Чваков Димыч. Армагеддон на связи

АРМАГЕДДОН НА СВЯЗИ

время

время страстно врачует нас,

ампутируя несогласных...

ампутирует без прикрас

ежемесячно, ежечасно...

время добрый, но жёсткий врач:

время пестует, время лечит;

время ходко несётся вскачь,

как импеллер Сансары вечный.

Армагеддон XXI

- Тиха, как заповедь монаха,

моя останняя скрижаль...

И жизнь в скиту - совсем не сахар,

хотя её я обожал,

когда неистово молился

и частью Духа всё же стал -

он эманацией струился

и плавил нежностью уста...

Так говорил унылый старец,

топча в миру свою стезю.

Апокалиптикой ударив,

взрывал слова и мысли зюйд...

Ломал неистово берёзы,

крушил дубы и тополя

да расплетал стальные косы,

пока не лопнула земля,

по швам разломов разорвавшись

до потаённой глубины...

Ласкал фискальный лик уставшей

немало видевшей луны

ночные страстные пожары,

когда рванул Армагеддон.

Сияли на' небе Стожары,

бес подносил к глазам ладонь

и уносился взглядом в космос,

читая дьявольский псалтырь...

...Плеяды распустили космы,

стесняясь стадной наготы...

Тиха, как заповедь монаха,

моя последняя печаль...

Армагеддон - вершина краха,

Завета Ветхого причал.

*перманентный Армагеддон*

есть в каждом сердце бес и ангел...

да только, знаете, всегда

у беса лучше лягут гранки

по историческим ладам...

и, слышишь, качество пиара

непревзойдённей, коль рогат...

играет ангельски гитара,

но бубны* громче говорят...

ещё - у беса сил до чёрта,

а ангел быстро устаёт...

чертей полно любого сорта -

бес из-под шляпы так и прёт...

есть в каждом слове бес и ангел

да только, знаешь, иногда

не видит правды даже Ванга

по историческим ладам...

* - в Древней Руси бубен считался музыкальным инструментом нечистой силы;

Низменные страсти

Рванул Армагеддон из-под земли

линялым войском адского созыва

и, транспарант вздымая "Game complete",

тащил мой мир в кошмар большого взрыва.

Исиду да Осириса не тронь! -

остались зимовать в разверстом пекле -

как саламандры, бросившись в огонь...

...как в боулинге рухнувшие кегли.

Но ничего, переживём беду,

из пепла возродившись, Феникс словно.

Написанный мне скрининг на роду -

как счастие бессмертья уготован.

Мне бонусом - прекрасная игра,

когда открыты у партнёров карты -

три тысячи сверкающих карат

дремучего и тёмного азарта.

Игра ценою в жизнь

Я мысленно преследуем богами;

моё имаго выпадает в снос,

а в прикупе опять лежачий камень

да погорелый в прошлой жизни мост.

На шельфе нефтью чуть не захлебнулся

солёный Босх в подсолнечном Баку.

Дробился Каспий по веленью пульса

и в небо изгибал эрзац-строку;

по ней подняться просто невозможно,

любить сей путь решительно нельзя.

И бьётся жилка - метроном подкожный -

упрятанная в прошлое стезя,

где весь мой век, преследуем богами...

Я прикуп взял и объявил игру,

опутанный долгами, как шелками,

снимая ставок прежних мишуру.

Иуда поэт

(размышления у картины Николая Ге "Тайная вечеря")

Благородные позы тумана

я встречал на полях по утрам

и свербела, и мучила рана,

что страшнее пугающих ран...

Кровоточила злыми стихами,

хлёстким строем магических слов;

моё сердце - классический камень,

моё творчество - лишь ремесло:

где умение, где-то наитье,

где-то опыт, а где-то прорыв...

но не лидер я, точно не лидер,

в пустоту ненаправленный взрыв...

Опадает туман по распадкам,

растворяется в воздухе сном.

Пробираюсь звериной повадкой

на излёте видений ночном.

В камышах предаются русалки

неумеренной страсти любви,

я же только вернулся с рыбалки -

"наплевать на них" сделаю вид.

Мне пора собираться в дорогу,

чтоб покинуть комедию грёз,

помянувши, как водится, Бога,

и поднявши за здравие тост.

И однажды предутренней тенью,

словно падший апостол Христа,

я в одно из Его воскресений

незаметно исчезну с холста.

Новичок-игрок-катала

Не фраер бог, а черти не каталы,

и банк сорвать не выйдет с кондачка.

В чертей строю есть промежуток малый -

быть может, это место новичка...

Ему попрёт, так ведьма предрекает,

отправив потихоньку на игру

совсем почти, как мама дорогая,

которой не хватает на икру.

Он за столом соседствует с blackjack-ом,

массируя в кармане талисман...

Ах, новичок, в одну и ту же реку

нельзя войти - кругом один обман:

расклад пустой, "рубашка" не из ситца

от крапа отвернулся даже фарт,

и мелкий бес в предбаннике глумится,

копытом помечая смену карт.

Худеет ночь - в страну приходит лето,

съезжаются к сезону шулера,

а новичок - теперь уже отпетый -

под покер коротает вечера.

Не фраер сам, а "черти" не каталы,

и банк сорвать нетрудно с кондачка.

Остановиться б, но ему всё мало -

раз он в зеркальных с призмами очках.

Но тут подходит время охмелиться -

вошёл в игру какой-то господин

и врезал так без всяких репетиций,

что в выигрыше только он один.

Круговорот случается внезапно

и деньги без хозяина уже...

Вот наколол он на колоду крап, но

с каталами сей финт непрохонже.

Глобальное потепление в условиях многополярности

Струится пот по городам и странам,

снимая перегрева урожай...

Ледащий пёс с верёвки рвётся рваной,

а ты ему сегодня не мешай.

Земля влетает в дебри революций.

Подначенных подкупленных родов

все связи поизношенный рвутся

на фоне разрушенья вечных льдов.

Такие безутешныя начала

в логическом отсутствии конца;

каверны ржой побитого металла

и роз шипы для красного словца -

всё это символизмы погремушек,

пустышечных плакатов агитпроп...

Полно полным второстепенных рюшек,

а посуливший праздничный сироп

рогатый поц походкой многозвёздной

уйдёт в сторонку - видно, быть беде;

и президент надменный, но пастозный -

как будто трап в отравленной воде!

Но нету слов для пущих оправданий

и для иных утраченных затей;

струится свет по обнажённой ткани,

снимая урожай пустых смертей.

Виртуальный Армагеддон

Парашютного шёлка облак

в первозданных - с утра - дымах

Бог-отец поразвесил воблой,

протащив сквозняком в дома.

Парафраз сокровенных знаний,

ассорти заполошных чувств

жёсткой сечей на поле брани

отклоняют концепт лачуг.

Пламенеет азарт отваги,

бледен образом лишь герой.

Сервера атакуют баги

ультиматумом карт Таро.

Саботируя свет науки,

веру в дьявола взяв на щит,

в бой стремятся эрзац-вампуки

плотоядные, как клещи.

Парашютного шёлка облак

их развеет по свету в пыль,

просветлив православный облик,

укрепляя священный тыл!

Сокрытый в недрах код

Порву на тряпки, чтобы не жужжали

противники противные мои!

Понятия - пацанские скрижали,

а кукуруза - летошний маис.

Но между тем - слова козырной меди

на языке трагически просты...

Смеётся в стратосфере вольный ветер,

бликует в атмосферу монастырь.

Сейчас я зол, почти неадекватен

и брошен на дорогу - посреди;

есть А и Б, есть сумма их в квадрате -

я "крышу" обо всём предупредил.

Есть снежный ком извечного безумья,

когда конфликты множатся в тиши.

Наводит на плетень моих раздумий

бесшумное скольжение рейсшин -

как здравый смысл... или совсем не здравый

гуляет по засекам. Всякий год

обидно за халяльную державу

и за её сокрытый в недрах код.

Дьявол сбросит Prada

Революций между умерла надежда;

захотелось выпить, а потом испить...

Я хотел бы выжить более, чем прежде,

навостривши лыжи в заберег толпы;

напоив досыта, накормив до пьяна

дорогого друга - милого коня.

Нежные касанья, снежные поляны,

золотые вихри за собой манят.

Пропадает слово, остаётся дело,

песни и былины царствуют в седле

...неумело чертит забереги мелом,

оставляет море моря пенный след.

Отстреляли грозы холостым зарядом,

в дебри революций увлекая впрок.

Обмануть желая, дьявол сбросит Prada

и в лицо отвесит лёгкий матерок.

Умерла надежда революций между;

пролетела мимо, не задев лица...

Я хотел бы выжить более, чем прежде,

в мире бесподобном Господа-отца.

Схима

Хрущу травой на утренней заре...

Зарядка. Зябко. Ёжусь на ветру...

А в голове зудит анахорет:

"Ах, чёрт возьми, как мой характер крут!"

Давлю в себе гордыни интеграл,

молитвой депортируя чертей,

и ухожу исихией в астрал,

чтоб не касаться низменных страстей.

Крадётся лень на тоненьких ногах,

имеющая крайне бледный вид.

Во мне она преследует врага,

которого готова удавить.

Но силы нет, да и, конечно, лень.

На помощь к ней никто не поспешит...

И много лет во мне мирское - тлен,

и крепки строгой веры рубежи.

Взъерошить мир канонадой орудий

А я всё жду, когда сыграет пушка

мелодию Юпитера вчерне;

тогда гроза покажется игрушкой

у комиссаров в крепкой пятерне.

Но вместо - затяжные звездопады:

лишился шил заоблачный мешок,

и ропот толп перед порогом ада

под блажь зоилов слышно хорошо.

Внимаю завываньям муэдзина,

вгрызаясь в экзотический витраж.

Трещит и воет ветром парусина,

и плач её похож на саботаж,

а крик совы сродни стенаньям ведьмы,

терзаемой искусами тоски.

Блестит трава потусторонней медью,

затянутой в ноябрьские тиски.

И пушка говорить давно не хочет -

какой-то бес заткнул латунью рот.

Она сосёт сквозь дорны* днём и ночью

пироксилина горький приворот,

мечтая угодить в распыл расплава...

Снаряд бризантный встанет на постой,

а после потечёт вдоль ада лава -

ты на пути трагическом не стой!

Прощение сильнее жажды мести -

мозгами, если сможешь, пораскинь...

Чадит трава ветхозаветной честью,

затянутой в вербальные тиски.

* - дорн - инструмент, применяемый в металлообработке под давлением; с его помощью изготавливаются нарезы в орудийных стволах.

Апокалипсис вчера

Скребите перископ до хохломы,

уж коли он соосен горизонту...

Не зарекайтесь гордо от тюрьмы

и от судьбы-злодейки Джеймса Бонда.

На рейде третий месяц оверкиль:

обломки яхт, поваленных цунами;

бывалый капитан пошёл в утиль,

небрежно обнимаемый волнами.

У боцмана - испорченный сюртук,

свисток согнут обратной эвольвентой;

док переехал красную черту,

как не в себя, сожрав медикаменты.

На камбузе критический бедлам -

котлы горят с кипящею смолою:

там шкипер, закусивший удила,

никак не может вычленить былое

из спутанной картинки бытия,

которое сознанию не пара,

в кругу дельфинов, финнов и наяд,

и не совсем кошерных комиссаров.

В отсеках пляшут нижние чины

не то матлот, не то какой-то apple;

осколки необъявленной войны,

холодной, как объятия совдепа.

Здесь где-то рядом спрятал супостат

во фьордах субмарину и ракеты;

на перископе хрупкий мир распят,

по суше бродит конченое лето.

гибель империи

империя сгорала очень быстро,

как на костре лежалый сухостой;

глумился над страной совет министров,

шатался под династией престол;

гуляли по стране пустые бредни,

подхваченные от большевиков;

война войной, но жив пока наследник,

да и до Бреста, в общем, далеко...

империя трещала на изгибах

мздоимства, русофобии, молвы;

как с головы гниёт большая рыба,

так и держава-грешница, увы;

слеталось вороньё на вой снарядов,

на ледяной корниловский поход,

приспешники Антанты, казнокрады,

намерились обыгрывать исход...

сошлись народы в нечестивой сече,

задумав справедливости достичь,

на митингах слова слагая в речи,

похожие на пламенный кирпич;

задуманное скоро не свершилось,

и пролетела мимо сотня лет;

в мешке воспоминаний зреет шило,

Фортуна точит времени стилет!

в английском юридическом шкафу

завет так ветх,

как будто бы скелеты

в английском юридическом шкафу!

линяет мех

в конце зимы и лета,

строка ложится в нужную строфу

и отдаёт металлом оружейным,

как Кольта цель

ожогом на щеке;

платком из газа выглядит ошейник,

полушинель -

как будто бы жакет...

пустой закон

походит на обноски -

уныл, затаскан, дьявольски несвеж;

как Иерихон,

играют отголоски;

и прецедентов выстроен рубеж

от вечности простой со знаком минус

до наших дней,

до самого конца...

я край обмана только что покинул,

сменив венец

на зеркало Творца.

на бис

подвздошина земли горчит вулканом

и досаждает жаром битый год;

дрожат от боли боги-истуканы,

предвидя с гор трагический исход...

по трещинам опять чего-то рвётся

на волю, словно гейзер, из пучин,

а в небесах - канкан крутых эмоций

не мнимых, а реальных величин!

стать негодяем в бренности и лени

я б не хотел, но сложно устоять,

сжимаю в кулаке кусок шагрени

и наливаю Амадею яд!

но тот не пьёт - мол, не страдает жаждой...

...ей-ей, вино ему не повредит!

мой гений це'дит циррусы* отважно,

хотя, вполне возможно, что - цеди'т...

меня намедни подослал лукавый,

чтоб с гением покончить тот же час,

но вылил я поганую отраву -

осознанно, друзья, не сгоряча-с

осыпались поганые копыта

с моих деревенелых в гипсе ног.

* Циррусы - перистые когтевидные облака (Cirrus uncinus). В умеренных широтах образуются на высоте 7-10 км. Толщина от сотен метров до нескольких километров.

Britain crap in the world

Скелетов нет. Сплошные "хайли лайкли"

на плечиках и галстуках висят...

И всё несут нам англичане байки

про "новичок", и бедных поросят,

которых волк один - суровый п у т н и к -

сожрал цинично за один присест,

и на пробирке отсвет жутко мутный,

в котором виден православный крест.

Несут пургу о Солсбери, отраве,

что распыляет Асад каждый день,

что в Косовском возвышенном анклаве

без счёту сострадательных людей.

И без конца рассказывают сказки,

что Гитлер, в общем, неплохой пацан,

да ищут для бандеровцев отмазки

по прикарпатским схронам и лесам;

и кто кому и по какой причине

полоний всыпал в кофе от щедрот,

и почему стал Березовский синим,

и почему Салтаном в пены вод

был брошен кто-то очень либеральный,

борец с режимом, Адихмантьев сын.

Как много в этих байках завиральных

английской драматической красы.

Куда там опочившему Шекспиру,

подвинься, пресловутый Теккерей!

Британия готова гадить миру

между страниц любых календарей.

две стороны державного разврата

глиссада для летающих тарелок -

над римом цепь пожарищ, синий дым,

и амфоры, как сопла от горелок,

а от неронов - рыжие следы,

здесь всякий император слишком мелок;

кровавый кат царя мешает с грязью -

иуда деклассировал царя,

а рядом пляшут в этой грязи князи,

не ведая и сами, что творят

в каком-то демоническом экстазе,

и подменяют кровью молоко,

и кровью заливают чьи-то зенки,

и прогибают силою закон,

и ставят прокурора на коленки

на грязный пол в столыпинский вагон,

идёт процесс клеймения основ,

и душ некрепких поворот да выверт,

и отрицанье прежних орденов,

и венценосца династийный ливер,

системно демонстрируют в кино,

баланс опять классически разрушен,

и снова люди ищут тот баланс;

н всякий раз в пылу теряют души,

раскидывая вечности пасьянс...

я снова вру? не нравится - не слушай!

Адская сделка

Кругами ходит Данте днём и ночью,

как кот учёный... Стережёт Аид.

Судьба ему сомнения пророчит,

а он Судьбе - незыблемость молитв;

и рассуждает сам с собою в паре

о том, о сём, о прочем и тэ дэ,

и думает, как Ад кому-то впарить,

и вилами елозит по воде.

А договор почти уже написан -

бери с дисконтом, друг, пока дают.

Как в облаках дрожит луна-актриса!

Как волколак сегодня ночью лют!

Но "здесь и сразу" не проходит явно,

и нет охоты брать Аид в кредит,

поскольку Алигьери здесь не главный -

поспешность в деле точно повредит.

Куда милей с нечистым сторговаться

и выиграть бессмертье за пустяк -

жить без души. Так стоит ли бояться?

Бери-бери бессмертие, простак!

Мы едем-едем...

Ветер подавленный гонит нескромно

так постаревше-бессмертного Воланда...

Страсти стремительно стереотипны:

стерео-сонны да стерео-VIP-ны...

Мастер приводит с собой Маргариту...

Тоже бессмертная, в общем, элита.

Мы ж, уходящие в прорву столетий,

скромно в трамвае - на "Аннушке" едем...

Рядом бежит чей-то пёс-потеряшка,

Понтий Пилат его босс... по замашкам;

странные сны, беспринципные ведьмы,

тихо сидим, только в сущности - едем.

Ветер подавленный очень нескромен,

вихрем верти?т в креативной истоме;

версии автора стереотипны -

видно, герои внезапно погибнут.

Домохозяйки, собаки и леди,

ну-ка, молчать! В преисподнюю едем!

Параллельное воскресение

Малиновый удод в козырном фраке

смешит скороговоркою народ;

его касторкой смазанные краги,

улыбкой широко раскрытый рот -

румянцем зажигает наши лица,

оркестр разносит сплетни духовых,

жуёт ударник Marinara-пиццу,

он знаменит повадками совы:

коварен, скрытен, днём почти не виден,

а ночью как охотник - ищет дичь...

Мой саксофон потворствует корриде,

за чистотою речи не следит...

Малиновый удод за дирижёра,

я за солиста запросто сойду...

Меня дудук - вай мэ! - берёт за горло,

волшебный, фантастический дудук...

И я в синкопах блюзовых теряюсь,

пытаясь подхватить высокий дух;

жаль только - в гаммах Третья Мировая

народонаселенью на беду...

А на бульваре счастие искрится,

в козырном фраке лучший дирижёр!

Застыли фотографиями лица

в тональности расстрельной до мажор.

к р а с н о - ч ё р н о е

Гильотеном привеченный,

чуждое очернить сословие призванный,

сам из черни рождённый

по отцу да по матери,

перекошенный призмой,

лез в бессмертия бесконечность,

не прихваченный ей на слове

ни вервольфом в лощинах сонных,

ни из ада тупым исчадием,

а душевно увечным,

красной маской увенчанный,

и щипцы раскалённые - бонус...

...ядовитою гадиной!

Куда ж в прореху закатился

притворно-сладким апельсином?!

Заводись, брат мой цитрусовый,

заводи сенбернаров стоически,

да всю правду на дыбе вытряси

в славословии историческом,

колдунов с ведьмаками выбеси!

На кабацкой уздечке

цвирк! Наколотый ножекровлею

в корзину быстро уложился

с головою якобинец.

И конвентом назначенный

на разделку Бурбонов бубонных

кат в одёжке цвета rouge -

слот растраченный,

зад откляченный,

сам академически сонный,

не ухожен и неуклюж;

штамп "уплачено",

да десятки загубленных душ...

Стимул

На площади сегодня славный праздник -

народ собрался с шутками на казнь:

- А палачу весьма идёт подглазник!

Приговорённый чует неприязнь,

идущую из ледяного плена

разбитой до безумия души.

На шее бедолаги вздулись вены,

он не сумел достойно завершить

свой круг земной, дойдя до половины -

в нём заблуждений всё-таки полно.

Работа палача - увы, рутина,

отнюдь, не грех, как говорят в кино

и пишут в книгах мудрых о морали,

ведь кат, поймите, тоже человек,

он рос и развивался по спирали

под пристальным вниманием коллег

из мира правосудия по Риму,

или "по праву", люди говорят...

Подняться выше эшафота - стимул

по лесенке от ката до царя!

Абляция апломба

(метастазы Первой войны)

был суд, страшней,

чем смог бы нам присниться

в словах, ругательствах и лицах;

приносит мне

распятый на бегу разносчик пиццы

за пять секунд

до временно'й границы -

стрелецкий бунт...

и далее - по странному стеченью обстоятельств -

совсем некстати

просыпалось сквозь пальцы

твоих почти единоверцев

плетение языческих колец...

умение сомнения скитальцев

собрать в один классический венец

с у м е л наш блудный герцог -

как говорится, добрый царь-отец...

...и вряд ли помнят Потомаки

истоки очень давней драки,

где на бумаге в виде краба -

печать австрийского генштаба!

Звуки слышат меня

В старом еже колючем

с ночи и до утра

нервно звенит, как ключник,

старенький аппарат...

Морзе вползает дерзко

в мозг под дурманный дым -

мол, приготовься, дескать! -

азбукою беды...

Он механичен в меру -

биоандроид-ёж...

лупит ключом по нервам,

будто осенний дождь...

Лучше - куплю лебёдку,

стану на ней скрипеть...

Нежно, наивно, кротко,

раз уж не вышло - спеть.

Ламбада-апокалиптика

Барбудос танцуют ламбаду,

ламбада танцует хип-хоп

под пальмами в час звездопада,

под ломкие звуки синкоп...

Небрежно висят "акаэмы"

у жгучих парней на боку...

Блазнит полицейская тема

от бобби до тонтон-макут*...

Усталые рыщут подлодки,

Флорида готова зажечь,

пихает Техас сковородку,

в Невады горячую печь.

Барбудос танцуют ламбаду,

чубы в Вашингтоне трещат,

к запалу подносит лампаду

и давит на тайный рычаг

невидимый каменщик в блёклом

с невзрачным прозрачным лицом...

Из окон посыплются стёкла

на плешь президентов-отцов,

когда он исполнит команду,

поставив страну на попа...

Сорвёт маски злобная банда:

лес рубят - летает щепа.

Танцуют ламбаду барбудос,

они неплохие стрелки...

И молится в схроне Иуда,

в facebook отливая штыки...

Ночь длинных ножей где-то рядом,

коль важен тотальный контроль.

Кому здесь нужны демократы,

когда улыбается кольт?

Барбудос ламбаду танцуют,

историю весело жгут,

пророчество реализуя,

а twitter пустив на рагу.

* бобби - неформальное название лондонских полицейских;

тонтон-макуты - гаитянская добровольческая милиция национальной безопасности, объединяли функции эскадронов смерти, полиции, госбезопасности и дювальеристской политической организации.

освежёванная империя

империя развалена в полёте,

в ней император - жалкий алконавт,

он не служил, как мы, в подводном флоте,

а только портил глупостью ландшафт!

он не стремился в бой, как мы с тобою,

как мы с тобою, в нём не погибал

за жесть травы, за море голубое,

за тех, кто мир в глухом тылу ковал...

наш император - жалкое отродье,

четырежды занюханный бастард,

он на расстрел идёт согласно моде

под пение волынок и гитар;

нас не обманет глупая бравада -

приговорённый просто в стельку пьян;

земля ему сегодня стекловатой:

жил император... умер как смутьян!

империя развалена не нами,

мы субмарины драим для войны!

вздымает океан волну цунами,

перетянув пупок узлом двойным;

наш экипаж седой рванул в пучину...

империя рассыпалась в труху;

есть смысл назвать и повод, и причину,

и подковать погибшую блоху,

чтоб снова в мире бренном возродиться,

империю из пыли возведя...

с времён античных скроен ряд традиций -

списать все неудачи на вождя;

империя развалена не нами,

и за неё не нам держать ответ:

я заложу в фундамент первый камень -

как базис и надстройку новых бед.

Зоил либеральных воззрений

Злой зоил годами долог

да классически речист,

ненавидит серп да молот.

Желчность критики влачит

по провластным коридорам.

Будто странный домовой,

засыпает избы сором,

гулко гукает совой.

С рифмой слово повенчает

в темпе "медленный гавот",

пригласит на чашку чаю -

дёгтя горького нальёт.

Выльет грязь на оппонента,

как изрядный либерал

оправдает инсургент* и

изнасилует мораль.

Если хорошо заплатят,

сменит вектор в тот же миг

и пошлёт тому проклятье,

с кем "бабло" делить привык.

* Инсургент - это военизированная группа, имеющая цель свергнуть действующее правительство или изменить определенный режим.

Ледяной закат

Закат историй -

праздничный финал

или трагизм унылого фиаско?

Крепчает моря

ледяной анал

в том месте, где прикручена Аляска.

Бренчат подлодки сталью подо льдом,

киты вальяжно ус китовый точат,

влачат русалки груз идей с трудом...

их ум и волос с каждым днём короче.

Наглажу ловко брюки-галифе,

махну в дорогу стопку стременную

и поскачу на аутодафе...

Еретиков я к ведьмам не ревную.

Закат историй, гендерный прорыв,

бессилье не прокачанных иллюзий;

перехожу с печатных на курсив

и подгоняю шар бильярдный к лузе!

У последней черты

На то и утро, чтоб представить вечер

в таинственном мерцании лампад,

а время меж веками души лечит

и раздаёт посулы невпопад.

Эфир забит флюидами по горло,

его туманность - сладостный и т о г;

свобода над державой распростёрла

с повытканными звёздами платок,

накрыв чертоги сказочных владений

и легендарных действий миражи.

Пылают зори дерзких заблуждений,

а в горле пыль дорожная першит.

Апостолы просфорой закусили...

А по столу гуляет таракан -

хотя прусак, но гражданин России,

из кухонных кочующих цыган.

Лампадное таинственно мерцанье,

но за душой - не видно ни черта.

А на душе - сплошное отрицанье

и как и т о г - последняя черта.

Шарф

Намотан шарф на шею мирозданью

второй конец - на колесо авто,

летящего по площади Восстания.

Испытывая нежность и восторг,

лечу и я, грозы не замечая;

мой эшелон - сегодня поперёк -

рукой беды-кормилицы качает;

и обряжает в звук гаражный рок

казённых слов пустое сотрясенье,

порою непонятное совсем...

Который век по времени рассеян

какой-то коллективный Моисей!

Ему вести народы по тоннелю

туда, где свет лучиною свербит

и мир напополам мерцаньем делит

в конгломерате скорби и любви.

Мой эшелон сегодня выше неба,

а тот внизу - спешит по колее.

Как часто мы с тобою верим слепо,

что всё былое проросло в былье,

что каждая не сказанная фраза

в любой команде запасной игрок,

но действует неспешно и не сразу,

когда втыкает в звук суровый рок -

казнённых слов пустое сотрясенье

по фрескам католических мадонн.

И я творю молитву во спасенье,

поскольку не пришёл Армагеддон.

Рокада

Смертельный бой на острие войны,

тягучая и пыльная рокада...

...и женщина - предчувствие вины,

и холода - предчувствие блокады;

солдатские записки в чреве гильз,

забытая кровавая работа,

и откровенный неприкрытый риск,

когда идёт на снайпера охота.

Когда сидишь в болоте третий день,

не смея ни чихнуть, ни шевельнуться,

трассируют дождинки по воде,

готовые в болоте захлебнуться.

Последний бой, окраина войны,

тягучая и пыльная рокада...

...и свежее - дыхание весны,

и холода - как отголоски ада.

Эльсинор - Апокалипс, транзит

Охота, неволя...

и пуще, и снова...

горит как звезда Альтаир...

Печальная доля:

дневник разлинован,

мишени доставлены в тир;

отравлен король

затяжным равнодушьем,

и Гамлет полночи не спит.

Засохшая соль

кожу с шорохом сушит...

Убитый сопернику мстит!

Постыло, остыло

а после - неспешно

ушло в невеликий тираж;

ярилось и выло

вселенной в промежность,

как впавший в запой метранпаж...

Постыдно приспело,

срослось с преисподней,

рассыпалось горстью планет,

раскрасило мелом

пейзаж новогодний,

а Всадник на Бледном Коне

трубил, беспрестанно

срываясь в синкопу...

...пока умирала Земля.

И хохот гортанный,

похожий на клёкот,

в нас ужас животный вселял!

Ближний бой, век XXI-ый

Шашка голая в ближнем бою -

кость огнём обожённого века!

Здесь и ангелы горькую пьют,

и зудит, словно гнус, дискотека.

И вздымается траурный стерх

над полями гражданских сражений,

будто символ ужасных потерь,

угнетения и унижений...

И рискуют стлеть напрочь пыжи

от дуэльных Лепаж-пистолетов.

И слезами вдоль сыра дрожит,

звонкий пот на уключинах лета;

расцветает оврагами чай,

не спитой и почти не испитый...

И весталки нелепо кричат,

и наполнено слугам корыто:

от финансовых чудо-щедрот

для господ депутатского толка.

И расплата холодная ждёт,

раз накормлена дробью двустволка!

Вверх взлетает стремительный стерх

над полями гражданских сражений,

будто знак безвозвратных потерь,

термоядерной тени мишенью.

Пали воды

Ангина - не повод, чтоб пить коньяк,

не предлог, чтоб выкушать виски...

Крест на аптеке - кармический знак

бесконечной любви... неблизкой.

Фонарь на небе подглазником в ночь

сквозь стёкол осколки пялится

и жадно глотает дожди точь-в-точь -

как будто запойный пьяница.

Распятая в луже звезда Полынь

горчит внутривенным васаби,

пыльца от черёмух бела-белым.

Так пучит небесные хляби,

что задыхаюсь я влагой планет,

росою вселенных погибших...

Потоп умирает в моей стране

в слезах утомлённого Ницше.

Взлечу, как ангел, в небесную твердь -

довольно земных обычаев!

Оставлю открытой входную дверь,

чтобы вернуться с добычею.

Третью вечность...

Пыль с обочины сметена,

мостовые сверкают в Хайфе.

Агасферовы времена

знают толк в бесконечном хайпе.

Жид идёт по седым лесам

и по дну форсирует реки,

ретранслирует голоса

с поэтической дискотеки,

провоцирует след зари

вдоль по заднику декораций,

проецирует пузыри

федеральных аккредитаций.

Он спешит по разбитым в хлам

деревенским почтовым трактам -

сердце рвётся напополам,

как спектакль затяжным антрактом.

Жив обидою Вечный Жид,

наказание - мимо кассы:

он не понял, как нужно жить...

...третью вечность бредёт вдоль трассы.

Авария

Пудру мудрый предутренний бог

сконцентрировал в клети шахтёрской,

опустив в лаву угольный смог:

тонны три, вбросив горстку за горсткой...

Баба с возу - кобыле кирдык,

если правит нетрезвый возничий.

Он легко доведёт до беды,

может, завтра - уж если не нынче!

На ресницах твоих белый пух -

тополей серебристых цветенье

не по нраву мне угольный дух,

предпочту ему выход из тени.

Мне сегодня с тобой хорошо,

ну, а завтра - как будто и нету.

Тёмной силой наследства лишён,

наслаждаюсь сатиновым летом.

Только засветло вышел в забой,

чтоб украсить последнюю смену

обручённым с тобою собой -

ищут пусть рекордсмену замену.

Перегрелся на спуске мотор -

полетел вслед за тросом в геенну

полный страстных желаний шахтёр,

не успев запах свежего сена

уловить на горячем ветру

и с любимою встретить удачу.

Жизнь шахтёра - рискованный труд,

и портрет с некрологом на сдачу.

Satin

Сатане бы ситца с неба,

сатане б небесных сил...

Сытный ситный ветер хлеба

по аллеям моросит,

между каплями петляя,

словно заяц огневой...

вдалеке собака лает

в стойке like's-ездовой

Что-то в небе намутило -

то-то пенится бокал

Ветер дует через силу,

пряча впалые бока,

как какая-нибудь сука

иль ледащий кобелёк.

В междометиях вампука,

в текстах - адский уголёк.

Армагеддон, последствия

На бровях отползали герои

вдоль ландшафтов пластунских атак,

время шло, становилось суровей,

не кончаясь в пространстве никак.

На полях генеральных сражений

застывали бетона следы,

неуверенности унижений

с послевкусием бедной беды...

По тропинкам лесным и болотным

поднимаются черти из недр -

в соответствии с дьявольской квотой -

чуть потрачены молью, как фетр.

Расцветает Армагеддоном

непутёвая грешная жизнь,

подчиняется стайным законам,

разбивая идей витражи.

Возрождаются земли и небо,

поднимается ветер в кустах.

Жизнь планеты - пустое плацебо,

хвост геенны в подземных пластах.

Армагеддон уже здесь

Солнце стало злее,

оптика блестит...

Пластику лелеет

нежный трансвестит -

плачет и смеётся,

не щадя парфюм.

Нет уже эмоций,

только голый zoom.

Есть ли что-то гаже,

чем всё время лгать?

В песне эпатажа -

через слово "мать":

пропадай культура,

пропадай диплом!

Сдулась профессура,

уронив в дупло

преференций пачку,

жалобу змеи...

...а на море качка,

чёрт её возьми!

А на море брызги,

а на суше сушь...

Может, дербалызнем

за единство душ,

за разврат и похоть,

за любовь и стыд?!

В жареного лоха

превратился ты:

как тебя послушать -

денег нет милей.

Всё черствеют души -

лей на них, не лей.

Судный день

Так скуден Судный день

на разносол событий:

не сбитая мишень

летает по орбите.

В ней пьяный космонавт

вздыхает о берёзках.

О, нравы, времена...

...о, этот вынос мозга,

когда внизу пожар -

Армагеддон безбожный,

а в космосе пульсар,

вибрирует тревожно!

Был скучен Судный день,

всё кончилось мгновенно.

Не сбитая мишень,

в ней погибает пленный.

Святая инквизиция порока...

Святая инквизиция порока

из Папских героических посул

сплетает сплетни, будто бы сорока;

цветёт заразой в церкви и в лесу,

вливается в колонны слепошарых,

затронутых коричневой чумой;

вздымается над миром перегаром,

грозит народам нищенской сумой;

сжигает ведьм на площадях огромных,

и рвёт еретикам поганый рот,

и всё катает по заулкам брёвна,

не верит в правду и - наоборот!

Святая инквизиция восторга

от нунция из Рима ждёт вестей,

раскрыв ворота ада. Этот орган

Христа распнёт, сорокой на хвосте

нам принеся благую весть из ада

от ангела, что очень низко пал

в густом амбре зловония и смрада...

Святая инквизиция - запал

к религиозным и гражданским войнам,

к безумству злобы, тупости вражды...

Она пошлёт приверженцев на бойню

из-за пустой, как тара, ерунды.

Какого иблиса, друзья!

От иблиса услышав чертыханья,

я перешёл на ангельский язык.

Ему он незнаком, как говорили

мои друзья из нулевого круга,

задерживая несколько дыханье...

Я бросился Фемиде на весы

как проповедник ангельского стиля,

как промысла Господня центрифуга.

Туман стремился вознестись на небо,

чтоб раствориться в нём самозабвенно,

как капли тонут в туше океана,

себя доверив воле провиденья,

и требовал народ убийств и хлеба,

и требовал не брать в сраженьях пленных,

и шли на запад тучи-караваны,

и плакали от счастья люди-тени.

В аду котёл погас

Вергилий спит, в аду котёл погас,

и уголь с газом нынче не подъёмны.

И чешутся от холода рога-с,

и вечер, знаешь, перестал быть томным.

Над Ойкуменой ветер ледяной,

Валгалла вслед за адом вымерзает:

её накрыло снежною волной,

которая от зависти косая,

как полчища задорных степняков,

покинувших унылые пустыни.

В аду давно - ещё спокон веков -

намерения вязнут в паутине.

Но жар угас, и не спасает жир

ни грешников, ни закалённых бесов.

Над миражами обнажённой лжи

смеётся смерть и жареная пресса.

Клубится дымом рай для простофиль,

для умных рай яснее, но пожиже.

И смотрит Кто-то сквозь метельный фильтр,

и сквозь него же еле слышно дышит.

Тёмный

(мольба об Апокалипсисе)

Прелестна слов твоих канцона,

её я слышу всякий раз,

когда у плачущей иконы

прошу явить совет-наказ;

тотчас же грустью сдавит шею,

склонив артерию ко сну.

Речитатив спою диджеем:

"...с утра у Ра, и Кама су..."

И расскажу, мол, нет в помине

ни сатаны, ни света Тьмы.

Я прорастаю в тени линий,

размыв собой сермяжный смысл...

Его почти не видно вовсе:

какой там смысл - ушёл, упал.

И за спиной сожжённый мостик -

горит и корчится напалм...

Но нет мне в этом утешенья,

добро из зла добуду сам,

пройдя сквозь тучи отраженьем,

лампадой Веры к образам!

Комментарии: 11, последний от 26/09/2022. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 20/02/2022, изменен: 07/03/2022. 57k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2
Аннотация: И за спиной сожжённый мостик - горит и корчится напалм...

Чваков Димыч : другие произведения.

Армагеддон на связи