Аделия Дюран Оливейро де Родригес Акунья, она же Великая Адель - 59-летняя вдова с уныло-безупречной молодостью и скандально-ослепительной зрелостью, за пять лет до описываемых событий покинула столицу и укрылась от мира в своей усадьбе.
Исабель Бланка Риетта Родригес (Бусинка) - внучка Аделии, 17-летняя девица, живёт в поместье бабки около двух месяцев.
Сальвадор (Чичо) Монтеро Орройо, по прозвищу Сальтомонте (Кузнечик) - внучатый племянник Адели, молодой человек лет 25 без определенных занятий, столичный прожигатель жизни.
Рамон (Мончо) да Сильва - друг детства и ровесник Кузнечика, живший по соседству.
Эдуардо (Лало) Васкес Кантеро - молодой человек того же возраста, знакомый Да Сильва по университету.
Уго Гамарра Альварес - соученик Кузнечика по школе иезуитов и Да Сильва по университету, студент, сменивший несколько факультетов, ровесник всех вышеперечисленных молодых людей.
Николо Энрикес-Трехо - молодой человек того же возраста, ни с кем из вышеперечисленных до приезда в поместье не знакомый, секретарь МИД.
Хосе (Пепе) Эстебан Ганьете Толаба и Франциско (Пако) Дамиан Пелаес Санабрия - друзья-соперники, паршивые овцы в своих семьях, авантюристы и бродяги, по слухам, нажившие состояние на сомнительных аферах в обеих Америках, и лишь на склоне лет принятые обществом. Обоим за шестьдесят.
Действие первое
Аделия Дюран сидит за столом в библиотеке и что-то пишет. В комнату влетает Исабель (Бусинка).
Исабель: Бабушка! Марита сказала, что ты вызвала портниху!
Аделия: Доброе утро, дорогая. Разумеется, вызвала. Те наряды, что ты привезла с собой, годятся только для кающейся послушницы, а у нас рождественский приём. Конечно, сшить новое платье до завтра не успеет никакая чудотворница, но подогнать под фигуру что-нибудь из готового...
Исабель: Я говорила тебе, что не выйду из своей комнаты! Это не приём, это сплошное бесстыдство! Четыре молодых холостяка и ни одной дамы! Понимаю, на собственную репутацию ты давно махнула рукой, но могла бы подумать о моей!
Аделия: Да, четыре холостяка для рождественского приёма, конечно, маловато, ты права. В своё оправдание скажу, что приглашала шестерых, но двое прислали письма с извинениями. Должно быть, испугались моей репутации. Да и Бог с ними. А вот ты меня разочаровала, Бусинка. Я полагала, что мою внучку, в отличие от пустоголовой, - прости Господи, но это правда - дочери, такая чепуха не заботит. Подчинить жизнь страху перед сплетнями - что может быть нелепее?
Исабель: Я не потому... То есть не только... Я просто не хочу - и не буду! - в этом участвовать.
Аделия: Девочка моя, уж поверь моему опыту: нет лучшего лекарства от разбитого сердца, чем ни к чему не обязывающее знакомство с компанией молодых сеньоров.
Исабель: Да не разбито моё сердце, сколько тебе повторять!.. Постой, так ты из-за меня устраиваешь это... это непотребство?
Аделия: И не надейся. Я пригласила этих кабайерос, когда ты жила ещё в родительском доме, собственно, для того и приезжала в столицу. А про твою вселенскую скорбь я узнала только там, раньше мне никто написать не удосужился. Если дело не в разбитом сердце, объясни, почему...
Исабель: Нет, это ты объясни! Если не ради меня, то зачем тебе этот скандальный приём?
Аделия: Разрешаю тебе считать его капризом вздорной старухи.
Исабель: Бабушка!
Аделия: Ну, хорошо, хорошо. Правда в том, что я не могу открыть причину, это не моя тайна.
Исабель: Не твоя? А-а, я догадываюсь! Те двое, что приезжали сегодня чуть ли не на рассвете, и крались по дому, точно воры! Не делай большие глаза, ты же не думаешь, будто от слуг в доме можно что-нибудь утаить? Так кто они, твои таинственные визитёры? Или это тоже "не твоя тайна"?
Аделия: Нет, это поразительно! Стоит заглянуть моим старинным друзьям, чтобы поздравить меня с Рождеством, и домочадцы готовы измыслить невесть что! К твоему сведению, меня навестили кузен Пепе и его друг Пако, дон Франциско Пелаес. А приехали пораньше они потому, что на дворе, прошу заметить, конец декабря. Не в полдень же по такой жаре разъезжать!
Исабель: Ну-ну...
Аделия: Чем выдумывать про бабку всякие глупости, лучше помоги мне придумать развлечения для наших кабайерос. Как ты считаешь, если я предложу им устроить скачки...
Исабель: Сколько раз тебе повторять: Я! Не буду! В этом! Участвовать! Ненавижу приёмы! Ненавижу мужчин!
Аделия (вздыхает): Очень жаль! Я рассчитывала на твою помощь. Видишь ли, мне нужно не столько развлечь этих молодых людей, сколько заставить их проявить свою истинную сущность. А я, признаться, грешна, люблю мужчин, и их маленькие слабости меня только забавляют. Разве может снисходительная старуха придумать достойное испытание для мужского характера? Нет, это задача для молодой безжалостной сеньориты...
Исабель (против воли заинтересованная): Испытание? Зачем? А, понимаю, это не твоя тайна. Но хоть кто они, эти твои кабайерос?
Аделия: Можно подумать, я от тебя скрывала! Сама же не желала слушать. Рамон да Сильва, Эдуардо Васкес-и-Кантеро, Уго Гамарро Альварес, Николо Энрикес-Трехо...
Исабель: Кто?!
Дверь библиотеки открывается, на пороге появляется Сальвадор (Чичо) Монтеро Орройо. Входит в комнату, распахивая руки в широком объятии.
Сальвадор: Тётушка! Свет моих очей! Прости, что я без предупреждения! Ты ведь не выгонишь несчастного, умирающего от жажды путника на безжалостное декабрьское солнце? О, Бусинка, и ты здесь! Шикарно выглядишь!
Исабель: Отцепись от меня, ничтожный лицемер! (Выбегает, хлопая дверью)
Сальвадор: Что это с ней, а?
Аделия: Здравствуй, Чичо. Ты меня спрашиваешь? А я-то думала, это ты мне объяснишь, что происходит с твоей кузиной. В конце концов, кто из нас жил в столице, когда это началось? Или ты не знаешь даже, что девица чудит уже третий месяц? Приезжаю я в сентябре проведать дочь с зятем и внучку, а дом чуть не в трауре. Внучка не выходит из комнаты, не ест, не разговаривает, смотрит в стенку, на любые предложения отвечает "нет". А моя многомудрая дочурка, начисто забыв, как сама изнывала от несчастной любви в семнадцать лет, заламывает руки и строит планы, как бы вытащить девчонку на очередной раут, потому что "это же её первый сезон! Что скажут люди, если она перестанет выезжать!" Я потому и забрала Бусинку сюда, чтобы её не довели до нервного срыва. Но, как видишь, мои рецепты тоже не особенно действенны. Ну, а тебя каким ветром занесло в нашу глушь?
Сальвадор (скорбно): Тётушка, я должен тебе признаться... Только не выдавай меня, прошу! Я слежу за дядюшкой Пепе. Да, это постыдно, и я никогда бы не дошёл до такой низости, если бы не был так встревожен.
Аделия (вздёрнув бровь): Вот так новости! До сих пор я полагала, что тебя не способно встревожить ничто, кроме проигрыша наших на кубке Америки или грозы в день объявленной корриды. Что же должен был натворить Пепе, чтобы ты обременил себя таким хлопотным занятием, как тайная слежка?
Сальвадор: Не смейся! Недавно я заскочил к нему за монетой... Ну, ты же знаешь, семья отказала мне в поддержке с тех пор, как я ушёл из иезуитского колледжа... Тоже, нашли богослова! Не хочешь в священники, иди, сказали, работай. Это я-то! Но дядюшка - молоток, посмеялся и открыл для меня закрома, ни разу не отказал. А тут прихожу я к нему, он выписал, как водится, чек и вдруг говорит: "Ты бы поторопился с поисками себя, Чичо. А то ведь я, может статься, скоро потеряю свою мошну. Что тогда делать будешь?" Я: как? почему? А он: да встрял я тут в одно рисковое дельце, может, говорит, удвою состояние, а может останусь ни с чем, как карта ляжет. И дальше на эту тему говорить отказался.
Аделия: Так за кого ты тревожишься - за него или за себя?
Сальвадор: За него! Нет, честно, я искренне привязан к старикану и готов ему помочь всем, чем могу, что бы ты обо мне ни думала. Но он же молчит! Вот и приходится вызнавать тайком. Тётушка, заклинаю, скажи, в какую авантюру он ввязался!
Аделия: Не знаю.
Сальвадор: Не верю! От тебя он ничего не скрывает. Ладно, тогда скажи хотя бы, зачем он сегодня приезжал.
Аделия: Не могу.
Сальвадор (падает на колени): Я умоляю! Что угодно для тебя сделаю, только скажи!
Аделия: Встань немедленно, дрянной мальчишка!
Сальвадор: Не встану!
Аделия: Чичо, прекрати. Я дала слово, и умолять меня бесполезно. Единственное, что могу тебе сказать, не нарушая обещания: приезд Пепе связан с приёмом, который я устраиваю завтра. Это всё.
Сальвадор: А пригласить меня на этот приём ты можешь?
Аделия (задумчиво): Ну... наверное. Хорошо, можешь остаться. Только поклянись, что никому не проговоришься о причастности Пепе к этой затее.
Действие второе
Открывается дверь на лестницу, ведущую в подвальное помещение, обставленное одновременно как курительный салон, и как бильярдная с диваном, креслами, ломберным столом, столиком с напитками, "табачным" столиком, тут же книжные полки и, собственно, бильярд. Появляются двое молодых людей, слегка подшофе.
Сальвадор (обводя рукой комнату): Вот! Убежище для кабайерос - от жары, дам и прочих напастей. Переждем здесь сьесту, Мончо. Надеюсь, Уго сюда не доползёт, заблудится по дороге. Тётушка хорошо о нём позаботилась... Но какая могучая фемина! Впервые вижу, чтобы кому-то удалось обуздать Всезнайку.
Рамон (обвиняющим тоном): Ты не говорил, что Великая Адель - твоя тётушка!
Сальвадор: Да я и сам узнал только в колледже! (Подталкивая Рамона, спускается с ним в салон, усаживается в кресло и приглашающе хлопает по соседнему). Ты же знаком с нашим прайдом. Святоши чёртовы! А скандальная слава Аделии гремела на весь свет, само собой, они делают вид, будто знать её не знают. Меня дядя Пепе просветил, ещё одна паршивая овца в нашем фамильном стаде... К слову сказать, не то чтобы они мне дядя и тётя. Моя бабка была сестрой Аделии и Хосе. Его у нас в доме тоже не жаловали, пока не услышали о его несметных богатствах. О том, как они нажиты, моя благочестивая семейка предпочитает не задумываться.
Рамон (усаживаясь рядом): На наследство зарятся?
Сальвадор: А то! (вдруг мрачнеет и после небольшой заминки продолжает искусственно веселым тоном). Так как, ты говоришь, вы называли Уго Гамарру в университете? Геморроем? В точку! Мы-то в школе ничего обиднее детских дразнилок не придумали. Болван Уго, вонючий Всезнайка, возлюбленная задница отцов-иезуитов... Наших-то задниц они, по его милости, не щадили. Геморрой, ха-ха! Остра университетская братия на язык! Хотя вы, верно, от его всезнайства не так пострадали...
Рамон: Не так?!. (Мрачнеет, потом почти точно воспроизводит искусственный тон Монтеро). Ха-ха! Не меняй тему, Кузнечик. Мы говорили про твою могучую тётушку. Ты знаешь, зачем она всё это затеяла? Пригласила нас, развлекает?..
Дверь наверху открывается, появляется Эдуардо (Лало) Васкес-Кантеро.
Эдуардо: Да-да, мне это тоже очень любопытно!
Рамон (подскакивая): Лало, ты подслушивал под дверью? Стыдись! Солидный учёный муж, лиценциат, а ведёшь себя, как юнец, играющий в следопыта.
Эдуардо: В шпиона, мой друг, в шпиона. Но я и чувствую себя персонажем шпионского романа. Меня втягивают в какую-то сомнительную игру, а я понятия не имею, где заперт кот.
Сальвадор (вскидывается): Вы намекаете, сеньор, что моя тетушка затевает что-то бесчестное?
Рамон: Ш-ш! Лало, выбирай выражения! Чичо, не заводись, Эдуардо никого не хотел обидеть, просто он циник, как все учёные. Давайте выпьем по стаканчику агуардьенте, и вы перейдёте на "ты". Друг моего друга - мой друг, верно?
Сальвадор (встает и идёт к столику с напитками, ворча): Выпить-то мы выпьем, почему нет, но пускай твой друг объяснится. (Возится с бутылками, срезает с пробок сургуч и колпаки, орудует штопором).
Эдуардо: Охотно! Два месяца назад, когда столицу взбудоражил слух о возвращении Великой Адели, меня удивило только то, какие это вызвало страсти. Ну, устала сеньора от своей пасторали, решила навестить места, где блистала прежде, что тут особенного? Когда донья Аделия, весьма поверхностно знакомая с моей матерью, нанесла нам визит и вела себя так, будто они близкие подруги, я списал всё на светские игрища. Зерно подозрительности проклюнулось в моей душе, когда Великая Адель лично пригласила меня приехать в её имение во второй половине рождественской недели. Рождественской, сеньоры! И это было вовсе не то ни к чему не обязывающее приглашение, которые иногда роняются в благодушной послеобеденной болтовне, нет. Сеньора Дюран соблазняла меня дивным отдыхом на лоне природы, обществом блестящих молодых людей, развлечениями, недоступными в столице. Она была настойчива и убедительна, она апеллировала к моей матери...
Сальвадор (ставит на столик перед креслами поднос с бутылками и стаканами, пепельницу, коробку с сигарами и сигаретницу): И что же, тётушка никак не объяснила своё приглашение?
Эдуардо: О, в рамках сюжета про лучших подруг объяснение выглядело вполне невинно. Мать похвасталась, что я сдаю экзамены на лиценциата, донья Аделия поахала, что это, должно быть, тяжёлый труд, и тема отдыха всплыла сама собой.
Сальвадор (усаживается и показывает на бутылки): Ром, виски, коньяк, кальвадос, орухо. Наливайте себе сами, сеньоры.
Сеньоры выбирают и наливают себе напитки, салютуют друг другу бокалами.
Рамон: Salud! (отпивает). Почему же ты согласился, Лало, если это показалось тебе подозрительным?
Эдуардо (неожиданно смущается и тут же переходит на агрессивный тон) : А как ты думаешь, Мончо? Может ничем не примечательный вчерашний студент отказать в такой малости женщине, у ног которой лежали поэты, банкиры, президенты, вожди пролетариата и папский нунций? Да меня бы родная мать из дома выгнала! Ты-то сам почему согласился? Или тебя сеньора Дюран качала в колыбели?
Рамон: Нет. Хотя мои старики знакомы с ней довольно коротко, частенько захаживали в её салон, когда она царила в столице. Мне-то поначалу ничего странным не показалось. Да я и не раздумывал ни минуты. Великая Адель устраивает приём, и я в числе приглашённых! О чём тут думать? И только здесь мне стало ясно, что приём на приём не похож. Ни тебе толпы приглашенных, ни знаменитостей, ни снующих с подносами лакеев, ни дам в бриллиантах, ни музыки с танцами. Нет, я не спорю, обед был превосходен, сеньора Дюран блистательна, а уж как блистательно она управляется с Уго! Но всё же... Чичо, может, ты объяснишь, почему мы удостоились внимания твоей великолепной тетушки, и что здесь вообще происходит?
Сальвадор (тянет время, отпивает из стакана, берет сигарету, прикуривает): Не знаю. Да не смотрите на меня так! Вас хотя бы пригласили, а я попал сюда совершенно случайно. Приехал вслед за... Неважно, приехал совсем по другому делу, и только здесь узнал, что Аделия ждет гостей. Ну, я и остался...
Эдуардо: Сдаётся мне, что какой-то ключ к разгадке у вас есть, но вы о нем умалчиваете, дон Сальвадор.
Рамон: Э-э, какой еще дон, мы же договорились, что вы переходите на ты! Да, Кузнечик, что-то ты финтишь. Давай, выкладывай все.
Сальвадор: Да говорю вам...
Дверь наверху открывается, слышен голос слуги: "сюда сеньоры, только аккуратно, там ступеньки". Над лестницей появляются очевидно пьяный Уго Гамарра Альварес и невозмутимый Николо Энрикес-Трехо.
Николо (подхватывая под локоть покачнувшегося Уго): Осторожнее, дон Уго, позвольте, я вам помогу.
Сальвадор и Рамон каменеют, потом отмирают и переглядываются.
Рамон (тихо): Меня сейчас стошнит. Где тут уборная, Чичо?
Сальвадор (машет в сторону кулисы): Там. Только не занимай надолго, я в очереди.
Рамон уходит.
Уго (спотыкаясь, на очередной ступеньке): Какие опасные тут лестницы... Прям колодец Демонов. Вы слышали про колодец демонов, дон Николо? Это в Индии, штат Ра... Ра-Джа-Стан, вот! До черта ступенек, и все неудобные. Люди с них падают и тонут, падают и тонут... Бульк, и нету.
Сальвадор: Жаль, что тут не колодец. Бульк, и нет Уго - какое счастье! А у нас даже бочки с мальвазией не найдётся...
Уго: А, Кузнечик! Ты всё такой же невежда, как в детстве. Бочка с мальвазией - сказка, глупая сплетня. Герцога Кларенса задушили по приказу Эдуардо. Не этого Эдуардо, того... другого. (Добредает до одного из кресел, падает). Располагайтесь, дон Николо. О, коньячок! А где мой стакан?
Сальвадор (поспешно подхватывая со столика два стакана - свой и Рамона): Стаканы - там. Наливай себе сам, тут нет лакеев.
Появляется повеселевший Рамон.
Рамон: Что ж ты так нелюбезен, Кузнечик? Сиди, сиди, Уго, я принесу, и даже налью. (Подмигивает Сальвадору, как бы невзначай хлопнув себя по карману, идет за стаканами, возвращается). Тебе коньяк? А вам, дон Николо?
Николо: Мне, пожалуй, тоже коньяк, спасибо.
Сальвадор: (с внезапной живостью): А здорово тетушка Аделия тут всё устроила, да?(Машет в сторону бильярдного и ломберного столов) Может, сразимся попозже?
Пока остальные послушно оборачиваются к бильярду, Рамон достаёт из кармана пузырёк и наливает содержимое в один из стаканов, который подаёт Уго.
Рамон: Держи. (Протягивает другой стакан Николо). А это вам. Предлагаю выпить и всем перейти на ты, чтобы не путаться.
Николо (берет стакан, салютует им остальным): Принимается!
Остальные повторяют его жест и пьют.
Сальвадор: Ну, и что интересненького было там (кивает на потолок) после нашего побега?
Уго: Прчпх... грит и грит, слвствить незможн... а эта сидит, счомстрит, и мы встрчись, она врт...
Николо: Дон Уго досадует на сеньору Дюран, которая не оценила его осведомлённости по части закулисной политической жизни страны, любезно предлагая нам свои версии тех или иных событий. Сеньорита Риетта также имела несчастье вызвать его неудовольствие, отказавшись поддерживать разговор и подтвердить факт знакомства с доном Уго.
Сальвадор: Знакомство - это вряд ли. Бусинка всего полгода как вырвалась от монашек.
Рамон (обращаясь к Николо, восхищённо): Вот это да! Ты кто, переводчик МИД?
Николо: Нет, всего лишь секретарь.
Рамон (присвистнув): Ого! А сюда зачем приехал?
Николо (напрягшись): В смысле?
Эдуардо: Видишь ли, до вашего прихода мы обсуждали странности, связанные с этим приёмом. Мы не понимаем, зачем донья Аделия нас собрала и почему именно нас. Ты хорошо с ней знаком?
Уго: Меня ща стшнит... (пытается вскочить, заваливается вперёд)
Николо (вскакивая и подхватывая Уго): Где здесь уборная?
Сальвадор показывает, Николо уводит Уго. Сальвадор и Рамон переглядываются, не очень умело маскируя распирающее их веселье.
Эдуардо (качая головой): Дети, честное слово! И все же о приёме... Сальвадор, я уже понял, ты приехал сюда по своим делам и на эту фиесту попал случайно, но что-то ведь тётушка должна была тебе о ней сказать?
Сальвадор (замявшись): Да как-то не зашла речь... Мы всё больше про родственников говорили, про Бусинку вот. Девчонка в кого-то втюрилась после школы, да неудачно, заперлась в комнате, там ещё, у родителей. Слёзы, то, сё, а мамаша её знай бубнит, что надо, дескать, по балам и театрам ездить, а то что же люди скажут. Ну, Аделия и увезла девчонку. Но она и тут... того... не того.
Николо (выглядывает из уборной): Помогите кто-нибудь! Уго бредит, совсем ему худо. Надо бы врача...
Эдуардо, осуждающе покосившись на Рамона и Сальвадора, идёт к уборной.
Сальвадор (обеспокоенно): Что ты ему влил?
Рамон (неуверенно): Да ерунда, патентованное средство для очищения желудка, там на полочке стояло, рвотный корень, то, сё...
Николо и Эдуардо практически выносят Уго, тот содрогается в тщетных рвотных спазмах, его кладут на диван.
Эдуардо: Вы ещё здесь? А ну - пулей за врачом! Шутники чёртовы...
Сальвадор взбегает по ступенькам, толкает дверь. Она заперта. Сальвадор с силой нажимает на неё плечом, барабанит, кричит: Эй, кто там! Откройте! Тут человеку плохо!
Рамон (присоединяясь к нему): Эй, что за шутки? Вы что, с ума сошли? Нам врач нужен! Чичо, ломаем её к дьяволу!
Они несколько раз вместе наваливаются на дверь.
Сальвадор: Бесполезно, это дуб. И кричать бесполезно, никто нас не услышит: сьеста, часа три ещё никто из своих комнат не вылезет.
Рамон и Сальвадор спускаются к остальным.
Эдуардо: Он потерял сознание. Что вы ему подмешали, ослы?
Рамон (достаёт из кармана пузырёк): Вот. Как видишь, ничего смертельного. И сознание от этого не теряют. Если Уго действительно отравили, то это не мы. И дверь не мы заперли.
Эдуардо (выхватывает из рук Рамона и потрясает пузырьком): А это? Солидный человек, защитил диплом, а ведёшь себя, как дебильный подросток!
Рамон: А ты знаешь, что по милости Геморроя эта моя защита чуть не кончилась пшиком? Он припёрся туда, незваный, да чёрт побери, он даже на нашем факультете уже не учился! Припёрся и ткнул всех носом в мою ошибку. Знаете, чего мне это стоило?! Может, я и дебил, но, когда увидел этот пузырёк там, на полке, удержаться было выше моих сил...
Николо: Сеньоры, сеньоры, у нас сейчас заботы поважнее, чем старые обиды и глупые шутки. Рамон прав. От рвотного корня не бредят и не теряют сознание. И дверь заперли снаружи. Что вы говорили про странности?
Эдуардо: Видишь ли, мы не можем понять, зачем нас сюда позвали. Никто из нас, кроме Сальвадора, не был прежде знаком с сеньорой Дюран, а Сальвадор попал на приём случайно. Вот ты, к примеру, знал Аделию?
Николо (качает головой): Нет. Но она знала моего покойного отца, если верить письму. Сеньора прислала очень милое письмо, в котором выразила надежду познакомиться со мной поближе. Сообщила, что собирает у себя в имении небольшое общество во второй половине рождественской недели, и пригласила присоединиться.
Эдуардо: А почему ты решил принять приглашение?
Николо (колеблется, потом решается): Обещайте, что будете молчать! За несколько дней до этого я нашёл в министерской почте анонимное письмо, в котором говорилось, что сеньора Дюран укрывает у себя в поместье высланного из страны ватиканского агента. Но... при чём тут Уго? Насколько я понимаю, он обыкновенный студент?
Рамон: Недоучка. Сменил три факультета, сейчас, кажется, астрономию изучает. Нет, так мы не разберёмся. Нужно понять, куда Уго подсыпали отраву, и кто мог это сделать.
Сальвадор: За обедом могли подсыпать куда угодно...
Рамон: Если бы отравили вино или какое-то блюдо целиком, отравились бы все. Значит, отраву подбросили в его тарелку или бокал. Но мы сидели довольно далеко друг от друга, незаметно такую штуку не провернёшь. Или когда мы удрали... Николо? Что там вообще происходило?
Николо: Всё то же самое. Уго по-прежнему порывался блеснуть своей осведомлённостью, донья Аделия всё так же опровергала его и рассказывала, как дело обстояло в действительности. Донья Исабель художественно измельчала еду в своей тарелке и молчала, а потом и вовсе незаметно ушла. Никто не пересаживался, не расхаживал по столовой, вино разливал дворецкий. Когда Уго "поплыл", Аделия попросила дворецкого заварить мате. Сама она не касалась ни коробочки с йербой, ни калабасы.
Сальвадор: Ещё бы, она не пьёт мате и не умеет его заваривать.
Эдуардо (угрюмо): Но она могла дать определенные распоряжения дворецкому.
Сальвадор: Думай, что говоришь! Тётушка - легенда, про неё...
Николо (внезапно вскакивая, указывает трясущейся рукой на подножье лестницы): Смотрите! Змеи!
Молодые люди смотрят на чистый пол, тревожно переглядываются.
Эдуардо (осторожно встаёт, делает шаг по направлению к Николо): Что с тобой, друг? Там ничего нет...
Николо (отшатывается от него): А-а-а!
Бежит в направлении уборной, оттуда слышится звук запираемой защёлки.
Рамон (хватается за живот): Больно!
Побледневший Сальвадор: А меня тошнит... (подрывается с места, хватает кий, взбегает по лестнице, колотит в дверь, кричит): Откройте! Выпустите! На помощь! Нас отравили!!!
Эдуардо (осматривает стены, находит вентиляционное отверстие, кричит, задрав голову): Эй, кто-нибудь! Помогите! (Потом с усилием берёт себя в руки, поворачивается к остальным): Нет! Нельзя впадать в панику. Мончо, ты уверен, что твои рези - не от испуга? А твоя тошнота, Сальвадор?
Рамон (разгибается, прислушивается к себе): Не знаю...
Сальвадор (спускается до середины лестницы, потом, ослабев, садится на ступеньку): Но Николо-то точно не от испуга змей видит...
Эдуардо: Николо - нет. Но они с Уго...
Рамон: Они оба пили коньяк! (указывает на бутылку).
Сальвадор: За эти бутылки я ручаюсь, сам открывал.
Эдуардо: Николо с Уго пришли позже. Ты прав: Аделия - легенда. О её возвращении болтала вся столица, пригласила нас она вполне открыто. Не верю я, что она задумала уморить всех, включая собственного племянника, тем более, что ты вообще оказался здесь случайно.
Рамон (оживляясь): И встретил меня! Чичо, твоя тётушка ведь поняла, что мы дружим с детства, и ты будешь безутешен, если...
Сальвадор: Да с чего ей вообще кого-то травить?!
Эдуардо: Я тоже не понимаю. Но факты есть факты: мы заперты, Уго и Николо отравлены, добраться до их тарелок и бокалов мог только дворецкий. Он служит твоей тёте, а она неизвестно зачем пригласила нас сюда. Да, и ещё одно: похоже, не одна она хотела, чтобы мы приехали. Николо заманили сюда анонимным письмом, в котором Аделию обвиняли в укрывательстве ватиканского агента, а меня... другой сплетней, кхм... не важно, какой.
Рамон: Нет уж, Лало, не крути, выкладывай всё!
Эдуардо: Не знаю, как это поможет, но ладно. Я подслушал в кафе разговор двух пожилых сеньоров. Дескать, Великая Адель собирает у себя избранных кабайерос и показывает им... непристойные фильмы.
Рамон (фыркает): Какие низменные материи, оказывается, занимают этот великий ум! И не надо на меня так смотреть. Думаете, я тоже попался на подобный крючок? Нет. Слухи об Аделии в столице бурлят до сих пор, но старые, времён её славы. Хотя... дошла до меня одна свежая сплетня: якобы мятежники-анархисты - ну, те, что год назад заварили кашу, которая кончилась бойней... Так вот, они якобы скрываются здесь в имении. Не помню, от кого это слышал...
Эдуардо: Странно. При том подростковом мышлении, которое ты сегодня обнаружил, мятежники должны бы вызывать у тебя острый интерес. Сальвадор... Сальвадор!
Рамон: Чичо, что с тобой? Почему у тебя такой идиотский вид?
Сальвадор (в трансе): Я не понимаю...
Эдуардо: Чего именно? Значит, мне не показалось, и ты знаешь больше, чем говоришь?
Сальвадор: Ничего я не знаю. И я поклялся молчать.
Эдуардо: Ты уж определись, не знаешь, или поклялся молчать.
Рамон: Чичо!
Сальвадор: Ну ладно... Я приехал сюда вслед за дядей Пепе и его другом, доном Франциско. Про них разное говорят, бурная молодость, авантюристы, аферисты... Я знаю наверняка, что Пепе и Аделия росли в имении деда, а дон Франциско - Пако - жил по соседству. Пепе и Пако удрали из дома чуть не школьниками, попались на контрабанде, бежали из страны, семья от них отвернулась. Кроме Аделии, ей было десять, когда они пустились в свои приключения, и она считала их героями. Двадцать лет спустя друзья вернулись разбогатевшими, но свет их не принял, кроме опять-таки Аделии. Потом их сомнительное прошлое потихоньку забылось, сеньоры стали крупными вкладчиками и благотворителями, ну, вы понимаете, аура богатства...
Рамон: Ты ещё от потопа начни! О чём ты поклялся молчать?
Сальвадор: О том, что дядя Пепе имеет отношение к этому приёму. Я следил за ним, потому что он недавно сказал мне, что может потерять своё состояние. Увидев, что они с доном Франциско тайно приехали сюда вчера рано утром, я решил, что уж Аделию-то дядя наверняка посвятил в свои делишки... Но она отрицала, будто что-то знает, призналась только, что его визит связан этим с приёмом, и тут же взяла с меня слово молчать. Эдуардо, ты помнишь, как выглядели те два старикана, которых ты подслушал в кафе? Один с попугайским носом и сросшимися бровями, другой с лысиной, похожей на тонзуру?
Эдуардо: Да.
Сальвадор: Ладно, допустим, они уговорили Аделию устроить приём и разбросали крючки с наживкой. Допустим даже, что им по какой-то неведомой причине нужно от вас избавиться. Если речь о деньгах и угрозе лишиться состояния... Хотя я ума не приложу, какое отношение к угрозе их разорения можете иметь вы. Но у тётушки вся жизнь на виду, она точно не годится в убийцы. Нет, как хотите, но это бессмыслица какая-то...
Рамон: Бессмыслица или нет, а Уго и Николо явно опоили какой-то дрянью.
Сальвадор: Уго и ты какой-то дрянью опоил, и о чём это говорит?
Эдуардо: Стойте! Помолчите минуту... Смотрите, у нас две жертвы. Про Николо мы ничего не знаем, но Уго - бестактный тип, хвастун, публично высмеивающий чужие ошибки. Таких хочется поставить на место, унизить или даже поколотить, но убить - это чересчур. А готовить убийство заранее, больше, чем за два месяца, и приглашать жертву открыто, в компании других гостей... Сдаётся мне, что у нас тут случайно пересеклись две истории. Одна - про пожилых сеньоров, решивших тряхнуть стариной и затеять какую-то аферу, в которую они вовлекли подругу детских лет. Про эту аферу мы ровным счётом ничего не знаем, но можем предполагать, что о смертельном исходе речи быть не может. Иначе нам не объяснить согласие доньи Аделии на участие в таком грязном деле. А вторая - про юную девушку, вчерашнюю школьницу, которая, едва выйдя в свет, вдруг перестаёт выезжать и запирается у себя в комнате, а потом и вовсе сбегает из столицы. Но все её попытки спрятаться от людей заканчиваются тем, что однажды в её убежище появляется некий молодчик, настаивающий на том, что они уже где-то встречались...
Сальвадор: Ты полагаешь, что Уго мог опозорить Бусинку на какой-нибудь вечеринке, и она его за это отравила? Как, интересно, если она к нему не приближалась?
Рамон: А Николо?
Эдуардо: Это легко объяснить, если допустить, что донья Исабель хотела только зло подшутить над своим обидчиком, не убить его. Здесь провинция и вокруг хватает индейцев, а они доки по части разного дурмана. Если Бусинка знала о приезде Уго заранее, то и нужную траву раздобыла загодя, а дальше ей оставалось просто подождать удобного случая. Который представился, когда мы ушли, а Уго набрался до такого состояния, что хозяйка попросила слугу заварить мате. Добраться до шкатулки с мате - дело недолгое...Сама Адель мате не пьёт, и, в худшем случае, бредовые видения выпадут ещё одной жертве, невинной. Кто мог предвидеть, что эта жертва станет единственной - из-за вас, заботливо избавивших желудок Уго от зелья?
Сальвадор: Но Николо говорил, что Бусинка ушла до того, как тётушка велела подать мате.
Эдуардо: Он сказал: "ушла незаметно", то есть, неизвестно когда. Кроме того, она могла подслушивать под дверью.
Рамон: Подслушивать - это мысль! Если ты мстишь врагу, делая из него посмешище, то должен видеть или хотя бы слышать его. (Идёт к лестнице). Донья Исабель!
Сальвадор (встаёт со своей ступеньки, поднимается к двери, кричит): Бусинка! Прости! Мы всё тебе испортили!
Рамон: Мы не нарочно! Мы не знали!
Эдуардо (встаёт под вентиляционным отверстием): По-моему, кричать имеет смысл здесь, из-за двери наверняка слышно плохо.
Сальвадор и Рамон сбегают вниз, некоторое время все трое кричат на разные лады: Исабель! Бусинка! Сеньорита Риетта!
Уго (открывая глаза): Я вспомнил, где её видел! У Пересов! Она несла какую-то чушь про Париж, в котором якобы была...
Рамон: Заткните его!
Дверь наверху открывается. В проёме - никого.
Сальвадор: Уфф! Повезло! Она его не услышала!
Действие третье
Аделия, Исабель, Сальвадор, дон Хосе и дон Фрациско сидят за круглым столом в библиотеке.
Дон Хосе (Исабель): Эх, какую игру ты испортила, девочка! Столько усилий и средств! Больше четверти века ожиданий!
Аделия: Не расстраивай мне внучку! Этого Уго я и сама с наслаждением отравила бы... Постой, как больше четверти века? Юнцы, которых я по вашей просьбе здесь собрала, моложе! Уж не хочешь ли ты сказать?.. А ну-ка, рассказывайте, хватит уже интриговать! Дон Хосе: Да, всё началось почти двадцать шесть лет тому назад. Помнишь большой скандал с мошенником, который выдавал себя за итальянского графа? Все тогда были поражены, и только Пако высказался в том духе, что с первого взгляда распознал в нём плебея.
Аделия (дону Франциско): И почему ты не поделился своими наблюдениями сразу?
Дон Франциско (пожимает плечами): Ну, мало ли что, может, его мать согрешила с конюхом...
Дон Хосе: Так вот, Пако заявил, будто чёрную кость, в какие одежды ни ряди, с белой не перепутаешь. Я поднял его на смех. Спорим, говорю, что младенца от нищих, выращенного аристократами как родного сына, ни один арбитр не отличит от нобиля по крови? Разгорячились, ударили по рукам, да не на мелочь поспорили, на состояние. И только потом задумались: а как проверить? Найти приёмыша, усыновлённого родовитой семьёй? Но, если про усыновление известно, то как гарантировать, что наш арбитр про него не знает? А если не известно, то как найдёшь? И не усыновит родовитая семья ребёнка из низов.
Дон Франциско: Словом, пришлось нам брать всё в свои руки. Взять под покровительство сиротский приют, разыскать великосветские бездетные пары, которые отчаянно нуждались в наследнике, но по каким-то причинам не могли допустить, чтобы об усыновлении стало известно, придумать для них романтические истории о происхождении несчастных младенцев, в действительности же отданных в приют, потому что родители не имели возможности их прокормить.
Дон Хосе: Получилось пристроить троих. Настоящих аристократов - для сравнения - договорились отобрать по объявлениям в светской хронике: трёх первых мальчиков, родившихся после ближайшего Рождества. Условились, что будем держаться подальше ото всех шести семей, и, разумеется, никому не скажем ни слова.
Дон Франциско: И ждали, ждали долгих двадцать пять лет, чтобы Великая Адель (целует Аделии руку) разрешила наш спор.
Исабель: А почему вы выбрали судьей бабушку?
Сальвадор: Это как раз понятно. Кого ещё они могли попросить собрать у себя незнакомых молодых людей с неизвестной целью? Скажите лучше, почему вы пригласили четверых, если младенцев было шестеро?
Аделия: Я приглашала шестерых. Двое отклонили приглашение.
Дон Хосе (смущённо): Боюсь, это наша вина. Мы хотели подстегнуть интерес молодых людей, а заодно посмотреть, как они распорядятся сведениями о даме... скажем так, сенсационного рода. И, кажется, слегка переусердствовали.
Исабель: Что? Вы хотите сказать, что теперь о бабушке пойдут грязные слухи?!
Аделия: Милая моя, я уже говорила, что ты придаёшь слухам слишком большое значение. Смотри, к каким неприятностям это приводит. Подумать только - выкинуть три месяца лучшей поры жизни всего лишь потому, что какой-то индюк высмеял тебя перед стайкой великосветских хлыщей!
Сальвадор (хихикая): Выкинуть три месяца - цветочки. Чуть не загубить пять молодых жизней - вот это да! Ты знаешь, что мы едва не спятили от ужаса в том подвале?
Дон Хосе: Напугать пять пустоголовых щенков - не велика беда. А вот сорвать пари, в которое вложено столько усилий!
Сальвадор: Да почему сорвать?
Дон Хосе: А как иначе? Мы договорились, что Аделия понаблюдает за гостями три дня, поощряя их жаркие споры и неординарные поступки, а потом вынесет вердикт, кто держался достойно, а кто не очень. А всё закончилось в первый же день, нас вызвали, потребовали признания, и единственное, что твоя тётушка смогла нам сообщить о наших молодых людях, это то, что Уго Гамарра - самовлюблённый болван. Но этот недуг, увы, внесословный.
Исабель: А я убеждена, что он parvenu. Ну же, признайтесь!
Дон Хосе: Не проси. И, к слову, вы обещали молчать обо всем, что от нас узнаете.
Сальвадор: Ну, и ладненько, ну, и хорошо! По крайней мере, ты останешься при своём состоянии, а я - при своих видах на наследство.
Дон Хосе и дон Франциско переглядываются.
Дон Хосе: Хм... Я бы на твоём месте на это не очень-то рассчитывал.
Аделия: Что? Опять?! Чичо, не переживай. Если они сейчас скажут, что заключили новое пари, я обеспечу тебя наследством немедленно.