- Как же здесь жарко, просто невыносимо! - сказал Конрад самому себе.
Впереди, насколько хватало взгляда простиралось безбрежное море желтоватого, мелкого песка, который так и норовил попасть тебе в ботинки. Медленно, очень медленно передвигая ноги, он шел вперед. Если верить карте, которая была в памяти его почти исчезнувшего из вида серебристого BackFire, с порядковым номером E2451RT93, то в нескольких десятках километрах от того места, где он совершил аварийную посадку, должны начинаться горные хребты. И именно в этих хребтах находилось условное место, куда должны собираться навигаторы в случае нештатных ситуаций. Такие условные места были почти на каждой планете, которая входила в Первичный сектор дальнего обнаружения противника, и в памяти каждого челнока были координаты всех мест. Челнок в случае аварии сам выбирал ближайшее место, подходящее для посадки, недалеко от точки сбора. Человек только корректировал решение навигационной системы.
Именно эта ситуация, названная нештатной, и случилась несколько часов назад. При входе в плотные слои атмосферы бортовая система контроля сообщила Конраду, что имеется серьезная неполадка в одной из дюз правого двигателя, и возможен выход из строя всей системы движения, и как следствие, полное разрушение двигателя, не рассчитанного на столь долгий режим аварийной работы. Спустя некоторое время навигатор сам уже мог ощутить легкое дрожание корпуса.
- Неужели это конец? - эта мысль как разряд молнии пронзила его мозг, - Выдержим ли еще один виток? А ведь нужно еще выбрать место для посадки.
Корабль все больше дрожал, и от этого дрожания у Конрада становилось очень неспокойно на душе, он понимал, что в данный момент его жизнь целиком и полностью зависит от этой металлической капсулы, стандартного разведывательного челнока класса "BackFire", принадлежавшего крейсеру дальнего обнаружения "Slonim". Он понимал, что именно сейчас проверяется качество работ рабочих верфи в Осаке, что именно сейчас будет ясно, чего стоит данный челнок в аварийной ситуации, и каков его запас прочности. Корпус дрожать не переставал. Летательный аппарат завершал последний виток. Высотомер показывал, что челнок сейчас находиться в 15 километрах от поверхности, и теперь навигатору надо выбрать место для посадки. Вот Конрад уже визуально стал различать отдельные части местного ландшафта. Он видел, что под ним сейчас проносится желтая, с небольшими сопками равнина, а вдалеке, хоть и неясно, но все-таки вполне различимо, были видны вершины гор.
- Здесь и сяду, правда, придется идти пешком, но лучше в данном случае не рисковать, - и почти мгновенно Конрад переключил систему в режим посадки, и начал экстренное торможение. Он почувствовал, как его вдавило в кресло, он видел, что горы, те далекие, и такие манящие горы, покрытые сизым туманом, начали пропадать, и также он увидел, как неумолимо приближается земля. - Мягкой посадки не будет, это точно. Внезапно он почувствовал чудовищный удар в корпус, и дальше начал проваливаться в бездну. Ему вспомнилась мать, он вспомнил свои школьные годы, те беззаботные годы юности, когда они с Марком и Юргеном гоняли мяч на школьном подворье, и тот день, тот час, ту минуту, то мгновение, уже навеки канувшее в вечность, когда, обходя по флангу одного мальчишек из соседней гимназии, он через сетку увидел Ее, и в это время ему кто-то сделал подкат, угодив бутсом прямо в кость. Как подстреленный, крича на всю глотку и поминая всех святых, он упал на траву. Превзнемогая боль, Конрад повернул голову в ту сторону, где несколько мгновений назад видел это прекрасное, сияющее лицо, но...этого лица там уже не было. Оно исчезло. Он все вглядывался вдаль, смотрел вокруг, но тщетно, ее не было нигде. - Неужели, показалось?
Пилот очнулся не сразу. -Долго я был без сознания? - думал он, сняв гермошлем скафандра и вытирая капельку крови на лбу. Машинально перевел взгляд на панель управления, и увидел, что сигнал бедствия подан, к тому же еще один радиомаяк был выстрелен в стратосферу. Забортная температура составляла 45 градусов Цельсия, влажность воздуха 60%, состав воздуха почти идентичен земному, также система сообщила о наличие слабого радиационного фона, и о почти полном отсутствии озонового слоя.
-Интересная планета, хотя жарковатая немного, но выбора нет, придется идти в скафандре, иначе ультрафиолет меня доконает.
Конрад опять одел на голову гермошлем, проверил герметичность скафандра, взял несколько дополнительных воздушных фильтров, геологический инструмент, и нажал рычаг, открывающий заблокированные при посадке двери. Двери тихо открылись, и тоненькие струйки песка начали заполнять корабль. Конрад вышел из капсулы, нажал такой же рычаг с обратной стороны, и двери закрылись. Теперь он остался один. Один на один с неизвестной природой неизвестной планеты. Он поднял глаза вверх, и очень низко, совсем не так как дома, увидел Светило. Оно было больше земного. Небо было нежно голубого цвета, почти как дома, в ясный день. Но на небе, как он не старался разглядеть, не увидел ни одного облачка. И гор, тех гор, что он видел с высоты, уже не было видно. Но он знал, что они есть, приборы показывали, что они есть, да и физически он не мог видеть то, что находиться от него почти в полусотне километров. Итак, он начал путь, путь, который похож на путь бедуинов в Сахаре. Только было несколько отличий. Он шел не по Сахаре, а по неизвестной поверхности почти неисследованной планеты, на которой даже не было ни военной базы, ни геологической станции, и, как гласил справочник челнока, на ней не было жизни. Но кто знает, исследовательская экспедиция была здесь всего один раз, да и то только в течение нескольких суток, а это очень и очень мало для проведения полномасштабного исследования планеты. Итак, неизвестно, что ждет впереди, и насколько агрессивны могут быть гипотетические жизненные организмы чужого мира. Кроме того, его отличало от бедуинов то, что шел в тяжелом скафандре, который уж никак не был предназначен для прогулок по выжженной пустыне, и уже сейчас, даже несмотря на постоянную вентиляцию, он ощущал ее жаркое дыхание.
Конрад все дальше и дальше отдалялся от своего корабля, хотя на правой руке у него был визор, который показывал ему его координаты относительно челнока, а также дальность до точки сбора. Как показывал прибор, ему еще надо пройти порядка 54 километров. Прошел же он всего 3,5, и это за 3 часа.
-Придется идти несколько дней, или может идти ночью? Хотя, ночью все-таки опаснее, при свете дня как-то привычнее, но что я буду делать, если скафандр не выдержит, или откажется вентиляция? Тогда про дневные прогулки и речи идти не может. Будем надеяться на лучшее.
Его уже слепил этот цвет, цвет металла, который носит имя "благородный", он с детства не любил золота, он сам не знал почему, но золоту он всегда предпочитал холодное и мрачное спокойствие серебра. И вот сейчас, он оказался в мире, где этот ненавистный ему цвет доминировал. Он шел дальше по песку, и старался не обращать внимания на все это, и гнал от себя мысли, которые бы ему напоминали о его неприязни к желтому. Иногда в песке можно было видеть небольшие темные валуны, острые края которых сверкали на солнце всеми цветами радуги, поразительно было также то, что они почти не подверглись выветриванию.
-Обсидиан, наверное, очень похоже на тот, что я видел возле Толлана, в Мексике. Хотя, откуда здесь взяться обсидиану? Кругом только песок, а обсидиан имеет вулканическое происхождение. Нужно взять с собой немного, пускай Алекс разбирается, что это такое, - Конрад наклонился немного вперед, снял с ремня маленький молоточек, и попытался ударить по камню. Но, только стоило металлу коснуться неизвестной породы, как эта порода раскололась на множество мельчайших осколков, которые как пчелиный рой впились в защитный барьер скафандра. Сразу же он услышал в ушах тревожное и заунывное жужжание, это было предупреждение о нападении. Каждый раз, когда кто-то или что-то извне пыталось нарушить герметичность скафандра навигатора, включался этот сигнал, который информировал навигатора о возможной разгерметизации. К тому же этот сигнал параллельно подавался и в командную рубку "Slonim", предупреждая о том, что один из навигаторов находиться в опасности. Конрад включил диагностику всего скафандра на предмет герметичности и, присев на небольшой дюне, стал вспоминать дом, родных, ему почему-то вспомнилась маленькая, но очень уютная каюта на крейсере. Кают-компания навигаторов челноков. Он вспомнил Алекса из лаборатории. Его внешний вид всегда вызывал у Конрада улыбку. Вот и сейчас, вспоминая его чудаковатый взгляд, его глаза, которые вечно смеются, и, конечно, его бесподобную прическу, от которой просто нельзя было не рассмеяться, вот и сейчас Конрад улыбнулся. Он уже был там, дома, хотя это чисто условно можно было назвать домом. Настоящий дом был уже далеко, в нескольких сотнях парсеков от этого места. Да и давно он уже не был там, дома, последний раз заезжал он домой сразу после выпуска из Академии. Сестра, когда он вошел на порог, узнала его с трудом, так он изменился за годы учебы. И теперь уже долгие годы его домом являлся крейсер, его семьей стали такие же как он навигаторы, он уже и не представлял свою жизнь без крейсера, без звезд в иллюминаторе. Он даже один раз пытался вообразить, а что, если он попытается вернуться туда, в ту жизнь, из которой его забрали еще юнцом. И он не мог вообразить себя там, в этом мире, где у тебя над головой вместо прекрасного постоянства звезд находится небо, где ты не можешь чувствовать пульт управления кораблем, где почти нет людей в форме. Конрад понимал, что он уже не может жить в том мире, откуда он пришел, да и не только он пришел, все они. Он понимал, что как бы сросся с кораблем, что команда крейсера стала его стаей, и он один из этой стаей, что работа для него все, и не просто работа, не просто религия, что оборона рубежей Империи и выявление скрытых угроз это единственный возможный для него путь к существованию. "It"s more than our religion, it"s the only way to live...". Вот именно так он ощущал себя, пчелкой в улье, почти незаметной, но исправно делающей свое дело труженицей.
- Боже, что же это такое? Я к нему только прикоснулся, а такое ощущение, что внутри что-то взорвалось. Хорошо, что надел скафандр с первым уровнем защиты.
Он повесил молоток обратно на ремень, отстегивая одновременно другой рукой, висящий на бедре цилиндр, и, положив туда несколько осколков валуна, начал рассматривать эти непримечательные камешки. И тут его пронзило странное, и очень неприятное чувство. Это чувство было сродни тому, когда на тебя откуда-то смотрят. Ты ощущаешь это, чувствуешь чей-то странный взгляд, этот взгляд как бы сканирует тебя, как бы проходит каждый миллиметр поверхности твоего тела, пытаясь оценить только ему известные параметры. И именно в этот момент, момент, когда тебя "исследуют", именно тогда человек чувствует, именно чувствует, что им кто-то заинтересовался, что кто-то хочет узнать о нем больше. И сразу же в подсознании каждого человека, независимо от желаний сознания, возникает ответная реакция, реакция, которая является воплощением третьего закона Ньютона на практике. Человек не знает цели этих исследований, не знает, с добрыми или злыми намерениями ведется это наблюдение, и подсознательно готовится к тому, что это исследование является предвестником атаки. Скорее всего, это чувство, которое появляется, когда за тобой скрытно наблюдают, осталось нам еще с тех времен, когда наши пращуры в незапамятные времена жили в наполненном опасностями мире, мире, где каждый миг мог оказаться последним, в мире, где каждую минуту, каждое мгновение человек должен был думать о том, как бы не оказаться в роли жертвы. И именно благодаря этому чувству, именно ощущению предвещающей опасности, Конрад почувствовал, что кто-то, кто-то чужой, не ЧЕЛОВЕК, заинтересовался им, и он почувствовал, что этот интерес является не проявлением доброжелательности.
Он включил все анализаторы своего скафандра, который хоть и был поврежден, однако все еще работал исправно. Детекторы гамма-излучения, датчики, показывающие интенсивность ультрафиолетового потока, анализаторы напряженности электромагнитного поля, и даже датчик, фиксирующий малейшее изменение состава атмосферы вне защитного кожуха, покрывающего тело странника вдали от родного дома, все они не показали ни единого отклонения от параметров, которые были зафиксированы в качестве стационарных при посадке.
- Странно. Очень странно. Такое ощущение, что за мной ведут наблюдение. Но каким образом? Наличие электромагнитного поля не зафиксировано. Визуально? Абсурд. Здесь пустыня, и я бы уже давно был бы извещен о наличие наблюдателя. Надо двигаться дальше. По крайней мере, пока скафандр мой цел, мне не грозит никакая опасность, и радует хотя бы то, что уже знают обо мне. Знают координаты. И я уверен, что меня здесь не бросят.
Встав с поверхности, и подняв глаза к чужому Солнцу, Конрад улыбнулся ему так, как будто это было его, родное Солнце, то Солнце, под светом которого он вырос, и то Солнце, которое он покинул много лет назад, поменяв его нежное, почти материнское тепло на искусственные обогреватели космических кораблей и станций. Вдруг он понял, понял - нет, не все, но понял то, как давно он уже не был дома. Именно дома, на Земле, хотя многие сослуживцы, да и он сам, привыкли считать домом удобные пенаты родного крейсера, которые вот уже пятьдесят лет бороздил Вселенную, храня при этом в своем чреве несколько сотен живых существ, жизнь которых целиком и полностью зависела от исправности этого великана. Впрочем, и жизнь крейсера зависела от этих маленьких людей, от их общей силы, от их воли, от их стремления познавать, искать, стремиться, созидать. Каждый день все они отправлялись по своим рабочим местам. Кто-то шел в рубку на боевое дежурство, некоторые шли в отсек, где располагались двигателя корабля, и где шум реактора, казалось, приглушал даже собственные мысли, другие расходились по расчетам, на свои боевые орудия. И все они, каждый по отдельности являлись хранителями, теми, кто обеспечивал жизнедеятельность этого огромного механизма, этого плода человеческой мысли, плода, который одновременно был шедевром и ничтожеством, так как это был шедевр, предназначенный нести смерть. Звено таких крейсеров способно в течение трех часов бомбардировок уничтожить с орбиты все живое на планете, схожей с Марсом. И каждый из них понимал, что жизнь его зависит от него самого, и что жизнь его спутников целиком и полностью зависит также от него. И что ритм их жизни является общим с того момента, когда все они ступили на трап этого крейсера - кто несколько лет назад, кто уже несколько десятков лет назад; и все они знали, что могут расслабиться только тогда, когда раз в год по земному исчислению крейсер возвращался к месту своей приписке - доку на орбите Ио. Именно тогда они могли покинуть крейсер, который рабочие дока сразу же начинали подвергать штатному годичному техосмотру, и в течение месяца не думать о безопасности. Только в этот месяц они могли позволить себе расслабиться, отдохнуть, и, как это не странно, соскучиться. Ведь они уже не отделяли себя один от одного. Столько времени проведенного вместе сближали людей. Подсознательно они уже воспринимали друг друга как члена одной дружной семьи, семьи, общим домом которой были сотни тысяч тонн металла и тысячи километров проводов, и все это являлось их ангелом-хранителем там, в стихии, чуждой для уроженцев Третьей планеты, стихии, которая именуется Космосом.
- Господи, как я давно не был дома. Как давно я не видел Землю. Как давно я не ощущал запаха полевых цветов, не слышал пения птиц в сосновом лесу, не чувствовал под ногами родное тело родной планеты. Неужели я никогда так и не увижу родину? Не искупаюсь в каком-нибудь озерце в тихой чаще, жужжащей от обилия комаров. Комары? Я уже успел и забыть что это такое. Неужели и мне тоже не чужда ностальгия? Никогда не думал что тоска по родине, по запаху моря проснется здесь, где все чуждо мне. Да это и понятно. Здесь я гость, если не сказать хуже. Мое место не здесь. Может быть, судьба выбрала мне это место для того, чтобы показать, чтобы дать понять, что нельзя забывать Мать? Что я давно не был дома?
Мысли, мысли о том, что всегда оставляет в душе след на всю жизнь, не оставляли навигатора, совершавшего свой путь по безжизненной пустыни неведомой планеты, затерянной где-то на границы известного людям Космоса. Конрад шел медленно, еле передвигая ноги, и старался не приближаться к валунам, подобным тому, кусочек от которого он уже однажды попытался необдуманно отколоть. Дальномер показывал, что прошел он всего-то не больше десятка километров. А идти дальше не было сил. Ноги не слушались больше. Все тело ныло, как будто его пропустили через какой-то немыслимый пресс, выжав из него все жизненные соки.
- Надо искать место для ночлега, иначе я сейчас упаду. Передохну немного, до темноты, и снова пойду. Никогда не думал, что попаду в такую ситуацию.
Но ноги уже отказывались слушать. Усталость брала свое, и мысли все больше и больше снедали человека, бредущего к спасительному очагу, к тому, что хоть каким-то образом связывало этого молодого, полного сил мужчину с домом, родным домом.
Пройдя еще несколько сот метров, навигатор решил, что надо сделать остановку. Кровь уже била ему в виски, воздушный фильтр скафандра нуждался в немедленной замене, да и соображал он уже с трудом. Конрад постоянно как бы проваливался в какую-то пустоту, которая тянула его вниз, как будто планета хотела взять его к себе во чрево, стать единым с ним, с представителем чужого. Последние шаги давались ему с неимоверными усилиями. Он подошел к валуну, медленно обошел его вокруг, осмотрев его со всех сторон, и почти со стоном опустился у его подножья. Уже засыпая, он машинально достал запасной фильтр, на доли секунды включил вентиляцию скафандра, переключив его на подачу воздуха из резерва, и, щелкнув застежкой, вставил новый футляр, который продлит ему жизнь еще на восемь часов. После этого старый, отработавший своё фильтр, он положил в скафандр. Устав несения службы в условиях Дальнего Космоса предписывает ничего не оставлять из снаряжения навигаторов на поверхностях чужих планет. И это положение соблюдалось всегда очень строго, за нарушения его полагалось суровое наказание, вплоть до увольнения. Лишь только щелкнула застежка на бедре, свидетельствуя о том, что футляр зафиксирован, Конрад мгновенно заснул. Заснул тем беспробудным, блаженным сном, наслаждение от которого могут познать только дети.
- Сэр, мы уже три часа как получаем сигналы бедствия с нашего челнока BackFire E2451RT93. Судя по всему, пилот жив, однако челнок поврежден и не может самостоятельно достичь орбиты планеты. Наша поисковая группа в данный момент уже находится на орбитальной траектории, они начинают спуск.
- Имя навигатора? Полное досье на него. Он жив?
- Конрад Витман. 23 года, уроженец г. Саарбрюкен, Заарланд, Германия. Прошел курс обучения в школе навигаторов в Брюгге. Имеет отличные характеристики. Все время после окончания школы служит на "Slonim". Навигатор "BackFire" с момента зачисления на службу. Полетное задание - патрулирование звездной системы "Blaisse". Видимо, во время патрулирования произошла нештатная ситуация. Согласно передачам радиомаяка, навигатор жив. Мы обнаружили его местонахождение, он почти вышел к точке сбора. Только поразительно одно, как он быстро добрался до нее, расстояние от места аварийной посадки до терминала порядочное.
- Я вас понял, майор. Десантируйтесь на планету. Соблюдайте все меры предосторожности. Разделите группу на две части. Одна направляется к терминалу забрать навигатора. Вторая занимается эвакуацией челнока. Как только работы будут закончены, немедленно возвращайтесь на крейсер - эта планета еще не исследована на предмет наличия на ней биологической жизни и может быть опасна. Я не могу себе позволить терять людей.
- Вас понял, полковник. Будет сделано. Разрешите приступать?
- Да. Приказ вы получили. Действуйте. Будьте внимательны. Там, внизу, Вы - чужаки! Помните об этом.
Сознание понемногу возвращалось в уставшее тело. Вот синапсы головного мозга подали сигнал дальше, в мышцы глаз, зрачки начали двигаться, мысли, замедлившие свой ход, начали двигаться быстрее, веки слегка подергивались. Конрад просыпался. Он медленно открыл глаза, пытаясь сконцентрироваться, поднял голову, отрезвляюще поводил ей из стороны в сторону. Только сейчас он заметил, что он находится среди скальных пород, в 10 метрах от небольшого покрытого прозрачным пластиком терминала. В этом терминале находились запасные скафандры, оружие, средства связи, пища, запасы воды. Открыть его мог только навигатор, имея персональный код на скафандре.
- Но...Каким образом? Это всего не было. Я проспал 7 часов. Каким образом я оказался тут? Каким? Я не помню, ничего не помню. Неужели такое возможно, провал в памяти? Чем он вызван.
Конрад приподнялся, окинул взглядом местность, расстилавшуюся вокруг, сплошь испещренную останками вулканической деятельности былых эпох. Левая рука немного побаливала. Сигнализатор сообщал, что скоро вновь придется менять воздушный фильтр.
- Черт, остался еще один. Надо как можно скорее попытаться открыть терминал. Там непременно должен быть запас фильтров к скафандрам всех типов.
Вдруг впереди, как в дымке, как в утреннем тумане он увидел расплывающиеся фигуры. Их было три. "Неужели уже галлюцинации? Этого...Этого...Не может быть. Невозможно. Я не мог оказаться так близко от терминала. Как? Кто? Невозможно!!!", - кричал человек в микрофон скафандра. Вдруг в телефонах раздался спокойный женский голос, видимо принадлежавший одной из фигур: "Конрад Витман. Мы поисковая группа с крейсера. Вы нас слышите, навигатор? Мы поисковая команда. Перед нами поставлена задача забрать вас и ваш поврежденный корабль с планеты. Все в порядке. Не стоит бояться. Мы - люди". "Как...как! Этого не может быть! Я помню, как прилег...мне оставалось почти четыре десятка километров! Как я оказался возле терминала???", - перешел на крик Конрад. Фигуры уже приблизились к нему. Он уже ясно различал их лица, и понял, что перед ним люди. Одного Конрад даже узнал, это был врач со "Slonim". "Объсните мне, как это возможно?!!!!!! Объясните мне же хоть что-нибудь".
- Марлен, отключите связь с ним.
- Отключила, сэр.
- У него истерика. В таком состоянии его опасно везти на орбиту. Предлагаю сделать ему инъекцию снотворного.
- Поддерживаю, вы его держите с Дереком, а я введу раствор.
- Ок, можете включить связь обратно.
Лишь открыв глаза, Конрад машинально взмахнул руками, как бы пытаясь все еще отбиваться от две больших фигур, которые прижали его руки и ноги в земле, в то время, как фигура поменьше, держа что-то в руках, напоминающее пистолет, подошла к нему, прислонив шприц, как уже он догадался, к специальному отверстию на левом плече. И провалился...И свет, теперь он увидел свет. Палата, заполненная светом. Все белое. Сестра в белом, занимавшаяся чем-то в дальнем углу.
- Сестра, как я попал сюда? Я только помню, как мне сделали укол!
- Успокойтесь, вам нельзя нервничать. Вы были доставлены в госпиталь после аварии вашего челнока на планете Љ13-I-XC звездной системы "Blaisse". Вы совершили посадку почти в полусотне километров от терминала. Но нашли вас спустя сутки возле него. Как вам удалось добраться до него? Вы что, летать умеете, как Питер Пен?
- Я бы и сам хотел это знать. Не знаю, помню, что прилег у валуна...заснул, и оказался у терминала. Эти валуны. Ими испещрена вся поверхность. Я пытался отколоть образец, но валун разлетелся на сотни мелких осколков, как будто взорвался изнутри. И...у меня было постоянное ощущение, что за мной наблюдают...
- Знаете, я говорила с капитаном. Он мне сказал, что странно, но поверхность планеты абсолютно ровная - только песок. И никак валунов, которыми вы грезите. Я даже смотрела в библиотеке краткий ролик о планете, когда ее исследовала экспедиция с "Bora" тридцать лет тому назад - пусто. Только горы. Нет никаких равнин, усеянных обломками.
- Бред...Вы что, думаете, я сошел с ума? Я видел собственными глаза кучи валунов на равнине.
- Я вам сделаю укол, и вы заснете. Вам нельзя волноваться.
Темнокожая медсестра, виляя массивным задом, подошла к Конраду, закатила рукав на его пижаме, и ввела шприцом в вену успокаивающее: "Сейчас вы заснете, а когда проснетесь, вам будет лучше..."
Он почувствовал, как опять проваливается в бездну, и, все, набирая и набирая скорость, Виттман вдруг вспомнил, что в его скафандре остались мельчайшие осколки валуна, которых якобы не было на равнине. Но...бездна его засасывала все дальше...мысль замерла...Он заснул.