Ад-6-2: Харон не может умереть
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
- Я умер здесь. - Он проходит несколько шагов, поворачивается в сторону заходящего солнца и продолжает:
- Ровно неделю назад. На закате. Символично. Я умер, а моё мёртвое тело перевалилось через парапет и упало в воды Стикса...
Я подхожу и смотрю вниз. Весь замок по периметру огибает ров c чёрной водой, метров сто шириной, аккуратно разделённый каменными дорожками на семь потоков. Молча качаю головой и закрываю на секунду глаза. Так, чтобы он не заметил...
Я - Мун-Шэ, один из лучших сыщиков-эмпатов и мнемоников. Смертный. Он - Крокон Занатос. Владелец корпорации "Ахерон", подмявшей под себя рынок похоронных и ритуальных услуг в этой части континента. Один из бессмертных, бессов, обитающих в своих неприступных замках, презрительно сплёвывающих на нас, пыль под ногами "новых богов". Новые боги... Как они все мне дороги...
- Что вы делали здесь в это время? - спрашиваю вежливо, стараясь не смотреть ему в глаза.
Он чуть медлит, потом отвечает:
- Закатная стена. Это - закатная стена. Я люблю... - Крокон запинается на секунду, потом продолжает, - ...любил сюда приходить в это время. Время, когда заходящее солнце наливается кровью, и на него ещё чуть больно смотреть. Но это самое лучшее время для размышлений.
Молча киваю и поворачиваюсь к замку. Замок "Стикс". Громада чёрного камня, пронизанная красными прожилками рубеллита. Аккуратные дорожки двора пылают огнём в лучах заходящего солнца. Тьма и пламя... Несколько чёрных воронов сидят на выступах стены, наблюдая за нами. Оценивающе, недобро...
- О чём задумались, мистер Мун-Шэ? - спрашивает Крокон.
- Аид, - делаю жест рукой, охватывая картину передо мной, - у вас настоящее царство Аида, господин Занатос.
Крокон чуть усмехается:
- Нет. Это - моё царство. А я не настолько высокомерен, чтобы называться Аидом. Я - Харон, мистер Мун-Шэ. Всего лишь скромный Харон. Перевозчик душ, берущий свою плату со смертных. Называйте меня именно так. И без всяких господинов. - Он улыбается одними губами, глаза... каменные шпили теряются в тумане... тёмная муть обволакивает сердце, обжигает яростно... раскалённый клинок в кузнечной печи... деревянное весло в тёмной воде...
Мотаю головой, стряхивая видение. Он не шутит. Бесс, не считающий себя богом, а лишь прислужником богов. Гордыня - главный из грехов.
- Зачем я вам, госп.., - запинаюсь на полуслове, - ...Харон?
- Репутация. У вас безупречная репутация, мистер Мун-Шэ. Вам невозможно соврать. Я хочу знать, какая из жён убила меня?
Конечно, что же ещё? Мысленно проклинаю всё на свете, но говорю другое:
- Вас неверно информировали. Я чувствую ложь. Обычно. Но вы - бессмертные. Тут всё непросто.
- Меня устраивает, - отрезает он, - найдите её. Отказ я не приму.
- Хорошо, - согласно киваю головой, - а сколько у вас жён?
- Три, - отвечает он, - Елена, Лидия и Майя. Они сёстры. Близнецы... три раскалённых иглы входят в сердце, железный обруч сжимает грудь, не давая вдохнуть... ярость, злость, обида, попранная любовь... мутный поток горечи...
- Зачем вам это? - спрашиваю я. - По закону бессов, это даже не убийство...
Харон успокаивается, смотрит на меня:
- Я расскажу тебе одну байку, эмпат. Жил когда-то богатый купец. Однажды на большом рынке в Афинах он увидел огромного ворона, что пристально разглядывал его. И понял он, что ворон - это Вестник Смерти. Бледный и дрожащий купец бежал с рынка, продал имущество, собрал свою семью и отправился в дальний путь по морю - к городу Родос. Он был уверен, что уж там-то Вестник не отыщет его. Когда же, наконец, купец достиг Родоса, он увидел на крыше портового склада огромного ворона. Купец так испугался, что забыл смотреть под ноги, оступился и сломал себе шею.
Он замолкает, выжидающе смотрит на меня.
- И что? - несмело спрашиваю я.
- Ты не понял, эмпат, - качает головой Харон, - смерть нельзя обмануть. Я слишком часто видел её, в различных обличьях. Мы, бессмертные, лишь пытаемся, в невежестве и гордыне. Ответь мне на вопрос: я - это всё ещё я? Или я умер здесь, неделю назад, на закате? И в этом новом теле лишь бездушный призрак прошлого Крокона, считающий себя Хароном?
- Даже если в репликанта загрузить вашу энграмму, то он - всего лишь кусок мяса, пока вы не умрёте, и обученный мистик-эмпат не совершит ритуал и призовёт вашу душу, чтобы оживить его.
- Знаю, - отвечает нетерпеливо, - так нам говорят. Но ты не понял, эмпат...
Харон замолкает. Молчу и я.
- Ладно, - наконец говорит он, - всё это пустое. Я хочу наказать жену, убившую меня. Хотя бы за то, что потерял два месяца своей жизни.
- Два? - переспрашиваю удивлённо, - так долго... Как часто вы снимаете энграмму, Харон?
- Раз в месяц. Слишком дорого... - он закрывает глаза, потом продолжает. - Последняя энграмма исчезла. Я не знаю, почему. Не успел выяснить.
Шершавый язык по обнажённой ране... Ложь? Нет, скорее полуправда...
- А почему не сработал имплант аварийного режима? Посмертная запись, пока не умер мозг.
Он поворачивается ко мне спиной, бросает через плечо:
- Хороший вопрос, эмпат. Пойдём, я покажу...
Электронный замок мягко щёлкает и дверь бесшумно отъезжает в сторону. Заходим. Большая комната, примерно семь на десять. Оружейная. Несколько железных шкафов, оружейные стойки "под старину", стол для изготовления патронов вручную. Стены увешаны орудиями смерти. От мечей и палиц, до ружей и винтовок различной степени старины. Почти посередине комнаты, на постаменте, - горизонтальный шкаф-витрина. Не вижу, что там. В длинной стене, напротив входной двери - три больших окна. Харон подходит к среднему, открывает, манит меня пальцем к себе: - Смотри, эмпат.
Подхожу. Прямо впереди, метрах в тридцати - закатная стена, где мы только что были. Зубцы парапета ещё сверкают в лучах заходящего солнца, а низ тонет во тьме с алыми проблесками рубеллита.
- Она стреляла прямо отсюда, - говорит Харон.
Отворачивается, идёт к шкафу-витрине, открывает и достаёт то, что внутри. Чёрный, вороненный ствол метровой длины, резное ложе и приклад, покрытый золотой вязью узоров, трубка-прицел во всю длину ствола. Пальцы Харона нежно гладят затвор оружия.
- Нюкта, Несущая Покой, - говорит он, - изготовлена полтора века назад. По заказу Уиттинга, самого безбашенного охотника на крупную дичь. Разрывные пули, один патрон в патроннике, никакой оптики. Самое честное оружие. Один выстрел - смерть. Но нужно попасть. Времени на второй выстрел может не хватить.
Он достает патрон из витрины, заряжает, подходит к окну, поднимает ружьё, целится. Жду выстрела, но его нет. Харон опускает оружие, поворачивается ко мне:
- Отсюда хорошему стрелку попасть - раз плюнуть. Теперь ты понимаешь, эмпат? Она выстрелила из неё. Прямо мне голову, и моя голова вместе с мозгом разлетелись на тысячу кровавых ошмётков.
Согласно киваю, спрашиваю:
- Ваши жёны - хорошие стрелки?
- Отличные, - отвечает он, - я сам их учил. Мы очень любим охотиться. - Его пальцы поглаживают резное ложе. - Но "Нюкта" - только моя девочка. Я никому не позволял стрелять из неё, кроме себя.
- Вы уверены, что вас убили из этого оружия?
- Окно было открыто, а "Нюкта" валялась под окном. Она выстрелила и бросила её, - с какой-то потаённой злостью отвечает Харон. - Я проверил память электронного замка. Кто-то зашёл сюда, пока я стоял там, - он махает рукой за окно, - а потом вышел. После моей смерти.
- Как скажете, - покорно соглашаюсь я, потом добавляю, - но я должен убедиться. Снять остатки эмпатических эманаций. Мне нужно выстрелить из неё.
Харон несколько секунд смотрит на меня. Пристально... Изучающе... чёрный ворон на развалинах крепостной стены... языки пламени лижут почерневшие стены хижины... ночная тьма окутывает место пожара... сияние волчьих глаз в отблесках огня... сделай шаг в сторону, и мгла скроет тебя с головой... Протягивает оружие мне:
- Хорошо, эмпат. Стреляй. Только держи крепче.
Она тяжела... воронёная сталь ствола словно мерцает, предвкушая кровавую добычу... медленно подхожу к окну, поднимаю винтовку, целюсь в острие зубца на крепостной стене... оттягивает руки, отблески заката отражаются от внутренней стенки прицельной трубки, чуть больно глазам... но можно терпеть... тёмный силуэт на фоне заходящего солнца... дыхание замирает... палец на спусковом крючке... жму... он поддаётся... мягко, словно...
Звук выстрела оглушает, "Нюкта" вырывается из рук, больно бьёт по пальцам, выворачивает плечо. Отдаю оружие, поднимаю взгляд на Харона:
- Что это было? - Мой голос немного дрожит.
- Я же предупреждал, - чуть усмехается Харон, - а ты сильный, эмпат. Молодец.
Вдыхаю поглубже, успокаиваюсь. Потом говорю:
- Вы были правы, Харон. Вас застрелили из неё.
Он кивает удовлетворённо:
- Я не сомневался. Пойдём, эмпат. Выпьем.
- Держи, эмпат. - Харон подходит к бару, наливает виски в два стакана. Один протягивает мне.
Беру стакан, делаю глоток. Виски приятно обжигает горло, тёплой дорожкой буравит путь вниз, в желудок. Настоящее. Давно не пил настоящего виски.
Харон суёт руку в карман, достаёт инфочип, кладёт на стол перед собой.
- Я смог восстановить только небольшой кусок видеозаписи за тот день, - говорит он, - они уничтожили записывающий кристалл. Расколотили на куски. - Вставляет инфочип в считыватель. - Смотри, эмпат. Это любопытно...
"Большая комната, мебель "под старину", рассеянный свет невидимых светильников. Стены увешаны картинами в тяжёлых старинных рамах. Могу разобрать лишь одну, ту, что ближе. Тейс. "Время и Мойры". Почти посередине - круглый стол. И четыре фигуры за ним. Одна, та, что ближе, лицом ко мне, - Харон. Здесь он почти старик, с благородной проседью в волосах, но его ещё можно узнать. Сидит согнувшись, устало, обречённо. Три остальные... Они одинаково чёрные - платья, перчатки, вуали, закрывающие лица. Волосы цвета воронова крыла уложены в одинаковые причёски..."
- Это ваши жёны, Харон? - спрашиваю я.
- Да, - шипит он мне в ухо, - мои Мойры. Решают мою судьбу. До моей смерти несколько минут, эмпат.
- А они всегда одеваются так... - пытаюсь подобрать слово поделикатнее, - ...похоже?
- Никогда, - качает головой он, - лишь однажды я видел такое. На похоронах их отца.
- На похоронах? - удивленно переспрашиваю. - Разве их отец не...
- Он был смертным, - перебивает Харон, - я не смог купить ему бессмертие. Был недостаточно богат.
Шершавый язык по обнажённой ране... ворочается, царапает, саднит... Полуправда? Опять?
- Интересно, кого они хоронят сейчас? - буркаю еле слышно. Он не реагирует...
"Волосы цвета воронова крыла уложены в одинаковые причёски. Вот Харон поднимается, уходит. Медленно, неторопливо. Чёрные фигуры сидят не двигаясь. Ждут. Потом легко, почти незаметно кивают друг другу. Одна из фигур встаёт, идёт к той же двери, уходит..."
- Смотри, эмпат, смотри - это произойдёт сейчас, - он вновь шипит мне в ухо.
"Одна из фигур встаёт, идёт к той же двери, уходит... Проходит минута, две, три... Вдруг, две оставшиеся резко вскидывают руки, закрывают ладонями лица, вскакивают из-за стола, выбегают... Дальше нет ничего"
- В тот миг я умер, - Харон стучит пальцем по таймеру на записи.
- Что они делали? - спрашиваю я.- Плакали? Им было больно?
- Скорбели, эмпат. Скорбели по мне. Это были мои похороны. Для них я стал мёртв.
- Что-то не сходится, Харон, - замечаю деликатно, - вы вернулись. И они знали, что вы вернётесь. Очень похоже, что это сговор. Неважно, кто выстрелил. Возможно, наказывать придётся всех троих.
Он буркает угрюмо:
- Нет. Мои жёны - проклятые Мойры, но накажу я только Атропос. Ту, что нажала на курок. - Молчит минуту, потом продолжает. - Если бы не эти наряды, ты был бы мне не нужен, эмпат.
- Почему? - спрашиваю чуть удивлённо.
- Потому что, я бы узнал, - отвечает зло, снисходительно, - они не одинаковые куклы. Лидия - первоклассный нейрохирург, у неё сверхчувствительная оптика и титановые усилители рук, у Майи после болезни глаза не переносили яркого света, а Елена... Увидишь сам, эмпат.
Елена
Она прекрасна. Нечто струящееся и воздушное обволакивает идеальную фигуру, алебастровая кожа, чёрные, как смоль волосы распущены, лицо... Красота, что поражает в самое сердце, заставляет делать глупости мальчишек и стариков.
- Вы хотели допросить меня, мистер Мун-Шэ? - её голос чуть хрипловат, еле заметные нотки усталости проскальзывают в нём.
Присматриваюсь внимательно. Худоба, чуть больше, чем нужно, просвечивающаяся кожа, обнажающая каждую синюю жилку... Но главное - глаза. Её глаза блестят неживым, еле видные шрамики в уголках, красная припухлость вокруг.
- Вы выглядите несколько... - чуть запинаюсь в нерешительности, - ...истощённой.
- Неужели? - Она подходит и проводит длинными, хрупкими пальцами по моей щеке... тёплый ветерок по обнажённой коже... ласкает... слегка треплет волосы...
- Но вы всё равно восхищаетесь мной, мистер Мун-Шэ, - говорит она чуть насмешливо, глядя мне прямо в глаза - но вы правы. Последние полгода я слишком много работала и мало отдыхала. Пару недель восстановительной терапии приведут меня в норму.
Она с заметным усилием отодвигает удобный стул от стола, кивает:
- Присаживайтесь, мистер Мун-Шэ.
Я сажусь, смотрю на неё, тяну задумчиво:
- Вы тоже...
- Что тоже, мистер Мун-Шэ? - спрашивает она.
- Как Лидия. Поставили себе искусственные глаза. Совсем недавно, не больше пяти дней. Только зачем?
Она смотрит на меня остро, изучающе, потом отвечает:
- Время обновления, мистер Мун-Шэ. Возможно, мне захотелось перемен. Или я, наконец, позволила Лидии себя уговорить... открытая книга на столе... нескольких страниц не хватает... вырваны... хлопья чёрного пепла вокруг...
Она не хочет говорить чего-то, очень важного для неё. Киваю в притворном согласии:
- Вы знаете, Елена, - это символично. Символично и странно.
- Что, мистер Мун-Шэ?
- Ваш муж называет вас Мойрами. А по некоторым мифам у Мойр был один общий глаз на троих. А теперь настоящие глаза остались лишь у Майи.
- Эти мифы ошибаются, мистер Мун-Шэ. Мойры никогда не были слепыми... два солнца в безоблачном небе... согревают... ласково... любя... её... но не меня... жгут... это не её чувства... откуда?.. неужели сёстры?.. они же близнецы... но какая яркая и сильная связь...
- Наверное, вам лучше знать, - качаю головой я.
- Вы слишком мнительны, мистер Мун-Шэ. Оптика мне нужна по работе, для лучшего сопряжения с машиной.
- Вы - художник? - Я разглядываю эскизы, которыми увешаны стены её мастерской.
- И это тоже. - Она подходит и садится за пульт виртмашины, стоящей в углу. - Я - дизайнер виртуальных реальностей.
Она кладёт руки на пульт, замирает на мгновение, играет. Огненное жерло вулкана разверзается под моими ногами, его сменяет луг, усыпанный синими бутонами странных цветов, джунгли, огромная тварь, вся из когтей и зубов приближается ко мне, раззявливая мерзкую пасть...
- Что такое реальность, мистер Мун-Шэ? - спрашивает она.
- Реальность - это то, что одна из вас убила собственного мужа, - отвечаю спокойно, не обращая внимания на непотребство вокруг, - это стреляли вы, Елена?.. глухая стена впереди... ядовитый плющ цепляется за трещинки в кирпиче... ни дуновения ветерка...
- Убила? Разве? Вот так, мистер Мун-Шэ? - насмешливо спрашивает она.
Уходящее солнце бьёт мне в спину. Закатная стена под ногами. Чёрная фигура в открытом окне. На её плече - чёрный ворон. Она поднимает винтовку, целиться мне между глаз, стреляет. Невольно отшатываюсь и... всё пропадает.
Она сидит, закрыв глаза. Потом говорит:
- Я люблю своего мужа... черный замок тонет в утреннем тумане... четыре волка... нет, один огромный чёрный волк и три белых волчицы... утренняя роса приятно холодит подушечки лап... прохладный ветер колышет бутоны полевых цветов... теребит гладь лесного озера... потное тело на жарких простынях... сильные руки ласкают обнажённое тело.... тройной оргазм... я люблю... мы любим...
- Верю, - хрипло отвечаю я, - но это не ответ.
- Разве? - спрашивает она. - Идите, мистер Мун-Шэ. Я устала...
- Почему вы так уверены, что выстрелила одна из жён? - спрашиваю нейтрально - В замке нет других людей?
- Есть несколько приходящих слуг, - отвечает Харон, - но в тот вечер их не было. Я проверил. Очень тщательно проверил. Кроме нас четверых не было никого. Снаружи пробраться невозможно. Замок тщательно охраняется и максимально автоматизирован. Всем хозяйством заправляет Майя. К тому же, войти в оружейную мог только я и мои благоверные.
Он садится напротив:
- К чему эти вопросы, эмпат?
- Мотивы, - задумчиво говорю я, - меня волнуют мотивы. Среди смертных всё проще. Они не возрождаются. Обычно мотивом убийства являются деньги. Доля в бизнесе, наследство... Кстати, у вас есть дети, Харон?.. мутная горечь сочится по каплям... медленно, маслянисто... стекает в грязную лужу у ног...
- Нет, - угрюмо отвечает он, - не задавай опасных вопросов. И оставь в покое деньги и мой бизнес. Чем я занимался, по-твоему, с тех пор как вернулся, эмпат? Дело не в деньгах.
- Тогда что? - спрашиваю резко, зло. - Вам разнесли башку, Харон, для того чтобы вы забыли последние два месяца. Если не деньги, то что? Ревность, месть? Или есть что-то, что вы не должны помнить? Или сами хотели забыть...
Он пристально смотрит на меня... оскаленная волчья пасть... языки пламени... разгораясь всё ярче... огненная ярость сжимает горло... душит... дуновение ветра... туман... приходит... убаюкивает... разжимает тиски...
- Меня больше волнует кто, чем почему, эмпат, - сквозь зубы шипит он, - займись тем, за что я тебе плачу. Допроси каждую. Без меня, если так будет лучше. Ты же чувствуешь ложь.
- Думаете, можно спросить напрямик: "это выстрелила ты?" и всё будет ясно? Это так не работает, Харон. - Я устало прикрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. - Они будут готовы к такому вопросу. Я не уверен, что они вообще будут говорить со мной.
- Будут, - резко отрезает он, - иначе...
Он встаёт, собираясь уйти.
- Мне нужно право говорить от вашего имени, Харон, - твёрдо говорю я. - Иначе, всё бесполезно.
Он пристально смотрит, потом снимает перстень с пальца, кидает мне. Перстень тяжёл, вместо камня тускло поблёскивает кристалл идентификационного чипа.
- Хорошо, бери, эмпат. Но помни: я дал тебе Право. И если ты не справишься, то я уничтожу тебя.
Майя
Длинные пальцы ловко перебирают нити пряжи, берут ножницы, отрезают нужное. Покой и уют разливаются вокруг. Она поворачивается ко мне. Глаза закрыты чёрными очками. Ну да, она не переносит яркого света...
- Расскажите мне про ту видеозапись, - начинаю разговор. - Муж наверняка показывал вам её. Почему вы все были в чёрном?
- А для чего любящие жёны одеваются в чёрное, мистер Мун-Шэ? Чтобы скорбеть по мужу.
- Но вы ведь знали, что он вернётся. Или?..
Она не отвечает, отворачивается, вновь начинает перебирать пряжу. Жду минуту, потом спрашиваю:
- Муж говорил, что вы управляете всем хозяйством здесь.
- Да. Я Хранительница этого замка, мистер Мун-Шэ.
- И вам не скучно здесь? Сёстры работают, муж занят бизнесом, вы наверняка часто остаётесь одна, детей у вас нет... чёрная, жирная земля бьёт, вышибая дух... огонь лижет горелые остовы деревьев... отступает... два зелёных ростка тянутся ввысь... навстречу свету...
Замолкаю поражённо, потом робко спрашиваю:
- Вы беременны, Майя?
Она поднимает взгляд, долго смотрит, молчит.
- Вы беременны, Майя, - уже утвердительно говорю я, - беременны от мужа. Примерно месяц. И вы не сказали ему? Почему?
- Это чудо, мистер Мун-Шэ, - наконец отвечает она, - а чудо легко спугнуть. Я уже сказала один раз тогда, до его смерти, но это ничего не изменило. Теперь я скажу, когда буду готова, когда буду уверена, что ничего плохого уже не случится. Так что молчите и вы. Он должен узнать об этом от меня.
- А сёстры знают? - спрашиваю и тут же поправляюсь. - Ну, конечно, знают. Вы же связаны... Расскажите о своём отце. Вы любили его?.. ласковые речные волны нежно гладят берег песчаного пляжа... три девочки... как три капли воды... седой старик рассказывает, энергично жестикулируя... слушают... завороженно... привкус шоколадных конфет на губах... сухая ладонь нежно теребит волосы... "вы - мои тыковки"... больничный коридор и тусклый свет ламп... "время - беспощадный палач"... умирающий старик на операционном столе... солёный вкус на губах... "не плачь, тыковка, человек не может жить вечно"... стая воронья на обломках мраморных колон.... скорбный свет трёх солнц через прорехи в крыше...
- Да, - глухо отвечает она, - кроме мужа, отец был самым важным человеком в нашей жизни. Мы рано лишились матери.
- Харон сказал, что не смог купить ему бессмертие, потому что был недостаточно богат.
- Недостаточно богат... - горько шепчет она, - он обманул тебя, эмпат. Отец отказался.
Коммуникатор пищит недовольно, миловидное личико на экране, голос сухой и будничный:
- Корпорация "Бессмертие", оператор четырнадцать двадцать один. Слушаю вас.
- Мне нужна информация. Клиент - Крокон Занатос. Я говорю от его имени. - Перстень мягко скользит в приёмное окно идентификатора.
- Право подтверждено, - кивает головой четырнадцать двадцать один, - слушаю вас.
- Мой клиент недавно погиб. Последняя энграмма оказалась двухмесячной давности. Мне хотелось бы знать - почему?
- Ждите, уточняю.... Вот нашла. Клиент не явился на снятие очередной энграммы. Согласно протоколу, мы попытались с ним связаться, но клиент не пожелал объяснить своё решение. Соответствующие уведомления были высланы ему и ближайшим родственникам. Мы были готовы предоставить запись на любой другой день, но клиент не пожелал явиться и тогда, вплоть до своей временной смерти. Нарушения с нашей стороны не зафиксированы.
- Что ж, понятно. Это всё?
- Клиент назначил встречу с нашим поверенным, но она не состоялась в связи с временной смертью клиента и соответствующей потерей памяти.
- Хм... А зачем?
- Не могу знать. Но обычно такие встречи назначаются, чтобы изменить условия договора с нашей корпорацией...
Лидия
Она пришла, когда я обедал. Строгий деловой костюм облегает безупречную фигуру, чёрные волосы уложены в высокую причёску, смесь скуки и раздражения на лице. Они и вправду близнецы. Но её красота другая. Властная. Та, которой хочется подчиняться, ползать у ног, вымаливая милости.
- Вина? - несмело предлагаю я.
Она кивает утвердительно, садится за стол, напротив. Молча подаю старинный серебряный кубок с вином. Она делает небольшой глоток, чуть морщится, поднимает взгляд на меня:
- Я жду, эмпат. - Её фигура тонет в полумраке. Машинально включаю лампу на столе, свет падает на её лицо, глаза тут же затягивает тьмой, пропадают зрачки, бездна смотрит на меня изнутри. Она слепо шарит рукой, аккуратно ставит кубок на стол.
- Лучше выключи, эмпат, - говорит спокойно, - я не люблю прямого света.
Поспешно выключаю лампу, бормочу извинения. Она досадливо морщится, говорит раздражённо:
- Я не убивала мужа... больничный коридор и тусклый свет ламп... каталки вдоль стен... умирающий старик на операционном столе... серая муть ползёт по ступням вверх... выше, выше... стая воронья на обломках мраморных колон... скорбный свет трёх солнц через прорехи в крыше...
- Странное признание, Лидия, - говорю задумчиво, - ваш муж не убит. Вы нервничаете. И что-то скрываете. Что-то связанное с ним и вашей профессией.
Она нервно хватает кубок с вином, делает глоток...
- Это - врачебная тайна, эмпат!.. тёмная гладь воды... морщится... злится... пенится барашками волн...
- Говорите, Лидия, - говорю жёстко, зло, - ваш муж дал мне Право. - Перстень тускло блестит на моей ладони. - Я всё равно узнаю.
Её рука сжимается, кубок мнётся, словно картон, остатки вина выплёскиваются на пальцы и пол. Она смотрит недоумённо, брезгливо отряхивает руки, поднимает взгляд на меня:
- Ладно, эмпат. Только будь умным мальчиком - не говори ему. Я тоже умею мстить.
Она останавливается на пару секунд, потом продолжает:
- Крокон был болен. Серьёзно. Синдром Асклепия.
- Когда он узнал об этом?
- Пять недель назад. Его телу оставалось пару недель. Не больше. Ты сам должен знать, эмпат...
Я знаю. Синдром Асклепия. Кара богов. Смертельный в ста случаях из ста. Очень редко поражает смертных, гораздо чаще - реплицированные тела бессов. Приходит внезапно и никто не знает причин. Его не лечат. Для смертных - всего лишь погрешность. А бессам проще умереть и возродиться вновь.
- Выходит, Крокон уже возрождался? - спрашиваю задумчиво, в пустоту, она слышит:
- Спроси его сам, - отрезает, словно ножом. - Помни эмпат: я не хочу, чтобы он знал о болезни.
- Так вот почему у него не было детей. Репликанты почти бесплодны...
- Шанс очень мал, - перебивает она, - примерно один к тысяче. Беременность Майи - действительно чудо.
- Ладно, - соглашаюсь я, - я постараюсь.
- Я знаю, - кивает она, - я вижу каждый прыщ на твоей коже, каждую волосинку на твоей голове и испарину на твоём лбу. Ты боишься, эмпат. Тебе придётся очень тщательно думать, о чём ты сможешь сказать.
Она встаёт, подходит ко мне, проводит пальцами по моей щеке:
- Ты знаешь притчу о купце и вороне? - спрашивает внезапно.
- Знаю, - киваю головой я, - ваш муж рассказывал. О неизбежности смерти.
- Мой муж никогда не рассказывает вторую часть этой притчи, - качает головой она. - Жена купца настолько любила его, что спустилась в Царство Мёртвых и заключила сделку. Свою жизнь и жизнь своих детей в обмен на жизнь мужа. Купец возродился, но когда узнал цену своего возрождения, то повесился от горя. Сделка оказалось напрасной.
Я молча смотрю на неё, потом спрашиваю:
- И какова мораль?
- Мораль проста, - отвечает она, - не надо принимать глупых решений, эмпат.
Я смотрю ей вслед, потом опускаю взгляд. Смятый кубок сиротливо валяется на полу. Мне нужно подумать...
Он сидит в кресле перед камином, глядя на огонь, и потягивая виски из стеклянного стакана. Открытая бутылка и дымящаяся сигара рядом на столике. Замечает меня, кивает на кресло рядом:
- Ты что-то хотел, эмпат?
- Вы обманули меня, Харон. Вы прекрасно знали, почему отсутствует последняя энграмма. Наверняка выяснили сразу после возвращения.
- Ну и что, - он пожимает плечами, - я всё равно не помню, почему отказался. Это мучает меня, эмпат, но какое это имеет значение?
- Может и никакого. Как и то, что вы уже возрождались.
Он пристально смотрит на меня, тяжело, недобро:
- Ты начинаешь утомлять меня, эмпат.
- Меня удивила ваша реакция там, на стене, - начинаю объяснять торопливо, - про призрак настоящего Крокона. Особенно для бесса, уже возрождавшегося.
- Тот раз не считается, эмпат. Ребёнок не имеет души до двенадцати лет, а мне было пять. Я смертельно заболел тогда. Синдром Асклепия. Мои родители были зажиточными людьми и отдали всё, чтобы вернуть меня обратно. Умерли в нищете. Это была просто замена тела, эмпат. Потому я и решил стать Хароном...
- И взяли в жёны трёх красавиц - близняшек, - говорю безразлично, - просто мечта любого... Вы знаете, что у ваших жён сильнейшая эмоциональная связь. Они многое чувствуют вместе. Огромную радость и сильную боль, печаль и ненависть, любовь и оргазмы. Их трое, но женаты вы на одной.
- Заткнись, эмпат, - резко обрывает он, - ты утомляешь меня. Можешь идти.
- Только один вопрос, Харон. Это действительно важно. Зачем вы хотите её наказать?
Он пристально смотрит на меня... тёмная муть обволакивает сердце, обжигает яростно... раскалённый клинок в кузнечной печи... деревянное весло в тёмной воде...
- Наверное, я разочарован, эмпат, - наконец отвечает: - Я всегда считал, что смерть - лишь начало нового пути. Но вот я умер и... не помню ничего. Я обманул смерть, эмпат, но как она отомстит мне за это и будет ли оно стоить той платы...
Зубцы крепостной стены окрашены красным в лучах заходящего солнца. Чёрный ворон сидит на одном из них, наблюдает, косит круглым глазом. Харон поворачивается ко мне, морщится, спрашивает раздражённо:
- Зачем мы пришли сюда, эмпат?
- Здесь всё началось, - отвечаю спокойно, - здесь и закончится. Мне больше нечего делать в вашем замке.
Он смотрит, кивает удовлетворённо, спрашивает:
- Ты нашёл её?
Я молчу несколько секунд, потом начинаю говорить:
- Купец и ворон. Притча, что вы рассказали мне здесь. О смерти, которую нельзя обмануть. "Ты не понял, эмпат" - сказали вы тогда. Хочу отплатить вам тем же. Ты не понял, Крокон Занатос.
Он хмурится... жаркий огонёк лижет сухую щепку... Я продолжаю:
- Люди всегда были не прочь обмануть смерть. Неотвратимостью для них является не смерть, а судьба. И три её богини, что держат в своих руках нити жизни каждого человека. Мойры. Клото - прядущая нить, Лахесис - определяющая судьбу и неумолимая Атропос, перерезающая нить. Неуклонное и спокойное действие судьбы, её случайности и неотвратимость её решений.
- К чему всё это, эмпат? - в его голосе раздражение... жаркое пламя костра разгоняет ночную мглу...
- Ты умирал, Крокон Занатос, - спокойно продолжаю я, - синдром Асклепия. Ты узнал об этом пять недель назад. Это то, о чём ты не должен был помнить.
Он смотрит озадаченно.
- Смерть нельзя обмануть. Смерть - лишь начало нового пути. Это твои слова. Ты узнал, что умираешь. От той же болезни, что и в детстве, и принял это за знак судьбы. Перестал делать энграммы. Вызвал поверенного из корпорации "Бессмертие". Твои жёны в траурных одеяниях. Они действительно стали скорбеть, когда ты сообщил им о своём решении - ты решил отказаться от бессмертия, Крокон Занатос. Умереть по-настоящему. Как сделал отец твоих жён, один из двух самых важных людей в их жизни.
- Знаешь, эмпат, тут ты можешь быть прав. Я мог принять такое решение, - негромко шепчет он.
- Ты его принял, но твои жёны подумали и решили по-другому. Они слишком любят тебя, к тому же уже потеряли одного любимого человека, отказавшегося от бессмертия. Потерять ещё и тебя для них было невыносимо. И они прочистили тебе мозги, пока не стало поздно. Разнесли тебе голову на мелкие ошмётки, чтобы наверняка. Так, чтобы ты не помнил ни о своей болезни, ни о своём глупом решении.
- Но это ничего не меняет, эмпат... пламя лижет остовы сгоревших деревьев... гигантским факелом устремляется ввысь, в небо... гудит яростно, угрожающе... ты должен сказать - кто она?!
- Я не знаю, - отвечаю твёрдо, уверенно, - их связь слишком сильна, их эмоции перекрывают друг друга. У них нет никакого чувства вины перед тобой. Мои способности тут бессильны.
- Ты не справился, эмпат! - Его голос - злость, разбавленная нотками ярости.
- Неужели?! Ты уверен, Харон?! - Мой голос - шипение змеи, он невольно отшатывается, я продолжаю:
- Судьба, стерва, не любит насмешек над собой, но очень любит насмехаться сама. Крокон заигрался с высшими силами. Представлял себя Хароном, и высшие силы услышали его. Крокон Занатос должен был умереть, умереть два раза. Тогда, в детстве, и сейчас. Асклепий два раза слал своё благословение. Но в обоих случаях, те, кто любил и любит, взяли судьбу в свои руки. Пошли против воли богов. Ну что ж - поздравляю, Крокон Занатос. Прими свою награду. Теперь ты - Харон. Настоящий Харон, перевозчик умерших душ. И у тебя есть свои собственные Мойры, любящие тебя, и отныне нить твоей жизни в их руках.
- Что ты несёшь, эмпат? - его голос растерян, недоумение написано на лице.
Призрачная голова змеи колышется надо мной. Ворон взлетает и садится мне на плечо. Я поднимаю руки на уровень груди, ладонями вверх. Плошка мази и стебель паслена, такие же призрачные, появляются на них.
- Хочешь играть в богов, - мой голос гремит, резонирует в его голове, - тогда прими свою судьбу, перевозчик! Харон не может умереть!
Он молчит, смотрит растерянно. Потом успокаивается, отвечает:
- Я понял, эмпат... пламя... нет, очаг... уютно потрескивает очаг... тепло и уютно... тьма за окном... но она далеко и не страшно... Я заплачу твою... свою цену. Можешь идти. Я вызову ави.
Авиатакси мягко приземляется во внутреннем дворе замка, плавно открывает дверь. Неторопливо иду на посадку.
- Постойте, мистер Мун-Шэ. - Мягкий голос позади.
Чуть улыбаюсь одними уголками губ, оборачиваюсь. Майя. Подходит, спрашивает:
- Что вы сказали ему? Давно не видела его таким. Пришёл, потребовал лучшего вина, собрал нас вместе и заявил, что пора нам устроить "оргию на четверых"... мягкая, зелёная трава стелется под ноги... убегает вдаль... лесное озеро играет солнечными зайчиками... лёгкий ветерок колышет бутоны странных синих цветов... живое тепло трёх солнц ласкает голую кожу...
- Сказал, что должен был сказать. Вам не о чем беспокоиться, солнышки.
Она улыбается, кивает:
- Спасибо, мистер Мун-шэ. И прощайте. - Поворачивается, чтобы уйти.
- Прощай... Атропос, - говорю негромко.
Она останавливается, оборачивается, смотрит: