- Ваш супруг опять рылся в моём кусте роз. - Голос соседки звучал строго и осуждающе.
- Он что-то прятал или, наоборот, искал? - спросил я чисто из любопытства.
- В следующий раз я заявлю в полицию о несанкционированном проникновении и порче частной собственности, - поджав губы, произнесла миссис Дутлих. - Я вас предупредила.
- Я обязательно накажу его. Лишу сладкого на два дня.
Шутить соседка сегодня была не расположена. Впрочем, она никогда не была расположена к шуткам. Подчёркнуто серьёзная, мнительная и мелочная, всегда готовая к склоке. Старая ведьма, отравившая все два года моего здесь проживания. Она ещё раз окинула меня осуждающим взглядом, задрала подбородок и гордо прошествовала восвояси.
Я оглянулся на сидящего за столом Джека. Он высунул язык и отвернулся к окну. Будто не про него только что говорили. Будто куст сам себя обкопал. Некоторым хоть кол на голове теши. Ведь просил же не ходить по соседям. Своих насаждений мало, что ли? Знает, бестия, что я физически не способен его наказать, и нагло пользуется этим.
Настроение было испорчено с самого утра. Сев за стол, я без охоты, скорее по инерции, закончил завтрак и просмотрел утреннюю газету. Сатанисты сожгли чёрного козла прямо на центральном кладбище. Сегодня пройдёт объединённый марш протеста христианских церквей. Поп-дива Джессика Пирс рассорилась с одной из своих жён и сказала что-то нелицеприятное в её адрес. Та, обидевшись, дала откровенное интервью и опубликовала шокирующие фотографии. Стартовала компания по выборам мэра. Ничего экстраординарного. Кроме предстоящих выборов - никаких важных тем. Даже в колонке происшествий одни ДТП, убийства и ограбления.
Всё летит по накатанной. Раз нет никаких неожиданностей, в мэрию можно не торопиться. Без меня перебьются. Заскочу сперва в Хорборн, встречусь с Фредди.
Не успел я собраться, в дверь опять постучали. Неужели старая грымза что-то недосказала?
На крыльце стояла массивная афроамериканка средних лет в чёрном деловом костюме. Сзади её подпирал молодой парень латиноамериканской наружности. Тоже при полном параде. Сразу было видно, что эти двое здесь не просто так, а по делу. Важному и неотложному.
- Мистер Тод Винер? - поинтересовалась гостья официальным тоном.
- Он самый. Чем могу быть полезен?
- Мы из лиги "Охраны семьи и против жестокого домашнего обращения". Поступил сигнал, что вы третируете и унижаете супруга.
Вот ведь, карга старая. И когда только успела? И эти молодцы. Стремительны, как биржевые индексы. Наверное, сидели в полной амуниции в заведённой машине, ждали только сигнала. Или, подобно полицейским, патрулировали район в поисках работы. К этой братии, больше чем к другим, применима поговорка про волка, проводящего день на ногах.
- Извините, здесь какое-то недоразумение. Я просто пошутил в разговоре со своей милой соседкой.
- Сейчас мы во всём разберёмся. Можно пройти? - пёрла как танк защитница обездоленных и помыкаемых.
В принципе, я и не рассчитывал избавиться от неё легко. Такие если уцепятся - не оторвёшь. В лучшем случае полчелюсти в теле оставят. Не впустишь - ворвутся с полицией и журналистами, а скандал нам сейчас не нужен. Не столько мне, сколько моему старику, баллотирующемуся в мэры.
- Конечно, конечно. Входите, смотрите. Это очевидный наговор. Мы живём дружно, душа в душу.
Не смотря на свою комплекцию, визитёрша довольно шустро юркнула в гостиную, а оттуда, немного поводив носом, направилась на кухню. Парень остался у дверей. Видимо, чтобы я не сбежал.
Я было отправился следом за своей пронырливой гостьей, но тут телефон на поясе завибрировал.
- Как жизнь половая? - задорно осведомился на том конце радиотоннеля звонкий Мартин голосок.
- Извини, я сейчас занят.
- Вы до сих пор этим занимаетесь? - радостно взвизгнула собеседница. - Оторвись уже от него, новый день давно настал.
- Марта, ей богу не до тебя. У меня гости из лиги "Охраны семьи".
- Так ты его ещё и бьёшь?! Садо-мазо? Не замечала за тобой таких наклонностей. Что же ты раньше не сказал? У меня есть такие стильные наручники... - мечтательно протянул девичий голос в трубке. Она явно упивалась разговором.
- Ну, Марта, перестань. Давай ты вечером насладишься своим остроумием. Я напомню, на чём мы с тобой остановились.
- Обещаешь? Мы всё-таки встретимся? - заговорщицки осведомилась моя бывшая невеста и, по совместительству, самая лучшая девушка на земле.
- Конечно, как договаривались. В девять.
- Только супруга своего не приводи. Я жутко ревную его к тебе. Могу укусить ненароком.
Раздались короткие гудки. Она никогда не прощается и всегда кладёт трубку первой. Такой характер. Лёгкий, светлый, озорной. Какое всё-таки счастье, что она меня любит.
Оглянувшись, я поискал глазами гостей. Парень - по-прежнему у дверей. Его начальница вернулась из кухни и что-то вполголоса втолковывает Джеку. Тот слушает её, преданно глядя в глаза и открыв, в приступе доверия, рот. Вздохнув, я направился к ним. Только бы не опоздать на встречу с Фредди. Он, в отличие от меня, человек занятой и ждать не будет. Отобедает и уйдёт. Ищи его потом, передоговаривайся. А дело, между прочим, не ждёт. Марта весь мозг вынесет и будет права. Я сам заварил эту кашу, сам должен и расхлёбывать. И чем раньше, тем лучше.
***
Хорборн - тот ещё райончик. Некогда фешенебельный пригород, лет десять назад он был поглощён быстрорастущей окраиной Стоунвиля. Элита перебралась дальше от центра, а в брошенные дома заселили темные личности. Причём, тёмные не только и не столько лицом.
Остатки былой роскоши покрылись таинственными граффити. На широких лужайках выросли невообразимые пристройки, на перекрёстках и в глубине скверов - разнообразные, подчас весьма экстравагантные здания. То там, то тут высились храмы и капища. Появились в огромных количествах истуканы, жертвенники и идолы.
Район теперь по праву считается центром духовной жизни города. Его религиозным сердцем. Здесь каждый найдёт себе храм по душе и вероисповеданию. Их много тут разных, на любой вкус и цвет. И главное - они не мешают друг другу, сгруппированные с умом и тактом. Снабжённые указателями и предупреждающими табличками. Баннер "Тем, кого могут оскорбить или испугать предсмертные крики жертв, дальше лучше не ходить" красноречивая тому иллюстрация.
Фредди любил назначать встречи в забегаловках этого района. Говорит, чтобы далеко не ездить. Мол, у него много дел с местными обитателями. Я же считаю, ему просто нравится эпатировать своих чистеньких, беленьких и богатеньких клиентов. Нравится, когда они испуганно оглядываются, затравленно вздрагивая, при каждом шорохе.
Меня же на это не возьмёшь. Ещё в старших классах я облазил здесь всё вдоль и поперёк. И в бар "Чёрная месса", где юрист назначил мне встречу, хаживал и не раз: одно время я был падок на всякую чернокнижную чертовщину. Что поделать, переходный возраст. Гормоны, прыщи, страсть к мистике, вера в сверхъестественное, желание оспорить всё, что говорят взрослые. От первого и последнего, кстати, я страдаю до сих пор. По их милости и вынужден был договариваться с Фредди о встрече.
Машину я бросил в пяти кварталах от бара, на охраняемой стоянке. Колёса, конечно, здесь не скрутят - не тот контингент, но пентаграмму на капоте могут нацарапать запросто. Старик меня потом с башмаками съест. У него нездоровая страсть к отжившим своё продуктам автопромышленности. Лучше уж пройтись немного. Заодно жирок растрясу.
Нырнув под баннер, я свернул направо. Там, в глубине узкого, тёмного переулка находился искомый бар. Оформленный в красно-чёрных тонах, увитый готическим орнаментом он выглядел мистично и загадочно. "Чёрная месса" был культовым еще во времена моего детства. Потом, с открытием новых, не менее инфернальных заведений, он утратил свою исключительность, но продолжал оставаться одним из самых популярных заведений. Завсегдатаи любили его за качественную выпивку и хорошую кухню.
Несмотря на раннее время, посетителей было полно. Они, как пауки, копошились в полумраке, бросая длинные тени на мрачные, увешанные откровенными гобеленами стены. В тусклом освещении тяжёло было что-либо рассмотреть. Я еле нашёл Фредди, сидящего в дальнем углу за кружкой "Крови христианских младенцев". Подсев рядом, я заказал себе того же. Этот пурпурный эль действительно хорош. Один из лучших в городе.
Выпили, поговорили о погоде, футболе, политике, религии и прочих мелочах. Наконец, соблюдя формальности, юрист перешёл к делу:
- Ну, что там у тебя стряслось?
- Я... семьёй обзавёлся.
- Слышал. А зачем? Ты, вроде, с Мартой крутил.
- Понимаешь, Марта чистокровная белая. Без всяких примесей. Из хорошей австро-ирландской семьи. Отличница, христианка, бывший капитан группы поддержки...
- И?
- Отец встал на дыбы. Ты, говорит, меня шовинистом хочешь сделать перед выборами? Кто проголосует за кандидата, у которого в семье совсем без урода. Она даже не колется и не нюхает. Я говорю, пусть мама колоться начнёт, а он совсем в истерику впал.
- И поэтому ты решил сочетаться браком со старым беспородным кобелём?
- Не такой уж он и старый, - поневоле начал оправдываться я. - Всего одиннадцатый год пошёл. Для мелких собак это отнюдь не преклонный возраст. Отличный характер, добрый нрав. Вырос вместе со мной. Да и какая разница? Я надеялся, что отец одумается, поймёт, как был неправ.
- А он не понял, - продолжил за меня Фредди, хрюкнул и спрятал нос в кружку. Мог бы и в голос смеяться. Я сам понимаю, как всё это по-идиотски звучит.
- Да. Только крякнул и сказал, что хотел внуков понянчить, да видно не судьба.
- И поскольку вы оба гордые да упёртые, никто из вас не пошёл на попятную. Смешно. Спасибо, повеселился от души. Но от меня-то ты что хочешь?
- Помоги. Просто развестись нельзя. Семья - важнейшая американская ценность. Развод через месяц после свадьбы в глазах общественности хуже, чем безудержный загул. Блудящий просто ищет, а разводящийся нашёл и тут же бросает. Старик убьёт меня. Придумай что-нибудь.
- Ладно, - ответил Фредди, глядя в стол и изо всех сил стараясь не рассмеяться. Внезапно, мгновенно и неуловимо, он стал серьёзным и уже уверенным, доверительным тоном продолжил: - Есть несколько мыслей. Ты только не дёргайся. Делай что скажу и будешь в смокинге и при банке.
Вот это другой разговор. Я подался вперёд, готовый ловить каждое его слово.
***
Отца я нашёл в его кабинете. Он не встал при моём появлении и даже не поздоровался. Просто молча сидел за столом, сцепив руки перед собой, и терпеливо ждал, когда я устроюсь в огромном и неудобном кресле для посетителей.
По всему выходило, что беседа будет серьёзной.
Выждав почти театральную паузу, старик начал густым прокуренным баритоном:
- Сын, я никогда тебя ни о чём не просил. Не заставлял делать того, что тебе не нравилось. Закрывал глаза на все твои шалости. Я даже предоставил тебя самому себе, подыскав непыльную работёнку в мэрии. Но ничто не вечно, и каждая вещь имеет свою цену. Настала пора отдавать долги.
Я молча слушал. Конечно, я мог бы напомнить ему о моёй сорванной свадьбе. То, как он не дал мне денег на актёрские курсы. Как, не советуясь, вышвырнул из дома два года назад. "Ты уже большой и должен жить один. Я купил тебе особняк в приличном районе". Мог бы, но зачем? Старик никогда не признаёт своих ошибок и не любит, когда его ловят на художественных преувеличениях. Попытка найти правду только вызвала бы вспышку ярости и привела бы к очередной ссоре. Мне же хотелось узнать причину внезапной отцовской милости.
- В этот раз мне будет трудно переизбраться. Все аналитики так говорят. У Педро Гомеса отличные шансы на мэрское кресло. Конечно, он сам - пустое место. За ним никто не стоит. Так, мелкие лавочники и часть профсоюзов. Но в отдельных слоях общества принято голосовать по внешности. Он самбо. Причём, негра и индейца в нём практически поровну. Он свой для них всех, и это может сыграть решающую роль.
Старик налил себе из графина и промочил горло. Некоторое время он молчал, грядя вдаль и собираясь с мыслями.
Да уж, прощание с уютным креслом. Что может быть трагичнее? Впрочем, зря я иронизирую. Мне тоже придётся несладко.
- Так получилось, что твоё идиотское бракосочетание даёт нам шанс зацепиться. Но предстоит серьёзная работа. По всёх фронтам. Надо перетащить на свою сторону всю эту цветную шушеру. И зелёных, и голубых, и розовых, и серо-буро-малиновых в крапинку. Я назначу тебя председателем предвыборного штаба. Конечно, работать будут другие. Тебе нужно лишь ездить, жать руки, улыбаться. Что скажешь? Поможешь отцу?
Разве у меня есть выбор? Гордо отказаться и через полгода бродить по городу, в поисках работы продавца или сборщика мусора? Соплеменники Гомеса не пустят меня в этот бизнес. Без вариантов.
- Конечно, папочка. Сделаю всё, что могу.
Тут старик, наконец, поднялся, подошёл и обнял меня за плечи.
- Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Мы, ведь, свои люди, сынок. Потом сочтёмся.
Конечно, сочтёмся, подумал я. Не забудь только напомнить, чтобы я включил всё это в окончательный счёт. И помощь, и безропотное терпение твоих липких объятий.
Преданно похлопав его по руке, я постарался побыстрее закруглить сцену излияния родственных чувств. У меня были другие планы на вечер.
***
С Мартой мы встретились в одной из классических пиццерий центра. В "Мамаше Пепперони".
Она пришла туда прямо с тренировки по теннису. Разогретая, румяная, сияющая. Щебетала, не переставая, не упуская, при этом случая привычно поддеть меня.
- Вы когда себе ребёночка из приюта возьмёте? Сейчас, ведь, модно усыновлять. Особенно в семьях, физиологически не способных к продолжению рода. Обычных сирот уже не хватает. В каждом штате по инкубатору открыли, а то и по два, и все работают на полную катушку.
- Понятно, почему не хватает: традиционных семей мало стало. Каждый живёт с кем хочет. Рожать некому, - я вяло поддержал разговор, думая как перейти к главному.
- Вот и я говорю. Вас хоть возьми, - обрадовалась Марта. - Ни один родить не может. А вы кого усыновлять будете? Щенков или человечков? Если щенков - меньше пяти не берите. Какая ж это собачья семья, если меньше пяти бутузов.
- Спасибо, я учту.
- Да, и не стоит брать, и тех, и этих. В одну школу их сдать не получится, а развозить детей по всему городу нервно и накладно выйдет, - веселилась моя любовь, ожидая заказ.
- Раз ты всё так хорошо знаешь, давай к нам, в дружную семью, - вырулил я в нужную сторону.
- Ты хочешь меня удочерить? Боюсь, мои родители будут против.
- Нет. Не удочерить, а взять в жёны.
- Но у тебя есть уже законный супруг.
- Ну и что? Фредди сказал, что закон штата не запрещает, если это допускает вероисповедание. У нас в городе полно мусульман. Среди них практикуются расширенные семьи. Не нравится ислам - давай примем мормонство. Они тоже христиане, только мультисупружные.
- Ты всё ещё водишься с Фредди? - попыталась сменить тему Марта. - Он пошлый, скользкий и циничный.
- Он мой друг. Надёжный, всегда готовый прийти на помощь. За время нашего знакомства он не раз вытаскивал меня из передряг.
- Мне кажется, не бескорыстно. Он с тобой, пока это ему выгодно. Он тебя просто использует.
- Хватит, солнышко, он мой друг и точка. Давай, лучше вернёмся к моему вопросу.
- Понимаешь, - поскучневшая Марта с трудом подбирала слова, - религия - это не одежда, которую легко можно сменить. Это принципы, убеждения, образ мысли. Вера, наконец. Это если и меняется, то трудно, медленно, путём внутренней борьбы и долгих, мучительных раздумий. Смена же религии понарошку, ради мелких сиюминутных интересов, это... святотатство. Я не могу так.
Я хотел было спросить, когда это я стал мелким и сиюминутным, но вовремя себя одёрнул. Ни к чему хорошему это не привело бы. Обычно лёгкая и светлая Марта в некоторых вопросах была как кремень. Тронь - искры во все стороны. Её религиозные взгляды были одной из таких взрывоопасных тем.
Я даже недоумевал иногда, как в ней уживаются острый язычок и высокая, почти пуританская мораль. Не понимал, как могут старомодные и заплесневелые убеждения сочетаться с её жизнерадостностью, открытостью и бурной энергией. Но именно эта таинственность и необъяснимость привлекала. Выделяла её из ряда фарфоровых хохотушек. Заставляла любить самоотверженно и безоглядно.
- Не понимаю, но чувствую, что сказал что-то не то, - скорчил я дурашливую рожицу. - Разреши загладить свою вину, принцесса.
- А чем будешь гладить? - мгновенно повеселела она. В голубых глазах заплясали озорные искорки.
- Естественно утюгом. Какие могут быть сомнения?
- Утюгом гладят неодушевлённые вещи. Организмы обычно гладят рукой, - просветила меня Марта, пододвигая в себе принесённую лазанью.
- Поскольку вина не организм и не вещь, считаю, её можно заглаживать чем угодно. Хоть веслом, хоть мороженым, - включился я в пикировку, стараясь скрыть разочарование.
Что ж, зная Марту, я не очень-то и надеялся на такой вариант. Хотя, горёчь всё равно чувствовалась. Это было самое простое и выгодное всем решение. Придётся искать обходные пути или подождать. Подводить отца не хотелось. И не только ради него.
****
Избирательная гонка вышла на финишную прямую. Я стал подолгу задерживаться в избирательном штабе, мотаясь по городу в попытках везде успеть. Все были рады заполучить меня. Всё-таки сын мэра. Член его семьи и глава штаба по совместительству. Нужно было охватить мероприятия, куда не успевал или не хотел успеть старик. Там разрезать ленточку, здесь - перерезать горло жертвенному барану. Что-то открыть, в чём-то поучаствовать. Каждая поездка - это голоса избирателей.
По настоянию дамы из лиги "Охраны семьи" я нанял Джеку временного компаньона. Супруг, оказывается, не должен страдать от моей загруженности на работе. А мне так даже и лучше: придёшь домой, а пёс уже выгулян, сыт и вычесан. Остаётся только за ушком потрепать, новостями поделиться и получить свою долю любви и преданности.
Пожилого латиноамериканца предоставила солидная фирма домашних услуг. Диас всю жизнь был садовником, но в последнее время его стал донимать ревматизм, и он перешёл на работу полегче. Мне было всё равно, лишь бы он справлялся со своими обязанностями.
В тот день я выступал на акции по сбору средств для людей, "нашедших себя в другом естестве". Я как раз заканчивал свою речь, когда в кармане завибрировал телефон.
- Чем человек, ощущающий себя, например, собакой хуже человека родившегося не того пола? Почему операцию по смене пола сейчас делают на средства общественных фондов, а люди, попавшие не в своё тело, вынуждены выкручиваться сами? Разве человек лучше собаки? Да у меня самого супруг - пёс. Чуткий, добрый, преданный. Могу вас заверить, что мало встречал людей с такой душой. Ему можно завидовать. Логично хотеть быть похожим на него. Так зачем мешать людям приближаться к своему идеалу? Не только духовно, но и физически. Избирательный штаб моего отца желает вам успехов в вашей нелёгкой борьбе и жертвует круглую сумму на это благое дело.
Потрясая чеком, под аплодисменты и выкрики одобрения я сошёл со сцены. За кулисами достал телефон. Звонил Диас. Причём три раза. Первые вызовы я не заметил, увлёкшись выступлением.
- Что случалось, амиго? - спросил я, набрав его номер.
- Беда, мистер Тод. Я не смог его удержать. Он всегда такой тихий был. А тут как взбесился. Но я не виноват. Это они. Нельзя было её приводить.
- Погоди, ничего не понимаю. Джек жив?
- Да, конечно, слава Деве Марии.
- Тогда спокойно, по порядку, рассказывай, что произошло.
- Мы пошли гулять. На площадку. Как всегда. Они привели течную сучку. Я не смог его удержать. Он как с ума сошёл. И... Он изменил вам.
- О господи! Какой ужас. И многие это видели?
- Да. Там в это время всегда полно народу.
- Сидите с ним дома, никуда не выходите. Я сейчас приеду.
Сказав помощникам, что у меня проблемы в семье, я сел в такси и рванул домой. Мне стоило огромных трудов стереть улыбку с лица.
Прямо из машины, не удержавшись, позвонил Фредди.
- У меня проблемы. Супруг мне не верен, - радостно сообщил я в трубку.
- Какой ужас, - сказал он самодовольным тоном. - Полагаю, ты это так не оставишь?
- Да, подготовь документы, я подаю на развод.
Приехав, первым делом я выпроводил помощника. Пусть переживает наш общий конфуз в одиночку. Слишком бурные эмоции переполняли меня. Я мог ненароком себя выдать.
В ожидании юриста я нервно ходил по дому, время от времени в отчаянии хватаясь за голову. Это для соседки. Уверен, миссис Дутлих прильнула к щелочке в занавесках, наблюдая за моими окнами. Не пройдёт и получаса, как происходящее у меня станет известно всей округе. И лиге "Охраны семьи", в том числе, разумеется.
Фредди приехал часа через полтора. Он был мрачнее тучи. Бросив солидный конверт на стол, он налил себе виски и упал в кресло.
- Что это? - поинтересовался я.
- Фотографии, - ответил он и щедро отхлебнул из стакана.
В предвкушении я открыл пакет, посмотрел верхнюю карточку, потом ещё несколько под ней, достал парочку из середины.
- Не понял.
- Они перехватили меня, - горько пояснил юрист, - и обменяли свою пачку на мою.- Говорят, их подборка увлекательней.
- Пожалуй, - задумчиво подтвердил я, рассматривая себя, целующегося с Мартой в разных местах нашего немаленького города. - Кто это был?
- Твоя угольно-привлекательная знакомая из "Охраны семьи". Её Джессика, кажется, зовут.
Занятно. Там были и весьма старые фотки, сделанные ещё до памятного визита ко мне сладкой парочки. По-видимому, они взяли нас на карандаш сразу после свадьбы. Теперь понятно, как они так быстро явились после звонка соседки. Возможно, она и не звонила никуда.
- Значит, они всё время за мной следили. А вёл себя как... И что теперь делать?
- Что делать, - уныло передразнил Фредди и снова отхлебнул из стакана. - Не разводиться, так точно.
Некоторое время он молчал. То ли думая, то ли мысленно отслеживая путь обжигающего напитка по пищеводу.
- Мы у них под колпаком. Даже пальцем пошевелить не можем. Они в силе. Они - икона. Они - авангард общечеловеческих ценностей. Мощнее сейчас разве что охранители мультикультуризма... Гм. Может этим и попробовать? Тем более противник подходящий...
Я ничего не понимал, но сидел тихо. Если кто и способен выправить ситуацию, так это Фредди. Лучший юрист города по щекотливым делам и мой друг.
- Ладно, у меня есть одна идея. Веди себя тихо. Мне не звони. Я сам тебя найду, когда нужно будет.
Он встал и, не прощаясь, вышел, прихватив с собой едва початую бутылку виски. То ли изображает горе, то ли и впрямь уязвлён и раздавлен. Что ни говори, удар нанесён мастерски. Если бы я, как Фредди, считал себя пупом земли и самым хитрым пронырой штата, такой щелчок по носу меня, пожалуй, серьёзно бы расстроил. Впрочем, что его жалеть. Он жертва собственной самонадеянности. Нет, пожалуй, всё-таки моей. Но он мог бы меня предупредить, если бы подумал. Я так считаю.
***
Марта задумчиво крутила соломинкой в стакане с коктейлем. Она была тиха и сосредоточена. Это было так несвойственно ей, что я почувствовал жгучую вину непонятно за что.
- Детка, надо немного потерпеть, - просительно повторил я. - Пройдут выборы, и мы распутаем этот клубок. Пойми, так получилось, что у отца без голосов авангардных меньшинств практически нет шансов, а я - основной собиратель на этом поле.
- Я видела твоё вчерашнее выступление, - грустно сказала она. - Неужели у тебя нет ничего святого? Должна же быть какая-то грань...
- О чём это ты? - опешил я.
- О людях-собаках. Как ты мог? Ты действительно не видишь разницы? А как же "по образу и подобию"? Как же "божественный замысел"? Неужели ты не понимаешь, что главное внутри, а эти люди себя просто калечат.
- Но это же просто слова. Для рейтинга. Для победы на выборах. Я же не заставляю их, не тяну в клинику пластического хирурга.
- Значит, для победы можно нести всё что угодно? Ради рейтинга позволительно поддерживать любые, даже самые бредовые и людоедские взгляды? Ты в чёрной мессе поучаствовать не собираешься? С человеческим жертвоприношением и групповым изнасилованием девственниц. Или хотя бы призвать к участию. Одобрить. Ради мэрского кресла, поди, не зазорно.
- Марта...
- Что, Марта? У меня такое ощущение, что я тебя не знаю. И не знала никогда. Не провожай меня.
- Погоди. Ты все не так видишь...
Бросив салфетку на стол, она стремительно вышла из ресторана.
Я попытался догнать её, но она как будто в воздухе растворилась. Вот только была у входа - и нет никого. Лишь пара торговок телом на тротуаре переступают с ноги на ногу и непонятное шествие вдалеке. А ведь всего на пару секунд задержался. Поискать адекватную ужину купюру.
Поникнув головой, я пошёл в сторону скопления людей. Как-никак шум, крики, эмоции. В накатившей волне самоуничижения и тоски это было самое то.
Шествие оказалось глупым и унылым. Христиане разных концессий, а в одиночку они давно не могли собрать приличной толпы, требовали запрета абортов и внутриутробной модификации эмбриона.
Всё происходило донельзя вяло. Скучные, серые люди кричали нестройные речёвки. Потом, ближе к мэрии, все взялись за руки и монотонно уныло завыли. Однообразные транспаранты не привлекали внимания. Чёрные буквы на белом фоне, скорее, отталкивали.
А сами лозунги? Опять "замысел божий", "преступления против творца" и "по образу и подобию". Они с Мартой что, сговорились? Хотя, если подумать, этого и следовало ожидать. Из одной книги черпают мудрость.
Как они не могут понять, что бог давно у каждого свой. И боги большинства людей ничего подобного не замысливали. И книга у каждого своя. Причём, у многих - не одна. И в этих книгах изложены совсем другие каноны.
Права и свободы человека - вот сейчас главные ценности. Написали бы, что родители не должны посягать на право ребёнка на жизнь и на право самостоятельно определять своё внешнее и внутренне устройство. А лучше бы нарисовали искалеченного, изуродованного малыша, говорящего кривой щелью рта: "Я вас об этом не просил". И всё. Толпы сторонников обеспечены. Лига "Охраны семьи" шла бы в первых рядах. Вместе с обществом "За личные права" и объединением "Хотим сами решать". А так - редкие прохожие втягивают головы в плечи и, ускорившись, спешат по своим делам.
У площади Дружбы я отстал от христиан и примкнул эпикурейцам, требующим разрешить проведение ритуальной оргии на центральной площади. В честь круглой даты со дня то ли рождения, то ли смерти Учителя.
Вот у этих с презентабельностью всё было в порядке. Яркие краски, весёлая музыка, звонкие лозунги, запоминающиеся плакаты. Полуголые девушки впереди колонны улыбаются, призывно и обещающе, надёжно приковывая внимание. Идущие следом, хоть одеты менее откровенно, но так же открыты, радушны и радостны. Ты ещё раздумываешь, присоединиться ли к шествию, а мягкие, нежные руки уже увлекли, обогрели, закружили в ритме непрекращающегося танца.
Некоторое время я пытался забыться, растворившись во всеобщем празднике братской любви, но слова Марты не давали покоя. Я ещё и ещё раз прокручивал наш разговор, ища возражения, аргументы, доводы. Всё придуманное казалось мне неубедительным, я нервничал и уходил на новый виток.
Наконец, поняв, что хорошо сегодня уже не будет, я высвободился из объятий ласковой соседки, извинился и побрёл домой. К шершавому языку и всепрощающему добродушию Джека. Он внимательно, не перебивая, выслушает меня, обязательно примет мою сторону и сочувственно лизнёт в щёку. Станет легко и покойно. Как в детстве, когда я жаловался ему на школьных хулиганов или делился секретами первой влюблённости. Как здорово, когда тебя дома ждут.
***
Их было пятеро. Парней, вынырнувших неизвестно откуда. Одеты один причудливей другого. Увешаны цепями и амулетами. Узкоглазая и большегубая пена полулегальных окраин.
- Господь внял нашим молитвам, - развязно сказал самый крепкий из них и вразвалочку подошёл к нам с Джеком.
Мы возвращались с симпозиума адептов групповой однополой любви. Шли через сквер к стоянке машин. Так было ближе.
После с трудом замятого скандала мне пришлось уволить Диаса, и теперь я везде таскал пса с собой. Попытался было оставлять его дома, но незамедлительно удостоился визита надзирающего инспектора. Джессика была красноречива и убедительна. Я проникся. Она действительно верит в то, о чём говорит. Защита семей и их членов друг от друга её призвание. Единственное о чём я жалел - не догадался вовремя включить диктофон. Посмотреть бы потом, чем крыла бы её доводы Марта. Я - так полностью уверился, что собаки это высшие существа. Не они, а мы их недостойны.
Пока я выразительно стрелял глазами в прохожих, странная кампания взяла нас в кольцо.
- Сэр, нам нужна ваша собака для проведения важного обряда, - глумливо продолжил вожак. - Мы вернём её. Потом. Почти всю. Но лучше, если вы нам её подарите для ритуального сожжения.
- Парни, шли бы вы по своим делам дальше, - сказал я, растерянно скосив глаза на Джека. Тот выгибался, радостно виляя хвостом, и возбуждённо вертел головой. Похоже, он решил, что с ним сейчас будут играть. - Мы уважаем ваши верования, но принимать участия в ваших обрядах, не имеем ни малейшего желания.
- У нас очень молодая и растущая религия. Мы ещё не избалованы обожанием толп сторонников. Нам, пока, согласие пассивных участников наших месс не обязательно. Желательно, но не обязательно.
Я решительно шагнул вперёд, давая понять, что разговор окончен. Стоящему передо мной верзиле пришлось отступить на шаг. Я потянул поводок, стремясь побыстрее увести пса от этой кровожадной компании. Внезапно, в глазах потемнело, и мир выключился.
Очнулся я примерно через полчаса. Голова жутко болела. Особенно затылок. Он яростно пульсировал волнами жгучей боли в такт биению сердца.
Я огляделся. Несмотря на довольно позднее время, на аллее было полно народа. Кормящие голубей старушки, гуляющие парочки, одинокие мужчины и томные дамы. Никто не обращал на меня внимания. Подумаешь, лежит человек на дорожке. У нас свободная страна, пусть, где хочет там и лежит.
Сначала, я позвонил в полицию, потом - Фредди.
- Это ты? - спросил я вместо приветствия.
- Конечно, я. Ты же мой номер набрал. А я просил мне не звонить. Говорил, сам тебя найду. Помнишь? - ответил он раздражённо.
- Это ты всё подстроил? - повторил я с нажимом.
- Что подстроил? Ты где? Что случилось? - резко сменил тон он.
- Не притворяйся, Фредди. Я теперь понимаю, о чём ты говорил тогда.
- А я вот не понимаю, о чём ты. Иди домой и жди меня там. Я скоро приеду.
Да, домой. Вот только полицию дождусь, заявлю о похищении. Не вставая с земли, я стал ждать приезда патруля.
Люди молча обходили меня, делая вид, что не замечают. Идите. Готов спорить, завтра я буду одной из ярких жемчужин в пёстрой россыпи соседских сплетен. Где-нибудь посредине между бракосочетанием пяти активисток, которое активно обсуждалось на сегодняшнем симпозиуме, и скандалом на открытии спецшколы для детей из традиционных семей.
Вдалеке завыла сирена. Кто-то ускорил шаг, а кто-то остановился в ожидании представления. Город продолжал жить своей обычной жизнью. И я опять оказался в её центре. Она буквально проехалась по мне. Мне это совершенно не нравилось.
***
Фредди не обманул. Не успел я переодеться, как он уже стучал в мою дверь.
С собой он принёс литровую бутылку виски. Плеснул мне в стакан, подождал пока я выпью и спросил:
- Так что всё-таки случилось?
По телу разлилась приятная волна. Боль, не то чтобы утихла, но вместе с головой отдалилась на приличное расстояние и парила там, не мешая думать. Мысли текли плавно, не вызывая прежних спазмов щемящей горечи. Я выпил ещё.
- Ты точно не при чём?
- Стал бы я тогда спрашивать, - криво улыбнулся он.
Что-то смутило меня в этой улыбке. Что-то заставило сомневаться в его словах. Но я не стал настаивать. Нестерпимо хотелось выговориться.
- Ко мне в сквере подошла группа каких-то то ли сатанистов, то ли идолопоклонников. Потребовали отдать Джека для жертвоприношения. Я отказался. Тогда они оглушили меня и увели его силой.
- Дааа. Дела, - протянул Фреди в задумчивости. - С оглушением они, конечно, переборщили. Но так даже лучше. Там камеры везде, пусть твоя эбонитовая зазноба только заикнётся о нашей причастности. Да и как предвыборный ход - самое то. Голосование через неделю. Мы такой скандал раздуем - Педро Гомес будет плакать от зависти.
Я с надеждой уставился на своего друга.
- Значит, всё-таки ты. Что с Джеком? Где он? И при чём тут Гомес? На выборы мне плевать. Избирается мой отец, а не я.
- Правильно, твой отец. Он мой самый богатый, самый почётный и самый любимый клиент. А про пса - забудь.
- Когда это ты успел с ним познакомиться? И что значит "забудь"?
- Всегда знал. Я по его просьбе тебя и подобрал. Чтобы опекать и вытаскивать из передряг. Ему, как политику, лишние проблемы с сыном были ни к чему, - проигнорировал мой второй вопрос Фредди.
Я сидел как оглушённый.
Друг. Верный и единственный. Нанятый отцом для присмотра за мной. Любимая девушка, неделю не снимающая трубку и не отвечающая на письма и СМС. Отец, желающий, чтобы я кривлялся перед толпой за закорючки на клочках бумаги. Память о псе, добром и преданном, отданном на заклание ради рейтинга того же отца. Что у меня есть ещё? Что ещё хорошего я накопил за долгие годы своей бесполезной жизни?
Руки сами нащупали бутылку, наполнили стакан и опрокинули его в горло. Мысли стали течь медленнее. Они уже не так стучали в виски неудержимыми волнами крови.
- Что значит забудь? Когда мне его вернут?
- Тод, брось. Давай без истерик. Не хватало ещё из-за простой собаки с ума сходить, - увещевал продажный юрист.
Джек был не просто пёс. Он - единственное существо, не предавшее меня, не использовавшее меня, не бросившие в трудную минуту. Единственный, кто оставался со мной до конца.
Не знаю, почему я не убил Фредди прямо на месте. Я даже не бросился на него с кулаками. Виски, ослабив боль, окунуло меня в море апатии. Я, как одинокая щепка, качался на его волнах, возвращаясь в комнату, лишь чтобы налить ещё. Всё казалось нереальным, игрушечным, легко поправимым.
После пары попыток что-то мне доказать, Фредди ушёл. Может, не ушёл, а наоборот, насилу вырвался из требовательного захвата и сбежал. Не знаю. Остаток вечера выпал из памяти. Я не помню, до скольких бодрствовал, не помню, как добрался до кровати. Помню только, что на этот раз бутылку юрист оставил. Я долго разговаривал с ней, жалуясь на жизнь. Она меня внимательно слушала.
Разбудил меня настойчивый стук в дверь.
Хмурый офицер сухо поздоровался и пригласил на опознание.
Через полчаса мы вошли в зябкий подвал полицейского морга.
На металлическом столе, прямо посередине скудно обставленной комнаты, что-то лежало. Белая грубая ткань не давала рассмотреть что. Я подошёл и заглянул под покров.
Жёлтые челюсти безжизненно скалятся сквозь обугленную плоть. Пустые чёрные глазницы. На опалённой шкуре кое-где видны клочья уцелевшей шерсти. И ошейник. До боли знакомый ошейник с моим именем и телефоном.
У меня пересохло в горле. Я молча кивнул и торопливо вышел из ставшего вдруг душным подвала.
Некоторое время я сидел на скамейке у полицейского участка, потом достал телефон и позвонил Джессике.
- Что нужно? - недружелюбно спросила она.
Уже знает.
- Помогите, пожалуйста, оформить мне собачий паспорт.
- Зачем?
- Понимаете, он. То есть я. С детства. Быть похожим. Это самое малое, что могу для него сделать. Главное - внутри. Потому что это неправильно...- попытался я передать словами, захлестнувшие меня чувства, и, запутавшись, замолчал.
Она некоторое время ждала продолжения. Поняв, что его не будет, так же мрачно спросила:
- Почему именно я?
- Тут такая ситуация. Мой адвокат работает на отца. Они будут против. Потому что избирательная компания. И к тому же он... Мне больше не к кому обратиться. Пожалуйста.
- Хорошо, приезжайте, - сказала Джессика и бросила трубку.
Спасибо и на этом. Тон - это пустяк. Главное, что не отказала совсем. Доверие ещё нужно заслужить. А я, правду сказать, вёл себя с ней как свинья.
Я медленно побрёл в сторону штаб-квартиры лиги "Охраны семьи". Домой можно было не спешить. Меня там никто не ждал.
***
Уже темнеет. Я стою у её дома пятый час. Не смотря на ветер и мерзкий осенний дождик. Она там, я точно знаю. И ещё я знаю, что, в конце концов, она сжалится и выйдет.
У меня полно времени. Утром я собрал пресс-конферецию и сообщил, что ухожу из политики, чтобы помогать людям. Написал заявление об увольнении. Пропуск в мэрию оставил у охраны. Ключи от дома и машины бросил секретарше отца. Деньги, почти все, что были, перевёл на счёт лиги "Охраны семьи". Остаток наличными отдал эмиссару одной малоизвестной, но серьёзной организации. Надеюсь, они оправдают свою репутацию, и Фредди получит достойный урок доброты и любви к ближним. Теперь я абсолютно свободен.
Иногда мне чудилось движение за плотно занавешенными гардинами, иногда казалось, что кто-то внимательно рассматривает меня сквозь щелочку, но на террасу никто не выходил. Ничего, я подожду. А пока прорепетирую свою речь.
Что я ей скажу? Ты сказала, что не знала меня, скажу я ей. Это правда. Я сам себя не знал. Жил не задумываясь. Катился, куда ветер дует. Был непостоянен и эфемерен. Теперь я другой. Хочу, постараюсь быть другим. Давай знакомиться. Я - Тод. Кобель породы Хоммикус. Верный друг и неунывающий собеседник. У меня хорошая родословная и все положенные прививки. Я дарю тебе себя. Будь доброй ко мне. Наказывай за проступки и прощай мелкие шалости. Я же, в свою очередь, обещаю никогда-никогда не бросать тебя. Быть верным и преданным до самой смерти.
Скажу, и протяну ей поводок и паспорт. Пусть отведёт меня в дом, положит на коврик у камина, насыплет в миску еды. И, может быть, ласково потреплет по затылку.
Обязательно скажу, пусть только она выйдет.
Что же она так долго не идёт? Я продрог, как бродячий пёс. На душе пакостно и гадко. Силы на исходе. Но надо ждать. Ждать и верить. До последнего. Ведь, именно этим мы, собаки, выгодно отличаемся от людей.
Хлопнула внутренняя дверь. Она идёт. Сейчас покажется. Вот-вот. Осталось совсем немного. Сейчас.