Аннотация: Крохотный рассказик, который был написан мной на Росконе-2012 на одну из тем, заданных Святославом Логиновым для конкурса "рассказ за час".
Мама думала, что это были обычные детские страхи. Все началось в тот самый день, когда мы въехали в наш новый дом. Сказать по правде, дом был далеко не новый, а старый и запущенный. Мне выделили комнату на втором этаже с обоями мертвого серо-зеленого цвета и потускневшим, неразборчивым рисунком. Всюду пыль и паутина - здесь давно, очень давно, не жили.
Вдруг - шшшшеш - буррр-шшур-шшшуун! У меня волосы встали дыбом от ужаса.
- Рассыхаются старые обои, - успокоила мама, увидев мой испуг.
Но я ей не поверил! Ни капельки! Этот скребущий звук был обращен прямо ко мне, проникал в мой мозг, корябал его изнутри.
Я с тоской посмотрел в окно - сквозь пыльное стекло как сквозь грязный целлофан проглядывало ласковое - медово-желтое - солнце. Мне захотелось выбежать прочь из этой комнаты - навсегда! Но родители уже вносили мои вещи.
- Шшшшеш - буррр-шшур-шшшуун! - угрожающе зашкрябало за обоями.
- Надо же, как шуршат! - сказала мама, критически взглянув на ближайшую стену. - Ремонт начнем с того, что наклеим новые обои.
- Шшшше - буррр-шшууун! - ответило из-под обоев.
Весь день я опасался заходить в свою новую комнату и с невыносимым, парализующим ужасом ждал наступления ночи. Я был такой бледный, что мама решила, что я заболел, и отправила меня в постель. В мою новую комнату.
Я и сейчас покрываюсь холодным потом, когда вспоминаю себя, лежащего на жесткой простыне, одного в пустой комнате. Мама и папа продолжали внизу распаковывать вещи, - я это знал, но не слышал их голосов. Не слышал не единого звука. Моя комната была изолирована от внешнего мира невидимой мембраной. Единственное, что доносилось до моего слуха - шшшу-бррр-шшшууу! Звуки раздавались с разными интервалами и частотой, всегда неожиданно - так, что сердце у меня каждый раз буквально взырвалось.
Я пытался кричать, но бесполезно - выходил лишь сдавленный шепот. Все, что я мог делать, это беспомощно наблюдать в окно, как медленно и неумолимо заходит солнце.
Мама поднялась проведать меня, когда наступили сумерки.
- Мама, мне страшно! - я так крепко обнял ее, как никогда до этого не обнимал.
- Чего ты боишься, глупыш?
- Здесь шебуршуны, - прошептал я ей в самое ухо, потому что боялся даже произносить это слово. Но меня услышали - за обоями тут же зловеще отозвалось - шше-бууур-шууун!
- Вот еще выдумал! - мама рассмеялась так ласково, что на секунду я даже поверил ей. Поверил, что сам придумал себе неведомую опасность, исходящую от старых обоев.
Мама поцеловала меня, подбила одеяло вокруг моего закоченевшего тела и ушла, а я остался, снова один и теперь уже в темноте.
Сердце так громко стучало, что я не сразу сообразил, что пугающие звуки прекратились. Я прислушивался и прислушивался - ничего. Я не мог поверить, что весь этот ужас закончился. Я начал успокаиваться и даже позволил себе пошевелиться, чтобы размять заболевшие от напряжения мышцы. Я понятия не имел, сколько прошло времени. Комната погрузилась в непроницаемую темь, такую, что было светлее лежать с закрытыми глазами, чем с открытыми.
Я свернулся калачиком и стал сам убаюкивать себя, повторяя мысленно: "мне не страшно!", "мне не страшно!".
И вдруг - жуткий треск, - меня от страха словно электрическим разрядом ударило по макушке. Я весь похолодел и сжался как пружина. Треск раздавался отовсюду - это обои рвались и лопались, словно их раздирали с нечеловеческим остервенением. Я чувствовал, что вокруг меня что-то происходит, воздух уплотнялся и стягивался вокруг моей кровати. И снова эти ужасные звуки, но теперь уже совсем рядом, у моих ушей: "шебуршуны, шебуршуны, шебуршуны, шебуршуны, шебуршуны!"
Что-то восстало против меня, - неведомая сущность не хотела, чтобы мы нарушали ее заобойный покой.
Неожиданно я обрел способность видеть в темноте - не очень хорошо, словно оказался в заезженном черно-белом кино. Но все же - я их видел! И тогда беззвучный крик вырвался из моего горла.
Я не помню, что было дальше. Память вернулась ко мне, когда я лежал в больничной палате. Мама и папа были рядом - встревоженные и молчаливые.
- Шебуршуны, - сказал я шепотом, - они не хотят нас! - и заплакал.
Когда я вышел из больницы, мы продали дом и купили квартиру. Я упросил родителей, чтобы все стены в ней покрасили краской. В старых домах, под старыми обоями таится ужас - имя которому "шебуршуны".