Обернулась на крик... Посмотрела вдаль - в синей глади моря кружились, блестели крылья.
- Это бабочки? Мам?
Поправив на мальце кофточку, уже измызганную о ближайшие поручни, ответила: - Это не бабочки, это страсть...
- Что? - серо-синее море в глазах ребенка. Недоумение... Шторм вопросов...
Усмехнулась, рассмеялась: "Нет, нет, сынок, ты прав, однокрылые бабочки..."
- Там Сережа? - полез на рядом стоящую пожарную лестницу.
Подхватила крепко, не доверяя вцепившимся в поручни детским пальчикам. Посадила на оградку, крепко прижав к себе.
Ветер, теплый, но сильный, пробирал насквозь. Танец двух блестящих лепестков в морской дали привораживал взгляды.
- Нет там Сережи...
- Там Сережа. Лолодя тоже там, - шмыгнул носом. Пора уходить. Разболеется еще...
- Это не их паруса. У них регата в Сочи, - стащила малыша с парапета. - Пойдем домой, славный...
- Не хочу домой! Там же Сережа! Давай спустимся вниз! Там Сережа!.. - он кричал, он упирался, он царапался, изо всех сил старался причинить ей боль, сжимая маленькими пальчиками материнскую руку.
- Кузьма! - окрикнула, тряхнув кистью. Негромко и незлобно. Назидающе. - Нет там Сережи. И Володи нет.
Потянула за собой: "Уходим, Кузь, уходим..." - конечно, его это парус, она не видела точно, она точно это знала.
Домой добрались уже в сумерках.
- Здравствуй, мам! - Янка, улыбнулась. Чего она ждет? Что по обыкновению хмурое лицо этой всемнедовольной женщины вдруг сгруппирует морщины в ответную улыбку? Наивная. Извечно в ответ - едва заметный кивок головы... Уже хорошо...
- Угу... - хмыкнула, как всегда, что и требовалось доказать...
- Здравствуй, внучек! - голос попытался выразить радость...
Ребенок поднял глаза на женщину, притихнув, собрал ботинки, аккуратно поставил под лестницу.
Посмотрел выжидающе на Янку: молча кивнули друг другу, повесили на вешалку верхнее и тихонько-тихонько по лестнице - вверх... На втором этаже столкнулись с отчимом.
- Пришли?
- Да, деда.
Еще один дежурный кивок в приветствии, подтолкнула малыша в спину: "В комнату, в комнату".
- Все, в убежыщи! - Кузьма, полез за стол, привычно доставая альбом и карандаши.
- Угу, - упасть на диван и забыться.
Положив руку под голову, смотрела на профиль сына, на шмыгающий носик, на прикушенный от старания язычок.
- Что рисуешь, Кузь?
- Бабочек...
Улыбнулась, повернулась на спину. Больно... Целый день суета...
- Устала, ма?
- Да, лапуль, устала...
- А ты паспи, я те калыбельню спаю.
Янка опять улыбнулась, кузьмовские неологизмы... Сколько их у него?..
- Ну, спай, спай...
Кузьма что-то замурлыкал себе под нос... Прикрыла глаза - потолок изучен до последних крупинок известки. Опостылел.
Боже мой, когда ж этот ребенок наговорится-то... Вспомнился роддом. Авария случилась общегородская, и даже в роддоме отключили воду. Нянечка, привозящая детей, сказала:
- Ох, и детки ваши языкатыми будут, - недоуменным взглядам мамочек пояснила: - Воды нет, деток умываем глюкозкой. Вот они и облизываются докуда язык достанет. Она же сладкая.
Кузьма, как и все одинокие дети именно таким, "языкатым", и рос, развлекая сам себя. Закрывал рот только два раза - когда ел и когда спал.
А может это просто возраст такой, когда делишься на весь мир всем своим познанным?..
Что ж он поет-то? Прислушалась.
"Ну, што же, Сирожа, чужой не сладык мёот"...
И какого, спрашивается, ее сегодня потянуло на набережную? Что ей там нужно было? Или этот день такой... Последний день лета...
Сережа...
Точно таким же рыжим солнечным днем набирала она номер на телефоне-автомате... Пальцы дрожали... Нервы...
Нет! Она не для того выходила замуж, чтоб ее вот так разменяли на наследство. Вспомнились визги мужниной бабушки: "Или ты ее бросаешь, или ты бросаешь свой дом!"
Бред... Он не мог... Вот она сейчас дозвонится, и он ей скажет, что это просто прикол, что он не хочет, чтоб у бабушки спсиху выпрыгнуло сердце. Все уляжется, утрясется... Все помирятся, и будет всем счастье...
За спиной заскрипели тормоза, обернулась на звук, дернулся провод... Гудок... Гудок... какие-то странные гудки...
- Да, алло! - это не его голос, и не голос его брата, и не голос его друга. А чей?
- Позови Сашу, пожалуйста.
- Вы ошиблись, девушка, - трубку не положили, значит все-таки интересно, а раз интересно, значит Саня где-то рядом.
- Ну, хватит прикалываться!.. - Янкино волнение добралось до сердца, перехватило дыхание. "Не плачь!" - крикнул внутренний голос, но уже было поздно...
- Девушка, я не Саша, и Саши тут нет. У вас что-то случилось? А, давайте, я вам помогу?
Просто молчала, растирая слезы и шмыгая носом.
- Девушка? - с той стороны ее явно не хотели отпускать. - Я, к сожалению, прийти туда, где вы стоите, не могу. Потому как на работе. Но если вы подойдете к "Фаготу"... Я тут охранником... Приходите, подумаем вместе, как помочь вашему горю.
- Чем вы поможете? - голос сорвался, выдал и так трудноскрываемое.
- Ну, хотя бы помочь дозвониться до вашего Саши.
Она пошла... Она встретилась... Почему? Зачем? Наверное, день был такой... Последний день лета...
Парень был некрасив лицом, но обаятелен до одурения. Он смотрел на Янку, щурясь от солнца, и улыбался.
- Серёжа, - протянул руку в приветствии.
- Яна...
Наверное, это чувство останется на всю жизнь... Её ладонь ложится в его так, как будто она там всегда лежала, как будто ее ладони только и предназначены были только - для его рук.
Янка видит его ауру, несомненно, а что еще может вот так эфирно держаться вокруг человека, переливаясь всеми цветами радуги.
Его ладонь... Её ладонь... Радужность перетекает на нее, успокаивает, завораживает, не дает беспокоиться. Вынимает руку, - река оборвана...
"Жаль..." - эту мысль она никогда не забудет.
Одернула руку, вспомнила, зачем пришла...
...А первый поцелуй? Как молния... Как ток... Сергей отпрянул от нее. В темноте, пытаясь заглянуть в глаза, спросил: "Ты почувствовала?"
Кивнула.
- Так нельзя, так нельзя, - Сергей отодвинулся подальше. - Неправильно все это. Если в церкви узнают, что я стал причиной твоего развода...
- Ты не был причиной моего развода, ты отлично это знаешь.
- Ты шла ко мне за помощью. Я мог вас помирить...
- Не смог бы... По дороге к тебе я видела Сашку у "Бригантины" в охапку с какой-то девицей. Он не просто выбрал наследство, он просто сменил весь образ жизни и мыслей.
- Ян, а почему ты мне этого тогда не сказала?
- Тогда бы ты наверняка решил, что я с тобой назло ему.
- Я и без того так решил. Ты легко согласилась на все мои условия.
- Сереж, я не хочу смотреть в будущее, меня волнует только здесь и сейчас. Что ты мне предложил? Что мы вместе не навсегда? Ладно. Что я не буду искать в тебе любви? Ладно. Молчать? Ладно. Но здесь, сейчас, ты - вот он, твое желание - абсолютно очевидно, и я не молчу.
Он усмехнулся: - Уж лучше б молчала... Ян, езжай домой, у тебя ребенок...
Янка встала, направилась к выходу.
-Как скажешь, Сереж, - проходя мимо, наклонилась к нему. - Ребенок в садике с ночевой, приучается не быть единоличником, и знать, что на свете есть другие дети и другие условия.
Выпрямилась. Посмотрела в окно. В круге фонарного света два платановых листа кружились в только им известном танце.
- Смотри, бабочки, - кивнула ему.
Сергей привстал с кресла, взглянул мельком: - Это не бабочки, это страсть...
Не оглядываясь, Янка сделала еще один шаг к двери, но сзади поймали за ремень, остановили, потянули на себя. Опрокинулось кресло, упал стул... Руки, поцелуи, жар...
- Красиво, - чмокнула сына в щеку (угадать бы что это... обидится еще, если не разгляжу...), отодвинула лист от носа.
Кошка! Это очевидно кошка!
- Оп, Кузь? Ты ж бабочку рисовал.
- Да. А получилась кошка. Наша Крыська тоже летает, как бабыщка.
Нахмурилась:
- Надеюсь, не со второго этажа летает наша Красотка?
Кузька смеялся: - Неть, она с дерева на Маркиза, как бабыщка спрыгнула, слетела прям.
Отлегло от сердца...
- Мам, я кушать хочу. Ужинать будем?
Янка встала.
- Конечно, сынок. Я сейчас...
Холодильник был пуст. Холодильник был не просто пуст, а издевательски пуст. На плите стояла одинокая пустая сковорода.
- Мам? - Янка крикнула в комнату: - Я ж только позавчера продукты покупала. Где хоть что-нибудь?
- Съели, - мать вышла из гостиной, скрестила руки на груди.
- Как съели?
- Молча. И приезжала Наташа, я им гостинцев наложила, - уходя обратно в гостиную, нехотя через плечо: - Я вообще-то думала, что ты сегодня купишь еще.
- Я? Мама, я не успеваю зарабатывать... Я трачу на всех вас больше, чем успеваю зарабатывать. Вы что, издеваетесь?
- Твоя сестра родная приезжала. Я - мать! Я, что - не могу их угостить?
- Мам. Это бред. Мне это не нравится.
- Не нравится - уматывайте.
Дверь в гостиную захлопнулась так, что стекла возмущенно зазвенели, изо всех сил пытаясь не сорваться с притертых мест.
Янка взглянула в огромное зеркало у телефона в прихожей: - Ну, что ж, это тоже мысль...
Телефон не хотел отвечать взаимностью. "Ну, подними ж ты трубку!" Гудок... гудок... гудок... Уже было отчаялась, но...
- Алло?
- Володь? Это Яна. Слушай, тут такое дело... Ты один? А можно я приеду? Нет, прости, скажи мне сначала - ты говорил, что у тебя - двухкомнатная сторожка. Вторая комната занята? А можно я приеду? На ночь. Ну... тут дома неладно. Я с Кузьмой, можно?
Легко - наверх.
- Кузьма, собирайся!
- Для садика ишо рано.
- Не в садик, в гости.
"В гости" - магическая фраза. Можно не сомневаться, ее ребенок оденется быстро и правильно, "по-военному" - пока горит спичка. Заметалась, засовывая в пакеты необходимое на первое время.
Автобусов не было. Легковушки проносились с такой скоростью, что боязно было руку поднимать, останавливая... А вдруг оторвет воздушной волной?.. Хорошо хоть дитё умеет сам себя развлекать.
И без того редкие попутки свелись совсем на нет... Часы на магазине напротив надменно отмеряли минуты за минутой... Скоро полночь... Ребенок по десятому кругу рассказывает себе какую-то сказку... Янка в десятый раз молит хоть кого-нибудь не просто проехать мимо, а остановиться и довезти, хотя бы в город... Вот тебе и лето...
Осень наступила сразу. Резкий норд-ост поднял пыль, зашелестел угрожающе в деревьях. Облака столклись в тучи, закрыв луну. Холод лез под одежду, заставляя кутаться и ёжиться. Перемена в настроении погоды явственна. Как-будто кто-то Великий и Страшный специально ждал этой нулевой минуты полуночи, держа наготове ключи от клетки, в которой, как в ящике Пандоры хранились все "прелести" злого угасания природы.
Меленько, колюче и противно заморосил дождик... Янка оглянулась на Кузьму - здоровье ребенка дороже всего. Надо возвращаться...
Из-за пригорка, хватанув макушки деревьев, ударил луч мощных фар. О, радость!.. Нечто большое. Судя по всему, случайно заплутавший автобус...
И, правда, автобус... Вахта... В салоне человек десять... Подтолкнула замешкавшегося Кузьму, растерявшегося от обилия пустых кресел у окон. То ли рассказав самому себе еще на остановке все, что знал, то ли разомлев от теплого, хоть и временного, укрытия от непогоды, ребенок, уставившись в окно, молчал.
Янка расплатившись с водителем и искренне поблагодарив, молча присела рядом с сыном...
Осень внесла сумятицу в мысли...
Зачем она ушла из дома, пусть недоброго, но своего? Зачем побеспокоила милого, отзывчивого человека, отягощая его своим присутствием? Конечно, он - лучший друг... Но, все-таки, друг и только... А может?.. Нет, даже думать об этом страшно... Володька - одноклассник ее бывшего мужа, и друг ее бывшей сумасбродной любви... "Бывшей"... Слово-то...
- Мам, мама, мам, мама, мама, мам...
Янку вернул из невеселых мыслей легкий, но весьма ощутимый щипок за руку. Наклонившись к сыну, нахмурила брови... В ответ громко, четко и внятно получила:
- Мама?! А почему у нас нет папы?!
Только этого не хватало!.. Она ведь если не сто, то во всяком случае больше десяти раз объясняла сыну (причем честно - "папа встретил другую маму"), почему у них нет папы...
В салоне притихли... Показалось, что даже старый "ЛуАЗ" стал меньше выть редуктором, чтоб услышать ответ... Ну, что ж... Надо отвечать, но ты ведь не на ристалище, Яна!.. Придумывай достойный ответ!..
- Сыночка, а зачем нам папа? - конечно, нечестно отвечать вопросом на вопрос, но разве честно бить вот так, хоть и по-детски невинно, но очень больно?
- Ну, как же!.. - Кузьма шмыгнул носом... Оглянувшись на притихших попутчиков, почему-то гордо сказал: - Мы б тогда купили ему Old Spice, для сильных духом мужчин!
Ох, дитё, дитё! Выдох разочарования у слышавших эту фразу... Но новый вдох, и, затаив дыхание прислушиваются, как шепчет сыну Янка:
- Да... Теперь твою маму может выдержать только сильный духом мужчина...
Всё! Она победила. Выдохните все!
Вернуться к своим унылым мыслям... О чем она там думала?..
Новый щипок... Да, что ж такое!..
- Тогда купи Old Spice мне!!!
- ??? - недоуменно заглянула в торжествующие глаза ребенка.
- Я тебя уже три года терплю!..
Браво... Приехали, Яна...
- Приехали, девушка, - голос водителя насмешлив. Помогая ей с пакетами, напутствовал то ли в ночь, то ли в жизнь: - Береги ребенка. Такому и, правда, нужен отец...
Купив продукты, совсем промерзшие и промокшие, двое заплутавших в городских переулках (а может и куда глобальнее) почти бежали к похожей по описанию усадьбе... Но, прежде чем Янка нажала кнопку звонка, наклонилась к Кузьме, строго прошептала:
- Обещай мне, что ты не будешь пугать Володю вопросом о папе?
Ребенок скорчил рожицу, будто он не понимает о чем речь...
Янка рассердилась: - Ты знаешь о чем я говорю. Обещай мне, что любимого вопроса для всех знакомых нам мужчин: "Ты будешь моим папой?", я больше не услышу никогда-никогда.
Кузьма нехотя кивнул и поспешил нажать кнопку звонка (на удивление низкорасположенную).
Володька, взъерошенный, заспанный, но умытый, встретил радушно. Поцелуи в щеку, дежурные, привычные и, как всегда, неловкие...
- Ян, только, прости, - смущаясь и оттого краснея. - У меня от ужина кроме яблок ничего не осталось...
Янка замахала руками:
- Ну-ка, где тут у тебя кухня? Я ж с пустыми руками в гости не хожу, ты ж знаешь. Ларьки работают круглосуточно. Сейчас накормимся. Сам-то, небось... Не успел, наверное. С работы - на работу некогда?
- Да я вот - яблоки...
- Яблоки...- передразнила Янка.
- Мне яблоко! - Кузьма залез к Володьке на колени.
- Кузьма! - Янка грозно нахмурила брови. - Не приставай к мужчинам!
- Ой, ладно, Ян, пусть сидит...
Кузьма, кивая и вгрызаясь в яблоко, плотнее прижался к парню.
Покачала головой. Огляделась.
- Уютненько тут. Ну, командуй... Где кухня?
- Да вот вроде, - Володька махнул рукой в сторону стола.
- Значит приступаем...
И погас свет.
- Кузьма, отпусти меня, мне нужно по территории пройтись, глянуть все ли в порядке.
- Да там все в порядке! - возня...
- Кузьма, отцепись. Сиди тут, охраняй маму.
- Маму охранять не надо, она сама кого хочешь охранИт. Догонит и еще раз охранИт.
Опять возня...
- Ян?
Она улыбалась в темноту. Отозвалась: - А ты как хотел? Это ж Кузьма, гроза одиноких мужчин...
- Ян? - голос уже не требовал помощи, а просто отчаянно ее просил.
- Кузьма, отпусти Володю, он охранник, должен охранять.
Визг, шипение, шмыганье детского носа и почти плач.
- Я тожи хачу ахраняаать!!
- Отпусти меня, я дам тебе оружие.
Янка забыв, что все так же стоит у стола, слушала разговор из темноты, Володькин вздох облегчения, чирканье спичкой...
Всполох тусклого света. Тени затрепетали, как-будто их застали врасплох...
- Ян, на полке свечка.
Подняла голову: - Нету ее тут.
- От, елки, значит только в доме.
И снова темнота.
- Так, будьте там, где есть. Я сейчас.
Шорох шагов.
- Лолодь? Лолодь? - заканючил ребенок. - Ты обещал дать мне что охранииить.
- Ах, да... - поодаль из темноты. - Там под твоим диваном, прямо под тобой, лежит скейт. Можешь его взять.
- Это не оружие!
Темнея силуэтом в дверном проеме, Володя отозвался: - Еще какое оружие! В умелых руках им можно так шандарахнуть. А умелые у тебя руки или нет, решай сам.
Дверь закрылась.
Глаза уже привыкли к темноте. Аккуратно пошла на звук пыхтения ребенка, ползающего по полу. Что-то угрожающе звякнуло, ойкнуло, и когда Янка уже почти дошла (главное вписаться между мебелью)... увидела детские ноги торчавшие из-под дивана прямо по ходу шага.
Назад отступать было уже поздно. Единственное решение - перешагнуть, но тут под ступающую ногу выкатилось нечто светлопродолговатое.
Дальше все произошло настолько быстро, что поймать она успела только одну мысль, причем нелепую: "И отчего у меня толчковая левая?"
Мало того, - по-видимому, она произнесла это вслух. А может, сама мысль была настолько громкой, что Янка, казалось, оглохла. Свет пламени свечи, появление хозяина сторожки и все, что она увидела вокруг, повергло ее в ужас...
- Дети, дети! Ай-яй-яй. Говорил же - в умелых руках - оружие, - хозяин сторожки, как Берримор, смешной и таинственный, со свечкой в руке, рисовал в воздухе какие-то странные фигуры, оценивая обстановку. Помог упавшей подняться, усадил в кресло. Вытащил из-под дивана застрявшего и орущего от страха Кузьку. Укоризненно глядя в испуганные кошачьи глаза девушки, обнял ребенка, прижал к себе, раскачиваясь и убаюкивая.
- Лолодь?
- Аиньки, мой мальчик.
- А ты будешь моим папой?
Гром среди ясного неба. Мало онемевшей мамы, впору онеметь и "Берримору". Однако...
- Кажется, Сереже отведено это место, а Кузь?
- Не-а, - что-то ковыряя на свитере Володи, ребенок без зазрения совести рассказывал то, что Янка ни за что бы не произнесла вслух: - Мама сказала, что он и ты на регату уехали. А мне кажется, что он странно на регату уехал, сразу после того, как я его спросил, сможет ли он быть моим папой. Кстати, мама сказала, что ты тоже на регате.
Янка, все еще оглушенная, невменяемо сидела перед ними.
- Ну, как видишь, я - тут. А вот где Сережа - не знаю, давно не виделись, - вопросительно-красноречивый взгляд на сидящую напротив: - Ян? Яна?
Она не хотела их слышать... Ей не хотелось ничего говорить... Но придется.
- Надеюсь, это не отголоски того, что я, его лучший друг, - осекся, было, но продолжил, - был против вашей совместности?
- Володь... - Янка махнула ладонью, но разве Вовку можно остановить, если он завелся?
- Ты поверь, как только я понял, что вы... что ты его настолько самопожертвенно любишь, я был рад, что вы вместе, и делал все, чтоб вы были вместе.
- Угу, - кивнула Янка. - Володь, дело не в тебе, хотя, пожалуй, и в тебе тоже. Мы разные... Ну, да, с одной стороны - мы одно целое, но, понимаешь, целое как весы. Одна чашка... другая чашка... А равновесия не было. Нас уравновешивал ты... Уж прости за прямоту и поверь. Но с тех пор, как ты исчез...
Тут Янка махнула рукой, не желая продолжать. Кивком головы указала на Кузьму. Тот спал. Хотела, было, встать, но собеседник покачал головой. Легко и, главное, умеючи, поднял ребенка, унес в другую комнату.
Она огляделась. Наконец-то огляделась. Пламя свечи, стоявшей на столе, изо всех сил пыталось выгнать темноту. В тусклом свете скучал недоприготовленный ужин, ехидно выглядывал из-под дивана скейт. Со стороны казалось, что это сам диван дразнится белесым языком. Обиженно и больно склонился у ног на одну сторону сокрушенный журнальный столик. Чувства в душе метались противоречивые - стыд, что сломала чужую вещь и радость, что не ударилась головой и не сломала СЕБЕ что-нибудь. Хотя, судя по боли в бедре - состоянием "просто упала" она не отделалась.
Вернулся Володька, что-то грея в ладонях, оказалось - тюбик.
- Вставай, снимай штаны.
- Чеегоо? - Янка закашлялась от такого поворота событий.
Вовка засмеялся:
- Мать, ты мне раздолбала мебель. Неужели, думаешь, я не представляю, что сейчас на твоей заднице растекается, вернее, запекается огроменный синячище. Быстро спускай штаны, я сказал, - говорил тихо, но командно.
Очень хотелось возразить, но что такое синяк на попе при ее сидячей работе, Янка уже знала, а то, что в руках у парня тюбик с бодягой - поняла.
- Давай я сама.
- А давай не надо. Сейчас неудачно повернешься, опять защемишь себе позвонки, как тогда, в поезде. Уж лучше я.
Спустила по колено джинсы, стараясь не смотреть и не думать, а принимать все как неотложную мед. помощь.
- Как у тебя дела? - поморщившись то ли от боли, то ли от дежурного вопроса, Янка попыталась выгнать неловкость и молчание.
- Алёнка не пишет и на звонки не отвечает.
- Не думай плохого, может просто со связью плохо.
- Да уж, со связью, действительно, плохо...
- Не у тебя одного, - попыталась смягчить тему. - Мне вон вообще трудно. Так трудно жить с ним в одном городе, да что там - в одной стране!
- Ну, ты еще Вселенную поменять надумай, - Володька грустно засмеялся за спиной.
Яна смех не заметила и продолжила совсем серьезно:
- При расставании легче жить вне досягаемости. Человеку мало придуманного, ему всегда важнее и нужнее то, что рядом, что можно потрогать.
Молчание.
Она не любила молчание: -А знаешь, он уверен, что между нами в поезде что-то произошло.
Молчание.
- А знаешь, он... Ой, Володь! Ну больно же!
- А я не хочу о нем. Не хочу и все. Одевайся. И вообще - хочешь, я тебе что-то покажу, тебе понравится.
- Угу.
Раздвинул стремянку, открыл лаз на чердак.
- Бери свечу и вперед, я придержу стремянку.
- Неет, туда я не полезу, - Янка замотала головой.
- Ну, как знаешь, а я полезу. Где-то наверху валялась старая табуретка. Её ножки вполне подойдут для замены тобой обломанных, - кивнул Володька на разбитый столик.
Ну, конечно, нет ничего более действенного, как сыграть на угрызениях Янкиной совести. Прихрамывая, пошла навстречу.
На чердаке было пыльно. Свеча, действительно, высветила табуретку, на которую и была водружена.
Чердак, как чердак. Пыльно, паутинно, какие-то обрывки газет, старые журналы... что-то еще.
- Волшебное место, - сказал Володька.
- Чем?
- А вот смотри! - открыл слуховое окно, поманил рукой. Янка подошла ближе. Засыпающий город картинно играл огнями. Яркости луны хватало выблестить барашки шторма. Сверкали зайчиками окошки пришвартованных яхт. Порыв ветра принес с собой шум машин, звуки невесть откуда взявшейся музыки и запах моря.
Янка смотрела на город. Спокойствие и безмятежность. Сказала ли она это вслух? Если нет, то молчание затягивалось.
Море же бесновалось не на шутку. Южак дует, это значит, что некоторые сумасшедшие снарядили виндсерф и ловят волны где-то там. Отсюда не видно, Наверное, и не надо, чтоб было видно.