За три дня до страстной седмицы 7190 года полковник Мирон Иванович Золотарёв решил отправить родителям своим в дальнее село три плетёных крошни праздничной снеди, чтоб было чем разговеться старикам на Светлое Воскресенье. Пятидесятник Дмитрий Михайлов поручил дело сие двум молодым стрельцам: Степану Антипову и Ивану Ильину.
Рано утром, как только солнышко показалось из-за темного леса да разбудило голосистых петухов, стрельцы погрузили корзины на телегу и поехали к наплавному мосту через Москву-реку. А дальше путь их лежал прочь из города по Стромынской дороге.
За день до того шёл сильный дождь, и с утра было зябко, а потом распогодилось. Солнце грело путников ласково, но не жарко. И очень легко дышалось свежим весенним воздухом. Не жизнь, а радость превеликая. Стрельцы выехали из города, переправились через Яузу, проехали мимо летнего царского дворца в селе Преображенском, а дальше дорога пошла лесом. Иван правил лошадью, а Степан лежал на телеге, слушал птичьи трели да глядел на обочину. По чести сказать, смотреть на обочине было вовсе нечего: грязь, жухлая трава да серые кустарники. Одно и то же. И уж стали слипаться глаза Степана, но тут что-то рыжее мелькнуло в кустах.
- Нет, не лиса это, - Иван потянул на себя вожжи и остановил лошадь. - Сверток какой-то рыжий... Тулуп, что ли, кто-то выбросил...
- Пойду посмотрю, - Степан спрыгнул с телеги и пошёл через придорожный кустарник. Сырая лесная почва сердито зачавкала у него под ногами.
Стрелец быстро добрался до желанного свёртка, нагнулся, раздвинул края тряпок и заорал благим матом.
- Ваньша! Смотри-ка чего тут! Баба, кажись! Ух ты, спаси и помилуй меня Господи! Что творится на свете белом!
Подбежавший Иван увидел рыжую холстину, из которой виднелось серое лицо покойницы.
- Точно, баба мёртвая, - Степан схватил товарища за руку. - Чего делать-то будем?
- Вот что, - Иван сдвинул шапку на затылок и почесал пятернёй голову, - я дальше один поеду к полковниковой родне, а ты беги обратно в город и доложи пятидесятнику о находке, а он сам сообразит чего и как. Вот ведь напасть какая... Прости и помилуй, Господи...
Разобраться в том, чего это там нашли стрельцы при дороге, послали подьячего Разбойного приказа Осипа Носова. Послали и велели разузнать во всех подробностях, что это за мертвецы валяются недалеко от дворца, где проживает вдовая царица Наталья Кирилловна с сыном. Негоже в таких местах мертвецам быть.
Подьячий вместе с двумя ярыжками поскакали в Преображенское верхом. А вслед за ними выехала и телега. Когда подьячий со спутниками добрался до нужного места, здесь уже собралась изрядная толпа народа. Люди с опаской поглядывали на кусты и что-то обсуждали вполголоса. На лицах у всех был испуг и недоумение. Увидев подьячего с ярыгами, все замолчали и расступились.
Ярыга Фефил перекрестился и принялся осторожно разворачивать холстину. Все вокруг примолкли и даже дыхание затаили. Мёртвая тишина повисла над недобрым местом. А когда Фефил развернул покойницу, подьячий даже глаза зажмурил. Перед ним лежала совсем голая девчонка лет тринадцати - четырнадцати. И всё тело девчонки было в ранах и синяках. Жуткое зрелище.
- Задушили страдалицу, - вздохнул ярыга Никонор, тыча пальцем в кроваво-синюю полосу на белой шее покойницы. - Вот изверги... Иродово племя...
- Заворачивай обратно, - велел подьячий ярыге. - Сейчас, телега приедет, в убогий дом отвезём на Пречистенку. Может, хоть, похоронят её по-людски... И, это... Лицо пока оставьте открытым. Пусть здешние поглядят, авось, кто её и признает...
Ярыжки всегда называли имя Осипа с обязательным упоминанием имени его отца, и Осип при таких обращениях чуть тушевался. Молод он ещё был, чтоб по отчеству зваться, а потому и сомнения кружили в голове парня: то ли насмехаются над ним ярыжки, то ли и вправду так уважают? Не поймёшь этих мужиков сразу - здорово они себе на уме.
Вот и сейчас чуть засопел подьячий, принимая из рук Фефила огарок свечи. Ничего особенного огарок: темно-желтый с зеленоватыми разводами и с плетённым косичкой обгорелым фитильком.
- Пригодится, - подумал подьячий, завернул находку в тряпицу и сунул в суму, висевшую у него через плечо.
Свёрток с трупом вынесли на дорогу и положили так, чтобы можно видеть лицо покойницы. Люди, часто крестясь да причитая шепотом, подходили к свёртку поближе и смотрели на убитую. Мужики тяжело вздыхали, а бабы утирали слёзы. Покойницы никто не признал. Подьячий раза три выкрикнул, чтоб еще раз все посмотрели да припомнили: не было ли чего странного тут в последнее время, но люди только плечами пожимали на выкрики эти. Никто ничего странного не вспомнил. Покричал, покричал Осип Носов да успокоился. Плетью обуха не перешибёшь.
Телеги ещё не было, а потому Осип решил немного осмотреться в лесу. В лесу сыро, ноги здорово вязнут в грязи, но подъячего это не остановило. Он пролез еле заметной тропой через заросли молоденьких елочек и потом по черным осиновым листам решил пройти до поваленного толстого дерева, видневшегося чуть впереди. А вот дальше дерева того пойти не получилось - дальше начиналось болото. Подьячий прошёл немного в сторону и опять попал в вязкую черную грязь. Помянув чёрта, Носов выбрался на сухое место, и, уж было, пошёл обратно, но тут увидел, что из тины торчит какой-то предмет. Поначалу Осип подумал, что это бревно, но, присмотревшись, смутился - не бревно, вроде...
Прибежавшие на зов ярыги нарубили толстых палок с крепкими сучками и, ловко орудуя этими палками как крючьями, достали из болотной тины подозрительный предмет. Это было точно не бревно. Фефил набрал из ямы в кожаный мешок воды и плеснул на находку, чтоб смыть чуток грязь. Скоро поняли, что это тоже некий свёрток. А как стали разворачивать его, так всех до единого тошнота одолела. В свертке был мертвяк. Лицо того мертвяка синее да вспухшее. Страшное лицо.
- С прошлого лета, видно, лежит, - тихо сказал Фефил, прикрыл лицо мокрой тряпицей и принялся дальше разворачивать свёрток. - Вон как мошки с червями лицо его объели.... Страсть...
А вот тело, на удивление всем, оказалось белым, не особо распухшим, но ран с синяками на нём имелось превеликое множество. И тоже - девчонка молоденькая. Подошедшие к болоту люди опять ахали и сокрушались.
- Ух, ты, что деется, - запричитал какой-то кривенький старикашка в серой рясе, - вот это да... Не иначе сам сатана постарался. И не найдёшь теперь душегуба этого. Истинно - сатана... А сатану нипочём не сыщешь...
Старикашка таращил единственный глаз на страшную находку и неторопливо чесал пальцами темно-коричневый шрам на месте глаза другого.
- Осип Акимов из-под земли подлеца достанет, - обернулся к одноглазому Фефил. - Будь тот даже сам сатана.
- Этот молоденький, что ли? - не унимался старикан, показывая пальцем в сторону подьячего. - Неказистый он какой-то: роста невысокого, худой, сутулый, лицо в рябинах. И одет, ни дать ни взять, подмастерье. Да, неужто, этот убивца найдёт?
- Человека не по одёжке судят, а по уму, - строго глянул на старика Фефил. - Отойди, не мешайся под ногами...
Старикан пожал плечами, вздохнул тяжко и поковылял к дороге, бормоча себе под нос:
- У, дерьмо воловье..., да поднявший его в руку, отряхнёт... Грязному камню подобны подлецы эти... Дерьмо...
Подьячий Носов велел тело опять завернуть и вынести на дорогу. И только вынесли злую поклажу из леса, как на дороге показались четыре всадника в нарядных боярских одеждах.
- Что такое?! - закричал пожилой статный боярин, останавливая гнедого коня прямо перед испуганно пятившейся толпой.
Все скинули шапки, принялись кланяться и кто-то крикнул, мол, мёртвую девчонку нашли. Носов тоже снял шапку. Он узнал важного боярина - это был Кирилл Полуэктович Нарышкин, некогда первый после царя человек на Москве, а теперь боярин без должности. И хотя в опале Кирилл Полуэктович, но шапку перед ним лучше снять, а то, ведь, неизвестно как ещё дело повернуться может. Боярин, всё-таки...
- Что за девчонка?! - сдерживая беспокойство разгоряченного коня, рявкнул Нарышкин сверху на народ.
Из толпы несколько человек наперебой стали рассказывать боярину о страшных находках, дескать, подивись тоже с нами, господин хороший. Однако дивиться Кирилл Полуэктович не захотел, он замахнулся на толпу плетью и в мгновение ока люди разбежались. На дороге остались только Осип Носов да его ярыги.
- А вы чего?! - сверкнул сердитыми очами боярин.
- Из Разбойного приказа мы, - ответил Носов, глядя на беспокойные копыта боярского коня.
- Зачем из Разбойного? - переспросил Нарышкин, опуская плеть.
- Велено розыск провесть про убитую девчонку, - сказал подьячий, осторожно поднимая глаза на Нарышкина.- Разузнать всё, как полагается... Дьяк Сабанеев велел... Федор Трифонович...
- Федька Сабанеев? - нахмурился боярин и потянул поводья коня. - Ваньки моего дружок? Вот, бездельник. Сегодня же скажу Хованскому, чтоб глупости прекращал. По дорогам тати бесчинствуют, а они с девчонками вошкается... Ох, нет на вас Государя строгого... Распустились...
- Скажи, скажи, только, кто тебя послушает, - думал Осип Носов, глядя в спину уже скакавшего по дороге к селу боярина. - Нет сейчас у тебя силы. Как твоя дочь овдовела, так и вышла силушка боярская. И, вряд ли, когда ты опять наверху будешь: внук твой - Пётр в очереди на престол последним стоит, а родит царица наследника, так Петра за самый край засунут. Это тебе любой на Москве скажет...
Дальше думу подьячего прервал скрип подъехавшей телеги. Встрепенулся Осип: хватит думать, работать надо... Скорбные находки быстро положили на телегу и поехали в Москву. Только в селе Преображенском заминка случилась: два мужика прямо на торной дороге вздумали колесо у телеги чинить. Пришлось их стороной объезжать, а там лужа глубокая. В лужу заднее колесо телеги и съехало. Крепко застряла телега. Пришлось всем спешиваться и лезть в грязь. Тут и местные мужики на помощь прибежали да всем миром телегу из чавкающего полона освободили. Освободили да поехали по дороге к городу вслед за той самой телегой, из-за которой пришлось с грязью повоевать.
Осип Носов ехал около своей телеги и думал:
- Вот приеду сейчас в приказ, расскажу всё, а дьяк Сабанеев непременно спросит: что за девчонки и кто души их загубил? И чего я ему отвечу? Ничего... Никудышный ты человек, скажет мне дьяк, ничего тебе поручить нельзя... И правда его будет... Сущая правда... Стыдище... А чего я могу? Всех спросил: никто девчонку не знает, никто ничего не видел. Зацепиться не за что... Вот, только, свечка, что в руке у неё была... Свечка...
Подъехали к мосту через Москву реку. А там народу собралось: видимо-невидимо. И каждый норовит переправиться поскорее. Люди друг на друга кричат, лошади ржут, а тут еще какой-то умник стадо тощих быков к переправе подогнал. Быки, отвыкшие за зиму от вольного воздуха, смирно стоять не хотят, да и людей здорово пугаются. Носятся глупые животины то туда, то сюда да истошно ревут. Никак пастух с ними совладать не может. И поделом ему: до Егория почти две недели, а он надумал скотину на волю выгнать. Разве так можно? В общем, столпотворение у моста вселенское. Тут уж не до дум с размышлениями, только разворачиваться успевал Осип Носов. До хрипоты он наорался, но телегу переправил быстро. Правда, чуть не сошёлся подьячий на кулачки с красномордым торговцем свиными кожами. Дородный купец сразу же грудью попёр на худенького Осипа, но ярыги так ловко отодвинули буяна в сторону, что тому только и осталось: издали зубами щелкать, да плеваться, потирая ноющие бока.
На дороге, перед стеной Белого города, Осип велел возчику Ефиму повернуть к Пречистенским воротам, в сам поехал к Средним торговым рядам, что у кремлёвской стены. Там торговали свечами и воском.
2
- Посмотри-ка, Мартын Савватеев, - спросил подьячий, показывая лысому сморщенному старичку ту самую свечку - Чего скажешь?
Мартын Савватеев так долго торговал свечами, что уж и забыл, когда началась эта торговля. Ни дня старик не помнил из своей жизни, чтоб он не продавал свечей. Знал этот торговец о свечах всё и даже, поди, более того.
- Так, - повертел в руках свечку старик. - Из воска свеча. Дорогая. Не чета сальной... Сальную-то сделать пара пустяков: фитильки в корытце положил, салом плавленным залил, а как остынет, режь да обрабатывай до круглости. А с восковой свечой так не получится. С ней мороки много. Воск сильно ко всему прилипает... Ой, сильно... Воск, он, сам понимаешь... Вот, помню...
- А как же эту свечу сделали? - Осип решил немного поторопить разговорчивого торговца да направить его мысли в нужное русло.
- Так, - торговец почесал пальцами лоб, - известно как: сперва воск расплавить надо, потом фитилёк взять да опустить его в расплавленный воск, подержать там немного и вынуть...
- И готово? - нетерпеливо переспросил подьячий.
- Щас, готово, - засмеялся старик. - Больно, шустёр ты. Надо остудить немного воск на фитильке и опять в горячий расплав сунуть, а потом еще раз всё то повторить, и ещё... Много раз так надо делать, пока свеча нужной толщины не получится. Сделать свечу из воска мороки много. Потому и дорогая она, не чета сальной...
- Послушай, Мартын Савватеев, - вздохнул Осип, понимая, что вряд ли много пользы получит от такого разговора с мудрым торговцем, - а ты не знаешь, кто эту свечку сделал?
- Эту-то? - Мартын поднял огарок повыше, прищурился и стал разглядывать. - А кто его знает? На Москве умельцев таких пруд пруди. Почитай, в каждой обители свой свечник имеется...
- А, - махнул рукой Осип и уж потянулся огарком, но старец осадил его.
- Что ты нетерпеливый какой? - поскрёб он ногтем свечу. - Не суетись. Есть вошь, так будет и грош. Учись терпению, парень, молод ты ещё, чтобы всё делать с бою да с порыву. Час потерпишь да век проживёшь. Кто свечу эту сварил - не знаю, но кое-что о ней тебе расскажу. Смотри: воск темный...
- И что с того? - подьячий нахмурился, стараясь понять, а куда это старик клонит.
- Если на солнышке воск вытапливают, то он светленький, этот же вытапливали в темном месте горячей водой. Потому он темный да с меленькой крошкой кое-где. А ещё зелень особая на свечке видна от того, что в котле медном варили воск. Понял? Давай по свечным рядам походим да воск похожий поищем...
Все ряды обошли подьячий с торговцем, но дельного ничего не нашли. Много свечей на столах разложено: и потолще есть, и потоньше; и по цвету разнообразий не счесть, но в точности похожего на воск нужной свечи ничего не нашлось. Продавцы свечей осматривали огарок и только плечами пожимали, дескать, не знаем - кто такой воск выплавил. А один посоветовал по обителям походить.
- Монахи часто только для себя воск варят, - сказал знаток, возвращая подьчему огарок. - Вот у них поискать надо. Этот воск не для продажи варили... Темноват он, больно...
И сразу же поддержал умного свечника Мартын Савватеевич.
- Тебе сейчас надо идти по храмам да поспрашивать там о свечах такого цвета, - сказал он, показывая подьячему на дорогу. - А как найдёшь цвет подобный, так там и умельца отыщешь, который воск плавил. И еще: фитилёк в этой свечке, уж больно, интересный. Обычно его просто скручивают из льняной нитки, а этот, видишь, косичкой особой сплели. Вот тебе ещё одна примета...
Сразу же от свечного ряда поскакал Осип в село Преображенское. Теперь он знал, как надо искать злодея.
- Буду все храмы обходить, что недалеко от села Преображенского устроены, - думал Осип, подъезжая к мосту. - Там где-то девчонка свечу схватила. Не издалёка же покойницу привезли... Найду похожую свечу, а там уж не растеряюсь... А ежели кто заартачиться, так я его подвал нашего приказа на дыбу сведу, там язык у любого развяжется.
Быстро переехать мост через реку не получилось. На этот раз отряд стрельцов переправу заполонил. В поход, видно, служивые собрались. По мосту тащили тяжёлые пушки и да доверху гружёные возы. Спорить со стрельцами за право первенства проезда Осип не решился. Стрелец - это не торговец кожами, он с горячей руки и из пистоля в лоб пульнуть может или бердышем под рёбра угостить. Подьячий спешился и отошел с дороги к крепостной стене, к тому месту, где своей очереди ждали другие путники.
- Куда это они собрались? - спросил Осип молодого коробейника.
- Сказывают, в Казани неспокойно, - пожал плечами коробейник. - Туда, поди, и пошли...
В это время стрельцы принялись закатывать на мост большую пушку, и тут у них случилась беда: при въезде на первый плот поломалось колесо. Раздался треск, и пушка грузно осела на один бок. Вокруг орудия занялась суматоха. Одному стрельцу прижало ногу, и он истошно кричал. Товарищи страдальца суетились рядом, громко ругались и, мешая друг другу, пытались поднять тяжёлое орудие. И никак у них не получалось справиться с коварной тяжестью. Народ плотной толпой обступил место сражения стрельцов с непокорной пушкой. Осип тоже хотел подойти поближе к этой баталии, но тут взгляд его упал на купол невысокого деревянного храма, устроенного как раз за углом крепостной стены.
- Стрельцам я ничем помочь не смогу, - думал подьячий, выбираясь из толпы, - и на тот берег мне быстро не переправиться. Пойду-ка я, лучше, вон в том храме свечи посмотрю. Чем чёрт не шутит...
Храм был деревянным и тесным. Всего в два маленьких оконца, тускло светившихся под самой крышей. В алтаре за престолом горели свечи. Когда Осип переступил порог храма, свечные огоньки наклонились и затрепетали, словно крылья испуганных бабочек, но быстро успокоились и опять стали гореть ровно и ясно. Возле ризницы подметал пол церковный служка. Вот к нему-то и подошёл подьячий со своей заботой.
Служка повертел в руках огарок свечи да сразу как-то скривился лицом.
- Разве такую свечу Господу кто поставит? - прошелестел он, укоризненно качая головой и глядя на ровненькие золотистые стебельки огоньков на церковных свечах. - Господу светленькие свечи ставят, а здесь грязь одна... Свеча, она же о присутствии божьем нам напоминает, а потому светленькой и чистенькой должна быть, а эта... Тьфу. Прости меня, Господи. В храм такую свечу, разве, нехристь какой принесёт. Прости, Господи....
Осип вышел из храма и остановился, глядя на суету возле моста. Пушку там приподняли, стрельца покалеченного вытащили, положили на носилки и куда-то понесли. Три стрельца пробовали приладить к пушке новое колесо, но колесо никак не садилось на ось, так что проезда по мосту до сих пор не было. А народу возле моста собралось тьма тьмущая. Все волнуются, бубнят под нос себе разные нехорошие слова и очереди ждут. Но пробиваться на другой берег подьячему надо непременно. Иначе нельзя. Около села Преображенского ему надо искать свечного мастера. Найдётся мастер, а там след к отыщется...
- Надо тоже в очередь эту становится, - подумал подьячий, отвязывая коня, и тут кто-то тронул его за плечо. Осип резко обернулся. Перед ним стоял высокий широкоскулый парень с крупным носом и выпуклыми как у рака глазами. Под правым глазом незнакомца красовался свежий синяк.
- Слышал я тут, как ты в храме свечкой интересовался, - добродушно улыбнулся парень. - Покажи. Я многих свечников знаю. Может, помогу чем...
Подьячий сначала глянул на парня с недоверием, потом решил, что любая помощь всегда во благо и достал из сумки огарок.
- Конечно, знаю! - радостно закричал добровольный помощник. - Гришка Задрыга такие горячей водой делает! Вон зелёные полосы! Это котёл у него медный. Его работа! Вот стервец! Нет бы как другие, на солнышке да не торопясь, воск топить, а этот всё куда-то спешит. Я ему говорю, мол, чего воск такой грязный, а он отвечает: грязный, но дешевый и пахнет от него не как от сального светильника. У меня люди знающие такие свечи берут. Хитрый Гришка, словно лиса, побывавшая в капкане...
- Слышь-ка, - Осип выхватил из рук парня огарок, - быстро веди меня к своему Задрыге!
- Так далеко ехать-то, - нахмурился доброхот, - не успеем дотемна...
- Как тебя зовут? - подьячий крепко схватил парня за рукав.
- Степаном.
- Вот, что, Степан, показывай куда ехать! - голосом, нетерпящим никаких возражений, приказал Осип. - Поехали скорее!
Москву реку они переехали по другому мосту. Там стрельцов не было, а потому переправились путники быстро, и по узким улицам заречного города ехали без приключений. Проехав городские окраины, помчали галопом. Степан скакал впереди, а Осип следом, стараясь не отстать от проводника. Конь у Степана справный, а потому подьячему приходилось торопить своего Серко частыми ударами пяток по тощим бокам. Только, как ни старался Осип приободрить притомившуюся лошадь, версты через две Степан умчал по дороге вперёд так далеко, что в душу подьячего поползли подозрения о нечестности проводника.
Солнце наполовину скатилось за кромку дальнего леса. А Степана и след простыл. Осип, мысленно проклиная свою доверчивость, уже стал думать о том: а не повернуть ли назад, пока совсем не стемнело, но тут проводник его и объявился.
- Ну, ты чего?! - кричал Степан с дорожной обочины. - Говорил скорее надо, а сам отстаёшь!
Осип на упрёки лишь рукой махнул, дескать, не береди больную рану. То ли понял подьячего проводник, то ли нет, но кричать он перестал и кивком головы велел сворачивать на неширокую лесную тропу. Сначала по тропе ехали верхом на лошадях, но скоро пришлось спешиться. Лошадей повели в поводу. Быстро темнело. И скоро такая темень кромешная случилась в лесной чащобе, что Осип проводника своего уже и не видел. Только крепкий чуть подрагивающий круп лошади Степана еле просматривался впереди. Вот за этим крупом Осип и шагал по узенькой тропке. Вдруг, лошадь проводника остановилась. Подьячий чуть было не ткнулся с наскока в лошадиный зад.
- Степан! - вполголоса крикнул Осип. - Чего встал?
Никто подьячему не ответил. Он крикнул ещё раз и опять - тишина. И лошадь встала, будто кто-то ей идти не даёт. Осип нащупал рукой какое-то деревцо, привязал к нему повод Серко и хотел пройти немного вперёд. Сделал один шаг, второй, но тут кто-то сильно ударил его в спину. Подьячий запнулся о корень ногой, споткнулся, куда-то провалился и упал в грязь!
3
Осип хотел сразу же встать на ноги, но не тут-то было. Грязь сердито зачавкала и потащила своего невольника вниз. Поддьячий рванулся вперёд, надеясь вырваться поскорее из вязкого плена, однако, чем сильнее он старался, тем больше проваливался в холодную жижу. И вот тут Осип понял, что неведомый злодей столкнул его в болотную трясину. А трясина - это такая тварина злая, что не приведи Господи, всё живое она уничтожить норовит. И нечисти в трясине водится столько, что считай - не считай, а перечесть никак невозможно. Подьячий стал оглядываться по сторонам, но что толку: тьма вокруг, хоть глаз выколи. Где-то истошно закричала испуганная птица, потом заржала лошадь. Осип резко повернул голову и тут же, будто кто-то накинул ему на ноги аркан да потащил вниз.
- Неужто Кикмора схватила меня? - испугался подьячий, но быстро совладал с собой, замер и решил притвориться мёртвым. Хватка трясины чуть-чуть ослабла.
- Пресвятая Богородица, - мысленно просил помощи Осип, - спаси и помилуй меня...
Болотная жижа подобралась к самому подбородку. Ещё чуть-чуть - и всё... Умирать Осипу не хотелось, а уж в болотной трясине утонуть, так это совсем распоследнее дело. Да только куда от судьбы своей денешься? Как написано на роду, так оно и будет. Подьячиий решил перекреститься напоследок и стал осторожно подтягивать правую руку к лицу. И вот тут его рука наткнулась в жиже на что-то твёрдое. Осип поначалу и не понял, что это за штука такая под руку попалась, но, как известно, утопающий за любую соломинку хватается. Вот и ухватился подьячий за посланную Богом "соломинку" изо всех сил. Ухватился и потянул её на себя!
Больше всего Осип боялся, что сейчас "соломинка" оборвётся. И тогда - всё... Он потянул её чуть сильнее. Не оборвалась. Ухватился и второй рукой. Трясина никак не желала отпускать свою добычу, но Осип очень хотел жить, а потому сражался изо всех сил. Он цеплялся за ветку упавшего в болото дерева и полз. Еле-еле полз - вершок за вершком. Ползти было так тяжело, что дышать нечем да круги пёстрые в глазах завертелись. Ещё раз подумал Осип о скорой смерти, но тут уцепился на толстый ствол дерева и понял, что не пришёл ещё срок его путешествия в царство небесное.
По поваленному дереву выбрался подьячиий из жижи на твердь и долго лежал не в силах пошевелиться. И сколько бы он так пролежал - никому неведомо, только холод его одолел. Пока Осип в трясине жизнь свою спасал, о холоде и не подумал ни разу, а как смерть со своей острой косой оставила молодца в покое, так его быстро дрожь и пробрала аж до зубовного стука. Чтоб как-то согреться, сначала пополз Осип во тьме кромешной, потом на четвереньки встал, а уж, немного погодя, и в полный рост поднялся. И тут, будто в награду подьячему за мучения его, выглянула из-за облаков луна. Только помощи от небесного светила в дремучем лесу, как с козла молока. Мелькнёт оно иногда между верхушками черных деревьев и опять темень. Осип то и дело спотыкался о корни, иногда падал на мокрые листья, но сразу же вставал и брёл дальше...
На проезжую дорогу Осип Носов выбрался, когда стало светать. Вдруг расступился дремучий лес, и увидел страдалец плывущую в тумане лошадь с телегою. Осип сперва хотел закричать, но вместо крика вырвался из груди его шипящий хрип, который он и сам-то он расслышал. И тогда решил подьячий к плывущей лошади бежать. Бежать тоже не получилось, и он поковылял, с трудом переставляя отяжелевшие донельзя ноги. Лошадь, конечно же, не плыла, а тащила по дороге гружёную телегу. На телеге сидели два сивобородых мужика в серых зипунах и сладко зевали друг перед дружкой. Когда на дорогу выполз человек в грязной изодранной одежде, мужики зевать перестали и схватились за топоры. Опасались путники татей, часто шаливших на лесных дорогах. Мужики и в путь-то двинулись перед самым рассветом в надежде, что все тати в ту пору крепко спят. И вот какой-то оборванец на дорогу лезет! Мужикам только одно и остается: схватиться за топоры! Но до горячего не дошло. Поверили путники дрожащему Осипу. Пожалели и велели ему в кошму завернуться да лечь поверх воза с телячьими кожами. Как велели, так подьячий и сделал, тут уж выбирать не приходится. Завернулся Осип в кошму, унял немного дрожь, глядючи на черный лес в туманной дымке и уснул.
4
Проснулся Осип оттого, что телегу крепко качнуло. На самую малость подьячий с воза не свалился. Кругом было светло, солнечно и шумно.
- Ах ты, гнида одноокая! - орал возчик, грозя кулаком на только что обогнавшую их телегу. - Ах, чтоб тебя! Хрыч старый! Надумал перед самым мостом обгонять!
Оспип сбросил с плеч кошму и сел, разглядывая суету перед переправой. Тут опять случился затор. Всегда днем возле главной Московской переправы ждёт путника досада. Мост-то узкий. Еще царь Алексей Михайлович начал здесь широкий каменный мост строить, но потом чего-то передумал, вот мучается народ перед наплавным мостом в очереди да в ругани. Ехали они теперь к переправе до того медленно, что не утерпел Осип и, пожелав возчикам доброй дороги, пошёл дальше пешком. Вернее, не пошёл, а стал пробираться между тесными рядами телег.
Миновав мост, подьячий забежал домой, переоделся в сухое да чистое и поспешил на доклад к дьяку Сабанееву.
Разбойный приказ располагался возле Варварских ворот Китай-города. Добежал туда Осип быстро. Он, вообще, лёгок на ногу: где другому идти да идти, а ему раз-два и на месте. Дьяк Сабанеев, слушая доклад подьячего, только хмурился и сопел. Сразу видно, что уж очень не в духе сегодня человек. А когда человек, да ещё человек начальственный, не в духе, то тут подчиненному без нагоняя никак не обойтись. Не уберёгся от начальственного гнева и Осип Носов. Поначалу, вроде, всё было не особо страшно. Во время рассказа о найденных мертвецах дьяк только пыхтел, хмурился и что-то разглядывал у себя на столе. Но стоило Осипу поведать, как его в болото заманили, да лошадь увели, вот тут Сабанеев и взбеленился.
- Как лошадь украли?! - орал дьяк и топал ногами так яростно, что дрожали половицы. - Щенок! Твоя что ли лошадь, чтоб потерять её! А ты знаешь, чего стоит она! Подлец! Ты ж казне государевой урон нанёс! Если через три дня лошадь не найдёшь, на дыбу повешу, потом в темницу засажу! Сгною там! Пошёл вон отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели!
Выбежал Осип от дьяка, словно из горящей избы. И только возле ограды храма Всех Святых остановился, чтоб отдышаться да пот со лба утереть.
- А как же мне лошадь теперь отыскать? - думал подьячий, опершись спиной на еловый частокол. - Подлеца Степана надо скорее найти. Он не просто так ко мне подошёл. А для чего? Помощь мне предложил... Помощь... А откуда гад этот о свече узнал? Он сказал, что слышал мой разговор со служкой в храме... Но мы в храме одни были... Говорили тихо... Дверь во время нашего разговора никто не открывал, иначе б я увидел, как трепещут огоньки свечей, но свечи во время разговора горели ровно. Это я хорошо помню. Окно в том храме маленькое и под самой крышей, через него ничего не подслушаешь. Врал мне Степан, что слышал мой разговор в храме со служкой. А откуда же он тогда о свече узнал?
Осип сразу сообразил, где можно поискать ответ на этот вопрос и пошёл к торговым рядам.
- Ну, нашёл мастера, который воск для твоей свечки топил? - старательно изображая на челе радость, улыбался подьячему торговец свечами Мартын, но в глазах старика прыгал настороженный блеск.
- Обманул ты меня, Мартын Савватеев, - хмуростью превеликой ответил на улыбки торговца Осип.
- Чем же? - свечник отступил назад в самый угол своей палатки.
- Ты велел в храмах свечи искать, а там никто такую свечу не поставит...
- Э, мил человек, - пожал плечами Мартын, - слушал ты меня плохо: я тебе советовал не смотреть, а спрашивать. Ты спрашивал?
- Спрашивал, - подьячий неожиданно схватил торговца за отвороты кафтана. - А сейчас тебя поведу спрашивать.
- Куда это ты меня поведёшь? - Мартын засуетился, попробовал освободиться от захвата, но не смог. Не крепок на вид телом Осип Носов, но силушка в жилах его немалая имеется.
- В разбойный приказ, - подьячий резко дёрнул торговца на себя. - На дыбу!
- За что же на дыбу-то?
- А чтоб лишнего не болтал...
- Да, где ж я болтал-то? - принялся оправдываться Мартын, но тут же стушевался. - Прости меня, острый нож он мне к горлу приставил... Вот я и рассказал о твоей свече... И поведал, что ты по храмам пойдёшь подобную искать... Прости...
- Кто он? - подьячий еще сильнее надавил на купца и повалил его спиною на стол.
- Не знаю, - прохрипел торговец. - Ты ушёл, а он тут как тут да с ножом, будто выслеживал тебя. Испугался я... Пожить-то еще хочется...
- Ладно, - отпустил торговца Осип и пошёл вон из его закутка. - Живи... И, это... Не таи зла... Беда на меня навалилась так, что спасу нет. Сживёт меня со свету Сабанеев, коли я лошадь в три дня не найду. Вот я и... Прости...
5
Теперь понял Осип, откуда похититель лошади узнал о свече, но толку от такого понимания никакого. Много лесу темного, да нет древа годного. Подьячий медленно брёл вдоль кремлёвской стены, размышляя как легче беду урезонить. Думал-думал он и решил.
- Раз со свечи моё знакомство с подлецом началось, надо эту свечу и дальше искать. А как найду, там и смотреть буду: с какого боку пристроился к этому делу подлый Степан...
Приняв решение, стряхнул Осип с плеч всю грусть-печаль и побежал к переправе. Бежал и только об одном сожалел, что нет у него лошади: верхом-то сподручнее поиск вести. Путь-то до села Преображенского, всё-таки, неблизкий...
Подьячий завернул за угол собора Пресвятой Богородицы и с разбегу натолкнулся на подлое дело: два крепких мужика били лохматого рыжего парня. Парень лежал на земле, а эти два бугая нещадно молотили его ногами, приговаривая хриплыми голосами:
- Мы отучим тебя по чужим жёнам шастать! До смерти тебя забьём, кобель поганый! Ух!
Очень не по нраву было Осипу, когда двое одного лупцуют, да еще лежачего. Не стерпел подьячий такого безобразия: схватил он камень с земли да швырнул его в спину ближнего к нему истязателя. Тот еще и охнуть не успел, а у Осипа еще один булыжник в руке.
- Ты чего?! - завопил скривившийся от боли мужик. - Чего сразу камнем-то?!
- А вы чего двое на одного налетели?! - заорал в ответ подьячий и вновь замахнулся камнем. - Я вас сейчас мигом в Разбойный приказ отведу! Сейчас же стрельцов крикну! У, тати!
Мужики, будто остолбенели от такого крика, а потом рванули со всех ног прочь от побоища.
- Ой, спасибо тебе, - стонал рыжий парень, утирая рукавом с лица кровь. - Убили бы они меня, если б не ты... Я теперь твой должник на веки вечные... Как тебя звать?
- Осип.
- А я Афоня, - щурил парень зеленоватые глаза, за лёгкой завесой которых, таилась ватага весёлых бесенят. - Слушай, Осип, может, тебе денег дать? У меня три копейки есть...
- Не нужны мне твои копейки, - усмехнулся Осип. - Мне лошадь сейчас нужна... Вот если б ты мне лошадёнку с седлом привёл, вот тогда бы уважил. Да, только, где тебе её взять, лошадь-то... Её за три копейки не купишь. Ладно, побегу я. Некогда...
- Лошадь? - морщась, Афоня поднялся на ноги. - Стой здесь. Поищу я тебе лошадь...
- Недосуг мне сегодня стоять, - отмахнулся подьячий.
- Подожди, - новый знакомый схватил Осипа за рубаху. - Дядька у меня при аргамачьих конюшнях служит. У них там табунок лошадок негодных есть: старые которые или с болезнью. Вот. И этими вот лошадками конюхам дозволено пользоваться по их усмотрению. Временно, конечно. Привилегия у них такая. Сейчас я у дядьки попрошу. Он добрый. Даст тебе лошадку до вечера...
И так Афоня убедительно обещал, что подьячий согласился его подождать до следующего боя часов на Спасской башне. И не зря ждал подьячий. Явился Афоня раньше назначенного времени, и с двумя лошадьми. Не особо хороши лошадки, но всё на них лучше, чем пешком.
- Это, - смущенно потупил глаза Афоня, - дядька сказал, чтоб я с тобой непременно был. Боится он за лошадь. А со мной вот дал... Поехали. Я тебе мешать не буду. Я только за лошадьми приглядывать стану. Так дядька велел. Чего искать будем?
- Лошадь у меня украли, - буркнул Осип, усаживаясь в седло. - Конокрада хочу сыскать...
В храме села Преображенского ничего нового вызнать не удалось. Священник посоветовал съездить в село Черкизово. В храме Ильи Пророка поспрашивать. Поскакали туда, но и там ничего. Опять посоветовали. Ох, и любят давать советы люди дюбрые! На этот раз послали в село Гольяново, в храм преподобных Зосимы и Саваттия. Помчали к этому храму. И вот здесь подьячему чуть улыбнулась удача. Пожилой дьякон долго смотрел на огарок, а потом сказал:
- Где такой воск варили, не знаю, а вот фитильки косичкой плетут в обители на Ширяевом поле.
- Что это за обитель на поле Ширяевом? - удивленно переспросил дьякона Афоня, стоявший позади подьячего. - Никогда не слышал.
- Мало кто про ту обитель знает, - вздохнул дьякон. - В лесу она устроена сыном сокольника Фомы.
- Какого такого Фомы? - нахмурился Осип. - Говори скорее. Времени у меня нет...
- А чего говорить? - пожал плечами дьякон. - Был у нашего государя Алексея Михайловича, царство ему небесное, любимый сокол, которого звали Ширяй. Вот. А сокольник государев - Фома по случайности этого сокола стрелой сбил. Очень осерчал Алексей Михайлович и велел на том же месте, куда сокол подстреленный упал, повесить Фому. Вот. А сынок Фомы меньшой, как вырос, решил в монахи постричься. Лет десять жил он в Троицкой обители, а недавно пришёл сюда и поселился в лесу, недалеко от того места, где отца его казнили. Потом к нему ещё братия подошла... Так и живут там. Отстроились в глухом лесу на полянке...
- Подожди, - нетерпеливо махнул рукой подьячий. - Хватит языком молоть, говори, как до той обители добраться. Мне скорее надо...
- Вон туда езжайте, - дьякон показал на дорогу, - как проедете два мостка через речушки, так начинайте на правую сторону смотреть, а как увидите кривую сосну рядом с гнутой берёзой, так и поворачивайте на лесную дорогу. Эта дорога вас к обители и выведет.
6.
Когда они подъехали к кривой сосне, стало темнеть.
- Коней бы нам вернуть до ночи, - волновался Афоня, - а то, ведь, дядька мне в следующий раз не поможет. Нельзя мне его доверия терять. Понимаешь? Никак нельзя. Давай вернёмся. Завтра обитель ту найдём.
Осип посмотрел на товарища, спрыгнул с коня и строго приказал.
- Поезжай в Москву, а я пешком куда надо доберусь.
- Как же так-то? - завертел головой Афоня. - Как же я тебя брошу-то? Не приучен я так! Вместе так вместе...
- Я сказал: поезжай! - Осип даже кулаком Афоне пригрозил. - Будет он мне тут ещё! У тебя своё дело, а у меня своё. За помощь благодарствую, а дальше я сам. Всё! Проваливай!
И не дожидаясь ответа, подьячий пошёл по лесной дороге. Шёл он быстро и не оглядывался. А какой смысл оглядываться, если через десяток шагов оказался Осип в дремучем лесу. И так темно стало, что решил подьячий даже бежать, чтоб поскорей вырваться из цепких лапищ зловещего сумрака. Не назад, конечно же, побежал, а вперёд. Ему поскорее хотелось добраться до нужного ему места, к людям, вот он и спешил. Однако идея оказалась не совсем удачной: через несколько торопливых шагов бегун споткнулся обо что-то и растянулся на сырой земле. Недаром говорится: кто прытко бегает, тот часто и падает. Дальше Осип решил пробираться шагом.
- А то, ведь, и без глаза остаться можно, - подумал подьячий, разглядывая перед собой дорогу, еле видную в тусклом лунном свете. - Наткнёшься на сучок и всё...
А была та дорога - так себе: то там, то тут, выползали на неё корявые корни, очень похожие на гигантских змей, рядом с ними валялись гнилые брёвна и сорванные ветром сучья. Сразу видно, что путешествовали этой тропой редко. Попадались на дороге и топкие места, где ноги сразу начинали вязнуть в противной слякоти. Один раз Осип в этой кисельной мерзости поскользнулся и упал. После того падения подьячий подобрал с земли толстый сук и стал тыкать впереди себя этим посохом, отыскивая свободную твердь.
К частоколу Осип вышел как-то совсем неожиданно. Вернее, он совсем отчаялся найти в кромешной тьме цель своего путешествия, и, как говорится, прямо носом уткнулся в плотный ряд сырых брёвен. Пошарив по брёвнам рукой, подьячий понял, что это ворота, и заперты они изнутри на крепкий засов. Осип стал кричать и бить по брёвнам кулаками. Скоро створки ворот натужно заскрипели и стали потихоньку отворяться. Подьячий шагнул в приоткрытые ворота и столкнулся с огромным человеком.
- Мне, это, - залепетал от неожиданности Осип. - Узнать надо... Насчет свечки... У кого?
Великан в ответ ничего не сказал, а только головой мотнул, дескать, иди за мной. Буквально, в двух шагах от ворот стоял покосившийся сарай, вот туда Осипа исполин и привёл. Привёл, легонько толкнул к куче соломы и сунул в руки тулуп. Без слов понял подьячий, что лучше не рыпаться и устроиться на ночлег в сарае, а утро вечера мудренее.
Проснулся Осип от звона. Кто-то за стеной сарая стучал железом о железо. Подьячий быстро поднялся, вышел на улицу и зажмурился от яркого солнечного света. Хорошая погода на улице. Радостная. Только Осипу не до радости сейчас, забота гложет его душу, словно голодный пёс кость. Подьячий быстро огляделся и пошёл к монаху, стучавшему молотком по наковальне.
- Брат, - окликнул инока Осип, - а свечник у вас в обители есть?
- Как не быть, - ответил монах, не прекращая изготовления четырёхгранного гвоздя.
- А где мне его сейчас отыскать?
- А на кой он тебе? - монах подхватил щипцами с наковальни гвоздь и быстро сунул его в ушат с водой. Вода зашипела.
- Свечу вот хотел показать, - подьячий достал из сумы огарок свечи и показал его иноку. - Мне надо знать, кто такой воск выплавляет?
- Я выплавлял, и свечку эту я делал, - монах бросил в корзину готовый гвоздь и взял из рук Осипа огарок. - Как раз перед Благовещением Пресвятой Богородицы все соты старые из кладовой нашей я выгреб да плавить стал. Дрянь воск получился, но свечи из него я всё равно сделал. Те, что получше - отобрал, чтоб в храме на кандило ставить, а остальные сложил в корзину и в притворе оставил.
- Это свеча тоже в той корзине лежала? - у Осипа даже голос слегка дрогнул от подобной удачи. Ещё шажок и узнает он, где девчонку убили...
- Где же ей ещё лежать-то? - пожал плечами монах. - В храм такую совестно ставить...
- А кто её из корзины взял? - выкрикнул подьячий будоражащий его душу вопрос.
- Кто ж его знает? - вздохнул инок. - Может, из братии кто. Или кто из гостей обители нашей. Приходят к нам иногда люди. Мы никого не гоним. Если злого намерения нет, сразу гостю ворота откроем. Любой мог свечку из корзины взять. А ты чего так интересуешься?
На всякий случай, Осип решил всей правды не говорить, а вместо ответа на вопрос сам поинтересовался - сколько иноков в обители спасается. Оказалось - пятеро. И живут они все в одной келии, как подобает по правилам монашеского общежития, заповеданного ещё Преподобным Сергием Радонежским. Узнав об общежитии, Осип так крепко задумался, что не сразу откликнулся на приглашение к монашескому столу.
- Если здесь девчонка перед смертью свечу схватила, - думал подьячий, запивая черствые ржаные сухари жидким овсяным киселём, - то все они здесь в блуде погрязли. Прости меня, Господи. Разве в такой тесной обители грех подобной утаишь? Никогда. Если была здесь девчонка, то всякий об этом знает. Неужели, с виду они все только такие... Вряд ли, не похоже... Да и зачем её из дремучего леса тащить в даль-дальнюю? Не с руки это...
Увлеченный своими мыслями, Осип и не заметил, как остался за столом один. И сидел он так, пока не доел все сухари из глиняной плошки. А как доел, так сразу огляделся, всполошился и выбежал на улицу. На улице же кипела работа. Один монах ковал, двое пилили бревно на доски, двое рубили сруб. На гостя никто внимания не обращал.
Подьячий опять подошёл к кузнецу и поклонился.
- Благодарствую за угощение...
- Господа благодари, а нас не за что, - буркнул монах и выбил на шляпке очередного раскалённого гвоздя клеймо: три переплетенных колечка.
- А давай я тебе помогу, - желая заслужить расположение кузнеца, предложил Осип. - Чего делать надо?
- Становись к горну, - сказал инок. - На мехах работать будешь, и заготовки мне подавать.
Во время работы подьячий пытался разговорить монаха-кузнеца, но из этого ничего путного не вышло. Единственное, что удалось выведать Осипу, так это о категорическом запрете женщинам посещать обитель. На вопрос о гостях, кузнец только плечами повёл, дескать, они мне все совсем без надобности. И ещё один гвоздь со звоном упал в большую корзину, потом ещё один, ещё и ещё. Когда корзина наполнилась, кузнец утёр рукавом пот и сказал.
- Ну, вот, сделан зарок на утро нынешнее с Божьей помощью, теперь и отдохнуть не грех...
Осип уселся на бревно, ожидая, что и монах сейчас усядется рядом, но тот от наковальни, ни на шаг, только, вместо увесистого молота, взял сперва маленький молоточек в руки, а потом зубильце. Подьячий заинтересовался этаким отдыхом и подошёл к наковальне. Кузнец колдовал над лезвием ножа.
- Чего это? - спросил Осип, глядя на ловкую работу умельца.
- Ножичек меня попросили особый сделать, - ответил кузнец, продолжая работу. - С секретом...
- С каким ещё секретом?
- Сварю я лезвие из двух пластин... На одной пластине углубление, чтоб внутри лезвия пустота была... А на другой пластине, напротив этой пустоты два отверстия маленьких - по толщине как иголка еловая... Если ручку повернуть, сюда можно медку жидкого налить...
- А зачем это? - удивился подьячий, рассматривая пластину.
- Как зачем? - пожал плечами кузнец. - Для шутки. К примеру, разрежу я этим ножом редьку на две половины, одну тебе дам, а другую сам съем. У тебя будет редька горькая, а меня с мёдом. Понял? Ну, не чудо ли? Один добрый человек тайну мне эту поведал. Рассказал, что видел такой ножичек у одного иноземца и спросил смогу ли я чудо такое сварганить. Я порасспросил его ещё чуток, уяснил суть и сказал, что смогу. Вот теперь самая малость осталась и будет готов ножичек. Тут работа тонкая, это тебе не гвозди клепать. Я за такой работой душой отдыхаю...
"Отдыхал" кузнец недолго, а потом опять позвал Осипа гвозди ковать. Ещё одну корзину гвоздей надумал сделать он до обеда.
- А зачем вам столько гвоздей? - удивился подьячий, раздувая мехами нужный жар в горне.
- Стройку какую-то в Преображенском затеяли, вот и попросили нас помочь, - ответил монах, ловко поставив красную от жара заготовку в оправку. - А нам доброе дело сотворить всегда приятно. Раз в неделю гвозди у нас забирают...
И опять закипела работа. Перед полуденной трапезой попробовал подьячий заговорить с другими иноками обители, но тоже всё без успеха. Двое из них дали обет молчания, а ещё двое, кроме "не ведаю" и "на всё воля божья", ничего не хотели говорить.
Время уже не шло, а бежало, как песок сквозь пальцы. Подьячий узнал, кто сделал свечу, но что толку: даже намёка на какой-то новый след теперь не было и в помине. Хотя, мог ту свечу взять человек, какой из Преображенского за гвоздями приезжал... Там можно поискать, ежели о других гостях ничего выведать не получилось. На безрыбье и рак рыба.
7
После полудня все помолились и уселись за стол. Трапеза всё та же: ржаные сухари и кисель. Ели степенно, не торопились и без всяких разговоров. Осип попробовал завязать беседу, но на него все сразу так строго глянули, что в жар парня бросило. Оно и понятно: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Подьячий примолк, ссутулился и стал грызть жесткие сухари, запивая их холодным и безвкусным киселём. И когда он одолел третий сухарь, с улицы послышался шум.
Эй! - кто-то громко кричал за воротами. - Открывай, кому говорю! Чего закрылись?!
Монахи переглянулись, как по команде, встали из-за стола, взяли на крыльце топоры и пошли к воротам. Один инок стал отодвигать тяжелый засов, а четыре его товарища, отступив шага на три назад, подняли к плечам топоры. Не жаловали здесь особо крикливых гостей. У крикливых часто недоброе на душе. Но оружие им на этот раз не пригодилось. Створки раскрылись, и Осип увидел Афоню. Афоня скалил в улыбке щербатый рот, приветливо махал рукой и кричал:
- Выходи, Осип! Я с дядькой договорился! На два дня он нам лошадей дал! Поехали!
Осип так обрадовался появлению своего товарища, что чуть было не позабыл поблагодарить братию за приём, но вовремя опомнился и низко поклонился монахам. Те степенно поклонились в ответ, и каждый из них двумя перстами перекрестил уходящего гостя. И опять ни одного слова не промолвили иноки.
- Я всё утро дядьку уговаривал, - не переставая, щебетал Афоня, пока они ехали по лесной дороге. - Беда, говорю, у человека: лошадь украли. Помогать надо. А дядька ни в какую: не дам - всё тут. Раз одну украли, говорит, так и вторую украдут. Бестолочь, дескать, твой дружок. А я не сдаюсь и опять за своё. Ты, говорю, Осипа не знаешь. Случайно у него украли, а мы с ним непременно конокрада отыщем... Надо было тебе ещё одежду новую захватить, а то у тебя кафтан никуда не годится: грязный да с дырами жжеными... В Москву приедем, так сразу же в торговый ряд пойдём... У меня три деньги есть... И торговцев знакомых не счесть...
Осип слушал болтовню Афони, и радовался, уж больно, стосковался он в лесной обители по весёлой людской речи.
Выехав из леса, остановились и спросили возчика, проезжающей по дороге телеги, как сподручней добраться до села Преображенского и, получив дельный да подробный ответ, поскакали.
Перед околицей села остановились.
- Вот что, - сказал подьячий своему товарищу, - поезжай-ка сейчас в село да узнай: работают ли в селе плотники. Если работают, то посмотри: какой у них инструмент, есть ли гвозди. А как узнаешь, так возвращайся сюда...
- А зачем тебе плотники? - удивлённо глянул на Осипа Афоня. - Конокрад с плотниками, что ли, ходит?
- Езжай! - вместо ответа нахмурил бровь подьячий. - Много будешь знать, так уши лопнут.
Проводив товарища, Осип привязал к берёзе лошадь и решил посмотреть: что это за тын виднеется за кустами ольхи. Подьячий пролез через кусты и оказался на углу загородки. Немного подумав, он решил пройти вдоль тына и посмотреть, а чего там - за следующим углом. Делать-то было всё равно нечего, а Осип без дела сидеть ой как не любил. Загородка оказалась длинной, и пробраться вдоль неё не мутовку облизать. Вдоль тына сплошь кусты: черёмуха, бузина, ольха, малина... Другой бы уступил, но Осип не таков. Добрался он до нужного угла и даже вышел из-за него. А там за углом с десятка два мужиков торопливо заходят приоткрытые ворота. Подьячему стало интересно: куда это они все побежали? Он подошёл поближе...
- Эй, - крикнул здоровяк в потёртом кафтане, глядя Осипа. - Чего не заходишь?! Давай скорее! Одного тебя ждать не буду! Разом закрою ворота!
Осип оглянулся - никого.
- Чего стоишь?! - топнул ногой здоровяк. - Сейчас закрою ворота и останешься ни с чем! Стоит тут как нищий на паперти! Заходи!
Подьячий ещё раз оглянулся и решил зайти. Интересно ему стало: куда это его так настойчиво зазывают.
Не успел Осип войти за тын, как ему сразу же сунули в руки тяжёлый заступ и поставили в ряд землекопов.
- Копай! - велел тот самый здоровяк, который зазвал подьячего в ворота. - И не ленись... Смотреть буду за вами. Плохо будешь копать, при расчёте учту... Понял?
Сперва Осип воспротивиться хотел, но тут он заметил плотника, сбивавшего гвоздями широкий помост. Вот из-за тех гвоздей и решил подьячий немного покопать землю.
- Сейчас покопаю малость, - думал он, ворочая заступом сырую землю, - а потом подойду и посмотрю, что это за гвозди такие у плотника, а дальше видно будет.
Но малость покопать не получилось. За землекопами зорко следил надсмотрщик: и стоило кому-то остановиться, так этот с громким криком тут как тут. А крик у него совершенно особенный, против такого ни один не устоит и не воспротивится. Как говорится, от э такого крика и мертвый из могилы встанет. Так и трудились все, не разгибаясь, пока надсмотрщик перерыва не объявил.
Немного отдышавшись, подошёл Осип к плотникам. Взял в руки гвоздь и вздохнул облегчённо - на шляпке виднелось монастырское клеймо.
- Чего тут шаришься? - вырвал из рук подьячего гвоздь рыжебородый плотник. - А ну, иди к своим!
- Уйду, уйду, - торопливо закивал Осип. - Гвозди у тебя, больно, хороши. Где берёшь такие? Мне вот тоже гвозди нужны...
- Хозяин гвозди приносит, вон у него и спроси, если он с тобой разговаривать станет, - буркнул плотник, показывая пальцем на человека, зашедшего за угол сарая.
Разглядеть того человека подьячий не успел и хотел побежать к сараю, но тут его надсмотрщик за шиворот схватил.
- Ты чего мечешься, как вошь на гребне? - хрипел здоровяк над самым ухом Осипа. - Нанялся копать, так копай, а другим работать своими разговорами не смей мешать!
Пришлось подьячему опять взяться за тяжёлый заступ. Теперь он копал, размышляя, а что ему надо сделать во время следующего перерыва. Первым делом он решил узнать: что за углом того сарая, за который ушёл хозяин, добывающий гвозди для плотников.
- Конечно, за углом тот хозяин не сидит, - размышлял Осип, выбрасывая из ямы тяжелую глинистую почву, - но нужно обязательно посмотреть, какие за тем углом есть дорожки с тропинками. Обязательно...
Тропинка за углом оказалась одна, привела она подьячего к стене из толстых брёвен и опять куда-то завернула. Осип выглянул за угол стены и увидел прямо перед собой стрельцов. Два стрельца сидели на лавке и о чём-то степенно беседовали, но, вдруг, служивые встрепенулись. То ли ветка под ногой подьячего хрустнула, то ли ещё чего, только стрельцы вскочили с лавки, схватили пики и... Дальше Осип смотреть не стал. Он быстро отступил назад и, заметив у противоположного края стены канаву, помчал туда. А из канавы той под стену было что-то, вроде подкопа. Вот в этот подкоп подьячий и заполз, словно проворная ящерка. Стрельцы, по всей видимости, его заметили и, переругиваясь, подбежали к той самой канаве. Ничего хорошего от встречи с сердитыми стрельцами никак нельзя было ожидать, и Осип пополз во тьме подальше подкопа.
8
Осип решил заползти в какой-нибудь угол да притаиться там, а как суета улице притихнет, обратно выбраться через тот же подкоп наружу. Но с поисками угла беглец, по всей видимости, промахнулся, потому как выполз на свет. Свет струился откуда-то сверху. Присмотревшись, подьячий понял, что там наверху приоткрытая дверь.
- А вот и выход нашёлся, - подумал Осип, намереваясь подняться с колен, но не успел.
Дверь распахнулась, и послышались сердитые крики:
- Упустили, сучьи дети! Как он в подпол-то залез?!
- Здесь подкоп собаки сделали! Может, через него? А, может, и нет его в подполе, подкоп-то узкий... Может, в лес убежал?
- Может?! Всем вам головы велю срубить! Ой, дождётесь!
- Да, мы-то чего?
- Из-под земли достаньте мне его! Всё проверить! А как увидите, так бейте его сразу пикой! Поняли?! Без разговоров!
И решил подьячий, на всякий случай, от тех грозных криков подальше спрятаться, благо сумел он по правую руку от себя рассмотреть несколько ступенек, уходящих куда-то вниз. Ступенек оказалось около десятка, а дальше - подземный ход! Да такой просторный ход нашёлся, что подьячий сумел в полный рост встать. Правда, разбежаться по этому ходу не получилось - в дверь уткнулся Осип. Дверь оказалась незапертой. Беглец быстро приоткрыл её и оказался в тесной конурке. Пока закрывалась дверь, подьячий успел заметить, что в конурке есть ещё два выхода: в одном из них виднелся багрово-красный мерцающий отблеск, а в другом тьма. В эту тьму Осип и поспешил спрятаться. Когда тебя ищут, от света лучше держаться подальше.
Скорее всего, это была какая-то кладовая, сплошь заставленная бочками, кулями и прочим хламом. По стенке да на ощупь пробрался подьячий в угол и присел там на корточки. Жалобно скрипнула распахнувшаяся дверь.
- Где он?! - послышались крики. - Ищите!
- А чего я прячусь? - подумал, вдруг, Осип. - Надо выйти сейчас и сказать им, что я из Разбойного приказа, а в случае чего, так можно "слово и дело" прокричать. То такого крика у любого коленки задрожат.
Подьячий опёрся рукой в земляной пол, чтобы встать, но тут другая мысль одёрнула его смелый порыв.
- Да, ты и пикнуть не успеешь, - шепнула подлая мыслишка, - как они тебя пиками заколют. Злые они сейчас... Под горячую руку в опасности только распоследний дурень полезет.
Осип сел на пол и придвинул к себе какой-то большой куль, похоже с березовым углём.
А рядом перебранка занялась.
- Чего вы тут делаете? - кричит злой хриплый голос. - Не велено сюда никому ходить.
- В подпол, вроде, какой-то оборванец забрался! - отвечает другой голос, не хриплый, но тоже злой. - Вот мы и ищем его!
- Не здесь никого! Пошли отсюда, а то Ивану Кирилловичу пожалуюсь!