Давно это было. Еще тогда, когда боги снисходили до жити и нежити, когда мы сами во что-то верили, и снег был холодным, а луна - далекой и неприглядной. Было это в теплую ночь сеностава, ночь, которая навсегда меня изменила.
"Приходи ко мне шелестом вереска, проливайся осенними ливнями....". звучала наша песня, разливалась над водой, улетала с ветром, распаляла внутренний жар. Мы с подруженьками ворожили в эту странную ночь, скрытую ото всех богами, мы пели, прикасаясь к воде, и верили, что суженый нас услышит....
Он, может, и услышал, конечно, может и пришел, да только не ко мне. Подруженьки нарожали карапузов, грозили скалкой мужьям, пекли блины, собирали травы в полнолуние и приносили мне, чтоб сготовила приворотное зелье, я качала головой и слушалась. И верила. Во что-то.
Прошел сеностав, выпал снег, засверкали звезды, и я побежала по колючему насту, серый хвост поднимал серебристую холодную пыль, и мне впервые было не страшно. Я ждала.
А потом был тополиный пух и боль, даже нет, не боль, а какая-то слепая ненависть ко всему живому, да еще к богам, которым не было дела до тех, кого они однажды создали. И была кровь, много крови, только легче не стало. С тех пор я ненавижу тополиный пух, ненавижу лето и сеностав.
Я лежала в холодном логове, обернув вокруг лап хвост, и продолжала ждать, глупо веря сказкам из детства. Шелестели листья, шел дождь, и мне казалось, что тот самый однажды придет. Но он так и не пришел, а я стала Серой. И такой же бездушной. Да и есть ли у оборотней душа? Не знаю, мне далеко до всезнающих.
А потом был овраг, и вновь была кровь, и боль, и людская ненависть ко всему, даже к своим братьям. Ты был человеком, ты был моим врагом, но что-то не дало мне завершить начатое людьми. Жалость? Внезапно проснувшаяся доброта? Желание убить тебя самостоятельно? Ни то, ни другое, ни третье.
"Приходи ко мне шелестом вереска....".
Я не понимала и ненавидела себя. Вновь и вновь я упрямо верила в счастливый конец, а жизнь доказывала мне, что я глупая старая оборотниха, которая, если и нужна кому-то, то только ради шкуры, которая будет красиво смотреться над камином. Жила бы себе в домике, поливала покосившуюся яблоню, да и как оборотень может кого-то жалеть? Разве что, Майку.
"Ты ведь еще и человек", - говорил ты, а я фыркала и отворачивалась. Что ж ты натворил-то, мерзкий колдун? Мракобесы бы тебя побрали! Хотя, ты и с ними договоришься.
А потом был холод цепей, противное пищание крыса и равнодушие ко всему. Внутри меня горел вереск, а дождь все не начинался.... Сумасшедшая! Пора уже понять, что сказки придуманы людьми и для людей, а ты не человек. Я не знала, кто я, не понимала где нахожусь и почему еще живу. Огонь лизал шерсть, обжигал кожу, стонал догорающий вереск, а я возмущалась: "Кто вырывает меня отсюда? Почему не дает остаться кочкой на полях?".
Я все еще жду. Все также верю. Теперь на мне нет серой шерсти, я сижу на стуле у печки, толку в ступке траву, пересыпаю звездоцветы и посматриваю на луну, чтоб маленького не разбудила. Ты приходи ко мне. Тебе есть ради чего прийти. Приходи ко мне, чем хочешь. Шепотом листьев, стоном ветра, песней снега, усмешкой луны, упади дождем, забери меня с собой. Приходи ко мне шелестом вереска, я стану твоей водой, я так хочу. Скажи: "Ну, здравствуй, Шел", а я постараюсь больше не огрызаться. Твоя язва-волчица ждет тебя, Sholah Weras-sa.