Походная колонна войскового отряда, растянувшаяся длинной стальной змеей по древней степной дороге, ползла вперед, поднимая вокруг себя легкое облако желтой пыли. Три сотни отборных императорских всадников в легкой пластинчатой броне, сверкавшей на солнце, двигались размеренным шагом, стараясь не слишком утомлять своих лошадей после двухмесячного марша. Конечно, на этом долгом пути они не раз останавливались в небольших городах и на караванных постах торговых домов, а кони и их хозяева получали достаточно пищи и времени для отдыха, но воины Императора привыкли ценить своих главных помощников на поле боя и не обременять их излишним напряжением сил.
Тайпэн Тао Шень из рода Вейлун, ехавший во главе колонны чуть позади передового отряда, со скрытой гордостью поглядывал на своих людей и уже представлял себе их торжественное вступление в Ланьчжоу. Жители города, как, впрочем, и все обитатели провинции Тай-Вей, действительно были бы несказанно рады появлению в своих стенах целых трехсот имперских наездников, не считая еще почти полутысячи солдат-прислуги и конных лучников-манеритов, отряженных в помощь Шеню каганом Торгутаем, вассалом Единого Правителя. Последние события, происходившие в окрестностях Ланьчжоу, вряд ли предполагали какие-то иные настроения среди простонародья...
Ертаул союзных кочевников, следовавший далеко впереди остального войска, угодил в засаду на повороте возле русла небольшой реки Мианхэ. Собственно, этим, по мнению тайпэна, командовавшего столичным карательным отрядом, манеритский авангард и выполнил прекрасно свою главную задачу - предупреждение главных сил.
Солдаты, переданные под команду Шеня, следуя сигналам офицеров и десятников, начали быструю перегруппировку. Пока императорские всадники разворачивались в атакующее построение, в тылу которого занимали места конные солдаты прислуги, фланговые группы охранения выдвинулись вперед. Как и дозорный ертаул, это были только конные лучники из числа степняков, и их текущей задачей было связать врага дистанционным боем, до того как подоспеет основной "ударный кулак". Пешие бойцы, копейщики и лучники, спешно формировали оборонительное кольцо вокруг замершего обоза. Им еще предстояло подготовить полевой госпиталь для приема раненых и разбить временный лагерь...
О том, что дела в западных провинциях обстоят скверно, тайпэн знал еще в тот момент, когда ему было поручено собираться в поход. Но вот то, как все обстояло на самом деле, оказалось на порядок хуже даже самых черных предчувствий молодого полководца. Только за последнюю неделю, проведенную в пути, Тао Шень и его воины увидели достаточно последствий от вылазок карабакуру. Что было страшнее всего, так это то, что трупы людей и животных карлики всегда забирали с собой. Слухи об этом ходили самые разные. Кто-то утверждал, что коротышки совсем обезумели и теперь питаются человеческим мясом, кто-то, что тела убитых несут как подношения древнему демону, пробудившемуся на далеких просторах степи. Шень, к счастью, знал правду, немало удивившую его в свое время в годы обучения при императорском дворе.
Карабакуру сжигали мертвых на высоких погребальных кострах-наготах. Неважно - своих, чужих, карликов, людей, животных, демонов, старых врагов или просто случайных знакомых. Всегда и всех. До единого. Без презрения и ненависти, без слез и печали.
Тот факт, что они по-прежнему следовали своим традициям, придавал Тао Шеню некоторую долю уверенности в собственных силах. Справиться с разумным врагом всегда было проще, чем с безумным берсерком. К тому же, сиккэн Императора недвусмысленно намекнул молодому тайпэну, что как только против карабакуру будет проведена "демонстрация силы", ничто не мешает Шеню попытаться договориться с низкорослыми наглецами. В свое время Нефритовый Трон сумел купить манеритов и других кочевых жителей степей, и чиновники двора не видели причин, почему то же самое нельзя сделать и с карабакуру. Главное было, чтобы на закатных рубежах страны воцарился порядок.
Полководец небольшой элитной армии намеревался расквартировать своих людей в Ланьчжоу, столичном городе провинции Тай-Вэй и самом крупном населенном пункте на этой части Шляха, где свои представительства имели также многие торговые дома. В Ланьчжоу для императорских всадников было достаточно места и провизии, даже с учетом приближающихся холодов. Кроме того, город был довольно хорошо укреплен, что превращало его в идеальный опорный пункт и тыловую базу для последующих действий отрядов Тао Шеня. Так он, во всяком случае, рассчитывал...
Проблемы начались с самого начала. Пока его тяжелая латная конница заканчивала построение, Шень, поднявшись в сопровождении дзи на холм рядом с дорогой, прекрасно сумел наблюдать за тем, как разворачивается первый акт самой неприятной пьесы, виденной им за всю свою жизнь. Манериты атаковали карабакуру, обстрелявших ертаул, двумя "крыльями", стремясь охватить их сразу же со всех сторон и отрезать пути к отступлению. Конных лучников было около двух сотен, а по сведениям вернувшихся разведчиков, число карликов едва превышало триста мечей. Карабакуру устроились в небольшой рощице невысоких степных деревьев, подступавших к самому берегу Мианхэ. Оттуда у них был прекрасный обзор на поворот дороги и возможность для атаки, которую они и провели против авангардного ертаула.
Дзи Лунг, старый седой ветеран, с незапамятных времен служивший дому Вейлун и сопровождавший в военных походах еще деда и отца Тао Шеня, указал своему молодому командиру на следы небольшого кострища и вытоптанную траву на вершине холма. Было похоже, что до появления тайпэна и его солдат этот удобный наблюдательный пункт использовался врагами.
Конные лучники, ловко удерживаясь в седлах лишь при помощи одних только ног, уже начали споро окружать карабакуру, обмениваясь первыми стрелами. И в этот момент раскрыли себя еще две группы карликов, прятавшихся в речных камышах в двухстах шагах слева и справа от основного отряда. Кочевники сами оказались в полукольце под перекрестным огнем, и против почти полутысячи вражеских стрелков у них практически не было ни единого шанса. И хотя легкие стрелы карабакуру отнюдь не всегда пробивали стеганые кафтаны манеритов, прошитые конским волосом и укрепленные "чешуйками" из грубого железа на груди и спине, вреда от них все равно было предостаточно. Самым плохим в этом оружии карликов был яд, которым они смазывали каждый наконечник. До мастерства настоящих зельеваров коротышкам было, конечно, далеко, но, тем не менее, их отрава прекрасно ослабляла людей и животных, едва попадая в кровь даже через самую мелкую царапину. Десяток же подобных ранок был верным приговором для любого.
Не желая больше следить за откровенной бойней, Тао Шень спустился обратно к отряду и велел сигнальщику подать команду к атаке. Железная лавина единым существом вырвалась из-за поворота дороги и устремилась на врага с яростным боевым кличем. Карабакуру побежали, даже не дожидаясь, когда противник приблизится к ним на расстояние полета стрелы. Короткие клинки и грубые жилеты из дубленой кожи, что заменяли невысоким варварам доспехи, ничем не могли помочь против такого врага, как имперская кавалерия.
Впрочем, как выяснилось, для бегства у карабакуру все было готово. Прежде чем латные всадники смогли нагнать низкорослого противника, карлики успели добраться до берега реки, а их небольшие долбленые лодки и плетеные плоты во множестве были спрятаны вдоль камышовых зарослей.
Воины Тао Шеня прорвались сквозь деревья к реке, тяжелым ударом смяв и нанизав на копья небольшой отряд карабакуру, должный, по-видимому, задержать их до того, как основные силы коротышек сумели бы перебраться на противоположный берег. Но тайпэн не собирался давать им такого шанса, и конная лавина, не снижая скорости, ринулась во вспенившиеся воды Мианхэ. Доспешные всадники и лошади из лучших императорских конюшен были прекрасно обучены маневрам форсирования речных преград. Выпрыгивая из седел в момент погружения, воины Императора продолжали держаться за луку седла, а кони изо всех сил устремлялись вперед.
Карабакуру на плотах открыли стрельбу, им яростно отвечали немногие уцелевшие манериты. Отряд Тао Шеня уже был на середине русла, когда первые лодки их врагов только стали приставать к песчаной отмели на другом берегу. И в этот момент из зарослей буйного кустарника, покрывавшего иссушенную землю сразу же за широким каменистым пляжем, появилась еще одна группа солдат противника.
Еще не менее пяти свежих сотен карабакуру в самодельных кожаных доспехах, обшитых железными бляхами, действуя слаженно и четко, рассыпались на небольшие группы и дружно натянули тетивы своих коротких луков. Засада была разыграна врагами мастерски, и имперский военачальник полностью заглотил наживку. Прекратить атаку и отступить назад Тао Шень сейчас уже просто не успевал, а его люди были теперь не в том положении, когда можно совершать подобные маневры. И поэтому им оставалось лишь рваться вперед.
Карабакуру стреляли быстро и прицельно. Другие отряды, едва перебравшиеся через Мианхэ, поспешно присоединялись к "латникам". Речные воды окрасились кровью, и не было сомнений, что ночью здесь соберутся многие дикие духи и степные онгонги, чтобы всласть попировать в лунном свете дармовым угощением.
И все-таки императорские всадники не были бы лучшими воинами в изведанном мире, если не сумели бы показать свою несгибаемую силу духа и прорваться через все вражеские уловки. Вылетая на берег, запрыгивая в седла и обнажая мечи, солдаты Шеня вновь пошли в атаку, и их молодой тайпэн был по-прежнему в самых первых рядах, как и положено воину и командиру.
Противник снова принялся отступать. Отстреливаясь, карабакуру пытались укрыться в кустарнике, их фланговые отряды стали отходить вдоль берегов. Те, кто не успел этого сделать, либо познакомился очень близко с лезвиями человеческих мечей, либо оказался под копытами их боевых коней. Шень повел уцелевших солдат за основной группой вражеских "латников", но те в очередной раз были готовы к такому развитию событий.
Кустарник оказался одной гигантской демонической ловушкой, в которую на полном скаку и ворвались преследователи карабакуру. Ямы с кольями, деревянные рогатки, веревки, растянутые на высоте лошадиного колена - всего этого не было видно среди сплетения колючих ветвей. А еще там были стрелы, летящие со всех сторон, и длинные крепкие копья с широкими листовидными наконечниками, которыми карлики орудовали весьма умело, объединившись по трое-четверо.
Последняя надежда покинула Тао Шеня, когда рядом на землю повалился хрипящий конь дзи Лунга. Нога старого воина оказалась придавлена телом лошади и, прежде чем он успел освободиться, "латник"-карабакуру, выскочивший из зарослей, вонзил свой короткий меч точно в человеческое горло, прикрытое лишь полосой дубленой кожи. Шень одним могучим ударом развалил вражеского воина от плеча до пояса, но это не принесло ему радости и не заглушило внезапную боль утраты. Выбора не было вновь, и тайпэн скомандовал отступление. Двое уцелевших сигнальщиков взметнули вверх бамбуковые жерди с закрепленными полотнищами белого цвета.
Остатки императорских всадников сумели вырваться из ловушки и двинулись берегом против течения Мианхэ, опрокинув и разметав несколько групп карликов, пытавшихся преградить им дорогу. Они продолжили бегство в сторону ближайшего брода, не помышляя о том, чтобы перебираться вплавь или возвращаться к оставленному обозу. В его судьбе, и судьбе охранявших его солдат, тайпэн уже не сомневался. Тот, кто сумел заманить его в западню, наверняка, не забыл заранее побеспокоиться о том, чтобы отрядить часть своих людей для расправы со слугами и простыми солдатами.
Всего у Тао Шеня осталось теперь чуть менее половина воинов, большая часть из которых была ранена, и яд карабакуру уже растекался по их жилам, бурля в крови. От манеритов и солдат-прислуги уцелела едва лишь, может быть, сотня.
Гнев, страх и стыд душили молодого полководца. Он потерял значительную часть своего войска, так и не приблизившись ни на шаг к выполнению порученной ему задачи. Неважно, сколько было убито врагов. Это было поражение, и не только из-за хитрости врага, но и из-за собственных ошибок имперского командира. Воля Императора не была исполнена, хаос и террор в закатных провинциях теперь лишь усилятся, и жить дальше с пониманием всего этого истинный тайпэн Империи уже не имел права.
Когда-то люди построили в этих краях много храмов в честь своих предков. Потом их потомки забыли об этих местах или просто ушли, оставляя святыни на растерзание ветрам, дождям и неумолимому времени. Среди холмов степных равнин наткнуться на древнее заброшенное строение можно было почти где угодно.
От этого храма в небольшой тенистой низине неподалеку от русла Мианхэ остались лишь глиняные черепки, разбросанные вдоль южного склона, серые плиты фундамента да массивные блоки, некогда служившие основанием стен, а теперь заросшие зеленым мхом и высокой травой.
Старый карабакуру в доспехах манеритского нойона, переделанных под невысокую фигуру, тяжело спустился по каменистой насыпи к развалинам, придерживая рукой чуть изогнутый меч, который сошел бы для обычного человека лишь в качестве длинного кинжала. Отдышавшись, старец зашагал к ожидающей его фигуре.
Годы изукрасили лицо карабакуру сетью морщин и шрамов, и среди них не было тех самых "лучиков", что гнездятся в уголках глаз и губ от множества улыбок. Под железным шлемом уже почти не осталось седых иссушенных волос, а усы и борода давно походили на паутину. Но в глазах этого воина, по-юношески светлых и живых, не было печали прожитых лет. В них пылали лишь решимость и краткая сиюминутная радость.
- Все прошло превосходно! - хриплый каркающий голос звучал почти восторженно. - Три сотни убитых с их стороны, и столько же у нас. И это против таких врагов! Да еще и весь обоз с богатым скарбом и походными шатрами! Все наши воины крайне довольны и воодушевлены, как никогда!
Та, к кому были обращены слова старика, хитро улыбнулась, лишь слегка скосив взгляд в его сторону. Ее глаза был очень необычны, и всякий раз притягивали к себе внимание любого, кто пытался вести беседу с этим существом. Странный непривычный разрез, длинные темные ресницы и цвет, похожий на ожившее зеленое пламя - они манили, не обещая ничего, и уже не отпускали жертву, угодившую в иллюзорные силки.
Но были и другие причудливые странности во внешнем облике этой вполне обычной с виду человеческой девушки. Мужской дорожный костюм, идеально подогнанный по ладной фигуре, старинные обоюдоострые кинжалы в кожаных ножнах, пристегнутых к бедрам, круглая соломенная шляпа, сплетенная, кажется, только вчера. Длинный локон прямых волос редчайшего огненно-рыжего оттенка слегка закрывал левую часть ее лица. Довершали картину острые светлые ногти и изящные пальцы, украшенные извивающимся рисунком из хны, перетекающим на кисти рук и исчезающим под отворотами на рукавах легкой куртки-уваги, сшитой будто бы из единого куска тончайшей кожи.
- Значит, начало положено.
Этот голос, наверное, нельзя было бы спутать ни с чем другим. Мягкий, вкрадчивый, проникающий в сознание и обволакивающий его прохладной пеленой безмятежности. Уже в который раз за их недолгое знакомство, старый карабакуру с трудом стряхнул с себя это странное пугающее наваждение.
- Да. Теперь ничто не мешает нам заняться Сианем и Ланьчжоу.
- Ты хотел сказать - Акшри и Нахару, - поправила старика собеседница, продолжая хитро улыбаться.
- Да, конечно, - кивнул карабакуру.
Древние названия поселений, что когда-то стояли на месте Сианя и Ланьчжоу, те самые, что в далекие времена принадлежали низкорослому народу холмов, были именно таковы. Но, к сожалению, об этом стали забывать уже даже такие старцы как он. Но, лишь до последнего времени!
- Тогда иди, а я передам хорошие вести. И остальные воины по всей вашей земле скоро тоже узнают о знаменательной победе, которая подарит им очередную надежду и изгонит последние капли храбрости из сердца каждого их врага.
Старик еще раз кивнул и зашагал обратно, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег от скрытой радости, охватившей изнутри все его существо. Недавняя же собеседница карабакуру слегка потянулась и с неуловимой звериной грацией вскочила на один из замшелых валунов. А в следующее мгновение обратно на потрескавшийся фундамент спрыгнула уже крупная треххвостая лисица, рыжей молнией растворившаяся в жухлых прибрежных зарослях.