Зк-11. Хитрый скиф
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Хитрый скиф
Афины. Холм Пникс. На большой серый камень забрался человек изрядно похожий на сына Пана - толстяка Силена и закричал, широко раздувая ноздри:
- Граждане Афин! По воле Зевса Всемогущего решили вы построить храм в честь достославного Диониса! Слава вам, боги! Слава вам, граждане Афин! Вы ищете того, кто возведёт храм, какого не видела ещё ойкумена. Я - тот человек! Я - из рода Эрхетея, предок мой строил Гекатомпедон. Я умею возводить храмы лучше всех! Сам Апполон благоволит мне! Мне знакомы все скульпторы Афин! Я...
Солнце, поднимаясь на самый верх бледного неба, нещадно палило и раскаляло безжалостным жаром: камни, поникшую от летнего зноя листву, порыжевшую траву, мраморные скамьи, на коих сидели знатные люди Афин. Людям тоже крепко доставалось от палящих лучей еле-еле катившегося по небу светила. Никого не обошла чаша сия. Солнце посылает свой жар на всех одинаково: на знатных и незнатных, злых и добрых, на справедливых и жуликов. Оратор на камне то и дело вытирал со лба пот, но это никак не мешало его пламенной речи. Сегодня граждане Афин сами выбирали подрядчика для строительства храма Диониса. Желающие взяться за это дело один за другим забирались на высокий камень и громко хвалили себя. А делать это, ой как непросто, надо было обязательно перекричать шум толпы, которая, услышав приятное слово, гудела, словно струны неумело настроенной кифары, а если слово толпе не нравилось, шум становился подобен вою моря штормового.
Один из знатных граждан Афин - Перикл, сидевший как раз напротив ораторского камня, всматривался в лица красноречивых строителей, но прислушаться к их речам ему мешал назойливый крик за спиной. Какой-то человек с опухшим лицом, в поношенной грязной тунике орал истошно.
- Перикл - трус! Эфиальт выше его! Перикл ненавидит и боится Эфиальта! Эфиальт говорит народу правду, а Перикл врёт!
Сам же Эфиальт, стоящий недалеко от Перикла и иногда громко выкрикивающий слова одобрения оратору, обернулся и кивнул старшине стражников - чего, мол, смотришь сквозь пальцы на сущее безобразие. Старшина поднялся и хотел прогнать крикуна, но Перикл жестом остановил его. Крикуну только того и надо: стоит стражникам утащить его с холма, этот подлец начнёт бегать по городу и кричать на каждом углу:
- Перикл боится правды! Каждого, кто говорит правду, Перикл отдаёт на растерзание стражникам!
И сотни свидетелей подтвердят это, так что лучше сидеть и не обращать на крикуна внимания. Внимание известного человека - это именно то, что горлопан сейчас так старательно выпрашивает. А если будешь кормить ворона с руки, так он непременно клюнет тебя в глаз. Это любому известно.
Афинские граждане наконец выбрали строителя - того самого толстяка из рода Эрхетея, и довольный победитель под радостные крики толпы распорядился принести в жертву богам своего лучшего быка. Перикл пошёл вместе со всеми на площадь перед храмом Зевса. Подлый крикун шёл сзади, словно привязанный и бубнил:
- Перикл трус! Эфиальт выше его!
Раб Перикла Авасий хотел бросить в наглеца камень, но Перикл так расcердился на раба за этакое вполне разумное желание, что топнул ногой и велел Авасию убираться домой.
На площади жрецы уже закололи быка и теперь разделывали тушу. Красное мясо лежало на серых камнях площади рядом с почерневшей кровавой лужей. Главный жрец, отбиваясь от роя назойливых мух, собирал на бычью шкуру внутренности убитого животного. Внутренности никак не хотели ложиться в нужное место и постоянно сползали на грязные камни. Грязь с камней липла на влажные кишки. Грязные кишки то и дело выскальзывали из рук жреца. Но всё-таки он одолел их и велел рабам нести набитую требухой шкуру к жертвенному костру. Жаркий костёр, получив жертву, немного потух, а потом разгорелся снова. Это был знак того, что Зевс принял подношение. И хотя у костра жара была неимоверная, но жрец не отходил от огня и постоянно брызгал на дымившуюся шкуру красное вино. Потом жрец обернулся и махнул рукой. Стоявшая безмолвно толпа загудела и взорвалась, словно уставший сдерживать кипящую лаву вулкан. Люди побежали к лежащему на камнях мясу. Каждый старался отрезать кусок получше, поэтому около мяса случилась приличная давка. Счастливцы вылезали из гомонящей кучи с улыбающимися лицами и кусками тёплого мяса в окровавленных руках. Эфиальт всегда был с народом, а потому ухватил смачный кус одним из первых. Потом люди насаживали мясо на медные пятизубцы и жарили у жертвенного огня. Рядом с Эфиальтом жарил свой кусок старшина медников Дитилас. Они весело переговаривались.
Скоро к тому огню нельзя было подступиться. Разожгли ещё два костра. Пока граждане Афин жарили мясо, богиня Никта потихоньку стала набрасывать на город своё полупрозрачное покрывало. Темнело. На верхних ступенях возле колонны храма Зевса стоял глава ареопага Фукидид, к нему поднимался афинский поэт Идоменей со свитком в руке. Поднялся. И они стали вместе смотреть сверху на озабоченную толпу да чему-то смеяться, скаля крепкие зубы. Насмеявшись вволю, Идоменей пошёл вниз. Снизу у первой ступени храма стоял Аристодик из Танагры - один из обойдённых сегодня богиней Дике и шумной толпой строителей. Глаза Аристодика были затуманены печалью, он озирался по сторонам, часто плевался и грозил кому-то тихим шепотом:
- Я убью тебя...
А сидевший чуть поодаль от него спартанский посланник Лакед кривил своё обветренное лицо в презрительной усмешке. Спартанец презирал и ненавидел всю эту свору никчёмных и суетливых афинян, и лишь крайняя нужда заставляла его жить в этом городе. Презирал спартанец и усевшихся рядом с ним усталых посланников скифского царя Скила.
Перикл тоже не участвовал в общем пиршестве, но он долго смотрел на радующийся народ и пошёл к своему дому только тогда, когда стало заметно темнеть. Крикун не оnставал его, он шёл следом, словно тень бога Танатоса, которая всегда неотступно следует за человеком с первого дня жизни до самой смерти. Когда Перикл пришёл домой, было уже совсем темно. Крикуна во двор не пустил Авасий, и тот теперь драл горло около ворот.
- Авасий, - Перикл указал рабу пальцем на ворота, - возьми факел и проводи его домой.
- А надо ли, хозяин? - скривился раб, отгоняя от левой руки мух, падких на свежую чуть запёкшуюся кровь. - Кто он такой, чтоб я его провожал? Не много ли чести? Глупую собаку бьют, а не провожают. Может, лучше камнем его, чтоб знал на кого тявкать...
- Проводи, - строго сказал Перикл. - Долг каждого гражданина заботиться о своих гостях и провожать их от своего дома со светом. Сам знаешь - как темно ночью на улицах Афин. И прекращай рассуждать, а делай то - что тебе велят. Что-то ты сегодня слишком разговорился.
Авасий пошёл за факелом, а Перикл поднялся на террасу и сел там. Внизу за стеной двигался огонь. В тёмно-желтых отсветах пламени хорошо были видны две чуть сгорбившиеся фигуры, очень похожие на глупых серых ворон. Впереди с факелом в руке шёл раб Перикла, а за ним тот самый крикун. Крикун, хотя и склонил голову, но в походке его было что-то торжественное, будто это шёл воин - с честью исполнивший свой долг на браном поле.
Перикл смотрел в его спину и думал, но думал не о крикуне, а о том, чьё имя тот сегодня повторял многократно. Перикл думал об Эфиальте. Когда-то они вместе взялись усмирять непомерно разрастающуюся власть некоторых знатных аристократов из ареопага. Ареопаг всё меньше спрашивал совета у афинского народа и решал только сам все важные вопросы, порой даже не обращая внимания на недовольство простых граждан. Эфиальт с Периклом восстали против засилья ареопага.
- Всё должен решать демос! - каждый день кричал с камня Эфиальт. - Только народ имеет право принимать решения о судьбе города! Только народ! Мы должны прогнать Фукидида со всей его сворой прочь из города! Нам не нужен никакой ареопаг! Мы - суд! Всё решаем мы - все вместе! Единственная власть в городе - это афинский народ!
Кто-то сказал, что Эфиальт поит простых людей неразбавленным вином обещаний их скорого могущества, а от неразбавленного вина всегда бывает тяжёлое похмелье. И это непреложная истина. Перикл же не любил пустых обещаний и хотел найти золотую середину в вопросе управления городом. Он несколько раз предупреждал Эфиальта о неразумности скорых и популярных у толпы решений, но тот только отмахивался. Эфиальт провел несколько народных собраний, где всячески порочил ареопаг во главе с Фукидидом. Народ слушал речи умелого оратора, затаив дыхания, а потом громко орал в знак почитания и поддержки. Перикл всё чаще стал спорить с Эфиальтом, доказывая, что без умелого кормчего триера далеко не уплывёт - кто-то должен управлять работой гребцов. Эфиальт не соглашался и продолжал заигрывать с орущей толпой.
- Только народ должен решать всё! - кричал он, в очередной раз забравшись на камень, чтоб афиняне лучше видели его. - И только все вместе! Нам не нужны властители стоящие над народом! Люди - вы единственные властители Афин! И ни один человек не имеет права ничего указывать народу!
Толпа любила Эфиальта, а тех, кто пытался народному любимцу возражать - ненавидела. На Перикла некоторые граждане Афин теперь тоже посматривали косо, но принародно свою неприязнь осторожному стороннику Эфиальта пока никто не высказывал. Когда Эфиальт добился отказа в военной помощи Спарте, которая никак не могла усмирить восстание илотов, дело дошло почти до ссоры, но и тогда никто из горожан вслух не сказал против Перикла ни слова. Хотя Эфиальт в своих речах не раз укорял того за короткую память и за благодушие к закоренелым врагам. До нынешнего дня не было никаких громогласных упрёков. А сегодня наглый горлопан целый день не давал покоя Периклу. Это был знак, который никак нельзя оставлять без внимания. Завтра о подлом крикуне заговорит весь город, а эьл удовольствие для Перикла не из приятных. Перикл никак не мог прогнать прочь свору тревожных мыслей, а потому и сна не было ни в одном глазу. Долго он лежал не в силах усмирить растревоженные мысли, а потом вышел на террасу. Взял там со стола кувшин с вином, но оно оказалось неразбавленным. Сделав всего пару глотков, Перикл поморщился, взял из большого блюда горсть фиников и стал смотреть в тёмное афинское небо.
Утром Перикл проснулся рано. Он поспал бы ещё, да только тревожные крики с улицы вырвали его из сладостных объятий Гипноса. Перикл вышел на террасу и увидел возле стены дома десятка два афинян. Некоторые из них грозились кулаками и кричали:
- Убийца! На суд его! На суд!
А взобравшийся на кучу камней поэт Идоменей декламировал стихи.
- Славному мужу Перикл рукою своею зловредной,
Блага лишая народ достославный, погибель принёс.
О, Эфиальт, муж великий - боги призвали к Олимпу тебя...
Старшина стражников тупым концом древка копья принялся стучать в ворота дома. Перикл велел открыть.
- Перикл, - стражник смело смотрел хозяину дома в глаза, - сегодня утром мёртвым нашли Эфиальта. Его зарезали ночью. Люди думают, это ты направил убийцы руку. Все слышали вчера, как боялся ты Эфиальта. Народ решил, что сегодня тебе нельзя выходить из дома. Мои стражники у ворот твоих встанут.
- Кто это придумал?! - Перикл стал красен от злобы и уже был готов броситься на стражника с кулаками. - Вели собирать весь народ на холме! Я говорить буду! Не допущу клеветы!
Море гнева бушевало в растревоженной душе Перикла. Он уже порывался бежать к воротам, но тут кто-то мягко взял его за локоть.
Перикл обернулся!
Перед ним стоял философ Анаксагор, которого афиняне, восхищаясь его светлым умом, прозвали Разумом.
- Угомонись, Перикл, - тихо сказал философ. - У торопливого зайца всегда пятки в помёте. Посиди пока дома, я же пойду да разузнаю - в чём суть дела, потом расскажу тебе, и уж тогда ты решишь, что сказать народу.
Перикл давно дружил с Анаксагором и всегда преклонялся перед его умом. Решил он внять словам философа и сейчас. А за воротами дома кричали всё громче и громче.
Эфиальта нашли в конце улицы гончаров, недалеко от кладбища. Старик Тэрон жил в крайнем от кладбища доме и каждое утро на рассвете гонял своих коз на берег речки Эридан.
- Лишь край колесницы Гелиоса показался над гладью морской, - неторопливо рассказывал Анаксагору старый пастух, - погнал я коз своих к реке. Там только около воды остались травы сочные. Гневаются боги на нас этим летом. Гневаются. Я на дорогу вышел, а он тут и лежит. Я ноги его в траве сухой разглядел и подумал - спать устроился кто-то, подошёл поближе, глянул, а там... И вспомнил я сразу - как Персей славный сражался с Горгоной...
- Почему?
- Голова...
- Что, голова?
- Голова была запрокинута, вывернута и почти оторвана от иссечённой ножом шеи.
- Покажи, где он лежал? - попросил философ пастуха.
- Пойдём, - проскрипел старик и поднялся с камня, потирая тыльной стороной ладони поясницу.
Старик привёл философа к месту и ткнул пальцем в сторону тёмного пятна на серой траве.
- Вот здесь лежал он.
Анаксагор стал внимательно осматривать место недавнего убийства. Около большого темного пятна он разглядел несколько пятен значительно меньшего размера. Редкая цепь этих маленьких пятен начинались около пятна большого, а заканчивалась у дороги. Там же был и небольшой круг выжженной травы. Анаксагор стал ходить кругами около кровавого пятна, удаляясь от него всё дальше и дальше. Справа от большого пятна рос густой кустарник, а слева простиралась поляна, на которой кое-где лежали огромные камни. К ближнему из таких камней философ и подошёл. Он постоял там некоторое время, низко наклонив голову, потом что-то подобрал с земли. С одного из камней, размахивая крыльями цвета лежалой золы, взлетела ворона. Пролетая над головой Анаксагора, она громко закричала.
Старик Тэрон проводил ворону взглядом, ещё немного посмотрел слезящимися глазами на кружащего по поляне философа, вздохнул тяжело-тяжело и побрёл к своим козам. А солнце, поднимаясь всё выше, опять принялось палить сверху всё пронизывающим жаром. Анаксагор же, презрев муки полуденного зноя, полез в кустарник. Низко нагнувшись, он что-то искал под серыми ветвями истерзанных жаром кустов. Такой поиск требовал от философа неимоверного терпения и отваги - с первых шагов в кустах, он чуть было не наступил на чёрную гадюку. Каким-то чудом философ успел удержать ногу над самой головой змеи. Гадина сердито зашипела и быстро уползла дальше в чащу. Анаксагор сделал ещё несколько шагов и опять что-то поднял с земли. Перикл с превеликим нетерпением ждал своего друга в тенистой беседке, укрытой стеной дома и кронами широковетвистых деревьев от палящих лучей полуденного солнца.
- Ты узнал - кто убил Эфиальта? - спросил он, едва философ переступил порог беседки.
- Нет, - покачал головой Анаксагор, - но я уверен, что злодеяние сотворил не афинянин. Эфиальта убил чужой.
- Почему ты так решил?
- Вот, - философ положил на мраморный стол нож с обломанным лезвием. - Этот нож я нашёл в кустах, какие растут по правую руку от места убийства...
- А с чего ты взял, что это не нож афинянина?
- Нашёл я этот нож не случайно, я искал именно его. Эфиальту убийца хотел отрезать голову, но не смог. Почему?
- Почему?
- Его либо кто-то спугнул, либо у него сломался нож. О том, кто мог спугнуть убийцу тёмной ночью, знает только вездесущий Ум. А вот, если сломался нож, то злодей в сердцах вполне мог отбросить его вправо от себя. Так я подумал. Справа были кусты, я стал искать в кустах и нашёл там этот сломанный нож. Афинянин не стал бы отрезать голову у трупа, это мог сделать только скиф. Скифы, чтобы доказать свою победу над врагом, всегда приносят правителю голову поверженного. Такой у них обычай. Только одно меня немного смущает...
- Всё так, это скифа злодеяние - взволнованно закивал головой Перикл, - только они считают доблестью - отрезать у трупа голову, и нож этот, похоже, сделали в Скифии. Ясно видны заклёпки на ручке, сделанные рукой скифского кузнеца. Но скифов сейчас в Афинах сотни, если не тысячи. И как среди них найти убийцу?
- Я не раз говорил тебе, Перикл, - после небольшой паузы ответил философ, - что испокон веков всем на свете управляет всемогущий Ум. Он знает всё: и прошлое, и будущее, и ничего не может свершиться без воли его. Ум любит загадывать людям разные загадки, но всегда при этом даёт подсказки. Только не каждому дано их разглядеть.
Анаксагор замолчал, потом достал из кармана и положил на стол горсть косточек финика. Некоторые косточки слиплись между собой - по две, а некоторые и по три вместе.
- Что это? - спросил Перикл.
- Это подсказка Ума, - еле заметно улыбнулся философ. - Это я нашёл у большого камня рядом с местом преступления. Они так и лежали - слипшиеся по две и по три. Что ты скажешь о моей находке?
- А что тут сказать? - пожал плечами Перикл. - Косточки от финика...
- Смотри внимательнее.
- Да, как не смотри, а кроме косточек здесь ничего не видно.
- А ты обратил внимание, что некоторые косточки ещё чуть влажные и слиплись, - сказал Анаксагор, разделяя две слипшиеся косточки.
- И что с того?
- Здесь всё просто - улыбнулся философ, - эти косточки не знали настоящего жара полуденного солнца. А потому можно сделать вывод: только этой ночью освободили их от сладкой мякоти. Их немало было у камня недалеко от места убийства, вот также слипшихся между собой, из этого можно сделать вывод - скиф у камня ждал Эфиальта. И не просто ждал, а кто-то кому поручил. Поймём, кто нанял скифа, тогда сможем найти и убийцу.
- Авасий! - крикнул Перикл раба. - Принеси нам вина! Только разбавь его! Мы не скифы, чтоб пить вино неразбавленным.
- Сегодня в реке рыбаки нашли мёртвого скифа, - неожиданно подал голос раб, принёсший кувшин охлаждённого вина. - Как раз недалеко от улицы гончаров.
- Как нашли? - быстро переспросил раба Анаксагор.
И тот рассказал всё, о страшной находке рыбаков.
Астином Офелос, ведающий порядком в городе, рассказал Анаксагору, что тело найденного в реке скифа унесли на скифское подворье, которое расположено недалеко от ворот на пирейскую дорогу.
Скифы, покорные своим обычаям, готовили покойника к бальзамированию.
- Его звали Теродам, - поведал философу скиф, руководивший подготовкой к длительному обряду прощания с погибшим. - Он приехал вчера с посольством царя Скила, и боги призвали здесь его в великий подземный мир. Но сначала мы повезём его в наши степи...
- Позволь мне осмотреть его, - попросил Анаксагор.
- Зачем?
- Я всегда восхищался воинскими подвигами скифов, - вздохнул философ, - но никогда вблизи не видел тел самых могучих воинов мира. Позволь посмотреть на его мускулы.
- Смотри, - пожал плечами скиф.
Анаксагор внимательно осмотрел мёртвое тело от раны на затылке до кончиков пальцев на ногах. На мускулистом теле у погибшего воина он увидел с десяток старых шрамов и один свежий порез чуть пониже локтя на левой руке.
Удовлетворив своё любопытство, философ опять подошёл к распорядителю погребального обряда.
- А куда ходил Теродам вчера вечером? - спросил философ скифа, после слов восхищения о силе скифских воинов.
- Вечером мы все пошли к нашему земляку и брату по крови, - скиф поднял к лицу философа левую руку с раскрытой ладонью. - К меднику Дитиласу. И Теродам туда пришёл, а вот когда он ушёл, я не видел. Понимаешь, Дитилас так расстарался с угощениями, что я не помню, чем эта ночь закончилась. Пожалуй, и никто не помнит...
Со скифского подворья Анаксагор пошёл к меднику Дитиласу. Медник болел. Он лежал на мягких шкурах, покрывавших каменное ложе. Бледный с впавшими глазами Дитилас, то и дело пил из кувшина воду. После нескольких глотков, он брал из блюда финик и дрожащей рукой подносил его к губам. Немного пошевелив губами, медник выплёвывал косточку. И косточки эти лежали на сером полу, словно не успевшие убежать с поля битвы воины проигравшего войска.
- У тебя вчера был скиф Теродам? - спросил философ Дитилоса.
- Был, - еле слышно ответил тот, - у меня вчера много народу было. Земляки пришли... Друзья... И Теродам... Все были... Ой, как мне плохо... Ой... Оставь меня в покое, добрый человек...
Медник опять припал губами к кувшину, не в силах больше вымолвить ни слова.
От дома медника поспешил Анаксагор на площадь перед храмом Зевса. Старик Тэрон, видимо, желая скрасить разговором своё одиночество, махнул философу рукой, но тот только улыбнулся в ответ. Тэрон философу был сейчас совсем не интересен.
Народу на площади собралось, словно мух около чашки с мёдом в летний полдень. И говорили все об одном и том же - о смерти Эфиальта. Философ переходил от одной кучки людей к другой и слушал. Кто-то говорил о ненависти к Эфиальту спартанцев, кто-то рассказывал об обиде нанесённой Эфиальтом Аристодику из Танагры, но чаще всего поминали Перикла и Фукидида. Особенно философа заинтересовал спор двух афинян о том, кто из них последним видел Эфиальта живым.
- Я видел, как Эфиальт вместе с медником Дитиласом уходил с площади! - кричал один.
- А я видел, как он входил в дом Дитиласа! - ещё громче настаивал на своём другой.
- Врёшь ты всё, - тронул одного из спорщиков за локоть Анаксагор. - Не мог Эфиальт пойти к Дитиласу в гости!
- Мог, мог, - отозвалось сразу несколько голосов. - Я тоже видел! И я!
"Так, - думал философ выбираясь из толпы, - значит, Эфиальт и скиф вчера вечером были за одним столом. Они могли там поссориться. Скиф затаил обиду, спрятался и... Всё сходится! Осталось только выяснить ещё одно обстоятельство и загадка всемогущего Ума будет разгадана".
Выбравшись с площади, Анаксагор поспешил к астиному Офелосу и попросил, чтобы тот послал отряд воинов к скифскому подворью. Получив от Офелоса согласие, философ направился к театру Диониса. Поговорив возле театра с актёрами, Анаксагор пошёл к дому Перикла, до которого было всего-то стадий пять.
Около дома Перикла уже собралось больше сотни встревоженных афинян, и поэт Идоменей всё продолжал читать свои не особо хорошо сложенные вирши.
- Мегера ум Перила злобой страшной возмутила, - кричал уже изрядно охрипший поэт.
- Отойди, - столкнул Идоменея с камня Анаксагор и обратился к людям. - Афиняне! Я знаю, кто погубил славного Эфиальта!
- Кто?! - послышались голоса из примолкшей толпы.
- Это скиф Теродам. Он вчера пришёл в Афины с посольством царя Скила, а вечером они все пировали у медника Дитиласа. Там был и Эфиальт. Теродам поссорился с Эфиальтом, затаил злобу, подстерёг ночью и убил! Вот нож убийцы! Скифский нож!
Философ поднял на головой сломанный нож. Притихшая толпа разразилась яростным криком:
- Смерть скифу!!! Убьём его! Пошли!
- Стойте! - изо всех сил стараясь перекричать толпу, заорал Анаксагор. - Боги уже покарали скифа за злодеяние его! Сам Арес метнул в голову убийцы камень, и погубил его, когда тот ещё не успел возрадоваться своему подлому делу! Свершилась высшая справедливость! Боги покарали убийцу! Его труп лежит сейчас на скифском подворье!
Когда Анаксагор в сопровождении раба Авасия, поднялся на террасу, сидевший там Перикл сразу же спросил:
- Зачем ты им сказал о скифе? Они же сейчас разгромят всё скифское подворье, а там посольство их царя. Скифы не простят такого оскорбления.
- Не беспокойся, - постарался успокоить Перикла философ. - Около подворья уже стоит отряд воинов, они не допустят никакого самосуда. А нам с тобой надо поразмышлять в тишине.
- О чём?
- О том, кто направил руку убийцы на Эфиальта. Неужели ты думаешь, что скиф стал бы просто так терпеливо ждать его за камнем, скрашивая ожидание сладостью фиников?
- Не стал бы, - вздохнул Перикл. - Скифы народ нетерпеливый.
- Именно, нетерпеливый они народ, - кивнул Анаксагор. - Вот давай мы с тобой, и подумаем, кто мог нацелить нож убийцы в сердце Эфиальта.
- Кто? - Перикл потёр пальцами лоб. - Это тот, кто ненавидел Эфиальта. А такие люди в Афинах есть. Ты сказал, что убийца-скиф только вчера пришёл в Афины с посольством?
- Да.
- Я видел это посольство. Они сидели рядом со спартанцем Лакедом. А Лакед очень зол на Эфиальта. В Спарте несколько лет назад было сильное землетрясения, потом восстали илоты. Лакед пришёл попросить помощи у Афин, но Эфиальт настроил весь народ против спартанцев. Если бы не Эфиальт, то Афины военный отряд в Спарту точно послали бы. У спартанцев здесь есть влиятельные союзники. И даже я считаю - что в такое трудное для Спарты время Афины должны ей помочь. Лакеду смерть Эфиальта весьма выгодна. Теперь он сможет добиться военной помощи.
- Ты думаешь, - философ смотрел на тёмное небо, - что спартанец нанял скифа, чтобы убить Эфиальта, а потом убил этого наёмника?
- Да! - Перикл поднялся и стал мерить шагами террасу. - Именно так! Скиф убил Эфиальта, а спартанец убил скифа. Убийцу известного афинянина искать будут, а труп какого-то скифа вряд ли кого заинтересует. А вместе со скифом канет в Лету и тайна убийства Эфильта. Так он думал. Скиф убил Эфиальта, пришёл в условленное место на реке за оплатой, а вместо серебра получил камнем по затылку.
- Камнем по затылку, - тихо повторил Анаксагор. - Разве спартанец станет бить врага камнем по затылку? Вряд ли. Спартанец никогда не опустится до подобной низости.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Перикл. - Нападение на противника сзади для спартанца позорнее, чем бегство с поля битвы. Нет, это был не спартанец... Постой, там рядом сидел и Аристодик из Танагры. Он тоже мог нанять скифа на это подлое дело...
- А чем перед ним провинился Эфиальт? - философ посмотрел на Перикла.
- Спор - кому строить храм Дионисия, должен был рассудить ареопаг. Аристодик потратил много сил и средств, чтобы получить подряд на это строительство. И всё уже было решено, ареопаг точно бы встал на сторону Аристодика, но Эфиальт добился, чтобы подрядчика выбирали на народном собрании и сам рьяно поддерживал противника Аристодика. И Аристодик принародно ему грозился...
- Я тоже слышал на площади, - неожиданно подал голос раб Перикла, - как люди рассказывали об угрозах Аристодика.
- Хороший у тебя раб, Перикл, - сказал Анаксагор, глядя на спину Авасия, остановившегося на мгновение около блюда с финиками и отогнавшегоу муху от своего левого локтя.
- Очень хороший, - улыбнулся Перикл. - Я его купил у персов, когда он ещё был мальчишкой. И с тех пор уже двадцать лет он верно служит мне. А лет пять назад, представляешь, нашлись его родственники и принесли за него выкуп, но Авасий не захотел покинуть меня и пойти к берегам Борисфена. Вот до какой степени он мне предан. Авасий один заменяет мне троих. Я выгнал всех прочих и оставил его одного. Хороший раб...
- Хороший и верный, - кивнул философ, - но каждой сове - своё дерево: вернёмся к Аристодику. Хотя... Ладно, об этом потом... Так ты считаешь, что это он нанял скифа для убийства.
- Мог нанять, но...
- Что "но"?
- Зачем ему убивать скифа? Он мог очень хорошо заплатить и за убийство, и за молчание. Сам бы он со скифом не справился, пришлось бы ещё кого-то нанять. Чем больше разводишь огней, тем больше дыма. Вряд ли Аристодик нанял скифа, а потом нанял для того убийцу. Аристодик не похож на глупца.
- А кто же тогда? - Анаксагор внимательно смотрел на Перикла.
- Я как-то не хотел сразу говорить, - чуть прикрыв глаза, заговрил Перикл, - чтобы ты не заподозрил меня в предвзятости к давнему сопернику, но я ещё утром подумал про него...
- Про кого?
- Про Фукидида. Я видел, как он вчера посылал куда-то Идомея, а потом этот крикун...
- Какой крикун? Тот самый, какой не давал тебе вчера весь вечер покоя? Я слышал сегодня о нём на площади.
- Он! Я думаю, что его специально нанял Фукидид, чтобы напомнить народу о наших с Эфиальтом разногласиях. Напомнить, а потом поймать в силок сразу двух зайцев! Эфиальта убить, а меня обвинить в убийстве! Разве ты не видишь, как этот прихвостень Фукидида - Идоменей настраивает против меня народ? Избавившись от нас, Фукидид опять вместе с ареопагом приберёт к рукам всю власть в городе. Я уверен, что это он нанял скифа, только я не знаю, как это доказать... Надо обязательно найти того крикуна, а от него нить непременно приведёт нас к Фукидиду...
- Я нашёл его, - сказал Анаксагор, сделав несколько глотков прохладного вина.
- Как нашёл? - сразу же встрепенулся Перикл.
- Здесь нет ничего сложного, - усмехнулся философ. - Какого нормального человека заставишь целый день кричать одно и то же? Это под силу только актёру. И ему не надо бояться, что ты его узнаешь, он же на сцене всегда под маской. Я пошёл к театру Дионисия, поговорил там с актёрами и нашёл его...
- Его нанял Фукидид? - перебил Анаксагора Перикл.
- Нет.
- А кто же?
- Эфиальт.
- Как, Эфиальт?
- Да, Эфиальт, а Фукидид только быстро воспользовался ситуацией, чтобы оклеветать и тебя. Кто не спит, тот всегда рыбы хорошей вдоволь наловит. Неужели ты об этом сразу не догадался?
- Но для чего это надо было Эфиальту? - Перикл тряхнул головой, будто хотел сбросить с лица паутину непонимания.
- Я думаю, - пригладив пальцами бровь, сказал философ, - он хотел доказать тебе свою дружбу.
- Каким образом?
- Здесь всё просто: крикун начинает тебя порочить, слух о том разносится повсюду, ведь, если бы не убийство, то весь город сегодня говорил бы только о тебе и об Эфиальте. Так ведь?
- Так...
- А Эфиальт вступился бы за тебя, рассказав, что это происки Фукидида. Народ бы ему поверил. Тебя бы молва оправдала, а Фукидиду ой как тяжко пришлось. И ты бы понял, какой Эфиальт хороший и верный друг, но его убили. И теперь некому за тебя...
- Подожди, подожди, - остановил Перикл Анаксагора. - Я тебе не верю... Откуда ты всё это знаешь?
- Ну, сколько раз тебе можно говорить, Перикл, - усмехнулся философ, - что в мире царит не знание, а мнение. И объекты представляют собой что угодно, а наше знание о них лишь такое, какими нам они кажутся. Вот и мне показалось, что именно так хотел поступить сегодня Эфиальт, а уж как бы всё было на самом деле, будь он жив, только один Ум всемогущий и знает.
- У меня другое мнение, - отмахнулся от слов Аксанагора Перикл, - но это сейчас не так уж и важно. Важно узнать - кто убил Эфиальта?
- Ты хочешь услышать моё мнение? - внимательно посмотрел на собеседника философ.
- Да, хочу.
- Слушай - убийца ты...
- Я?!!
- Ты, больше некому. Услышав крикуна, ты не смог разгадать замысла Эфиальта и решил - пока Эфиальт жив, не будет тебе никакого покоя. И чтоб народ сегодня забыл о тебе, ты подкинул гражданам Афин мёртвого Эфиальта.
- Как ты мог такое помыслить? - всё яростней возмущался Перикл.
- Не как, а когда, - улыбнулся Анаксагор.
- И когда же?
- Когда сейчас шёл к тебе и твой раб рассказал, как ты вечером отослал его из дома с пустячным поручением. Я думаю, что ты решил остаться один, чтобы пойти и убить Эфиальта. Ты же видел, как Эфиальт на празднике не отходил от медника Дитиласа...
- И я, по-твоему, нанял скифа? - Перикл, негодуя, сжал кулаки.
- Нет, ты не нанимал скифа, - продолжал плести сеть своих разоблачений Анаксагор. - Когда мне рассказал пастух, что шея убитого была иссечена ножом, закралось в душу мою крошечное сомнение в невиновности скифа. Такое крошечное, что я сразу же отбросил его, как кость из рыбного супа. Но когда я увидел убитого скифского воина с многочисленными шрамами от боевых ран, это подозрение вспыхнуло в моем разуме как свет молнии на полночном небе. Опытный скифский воин отсёк много вражеских голов, и делает он это, не думая, в один-два приёма. Эти приёмы не оставляют множественных порезов на шее. Ты, по моему мнению, сначала убил Эфиальта, а потом решил убедить всех, что убийство совершил именно скиф. Ты знал об их обычаях - отрезать врагам головы, и решил отрезать голову Эфиальта, но не получилось. Сломался нож. А, прежде чем отрезать голову, ты бросил из кармана горсть косточек финика около камня...
- А это зачем мне надо было? - еле-еле выдавил из себя Перикл, ещё крепче сжимая кулаки.
- Ты хотел показать, что скифа наняли, и он долго ждал Эфиальта на этой тропе, но здесь ты просчитался. Помнишь, я принёс тебе косточки, которые слиплись по две да по три. Я их у камня так и нашёл. Сначала не придал этому факту нужного значения, а потом в доме Дитиласа понял: не могли многие из них так слипнуться, если человек выплёвывал их с высоты своего роста. А вот если предположить, что он достал горсть этих косточек из кармана, тогда в этом факте нет ничего удивительного. Так ведь?
Перикл ничего не ответил. Он, словно глянув в глаза Медусы Горгоны, окаменел. И было совсем непонятно, что обратило его в камень: страшные подозрения друга или раскаяние за совершённое убийство. Неизвестно - сколько бы он так просидел, если бы не его верный раб Авасий. Он подошёл к столу и выдавил из себя:
- Это я убил Эфиальта.
Перикл удивлённо глянул на раба, а Анаксагор облегчённо вздохнул
- Ну, наконец-то. А то я уж стал думать, что Перикл заблуждался в твоей верности. И ты никогда не признаешься. Расскажи нам - как всё было. А рассказ свой начни с пореза на твоей левой руке. С этого же всё началось?
Философ показал пальцем на ещё свежую рану чуть ниже локтя левой руки раба, от которой тот отгонял назойливую муху.
- Когда хозяин прогнал меня с площади, - начал раб свой рассказ, - я пошёл домой, а здесь меня ждал Теродам. Мои родственники попросили его ещё раз поговорить со мной, чтоб я возвратился на берега Борисфена. Я знал, что хозяин надолго задержится на городской площади, а потому пригласил Теродама в дом, чтобы расспросить его о моей родне. И мы стали с ним пить вино по-скифскому обычаю.
- Так вот почему на террасе стоял кувшин с неразбавленным вином, - удивлённо глянул на раба Перикл, - а ты был уж очень разговорчив в тот вечер... Ты пил неразбавленное вино...
- Да, мы выпили вина, - продолжил раб. - А потом Теродам сказал, что нам надо стать братьями по крови. По скифскому обычаю. Он достал нож, порезал себе левую руку, потом мне. Мы протянули руки над чашей с вином, чтоб туда упали капли нашей крови. Выпив это вино, мы стали братьями. И Теродам подарил мне свой нож...
- Я, когда увидел как муха вьётся у твоей левой руки, разглядел рану, - кивнул Анаксагор, - и сразу же вспомнил точно такую же на руке мёртвого скифа. А когда Перикл сказал, что ты родом с берегов Борисфена, где живут скифы, понял - что ты, защищая честь хозяина, убил Эфиальта. Продолжай...
- Потом Теродам предложил мне пойти вечером в гости к меднику Дитиласу. Я отнекивался и говорил, что нельзя рабу пировать вместе со свободными людьми, чужой я для них, но Теродам стал сердиться на такие слова, и я согласился пойти в гости. Я хотел отпроситься у хозяина, но он сам отправил меня из дома провожать этого крикнуна...
- То обстоятельство, что ты так долго провожал его, - ещё раз прервал рассказ раба философ, - подсказало мне повнимательней присмотреться к тебе. До хижины крикуна чуть больше пяти стадий, а ты пропал из дома на полночи. Согласись, что в этом есть что-то непонятное. Продолжай...
- Когда я подошёл к дому Дитиласа, то сразу войти не решился. Стал ждать. И дождался - вышли Теродам с Эфиальтом. Эфиальт, увидев, что я стою с факелом, велел проводить их.
- А Теродам?
- Мне кажется, что он меня в темноте не узнал. Он был сильно пьян. Мы пошли. Около реки они о чём-то заспорили, и Эфиальт толкнул Теродама. Тот упал затылком на острый камень. Он умер сразу. Эфиальт велел бросить труп в реку, а потом стал хвастать - какой он отважный воин. Я шёл впереди с факелом и слушал его. Его хвастовству не было предела. Потом он назвал моего хозяина трусом, и я не смог удержать свой гнев. Я бросил факел на траву, выхватил из-за пояса нож и ударил Эфиальта в сердце. Ударил и сразу же очень испугался. Я понял, завтра все начнут искать убийцу Эфиальта. Я оттащил труп с дороги и стал думать. Для начала я бросил у камня горсть косточек фиников, чтобы люди подумали, будто убийца прятался за камнем и ждал Эфиальта. Потом подумал, что эти косточки может быть никто и не заметит. Подумал ещё и решил отрезать у Эфиальта голову, чтобы бросить её в реку, там, где мы бросили тело Теродама, но у меня сломался нож... Больше мне рассказать нечего...
- А скажи мне, Авасий, - внимательно посмотрел на раба Анаксагор, - ты Эфиальта убил в отместку за смерть брата по крови и за честь своего хозяина?
- За всё, - тихо сказал раб и ушел с террасы.
- Хитрый скиф, - вздохнул философ, глядя на дверной проём, куда только что ушёл Авасий.
Через неделю посольство скифов уходило в свои степи. На повозке, какую тащили два вола, везли погибшего в Афинах воина Теродама. Правил повозкой бывший раб, а ныне свободный человек - Авасий. Он часто оглядывался на тесно застроенные афинские холмы и утирал ладонью глаза. Ему очень не хотелось уходить из Афин, но это был теперь для него чужой город.
Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.