В первую неделю Успенского поста года 1849, я, исполняя указ Государя нашего Николая Павловича от 1848 года о возвращении всех русских подданных из Франции в родные пенаты, проезжал по рязанской губернии, имея намерение навестить матушку мою, коротающую век свой в родовом имении под Саратовом. Погоды в те дни стояли жаркие и засушливые, и, при подъезде к небольшому уездному городу N, воздух наполнился гарью от пожаров на окрестных болотах. Ямщики, все как один, отказывались везти меня далее. Все же удалось найти одного по имени Прохор, который не отказал прямо, а начал отнекиваться, может, мол, и не успеть обернуться в оба конца, ежели болота загорятся пуще прежнего. Но штоф водки и лишний целковый сделали свое дело. О, как я был неправ, настаивая на продолжении путешествия...
Так мог бы начинаться мой рассказ, любезный читатель, но я начну его иначе.
***
Дорога рушилась. Колеса бешено крутились над преисподней, дым и пепел забивали рот и ноздри. Кроваво-красные джокеры спрыгивали с раскалённых сковородок и швырялись краплёными королями. Ямщик с выпученными глазами взмахнул над головою конскою сбруею и оскалил белые клыки, грызя трензель. Бубенцы на упряжи взвыли трубами Судного дня. Вопль истязаемых грешников сбил с ног и достиг глубин разума, вырывая душу мою из когтей Люцифера.
Я рывком сел на кровати, потёр воспалённые глаза. Вопль повторился, усилился и завершился причитаниями. Кричали неподалёку. Торопливо оделся и помчался на помощь. Или прочь, если огонь добрался и сюда.
Пробежал залу, увидел открытую дверь комнаты, заглянул. Несколько человек стояли внутри, разглядывая что-то на полу. Можно выдохнуть - огонь не добрался до дома.
Из присутствующих мне знаком был только Захар, приказчик, встретивший вчера нас с Прохором, да провожавшая меня в комнату для гостей дворовая баба, через чьё плечо я и заглядывал. Она и причитала. Растрёпанная и расхристанная, будто рвал кто. Ещё рядом с Захаром стояли юная некрасивая девица в дорогом домашнем платье и отставной военный лет шестидесяти с пышными седыми усами. С видом удивленным и встревоженным смотрели все на прожженный ковёр на полу.
Я пригляделся и понял, что скорбят они вовсе не о потере ковра: контуры выжженного пятна походили на силуэт человека, и на нём беспорядочно возвышались кучки пепла. Пахло дымом и ещё чем-то неуловимым. Впрочем, в данных обстоятельствах запах кельнской воды удивил бы меня куда более.
Я наклонился к стоящей передо мною бабе и спросил, что приключилось. Пахло от неё как-то... В гари со двора и не разберёшь.
- Барыня наша сгорели, - перекрестилась та, - цельный год, почитай, в темноте сидели, штор не открывали, и... и...
И взвыла.
Приказчик оторвал растерянный взгляд от ковра и взглянул на меня хмуро и подозрительно, барышня - с интересом, старик-военный - оценивающе.
- Цыть! - рявкнул старик. - Не могла Агафья Тихоновна вспыхнуть, не свечка. Ма-алчать!
Мне захотелось выпрямиться.
- Может, капель каких выпила? - продолжил он.
- Так за каплями послали! - опять заголосила баба. - Егор с Дарьей должны были привезти. Неужто вы забыли? И порошки закончились, и сало с гвоздями... У-уу! А вдруг они как барыня? Сгорели по дороге-то? Ой, барыня-а, ой, Дарьюшка-а...
- Колье пропало, - сказал приказчик так, будто пропажа барыни его не особо волновала.
- Вы не понимаете, - всхлипнула невзрачная девушка, - бабушку украли разбойники! Они попросят выкуп! Бабушка не могла умереть! Вот увидите, за неё попросят выкуп!
Я очень усомнился как в том, что выкуп можно вежливо попросить, так и в том, что на горящих по всей округе лесах и болотах остался хоть один разбойник. Если только какой-нибудь особо любознательный грешник, желающий заранее узнать, каково ему будет в преисподней.
- Что вы стоите?! - топнула ножкой барышня. - Делайте что-нибудь! Надо пригласить урядника! Нанять сыщика! Послать... послать... в Казань, за учёными! По самовозгораниям!
Настала пора вмешаться.
- Захар, не могли бы вы представить меня присутствующим?
Приказчик мрачно зыркнул на меня, как бы говоря, что влезать в семейные дела гостю не резон, однако представил по всей форме:
- Терентий Тимофеевич Харитонов, гость барыни. Приехать изволили ночью и с разрешения Агафьи Тихоновны остались до установления более благоприятных условий для путешествия.
- Господа, позвольте поблагодарить вас за оказанное мне гостеприимство, вы спасли мне жизнь. Еду навестить матушку в Саратовскую губернию. Но известные вам обстоятельства вынудили меня задержаться здесь.
Захар поочерёдно представил мне Ивана Кузьмича, троюродного брата барыни, полковника в отставке, и Евгению Игоревну, внучку пропавшей хозяйки дома. Всё ещё причитающую над прожжённым ковром и кучками пепла дворовую бабу звали Маланья, но это я просто вспомнил.
- Прошу меня простить, я стал невольным свидетелем происшествия. Если чем-то могу отплатить за ваше гостеприимство, можете распоряжаться мною смело.
- Да что тут можно сделать, - ответила барышня. - Бабушка с самого Великого поста твердила, что её вампир укусил и она сгорит, ежели на солнышко выйдет. Но ведь это неправда? Наука не верит в нечисть. Наука верит в самовозгорание.
И шмыгнула носом.
- Не печальтесь раньше времени, мадемуазель. Жизнь в просвещённой Европе приучила меня мыслить рационально. Тем более что в Париже, господа, у меня было сыскное агентство. Могу предложить вам весь свой опыт в качестве малой толики благодарности за спасение жизни моей.
Старик посмотрел на меня в упор, по-военному прямо и открыто, Захар - с сомнением, а внучка подпрыгнула и с детской непосредственностью заявила:
Я оглядел комнату: окна открываются наружу, зимние рамы ещё не поставлены, но залезть, и вылезти не так просто - высоко. Одно открыто. За ним, если не считать дыма, подозрения вызвала только идеально ровная дорожка белого гравия прямо под окном. Такую перепрыгнуть с грузом вряд ли возможно, можно заровнять, перетащив груз, но тогда камни будут светлее и придётся ровнять её всю. Внимание привлекли стёртые следы сажи на подоконнике, будто человек вылезал наружу. Приказчик удивлённо потёр следы пальцем.
Я немного успокоился, убедившись, что на расстоянии добрых семидесяти саженей от окна нет ни одного дерева, а есть несколько перепаханных полос и два пруда. И вообще, особняку не меньше века, и он до сей поры уцелел.
Не было ни следов борьбы, ни иных вмешательств. На разобранной кровати разложены вещи, приготовленные к утреннему туалету. Платье голубого муара, какое и в Париже не стыдно носить, принадлежало женщине довольно высокой. Перед моим мысленным взором предстала величественная старуха, закутанная в шаль.
Вернулся к пятну на ковре. На пепле был заметен чёткий след, будто катился небольшой, с вершок, круглый камешек. Но почему-то поперёк следа через равные промежутки пепел стоял полоской. Что-то мне этот след напоминал, но вот что... И ещё явно читался какой-то довольно обширный смазанный след, будто веником чуть коснулись пепла.
- Как выглядело колье?
- Золотое с овальными рубиновыми подвесками, - покосился на меня Захар.
- Крупные подвески?
- С ноготь.
Нет, камешек был много больше.
- Что можно сказать по имеющимся уликам? - обратился я к присутствующим. - Сомнительно, что имело место похищение. В вампиров в Париже не верят. Самовозгорание тоже исключим, если судить по пеплу и запаху спирта.
Только произнеся это я понял, какой запах учуял, войдя в комнату. Гарь, спирт, перегар, чеснок и ещё что-то непонятное.
- Думаю, кто-то принёс сюда палые листья, или пепел из печи, облил спиртом и поджёг.
- А я думала, это дядюшка надышал, - произнесла барышня и сконфузилась.
Маланья вышла, сразу стало тихо. Но запах дыма, спирта, перегара и чеснока никуда не делся.
- Что пахнет чесноком? - спросил я вслух.
- Фосфор! - выпалила внучка. - Мы с дядюшкой читали об этом!
Эту юную барышню уже можно было назвать синим чулком.
- Итак, мадмуазель Евгения, следует выяснить мотив происшествия. Куи продэст, как говорится. Есть ли завещание?
- Захар? - барышня посмотрела на приказчика. Тот подошёл к бюро, отпер его торчащим в замочной скважине ключом и вынул бумагу.
Все было просто: Агафья Тихоновна Шубина, в девичестве Гребенникова, всё оставляла внучке, Шубиной Евгении Игоревне. Крошечные суммы прислуге и друзьям, да церкви на помин души можно было не учитывать. Составлено четырнадцать лет назад.
- А родители? - я осторожно покосился на девушку.
- Холера, - помрачнел дядюшка, - в Астрахани. Все семейство. Насилу Женечку вывезли тогда.
Мы исследовали спальню вдоль и поперёк и не нашли ничего интересного. Захар несколько раз отлучался, мрачнея раз от разу все больше и больше. Вскоре я ощутил зверское чувство голода и намекнул об этом дядюшке.
Перед завтраком я отправился навестить Прохора, своего спасителя. Ямщик был пьян мертвецки. Выкушал, видать, всю поданную вчера водку. Выразить ему благодарность мне не удалось. Да и не обрадовала бы его моя благодарность. Повозка, средство его заработка, сгорела. Разве кой-какую упряжь спас. Я вспомнил, как он обрезал постромки, торопливо пытался собирать с земли посыпавшийся малиновый звон и рассовывал его куда попало, говоря, что это его удача, в то время как я лихорадочно нащупывал на груди крест, не в силах молиться, и вновь содрогнулся, вспомнив, какой ужас испытал, когда Прохор бросил поводья и принялся выпрягать лошадь. Был уверен, что он оставит меня на дороге, в провалах которой билось адское пламя, ведь седок за спиной мог стоить ему жизни.
Я потряс его без особой надежды.
- Захарушка, - ямщик повернулся, обдав меня запахом перегара, чеснока и ещё чего-то и заодно явив расцарапанное лицо, синий нос и следы зубов на шее, - не тряси, больно... у...вурдалачка, все бубенцы отбила... жена не простит...
Я оставил пьяного ловеласа - нужно время обдумать обстоятельства и составить план действий. Вернулся в комнату и нашёл выстиранную одежду, домашние туфли, постный завтрак и словно бы следы поспешного обыска. Комната была не моя, но ощущение стороннего пребывания было почти осязаемо.
Итак, думал я, живёт небогатое семейство: бабушка, внучка, наездами бывает дальний родственник. Трое дворовых, двое из них в городе. И вот старушка вдруг воображает себя вампиршей и исчезает не обязательно добровольно, оставив явную инсценировку. Будто разыгрывалось действо, рассчитанное на зрителя. Такое могла придумать только женская фантазия. Кто? Евгения не тянет на злого гения, да и плакала весьма горько. Захар с дядюшкой были удивлены искренне, в этом я кое-что смыслю. И не Маланья же, в конце концов. Остаётся только сама старуха. Но зачем? И ещё - почему в момент приезда чужих людей? И колье это пропавшее...
На все эти вопросы может ответить только сама проказница-старушка. Придётся обойти особняк. И я отправился на рекогносцировку.
Слева от парадного входа находилась женская часть дома, справа - мужская, причём барыня проживала в мужской, а слуги - в женской. Между двумя половинами - круглая зала, увешанная картинами. Первым, напротив входа, бросался в глаза портрет вороного жеребца. Адское создание встало на дыбы, оскалив чудовищную пасть, а на спине его восседала прелестная наездница. Две следующих картины - парный портрет: величественная старуха и старик в орденах, надо полагать, хозяйка дома с мужем. В углу стояло ещё несколько. Я подошёл, заглянул: зимние пейзажи, портреты, глубокий старец венчается с совсем молоденькой девушкой, копией наездницы, эскизы интерьеров, портреты той же старухи, тройка, портреты дам и кавалеров.
- Отец конюха Егора писал. - Захар вошёл бесшумно, следил за мной, не иначе.
- И где он, отец? - поддержал я беседу.
- Как вольную получил, сразу уехал со всем семейством. Барыня, как старый барин помер, всем вольную дала. А Егор остался. В город я его, дурак, с женой послал, пока не сильно горело. Надеюсь, живы.
- Давно уехал?
- Который?
- Отец.
- Тринадцать лет.
- А вы давно служите?
- Четырнадцать.
- Вы были не против решения дать всем вольную?
- Меня не спрашивали.
Я не рискнул спросить Захара, он ли довёл хозяйство до такого состояния, или оно ему таким досталось.
Снова взглянул на картины. Что-то меня обеспокоило. За невозможностью ухватить мысль, решил отложить её в сторону.
Попросил Захара провести меня на кухню. Ведь самыми полными сведениями всегда можно разжиться у кухарок.
Маланья, как оказалась, уехавшую с Егором кухарку только заменяла. Она хлопотала об обеде - запах мясных щей сводил с ума.
- Что? А... Барыня-с... В темноте сидели цельными днями. Сюда приехали? Десять лет тому... Из Астрахани, а как же, я ж няня барина Игоря, отца Женечкиного... Когда барин-то женились и в Астрахань ухали-с, так меня с собой взяли. А как холера-то... привел ко мне Женечку и говорит: меня, говорит, Маланья, вырастила и Женечку мою сбереги, верю я тебе, Маланья, и помер сам-то, и жена его померла, она хоть и родила Женечку через полгода после свадьбы, т-сс, никто не знает, чья Женечка дочка-то, а любили её барин... денег много заплатили, чтоб в марте записать рождение-то, некрещёная была у нас аж до третьего месяца... А барыня-то старая как за нами приехали, слова мне не сказали, всё сидят и плачут, кабы не Захар и не выбрались бы оттудова через кордоны-то... Захар? Нечист на руку? Не, моет, и в баню ходит. А, ворует? Как не воровать, ежели всем заправляешь, и не захочешь, а своруешь, само в руки идёт. Иван Кузьмич? Добрый барин-с, подарили мне пудру на Рождество и духи. Они тогда с барыней разругались, даже на трапезу не остались, а подарки мне отдали-с. Так выпили вино какое шибко дорогое, вот барыня и взъелись. Или в долг не дали... Но на Масленицу помирились, Захар тогда ещё много бутылей велел спрятать от них-с. Колье? Не видела-с. Не снимали-с, как есть никогда не снимали-с. И спали в ём! И ели в ём!
Баба с чего-то насупилась, на вопросы стала отвечать односложно. Поскольку щи мне она наливать не спешила, я пододвинул к себе пироги и старался поглотить их все. Внезапно на кухню ворвался Иван Кузьмич. Дядюшка приоткрыл крышку кастрюли, потянул носом поднимающийся пар, взял длинную вилку и сунул её во щи. Рот мой наполнился слюной, когда полковник достал мясо и на французский манер разрезал его ножом.
- Ты не смотри, Терентий, мне духовник разрешил. А так-то я пост блюду, - зубы у дядюшки сохранились все, и мясо исчезло мгновенно.
Я не выдержал и вышел, прихватив пару пирогов.
Ещё раз обошел дом снаружи, заглянул в библиотеку. Там сидела барышня, роняя слёзы на страницы 'Эвклидовых начал'... Пока я осматривал фолианты, пришёл Иван Кузьмич и с порога предложил помянуть сестрицу. Внучка разрыдалась, сказала, что дядюшка совсем бесчувственный, и бабушка ещё жива. В конце концов Женечка отправилась к себе отдохнуть. Дядюшка вызвался её проводить.
Я решил ещё раз поговорить с Захаром.
- Скажи, - начал я, - ничего не случилось перед тем, как барыня шторы открывать перестала? Когда точно это было?
- Сразу перед Масленицей, - буркнул приказчик.
- А кто у вас с Рождества бывал?
- Петровский, сосед наш, - начал загибать пальцы Захар, - Иван Кузьмич, батюшка Серафим с дьяконом, лекарь, модистка, француз в гувернёры просился, человек из страхового общества, урядник, сосед Ковальский с женою, мужики - договаривались пруд чистить...
Страховой агент меня насторожил.
- А что страховали?
- Барышню да жеребца нового.
- А барыню или дом? - я указал на дым за окнами.
- Давно застрахованы.
- А барышню почему раньше не страховали?
- Не приезжал никто.
Итак, бабушка страхует внучку, а потом исчезает. Если считает внучку неродной, то может попытаться... Меня передёрнуло. Как бы и правда не оказалась вампиршей. Эта старуха всё больше мне не нравилась. Надо ещё раз обойти особняк. Круглая зала представлялась мне лучшим началом пути. Картины со стен встретили меня укоризненными взглядами. Тут я заметил, что одна из дверей в женскую половину приоткрыта и за мной наблюдают. Я направился к двери. Послышались лёгкие торопливые шаги, я почти перешёл на бег, но поймать ускользающую тень не смог. Так быстро бегать могла только Женечка. Неужели это юное создание замешано в тёмных делах?
В этой части дома бывали нечасто: справа лестница вела на второй этаж, слева ступеньки уводили в подпол, а передо мной чернел проём двери. Сумрачно и дымно. Будь на моём месте кто-то иной, он искал бы вампиров и гроб. Я же замечал сдвинутые шторы, слегка примятые чехлы на мебели, след пальца на пыльной поверхности...
Шум донёсся из соседней комнаты. Я бросился на звук, отворил дверь, и встретился взглядом с удивлённым взглядом дядюшки, сидевшего за столом перед ополовиненной бутылкой и наполненной рюмкой.
- А, Терентий! - дядюшка поднял рюмку. - Присоединяйся. Захар, вишь, спрятал самое лучшее вино от меня, а я нашёл. Но ему не показываю, а то перепрячет.
Рюмки не было, но я отпил из дядюшкиной... Божественно. Ещё бы и мяса...
Поддержав беседу, я мимоходом спросил, сильно ли ворует приказчик.
- Да зачем ему, и так всё... - дядюшка запнулся, налил себе ещё вина, - ...здесь выпить может.
И тут по особняку вновь пронесся крик, не уступающий утреннему крику Маланьи.
Мы бросились на помощь.
В спальне, на кровати, откинувшись на подушки, лежала бледная и недвижная Женечка. Вокруг суетились Маланья. Обтирала мокрыми тряпками, обмахивала юбками, старалась привести в чувство. Я подошёл, наклонился, рассмотрел две ранки на шее девицы.
- Вупырь, - глаза Маланьи округлились. - Как есть вупырь. Надо за батюшкой Серафимом послать, поместье да погост святой водой кропить.
- Что? - заорал ворвавшийся за мной Иван Кузьмич. И, увидев царапины на шее Евгении чуть не сорвал голос:
- Всех порублю!
При взгляде на следы на шее барышни я испытал волчий голод. Зубы и живот свело, рот наполнился слюной.
- Маланья, - сказал я сквозь зубы, - найди ту вилку, которой Иван Кузьмич мясо из щей доставал.
Маланья выпрямилась, упёрла руки в бока и отчеканила:
- От барышни ни на шаг не отойду.
И заорала зычным голосом:
- Захар! Скорее сюда!
Кричать пришлось ещё несколько раз.
Дядюшка стал на страже рядом с Маланьей, а мы с Захаром, отправились за вилкой.
- Что вы можете сказать об Иване Кузьмиче?
- Старый. Пьёт много.
- А про Маланью?
- Говорлива, заполошна, - Захар вдруг вздохнул. - Без неё не довезли бы мы Женечку из Астрахани.
Мы нашли вилку там, где она и должна быть. На кухне. Пришлось возвращаться в спальню барышни. С вилкой наперевес. Двузубой.
- И никакого упыря, - я приложил вилку к шее Женечки. - Мадемуазель очень хотят напугать.
Это полностью ложилось на мою гипотезу о страховке. И это мне не нравилось.
- Найди каналью и проси что хочешь! - вспыхнул дядюшка.
Очнувшаяся барышня всё плакала и говорила, что зря она бабушке не верила, вампиры существуют, бабушка точно мертва, она приходила и уверяла, что всё будет хорошо, потом дедушка приходил... У него такие большие зубы... Надо проверить, лежит ли он в родовом склепе и кол забить...
Я осмотрел туалетный столик, указал на пустой флакон.
- Много выпила сегодня?
Из речи Маланьи можно было понять - половину.
Я жестом пригласил приказчика выйти и повёл в комнату бабушки.
- Вы не покажете мне страховку?
Захар молча достал бумагу.
- Это ваша подпись?
- Да.
- А почему не барыни?
- Я управляющий.
- И вы могли застраховать Евгению без ведома барыни?
- Да.
- А у Женечки есть приданое? Или имущество?
- Да.
- Большое?
- Две деревни на семьдесят три души, Маланья и семьсот рублей.
- Наследует за ней бабушка?
- Да.
- А управляете вы?
- Да.
Я вздохнул.
- Не заняться ли нам поимкой вампира? - надо же было чем-то заняться.
Мы проверили, что полковник с Маланьей охраняют барышню, и отправились исполнять мой замысел. Обошли конюшню, баню, подвал, второй этаж, снова первый... пока Захар не начал надрывно кашлять от дыма. Кружили до позднего вечера, и, отужинав холодной гречневой кашей с капустой и прочими постными блюдами разошлись на ночлег... Я решил, что в эту ночь за юную барышню можно не волноваться, Маланья он неё ни на шаг не отойдёт. И...
...проснулся от истошного визга. Это становилось дурною традицией. И в третий раз визжала Маланья. Я, Захар и Иван Кузьмич со встопорщенными усами, встретились у спальни барышни - все полуодетые.
Над лежащей Женечкой причитала Маланья.
- Погубили, вупыри проклятые, душечку нашу! - вопила она дурным голосом. - До ветру сходили. Ужо обратно идём. Я прямо следом шла, а она как упадё-ооот!
- Женечка... ж... жива? - руки и губы у дядюшки тряслись.
Захар влил немного водки в рот барышне. Та закашлялась, пришла в себя и посмотрела на нас совершенно очумевшими глазами.
- Я превращаюсь, - прошептала она.
- В русалку? - съязвил я.
- В вампира! - взвилась девушка и заплакала.
- Погодите плакать, мадемуазель, расскажите, что произошло?
- Я не отражаюсь в зеркале. Совсем. Я шла по коридору к лестнице... Вы знаете то зеркало? Возле спальни. Там... меня там не было. Стена была, а меня не было...
Захар повел меня в коридор к зеркалу. Я в нём отражался. И Захар. Плохо, правда, из-за дыма.
Приказчик пошёл проверить коридор, я же оделся и вернулся к барышне. Внучка с дядюшкой и Маланьей почти уговорили полуштоф на троих. Маланья пыталась погадать Женечке на картах.
- Эх, - вздыхал полковник, гладя барышню плечу, - Женечка моя, Женечка... душенька моя... говорил я Агаше, говорил, не пускай дочь за Игоря! Нет, говорит, не допущу, чтоб доченька моя судьбу мою повторила, пусть по любви выходит. А могла б за знатного и богатого выдать, сам адмирал Адашов к ним сватался, отказали. И вон как оно по любви-то вышло... и родителей его холера забрала, и его самого, и дочку Агашину, никого-то у Женечки не осталось, кроме нас.
- Так Евгения, - опешил я, - не дочь сына? Она же Шубина?
- Шубина, - кивнул старик. - Родич он наш был, Шубин. Архиерейское разрешение на брак получали.
Все мои теории рушились. Бабушка никогда не причинит вреда ребёнку своей дочери... Но найти старуху всё же следовало.
- Погодите, - я отобрал у Маланьи карты, видя, что та вот-вот завоет над раскладом, - я покажу вам, как гадают в Париже.
Привычно перетасовал колоду, вытащил карту.
- Вы, мадемуазель, бубновая дама.
- Трефовая, - выдохнула Женечка.
- Нет, трефовой вы станете лет через десять. Вот, - рядом с дамой лёг бубновый король, - о вас грезит мужчина, о, следом туз - вас ждёт сватовство...
Женечка затаила дыхание, глаза её заблестели.
- Так, дама пик противится этому браку, почему? Тяните карту, девятка треф... нет, эта дама не любит вашего жениха, у неё иной интерес, тяните... двойка, нет, этот интерес и не деньги, смотрим дальше, - я швырнул на стол джокера в красном трико и колпаке с бубенчиками, - вмешается посторонняя сила, тяните, хм, перетасуем, опять джокер. Боюсь, мадемуазель, всё будет зависеть от вас. А мне пора.
Женечка смотрела на меня едва не с восторгом - даже синего чулка можно утешить сказками про выдуманного жениха и сватовство.
- Подождите, - выдохнула она, - а бабушка жива?
Я вытащил первую попавшуюся карту красной масти.
- Жива, - показал карту барышне. - Возможно, у неё нервное расстройство, светобоязнь.
И поперхнулся. Как я не подумал, что старуха могла сойти с ума?
Поскорее вышел, оставив мадемуазель грезить о женихе.
Начнём всё сначала. О сумасшествии подумаем позже, Маланья в случае чего и бабушке горло перегрызёт за Женечку. Пусть барыня не вредила внучке, а спасала её. От кого? Только приказчик мог быть угрозой. Он собирался убить внучку из-за страховки? Бабушка догадалась. Воспользовалась приездом гостей и разыграла свою смерть. Но почему она полгода изображала вампиршу? Захар угрожал ей. Но она нужна была ему живой, чтоб получить страховку за внучку? Иван Кузьмич ему мешал, приказчик рассорил его с троюродной сестрой, нет, с сестрой они поссорились раньше, перед Рождеством. Но дядюшку можно обезвредить хорошей бутылкой вина, ладно, тремя. Такой, как Захар, убьёт, и глазом не моргнёт. А сети расставить сможет? Почему до сих пор не убил? Может, дело в деньгах, которые он украл, и внучкой шантажировал? В чём ему мог помешать пожар? Или помочь? В горящих болотах легко скрыть труп, но и самому потом не выбраться. Но он впустил нас с Прохором. А мог и убить... кто там будет искать на болотах. И колье... Если приказчик взял, зачем обратил внимание? Прохор прихватил? А ведь и на меня, небось, думает...
До позднего вечера по усадьбе разносились топот и крики. Это Женечка в сопровождении Маланьи, Захара и Ивана Кузьмича искала и кликала бабушку. В результате все опять остались без горячего ужина.
Утром следующего дня я зашёл на кухню. Маланья пекла хлеб, Женечка рядом чертила пальцем по муке вензель ЕИ. Маланья всё норовила продемонстрировать мне надушенные подаренными духами обширные перси. Будь она помоложе... Ох уж эти бабы, ох уж эти запахи... О! Запахи...
После горячего завтрака я пригласил приказчика и полковника продолжить поиски ле труа, дабы отдохнуть от воплей барышни. Мы вновь собрались в круглой зале.
Дядюшка одобрительно крякнул и перекрестил нас.
- Глянь, и сестрица моя на вороном глядит одобрительно, - прищурился он.
- Так это она на жеребце? - удивился я.
- Да. Хороша была Агаша. А портрет свой свадебный сняла, в углу пылится, и память мужа не пожалела. И Скомороха продала. Ну хоть родителей мужа уважила, оставила.
Вот оно! Скоморох, джокер, сбруя и запах! Я знаю, что оставило следы на пепле и чем пахло. И мотив барыни я понял. И куда колье делось. Неверные предпосылки привели меня к неверным выводам, но уже можно выстроить истинную картину произошедшего.
- Пора заканчивать, - сказал я и как можно громче и требовательней попросил Захара собрать всех в библиотеке. Там мои откровения и разоблачения будут наиболее эффектны. Сомнений, что меня услышит тот, для кого я драл горло, быть не могло. Да и сообщник первым делом побежит донести новость.
Пока суд да дело я ещё раз навестил Прохора. С похмелья он был хмур и неразговорчив. Нос его стал ещё синее. Выслушав слова благодарности, лишь кивнул. Я, было, заподозрил, что он уже раскаивается, что вывез меня, и прочитал ему целую проповедь о спасении души, а также о награде за благородные дела не только в загробной жизни, но и в этой, и что благополучно выбраться отсюда ему могут помочь только доброе дело, пост и молитва И про девятую заповедь не забыл. В конце моей речи ямщик расцвел в улыбке и искренне благодарил за наставления на путь истинный.
Осталось переговорить с Маланьей наедине, что я и сделал.
Когда все собрались, я оценил напряжённые лица присутствующих и приступил к заключительной сцене:
- Я обещал вам, мадемуазель Евгения, разобраться с происшествием и найти вашу бабушку. Извольте. Захар, вы позвали барыню? Где она?
Захар замялся. Женечка подошла к нему и заглянула в глаза. Приказчик помедлил, вышел и вернулся с Агафьей Тихоновной. Сохранить невозмутимый вид при виде этой женщины стоило мне огромных усилий. В свои слегка за сорок была она пусть и не так свежа, как на картине, но всё же крайне обольстительна. И знала это.
Женечка бросилась на шею бабушке, дядюшка по привычке стал искать бутылку, чтоб отпраздновать событие, приказчик отвернулся... Маланья застыла с открытым ртом. В её картине мира барыня уже пребывала в раю или бродила вокруг особняка, жажда её, Маланьи, крови.
Я продолжил:
- Расскажу уважаемой публике каким путём шла моя мысль. Давайте сразу договоримся, что вампиры, упыри, вурдалаки к данному делу причастности не имеют. Что же мы видели в комнате Агафьи Тихоновны? Понятно, что горел не человек. Я подошёл к окну и увидел идеально ровную дорожку. Если бы кого-то насильно уводили или волокли через двор, гравий обязательно был бы потревожен. Однако окно открывали. Об этом говорил след. Вероятно, в него занесли опавшие листья. Мы можем смело предположить, что кто-то сымитировал возгорание. Это мог сделать только обитатель дома. Не найдя явных следов борьбы, я ещё раз пришёл к выводу, что всё это инсценировка. Зачем она понадобилась - разглашать не в моей компетенции. В мою задачу входило найти Агафью Тихоновну, и я её выполнил.
- А остальное? Почему я не отражалась в зеркале? Зачем бабушка пряталась? - возмущению Женечки не было предела.
- Если Агафья Тихоновна позволит, - я отвесил очень низкий поклон, ощутив как в голосе против воли прорезаются бархатистые нотки. Захар убьёт меня...
- Только нам, - расстроенно произнесла Агафья Тихоновна. И требовательно взглянула на Маланью и Ивана Кузьмича. Те не тронулись с места.
Захар подошёл к ним, развернул Маланью и вытолкал за дверь, после чего жестом пригласил Ивана Кузьмича последовать за ней. Через минуту этого безмолвного поединка полковник сдался и вышел.
- С зеркалом всё просто,- начал я, едва приказчик закрыл за собой дверь и встал на страже внутри комнаты. - В дымном коридоре повесили раму без зеркала, такую же или очень похожую. Меня же Захар привёл к другому зеркалу, ведь я человек новый и с расположением зеркал не знаком. Пока все бегали, старое зеркало вернули на место.
Приказчик никак не отреагировал на мои слова.
- Теперь по порядку. Уяснив, что ни смерти, ни похищения не было, я заподозрил аферу со страховкой. Но... пропустим все ложные мысли. Если бы не картина свадьбы Агафьи Тихоновны, я бы так и не догадался. Есть факты. Факт первый: Агафья Тихоновна не желала дочери своей судьбы. Будет ли слишком смелым сделать вывод, что и внучке она не пожелает быть венчаной со стариком? Факт второй: Можно предположить, что блажь с вампирами началась после какого-то события. Давайте мысленно свяжем эти факты. Что могло так сильно повлиять на вас, несравненная Агафья Тихоновна, что вы решились на такое? Очевидно, к Женечке кто-то посватался. Причём кто-то, кого Агафья Тихоновна никак не желала в женихи внучке. В силу не первой молодости. Но и отказать не могла.
- Могла, - голос барыни был твёрд. - И отказала. Мало того, я отказала ему от дома. Выгнала взашей перед самым Рождеством. Но он за два месяца скупил все наши векселя и заявился перед Масленицей с предложением мира, которого я не могла принять, но не могла и отринуть. Потому что... кроме векселей были ещё... некие компрометирующие меня обстоятельства... он угрожал раскрыть их... это могло навредить Женечке.
Женечка нахмурилась, что-то подсчитывая.
- И тогда, - продолжил я, - был разработан план, как не допустить замужества, несмотря на рычаги влияния жениха: Агафья Тихоновна мистическим образом исчезает, на теле внучки находят следы укуса, она не отражается в зеркале и вот уже обеим надо ехать на воды, а там уж молодые красавцы вскружат мадемуазель голову, тем более, что поправлять здоровье можно долго. До самой свадьбы внучки. Что вы планировали потом? Продать имение и скрыться?
- Не знаю, - погрустнела Агафья Тихоновна. - Имея год в запасе можно было что-то придумать... Еле уговорила этого отвратительного сластолюбца подождать до сентября. Я видеть не могла его в своем доме! И не могла выгнать! Пришлось запираться в комнате... Женечка, мы с Захаром всего лишь хотели уберечь тебя от Ивана Кузьмича.
Женечка вскочила, побледнела как полотно и затряслась.
- Бабушка! - голос её срывался. - Как вы могли! Как вы могли?! Мы любим друг друга! Я так долго его ждала!
Барышня в слезах упала на стул.
Захар беззвучно шевельнул губами и закрыл лицо ладонью.
- Ты не представляешь, каково это - жить со стариком... - Агафья Тихоновна грустно взглянула на внучку.
- Я люблю его! - Женечка вновь вскочила. - Вы всю жизнь обещали мне, что я выйду замуж по любви! Я верила вам, а вы лгали мне! Вы врали мне всю жизнь! Он Париж брал, он под Бородино ранен, он герой! Он геометрии и фортификации меня учит! А вы... вы... Я выйду только за Ивана Кузьмича. Или уйду в монастырь. Я люблю только его и никогда не выйду замуж за другого!
- Деточка, - Агафья Тихоновна протянула к внучке руку, - ну какая же это любовь? Любовь это...
- Что - это? - оттолкнула бабушку Женечка. - Ваш с Захаром блуд это любовь? Это ужасно! Это против заповедей Божиих! Любовь это семья! Она должна быть освящена церковью!
Захар убрал ладонь от лица и с интересом воззрился на Женечку.
- Всё не так плохо, - сказал я. - Ведь под компрометирующими обстоятельствами Агафья Тихоновна имела в виду свое венчание с Захаром. Иначе зачем вы дали вольную всем крепостным? Не потому ли, что мещанка не имеет права ими владеть?
Женечка задохнулась.
- Мещанка?! Это правда? Бабушка, это правда?! Этого не может быть!
- Может, - кивнул приказчик.
- Как вы могли? - Женечка подбежала к Захару и принялась колотить его по груди. - Как ты мог так нас опозорить? Я любила тебя как родного, а ты!.. Такой мезальянс! Чем тебе плохо было просто жить вместе? Стыд какой! Иван Кузьмич теперь не захочет на мне жениться!
Оттолкнула приказчика от двери и бросилась прочь.
Нам вдвоём удалось успокоить потрясенную барыню. Не последнюю роль в этом сыграли найденное колье, шкалик водки и венский шницель - вопреки посту. Колье отдал Захару я, попросив ничего не спрашивать, и что-нибудь придумать, потому что иногда так бывает правильно.
- Да, - понял меня приказчик, - мы Маланье тоже жизнью обязаны. Но я б его не выпустил, пока не отдаст. Где он хоть его прятал? Я аж во все печи заглянул.
Я пожал плечами. Пусть думает на Прохора. Мы с ним уедем, а тому, кто взял колье, здесь жить.
***
Прошло три недели. Зарядили дожди, и пожары постепенно сошли на нет. Вернулись кухарка с мужем. За это время я не торопясь отыграл у Ивана Кузьмича все векселя. Их я бросил в горящую печь на глазах Захара и Агафьи Тихоновны, обменяв тем самым на прекрасные рекомендации с упоминанием моих заслуг в поисках бесценного колье и множестве услуг сыскного характера. В усадьбе готовились к свадьбе. Мне предлагали остаться, но, помня о волнениях матушки, я решил ехать. Прохору досталась старая двуколка с барского плеча. На ней мы и продолжили путь.
А колье... Всё просто. Вспомнив колпак джокера с бубенчиками, я понял, от чего мог получиться такой след на пепле. Это след бубенца, который обронил Прохор. Если любезный читатель не забыл, ямщик, спасаясь от огня, содрал со сбруи малиновый звон. Рассовал в карманы и за пазуху. Блуждая спьяну по усадьбе, он рано утром забрел к барыне, ища чем бы опохмелиться. Там увидел в кучке пепла колье и, не удержавшись от соблазна, нагнулся и взял его. Тогда-то и выпал бубенец, оставивший след. Прохор его подобрал, но в дверях столкнулся с Маланьей. Увидев "реликвию" в руках Прохора, она расцарапала ямщику лицо, укусила за нос и тем отвоевала драгоценность. Прохор ретировался в окно. Отсюда сизый нос, расцарапанное лицо и запах духов Маланьи на нём. Баба же, думая, что барыня сгорела, колье припрятала, чтоб Захар не прикарманил. Сберегала реликвию для Женечки. Вот и всё.
Дядюшка, помнится, прощаясь со мной, всё восхищался, как мне везло в карты. Я не стал омрачать его счастье и не рассказал, что в Париже у меня было отнюдь не сыскное агентство, а служба шулером в игорном доме.
Так, любезный читатель, я мог бы закончить свой рассказ.