Аннотация: Мелочи - это тоже очень важно, особенно теперь, когда люди слишком заняты собой и совсем не видят друг друга
Окно. Цветок. Кот.
И кто-то видит жизнь сполна
Сквозь призму собственного мнения,
А кто-то чрез стекло окна,
Но чувствуя вкус каждого мгновения.
На улице шел снег. Хлопья были такими крупными, что их было легко спутать с ватой, бережно разбрасываемой кем-то сверху. Они не спеша ложились на крыши домов и асфальт, укрывая под собой грязь, пыль и мусор, и тем самым создавая иллюзию всеобщей чистоты и спокойствия.
Снег пошел рано утром. Родители, проснувшиеся раньше своих чад, чтобы успеть приготовить завтрак и попасть на работу, будили их, обязательно говоря о том, что на улице выпал первый снег и что если они не поторопятся, то рискуют опоздать и не увидеть его, ведь машины и люди растопчут тонкий белый покров.
Как правило, дети неизменно вскакивали, услышав об этом, и бежали скорее к окну, чтобы успеть, а потом просто стояли и любовались им. Снег всегда радует. Возможно, потому что у большинства людей он ассоциируется с приближающимися новогодними праздниками, а возможно, просто из-за того, что теперь можно не бояться вымазаться - теперь всюду чисто. Малыши могут вдоволь валяться на земле, не боясь, что родители отругают их за это, взрослым теперь совсем не обязательно мыть свою обувь по приходу домой, а они так к этому привыкли.
Снег все шел, и белый ковер становился все толще и толще. Позавтракав, семьи расходились по делам: родители на работу, дети в школу. Квартиры погружались в тишину всеобщего безмолвия. Лишь пожилые домохозяйки оставались дома. Они включали телевизор, потом брали в руки газету и, не найдя ничего интересного, молча и неторопливо отправлялись на кухню. Включали радио, затем ставили табуретку у окна и начинали ждать, глядя в окно. Просто ждать, пока семья вернется: дети с работы, а внуки из школы. Видимо это удел стариков - ждать. Утром они ждут, когда придет вечер, а вечером, когда наступит завтра. В результате все они ждут одного и того же. Время теперь течет совсем не так, как раньше. Оно не мчится быстрой горной рекой и не тянется медленно и неспешно, как огромные неповоротливые осенние облака. Нет, оно все также размерено изливаемо пространством, но теперь совсем не тянет за собой этих людей, не увлекает их в свой поток. Старики движутся по инерции.
В одной из квартир жил мальчик лет одиннадцати, который, конечно, не ходил на работу, впрочем, как и в школу, да и беда вся в том, что он вообще не ходит. Он тоже ждет, но вряд ли знает чего. Хотя нет, он знает - это его мечта.
Олег родился инвалидом. Он не умел ходить и передвигался только на коляске. Всю свою жизнь он прожил в этой квартире и ни разу не выходил на улицу. И все, что он любил и делал - это сидел у окна и смотрел на людей, которые были там, внизу. Он видел много людей, разных, но все они не такие, какие есть, если ты смотришь на них с высоты третьего этажа. Они вообще не знают, что ты есть, а потому абсолютно честны с тобой.
Каждый день Олег проводил сидя в своей коляске у кухонного окна, на котором стоял цветок. Когда родители уходили на работу, он отправлялся на кухню и там просиживал все свои часы. С утра он видел, как взрослые торопились на работу, родители вели детей в садик, а потом тоже спешили на работу, школьники бодрым шагом брели на занятия, а водители разогревали свои автомобили в гаражах. Олег очень любил смотреть, как морозным утром из выхлопных труб машин валил дым. Почему именно, он не мог объяснить, да и с третьего этажа это было плохо видно. Просто это означало, что не везде холодно, что с холодом можно справиться. А через пол часа становилось тихо. Во дворе уже никто никуда не спешил, там вообще никого не было. И тогда Олег просто смотрел, как птицы резвились на деревьях и крышах, а собаки шныряли по помойкам, в поисках пиши, а снежинки все летели и летели.
В этих наблюдениях у него всегда был неизменный союзник - цветок. Он рос в старой пластмассой вазе, стоявшей на фарфоровом блюдце. Он также изо дня в день смотрел на жизнь через стекло кухонного окна. Ему не приходилось оказываться на улице, дышать этим воздухом и чувствовать, что кто-то сейчас смотрит на тебя с верхних этажей. Когда-то мама Олега принесла с работы маленький листок, затем опустила его в стакан с водой, и тот пустил корни. Со временем его пересадили в горшок, и он стал расти. И теперь зелень его листьев украшала светлые, но от того тоскливые кухонные тона. Иногда он цвел, но совсем недолго. Однако, мама очень радовалась, видя яркие цветы растения. И каждые выходные она протирала его длинные листья.
В раннем детстве (по крайней мере, насколько позволяет вспомнить возраст), Олег не любил это растение, но за годы совместного времяпрепровождения у окна столкнулся с мыслью, что они одинаково видят жизнь: сквозь это стекло. Теперь цветок не мешал ему наблюдать за двором, а даже наоборот, стал, кто видел совершенно тоже самое, не говоря ни слова.
Каждое утро мальчик подъезжал к окну, складывал руки на подоконнике,на них голову и мечтал.
Утром он мечтал, что когда-нибудь будет так же, как и другие дети спешить в школу, болтая по пути о чем-то с приятелями. Затем, когда двор пустел, он смотрел на птиц и мечтал оказаться в лесу. Это было его одно из самых заветных желаний. Он всегда хотел потрогать дерево, ведь, все, что он знал об этом, так это только, что оно большое, шероховатое, под ним прохладно в летнюю жару, а еще, что нет звука на свете приятнее, чем шелест листьев огромного дерева. Он никогда его не слышал, только по телевизору и из редких вечерних рассказов отца.
Олег смотрел на двор и очень скоро стал замечать, как люди каждый день повторяют свой маршрут настолько точно, что можно по ним сверять время и наоборот, по времени знать, кто сейчас и куда пройдет.
Так, например, он знал, что женщина из соседнего двора, которая утром шла с маленькой девочкой (наверное, дочкой) ровно в половину восьмого, возвращалась всегда в начале первого обратно и в руках она неизменно держала пакет с хлебом и пакет с конфетами (наверное, для дочки, ведь взрослые не любят сладкое). Без пяти час она шла обратно и уже совсем не так спешила, как утром или в обед.
Часто эта женщина возле серебристого гаража старика на большой белой машине встречалась со школьником, который уж совсем не спешил домой, а шел, разглядывая все вокруг и теребя лямки своего портфеля.
Интересно, если я вижу, как эти люди постоянно в одно и тоже время ходят по одному и тому же маршруту и неизменно встречаются друг с другом, наверное, они тоже это заметили, и, возможно, когда они выходят из дому, то заранее знают, кого сегодня встретят по пути.
Когда эта мысль в очередной раз приходила к нему в голову, он улыбался, смотрел на цветок, потом на часы и снова принимался разглядывать заоконное пространство, такое близкое, но совсем другое. Часто Олег видел, как две старушки медленно проходили через двор, болтая о чем-то, и то и дело останавливались, чтобы передохнуть и просто поговорить. Но это было еще летом, сейчас же была зима. Белая-белая, как молоко или как лед в холодильнике. Иногда Олег открывал окно, чтобы набрать немного настоящего снега, и когда собиралась полная ладонь, он засовывал руку обратно, сжимал снег, а потом просто смотрел, как он таял и его капли стекали по руке и падали на пол. В руке оставался продолговатый рельефный комочек талого снега. Олег называл его "крокодильчик", потому что внешне он очень походил на это животное в мультфильмах.
Так проходили пол дня. В безмолвном созерцании бытия. В обед возвращалась мама и готовила суп. Каждый раз она спрашивала Олега, чем тот занимался сегодня, на что получала ответ в духе: "Сегодня я видел, как дворовые собаки гоняли голубей, пытавшихся съесть хлеб. Представляешь?" "Представляю" - с улыбкой говорила мама. Говорить особо было не о чем, большую часть времени мальчик был один и уже давно привык к этому.
Вместе с они обедали, а затем мама уходила на работу, и Олег снова оказывался в плену у собственной свободы. Правда, теперь в окно было наблюдать куда интереснее, ведь детвора возвратилась из школы и, веселясь, забыв про обеды и домашнее задание, уже во всю резвилась в снегу. Олег улыбался, когда видел, как играют дети, ведь он и сам был еще ребенком, и каждый раз, когда смотрел на своих сверстников, представлял себя, резвившимся вместе с ними. Мальчишки забрасывали снежками девочек, а те, конечно, говорили, что все расскажут маме или папе, но даже если действительно говорили, то все равно им нравилось даже такое проявление внимания. Но иногда и они становились инициаторами снежных войн. Особенно девочка в синей куртке. Олег не знал конечно же имен этих детей и единственное как он мог их определить, так это только по каким-то внешним признакам: росту, цвету волос, одежде. Хотя иногда он все-таки слышал имена некоторых детей, но для того, чтобы их было слышно на третий этаж их нужно очень громко произносить. Так со временем Олег узнал, что мальчика в красных варежках зову Слава, высокого в очках - Леша, девочку, которая всегда первой начинала снежные битвы - звали Лена, а ту, что часто бегала жаловаться родителям - Аня. Он многих запомнил, но все никак не мог расслышать имени одного пухлого парня: не то Антор, не то Артур, не то Антон. Все эти имена, кроме разве что только Антона, были для Олега диковинными. Имя Артур он, конечно же, слышал по телевизору, но там ударение падало на первые слог, а здесь на второй. Каждый раз, когда дети начинали собираться во дворе, Олег первым делом пытался определить, кто есть кто. Он давно уже определил свое место в этой компании, но все равно оставался для детей лишь сторонним наблюдателем, которого они не видели.
Олег продолжал сидеть у окна, положив голову на скрещенные руки, и наблюдать за детьми во дворе. Слава о чем-то шепнул Леше, и тот неуверенно махнул ему головой в знак согласия. Сидя у окна в своей квартире, сложно узнать, о чем шла речь, но потом стало ясно, что мальчишки хотели просто намылить парня с загадочным именем Антор. Тот, раззадоренный таким выпадом сверстников, конечно, старался дать отпор. Так искусственно развязывалась очередная снежная битва. К ней неожиданно подключались все остальные, и никто не мог сказать, сколько она продлится.
А потом наступал вечер. Усталые родители возвращались с работы. Снежные хлопья по-прежнему падали с неба, освещенные уличными фонарями, как будто они были артистами, а фонари - театральными прожекторами. Только когда они достигали поверхности земли, то сразу же становились просто однородной массой, в которой частички совсем не различались, сколь белы бы они не были. А фонари продолжали освещать, но теперь уже совсем другие снежинки - им-то какая разница.
Олег увидел, как пожилой мужчина шел с какой-то молодой особой, и та что-то громко ему объясняла, размахивая руками. А затем просто развернулась и пошла в обратном направлении. Старик остановился, стал говорить ей что-то в след, потом просто стоял и в конце концов, не дождавшись, грустно с опущенной головой побрел дальше. В руках осталась котомка, в которой, как думалось Олегу, наверняка лежит булка хлеба и конфеты. Все люди должны с работы нести домой конфеты и хлеб, а совсем не раздражение и злость. Но у старика в сумке было совсем иное содержимое. Там лежала диссертация и сборник рассказов Иво Андрича. И все. У раба муз своя пища, жаль только, что этого не знают окружающие.
Старик медленно шел, а Олег смотрел за ним, время от времени поглядывая на зеленый цветок. На нем снова стал видна пыль, да и вообще его пора было полить.
Было бы хорошо, если бы этот цветок вырос и стал огромным деревом и на нем бы росли ананасы, а по вечерам на него прилетали попугаи. Лучше, если, конечно разноцветные, желтые, голубые, зеленые, и вместе они громко-громко чирикали. Осенью ананасы падали на землю, и их можно было бы есть, а птицы, как оголтелые носились бы по квартире, и осенью у них появлялись птенцы. Никогда не видел маленьких попугаев.
Олег смотрел на цветок и улыбался, потом он указательным пальцем дернул один из лепестков и снова упер руку в подбородок. И неважно, что ананасы на самом деле растут вовсе и не на деревьях, цветок тоже деревом не станет и птицы не прилетят на его густые и раскидистые ветви, чтобы трезвонить о своем до поздней ночи, но как приятно помечтать, если ты умеешь это делать и самое главное - умеешь верить в это.
Вдруг мальчик услышал, как загремел в двери ключ. Это, скорее всего мама, потому как отец редко возвращается первым. Так и есть.Он развернул свою коляску и отправился встречать родительницу. Она обязательно должна была вернуться с пакетами в руках, в которых обязательно должны были лежать хлеб, конфеты и что-нибудь еще эдакое. И никак иначе, ведь другие люди несут домой пакеты с подобными съедобностями. Так, а чем он хуже?
- Проголодался? - спросила мама, снимая сапоги.
- Да, а что ты принесла? - Олег бы с большим удовольствием выхватил бы пакеты и начал разглядывать их содержимое, но он не стал этого делать. Скорее всего, потому что боялся, что там окажется, не сосем то, что он ожидает. Или же наоборот, вдруг там лежит какой-нибудь сюрприз для него. Если он сейчас его увидит, то эффект от подарка будет совсем не такой.
Поэтому Олег продолжал сидеть в коляске посреди коридора, опустив руки на колеса, под тусклым светом ночной лампы.
Однако мама ничего особенно не принесла, кроме разве что булки хлеба и огромной кипы тетрадей своих бесчисленных учеников. На работе она - просто преподаватель математики, а дома вдобавок еще и мама. Хотя даже в школе вряд ли она забывает про свое материнство. Ее стол стоит возле окна и когда выдается свободная минутка, она смотрит в окно, так как делала это еще маленькой девочкой, сидя за партой в классе, как делала это значительно более взрослой студенткой педагогического института и даже как делала это, когда лежала в роддоме, будучи беременной. Она смотрела в окно, а потом выходила на улицу и видела, как же это происходит здесь за окном, а потом, стоя внизу, смотрела на верхние этажи школы и искала свое окно - там, наверное, снег не идет, точно не идет.
Хлопья падали на ресницы и плечи учительницы, иногда они попадали на нос и сразу таяли на нем, превращаясь в маленькие капли воды. Но сразу же за этими снежинками падали другие, а потом еще и еще и еще...
Шапка и пальто становилось белым с подветренной стороны, но тут подходил автобус и учительница, стуча по земле ногами, слегка отряхивалась и входила в двери транспорта, где за время пути все это, конечно же, таяло, и когда приходило время выходить, то, атакуемая снежными хлопьями, которые в это время уже освещались уличными фонарями, снова выходила неприметной учительницей математики в зеленом пальто и черной шляпе.
Она заходила во двор и видела, как там бегают замерзшие собаки, побеленные снегом, и детвора играет в снежки или какие-нибудь иные игры. Им совершенно нестрашна никакая погода, они же дети, они смелые.
Перед подъездом она снова отряхивала пальто, шляпу и сапоги и, предвкушая близость домашнего очага, тапочек и сына, входила в двери. Держа в руках плоды и орудия трудовой деятельности, она не спеша поднималась по ступенькам, и уже перед дверью собственной квартиры сделав глубокий вздох, вставляла ключ в дверь и входила.
И так изо дня в день. Мама проводила на работе, пытаясь собственными зубами несмышленым ученикам разгрызть заветный гранит науки; Олег сидел у окна, знакомясь, встречаясь и здороваясь с другими людьми из окна своей неприступной ни для кого крепости, в тайне от них. Им-то какое дело до мальчика, который постоянно сидит и наблюдет за ними. Они вообще его не видят. Зачем человеку смотреть на верхние этажи в поисках окон, в которых кто-то смотрит на него, а даже если и смотрит - все равно. Кому какое дело?
Если он сейчас посмотрит на меня и помашет рукой, то что мне-то делать? А вдруг это не мне? Нет, я все-таки ему помашу, а он мне скажет: "Привет, как дела?", а ему в ответ: "Хорошо, а у тебя как?", а он: "Да тоже ничего, вот сейчас иду устраиваться на работу", и я скажу: "Ну что ж, удачи". А однажды он даже поздравит меня с днем рождения.
Мама готовила ужин, попутно разговаривая с сыном, когда в двери снова зазвенели ключи - это отец вернулся. В коридоре послышался грохот от неаккуратно снятых сапог, звон повешенных на гвоздик у вешалки ключей и тяжелая поступь хозяина дома.
Олег сидел спиной к двери, когда в ней показался отец. На его лице особо выделялись три вещи: шрам слева на лбу от отскочившей когда-то в молодости монтировки, грубая недельная щетина и усталость. Последняя, в свою очередь, была более заметна во взгляде, который, впрочем как всегда, был весьма выразителен.
- Добрый вечер этому дому! - отец уже ждал взаимности в ответе.
- Привет, - сначала она излилась из уст матери.
- Привет, пап! - а затем и из уст дитя.
Потом следовала короткая беседа. Папа мыл руки, переодевался, в общем принимал облик обычного домоседа. Затем вся семья садилась ужинать, после чего каждый снова начинал заниматься своим делом, как и утром. Олег оставался на кухне, устраивался у окна, упершись колесами в батарею, и снова замирал, наблюдая за заснеженным двором, где дети носились со снежками в руках, собаки носились за снежками, брошенными своими юными хозяевами, думая, что это такое белое мясо, а родители, в свою очередь, бегали за обезумевшими от количества мяса собаками, нерадивыми детьми, никак не желавшими возвращаться домой и своими собственными воспоминаниями, как-то совсем не кстати нагрянувшими из детства в гости, а у них и стол не накрыт.
Олег всегда сидел у окна. Он видел, как дети знакомились здесь во дворе, сорились, мирились, дружили, играли. Он бы тоже должен быть с ними, но ему предназначена судьбой иная миссия. Олег - наблюдатель. За те годы своей жизни, за которые люди успевают научиться разговаривать и чувствовать, молчаливый наблюдатель сверху обрел способность почти в совершенстве понимать эмоции других людей на расстоянии, даже, порой, не зная, о чем они говорят, тогда, как те не способны это сделать, даже стоя рядом друг с другом.
Вместе с этими детьми он переживал ссоры и радовался, когда они веселились. Однажды он обратил внимание, как когда разговаривали два мальчика о чем-то, один из них указал пальцем на окно, где сидел Олег, и ему - Олегу - почему-то даже показалось, что именно о нем и говорили.
Это, наверное, хорошо. Теперь они знают обо мне. Скоро эти ребята станут со мной здороваться, а я буду отвечать им в ответ и махать рукой. А когда-нибудь, может, я выйду к ним и мы сможем разговаривать на разные темы. У меня накопилась уйма вопросов к ним.
А меж тем во дворе дети стали расходиться, снежные мастерские быстро пустели и подъезды окутывала плотной пеленой тишина. Олег продолжал сидеть и мечтать. Мечтать, грустить, выдумывать новых персонажей и жителей этого двора. Он так жил, иначе этот мальчик не мог.
Время шло. Дети, действительно, стали замечать Олега, однако мальчикам это почему-то не нравилось, и Олег это знал. Он ведь уже научился чувствовать эмоции людей на расстоянии.
Дети привыкли к тому, что за ними постоянно кто-то следил, но делали вид, будто никто из них ничего не знает, и Олег тоже просто смотрел. Он видел, как однажды забытое ребятами ведро для песка забрал горбатые старик, тот, что с большим трудом выходил вечерами во двор, и подолгу сидел на лавочке, потому как ходить ему было очень тяжело. Правда, теперь у него невесть откуда взялись силы, и он сумел с удалью лихого молодца втихую увести ведро.
Олегу не с кем было разговаривать, и поэтому он постоянно размышлял и просто мечтал. Он снова представлял, как однажды все-таки поедет в настоящий лес и сможет прикоснуться к коре какого-нибудь огромного дерева, крона которого будет настолько величественной, что через него будет едва видно небо, и листва его будет убаюкивающе шелестеть над головой, а ласкающий ветерок теребить волосы. Затем плывущие или даже скорее сказать убегающие облака сменятся грозными сизыми тучами, а безмолвная лесная тишина - мощными и властными раскатами грома. Внезапно вместе с тучами, от которых станет значительно темнее, налетит буйный ветер. От него вся природа встрепенется, ожидая приближающийся ливень. Цветы покорно опустят свои головы. Толстые ветви вековых деревьев станут неистово склоняться из стороны в сторону. А потом начнется дождь, но скрыться, конечно же, будет не где, разве что под ветками дуба, да и то только на время, до тех пор, покуда капли дождя не достигнут нижних ветвей и станут срываться на головы. Теперь спешить уже не куда и Олег, просто медленно, наслаждаясь омывающим его дождем, оправиться домой. Капли, падая на голову, будут собираться и превращаться в струи и стекать по носу и щекам. А еще они будут течь по ресницам, иногда попадая в глаза. Ливень изменит все цвета природы, наполняя их более яркими цветами. И мальчик будет улыбаться, радуясь дождю, ведь он, возможно, впервые может радоваться чему-то вместе со всеми, а не по отдельности. Пусть дождь идет: одежда промокла и стала грязной, но это только кажется, на самом деле все стало намного чище. И листья деревьев, покрывшиеся пылью, и старый деревянный мостик через маленькую реку, вообще все.
Потом Олег посмотрел на цветок, что стоял рядом с ним на окне, представил его деревом и решил, что сейчас обязательно должен пойти дождь. Он улыбался. Так, как будто только что и в правду был в лесу и действительно попал под проливной дождь. Способностью мечтать обладают не все, но только те, кто способны на это, могут быть счастливы.
Он взял в шкафу у раковины кусок поролона, намочил его водой и стал протирать листья цветка. Зелень наполнилась еще более ярким цветом. Олег улыбался и представлял, будто действительно пустился ливень. Он бережно протирал листья, глядя на них, потом мочил поролон и снова продолжал.
Наступала весна. Снег таял столь же быстро, обнажая непривычно черный асфальт, сколь и укрывал его. У бордюров появлялись ручейки, с каждым часом становившиеся все более мощными потоками, сугробы переставали быть такими, как раньше великими, превращаясь в жалкие кучки белой субстанции. Лучи солнца теперь грели с большей силой и когда попадали в окно, то смотреть в него было очень тяжело. Олег смотрел. Смотрел и зимой, и весной. Люди все также ходили через двор каждый день по-прежнему в одно и тоже время. По утрам родители шли на работу, днем возвращались на обеденный перерыв, потом снова на работу, и уже вечером на заслуженный отдых. То же и дети, которые по обычному распорядку уходили и приходили из школы, выходили во двор играть и просто разговаривать. И в окне на третьем этаже тоже все было неизменно. Там также продолжал сидеть мальчик, и рядом на подоконнике стоял в коричневом горшке на старом фарфоровом блюдце цветок.
Он видел всех этих людей, видел что они делали. Он их знал, хоть ему и не были известны их имена. По крайней мере, большинства этих людей. Они же видели друг друга намного ближе и каждый день, но какое им дело до того, кто каждодневно им встречается по пути, или постоянно играет с внучкой у лавочки. У них есть свои дети и свои заботы.
Однажды вечером мама вернулась немного раньше обычного и сказала, что завтра они вместе рано утром отправляются в больницу на обследование. Что такое обследование Олег помнил плохо, потому что последний раз это было очень давно и потому не имело значения. Но сейчас дело было даже не в этом. Просто это значило, что завтра он - человек видевший всю жизнь через собственное блеклое отражение в стекле кухонного окна и несмотря ни на что безумно стремящийся разглядеть все в малейших подробностях, чтобы в условный момент, когда он окажется в Большом мире, не отличаться от всех хотя бы духовно - сможет увидеть свое окно, но теперь уже совсем с другой стороны. Снизу! Это дорогого стоит. Это значит, что завтра он увидит беседку, где по вечерам собираются его сверстники, еще он увидит тех людей, которых до сего момента мог видеть лишь свысока, женщину из соседнего подъезда, он, если повезет, увидит в лицо, потому что сверху разглядеть его мешают огромные поля ее фетровой шляпы, а самое главное, что они впервые увидят его. Трудно сказать, что для мальчика было важнее. Он уже представлял себе, как может завязаться беседа с ребятами, или как, возможно, он погладит одну из тех собак, что бегают через двор, иногда задерживаясь, чтобы в очередной раз разглядеть себеподобного, выходящего на прогулку со своим хозяином.
Олег ничего не сказал маме. Он был настолько рад, что все остальное не имело значение. И пусть короткая поездка в город - это не лесной поход с друзьями, но это тоже мир. Пусть другой мир, тот, которого Олег и не знает, но он манит гудящими машинами, ревущими улицами и всюду снующими людьми.
Утро - это все, чего стоило сейчас дождаться.
Завтра я наконец спущусь по лестнице, мы оправимся на обследование. Я надеюсь, что это очень далеко, и мы вернемся поздно, потому что очень уж хочется побольше посмотреть. Я спущусь, а там будет сидеть бабушка, та, что выходит по утрам и сидит на лавочке, опершись на свой костыль. Может, я скажу ей: "Здравствуйте!". А что она мне скажет. На верное, тоже самое. Потом я непременно встречу кого-нибудь из тех ребят, которые постоянно играют во дворе. Как они воспримут мое появление? Наверняка, кто-нибудь из них замрет от изумления.
Олег всецело погрузился в пучину своих заоблачных мечтаний. Он снова улыбался. Его мечты, а точнее все то, что он себе представлял, обычно носило позитивный характер и могло вызвать лишь милую наивную улыбку. Совершенно неважно, рано или нет они отправятся в больницу, да и Олег об этом не подумал. Утро - есть утро.
Мальчику не очень хотелось разговаривать с родителями, он попал в плен приближающегося, но столь далекого завтра.
Вскоре после прихода матери пришел и отец. Он снова с грохотом разрывающихся снарядов поставил свои сапоги у стены в коридоре, повесил ключи на гвоздик и оправился желать доброго вечера своей семье. Впрочем, по обыкновению.
Но кухонном столе стоял теплый ужин. Отец вошел в ванную комнату, включил кран с холодной водой, потому что в это время горячую еще не подавали - дефицит и один из недостатков маленьких городов - помыл руки и сел за стол. Мать села напротив, Олег, как и прежде глядя в окно продолжал мечтать, чувствуя запах приближающегося дня.
- Завтра утром мы с Олегом едем в больницу на обследование, я сегодня разговаривала с врачами, и они сказали, что это необходимо сделать, - начала разговор мама, пока отец, не поднимая взгляда, жадно поглощал ужин.
Олег на мгновение обернулся, готовясь услышать реакцию папы, но тот молчал, продолжая трапезу. Мальчик посмотрел на родителей: сначала на одного, потом на другого и снова стал глядеть в окно.
- С чего вдруг такая спешка, раньше они ничего подобного не говорили, - он продолжал ужинать, и лишь изредка поднимая глаза, говорил, - Вас нужно отвезти? Во сколько?
- Ехать далеко, поэтому отправляться надо рано утром. В 6.00 нужно уже выехать, - пояснила мать, переминая в руках полотенце. Она убрала у мужа пустую тарелку и поставила вместо нее чашку с чаем. Затем снова села напротив.
- Это нужно сделать именно завтра - я не успел отпроситься на работе, - сказал отец.
- Да, желательно завтра. Врач сказал, что завтра последний день, когда в этой клинике принимает какой-то очень известный доктор, и он нам, возможно, сможет помочь. Но попасть к нему сложно, поэтому выезжать надо рано - пояснила мать. Она по-прежнему мяла в руках полотенце.
- Хорошо, если так, то конечно надо.
Глава семейства поел, еще раз оглядел домочадцев. "Спасибо!". Улыбнулся.
- Значит завтра ранний подъем и в путь. Нас точно примут или "будем надеяться"? - поинтересовался он.
- Вроде бы там есть какие-то льготы в очереди, в любом случае... - несмело пояснила мама.
Отец посидел несколько секунд, а потом встал и пошел в спальню. Мать принялась мыть посуду, а Олег продолжал смотреть в окно. Он все слышал. Да и как же здесь не услышать, когда разговор идет у тебя под ухом. Но расспрашивать родителей не стал ни о чем. Зачем, это все равно ничего не изменит. Уж лучше сидеть и пытаться одновременно мечтать, слушать разговор родителей и смотреть как мальчишки катают друг друга на дедовом мотороллере, который, конечно же, не заведен, но это ничего. Один сидит, а другой толкает.
Олег видел эту картину с самого начала. Дед со своим внуком вернулись недавно с рыбалки - это Олег тоже видел. Они собрали в кузове удочки, улов, снасти и прочую дребедень и пошли домой. Через несколько минут внук вышел - вероятно, дед остался ужинать и просто отправил внука за чем-нибудь забытым, или же тот сам придумал это что-нибудь забытое и, встретив приятеля во дворе, предложил ему покататься. Малыш решил, что он вполне способен управляться с этой штуковиной и самостоятельно выдвинул себя на роль водителя. Товарищ же должен бы стать тяговой силой, точнее сказать толкающей силой. Итак, один сел за руль, представив себя заправским мотоциклистом, и дал команду "вперед". Другой, конечно, стал толкать, причем он делал это что было мочи. А впереди, по печальной случайности, стоял бетонный столб. Не увидеть его сложно. Но горе-внук жаждал покорить крутой вираж, а для этого непременно надо было "подпустить" столб как можно ближе. Однако, не рассчитав свои возможности, врезался в него, изрядно, помяв переднее крыло. Водитель так перепугался, что со страху бросил руль, а "двигатель" просто стоял и смотрел, не зная, что делать: говорить, бежать или просто стоять дожидаться хозяина мотороллера.
Сверху это выглядит так, как будто дети играют в машинки и кто-то из них инсценировал аварию. Олег заворожено смотрел на происходящее и увидел, как из подъезда выбежали бабушка с ужасом в глазах, дедушака с криками и папа ремнем. Суд и присяжные быстро и решительно огласили приговор и увели осужденных в камеру для исполнения оного.Дед остался осматривать свой транспорт и место преступления, потом печально покачал головой и поспешал домой, надеясь поучаствовать в исполнении наказания.
Вскоре все успокоилось. Двор снова опустел. Дети разошлись, и почти во всех окнах загорелись огни.
Олег сидел и думал, а стоила ли эта поездка такого результата, поступил ли он бы также?
Я бы тоже хотел покататься. Конечно, не хотелось бы въехать в столб, но все равно... Нет, лучше сейчас отправиться спать, чтобы утро наступило быстрее.
Он взялся руками за колеса, развернул коляску и поехал к себе в комнату во сне дожидаться завтра. Может оно ему присниться, ну или хотя бы лес и ливень или мотороллер или...
Мама вошла в комнату и включила свет. На улице было еще темно, на часах - 5.00. "Вставай, Олежа, пора!"
Мальчик защурил глаза и уже через несколько мгновений был готов - он ждал этого утра, пусть даже раннего. Утро - есть утро!
Дальше последовали обычные будничные процедуры: утренний туалет, завтрак. Все молчали, толи из-за того, что были все еще сонными, толи по какой-то иной причине. Лишь поглядывали друг на друга и собирались.
Ровно в 6.00, когда солнце уже стало смело заявлять о себе, встав почти в полный рост на горизонте, семья отправилась в путь. Олег с трепетом ждал этого момента. С помощью родителей он спустился вниз, выехал из подъезда и просто стал смотреть на двор. Там справа городок, а слева беседка и песочница для совсем маленьких детей, прямо располагались частные гаражи: серебристые, коричневые от ржавчины, и другие. Все так, как он и представлял, только одно было иначе. Двор был пуст. Здесь не ходили старушки со своими сумками, не было и родителей, ведущих своих детей в детский сады, никто не разогревал свои автомобили: гаражи были закрыты; а самое главное - здесь не было тех, детей, которые по представлению Олега, должны были встретить его радостными возгласами. Двор был предательски пуст. Даже птицы спали где-то на совсем других деревьях, росших совсем в других дворах, находившихся где-то очень далеко. Да и всюду бродивших псов не было видно. Двор не ждал Олега. Вряд ли он вообще о нем что-нибудь знает.
Это зрелище разочаровало мальчика, но времени рассматривать столь жестокое зрелище не было. Семья села в свой старенький автомобиль, громко хлопнув дверьми машины, и уехала. Олег молчал. Он смотрел вперед. Город был неприветлив: серые утренние улицы, бабки-дворничихи и больше никого. Только торговцы на рынках начинали раскрывать свои палатки. И больше никого.
Однако, вскоре через двор потянулись люди. Кому-то нужно было пораньше прийти на работу, а кому-то просто долго ехать. Стали открываться гаражи и разновозрастные автовладельцы заводили своих "ласточек", "рыбонек" и "железных коней". Двор заговорил разными языками, загудел разными тембрами, зашумел различными тонами. Поприбегали голодные псы, "вернулись" птицы. Еще через полчаса школьники вперемешку со взрослыми стали выходить из подъездов и отправляться по своим пунктам: в школу, на работу, в школу как на работу. А в окне как флаг на мачте неизвестного корабля стоял цветок, только рядом с ним никто не сидел, но это тоже никого не интересовало, особенно утром, когда людей ничего не интересует в принципе.
Потом двор снова оставался во власти сидящих на лавочках стариков, лишь время от времени заходивших домой, чтобы посмотреть новости, взглянуть на часы, просто чем-нибудь занять время и посидеть у окна, в общем ждать. Редкие прохожие до полудня пересекают территорию двора, и лишь в обед люди начинают тянуться на перерыв домой. Но сегодня за ними никто не наблюдает и случись что-нибудь экстраординарное, никто этого бы и не заметил, потому что больше некому - в окне лишь цветок. И снова пакеты с конфетами и прочими продуктами, школьники младших классов с огромными портфелями - все как всегда.
День тянулся. Как обычно взрослые снова ушли на работу, а через некоторое время из школы вернулись с поломанными от гранита науки зубами, и сбитыми в кровь от покорения неприступной горы знаний ногами школьники.
Немного залечив раны домашним уютом и пообедав, они отправились на городок во дворе. Дети потихоньку собирались. Играли, разговаривали, что-то выясняли друг с другом. Все как всегда. Пока один из них ни обратил внимание на одну странную вещь: сегодня из окна никто не наблюдал за ними, упершись рукой в подбородок. Это даже странно, непривычно. Теперь не надо постоянно думать, что кто-то следит за тобой.
- Смотри, там в окне, - сказал один мальчик другому.
- Что там в окне? - не понял тот его
- Там никого нет. Там постоянно сидит этот парень. Всегда, а сегодня его нет, - пояснил первый
- Может, ему просто больше не интересно смотреть за нами или он спит. Да может быть много причин, по которым там в окне никого нет сегодня, - слегка раздраженно отреагировал второй. - Да какая разница вообще, сидит там кто-то или нет? Тебе какая разница?
Однако мысль о пустующем окне не покидала головы обоих. Они продолжали разговаривать, но то и дело посматривали, не появился ли кто-нибудь там, на третьем этаже. Но окно продолжало пустовать, если не считать цветок, стоявшим там всю свою недолгую жизнь.
Между тем люди, как и раньше, продолжали сновать туда-сюда, и время от времени их маршруты пролегали через двор. Дети играли, старики сидели на лавочках и обсуждали наболевшее за то короткое время, что успело пройти с момента их последнего собрания, родители возвращались с работы. Возвращался и пожилой мужчина с томиком Иво Андрича и той самой молодой и весьма привлекательной собой. В окне на третьем этаже был виден цветок. И никто теперь ничего не видел. Сегодняшний день этот двор не жил и завтра никто не вспомнит, что он был, потому что единственный, кто хранит память каждого дня, прожитого им, сегодня отсутствовал на боевом посту. Летопись пуста, в календаре просто пропущена эта дата.
Уже под вечер во двор въехал автомобиль. Его видели каждый день, и ничего особенного в нем не было. Но не сегодня. Теперь же в нем кроме привычного водителя и его жены, которую видели в салоне реже, сзади сквозь стекло автомобильной двери на всех Них смотрел мальчик. Он смотрел не отрываясь и явным удивлением в глазах. Ведь никогда еще он не видел этих людей так близко. Дети играли. Но кто-то заметил Олега. Они смотрели друг на друга, пытаясь понять, что же это может значит. Просто они впервые встретились, хотя видели друг друга давно. И снова между Олегом с Ними было стекло. Но теперь это было совсем другое стекло, но все же оно было и очень мешало.
Автомобиль остановился возле самого подъезда. Сначала вышел отец. Он открыл багажник, достал коляску, подкатил ее к той двери, где сидел его сын и вместе с супругой они посадили туда Олега. Мальчик взялся по привычке за колеса, но тут же обернулся назад: дети смотрели на него и что-то обсуждали, скорее всего, они просто поняли, почему мальчик никогда не выходил во двор. Они стояли и смотрели, пристально смотрели. Олег понимал, что ему надо идти, но тоже смотрел на них, хоть ему это было очень неудобно и может быть даже страшно немного, ведь сейчас меж ними не было никакого стекла.
Родители видели эту картину и, конечно, понимали, поэтому и поторапливали сына. Мама толкала коляску, а Олег, опомнившись лишь через несколько секунд, повернул голову прямо, и вскоре они уже стояли в лифте.
Солнце неторопливо скрывалось за горизонтом, в окнах загорались огни люстр и светильников, дети расходились по домам, двор пустел и лишь ночной фонарь, что возвышался на столбе в самом центре его оставался недвижим.
Когда все машины стояли в гаражах в ожидании завтрашнего дня, а их хозяева читали газеты и смотрели телевизоры в своих уютьненьких квартирках, когда старики начинали ждать утра, чтобы потом ждать вечера, а их взрослые дети, сидя в халате, допивали свой чай с печеньем, у кухонного окна, упершись кулаком в подбородок, сидел мальчик. Свет был выключен. Олег сидел в темноте. Он снова видел "свой" двор, а он не видел его. Люди ходили и не видели его, потому что в его окне не горел свет. А мальчик все смотрел и смотрел.
День был тяжелым, он с семьей проехал много километров, видел массу людей, слышал много разных речей и историй, пока они с мамой просиживали в длинных очередях. Но эти люди другие, а их речи плаксивы и жалки. Во дворе интереснее, он стал его постоянным посетителем, никогда не побывав в нем. Он жилец этого двора и никто не смеет думать и тем более говорить иначе.
А дни все продолжали скоротечно убегать в прошлое, оставаясь в полном своем виде лишь в памяти одного человека. Они бежали, а Олег бежал рядом с ними. И когда один день передавал эстафетную палочку другому, мальчик пристально вглядывался в нее, потому что как только тот получит ее, она станет другой, вчерашней. Так уходили недели, иногда тянувшиеся долго, а иногда пролетавшие незаметно, но большинство уходило обыкновенно размеренно.
Дети играли, люди сновали туда-сюда, солнце всходило и закатывалось - все так, как должно быть. Ничего не менялось, только пресловутые непостоянные цифры в календаре, да и то настолько предсказуемо, что можно в него было не заглядывать.
Весь мир снова сжался до размеров двора, в котором происходили по большому счету все те же события, что и в "большом" мире. Люди жили сотнями жизней, ежеминутно испытывали сотни эмоций, но настолько привыкли к этому, что даже и не замечали этого. Они не замечали, что живут. Все о чем-то переживали, чему-то радовались, мирились и ссорились, но не жили. Они, как и прежде ходили на работу через двор, где на третьем этаж на них уже много лет глядел любопытный детский взгляд, который понимал и чувствовал гораздо больше, чем те люди, что ходили внизу и видел через стекло кухонного окна намного больше, нежели они каждый день сквозь пелену собственного тщеславия, гордыни и бессмысленной суетности. Собственно, за этой пеленой они умудрялись весьма удачно прятать свой взгляд, чтоб никто его не видел.
Лето несло свои дни все дальше и дальше от зноя и пыли, а дети с легкостью поспевая за ними продолжали играть и веселиться, уподобляясь взрослым, уже начиная накидывать на свои лица паранджу безразличия и стыда. Хотя они, пока не понимающие к чему и из-за чего, порой забывали ее надевать. Это и называется искренностью. Они продолжали смотреть друг другу в глаза и пристально разглядывать жизнь. И однажды, кто-то из них взглянул в окно на третьем этаже: про него совсем забыли - привыкли и забыли, как и взрослые. Там не было мальчика. Там было окно, был цветок, но не было Его. Такую картину они уже видели однажды, когда Олег уезжал в клинику на обследование, поэтому сначала они лишь удивились, но когда на следующий день они стали видеть снова пустующее окно, то поняли, что теперь этот двор стал пуст. Они несколько дней постоянно втайне друг от друга, играя, искоса подглядывали, не появился ли хоть кто-нибудь в окне. Нет, все по-прежнему.
Дети даже в серьез не задавались вопросом "почему", их куда больше волновал вопрос "где". Где он, человек, который их видел, всех и насквозь, который вообще все видел: пакеты с конфетами, ссоры отцов и детей, раздраженных родителей, ведущих в детские сады капризных своих отпрысков, стариков, тихо дожидающихся наступления любого будущего. Где он?
Окно пустовало. Цветок стоял на его подоконнике, возможно, совсем другой, ведь снизу сложно различить цветы на верху. А, в общем, какая разница, важно ли это? Важно то, что в один момент дети играя, заметили одну мелочь, из-за которой они даже замерли на какое-то время. Они увидели, как на подоконник прыгнул большой серый кот. Он надменно разглядывал двор, а затем, уже не глядя, стал умываться. Коты любят высоту, но еще больше они любят смотреть вниз. Напрасно дети ждали, что однажды в окне снова появится Олег. Они не знали, как и не узнали в будущем, что тогда в клинике, его родителям посоветовали переехать в другой регион, с более мягким климатом и желательно морем. Семья продала квартиру и однажды рано утром покинула навсегда этот дом, этот двор, этот город, этот маленький мир. Там у моря Олег впервые увидит лес, горы и обязательно до ниток промокнет под проливным летним дождем. Он будет целыми днями смотреть на море, сидя на террасе или под большим деревом в саду. Но это будет с Олегом. А пока...
На третьем этаже того самого дома безмолвно, но верно наблюдали за неспешным и однообразным течением времени окно, цветок, кот.