Когда начались занятия на втором курсе, факультетский деканат принял решение официально поселили меня в 4-ю общагу за заслуги в стройотряде "Крым-78". По ходатайству командира Вадима Коваля. Казалось бы, все жилищные проблемы до конца обучения решены раз и навсегда. Однако жизненные реалии внесли свои коррективы. Но обо всём по порядку.
Поселили меня в комнату 324, разношёрстную по составу. Там кроме вашего покорного слуги (выпуск 1982-го года) обретались: Игорь Блинов - выпуск 1981 года, Сергей Гольтяпин (которого мы с Блиновым называли на восточный манер Голь Тяо Пин) - выпуск 1983 года и злой гений нашего небольшого коллектива - вьетнамец Выонг Тхи Ынг, однокурсник Сергея.
Этот самый вьетнамец был родом из Сайгона, а папа у него подвизался профессором тамошнего университета. Мальчик-мажор - по нашим понятиям. Деньги у предка водились. Сынку бы в Париже учиться, как делали все "упакованные" вьетнамцы с юга страны, а он в Киев подался. Может, "жаба" папашку душила; может, ещё что. История не раскрывает нам тайную подоплёку данного обстоятельства. Собственно, и плевать бы мне, что на папу-профессора, что на самого Тхи Ынга, но жил оный, извините за выражение, Выонг в нашей комнате и пальцы гнул, рассуждая, мол, вынужден делить с нами, плебеями, жилище, а сие по его понятиям западло. Впрочем, рассуждал наш вьетнамец подобным манером не очень часто, а лишь по каким-то вьетнамским праздникам.
В такие дни он предпочитал не ходить на занятия, а вместо этого готовился к встрече соплеменников. Когда мы возвращались из института, с общей кухни на весь этаж воняло жареной подтухшей селёдкой, ещё сильнее был запах в комнате. А всё её пространство оказывалось заполненным маленькими желтолицыми гостями. Не меньше двух десятков набивалось в тесное помещение. На столе три-четыре сковороды с подгоревшей рыбой, а в довесок к ним - пара большущих кастрюль с рыбной же тухлятинкой в жутко непрезентабельном овощном маринаде; их ставили прямо на полу. Натюрморт дополняла батарея пустых бутылок из-под портвейна, под потолком висит сизый сладковатый дым не то от японских сигарет "Hi-lite", не то от "весёлых самокруток". Полуголые вьетнамские мальчики обнимали полуголых вьетнамских девочек. А иногда мальчишки, которым не хватало пары, обнимали друг друга. Не стану, впрочем, утверждать однозначно, мне могло просто показаться, однако наши с Блиновым наблюдения в этой части совпали - "... и мальчики вьетнамские в глазах". Разогнать не на шутку расшалившихся гостей оказывалось очень трудно. Азиаты гуляли на всю катушку.
И всё бы ещё ничего, да только подпивший Ынг начинал громко с плохо выговариваемыми матерными переливами ругать всё советское, русское, украинское. Делал он это с гадкой азиатской улыбочкой и всегда заканчивал фразой:
- Жаль, американцы вас во Вьетнаме всех не прикончили!
А потом наш сосед по комнате доставал из чемодана альбом с красочными изображениями военных самолётов США и, демонстрируя нам постер бомбардировщика B-52, издавать звуки - что-то вроде: "Бум-бум-бум!", сопровождая их движением руки: как падают бомбы - сверху вниз. Соплеменников Ынга в Северном Вьетнаме массово убивали как раз с подобных "коломбин", а он ими восторгается, урод! Терпеть дальше подобное безобразие было выше наших сил - приходилось укладывать старину Тхи в постель, причём со всей осторожностью: так, чтобы не "повредить шкурку", а потом ещё и убирать срач, оставленный азиатским землячеством.
Гольтяпин вечно отсутствовал, а нам с Блиновым приходилось разруливать ситуацию самым деликатным манером. Любое рукоприкладство по отношению к иностранцам, вынесенное в деканатские круги на мутной волне доносов или просто слухов могло привести к отчислению - мы же крепили интернационализм изо всех своих патриотических сил.
Но нервы сдавали.
Однажды Блинов пришёл с хорошей новостью. Его знакомый электрик (с факультета А и РЭО, авиационного и радиоэлектронного оборудования) жил в комнате с двумя арабами. Они его сильно доставали. Так парень нашёл способ изящного решения проблемы.
Хитрый Блиновский знакомец стал разговаривать с арабами исключительно на французском. Те взвыли. Им языковая практика нужна, а её нет как нет. Больше того, "добрый русский брат" куда-то утащил из комнаты стол. Таким образом, ближневосточные ребята вынуждены были питаться сидя на прикроватных ковриках на корточках. Русским знакомым своих сожителей отважный электрик представлял не иначе как "мои бедуины". Закончилось это следующим образом: бедуины прискакали на попутном верблюде в деканат и пожаловались, что "белый масса" кормит их одним рисом, причём даже палочек не даёт (а руки вам на что?); по-русски говорить с ними отказывается - такое горе. Электрика отселили в другую комнату, уже к русским. Именно этого он, собственно, и добивался.
Я, конечно, слышал и раньше о столкновениях с зарвавшимися иностранными студентами. А один раз сам ещё на первом курсе имел удовольствие лицезреть последствие подобного сражения народов. Ранее октябрьское утро, пятачок у подземного перехода под линией скоростного трамвая на углу улицы Гарматной и проспекта Комарова. Обычно здесь по осени торгуют овощами и арбузами из больших металлических ящиков с деревянными перегородками. Так вот, в 7:40 утра (по Иерусалимскому времени) в одной из овощных клеток в виде куба "метр на метр на метр" ютился "жгучий брунет" из Нижней Анголы или Верхней Вольты с неестественно жёлтыми "фонарями" под обоими глазами - так выглядит синяк на смуглой коже. Сидел смуглый паренёк в луже из битых арбузов в неудобной позе, судя по всему, всю ночь. Он то и дело взывал к прохожим: "Дрючба, дрючба...", вероятно рассчитывая на сочувствие. Выбраться из заточения пленнику мешал огромный амбарный замок, коим бедолагу закрыли в металлическом кубе. Проходившие мимо люди со смущением спешили мимо - без ключа или специального инструмента "свобода Африки" оказалась невозможна. Кто и как извлёк парня из арбузного хранилища, не знаю, но об МЧС тогда ещё не слыхивали.
Однако все удачные стычки с иностранцами, происходившие в общем-то не по национальному признаку, а большей частью на бытовой почве, совершались анонимно и без свидетелей, а нам с Блиновым нужна была гласность. Причём гласность с не очень отрицательным балансом - дабы не вылететь из института. История "развода" студента-электрика с двумя бедуинами обнадёжила нас. Но поскольку вьетнамским языком, без частого заглядывания в разговорник для американского лётчика, попавшего в плен, мы владели слабо, то решили действовать иначе, чем знакомый Игоря. Каждое утро мы с Блиновым по очереди вставали в шесть утра, громко врубали радиоточку и выставляли нашего вьетнамского друга по стойке смирно, пока звучал гимн СССР от Александрова и прочих авторов. Главное в этом процессе - поднять Ынга без применения физического воздействия, а только силою воли и командного голоса - слава военной кафедре! Не думаю, будто Выонг начинал осознавать свою неправоту в результате утренних процедур, но соображение, что прилетела ответка за обидные пьяные разговоры, наверняка приютилось в его голове. Нам же оставалось ждать, на сколько хватит терпения заморского гостя.
*
Вы не подумайте, я вовсе не был расистом, как и мой сосед по комнате, просто слушать бред о своей ущербности и купаться в ненависти улыбчивого вьетнамца - дело крайне неприятное. У кого угодно обострит патриотические чувства до крайности.
Интернационализм в нас воспитывался с младших классов школы. Произнося слово "негр", мы и не думали вкладывать в него сколь-нибудь негативный смысл, скорее, наоборот - представляли себе угнетаемые империалистами народы Африки.
В конце самого первого своего семестра я даже стал участником операции по спасению ангольского студента. Дело было так: накануне Новогодней ночи 1978-го года мне, как одному из самых младших дружинников в отряде ДНД*, выпало "счастье" дежурить в нашем студенческом городке. Зима в тот год в Киеве начиналась крайне сурово по местным понятиям. Снега в декабре намело не меньше, чем у нас в Печоре. Да и мороз под минус 30 с сильным ветром. По этому холоду на улице никого нет - народ по домам сидит, к встрече Нового года готовится в тепле. А в общагах институтских веселье уже в полном разгаре - музыка, смех и звуки открываемого шампанского хорошо слышны на морозе из приоткрытых форточек. Дискотека "Воробушек" в отдельно стоящем двухэтажном здании сияет разноцветными огнями и мерцанием стробоскопов. Оттуда музыка слышна особенно сильно через распахнутые в мир окон. Это нам на дежурстве зябко, а наскакавшимся и разгорячённым на дискотеках студентам жарко, как в бане.
Чуть в стороне волейбольная площадка, где иной раз проходят импровизированные соревнования. Но это летом. А теперь здесь активничают ребята из венгерского землячества. Они закупили в селе двух молочных поросят и сейчас жарят их на вертеле. Им тоже не холодно, поскольку парни хлебнули изрядную дозу палинки - венгерской водки из сливы, да и костёр из ящичной тары, приобретенной у директора соседнего гастронома по сходной цене жарок и весел.
Идём всем патрулём вглубь студенческого городка. Стараемся перемещаться быстрее, чтоб не околеть. Сейчас доберёмся до общаг-девятиэтажек и заскочим в какую-нибудь из них погреться. И вдруг в темноте я замечаю еле заметное движение. Это пошевелился сугроб. Подходим ближе и видим бледного, будто полотно, негра, который практически не подаёт признаков жизни - замерзает на ледяной земле, заносимый снегом. И одет, вроде, по погоде - в прикупленную на вещевом складе института шинель и шапку ушанку, в рукавицах из козьего пуха - не иначе, где-то на рынке приобрёл. Впрочем, разбираться некогда, нужно спасать бедолагу.
Кое-как оттранспортировали найдёныша в холл 8-го общежития, вызвали дежурного медика из институтской поликлиники. Выяснилось, что "подснежником" оказался студент 3-го курса из Анголы. Учащийся механического факультета возвращался от земляков из общежития факультета аэропортов, где немного выпил, но не рассчитал силы. На морозе и сильном ветру крепкие напитки повалили парня на землю, где мы его и обнаружили.
Хорошо, всё обошлось. Анголец даже не успел толком обморозиться - до ампутаций дело не дошло. Позднее я встречал его в институтских коридорах, но парень не подавал виду, что знаком, хотя именно я пытался его разговорить и не давал спать, пока не появилась медсестра. Вероятно, толком не запомнил, как его спасали.
*
Вьетнамец сломался на третьей неделе. Побежал в деканат. Нас вызвали туда буквально тут же. Но радоваться было рано, поскольку мы немного переборщили с мерами психологического воздействия. В результате чего Блинов и я получили по "волчьему билету" на предмет поселения в общагу до конца обучения, то есть - до получения диплома. А вот Гольтяпина мы отмазали, как инфантильно не примкнувшего к стройным рядам борцов за гуманизм и интернационализм на площади 18 квадратных метров.
А вот если бы действие происходило не в 1978-ом году, а годом позже, тогда бы нас, наверное, даже поощрили... Негласно, конечно - как-никак дружба народов и всё такое. В чём причина? Да в том, что в конце 1979-го вьетнамская диаспора учащихся института была замечена в провокационных выступлениях, связанных с вводом ограниченного контингента советских войск в Афганистан по приказу маршала Устинова и с подачи Л.И. Брежнева.
Вьетнамцы в разгар учебного дня пришли в главный корпус института и демонстративно разрисовали портреты членов Политбюро ЦК КПСС, а изображение генерального секретаря даже порезали ножом. В акции участвовала не вся диаспора, а только та её часть, что приехала на учёбу из бывшего Южного Вьетнама. Личности виновников были быстро установлены. После чего всех участников выходки отчислили и выдворили с территории СССР. Выонг Тхи Ынг к безобразиям не присоединился, но в свете случившегося мы с Игорем могли оказаться полностью амнистированными с правом переселения в другую комнату. Жаль, фактор времени подвёл нас с Блиновым.
Тем не менее, вскоре Игорь взял реванш. Он довольно прилично играл в большой теннис. На корте познакомился с одним из проректоров и через год женился на его дочери, раз и навсегда решив не только жилищный вопрос, но и вопрос с киевской пропиской. А мне пришлось до конца учёбы "зайцевать" по разным комнатам родной "четвёрочки". Впрочем, я ничуть о том не жалею. Как говорится, поднялся с самых низов - с матраса на полу до красного диплома, не испортив при этом цвет лица, хотя ни в чём себе особенно не отказывал.
* ДНД - добровольная народная дружина, в советское время патрулировала улицы населённых пунктов СССР, наблюдая за порядком совместно с милицией.