одевались по-другому. Более официально, стильно. Сашка - толстячок - всегда сидел тихо на последней парте среднего ряда. Всегда честно пытался отвечать на вопросы Дмитрия. Которому казалось, что парню нравятся занятия по ОБЖ. Ведь на них в классе царили тишина и порядок, и даже самые дерзкие хулиганы не поднимали головы в буквальном смысле. Хотя "самыми дерзкими" они были в пределах своего класса. Дмитрий даже с некоторой гордостью вспоминал своих Саида с Русланом, сравнивал их с местными и оставался доволен. Каким-то пацанским, задиристым удовлетворением.
  И вот, на большой перемене пухлый Санек настежь раскрыл одно из окон в своем классном кабинете. Не обращая внимания на скептический смех одноклассников, залез на подоконник.
  Они кричали ему, чтобы он скорее прыгал, не морозил теплоту кабинета. Кричали, чтобы не тянул, не отвлекал от просмотра очередного ролика. Самый главный мучитель - местный авторитет - подбежал к нему и, наверное, вовсе не веря в возможность прыжка, плюнул на грудь.
  Это был стремительно толстеющий, но пока просто крупный парень. С чудной фамилией - Гархарьян и всклокоченными волосами. Которыми, кстати говоря, напоминал Дмитрию хулигана из "Приключений электроника". Когда-то с ним случился небольшой конфликт и у учителя. Отличник и маменькин сынок Гархарьян тогда не хотел учиться на кукле делать искусственное дыхание. Якобы брезговал прислоняться к её рту после своих одноклассников. При этом его, в отличие от всех остальных, не успокаивало ничего. Ни антисептические обтирания рта куклы специальной жидкостью, ни то, что между ним и его собственным ртом будет стерильная одноразовая салфетка. Выпендривался, попросту говоря. Ха! Нашел, где...
  Дмитрий заставил его быстро, не прошло и трёх минут. Но после этого в школу приходила бешенная мамаша, ругалась с классным руководителем и грозилась написать письмо в департамент образования - приют и защиту всех сирых и убогих - на тему моральных издевательств над её сыном. При этом к учителю ОБЖ она почему-то идти не пожелала.
  Вот и сейчас стоял наглый Гархарьян перед несчастным пацаненком. Смеялся, глядя в его таящие слезами глаза и наслаждался чувством собственного превосходства: все девочки видели, как он плюнул в живот толстяку!
  Саня резко отвернулся, стремясь спрятать горящее позором лицо. Потерял равновесие и пошатнулся, стоя на самом краю подоконника. В окне на третьем этаже. Девочки рассказывали, что он взмахнул рукой и случайно ухватился за раму. Они же, испугавшись в этот момент всерьёз, бросились на поиски своего классного руководителя, которая после урока вышла в коридор и должна была вернуться к началу следующего.
  До прихода учительницы Саня успел обернуться еще один раз. Успел увидеть испуганные глаза одноклассников. Неизвестно, прыгнул бы он или нет, если бы не классный руководитель. На этот вопрос Дмитрий не имел вообще никаких ответов. Он знал только, что сделать это было бы страшно. Как знал и то, что паренька всерьёз достали.
  Учительница отговорила своего подопечного от рокового шага. Выгнала всех из класса и долго успокаивала рыдающего мальчика. До тех пор, пока за ним не прибежала испуганная мама.
  К ним пыталась пройти школьный психолог, но первое время Саня никого не хотел видеть, учительницу тоже просил уйти. Ему было стыдно.
  Зато с психологом в очередной раз поговорил Дмитрий. С Леной они познакомились давно и даже вели вместе пару проектов. Человеком она была хорошим. Судить её как специалиста Дмитрий не мог. Не было компетенции, да и дел не видел.
  - Что скажешь, Лен?
  - А что сказать Дим?! Тут всё ясно, как дважды два! Ему никакие методики не помогут! Пока там этих уродов не воспитают, всё так и будет!
  Не согласиться с ней мог только идиот, директор или специалист из департамента образования.
  Татьяна Егоровна в тот же день собрала экстренное заседание педагогического совета.
  Молча, с таким скорбным видом, какой запросто натягивала на себя по подобающим случаям, она достала заранее приготовленную бумагу. Выдержала эффектную паузу. Глубоко вздохнула...
  Станиславский бы обзавидовался.
  - Коллеги! Как это... Я вынуждена напомнить вам приказ департамента. Вы не понимаете... как это... всё очень серьезно коллеги! Вы ленитесь, а тут русским языком написано, что все дежурные должны быть в коридорах на переменах. А кабинеты должны быть закрыты. Как это... наверное не дураки это писали?! - Она потрясла зажатыми в руке листами. - Или вы хотите сесть?
  Тяжелое молчание.
  - Я не хочу! Поэтому, как это... Дмитрий Николаевич! Начинаем делать так, как вы предлагали. Если кто-то не дежурит, мы будем записывать его в график. А потом лишать премии.
  Обвела тяжелым взглядом всех присутствующих.
  - Если люди не понимают по-хорошему, будем наказывать рублем. Сколько можно?! Вы просто обнаглели уже совсем! - Она замолчала, переводя дух. - Ирине Валентиновне объявить выговор, за то, что оставила детей одних в кабинете. Премию снять.
  Ирина Валентиновна сидела молча, опустив голову и не глядя на директора.
  - У меня всё. Ваши замечания. Прошу вас.
  Вот так. Дежурства, приказ департамента, наказание учителей. Что за бред с закрытием классов? При чем тут эти дежурства сейчас? Дмитрий единственный демонстративно водил головой по сторонам, выискивая хоть одну пару разумных глаз. Ему казалось, что их нет тут вовсе. Но нет, вот одна, вот вторая пара... Вот Ольга Анатольевна встретила его взгляд понимающе и сочувственно.
  - Разрешите мне. - Не спросил, ритуально произнес Дмитрий вставая.
  Директор только молча кивнула.
  - Я уверен, что причиной всему его одноклассники. Они над ним издеваются. Я могу забрать его к себе в класс. Тогда всё закончится.
  Дмитрий мог бы многое сказать. И не только по поводу бредовости приказов департамента и абсурдности того, что было тут сказано до него. А ещё на тему безучастности учителей. О том, как они отмахиваются обеими руками от детских проблем, стараясь их не замечать, не видеть в упор. Лишь бы не решать, лишь бы они не тронули их самих. Разве не видела Ирина Валентиновна, что пацана затравили? Видела и знала! Он многое мог бы сказать. Но не стал.
  А вот пацана было жалко по-настоящему. Для него после сегодняшнего ничего не изменится в лучшую сторону. Было понятно даже ослу, что неудачную попытку самоубийства дети очень быстро "переварят" и будут вспоминать на каждом шагу.
  В классе было тихо. Никто не поддерживал и не возражал.
  - Дмитрий Николаевич! Не думайте, что тут дело в окружающих. У вас просто в силу возраста еще мало опыта. Дело всегда в нас самих. Вы его заберете к себе, там с ним повторится это или что-нибудь похуже. Его достанут, как это, те же самые или ваши. И... как это... попробуйте маме объяснить еще, почему вы переводите его из хорошего класса в "бэ"!
  Нельзя сказать, что после этого Дмитрий всё понял. Он это "всё" прекрасно понимал и до этого. Но сейчас всё сказанное настолько живодерски обнажило кровоточащую действительность, что стало противно.
  Все они всё прекрасно понимают! Понимают, что дело в классе. Понимают, что можно, можно перевести его в "Бэ", к "непедагогичному" и "невоспитанному" классному руководителю, после чего проблем будет значительно меньше. Но понимают и то, что тогда надо будет объяснять маме перевод. И тогда легенда о том, что "все дело в нас самих" зашатается. А мама может додуматься написать жалобу в департамент. Всё это уже давно не удивляло "молодого специалиста". Если что-то и было способно удивить, так это недальновидность, нерешительность или даже трусость самой мамы, но это оставалось уже на её совести.
  Татьяна Егоровна явно надеялась, что после её ответа заместитель сядет на свое место и заткнется. Но...
  - Татьяна Егоровна. Во-первых, я с вами согласен. Тут дело в нем самом. Он тихий и спокойный, забитый мальчик, который не может ответить хамью. Во-вторых, в моем классе ничего подобного не будет. Его никто не будет трогать. Если кто-то заметит обратное, я напишу заявление в этот же день! Более того, я ручаюсь, что мои ребята не позволят при них обижать его и на перемене.
  Идея забрать пацана родилась у Дмитрия сразу после происшествия. Не откладывая её в долгий ящик, он тут же нашел Санька в "баре"-столовой, где тот сидел в компании классного руководителя перед стаканом с чаем и дожидался маму.
  Усевшись радом с ними, Дмитрий в лоб задал свой вопрос парню, пообещав, что его больше никто не будет трогать. Сашка сразу согласился, но потом засомневался, вспомнив маму и разрешение, которое должен был спросить у неё.
  Тут опомнилась классный руководитель и "удивленно" спросила школьника:
  - Саша, а что они тебя еще достают?! Я ведь с ними разговаривала!
  На этот вопрос паренек не ответил. Что-то пробурчал под нос, низко склонив голову. Она еще несколько минут пыталась разговаривать с ним и было противно слушать этот разговор. Как-то так выходило у нее - и вопросы задавать, и ответы получать - что никто вокруг действительно не был виноват.
  Потом она еще что-то пыталась сказать Дмитрию. На ту же тему, что у неё неплохой класс и она старается защитить пацаненка сама. Но Дмитрий не стал её слушать. Перебил и спросил в лоб:
  - Ну вы же понимаете, из-за чего все это произошло. И у вас не получится его защитить. А у меня получится. Вы не хотите мне его отдать?
  Женщина вздохнула. Все-таки она была неплохим человеком, эта сорокалетняя женщина со своими личными проблемами, недостатком денег, детьми и мужем.
  - Забирайте. Только я не знаю, что с его мамой и директором...
  После этого Дмитрий оставил свой любимый восьмой "бэ" в классе после урока, не пустив их на перемену. Успокоив волну праведного возмущения, стоны мольбы и разочарования, он тут же увлёк их рассказом о случившемся. Они и так, конечно, знали всё. Но Дмитрий рассказал с новыми для них акцентами и сразу выложил предложение забрать пацана в класс. Сказал, что такое решение принять без них не может.
  Дети согласились единогласно.
  Тогда он спросил, понимают ли они, что парня нельзя обижать и дразнить. Они понимали. Только пацаны посмеивались, но на них шикали девочки.
  - Руслан! Саид! А к вам у меня будет отдельное задание.
  - Какое Дмитрий Николаевич?
  - Ну, во-первых, вы не должны его трогать!
  - Да не, Дмитрий Николаевич! Слово даём! На фиг он нам нужен!
  - А, во-вторых, вы должны будете его защищать от Гархарьяна, когда будете рядом. Чтобы он его не трогал на переменах...
  - Дмитрий Николаевич! На фига он нам нужен?! - Завопил Руслан.
  - Что мы телохранители?! - Вторил ему Саид.
  - Тихо! Что, Гархарьяна зассали?
  - Да нет, Дмитрий Николаевич! - Даже обиделся Саид. - Да мне его... - Он поднес горсть пальцев к лицу, скомкал её в кулак и плюнул, наблюдая за тем, как разлетаются пальцы. - Ну просто, что он девочка что ли, его защищать?
  - Короче! Если захотите, я вам потом объясню почему и зачем. А сейчас я вам даю задание. И если вы его не будете выполнять, о чём я узнаю, я на вас разозлюсь по-настоящему. Дружить мы с вами перестанем. Все ясно?!
  - Ясно... - Пробасил исподлобья Руслан, искоса поглядывая за приунывшим другом...
  
  Дмитрий закончил и стоял, молча глядя на директора.
  - Хорошо. Мы поняли, Дмитрий Николаевич, садитесь.
  А что было еще делать?! Начать кричать? Ругаться? Взывать к совести?
  Сел. А на следующий день разговаривал с отошедшей от потрясения и вооружившейся классной руководительницей Санька. На сей раз сдаваться она не собиралась и явно хотела отыграться за нанесенное ей оскорбление. Какое? Ну как же!
  "Что же это, вы думаете, что у вас одного получается работать? У меня хорошие дети, они тоже его защищают от двоих-троих хулиганов. Особенно девочки. Да и те уже давно его не трогают. Он им неинтересен и скучен. Его шутки их раздражают. У него и дома проблемы. Отца нет, мама с него пылинки сдувает. В общем, ему с психологом надо работать..."
  Отвечать ей он не стал.
  
  Эстафету чрезвычайных случаев перехватила пятница и девятый "А".
  Еще раз отличился Хасанбек. Опять история началась с открытого окна, опять в кабинете не было учителя. Этот случай, кстати, дал Татьяне Егоровне основание еще раз тыкнуть собственной "правотой" в лицо через чур щепетильному заму. "Вот видите, Дмитрий Николаевич! Опять дети были одни! А вы говорите..."
  Хасанбек, гоголем прохаживаясь по кабинету и выпендриваясь перед ребятами, решил открыть окно. Парень-то горячий, даром, что не финский.
  Открыл. И уже собирался отойти от него подальше, как сидящая тут же рядом за партой девочка попросила его закрыть створки. Ну, ручаться за то, что она именно "попросила" Дмитрий не мог. Это зная-то, как дети разговаривают друг с другом. Но, с другой стороны, Хасанбек - это не обычный ребенок. Вполне может быть, что действительно попросила. Усредненный и составленный по рассказам очевидцев и участников разговор выглядел примерно так:
  - Закрой окно, холодно же!
  - Мне жарко.
  - Закрой я тебе говорю! Я мерзну!
  - Заткнись женщина!
  - Сам заткнись!
   Факт такого прилюдно оказанного неуважения, да еще и со стороны женщины, Хасанбек не мог оставить без наказания. Видимо никто не объяснил ему, что значит выражение "Сын гордого кавказского народа". Не говоря более ни слова, развернувшись, он подошел к сидящей за партой девочке и ударил её кулаком в лицо. Конечно, не так сильно, как мог бы, но бедняге и того хватило. Из носа ручьем потекла кровь, а из глаз слезы.
  В этот момент Дмитрий находился на одном из великого множества крайне важных совещаний и узнал о происшествии только спустя несколько часов, вернувшись на рабочее место. Пацана к тому моменту уже не было в школе, а девочку увезли в больницу сразу. Но не на машине скорой помощи, как это должно быть в подобных случаях, а на каком-то другом автомобиле, найденном директрисой. Тогда Дмитрий не обратил на это особого внимания, по опыту зная, что о факте избиения врачи должны сообщить в полицию из больницы. Но и этого чудесным образом не произошло. Поэтому вездесущий департамент образования на этот раз оказался "в пролете" и неведении. Директриса ухитрилась скрыть факт получения травмы девятиклассницей. Зама к этому делу она не привлекала по вполне понятным причинам. Но он так и не смог остаться в стороне. Как ни не хотелось вмешиваться! Но бурлящее нутро подогревалось совестью, заставляло это сделать.
  Заходя в кабинет к Татьяне Егоровне, Дмитрий вспоминал лицо классного руководителя девятого класса. У них были неплохие отношения, и женщина могла вести себя с ним естественно. На его фразу о новой выходке Магомадова, она широко раскрыла глаза, максимально подняв брови и покачала головой. Издавая при этом безмолвный вопль.
  - Татьяна Егоровна, я к вам.
  - Заходите Дмитрий Николаевич, садитесь. - Указала на мягкие кресла. - Что у вас?
  Дмитрий присел, краем глаза заметив неубранную барную стойку из прозрачного стекла. На ней стоял бокал из-под мартини. Или "для мартини" - учитель не знал, как это правильно называется. Тот, что выполнен в форме воронки и обычно украшен долькой лимона и трубочкой. Рядом с ним покоилась ополовиненная бутылка какого-то вина и тарелочка.
  Чуть в стороне от стойки, на полке из такого же прозрачного стекла, были расставлены школьные кубки и дипломы. Ну и иконы - куда же без них?
  Директриса сидела, облокотившись на мягкую спинку, скрестив вытянутые ноги. Правая рука лежала на подлокотнике, а в пальцах дымилась тонкая сигарета.
  - А по поводу сегодняшнего случая с Хасанбеком.
  - Ну, не с Хасанбеком, а с этими двумя...
  - Ну да. С ними.
  - А что с ними? - Деланно удивилась женщина.
  - Девочку увезли не на скорой?
  - Неа!
  Татьяна Егоровна имела весьма странный вид. Тот, к которому никак не мог привыкнуть Дмитрий. Если придумывать ассоциации, то перед глазами всплывает образ то ли барина, то ли эсэсовца, решающего кого можно оставить жить, а кого послать на несовместимые с жизнью работы. Уверенного при этом в своем праве распоряжаться чужими жизнями.
  - Но нам нужно сообщить в департамент образования об этом.
  - Нет. - Все с тем же видом покачала головой Татьяна Егоровна.
  Дмитрий прекрасно понимал, что история замята. Понимал и то, что директриса ожидает от него сопротивления и противодействия этому. По сути дела, они уже смотрели друг на друга, как враги. Но еще оставался шанс разрешить ситуацию в формальных рамках. Поэтому Дмитрий возразил:
  - Но ведь из больницы сообщат в милицию. Нам лучше сообщить первыми.
  - Не сообщат, Дмитрий Николаевич.
  - А мама? - Выйдя из образа, не скрывая надежды, не подолжностному задал вопрос заместитель.
  - А что мама? Пусть за своей прошмандовкой... прости Господи... следит!
  - Татьяна Егоровна, но так же нельзя. Они уже всех достали. И сейчас просто переступили черту. Нельзя бить девочек. Да еще так, что у них нос на бок.
  - Дмитрий Николаевич! Нельзя себя вести так, как ведет себя эта "девочка"! Она сама его достала, сама виновата! С ними нельзя так разговаривать, вы не знаете их культуры? У них женщины с уважением относятся к мужчинам.
  Театр абсурда. Акт двадцатый, сцена пятнадцатая... Дмитрий прикрыл глаза. Глубоко вздохнул.
  - Татьяна Егоровна! Я разговаривал с Мариной Александровной. Она ничего плохого об этой девочке не сказала. Более того, она и учится-то лучше многих других. И в этой истории она не виновата! Все ребята говорят, что она ничего плохого Хасанбеку не сказала.
  - Дмитрий Николаевич, - Перешла на более спокойный тон директриса. Она так делала всегда, когда начинал злиться зам. Чем это было продиктовано, Дмитрий точно не знал. Либо какой-то тонкий расчет, либо элементарный страх. Что скорее всего. Не отличалась Татьяна Егоровна смелостью. - Все уже закончилось. Займитесь другими делами.
  - А если мама напишет заявление?
  - Она не собиралась этого делать. Да там и мама такая, что не додумается.
  Дмитрий смотрел на женщину и не верил своим глазам. Как она могла стать директором? Ведь она до сих пор не поняла, что он открыто выступил против и не собирается отступать. Она до сих пор думала, что его "взбрыкивания" можно было объяснить сиюминутными настроениями. Думала, что вот сейчас, немного поспорив с ней, он вернулся в подчиненное положение и старается предугадать риски. А не напишет ли мама заявление - волнуется заместитель.
  Или она намного хитрее? И тогда всего лишь делает вид, что думает так. Дает, таким образом, ему еще один шанс вернуться в накатанное русло? Плясать надо от самого сложного варианта, но в любом случае "накатанного русла" больше не будет.
  - Я ей помогу.
  На несколько секунд повисла тишина. Директор не была удивлена, а значит она этого ожидала. Значит, всё-таки не проста, ой не проста эта баба! Другое дело - где у нее душа? Как можно настолько прагматично, цинично относиться к тому "материалу", как говаривал Макаренко, которым оперирует учительство?
  - А что вы сделаете?
  - Напишу заявление в милицию. Укажу свидетелей. Она подаст.
  - А вам никто не поверит. - Она опять приняла вид надменного эсэсовца. Раздавила бы, да пока возможности нет.
  - Свидетелям поверят и справкам из больницы.
  - Дмитрий Николаевич... как это... я вам говорила уже: вы слишком мало работаете в школе. - Она начала улыбаться. - У вас просто... как это... недостаточно опыта. Они же придут сюда и будут разговаривать с нами. И с детьми. Попросят характеристику и на мальчика, и на эту деваху. Или вы думаете, что им что-нибудь скажут дети?
  "Каналья! Тысяча чертей..." - как говаривал старый-добрый герой из детства. Ведь она была на все сто права! На что он надеялся, начиная этот разговор? На испуг ее взять хотел?! Дятел пёстрый!
  Да ни один одноклассник не скажет ничего против Магомадовых. Классный руководитель? Не смешите мои носки! Дмитрий прекрасно помнил, как она буквально в воздухе "переобувается", меняя мнение на прямо противоположное, если это нужно директрисе.
  - А характеристику мы напишем объективную. У Хасанбека хорошая, полная семья. Он учится хорошо, пусть есть тройки, но зато в спорте достижения. А девочка что? Семья неблагополучная, мама одна воспитывает. Времени и денег им не хватает. Девочка плохо воспитана, часто дерзит, имеет не самое хорошее поведение в классе. Да, мы ставим ей хорошие оценки. Но вы сами понимаете да, что нам это выгодно. Да и девочку жалко всё-таки... - Она замолчала на миг, но сразу добавила свое коронное:
  - Гы! Так что Дмитрий Николаевич, займитесь лучше своими делами, хорошо? - Улыбка.
  - Хорошо Татьяна Егоровна. - Спокойно ответил зам. Будто и не было этого разговора. Удар надо уметь держать.
  - И... Дмитрий Николаевич! Начинайте уже наказывать дежурных, если их не будет на постах. Я жду докладные.
  
  Понедельник - день тяжелый.
  Работы навалилось столько, что время до обеда пролетело со скоростью, с которой мухи летают в середине комнаты в июле.
  Дмитрий глянул в окно. Начиналась метель, а до первого теплого месяца было еще далеко. Не как до Пекина в известной позе, но все же. Пора было поесть, но свободного времени не появилось. Отложим...
  Взяв необходимые бумаги, "безопасник" понес их адресату, щелкнув дверным замком.
  Так, в бессмысленных бумажных заботах, и пролетел весь день. Стемнело на улице, ушли последние дети.
  Затрезвонил телефон. Дмитрий опустил взгляд - Саша. Вернее, Александра Сергеевна - учитель физической культуры. С выражением досады на лице Дмитрий поднес трубку к уху.
  - Да Саш. Извини, так и не было времени к тебе зайти. Даже поесть не успел.
  - Да ладно... Ну сейчас зайдешь? У меня есть кое-что интересное для тебя.
  - Уже бегу!
  В который раз за день щелкнул дверной замок, ноги отсчитали несколько пролетов ступеней.
  - Чего у тебя? - Успокаивая немного сбившееся дыхание, спросил Дмитрий.
  - А... Пойдем к нам.
  Вместе они зашли в тренерскую, где спортивная девушка со светлыми рыжеватыми волосами достала мобильный телефон.
  - Садись. Смотри.
  На маленьком экране появился плеер. Изображение прыгнуло, проехав по интерьеру какой-то квартиры, добралось до кровати.
  На красноватом покрывале лежала обнаженная девушка... Настя. Оператор снял ее общим планом с высоты собственного роста, после чего стал показывать частями, приблизив и медленно ведя камерой от пяток и выше. Голень, бедра... Тут экран прыгнул. В кадре появилась рука, ухватившая девушку за бедро. Потянула его в сторону, обеспечивая наилучший вид...
  ...живот с пуговкой пупка, грудь... одна, вторая. Лицо.
  Опять общий план.
  Скачок кадра, тряска, темнота.
  Кафельная стена ванной комнаты и сама ванна. Настя сидит в ней. Качество плохое, звуки размазанные эхом многих голосов, но похоже, что девочка плачет. Она сидит на корточках, прикрывая коленями грудь, а руками лицо. И мелко подрагивает.
  Чуть выше её головы, слева, торчит трубка водопровода, виднеется кран холодной воды.
  А вокруг девочки, даже в самой ванной...
  Камера расфокусировалась. Теперь её основной целью стало заснять мужские половые органы. Из них весело брызгала моча. Оранжевые струи били в прикрытое ладонями лицо, плясали по обнаженным плечам, старались угодить в грудь. Их было четверо, не считая оператора, который не мог присоединиться в силу занятости.
  Мочевые пузыри "неустановленных лиц мужского пола" опустели, издевательство закончилось. Вместе с этим закончилась и видеозапись, экран потемнел.
  - Откуда это? - С каменным лицом задал вопрос единственный зритель "стопудового хита".
  - Девчонки мне показали. Я попросила, чтобы они скинули.
  - Какие?
  Несмотря на каменно-холодное выражение лица Дмитрия, а может быть из-за него, Саша заволновалась.
  - Дим! Девочки тут не при чё-о-ом! Они сказали, что оно появилось в школьной группе "вконтакте". Одна из них - администратор - сразу его удалила из общего доступа. Но у себя отставила и показала мне.
  - Уверена?
  - Сто-о-о процентов, Дим! - Саша приехала с Украины и говорила с интересным акцентом. Особенно, когда волновалась. - Они просили, чтобы я их не выдавала! - Добавила она с мольбой в голосе.
  - Ладно. Пока пусть сидят тихо, и еще раз скажи им, чтобы видео это никуда не заливали. Узнаю - а я узнаю - накажу сильно. Спасибо тебе.
  - А видео не возьмешь? - Брошенный вопрос врезался в спину уже уходящему Дмитрию.
  - Нет. Удали.
  Зачем ему видео?
  Идя к директору, Дмитрий обдумывал свой ответ. По идее видео нужно. Хотя бы как вещественное доказательство в полиции. Хотя... Судя по тому, как бежала вся семья Насти с одного края Москвы на другой, его запросто можно найти в интернете. Ну, при определенном желании. А он... Он просто не хотел "брать его в руки". Этот его ответ был словесной формой отдергивания руки. Всего лишь.
  Итак, завтра... да уже сейчас! Сейчас о похождениях нашей подруги знает половина школы. А завтра ко второму уроку будет знать вся.
  Зато мы теперь знаем, в чем её проблема.
  - Татьяна Егоровна! Разрешите?
  - Да Дмитрий Николаевич, заходите... Что случилось? - Озабоченный вид Дмитрия напугал женщину.
  - Случилось...
  Через несколько минут директриса знала всю историю.
  - А где видео?
  - У меня нет. Но в интернете точно можно найти. Только зачем?
  - А кто вам его показал?
  - Ребята, Татьяна Егоровна.
  - Какие ребята, - Поставила ударение директриса. - Дмитрий Николаевич?
  - Я не скажу. Но это сейчас не важно. Завтра об этом будет знать вся школа. Нужно что-то делать.
  - Что?
  - Давайте для начала вызовем их в школу. Сегодня. Придется, скорее всего, задержаться часов до девяти, но зато поговорим.
  - Вызывайте. Как только придут, приходите ко мне. Ой Господи... Я как знала! - Она закатила подведенные глаза и трагически втянула воздух.
  Мама Насти неожиданному звонку не удивилась. Как и просьбе явиться в школу после работы вместе с дочерью. Обещала разыскать девочку и быть к началу восьми. Не обманула.
  - Здравствуйте, Дмитрий Николаевич! Что-то случилось?
  - Здравствуйте. Пойдемте в кабинет директора, там поговорим. - Не ответил классный руководитель.
  Через десять минут взаимных восклицаний, всхлипов и воззваний к Богу среди икон в директорском кабинете разговор вступил в деловое русло.
  Настя сидела поникшая, утирала тихо текущие слёзы. В этот раз она имела самый обыкновенный вид, если не замечать клочка волос ядовитого цвета и пирсинга на лице. Молчала, стараясь не поднимать головы.
  - Что нам делать? - Спросила мама.
  Директриса покачала головой.
  - Не знаю.
  - Вы заявление в полицию написали? - Взял инициативу в свои руки Дмитрий.
  - Нет.
  - Почему?
  - Ой... Мы боимся.
  - Так. Давайте-ка вы расскажите всё по порядку! А мы будем задавать уточняющие вопросы по ходу.
  - Ну что рассказать... Это друзья Насти. Они выпили вместе, а ей в бокал что-то подсыпали. Ну и... дальше. Потом стали нам звонить, угрожать, что если подадим заявление в милицию, то они вообще поубивают всех нас.
  - А почему вы так испугались их? Поубивают... Есть какие-нибудь основания для того, чтобы так бояться? Милиция их быстро переловит.
  - Ой Дмитрий Николаевич, вы извините меня, но я не верю в нашу полицию. А они - скинхеды. Все взрослые, лет по двадцать - двадцать пять. Что им терять?
  Дмитрия где-то "про себя" покоробило. Как можно так жить? Их дочери сломали жизнь. Они не могут не понимать того, что она теперь никогда не будет такой, какой могла бы быть. Какой она станет - еще вопрос, но больше шансов на то, что эта приобретенная "социальная инвалидность" так и останется навсегда. Они не могут этого не понимать, но все равно боятся. За жизни. Да зачем нужны такие жизни? Неужели там отец теперь вообще может засыпать? Нет... Все понятно, не все супермены, готовые в одиночку "размотать" пол района. Но есть же милиция! Не верит она! Там, конечно, потрясающая коррупция, спору нет. Но они всё еще работают! Сами были, знаем. Тут же все очевидно, на поверхности лежит: девка - несовершеннолетняя, эти деятели известны, доказательство - видеопленка. Если они её ко всему прочему изнасиловали, то это тем более статья. Если не изнасиловали, а тут похоже на то... Наверное потому и обозлились так, что побоялись и не решились на самое вожделенное. Так вот, если не изнасиловали, то все равно это статья! И позакрывают их там однозначно всех! Тем более что эти деятели, к бабке не ходи, на учете в ментовке с восьмого класса стоят.
  - Ну, тут вы ошибаетесь. Я работал в милиции. С вами согласен в том, что доверия им нет. Но не до такой степени! Тут они сработают, будьте уверены. Может быть долго, может быть даже полгода, но сработают. И все это время вас никто не тронет. Сколько таких ситуаций у меня было?! Всегда угрожают и никогда не трогают. Вашего ребенка так... Да тут уже поздно бояться! - Он посмотрел на маму, явно не находящую себе места и ерзающую на стуле. Решил, что перегнул. - Ладно, подождите. А школа? Школа же знает, я так понимаю? Поэтому вы оттуда уехали?
  - Да. Там знают.
  - А что директор? - Задала вопрос Татьяна Егоровна.
  Женщина перевела взгляд на нее.
  - Она сказала нам, что в этой ситуации ничем помочь не сможет. Советовала не обращаться в милицию; тоже считает, что они могут... причинить нам вред. Посоветовала сменить школу.
  - Да они боятся все! - Тихо и озлобленно произнесла девочка, не поднимая головы.
  Все посмотрели на нее. Замолчали. Первой пришла в себя мама.
  - А ты не боишься?! - Ответа на этот вопрос не последовало.
  - Ладно. - В очередной раз повторил Дмитрий. - Значит, школа тоже не сообщила в милицию?
  - Нет, не сообщили. Что же нам делать? Её же и тут начнут травить...
  - Конечно начнут! И мы вам, к сожалению, ничем помочь не сможем. Я советую вам еще раз поменять школу. - Директор взяла себя в руки, пришла к какому-то решению и начала действовать.
  - Но про неё и там могут узнать... - На маму накатила очередная волна уныния. До этого момента, пока с ней разговаривали и искали пути решения, ощущение безысходности не было таким явным. Но сейчас, когда она услышала предложение директрисы, всё вернулось к тому, с чего началось.
  - Могут. А что вы предлагаете? Тут про неё уже знают! Надо поменять школу и удалиться из ваших идиотских одноклассников. И надеяться, что ее не найдут. Или, что им надоест. Не вечно же они в конце концов этим будут заниматься! - Директор умела принимать убедительный вид, чем часто пользовалась.
  Глаза мамы забегали по тем кругам, которые обычно демонстрируют деятельную задумчивость.
  - Подождите! - Не выдержал Дмитрий. Он уже знал своего начальника, но никак не переставал удивляться.
  Ведь она сейчас собиралась ни много ни мало, просто вычеркнуть из своей и школьной (а значит и из его) жизни эту девочку. Вместе с теми проблемами, которые за ней тянутся. Как это можно делать?! Нет, если сухо технически, то механизм понятен. Нужно просто отчасти обмануть, а отчасти усыпить совесть. Немного помучается, конечно, но, привычная, быстро всё забудет. Ведь могли они остаться в школе? Конечно могли! Это их собственный выбор и с молотком над головой никто не стоял. Немного подтолкнули? А что, так уж неправильно? Ведь действительно, им может больше повезти в следующей школе. А она... Она забудет об этом уже послезавтра. Закушает чизкейками, отвлечется еженедельными процедурами по уходу за ногами и руками, засыплет мыслями о предстоящем отдыхе за границей. Кстати, какие чудные места там, куда запланировано полететь...
  Примерно так. Вот только было совершенно очевидно, что при таком поведении, где-то у самого основания духовно-нравственной конструкции личности что-то подгниет. Оно там уже гниет очень давно, но вот этот поступок, являясь следствием, одновременно ускорит причину.
  "-Ну и что?" - Спросил непонятно откуда появившийся собеседник.
  "- Как ну и что?" - Ответил ему Дмитрий. - "Как потом с этим жить?"
  "- А как они все живут? Живет же она сейчас. Причем припеваючи. Ну побаивается немного, что ее посадят, но живет. На очередные Мальдивы вот поедет летом. А ты будешь карамельку сосать".
  "- Да видал я эти Мальдивы!" - В сердцах ответил Дмитрий въедливому собеседнику.
  "- Верим!" - С готовностью отреагировал тот. - "Да только что с того? Дело в том, что она живет припеваючи".
  "- Ну подожди! Не может ничего не измениться в личности и в ее жизни от этого гниения! Возьми вон Гитлера. Этот так вообще с ума сошел!"
  "- Не знаю, не знаю. Во-первых - не факт. Ты хотя бы исследования на эту тему читал? Не читал. А утверждать нечто подобное со слов тех, кого уже даже в живых нет... И потом, он таким может быть был изначально. Известно же, что гениальность сродни помешательству. Но и это не важно. Важно другое. Ты думаешь, что он понимал свое отличие от других, как ущербность? Страдал от этого?"
  Дмитрий очень хотел выиграть в этом споре, но последние доводы сходу почти нечем было крыть. Кроме одного.
  "- Я точно знаю одно! Сам я не хочу этого гниения в себе!"
  - Да, Дмитрий Николаевич? - Послышался недовольный голос директрисы.
  От мгновенно пролетевшего диалога с внутренним собеседником пришлось отказаться. Тот замолк. Либо уступив место Татьяне Егоровне, отдавая дань ее плоти, крови и реальности, либо ничего не мог возразить на последний факт, во что хотелось сильно верить.
  Дмитрий собрался с мыслями, продолжил, понятия не имея, о чем спрашивала Татьяна Егоровна.
   - Во-первых, вы не убежите от них! В интернете информация висит годами! А дети так и подавно будут постоянно её поднимать и ворошить. И все равно: будет у нее аккаунт там или нет! И начнется всё заново. Сколько вы будете бегать? В итоге вам придется осесть в какой-то школе так или иначе. И как-то там жить и учиться. Только там вам, скорее всего, никто не поможет. А тут я помогу... Успокойтесь! Сейчас слезы ни к чему. - Женщина плакала. Так, что Дмитрий начал сомневаться в ее способности воспринимать информацию.
  Девочка подняла глаза и смотрела на него странно. Так, будто камень хочет кинуть. Будто кинет сразу же, как только исчезнет мелькнувшая надежда.
  - Во-вторых! Татьяна Егоровна! Даже если они уйдут, мы обязаны сообщить в милицию. Просто потому, что мы уже знаем о преступлении в отношении несовершеннолетнего. Если мы, являясь официальными лицами, этого не сделаем, то это тоже статья. Я не помню, какая. Но точно говорю - статья.
  Произнося эту фразу, Дмитрий, не отрываясь смотрел в лицо директору. И видел, как оно менялось по мере того, как до Татьяны Егоровны доходил смысл сказанного.
  Смысл сказанного при свидетелях.
  Такую мимику на нем часто не увидишь. Это можно описать, как смесь злобы и крайней степени досады.
  А еще взгляд. Тот взгляд, которым отвечала директриса собеседнику, говорил о многом. Их отношения и до этого момента нельзя было называть даже просто деловыми. А теперь во взгляде читалось открыто: "Война". Правда, был в нем еще и страх. Дмитрий не знал, чего страшного может представлять для этой женщины. Если только, как представитель "Света" пугает "адепта Тьмы", пугал он её. Но это все из разряда сказочного. Тем не менее, страх был. Перемешанный с ненавистью.
  Стало понятно, что с зарплатой все будет еще хуже.
  Дело обстояло так, что на собеседовании ему была обещана хорошая сумма. Не запредельная или даже не такая, о которой говорят "Офигенно повезло!", но хорошая. Однако две первые зарплаты он этой суммы не получил. Получил больше. Причем значительно. До такой степени, что можно было уже говорить про офигенный успех. Но вот в третьем месяце зарплата упала до изначально обещанного уровня, что бесспорно было связано с охлаждением отношений между работником и главным работодателем. А последние два месяца денежное содержание даже и до обещанной суммы не дотянуло.
  - И в-третьих. Решать, что делать сейчас должна Настя. Потому что ситуация такая, из которой она только сама сможет выйти. С нашей помощью, естественно. Понимаешь? - Последнее слово он сказал, глядя на девочку.
  Ее взгляд не изменился. Взгляд настороженного, битого и жизнью, и кованными сапогами щенка. Которого столько подманивали куском хлеба, но каждый раз, смеясь, пинали, когда он подходил. Но который до сих пор не потерял надежды.
  Девочка кивнула.
  - Только тебе придется снять всё с себя. - Дмитрий показал на лицо с железками.
  - Зачем?
  А он и сам не мог четко сказать: зачем? Просто знал, что так надо и что именно сейчас это надо сказать. "Зачем" - станет понятно потом. Может быть, если подумать.
  Мама продолжала плакать. Татьяна Егоровна потеряла всякую надежду избавиться от свалившейся на её голову боли и молчала, полностью уступив инициативу. Встала за водой для мамы.
  - Пойдем-ка мы с тобой по школе погуляем, поговорим. У меня есть несколько вопросов. Пойдем?
  Она вяло кивнула.
  Выйдя из кабинета, они прошли мимо паршивого автомата со сладостями и поднялись на один пролёт по лестнице, встали на площадке. Дмитрий опёрся - почти сел - на подоконник.
  - Давай тут постоим. - Помолчал. - Слушай, я тебе врать не буду. Скажу всё, как оно есть и как думаю. Дело плохо. Ты, наверное, поняла, что директор твоей старой школы просто испугалась, а тебя слила?
  - Поняла.
  - Ну вот. Наша тоже испугалась. Ты тоже поняла. - Девочка еще раз кивнула.
  Уж извини, но твои родители тоже боятся. Причем боятся больше за себя, насколько я понимаю, чем за тебя. За себя и за свою налаженную жизнь. Видишь, после того, что с тобой сделали, нужно мстить. Нужно либо взять кухонный нож и вырезать яйца каждому из них, либо носом землю рыть, чтобы их посадили всерьез и надолго. Так бы я сделал, если бы это произошло с моим ребенком. Да у меня даже сейчас такое желание есть, хотя ты мне никто. Со всем этим ты согласна?
  - Да, наверное. - На её лице отразилась давно скрываемая холодная злость.
  - Согласна. Я это вижу. И понимаю, что ты на мать начинаешь смотреть с ненавистью. Или мне кажется?
  Девочка промолчала.
  - Не думаю, что это правильно. Есть люди сильные, а есть слабые. То, как они поступили - недостойно. Но ненавидеть их за это не стоит. Они всё-таки твои родители, и ближе них у тебя никого нет. Ненавидеть надо тех. И мстить.
  - Но как?! Они все взрослые!
  Дмитрий улыбнулся.
  - Тут дело не в возрасте. Где-то тут - он постучал по голове указательным пальцем - определяется, кем является человек. Он может быть хищником или жертвой. От тебя не требуется ничего, только переключить этот тумблер в положение "хищник". А потом либо пойти самой в милицию, либо заставить пойти туда родителей. Твоя мать довольно мягкий человек, я верю, что ты сможешь ее заставить.
  - Но зачем мне всё это вообще надо!? А если они после этого правда будут нас преследовать?!
  - Отвечаю. Это не просто понять, но тебе деваться некуда. Трудности закаляют быстро.
  Нужно это все лично тебе. Потому как для тебя сейчас только два варианта. Либо ты остаешься обиженной и с каждым днем, уж извини, скатываешься до состояния слизи. Ненавидишь родителей за то, что они не смогли тебя защитить, за то, что не могут изменить твою жизнь. Они начинают тихо ненавидеть тебя, за то, что вся их жизнь пошла насмарку из-за одной распущенной и глупой девки.
  Настя кинула на учителя быстрый взгляд.
  - Что смотришь? Да это всё понятно, к гадалке не надо ходить. Мы все всего лишь люди... А кроме того, тебя достают в школе. Каждый день. У тебя нет друзей, ты растешь запуганным и забитым зверьком и вполне вероятно спиваешься. Или пытаешься покончить с жизнью. На руке у тебя что? - Он кивнул.
   Девочка машинально обхватила правой рукой запястье левой. Обычно там у нее было "украшение" в виде кожаной полоски десятисантиметровой толщины. Сейчас этой полоски не было и на тыльной стороне руки виднелся свежий шрам.
  - Это первое "либо". И ты уже на этой дорожке, я правильно понимаю? Да успокойся ты! - Воскликнул Дмитрий, видя, что девочка зациклилась на руке. - Смотри сюда, у меня тоже шрамы. - Он закатал рукав на правой руке и показал три крупных шрама. - Правда они не там, где вены режут. Это потому, что меня били, а я руку подставил. А вот эти... помельче, видишь? Они по глупости. Сам себя резал. Интересно было, смогу ли терпеть боль или нет. Так что не загоняйся, лады?
  Рассматривая руку Дмитрия, Настя на самом деле отвлеклась.
  - Но есть у тебя и второй путь. - Он замолчал, ожидая вопроса.
  - Какой?
  - Стать бойцом. Потихонечку-полегонечку, перебарывать и перемалывать все эти обстоятельства. От них не убежишь. Их можно только перемолоть, пережить. С моей помощью. Поверь, я тебе помогу.
  Будет сложно. Потому что многое нужно будет делать самой. Но у тебя просто нет другого выхода. И потом - с этого момента, если решаешь драться, я тебя не брошу. Отвечаю. Не испугаюсь, не буду врать и не брошу.
  Первое, что нужно будет сделать, это написать заявление в милицию. Чтобы не чувствовать себя жертвой. Ты должна начать драться за себя. Пойти их порезать ты не можешь. Но в милицию пойти можешь.
  - А если они меня найдут?
  Дмитрий задумался, переживая приступ средней степени страха от того, на что решался.
  - Я тебе так скажу: мне сейчас двадцать восемь лет. Из них лет пять были очень насыщены подобными "приключениями" и еще года два я о них слышал и наблюдал со стороны. И почти уверен, что тебя никто не найдет. Не будет искать. Тебя ищут обычно тогда, когда ты прячешься. Если ищешь ты, то прячутся они. Бывает, конечно, так, что приходится воевать, но это редко. Однако если придется, то нам деваться некуда. Ты же помнишь, мы теперь деремся, а не убегаем? И если они тебя найдут, то найдут. Но потом ты опять пойдешь в милицию, а я найду их.
  - Вы?! Зачем вам это надо!? - Злое недоверие на лице.
  - Потому что я узнал о тебе! И пообещал тебе помогать. Охранять тебя я не смогу, но отомстить смогу. И это как раз тот случай, когда мстить лучше не через милицию. После этого они точно перестанут тебя искать. Но повторяю, я уверен, что этого не будет.
  Так что ты решаешь?
  - Я останусь. - Без промедления заявила девочка.
  - Тогда завтра ты должна прийти в школу минут за сорок до уроков. Зайдешь ко мне в кабинет. И - это обязательно - оденешься в нормальную одежду. Пирсинг вынешь ото всюду кроме ушей. На руку повяжи какой-нибудь платочек, а не это БДСМ.
  - Зачем?
  - Завтра объясню. Всё поняла?
  - Да.
  - Тогда пойдем. И скажи им сама, что ты решила сообщить в милицию и остаться в этой школе.
  
  Договора девочка не нарушила. Пришла вовремя. С внешним видом тоже всё было в порядке. Даже косметики на лице не было, хотя пирсинг-сережки в ушах остались.
  - Здравствуйте. - Она прошла в кабинет. - Я тут.
  - Ага. Привет. Садись. Ну что, готова мне все рассказать от начала до конца?
  - Нужно?
  - Думаю да.
  - С чего начать?
  - А с чего сама хочешь. Мне все равно.
  - Ну... Он был моим парнем. Ну как... Фак! - Она растерялась.
  - Успокойся. Давай, начни, как ты с ним познакомилась. - Дмитрий сам особо не понимал, что означает его вопрос, но девочке не нужно было многого, чтобы начать.
  - У нас общая подруга. Тварь! Она старше меня на четыре года. И он тоже.
  - И он был твоим парнем?
  - Ну как... Честно говоря нет. Мы целовались пару раз, много гуляли вместе, обнимались там... Но он... как бы сказать...
  - Хотел большего?
  - Ну да. Вы же мужчина, понимаете!
  - А ты не давала.
  - Да. И из-за этого у нас проблемы были.
  - А чего ты на него повелась? Ведь он же подонок, неужели сразу не было понятно?
  - Ну он крепкий такой, брутальный. Сильный. Ну и симпатичный. А кто еще? Вы посмотрите на моих ровесников! Что, с ними что ли? Да у них самые взрослые разговоры о машинах! - На Настю было приятно смотреть, несмотря на нотки презрения в дерзком голосе. Этакий горящий праведным огнем взгляд зеленоватых глаз. Не совсем правильные, но вычерченные небесной рукой привлекательные черты лица с широкими скулами. Это придавало лицу не треугольную, а овальную форму и волевое выражение. Развита девочка была действительно хорошо. И в физическом, и в умственном развитии превосходила не только своих сверстников, что обычно для этого возраста, но и сверстниц. Неудивительно, что ее "парень" клюнул.
  - Ясно. Давай дальше.
  - Да что дальше? - Как сплюнула девочка. - Бросил он меня. Я как дура переживала, истерила. Ну, знаете, как это у девок принято... А потом пригласила нашу общую подругу. А он ей тоже нравился, но она толстая, он с ней не хотел. Она мне завидовала...
  Выражение лица у Насти все это время было злое, с оттенком досады.
  - Так, а что же ты? Если понимала это?
  - Ну как понимала! Я вроде понимала, но и что же теперь? Ей не повезло, повезло мне. Я бы так никогда не сделала...
  - Как?
  - Ну, мы выпили шампанского у меня дома, пока родителей не было. Она мне туда что-то подсыпала.
  - Ты в этом уверена? Может просто с непривычки тебя "срубило"?
  - Да нет, Дмитрий Николаевич. Я же не первый раз шампанское пью. А тут один бокал выпила и сразу меня срубило? Я себя не помнила вообще. Точно не из-за шампанского.
  Дмитрий покивал головой.
  - Ну, а потом я ничего не помню. Помню только как уже никого не было, я отмывалась... А там скоро и мама пришла. Кричала... А на следующий день я "вконтакте" в школьной группе это увидела. Чуть ли не последней. И началось! - Она усмехнулась и опустила голову.
  - Понятно. Ну, что я тебе могу сказать? Стратегия у нас с тобой будет простая. Что с тобой произошло? По сути, это могло произойти почти со всеми девчатами. Ничего плохого ты не делала, по большому счету, вела себя по-человечески. Пришли эти мрази и надругались. Глупо? Пусть так. А кто из вас в этом возрасте отличается большим опытом? Никто.
  Все так и было. На это мы с тобой и будем давить. Просто у нас люди злые, они считают, что если тебя унизили, то ты сама заслужила и можно над тобой издеваться. А мы донесём до них, что на твоём месте мог оказаться каждый. И что тебе нужно не только сочувствовать, а еще и помогать.
  Такая стратегия требует определенной тактики. Например, ты должна одеваться, как нормальные люди. Во-первых, это покажет всем, что ты действительно нормальная. Не спорь! Слышала поговорку: "Встречают по одежке..."?
  А во-вторых, просто поверь мне, потому что я знаю больше. Дело в том, что подобная одежда - это форма защиты. Посмотри вокруг. У нас в школе есть много авторитетных ребят и девчат. Ребята - это которые сильные и смелые, их все боятся. А девочки просто красивые. Никто из них не одевается с... отклонением. Все выглядят обычно. Просто потому, что им не нужно никаких шмоток, чтобы показать свой авторитет. И ты, если уж мы превращаемся в бойца, должна следовать этому правилу. Сначала тебе будет неуютно, но потом ты привыкнешь. И не поймешь, что тебя заставляло носить это дерьмо. - Дмитрий улыбнулся, а Настя усмехнулась, разглядывая платок, повязанный на запястье.
  - Естественно, будь готова к тому, что тебя начнут травить и тут. Но как только кто-то начнет, ты сразу бей в ответ! Ну, не руками, а словами. Помни: ты права! Тебя обманом и силой унизили. Да еще такие мрази, которые смогли бы это сделать почти с каждым из наших школьников. Вот от этого и пляши. Бросай им это в лицо. И спрашивай, много ли они удовольствия получают, издеваясь над тобой? Главное - не бойся! И не стесняйся этого! Помни, это кажется позорным только до тех пор, пока они не понимают, что тебя изнасиловали. Как только ты это им объяснишь они будут вынуждены принять либо твою сторону, либо сторону этих мразей. За первых мы не переживаем, а про вторых, если такие будут, ты будешь говорить мне. Я разберусь.
  Вопросы?
  - Да нет вроде. Страшно только.
  - Никто не говорил, что будет легко. Но ты со всем справишься. А я тебе помогу. И лучше всего запомни: чтобы не произошло, иди ко мне. Я тебе помогу.
  - Хорошо.
  - Ну тогда пойдем на урок.
  - А вы тоже пойдете? - Растерялась Настя.
  - Конечно. Нужно же рассказать ребятам?
  - Сразу?
  - Пойдем-пойдем. - Улыбнулся Дмитрий. - Не бзди, боец! У меня хорошие ребята.
  Так и вошли они в класс вместе. Опять попался урок литературы. Прям как специально, подумалось Дмитрию, когда он взглянул на Наталью Валерьевну.
  В классе было тихо. Увидев вошедших, ребята встали, необычно замолчали.
  - Проходи Настя. Здравствуйте ребят! Садитесь.
  Зашелестели сумки, загремели стулья.
  - Наталья Валерьевна, позволите мне минут десять у вас отнять?
  - Да-да, конечно!
  - Я смотрю, тут почти все. И это хорошо. Даже Саид не проспал. Исправляешься. - Дмитрий взглянул на смуглого крепыша. - Если кто-то вчера не познакомился с новенькой, то знакомлю вас сейчас. Ее зовут Настя.
  - Да познакомились уже, да и наслышаны... - Протянула Гуля с хорошо читаемыми обличительными интонациями.
  - Ну, я так и думал. Ну давай, Гуля. Скажи, что ты хочешь.
  - Я?! - Удивилась девочка. - Я ничего не хочу говорить.
  - Ну как это? Только сейчас хотела и говорила, а когда тебе предложили забоялась?
  - Почему это "забоялась"? Очень мне надо...
  - Ну хорошо. Заставлять не буду. Скажу сам. Вы все уже видели ролик.
  - Какой ролик? - Сонно спросил Саид, перестав выковыривать из уголков глаз "козюльки" и так и замерев с оттопыренным пальцем.
  - Да который я тебе вчера говорил посмотреть, дубина! - Толкнул его в плечо Руслан.
  - А! - Саид заулыбался, умудрившись сделать это одновременно и задорно и стеснительно. Опустил глаза. - Ну да...
  - А мы не видели, какой ролик? - Донеслось с другого края. Но это и не удивительно. Спрашивали те ребята, которые в местную "элитную" тусовку не входили. До них "хоум-видео" еще не успело дойти.
  - Ну, кто не видел, им обязательно расскажут другие. Тут я ничего сделать не могу. Ну что же, слушайте. Но как вы думаете, зачем я начал этот разговор?
  Стало тихо. Некоторые бросали косые взгляды на Настю, словно рассчитывая найти в ней ответы.
  - Я хочу сказать вам, что то, что случилось с Настей, могло случиться с каждым. Даже с нашими мальчиками.
  Громче всех засмеялись любимые Дмитрием хулиганы. Он и сам грустно усмехнулся, глядя на них.
  - Это называется насилие. Никто из нас не захочет такой участи. Но когда вас насилуют, вы ничего не можете сделать.
  - Да ладно Дмитрий Николаевич! Это не с каждым может произойти! Нечего водиться с такими! - Не успокаивалась Гуля, демонстрирую высокий уровень осведомленности.
  - Да, Гуля. С тобой подобное не произойдет. Но спасибо за это надо говорить не тебе, а твоей маме, на которую ты, кстати говоря, злишься за излишнюю опеку. Правда?
  - Дмитрий Николаевич! - Больше она не нашлась, что сказать. Она действительно часто жаловалась классному руководителю на излишнюю опеку. Да и он сам уже устал успокаивать маму девочки по всяким пустякам.
  - Правда Гуля. Но зато с тобой могло бы произойти, не дай Бог, другое. Стало бы лень Дмитрию Николаевичу, тащить каждого из вас до дома после катка... Помните? Когда я сам в двенадцать домой вернулся? Отправил бы я каждого из вас даже от школы до дому и неизвестно, каких подонков вы бы повстречали. Что молчишь?
  Девчонка ошиблась! - Дмитрий слегка боднул головой воздух в направлении Насти. - Но она ошиблась только в людях! Она не делала ничего плохого, не желала, чтобы с ней это сотворили! Ей подсыпали таблеток в бокал, после чего использовали грубую мужскую силу. В чем она виновата?! Или кто-то по-прежнему думает, что она в чем-то виновата?
  Все молчали.
  - Нет, вы скажите сразу, чтобы мы сразу всё обсудили.
  Все молчали.
  - Девочка она хорошая, я успел с ней познакомиться. Не дай Бог я услышу, что кто-то её обижает по этому поводу. Ссорьтесь сколько вам влезет: за мальчиков, за оценки, за куклы и фенечки... Уж не знаю, за что вы тут еще можете ссориться. Но если узнаю, что кто-то издевается над ней за то, что с ней стряслось... Ей Богу этот человек для меня перестанет существовать, и я сделаю всё, чтобы он в этом классе не учился.
  Хотя я верю, что такой мрази в моем классе не найдется.
  Более того, если услышите, что над ней издевается кто-то чужой, сразу заступайтесь. Если не забоитесь. А если испугаетесь, то потихоньку скажите мне. И это не стукачество, потому что вы сделаете хорошее дело.
  Вопросы?
  Все продолжали молчать.
  - Тогда я пошёл.
  Настя стала готовить себе рабочее место, дверь закрылась за спиной Дмитрия.
  Сложно было только первые два дня, когда на Настю смотрели на переменах. Но она держалась так, как наставлял Дмитрий. Гордо и независимо.
  Страницы в интернете она поудаляла. Поэтому не видела никаких обсуждений и лишний раз не расстраивалась. Но и без того частенько заходила к классному руководителю поплакать.
  Никто из ребят ее не трогал. Более того, эта беда еще больше сблизила ее с Леной и Дашей. Но если эти двое были девочками слабыми, ведомыми, то Настя отличалась крепкой натурой. Понимая это, на второй день, Дмитрий попросил ее присматривать за Дашей. Объяснил, в чем заключается её проблема и рекомендовал следить за тем, как часто Даша моется. А кроме того, выяснить, в чем истинная проблема Лены. Почему она ходит такой забитой и опущенной в воду. Сначала Настя отнеслась к этим заданиям без энтузиазма, но потом втянулась. А Дмитрий потирал ладони, на практике убедившись, что помогая другим, человек легче переживает свои собственные сложности. Этот приём он вычитал в бессмертном произведении Антона Семеновича Макаренко, который, конечно, даже не предполагал, как это отразится на жизни изнасилованной девочки.
  Несколько раз учитель разговаривал с девчатами. Если на первых порах они негативно относились к этой ситуации, то в конце концов прониклись мнением классного руководителя. Стали жалеть Настю и обещали поддерживать.
  А кроме того, в лице новенькой, Дмитрий обрел еще одну почти отличницу. Только по математике у нее была четверка в прошлой школе.
  Новые подруги и забота о них, понимающее или просто безразличное отношение новых одноклассников, дружба классного руководителя - все это помогло девочке влиться в новую школу на волне такой трагичной знаменитости. И это было самым важным шагом. Самым сильным по интенсивности испытанием её психики. Нет, это было еще далеко не всё. Еще впереди были те единичные нападки отдельных школьников, которые острым ножом били тогда, когда, казалось бы, можно успокоиться. Впереди была ежедневная рутина того труда, который нужно приложить, чтобы протащить этот груз до по-настоящему тихой гавани спокойствия. Где все произошедшее излечится временем.
  
  
  - Дмитрий Николаевич! - Протяжно и с претензией в голосе, как она умела, предъявила Гуля, входя в кабинет.
  - Гуля, когда ты ко мне так обращаешься, у меня такое чувство, что я тебе по жизни должен. - Улыбнулся Дмитрий.
  - Вы мне должны, мне! - Подхватила удачный поворот разговора Соня из-за спин подруг.
  Они втроем стояли в дверях. Гуля и Лера - не разлей-вода-подруги и Соня. Всегда улыбающаяся, плотная блондинка с веснушками и вьющимися закутками волос, которая держалась более обособлено.
  - Так, ты вообще молчи там! Одуванчиков не спрашивали! - Улыбнулся Дмитрий, намекая на очень пышные и белоснежные волосы Софьи, которыми та гордилась.
  - Что это значит, "не спрашивали"?! Я сама, может быть, говорю! - Начала кокетничать девочка.
  - Ну-ка стоп все! Вы чего пришли вообще?
  - Как чего?! Скоро 23 февраля! А вы?! - Гуля была само возмущение.
  - А я...? - В ответ протянул Дмитрий.
  - А вы никаких поздравлений для мальчиков не готовите!
  - И то правда... - Произнес учитель растерянно.
  На самом деле он не сильно задумывался об этом празднике. Имея железное мнение, что поздравлять мальчиков должны девочки. И что, если они сами этого не хотят, то заставлять их не нужно. И без этого будет формальное поздравление на уровне заместителя директора по воспитательной работе. Вроде как "от всех всем". Зачем плодить сущности?
  А вот потом, на восьмое марта, он вполне закономерно инициирует процесс поздравления девочек от лица мальчиков. И тогда пусть девочки стесняются. Пусть переживут стыд от своей невнимательности и на носу себе зарубку сделают. В общем-то такая тактика запросто может применяться учителем любого пола. Главное - чтобы ребята задумались, а не поздравляли друг друга лишь потому, что кто-то сказал.
  Другое дело, если сами девочки действительно этого хотят.
  - Но, может быть, это потому, что я сам... мальчик? - Он замолчал, но видя, что до девчат не дошло, добавил. - Ну, не девочка типа. - Улыбнулся.
  - Вы хотите сказать, что это мы должны делать?! - Лера буквально вырвала в упорной борьбе "возмутительную" эстафетную палочку у Гули, гневно сверкая глазами.
  - Хочу. Но исключительно с твоего разрешения, солнышко! - Дмитрий улыбался не переставая. - Можно мне иметь такое мнение?
  - Но вы же учитель! Это ваша работа!
  - А вы - девочки. И вы любите ваших мальчиков. А то, что идет от обязанностей никогда не будет сильнее того, что идет по зову сердца. - Обожают девчонки такие фразы; знал куда бил классный руководитель.
  - Ха! Кто любит? - Гуля постаралась сказать это очень пренебрежительно. - Мы?! Вы ошибаетесь! Мы их не любим! - Именно это искусственное пренебрежение и сдало ее "с потрохами".
  - Тогда мне совершенно не понятно, зачем вы пришли.
  Они растерялись. Замялись. Выход нашла боевитая Лера.
  - Мы можем уйти!
  Дмитрий рассмеялся.
  - Девчат, конечно, можете. Но тогда наши пацаны останутся без подарка. Кто этого хочет? Лично я хочу, чтобы вы их поздравили. Так что давайте лучше оставайтесь и посоветуете мне, как это можно сделать. Я же сам такой же пацан, с подарками у меня сложности. Куда же я без вас?
  - Ха! - С чувством собственного достоинства усмехнулась Соня и продефилировала мимо подруг. - Так бы сразу и сказали!
  На протяжении двух следующих дней была развернута бурная деятельность. Причем, девчата развернули ее практически самостоятельно. От классного руководителя они только требовали. Краски, карандаши, ватман, компьютер, фотографии и так далее, и тому подобное. На вопрос, что они запланировали, Дмитрий получил ответ только на второй день. До этого его держали в относительном неведении и только требовали, чтобы он снимал с уроков то одних, то других девочек. Он и снимал.
  Они садились в его кабинете и что-то искали в компьютере, что-то рисовали, разукрашивали и вырезали.
  В итоге, общими стараниями девочек с минимальной - в основном материально-технической - помощью классного руководителя была создана стенгазета.
  Как признались девчата, в школе такая традиция, поздравлять пацанов плакатами. Но в этот раз у них родилась идея поздравить каждого персонально, создав газету, в которой каждый мальчик будет описан и обласкан вниманием. Для каждого они нашли свои слова, подобрали анекдот или веселую историю. В каждом нашли те качества, которыми можно гордиться.
  В результате получилась очень качественная для восьмиклассников газета, которую сам Дмитрий прочел с большим интересом, но... Полностью только вместе с остальными мальчиками. Только на 23 февраля. А связано это было с тем, что и его карикатура участвовала в общепацанском параде.
  На газету обратили внимание все учителя. И даже те, которые в душе совсем не радовались чьим бы то ни было успехам, просто вынуждены были отметить работу девочек из восьмого "Б".
  И это было приятно, чего уж там. Не зря Дмитрий постоянно занимался сколачиванием коллектива из разрозненной и разношерстной группы ребят. Игры, праздники, походы и выездные экскурсии, катки, "исповедальные записки" - все это было не зря. Отрадно это осознавать.
  Но этим достижением, как прикрытием, воспользовалась завуч.
  - Дмитрий Николаевич, зайдите пожалуйста ко мне.
  В её кабинете, обставленном красными диванчиками-пуфиками, Дмитрий услышал то, что ему не понравилось. Завуч начала с того, какую замечательную стенгазету создали его девочки. И совсем не плавно перешла к полугодовой... или межсезонной... а может быть аттестационной, проверочной, мониторинговой - это название выветрилось из головы классного руководителя сразу же, как только он понял его суть - работе. Эта суть мгновенно наполнила все его естество возмущением и не оставляла в нем места для запоминания своего названия.
  Смысл работы заключался в том, что ребятам выделялось четыре урока времени. За это время они, без всякой предварительной подготовки, должны были самостоятельно разбиться на четыре группы. Каждая из групп приступала к изобретению настольной игры, "используя всё, что угодно". "У них там будет интернет, всю канцелярию мы им обеспечим тоже" - так закончила свою речь завуч.
  - Вы понимаете, что они этого не сделают? - Задал прямой вопрос Дмитрий.
  - Как это не сделают, Дмитрий Николаевич?! - Возмутилась женщина.
  - Вот так: не сделают. И вы это должны понимать. Тут два варианта. Либо за них это буду делать я, либо они всё сдерут с интернета. Ну, может быть, с какими-то своими добавлениями.
  - Нет! Мы там будем и будем наблюдать, чтобы они ничего не "сдирали", как вы говорите. Почему вы в них не верите?
  Последняя фраза еще больше взбесила Дмитрия. Оказывается, это он не верит в своих детей.
  - Потому что я их знаю. Они идут к этому уровню, но еще далеки от него. Хотя и ближе всех остальных.
  - Ну, я не знаю! - Завуч открыто, при помощи интонаций, продемонстрировала свое недовольство учителем. - Нам надо это сделать.
  Дмитрий, наоборот, начал успокаиваться, выпустив пар. Вообще, его возмущение было вызвано ошибочным мнением, что все это придётся делать ему. Но тут оказалось, что не придется. Более того, за ним будут наблюдать, чтобы он не помогал. Можно было и вовсе успокоится, но мешали оставшиеся моменты. Всё равно вся возня с обеспечением этой глупости ложится на него. Учитывая, что гребанных бумажных дел и так невпроворот. Это раз. А два - это то, что работа совершенно глупая. Ну не сделают ребята этого! Самые борзые будут сидеть и ничего не делать в лучшем случае. А то и мешать другим.
  Всё это "два" вытекает из самого главного. Из "три". Из того, что подобная "игровая обучающая деятельность по проверке уровня коммуникационных компетентностей" совершенно не интересна ребятам. Может быть, это нужно делать в качестве занятий где-то в шестом-седьмом классе. С активным участием учителя, с предоставлением не четырех часов, а целого дня. Но никак не в конце восьмого класса, когда мальчики думают не о настольных играх, а о том, что под юбками у девочек и как купить пива в соседнем ларьке.
  Но спорить с завучем было бесполезно. Да и бессмысленно, наверное. Ведь у неё тоже есть спущенные сверху задания и это входило в их число.
  - Тем более ваш тьютер говорит, что они это сделают запросто!
  Вот оно что! Эта фраза косвенно подтвердила его подозрение: задание можно было дать и другому классу - "А". Но "ашки" не имели вообще никакого уровня коллективизма. Он у них валялся где-то в районе основания плинтуса. Упал бы еще ниже, да некуда - полы. Это в их "дружном и крепком" классе совсем недавно чуть не выпрыгнул из окна бедняга Санек. Вот и выбрала завуч тех ребят, которые подавали большие надежды.
  - Ну, раз сам мой тьютер сказала, то я умываю руки. - Дмитрий закрыл за собой дверь.
  Работа началась на следующий день.
  Ровно так, как предполагал Дмитрий.
  Оставшись без контроля, ребята очень долго не могли поделиться на группы. Все это происходило до тех пор, пока завуч не разрешила Надежде Сергеевне нарушить правила и помочь им с этим делом. Дмитрий демонстративно стоял в стороне.
  Вроде бы дело пошло. Хотя как... Они смеялись, ковырялись на сайтах с анекдотами и веселыми видео, лазили по социальным сетям.
  Зайдя через час и пройдя по командам, рассматривая результаты их наработок, завуч ужаснулась. За прошедшие почти два часа работа в группах не продвинулась дальше общих мыслей. Деваться было некуда, пришлось разрешить преподавателям помогать детям. Однако Дмитрий продолжал упрямствовать. Его точила злоба.
  Получалось так, что лучшие на восьмой параллели - "ашки". На всяком педсовете, да и просто при первой возможности, каждая сволочь считала своим долгом тыкнуть ему в лицо тем, что "он распустил ребят", что "раньше они были воспитанней", что он "слишком много их защищает, а они борзеют", что они "полностью отупели" и так далее и тому подобное. Сравнивали их с "ашками" очень часто. Но как до дела доходило, так выбирались почему-то не гениальные отобранные и рафинированные дети, а его ребята!
  И можно было бы, конечно, попробовать использовать это как шанс, как возможность лишний раз продемонстрировать ошибочность их мнения. Можно было бы попробовать метнуть бисер, если бы Дмитрий не знал, что его дети не выполнят этой работы, - слишком рано. Любые другие и подавно не выполнят, но от этого не легче.
  От размышлений его отвлекли веселые возгласы. Они доносились с той стороны, где на помощь ребятам пришла Надежда Сергеевна. Она вместе с ребятами восхищалась тем, что у них получилось. С улыбкой слушала их предположения о том, что именно они победят всех остальных.
  Эта картина немного смягчила общее настроение. Глядишь, да и получится что-нибудь у ребят!
  Вот вышло регламентированное время. Прошло еще полчаса, пока ребята в спешке заканчивали работы. Потом в кабинет, как вихрь, ворвалась деловая "бизнес леди" - завуч. Лицо у нее всегда было серьезно-сосредоточенным. Дмитрий видел ее улыбающейся всего-то пару раз за всё время. Деловая юбка и пиджак создавали строгий вид.
  - Заканчиваем! Всё! Время вышло!
  Она положила на стол фотоаппарат, на который снимала процесс работы. Предполагалось, что эти фотографии вместе с получившимися играми будут отправлены "наверх". Где пройдут отбор. А понравившиеся жюри работы будут отобраны.
  Вроде бы ничего плохого. Повеселились ребята вместо уроков. Но злость не проходила до конца. И было на душе еще кое-что. Дмитрий понимал, что ребята уже достаточно сообразительные и наблюдательные, чтобы зафиксировать отрицательный результат. Уже скоро они все поймут, что с задачей не справились. И это было неприятно. Зачем это было надо? Бардак и клоунада!
  - Так, что у вас? Показывайте.
  Перед завучем стала выступать первая группа. Именно та, которая привлекла к себе внимание Дмитрия, вместе с тьютером авансом праздновавшая победу.
  Ребята развернули игровое поле, достали фишки. Стали показывать свою игру.
  К тому моменту, как они заканчивали, всем присутствующим, включая их самих, стало ясно, что никакой игры нет. Правила не проработаны, игровая цель не продумана и вообще выглядит всё полнейшей кустарной бутафорией. О чем не замедлила сказать завуч, еще больше вгоняя всех ребят в уныние. Почему она с такой взрослой бесцеремонностью, строгостью и даже злостью рубила правду матку, Дмитрий догадывался. Всё дело было в том, что она ошиблась. Он был прав, а она ошиблась. И не нужно было брать его ребят. Хотя, с другой стороны, каких еще взять? Параллель? Не вариант. Девятые? Бросьте! Они вообще ничего делать не будут.
  Понятно, в общем, от чего злилась завуч. Не понятно было другое. То, насколько быстро поменяла свое мнение тьютер. Совсем недавно она смеялась вместе с Гулей, Соней и Лерой. Прогнозировала их победу и подтверждала, что у них получилась замечательная игра. А сейчас, послушав мнение завуча чуть ли не в воздухе "переобулась". И ладно бы стояла молча, но она поддакивала! Она критиковала то, в чём совсем недавно сама принимала участие, как член детского коллектива!
  У Дмитрия от этого только что челюсть не отвисла. Как и у самих ребят, впрочем. Но учитель быстро опомнился.
  - А я вам говорил, что с самого начала эту работу должен направлять учитель. Да и то ничего хорошего бы не получилось. Это надо было готовиться заранее, продумывать. Не все так просто, с кондачка! Да ни у каких других классов это не получится даже так. Да, недоделали немного, и что теперь? - Вступился за своих детей "классный".
  - Вот значит, вы и возьмете на свой контроль, чтобы всё было доделано. А завтра мне всё сдадите.
  - Я?!
  - Конечно. А кто, я что ли?
  Разговаривать с ней дальше было бессмысленно.
  Закончилась вся эта тупая клоунада еще через полчаса. Расстроенные ребята разошлись по домам...
  
  Накануне международного женского дня очередной подарок директрисе сделали Магомадовы. Точнее тот, что "учился" в десятом классе.
  Он сладко посапывал на задней парте, на уроке физики, который у этого класса вела та самая "бизнес-завуч", что предоставила классу Дмитрия честь участия в работе по "оцениванию коммуникационных компетентностей". Парень имел у неё, к слову, оценку между четверкой и пятеркой.
  Проснувшись минут за пятнадцать до звонка, он, крикнул своему "товарищу" Карабанову:
  - Карабан! Сколько до конца урока?
  Иван отвлекся от объясняющего у доски учителя, посмотрел на часы и ответил "другу". Сидел он, наоборот, на первой парте.
  Андарбек прищурил глаза и уронил голову на руки, продолжив спать.
  А выходя из кабинета, в дверях догнал Карабанова.
  - Эй! Свинья!
  Иван обернулся, почувствовав на своем плече руку Андарбека. И сразу же получил в нос. От чего тот брызнул красными струями. Остановился, осел на пол.
  Обидчик вразвалочку прошел мимо, не обращая внимания на засуетившуюся вокруг случившегося "бизнес-леди".
  В конце этого дня Иван подошел к Дмитрию. Уроки закончились, а ребята разошлись.
  - Слышали, Дмитрий Николаевич, что со мной случилось?
  - Слышал, Иван.
  - Вот так! Друг!
  - Ну мы же с тобой прекрасно понимаем, какой он тебе друг, верно?
  - Да. Но мне деваться некуда. Лучше с ним дружить.
  Дмитрий только молча покачал головой.
  - Скажите, почему так? Что, русские слабее их? Почему они все такие дикие?
  - Вопрос не очень простой. - Задумчиво протянул Дмитрий, глядя на темно-русого пацана с мелкими, но приятными чертами лица.
  - Русские не слабее. Мы просто более цивилизованные. Понимаешь: культура, правила, законы. Всё это очень тепличное. Драться у нас нельзя, грубо говорить нельзя. Игры у нас компьютерные, учителя-мамки-няньки за вами ухаживают с детского садика и до тех пор, пока институт не закончите. Травматизма чтобы не было, чтобы не дрались и так далее. А они ещё дикие, ты верно заметил. У них всего этого еще нет. Они как мы раньше. Дерутся там у себя. Тут не в качалки ходят, чтобы выглядеть страшно и для девок привлекательно, а в спортивные залы, на ковры. Учатся драться, чтобы у наших дутых качков девок отбирать. И дело тут не в том, кто русский, а кто не русский. Это естественно. У нас в мелких городах и глухих деревнях тоже ребята крепкие. А они, которые по крупным городам расселились, станут такими же как вы. Уже они станут, не говоря об их детях.
  - Блин! А что делать? - Иван размышлял очень серьезно и "по-взрослому". Не мудрено, через за..ницу быстро доходит!
  - Что делать? Ну, для начала особо не загоняться. Получил в нос. Понятно, что стыдно. Но никто из твоих одноклассников не ответил бы ему. Поэтому сильно не расстраивайся. Просто запомни, к чему приводит слабость. И когда у тебя будет сын, постарайся не держать его у бабской юбки. Отдай его на бокс...
  На следующий день Андарбек умудрился зацепиться за Дмитрия. И дело тут было не в лунном затмении или в нехарактерном для него плохом настроении. Просто это сам по себе был очень тяжелый человек. Уже давно взрослый несмотря на то, что учился в десятом классе, матерый мужчина. Он не часто бывал в школе. В основном занимался какими-то своими, непонятными делами. Но всякий раз, когда он решал посетить "храм науки", все были напряжены. Потому что обязательно что-нибудь случалось.
  Обойдя все этажи на очередной перемене, Дмитрий возвращался в свой кабинет с дальней лестницы. Проходя мимо расставленных когда-то стульев, заметил сидящего кавказца. Тот был занят разговором со своей свитой. При этом неподалеку от них сидели девчата. Их присутствие прибавляло Андарбеку заносчивости. Он говорил громко, агрессивно, размахивал руками.
  Понадеявшись, что парень его не заметит, Дмитрий прошёл мимо. Не хотелось сейчас никаких боданий с кавказцем. Тем более, когда он находится на взводе.
  Но Андарбек его заметил.
  - Дыма! - У него был самый сильный акцент среди братьев. - Здорово!
  Все это было сказано достаточно громко для того, чтобы учитель услышал. И достаточно нагло для того, чтобы исключить нормальную ответную реакцию. Дмитрий просто не мог повернуться и ответить. Улыбайся при этом или не улыбайся, вышло бы это крайне проигрышно.
  Вообще, Дмитрий разрешал школьникам называть себя по имени. Как и опускать уровень общения до неформального. Он справедливо считал, что формальные условности в нынешней реальности защищают учителя от учеников. Это единственное, что хоть как-то мешает им с комфортом устроиться на учительских головах, начать унижать их, "прикалываться" над ними. Ну как "мешает" ... В том то и соль, что "хоть как-то".
  Однако в случае с Дмитрием, эти формальные условности, в основном, защищали, наоборот, самих учеников. Перейдя с ними на неформальное общение, он запросто мог отругать, используя ненормативную лексику. Или даже дать подзатыльник. "По-братски", как говорили сами пацаны.
  Но были в этом правиле исключения. Например, Андарбек.
  Не желая отвечать в ситуации заведомо проигрышной, Дмитрий сделал вид, что не услышал. Но едва прозвенел звонок, он, не успев зайти в свой кабинет, развернулся обратно. Девочки встали со стульев и повернулись спинами, расходясь по урокам. Вслед за ними потянулись наименее авторитетные пацаны. Остались сидеть сам горец и наиболее приближенные к нему ребята. Они ждали, когда встанет предводитель.
  Дмитрий подошел к ним. Широко улыбнулся и положил руку на плечо Андарбеку. Не снимая её, сел, приобнял здорового, но уже сильно растолстевшего пацана.
  - Здорово Андарбек!
  - Эй! - Заёрзал тот, поведя плечами. Конечно же это ему не понравилось. - Я с тобой здоровался, ты мимо прошел!
  В его словах слышалось недовольство.
  - Правильно. А знаешь почему? - Дмитрий перестал улыбаться. Его глаза стали холодными и не мигая уставились в переносицу горцу. - Потому что ты не красиво себя ведешь.
  Ты парень нормальный. Мы с тобой подружились. Уважаем друг друга, я думаю, взаимно. Да?
  - Ну да... не пойму, о чем ты, брат!
  Рука так и лежала у него на плечах. Только сейчас Дмитрий убрал её. Показательно вздохнул, положил ладони на расставленные колени, даже хлопнул ими о бедра.
  - О том, что ты некрасиво мне кричишь при детях и учителях. Ведь они - не ты. Для них я взрослый дядя и учитель. И со мной так разговаривать - нельзя. Понимаешь?
  - Ладна Дыма понял, понял! Извини брат! Не подумал! - Глаза прищурены, зрачки плещутся в хитрости.
  "Конечно! Не подумал ты. Крендель...".
  - Ничего. Бывает. Ну, я пошел. Вам кстати тоже пора. На уроки. - Вслух сказал учитель.
  - А! - Пренебрежительно отозвался горец. - Сэйчас пойдем! Посидим еще чуть-чуть.
  - Не задерживайтесь долго. - Оставил за собой последнее слово Дмитрий.
  Так закончилась эта встреча. Но на следующий день состоялась вторая. На этот раз Андарбек зашел в кабинет к Дмитрию сам.
  - Дыман? Ты адын?
  - Да. Заходи.
  Он зашел. Без разрешения сел в кресло Елены Сергеевны. Откинулся на спинку.
  Дмитрий слушал его болтовню "ниочем" вполуха. Ему вдруг вспомнилось прочитанное когда-то в интернете мнение одного доморощенного умника. О том, что в учителя идут те люди, которые хотят легкого признания от окружающих. Мол, со стороны взрослых этого признания добиться трудно и поэтому они идут в школу. Где используют свой опыт, свои моральные и физические силы, авторитет для того, чтобы доминировать над детьми.
  Его бы, этого умника, засунуть работать в одну из этих школ. Вот к этому горцу. Который уже мастер спорта по борьбе. Который держал в своих руках - это совершенно точно - автоматическое оружие. Дрался, имел конфликты с милицией. Который, скорее всего, организовал продажу запрещенных "спайсов" в школе. Отец которого запугал и купил директора и приезжал на "стрелку" с "фэйсами", привезя с собой отряд вооруженных автоматами телохранителей. Перекрывая половину крупного московского проспекта.
  Его бы, того умника, запихнуть в класс к любимому восьмому "Б". Вместо бедняги Физика, который вдоволь надоминировался над детьми.
  Или в шестой класс Натальи Валерьевны, где кроме сражающегося с бесами шального Ивана, есть еще несколько очень "интересных" ребят.
  Или в седьмой класс "музейной работницы", который и вовсе сформирован полностью из отморозков, возглавляемых хитрым братом Тарика и крупным "Лохматым".
  Дмитрия просто колотить начинало всякий раз, когда такие вот "умники" пытались умничать. Стараясь просунуть свое свиное рыло в калашный ряд. Корча из себя авторитетных ученных.
  А Андарбек тем временем начал рассказывать нечто важное.
  - Скажи, Дыман. Ты мэна правда уважаешь?
  Учитель задумался. Через несколько секунд ответил.
  - Да. Мне частенько не нравится, как ты себя ведешь, но я тебя уважаю. Ты мужчина.
  - Э-эй, да! Вот выдышь! Мужчина! А скажи мне, мужчина может трусить?
  - Трусить может каждый. Вопрос в том, поддаёшься ли ты трусости.
  - Хорошо! Ты тоже нормальный мужик. Я тэбе расскажу... Выдышь, когда ты пришел сюда, начал за нами следить, да. Ну, у вас там с братом были тёрки, да. Такой бэсстрашный, да. - Андарбек улыбнулся. - Ну, ты понимаешь, эта наша школа, да? Нас тут все боятся. А ты такой крутой прищёл. Еще все говорили мылыция-мылыция. Нам на мылыцию по...уй, ты знаешь.
  Дмитрий кивнул, мобилизуя все внутренние резервы. Разговор начинался серьезный.
  - Ну и вот. Мы, прыкинь, подумали, что ты из ФСБ. - Он засмеялся. - Подумали, что ты специально за нами прыщёл. Но потом отец пробил тэбя, поняли, что ты сам по себе. Веришь? Про ментуру твою узнали, про то, что в школе было.
  - А зачем вы нужны конторе? - Дмитрий задал вопрос, стараясь не обращать внимания на явную демонстрацию возможностей. Узнать о том, что случилось в школе в Бирюлево простым делом не было.
  - Ну, Дыман! Что ты как маленький? Такие вопросы задаешь. - Ардарбек засмеялся.
  - Ну мало ли. - Дмитрий тоже усмехнулся. - Раз пошел такой откровенный разговор, почему бы и не задать.
  - Нэт, я тэба уважаю. Но ты ызвины, это не только мои дела.
  Дмитрий покивал головой.
  - Короче, узнали, что ты одын. С того момента начали тэба уважать. Ты на самом деле мужик. Видишь, среди вас сейчас мало мужиков. Вон, Карабан, я ведь ему в нос ё...нул просто так. Это я тебе говорю без переноса. Ему я сказал, что не услищал, как он мне ответил. Но я все слищал. Просто настроение было плохое. - Он усмехнулся, растянув улыбку.
  - К сожалению, я вынужден с тобой согласиться. Хотя Москва не Россия. В России есть мужики.
  - О да! Мнэ отэц рассказывал. Как ваши умирали в Чечне у нас. Говорил, что пацаны как я воевали. А у нас там воевалы наемники.
  - Я не понял, к чему ты это. - Из его фразы можно было вывести два вывода. Один из них Дмитрию не нравился.
  - Я к тому, что не ссали они.
  - Ну, "кто старое помянет, тому глаз вон". - Опасения не подтвердились. Андарбек не хотел сказать, что все русские слабаки, наоборот. - Сейчас мы с вами живем в дружбе. И нужны друг другу. Вы нам нужны, чтобы Кавказ держали в порядке, например. А мы вам потому, что без нас вы либо ляжете под амеров и арабов, либо они вас перережут.
  - Да. Ты прав. Но ты одно нэ учел! Мы под ных нэ ляжем! - Он поднял вверх указательный палец правой руки. - Мы с шайтанами будем до последнего биться.
  - Ну, я это и говорил. - Пожал плечами Дмитрий. - Но лучше же быть вместе. И живыми.
  - Да... У меня, прикинь, недавно что было... Ну, ты знаешь, меня не было долго.
  - Ну?
  - Я с отцом гоняю, дела решаю. Отец же с Кадыровым знаком. - Он еще раз усмехнулся. - Врать не буду, не друзья. Но его друг - телохранитель Рамзана. Веришь? Я могу фотки показать.
  - А почему нет? Верю. Не надо фоток.
  - Нет, я покажу.
  Он достал телефон, пару раз провел пальцем по сенсорному экрану. Передал трубку учителю.
  - Смотри там, первая фотка. Это мой отец с Рамзаном. Видишь, да? Дальше листай. Это я.
  Андарбек заулыбался.
  На фотографии он стоял в камуфляжном костюме в обнимку со здоровенным бородатым бойцом. В руках у него было по автомату.
  - Ну как?
  - Нормально. - Искренне кивнул Дмитрий, что явно понравилось парню.
  - Ну вот. Недавно поступил я плохо. Теперь мучаюсь. - Он исподлобья глянул на учителя, оценивая степень его внимания.
  - Чего случилось?
  - Прикинь, едем мы на двух джипах. Нас человек восемь. Тут первый джип останавливается. Там впереди дорогу взорвали. И стоит несколько машин. Бойцов - человек двадцать пять. Шайтаны. А Рамзан шайтанов убивает везде. А мы Рамзановы. Прикинь. И сделать ничего не можем уже. Если кто дернется, положат всех тут же. Один шайтан, прикинь, подходит к нам. И у меня спрашивает, уважаю ли я Рамзана. Я говорю - нет. Он сказал поклясться. Я поклялся.
  Он замолчал, рассматривая парту. Через десяток секунд вспомнил:
  - А там на кресле висел перевернутый флаг... ну знаешь, маленький такой... Рамзана. Если бы сказал его перевернуть, понял бы кто мы... Что скажешь брат? Мужчина так не должен делать, а?
  Дмитрий смотрел на собеседника задумчиво и сочувствующе. И тут совсем не надо было хитрить. Учитель всё понимал и это понимание нужно было просто озвучить.
  - Знаешь, в сказках и кино про супергероев - не должен. Там он либо убивает всех, либо сам умирает. А в жизни всё не так...
  Дмитрий задумался, подыскивая слова.
  - Я не знаю, правильно это или нет. Я тебе так скажу. Если бы я был на твоем месте, то поступил бы так же. Другое дело, если нужно было бы драться. Ну там, близкого твоего убивали, задача у тебя или приказ, или еще чего. Нужно было бы короче и всё. Но ты бы понимал, что тебя тоже убьют. Тогда, если бы ты струсил, ты перестал бы быть мужчиной. Понимаешь? А это... Ерунда это. Зачем глупо умирать?
  Андарбек, не скрывая, глубоко вздохнул, расслабился. А Дмитрий удивился, насколько важно этому пацану было услышать его мнение.
  - Ну да. Я тоже так думаю. Ладно, пойду я. Не скучай тут. - Он широко улыбнулся, по-хозяйски перегнулся через стол и протянул руку. Попытался ориентировать ее ладонью вниз. Дмитрий, также широко улыбаясь, развернул его ладонь. Рукопожатие состоялось в вертикальной плоскости.
  - Удачи.
  А на следующий день его старший брат в присутствии Николая рассказывал Дмитрию о том, что Андарбек узнал о спортивной карьере учителя И захотел "постоять" с ним "на ковре". Ему стало интересно "кто кого покрошит". Стало понятно, что вчерашний разговор по душам тяготит парня. Ему стыдно, что он проявил слабость перед учителем, хочет реабилитироваться. Вряд ли всё это пойдет дальше слов на людях, но Дмитрий напрягся. Переспросил Батырбека, когда его брат собирается драться. Но тот, видя серьезное лицо Дмитрия засмеялся и сказал, что пошутил. Тогда засмеялся и Дмитрий, прекрасно понимая, что такой разговор был на самом деле. И думая о том, что надо еще раз сходить к Татьяне Егоровне, нагнать на неё очередную порцию страха. Капля камень точит, и надежда на экстернат для Магомадовых только крепла.
  
  Восьмое марта прошёл радостно. Дмитрий заранее собрался с пацанами, чтобы подумать над тем, как они будут поздравлять своих девочек. Направляя разговор в нужное русло, добился общего решения: дарить цветы. Собрав небольшие деньги и добавив недостающую сумму, снял троих с предпоследнего урока, отпросив их у биологички.
  Раймонд, Саид и Руслан побежали в ближайший цветочный магазин, где купили по три цветочка каждой девочке и учительнице. Успели в школу как раз вовремя. Прозвенел звонок с предпоследнего урока. Сгрузив цветы в кабинете Дмитрия и собрав всех своих пацанов, троица начала раздавать указания. За пару минут, под улыбку уже одаренной цветами Елены Сергеевны, пацаны распределили, кто из них кого поздравляет. И разбежались на поиски всех учителей прекрасного пола.
  Только завершив с этим, они начали "делить" своих девчат. Смотреть на этот милый процесс было весело. Ребята желали продемонстрировать всем остальным нежелание заниматься таким делом и одновременно хотели этого, стараясь выбрать ту девочку, к которой испытывали симпатию. Но вот, после десяти минут урока, разобрались и с этим делом.
  В кабинет вошли все вместе. Дмитрий первым поздравил девчат и только после этого пацаны раздали цветы. Сказать, что девушки были удивлены, значит не сказать ничего. Такого поворота они вообще не ожидали. Более того, они даже успели расстроиться, не дождавшись поздравлений в течение целого дня. И тут вдруг не обычные поздравления, которые получали все девчонки в школе, а... цветы! По-взрослому! Со стеснительными лицами неравнодушных и от того застенчивых мальчишек.
  И теперь можно гордо пройтись по коридору, показавшись завистницам! И по улице! Пусть все видят, какие они взрослые. Как любят их мальчишки.
  Дмитрий кропотливо собирал такие моменты. Искал всё, что может превратить этих разобщенных волчат в веселых и счастливых ребят, в коллектив. Следил за тем, чтобы в классе не было крупных ссор, чтобы никто никого не преследовал, не дразнил и не доводил до истерики. Цветы на восьмое марта, обязательные поздравления с днем рождения, для чего он даже разрисовал свой календарь и ежедневник. Красными фломастерами, чтобы не отставать от лучших традиций, еще сохранившихся кое-где в школе. Чтобы поздравлять каждого, учить ребят внимательно относиться друг к другу.
  Поэтому любую деструктивную ситуацию он воспринимал, как личную боль, серьезно переживая ее.
  Так, в очередной раз зайдя в класс проверить телефоны, он увидел в ухе Насти наушник. И хотя второе ухо было свободно, а девочка хоть и с рассеянным видом, но писала, Дмитрий сделал ей замечание.
  - Я говорил тебе, что на уроках никаких телефонов и наушников? Мы договаривались, верно?
  - Я же пишу!
  - Мы договаривались? И я не могу устанавливать для тебя отдельные правила. Забираю телефоны у всех, буду забирать у тебя. Пока же просто убери наушник, а на перемене загляни ко мне.
  Не дожидаясь реакции Насти, зная, что она выполнит его просьбу, Дмитрий вышел.
  Отношения с Натальей Валерьевной у неё не заладились. И хотя она сама была не подарок, но и учительница начинала утомлять, постоянно затевая конфликты с ребятами. От Саида она так и не отстала. Это её тупое мнение, что Дмитрий может влиять на ребят "от и до", но не хочет этого делать просто "вымораживало". Она обращалась к нему по сущим пустякам, не будучи в состоянии решить их сама.
  Что до Насти, даже не учитывая ту беду, которая с ней стряслась, там был целый "букет". Молодая учительница явно видела в развитой девочке соперницу. По ее замечаниям, Дмитрий понимал, что именно внешность и женственное поведение Насти так не нравилось Наталье Валерьевне. Кроме того, Настя хорошо знала русский язык и литературу. И получалось так, что на фоне развивающегося конфликта с учителем, даже умудрялась задевать ее профессиональное достоинство. Просто потому, что Наталья Валерьевна была вынуждена вести уроки на низком уровне всех остальных учеников. А Настя... Настя, например, не слушала её, рисуя на листе. И на замечания реагировала с подначкой. Что, мол, мне вас слушать, если я всё это знаю?
  Нехорошая ситуация. Виновата девочка, но больше виноват учитель. И требовать в первую очередь нужно с него, а не с битой жизнью соплячки. Жалко только, что сама "русичка" этого не понимала. Дмитрий упорно не понимал, почему не отстать от девки. Отвечает? Отвечает. Понимает? Понимает. Что тебе еще нужно? Чтобы полностью подчинилась? Зачем?
  Дверь в кабинет медленно открылась. Вошла Настя. Вид она имела утомленный и безразличный, убрав нависающую челку, посмотрела бесцветными глазами.
  - Садись. Что вид такой, будто жизнь кончилась? - Преувеличенно бодрым голосом начал Дмитрий. Девочка не ответила. - Ну что ты молчишь, рассказывай, что случилось?
  По девочке было понятно, что основы её личности, её душу опять трясет. Что опять случилось что-то, всковырнувшее едва затянувшуюся рану. Дмитрий это понимал. Скорее всего именно с этим было связано ее наплевательское отношение и к урокам, и к учителю литературы и даже к самому Дмитрию. А как иначе? Когда у тебя сыпется жизнь, дела нет не до чего. И не до кого.
  Понимая это и желая помочь девочке, поддержать в трудную минуту, Дмитрий не стал спрашивать за её проступок. Но и не обратить внимания на него при остальных ребятах он тоже не мог - они бы не поняли. И вот теперь, вполне объяснимо, почему Настя закрылась.
  - Всё нормально. - Её голос был холодным. На контакт она не шла.
  Еще бы. Их отношения с теплых и дружеских, формата "наедине", за последние дни "скатились" до обычных. Таких же, которые установились у классного руководителя с каждым другим учеником класса. Он начал спрашивать с Насти ровно столько, сколько спрашивал с других. С одной стороны, она ни в коем случае не должна была почувствовать постоянное усиленное внимание к себе, не показаться самой себе особенной. Ведь если её будут окружать постоянным сочувствием и заботой, - что в определенных дозах, конечно хорошо - то как она сможет заново ощутить себя полноценным человеком? Эти добрые чувства окружающих будут напоминать ей о беде, о том, что она не такая, как все. А это не являлось правильным подходом с точки зрения Дмитрия.
  С другой стороны, он всегда был готов поддержать её вот так, наедине.
  "Как можно больше уважения к человеку, как можно больше требовательности к нему" - так говорил Макаренко, волшебный лекарь человеческих судеб.
  Но Настя могла подумать по-другому. Постоянная ноющая душевная боль, её частые обострения, вызванные бесцеремонным и бестактным интересом, а то и злонамеренными издевками со стороны школьников, да и просто элементарная нехватка жизненного опыта. Все это, да ещё детская непосредственная обида на такую внезапно жестокую жизнь, мешали оценивать ситуацию объективно. Она смотрела на учителя и начинала подозревать в нём человека ничем не отличающегося от других. Со своим практическим интересом.
  Вот сейчас он, прикрываясь теплыми к ней чувствами, требует от неё хорошего поведения. А почему нет, в чем она не права? С чего вообще она взяла, что он не такой, как все остальные, другой? Он помог ей? А чего ему это стоило? Всего лишь сказал пару слов в классе. И забыл, перестал участвовать в её беде, продолжая требовать, требовать... Требовать!
  - Ну я же вижу, что не нормально. Что случилось? Тебя опять ктоёто обидел.
  Она отвернула голову. Под кожей лица стали перекатываться камни злобы, досады и обиды. Глаза наполнились слезами.
  - Зачем вам всё это надо, а?! - Она повернулась резко, с ненавистью в глазах. - Зачем вы делаете такой вид? Будто вы другой, не такой как все! Зачем вам это надо? Ведь вы такой же...
  Дмитрий был готов к подобному повороту, но всё равно это её "такой же" - не обидело, нет - разозлило.
  Обида. В чем она, откуда?
  Счетчик жизни отсчитывал годы. И с каждым из них Дмитрий всё реже и реже обижался на людей, все глубже осознавая простую истину. Ведь в каких случаях возникает обида? Когда ты чего-то ждешь от человека, а видишь несоответствующее твоим ожиданиям поведение. Но тут есть значительный нюанс. Для того чтобы возникла обида, ты не должен ничего вкладывать в развитие ситуации, в этого человека. Ты ожидаешь от него чего-либо как бы авансом. И обижаешься, когда он не дает тебе этого. Но если ты перед этим поработал сознательно, в соответствии со своими планами и возможностями, не надеясь на его добрую волю, но только на себя, то ты не должен обижаться. Ты можешь огорчаться от своей недальновидности, нехватки сил, тебе может быть стыдно за бессилие, но обижаться ты не можешь! Как можно обижаться на себя?
  Так что обиде тут не место. На кого, за что?! Сам виноват! Не донес до девчонки тонкие хитросплетения мысленных конструкций, не объяснил. Чего теперь с неё требовать?!
  Злость закипала. А злость, в отличие от обиды, весьма конструктивное чувство. Из нее очень просто получать энергию для исправления любой ситуации.
  - Что замолчали?! Зачем вам притворяться?!
  - Притворяться, говоришь? Зачем мне всё это? - Дмитрия понесло.
  Где-то глубоко внутри оставалась всегда холодная и беспристрастная частица. Она следила за тем, что происходит и отметила, что против сильных эмоций только лишь логика бессильна. К ней обязательно нужно добавить равной интенсивности переживания.
  Но наличие этой части сознания вовсе не означало, что поведение учителя спланировано и искусственно.
  - А я не притворяюсь!
  Знаешь, для меня все люди делятся на людей и на говно. Как бы ты ни жил, но будут такие ситуации, когда станет ясно, кто ты: человек или говно. Понимаешь?
  И говна вокруг нас - он махнул рукой туда, где находился коридор - полно! Ведрищами, понимаешь?! А я не хочу жить говном! Ты сама решаешь, как тебе жить. И каждый решает сам. А я - не хочу! Поняла?
  - И что же такое - "говно"? - Настя не спешила сдаться. Лицо ее было скептическим.
  - Говно? Да ты приглядись по сторонам. Посмотри на Светлану Александровну. Ты уже должна была с ней познакомиться. Нравится, как она по жизни себя ведет? А это еще цветочки. Ты спроси у ребят, у Леры спроси, как она их когда-то доставала и обижала. Просто так, потому что говно!
  Потому что перед каждым человеком когда-то в первый раз встает выбор: как поступить? И его приходится делать. И путь Человека всегда выбрать намного тяжелее, чем тот, который тебя в сортир приведет.
  Знаешь, как Лев Николаевич Толстой говорил? Для того чтобы жить, зная о неизбежности смерти, человек может использовать только два средства. Или постоянно желать и стремиться к удовлетворению радостей этого мира и так заглушать мысль о смерти. Или найти в нашей временной жизни такой смысл, который не уничтожался бы смертью.
  Так вот, если ты идешь по первому пути, то рано или поздно, ты превратишься в парашу. И гнить будешь все больше и больше до тех пор, пока и путь назад не пропадет. А если ты выбираешь второй путь, то он обязательно будет связан с другими людьми. И идя по нему, ты сама никогда не перестанешь быть Человеком.
  Вот и я иду. И мне встретилась ты. И я даже не тебе помогаю, я просто иду по своему пути. Идя по нему, я не могу тебе не помогать, чего бы мне это ни стоило. Но это не значит, что я буду позволять превращаться в говно тебе!
  Я говорил неоднократно, что тебе будет сложно. И ничего другого обещать не могу. Вот тебе и сложно! Но это не значит, что я буду скакать вокруг тебя, как вокруг калеки неразумной и опахалом мух отгонять. Есть общие правила и ты, как нормальный ребенок моего класса должна им подчиняться! Если ты этого не делаешь, то злоупотребляешь моим к тебе отношением. И значит что? Значит, уже ты превращаешься в говно.
  Он замолчал, наблюдая за лицом Насти и видя, что оно изменилось. С озлобленного до усталого, но умиротворенного.
  - И какой же у вас путь?
  - Я же тебе объяснил уже! - Воскликнул учитель.
  - Нет... Я имею в виду, какой у вас смысл? Вот вы возитесь с нами со всеми, а в чем смысл? Ну, вы про смерть говорили.
  - А! Смысл, который не уничтожается смертью? Все просто. Сейчас, подожди немного.
  Дмитрий застучал по клавиатуре.
  - Вот, послушай.
  Из колонок разлилась музыка, а потом и голос.
  
  
  
  "Обычно так и происходит - неожиданно совсем и просто.
  Маленький вчера ребенок вдруг оказывается взрослым.
  И не усмирить широкий шаг - ни прянику, ни кнуту,
  Выражается не так, и одежду носит не ту.
  Другой угол обзора и другая музыка в ТОПе.
  Смотрит другие фильмы, на другое силы копит.
  Так не похожий на нас и через родительский прессинг
  Всем своим видом покажет, кто и как ему интересен.
  
  Имеет вес голоса, знает от формул ключи.
  Уводит караван свой, все маршруты изучив
  Перерезая экватор, через южную сырость.
  Мы так и не поняли, как он настолько быстро вырос.
  
  На законы наплевав, по-своему повяжет нити.
  Никогда не станет тем, кем его видят родители.
  Взревет мотор, останется пустая трасса,
  И мы смиримся с его картиной из других красок.
  
  Припев:
  О новостях, в тиши кают, листая ленту, узнают,
  Так необходим всем фактов краткий свод,
  О том, что сегодня мимо жизни твоей проплывет.
  
  А наверху - девятый вал, и кто-то крепко сжал штурвал.
  Преодолели грозу, насквозь муссон пробит,
  Пассажиры гордятся: с каждого лайка ретвит.
  
  Развитие - всегда безумие, всегда не слыхано.
  Мы движемся по курсу чьих-то сумасшедших выходок.
  Полмира ждет - чума вонзает лезвия в спину -
  Когда чокнутый ученый на себе проверит вакцину.
  
  Ждут в догадках империи, страха не тая от бешеных,
  Что кораблями вспарывают карт края.
  От чужих острот и колкостей не остыв,
  Кто-то с бумажными крыльями бросится в обрыв.
  
  Тысячам ученых мужей, как всегда, придется
  Сопляка отчаянного назвать первопроходцем,
  Окрестить отцом-основателем буквально
  В биографии написать "С детства ненормальный".
  
  Мир застрял, совещания, за форумом форум,
  Обездвижил себя придуманным забором-измором.
  Границы расширяет тот, кто выходит за них,
  Нормальные в восторге: "Мужик, да ты псих!"
  
  Припев:
  О новостях, в тиши кают, листая ленту, узнают,
  Так необходим всем фактов краткий свод,
  О том, что сегодня мимо жизни твоей проплывет.
  
  А наверху - девятый вал, и кто-то крепко сжал штурвал.
  Преодолели грозу, насквозь муссон пробит,
  Пассажиры гордятся: с каждого лайка ретвит.
  ГРОТ "Бумажные крылья".
  
  - Поняла? Я умру, а мое дело останется. В вас. Вы людьми вырастете. И может быть, на кого-то из вас будет смотреть весь мир. И в этом будет моя заслуга. - Дмитрий улыбнулся, полностью успокоившись. - Ещё вопросы?
  - Нет, больше нет...
  За дверью пробежали какие-то девчонки. Не иначе в туалет отпросились, сговорившись перед этим по телефону, встретились и носятся теперь как угорелые.
  - Извините меня.
  - Да ерунда. Ты лучше расскажи, что у тебя опять стряслось?
  - Да ладно! - Настя махнула рукой. - Сама справлюсь.
  - Зачем? Вместе будет легче. Давай уже, не ломайся!
  - Да Руслан блин! Яйца свои демонстрирует мне. В смысле не катит, а показывает, кто типа круче.
  Дмитрий понял, о чём она. На самом деле, Настя - личность крепкая. Вот и получилось, что даже Руслан стал опасаться за свой авторитет в классе на её фоне.
  - И что?
  - Ну, он заикнулся тут было об этом... Но это ерунда. Один раз только и с ним я сама разобралась. - По её тону Дмитрий понял: действительно разобралась. Но заметочку поставил. С ним он еще поговорит. - Старшеклассники меня достают.
  Видя, что она замялась, Дмитрий помог:
  - Какие? Как?
  - Я не знаю, как их зовут. Высокие такие.
  - Несколько человек? Понял про кого ты. А кто из них конкретно?
  - Худой, лицо какое-то рябое.
  - Понял. Санек. Как он к тебе цепляется?
  - Предлагает перепихнуться. Шуточки типа такие. Постоянно цепляет.
  - Всё, считай, с ним решено всё. Иди учись, не переживай и учителей не расстраивай.
  Девочка ушла со спокойной душой, а Дмитрий остался в задумчивости.
  Как так выходит, что один человек вырастает Человеком, а другой никчемной тварью? Хотя опять же, смотря с какой стороны посмотреть. Если смотреть не с того берега, на котором стоит он сам, то этот самый Человек с большой буквы будет выглядеть просто дураком. Тоже, наверное, с большой буквы. Но все-таки, как же так выходит?
  Повинуясь мгновенному импульсу, он взял чистый альбомный лист и ручку. И замер в замешательстве, не зная, зачем оно ему? Задумался. Что такое личность, как она наполняется той массой норм, приличий и правил, которых человек будет придерживаться всю жизнь?
  Личность... Чистый лист бумаги. Емкость...
  Он провел две параллельные черты. Получилась условная емкость. На дне, волнистой линией, налил немного тех самых норм. Посмотрел.
  Что это? Это ребенок. Пока его личность, например, состоит из чувства необходимости материнского присутствия. Из этого, по мнению некоторых маститых исследователей, в будущем сформируется примерно то, что можно назвать необходимостью в признании.
  Вот проходит ещё немного времени. Ребенок смотрит на своих родителей. И учится у них... ну, например, бескорыстию и самоотверженности. Или, наоборот, эгоизму. Смотрит, что и отец и мать плевать хотели друг на друга и неосознанно перенимает шаблон их поведения. Формируя из него собственную позицию. Но предположим, что ребенок учится хорошему.
  Дмитрий нарисовал еще одну волнистую линию. Потом еще и еще одну.
  Емкость наполняется. Те слои своеобразного бетона, которые залили раньше других, застывают скорее. Залитые совсем недавно, еще долго остаются мягкими. И... И что?
  И тут в эту емкость падает здоровенный кирпич. Он без труда проникает через верхние слои. Может быть, застревает где-то в средних. Но нам не это интересно сейчас. Интересны те случаи, когда он разбивает все, еще немногочисленные, слои. Ведь что это такое, если не ломка еще только формирующейся личности? Именно поэтому дети так болезненно реагируют на многие "пустяки" с точки зрения взрослых. А как это выглядит на практике? Дмитрий задумался, вертя в руке ручку.
  Приходит пацаненок в школу. Чего он от нее хочет? Понятное дело, счастья. Которое состоит из признания, например. В частности, когда у него появляются друзья и товарищи. Но вдруг случается так, что он им не нужен. Они его не принимают. Высмеивают, издеваются. Это и есть "здоровенный кирпич". Сильнейшее психоэмоциональное потрясение с конкретным информационным кодом. Оно пробивает все в той или иной, но не в конечной степени затвердевшие структуры личности при помощи психоэмоционального накала. А информационный код гулко "бьется о самое дно емкости". В чем же он? Да в понимании того, что никто не одарит его вниманием и лаской! Что никакому альтруизму места в жизни нет. В этот момент и происходит разрушение структуры личности. Происходит то, что многие взрослые называют "глупостями".
  Так и остается этот кирпич в самых основах личности. Так растет эгоист. Так и кладутся все новые слои на обломки. И если такой человек получит образование и широкий кругозор, то могут получаться наиотвратительнейшие экземпляры.
  Читал Дмитрий однажды книжонку, претендующую на "Учение". Автор задавался вопросом, кому мы по-настоящему нужны в этой жизни? Родителям, спрашивал он, и сам же отвечал: едва ли. Мы, мол, вырастаем и уходим от них. Они приучаются жить без нас.
  Детям? Тоже нет, отвечал этот ущербный человек. Ведь мы, вырастая, уходим от родителей, а порой ненавидим их или даже ждём смерти, пуская слюни на наследство.
  Супругу? И тут мимо, уверял писака. Ведь мы "ходим налево", по нескольку раз разводимся.
  Так кому же мы нужны по-настоящему? И знаете, что он ответил? Нашему телу! На полном серьёзе! Мы нужны только нашему телу, только самим себе! И если ты нужен себе, то можешь надеяться на то, что будешь нужен кому-то еще. А значит, ничего дороже нашей собственной жизни у нас нет.
  За какую часть тела Дмитрий ухватил бы этого му...ака - вопрос отдельный. Не академический. А вот то, как получается такой инвалид, интересно...
  Как под таким углом будет выглядеть то, что произошло с Настей?
  Девочка ожидала помощи от окружающих, это факт. Значит, в структуре ее личности было место альтруизму. Она ждала помощи, не за что-то, а просто потому, что она человек, который попал в беду. И если бы никто так и не помог ей, то для неё люди поделились бы элементарно. На безразличных и злобных. Было бы в структуре её личности место для жизни ради других? Сомнительно. Из неё вырос бы жестокий, искалеченный потребитель, прожигающий жизнь в собственное удовольствие, бегущий от страха смерти и старающийся не признавать этого.
  Насте встретился Дмитрий. Используя ту глубочайшую рану, которую оставил за собой рухнувший в структуру личности "кирпич" бедствия, психоэмоциональное потрясение, Дмитрий вложил свой информационный код. Который оказался сильнее другого, негативного. На самую глубину вложил, и стал бережно отгонять "мух" от раны, ускоряя ее заживление.
  И как шрамы украшают мужчин, также они "украсят" окрепшую личность девочки. Если она выдержит, то мощно встанет на ноги, а в фундаменте своей личности будет иметь одну из непреходящих ценностей - самопожертвование. И теперь, после такой закалки огнем и слезами, попробуй, поломай эту структуру!
  В тот же день учитель притащил к себе всю компанию Димана. И рассказал им, что случилось с Настей. Вернее даже не рассказал, а скорректировал ту информацию, которой они владели. Не обошлось без легкого спора, в котором их пришлось убеждать в том, что Настя нормальная девчонка. Но убедив, он тут же потребовал соответствующего к ней отношения.
  - Скорее надо идти подонков этих искать, чем её тыкать. Разве нет?
  - Согласны, Дмитрий Николаевич. Мы же не знали! Когда пойдём? - Спросил за всех Диман.
  - Куда? - Не понял Дмитрий.
  - Ну этим бошки поотрываем...
  - А пойдёте? - Улыбнулся учитель и тут же вскинул раскрытые ладони. - Верю, верю! Нет, ребят. Этим уже занимаются менты. Нам туда лезть не надо. По крайней мере, пока...
  
  "Опять весна! Опять грачи!" - вспоминал Дмитрий похабный детский стишок, идя по начинающему цвести парку на работу.
  Удивительное это явление все-таки - весна! Прям нутро шевелится, чуя, как оживает всё кругом. Еще лежат отдельные сугробы, еще далеко до мириад цветочков и листочков, но чувствует, чувствует сердце, что жизнь отвоевывает свои позиции. Отступает зима, та, которую наши далекие языческие, да и православные предки ассоциировали со смертью - Мореной. Пройдет месяц-другой и будет изнывать Москва от плавящей асфальт жары. Но это будет потом, а сейчас люди радуются.
  Вот и рыжая низкорослая математичка тоже... радуется.
  Дмитрий идёт к ней в кабинет, после разговора с директором. Татьяна Егоровна попросила его, "как серьезного мужчину, которому она не будет возражать", вывести нетрезвую женщину из школы. Боится Татьяна Егоровна, что пожалуются родители в департамент.
  Так и пришел заместитель директора по безопасности на разборки с местными алкоголиками.
  По дальней стене математического класса стояли шкафы. В одном из них, том, что стоял в углу около окна, хранилось у женщины волшебное зелье. Вот так подойдет она к шкафчику на перемене, откроет волшебную дверцу, достанет на ласковое солнышко блестящую скляночку и сердце её начинает петь. Она только смотрит на неё, а уже забываются невыносимые оскорбления, которые приходится терпеть от "цветов жизни". Унижения, которые постоянно валятся на учительскую голову со стороны большого и не очень начальства.
  А что уж говорить о том, когда отвинтится пробочка, звякнет стекло о край стопочки... И не жизнь вовсе оказывается - сказка!
  Только через сорок минут вернулся Дмитрий к своей работе. Следующие несколько часов вёл уроки и только потом сумел заняться оставшимися делами. А дела были.
  Пора было всерьёз браться за обучение своих оболтусов.
  Уже давненько приходил к классному руководителю своего сына отец Раймонда, просил приглядеть за ним, заставить его учиться. Но тогда было рановато для такого начинания, которое подоспело к настоящему моменту.
  Только сейчас Дмитрий понимал, что накопил для этого дела достаточно авторитета. Нет, уровня его влиятельности не хватит, чтобы дети начали учиться по одному лишь слову. Да такое и вообще вряд ли возможно. Но вот давить на них потихоньку-полегоньку уже было можно. Никто не взбрыкнет, не возмутится. Уже добился учитель того, чтобы редко мелькали на уроках сотовые телефоны, чтобы школьники носили и даже переодевались в спортивную форму на уроках физкультуры.
  Дмитрий отвлекся, улыбнувшись. Посмотрел в солнечное окно, вспоминая произошедший недавно курьезный случай.
  Встретившаяся у стойки с журналами в учительской биологичка рассказывала коллегам что-то веселое. Увидев вошедшего Дмитрия, она еще больше обрадовалась, засмеялась и пригласила его послушать. Оказалось, что она наблюдала в окно, как едва ли не по-пластунски ползли по заднему двору школы два хулигана - Саид и Руслан. Они крались по двору, как диверсанты, буквально от березы к березе. Замешивая ещё не подсохшую почву, наматывая на ботинки грязь. Очень характерно оглядываясь по сторонам и, в особенности, заглядывая в окна.
  Когда они, чуть опоздав, зашли в кабинет и стали отвечать на расспросы смеющейся женщины, выяснилось, что это Дмитрий их так запугал. Пацаны рассказали, что договорились с классным руководителем о возможности выходить на большой перемене до ближайшего магазина, за булочками. Но при этом, если они попадутся, и кто-то выскажет свое недовольство Дмитрию Николаевичу, отвечать будут лично перед ним и по всей строгости. От души он тогда посмеялся вместе с учителями...
  Учить.
  Как это делать? На эту тему было несколько соображений, которые только предстояло обдумать, обсосать до блеска, соединить между собой.
  Первое соображение заключалось в том, что интерес к учебе нужно было чем-то подогреть. И ничего лучше соперничества у классного руководителя для этого не было. Нужно было разогреть чувство собственного достоинства в классе. Заставить их соревноваться с восьмым "А", подтягиваться за ним, становиться лучше. И нужно было подумать, как это сделать. Дмитрий набросал несколько коротких фраз на чистом листе. Очеркнул написанное.
  Второе. Нужно разделить класс на небольшие группы со сменными командирами. По примеру Макаренко. Чтобы каждый день четыре командира отвечали за работу четырех групп. А менять их, скажем, через два дня. И уставать сильно не будут от ответственности и наиграются. Придумать что-нибудь такое, чтобы каждый предмет был закрыт каждый день. Чтобы не учитель спрашивал ребят, но сами ребята тянули руку. А если при этом договориться с учителями, чтобы шли навстречу, то из этого что-то и получится. Предположим, сегодня по литературе отвечает один, завтра другой. При этом фактический двоечник, как не учил уроков, так и не будет учить. Ничего, кроме того единственного занятия, на котором ему нужно будет поднять руку. Плохо? Мало? Лиха беда начало! Надо привить им хоть какую-то ответственность. Маленький огонек, из которого потом можно попробовать раздуть пламя.
  Таким образом получится, что семьдесят процентов уроков будет закрыто хитрым способом. А те ребята, которые и без того имеют хорошие оценки, будут делать домашнюю работу и давать списывать всем остальным.
  Дмитрий усмехнулся. Они и так списывают все, но нужно это легализовать, проговорить вслух. Сделать так, чтобы это было общественным поручением и осознавалось остальными как таковое. А потом, очень потихоньку и постепенно отходить от этой практики.
  Третье. В каждую группу нужно выделить по хулигану. И наделить их воспитательными и надзорными функциями. Больше даже не для того, чтобы они кого-то контролировали в выполнении заданий, а для того, чтобы чувствуя за собой ответственность, сами это делали!
  Четвертое. Составить четкий план, нарисовать структуру этого всего, расписание. Так, чтобы самому внятно понимать, чего нужно добиться.
  Пятое. Начинать надо примерно за меся-полтора до конца учебного года. С одной стороны это немного поможет подтянуть оценки, а с другой стороны период не длительный. Ребята устанут за месяц, первый блин, как водится, выйдет комом. И нужно будет дать им отдохнуть. Как раз на этот период выпадут каникулы. А с сентября с новыми силами.
  И шестое. Если этот план удастся. Если получится добиться каких-то обнадеживающих результатов фактически с нуля, то можно подумать о другом. О том, что он действительно компетентный педагог, способный управляться с детскими душами. И тогда можно переквалифицироваться во что-то более полезное, чем ОБЖ. Например, в историю. Ведь учитель истории может вложить в детские умы и сердца намного больше пользы... или вреда, чем учитель ОБЖ. Но это всё мечты. Пока мечты. А удастся ли их воплотить в реальность, зависит от выполнения предыдущих пунктов.
  Так! Вроде всё.
  Дмитрий несколько раз подчеркнул свои наброски.
  Отлично! Теперь всё это нужно как следует обдумать. И на это у нас... - Он взглянул на часы. - Ровно полтора часа.
  Вперед!
  
  Следующее утро разнообразием не отличилось.
  К счастью.
  Потому что рабочее разнообразие в большинстве случаев было вызвано негативными происшествиями различного масштаба и интенсивности. Ну бы его к лешему, такое разнообразие.
  Это потом учитель поймет, что именно оно и придает вкус жизни, являясь эдакими специями. Именно оно, иногда до холодного пота по спине опасное, позволяет набираться настоящей силы, железобетонного опыта. Позволяет вспоминать прожитые годы с мечтательной улыбкой, счастливыми глазами, с уверенностью в правильности всего произошедшего. И с отсутствием горечи от "бесцельно прожитых лет", отраженных в бесконечных вконтактовских "пабликах" и селфи.
  Всё это будет потом. А сейчас спокойное утро прошло, напрягая своим плавным переходом к неспокойному полдню. Хотя... "Плавным" - и на том спасибо!
  Учитель осматривал подконтрольную территорию, совершая очередной обход коридоров. Они, большие и просторные, на переменах напоминали те уроки физики из детства, что зафиксировали в памяти феномен "броуновского движения". Дети носились, сталкивались, отскакивали друг от друга, обтекая только учителей и колоны, подпиравшие потолок.
  Дмитрий завернул в мужской туалет, повинуясь наитию и ступая мягко, постепенно останавливаясь.
  Вход из тамбура в помещение, где были установлены туалетные кабинки, был прегражден несколькими спинами. А судя по тому, что на учителя никто не обратил внимания, да еще по громкому гомону, обсуждалось там что-то весьма горячее.
  - Да я просто ...бало ей раскрошу! В хлам! Пойду в её свинарник и в хрюкальник закатаю! - Тарик - это был он - громко матерился.
  Всего в туалете присутствовало человек восемь пацанов. Все авторитетные. Самые серьезные из них сидели на подоконнике: Батырбек и Гоша, друг Тарика.
  После того, как Тарик закончил, повисла тишина. По ощущениям учителя - предгрозовая.
  Дело в том, что в подобных компаниях, подобные обещания не забываются. Забыть такое, значит обесценить себя в глазах всех остальных. Если помножить это правило на юношеский максимализм, прибавить к нему оскорбленную до накаленных эмоций гордость, то...
  - Отвечаешь?! - Тут же подхватил Батырбек, подтверждая подозрения Дмитрия.
  Еще одно мгновение тишины. Учителю даже показалось, что он уловил запах предгрозовой прохлады, хотя в "сортире" пахло только мочой.
  Он не успевал ничего анализировать, продумывать и соображать. Полуобещание Тарика, пасмурная пауза, опасный вопрос Батырбека и еще один, скорее всего последний, миг затишья. Что тут успеешь? Только то может выстрелить, что пустило корни в фундамент твоей собственной личности. То, что не требует обдумывания. Если есть желание менять ситуацию, то только это ты и успеешь.
  - Э-э! - Нагло, но с иронией протянул Дмитрий, перебивая уже открывшего рот парня. - Чего за сходняк тут? Туалетный, блин... Террористы сортирные!
  Он раздвинул плечами ребят, вошел в круг. До этого в нём, прижавшись спиной к кафельной стене, стоял только Тарик. Встретился глазами с Батырбеком и Гошей. И если Гоша смотрел на учителя без особых эмоций, может быть с облегчением, то Батырбек был разочарован. Хотя кроме этого чувства, во взгляде читался ещё и некоторый задор от присутствия учителя. Неплохим он всё-таки был парнем, Батырбек. Настоящий, "олдовый", как говорили некоторые пацаны, хулиган и бандит.
  - О! Дмитрий Николаевич! Здравствуйте! - Тарик звонко хлопнул по ладони учителя.
  - Здорово! Ты чего тут воду мутишь? Там с коридора кажется, что тут драка сейчас начнется.
  - Да не! - Протянул с интересным акцентом и легким смешком Тарик, отвечая на улыбку учителя.
  - Хорошо, что "не"! - Скопировал его фразу тот и продолжил. - Ладно, расходимся уже! Урок сейчас начнется. А ты пойдём со мной, разговор есть.
  Подтверждая его слова, над головами зазвучали динамики, набивая оскомину добрыми когда-то мелодиями.
  В кабинет Дмитрий не пошел, остановился у подоконника. Тарик встал рядом и ждал, понимая, что учитель молчит не просто так. Некоторое время они оба наблюдали за неспешно бредущими в кабинеты школьниками. Но вот коридор стал пустым. Отвернувшись к окну, Дмитрий спросил:
  - Что случилось?
  - Да ладно, Дмитрий Николаевич! Разберусь! - Не переставал широко улыбаться Тарик.
  - Не "разберусь", а говори! Если ничего серьезного, то и Бог с тобой. Я ничего не слышал. Только вот мне кажется, что там у тебя не всё так просто. Ты же про информатичку говорил? - Прищурился учитель.
  - Ну да! Свинья тупая!
  - Что она сделала?
  - Да представляете! Тварь! На уроках в старших классах говорит всем, что это "такие чурки, как я наркоту по школе толкают". - По его интонациям было понятно, что часть сказанного является цитатой.
  - Откуда ты узнал?
  - Да вон, Гоша сказал!
  - А он откуда знает, что на всех уроках она так говорит?
  - Ну мы потом спросили пацанов!
  - Понятно. И что он ей сказал?
  - Кто?
  - Гоша. Вы же друзья.
  - Да ничего он ей особо не говорил! А что он скажет? Она же типа учитель. Тем более вы что, её не знаете? Ей ничего не скажешь, тупая курица!
  Помолчали.
  - И что же ты делать собираешься? Не морду же бить ей, действительно?
  - А что? Я просто так ей это не спущу. - Парень помотал головой. - Я с наркотой никогда не связывался.
  Дмитрий отвлекся на воспоминания. Наркота не наркота, но вот пакетики с остатками зеленой травки он встречал в туалетах часто. Сам встречал. А еще были мелкие ребята, которые по просьбам некоторых сознательных учителей, приносили им информацию. О том, кто, когда и где такие пакетики выбрасывает. Информацией учителя щедро делились с заместителем по безопасности, предполагая, что она отправится по назначению.
  Был в школе, конечно, и насвай. Дмитрий знал ребят, его употребляющих. Колян, например. Или Диман с некоторыми друзьями. Те вообще ходили по коридорам с пластиковыми стаканчиками, сплевывая в них на глазах учителей слюну, обильно выделяющуюся от этой гадости. Более того! Они с этими стаканчиками сидели на уроках. Пацан сидит на стуле, а стаканчик стоит на полу у его ног, наполовину полный мутноватой жидкостью. У Дмитрия складывалось впечатление, что на эту привычку обращал внимание только он, полный омерзения. Заставляя их выбрасывать стаканчики, если они заходят к нему на урок или по делам. Остальным, такое впечатление, дела до этого не было.
  Но насвай это не наркота. Да, бытовало мнение, что он вызывает никотиновую зависимость. Говорили и писали даже, что и психологическую. Но официально он запрещен не был, а его распространение по закону не преследовалось.
  Вот только не насвай был в тех пакетиках. Выглядели те остатки совсем иначе. Похожи были скорее на "план" или "анашу", которую в студенческой молодости Дмитрий повидал. А вот это уже серьезный калибр. И употребление, и, тем более, распространение.
  С другой стороны, зачем в школе выбрасывать пустые пакетики? Не легче ли забрать их домой? Можно было бы объяснить это тем, что травку выкуривают, после чего выбрасывают пакеты. Да только накуренного пацана Дмитрий вычислил бы моментально. Да и любой другой учитель тоже заметит изменения в поведении накуренного. Накуриваться в школе и глупо, и опасно. Да и "кайфа" ожидаемого не получишь. А значит, эта версия отпадает. И либо есть другая, которой Дмитрий не видел, либо в пакетиках не травка, а какой-нибудь новомодный спайс. Его действия учитель не знал, ибо никогда не сталкивался. Но часто видел около школы объявления о продаже и номера телефонов. Один раз после того, как снег сошел, распространители обнаглели настолько, что написали телефон крупными белыми буквами на асфальтированной дорожке перед главным входом в школу. Тогда пришлось это срочно затирать...
  Но и спайс, насколько он понимал, нужно было курить. И один чёрт, вряд ли его действие не заметно со стороны. Да и с точки зрения закона, что спайс, что план - одно и тоже. Все карается. Разве что спайс попал под запрет совсем недавно, буквально несколько месяцев прошло.
  И значит, все-таки, есть другая версия. Что-нибудь наподобие... Пересыпают они его в выпотрошенные от табака сигареты! А полученный "косяк" прячут в пачку. А что? Вполне вероятно. Ведь носить странный пакетик с травкой в кармане боязно, а в пачку с сигаретами никто заглядывать не станет.
  Примерно такие мысли были в голове зама недели две назад. Ими он и поделился с пришедшей читать лекции о вреде табака, алкоголя и наркотиков, работницей районного наркодиспансера. Которая, на удивление, не была безразличным бревном "для галочки". Женщина выслушала его внимательно и согласилась с доводами. Предложила попробовать организовать массовое взятие анализов у детей с целью выявления употребляющих алкоголь и наркотики.
  В эту идею особо не верила ни она, ни Дмитрий. Очень уж много "законов" на пути данного начинания, много нежелания и самих детей, и некоторых родителей и, что самое страшное, чиновников из департамента образования. А то и кого повыше. Но попробовать было можно, тем более что какие-то мысли на эту тему в кругах медиков высказывались. И даже если у врача не получится этого сделать, Дмитрий-то слух может пустить! А слух, батенька, это тоже не мало. На слух можно поймать неплохую рыбку.
  Так и сделали. Женщина вскользь упомянула о таком своем намерении на лекциях, которые читала в актовом зале. "Отбрехалась" от шибко умных старшеклассников, возмущенных влезанием в их личную жизнь. Причем сделала это с изяществом. Сказала, что происходить всё будет сугубо добровольно. Просто тех, кто "не захотел" сдать анализы обобщат в списки и "подадут" в военкоматы и в поликлиники. А военкоматы уже полное право имеют брать соответствующие анализы без разрешения от "личности". Как и поликлиники. Что вы говорите? В крови не будет ничего? Ой, блаженны верующие! Такие наркотики, как спайс или конопля задерживаются в крови до полугода.
  В общем, женщина говорила почти правду. Почему было не создать такую систему, Дмитрий не понимал. Наплевать на все права и принудительно брать анализы в школе. Раз в полгода. Начиная с седьмого класса. И ставить на внутришкольный учет тех, кто пьёт или курит. Не говоря уже о наркоманах. Но нет! Эту замечательную задумку в жизнь не пропустит примерно куево-кукуева туча коррумпированных чиновников от образования, медицины, да и правоохренетелей, наверное, тоже. Но, как в рекламе говорилось, "пацаны-то и не знают"!
  После этой лекции к Дмитрию, "по дружбе" стали подходить отдельные пацаны, среди которых был и Колян тесно общающийся с кавказцами. Все они волновались, явно намекая, но ничего не говоря прямо. Интересовались, когда же начнет работать комиссия и что им делать. Дмитрий называл всем одну и ту же примерную неделю. И советовал на это время "заболеть".
  И вот, когда назначенная неделя наступила, многие из подходивших к нему не пришли в школу. По разным причинам. Кто-то заболел, кто-то уехал на дачу убирать снег, помогая подснежникам, кто-то по другим причинам. А когда они вернулись в школу, то узнали, что медицинской комиссии так и не было, и что теперь не будет вовсе.
  А Дмитрий узнал, кто из пацанов балуется легкими наркотиками. А кроме того, смог выявить их общие связи. И, как говориться, "как вы думаете, кто бы это мог быть"?
  Все выявленные пацаны имели одну общую связь - с братьями.
  Кроме того, только братья и по психологическим признакам, и по реальным фактам годились на роль дилеров. Остальные либо не подходили психологически, либо не имели таких связей и взрослых друзей, либо криминального шлейфа.
  Другое дело, что Дмитрий редко встречался в своей практике с таким, чтобы кавказцы занимались продажей наркоты. В основном, на том бытовом уровне, с которым он работал, это были русские асоциальные маргиналы или азиаты. Не Кавказ. Там и гордости больше, и достоинства, и мусульманство опять же. Но местные "товарищи" как раз таки не сильно тяготели и придерживались мусульманских норм и правил. Ну и еще несколько косвенных признаков...
  А главным доказательством стали слова одного из пацанов. Он "случайно проговорился" в разговоре с бывшим ментом, указав на одного из братьев. Хотя его имя и сам факт Дмитрий не назвал бы и сотрудникам госнаркоконтроля. Не то что директору! Ах да! Что до директора...
  - Татьяна Егоровна! У нас в школе жуют насвай. Но это ерунда, обычный табак. У нас продают легкие наркотики. Или спайс или конопля, а может быть и то, и другое.
  - Дмитрий Николаевич, я помню, вы уже это говорили. - Она смотрела безразлично. Если только чуть-чуть недовольно.
  - Да, но я всё чаще и чаще встречаю следы. И теперь у меня есть подозреваемые и некоторые доказательства.
  После этих слов директриса оживилась.
  - Какие доказательства, Дмитрий Николаевич? И на кого вы думаете? - После вопроса, ее лицо замерло, оставив нижнюю губу чуть опущенной и выдвинутой вперед. В каком-то жесте опасения с примесью презрения.
  - Скорее всего, это Магомадовы. - Твердо заявил заместитель, предпочитая промолчать о доказательствах, которые по факту были косвенными. Кроме свидетельства проболтавшегося пацана.
  Женщина, причмокнув, закрыла рот. Пожевала губами, вытягивая их в трубочку.
  - Дмитрий Николаевич, а откуда вы знаете, что это конопля? У нас вон спайс рекламируют перед калиткой, лучше бы об этом позаботились.
  - Я не знаю, что это конопля. Может быть, только спайс, но это тоже наркотик.
  - Дмитрий Николаевич! Спайс - не наркотик. Его можно купить в каждом ларьке.
  - Наркотик, Татьяна Егоровна. Совсем недавно его признали наркотиком.
  - Ой, что-то я этого не слышала.
  - Можете почитать в интернете. - Пожал плечами Дмитрий.
  - Ну хорошо. Расскажу вам. Я вызывала сотрудников наркоконтроля еще до вас. Вы же не думаете, что я этого не знала? Они пришли и сказали мне, что тех, кто его употребляет ставят на учет - это правда. Но продавать его можно, по закону за это ничего сделать не могут. И потом, у нас нет никаких доказательств, а просто так показывать на людей нельзя.
  Дмитрий выслушал весь этот бред спокойно. Не трудно было предсказать реакцию гадины.
  - Что же, ничего сделать нельзя?
  Вопрос был немощным, но твердый и спокойный взгляд доказывал - это лишь маскировка. Причем весьма формальная.
  Дмитрий просто не мог не сказать о своих мыслях директору. А вдруг, как говориться?!
  Директор же прекрасно понимала, что никаких доказательств у заместителя нет. Она допускала возможность - баба не глупая - что кто-то из пацанов указал Магомадовых. Но! Но они не подтвердят это сотрудникам, о чем уж точно позаботятся сами виновники торжества. А Татьяна Егоровна напишет три замечательные характеристики. Может быть, за отдельную плату, а может быть за то, что уже вложено в её дом где-то за границей. Да еще за страх. Которым кроме неё опутаны почти все дети и учителя.
  Кроме того, она понимала, что и сам Дмитрий не начнет самостоятельную игру, имея такие зыбкие карты на руках. Выиграть - не выиграет. А подставится по полной программе. И перед кавказцами с их неслабыми возможностями и перед "родным" департаментом образования, который очень не любит умников, выносящих из избы сор. Конечно, в этом случае достанется и директору, не уследившему за своим сотрудником, но уж она-то просто так с кресла не вылетит. Если не вылетела до сих пор.
  Вот тебе и директор...
  Эта тварь настолько измазала свою душу в дьявольской саже, настолько погрязла во тьме, что затягивала за собой любого из тех, кто рисковал приблизиться к ней на крюк с гаком.
  Зам же стоял лицом к лицу. Смотрел в горящие холодным адским пламенем глаза.
  И этот удар был пропущен. Второй удар.
  Потому что слишком.
  Близко.
  И до этого были удары, но их можно было назвать лишь пристрелочными. Так, бойцы кружат друг друга, подёргиваясь, делая обманные выпады, разведывая оборону. Такие пристрелочные удары - это случаи с угрожающим выпрыгнуть в окно Саньком и с той девочкой, которую ударил младший Магомадов.
  Первый раз ощущение затягивания в бездну посетило его тогда, когда они вместе разговаривали с Настей. Он тогда испытал настоящий страх от того, что вот сейчас, еще чуть-чуть и девочка будет вышвырнута из школы. Без помощи, без поддержки и совета просто потому, что ее проблемы всего лишь могут повлиять на благополучие директора. Не повлияют точно, а лишь могут повлиять! От того, что он будет молчаливым и беспомощным соучастником этого преступления, этого греха, способного тянуть душу всю жизнь. Но тогда удалось переиграть его, обхитрить, фактически объявив войну.
  Кого, его?
  Беса...
  И вот второй удар. Достигший цели.
  Вроде бы всё он сделал правильно. Так как нужно. И вроде бы ничего больше он сделать не может. Но... Но появилась эта мысль! Эта подлая, лицемерная мысль! Плюнуть на неё, выкинуть из головы, забыть!
  
  "Нет вестей с небес, да в моем стакане:
  Водка, жизни боль, да на сердце шрам.
  Сколь еще снести колотых, нежданных
  Я смогу покуда душу не продам?
  
  Если слышишь ты песню эту, друже -
  Молча "пятьдесят" опрокинь со мной.
  Взяв себе билет с вокзала до конечной,
  Проведём с тобою всю жизнь по поездам.
  
  К черту ту весну! На хер это небо!
  Если волчий вой рвётся изнутри,
  И стучат в груди, захлопываясь, двери:
  К пропасти в дороге попутчиков не жди.
  
  А в моем окне люди да машины.
  И кто из них кто - пёс их разберёт!
  Поженились в них кровь живая с нефтью,
  Да все судьба их, дура, носит в сердце лёд.
  
  И не горюй братан, не горюй, сестричка,
  Что радости огонь в нас перегорел.
  Нам сиянье звёзд светит ярче солнца.
  И всё, чего прошу я, взять никто не смел.
  
  Держит нас капкан за ноги петлёю!
  И некуда лететь, нас нигде не ждут!
  Петь среди собак волчьи наши песни,
  Где с небес за нами так и не придут!"
  
  Группа "Пилот". "Нет вестей с небес".
  
  Ведь нельзя же больше ничего сделать! Или можно?
  Можно! Можно или победить, или умереть. В любой настоящей войне. За идеалы, за близких, за светлое будущее. За жизнь.
  Или победить, или умереть.
  И если битва идёт, то не за шмат сала и не за понюх табака. Это в том случае, можно проиграть и успокоится, жить дальше. Но за это битва не может идти. Потасовка, распря, грызня, но не битва! В которой есть только один выход. Из двух.
  И если ты выбираешь третий, то всё тобой сделанное мгновенно обесценивается, падает до уровня формальных действий.
  Это делал? Делал. Это попробовал? Да. Ту возможность предусмотрел? Да. Ну, значит не получилось, извини брат. Вот это и есть - формализм!
  Давайте не так! Давайте ну её к лешему эту школу!
  Палата!
  Белая, в ней несколько больных. Тяжелый запах лекарств, боли и отчаяния.
  Лежат на кроватях обречённые. У кого что, но у каждого своё.
  И только двое тут - лишние.
  Они здоровые, они молодые. Красивые лица, стройные фигуры. Не лежат, сидят. У них не выпадают волосы, все в порядке с сахаром в крови, без перебоев бьются не знающие хирургии сердца.
  Они любят друг друга тем широким чувством, которое может убить только быт.
  Быт или большое горе. Такое горе, которое приносит это же самое, пожирающее само себя глубокое чувство.
  Ведь они сидят по обе стороны от умирающего ребёнка. Держат его за руки, любят его больше обеих своих жизней.
  И они не понимают объективности происходящего, не принимают того, что некоторые "духовно развитые" трусы называют "отсутствием добра и зла или природной объективностью". Они не желают слушать трагически опытных эскулапов. Каждый из них готов на всё. Ограбить, отдать жизнь или отобрать чужую. Лишь бы жил ребенок.
  И там - настоящий бой! До конца.
  А тут, как ни крути, пахнет слизью формализма. Где она появляется, начинает пропадать человек, превращаясь в педорастение.
  А ещё эта мысль. Подлая, лицемерная. Она так и не ушла, и жжёт душу алым огоньком.
  "Но ведь ничего страшного от "плана" не будет. Покурят пару раз и забудут..."
  Именно она - лживая - доказывала то, что удар пропущен, а защита дрогнула.
  
  Всё это происходило несколько недель назад, а облитая грязью душа не успокоилась до сих пор. Недаром, ох недаром говорят в народе: "Увяз коготок - всей птичке пропасть".
  Утешаться можно было только одним. Как недавно узнал учитель, тот разговор с директором стал последней каплей в деле перевода старших Магомадовых на экстернат. Или, по-русски, на домашнее "обучение". Теперь оставалось подождать совсем немного.
  Дмитрий отвлекся от размышлений, переспросил Тарика:
  - Чего говоришь?
  - Мне за это что сделать могут?
  - Ну, посадить не посадят, но условняк дадут, наверное. Смотря, что ты ей сделаешь. Оно тебе надо? Всю жизнь испортишь.
  - Я не могу это просто так оставить! - Тарик очень уверенно покачал головой. Так, что Дмитрий понял - не оставит.
  - Мы всё сделаем официально. Она учитель и не имеет права такое говорить. Тем более несколько раз в разных классах, перед многими ребятами. Мы с тобой пойдем к директору и всё ей расскажем, чтобы эту суку уволили на хрен.
  - Блин! Дмитрий Николаевич, вы что не понимаете, ей ничего не будет! Нам даже не поверят.
  - Как это не будет?! Вообще-то, то что она говорит - это статья в уголовном кодексе! Клевета. Тем более в отношении несовершеннолетнего. Тем более - факт доказанный.
  - Да никто не подтвердит!
  - Почему? А Гоша?
  - Не будут они стучать. Тем более что у Гоши она классным руководителем год была.
  - И что? Он типа к ней любовью пропитался?
  - Да нет! Но стучать не будет.
  - Слышь! Ты не ной. Хватай Гошу в охапку и ко мне на следующей перемене. Просто обсудим все. "Стучать" он не будет! Придурки блин! Это не стукачество!
  Начиная со следующей перемены, Дмитрий потратил около часа времени для того, чтобы убедить Гошу и Тарика в том, что задуманное со стукачеством имеет только самые поверхностные схожие черты.
  И этот феномен, таких важных в юношеском возрасте вопросов стукачества, списывания и предательства на самом деле был не так прост. По крайней мере, не настолько, как казалось многим, обращающим на него внимание.
  Первый раз учитель задумался об этом, слушая выступление одного из приближенных к министру образования чиновников. Речь шла о ЕГЭ со всеми вытекающими из него нечистотами. Чиновник - молодой, "бохгато" и по-деловому одетый успешный парень тридцати трех-тридцати пяти лет - рассуждал о том, что народ, как всегда, подкачал. Им вообще всем и всегда не нравился народ. Либералы в целом отличались такой смачно-снисходительной неприязнью к народу. Иной раз, слушая их выступления и смотря на холенные рожи, казалось, что причиной всему жгучий стыд от того, что и сами они являются его частью. Будто бы хотят смыть с себя этот позор, забыть о таком постыдном факте скорее и навсегда. Но делают это не топорно, глупо, но тонко. Не желая, чтобы со стороны такое их стремление стало заметно. Чтобы кто-то обвинил в этом напрямую, рассмотрев их слабость. Вроде как и не стыдно мне! Ведь если мне стыдно, то это для меня важно. А оно не может быть для меня важно, потому как я не являюсь его частью. Я как бы со стороны на все это смотрю. Вот народ, а вот я. И ничего общего между нами нет. Я просто констатирую ущербность этого. А как не констатировать?
  И далее начинается перечисление того, почему, по мнению либерального чиновника, народ у нас никудышний. Обычно всё сводиться к тому, что его собственные, либеральные начинания не двигаются с мертвой точки. И виноваты в этом конечно же не они, и не сам чиновник со скудными мозгами. Ну еще бы!
  Вот и тот чинуша от образования, которого имел возможность наблюдать Дмитрий во многом винил учителей, родителей и даже школьников. Говорил он примерно так:
  "Вы посмотрите на Запад! Вы где-нибудь там найдете культуру, например списывания? Нигде не найдете! Они не дают друг другу списывать. Они просто не понимают этого! Ведь то, что ты написал в тетради, в контрольной работе... это является результатом твоего труда. С какой стати ты должен делиться этими результатами с кем-то, кто не прикладывал к ним никаких усилий? Они хотят быть успешными уже с малых лет, соревнуюсь друг с другом. И никто из них не поймет вас, если вы попросите "списать"!
  А что у нас? А у нас подавляющее большинство относится к этой проблеме вовсе не как к проблеме. У нас люди... школьники, считают, что это нормально. Когда списываешь ты или списывают у тебя. Это и называется ещё взаимопомощью! Видите ли хорошее, чуть ли не замечательное дело! Надо менять такую установку..."
  Он много говорил подобного. И Дмитрий насторожился. Именно поэтому - что насторожился - решил разобраться с этим вопросом подробно. Ведь у нас как получается? Есть некие нормы, которые впитаны "с молоком матери". На деле конечно же никакое молоко тут ни при чем. Это культура, жизненный уклад, по которому жили бесчисленные поколения до тебя и, скорее всего, будут жить и после тебя. Это в русском менталитете "прописаны" совершенно четкие и определенные "коды", на основе которых строится вся общественная жизнь. В чём их "четкость" и "определенность"? Да вот она:
  "Своему помоги!"
  "Не предавай!"
  "Русские не сдаются!"
  "Коды" эти можно выражать различными словами, но их смысл от того не изменится. И конечно же их намного больше. Конечно же, они не всесильны и не безусловны. Многое зависит от того, какое воспитание, в каких условиях получил ребенок, в каких условиях происходит их реализация. От состояния общества, уровня патриотизма и так далее и тому подобное. Но они есть!
  Когда-то Рене Декарт многое доказывал и выводил, используя в качестве своеобразного инструмента тот факт, что сумма всех углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам. При этом он обращал внимание, что нам не ясно, почему дело обстоит так, но совершенно очевидно, что именно так и есть.
  Так и в случае с этими "кодами". Называйте их как хотите, но они есть! И их чувствуют если не все, то очень многие люди, погруженные в русскую культуру. И отрицать их наличие всё равно, что отличать факт суммы углов треугольника. Нет, это можно сделать, и в последнее время оно происходит всё чаще и настырнее. Да только говорит это о том, что подобные "дельцы" либо хотят манипулировать "неграмотным быдлом", либо сами являются выходцами из него.
  Более умные могут возразить. Мол, история знает примеры, когда подобные "коды" либо полностью уничтожались, либо значительно менялись. И с этим тоже нельзя было не согласиться. Взять хотя бы то изменение, которому подверглась классическая русская семья царского времени и положение женщины в обществе. Но такой пример совсем не означает, что теперь можно брать любой "код", называть его порочным и обвинять народ в том, что он является его носителем. Все зависит от того, куда нас зовут реформаторы. Или "реформаторы".
  Коммунисты звали народ к развитию, к восхождению. И это было и есть очевидно. Ведь раскрепощение женщины, выведение её из-под гнета, давало молодой советской стране очень многое. Начиная с экономической составляющей - женщина массово смогла учиться, работать, лечить и учить, быть инженером и ученым. И заканчивая метафизическими позициями. Ведь если мы хотим справедливого общества без всякого фундаментального неравенства, а женщина - человек, то она должна иметь такие же права, как мужчина, со своим набором обязанностей. Потому что если женщина не имеет таких, как и мужчина прав по факту своего пола, то она и человеком таким же считаться не может. А подобное неравенство и является фундаментальным и непреодолимым. И если оно присутствует в выстраиваемой культуре изначально, то разве можно говорить о "справедливом обществе", где "человек человеку друг, товарищ и брат"?
  Если кому-то подобное умопостроение "колет", то можно посмотреть на быт, до сих пор присутствующий во многих странах. Чтобы далеко не ходить, можно взять кавказскую или азиатскую глубинку. Где женщина, по факту самого быта, не имеет даже права голоса и занимает промежуточное положение между человеком и домашним животным. Взять такой пример и посмотреть, насколько далеко в своем развитии отстает подобное общество от любого вступившего в эпоху модерна.
  Тут, опять же, могут возразить, что нынешнее состояние общества таково, что и не знаешь, что лучше: кавказское и азиатское положение женщины или, например, европейское или русское.
  Но, во-первых, то что происходит сейчас в Европе и России очень сложно назвать модерном. Это уже постмодерн со всеми вытекающими нечистотами. И есть мнение, что общество сознательно толкается в этом направлении.
  А во-вторых, в одну реку дважды не войдешь. Будучи на островке модерна и понимая, что тебя тащат в постмодерн, нельзя вернуться на оставшийся позади берег традиционного общества. Вернее попытаться-то можно, но вернешься ты в лучшем случае в контрмодерн. В такой, который уже сейчас беременеет различными "запрещенными в России" террористическими организациями, крайне суровыми нравами и чудовищным закрепощением человека.
  Так вот, коммунисты страстно желали развития общества. И удаляли только такие культурные коды из сознания народа, которые очевидным образом развитию мешали. В этом у них парадоксальным образом намного больше сходства с Петром Первым, чем у Ельцина.
  А современные либералы развития общества не хотят. Впадать в доказательства желания нет, но для констатации данного факта достаточно оглянуться на последние двадцать лет.
  И потом. Извините, но "код" "женщина должна подчиняться мужчине" явным образом отрицает развитие. А "код" "своему помоги" столь же явным образом помогает обществу выжить в трудных ситуациях. А значит, способствует развитию. И с чего бы мы должны о нем забывать?
  Так что смотрел Дмитрий на чинушу, слушал его речи и презрительно усмехался, мечтая добраться до глотки, пропускающей дарящий возможность жизни воздух.
  Призыв к школьникам и родителям не давать списывать явным образом конфликтовал с установкой "Своему помоги!".
  Но тут имелась и другая сторона. Куда же без неё, мир не однобок!
  Антон Семенович Макаренко умудрился построить в своей коммуне общество значительно раскрепощенного Человека. Не в том смысле, что каждый человек мог там без стеснения пердеть или рыгать "на людях", подобно нынешним школьникам. А в том, что была создана атмосфера подлинной коллективности, где чувство "плеча" помогало жить. Где никто не ощущал себя брошенным, где существовала масса возможностей развивать свои таланты, умения и желания через полезность для своих товарищей и их признание. Где не было борьбы за деньги, за кусок хлеба или квартиру - всего того, что так портит людей.
  В том обществе ребята понимали, зачем и для чего они получают знания. Поэтому в книгах Макаренко нельзя найти ни одного слова о проблеме списывания. Скорее всего, такой проблемы не было вовсе. Но нам нужно допустить, что она была! Нужно для того, чтобы ответить себе на вопрос: хорошо это или плохо, полезно или вредно? Пусть она была! Пусть были такие, которые желали списывать и пусть даже, что было их не менее половины.
  Представим себе, что такой непонимающий истинного значения знания лентяй просит списать у отличника. Отличник отказывает. Но отказав, он предлагает после уроков свою помощь в объяснении тех моментов, которые вызывают трудности. И не только он один. К такой работе готовы подключиться все понимающие ребята! А учитель в этой ситуации не находится под гнетом необходимости рисовать оценки или отчитываться перед современным "Наробразом". Единственная его заинтересованность в том, чтобы максимальное количество ребят поняло урок.
  Эта ситуация для большинства современных людей покажется фантастической, но так было. И в ней почти не имелось места жаргонизму "стукач". Его могли употреблять только те воспитанники, которые только поступали в колонию. Которые еще не окунулись в новый, удивительный для себя мир Раскрепощенного Человека.
  Говоря просто, стукач возможен там, где истинные цели не совпадают с декларированными. А ведущие и ведомые к цели не являются единым коллективом. В противном случае никаких стукачей быть не может.
  Именно поэтому в современной школе для них было специальное, почетное место. Потому что государство и школа, не хотели научить. Не хотели выпустить в жизнь "всесторонне развитую личность". Они лишь "предоставляли образовательные услуги", рисовали оценки, подводили статистическую отчетность, совершенно не думая о ребенке.
  Пока еще никто не называл вещи прямо. Никто не говорил: "Мы не хотим учить детей. Нам не нужны образованные люди. Образование, в лучшем случае, их собственное дело". Так не говорил никто, но и имеющаяся полемика была крайне близка к подобному. И дети прекрасно понимали, что школа и государство представляли в лучшем случае безразличную сторону. А то и откровенно враждебную, например, ожидающую денег за диплом, подарков за отношение к ребенку или "пилящую" бюджет в "конкурентных процедурах".
  И вот в таких условиях сдача своего являлась не чем иным, как стукачеством! Так говорил "код" "Своему помоги!". Но и информатичка не была своей.
  Нельзя сказать, что Гоша и Тарик этого не понимали. Нет, они конечно не мыслили подобными категориями, примерами и даже словами. Но они отчетливо и очень живо, пожалуй даже живее взрослых, чувствовали и переживали это понимание. Дмитрию только оставалось перевести на доступный для них язык их собственное ощущение и дело было сделано. Оба согласились идти с имеющейся проблемой к директору. Только вот Дмитрий побывал у Твари первым, без ребят.
  Он рассказал ей о том, что произошло. Рассказал о том, как классифицирует случившееся уголовный кодекс Российской Федерации. О том, что может случиться, если они проигнорируют данную проблему и предоставят ее решение самому Тарику.
  Он не надеялся на человеческое понимание той, которая давно потеряла человеческий облик. Но рассчитывал загнать её в угол, заставить действовать так, как нужно ему. Рассчитывал на то, что она очень боится проблем, а Тарик действительно мог создать их.
  Через полчаса после разговора "с глазу на глаз", учитель входил в директорский кабинет с двумя пацанами. Сели за стол.
  - Так, ну что? Рассказывай. - Обратилась Татьяна Егоровна к Тарику.
  Парень растерялся. Он знал, что Дмитрий Николаевич уже всё рассказал и не ожидал такого вопроса. Улыбнулся растеряно.
  - А что рассказывать?
  - Ты хочешь сказать, что Светлана Александровна так про тебя сказала?
  - Ну да! - Тарик, как делал это очень часто, улыбался во все лицо. Он вообще был улыбчивым, симпатичным парнем.
  - Ну и что?
  - Как ну и что? - Улыбка еще не успела сползти с лица, но глаза похолодели. - Почему она так говорит? "Чуркой" называет! Откуда она что знает? Я с наркотиками вообще никогда не связывался!
  - Ну хорошо, хорошо! Успокойся. А скажи мне, откуда ты узнал? - Мягко улыбаясь, прошипела хитрая. Переводя взгляд с чернявого парня на русоволосого.
  Тарик сразу не ответил, собираясь с мыслями. А Гоша быстро отвел взгляд, склонив голову к столу. Только Дмитрий смотрел на Тварь не мигая, приоткрыв рот.
  - Мне Гоша сказал.
  - Гоша... Ну и что, ты думаешь, что это поступок друга, мужчины?
  Тарик не отвечал.
  - А я вот думаю, что друг не должен был передавать тебе обидные слова. Он должен был сам подойти к учителю и сказать, что она говорит неправду. - Она замолчала, улыбнулась своей искусственной улыбкой. Добавила: - Ыы!
  Помолчала. Посмотрела на прожигающего взглядом столешницу Гошу.
  - Гоша, как у вас называется то, что ты сделал?
  Она прекрасно знала детей. Знала их язык, их жизнь. Знала то, что им дорого и то, что для них постыдно. Дмитрий не сомневался, что речь идет о "стукачестве". Как не сомневался он и в том, что после их разговора Гоша не согласится с Тварью. Вот только беда, что обосновать свою обновленную уверенность он не сможет. Да и не стал бы, если бы мог. Просто потому, что у него ещё нет привычки биться за себя в любой ситуации, но есть ложная скромность: "Передо мной директор".
  - Чего ты добился? - Продолжила Татьяна Егоровна, не дождавшись ответа. Улыбалась она почти так же часто, как обычно Тарик. С той лишь разницей, что пацан не улыбнулся ни разу с тех пор, пока первая улыбка стекла с его лица. - Тарик злится. Может испортить себе жизнь, если сам пойдёт разбираться. Ты передал ему чужие слова, поступив не как друг. Ведь ты же не заступился за него сразу? - Она улыбнулась еще шире, демонстративно не глядя на заместителя. - В итоге чьи-то глупые слова так портят всем жизнь.
  Бред! Вздор! Абсурд и ересь! Но какие искусные абсурд и ересь! В учителе кипела ярость и ненависть, но даже они не затмевали восхищения. Тем, как ловко Тварь переворачивала с ног на голову людские ценности.
  - Татьяна Егоровна! Слова глупые, вы правы. Да только вот они не "чьи-то", а учителя. Который не может себе позволить так говорить.
  А что, спорить с ней? Объяснять давно продавшейся Чёрту Твари смысл людских ценностей? Да она знала его прекрасно. И прекрасно зная, продала.
  - Дмитрий Николаевич! - Проявила Татьяна Егоровна не свойственную ей твердость. - Мы с вами уже поговорили.
  Они смотрели друг другу в глаза не мигая. Секунд пять. Сидеть так и дальше, ожидая пока Тварь отведет свой взгляд, было глупо. Дмитрий коротко кивнул. Приподнял стул и стремительно, но тихо встал.
  - Пойдем пацаны!
  Ребята встали вслед за ним. Не смотря друг на друга, вышли в коридор, сопровождаемые немым любопытством секретарши.
  
  Откуда их подавленность? На чем она основана? Пацаны грустят от того, что поверили словам директора? Ой ли! Не смешите мои носки, как говорят в Одессе.
  Вот они - идут подавленные, чуть ли не шаркая ногами и тщательно рассматривая пол. С опущенными плечами, ссутуленной спиной.
  Не в её словах дело. Совсем не в них...
  Так идут побежденные!
  Поймав эту мысль, Дмитрий моментально выпрямился, "словив" привычную осанку и подняв голову. Вышел чуть вперед, перед пацанами и скомандовал:
  - Пойдём!
  Вскоре они подошли к дальней лестнице, остановились в её закутке, где легче было поговорить без посторонних ушей и глаз.
  - Для начала я перед вами извиняюсь. Извините пацаны!
  - Да за что, Дмитрий Николаевич... - Начал было Тарик, но умолк, перебитый учителем.
  - За то, что вас вместе со мной избили. Как в драке, дали нам по щам. Но только за это!
  Он замолчал, осматривая почему-то засветившиеся пока еще скрытыми улыбками лица. Да и самому ему захотелось улыбнуться.
  - Послушайте и запомните. У вас по жизни должен быть стержень вместо позвоночника. Стальной. Из ваших убеждений, принципов, из вашей Правды. И вот это Свое вы никому не должны позволять топтать. В этот раз Моё требовало пойти туда, в эту драку. Я не рассчитывал победить, но должен был драться. И повёл вас за собой. Да, нам дали по морде. Но мы сделали то, что должны были. А эту тварь запомните. Пусть будет, как пример того, во что никогда нельзя превращаться. Как, знаете, в песне поется... "Если я стану одним из них, вышибу себе мозги сразу из всех калибров!" А с информатичкой мы еще разберемся, обещаю. Я что-нибудь придумаю. Но сам ты к ней не лезь! - Дмитрий посмотрел на Тарика.
   После этих слов на лицах засветились улыбки, а значит на душах - легкость. Пожав друг другу руки, они разошлись.
  
  
  Апрель выдался теплым, по-весеннему ласковым. И хотя Москва практически полностью исключала возможность появления ручьев, отсутствие этого весеннего атрибута не омрачало общего настроения. Те остатки снега, которые не вычистил, не "вылизал" "дворник маленький таджик" растаяли очень быстро. А вездесущие суховеи так же быстро высушили те клочки почвы, которые остались не закатанными под асфальт. Более того, уже стали появляться пылевые поветрия, швырявшие в лицо прохожим горстки песчинок.
  Радовала глаз недавно появившаяся зеленая поросль, еще свежая, не присыпанная мутно-белёсой пеленой, но одновременно с этим огорчал мелкий мусор, скрытый до того под снегом.
  По мере того, как сохло все за окном, становилось все более нежелательным держать его открытым. И это несмотря на то, что весеннее солнце в моменты своего пика пригревало весьма ощутимо. Пыль от движения сотен тысяч, если не миллионов колес, трамбующих Кутузовский проспект, запросто поднималась на уровень четвертого этажа, где располагался кабинет заместителя директора по безопасности. Буквально за час-полтора отсутствия учителя за своим рабочим столом, на нем оседал видимый пыльный осадок. Не говоря уже о большем времени.
  Поэтому окно приходилось держать закрытым, что в сочетании с солнечной стороной и ритмом той беготни по этажам, которой жил Дмитрий, доставляло понятные неприятности.
  Зайдя в кабинет, Дмитрий прикрыл дверь, ухватил пальцами рубаху ближе к вороту и потряс ткань, принудительно приводя воздух в движение. Но затянутый на шее галстук сводил на нет все усилия. Пришлось ослабить и его, расстегнуть верхнюю пуговицу. Только после этого разгоряченная кожа почувствовала прохладу.
  Не спеша "упаковываться", Дмитрий стал ковыряться в файлах ноутбука. Нужно было подготовить статистический ответ в одно из многочисленных ведомств, которым вечно должна школа. Через пятнадцать минут спокойной работы - удивительно, но за это время никто не вошел и не отвлек - бумага была готова. Оставалась подпись директора и дело сделано.
  Встав со стула, приведя в порядок внешний вид, учитель схватил бумагу и поспешил на первый этаж, где его и ждал неприятный сюрприз.
  Едва спустившись с лестницы и выйдя из-за угла, Дмитрий заметил знакомых по рассказам бородатых крепышей. Они стояли у ближайшего к директорскому кабинету окна, и весь их внешний вид говорил о скрытой силе и опасности для окружающих.
  Во-первых, поза. Они не подпирали стены, не сидели на лавочках, не закидывали ногу на ногу. Стояли в таком положении, которое позволяло моментально отскочить в сторону, не теряя на подготовку бесценных секунд.
  Во-вторых, внешний вид. Не было и в помине никаких гламурных и стильных рюшечек, рубашечек и штанишек. Никаких пикантных рваных дыр на ногах. Никаких татуировок на крепких волосатых руках, скрытых материей свободных футболок лишь до локтя. Одежда оптимально пригодная и удобная для выполнения физических упражнений.
  Бороды. Густые постриженные бороды, закрывающие переднюю часть шеи. И сумки. Напоминающие деловые "барсетки" торгашей формой, но отличающиеся от них размером. Сумки висели не просто на плече, как у всех остальных. Лямка перекинута через плечо и шею и имеет необычную длину. Такую, которая позволяет самой сумке висеть на уровне "солнечного сплетения". В целом все эти детали сильно напоминали висящий на груди солдата автомат. А учитывая рассказы о том, что телохранители главы семьи Магомадовых до этого приходили в школу с автоматами, не сложно было сделать вывод о содержимом сумок этих суровых бородатых горцев. Тем более что их крепкие руки лежали на коричневых кожаных сумках так, что видна была специфическая привычка.
  Но кроме всего этого, оставались еще глаза. Глаза не праздно шатающихся зевак, а холодные, сконцентрированные на выполнении задачи горные озера. Глаза ощупывали с ног до головы каждого, кто попадал в поле видимости.
  Дмитрий видел, как они ощупали всю его фигуру, как настороженно вернулись в коридор взглядов, но расслабились, когда зашедшие в центральные двери старшие братья Магомадовы улыбнулись ему.
  - Здорово Дмитрий! - Громко, по-хозяйски развязано сказал Андарбек.
  Его интонации совершенно не понравились учителю, но долго разговаривать он не собирался. О чем? Горцы не появлялись в школе уже больше двух недель. Честно говоря, Дмитрий успел привыкнуть к отсутствию нервного напряжения, которое неизменно сопровождало его, пока они учились в стенах здания.
  Состоялось рукопожатие, после которого замдиректора собирался пройти дальше, но Андарбек не отпускал его руку, ухватив её после старшего брата. Это чувствовалось. Поэтому и Дмитрий не спешил её вырывать, не желая чтобы этот жест был истолкован им, как слабость. На самом деле ситуация и без того была совсем не в его пользу. Инициативу взял наглый пацан, видя за собой подобное право. А это значило, что ни о каком настоящем уважении к Дмитрию речи идти не может. Скорее всего, он озлобился окончательно после того, как излил учителю свою душу. Так часто бывает, когда человек слаб душой. Те люди, которые делают ему добро, становятся ненавистны или неприятны. Они как бы напоминают своим присутствием о слабости, становятся невольными её свидетелями. Не зря говорится в народе, что "от добра добра не ищут".
  - Как дела Дмитрий?
  - Нормально. - Стараясь не выдать своего раздражения, улыбаясь так же, как и его собеседник, ответил учитель. Их руки при этом уже перестали покачиваться и замерли в нижней точке, сцепленные ладонями. Этот жест на уровне животного чутья говорил о том, что ситуация накаляется. Плюс к нему еще и повисшая пауза.
  Дмитрию показалось, что горец ждет от него проявления слабости. Ждёт, когда он начнет вырывать свою руку для того, чтобы насладиться моментом собственной значимости. Так оно было или нет - точно сказать было нельзя. Но, вполне возможно, если бы всё произошло так, как было задумано агрессором, дальнейшего разговора бы не произошло. Как бы там ни было, но Дмитрий не дёргался, предпочитая поединок воли и выдержки.
  - Слушай, до меня тут дошли слухи... - Все-таки надумал продолжать Андарбек, давя с акцентом произносимыми словами. - Что ты директору говоришь, как будто это мы тут наркотик... травку продаем. А?
  Казалось ли или на самом деле сдавливающие друг друга ладони чуть усилили обоюдное давление? Однозначно то, что они стали потеть - сказалось общее нервное напряжение и почти жаркий ветерок из открытых дверей.
  Дмитрий смотрел прямо, не отводя взгляда. Мгновенно в голове пронеслась уйма мыслей. Стало понятно, что Тварь его сдала. Что, скорее всего, именно с этим связан приезд главы Магомадовых в школу. Да и напряженно заинтересованные взгляды телохранителей теперь получали определенное обоснование. Хотя, может быть, это у страха глаза велики?
  - Это он меня сейчас стукачом назвал? - Дмитрий прекратил дуэль взглядов, первым отвернувшись и посмотрев на Батырбека с улыбкой. Тот тон и тембр, с которым была сказана фраза, та мимика, которая её сопровождала - всё это передавало очень сложный эмоциональный комплекс. Дмитрий давал понять, что не собирается прогибаться, что знает об их "грешке" и не боится, что готов идти до конца и, вместе с тем, презрительно относится к случившемуся.
  Батырбек сдавленно засмеялся, быстро и с опаской взглянув на брата. Этот его взгляд лучше любых доводов говорил о том, кто из них главный. Но, вопреки его опасениям, как их видел Дмитрий, брат не вспылил. Наоборот, он поддался встречному напору и дал слабину, отпустив руку.
  О том, насколько неожиданно это было для него самого, можно было судить по тому, как он спохватился. Дмитрий только собрался отвернуться от кавказца, только возвращал руку в её нормальное положение, как он уже опомнился. Резко дернувшись, ухватил руку учителя за запястье. Но продолжать прежнюю тему не стал.
  - А где мой кубок?
  А вот эти нотки в его голосе Дмитрию уже нравились. Никакого лицемерного прикрытия в виде улыбок и расшаркиваний. Парень злился. Скорее всего из-за того, что оказался слабее, прекрасно это понимая. Но если так, если он проиграл в мыслях, то на более низком уровне физического столкновения проиграет и подавно.
  Дмитрий усмехнулся, глядя на захват. Посмотрел в лицо Батырбеку.
  Кубок у него просила заместитель директора по воспитательной работе ещё перед началом зимы. Он был нужен для липового участия в какомёто липовом конкурсе. Да и сама заместитель тоже была липовой. Она уже давно не занималась тем делом, которое на самом деле было нужно детям. И прекрасно понимала это, неоднократно жалуясь Дмитрию на бессмысленность и вредоносность всего происходящего, обещая уволиться.
  Вот и уволилась. А Дмитрию теперь предстояло возвращать кубки горцу.
  Кстати, были подозрения, что и кубки тоже были липовые. Потому что в наше время почти все продается и покупается, потому что Батырбек был таким, каким он был. Потому что хоть и был он здоровым, но спортивной, по-настоящему опасной силы в нем не чувствовалось. Он и на верхние этажи поднимался с сильной отдышкой. Потому что настоящие профессионалы - телохранители его отца - смотрели на него весьма специфически, что было заметно со стороны. И еще много "потому что".
  - Кубок наверху, в моем кабинете. Там открыто и сидит Елена Александровна. Зайди и возьми.
  После этих слов Дмитрий легко, даже играючи, провернул свое предплечье в сторону большого пальца Батырбека, освобождаясь от захвата. И зашагал к кабинету директора.
  - Ну принеси ты! - С обидой, отчаянием и даже просьбой в голосе бросил Батырбек в спину.
  В этот момент он напомнил Дмитрию маленького капризного ребенка. Чуть повернув голову и улыбнувшись, он ответил:
  - Нет! Это же не мне нужно! Давай-давай, ты же спортсмен, тебе по лестнице подняться - раз плюнуть. - И скрылся за очередным поворотом, который обеспечивало округлое, выступающее отделение раздевалки.
  Охранники проводили внимательными взглядами заходящего к директору зама.
  Дмитрий оставил бумагу Саше, объяснив, что это и для чего там нужна гербовая печать. После этого вошел в "деловую" часть директорских апартаментов.
  Он не собирался помогать Твари, страстно желал продемонстрировать, что всё понимает и ничего не боится.
  - Здравствуйте! - С достоинством кивнул головой развалившемуся на мягком диване горцу.
  Тот с любопытством оглядел вошедшего. В короткую паузу каждым из них решался вопрос о рукопожатии. Но никто так и не захотел первым подать руки.
  - Здравствуйте! - С еще большим, чем у сына акцентом произнес отец.
  - Татьяна Егоровна, всё в порядке? - Дмитрий посмотрел на Тварь так, будто вот сейчас же был готов вступить в битву, если оно окажется "не в порядке".
  - Да-да, Дмитрий Николаевич! Спасибо! - Поспешила с елейным ответом собеседница.
  В свой кабинет учитель поднимался, вспоминая заинтересованно-уважительный взгляд кавказца. Уж, наверное, поведение учителя кардинально отличалось от того, с чем он привык сталкиваться!
  
  - Эй! Ты чего халтуришь?! - Дмитрий Николаевич прекратил на некоторое время оттирать полки, используя свою претензию как повод для короткой передышки.
  - Я не халтурю! - Притворно возмущенно воскликнула Настя, вытирая испарину со лба тыльной стороной предплечья. Её ладони были спрятаны в жёлтые резиновые перчатки. - Это вон Ленка халтурит, блин! Как будто не себе трёт! - Она улыбнулась.
  Дмитрий любил слушать, как она разговаривает. У неё был звонкий голос серебряного колокольчика и всегда счастливые интонации. Кроме тех случаев, когда она говорила о своей беде.
  - Да я не могу больше... - Действительно утомленно протянула подруга. - Я не знаю, откуда у вас столько сил!
  - Жрать надо больше! А то цыпленок и тот больше клюёт. - Продолжала упрекать Настя. Задорно при этом улыбаясь.
  - Это она права! Откуда силы, если не ешь? Ты булок домой набрала, кстати?
  Они втроем уже пятый час занимались генеральной уборкой в квартире Лены.
  Настя крепко подружилась с ней с момента их знакомства. Конечно, причиной этому, скорее всего, явилось родство их душ, но и то задание, которое дал девочке классный руководитель, сыграло свою, пусть и скромную, роль. Она, как настоящий разведчик, втерлась в доверие к Лене, узнала о тех проблемах и сложностях, до которых не смог добраться учитель. Только вот от разведчика ее отличало то, что работала она не во вред врагу, а в помощь другу.
  Вызнав всё это, Настя рассказала Дмитрию Николаевичу, который сложил полную картину происходящего с девочкой, используя полученную информацию. После чего вызвал на разговор её саму и, теперь уже зная куда надо клонить, стал задавать хитрые вопросы издалека. В итоге случилось так, что Лена "сама" выложила про себя всё, до сих пор даже не догадываясь об истинной подоплеке.
  О том, что её мама с папой сильно пили и не занимались девочкой вообще Дмитрий знал сразу. С тех пор, как поговорил с её взрослой сестрой. Настя же узнала, что и сестре не много дела до Лены. И не потому, что она плохая. Едва получив какую-то самостоятельность и обладая от природы привлекательной внешностью, девочка постаралась выбраться из того социального ада, в котором находилась всё детство. Но никакими особенными талантами она, как и большинство остальных людей, не обладала. Работала клерком "среднего розлива" в одном из многочисленных московских банков. Зарплаты с трудом хватало на съём квартиры, в чём она нуждалась, поскольку совместно существование с пьющими родителями осточертело, и на жизнь. Жалкие остатки иногда она передавала младшей сестре, которая до сих пор жила с пьющей и больной от этого матерью. Иногда, - потому что отношения между сестрами не отличались гармонией и тихим нравом. Во-первых, старшая буквально отрывала эти деньги от себя. В то время как могла бы лишний раз сходить в солярий, посидеть в ресторане или реализовать еще какую-нибудь "потребность" из тех, что вдалбливаются в бедные головы телевизором и Интернетом. Во-вторых, Лена была подростком со всеми вытекающими из этого сложностями в общении. Это тоже не могло позитивно отражаться на желании старшей сестры помогать младшей.
  Антон Семенович учил, что нельзя домогаться прошлого ребят. И это было правильно, но при одном условии. Если ребята жили полноценным коллективом и постоянно вместе. Тогда, наладив этот коллектив, можно было обоснованно ожидать, что здоровое его существование исправит отдельно взятого пацана. О таком счастью Дмитрий даже и не мечтал. У него не было здорового коллектива с единой целью, со здоровыми взаимоотношениями, обособленного от окружающей социальной среды, живущего единой жизнью семь дней в неделю. Он мог, в лучшем случае, постоянно оздоравливать связи между членами своей классной группы. Но всё остальное в этих реалиях было исключено. Как в таком случае помогать ребятам в их проблемах? Только адресными действиями, поддержкой. Её и оказывал учитель, узнавая всё о проблемах каждого. Он выступал своеобразным цементом, который связывал разрозненные жизни учеников. Только через него и его инициативы были связаны разрозненные группы: Саид с Русланом и Гуля с Лерой, Костя и Паша с Машей и Соней и так далее.
  Но для того, чтобы эти связи были, они должны были быть необременительными для ребят. Например, связать таким образом Дашу с Настей и Леной удалось только после частичного решения её личной проблемы.
  Если бы он не решил проблему Насти, то и она бы встала в агрессивную оппозицию ко всем остальным. И так далее, и тому подобное. В современных условиях создание комфортной среды для ребят было возможно одним единственным путем: классный руководитель полноценно завязывал каждого из них на себя, после чего стягивал всю группу в подобие коллектива. Если бы кто-то рассказал Дмитрию о другом способе, он бы сильно удивился.
  Других способов могло быть только два. Первый - в той или иной степени приближающийся к системе Макаренко. Примеров в истории была масса: Ричард Валентинович Соколов, Игорь Петрович Иванов. Второй способ реализовал Эдуард Георгиевич Костяшкин. В самом начале своей учительской работы он пошел прямо по пути Макаренко, описав это в статье "Педагогическая романтика". Но очень скоро, убедившись, что советская школа совершенно не сочетается с этим путём, нашел выход. Он стал создавать "Школу полного дня". Такую социальную среду, откуда дети не хотели уходить. Они оставались там, занимались тем делом, которое было им по душе с теми, кто был им симпатичен.
  Ни о первом, ни о втором способе вокруг классного руководителя почти никто не знал. И, тем более, не мог предложить такого третьего, который бы отличался от того, что делал учитель...
  - Ну, я там поела хорошо. - Всё еще стесняясь, промямлила Лена.
  - "Поела"?! Я тебе что сказал? Там этих пирожков всяких куча остается, их выбрасывают потом! Я с тетей Таней договорился, она ждала, чтобы ты пришла за ними. А ты что? "Поела"?
  - Да. - Пискнула девочка.
  Сестра Лены нашла себе приличную на её взгляд "партию" и всеми силами старалась построить на этом жизнь. Дмитрий об этом имел обрывочные сведения с трех источников: от самой старшей сестры, от Лены, и от их мамы, которая один раз всё-таки добралась до классного руководителя. Сложив эти части воедино, он получил более-менее ясную картину. Выходило так, что сожитель сестры Лены являлся "приличной партией" только если есть желание в это верить. У него была своя квартира, машина и заработок чуть выше среднего. Но в довесок к этому имелся мешок эгоизма, два мешка самомнения и конкретное нежелание разрешать проблемы своей "возлюбленной". На практике всё это выражалось в том, что она всё реже и реже бывала у себя дома, забывая о больной и пьющей матери, о трезвого ума, но немощного тела бабушке и о беспомощной младшей сестре. Стремясь скорее убежать от своих семейных проблем в иную жизнь, она всё больше предавала человеческие идеалы.
  - Ну раз "поела", то три и не ной! - Наигранно возмутилась Настя. - Только вот мне интересно, что ты будешь есть на ужин. Или на выходных. У тебя же холодильник пустой!
  Холодильник действительно был почти пуст. Его "чистая команда" отмыла одним из первых вместе с плитой, столом и ящиками для посуды.
  - Опять придется тебя в гости тащить, чтобы накормить! - Настя отвернулась от Лены и посмотрела на классного руководителя. - А она еще и упираться будет, представляете Дмитрий Николаевич?
  Учитель только усмехнулся, сокращая площадь грязно-жирного, миллиметрового слоя грязи. Бросил тряпку в раковину с высоты своего громоздившегося на табуретке роста, наклонился за порошком и щедро присыпал поверхность полки. После этого слез с табуретки, выполоскал тряпку и вернулся к работе.
  После самой первой встречи в кабинете секретаря девушка приходила к классному руководителю своей сестры еще два раза. В итоге у них установились весьма доверительные отношения. Она рассказала учителю о том, что семья имеет две трехкомнатные квартиры, которые достались ей когда-то от государства при расселении. Одна из них приватизирована и принадлежит отцу, а во второй прописаны она с сестрой и мать с бабушкой. Поделилась своими страхами от желания отца и без того сдающего две комнаты, вовсе продать квартиру, купить однушку, а оставшиеся деньги пропивать. А конкретнее от того, что ей от подобной "сделки" ничего не перепадет. Рассказала о собственном желании разменять ту квартиру, в которой прописана сама. С тем чтобы купить отдельные квартиры "себе и сестре". При этом, как показалось Дмитрию, про сестру было добавлено исключительно для него.
  В общем и целом, у учителя сложилось неоднозначное впечатление об их проблеме. С одной стороны, пьющие родители, больная бабушка и тяжелое детство - это объективная реальность. Но, с другой стороны, во всем этом, для успешного разрешения и кардинальной смены общего направления жизни, не хватало жесткого волевого усилия. Которое, по логике вещей, могло исходить только от тех, кто в этой кардинальной смене нуждался. И это были никак не родители или древняя бабушка. Девчонкам самим нужно было решать проблемы, а не убегать и не прятаться от них. Со своей высоты, если по правде, Дмитрий вообще не видел в их ситуации каких-либо действительно серьезных проблем. Взять всё в свои руки, навести порядок в огромной новой трешке, сделать хотя бы косметический ремонт, работать, хорошо учиться, следить за безвольной матерью. Начать с этого, а продолжить можно и разменом отцовой квартиры, в которой какая-то доля принадлежит детям. К тому моменту, как данная эпопея закончится, Лена значительно подрастет. А дальше, используя полученные средства, можно будет приобрести еще одну квартиру в ипотеку. А то и вовсе, если умрет бабушка - очень уж она стара и больна - разменять собственную трешку, добавить денег и купить три однокомнатных квартиры. В общем, не видел Дмитрий больших проблем, кроме слабости и трусости. Другое дело, что эти человеческие пороки он считал самыми страшными грехами, но то его личное мнение.
   И если на сестру Дмитрий повлиять не мог, то сказать то же самое про Ленку было нельзя. Неправдой это было бы. Вычислив, чего уже сейчас не хватает девочке в жизни, и чего будет хватать ей все меньше и меньше в будущем, Дмитрий начал действовать. По его глубокому убеждению, не хватало ей целеустремленности и решительности. И это не самые трудно воспитуемые качества.
  Помня русскую народную мудрость о той деревне, которой "и тятьку бить легче", и справедливо рассудив, что решать проблемы и трудности легче заодно с кем-то, Дмитрий Николаевич предложил свою помощь. Для начала в генеральной уборке. Ленка признавала ее необходимость, но у неё физически слабели руки, когда она думала о том, какой объем работ нужно сделать в одиночку.
   И вот, сразу после обеда в пятницу, Дмитрий Николаевич, Настя и Лена выдвинулись на "грязный фронт". Было предложение взять с собой еще и Дашу, но Ленка застеснялась, не желая посвящать в свои семейные беды еще одного постороннего человека. Что ж! Втроем, значит втроем.
   Только в квартире у девочки Дмитрий смог по-настоящему оценить степень и обоснованность её страхов. Квартира была очень большой и такой же грязной. В смысле - очень.
   Пройдясь по ней по-хозяйски, - сказывались ментовские привычки, которые мгновенно всплыли из глубин подсознания - Дмитрий увидел бабушку. Бабуля поздоровалась с ним вежливо и начала говорить о том, насколько она признательна учителю за помощь девочке. Оказалось, что Ленка рассказывала бабушке многое из школьной жизни.
   Бабушка поведала о том, что когда-то сама была учителем математики. Пожаловалась на свою старость и бессилие. А еще на то, что будучи учителем не смогла воспитать свою дочь. Это значительно удивило классного руководителя, считающего способность к самокритике отличительной чертой действительно разумного человека. Трудно было поверить, что эта едва выговаривающая слова старая женщина сохраняет такую способность.
   Во второй комнате Дмитрий увидел едва ворочающую языком мать. Она поняла, кто стоит перед ней. Ей было стыдно от того, в каком состоянии она пребывала. Даже попыталась встать, но не смогла и объяснила свое состояние болезнью. Но и на первый взгляд тут всё было ясно без слов, не говоря уже о характерной вони и пустых бутылках из-под водки под кроватью. Оставив больную очень своеобразной болезнью женщину наедине со своей совестью, учитель вернулся на кухню, где девчата уже составляли план боевых действий. Не забывая смахивать со стола удивленных бесцеремонным вторжением тараканов.
   Лена была подавлена стыдом.
   - Не вешай нос! - Скомандовал учитель и присоединился к планированию.
   Начинать "волшбу" с чистотой было решено с кухни, ибо человек и есть должен в человеческих условиях. Недолго думая, все трое приступили к работе. Они терли, мыли, скоблили и отдирали поверхности несколько часов подряд. И вот настало время усталости. Всё чаще сыпались шуточки, всё больше было разговоров и всё менее эффективнее становилась работа. Еще бы! Даже у взрослого мужика пальцы затекли и отказывались сгибаться в некоторых суставах. Чего уж говорить о девчатах...
  По сути проблемы выходило так, что запойного и буйного отца Лена боялась. Пожалуй, даже настолько, что возьмись он вдруг за воспитание и у него бы получилось. Те обоснованные и полезные запреты, которые естественным образом вытекали из любой воспитательной работы, будут действительны для ребенка в двух случаях: если он боится воспитателя и/или если уважает. Оптимальный вариант, когда в той или иной степени эти случаи переплетаются. А Ленка отца боялась сильно. Другое дело, что его самого не интересовало ничего кроме очередной дозы алкоголя. В редкие минуты встреч с дочерью он, по ее словам, всегда орал, что дойдет до классного руководителя и "убьет его". На недоумение учителя, вызванное непониманием причин, девочка ничего пояснить не могла. Насколько понял Дмитрий, в разговоры их встреч так или иначе вплеталось его имя. В принципе ничего удивительного в этом не было, поскольку с недавних пор Лена стала доверять ему свои самые сокровенные проблемы. Начиная с семейных и заканчивая любовными переживаниями и собственными комплексами. И так уж, скорее всего, выходило, что давящая на неё тупая и агрессивная энергетика и жизненная "философия" отца могла встретить отпор только с той стороны, где укоренились наставления классного руководителя. Лена серьезно боялась его угроз и постоянно предупреждала учителя, видимо не совершенно допуская, что так пугающий её отец мог не представлять совершенно никакого страха для других людей.
  Мать же не имела на девочку совершенно никакого влияния, хотя в отличие от отца, у нее были редкие моменты просветления, когда она даже приходила в школу, уверяя классного руководителя, что сильно болеет.
  Сестра была занята своей личной жизнью, и позитивные изменения в её отношении к воспитанию Лены исключались. Дмитрий ясно понимал, что идя тем путем, который она уже выбрала, девушка не доберется не то что до счастья, а даже и до покоя. В этом случае ни желания, ни сил на сестру у неё так и не появится. Оставался, правда, шанс, что Дмитрий ошибается. Что сама девушка изменит свои взгляды на жизнь. Но даже если так, то на это потребуется много времени. А именно его в данном случае и не хватало. Помощь Ленке нужна была именно здесь и сейчас.
  Бабушка... Бабушка, в которой еще горели искры разума и морали, но у неё совершенно не осталось сил для работы с девочкой. Она физически не могла выдержать даже минимально накаленного спора с подростком, уступая полному энергии задору и темпу речи. Сам Дмитрий, разговаривая с ней затрачивал уйму терпения и уважения к старости, чтобы дослушивать медленные фразы.
  Он решительно отложил тряпку в сторону и оглядел свое "воинство".
  - Так, бабье царство! Кажется мне, что пора заканчивать. Что скажете?
  - Ой да! - С облегчением выкрикнула Настя, обрушиваясь на табурет. Лена только кивнула, улыбнувшись и продолжая вяло водить тряпкой.
  Дмитрий смотрел на них с умилением. Одна подкупала его своей жизненной энергией, радостью, струившейся из всех движений, слов и дел, оптимизмом. А вторая - стеснительной скромностью, утонченностью фигуры и движений, беззащитностью, густыми каштановыми волосами и правильными чертами лица. Как так выходило, что эти девчонки никому по-настоящему не нужны?
  - Сейчас мы с вами устроим пикник на принадлежащей Мойдодыру территории. Отметим, так сказать, первую победу. Мой руки!
  Еще раз зажурчала вода. Только на этот раз полоскались не губки, а отпаренные перчатками ладони.
  - Очень хочу есть! Ленок, тащи пакет. - Распорядилась Настя, имея в виду целлофан с продуктами, которые они закупили на деньги учителя перед походом. - Я пока до-остану... - Она потянулась к верхней полке кухонного гарнитура. - Наши стерильные тарелочки! - Ямочки на щеках так и заскакали от жизнерадостной улыбки.
  Вскоре на столе появились наскоро состряпанные бутерброды. На аккуратно порезанных кружочках батона пирамидкой лежали кусочки огурца, сыра и колбасы. Кроме них, на мелкой тарелке, красовались нарезанные дольками яблоки, апельсины и истекающая капельками воды клубника. Завершая картину, в центре чистого стола, высилась бутылка детского шампанского.
  - Слушайте, шампанское оказалось кстати! - Засмеялась Настя, которая изначально отнеслась со скепсисом к этой идее учителя. - Открывайте!
  Так они и умяли почти всё, что было приготовлено. Под шутки-прибаутки, да под приправу из удовлетворенного выполненной работой смеха.
  - Ну вот... - Расслабленно откинулась на спинку стула Настя. - А то, что в пакете ты убирай в холодильник. На сегодня будет, что поесть. А завтра зайдешь ко мне, с голоду не помрешь.
  - Да сколько же можно? Твои на меня уже смотрят, как на побирушку.
  - Я тебя умалю! - Вскликнула Настя. - Им пофиг! Да и к гостям мои относятся нормально. Хватит уже об этом, сколько раз говорили.
  - Слушай, ты давай мне с булками не артачься кстати! - Вставил Дмитрий. - Я с теть Таней просто так договаривался? Она тебе целый пакет приготовила, а ты не зашла. Там и тебе и бабушке с мамой на выходные бы хватило. Человек старается, помогает, а ты не заходишь. Некрасиво.
  - Я зайду в понедельник. - Пообещала Лена, кротко кивнув.
  Дмитрий договорился с главной поварихой сразу же, как узнал, что у девочки проблемы с питанием. Тетя Таня с радостью согласилась помочь. Потребовала, чтобы девчонка каждый день заходила к ней на завтрак и обед и обещала хоть каждый день собирать пакетик пирожков. На робкое замечание о том, что Лена не обеспечивается бесплатным питанием, тетя Таня гневно сверкнула глазами и выдала целую тираду. Смысл её сводился к тому, что после детей остается очень много излишков. Что за эти излишки ей "грызут голову" контролеры из департамента. Что, по их мнению, продукты нужно выбрасывать, но ни в коем случае не отдавать охраннику, и не забирать домой.
  Эту ситуацию Дмитрий знал с другой стороны. Едва ли можно было насчитать и десяток селекторов министерства образования Москвы, на которых не поднималась бы вонь по поводу "воровства продуктов у детей". С фото, а то и с видео подтверждениями очень часто выступали уполномоченные должностные лица. Они пафосно вещали о том, как охранники объедают детей, воруя у них кашу, супы и нарезанный батон. Они предлагали бороться с этим всячески, начиная с увольнения ответственных за питание и безопасность, директоров школ и самих охранников и заканчивая выносами холодильников из комнат для охраны. И всё тут логично! Не нужно никаких удивленных вопросов! Ведь если у охранника не будет холодильника, то он не сможет хранить в нем ворованные продукты! Ясна логика?
  - Насчёт гостей... Я тут подумал немного. - Дмитрий дожевывал кусок, глядя на уже закончивших есть девочек. - А приходите ко мне в гости! Я вас с женой познакомлю!
  Зачирикали, заспорили девчата, обсуждая предложение учителя. А сам он вернулся к своим мыслям.
  Тем более не хотели понимать высокие чины, что охранники работали месячными вахтами. Что им было запрещено использовать электроплитки и что готовить себе еду получалось только в чайнике и в микроволновке. Теперь еще и хранить её стало негде.
  На деле же поварихи часто подкармливали работящих мужиков из российской глубинки, принося им на пост тарелки с блюдами из детского меню. Да только никаким воровством это не было. Продукты выкидывались в мусорку кучами! Целые порции, оказавшиеся несъеденными по тем или иным причинам и то, что осталось на тарелке после ребенка. Невостребованная хлебная нарезка вообще, к сожалению, вошла в привычку. Кусочки хлебушка валялись в мусорных корзинах. Всё реже видом своим укоряли они эрудицию, в анналах которой еще хранились события далеких блокадных ленинградских лет.
  И не дай Бог при этом всём увидеть в морозильнике охранника свинячью мешанину из каши, картошки и хлеба! Действительно же свинячью! Предназначенную в корм домашнему скоту, который держал каждый из мужиков-охранников у себя дома. В такой далекой от Москвы и потому милой сердцу российской глубинке.
  Правда, надо отдать должное, было и здравое начинание в этом деле. Пытались оптимизировать систему, завозя ровно столько продуктов, сколько будет съедено. Справедливо считалось, что при выполнении этого условия любые детские продукты в собственных запасах - ворованные. С этим было сложно не согласиться. Только вот, сколько работал Дмитрий, столько и был свидетелем неудачи подобной оптимизации. Проблема, скорее всего, лежала в плоскости воспитания. Дети просто не ходили в школу. Учитель не мог предсказать, сколько из них завтра будет на уроках, сколькие уйдут после второго. И боялся при этом ошибиться в меньшую сторону, за что тоже мог быть наказан. Этой части проблемы признавать не хотел никто. Короче, Дмитрий видел проблему, но совершенно не имел желания в неё вникать. Он точно знал, что его охранники ничего ни у кого не воруют. Знал, что много продуктов остается в столовой после детей и что эти продукты как-то выносятся поварихами. Но, с одной стороны, это было не совсем его дело, особенно в той ситуации, которая сложилась в школе. А с другой стороны, поварихи были людьми хорошими. Гораздо лучше того, что занимало пост директора, завучей и другой администрации. Они всегда помогали, понимали, никогда не жалели чего-либо для детей. Короче, Дмитрий не совал нос в это дело просто потому, что так было правильно, по справедливости.
  Вообще же, он имел железное мнение, что есть в сфере профессиональных отношений много такого, что нельзя отрегулировать инструкциями, законами и бумагами вообще. Оно поддавалось только одному виду контроля - контролю собственной и коллективной совести. Многие вещи можно было многократно описать, обложившись бумагой, но ничего не делать на практике. А можно было делать на практике, но делать "через ж...пу". И отрегулировать решение этих вопросов можно было только при помощи совести, сознательности и ответственности исполнителей. И именно в это уходили корни всех бед.
  - А далеко вы живете, Дмитрий Николаевич?
  Девчат его предложение заинтересовало. И Дмитрий хорошо понимал их.
  Возраст...
  Или не так. Возраст!
  Редкий ребенок в этом возрасте не смотрит на своих родителей со стороны, не сравнивает то, что вышло из их любви с тем, о чем мечтает он сам. Каждый из не совсем загубленных детей мечтает о Настоящей Любви. Они с детства слушают про Неё сказки, помнят, что только Она может вернуть любимого к жизни, отбив от смерти. Став чуть старше, они заслушиваются песнями о Ней. Закрываясь в комнатах и с упоением вспоминая такие счастливые моменты встреч пламенных взглядов. Каждый из них волнуется и мечтает, ждет и хранит как реликвию в памяти Первую Любовь, Первый Поцелуй.
  Наверное, все потому, что именно Любовь, чувство непонятное, необъяснимое, способна приподнять человека над самим собой. Потому что не много в человеческой жизни таких сил, которые способны переломить и боль, и горе, и войну, и сам опостылевший быт. Немного такого, за что можно отдать жизнь.
  А дети... Дети, многого не понимая, всё чувствуют. Поэтому неудивительно, что девочкам захотелось посмотреть на то, как живет такой образцово-показательный, как им представлялось, учитель. Хотели увидеть его возлюбленную. И примерить эту вроде бы обычную, но такую сказочную и желанную его жизнь на свои грустные пока судьбы.
  Вела их в этом желании Вера. В то, что у них обязательно всё получится.
  Вела Надежда. На то, что повезет, удастся встретить...
  Любовь. Конечно же, вела их любовь.
  Именно на этом и строил свой расчет классный руководитель, подчиняясь внезапному порыву пригласить их в гости. Пусть смотрят, как могут жить люди. Как они могут быть счастливы просто от того, что есть друг у друга. Это будет полезно в стремительно обесценивающемся мире дорогих вещей.
  В мире, где, убегая от обреченности на бессмысленность существования и от стоящей за ней Смерти, люди прячутся в гедонизме. Где вслед за этим они отметают один за другим многие из тех запретов, что делают их людьми. Где теряется все самое ценное, что есть у человека. И своя собственная жизнь становится дороже всего, скатываясь, одновременно, к никчемности.
  В мире, где такие "личностно развивающиеся" люди двигаются и смеются, но день за днем покрываются бетонной коркой. Так, будто откуда-то издалека пристально следит за ними несчастная горгона Медуза. И это её взгляд из-под прикрытых век творит с ними ужасное.
  Где всё давно пропавшее святое и просто ценное уже не заставляет держать слово, приходить вовремя, быть ответственным и увлеченным чем-то кроме Чрева. Где между своей и чужой жизнью, шевелящаяся бетонная кукла всегда выберет свою. Где возможна смерть десятка детей в пучине грозных вод просто по халатности и безответственности. Где никого не удивит, если выйдет так, что инструктора-спасатели выжили, потому что спасали не чужие детские, а свои жалкие жизни.
  Где удивительнейшим образом оказывается, что белесый пучок таких личностно развитых, сладко живущих, популярных своими аккаунтами в социальных сетях, путешествующих и успешных существований медленно погружается в нечистоты. Увлекая за собой остатки построенной предками Страны и саму Родину.
  Отдаваясь в руки Беременной Смерти.
  
  
  Только бы "великая диарея" меня не трогала!
  Ещё борьба! Ещё один день впроголодь!
  Всюду приманка на крючьях, леска тянется в бездну,
  Люди, те, что заглотили это, - как люди исчезнут,
  
  Оставив корпус, футляр - пуст и суетлив;
  Первый же дождь смоет его в зарешёченный слив.
  И снова улицы пусты, в лужах мутная вода;
  Иду по тротуарам, истоптанным никем и никогда.
  
  Погоди! Я же серьёзно и искренне!
  "Наша кровь забита знаниями, как файлами диски"!
  Тупорылый смех и на глазах вуаль, -
  Ещё один силуэт сыпется на асфальт!
  
  
  
  
  Снова один за силами ухожу в астрал,
  Каждый вечер только тени возле моего костра;
  Скоро закончатся все эти люди из песка;
  И тем, кто останется, останется только искать!
  
  Будто бы так пусто и было испокон веков.
  Двери раскрыты, как рты у покойников
  Даже звуки и запахи ветрами разнесло,
  Вытягиваю руку в пелену, иду на тепло!
  
  Там кто-то ещё жив! В царстве камня и стали
  Светится сквозь этажи песня про дальние дали.
  Чувствую огонь сквозь бетонные пласты;
  Тем, кто жизнью горел, после смерти не остыть!
  
  Там кто-то ещё жив! В царстве камня и стали
  Светится сквозь этажи песня про дальние дали.
  Чувствую огонь сквозь бетонные пласты;
  Тем, кто жизнью горел, после смерти не остыть!
  
  Тёмные, ржавые реки, моря, бездушная суша.
  Брошены комнаты, жилища вековые разрушены...
  Мокрые дороги всеми путниками забыты;
  Полу-тела, полу-судьбы, вбитые в землю копытами.
  
  Там нет ничего, слабых тьма жрёт без боя,
  Так что лучше ты иди мимо, дальше живи по-своему;
  В страхе засыпай, ведь не поднимется нога
  Идти на стоны, что доносятся с чужого "далека"!
  
  Холодные места чёрной нечистью полны.
  Всё там затаило тишину проигранной войны.
  Эти тела могли когда-то жить, любить и слушать;
  Тела эти когда-то были наполнены душами.
  
  Там я слышал смех... Вьюга врывается с улицы!
  И не вернётся каждый, кто посмеет туда сунуться!
  Поднимаю меч, чувствую внутри прилив!
  Мы отправляемся туда, может там кто ещё жив!
  
  И будто бы так пусто и было испокон веков.
  Двери раскрыты, как рты у покойников
  Даже звуки и запахи ветрами разнесло,
  Вытягиваю руку в пелену, иду на тепло!
  
  Там кто-то ещё жив! В царстве камня и стали
  Светится сквозь этажи песня про дальние дали.
  Чувствую огонь сквозь бетонные пласты;
  Тем, кто жизнью горел, после смерти не остыть!
  
  Там кто-то ещё жив! В царстве камня и стали
  Светится сквозь этажи песня про дальние дали.
  Чувствую огонь сквозь бетонные пласты;
  Тем, кто жизнью горел, после смерти не остыть!"
   Грот. "Иду на тепло".
  
  Интереснейший случай произошел в понедельник.
  Вспыхнул давно тлеющий конфликт между Гулей и Лерой с одной стороны и Анисией с другой.
  В корни их противостояния Дмитрий не углублялся, но сам факт заметил почти сразу, с начала своей работы классным руководителем. Лежали они, скорее всего, почти полностью в конкуренции. Девочки соревновались друг с другом за лидерские позиции в классе, за внимание мальчиков, за похвалу учителей. И дошло их соперничество до весьма жестких форм, отравляя жизнь и самим девчатам и многим их одноклассникам, которых они попеременно пытались привлекать на свою сторону. Более того, в последнее время то, что можно было назвать соперничеством переросло в ссору и чуть ли не в схватку. С выносом "мусора из избы". То есть с привлечением посторонних ребят, на которых Дмитрий не имел такого влияния, как на своих. И которые, потому, не были встроены в ту хрупкую систему, которую учитель только недавно начал создавать. В систему отношений на основе взаимного уважения, справедливости и подлинных ценностей, в систему зарождающейся коллективности. Пустить сторонних ребят внутрь такого ценного начинания, значило бы подвергнуть его дополнительным нагрузкам и рискам. Коих и без этого было более чем достаточно для треска и хруста его "костей".
  Да и сам по себе факт этой тлеющей вражды раздражал и мешал социальному конструированию. Ничего серьезного и светлого не могло быть построено там, где в основе лежало чуть ли не биологическое соперничество между девчатами. Его просто необходимо было изъять или трансформировать в нечто более здоровое, вот только беда - не представлялось случая.
  У Дмитрия не было таких технических возможностей для этого, которые были, например, у Макаренко. Но из арсенала великого педагога, учитель приметил одну стопроцентно действующую тактику - тактику "человеческого взрыва". Да, нужно было выжидать подходящего момента. Да, может быть, выжидать пришлось бы долго. Да, был риск опоздать с ним и позволить "завалиться" всему проекту. Вот только это ничего не меняло потому как других вариантов у Дмитрия не оставалось. Только надеяться на уместность счастливого случая, подаренного провидением и на собственную быструю реакцию.
  И вот, такой случай настал.
  Трудно было сходу сказать, чем этот конфликт принципиально отличался от предыдущих. Может быть тем, что девчата стремительно росли и разрешение перманентной биологической и непонятной для самих девочек борьбы должно было так или иначе закончиться. При этом она либо переросла бы в социальное паритетное столкновение и жгучую ненависть на, как минимум, значительную часть жизни. Либо, оставив позади биологический этап, схватка закончилась бы на этапе социальном полным крахом одной из сторон. И, как следствие, понижением ее социального статуса и фрустрацией или депривацией, как умничают психологи. А то и частичным разрушением личности. И Дмитрий был уверен, что опоздай с воздействием на эту болезненную точку роста или оставь её вовсе без воздействия и можно даже не мечтать о строительстве коллектива.
  А может быть, это обострение отличалось тем, что в него впервые были втянуты любовные чаяния каждой из девчонок. Этот вопрос являлся скорее теоретическим и хотя и таил в своем ответе значительные возможности для практики, но являлся делом перспективным. Таким, которое учитель запомнил, наскоро описал и отложил "до лучших времен". Сейчас же нужно было срочно решать возникшую проблему, максимально используя подаренный судьбой шанс.
  Вообще о технике "человеческого взрыва" информации очень мало. Да чего уж там, если сказать, что этой техники нет вообще, оно не будет такой уж неправдой. Кроме Макаренко, об этом почти никто не говорил. Не удивительно, ибо техника эта лежит на стыке таких наук, как сама педагогика, психология, социология например. Представьте себе, насколько редко можно встретить такого специалиста-теоретика, который будет на практике озадачен данным вопросом. Этим всё и объясняется. Кое-что на эту тему можно найти у советского психолога и педагога Э.Ш. Натанзон, изучавшей труды самого Макаренко и работающей на стыке психологии с педагогикой. Кое-что, частично, в перечисленных науках. Но складывать воедино, в таком случае, придется самостоятельно. Этот вопрос, кстати, очередным номером стоял в личном списке тех, что необходимо проработать теоретически.
  Если в общих чертах, то подходящая для применения техники "человеческого взрыва" ситуация должна отличаться сильнейшим напряжением эмоций, убеждений, надежд, глубоких социальных привычек - всего того, что можно назвать психикой.
  Воспитатель должен суметь вызвать в человеке контрэмоцию, которая сломит, взломает и превзойдет эмоцию изначальную. Ту, которая связана с требующими корректировки убеждениями или привычками. Как только это происходит, защищающий "корявые" убеждение или привычку критический барьер оказывается серьезно ослабленным. Вследствие того, что значительную его часть составляет именно эта эмоциональность. Это можно легко ощутить на себе.
  Достаточно представить себе, что кто-то на улице очень... ну просто крайне нелицеприятно отозвался о матери. Никто из нормальных людей при прочих равных в это не поверит. Потому как работает критический барьер, не позволяющий информации проникать в святая святых мгновенно. Что произойдет в этом случае? Может быть, кто-то начнет объяснять обидчику ошибочность его мнения при помощи логики? Или в первую очередь и с огромнейшей силой выплеснет термоядерную эмоциональность?
  Именно поэтому очень сложно бывает разрешить семейные скандалы тем милиционерам, которые приезжают на подобные вызовы. Никакая логика не действует на эмоции в той же мере, как они сами.
  Итак, воспитатель должен суметь вызвать в человеке контрэмоцию. И уже после того, как эмоциональная защита будет нейтрализована, обеспечить логический переход от контрэмоции к оставшемуся без защиты ложному убеждению или привычке. Для того чтобы на языке доводов переубедить человека.
  И тут, как должно быть прекрасно понятно всякому, даже далекому от педагогики, проблема в том, как вызвать контрэмоцию такой интенсивности. Хотя бы даже минимально необходимой равнозначной интенсивности.
  Для того чтобы сделать это, необходимы следующие предпосылки:
  - учитель должен быть опытным и сильным манипулятором,
  - уровень его эмпатии должен позволять очень глубоко вживаться в эмоциональную сущность проблемного вопроса, волнующего ребенка,
  - он должен быть в значительной степени своим для той группы, членом которой является ребенок,
  - должен иметь значительно превосходящие интеллектуальный уровень и общую эрудицию,
  - очень глубоко, если не полностью, владеть сутью проблемного вопроса.
  Вот так примерно с теоретической точки зрения видел данную проблему Дмитрий. Что касается практики, то он просто чувствовал, как это нужно делать. Ощущал волшебство в своих руках.
  Лера, Гуля и Анисия сидели в кабинете классного руководителя уже полтора часа после окончания уроков. За это время мама Гули, будучи воспитанной в восточных традициях, два раза звонила дочери и один раз классному руководителю. И только после разговора с ним успокоилась. За это время все четверо три раза уставали от разговора, "опуская руки" и не надеясь разрешить конфликт. Хотя всякий раз как-то так выходило, что Дмитрий Николаевич находил приемлемый логический и эмоциональный повод продолжить разговор, не распуская девчат по домам. За это время Гуля, будучи девочкой умной, развитой и принципиальной, несколько раз прямо заявляла учителю о том, что у него не получится их помирить. А Анисия, не уступая противнице ни на йоту, ни в чем, кроме напора, но добирая свое тихим упрямством, соглашалась с ней. Несколько раз за это время заглядывали в кабинет их подруги и друзья, интересовались тем, о чем на этот раз беседует с ними классный руководитель. Несколько раз заглядывали другие ребята, желая поговорить с Дмитрием. Все они, включая златовласую старшеклассницу Машу, были отправлены домой, с обещанием обязательно встретиться завтра.
  Сколько раз за это время Дмитрий бился о стены многочисленных тупиков! Он не видел, не понимал, за что можно уцепиться в этом хитросплетении эмоций, убеждений, мыслей и скрывающих все это слов. Зато он прекрасно чувствовал и понимал ту эмоциональность, которую предстояло превзойти. И она пугала своим накалом.
  И вот, в очередной момент слабости, когда руки опустились, а сил на дальнейшую борьбу, казалось, уже нет, в учителе вспыхнула глупая детская обида. Как же так?! Ведь он хотел хорошего, светлого и справедливого! Почему его усилия и стремление не оценены, за что не дано ему успеха!? Обида носила чуть ли не мистический характер, но от того не казалась менее насущной. Вспыхнув подобно спичке - чирк! - она медленно, но верно подогревала всё вокруг себя. И хоть оно, окружающее, было создано из слабогорючих материалов фундамента личности, всё равно поддавалось нагреву. Тем более тогда, когда всё внимание хозяина было уделено разрешению сложной внешней задачи. Так и грела спичка обиды, накаляла эфемерные вещества из снов и запахов теней и света. Нет, они бы не вспыхнули... самостоятельно. Но случилось так, - и кто скажет после этого, что нет Высших Сил над нами, непознанных Законов?! - что в этот момент разговор докатился до первопричин, неприкрытых ничем взаимных упрёков. Дмитрий только немного выпустил из-под своего контроля разговор, как он стал перерастать в открытую ссору. Заметив это, учитель тут же вернул былой контроль, но было уже поздно! Страшные слова прозвучали. Тогда, стремясь как-то исправить страшное и понимая, что сказанные вот тут, при нём, эти слова обоюдно ударят по юным душам, будя настоящую ненависть, он стал исправлять ситуацию. С трудом, но получилось у него не вылететь за обочину на этом крутом повороте, удалось повернуть всё в русло бережных размышлений.
  Почему ты так называешь её? Что настолько больного сделала она тебе, что ты готова бить в самое сокровенное? А ты, почему молчишь ты?! Почему ведете вы себя, как дикие звери?!
  Его резкий, искренний на пределе крик.
  Их жалость к себе. Да то ещё то шевельнувшееся Человеческое, что заставляет жалеть ближнего.
  Заблестели в глазах Анисии слезы. Часто-часто стали опускаться веки, спряталось где-то в волосах лицо.
  Перехватило дыхание у Гули. Боролась девочка со своей слабостью, с мокрыми глазами.
  Только Лера, не участвовавшая напрямую в споре и являющаяся "третьим лицом" не переживала так сильно. Хотя и она задумалась, замолчала, не смея смотреть даже на своего "врага" в момент слабости.
  И так бы всё и прошло, переборолось, забылось, засыпалось острыми обломками взаимной ненависти. Но... спичка.
  Так вовремя чиркнувшая...
  Спичка!
  Вдруг, Дмитрий ясно понял, что это его шанс! Что накаливший самые глубины огонек, может стать причиной проливного дождя! Если только снять определенные запреты и нормы, необходимые для черствой жизни и так мешающие сейчас. Если только сделать это быстро, так быстро, чтобы не опомнилось сознание, чтобы не включило свою собственную критическую защиту. Чтобы не успело сковать титановыми цепями прячущегося от злобы мира наивного и чистого мальчишку, не укрыло его за семью печатями.
  Учитель сидел молча, глядя на девочек. Ничего не изменилось в его лице. Осталась неизменна поза. Только дыхание стало чаще. Да потекли ручейки слез, находя себе дорогу в трехдневной, начинающей седеть щетине.
  Тут же грохнули все ворота, лязгнули запоры и зазвенели замки. Но было уже поздно, учитель обманул Сторожа, не сумевшего спрятать мальчишку. Взял у малого то, что было так необходимо. Частицу души, толику света.
  Взял то, из чего можно было варварски, но так эффективно сконструировать контрэмоцию. Остальное стало делом техники.
  Потрясенные и породненные таким отношением девочки. Нужные, но такие пустые на фоне совместно пережитого чувства слова. Хриплый, с трудом поддающийся и совсем пропавший уже к вечеру мужской голос. Звонкие обещания исправиться и не ссориться. И высыхающие слёзы.
  Они кончились. Хватило их всего на две короткие дорожки.
  Длиною в три светлые детские жизни.
  
  Начиная со вторника, все уроки ОБЖ проходили в любимом детьми игровом режиме. И объяснялось это крайне удивительной для Дмитрия потерей голоса. Если бы ему кто-то раньше сказал о том, что он потеряет возможность говорить на нервной почве, он рассмеялся бы шутнику в лицо. Но факт имелся, каким бы фантастическим не казался. Чувство новое и весьма странное, когда ты вроде бы и воздух в легких собираешь, и желание имеешь и даже что-то начинаешь говорить... но всё "обламывается". И вместо слов ты произносишь нечленораздельное хрипение. А для того, чтобы хоть что-то сказать, приходится крайне напрягать голосовые связки и сильно понижать тональность, отчего складывается впечатление, что не из человеческого горла идут звуки, а из драконьей глотки.
  Но все остальные системы работали, как всегда. И поэтому никогда не забывающая о важных вопросах голова внезапно выдала ответ на один из них. Случилось это когда Дмитрий составлял очередной отчет о количестве противогазов и степени их изношенности. В голове просто возникла мысль о том, что Светлану Александровну - информатичку - нужно бить её же оружием и методами.
  Как она оскорбила Тарика? Как до этого пакостила Дмитрию? Распускала скверные сплетни на основе достоверных фактов. Например, нашла как-то информацию о жене нового зама и прилепила к ней свои домыслы о мотивах его женитьбы на москвичке. Получилась мерзкая сплетня, в основе которой лежала правдивая информация. Так почему бы не поискать в Интернете информацию о самой Светлане Александровне? И не использовать её так же, как она использовала против Тарика? Скверно? Грязно? Да плевать! Либо так, либо Тарик, в конце концов, "вломит ей в табло". И потом: а как по-другому в этих условиях?
  Дмитрий неожиданно для себя разозлился от своих сомнений.
  Она, значит, может. Окружающие на это внимания не обращают, руководство её покрывает, имея свои интересы. Правды искать негде и не у кого. Так что же, по горло стоять в этом дерьме, стараясь не подставить рожи под очередную порцию, но бояться "замарать руки", отвечая подлецам? Не дождетесь!
  Интернет превысил все ожидания. Нашлась не одна страница с прошлым и настоящим "учителя". Так-так-так...
  Выбрать самое смачное, распечатать и развесить по всем туалетам. С указанием ссылок, по которым можно получить более подробную информацию. А дальше дети сами и рассудят, и накажут в случае необходимости.
  Уже через пять минут Дмитрий нашел Тарика. Толкнул его в плечо и махнул рукой, призывая идти за собой.
  - Что Дмитрий Николаевич, никак не пройдет? - Спросил парень, широко улыбаясь и имея в виду пропавший голос.
  Дмитрий, естественно, ничего не ответил.
  В кабинете учитель указал пацану на свой стул, приказывая сесть. Ткнул пальцем в экран ноутбука, а сам взял лист и, склонившись над ним с ручкой, стал писать.
  "Вот эти страницы надо распечатать и повесить во всех туалетах. Сегодня и завтра, после того, как их сорвут уборщицы или заберут себе дети. Еще можно закинуть всё это в группы вконтакте".
  Тарик засмеялся, буквально просияв. Ушел он из кабинета минут через десять, пожав руку учителю и удерживая кипу листов формата "А-4".
  А Дмитрий еще раз посмотрел на фотографии. На одной из них весящая больше девяносто пятикилограммового учителя девушка позировала в синем костюме эльфа. На траве рядом с ней лежал стилизованный лук, а под фотографией был комментарий: "Есть стрелы, не пролетающие мимо сердца".
  Ничего откровенно пошлого и непристойного Дмитрий не нашел. Не дура информатичка. На её странице вконтакте так и вообще нельзя было найти ничего такого, к чему стоило цепляться. Но вот более углубленный поиск принес свои плоды. Фотографии юности, сделанные на фоне молодежных увлечений. Глядя на них и не зная девушку, можно было только пожалеть ее. Человек хочет жить счастливой жизнью и страдает от своей полноты. Но, во-первых, Дмитрий просто в очередной раз убеждался, что один из самых страшных грехов человека - это слабость. Которая мешает конкретно ей взять себя в руки и элементарно не жрать по три пиццы в день. А во-вторых, уж он то ее знал очень хорошо. И общие человеколюбивые мысли отступали перед истинной личиной ведьмы.
  И самое главное - пацан удовлетворится такой "ответкой" и не наделает глупостей.
  
  Голос стал восстанавливаться только на выходных. Зато к понедельнику полностью пришел в норму и понадобился, как никогда. Связано это было с двумя происшествиями.
  Первое, и в общем-то безобидное, заключалось в том, что дети откуда-то прознали о дате рождения классного руководителя. И если те, что не учились в восьмом "Б" приходили поздравлять теплыми словами, не доставляя никаких неприятных ощущений, то свои отличались. Дмитрий вообще имел непонятную многим склонность, предпочитая больше дарить, нежели получать подарки. И если сказать откровенно, то ему было банально стыдно от того, что люди поздравляли его самого. Хотелось спрятаться от этого внимания или убежать куда подальше. Он не разбирался с этим "пунктиком", считая его не самой большой своей проблемой. Тем более что причиняемые им неудобства случались не так уж и часто.
  А дети шли чередом и каждый из них тащил коробку конфет или даже цветы. Первой прибежала Гуля, притащившая и то, и другое вместе, да еще письмо. Письмо Дмитрий взял сразу, а от подарков отказался. Пришлось долго и безрезультатно объяснять девочке, что кроме личного отношения к подаркам у него есть принципиальная позиция. Она в том, что учитель не имеет права брать никаких подарков, презентов, принимать "знаков внимания" от учеников или их родителей.
  - Даже цветы?
  - Даже цветы!
  - Но почему?!
  - Ты не поймешь! Всё, отстань! - Улыбнулся Дмитрий, неспособный и сам, сходу, объяснить свою позицию и ожидая нового приступа бури.
  И не ошибся. Гуля так и ушла, разгневанная и оскорбленная.
  За ней пришли Лера и Соня. С тем же результатом.
  Зазвонил телефон. Дмитрий снял трубку и услышал голос мамы Гули. Она объяснила, что Дмитрий Николаевич стал девочке как отец, которого давно нет в живых. И что она хотела только хорошего, даря свои подарки. Просила, чтобы он передумал и принял их. Пришлось потратить еще десяток минут, объясняя свой взгляд на вещи взрослой дарительнице.
  Положив трубку, он сел за стол и развернул письмо. Уже с первых строк защипало в глазах.
  Он так и сидел с дурацкой улыбкой на лице, читая выплеснутые из сердца строки, когда в дверь вломились очередные дарители - пацаны.
  Встав, учитель выслушал сбивчивую речь Раймонда, Саида и Руслана, пожал им руки и принял заготовленные коробки со сладостями. Чему ребята заметно удивились.
  После них были и другие. За десять минут до окончания урока на столе у Дмитрия лежал целый ворох конфетных коробок и несколько букетов цветов, за чем явно прослеживались и делишки "родительского комитета". Собрав всё это в кучу, он вышел за дверь и пошел в тот кабинет, где сидел его класс. Извинившись перед учителем, урок которого и так был сорван постоянными гуляниями ребят, Дмитрий уложил ворох подарков на первую парту. Взял первые, предусмотрительно раскрытые коробки, и расставил их по рядам.
  - Лопайте!
  После этого, сопровождаемый молчанием, развязал букеты с цветами. Вынул несколько роз, подошел к Гуле, Лере и Соне и положил красивые цветы перед каждой. Глянув на возмущенное лицо Гули, рассмеялся и легко толкнул её в плечо, на что та только дернулась.
  - Да перестань ты уже! - Заразительно рассмеялся. - Ты тут, наверное, от возмущения чуть не лопнула! Как же так, у тебя не взял, а у них взял! Да?
  Девочка изо всех сил старалась удержать испаряющееся на глазах возмущение, но получалось это плохо. Тогда она привлекла на помощь всё свое природное упорство, набрала побольше воздуха и громко фыркнула, скорее отворачивая лицо.
  Дмитрий еще раз рассмеялся.
  - Так, теперь пацаны берут все цветы и делят их между девчатами. И чтобы все конфеты сожрали! Не вводите меня в искушение, знаете же, что я на вечной диете!
  Только после этих слов, он закрыл за собой дверь...
  А вот о втором происшествии нельзя сказать ничего веселого.
  
  Случилось это к концу недели, ближе к завершению учебного дня. Директора на месте не было, из-за чего вообще и стал возможен весь "сыр-бор".
  Хотя, если брать устойчивый фразеологизм "загорелся сыр бор", то он к тому дню отношение имел частичное. Поскольку местный "бор" отнюдь не был сырым, наоборот, был он настолько сухим, - не то что спички было достаточно для возгорания, а обычного палящего летнего солнца.
  Будь на месте Татьяна Егоровна и она, понимая подоплеку вопроса, мгновенно пресекла бы любое разбирательство. Но её, как уже известно, на месте не было.
  На перемене Дмитрия вызвали на первый этаж. Спустившись, он увидел рукотворный хаос в одной из "кабинок" раздевалки. Изолированное от других таких же полукруглое помещение было открытым. На полу валялись детские легкие курточки, некоторые из которых оказались вымазаны красным маркером или порваны. Кроме них, таким же образом было испорчено около десятка портфелей и дюжина пакетов со сменной обувью.
  При дальнейшем разбирательстве выяснилось, что кроме порчи, неизвестный злопыхатель забрал из детских вещей небольшую сумму денег и два мобильных телефона.
  Ключ из комнаты охранника по его же предположению был добыт элементарно. Учителя не слушались наставлений. Ни его, ни заместителя по безопасности. Раздев или одев детей (а эта раздевалка принадлежала пятому классу) учительница закрывала ее и клала ключ на стол охранника. Сдавать ему в руки многие учителя отказывались просто потому, что его часто не было на месте, и ожидать его там им было крайне неудобно. В этой ситуации виноватых не было. Можно было запросто понять и учителей, и охранника - у всех была невообразимая куча обязанностей, гора ответственности и минимум прав.
  В один из таких моментов, воспользовавшись отсутствием взрослых, ребенок и спёр ключ. Это было весьма вероятно и понятно, но ничего не давало. Всё равно ужно было искать, что не представляло никаких сложностей, учитывая наличие камер видеонаблюдения.
  Уже через полчаса, выяснив временной интервал совершения пакости, Дмитрий пялился в монитор, прокручивая запись в ускоренном режиме. И хотя сама "коморка" охраны в кадр не попадала, вход в раздевалку был виден отчетливо. Там и появился антигерой - парнишка из того класса, которому принадлежала раздевалка. Удивительно, но никакого хулиганского вида он не имел. Крадучись и часто оглядываясь, чуть ли не карикатурно, он подкрался к двери, быстро ее открыл и так же быстро нырнул внутрь. Но уже через десяток секунд дверь приоткрылась и из небольшой щели показалась его вихрастая голова. Повернувшись в обе стороны и убедившись, что никого рядом нет - Дмитрий плохо видел лицо парня, но готов был поклясться, что оно испуганное - голова вытащила за собой половину тела. Мелькнула до выключателя протянутая рука, после чего дверь еще раз - предпоследний - захлопнулась. В следующий раз парнишка вышел в коридор только через десять минут. В его руках ничего не было, но это ни о чем не говорило поскольку деньги и телефоны запросто можно было спрятать в карманы школьной формы... Кстати. Удивительно, что этот паразит вообще её носил. Да и, кроме этого, весь вид его совсем не говорил о склонностях к подобному поведению. Ну не такими привык видеть хулиганов и бандитов Дмитрий.
  Еще раз вскользь удивившись, учитель вышел из режима просмотра записи, восстановил режим реального времени и вышел из "коморки". Поднявшись на второй этаж, где учились маленькие дети, сразу же свернул налево. Кабинет искомого класса находился тут же, возле лестницы. А классный руководитель славилась своей добротой и огромным опытом. Начинала работать давно, вместе с директором. И хотя их пути разошлись - одна заняла высокий пост "эффективного управленца", а вторая так и осталась учителем младших классов - Татьяна Егоровна до сих пор относилась к давней знакомой чуть лучше, чем к остальным.
  Дмитрий обратился к учительнице прямо, сходу описав ситуацию. Женщина не удивилась, но огорчение и, казалось, даже страх на её лице отразились.
  - Он мог такое сделать, это так. Уже были случаи, когда он пакостил в классе. Но Дмитрий Николаевич, последние пару месяцев мы это почти побороли!
  - Кто "мы"?
  - Вы не знаете? Я обратилась к Петру Петровичу и попросила его взять мальчика в секцию. Рассказала ему о нашей проблеме. Жалко мальчика. У него папы нет, он живет с бабушкой и мамой. Мама там, знаете, ну...
  - Не благополучная. - Пришел на помощь Дмитрий.
  - Верно. Не благополучная. Она постоянно работает и ей приходится заменять еще и отца. С этим, наверное, связано то, что она сильно бьет мальчика. Причем, как мне кажется, порой не соразмерно его поступкам. Я это не только со своих наблюдений заключила. На родительское собрание вместо неё часто ходит бабушка, которая и пожаловалась на поведение мамы. Обычно такие суровые наказания случаются, когда она много выпивает.
  Дмитрий слушал женщину и убеждался в том, что первое мнение о ней, как о хорошем профессионале оказалось верным. Хороший учитель должен уметь много чего, в том числе и совсем не в последнюю очередь, он должен иметь желание знать о своих детях всё. К сожалению, в последнее время все больше появлялось таких учителей, которые практически ничего не знали о детях и в той же милиции ничем помочь не могли.
  - Ну и, как я говорила, они не соразмерны. Она может отлупить его ремнем только за то, что он сидит за компьютером или не повесил форму в шкаф.
  Мальчик растет пугливый, не уверенный в себе. А полгода назад, не понятно с чего... - Тут женщина заметно занервничала, замялась. - Он начал пакостить по мелочи в классе.
  Дмитрий внимательно смотрел на собеседницу, ожидая продолжения. От него не укрылась эта ее заминка.
  - Я поговорила с бабушкой: не изменилось что-нибудь в семье? Ну, знаете, что может стать причиной такого поведения. Но там все было по-старому...
  Опять заминка. Взгляд в пол и молчание.
  - Тогда я и попросила помощи у Петра Петровича. Вы же знаете, как ребята хотят к нему попасть. Ведь в классе с ним почти перестали дружить из-за его выходок.
  Мы поговорили с ним. Он пообещал прекратить, если его возьмут в секцию. И потом - там у него появятся новые друзья. Плюс влияние Петра Петровича - он сказал, что будет следить за парнем.
  Повисла пауза, означающая, что учительнице больше нечего рассказать. Однако Дмитрий не спешил уходить, сам не понимая причины этого. Протянул, выжидающе:
  - Понятно... Что же, теперь его из секции выгонят?
  - Да нет! Что вы! - Женщина всерьез испугалась. - Не будем мы этого делать! У него тогда вся жизнь рухнет. На него сейчас и так все ополчатся!
  С каждой минутой Дмитрий все больше подозревал учителя в том, что она недоговаривает. Вот и сейчас: парень вроде бы плохой, но наказывать его она не хочет. И даже не злится, а только жалеет.
  Нет, оно понятно - ребенок, сложная семья и всё такое. Сами с усами, как говорится. Понимаем. Но в этом возрасте уже появляется свобода воли и человек сам выбирает то или иное будущее. А то как-то вовсе некрасиво получалось. Впечатление пацан составляет одно, а поведение у него другое - крайне скверное. Лицемерие выходит. А оно, очевидно, может быть только там, где есть острота ума.
  Видимо, скрытые отсутствием слов сомнения отразились на лице Дмитрия. Учитель переступила с ноги на ногу, как-то робко пожала плечами и добавила:
  - Может его заставил кто-то?
  После этой ее фразы чувство "дурака" значительно отступило. Теперь уже не казалось так сильно, что от него что-то скрывают.
  - Я узнаю. - Кивнул Дмитрий. И, поблагодарив, учителя ушел.
  Маме пацана позвонили сразу, но прийти она не могла. Работала кассиршей в том магазине, куда постоянно бегали школьники на большой перемене. Пообещала поскорее освободиться и подойти только через три часа, попросив, чтобы Дмитрий не отпускал пацаненка домой.
  Настала очередь пацана. Теперь нужно было хорошо поговорить с ним, узнав все подробности и нюансы случившегося. Дмитрий на это делал большую ставку. Не без основания рассчитывая на то, что сможет раскусить одиннадцатилетнего ребенка. Так и произошло. Никаких особых хитростей не потребовалось, хватило только желания. Пацан оказался совсем не зловредным, а только лишь забитым и до крайности напуганным. Напуганным до такой степени, что порой даже заикался. Как-то совсем не по здоровому.
  Первый раз это проявилось тогда, когда учитель задал прямой вопрос, кто заставил мальчика пакостить. И хотя ответ был отрицательным, но всё его поведение говорило о том, что он лжет. И было понятно, что причиной лжи является страх. Даже не так - панический ужас. Пацан вскочил со стула, подбежал к столу Дмитрия, начал клясться, что это он сам всё придумал и сделал. Стал заикаться и, в итоге, расплакался.
  Дмитрий был поражен. Даже захотел, сначала, сделать вид, что поверил парню. Но секундной позже понял, что это было бы ошибкой. Ведь рано или поздно придется возвращаться к этой теме и всё повторится заново. Элементарная человеческая жалость заставляла довести дело до конца сейчас, не повторяя всё потом.
  Но он все-таки прервался. Достав и разблокировав телефон, набрал номер психолога. Поговорив с девушкой, узнал, что она на совещании - ох уж эти совещания! - и будет через пару часов. Приходилось возвращаться к разговору без неё.
  Если бы тогда в голову пришла простая мысль о том, что классный руководитель пацана знала явно больше того, что рассказала! Тогда бы он пошел к ней и надавил. Ну не могла она "догадаться" о том, что в этой истории есть кто-то еще. Точно знала!
  Но мысль эта в голову не пришла. Было ли тому виной скудоумие, охотничий инстинкт "выслеживания", открывшийся еще со времен работы в милиции или что-то другое - вопрос открытый.
  Минут через сорок напуганный до нервной дрожи пацан описал двоих старшеклассников, которые и заставили его залезть в раздевалку. После этого он отнес им телефоны и деньги в детский туалет на второй этаж. Телефоны они не взяли, сказав, чтобы он спрятал их у себя в портфеле, а на улице выкинул в мусорку. А денежную мелочевку, добытую из детских карманов, спустили в унитаз.
  Таким образом нашлись и телефоны, и настоящие бандиты.
  Вот только удовлетворения от этого не было. Потому что этой мразью оказались два друга из девятого класса. Оба высокие, русоволосые и крепкие они были хорошо знакомы Дмитрию. Один из них, тот, что полнее, имел постоянно разрушающиеся "отношения" с его Ленкой. Той самой, которая и без них была погружена в негатив "от и до". Несколько раз Дмитрий даже обращался к нему за помощью. Когда надо было как бы невзначай подкормить девочку, разыскать её и еще, по мелочи.
  Кроме того, эти двое были реальной конкуренцией младшему Магомадову, который учился в параллельном классе и уступали ему в этом первенстве лишь постольку, поскольку он имел братьев и отца, готовых поддержать в любом случае.
  Да и вообще, парни нравились Дмитрию. Балбесы, конечно, учиться не хотели. Но скажите, много ли таких детей, пускай даже в советское время, которые сами желали получать знания? Да девяносто процентов этого желания не имело и не имеет! Была надежда, что в будущем все будет не так, но она казалась настолько призрачной и нелепой на фоне настоящего, что о ней даже говорить не стоило. Эти же двое были честными и порядочными хулиганами, весьма самостоятельными, к тому же. Они не примыкали ни к одной "силовой" группировке в школе, что могло говорить о весомой силе духа уже сейчас. И чтобы вот так в них ошибиться! Да и одна из камер, которые отсмотрел Дмитрий, по идее, должна была зафиксировать их головы. Очень уж высокими были пацаны...
  Дмитрий набрал один номер, второй. Третий. Связался с ребятами. Ничего не объясняя, настойчиво предложил "бегом прибыть в школу, так как вопрос крайне важный". Через двадцать минут оба были на месте.
  - Что случилось, Дмитрий Николаевич? - Из дверей спросил один из друзей.
  Дмитрий ожидал ребят на первом этаже, оставив виновника торжества на лавочке поблизости.
  - Идите за мной! - Развернулся и повел их на очную ставку. Завернув за угол, резко повернулся, не желая пропустить первое впечатление от встречи на лицах ребят.
  - Ну? - Спросили "двое из ларца" почти хором.
  Они увидели пацана, но практически не обратили на него внимания. Если это была игра, то парнягам нужно было поступать в театральный. Тем не мене, не отметая версию лишь на основе своих впечатлений, Дмитрий посмотрел на мелкого.
  А вот в его поведении опять многое изменилось. На этот раз он, что было весьма показательно, не испугался так, как если бы увидел перед собой тех, кого очень боялся. Но заерзал сильно. Забегал глазами, не желая встречаться взглядом с Дмитрием. Сделав определенные выводы, Дмитрий вновь повернулся к добрым - уже почти не сомневался в этом - молодцам.
  - Вы что, кого постарше не могли найти!? - Напустил на себя самый разгневанный вид, на который был способен учитель.
  - А...? - Растерянно открыл рот тот, к кому обращались.
  - На! Ты знаешь, что я тебе за мелкого сделаю?!
  - Дмитрий Николаевич, да о чем вы?! За кого?! За этого?! Да я его вижу первый раз! Что случилось-то?!
  Всё! Всё было ясно!
  Дмитрий повернулся к пацаненку, который хныкал где-то за спиной. Вид он имел... жалкий. Учитель поймал себя на мысли, что никакого сочувствия в нем сейчас не было. Гнев и... презрение. И вот тут нужно было остановиться. Стоп!
  - Так, пацаны! Извините, ошибка вышла. Вы тут ни при чем. Извините и идите домой, спасибо что пришли.
  - А что случилось-то? - По-прежнему в недоумении спросил "бывший-настоящий" парень Ленки.
  - Не могу сказать. Идите домой. - И, дождавшись, пока озадаченные ребята выйдут из школы, обратился к пацаненку. - Ну что, это ведь не они?
  Да, у пацана в психике уже вовсю хозяйничали очень странные процессы. Страшные процессы. Это было очевидно. По его движениям, по манере отвечать. По тому, как выбирал он стратегию поведения. По мимике, по дыханию, по, по, по... Это было очевидно, черт возьми!
  И именно это поведение, вызванное патологическими процессами, заставляло негативно относиться к пацаненку. Но ведь это в корне не верно! Он попал в беду, о сути и корнях которой Дмитрий даже не представлял. Никто не знал этого мальчика с плохой стороны еще полгода назад. Он был одним из многих резвящихся и смеющихся детей. У него были товарищи, друзья и знакомые. Были и проблемы, но не более страшные чем у многих других. О детство! Оно, как добрая колдунья, умеет смазать бальзамом незначительности многие сильные беды. Но всему есть предел, и вот полгода назад случается нечто. С тех пор пацан начинает пакостить в классе, настраивая против себя одноклассников. Из-за этого с ним перестали общаться, фактически объявив социальный бойкот. По словам классной руководительницы он перестал водиться с ребятами и окончательно закрылся. Перестал учиться, стал нервным, агрессивным и лживым. И произошло все это буквально на глазах! С ним начала работать школьный психолог, но судя по тому, что Дмитрий видел перед собой, не особо результативно.
  Пацан явно в беде и это презрение, что вспыхнуло в учителе сначала, объяснимо... но не достойно и совершенно не уместно!
  - Нет! - Чуть ли не завыл плачущий пацан. Он сидел, обхватив руками плечи, уткнув подбородок в перекрестие запястий и ритмично покачиваясь вперед-назад.
  - Почему ты так боишься? Я тебя защищу. Всё будет хорошо. Мы найдем тех, кто тебя обижает и накажем. Может быть, даже выгоним со школы. Скажи мне, кто они?
  - Я не знаю! - Все в той же манере ответил мальчик. Он явно не верил словам очередного для него "взрослого", ведь не знал Дмитрия даже поверхностно.
  - Хорошо. Тогда посмотрим по камерам. Ты говоришь, что встретился с ними в туалете? Там всё снимается. Я не хотел тратить время на просмотр, но если ты не помогаешь мне, то пойду смотреть. И ты в таком случае перестанешь быть тем, кого заставили. Если ты скрываешь их, значит заодно с ними.
  Сказав это, Дмитрий, тем не менее, не спешил вставать с лавки. Дело в том, что туалет для мальчиков на втором этаже не попадал в сектор съемки камер. Их было две на этом участке и ни одна не снимала вход в туалет. Можно было видеть коридор с одной стороны, но Дмитрий внимательно просмотрел эту видеозапись и ничего там не обнаружил. Никто из старшеклассников не проходил в этом месте. Оставался единственный и самый верный вариант - гад прошёл в туалет со стороны ближайшей лестницы. И вот этот-то сектор камеры не снимали, задевая лишь маленький кусочек на уровне головы около двери. Дмитрий отсмотрел и эту часть, но кроме пары моментов неясного мельтешения ничего не увидел. Так что сейчас он просто-напросто блефовал, побочно усиливая истерику мальчика. В какой-то момент даже показалось, что нужно оставить его в покое - настолько неадекватным стало поведение...
  В развитие событий вмешалась внезапно появившаяся директриса. Она быстрым шагом вошла в двери, процокала каблучками по кафелю и встала напротив сидящих.
  - Что тут у вас, Дмитрий Николаевич?
  - Да вот... - Начал пояснять Дмитрий. - Парня заставили забраться в детскую раздевалку...
  - Я знаю. Мне позвонили и всё рассказали. Только я вас умоляю! Кому вы верите? Посмотрите на него - он же врун! Сам залез, украл у детей вещи и подставляет других ребят. Вы вызывали кого-то уже? - Скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Тварь.
  - Да. Это оказались не они.
  Дмитрию было неприятно отвечать. Он понимал, что мальчик врёт, но уже не считал его настолько плохим, чтобы ненавидеть. А директриса явно ненавидела, настолько горячим был её напор.
  - Вот видите! Бросьте это дело! Только время зря тратите. Он сам это сделал, а теперь врёт!
  Дмитрий на миг даже засомневался в своих действиях. А вдруг действительно пацан водит его за нос? Но нет! Чем в таком случае вызван его страх? Неужели только тем, что может раскрыться его истинная роль? Не может быть. Окружающие и без того считают его виноватым.
  - Я все-таки поговорю с ним еще. Мне не кажется, что он врёт.
  - Как хотите! - Холодно бросила директриса и тут же скороговоркой добавила, несколько быстрее, чем следовало. - А маму вызвали, когда она будет?
  - Через... - Дмитрий посмотрел на часы. - Минут тридцать должна подойти.
  - Хорошо. Не затягивайте. Вместе с мамой приходите ко мне. Нужно выгонять этого вора, пока остальных ребят не испортил!
  Так неприятно было слышать из её рта такие слова, что зама передернуло.
  - Ты слышал? Директор считает, что это сделал ты сам. И хочет тебя выгнать из школы. Сейчас никто кроме тебя самого тебе не поможет. Ты должен мне сказать, кто тебя заставил, чтобы и я смог помогать тебе.
  Пацан в очередной раз впал в истерику, которая утихла до постоянного плача.
  - Ну, скажешь?
  - Скажу! - Еле выдавил мальчуган.
  - Давай! - Тут же подхватил Дмитрий. - Не тяни.
  - Я... Я его не знаю!
  - Ну опиши хоть. Скажи с какого класса примерно. Высокий или низкий?
  - Не... не высокий.
  - Волосы какие?
  - Во-волосы. Черные.
  - Ну, давай еще. Что-нибудь такое, что отличает от других.
  Пацан молчал. Причем молчал так, как молчат, когда знают, но не хотят говорить, а не когда замирают в раздумье.
  - Давай-давай родной. Я найду его и накажу. А тебя защищу. Признавайся, как он выглядит.
  - Он... У него очки.
  - Очки!
  - Да. И еще... - Истерика, сошедшая на судорожные воздушные всхлипы и сопли, опять вошла в свои права. Пацан подавился плачем. - Они... Они меня убьют!
  - Да не тронет тебя никто!
  В голосе уверенность, а в душе ужас. Это как же и насколько долго нужно было запугивать мальчика, чтобы сделать это? Перед Дмитрием сидел натуральный психологический калека.
  "Одиннадцати - сука - летний калека!" - мелькнула бешенная мысль. Зачесались кулаки, откуда-то из глубин поднялось желание рвать подонков.
  - Ну, успокоился? Говори. - Сам через непростое усилие успокоился учитель.
  - Он... он хромает... - Обреченно проронил пацан.
  И тут же всё стало ясно. Учителю стало ясно всё!
  И недоговаривающая давешняя знакомая директрисы - классный руководитель мальчика. И его лютый страх. И то, почему бессильна оказалась психолог - хороший человек и чуткая женщина. И реакция Твари, её нежелание дальнейших разбирательств.
  А еще стало ясно, что обещания, которые он давал парню, сдержать будет не просто.
  Если вообще возможно.
  
  
  Маша - школьный психолог - прибежала минут через тридцать. Дмитрий встретил ее на первом этаже, направляясь к классному руководителю того класса, в котором учились подозреваемые и, практически доказанные, виновные.
  - Привет! - Громким грудным голосом поздоровалась девушка.
  - Привет Маш! Слушай, пацан у меня пока сидит в кабинете. Ждем маму. Как только она придет - пойдем к директору на разборки. Мне некогда пока, потом расскажу все. Ты сходи к нему, пожалуйста. Посмотри, что с ним. У него поведение жесть - какое странное.
  - Да чего там смотреть?! Уже смотрела. Там проблемы серьезные. Я маме говорила, что ему квалифицированная помощь уже нужна. Но только там и мама...
  - Маш, извини, времени у меня очень мало. Скоро мама подойдет. Давай потом поговорим.
  - Хорошо.
  Дмитрий убежал.
  Поднявшись на четвертый этаж, завернул в кабинет математики, где "дислоцировалась" искомая классная руководительница. В дверях в нос ударило запахом алкоголя. Кабинет принадлежал двум учителям, одним из которых была страдающая пагубным пристрастием женщина с ядовито-рыжими волосами.
  Обе женщины пили чай на последней парте среднего ряда. Увидев залетевшего зама по безопасности, они испугались и кинулись экстренно убирать со стола. Связанно это было с тем, что пить и есть в кабинетах запрещалось "тысяча двадцать восьмой" инструкцией, и именно Дмитрий Николаевич "гонял" за их соблюдение. Мог даже написать служебную записку с требованием лишить премии. Другое дело, что Дмитрий прекрасно понимал абсурдность таких требований, хотя сам ел исключительно в столовой. Ну скажите на милость, где взять учителю время на то, чтобы спускаться постоянно на первый этаж?! Учитывая целый воз и маленькую тележку обязанностей? И опуская элементарный фактор психологической комфортности. Опуская тот факт, что по служебным запискам директрисой будут наказаны только те, кто не является приближенным. Это то же самое, что: "Дмитрий Николаевич, вы наказывайте их, пожалуйста, за курение! Только нас вот тут не наказывайте, мы все-таки администрация" - говорила директор, затягиваясь тонкой длинной сигаретой и наливая в чашечку кофе.
  Поэтому Дмитрий обычно не "шерстил волком" по кабинетам. Но заметив "чаепитие" обычно хмурился и просил делать это как можно более незаметно.
  - Успокойтесь! Не до этого сейчас! - Прервал заместитель директора их молниеносные сборы.
  - А что случилось, Дмитрий Николаевич? - Испугались женщины.
  - Всё то же. Мне нужен номер Бориса.
  - Ой! Ой-ё-ёй! - Классный руководитель Бориса была женщиной впечатлительной, но в этот раз и повод впечатляться действительно был. Она закрыла рот двумя ладошками и смотрела на Дмитрия "круглыми глазами". - Это точно? - Добавила почти шепотом, умудряясь не отнимать рук ото рта.
  - Точно!
  - Ой, что же будет-то... - Начала искать номер телефона.
  Дело в том, что Борис - пацан с врожденной инвалидностью - входил в свиту Хасанбека. И ни-че-го не делал без его разрешения. Вернее, по-другому: если в совершённой пакости был замечен Борис, это значило, что организатор, идейный вдохновитель и вожак - Хасанбек. И все это прекрасно понимали. Как понимали и то, что директор чужими "костьми ляжет", а кавказца будет отстаивать.
  Вот и женщина, уже зная о случившемся, поняла зачем Дмитрию номер телефона Бориса. И сумела построить цепочку возможных событий, встраивая в неё себя. От того и пугалась.
  - Слушайте внимательно разговор. - Предупредил Дмитрий женщин, включил заготовленный диктофон и набрал номер, активируя громкую связь.
  - Алло! - Раздалось из трубки.
  - Здравствуй, орел мой сизокрылый! - Поздоровался Дмитрий.
  - Здравствуйте. А кто это?
  - Совсем не узнаешь?
  - Э... Из школы? Дядя Дим... Дмитрий Николаевич?
  - И как ты думаешь, зачем я тебе звоню? - Холодно задал встречный вопрос Дмитрий.
  - Я не знаю! - Тут же ответил парень.
  - Всё ты знаешь. Звоню я тебе, потому что тот, кого ты заставил совершить преступление - попался. И отвечать будешь ты.
  - Дмитрий Николаевич! Это Хасанбек!
  Вот так. Никаких сложностей, на которые он рассчитывал, не было. Испуганный пацан сдал своего "друга" тут же, как только запахло жаренным. Рассказал все очень подробно, затратив на это минут десять...
  
  В кабинете директора присутствовало несколько человек. Она сама сидела за роскошным столом, заваленным кучей бумаг. Дмитрий сидел рядом, за столом составляющим ножку от буквы "Т". Напротив директора и справа от ее заместителя, на специально поставленном стуле, сидела мама несчастного парнишки. Парень встал рядом с ней, около выхода из кабинета. За спиной у мамы красовался мягкий офисный диванчик зеленого цвета, но сажать женщину на него Тварь не захотела.
  А вот Борис сидел на таком диванчике, расположенном под окном. Сразу напротив входа в кабинет и, получается, напротив стоящего пацаненка. Рядом с ним, в самом углу, сидела классная руководительница Бориса и Хасанбека. Та женщина, которая совсем недавно уже разбиралась с историей, когда кавказец ударил кулаком девочку. И которая в этот раз прекрасно слышала обвиняющее признание Бориса по телефону.
  Дмитрий вошел в кабинет последним и мог только констатировать наведенный в нем "порядок". Надо сказать, что уже одно это крайне не нравилось. Сказать, что принцип рассадки людей был непонятен, значило бы покривить душой. Беда в том, что он был ясен, как дважды два. Директриса, успевшая выслушать своего зама до общей встречи, специально рассадила людей так, чтобы подчеркнуть виновность одних и невиновность других.
  Эту "мелочь" пришлось проглотить молча. Не устраивать же в самом деле скандала из-за того, что мама сидит на стуле, виновник - на диване, а самый страдалец и вовсе стоит на ногах. Тем более что мама и не возмущалась. Этот довод разума стал первым шагом на "скользкой дорожке", по которой попыталась пройти совесть.
  Разговор продолжался уже некоторое время и Дмитрий, усевшись на свое место, постарался побыстрее в него вникнуть.
  - ...Нет! Вы не понимаете, по-моему, всего размаха случившегося! Как это, всё очень серьезно! - Как всегда в сложных ситуациях, директор задействовала свой любимый словарный арсенал. - Я не знаю, что нужно носить в душе, какое воспитание нужно иметь, чтобы сотворить такое!
  - Татьяна Егоровна, я всё понимаю... - Попыталась вставить мама.
  Надо сказать, что её поведение не шло ни в какое сравнение с внешностью и с тем, что было известно о ней Дмитрию. Перед ним сидела крепкая и сбитая низкорослая женщина. С густыми светлыми волосами до плеч и лицом, отразившим массу жизненных невзгод. Собственное поведение в данной ситуации характеризовало её исчерпывающе. Она "прогибалась" под сильного - в данном случае под Тварь - и "прогибала" слабого. Своего сына.
  Очень быстро у Дмитрия вполне сложилось о ней впечатление. "Закон курятника: клюй ближнего, сри на нижнего и смотри в жо...у вышнему" - скорее всего, она жила по этому "нанотехнологичному", "инновационному" общественному правилу.
  - Нет, вы не понимаете! Он уже несколько раз совершал пакости. Мы его жалели, работали с ним. Привлекали психолога, отдали его в секцию регби... Но всё бесполезно! Вы представляете, как он сейчас нас подставил!? На меня теперь родители будут жаловаться Исааку Иосифовичу! "Не твори добра, не получишь зла"!
   - Мы вам очень благодарны... - Еще раз попыталась вставить мама. - Но ведь он не один был. Его же заставляли... - Она посмотрела в сторону елозившего на диване Бориса.
  - Заставляли - не заставляли! Своя голова на плечах есть? С этим мы ещё разберемся!
  Дмитрий отвлекся, задумавшись.
  Как он устал от всего этого маразма! Ведь всё было настолько просто! Невиновный, до нервного заболевания запуганный пацан. Второй пацан - тоже идущий на поводу. И третий - коварный, двуличный и опасный. Была потерявшая всё человеческое Тварь на месте директора и трусливая мамаша. Вот уж точно трусость и слабость - самые страшные грехи человечества! И несколько этих факторов крутились друг вокруг друга, создавая выносящую мозг и до дна черпающую терпение круговерть. Как просто было бы это разрешить, имея всю полноту власти! Но нет! Приходится сидеть тут, слушать общий бредовый лепет и наглое вранье, смотреть на почти сдающую своего ребенка мать...
  В этот момент в коридоре раздался крик. Кто-то очень разгневанный ругался на всё подряд, приближаясь к кабинету "успешного управленца". Все, включая директора, замерли. А та и вовсе, с открытым ртом и испуганными глазами.
  Вошел мужчина. Горластый, непонятной, но точно не славянской наружности. Небритый и нечесаный, с барсеткой на поясе и телефоном в руке. Это был папа Бориса. Дмитрий тут же дал ему кличку - Торгаш.
  - Что случилось?! Мой сын ничего не делал! - Начал орать он с порога с заметным акцентом.
  Закипевший балаган бурлил еще минут пять. До тех пор, пока директору не удалось более-менее причесать общую "беседу". Но сделав это, она поняла, что связываться с отцом нельзя. Отец не боялся и готов был глаза выцарапать за своего сына. Тогда, будучи по натуре своей человеком слабым и трусливым, Тварь "на ходу переобулась". А Дмитрий стал свидетелем этого.
  - Ну как "не сделал"? А вот он - Указала рукой на трясущегося вместе с дверным косяком мальчика - говорит, что его заставили украсть телефоны и деньги!
  - Кто?! Мой сын?! Он же вам сказал уже, что это сделал Хасанбек!
  Вообще надо сказать, что отразить весь царящий бардак на бумаге невозможно. То, что она терпит, представляется как более-менее структурированный разговор. На самом же деле ничего подобного!
  Одновременно с теми фразами, которые передают суть происходящего, в это время произносилась масса других. Тут были и невнятные извинения мамы, и судорожные всхлипы мальчика и успокоительно-дежурные фразы классного руководителя, иногда на нёго посматривающего и поддакивающего директору одновременно. И "ремарки", которые умудрялся вставлять Борис. И даже разговор секретаря по телефону из другой комнаты.
  Дмитрий смотрел этот спектакль абсурда молча. В данный момент, например, он понял, что все-таки знала о Хасанбеке мать несчастного парня. Знала, но предпочитала не говорить. Молчать об одном, робко и испуганно указывая на другого. При обличающих словах отца Бориса её взгляд испуганным кроликом прыгнул на него, на директора и обратно в пол.
  - Да какой Хасанбек! Что вы все, в самом деле! Вы посмотрите на него! - Директор имела в виду трясущегося мальчика, который представлял собой жалкое зрелище. Повинуясь её жесту, даже мать взглянула на сына, будто бы впервые. - Что он, будет приличных людей обвинять?! Может оболгать всех, а мы ему верить будем!? Мы уже вытаскивали сюда двоих хороших ребят! Поговорили с одним, со вторым! Оказалось - вранье. Потом он говорит, что его заставил Борис! А сейчас мы еще и Хасанбека будем приплетать?! Он же свою шкуру выгораживает!
  Её напор был отчаянно сильным, экспрессивным.
  С другой стороны, не переставая, орал значительно "не въезжающий" в суть сказанного отец Бориса. Орал о том, что трогать кавказца "они" боятся, предпочитая отыграться на инвалиде, его сыне! Который всего лишь ходит по пятам за Хасанбеком.
  Под таким напором и общим нервным напряжением вялое сопротивление мамаши, если оно вообще не померещилось Дмитрию, растаяло полностью.
  - Да, Ольга Викторовна!? Скажите! Вы знаете своих ребят! - В этих обращенных к классной руководительнице словах была кульминация напора и эмоциональности.
  - Ой, да! - Невменяемая от ужаса и страха, произнесла Ольга Викторовна, кивая головой и смотря расширенными глазами на открывшего рот Дмитрия., который обескураженно наблюдал за всеобщим помешательством. Едва успевая перерабатывать новые бледно-липкие фразы, выделяемые внезапно собравшимся "совещательным органом" подобно пораженным венерической болезнью органам половым ...
  - Ты!! - Заорала крайне взведённая мама, оборачиваясь к сыну.
  В этот момент Дмитрий с режущей ясностью осознал, что опаздывает. Где-то на полминуты, на паршивые тридцать секунд. Безнадежно опаздывает.
  Но что он мог сделать? Что делать в этом сумасшедшем доме?! Только что вскочить, заорать громче всех и попытаться объяснить им всё...
  Ко-о-ому-у "объяснить"?! - Тут же вмешался кто-то сидящий в голове и следящий за самим Дмитрием со стороны. - Маме?! Да ей плевать на сына! Она и так, оказывается, всё понимает и просто сдала его! Кому ты, идиот, будешь "всё объяснять"?! Классухе?! Или, может быть, попробуешь "объяснить" Твари?!
  Еще около десяти секунд ушло на этот короткий диалог. В целом почти минута... слабости и растерянности. Непростительной, губительной для пацана и для собственной души слабости. Минута, отданная на откуп рассудку.
  К тому что произошло не был готов даже он, проработав в этой школе почти год.
  - Ты!!! - Повторила свой вопль мама, подтаскивая ноги дальше под стул, готовясь встать. И что-то настолько могильное своей гранитной тяжестью было в этом "ты", что Дмитрий содрогнулся всем телом, позвоночником и лопатками ощутив дрожь. Будто бы обреченность всей её жизни вселилась в это слово, получила свободу вместе с ним и рассыпалась по осколку действительности. Давя и дробя Любовь. Так, будто её и не было.
  Никогда...
  
   "...Кто бы согласился,
   Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
   Когда бы неизвестность после смерти,
   Боязнь страны, откуда ни один
   Не возвращался, не склоняла воли.
   Мириться лучше со знакомым злом,
   Чем бегством к незнакомому стремиться!
   Так всех нас в трусов превращает мысль,
   И вянет, как цветок, решимость наша
   В бесплодье умственного тупика..."
  
  
  Что в этих словах Гамлета?
  Что еще заставляет мать и её ребенка жить на этом свете? Глотать горстями вездесущее несчастье, но... жить! Неужели только неизвестность?
  Мать - хорошо. Допустим. Живет она на свете не первый год уже. Морщины на лице нам говорят о тусклой жизни и судьбе. О том, что всякую надежду потеряло сердце...
  Но сын?! Что он?! Ведь там надежда еще жива, хоть умирает постепенно. Сын, парняга, возможно, видит свою последнюю надежду в обещавшем учителе. Или не видит. Уже.
  Потому что учитель... думает. Он, видите ли, не знает, что ему делать! Он потратил драгоценные сорок секунд времени на отслеживание сумасшедшего разговора и на размышления, просто отдал в жертву своей слабости!
  Сколько жизней могли унести печи фашистских концентрационных лагерей за сорок секунд?
  Какое количество судеб Хиросимы перечеркнула ударная волна "Малыша" за много меньшее время?
  Нет, не могут быть эти секунды оправданием.
  Не здесь.
  Не сейчас.
  
  
  "Чернозём в моём сердце зарастает репьём,
  Спят детские мечты как бомж, укутавшийся тряпьём.
  В городе греха неживые голоса,
  Спиралью лента шоссе в никуда - чёрная полоса.
  
  Мой старый бардак на ваш новый порядок,
  Как нежелательный сорняк для показательных грядок.
  Здесь на каждое небо триста тысяч ворон,
  Пингвины едут по домам с работы как с похорон.
  
  Принеси своё тело накормить эти стаи,
  Наши жертвы неизбежны, пока снег не растает.
  Вышла юность на площадь продавать своё мясо,
  Там породистые черти торопливо примеряют рясы.
  
  Пламя не греет обмороженных рук,
  Тяжкий груз убеждений холодной тушей на крюк.
  Уже на каждого Дейла заготовлен свой чип,
  Облако счастья накрывает нас как атомный гриб.
  
  Они не видят, они не слышат,
  Они не ведают, что творят.
  Они не видят, они не слышат,
  Они не ведают, что творят.
  
  В грудной клетке кричит обезумевший дрозд,
  Давно за каждым смотрит глаз да глаз, плюс хвост.
  Разбуди меня рано терпеливый отец
  С моим сердцем ищет встречи наглый меднорубахий свинец.
  
  Бес на пороге, вскрыв засовы когтём,
  Ласкает уши влажным ловким языком: "Давай пойдём
  В райский сад". Разыщи, где зарыт пулемёт,
  Стань вершителем судеб, а кто с тобой - тот поймёт.
  
  Эти люди гордятся званием "плебс",
  Верят только в свою силу, не боятся небес.
  Чёрный ветер гуляет по чёрным полям,
  Становясь обезьяной жующей мозг, как банан.
  
  Грядёт холод, который не знает пощады,
  Оцифрованный лёд в душу горгоновым взглядом.
  Принимай государь неба полный стопарь.
  Глашатай вечной весны здесь - это шут либо бунтарь.
  
  Они не видят, они не слышат,
  Они не ведают, что творят,
  Они не видят, они не слышат,
  Они не ведают, что творят!
   Лёд 9. "Котята 2"
  
  Не здесь и не сейчас... А просто он получил еще один удар.
  Допустил элементарную ошибку - недооценил Врага - и пропустил удар. Он думал, что эта несчастная жалкая женщина в кресле директора и есть Тварь. Но через неё, как через дыру в ткани реальности, можно было разглядеть Инферно. И только мизерную часть обитающей в нём Твари.
  Но сейчас она смотрела на него не только через Татьяну Егоровну. Она заглядывала в душу глазами Бориса, царапала её когтями безвольного согласия забившейся в угол Ольги Викторовны.
  Дышала в лицо смрадом трусости матери парнишки. И даже мелькнула на дне его дикого ужасом взгляда: "Сейчас! Уже скоро! Я буду владеть и им!".
  Дмитрий пропустил удар страшной силы. И, как боец на ринге, рухнул на подкосившиеся ноги.
  Поговорка... Его поговорка, всегда спасавшая и выражавшая смысл борьбы прямой констатацией. И она разлетелась в прах никчемной ничтожности.
  "Делай, что должно, и будь, что будет!" - Говорили тевтонские рыцари когда-то.
  "Делай, что должно, и будь, что будет!" - часто повторял себе Дмитрий, освобождаясь от ответственности. И вот он сделал, что "должно" и не знал, что делать дальше. А то, что случилось, его совсем не устраивало. Точильным камнем царапало душу, раскидывая во все стороны искры.
  Если бы на этом ринге был "рефери", он бы уже давно начал отсчет.
  "Раз"!
  Дмитрий вскочил со стула, как ужаленный, сделав это быстрее матери, но всё равно безнадежно отставая.
  "Два"!
  Набрал в грудь воздуха, страстно желая расставить все по своим местам, помочь парню, объяснить им всем... продавшимся... Что?
  "Три"!
  Воздух так и вышел, вхолостую, из груди. Вместе с этим мать вскочила на ноги, замахнулась и ударила своего ребенка рукой. По лицу.
  "Четыре"!
  Парнишка развернулся, поскальзываясь на дорогом паркете директорского кабинета. Его панический визгливый вопль раздался уже из другого помещения. Мать бросилась за ним, а Дмитрий, как в вязком вареве - за ней.
  "Пять"!
  Мелькнули висящие повсюду иконы, портрет президента и неживые людские маски лиц. Вскочила со своего места Саша.
  "Шесть"!
  Они догнали семью в той самой раздевалке, где сын забился в угол, а мама безжалостно пинала его облаченной в туфлю на толстой подошве ногой. Дмитрий не видел, откуда появился кровоподтек на лице парня, но после второго, замеченного им удара, такой же образовался на руке.
  Третий она нанести не смогла. Не достала, увлекаемая учителем назад от ребенка.
  Прибежала психолог. Схватила в охапку пацана, увела прочь. Её появление несколько помогло Дмитрию вернуться к реальности. Можно сказать, что теперь он понимал, где находится. Вот ринг, вот канаты, а это Враг.
  Дмитрий пытался встать, шатался и падал, старался подтянуть под себя колени...
  Через несколько минут зашел к себе в кабинет. Закрыл дверь. Взял чистый лист и уперся в него взглядом.
  "Семь"!
  "Писать министру, или..." - мелькнула безучастная мысль.
  На ринге Дмитрий еще раз упал, так и не сумев встать на ноги. Накренился, стараясь зацепиться за канаты непослушной рукой, но промахнулся и упал.
  В дверь постучали. Вошла Маша.
  Дмитрий отвлекся от листа, на котором незаметно для него самого появилась кривая вертикальная черта.
  - Ты почему не с мальчиком?
  - Так ушли они давно. Я с ним пятнадцати минут не успела провести, как Татьяна Егоровна прилетела. Как давай орать: "Отпускай их домой"! Потом минут двадцать мозги нам полоскала.
  Дмитрий отстраненно заметил, что прошло, оказывается, около получаса. Психолога он не слушал и вспомнил о ней только после вопроса.
  - Что?
  - Я говорю, это жесть!
  - А... Да.
  - Мы подозревали, что все дело в этом Хасанбеке, но, чтобы настолько!
  - Мы?
  - Слушай, ты мне не нравишься! Ну что ты мог сделать?
  - Кто мы?
  - Ну... Я, его классный руководитель, Петр Петрович. Он вообще его взял в секцию, чтобы постараться оградить от этих уродов.
  - Так вы знали всё? - Так же бесцветно спросил Дмитрий.
  - Ну, не настолько, конечно! Но в целом догадывались.
  Уголки её губ опустились вниз, на лбу появились морщины. Так было всегда, когда она хмурилась.
  - А ты даёшь! Хасанбек, Хасанбек.... - Похоже, что девушка уже знала всю историю. - Да она за него задницу любому порвет!
  Что-то зацепило Дмитрия в этих словах.
  - Почему?
  - Да как "почему"? А что она ментам скажет... Ой, извини! Скажет, что он со своей горной деревни приехал сюда с одноклассниками повидаться? Он же уже несколько недель у нас не числится.
  - Почему? - Тупо переспросил собеседник.
  - Да уехал перед ГИА! Что ты, как маленький ребенок! Никаких документов, ничего на него нет. Сейчас, там сдаст всё на отлично, а перед десятым обратно вернется. Ладно, слушай, я пойду. Ты не загоняйся сильно, хорошо? - Она бросила взгляд на лист с косой чертой.
  - Давай, спасибо. - Механически ответил Дмитрий, погруженный в свои мысли.
  "Восемь"! - Кричал, надрываясь над ухом, рефери.
  Дмитрий взял ручку и, подумав, поставил первый плюс в ту колонку, которая отвечала "За" письмо министру. Еще через пару минут она обзавелась целыми тремя плюсами.
  Зато минусы посыпались, как из рога изобилия. Причем те из них, которые "рубили" его собственную "карьеру", Дмитрий проставил последними.
  Вышло "три - девять" в пользу "Против".
  Учитель еще раз взглянул на написанное. Есть ли в правой колонке хоть щепотка трусости и желания сохранить свое положение? Нет. На этот вопрос он мог ответить однозначно - нет.
  Взгляд зацепился за первый плюс. "Может быть, имеющая серьезные связи наверху директриса будет уволена". Потом перескочил в правую колонку, на четвертый минус. "Крайне вероятно, что ни в одной школе работать я больше не буду. И биться больше не смогу".
  В этой записи было только переживание за Дело, которому взялся служить учитель. И больше ничего. Он не сдавался окончательно, думал о будущей войне. Но даже это не помогло ему "встать".
  "Девять"! - отсчитали где-то рядом.
  
  В тот день Дмитрий ушел с работы вовремя. Ровно в положенные минуты.
  Сидя вечером за столом, рассказал всё жене.
  - Вот так. Если во время этого я был слабым, хоть и невольным, соучастником, то останься я теперь и превращусь в соучастника по собственной воле. Раньше, наверное, в таких случаях стрелялись.
  А я всего лишь уволюсь.
  
  "Десять"!
  
  
  Каждый второй вторник месяца в школе проходил так называемый "Управляющий совет".
  Идея на первый взгляд здравая. Но даже если это и так, то она просто утопала в той трясине, в которую превратилась вся школьная, да и образовательная, в общем, действительность.
  В совет входили представители от родительских комитетов всех классов, председатель школьного родительского комитета, администрация школы и, чисто формально, представитель от школьников. Реально действующими и в чем-то заинтересованными должностными лицами в этом совете был председатель - здоровенный мужик, отец Андрея из компании Димана - и его секретарь. Молодая и бойкая, сознательная и небезразличная мама пацаненка из третьего класса. Который, между прочим, занимался в самой младшей группе у Петра Петровича.
  - Здравствуйте, уважаемые учителя, товарищи. - Начал председатель. - Предлагаю начать работу. Анна Александровна, огласите перечень вопросов на сегодня.
  Девушка кивнула, поправила заранее приготовленный список. Смотреть на нее было приятно. Мелкие, но гармоничные черты лица. Короткая стрижка естественного цвета волос и вообще отсутствие на лице косметики. Хрупкая, стройная фигурка. Насколько Дмитрий знал, мужа у неё не было. Двоих маленьких сыновей она воспитывала со своей мамой, бабушкой детей.
  - Да, здравствуйте. На сегодня у нас запланированы следующие вопросы:
  1) утверждение единой школьной формы на следующий год,
  2) ситуация с алкогольной зависимостью учителя математики старших классов,
  3) подготовка к завершению учебного года...
  Все полтора часа заседания Дмитрий прослушал только краем одного уха. Поднимавшиеся вопросы его либо вовсе не касались, либо были чистейшим формализмом.
  Он наблюдал за отцом Андрея и за секретаршей, которые были выдвинуты из родительской среды. При этом Дмитрий знал, как непросто найти людей небезразличных к общественной жизни и готовых тратить на нее личное время после работы. При условии, что денег за это не получишь.
  Таким образом, было два варианта выдвижения подобных людей. Либо это те, кто до блеска привыкли полировать зад...ицы администрации, витая в своих корыстных расчетах. Либо другие, чьи головы не до конца продуло ветром антигуманизма. По слухам, эти двое относились ко второй, вымирающей, категории.
  Вообще-то учитель присутствовал на совете уже не первый раз и по большому счету мнение о них давно сложилось. Но сейчас, в свете фактической войны с директором и его в ней поражения, было интересней взглянуть на них еще раз. Взглянуть, как хорошие, в общем-то, люди крутятся хитрой директрисой. Как они, подобные слепым котятам, идут туда, куда их ведут.
  Обычно все вопросы, решаемые на совете, совершенно не интересовали директрису. Ей был нужен сам факт наличия совета с протоколами заседаний и решений, для отчета перед департаментом. Но если вдруг на заседании затрагивался вопрос прямо или косвенно касающийся денег или её благополучия, то тут Татьяна Егоровна могла выступать от пятнадцати до тридцати минут. И всегда убеждала слепых котят в правильности предложенного ею варианта. А что? Родители внутренней кухни не знали, а учителя молчали в тряпочку. Родителям приходилось соглашаться, даже если они и подозревали неладное.
  Совет закончился. Дмитрий поспешил к себе в кабинет, собираться. Задержаться и так уже пришлось почти на два часа. Но уйти так и не получилось. Буквально следом за ним, через пару минут, в дверь вошла секретарша совета. На ловца, что называется, и зверь бежит.
  - Извините, Дмитрий Николаевич?
  - Да-да. Заходите. - Прекратил сборы Дмитрий.
  - Вы домой собираетесь уже?
  - Собирался, но вы говорите, что хотели. Я могу и задержаться, если нужно.
  - Ой, я и не знаю, честно говоря. У меня не короткий разговор.
  Дмитрий вздохнул, не собираясь особо скрывать своих чувств. Отложил в сторону сумку и сел.
  - Садитесь. Поговорим.
  - Хорошо, спасибо. Я даже не знаю, как начать... У меня не очень официальный разговор. Вернее, я бы не хотела, чтобы он был официальным.
  Учитель покивал головой, понимая, что имеет в виду девушка.
  - Я понял. Говорите, как есть, что там у вас?
  - Скажите, Сережу выгнали из школы?
  Дмитрий услышал вопрос и замолчал, "переваривая" его и усмиряя вспыхнувшие чувства. В разговоре возникла пауза.
  - А вы откуда его... о нем знаете?
  - Ну, мы же все в "младшей школе" учимся. - Сказала девушка, имея в виду своих сыновей-близняшек. - Там быстро слухи расходятся. Да и Петр Петрович говорил, что он больше не учится у нас. Мои ребята у него тоже занимаются, мы общаемся часто.
  - Петр Петрович... - Протянул Дмитрий, стараясь поймать молниеносно проносившиеся мысли.
  Через пару дней после разбирательства ему стало известно, что мелкий кавказец ходит по всем кабинетам второго этажа, открывая их с ноги, и ищет Сережу. Рассказала об этом его бывшая классная руководительница. "Бывшая" - потому что на следующий, после разбирательства, день мама забрала документы мальчика и пока даже не определилась в какую школу их понесет.
  При этом разговоре присутствовал и Петр Петрович, который до этого очень кипятился и сожалел, что не присутствовал лично в "час икс". Мол, он бы сделал всё возможное, чтобы пацана не трогали.
  Дмитрий верил ему и понимал, что сказанное сказано не в укор ему. Но с другой стороны: "А что бы ты сделал Петруха?" Так и хотелось спросить. Чтобы ты, дорогой, сделал? Если старшие классы ты брать не хочешь, потому что "поубивал бы". Если в тот день, в кабинете директора, и без тебя все всё понимали. Что бы ты сделал? Повел бы домой маму, личным присутствием придал ей сил и дальше водил бы за ручку? Верил, конечно, он ему верил. Только вот услышав про нагло разыскивающего Сережу кавказца, Дмитрий покосился на Петра Петровича. Тот только покачал головой.
  Кричать горазд каждый... Хотя, Петр Петрович мужик нормальный, чего уж.
  Только вот разговаривая с ним на эту тему постепенно Дмитрий узнал и о другом. Например, о том, что зарплата тренера значительно упала с того момента, как упало желание директора видеть своего внука в секции. И о том, что вместе с деньгами, а вернее до них, стремительно испарилась и благосклонность.
  В общем, Петр Петрович собирался увольняться. По его виду, тону, настроению было понятно - мужик капитулировал. И связанно это было в первую очередь с зарплатой.
  Эта весть не прибавила Дмитрию оптимизма.
  - Его мама забрала документы. - Вынырнув из задумчивости, пояснил Дмитрий, имея в виду Сережу.
  - А вы... а что вы?
  - Что я?
  - Ну...
  - Да говорите вы прямо уже. Утомился я от этих "междометий", честное слово!
  - Ну хорошо! Нам кажется, что с вами можно об этом поговорить, что вы не будете врать. Да и люди так о вас говорят.
  - Кому "нам" и о чем поговорить?
  - Мне и председателю. Что случилось с мальчиком? Кстати, вы увольняетесь?
  - Хм! - Злое "хмыканье" вышло. - Увольняюсь, но не сразу. А про мальчика сейчас расскажу.
  И он действительно рассказал все. И про мальчика, и про попытку суицида, и про наркотики, и про все проделки братьев Магомадовых, и вообще о том, как работают учителя в школе, какая в ней царит "дисциплина".
  - А вы о форме вопросы "решаете"! А вам в голову никогда не приходило, почему её не носят?
  Наверное, не случись у него крайнего происшествия с директором, Дмитрий не был бы таким злым и острым. Будь он сейчас поспокойнее и не стал бы ковать свои мысли в достойные их слова. Укутал бы чем-нибудь помягче. Но так не было.
  - Почему? - Девушка явно растерялась, чуть ли не бездумно повторив последнее слово.
  - Да, почему? Вот вы там на собрании решали минут тридцать этот вопрос. Где купить, какой дизайн и цвет... А кто её носит? Почему её не носят? Ну хорошо, в младшей школе - да. Там большинство носит, их пока можно заставить. А дальше? Зачем заставлять родителей выбрасывать на ветер деньги? Или даже это не верная постановка вопроса! Они всё равно не будут покупать, потому что дети не наденут. Вопрос должен звучать так: почему дети не носят школьной формы, а ходят в рванине? И ответ на него нужно давать примерно такой: потому им "навалить" на родителей и на учителей. Только вот это крайне ненужный ответ. А значит и вопрос - ненужный. И если вы попробуете его задать, вам заткнут рот. Извините, что так резко, но вы сами просили "без протокола".
  Видно было, что девушку пробрала эмоциональность и теперь, с опозданием, до неё доходил смысл, спрятанный за словами. И без того неприятными.
  - А если мы все-таки поднимем?
  - А тогда всё будет по русской поговорке. "Сказав "А" говори "Б"". Почему детям "наложить" на учителей? По большому счёту, потому что среди детей есть те, которые задают тон. Они настоящие хозяева.
  - Вы имеете в виду Магомадовых?
  - Не только их, но их тоже. Вот он разбил рожу Карабанову на уроке у завуча, все об этом знают. И что?
  Девушка молчала.
  - А как деньги в тесном междусобойчике распределяют?
  - Какие деньги?
  - Да премию учителям. "Стимулирующие выплаты". Я был один раз на таком собрании. Немного настоял на своем, показал, что я не такой, как они. И больше меня туда не зовут. А там тупо и прямо делят бабки. Им нужен минимальный повод, чисто предлог, чтобы начислить огромную сумму себе и ничего не дать другим. Между прочим тем, кто водит детей на экскурсии и организовывает с ними настоящую работу. И, опять же, между прочим, на этом междусобойчике должен бы присутствовать кто-то из вас. И судя по словам администрации, председатель это знает.
  - Да, я вспомнила. Он один раз там был. Но понял, что не владеет информацией и больше не ходил.
  - Вот! Верно - не владеет. Кто сколько и чего сделал из учителей - не знает. И повлиять на процесс не может. А по идее должен владеть. Потому что в каждом классе есть родительский комитет, который уж точно в курсе того, какую работу учитель проводит. Но только это на самом деле не просто провернуть, а еще тяжелее продавить в том тесном кругу.
  Девушка совсем опустила глаза. Было видно, что всё сказанное давит её. Но вот вздрогнули плечи, поднялась голова.
  - Вы же понимаете, почему я не могу поднимать эти вопросы. С теми же Магомадовыми.
  - Конечно понимаю. Вы боитесь. Как и все остальные. Я тоже боюсь. Но несмотря на это я поднимаю. Только вот одной смелости... или глупости - как хотите - недостаточно. Нужно ещё и силу иметь. А я - слабый!
  - Нет! Мы о вас...
  - Перестаньте! Я - слабый. Я не могу биться с ними со всеми в одиночку. Понимаете, рано или поздно наступает момент, когда они побеждают. Вот с этим парнишкой. Что мне было делать? Да, я мог встать, закрыть его грудью.
  Сначала думал, потом офигивал, а потом всё произошло... Но если бы я не тормозил, мог прикрыть его буквально собой от всей этой мрази. Ну и что дальше? Допустим, что удалось бы решить вопрос с отцом Магомадовых, чтобы пацана не трогали, в чём я, честно говоря, сомневаюсь. А вы представьте, что это не удалось. Представьте, что бы я делал, видя, как этот урод избивает и унижает пацанишку. И что было бы после этого. Вы понимаете?
  Она молчала.
  Она понимала.
  - Но допустим! И что? Я должен был пойти к нему домой, уговаривать и успокаивать маму, должен был понять, что она не собирается отпускать сына в школу на завтра? Отговаривать её должен был, да? Обещать свою защиту? А потом опекать пацанишку? Он даже не в старшей школе, не то, что не в моем классе. Я всех должен опекать? А у меня сил таких нет! Понимаете? С Магомадовыми драться, со скинхедами, которые девку мою практически изнасиловали, пьяных отцов разгонять, с директором биться, в зарплате терять ужасно... И всё - один! Понимаете?
  Потому что все остальные или боятся или ещё слабее. Или и то и другое.
  Меня даже учителей половина тут - ненавидит.
  Стало тихо. Гудел за окном нескончаемый поток автомобилей.
  Дмитрий злился, понимая, чем вызвано это его словоизлияние. Хотел оправдать слабость. И это бесило.
  - Но не увольняться же теперь! Сколько хорошего вы сделали. Вот и Петр Петрович собирается...
  - Вы тоже знаете...
  - Да, он говорил.
  - А скажите, вот у женщины муж и дети... Ну, как пример. И он за свои принципы - такой весь правильный - теряет зарплату. У меня, опять же, например, раньше она составляла восемьдесят пять тысяч. В среднем. А сейчас - пятьдесят. Нет, это конечно тоже деньги неплохие, но вы понимаете. И как мужику?
  Опять ей нечем было крыть.
  - И что вы нам посоветуете?
  - Я?! - Учитель искренне удивился, но уточнения слышать не захотел. Захотел другого - сказать то, что на душе лежит. - Я вам советовать ничего не вправе. Только вот если я сам чувствую, что не справляюсь с этой мерзостью, то и рядом оставаться не собираюсь. Собираюсь бежать куда глаза глядят. Потому что если останешься, то не заметишь, как "веки закоптятся".
  Я тут недавно видеонаблюдение установил там, где его еще не было. Так мне эта фирма откат предлагала. Штук на пятьдесят. И я мог это организовать. Но не стал. А останься я тут и начни терпеть и бездействовать, то и самому до этой мерзости докатиться недолго. Оно знаете, шажок, еще один, потом прыжочек и опа! Сам уже - пробы ставить негде.
  Так что сами думайте.
  Еще помолчали вместе. Около минуты, но молчание это не было "неловким". Два стоящих приблизительно на одном моральном уровне человека сопереживали друг другу. Потом девушка встала и покачала головой.
  - Спасибо вам. Я пойду.
  - Не за что. До свидания.
  Она ушла. Дмитрий выключил свет и закрыл кабинет минут через пять после неё. Почему-то после такого разговора не хотелось идти по пути с девушкой и разговаривать "о погоде".
  Но идя по темному уже скверу, Дмитрий продолжал думать. Ведь всё сказанное ей - верно. Но всё равно муторно на душе. И он знал почему.
  Потому что то, что он изо всех сил старался выставить, как отступление, на самом деле являлось бегством. Потому что отступление, это когда всё организованно. Когда выставляется прикрытие из небольших сил, обеспечивается боеприпасами, оружием. Когда основные силы уводятся из-под смертельного удара.
  Когда не нужно стоять до конца.
  А в его случае и "прикрытие" и "основные силы" - это дети. И те, которые уже бегали к нему, прося передумать и не уходить из школы, и те, которые не прибегут, не зная его настолько хорошо. И такие, как Настя. Которые просто смотрят в глаза и только этим заставляют оправдываться, обещать, что они теперь и сами справятся со всеми сложностями.
  А еще, как бы ни убеждал себя учитель, что впереди еще долгие годы войны и многие важные битвы, было... Ощущение, сомнение - а вдруг именно эта битва, этот плацдарм и есть то место где нужно стоять до конца. Совесть предостерегала от предательства. От роковой ошибки. Совесть кричала, что если он ошибется и уйдет оттуда, где должен был сложить голову, мертвые не примут его. Ни сейчас, ни через пятьдесят, семьдесят лет.
  Такое - не забывается.
  Такие мысли.
  Такой тревожный сон.
  
  А уже через два дня услышал разговор в директорской. Татьяна Егоровна жаловалась Татьяне Борисовне, что и председатель управляющего совета и секретарь отказались от своих должностей.
  Татьяна Борисовна, как всегда, смеялась и хохмила. Обещала в короткий срок найти "очень хорошего и сговорчивого" нового председателя.
  А Дмитрий стоял и думал о том, как отстает в "росте" тот пацан, который сидит внутри. Он до сих пор не относился к себе, как к взрослому мужчине. Смотрел на того же председателя, как на по-настоящему взрослого мужика. Который умеет решать проблемы, идет, не пряча головы, который пожил и повидал в жизни. Но по факту...
  Ай ладно!
  Достойно уже то, какой выбор они сделали. Хотя выбрали они...
  "Капитуляцию". - Услужливо подсказал кто-то второй, подозрительно часто появлявшийся в последнее время. - "Они посыпались за тобой, как карточный домик".
  Дмитрий не захотел с ним разговаривать, промолчал. Но голос был настырен.
  "Что? Не нравится?" - Спросил он, прекрасно зная: Дмитрий понимает, что имеется в виду. - "Потому что ты - тварь дрожащая".
  Но вот этого терпеть учитель не собирался.
  "Нет! Может быть, я просто дурак! Я не думал об этом раньше!"
  "А!" - Возликовал голос. - "Ну ладно, я согласен. Самоуверенный дурак. Знаешь, еще вопрос - насколько? Может быть настолько, что даже преступно дурак".
  "Да. Может быть. Но впредь я это учту. Пришла бы ко мне эта девчонка раньше хотя бы на месяц!".
  "В Брестскую крепость наши вообще не пришли...А сколько таких крепостей и окопчиков по всей бойне было? А если бы не они?"
  На этот вопрос ответить было нечего. Если только "второй раз" застрелиться. Такой вот разговор.
  О том, что Дмитрий не воспользовался возможностью собрать всех неравнодушных в единый кулак. О старинной русской пословице "Один в поле не воин".
  
  Девятое мая.
  Дмитрий любил и уважал только два праздника. День Победы и Новый год.
  С недавних пор к ним добавился еще День Великой Октябрьской Социалистической Революции, но та Победа не настолько въелась в его суть, как Майская. Кстати, и Новый год он воспринимал не так, как большинство сограждан. Иной видел смысл. Потому и имел право ставить его в один ряд с такими великими событиями.
  Хотелось дать детям на этот праздник что-то такое, что останется в сердцах навсегда. Передать им частицу своего отношения к Великому Подвигу Народному.
  Праздничная неделя приняла многих ребят, оставшихся в Москве и не разъехавшихся по дачам.
  Дмитрий выбрал три места, в которых побывает класс. Танковый музей в Кубинке, премьера нового фильма "Брестская крепость" и ВДНХ СССР - Выставка Достижений Народного Хозяйства СССР.
  Неделя пролетела мгновенно. Детям понравилось в Кубинке, особенно учитывая, что классный руководитель договорился с экскурсоводами и те разрешили полазить в некоторых танках.
  Ребят впечатлили убойные здоровенные машины Третьего Рейха. Видно было, что они прониклись к простым людям, остановившим эти смертоносные сгустки стали, железа и злобы.
  Потом был обед в полевой кухне. Который и сам по себе оказался вкусным, да плюс еще голод от долгого хождения по свежему подмосковному воздуху и разгулявшийся аппетит.
  Фильм, хоть и длинный, приковал детское внимание по-настоящему. После его завершения зал аплодировал стоя, а на лицах многих людей виднелись влажные дорожки. Дмитрий осмотрел своих ребят. Все без исключения девочки имели мокрые щеки, красные глаза или хлюпающие носы.
  А прогулка по ВДНХ так и вообще восхитила ребят. Некоторые из них гуляли тут впервые.
  Они ходили по аттракционам, визжали и смеялись, если сладкую вату и мороженное. Не всем родители дали достаточное количество денег и учитель, стараясь не афишировать своих действий, покупал билеты сам. Что деньги? Гораздо важнее то зерно, которое взойдет в детских душах.
  Под конец он сдал в залог свой паспорт и все вместе взяли напрокат по велосипеду. Катались по прекрасным площадям и аллеям, любовались фонтанами, разглядывали национальные дворцы и отдыхали на прудах.
  По домам разошлись усталые, но очень довольные. Хотя разошлись не все. Настя с Леной попросились остаться, объяснив, что дома их никто не ждет, и они еще хотят погулять. Дмитрий разрешил. Всё равно ведь пойдут колобродить, только что уедут дальше в метро и затаят обиду на классного руководителя.
  А праздничный салют Дмитрий смотрел с женой. В огромной толпе самых простых людей. Совершенно не похожих на тех, которые загнали обратно в свою нору гадюку, Врага человечества. Таких пьяных, матерящихся и... Нет, не безразличных. Таких не безразличных.
  Великий Праздник до сих пор очищал своим сиянием и вселял в души надежду.
  
  Рабочая неделя началась с противной встречи.
  - Дмитрий Николаевич, здравствуйте! - Буквально зацепилась за учителя Татьяна Васильевна, личный "духовник" директрисы.
  - Здравствуйте Татьяна Васильевна.
  - Ой подождите Дмитрий Николаевич, не уходите. Скажите, вы что увольняетесь?
  - Да.
  - А когда, если не секрет?
  Разговор с ней Дмитрию был крайне неприятен. И не только потому, что она являлась приближенной директора, продавая иллюзию "прощения грехов" и "верности Богу". Кроме этого, сейчас, было совершенно ясно, что она заинтересована. Не просто так узнает "старушка-Божий одуванчик" планы учителя.
  - Через месяц в отпуск с последующим увольнением. Заявление еще не писал. - Предвосхитил он следующий ее вопрос.
  - Понятно... - Задумчиво протянула Татьяна Васильевна и поспешила добавить: - Жаль.
  О причинах такого поворота спрашивать она не стала, как и произносить дежурные фразы о том, как много Дмитрий делает "для ребят". Вместо этого пояснила:
  - Да у меня просто есть очень хороший человек на ваше место. Просто жалко будет, если вся работа полетит под откос. Вот я и интересуюсь. Он работал начальником отдела милиции, классный специалист.
  - Не сомневаюсь. - Холодно подвел беседу к завершению Дмитрий.
  - Ну ладно, спасибо...
  "Мимикрирующая верующая" ушла. Не получалось пока у этой вороны поклевать "мяса". Оно еще трепыхалось и дышало. Но сдаваться просто так она не собиралась, только отлетела, кружась поблизости и ожидая своего часа.
  Вот только вороны являлись санитарками леса, полезными животными. А эта...
  Дмитрий постарался поскорее забыть неприятную встречу. Тем более что ему было чем заняться.
  Сегодня, в понедельник, начинались военные сборы у старшеклассников. Вообще, в этой школе сборы не проводились уже три года, если верить удивленным учителям.
  Учитель алгебры и геометрии, например, не только удивилась, но и высказалась против проведения сборов. По её мнению, сборы были "пустой тратой времени" и она просила не забирать "её мальчиков во время подготовки к ЕГЭ".
  - Не понял. - Удивился Дмитрий. - При чем тут ЕГЭ?
  - Мы вместо сборов занимались алгеброй.
  - Извините, но эти сборы прописаны законами. Это, во-первых. Во-вторых, они пацанам действительно нужны. Я так считаю. Особенно в наше безвольное время.
  - Ну, я вас, конечно, понимаю, но вы подумайте пожалуйста.
  После этой короткой беседы на учителя налетели пацаны.
  - Дмитрий Николаевич! Не отдавайте нас ей! Она задолбала уже своей алгеброй! Мы лучше на ОБЖ будем!
  - Не отдам, не ссыте. Но только если вы думаете, что у меня будет халява, то ошибаетесь. Даже прогулять не получится ни одного дня без согласования со мной. Иначе фиг вы у меня аттестат получите.
  - А что, весь день у вас сидеть? - Насторожились пацаны, поглядывая за окно, откуда так ласково призывало весеннее солнышко.
  - Нет. С утра и до часа, до двух примерно. Может быть раньше буду отпускать. А потом поедем в часть, стрельбы там будут и различные практические занятия...
  Пацаны пришли в восторг. Что конечно же не означало отсутствия проблем с ними.
  Пришлось еще раз обойти многие кабинеты, повторяя учителям положение о военных сборах, обязательности и полезности данного курса.
  В итоге, ближе к концу учебного дня, все присутствующие ребята были собраны в одном кабинете, все учителя предупреждены. Проведя инструктаж, Дмитрий отпустил пацанов по домам и стал разрабатывать план сборов. Нужно было обеспечить высокий интерес к занятиям, одновременно с этим минимально отходя от программы. Используя при этом всю материально техническую базу школы в сфере военно-патриотического воспитания. Вот уж что-что, а это тут было в наличии. Когда-то было закуплено для конкурса и так и стояло невостребованным, запакованным.
  До конца дня учитель доделал то, что не успел на предыдущей неделе. Теперь у него в голове была четкая структура сборов, а руки чесались в предвкушении...
  Восемь дней сборов пролетели одним махом. Каждый из них был поделен на теоретическую и практическую часть. Теория была взята из старых, советских еще, учебников. Занятия по уставам сокращены до минимума. Дмитрий не видел в них большого смысла. Все равно школьники не будут его учить, так зачем заваливать их скучной и ненужной информацией. Можно быстро рассказать им для чего оно нужно вообще, познакомить со структурой уставов и идти дальше. Тем более что все остальные - именно все, кого Дмитрий знал - учителя ОБЖ либо не проводили сборы вообще, либо проводили их формально...
  - Слышь! - Отвлекался Дмитрий от рассказа о тактике наступательных действий. - Я тебя сколько раз предупреждал, чтобы ты мне не мешал?
  На самом деле пацан не сильно и мешал. Вертелся немного, перешептывался. Но по опыту учитель знал, что дисциплина на уроке должна быть либо железной, либо ее не будет вообще. Нет, "железная дисциплина" ни в коем случае не означает, что все сидят тихо, смотрят в одну сторону, а воздух - и тот портят с разрешения учителя. Совсем не так. Есть и смех, и шутки, и место для разговоров на отвлеченные темы. Но всё это под полным контролем учителя. В рамках его интересов, его понимания целесообразности во время прохождения материала. А не вот так, по собственному желанию...
  - Чего ты молчишь? - "Включил" Дмитрий "мужика", как говаривали его давние "гоп-друзья". - Сколько раз?
  - Два... - Нехотя проблеял пацан.
  - Два! - Вроде как даже удивился Дмитрий.
  На самом деле он не был удивлен. Скорее озадачен. Что теперь делать с этим недалеким? Ведь он не бесстрашный, он именно недалекий, который очень редко ходил на уроки и плохо знакомый с Дмитрием.
  И тьфу бы на него, но ведь на ситуацию смотрели все остальные и слабину нельзя было давать ни в коем случае. Вот что делать теперь?
  - Как мне теперь тебя наказывать?
  Учитель ходил перед доской размеренно, вроде как никуда не спеша и ожидая ответа от ученика. А на самом деле просто тянул время, надеясь либо придумать выход "на ходу", либо услышать готовый вариант от пацана.
  Помощь пришла с неожиданной стороны. Прилетела мухой. В самом буквальном смысле слова.
  Она покрутилась перед медленно шагающим учителем, который увидел насекомое, остановился и повел головой, отслеживая замысловатую траекторию движения. И даже рука у него плавно стала подниматься. Со стороны было понятно, что он хочет поймать или сбить муху. Но та, осторожная, отлетела подальше, покрутилась над учительской партой и села на верхнюю грань монитора.
  - А что обязательно наказывать? - Вступился за пацана другой, имевший с Дмитрием хорошие отношения. Он задавал вопросы с улыбкой, и с явным подтекстом: "Прости дурака". - Вы что, всех наказываете? Муху вон накажите...
  Дмитрий отвлекся от выслеживания мухи. Демонстративно повернул голову к парню и дослушал. Так же молча отвернулся и продолжил свое занятие.
  Ничего не подозревающая, но крайне осторожная по своей природе муха отрывисто ползла по серой грани. Дмитрий медленно приблизился к столу и следил за ней, занося ладонь, сложенную в форме лодочки. А класс следил за ним.
  Конечно, он рисковал. Случись так, что попытка уйдет вхолостую, а муха продолжит полет и... Но об этом не думалось. Как будто бы кто-то со стороны двигал намерением и рукой, отодвинув самого Дмитрия в сторону. В конце концов, сколько раз дома он ловил и даже сбивал мух в полете ударом кулака или ладони. И то - в обычных условиях. Которые не чета нынешним, сулящим неприятности в случае неудачи и тем самым выжимающим адреналин из надпочечников. А значит шансов сейчас - больше.
  Приблизив ладонь на минимально краткую дистанцию - сантиметров двадцать - учитель дернулся всем телом, придавая руке ускорение. Сжал "лодочку" в кулак.
  Муху он не чувствовал. Но знал, что она внутри.
  Пацаны глядели на представление едва ли не с открытыми ртами.
  Поднеся кулак к груди, Дмитрий тщательно растер содержимое, стараясь при этом не размазать его. И подходя к парте провинившегося, остановился. Небрежно, не смотря в его сторону, бросил убитое насекомое на столешницу. И, глядя и обращаясь к "шутнику", ответил:
  - Наказана.
   Разворачиваясь, чтобы пройти на свое место, краем глаза заметил, что муха лежит на раскрытой тетради непослушного пацана...
  Практика максимально закрепляла теорию. Если в теории изучались принципы маскировки, то на практике группа выходила на улицу и отрабатывала эти принципы. Вполне серьезно подыскивая место для маскировки огневой точки или автомобиля. И не только подыскивая, но и, по возможности, маскируя бойцов. И так далее и тому подобное.
  Кроме того, в практику входила и строевая, и огневая, и спортивная подготовка.
  - Становись! - Орал Дмитрий. - Равняйсь! Вольно! Разминочный бег - километр! На пра-во! Бегом марш!
  И они бежали. Нехотя, с большим удивлением, но бежали. Не привыкли пацаны заниматься физической культурой, занимаясь на уроках чем угодно, только не самими уроками.
  Многие отставали, не пробежав и половины. Медленно тащились шагом, по нескольку раз обгоняемые бегущим строем.
  Но вот километр был натоптан на беговой дорожке школьного поля.
  - Становись! - Опять орал Дмитрий.
  Пацаны становились.
  - Круговые вращения головой! По часовой стрелке! Начи-най!
  И они начинали. Но не все...
  - Закончили! Упор лежа принять! Отжимания на счет! Десять раз! И-и раз!
  Два!
  Три!
  Три!
  - Дмитрий Николаевич?! - Не выдержал Николай. - Почему не четыре?!
  - Потому что не все сделали "три".
  - Б...яяя! - Рычал Николай, но после этого замолкал и продолжал упражнение.
  И так повторялось и с отжиманиями, и с подтягиваниями, и со всеми другими упражнениями.
  Наконец Николай опять не выдержал.
  - Легко тебе... вам... командовать!
  - Легко? - Дмитрий не растерялся. Он видел крайнее нежелание одних, упрямый саботаж других. Ожидал подобного поворота. Глупо было бы рассчитывать на беспрекословное подчинение тех, кто до этого не делал ничего. Ожиревших или дистрофичных, но таких наглых, самоуверенных и привыкших к безнаказанности пацанов. Ожидал и был готов.
  - Ну конечно!
  - А ты иди и попробуй. Командуй!
  - Я? - Улыбнулся Колян.
  - Чего, штаны намочил сразу?
  - Нет! Давай!
  Он вышел из строя. А Дмитрий, пока Колян подходил к нему, объяснил:
  - Командует Николай. Что делать он уже знает. Если не обосрется, будет... "замком" взвода. Начинай! - Перевел взгляд на пацана.
  - Э... Ну это... Бегом марш.
  Кто-то повернулся, готовясь побежать, кто-то не двинулся с места, посмеиваясь и улыбаясь. По строю прошло шевеление, наметился бардак и разговоры.
  - Ну и чего? Что за блеяние? Где командный голос? Где точные указания: куда бежать, с какой скоростью, на какой дистанции? Яйца в кулак возьми и командуй!
  Колян среди десятых классов числился на серьезном счету. Кроме кавказцев, с которыми он дружил, никто не хотел с ним спорить. Не то, чтобы боялись, - тот же Гоша и Алик не боялись, - но связываться не желали. Собравшись с силами и мыслями, он заорал, выдавая четкие указания. Дело пошло...
  Дмитрий отошел в тенёк, присел на покрышку. Наслаждаясь тем, как процесс идет без него. Но вот первый сбой. Один из пацанов - здоровый, но толстый, стоящий в самом низу иерархии - шел в строю, но отказывался выполнять упражнение. Смотря на него, еще несколько человек последовали заразительному примеру. Колян растерялся, поглядывая на учителя исподволь, когда пацаны не видели.
  Дмитрий засмеялся и пожал плечами. Дескать "ты командир, тебе и карты в руки, доказывай". После этого, подчиняясь неожиданному импульсу, он закрыл глаза ладонью и демонстративно отвернулся. И более того, не ограничиваясь этим, встал и побрел "прогуляться".
  Тут уж Колян не растерялся.
  - Подтянуться! Слышь! Подтянуться я тебе сказал!
  Тот, к кому он обращался, не желал выполнять приказ. Тогда Колян подбежал к пацану и спросил:
  - ...ули тебе не ясно ...ука?! Ты чего тут, лучше других?!
  - А чего ты орешь? - Не агрессивно, побаиваясь "замка", но все-таки упрямо ответил здоровяк-толстяк.
  - ...ля! Коля! - Прокричал из строя тот парень, который когда-то неудачно чихнул на сестру Магомадовых. - Что ты с ним разговариваешь?
  Его раздражало то, что происходит на разминке. Но больше всего он хотел показать свою значимость. То, что он подчиняется товарищу по необходимости, а не по внутреннему желанию.
  Да и на самом деле этот парень превосходил Колю и в уверенности, и в физическом развитии. Считалось, что на иерархической пацанской "лестнице" он ниже Николая. Но все понимали, что причиной такого неестественного положения дел была дружба последнего с кавказцами.
  Колян понял, что сдает позиции. Подскочил еще ближе к здоровяку, состряпал страшную рожу и отвесил сильного пинка по влажной от пота заднице.
  - Чё ты еще не понял?! Быстро!! Упор лежа принять! Остальные смотрят!
  Пацан упал на "четыре мосла", медленно встал в "упор лежа". Кое-как отжался десять раз.
  - Встать! - Продолжал "строить" Колян. - Взвод! На пра-во! Легким бегом марш!
  Дмитрий посматривал на всё это искоса, делая вид, что очень заинтересован свежими березовыми листочками и улыбаясь.
  Таким образом и вошла в верные рамки разминка. После этого случая никто не отказывался от выполнения упражнений, Николай не прибегал к суровым мерам, а Дмитрий размышлял о высоких материях, глядя на всё со стороны.
  И вот неделя пролетела. Основная программа сборов была отработана на совесть. Оставалось два дня, один из которых отводился на принятие внутреннего зачёта, а второй на поездку в воинскую часть. Они оба должны были доставить пацанам незабываемые впечатления и яркие эмоции. Для того чтобы выполнить такие установки, Дмитрий готовился оба выходных дня...
  Первое упражнение выполнялось в парах.
  Один пацан стоял со страйкбольным автоматом в руках. Выстрелы производились за счет поршня, приводимого в действие мощным аккумулятором, скрытым в прикладе автомата. Два таких автомата и четыре аккумулятора учитель принес в школу из дома. И если запасной автомат был самой обычной, "стоковой" комплектации, то основной являлся "тюнингованным" аналогом. Основные детали и механизмы, отвечающие за начальную скорость полета мелкого пластмассового шарика, были "разогнаны". Таким образом автомат выдавал большую прицельную дальность стрельбы. Она достигала ста метров.
  Второй пацан был одет в камуфляжный костюм, коих в школе было аж двенадцать комплектов, закупленных непонятно зачем. Под костюмом на нём был надет комплект спортивной формы. На голове маска, защищающая голову, а на глазах специальные очки. За спиной - железный массогабаритный макет АК-47, крайне тяжело "убивающийся". На поясе, закрепленный на армейском ремне, чехол с противогазом. На спине - рюкзак с имитацией необходимых вещей.
  Таким образом, травмоопасность снижалась до минимальных значений, хотя попадание пульки даже в таком случае было болезненным и оставляло легкий кровоподтек. А внешний вид бойца получался достаточно внушительным. Таким, что перед началом прохождения зачетной полосы и этот, и все последующие пацаны просили друзей фотографировать их на телефоны.
  - Ну что, готов?! - Прокричал Дмитрий, стоя около "стрелка". На расстоянии ста метров от снаряженного бойца.
  - Готов! - Ответил тот.
  "Стрелок" стоял с завязанными глазами и с автоматом в руках. Стрелять он должен был в бойца. Для того, чтобы имитировать внезапность появления бегущего через "открытую местность" бойца, "стрелка" предполагалось закрутить вокруг своей оси. Сбив ему ориентацию таким образом. И заставив спешно определять направление стрельбы и цель после того, как глаза будут открыты.
  Дмитрий начал вращать "стрелка", удерживающего автомат стволом вниз. После пяти оборотов остановил, сорвал повязку, одновременно выкрикивая бойцу:
  - Пошел!
  Пацан побежал. Настолько быстро, насколько позволяла висящая амуниция, трясущаяся и колотящая тело при каждом шаге. Пробежать нужно было около семидесяти метров, после чего поле кончалось, и начиналась асфальтированная дорожка, огражденная с обеих сторон бордюрами примерно двадцатисантиметровой высоты.
  Предполагалось, что застигнутый врасплох "стрелок" должен пристреляться перед тем, как начнет бить точно в цель. На это он затратит примерно столько времени, сколько понадобится бойцу, для укрытия за бордюрами. То есть, по-хорошему "стрелок" не должен был прицельно поразить бойца во время бега...
  Быстрые повороты головы, моментальная оценка ситуации. Стрелок сориентировал свое тело, одновременно вскидывая автомат, прицелился по бегущему и нажал спусковой крючок.
  Все зрители, коих было неожиданно много, стояли в безопасной зоне, дальше которой их не пускали специально выделенные для этого пацаны. Ребятам было интересно, они уже не один раз подходили к Дмитрию, спрашиваясь поучаствовать в сдаче зачета. Всех их учитель отправлял на уроки, так как они наглым образом прогуливали. Но на данный момент это было не его проблемой, а делом классных руководителей и учителей-предметников.
  Вообще, надо сказать, что и окна этажей средней и старшей школы были забиты зрителями, среди коих можно было запросто рассмотреть и учителей.
  Было видно, как летят пульки из автомата. "Стрелок" не попадал. Но вот короткие очереди - всё по недавно усвоенной науке - стали ложиться всё ближе к бегущему. Одна из них даже зацепила мотыляющийся рюкзак. Казалось, что в следующий миг будет поражен и он сам, но... Боец плюхнулся за бордюр. На предусмотрительно уложенные там тонкие маты-татами из спортивного зала. Это дальше ему придется ползти по-пластунски по асфальту, а тут, для исключения травм, лежала подстилка.
  Бой вступил в затяжную фазу. Стрелок сделал несколько выстрелов, пристрелявшись и запросто попадая по торчащему из-за укрытия рюкзаку. Но вскоре понял всю бесперспективность такого поведения и затаился, удерживая бойца под прицелом. Тот в свою очередь отдышался и медленно двинулся вперед, стараясь не отрывать таза от земли и на сантиметр. Потому что как только он допускал ошибку, стрелок тут же запускал короткую очередь по показавшейся части тела. Чем приводил в восторг публику и заставлял бойца испытывать довольно болезненные ощущения. А та часть шариков, которая не попадала в цель, билась о препятствие, противно щелкая и щекоча нервы.
  Но вот боец успешно добрался до назначенной точки. С этого момента, по условиям игры, стрелок не имел права бить по нему. А вот сам боец, достигнув укрытия, начинал прикрывать своего напарника, стартующего следом по тому же маршруту. Однако в силу того, что основной страйкбольный автомат был в единственном числе, а массогабаритным макетом можно было воевать только как дубинкой, он не стрелял.
  Для того чтобы "насыпать перцу" стрелку, Дмитрий давал пока свободным пацанам по две петарды и одной небольшой дымовой шашке. По команде Дмитрия всё повторялось, с той лишь разницей, что теперь под ноги стрелку летели петарды и дымовухи.
  Дальше стрелок перебегал и готовился к "забегу", вставая на место бойца. А вот для пробежавших бойцов все только начиналось. Они переходили к следующему этапу.
  Бег пятьсот метров в полном - насколько это возможно - снаряжении, с надетым противогазом. При этом если один из бойцов отставал от напарника, тот, по условиям, должен был либо снижать скорость, либо забирать на себя часть груза товарища. Финишировать они должны были вместе. Общее время фиксировалось и записывалось. А пары составлялись случайным образом, дабы исключить любую заинтересованность.
  После тяжкой половины километра бойцы выходили к следующему этапу, где им разрешалось снять противогаз.
  Этап обязывал их вытащить из ведерка билет с задачей по оказанию первой медицинской помощи пострадавшему. В билете описывался конкретный случай с травмой, ранением или поражением боевыми отравляющими веществами, указывалось время, в течение которого необходимо оказать помощь и предписывалось доставить раненого в "медпункт" оптимальным образом. Ведь не всякого можно было нести на руках и, наоборот, не всякого было целесообразно укладывать на носилки, теряя драгоценное время. Все эти знания были даны пацанам на теоретической части сборов.
  А вот дальше пары распадались, и бойцы действовали самостоятельно. Каждый из них подбегал к Алексею - физруку старших классов - и сдавал нормативы по подтягиванию на перекладине, отжиманию на брусьях, метанию гранаты в цель и прохождению полосы препятствий. Из полосы, к сожалению, пришлось убрать прохождение по бревну, но это было продиктовано опасениями падений. А учитывая трепетно-нежное отношение департамента образования к мальчикам- старшеклассникам и полученным ими травмам, такое падение могло закончиться увольнением по статье.
  Сдав всё перечисленное, "взбодрившись" таким образом, боец подходил к заключительному этапу.
  На территории школы имелась небольшая полянка, с растущими на ней березками. Её Дмитрий приспособил под почти настоящие "боевые действия".
  Бойцу давалось определенное нормативами время для грамотного облачения в общевойсковой защитный комплект и противогаз, которые "по совместительству" исполняли роль защиты от пластмассовых пулек. До этого Дмитрий специально лазил в пыльный подвал, вытаскивал оттуда давно просроченный противогаз и обстреливал его стекла с расстояния в десять шагов. Стекла разбивались. Не рассыпались осколками, но трескались. Именно после этой проверки было решено использовать на последнем этапе не тюнингованный, а обычный автомат, который стекол не разбивал.
  Одетый в ОЗК и противогаз боец хватал макет автомата и приступал к прохождению этапа. Ему предстояло проползти тридцать метров под прицельным огнем. Но не просто так, а выполняя перекаты после каждой очереди, и укрываясь за деревом от стрелка. Стрелком на этот раз был сам Дмитрий. Он по ощущениям бил либо перед лицом ползущего, либо за за...нице, дабы добавить острых ощущений. Дальше ждал, пока боец выполнит перекат, определит позицию стрелка, найдет укрытие и спрячется за ним. После этого, проверяя надежность укрытия, выпускал еще одну короткую очередь. Если боец прятался верно, то по дереву. И дожидался момента, когда пацан приготовится к стрельбе по нему, установив автомат и прицелившись через запотевающие стекла противогаза. Так как макет не стреляет, Дмитрий эту готовность определял визуально, видя, как щурится глаз через стекло, а приклад упирается в плечо. Зафиксировав эти признаки, учитель давал отмашку к дальнейшему движению.
  Всё это время товарищи бойцов кидали рядом с ними закупленные на деньги учителя петарды. От безобидных, до самых громких. От простых звуковых, до тех, что имели разные визуальные эффекты. На каждого бойца их было закуплено по шесть одинаковых штук, что очевидным образом, поднимало эффектность этапа...
  Колян вышел к завершающему этапу одним из первых. Быстро и правильно надел ОЗК. Он вообще тут и сейчас делал все быстро и правильно. Ему нравилось ощущать свою значимость, свою состоятельность в чем-то таком, что имеет понимание и признание у остальных. Нравилось, может быть, в первый раз в жизни, добиваться чего-то самостоятельно. Без любой опоры, порой такой ненавистной, что даже ненавидимой.
  Дмитрий смотрел на Николая, стараясь, чтобы парень не заметил его внимания.
  Что там взрослые! Из десяти взрослых, дай Бог, остался человеком хотя бы один. Да и тот забит и забыт, деморализован, спивается на окраинах тысяча первого разваленного советского завода. Нет! Не на взрослых должна делать ставку Жизнь. Совсем не на них, таких "состоятельных" и "опытных". Вот на этих ребят и девчат. На тех, которые еще не вкусили сполна пожирающей её Смерти. Только они способны дать Бой.
  Им для этого нужно не многое. Справедливость, тот, кто знает к ней путь и Флаг. И тогда отступит любой враг!
  Потому что они по-настоящему боятся всего лишь одного.
  Одиночества.
  Всё остальное - непонимание, несправедливость, ложь, - является лишь ступенями вниз, к нему.
  И до тех пор, пока они боятся одиночества, над ними не властна даже Смерть. Они, может быть не "легко" и не "просто", но перешагнут даже Её, поднимаясь по лестнице Духа.
  Вот тот метал, пригодный для будущего меча. Пока он еще не остыл, не потерял своих свойств. Пока не приучили "взрослые" к Одиночеству. Не показали своим примером, как можно быть "личностью".
  Надев противогаз и затянув резиновый капюшон, Колян взял автомат наизготовку и опустился на травку. Пополз к ближайшему дереву. Он прекрасно помнил, что пересекать открытое пространство нужно от прикрытия к прикрытию, по минимальной траектории.
  Разрыв справа! Колян вздрогнул, но движения не прекратил. "Пока в тебя не попадают, ползи к укрытию" - правило!
  Дмитрий сделал несколько прыжков, выбирая позицию. Вскинул автомат, коротко прицелился и пустил несколько пулек перед лицом Николая. Пацан испугался, тут же вжавшись в землю. Но быстро опомнился, поднял голову и мгновенно перекатился в левую сторону. Так, чтобы стрелок оказался подальше, а примеченное дерево поближе. Пополз к совсем уже близкому стволу.
  Но Дмитрий не хотел отпускать пацана просто так. Поведя стволом, выпустил короткую очередь по обтянутой мешковатым костюмом заднице. Это только придало ускорения пацану и вскоре он оказался за спасительным стволом. Одновременно вращая головой в поисках стрелка и ориентируя тело так, чтобы уменьшить площадь поражения.
  Нашел.
  Установил автомат, не обращая внимания на отлетающие от ствола березы шарики, вжался в его приклад плечом и приник головой.
  Их взгляды, вылетев из прицелов, встретились. Только тогда Дмитрий махнул рукой: "Продолжай движение".
  Все повторилось еще несколько раз. Только всякий следующий раз учитель менял позицию, оказываясь то впереди, то сбоку, то сзади ползущего Николая. Заставляя его всякий раз оценивать ситуацию и выбирать подходящее укрытие.
  Пацаны по очереди кидали в ползущего петарды. Было дело, что мощная "черная смерть" упала в каких-то десятках сантиметров от головы Николая. Увидев ее, пацан вжался в землю. Причем сделал это так, что вместе с ним испугался и Дмитрий. Но прогремел взрыв и Колян пополз дальше, не обращая внимания на дымящиеся кусочки разорванного корпуса.
  Закончив этот этап, он сел, не имея сил подняться. Первым делом стащил противогаз и утер заливающий счастливые глаза пот...
  Ребята были в восторге. Как участники, так и зрители.
  Они подвывали, свистели и смеялись, советовали и ругались, переживали за своих товарищей.
  Участники поняли, почему автомат нужно носить так, а не иначе. Отчего ОЗК завязывается таким образом, а не по-другому. Зачем знать не один, а несколько способов транспортировки раненого и многое-многое другое. Ведь цепляющаяся за корешки неверно завязанная лямка ОЗК стягивает с поясницы резиновые штаны. А в оголенное "мягкое место" летит жалящий кусочек пластмассы. Оно, знаете, лучше доходит до головы таким образом.
  Уже прошло построение. Было объявлено время сборов для поездки в воинскую часть к желанным стрельбам из боевого оружия. Но пацаны всё не расходились, обмениваясь мнениями, делясь фотографиями и расхаживая перед поправляющими прически девочками.
  А Дмитрий с Алексеем собирал свои вещи, заносил в школу лавочки и снаряжение. И думал. О том, что эти пацаны теперь принадлежат ему "с потрохами". И что в одиннадцатом классе, на следующий год...
  Впрочем, следующего года не будет.
  
  Его класс закончил четверть и год в целом хорошо.
  Дмитрий не зазнавался, понимая, что может быть не объективным и привлекая к оценке все свои критические способности. Но дети на самом деле закончили неплохо. Как минимум, на том же уровне, на котором находились в начале года. А это, для понимающих людей, значило многое.
  Дело в том, что в данном возрасте подавляющее число ребят скатывается. Даже многие "хорошие детки" в той или иной мере бросают учиться. У них появляются иные кроме учебы интересы. Хотя, таким образом видят ситуацию неопытные взрослые. На самом же деле у детей просто появляется смелость отстаивать свое мнение и позицию, после чего они "забивают" на наставления учителей и родителей. Которые в свое время не поработали с этими мнением и позицией.
  Именно это обстоятельство поднимало стоимость сохраненного общего уровня.
  Кроме того, к концу года редко кто приходил на уроки по физической культуре без формы. И уж вообще никто не считал такое действие входящим в "статус-кво". Очень редко они стали опаздывать на уроки, являясь чуть ли не единственным классом старшей школы, который можно было в полном или почти полном - ох уж этот Саид - составе увидеть с утра.
  Полностью побороть телефоны на уроках Дмитрию так и не удалось. Но удалось значительно снизить их влияние на урок. Более того, становясь старше и самостоятельнее, ребята, как это ни странно, все менее остро реагировали на требования учителей убрать мешающие девайсы. Это Дмитрий тоже смело ставил в ряд своих заслуг.
  Что касается успеваемости, то она, как уже говорилось, как минимум осталась на прежнем уровне. Что само по себе было хорошо. А если не сильно потеть, скрывая от себя свои же заслуги, то можно было заметить и некоторый ее рост. Анисия, например, в этом году стала почти круглой отличницей, имея всего одну четверку по алгебре. Почти догнали её Гуля и Настя, не дотягивая всего лишь по две высшие отметки. Сократила количество троек Лера.
  С Костей у Дмитрия тоже наладились отношения. Настолько, что классному руководителю удалось уговорить его наступить на горло своей гордости и пересдать на четверку английский язык. Костя, имея много пятерок, получил по этому уроку единственную тройку.
  Хорошая работа!
  Думая об этом, Дмитрий улыбался.
  Но постепенно мысли вернулись в обычное проблемное русло.
  Для такой работы, для работы более или менее успешной, учитель не должен быть перегружен уроками и другими обязанностями. У него должно быть строго определенное их количество. Только в таком случае, он сможет делать свое дело качественно и с душой. Если будет хотеть. Само собой разумеется, что за это ему еще и платить нужно. Такие деньги, которых будет достаточно для жизни. Или хотя бы такие, которые не будут позорными в обществе.
  Можно, конечно, быть каким-нибудь Исааком Калиной, новомодным "эффективным управленцем". Сокращая учителей, наваливать на оставшихся огромную массу обязанностей, повышая, таким образом, их зарплату. Но это всё равно что... А хотя! Все всё и так прекрасно понимают.
  Дмитрий обошел резвящуюся на улице мелюзгу. Подошел к приветливо улыбающейся Ольге Анатольевне.
  - Здравствуйте Ольга Анатольевна.
  - Здра-авствуйте Дмитрий Николаевич! - Женщина передала игрушку мальчугану и повернулась к учителю. Она еще не вышла из образа друга и товарища для первоклашки, поэтому и говорила со специфическими интонациями.
  - Да вот, работа почти закончилась, я и вышел воздухом подышать. Погода-то замечательная.
  - Это да, Дмитрий Николаевич. Хорошая весна. Почти лето.
  - Ольга Анатольевна, - Дмитрий поменял тон разговора с дежурно-вежливого на заинтересованный, - вам интересно с ними? Ну, с маленькими? Я вот сколько думал и даже иногда приходилось пробовать - не понравилось. Не понимают они ещё ничего, не интересно с ними.
  - Ой! Вам это только кажется! Они же замечательные! Я уверена, что если вы проведете с ними несколько дней, то и уходить не захотите. Взрослые они что... Самостоятельные уже, резкие, жесткие или даже жестокие. А эти милые и добрые. И что вы в них вложите, то и будет потом их по жизни вести.
  - Ну, понимать-то я понимаю, а вот желания как-то не испытываю. - Улыбнулся Дмитрий.
  - На самом деле в этом нет ничего странного. У каждого к своему делу душа лежит. Главное, чтобы вообще к чему-нибудь лежала.
  - Ну да. Это точно. Я смотрю, вам тоже нравится гулять? Я частенько выхожу побродить.
  - Да как вам сказать? Иной раз и не пошла бы, да как же им откажешь? - Она улыбнулась.
  Дмитрий замешкался, обдумывая смысл сказанного.
  - То есть вы не по своему желанию выходите?
  - Дмитрий Николаевич, вы представьте, что перед прогулкой их каждого нужно собрать. Одеть, обуть, отвлечь от того, чем они занимаются. У нас же продленка сейчас, и они играются, увлечены.
  На прогулке за ними надо следить, чтобы никто не поранился, не подрался, не залез куда не следует. А потом еще и раздеть-разуть. Это не просто, Дмитрий Николаевич.
  И на самом деле, во время беседы Ольга Анатольевна мало смотрела на Дмитрия. В основном на кружащую на площадке мелюзгу.
  - Ага! Я так понимаю, именно поэтому других учителей редко тут встретишь?
  - Ой! Наступили на больную мозоль. Хотя я бы не сказала, что так уж прям никто и не гуляет. Еще пара учителей регулярно выходит.
  Ольга Анатольевна являлась завучем младших классов и одновременно с этим, что необычно для современности, пережевала за свое дело. Потому и зацепил её вопрос.
  - А остальные?
  - Дмитрий Николаевич! А как у вас там? - Спросила она, имея в виду среднюю и старшую школу. - Все учителя нормально свою работу делают? Вот так и у нас. Я с ними ругаюсь, заставляю их. Но тут если желания нет, то никакие угрозы не помогут. Только плохой станешь и всё... Саша! Сашенька, ну отдай ей мячик! Ты же мужчина, а она девочка. Девочкам надо уступать...
  Женщина отошла от заместителя директора на несколько минут, помогая детям поделить мяч.
  Дмитрий не стал дожидаться её на прежнем месте, подошел поближе.
  - Извините Дмитрий Николаевич, видите, постоянно нужно наше внимание.
  - Я понимаю. Знаете, если бы не вы, не уверен, что я бы справился с Саидом. Чувствуется в нем что-то доброе и мягкое. Само по себе оно бы не появилось.
  - Спасибо Дмитрий Николаевич. Отпираться не буду. Действительно вложила в него много с малых лет. Очень хороший мальчик. Удивляюсь, как с ним языка не находят... Только Дмитрий Николаевич... Вы же не просто так ко мне пришли, верно? Вы же поговорить хотите? У нас сейчас люди не слушают друг друга. И кстати дети это очень болезненно переносят. Так что вы не стесняйтесь, говорите.
  Дмитрий улыбнулся.
  - Да чего там... Пришел сказать, что увольняться буду.
  Ольга Анатольевна вздохнула.
  - Я знаю, Дмитрий Николаевич. И отговаривать вас не стану. Не потому, что считаю, что вы поступаете правильно, а потому что уже более-менее знаю вас. Вы же не для того это говорите, чтобы вас переубедили.
  - Верно. - Согласился мужчина.
  - Только я всё равно скажу, что неправильно это. Вы очень много сделали уже и ещё больше бы сделали в будущем.
  - Вы не всё знаете, наверное, Ольга Анатольевна.
  - А вы расскажите.
  Дмитрий подробно рассказал учительнице о той беде, которая стряслась с подставленным мальчуганом. Помолчали.
  - Да. Не знала таких подробностей. Но теперь вас понимаю. И всё равно не считаю, что вы поступаете правильно.
  - Ну как же, Ольга Анатольевна...
  - А вот так. Понимаете, в силу возраста вы смотрите на вещи достаточно просто и прямо. И не замечаете многих нюансов. У вас не получилось, вам тяжело. И вы решили, что нельзя тут оставаться. Но вы не учли того, что одним своим присутствием тут вы перевоспитываете много людей. Взрослых людей, Дмитрий Николаевич.
  - Да перестаньте...
  - Нет Дмитрий Николаевич. Не перебивайте меня. Я старше и в чём-то опытнее.
  Понимаете, люди смотрят на вас и видят поступки, от которых они давно отвыкли. Может быть, даже забыли. И считают, что сейчас нельзя так жить. Они привыкают к другому поведению, не человеческому. Но тут появляетесь вы и разрушаете этот морок. У людей появляется надежда, но вы, столкнувшись с трудностью, уходите. Как вы думаете, что будет с этими людьми?
  Дмитрий молчал. Ему хотелось возразить учительнице. Сказать, что всё обстоит далеко не так, как она рисует. Но он понимал, что его возражения не будут приняты. Да и, честно говоря, была в её словах доля правды.
  - Знаете, вы, наверное, не поверите мне, но я вижу, как Татьяна Егоровна меняется. Пусть потихоньку, но она перевоспитывается.
  - Ну нет, Ольга Анатольевна! С этим я уж точно согласиться не могу.
  - А это не обязательно. Я вам говорю о своих наблюдениях. Вы можете верить или не верить опытной женщине.
  Помолчали.
  - Петр Петрович тоже увольняется.
  - И об этом я знаю. Не буду говорить, что жалею - вы слышали о наших отношениях - но для дела это плохо. Как бы там ни было, а дети его любят. И это самый главный показатель в нашей работе. Но там же дело в деньгах... Сложно его винить.
  - Ну, мне тоже значительно урезали зарплату. Однако я не из-за денег ухожу. - Чуть обиженно вставил Дмитрий.
  - У всех разная ситуация, Дмитрий Николаевич. Вы можете себе это позволить и, наверное, было бы преступлением, если бы вы не использовали свое преимущество. А кто-то не может...
  Так она это сказала, что Дмитрию показалось, будто бы говорит о себе. И точно. Следующие слова подтвердили его подозрения.
  - Я же квартиру купила на "вторжилье". Вы думаете, почему я намного раньше других приезжаю? Думаете, тетка с тараканами в голове, да? - Она улыбнулась. - На самом деле я не меньше других хочу спать, и мне так же нравится бывать дома, хоть Господь и не дал семьи.
  Её глаза стали глубокими до бездонности, а голос грустным.
  - Кстати, тут недавно слушала по телевизору выступление какого-то чиновника. Он говорил о том, что учителям, не имеющим своих детей, нужно запрещать работать в школе. Знаете, это большая глупость. У меня нет детей, но вы не представляете, как я люблю вот этих. - Она посмотрела на суетившуюся вокруг малышню. - Но это мои личные беды. Я вам начала говорить о другом.
  Приезжаю я так рано, потому что у меня больные ноги. Я не могу долго стоять. Мне нужно или ходить или сидеть. А если ехать вовремя, то попадаешь на час пик в электричке и нужно стоять два часа. Вот и вся причина.
  А купить квартиру ближе я не могу - не хватает денег. И так пришлось брать самый дешевый вариант и расплачиваться теперь очень долго.
  Скажите, как мне в этой ситуации ссориться с ней?
  - Я понимаю Ольга Анатольевна.
  - Понимаете. Понимаете всё очень хорошо. Я думаю, даже больше многих других, если сами решили увольняться. И именно поэтому я вас не виню. Только и вы не вините людей. Помните, как в Библии: "Не суди и не судим будешь".
  Дмитрий только тяжело вздохнул.
  - А знаете, Дмитрий Николаевич? Я же в молодости была идейным октябрёнком, пионером. Вот таким как вы, примерно. И смотрела на то, как всё это угасает...
  Дмитрий с интересом смотрел на собеседницу, но продолжать она не стала. Оборвала фразу, помолчала и резко сменила тему.
  - Вашей Гуле, кстати, по черчению поставили хорошую отметку. Я не хвастаюсь, но приложила к этому руку.
  У тьютора и учителя по черчению Надежды Сергеевны и Гули были проблемы. Поссорились они после того, как Надежда Сергеевна что-то обсуждала с учителем литературы на перемене. При этом Гуля с подругами стояла рядом и, по её уверениям, слышала, что обсуждали учителя именно её. Её внешний вид, её манеру вести себя и то, что всё это не соответствует общепринятым понятиям о кавказском воспитании.
  Услышав и поняв, о чём говорят взрослые, Гуля не стала молчать. Она подошла к ним и сказала, что обсуждать третьего человека за его спиной противно. Учителя, естественно, стали отрицать все обвинения.
  Между ними обеими и Гулей и без того были весьма натянутые отношения, а в этот момент всё вспыхнуло будто сухой хворост.
  Поэтому, когда Гуля пришла к Надежде Сергеевне сдавать долги по черчению, следуя предварительной договоренности, та ей отказала.
  - Как так, Надежда Сергеевна, мы же договаривались, что я могу сдать работы сегодня? - Возмутилась девочка.
  - Я передумала Гуля. Ты не училась весь год, а теперь хочешь, чтобы все бегали у тебя на поводу. У меня тоже есть дела. Приходи в понедельник.
  - Но я же объясняла вам, что завтра мы уезжаем всей семьей! Я не смогу прийти в понедельник!
  - Значит, у тебя будет тройка!
  Дмитрий знал всю эту историю. Всё на самом деле обстояло именно так. Его "помощница" отнекиваться не стала. Более того! Она признавала, что нарушила договор после недавней ссоры, в которой девочка "Совсем охамела! Влезла в наш разговор и стала нас обвинять!".
  Дмитрий сильно подозревал, что две женщины действительно обсуждали Гулю, которую недолюбливала каждая. Мягко говоря. Верил, что ни сама девчонка, ни её подружки, утверждающие, что тоже всё слышали, врать не станут. А кроме того, был уверен, что договор нужно соблюдать. Тем более, если от него зависит успеваемость твоей же ученицы. И дважды тем более, если от этого зависит ее воспитание.
  Ведь что уяснила для себя девочка из такого учительского поступка?! Вопрос риторический.
  Дмитрий много "копий сломал" об эту проблему, пытаясь заставить Надежду Сергеевну сначала соблюдать договор, а потом просто поставить девочке четверку. В конце концов, работы она действительно выполнила, в чём он убедился лично. Но женщина не отступала. Откуда у неё взялась такая принципиальность в споре с Дмитрием? Не иначе как из уверенности в его скором увольнении.
  В итоге он плюнул на неё и успокоил девочку. Пообещал объяснить её маме, на которую имел сильное влияние, все обстоятельства ссоры. Добился обещания не раздувать ссору в девятом классе и с легким сердцем отправил красавицу на каникулы...
  - Я знаю Ольга Анатольевна. Наслышан. - Дмитрий широко улыбнулся. - Просто не успел вас поблагодарить.
  - А я не ради благодарности это делала. - Ответила женщина. - Просто если можешь, то обязан бороться с несправедливостью. Учитель не должен делать так, как сделала эта девчонка. Я думала, что вы не знаете, хотела порадовать, что хоть как-то смогла помочь.
  - Спасибо большое Ольга Анатольевна. Я уже написал Гуле в ватсапе, кому она обязана четверкой.
  На последнем педсовете Ольга Анатольевна встала и попросила слова. Кратко рассказала о случившемся, не назвав имен испуганно молчавших учителей. Закончила свой рассказ ультиматумом. Либо учитель поставит девочке ту отметку, которую она заслужила, либо Ольга Анатольевна назовет имена и поставит вопрос о моральном облике педагога.
  Заслуженный учитель России, завуч младших классов с опытом работы более двух десятков лет, женщина со сложной судьбой, она пользовалась серьезным авторитетом в школе. Естественно, что перепуганная Надежда Сергеевна выполнила её требование сразу же после совета...
  Они проговорили еще десяток минут. Пока Ольга Анатольевна гуляла со своим классом. Разговор был, что называется, "по душам". В нём были теплые улыбки, понимание и сочувствие. Но, несмотря на всё это, Дмитрий чувствовал горечь.
  Помощь Ольги Анатольевны с оценкой для Гули была оправданием, как и её откровения о своей судьбе. За то, что сама она не командир, а всего лишь боец. За то, что после поражения командира, она капитулировала так же, как и другие.
  Горечь от того, что всё это лишний раз демонстрировало степень и размах его личного поражения.
  Дмитрий смотрел на заходящих в двери запасного выхода детей, на Ольгу Анатольевну, следившую за порядком. И ощущал горечь.
  Она, в пику ярко искрившему солнышку, имела запах сырости.
  
  Шли последние дни работы в школе.
  В здании было пусто. Учителя, само собой, разошлись по отпускам. Должна бы остаться администрация, но и она разбежалась. Отпустила директриса свою свиту на поправку нервов. Уехала и сама, заключив с Дмитрием последний договор. Попросила его исполнять обязанности директора на время её отпуска. И не волновало её ничего, кроме предстоящего отдыха. Ни ремонт на пять миллионов, ни новое школьное поле с системой дренажа ни то, что всё это находилось под явной опасностью разворовывания чиновниками всех мастей. Начиная от департамента образования и заканчивая строительными "шишками" среднего разлива. Волновала её только недавно купленная квартира в Черногории. Имевшая, по слухам, вид на море и расположенная на склоне высокого, поросшего зеленью холма.
  Дмитрий не стал артачиться. Выторговал лишь официальную зарплату за добавочную нагрузку. Ведь за те недели, которые он хозяйствовал, они с Петром Петровичем (он тоже дорабатывал крайние деньки) постарались удержать в ремонте максимальное количество денег. Хоть не будет Петруха тренировать на этом поле своих орлов, но, так же как Дмитрий хотел он оставить после себя как можно больше нужного и полезного.
  А Дмитрий думал.
  На дворе стоял очередной экономический кризис. Или, что вернее, перманентный кризис обострился в очередной раз, выгребая монету из карманов простых людей руками чиновников и "экономистов".
  У Дмитрия были накопления. К ним можно смело прибавлять расчет, который ему выдадут через пару дней. Всего вместе хватит примерно на три месяца скромной жизни. За это время нужно успеть найти новую работу. А вот с этим было сложно. Работы не было. Весть эта жила в обществе своей, тревожно-панической жизнью. Теперь с ней на практике познакомился и учитель.
  Можно было, конечно, отозвать свое заявление. Остаться до лучших времен. Но сделать так не позволяла гордость. Да еще... Долг.
  И если живые ничего от него не ждали и не требовали, то совсем по-другому обстояло дело с мёртвыми.
  
  
  
  Мы живём на отцовской земле!
  Внуки Сварога, славные дети!
  И летит на крылатом коне
  Русь в далёкие тысячелетья!
  И летит на крылатом коне
  Русь в далёкие тысячелетья!
  
  
  
  
   Никола Емелин, "Русь".
  
  Предки. Они не жалели своих жизней для тех, кто живет сейчас. И теперь, пока молча, ждали от живых того же.
  Собирали по кусочкам Русь, присоединяли, брали под свою защиту многие земли, объединялись с другими народами. Строили, лечили, воевали, разрабатывали, возводили, учили!
  Клали свои сияющие жизни на единый, общий для всех времен алтарь.
  Для того чтобы на крылатом коне летела в далекие тысячелетья Родина.
  И вот сейчас, когда саму возможность такого полета тлей пожирает темная мразь, Дмитрий будет думать о своем комфорте? О том, как потеплее устроить свой живот? Не примут его после этого мёртвые! Да и не в этом дело! Не сможет он после этого в глаза им посмотреть, так и будет маяться, неприкаянным в потерянных далях. Не продолжится в Их деле, руками и мечтами своих потомков.
  Дед!
  Дед, когда умер, его провожать вышло около пяти сотен человек. Дед, будучи обычным водителем "ЗиЛа", носил на руке часы, подаренные министром внутренних дел столицы одной из азиатских республик. Красивого и цветущего города, построенного силами и чаяниями советского народа.
  Деда уважали бандитские авторитеты столицы.
  Дед мог запросто перекинуть полноценное колесо "Зила" через нарощеный борт кузова.
  Дед, такой далекий, что почти сказочный - ведь это он передал через своего сына внуку книгу Тушкана об Анатолии Русакове. Не какую другую, именно эту книгу! Про Человека и Воспитателя. Про Народ. Про Родину.
  Кого предать?! Деда?!
  Или предков казаков по бабушке? Могучих людей, ходивших на медведя с рогатиной, валивших ударом кулака быка.
  Как там... где это?
  "- Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь - и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, - видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, - любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а... - сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, - так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!"
  Вот кто ему руку протянул на товарищество!
  Шило, Задорожний, Вертыхвист, Балаган, Кукубенко, Пасаренка, Тарас и Остап и многие-многие другие, и прадеды его среди них.
  Вот кто ему руку протянул!
  Променять все это, бросить, предать?!
  Нет уж. Лучше с голоду подохнуть, но сопротивляться до конца, слыша их общее:
  - "Добре, сынку! Добре!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПОСЛЕ ШКОЛЫ. ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ.
  
  Лето заканчивалось. Превращались в мечты давнишние планы относительно нового трудоустройства в школу. Но и они, вместе с теплым временем года, таяли.
  За всё это время Дмитрий был на собеседованиях несколько раз. Но всякий раз безрезультатно. Директора задавались одним и тем же вопросом: почему ты уволился с такой замечательной должности, плюнув на большие деньги? Да еще во время кризиса. И отвечали сами себе: наверное, что-то с тобой не так.
  Конечно, в чем-то они были правы.
  И если первое время Дмитрий старался найти более или менее понятные для обычного человека причины такого странного своего поступка, то потом, раз за разом получая отказы, плюнул. И говорил правду. Не сработался с директором. Почему? Потому что она брала взятки и плевала на детей. Да, не мог терпеть. Что? Позвоните? Ну хорошо, до свидания.
  Ничего нового, по большому счету.
  Пора было думать о любой, хоть какой-то работе. Сколько можно мужику сидеть дома, проедая запасы? Вот только от таких соображений было тошно. Какая работа? Продавцом? Да пусть даже паршивеньким банкиром или юристом! Пусть даже за те же деньги! Это в кого же превращаться? В овощ, работающий только затем, чтобы проесть и пропить деньги лежа на диване? А как же "проиграна битва, но не война"?
  Под эти мысли, да под равномерный стук колес в метро, Дмитрий увидел объявление.
  "Требуются машинисты электропоезда...".
  Уныло достал тетрадь и ручку, записал номер.
  Через месяц он уже сдал свой первый экзамен - в депо - и учился в учебно-производственном центре московского метрополитена. Утешаясь мыслью, что машинист метро - профессия намного более нужная и ответственная, чем банкир, юрист или менеджер.
  Учиться было тяжело. Особенно учитывая жгучую нелюбовь к механизмам, железкам и запчастям машин. Но, "терпенье и труд всё перетрут", а воля заставит их это сделать.
  За последний месяц у Дмитрия не было и часа свободного времени. Будь то будний день или выходной. Постоянно приходилось учить, чтобы не получить "неуд" на занятиях. Пара таких "неудов" и из "школы" студент вылетал, как пробка из бутылки.
  Может оно и к лучшему, - такая интенсивность - не оставалось времени на воспоминания и переживания. Электрическая схема сигнализации вагона, электропневматическая система воздухораспределителя Шавгулидзе, передача поперечных колебаний по механической подвеске вагона - до рефлексии ли тут?
  Так, ничего удивительно не было в том, что Дмитрий полностью выпал из жизни. Он перестал ходить на собрания общественно-политического движения, перестал читать книги по педагогике, смотреть фильмы и заниматься спортом.
  Когда, ужиная, бывший учитель случайно услышал в новостях о тяжелом положении ополченцев на Донбассе, эта новость ввела его в ступор. В течение следующих двадцати минут, он промониторил основную информацию по теме и узнал, что один из городов был предательски сдан теми, кто клялся стоять насмерть. Неофашисты наступали, людей в сопротивлении не хватало.
  Почему-то сразу вспомнился товарищ из движения, который уже давно уехал в ополчение.
  В следующий вторник Дмитрий пришел на собрание ячейки своего района. По завершении подошел к координатору и попросил узнать о возможности поехать в ополчение от организации. На Донбассе действовал целый отряд Сути Времени.
  Следующие три дня были крайне нервными. Пришлось объясняться со всеми близкими и родными. Они никак не хотели понимать, что бессмысленное существование ради Чрева не по нутру для него. Особенно тогда, когда горит уже фактически русская земля. Все разговоры заканчивались ссорами или скандалами. Что было совсем не удивительно - они любили его.
  Однако вскоре пришел ответ из "политцентра" - от организации помощи в отправлении на фронт и в устройстве в отряд не будет. Если Дмитрий хочет, то может ехать туда самостоятельно и искать подразделение в качестве добровольца. Это удивило.
  Получается, что ситуация не настолько тяжелая, какой её рисуют в новостях. Что, кстати, подтвердилось уже через пару недель, когда стало известно о массовом добровольном участии в боевых действиях отставных российских военных. Но тогда Дмитрий об этом не знал, и сделал вывод на основе имеющегося отказа.
  Одиночкой ехать он не собирался. Не первый год замужем. Там, где кровь и война всегда делают деньги. Попадешь не в тот отряд и пропадешь за просто так. Проданный очередным "успешным военачальником" ... так и хочется сказать "эффективным управленцем".
  Вопрос отпал сам собой, и Дмитрий спокойно продолжил учиться.
  С первыми весенними деньками пришла надежда на то, что к новому учебному году все-таки получится устроиться на работу в школу. Она очень мешала, потому как те же самые деньки приближали момент сдачи выпускного экзамена. Теплое солнышко светило призывно и зубрить статьи правил технической эксплуатации метрополитенов РФ не хотелось вовсе.
  Но собрав в кулак волю, Дмитрий прошел и этот этап. А еще через месяц, получил первую полноценную зарплату и неплохо освоился за рычагами электровоза.
  И вроде бы всё ничего, но в появившиеся свободные часы он чувствовал, как усыхает в нём жизнь. И время появилось свободное, и деньги неплохие. Вот только не было куража.
  Где-то "там", без него, шла война. Там били наших: детей, учителей, родителей. А он работал и ел. И не мог ничего сделать, и пробовал гулять. Но ничего не помогало.
  Каждый раз перед началом смены медицинский кабинет. Давление, пульс, спиртометр.
  "Осторожно двери закрываются". Несколько "баранок", грязные, в масле руки, дом.
  Так вышло, что за всё свое детство, юность и первые взрослые годы Дмитрий привык к Одиночеству. Долгое время он висел в нём беспомощно страдая, закинутый туда судьбой. И если остальные боялись Его, прячась за гамбургерами и Турциями, не способные разглядеть истиной сути, то ему "посчастливилось" познакомиться с Ним ближе. Поэтому и страх в его случае был другим. В нём не было неизвестности.
  И единственное, что позволяло не раствориться в одиноком "ничто" - это бой.
  Но бой может быть только за что-то. Он может быть "против" чего-то, но всегда "за" что-то. В первую очередь "за".
  За что может биться пленник Одиночества?
  Конечно же за людей. За свой народ, за свою Родину. За тех, кто уже отжил своё, за тех, кто живет и тех, кто только будет жить. Против ничтожности их мыслей и желаний, за то, чтобы "отковать им пламенные крылья".
  И бой этот - натуральный наркотик. Однажды ступивший на "дорогу шторма", никогда с неё не сойдет по собственной воле. Отними у человека возможность боя и он высохнет, подобно больной ветке. От бесцельности и бессмысленности существования, под палящими лучами Пустоты, принимающей облик Одиночества.
  Дмитрий сидел на амортизирующем кресле. Правая рука лежала на кране управления пневматической системой состава. На всякий случай. В основном на случай экстренного торможения, если откажет система электрических тормозов.
  Левая рука, в зависимости от показаний светофоров и цифры на специальном "спидометре", двигала другой рычаг - управляющий основной движущей силой состава. Электрическими двигателями, снимающими энергию с контактного рельса посредством специальных механизмов - токоприемников.
  Переборки круглого тоннеля проносились мимо, пропадая из видимости. Поезд ехал вперед. Вместе с ним неслось вперед около одной тысячи человек. Час пик. Полные вагоны.
  Куда едут они все? В какую пропасть?
  "Ведь можно жить по-другому".
  Дмитрий не удивился Его появлению. В последнее время Он был частым гостем.
  - Это как?
  "Как остальные. Не заморачиваться. Не помогать, не жертвовать. Просто проходить мимо".
  - А ради чего?
  "Почему нужно обязательно ради? Хотя, если так больше нравится, то ради удовольствия. Ради денег, чтобы больше удовольствия. Тем более что у тебя бы это получилось получше многих".
  Дмитрий сбавил скорость, въезжая на станцию. Остановился у предельной рейки "Остановка первого вагона" и открыл двери. Посмотрел на часы, показывающие время стоянки, щелкнул тумблером радиооповещения и закрытия дверей. Плавно отправился.
  - В удовольствии не спрячешься от Одиночества и бессмысленности.
  "Хм! У них, судя по всему, получается". - Ответил голос, имея в виду людей.
  - Врешь!
  С Ним было приятно говорить. Ему ничего не надо было доказывать. Он ничего не мог скрыть и ничего нельзя было скрыть от Него.
  "Ну это хоть какая-то альтернатива..."
  - А что потом? Ты же знаешь. Еще большее удовольствие.
  Он молчал.
  - Больше жрать, меньше работать. Больше баб, развратнее любовь. Меньше запретов. Так?
  "Да. Сейчас так все живут".
  - Ну, а что потом?!
  "Ты хочешь от меня это услышать?"
  - Я хочу, чтобы ты сам это озвучил!
  "Да". - Согласился Голос с тем, что подразумевал Дмитрий. - "Потом римские обжирания до блевотины. Драки за наследство родителей еще при их жизни. Сдача их в дома престарелых. Отказ от религий. Измены. Мужеложство, разврат, наркомания, зоофилия, инцест... Тебе стало легче?"
  На этот раз промолчал Дмитрий.
  "Только это же всё не сразу. Если ограничивать себя, то может быть даже и не на твоей жизни".
  - Слышь, а сам ты за кого? - Спросил Дмитрий и задумался, прислушиваясь к ответу.
  "А я не за кого. Я размышляю".
  - Ну, ты знаешь, что на эту дорожку стоит только ступить и быстро докатишься до финиша. Но даже если не так, думаешь будет легче видеть, как до него докатятся дети?
  "А ты скажи мне, наркоман считает себя больным? Или, может быть, пи...ор считает себя ненормальным? Они все борются за свои права! Считают, что ненормальный - это ты! Или, может быть, ты сильно страдаешь, когда обжираешься булками в Макдаке?"
  - Вот ты уже и предлагаешь мне стать пи...ром. - Грустно усмехнулся Дмитрий.
  "Нет. Говорю только, что эта та болезнь, которая умертвляет приятно".
  - Но все-таки умертвляет!
  "Да ведь ты и так умрешь".
  - А то, что ты описываешь - это Ад на земле!
  "Допустим. Но приятный".
  - Во-первых, он будет приятным только некоторое время. Потом возникнет масса НЕприятностей. Хотя бы самая безобидная: приятности банально закончатся. А во-вторых, ещё надо разобраться, что это за "приятность".
  "Совесть... Перестань! С ней научились договариваться уже сейчас. А что будет, когда взамен предложат много больше и большие удовольствия?"
  Несколько следующих станций платформа была с другой стороны. Дмитрию приходилось сохранять высокую степень концентрации и внимания, чтобы открывать нужные двери и останавливаться в нужном месте. Молчали.
  - И знаешь, я не умру.
  "Ну-ка поподробней с этого места..."
  - Ты знаешь.
  "И всё же".
  - Я буду жить после смерти. В делах. В детях. В мечтах.
  "Не убедительно. Думай еще".
  Дмитрий приехал на станцию с путевым развитием. Тут посадки не было, о чем и объявила пассажирам дежурная по станции: "Просьба отойти от края платформы! Поезд дальше не идет!"
  Состав прошел по отклоненному маршруту, в депо.
  Быстро заполнив необходимые бумаги, бывший учитель и новоиспеченный машинист побежал домой. Сегодняшняя смена началась очень рано, зато и закончилась в одиннадцать часов. Было время для пробежки.
  Наскоро ополоснувшись, легко перекусив и надев спортивную форму, Дмитрий вышел на улицу. Первые пятнадцать минут, как обычно, организм настраивался на тяжелую нагрузку. И только потом появился Голос.
  "Надумал?"
  - Я тебе так скажу. То, за что ты выступаешь, это пропасть. Мой народ там погибнет. И так вышло, что наш поезд несётся именно туда...
  "Стоп. Давай-ка не путать мягкое с теплым. Я за это не выступаю, и ты это знаешь. И народ этот все-таки не твой, а наш. Продолжай".
  Дмитрий усмехнулся про себя, но комментировать не стал.
  - Несется в пропасть. Потому как если мы все начнем жить в удовольствие, то очень быстро у нас всё закончится. Просто некому будет это производить. Это, не говоря о том, что мы превратимся... даже не в скот! Я вижу мало удовольствия в том, чтобы моя дочь беременела в двенадцать лет и тут же делала аборт. Не говоря об этом... можно сказать, что как только мы достигнем состояния... слизи, к нам тут же придут те, кто его ещё не достиг. И тогда - смотри выше. Опять дочь, опять аборт.
  "Так. Но, как ты верно заметил, мы уже несёмся по этим рельсам. И, если ты об этом забыл, большинству по-хре-н".
  - Да и пусть. Русские не сдаются.
  "Хм!" - Явно ухмыльнулся Голос, намекая на сравнительно недавнее националистическое прошлое Дмитрия. - "А "кавказские" - сдаются?"
  - Слышь, вот не надо тут! Ты прекрасно знаешь, что я никогда не был нацистом. А на счет кавказских... Поговорку про ворона помнишь? Лучше один год клевать свежее мясо, чем двести лет питаться падалью.
  "И что ты предлагаешь?"
  - Не знаю. Переведем стрелки или доберемся до машиниста. Мне плевать. Я свою часть делаю.
  Помолчали. Оба понимали, что реализовать сказанное - это совсем не то, что сотрясать воздух.
  "Кстати, хреново делаешь. Если уж на то пошло".
  Голос имел в виду высказывание лидера общественно-политической организации. Было оно примерно таким:
   "Суперважным является то, как быстро будут расти офицеры движения, какова будет степень их сплочённости, каково будет их умение проводить дальнейшую работу. И если нам удастся в этом преуспеть - от этого очень многое зависит".
  Голос намекал на то, что Дмитрий не смог сплотить вокруг себя здоровых людей в школе. Из-за чего и проиграл.
  - Я знаю, что хреново. Самые страшные грехи, это трусость и слабость... Но после этого раза я стану сильнее. Тренировка, ёптыть!
  "Дороговата тренировочка".
  - Найди кого получше, я буду рад.
  "Врешь".
  - Ладно, перестали.
  "Хорошо. А что насчет смерти?"
  - А всё просто. Я же вот чем мотивируюсь? Мне стыдно. А перед кем? Правильно. Перед н и м и. И если мне перед ними стыдно, значит они есть. Понимаешь? Можно сказать, что я верю в это свято. Можно сказать, что знаю это. Мне до лампочки, как на это смотрят со стороны. А еще я люблю тех, кто придет после. Значит и они - есть. И значит, я буду жить после смерти. Либо с одними, либо в других. А скорее всего и там, и там. И знаешь, тебе ведь тоже стыдно.
  Голос растерянно замолк.
  Появился вновь только в начале пятого десятка минут.
  "Всё равно это все как-то..."
  - Теоретически? - Почти радостно спросил Дмитрий, но ответа дожидаться не стал. - А ты вспомни Яросвета.
  Яросвет - Санек - жил на одном этаже студенческого общежития с Дмитрием. В то время они оба были "язычниками", что их и породнило.
  Санек учился на филфаке и был натурой с тонкой душевной организацией. Глубоко переживал несправедливость и жестокость жизни. Много читал. В основном философов и поэтов. И частенько, по вечерам, пока все остальные бухали, два товарища сидели в комнате и беседовали на сложные темы.
  Так вот, Санек остался учиться после того, как Дмитрий выпустился, уехал в Москву и устроился работать в милицию. Дежурным изолятора временного содержания. Посуточно.
  Как-то ночью, будучи на выходном, Дмитрию приснился сон. Он увидел друга где-то вверху-позади себя, точнее и не скажешь. Еще можно сказать, что он светился, хотя это не было светом в обычном понимании слова, а точнее не подберешь.
  Санек ничего не сказал. В том смысле, что Дмитрий не слышал слов. Но в голове как-то само собой появилась даже не мысль, а чувство... понимание. Словами его можно было выразить так:
  "Извини-хрен-знает-как-вышло-пожатие-плечами".
  После того сна-видения Дмитрий проснулся и глянул на часы. Было начало пятого...
  А вечером того же дня ему позвонили знакомые из общаги и сообщили, что Санек умер.
  Если отбросить эмоции и рефлексию, то можно сказать, что Дмитрий удивился. Однако подумав, несколько успокоился на этот счет. Сон ему приснился рано утром, а умер друг вечером. Но не тут-то было.
  Повторно разговаривая с тем же знакомым и выясняя обстоятельства смерти, Дмитрий узнал, что друг выпрыгнул с балкона девятого этажа на асфальт. Случайно зацепился за ограждение балкона седьмого этажа, где его попытались удержать курящие там ребята. Однако Санек сознательно отбился от них и упал.
  Причиной для самоубийства стала измена его девушки. И ещё...
  Умер-то он вечером. А выпрыгнул как раз в начале пятого утра. Был быстро подобран скорой помощью, которая боролась за его жизнь долгие часы...
  "Согласен". - Сдался Голос. - "Аргументы сильные. Кстати, тот поэт, которого он любил, как раз воспевает Смерть".
  - Да. Похоже. - Согласился Дмитрий, вспоминая впечатления от давно слышанных стихов. - Сам поэт тоже покончил жизнь самоубийством.
  
  "Маленький, сонный, по чёрному льду
  в школу - вот-вот упаду - но иду.
  Мрачно идёт вдоль квартала народ.
  Мрачно гудит за кварталом завод.
  "...Личико, личико, личико, ли...
  будет, мой ангел, чернее земли.
  Рученьки, рученьки, рученьки, ру...
  будут дрожать на холодном ветру.
  Маленький, маленький, маленький, ма... -
  в ватный рукав выдыхает зима:
  - Аленький галстук на тоненькой ше...
  греет ли, мальчик, тепло ли душе?"...
  ...Всё, что я понял, я понял тогда:
  нет никого, ничего, никогда.
  Где бы я ни был - на чёрном ветру
  в чёрном снегу упаду и умру.
  Будет завод надо мною гудеть.
  Будет звезда надо мною гореть.
  Ржавая, в странных прожилках, звезда,
  и - никого, ничего, никогда".
  
   Борис Рыжий.
  
  Дмитрий остановился. Посмотрел на часы. Он бегал ровно один час, десять минут. Около одиннадцати километров.
  Бегать ему нравилось. Во время бега он вытаптывал слабость, давя её ногами. Да размышлял над важными вещами. Иногда, вот как сегодня, удавалось поговорить с Голосом. Причем это действительно был самостоятельный собеседник, а не притворство и плод воображения.
  Дмитрий сел на лавочку. Наконец-то он знал что делать.
  Он по-прежнему будет искать работу в школе. Он пойдет и переквалифицируется в учителя истории, чтобы преподавать не только ОБЖ.
  Будет продолжать Бой с тем "никого, ничего, никогда", которое тянет Родину в пропасть.
  Он вспомнил последний поход в кино со своими ребятами. Вспомнил краткий монолог комиссара, севшего за рацию.
  "Я кррэпость, я кррэпость. Веду бой. Жду подкрепления. Я кррэпость, я кррэпость. Веду бой. Жду подкрепления".
  Комиссар в окружении утомленных и израненных бойцов сидел в каземате осажденной и обреченной на смерть Брестской крепости. Вызывал подкрепление, еще не зная, сколь чудовищной и долгой окажется война.
  Они так и погибли там. Все. Но "первый приказ об отступлении был отдан германским командованием", а масса вот таких Крепостей и сделала возможной Победу.
  Дмитрий смотрел на играющих на детской площадке детей.
  Какие сигналы подает он? Кому? Ведь сейчас тоже идет война. Жестокая. За право быть человеком. Но люди не знают о ней. И о воюющих - тоже не знают. А должны знать! И нужна для этого - рация.
  
  "Нас никто штурмом не брал,
  Все ворота мы сами открыли.
  Даже тем, кто до крови кусал,
  Без враждебности жить предложили.
  
  Они были поражены,
  Тем, что мы безрассудно беспечны,
  Что придуманный комплекс вины,
  Так покорно взвалили на плечи.
  
  А вины насчитали нам лес
  Эталоны надменной Европы:
  Это наш азиатский замес
  И масштабища наши циклопьи...
  
  Продолжая к нам в дом проникать,
  Многоопытная заграница
  Стала нас у корней подгрызать -
  Без корней легче договориться.
  
  Она сгрызла ученых, врачей,
  Придушила кинематограф,
  Обглодала учителей,
  И свой глобус пропил географ.
  
  Прогрызала дыры в мозгах,
  Чтобы тряпки туда вконопатить.
  Наша воля лопалась в швах,
  И совсем продырявилась память.
  
  И когда уже стали в глаза
  Называть нас "тупая нелепость",
  Я, решив, что так дальше нельзя,
  Превратился в Брестскую крепость.
  
  На клочке материнской земли
  Я твердел в круговой обороне,
  Чтоб хотя бы его не смогли
  Оккупантов вытоптать кони,
  
  Чтоб хотя бы детей не отдать
  В лапы их содомитской культуре.
  Мне бы раньше пойти воевать!
  Но нас очень хитро надули.
  
  Мир плясал вокруг дудки врага,
  И предатели всласть жировали,
  У нацистов окрепли рога,
  Им юродивые подпевали.
  
  И, казалось, до пропасти шаг,
  И когда эта пропасть разверзлась,
  В небо взвился вдруг Родины флаг -
  Это билась еще одна крепость!
  
  И другие бились вдали,
  Все в дыму, но полные жизни.
  Значит, всех подкосить не смогли
  "Благодетели" нашей Отчизны.
  
  И я понял: дайте нам срок,
  Мы сметем этой нечисти ворох!
  Наш народ не сотрешь в порошок,
  Его можно стереть только в порох.
  
  Не дай Бог вам с огнем лезть к нему,
  Проверять того пороха силу, -
  Он врагов не бьет по одному,
  Он их рейхами валит в могилу.
  
  Но урок давний впрок не пошел,
  И спустя всего два поколенья
  Новый Рейх у порога расцвел,
  Хочет дани и повиновенья.
  
  Сколько раз объяснять дуракам,
  Наших дедов слова повторяя:
  Мы все выплаты вам по счетам
  Совершаем 9 Мая!
  
  Что ж, опять объясним дуракам,
  Наших дедов слова повторяя:
  Мы всегда, по любым вам заплатим счетам,
  Каждый раз 9 Мая!
  9 мая!
  Ждите 9 мая!"
  
   MOTOR-ROLLER "Брестские крепости".
  
  Лифт быстро поднялся на одиннадцатый этаж.
  Открыв дверь, не разуваясь, как был в промокшей форме, Дмитрий прошел к книжному шкафу и достал толстую книгу. Улыбался и разглядывал такое знакомое название.
  Вот он, сигнал. Посланный из далеких тридцатых годов.
  Великим Учителем, Бойцом - Антоном Семеновичем Макаренко.
  Он воспитал не только своих ребят. Он и в Дмитрии что-то воспитал. Это он - очень во многом он - сделал из обычного выпускника педагогического ВУЗа солдата, бойца. Такого специфического и актуальнейшего фронта.
  И если боец хочет выиграть в войне, то должен воспользоваться еще одним его уроком.
  Должен написать книгу. О боевых действиях на личном и общем фронте Родины. Ведь дети - это будущее. Как солнце, которое восходит на Востоке.
  Это будет не только просьбой о помощи "по рации". Это будет Флагом.
  Чтобы все видели: люди не сдались, бои ведутся. На фронте.
  На Восточном Фронте.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Эпилог или пролог.
  
  Стол был уставлен яствами. Около нарезанной крупными кусками селедки лежал лук и варенная картошка. На второй тарелке кусочки копченного сала и свежий хлеб. Но главным украшением "натюрморта" стала бутылка с отцовым самогоном шестидесяти градусов.
  Стол стоял на утепленном жилом балконе, сразу под окнами, из которых, с высоты одиннадцатого этажа, было видно звездное небо.
  Монитор компьютера ожил интерфейсом мессенджера: звонил Валёк. Дмитрий взял мышку и ткнул нужную кнопку. Веб-камера мигнула, сигнализируя о начале работы.
  - Ну что ты, ёбти! Готов? - Валек, как и всегда перед "употреблением" находился в приподнятом настроении.
  - Давно уже тебя жду, тормоз. - Приврал Дмитрий, только что поставив на стол бутылку.
  - Тогда начинаем! Нечего тянуть!
  Они налили по стопочке, чокнулись через камеру и выпили. Закусили.
  - Не передумал? - Спросил Валёк, продолжая недельной давности разговор.
  - С чего бы?
  - Ну ты дебил! Я тебе говорю: пойди в школу устройся или открой клуб какой-нибудь по самообороне и психологической готовности. У тебя отлично пойдет! Все эти глупости от одиночества. Я когда дома сидел, вообще крышей ехал, не могу дома сидеть...
  Дмитрий отработал в метро всего-то пару месяцев, после чего устроился сначала в колледж автослесарей и автомехаников на окраине Москвы преподавателем, а вскоре перешел на должность заместителя директора одного из топовых учебных заведений центральной Москвы.
  С тех пор прошло около восьми лет непрерывной работы со школьниками и студентами. Чего только не было за прошедшие годы! Дмитрий вспоминал совсем недавно перечитанную книгу (надо было хоть немного её вычитать), с радостью, удивлением, а где-то с нервными переживаниями вспоминая свою первую московскую школу. Что-то вспоминалось вспышкой, внезапно - об этом он уже успел позабыть напрочь. А было очень много такого, что в книгу не вошло. Много детей, стычек и конфликтов, радостных и счастливых моментов, "скользких" мест.
  - Я тебе уже объяснял. Я сейчас не смогу работать в школе. По двум причинам. - Опрокинув стопки, друзья хрустели закуской.
  На заднем фоне у Валька раздались шумы. Вскоре появился белобрысый паренек, ученик второго класса.
  - Здахово, Диман! - Парень подошел к папке и положил руку на ручку кресла.
  - Здорово, Саня! Как у тебя дела?
  А еще больше всего случилось за годы после той школы.
  Всё происходящее не сильно отличалось от первого опыта. Были там и ершики в анальное отверстие в туалете, и групповые избиения, и наркотики, и разборки с кравшими телефоны школьников барыгами... Да так много всего было, что только из одних случаев, без всяких разговоров, можно было бы написать еще пару книг. Но всё это уже не было так сложно и тяжело.
  - По двум причинам. - Повторил Дмитрий после того, как Санек убежал играть с сестрой. - Во-первых, в этих условиях я должен сделать конкретный выбор. Если я этого не сделаю, я никогда не смогу учить детей. Нельзя говорить им о высших чувствах и мотивах, одновременно не следуя им. Это лицемерие. Они это чувствуют. Там уже не только мои знакомые, но и некоторые из воспитанников. Как мне на них смотреть, если я этого не сделаю? - Дмитрий пригубил лимонада из высокого прозрачного стакана.
  - А-во вторых, сейчас в образовании такая ситуация... Или это я постарел и "оперился"... Что боюсь их там поубивать.
  Со времени работы в своей первой московской школе Дмитрий заматерел. У него появился опыт, уверенность и знание. Он учел все ошибки и работал по-новому. Был хитрее и каждый раз собирал вокруг себя всех неравнодушных, сколачивая коалицию. В неё входили и немногие хорошие и честные учителя, и даже родители. Ну и, само собой, дети. Детей Дмитрий тоже научился использовать во благо общему делу, частенько ссылаясь и опираясь на их сообщество. Они всегда были готовы встать за своим старшим товарищем и поддержать его в борьбе с администраторами и руководителями.
  Всё это привело к тому, что руководители почти всегда пасовали. Хотя, правду надо сказать, и сам Дмитрий стал больше руководствоваться в общении с ними дипломатическими методами, не обостряя без необходимости. Он пришел к выводу, что нужно было становиться необходимым для директоров и постепенно подминать реальную власть под себя. Что и проделал, например, в образовательном комплексе из семи зданий, значительно "причесав" его за пять лет работы.
  Должность заместителя директора по безопасности упразднили. Теперь эти люди стали называться преподавателями-организаторами ОБЖ. Но лично для Дмитрия ничего не изменилось. Он с его нужными умениями решать конфликты внезапно стал нарасхват. Дело тут было в том, что "родной" департамент за последние годы навыдумал бредовых гаек и стал их закручивать, не щадя резьбы. В связи с этим появилась гора новых проблем. Они были связаны с МЧС, ОВД, Роспотребнадзором, Управами, Росреестром и другими ведомствами и конторками. И обладали замечательным свойством - решить их в правовом поле было крайне сложно, а многие и вовсе невозможно. Дмитрий же умел со всеми договориться. За казенный счет, конечно.
  В такой ситуации оказалось совершенно не до детей. И тем более не до тех проблем, которые они создают, мешая работать показательным управленцам. Поэтому именно такой человек, как Дмитрий оказался очень востребован. Получалось, что он мог решать "настоящие" проблемы и делать так, чтобы не возникало проблем, связанных с детьми и студентами. То, чем он с ними занимался почти никого не интересовало.
  Его и самого это устраивало. Примерно за год он наработал необходимые связи, протоптал нужные тропки, наделал "болванок" необходимых документов, выстроил алгоритмы и всё заработало само. Его нужно было только обновлять каждый год и контролировать исполнителей. Всё свободное время он смог уделять работе с детьми и учителями.
  За всё прошедшее время у него было два конфликта с директором и нового формата заместителем. Но теперь он без прежнего пиетета смотрел на эти должности. Понял, что замещающие их ляди, как правило, совершенно ничего из себя не представляют. Поэтому, оба раза, не мудрствуя лукаво, он выходил из тех конфликтов примерно так, как вышел из конфликта со Светланой Александровной. Только что без пинания стульев обошлось. Оба раза "руководителям" пришлось проглотить произошедшее, так всё было обставлено.
  С учителями он тоже научился работать. Быстро поделил их на три группы. Первая - ответственные, идейные учителя. Самая любимая группа, которой он помогал всемерно. Вторая - неопределившиеся. К этим он старался относиться нейтрально, перетаскивая их на "светлую" сторону. И третья - гады, обленившиеся златолюбы.
  Он понял, что встретить человека, который бы обладал большим опытом, и более глубоким пониманием всех сопутствующих современному образованию процессов, наверное, не придётся. Понял, что, таким образом, он сам является крупнейшим авторитетом в реальном образовании. Как бы это смешно ни звучало, учитывая уровень его собственного образования. Такая жизнь, всё перевернулось кверху ногами.
  А раз так, то он больше не церемонился с учителями. Для первых он был лидером, атаманом. Вторых старался склонить на свою сторону. А третьих карал жестко, при первой возможности.
  В новую школу он пришел с конкретным заданием и целью. За первый год удалось подчинить себе основных хулиганов, которые вскоре выпустились. За это же время идейные учителя по достоинству оценили начинания безопасника и вошли в созданную коалицию. Вместе они прикрывали друг друга, давили самых отъявленных мелких мерзавцев, заставляя их меняться или уходить из школы, помогали решать административные сложности и т.д.
  Очень скоро, как и в первой школе, дети перестали курить в туалетах, сквернословить при учителях и плевать на пол. Накал наглости значительно снизился, а работать стало комфортнее. Но, обладая опытом и коллективом единомышленников, Дмитрий на этом не остановился.
  Вполне возможно, он стал первым, если не единственным в России, кто сумел разработать и реализовать план по внедрению в студенческую группу в социальных сетях. Активная группа из более чем двухсот человек была незаметно подчинена. После этого "как-то само собой" получилось, что уровень ее ядовитости сильно снизился, исчезла травля.
  Жизнь в корпусе (комплекс состоял из семи зданий) стала настолько комфортной и спокойной, что Дмитрий очень часто позволял себе спать на работе и печатать свои теоретические работы.
  Но к концу пятого года директор со своим семейном подрядом - в образовательном учреждении работало несколько его родственников - проворовался. Директора сняли, временно поставив на его место одного из заместителей. Молодую девчонку, которая и шага не могла ступить без поддержки Дмитрия, который, до этого, два раза отказывался проходить аттестацию на данную должность.
  Его уговаривали остаться, но, понимая, чем займется "новая метла", Дмитрий предпочел уйти раньше. Тем более что на этом месте он сделал всё что мог. Было интересно, а получится ли это второй раз, или все произошедшее - счастливая случайность?
  Получилось. И еще один раз, и следующий. В школах разного уровня социальной запущенности.
  Мысль вовсе уволится из системы образования пришла вместе с возможностью обретения финансовой независимости.
  Желая профессионального роста и реализации, Дмитрий понимал, что это возможно только неофициально. Официально - это путь через аттестации департамента. Но безопасник осознавал, что не захочет этого делать. Не сможет склонять голову, получая идиотские приказы. Да даже если он и аттестуется, наступя на горло собственной песни, дальше ему не пройти. Чтобы такому заму попасть на место директора - это не каждый шершавый язык поможет.
  Значит, оставалось только одно направление, неофициальное. Делиться теми знаниями и опытом, которые были выстраданы за все эти годы. Дмитрий был уверен, что рано или поздно такие знания и такие люди понадобятся стране. Значит, до этого момента надо было всё структурировать и приобрести определенную узнаваемость...
  - А как же всё остальное, что ты должен?! - Вернул его в действительность голос Валька.
  - А я уже никому ничего не должен. Это ты должен! У тебя два ребенка и ты должен их воспитать и обучить хотя бы до девятого класса. А я свою уже и воспитал, и обучил. Она у меня пробники по ЕГЭ на 75-80 баллов пишет. И это пока; до конца еще полгода. По истории, например, их в десятом классе вообще не учили, она сама почитывала. К моменту сдачи там 90-95 баллов будет.
  Если я помру, им деньги выплатят. Они ипотеку смогут наполовину закрыть сразу. Плюс - дом сейчас на неё перепишу. Короче, всё сделал по полной программе, никому ничего не должен.
  - А отец? У него же и так сердце...
  - Отец поймет. Он давно понял, только не заговаривает. У нас в предках много воинов и казаков.
  - Ох и деби-ил... - Протянул Валек. Но Дмитрий был уверен, что друг так на самом деле не думает.
  - Что, боишься сдохнуть?
  Вопрос уходил своими корнями в общее прошлое. Чего только не было связано с этим человеком и когда-то так повернулось, что все стали считать: сначала помрёт Дмитрий, и только после этого Валентин.
  - Боюсь. - Кивнул друг и скомандовал: - Наливай!
  Аппетитно ухнула пробка, зазвенело стекло, забулькала "горилка". Чокнулись. Выпили. Закусили.
  - Боюсь конца. В смысле, когда конец и всё.
  - Ну, я верю, что конца не будет. Даже знаю. Ну, ты в курсе.
  - Знаешь? - Удивился Валек.
  - Да. Помнишь про Яросвета?
  - А! Ну это... слабое доказательство.
  - Почему? - Удивился Дмитрий, старательно перемалывая зубами сало.
  - Ну это, знаешь, форма существования сознания. Оно было привязано к телу. Когда он умер, исчезло и сознание.
  Дмитрий засмеялся.
  - Ты настолько бздишь смерти, что все доказательства трактуешь в её сторону.
  - Да, это так. Только не смерти, а конца. - Согласился друг, откидываясь на кресле и запрокинув голову. - А что ты на это можешь возразить?
  - Многое. Во-первых, помнишь, когда мы гипнозом занимались? Я тогда книгу читал. "Холотропное дыхание" называется, по-моему. Они там какой-то наркотой закидывались...
  - ЛСД. - Авторитетно вставил Валек. Он дольше друга отработал в ментовке и имел друзей из наркоконтроля. Один из которых, кстати, "присел" за распространение на несколько лет.
  - Без разницы. Так вот, это академические ученые. В одном из их экспериментов человек вспомнил прошлую жизнь. Назвал город, адрес и данные, многое из этого сказал на совершенно незнакомом ему языке. И когда проверили...
  - Я знаю всё это. Всё равно это не многое доказывает. Мало ли!
  - Сколько уже выпили? Три было или нет? Надо третью выпить.
  С этим убойным аргументом друга Валек не смог не согласиться. Налили. Выпили.
  - Ну, тогда закон сохранения энергии. - Продолжил Дмитрий.
  - А что с ним?
  - Ты говоришь, что сознание обретает новую форму, которая угасает после умирания тела. Так вот, если это так, то ты признаешь, что это энергетическая форма жизни. А закон сохранения энергии... Я не физик, но, по-моему, он даже в эйнштейновской относительности работает. А это значит, что сознание никуда не пропадает. Просто переходит в другое качество. Это очень хорошо вяжется с другим моим аргументом. Помнишь, как ты полотенце вспомнил?
  Речь шла об опыте гипноза, когда Валентин вспомнил момент своего рождения. После выхода из измененного состояния сознания он очень подробно смог описать всё, что происходило в тот день.
  Роды проходили в сельской больнице и так случилось, что не хватило каких-то простыней. Тогда кто-то из родных дал чистое синее махровое полотенце. Когда Валек рассказал об этом полотенце матери и спросил, было ли оно на нем после родов, то мать сильно удивилась...
  - Так вот, описаны эксперименты, когда люди вспоминают себя до родов. По их словам там настоящая жизнь, которая воспринимается именно как жизнь. А сами роды воспринимаются как ужасное потрясение, оно очень пугает... короче, как смерть.
  А после этого тоже есть своеобразные этапы в нашей жизни.
  - Какие этапы? - Сдвинул брови Валек.
  - Ну вот лично я помню себя в детстве. И даже в общем не плохо помню. Но это как будто другой человек, не я. И так далее...
  - А почему именно туда? Есть же другие места. - Валентин искренне переживал за друга.
  - Там лучшие. Меня там ждут, я уже всё согласовал. - Ответил Дмитрий, задумавшись.
  Там были братья. Там были те, кто ждал идейных сынов Родины, кто ждал подмоги. И Дмитрий очень надеялся на то, что не подведёт.
  - А как дела? - Валек знал, что перед отъездом Дмитрию надо было закончить важные дела.
  - Да уже почти. Осталось доделать по мелочи.
  - Книгу выложил?
  - Заканчиваю.
  - Ты еще вторую планировал?
  - Её, если судьбе будет угодно, я напишу после. Начинал, но как-то не пошло. Да и сложнее это будет. Тут, видишь, я просто конспектировал то, что происходило. Сразу. По горячим следам. А со второй всё не так просто. Писака из меня неважный.
  - О чём книга?
  - Да всё о том же. О детях. Хочу описать жизнь одного ребенка, и как в ходе жизни те или иные ситуации или люди влияют на его судьбу в будущем. Чтобы почитали и посмотрели на мир детскими глазами. На паскудную школу с травлей и наплевательством, на порнушечный уровень нравственности, в котором купаются дети, на собственные поступки...
  - Ну и что сложного? - Валек поднял еще одну наполненную рюмку.
  Чокнулись. Выпили.
  - Сложность в том, что многое забылось очень сильно. Надо будет вспоминать. В том, что это же тогда не обдумывалось. А значит, надо будет обдумать, понять как и почему, на что оно повлияло. Выложить это все стройно и логично, доказательно. Чтобы еще с основными современными теориями билось, а оно будет биться, я уверен. Ну и, чтобы интересно было читать.
  - Ну так и что же, а если не напишешь?
  - Вот давай за это и выпьем, чтобы оно написалось.
  
  
  Конец.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"