Устье зеленоводного Шаанга осталось далеко позади, но победоносный поход армии мятежного раджи-отступника и не думал теперь прекращаться. Ощущение собственной безнаказанности пьянило воинов Ранджана, а обозные телеги, ломившиеся от трофеев, лишь усиливали это животное чувство. Кроме четырех вольных вождей, следовавших за Отрекшимся с самого начала от Аоляня, за последние месяцы к его войску примкнуло еще девять отрядов различной численности. Пять тысяч лучших мародеров северного Умбея, потерявшие последние крупицы страха, закаленные в сотнях жестоких схваток и в совершенстве овладевшие искусством грабежа, неумолимым потоком двигались дальше на восход солнца. Новой целью Ранджана был приморский Вонгбей, жемчужина торговых путей и бывшая столица магараджи Ашоны, последнего из рода могучих Таголов.
Страх и паника, расходились от армии Хулителя подобно кругам на воде. Все дороги в закатных провинциях Юнь были забиты крестьянами из пограничных деревень. Во владениях магараджи Акоши дела обстояли ничуть не лучше. Весть о том, что Ранджан не щадит ни северных варваров, ни детей многоруких предтеч, уже успела разнестись далеко окрест. С южных склонов Даксмен в густые леса Умбея все чаще стали проникать отряды воинственных горцев, активно искавших добычи и славы в чужой земле. А по слухам, в далеком Бирхаре, лежащим за заснеженными вершинами древних горных хребтов, тоже началось шевеление, и все чаще звучали речи о расположении звезд, благоприятствующем военным делам. Почти сотню лет снежные шаны не появлялись в пределах Умбея иначе, как наемники при богатых хозяевах, но в нынешние времена, похоже, уже можно было бы ожидать чего угодно.
И пока устье Шаанга продолжало пылать в догорающем огне разоренья, в Гурраме, столице земель Акоши, теперь все активнее начали проявлять себя вежливые и лощеные чиновники из посольской миссии Юнь. Пробыв при дворе магараджи уже более полутора лет, послы и их бесчисленные помощники давно сумели сформировать большую группу защитников интересов Ляоляня из числа богатых торговцев-сиртаков и мелкой поместной знати. Сейчас же, все эти дипломатические рычаги, как один, были направлены на то, чтобы принудить Акоши самому вмешаться в сложившуюся ситуацию и заставить его, наконец, покончить с бесчинствами Ранджана. Магараджа сохранял невозмутимость, но давняя вражда с Хулителем была надежной порукой для царских чиновников. Акоши лишь ждал удобного момента и поддержки со стороны Юнь. Воевать же единолично с Отрекшимся ради спасения чужого пограничья владыка сиртаков пока не собирался.
Согласно земельному разделению Вонгбей принадлежал государству юнь, но на деле все обстояло несколько сложнее. Городской совет, состоявший из торговой знати, воевод и избранных квартальных старост вершил законы от имени правящего царского рода, но зачастую трактовал их на личное усмотрение городских вельмож и иного состоятельного люда. Вонгбей обладал своей собственной значительной армией наемников, небольшим флотом, сыскной службой и еще целым рядом мелких, но весьма и весьма показательных вольностей. Пятая часть населения города была сиртаками, еще почти столько же являлись оседлыми даксменами и хмоси, коренными обитателями этих мест, имевшими отдаленное родство с нееро и некоторыми племенами моря Тысячи Островов.
Приближение армии Ранджана вызвало в Вонгбее заметное оживление и немалый переполох, который впрочем, отнюдь не напоминал то беспорядочное массовое бегство, которое захлестнуло собой другие соседние провинции. Купцы и зажиточные горожане вскрывали тайники в стенах домов и откапывали глиняные кубышки в садах, справедливо полагая, что лучше пожертвовать частью накопленного добра, чем потерять разом все, включая собственную жизнь. Наемники хлынули в Вонгбей со всех сторон, а кузницы и дубильные мастерские не прекращали работу ни днем, ни ночью. Квартальное ополчение готовило к осаде крепостные стены, а стражники буквально не вылезали со стрельбищ и учебных площадок. Морские пираты, имевшие в Вонгбее свои интересы и давние связи с городской верхушкой, на время прекратили всякую деятельность в окрестных водах, свободно пропуская в гавань корабли с припасами и оружием.
По прошествии двух с половиной декад авангард войск Отрекшегося появился в предместьях Осуни, старого поселения хмоси, контролировавшего самую удобную дорогу через болотистое побережье, окружавшее вожделенную цель раджи-безбожника. Захват и разграбление этого городка заняли еще четыре дня. Старый форт, возвышавшийся к югу от Осуни и в котором укрылась большая часть населения, сиртаки Ранджана оставили без внимания. В обмен на эту "щедрость" к армии Хулителя примкнуло еще четыре сотни местных воинов, прекрасно знавших все здешние тропы. К Вонгбею победоносная орда убийц и мародеров вышла спустя трое суток, сразу же отметившись бессмысленными поджогами и грабежами в давно опустевших посадах.
Судьба торгового перекрестка решилась в первую же ночь осады, когда никто из защитников города даже не мог подумать о том, что события будут развиваться настолько стремительно. Причиной падения Вонгбея, способного и готового противостоять натиску полчищ Ранджана, стало неожиданное предательство, в котором Отрекшийся принял самое непосредственное участие, в очередной раз представ перед своими людьми в образе всезнающего пророка.
В самом начале своего похода, в первые дни еще задолго до захвата Аоляня и Отому, полторы сотни лучших мечников из личной свиты вождя-отступника отправились в ближайшие порты и поселения, а оттуда поодиночке, парами или десятками просочились в Вонгбей. Вскоре они уже поступили на службу в ряды наемной армии вольного города. За два долгих месяца ожидания, пока их хозяин разорял дельту Шаанга, эти верные псы старательно исполняли отданные им приказания, повсеместно демонстрируя свое немалое мастерство и выказывая "преданность" новому начальству при любом удобном случае. Деньгами, страхом и обещаниями они сумели привлечь на свою сторону еще не меньше трехсот наемных солдат. А результатом всего этого стало то, что главные ворота Вонгбея оказались открыты перед воинством Ранджана в самый темный утренний час, когда весь остальной гарнизон спал беспробудным мертвецким сном под действием тех снадобий, которыми предатели приправили вечернюю трапезу стражи.
Несмотря на внезапность, жители Вонгбея сопротивлялись ожесточенно и отчаянно, понимая, что иного выхода у них попросту нет. Разъяренные солдаты Ранджана ответили на подобное массовой резней и зверствами, неслыханными даже по меркам вековых войн между юнь и сиртаками. Некоторые выжившие свидетели утверждали, что улицы города в те дни напоминали храмовые фрески подземных узилищ, куда попадали души тех, кто особенно прогневал при жизни кого-либо из многоруких богов. Сам Хулитель, как и во всех предыдущих случаях, занял самое роскошное здание в городе, куда сразу же стали свозить его долю трофеев и высокопоставленных пленников, за жизни которых можно было бы получить немалый выкуп. Последние остатки горожан укрылись в обширных катакомбах под старыми кварталами времен расцвета династии Таголов, но мародеры раджи-безбожника периодически продолжали совершать туда рейды, еще более уменьшая число уцелевших.
Весть о том, что во время последнего похода в подземелье воинам Нагпура удалось захватить личного советника магараджи Акоши, особо поверенного в делах своего господина, застала Ранджана во время празднества на крыше дворца городского совета в окружении других вольных вождей. Сидя на дорогих коврах, среди расставленных блюд с мясом и фруктами, гости распевали победные гимны и пили редкие вина, особый привкус которым придавали разнообразные специи. Отряд солдат, конвоировавших узника, замер у края квадратной мраморной "чаши", в которой в былые дни прежние хозяева этого места любили принимать омовения в особенно жаркие часы. Сейчас глубокий резервуар был заполнен почти до краев, но отнюдь не прозрачной прохладной водой, а еще теплой и солоноватой жидкостью, на запах которой уже слетались бесчисленные трупные мухи.
Избитого человека, облаченного лишь в одни штаны и закованного в тяжелые кандалы, вытолкали в центр площадки. Нагпур хлестким ударом сухой бамбуковой палки заставил пленника упасть на колени. Повинуясь знаку раджи, вокруг разом стихли все разговоры и пьяный хохот.
- У нас сегодня особый гость, - откинувшись на подушки, хмыкнул Отрекшийся. - Как давно случилась наша последняя встреча, а, Беанеш? Я удивлен, увидев тебя так далеко от владений Акоши. Скажи на милость, что за причина могла занести тебя так далеко в земли враждебных нам юнь? Какое поручение дал тебе твой хозяин?
- Это было мирное посольство, - с трудом сумел разлепить разбитые губы пленник. - Мы хотели уговориться об укреплении торговых связей между теми землями, в которых теперь по твоей вине еще долго не будут думать о чем-то, кроме простого выживания.
- Вот как, просто торговая миссия, - расплылся в улыбке Ранджан и демонстративно повернул голову направо. - Расскажи им тоже, что рассказывал мне.
Лак-Форси, воевода над теми хмоси, что примкнули к армии мятежного раджи, поспешно проглотил неразжеванный кусок мяса и покорно склонил голову.
- Слушаюсь, мой раджа. Около полугода назад этот человек действительно проходил через Осуни с богатым караваном и большой свитой, - заговорил воевода, обращаясь к притихшим вождям. - Им пришлось встать у нас на постой, всего на одну ночь. Дочери тех из моих друзей, в домах которых остановились путники, многое слышали во время вечерней трапезы, когда прислуживали знатным гостям за столом, - упоминать при всех о "разговорах в постелях" Лак-Форси посчитал неприличным, несмотря даже на то, кем были внимавшие ему слушатели. - Речь велась о том, что силы Вонгбея достаточно велики, а власть в нужной мере независима, чтобы поддержать тех владетелей земель в северном Умбее, что хотят навести порядок в пограничье вдоль русла Шаанга. Навести порядок и избавиться, раз и навсегда, от бесчисленных "бандитских отрядов", чьи главари неуправляемы и слишком жадны, чтобы и дальше бросать им кости с "большого стола". Уговорить Вонгбей на союз в этом деле посланники ваших магараджей планировали уже к концу этого лета.
Абсолютная тишина, позволявшая отчетливо услышать жужжание каждой отдельной мухи, летавшей над купальней, была свидетельством того, насколько сильно оказались поражены услышанным вольные вожди сиртаков. Их ошарашенные взгляды и первые злые искры понимания, загоравшиеся в глазах, говорили обо всем весьма красноречиво.
- Я не предвижу будущее, если вы вдруг захотите об этом спросить, - блаженная улыбка Ранджана все больше напоминала сейчас ухмылку бешеного шакала. - Я просто слишком хорошо знаю людей и их помыслы. Попытка уничтожить нас была неизбежна, как восход солнца или пришествие зимы. Но нам удалось упредить удар, точнее, это удалось мне, а вы лишь приняли в этом участие, даже не подозревая обо всем том масштабе и значимости происходящих событий. Когда же вас вновь посетят мысли о том, что мои приказы следует подвергать сомнению, и вы опять станете перешептываться за моей спиной, то вспомните об этом. Вспомните о том, что без меня и моего безумия любой из вас угодил бы к этому моменту на вертел в печи у Акоши. Или был бы брошен как жертвенный кабан с перерезанным горлом на алтарь многоруких обманщиков.
- А ты, Ранджан, все также не растерял своего великого мастерства, - усмехнулся вдруг Беанеш, разочарованно и безнадежно. - Ты по-прежнему способен оплетать чужой разум этой незримой паутиной из намеков и полуправды. Я и забыл, насколько ты в этом хорош. Мы оба знаем, что слова этого хмоси - пустая ложь, придуманная тобой же, но я никогда не смогу этого доказать, ведь даже он сам уже верит в то, что говорит. С тобой сложно тягаться, особенно в таких условиях.
- И все же ты пытаешься, - раджа слегка приподнялся, подперев голову рукой, согнутой в локте. - Пытаешься посеять в них сомнения. Но ты прав, уже слишком поздно.
- Поздно стало уже давно. Поздно стало в тот самый момент, когда ты перешагнул порог соборного храма Сорока Покровителей, осквернив себя священным ихором...
- Нет! - Ранджан резко поднялся на ноги, и лицо сиртака исказилось гримасой злобы и ненависти. - Поздно стало гораздо раньше! Поздно стало тогда, когда те, ради кого мы жили, потребовали жертву, на которую не согласился бы ни один нормальный человек! А когда они не выполнили обещанного, несмотря на то, что жертва была принесена им в срок, то это и стало приговором для их несуществующей власти!
- Все в этом мире в их воле, - тихо пробормотал Беанеш.
- Но только не я! Не я!!! - оскалился резко и зло раджа-отступник. - Больше я не принадлежу им! И вся моя жизнь будет отдана лишь тому, чтобы явить их бесполезность и бессилие всему народу сиртаков и жителям иных земель.
- Посмотри на то, что уже творится вокруг тебя! Не те ли это бессмысленные смерти и ненужное насилие, за которые ты винишь предтеч? Чем кровавые гекатомбы, в которые превратились города Шаанга, отличаются от тех храмовых, что так ненавистны для тебя? Ты превращаешься в зверя! Отвергая прародителей, ты теряешь остатки человеческого облика и самой своей сути!
- И я счастлив от этого, - глухо откликнулся Ранджан, так и не опускаясь обратно на пуховые подушки. - Я счастлив, что становлюсь собой, а не тем, что слепили из меня бессмертные лжецы, на поверку оказавшиеся не такими уж и бессмертными.
- Когда-то ты был иным. Ты имел веру, ты не нуждался в ином знании, ты жил ей и был счастлив уже тогда, - в голосе пленника непонимание соседствовало с сожалением, и, возможно, поэтому его тихие сетования так отчетливо были слышны всем собравшимися. - Что стало с тобой, мой бывший друг? Куда пропал Ранджан Ан-Хурза, которого я знал и уважал в дни нашей совсем еще недалекой юности? Куда подевался тот верховный жрец святилища Сорока Великих, что был благородным и честным мужчиной, который мечтал увидеть объединенный Умбей, собранный, наконец, в несокрушимое государство, но не оружием и силой, а словом и общей верой?
- Он умер, Беанеш, он умер, - безразлично ответил Ранджан, делая несколько шагов в сторону посланника Акоши. - Умер вслед за своими богами. И вслед за своей семьей, принесенной в заклание ради того, чему так и не было суждено свершиться...
- Ты пошел на самое страшное святотатство...
- Я всего лишь разорвал незримые путы, что сдерживали меня, и перехватил руку с занесенным ножом, обратив его против того, кто пытался нанести удар, - остановившись прямо перед Беанешем, раджа замолчал до тех пор, пока тот не поднял на него свой замутненный взгляд. - И знаешь, что было самым страшным? Оказалось, что эта рука росла из моего плеча.
Кривой жертвенный клинок на мгновение беззвучно блеснул в воздухе, оставив на шее у пленника аккуратный тонкий разрез от уха до уха. Глаза Беанеша непроизвольно расширились, а из горла вырвались бульканье и сипящий хрип.
- Радуйся, ты умираешь по моей прихоти и лишь потому, что я желаю этого. Есть смерти намного более бессмысленные и пустые, чем эта.
Посол магараджи начал заваливаться на бок, но Нагпур, стоявший позади него, не дал Беанешу упасть. Вздернув его резко вверх, первый воин Ранджана столкнул еще живого пленника в кровавый бассейн, где уже покоились члены городского совета Вонгбея. Отрекшийся небрежно стряхнул рубиновые капли с узкого лезвия, и спрятал нож обратно в складках своей алой адхиваса. Обернувшись к раджам и прочим союзникам, Ранджан вновь широко улыбнулся.
- Продолжим же наш праздник, посвященный тому, как мои решения спасли всех вас от незавидной участи...
Но договорить в этот раз Хулитель все-таки не успел. На крышу, бряцая оружием, выбежал один из его солдат и, замерев на какое-то мгновение от испуга за собственную дерзость, рухнул Ранджану в ноги, раболепно простершись перед ним.
- Раджа! На побережье Авадзи высадилась армия Юнь! Если ничто не задержит их марш, уже через десять дней они пребудут сюда!
Сторонники Отрекшегося, вздрогнув, испугано переглянулись, но сам предводитель бандитского войска лишь грозно рыкнул на вестника:
- Сколько их?
- Пятнадцать тысяч. С кавалерией. С ракетами и метательными машинами, - доложил воин дрожащим от страха голосом.
- Прекрасно, - раджа уже потерял к говорившему всяческий интерес, а его взгляд блуждал теперь где-то глубоко в недрах собственных мыслей. - Еще ни разу вольный владыка сиртаков не бросал открытого вызова настоящей армии варваров. Это может переменить многое, очень многое. И Акоши тоже не сумеет удержаться...
Нагпур, услышавший эти слова, заметно подтянулся и расправил могучие плечи. А вот другие раджи, сидевшие на роскошных коврах, выглядели по большей части все также непонимающе и удивлено. Отринувший неторопливо прошелся перед ними туда-сюда, и, наконец, вспомнил о существовании присутствующих.
- О, это будет самая великая победа! - безумный взор Ранджана, обращенный на его сподвижников, легко подавлял слабые попытки протеста, рождавшиеся в их головах. - После нее уже некому будет преграждать нам путь. Я хочу узнать вкус этого величия, и вы подарите мне его. Такова на то моя воля!
Согбенные слуги поспешно распахивали двери перед стремительно шагавшим тайпэном Пао Ланем, главой рода Синкай, почтившим своим визитом поместье Он-Пак. Мао Фень, спускавшийся по широкой лестнице навстречу гостю, приветствовал своего тестя коротким кивком.
- Мне нужны ответы на некоторые вопросы, - сразу же заявил старший Синкай, едва они остались одни в кабинете будущего тайпэнто.
Зная прямолинейный и резкий характер своего собеседника, Мао тоже не пытался юлить или прятаться за словесными ширмами. Опершись руками на стол, толстый стратег насмешливо фыркнул и посмотрел исподлобья на отца своей жены.
- Уже прибежали жаловаться и возмущаться? Трех дней не смогли утерпеть.
- Они имеют на это право, - урезонил зятя Синкай. - Ты собираешься послать их детей на смерть, а мне в свою очередь интересно, почему военный советник Императора избрал именно такое решение возникшей проблемы?
- Используя этот вариант из всего множества других, что были рассмотрены мною, я не снижу обороноспособность крупных городов. Полагаться же в подобном деле на обычное ополчение, на мой взгляд, практически бессмысленно. Корпус тысячника Нуена уже грабит караванные посты торговых домов в провинции Цинхай, а между ним и Хэйан нет никакой преграды, способной хотя бы замедлить его продвижение. Первые ертаулы манеритов прибыли в столицу, но полноценные тумены ближайших каганов, по словам поверенного Мукдэна, объявятся здесь лишь к концу этого месяца. А вот тот вариант, что предлагаю я, позволит нам получить отлично вооруженную и грамотно подготовленную маленькую армию, имеющую высокую скорость передвижения и маневра, благодаря тому, что она будет состоять исключительно из конных воинов. При этом данная реально значимая сила появится у Империи буквально из ничего. К тому же, сыновья и внуки знатных семей чжэн-гун сами отнюдь не против вступить в битву под знаменами Единого Государства. Их обеспокоенные отцы непременно выделят каждому не менее дюжины родовых воинов и иных телохранителей, что в разы увеличит численность такого отряда.
- В этом можно было не сомневаться, юные и горячие сердца всегда охочи до битвы, - хмыкнул Синкай. - Но отцы и деды столичных кланов совсем не готовы к подобному.
- Да, - согласился Мао. - Всегда считалось, что война это удел тех родовых линий чжэн-гун-вэй, что стали тайпэнами еще при династии Цы. И все же, сейчас было бы глупо не использовать подобный резерв. Тем более что они отправляются не на настоящую войну, а всего лишь затем, чтобы, имея почти трехкратное преимущество по всем статьям, быстро разбить отряд в три тысячи юнь. Можно было бы, конечно, и дальше дожидаться степных нукеров, но к тому времени, я боюсь, Нуен уже успеет увести своих людей обратно на юг. Он далеко не дурак, и тоже понимает опасность своего положения. А отпустить его после всего, что этот тысячник сделал, было бы просто преступлением против Нефритового Престола.
- Значит, на аудиенции у Императора, ты будешь опираться еще и на это, - Пао Лань задумчиво разгладил свои длинные черные усы и неторопливо кивнул, будто бы давая Мао свое дозволение. - Разумно. Но откуда взялась сама идея?
- Ополчение высшей аристократии было придумано не мною, и когда-то оно отнюдь неоднократно использовалось для самых разных целей. По большей части для возведения на престол новых династий, конечно. Но уверен, на завтрашней встрече в тронном зале голоса протеста уже не будут раздаваться так громко, как звучали сегодня в нашей столичной резиденции, - расплылся в довольной улыбке толстяк-полководец.
- Деньги? - нахмурился глава рода.
- Деньги, подарки, услуги, - ответил Мао все в той же откровенной манере. - А для тех, кто хранит достоинство - забавная мысль, подброшенная для размышлений сильных мира сего. Народ не любит знать, в особенности старые линии чжэн, не столько из личных мотивов, сколько из-за непонимания, зачем нужны все эти высокородные семьи, чья роль в нашей стране давно не носит даже символического значения. Поместные энь-гун и большинство семейств цзун хотя бы управляют обширными вотчинами, участвуют в государственных стройках и вытанцовывают диковинные пируэты, пытаясь урвать хоть каплю власти и влияния у торговых домов. Но те, кто осел в блистательной Хэйан-кё с незапамятных времен, те, кто лишь собирает ренту с владений, полученных от предков десятки поколений назад, и те, кто даже не спешит защищать своих подданных, перелагая эту ответственность на императорскую армию, все они уже не нужны Империи. И это не моя позиция, это мысли каждого второго крестьянина и ремесленника.
- А, выступив на защиту людей, победив юнь и оплатив это своими жизнями, чжэн-гун-вэй и остальная знать вернут себе уважение всех подданных Императора, - закончил за Мао старший Синкай.
- И спины людей вновь будут гнуться перед ними в знак истинного почтения, как это было когда-то во времена первых Цы, а не потому, что за подобное "непростительное неуважение" можно получить полсотни плетей.
- Но все же, каждый чжэн, убитый в этом ненастоящем походе, станет саднящей занозой и поводом для охлаждения отношений между столичными семьями и тем, кто пошлет их на битву. Ты рискуешь, Мао, и не только своим статусом. Дом Синкай и я не сможем оставаться в стороне, а скрытая ненависть в отношении наследника обязательно отразится на всем остальном нашем клане. Почему я должен допустить подобное?
- Потому, что вы тайпэн, а долг тайпэна служить Императору и оберегать Империю во всех Ее бесчисленных проявлениях. Равно как и долг тайпэнто заключается в том, чтобы руководить действиями тайпэнов, позволяя им достигать поставленных целей с минимальными потерями и наибольшей выгодой для Единого Государства. А что касается семьи, - Мао почти непритворно вздохнул, - семья важна, но не важнее Служения.
- Я горд, что сделал тебя своим наследником, - лицо Пао Ланя теперь окончательно являло собой маску спокойного удовлетворения. - Ты вновь не подвел меня. Надеюсь, детали подготовлены не хуже основного плана?
- Почтенный Джэнг Мэй, верховный распорядитель армейских складов, оказывает мне всяческую поддержку в решении мелких трудностей, связанных с бюрократическими процедурами и поиском достойных исполнителей в среде столичных чиновников и дворцовых евнухов, - немного витиевато ответил Мао.
Глава рода Синкай, прекрасно знавший, кто именно фактически руководил всей деятельностью Джэнга и покровительствовал тому в любых начинаниях, понимающе кивнул. В отличие от своего предшественника, Фень с первых дней новой службы всячески избегал любого даже самого маломальского намека на конфликт с Всесильным Тэном. И сиккэн, похоже, ценил этот жест достаточно высоко, чтобы незримо оказывать Мао свою аккуратную поддержку в лице ближайших сподвижников.
- Об этом мне радостно слышать вдвойне, - заключил Пао Лань, впервые с момента начала их разговора расслаблено опуская плечи.
- Тогда мне остается просить вас лишь об одном, - Фень по-прежнему был предельно серьезен. - Названный наследник рода Синкай должен возглавить это ополчение и лично участвовать в сражении, чтобы не допустить ядовитого шепота о себе и своем клане.
Лицо тайпэна Ланя мгновенно закаменело. Из трех его сыновей до взрослых лет дожил лишь один, и молодой Вэнг, яркая звезда и опора ведущей ветви древнего рода, неспроста стал в жизни тайпэна Пао главным лучом надежды. Смерть юноши во время бандитского налета на придорожный трактир стала для Ланя жестоким ударом. Вэнга нашли в окружении шести убитых врагов, но неизвестные бандиты не испугались ни меча тайпэна, ни имени могущественных Синкай, завершив свое черное дело и разграбив тот постоялый двор. И потому, Мао знал, с какими сложными чувствами относится к нему его тесть. Фень стал для Ланя заменой Вэнга и новой надеждой для всего семейства Синкай. Потерять теперь еще и мужа своей старшей дочери, Пао просто не мог, как и не мог запретить тому исполнить свой Долг.
- Надеюсь, в рядах этого ополчения найдется место для одного старого полководца со свитой? - спросил, наконец, глава клана, выдавив через силу улыбку.
- Конечно. Следует ли мне распорядиться насчет обеда? - сразу же уточнил Мао, натягивая обратно на лицо свою повседневную "маску" безразличной надменности.
- Да, нам стоит обсудить положение дел внутри рода, и трапеза будет способствовать этому, - не раздумывая, согласился Синкай.
Небольшой сундучок из темного дерева, окованный простыми стальными углами, наемники Джао оставили в пятидесяти шагах от ворот и спокойно, не теряя достоинства, двинулись обратно к стенам караванного поста. Двое солдат под предводительством полусотника Шокея приблизились к оставленному "подарку". Откинув крышку ларца, командир убедился в достоверности содержимого, и воины, подхватив деревянный короб с разных сторон, поспешили вернуться в ряды своих соратников. Пешая колонна армии Юнь, разделенная на равные полусотни, растянулась по каменистой дорожной насыпи в ожидании приказов своего командующего.
Эта сцена была уже не первой, которую тысячник Басо Нуен видел за последние дни. И даже не второй, и не пятой. Он мог потратить время и человеческие жизни на то, чтобы штурмовать каждый поселок или монастырь на своем пути, но юный командир нашел иной выход, позволявший его войску двигаться быстро и без задержек. Простые жители имперских провинций - крестьяне, ремесленники, купцы и монахи - в большинстве своем тоже были не против подобного развития событий. Лишь немногие пытались артачиться вместо того, чтобы без лишнего шума передать корпусу Басо маленькое звонкое подношение, всегда назначавшееся тысячником во вполне разумных пределах. И только когда договоренности не удавалось достигнуть словом, Нуен был вынужден действовать грубой силой. Но за последний месяц такого еще не случалось ни разу.
На самом деле, Басо даже не представлял себе, во что выльется его рейд по вражеским тылам и какие последствия он принесет. В Нееро их встретили не слишком радостно, а постоянные стычки с местными и небольшие сражения с ополченцами продолжались до самой границы с Маннай. Если бы им не удалось удачно отбить колонну пленных, захваченных в Йосо тайпэном Ханем, то потери, скорее всего, не позволили бы Нуену даже думать о продолжении похода. Однако испытания и трудности не пошатнули уверенности тысячника в том, что война должна вестись теми методами, которые не отвратят противников друг от друга. Именно это и стало причиной неожиданного "успеха" во внутренних районах Империи.
Армия Юнь двигалась скорым маршем, обрастая обозом и почти не встречая сопротивления даже со стороны строевых гарнизонов небольших фортов, достаточно щедро разбросанных по сельским угодьям. Подданные Единого Правителя предпочитали откупаться от опасных путников, и с каждым днем корпус Басо все больше напоминал ему самому огромный караван налоговых сборщиков. Еще сходства этому добавлял тот факт, что денежная часть "оброка", получаемого юнь, зачастую бралась именно из тех средств, что были отложены старостами и купеческими попечителями для ежегодной отправки в столицу. Имперский закон позволял подданным Избранника Неба обменивать свои жизни на деньги Единого Государства, но обида, которую Нуен наносил своими поступками Золотому Дворцу, была не менее сильной, чем, если бы он просто предал разорению все на своем пути.
Отношения с местными складывались почти что дружеские, и порой дела доходили уже до смешного. Одна только картина чужеземного войска, шагавшего через исконные имперские земли, убийственно сочеталась с крестьянами, продолжавшими работать в полях по обеим сторонам от дороги. Но, несмотря на такую терпимость, тысячник ни на минуту не позволял себе и своим подчиненным расслабиться. Басо прекрасно понимал, что находится на враждебной территории, и едва представится такая возможность, как любой из этих вежливых торговцев и седовласых старост с радостью воткнет ему в спину каленый нож. Поэтому-то всякая новая партия фуража, полученная в окрестных селах, тщательно проверялась армейскими лекарями, а вокруг ночного лагеря дежурили не удвоенные, а утроенные караулы. Больших городов на своем пути Басо старательно избегал. Покидать войско на марше или во время стоянок солдатам категорически воспрещалось, а любое неповиновением или акт агрессии против жителей Империи наказывался по всей строгости воинских кодексов Юнь.
Сотники и полусотники Басо поначалу не могли понять целей, которые преследовал их командир, но видя то, как кровавый рейд превращается в обычный учебный поход, а телеги в центре строя начинают ломиться от золота и дорогих товаров, каждый из них с радостью или через силу признавал правоту Нуена. И только он сам понимал, что долго это продолжаться никак не сможет, и что главная его задача отнюдь не в том, чтобы "разграбить" казну поселений в Маннай и Цинхай.
Основным предметом поисков армии Басо стали изобретения имперских механиков и алхимиков. Порою механизмы и редкие рецепты передавались юнь в качестве части уплаты "оброка", но слишком многие мастера Империи не хотели делиться своими секретами, да еще и с ненавистным южным врагом. Мельницы, дробилки, дорожные краны, паромные переправы, литейные мастерские и механические кузни, цеха различных покинутых мануфактур, плотины, шлюзы, арочные мосты и участки дорог, проложенные по солончакам и болотам - все это становилось объектами пристального внимания со стороны чертежников и писцов, которых по приказу Нуена отобрали среди самых способных солдат. Не меньшее внимание уделялось и разным мелким "игрушкам", причем не только военным, но и простым бытовым. Пружины и барабанные шестерни редко использовались у юнь, и тысячнику лишь оставалось восхищенно цокать языком, встречая очередной образчик живой созидательной мысли ремесленников Нефритового Трона. К сожалению, несколько первых попыток переманить на свою сторону опытных мастеров не увенчались успехом, а действовать грубо, как это делали, например, ракурты-работорговцы, Басо все-таки не решился. Шаткое спокойствие для своих воинов на всем протяжении пути тысячник ценил гораздо выше.
Большое собрание бамбуковых тубусов с рисунками на пергаменте и выделанной коже наполняло собой личную повозку командира, в которой обычно хранилась та часть добычи, что полагалась военачальнику его ранга, но Басо ни в коем случае не сожалел о том, что отказывается от жемчуга и золотого песка. Его груз был намного ценнее и обязан был оказаться в архивах Ляоляня и на столах у юньских инженеров. Этой задачи не было в первоначальных планах командующего корпусом, но когда она появилась, то легко перекрыла собой все остальное. С "близкого расстояния" тысячник Нуен сумел оценить по достоинству истинные сокровища враждебной Империи. И, во что бы то ни стало, был намерен теперь добыть и привести их для собственного народа.