Случай - псевдоним Бога, когда он не хочет
подписываться своим собственным именем.
(с) Анатоль Франс
- Ну что тебе в голову втемяшилось, Андрей? Почему всё не как у людей: была нормальная работа - уволился! Спрашивается, зачем учился!
- Мать, не гони на него. Раз душа не лежит. Правильно... Мы-то как? Нравится, не нравится, тянем свою лямку, да и всё. А ведь надо осмотреться, попробовать всё...
Андрей уже привык к таким разговорам. Маму очень расстраивало, что он уволился из НИИ. Андрей пошёл туда работать сразу после университета. Абы кого в престижный научно-исследовательский институт не брали - в основном по блату. А его без всякого блата с руками и ногами отхватили. Были тому причины: красный диплом, лестные рекомендации научного руководителя... В НИИ не понравилось сразу. Думал - привыкнет, но чем дальше, тем хуже. Ему, как и другим молодым специалистам, поручали рутинную работу - чертить чужие схемы в специализированном графическом редакторе, писать записки по промышленной безопасности. Андрей не жаловался на трудоёмкость, выполнял всё, что требовали. Иногда всё-таки старался проявить инициативу, разобраться по пунктам - что, куда и зачем. Но попытки такого рода в лучшем случае вызывали недоумение среди коллег, начальством же пресекались на корню. Правило было незыблемое: делай, что тебе говорят, а длинный свой нос никуда не суй. В целом НИИ представлялся Андрею плохо смазанным механизмом, в котором он был винтиком, лишённым свободы выбора.
"Настя, ты не понимаешь, что это такое. Вечером я не хочу ложиться спать, потому что утром мне опять ехать на эту треклятую работу! Да лучше бы я на производство пошёл. Да хоть дворником - и то лучше!" - запальчиво говорил он своей бывшей девушке. Бывшей? Да, пожалуй... Вот уже целый месяц он пытался её забыть. Всё было плохо... Постоянные ссоры, казалось бы, на пустом месте. Он не мог сдержаться, мечтал, чтобы они были как одно целое, но чем больше старался, тем хуже выходило. Теперь он хотел её возненавидеть, забыть поскорее и освободиться. Ничего не получалось. Самое интересное, что уже несколько раз они расставались "навсегда", но Андрей, как дурак, возвращал её назад. Тряпка... "Всё, больше этого не повторится. Обиделась она, видите ли...". Он знал, что Настя не позвонит, даже если вся испереживается. "Упёртая, как сто матросов... Мне такого не надо!" - зло думал Андрей.
Ссора с Настей укрепила его решение ехать в деревню.
Он ведь почти деревенский. Младший брат, Кирилл, этот да, вырос в городе, кроме асфальтированных улиц ничего и не видел. Андрей - другое дело. Родился в военном городке с канцелярским названием ЛТ-2. Было у него и обычное, "людское" название - Межхолмье, но почему-то ЛТ-2 больше пришлось по душе - будто это самолёт, на котором так и хочется взмыть в небо.
Уехали они оттуда семьёй, когда было ему всего семь лет, но он отлично помнил и речку, разливающуюся весной, и как отец вязал плот, стоя по колено в воде, а он, мелкий пацан, всё старался помочь. Как рыбачили до самой ночи, а потом, сидя на берегу у костра, варили в котелке уху. Помнил даже некоторых соседей по имени и своих приятелей - Лёху и Данила... Хорошие были времена! Однажды отец сказал матери, что хочет съездить на выходных в деревню Новая Коча. Когда-то в этой деревушке жил его отец, а дом так и стоит, наверное, до сих пор. "Не знаю, почему, но тянет меня, - говорил Иван Семёныч своей жене. - Отсюда всего сто километров, надо воспользоваться случаем. Ещё год, от силы два, нашу часть расформируют, а я так и не побываю. Батя всю жизнь хотел вернуться в свой дом, но не сделал этого". Шестилетний Андрюша жадно вслушивался в отцовские слова, а наутро, когда Иван отправился за "Москвичом" в гараж, прицепился к нему и не отстал, пока отец не согласился взять с собой.
Дом был старый, но крепкий. Потемневшее дерево, покосившиеся ставни на окнах. Калитка на одной петле. Пахло травой, отсыревшей древесиной. "Чей это дом?" - спросил Андрюша. "Никто тут не живёт... Отца моего дом, деда твоего. Значит - наш", - улыбнулся отец, ласково взъерошив светлые волосы на голове сына.
...
- Мама, понимаешь, наш это дом. Если надо поднять документы - я подниму, докажу, - сказал Андрей матери, упаковывая рюкзак.
- Да что вас тянет туда, будто мёдом намазано. Дома-то чем тебе не живётся? Ты же привык жить в городе, в квартире, со всеми удобствами. А там - на колодец сходи, воды принеси, дров наруби. Ни отопления, ничего. Ой, дурачок ты у меня... И с Настей рассорился, видать, давно не заходит...
- Мама, не напоминай!
- Ну, точно, поссорились... А дом... Ты думаешь, ремонт ему не требуется? Только и будешь - то крышу залатать, то пол перестелить. То одно, то другое. С кем ты там будешь? Думаешь, там молодые есть? Уверена, одни старики остались!
- Мне надо, понимаешь, попробовать! Если дом не смогу отремонтировать, на что я тогда годен, - отвечал Андрей. Его было не отговорить. Вот и билет куплен на поезд. Так что завтра, с утра... Говорил он Насте, давно уже, что есть у него дом, вроде как звал. Но что она понимает, коза эта пустоголовая...
Мечты о своём доме возникли постепенно. Возможно, Андрей примерял на себя жизнь героя из любимого фильма "Дневник памяти". Дом, построенный своими руками или возрождённый к жизни, олицетворял для него надежду на возвращение любви, создание собственной семьи. Пора уже повзрослеть, отбросить всё лишнее - компьютерные игры, пустую болтовню в чатах и на форумах, никчёмные связи на один день. Гитару... Вот гитару жалко. Но гитара - подождёт.
- Андрей, - обратился к нему отец. - Ты это... Посмотри дом, проведай, да и обратно. Там ведь глухо, как в танке. Домов, наверное, с десяток-другой осталось.
- Река там есть? - вместо ответа спросил Андрей. - Или озеро? Вдруг искупаться захочу.
- Есть и река, и пруд небольшой, ты не помнишь, маленький был, а я помню - проезжали по мостику...
...
Дорога до административного центра заняла чуть больше суток на поезде. Потом ещё сутки или около того до ЛТ-2. Огромный рюкзак, велосипед... Андрей измотался так, что когда, наконец, прибыл в городок своего детства, не мог думать ни о чём, кроме как поскорее поесть и уснуть в любом подходящем для этого месте. Да и дело было к ночи.
Оказалось, что "любое подходящее место" - это лавка в тенистой аллее. Рюкзак - под голову, велосипед на замок, так что у гипотетических похитителей практически не оставалось ни единого шанса.
Под утро он замёрз и уселся на лавку, обхватив голову руками. Куда же его занесло? Застала врасплох, поднялась в душе волна неприятия, отторжения всего того, что приключилось с ним в последнее время - эта бредовая идея с отъездом в собственном исполнении... Да кто его там ждёт? Кому он там нужен, кому он вообще нужен? А надо, чтоб ждали, надо, чтоб нужен был. А если нет - то и не жить что ли вообще? Бред, бред, бред...
Однако долго позволить себе сомневаться, раскисать, не мог. Сделал выбор - иди до конца. Он считал, что жизнь его хоть и потрепала, но мало. Всегда хотел, как дед и отец, стать военным, офицером. Однако поступить в военное училище не получилось: медкомиссия забраковала. Как ни странно, для призыва оказался годен, но тратить впустую время не собирался: либо офицером, либо никем. Поэтому от армии пришлось "откосить", поступив в ВУЗ. А специальность? Тогда это имело второстепенное значение. И только когда пошёл работать, всплыло на поверхность. Он старался, честно. Родители, знакомые говорили, что на первых порах всегда трудно, вспоминали свои первые работы. Но трудно - одно дело, а вот когда внутри всё восстаёт против этой так называемой работы, а на самом деле крючкотворства и бюрократии, - другое. Что же делать? Уйти ото всех? Нет. Скорее, прийти к самому себе. Вот почему он здесь, ночью, один на этой лавке.
Занимался рассвет. Первым делом Андрей решил побывать в их старой квартире. В военном городке всего три-четыре улицы. Поездив полчаса по безлюдным кварталам с рюкзаком за спиной, он увидел знакомую пятиэтажку и двор, в котором прошло его детство. Всё показалось удивительно маленьким, будто съёжилось от времени. И деревья не столь высоки, и небо не такое прозрачное и бесконечное... И странно, что только сейчас это заметил. Андрей не мог понять: то ли он вырос, то ли, наоборот, обмельчал.
Второй этаж. Девятая квартира. Закрыто! Что ж, иного и не ждал. Ключа нет. Потоптавшись пару минут перед дверью, попробовав даже открыть её силой, Андрей вышел во двор, заглянул в окна. Плотно закрыты, внутри темно, ничего не видать.
Он осмотрелся по сторонам. Везде унылость, безлюдье. Слышал, что живут здесь ещё люди. Но в такую рань только птицы несмело перекликаются меж собой. А город... Город безмолвно взирал на него пустыми глазницами окон, щерился разномастными панельными стенами убогих пятиэтажек. Город спал и не заботился о том, чтобы понравиться ему.
Слишком рано для того, чтобы искать горячий завтрак. Ждать, когда всё проснётся и оживёт, - долго, да и не хочется. Перекусив капустными пирожками, которые испекла ему в дорогу мама, и, запив это дело минералкой, Андрей сел на велик и поехал дальше - в деревню.
Проехав несколько километров, весь взмыленный, Андрей остановил-таки "Жигуль" и попросил подкинуть его до Новой Кочи. Водитель согласился подвезти километров пятьдесят, не больше, до отворота на Серую Гору. Андрей и этому был несказанно рад.
...
Дом был старый, видавший виды, но крепкий.
Каким чудом Андрей выехал к нему, даже сам не понял. Видимо, так хорошо запомнил дорогу, а ведь прошло восемнадцать лет с тех пор, как они побывали тут с отцом. Дом стоял с самого краю деревни, чуть поодаль от других, "единоличником".
Пока он крутил педали по ухабистой, глинистой дороге, ему попались всего два человека и один котёнок. Около четвероногого Андрей даже притормозил. Обратил внимание, что уши аккуратно подрезаны, будто ножницами, хвост перебит, а шкура облезлая, с неровно растущей шёрсткой.
- Поиздевался над тобой кто-то? - спросил он у бедняги. Котёнок не счёл нужным отвечать, но не испугался, а подошёл, мурлыча. - Есть хочешь? Нет ничего, сам голодный, ты уж прости. Попозже приходи, когда обзаведусь чем-нибудь.
Один раз он заметил краем глаза, что кто-то наблюдает за ним из окна покосившейся избёнки. Но стоило повернуть голову, как этот кто-то уже спрятался за занавесками.
Другой человек, повстречавшийся ему, - дед, такой же древний, как сама Новая Коча, наверное. Он опирался на палку, но стоял очень прямо, непоколебимо, ни дать, ни взять оловянный солдатик. На проезжающего мимо Андрея дед не обратил никакого внимания, хоть тот и поздоровался громко, и даже остановился. Не увидев адекватной реакции, недоумевая, Андрей поехал дальше. Как памятник, подумал он. Сходства с памятником придавали высокий рост и бледное, бескровное лицо.
Жара стояла неимоверная. Настоящее пекло. На небе ни облака. Кузнечики стрекотали во всю ивановскую, будто соревнуясь между собой в этом нехитром искусстве.
Некоторые избы, мимо которых он проезжал, были ветхими, покосившимися на один бок. "Некому поправить, видимо. Права мама - старики одни живут", - думал он, ожидая, что и его дом предстанет перед ним такой же развалюхой. Была ещё одна неприятная мысль: а что, если дом занят? Ну, живут там какие-нибудь бомжи или погорельцы. С ними-то что делать?
Но все тревоги оказались напрасны. Дом стоял гордо и прямо, и был, безусловно, необитаем. Сруб добротный, а это основа дома. Руки у того, кто дом строил, видимо, из правильного места росли.
Слегка смазывала картину калитка, повисшая на одной петле.
Андрей наконец-то скинул рюкзак. Плечи, истёртые в кровь, тотчас благодарно заныли.
От дома веяло сыростью и прохладой, несмотря на жару. Дверь оказалась незапертой. Почему-то он не мог вспомнить, заходили ли они с отцом в дом, когда приезжали сюда на "Москвиче". Скорей всего да, потому что Андрею казалось само собой разумеющимся, что сперва он попадёт в прохладные сени, потом поднимется по скрипучей лесенке, держась за перила, откроет дверь... Слева будет печь, прямо - небольшой закуток, по всей видимости кухонька, из неё, если повернуть налево, можно перейти в комнату. Там - маленькие тёмные оконца, снаружи прикрытые ставнями.
Андрей обошёл сени. Старые валенки, калоши, приставленная к стене лопата, коса, вилы... Ржавый топор без топорища. Тряпьё, которому лет сто, если не больше. Дырявое, проржавевшее ведро, тазы. Коромысла, колёса от телеги. И ещё полно разного хлама.
От мысли, что сейчас ему предстоит подняться по лестнице, открыть дверь, зайти в дом, почему-то стало холодно и неуютно, аж мурашки по телу пробежали. Своим интуитивным страхам Андрей нашёл простое объяснение: снаружи окна закрыты ставнями, поэтому в доме темно, как в пещере. Чтобы пустить свет, нужно обогнуть дом по периметру, переходя от одного окна к другому.
Он повернулся к двери, шагнул и - обмер от ужаса. В проходе стоял дед. Тот самый, которого он встретил по дороге. Стоял также прямо, слегка опираясь на палку. Андрей инстинктивно отшатнулся назад.
- Здравствуйте... ещё раз... - промямлил он, вглядываясь в ледяное, без единой кровинки лицо. Сердце заходило ходуном.
- Приехал, - сказал старик утвердительно. Голос у него оказался на удивление молодым. - Долго тебя не было.
Андрей старался осмыслить сказанное, но у него это плохо получалось. Да, долго, восемнадцать лет. Тогда было шесть, сейчас двадцать четыре. Но вряд ли совершенно незнакомый человек мог знать об этом. Единственное объяснение - старик путает его с кем-то. Или вот ещё: дед понял, что перед ним - хозяин дома, стоящего столько лет без присмотра, и поэтому считает для себя возможным... как бы это сказать... пожурить за нерадивость. А молодость собеседника даёт ему право обращаться с ним вот так вот запросто - на "ты".
- Да, долго. Приезжали сюда лет восемнадцать назад с отцом, посмотрели на дом. Дед тут мой жил, Семён Рогожин, может, слышали о таком?
- Как же. Слышал, - ответил старик. - Внук, значить.
- Внук, - согласился Андрей.
- Сам он где?
- Умер, более двадцати лет назад.
Старик помолчал, осмысливая сказанное.
- Одно лицо с ним... Пожаловал зачем? Жить будешь?
- Хотелось бы, - улыбнулся Андрей.
- А смогешь?
- Смогу, - былая решимость вернулась к нему. Это его дом. Дом, который ждёт своего хозяина. - А вас как зовут?
- Афанасием зовут, - дедок пожевал дёсна. - Живу через три дома. Ежели чё надо - заходи, помогем.
- Меня Андрей. Будем знакомы, - он с готовностью протянул руку для пожатия, но дед Афанасий будто не заметил. Повернулся и пошёл прочь.
"Мда, повезло с соседями... Плюс десять им за радушие и общительность", - усмехнулся Андрей. Он вышел во двор и стал разматывать ржавую проволоку, которой были скреплены ставни. Обошёл вокруг дома, продираясь сквозь заросли колючих растений. Наконец, в старый дом был пущен солнечный свет.
Внутри всё равно было сумрачно. Пахло сыростью. Старые обои с блёклым серым рисунком почти всюду отошли от стены и в некоторых местах покрылись чёрной плесенью. Андрей, сняв ржавый затвор, заглянул в печь. Решил, что разведёт сегодня огонь, и вся сырость уйдёт. Неокрашенные половицы скрипели, ходили ходуном. Опять права мама, столько здесь работы, что ого-го!
Он взглянул вверх. По потолку тянулась допотопная проводка - два скрученных провода. Нашёл выключатель. А что толку - лампочки-то ни одной нет. Электрик из него никудышный, даром, что в техническом ВУЗе пять лет оттрубил. "Похоже, что учился-учился, а с элементарной проводкой не разберусь. Ладно, потом посмотрим", - решил он.
В кухне стоял небольшой столик с выдвижными ящиками, выкрашенный когда-то в белую краску. Сейчас от времени и сырости пожелтел и облупился. Ещё - пара самодельных табуреток и полка, прилаженная к стене. В комнате - огромная металлическая кровать с шишечками на спинках, рядом - стол. И всё, больше никакой мебели. Окна комнаты выходили во двор, огороженный от улицы невысоким частоколом.
Андрей подумал, что внутрь надо занести рюкзак и велосипед. Кто знает этих местных, не захотят ли одолжить чего-нибудь без спроса. Он направился к открытой двери и только собирался занести ногу над порогом, как дверь со скрипом захлопнулась, больно ударив по лбу. Второй раз за день всё внутри оборвалось комом и полетело куда-то вниз, в чёрное беспроглядье.
Несколько секунд он простоял в ступоре.
- Спишем на сквозняк, - вслух, громко, сказал он, желая убедить в первую очередь самого себя.
Вещи всё-таки занёс внутрь и стал думать, что делать дальше. Во-первых, решил не оставлять двери открытыми, а то не ровен час кондрашка хватит с такими соседями и сквозняками. Изнутри дверь запиралась на добротный металлический крюк.
Андрей был чистюлей. Это врождённое. У него просто рука не поднималась разложить свои вещи на грязный, запыленный стол, кровать. И ещё он очень хотел есть, поэтому достал деньги и пошёл искать магазин, один из тех, которые должны были быть, по его мнению, во всех сёлах.
Магазин и вправду нашёлся довольно быстро, но вот незадача, был закрыт на засов. На табличке значилось, что работает он с девяти утра до трёх. Андрей со вздохом посмотрел на часы: восемь вечера. Что делать? Кое-что из еды оставалось. Печенье, бутылка минералки. "Придётся опять эту сухомятину жрать. Желудок скоро отвалится". Он побрёл назад. Дед Афанасий стоял на старом месте, основательно одетый, несмотря на палящий зной. Андрей кивнул ему и хотел пройти мимо, но тот неожиданно проявил признаки жизни.
- В магазин чё ли ходил? Не работает он, давно уже.
- А где же вы продукты покупаете?
- Машина приезжает раз в три дня. Хлеб привозит, молоко... Айда чаем напою.
Андрей не счёл нужным отказываться.
- Афанасий, а когда машина придёт в следующий раз? - спросил он, пока дед ставил перед ним чашку, придвигал сахарницу с кусковым сахаром, этим пережитком прошлого, доставал из запасника баранки и карамельки.
- Вчера была. Значится послезавтра придёт. Хлеба дам тебе буханку. Я с запасом беру, а куда мне, старому... Потом отдашь.
- Вы один живёте? - спросил Андрей.
- Сейчас один. Десять лет уж один, - сказал, будто отмерил, дед. - А тебе сколь годов-то?
- Двадцать четыре, - ответил Андрей.
- Молодой... В Новой Коче что потерял? Старичьё одно, носу не высовывают из избы. На природу захотелось? В городе-то машины, заводы... Здесь - тишина, аж уши глохнут.
- Хочу пожить тут, - сказал Андрей. - Речка у вас есть, искупаться бы.
- Есть речка, Коломица, да только никто в ней не купается. Боязно, - сверкнув глазами из-под нависших бровей, ответил старик.
- Почему, дед Афанасий?
- Сам узнаешь. Говорить не стану. Ты вот ещё... - Афанасий жестом подозвал его к окну. - Вона, видишь? Церква на холме. Сходи, открыта бывает. Хоть поклон отвесь. Крещёный хоть?
- Да, крещёный.
Афанасий, как и намеревался, дал ему буханку белого хлеба, а, кроме того, достал здоровенный металлический чайник, воду кипятить, и ещё собирался отсыпать чёрного чая из пакета.
- Ой, спасибо, я ваш должник, - поблагодарил Андрей. - Только чая не надо: взял из дома.
- Ну, смотри сам... Дрова в лесу. Печка есть в доме, трубу только открой. А то, что я сказал - не забудь, - сказал дед, когда они вышли во двор.
Андрей улыбнулся, ища глазами маленькую церквушку на холме.
- Колодца ни одного пока не увидел... - пожаловался он.
- Там, - махнул рукой Афанасий, показывая направление. - Вода токма нынче плохо черпается. Всё отмирает. На мой-то век ещё хватит...
- Спасибо вам за всё, - Андрей снова, как давеча, протянул руку, но дед опять не заметил, повернулся и пошёл к дому, настукивая палкой.
"Всё-таки странный он, не от мира сего", - подумал Андрей.
В сенях, среди хлама Андрей отыскал бондарное ведро. Деревянные клёпки ссохлись и изогнулись дугой, обручи проржавели, но всё-таки оно было ещё годным. Андрей взял ведро и чайник, пожалованный Афанасием в безвременное пользование, и отправился на реку.
Коломица несла воды вдоль берегов тихо и спокойно, с каким-то величавым достоинством. Чуть залив, заводь - сразу камыши, осока. Нашёл-таки Андрей покатый, чистый бережок и начерпал в ведро воды. Это для уборки. Поставил на берегу - проверить, вытекает или нет. А сам снял майку и шорты и, пробуя ногой илистое дно, стал медленно входить в реку. С каждым шагом нога погружалась в ил по щиколотку, но он всё равно осторожно продвигался вперёд. Это было то, к чему он стремился, по крайней мере, два последних дня - упоительная прохлада, ни с чем не сравнимый восторг, когда вода нежно касается разгорячённого тела. Даже назойливые пауты не могли испортить наслаждения. Будучи уже по пояс в воде, он слегка оттолкнулся и поплыл, окунулся с головой, вынырнул, и снова - взмахи руками, брызги в небо. Отвёл, что называется душу. В середине реки течение чуть ускорилось, и Андрей повернул обратно. Несколько сильных взмахов... Посмотрел на берег, оценил, что довольно далеко, и снова поплыл. Взмах левой - голова влево, взмах правой - голова вправо... Что? Что такое?.. На пологом берегу стояла девушка. Успел заметить тёмные волосы, длинное, деревенское платье... Девушка ли, женщина, не разберёшь. И всё же - девическая хрупкость, чуть склонённая голова... Откуда?
- Эй!.. - закричал Андрей.
Ему показалось, будто она вздрогнула, повернулась и пошла.
- Стой! Не уходи! - он отчаянно загрёб руками. На миг отвернулся - девушка исчезла, будто бы её и не было. - Ч-чёрт!
Подплыв довольно близко к берегу, он встал на ноги. На этот раз ил показался слишком мягким, слишком податливым, из-за возникших ассоциаций Андрею стало не по себе. Попытался вытащить ноги из тошнотворной жижи, но не тут-то было. Ил поглощал его сантиметр за сантиметром, и чем больше он дёргал ногами, тем глубже увязал. Паника овладела всем его существом, но вскоре он понял, как нужно действовать: ногами не шевелить вообще, зато руками грести изо всех сил. Это дало результат, и Андрей, наконец, выбрался на берег.
Побежал, осмотрел дорогу. Никого. Ушла! Андрей решил расспросить деда Афанасия про эту девицу при первом же удобном случае.
По указанному направлению он нашёл колодец с водой и несколько минут набирал воду в чайник.
В доме навёл порядок, разложил вещи. Сходил в лес за хворостом, чтобы хоть к ночи вскипятить полный чайник воды и напиться чаю. С печкой провозился довольно долго - огонь всё никак не хотел разгораться. Андрей сперва думал, тяги нет, труба, может, чем забилась. Но потом всё равно разжёг. Вышел во двор, убедился, что из трубы тонкой струйкой выплывает дымок.
Оказалось, что разжечь огонь - это так, семечки. Его нужно поддерживать в течение долгого времени, чтобы печь хорошенько истопилась, и можно было бы вскипятить воду. Андрей весь взмок, хоть выжимай, а вода в чайнике всё не закипала. Ночь уже. Махнул на это дело рукой. Попил тёплой водички, поел белого хлеба и решил, что завтра начнёт разбираться и с печью, и с электричеством.
За окном быстро темнело. Андрей вышел в сени с фонарём. Брезгливо, одной рукой поворошил дедовское тряпьё - хоть что-нибудь постелить на кровать. Но всё, как и ожидалось, было настолько неприглядным, затхлым и слежавшимся, что от этой затеи пришлось отказаться. "Ладно, как-нибудь перебьюсь", - подумал он.
Где-то вдалеке ухнул филин. Во дворе скрипнула калитка. Опять, в который раз за день, сердце ушло в пятки, отчего Андрей испытал липкую досаду на самого себя.
"Это либо ветер, либо... не ветер", - рассудил он и вышел во двор. Круг света от фонаря, перескакивая с места на место, выхватывал из темноты отдельные фрагменты: забор, калитка, уныло покачивающаяся на одной петле... От ветра? Кругом ни души. Подумал, что завтра, кроме всего прочего, займётся ещё и калиткой.
Он прошёл через сени, поднялся по лестнице. Рядом запел сверчок - этот "доброжелатель" всегда заодно с прячущейся по тёмным углам жутью. Обдало ночным холодом. Андрей зябко поёжился и толкнул дверь.
Дверь была закрыта.
"Спокойно, - сам себя постарался успокоить он. - Наверное, крючок упал".
Сколько раз такое бывало в городской квартире - выйдет на лестничную площадку поговорить с приятелем, а дверь захлопнется от лёгкого сквозняка. Тут же надо было постараться! На всякий случай поддал как следует плечом - не помогло. Матюгнулся себе под нос. "Мало того, что соседи странные, так ещё и сам себе проблемы создаю! - раздражённо подумал он. - Если только... Если только никто не играет со мной в кошки-мышки".
За спиной послышалось тихое мяуканье. Андрей резко обернулся. На ступеньке сидел котёнок с обрезанными ушами.
- А-а, это ты, - облегчённо вздохнул Андрей. - А я немного испугался. Что ж ты так поздно... Из еды у меня только хлеб, да и до него бы добраться.
Он вспомнил, что открыл все окна, чтобы проветрить избу: дышать было невозможно из-за попыток вскипятить чайник. Комаров же бояться ему не приходило в голову. Он опять вышел во двор, пробрался к открытому окну через колючие кустарники. Залезть внутрь оказалось делом простым.
Нервы под конец дня были уже на пределе. Замирая от ужаса, он посветил фонарём по всей комнате, во всех углах, в кухне и у двери.
- Ну, точно, крюк упал, - сказал сам себе и открыл дверь, чтобы впустить котёнка. На лестнице его не было. Он тихонько позвал: - Эй, кошак, ты где? Ау!.. Ну, не хочешь, как хочешь.
Закрыл дверь на крюк и вернулся в комнату. В темноте горели два глаза.
- Ну, блин, ты что! В окно запрыгнул, хитрец? Стыдно, конечно, признаться, но я который раз за день чуть в штаны... Ну, короче, ты понял.
Андрей по-хозяйски захлопнул все окна - закрывались они плохо, неплотно, без шпингалетов, неокрашенные рамы перекосились. И шторок им явно не доставало, но это точно не по его части.
Достал буханку, отломил кусок, положил перед котом.
- Звать-то тебя как, найдёныш? А? Ну, если не знаешь, будешь Василием до выяснения обстоятельств. Как тебе имя - Васька? Самое, что ни на есть кошачье.
Котёнок опустил голову, равнодушно посмотрел на угощение, понюхал. Нет, не то. Вдруг встрепенулся, прижал куцые уши к голове, повёл глазами, будто следя за чем-то, находящимся в комнате. Потом запрыгнул на узкий подоконник, толкнул носом окно, которое Андрей так тщетно пытался закрыть, да и был таков.
- Мм... не хочет. Значит - зажрался!
Андрей достал из рюкзака куртку, свернул и положил в изголовье кровати, мудро рассудив: "Используй всё, что под рукой и не ищи себе другое". Повертелся и так, и сяк, устраиваясь поудобнее на скрипучей панцирной сетке.
События дня проносились перед глазами, не давая уснуть. Поразмыслив, он пришёл к заключению, что ничего страшного или непонятного не произошло, всё, так или иначе, имеет рациональное объяснение. Только вот девушка на берегу - она-то откуда взялась? Если верить Афанасию, то в деревне уже много лет живут одни старики и старухи. С другой стороны, девушка могла приехать к кому-нибудь в гости. Да мало ли объяснений!
Но что-то было не так. Какой-то неуловимый изъян, червоточина. Например, дед сказал, что купаться в речке опасно, но не сказал почему. Про илистое, топкое дно мог бы и предупредить, что в этом такого? Однако он предпочёл нагнать таинственности.
Андрей пришёл к выводу, что многие странности прошедшего дня сводятся к эксцентричности нового знакомого, деда Афанасия.
В конце концов, усталость пересилила, и он, по детской привычке положив ладонь под голову, уснул.
Посреди ночи Андрей открыл глаза. Он лежал на спине и не мог ни пошевельнуться, ни вздохнуть. В горле пересохло. Его сковывал ужас. Безотчётный и леденящий. Не было слышно ни звука - даже сверчок смолк под окном.
Постепенно глаза привыкли к темноте, и он стал различать детали. Спинка кровати с двумя прикрученными к ней никелированными шишечками. Слева огромный деревянный стол. В глубине комнаты - велосипед.
Андрей понял, что состояние ужаса навеяно сном, от которого остались только смутные, угасающие образы. Ухватился за ускользающую нить, потянул... вот оно, приснилось... Приснится же!
Ночь, река. Холодное, зыбкое дно вцепилось жадно, тащит вниз, затягивает. Он понимает, что это конец, отчаянно пытается закричать, но не может. Только крик души, что жить-то ещё не начал... Неожиданно срабатывает, и безымянная сила выдёргивает его из воды. Теперь не жив и не мёртв, распластан, придавлен к земле. Туман клубится, скользкий и холодный, как змеиная кожа. Обволакивает, лезет в ноздри, глаза, не даёт вздохнуть. Кто-то склоняется над ним. Это девушка. Её мокрые длинные волосы касаются его лица. Что-то не так. Её лицо, оно такое знакомое, такое... родное. Но... Она шепчет, ей трудно, она шепчет через силу, почти шипит: "Брошь... Верни, она у тебя... Отдай...". Андрей силится ответить, но не может. На шее тяжесть, такая, что ещё немного, и он задохнётся. Это она давит, держит его. Надо оттолкнуть, но нет сил. Какая брошь? Не брал я никакой броши. Даже в глаза не видел! В глаза не видел. Глаза не видел. Глаз не видел. Как эхом отдаётся в ушах с нарастающей силой. "Видел! Глаз, глазок изумрудный. Брошка-брошечка, мамы моей".
Спустя несколько минут он сел на кровати, отчего металлическая сетка заскрипела предательски громко. Спустил ноги на пол, надел кроссовки и встал. Прошёлся по комнате, отгоняя ночные страхи, подошёл к окну и замер: во дворе, у калитки, спиной к нему стояла девушка в длинном светлом платье. Какая-то осиротелость сквозила во всём её облике. Худые плечи тихонько вздрагивали, будто от плача. Андрей был уверен, что это та самая девушка, которую он видел вчера на берегу. Ночь выдалась тёмная, по небу ползли облака, лишь изредка приоткрывая бледный лик луны. Удивительно, что он вообще заметил таинственную гостью. Теперь Андрей старался разглядеть её получше, но не получалось: луна опять скрылась за тучами. Он был точно околдован, никак не мог оторвать взгляда. Страха почему-то не чувствовал и даже не задавался вопросами, которые в обычном состоянии обязательно пришли бы ему на ум.
Вскоре он стряхнул оцепенение, охватившее его, и осознал всю нелепость ситуации: во дворе его дома стоит незнакомый человек, девушка, не пытается зайти внутрь - ну, это к счастью, - плачет... "Может, она скрывается тутnbsp; В доме навёл порядок, разложил вещи. Сходил в лес за хворостом, чтобы хоть к ночи вскипятить полный чайник воды и напиться чаю. С печкой провозился довольно долго - огонь всё никак не хотел разгораться. Андрей сперва думал, тяги нет, труба, может, чем забилась. Но потом всё равно разжёг. Вышел во двор, убедился, что из трубы тонкой струйкой выплывает дымок.
от кого-то? Ого, жертва насилия! Или просто заблудилась и не знает, где переночевать? А может, жила тут раньше, а я спугнул? Тогда где её вещи, ну хоть что-то? Надеюсь, она не местная сумасшедшая? Нет, у неё амнезия, и...". Всем предположениям не доставало одного: правдоподобия.
"Да просто-напросто угорел я с этой печки - делов-то! - а теперь любуюсь таинственным силуэтом в мерцании лунного света", - усмехнулся он. Самоирония не принесла облегчения, на душе становилось всё тягостней. В призраков Андрей не верил и не хотел верить, для этого он был слишком здравомыслящим.
Наконец, решился. Открыл обе створки окна и сказал громко, обращаясь к незнакомке:
- Извините! Я могу вам чем-нибудь помочь?
Девушка ещё сильнее задрожала. Только сейчас он заметил, что платье на ней мокрое, на плечах и спине грязные разводы. Даже показалось, что с подола срываются на землю мутные капли. Длинные тёмные волосы в какой-то гадости - тина или что-то подобное. Услышав голос, она медленно, не оборачиваясь, пошла к калитке.
- Эй, стой, я к тебе обращаюсь! - Андрей даже не заметил, как перешёл на "ты". Что-что, а пренебрежения он не терпел, вскипал моментально. - Стой, кому говорю! Ты чё, оглохла?!
Девушка продолжала всё так же неуверенно двигаться по направлению к калитке. Андрей одним махом перескочил через подоконник, угодив в местную достопримечательность - колючие заросли шиповника, ругнулся, вскочил на ноги, подбежал к девице и схватил за плечо.
Платье действительно было мокрым. Он успел почувствовать это за какую-то долю секунды, потому что в следующее мгновение рука с размаху провалилась в пустоту. Несмотря на мистический ужас, а может быть, благодаря ему, он заметил, что от девушки стало исходить слабое, едва заметное сияние. Она прошла через калитку, даже не попытавшись отворить её. Калитка при этом качнулась как от лёгкого дуновения. Вышла на дорогу и растаяла в воздухе - прямо на глазах у ошеломлённого Андрея.
Долго он не мог сдвинуться с места, всё стоял и смотрел на дорогу. "Так значит, это правда. Это бывает..." - стучали в голове ненужные, пустые мысли. Он вдруг почувствовал мертвецкую усталость, опустошённость, будто его выпили до самого дна. С трудом нашёл в себе силы вернуться в дом, пробирался на ощупь, как слепой, и упал на пресловутую панцирную сетку. Уснул сразу.
Утром проснулся с тяжёлой головой. Ночное происшествие казалось дурным сном. Но чем подробнее Андрей вспоминал детали этого сна, тем больше убеждался в его реальности. Если это и был сон, то наяву.
У кровати сидел котёнок. Он жалобно глядел на Андрея снизу вверх, то ли есть просил, то ли сочувственно спрашивал: "Ну, как ты, дружище, после вчерашнего?".
- Плохо, Васька, плохо, - ответил Андрей, имея в виду и то, и другое, и осторожно выглянул в окно.
Калитка безжизненно висела на одной петле, напоминая о ночном кошмаре. Что-что, а калитку он в состоянии исправить: руки давно ждут работы. Да и надо было чем-то побыстрее занять себя, чтобы окончательно не свихнуться. Первым делом нашёл в сенях молоток, старую ножовку и другие приспособления, помогающие придать калитке правильное, вертикальное положение относительно забора и то, в чём она давно уже нуждалась - утраченную дверную петлю.
Он и не подозревал, что такое на первый взгляд безобидное дело, как ремонт калитки может отнять столько времени. В итоге он всё же худо-бедно справился. Но без травмы не обошлось: вогнал под ноготь занозу, а потом доставал её, матерясь и ругаясь, столько же времени, сколько чинил злосчастную калитку. Кроме того, в процессе ремонта обнаружилось, что ему не хватает некоторых инструментов и материалов, а ведь предстояло ещё много работы. Андрей достал из рюкзака ручку, тетрадь и аккуратно записал всё, что ему следует приобрести в ближайшее время. Сдаваться без боя он не собирался.
День разгорался, и тратить уйму времени на топку печи только для того, чтобы вскипятить чайник, Андрею не хотелось. Вместо этого он сделал то, что хорошо умел: разжёг костёр прямо во дворе. По крайней мере, сумел сам себя напоить чаем.
В рюкзаке у него хранилось настоящее сокровище: складной спиннинг, который перед отъездом он долго выбирал в "Спорттоварах" вместе с отцом, заядлым рыбаком. Теперь он извлёк его на свет, собираясь сегодня же проверить в деле. Рыбалка была страстью - уж точно круче любой компьютерной игры! В сенях Андрей нашёл старый алюминиевый котелок. Картофель и соль решил позаимствовать у Афанасия, а может быть даже купить, если старик будет не против.
Захватив с собой спиннинг, он вышел из дома. Солнце стояло уже достаточно высоко, освещая мягко стелющиеся холмы, сухие, располагающие к себе перелески, деревенскую церковь на возвышении.
Издалека она была похожа на простой дом, с той лишь разницей, что над основной кровлей надстроена ещё одна точно такая же, но размером вдвое меньше, увенчанная круглым куполом с крестом - маковкой. Была она белее, чем обычная изба. Крыша и купол не сверкали золотом, как у роскошных городских храмов, но церковь производила впечатление чего-то благостного, дарующего покой.
"Сначала в церковь", - решил Андрей. После кошмарной ночи слова деда Афанасия стали казаться ему не старческим бредом, но мудрым и даже дельным советом. Как будто старик знал, что нечто подобное могло произойти. Эта девушка, ночью, была чем-то из другого мира. Привидением, а, следовательно, нечистью. Священники в церкви - как же их ещё называют? а, "батюшки"! - так вот, они должны точно знать, что следует предпринять Андрею, чтобы такого не повторилось.
В плане веры Андрей стоял на каком-то перепутье. Родители с детства не прививали ему религиозность, потому что сами были атеистами, родились и большую часть своей жизни прожили в Советском Союзе. Впрочем, после распада Союза оказалось, что отец православный. Это не было данью моде, просто раньше о таком не принято было говорить. Не то, чтобы стыдно или страшно... Не принято - и этим всё сказано. Каким же образом Андрей был крещён - известное дело: бабушка Ирина Петровна настояла, чтобы обоих внуков, сначала Андрюшу, а потом и Кирилла, окрестили ещё в младенчестве. Родители и не думали перечить: надо, так надо.
К церкви вела узкая, заросшая травой и полевыми цветами тропинка. Она то круто ныряла вниз, то взбегала на вершину пригорка. Наконец Андрей стоял перед крыльцом, но отчего-то не торопился входить. Что-то тяготило его. Невыносимая тишина. Не абсолютная, а именно невыносимая. Птица прощебечет, будто спросит: есть тут кто живой? И смолкнет тут же, прислушается. Кузнечик застрекочет - стихнет. Одиночные, робкие звуки, чтобы не тревожить лишний раз, остаться в ладу с царящим тут безвременьем. Как будто ждут его, спрашивают: ну что же ты? Или говорят: когда-то и ты.
Андрей осмотрелся. Вокруг церкви располагался деревенский погост. Сразу и не заметишь: деревянные кресты утонули в высокой траве. Время иссушило, сбило спесь с них, гордо стоящих. Некоторые завалились набок, осели вместе с могилами, стали ниже травы, чуть не вровень с землёй.
Сзади послышалось учащённое дыхание, кто-то спешил за ним. Андрей резко обернулся - никого. Нервишки пошаливают. Больше медлить не стал, вошёл в храм.
Священника внутри не оказалось. По стенам были развешены старые, потемневшие иконы. Некоторые места зияли пустотой. Андрей догадался: воры побывали, утащили всё, что могло, по их мнению, представлять хоть какую-то ценность. Около некоторых икон горели тонкие свечи.
Из дальнего правого угла вдруг послышался шорох. Старуха, вся в чёрном, распрямила, как могла, сгорбленную спину и уставилась подслеповатыми глазами на вошедшего.
- Здравствуйте, - сказал Андрей громко. - Вы не знаете, где батюшка? Мне спросить надо...
- Нету батюшки, уже два года как нету. Осиротели мы, - сухо прошамкала она.
Андрей стоял, потупившись. Не уходить же просто так, без всякого совета.
- А чаво спросить-то? - уже помягче обратилась старуха, заметив его нерешительность.
- Не знаю даже, как сказать... Я поселился в доме моего деда, Семёна Рогожина. Но там такие вещи происходят... Например, вчера ночью во дворе стояла девушка, я вышел, а она исчезла. Сама по себе, понимаете? Как будто испарилась. Так вот, я думаю...
- Сеньки Рогожина-то дом? Знаю, знаю... Стало быть, внук?
- Ага.
- Ну так, ходят неприкаянные... Как ночь - начинается, то вздох, то стон, а то и сам покажется. За грехи наши, родителей наших... Во дворе, говоришь? Значит, боязно ей было войти, спугнул. Войдёт ишо.
- Вы так говорите, будто... А что мне сделать, чтобы она вообще никогда не входила?
- Ишь ты... Только поселился, а уже порядки наводит. Особо ничё и не сделаешь. Не пустишь, начнёт по деревне бродить, а всё равно - вокруг да около. На вот... - старуха порылась в своей котомке, достала пузырёк. - Святая вода. Окропи в комнате, в сенях... Вот так вот - крестообразно. Читай "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа", "Благодать Святаго Духа" и "О храмине, стужаемой от злых духов". Икону поставь в красный угол. Сколько-то не будет беспокоить. Батюшка надолго сделал бы... Крещёный? - спросила она строго.
- Крещёный, - Андрей для пущей убедительности показал бабуське крестик на цепочке, который мама одела ему перед отъездом. - Только вот... Иконы нет, и молитвы эти не знаю.
- Неучи, слова божьего не ведают. Иди, дам, - она, кряхтя, держась за спину, едва передвигая ноги, пошла в закуток, по виду напоминающий прилавок. Нашла маленькую книжечку, икону, дала Андрею. - Вот, ищи там, кажись на первой странице. Я-то совсем не увижу.
- А стоит сколько? - Андрей с готовностью потянулся за кошельком.
- Нисколько не стоит. А вот если свечи привезёшь из города - хорошо.
- Ладно, буду в городе, куплю свечи. Спасибо вам большое, - Андрей начал энергично рассовывать по карманам полученные ценности.
- Душа-то бессмертная... Осталась тут, ходит - не просто так. И сказать не скажет. Узнать - дорогого стоит. Душу освободишь заблудшую и сам освободишься. Ты это... помолись за неё, - старуха дала ему в руку маленькую свечку, подвела к иконе, около которой уже горела свеча. - Зажги, поставь... Вот так.
- Как помолиться-то?
- Не знаешь... Подумай хоть.
- Подумал, - сказал Андрей через минуту-другую.
- А будешь в городе, сходи ко причастию.
Первым делом Андрей вернулся в дом, поставил икону на видное место, проделал всё то, о чём говорила старуха. Потом взял велосипед, спиннинг и со спокойной душой поехал на рыбалку.
Улов получился не слишком знатный, но всё ж таки: два карася, окуньки, ёрш. Дед Афанасий выдал Андрею кулёк картошки, соль и пару луковиц. От денег категорически отказался. Зато навестил соседа по-соседски, похлебал ухи из солдатской чашки, найденной Андреем в кухонном столе, похвалил хозяйские кулинарные способности, о которых хозяин раньше не знал, но догадывался. И правда, ушица вышла на славу, наваристая, просто объедение.
Надо сказать, что в кухонном столе помимо разнообразной столовой утвари времён царя Гороха, нашлась пара старых книжек, имеющих, по мнению Андрея, антикварную ценность. Достаточно было взглянуть на годы издания 1898, 1899 и на твёрдые знаки, которые что-то, да значили! Книжный "уловЪ" не мог не обрадовать такого истого читателя, как Андрей. Всего две книжки в видавших виды обложках. Одна из них - "Практическое руководство к приготовлению всевозможных кондитерских изделий". Кто бы мог подумать такое про Семёна Рогожина? А ведь это могло означать, что ему, Андрею, именно от деда передалось возникающее иногда неуёмное желание похозяйничать на кухне. Но с другой стороны, совсем не очевидно, по каким причинам данный талмуд оказался в доме. Вторая книжка - явно беллетристика, и называлась она "Непокупное". Неброское, но запоминающееся название.
Пока он отложил находки в сторону, до лучших времён, предвкушая удовольствие от чтения старых, а, следовательно, редких книг. К тому же, если они оказались в доме его деда, то могли пролить свет на его личность, как вариация на тему "Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты". Как бы поверхностно это ни звучало, но какая-то доля смысла в этом была. Сам Андрей читал достаточно много, в основном фэнтези и фантастику российских авторов. Но иногда "попадал" и на более серьёзные книги - Фаулза, Набокова, Достоевского, Толстого, Кизи... Он находил интересующие его произведения в интернете, а потом читал с экрана своего плеера. Пока была работа, времени на чтение хватало: два часа на метро туда, два часа обратно.
- А я сегодня в церковь сходил, она и вправду открыта, вот только батюшки там нет, - завёл разговор Андрей. - Бабулька только одна была, вся в чёрном.
- Это правильно, что сходил. А старуха - Пелагея, следит за храмом.
- Афанасий, я девушку тут видел, - волнуясь, произнёс Андрей. - Сначала на берегу, а потом она к дому приходила ночью.
- Девушку? Нет тут девушек уже много лет. Тени, а не девушки, - нахмурился дед.
- Тёмные волосы, платье длинное... Только, понимаете... Я, конечно, в басни про привидения не верю, но сегодня ночью... Она растаяла прямо у меня на глазах, как голограмма какая-то трёхмерная! И сон приснился в тему. Конечно, глупости всё это, но... Не по себе мне. Такое впечатление, будто я её раньше видел. Вы ведь знали моего деда. Может, эта девушка имеет к нему какое-то отношение? Я прямо не знаю, что и думать.
Дед Афанасий долго молчал. Сидел на табуретке прямо, как кол проглотил, с застывшим взглядом. Андрей даже забеспокоился: ещё бы, ввёл человека в ступор своими бреднями. Наконец, взгляд старика приобрёл осмысленное выражение, и он начал говорить, с трудом подбирая слова:
- Одногодки они были. Так любили друг друга, не разлей вода. У него отец не вернулся с фронта, а матери вовсе не было. И та с войной осиротела. Сестрёнка у неё ещё была, Софьюшка. Бабка старая за ними обеими приглядывала. За Азой только вполглаза поспевала. Да тётка ещё на краю села жила - в другие полглаза. Вот и недоглядели на целый глаз...
Так уж у них повелось - всегда вместе. Где Сенька? Известно дело - с Азой хороводится. Где Аза? С Сенькой убегла. Но не всё коту масленица. Повестка ему пришла, стало быть, в армию служить. Взял он тогда с неё обещание, что ждать будет. Да не просто взял, а в залог потребовал вещь, что дорога ей была, чтоб ни с кем ни-ни. Не верил Азе что ли своей? А кто не верит, тому и самому веры нет. Дала она ему обещание и брошь, то ли золотую, то ли серебряную... С камушками, чё ль, какими... От матери ей перешла, семейная реликвия, стало быть. Хотела, чтоб вспоминал почаще. А он хотел, чтоб Аза сердце своё никому не отдала, при нём как бы была. Может, и сам ей вещь какую-то дал, не знаю... Да только никаких семейных реликвий, ценностей, быть у него не могло. Откель?
Опрометчиво с её стороны... А он о чём думал, когда зарок брал? Так ли уж волновался, что не дождётся? И то верно, красивая была, только худая больно, тонкая, как стебелёк. А потом и вовсе прозрачная стала...
Служить ему выпало на море, на корабле. Письма слал сперва, фотографию даже как-то. Показывала она, по всей деревне бегала. Но письма шли-шли, да и перестали. Куда пропал? Ей не отвечает. Она уж за сердце хвататься. А потом пришла карточка - так, мол, и так, решил продолжить карьеру военного - о как! Дескать, в военное училище.
Хоть бы девку не мучил. Она всё думала - позовёт, да куда уж там. Сказал бы: не жди, а вещицу ту, заветную, вернул бы. Может, путём бы и кончилось. Были такие, что по Азе сохли, чего скрывать-то... Вились женихи-то... А тот - нет. Ни сном, ни духом. А она ждёт, да ждёт. Вот она верность-то голубиная.
Странной стала... Заметили, что в дом к нему ходит, ночует. Ходила, ходила. Потом глядим - куклу тряпичную таскает. Вроде как младенец её. Рассудком помутилась. Тогда-то я и узнал про брошь эту, реликвию, которую она Семёну дала вместе с обещанием дождаться. Бубнила про неё, когда её вразумить пытались. Едва разберёшь, но я-то понял.
А потом пропала. Кинулись искать Азу нашу - нет нигде. На берегу нашли куклу её тряпочную. Утонула в реке Аза. Искали - не нашли. Похоронили куклу вместо неё.
И хорошо, что она не узнала, что Сенька-то семьёй обзавёлся. Бог миловал, - сурово произнёс дед, сверкнув по своему обыкновению глазами. - А я свой зарок дал. Вернётся Семён - руки не пожму. Бабка её вскоре тоже почила. Сестру, Софью, в городской детдом отправили.
После рассказа воцарилось молчание. Самым странным было появившееся чувство дежа вю, ощущение того, что Андрей всё это когда-то знал, но благополучно забыл. Как будто его память была запыленным стеклом, которое в кои-то веки протёрли ветошью. Эмоции узнавания начали захлёстывать его, но он остановил себя: психологам давно уже известно, что явление это называется ложной памятью. Подсознание стремится создать иллюзию воспоминания, чтобы уменьшить страх перед неизвестным.
Но кое-что никак не могло быть ложной памятью, а именно - пресловутая брошь. Дед Афанасий, рассказывая историю про Азу, не знал о том, что сегодня ночью Андрею приснился такой сон. Ни Афанасию, ни старухе из церкви Андрей не рассказывал о нём. Хотя бы потому, что он не какая-нибудь досужая кумушка, которая докладывает о своих сновидениях всем, кому не попадя. Итак, медленно, но верно его ночные страхи начали приобретать атрибуты реальности. Кошмар становился явью. Без всякого предупреждения. Подло, как выстрел в спину.
Когда Афанасий ушёл, Андрей принялся листать книги, найденные в кухонном столе. Из "Непокупное" выпал сложенный вчетверо листок в клетку. Крупными, круглыми буквами на нём было выведено: "С.Р.". Нетрудно догадаться, что записка предназначалась его деду, Семёну Рогожину. Он осторожно развернул пожелтевший от времени листочек, начал читать и с первых слов понял, что это ни что иное, как наивное и чистосердечное признание в любви: "В моих глазах ты будто наполнен светом. Ты идёшь со мной рука об руку, летишь со мной, когда я становлюсь птицей. Когда я сплю, то кладу голову на твоё плечо. Я хочу прикасаться к тебе снова и снова. Хочу видеть тебя перед собой и слышать твой голос. Я живу, пока ты говоришь со мной. Все помыслы о тебе. Все мои несчастья - от тебя. Все мои радости - с тобой. Ты заслуживаешь ненависти, но вызываешь любовь. Если ты перестанешь существовать, то свет твой останется со мной". И подпись: Аза Лукова.
Андрея зацепила фраза "заслуживаешь ненависти". Что именно вкладывала Аза в свои слова? Возможно, её возлюбленный не слишком хорошо с ней обращался? Опять вопросы, ответа на которые он не находил. Но кое-что было очевидным и не требующим доказательств: любовь Азы к Семёну Рогожину была сильной и самоотверженной. Андрей вспомнил о бабушке, Ирине Петровне. Аза - первая любовь его деда, значит Ирина Петровна - та, на которую он променял Азу.
Много отдал бы, чтобы Настя его так любила. И также открыто и простодушно говорила об этом. Ему вдруг захотелось услышать её голос, неважно, пошлёт ли она его, а если пошлёт, то насколько далеко. В общем-то, он это заслужил. В крайнем случае, можно сделать вид, что ошибся номером. Андрей достал телефон. Разряжен... Как такое могло произойти? Обычно зарядки хватало дней на пять. Значит, не судьба.
День потихоньку клонился к вечеру, и солнце уже раскинуло розовые крылья, охватив ими землю от горизонта до горизонта. Грядущий день обещал быть жарким. Андрей вышел во двор и доел остывшую уху прямо из котелка - не пропадать же добру. Хлеба осталось чуть, вся надежда на завтрашнюю машину. Через день-другой надо будет обязательно сгонять в город, закупить продуктов целый рюкзак, инструментов для работы, сходить в церковь, причаститься, как посоветовала бабка, да и - смешно сказать! - помолиться за девушку эту, Азу, попросить у неё прощения за деда. Наделал дед делов, а внуку теперь расхлёбывать... Эх! Ну да ладно, авось, всё будет хорошо. Кому рассказать, не поверят. Зато теперь он знает, что всё это правда - призраки и прочая, и прочая... Главное, чтобы никто не разнюхал про это его "знание", а то упекут в психушку по самое не хочу!
Целый день остался позади, а сделать он так ничего и не успел - ни проводку, ни печь. Но главное - освятил дом, обрызгал святой водой каждый угол, как показывала Пелагея, и молитвы прочитал. Трудно поверить, что такие незначительные действия могут как-то помочь делу, но ведь и в призраков не так легко поверить.
Андрей закрыл окна, проверил прочность дверного крюка и, успокоенный, лёг спать. Ночью ему приснился сон, будто идёт он по красивому, светлому лесу. Трава сочная, умытая, как после дождя. У деревьев ровные стволы, высокие, раскидистые кроны. Сквозь яркую листву падает солнечный свет. Его не покидает ощущение того, что он дома - так спокойно и радостно на душе. Вскоре Андрей понимает, что идёт не один. Более того, держит за руку кого-то, кто ему бесконечно дорог. Кто с ним как одно целое - может быть, поэтому он не сразу ощутил присутствие этого человека, словно тот был его вторым "я". Вот они выходят на поляну, ещё более располагающую, чем сам лес. Где-то неподалёку журчит ручей. Он тянет за руку свою спутницу, что-то говорит, оборачиваясь, и, наконец, видит её, свою ненаглядную. Тёмно-русые волосы изысканно оттеняют её необыкновенно белую кожу. Взгляд больших серых глаз наполнен нежностью и любовью. Простой ситцевый сарафан, длинный, ниже колен, смотрится на ней лучше, чем роскошные платья на королевах - с иллюстраций из тех книг, что довелось ему прочесть. Она улыбается, обнажая ровный ряд ослепительно белых зубов. А он опять, в который раз, загляделся, да так, что споткнулся и улетел кубарем в траву. Пришлось сделать вид, что специально, расхохотаться и раскинуть в стороны руки. Со смехом, думая, что он дурачится, она кувыркается за ним следом. Несколько мгновений влюблённые лежат, держась за руки и глядя в бесконечное небо. Вдруг она вскакивает, зачерпывает воду из ручья, подбегает к нему и, предвкушая удовольствие, выплескивает на него град сверкающих, радостных, как весь мир вокруг, капель...
Он проснулся оттого, что сверху на него капала вода. Поморщился, вытер рукой лицо, с трудом открыл глаза. В темноте над ним маячило белое овальное пятно с размытыми краями. От ужаса Андрей начал задыхаться. Лицо! Это она, девушка из его сна, понял вдруг с убийственной ясностью.
Вода капала с длинных волос, свисающих над ним как плети.
По мере пробуждения обострялось зрение, отчётливей становился контур белого овала. Он увидел, что глаза её закатились, а бескровными губами она нашёптывает что-то, как заклинание. Одной рукой незваная гостья вцепилась в спинку кровати, а другой опёрлась на его грудь. Андрей почти не мог дышать, холод от этого прикосновения пронизывал его насквозь. Лицо незнакомки было обращено к окну, из которого проникал в комнату ровный лунный свет.
В окне мелькнула сперва одна тень, через секунду - вторая. Андрей обратился в слух. Дважды скрипнула калитка, послышался шум в сенях, а затем - сильный стук в дверь, да так, что крюк запрыгал, издавая громкое металлическое лязганье. Утопленница задрожала как осиновый листок, но не изменила позы, продолжая нашёптывать одной ей ведомые слова.
Стук в дверь не только не прекратился, но и стены начали содрогаться от ударов неизвестной силы, и даже, казалось, крыша заходила ходуном. С потолка начала срываться штукатурка.
- Шепчешь! Что ты шепчешь, ведьма, пусти! - натужно выдавил Андрей и невероятным усилием вывернулся из-под её руки.
Только он вскочил на ноги, как она поднялась следом и, протягивая вперёд левую руку, шатаясь, направилась к нему. Её глаза были почти белые, и Андрей понял, что она не видит.
- Уйди! Что тебе надо, что ты наколдовала, посмотри! - он повёл рукой вокруг, показывая на вибрирующие стены.
Она как будто попыталась шептать громче, но у неё плохо получалось, и наружу стали вырываться шипящие и свистящие звуки. Тем не менее, кое-что Андрею удалось разобрать:
- Ты знаешь, что нужно сделать... Отдай, иначе... Они ждали... Не отступят... Освободи и освободишься...
Он пятился назад, а она медленно надвигалась, продолжая шевелить мертвенно бледными губами. Ещё несколько шагов и он уткнётся спиной в сотрясающуюся от ударов дверь. Тогда всё, конец - почему-то он не сомневался в этом. Что бы там ни было за этой дверью, оно не представлялось Андрею столь ужасным, как это исчадие ада! Он подбежал, поднял крюк и распахнул дверь, предусмотрительно отпрянув в сторону. Стук прекратился, наступила тишина. Андрей, почувствовав на шее прикосновение холодной руки, пулей выскочил в сени. Он побежал по направлению к дверям, как вдруг ощутил мощный удар по голове и упал, потеряв сознание.
Голова раскалывалась. Андрей протянул руку, чтобы ощупать макушку, и испачкался в чём-то липком. Кровь. Перед глазами поплыли радужные круги. Мало-помалу вспомнилось всё, что произошло ночью. К счастью, уже рассвело, и сквозь маленькое прямоугольное окошко под потолком был виден кусочек серо-голубого неба. День степенно входил в свои права.
Рана оказалась небольшой, и крови вытекло не много. Рядом лежала лопата. Он был уверен, что его огрели по голове именно ею.
Андрей осмотрел сени. Ничего не изменилось, только потенциальное "оружие" - как-то: коса, вилы, грабли - было повалено на пол, а не прислонено к стене, как обычно. Если бы его хотели убить, подумал он, то, конечно, убили бы. Взять те же вилы... Бр-р! Однако предпочли аккуратно оглушить лопатой. Чем обязан такому снисхождению?
Да что он всё "они", да "они". Не "они", а вполне конкретная "она", Аза, девушка, душа которой осталась бродить по земле. Ясно ведь, отождествляет его со своим возлюбленным, который оставил её в деревне, а сам уехал в город делать карьеру военного, кстати, весьма успешно. По словам деда Афанасия, Аза сошла с ума, а потом утонула в Коломице. Это находит подтверждение в том виде, в котором она является Андрею - вся мокрая, с волос капает вода...
В комнате было пусто. Нет, ночевать здесь он больше не будет. Все те молитвы, которые прочитал, икона, святая вода - ничего не помогло, призрак оказался сильнее. Теперь Андрей очень торопился. Каждая минута, проведённая в этом доме, тяготила его. К счастью, то, что он искал, нашлось довольно быстро. Он облегчённо вздохнул. Прихватил с собой лопату, ту самую, сыгравшую роковую роль, вышел из дома и направился к церквушке, белеющей на вершине холма. Помощи просить он больше не станет, это бессмысленно. На уме было кое-что другое. Он шёл и поминутно оглядывался, не увязался ли кто следом. Небо затянулось тучами, дул резкий, порывистый ветер. Поднявшись, Андрей стал бродить вокруг церкви, читая надписи на могилах. Вот, нашёл. Аза Лукова, 1931 года рождения, одногодка с его дедом. Поколебавшись несколько секунд, приступил к работе. Главное, чтобы никто не застал его за столь странным занятием. Достал крест, прогнивший у основания, положил чуть поодаль. Через несколько минут рядом с могилой вырос высокий холм свежевырытой земли, а Андрей так уработался, что пот катил с него градом. Рана на голове заболела и снова начала кровоточить. Он снял футболку и, как умел, обмотал ею голову, а затем продолжил копать. Вскоре лопата упёрлась во что-то твёрдое. Вот оно. Андрей аккуратно соскрёб землю с крышки гроба и пригорюнился. Как всё просто было в его представлении - откопает, откроет... Но как же трудно это осуществить! Однако нельзя терять ни минуты, того и гляди застукают. Сжав покрепче зубы, он снова принялся за работу и скоро смог приподнять крышку, а затем и вовсе снять её.
Кукла. Та самая, тряпичная, которую, по словам Афанасия, таскала за собой Аза, думая, что это её младенец. Впрочем, в правдивости рассказа Афанасия он не сомневался.
Теперь - самое главное. Андрей достал из заднего кармана шортов тряпицу и бережно развернул её. На ней лежал тёмный, длинный волос. Одна из старых книг, найденных в доме, принадлежала Азе, о чём свидетельствовала надпись карандашом на титульном листе. Видимо, читая эту книгу, девушка уронила в неё волос со своей головы.
К этому времени Андрей уже успел поразмышлять о том, почему душа Азы не упокоилась, а продолжает ходить по земле и тревожит живых. Одной из веских причин могло быть то, что тело её осталось не погребённым. Именно это он и пытался сейчас исправить. Как можно более торжественно положил волос в полусгнивший гроб, рядом с куклой. После этого перекрестился, задвинул обратно крышку и стал заваливать землёй. Закончив с этим, как можно тщательней замаскировал могилу травой, установил крест и поспешил покинуть сиё унылое место.
Сходил к реке, тщательно умылся и почистился. После этого направился к Афанасию. Несмотря на пасмурную и ветряную погоду, старик был на своём "посту".
- Здравствуйте, Афанасий. Во сколько придёт машина с хлебом? - с ходу начал Андрей, не рассусоливая понапрасну.
- Так ведь была уже, опоздал ты.
- Как? - растерялся он.
- Как, как... Взял на тебя, не переживай. Щас принесу. А ты... это... Чего с лопатой-то?
- Так... червей копал на рыбалку. Оставил их на берегу, в банке.
- А-а, ясно.
Дед ушёл в дом и немного погодя возвратился, неся с собой пару буханок.
- Спасибо вам! Опять меня спасаете. Принесу деньги.
- Да чего уж там...
- А во сколько машина приходит?
- По-разному, - потупившись, ответил дед. - Кто её знает... Я-то с ранья слежу, только вдалеке увижу...
- Хм, ну ладно... - озадаченно проговорил Андрей.
- Сахар хоть возьми, как чай без сахара-то, - Афанасий протягивал ему полиэтиленовый кулёк с кусковым сахаром.
- Не даёте умереть с голоду! Спасибо ещё раз, - поблагодарил Андрей, взял сахар и пошёл к своему дому.