Я разочарован, стою над трупом последнего врага и меня это совсем не радует. Я ему даже завидую. Он умер красиво, сражаясь за то, что ценил больше жизни. Не знаю за чем я в который раз подхожу к его холодному трупу. Почему не сжечь его, и не развеять пепел по ветру, чтобы он смешался с прахом этого мира. Зачем-то мне это надо. А может просто лень. Хотя скорее не это. Просто этот труп - это все что у меня осталось.
Я выполнил свое предназначение, то для чего был рожден. Я погубил этот мир. Наполнил его мраком, холодом и болью. А что мне с того. Я чувствую холод и боль. Боль оттого, что все осталось позади. Как я был счастлив три дня назад.
Да. Это ощущение победы, торжества на миг вернулось ко мне. Мой триумф. И враги жалкие Светлые, боги, маги, герои. Все вы проиграли, кто с мечом в руке или заклятьем на устах, кто с надеждой и мольбой, умоляя о пощаде. Но я не способен щадить. Раньше я взял бы последних к себе. Чтобы, отравив им душу и переродив, направить на своих врагов, на тех, кто вызывал во мне только отвращение. Но в день триумфа мне было не до интриг. Я выигрывал и видел это. Проклятие свершилось. Моя мать прокляла вас потому, что вы убили в ней все теплые и чистые чувства. Она прокляла вас мной. И она воспитала меня вам на погибель.
Но она не дожила до моего триумфа. Ведь я убил ее. Потому, что ненавидел. За ту боль, что давала мне силы и что была со мной всегда. Хотя нет. Боль пришла на третий день после моего рождения, когда мать бросила меня в жерло вулкана, удерживая за ногу на петле из волоса единорога Синторика, самого светлого и прекрасного существа, по мнению богов и людей. Ведь все другое Ву бы спалил и принял бы меня в свое чрево, не смотря на мое бессмертие, как поглотил уже не одно дитя Тьмы. Так называли детей, способных погубить мир.
Мать исполнила волю богов. Она послушно бросила меня в жерло, но не ушла, а стояла на краю, пока в меня входила боль, ужасная боль. И когда остальные ушли, оставив ее наедине с горем, вытянула меня за волос. И окунула в Священные воды реки Аалой. Светлые в своих легендах говорят, что она могла спасти меня, если бы об этом попросила реку, чьей хранительницей была с чистой душой. Но жестокость светлых ожесточила ее. И мать, купая меня, в безумии шептала свои проклятия. И светлая река отвергла меня, залечив раны, но не душу. И эта боль преследовала меня всю мою долгую жизнь и прекратилась лишь три дня назад, с гибелью последнего из врагов, с гибелью мира. Вот только на ее место пришла пустота. И... Мне не хватает той боли, что давала мне силы ненавидеть.
Почему я не пощадил хотя бы его, этого мальчишку-бога. Не дал шанс встать на ноги, попытаться залатать раны мира, вновь выступить против меня. Продлить игру. Игру, что я вел всю свою жизнь. Ведь я играл с врагами. Мне нравилось сталкивать их между собой, создавать проблемы. Я пил боль сотен и тысяч людей, сходящихся в битвах за идеалы и их поругание. Я пил эту боль, и она утоляла мою. Я создавал страшных чудовищ, жаждущих крови, а герои шли и сражались с ними. А как пьянил азарт особо опасных, в том числе и для меня ситуаций. Сколько раз я дразнил их, давая в руки простых сметных оружие, чтобы поразить меня, а сам посылал преданные мне, преданные до ужаса, или, Ха-Ха-Ха, вернее из-за ужаса войска. Я наполнял тьмой сердца и души. Я создавал целые темные империи. Некоторые из них рушились, и я вынужден был отступать, бросать своих рабов, и начинать все сначала. Как я тогда ненавидел. И ненависть давала мне новые силы.
А три дня назад. Я закрыл глаза, чтобы хоть на миг вспомнить, охватившее меня блаженство.
Все пылало, взорвавшийся Ву бросал свою обжигающую слюну, земля трескалась. И только огонь освещал замерзающую землю. Так как мой двоюродный брат, Бог-Солнце, был мертв и покоился на останках взорвавшегося Ву. Такой пищи, как агонизирующий Солнце, не смог переварить даже Ву. Солнце хотел вырваться и подарить свою Силу, способность нести свет и тепло сыну, но не смог. Он лишь разрушил старика Ву. Огонь, что пылал, тоже был пуст, в нем уже не было души. Не сверкали желтые лукавые глазки богини, которая умело сочетала в себе Добро и Зло, Созидание и Разрушение. Мне всегда казалось странным, что она согревала людей своим теплом, давала им свет в ночи, и она же сжигала их жилища и дарила им самую страшную из смертей. Ибо я знаю, что такое гореть за живо.
Я с радостью и упоением убивал Светлых богов и посылал на смерть людей. У меня вызывали отвращение их чувства, любовь, доброта, ласка, самопожертвование. Мои подданные жертвовали собой во имя моих целей только потому, что знали, что я могу взять их души после смерти или даже если я этого не сделаю, то не пожертвуй они собой, я устроил им такое существование, что любая смерть покажется желаннее.
Я же не любил и не жалел никого и никогда. У меня не было детей. Я не видел смысла в продолжение себя в потомках. Сын или дочь, это ведь потенциальная опасность. Сколько раз я видел у земных владык, как дети их предают. А если бы они любили меня? Да я бы убил их собственными руками. Как Тею. Глупую девушку, дочку богини и смертного. Ее угораздило влюбиться в меня. Странно, сейчас я это так спокойно вспоминаю. Без боли, без отвращения. А тогда. Ее глаза, ее нежность, ее желание сделать для меня, что угодно, это было настолько бескорыстно, я даже не смог использовать ее. Я потерял на какое-то время рассудок, а когда пришел в себя, то признать в кровавых ошметках, разбросанных по зале, девичье тело, было уже не возможно.
Мой взгляд снова упал на труп бессмертного.
- Где сейчас твоя душа, дурачок? Я ведь в своем безумии, в упоении победой убил даже бога Смерти, когда он пытался ставить мне условия. Кого и когда он будет выпускать подышать вольным воздухом. А то, мол, иначе Земля умрет.
- Зачем, - спрашивал он, мне нужна власть над пустой и мертвой землей?
Я не слушал его. А сейчас. Как хорошо я его понимаю.
На кой мне власть над выжившими людишками, которые пытаются согреться остатками мертвого огня? Мне нет дела ни до тех, кто в попытке вызвать мою жалость или благодарность тратят последние жизни соплеменников, принося кровавые жертвы. Они больше не радуют меня. Ни до тех, кто взывает к светлым богам, моля их о спасении, не понимая, что боги уже мертвы. Ни о тех, кто, цепляясь за любовь к близким, пытается как-то сохранить их жизнь. Хотя последним легче всего. Ради кого-то жить проще. Забываешь о себе.
Ведь ты, мой последний враг, дрался не за себя. Ты пытался избавить жалких людишек от моего владычества. Твоя вера в Добро и самоотверженность наделили тебя чудовищной силой. Но это был день моего триумфа. Слишком много крови и боли питало меня в тот день. Да и вы, боги, слишком часто вспоминали в тот день о проклятии моей матери и предсказанном безумной ведьмой конце света. А ведь это был лишь сон, насланным мной сон. Но вы в него поверили, и это сжигало ваши силы.
Вы сами погубили этот мир. Вы бросили людей, да и не только их, а всех подвластных вам существ в борьбу за светлые идеалы. А я поднял титанов, карликов, троллей, оборотней, людей с червоточиной в сердце, всех тех, кого вы ненавидели. А так же отверженных вами богов. Битва продолжалась долго. И закончилась три дня назад.
И с тех пор я хожу по развалинам своей Твердыни. И вспоминаю. Ибо у меня нет будущего. Меня не радует погруженный во тьму мир.
Эвинтар, светлый бог, тот, что свой кровью открыл путь долгоживущим, народу которому всегда покровительствовал. Народу, с которым ты был связан кровью дочери, променявшей бессмертие на долгую, в несколько столетий, жизнь потомков. Ты так улыбался, когда они уходили прочь из этого мира.
Ты смог на какое-то время отравить мое торжество. Ведь я даже не мог тебя убить. Ты умирал. И ты продолжал улыбаться, даже когда я наступил сапогом на твое лицо.
- Ты видел, то, что не дано мне, дядя?
Как странно, я больше не чувствую ненависти, вспоминая о нашем родстве.
Внизу у разрушенного моста дрались за мясо убитой лани человек и волк. Оба голодные и злые.
Мне стало противно.
Что-то со мной не так.
А впрочем, я выполнил свою миссию, свое предназначение. Я справился. Я - Владыка этого мира. Единственный. И буду им, пока здесь теплится хоть какая-то жизнь. Или пока я не уйду.
Я посмотрел на труп последнего врага. Мальчишка. Да тебе по человеческим меркам никто не дал бы больше пятнадцати. Красивое гордое лицо и волосы цвета вороньего крыла. Сейчас твои серые глаза пусты.
Ворвавшись сюда, ты так поразился моей собственной внешности.
Еще бы ваши легенды да воображение людей, расписывали меня совсем другим. Метра четыре росту, чешуя, копыта, отравленный хвост, огромные рога, зловонное дыхание, да чего только мне не приписывали.
А я... Я похож на свою мать. Ростом с высокого человека, стройный, белокурый, с зелеными глазами, в которых Тея ни как не могла разглядеть жестокость. Наивная девочка. А мой звериный образ. Я ведь смог постичь заклятье обращения в зверя, без которого мне не как не давался язык зверей и птиц. Белоснежный лев с головой пса и огромными белыми крыльями.
Я улыбнулся. Впервые, после тех трех дней, когда меня бросили в жерло Ву. Так я когда-то улыбался матери, когда она брала меня на руки. Когда я еще не знал своей судьбы.
Я поежился от холода и обернулся зверем. В шкуре было теплее. А после полетел к останкам Ву, чтобы согреться. Ву больше не ужасал меня.
- Прости меня, Ву, я знаю, ты не виноват в моей боли.
Все я так больше не могу. Я меняю ориентацию. Я хочу быть любимым, пусть даже мне придется жертвовать собой ради любви.
Сейчас, когда эти чувства не вызывают у меня не отвращение, а интерес. Может мне тоже уйти из этого мира и попытать счастья в другом. Вот только как?
Я взмахнул крыльями и отправился к месту гибели Эвинтара.
Поздно. Врата открытые им сомкнулись, когда последняя капля крови покинула тело бога. Я сел, от бессилия на глазах выступили слезы.
Я, который всего миг назад, чувствовал в себе силы быть добрым и светлым, опять чувствовал опустошение. Все было самообман. Я постарался отрешиться от этого мира, и не чувствовать его боги. Я не хотел жить, но и умирать без цели тоже.
- Уйди, не трогай его, - закричал тонкий голосок.
Я повернул голову.
Маленькая девчушка, в оборванном платье, била палкой змею. Ядовитую. Сам создал таких когда-то.
- Привет, - сказала она, заметив мой взгляд, - она хотела укусить тебя, а ты такой большой и красивый. В мире больше не осталось ничего красивого. Я не дам тебя в обиду.
Она бросилась мне на шею и разревелась.
- Мне ведь можно остаться с тобой, правда?
Она подняла блестящие от слез серые глаза.
- Не место этой крохе в умирающем мире, - решил я, - я ведь, наверное, тоже могу открыть дорогу своей кровью.
Я изменил облик, погладил кроху по волосам, а затем поднял кинжал умершего бога.
- Я открою тебе Врата в другой, лучший мир, - сказал я ей, - ты будешь жить. Ибо достойна лучшей судьбы.
Я резанул по руке и хотел было повторить узор, нарисованный до меня.
Но она закричала, схватила мою руку и, прижав к себе, бормотала:
- Нет, не покидай меня. Потерпи, потерпи немного.
Она осторожно выпустила мою руку из своих ладошек, разорвала подол своего и так легкого платья, а потом начала перебинтовывать рану. И я ничего не мог поделать.
Я прижал ее дрожащее тельце к себе, и мы сидели обнявшись. Темный владыка, решивший сменить ориентацию и стать светлым, и двенадцатилетняя кроха, боящаяся снова остаться одна. Моя кровь и ее слезы падали на узор, нарисованный три дня назад Открывателем врат.
Я не знал, как мне быть дальше.
Но тут яркий свет ударил в глаза. И мы увидели их. Врата открылись. Я поднял ее на руки и шагнул туда, лишь на миг оглянувшись, чтобы хоть взглядом попросить прощения у мира, который погубил. И попросить у него благословить меня на новую судьбу, новую жизнь в новом для нас мире.