Аннотация: Что делать казаку, когда ему предстоит выбор между двумя равно притягательными и равно отталкивающими сторонами?.. Ответ приходит сам и неожиданно.
ОСТРОВ
Тяжелая морская волна ударила прямо в лицо. Очнувшись, Сирко с ужасом понял, что барахтается в темноте, в открытом море, а вокруг не видно ни зги. Посмотрев вниз, он увидел, что привязался за пояс к пустому деревянному бочонку, который видимо держал его на плаву все это время. Левую часть лба как сковало - он попытался поднять руку, чтобы проверить, что там, но безвольно болтающаяся в такт волнам рука не послушалась. Тогда он хотел было скосить глаза вверх, сморщив лоб, но резкая боль пронзила голову, и он понял, что это запекшийся клок волос на разбитой голове. Мысли текли также медленно и тяжко как волны вокруг. Как же он попал сюда? Напряг память и стали всплывать картины:
Вот они, пользуясь ненастной погодой с тучами и небольшим волнением на море, сумели подобраться незаметно на своих корабликах к турецкому флагману, стоявшему чуть поодаль эскадры. Сирко видел, как его товарищи, ощерившись, сверкая зубами на черных от сажи и копоти лицах (брандер с горючей смолой, подогнанный вплотную к флагману, уже потихоньку начинал гореть с треском), карабкались как кошки по снастям и, врываясь на палубу нападали молча на турков, которые выскочили кто в чем и защищались чем могли. Турки дрались отчаянно, они знали, что смерти в любом случае не миновать, но это им не помогало, и палуба устилалась их телами, плохо видимыми в ночи. Сирко увидел, как бежит к открытому проему гигантского трюма, где видны в тусклом свете факелов тесные ряды гребцов галеры. Среди них были и люди черного цвета в белых набедренных повязках (арапы, кажется) и русские с бородами и даже несколько казаков. Все они протягивали исхудавшие руки в оковах к нему, чтобы он снял железо. Самый крайний казак кричал, обращая к нему исхудавшее бронзовое лицо, вкладывая всю свою силу в слова: Брат, помогай!
Сирко уже нес топор в руках, как внезапная вспышка озарила все (то ли кто-то из турков взорвал пороховой погреб или же туда ударила молния, а может это была вина брандера) и эта картина - исхудавшие гребцы, их руки, белые лохмотья - все врезалось с точностью в его память, как четкая картинка. В следующий момент все поглотила темнота. Наверное, в отчаянной попытке выжить он, в полубессознательном состоянии, выкинутый за борт взрывной волной, нашел в себе силы поймать проплывавший мимо бочонок и привязать себя к нему. И дальше его стали кидать и швырять другие волны. Еще один вал соленой воды ударил ему в лицо, и он потерял сознание.
Очнувшись от жары и щекотки ног, он некоторое время лежал с закрытыми глазами, пытаясь медленно придти в себя и осознать, что с ним. Он лежал ничком на песке, рядом слышались вечные удары волн о берег. В спину палило солнце. И эта странная щекотка. На миг ему показалось, что он перепил, находится дома, валяясь на берегу речки, а кто-то из ребятни, забавляясь, щекочет ему ноги соломинками. Медленно перевернувшись, он сел, опираясь на локти и с омерзением увидел, что с пяток раков пытаются есть его заживо! Сирко всегда любил раков, знал, что они питаются мясом, но одна мысль о том, что и он мог бы стать такой жертвой, заставила его вздрогнуть. В следующий момент раки уже описывали крутые дуги в воздухе. Бочонок валялся на песке неподалеку. Ощущая себя цельным, он все же провел рукой по поясу и с удовольствием почувствовал рукоять верной сабли. Она приятно холодила руку. Что ж, оружие есть. Уже неплохо. Надо идти дальше, на берег, разведать источник пресной воды. Да и узнать куда его занесло.
Он осторожно пролез сквозь густые кусты, вездесущие в этой местности и увидел перед собой маленькую рощицу тенистых деревьев (сразу же захотелось туда), а еще возможно, что там был родник. За рощицей находилось довольное большое открытое пространство с редкой щетиной кустарника на песке.
Сирко присмотрелся - вроде бы никого. Ужасно гудела голова. А, - мысленно махнул он рукой, - была, не была. И пошел к деревьям. Только он дошел до них и действительно увидел тихонько журчащий родничок, как возникло резкое ощущение, которое трудно описать. Такое, наверное, возникает, когда человек поскальзывается на льду, или же ударяется обо что-то, или чувствует толчок крови во рту. В общем, Сирко нырнул за поваленное трухлявое дерево, и тут же рядом веселым шмелем зажужжала пуля, врезавшись в ствол другого дерева. Сирко предпочел бы попасть в рой настоящих пчел, рассерженных, диких, озверелых, только бы не это.
- Начинается, - подумал он... После начала, как обычно, последовала основная часть - четыре выстрела. Пять стрелков? К еще большему удивлению, тут же послышались выстрелы и с другой стороны. Тоже пять. Что за бесовщина? Да еще это "похмелье", некстати. А уж когда невидимые стрелки оставили его в покое и стали перестреливаться между собой, Сирко и вовсе прильнул к источнику, вдоволь напился, освежился и смыл засохший колтун. Уже со свежей головой он приподнялся, оценивая обстановку. Невидимые неприятели находились по обе стороны большой поляны, справа и слева. Но в атаку никто не шел, криков или команд никто не подавал. Как будто развлекаются таким образом.
Мда, попал, называется... Из огня, да в полымя.
- Казак! Ползи сюда! Мы русские! - человек помахал ему рукой. Да, с виду типичный широколицый Ванька с носом картошкой. Сирко подумал-подумал, и пошел в сторону окопа, где сидел человек и его товарищи. Спрыгнув в окоп, он увидел всю пятерку: четверо рядовых солдат, из крестьян, в форме с пятнами пота, босые и с ухарскими физиономиями и пятый - подтянутый человек со спокойным взглядом серых глаз, несмотря на жару, застегнутый на все пуговицы и надевший сапоги. С достоинством во взгляде и осанке.
- Я - князь Дубровицкий Евгений Семенович, капитан пехотных войск Его Императорского Величества.
- Ого, целый князь! - улыбнулся Сирко.
Человек нахмурился слегка:
- Как тебя зовут, кто ты, как сюда попал?
Сирко объяснил ему свое положение и задал ответный вопрос:
- А у вас тут что творится?
Князь рассказал, что он был в составе десанта, который назначили участвовать в экспедиции в Оттоманскую Порту, и в ожидании дела сидел со своим отрядом на берегу в безделии. Увидев на горизонте юркую лодку контрабандистов, возивших из Турции их союзникам в горах оружие, комендант предложил охотникам погрузиться в быстроходные шлюпы и нагнать лодку. Князь, недолго думая, согласился. Ветер и дождь не дали ни уйти первым, ни догнать их вторым. В итоге обе компании выкинуло на этот остров...
- Так это остров?
- Да; иначе, зачем бы мы здесь сидели столько времени, участвуя в каждодневных перестрелках? Но продолжу. Когда нас выкинуло на этот небольшой остров, мы тоже не знали куда попали, думали, что на материк и оставили лодку на берегу. А у этих негодяев лодку разбило штормом, и вовремя лишь оглянувшись, мы увидели, что они уже садятся в нашу лодку и собираются отчалить. Будучи отогнаны метким ружейным огнем, засели в той части поля, мы в этой. И с той поры ведем перестрелку. В конечном счете, и у нас и у них осталось по пять человек. Теперь мы людей бережем, и они тоже не высовываются.
- Князь, подкинь ружьишко, раз людей меньше осталось.
- Что ж, бери вот это ружье. Пулями и зарядами, правда, не богаты. Бережем.
Казак взял мушкет, попробовал - сгодится.
- А с едой как?
- С провизией хуже. Мешочек сухарей, бочонок водки... Питаемся раками.
Сирка передернуло, и он перевел разговор на другую тему:
- А где лодка?
- Вот там, видишь? Неподалеку от того места, где тебя выкинуло.
Казак посмотрел и увидел, что действительно - лодка была недалеко от места его "высадки". Но из-за проклятых кустов он ее просто не увидел.
- В общем, казак, при таком раскладе даже один человек, тем более такой опытный воин, как...
- Афицер! Афицер! - раздался гортанный голос, и лицо князя тронула легкая усмешка.
- Я князь! - крикнул он громко и ясно.
- Князь, ну и что, что князь? Зачем князь? Я тоже князь! Афицер! Отпусти казака!
- Ты кто? - крикнул Сирко.
- Брат, я Магомед-бек! Меня знают во многих ущельях... Выйди, поговорим! Зачем тебе эти свиньи? Брат, Аллахом клянусь, волос не упадет с твоей головы! Идем к нашему дастархану!
- Никуда он пойдет! - крикнул озлившийся офицер, не глядя на Сирко. Того это более чем задело:
- А чего это, Семен Дубровицкий, ты будешь за меня решать?
Тот настолько удивился, что даже потерял на некоторое время свое спокойствие:
- Как? Ты? К этим разбойникам? Ты же наш солдат!
- Я казак, - тихо, но с выражением сказал Сирко и полез наверх, держа ружье в левой руке. Офицер хотел было что-то сказать, уже открыл рот, но вовремя заткнул себя.
Пройдя немного вперед, Сирко увидел, что из-за дерева ему кто-то машет рукой. Через несколько мгновений он уже был там и навстречу ему выступил поджарый джигит в ободранной черкеске с дырявыми локтями, но с белозубой улыбкой:
- Салам, брат! - сказал он, кинувшись жать казаку руку, прихватывая ее второй рукой для надежности, - я вижу наш джигит, казак идет. К этим русским идет! Зачем? Иди к нам!
- А что у вас хорошего?
- Айда покажу. Все покажу! - и он привел казака к овражку, где возле родника сидели заросшие до глаз разноцветной щетиной горцы, азартно игравшие в нарды. В общем, "горский сброд", как написал некогда один из основателей русской историографии. Рядом валялось оружие и тюки, да еще пара бочонков. Представив и расхвалив на все лады казака, Магомед-бек предложил ему сесть и сам сел рядом. Разговор велся на "татарском".
- Я сам веду свой род от казаков, - начал предводитель контрабандистов свою речь, - я тебя понимаю. Да и казаки происходят от черкесов.
- Ты говори, да не заговаривайся!
- Зачем так говоришь?!! Я со старые люди разговаривал, спрашивал сто раз! Мы с вами одинаковые! Живем по одним обычаям, носим одну одежду, воюем одним оружием. А с ними у тебя что? Друг? Ванька тебе друг? Ты хочешь такого друга?
- Говори дальше.
- Я вижу - казак идет. Казак своей головой думает. Казак такой же вольный, как горец. Ну... не совсем такой, - добавил он, хитро кося черными глазами.
- Чего?!!
- Да, брат. Покорила вас Россия. Когда казаки были вольные? Прошли те времена.
- Что ты мелешь, бисов сын? Я такой же вольный, как и мои предки!
- Ага, а на войну за них идешь. И как раньше у вас такой свобода нет. Совсем нет! Зачем споришь? Я правду говорю.
- Тебе чего надо?
- Помоги, брат, помоги! - он прижал руку к сердцу, - зачем тебе эти тараканы? Зачем тебе Ванька? Помоги джигитам! Отправимся в море! Погуляем, как в старину! Кунаки будем! В Порту сплаваем, базар посмотрим, рабынь купим! Зачем тебе такая жизнь - отправляться на войну по указке Белого Царя?
- А у тебя есть чего мне полезного? Порох, пули?
- Есть, все есть. Нашим братьям везли, да не довезли...
Получив порох и пули, казак сказал, что придет завтра и покинул их тенистое прохладное убежище. Поискав на другой стороне острова, там, где был сплошной отвесный скалистый берег, он нашел то, что хотел: пещерку, в которой можно было спрятаться без опасности быть обнаруженным. Теперь оставалось дело за едой на сон грядущий. Поймав с помощью силков пару фазанов, он испек их в угле (кремень и огниво тоже к счастью оказались в мешочке на поясе), поел и, забравшись в пещеру, стал думать. Потом решил, что подумает завтра, на свежую голову и незаметно для себя уснул, глядя на звездное небо.
Поутру он заново оценил сложившееся положение. Голова варила лучше. Хотя, нет - надо еще поговорить со всеми ними. Когда он подобрался к окопам с тыла, то увидел, что двое солдат напряженно вглядываются вдаль, покрыв головы платками от жаркого солнца, остальных двух не видно (наверное отдыхают), а князь мерит окоп шагами туда-сюда... Нервничает. Ага, боится, что рассердил всерьез казака. Сирко уже был совсем рядом, заскакивал в окоп, когда солдаты вскинулись, поднимая ружья, а Дубровицкий вскинул голову, и волна облегчения прошла по его лицу:
- Доброе утро, господин казак!
Ничего себе! Как он выжал из себя эти слова? Поистине, в бане все голые, все одинаковы.
- Доброе утро, господин офицер.
Сирко отказался от предложенных вареных раков и князь, помолчав, сказал:
- Сирко, за службу я предлагаю тебе сто рублей. Это большие деньги.
Гнев в сердце казака вспыхнул с новой силой:
- Ты там привык в России всех покупать и продавать, а казаки-то не продаются. Вдове своей лучше эти деньги оставь. На памятник.
Теперь уже вспыхнул офицер, но промолчал. Досада и злость боролись на его лике. Он кусал тонкие губы - недооценил он этого казака, ой недооценил. Теперь чего доброго плюнет и пойдет к абрекам. И что тогда?
- Ладно, Сирко, - выдавил он из себя, - я погорячился. Казаков за деньги не купишь. Ты прав. Может, выпьешь водки? Мои охламоны ночью разбили бочонок и нажрались как свиньи.
Он со злостью пнул сапогом одного из лежащих вповалку солдат (оказывается, пьяных) и тот что-то замычал спросонок. Наверное, что-то матерное.
- Неохота.
- Пройдемся, обсудим кое-что?
Сирко кивнул, и они вылезли из окопа, пошли в тыл, в лесок.
- Мы тут уже две недели. Солдаты разлагаются. Кто-то даже предлагал сдаться. Горцы все время орали, предлагали сдачу, и один из моих Митрофанушек поверил, что с ним будут хорошо обращаться в плену. Пришлось успокоить эфесом шпаги. Кто готов плюнуть на все и побежать к лодке - жара воздействует на непривычные к ней умы. Слава Богу, вода хоть есть.
Князь поднял на него изможденное лицо и тут только Сирко впервые хорошо увидел тени под его глазами, морщины - мысли, связавшиеся в нераспутанный узел, твердо сжатый рот.
- Ладно, решим, - промолвил Сирко, и они повернули обратно, на солнцепек из этой прохлады. Как они могут сидеть столько на жаре? Хоть бы веток наносили. Эх, москали.
Когда они слезли в окоп, один из солдат уже очнулся и удивленно моргая, посмотрел на Сирко. Его сгоревшая на солнце физиономия с пятнами слезающей кожи, красный нос и запах перегара заставили отшатнуться.
- О, казак, - пьяно ухмыльнулся он, - на, выпей, чего не пьешь?!! Брезгуешь нами? - он протянул фляжку.
Сирко почувствовал поднимающуюся бурю гнева, рука уже нащупала рукоять сабли, как умный князь, стоявший сзади солдата, со вздохом коротким размахом приклада отправил солдатика во временную темноту. Да уж, тараканы и есть...
- Простонародье не умеет пить, - извиняюще произнес капитан.
Сирко махнул рукой и полез наверх.
- Князь! Тоже мне - князь! - Магомед-бек сверкал зубами, размахивал руками, чуть ли не выбрасывал искры в негодовании (притворном или настоящем - шут его разберет) - Афицер... Афицерик, афицерик, афицерик молодой... Под ним коник вороной... Знаем мы таких князей. Кто он тебе? Ты хочешь за него жизнь отдать? Ты ему поможешь, а он позовет тебя в гости? Мы тут живем, а ему здесь - служба! Закончит, поедет в свое имение холопов пороть и с рабынями забавляться! Думаешь, ты к нему приедешь, он тебя встретит? Коня даст? Кто ты ему? Это тут ты - казак! А он - афицерик. А там он балшой начальник! Он привык с холопами говорить, чтобы они гнулись перед ним как колосья! Ты не князь. Ты не холоп. Как он будет с тобой общаться? В России все или князья или холопы. А ты там кто? Казак? Что такое казак? Аа, это абреки такие, только немного русские, да? Зачем они тебе? А у нас - вольное братство! Мы все равны. Мы любим волю. Я князь. Здесь. Ты мой кунак. Ты приедешь ко мне в гости - я тебя лично на пороге встречу! Лучшего барана для тебя зарежу! Коня подарю, быстрого, как ветер! Шашка гурда подарю! Мы все братья, мы все так привыкли с самого рождения. Мы тебе ближе. Иди к нам.
Как ни пытался Сирко скрыть свои мысли и казаться сдержанным среди кавказцев, но меткие слова хитрого Магомед-бека попали точно в цель и на лицо казака мгновенно набежала и сбежала туча. Но горцу этого было достаточно и речи его стали более горячими и настойчивыми:
- Жизнь надо прожить так, чтобы столетиями о тебе седобородые старцы рассказывали детям легенды! А как это сделать без воли? У русских ты воли не найдешь. Иди к нам. Ведь мой предок казак когда-то пришел к братьям-горцам и они приняли его за своего. Дадим тебе красавиц-жен. Зачем тебе пытаться дружить с тараканами, когда ты можешь летать с орлами?
Особенно с такими, - он с усмешкой и какой-то грустью указал глазами на дравшихся и лаявшихся в этот момент трех джигитов.
Сирко посмотрел на него. Гордый предводитель ничего больше не сказал, но и по его взгляду было видно, что забота уже отяготила его и грозила потянуть камнем на дно.
- Иди к нам, брат.
- Я посмотрю, - пообещал Сирко и пошел прочь.
- Только смотри хорошо! А то завтра мы пойдем на них! Я знаю - они хотят пробраться к лодке!
Долго он сидел в тот вечер, думал и так и эдак, перекидывая мысли с ладони на ладонь. Шальной пулей прилетело: А не дождаться ли пока они друг друга не перестреляют, не перережут, а потом добить оставшихся, и уплыть на лодке, получить награду за удальство? Мол, горцы перебили Ваньков, а он в одиночку потом перебил горцев?
Пожевав эту мысль, он выплюнул ее.
Решения не было. Томительно было на душе. Надо что-то решать, раз узел развяжется завтра. Надо. А решения все нет. Голова болит.
Действительно - что ему эти крестьяне, хамоватые и трусливые, холопы по своей природе? Что ему этот князь, который выдавливает из себя ласковое обращение, как человек, страдающий запором? Но ведь христиане...
"А с другой стороны, что тебе эти коварные и вероломные кунаки? - требовательно спросил внутренний голос, - то ли друзьями на всю жизнь будут, то ли нож в спину воткнут после битвы. Да и держать себя с ними надо постоянно настороже. С русскими полегче и развязнее"
- Ага, - подумал в ответ Сирко, - зато простота хуже воровства. Чуть что - то ли на шею лезут, то ли душа нараспашку. И сами не поймут что у них где.
- Ладно, утро вечера мудренее, - принял он окончательное решение, - Бог не без милости, казак не без счастья. Будет день - будет пища.
Почистил шаровары и пояс от налипших песчинок.
- Может, во сне что приснится? - и казак погрузился в беспробудное тяжкое забытье.
Но утром его душа оставалось такой же беспокойной. Решение так и не пришло. Снов вообще не было. Так, какие-то обрывки. Никаких намеков. Тяжело вздохнув, он решил пойти на битву, а там посмотреть.
Подойдя, он присел по-турецки в тени куста, который находился посередине поля и стал ждать. Вскоре битва началась. Видно было, что участники уже с радостью вышли на поле биться, до смерти им надоело сидеть и прятаться, потихоньку сходя с ума от тоски, жары и бездействия. Пьяные от водки солдаты с боевыми маршами, со штыками наперевес, пьяные от бузы джигиты с шашками в руках, орущие и визжащие, уже рвались друг другу навстречу. Их вожди атаковали друг друга. Завязалась короткая схватка. Магомед-беку удалось повалить офицера на землю, и он начал наносить удары шашкой, которые тот парировал своей шпагой. Скосив безумные глаза на казака, сидящего в тени деревца, с шашкой и ружьем, Дубровицкий Семен закричал во всю мощь легких:
- Брат, помоги!
Магомед-бек тут же крикнул что-то, очевидно то же самое, на своем языке, спохватившись, крикнул призыв о помощи на татарском, но было уже поздно.
Сирко, с удивлением обнаружил, что уже вскочил на ноги и с саблей в руке несется к ним. Слова, сказанные на родном языке, который он слышал с рождения, решили все.
Магомед-бек затравленно оглянулся.
Солнце медленно садилось над багровеющим в закате островом.