Дибров Роман : другие произведения.

Облака и птицы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Издан в сборнике . Лауреат Второго открытого международного литературного конкурса "Facultet 2008", который проводится при поддержке факультета журналистики МГУ. Номинации "Фантастика и фэнтези".
    Рассказ озвучен программой "Модель для сборки"

Модель для сборки
Автор: MDS2007
Время: 55:24 мин
Размер: 50,72 МБ
Скачать выпуск

Облака и птицы

  

Жизнь государя уместно сравнить с камнем, летящим в воду. Его падение всегда кругами расходится по морю человеческих судеб.

Сыма Лянь, историк времени И

   Столица тянулась к Небу тысячами дымных пальцев. Струились ввысь жертвенные курения Запретного Города, где дворцы Старших спорили между собой за близость к покоям Благословенного. Изящные и тонкие, словно нанесенные тушью на голубую бумагу, они выделялись среди других дымов, как изысканные шелка хань выделяются на фоне шерстяных одежд варваров. Сочились, сладострастно извивались и манили к себе ароматами благовоний жаровни Островка Тысячи Прихотей. За Стеной толстыми столбами вульгарно подпирали небосвод огромные костры на площадях "черных" кварталов. Город привычно торжествовал очередную победу.
   Тянь-цзы, Сын Неба, вспомнил, какой увидел столицу двадцать лет назад, когда впервые проехал под аркой Ворот Северного Рая. Тогда тоже всюду был дым. Он испуганно жался к земле, стлался по мостовым обезлюдевших улиц, тщетно окуривал пороги запертых дверей. Двадцать лет назад дым был, пожалуй, единственным, кто посмел сопротивляться варварам-горцам, что ворвались в обездвиженный страхом город. Дым царапал пришельцам глотки, немилосердно вгрызался в глаза, щипал носы. Дым был последним защитником Младшего Хань. Пока не понял, что именно эти гортанные воины и породили его. И когда предыдущий Сын Неба умирал на острие его клинка, горцу Тану вдруг показался сладким запах горящего города.
   Благословенный накинул просторный халат, приподнял локти, позволяя служанке затянуть пояс. Хань повязывали пояса под грудью. В Лхаце так делали только женщины. Сын Неба принял из рук девушки пиалу с травяным настоем и мелкими глотами выцедил отдающее полынью питье. Огонь пробежал по жилам Благословенного, на мгновение мелькнул во взгляде, но угас слишком быстро. Молодость прошла, и каждое новое утро напоминало об этом все настойчивее. Былые сила и легкость возвращались к нему только в дальних походах, но царство, словно ревнивая жена, требовало неусыпного внимания.
   Сын Неба раздвинул закрытые промасленной бумагой ставни и сделал глубокий вдох. К аромату благовоний добавился едва ощутимый запах цветущего сада. Гарью не пахло. Дым слишком естественен и прост. Во дворце Благословенно нет места простоте.
   Солнце заслонилось от дыма облаком, будто щитом. Заметно потемнело и мужчина поднял взгляд к небу. Просто пустота. Серая, как всегда осенью, пустота. Никакого божества. Это в горах кажется, что под любым камнем прячется дух, а любая дорогая ведет к вершине.
   -Отчего этой осенью
   Я так старость почуял?
   Облака и птицы.
   Сын Неба вздрогнул, и в который раз поразился умению старика-советника входить совершенно бесшумно. Обернулся. У дверей замер в земном поклоне мантрин - чуть ниже и упрется лбом в драгоценные панели пола. Так же незаметно появлялась в покоях Благословенного госпожа Фэй, давно и прочно занимавшая место на его ложе.
   - Мантрин, яку не стоит воображать себя барсом. Подкрадываетесь тише кошки.
   Мелкий дребезжащий смех старика рассыпался по залу и растаял в воздухе. Утро выдалось не по-осеннему жарким, но мантрин все равно зябко кутался в теплый халат. Толстое, подбитое мехом, одеяние придавало тщедушной фигуре советника непривычную дородность. Длинные волосы, тщательно выбеленные годами, мантрин собрал в тугой узел на макушке, оставив свободными несколько прядей. Для старика у него были удивительно живые глаза. Но спину советник разогнул с видимым трудом.
   - Возраст, повелитель. Нечем уже шуметь. Истончился за долгую жизнь. Боюсь, если Небо не возьмет меня до зимы, и вовсе прозрачным стану.
   - Скажи, советник, что означают эти стихи?
   Мантрин помялся, изображая нерешительность. Парило - вечером быть грозе.
   - Я дряхл, мне поздно бояться и поздно быть скупцом. Повелитель же расходует время со щедростью молодости. Но даже Западный океан можно вычерпать, а человеческая жизнь не так безбрежна. Все хань смиренно молят Благословенного подумать о наследнике. В семьях Старших много девушек на выданье. Они, красивы, хорошо воспитаны и крепки здоровьем - возьмите любую, или всех сразу! Подарите Вселенной сына, повелитель. Наследника. Раз уж госпожа Фэй не может...
   - Не твоего ума дело, старик! - Тянь-цзы в раздражении вскинул руку и мантрин умолк. Борода его, казалось, приросла к полу. - Замолчи!
   В том, что Фэй не понесла за столько лет, не было ее вины. Сын Неба брал еще нескольких наложниц - все без толку. Да и пресными казались другие женщины после Фэй. Вскоре Благословенный оставил попытки, до времени отложив самое сильное средство.
   Мантрин сгорбился, по самые глаза завернувшись в халат, и замер, ожидая позволения продолжать.
   - Говори.
   - Ночью прибыл гонец. Вести добрые и поэтому я не осмелился тревожить сон Благословенного. Юрчжени бегут далеко в степь. Воины повелителя прекратили преследование и возвращаются к Стене. Наши потери не стоят и упоминания. Зато взято более тысячи голов. И пленники! - голос старика неприятно изменился, слова мантрина покрылись пеной слащавости. - Почти пять тысяч, юрчжени бросили обоз, чтобы не обременять воинов детьми и стариками. Канон предписывает...
   Тянь-цзы не удержался, опустил взгляд на лицо старика и Сыну Неба стало не по себе. Глаза мантрина вспыхивали неприятным блеском тщательно сдерживаемого желания. Так испорченные дети смотрят на новую игрушку. Хань жестоки к чужакам, когда те слабы.
   - Нет. Самых маленьких отдать на воспитание в дальние гарнизоны. Послужат царству. Прочих выгнать за Стену. Выживут в степи зимой - значит, так угодно Небу. Если нет... Нет, так нет. - Тянь-цзы взглянул на кислое выражение лица советника и рассмеялся. - Я знаю, как закон велит поступать с варварами, мантрин. Я и сам варвар, помнишь? Теперь иди.
   Советник удалился также беззвучно, как и вошел. Лицо его было искажено нарочитым ужасом - Сын Неба назвал себя варваром!
   Первый раз за много лет.

* * *

   Звуки циты сегодня только мешали Сыну Неба. Невидимый музыкант никак не мог привести мелодию в гармонию со свистом ветра в черепице крыши.
   Выдох - движение. Вдох - остановка. Мгновение неподвижности сменялось фейерверками выпадов, полушагов и перекатов. Ежедневные упражнения с оружием из юношеской забавы давно стали для Благословенного последним средством не потерять себя. И без того слишком мало осталось в Тянь-цзы от горца Тана. Разве что мастерство фехтовальщика. Некоторые бойцы пользуются зеркалами, ведь рано или поздно воин достигает границы, за которой остается только один учитель - он сам. Каждый выбирает зеркало сообразно своему духу: зверей, птиц, порой даже камни. Сын Неба искал свое отражение в облаках. Быть внешне мягким, а внутри скрывать молнию. Перетекать из одной формы в другую, не тратя силы на борьбу с ветром. Менять обличие, не меняя сути. Поддаться, но победить.
   По дну искусственного пруда в центре сада неспешно и величаво плавали большие золотые рыбины. Но, может быть, они только казались большими, потому что само озерцо было маленьким? "Покажи силу, если ты слаб. Покажи слабость, когда ты силен", - хань воюют так. И так живут.
   Двое мужчин ступили на дорожку сада и цита умолкла. Одежда вошедших была непривычна глазу хань. Во дворце такой не надевал никто. В повисшей тишине послышался шорох гравия - так спешно музыкант покидал свой шалаш. Разговоры господ не для его ушей.
   Тянь-цзы остановился, зачерпнул пригоршню воды из пруда, ополоснул лицо. Рыбы не обратили на его руку внимания. Одним из двоих гостей был Дидр, только ему дозволялось тревожить повелителя во время тренировок. Когда-то они были друзьями, потом... Потом горец Тан стал Сыном Неба и у него не стало друзей. Только соратники. Даже не соратники - слуги. Разве что Дидр, прозванный за свои дела Кукушкой, остался Благословенному почти товарищем. Был при нем не то помощником, не то палачом - все видел, все знал, все помнил. Иногда исчезал на время. А вместе с ним пропадали неугодные Нефритовому трону. Навсегда.
   Сын Неба шагнул навстречу вошедшим. Кукушка оставался верен себе - кожаная куртка с нашитыми металлическими полосками, кожаные же штаны - для верховой езды. Одежда воина. Поэтом Дидр не был никогда. Однако Тянь-цзы удостоил старого соратника лишь мимолетным взглядом. Вниманием Благословенного завладел спутник Кукушки. Незнакомец был молод, высок и хорош собой. Горская чоба прятала узкие плечи - узнаваемую семейную черту. Толстая, должным образом выделанная шерсть, убережет хозяина и от стрелы на излете, и от слабого удара меча. Рукава опускались почти до земли, скрывая руки.
   - Как похож! - не сдержал возгласа удивления Тянь-цзы. - Одно лицо... Дай посмотреть на тебя, мальчик!
   Молодой человек просунул руки в прорези рукавов и протянул их ладонями вперед, приветствуя старшего по горскому обычаю. Голову, впрочем, тоже склонил - совсем чуть-чуть.
   - Мальчик, твой отец был мне как брат. Ближе был, чем родные братья, - Тянь-цзы невольно улыбнулся, прочитав мысли юноши по его лицу. - Не мальчик. Вижу, что уже не мальчик. Возмужал ты, Бинь. Стал совсем как отец. Одно лицо, одно имя... Когда-то давно я обещал Лисе, твоему родителю, позаботиться о его наследнике.
   Бинь сверкнул глазами, выпятил вперед узкую челюсть.
   - Ты сдержал слово, Тан. Сдержал свое и я, - от такого обращения Дидр переменился в лице. - Клятву Семи исполнил, пришел сам и родичей привел.
   Тянь-цзы рассмеялся и махнул рукой Кукушке: мол, стой - пусть говорит. В молодости у Благословенного было одно имя и один меч. А теперь? Непобедимый, называют его подданные. Ужасающий! Было время, когда Тан улыбался этому прозванию. Было время... Человек не должен брать так много имен, он растворится в них. "Впрочем", - подумал Тянь-цзы: "Сын Неба не человек. Он - камень, падающий в воду. Он - дым".
   - Дерзкие речи, - усмехнулся Тянь-цзы. - А ты не забыл, кто Я, и кто - ты?
   - Я такой же лхацец, как и ты! - вздернул подбородок Бань.
   - Такой же гордец, каким был Лиса, - обратился Сын Неба к Дидру. Тот мялся, перекладывая вину молодого гостя на свои плечи. Тан повернулся обратно к Биню - Укоряешь меня Клятвой Семи, малыш? На моей совести нет черного пятна. Разве твоему роду есть чем меня попрекнуть? Или я виноват в том, что долины Лхацы уже многие годы не знают нужды? Что матерям и сестрам больше не нужно работать от солнца до солнца? Что кланы уже не рвут друг друга в кровь за лишнюю голову яка?
   Благословенный покривил сердцем. Из Лхацы давно шли неприятные вести, но дерзость молодого Биня несколько успокоила Сына Неба.
   Юноша помолчал, над воротом чобы нервно дернулся кадык. Знал, с кем говорит.
   - Я сказал неправильные слова, Тан. Большей победы, чем твоя, у народа Лхацы уже не будет. Как можно винить в чужой немощи тебя? Вся вина на хонь. Люди недаром говорят: "Скакун, стоявший в одном стойле с ишаком, обязательно начнет пердеть".
   - Поясни, - Тянь-цзы вдруг понял, как тяжело ему говорить. Он с трудом вспоминал гортанные фразы родного языка. Двадцать лет...
   - Лхаца отравлена данью хань. Люди наполнили кошели, но опустошили сердца. Я видел, когда отбирал воинов. Воинов... Кто родился до вашего с отцом похода - променяли седла на телеги торговцев. Их глаза заплыли жиром, ничего кроме золота не видят. Они нанимают презренных шербов для охраны своих караванов. Шербы, охраняющие лхацсев?! - Бинь возмущенно вскинул руки, перевел дыхание. - Те, что родились после, даже торговать не хотят. Молодежь думает лишь об удовольствиях. За мной последовали только кровные родичи, добровольцев от силы две сотни насобирал. Да и за тех я даже одним волосом не поручусь, что они не сбегут от войны в лавку менялы. Многие из молодых жуют корни бетеля и не скрывают этого... Ханьское золото мягче бронзы, но горскую сталь погнула с легкостью...
   - Довольно - оборвал его речь Сын Неба. - Хоть ты и говоришь, как старик, но многого не понимаешь. Мудрости в тебе еще нет. Скажи лучше, ты нашел того, кто мне нужен?
   Бинь помрачнел.
   - Бон-но теперь нечасто встретишь на горных тропах. Говорят, они ушли на север. Отвернулись от Лхацы.
   - Ведун просил отвести его в твои покои, Тянь-цзы, - поспешил добавить Дидр, перебивая спутника. И покраснел. - Я не решился ему запретить.
   Тянь-цзы покачал головой. Кукушка не страшился никого из людей, а перед необъяснимой властью бон-но робел, словно девушка.
   - Пусть ждет там. Идите пока, отдохните с дороги. - Погода начала портится, но недовольный тон Благословенного холодил Дидра сильнее поднявшегося ветра. - И не забудь представить молодого Биня всем нашим. Лису-отца многие вспоминают добром.
   Словно отражая настроение Сына Неба, пришедшие из-за горизонта тучи постепенно сливались над столицей в непроглядную мглу. Выдох, движение. Вдох, остановка. Выдох. Черный волк над головой с глухим рычанием обернулся смеющимся журавлем, черные перья которого отливали синевой припрятанных молний.
   Выдох, выпад. Вдох, отход. Выдох.
   Гром, казалось, ударил прямо по крыше павильона. Успевший вернуться в свой шалаш музыкант от неожиданности выдал длинную трель, поломав всю мелодию. Не успел он возобновить игру, как Тянь-цзы раздвинул мечом ветви кустов, откуда слышалась музыка. Давно засохшие цветы, привязанные садовником к ветвям, осыпались вниз крупным белесым пеплом. Музыкант поднес циту к губам, увидел Благословенного и одеревенел. Начал играть - сбился, и в отчаянии выронил инструмент. Тянь-цзы свел брови, уже повернулся, чтобы уйти, когда музыкант вновь поднял циту и заиграл. Уверенный, что погиб, человек играл, вкладывая в музыку самую душу свою, презрев условности канона и тем самым только выражая свой протест. Сын Неба невольно задержался, вслушиваясь, как, повинуясь ците, даже раскаты грома вплетались в затейливую вязь мелодии. Музыкант играл, как в последний раз, даже не заметив драгоценного перстня, который Тянь-цзы бросил в траву у колен. Благословенный уже ушел, а музыка все лилась и лилась по дворику, освежая деревья и траву подобно дождю. Только золотые рыбины в пруду остались невозмутимы. Они не слушали.

* * *

   Бон-но оказался средних лет мужчиной удивительной наружности. Было в колдуне что-то птичье. Непомерно длинные руки с широкими, как лопата, ладонями больше походили на крылья. Неопрятные спутанные волосы на голове напомнили сорочье гнездо, а подпрыгивающая походка и странные жесты только усиливали впечатление. Поэтому Тянь-цзы ничуть не удивился, встретив взгляд блестящих, вороньих глаз, затемнявших собой все прочие черты лица, даже нечеловечески длинный нос.
   -А, молодой Тан, - хрипло пробормотал бон-но и отвернулся, будто перед ним стоял пастух-шерб, а не всевластный господин Срединного царства. - Плохо, кха, совсем худо. Говори, зачем звал?
   Сын Неба растерялся, но прежде, чем правитель сумел взять себя в руки, колдун подскочил к нему, стиснул плечо неожиданно сильными пальцами.
   -Зачем звал? Зачем тратишь мое время? Зачем тебе наследник, молодой Тан? Ты же шестой сын у твоего отца - род не прервется. Не прервется, слушай меня. А лишних людей ни земля не ждет, ни небо. Лишних много. У хань совсем много лишних. Духи не любят, когда людей много.
   - Откуда знаешь? - грозно спросить не получилось, бон-но обежал Сына Неба вокруг и вцепился в другое плечо.
   - А зачем меня звал, если думаешь, что даже такой мелочи не вижу? - колдун рассмеялся хриплым каркающим смехом. - Я много, кха, знаю. Скверну вижу. Кровь хань отравлена ей. Давно. Потому и лишних много. Прямо здесь скверна, прямо во дворце гнездится. Слушай меня, молодой Тан, я научу...
   Он бегал вокруг Благословенного, подпрыгивал, взмахивая руками-крыльями. Говорил, говорил, говорил. Большие ноздри носа раздувались, увеличивая сходство с вороньим клювом.
   - Лжешь! - сбросив наваждение, Тянь-цзы схватил колдуна за плащ у горла, с легкостью оторвал худое тело от пола. - Знаешь, что с тобой будет, если солгал?!
   - Знаю. Много знаю - закаркал бон-но, дрыгая ногами. Смешным он не выглядел. Испуганным тоже. - Но ты считай, кха, это твоей платой. Если я ошибся - будет тебе наследник. Тяжело это, тяжело. Могущественное колдовство требуется. Уходи, уходи, уходи. Я готовиться буду.
   Тян-цзы шагнул к дверям.
   - Стой, - задержал его колдун. - Все запомнишь? К полуночи приходи. Самое время будет.

* * *

  
   Появление Благословенного в Покое Дневного Спокойствия заметили не сразу. Большая часть присутствующих окружила молодого Биня, слушая новости из Лхацы. Собрались только ветераны, те, кто некогда вместе с Таном ворвались в Нефритовый чертог. Благословенного в который раз кольнула неприятная мысль - как немного их осталось. Кто-то погиб, кто-то вернулся домой. Других он сам посадил управлять ключевыми областями Срединного царства. Еще меньше в этих вальяжных вельможах осталось истинного горского духа.
   Тянь-цзы поманил к себе Дидра, передал слова бон-но, и прошествовал на своем место, отделенное ширмой. Сына Неба увидели, принялись поспешно кланяться, соревнуясь, кто быстрее, кто ниже. Молодой Бинь смотрел на ветеранов с плохо скрытым недоумением. Если в этом зале и есть настоящий лхасец, подумалось Благословенному, то только этот молодой наглец. Слуга, неприметный как тень в полдень, поставил перед Тянь-цзы чайничек с горьким травяным настоем и пиалу.
   - Принеси молоко, - отодвинул пиалу сын Неба.
   - Молоко, повелитель? - от неожиданности переспросил слуга. Губы его дрожали. Виданное ли это дело, в самом сердце Срединного царства искать напиток варваров. Благословенный не удостоил его ответом.
   -А-а!!! Дружище Дидр, - шелк ширмы, казалось, задрожал от густого баса, разом погасившего другие звуки в зале. Джирей Медведь, узнал Тянь-цзы, Первый Пеших. Даже не видя обладателя мощного голоса, Сын Неба легко представил, как тот пытается похлопать по плечу проходящего мимо Дидра и как Кукушка избегает огромной ручищи с легким оттенком неудовольствия на лице.
   -А кто это у нас тут? - продолжал ветеран, переключаясь на молодого гостя, замершего у стены. Одежда Биня, добротная и ладная чоба, на фоне шелковых нарядов гостей выглядела попросту бедно. - Ты, чей будешь, парень?
   -И как только чашки не полопались? - покачал головой Тянь-цзы. С годами Джирей становился все толще и толще. Мощь его голоса, казалось, росла вместе с пузом. Но быстрее их обоих росли аппетиты бывшего соратника и товарища. Ветеран жаждал все больше денег и славы.
   - Младший Бинь, сын Лисы. Все мы помним его отца. - Дидр всегда говорил тихо, однако слушали его внимательнее, чем Джирея. Много внимательнее. - Помнишь Биня? Он погиб за два зала отсюда, забрав с собой телохранителей Младшего Хань. Уверен, сын будет достоин чести отца.
   - Рассказываешь о Лхаце? - Перебил Кукушку Джирей - Мой первенец только оттуда. Говорит, дороги все такие же пыльные. Но дети в этой пыли играются жемчугом, как мы когда-то простыми камешками-голышами.
   Тостяк оглушительно захохотал. Видя, что молодой человек не разделяет его веселья, нахмурился.
   - А что это у тебя там, парень? - Джирей пренебрежительно коснулся пальцем длинной рукояти Да-Дао, Большого Меча, в ножнах за спиной Биня. - Неужто бронзовый?! Верно, и дрова рубить не годится... Не позорь нас, выброси. В память о Лисе я тебе пришлю оружие настоящих мужчин - клинок эдосской ковки!
   Говорок в зале смолк. Ощутимо запахло ссорой. Джирей не любил Лису-отца, вспомнил Тянь-цзы, и, кажется, Медведь решил отыграться на сыне. Бинь же бледнел с каждым словом ветерана. Стиснул пояс чобы так, что забренчали костяные фигурки на нем.
   - Шелка не делаю мужчину мужчиной, - И добавил сквозь зубы - Так же, как кривая сабля - воином...
   - Что сказал этот оборванец?! - прохрипел Джирей. За спиной ветерана, будто из воздуха, возникли трое его сыновей, все как на подбор массивные и тяжелые в кости, словно медведи-губачи.
   Бинь рванул застежки, широкое лезвие Да-дао описало полукруг заставив Первого Пеших отшатнуться назад.
   -Опомнись, глупец! - воскликнул старший из сыновей Джирея. - Нас четверо, ты - один!
   - Ты прав, это нечестно. Позовите еще хотя бы дюжину слуг, - Бинь рассмеялся. Коротко, зло. Да-дао в его руках летал, принуждая обладателей эдосских клинков пятится все быстрее и быстрее.
   -Ты не смеешь драться с нами! Это покои Сына Неба! - старший сын благоразумно отошел дальше прочих. - Закон!
   "Этим варвар отличается от цивилизованного человека", - подумал Тянь-цзы. Варвара сдерживает лишь совесть. Захотел - украл. Захотел - убил. А цивилизованный человек со всех сторон ограничен законом.
   Тем, у кого есть закон, больше не нужна совесть.
   Да-дао настиг одну из сабель, отбросил ее далеко в сторону. Сталь обиженно зазвенела, в ответ торжествующе гудела бронза.
   -Хватит! - Тянь-цзы сам не понял, что вызвало большую ярость - затеянная в его присутствии склока или ветеран, откровенно растерявшийся перед юнцом. Слуга-тень распахнул ширму и полководцы как один сломались в поклоне, - Джирей, я помню дни, когда ты завидовал этому мечу! И помню время, когда ты не боялся чужого клинка. Завтра утром удалишься в Чжоу. Всё!
   - Воля Благословенного! - Четверо "медведей" склонились почти до пола. Многоопытные придворные. Затылки у всех четверых были совершенно одинаковые - бритые, красные, с валиками жира. А ведь когда-то Джирей мог поспорить с Таном в мастерстве владения клинком. Мало кто мог, но этот обрюзгший ныне толстяк был в их числе. Хань не смогли победить Медведя оружием - они нашли другой способ.
   -Что с вами стало, люди?! Да мы ли это?
   "Поддаться, чтобы победить...", - обожгла Сына Неба непрошенная мысль. К ширме подошел Дидр, выполнивший поручение. Протянул свитки, вытянутые в нужных местах. Сыну Неба было достаточно одного взгляда на портреты подруг предыдущих повелителей Срединного царства, чтобы все понять. Бон-но был прав. Будь он проклят.
   Из Покоев Дневного Спокойствия Тянь-цзы почти выбежал.

* * *

   Фэй проскользнула в спальню Благословенного как всегда бесшумно. Но сегодня он услышал ее. Сегодня Тан ждал эту женщину сильнее, чем когда-либо.
   - Подойди ко мне, - велел Сын Неба, оторвавшись от созерцания букашки, бегущей в сторону лампады по промасленной бумаге окна.
   Наложница повиновалась.
   - Пятнадцать лет минуло, а ты все такая же, - произнес он, любуясь фигурой подруги на фоне пурпурных драпировок. Хрустальная женщина! Изящная, тонкая, почти прозрачная. Совершенство... - Почему ты не стареешь, Фэй?
   Взгляд из-под изогнутых ресниц на неуловимое мгновение стал острым, но, увидев его неприкрытое желание, смягчился.
   - Оттого, что я ужасно боюсь - вдруг ты охладеешь к недостойной? Мой дикарь! - проворковала Фэй, пятясь в сторону скромного ложа Сына Неба, убранного сегодня зеленым шелком. - Это всё маленькие женские секреты. Дыхательная гимнастика, массаж и купание в молоке. Любовь...
   Ее голос становился все более хриплым, дыхание - прерывистым. Фэй знала, что любит господин. Она улыбнулась, когда Благословенный взял ее обе руки и опрокинул на ложе, подминая своим весом. В глазах наложницы было столько откровенного женского лукавства, что Тан на миг усомнился - не ошибся ли он? Секунда - и лукавство во взгляде сменилось болью, когда укрытый под шелком деревянный кол вонзился в спину наложницы, обернулось нечеловеческой яростью. Сам не понимая зачем, Тан закрыл ей рот ладонью, давя рвущийся крик. Женщина забилась, выгнулась дугой, почти соскользнув с заточенного острия. Благословенный навалился всем весом, уже понимая, как прав был бон-но. Тварь под ним билась в агонии, силы покидали ее - старинное крестьянское средство оказалось действеннее всех даосских амулетов. Потом Тан услышал ее настоящий голос. Низкий вибрирующий рев, едва слышный человеческому уху пронесся по царским покоям. Со стоном взорвались мельчайшими осколками фарфоровые пиалы на чайном столике. Прощальным письмом побежала по напольным вазам сеточка трещин. И сразу стало тихо. Даже огонь в очаге перестал трещать, устрашившись содеянного. То, что казалось женщиной, лежало без движения. Тан, прикрыл ее свободным концом покрывала, не в силах смотреть на искаженное ненавистью лицо.
   - Повелитель разгневался на Фэй? - раздавшийся за его спиной голос заставил Тана вздрогнуть. На пороге спальни, скорбно взирая на разгром, стоял мантрин.
   -Ты? Как ты вошел, старик? Стража...- Сын Неба осекся, посмотрел на старика другими глазами. Понял. - Сколько лет ты живешь во дворце, мантрин?
   - Много, варвар, много. - Нелюдь совсем по-стариковски уперся ладонями в поясницу и вдруг выпрямил согбенную годами спину, враз став выше на голову. - Твои предки еще носили шкуры и пожирали сырое мясо, когда я уже внимал мудрости Первого Императора! Однако же, позволь недостойному задать вопрос - как ты догадался? Или подсказал кто?
   Из угла комнаты, закрытого ширмой, на спину оборотню метнулся темный силуэт. Реакция мантрина была быстрее, чем глаза Сына Неба. Много быстрее - когда бон-но с разорванным горлом рухнул под ноги Благословенного, тот еще только тянулся за кинжалом.
   -А-а... - прорычал мантрин. - Так вот кто... Проклятое племя. Зачем он здесь? Благословенного хворь какая одолела?
   Вопрос повис в воздухе, в этот момент Тан прыгнул на врага, выставив перед собой клинок. Старик захохотал, ускользая в сторону.
   - Думаешь, твое оружие властно надо мной, варвар? Что же ты молчишь? Это невежливо.
   Тан не отвечал, берег дыхание. Что бы он ни делал, Сыну Неба не удавалось дотянуться до проклятого оборотня лезвием. Старик таял как дым, был одновременно со всех сторон. Всюду, но только не там, куда разил клинок Благословенного.
   - Глупец! Я заменю тебя, как менял прочих. Ну, давай же! Потешь меня еще! Я перед тобой, воин. Зачем ты медлишь? Жалеешь старца?!
   Ярость придала Тану сил. Горец наступал, используя все, чему научился за долгие годы беспрестанных войн. "Ливень в лесу" сменился "Веером короля бабочек", а тот в свою очередь оборачивался молниеносными выпадами "Кот и мыши". Бесполезно. Тан задыхался, силы оставляли его, удары потеряли резкость.
   - Ну, довольно. - Отсмеявшись, старик взмахом руки отбросил воина к дальней стене. - Склонись и останешься жив. Ты полезен царству, кровь идет за тобой. Свежая, горячая кровь! Хань слишком расплодились, в их жилах течет одна вода.
   - Надеешься лестью вымолить пощаду? - прохрипел Тан, с трудом поднимаясь на ноги. Внизу послышались голоса. Кажется, стража заподозрила, наконец, неладное. Но что может стража против нечисти?
   - Фэй-цзы, бедная девочка... Самая сладкая из моих "дочерей"! - Лицо мантрина перекосилось от злобы, ничего человеческого не осталось в нем. Оборотень схватил Сына Неба за горло, одной рукой поднял в воздух, словно взрослый мужчина ничего не весил.- Надеюсь, ты попадешь с ней в один и тот же ад.
   Мир закружился, завертелся в последнем танце. Закатное зарево обрушилось на Благословенного со всех сторон. Мгла наползала из теней по углам, стекалась, заливала ему глаза. Давила на грудь, мешала вздохнуть.
   Потом в самом сердце темного вихря, рвущего из него душу, Тан увидел серебряный проблеск. Лучик света играл на чем-то светлом там, где для человека уже не осталось надежды. Тан цеплялся за него гаснущим взором, пытаясь понять, что это за блики. Темный смерч вдруг издал тонкий визг и мрак тотчас развеялся. Сын Неба рухнул на пол, судорожно втягивая воздух. Мантрин стоял и смотрел туда же, куда и Тан. Серебром сияло проклюнувшееся из груди оборотня острие меча. Сапфировым пламенем леденели на нем выгравированные по клинку рисунки бон-но. За спиной мантрина напряженно застыл молодой Бинь, сжимая рукоять своего старого Да-Дао. У оборотня подкосились ноги, он сполз наземь, захлебываясь текущей из его груди мглой. По серебряному клинку сочились и падали на пол застывающие прямо в воздухе капли крови. Прозрачно-голубой, словно озерный лед. Глаза старца закатились и побелели, дорогой халат тут же покрылся инеем.
   - Ты... Ты... - Тан не мог говорить. Глотку жгло огнем, человек все еще чувствовал ледяные пальцы смерти на своем горле. Молодой Лис повел плечами, прогоняя напряжение, смерил лежащего повелителя Срединного царства взглядом. Что-то нем не понравилось Тану. Нечто привычное, давно знакомое - выражение глаз, которое Благословенный часто ловил у отражения в зеркале. Бинь шагнул вперед, протянул руку, но мир для Сына Неба снова померк...
   Тан очнулся быстро, почти тотчас, а спальня уже была полна стражников. В комнату влетел Дидр, окинул взглядом всю картину и, застонав от гнева, метнулся к Тану. Благословенный не смотрел на соратника - рядом, безуспешно зажимая разрубленный бок, умирал Джирей.
   -Мальчишка... Лис, быстрый, какой же быстрый...- голос умирающего сразу сел, даже на расстоянии одного шага Сын Неба почти не слышал его. - Я видел, как он шел сюда. Измена, Благословенный, я успел...
   Кровь, хлеставшая из раны Джирея, залила все вокруг и почти добралась до заледеневшего тела оборотня.
   -Благословенный, - Джирей силился поднять голову, ему помогли. - Тан... Холодно, Тан. Почему так холодно? Будто дома, в горах. Помнишь? Мятежни... Не...
   - Я вырву Лису сердце! - если Дидр и заметил покрытое изморозью тело оборотня, то не подал виду.
   - Нет. - Благословенный подобрал лежащий рядом эдосский клинок. Он знал, что будет делать. Завтра. - Не везде нужно танцевать, где хлопают.
   Тан на дрожащих ногах доковылял до пруда в саду и принялся рубить мечом распластавшихся на дне золотых рыбин. Те вяло шевелили плавниками.

* * *

   Биня объявили изменником только по прошествии недели. Все эти дни Дидр не находил себе места, силясь понять, отчего Благословенный медлит, давая Лисе время затаиться. Когда же Сын Неба, наконец, позволил Кукушке пойти по следу, было поздно. Нет, молодой Бинь и не думал прятаться, наоборот - уже вскоре из Лхасы стали приходить тревожные вести. А Тянь-цзы только смеялся, выслушивая донесения Дидра. Единственное, чему Сын Неба уделял пристальное внимание, была охота за нечистью. Дидр раз за разом прочесывал дворец и окрестности, выискивая следы нелюди. Его людям действительно удалось поймать еще нескольких оборотней из "гнезда" мантрина. Бежать из столицы сумел только один - чиновник из дворца, молодой и беловолосый. В болота от погони ушел. Заметили его на пахоте, но нелюдь бежал так - конные не смогли догнать.
   Благословенный очень изменился после схватки с мантрином и это видели слишком многие. Он стал подолгу уединяться в саду, предаваясь раздумьям, часто говорил невпопад и вообще вел себя странно.
   Гасить недовольство в Лхаце Тянь-цзы отправил наследника погибшего Джирея, и Кукушке оставалось лишь скрипеть зубами от негодования. Посланник был глуп и жесток - вместо того, чтобы погасить очаг народного волнения, он раздул пламя, охватившее всю Лхацу. Старые соратники только пожимали плечами и готовились к худшему. По дворцу поползли слухи о тяжком недуге Благословенного. Еще немного погодя, Тянь-цзы велел заложить крепость на единственном перевале, ведущем в Лхацу. Горцев в пределах Срединного царства повсеместно выреселяли на родину. После чего указом Благословенного границы с Лхацей были закрыты навеки.
   Сын Неба оставил царство ровно через год. Сановники требовали похоронить Благословенного как велит ритуал, но тело его так и не нашли. Вместе с ним исчез из дворца Дидр. Поговаривали, что это Кукушка проводил старого друга в последний путь и предал останки огню, как заведено в Лхасе.
   Дидр покидал столицу с легким сердцем. После смерти Благословенного ему нечего было делать в осиротевшем дворце. Войско, оставшись без предводителя, не посмело выступить против вторгшихся юрчженей. Народ, оставшийся без хозяина, терпеливо ждал, кто займет освободившееся место. Жизнь в царстве шла своим чередом.
   Кукушка не спешил. Он возвращался домой таким же бедным, каким покидал родные горы. Постаревшим, но и умудренным годами, что прошли рядом с Таном. Будет о чем рассказать молодежи. С громким карканьем воина догнал большой ворон, опустился на плечо будто ручной. Взглянул блестящими умными глазами и отвернул непомерно большой клюв к синеющим вдали вершинам.
   -Кха! Кха!
   Дидр смотрел туда же. До гор было еще далеко, но нет более короткого пути, чем дорога домой.

* * *

   Юрчжени вливались в Запретный город нескончаемой рекой. Дикой и грязной, какой бывает Хуаньшэ весной. И такой же полноводной. Сотня за сотней, тысяча за тысячей кочевники заполняли столицу, и притихшие жители запирались в своих домах, прятали жен и дочерей. А пуще них - накопленный скарб. Шаньюй, первый из вождей орды, на миг придержал скакуна перед алыми воротами дворца. Ему почудился чей-то насмешливый взгляд сверху. Кочевник вскинул голову, рассматривая драконьи морды на воротах. Больше он не увидел никого. И в нетерпении послал коня вперед, чтобы первым пересечь невидимую границу, отделявшую его народ от богатства и славы.
   За шаньюем следовали его воины, один за другим втягиваясь в распахнутую пасть круглых дворцовых ворот. Там их встречал земным поклоном богато одетый юноша с белыми, как горные ледники, волосами.

* * *

   Минули годы. Молва разнесла по дорогам Срединного царства весть, что в горах Лхацы объявился святой старец, почти пророк. Даже свирепые горцы, послушав его речи, складывали оружие и обращались на путь нового учения. Сам король Лхацы - Бинь Серебряный Лис посещал этого мудреца вместе с Дидром, своим мантрином. Они беседовали весь день и покинули жилище отшельника только к вечеру. Люди говорили, будто седой Дидр прощался с просветленным как со вновь обретенным другом.
   Сегодня вершину, близ которой жил мудрец, называют Дьяла Лама - "Божья гора".
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"