Сновидение, в сущности, есть ни что иное, как кортикальная галлюцинация в нормальной
жизни.
В. Кандинский, 1885 г.
Ноябрь 1755 года. Река Урюк.
Долгую дождливую осень внезапно сменили холода. Река на плесах затянулась тонким прозрачным льдом, от густо парящих перекатов потянулись по ущельям узкие полосы плотного слоистого тумана, в котором до полудня тонуло беспомощное солнце. Ночные морозы покрыли инеем прозрачный лес и поляны с упавшей травой. В застывшем, заиндевелом мире больше не было секретов от торжествующей луны. Хруст замерзшей листвы под лапами волков далеко разносился по пустому лесу, предупреждая добычу об опасности. Волки голодали. Матерая волчица вела стаю из одиннадцати волков в пойму реки, где среди скалистых обрывистых берегов было легче организовать облавную охоту. В стае, помимо волчицы, было шесть волчат, три переярка, замыкал цепочку идущих след в след волков огромный светло серый самец. (Волчата в семь месяцев достигают размеров взрослой овчарки. Переярок - молодой волк прошлогоднего выводка). Волчица повела стаю на Тилик-Юрт после того, как они встретили в лесу и съели, не оставив даже шерсти, истощенную сторожевую собаку. Переярка, тяжело раненного в схватке с собакой, они разорвали и съели тут же. Невидимая в сумерках стая неслышно спустилась по каменной осыпи, застыла в прибрежных зарослях. Сквозь шум переката доносился слабый звук человеческого голоса. Дымок маленького костра не забивал тяжелый дух пожарища. Неуловимо пахло смертью. Волчица тенью скользнула сквозь кусты, в глазах ее ярко отразился слабый колеблющийся свет.
...Прошлым летом волчица слышала громкий звон металла, голоса взрослых людей и ребенка, успела рассмотреть две избы, девочку - легкую добычу, потом ее долго гнали по лесу три крупных вязких пса...
(Волки выбирают детей из-за неспособности к активному сопротивлению и малого веса. Волк может унести на плече овцу, средний вес которой около двенадцати килограммов. Имеется печальная статистика по России XIX века. С 1840 по1861год зарегистрировано 273 случая нападения волков на детей и людоедство. На крупную добычу волки нападают вдали от жилья и съедают ее на месте. Впрочем, мой друг, егерь Шаниязов палкой отбил у волка отчаянно мычавшего бычка, которого волк выводил прямо из лесной деревни, ухватив за мошонку).
На подходе к жилищу волчица чуяла метки только одной, съеденной ими собаки, помет ее был почти белым - последние дни собака грызла старые кости. Теперь волчица видела, что и избы исчезли. По рваному войлоку юрты металась тень старухи, которая, раскачиваясь из стороны в сторону, говорила о чем-то с костром.
...Кузницу поставили в глухом месте много лет назад.
(После восстания 1662-64 гг., которое возглавили крупные феодалы Ишмухамед, Конкас и Девеней Давлетбаевы, царь Алексей Михайлович, прозванный за кроткий нрав Тишайшим, запретил башкирам иметь кузницы. Железные изделия выдавали под контролем местных воевод. Запрет сохранял силу и в XVIII веке)
Оружие ковали из кричного железа, привезенного из Авзяна. Уголь кузнец выжигал сам. Зимой рубил лес и складывал в поленницы. В конце лета плотно укладывал высохшие поленья, закрывал хворостом, забрасывал землей и обкладывал дерном. После поджигания дрова становились углем через две недели. Выжженный уголь лежал в куренях до санного пути. На поляну с остатками угля и наткнулся конный карательный отряд Воскресенского медного завода, уже неделю прочесывавший леса в поисках остатков отрядов Батырши.
(Батырша - прозвище муллы Абдуллы Алиева. Призывал к "священной войне". В мае 1755 г. восстание началось в Бурзянской волости убийством начальника горно-изыскательной партии, разорением Сапсальского почтового стана и прекращением обслуживания Исетского тракта. В августе были разгромлены некоторые железные и медные заводы и почтовые ямы (станции).
По заросшей тропе нашли кузницу. Собак и старуху свалили пиками, отчаянно сопротивлявшегося кузнеца зарубил веселый светловолосый оренбургский казак, возглавлявший отряд. Любимец заводчика, во время летней охоты на волка у логова, казак вабил (подвывал) так, что у стоявших в засаде охотников шел мороз по коже. Фамилия казака была Волков.
Кузницу и запертый изнутри дом сожгли, подперев дверь колом. Возиться с крепкой дверью не было времени. К вечеру их ждали в Воскресенском.
Острие пики пронзило старухе плечо, прошло между лопаткой и ребрами и вышло наружу. Она потеряла сознание не от раны, - конь сбил ее на камни. Зятя старуха похоронила на следующее утро, дочь и внучку, вернее то, что от них осталось, только через день, когда смогла ступить на пожарище. Позже она отыскала нож. Одна собака выжила. Старую юрту, в которой кузнец собирался караулить курень,( после поджигания угольную кучу нельзя оставлять без присмотра, если огонь вырывается из-под дерна наружу, уголь выгорает полностью)берестяной туес с продуктами - высушенной до каменной твердости конской колбасой (казылык), и таким же твердым сыром (курут), она перетащила к реке с помощью волокуши от угольной кучи, которую не успел разжечь кузнец.
За оружием, спрятанным в каменной медвежьей берлоге, люди так и не пришли. Старая женщина не могла знать, что восстание переместилось на север, в район Осинской дороги, было там блокировано и угасло...
Она говорила темной стороне двуликого бога огня о том, как сгорела в избе ее семья, как прокляла она убийц, как боролась за жизнь. Говорила, что уже две недели голодает, что идти к людям у нее у нее не осталось сил, что в зарослях на другом берегу реки светятся глаза страшной смерти.
Старуха приставила к левой стороне груди узкий клинок, обмотанный со стороны сгоревшей рукоятки лыком, с коротким выдохом резко надавила на нож и завалилась вперед. Умирая, она увидела солнце, которое ласково грело ей лицо.
***
Сто лет спустя. (Pierre Dolgorukow "Memoieres de prince". Geneve, 1867.)
(Князь Петр Владимирович Долгоруков (1816-1868) - историк и публицист. В 1859г. эмигрировал, сотрудничал с Герценом иОгаревым вК олоколе")
"В первых годах ХIХ века скончались Александр Ильич и Дарья Ивановна, урожденная Мясникова. Александр Ильич был богач, но Дарья Ив. была еще богаче его. Они оставили трех сыновей; двое старших, Иван Александрович и Василий Александрович, были люди честные и добрые; младший Алексей Александрович по смерти отца подкупил его управителя и стащил себе все отцовское серебро, стоившее огромной суммы денег. При разделе двум старшим братьям досталось имение материнское в Оренбургской губернии: Ивану Александровичу- заводы железные, Василию Александровичу - медные. Алексею Александровичу досталось имение отцовское: великолепное тамбовское поместье и знаменитый Пашковский дом* в Москве. Он поселился в тамбовском имении и вел себя истинным извергом... ...Крестьяне однажды ночью подожгли у него дом таким образом, что одна из дочерей его не успела спастись и сгорела".
*( Теперь Государственная публичная библиотека в Москве)
***
Ноябрь 2001года.
Белая "Нива", выехавшая из аэропорта Уфы подъезжала к Городу под утро. На последнем подъеме она замедлила ход, ярко зажглись стоп-сигналы, заскрипел гравий обочины. Коротко протрещал ручник. Сидящий за рулем человек растолкал пассажира, включил освещение салона. Одинаковые лица с правильными чертами, крепкие шеи, темные курчавые волосы, небольшая татуировка в виде звезды и полумесяца в области "табакерки" у одного на левой кисти, у другого на правой кисти, татуировка была едва заметна из-за грубых шрамов.. Не говоря ни слова, они по очереди напились из пластиковой бутылки и вышли из машины. Южная сторона горизонта светилась тысячами огней, красноватое зарево мягко ложилось на низкие облака и лица братьев.
... В тридцатые годы Германия готовилась к войне. Для быстро растущего вермахта было построено несколько заводов по производству бензина и дизельного топлива из угля. После поражения в войне, заводы, попавшие в зону советской оккупации, были демонтированы и вывезены в СССР. Завод из Пелитца был привезен на Урал для переработки бурого угля Бабаевского месторождения. Через два года после войны в чистом поле недалеко от реки появился забор из колючей проволоки, барак для двухсот заключенных. В 1950 году за проволокой находилось двадцать тысяч мужчин и пять тысяч женщин. Еще три тысячи мужчин ломали известняк у подножия Тратау, полторы тысячи валили лес на реке Урюк. Отец близнецов был в числе первых двух тысяч свободных строителей комбината. Он помнил серые от пыли колонны "врагов народа", стук тысяч каблуков, окрики конвоиров, лай сторожевых собак. Он никогда не был осужден, но страх наказания жил в нем до старости. К концу века на трех тысячах гектаров располагалось большое нефтехимическое производство, на котором работал каждый десятый житель города. Словно фантастическое живое существо, комбинат требовал пищи и ухода. Четырнадцать тысяч тонн газового конденсата и нефти в сутки требовалось ему для существования, тысячи людей вливались через центральную проходную и исчезали в цехах, становясь частью огромного организма. Здесь производилось все: от полиэтиленовых пакетов для продуктов, до ракетного топлива. Комбинат стал основой экономики южной части региона, он кормил людей, но никогда не прощал людям ошибок и небрежности, жестоко за них наказывая.
...7 ноября 1998года. Порывистый ветер путается в металлических конструкциях, бьется в темные окна 20 цеха. Мелкий снег с тихим шорохом осыпается по стеклу, за которым виден разгорающийся огонек сигареты. Новиков, оператор с двадцатилетним стажем, сейчас сторож законсервированного цеха, - высокий широкоплечий человек, равнодушно смотрит на двухэтажное здание через дорогу, в котором ярко светятся окна. В кармане его спецовки, болтающейся на нем как на вешалке, лежит пропуск и направление на госпитализацию в онкологическое отделение. За пять месяцев он потерял шестнадцать килограммов и знал, что умирает. Новиков глубоко затянулся, затушил окурок о подоконник и снова посмотрел в окно: "Набрали пацанов!" Соседний 21 цех после двухлетнего простоя был пущен в сентябре. Технология тридцатилетней давности предусматривала открытую загрузку катализатора в смесители и требовала внимания при работе с задвижками - химический процесс регулировался вручную. Старые кадры нашли себе другую работу или ушли на пенсию, вновь принятым операторам не было и тридцати.
... Сладковатый запах этилена Новиков почувствовал неделю назад, проходя мимо 21 цеха. Принял смену и пошел к соседям. Его встретил дружный хохот. Ребята травили анекдоты.
--
Чего тебе дед? - крупный курчавый парень обернулся к двери, улыбка сошла с его лица.
--
Какой я тебе дед? - растерялся Новиков. - Пахнет у вас нехорошо. Как бы не рвануло!
Все умолкли. Нелепый худой человек с серым лицом и больным взглядом вышел, задев плечом косяк. "В операторной не пахнет. Может, показалось? - подумал Новиков. С тех пор он старался обходить двадцать первый стороной...
Новиков открыл дверь курилки, зажмурился от яркого света. Шаги гулко разносились в пустом операторном зале. Он полистал старую подшивку заводской многотиражки, выпил чаю, незаметно задремал в продавленном кресле.
Его разбудил звон ложки в стакане, медленно двигающемся к краю стола. Пол под ним затрясся.
Кадык его странно задергался, ноги стали каменными. Плафоны освещения мигнули, и... все прекратилось. Он с опаской посмотрел на потолок, отцепил руки от подлокотников, на негнущихся ногах прошел в курилку. Заскрипело битое стекло. Сквозь клубы пыли Новиков увидел груды развалин на месте соседнего цеха...
***
Братья.
Близнецы не виделись два года. Булат водил по Европе трейлер московской транспортной компании зарегистрированной в Шотландии. В своей крохотной холостяцкой квартире появлялся редко. В столице чувствовал себя чужим, без паспорта из дома не выходил. Всегда испытывал облегчение, оставляя за спиной огни МКАД.
--
...Ему московская прописка нужна!
--
Мама!
--
Не будь дурой, дочь! Прекращай эти встречи, пока не поздно!
"Старая сука!" - Булату хотелось отхлестать ее букетом, вместо этого, он тихо вернулся в прихожую.
"Старая сука" - красивая сорокалетняя медсестра Сеченовской больницы с улыбкой наблюдала за тем, как он, прихлебывая, пил чай с неразмешанным от смущения сахаром, неловко чистил яблоко фамильным ножом, не зная, куда деть руки с траурными каемками вокруг ногтей: раздолбанный "Камаз" непрерывно ломался...
Было уже поздно: через шесть месяцев родилась дочь. Через три года каторжного труда, унизительного калыма на строящихся дачах, Булат купил однокомнатную хрущевку. Еще через полгода Лена ушла к матери. Он стал дальнобойщиком. Иногда навещал дочь. Они охотно принимали подарки, после чего теряли к нему всякий интерес. Попыток восстановить семью он не делал. Его домом стала кабина седельного тягача. Булат привык к европейским дорогам, вежливой строгости полицейских, к ночевкам в мотелях. Привыкнуть к разлуке он не мог. Под сдержанное урчание трехсотсорокасильного "VOLVO" он напевал песни Родины. Ему снились лесные дороги Южного Урала, ночной костер на горной реке.
Марат был старшим. Кто родился первым, близнецы не знали, но последнее слово всегда было за ним. Он сам решил, что забота о родителях ляжет на него, не раздумывая, пошел по стопам отца. Он любил свою работу, гордился комбинатом.
...Визит странного, наверное, больного человека, вызвал легкую панику в ночной смене, но скоро забылся. Вновь все покидали операторную, вновь шел веселый треп, помогающий скоротать смену. В ту, так круто изменившую жизнь Марата ноябрьскую ночь, к ним зашел дежурный электрик. Марат знал Волкова еще со школы. Андрей стоял за его спиной и рассказывал очередную байку:
- Бабка моей жены из "бывших". Ее предки владели медным заводом в Воскресенске. Она пережила революцию, две войны и сохранила дворянские замашки. Постоянно упрекала зятя за грубость речи. Когда комбинат начал выпускать полиэтиленовые тазы, теща такой таз купила. Приходит однажды с работы, дома - вонища! Из кухни выскакивает бабка и кричит: "Сысырка - блядь! Утиль гонит!" А на залитой газовой плите тазик с бабкиным бельем, которое она пыталась прокипятить!
--
Сысырка - это СССР? - засмеялся Марат, потянулся за чашкой... и ослеп.
...В ушах звенело, на зубах скрипел песок. За спиной кто-то выл. Что-то цепко держало его за руку. Марат вскочил, ударился головой о плиту перекрытия, вырвал руку, упал на воющего человека, выскочил на металлический балкон через распахнутую дверь аварийного выхода. На морозном ветру Марат пришел в себя, нащупал обломки костей в ране правой кисти, заставил себя вернуться к аварийному выходу, откуда на карачках выползал замолчавший Волков. Троих рабочих достали из завалов только утром.
***
Комбинат. Ноябрь1998года.
Москва, телетайп 11888 "Карбон"
Начальнику департамента нефтепереработки Н. М. Дерину.
Сообщение о смертельном несчастном случае на производстве.
07.11.1998г. около 1ч. 20 мин. (местного времени) в цехе пластификаторов завода "Мономер" произошел взрыв (предположительно этилена или бензола), при котором произошло полное разрушение цеха, погиб оператор технологической установки, двое помощников оператора. Старший оператор получил открытый перелом костей правой кисти. Дежурный электрик получил ушиб головного мозга тяжелой степени.
Расследование проводится комиссией.
Начальник ОТБ (отдел технической безопасности) В.И. Чернов.
07.11.1998г. 7 часов утра. Экстренное оперативное совещание в кабинете генерального директора.
Главный технолог, худой лысеющий мужчина средних лет с ясными глазами на изможденном лице язвенника, с тревогой смотрел на "генерала" и думал о том, как точно внешность генерального соответствует его фамилии. Год назад технологу довелось побывать на медвежьей охоте. Он знал, что крупный, необыкновенно сильный зверь только кажется добродушным увальнем. ...Сильная оттепель с дождем в начале декабря так осложнила их путь к берлоге, что к большому сосновому выворотню они подошли совершенно измотанные. Кто-то неосторожно звякнул затвором,... и берлога взорвалась! (Медведь, спящий в верховой берлоге, во время оттепели оченьчуток. В мороз его пришлось бы будить шестом.) От рева они остолбенели. Медведь схватил зубами ствол ружья, которое успел направить на него егерь, вырвал ружье из его рук, страшным ударом передней лапы сбил егеря с ног. Остальные охотники начали стрелять, когда медведь стремительно удалялся по склону горы. Безрезультатно, разумеется. Помятый ствол теперь лежит в музее общества охотников...
Наиль Аюпов ( Аю - медведь (башк.) ) грузно сидел в кресле и молча смотрел на сидящих напротив его людей. Тридцать лет на Комбинате, трудный путь от аппаратчика до генерального. Любую аварию он воспринимал как личную неудачу. Взрыв цеха, смерть людей стали для него трагедией, но он привык принимать тяжелые решения и научился скрывать свои чувства. Подчиненные знали его способность к решительным действиям, уважали и откровенно побаивались его.
--
Я внимательно вас выслушал. Вот какие выводы могу сделать уже сейчас, до окончания расследования катастрофы: Начальник цеха представления не имеет о том, как работала ночная смена, почему не сработали сигнализаторы взрывных концентраций. Уверен, что СВК просто отключили из-за частого срабатывания! Согласен с главным технологом в том, что причина взрыва - этилен, вышедший через плохо закрытую задвижку, или пары бензола, вытекшего на пол через загрузочные патрубки! Сколько же времени операторная была без присмотра?! Почему только сегодня я узнаю о существовании служебной записки, которую главный технолог написал невесть когда и успокоился?! Почему мне только сегодня становится известно о предписаниях РГТИ и ОГПС?! (РГТИ - горно-техническая инспекция ОГПС - противопожарная служба.) - Он посмотрел на директора завода, в огромном кулаке которого хрустнула шариковая ручка, на главного инженера, опустившего кудрявую седую голову. - Программу восстановления цеха, сроки, исполнители - к завтрашнему дню! Идите работать!
***
Близнецы. Ноябрь 2001г.
--
...Марат около четырех месяцев провел на больничном, восстанавливая кисть. Счастливо избежал суда, уволился и уже три года работал вахтовиком на Севере. Окончил курсы взрывников в Раменском, год работал помощником, затем начальником отряда.
Предшественник слетел с должности не за то, что тряс кедровые орехи, обматывая дерево детонирующим шнуром, и не за рыбалку на "на пакер" - алюминиевый цилиндр с взрывчаткой для заглушки скважины, - его погубила любовь к молоденькой поварихе. Заместитель начальника экспедиции по технике безопасности - крашеная блондинка тридцати семи лет, не простив измены, "сожрала" его за полгода.
Впрочем, "начальник отряда" только звучит громко. В подчинении у Марата были два водителя, помощник и взрывник...
Братья стояли на холодном ветру, смотрели на занимающие горизонт огни комбината, каждый думал о своем. Марат растер быстро замерзшие пальцы правой кисти, глубоко вздохнул.
--
Забудь! - сказал Булат.
Близнецы сели в "Ниву".
По дороге они обсудили маршрут предстоящей охоты, о которой давно мечтал Булат, вспомнили приключения, неизбежные на горной реке, и развеселились. - Патроны я купил, спиннинги приготовил, болотники - у Андрея две пары.
--
Как он сейчас? - Булат знал, что у Волкова умерла от ожогов жена.
--
Да ничего, кажется, только пьет лишнего, особенно в отпуске. По лесу побегает - полегчает!
***
Волков.
После взрыва в цехе пластификаторов Андрей пролежал в больнице тридцать дней. Первую неделю он помнил фрагментами.
--
Откройте глаза! Волков, откройте глаза! - над ним склонился человек в белом халате и посветил ему в глаза. - Выполняет простые команды, зрачки равномерны, на томограмме гематомы нет. Ушиб головного мозга. Динамика положительная.
В больнице к нему вернулись детские кошмары, которые Андрей давно выбросил из памяти.
- Курочка в гнезде, а яичко у ней сам знаешь где! - отец железными пальцами держит его за волосы, тычет лицом в тетрадь с красной двойкой и аккуратной записью: "Не спеши!" - Не спеши! Не спеши! Не спеши! - приговаривает он, пока на тетради не появляются красные разводы...
Андрей боялся его рук. Крепкие прокуренные желтые пальцы, пахнущие бензином, в любую минуту могли схватить его за ухо. Отца задавил милицейский "УАЗ", на котором он менял тормозные колодки.
Темнота.
--
Ты зверь! Зверь! Как тебя в милиции держат?! Он же ребенок! - звук отодвигаемого стула, скрипучий голос отца, и снова голос матери - Ты как твой отец! - полоска света исчезла - прикрыли дверь его спальни. - ... Еще не известно... бедная мать... бане...
Андрей лежал, крепко зажмурившись, замирал от шагов отца за дверью, и открыл глаза только после того, как ночная медсестра, включив свет, сделала укол соседу по палате.
Волков вышел из больницы постаревшим, угрюмым, избегающим прямого взгляда человеком.
Первый выход на работу он старался не вспоминать.
... Он ехал в холодном, забитым людьми трамвае. От волнения разболелась голова, разговоры пассажиров превратились в набор звуков. Чтобы лучше видеть заводские огни, Волков протер запотевшее стекло... и замер!
--
Шумит, гудит родной завод! А нам-то что, е...сь он в рот! - глумливо проскрипел знакомый голос.
В окне Андрей увидел лицо отца, надевшего его вязаную шапку...
В нем поселился страх. Голос он больше не слышал, но Андрей преодолевал себя, заходя в закрытые помещения и технологические цеха. Сны остались. Он видел узкую полоску света в детской... дедов дом в Воскресенске, маленькую баню... отчетливо слышал треск разгорающегося пламени... глухой, безнадежный стук в утепленную войлоком дверь, подпертую березовым колом в предбаннике... Из завалов цеха, гремя покореженной арматурой, тянулись к нему раструбами длинных загрузочных патрубков три огромных смесителя, толи желая ему что-то сказать, толи схватить и пережевать быстро вращающимися шнеками...
Стакан водки избавлял его от снов. Через два года на него начали коситься охранники центральной проходной. Волков с трудом дожидался конца смены, к ночи он был привычно пьян.
Надя заговорила о разводе.
***
Волкова Надя.
... Она почувствовала неладное сразу после выписки Андрея из больницы. Веселый красавец замкнулся, перестал играть с сыном, по ночам стонал, просыпался и долго курил на кухне. После трехнедельного амбулаторного лечения Андрей взял отпуск. В январе она, наконец, услышала его смех, появилась робкая надежда на счастье. После первого выхода мужа на работу она поняла, что прошлое не возвращается. В тот день Надя уговорила посидеть с Сережкой соседку, сбегала в парикмахерскую, приготовила праздничный ужин, постелила свежие простыни.
Андрей пришел усталый. Приготовления ее заметил, и скоро оттаял. Сам уложил спать ребенка, насвистывал в душе, привычно обнял ее... вдруг засопел, жадно ощупал ее незнакомыми жесткими руками, хрипло задышал, что-то проскрипел, и, больно раздвинув ее ноги острыми, холодными коленями, вошел в нее, сухую.
Потом, закрывшись в ванной, она плакала, рассматривая кровоподтеки на плечах, груди, внутренней поверхности бедер. Теперь она знала, как это - быть изнасилованной...
Волков больше не ложился спать трезвым.
--
Не буду тебе напоминать, что я говорила, когда ты собиралась за него замуж. - Мать тяжело поднялась со стула. - Ты хорошо помнишь, что я тебе говорила, когда зашла речь о возможной беременности и учебе в институте. - Она прошла к окну, оперлась на подоконник костяшками пальцев. - Надеюсь, теперь ты меня услышишь. Он твой муж. Он серьезно болен и нуждается в заботе. Наконец, он единственный источник существования твоей семьи.
Надя почувствовала себя загнанной в угол. Если бы она знала, что ее ждет!
О старике из Кузьминовки Надя узнала случайно, подслушав разговор в трамвае. Долго уговаривала Волкова.
...Убогие темные избы вдоль разбитой, грязной улицы, равнодушные взгляды из-за занавесок. В маленький домик под шиферной крышей, зеленой от старости, их не пустили. "Старик" - невысокий, худощавый, среднего возраста, с загорелым морщинистым лицом, представился коротко: "Толик". Он усадил Волкова на лавку в сенях, о чем-то с ним заговорил. Надя видела нос с горбинкой, шевеление губ, завораживающие движения изуродованных работой рук. Он оставил Волкова, вышел к ней.
--
Похоже, девонька, помощь нужна будет тебе! - из-под козырька выгоревшей кепки на нее смотрели темные, глубоко посаженные глаза. Надя почувствовала, как из живота поднимается волна холода, но от общения со "стариком" отказалась. - Ступайте с Богом!- он взял деньги и ушел в дом.
В ту ночь ей приснилась старуха у костра, волки идущие по блестящему, как зеркало, льду.
Андрей приехал из Кузьминовки просветленный. Через три месяца Волков снова начал пить. Последние полгода она закрывалась от него в спальне, прятала голову пол подушку, чтобы не слышать брань. Сын все чаще оставался у бабушки...
"Никто меня не любит! Никто не обожает! Пойду я на болото, наемся жабунят..." - она проснулась внезапно, мучительно пыталась вспомнить продолжение детского стиха, заметила, что плачет, и поняла, что больше так жить не может. - "Суббота. До десяти его пушкой не разбудишь". Надя накинула халатик, тихо прошла в ванную, поставила чайник, только потом (вдруг проснется!) вернулась в спальню, закидала вещи в чемодан, вспомнила о деньгах, которые прятала за решеткой вентиляции над газовой плитой ...
Чайник шумел, закипая. Она уже ухватила пальцами тонкий рулончик, когда почувствовала неслышное движение за спиной и обмерла, ...медленно обернулась - никого. Потом с нечеловеческим криком слетела с табурета и закружилась по кухне, пытаясь избавиться от невыносимой боли...
***
Ноябрь 2001г. Река Урюк.
--
Сдвинь раскладушки (ноги), говорю, курва немецкая! Я все деньги в Гамбурге оставил! А она мне на чистом руском...
Громкий смех отдавался гулом в ушах, голова разламывалась. "Сволочи! Сволочи! Сволочи!" - мутная злоба поднималась из живота и не давала дышать. Волков с ненавистью смотрел на крепких, затянутых в армейский камуфляж братьев, легко несших его рюкзак за лямки, как хозяйственную сумку. Дрожащие ноги путались в сухой траве, он часто спотыкался, но не отставал. Отстать он боялся. Иногда Волков резко останавливался и быстро оборачивался, сжимая ружье влажными руками. Взгляд ловил покачивание жухлых листьев, темные провалы в густой зелени сосен и едва заметное, неуловимое движение в глубине леса: она шла следом!
..."Ниву", забрызганную грязью до крыши, они оставили в деревне. До Тукмака добирались тяжело. Старый колесный трактор быстро тащил тележку по подмороженным лесным дорогам, но несколько раз проваливался по ось в мочажинах. Тракторист, еще не протрезвевший после вчерашнего, бодро выскакивал в ледяную жижу в старых дырявых сапогах, отцеплял тракторную тележку, привязывал тросом бревно к заднему колесу, сдергивал трактор с места, снова отвязывал бревно, каким-то чудом выезжал на сухое, потом цеплял тросом тележку, вытаскивал и ее...
Тяжелая дорога не могла омрачить радости встречи со знакомыми местами. Братья непрерывно шутили, он, тяжело болевший с похмелья, подставлял лицо ветру, вдыхал запах замерзающего леса, молчал и заставлял себя иногда улыбаться.
Поляна открылась внезапно, заблестела река. На берегу знакомая изба с пробитой из карабина трубой, остатки карды, разобранной охотниками на дрова.
Двигатель трактора смолк, все услышали далекий перекат. Приехали!
Они сбили остатки жердей с карды, быстро распилили их на чурбаки бензопилой, предусмотрительно захваченной трактористом, заменили рваный полиэтилен в окне, растопили металлическую печь, подмели нары, налили солярки в керосиновую лампу без стекла, застелили стол газетами, выложили продукты. Хрустнула винтовая крышка, брякнули эмалированные кружки.
"За охоту! За рыбалку! За всех нас!"
Волков выпил, и тягостная тревога, не оставляющая его весь день, ушла, страшные образы, всплывающие из глубины сознания, исчезли. Блаженное тепло разлилось внутри, он почувствовал себя свободным и равным этим людям, которых давно знал и любил. Волков слушал гудение печи, смотрел на коптящее пламя керосинки и наслаждался покоем и теплом. Отдыхающее сознание с трудом фиксировало обрывки разговора.
--
...Скважина рванула! От рева перепонки лопаются! Вспыхнет - сгорим на хрен за минуту! Водитель весь белый, двигатель не слышит, газует - ни с места! Взрывник кабель - трос перерубил, отъехали метров сто, полыхнуло! - Марат разливает по новой. - Ну а что полгода в отъезде, за семью я спокоен. Жена жаловалась на мать, что та заставляет нюхать мою нестиранную рубашку, чтоб не забывала.
Брякнули кружки. Новая волна тепла.
--
Еду по автобану. Ночь, дождик мелкий, дорога ровная - машина не шелохнется, ну и скорость километров сто. - Булат делает паузу. - Вдруг музыка вырубается и из магнитолы Сонькин голос: "Не рви мне сердце, Булатик!" Я по тормозам! Глаза открываю: полицейские мигалки, "скорые" стоят, штук десять легковых разбитых. Остановился, метра три осталось! Уснул за рулем! Как вспомню, не по себе становится. А ведь я ее года полтора не видел...
Сонька Рваное Сердце - так прозвали водители диспетчера автобазы за ее любимую фразу. У Булата с ней был короткий бурный роман.
Хрустнула вторая крышка. Разлили. Заговорили о погоде, внезапных снегопадах. Тракторист рассказал, как два года назад какой-то охотник, весь переломанный, почти сутки добирался до деревни пешком, по колено в снегу, и помогла ему дойти какая-то баба, вроде не жена. Всю дорогу ему чудилась и путь указывала.
Выпили за баб. Опять тракторист:
- Мой двоюродный брат, вы его знаете, он бригадир в Уразбае, перед службой гулял с соседской девчонкой, так, не всерьез. Она его когтем медвежьим с передней лапы поцарапала. Приворожила на всю жизнь! Сама уехала в Уфу, замуж вышла. Он до сих пор холостой, не может забыть! (Подобное поверье существует и в лесных деревнях европейской части севера России.)
Выпили за мужскую дружбу...
Больше он ничего не помнил. Вырубился.
Утром Волков обнаружил, что водки больше нет. Он вернулся бы в деревню, но трактор уже ушел. Братья отпоили его чаем, ушли рыбачить. Он лежал до полудня, взял ружье и умудрился добыть двух рябчиков, поднявшись вверх по ручью. Ночью он не спал, совсем плохо ему стало к вечеру следующего дня.
Он почувствовал ее взгляд, когда возвращался по лесу к избе. - Это не я! Это он! - закричал Волков и почувствовал резь внизу живота. Дважды выстрелил в ее сторону и побежал, не разбирая дороги. В избу ввалился весь исцарапанный и мокрый от пота. Братья смотрели на него настороженно, выспрашивали, в кого стрелял. Уходя на реку чистить рыбу, о чем-то тихо переговаривались. Волков поставил на огонь чайник и укрепил дверной крючок. От ужина он отказался, не стал пить чай. Он с ужасом думал о том, что ночью придется выходить на улицу.
Братья храпели, Волков, спрятавшись с головой в спальник, лежал совершенно неподвижно, пытался отогнать образы того страшного утра. У него начался озноб.
...В то утро Волков проснулся как от толчка. Правая рука, которую он отлежал, ничего не чувствовала, пальцы не двигались, голова раскалывалась, во рту пересохло. Он слышал шорох босых ног, стук осторожно поставленного на плиту чайника, шум воды в ванной. "Слишком тихо для утра", - подумал он и с трудом сел. Диван, на котором он спал одетым, оглушительно заскрипел. - "Что-то не так", - Волков тихо прошел в спальню, дверь которой была открыта, увидел открытый чемодан. - "Уходит!" - застучало в голове. Трезвея, он направился в кухню. Надя стоя на табурете, что-то доставала из-за вентиляционной решетки. Он смотрел на знакомые
ноги, которые так любил, пытался сказать, что не сможет без нее жить, ему хотелось погладить ее по ноге и заплакать. "Вот где она прячет твои деньги!" - заскрипел знакомый голос. - "Гладкая, стерва! Только холодная. Ты ведь не отпустишь ее, сын?!" Волков похолодел, когда рука, в которой он начинал чувствовать покалывание, вдруг поднялась к ноге Нади. Он отчетливо видел желтые от никотина пальцы с чернотой под ногтями. Корявый указательный палец нырнул под подол халата... и подвинул его к пламени горелки! "Беги, сынок!" - заскрипело у него в голове, и Волков выскользнул из кухни.
Когда она закричала, он заметался. Боже! Она кричала и пыталась сорвать липнущий к телу горящий халат. Расплавленные куски ткани горели у нее в руках. Затрещали и вспыхнули ее светлые волосы. Он стянул с кровати простыню, не замечая ожогов, накинул на нее, начал хлопать рукой, пытаясь загасить пламя. Простыня потемнела и вспыхнула. Волков отступил. Надя замолчала и упала. Он завыл...
В протопленной избе, накрытый спальником с головой он стучал зубами от холода. Мерно гудела печь, шелестела пленка в окне.
--
Андрей! - ясно услышал он голос за бревенчатой стеной, волосы на голове его зашевелились. - Зачем ты сделал это, Андрюша? - он подавил рвущийся из горла крик, сел и подтянул к себе ружье. В полумраке избы он увидел мирно спящих братьев. Они ничего не слышали! Он тихо потянулся к столу и добавил фитиль керосинки. Пламя закоптило. - Никто меня не любит, никто не обожает, поду я на болото, наемся жабунят! - пропела она и, пританцовывая, направилась в сторону двери. - Ну откро-о-ой, Андрю-у-ша... - она по-детски растягивала слова. До рождения сына Надя так просилась к нему в ванную, где они неистово занимались любовью... - Ну Андрю-у-ша! - крепко запертая дверь немного подалась. - Андрей!! - Волков замер. - Алкоголик поганый! - зарычала она. - Я тебя достану! - пробежала у него над головой. Зашевелились доски потолка, посыпалась земля, насыпанная для тепла. Глухой удар - она тяжело спрыгнула на землю, притихла... Волков услышал ее дыхание за стеной, почувствовал шевеление на голове, снял с себя огромного черного таракана, потом второго, третьего... Тараканы выползали из щели между потолком и стеной, падали и расползались по нему. Волков быстро снимал их с себя, бросал в печь, они ярко вспыхивали и бесследно исчезали. Сильный треск заставил его обернуться: бревна заметно шевелились. Волков уперся ногами в стол и держал спиной бревенчатую стену до утра ...
По перекату братья с шумом перешли речку, положили рюкзак на траву и обернулись.
--
Андрюха! Тебя будто дустом посыпали! Шевелись немного! - Марат снял рюкзак, вытащил теплую куртку, быстро собрал спиннинг. - Сбегаю на Угловую, покидаю немного. Вы пока чай кипятите.
Он повесил ружье на плечо и отправился вниз по реке. Минут через пятнадцать донесся слабый звук выстрела.
Булат постелил куртку, заставил Волкова лечь, взял топор. Скоро запылал костер, зашумел котелок. Он разложил на пакете продукты, нарезал хлеб, почистил две луковицы; заварку бросил в котелок, когда услышал шаги брата. Вода бурно закипела, на глазах меняя цвет.
- По берегу не пройти! Бобры осин наваляли, кругом норы. Трава густая, ничего не видно, того и гляди, ногу сломаешь! - Марат бросил утку, улыбаясь, показал огромного хариуса с плавниками свекольного цвета. - Всего одна поклевка! Буди Андрея. Поедим и вперед! Тут до Абсаляма пару часов осталось. ( Абсалям - плес с глубокой ямой на реке Урюк)
Андрей не спал, вздрогнул, когда Булат тронул его за плечо, с тоской поглядел на братьев и отказался от еды... Над ними пролетел и прочистил ржавое горло ворон. Глаза Волкова потемнели от ужаса.
***
Ноябрь 2001г. Николай Макаров.
Аллах не заставляет человека делать то, что выше его сил.
Коран.
Макаров смотрел на лежащую внизу почти скрытую туманом деревню, слушал тишину и с какой-то острой радостью чувствовал себя счастливым. Он прерывисто глубоко вздохнул, выдул облачко пара и тронул поводья. Смирная лошадь ровно пошла на подъем.
...Перед самым отъездом ему позвонил Семен Сычев и сказал, что задерживается на два дня. Они должны были вместе выехать из деревни на маленьком плавающем восьмиколесном вездеходе. Откладывать поездку Макаров не захотел, сидеть в деревне в двадцати километрах от реки тоже было выше его сил. Макаров взял лошадь егеря, договорившись, что тот заберет ее через два дня, приехав на вездеходе с Сычевым. Вечером, во время застолья у егеря, Макаров узнал, что несколько дней назад на Тукмак увезли троих из города. Он решил ехать сразу на Абсалям и совершать короткие вылазки до приезда Семена. С ним они планировали подняться далеко вверх по течению Урюка, где еще не бывали...
Поляна кончилась, копыта глухо застучали по замерзшей лесной дороге. Туман, заиндевелые деревья, тишина и восхитительное чувство свободы! Рюкзак, мешок со спальником, надувным матрацем и сапогами приторочены к седлу; легкий "Соболь" не оттягивает плеча.
...В прошлом году Макаров, проверяя себя, поднимался по этой дороге пешком с тяжеленным рюкзаком за плечами, ружьем двенадцатого калибра и промазал по глухарю, замершему у дороги, метров с двадцати. Через час он был очень рад этому обстоятельству: лишние пять килограммов! Тогда он доказывал себе и окружающим, что жизнь не изменилась, что он по-прежнему здоров. Он с болью замечал внимательные взгляды сотрудников, в которых читалось сочувствие или любопытство. Вопросы о здоровье выводили его из себя, он откровенно грубил в ответ.
"Случайная находка" - так называлась его болезнь.
--
Да ты что?! Посмотри на себя в зеркало! - Владимир Ногин, главный врач онкодиспансера продолжал улыбаться, но глаза его стали серьезными. - Сейчас повторим УЗИ, сделаем томографию, выпьем водки, потом поедешь домой! - Он держал в руках направление, в котором Макаров собственноручно написал: Рак правой почки.
--
Все верно, Володя. Ты думаешь, мы на периферии в занавески сморкаемся? - Макаров послушно встал. Они направились на обследование.
Через три дня, его, абсолютно голого, закрытого простыней и одеялом, - " Чтоб по пути в операционную не сбежал?!" - везли на каталке по бесконечным коридорам больницы. Макарову, всегда входившему в операционную в компании молодых ассистентов для тяжелой и интересной работы, хотелось спрятаться под одеяло от равнодушных взглядов больных, погруженных в собственные проблемы. Он долго лежал на операционном столе, слушая болтовню операционной сестры и анестезистки, подключившей систему, шум воды, разговор хирургов ...
В правой руке появилась разламывающая боль. "Реланиум" - понял Макаров. - "Теперь не убежать. Надо попро..."
Свет. Ощущение удушья. Он пытается что-то сказать, понимает, что еще не экстубирован, пытается пошевелить пальцами...
--
Он проснулся, Виктор Александрович! - слышит он мелодичный девичий голос. Из горла удалили трубку. Тяжелый кашель. Снова провалился в сон... Яркий свет. Ясное сознание. Подобную боль он испытал, сломав несколько ребер и руку. Просто этой боли слишком много. Она караулит любое движение, каждый вдох и вгрызается ему в бок с такой силой, что он боялся дышать.
--
Вам больно? - темные глаза, тонкий прямой нос, красивые четко очерченные губы. - Ему больно, Виктор Александрович!