Лев Зискович Хлавин, симпатичный молодой человек, успешно закончивший 13 ср. шк. г. Риги и первые после учебные годы, занимавшийся тем, что носил за милой ухоженной русской девушкой, хозяйственные сумки и коробки с покупками.
Потому что был влюблён.
Знаете, такая юношеская безответственная влюблённость, когда весь мир сузился до крошечной точки, олицетворявшей собой огромную Вселенную непреходящей, а значит вечной, любви.
Его мама, бывшая опереточная "дива", невероятной толщины в свои сорок чуть с лишним лет, плакала навзрыд, когда рассказывала мне, постороннему человеку, о грубой ошибке, которую совершает её сын.
Он несмышлёныш. Но придёт время он поймёт.
Русская девочка! О, боже! Не допусти свершиться не благовидному поступку.
Я пытался вставить слово, чем мол, русские хуже евреев?
Но рыдания только усилились.
Но ведь это русские! У них нет никаких талантов и мой мальчик будет обязан содержать её, её детей и её родителей, а это значит, он не будет заниматься самосовершенствованием и , не дай, Господи ему ещё придётся работать на заводе или в гараже...
Я не перенесу такого!
Я прекрасно знал, что отец Лёвы работает на фабрике Дзинтарс, моет там пробирки и выполняет другую малоквалифицированную работу лаборанта.
Обычно лаборанты молодые люди. С десятилеткой за плечами или начальным высшим образованием.
Но Зиска Хлавин, отец Лёвы, за сорок лет мужчина, а карьеры не сделал.
Это всё временно! Это всё временно! - Парировала "дива". Так сложились обстоятельства.
Ты, знаешь, как трудно евреям жить и работать в СССР? Евреев не любят. Евреев угнетают.-
Впервые о феномене угнетения евреев я услышал именно от мамы Лёвы Хлавина. Раньше мне казалось, куда ни глянь, в начальниках люди именно еврейской национальности. Значит, у меня ещё мало опыта. Я мало жил.
В приватной беседе с Лёвой я поинтересовался, почему его мама так негативно относится к его девушке и считает, что в неудачах её семьи виновата Советская власть?
На что Лёва довольно толково рас толмачил мне, что евреи делятся на жидов и собственно евреев.
Жиды - существа паразитические. А евреи - трудяги. И вот кучка жидов обгаживает Великую нацию. Жиды лихоимствуют, мошенничают, воруют, обманывают, дают в долг под проценты, а евреи - талантливый народ, бескорыстный, совершенно не конфликтный.
Моя мать боится, что русские - большие жиды, нежели евреи. От них пользы никакой, а проблем море.
Но я смотрю иначе, успокоил он меня. Я люблю свою Ирину. Даже время нас не разлучит.
Наверное, он прав. Глядя как он нежно выжимает и складывает трусики Ирины в пляжную сумочку, а мы в то время находились в Юрмале, на станции Дзинтари, на пляже, и идёт застировать её штанишки, выпачканные где-то непонятно чем, я ощутил в себе всплеск зависти к любви, основанной на духовной пище.
Вот бы мне любить так же бескорыстно и чувственно, презирая мнение даже своих родителей.
Но на такую любовь я был не способен.
Его сестра, Аня Хлавина, девушка невероятной русской красоты, одухотворённой огромными глазами цвета чёрного жемчуга, казалась недосягаемой мечтой. У меня начинало ныть под ложечкой, сдавало сердце, трепыхаясь с перебоями, как горлица в силках. Я терял дар речи и даже стихи, которые изливались из меня, казалось бы, без моего участия, отказывали мне в рифмах и в образах.
Именно ради неё я общался с её мамой и папой.
Папа, тот самый Зиска Хлавин, о котором сейчас много говорят, в своё время начинал карьеру в оркестровой яме. На стенах квартиры, что на углу Рупницибас, множество фотографий, где он на переднем плане в каких-то постановках. Он любил об этом рассказывать.
Но никогда ничего я не слышал о парфюмерной фабрике "Дзинтарс".
Аня Хлавина была достаточно холодна со мной и, расстраиваясь по этому поводу, я бежал к своему другу Вадиму Полянскому, повару (коку) на рыболовецком траулере, который учил меня пить спирт не запивая водой.
В той компании я и познакомился с Ольгой Шпаровской. Кто такая?
Нет, тогда она ещё не была виззажистом и даже женой Владлена Дозорцева, поэта и будущего драматурга, с которым мы встречались в других местах, например кафе "Яуниба" на углу Стрелковой и Свердлова, взахлёб читая свои произведения под коньячок, который выдавался нам из расчёта 50 гр. на весь вечер.
"Схвачу за галстук как за Эверест.
И крутану как заспанную бабу!"
Декламировал Владлен. Ему вторили Лесик, Плотников, Малер, Гаврилов и другие.
Шпаровская не посещала сборища дегенеративных фанатов. Шпаровская мечтала об Америке, в крайнем случае, о Германии. Много позже я узнал, что и она еврейка, но совершенно не типичная. Огромный рот, массивный подбородок, брови в разлёт и горящие огнём глаза делали её похожей на французскую революционершу Анессу Арманд. А её тяга к морской форме и к морякам вообще не находила объяснений.
Среди нас ходили слухи, что новоявленная Арманд, то есть Ольга, отдаётся всякой бескозырке, которую только захватят в полон её взрывные глаза.
Именно с Ольгой, я прошёл курс обучения молодого бойца, но только благодаря тому, что к утру её взгляд уже потух и она осоловела от выпитого настолько, что ничего и никого не воспринимала.
Но я мечтал об Ане. Отсутствие удовольствия от Шпаровской я объяснял раздолбанностью её членов и выпитым алкоголем.
Аня другая. С Аней всё будет иначе.
Однажды встретил Ольгу на улице Кирова, она шла под ручку с Дозорцевым, оба смеялись и видимо на спор Дозорцев заставлял её целоваться с проходящими мимо молодыми людьми. Шпаровская делала это легко и непринуждённо.
Разрешите Вас поцеловать?
И целовала.
Меня она не заметила, а Владлен подмигнул мне и скривил рожицу, отчего я подумал, что всё происходящее пустая игра.
Много воды утекло с тех пор. Скоро мне уходить в армию.
ЛёваХлавин тем временем поступил в университет. Как- то учился.
Я решил форсировать свои отношения с Анной. Чего только я не предпринимал! Носил охапками цветы, залезал в долги. Глубоко залезал и чтобы рассчитаться вынужден был по ночам работать в порту грузчиком. К утру и дядьки валились с ног. Я брал честно заработанную за ночь советскую десятку и ломал голову над тем, какой подарок подарить Анечке.
Время закрутилось с удесятерённой быстротой. В редкую ночь отдыха я писал мелодии, накладывал на мелодии собственные стихи и посвящал их Анечке Хлавиной.
Я до сих пор пишу музыку и стихи, хотя никогда ни тому и не другому не учился.
На улице Лачплеша, в каменном доме, похожем на тумбочку, я как-то встретил Юрку Глаголева. Это не тот Глаголев, рижский композитор начала века, а другой Глаголев, хотя тоже Юрка.
Знаете, когда особых талантов нет, евреи идут обычно в фотографы. Ну, ещё в сапожники. И тут и там нужен глазомер, твёрдость руки и умение найти ракурс. Можно сделать обувь по размеру, но вне ракурса она будет выглядеть ужасно. Особенно женская ножка.
Юрка Глаголев, в то время, встречался с дочерью председателя Совета министров Советской Латвии тов. Лейном. Танька Лейн, разбитная деваха, никого не боявшаяся, вела себя разнузданно в любом обществе и в любом месте.
Её пасла охрана отца, но она всегда умудрялась от них скрыться и гуляла на все сто.
Именно она рассказала Юрке Глаголеву, что в Ригу приезжает Юрий Гагарин. Вы, понимаете, какое событие это было в то время?
Она же выпросила у отца пропуск и вписала в чистый бланк фамилию Глаголева. За что была вознаграждена бутылкой "Плиски".
Так Глаголев попал в аэропорт и даже сфотографировал Юрия Гагарина. Остальное, дело техники. Репутация сделана, началась маленькая, но многообещающая карьера.
Однако повторить удачу он уже не мог и единственно чего добился, попал в штат работников редакции "Советская молодёжь"
В те "доисторические" времена здесь крутился и Владлен Дозорцев, и Иосиф Бейн, и многие, многие другие, восходящие, как сегодня бы сказали, звёзды.
Сюда я и привёл Анну Хлавину на свою беду. Таннька Лейн, Юрку Глаголева уже не устраивала, тем более, что папу сняли с работы. Танька всё больше стала пить и гулять.
Глаголев схватился за Анну Хлавину, был, по его словам очарован ею и тут же женился.
Но между этими двумя событиями знакомством и женитьбой,какое-то время всё-таки прошло.
Папа Ани всё также мыл пробирки. Мама Ани всё-также плакала по Лёве. Денег, кот наплакал и я оказался ко двору.
Мы начали жить.
Кажется, всё у меня сложилось. Но вмешался военкомат. Меня забрали на сборы. Призван был по специальности, в противохимическое высшее Саратовское училище, где и пробыл почти пол года.
Выпустили с дипломом. Я считался уже специалистом по сложным химическим соединениям и на полигоне, что под городом Вольском, мы разрабатывали в лабораторных условиях ОВ боевого применения, антидоты, средства обеззараживания, моющие средства и дезодоранты.
Затем чехословацкие события. Домой нас не отпустили, а перебросили в Словакию.
Но это к слову.
С самолёта на бал. Я шёл, подпрыгивая от радости. Сейчас увижу Аню, родителей, друзей.
Первое, что увидел, подходя к 13 средней школе, женщину с коляской, с двойняшками.
Это была Аня. Внешне она не изменилась, только губы сложились в надменную улыбку, когда поздоровалась со мной.
Это - Филипп. А это - Дорель.
Сбитый практически с ног этой встречей я только и смог вымолвить: почему Дорель? Она что - то объясняла. Тут подкатила мама колобком и мне дали понять, что я здесь лишний.
Но на следующий день я пришёл к Хлавиным. Аня с мамой были в поликлинике. Лёва ночью домой не приходил. Дома был папа, который нехотя пожаловался, что на работе дела совсем плохо. Вот, вот уволят, а учёную степень не дают, как он не старается. Всё потому что он - еврей.
Одна радость, что дочка с плеч. Вышла замуж за фотокора " Советской Молодёжи" Юрку Глаголева. Хорошо, что тот оказался евреем. Вот Лёвку. Сына, едва отговорили от бракосочетания с русской девахой.
Потом замолчал, но скоро опять заскулил:
Мне бы достать рецептик мужского одеколона, я б тогда доказал.
Дальнейшая моя судьба незавидная. Россия- матушка вдоль и поперёк. Годы наслаивались на годы.
Как-то, будучи в отпуске узнаю, Что Шпаровская бракосочеталась с Дозорцевым. Что теперь они ведут нескончаемые войны за имущество. Что оба переболели венерическими болезнями, в том числе сифилисом и мечтают придушить друг дружку.
Что Танька Лейн окончательно спилась, просила помощи у Глаголева, но он отказал, потому что презирает алкоголичек. Потому что он с Анной выехал в Израиль и теперь они не Глаголевы, а Голаны.
Что Шпаровская всё-таки развелась с Дозорцевым и уехала в Израиль, где устроилась работать на фабрику отца Ани, Зиски Хлавина, который теперь фабрикант, тот самый который синтезировал средство Лавелин от запахов пота подмышек.
Я-то знаю, что это обеззараживающее средство от трупного яда, но в Израиле этого не знают.
Много позже узнаю, что Голан- Глаголев обобрал Анну, оставил её в Израиле с детишками, а сам отсудив пару фабрик у бывшего тестя ( который к тому времени умер), ныне жирует и покупает дипломы различных фестивалей.
Дипломы у него все искусственного происхождения, как и у сына своего отца Зиски Хлавина, Лёвы Хлавина, который к тому же на деньгах отца сделался доктором наук и почётным консулом Израиля в Латвии.
Сбытом дипломом занимается филиал ЛУ, отцом-основателем которого и является Лев Зискович Хлавин.
Шпаровская вернулась в Латвию, осела виззажистом у не без известной Лаймы Вайкуле и продолжает третировать поэта Дозорцева, называя его то Озорцевым, то Позорцевым.
Такова игра случая. Взлёты и падения. Рулетка.