... радугу в ладошках уместила
и понесла, стараясь не пролить.
по травяному влажному настилу
чтобы заклятьем счастие добыть

и под громадною старинной сливой вещей
закончившей давно плодоносить,
из-под кривых ветвей - небесных трещин -
подкинуть и на волю отпустить,

словно большую божию коровку.
И даже с той же песенкою ловкой

"Лети на небо, деточек кормить!..."

Идёт по тропке, вечер по пятам,
лодыжки голые крапива жалит,
и дерево не здесь, а где-то там,
в вечернем сумраке, в тумане пропадает.

Вдруг зябко сделалось, и ветер стал шалить,
и мошкара впилась в девичьи плечи,
А за спиной, как будто чьи-то речи:
"Какая разница, где радугу пролить?!"

"Молчи, воровка!" - Маша отвечает
и радугу в горсти сильней сжимает.

А между тем, торопится, бежит!
Горят лодыжки, плечи леденеют,
а в голове большой набат гудит
от страха, что наверно не успеет
в том самом - в нужном месте отпустить.

Ведь за спиною злобная старуха
вот-вот настигнет, чёрная карга, -
не унимается, клевещет в оба уха:
"Брось радугу, коль жизнь дорога!"

"Молчи, воровка!" - Маша в крике бьётся
и пуще прежнего по темноте несётся.

Но не спастись - настигнет! Уморит!
Елейным ядом умереть уговорит
и под осиной вечно спать оставит!
Но вдруг, о чудо, на тропинке волк стоит
и на старуху белой пастью скалит.

И Маша над спиною шерстяной,
как над расчёсанною ветрами травой,
как над заросшею дубовыми лесами
страною с лешими и колдунами,
летит по воле лишь судьбы одной,
как лебедь над озёрною водой,

Но перед тем, как оземь приземлиться
и превратиться в юную девицу,
как лук тугой, лебяжью шею гнёт
и видит, что старуха волка бьёт.
что пасть ему к тропинке прижимает
и шею посохом своим ломает,
ещё чуть-чуть и голову свернёт.

"Уйди, воровка!" - Маша в крик кричит
и на обидчицу с какой-то палкой мчит
и яростно в обидчицу швыряет,
а радугу на землю проливает.

Вдруг смотрит, на тропинке волк лежит,
и над его спиною шерсть дрожит,
и ворон где-то под небом кружится
в надежде скорым часом поживиться,
и стон - не вой из пасти раздаётся,
и с каждым вздохом жизнь наружу льётся.

"Не спи, родной, твой час не наступил!
Лизни росу, пожуй травы целебной.
А я с тобой, насколько хватит сил,
сколько отмерено для нашей дружбы нежной"

С ним Маша речи страстные ведёт
и сарафана рукава на тряпки рвёт,
и самодельными бинтами раны прикрывает,
и волчью голову слезами омывает.

"Не плачь, подруга," - волк ей говорит, -
"С бедой не сладишь жалобой слезливой!
Там, за туманом, дерево стоит
и плодоносит раз в столетье сливой...

И коль девица молодая,
от верной смерти убегая,
в тот день пожертвует судьбой
во имя дружбы вековой,

то волк красавцем обратится
и предложит ей пожениться!"

И в тот же миг рассвет сияет,
и слива на небе горит,
нед нею радуга дрожит
и молодых благословляет!