Право на любовь.... Имели ли мы на это право, когда вокруг все было серым от дыма, уши закладывало от грохота разрывающихся бомб, глаза застилала красная пелена, и, казалось, этому аду на земле не будет конца. Имели ли право? Конечно, имели, только нам его никто не давал.
Я разглаживала форму, жалея о том, что утюг потерялся где-то на бесконечных дорогах, поправляла сумку и спешила на помощь. Полночи тщетно вслушивалась в сообщение, доносившееся из хрипящей на все лады рации, догадывалась, добавляла, молилась. Молилась о том, чтобы моя оплошность не стоила кому-то жизни. В окопах все верят и шепчут небу что-то сокровенное. Потом бой завершается, и можно забывать.
Расшифровывала, плакала и шла вперед. Закрывала уши руками, перевязывала кому-то раны, была, как все меня называли, врачом, связистом, переводчиком, профессором, сказочницей во время пира на костях. Той, отчаянно верящей в чудеса посреди сорок третьего года, той, чья сказка все равно затеряется в реальностях. Без права на любовь.
Без права на жизнь, на отчаяние, без права на слезы и боль, без права на право. У меня, у нас тогда были одни лишь обязанности, невыполнение которых влекло за собой слишком высокую цену - смерть. Умирать не хотелось. Жить так дальше тоже как-то не улыбалось, но что еще остается, когда под бомбы вылететь страшно, а трястись в окопе уже невозможно? Правильно, наступает отчаяние. Такое горькое, серое, совсем как майское утреннее небо, так смахивающее на сентябрьскую ночь, безнадежное и привычное отчаяние. Без которого уже даже не знаешь, как будешь двигаться дальше и молиться, чтобы выстоять еще одну ночь. Да нам здесь и молиться было нельзя. Лучше всего просто скулить в кулак и благоразумно помалкивать. Хоть у наших разумов уже и благ никаких не осталось, кроме пакостной привычки - строить планы на будущее в двенадцать ночи, на то, которого может уже и не быть.
Я, почему-то, строила и планировала, мечтала, как надену платье в горох и наемся мороженого. Мечтала, чтобы настала весна, и расцвела та старая вишня, оставшаяся горевать у сгоревшего дотла дома. Того самого, что был когда-то моим, но так и не стал нашим....
Я мечтала, как отстроят города, высадят деревья, как по улицам поедут машины, как взлетят вверх голуби, как женщины сделают себе красивые прически, как им вновь захочется быть красивыми. Быть людьми, а не этими пародиями на машины убийства в форме защитного цвета. Мне хотелось, что все, наконец, поняли, что война сплотила врагов и друзей, богатых и бедных, детей и взрослых, и все почти разгадали суть жизни, но малодушно убежали в кусты, приблизившись к самой разгадке.
Я теребила в руках сморщенный носовой платок и смотрела на розовеющее небо. Тусклое серое одеяло лежало прямо на земле, и проку от него было мало, но это было лучше, чем ничего. Кто-то с завываниями что-то бормотал, кто-то заглядывал в пустую жестяную кружку, жалея, что фронтовые сто грамм закончились, так и не начавшись. Кто-то теребил в руках пожелтевшую, но выжившую карточку жены. Кто-то кутался в точно такое же одеяло и боялся.
Я не боялась. Я устала бояться и устала уставать. Мне все надоело, но в то же время, я обреченно понимала, что ничего не могу изменить, как бы ни пыталась. В одном у меня привилегия от остальных - я знала, что война окончится победой. И знала, на что иду, когда меня без расспросов и объяснений просто швырнули сюда....
Все мы играли в иллюзию чего-то. Примеряли роли, меняли маски, щупали нежность и расшвыривались ненавистью. Все здесь были иллюзией игры и жизни. Я была иллюзией иллюзии, о которой никто уже и не вспомнит. На лицо упал черный локон, я потеребила прядь и с удивлением поняла, что она седая. Досадно. Глупый закон при любых обстоятельствах казаться железной лошадью с привлекательностью арабского скакуна. Я махнула на себя рукой и вновь уставилась в пустоту. Что-то вспоминалось, что-то такое, похожее на серебристую рыбку на поверхности прогретого солнечными лучами пруда, которая только тут была, а через секунду - ищи ее, где хочешь.
Я грезила наяву. Мне снилась та самая вишня, по которой я так скучала сейчас. Воспоминанием из детства, синей стрекозой, с жужжанием разрывающей жарких летний воздух, запахом гречихи, холодом росы поутру. Тем мимолетным ощущением чуда, которого больше никогда не будет. Я отворила скрипучую калитку, надрывно всхлипнувшую за спиной, и пошла к дереву, отгоняя невидимую собаку моего несуществующего прошлого.
Ты.... Такой красивый, далекий и мудрый. Ты всегда казался мне мудрее и опытнее, наверное, поэтому я сейчас стирала с лица въевшийся в кожу дым и перебирала вишневые лепестки на обрывках реальностей. Тебя боялись и хотели подчиняться. Ты бороздил моря, такие же непостоянные как ты сам, и вгонял в ужас тех смельчаков, что осмелились перейти тебе дорогу.
Я стояла и смотрела в твои глаза. Я так ждала тебя и так искала, но сейчас словно растеряла все слова и мысли, оставив лишь ту обреченность, которая преследовала нас уже ни одну эру. И ты смотрел и молчал. Твоя черная шинель развевалась на ветру, и хотя вокруг цвело лето, нам было холодно как в зимнюю вьюгу. Ты держал мои ладони в своих, и хотелось задержать этот миг.
На мои плечи опустилась твоя шинель, чуткие пальцы пробежались по поседевшим волосам, на ладонь лег вишневый цветок, пахнущий чем-то желанным и несбыточным. Мы не упрекали и не жаловались, мы воспринимали всё случившееся как данность, тем больнее. На твоей груди сверкали ордена, а мне вдруг показалось, что всё это так ненужно и бессмысленно, и должна быть только наша вишня. И хорошо бы, чтобы из дома выбежали дети.... Но поднялся ветер и сыпанул в нас снегом, невесть откуда взявшимся в цветущем мае. И я заплакала.
- Не уходи....
- Нельзя, ты же знаешь.
- И как я теперь? Что мне....
- Ждать.
Мне так хотелось сказать тебе какую-нибудь колкость напоследок, чтобы не только мне..... Одиноко и безвыходно. Но я не смогла, просто изо всех сил вцепилась в тебя, не отпуская. Ты отвел мои руки.
- Пора....
И я послушалась. Не в этой реальности, так в следующей. Не зря же ты зарабатывал ордена, пока я наматывала сопли на кулак. Я стану твоей болью и той, кто разделит ее с тобой. Стану той половинкой, которая моталась по вселенной и цеплялась за звезды. Ждать.... Так дождись же!
В следующей жизни я обязательно буду твоей девочкой.
Как яркий бок мыльного пузыря, картинка лопнула и разлетелась на ошметки. Я вздохнула и прошептала
- Пора.
А вокруг нас кружились вишневые лепестки как напоминание о бесконечной жизни. Без права на любовь.