Денисов Андрей Борисович : другие произведения.

Меч отточен

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Начало 1-й Мировой войны. Русские армии вторгаются в пределы Германской Империи и одерживают первые победы.На территории Восточной Пруссии начинается масштабная по размаху и трагичная для 2-й русской армии генерала Самсонова Мазурская битва. > > > > > > > > В глубокий немецкий тыл для осуществления диверсионной операции на дирижабле перебрасывается русская "охотничья команда" ( разведывательно-диверсионная группа по тогдашней терминалогии). Диверсанты под началом штабс-капитана Генерального Штаба Иванова,неоднажды попадая в сложнейшие боевые ситуации, с честью выполняют поставленную задачу. При этом большая часть "команды" гибнет, а оставшиеся в живых, пробираясь по германским тылам, внезапно обнаруживают, что армия генерала Самсонова - разбита... > > > > > > > > > > > > > > > > О разведчиках - диверсантах 1-й Мировой войны, необычайных приключениях русских "охотников" на Германском и Австрийском фронтах, на земле, в небесах и на море рассказывает эта книга.

   ПО ЛЕЗВИЮ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ХРОНИКИ
   ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
  
  
  
  
  
   ПО ЛЕЗВИЮ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Павшим...
  
   Блажен, кто посетил сей мир
   в его минуты роковые.
   Его призвали Всеблагие,
   Как собеседника на пир...
  
  
  
   ТИХОЙ НОЧЬЮ НА ИСХОДЕ ЛЕТА...
  
  
   В полночном, не по-летнему уже чёрном небе, плывёт переливами надсадный, пугающий гул. Словно рёв адских труб, он слышен издалека, быстро приближается и, наконец, заполняет собою, кажется весь мир.
   Продолговатая, странная тень лишь на секунду прикрыла холодный шар луны, скользнула по мрачному облаку и быстро исчезла, унося с собой в неведомое и тревожащий звук и тайну ночного полёта...
  
   Низко над спящей землёй, во мгле, со скоростью курьерского поезда мчится воздушный снаряд.
   Чудо технического прогресса - управляемый аэростат "Альбатрос", гигантской бомбою рассекая ночной эфир, в минуту пролетая более версты, идёт курсом на север.
   В гондоле корабля темно: лишь изредка фантастический свет луны проявит бледные лица, сидящих тихо вдоль борта людей...
   Взгляд офицера в перекрещенном ремнями летнем кителе цвета "шанжан", направлен в заднюю застеклённую часть кабины. Он как ребёнок, заворожённо, наблюдает за ярко-синими пульсирующими огоньками моторных выхлопов, которые волшебным фейерверком отражаясь на тёмном зеркале иллюминатора, странным образом напоминали ему горящие конфорки новейшего изобретения - газовой печи, в оснащённой техническими чудесами кухне одного петербургского дома; прибора совсем диковинного, и только появившегося, в таких вот модных и богатых домах столицы...
  
   Штабс-капитан смотрит на наручные часы-браслет. Светящиеся фосфорные стрелки показывали два ночи:
   -До начала рассвета ещё часа полтора-два. Судя по времени, внизу уже - Пруссия...
  
   Внутри звук моторов был глуше. В задней части гондолы гораздо сильнее, а в передней - у штурмвала и кресла командира корабля можно было разговаривать и не напрягая связки.
   Переступая через ноги спящих, он заметил невольно, что команда его удивительно быстро привыкла уже к невиданной летающей машине: привольно раскинулись на тиковом полу гондолы, храпят, о чём-то бормочут во сне. Одним словом, чувствуют себя, как дома...
   Ужасно хотелось курить. Он вытащил из кармана простенький кожаный портсигар, открыл крышечку. Достав папироску, покрутил, помял её пальцами. Ударом ногтя, с досадой послал папиросу обратно. Курить командир "Альбатроса" запретил категорически.
   -Огнеопасные штуки - эти дирижабли. Шутка сказать, сколько тысяч кубических метров водорода в корпусе над головой. Да и горючего: первосортного бензина в двух баках, на носу и на корме, тоже - до дьявола. Ничего, вот скоро на землю грешную спустимся..., - утешил сам себя штабс-капитан.
   Подошёл к командиру, стоящему подле рулевого, заглянул из-за его плеча вниз, сквозь стекло. Саженях в двустах внизу, время от времени, искрой блестнув, уносились под брюхо дирижабля отражённым светом луны: крошечные озёрца, кривые как змеи ручьи и небольшие речушки. Мокрая страна - Мазурия.
   -Ну что, господин капитан?
   -Ну что, штабс-капитан, -в тон ему, с усмешкой, ответил командир аэрокрейсера, -вот, извольте видеть: кажется - Германия. Штурман уверяет, граница Российской Империи пройдена, - кивнул он на молоденького белокурого подпоручика, сосредоточенно глядевшего в карту, разложенную под тусклым электрическим светильником на маленьком столике, похожем на те, что так ловко раскладываются в вагонах второго и третьего класса. Впрочем, и этот был такой же, складной.
   -Взгляните, господин штабс-капитан,- штурман сдвинул целлулоидную прозрачную линейку на край карты. Карандашная линия маршрута соединяла Новогеоргиевск и неведомую точку высадки в десяти верстах от германской государственной шоссейной дороги Бартенштейн-Растенбург.
   -С нашей крейсерской скоростью, -продолжил подпоручик, - а это 65 вёрст в час. За три часа, - он посмотрел на свой морской штурманский хронометр, - и двадцать минут, мы прошли около двухсот вёрст. И находимся примерно...- Штурман нахмурился и ткнул карандашом в точку на карте. -Да, вот где-то здесь. Ещё час лёту и будем на месте.
   Подпоручик зачем-то опять хмурится, замолчал и отвернулся от Иванова.
   -Волнуется, -думает штабс-капитан, - и я тоже, сердце не на месте. Что там - на
   земле...
  
  
  
  
  
   ЖАРКИЙ ИЮЛЬ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Он рассеянно вычерчивал несуществующие иероглифы на запотевшем иллюминаторе и вспоминал: казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как находясь в отпуску у родственников в глухой тверской деревне, он получил одному ему понятную телеграмму из Главного Управления. Добравшись до железнодорожной станции, которую в округе на пятьдесят вёрст так и называли-"Станция", несмотря на имевшееся собственное название, он узнал о начавшейся вчера частичной мобилизации. Ему, как офицеру Корпуса Генерального штаба, это событие предсказывало решительно всё.
   Ещё собираясь в отпуск из душного июльского Петербурга, сразу после убийства австрийского наследника в Сараево, он задал вопрос начальнику отдела:
   -Стоит ли ехать?
   Меланхоличный подполковник, обмахиваясь надушенным платком, удивлённо посмотрел на Иванова:
   -Езжайте, штабс-капитан, езжайте. Обстановка неясная. В высших сферах, - он указал пальцем на потолок, - решат без нас с вами. Рапорт об вашем отпуске я подписал, чего же вам ещё?
   Ночью Иванов сел на поезд и уехал на родину предков, вырвавшись из каждодневных забот, как оказалось теперь, совсем не на долго.
  
  
  
  
   Прибыв рано утром в Петербург, он успел заехать на квартиру и приведя себя в порядок, не замедлил явиться на службу, сразу же окунувшись в бурную круговерть работы.
   Теперь, находясь в Главном штабе, Иванову становилось более понятно настоящее положение, неясное, впрочем, до конца. На 13 июля мобилизация ещё объявлена не была. Государем были утверждены лишь следущие меры: был объявлен предмобилизационный период, который не предрешал мобилизацию. Войска возвращались из мест лагерного сбора. Ввиду обнаружения многочисленного немецкого шпионажа, объявлены на военном положении некоторые крепости и пограничные районы. Но это не было общей мобилизацией. Не проводились и необходимые при мобилизации, реквизиции лошадей и повозок.
  
   Тем не менее, признаки большой европейской войны были всё явственнее.15 июля, несмотря на все усилия России, Франции и Великобритании, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Европа застыла, в ожидании неизбежного. Независимый наблюдатель, будь он, отметил бы благородные мотивы и у той и у другой из сторон. Австрия, получив в виде убийства эрцгерцога пощёчину, хотя и вполне заслуженную, не могла, не уронив чести не ответить Сербии. Россия брала на себя моральную ответственность за братский сербский народ, чувствуя вину перед ним за события 1908 года, когда Австро-Венгрия, считая после неудачи в Маньчжурии, Россию бессильной, не постеснялась нарушить Берлинский трактат, оплаченный русской кровью в последней русско-турецкой войне. Германия, по долгу родства, естественным порядком вступалась за обиженную "весёлую"Вену. Франция, несмотря на отстранённость от Балканских проблем, благороднейшим образом не могла оставить своего главного союзника - Россию.Туго сплетённый узел дрожал от напряжения, вот-вот готовый порваться.
   В 9 вечера 16 июля начальник мобилизационного отдела Генштаба, получив подписи военного, морского и внутренних дел министров прибыл на Почтамптскую, чтобы передать телеграмму об общей мобилизации в округа. Царь отменил её и отдал распоряжение о частичной мобилизации Киевского, Одесского и Казанского округов. Не были объявлены мобилизованными Варшавский и Виленский округа, непосредственно граничившие с Германией. По-видимому, в высших сферах всё ещё надеялись уговорить Берлин.
   17 июля Иванов узнал, что русская агентура сообщает об начавшейся в Германии всеобщей мобилизации. Вильгельм объявил "kriegsgefahrzustand"-равнозначное нашему 1-му дню мобилизации. На другой день германский посол граф Пурталес предъявил в резкой форме ультиматум, требующий в 24 часа отменить русскую мобилизацию.
   Весь механизм Генерального штаба в эти дни работал в величайшем напряжении. Главное Управление, к которому был приписан Иванов, тонуло в массе разведывательных сообщений из Германии и Австрии. Кроме донесений своих агентов, массу информации получали из Франции. Согласно им, ещё 8 июля германские офицеры запаса, находившиеся за границей, получили предупреждение быть наготове. Уже с 11 июля начались военные перевозки по железным дорогам Германии. От контрразведки поступали сведения, что германские подданные, числящиеся офицерами запаса, получили шифрованные телеграммы, предписывающие покинуть Петербург не позднее 1 августа по европейскому летоисчислению.
   Всё же больше всего доставалось сейчас офицерам мобилизационного отдела. Иванов видел их распаренных, в поту, носящимся по лестницам с кипами бумаг, и понимал всю тяжесть забот свалившихся на этих достойных слуг государевых.
   Увы, русский мобилизационный план был, мягко говоря, несовершенным. Во-первых: срок его осуществления был неоправданно огромен для современной войны. На мобилизацию и полное сосредоточение русских войск требовалось не менее двух месяцев. Противники России отмобилизовывались куда быстрее. Германские пехотные и артиллерийские части были готовы на 5-й день мобилизации. Австрия проводила полную мобилизацию за 17 дней.
   Во-вторых, в России отсутствовала территориальная система комплектования. В приграничные округа для развёртывания, согласно очень сложному расписанию, надо было доставить мобилизованных из внутренних округов и, таким образом, 2\3 солдатского состава были совершенно незнакомы офицерам. На слаживание частей и знакомство с новоприбывшими должно было уйти драгоценное в нынешней ситуации время.
   Меж тем, поступающие по различным агентурным каналам в Главное Управление сведения говорили о совсем другом положении вещей в Германской Империи.С объявлением "кригсгефарциштанд" развёртывались из скрытых кадров резервные пехотные дивизии. Они мало уступают по боевым качествам полевым войска. Формируются по территориальному признаку многочисленные ландверные бригады, вполне годные сразу к обороне страны. Немецкий Генеральный Штаб приступает к формированию эрзац-бригад: резервных войск из запасных. Кроме ландвера, большая часть которого формировалась, как гарнизоны крепостей, в Германии существовал и такой институт обороны страны, как ландштурм. Набранный из местного населения, он при угрозе войны сразу же привлекался для охраны границы, путей сообщения и железнодорожных мостов. Ландштурм был несравненно лучше подготовлен, чем соответствовавшее ему русское ополчение. Представлявшее собой ратников вплоть до 45 лет, вооружённых однозарядными 4,2 линейными Берданами и годными лишь для ведения фортификационных работ. В конце концов, было известно и ранее, что Германия выставляет дивизию с 500 тысяч населения, тогда как Россия - с полутора миллионов.
   Приём и обработка разведывательных данных в эти горячие дни велись в Управлении
   круглосуточно. Иванов частенько проводил ночь на службе, появляясь на своей квартире,
   чтобы вымыться и сменить бельё. В эти редкие дни он успевал покупать утренние газеты.Тон
   прессы, независимо от политической ориентации, был на удивление единодушно
   патриотичным. Россию судя по сообщениям с мест, охватило чувство национального
   рыцарства. Казалось, с разбродом умов и настроений, критикой к месту и не к месту
   российской жизни было покончено. Главным было мнение: защитить младшую сестру-
   православную Сербию. Патриотический подъём охватил всю народную толщу. В отличие от
   мобилизации во время Русско-Японской войны, многие запасные в глухой провинции являлись
   перед комиссиями по воинскому присутствию и просили освидетельствовать их физическую
   годность, заявляя, что они совершенно здоровы. Аграрные волнения стихли, к мобилизации явилось 96% всех призывных.
   -Дай-то Бог,-подумал Иванов,- прошло, кажется время смут и революций. Россия в светлом порыве "за други своя" возрождается. Годы работы всей страны после Дальневосточной драмы давали свои всходы. Главное: дух, настроение в обществе - совсем другие. Нет мазохистического копанья в старых язвах, оплёвывания всего русского и православного.
   -Россия, наконец, обретает свой путь,- размышлял он,- поднимается славянский исполин, готовый возглавить православный Третий Рим.
   И армия и флот - совсем другие после Японской войны, закончившейся, якобы,
   жестоким поражением России. Отметая досужие вымыслы своих и иноземных борзописцев, стоило хотя бы сравнить боевые потери русских и японцев. Соотношение было явно не в пользу азиатской империи: за сто убитых русских японцы заплатили гибелью ста восьмидесяти семи своих воинов.
   Боевые действия в Китае дали армии необходимый опыт войны нового ХХ-го
   века. Кроме русских и японцев его не имела ни одна из великих мировых держав.
   Русская артиллерия освоила новый способ боя - стрельбу с закрытых позиций
   на все дистанции, с управлением огнём по телефонным линиям. В Порт-Артуре, в условиях осады русские изобрели новые типы артиллерийского вооружения: миномёты и бомбомёты. Русская пехота сделала огромный шаг вперёд, отказавшись от наступлений массированными цепями, сделав упор на бой в составе звеньев. Велось интенсивное индивидуальное стрелковое обучение солдата пехоты. По опыту Японской войны этому отдавалось основное время обучения. Большое значение придавалось и обучению войск полевой фортификации. Иванов, проходя в войсках обязательный для офицера Корпуса Генерального Штаба ценз командования ротой, удивлялся насколько русская пехота быстро и добротно научилась закапываться в землю. Пара минут - и вот вам ячейка для стрельбы лёжа, полчаса - и готов индивидуальный окоп. Повоевавшие в Маньчжурии офицеры, видевшие в бою, насколько бывает эффективным немудрёное земляное укрепление для спасения жизни солдата, без устали тренировали подчинённых.
   Стремительно развивались теперь в России новейшие средства вооружённой борьбы. При Генеральном Штабе был создан Воздухоплавательный Отдел. На семи предприятиях России вырабатывались аэропланы, на четырёх - дирижабли. В Москве изготавливали лучший на нынешнее время по весо-габаритным характеристикам двигатель для авиации "Гном". В Риге - нехудший русский аналог: ротативный двигатель Калепа.
   Искровая связь в сухопутных войсках развивалась и совершенствовалась.Станции радиотелеграфа были во всех крепостях, а передвижная искровая станция была на вооружении каждого русского корпуса.
   В целом, наша перволинейная армия великолепно подготовлена до дивизий, а местами до корпусов.
   Конечно, как и в любой сфере русской жизни, было не без недостатков. Иванов,
   знакомясь с отчётами разведывательного отдела о состоянии дел в армиях вероятных противников, с горечью отмечал, что ставшее наплевательским во время Японской войны отношение народа к своей армии было ещё изжито не до конца. Для сравнения: в германской роте в мирное время имелось налицо не менее 12-ти сверхсрочных унтер-офицеров, у нас с трудом набиралось два. Сверхсрочная служба считалась позором в солдатской среде. Сверхсрочных звали не иначе, как: "продажная шкура".
   По мирному штату в войсках был некомплект офицеров в 3000 человек. Масса русской образованной молодёжи шла куда угодно, но только не в армию.Тысячи молодых людей из которых вышли бы блестящие офицеры, заполняли юридические факультеты, а кончая их, пополняли другую армию - армию интеллектуального пролетариата. Так как, даже Россия с её огромными просторами, не могла предоставить занятия для такой массы адвокатов.
   Научный подход к строительству вооружённых сил, для чего собственно и существовал Генштаб, во многом сводился на нет кадровой чехардой. После 905 года у нас сменилось шесть начальников Генерального Штаба. Палицын,Сухомлинов, Мышлаевский, Гернгросс, Жилинский, Янушкевич, не успев как следует войти в курс дела, меняли друг друга с изрядной периодичностью, не задерживаясь на высоком посту, случалось и года. Всё это конечно было не в пользу армии. В Германии начальники Генерального Штаба покидали свой пост, как правило после своей смерти, как Мольтке и Шлиффен.
  
   Тем не менее, несмотря ни на какие обстоятельства, вера в русскую армию никогда не
   покидала штабс-капитана Иванова. Без этой веры он не смог бы служить своему великому
   народу и Государю.
  
   Достаточно случайно попав на военную службу, он относился к весьма широкому в
   офицерской среде слою, так нызываемых людей "чёрствого чёрного хлеба". До
   реформы 10-го года, русский офицерский корпус комплектовался из двух основных
   потоков. Первый образовывался выпускниками военных училищ. В училища отбирались
   воспитанники военных гимназий, в последствии преобразованных в кадетские корпуса.
   Это были дети военных и бедные дворянские отпрыски.Они составляли "белую кость"
   армейского офицерства. Второй частью, были молодые люди окончившие юнкерские
   училища, поступившими в них вольноопределяющимися из полков. Имели они образование не ниже городского училища, которое, несмотря на краткость курса, давало
   отличный фундамент знаний, опираясь на который, можно было достичь значительных
   вершин. По-хорошему амбициозные, с юности не видевшие ничего лучшего в своей
   жизни, чем армия, предоставлявшая им возможность "выйти в люди", эта часть офицеров
   пробивалась в службе и в жизни своими трудами.Они и были той основной массой, что
   составляла костяк младшего и среднего офицерского звена.
   Иванов и сам был из этой касты. Имея весьма неопределённое представление о своём
   происхождении, он воспитывался без отца и матери в большой патриархальной семейной
   общине, состоявшей из тёток, дядьёв, многочисленных двоюродных братьев и сестёр.
   Главою рода был дед, служивший конюхом у графа Бибикова. Мать Иванова жила в
   Москве: то ли отдалённая по воле деда, то ли по каким-то иным обстоятельствам, о которых ему, мальчику, никогда не говорили.Отца своего он и вовсе никогда не видел, лишь недавно услышав краем уха, что тот был иностранным подданным. Иванов был незаконнорожденным. От этого не менее любимый многочисленной роднёй, он, носивший фамилию и отчество дедово, был необычайно молчалив, когда в офицерской компании заходил разговор о родителях. Кичиться богатством и происхождением ему не приходилось.Он сам добывал положение в обществе, двигаясь по карьерной лестнице благодаря своим способностям и воле.
   В школе он учился хорошо, радуя деда, который видя, что внук не без головы, мыслил обучать его в коммерческом. Однако в купцы Иванова совсем не тянуло, он любил
   бегать с мальчишками - смотреть развод гвардейского караула на Дворцовой площади. Блестящие кирасы кавалергардов слепили юное воображение. Был он, как всякий замкнутый ребёнок, большой фантазёр и книгочей. К четырнадцати годам он окончательно выбрал свой путь и заявил о своём решении деду. Старик, угадав упрямый характерец внука, только и сказал:
   -Смотри, парень, теперь уж - своим умом.
   После года вольноопределяющимся в пехотном полку, в 906-м он поступил в юнкерское училище.Через два года, получив погоны подпоручика, Иванов в полку сразу же засел за книги. Он не участвовал в обычных в среде офицерской молодёжи забавах. В полковом офицерском собрании-этом своеобразном клубе, где проводили всё свободное время холостые офицеры, появлялся редко, ограничиваясь посещением довольно неплохой библиотеки, имевшейся здесь же. Он твёрдо решил держать экзамен в Императорскую Николаевскую академию и усиленно мучал себя, изучая тактику, уставы, по самоучителю немецкий язык.
   Срезавшись в первый год именно на иностранном языке, Иванов вернулся в полк с ещё большим желанием поступить. По закону можно было делать три попытки. Чтобы выучить злосчастный немецкий, ставший причиной неудачи,он близко сошёлся с поручиком своего полка фон Дицем, прибалтийским немцем по рождению и отличным товарищем по натуре своей. Диц вечерами быстренько натаскал Иванова в разговорном немецком, затрудняясь и сам в военной германской терминологии.
   Впрочем, это было и в учебнике.Так или иначе, на второй раз он поступил, чем нимало удивил и своих родных и офицеров полка.
   Академия готовила будущих начальников крупных воинских соединений.Офицерам
   Генерального Штаба было присуще знание и умение оценить стратегическую обстановку
   на войне.Специальное назначение корпуса офицеров Генерального Штаба заключалось в сборе и
   обработке данных о возможных противниках и вероятных районах боевых действий, в разработке
   планов войны и передаче воли и распоряжений высших начальников подведомственным войскам.
   Офицеры Генерального Штаба единственные в армии имели высшее образование, и поэтому
   являлись тем стержнем, тем ядром, вокруг которого образовывалось всё передовое и новое в
   военном деле. Военная наука, профессура академии старалась через своих представителей,
   недавних учеников, поставить русскую армию в ряд передовых европейских армий. Во многом
   это удавалось, особенно после дальневосточного опыта
   Окончив курс по первому разряду, Иванов попал в разведывательный отдел Главного Управления
   Генерального Штаба, работая в направлении Германской и Австро-Венгерской армий.Теперь же,
   с началом большой европейской войны, предстояло применить полученные знания на деле.
  
  
  
  
  
  
  
  
   19 июля -1 августа по общеевропейскому летоисчислению в 7 часов вечера Германия
   объявила России войну и тут же вторглась в Русскую Польшу, захватив левый берег реки
   Варты, заняв города Калиш, Бендин, Ченстохов. На следущий день наша 2-я кавалерийская
   дивизия вторглась против Августова в Восточную Пруссию на 50 вёрст, везде встретив
   организованное сопротивление. И та, и другая стороны на первом этапе действовали
   конницей, прикрывая кавалерийской завесой приграничье, пока отмобилизуется главная
   ударная сила армии - пехотные дивизии.
  
  
  
  
  
  
  
  
   В ПЕРВОЙ АРМИИ.
  
   20 июля Иванов был назначен представителем на формирующийся Северо-Западный фронт, в создаваемую из Виленского военного округа 1-ю армию. Получив необходимые документы и кучу неожиданных денег - подъёмные и прогонные, кроме обычного жалованья, он перед вечерним поездом решил сделать набег на магазины, дабы приобрести совершенно необходимые военному человеку вещи. Иванов очень давно мечтал иметь хороший бинокль, и вот сейчас такая возможность, наконец-то появилась.
   Когда он зашёл на Невском в магазин, у него разбежались глаза от оптического великолепия: бинокли Крауса, Цейса, полевые, морские. Был даже ночной морской бинокль, как поведал ему приказчик, с линзами увеличенной светопропускной способности и подсветкой дальномерной шкалы электричеством. Цены при этом, были соответствующие. Иванов купил самый недорогой для своего класса двенадцатикратный фирмы К.П.Герца. И тот стоил бешенных денег- семьдесят рублей. Рядом с оптическим, располагался магазин П.Буре. Иванов решив, что если тратить деньги, то тратить их до конца, зашёл и туда. Поддавшись на ласковую скороговорку продавца, он разорился на часы с фосфорным светящимся циферблатом на браслете. Они были, как пояснил бойкий ярославец, специально для авиаторов.
   Утром он был уже в Вильне. Взяв с вокзала извозчика, Иванов сразу же направился в губернское управление, в котором и находился штаб 1-й армии.Он формировался целиком из штаба Виленского военного округа, войска которого с началом войны преобразовывались в первую армию Северо-Западного фронта. Командующим армией автоматически становился генерал-губернатор округа - фон Ренненкампф. Главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта был назначен Яков Григорьевич Жилинский - Варшавский генерал-губернатор, бывший до 13 года начальником Генерального Штаба. Командующим 2-й армией назначался генерал Самсонов, также, бывший доселе генерал-губернатором Туркестана. Оба командующих армиями имели необходимый боевой опыт в дальневосточной эпопее, причём Самсонов участвовал ещё и в последней Русско-Турецкой войне.
   Иванов представился начальнику штаба и был сразу же посвящён в текущие дела.
   Дела же были таковы: двум русским армиям в Восточной Пруссии противостояла 8-я германская армия под командованием генерала фон Притвица. Она включала 14 пехотных дивизий в составе 172 батальонов и 153 батарей.У двух русских армий сообща было 13 пехотных дивизий в составе 208 батальонов и 92 батарей. Русский пехотный полк имел 4 батальона, немецкий-3.Однако, германский батальон превосходит русский на 20%. В русской пехотной дивизии имеется 7 шестиорудийных батарей, в германской-14 четырёхорудийных. Таким образом, огневая сила германской дивизии в среднем равняется огневой силе более, чем полутора русских.
   Обе стороны готовились к сражениям в обороне задолго до нынешнего века. Генеральный штаб любой страны имеет хотя бы примерное представление о военных планах противника. Так и Разведывательное Бюро Германского Генштаба не просиживало штаны зря. Сведения о гипотетическом русском плане на случай ведения войны с Германией у него, разумеется были. Даже расположение в мирное время штабов округов в Вильно и Варшаве говорило немцам, что русские ударят с двух сторон. Исходя из этого, они и строили оборону Восточной Пруссии. Густая сеть железных дорог позволяла немцам маневрировать силами в любом направлении атаки. По всей сети дорог были построены разгрузочные платформы на двести пар поездов.
   Германский гений стратегии Шлиффен считал Восточную Пруссию наиболее приспособленной к обороне частью Германии. По его мысли: русские армии при наступлении со стороны Немана и Нарева оставались разобщёнными, их соединение затруднялось линией Мазурских озёр и укреплениями между ними, представляющими из себя блокгаузы-полевые укрепления как земляные, так из камня и бетона, с блиндированными орудиями. Время, необходимое русским для соединения к западу от озёрного района, являлось достаточным для уничтожения одной армии, пока подоспеет другая.
   Русское же командование поступало проще. Для обороны Царства Польского оно
   надеялось на редкие приграничные железнодорожные пути. Было всего 3 железнодорожных входа в Вострчную Пруссию:1-й у Вержболово со стороны Немана, 2-й у Граево и 3-й у Млавы со стороны Нарева. Входы разделялись расстояниями 120-160 вёрст. Шоссейные дороги со стороны германской границы были намерено запущены. Вход по ним в Русскую Польшу был для немцев неудобен и долог. Кроме того, разная железнодорожная колея, позволяла надеяться русским, что перешив путей под германский подвижной состав, также займёт в случае войны слишком много времени.Тут надо сказать, что немцы могли в этом случае надеяться на тоже самое.
   В целом сложившееся стратегическое положение было таково, что по мнению Иванова, в начавшейся войне русской армии не стоило первой вторгаться в Германию. Для этого надо было обладать значительным перевесом в силах, которого не было. Больше у русских было только конницы-9 1\2 кавалерийских дивизий.4 1\2 из них было сведено в конный корпус под командованием генерала Хана Нахичеванского. Но если смотреть на кавалерию, как на боевую силу в обороне, перевеса не было никакого.Спешившаяся кавалерийская дивизия едва составляла батальон пехоты.
   Итак, следовало ждать полной мобилизации и сосредоточения, ограничиваясь вторжениями кавалерией на территорию противника для разведки,- так думал Иванов.
   Хотя бы месяц нужен был для готовности. Этот срок обуславливался не только прибытием всех частей полевой пехоты, сколько тем, что к этому времени заканчивали формирования многочисленные армейские учреждения и обозы.
   Вобщем-то и шло пока всё так, как хотелось бы ему. Стороны ограничивались прощупыванием конницей обороны друг друга, и 8-я германская армия сидела в своём логове-Восточной Пруссии, не имея ни малейшего желания сколько-нибудь серьёзно тревожить русского медведя в берлоге. Ведь главным противником для Германии, судя по всему, в настоящее время был Париж. Немцы не знали о том зловещем сюрпризе, который приготовил им русский Генеральный Штаб в плане будущей войны. В нём подразумевался быстрый разгром слабейшего участника Германо-Австрийской каолиции, так называемой, "лоскутной Империи" и, затем, из Австрийской Польши - удар в подбрюшье Германии - Силезский промышленный район. Это бы сразу поставило Германию на край пропасти - продолжать войну без угля и железа в нынешней войне ХХ века - невозможно.
   Пока же общее положение оставалось без изменений и могло быть нарушено каким нибудь неожиданным образом только извне. И это к досаде Иванова случилось.
   22 июля Германия объявила войну Франции, вступившейся перед этим за Сербию и Россию в их конфликте с Австрией, хотя последняя и не объявляла пока войну России, что-то выжидая. Иванов, зная о предвоенных договорённостях 1913 года с Францией, стал ожидать худшего. 23-его к вечеру в штабе стало известно, что посол Франции Палеолог сделал императору следущее заявление: "Французская армия рискует быть раздавленной, выдерживая натиск 25 германских корпусов. Я умоляю Ваше Величество приказать вашим войскам немедленное наступление..."
   -Лучше бы не спешили горячие галлы со своей поддержкой, - таким было общее мнение офицеров штаба, - теперь русским предстоит отдуваться и за тех, и за этих, и за самих себя. Всё катилось, как с горы: на следующий день, 24-го Австрия объявила нам войну.
   В этот день Иванов находился в расположении формирующегося 8-го корпуса. В нём -60% запасных. У прибывающих по мобилизации нижних чинов - хорошие русские лица, но это были всего лишь переодетые мужики, которых нужно ещё было учить и учить. Вернувшись вечером в Вильно, он узнал, что утром наши 6-я и15-я кавалерийские дивизии проникли в Восточную Пруссию со стороны Млавы и произвели порчу железной дороги Сольдау-Нейденбург, разобрав 5 вёрст пути, взорвав виадук и разрушив полустанок Шлёвкен.
   -Вот это правильно, вот что сейчас нужно делать,-думал Иванов, душевно поддерживая подобные действия. Не наступать сейчас надо, а таким образом задерживать немцев в их собственных пределах, обороняясь от их мобильности разрушением коммуникаций, опираясь в случае необходимости на приграничные крепости Ковно, Осовец и Новогеоргиевск.
   Меж тем, наверху думали иначе. Высокие стратегические интересы, верность союзническому долгу брали верх над благоразумием. Русские обязались начать решительные действия против Германии на 15-й день мобилизации, хотя реально
   сосредоточиться могли лишь на 24-й день.
   28 июля в штаб 1-й армии пришла деректива начальника штаба Верховного Главнокомандующего: "Принимая во внимание, что война Германией была объявлена сначала нам, и что Франция, как союзница наша, считала долгом поддержать нас...необходимо и нам...поддержать французов. Наступление начинает 1-я армия, которая должна притянуть на себя возможно большие силы немцев. Наступление должно вестись севернее Мазурских озёр, с охватом левого фланга противника. 2-я армия наступает в обход Мазурских озёр, с охватом с запада. Имея задачей разбить немецкие корпуса развернувшиеся между Вислою и Мазурскими озёрами, и тем припятствовать отходу немцев за Вислу. Таким образом, общая идея операции могла бы заключаться в охвате противника с обоих флангов...Наступление должно начаться с 14-го дня мобилизации..."
  
   НАВСТРЕЧУ ВРАГУ.
  
   Директива была документом не подлежащим обсуждению, Ренненкампф отдал приказ по армии. Всё пришло в движение, 24-го числа выступили вдоль единственной железнодорожной линии Ковно-Вержболово. В Вержболово кончалась русская железнодорожная колея.
   Командированный штабом в 29-ю пехотную дивизию, Иванов выпросил у начальника штаба дивизии жеребца-трёхлетка и передвигался в дивизионной колонне самостоятельно. Дивизия была перволинейная, и это чувствовалось: и по неутомимому, тренированному маршевой подготовкой ходу солдат пехоты и по отличной выездке упряжных артиллерийских батарей. Шли с песнями. Русопятые насмешливые лица, светлые глаза. Иванов, исследовав колонну от головы до хвоста, пришёл к самому лестному для начальника дивизии выводу: дивизия подготовлена не хуже дивизий гвардейского корпуса. Подъехав к автомобилю дивизионного штаба, он высказал свои впечатления. Начальник дивизии генерал Розеншильд-Паулин, разительно похожий на императора Николая 1-го, пожевав губами, меланхолично согласился: - Офицеры дивизии знают своё дело. С конницей вот только непорядок. В качестве дивизионной кавалерии выделили нам три сотни Оренбургского полка. Казаки, конечно; да только они последние три года всё больше в Варшаве стажировались с плетьми, несли полицейскую службу. А какая там боевая подготовка, при таком деле? Так-то...
   Генерал закурил сигару и приказал шофёру продолжать движение. Иванов привстал на стременах: до самого горизонта извивалась змеёй колонна дивизии, а было их шесть в первой армии, огромная сила, если ею правильно распорядиться. Он задумался. Подходили, скрипя плохо смазанными колёсами обозы. Иванов толкнул шпорами игривого конька и поскакал в голову колонны.
  
   К вечеру 3 августа пехотные дивизии 1-й армии подошли к границе, сделав форсированные переходы в 25-35 вёрст. При приближении армии к границе произошёл ряд стычек с передовыми германскими частями. Стычки подтвердили, что ближайшую пограничную полосу занимают части 1-го германского корпуса. На этом и закончился первый день боевого соприкосновения с противником. На следущее утро предстояло перейти государственную границу и вторгнуться в собственно пределы Восточной Пруссии.
   Рано утром Иванова вызвал начальник сторожевого охранения "по важному делу".Он выехал на автомобиле и в трёх верстах к северу от места ночёвки дивизии, встретил полковника Родина, который сообщил, что застава 2-го Оренбургского казачьего полка уничтожена противником. Они пошли вместе влево от дороги и там, среди песчаных бугров, вокруг громадного котла с кашей лежало 20-30 зарубленных казаков. Они, по-видимому ночью, заварили кашу, на свет костра подкралась немецкая конная часть и вырезала поголовно всю заставу. Не было даже ни одного раненого, который мог бы рассказать, как это случилось. И это было боевое охранение дивизии! Слава Богу, пехота несла службу несравненно лучше, и немцы не решились пройти дальше. Иванов вздохнул: -Если и погибнет русский народ когда, так это от своей феноменальной безпечности.- Война начиналась.
  
  
  
   Дивизия двинулась вперёд через границу. Проходившая через деревню дорога пересекала границу у холма. В месте пересечения дороги у границы, извилистого узкого рва, стояли заградительные барьеры и опустевшие помещения русской и немецкой пограничных застав. В траве валялись пограничные столбы, увенчанные немецким орлом; по всей видимости, русские разведчики уже были на территории Восточной Пруссии. По ту сторону границы, в опрятных немецких деревушках, не наблюдалось признаков жизни...
  
   В 11 часов утра завязался бой. Розеншильд-Паулин действовал блестяще. У Бильдервейгена полки дивизии ударили немцам в тыл, два немецких полка было разгромлено.У Сталлупена 115 -й Вяземский полк берёт у неприятеля пленных и 8 орудий.Там же у Сталлупена Иванов узнал, как погиб его петербургский знакомый Александр Николаевич Шкилёв. Вернувшийся по мобилизации из Петербургской Главной фехтовально-гимнастической школы, поручик Симбирского полка, он первым вскочил в германские окопы. Лучший ученик школы, он успел зарубить семь человек насмерть, лежавшие перед ним веером, перед тем, как удар в спину штыка немецкого унтер-офицера прервал его короткую жизнь.
  
   Вечером Ианов в автомобиле начальника дивизии вернулся на русскую территорию в Вержболово по поручению штаба корпуса.Там на последней станции Северо-западной железной дороги стояли под разгрузкой эшелоны с боеприпасами и имуществом армии. Широкая русская колея кончалась здесь, дальше начинались более узкие европейские железнодорожные пути. Поэтому всё необходимое для войск перегружалось в Вержболово на гужевой транспорт, с дальнейшей доставкой в дивизии перешедшие германо-русскую границу. Сама станция
   находилась в небольшом , почти неосвещаемом посаде Кибарты, с деревянными домами, грязными немощёными улицами. Последний дом к границе-старый, деревянный, в котором помещается таможенный переходной пункт. Дальше - деревянный же старый мост через пограничную речку Липоку. Иванов переехал мост, спустившись через секунду уже в Германии, в занятом сегодня утром Эйдкунене на другом берегу реки.
   Сразу же открылась широкая улица, ведущая на главную площадь немецкого города.Четырёхэтажные дома со всех сторон окружают площадь и тянутся по прямым улицам. Огромные зеркальные витрины магазинов поражают своим видом. Вывески банков, контор пестрят на стенах домов.Мощёные улицы обсаженные деревьями, с цветниками и клумбами блестят чистотой. Провода телефонов и электрического освещения переплетаются по всем направлениям.Это был совершенно уголок Невского, разительно отличный от польского Кибарты на другом берегу. Эйдкунен считался деревней и своему возвышению он был обязан исключительно русским деньгам.Огромное количество русских экспедиционных контор, которые находились в Эйдкунене с целью уклонения от взимания таможенных податей, оставляли свои платежи на немецком берегу. Масса эмигрантских контор для сманивания легковерных подданных России в Аргентину и Бразилию находятся здесь. Проходимцы и мошенники всех мастей свили тут комфортабельное, не без европейского лоска, осиное гнездо.
   Иванов отправился дальше, через главную площадь в Сталлупен-бывший польский город Столупяны. Немцы усиленно колонизировшие последние полтора века эту бывшую часть королевства Польского, перекрещивали польские названия на свой манер.Длинная линия эйдкуненских домов протянулась версты на две. На удивление ровная, прямая дорога уходила вдаль.Столбы телефонов тянулись по всем направлениям, соединяя деревни и имения.
   5 августа движение продолжается, не встречая серьёзного сопротивления. Сопротивление встретил лишь конный корпус Хана Нахичеванского на линии Мальвишки-Витгифен.Оттуда ему пришлось выбивать части спешившейся конницы и самокатчиков.
   Находясь в штабе армии, читая свежие сводки Ставки, Иванов узнал, что вчера, 4-го августа в Бельгии немцы взяли последние форты Льежа. Путь германцам на Францию был открыт.
   - Быстро двигаются,- подумал он тогда, - так быстро, что скоро и нас заторопят. Как-никак наша главная задача здесь, в Восточной Пруссии - ослабить натиск на французов.-
   На седьмое августа по всей армии была назначена дневка, что являлось настоятельной необходимостью. Войска двигались без остановки уже шесть дней, причём первые переходы были форсированными, а следущие сопровождались боями. Но с рассветом на всём фронте началось германское наступление.
  
   ПОРУЧИК МЕДЕМ.
  
   Утром Иванов находился в расположении передовых линий 21 Муромского полка. С поручиком этого же полка Сергеем Николаевичем фон дер Медемом, в сопровождении трёх стрелков пехоты, они двигались по овсяному полю на рекогносцировку. Выйдя посреди поля на небольшой холм, остановились. На противоположном конце поля с германской стороны стояли и смотрели на них три всадника. Немецкий разъезд невозмутимо разглядывал русских, блестели стёкла бинокля. Солнечное утро обещало жаркий день. Бородатый запасной медленно стащил с плеча ружьё, неспеша прицелился. Грянул выстрел. Немцы, не шелохнувшись, продолжали в упор рассматривать. Медем отобрал винтовку у бородача. Два раза, быстро перезаряжая выстрелил. До всадников было с тысячу шагов, расстояние не предельное для пехотной винтовки, но всё же довольно приличное для прицельного выстрела. Несмотря на это, два всадника упали с сёдел, третий повернул, но и его настигла пуля Медема. По пути назад Иванов заговорил с поручиком: - Барон, простите за праздное любопытство, не хотите не отвечайте, но всё же...-
   Поручик, подняв белёсую бровь, бросил на ходу:- Валяйте, штабс-капитан, спрашивайте, догадываюсь о чём: какое чувство испытывает немец убивая немца? Так?-
   Медем остановился посреди поля и в упор глядел на Иванова. Видно у него наболело...
   -А скажите, господин Иванов, не кажется ли вам, что с началом войны природные русаки на нас, природных, так сказать, германцев, косо стали поглядывать. Вот вы спрашиваете...
   Иванов ещё ничего не спросил, но с интересом слушал поручика. Того как прорвало:
   -Вы спрашиваете, что почуствовал я - потомок крестоносцев, офицер русской, подчёркиваю - русской императорской армии. Мои предки подданные Российской Империи со времён Петра Великого. И прадед и дед служили русскому царю. Россия - моя родина, так же, как и ваша, штабс-капитан. А та, - он махнул рукой в противоположную сторону поля, - Германская Империя, да ей без году неделя, и полвека не существует. Какого мне чёрта до неё.
   - Немцев убил,-фыркнул он, зло веселясь. -Врагов убил. Кстати без всякой злобы. Поразил живую силу противника. Потому что на войне без этого не обойтись. А русские-то, русские,- он схватил Иванова за рукав, снова расходясь.- С какой ненавистью в 905-м убивали друг друга, дай-то Бог, что бы когда-нибудь снова не начали... А, штабс-капитан?- Он рвал крючки воротничка кителя, запалено дыша.
   Простите, поручик,- произнёс Иванов, в душе ругая себя за бестактность.
   -Да что там !,-Медему самому уже было неловко. Дальше они пошли молча, вышагивая по высокому овсу почти в ногу.
   Штабс-капитан размышлял : - Прав, ведь, Медем. Много офицеров с немецкими фамилиями, и в1-й армии достаточно. В штабе тех, кого он знает: барон Фитингоф, барон Штемпель, фон Штубендорф - офицеры высшего звена, да и сам командующий - фон Ренненкампф. А сколько-младших офицеров. И в основной массе это добросовесные служаки,что называется не за страх , а за совесть.Многим русским не грех было бы поучиться этой немецкой методичности, желанию выполнить скрупулёзно все армейские правила. Во флоте, вообще треть офицеров-немцы...
  
  
   ГУМБИНЕН.
  
  
   Не успели они дойти до русских окопов, как началось германское наступление.
   Начали они для современной войны несколько странно: никакой артиллерийской подготовки. Прошло некоторое время, и тут Иванов воочию убедился, что воевать немцы пока не умеют. Он поражался их древней тактике, оставшейся, вероятно, ещё с войны 1870 года. А ведь присутствовали их военные агенты на Русско-Японской войне. Германия была тогда единственной из великих держав, кто морально поддерживал Россию. Но видно уроки маньчжурской войны обошли германскую армию стороной...
   Сначала немцы передвигались перебежками по отделениям, искусно пользуясь холмистой местностью. При этом их густые цепи несли большие потери от русской артиллерии.
   Русская трёхдюймовая скорострельная полевая пушка обладала самой высокой начальной скоростью снаряда из всех полевых орудий европейских стран, а следовательно-самой лучшей настильностью. Основным и самым действенным против пехоты снарядом был - шрапнельный, снаряжённый 270-ю девятиграммовыми сферическими пулями. Благодаря хорошей настильности, он на расстоянии действительного огня, разрывался почти параллельно земле, поражая противника в глубину пехотных колонн. В отличие от иностранных орудий, которые имели меньшую дальность прямого выстрела. Их снаряды, падая по баллистической дуге на тоже расстояние, но под углом к земле, поражали куда меньшую площадь. 77 миллиметровое орудие немцев превосходило русское только в скорострельности, имея клиновый затвор, в отличие от поршневого русского. Но это преимущество сводилось на нет отличной выучкой русских артиллеристов. Русские стреляли очередями: сериями выстрелов на одном прицеле с одной установкой трубки.
   Подойдя ближе, чем на тысячу шагов, германские цепи попали в сферу действительного ружейного и пулемётного огня. Здесь сказались плоды отличной постановки стрелкового обучения русской армии после японской войны. Германские цепи смогли пробежать только 200-300 шагов. Местами их линии полегли полностью Позднейший осмотр поля боя показал, что большинство убитых были поражены в голову и в грудь.
   Несколько германских батарей попытались выехать на открытую позицию. Их командирам, видимо думалось, что они действуют во времена наполеоновских войн, а не в современную войну скорострельных пушек, панорамных прицелов и закрытых артиллерийских позиций. Наши открыли огонь тритиловыми гранатами. От прямого попадания, в воздух взлетел один из зарядных ящиков. Большое чёрное облако скрыло и орудия и людей и лошадей. Когда оно рассеялось, на этом месте были видны лишь обломки, когда-то бывшие германскими орудиями, да по полю в безумном галопе скакала единственная оставшаяся в живых упряжная лошадь.
   Удивительно, но этот урок не пошёл немцам впрок, видимо, так действовать учили в их артиллерийских школах. Между 2ч.30м.и 3-мя часами германцы вновь попытались атаковать центр и левый фланг 27 пехотной дивизии под командованием генерала Адариди. Против центра дивизии вновь выехали на открытую позицию две немецкие батареи, причём всего в 1200 шагах от наших. Немцы жестоко заплатили и за этот опыт. Обе батареи успели сделать всего один выстрел, после чего буквально погибли под ураганным огнём первого дивизиона 27 артиллерийской бригады.Через несколько минут расположение германских батарей представляло собой сплошное кладбище людей и лошадей. Позднее при переходе в атаку обе эти батареи в составе 12 пушек и 24 зарядных ящиков были взяты 108 пехотным Саратовским полком.
   Разгром этих батарей сразу же прекратил наступление против центра 27 дивизии, но против левого фланга наступление продолжилось. Здесь немцы произвели другого рода опыт. Германская пехота пошла в атаку линиями густых цепей. Иванов знал, что по немецкому полевому уставу для лучшего управления, интервал между бойцами в цепи установлен в один шаг. В бинокль ему было хорошо видно, как германцы выполняли эту глупость в современной войне, со свойственной им педантичностью.Стройность движения была поразительная. Видно было как соблюдается равнение. Некоторые начальники ехали верхом среди войск. Наша артиллерия подпустила их на дистанцию, максимальную для прямого шрапнельного выстрела, а затем накрыла огнём. Потери германцев были огромными, они легли целыми колоннами. Между 3-мя и 4-мя часами начался отход германской пехоты.Сначала уходили отдельные люди, затем неудержимой волной хлынула назад вся боевая линия.
   Ворота в Восточную Пруссию со стороны Немана были взломаны армией Ренненкампфа. Победа у Гумбинена открывала оперативный простор: либо для атаки Кёнигсберга, либо для того, чтобы устроить Канны для 8-й немецкой армии обороняющей Пруссию. Тем более, что 2-я армия Самсонова уже на подходе к границе со стороны Млавы. От блестящих перспектив захватывало дух. Иванов, сидя в седле, усиленно плевался через плечо, чтобы не сглазить.
   Он подъехал к группе офицеров, которые осматривали трофеи оставленные германцами на поле битвы. Они горячо спорили, вертя в руках немецкую каску в холщовом чехле. Спор был о том, зачем германцы имеют её, головной ли убор это, такой же как их безкозырая фуражка, или это всё-таки средство защиты от шрапнели, как решили некоторые офицеры. Каска эта была не из стали, а из толстого фетра, покрытого каким-то прозрачным и очень твёрдым лаком, наподобие авиационного. Удивительно, но удар шашкою, не смог расколоть её. Послали солдатика найти каску со следом от пули, он принёс. Спор разгорелся с новой силой по поводу: шрапнельная ли пуля пробила её.
   Иванова же больше интересовало пехотное вооружение. Германская новая винтовка ему понравилась, до сего времени ему приходилось видеть лишь винтовку образца 88 года. Эта была покороче, но пожалуй, и потяжелее. Магазин, не в пример старому, не выступал из ложа-патроны в нём располагались в шахматном порядке. Затвор был очень простой, состоял из пяти частей и разбирался без всяких инструментов. Эта, в любом случае, более совершенная система Маузера, в целом превосходила нашу Мосина-Нагана. Германский же станковый пулемёт-разочаровывал. Станок был плох, салазочного типа - переносить по полю боя тяжело и неудобно, а таскать по земле на узких тяжёлых стальных салазках - опасно, из-за возможности попадания грязи в механизмы. Наш "Максим" на станке полковника Соколова по всем статьям превосходил немецкий. Снабжённый колёсным ходом, он легко передвигался вместе с пехотными линиями, а его броневой щит уже спас, как слышал Иванов, немало пулемётных расчётов. Кроме того у нашего и скорострельность на треть выше - 600 против 450-ти в минуту у германского.
   На следующий день в пятницу 8-го августа войскам был объявлен долгожданный отдых. Вчерашней победой они его вполне заслужили, тем более, что усталость от форсированных переходов и последующих боёв была большая, а Ренненкампф был слишком опытен, чтобы вести войска снова в бой не отдохнувшими. Обозы, между тем, не поспевали за боевыми колоннами и после колоссального расхода боеприпасов в ходе Гумбиненской битвы запас их сократился до минимально допустимого.
   -Когда они успевали, на какой из наших войн?,-вздыхая,силился вспомнить Иванов. Не вспомнил...
   Он находился в штабе армии и перечитывал сводки с западно-европейского фронта. Там всё шло неудачно. Две французские армии терпят поражение в Арденнах. Армия Самсонова, меж тем, уже вышла на линию Фридрихсфельд-Млава, сосредоточившись у границы.
  
   Всё утро штабные офицеры передавали по телефонам и искровой связью предупреждение о солнечном затмении, которое, согласно вычислениям, должно было состояться сегодня после полудня. Предупреждение, принимая во внимание печальную непросвещённость основной массы нижних чинов, было не лишнее. Были приняты меры особого наблюдения за лошадьми, которые уже нервничали. И всё же, затмение наступило неожиданно для всех. Солнечный жаркий день быстро сменился какими-то зловещими сумерками.Тревожно заметались в воздухе птицы с испуганным криком. Лошади стали биться и рваться, но предупреждённые люди крепко держали их в руках. Многие из солдат крестились говоря, что это "не к добру". Вспомнив "Слово о полку Игореве" и дальнейшую судьбу Игорева войска, Иванов и сам перекрестился. Но вскоре опять загорелось яркое солнце и все быстро успокоились, однако непонятный, досадный осадок остался в его душе...
   На следущий день 9 августа отдых войск был продолжен, подошли обозы с боеприпасами и продовольствием. Передовые дивизии, начавшие было питаться сухарями и консервами, отъедались у полевых кухонь. Но почти всё мясо, привезённое интендантами, успело протухнуть в пути, стояла чрезвычайно жаркая и душная погода.
   В штабе армии, несмотря на затянувшуюся дневку, работа кипела. Разведывательный отдел пытался нащупать пешими и конными разведочными командами край германской обороны. Кавалерийские разъезды углубившись вдоль железной дороги до 30 -ти вёрст, не находили противника. 8-я германская армия фон Притвица оторвалась столь далеко, что соприкосновения не было достигнуто. Немцы пропали на всём протяжении 70-ти вёрст фронта 1-й армии и это настораживало. Армия Самсонова со своей стороны уже вошла в пределы Германии и уже одерживала первые победы. К вечеру 9-го ею был взят Нейденбург.Фронт второй армии протянулся также на семьдесят вёрст через Ортельсбург-Виленберг-Нейденбург-Сольдау.
   В Европе по-прежнему всё плохо.Все французские армии в безостановочном отступлении. К концу следущего дня стало известно, что к северу от Нейденбурга наш 15-й корпус атаковал немцев на фронте Орлау-Франкенау. К вечеру небо заволокло тучами, наступила очень тёмная ночь и пошёл дождь, который перешёл в ливень. В Арденнах битва была проиграна французами.
  
   Из штаба фронта находившегося в Волковысске, весь день шли запросы о местонахождении
   противника .Ответить было нечего - офицерские разъезды посланные для разведки
   направлением на Инстербург вернулись ни с чем. Шоссейные дороги на Кенигсберг
   были забиты германскими беженцами, войск же противника обнаружено не было.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ОРАНОВСКИЙ.
  
  
   В понедельник 11-го Иванов был вызван в штаб фронта. В телефонном разговоре с офицером разведывательного отдела штаба ему был сделан многозначительный намёк на то, что его предложения вызвали интерес у начальника штаба фронта. Положив трубку аппарата , он задохнулся от нахлынувшего волнения. То о чём он столько размышлял ещё будучи в академии, его "концепция" кажется кого-то заинтересовала.
   Эта мысль возникла у него очень давно, ещё на первом году обучения в академии. Изучая военную историю человечества с добиблейских времён, Иванов часто натыкался на примеры, когда горстка смелых и умелых людей, едва ли не решала ход той или иной кампании. Таких эпизодов было множество в истории вооружённой борьбы: триста спартанцев, остановивших в Фермопилах огромную персидскую армию, действия конкистадоров, крошечный отряд которых разгромил империю инков. Наконец, отечественная история - Ермак с кучкой казаков завоевал для русского царя территорию равную всей западной Европе. Всё это говорило о том, что военный успех зачастую приходит не от числа бойцов, а от их умения и воли. Анализируя войны прошлого 19 века, Иванов пришёл к выводу, что и в этом столетии бурно развивавшейся военной техники, революции в вооружениях, были случаи, когда небольшие, часто иррегулярные формирования приносили огромную пользу в больших войнах. В начале века - это отряды известного Давыдова в Отечественной войне 12-го года. Затем, уже ближе к нашему времени, действия башибузуков в последнюю русско-турецкую войну. Война буров против мирового колосса - Британской империи. Все эти примеры говорили о неком тактическом преимуществе малых автономных групп перед доведённым, казалось до совершенства механизмом массовых армий. Ахиллесовой пятой современных армий являлось, по мысли Иванова, именно то, что и делало эти армии современными. А именно: их некомпактность, огромное количество бойцов, невозможность скрытно передвигать такую массу людей. Зависимость этих армий от внешних источников снабжения и растянутость коммуникаций, по которым все жизненно необходимые припасы доставлялись к полю боя. Нынешние армии не средневековые. У тех не было интендантств - корм для людей и лошадей добывался грабежом местного населения и холодное оружие которых, в том числе и метательное, не требовало массы боеприпасов.
   Сегодняшняя армия нуждалась в централизованном тыловом обеспечении, а скорострельные ружья и орудия - огромного количества патронов и снарядов, которые ещё и доставить надо к месту сражения. А перед этим надо иметь дороги: железные или шоссированные, по которым осуществляютя эти перевозки.Управление гигантской машины современной армии требовало ещё и многих тысяч вёрст телефонных и телеграфных проводо.Эти две вещи: дороги и проводная связь, были по мнению капитана Иванова, наиболее уязвимыми в теперешней войне. Ведь для разрушения железных дорог, нападения на обозы, нарушения линий передач не требовалось дивизий , полков и даже рот. Небольшая группа хорошо подготовленных и оснащённых людей создаст закупорку вен, питающих современную армию кровью войны, наименьшими усилиями и затратами, действуя по тылам противника почти на подножном корму, имея лишь необходимые средства разрушения коммуникаций. Решая дело точными и быстрыми ударами, распыляясь тотчас, после нанесения удара.
   Он писал об этом в военной прессе, делал представления в Генеральный Штаб. Командуя по цензу ротой, много возился с полковой разведочной командой, пытаясь создать из неё: что-то вроде, бывших ранее до 10-го года охотничьих команд. Предлагал создавать в полках дополнительную 17-ю роту для тех же целей. Но всё было тщетно. Его не слушали, отмахиваясь от таких прожектов, как от очевидной глупости. Ему говорили:
   -Поручик, двадцатый век на дворе, время партизанских действий давно прошло. Будущие войны - это столкновения огромных государств, технической оснащённости, экономической мощи. А вы нам какие-то странные вещи предлагаете - диверсии...
   Эти же, несколько изменённые предложения он и пытался донести до штаба фронта в посланной неделю назад записке. Как она попала на стол начальника штаба, и как была замечена в огромной массе документов, потоком шедшими с началом боевых действий - стоило только догадываться и удивляться... .
  
   Иванов поднял глаза. Перед ним, видимо уже некоторое довольно значительное время, стоял адъютант начальника штаба фронта.
   -Что же, вы штабс-капитан, витаете в облаках. Генерал вас просит. Он открыл дверь кабинета, вежливо приглашая Иванова войти.
   Генерал Орановский сделал жест, обрывая начавшего представляться штабс-капитана:
   -Нет времени на формальности, вы уж меня простите. Итак, к делу: вот ваша записка. Если не ошибаюсь, вы эти мысли уже излагали в "Известиях Николаевской Академии" в 13 году. Иванов кивком подтвердил. -Что ж, любопытная идея вам пришла в голову. Ещё тогда она меня заинтересовала, не скрою. В нынешней ситуации она становится актуальной. Хочу вам доложить, и у меня также появилась своя идея. Я, как начальник штаба, крайне недоволен нашей разведкой. Как вам это нравится: противник перед 1-й армией исчез! И вот уже более двух суток о нём мы ничего не знаем. Меж тем, у меня такое чувство, что германцы что-то замышляют. Из второй армии передают, что немцы фабрикуют ложные радиотелеграммы. Вот генералу Мартосу принесли с корпусной искровой станции довольно безграмотное сообщение, что отряд генерала Минтина подвергся панике и бежит к русской границе. На запрос оказалось, что ни одна наша станция этой депеши не передавала. В тоже время со станции радиотелеграфа крепости Брест-Литовск мне сообщили, что было перехвачено 15 незашифрованных радиограмм корпусов 2-й армии, заключавших в себе самые секретные распоряжения боевого характера.
   Наивные люди у Самсонова - думают немцы не понимают по-русски. Это бы ещё ничего, но вот, что меня тревожит, штабс-капитан. Сейчас решается вопрос о дальнейших действиях фронта. Армия Самсонова взяла Нейденбург, сейчас движется на Алленштейн. Противник отходит. Казалось бы самое время зажать его в клещи, как было предусмотрено в довоенных планах. Но расстояние между нашими армиями на сегодняшний день 125 вёрст. Это пять переходов, если идти не останавливаясь, не теряя время на бои, по прямой, для вашей 1-й армии. А противник вами потерян. Где и когда он отыщется - это вопрос. - Орановский продолжил. - Я думаю всё же отказаться от плана охвата противника. Поражение у Гумбинена подсекло волю Притвица, похоже он уже морально побеждён. Но если замыкать клещи, укреплённые проходы между Мазурскими озёрами задержат Ренненкампфа надолго, а тяжёлой артиллерии для штурма блокгаузов в первой армии - кот наплакал. - Орановский невесело улыбался и продолжил далее: - Мне кажется, что сейчас важнее обложить Кёнигсберг двумя корпусами 1-й армии, остальной частью прижать отступающих германцев к морю и не допустить уйти за Вислу.
   Но есть одно важное обстоятельство. Фронт реки Алле, протянувшийся между Алленштейном и Лаутенбургом, оборудован немцами таким образом, что к нему подходят с запада 12 железных дорог, из которых 3 двухколейные. Очень свободно, пока мы возимся с Кёнигсбергом, либо ловим армию фон Притвица между Мазурских озёр, они по железным дорогам могут уйти на фланг Самсонова и ударить здесь.Тем более, из ставки поступили сведения, что немцы снимают от двух, до трёх корпусов во Франции для нашего фронта. И якобы Притвиц уже смещён и по агентурным данным его меняют на генерала Гинденбурга. Возможно - это слухи, дезинформация, а возможно и правда. - Орановский развёл руками,- мы ничего точно не знаем.-
   Иванов молчал, сообразив, что главное в речи начальника штаба было впереди.Тот подошёл к висевшей на стене карте Восточной Пруссии и задумался, казалось забыв о присутствии капитана. Наконец сказал:
   -Вот , что я решил, штабс- капитан. Я санкционирую ваш опыт, вы же кое-что сделаете для разведывательного отдела. Предлагаю вам произвести диверсию на одной из трёх двухколейных стратегических дорог. Нам важно сейчас пересечь для германцев возможность перевозить подкрепления из двух важнейших крепостей: Кёнигсберга на Балтике и Торна на Висле. Надо постараться ударить так, чтобы убить по возможности двух зайцев, то есть в месте, где пересекаются сразу несколько путей.
   Он дал приглашающий знак подойти к карте:
   -Вот , взгляните. Железная дорога Торн-Тильзит пересекает все три дороги, ведущие в Пруссию из России. Конницей мы достаём на всём их протяжении две из них: со стороны Вержболово и 1-й армии; со стороны Млавы и 2-й армии. Третья же дорога со стороны Граево нам не доступна. Она начинается в нашем Белостоке и заканчивается в Кёнигсберге, пересекая все параллельные границе железные дороги, в том числе и двухколейную Торн-Тильзит. Она идёт через всю цепь Мазурских озёр, включая и главные озёра. Кавалерии там не пройти. Укрепления между озёр очень сильные. А нам надо перебить эту третью стратегическую дорогу желательно в районе Коршена. Там она и пересекает двухколейную .Такова задача. Предлагаю вам подумать как её решить.
   Иванов, просчитав в голове все мыслимые варианты, находил их невыполнимыми:
   -В самом деле: там, где не пройдут кавалеристы, имеющие такое преимущество, как
   мобильность передвижения, пешей команде делать нечего. Штурмовать каждый блокгауз, а их было несколько вдоль всего пути, горсткой бойцов? Теряется скрытность нападения, непременно теряются люди при каждом штурме. Нет - это невозможно.
   Он так и доложил генералу, не понимая зачем тот его вызывал. Ведь всё это очевидно, достаточно бросить первый взгляд на карту. Орановский внимательно выслушал его, кивая, слегка улыбаясь при этом.Что-то подсказывало Иванову: у начальника штаба всё же был какой-то план. Действительно, помолчав какое-то время, тот сказал:
   -На мой взгляд есть выход, штабс-капитан.
   -Ну, если только по воздуху перенестись, ваше превосходительство...
   - Но именно это я бы хотел и предложить вам.
   Иванов изумился: -Неужели Орановский это серьёзно? На аэропланах, что ли предлагает...
   -Вижу вы удивлены. Идея же, однако не нова - ещё Наполеон хотел сделать высадку в Англию с монгольфьеров. Современные управляемые аэростаты позволяют, я считаю, не только проводить разведки и бомбардировать врага, как показали итальянские дирижабли в Триполийской войне, но и перевозить по воздуху и высаживать где угодно даже небольшие воинские подразделения. В этом - суть моего предложения. Наши крепостные дирижабли, как показали довоенные опыты, свободно берут на борт до 15 человек. Дальность их полёта очень большая - в 300-400 вёрст в глубину противника. Первоначально они предполагались использоваться для дальней стратегической разведки. Но почему бы нам не произвести и ещё один опыт - высадить команду диверсантов с воздуха. Преимущества очевидны: огромная скорость передвижения, полная безопасность - средств борьбы с управляемыми аэростатами, достаточно надёжных, ещё не найдено. Спуститесь вниз в глубоком тылу противника, нанесёте один-два удара и отходите к линии фронта. Ждёте наших войск, либо неожиданно переходите линию с тылов германцев. Вот вкратце мой план, капитан.Что скажете? Вы согласны?
   Иванов поддержал бы и более фантастическую авантюру. Ему давно уже хотелось настоящего дела.
   -Я готов, ваше превосходительство...
   -Вот и славно. Обсудим некоторые детали. В распоряжении фронта больших крейсерских
   дирижаблей в настоящее время нет. Имеющйся "Ястреб"-малый полевой, летал на разведки,
   даже бомбардировал немцев, но для нашего дела не годится-максимум 6 человек вмещает. В
   Брест-Литовске в эллингах стоят два крепостного типа, в Лиде - большой крейсерский
   "Астра", но это уже епархия командующего Юго-Западным фронтом генерала Иванова. Так
   или иначе, в ближайшие три дня нужный нам аэростат будет. Вы же готовьте команду,
   необходимые распоряжения о предоставлении вам соответствующих полномочий я дам
   сегодня же. Вот, пожалуй, пока и всё. Ступайте к начальнику разведывательного отдела,
   согласуйте дальнейшие действия, затребуйте необходимое. Можете идти.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Иванов откозырял генералу и вышел из кабинета, чувствуя некоторое душевное смятение.
   Эйфория неожиданной удачи менялась тяжестью ответственности легшей на плечи: все трудности были впереди. Главная из них: найти и подготовить нужных людей.Таких бойцов в нынешней русской армии просто не было. После реформы 1910 года были распущены охотничьи команды, заменённые ныне на разведочные. Если подготовка охотничьих команд была рассчитана на автономные действия во вражеском тылу, с задачей не только вести разведку, но и действовать партизанскими методами, то действия разведочных команд ограничивались прощупыванием переднего края противника и захватом "языков", как максимум. А следовательно, разведчики не совсем подходили для предстоящего дела. Поразмыслив, Иванов понял, что нужных ему людей он может найти лишь в частях не связанных непосредственно с линейной армией. А именно: либо в частях Корпуса Пограничной Стражи, либо в казачьих формированиях. Получив в штабе фронта "карт бланш" , в виде предписаний дающих могущественные полномочия, он отправился в стоящий на формировании в Белостоке 44-й пластунский полк. Там он обнаружил, что у казаков охотники не перевелись.Однако же казачье начальство, несмотря на предоставленные Ивановым штабные директивы, не горело желанием отдавать подготовленных специалистов, норовя подсунуть пребывающих по мобилизации второочередников, причём упирались, как могли. Иванов, которому все эти препирательства вскоре смертельно надоели, плюнув, выбрал четверых из запасных, руководствуясь ведомым ему одному чутьём.
   Всё это были 30-40 летние пожилые казаки, ломавшие действительную в начале века, обременённые семействами, казалось давно потерявшие свойственную казачьей молодёжи лихость, степенные и рассудительные. Но Иванов за всем этим, поговорив с каждым в отдельности, как следует расспросив о былой службе, разглядел главное - желание воевать, обусловленное присущим только этому военному сословию понятию службы, как долга и смысла их жизни. Один из отобранных - Студёный Семён Михайлов, как он отрекомендовался, и вовсе знал войну не по-наслышке. На Японской он проходил службу и в охотниках, и в пулемётной команде, был неоднократно награждён. В отдельном сапёрном батальоне, стоявшем тут же в Белостоке он отобрал двух унтеров-инструкторов из учебной команды, квалифицированно владеющих взрывным делом.
   Пока он находился в Белостоке, разведывательный отдел нашёл ему ещё двоих в команду. Это были двое сверхсрочных из пограничников, как ему сказали в штабе, хорошие следопыты и отличные стрелки. Пограничная стража сейчас, с началом войны потеряла свои обычные обязанности. Кавалеристов из них направляли в дивизионную кавалерию, прочих же распихивали куда придётся. Иванов подумал, что эти двое будут совсем не лишними, с их навыками и знанием приграничной местности, как по эту , так и по ту стороны .
   Через день капитан был вновь вызван к Орановскому. Генерал внимательно слушал доклад о подготовке к операции, изредка перебивая Иванова дельными замечаниями. В конце встречи сообщил хорошую новость: 12-го в крепость Новогеоргиевск из Петербурга прибывает воздушный крейсер "Альбатрос".
   -Штабс-капитан, выезжайте в крепость, как только будете готовы. Приказ командиру 11 воздухоплавательной роты в Новогеоргиевске будет послан сегодня же. Естественно соблюдайте полную секретность. Аэродром Варшавского округа находится у форта Коссово, место довольно безлюдное, но всё же. Чужих глаз опасайтесь, вылетайте ночью со всеми предосторожностями.-
   На прощанье Орановский сказал :- Посылаю вас на трудное и опасное дело. Вам предстоит пройти буквально "по лезвию" и выполнить свой долг. Верю, что это вам по плечу. С Богом.
  
  
   АЛЬБАТРОС.
  
  
   Вечером следущего дня Иванов наблюдал величественное зрелище причаливания воздушного корабля. В крепостной искровой станции ему сообщили, что "Альбатрос" подал сигнал о приближении час назад. Он немедленно приехал на аэродром. Жаркий августовский день заканчивался. Огромный багровый диск солнца неспеша закатывался за кромку стоящего в двух верстах леса. Сначала возник странный, никогда ранее не слышанный Ивановым, довольно мелодичный звук. Басовая вибрирующая нота доносилась с северо-востока. Штабс-капитан, щурясь от заходящих лучей, натянул козырёк фуражки на самый нос и завертел головой.
   Через мгновение он заметил выныривающее из-за леса огромное тело дирижабля. Его аллюминированная оболочка горела ярким пламенем заката, за кормой тянулись как шлейф, две длинные ленты выхлопных газов. "Альбатрос" приблизился и завис над аэродромным полем. В наступающих лёгких летних сумерках стало заметно: в хвосте и на носу дирижабля уже горели белые огни.С правого борта сиял зелёный яркий фонарь, с левого-красный. Расцвеченный по международным правилам, как рождественная ёлка, "Альбатрос", не участвовавший ещё в войне, нёс на себе этот отпечаток недавнего мирного времени.
   Он снизился ещё, и штабс-капитан мог близко разглядеть его необычный облик. К гигантскому корпусу корабля была подвешена квадратного сечения очень длинная, сужающаяся и к носу и к корме, гондола. По обеим её сторонам были прикреплены по решётчатой металлической ферме-консоли, на которых крутились огромные, почти в три человеческих роста пропеллеры. На борту гондолы открылась внутрь дверца, в проёме показалась фигура кого-то из аэронавтов и стала подавать знаки причальной команде воздухоплавательной роты, ловившей выброшенные из воздушного судна верёвочные концы.Солдаты споро делали своё дело: распределившись в две шеренги по обоим бортам "Альбатроса", держали его под узцы, как огромного быка. По команде они медленно зашагали, ведя аэростат к причальной мачте. "Альбатрос" не упирался, покорно плывя по воздуху за своими укротителями. Иванов, наблюдая за всеми эволюциями, невольно улыбнулся, делая эти сравнения. И вот, наконец, дирижабль привязан к мачте, гондола стоит на земле. Двигатели, чихнув перестали реветь, а огромные винты ещё долго продолжали по инерции крутиться, сверкая звеньями приводных цепей в последнем луче солнца. Из гондолы стали выбираться члены экипажа. Иванов шагнул вперёд-познакомиться.
  
   Вечер он заканчивал вместе с командиром "Альбатроса" в буфете офицерского собрания Новогеоргиевской крепости. Капитан, вдохновлённый несколькими рюмками, занятно описывал внимательному слушателю свой воздушный крейсер. Машина, по его словам была самая новейшая, вошедшая в строй в конце 13-го года. Построеная на Ижорских заводах в Колпино под Петербургом, она представляла собой гордость русской инженерной мысли. При длине в 77 метров, "Альбатрос" имел объём почти 10 тысяч кубических метров. Двигатели были французские , известной дирижаблестроительной фирмы "Клеман-Баяр" - два по 180 лошадиных сил каждый, позволяющие аэростату двигаться со скоростью 19 метров в секунду при помощи двух толкающих винтов диаметром в 4,75 метра. При полной заправке горючим он мог пролететь и тысячу вёрст.
   Иванов спросил у штабс-капитана, как он оценивает германские дирижабли в сравнении с нашими.
   -Видите ли, мягкого типа и полужёские ничем и не отличаются. Жёского же типа, особенно цеппелины -это, как сами они говорят: "колоссаль", просто - воздушные дредноуты. Немцы тут всех обогнали, кроме них жесткие дирижабли вообще никто не строит.Однако и "Альбатрос", доложу я вам, очень и очень неплох. Маневреннее цеппелина уж наверняка. У того свои неоспоримые достоинства: в два раза больший объём и грузоподъёмность и дальность - соответствующие. Но, капитан поднял указательный палец перед носом Иванова,- зато нам не требуется никакого специального балласта, необходимого цеппелину - он всегда вокруг нас. Это воздух. Закачиваем в баллонет, носовой или кормовой и спускаемся, либо поднимаемся. Совсем, как подводная лодка или, если хотите, как рыба при помощи плавательных пузырей. Помните из гимназического курса, по закону Архимеда?,-хихикнул он, -Вникаете?-
   Командир "Альбатроса" уже не совсем трезвый, внезапно подмигнул Иванову, который всё также внимательно слушал, поддакивая.
   -Плюс,-продолжал тот,-на "Альбатросе" два руля высоты, кроме кормового, как у всех дирижаблей, на носу гондолы у нас ещё один установлен, да вы его видели. Иванов вспомнил удивившую его бипланную коробку крыльев спереди, совсем, как у аэроплана.
   -Очень маневренная машина благодаря этому получилась,- хвалил воздушный корабль его
   капитан,- мы ведь, два месяца назад искровую станцию установили на борту.Теперь, находясь
   в разведке, все сведения можем передавать тотчас, в настоящем времени. Это, скажу вам,
   батенька, переворот в разведочном деле. Представляете, каково получить сведения о
   противнике, без какого-то ни было промедления?
  
  
   Капитан и далее нахваливал, как решил Иванов, своё любимое детище, засыпая незнакомыми техническими понятиями и терминами. Но главное, что понял штабс-капитан Иванов в тот вечер: "Альбатрос" - во всех смыслах передовой воздушный снаряд и идея генерала Орановского оригинальна и осуществима.
   Следующий день прошёл в последних приготовлениях. Утром Иванов был в крепостном арсенале. Новогеоргиевская крепость была самая современная и новая на западной границе России. Она только вводилась в строй, а её бездонные подземные хранилища были переполнены боевыми припасами и вооружениями. В тянущихся на сотни саженей бетонных галереях, рядами стояли свиноподобные бомбы для крепостных гаубиц и мортир; тысячи зелёных ящиков с винтовочными патронами, снарядами для противоштурмовых пушек, высокими поленницами заполняли все пространство подземных складов.
   Иванов по требованию, подписанному комендантом крепости, получил несколько ящиков пироксилиновых взрывных патронов, коробку капсул, бикфордов шнур и большую бухту детонационного провода в свинцовой оболочке. Листая с начальником склада толстый складской гросс-бух, он нашёл и так необходимое для огневого усиления команды оружие. Это было ружьё-пулемёт Мадсена, стоявшее на вооружении русской армии ещё до японской войны, отличное, лёгкое автоматическое оружие, которое после войны по чей-то начальственной глупости было изъято из линейных войск и передано в крепости. Такого лёгкого пулемёта не было на вооружении ни у одной из воюющих армий. Весил он чуть больше полпуда (8,9 кг), оснащённый лёгкой сошкой, имел темп стрельбы почти, как у станкового "максима"-500 выстрелов в минуту. Коробчатый магазин его вмещал 25 обычных трёхлинейных
  
   патронов.
   Получив всё необходимое в арсенале, Иванов направился в крепостную голубиную станцию. Несмотря на несколько подземных линий связи и наличие радиотелеграфа, почтовые голуби в крепости содержались в порядке, то-ли в силу привычки, то-ли из соображения "на всякий непредвиденный случай". Седоусый старинный унтер, заведовавший голубиным личным составом, любовно поглаживая воркующих птиц, отобрал капитану полдюжины самых быстрых, по его словам,почтовиков.
   Их усадили в плетёный ранец для переноски, оснащённый заплечными ремнями.Погрузив
   всё полученное в автомобиль, штабс-капитан к полудню уже был на аэродромном поле у форта "Коссово".
   Вокруг "Альбатроса" на поле царила суета. К нему на подводах подвезли жестянки с бензином, и теперь экипаж приставив лестницы к гондоле, наполнял горючим носовой и кормовой баки. Заметив необычного вида снаряды, лежащие на соломе в одной из телег, Иванов не удержался и задал вопрос капитану, который с папироской стоял в стороне от суеты и наблюдал за приготовительными работами, изредка отдавая короткие приказания.
   -Снаряды..? К бомбомётам снаряды, штабс-капитан. Однако вы любопытны...
   Иванов, смущённый отошёл в сторону.
   К семи часам вечера подготовка к полёту была закончена. Иванов, ожидая прибытия своей команды, осмотрел внутренние помещения гондолы аэростата. Капитан, на правах хозяина, с удовольствием показывал:
   -Вот рубка управления. Видите: штурмвала два; один для руля направления, другой для рулей высоты. Вот контрольные приборы. Посмотрите - сколько манометров. Эти измеряют давление воздуха в баллонетах, а этот самый главный: показывает давление газа в корпусе аэростата.Это барометр-анероид, показывает высоту, а вот компас.-
   Он показал Иванову безпроволочную телеграфную станцию и моторный отсек с двумя блестевшими латунными частями шестицилиндровыми двигателями.
   Экскурсия по "Альбатросу" затягивалась. Иванов с неудовольствием поглядывал на часы: -Что делать. Команды по непонятной причине пока не было. Не было и офицера по поручениям штаба фронта, который должен был привезти приказ на вылет.Солнце уже близилось к закату, когда на противоположном конце аэродромного поля показался камион с закрытым брезентом кузовом. Он подъехал прямо к причальной мачте. Встал. Из кузова высыпали люди в походных защитных рубахах. Команда прибыла.
   Старший урядник построил прибывших, доложился. Иванов видел всех вместе впервые. Внимательно вглядывался в лица, в большинстве своём, уже немолодые. Смотрели на него с любопытством. -Бодрые ребята, - заключил он. Дал команду: - Оружие к осмотру.-
   Проверяя он отметил, что в отличие от казаков и сапёров, вооружённых трёхлинейными ружьями казачьего и драгунского образца, пограничные стражники имели револьверные карабины. Редкое оружие, представляющее собой револьвер Нагана, снабжённый прикладом и длинным, как у кавалерийского карабина стволом. У сапёров кроме винтовок было и холодное оружие - пугающего вида кривые тесаки-бебуты в кожаных ножнах болтались на их поясных ремнях. У каждого был вещевой мешок и скатанная шинель через плечо. Иванов остался доволен осмотром, и скомандовав -Вольно,- отошёл к поджидавшему в сторонке скромному офицеру-порученцу. Поручик под расписку передал ему плотной бумаги пакет и откозыряв, поспешил на поджидавший его автомобиль.
   Иванов, торопясь разорвал пакет: в нём был ещё один с шифрами из разведотдела и отдельный листок приказа командиру "Альбатроса". Он спрятал пакет в свою полевую сумку и молча подал лист приказа стоявшему неподалёку капитану. Тот, так же молча, внимательно прочёл и выразительно глядя, произнёс:-Прошу на борт, штабс-капитан. - Он сделал приглашающий комичный жест: - Прошу,прошу...-
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВЫСОТА И СИЛА.
  
  
  
  
  
  
   Он, как в детстве, вычерчивал иероглифы на запотевшем стекле и вспоминал... Впрочем, пора было и собираться.
   -Ефимов,- штабс-капитан толкнул носком сапога здоровенного казака лежавшего на полу гондолы и занявшего безмятежно весь проход, - просыпайся, буди своих.-
   Тот будто и не спал, мигом поднялся, сидя крутил огромной башкой.
   -Станичники,- загудел Ефимов,-кончай ночевать.
   Молча встали, позёвывая. Кто-то ожесточённо скрёб свалявшийся чуб.
   -Что,Фёдор-вошки?
   -Та ни,- белозубо скалился Фёдор,- чой-тось, браты, крепко заснув. Як в люльке малого, укачало в дирижабеле этим...
   Казаки, посмеиваясь, усаживались: кто на скатанные в хомут шинели, кто на вещевой мешок. Кто-то уже захрустел сухарём..
   Сквозь стёкла кабины, меняя полную ночь, начала проступать, тёмная пока ещё, предрассветная синева. Рулевой, поглядывая на светящийся циферблат компаса, изредка подкручивал небольшой никелированный штурмвальчик, от которого вверх, на крышу рубки шла длинная, похожая на велосипедную, передаточная цепь. Командир дирижабля сделал рукой жест, подзывая Иванова.
   -Смотрите вниз. Видите - впереди по курсу белый луч, кажется паровоз. Сейчас подлетим ближе, определимся.
   Через пару минут стало ясно - нагнали поезд. Летели хорошо заметные искры из трубы, паровозный прожектор далеко впереди себя освещал две огненные нитки рельсов. Проплывая над ним, в каких-то ста пятидесяти саженях, Иванов заметил: около двадцати тёмных вагонов в этом ночном составе. Показалось, что видит он даже огненную топку в будке машиниста. Он обратился к капитану: - как вы думаете, видят ли они нас?
   Командир дирижабля небрежно ответил:- а коли и увидали, что из того. Штабс-капитан, я вот, что предлагаю: ведь где-то близко станция железнодорожная должна быть, путь-то, смотрите - одноколейный. Не знаю, как у них тут в Германии, а у нас на родине, если одноколейная дорога, станции часто бывают. Там встречные поезда разъезжаются.
   -Зачем вам станция, капитан?
   -Соорентироваться хочу,- хитро сощурил глаз,- правильно ли летим.
   Обогнав эшелон, немного снизились. В утренних сумерках уже отчётливо были видны белые телеграфные столбики вдоль железнодорожного полотна.
   -Вот, кстати, и она.
   Невдалеке заблестела паутина пересекающихся рельсов. Светлые, аккуратные домики, полосатая рука семафора, высокая кирпичная вышка водонапорной башни.
   Командир корабля взялся за два блестящих рычажка, медленно толкая их от себя. Густой, ревущий звук моторов стал переходить в быстрое хлопанье. Огромная сигара быстро теряла скорость.
   -Кажется , встречный ветер,-произнёс капитан,- сейчас ещё оборотов убавим и встанем над станцией, ветер нам в этом поможет.
   Корабль почти висел в ста саженях над землёй. Моторы медленно постреливали. Винты перестали казаться прозрачными кругами, были видны быстро мелькающие гигантские лопасти.
   -Штабс-капитан, на дебаркадере табличка висит, видно вам?
   Под ажурным навесом Иванов увидел одноэтажное здание вокзала. На фасаде действительно белело что-то похожее на вывеску.
   -Кажется да, вижу, но прочитать не могу, темно ещё.
   -Штурман, держите сектора, - подпоручик метнулся к командирскому креслу.
   -Сейчас подсветим. Штабс-капитан, одолжите спички.
   Зашипев, как змея, вспыхнул керосино-калильный прожектор "Альбатроса". Мертвенно - белый луч нашёл вывеску: Rotfliss ,- прочёл Иванов. Дверь под вывеской медленно приоткрылась. Два заспанных немецких лица, не выходя за порог, щурясь, с ужасом взирали на фантастическое зрелище: огромная, зависшая в воздухе машина ощупывала ярким лучом подслеповатые окна железнодорожной станции. Команда толпилась у иллюминаторов гондолы.
   -Тю, хлопци, дывись, немчура на нас пялится.
   Кто-то из казаков свистнул, врядли немцы могли услышать его, однако дверь тут же быстро захлопнулась.
   -Пишлы подштанники застирувать,- заметил тот же голос малоросса, принадлежащий,
   кажется, одному из сапёров. Грянул дружный хохот, смеялись, поглядывая на штабс- капитана:
   -Что скажет - явное нарушение дисциплины?
   Восстановил порядок, рявкнув, старший урядник Студёный, оправдав свою фамилию. Он был матёрый и очень силён, говорил, ему одному понятными парадоксами. Любимым был:- Кто смерти боится, тот дохлый среди живых.- Команда его побаивалась.
   На горизонте показалось светящееся пятно. К станции подходил обогнанный эшелон. Капитан воздушного крейсера внимательно наблюдал за приближающимся прожектором. Он явно что-то замышлял. Оглянулся, зачем-то подмигнул Иванову.
   -Грех упускать такую возможность. Бомбардируем его. А?Штабс-капитан? Наверняка-воинский состав.
   Иванов неопределённо кивнул:-Воля твоя...
   Капитан уже отдавал необходимые приказания. Прожектор погасили. Завыл воздушный насос, перегоняя воздух носового баллонета в кормовой, задирая нос аэростата, чтобы занять позицию над станцией выше. Штурман встал к бомбовому прицелу - ввинченной в пол оптической трубе. По обоим бортам гондолы "Альбатроса" прикреплено по бомбомёту - железному с ячеями ящику, днища которых открываются рычагами изнутри гондолы. В правом находилось четыре четырёхпудовые динамитные бомбы, в левом - два десятка трёхфунтовых .
   Иванов приоткрыл сдвижное боковое окошко. Глядя вниз, он наблюдал за тем, как паровоз тормозит у здания станции, выпуская усы пара из под колёс.
   Из трубы вырвался сноп искр, он встал. Иванов заметил подбегающую фигурку, человек что-то протягивал машинисту.
   -Это он жезл передал,- подумал он,- сейчас паровоз тронется. Паровоз, тем не менее ещё стоял, и он с тревогой заметил, как немец объясняет что-то машинисту, указывая рукой на небо.
   -Наверняка о нас предупредил,-соображал штабс-капитан,-что ж медлят?
   Он оглянулся на прильнувшего к прицелу подпоручика.Тот, обхватив ладонью рукоять рычага бомбомёта, что-то выжидал.
  
  
   Моторы работали чуть слышно.Аэростат медленно, неуклюже разворачивал нос по направлению к хвосту состава.
   Иванов почуствовал лёгкий толчок. Полёт бомб к земле в утренних сумерках ему разглядеть не удалось, но паровоз вдруг озарило яркой вспышкой, и он окутался густым белым облаком. Одна из четырёх бомб попала ему в котёл. Дирижабль, взревев двигателями, ускорил свой ход, направляясь от локомотива к концу эшелона.Толчка от второго бомбомёта Иванов не заметил, но залп был сделан: "Альбатрос" плыл над вагонами, рассеивая мелкие бомбы.Они взрывались на крышах вагонов и вокруг них, вспыхивая юркими быстрыми звёздами. Из вагонов стали выпрыгивать серые фигуры,
   разбегаясь во все стороны, метались по перрону, падали, в панике не понимая, откуда их настигает неожиданная гибель. "Альбатрос" уже подлетал к концу состава, когда германцы заметили его. Стали видны вспышки ружейных выстрелов.
   -Обстреливают нас,-произнёс Иванов, обращаясь к командиру корабля.
   -Вижу, сейчас ослепим их,- он дал команду. За борт скинули парашют-прожектор: большую осветительную мину.Тот, вспыхнув силою пятьсот тысяч свечей, ослепил не только немцев , но и любопытного штабс-капитана , вынужденного убрать голову из открытого иллюминатора - до того невыносимо для глаз было это чудовищное свечение. В тот же миг аэростат рыкнул двигателями и горящая станция осталась позади. Он постепенно ускоряясь, помчался вновь над железной дорогой.
  
   .
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВОЙНА В ВОЗДУХЕ.
  
  
  
  
  
  
  
   .
  
  
  
  
   Как сквозь вату, тревожный голос прервал мысли штабс-капитана. Казак, стоящий в конце гондолы и наблюдающий в иллюминатор:
   -Ваше благородие, летит кто-то. Думал птица, а ближе он подлетел, вижу - не птица это. Мабудь, ероплан, крыльев-то много у него.
   -Подвинься,- Иванов протиснулся к окошку. Не сразу, но затем отчётливо разглядел: меньше чем в версте, точно - биплан. Догонявший их самолёт мог быть только германским. В такую рань летит. Солнце только-только показалось, да и далеко от ближайших русских войск.
   - Неужели специально ради нас? Это означало, что с железнодорожной станции уже успели сообщить на ближайший аэродром, и аэроплан послан, чтобы перехватить "Альбатрос".
   Быстро,- невольно с уважением, подумал о немцах штабс-капитан.
   -Что там?- из рулевой рубки, приподнятой над общим телом гондолы, спускался командир дирижабля.
   -Аэроплан.
   Штабс-капитан подошёл к иллюминатору, удостоверился. Крикнул в переговорную трубу механику:
   -Добавь газу , Егоров!
   Иванову сказал тихо: - догонит он нас. Мы на максимальных оборотах - семьдесят вёрст в час можем, любой самолёт на четверть больше делает.
   -А что он нам сделать может,-задал вопрос Иванов.
   -Ну, вобщем-то, немного. Пулемёты на аэропланы германцы пока не ставят, во всяком случае, я не слышал. Наши летуны с собой карабины да револьверы берут. А, ведь, и бомбы берут! - капитан внезапно замолчал, не моргая глядя на Иванова.
   -А как и у этого бомбы есть, сверху, не дай Бог, скинет! Вот, что, штабс-капитан. Я сейчас на гребень - на пулемётную площадку.
   Он торопливо забрался обратно в рубку, хлопнула крышка люка, по фанерному потолку гондолы гулко застучали сапоги капитана. Иванов забежал в рубку вслед за ним, выглянул в задний иллюминатор: командир "Альбатроса", держась за тросы подвески гондолы, пробирался к каркасу матерчатой трубы в которой находилась лестница, проходящая сквозь корпус аэростата, на самый верх к пулемётной платформе.Там был установлен "максим" на морском вертлюжном станке с плечевым упором. Ещё в 13-м году строя "Альбатрос", дальновидные его инженеры предусмотрели, что в будущей войне он может понадобиться именно там наверху, хотя в то время о воздушных сражениях можно было только теоретизировать.
   Неприятельский аэроплан подлетал всё ближе, и вскоре Иванов мог уже определить его тип: это был, по странной прихоти случая, тоже "Альбатрос"- германский разведочный двухместный самолёт, у немцев он был одним из основных. Подойдя к дирижаблю с правого борта, он, накреняясь, начал забирать вверх. Мелькнули две головы в авиаторских шлёмах, внимательно оглядывающих массивную тушу русского воздушного крейсера. Понять с кем имеют дело германским лётчикам было не трудно: на борту гондолы аэростата красовалось выведенное славянской вязью его имя. Впрочем и внешним видом он ничем не напоминал немецкие цеппелины и даже "Парсевали"-мягкого типа дирижабли фирмы "Люфтфарцейг", два из которых были закуплены Россией в Германии незадолго перед войной; скорее он резко отличался силуэтом.
   -Атакует он нас или ...,- думал Иванов, не отрываясь взглядом от уходящего ввысь аэроплана.Тот внезапно пропал из поля зрения. Корпус аэростата закрывал штабс-капитану возможность видеть, что делается сверху. С облегчением он услышал слабые, заглушённые рёвом моторов звуки пулемётных выстрелов. Иванов бросился к иллюминатору напротив, надеясь увидеть развязку, и вовремя: германский самолёт, невредимый, был уже с другой стороны. Очертив круг, он спустился, шёл теперь ниже уровня гондолы, не давая капитану возможности обстрелять его. Иванов, вдавив лоб в стекло, глядел на быстро приближающегося германца.
   Раздались два звонких щелчка, штабс-капитан едва успел пригнуть голову: в стекле появились две аккуратные дырочки, от них, расходясь лучами, расползались тонкие трещины. Немецкий "Альбатрос" сверкнув чёрным на белом тевтонским крестом на борту, с громким треском промчался мимо. Германский наблюдатель, сидевший в хвосте аэроплана, полуобернувшись расстреливал гондолу дирижабля сразу из двух револьверов.
   Аэроплан вновь пошёл по кругу - раздумывать было нечего:
   -Урядник, кто в команде снайпер?- увидев, что Студёный не понял мудрёного слова, штабс-капитан переспросил:
   -Ну кто, стреляет лучше всех?
   -Да вон - Астахов, он на смотрах лучший, да и охотник знатный....
   Астахов - худощавый тридцатилетний казак внимательно глядел на капитана.
   -Немца на лету застрелить сможешь?..Что? Не пробовал ещё? Сейчас будешь...
   Астахов поднял с пола казачью укороченную трёхлинейку без штыка, с треском вогнал в магазин обойму патронов.
   - Готов.
   Германский аэроплан был уже рядом. Открыли обе двери по бортам гондолы. Ворвался и закружил внутри, вызывая слёзы сильный воздушный поток.
   -Астахов, давай на правый борт,- командовал штабс-капитан,- держите его за пояс.
   Казак сел на пол в проёме двери, свесив ноги за борт, намотал ремень винтовки на локоть. Двое станичников, присев по бокам от двери, крепко держали его за поясной ремень.
   -Стреляй, когда пролетит, в угон! Первого, пилота сбей, ты понял?- внезапно охрипшим голосом кричал Иванов.
   Самолёт проскользнул в проёме двери.Три выстрела прозвучали почти с пулемётной скоростью.
   -Вот так стрелок!-поразился штабс-капитан,- как это он так быстро винтовку перезаряжает?
   Держась руками за борта, он сам выглянул в дверь. Немецкий аппарат, наклонив нос к земле, падал. Кожаная голова пилота безжизненно уткнулась в маленькое ветровое стекло.
   Второй германец, лётчик-наблюдатель, с искажённым от гнева лицом, грозил штабс-капитану кулаком.
   Качаясь из стороны в сторону, будто оторвавшийся осенний лист, аэроплан продолжал падать. Вот он достиг земли и рухнул, сразу же загоревшись. Спустя короткое время его перестало быть видно.
  
   Штабс-капитан смотрел на стрелка, которого казаки уже успели втащить внутрь.
   -Мастер, ты братец. Думал не попадёшь.
   -Вышла проба,- рассеянно усмехаясь, отвечал тот.
   -Добрый выстрел,- подтвердил урядник,- я ж говорю, ваш бродь, стрелять - он у нас первый по энтому делу, призы брал. Да...
  
   Вновь загремело по потолку. В квадратное отверстие люка повисли ноги в щегольских,
   высоких: до колена - сапогах. В рубку спустился потный капитан.Он подозрительно посмотрел на Иванова.
   -Вы немца снизили?
   Тот подтвердил. Командир "Альбатроса"недоверчиво с секунду глядел, затем больше ничего не говоря, плюхнулся в своё кресло.Через некоторое время он сказал штабс-капитану:
   -Ну, хорошо, одной бедою меньше стало, зато другие остались,- капитан с сожалением покачал головой,- видите сами - охотится немец за нами.Теперь они настороже. Может обратно, домой? А то с самого начала не заладилось. Подумайте-ка еще раз.
   -Кой чёрт тебя на станцию занёс, подумал Иванов. Но ответил, нахмурясь, другое:
   -Лишь бы высадку не заметили, нипочём не догадаются, если не обнаружат нас при высадке.
   -Ну, воля ваша...
   Летели ещё какое-то время. Дирижабль начал снижать скорость. Внизу - сосновый, мачтовый лес. Словно вынюхивая что-то, тупая морда огромной сигары медленно поворачивала из стороны в сторону. Моторы то затихали, то взвывали снова.
   -Ну, что, штурман?
   -Прилетели, ищем подходящее дерево и зависаем.
   -Тогда доставайте своё хозяйство, подпоручик. Начнём... Штабс-капитан,- обратился капитан к Иванову,- дайте кого-нибудь порасторопней из своих людей.Сейчас штурман спустит лестницу, надо одному-двум вниз. Мы им выкинем гайдропы - верёвки, то есть. Они должны будут корабль ими к дереву привязать. Если ветер слабый, всё удастся. Как привяжемся, сразу спускайтесь, но сначала своё барахло на леерах опустите. Вам ясно?
   Иванов утвердительно кивнул: -Урядник, двух человек в распоряжение подпоручика.
   Штурман, стоя на коленях у металлического сундука, привинченного к полу, быстро достал из него и бросил на днище гондолы несколько бухт тонкого манильского каната. С помощью казаков, вывалил свёрнутую в рулон верёвочную лестницу, с бамбуковыми жёлтыми перекладинами. Из другого ящика достал картонный, с консервную
   жестянку, цилиндр, с торчащим из него коротким фитилём.
   Внизу показалась небольшая поляна, в центре её стояла сосна с обугленной вершиной. Подпоручик, ломая спички, поджёг фитиль, быстро выкинул цилиндр наружу. Кувыркаясь он упал в густую траву, ещё воздухе из него повалил густой белый дым.
   -Дымовая шашка,-догадался Иванов,- зачем?-поднял глаза на командира. Тот объяснил:
   -Направление ветра сейчас увидим по дыму.
   Дым поднимался почти вертикально. Ветер совсем слабый. -Приготовились.- Штурман привязав лестницу к особому кольцу на полу, крикнул казакам:-Выкидывайте!-
   Они ногами выкатили рулон в проём двери. Развернувшись в воздухе, лестница повисла рядом с вершиной сосны. Подпоручик кивнул казакам:-полезайте.- Перекрестившись, они
   натянув ремни фуражек на подбородки, стали выбираться из гондолы. Первый, маленький и кривоногий, быстро достиг верхушки дерева. Повиснув, как обезьяна на перекладине лестницы, обхватил его ствол ногами. Вскоре на дереве был и второй казак. Спустившись на землю, они подхватили спущенные верёвки.Через три минуты причаленный к сосне "Альбатрос" стали покидать остальные. Привязывая к тросам, опустили на землю оружие и мешки с пироксилином. Последней легла на землю клеть с почтовыми голубями.
   Иванов стоял у открытой двери, намериваясь ступить на шаткую бамбуковую перекладину. Его задержал капитан:
   -Ну-с, удачи вам, штабс-капитан. Спуститесь сами, прикажите трос обрезать. Время дорого, мы сразу же уходим для вашей же пользы, чтобы не заметили.
   Иванов начал слезать вниз, ловя ногами зыбкие, скользкие ступени, одной рукой придерживая шашку, которая так и норовила за что-нибудь зацепиться.
   - Кой чёрт я её взял с собой, кому теперь в современной войне нужна эта "селёдка", с раздражением думал он.
  
   Едва он соскочил с последней перекладины лестницы, дирижабль взревев двигателями, подпрыгнул вверх и отвалил в сторону, сразу же скрывшись за высокими хвойными деревьями. Гул его моторов ещё несколько минут висел в утреннем звонком небе, затем наступила тишина.
  
  
  
  
  
  
   ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ.
  
   Сосновый бор, вычищенный, чужой, глухо шумел при порывах ветра. Казаки возились с амуницией, подгоняя лямки мешков и распределяя их между собой. Иванов вытащил из планшета карту и компас. В минуту определив направление движения, тихо спросил у Студёного:- Готовы твои? -
   -Так точно.
   -Тогда тронулись. В охранение - спереди и сзади по одному человеку.
   Скорым шагом начали движение. Штабс-капитан взглянул на циферблат часов: седьмой час.
   -Однако провозились с высадкой, надо уходить отсюда как можно скорее.
   -Шире шаг,-команда запыхтела, наддавая. Лица их вмиг покраснели, запахло потом.
   Лес был сухой и чистый, идти было нетрудно. Прямая, как стрела просека прорезывала его, столбы с надписями указывали названия участков, год их посадки или вырубки. Двигаясь, команда то и дело пересекала дренажные канавы.
   -По сути, Восточная Пруссия - одно большое болото,- размышлял на ходу Иванов,-немцы его за несколько столетий осушили, превратив в житницу Германии. Серьёзный подход к любому делу - одна из основных черт германского характера.
   Размышления прервал тихий свист впереди идущего пограничника. Капитан поднял руку, команда замерла, затаившись.
   -Семён Михалыч, узнай, что там.
   Неуклюжая фигура старшего урядника протопала вперёд. Вскоре он вернулся:
   -Дорога, ваше благородие.-Иванов смотрел в карту: на трёхвёрстке генштаба дорога не была обозначена.
   -Странно. Посмотрим, что это за дорога.
   Вышел с урядником к пограничному стражнику, стоящему у частого мелкого ельника.
   -Где?
   -Вот, господин штабс-капитан,- солдат раздвинул густой лапник. В открывшемся просвете - действительно, дорога. Неширокая, но телега проедет запросто.Он вышел на неё, по компасу взял азимут. Дорога прямая , не петляет, если верить компасу, ведёт куда надо.
   -Устарела карта,-решил он. Будем идти вдоль неё, тем же порядком.- Махнул рукой,-продолжаем движение.
   Около часа шли ускоренным шагом рядом с дорогой. Неоднажды Иванов выходил на нее, прислушивался. На дороге было тихо, никаких следов: ни человека, ни конских копыт. Похоже, ей давно не пользовались. Впереди показался просвет, остановились. Штабс-капитан вновь подошёл к впереди идущему. Поле. Кончился лес.
   Иванов достал из чехла большой морской бинокль, раздвинув ветки, осмотрел открывшееся пространство. Поле было огромным - до самого горизонта. Справа, верстах в семи виднелся тонкий шпиль кирхи.Слева, вблизи опушки леса было заметно какое-то движение. Он покрутил пальцем колёсико, наводя резкость. Двенадцатикратное увеличение позволило рассмотреть кучку людей, суетившихся у парового трактора с высокой дымящейся трубой и огромными красными колёсами. Трактор тянул за собой какую-то сельскохозяйственную машину. Немцы убирали урожай, несмотря на идущие в ста верстах бои.
  
   -Середина августа - самое время для деревенских забот,-подумалось Иванову.
   Поле было засеяно ячменём. Рыжие колосья возвышались на уровне плеча среднего человека.
   -Дальше идём по полю, - решил он, -в такой гуще злаков нас не будет видно.- Двинулись по полю. Казакам, как истинным хлеборобам, стало жалко губить немецкие хлеба.Чтобы меньше топтать, они пошли след в след.Через полчаса разведчики вышли к шоссейному полотну. Залегли в колосьях у края дороги.
   Штабс-капитан, давая людям время на отдых, задумался: - шоссе, отмеченное на карте лежало перед ним. Вот аккуратный верстовой столбик на обочине. На столбе цифра семь. Вытащил карту, сверился. Немцы мерят расстояние в километрах. В километре-0,937 версты. Шесть с половиной вёрст получается до Коршена.Стало быть, это его шпиль виднеется на горизонте. Не ошибся штурман "Альбатроса", высадив их именно здесь. Предстояло решить, остаться ли в поле до ночи, а затем в тёмное время нанести удар, преодолевая оставшееся расстояние ночью же, либо начать двигаться вдоль дороги немедленно, чтобы уйти как можно дальше от места высадки.
  
  
  
   ОБНАРУЖЕНЫ!
  
   Раздумья оборвал резкий, доносившийся сверху, звук. Лежавшая на примятом ячмене команда, заозиралась.Иванов привстал на колено и обернулся: со стороны леса вынырнул аэроплан и пошёл, делая круг за кругом, над полем. Под ложечкой холодело: -Нас ищет!-
   Ничего другого над полем ему делать нечего.-Чёрт,чёрт,-лихорадочно метались мысли,- ещё ничего не успели, а уже - ищут! Где-то мы прокололись, а где, в чём?-Крикнул: -Все залегли! Не шевелись!-
   Самолёт кружил всё ближе. Иванов затаил дыхание:- Пронеси, Господи!
   Прошёл над ними. Штабс-капитан поднял голову. Аэроплан удалялся и надеяться больше было не на что. Он уже отлетел на полверсты, как от него отделился какой-то маленький предмет, развернулась красноватая, приметная лента. К земле быстро летел, покачиваясь,
   вымпел.
   -Заметил. Он обозначил нас. Михалыч,-прошептал капитан,- видел?-Урядник согласно кивнул.- Сию минуту,- подобрать эту штуку.-
   Двое, пригибаясь, побежали по краю колосьев. Через десять минут они, запыхаясь, уже подходили к Иванову, волоча за собой ярко-кирпичного цвета сажённую ленту. Капитан осмотрел прикрепленный к ленте жестяной цилиндрик: -Ага, вот резьба под крышкой. Свинтил крышечку - внутри листок бумаги.Сдвинув брови, он читал по-немецки: -Обнаружена группа вооружённых людей. Квадрат 8-11.-
   Дело принимало дурной оборот. При свете дня оторваться от преследования, которое неприменно начнётся в самое ближайшее время, было немыслимо.
   Зашвырнув в гущу колосьев вымпел, Иванов поднял людей. Быстрым шагом двинулись по кювету в сторону Коршена.Через полчаса ходьбы, со стороны города на шоссе возникло сначала еле заметное, затем всё более видимое пылевое облако.Что-то двигалось по направлению к ним. Вновь они залегли у края дороги в густом ячмене. Капитан приблизил бинокль к глазам: навстречу ходко катилась мотоциклетка с лодочкой, на ней сидело трое.
   Затаились. Мотоциклетка, постреливая мотором пролетела мимо, волоча за собой густой шлейф пыли. На минуту пыль заволокла дорогу и ближайший к ней край поля в, котором скрывались охотники. Кто-то чихнул, Иванов почуствовал, как пыль забирается к нему в нос, хрустит на зубах. Глянул сбоку на привставшего вблизи урядника.Тот что-то показывал ему, тыча пальцем в удаляющееся пылевое облако.
   -Что, Семён Михайлович?
   -Пулемёт, ваше благородие, пулемёт на машинке-то!
  
   -Я не заметил.
   -Точно, господин штабс-капитан, я глазастый. Сбоку, в лодке . Это кто же, патруль? Ищут кого?
   -По нашу душу,-с досадой, подтвердил Иванов.
   Пыль улеглась. Штабс-капитан снял фуражку, выбил её об колено. Приказал:-Двигаемся дальше.
   Через двадцать минут со стороны, куда укатила мотоциклетка, вновь стал приближаться белый пылевой клуб.
   -Ваше благородие,- обратился урядник к Иванову, оглядываясь на облако пыли,-дозвольте снимем немцев, не к добру разъездились.-
   -Понимаешь, Михалыч, нельзя стрелять, обнаружим себя.
   -Мы тихо. Я вот верёвочку, которой дирижабель привязывали, подобрал, скрутил. Подумал: в хозяйстве пригодится. Мы её поперёк дороги в пылюку положим, а как немцы подъедут, так и натянем, головы им и срежем.
   -Что ж, план неплох, - подумал штабс- капитан. -Действуй.
   По два человека с каждой стороны дороги, намотав кусок крепкого тонкого каната на руки, затаились в придорожном ячмене. Время стало тянуться. Иванов напряжённо вглядывался в дорогу. Мотоциклетка всё ближе. Все трое седоков в серых касках с острым навершием. На правящем мотоциклом немце - автомобильные очки-консервы.
   -Пора,-толкнул он локтем рядом лежащего урядника. Тот, заложив в огромный рот чуть ли не весь кулак, издал звук от которого в жилах стыла кровь. Его трудно было назвать свистом, настолько страшно и первобытно он зазвучал, заглушив на мгновенье стрёкот мотоцикла. Казаки вскочили, упёрлись, канат натянулся перед мотоциклом, как струна. Двух находившихся на сиденьях германцев выдернуло в воздух. Штабс-капитану показалось, что тела их воспарили над дорогой и время, вдруг, задержало свой ход. С одного из вращающихся в воздухе, слетели сапоги. Медленно перевернувшись в воздухе, немцы шмякнулись в пыль дороги. Мотоциклетка, потеряв управление, съехала в кювет и перевернулась, придавив третьего наездника, сидевшего в лодочке. Казаки, бросив канат подбежали к поверженным.
   Быстро приблизился и Иванов.Осмотрев первого лежащего, он понял: -Труп, сломано горло .У второго было сильно разбито лицо, но он был жив. Перевернув мотоциклетку, казаки вытащили из коляски третьего, бледного, как полотно молоденького еврея. Его шатало. Подвели к капитану.
   -Из какого подразделения, какую задачу выполняли?- по-немецки, быстро спросил Иванов.
   Увидев офицера, солдат вытянулся. Испуганно тараща и без того выпуклые большие, чёрные глаза, отвечал: - Ландверная дивизия "Кёнигсберг", выполняют приказ коменданта Коршена. Посланы с целью обнаружить русских, которых якобы видел лесной обходчик.
   -Вот оно!- внутренне вздрогнул Иванов. -Всё просто. Нас заметил немецкий лесник. Видел высадку? Или когда уходили по лесу? Впрочем, какая разница, главное: они вышли на след, а при развитой немецкой телефонизации - аппараты есть в каждой германской деревне и в каждом поместье, про нас уже известно по всей округе. Как всё глупо рушится...
   Задал вопрос:-Какие силы в городе?
   -В городском гарнизоне - ландштурмисты -10 человек. Полицейский участок-6 человек.
   Городок крошечный.
   -Авантюра, конечно,- размышлял капитан,- экспромт, но другого выхода нет. Он уже принял решение. Крикнул казакам, столпившимся у мотоциклетки: - Машину тащите на дорогу.
   Мотоцикл вывели из кювета. Иванов внимательно осмотрел доставшийся трофей. С первого взгляда, большого урона мотоцикл не понёс.Фара разбилась, пожалуй и всё. К носу лодки был прикреплён германский вариант "максима"-МG-08, пулемёт был заряжен: конец текстильной ленты заправлен в приёмное окно. Он попробовал запустить мотор: двигатель чихнул два раза и басовито зарокотал. Иванов удовлетворённо хмыкнул: обращаться с подобными машинами он умел.У двоюродного брата Иванова имелась моторева "Дукс" московского производства. Брат-профессиональный фотограф, хотя и был членом всероссийского общества мотоциклистов, пользовался этой небольшой, оснащённой двумя скоростями и холостым ходом машинкой нечасто, предоставляя Иванову полную свободу в его стремлении освоить этот механический снаряд, чем тот и пользовался, доезжая на нём из центра Петербурга до Красносельских лагерей.
   Итак, мотоцикл, вмещающий трёх человек, был в их распоряжении, но всю команду на нём не увезёшь.Он подумал немного, прыгнул в седло.
   -Саблин,ты рассказывал, что в экономии машинистом на локомобиле работал.-
   -Я, ваш бродь.
   -Садись сзади.Семён Михалыч,- давай в коляску. Поедем, навестим бауэров. Иванов развернул машину, выжал рукоять сцепления, включил передачу рычажком, расположенным на топливном баке и пустил мотоциклетку по гравию шоссе.
   Он глянул мельком на пассажиров: казаки сидели смирно, вцепившись побелевшими пальцами в мотоцикл. Видно было, что на подобной машине им ехать впервой и с непривычки они побаиваются быстрой езды.
   Скоро докатили до края поля, где немецкие крестьяне убирали урожай.Съехав с дороги, штабс-капитан погнал машину по свежескошенной стерне. Подъехав к стоящим у трактора людям, остановил мотоцикл. Казаки спешились, направив винтовки в их сторону. Немцы, обернувшись на звук мотора, остолбенело взирали на неизвестно как появившихся военных в незнакомой униформе. Иванов подозвал одного из них, хитроватого на вид, рыжего мужичонку. Немец подбежал, всем своим видом показывая, что готов услужить:
   -Чем могу быть полезен, господин офицер?
   Твёрдо глядя в глаза германцу, капитан сообщил, что реквизирует этот трактор для нужд русской армии. Знаком он показал стоящему на платформе трактора механику, чтобы тот слезал на землю. Немец, хлопая белёсыми ресницами, повиновался.
   -Саблин, разберёшся с техникой?
   -Должён, ваш бродь, щас, я мигом.
   Вскочив на сипевший паром локомобиль, Саблин бегло осмотрел железного коня. Дёрнув за рычаг, пустил пар в цилиндры.Трактор, пыхнув дымом из трубы, рванул колёсами с приклёпаными стальными лопастями по скошенному полю, волоча за собой прицепленную жнейку. Крутя железным штурмвалом, Саблин сделал на тракторе круг и остановился возле стоящего капитана. Выскочил из машины, подбежал к Иванову, осклабился широко:
   -Смогём, господин штабс-капитан, только не пойму, чем немцы машину топят. В топливном ящике - вон: кирпичики малые насыпаны...
   Иванов заглянул в ящик.
   -Торф это в брикетах, Саблин. Его немцы в болотах добывают, хорошее топливо, его в топку кидай.
   Саблин удивился: - А у нас соломой, либо углём...
   -Отцепляй косилку,- оборвал его штабс-капитан,- время не ждёт, едем. Двигай за мной насколько возможно быстро.
   Он сел в мотоциклетку, покатили. Въехав на шоссе, штабс- капитан убедился, что локомобиль, поднимая тучи пыли, на всех парах бежит сзади.
   Подъехали к остававшейся с пленными, части команды.
   -Садитесь сзади меня на мотоцикл,- приказал Иванов черноглазому ландверцу.-Что со вторым?- обратился он к казакам.
   -Не очухивается , ваше благородие.
   -Ну, чёрт с ним, пускай лежит. Грузитесь к Саблину на локомобиль. Живо.
   Команда не без труда разместилась на платформе машины.
   -Готовы?- Штабс-капитан обвёл взглядом свою небольшую армию.- Порядок движения, таков,-обратился он к Саблину,- скорость у локомобиля мала, поэтому едешь впереди. При въезде в город, остановишся. Я вас объеду, вы сразу же за мной. Всё. Вперёд.
   Саблин тронул, замелькали спицами красные колёса, трактор зафыркал отсечками пара.
   Подождав минуту, чтобы не глотать пыль, поехал и капитан.
  
  
  
   ПЕРВАЯ КРОВЬ.
  
  
  
   Через сорок минут показался городок. Саблин, как было и велено, остановился, пропустив штабс-капитана на мотоцикле.Тот, притормозив, выяснил у пленного - где комендатура и двинулся дальше. На улице не было ни души.
   -Где жители?- удивлялся он, потом понял,- городок этот, в сущности, деревня немецкая, даром, что дома каменные, да двух-трёхэтажные. Наверняка большинство жителей заняты на сельских работах, вот и не видно никого. На ходу он оглянулся на пленного.Тот засуетился, указал пальцем на серое здание: - Вот, комендатура, господин офицер.-Штабс-капитан повернул к строению, сзади, запыхтев, причалил трактор. Команда сыпанула горохом с машины. Иванов не слезая с седла, приказал: - Михалыч, пулемёт нацель на окна.- Казакам: - Вы внутрь, всех кого найдёте - на улицу.-
   Команда, едва не сорвав с петель дверь, ворвалась в комендатуру. Вскоре из здания стали выбегать перепуганные люди. Их сбили в кучу. Среди обитателей серого здания выделялся толстый усатый немец в мундире.
   -Вы, комендант? - обратился к нему капитан.Тот молча затрёс щеками. Иванов пояснил немцу, что власть в городе переходит к русскому командованию. Комендант, если это был он, потрясённо молчал.
   Внезапно, совсем близко загрохотали выстрелы. Иванов ожесточённо обернулся.Огонь вёлся из здания, стоящего на другой стороне площади.
   -Полицейский участок,- успел прочитать он вывеску, прыгая за мотоцикл. Оглянулся: казачки уже лежали, передёргивая затворы винтовок. Урядник из коляски не выскочил, рука его, сжимающая рычаг замка, резко дёрнулась вперёд-назад.
   Пулемёт, жёлто-медным, большегубым ртом приёмника жадно всосал конец матерчатой ленты.
   -По окнам, урядник,-прокричал штабс-капитан.
   Тот, понимающе кивнув, повёл стволом. Хлёсткая очередь выбила на стене здания первую пыльную строчку. Полетели оторванные пулями куски штукатурки, зазвенели разбитые окна. Немцы, стоявшие у порога комендатуры, испуганно заголосили. Иванов обернулся, махнул им рукой - ложитесь. Вразнобой попадали, тут же затихнув. Комендант, ворочая толстым задом, пополз к чугунной тумбе осветительного фонаря.
   Нестройная пальба из участка не утихала ни на минуту. Иванов, измеряя взглядом расстояние до здания полиции, мучительно раздумывал.Через минуту сомнений, он принял решение: - четырём бойцам с ружьём-пулемётом преодолеть одним броском стосаженную дистанцию, и под прикрытием огня остальных, взять штурмом участок. Назначив людей для атаки, он крикнул Студёному:-Михалыч, по моей команде - очередь до конца ленты. Готовы? Пошли!-Пулемёт утробно заревел, быстро сжёвывая оставшийся кусок ленты. Пластуны рванули, петляя через площадь, рекордно преодолев её в несколько секунд. Замерли под окнами здания, у ворот окружающего полицейский участок высокого забора.
   -Э, дьявол, - сообразил штабс-капитан,- ворота-то заперты, а у Михалыча сейчас лента закончится.
   Оглянулся:- Саблин, ты здесь?
   -Тута я, ваше благородие, - казак выглядывал из-за колеса трактора.
   -Саблин, видишь: наши в ворота попасть не могут, долго под забором не продержатся, перестреляют их из окон. Прыгай в машину, правь на ворота, выбивай их к едрене-фене, понял?- Саблин мотнул чубом.-Давай!
   Окутавшись паром, трактор резво взял с места. Саблин пригнувшись у штурмвала, подкатил к воротам и сходу их протаранил. Ворота рухнули вместе с забором. Пластуны вбежали во двор вслед за трактором, беспорядочная пальба усилилась. Иванову было видно, что казаки попытались сразу ворваться в двери участка, но тщетно. Вероятно германцы успели всё же забаррикадироваться. Кто-то, кажется, пограничный стражник упал тут же, на пороге.
   -Ранен или убит?-
   Ещё через секунду пластуны отступили с крыльца, спрятавшись за трактор. Быстрого штурма не получалось.
   -Семён Михалыч!-
   Урядник выжидательно глядел на штабс-капитана.
   -Давай, братец, с сапёрами на подмогу. Берите пироксилин, взрывайте дверь, в окна, видишь - не попасть, весь первый этаж зарешёчен. Ещё есть лента?Нет?Тогда винтовку оставьте.
   Михалыч закивал головой, он всё понял. Попросил штабс-капитана: -Ваше благородие, шашечку вашу, дозвольте?
   Иванов снял шашку вместе с ножнами и портупеей: На, бегите!
   Урядник вместе с двумя сапёрами, выписывая кренделя кривыми ногами кавалериста, помчался через площадь. А штабс-капитан поставив прицел винтовки на триста шагов, начал тщательно выцеливать окна.
   -Немцы стреляют со второго этажа внутрь двора, этих окон мне не достать,- соображал он.
   -По первому с фасада надо, по крайней мере, буду им мешать целиться.-
   Раз за разом перезаряжая , он выпустил в это окно две обоймы.
   Внезапно - как удар грома, и крыльцо полицейского участка заволокло синим дымом. Казаки, матерясь, доломали прикладами остатки двери и ворвались внутрь. Выстрелы и крики продолжились уже в здании.
   Иванов не выдержал, подхватив ружьё, побежал через площадь. Подбегая к крыльцу, он почуствовал: сверху на него что-то валится. К ногам, чуть не придавив его, упало тело в сером полицейском мундире, шевельнулось и обмякло. Он вбежал в разбитую дверь. Внезапно наступила тишина. Стоя под лестницей, ведущей на второй этаж, штабс-капитан застыл не шевелясь. На шею, на фуражку капало что-то тёплое и липкое.Он вытер шею ладонью - кровь. Стуча каблуками, быстро поднялся на площадку второго этажа.Там, в чёрной луже густой крови, лежал германец с разрубленной головой. Иванов вошёл в открытую дверь помещения. В комнате - острый сладковатый запах сгоревшего пороха, молча стояли казаки и сапёры. Он отчётливо понял: убили всех.
   []
   У разбитых окон лежали трупы полицейских, у стола с телефонным аппаратом - ещё один, тоже зарублен. Иванов поднял глаза: кровь - аж на потолке.
   - Однако, вы...,- протянул штабс-капитан.
   -Погорячились, ваше благородие,- оправдывался урядник,- Матвея они убили, а вот энтот,- он указал побуревшей, потерявшей свой блеск шашкой, на лежащего возле стола,- всё ручку телефона крутил. Кричал ему: - положь трубку, гад,... да видно по-русски не бельмеса, ну я его и...- Михалыч замолк. Штабс-капитан тоже молчал, привыкая к ужасной реальности рукопашной войны, наконец через судорогу тошноты, как-то неуверенно произнёс: - Ладно , что сделано, то сделано, не в бабки играем...- Ему очень не хотелось, чтобы люди заметили его непривычку к крови и очень хотелось поскорее на воздух. Он отдал распоряжение собрать трофеи и заторопился к выходу, позвав с собой Студёного. На ходу он спросил: - Раненые у нас?
   -Бог миловал, акромя пограничника никого не зацепило.-
   -Ну ладно, ладно,... заканчивайте здесь, я на площадь.
  
   Он поспешно вышел из здания и направился к комендатуре. Было удивительно тихо и покойно на площади, растущие по её периметру высокие тополя легонько шумели от совсем слабого ветра. Полуденное августовское солнце по-прежнему немилосердно жгло. Штабс-капитан сбил на затылок фуражку и вытер платком потный лоб...
   Он уже дошагал до здания комендатуры и лежащие там немцы испуганно притихли. Поискав глазами коменданта, не нашёл его. Задал вопрос лежащим - никто его не видел.-Толстяк под шумок скрылся,- сделал вывод штабс-капитан , - интересно куда?- Он приказал немцам расходиться по домам.Упрашивать их не пришлось, через минуту у комендатуры уже никого не было.
   Подошли из полицейского участка казаки, принесли добычу: ящик немецких винтовочных патронов, несколько маузеровских ружей старого образца и пару полицейских рейхсревольверов. На шинели принесли убитого пограничника, положили на скошенный газон, сняв фуражки, молча крестились.
   -Куда его, ваше благородие?-спросил урядник.
   -Оставьте пока здесь. Будет время похороним. Если что и немцы похоронят, не азиаты, собакам не скормят, и они христиане. А сейчас, пошли казака на участок, пускай телефонный аппарат там разобьёт; в комендатуре, если есть, то тоже.
   Резкий звук паровозного гудка вернул штабс-капитана к неотложной мысли о том, зачем они здесь, в этом маленьком прусском городишке. Он прислушался: явственно слышен стук колёсных пар о стыки рельс. Саблин, угадав внимание капитана к звукам, издаваемым проходящим составом, и имевший один из всех казаков старинные, луковицей часы, заметил:- Второй за полчаса.-
   -Разве?
   -Точно, ваш бродь. Аккурат мы из полиции стали выходить, слышно стало - поезд идёт, а это уж другой.
   Иванов знал, что при той великолепной точности и организации, присущей лишь германскому железнодорожному ведомству, немцы могли прогонять эшелоны каждые двадцать минут, что похоже они сейчас, с успехом и делали. И это говорило о многом. По всем признакам начиналась уже кульминация великой битвы за Пруссию, ядро всей Германской Империи. В силах ли помочь в этом сражении маленький отряд под его началом, двум русским армиям - этого капитан не знал и не мог знать...
   -Главное - мост, это наш самый большой козырь. Будет наш - побъём немецкого туза.
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВИАДУК.
  
   Он в волнении полез за портсигаром. Сунул в рот папиросу, не прикуривая, с минуту в задумчивости её пожевав, выплюнул. Назначив двух человек в разведку, он велел остальным пока отдыхать. Охотники вспомнили, что со вчерашнего вечера во рту не было и маковой росинки. Достали нехитрую солдатскую снедь. Иванов от предложенного отказался, есть не хотелось, глотнул только из фляги тепловатой воды, прополоскал рот. Он ждал двоих посланных к мосту, с нетерением поглядывая на часы. Наконец, в конце площади заметил знакомые фигуры.Они подошли, вытирая фуражками потные лица. Доложились:- Так что, ваш бродь, немцы в караулке у моста всполошились, видать услыхали стрельбу. Караул усилили: по два человека теперь у них на постах.У караулки пулемёт ладят. Нас не заметили, мы тихо. Из-за насыпи их выглядели и ушли неслышно. Подойти к ним близко не можно, настороже они теперь.-
   Штабс-капитан присел на парковую скамейку у комендатуры, стал чертить прутиком на посыпанной песком тропинке. Обстановка требовала быстрого решеня. Без шума добраться до моста не удалось, всё спешка, да и как было не спешить, когда заметили и ищут. Обнаружили бы всё равно. Так или иначе, цель уже на расстоянии вытянутой руки. Сейчас главное не потерять темп. По показаниям языка, мост охраняют ландштурмисты - противник заведомо более слабый, чем регулярные армейцы. Тут можно и нахрапом взять, на арапа...
   Иванов резко поднялся со скамьи, подозвал урядника: - Заканчивайте с обедом, выступаем.
   Казаки несуетливо, в минуту, собрались, выстроившись напротив штабс-капитана. Он решил разделить команду натрое. Первой группе из трёх человек приказал переправиться через неглубокую речку и обойти мост с другого берега, чтобы застать врасплох германских часовых, находящихся на той стороне моста. Вторая должна была, скрываясь за железнодорожной насыпью, как можно ближе подойти к караульному помещению и совместно с третьей группой, в которую входил и он сам, атаковать немцев со стороны города. Отдельную задачу он поставил меткому Астахову - с первого выстрела сбить пулемётчика, главного и самого опасного их противника.
   Он отправил две первые две группы немедленно. Решив, что поедет к мосту вместе с урядником на мотоцикле открыто, Иванов понял: придётся поступить неблагородно и самому выступить в виде троянского коня. Он отправил Студёного в участок снять с трупов их форменную одежду.Тот, быстро управившись, притащил кроме залитых кровью мундиров, и две полицейских каскетки. Штабс-капитан брезгливо покопался в кучке принесённого и выбрал себе лишь головной убор. Каскетка была мала и он кое-как закрепил её на голове при помощи подбородочного лакированного ремешка.Он посмотрел на урядника: тому похоже на кровавые пятна было наплевать, мигом переоделся.
   Набили ленту принесёнными из полицейского участка патронами и зарядили пулемёт. Иванов посмотрел на часы - прошло уже полчаса, как вышли две первые группы. Надо было начинать. Он завёл мотоцикл, неспешно покатили по тихой улочке к мосту. Длинная, с версту, улица заканчивалась переездом через железную дорогу. Здесь они остановились, пережидая приближающийся очередной эшелон.
   Огромный паровоз тащил три десятка платформ и грузовых вагонов. На платформах стояло по четыре полевых гаубицы с зарядными ящиками, из приоткрытых дверей вагонов были видны конские морды. Солдат видно не было, лишь на тормозной площадке последнего вагона капитан заметил островерхую каску часового и штык его винтовки.
   - Сколько же их прошло, пока мы здесь, - подумал он и, дав газу, перемахнул через переезд. Он свернул за насыпью на утоптанную тропинку, которая вела к зданию охраны моста, наклоняясь к уряднику, прокричал ему в ухо: - Остановлюсь, сыпь по пулемёту!-
   И тут же заметил окопчик. В нём на салазках, двумя ногами упираясь в землю, стоял немецкий "максим". За ним виднелись две головы в серых безкозырках. Похоже было, что немцы пока не сообразили, какие к ним едут гости, и глазели на приближающийся мотоцикл, не выказывая не малейшего беспокойства.
   Дальше подъезжать было опасно и капитан остановил машину. Урядник тотчас же открыл огонь, и страшная дорожка взбитой пулями пыли вмиг добежала до окопа. Головы в безкозырках исчезли. Немцы, в отличие от русских не ставили на пулемёт бронированного щита, иначе же, поразить их , подъехав даже ещё ближе, было бы не просто.
   Из-за железнодорожной насыпи показалось три фигуры, скатились с неё и побежали по направлению здания караулки. Михалыч, тотчас повернул ствол пулемёта и несколько раз прошил досчатую постройку от угла до угла. Пулемёт, выплюнув последнюю пулю, лязгнув, замолчал. Лента была пуста. На мосту хлопнуло несколько раз, затем и там выстрелы смолкли. Мост был захвачен.
   Показались казаки с другой стороны моста, они вели двух обезоруженных часовых. Ещё двое лежали у полосатой будки в начале моста, застреленные Астаховым в первую минуту боя. Штабс-капитан ещё раз поудивлялся исскуству стрелка: -Дал же Бог, а вернее, что чёрт, талант человеку! Похоже, что и пулемётчиков - он...
   Иванов подъехал к караульному помещению.Соскочив с мотоциклетки, он обежал здание по кругу. Услышав деликатное покашливание сзади, понял, что урядник Михалыч взялся его охранять.
   -Урядник, ты бы лучше помещение проверил - как там, что.
   -Не в обиду, ваше благородие, а не положено командиру одному.
   -Ладно...
   Вошли внутрь вместе. Помещение было пусто, шаром покати. В углу стояла маленькая чугунная печка, возле неё две походных раскладных кровати.
   - Даже стола нет, - заметил штабс-капитан.
   Внезапный звонок заставил его вздрогнуть. Старинный телефонный аппарат висел на стене совсем рядом. Он осторожно снял висящий рожок, приложил его к уху. Скрипящий, искажённый аппаратом голос о чём-то спрашивал его. Штабс-капитан напряжённо пытался понять. Наконец, разобрал: спрашивали фельдфебеля Юнге.
   -Да , это я, - произнёс он, надеясь, что при таком качестве связи, на другом конце провода вряд ли поймут, что он не тот, за кого себя выдаёт. Голос спрашивал: - выяснил ли фельдфебель причины стрельбы в городе.- Фальшивый фельдфебель, в лице Иванова, ответил, что для этого у него мало людей.- Хорошо,- сказали на другом конце провода,- высылаем вам подкрепление на мотор-дрезине. Вы хорошо всё поняли, фельдфебель?, - осведомился хриплый голос.-Да,-машинально ответил Иванов и дал отбой.
   Он вышел из постройки. Казаки толпились у входа, ожидая распоряжений. Рядом, сидя прямо на земле, затравленно озирались двое пленных. Следовало торопиться. Он отдал приказ минировать мост.
   Подхватив мешки с пироксилином, двое сапёров быстро зашагали по железному полотну к виадуку. Приказав уряднику разобраться с пленными и трофеями, Иванов решил сам осмотреть мост. Скорым шагом он догнал сапёров и одновременно с ними вышел к ажурной арке, зависшей над мелкой, заросшей речкой. Осмотрев стальную клёпанную конструкцию, сапёры нашли, что для подрыва всех четырёх опор, имеющегося пироксилина не хватает. Они предложили капитану разрушить только одну, уверяя, что тогда заряда будет довольно, мост гарантированно потеряет свою геометрию и пролёт свиснет на один бок. Иванову подобное решительно не нравилось: - получался саботаж какой-то, а не диверсия.- Не для этого было затрачено столько сил, убито столько людей.
   -Думайте,- заявил он сапёрам. Вы же унтер-офицеры, к тому же инструкторы-взрывники.
   Они смутились, и посовещавшись, выдвинули другую идею - взорвать мост перед идущим составом. Паровоз с вагонами - огромная масса, многие тысячи пудов. Сорвавшись с рельс на всём ходу, он своей чудовищной кинетической энергией сделает с мостом то, что не сможет и воз пироксилина. Надо только правильное направление паровозу дать.
   -Блестяще,-оценил квалификацию сапёров Иванов,- решено!
   Сапёры полезли под ферму, капитан, перегнувшись через перила подавал им мешки со взрывчаткой. И довольно скоро, одна из опор была опоясана пироксилиновыми патронами аж в четыре ряда с помощью свинцового детонационного провода. Взрывать решили ручной бомбой, привязав к её предохранительному кольцу стальной телеграфный провод, тут же срезанный с рядом стоящего телеграфного столба. По замыслу унтеров, паровоз сам должен был взорвать себя. Они протянули провод на двадцать саженей перед мостом, глубоко вбили по обе стороны насыпи два крепких кола, друг напротив друга. Проложили проволоку до одного из них, обогнули ею кол, затем перекинув на другую сторону железнодорожного пути привязали ко второму колу.
   Первый кол у них выполнял роль блока, провод лишь скользил по нему, когда паровоз наталкиваясь на натянутую стальную струну, сам сдёргивал кольцо с рукояти бомбы. Для пущей надёжности к заряду подвели и огнепроводный шнур. В гранату вставили её Г-образный запал. Иванов дал команду отходить.
   Сам он шёл последним, чувствуя некую душевную усталость: почти сутки на ногах, гибель, хотя и безразличных , но всё же не причинивших ему лично зла, людей. Вблизи война казалась совсем не тем, захватывающим, героическим действом, каким она представлялась ему ранее. Скорее, это была тяжёлая, грязная, но очень нужная в "общественном смысле" работа.
   -Да, да: именно, в общественном смысле,- так думал штабс-капитан Иванов, подходя к отбитой у германцев караулке, где ждала его горстка русских людей, целиком зависящих от его воли, и не знающих, как он начинал понимать, сомнений в нужности и важности своего ратного труда.
   Меж тем, Семён Михалыч докладывал:- Немцы заперты в нужнике,- урядник кивнул на стоящий в двадцати шагах от караульного помещения деревянный скворечник,- и на виду и глаза не мозолят.
   -Не убегут?
   -Никак, господин штабс-капитан, дверцу-то мы гвоздями прихватили,- ухмыльнулся урядник. Продолжил: - оружие ихнее мы в кучку собрали. В пулемёте, что в окопчике стоит, в кожухе дырочка от пули, вода выбегла, а так, вроде исправный. В дырку я щас чопик из прутика вырежу, забью, постреляет ишшо. К переезду я двух человек выслал в охранение, мало-ль что.
   Иванов молча выслушал урядника, кивнул головой:- вот что, Михалыч, сейчас ждём эшелон, взрываем мост вместе с ним, как только удостоверяемся, что всё исполнено в лучшем виде, уходим. Всем быть наготове. Всё понятно?
   -Так точно, только...
   -Что ещё?-
   -Хотел вот, вам вернуть,- урядник протягивал капитану давешнюю офицерскую шашку.
   -От крови хоть очистил ли,- опасливо мелькнуло у штабс-капитана. Сказал же - другое: - себе её возьми, я холодным оружием и пользоваться почти не умею. Последний раз в училище на эспадронах упражнялся, вот и весь мой опыт. Ну её к чёрту, бери, вроде неплохой стали, златоустовская.
   -Хорошая шашка, - уверил Михалыч.-Ну, если...
   -Бери,-Иванов отвернулся от урядника и тут же насторожился. У переезда, где находился высланный Студёным дозор, что-то произошло. На расстоянии пятьсот-шестьсот саженей он отчётливо видел казака, отчаянно машущего фуражкой, надетой на ствол высоко поднятой над головой винтовки. Это был сигнал. Штабс-капитан вырвал из футляра бинокль, быстро поднёс его к глазам. Железная дорога, прямая, без поворотов в этом месте, просматривалась версты на три.Через секунду он убедился, что казак подавал сигнал не зря. Мощная морская оптика позволила увидеть быстро приближающийся по рельсам небольшой механизм.
   -Дыма нет, отметил Иванов, - что за чёрт?Дрезина. Та самая мотор-дрезина, о которой предупреждал его дребезжащий голос из телефонной трубки.- Он опустил бинокль.
   -Урядник,- почти прошептал штабс-капитан, - быстро, немцев из сортира, веди сюда...
   Ошарашенный Михалыч открыл было рот, но разглядев что-то в лице Иванова, молча захлопнул его, рысанул на кривых ногах кавалериста к маленькому деревянному сооружению. На бегу сорвав из-за спины винтовку, двумя ударами окованного сталью приклада сбил прибитую поперёк двери доску. Выкинув за воротники из тесной будки перепуганных немцев, он толчками ствола погнал их к караульному помещению.
   Германцы, обезумев, подбежали к штабс-капитану. Застыли, вытянувшись перед офицером.
   - Приказываю вам стоять здесь,- указав на порог, отрывисто повелел им он. - Не пошевелитесь, останетесь живы...
   Солдаты, беззвучно шевеля губами, в знак согласия, лишь пучили глаза.
   -Михалыч, ты - в окоп к пулемёту. Говоришь, воды в кожухе нет. Чёрт с ней, одну ленту ствол должен выдержать. Видишь - едут к нам, - штабс-капитан глядел на убегающие к горизонту шпалы. Дрезина была уже не более, чем в версте.
   - Слушай внимательно, урядник. Как только дрезина остановится, немцы вылезут, я начну по ним из "мадсена". Они от меня на твою сторону насыпи станут прыгать.Тут и ты начинай. Всё. Остальным - в караулку, к бою!
   Четверо оставшихся из команды, на ходу щёлкая затворами, пригибаясь ныряли в проём двери.
  
   Иванов взял, оставленный казаками "мадсен", пошатал торчащий сверху ружья-пулемёта рожок. Магазин прочно сидел в гнезде приёмника. Он взялся за аллюминиевую рукоятку коленчатого рычага замка, взвёл его, поймав себя на мысли, что ему не приходилось ещё стрелять по людям. - И с такого кинжального расстояния...
   Штабс-капитан неловко перекрестился и шагнул в сени караулки. Он тут же, у порога, лёг на земляной пол. Дверь в помещение всё норовила закрыться и он, расставив ноги, притиснул её к стене носком сапога. Нога, прижимающая дверцу, мелко задрожала.
   - Нервное, боюсь, что ли,- думал он, ворочая дырчатый ствол на тонких, как гвозди, ножках. Сектор обстрела выходил уж слишком узкий. Иванов придвинулся ближе к порогу, вскинул взглядом снизу вверх на немцев, стоящих в двух шагах по обе стороны от входа. Спины их, напрягшиеся и сутулые, говорили об отчаянии и ужасе...
   Раздался писклявый гудок, неприятно окаменела душа.- Подъезжают,- штабс-капитан сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться, и тронул пальцем холодный спусковой крючок.
   Заскрипели, завизжали тормозные колодки. Дрезина остановилась прямо напротив караулки. Человек десять германцев, в покрытых холщовыми чехлами островерхих касках, с ранцами за спиной, бряцая оружием, стали прыгать на гравий железнодорожной насыпи. Иванов, на выдохе, поймал на мушку сгрудившуюся серую массу, преодолев себя, нажал тугой спуск.
   Пулемёт выплюнул все двадцать пять пуль в одну секунду. Дверной проход заволокло дымом, и штабс-капитан уже плохо видел происходящее у дрезины. Из окон дали залп казаки. Там, у насыпи, кто-то жутко, по-звериному, завыл, тотчас зататакал пулемёт урядника.
   Прошил безконечно длинную строчку, и разом захлебнулся. Какая-то нехорошая, липкая тишина повисла у железнодорожного полотна. Штабс-капитан прислушался: тоскливо гудели телеграфные провода над дорогой. Поднимался ветер... Он встал на ноги, машинально, рукой, несколько раз провёл по одежде, отряхивая прилипший с пола сор, поправил фуражку и вышел наружу. Стоящие у порога немцы застыли как каменные, не шевелясь.
   У насыпи лежало трое, один из них ещё делал судорожные движения ногами. Двое других, в залитых кровью серых тужурках были недвижны. Иванова замутило, рука зашарила в брючном кармане платок.- Не хватало ещё в обморок упасть, - подумал он. В голове его звенело. Преодолев слабость, он далеко обошёл трупы и взобрался на насыпь. На другой стороне, в шаге друг от друга, лежало шесть тел. Урядник, оставив дымящийся пулемёт, кряхтя вылезал из окопчика.
   - Доволен, - с непонятным чувством, отметил штабс-капитан.
  
   От переезда подбегали запыхавшиеся казаки.
   -Какого?! Почему дозор оставили?- неожиданно для себя самого, злобно зарычал Иванов.
   -Так мы это..., ваш бродь, помочь...
   -Без помощников справились, не видите?- он тяжело махнул рукой, указывая на валяющиеся вокруг насыпи тела.- Марш обратно, надо будет, позовём.
   Пластуны, смутившись, развернулись и потрусили назад.
   -Трупы уберите с насыпи, хоть в окоп, что ли,- мрачно приказал штабс-капитан, забираясь по железным ступеням на платформу дрезины. Он осматривал доставшийся агрегат: четыре деревянных скамьи, посреди платформы - жестяной короб, с ещё работающим двигателем. На рукояти управления - литые буквы: F,N,R -вперёд,нейтраль, назад,-догадался штабс-капитан. Рядом рычаг тормоза. Всё просто. Найдя рычажок управления дросселем, он заглушил двигатель. Казаки, тем временем, вместе с пленными, тащили убитых германцев за ноги к окопу.
   Иванов соскочил на землю, ему показалось, что дрезина и с выключенным двигателем вибрировала непонятной мелкой дрожью. Он поставил ногу в запылённом сапоге на рельс. Ступня, через тонкую подошву воспринимала еле уловимые колебания.
   До слуха донёсся приглушённый звонок: - Телефон в караулке!- Штабс-капитан, в несколько прыжков достиг открытой двери. Затаив дыхание, осторожно приложил к уху раструб телефона.Чей-то, на этот раз странно писклявый голос, хотел узнать: - отправлена ли назад дрезина.-Иванов подтвердил.- Грузовой состав уже вышел,- сообщили с того конца провода и повесили трубку. Он набрал полные лёгкие воздуха, резко выдохнул: -Эшелон - уже близко, движение его я почуствовал стоя на рельсах. Значит, скоро развязка.
   Он вышел из караульного помещения - команда уже заканчивала свою невесёлую работу. Окопчик был полностью забит телами убитых, над поверхностью торчали лишь подбитые железом сапоги и острые пики касок...
  
  
   ПОД ОТКОС.
  
  
   Вдали за мостом показался дымок, донёсся протяжный гудок приближающегося состава. Иванов стоял прямо на рельсах и не отрываясь глядел в бинокль на мчащийся к гибели эшелон. Он уже послал сапёров к мосту подпалить фитиль, и теперь, с каким-то тёмным ощущением, ждал неотвратимого крушения. Состав подходил всё ближе. Чёрно-блестящий локомотив пронзительно рявкнул ещё раз, подкатывая к мосту. Через секунду рвануло под опорой. Под мостом - сизое, густое облако взрыва, полетели обломки железа. Мост вздрогнул, его заметно скосило на сторону.
   Паровоз уже влетал на виадук, его вело боком, из-под колёс снопом сыпались искры. По касательной он снёс ограждение, его развернуло поперёк моста. Ещё один сильнейший удар, всё окутало паром лопнувшего котла. Разбитые вагоны громоздились друг на друга, словно в гиганской чехарде. Вот - они уже выше самой арки моста. Ещё один сильнейший удар: в общую безобразную кучу врезались ещё два вагона. Мост накренился ещё больше, затем, ломая свои ажурные конструкции, он медленно сполз в реку. Вагоны посыпались вниз. Оглогший от режущих душу звуков рвущегося железа, штабс-капитан взирал на кошмарное зрелище.
   Через некоторое время дым унесло ветром, и Иванов смог увидеть всю картину: мост был
   уничтожен, хвост эшелона завалило под откос перед виадуком. Людей видно не было, из
   разбитых, искорёженных вагонов под насыпь вывалились светло-серые ящики. Эшелон перевозил
   боеприпасы. Судя по разрушениям, понадобится не один день тяжёлого труда для восстановления
   движения по этому пути. Артерия, снабжающая германские дивизии кровью войны была надолго
   закупорена.
   -Всего-то нас несколько человек,-подумал, вдруг, Иванов, - а поди ж ты, сделали великое дело. Если бы оседлать каждую из железных дорог, ведущих к фронту, да не одной командой, а двумя-тремя, да рвать все мосты, пускать эшелоны под откос. Германская армия тогда бы лишилась своей феноменальной подвижности.То, что немцы осуществляют свои быстрые манёвры по железным дорогам, было ведь известно ещё до войны. Гоняя пехоту и обозы по шоссированным дорогам, так быстро концентрировать силы на главных направлениях и уводить их из под удара, как делали это сейчас германцы, было бы не мыслимо.
   Шорох за спиной прервал его размышления. Штабс-капитан обернулся - на насыпь взбирался казачок, его прислал урядник: спрашивает дальнейших приказаний.- Сейчас приду,- штабс-капитан ещё некоторое время глядел на результат диверсии, затем, не оборачиваясь, зашагал к караулке.
   Пока шёл, план дальнейших действий уже созрел в его голове. Он велел всем грузиться на дрезину, с мотоциклетки сняли пулемёт и водрузили его на короб посреди платформы. Коленчатой рукоятью завели мотор. Иванов взялся за рычаг управления, отжав стопор, сдвинул его с буквы N на F: форвертс - вперёд. Дрезина, выпустив облако густейшего синего дыма, медленно тронулась.
   Штабс-капитан добавил газу, быстрей замелькали телеграфные столбы, обдал ветерок, выдувая из глаз слёзы. Подкатили к переезду, Иванов притормозил. Двое находившихся там дозорных подбежали к дрезине: -Помогите им, дайте руки!- Казаков на ходу, за протянутые стволы ружей, втащили на платформу. Дрезина вновь быстро побежала, бодро подпрыгивая на стыках рельс.
  
  
  
  
  
   В ЗАПАДНЕ.
  
  
   -Самое время сейчас воспользоваться крылатой почтой.- Он вырвал бланк из полевой книжки, химическим карандашём набросал сообщение.- Доставай сизаря, - сказал он казаку, всё это время таскавшему на спине плетёный ранец. Тот растегнул пряжку ремешка на маленькой дверке сверху корзины, запустил внутрь руку. Пошарив, вытащил затрепыхавшуюся птицу. Сообщение, свернув, вложили в маленький пенальчик из папье-маше, зажимом закрепив его на ножке голубя.
   -Пускай,- приказал Иванов.
   Казак подбросил птицу в воздух. Голубь, сделав круг над мчащейся дрезиной, захлопал крыльями на юг. Команда, все, как один, приставив ладоши к козырькам, провожали взглядом крылатого вестника. Выражение их лиц при этом, запомнилось штабс-капитану навсегда.
   Подъезжали к станции. Иванов глядел на семафор: его рука была поднята, путь открыт. Не сбавляя хода подлетели к длинной, с версту платформе. Это была одна из тех разгрузочных платформ, которые немцы во множестве строили перед войной по всей сети приграничных железных дорог Восточной Пруссии. Рампы - наклонные скаты позволяли очень быстро разгружать воинские составы.Техническое изящество было в том, что они были сооружены на уровне дверей стандартных вагонов. Для выгрузки не требовалось никаких специальных механизмов и приспособлений: выкатил орудие из вагона и по откосу рампы спустил его на дорогу, которая тут же, в двух шагах. Просто и по-немецки эффективно. На платформе, которую они сейчас проезжали, могли одновременно разгружаться сразу два эшелона.
   Рассматривая циклопическую конструкцию, штабс-капитан краем глаза заметил быстрое движение в кустах за дорогой.Через мгновение на платформу по откосу выскочили всадники в чёрном на вороных, с обрубленными хвостами лошадях. На скаку выдернули из седельных кобур карабины, приложились - дали залп. Сзади кто-то негромко охнул. Он обернулся: закрыв лицо ладонями, со скамейки сползал унтер-сапёр, кровь струёй хлынула сквозь пальцы. Мёртвое тело, переломившись в поясе, упало прямо под колёса. Дрезину тряхнуло. Снова затрещали выстрелы. Иванов опомнился:
   - Огонь, целься по коням!-
   Казаки вперемежку вскинули ружья. Сорокой затрещал "мадсен", вслед ему гулко забухал и "максим". Урядник, сев прямо на салазки пулемёта, ощерив жёлтые зубы, рассеивал пули по перрону. Среди скачущих - несколько упали, в них врезались и топтали копытами. Преследователи смешались и стали отставать. Штабс-капитан выдернул рукоятку дросселя до отказа. Натужно ревя мотором, дрезина вырвалась за станцию. Кончилась платформа, за ними уже не гнались.
   Иванов перевёл дыхание:- Кажется,отбились...
   -Это что же за дьяволы? - с короба мотора враскоряку спрыгнул Михалыч,- у них на шапках, ваш бродь,черепа с костями.
   Штабс-капитан и сам успел разглядеть на странных, без козырьков, меховых киверах со шлыками, атаковавших кавалеристов эмблему в виде мёртвой головы. На память пришло из академического курса: - есть такой старинный полк у немцев - знаменитые " гусары смерти", пятый гусарский полк. Чёрные доломаны, чёрные лошади. Да, да-они.
   Оглянулся в тревоге:- Целы? Все?
   -Кроме Егорова, все. Упокой его душу...
   Иванов вытер рукавом кителя выступивший на лице неожиданный липкий пот: - похоже мёртвой хваткой вцепились, начинается... Не все мы, видать, телефоны отрезали,- с невесёлой усмешкой подумал он.- Как можно скорее надо отрываться. Пока дрезина едет...
   Достал из планшета карту. По ней выходило, что они приближались к пересечению двух направлений. Впереди - разъездной полустанок. По всему следовало, что и там их могли уже и ждать.
   -Всем быть начеку. Залечь на пол между скамеек. Урядник - к пулемёту!
   Он глядел на часы: возникало странное ощущение вечности этого дня. Время по какой-то причине замедлило свой ход. События, накладываясь друг на друга, мелькали как на экране синематографического театра. Меж тем, было всего четыре часа пополудни.
   Ещё полчаса хода и показался полустанок. Два жёлтых домика, пустая полоса пути. Разглядывая его в бинокль, штабс-капитан не замечал никаких признаков засады. Несколько успокоенный, он решил, всё же проскочить опасное место на полном ходу. Мотор завизжал на максимуме оборотов, толчки от рельсовых стыков участились. Дрезина ощетинилась винтовочными стволами, на коробе двигателя урядник угрожающе ворочал стволом пулемёта. Но-всё тихо: ни выстрелов, не людей. Через секунду полустанок остался далеко позади, и Иванов уже видел перекрёсток двух путей.Там находилась маленькая будка, самого же механизма перевода рельсов он не замечал.
   Затормозили у ярко раскрашенной будки, двое разведчиков соскочили с дрезины. Пригибаясь, тихо подошли к домику, заглянули в маленькое окошко.
   -Ну, что там?,-стараясь пересилить работающий двигатель, крикнул штабс-капитан. Казаки развели руками, показывая, что - никого. Он слез с дрезины и пошагал к домику. Переступил порог узкой двери: рычаг перевода стрелки был внутри, в отличие от русских дорог, и телефонный аппарат висит на стене.
   -Вот почему нет стрелочника - тому уже сообщили о приближении русских на дрезине.
   Из глубин души поднималось тоскливое чувство близкой опасности. На секунду оно заполнило всё внутри. Затем, уступило место ярости загнанного в угол зверя. Наверное, что-то подобное чувствует волк, обложенный флажками: - Везде охотники и все по его душу...-
   Иванов послал казака к стыку двух путей - смотреть куда перейдёт стрелка, а сам с другим, стал колдовать над длинным, с квадратной гирей, рычагом. Перепробовав несколько положений, установили, наконец, стрелку на нужный путь. Потеряв минут двадцать, тронули, свернув на перекрещении вправо.
  
   Разогнались, вновь весело застучали колёса. Иванов, как и прежде, стоял на своём месте, озирая окрест мелькающие редкие сосны, частые заросшие тростником озёрца.
  
   Он поднял к небу глаза: будто мелькнула чёрной стрелой какая-то птица. В ста саженях впереди, совсем невысоко над дорогой, возникло белое облачко, в воздухе треснуло разрываемой тканью и гулко отдалось в спину.
   - Шрапнель, на низком разрыве,- автоматически отметил он,- откуда?
   Он оборотился - за ними гнались: серая бронированная махина - "panzer zug" -блиндированный поезд в версте от них. Нагоняет, видно, уже давно.
   -Чёрт, назад надо было смотреть,- промелькнуло в голове,- вот снова,- в окулярах отлично видна вспышка короткого орудия на носу броневагона. На этот раз разрыв ударил сзади.
   -Следущий - наш,- внезапно понял Иванов,-он нас в вилку берёт. Первый снаряд перелетел, потом - недолёт, теперь разница прицела делится пополам...
   Опять молнией сверкнуло с головного вагона. Почуяв нарастающий шелест, успел только крикнуть: "Прыгай!".
   Звука разрыва он уже не слышал. Штабс-капитан почуствовал только, как неведомая сила подарила ему крылья: он летел над землёй. Ещё он видел взмывшую ввысь голубиную стаю.
   - Снарядом клетку разорвало...или это наши души...,- успел подумать он, вглядываясь в глубокую синь небес. Затем крылья перестали существовать.Удар о землю. Пустота.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ.
  
  
  
  
   Сознание вернулось резко, как будто внезапно зажгли свет в тёмном коридоре. Иванов вдруг увидел над собой склонившееся лицо, принадлежавшее кому-то очень знакомому. Губы человека неслышно шевелились. Штабс-капитан силился понять:
   -Ваше благородие,- донеслось, как сквозь вату,- слава Богу, в себя приходит. Ефимов, очухивается штабс-капитан. Водицы принеси.
   Иванов с усилием приподнял голову, огляделся: он - весь мокрый, в зелёной тине, лежит на вытоптанной посреди тростниковой стены полянке. Рядом с ним - такой же вымокший казак. Без фуражки, на защитной, прилипшей к телу гимнастической рубахе - один погон оторван.
   -Где мы?-еле выдавливал из себя он.
   -Щас, щас,-поддерживая рукой затылок штабс-капитана, казак поил его пахнущей болотом водой из обшитой сукном фляги. Сосуд был дырявый, струя в палец толщиной лилась Иванову прямо на грудь. Казак зачем-то пояснил:- шрапнельная пуля её прохватила, да не наскрозь, внутри болталась, выкатил я её уж...
   Штабс-капитан отстранил дрожащей рукой флягу, перевёл глаза вбок. Рядом на корточках сидел, наблюдая за ним, ещё кто-то.
   -Экая здоровая орясина, да ведь это Ефимов,- голова начинала соображать, только болела очень.
   -Где мы?
   -На острове, кажись, ваш бродь, в болоте. Еле утащили вас от германцев. Как снаряд над нами вдарил, всех шрапнелью с тележки и смело. Я уж было дёру в кусты наловчился, а глядь, Ефимов - ваше благородие на себе несёт.Тут я к нему. За руки, за ноги, уволокли вас сюда, значится.
   -А остальные?
   -Остальных германы в вагон побросали,- засипел, вдруг, Ефимов. Ходил я к дороге, как вас сюда доставили, думал, кто ещё живой. Выглядел: четырёх они подобрали. Живые, мёртвые, не буду врать, далеко было, ближе побоялся подойти. И не зря осторожился, ваш бродь, они потом всю округу прочесали, видать поняли, что не все,- Ефимов закашлялся,-першит всё внутрях, крепко об землю меня шибануло.
   -Ранен?
   -Да нет, я сразу встал, гляжу в откосе - вы, стал быть, ощупал: вроде цел. На шею вас, как барашка, и намётом. Поезд с которого нас стрельнули, уж рядом был,- Ефимов, по-детски, улыбался.
   -Далеко мы от дороги?
  
   -Недалече, мабуть, с полверсты будет. Да вон, слухайте.
   К Иванову вдруг вернулись все ощущения разом: невдалеке - пискнул паровоз. Заметно темнело. Штабс-капитан, приподнявшись на локоть, пошарил вокруг себя:
   -Сумки моей не видели?
   -Здеся,- казак сунул руку под охапку камыша, на которой только что находилась голова Иванова.
   -Вот.
   -Слава Богу!- штабс-капитан открыл клапан полевой сумки,- компас на своём месте, пристёгнут, карта тоже здесь, под прозрачной слюдой. Не так уж всё и плохо.
   Он поднял левую руку: часы на кожаном браслете мерцали светящимися стрелками.
   -С оружием у нас что?- он нащупал сзади кобуру с наганом,- и она цела!
   -Ружьё потерял, вот только тесачёк подобрал, там,- огромной лапищей Ефимов протягивал капитану сапёрный, в ножнах, бебут.
   -А у тебя?
   -Ничего, ваше благородие,-смущённо заморгал Астахов.
   -Что же, ты братец?
   - Не сообразил в горячке, ваше благородие, а потом уж поздно было, виноват.
   -Ладно, что есть,- Иванов тёр ладонями гудящую голову. Встал. Ноги держали. Головокружения, на удивление, не было.
   -Будем выбираться.
   Казаки вскочили. Их влажная одежда, в наступающих сумерках, чуть заметно парила. Липкая дневная духота сменилась вечерней прохладцей.
   -Идём к дороге.Ефимов, ты - в голове, я за тобой. Замыкающим - Астахов?
   -Я, ваше благородие!
   -Двинули!
   Медвежья спина Ефимова раздвинула зашуршавший камыш, чавкнула болотная хлябь, за ним пошагали остальные.
  
  
  
  
   РАНДЕВУ.
  
  
  
  
   Стало стремительно темнеть. На небесном своде зажглись первые бледные звёзды. Почти час, поминутно проваливаясь, осторожно нащупывая путь, выходили на твёрдое место.
   -Как же они сумели меня затащить на этот остров,- отбиваясь от наседающего комарья, думал Иванов,- тут и одному, без груза на плечах, еле-еле. Могли бы и бросить возле насыпи, а не оставили.Что толкает наших людей рисковать ради других, а то и принимать чужую смерть,- он так растрогался, что защипало в носу.
   Меж тем, уже и вышли из зарослей. Свернув, прошли немного вдоль железнодорожного полотна. Следов крушения в темноте они не нашли: немцы очень тщательно вокруг подчистили - никого и ничего. Иванов решил идти на юго-запад вдоль железной дороги, надеясь, что ночью это будет вполне безопасно. Пройдя пятнадцать вёрст за тёмное время, что было вполне реально, он надеялся засветло выйти к намеченной на карте точке.
   Шли всю ночь, полустанок и два разъезда обошли перелеском, не теряя из виду железной дороги, по которой всю ночь германцы гнали тяжёлые составы. Под утро в сильном тумане подошли к Ротфлиссу, буквально упершись в табличку с названием.
   В двух верстах отсюда в сосновом бору и находилась точка "рандеву".
   Иванов прислушался: всё тихо. Не лают собаки, не слышно, обычного для русской деревни в этот час, петушиного кукареканья.
   -Не держат немцы скотину, что ли,-подумал он, силясь разглядеть за волнами тумана хоть какие-то постройки. Достал карту, поднёс её совсем близко к глазам и нашёл нужное направление.
   -Ну, что, молодцы, ещё немного и отдохнём. Как, Ефимов, устал?- он глядел на осунувшиеся лица казаков, стараясь подбодрить своё уменьшившееся до двух человек войско.
   -Ничего, ваш бродь, служба царская - доля баская, походим ишшо.
   Астахов, широко зевая, молчал.
   -Ну, тогда-налево, тем же порядком.
   Свернув с дороги, зашагали по свежеубранному полю.Через полчаса начало подниматься солнце, туман рассеялся. Вот и опушка леса. Штабс-капитан искал главный ориентир: одиноко стоящую сосну в двустах саженях от лесного массива.
   -Неужели промахнулись: в тумане - очень свободно могли. Ага, вот! Полверсты до неё, - он махнул рукой казакам, показывая направление.
  
   Вошли в чистый, с редкими соснами бор. Далеко углубляться не стали. Иванов смотрел на часы: уже надо было спешить. Сверяясь с компасом, он шагами отмерял расстояния, вычерчивая на поляне равнобедренный треугольник. Казаки таскали сухие сучья для костров на точки пересечения сторон.
   -Спички!-внезапно вспомнил он, хлопая себя по карману,- так и есть,-он похолодел: коробок раздавлен, а сами они никуда не годятся - вымокли и раскисли. Казаки были некурящие, а сам Иванов за всю многочасовую дорогу так и не попытался закурить, как отбило - не хотелось.
   -Есть, чем зажечь?- со слабой надеждой обратился он к пластунам.
   Они отрицательно мотнули головами.
   -Ваше благородие, на охоте бывало, из ружья костёр запаливали,- вяло пробормотал Астахов.
   -Как это?
   -А так. Дробь из заряда высыпали, да одним пыжом - в сено сухое.
   -Верно, верно, Астахов. Молодец! Револьвер есть, добудем огонь!-обрадовался штабс-капитан.
   Он вытащил из кобуры наган, открыв барабанную дверцу, вытолкнул из гнёзд все семь патронов.
   -Чего жалеть,-подумал он,- в маленьком подсумке, пришитом под клапаном кобуры, было ещё четырнадцать.
   -Вынимай пули !-приказал он станичникам.
   Задача была не из лёгких: в нагановских патронах пуля запрятана глубоко внутрь гильзы. Но догадались: пуля винтовочного патрона прекрасно расширяла мягкую латунь револьверной гильзы, а патроны для винтовки, несмотря на все перепитии, оставались у казаков в подсумках на поясах. Втроём быстро управились: расковыряли патроны и выбили тупоносые пульки; на пыжи Иванов пожертвовал свой носовой платок.
   Патроны вновь вставлены в барабан, сухая трава - в изобилиии под каждым из трёх костров.
   -Теперь ждём,-присаживаясь под высоченную сосну, объявил штабс-капитан. Казаки примостились рядом. Астахов сразу начал клевать носом, а с более бодрым Ефимовым он, чтобы не заснуть, повёл беседу.Текла она вяло, прерываясь, Иванов и сам не заметил, как начал дремать.
   Довольно неделикатный толчок вернул его к действительности.
   -Ефимов?! Что?
   -Гудит, ваше благородие,- казаки уже были на ногах.
   Отряхивая остатки сна, он вскочил:-Где?-
   -Вон, в той стороне,-казак тыкал пальцем на юго-восток. Иванов прислушался: сквозь шум сосновых вершин, пробивался этот характерный, ноющий, похожий на издаваемый комаром, звук. Только комар был гигантских размеров. Так мог гудеть только один мотор: основной двигатель русской авиации - ротативный "Гном".
   Штабс-капитан схватил револьвер, два раза сухо щёлкнул курок - первый костёр схватился быстрым пламенем. Вслед за ним, запылали и остальные два.
   -Сырых веток!- крикнул он казакам. Ефимов выхватил свой бебут, мигом нарубил свежих сучьев, кинул в пылающий огонь. Дым от костров потянулся вверх тремя сизыми, почти прямыми столбами: утренний ветер был самый лёгкий. Звук аэроплана - то приближался, то отдалялся. Ясно было, что он ходит по кругу. Наконец, загудел совсем рядом, мелькнул в высоте, сквозь редкие сосны.
   -Виден ли ему дым?-вот, что сейчас волновало Иванова больше всего.
   -Веток накиньте!
   От свежей зелени дым повалил клубами. Самолёт с рёвом прошёл над головой, описав круг, покачал крыльями с бело-сине-красными кокардами. Это был Ньюпор 9-"бе-бе", как ласково называли его лётчики.
   -Кажись нам сигналит,-проворчал Ефимов.
   С неба, изгибаясь, как змея, уже летела чёрная лента
  
  
   ЗАГАДОЧНОЕ ПОСЛАНИЕ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Прошло полчаса, как исчез последний звук, уходящего на юг аэроплана, а штабс-капитан, который раз вчитываясь в полученное сообщение, пытался понять, что же могло произойти на фронте за те сутки с небольшим, пока команда шла по немецким тылам. Штаб фронта послал очень странное сообщение: "15 августа в 7 ч. 5 мин.генерал Самсонов передал телеграмму главнокомандующему:1-й корпус, сильно расстроеный, вчера по приказанию генерала Артамонова отступил к Иллову, оставив арьергард впереди Сольдау. Сейчас переезжаю в штаб 15-го корпуса в Надрау для руководства наступающими корпусами. Аппарат Юза снимаю. Временно буду без связи с вами." После вышеприведённой телеграммы, все сношения с командующим 2-й армией прекратились. В штаб фронта поступают самые тревожные сведения.Части 15-го корпуса, по-видимому потерпели неудачу и окружены. За весь последующий день, попытки определить местонахождение генерала Самсонова к результату не привели. По сему, приказываю вам произвести розыск командующего и установить связь его со штабом фронта. Другие задачи не выполнять.
   -Хорошенькое дел - разыскать!- размышлял Иванов, заталкивая в сумку шифровальный блокнот.- Задача с тремя неизвестными, хотя, нет - с двумя. Где он исчез, мы примерно знаем. Но что с ним произошло, почему снял радиотелеграф? Как можно управлять армией в наше время без такого современного средства, как безпроволочная связь? Вопросов было более, чем достаточно - ответов ни одного.Что ж, приказ получен...
   Штабс-капитан ясно представлял себе, что сейчас происходит в штабе: все силы, все виды, конная и авиационная разведки посланы на поиски.Управление 2-й армией, по-видимому утеряно, что ставило под угрозу всю Восточно-Прусскую компанию. -Неужели катастрофа?-Иванов гнал от себя тревожные мысли, - надо выполнять приказ, а там-будь, что будет.
   Он поднял глаза: Астахов, прислонясь к сосне спиной, открыв рот, спал. Ефимов сидел рядом, смотрел на капитана. Красные, воспалённые веки его, поминутно закрывались - было видно, что человек на пределе, через силу переламывает чрезвычайную усталость.
   -Мы ничего не сможем, не отдохнув хотя бы несколько часов,- решил штабс-капитан.
   -Ефимов!
   -Я, ваше благородие.
   -Ложись спи, через час разбужу. Ты через час, Астахова подымешь.
   -Так точно.
   Через секунду Ефимов был уже в объятиях Морфея.
  
  
  
  
  
  
  
   L'AMBRE MORT.
  
   (АРОМАТ ГИБЕЛИ)
  
  
  
   Так меняясь, проспали они до полудня. К первому часу стало невозможно жарко. Иванов проснулся в липкой испарине. Несколько часов отрывочного сна пошли на пользу. Он чувствовал себя намного бодрее, способным действовать. Сжевав на троих, случайно завалявшийся в широких казацких шароварах, чёрный сухарь, тронулись в путь. Определив направление движения, штабс-капитан решил идти по краю лесной опушки. Это позволяло отслеживать обстановку на открытом пространстве сквозь редкие деревья подлеска.
   Через три версты, опушка леса приблизилась к шоссейной дороге. Иванов, укрывшись в густом кустарнике, больше получаса наблюдал за нескончаемым потоком германских войск, шедшим на запад. Он отметил, что немцы перевозят пехотинцев на моторных камионах: колонна из более, чем двадцати грузовиков прошла на его глазах. В каждом из них сидело до полувзвода в шлёмах с острым навершием. Это было что-то новое в тактике пехоты... Слоноподобные кони тянули фуры, загруженные ящиками с боеприпасами. Ехало множество повозок с красными крестами на брезентовых кузовах.
  
   Пыхтя
  
   паром, прополз дорожный локомотив - рутьер. Он тащил за собой несколько телег,
   гружёных, судя по всему, артиллерийскими патронами. Иванов поудивлялся древнему
   механизму, ведь, сейчас паровые рутьеры крайне редки. В английской и французской
   армиях они уже давно применяются с современными моторами внутреннего сгорания.
   Но зная бережливость немцев и долговечность их техники, надо было думать, что этот
   сохранился у них ещё с войны 1870-го года, где они их впервые и применили. В русской
   армии они также широко применялись в войну 1877-78 годов, подвозя боеприпасы и
   артиллерию от дунайских переправ к обложенным турецким крепостям. Но сейчас ни
   паровых, ни тем более моторных, что-то не встречалось. Вся эта масса
  
   двигалась сейчас к гремящему всё усиливающейся артиллерийской канонадой, горизонту.
   Становилось ясно, что идёт очень крупная операция, и это лишь усиливало тревожные
   мысли штабс-капитана.
   Он вышел из кустов в сторону лесной чащи-здесь его поджидали казаки. Молча он махнул им рукой:-двигаемся дальше.-
   До вечера они шли вдоль шоссейной дороги навстречу, не затихающему ни на минуту артиллерийскому бою. Всё больше ощущался голод, германский лес не радовал ничем: лишь редкие кусты шиповника с мелкими, колючими внутри плодами.Через два часа, по расчётам штабс-капитана, лес должен был кончиться: действительно, он стал более мелкий, попадалось всё больше полян. Это был верный признак. Уже наступал девятый час, когда они вышли на край леса.
   Открылось плотно засаженное маленькими сосенками поле площадью не менее пяти десятин. Судя по всему, это был лесной питомник. Стояли таблички с надписями года посадки, деревца - как по нитке, совсем близко друг от друга. Пройти можно было только между рядами. Они так и пошли, заведённым сутки назад порядком: в авангарде раздвигал ветки могучий Ефимов, за ним капитан, позади плёлся совсем ослабевший Астахов.Чем ближе подходили они к концу поля, тем всё больше Иванову стал мерещиться странный, сладковатый запах. Он тревожил и был как-будто знаком. Штабс-капитан оглянулся на шедшего сзади казака:
   -Астахов, ты ничего не чувствуешь?
   -Нет, ваш бродь,-меланхолично ответил тот.
   Иванов шагнул вперёд и уткнулся в широкую спину.
   -Ты чего, Ефимов?
   Тот стремительно присел:-Ш-ш-ш, германцы!
   Штабс-капитан, увлекая за руку Астахова, упал в междурядье маленьких сосновых деревьев. Пролежав минуту, он поднял голову. Прошептал:-Ефимов, где они?
   -Недалече,-так же шёпотом, отвечал казак.
   Пролежали ещё минуты две, Иванов ничего не слышал: - Странно. Ни шороха, ни команд. Никаких признаков близкого врага.-
   -Ефимов, точно видел, не показалось?
   -Ей-ей, ваш бродь, шагов пятьдесят до них. Я ветку спереду отогнул, глядь, шишаки торчат, да мундиры синие.
   -Много их?
   -Много.
   -Что ж не идут?
   -А бес их знает!
   -Ползём вперёд, что-то не так здесь.
   Осторожно поползли вслед за Ефимовым. Мерзкий, тошнотворный запах всё усиливался. Ефимов привстал на одно колено, затем выпрямился во весь рост, что-то сказал невнятно. Штабс-капитан поднялся тоже. Спина казака загораживала ему весь проход.
   -Что,там?
   -Мертвяки.
   -Что, - не понял Иванов.
   -Убитые, германцы-то.
   -Стоят?!
   -Сами поглядите,-Ефимов отодвинул плечо и штабс-капитан, вдавливаясь в колючий лапник, смог обойти его и встал вперёд. Зрелище потрясало. На небольшой, примерно пятидесяти квадратных саженей, площади, СТОЯЛИ! несколько десятков трупов. Застрявшие между тесными насаждениями, они застыли в тех позах, в которых настигала их смерть.
   Они тут, видимо уже давно, не меньше суток. Запах разложения, смешанный с запахом нагретой солнцем хвои, царил здесь повсюду. Было слышно жуткое гудение облепивших трупы жирных синих мух. Они пировали: во множестве ползая в чёрных от запёкшейся крови, открытых ртах, сидели на остекленевших мёртвых глазах, лезли в ушные раковины убитых.
   Ефимов подошёл к ближайшему трупу, внимательно осмотрел его.
   -Пехота работала,-толстый, грязный палец казака был направлен немцу прямо в грудь. Иванов
   подошёл: тёмно-синий мундир германского гренадёра в области печени был пробит мастерским
   штыковым ударом. Посреди закорузлого тёмного пятна виднелось характерное отверстие в виде
   креста - след четырёхгранного русского штыка.
   Штабс-капитан огляделся. Картина боя была ему понятна: немцев здесь застали врасплох, во встречном бою. Их было не меньше полуроты и они не сумели избежать схватки на ближней дистанции. Это была ошибка и они расплатились за неё жизнями.
   Рукопашный бой - козырная карта русской пехоты и в фехтовании на штыках ей нет равных. Как важнейшей дисциплине в подготовке пешего бойца, этому всегда уделялось должное время. Начиная с петровских времён, в любой из войн, которая вела Россия, на востоке или на западе, было одно и тоже.У противника не оставалось ни единого шанса, если русским удавалось подойти к врагу на минимальную дистанцию для штыкового удара. Похоже, германцы этого ещё не знали...
   Штыковой бой - почти всегда решающая и самая страшная форма столкновения. Пуля дура - штык молодец: было сказано именно в том смысле, что стреляет всякий трус, а работать штыком может человек только высокой храбрости, вполне владеющий своими нервами, а поэтому подавляющий психику врага своею сильной волей...
  
   -Ваше благородие, дозвольте обыщем германцев, может чего найдём нужного. Авось наши не всё унесли.
   -Валяйте,-штабс-капитан, зажав нос, отошёл на край кишащей мертвецами поляны.
   Ефимов с Астаховым пошли по рядам мародёрствовать.Через пятнадцать минут они подошли к Иванову. Принесли два германских ранца, пошитых из необработанных, мохнатых телячьих шкур, винтовку Маузера с примкнутым штык-пилой и два подсумка патронов.
   -Начисто обобрала их пехота,-хозяйственно потроша ранцы, говорил Ефимов,-все ружья унесли, вот это - в ёлки упало, не нашли видать...Во, ваше благородие, а германцы-то харч с собой носют,-радовался он, доставая консервные жестянки и пачки галет.-Фонарик тут ликтрический...
   -Пригодится,-морщась отвечал штабс-капитан,-ну, всё что ли? Берите трофеи, да пошли отсюда.
   Казаки, радуясь как дети, обретённому имуществу, натянув ремни ранцев на плечи, споро зашагали за Ивановым.
   Уже на ходу он вспомнил почему-то, как перед самым пересечением германской границы, солдатам выдали консервы, неприкосновенный запас, вскрываемый только в экстраординарных случаях. Через полчаса всё пространство месторасположения войск было усыпано пустыми банками. Многие из солдат просто никогда не видели консервов, и им очень захотелось их попробовать. Кто-то из офицеров, рассмотрев на банке дату - 1904 год, тоже решил проверить её содержимое: в банке оказался суп с кусочками мяса, и качество было отменное.
   Через несколько дней, после поражения германцев под Гумбиненым, в лесу были обнаружены около сотни немцев разных родов войск. Они сдались, и каково было удивление, когда обнаружилось, что измотанные и голодные, прятавшиеся в этом лесу на протяжении нескольких суток, германские солдаты так и не притронулись к неприкосновенному запасу продовольствия. Немецкая дисциплинированность исключала наличие человеческих чувств. Иванов предпочитал командовать русскими солдатами...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   САМСОНОВ.
  
  
  
   Весь следущий день они шли по лесным дорогам, натыкаясь на следы поспешного русского отступления. На пути попадались брошенные изломанные патронные двуколки, разбитые зарядные ящики. Артиллерия грохотала где-то совсем далеко на юго-западе, что было плохим признаком. Штабс-капитана всё больше посещала тревожная мысль о случившейся катастрофе. Обогнув Алленштейн с востока, они ушли в сторону от железных и шоссейных дорог, двигаясь теперь вдоль цепи озёр к параллельно идущему вдоль близкой русской границы шоссе Виленберг-Нейденбург. К ночи, окончательно устав, вышли в лесной массив в десяти верстах от Виленберга.
   Шагая по рыхлому песку лесной дороги, Иванов всё больше сомневался в целесообразности дальнейшего поиска.Они уже максимально приближались к русской границе, а ни своих , не германцев, только горькие следы поражения. Он размышлял так:
   -Армия, теснимая немцами, организованно отступала вдоль железной дороги на Млаву.Там и следовало сейчас искать командующего, если не нашли его уже, что и было более всего вероятно. Он окончательно решил утром пересечь границу и выйти в расположение русских войск.
  
   Впереди по-птичьи свистнули. Штабс-капитан замер, взведя курок револьвера, присел прислушиваясь. В наступивших сумерках он уже не видел тёмной фигуры Ефимова на дороге. Длинно захрапела чья-то лошадь. Совершенно бесшумно возникли силуэты нескольких всадников. Это были немцы. Он узнал их потому, что не увидел за их спинами винтовок - германцы крепили их на сёдлах. Вторым признаком было то, что он разглядел форму их пик. За наконечником пики у немцев, следовал шарик, припятствовавший глубокому проникновению в тело жертвы. Шарики выделялись на фоне неба. Всадники постояли некоторое время, молча: слушали. Затем, также беззвучно, удалились куда-то вбок.
   Через минуту до него донёсся неясный говор, зашуршали по песку приближающиеся шаги. Из темноты к нему крались две неясные тени. Подошли поближе, в одной из фигур он признал Ефимова.
   -Кого это он ведёт?
   Ефимов заговорил:-Ваш бродь, вот, нашёл: наш человек, русский.
   -Кто таков?
   -Канонир одиннадцатой конной батареи Купчик.
   -Что здесь делаешь, канонир?
   Солдат захлюпал носом. Дрожащим, вперемежку с рыданиями голосом, он рассказывал. По его словам, последнее время находился деньщиком при генерале Самсонове. С полусотней казаков и офицерами штаба, они сутки назад пытались найти проход к своим. Германцы стоят на всех выходах из леса, прочёсывают его днём по лесным дорогам. На одной из них группа вместе с командующим нарвалась на автомобиль с пулемётом. Казаки атаковали, но безуспешно, многих поубивало, остальные разбежались. Командующий остался с несколькими офицерами. Ночью шли по звёздам, так как компас потеряли. Посреди ночи стало известно, что Самсонова с ними нет.
   -Как это?-прервал канонира-деньщика Иванов,-потерялся, что ли?
   -Да, тёмно было, не заметили. Остановились как-то, собрались, а его и нету.
   -Искали?
   -Искали недолго, офицеры собрались в кучку, пошептались. О чём, я не слышал. Потом они пошли дальше, а я остался.
   -Странные дела,-подумал штабс-капитан,-тёмная история какая-то: офицеры, фактически бросили командующего армией.- Он ни на йоту не верил путанному рассказу.
   -А ты, зачем остался?
   -Его превосходительство искать.
   -Ну и что, нашёл?
   -Нашёл,-Купчик тоненько по-бабьи плакал.
   -Да он -истерик,-догадался Иванов,-да не плачь ты, рассказывай внятно, где генерал?
   -Тут, недалече.-
   -Ну так показывай, веди к нему...
   Всхлипывающий деньщик пошёл по дороге во тьму туда, откуда они только что вышли с Ефимовым. Пройдя шагов двадцать, свернул с дороги вправо. Капитан с казаками молча следовали за ним. Попетляв, привёл на маленькую поляну, заросшую мелким ельником.
   -Вот он.
   На поляне в темноте белело что-то неопределённое. Достали трофейный фонарь. В луче его света увидели: с туго надвинутой на глаза фуражкой, на спине с раскинутыми руками, зажимая в правой руке револьвер, лежал тучный старик. Иванов внимательно осмотрел труп - сомнений быть не могло: светло-серая, с красными отворотами генеральская шинель с георгиевской ленточкой, широкое лицо с недлинной бородой.
   Командующий второй армией генерал от кавалерии - Александр Васильевич Самсонов. Корнет Ахтырского гусарского полка в последнюю турецкую войну, герой Маньчжурии, атаман Донского войска и бывший генерал-губернатор Туркестана: был мёртв. Рана на виске. Возле маленькой чёрной дырочки - выжженный порохом круг коротко постриженых седых волос. Не вынимая револьвера из закостеневшей руки генерала, штабс-капитан прокрутил барабан: -Так и есть,- выпущена лишь одна пуля.
   -Мистика,-думал он, вспоминая, как когда-то давно, в академии, он листал отчёт разведывательного отдела Генерального Штаба о военной игре, которую проводил в 1903 году сам Шлиффен. В результате стратегического и тактического розыгрыша на местности, наступающая с линии реки Неман русская армия была окружена южнее Инстербурга, и согласно решению руководства, сдалась. На возражения генерала Франсуа, руководившим в игре русской армией, что он не может положить оружие, Шлиффен открыл папку с условиями игры и прочёл: "Командующий Неманской армией признал положение своей армии безнадёжным. Он искал смерти в передовой линии и нашёл её..."
   Покойный Шлиффен, без сомнения был выдающимся провидцем будущей войны. Ошибся только в одном: разгромлена не Неманская армия, а Наревская и погиб не Ренненкампф, а Самсонов.
   Иванов задумался: - что делать? Самсонов мёртв, положение 2-й армии точно неизвестно.
  
   Было необычайно тихо. На чёрных небесах зажглась и мигала Иванову кроваво-красная, жуткая звезда...
   Он насторожился: до слуха донёсся звук одинокого колокола, затем его поддержал другой. Штабс-капитан перекрестился:-Что для колокольного голоса-десять вёрст в тишине!-
   В Хоржеле, русском островке, зажатом между католической Польшей и протестанской Германией, шла вечерняя. Защипало в глазах, так неожиданен и грустен был этот светлый звон.Словно прощался он со многими русскими душами, взлетевшими сегодня в горние выси.
   Казаки вокруг истово крестились. Купчик, закрыв ладонями лицо, тихо рыдал. Прокашляв судорогой сведённое горло, Иванов произнёс:
   -Довольно, слезами тут не помочь. С нами собирайся. Ночью пройдём через линию фронта, там снарядим команду за телом. Идём, ну же!
   -Ваше благородие, дозвольте останусь, буду вас здесь поджидать.
   -Что,так?
   -Нет, дозвольте, уж. Так ладнее будет.
   -Ты пойми, солдат,- объяснял штабс-капитан неловким голосом,- не пройти нам с генералом. Знаю, нехорошо это, но о живых думать надо. Ты, братец, пойми...
   Купчик безмолствовал. Иванов вздохнул и полез в сумку за картой, чтобы отметить место гибели Самсонова.
   Деньщику оставили всё, что было из еды, минуту ещё постояли над телом. Когда двинулись к выходу из леса, на душе штабс-капитана отчаянно скребли кошки...
  
  
  
  
   ДОРОГА СМЕРТИ.
  
  
   Тёмная августовская ночь уже вступила в свои права, серп новой луны, по-прежнему, не освещал ничего. Идти было тяжело, заросший кустарником подлесок преодолели за полчаса. Лес был здесь редкий и вскоре показалось открытое тёмное пространство долины перед шоссе. Перед пересечением дороги, штабс-капитан остановился, с минуту вслушивался в темноту-всё тихо.Скомандовал:-Вперёд!-Зашагали по высокой шуршащей траве. Пройти удалось лишь несколько шагов.
   Внезапно, с обеих сторон дороги вспыхнул яркий холодный свет. Два мощных прожектора светили навстречу друг другу, вырвав на расстоянии версты шоссе из темноты ночи. Сразу же заголосили пулемёты, судя по вспышкам, их было не менее трёх. Вслед за ними стали бить залпами из ружей. Пулемётно-ружейный лай продолжался минут пятнадцать, затем стал постепенно сходить на нет.
   Сухо треснул последний выстрел. Снова наступила глухая тишина. С правой стороны Иванов слышал звук приближающегося автомобиля. Показались два прыгающих луча, подвывая и скрипя железом, автомобиль неспешно приближался. Остановился, как раз напротив лежащих в траве охотников. До него было саженей двести. Машина, скрежетнув шестернями, повернулась и стала поперёк дороги, устремив лучи фар к обочине. В пучках света штабс-капитан видел тёмные фигуры, спускающиеся от автомобиля к обочине. От фигурок сверкнуло, раздался резкий хлопок. Немцы возились в пятне света, нагибались, что-то потащили на насыпь дороги. До штабс-капитана донеслась невнятная чужая речь. Он уже догадался, что какие-то бедолаги, так же, как и они пытаясь перебраться через шоссе, попали в засаду и были скорее всего перебиты. Идти через дорогу было нельзя.
   Автомобиль уехал. Иванов ещё долго, не шевелясь, лежал в густой траве, пытаясь привести в порядок мысли. Он понимал, что только случайность спасла их жизни, выйди они на дорогу чуть раньше тех, кого расстреляли сейчас на глазах.
   -Из окружения никого не выпустят, а утром будет ещё хуже. Начнут прочёсывать и обнаружат,-так думал он, мучительно пытаясь найти решение.
   -Каким образом они их обнаружили?- задавал он себе один и тот же вопрос, - ведь абсолютно тихо шли, никто из нас ничего не слышал, что-то здесь не так. Германцы, похоже, каким-то магическим образом, видели в ночи. Лежать дальше и ждать рассвета было бессмысленно:
   -Астахов, Ефимов,- прошептал он.
   Казаки отозвались.- Ползком, за мной...-
   -Может быть удастся найти проход,- думал он, надеясь лишь на удачу.
   Они ползли к тому самому месту. Местность ближе к дороге шла под уклон, трава становилась всё выше и сочней. До обочины шоссе оставалось совсем немного, когда штабс-капитан почувствовал сначала локтями, а потом и коленями мерзкую, просачивающуюся сквозь одежду жидкость. Он невольно приподнялся на руках, чтобы не намокнуть целиком. Впереди по всему, воды было ещё больше.
   -Отставить, - сказал Иванов сам себе, гася неудержимый порыв встать на ноги.
   -Так и поступили те, кто шёл впереди нас. Проползли до этого места, почуствовали мокрое, встали и вышли к шоссе во весь рост. Заболоченное место выдало их. Зачавкало под сапогами - непременно. Как осторожно не иди, вытаскивая ногу из вязкой грязи, издаёшь этот неприятный слуху, далеко слышимый тихой ночью звук. Немцы, сидящие в засаде за дорогой, услышав предательское чавканье, дождались, пока они выйдут на дорогу и ослепили прожекторами...-
   -Стой,-прошипел он казакам,-назад!
   Они вернулись на сухое и поползли параллельно к шоссе, направлением на Нейденбург. Постепенно удалились от дороги довольно далеко, поднялись и зашагали всё также вдоль неё, чутко вслушиваясь в безмолвие тьмы.
  
   Перед рассветом подошли к немецкой ферме. Это был Пухоловен, от него до ближайшего польского местечка Янова, стоящего на самой границе, было рукой подать, каких -нибудь четыре-пять вёрст. Но для этого по-прежнему необходимо пересечь шоссе. Светало быстро, надо было срочно искать укрытие. На краю деревни заметили несколько аккуратных сенных скирд под крышами. Подошли к ним. Устройство стогов показалось Иванову занятным. Каждая крыша стояла на четырёх высоких столбиках и свободно двигалась по ним. Сено, по мере надобности, брали снизу. И с уменьшением количества сена, крыша сползала по столбикам, так сказать, автоматически, и коровий корм был всегда под защитой от дождя. Казаки подивились германской выдумке и предложили капитану укрыться именно в стогу. Он подумал и согласился.
   Вставая на плечи Ефимову, под крышу забрались Астахов и штабс-капитан. Ефимову подали два связанных поясных ремня и вдвоём втащили его наверх. Иванов осмотрелся: следов на земле и на стогу они не оставили, со стороны и не догадаться: - какие мыши живут в этом сене.
   Казаки, намяв себе уютные норки, начинали дремать. Штабс-капитан, проделав амбразуру в сене, наблюдал за дорогой напротив. Несмотря на раннее утро, на шоссе уже было движение. Прокатил автомобиль, проехало несколько конных разъездов. Дорога плотно контролировалась германцами, и шансов пробраться незамеченными, сейчас уже не было никаких. Размышляя, незаметно для себя, он уснул.
  
  
  
  
  
   ПОЧТИ ПО ЖЮЛЬ-ВЕРНУ.
  
  
  
   Что-то хорошее снилось ему, он проснулся с улыбкой на губах, и озадаченные лица казаков, заставили его улыбнуться ещё шире.
   -Что?-без слов, лишь движением подбородка, спросил он.
   Ефимов смешно шевелил губами, выговаривая беззвучно:-Немцы...
   Иванов осторожно поднял голову, повернувшись, выглянул наружу сквозь проделанное давече оконце.
   Совсем рядом происходило нечто необычное. У крайней скирды находилось несколько, видимо,
   только что приехавших пароконных фур под серыми брезентами. Вокруг суетились с десяток солдат в
   безкозырках и мешковатых коротких тужурках. Молодецкий лейтенант в лакированной блестящей
   каске отдавал короткие команды. Германские солдаты двигались, как заведённые марионетки. Споро
   выпрягли из повозок огромных мохнатых битюгов, затем, по команде стали вытаскивать и
   раскладывать подле фур великое множество различного имущества.Трое тут же принялись разбивать
   большую, с окнами палатку. Закончив с палаткой, собрались к самой большой с восьмью колёсами
   повозке.Офицер что-то объяснял им, жестикулируя при этом весьма энергично. Несколько человек,
   расшнуровав полог фуры, залезли внутрь. Выбросили, как показалось Иванову, кусок безформенной
   тёмной материи. Стоявшие возле повозки, подхватили его конец и потащили вперёд. Материя не
   кончалась, разматываясь всё дальше. Наконец из фуры вывалились клубки свёрнутых в бухты
   верёвок.
   -Палатка, что ли, такая огромная,-подумал штабс-капитан, расширяя отверстие в сене.-Нет, не палатка,-он понял это, когда расправив широкое полотнище на земле, немцы стали подтаскивать толстые стальные трубы.
   -Аэростат!-Это был змейковый аэростат системы Парсеваля. Точно такие были и на вооружении русской армии. По купленному в Германии патенту, они вырабатывались на русско-американском предприятии "Треугольник", которое изготавливало из каучука всё что угодно: от калош и автомобильных колёс, до многослойной, пропитанной резиной материи для аэропланов и дирижаблей.
   Наполняемый водородом через матерчатую кишку, он постепенно приобретал обычную для такого типа аэростатов форму. Похожее на гиганскую сосиску основное тело его, заканчивалось внизу толстым безобразным отростком-рулевым мешком. По мере наполнения, немцы подносили и другие необходимые части аэростата. Принесли и жёлтую деревянную коробку полевого телефона. Наблюдательную корзину прицепили особыми крючьями к тросам баллона, к носу аэростата присоединили трос лебёдки, стоявшей отдельно на платформе.
   Баллон был наполнен, за верёвки его держала многочисленная команда. Они поворачивали его носом против ветра. Аэростат потому и назывался змейковым, что действовал как воздушный змей. Ветра, в отличие от шаровых, применявшихся в японскую войну, он не боялся. Рулевой мешок правил аэростат всегда носом к ветру. С наклонённой к земле хвостовой частью и задранной кверху носовой, он вёл себя совсем, как детская забава.Чем сильнее ветер, тем выше в небо забирается воздушный змей.
   Держащие аэростат солдаты по команде отпустили концы, он стал медленно подниматься, загудел стальной трос лебёдки, вместе с ним на платформе разматывалась и катушка телефонного кабеля. Корзина с двумя наблюдателями оторвалась от земли, огромная серая колбаса потащила их на небеса.
   Свежий утренний ветер был хорош, и аэростат быстро выносило вверх. Управляющий лебёдкой солдат нажал тормозной рычаг, подъём прикратился, и шар занял позицию в небе, в полверсте от земли.
   К палатке из-за фермы приблизились два связиста с большой катушкой телефонного провода и вошли в неё.
   -Германцы прокладывают линию связи, соединяя воздухоплавательный взвод со штабом или артиллерийской батареей,-решил Иванов.
  
   Чем больше он наблюдал за вознёй вокруг аэростата, тем всё настойчивей в его голову лезла одна безумная и соблазнительная идея .
   Штабс-капитан достал из сумки компас и полевую книжку, вырвав страничку осторожно просунул руку с листком наружу и разжал пальцы. Маленький квадрат серой бумаги подхватил воздушный поток, его закувыркало и понесло вдаль. Всё сходилось один к одному: дул ветер на юго-восток.
   Он обвёл взглядом заскучавшую команду: Астахов уныло ковырял былинкой в редких зубах. От былой бойкости его, за последние дни не осталось и следа, видимо сказывалась давешняя контузия. Казак был вял и всё чаще жаловался на головные боли.
   Смотреть на Ефимова было приятней. Он был занят делом: вытащив из ножен огромный бебут, прорезывал им новую дырку в поясном ремне. Проделав эту операцию, он удволетворённо затянул им похудевшие чресла и, встретив пристальный взгляд Иванова, засмущался, как красна девица. Штабс-капитан хмыкнул, веселясь:
   -Ну что, братцы, не пора ли к своим?
   Ефимов заинтересованно вытаращил маленькие голубые глазки, по-детски открыв рот.
   -Видел аппарат?-Иванов кивнул наружу стога.
   -Точно так, ваш...
   -Так вот, слушай боевой приказ: по воздуху сюда прибыли, по воздуху и убудем. Задача - захватить аэростат противника, как только германцы его спустят. Астахов. Тебе - застрелить как можно больше солдат противника. Первого - который на лебёдке, видишь?
   Астахов сосредоточенно слушал. Он заметно приободрился. Был совсем, как тогда в "Альбатросе",- лучший стрелок в полку. Сузившиеся глаза его, засветились опасным стальным блеском.
   -Как можно больше,- повторил штабс-капитан. - Они, как первый выстрел услышат, могут ответить, залягут, вообще, чёрт знает, как среагируют. Сумеешь?-
   Иванов с надеждой смотрел на казака. Тот о чём-то совсем некстати задумался, затем, стал быстро разуваться. Он стаскивал уже второй сапог, когда ошарашенный штабс- капитан сумел задать вопрос:- Ты что делаешь, спятил?-
   -Ваше благородие, тут такое дело, не спятил я... Былось, кум мой рассказывал, в японскую оне, когда тихо надо стрельнуть - через валенок палили. Сапог не валенок, не так глушить будет, да я обе портянки туда подверну. Авось, германец не сразу прочухает, откуда огонь.
   -Ну, что ж, попробуй,- с сомнением молвил Иванов. А как целиться-то будешь? С сапогом на стволе? Астахов, кажется понял его сомнения. -Мне, ваше благородие здесь мушка и не нужна, тут, как на охоте: и по стволу выцелю... - Ладно. Стрелять начинай по моей команде, лебёдочника уничтожишь, бей по тем, кто в корзине. Всё. Ждём.-
   Он привалился к отверстию поглядеть на аэростат.Тот висел в небе ещё выше и не думал спускаться.
  
  
  
   УНЕСЁННЫЕ ВЕТРОМ.
  
  
  
   Прошло больше получаса перед тем, как вновь заскрипел барабан лебёдки. Штабс-капитан выглянул наружу: рыжий немец, в сбитой на самый затылок безкозырке, время от времени, поглядывая вверх, быстро крутил рукоять механизма. Другой сматывал катушку телефонного провода. Аэростат понемногу снижался.
   Все готовились. Астахов, отомкнув у "маузера" штык, запеленав ствол ружья в рваные, давно не стиранные портянки, с усилием вгонял его в сапог. Критически осмотрел конструкцию, повернул носок сапога вниз и стал неспеша набивать магазин, мерцавшими фальшивым цыганским золотом патронами. Глядя на него, Иванов достал из кобуры револьвер, открыв дверцу барабана, осмотрел его, скорее для проформы. Стрелять последнее время не приходилось - ни одного пробитого капсюля в торчащих патронных шляпках.
   Ефимов, за неимением другого оружия, крепко сжимал медную витую рукоять тесака.
   К приёму шара готовились и немцы. К платформе вышла посадочная команда. Они окружили телегу и, глядя в небо, весело переговаривались. Аэростат подошёл совсем близко. Вот корзина уже коснулась платформы, и солдаты, стоявшие вокруг, стали ловить причальные канаты.
   -Пора,- тихо, на ухо Астахову, сказал Иванов. Тот кивнул, его палец, дотоле нежно гладивший спусковой крючок, чуть заметно дрогнул. Раздался негромкий щелчок - с таким звуком стреляло детское ружьё "Монте-Кристо", которое и пороха-то в патроне не имело -один капсюльный состав. Маньчжурское изобретение неизвестного казака - действовало!
   Астахов вмиг забросал штабс-капитана горячими гильзами, незнакомый запах германского пороха закружил голову. Астахов вставлял уже новую пачку патронов.
   -За мной!- холодея, крикнул Иванов и, как в воду кинулся, заскользил по стогу вниз.
  
   Со всей мочи он нёсся к аэростату, сзади гулко бухали сапоги Ефимова. Неожиданная атака, казалось, вогнала германцев в состояние столбняка. Трое или четверо, так и остались вокруг телеги. Стояли, не шевелясь, держа причальные канаты. Наконец, один сообразил. Увидев подбегающих русских, кинул верёвку и с криком помчался к ферме. Тотчас, остальные последовали его примеру.
   -Вас ист лёсс?- из палатки показался офицер, в секунду оценив ситуацию, он попытался достать револьвер. Откинув клапан кобуры, успел только ухватить рукоять оружия. Лейтенант родился под несчастливой звездой: ему почти удалось задуманное, но больше он не сумел сделать ничего. Обогнавший капитана Ефимов, страшным ударом тяжёлого бебута разрубил лейтенанту лицо. Немец, не сгибая коленей, подкошенно рухнул, едва не свалив Иванова. Ефимов, не теряя ни секунды, уже рубил верёвки, растягивающие палатку. Она сжалась, сложилась, как карточный домик, и завалилась на недовольно кричащих изнутри германцев.
   Сзади хлёстко ударил винтовочный выстрел. Штабс-капитан, подбегая к платформе с лебёдкой, обернулся. Босоногий Астахов, встав на колено, бил по убегающим к ферме солдатам. Кажется попал. Сапога на стволе оружия уже не было.
   Иванов вскочил на платформу. Астахов сработал чисто: возле дребежащего от ветра механизма валялось скрученое тело лебёдочника. Он заглянул в корзину: на дне её, обнявшись, как братья, лежали две серые фигуры. Подбежали казаки. Втроём еле справились - вынули из корзины застревающие трупы.
   Штабс-капитан оглянулся вокруг: пока они возились с убитыми, обстановка переменилась. Из-за стоящих в полуверсте кирпичных строений один за другим, как мячики выпрыгнули полтора десятка конных фигур, и стали быстро приближаться.
   Внезапный порыв ветра шевельнул огромное тело аэростата, корзина оторвалась от помоста и повисла в сажени от него. Загудела, натянувшись, сталь лебёдочного троса. Аппарат рвало в небо.
   Возле корзины, пытаясь забраться, выплясывал странный танец босой Астахов. Зацепившись одной рукой за край гондолы в диком прыжке, во второй, он всё ещё держал "маузер". Разутые ступни его, безпомощно скользили по гладким прутьям плетёного борта.
   -Брось ружьё, обеими держись, мать твою,- заревел над ухом Ефимов.
   Астахов отпустил винтовку, она гулко упала на досчатый пол помоста. Ефимов, подхватив его ноги, как пёрышко бросил казака в корзину.
   -Ваше благородие, вы теперь! -Ефимов, сложив руки ковшиком, всё кивал, показывая, что нужно сделать:-ступить на его ладони, а он уж знает своё дело - мигом доставит штабс-капитана на шар.-
   Иванов стоял, не решаясь. В висках било: -Как мы его-то втащим? Тяжёл больно, не успеть...
   -Ваше благородие! Что стоишь, глядишь - ногу! - грубо орал казак.
   Иванов шагнул на подставленные руки, и сейчас же был брошен вверх, едва успев ухватиться за край корзины. Мгновение - и Астахов за плечевые ремни уже втаскивал его внутрь. Нырнув на жёсткое дно, штабс-капитан быстро вскочил на ноги. Всадники, высоко подняв искрящиеся на солнце клинки, уже влетали на площадку между стогов; закружились возле платформы с лебёдкой.
   Ефимов, зверски матерясь, рубил тесаком стальную нить троса. Он перебил его на четвёртом или пятом взмахе. Лопнуло надрывно - фортепианной струной. Аэростат подпрыгнул, его подхватил ветер, земля стала стремительно удаляться. От рывка Иванов упал на дно
   корзины. Он поднялся вновь, выглянул и медленно осел, закрыв ладонью глаза.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"